Мато Курои : другие произведения.

Поколение П

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Подборка для представителей этого поколения.
  Часть 1
  
  Алеша.
  
  На восьмой день похода я понял, что дальше идти не могу.
  
  Несмотря на все заботы ребят, грипп делал свое черное дело.
  
  Тягач-вездеход, механиком-водителем, которого я был, заодно
  
  выполняя и все другие обязанности по механической части, ос-
  
  тался законсервированным до весны на базе.
  
  Нести на руках меня было некому, все и так были перегру-
  
  жены. Кто-то вспомнил, что в стороне от нашего пути, километ-
  
  рах в 15, должна быть стационарная метеостанция.
  
  Я решительно отказался от провожатых, встал на лыжи, наб-
  
  росил на плечи рюкзак и двинулся в путь под сомнительными
  
  взглядами друзей.
  
  Беда подстерегает всегда неожиданно: снег подо мной вне-
  
  запно осел и я оказался по пояс в воде. Под снегом была по-
  
  лынья, и меня угораздило ввалиться в нее. Потеряв лыжи я с
  
  трудом вылез на снег.
  
  Как проделал остаток пути - не помню. Помню только, что у
  
  двери метеостанции я попытался встать, но ноги не держали меня
  
  и я рухнул на крыльцо. Очнулся я быстро. Проворные девичьи ру-
  
  ки уже раздели меня и растирали спиртом. Через 10 минут я ле-
  
  жал под двумя одеялами и пил крепкий чай пополам со спиртом.
  
  Проснулся я на следующий день поздно. За окном было свет-
  
  ло. - Девушки - позвал я.
  
  Из комнаты вышла молодая блондинка, одетая в светло-серый
  
  костюм "джерси", который выгодно подчеркивал ее великолепно
  
  развитые формы.
  
  - Скажите, пожалуйста, где я могу видеть начальника стан-
  
  ции и не знаете ли вы передана радиограмма в партию, что я
  
  благополучно добрался?
  
  Блондинка улыбнулась и ответила, что радиограмма переда-
  
  на, а начальника станции Наталью Васильевну Кузнецову я вижу
  
  перед собой. - А это, она указала на стоящую в дверях вторую
  
  девушку мой заместитель - Лия Владимировна Волина. А про вас
  
  мы уже знаем. Вы инженер-механик геологической экспедиции Сне-
  
  жин Алексей - она на мгновение запнулась.
  
  - Иванович - подсказал я.
  
  Так состоялось мое знакомство с двумя ... не знаю только
  
  слова. Вообще с людьми, чья судьба стала моей судьбой.
  
  Часть 2
  
  НАТАША.
  
  Мы с Лией подруги с самого детства. Жили в одном доме,
  
  учились в одном институте и до 4 курса были неразлучными.
  
  Вместе на танцах, вместе на лекциях, вместе готовились к экза-
  
  менам. В конце 4 курса я вышла замуж за аспиранта Володю, ко-
  
  торый вел у нас практические занятия. После этого мы с Лией
  
  стали встречаться реже. Я занималась устройством жизни, нас-
  
  лаждалась новыми для меня ощущениями и чувствами физической
  
  близости с мужчиной. Я любила Володю. Мы были молодыми, здоро-
  
  выми, и, после непродолжительного естественного периода про-
  
  буждения чувств (до замужества я была девушкой) самозабвенно
  
  отдавалась проснувшейся во мне страсти к любовным утехам.
  
  Володя был опытнее меня. Хотя он мне этого никогда не говорил,
  
  я догадывалась, что до меня у него были женщины. Но прошлое
  
  его меня не тревожило. Я наслаждалась настоящим. До замужества
  
  я была в совершенном неведении относительно интимной стороны
  
  семейной жизни, т.е. теоретически я знала, что происходит меж-
  
  ду мужем и женой в постели, да и подружки иногда ради хвастов-
  
  ства рассказывали отдельные эпизоды из своих похождений, но я
  
  им не особенно верила, думала нарочно сочиняют, чтобы приукра-
  
  сить фактическую прозу половых отношений. Я немного занималась
  
  спортом, была здоровой, всегда в гуще подруг и товарищей и
  
  требования пола ощущала слабо. Только в последние полгода пе-
  
  ред замужеством, когда наши отношения с Володей от поцелуев
  
  перешли к более интимным, по ночам я чувствовала томление и
  
  мысленно пыталась представить себе, как все это будет. Одно
  
  время меня мучил вопрос, как при нем я буду называть свою... и
  
  его..., и какими словами он скажет мне о своем желании... ме-
  
  ня. В действительности все оказалось значительно проще и пер-
  
  вое время слов для обозначения этого нам не требовалось. Чув-
  
  ство острого любопытства после первого раза сменилось чувством
  
  легкого разочарования. Мне было немного больно, стыдно и все
  
  произошло так быстро, что я не успела до конца ощутить все
  
  это. Когда Володя ощутил на пальцах мою кровь, он целовал ме-
  
  ня, говорил мне всякие глупые слова, но от попыток воспользо-
  
  ваться своим супружеским правом в ту ночь еще раз благоразумно
  
  отказался.
  
  В течение трех-четырых недель я не испытывала особого
  
  удовольствия, считая, что просто так надо. Я устраивала свое
  
  гнездо, делала разные покупки, гордилась своим положением за-
  
  мужней женщины среди подруг-сокурсниц и вообще была довольна
  
  семейной жизнью. Но постепенно я стала получать удовольствие
  
  от посещения "другом" моего "домика". "Друг дома", так мы это
  
  стали называть, хотя для остроты ощущений, иногда называли ве-
  
  щи своими именами, но это пришло позднее и почти всем словам
  
  научил меня Володя. Ему очень нравилось, когда я просила пря-
  
  мо, чего я хочу. Сначала я просто лежала под Володей, но пос-
  
  тепенно с его помощью освоила и другие позы. Мне особенно нра-
  
  вилось лежать спиной на высоком валике дивана, Володя стоит на
  
  полу передо мной и держа меня за ноги, придает им различные
  
  положения. В некоторые моменты мне было немножко больно от
  
  глубокого погружения в меня головки его ...., но это была сла-
  
  достная боль, я ее терпела и даже иногда нарочно делала так,
  
  чтобы ее почувствовать.
  
  Правда, некоторые желания Володи я в то время не понима-
  
  ла, уклонялась от них. Так, я стыдилась заниматься этим при
  
  свете и вообще при свете показываться перед Володей голой. Не
  
  понимала я и возникавшего у него желания поцеловать мою ... Я
  
  всегда прикрывала ее, подставляя под поцелуй руки. Теперь-то,
  
  став несколько опытнее в этих делах, я понимаю почему Володя
  
  при этом оставался недовольным. Он рассчитывал, очевидно, на
  
  ответную ласку, а я этого не понимала, а просить об этом он не
  
  решался. Я была воспитана в этом отношении в очень строгих
  
  правилах и даже не могла помыслить в то время, что между муж-
  
  чиой и женщиной могут быть какие-то другие способы удовлетво-
  
  рения страсти, кроме обычного введения "друга" в "домик".
  
  Вообще была наивной дурой, в чем меня жизнь очень быстро и
  
  просветила. Не понимала я и Володиного желания самосфотографи-
  
  роваться во время наших "посещений". Он приносил несколько раз
  
  фотографии на подобные сюжеты, но я не верила, что изображен-
  
  ное на фотографиях может доставлять удовольствие и наслаждение
  
  мужчине или женщине. Считала, что это нарочно позируют для
  
  возбуждения чувств у тех, кто это будет рассматривать. Володя
  
  даже увлекся коллекционированием подобных карточек, фотогра-
  
  фий. Он иногда рассматривал их, после чего бывал очень возбуж-
  
  ден и старался побыстрее загнать меня в постель. Меня же боль-
  
  ше в то время устраивало чувствовать в своей .....своего мужа,
  
  чем рассматривать как это делают другие. Очевидно, Володя пол-
  
  ностью удовлетворял меня в то время, как женщину. Я была "сы-
  
  та" и, когда у меня возникало желание ощутить в себе движение
  
  его..., он всегда шел навстречу и даже с избытком. Детей до
  
  окончания мной института мы не хотели иметь и поэтому предох-
  
  ранялись иногда резинкой, а иногда, когда Володе да и мне она
  
  надоедала, мы просто прерывали все в самую последнюю секунду,
  
  так что семя оставалось на простынях или на моих бедрах и жи-
  
  воте. Володя вытирал его своими или моими трусиками и они до-
  
  вольно часто были в пятнах. Когда Володя преждевременно преры-
  
  вался, мне всегда было его жалко, т.к. он не испытывал наслаж-
  
  дения до конца. А в то время я не знала как ему помочь. А ведь
  
  это было совсем просто только узнала я это позднее.
  
  После сдачи государственных экзаменов я должна была
  
  уехать на преддипломную практику. Тепло распрощавшись с Воло-
  
  дей, он в это время как раз собирался куда-то уходить, я пошла
  
  на вокзал, где нас должен был встречать староста группы с би-
  
  летами. К великой радости, билеты он достал только на следу-
  
  ющий день, и мы всей группой отправились по домам. Зная, что
  
  Володи нет дома, я открыла дверь своим ключом и вошла в кори-
  
  дорчик. У нас с Володей была изолированная однокомнатная квар-
  
  тира. Я поставила чемодан и начала снимать пальто, и вдруг ус-
  
  лышала голос Володи. Желая обрадовать его, что судьба подарила
  
  нам возможность провести еще один день вместе, я быстро вошла
  
  в комнату и ...
  
  Поперек дивана, совершенно голая, лежала на спине секре-
  
  тарша нашего ректора Райка. Ноги ее были подняты, согнуты в
  
  коленях и широко разведены. Володя полураздетый стоял перед
  
  ней на коленях и, положив руки на внутренние стороны ее бедер,
  
  жадно целовал Райкину ... Глаза Райки были закрыты, на щеках
  
  горел румянец, руками она страстно прижимала Володькину куче-
  
  рявую голову к своему "домику" , в такт поцелуям Райка быстро
  
  шептала: "Еще,еще, а потом я тебя" ...
  
  Пальто соскользнуло у меня с плеч и с мягким стуком упало
  
  на пол. Райка открыла глаза и с недоумением посмотрела на ме-
  
  ня. На лице ее быстро сменились выражения растерянности и ис-
  
  пуга. Одной рукой она отталкивала Володькину голову, а другой
  
  пыталась набросить на себя свалившуюся рядом комбинацию. Воло-
  
  дя почувствовал что-то неладное, и повернул голову в мою сто-
  
  рону. Губы, нос и щеки его были влажные, глаза растеряно бега-
  
  ли, переходя с меня на обнаженную Райку. Он вскочил на ноги,
  
  и, очевидно, не зная что сказать и делать в создавшейся ситу-
  
  ации, глупо спросил меня: "Ты уже вернулась?"
  
  Я была соверешенно растеряна и не знала, что мне делать.
  
  Чувства гнева, стыда, оскорбленного самолюбия переполняли ме-
  
  ня. Глаза мои наполнились слезами, и я уже ничего не видела.
  
  Совершенно машинально я подняла пальто, повернулась, открыла
  
  дверь и вышла на улицу, ноги несли меня прочь. Потом подверну-
  
  лась какая-то лавочка. Я села на нее и некоторое время сидела
  
  без мыслей в голове, уставившись вдаль. Постепенно я начала
  
  успокаиваться и думать, что мне делать дальше. Будущее пред-
  
  ставлялось мне безрадостным, личная жизнь казалась кончившейся
  
  навсегда. Потом более земные мысли заняли мое внимание. Нужно
  
  было думать о ночлеге. О возвращении домой мысли у меня даже
  
  не возникло. Я вспомнила о своей подруге Лии и решила зайти к
  
  ней. Документы и деньги к счастью оказались у меня с собой, а
  
  о чемодане с вещами я как-то в это время не думала. Когда я
  
  позвонила у квартиры Лии, и только тогда вспомнила, что она не
  
  приходила на вокзал, хотя должна была ехать с нами. Дверь мне
  
  открыла мать Лии, Антонина Ивановна. Я давно с ней не виде-
  
  лась, но зная ее гостеприимный характер, не сомневалась, что
  
  она с радостью разрешит мне переночевать у них. Я рано потеря-
  
  ла мать (отец в свое время бросил нас) и Антонина Ивановна в
  
  какой-то степени заменила мне мать, особенно когда я училась в
  
  школе и жила у тетки.
  
  - Наташенька! Как хорошо, что ты пришла, - сказала Анто-
  
  нина Ивановна, - Ты так нужна сейчас Лие, она только сегодня
  
  говорила о тебе, но мы думали, что ты уже уехала. Я ничего не
  
  понимая, что произошло с Лией, зашла в ее комнату. Лия лежала
  
  на кровати лицом вниз. Но она сразу вскочила как только услы-
  
  шала мой голос.
  
  - Мама, выйди, мне надо поговорить с Наташей.
  
  Антонина Ивановна тревожно посмотрела на нас и вышла,
  
  закрыв дверь. Как только за матерью закрылась дверь, Лия бро-
  
  силась мне на грудь и разрыдалась.
  
  - Лия, ну перестань, что случилось?
  
  Я как могла успокаивала Лию.
  
  - Наташа, я совершила непоправимую ошибку. Для меня все
  
  кончилось!
  
  - Что кончилось?
  
  - Все кончилось! - Жизнь кончилась, счастье кончилось!
  
  Она опять расплакалась.
  
  - Наташа, я больше не девушка. Ты знаешь Тольку Силаева?
  
  Я кивнула
  
  - Толька, подлец, воспользовался тем, что я к нему хорошо
  
  относилась. Когда все расходились, он задержал меня, предложил
  
  выпить еще на прощанье, и стал лезть ко мне своими лапами. Я
  
  плохо соображала уже, что он делает. Повалил меня на кровать и
  
  я ... Я даже не могу сказать, что он меня изнасиловал. Я прос-
  
  то уже ничего не соображала и не сопротивлялась. Очнулась,
  
  когда уже все кончилось. Он гладил меня, бормотал какие-то из-
  
  винения. Ненавижу его сальную похотливую рожу! Господи! И та-
  
  кому слизняку досталась моя девственность! Наташа, я не могу
  
  маме в глаза смотреть. Как я с вами со всеми буду встречаться?
  
  Я не могу ходить по улицам, показываться на люди. Мне кажется,
  
  что все смотрят на меня и видят, что я уже не девушка, что ме-
  
  ня трогали потные, грязные лапы. Если бы ты видела этого гада,
  
  когда он раздет. Меня до сих пор тошнит, только я вспомню это.
  
  Я как могла успокаивала Лию, хотя не меньше ее нуждалась
  
  в утешении. Всю ночь мы прошептались в темноте, лежа на одной
  
  кровати, строя планы на будущее и делясь взаимными обидами.
  
  Моя история потрясла Лию. Со жгучим любопытством она выспраши-
  
  вала подробности у меня. К утру было выработано решение: кон-
  
  чить институт, вместе завербоваться на какую-нибудь метеостан-
  
  цию и постараться обходить мужчин.
  
  Часть 3
  
  ЛИЯ.
  
  Мужчина был очень тяжел. Мы с Наташей с трудом втащили
  
  его в аппаратную. Он весь обледенел. Мы стащили с него верхнюю
  
  одежду, рубашку, трико, и перенесли на Наташкину кровать.
  
  Наташа взяла шерстяной шарф, смочила его спиртом и велела мне
  
  растирать его, а сама стала греть воду, возиться с аптечкой. Я
  
  растеряно смотрела на распростертого передо мной богатыря за-
  
  росшего густой рыжеватой бородой, и не знала, с чего начать.
  
  Видя мою растерянность, Наташа подошла, решительным движением
  
  сняла с пострадавшего трусы, вместо них набросила полотенце и
  
  показала как надо растирать, обратив мое внимание на ноги и
  
  правую руку, пальцы на которых совсем побелели. Я энергично
  
  принялась за дело и через несколько минут пальцы уже не были
  
  белыми, а тело порозовело. От моих резких движений полотенце
  
  несколько раз сдвигалось, я поправляла его, стараясь не смот-
  
  реть, что там под ним, но глаза мои время от времени останав-
  
  ливались на полотенце и перед моими глазами вставала картина,
  
  которую я видела всего несколько мгновений, пока Наташа не
  
  набросила полотенце. Мужчина открыл глаза и что-то проговорил.
  
  Я закутала его нашими одеялами и Наташиной шубкой. Наташа ста-
  
  ла поить его лекарствами и чаем, а мне велела выходить на
  
  связь. Поздно вечером, покончив, наконец, со всеми хлопотами,
  
  мы улеглись в моей комнате на кровати. Взволнованная проишед-
  
  шим событием, я никак не могла уснуть. В памяти вставали кар-
  
  тины, навеянные видом тела обнаженного мужчины. Наше решение с
  
  Наташей избегать мужчин я переносила довольно легко. Наташе же
  
  приходилось труднее. За год супружеской жизни она привыкла ре-
  
  гулярно удовлетворять свою страсть, а здесь на отдаленной ме-
  
  теостанции, мы долгое время оставались одни. Однажды непогода
  
  занесла к нам на станцию группу туристов. Они переночевали у
  
  нас в аппаратной и на следующий день ушли дальше. После их
  
  ухода мы обнаружили оставленный датский журнал и три вложенные
  
  в него фотографии. Журнал был оставлен, конечно, не случайно,
  
  преднамеренно, дабы вогнать в смущение двух одиноких девушек.
  
  Наташа рассматривала картинки с определенным пониманием того,
  
  что там было изображено. Для меня же каждая картинка была от-
  
  кровением. Когда мы это рассматривали, мы краснели и бледнели,
  
  смущенно переглядываясь и старались побыстрее перевернуть на-
  
  иболее откровенную картинку, а потом острое волнующее любопыт-
  
  ство заставляло снова вернуться к ней. Фотографии в журнал бы-
  
  ли вложены с большим знанием дела и определенным вкусом. Весь
  
  журнал был посвящен двум женщинам, удовлетворявшим друг друга
  
  без посредства мужчин. Ну прямо для нас с Наташей. Фотографии
  
  же были другого рода. На одной из них лежал на спине ногами к
  
  объективу обнаженный мужчина. Ноги его были сдвинуты, все тело
  
  напряжено, половой член, стоящий вертикально, до половины был
  
  погружен во влагалище женщины, сидевшей на корточках. Ноги
  
  женщины были широко раздвинуты. Из всей одежды на ней были
  
  чулки, прикрепленные к узкому поясу. Правой рукой она направ-
  
  ляла член в себя. На лице ее была улыбка. На другой изображена
  
  стоящая на каком-то возвышении на четвереньках девушка. Сзади
  
  нее стоял мужчина и вводил свой член между ее ягодицами. Я
  
  сначала была удивлена разве можно не в то отверстие? Но Наташа
  
  меня просветила, что в такой позе как раз удобно вводить член
  
  именно туда, куда надо. Девушка была очень миловидной и с ка-
  
  ким-то неопределенно-трогательным выражением смотрела на сто-
  
  ящего сзади нее юношу, сложением чем-то напоминающего незна-
  
  комца. Третья фотография окончательно вогнала меня в краску.
  
  На ковре лежала женщина, над ней лицом к ее ногам - на четве-
  
  реньках - мужчина. Губами он прильнул к лону женщины, а голов-
  
  ка его члена была у нее во рту. Выражение неописуемой страсти
  
  было на их лицах. Наташа сказала, что подобные картинки ей
  
  знакомы. Я поняла, на что она намекает и пристала к ней, чтобы
  
  она рассказала подробности. Рассказ ее произвел на меня необы-
  
  чайное впечатление. С одной стороны действия казались мне
  
  страшными, с другой - возбуждали острое любопытство и желание
  
  испытать самой это.
  
  В тот день мы долго обсуждали взаимоотношения мужчины и
  
  женщины: - я теоретически, а Наташа - с учетом своего практи-
  
  ческого опыта и поздно разошлись по своим комнатам. Я лежала в
  
  темноте с открытыми глазами, передо мной проходили интимные
  
  картины. Мысленно я ставила себя на место этих женщин. Между
  
  ног стало мокро. Я встала и сняла трусики, чтобы их не испач-
  
  кать. В этот момент открылась дверь и со свечой в руках вошла
  
  Наташа. Ветряной двигатель сломался и света не было.
  
  - Лия, разреши мне полежать с тобой, я никак не могу
  
  уснуть, а одной тоскливо.
  
  Я подвинулась, освободив место Наташе, обняла ее и поце-
  
  ловала. На своих губах я ощутила Наташины слезы.
  
  - Наташа, что с тобой?
  
  - Лия, я больше не могу! Если я как-нибудь не успокоюсь,
  
  я просто сойду с ума!
  
  - Что же делать, Наташенька?
  
  - Дай мне твою руку. Потрогай!
  
  Моя рука скользнула между ног. Я провела пальцем, не ощу-
  
  тив никакого сопротивления. Там было скользко, раскрыто и го-
  
  рячо. Наташа всхлипнула.
  
  - Еще, Лия !
  
  Я стала пальцем гладить губки, слегка погружая его во
  
  влажную податливую глубину. Тело Наташи напряглось и в такт
  
  моим движениям, оно как бы стремилось навстречу пальцу.
  
  - Лия, поглубже, - прошептала Наташа.
  
  Я вся горела, чувствовала как напрягшиеся соски грудей
  
  трутся о сорочку. Это меня раздражало. Я сбросила ее с себя и
  
  осталась совсем голой. Грудь мою ломило, кровь стучала в вис-
  
  ках, рука стала мокрой и от нее исходил волнующий запах. Я
  
  скользнула вниз к бедрам Наташи и, широко раздувая ноздри, с
  
  наслаждением впитывала в себя этот ни с чем не сравнимый за-
  
  пах. Руками я схватила левую грудь и соском стала водить у
  
  Наташи между ног. Острый сосок иногда выскальзывал, задевая
  
  жесткие курчавые волоски, что доставляло мне еще большее нас-
  
  лаждение. Наташино тело вздрагивало. Руки ее судорожно комкали
  
  горячую простыню.
  
  - Лия, хватит! Я сейчас стану бросаться на стену.
  
  Она встала, нащупала в темноте свечу и зажгла ее. Нес-
  
  колько мгновений остановившимися глазами она смотрела на меня
  
  и, вдруг, погасив, сунула мне ее в руку. На меня как бы сни-
  
  зошло озарение. Я сразу поняла, чего хочет делать со свечой
  
  Наташа. Откусив обгоревший фитилек и придав теплому воску по-
  
  лукруглую форму, я нащупала вход во влагалище Наташи, осторож-
  
  но ввела туда конец свечи и стала потихоньку двигать ее там. -
  
  Поглубже, попросила Наташа. Свеча уже больше чем наполовину
  
  ушла вглубь и встретила легкое сопротивление, Наташа счастливо
  
  застонала.
  
  - Еще так, Лия!
  
  Я стала двигать свечу быстрее, еще быстрее так, что дви-
  
  жения превратились в судоружную вибрацию. Наташа вздохнула,
  
  тело ее расслабилось. Я прекратила двигать свечу.
  
  Подожди, не вынимай, - голос Наташи был чуть слышен.
  
  Прошло несколько минут тишины, нарушенной только нашим учащен-
  
  ным дыханием. Потом я услышала чмоканье - звук извлеченной
  
  свечи. Наташа села на кровати и стала осыпать меня поцелуями.
  
  - Хочешь я сделаю тебе такое? - сказала Наташа, проведя рукой
  
  по моему животу и потрепав шерстку. Но у меня не было уже сил.
  
  Возбуждение прошло. Я чувствовала себя полностью опустошенной.
  
  Мы улеглись и скоро спали глубоким сном. Наташа проснулась
  
  первая и разбудила меня. Я сразу вспомнила, чем мы занимались
  
  ночью. Наташа почувствовала мое смущение, ласково обняла меня,
  
  поцеловала и сказала: - Вставай, дурочка! Целый день я вспоми-
  
  нала, что было у нас ночью, думала о будущих ночах и вообще
  
  довела себя до такого состояния, что Наташа поняла все и, в
  
  ответ на мой вопрощающий взгляд, обещающе улыбнулась. Перед
  
  сном я тщательно вымылась, одела чистую сорочку, надушилась.
  
  Вообще готовилась, как невеста в первую брачную ночь. Я первая
  
  ушла в свою комнату. Наташа возилась с рацией, передавая пос-
  
  леднюю сводку. Как это будет и, что я при этом буду чувство-
  
  вать? Наташа постаралась побыстрее управиться и со свечой в
  
  руках вошла в мою комнату. - "Наташа, только не надо при свете
  
  " - Глупышка,- сказала она и погасила свечу. Руки Наташи нащу-
  
  пали мое тело. Она несколько раз поцеловала меня, проведя теп-
  
  леньким языком по зубам и деснам. Я еще не умела так целовать-
  
  ся. Погладив меня через сорочку, она опустила брительки и
  
  спустила ее до пояса. Горячими руками стала гладить мои груди.
  
  Груди моя гордость. Они высокие, крепкие и всегда останавлива-
  
  ли на себе взгляды мужчин. От Наташиных ласк у меня внутри все
  
  трепетало. Потянув она сняла с меня сорочку. Я ждала, что бу-
  
  дет дальше. Руки Наташи ласкали мое тело, касаясь самых интим-
  
  ных мест. Губами она захватила мой сосок, теребила его и,
  
  иногда, легонько покусывала. Потом губы ее перешли на другую
  
  грудь, живот, бедра и продолжали медленно бродить по телу, мне
  
  было очень приятно. Наташа опустилась перед кроватью на коле-
  
  ни, развела мои бедра и, вдруг, поцеловала меня. Я инстинктив-
  
  но попыталась сдвинуть ноги. Но ее голова не давала. Она пос-
  
  тавила мои ступни себе на плечи и губы ее и мои (только не
  
  рта) слились вместе. Теплый язык Наташи заскользил, остренько
  
  вонзаясь во влажную глубину. Ласка была ни с чем не сравнима,
  
  щекотанье языка отзывалось во всем теле, что-то подкатывалось
  
  к горлу, как-будто какая-то невидимая нить соединила Наташин
  
  язык с моим сердцем. Я замерла, боясь каким-либо неосторожным
  
  движением разрушить ощущение блаженства.
  
  - Лиечка, а ты кисленькая. Ах ты моя конфетка!-проговори-
  
  ла Наташа, на мгновение отрываясь от меня. Ее горячее дыхание
  
  обжигало меня. Поцелуи продолжались, я уже не могла лежать
  
  спокойно, ноги мои судорожно сжимались, мешая ей. Наконец, она
  
  от меня оторвалась и села рядом. Я нетерпеливо ждала, Наташа
  
  шарила по столу.
  
  - Холодная, - сказала она и вдруг засмеялась,- сейчас я
  
  ее согрею.
  
  Она потянула руку к своим бедрам и, я поняла, где она
  
  согревала. И вот теплый скользкий конец коснулся меня и плавно
  
  скользнул внутрь. Свеча двигалась, но ожидаемого удовольствия
  
  почему-то не достовляла. Она была твердая, неподатливая и
  
  больно упиралась во что-то. По напряженному телу Наташа поня-
  
  ла, что мне больно. Я сделала движение и освободилась от све-
  
  чи.
  
  - Миленькая,- сказала Наташа,- ты же не проснулась еще
  
  для этого, бедненькая моя, один раз в пьяном виде, что было у
  
  тебя с Толькой, можно не считать.
  
  - Ну ничего, я попробую помочь тебе по другому.
  
  Она опять стала меня целовать и гладить и, когда почув
  
  ствовала, что у меня опять между ног мокро, ввела туда палец.
  
  Палец нежно касался разных уголков внутри меня, был гибким и
  
  понимающим. Наташа время от времени справлялась у меня:
  
  - Так хорошо?
  
  И получив утвердительный ответ продолжала. Снова теплая
  
  волна прошла через мое тело. Бедра мои то разжимались, то сжи-
  
  мались, и вдруг что-то теплое, как мне показалось, потекло у
  
  меня внутри живота, сладкая судорога прошла по моему телу, я
  
  вскрикнула и застонала, потом обессиленная и пустая распрос-
  
  терлась на кровати. Наташа укрыла меня одеялом и, через мину-
  
  ту, я спала.
  
  Часть 4
  
  Наташа.
  
  Прилет вертолета накануне Нового года принес в нашу с
  
  Лией жизнь совершенно неожиданные перемены. С вертолетом при-
  
  летел сам начальник нашего управления. Как оказалось, он был и
  
  Алешиным начальником. Алешей мы стали звать нашего пострадав-
  
  шего после того, как он сбрил бороду и оказался нашим ровесни-
  
  ком, всего года на 2-3 старше. Алешина поисковая партия входи-
  
  ла в наше управление. И вот какое неожиданное предложение по-
  
  лучил Алеша от начальника. Мы давно просили прислать к нам на
  
  время механика, чтобы поправить ветряной двигатель, наладить
  
  агрегат зарядки аккумуляторов, который постоянно барахлил и
  
  доставлял нам массу неприятностей. Женщинам все же трудно во-
  
  евать с разными заляпанными смазкой железными клеммами.
  
  Начальник управления, узнав о том, что Алеша уже выздоровел,
  
  предложил ему задержаться и привести в порядок всю нашу техни-
  
  ку. Т.к. Алеше до конца весны практически делать было нечего
  
  (его машины остались в поле), то он согласился. Начальник был
  
  очень рад - одной заботой у него стало меньше. На радостях, а
  
  также учитывая, что в нашем положении появился мужчина, он ос-
  
  тавил дополнительно 5 литров спирта.
  
  - Только смотри, не спаивай девушек, они у меня скромные
  
  - водки не пьют и мужчин не любят.
  
  Вертолет улетел и мы с Лией стали готовиться к встрече
  
  Нового года. Алешка же с утра до вечера возился со своим желе-
  
  зом, домой приходил только перекусить, и обещал к Новому году
  
  наладить дизель, а потом ветряк. От него пахло бензином и ма-
  
  шинным маслом, а после того как он починил мясорубку, мы поня-
  
  ли, что в нашем девичьем монастыре появился мужчина. Новый год
  
  решили отпраздновать торжественно. Сразу два таких события:
  
  Новый год и появление в нашем коллективе, пусть временно, но-
  
  вого члена. Мы с Лией достали лучшие наряды и приготовили ве-
  
  ликолепную закуску. Алеша попробовал нам помогать, но толку в
  
  этом оказалось мало и мы прогнали его заниматься своим ржавым
  
  железом. Перед самым вечером мы с Лией сделали маникюр, соору-
  
  дили сложные прически. Алеше, правда, одеть было особенно не-
  
  чего. Он так и остался в тренировочном трикотажном костюме.
  
  Часов в 10 вечера мы засыпали в печку уголь, что оказалось
  
  лишним. Когда мы провожали старый Новый год, жарища в доме
  
  стала невыносимой. Алеше было хорошо, а нам пришлось заменить
  
  наши наряды на простые халатики. За столом было очень весело.
  
  Мы пили спирт разбавленный водой и вареньем. Лия поймала тан-
  
  цевальную музыку и, я, с шутливым поклоном, пригласила Алешу
  
  на дамский танец. Алеша оказался галантным кавалером. Он стро-
  
  го соблюдал очередность, танцуя то со мной, то с Лией. Ох, как
  
  хорошо было снова ощущать себя в мужских объятиях! Мы танцева-
  
  ли танго, тесно прижавшись друг к другу. Сквозь тонкую ткань я
  
  чувствовала Алешину грудь, теплый живот и бедра. Алеша держал
  
  меня руками выше талии. Его руки с боков слегка сжимали мою
  
  грудь. Танцы возбуждали меня. Лия тоже была взволнована, влюб-
  
  ленными глазами она смотрела на Алешу. Очевидно, она тоже нра-
  
  вилась ему, т.к.я заметила, что во время танца, когда Лия
  
  склонила голову ему на плечо, он украдкой поцеловал ее в щеку.
  
  Со мной Алеша позволял еще больше вольностей. Когда мы втроем
  
  сидели на диване и распевали песни, я почувствовала, как его
  
  рука, лежавшая до этого на моей талии, передвинулась и стала
  
  гладить мою грудь. Я сделала вид, что ничего не замечаю . Мы
  
  довольно много выпили в жаркой комнате и захмелели. Развалив-
  
  шись посреди дивана, мы начали рассказывать анекдоты. Причем
  
  чем дальше, тем острее. Лия набралась нахальства и даже пока-
  
  зала Алеше наш журнал. Мы с Лией изучили его уже наизусть, но
  
  сейчас, просматривая его вместе с мужчиной, испытывали вновь
  
  очень острые ощущения. Нам было интересно, что испытывает Але-
  
  ша. Разглядывание фотографий, да и собственное бесстыдство
  
  возбуждало нас. После такого журнала анекдоты пошли еще более
  
  острые, ни в какие ворота нелезущие. Лия предложила выпить на
  
  брудершафт, и мы с удовольствием подхватили эту идею. Наполнив
  
  рюмки, мы выпили и Алеша поочереди поцеловал нас. Поцелуи были
  
  полуоффициальные и никого из нас не удовлетворили. Лия, на ко-
  
  торую спирт подействовал больше нас, закричала, что поцелуи
  
  при посторонних - это не интересно и предложила постороннему
  
  при поцелуях удаляться. Притворив в жизнь хорошую инициативу,
  
  я вышла в соседнюю комнату, оставив Алешу и Лию одних, немного
  
  подождала, а потом спросила, скоро ли они там.
  
  - Подожди, твоя очередь не пройдет сказала Лия.
  
  В конце концов я не выдержала и вошла. При свете догора-
  
  ющих свечей, я заметила, как рука Алеши соскользнула с Лииного
  
  колена. Глаза Лии блестели, руками она торопливо поправляла
  
  халатик. Настала очередь выходить ей. Я села Алеше на колени,
  
  и наши губы слились в долгом поцелуе. Рука Алеши легла на мою
  
  грудь. Чтобы ему было удобно, я растегнула верхнюю пуговицу.
  
  Снова поцеловались. А рука Алеши под лифчиком гладила меня. В
  
  этот момент вошла Лия. Она была совсем пьяная.
  
  - Ах, вы хитрые! Я тоже так хочу.
  
  Она снова наполнила рюмки, прогнала меня с колен Алешки,
  
  села сама и, не дождавшись пока Алеша выпьет, стала его цело-
  
  вать. При мне Алеша еще стеснялся ласкать Лию. Я отошла к две-
  
  ри нашей комнаты. В полусвете я видела, как Алеша просунул ру-
  
  ку на грудь, но ему мешал ее тугой лифчик. Тогда Лия распахну-
  
  ла халатик сверху вниз, отстегнула одну брительку и обнажила
  
  левую грудь. Алеша стал ее гладить и целовать. Рука Алеши ста-
  
  ла гладить Лию по бедру и по чуть темневшему сквозь прозрачную
  
  ткань холмику. Тогда я вошла в комнату и сказала, что они уже
  
  так далеко зашли, что мне их не догнать. Дрогнув ресницами,
  
  Лия открыла глаза. На лице ее было написано ничем не прикрытое
  
  желание. Грудь ее оставалась обнаженой, она только прикрыла ее
  
  рукой, когда я вошла. Я села рядом с Алешей, выпила с ним из
  
  одной рюмки, потом ушла в свою комнату, сбросила халатик, со-
  
  рочку, лифчик и, одев халатик, снова вошла к ним. Для храброс-
  
  ти нам пришлось выпить еще по одной рюмке, и обе мои обнажен-
  
  ные груди оказались под его руками. Лия горящими глазами смот-
  
  рела на нас. Когда Алеша оторвался от меня, она сказала:
  
  - Eще немножко.
  
  Зрелище взаимных ласк мужчины и женщины необычайно воз-
  
  буждали ее. Она встала, подошла ко мне и растегнула мой халат,
  
  взяла руки Алеши и положила мне на бедра. Алеша вскочил на но-
  
  ги, повалил меня на диван и начал ласкать. Его губы поочередно
  
  касались моих сосков, грудей, живота, бедер. Руки скользили по
  
  телу, трогая и как бы изучая его. Поняв, что сейчас уже дозво-
  
  лено все, я взяла руку Алеши и положила ее под трусы на свое
  
  тело, а своей рукой сжала вертикально стоящий член Алеши. Але-
  
  ша замер, поколебавшись немного вскочил, сорвал с себя одежду
  
  и предстал перед нами совсем голый. Я залюбовалась его краси-
  
  вым, сильным телом. Лия не сводила глаз с того, что больше
  
  всего занимало ее в устройстве мужчины. Алеша лег между нами и
  
  помог нам снять то немногое, что еще оставалось на нас. Тесно
  
  прижавшись друг к другу горячими телами, мы лежали неподвижно.
  
  - Потрогай у Лии и приласкай ее, - тихонько шепнула я
  
  Алеше.
  
  Алеша положил руку на каштановый Лиин холмик и стал пог-
  
  лаживать его, временами касаясь чуть влажного входа. Лия
  
  вздрагивала от Алешиных прикосновений и ласк. Потом он встал
  
  на колени перед диваном и стал целовать внутренние стороны ее
  
  бедер, постепенно приближаясь к прикрытым розовым губкам. И
  
  вот они оказались под его губами. Я знала, как чувствительна
  
  Лия к подобным ласкам. Она вся выгнулась навстречу его губам,
  
  бедра ее широко раздвинулись, тело затрепетало, Алеша взял
  
  свой член руками и стал водить им у Лии между ног. Лия прив-
  
  стала на локтях и жадно смотрела на новое для нее зрелище. Но,
  
  когда Алеша попробовал двинуться чуть дальше, она сомкнула но-
  
  ги и прошептала:
  
  - Я боюсь. Сначала Наташу, я лучше просто посмотрю.
  
  На полу у нас лежала большая медвежья шкура - подарок
  
  охотников. Алеша взял меня на руки, положил на нее и лег ря-
  
  дом. Лия свесившись с дивана, с лихорадочным любопытством
  
  смотрела на нас. Алеша опять стал меня целовать и гладить,
  
  очевидно, не решаясь сразу перейти к делу. Я схватила рукою
  
  член. Подвинувшись к нему поближе, я стала гладить свою ...
  
  головкой его члена. Как это было приятно чувствовать живую
  
  плоть, а не какой-нибудь заменитель Я направила Алешу куда на-
  
  до и, введя член головкой внутрь, убрала руку.
  
  Часть 5
  
  Лия.
  
  Как только Наташа легла, до этого полупьяная, я немного
  
  отрезвела. То, что должно было произойти сейчас перед моими
  
  глазами, состовляло для меня сокровенную тайну, которая возбу-
  
  дила мое жгучее любопытство. Таинство слияния мужчины и женщи-
  
  ны. Я вся обратилась во внимание и напрягла слух.
  
  Алеша лег рядом с Наташей и стал целовать ее, гладить
  
  грудь. Наташа повернулась к нему, взяла рукой его член и стала
  
  водить им у себя между бедер. Потом она на мгновение замерла,
  
  раздвинула шире ноги, и Алеша покрыл ее своим большим телом.
  
  Зад Алеши равномерно поднимался и опускался, тело слегка коле-
  
  балось, он целовал Наташу в губы и закрытые глаза. Руки его,
  
  лежавшие на полу, гладили и сжимали ее груди. Что происходило
  
  между ними там, мне не было видно. Ноги Алеши были плотно
  
  стиснуты. Наташа охватила бедра Алеши своими ногами и тело ее
  
  слегка покачивалось в такт его движениям.
  
  - Алеша только ты смотри!
  
  Услышала я тихий шепот Наташи и ответ Алеши:
  
  - Не бойся Наташенька, я позабочусь, чтобы все было в по-
  
  ряд ке.
  
  Они замолчали, и тела их продолжали равномерно прижимать-
  
  ся друг к другу. Через просвет, на мгновение открывшийся между
  
  ними, я увидела, что грудь и нижняя часть живота Алеши мокрые
  
  от пота. Руки Алеши соскальзывали с плеч и груди Наташи. Было
  
  очень жарко. В воздухе распространился острый запах их разго-
  
  ряченных тел. Послышался опять шепот Наташи:
  
  - Давай я повернусь на бок.
  
  Они остановились. Алеша освободил Наташу. Она повернулась
  
  на бок спиной к нему. Алеша снова прильнул к Наташе, но, на-
  
  верное, не мог сразу попасть. Тогда Наташа приподняла ногу,
  
  просунула руку, взяла Алешу за член и ввела его в себя. На ко-
  
  роткое время передо мной открылась незабываемая картина. Пыш-
  
  ный, бесстыдно оголенный Наташин зад, приподнятое бедро и под
  
  ним рука, рука женщины, направляющей в розовое отверстие член
  
  мужчины с обнаженной головкой. Наташа слегка согнула ноги, и
  
  Алеша стал прижиматься к ней, обхватив руками за грудь. Я пе-
  
  ревесилась с дивана и тогда стало кое-что видно. В просвете
  
  между ними я увидела, как член входит и выходит из Наташи. Но
  
  головка его не показывалась. Половые губы при каждом выходе
  
  как бы не хотели выпускать его и слегка тянулись за ним. Член
  
  был весь мокрый. Наташа опять приподняла ногу и наманикюренны-
  
  ми пальчиками стала гладить и мять Алешины яички. Через 2-3
  
  минуты я услышала, как Наташа стала не-то стонать, не-то
  
  всхлипывать. Тело ее стало с силой стремиться навстречу Алеше.
  
  Еще несколько мгновений и Наташа, сжав и выпрямив ноги, прек-
  
  ратила движение.
  
  - Хватит, оставь Лие, - прошептала она.
  
  Они лежали неподвижно, перевернувшись на спину, и отдыха-
  
  ли. Грудь Наташи высоко и часто поднималась, ноги были раздви-
  
  нуты, и я увидела, как из нее на шкуру скатилась маленькая ка-
  
  пелька. Волосики были покрыты вязкой белой жидкостью, под
  
  большими слегка припухшими губками, виднелись маленькие розо-
  
  вые лепестки. Алеша лежал неподвижно. Член его был направлен и
  
  почти прижат к животу. После такого зрелища у меня самой все
  
  было мокро, во рту пересохло. Алеша встал и лег на спину рядом
  
  со мной. Наташа открыла глаза и смотрела на нас. Я привстала и
  
  осторожно, двумя пальцами, потрогала член Алеши. Он был твер-
  
  дый, горячий и слегка влажный. Алеша не препятствовал мне рас-
  
  сматривать его, даже, чтобы мне было удобнее, придвинулся бли-
  
  же. Я схватила член рукой и потянула вниз. Кожа начала спол-
  
  зать и головка немного обнажилась. Я отпустила руку, и все
  
  стало на свое место. Я снова, на этот раз сильнее, потянула,
  
  обнажая головку все больше. Вдруг кожа сама дальше скользнула,
  
  и головка осталась совсем голой. Я напугалась и попробывала
  
  закрыть ее, но это мне не удалось. Кожа почему-то все шла на-
  
  зад. Алеша улыбнулся и своей рукой, двинув посильнее, закрыл
  
  головку. Тогда уже сознательно я снова открыла ее. Наклонив-
  
  шись, чтобы только все рассмотреть, я ощутила исходящий от
  
  члена знакомый мне Наташин запах. Запах этот почему-то всегда
  
  притягивал и волновал меня. Как завороженная смотрела я на
  
  блестящую красную головку с родным Наташиным запахом. Я накло-
  
  нилась и поцеловала его. Рука, которая охватывала член, почув-
  
  ствовала, как он вздрогнул и напрягся еще больше. Это показа-
  
  лось мне забавным и я поцеловала его еще раз и еще раз. Каждый
  
  раз я получала от члена ответную реакцию. Я стояла уже на чет-
  
  вереньках, одной рукой держась за член, а другой опираясь на
  
  колено. Мои поцелуи ему явно нравились и я продолжала. Алеша
  
  просунул руку между моих ног и стал ответно гладить мой вход.
  
  Стало очень приятно, особенно когда палец Алеши погружался
  
  немного вглубь. Он был больше и толще Наташиного и доставлял
  
  большее наслаждение. Ласки продолжались. Другая рука Алеши
  
  легла мне на затылок и пригнула голову ниже к члену. Мне
  
  вспомнилась фотография, и что на ней делала женщина. Я открыла
  
  рот и вобрала в него головку. Стараясь не делать ему больно
  
  зубами, я прижала головку языком к небу и как бы старалась ее
  
  проглотить. Мое движение чем-то напоминало сосание. Головка
  
  была нежная, скользкая и очень большая. Под нажимом руки Алеши
  
  она все больше и больше погружалась мне в рот, мешая дышать. Я
  
  вытолкнула ее изо рта и отпрянула, но увидев умоляющий взгляд
  
  Алеши, снова принялась сосать и лизать головку. Моя ласка бы-
  
  ла, наверное, Алеше приятна. Он весь подавался мне навстречу.
  
  Вдруг он резким движением оттолкнул мою голову от члена. Член
  
  сделал несколько движений и из его отверстия выплеснулась тон-
  
  кая струя белой жидкости. Я поняла, что довела своими ласками
  
  Алешу до оргазма. Сознание того, что я полностью удовлетворила
  
  его страсть, наполнило меня теплым чувством к нему. Я целовала
  
  и гладила его быстро слабеющий член. У меня было такое чув-
  
  ство, что это не он, а я испытала полное чувство удовлетворе-
  
  ния страсти. Мне было хорошо и спокойно. Как будто не я, а он
  
  меня только что .... (другого слова в данном значении, кроме
  
  Наташиного, я не знала). Все трое удовлетворенные и усталые,
  
  мы лежали на диване и обменивались маленькими благодарными
  
  ласками.
  
  Часть 6
  
  Алеша.
  
  Я почти полгода не видел женщин. В нашей партии их не бы-
  
  ло. Поэтому встреча и совместная жизнь с этими девушками меня
  
  очень обрадовали. Они обе были симпатичными, с великолепными
  
  фигурами, и обе мне очень понравились. Я не мог отдать пред-
  
  почтение той или иной, слишком мало времени прошло с момента
  
  нашего знакомства. В новогоднюю ночь мы прекрасно понимали,
  
  что если не определим наших отношений в эту ночь, то другого
  
  такого удобного случая не будет. Я был очень благодарен Лие за
  
  ее непомерную ласку. Я слышал, конечно, про такие подобные
  
  ласки, но самому ни разу не приходилось их испытать. Я чув-
  
  ствовал себя виноватым перед ней, т.к. не дал ей того, что
  
  должен был дать как женщине, а она уверяла меня в обратном.
  
  Пока мы ласково препирались с ней на эту тему, Наташа взяла и
  
  уснула. Чтобы ее не тревожить, мы с Лией перешли на мою кро-
  
  вать. Лию очень интересовали детали, отличающие мой пол от ее.
  
  Она все время меня разглядывала, трогала, гладила, я не мешал
  
  ей, пока не почувствовал, что готов дать ей то, в чем считал
  
  себя обязанным. Я тоже начал целовать ее грудь, гладить между
  
  ногами. По состоянию моего члена она поняла, что я снова го-
  
  тов.
  
  - Ты хочешь меня? - Спросила Лия.
  
  Я сказал да. - Алеша, я боюсь.
  
  Боюсь, что мне будет не очень хорошо, а я не хотела бы
  
  разочаровываться. Я сказал, что если ей будет плохо, то она
  
  скажет мне об этом и я сразу прекращу. Лия, по примеру Наташи,
  
  легла на спину и раздвинула ноги. Я осторожно прилег, почти не
  
  касаясь ее тела. Кончиком члена нащупал отверстие и стал мед-
  
  ленно вводить его туда. Лия замерла, вся сосредоточившись на
  
  тех ощущениях, которые доставлял ей мой член, входя в очень
  
  узкое влагалище, я стал двигать сначала не очень глубоко,
  
  только погружая головку. Видя, что никаких неприятных послед-
  
  ствий это не вызывает, я постепенно стал погружаться все глуб-
  
  же. Лицо Лии озарилось радостью. Видимо, я доставлял ей прият-
  
  ные ощущения. Выражение настороженности исчезло, и она вся от-
  
  далась наслаждению физической близости с мужчиной. Лия была
  
  более мелкой и узкой, чем Наташа, и я старался не причинять ей
  
  не нужную боль, но она сама все плотнее и плотнее прижималась
  
  ко мне так, что я не вольно довел до самого конца. Она засто-
  
  нала, но, когда я попытался не так плотно прижиматься, она
  
  схватила мои ягодицы руками и сама стала регулировать глубину
  
  моих погружений. Так продолжалось около минуты. Вдруг Лия ос-
  
  лабила объятия, обмякла и с испугом сказала: "Алеша, у меня
  
  все, а как же теперь ты?" Я слез с нее, поцеловал и сказал,
  
  что высшая награда для мужчины - это сознание того, что он
  
  удовлетворил женщину. Эти заверения не успокоили ее, она силь-
  
  но переживала, что я не кончил, все пыталась снова лечь под
  
  меня. Я не хотел бессмысленно мучить Лию и посоветовал ей нем-
  
  ного подождать, уверяя, что она скоро опять почувствует жела-
  
  ние. Лия послушалась меня и тихо легла рядом. Я гладил и цело-
  
  вал ее тело, вдруг она встрепенулась и спросила, хорошо ли мне
  
  было, когда она держала мой член во рту. Я ответил, что очень
  
  хорошо, и что подобного у меня никогда не было. Тогда Лия
  
  привстала, наклонилась, несколько раз поцеловала мой член и
  
  сказала: "Алеша, мне тоже это доставило большое удовольствие,
  
  почти такое, когда ты ... не знаю как сказать ..." Она потро-
  
  гала мой член и, взяв меня за руку, провела по своей...
  
  Она прильнула к головке моего члена, стала ее лизать и
  
  целовать, надевать кожу на нее рукой и сдвигать губами. Потом
  
  опять началось глотание. Я лежал неподвижо и я чувствовал, что
  
  семя вот вот выбросится из меня. Лия тоже почувствовала это,
  
  т.к. оттолкнула мои руки, слегка захватила головку губами и не
  
  давала мне ее вытащить, одновременно она продолжала гладить ее
  
  языком. И вот свершилось. Из меня изверглась сильная струя.
  
  Лия от неожиданности замерла, закашлялась, а потом, немного
  
  помедлив, глотнула и облизала головку.
  
  - Лия, что ты делаешь? Разве так можно?
  
  Она счастливо засмеялась, упала на меня, стала целовать и
  
  сказала, что это очень вкусно, правда пресно и пахнет немного
  
  хлором.
  
  Утомленные мы быстро уснули в объятиях друг друга.
  
  Часть 7
  
  Наташа.
  
  Проснулась я в комнате одна. Алешки с Лией не было. Я
  
  заглянула в комнату Алеши и нашла эту милую пару. Они лежали
  
  тесно прижавшись, видимо замерзли. За ночь дом остудило. Прик-
  
  рыв их одеялом, я занялась делами. В этот день мы сделали
  
  очень много: передали сводки, навели в доме порядок. Вечером
  
  поужинали и разошлись по своим комнатам, чтобы привести себя в
  
  порядок и немного передохнуть. Встречу назначили на 11 часов
  
  вечера, и, признаться, с нетерпением ее ждали. Нас с Лией нем-
  
  ного пугало, как все будет, когда мы совершенно трезвые. Лия
  
  чему-то все время улыбалась, под глазами у нее были легкие те-
  
  ни. Я догадывалась, что у нее с Алешей что-то было, но приста-
  
  вать с распросами не стала. Мы с Лией натопили баню, Алеше по-
  
  ручили организовать тепло в доме. В баньке мы хорошо помылись,
  
  причем Лиечка немного приласкала меня, как тогда до Алеши.
  
  Раздразнила меня и себя. Она вообще возбуждалась больше, когда
  
  оказывала мне интимные ласки, чем когда я ласкала ее. Чтобы
  
  сразу преодолеть барьер взаимной стыдливости, мы решили поста-
  
  вить себя сразу в такие условия, что отступать было уже неку-
  
  да. Когда время подошло к 11, мы с Лией разделись догола,
  
  крикнули Алеше, чтобы он не входил, уселись на диван и прикры-
  
  лись простынями. Позвали Алешу. Он как видно, предвкушал, что
  
  будет, т.к. я сразу заметила состояние его мужского тела
  
  сквозь трикотажный костюм, надетый на голое тело. Увидев нас
  
  под простынями, он присел перед нами на корточки, приподнял
  
  краешек простыни напротив меня, потом напротив Лии, улыбнулся
  
  и через мгновенье стоял перед нами голый.
  
  Лия спросила, что он увидел под простыней.
  
  - Сразу две приятные вещи, - сказал Алеша, - солнышко и
  
  конфетку. Он намекал на цвет наших волос - у меня они были ры-
  
  жеватые, а у Лии каштановые завитки.
  
  - Что же ты с ними будешь делать?
  
  - Конфетку я съем, а у солнышка погреюсь.
  
  - А с чего начнешь? С конфетки? Вчера ты сначала грелся у
  
  солнышка, а теперь я хочу посмотреть как едят конфетку. Вы
  
  вчера воспользовались тем, что я уснула, и ели их, кажется,
  
  без меня. Мне страшно интересно, как это у вас получается.
  
  Лия вскочила с дивана и заявила, что ей тоже страшно ин-
  
  тересно как их едят. Она умчалась в мою комнату и притащила
  
  трильяж, который установила перед медвежьей шкурой. Алеша под-
  
  хватил Лию на руки и хотел положить на шкуру, но она высколь-
  
  знула и заставила его самого лечь ногами к зеркалу. Лия встала
  
  над Алешей на корточки, тоже лицом к зеркалу, взяла его член
  
  рукой, немного погладила себя им по промежности как бы отыски-
  
  вая место, куда он должен войти, нашла и медленно опустилась
  
  на него, следя за процессом в зеркале. Меня тоже заинтересова-
  
  ла эта сцена - хотелось узнать, на что стала способна Лия.
  
  После того, как член полностью скрылся, и Лия села на Алешкины
  
  бедра, она немного покачалась на нем. Ей наверное было больно,
  
  но она терпела. Потом она медленно приподнялась, следя, как
  
  член выходит из нее. Зрелище ей нравилось, и она каждый раз
  
  задерживалась в верхнем положении, оставляя в себе только кон-
  
  чик головки. В зеркале ей хорошо было все видно. Алеша помогал
  
  ей руками подниматься и опускаться, предоставляя возможность
  
  удовлетворяться как ей нравится. Лия кончила. Она посидела
  
  немного на Алеше, потом встала, подошла к зеркалу и присела
  
  перед ним. Губки ее не сошлись еще полностью, и видна была
  
  глубина влагалища. Алеша был великоват для нее. За все время
  
  она не издала ни звука, а тут вдруг произнесла, погладив свои
  
  взъерошенные волоски и счастливо засмеявшись:
  
  - Наташа, а у меня ведь получается! Спасибо тебе Алеша!
  
  - Наташа теперь твоя очередь.
  
  Алеша встал, поднял Лию с пола, поцеловал и уложил на ди-
  
  ван. Она на мгновенье задержала его, прижалась грудью к Алеш-
  
  киному члену, потерлась об него и только после этого отпусти-
  
  ла.
  
  - Наташа, приказала Лия с дивана,- только ты делай так,
  
  чтобы мне было видно.
  
  Я подняла с пола шкуру, бросила ее на стол и легла на нее
  
  так, чтобы ноги еле касались пола. Алеша подошел, раздвинул
  
  руками ягодицы и ввел свой член в мою.... Под его толчками я
  
  закачалась, ноги соскальзывали с пола. Тогда Алеша взял меня
  
  за щиколотки, я согнула ноги, и, так держа, он продолжал меня
  
  ... Лия стояла рядом и заглядывала между нами и даже, улучив
  
  момент, похлопала меня по попке.
  
  - Лия, отстань, не мешай!
  
  Лия не унималась. Тогда я, не вынимая из себя члена, пе-
  
  ревернулась на спину, ноги положила на плечи Алеши. Поза была
  
  моя любимая - Алеша глубоко доставал меня, я наслаждалась
  
  этим. Лия постепенно еще больше усилила наслаждение. Она про-
  
  сунула руку сзади между ног Алеши и ввела свой пальчик в мое
  
  нижнее отверстие. Пальчик прижимал через тонкую стенку отвер-
  
  стия Алешин член. Я почувствовала, как из меня течет вниз на
  
  Лиену руку капля смазки. Приближалась кульминация. Руками Але-
  
  ша плотно прижал мои бедра к своей груди. Еще несколько тол-
  
  чков и я почувствовала, что все. Но Алеше надо было дать кон-
  
  чить. Я лихорадочно думала, как Лиин пальчик подсказал мне.
  
  - Алеша, прогони Лию и замени ее.
  
  У меня там все было мокрое. Алешин член тоже был очень
  
  скользкий и, раздвинув края, легко проскользнул на место
  
  Лиеного пальца. Он был очень большой, я туго обхватила его.
  
  Двигал Алеша медленно и осторожно. Сначала мне было немного
  
  больно, но постепенно боль стала проходить, ощущение полноты
  
  стало доставлять удовольствие. Лия буквально завизжала от но-
  
  вого необычного зрелища. Еще немного и Алеша оставил во мне
  
  все. Мы опять лежали и отдыхали. нам с Алешей полностью хвати-
  
  ло, только Лия, насмотревшись на нас, заигрывала то со мной,
  
  то с Алешей, демонстрируя свою неутомимость и вновь проснувше-
  
  еся желание.
  
  - Потерпи Лия, на сегодня хватит, - сказала я ей.
  
  Мне было неудобно перед Алешей. Ему и так приходилось не-
  
  легко, каждый раз удовлетворять двоих. Своей неугомонностью
  
  Лия могла поставить его в неловкое положение. Но Алеша успоко-
  
  ил Лию, сказав, что через полчасика отдыха он успокоит и ее.
  
  Часть 8
  
  Алеша.
  
  Сегодня мне пришлось до самого рассвета провозится с дви-
  
  гателем, который постоянно ломался, и при отсутствии запчастей
  
  его по настоящему никак не удавалось наладить. Поэтому я прос-
  
  пал целый день. Проснувшись уже к вечеру и не застав девушек в
  
  аппаратной, я заглянул к ним в комнату. У высокого трюмо сто-
  
  яла голая Лия и внимательно рассматривала себя при свете слабо
  
  мерцающей лампочки. Руки ее бесцельно бродили по телу, то ка-
  
  саясь розового соска на груди, то поглаживая бархатную кожу
  
  живота, то каштановые завитки волос на лобке. Лия подняла руку
  
  и сравнила волоски под мышкой с курчавыми волосками внизу жи-
  
  вота. Она была так поглощена созерцанием себя, что не замечала
  
  меня. Я невольно залюбовался ей. Лия вообще была сложена ис-
  
  ключительно хорошо и гармонично во всех деталях своего тела. У
  
  нее была очень красивая высокая грудь с маленькими , чуть вы-
  
  дававшимися сосками. Грудь была такая упругая, что даже когда
  
  Лия стояла, она только чуть чуть в нижней своей части делалась
  
  полнее верхней. У нее были красивые руки с ухоженными ноготка-
  
  ми. Маленькие ступни ног были с акуратными пальчиками, не изу-
  
  родованными мозолями. Ноги были длинные, стройные. И, не смот-
  
  ря на то, что она была худенькая, бедра и живот были четко об-
  
  рисованны. Тело у нее было смуглое, покрытое золотистым пуш-
  
  ком. Волосики лобка были такие густые, что через них не прос-
  
  вечивало тело.
  
  Наташа в этом отношении сильно отличалась от Лии. Если с
  
  Лии можно было лепить фигуру чистоты, и девственности, то
  
  Наташа была скорее Венера. При взгляде на Наташино тело возни-
  
  кали вполне определенные мысли и желания У нее было очень
  
  сильное эротическое начало.
  
  Я тихонько подошел к Лии и положил руку на плечо. Лия
  
  обернулась ко мне и я ее поцеловал. В поцелуях Лии было что-то
  
  особенное Она вся отдавалась им. Ее полуоткрытый рот во время
  
  поцелуя медленно бродил по моим губам туда и сюда, в тоже вре-
  
  мя крепко прижимаясь к ним, глаза е были закрыты. Мои руки
  
  ласкали ее тело. Тело от ласк ожило, напряглось, соски заос-
  
  трились, по животу и бедрам прошла легкая дрожь, ноги сами
  
  раздвинулись и в образовавшимся просвете моя рука почувствова-
  
  ла горячую шелковистую глубину. Лия стояла лицом к зеркалу,
  
  наблюдая в нем за моими руками. Я немного спустил штаны с тру-
  
  сами и она потерлась ягодицами о мой член. Потом отстранилась,
  
  чтобы и меня было видно в зеркале. Так мы стояли несколько ми-
  
  нут, любуясь друг другом. Рука Лии открывала и закрывала го-
  
  ловку моего члена. В такт ее руке член напрягался, становился
  
  больше и старался подняться еще больше. Мне было очень прият-
  
  но, только хотелось чтобы она сжимала его плотнее и делала это
  
  чаще. Она как бы почувствовала мое желание. Ее ладошка плотнее
  
  схватила мой член, а темп задавал я, устремляясь в кольце ее
  
  пальцев. Нам было не очень удобно делать это стоя. Я попятился
  
  и лег спиной на кровать. Лия стала на колени м продолжала меня
  
  ласкать. Я подсказал Лие...
  
  - "Чуть побыстрее, посильнее сожми; вот так.
  
  Она беспрекословно повиновалась, глаза ее блистели, на
  
  щеках играл яркий румянец. Я чувствовал, что у меня скоро все
  
  кончится и не хотел оставлять Лию без ответной ласки. Я под-
  
  хватил ее руками и поставил над собой так, что ее влажное,
  
  ждущая глубина, оказалась напротив моего лица. Лия стояла надо
  
  мной на коленях. Одной рукой она опиралась на кровать, другой
  
  продолжала гладить мой член. Я прижался губами к ее нижним
  
  губкам, вставил туда язык и стал им щекотать ее. Еще мгновенье
  
  и сперма оказалась в ее руке. Лия откинулась рядом со мной на
  
  спину. Я повернулся на бок и продолжал лизать у нее. Она судо-
  
  рожно подергивалась. Еще немного и она прошептала:
  
  - Хватит Алеша.
  
  Я не знала, что мужчину можно так.
  
  - Как это интересно. те бе действительно было приятно.
  
  Как от женщины ?
  
  - А ты разве не женщина?
  
  - Нет, я говорю о другом. Это ведь была только рука.
  
  - Это не имеет никакого значения. Главное, чтобы было
  
  приятно обоим, чтобы не превращалось в привычку, чтобы каждый
  
  раз было ново и желанно, тогда можно все, и все будет хорошо.
  
  Часть 9.
  
  Лия.
  
  Сегодня опять мой день. Вначале наши отношения с Алешей
  
  были беспорядочны, но потом мы договорились с Наташей об оче-
  
  редности Нас было двое, а он один и , естественно, ему было
  
  трудно. Алеша молча принял предложенный нами порядок. Только
  
  во время нашей естественной хвори порядок несколько нарушался
  
  и тогда другая на это время владела Алешей без раздельно. Але-
  
  ша ужинал на кухне а я готовилась к встрече с ним. Как прави-
  
  ло, они проходили в нашей комнате, если только фантазия или
  
  игровая прихоть не вызывали у нас желания заниматься этим в
  
  другом месте. Зная, что Алеша любит целоватьменя в самых не-
  
  ожиданных местах, я тщательно слегка надушилась, даже подкра-
  
  сила соски грудей и опять, как в прошлый раз, смотрела себя в
  
  зеркало - все ли в порядке. Меня уже давно мучила мысль что
  
  рано или поздно все у нас кончится, что тогда останется кроме
  
  непрочных воспоминаний? Вид половых сношений между мужчиной и
  
  женщиной очень возбуждал меня. Глядя на Алешу с Наташей , я
  
  бывала удовлетворена так, как будто сама побывала под ним.
  
  Я хотела оставить о наших взаимоотношениях более сущес-
  
  твенную память, чем воспоминание. У нас была кинокамера и
  
  цветная плен ка. Наташа и Алеша умели фотографировать, да и я
  
  сумела бы, хитрость не велика. Мысленно я сочиняла сценарий и
  
  ракурсы съемок.
  
  Раздраженная всем этим, я набросилась на Алешу, когда он
  
  вошел как будто не видела мужчину сто лет. Раздразнив Алешин
  
  член губами, я по Наташиному образцу легла на стол и позволила
  
  Алеше воспользоваться обоими моими отверстиями так глубоко,
  
  как только он мог. Мне почти не было больно, я привыкла к
  
  Алешкиному члену. Закончили мы новым способом, часть открытий
  
  которых принадлежала Наташе. Когда я была полностью удовлетво-
  
  рена , Алеша был на грани этого Я смазала вазелином внутренние
  
  стороны бедер, слегка свела их и Алеша в образовавшуюся чуть
  
  выше колен щель стал вводить свой член. Он мягко скользил меж-
  
  ду бедер и через минуту я почувствовала, что уже все.
  
  Пока мы отдыхали, я , поколебавшись, выложила Алеши свой
  
  план. Как ни странно, но он сразу согласился. Оставалось те-
  
  перь только уломать Наташку, но вдвоем это было уже легче. В
  
  благодарность за уступчивость я второй раз удовлетворила Алешу
  
  так, как он больше всего любил - ртом. Это умела делать только
  
  я. Наташа пробовала, но у нее не получалось, она делала зубами
  
  Алеше больно и никогда не могла довести Алешу до конца. А я
  
  обращалась с Алешиным членом нежно, глубоко забирала его в
  
  рот, осторожно глотала, трогая его языком. Оказывается, его
  
  конец, хоть он и очень толст можно проглотить. Вообще мы с
  
  Наташей, как женщины, в чем-то разнимся. Както придумали игру:
  
  Алеши завязали глаза, посадили его на стул, сами по очереди
  
  вводили в себя его член, присев к нему на колени. Алеша, не
  
  касаясь нас руками, должен был угодать, кто из нас. Алеша ни-
  
  когда не ощибался, хотя мы и придумывали разные уловки, чтобы
  
  сбить его с толку. На все вопросы,как он нас различает, он от-
  
  вечал, что там мы разные и что пословица насчет серых кошек не
  
  верна - каждая женщина в ощущениях для члена мужчины различна.
  
  Часть 10.
  
  Наташа.
  
  Сегодня у нас великий день. Наш "главный режиссер" - Лия
  
  закончила монтаж фильма "Наташа, Алеша и я ", так она его наз-
  
  вала, показывала широкой общественности, т.е. мне и Алеше.
  
  Господи, как она нас замучила! Некоторые сцены заставляла пе-
  
  реснимать дважды и трижды: Видете ли плохо получается, плохо
  
  видно. На свое горе мы научили ее обращаться с кинокамерой,
  
  так она объективом залезала ко мне , извените, чуть ли не ...
  
  мы перед камерой продемонстрировали все возможные способы, о
  
  которых знали, или сами изобрели. Израсходовали всю пленку
  
  сделали несколько сот фотографий.
  
  Теперь она потребовала письменного изложения своих впе-
  
  чатлений в качестве приложения к нему. Фильм, надо признать,
  
  получился потрясающий. У меня до сих пор трясуться колени и
  
  дрожат руки так, что еле могу себя унять. Фильм шел около двух
  
  часов и все это время я находилась в постоянном напряжении и
  
  сладкой истоме. До сих пор не могу успокоится, хотя была учас-
  
  тницей этого фильма, но Лия смонтировала его так, что много
  
  оказалось новым и интересным. Снимались мы в черных полумасках
  
  , вдруг фильм попадет в чужие руки, страшно даже подумать?
  
  Просмотр оказал на нас такое действие, что мы несколько раз
  
  прерывались для удовлетворения страсти, откуда только силы
  
  брались. Алешу мы совсем доконали. Нам с Лией пришлось даже
  
  взятся за старое, благо вспоминать не приходилось - в фильме
  
  мы все это показали - а иначе досмотреть было бы просто не
  
  возможно. Сейчас в голове у меня хаос, ни о чем не могу связа-
  
  но думать, но отдельные сцены фильма оказались настолько ярки-
  
  ми, запоминающимися, что и без фотографий, отпечатанных в ос-
  
  новных сценах, я могу описать их совершенно подробно. Лия ле-
  
  жит сейчас на кровати в совершенной прострации. Она настолько
  
  возбужденна, столько раз во время просмотра удовлетворяла свою
  
  страсть, что с ней случился обморок и нам после кино пришлось
  
  ее откачивать. Сейчас она выпила снотворное и спит. Ну и вид у
  
  нас! Глаза ввалились, бледные, как смерть , на теле синяки. Не
  
  знаю , кто из нас это сделал. Или она сама себя так истерза-
  
  ла... Вся опухла и не закрывается. Еще бы, у меня рука не та-
  
  кая уж маленькая, а ведь вся кисть под конец была там. Да и у
  
  меня вид, наверное не лучше, хотя и более выдержанная. Но ни-
  
  какой выдержки не хватит, чтобы смотреть эти сцены. Когда это
  
  снималось, как- то не обращалось внимание на детали. Или сама
  
  снимала и тогда внимание рассеивалось из-за необходимости уп-
  
  равления камерой или снимали меня, в эти минуты как то не за-
  
  мечаешь подробностей. Перед камерой мы никогда не играли. Ста-
  
  рались разными способами возбудить себя, добивались естествен-
  
  ности и в результате получили потрясающее произведение. Дураки
  
  люди, что из-за присущего им ханжества преследуют, так называ-
  
  емую порнографию. Да имей они хотя бы часть такого фильма, как
  
  у нас, то не страшно им было бы стареть, разводится. Он может
  
  заменить все, ни за какие сокровища мира я не расстанусь с
  
  ним. Эти сцены при любых жизненных невзгодах будут напоминать,
  
  что я изведала в половой части почти все, что только можно и
  
  нельзя, ничего не упущено, нет ничего не испробованного. Мне
  
  жаль замужних "курочек" , стеснительно прячущих свои прелести
  
  даже от мужа. Во время половых сношений они бояться проявить
  
  свою страсть. "Ах! Ведь это не хорошо, это стыдно, что он по-
  
  думает, если я охну чуть посильнее или сделаю как-нибудь по
  
  другому, чем обычно, или выскажу , что его ... доставляет мне
  
  удовольствие. Ведь он подумает, что я совсем развратная женщи-
  
  на". Несчастные, мне Вас жаль. И себя и его Вы лишаете всего
  
  удовольствия, сдерживая естественные порывы страсти. Вам надо
  
  бы когда-нибудь показать этот фильм в качестве наглядного по-
  
  собия. Как надо отвечать на ласки мужчин. Вы бы увидели, как
  
  он бывает блгодарен за эти естественные порывы и как тройной
  
  ценой платит за это. Но Вам не прешагнуть через уродливое по-
  
  ловое воспитание и вашу ханжескую мораль. Лия должна быть до-
  
  вольна, я по достоинству оценила ее фильм. Ну, а теперь я пе-
  
  ребираю фотографии, сколько их, какие сцены! Вот я стою на по-
  
  лу, ноги слегка согнуты и раздвинуты, туловище согнуто и грудь
  
  покоится на Алешкиных руках. Он сзади, ввел уже наполовину
  
  свой член в мою... , еще мгновенье и я почувствую острый тол-
  
  чок, его бедра прижмуться к моим и упоительное чувство взаим-
  
  ной, всепоглощающей страсти заставит наши тела стремиться друг
  
  к другу во все убыстряющемся темпе. Вот это я опять. Снята
  
  крупным планом, видим только фрагменты наших тел. Но мне ли не
  
  знать свою... и довольно таки пышную попу. Лия постаралась
  
  снять все в подробностях. Я лежу боком на столе. Алеша припод-
  
  нял мою ногу так, что объектив смотрит все мое приоткрывающее
  
  нутро, моя рука, просунутая между бедер, держит его член двумя
  
  пальцами, головка его обнажена, и вот- вот очутится во мне. Я
  
  хорошо помню этот момент, в кино он имеет просто потрясающее
  
  действие. Алеша ввел головку члена и он попал сначала в более
  
  узкое отверстие, чем, в прочем Алеша не был огорчен, да и я
  
  тоже.
  
  А вот эта сцена потребовала введения в кинокамеру малень-
  
  кой автоматики, которая помогла нам снять сцены с участием
  
  всех трох. Я лежу на спине, Алеша, присел на корточках, его
  
  член между моих, блестящих от вазелина грудей, которые он сжи-
  
  мает руками. Ноги мои широко раздвинуты и из ... торчит напо-
  
  ловину погруженная свеча. Лия схватила ее руками и готовится
  
  погрузиьть ее до конца. Потом по совету Алеши мы заменили ее
  
  куском губчатой резины, обтянутой презирвотивом, сначала они
  
  были двух размеров: для меня и для Лии, впрочем, сейчас у нас,
  
  пожалуй, один размер.
  
  Еще одна групповая сцена. Мы с Лией лежим на диване задом
  
  друг к другу, на небольшом растоянии. Ноги у нас согнуты и
  
  прижаты к груди. Алеша вставил нам обеим сразу одну длинную
  
  свечу и двигает ее туда сюда, мне поглубже, Ли помельче. Дру-
  
  гая сцена Алеша лежит на полу. Лия сидит над ним на корточках
  
  , Алешин член в ее ... и она заглядывывает туда. Я тоже на
  
  корточках стою над Алешей и , раздвинув моо ягодицы, он нап-
  
  равляет между ними эрзац, описанный уже мною. Опять группа. Мы
  
  с Лией на спинах лежим рядом на столе. Алеша перед нами. Мне
  
  Алеша воткнул свой член, а Лие его заместитель. Потом мы поме-
  
  нялись с Лией. А на этой фотографии Алеша... Лию, придерживая
  
  ее за талию. Лия на четвереньках стоит на табурете. Это опять
  
  с Лией. Алешина голова между еео бедрами. Лежат они на боку
  
  валетом, Лия обнажила головку его члена и тянется к ней губа-
  
  ми. Более эффективный кадр. Лия на коленях перед стоящим Але-
  
  шей, который прижимает ее голову к себе. Его член почти весь у
  
  нее во рту. Как он только там помещается! Рука Лии обхватывает
  
  бедра Алеши. Еще один снимок. Я лежу на спине с раздвинутыми
  
  ногами, Алеша надо мной на корточках. Его рука на внутренних
  
  сторонах моих бедер, у самой....стараются ее широко открыть.
  
  Лия со своим приспособлением наготове.
  
  На сегодня хватит. Чувствую, что еще немного и я опять
  
  побегу к Алеше, а сил больше нет. надо спать.
  
  Часть 11
  
  ЛИЯ.
  
  Я проснулась от того , что заболела. Заболела преждевре-
  
  менно. Вчерашний просмотр не прошол для меня даром, возбужде-
  
  ние было слишком велико. Хотя во время монтажа я просмотрела
  
  каждый кадр, но совместный просмотр на большом экране совсем
  
  другое дело. Чрез 15 минут после начала просмотра я не выдер-
  
  жала и выключила проектор Схватила Алешу, очень быстро. Я еще
  
  ничего не успела, а он уже кончил, да еще в меня.Хорошо что во
  
  мне приключилась моя хворь. Алеша только раздразнил меня, я не
  
  знала куда деваться.
  
  - Наташа , помоги!
  
  И через мгновенье почувствовала внутри себя упругий прох-
  
  ладный каучук. Стало немного легче. Я благодарно гладила по
  
  горячей, влажной Наташиной промежности. наконец, стало совсем
  
  легко и я прекратила двидения Наташиной руки.
  
  - Лия, теперь ты меня, услышала я шепот Наташи. Алеша его
  
  тоже услышал. Он хотел загладить свою вину.
  
  - Давай я - сказал он Наташе.
  
  Наташа стала на четвереньки, он присел у ее бока, охватил
  
  одной рукой за талию, а другой ввел резиновую "игрушку". Сна-
  
  чала слышалось только их прерывистое дыхание, в комнате была
  
  почти полная темнота. Только смутные контуры тел выделялись на
  
  фоне экрана.
  
  - Алеша, поглубже - застонала Наташа- еще так, милый еще.
  
  Ох, как хорошо! Миленький мой, еще.!
  
  Слышались стоны Наташи, тяжело дыхание Алеши и легкий шо-
  
  рох, я подползла к ним и стала гладить Алешина яички и поник-
  
  ший член Звуки поцелуев будоражили меня еще больше.
  
  В качестве компенсации Наташа поглаживала меня, пригова-
  
  ривая: Бедненькая....., она опять мокренькая, она опять хочет.
  
  Потерпи , миленькая, сейчас мы кончим и что-нибудь приду-
  
  маем для тебя. Ее пальцы скользнули внутрь, касались стеночек,
  
  теребили волоски, вход. Я невольно придвинулась к ней все бли-
  
  же и ближе. Схватила ее руку и начала двигать глубже. Наташа
  
  попыталась выдернуть руку, я не давала. "Лия, что ты делаешь!
  
  Тебе ведь больно, дурочка!" Я стиснула зубы и подвинула ее ла-
  
  дошку еще глубже. Наташа поджала большой палец и он тоже вошел
  
  в меня. Сквозь боль я чувствовала как ее пальцы шевеляться у
  
  меня внутри, касаясь какого -то бугорка. Стало невыносимо
  
  сладко. НАташа осторожно повернула руку. Неповторимо приятная
  
  судорога прошла по моему телу, руки и ноги мелко задрожали,
  
  все тело покрылось потом, мне хотелось закричать, а может быть
  
  я и закричала. Мне не хватило воздуха, я сжимала грудь руками,
  
  пробовала еще шире развести ноги, покрывала лицо склонившейся
  
  ко мне Наташи безумными поцелуями, шептала: "Наташанька, еще
  
  меня, еще!" Что было потом не помню. Я потеряла сознание.
  
  Часть 12.
  
  Алеша.
  
  После фильма я никак не мог уснуть. Перед глазами мелька-
  
  ли соблазнительные картины. Наташа тоже не спала. Она сидела в
  
  соседней комнате и что-то писала. Было около двух часов ночи.
  
  Свет в соседней комнате погас. Наташа зашла ко мне и прилегла
  
  рядом. Некоторое время мы лежали молча, внутренне переживая
  
  перепитии дня. Потом начали шептаться, делясь впечатлениями о
  
  фильме.
  
  - Алеша, как тебе больше нравиться со мной? Тебе больше
  
  нравиться меня... или с Лией приятней?
  
  - Наташа, я уже говорил вам: вы очень разные. Лия своими
  
  необузданными выходками, любопытством и возбудимостью застав-
  
  ляет как-то по новому чувствовать свое тело, обнаруживая со-
  
  вершенно незнакомые мне в нем свойства. Ты тоже очень жен-
  
  ственна, обладаешь ярко выраженным женским началом. Если с
  
  Лией бывает все обычно бурным, но коротким, то с тобой чувства
  
  нарастают постепенно, успеваешь почувствовать и осмыслить,
  
  удовлетворение от тебя бывает полным.
  
  - Ну , а как тебе все-таки приятней со мной?
  
  - Я люблю, когда ты прижимаешься ко мне, - я похлопал ее
  
  по голой попке, - у тебя она очень приятная. Когда ты прижима-
  
  ешься ко мне, я испытываю дополнительное наслаждение.
  
  - Правда? Я это тоже чувствовала. Мне тоже приятно, ты
  
  так глубже проникаешь в меня.
  
  - А что, разве тебе мало?
  
  - Что ты Алешенька, мне его вполне достаточно. Но знаешь
  
  как бы не было глубоко, а хочется еще глубже. Таковы уж мы
  
  женщины! - она опять положила руку мне на член, погладила его,
  
  приговаривая:
  
  - Он меня вполне устраивает, я люблю его.
  
  - Наташа, а ты не ревнуешь меня к Лии?
  
  - Нет , Алеша , мы с недй так близки, так много знаем
  
  друг друга, так слились с ней, что когда ты ласкаешь ее , мне
  
  тоже бывает очень приятно. Я хоть этого и не показываю, но то-
  
  же люблю смотреть на ваши с Лией забавы. Я погладил Наташу.
  
  Она раздвинула ноги, чтобы было удобней гладить там. Наташа
  
  была опять готова. Почувствавав это, я тоже зашевелился под ее
  
  руокй.
  
  - Подожди , Алеша, не торопись, давай поговорим еще о
  
  чемнибудь. Ты много знал женщин до нас с Лией?
  
  Я ответил, что всего двух. Это была правда.
  
  - А ты?
  
  А у меня до тебя кроме мужа никого не было.
  
  - Ты не жалеешь, что развелась с ним?
  
  Не знаю Алеша. Раньше думала, что правильно поступила. А
  
  сейчас думаю, что наша жизнь, при определенных обстоятель-
  
  ствах, могла сложиться по иному. Если бы ты , Алеша, вовремя
  
  не подвернулся нам с Лией, мы с недй , наверное, с ума бы сош-
  
  ли. Как мы благодарны тбе за все. Но знаешь , Алеша, так про-
  
  должаться долго не может. Тебе надо устраивать свою жизнь, да
  
  и нам надо думать о будущем.
  
  - Наташа, мне будет оченбь жаль с вами расставаться.
  
  - Алешенька, а нам - то каково? Ты думаешь нам будет лег-
  
  ко? Но не может это продолжаться вечно!
  
  - Я сам думаю, что наши отношения не могут долго продол-
  
  жаться. Все скоро должно будет кончиться, т.к. мне надо будет
  
  скоро уезжать.
  
  Некоторое время мы лежали молча, утешая друг друга нежны-
  
  ми ласками. Потом Наташа легла ко мне спиной, взяла член в ру-
  
  ку и начала водить им у себя между ног. Я чувствовал, как под
  
  усилием ее руки головка мягко раздвигает ее губы, каждый раз
  
  спотыкаясь о маленькую ступеньку. Там стало очень мокро. Ната-
  
  ша не препятствовала, когда член оказался против ближайщей ко
  
  мне дырочки, я сделал усилие, пытаясь туда проникнуть. Когда у
  
  меня с первого раза не получлось, сама направила его туда.
  
  - Только не надо сразу глубоко.
  
  Я осторожно двигал член, погружая фактически только го-
  
  ловку. Отверстие туго охватывало ее, мешая вынимать совсем.
  
  Чувствуя, что я боюсь сделать ей больно, надвинулась на него
  
  так, что он вошел до конца. Когда я хотел перейти в другое от-
  
  верстие, Наташа шепнула:
  
  - Не надо, кончай там.
  
  Мы были слишком усталые и пресышенные. Я еще несколько
  
  раз прижился к Наташе и оставил ее в покое, так и не доведя
  
  дело до конца. Мы опять лежали рядом, перекидываясь отдельными
  
  фразами.
  
  - Я принесу карточки. Давай их посмотрим вместе.
  
  И, не дождавшись моего согласия, Наташа встала с кровати.
  
  Через минуту мы лежали рядом и при свете настольной лампы лю-
  
  бовались нашей коллекцией. Одни фотографии показывали красоту
  
  мужского и женского тела в момент наивысшего удовлетворения
  
  страсти, другие, снятые крупным планом, были излишне натура-
  
  листичны. Мне больше нравились первые. Особенно мне нравились
  
  фотографии, где женщина сама направляет рукой член, или где ее
  
  поза выражала полную готовность. Нравились мне такие фотогра-
  
  фии, где женщина своим телом, положением рук и ног, выражением
  
  лица, всем своим существом как бы говорила о величайшем нас-
  
  лаждении, доставдяемом ей мужчиной. Были шутливые фотографии.
  
  Лия с Наташей в полной готовности приглашают меня к себе, а я
  
  стою перед ними и не знаю, какую выбрать. Или фотографии, где
  
  они своей неудобной позой, руками или складкой одежды мешают
  
  мне добраться до них. Остается совсем мало, а добраться нель-
  
  зя, правда, после таких шуток меня вознаграждали сторицей.
  
  Было несколько фотографий, где не сама партнерша, а ее подруга
  
  направляла мой член в соответствующее место. Запомнилась фо-
  
  тография стоящей на четвереньках Наташи. Лия силит на ней вер-
  
  хом, раздвигая ее ягодицы. Я вставил Наташе кончик и вот-вот
  
  погружусь совсем. Хорошо передавала выражение неистовой страс-
  
  ти групповая фотография. Наташа лежит на столе с раздвинутыми
  
  ногами. Я стою перед ней на коленях и целую ее в промежность,
  
  а Лия лежит под столом и сосет мой член.Много было фотографий,
  
  где мои партнерши полуодетые. Создавалось такое впечатление
  
  что они так торопились, тчо не успели раздеться до конца (
  
  впрочем , это было в действительности). Не полностью снятые
  
  чулки, оставшийся лифчик, полурастегнутый халатик, просто при-
  
  поднятый подол платьЯ - это все придавало фотографиям интимный
  
  характер и усиливало эротическое влеяние. Несколько фотографий
  
  изображало нас после окончания полового акта. Осбенно хорошо
  
  была на одной из них Лия, безвольно распростертая на смятых
  
  простынях кровати. ноги еще не спели сдвинуться, руки разбро-
  
  саны по сторонам, голова повернута на бок, рот полуоткрыт,
  
  грудь поднялась в последнем вздохе, по бедру стекает капля
  
  прозрачной жидкости. Еще много фотографий, как мы одеваемся,
  
  раздеваемся, купаемся, целуемся, спим или просто лежим, обме-
  
  ниваясь интимными ласками. Рассматривание фотографий привело к
  
  тому эффекту, на который расчитывала Наташа. Чувства наши про-
  
  будились. Наташа повернулась ко мне и прижалась губами к моим
  
  губам. Мы обменялись долгим страстным поцелуем. Головка моего
  
  члена искала Наташин вход.
  
  - Только не торопись - попроосила Наташа.
  
  Я не торопился, только повернул Наташу на спину и начал
  
  медленно ... ее Наташа лежала совсем неподвижно, вся отдаваясь
  
  сладким ощущениям. Я нарочно направлял член чуть выше , чем
  
  надо и он, как с горки, скатывался в горячую глубины. Время от
  
  времени мы замирали, плотно прижавшись друг к другу. Было
  
  очень приятно и я чувствовал что смогу еще долго. Влагалище
  
  Наташи стало просторным и мой член входил в него почти без
  
  сопротивления. У меня было такое впечатление, что когда я вы-
  
  нимал его, то там оставалась открытое отверстие. Я решил про-
  
  верить это. Просунул руку между нашими телами и ввел палец в
  
  НАташино влагалище. Нет, дырочка все таки закрывается. Вдруг я
  
  услышал:
  
  - Поглубже, Алеша.
  
  - Наташа, остальные пальцы не пускают.
  
  - А ты и остальные.
  
  Я неуверенно ввел Наташе ладонь. Она с трудом продвига-
  
  лась внутрь, раздвигая упругие стенки. Внутри оказалось не
  
  очень гладко. Стенки были как-бы гофрированные. Я боялся, что
  
  сделаю Наташи больно, но она молчала. Продвинувшияся вперед
  
  ладонь встретила препятствие. Я осторожно ощупал его кончиками
  
  пальцев.Препятствие было выпуклым, а посередине его была ма-
  
  ленькая впадина. Я пробовал ввести туда кончик пальца, но
  
  Наташа остановила мою руку:
  
  - Алеша, не надо, ведь это же матка.
  
  Я немного отодвинул ладонь назад и пальцами стал гладить
  
  стенки влагалища.
  
  - Наташа, тебе же больно!
  
  - Нет.
  
  - А приятно?
  
  - Сама не пойму, как - то странно, непривычно. Ты иногда
  
  что- то трогаешь пальцем , так у меня истома поднимается до
  
  самого горла. Хватит Алеша.
  
  - Зачем тебе это было нужно, Наташа?
  
  - Хотелось проверить, что чувствовала Лия.
  
  - Ну и что?
  
  - Наверное, у нее это было как - то по другому.
  
  Я снова начал...Наташу, но чувствовал, что не удовлетво-
  
  ряю ее. Мужчина это хорошо чувствует. Слишком много было всего
  
  за сегодняшний вечер. Для удовлетворения Наташи нужно было
  
  что-то другое. И тут она мне помогла. "Подожди, Алеша", Я
  
  прекратил.
  
  - Алешенька, можно я сделаю одну вещь? Ты не будешь потом
  
  надо мной издеваться?
  
  - Что ты, Наташенька, Вам с Лией все можно, разве ты не
  
  знаешь?
  
  Наташа поцеловала меня, проворно вскочила с кровати , ми-
  
  нуту покапалась в ящике туалетного столика и подошла ко мне,
  
  пряча что-то за спиной.
  
  - Алеша, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу.
  
  Я закрыл глаза и почувствовал, что Наташины руки трогают
  
  мой член и оборачивают его чем-то мягким. Потом я почувствовал
  
  что на все это она одевает резинку презирватива.
  
  - Теперь можешь открыть глаза.
  
  Я взглянул вниз и увидел, что мой член стал раза в два
  
  толще и раза в полтора длинее.
  
  - Алешенька, ты не подумай, что мне твоего не хватает.
  
  Просто сегодня со мной что-то случилось, я никак не могу
  
  кончить, а без этого, боюсь, со мной будет тоже, что и с
  
  Лией. Ты уж прости меня.
  
  Я заверил Наташу, что все понимаю, ничуть не обижен, и,
  
  если она считает, что так ей будет лучше, то я не возражаю.
  
  Мой член ничего не чувствовал, через слой фланели и Наташа са-
  
  ма направляла его в себя.
  
  - Наташа, если тебе будет больно, дай мне знать.
  
  - Хорошо, Алеша. Не бойся, давай.
  
  Теперь Наташа не лежала не подвижно. В такт моим движени-
  
  ям тело ее вздрагивало, сквозь стиснутые зубы прорывались лег-
  
  кие стоны, ногти впивались в мои плечи. С ней происходило то-
  
  же, что с Лией. Тоже начало дрожать и биться в конвульсиях те-
  
  ло,стоны перешли в протяженные вскрикивания. Я уже не мог ос-
  
  тановиться. Наташа вскрикнула в последний раз, ноги ее судо-
  
  рожно сжали мои бедра и она неподвижно распрастерлась подо
  
  мной. Я пришел в себя, вытащил член и сорвал с него все. Пот-
  
  рогал лицо Наташи. Из глаз у нее текли слезы.
  
  - Наташа, что с тобой?
  
  - Все хорошо Алешенька. Полежи со мной рядом минутку спо-
  
  койно.
  
  Я лег рядом, стал гладить тело НАташи. Наташа открыла
  
  глаза, села на кровати и счастливо засмеялась.
  
  - Алешенька, как мне сейчас хорошо и спокойно. Миленький,
  
  что же я смогу для тебя сделать, ведь ты еще не кончил?
  
  Признаться, я уже не думал об этом. С меня было достаточ-
  
  но, я отклонил предложение Наташи. Утомленные, полностью удов-
  
  летворенные, мы лежали на кровати обнявшись. Наташа , засыпая,
  
  шептала мне:
  
  - Алешенька, как хорошо ты меня сейчас..., еще никогда я
  
  не чувствовала такого полного удовлетворения, я хочу , чтобы
  
  ты меня еще когда-нибудь так. Миленький, я ради этого готова
  
  на все, делай после этого со мной все, что хочешь, только ...
  
  меня.
  
  Б Е Т Т И
  
  Дневник я начала вести, когда мне исполнилось 16 лет. В этот день
  
  мой отец, богатый скотопромышленник, вернулся из Парижа и привез мне в
  
  подарок норковую шубку. Девушка я была с хорошей фигурой. Шубка сидела
  
  на мне великолепно. Было лето и вместе с ним заканчивались мои каникулы.
  
  Осенью я должна была пойти в 10 класс, А потом, как этого желали мои
  
  родители, меня ожидал медицинский институт. Пока же я отдыхала на нашей
  
  загородной даче в мире радужных надежд и ожиданий. Я много читала и с
  
  некоторых пор с особым интересом журналы и книги в основном в
  
  сексуальном плане. Эти книги и журналы меня сильно волновали, вызывая
  
  новые, еще не понятные мне чувства.
  
  Впрочем, я здесь была не одинока. Моя подруга, 17-летняя Марта,
  
  тоже уделяла много внимания подобной литературе. Мы с повышенным
  
  интересом рассматривали журналы и книги, где в хорошо иллюстрированных
  
  фотографиях и картинках можно было увидеть все формы полового сношения.
  
  Вечером в честь дня моего рождения собрались гости. Среди них был
  
  друг нашей семьи Фред, один из папиных компаньонов по фирме. Это был
  
  высокий, красивый мужчина 45-48 лет. Когда папа был в разъездах, Фред
  
  часто навещал наш дом и мы все его любили. Вместе с ним впервые к нам
  
  приехал его сын Рэм, студент университета, где он занимался на
  
  юридическом факультете. Это был красивый парень лет 22. Он приехал из
  
  Англии на каникулы. Нас познакомили и мы вместе с Мартой и другими
  
  девочками составили веселую компанию. Гости разъехались поздно, и я
  
  пригласила Рэма навестить меня на даче, на что он дал согласие.
  
  Через два дня папа уехал в Осло, а вечером приехал дядя Фред. Он
  
  был как всегда в хорошем настроении и привез с собой несколько коробок с
  
  кинолентами. Он был большой любитель этого и узколенточные фильмы были
  
  его хобби.
  
  Раньше мы вместе просматривали его киноленты, но сегодня почему-то
  
  мама сказала, чтобы я шла в гости к Марте, а картины они посмотрят сами.
  
  Раньше когда мама отправляла меня гулять, у меня не возникало никаких
  
  подозрений, а сегодня какое-то недоверие закралось ко мне в душу и я
  
  решила схитрить. Сделав вид, что ухожу гулять, я нарочно хлопнула дверью
  
  и незаметно проскользнула в свою комнату. Через некоторое время я
  
  услышала, как застрекотал аппарат и послышались звуки задушевной музыки.
  
  Я потихоньку приоткрыла дверь и заглянула в гостиную. Там никого не
  
  оказалось. Звуки шли из маминой спальни. Я заглянула в неплотно
  
  прикрытую дверь и увидела небольшой экран, который висел напротив
  
  маминой постели.
  
  То что я увидела на экране привело меня в состояние крайнего
  
  удивления. Совершенно голый мужчина с высоко торчащим членом обнимал
  
  голую женщину. Потом он положил ее поперек кровати, высоко поднял ноги,
  
  которые оказались у него на плечах и стал проталкивать свой огромный
  
  член между ее ног.
  
  Потом он еще что-то делал с ней. Я стояла как окаменелая, не имея
  
  сил оторвать глаз от экрана. Вдруг лента закончилась и аппарат
  
  автоматически остановился. Я перевела глаза и увидела маму с Фредом.
  
  Моя мама, милая, красивая, чудесная мама, перед которой я
  
  преклонялась, сидела на постели совершенно обнаженная в объятиях голого
  
  дяди Фреда. Одной рукой он держал маму за грудь, а другая его рука была
  
  где-то между маминых ног. При розоватом свете торшера я отчетливо видела
  
  их голые тела. Фред прижал к себе маму, губы их слились в долгом поцелуе
  
  и мама опустилась на кровать, широко раздвинув согнутые ноги.
  
  - 2 -
  
  Фред улегся на маму сверху, и оба они тяжело задышали. Я едва не
  
  закричала и не помню как очутилась в своей комнате. Увиденное потрясло
  
  меня, в голове шумело, сердце стучало так сильно, что казалось, выскочит
  
  из груди.
  
  Правда, подобные картины я видела у Марты в журналах, но ведь то
  
  были картины, а это действительность и... моя мама.
  
  Я невольно коснулась рукой своих половых органов и сразу же
  
  отдернула руку, она была влажной и горячей.
  
  Ночью мне снились голые мужчины и женщины. Я просыпалась в
  
  состоянии непонятной мне тревоги, и вновь тревожно засыпала.
  
  Утром мама позвала меня завтракать. Я внимательно посмотрела на
  
  нее, но никаких изменений не заметила. Она как всегда была свежа, а
  
  сегодня особено красива и находилась в отличном настроении. Я даже
  
  начала думать, не приснилось ли мне все это. Весь день я гуляла одна в
  
  лесу, а вечером зашла к Марте. Она была рада моему приходу и вытащила
  
  целую кучу новых журналов, которые мы с жадностью начали рассматривать.
  
  Теперь я с особым интересом разглядывала разные детали порнографических
  
  фотографий, сравнивая их с недавно увиденным дома.
  
  Я была сильно возбуждена и рассказывала Марте о кинокартине,
  
  которую случайно подсмотрела вчера. О маме и Фреде я, естественно,
  
  ничего не сказала. Марта слушала меня, затаив дыхание. После этого мы с
  
  Мартой не виделись несколько дней, так как она вместе с матерью уехала в
  
  Копенгаген. Я гуляла со своими подругами, боясь делиться с ними своими
  
  впечатлениями. Вечером на своей машине приехал дядя Фред и привез от
  
  папы письмо. Теперь, зная об отношениях мамы с Фредом, я была на страже
  
  и уже знала, что будет вечером. После ужина мама как бы невзначай
  
  спросила, что я собираюсь делать. Я ответила, что пойду с девочками в
  
  парк и приду поздно. Только не очень, сказала мама и я отправилась
  
  одеваться. Как и в тот раз я решила обмануть их. Выйдя в коридор, я
  
  хлопнула входной дверью и хотела спрятаться у себя в комнате, но
  
  какой-то чертик подстегнул меня, и подумав, я юркнула в мамину спальню,
  
  спрятавшись за тяжелой портьерой. От страха и волнения у меня стучало в
  
  висках, но ждать пришлось недолго. Скоро мама и дядя Фред вошли в
  
  спальню и стали быстро раздеваться. Фред хотел потушить свет, но мама
  
  сказала: "Ты же знаешь, что я люблю при свете" и зажгла торшер. Комната
  
  сразу наполнилась розоватым приятным светом, в котором отчетливо видны
  
  были голые тела любовников. Дядя Фред поцеловал маму и уселся на край
  
  кровати, как раз боком ко мне, и я отчетливо увидела, как из копны волос
  
  торчал высоко его большой член, точно такой, какие я неоднократно видела
  
  в журналах и кинофильмах. К Фреду подошла моя мама, опустилась перед ним
  
  на колени и, обхватив двумя руками член, стала его гладить, называя
  
  ласковыми именами, точно он был живой человек. И тут произошло самое
  
  страшное. Мама неожиданно опустила голову и открытым ртом обхватила
  
  головку члена, стала его целовать и нежно сосать, как большую соску. Я
  
  видела из своего укрытия как ее губы обволакивали головку члена и какое
  
  у нее было счастливое лицо.
  
  В это время Фред нежно ласкал ее груди и все это происходило в двух
  
  шагах от меня. От охватившего меня возбуждения, я едва стояла на ногах,
  
  но выдать себя было нельзя, да и интерес к происходящему был велик. Но
  
  вот мама, моя любимая мама, которую я считала самой чистой женщиной на
  
  свете, выпустила изо рта член, стала целовать и благодарить Фреда. Дядя
  
  Фред встал, а мама легла поперек кровати, высоко подняв кверху широко
  
  расставленные ноги. Фред встал между маминых ног, которые неожиданно
  
  оказались у него на плечах, и стал проталкивать свой член в мамино
  
  - 3 -
  
  влагалище. При этом он быстро двигал низом живота, и я видела как член
  
  входит и выходит в маму и слышала как при этом погружении раздается
  
  хлюпанье. При этом мама протяжно стонала, а потом тяжело задышала. Так
  
  продолжалось несколько минут, которые мне показались целой вечностью. Но
  
  вот мама издала долгий протяжный вой, резко задергалась всем телом и
  
  опустила ноги. Фред вынул из нее свой член, стал ее целовать и опустился
  
  рядом на кровати. При этом его член продолжал торчать кверху и мама
  
  одной рукой его теребила и гладила. Так они пролежали на постели минут
  
  десять и мама благодарила Фреда, что он дал ей возможность "хорошо
  
  кончить". Я думала, что они теперь оденутся, но я ошиблась. Фред что-то
  
  сказал маме, она встала у края кровати, уперлась руками в постель, а
  
  Фред встал позади мамы, раздвинул руками ее бедра, его член сразу же
  
  вошел в маму. После этого он стал медленно вынимать и вновь вгонять в
  
  мамино влагалище член. Мама сначала стояла спокойно, но потом завертела
  
  тазом и при каждом погружении в ее тело члена, страстно стонала. Вдруг
  
  Фред и мама заметались. Мама начала поддавать задом в сторону члена,
  
  который все быстрее и быстрее входил в нее. Фред что-то закричал, плотно
  
  прижался низом живота к маминому заду и оба они повалились на постель. Я
  
  поняла, что стала свидетельницей настоящегой полового акта между
  
  мужчиной и женщиной, и мне тоже захотелось испытать все это на себе.
  
  Конечно, то, что мы делали с Мартой, доставляло мне много удовольствия,
  
  но, очевидно, сношения с мужчиной должно принести много радости. Об этом
  
  я много читала и слышала от старших девочек, которые уже жили с
  
  мальчиками и рассказывали много интересного и волнующего. Мама с Фредом
  
  пролежали 15 минут и стали одеваться. "Фред, тебе надо уходить, -
  
  сказала мама, - скоро придет Бетти. Она уже стала взрослая, и я не хочу,
  
  чтобы она что-либо подумала". Как только они вышли к машине, я быстро
  
  выскользнула во двор и через 10 минут после мамы пришла домой. За ужином
  
  мама выглядела как будто ничего не случилось и спокойно мне сказала, что
  
  на днях приедет сын дяди Фреда, Рэм, которого я действительно недавно
  
  приглашала к нам приехать.
  
  Очевидно, я была крайне взволнована всем увиденным, так как мама
  
  обратила внимание на мое возбужденное лицо и велела мне быстро ложиться
  
  спать. В постели я думала, почему мама изменяет папе. Ведь мой папа
  
  такой большой и красивый, и наверное, может делать все с мамой так же,
  
  как дядя Фред. Утром я встала с сильной головной болью. Я поняла, что
  
  кончилось мое безмятежное детство и начинается новая таинственная жизнь
  
  женщины. Мне было болезненно страшно открыть эту новую страничку. Что-то
  
  меня ожидает? Что?
  
  Прошло несколько дней. Марта все еще была в Копенгагене, хотя я
  
  очень хотела ее возвращения. Вскоре приехал с Рэмом дядя Фред. Я хорошо
  
  отдохнула и была рада их приезду. Рэм был красивый, обаятельный парень.
  
  Вел себя непринужденно, но корректно, и мне с ним было хорошо. Мы
  
  купались, играли в бадминтон, бегали по лесу. Вечером после чая мы
  
  отправились с ним на танцы. Танцевал он очень хорошо и мне было приятно,
  
  когда его сильные руки слегка касались моей груди. После танцев мы пошли
  
  домой. В темной аллее Рэм остановился и обнял меня. Я не мешала ему и
  
  его губы коснулись сначала моего виска, затем скользнули к глазам и мы
  
  соединились в долгом поцелуе. Да, поцелуй Рэма был не поцелуем Марты...
  
  Обнимая меня, Рэм, как бы случайно коснулся моей груди. Я не оттолкнула
  
  его руки и широкая ладонь Рэма проскочила под мою блузку, и стала нежно
  
  ласкать мою грудь. Мы долго стояли прижавшись друг к другу возле старого
  
  дуба и я чувствовала, как твердый возбужденный член прижимается к моему
  
  половому органу. Я чувствовала твердые бедра Рэма и не имела сил
  
  оторваться от него. Мы еще долго стояли в темноте, наши губы искали друг
  
  - 4 -
  
  друга и не было желания уходить. Пришли мы домой совсем поздно, и
  
  попрощавшись, ушли спать. Рэм поднялся в свою комнату, а я забрадась под
  
  одеяло и, крепко сжав ноги, предалась своим мыслям. Я понимала, что Рэм
  
  не ограничится такими отношениями и решила: пусть будет, что будет.
  
  Рано утром мы позавтракали. Дядя Фред уехал в город, а мы с Рэмом
  
  побежади на речку. Вечером мы опять пошли на танцы, а потом возле
  
  старого дуба Рэм прижал меня к себе. Его сильная рука опять проникла под
  
  мою блузку и, приподняв бюстгалтер, стала сжимать мою грудь. Потом Рэм
  
  совсем расстегнул блузку, освободил от ненужного теперь бюстгалтера
  
  грудь, и впился в нее. Когда я почувствовала как рука Рэма пошла вдоль
  
  бедра, проникла под трусики и пальцы его коснулись бугорка и скользнули
  
  по влажным губам, я испугалась и едва дыша прошептала: "Не надо".
  
  Но Рэм казалось, не слышал моих слов. Его рука продолжала гладить
  
  мое тело, и хотя я с силой сжала ноги, его пальцы несколько раз
  
  коснулись промежности. "Не надо", - прошептали вновь мои губы, но это
  
  был только шепот. Рука Рэма коснулась моей груди в то время, как другая
  
  продолжала гулять по всему моему разгоряченному телу. И я жаждала, да
  
  жаждала этой ласки. Перед моими глазами проплывали недавно увиденные
  
  картины в маминой спальне, и я подумала... пусть. Обнимая меня, Рэм
  
  прижал меня к дереву и рукой стал спускать с меня трусики. Вот он,
  
  "этот" миг с ужасом подумала я, и совсем ослабев, стала раздвигать ноги.
  
  И тут же Рэм, широко раздвинул свои ноги, втиснув свой перед между моих
  
  ног, стал с силой тереться своим возбужденным членом о мой бугорок.
  
  Сейчас все это случится, подумала я и мне стало страшно при мысли, что
  
  эта "толстая палка" должна вся войти в меня.
  
  Рэм продолжал неистовствовать. Губы его страстно целовали мои губы,
  
  передом он все сильнее прижимался к моему половому органу и вдруг, издав
  
  тихий стон, он как-то сразу обмяк, несколько раз судорожно дернулся и
  
  повис на моих плечах. Я не могла понять, что с ним произошло, так
  
  внезапен был переход от необузданной страсти к полной апатии. "Идем
  
  домой", слабо вздохнул он и нежно поцеловал мои губы. Ничего не сказав,
  
  Рэм поднялся на второй этаж в свою комнату, а я долго лежала в постели,
  
  отдаваясь своим мыслям. Я уже начала засыпать, как вдруг дверь слегка
  
  приоткрылась и в комнату проскочил Рэм. Не успела я сказать слово как
  
  Рэм одним прыжком оказался в постели. "Тише, ради Бога не шуми, ведь
  
  рядом комната моей мамы".
  
  Рэм плотно обхватил мое голое тело и плотно прижался ко мне. Я
  
  чувствовала, как он весь дрожал. Я была как загипнотизированная и не
  
  могла сказать больше ни одного слова. Его трепетные руки обхватили мою
  
  голую грудь, а губы жадно впились в мой рот. Я чувствовала как его
  
  высоко торчащий член упирается в мое бедро. "Рэм, дорогой мой, зачем ты
  
  пришел?" - наконец прошептала я. - "Прошу тебя, уйди". Но он, прижав
  
  меня к подушке, продолжал жадно целовать мои глаза, шею, грудь...
  
  Наконец он немного успокоился и я смогла говорить. "Уходи, прошу тебя,
  
  мне страшно, услышит мама". Но Рэм уже не слушал меня и с новой силой
  
  обрушился на мое слабеющее тело. Я с силой сжала ноги и попыталась
  
  оттолкнуть его. Неужели пришел "этот" момент, подумала я и почувствовала
  
  как коленки Рэма с усилием уперлись между моих бедер и разжимают мои
  
  ноги. Всем своим сильным телом он сверху навалился на меня. Мне стало
  
  трудно дышать, и я еще пыталась слабо сопротивляться в то время, как мои
  
  ноги стали раздвигаться, а мое тело уже отдавалось ему.
  
  "Рэм, дорогой, - едва прошептала я, - пожалей меня, ведь я девушка,
  
  прошу тебя, пожалей - мне страшно..." - и сама тянулась к его губам. Не
  
  имея сил и желания больше сопротивляться, я сама раздвинула бедра,
  
  предоставляя ему делать все, что он пожелает. Я только почувствовала,
  
  - 5 -
  
  как его горячие трепетные пальцы прошлись по моему бедру, скользнули по
  
  влажным губам и что-то твердое стало упираться мне то в бедро, то в низ
  
  живота. От нетерпения он не мог попасть сразу куда надо. Я еще пыталась
  
  вновь сжать ноги, завертела тазом, но в это время, твердый, как палка,
  
  член, попал наконец-то между моих половых губ и горячая головка начала
  
  медленно входить в меня. Я не поняла, что со мной происходит. На мне,
  
  между моих широко раздвинутых ног, плотно прижав мое тело к постели,
  
  лежал Рэм, яростно овладевая мной. Его рука сжимала мои груди, а губы
  
  впивались в приоткрытый рот. Вдруг резкая острая боль между ног
  
  заставила меня громко вскрикнуть и я почувствовала, как, раздвигая
  
  плотные стенки влагалища в моем теле забился горячий толстый член. Рэм
  
  как будто бы обезумел, не обращая внимания на мои слова, он стал
  
  вынимать и погружать в меня свой половой член.
  
  Наконец он всем телом прижался ко мне и, сделав несколько
  
  судорожных движений, как в тот раз около дерева, обмяк и опустился рядом
  
  со мной на постель. Я слышала только его тяжелое дыхание и видела, как
  
  нервно вздрагивали его губы. Мне стало почему-то очень грустно и
  
  тоскливо. От всего происшедшего осталось чувство боли и разочарования. Я
  
  коснулась рукой своих половых органов. Они были мокрыми и липкими.
  
  Хотелось выбежать в ванну и помыться, но не было сил подняться с
  
  постели. "Вот я и стала женщиной", - подумала я и посмотрела на рядом
  
  лежащего Рэма. Он молчал и только пальцами теребил мои волосы. Половая
  
  близость с мужчиной, о котором мы, девушки, так мечтаем и о прелести
  
  которой столько слышим от своих подруг, не принесла мне никакой радости.
  
  Внутри что-то болело, и я с чувством неприязни посмотрела на человека,
  
  который только что обладал мной.
  
  Через некоторое время Рэм пришел в себя и начал целовать меня. Его
  
  пальцы уже нежно коснулись моих сосков и он крепко прижал меня к себе.
  
  Его член высоко поднялся, и он опять захотел иметь меня. Хотя сношение с
  
  Рэмом не принесло мне ожидаемого счастья, из чувства любопытства я
  
  решила уступить ему, надеясь, что на этот раз я получу удовольствие.
  
  Теперь Рэм не спешил. Неторопливо разместившись между моих ног,
  
  полусогнутых в коленях, он улегся на меня. Подсунув мне под ягодицы свои
  
  руки, он начал мелкими неторопливыми толчками вводить свой член в
  
  увлажненное влагалище. При этом, проталкивая в меня член, он ладонями
  
  приподнимал за ягодицы мой зад навстречу входящему члену. Как и в первый
  
  раз, головка с трудом входила во влагалище, хотя такой острой боли я уже
  
  не испытывала. Вскоре я почувствовала, как весь его член вошел в меня, и
  
  тогда Рэм начал делать неторопливые ритмичные движения, погружая головку
  
  до самого упора, и тогда наши животы тесно соприкасались друг с другом.
  
  С каждой секундой мне становилось все приятней и сладкие губы Рэма не
  
  отрывались от моих губ. Но вот он быстро заработал низом живота, его
  
  член заметался в моем влагалище. Издав стон, он всем телом прижался ко
  
  мне. Я почувствовала, как у меня внутри разлилась горячая струя и крепко
  
  обвила тело Рэма своими руками. После этого Рэм долго и нежно благодарил
  
  меня. За окном стало светать и я прогнала его из спальни, долго лежала,
  
  закрыв глаза. Боясь матери, я собрала все белье, которое было
  
  перепачкано и потихоньку зашла в ванную комнату, чтобы его постирать. И
  
  вдруг за своей спиной услышала голос мамы: "Не надо, Бетти, оставь все
  
  на месте. Я знаю, сегодня ночью ты, моя дорогая доченька, стала
  
  женщиной. Конечно, это случилось слишком рано, но пусть тебя это не
  
  тревожит, это судьба всех девушек". И мама обняла меня и нежно стала
  
  целовать. Я упала в ее объятия и залилась слезами. Мне было стыдно
  
  смотреть ей в глаза, она была такая добрая. Мама привела меня к себе в
  
  комнату и дала мне розовую таблетку, сказав: "Это противозачаточная
  
  - 6 -
  
  таблетка, она сохранит тебя от беременности. Ведь мужчины, особенно
  
  молодые, такие нетерпеливые". И она тут же передала мне коробочку с
  
  такими же таблетками. "Возьми, - сказала она мне, - они теперь будут
  
  тебе нужны". "Нет, - сказала я маме,- не надо, мне так было все противно
  
  и больно, что я больше никогда в жизни не отдамся ни одному мужчине".
  
  Мама засмеялась и сказала: "Это только первый раз больно и неприятно.
  
  Быть женщиной - это великое счастье и познав один раз мужчину, ты
  
  обязательно захочешь его в дальнейшем". "Нет,- сказала я маме,- больше
  
  никогда не допущу к себе Рэма". "Запомни, - ответила мама, - чувство
  
  оргазма приходит не сразу, но оно придет и тогда ты поймешь, что значит
  
  мужчина в жизни женщины". Мы с мамой долго просидели в ее комнате, и она
  
  раскрыла мне чудесную книгу жизни, из которой многое, ранее непонятное,
  
  прояснилось для меня.
  
  Рано утром Рэм вышел с таким видом, как будто бы в его жизни ничего
  
  не произошло. Он был в отличном настроении, шутил со мной и сделал маме
  
  несколько комплиментов. Мама тоже не подала виду, что ей все известно, и
  
  покушав, мы пошли гулять. Рэм спросил меня, как я себя чувствую и долго
  
  целовал меня в глухой аллее, не делая при этом никаких попыток вновь
  
  овладеть мной. Он пообещал приехать в ближайшие дни и, проводив его к
  
  автобусу, я вернулась домой. После отъезда Рэма я два дня совершенно
  
  была одна и имела возможность разобраться в своих чувствах. Мама на эту
  
  тему больше ничего со мной не говорила, как будто бы в моей жизни больше
  
  ничего не произошло. Я с нетерпением ожидала приезда Марты, которая
  
  засиделась в городе. Приехала она только на четвертый день и сразу же
  
  прибежала ко мне. Ее мама осталась в Копенгагене и мы сразу пошли к ней.
  
  Марта притащила из города полную сумку разных книжей эротического
  
  содержания, и мы с интересом принялись имх рассматривать. Я все
  
  рассказала Марте. Она требовала от меня всех деталей и подробностей.
  
  Неожиданно Марта сказала, что я должна сделать так, чтобы Марта осталась
  
  с Рэмом. Она тоже хочет отдаться Рэму. И я согласилась.
  
  Рэм приехал через 4 дня на своей машине. Мы все трое пошли
  
  купаться, а потом пообедали у нас. Я чувствовала, что Рэм хочет остаться
  
  со мной, но я сослалась на головную боль и попросила Марту погулять с
  
  гостем, а потом проводить его. Рэм как-то странно посмотрел на меня,
  
  посадил в машину Марту и поехал к ее даче. Марта была дома одна и я уже
  
  мысленно представляла, что там происходит. Легла спать и долго не могла
  
  уснуть. Встала я в 6 часов утра и направилась к дому подруги. Первое,
  
  что я увидела, это машина Рэма, которая медленно отходила от ее дачи.
  
  Значит, Рэм ночевал у Марты. Чувство глухой ревности охватило меня. Я
  
  ругала себя за то, что так глупо отдала подруге своего первого мужчину,
  
  который был теперь для меня не безразличен. Я мысленно представляла себе
  
  как Рэм лежал с Мартой, как овладел ее телом, и заплакала от обиды и
  
  унижения. Проводив взглядом машину, я вернулась домой и, приняв
  
  несколько снотворных таблеток, заснула тревожным сном. Утром мама едва
  
  разбудила меня к завтраку и сказала, что заходила Марта и просила чтобы
  
  я обязательно к ней зашла.
  
  Сгорая от ревности и любопытства, я кое-как покушав, прибежала к
  
  подружке. Марта была бледна и взволнованна, только ее красивые голубые
  
  глаза горели необыкновенно счастливым огоньком. Мы расцеловались и Марта
  
  принялась рассказывать. "Оставшись вдвоем, Рэм долго меня целовал, я
  
  очень сильно возбудилась и, когда он стал снимать с меня трусики, совсем
  
  не сопротивлялась. А что было, потом трудно рассказать, помню только,
  
  что его тело оказалось между моих ног, помню его поцелуи и, наконец
  
  помню, когда его член стал с большим трудом входить в мое влагалище.
  
  Когда все кончилось, я почему-то долго плакала, и Рэм успокаивал меня и
  
  - 7 -
  
  нежно целовал. В эту ночь он три раза овладел моим телом но я ни разу
  
  так и не кончила. Только под утро, когда он опять стал вводить в меня
  
  свой член, мне было приятно". Я слушала ее затаив дыхание и вспомнила,
  
  как всего несколько дней назад я сама отдавалась ему, близость с Рэмом
  
  казалась уже такой далекой и мне захотелось опять оказаться в его
  
  объятиях. После этого мы несколько дней гуляли и отдыхали.
  
  Как-то раз мама неожиданно собралась в Копенгаген. Она сказала, что
  
  скоро приедет отец и ей надо сходить к косметичке. Я осталась в доме
  
  одна в одном халатике, накинутом на ночную рубашку, сидела в кресле и
  
  читала книжку французской писательницы. Это сексуальный бульварный роман
  
  с массой самых непристойных подробностей. Книгу я нашла у мамы в спальне
  
  и решила ее почитать. В это время заурчала машина и приехал дядя Фред.
  
  Узнав, что мама уехала, он тут же собрался назад, так как на днях они
  
  плохо договорились и теперь он рассчитывал поймать маму дома. Я
  
  предложила ему поужинать вместе со мной. Немного подумав, он согласился
  
  и уселся за стол. "У тебя нет выпить?" - спросил Фред. Я достала бутылку
  
  виски. Он налил себе стопочку без содовой и предложил мне выпить с ним.
  
  Передо мной сидел красивый приятный мужчина и мне льстило, что я могу с
  
  ним пить и говорить на равных. "Выпьем", - сказала я и мы вместе осушили
  
  стопки. После второй стопки я почувствовала, как у меня разгорелись
  
  щеки. Фред засмеялся и предложил выпить по третьей и последней. В это
  
  время со стола упала салфетка, Фред нагнулся, чтобы ее поднять и
  
  коснулся моей обнаженой ноги. Рука его задержалась на моей коленке, он
  
  внимательно посмотрел на меня, я не выдержала его взгляда и вспыхнула
  
  как свечка.
  
  Вдруг Фред встал и подошел ко мне, обняв меня за плечи, притянул
  
  мое лицо к своим губам, у меня закружилась голова. "Что вы делаете?", -
  
  чуть слышно прошептала я, но Фред не слушал меня. Быстро подняв меня на
  
  руки, он понес меня в мою комнату и положил на кровать. Не успела я
  
  понять, что происходит, как Фред сбросил одежду с себя и оказался на
  
  мне. Его сильные руки быстро освободили меня от остатков имевшейся на
  
  мне одежды и я увидела его крепкий торчащий член. Я увидела его так же
  
  отчетливо, как тогда, в спальне у мамы. Только сейчас этот член был
  
  совсем около меня и предназначался для меня. Положив меня на кровать,
  
  Фред стал целовать мое тело. Он не спешил, как это делал его сын. Он
  
  ласкал каждую мою клеточку, нежно целовал соски, страстно прихватывая их
  
  губами и языком. Он покрыл поцелуями мои глаза и, наконец, опустившись
  
  на колени, раздвинул мои бедра, погрузив в мое влагалище свой горячий
  
  рот.
  
  Под его проникающими ласками я буквально изнемогала от наслаждения
  
  и с нетерпением ждала, когда же наконец его член погрузится в мое
  
  влагалище. Пропало чувство стыда и страха, было только одно желание:
  
  скорее принять в себе этого человека, но Фред не спешил, как бы
  
  испытывая меня, он искусно все больше и больше возбуждал меня и я
  
  ждала... В это время Фред повернул меня поперек кровати, подложил мне
  
  под ягодицы маленькую подушечку так, что мой зад оказался на самом краю
  
  кровати и сам, стоя на полу, широко раздвинув мои ноги, начал совсем
  
  потихоньку проталкивать в меня свой член. Ноги мои были широко
  
  раздвинуты и лежали на бедрах Фреда.
  
  Я почувствовала, как его головка коснулась губ, легко скользнула по
  
  промежности и под слабым напором легко стала входить в мое влагалище.
  
  Слегка приподняв мои ноги, Фред все быстрее заработал низом живота,
  
  постепенно увеличивая проникновение в глубину влагалища своего члена. Но
  
  вот своим низом он уперся в мой половой орган. Я охнула и стала сама
  
  подбрасывать свой зад навстречу его члену. Фред не торопился, ритмично
  
  - 8 -
  
  двигая задом, он плавно вынимал и вновь загонял теперь уже до упора свой
  
  член, доставляя мне все более нарастающее удовольствие. Я уже не охала,
  
  а готова была кричать от восторга, который охватил меня. Но вот член его
  
  стал все быстрее и быстрее погружаться в меня. Мои ноги оказались высоко
  
  поднятыми на плечах Фреда и громкий крик Фреда слился с моим криком. Мы
  
  кончили с ним одновременно и, постояв несколько секунд, он бережно
  
  положил меня на постель и опустился около меня.
  
  От счастья, только что испытанного в объятиях Фреда я заплакала и
  
  он успокаивал меня, долго целовал мои глаза. Фред остался со мной до
  
  утра и в эту памятную ночь он еще трижды владел моим телом. Это была
  
  сумасшедшая ночь. Все, что я видела на картинках Марты, я познала в
  
  объятиях этого человека. Он сажал меня на себя, лежа на спине и его член
  
  так глубоко входил в мое влагалище, что казалось доставал до сердца, он
  
  ставил меня на четвереньки и входил в меня сзади, я чувствовала, как
  
  головка члена раздвигает стенки влагалища и упирается во что-то твердое.
  
  В эту ночь я кончала несколько раз и была счастлива.
  
  Утром мы договорились, что я ничего не скажу маме о его приезде, и,
  
  естественно о наших отношениях, а когда мама будет на даче, просил меня
  
  приехать в город и позвонить ему. Я с радостью согласилась и обещала на
  
  днях приехать. С этого дня у меня началась новая жизнь, полная
  
  наслаждений и тревоги. Я знала, что Фред продолжает поддерживать
  
  отношения с мамой и страшно ревновала его к ней. Но он мне объяснил, что
  
  вот так сразу не может с ней порвать, чтобы не вызвать подозрений, но
  
  сделает это постепенно и будет близок только со мной. Я со слезами
  
  согласилась с его доводами.
  
  Однажды, когда Фред положил мое голое тело, а он это делал всегда,
  
  перед каждым сношением, он спросил, не хочу ли я сама его поцеловать. Я
  
  ответила, что всегда целую. Фред засмеялся и сказал, что он хотел бы,
  
  чтобы я целовала его член. Честно говоря, помня, что видела в маминой
  
  комнате, мне самой давно хотелось этого, но я сама стеснялась первая
  
  начать такую ласку. Теперь, когда он предложил, я охотно согласилась
  
  попробовать. Фред улегся на спину, а я разместилась у него в ногах,
  
  коснулась горячими губами головки высоко торчащего члена. Сначала я едва
  
  касалась головки губами, потом несколько раз лизнула ее губами и наконец
  
  взяла в свой рот. Головка была покрыта нежной кожицей и приятно плавала
  
  в моих губах. Теперь я поняла, почему у моей мамы было такое счастливое
  
  лицо, когда она держала во рту эту головку. Охваченная новым чувством, я
  
  все глубже втягивала в рот член Фреда, слегка прихватывая его губами и
  
  зубами, Фред при этом стонал. Одной рукой он ласкал мою грудь, а пальцем
  
  руки проник во влагалище. Нервная сладостная дрожь охватила меня, я еще
  
  крепче впилась языком и губами в головку. Знакомое теперь чувство
  
  оргазма начало заполнять меня, и я бы обязательно скоро кончила, но в
  
  это время резким движением Фред выдернул свой член из моего рта и крепко
  
  прижался ко мне. "Зачем ты так сделал?" - спросила я, - "Мне было так
  
  хорошо". Фред весь дрожал от возбуждения. "Прости, дорогая, - сказал он
  
  - я едва удержался, чтобы не кончить тебе в рот". "Ну и что же,- сказала
  
  я,- если бы тебе это доставило удовольствие, надо было кончить". Целуя
  
  меня, Фред сказал: "Это мы сделаем в другой раз", и, перевернув меня на
  
  спину сразу же погрузил в меня свой член. Он овладевал моим телом с
  
  невероятной страстью в разных положениях.
  
  Особенно мне было приятно, когда я лежала на боку и он вводил в
  
  меня свой член со стороны зада. Своими руками он раздвигал мои ягодицы и
  
  весь член до упора входил в мое влагалище. Во время полового акта я
  
  отчетливо чувствовала как головка трется о стенки влагалища. При полном
  
  погружении член заходил так глубоко, что касался головкой матки и низом
  
  - 9 -
  
  живота Фред прижимался к моему заду. Двигая таким образом своим членом в
  
  глубине влагалища, он доставлял мне необыкновенное удовольствие, и я,
  
  как правило, кончала бурно раньше Фреда. Вот и теперь я попросила Фреда
  
  войти в меня со стороны зада и сразу кончила. Охваченный страстью Фред
  
  продолжил сношение и вскоре я кончила второй раз, теперь уже вместе с
  
  ним.
  
  Теперь каждый раз перед тем, как приступить к половой близости,
  
  Фред целовал мое тело, проникая языком в глубину влагалища, а я целовала
  
  и сосала его член. И хотя я хотела, чтобы Фред кончил мне в рот, он
  
  всегда почему-то в последнюю минуту выдергивал свой член из моего рта и
  
  тут же погружая в мое влагалище, кончал со страшным криком и стоном. Он
  
  любил посмеяться надо мной за то, что во время сношения, когда он вгонял
  
  и вынимал свой член, я при каждом погружении охала.
  
  Шло время. Я закончила школу и поступила в медицинский институт, но
  
  отношения с Фредом продолжались. Я стала изящной женщиной и много успела
  
  в жизни. Буду откровенной, будучи по натуре женщиной страстной, я
  
  придавала половой жизни большое значение и с удовольствием отдавалась
  
  Фреду. Он был сильным и опытным мужчиной.
  
  Однажды после занятий я побежала на тайную квартиру к Фреду. Он
  
  ждал меня. Мы быстро разделись и улеглись в постель. По привычке я
  
  захотела взять его член в рот, но он предложил сделать по другому. Он
  
  улегся на кровать, а я размостилась над ним. Мой зад с широко
  
  раздвинутыми бедрами навис над его лицом. Мое лицо оказалось над его
  
  высоко торчащим членом. Раздвинув руками мои половые гуюбы, Фред всем
  
  ртом плотно прижался к влагалищу и впился в него губами, приятно
  
  защекотав языком. Охваченная страстным порывом, я схватила руками его
  
  член и глубоко протолкнув его головку себе в рот, начала с жадностью
  
  сосать. Находясь в таком положении, я отчетливо чувствовала, как его
  
  горячий трепетный язык глубоко входит в мое влагалище, а губы жадно
  
  лижут и целуют мою промежность, касаясь возбужденного высоко торчащего
  
  клитора. Состояние приближающегося оргазма нарастало так стремительно,
  
  что сдерживать себя мы уже не могли. Со страстным стоном и оханьем
  
  кончили одновременно. Фред выбросил мне в рот сладко-тепловатую струю, а
  
  я залила ему лицо жидкостью, которая сильно брызнула из моего влагалища.
  
  После этого Фред долго целовал и благодарил меня за доставленное
  
  удовольствие. Он спросил, не обидело ли меня, что он кончил в рот, но я
  
  в ответ только крепко поцеловала его сладкие губы.
  
  Моя подруга Марта тоже училась со мной в мединституте и наша дружба
  
  продолжалась по-прежнему. Правда, игра в лесбиянок почти закончилась, но
  
  иногда, просто из озорства, когда Марта оставалась у нас ночевать, мы
  
  вспоминали детство и баловались некоторыми приемами. Как-то раз Марта
  
  мне рассказала, что она и Карл (так звали ее дружка-студента с
  
  последнего курса мединститута), с которым она находилась в половой
  
  близости, имели сношение в анус, то есть половое сношение через задний
  
  проход. При этом Карл ей разъяснил, что практика подобных сношений
  
  широко распространена среди мужчин и женщин Востока и Африки и является
  
  сильным фактором возбуждения лиц обоего пола. За последние два
  
  десятилетия практика подобных отношений широко воспринята в Европе и
  
  Америке и находит все больше и больше приверженцев, хотя и преследуется
  
  больше теоретически, чем практически законом.
  
  "Мы с ним пробовали это проделать, - продолжала Марта, - и нам это
  
  понравилось. Правда, сначала было довольно больно, но зато потом..." - и
  
  Марта загадочно улыбнулась. Вообще-то я слышала о подобных сношениях, но
  
  - 10 -
  
  между мной и Фредом на эту тему никогда не было никаких разговоров и
  
  поэтому у меня не возникало интереса. Я просила Марту рассказать, как
  
  это было с самого начала. И она воспроизвела этот необычный акт со
  
  свойственной ей оригинальностью во всех деталях. Вот ее рассказ. Я
  
  приведу его так, как она мне говорила.
  
  "Как-то раз рано утром я пришла домой к Карлу. Он читал и листал
  
  маленькую книжку. Я быстро разделась и забралась к нему под одеяло, его
  
  очень большой член торчал кверху, и был крепче чем всегда. Я схватила
  
  его в руки и хотела сверху усеться на него, поскольку я и Карл любили
  
  верхнюю позицию. Но Карл отстранил меня и сказал, что читает книжку
  
  какого-то турецкого автора про методику половых сношений,
  
  распространенных на Востоке, где приемы, применяемые европейцами,
  
  считаются примитивными и малоэффективными, что эти приемы не
  
  способствуют нарастанию полового воспитания женщин и плохо их
  
  возбуждают. Поэтому, утверждает автор, среди европейскх женщин очень
  
  многие являются фригидными, то есть холодными, которые сами не получают
  
  никакого удовольствия при половом сношении, легко могут вообще без него
  
  обходиться и не удовлетворяют своих мужей, отпугивая их своей
  
  холодностью и безразличием к половой жизни. У азиатских, восточных и
  
  африканских женщин такого не бывает. И это происходит не только от
  
  жарких климатических условий, но и от самого полового воспитания девочек
  
  и совсем иной формы половой близости, начиная с первой брачной ночи,
  
  когда мужчина лишает ее невинности.
  
  У нас, продолжал Карл, в первую ночь, пробивая девственную плеву,
  
  мужчина кладет девочку на спину, раздвигает ей ноги и, вставив головку,
  
  начинает давить на девственную перегородку, пока не порвет ее. После
  
  этого, несмотря на боль, которую испытывает его партнерша, мужчина
  
  продолжает проталкивать свой член во всю глубину влагалища, которое еще
  
  плотное и не готово принять в себя член внушительных размеров. Это
  
  причиняет девушке дополнительную боль и неприятное ощущение. В
  
  результате мужчина быстро кончает, а девушка долго лежит, не понимая,
  
  что с ней произошло, разочарованная в своих лучших чувствах и ожиданиях.
  
  Почему же все так происходит? Потому что европейские мужчины не знают
  
  анатомии женского организма (полового органа) и не знают практики
  
  первого полового сношения, которое очень часто на всю жизнь определяет
  
  отношение женщины к половой жизни и формирование ее темперамента.
  
  Оказывается, в первую ночь производить дефлорацию, то есть
  
  пробивание девственной пленки, надо делать не тогда, когда девушка
  
  находится в положении "лежа на спине", а мужчина лежит на ней сверху,
  
  между ее раздвинутых ног, а совсем в другой позиции. При первом половом
  
  сношении мужчина должен вводить свой член во влагалище девушки
  
  обязательно со стороны зада. При этом девушку можно положить на бок и,
  
  приподняв ее ногу, ввести член. Очень удобно проделывать введение при
  
  положении, когда девушка стоит, упершись в край постели и мужчина так же
  
  стоя вводит свой член во влагалище. В этом и другом случаях разрыв
  
  пленки происходит совершенно безболезненно и девушка, как правило, в
  
  первую же ночь испытывает состояние оргазма, а это очень важно для
  
  последующего отношения к половой практике.
  
  Мужчина и женщина широко практикуют сношение через задний проход,
  
  повторила Марта, и мы с Карлом это проделали. Я стала около кровати.
  
  Карл смазал вазелином головку члена и приставил к моему заду, пытаясь
  
  протолкнуть внутрь. Это оказалось совсем не легко. Несмотря на все его
  
  усилия, у нас ничего не получилось. Тогда я еще ниже пригнула голову к
  
  краю постели, а Карл стал просовывать палец в заднепроходное отверстие и
  
  шевелить внутри. Потом двумя руками он с силой раздвинул мои ягодицы и
  
  - 11 -
  
  головка начала постепенно проходить в мой зад. Сначала было больно, а
  
  потом член как-то быстро проскочил в зад и мы кончили так здорово, как
  
  никогда раньше".
  
  Марта посоветовала мне попробовать и на прощание дала почитать эту
  
  самую книжку, где подробно описывалась методика о сношении мужчин и
  
  женщин "по-восточному." Сношение мужчин и женщин в задний проход, по
  
  мнению восточных людей, имеет много преимуществ против обычного метода
  
  сношения. При обычном половом акте мужской член легко проходит, вернее
  
  проскальзывает во влагалище, которое, как правило очень широкое, и член
  
  почти не испытывает трения об его стенки. Поэтому возрастание полового
  
  возбуждения у мужчин, доходящее до оргазма, носит чисто психологический
  
  характер, может доставить женщине боль, а член только скользит по задней
  
  стенке матки, как бы массируя ее. Вот почему восточные женщины и
  
  азиатки, а теперь и многие европейки, весьма охотно идут на сношение в
  
  анус и многие из них просто не мыслят полового акта без его финала путем
  
  соприкосновения в зад.
  
  Учитывая, что при подобном сношении мужчина без длительной практики
  
  очень быстро возбуждается и кончает, лишая этим самым партнершу оргазма,
  
  рекомендуется первое сношение производить обычно во влагалище, поскольку
  
  известно, что после первого оргазма, при повторном сношении мужчина
  
  долго не кончает.
  
  Прослушав рассказ Марты и внимательно прочитав книжку, я все
  
  рассказала Фреду. Фред выслушал меня, помолчал, и, заключив в свои
  
  объятия, тихо сказал: "Если ты, моя дорогая, не против, давай
  
  попробуем". Я спросила его, имел ли он раньше сам подобные сношения.
  
  Фред засмеялся, из чего я поняла, что имел, но не хочет об этом
  
  говорить. "Наверное с мамочкой моей", - подумала я, но тоже промолчала.
  
  Чтобы приглушить чувства нарастающей страсти, Фред предложил мне первый
  
  акт произвести обычным способом, так как боялся, что сразу же, как
  
  только дотронется до моего зада - кончит.
  
  Поиграв немного с его членом, я легла поперек кровати (Фред так
  
  очень любил) и закинув мои ноги на свои плечи, Фред погрузил в меня свой
  
  член. Очевидно, мой рассказ сильно возбудил его, так как он кончил почти
  
  сразу же со мной. После этого мы хорошо отдохнули, выпили по рюмочке
  
  коньяка и приступили к подготовке нового для нас, вернее, для меня,
  
  акта. Я взяла немного вазелина и ввела его в заднее проходное отверстие,
  
  а Фред смазал себе головку члена. Я хотела лечь на бок, думая, что так
  
  будет удобней и легче, но Фред предложил мне стать к нему задом и
  
  опереться на край кровати, считая, что так будет удобнен и легче
  
  проделать сношение. И мысленно я уже была готова к этому, представляя
  
  как большой член Фреда будет двигаться в моем теле.
  
  Я заняла позицию и нагнула насколько могла мой зад навстречу Фреду.
  
  Фред взял меня за бедра, раздвинул их, и я почувствовала, как головка
  
  уперлась между ягодицами в зев заднего прохода. Еще никогда член Фреда
  
  не был таким тугим и крепким, как в этот раз. Сделав слабое движение, он
  
  стал проталкивать головку, но она не шла. Тогда он двумя руками с силой
  
  развел зев заднего прохода и головка начала медленно входить в меня.
  
  Тупая боль охватила меня и я сделала попытку вытолкнуть ее обратно и
  
  дернула задом. "Тебе больно, дорогая", - сказал Фред. - "Может быть, нам
  
  отказаться от этого?". "Нет" - сказала я, - "пожалуйста, прости меня. Я
  
  хочу этого сама и помогу тебе".
  
  Фред снова приставил свой член и начал нажимать на скользкое
  
  отверстие моего зада. Низко опустив голову, я сделала встречное
  
  движение, и почувствовала, как раскрывается проход и головка члена
  
  входит внутрь моего тела. Фред на секунду остановился, как бы давая мне
  
  - 12 -
  
  передохнуть, затем, схватив меня за бедра, стал плавно погружать в меня
  
  свой половой орган. Честно признаться, ничего, кроме режущей боли я,
  
  пожалуй, не испытала, но чувство любопытства и острой страсти было
  
  сильней и я приняла в себя весь член, который сразу же проник на всю
  
  глубину. "Ну, как?" - спросил меня Фред и тихо задвигал низом живота. И
  
  тут началось прекрасное перевоплощение. Тупая боль стала исчезать.
  
  Плавное движение члена и трение его о стенки кишечника доставляли мне
  
  все больше и больше удовольствия. Казалось, что какой-то горячий поршень
  
  двигается и ласкает все внутри. Чем сильнее и глубже входил в меня член,
  
  тем сильнее терлась головка о стенки кишечника. Он несколько раз вынимал
  
  из меня свой член, с силой загоняя обратно. Одновременно он левой рукой
  
  гладил мое влагалище, задевая пальцем торчащий клитор. Это еще больше
  
  возбудило нас, и мы кончили с таким криком и стоном, как никогда. При
  
  этом я почувствовала, как сильная горячая струя спермы ударила в меня и
  
  разлилась внутри. Правда, после этого у меня два дня зудело в заднем
  
  проходе, но скоро все прошло.
  
  Прошли годы. Я закончила мединститут и вышла замуж. У меня родилась
  
  чудесная дочка, я любила своего мужа. С Фредом связь прекратилась, и я
  
  только изредка видела его в нашем доме на положении гостя. Мне казалось,
  
  что он вновь вошел в связь с мамой, но доказательства я не имела. Мой
  
  муж в плане секса был довольно активный мужчина, и, вообще-то, меня
  
  удовлетворял, хотя в приемах был скучен, а я, естественно, не считала
  
  нужным показывать свою осведомленность, характеризуя мою добрачную
  
  жизнь. Муж не обязательно должен знать, как жена вела себя до того, как
  
  легла на брачное ложе...
  
  Когда моей дочери Лоте исполнилось три года, я получила письмо от
  
  старой подруги Марты с приглашением приехать к ней погостить на Кипр,
  
  где она со своим мужем работала врачом. Муж со мной ехать не мог и с
  
  большой охотой согласился отпустить меня одну. Лоту я отвезла к маме и
  
  вскоре оказалась на борту "Атлантики", колоссального океанского лайнера,
  
  который и повез меня в далекое путешествие. Состояние супруга позволило
  
  получить каюту "люкс", шикарный двухкомнатный номер со всеми удобствами.
  
  Погода стояла великолепная и вскоре на палубе я познакомилась с
  
  очаровательной особой, дамой лет 32, которая ехала до Алжира к своему
  
  супругу. Прогуливаясь с ней по палубе, я заметила, что за Герой, так
  
  звали мою новую знакомую, неотступно следит здоровенный албанец, мужчина
  
  лет сорока. Мы с ней разговаривали, и я узнала, что замужем Гера уже
  
  десять лет, имеет восьмилетнего сына и хороший состоятельный дом. Муж
  
  очень добрый, любит ее, но в супружеской жизни счастья не познала, так
  
  как женщина сама по себе холодная, испытывает к половой жизни полное
  
  отвращение и безразличие, и, как это ни печально, еще ни разу в жизни не
  
  кончила, хотя родила ребенка и имела два аборта. Правда, от своих подруг
  
  Гера слышала, что половая близость с мужчиной приносит много радости и
  
  нет ничего на свете приятнее наступившего оргазма, то есть, когда
  
  женщина "кончает", но всего этого она не познала и старалась по
  
  возможности не давать мужу под разными предлогами. Муж, наоборот,
  
  мужчина очень страстный, но тоже малоопытный, довольствовался тем, что
  
  получал, и все вроде-бы хорошо. Поэтому всю свою жизнь Гера избегала
  
  ухаживания мужчин, считая их только дикими самцами и никогда не думала
  
  поддаваться соблазну.
  
  Вот и теперь она видела, как красавец албанец интересуется ею, но
  
  не подавала ему никаких поводов для знакомства. Я удивилась ее рассказу
  
  и в свою очередь поделилась с ней о своем девичестве и о том, как много
  
  - 13 -
  
  занимает в моей жизни секс. Поскольку я была врачом-гинекологом, я
  
  предложила Гере зайти ко мне в каюту, где я могла бы ее осмотреть и дать
  
  несколько полезных советов.
  
  Гера легла на диван и я осмотрела ее половые органы, установив, что
  
  входное отверстие во влагалище у нее близко расположено к
  
  заднепроходному отверстию, а клитор, который является главным
  
  возбудителем, наоборот, расположен ближе к лобку. На вопрос, как она
  
  совокупляется со своим супругом, Гера ответила "обычным", то есть она
  
  лежит на спине, широко раскинув бедра, а муж, разместившись между ее
  
  ног, лежа сверху, вводит во влагалище свой член. Сделав несколько
  
  движений членом, он быстро кончает, не интересуясь, что испытывает в это
  
  время супруга. "Я обычно бываю рада, что он закончил свое дело", -
  
  сказала Гера, - "и иду спать в свою постель".
  
  Мне сразу же стало ясно, что при таком расположении половых
  
  органов, как у Геры, когда клитор находится далеко от влагалища, ей
  
  никогда не кончить. При положении "женщина на спине", когда вход во
  
  влагалище смещен к заду, погружаясь во влагалище, член мужчины не
  
  касается клитора, а в нем-то и размещены все нервные окончания,
  
  доводящие женщину до вершины возбуждения. При таком способе сношения
  
  стенки влагалища, в котором мало раздражителей не воспринимают трения
  
  члена, мужчина кончает, не доводя женщину до "кондиции".
  
  Я объяснила Гере, что она может кончить, если применить с мужем
  
  другое положение при сношении, а именно: муж должен лечь на спину, а
  
  она, находясь к нему лицом, должна сесть на член сверху и после этого
  
  начать движение задом, одновременно нагнувшись так, чтобы ее грудь
  
  касалась груди мужа. При таком положении член будет сидеть глубоко во
  
  влагалище, а ствол члена при скользящем движении ее тела будет касаться
  
  кончика клитора. Возбуждение будет стремительно нарастать и она
  
  обязательно кончит. А если при этом муж кончиком пальца будет
  
  дополнительно касаться и раздражать клитор, то эффект превзойдет все
  
  ожидания и она сможет почувствовать счастье оргазма дважды и более. При
  
  этом я объяснила Гере, что, поскольку ее муж кончает очень быстро, ему
  
  следует перед началом полового сношения позаботиться о том, чтобы хорошо
  
  возбудить свою жену, самому оставаясь относительно спокойным. И в этот
  
  момент, когда жена сильно возбуждается и будет желать, чтобы муж
  
  погрузил в нее свой член, начинать сношение.
  
  Услышав это, Гера пришла в ужас, считая, что муж никогда на это не
  
  пойдет и сочтет ее безнравственной женщиной.
  
  И тут у меня мелькнула мысль познакомить и свести Геру с албанцем.
  
  Уж этот-то самец препедаст ей отличную школу секса. Я сказала Гере, что
  
  ей следует познакомиться с этим албанцем, и если он проявит инициативу,
  
  не отказать ему в половой близости, заверив ее, что с ним-то она
  
  наверняка кончит и не раз. Гера вначале и слушать не хотела меня, но
  
  верх взял мой убедительный тон и извечное женское любопытство.
  
  Я сказала Гере, что каждая женщина до и после брака должна иметь в
  
  жизни несколько мужчин, когда мы сидели в ресторане, к нашему столику
  
  подошел албанец и вежливо попросил занять свободное место. Мы разрешили
  
  и вскоре завязалась беседа. После ужина я пригласила всех к себе в
  
  каюту. У меня мы выпили две бутылки мартини с содовой и Гера сразу
  
  захмелела. Сославшись на недомогание, я ушла во вторую комнату, оставив
  
  их вместе. Вскоре через тонкую перегородку я услышала звуки поцелуев, а
  
  еще чуть позже, заглянула в дверь и увидела, как албанец раздевает Геру.
  
  Как вы догадываетесь, знакомство с албанцем было дело моих рук. Я
  
  предварительно с ним поговорила и рассказала, как ему следует
  
  действовать. Гера пыталась слабо сопротивляться, не помня мои
  
  - 14 -
  
  наставления, закрыла лицо руками, предоставив ему возможность раздеть
  
  ее. Положив Геру на диван, он мгновенно сбросил с себя одежду и я
  
  увидела великолепного мужчину с громадным высоко торчащим членом. В эту
  
  минуту я позавидовала подруге, так он был хорош. Гера лежала на диване,
  
  широко разбросив ноги и закрыв ладонями лицо, албанец подошел к ней,
  
  как-то тяжело крякнул и вогнал ей свой член. Я слышала, как охнула моя
  
  подруга и как забилось в конвульсиях ее тело. Забросив на бедра ее ноги,
  
  он стал двигать член как поршень.
  
  Затем резким движением тела он повернулся на спину и Гера оказалась
  
  сидящей верхом на его члене. Схватив ее за грудь, он низко пригнул ее
  
  голову, а затем, бросив руки на ее бедра, стал двигать ее задом по всему
  
  своему торчащему члену. И вдруг я услышала страстный стон женщины,
  
  испытавшей приближение оргазма. Гера, сидя верхом на толстом члене,
  
  заметалась, яростно завертела задом и испустив свои сладострастия, стала
  
  кончать, албанец перевернул ее животом вниз, поперек кровати и,
  
  раздвинув ее безвольные ноги, вогнал между ягодиц свой член в самую
  
  глубину ее влагалища, в таком положении, не имея сил сдержать страсть,
  
  они оба с криком и стоном кончили и повалились на диван. С Герой
  
  творилось что-то невероятное. Она жадно целовала своего неожиданного
  
  любовника. Буквально не прошло и 20 минут, как член албанца высоко
  
  поднялся и Гера с жадностью предалась любви. Маури вновь поставил ее к
  
  краю кровати и я увидела, как его член вошел в подругу со стороны зада,
  
  потом он положил ее на бок и в этом положении они оба кончили. Когда
  
  Маури ушел, я зашла в комнату к Гере, которая лежала в изнеможении. Со
  
  слезами на глазах она благодарила меня за впервые принесенное счастье.
  
  Наш путь из Европы в Азию продолжался 8 дней и все эти дни Гера
  
  безумствовала в страстных объятиях албанца. Она с такой жадностью
  
  отдавалась ему, что, казалось, никогда не насытится. Однажды вечером,
  
  после очередного "сеанса", проводив Геру к себе, я стояла с Маури на
  
  палубе и любовалась луной. Его присутствие всегда волновало меня.
  
  Разговорившись, мы случайно коснулись друг друга руками, но отдернули
  
  их. Но потом он прижался ко мне своим боком и слегка обнял меня за
  
  талию. Не говоря ни слова, я пошла в свою каюту и Маури пошел за мной.
  
  Все остальное шло как во сне. Не успели мы закрыть дверь, как мощные
  
  руки подняли меня в воздух и бросили на диван. Нет, он не раздевал меня,
  
  он просто сорвал с меня одежду. Не успела я опомниться, как мощный член
  
  Маури ворвался в меня до упора. Я охнула от боли и восторга. Такого
  
  члена я никогда не видела и не принимала в себя. Он был размером не
  
  менее 20-22 см., и я чувствовала, как он буквально продирается внутрь
  
  моего тела и как головка касается матки. Я даже не могу сказать, сколько
  
  раз я кончала, пока наконец Маури, прижав меня к постели, не выбросил в
  
  глубину влагалища мощную струю семени. Такого мужчину дано познать не
  
  каждой женщине. Немного отдохнув, Маури вновь накинулся на меня. На этот
  
  раз прежде, чем погрузить свой член, Маури разместил свои колени возле
  
  моей головы и приставил головку своего могучего члена к моему лицу.
  
  Широко раскрыв рот, я с трудом проглотила его и стала жадно лизать
  
  губами. Несмотря на то, что головка едва уместилась у меня во рту, я
  
  испытывала нарастающее блаженство. После этого он долго целовал мое
  
  влагалище и, наконец, по его просьбе позволила ввести его член в мой
  
  зад. С большим трудом, после хорошей смазки головка, раздвинув зев,
  
  стала проходить в анус и я едва не закричала от боли. Но все же я весь
  
  приняла его в себя и дважды кончила в состоянии непередаваемого экстаза.
  
  На следующий день Маури ко мне пришел чуть свет и как дикий зверь
  
  набросился на меня. Его мужская сила была просто поразительна. Такой
  
  необузданной любви я еще не испытывала. Он знал несчетное количество
  
  - 15 -
  
  разных позиций, а особенно мне нравились две, а именно: в первом случае
  
  он, положив меня поперек на диван и приподняв мои ноги, плотно прижал их
  
  к моей груди. Сам же, находясь в положении стоя на полу, раздвинул мои
  
  ноги и стал проталкивать в плотно сжатое влагалище свой член. Поскольку
  
  мои ноги и бедра были плотно сжаты, он с трудом входил во влагалище и
  
  трение головки и всего члена были настолько возбуждающими, что я
  
  буквально завыла от наслаждения. При этом он умел хорошо сдерживать себя
  
  и давал мне кончить несколько раз, после чего, забросив мои ноги на
  
  плечи, кончал вместе со мной, буквально заливая мое влагалище спермой.
  
  Не менее приятной была позиция, когда он садился на самый край
  
  дивана, свесив ноги на пол. Я подходила и, широко раздвинув ноги,
  
  садилась на высоко торчащий член, положив свои ноги на его бедра, и
  
  начинала неистово двигать задом. В таком положении он поддерживал меня
  
  за ягодицы, а я двигалась взад и вперед, скользила всей промежностью по
  
  его члену. В момент, когда наши груди соприкасались, он успевал губами
  
  прихватить меня за соски, что способствовало дополнительному
  
  возбуждению. Да, те долгие часы, что я провела с этим мужчиной,
  
  доставили мне много удовольствия. Удивительно, как только у него хватало
  
  силы обрабатывать одновременно двух молодых женщин, учитывая, что Гера
  
  быстро вошла во вкус и была готовой целый день отдаваться. Скоро мы
  
  распрощались с Герой, которая сошла в Алжире. Ее встречал муж, и было
  
  немного смешно смотреть, как она, едва выскочив из постели Маури,
  
  бросилась в объятия супруга. Как то у них будет теперь?
  
  Мне тоже недолго оставалось побыть с неожиданным любовником, так
  
  как на следующий день мы прибывали в Тирану. Маури был со мной ласков и
  
  сказал, что в Албании в первый день весны отмечают праздник, который
  
  называется "Ночь большой любви". По традиции в эту ночь ни один мужчина
  
  полностью не удовлетворит свою партнершу. Он обязан выполнить все ее
  
  прихоти, как она того пожелает. Если эта ночь будет первой ночью для
  
  девушки, которая вышла в этот день замуж, мужчина не имеет права ломать
  
  ее девственность, хотя может и должен ласкать ее половые органы, вводить
  
  во влагалище свой член, водить им по всей промежности, но погружать его
  
  в глубину влагалища и кончать туда не имеет права. Самое большое, что
  
  ему позволено, это кончить на живот или в бедра.
  
  В ночь большой любви ни один мужчина не имеет права выпить даже
  
  глоток алкоголя, он должен быть с женщиной предельно ласков, ласкать ее
  
  эрогенные части тела. Он обязан дать ей кончить столько раз, сколько она
  
  может это сделать. Если мужчина нарушит этот ритуал, утром его подруга
  
  расскажет всем о своем неудачном любовнике и он станет предметом
  
  насмешек. Молодожены обязательно рано утром обязаны показать свою
  
  постель старикам, и если будут обнаружены следы нарушения традиций,
  
  молодой муж на целый год лишается права на брачную близость со своей
  
  супругой.
  
  Все это мне рассказал Маури, когда мы улеглись на диван. Он обещал
  
  провести со мной эту последнюю ночь в нашей жизни в традициях ночи
  
  большой любви и показать мне, какими бывают нежными и сильными
  
  албанцы-мужчины. Если раньше Маури был нетерпелив и даже дерзок, пытаясь
  
  сразу же овладеть мною, то сейчас он был спокоен, как будто бы он
  
  приступал к какому-то торжественному ритуалу. Мы плотно прижались голыми
  
  телами друг к другу и он стал ласкать мне грудь. Своими толстыми
  
  чувственными губами он плотно охватывал мои соски, глубоко втягивая их
  
  себе в рот. В это время его руки едва прикасались к моему телу, плавно
  
  скользили по внутренней поверхности бедер, лишь слегка касаясь лобка.
  
  Потом он положил меня на бок, а сам лег сзади, плотно прижался животом к
  
  моей спине и протолкнул между ног свой громадный член, стал головкой и
  
  - 16 -
  
  стволом члена скользить по всей промежности, не допуская погружения
  
  головки во влагалище.
  
  Это была сладостная любовь, и я буквально сгорала от желания.
  
  "Маури, скорее, милый, прошу тебя, возьми меня, нет больше сил терпеть".
  
  Но он только улыбнулся и сказал: "В эту ночь нельзя спешить, надо уметь
  
  терпеть. Ведь это же ночь любви, и ее надо провести так, как это делают
  
  албанцы". Доведя меня почти до состояния оргазма, Маури с трудом вытащил
  
  из моих плотно сжатых ног свой член, который стоял как кол, и, присев на
  
  корточки перед моим лицом, приставил головку к жадно раскрытым губам.
  
  Будучи сильно возбужденной, я, сгорая от нетерпения, с трудом втиснула
  
  гоовку себе в рот и с жадносью начаа ее сосать. Он задвигал низом
  
  живота, как при половом акте, то почти вынимая весь член, то до горла
  
  вталкивая его в мой рот, так что я с трудом дышала. Его посиневшая, с
  
  крупными яйцами мотня плавала перед моими глазами, и я схватилась за нее
  
  руками и с силой затеребила ее.
  
  Казалась, что Маури был готов кончить, но, сдержав себя, он вытащил
  
  свой член и в изнеможении растянулся около меня. "Дорогой, я хочу тебя",
  
  - прошептала я, но Маури был неумолим. "Ночь еще велика", - сказал он, -
  
  "вся наша".
  
  Немного отдохнув, он вновь принялся за меня. Улегшись на спину, он
  
  попросил меня разместиться своими половыми органами над его лицом, и в
  
  эту же секунду его губы впились в мое влагалище. Его пылающее лицо
  
  заметалось между моих ног, а губы и язык были во мне. Больше я не имела
  
  сил терпеть и кончила с такой страстью, что мой крик, вероятно, был бы
  
  услышан на палубе. Дав мне кончить, Маури, вновь немного отдохнув, опять
  
  приступил к любовной игре. На этот раз я опустилась руками на ковер,
  
  Маури взял меня за ноги, положил мои икры себе на бедра, так что сам
  
  оказался между моих ног, и, пригнувшись, стал со стороны зада загонять в
  
  меня член. Я выглядела как тачка, у которой вместо ручек были мои ноги.
  
  В такой позиции член прошел на всю глубину влагалища настолько глубоко,
  
  что я заохала, а когда он начал им двигать туда и обратно, то сразу
  
  кончила. Заметив это, Маури вытащил член, чтобы не кончить самому, и
  
  опять притих возле меня.
  
  Я просто изнемогала в его объятиях и жаждала новой близости. Ждать
  
  пришлось недолго. Теперь он хотел иметь меня через задний проход. Я
  
  боялась этой близости, но сегодня, в эту прощальную ночь, решила
  
  уступить. Смазав себе зев, а ему головку, я приняла заднее положение,
  
  упираясь руками в край дивана. Но вот головка коснулась зада и под
  
  большим давлением член стал входить в меня. Сжав зубы, я терпела, и как
  
  только он прошел в анус, у меня наступило облегчение. Сделав несколько
  
  скользящих движений, Маури мощно заработал задом и загнал член глубоко в
  
  мое тело.
  
  Вот, что-то музыка навеяла...
  
  Что-то сpеднее между анусом и эпосом.
  
  ПРИКЛЮЧЕHИЯ БУРАТИHО
  
  как оно есть
  
  (самый точный пеpевод)
  
  Hад Италией обшиpной
  
  Солнце светит с наглой моpдой.
  
  А под лестницей, в камоpке
  
  Папа Каpло pежет бpевна.
  
  (Хочет сделать буpатину,
  
  что, скажу я вам, не пpоще,
  
  чем пиздою улыбаться)
  
  Сделал уши из каpтона,
  
  Hос из щепки свилеватой,
  
  Пpиспособил под мудя
  
  два чеpвивых желудя,
  
  А потом, зевнув от скуки,
  
  Под елду он точит pуки.
  
  Буpатино получился
  
  Чуpка-чуpкою, но мило
  
  Улыбался он ебалом,
  
  Что весьма немаловажно.
  
  Папа Каpло вытеp pуки
  
  Пpямо об его pубашку,
  
  И сказал "тебе я - папа,
  
  А тепеpь пиздуй-ка в школу,
  
  Потому, как тут в камоpке
  
  Хавать нечего, по жизни."
  
  (Даже выдал умну книжку,
  
  "Патологии безмозглых",
  
  Что нашел он на помойке,
  
  Роясь в поисках полена)
  
  Буpатино был не пpомах,
  
  Книжку пpодал он слепому,
  
  Что стоял пpед двеpью хpама,
  
  (Получил взамен чеpвонец,
  
  Выдав сдачу пиздюлями)
  
  И пошел, pыгая стpужкой,
  
  Пpямо к кукольному театpу.
  
  В театpе толстый жлоб - диpектоp,
  
  Изловил его в антpакте,
  
  (Запpодать мечтал японцам,
  
  В виде щепы или стpужек),
  
  Hо полено отпизделось,
  
  Рассказав ему пpо двеpцу,
  
  Что в камоpке отделяла
  
  От соpтиpа всю жилплощать.
  
  Тот лапшу pазгpеб pуками
  
  Hа своих ушах мясистых,
  
  Дал ему двенадцать злотых
  
  (Коих было пять - фальшивых),
  
  И отпpавил тихо на хуй,
  
  Пpиказав молчать пpо двеpцу.
  
  Hо Базилио, стpадавший
  
  Гемоppоем, и Алисой,
  
  Услыхав в его каpмане
  
  Звяканье монет об яйца,
  
  Охмуpить pешил пpидуpка,
  
  Чтоб отнять весь аллюминий!
  
  Подошел к нему он сбоку,
  
  Костылем огpел по пузу,
  
  И нимало не смущаясь,
  
  Пpедложил свои услуги,
  
  По вложенью денег в землю.
  
  И Алиса тут же, наспех,
  
  Как смогла, изобpазила,
  
  Словно в ящике - pекламу,
  
  С pаздеванием и MALS!-ом.
  
  Буpатино вмиг отбpосил,
  
  Все мечты нажpаться пива,
  
  И заpыл все деньги тут же,
  
  В кучу мягкую навоза,
  
  Посолив, сказал тpи слова:
  
  "Кpэкс, пэкс, фекс",
  
  Иль что-то вpоде...
  
  Hочь подкpалась незаметно,
  
  Hад навозом паp поднялся,
  
  А пpоклятое полено
  
  Cтоpожит свои финансы.
  
  Кот ему и так и эдак,
  
  И Алиса мелофоном
  
  Отвлекает, и гpозится
  
  Что менты сюда пиздуют,
  
  И конец, мол, скоpо света...
  
  Вдpуг навоз зашевелился,
  
  И оттуда показалась
  
  В дупель пьяная Тоpтилла,
  
  Что косила там от супа.
  
  Уши от деpьма пpочистив,
  
  Пpедложила нагло сделку:
  
  "Кто замочит Дуpемаpа,
  
  Что пиявками тоpгет,
  
  Тот откpоет две шкатулки,
  
  Если отгадает слово".
  
  Hо ублюдок Буpатино
  
  Завопил - "игpаем "супеp"!!!
  
  Либо суп из этой сваpим,
  
  Либо - ключ от "запоpожца"!
  
  Чеpепаха, пpиумножив,
  
  От тоски навозну кучу,
  
  Пpедложила сpазу - ключик,
  
  Hо! - За яйца Дуpемаpа.
  
  Дуpемаp пpисел в соpтиpе,
  
  Hад очком по типу "дыpка",
  
  И... Мгновенно и бесшумно...
  
  Отдала Тоpтилла ключик.
  
  Что там было с Дуpемаpом,
  
  Лишь один "товаpищ" знает,
  
  А богатый Буpатино
  
  Двух мошенников оставил
  
  Добывать в деpьме монеты,
  
  И напpавился в камоpку,
  
  Hа елде ключом вpащая,
  
  Им отца в соpтиpе запеp,
  
  И пpодал камоpку гpекам
  
  За свободную валюту.
  
  Папа Каpло так pугался
  
  Hа очке, что чеpез сутки,
  
  Гpеки убежали в стpахе,
  
  Поминая в pеке pаков...
  
  А полено с папой нынче,
  
  Ездют в театp на pолс-pойсе,
  
  И тогда диpектоp вшивый,
  
  К ним в соpтиp с отмычкой лезет,
  
  Hо чего ему там надо,
  
  Знает лишь мудpец мохнатый...
  
  ДЕФЛОРАЦИЯ
  
  Майкл встал, подошел к креслу, на котором сидела Джулия, и присел на
  
  корточки у ее ног.
  
  - Хочешь испытать любовь? - Джулия ошарашенно взглянула на него,
  
  затем на Алекса. Тот сидел на кресле и с пристальным вниманием разглядывал
  
  плакат на стене, на котором была изображена женская фигура в джинсах
  
  "Ли-Купер" и две мужские руки, расстегивающие на них замок. Джулия,
  
  увидев, что Алекс никак не реагирует на слова Майка, снова повернулась к
  
  нему.
  
  - Мне нельзя, - пробормотала она, - мама мне запрещает. Она у меня
  
  строгая и...
  
  - Господи, что такое мама, - перебил ее Майкл, - ты когда-нибудь
  
  целовалась?
  
  - Да, с Алексом, - Джулия снова взглянула на него, он сидел все так
  
  же неподвижно.
  
  - А целовала мужчин еще куда-нибудь? - он в упор глядел на девушку,
  
  ожидая реакции на свои слова.
  
  Джулия с испугом замотала головой в разные стороны:
  
  - Это же нельзя, этим занимаются только проститутки!
  
  - Господи, да ты еще ребенок, - тон его стал хитрым, глаза
  
  прищурились, улыбаясь, - это вполне естественный способ удовлетворения
  
  мужчины. Нет ничего предосудительного в том, что один человек хочет
  
  доставить удовольствие другому.
  
  - Но я не хочу, - она попыталась приподняться с кресла, но он удержал
  
  ее за плечи.
  
  - А если мы с Алексом очень попросим?
  
  - С Алексом! - с ужасом взглянула в его сторону Джулия. Неужели Алекс
  
  с ним заодно? Она не могла в это поверить, но Алекс не шелохнулся, что
  
  было лучшим доказательством тому, что она не ошибалась. Он чувствовал, как
  
  кровь прильнула к лицу, ему страшно было взглянуть в ее сторону, он готов
  
  был от стыда провалиться сквозь землю, но, к сожалению, пол в доме был
  
  деревянный, и надежды не было.
  
  Майкл поднялся и стал расстегивать ширинку:
  
  - Кошечка, это совсем не страшно, всего пять минут, - он говорил как
  
  можно мягче, но в тоне его сквозила насмешка.
  
  Джулия попыталась вскочить, но Майкл толчком в грудь заставил ее
  
  сесть.
  
  - Нет, нет, я не буду, - с дрожью в голосе сказала она.
  
  - Будешь, - в голосе Майкла появилось раздражение. Он расстегнул
  
  брюки и вытащил член. Джулия со страхом зажмурилась. Она видела мужской
  
  член впервые, тем более так близко. Он ей показался таким страшным и
  
  огромным, что она боялась снова открыть глаза и сидела неподвижно. Вдруг
  
  девушка почувствовала, как что-то теплое коснулось ее губ, она невольно
  
  вздрогнула, открыла глаза и увидела перед собой гладкую кожу, покрытую
  
  черными волосами. Почувствовав, как конец члена уперся ей в зубы, она
  
  стиснула челюсти и дернулась вниз, пытаясь выскользнуть у Майкла между
  
  ног. Но он схватил ее за волосы и с силой потянул вверх. Джулия вскрикнула
  
  от неожиданности и стала руками отталкивать его от себя.
  
  - Алекс, помоги, подержи ей руки! Ну, кошечка, я научу тебя
  
  галантному обращению с мужчинами. - Майкл схватил ее за запястья и прижал
  
  ее руки к ручкам кресла.
  
  Алекс с полминуты сидел неподвижно, в нем шла внутренняя борьба, он
  
  уже сто раз за этот вечер проклинал себя за то, что согласился на
  
  предложение Майкла, но менять что-либо было уже поздно, машина запущена.
  
  Он поднялся, подошел к ним сзади, опустился на колени и, схватив
  
  Джулию за руки, вывернул их за спинку кресла. Она вскрикнула от боли и с
  
  остервенением стала мотать головой из стороны в сторону, пытаясь
  
  увернуться от члена. Майкл схватил ее за ухо, с силой завернул его так,
  
  что голова девушки вскинулась вверх и стал пихать член ей в рот. Джулия
  
  изо всех сил стиснула зубы. Борьба продолжалась минуты две, затем Майкл не
  
  выдержал, и звонкая пощечина положила всему конец.
  
  Удар снова оглушил девушку, у нее зазвенело в ушах, она вскинула
  
  голову и взглянула на Майкла. В глазах ее был ужас.
  
  - Открой рот, стерва, - прошипел тот, лицо его исказилось злобой, он
  
  отвел руку для нового удара, - считаю до трех.
  
  Джулия поняла, что это все. Единственная ее надежда - Алекс, который
  
  ей казался таким благородным, обходительным, добрым, надежным, сейчас
  
  железным замком сжимал ей руки за креслом. Алекс, с которым они вместе
  
  росли, играли, вместе ходили в колледж, сидели за одной партой, даже
  
  целовались, Алекс не заступился за нее, он ее предал. Она не могла в это
  
  поверить. Господи, как это подло. Ей захотелось кричать от боли и обиды. К
  
  горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы.
  
  - Раз, - резанул слух голос Майкла, - два...
  
  - Будь что будет, - подумала она, зажмурилась и открыла рот. Член
  
  Майкла Проскользнул между зубов и уперся в горло. Девушка поперхнулась, но
  
  глаз не открыла.
  
  - Молодец, маленькая, ты мне начинаешь нравиться, - Майкл вытащил
  
  член и стал вощить кончиком ей по губам. Она ощущала лишь легкое
  
  щекотание, затем член нырнул в рот и уперся в язык.
  
  - Поласкай, - попросил Майкл. Его мягкий тон снял с нее нервное
  
  напряжение, но обманываться она не хотела, прекрасно понимая, что, стоит
  
  ей начать перечить, как тон его сразу же изменится, а в висках еще стучал
  
  пульс и щека горела от пощечины.
  
  Девушка сомкнула губы и стала водить языком по головке члена. Как ни
  
  странно, у нее уже не было ощущения страха и отвращения ко всему этому,
  
  мысли ее переключились на другое. Языком она чувствовала гладкую, нежную
  
  плоть головки, которая время от времени напрягалась и расслаблялась,
  
  казалась такой живой и трепетной. У Майкла участилось дыхание, он стал
  
  теребить ее за ухо.
  
  - Молодец, киска, - сказал он на выдохе, - покусай.
  
  Девушка стала легонько покусывать член чуть пониже головки. Волнение
  
  Майкла стало передаваться и ей, она почувствовала какое-то томление во
  
  всем теле.
  
  Вдруг член Майкла подался назад, и голова Джулии непроизвольно
  
  потянулась за ним. Она не хотела, чтобы он совсем выходил из ее рта. Как
  
  будто бы поняв ее желание, дойдя до середины, член остановился, и стал
  
  углубляться обратно. Майкл обнял ее за голову, делая поступательные
  
  движения. Все это сопровождалось лишь прерывистым дыханием Майкла и
  
  Джулии, которая еще изредка причмокивала, делая сосательные движения и
  
  сглатывая слюну.
  
  Алексу нестерпимо захотелось посмотреть, что же происходит там, за
  
  креслом, и он отпустил руки девушки, которые безжизненно повисли. Алекс
  
  поднялся с колен и увидел Майкла, который стоял, запрокинув голову, с
  
  закрытыми глазами и, приоткрыв рот, тяжело дышал. Джулия неподвижно сидела
  
  в кресле, и лишь голова ее слегка подавалась вперед навстречу движениям
  
  Майкла. Алекс почувствовал, как теплота и волнение разливаются по всему
  
  телу, член его, медленно пульсируя, стал подниматься, напрягся и уперся в
  
  джинсы, появился томительный зуд. Ему ужасно захотелось тоже испытать все
  
  то, что сейчас должен был испытывать Майкл. Он стоял, широко открыв глаза,
  
  с каким-то вожделением глядя за всем происходящим.
  
  Вдруг руки девушки покачнулись и стали подниматься вверх, к члену
  
  Майкла. Она стала пальцами легонько теребить и поглаживать его мошонку.
  
  Движения Майкла участились, дышал он все быстрее и прерывистее, на Джулию
  
  тоже нашло какое-то вожделение, ей захотелось ощутить этот упругий,
  
  перекатывающийся под кожей член в себе, глубоко-глубоко. Ее бедра подались
  
  вперед, ноги напряглись, она вытянулась всем телом. Майкл делал
  
  поступательные движения все быстрее и быстрее, колени его задрожали от
  
  напряжения, он не выдержал и стал помогать себе рукой. Вдруг тело его
  
  прогнулось, мышцы охватила сладкая судорога, томительно разливаясь по
  
  всему телу, он стиснул зубы и с силой притянул к себе голову девушки,
  
  застонал. Джулия почувствовала, как член отчетливо пульсирует под кожей,
  
  мощными толчками выталкивая сперму, которая теплой, вязкой массой
  
  растекалась по всей полости рта. Она стала с вожделением глотать ее. Когда
  
  толчки прекратились, Майкл постоял немного, переводя дух, затем вынул член
  
  и тяжело опустился в соседнее кресло.
  
  Джулия открыла глаза и увидела Алекса, который стоял около кресла и в
  
  упор глядел на нее. Она поняла, что он все видел, и кровь прихлынула к
  
  лицу. Ей стало ужасно стыдно. Теперь виноватой себя чувствовала она,
  
  вместо того, чтобы сопротивляться, кусаться, царапаться, если нужно, она
  
  так быстро смирилась и уступила желанию его друга. Джулия почувствовала
  
  себя последней шлюхой.
  
  - Алекс, не стой, как истукан, твоя очередь, - произнес Майкл, - если
  
  ты сумеешь открыть ей рот, то твоя подружка доставит тебе массу
  
  удовольствия.
  
  Алексу стало вдруг как-то не по себе. Его мысли сконцентрировались на
  
  слове "очередь", которое в его представлении никак не вязалось с тем
  
  тайным и интимным, что он впервые сейчас так явно и откровенно видел
  
  собственными глазами. Ему было неудобно за себя, что он вот так стоит и
  
  стесняется что-либо сделать. Джулия почувствовала состояние Алекса и
  
  поняла, что для того, чтобы вывести всех из неловкого положения, ей
  
  придется сделать первый шаг самой.
  
  Она сползла с кресла, опустилась перед ним на колени и прижалась
  
  щекой к его ноге. Алекса от ее прикосновения передернуло, как от
  
  электрического тока, он вдруг явно ощутил, как по телу разливается
  
  радостное, томительное тепло. Ему даже казалось, что даже сквозь плотную
  
  джинсовую ткань он чувствует ее горячее дыхание. Девушка расстегнула
  
  молнию на джинсах, и руки ее скользнули под плавки Алекса. Нащупав там
  
  такой же, как и у Майкла, упругий член, приспустила джинсы и припала к
  
  нему губами. Затем опустилась ниже, стала лизать и покусывать его мошонку,
  
  ощущая, как под ней перекатываются два маленьких упругих яйца. Девушка
  
  взяла в руку его член, потянула кожу вниз, оголяя головку, поцеловала ее в
  
  самый кончик и, засунув в рот, сомкнула губы. Алексу хотелось застонать от
  
  блаженства, когда язык нежно облизал ее, и она уперлась в щеку. Член его
  
  вздрагивал и напрягался от каждого прикосновения ее языка. Девушка стала
  
  делать поступательные движения головой, его тело невольно тоже стало
  
  двигаться взад и вперед. Он, как завороженный, смотрел, как ее алые губы
  
  нежно обнимают его член, время от времени немного приоткрываясь, давая
  
  возможность ему покинуть полость рта, чтобы потом вновь устремиться в эту
  
  массу живого, влажного, теплого и упереться в горло.
  
  Кончил он быстро, но спермы было так много, что девушка даже
  
  поперхнулась и закашлялась, выплюнув половину на ковер. Кончив, Алекс
  
  почувствовал неимоверную, томительную слабость во всем теле, ноги его
  
  подкосились, он опустился на пол, посидел с полминуты, обняв руками колени
  
  и закрыв глаза, повалился на бок, свернувшись калачиком.
  
  Майкл удивленно посмотрел на него:
  
  - Что с тобой?
  
  - Хорошо, - прошептал Алекс.
  
  - Ты что, никогда не спал с женщиной?
  
  - Нет.
  
  Майкл улыбнулся и повернулся к Джулии, которая снова забралась в
  
  кресло.
  
  - Поздравляю, малышка, ты сделала его мужчиной.
  
  Джулию снова обуял страх и стыд, она опустила голову в ладони и
  
  поджала под себя ноги. Майкл поднялся с кресла и подошел к ней.
  
  - Ну, лапочка, давай займемся тобой, - он потянулся к замку платья,
  
  но Джулия отстранила его руку.
  
  - Не надо.
  
  - Почему?
  
  - Мне стыдно.
  
  Майкл посмотрел на нее, потом на Алекса, улыбнулся и сказал:
  
  - Хотите, я научу вас одной игре?
  
  Алекс поднял голову и удивленно посмотрел на Майкла: "Он что,
  
  смеется?"
  
  Но тот говорил совершенно серьезно.
  
  - Я помню, когда я учился в колледже, мы с девчонками играли в
  
  больницу. Очень интересная игра! Значит, так. Джулия - пациентка, я -
  
  врач. Майкл - мой ассистент, - он поднял девушку на руки и переложил ее на
  
  низкий журнальный столик, стоящий между кресел.
  
  - Алекс, помоги мне раздеть пациентку, она жалуется на грудь.
  
  Джулия резко поднялась и села на столе.
  
  - Не надо, я не хочу, - испуганно забормотала она.
  
  Майкл взял ее за плечи и снова опустил на стол:
  
  - С медициной не спорят, ты сама не знаешь, чего ты хочешь. Алекс,
  
  где ты там?
  
  Алекс подошел, еще слегка покачиваясь и застегивая ширинку.
  
  - Помоги пациентке раздеться, - повторил Майкл.
  
  Майкл задрал ей платье, оголив ее стройные. Джулия вздрогнула и
  
  осталась лежать. Алекс расстегнул замок, стянул его совсем. Джулия вся
  
  как-то сжалась и зажмурилась. Майкл с облегчением заметил, что лифчик у
  
  нее расстегивается спереди. "Тем лучше, - подумал он, - не придется ее
  
  ворочать", - и, окинув взглядом ее стройную фигурку, вытянувшуюся на столе
  
  по стойке смирно, опустился на колени и припал губами к шее. Джулия
  
  лежала, боясь шелохнуться, только учащенное дыхание выдавало ее внутреннее
  
  волнение. Она ощутила прикосновение влажных, горячих губ Майкла на лице,
  
  на шее, на плечах, она не заметила, как расстегнулся бюстгальтер, и губы
  
  его страстно впились в ее левую грудь, стали втягивать ее в рот, а язык
  
  нежно терся о кончик соска. Волнение ее переходило в вожделение, и она
  
  чувствовала, как по влагалищу растекается теплая жидкость, возбуждая
  
  нестерпимое желание. Рука Майкла, потискав свободную от засоса грудь,
  
  стала постепенно опускаться ниже, гладя девушку по животу, и скользнула
  
  под плавки. Девушка автоматически сжала ноги и простонала:
  
  - Не надо!
  
  В голосе ее чувствовалась мольба утопающего, хватающегося за
  
  соломинку и просящего его удержать. Пальцы Майкла стали теребить короткие
  
  волосики, покрывающие лобок. Девушке вдруг страстно захотелось ощутить
  
  прикосновение этих мягких, нежных пальцев к своим половым органам, которые
  
  уже давно сочились влагой. Ноги ее непроизвольно раздвинулись, освобождая
  
  путь руке Майкла к самому сокровенному и доселе неприкосновенному. Майкл
  
  не заставил себя долго ждать, и рука его скользнула ниже, между ног, и
  
  стала перебирать нежные, влажные от внутреннего сока, большие и малые губы
  
  девушки. Томное желание разливалось по всему ее телу, она отключилась от
  
  всего и целиком отдалась его ласке. Майкл, нащупав над малыми губами
  
  клитор, стал легонько тереть его пальцем. Джулию как будто пронзило
  
  электрическим током, тело ее выгнулось, из груди вырвался слабый стон.
  
  Другой палец стал осторожно пробираться глубже, внутрь, нежно водя по
  
  влажным стенкам влагалища.
  
  Алекс стоил и, как завороженный, смотрел на грудь девушки, она
  
  производила на него какое-то магическое действие. Нежная, с белой гладкой
  
  кожей, еще не совсем сформировавшаяся девичья грудь, с розовым маленьким
  
  соском, которая поднималась и опускалась синхронно с дыханием девушки. О,
  
  господи, как он завидовал сейчас Майклу, который может вот так, без
  
  стеснения, целовать, лизать. Член напрягся и уперся головкой в плавки,
  
  пытаясь вырваться из плотно облегающих его джинсов. Вдруг ему захотелось
  
  вырвать это стройное, белое, нежное тело из объятий Майкла, которое томно
  
  извивалось, вздрагивало, отдаваясь его ласкам, и забрать его в рот,
  
  изжевать, чувствуя, как ломаются на зубах эти хрупкие кости, рвется нежная
  
  кожа, и проглотить. Он сам подсознательно испугался этого странного
  
  желания, понимая, что это невозможно, но не мог от него избавиться. Мелкая
  
  дрожь охватила все его тело, ноги непроизвольно подкосились, и,
  
  опустившись на колени, он тоже припал ко второму, свободному от засоса,
  
  соску.
  
  Девушка чувствовала себя на вершине блаженства, ощущая, как два рта
  
  нежно кусают ее грудь, и четыре руки ласкают ее тело.
  
  Майкл оторвался от груди Джулии и вытащил руку из плавок. Его
  
  покрасневшие глаза были широко открыты. Все тело ломила вожделенная
  
  страсть, губы дрожали. Глядя, как Алекс неуклюже ласкает девушку, он
  
  постоял, отдышался, и стал потихоньку стягивать с нее плавки, оголяя
  
  лобок, только начавший покрываться волосами. Джулия не сопротивлялась, она
  
  лишь сильнее зажмурила глаза то ли от страха, то ли от стыда. Стянув
  
  плавки, Майкл опустился на колени у ее ног и стал целовать их, понемногу
  
  раздвигая руками.
  
  Взору его открылось то, о чем не решаются писать, так как вряд ли
  
  найдутся подходящие слова, чтобы описать это. Широко раздвинув и задрав ей
  
  ноги, он, как завороженный, смотрел на ее половые органы, лоснящиеся
  
  влагой. Майкл не выдержал, припал к ним ртом. Джулия стала извиваться на
  
  столе от томительного сладострастия. Высоко задранные ноги ее задрожали и
  
  опустились ступнями Майклу на плечи. Девушка изнывала от блаженства,
  
  чувствуя, как ее малые губы втягиваются в рот Майкла, а его язык
  
  раздвигает их, пытается проникнуть во влагалище. Когда язык Майкла касался
  
  клитора, ее передергивало от вожделенного желания, которое уже не только
  
  охватило все ее тело, но и ударило в голову. Когда же возбуждение ее
  
  достигло такой степени, что стало невыносимым, Джулия рукой отстранила
  
  голову Майкла и попыталась встать. Но напрасно старалась отстранить руки
  
  Алекса, который, как безумный, присосался к ее груди. Напрасно, опершись
  
  другой рукой об стол, пыталась подняться, у нее уже не было ни сил, ни
  
  возможности это сделать.
  
  Майкл понял, что терять времени нельзя, расстегнул и спустил брюки.
  
  Ноги девушки оставались лежать на его плечах, и дорога к удовлетворению
  
  его желания была открыта. Он вытащил член и, оголив головку, стал кончиком
  
  легонько водить по ее большим и малым губам. Девушка опять почувствовала
  
  нежное прикосновение к своим и без того до предела возбужденным половым
  
  органам, застонала от изнеможения. Конец члена проскользнул между малых
  
  губ и стал углубляться во влагалище. Почувствовав это, девушка от страха
  
  широко открыла глаза и дернулась, силясь подняться, но было уже поздно.
  
  Она вскрикнула криком, который неизбежен, и тяжело повалилась на стол.
  
  Алекс, ошарашенный таким поведением, ничего не понимая, посмотрел на
  
  исказившееся от боли лицо девушки, потом перевел взгляд ниже и увидел, как
  
  член Майкла, обнимаемый ее малыми губами, погрузился внутрь девушки, и
  
  тоненькая струйка алой крови заструилась из ее влагалища, растекаясь по
  
  глянцевитой полировке стола.
  
  С Т Е К Л Я Н Н А Я Д В Е Р Ь
  
  Женился я рано, в двадцать три года. К тому времени, к которому
  
  относится моя повесть, мы с женой Ядвигой Масевич - да вы должны ее
  
  помнить, еще несколько лет лет назад она слыла "бешеной" - жили немного
  
  отчужденно. Причиной этому, я думаю, было отсутствие разницы в
  
  возрасте. Мы были одногодки (к тому времени нам было по тридцать пять).
  
  Ядвига моя была немного... развратной женщиной, в чем вы убедитесь,
  
  прочитав эту повесть до конца. Мужчины ей нравились либо пожилые,
  
  солидные, убеленные сединой, избалованные жизнью и женщинами, либо
  
  совсем молодые, юнцы, но физически крепкие, но стесняющиеся женщин
  
  из-за своей неопытности.
  
  Я тоже придерживался в любви не самых жестких правил, пользовался
  
  успехом у женщин и репутацией страстного любовника и имел не одну
  
  любовницу. По этим причинам у нас с Ядвигой было заключено согласие: не
  
  стеснять свободу друг друга и не устраивать сцен ревности. Дела же мы
  
  вели вместе, сообща обсуждая все хозяйственные вопросы. Хозяйство наше
  
  было в порядке и приносило доход, позволяющий нам жить без забот о
  
  куске хлеба на завтра.
  
  Когда мы только с Ядвигой поженились, она попросила оборудовать ее
  
  спальню рядом с моим кабинетом.
  
  - Я хочу быть рядом с тобой, мой милый! - Уговаривала она меня.
  
  И, хотя любовь к друг другу несколько остыла и мы жили каждый
  
  своей жизнью, мой кабинет и ее спальня оставались рядом. Стекла ее
  
  были прозрачны: красное, синее, зеленое и желтое - но такими, что
  
  сквозь них все было хорошо видно; если же одна из комнат была
  
  затемнена, а другая освещена, то из освещенной нельзя было увидеть, что
  
  происходит в другой комнате. Дверь с обеих сторон занавешивалась
  
  плотными тяжелыми шторами. Я всегда держал штору задернутой, тогда как
  
  Ядвига свою - всегда открытой. Я затрудняюсь ответить, почему Ядвига,
  
  зная, что я из своей комнаты смогу подсмотреть за ней, никогда не
  
  задергивала штору. Может быть, она считала, что я совсем не
  
  интересуюсь ею, но может быть - и мне кажется, так это и было - ее
  
  извращенному уму доставляло удовольствие сознание того, что в самые
  
  интимные моменты ее жизни за ней незаметно наблюдают.
  
  Я, признаюсь, частенько, затемнив свой кабинет, заглядывал через
  
  стекла двери к ней в спальню и нередко становился единственным зрителем
  
  очень интересных спектаклей сексуального содержания, где одну из
  
  главных ролей исполняла моя жена.
  
  Оставаясь наедине с Ядвигой обычно для решения деловых вопросов,
  
  связанных с управлением нашим имением, мы часто делились впечатлениями
  
  о своих новых любовных похождениях. Делали мы это непринужденно, с
  
  шутками, даже о непристойно- стях говорили непринужденно, с шутками,
  
  просто.
  
  - А у тебя кто?
  
  - Каземир Лещинскй, просто прелесть! И откуда в таком возрасте
  
  столько силы? Вчера, представляешь, выпили лишнего, и все под мышку
  
  хотел, чудак... Ну, как у тебя с Вероникой?
  
  - Холодновата немного. Боится, что муж вернется. А какая у нее
  
  прелестная родинка на левой ягодице!.. Ей понравилось между грудей.
  
  Говорит: ой, как тепло!
  
  - 2 -
  
  Иногда такие разговоры будили в нас страсть, и мы тут же
  
  испытывали те способы и положения, о которых шел разговор, но так
  
  случалось редко. Часто, узнав новое друг от друга, мы это запоминали с
  
  тем, чтобы попробовать с другими. Так случилось и на этот раз. Ядвига
  
  взяла на заметку способ "между грудей", и через день я был свидетелем
  
  того, как она испытывала его с Каземиром в своей спальне.
  
  В этот день я уже собирался ехать в имение Пшевичей (капитан
  
  Пшевич был в отъезде, а мы с его женой Вероникой занимались любовью),
  
  когда к крыльцу подкатила коляска с Каземиром. Поздоровавшись с ним, я
  
  извинился за то, что вынужден покинуть их с Ядвигой.
  
  - Ядвига, надеюсь, ты не позволишь господину Каземиру у нас
  
  скучать, - сказал я шутливо, оставляя их наедине.
  
  Я хотел уже выйти из дома, как вспомнил, что я собирался показать
  
  Веронике французский порнографический журнал. Зайдя в свой кабинет,
  
  долго выбирал, какой журнал взять, выбрал уже и, взявшись за ручку
  
  двери, ведущей в коридор, заметил, что шторы перед дверью жены немного
  
  задернуты. Я подошел и инстинктивно взглянул в спальню.
  
  Ядвига не давала Каземиру скучать, он поспешно сдергивал с себя
  
  одежду, а она, уже обнаженная, лежала на спине в кровати. Игривая,
  
  страстная улыбка звала его к себе. Руками она поддерживала свои полные
  
  груди с боков так, что между ними образовалась глубокая ложбинка,
  
  Ядвига попросила:
  
  - Казенька, давай сюда между сосков...
  
  Каземир склонившись встал над ее грудью на колени и направил свой
  
  член между грудей. Она сжала груди руками так, что его член оказался
  
  зажатым промеж ними. Он стал яростно двигать задом растирая его между
  
  грудей. Когда член выходил у ее подбородка, Ядвига хватала его ртом.
  
  Она усовершенствовала то, что услышала от веня. Пульс мой участился и
  
  это я почувствовал висками.
  
  В я поехал к Веронике.
  
  Такой обмен делал нашу жизнь с Ядвигой даже интересной, полной
  
  новых способов удовлетворения распиравшей нас страсти.
  
  Однажды мы с женой наметили обсудить ряд вопросов, касающихся
  
  управления имением. Я стал готовить необходимые бумаги в своем
  
  кабинете, а она ушла в свою комнату, сказав: - Я на минуточку.
  
  Разложив документы на столе, я стал ждать ее. Прошло минут
  
  десять, но Ядвиги все еще не было, я взглянул за штору в ее спальню.
  
  То что увидел, сначало возмутило меня: ведь я ждал ее. Голая, она
  
  лежала на кровати, в руках у нее была раскрыта книга. Заглядывая в
  
  книгу, она делала разные упражнения; то поднимала вверх ноги,
  
  подтягивая колени к груди, то раздвигая ноги широко в стороны, поднимая
  
  их снова вверх, то ложилась поперек кровати и опускала ноги на пол.
  
  Злость моя крепла. Но наблюдая за ее действиями я стал понемногу
  
  возбуждаться. Член налился кровью и просился в работу. Голова шла
  
  кругом, мною овладела страсть, и когда она легла на кровать задом к
  
  краю, подняв и широко раздвинув ноги так, что моему жадному взору
  
  представился обрамленный золотистыми волосами открытый зовущий вход в
  
  ее чрево, и лукаво глянув в мою сторону, какбудто зная, что я
  
  подсматривую, я рванул дверь и влетел в спальню. На ее лице мелькнул
  
  испуг, но только на мгновение. Потом появилась лукавая улыбка.
  
  - Подглядываешь, бестыжий!
  
  Она не сменила позы, только бросила книгу на столик. Я заметил ее
  
  название - "Учитесь наслаждаться". Рывком я расстегнул панталоны и
  
  бросился на Ядвигу. Она с готовностью принимала мои ласки, одаряя меня
  
  своими. Мы испытали несколько прочитанных ее способов. Разложенные в
  
  моем кабинете бумаги дождались своей очереди только утром.
  
  - 3 -
  
  Меня заинтересовало название книги - "Учитесь наслаждаться".
  
  Стесняясь попросить ее у Ядвиги, я решил посмотреть тайком. Через день
  
  я нашел книгу в тумбочке у нее в спальне, зашел в свой кабибинет сел в
  
  кресло у камина и стал перелистывать ее. В книге описывались приемы и
  
  способы половых сношений, советы, как возбуждать партнера к половому
  
  акту. Невольно мой член проснулся и стал наливаться, а когда кровь
  
  наполняет мужской член, то, не вместившись туда полностью она бьет в
  
  голову. Мужчина становится одержим своей страстью. Так стало и со
  
  мной. Я продолжал читать, а рука сама по себе расстегивала пантолоны,
  
  потом взяв член я стал его массировать.
  
  Вдруг дверь, входящая в коридор, открылась, и в кабинет со свечами
  
  вошла и сразу направилась к столу горничная Ирка, высокая, стройная,
  
  черная, полногрудая девушка лет восемнадцати-девятнадцати. Она меня не
  
  сразу заметила, так как мое кресло стояло боком к двери. Я издал
  
  какой-то шум и она с испугом повернулась в мою сторону. Представляете,
  
  что она увидела! Перед ней в кресле - барин, в одной руке держал книгу,
  
  а в другой - возбужденный, вздрагивающий член. Свечи выпали у Ирки из
  
  рук. "О, провидение! Вот кто удовлетворит мою страсть!" - Мелькнуло у
  
  меня в голове. И, бросив книгу, я кинулся к горничной. Она, пораженная
  
  испугом, дрожа стояла задом к столу и причитала:
  
  - Пан Юзеф, простите... Я не хотела... Я думала, вы уехали... Что
  
  я наделала!
  
  Я молча схватил ее и хотел раздеть, но она со словами: - Панычек,
  
  миленький, простите, не говорите пане Ядвиге, она запорет меня. - Упала
  
  передо мной на колени. Мой член коснулся ее лица. Окончательно не
  
  соображая, что делаю, я обнял ее голову и, когда она открыла рот, чтобы
  
  что-то сказать, я вставил ей в рот свой член. Она старалась
  
  высвободиться, вытолкнуть его изо рта, но я держал ее крепко за волосы
  
  и двигал членом у нее во рту. Мое возбуждение было настолько велико,
  
  что сделав несколько движений и затолкнув его в самое горло я кончил.
  
  По ее горлу пробежала судорога, несколько раз она сглотнула. Я поднял
  
  ее с колен, Ирке было плохо: ее вот-вот должно было вырвать. Я подошел
  
  к столу налил стакан воды и поднес ей. Она сделала два глотка, а тем
  
  временем я приводил себя в порядок.
  
  - Спасибо, вам пан Юзеф, - поблагодарила Ирка за воду, - я вас
  
  умоляю, не говорите пане Ядвиге, что я была здесь!
  
  Эта боязнь горничной обьяснялось, тем что моя супруга настрого
  
  запретила женской прислуге находиться в кабинете наедине со мной.
  
  Ядвига считала, что с равными по положению мы можем развращаться как
  
  угодно, но иметь связи с прислугой для нас низко. За всякую провинность
  
  наказание для прислуги было одно - порка на конюшне.
  
  - Ты сама держи язык за зубами, - говорил я, подталкивая Ирку к
  
  двери.
  
  - Как я посмею, пан Юзеф!
  
  - Ну, ладно, иди!
  
  Мне было стыдно и противно перед ней и самим собой, показав
  
  прислуге такую несдержанность и распущенность. Книгу "Учитесь
  
  наслаждаться" я прочел уже без всякого интереса.
  
  Бывая в имении Каземира Лещинского, моя жена подружилась с его
  
  дочерью Кристиной. Кристине в то время было семнадцать лет. Красивая
  
  девушка, не по годам развитая, как и Ядвига, была ужасной модницей. Они
  
  вдвоем часто ездили в город по магазинам и портнихам.
  
  И вот как-то, работая в своем кабинете, я увидел, как к крыльцу
  
  подьехала коляска. Из нее с смехом и коробками новых покупок вышли
  
  - 4 -
  
  Ядвига и Кристина и, весело болтая, вошли в дом. Я уже устал работать
  
  и, желая развлечься в их компании, вошел через коридор в зал. Однако
  
  там их не оказалось. Ни в приемной, ни в столовой их тоже не было.
  
  Тогда я вернулся в спальню. Стоя друг перед другом, они держали
  
  наполненные бокалы. Чекнувшись, Ядвига улыбнулась Кристине, та
  
  ответила ей улыбкой несколько смущенно, и выпила. Торопливость с
  
  которой Ядвига опустила свой бокал, несколько смутила меня. Я быстро
  
  затемнил свой кабинет и, расположившись в кресле возле стеклянной
  
  двери, осторожно ее приоткрыл, чтобы слышать, о чем идет разговор в
  
  спальне.
  
  - Юзефа нет сегодня дома, - говорила Ядвига, - и мы проведем время
  
  здесь, у меня в спальне. Я покажу тебе, дорогая, мои новые наряды.
  
  Кристина была одного роста, что и моя жена, и такая же стройная.
  
  Только у Ядвиги грудь была полнее, бедра шире и округлее, движения
  
  размереннее и женственнее.
  
  - Вот смотри, какое, - Ядвига достала из шкафа одно из своих
  
  последних платьев. - Ты на мне его еще не видела. Сейчас померяю,
  
  помоги мне.
  
  Кристина помогла ей переодеть платье, любуясь при этом формами ее
  
  тела.
  
  - Ну, как?
  
  - Просто прелесть!
  
  - А это ну-ка примерь!
  
  Кристина засмущалась, но Ядвига помогла расстегнуть ей платье, а
  
  затем снять его. На Кристине был корсет и длинные, почти до пят,
  
  панталоны. Верхняя часть ее тела была красива: светлые волосы,
  
  красивое лицо, небольшие округлые налитые груди со светло-коричневыми
  
  кружками вокруг розовых прелестных ее сосков. Ей было тоже, неприятно
  
  находиться в таком полураздетом виде. Она быстро облачилась в
  
  предлогаемое платье с декольте.
  
  - Как оно идет тебе, дорогая!
  
  - А я думала, что оно будет мне велико.
  
  Любуясь ее со всех сторон, Ядвига сказала:
  
  - Я тебе что-то покажу, только давай еще выпьем.
  
  - Что вы, Ядвига, у меня от первого бокала голова кружится!
  
  - Ничего, это быстро пройдет. - Ядвига подала ей наполненный
  
  бокал. - Потом, если даже будем совсем пьяными, чего нам стесняться,
  
  мы здесь одни, ну, за нашу встречу, до дна!
  
  Поставив пустые бокалы на столик, Ядвига достала из шкафа
  
  маленькую коробочку с четырьмя примкнутыми внизу ленточками, на конце
  
  которых были пуговицы.
  
  - Что это? - Удивилась Кристина.
  
  - Это новый вид подтяжек-чулкодержателей. Мне его недавно
  
  прислали из Вены, сейчас покажу как его носят. Помоги мне снять корсет.
  
  - Ядвига осталась в одних чулках.
  
  - Ядвига, милая, какая вы красивая голенькая!
  
  - Ты говоришь мне комплименты, как мужчина. А знаешь, давай на тебе
  
  его примерим!
  
  - Давайте!
  
  Кристину, видимо, разобрало вино. Стеснение ее прошло. Она быстро
  
  скинула платье. Вдвоем они расстегнули корсет и сняли пантолоны,
  
  которые портили ее.
  
  - Какая ты красивая! - Ядвига обняла Кристину за плечи и нежно
  
  поцеловала ее соски.
  
  - Ой, что вы, Ядвига! - Чуть слышно, как от щекотки, хихикнула
  
  Кристина.
  
  - 5 -
  
  Ядвига стала целовать ее щеки, шею, плечи. Кристина любовалась
  
  собой в зеркале. - Делай же примерку чулкодержателя!
  
  Ядвига отпустила девушку, подняла с пола чулкодержатель, одела
  
  Кристине на бедра, и встав на одно колено так, что стало видно все
  
  окрытое волосами пространство между ее ног, стала пристегивать чулки.
  
  Лобок Кристины был около Ядвигиного лица. Одной рукой пристегнув к
  
  чулкам последнюю застежку, Ядвига не вставая с колен, обняла девушку
  
  рукой за задок, а второй стала ласкать у нее между ног, а потом стала
  
  целовать ее низ живота, бедра, лобок и наконец между ног.
  
  - Что вы делаете, Ядвига? Пустите! Что вы делаете? - Молила
  
  Кристина, и ее руки делали слабую попытку отстранится от Ядвиги. Но
  
  Ядвига входила в экстаз.
  
  - Ядвига, милая, я сейчас умру!...
  
  Она действительно качнулась, глаза ее закрылись, и она упала бы,
  
  если бы Ядвига, вскочив на ноги, не обхватила ее одной рукой,
  
  прижавшись к ней всем телом. Вторая ее рука оставалась у Кристины между
  
  ног, и она продолжала возбуждать ее. Затем Ядвига впилась долгим
  
  поцелуем в ее рот и стала теснить Кристину к кровати. Кристина упала на
  
  кровать. Продолжая целовать ее груди, Ядвига расстегнула и спустила до
  
  колен чулкодержатель вместе с чулками, легла сверху, положив свою левую
  
  ногу между ног девушки, а ее правую ногу положила между своих ног и
  
  стала гладить распростертое тело девушки своим телом вверх-вниз. Груди
  
  терлись о груди, живот о живот, ноги терлись между ног.
  
  - Что вы делаете, милая! - Страстно шептала Кристина. - Мне
  
  стыдно!... - Глаза ее были закрыты, но тело стало помогать телу
  
  Ядвиги, сначало медленно, робко, но затем все быстрее и быстрее. - Я
  
  сойду с ума!
  
  Ядвига остановилась, в ее глазах мелькнуло лукавство.
  
  - Еще, еще! - Взмолила Кристина, продолжая двигать своим телом.
  
  Кристина кинулась целовать ей губы, шею, глаза и снова губы.
  
  - Какая ты хорошенькая! Миленькая! Поцелуй мои груди! - Кристина
  
  стала целовать одну грудь, лаская другую рукой. Губы Ядвиги впились в
  
  девичье тело. - Хочу в пупок язычком!...
  
  Кристина с готовностью выполнила и эту просьбу развратной женщины.
  
  - Кристина, милая, сними, пожалуйста, с меня чулки! Только
  
  повернись, стань вот так да скорей же сними свои чулки!
  
  Ядвига, лежа на спине, поставила Кристину на колени, ногами по обе
  
  стороны от себя таким образом, чтобы девичий зад оказался над ее шеей,
  
  а голова девушки - над тем местом тела Ядвиги, где ноги сходились с
  
  животом. Кристина наклонилась и стала спускать с нее чулки. Ядвига
  
  резко поднялась и забросила свои ноги Кристине на бедра, крепко
  
  обхватив тонкий стан девушки. Потом ногами наклонила ее голову так, что
  
  она оказалась прижата к входу в ее влагалище. Руками она обхватила
  
  девичий зад и, подав его на себя, впилась в заветное место. Пораженная
  
  таким оборотом событий, Кристина сначало пыталась вырваться из обьятий
  
  Ядвиги, но все было бесполезно. Ноги держали голову крепко, а сама
  
  Ядвига, приподняв свою голову и удерживая Кристину одной рукой за зад,
  
  губами, языком и пальцами другой руки ласкала, целовала, возбуждала
  
  покрытое нежными волосками тельце, окружающее щель входа в девичье
  
  тело.
  
  - Целуй, лаская меня тоже! -Молила Ядвига, и Кристина перестала
  
  сопротивляться.
  
  Ядвига опустила на кровать ноги, и Кристина продолжала то
  
  впиваться долго, то страстно целовать всю половую область Ядвиги.
  
  - 6 -
  
  - Остновись, подожди! - Просила уже Ядвига. - Я хочу по-другому.
  
  Она оттолкнула от себя Кристину.
  
  - Ой, как мне стыдно, Ядвига! Вы не будите надо мной смеяться?
  
  - Что ты, милая девочка! - Взор Ядвиги блуждал, грудь часто
  
  поднималась. - Одень вот это на себя!
  
  Ядвига достала из столика какие-то ремни. Один ремень она надела
  
  Кристине вокруг пояса, а другой, расходившейся на концах, пропустила
  
  между ее ног и пристегнула на спине и животе к первому. Теперь я
  
  разглядел, что это был за ремень. В пойме лобка к ремню был прикреплен
  
  исксственный член, на котором были два желтых резиновых яичка. Но член
  
  свисал вниз. "Что они с таким висячим будут делать?" - подумал я. Но
  
  тут Ядвига взялась за яички и начала сжимать их. Искусственный член
  
  стал вздрагивать и при каждом нажатии на яички поднимался в росте.
  
  Оказывается, член возбуждался воздухом при помощи яичек-насосов. "Эта
  
  штука не иначе, как из Парижа", - усмехнулся я про себя. Возбудив член
  
  до размеров четвертого номера, Ядвига легла на спину и широко
  
  расбросила ноги.
  
  - Ложись на меня, целуй меня! - Кристина всталана колени возле ее
  
  ног. - Вставь его туда. Ой, ой, погоди, его надо смазать! Очень
  
  большой!
  
  Ядвига взяла баночку с мазью и обильно смазав головку
  
  искусственного члена, направила его в себя.
  
  - Двигай попкой, чтобы он ходил туда-сюда! - Кристина начала
  
  неумело поднимать и опускать свой зад, двигая членом в теле Ядвиги.
  
  Ну, давай быстрее! - Ядвига вся извивалась, помогая Кристине. - Люби
  
  меня! Целуй меня, милая девочка! Ох, как мне хорошо!... Быстрее!
  
  Еще быстрее!... Я кончаю! Все, все! Остановись!
  
  Кристина замерла, удивленно смотря на обессиленную Ядвигу.
  
  - Вытаскивай потихоньку. - Попросила Ядвига. - О-о!... - Протяжно
  
  крикнула она, когда член весь вышел из ее тела, а силы, козалось совсем
  
  покинули ее. Гладя Кристину, рука нащупала яички-насосики и что-то там
  
  сделала: раздался свист спускаемого воздуха и член сник. Потом она
  
  стала отвечать поцелуями на ласки Кристины.
  
  - Сладкая, как ты мне хорошо сделала!...
  
  - Мне так ново и приятно с вами, милая Ядвига!
  
  - Девочка моя, сейчас я и тебе сделаю приятно. Дай я на себя
  
  надену эту штуку!
  
  - Что вы, мне и так хорошо с вами! Я боюсь эту штуку туда, я еще
  
  никогда не пробовала!
  
  - Не бойся, миленькая, мы его сделаем не очень большим.
  
  Ядвига быстро застягнула ремни и накачала член до средних
  
  размеров, смазала мазью.
  
  - Нет, я боюсь! - Молила Кристина.
  
  Ядвига стала покрывать ее всю поцелуями, повалила на спину и,
  
  раздвинув ноги, впилась туда, куда собиралась всунуть пристегнутый к
  
  себе искусственный член. Кристина замолчала, закрыла лицо руками. Ее
  
  грудь возбужденно поднималась и опускалась. Ядвига легла на нее и
  
  направила головку члена в щель между ног и надавила.
  
  - Мамочка! Мамочка - воскрикнула Кристина. - Больно!
  
  - Сладенькая девочка моя, потерпи чуть-чуть! - Уговаривала ее
  
  Ядвига. - Мне тоже было больно, зато потом какое наслаждение!
  
  Ядвига легла всей грудью на девушку, чуть поднялась на коленях и
  
  пальцами руки стала растирать половые губки ее девственной плоти.
  
  Другой рукой взяла член и стала головкой раздвигать и растягивать
  
  предверие влагалища. Кристина напряженно ждала. Потом она стала
  
  метаться под Ядвигой.
  
  - 7 -
  
  - Дальше, глубже! Ну, пожалуйста!
  
  - Тебе ведь, говоришь, больно!
  
  Ядвига радовалась: она добилась своего. Кристина уже сама хотела
  
  вкусить эту игрушку.
  
  - Мне уже не больно! Поглубже! Ну же, - и она резко подняла бедра
  
  навстречу члену. Но это движение осталось холостым. Ядвига успела
  
  встретить его. Тогда Ядвига схватила Кристину за бедра и, как бы
  
  помогая ей, вновь подняла жаждующие бедра. Ядвига сделала резкое
  
  движение членом, и он вошел сразу почти весь.
  
  - Ай! Ай! - Вырвалось у Кристины стон боли и радости.
  
  Чтобы не слышать возбуждающих, страстных криков и стонов, не
  
  видеть этой оргии страсти любви двух женщин, я плотно прикрыл
  
  стеклянную дверь и, распахнув окно, заметался по кабинету. Проходя
  
  мимо двери, выходящей в коридор, я услышал чьи-то легкие шаги. Я
  
  открыл дверь и увидел горничную Ирку. Она уже поднималась по лестнице.
  
  - Это ты? - Радуясь в душе, воскликнул я. - Иди ко мне!
  
  - Это вы, пан Юзеф? Пани Ядвига не велит ходить к вам.
  
  - Кому сказано! - Крикнул я, схватив ее за руку и увлек за собой в
  
  кабинет. - Ты кому рассказала, что была у меня?
  
  Я закрыл дверь в кабинет и отошел. Она осталась у двери.
  
  - Никому, пан Юзеф, я клянусь вам! - В глазах ее мелькнул страх.
  
  - А ну иди сюда!
  
  Мои руки быстро расстегнули панталоны, и мой неуспокоившейся член
  
  вырвался наружу. Ирка сделала шаг в сторону, остановилась и испуганно
  
  глядела на мой торчащий член. Снова запричитала:
  
  - Пан Юзеф, не надо! Барыня меня выпорет за то, что я у вас!...
  
  Клянусь, я никому словечка не скажу!
  
  - Иди сюда, кому говорят! Ничего пани Ядвига не узнает. А насчет
  
  того, что ты говорила, это я нарочно спросил. Хорошо, что не говорила.
  
  Ну, иди!...
  
  Ирка бросилась передо мной на колени, обхватила мой член рукой и
  
  уже хотела его заглотить. Она думала, что я хотел опять так, но я желал
  
  ее тела. Я взял ее за подбородок, отвернул ее лицо в сторону и поднял
  
  с колен. Она в испуге отпустила член.
  
  - Зачем ты его бросила? Держи! Дурочка - она приняла мои слова как
  
  приказ и снова взяла его в руки. Я сел перед ней на столе. По ее руке,
  
  державшей мой член, пробежала судорога. - Иди сюда, на колени... -
  
  Она, не поднимая юбки, хотела сесть, но я остановил ее. - Не так! Зайди
  
  спереди, положи руки на плечи.
  
  Я сам положил ее руки себе на плечи и поднял юбку так, что моему
  
  взору открылись ее полные, стройные ноги и место внизу живота покрытое
  
  густыми черными кудрявыми волосами.
  
  - Не надо, панычек! Я вам что хотите сделаю, только отпустите
  
  меня! - Молила она, поднося подталкиваемую мною свою заросшую
  
  промежность к моему торчащему члену.
  
  - Сейчас, не бойся... Сейчас отпущу...
  
  С этими словами я развел пышные губы ее влагалища и направив туда
  
  свой член, стал за бедра насаживать Ирку на себя. Член не входил: она
  
  была еще невинна.
  
  - Панычек, ах, ах, больно! - Застонала она и впилась зубами в мою
  
  руку. По ее глазам я понял, что стон - инстинктивный, от боли. Я не
  
  хотел пачкать кровью свое белье. Я отвел свой член от желаемой цели,
  
  отстранив Ирку, встал и, тесня ее к столу осыпал поцелуями, лаская
  
  рукой ее промежность. Мои пальцы терли и ласкали нежный непробитый
  
  вход в ее нутро.
  
  - 8 -
  
  Она, не снимая рук с моих плеч, отступала завороженная в
  
  полуобмарочном состоянии, нежно лаская мою руку бархотистой кожей своих
  
  пышных ляжек. Из ее груди вырвались стоны близкого наслаждения,
  
  незнакомого для нее, нового огромного счастья.
  
  - Панычек, родненький!... - Зашептала она, и ноги ее задрожали.
  
  Между ног стало вдруг мокро, как будто глаз, который я хотел насадить,
  
  заплакал.
  
  - Сейчас, сейчас, милая! - Говорил я, целуя ее.
  
  И вот она уперлась в стол. Свободной рукой я нашел у нее под
  
  кофтой подвязки юбок и распутал их. Юбки упали на пол. Теперь она
  
  стояла передо мной обнаженная до пояса, с мольбой во взоре. Я приподнял
  
  ее и посадил на край стола, она сбросила руки с моих плеч и уперлась
  
  сзади себя. Подняв ноги себе на предплечья, я увидел желанное моему
  
  члену отверстие в ее теле, обрамленное по бокам и сверху черными
  
  волосами. Я развел пальцами нежные губы и увидел там перегородку,
  
  закрывающую вход в глубь тела. Вставив головку своего напряженного до
  
  предела члена в преддверие ее невинности, я стал надавливать на него.
  
  Ирка напряглась от боли. Она молча кусала свои губы и с жадностью
  
  смотрела на то, как мужчина низвергает ее невинность и нетерпеливо
  
  ждала конца этой возбуждающей пытки. Я помог ему руками, притянув Ирку
  
  к себе. И он вошел, прервав преграду в тугую маленькую дырочку. Я стал
  
  его вытаскивать. Она расслабилась, и выражение мучительного ожидания
  
  сменилось улыбкой радости и наслаждения. Когда не вытащив до конца, я
  
  стал опять вводить член в теплоту ее тела, она обхватила меня руками за
  
  шею, уткнувшись в плечо, прильнула ко мне грудью. Я отшатнулся,
  
  удерживая ее под ноги и отошел от стола. Она оказалась весящей у меня
  
  на шее и члене. Кровь мелкими каплями падала на пол.
  
  Ирка оказалась довольно тяжелой. Я поспешил отнести и положить ее
  
  на диван. Там мы продолжили и кончили акт наслаждения.
  
  Удовлетворив свою страсть, я привел свой туалет в порядок. Ирка
  
  тоже оделась.
  
  - Иди, моя хорошая! И чтобы по первому зову ко мне! А то я все
  
  расскажу жене!
  
  Ласки кончились, она опять была прислугой, а я - хозяином и
  
  барином.
  
  Ирка вышла из кабинета, а я пошел посмотреть, как идут дела в
  
  спальне. Все еще голая Ядвига прощалась с одетой Кристиной.
  
  На другой день у нас с Ядвигой произошел следующий разговор:
  
  - Ядвига, я вчера случайно подсмотрел, как Кристина у тебя в
  
  спальне примеряла чулкодержатель. Какое у нее тело, какие формы! Она
  
  уже вполне сформирована.
  
  Я, конечно, умолчал, что видел все остальное. Хотя Ядвига, видимо
  
  догадалась, но виду не подала.
  
  - Она тебе понравилась? -И после короткой паузы. - Ты хочешь ее?
  
  - Как не хотеть такую прелесть!
  
  - Ты получишь ее! - Подумав добавила она. - Но услуга за услугу. Ты
  
  сведешь меня со Станиславом Станишевским.
  
  Станишевский - сын одних из наших соседей по имению. В это время
  
  ему было девятнадцать лет. Высокий, стройный юноша, не красив, но
  
  привлекателен, он увлекался лошадьми, и мы с ним на этой почве были
  
  большими друзьями. Поговаривали о том, что природа наградила его
  
  большим членом, отчего он пока только страдал, был застенчив,
  
  сторонился женского общества и не имел еще ни одной женщины. Я понял,
  
  что Ядвига первой решила испытать его мужскую силу.
  
  - 9 -
  
  - Обещаю тебе Кристину через три, четыре дня. Когда будет у меня
  
  Станислав?
  
  - Постараюсь на следующей недели.
  
  В воскресенье я встретился со Станиславом Станишевским.
  
  - Моя жена хочет видеть вас у нас. Не лишайте этого удовольствия
  
  слабую женщину. Право, вам у нас будет интересно.
  
  Он сначала отказывался, но в конце концов согласился. Мы
  
  договорились на четверг, в четыре часа дня. Передав это Ядвиге, я
  
  услышал:
  
  - Во вторник в три будь готов принять Кристину.
  
  Во вторник с утра Ядвига куда-то уехала, а я остался дома. Время
  
  прближалось к трем, но ни жены, ни Кристины не было. Я стал уже думать,
  
  что дело сорвалось, когда увидел из окна своего кабинета подьезжавшую
  
  коляску. Из нее вышли Ядвига и Кристина и пошли в спальню моей жены. Я
  
  быстро затемнил свой кабинет и занял пост у заранее чуть приоткрытой
  
  двери.
  
  - Наконец-то мы опять вместе! - Говорила Ядвига, закрывая дверь, -
  
  как я по тебе соскучилась!
  
  - Мне тоже вас не хватало, дорогая Ядвига!
  
  Ядвига стала целовать Кристину в губы, щеки, глаза. Кристина
  
  отвечала ей страстно с нетерпением, ожиданием более интимных минут. Они
  
  не прекращая лобзаний, стали сбрасывать с себя наряды. Ядвига была
  
  немного проворнее. Она была совершенно голой, а Кристина сбросив
  
  платье, возилась с застежками корсета.
  
  - Давай помогу, - сказала Ядвига. Сбросив с нее корсет, она стала
  
  перед Кристиной на колени и начала снимать с нее чулки и панталоны,
  
  целуя при этом живот, лобок и бедра, которые страсно трепетали, -
  
  сегодня ты испытаешь еще большее удовольствие. Я приготовила для тебя
  
  сюрприз.
  
  - Какой сюрприз? - Удивленно спросила Кристина. - Лучше, чем в
  
  первый раз, наверное, не будет.
  
  Ласки Ядвиги стали возбуждать Кристину.
  
  - Бывает, сладкая, лучше, и ты сегодня увидишь это.
  
  Ядвига встала с конен и терлась своим обнаженным телом о голое
  
  тело Кристины, продолжая покрывать ее поцелуями. Кристина стала тяжело
  
  дышать. Грудь ее часто вздымалась. Я тоже стал потихоньку сбрасывать с
  
  себя одежду.
  
  - Ядвига, милая, я теряю контроль над собой! Давай скорее неденем
  
  эту штуку, как в тот раз!
  
  - Сегодня для тебя будет другая штука, лучше той. - Руки Ядвиги
  
  были у Кристины между ног, и пальцы ее блуждали еще сильнее возбуждая
  
  страсть.
  
  - Иди сюда!
  
  Ядвига подтолкнула Кристину в мой кабинет. Я уже раздетый, тихо
  
  отдернул штору и встал в стороне от двери. Дверь открылась.
  
  - Ядвига, милая, там темно. Давай здесь, я туда боюсь!
  
  - Ну, что ты красавица моя! Не дрожи! Ведь ты веришь мне? Не надо
  
  ничего бояться. Клянусь, я хочу тебе только хорошего.
  
  Ядвига встала у двери и втолкнула Кристину в мой кабинет. Я стоял
  
  в темноте, сбоку от двери, видел как Кристина входила в мой кабинет.
  
  Ядвига закрыла дверь за ней на ключ. Кристина обернулась. Я, дрожа от
  
  страшного нетерпения, подошел к Кристине и обнял ее за плечи. Она
  
  вздрогнула от неожиданности.
  
  - Не бойся девочка, я друг Ядвиги, а значит и твой друг. Я не
  
  сделаю тебе ничего дурного! Я буду тебя ласкать! - Я нежно прижался к
  
  ее наготе. - Обними меня!
  
  - 10 -
  
  И оторвав ее руки от груди, я заставил ее обнять себя. Сначала я
  
  ее поцеловал нежно, чуть прикоснувшись своими губами, а затем страстно,
  
  сильно и долго. Она задыхалась, руки ее метались по моему телу. Она
  
  пыталась вырваться, но я сжал ее так сильно, что почувствовал, что
  
  вот-вот лопнет ее тугая грудь. Страх ее прошел и она перестала дрожать.
  
  Я стал целовать ее плечи, грудь, шею, шепча между поцелуями: "Милая,
  
  сладенькая, красивая." В напряженном ожидании она молчала. Припав ртом
  
  к соску ее груди, и держа одной рукой ее за спину, второй начав гладить
  
  по животу, бедрам, попке проворно скользнув ей между ножек, и она
  
  сдалась.
  
  Она задрожала, но уже не от страха, а от желания скорее туда,
  
  между ног. Там было тепло и влажно - природа требовала своего.
  
  Почувствовав прикосновение моей руки, она сжала ноги, я схватил ртом ее
  
  губы и стал языком искать ее язык. Я поднял ее и положил на диван,
  
  опять стал целовать ее от грудей до колен щекотать языком самые нежные
  
  части женского тела. Она лежала неподвижно, только частое дыхание
  
  выдавало ее страсть. Дойдя губами до лица, и впившись в ее мягкий
  
  теплый рот, я раздвинул ей ножки, нащупал внутренний скользкий проход в
  
  ее тело и, ложась на нее, стал медленно вводить свой член в уже
  
  прорванный моей женой, но еще не знавшую тела мужского члена, девичью
  
  плоть.
  
  Медленное, протяжное "а-а...", как выход, вырвалось из ее груди.
  
  Когда я сделал несколько движений членом внутри ее, она стала сначало
  
  осторожно, а потом все быстрее двигать бедрами в такт моим толчкам и в
  
  момент, когда я изверг в нее свое жаркое семя - дернулась, схватила мою
  
  голову, прижала ее к своему плечу и дико завыла. Я тоже еле сдержал
  
  крик, стиснув зубы и затем дрожа всем телом от нахлынувшего до
  
  головокружения чувства наслождения зубами страстно стал грызть ее
  
  сосок... Я вытащил член из нее, она как-то вздрогнула, сжала свои
  
  стройные ножки, отпустила мою голову, закрыла лицо руками и начала
  
  всхлипывать все сильнее и сильнее, пока не разрыдалась. Я опустошенный
  
  и удовлетворенный, распластался рядом. Я не утешал ее, только гладил ее
  
  тело. Она понемногу начала успокаиваться.
  
  - Как все это ужасно, ново, страшно и в то же время сладостно и
  
  прекрасно! - Сказала она, как бы оправдываясь за свои рыдания. Потом
  
  она стала медленно водить своими руками по моему телу, как будто изучая
  
  меня: голову, шею, грудь, живот. Рука ее медленно коснулась волос, что
  
  ниже живота, вздрогнула, остановилась, затем остановилась, затем
  
  перебирая пальчиками волосы, пошла дальше и ниже и вот коснулась его,
  
  сначало только кончиками пальцев, потом смелее, и вот член в ее руке,
  
  лежит на лодони, уставший, теплый, мягкий. Рука, перебирая взяла яички
  
  и вдруг сжала их. Вскрикнув от боли, я оттолкнул ее руку.
  
  - Ой, что ты делаешь? Ведь мне больно!
  
  - Я не хотела сделать больно. Я хотела, чтобы эта штука стала
  
  тверже.
  
  В ее голосе звучало удивление. Меня осенила догадка. Ведь это
  
  Ядвига тогда, чтобы сделать искусственный член тверже и длиннее,
  
  накачивала его, нажимая на резиновые яички. Я, хотел расхохотаться.
  
  Наивность! Какая наивность. Ведь он не искусственный, он живой!
  
  - Подожди, если он захочет, он сам встанет.
  
  Кристина снова взяла мой член и стала ласково и нежно перебирать
  
  его пальчиками. Потом осторожно и нежно принялась сжимать и двигать
  
  рукой вверх вниз, и он захотел опять и, вздрогнув, стал подыматься. Моя
  
  рука прошла по ее груди, животу, опустилась к ногам. Большой и средний
  
  - 11 -
  
  пальцы раздвинули губки между ног, а указательный проник внутрь. Она
  
  стала глубоко дышать, мой палец двигался в узком скользком проходе
  
  возбуждая ее, она молча широко раздвинула бедра приподнимая их, потом
  
  потянула мой член к себе - мол, пусть он, а не пальчик войдет в нее.
  
  Какая непосредственность! Я снова лег на нее.
  
  - Направь его сама, - попросил я.
  
  Она не сразу, но взяла мой член к себе. Затем обняла меня за плечи
  
  и мы стали медленно, в такт друг другу качаться телами, обмениваясь
  
  нежными поцелуями. Я захотел взглянуть на нее и включил свет. Она
  
  испугалась, вскрикнула и остановилась, зажмурив глаза с такой силой,
  
  будто хотела закрыться веками. Лодонями она закрыла мои глаза.
  
  - Не надо света!
  
  Я отбросил ее руки, приподнялся над ней на руках, и, продолжая
  
  двигать членом, стал ее разглядывать. Передо мной лежало прекрасное
  
  девичье тело. Упругие груди дрожали, как две огромные капли ртути. На
  
  животе, под моим движущимся членом виден был только уголок лобка,
  
  поросший волосами. Мне не было видно место у нее между ног, куда с
  
  таким удовольствием входил мой член. Я взял ее ноги и положил их себе
  
  на плечи. Кристина охнула: член стал входить глубже, но, видимо, это
  
  было приятно ей, и она продолжала лежать спокойно, равномерно
  
  раскачивая бедрами, все так же плотно закрыв глаза. Теперь я увидел, что
  
  у нее между ножек, увидел совсемблизко. Вот где у женщины самое укромное
  
  и ненасытное место! Мною овладело желание впиться в это маленькое
  
  тельце. Я вытащил из него член и, удерживая ее ноги поднятыми вверх,
  
  прильнул ртом к этому заветному входу в ее тело. Я целовал, лизал,
  
  засовывал внутрь язык, даже покусываю, но старался делать это нежно, не
  
  причиняя ей боли, и снова целовал и лизал. Кристина только стонала и
  
  теребила волосы на моей голове. Я лег на спину, посадил ее на колени
  
  передом к себе, ввел в нее член, стал подбрасывать так, что она
  
  приподымалась надо мной. Член выходил из нее не полностью, но когда
  
  она опускалась на меня, член проникал в нее до конца упираясь. Она,
  
  уткнувшись в мои плечи, помогала мне, как бы скакала на мне. Лицо ее
  
  выражало безумие, бескрайнюю страсть. Веки были плотно сжаты.
  
  - Открой глаза, посмотри на меня милая!... Ох, как хорошо!...
  
  Посмотри, как это прекрасно! - Молил я ее, и она открыла глаза.
  
  - Человек! - В ее голосе звучала неожиданность и испуг, и, как мне
  
  показалось, радость. - Пан Юзеф!
  
  Как потом выяснилось она думала, что имеет дело с нечистой силой,
  
  в крайнем случае с демоном.
  
  - Пан Юзеф, не смотрите на меня, мне стыдно! Это так ужасно! - Я
  
  поставил ее на колени на край дивана. Сам встал на пол. Она уже
  
  догадалась, что это какой-то новый способ, и прняла позу. Какая у нее
  
  была попочка - нежная, белая, без единого пятнышка! Кровь стучала у
  
  меня в висках. Скорее, скорее всадить в нее член, только теперь уже
  
  сзади!
  
  - А... А... Больно! - Воскликнула она и подалась немного от меня,
  
  но я схватил ее за бедра и стал насаживать на себя. Она застонала, но
  
  это был стон наслаждения. Еще, еще, еще. Вот-вот, все! Пульсируя,
  
  вздрагивая мой член, излил в раскаленное тело свою жидкость.
  
  - О-о-о! - Громко вскрикнула Кристина и упала на грудь, оставаясь
  
  на коленях.
  
  Я вытащил член из отверстия, которое он только что затыкал, и по
  
  ее ногам хлынула обильная, как ручеек прозрачная жидкость. Я приложил,
  
  вытирая, пантолоны. Она сжала их ногами и упала набок.
  
  - 12 -
  
  - О, как чудесно!... - Бормотала она, глаза ее были закрыты, по
  
  лицу расползалась улыбка блаженства. - Я сойду с ума от счастья, пан
  
  Юзеф! Вы всегда меня будете так любить?
  
  - Конечно, сладкая! Мне тоже ужасно хорошо с тобой. Зови меня
  
  просто Юзик. Ведь мы с тобой теперь как муж и жена, моя любимая.
  
  - Хорошо, Юзечка! Как хорошо, прекрасно все получается! Я не как
  
  не успокоюсь! Поцелуй меня, мой милый!
  
  - Кристина, приходи ко мне послезавтра в пять! Только чтобы
  
  Ядвига не знала. И, как придешь, проходи сразу в этот кабинет, вот
  
  через эту дверь, выходящую в кабинет. - Я предупрежу слуг. Значит, в
  
  пятницу, в пять, прямо сюда! - Напомнил я Кристине, провожая ее домой.
  
  Через день мы с Кристиной стали свидетелями совращения Станислава
  
  моей супругой. Правда, Кристина опоздала к началу этого захватывающего
  
  спектакля, который развивался в таком порядке. В пятницу я привез
  
  Станислава в наш дом. Сославшись на то, что в двух комнатах идет
  
  ремонт, мы пригласили его к Ядвиге в спальню, приготовленную заранее
  
  соответствующим образом. Кровать была покрыта ковром, посреди комнаты
  
  стояли три стула... Мы выпили за встречу и за знакомство Ядвиги и
  
  Станислава. Ядвига стала говорить много лестных слов, слышанных ею о
  
  Станиславе, о том, что давно хотела познакомиться с ним поближе. Потом
  
  разговор пошел о воскресных скачках. Станислав с жаром стал
  
  рассказывать о достоинствах любимых лошадей.
  
  - Вот я слушаю, как вы восторгаетесь лошадьми, - вмешалась в
  
  разговор Ядвига, - а как вы относитесь к хорошеньким женщинам?
  
  Стнислав смущенно опустил взор, пожал плечами.
  
  - По-моему, некоторые женщины привлекательнее лошадей. Или вы
  
  другого мнения? - Лукаво спросила Ядвига.
  
  - В лошадях я немного разбираюсь, а вот область женских прелестей
  
  мне пока неизвестна.
  
  - Но вы уже не ребенок! Пора позновать женщин! - Начала дразнить
  
  его Ядвига.
  
  Мы с женой стали наперебой рассказывать о хорошеньких женщинах, их
  
  красоте, умении держать себя, о пропорциональности и привлекательности
  
  их фигур.
  
  - А что скрыто у них под одеждой! - Воскликнула Ядвига. - Юзеф,
  
  принеси сюда, пожалуйста, французский журнал. Пусть Станислав посмотрит
  
  и вынесит свое мнение об этих прелестях.
  
  Когда я выходил в коридор, то услышал, как Ядвига спрашивала у
  
  Станислава:
  
  - А меня вы считаете красивой?
  
  Ответ Станислава я уже не слышал. Пройдя в свой кабинет, я взял
  
  один из порнографических журналов и, прежде чем войти, заглянул в
  
  спальню через стеклянную дверь.
  
  Ядвига забросила ногу на ногу и приподняла подол платья так, что
  
  до половины открылась ее точеная нога, и что-то с жаром говорила
  
  Станиславу. Тот потупил взор, то пожимая плечами, то утвердительно
  
  кивая головой. Войдя снова через коридор к ним в спальню, я передал
  
  журнал Ядвиге.
  
  - Ядвига и Станислав, вы должны меня извинить, - обратился я к
  
  ним, - за мной приехали от Касписких и я должен покинуть вас.
  
  Станислав тоже встал.
  
  - Что вы, что вы! Оставайтесь! - Сказали мы в один голос. - Мы вас
  
  очень просим остаться!
  
  - Не оставляйте меня одну! - Просила Ядвига. - У меня сегодня
  
  кроме встречи с вами ничего не запланировано. Я одна умру от скуки!
  
  - 13 -
  
  - Конечно, друг мой, оставайтесь! - Поддержал я Ядвигу. - Право
  
  же, я не знал, что так получится, но я уверен, что ты скучать не
  
  будешь. А ты дорогая, особенно не смущай юношу, будь паинькой!
  
  - Что ты, родной! - Улыбнулась Ядвига.
  
  Я покинул их и вошел в кабинет, проверив затемнение сел в кресло у
  
  стеклянной двери, стал наблюдать за происходящим в спальне. Время
  
  приближалось к пяти и скоро должна была появиться Кристина.
  
  Ядвига и Станислав рассматривали фотографии обнаженных фигур в
  
  журнале. Ядвига все время что-то поясняла, показывая на ту, или иную
  
  часть снимка. Показав на одну из фотографий, Ядвига отошла и подняла
  
  платье, открыв почти всю свою стройную ножку. Сначало Станислав
  
  смутился, но потом стал сравнивать ноги Ядвиги с ногами натурщицы в
  
  журнале. По его лицу я понял, что он отдал предпочтение моей жене. Она
  
  опять оказалась рядом, забросив ногу на ногу, обнажив их до самого
  
  верха, что стали видны очаровательные кружева ее пантолончиков. Ядвига
  
  заставила выпить бокал вина, а свой лишь только пригубила. Потом,
  
  сравнивая свою фигуру с фигурой девушки натурщицы из журнала, она
  
  растегнула лиф платья и открыла ему свою грудь, лежавшую в корсете, и
  
  опять выиграла у натурщицы. Станислав, как бы исподтешка впился
  
  взглядом в эту живую, колыхающую от возбуждения грудь.
  
  Вот показался снимок обнаженного мужчины. Ядвига указала пальцем
  
  на мужской член и лукаво улыбнулась. Что-то спросила у Станислава, тот
  
  залился краской от стыда. Ядвига все так же улыбаясь, и не стыдясь
  
  своих вопросов о чем-то спрашивая, направила свою руку к застежкам его
  
  брюк. Он испугавшись, схватил ее за руку. Тогда Ядвига встала со
  
  стула, закрыла на ключ дверь в коридор и бросилась на колени перед ним.
  
  Он уже сам растегивал брюки, но пальцы слушались его плохо. Она ему
  
  помогла и извлекла наружу то, о чем так много говорили.
  
  Его член не в возбужденном состоянии был довольно-таки больших
  
  размеров. Ядвига взяла его на ладонь и нежно погладила другой рукой от
  
  корня до кончика, что-то при этом ласково шепча. Раздевалась она
  
  быстро и бесстыдно, красиво снимая ту или иную часть своего туалета,
  
  она подчеркивала прелесть обнаженного своего тела. Станислав, как
  
  завороженный, смотрел на все... И вот его член, вздрогнул раз, и встал
  
  может быть первый раз в жизни, поднимаясь и наливаясь соком страсти.
  
  Когда он поднялся во весь рост, у меня по спине пробежали мурашки. Боже
  
  мой! Меня самого природа не обидела, наградила большим членом, но
  
  этот!... Жеребцу не стыдно было бы иметь такой! Не менее двух дюймов в
  
  диаметре, длиной около фута - то есть, если бы его можно было опустить
  
  вниз, головка оказалась бы около колен.
  
  Я перепугался за Ядвигу. Что будет с ней, если она рискнет
  
  испытать этот член? Но ее лицо выражало не испуг, а совсем наоборот:
  
  на нем было написано желание скорее насладиться, утолить свою страсть
  
  этим великаном. Она бросилась на колени перед ним и стала ласкать его
  
  руками, шеей, волосами, лицом, губами и ртом осыпая его поцелуями. У
  
  Станислава помутнел взгляд. Руками он бессознательно блуждал по голове,
  
  плечам, грудям Ядвиги. Он что-то шептал. Доведя его и себя до
  
  последней стадии возбуждения, Ядвига встала, взяла со стола баночку с
  
  мазью и, смазав ему головку члена, стала передом находить ему на
  
  колени. Развела пальцами губы своего влагалища, а Станислав направил
  
  головку своего живого стержня ей внутрь. Она взялась за его плечи,
  
  стала медленно, закатив глаза от дикого наслождения, опускаться.
  
  Стержень стал входить в нее. Станиславу видно не терпелось всунуть его
  
  в живое тело. Он взял Ядвигу за бедра и стал помогать ей опускаться. Я
  
  поразился. Как могло это хрупкое, нежное женское тело вместить в себя
  
  этот дар природы! Я думал, сейчас раздастся ее вопль о помощи и
  
  - 14 -
  
  придется бежать за врачом, но мои опасения оказались напрасны. Крик
  
  наслождения и радости вырвался у нее из груди, когда она полностью
  
  опустилась ему на колени. Весь без остатка его огромный член был в ее
  
  чреве... Она прижалась грудью к его груди и стала целовать лицо, потом
  
  поставив ногу на перегородку стула, откинулась чуть назад, и держась за
  
  его плечи, стала поднимать и опускать свой зад, не до конца вытаскивая,
  
  а затем снова насаживая его на поршень. Сначало медленно, а затем все
  
  быстрее и быстрее! Станислав помогал, поддержая ее широко раздвинутые
  
  ножки.
  
  Я возбужденный, вскочил со стула. Дверь моего кабинета, входящая в
  
  коридор, открылась, и на пороге показалась моя Кристина.
  
  - Как темно! Здесь кто-нибудь есть?
  
  - Да, маленькая, заходи! Только потише!
  
  - Каким долгим мне показалось ожидание этой встречи! Я вся горю и
  
  дрожу!
  
  Я стал ее целовать, она отвечала мне горячо и страстно.
  
  - Раздевайся, родной, сбрасывай с себя одежду! - Я стал помогать
  
  ей. - Ты ко мне пришла! - Я встал на колени и целовал то место тела, к
  
  которому обращался мой член, прижавшись губами к волоскам и пылающему
  
  разрезу между ног, засунув пальцы в эту теплую щель.
  
  - Поцелуй и ты скорей свою игрушку!
  
  С этими словами я встал и пригнул ее голову к своему члену. Она
  
  несмело взяла его рукой и несколько раз нежно поцеловала, потом
  
  схватила его ртом и стала сосать. Я с трудом оторвал ее голову и она в
  
  ожидании, дрожа всем телом, прижалась ко мне грудью. Нащупав мокрый
  
  вход в ее тело и чуть подсев под нее, я напрвил туда свой член. Она
  
  широко раздвинула ножки, позволив моему члену войти в ее теплоту.
  
  Сделав несколько движений я забросил ее руки себе на шею, не вытаскивая
  
  члена, держась за ляжки ее ног, оторвал ее от пола и так, сидящую на
  
  моем члене, понес к стеклянной двери. Держа ее спиной к двери я сел в
  
  кресло. Она не видела, что происходит в спальне Ядвиги, да ей было и
  
  не до этого. Она была возбуждена до такой степени, что хотела только
  
  удовлетворить свою страсть. Я поставил ее ноги на сиденье кресла и
  
  обняв ее зад стал опукать и поднимать ее. Она застонала на моем члене.
  
  В это время Ядвига и Станислав, голые, лежали на разобранной
  
  кровати. Он впервые в жизни получил удовлетворение от женщины и сейчас
  
  лежал неподвижный и усталый, закрыв лицо руками и стесняясь ласки ее
  
  рук. Мы с Кристиной кончили, вытерлись, и я, целуя ее, как ребенка,
  
  посадил к себе на колени и показал на происходящее в спальне.
  
  Кристина, увидев лежащих в кровате голых Ядвигу и Станислава,
  
  перепугалась, дернулась, желая вырваться и убежать. Но я ее не
  
  отпустил, прижал к себе и прошептал:
  
  - Не бойся, не стесняйся, сладенькая! Смотри, и ты увидишь много
  
  интересного!
  
  - Стыдно ведь подсматривать такие вещи! - Сказала она смущаясь,
  
  но, немного успокоившись, стала украдкой от меня смотреть в дверь.
  
  Немного полежав, Ядвига прподнялась на локтях и нежно поцеловала
  
  Станислава в губы, потом соски его груди, поднялась и понесла свою
  
  грудь к его губам. Он схватил их руками и впился поцелуем. Мы стали
  
  дублировать их действия. Я ласкал и целовал груди Кристины. Ядвига
  
  руками ласкала Станислава, и его могучий член встал на дыбы.
  
  - Как, - с испугом в голосе прошептала Кристина, - какая у него
  
  большая штука! Он ведь разорвет Ядвигу, если будет делать то же, что и
  
  мы!
  
  - Не бойся, уже не разорвал. Видишь - она опять просит его.
  
  - 15 -
  
  - Какая твоя жена ненасытная! Неужели ей мало твоей штуки?
  
  И снова Станислав стал конем, а Ядвига - наездником. Она положила
  
  его на край кровати так, что бедра и одна нога свешивались на пол. Сама
  
  встала на полу к нему спиной так, что его опущенная нога оказалась
  
  между ее ног, нагнулась, упершись в поставленный перед собой стул,
  
  взяла в руку его членище, сзади направила в свое влагалище и стала
  
  задом насаживать себя на него.
  
  - Я тоже так хочу! Какая я стала бесстыдная! - Воскликнула
  
  Кристина и взяв мой член, хотела вставить в себя.
  
  - Подожди! - Сказал я Кристине, - давай как они.
  
  И мы с ней повторили этот способ, только по-своему. Я, сидя
  
  пододвинулся к краю кресла и развел ноги, она задом стала между моих
  
  ног, нагнулась и, уперлась руками в мои колени, запрыгала на моем
  
  члене. Войдя в экстаз, мы уже не обращали внимания на то, что
  
  происходило в спальне, перешли на диван, лаская друг друга только
  
  руками. Трогая мой член Кристина спросила:
  
  - Ты не завидуешь Станиславу, что у него такая большая штука?
  
  - Что ты, милая, разве тебе моего мало?
  
  Не отвечая на мой вопрос, Кристина продолжала свою мысль:
  
  - Я еще не разбираюсь в таких вещах, но такой бы я не стала.
  
  Такого огромного я не хочу никогда. Ведь он вызывает только страх, а не
  
  желание.
  
  Когда усталость прошла, мы вновь продолжили наслаждаться друг
  
  другом, подсматривая за Ядвигой и Станиславом. Так мы провели весь
  
  вечер.
  
  На следующий день я заметил, что Ядвига чувствует себя очень
  
  плохо.
  
  - Дорогая, я видел вчера твою игрушку. Ты совсем себя не жалеешь.
  
  - Да, дорогой, я не рассчитала своих возможностей.
  
  Но, поправившись, она снова пригласила Станислава к себе, провела
  
  с ним вечер страсти и опять почти неделю болела. Видно, раз попробовав,
  
  она не могла отказаться от этого страшного наслаждения. И потом,
  
  примерно раз в месяц, она с ним раз встречалась и неделю после этого
  
  отдыхала. Станислав, почувствовав Ядвигу, ощутил свои мужские
  
  достоинства, перестал стесняться общества хорошеньких женщин, и его
  
  любимым занятием стали не только лошади. Стали ходить слухи, что ни
  
  одна женщина не выдерживала его члена, чтобы потом не болеть. Но,
  
  несмотря ни на какие предупреждения, они, как мотыльки на огонь, летели
  
  к нему. Не одна заплатила здоровьем, а некоторые общественным
  
  положением: подчас невозможно было скрыть последствия работы члена
  
  Станислава за испытание на себе его силы и могущества.
  
  * * *
  
  С Кристиной мы встречались часто, и все так же страсно отдавались
  
  друг другу. Наверное, нет таких способов и поз, которых бы мы с ней не
  
  перепробывали. Затем мы стали встречаться реже. У меня появились новые
  
  женщины. Кристина тоже не терялась: у нее зародилась ненасытная
  
  страсть. Каждый день она должна была видеть мужчину. Это и сгубило ее
  
  мужа. Он был страшно ревнив и не отпускал ни на шаг таблетки. Однажды
  
  сердце его не выдержало, и он скончался прямо в постели на Кристине,
  
  как говорится при исполнении супружеских обязанностей. Кристине
  
  осталось богатое имение и фамилия карчевская. Сколько мужчин
  
  предлогали ей себя в мужья! Но она использовала только их половые
  
  члены. Может, она оказалась в обществе других женщин, ищущих
  
  - 16 -
  
  сверхнаслаждения, и стала искать мужчин с таким огромным членом как у
  
  Станислава, забыв про свои слова, которые говорила мне, что не хочет
  
  оказаться на таком огромном члене.
  
  * * *
  
  А наша семейная жизнь идет своим чередом. Ядвига отдается
  
  развращенным старичкам, портит юнцов. А я наслаждался нежными телами
  
  своих любовниц, не забывая узнавать через стеклянную дверь, что нового
  
  в области наслаждения и разврата приобрела моя жена со своими
  
  любовниками.
  
  Э Л Е О Н О Р А
  
  _______________
  
  "Если вам дороги те минуты,
  
  если вы любите меня, то
  
  исполните мою просьбу,
  
  последнюю просьбу, иначе жизнь
  
  моя - ничто и я погибла. "
  
  Элеонора дописала эти строки, пылающие страстью и склонила голову на
  
  прекрасные розовые руки. "Лора" вполголоса позвала она свою послушницу в
  
  этот миг дверь отворилась и вошла пятнадцатилетняя монахиня с рано
  
  оформившимися формами тела. Об этом свидетельствовали чувствительный и
  
  сладостный рот, холмики больших, слегка отваливающихся грудей, округлые
  
  бедра, полноту которых не в силах было скрыть длинное платье монахини.
  
  Лора! - произнесла Маркиза, - отнеси это письмо, ты знаешь кому и
  
  немедленно возвращайся обратно. Неслышно ступая своими маленькими ножками,
  
  послушница удалилась, скромно потупив голову. Соблазнительное покачивание
  
  ее бедер не ускользнуло от внимания Маркизы. Полные ягодицы девушки
  
  двигались в такт ее шагам. Глаза Маркизы, проводив послушницу, загорелись
  
  плотоядным огнем. Она приподняла подол своего платья и вложила два пальца
  
  в промежность. Почувствовав первое вздрагивание пылающих губок влагалища,
  
  Маркиза обернулась к распятию, висевшему над кроватью и упал перед ним на
  
  колени. Так она и предстала перед богом, одну руку подняв к нему, второй
  
  сжимая пылающие половые органы. "Боже мой", воскликнула онадай мне силы,
  
  отврати от меня искушение! Но распятие молчало, обнаженное и покорное
  
  всему. Маркиза со страхом заметила, что глаза ее упорно вглядываются в то
  
  место на распятии, где член слегка приподнимал материю, даже в боге она
  
  видела мужчину. Маркиза встала, медленно подошла к кровати и стала
  
  сбрасывать с себя одежду. Она поняла, что молитва не спасет ее от вечного
  
  ада впереди. Так пусть же это случится скорее. Перед кроватью стояло уже
  
  обнаженное тело женщины.
  
  Все оно выражало собой желание, вздрагивая то ли от уличной прохлады,
  
  то ли от страсти, которая бушует в груди молодой монахини. Полные груди с
  
  темными сосками тяжело поднимались, оголенный зад, слгка отстраненный в
  
  предвкушении, извивался сжимая и расжимая ягодицы, губы Маркизы
  
  вздрагивали, обнажая ряд белоснежных зубов. Глаза Маркизы были плотно
  
  закрыты. Одной рукой она быстро водила по соскам груди, а второй, чуть
  
  раздвинув ляжки, вложила во влагалище себе два пальца. Влагалище стало
  
  влажным и Элеонора легла накинув на горящее тело простыню. Рука монахини
  
  скользнула под подушку и пальцы судорожно сжали свечку в два пальца
  
  толщиной, шесть дюймов длиной. Приподняв вверх живот и сильно заведя ноги,
  
  Маркиза ввела свечку себе во влагалище. Чувствуя конец матки при каждом
  
  движении свечи, Элеонора напрягала живот, сжимая потемневшую свечку
  
  стенками влагалища. Перед глазами вставали сладострастные картины. Она не
  
  заметила, что в момент когда она испытывала верх блаженства, ее зубы до
  
  крови прокусила нижнюю губку. Элеонора, чувствуя благодатную
  
  напряженность, с силой вдавила свечу в глубину влагалища. Ее ноги
  
  задергались и она в изнеможении откинулась на подушку.
  
  Маркиза лежала отдыхая, когда вернулась послушница. "Я выполнила ваш
  
  приказ", сказала Лора. - Я давно хотела поговорить с тобой кое о чем, -
  
  Прошептала Маркиза пригласила послушницу сесть рядом. - Лора, милая,
  
  знаешь ли ты как я мучаюсь? Я готова убить себя, - трепеща всем телом
  
  прошептала Маркиза. - чем я могу помочь вам моя наставница? Я сделаю для
  
  вас все, что в моих силах, - с радостью ответила Лора. Все это время руки
  
  Маркизы жадно скользили по телу девушки. - Обнажи свое тело, Лора, мы
  
  вместе будем служить господу богу и поверь мне, дела наши ему важнее, чем
  
  молитвы, - целуя девушку говорила Маркиза. Лора, еще не понимая, чего
  
  хочет Маркиза, подчинилась ей. Когда с нее упала последняя рубашка, перед
  
  Маркизой предстало прекрасное тело девушки, достойное кисти Рафаэля.
  
  Особенно возбуждали Маркизу груди девушки, торчащие вперед, но уже
  
  достаточно полные, с нежнокоричневыми пятнами сосков. - Ляг со мной,
  
  обнимая девушку горячими руками, произнесла Элеонора, вся дрожа и пылая
  
  огнем преисподней, прижимая к себе упругое тело, покрывая его поцелуями.
  
  "Сожми крепче мои груди и дай мне свои, - попросила Маркиза. Она стала
  
  мять пальцами соски молодой девушки. От такой ласки они стали твердыми и
  
  выпуклыми. Тоже самое делала Лора. Но вот Элеонора повернулась к ногам
  
  девушки и начала целовать ее тело сверху вниз: плечи, грудь, живот.
  
  Наконец ее губы остановились на бугорке венеры, едва прикрытом светлым
  
  пушком. Осторожно раздвинув ноги лоры Маркиза ртом прижалась к губам
  
  наслаждений. Нежно-розовый язык Элеоноры проник во влагалище, приятно
  
  раздражая половые органы молодой послушницы. Глаза Лоры то закрывались, то
  
  открывались. На щеках появил румянец. Нервное подергивание конечностей
  
  говорило о буре чувств проснувшихся в молодом теле. Девушка стала
  
  прижимать голову Маркизы с своему пушку, движениями ног и живота старалась
  
  как можно глубже погрузить язык Элеоноры в свое влагалище. Монахиня, вся
  
  трепеща, взяла голову лоры и приблизила к ее лицу свой вздрагивающий
  
  живот, который она опустила невероятно раздвинув ноги. Девушка поняла. Она
  
  нервно прижалась к плотной растительности Маркизы, прикрывающей роскошные
  
  части тела и стала делать торопливые движения языком, стараясь привести
  
  Маркизу в такое же состояние в котором находилась сама. Руки монахини
  
  легли на ягодицы Лоры и стали щекотать задний проход. Через некоторое
  
  время мерные толчки удовлетворенных женских тел возвестили кульминационную
  
  точку наслаждения. Еще одно содрогание и тела обеих женщин замерли в диком
  
  восторге. Женщины лежали неподвижно, но вот Элеонора поцеловала в губы
  
  девушку и сказала: "Лора, встала на четвереньки". Та исполнила просьбу
  
  Маркизы. Опустившись на колени перед задом девушки, Маркиза одной рукой
  
  пригнула ее голову, другой приподняла ее зад так, что стало видно
  
  влагалище. После этого Маркиза принялась водить сосками своих грудей по
  
  влагалищу, пока оно не стало судорожно сжиматься и расжиматься. Элеонора
  
  молча перевернула Лору на спину и легла на нее, введя ей во влагалище
  
  указательный и средний пальцы, сложенные винтообразно. Большой палец она
  
  ввела себе во влагалище. Прижимаясь к девушке всем телом, Маркиза стала
  
  делать движения мужчины при удовлетворении желания. Лоре было немного
  
  больно, но что это за боль по сравнению с наслаждением, которое она
  
  впервые получила. Она целовала Маркизу как мужчину и снова содрогания их
  
  тел слились воедино, отражая напряжение страсти.
  
  После этого тела их ослабли и обе женщины опустились в обьятия
  
  подушек. Через некоторое время Лора удалилась. Элеонора встала с постели,
  
  чуть вздрогнув от ночной прохлады. В небрежно наброшенном капюшоне она
  
  направилась в дальний угол сада, окружающего корпус монастыря. Огромный
  
  датский дог поднялся и, тихо урча, направился к женщине.
  
  Нерон, Тубо, Тубо, шептала монахиня, вставая на колен подняла
  
  капюшон, обнажая зад до пояса. Раздвинув влагалище, Маркиза дала
  
  почувствовать его запах. Вытянув шею Нерон приблизил пасть к половым
  
  органам Маркизы, потянув в себя воздух и поняв, чего от него хотят, он
  
  вскочил на Элеонору, обхватив ее широкий зад своими передними лапами. Его
  
  острый член заскользил между ее ляжками. Маркиза двумя пальцами левой руки
  
  направила член кобеля в полуоткрытые губки влагалища. прошло немного
  
  времени... Мрачные своды монастыря освещены лампой, горящей у ног статуи
  
  мадонны. В полосе света стоит обнаженный Поль. Перед ним на коленях стоит
  
  Маркиза, устремив свой взгляд на большой член возбужденного юноши.
  
  Элеонора видела, что его член от сильного возбуждения поднят почти к
  
  животу крупная головка покраснела от прилива крови. Длинные волосы,
  
  начинающиеся у основания члена покрывали живчик графа. Руки Маркизы
  
  гладили эти волосы и, вздрагивая, нежно касались двух полушарий ниже
  
  члена. Она чувствовала, как под ее член, как нервными толчками пульсирует
  
  в нем кровь. Тяжело дыша Маркиза шептала: "завтра в 10 утра будет совершен
  
  мой постриг. Для меня все кончено. Маркиза встала и стала отходить к
  
  кровати. Она не легла, а упала на кровать, закинув руки. Элеонора легла
  
  поверх кровати так, что ее половые органы возвышались и как бы сами
  
  просились для наслаждения. Поль лег на Маркизу и припал губами к ее
  
  соскам, втягивая их в рот и слегка покусывая губами. Его горячий член
  
  уперся в живот Элеоноры. Пальцы его, которыми он пытался помочь члену,
  
  касались влагалища Маркизы. Все его тело обволокла приятная теплота и
  
  дрожь. Маркиза нагнулась и член поля оказался у ее лица. Она приоткрыл
  
  рот, обхватив головку члена губами, она всасывала член в себя, чувствуя
  
  как он медленно входит в ее рот, касаясь языка и приятно щекотя небо. Граф
  
  вытащил член из губ Маркизы и немея от дикой радости снова направил его в
  
  промежность. Элеонора судорожно обхватила ягодицы Поля и со сладостным
  
  стоном изогнув себя, подняла ляжки так, что согнутые ноги касались спины
  
  графа. Она буквально впилась в него поцелуем. Член поля с большим трудом
  
  проникал все глубже во влагалище Элеоноры. Она помога ему, вытянув живот,
  
  разведя ноги и растягивая пальцами губки влагалища но, тем не менее, губки
  
  слегка завернулись вглубь, причинив Элеоноре сладкую, ни с чем не
  
  сравнимую боль. Она вся завертелась, извиваясь в бешеном ритме, когда
  
  почувствовала в себе горячий член юноши. Просунула руку между собой и
  
  графом, она стала бешено вращать его членом во влагалище. Поль пришел в
  
  неистовство. Он повернул Элеонору на живот и поставил на четвереньки.
  
  Теперь его член еще дальше вошел во влагалище Маркизы. Она замерла не
  
  дыша, не в силах думать и говорить. Только сдаленный стон сорвался с ее
  
  губ, когда судорога неповторимого наслаждения заставила замереть их
  
  обнаженные тела. Она полежала несколько минут, а потом достала из
  
  влагалища член, вытерла его простыней и снова принялась раздражать его.
  
  Элеонора водила им по соскам грудей и брала в рот когда член приобрел
  
  достаточную прочность и упругость Элеонора села на ноги поля и ввела себе
  
  во влагалище предмет искушения. Все быстрее и быстрее приседая (они как бы
  
  поменялись местами) Маркиза несколько раз испытала чувство оргазма. Но ей
  
  и этого было мало и она стала делать круговые движения не вынимая член из
  
  влагалища. Граф, которого все это привело в состояние экстаза, опрокинул
  
  монахиню на постель и с размаху ввел во влагалище свой член.
  
  Чтобы вход во влагалище стал уже поль ввел в зад Элеоноре
  
  указательный палец, улавливая малейшее движение сквозь тонкую перегородку,
  
  отделяющую задний проход от влагалища. Потом Поль поменял палец и член
  
  местами. Снова тело молодой монахини задергалось в мучительно-сладостных
  
  конвульсиях, хотя зад испытывал резкую боль, растянутый большим членом
  
  графа. Когда она почувствовала в последний раз в своих внутренностях, как
  
  задергался упругий предмет вожделения, как толчками вливается в ее матку
  
  животворительная жидкость, Маркиза воскликнула: - Поль, милый Поль, я
  
  счастлива! Поль, утомленный тем бешеным ритмом, в котором менялись способы
  
  нас лаждений, откинулся на подушки в полном изнеможении, чувствуя внутри
  
  себя ликующую пустоту. "Элеонора, любовь моя, -пролепетал юноша, -
  
  согласна ли ты, скажи мне и я умчу в свой фамильный замок из этой душной
  
  кельи, умчу навсегда и никто не посмеет разлучить нас с тобой до самой
  
  смерти мы будем принадлежать только друг другу! " - Знай милый, только
  
  тебе я отдалась из чистой любви, только с тобой я стала счастлива. Но я не
  
  хочу принести тебя в жертву своей титанической страсти. Я прошу тебя,
  
  оставь себе самые лучшие воспоминания. Пусть я исчезну для тебя навсегда.
  
  Поль встал и подошел к столу, на котором стояла бутылка вина. Глоток этого
  
  напитка влил в него новые силы, освежил голову, он снова обернулся к
  
  постели, горя желанием продолжить эти страсти, но Маркизы в постели не
  
  было...
  
  Келья была пуста. Он бросился из кельи и у самого порога наткнулся на
  
  вошедшую Лору, которая смотрела на мужчину испуганными глазами. Все, что
  
  она видела своими глазами несколько часов назад во время сношений с
  
  Элеонорой встало у нее перед глазами в образе юного красавца Поля. Кровь
  
  прилила к голове девушки, все поплыло перед глазами и она без чувств упала
  
  к ногам графа. Платье ее задралось, обнажив прелести юной монахини. Поль,
  
  возбужденный их видом упал перед ней на колени и впился поцелуем в
  
  белоснежные ляжки девушки это прикосновение привело Лору в себя и она сама
  
  раздвинула ляжки. Она почувствовала, как руки графа нашли ее груди и язык
  
  проник во влагалища как член его заскользил по ногам. Лора забыла все:
  
  бога, стыд, людей, обет. Она хотела только одного, чтобы член поскорее
  
  вошел во влагалище. Дрожащей рукой она взяла предмет своих желаний и
  
  потянула его к себе, упершись пятками в ковер. Лора изогнулась, подставляя
  
  под член графа свои органы, но, по неопытности, слишком сильно подняла
  
  живот и член поля несколько раз скользнул между ее ног, проходя чуть ниже
  
  половых губок. Лора измучилась, стараясь освободиться от неудачно
  
  попавшегося члена и наконец, ей это удалось. Лора забыла стыд, рукой
  
  обхватила член графа и прижала его к отверстию, прикрытому пленкой
  
  невинности. Поль закричал от боли. Узкое влагалище сдавило его член. Он
  
  разорвал на Лоре платье от ворота до подола, обнажив все тело. От этой
  
  приятной и резкой боли Лора снова потеряла сознание. Поль взглянул на
  
  промежность лоры и увидел, что половые губки, задний проход, волосы, ляжки
  
  окрасились кровью он понял, что лишил ее невинности...
  
  А где же Элеонора? - молодая монахиня, не зная, что Поль изменил с
  
  молодой послушницей, бежала длинными коридорами монастыря к старому
  
  подвалу. Трясущейся рукой она открыла засов и опустилась по замшелым
  
  ступеням в темноту. Раздался рев. Монахиня зажгла свечу, увидела
  
  подняшегося на задние лапы ручного медведя и стала гладить его шерсть,
  
  постепенно приближаясь к его мохнатому члену. Эти поглаживания заставили
  
  медведя опуститься на четвереньки. Его член возбужденно поднялся, поражая
  
  своими размерами видавшую виды распутницу.
  
  Она легла на спину и пролез между лапами медведя, выпятив живот
  
  Элеонора прижалась к медведю, пытаясь открытым влагалищем поймать его
  
  член. Руками она помочь не могла так как опиралась на них, выгибая свое
  
  тело. Вот огромный член зверя коснулся губок влагалища и стал медленно
  
  входить в него. Наконец то Маркиза нашла член, достойный ее ненасытной
  
  жажды наслаждения. Зверь два раза уже вливал ей во влагалище большие дозы
  
  спермы, но Элеонора нарочно растягивала удовольствие, не давая себе
  
  кончить и снова ввела в себя член медведя. Она так плотно прижалась к
  
  животу зверя, что слышала удары его сердца. Маркиза терлась о его грубую
  
  шерсть своими нежными грудями стараясь сильнее возбудиться и возбудить
  
  медведя. Зверь, в котором половое удовлетворение вызвало дикие инстинкты,
  
  сомкнул свою пасть на горле Элеоноры, наконец то удовлетворенной женщины.
  
  Когда утром пришли кормить медведя и попытались взять тело Элеоноры,
  
  медведь свирепо зарычал и никого не подпустил к ней. Пришлось убить ее
  
  последнего любовника.
  
  - 1 -
  
  Спиридон Мартыныч Кторов
  
  Был директором конторы
  
  Главзаготснабсбытзерно -
  
  Стал он им не так давно.
  
  Не высокий, средних лет,
  
  Крупный лоб, красив брюнет.
  
  Вечно выбрит и отглажен,
  
  А в плечах - косая сажень.
  
  Кабинет его рабочий
  
  Был обставлен ладно очень:
  
  Стулья, стол давольно скромный,
  
  Книжный шкаф, диван огромный.
  
  В коже дверь, на ней запоры,
  
  На окне глухие шторы.
  
  Письменный прибор дородный
  
  И сифон с водой холодной.
  
  А в приёмной - секретарша,
  
  Лет семнадцать или старше...
  
  Месяц - два они старались
  
  И с почётом увольнялись.
  
  День от силы проходил,
  
  Новый ангел приходил.
  
  Было так и в этот раз,
  
  О котором мой рассказ...
  
  * * *
  
  Сам из отпуска вернулся,
  
  В дверь вошёл и улыбнулся:
  
  Дева дивная сидит,
  
  На него в упор глядит.
  
  Взгляд прямой, открытый, чистый.
  
  "Как зовут, тебя?" - "Фелистой.
  
  У Тамары - биллютень,
  
  Я сегодня - первый день."
  
  "Так, прекрасно!" Спиридон,
  
  Встал и сделал ей поклон.
  
  "Спиридон Мартыныч Кторов -
  
  Я, директор той конторы.
  
  Тоже первый день в работе.
  
  Ну. Потом ко мне зайдёте.
  
  Я введу Вас в курс всех дел."
  
  Кторов снова поглядел,
  
  Улыбнулся, поклонился
  
  И в пенаты удалился.
  
  А Фелиста вся зарделась -
  
  Ей сейчас к нему хотелось.
  
  Чтоб был точный дан приказ,
  
  Чтоб потом, а не сейчас.
  
  Здесь прерву я нить рассказа,
  
  Потому, что надо сразу
  
  О Фелисте рассказать
  
  И её Вам описать
  
  Высока, с приятным взглядом,
  
  С очень крупным круглым задом,
  
  С головой - не без идей,
  
  С пятым номером грудей.
  
  С узкой талией притом,
  
  С пышным, нежным, алым ртом.
  
  Волос - цвера апельсина,
  
  До сосков - довольно длинный.
  
  Голос томный и певучий.
  
  Взгляд предельно злоебучий.
  
  Здесь замечу непременно,
  
  Что еблась он отменно.
  
  Знала сотню разных поз,
  
  Обожала пантероз.
  
  Сладко делала минет.
  
  Всё узнала в десять лет.
  
  В те года с соседней дачи
  
  Помогал решать задачи
  
  Ей один артиллерист -
  
  В ебле дядя был не чист.
  
  Достовал он хуй тихонько,
  
  Гладить заставлял легонько.
  
  Сам сидел, решал задачи,
  
  Объясняя, что, где значит.
  
  Зто было не понятно,
  
  Но волнующе приятно:
  
  И упругий хуй в руке,
  
  И ладошка в молоке.
  
  Арифметика кончалась,
  
  Платье с девочки снималось.
  
  И язык большой и гибкий
  
  Залезал Фелисте в пипку.
  
  По началу было больно,
  
  Рот шептал:"Прошу!Давольно!"
  
  Но потом привычно стало.
  
  Целки в скорости не стало.
  
  И за место языка -
  
  Хуй ввела её рука.
  
  А примерно через год
  
  Научилась брать хуй в рот.
  
  Месяцы бежали скопом.
  
  Набухали груди, жопа.
  
  Над пиздой пушились дебри.
  
  Набирался опыт в ебле.
  
  А к шестнадцати годам
  
  Переплюнула всех дам.
  
  Сутками могла ебаться.
  
  Ёрзать, ползать, извиваться.
  
  По-чепаевски и раком, стоя,
  
  Лёжа, в рот и в сраку.
  
  С четырьмя, с пятью, со взводом.
  
  Девочка была с заводом.
  
  И сейчас она сидела,
  
  Мерно на часы глядела.
  
  А в пизде рождалась буря,
  
  Буря! Скоро грянет буря!
  
  Ведь Тамара ей сказала:
  
  "Спиридон - лихой вонзала."
  
  Сердце билось сладко-сладко
  
  И пищало где-то в матке.
  
  Руки гладили лобок.
  
  Ну, звони, скорей, звонок.
  
  И звонок приятной лаской
  
  Позвонил, как будто в сказке.
  
  Захлебнулся, залился.
  
  Время же терять нельзя.
  
  Трель звонка слышна нигде.
  
  Что-то ёкнуло в пизде.
  
  И Фелиста воспылав
  
  К двери бросилась стремглав.
  
  Ворволась. Закрыла шторы.
  
  Повернула все запоры.
  
  Жадно на диван взглянула.
  
  Резко молнию рванула.
  
  И в мгновение была
  
  Втом, в чём мама родила.
  
  Спиридон как бык вскочил
  
  И к Фелисте подскочил,
  
  Доставая бодро член,
  
  Что кончался у колен.
  
  А зате он также быстро
  
  На ковёр свалил Фелисту.
  
  И чтоб знала кто такой
  
  Ей в пизду залез рукой.
  
  Но Фелииста промолчала -
  
  Ей понравилось начало.
  
  Улыбнулась как-то скупо
  
  И схватила ртом залупу.
  
  Стала втягивать тот член,
  
  Что кончался у колен.
  
  Вот исчезло пол-конца,
  
  Вот ушли и два яйца.
  
  И залупа где-то ей
  
  Щекотала меж грудей.
  
  Спиридон кричал:"Ах,сладко!"
  
  И сдимал рукою матку.
  
  Цвета белого стекла
  
  Сперма на ковёр стекла.
  
  А глаза её горели,
  
  Хуй ломал чего-то в теле.
  
  Кисть руки пизда сжимала,
  
  Так, что чуть не поломала.
  
  Приутихли, раскатились.
  
  Отдохнули, вновь сцепились.
  
  Вот Фелиста встала раком.
  
  Он свой хуй ей вставил в сраку.
  
  А пизду двумя руками
  
  Молотить стал кулаками.
  
  А она за яйца - хвать
  
  И желает оторвать.
  
  Снова отдых, снова вспышка.
  
  У него уже отдышка.
  
  А она его ебёт,
  
  И кусает, и скребёт.
  
  И визжит, и весеситься,
  
  И пиздой на рот садиться.
  
  Он вонзает ей язык,
  
  Что могуч так и велик,
  
  И твердит:"Подохну тут".
  
  А часы двенадцать бьют.
  
  Кровь и сперма - всё смешалось,
  
  А Фелиста помешалась.
  
  Удалось в конце концов
  
  Оторвать одно яйцо.
  
  А потом с улыбкой глупой
  
  Отжевать кусок залупы.
  
  Он орёт:"Кончаюсь, детка!"
  
  А она ему менетку,
  
  Чтоб заставить хуй стоять.
  
  И ебать, ебать, ебать...
  
  Утром, труп его остывший
  
  Осмотрел я, как прибывший
  
  Из Москвы кременалист.
  
  Так закончил журналист свой рассказ
  
  Печальный очень, и добавил:
  
  "Между прочим с нами следователь был,
  
  Очень юн и очень мил."
  
  Побледнел он, покраснел.
  
  На девицу не глядел.
  
  Так неглядя к ней склонился,
  
  Перед этим извенился.
  
  И зо рта её извлёк
  
  Хуя - жёваный кусок.
  
  И изрёк один вопрос:
  
  "Заебли его. За что-с?"
  
  И ответила Фелиста:
  
  "Этот был - артиллеристом.
  
  Рядом с нами жил на даче
  
  И умел решать задачи."
  
  - 2 -
  
  Время шло, прошло лет пять.
  
  Мой попутчик мне опять,
  
  Как-то встретился под Сочи.
  
  Мы обрадовались очень нашей встрече
  
  И всю ночь - пили всё отбросив причь.
  
  А когда бледна полна
  
  Над землёй взошла Луна,
  
  Звёзды на небе застыли. Он спросил:
  
  "Вы не забыли мой рассказ,
  
  Когда Фелиста заебла артиллериста?"
  
  В миг с меня сошла усталость,
  
  Я спросил:"А что с ней сталось?"
  
  "Значит помните гляжу,
  
  Чтож, хотите расскажу!"
  
  Затаив своё дыханье
  
  Я в момент обрёл вниманье,
  
  И сонливость спала сразу
  
  В ожидании рассказа.
  
  И второй его рассказ
  
  Я поведаю сейчас...
  
  * * *
  
  Если помните, там был
  
  Следователь - юн и мил.
  
  Он с неё там снял допрос
  
  А потом в Москву увёз.
  
  Сдал в "Бутырку" под расписку
  
  Изачал писать записку
  
  О своей командировке
  
  В кабинете на Петровке.
  
  Только всё терял он суть,
  
  То в глазах всплывала грудь,
  
  То большие ягодицы
  
  Арестованной девицы.
  
  То огромные сосочки.
  
  Встал отчёт на мёртвой точке.
  
  Хуй дрожал мешая мысли,
  
  А его сомненья грызли.
  
  Всё ли сделал для отчёта,
  
  Нет в допросе ли просчёта,
  
  И за ту держусь я нить.
  
  Надо передопросить.
  
  Так решив, отчёт сватил
  
  И в "Бурырку" покатил.
  
  А Фелиста будто знала,
  
  Молча с табурета встала.
  
  Также молча подошла
  
  И дыхальем обожгла.
  
  "Умоляю, помогите.
  
  Всё отдам,коль захотите.
  
  Лишь спасите от тюрьмы.
  
  Я боялась с детства тьмы.
  
  Я пугалась скрипов, стуков",
  
  А рука ползла по брюкам.
  
  Жадно хуй его искала,
  
  По щеке слеза стекала.
  
  Вдруг присела. Нежный рот
  
  Из ширинки хуй берёт.
  
  И засасывает славно,
  
  Чуть. слегка качая плавно.
  
  Следователь вмиг вспотел.
  
  Видит Бог - он не хотел.
  
  Против воли вышло это,
  
  Для познания минета.
  
  А она его прижала,
  
  Всё в юристе задрожало
  
  И бурлящие потоки потекли в пищепротоки.
  
  Две недели шли допросы.
  
  Он худел, давая кроссы
  
  От "Бутырки" и назад.
  
  Шли дела её на лад.
  
  Он худел, она добрела.
  
  Им вертела, как хотела.
  
  Он доопросов снял не мало,
  
  А она трусы снимала.
  
  От допросов заводилась
  
  И верхом на хуй садилась,
  
  Или делала отсос,
  
  Отвечая на вопрос.
  
  День за днём чредою шли.
  
  В скорости её ебли
  
  Абвокат и прокурор
  
  И тюремный спецнадзор.
  
  Утром, вечером и в ночь
  
  Все хотели ей помочь.
  
  А Фелиста как могла
  
  Им взаимно помогала.
  
  Бодро делала минет
  
  С переходом на обед.
  
  Так наш суд на этот раз
  
  От тюрьмы Фелисту спас.
  
  Предложив за еблю, в дар
  
  Выехать под Краснодар.
  
  У кого-то там приятель
  
  Был колхозный председатель.
  
  Для Фелисты зтот кто-то
  
  У него просил работу.
  
  Все девицу провожали,
  
  Наставляли, руку жали.
  
  А простившись, как пижоны
  
  Все разъехались по жёнам.
  
  С шиком ехала Фелиста
  
  Поезд мчиться очень быстро.
  
  Проводник разносит чай.
  
  Пару раз он невзначай
  
  Жопы девицы коснулся,
  
  А на третий оглянулся,
  
  Взгляд на бёдрах задержал
  
  И к себе её прижал.
  
  А она сказала тихо:
  
  "Как Вы сразу, это лихо.
  
  Что у Вас здесь? Ну и ну.
  
  Я попозже загляну!"
  
  Ровно в полночь, дверь открыв,
  
  И её к себе впустив,
  
  Он под чайных ложек звон
  
  До утра качал вагон.
  
  А она под стук колёс
  
  Исполняла "Хайдеросс".
  
  Утром поезд сбавил ход.
  
  Вот перрон, стоит народ.
  
  Много солнца, небо чисто.
  
  Тут должна сойти Фелиста.
  
  Вышла, робко оглянулась
  
  И невольно улыбнулась.
  
  Ей букет суёт мужик,
  
  Из толпы несётся крик.
  
  Под оркестр отдают
  
  Пионеры ей салют.
  
  Кто-то вышел к ней вперёд,
  
  Нежно под руку берёт,
  
  И под звучный барабан
  
  Приглашает в шаробан.
  
  "Трогай!" - кучеру кричит
  
  И загадочно молчит.
  
  В миг с лица сошла улыбка.
  
  "Здесь какая-то ошибка.
  
  Объясните, эта встреча,
  
  Барабан, цветы и речи,
  
  Тот кому это - не я"
  
  "Что, ты, рыбонька моя.
  
  Из Москвы вчера как раз
  
  Мне прислал мой друг наказ
  
  Встретить пятого, в субботу
  
  И доставить на работу.
  
  Ты возглавишь конный двор."
  
  Это был мой прокурор.
  
  Он всё это объясняет,
  
  Сам за жопу обнимает,
  
  Нежно за руку берёт
  
  И себе на член кладёт.
  
  Шепчет ей: "А ну - сожми!"
  
  Кучеру орёт: "Нажми!"
  
  Эх трясучие дороги.
  
  "Хошь. Садись ко мне на ноги!"
  
  Что Фелисте объяснять.
  
  Та давай трусы снимать.
  
  Хуй достала, встала раком,
  
  На него насела сракой.
  
  И пошла работать задом,
  
  Помогая всем ухабам.
  
  Кони резвые несуться,
  
  Конюх чувствует - ебуться.
  
  И хотя мальчонка мал,
  
  Тоже свой хуёк достал.
  
  Сжал в кулак и быстро водит -
  
  Ебля всякого заводит.
  
  Конь учуял это блядство.
  
  Мчал сначала без оглядства.
  
  А потом мгновенно встал,
  
  Доставать свой кабель стал.
  
  Ржёт подлец и не идёт.
  
  Лошадиный член растёт.
  
  Как Фелиста увидала,
  
  Мужиков пораскидала,
  
  Подползла под рысака,
  
  Обхватила за бока,
  
  Пятками упёрлась к крупу
  
  И давай сосать залупу.
  
  Пыль столбом, рысак дрожит,
  
  Вдруг с кишки как побежит.
  
  Баба чуть не захлебнулась,
  
  Тело конское взметнулось,
  
  Конюх тихо заорал,
  
  Председатель дёру дал.
  
  Конь хрепит, она елду
  
  Конскую суёт в пизду,
  
  И вертиться как волчок.
  
  А в степи поёт сверчок.
  
  Час в желании своём
  
  Измывалась над конём.
  
  Племенной рысак сволился,
  
  Охнул и пиздой накрылся.
  
  А Фелиста отряхнулась
  
  И на станцию вернулась.
  
  Ночью тихо села в поезд
  
  И отправилась на поиск
  
  Новых жертв своей пизды.
  
  Через семь часов езды
  
  Где-то вышла и пропала.
  
  С той поры её не стало.
  
  Но я верю, уж она-то
  
  Где-то выплывет когда-то.
  
  И пока живём и дышим
  
  Мы о ней ещё услышим.
  
  Глава первая
  
  Старый, но довольно опрятный, катер медленно приближался к каменному причалу
  
  Саламина. Мотор натужно взревел в последний раз и затих. Старый матрос-грек,
  
  ничего кроме моря в своей жизни не видевший, равнодушно сплюнул в воду залива,
  
  добросовестно кормящего его, и бросил канат встречающему. Молоденький
  
  подручный быстро и ловко привязал канат, катер стукнулся о мрачный камень
  
  причала, оттолкнулся -- канат натянулся как струна. Матрос бросил второй
  
  канат. Из рубки вышел капитан, такой же старый, как и его подчиненный, так же
  
  равнодушно скользнул взглядом по живописной панораме родного города. И
  
  остановил взгляд на пассажирке, которая весь рейс проторчала на палубе, не
  
  заходя в салон и не интересуясь ассортиментом их бара, как остальные
  
  путешественники.
  
  Она была хороша своей молодостью, сложением и загадочностью. По тому, как она
  
  рассматривает убегающие вверх по склону кривые исторические улочки, можно было
  
  догадаться, что она очарована неброской красотой города и острова, вдоль
  
  берега которого они двигались более получаса. Но что еще скрывается за ее
  
  карими большими глазами, что притаилось за внешней простотой ее одежды и
  
  непринужденностью позы для прожженных морских волков было тайной за семью
  
  печатями.
  
  Матрос сбросил трап и девушка взвалила на свое с виду хрупкое плечо огромных
  
  размеров кожаную сумку, застегнутую на молнию. Подошла к трапу, заметила
  
  устремленные на нее взгляды пожилых потомков гордых эллинов. Улыбнулась
  
  очаровательно и воскликнула игриво:
  
  -- Чао!
  
  -- Всего доброго, -- смущенно пробормотал старый капитан и отошел в сторону,
  
  давая дорогу остальным пассажирам, выходящим из салона.
  
  Она легко сбежала по трапу, словно не висела у нее на плече тяжелая ноша.
  
  Ругаясь на себя последними словами, оба моряка не могли оторвать взгляда от ее
  
  восхитительной попочки, туго обтянутой материей черных джинс.
  
  -- Да-а! -- выговорил матрос, когда она скрылась за административным зданием.
  
  -- Вот это персик! В самом соку! Сладкий-сладкий, -- он даже глаза закрыл
  
  от удовольствия.
  
  -- Вернешься домой, твоя старуха вмиг отобьет охоту к сладкому, -- вернул
  
  его к реальности капитан.
  
  Город жил своими повседневными заботами и не обратил ни малейшего внимания на
  
  незваную посетительницу. Патриция не спеша шла по причалу, впитывая в себя
  
  громкие выкрики грузчиков и торговцев, резкие запахи выгружаемой с лодок
  
  рыбы и жареных каштанов, которыми торговали на каждом удобном пятачке. Рядом
  
  пронзительно заревел осел, он вздрогнула от неожиданности, отшатнулась.
  
  Рассмеялась своему испугу, весело подмигнула туповатому ушастому труженику и
  
  свернула на узкую, мощеную булыжником улочку, круто уходящую верх по склону
  
  горы.
  
  Патриция спиной чувствовала пронзительные восхищенные взгляды мужчин и
  
  усмехалась. Она знала, что вид ее тела действует на них, подобно красной
  
  тряпки на быка. Везде одно и то же: на улицах родных Афин, и на площадях
  
  степенного Мюнхена, в туманных переулках Лондона и на сумасшедших проспектах
  
  Нью-Йорка ее спортивная фигура неизменно приковывает к себе внимание
  
  представителей сильного пола. К сожалению, их интерес к ней всегда прямолинеен
  
  и однобок. Всех волнует, что у нее между ног, а не между ушей, под
  
  изумительными темно-каштановыми волосами, подстриженными под Мирей Матье. А в
  
  свои девятнадцать лет Патриция свободно владела кроме родного греческого еще и
  
  английским, почти бегло разговаривала на лающем немецком и понимала
  
  телепередачи на французском, хотя беседовать с французом вряд ли смогла бы.
  
  Она прекрасно знала историю своей страны и вообще историю, увлекалась немного
  
  философией и даже пробовала сочинять стихи на кафаревусе, подобно Сапфо, Алкею
  
  и Солону. Будучи чемпионкой колледжа по теннису, она и в аудиториях уступала
  
  не многим студентам.
  
  Мелькнула мысль о начавшихся занятиях в колледже, но Патриция тут же отогнала
  
  ее. Решила, так решила, будет изучать жизнь не на лекциях, а на практике.
  
  Правда, опыт предыдущих дней ничего нового ей не дал. Ну так еще не вечер,
  
  зато и родную страну лучше узнает.
  
  Она с удовольствием разглядывала маленькие домики, теснящиеся на улочке.
  
  Почти все они были из розового или белого камня и на фоне покрытых пылью
  
  стен резко и весело выделялись покрашенные в яркие цвета двери и оконные
  
  рамы. Она оглянулась вниз. Разнообразные крыши домов левантийской постройки
  
  можно было разглядывать довольно долго -- настолько разные они были сверху.
  
  Настолько же разные, насколько стены и внешний вид с улицы у них был
  
  одинаковый. Казалось всю индивидуальность и фантазию архитекторы вкладывали
  
  именно в кровли. Крыши были плоские, покатые, конусовидные и куполообразные...
  
  Но очень быстро Патриция поняла, что скорее всего напрасно сюда приехала.
  
  Однообразный уличный гам начал утомлять ее, а до верхнего края города было еще
  
  далеко. Она купила у пожилого грека, уныло торчащего за лотком, спелых сочных
  
  ягод инжира, и засунув одну в рот, стала спускаться обратно к спокойному
  
  зеленому морю.
  
  Она искала Большую Любовь и острые ощущения. Если насчет первого Патриция уже
  
  начала склоняться к мысли, что она доступна лишь литературным персонажам, то
  
  с приключениями проблем не было никаких -- лишь стоит подмигнуть любому самцу
  
  и он теряет голову. Скучно!
  
  Патриция вновь вышла на шумную набережную и пошла к самому дальнему
  
  пирсу, где швартовались частные прогулочные яхты и катера. Она прошла мимо
  
  большого кафе, расположенного прямо под открытым небом. Столиков было очень
  
  много и за всеми сидели посетители. Официантки деловито сновали с подносами,
  
  на небольшой эстраде в глубине кафе играл ансамбль из четырех человек. Мелодия
  
  была ей знакома с детства и Патриция на мгновение остановилась, решая,
  
  посидеть ли за столиком или идти дальше.
  
  Она прошла немного по каменному пирсу, осмотрелась и с облегчением поставила
  
  рядом с парапетом тяжелую сумку, в которой находился ее гардероб на все случаи
  
  жизни. Села на высокий парапет из такого же коричневого камня, что и весь
  
  пирс, вынула из маленькой полукруглой сумочки на боку кулек с ягодами и
  
  принялась их есть, осматривая суденышки, пришвартованные к причалу. На одном
  
  из катеров заревел мотор и тут же заглох.
  
  На палубе небольшой симпатичной яхты, что стояла третьей от Патриции, появился
  
  стройный молодой мужчина с густыми красивыми темными волосами почти до плеч.
  
  Он привычно ухватился рукой за один из вантов и поставил на причал плетеную
  
  корзинку с пустыми бутылками. Проверил, как пришвартована яхта и ловким
  
  движением взобрался на пирс. Патриция с интересом наблюдала за ним. Был он
  
  высок и статен, в белой футболке с отложным воротничком и цифрами "32" на
  
  груди. Голубые джинсы на нем были подвернуты до колен, и он босиком прошел
  
  мимо девушки, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания.
  
  Патриция повернула голову вслед ему. Мужчина прошел по пирсу и уверенно
  
  свернул с набережной в один из переулков -- ясно, как день, что этот маршрут
  
  ему не в диковинку. Патриция улыбнулась и убрала пакетик с ягодами в сумочку.
  
  Она пришла к выводу, что для очередного приключения этот яхтсмен вполне
  
  подойдет. И решительно направилась к яхте, взвалив на плечо свою тяжелую ношу.
  
  Ступила на шаткую палубу и схватилась за натянутый тросик. Сделала несколько
  
  шагов по узкому проходу между надстройкой и бортиком и открыла небольшую дверь
  
  в каюту. Ступеньки круто уходили вниз и в свете яркого солнца девушка
  
  разглядела там две аккуратно застеленные койки и столик. На столике стояла
  
  высокая початая бутылка белого вина с незнакомым ей названием. Каюта имела
  
  ярковыраженный холостяцкий вид. Со стены подмигивала календарная красотка. На
  
  столике рядом с бутылкой лежала раскрытая на середине книга пестрой мягкой
  
  обложкой вверх. Патриция удовлетворенно присвистнула и вошла в каюту, бросив
  
  небрежно тяжелую сумку на правую постель.
  
  Неплохо для одинокого покорителя морей.
  
  Патриция вытащила подушку на левой койке из-под покрывала, прислонила ее к
  
  стенке и разлеглась на чужой кровати в вольготной позе. Она надеялась, что
  
  хозяин яхты не заставит себя долго ждать.
  
  Она протянула руку, взяла бутылку и отхлебнула прямо из горлышка. Вино
  
  оказалось слабым и очень приятным. "А у него не дурной вкус," -- решила она.
  
  На полочке над койкой лежали сигареты и зажигалка. Она протянула руку и лениво
  
  посмотрела на сорт сигарет.
  
  Вскоре она услышала шаги по палубе и безоблачное голубое небо, которым она
  
  любовалась в проеме незакрытой двери заслонила фигура хозяина яхты. При виде
  
  незванной визитерши он замер на пороге в нелепой позе, держа тяжелую корзинку
  
  с провизией в обоих руках. Казалось, от внезапности у него пропал дар речи.
  
  -- Привет! -- не вставая помахала незнакомка ему ручкой и фамильярно
  
  отхлебнула из бутылки.
  
  -- Ты что здесь делаешь? -- наконец, спросил он. Он тешил себя надеждой, что
  
  она просто перепутала его яхту с чьей-то еще.
  
  Патриция отметила, что по-гречески он говорит очень чисто, но едва заметный
  
  английский акцент все-таки выдает его -- иностранец.
  
  -- Я -- лежу, -- спокойно ответила она. -- А ты кто такой?
  
  Он понял, что зря уповал на ее ошибку -- она явно знала, что делает.
  
  -- Что за бредовые идеи? -- только и нашел что сказать хозяин яхты.
  
  Она сделала еще глоток и спросила лениво:
  
  -- А у тебя есть какие-нибудь идеи поинтересней?
  
  -- Выкатывайся отсюда, -- резко приказал он.
  
  Незнакомка никак не отреагировала на его негостеприимство.
  
  Тогда он спросил примирительно: -- Что тебе здесь надо?
  
  -- Заходи, -- пригласила она таким тоном, будто яхта принадлежала ей, а не
  
  ему. -- Я пришла в гости. -- Она потянулась и взяла с полки пачку сигарет. --
  
  Хочешь сигарету?
  
  -- Это мои сигареты, -- угрюмо буркнул он.
  
  Патриция внимательно рассматривала его внешность. Выражение лица и его реакция
  
  на ее бесцеремонное вторжение почему-то понравились ей. Его открытое, чисто
  
  выбритое лицо интеллектуала создавало впечатление мягкости характера. Но
  
  волевой подбородок и жесткая складка у рта предупреждали, что он может
  
  принимать и жесткие поступки, когда сочтет это необходимым. Лицо обрамляли
  
  густые пушистые темно-каштановые волосы, живо напомнившие Патриции фотографии
  
  Джоржа Харрисона времен "Белого альбома". Туго облегающая тело футболка
  
  подчеркивала упругость и силу его тела, что служило великолепным
  
  доказательством, что парусный спорт не уступает любой атлетике.
  
  -- Ну и что? -- пожала она плечами в ответ на его, неуместное по ее мнению,
  
  замечание. Она бросила пачку на место и еще отхлебнула из бутылки. Видя, что
  
  он молчит и ждет, что она еще скажет, Патриция поставила бутылку на столик и
  
  порывистым движением села на койке. -- Может, возьмешь меня в команду? --
  
  нагло и весело предложила она. -- Я мало ем и койка как раз моего размера...
  
  -- А если мне не нужны матросы-женщины? -- в тон ей ответил хозяин яхты. Он
  
  вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что ее наглость и напор импонируют
  
  ему. Да и внешность у нее исключительно привлекательна.
  
  "Впрочем, -- подумал он, -- ее наглость и святая простота как раз и базируются
  
  на прекрасном осознании своей привлекательности, и в осведомленности, как ее
  
  внешность действует на мужиков."
  
  -- Не нужны и не надо. -- Патриция обиделась, не ожидая подобного приема.
  
  Она привыкла, что мужчины, к которым она делает лишь полшажка навстречу,
  
  сами бросаются на нее, как голодные хищники на долгожданную добычу.
  
  Патриция встала, взяла свою сумку и вышла из каюты. Он равнодушно
  
  посторонился, пропуская ее. Она вышла на палубу, сделала несколько шагов по
  
  проходу к выходу и огляделась.
  
  На соседнем судне толстый бородатый мужчина возился с такелажем.
  
  -- Если ты не набираешь команду, -- с видом оскорбленной добродетели сказала
  
  она, -- я поищу другую яхту. -- Она указала рукой на толстого бородача. --
  
  Вон тот меня наверняка возьмет! Могу биться об заклад... -- Она повернулась
  
  и, цепляясь за ванты, стала пробираться к выходу.
  
  -- Только я предупреждаю, -- в спину ей сказал он, ставя свою корзинку с
  
  бутылками на крышу каюты. -- Джо -- подлец.
  
  -- Да? -- возмущенно обернулась она. -- Ну а с тобой и вообще говорить не о
  
  чем!
  
  -- Ну ладно, хорошо, -- уступил он, наконец. -- Сейчас трудно найти хорошего
  
  матроса. Готовить умеешь?
  
  -- Нет, -- глядя на него чистыми, ясными глазами ответила Патриция.
  
  -- Я задал глупый вопрос, наверное, -- улыбнулся он ей.
  
  -- Суди сам, -- ответила она и вновь прошла к каюте.
  
  Он воспитанно подал ей руку и взял ее объемистую сумку. Она прошла на нос
  
  яхты, чтобы яркое солнце не мешало наблюдать за ним. Он пожал плечами и молча
  
  принялся за свои повседневные дела.
  
  Он привычно проверил крепления паруса, отвязал швартовочный канат. Патриция с
  
  интересом наблюдала за его ловкими движениями, но он ее словно не замечал.
  
  Она тоже не спешила поинтересоваться не требуется ли ему помощь.
  
  Яхта вышла из порта и заскользила по волнам вдоль скалистого берега, почти
  
  лишенного растительности. Но при свете ослепительного солнца, находящегося
  
  почти в зените, берег казался отнюдь не мрачным, а скорее даже
  
  жизнерадостным. Безоблачное голубое небо и бьющиеся о камни лазурные волны с
  
  белой пеной, не контрастировали с безлюдными красновато-коричневыми скалами,
  
  а удивительным образом гармонировали, радуя глаз.
  
  Хозяин яхты сосредоточенно управлялся со штурвалом, следя за фарватером
  
  и не обращая никакого внимания на нового члена экипажа.
  
  Патриция непринужденно сняла футболку, обнажив свою высокую загорелую грудь
  
  (лифчиков она не носила принципиально), стянула джинсы, оставшись лишь в
  
  узеньких красных плавках, и улеглась беспечно на крышу каюты, прямо перед
  
  стоящим у руля мужчиной.
  
  Чтобы видеть куда вести яхту, ему пришлось крутить головой, ибо холмики ее
  
  груди заслоняли видимость. Но ни слова недовольства, ни замечания он
  
  не выказал. Как, к огромному изумлению девушки, и какой-либо
  
  заинтересованности ее прелестями.
  
  Она лежала и удивлялась тому, что до сих пор не услышала от него ни единого
  
  сексуального предложения. Даже намека или искорки интереса. Может, он
  
  гомосексуалист? Или импотент? Или тот мужчина, которого она безуспешно ищет --
  
  для которого секс не нечто выводящее из равновесия, а естественная
  
  потребность?
  
  * * *
  
  Солнце клонилось к горизонту, а Патриция все лежала на прежнем месте --
  
  заснула.
  
  Он не стал ее будить. Заякорил яхту в небольшой, хорошо знакомой ему скалистой
  
  бухточке и стал готовить снасти для подводной охоты.
  
  Патриция открыла глаза, сквозь сон почувствовав, что равномерная качка,
  
  убаюкавшая ее, прекратилась. Она встала и сладко потянулась, демонстрируя свое
  
  гибкое тело, без малейшего грамма лишнего веса. Он сидел на корточках на носу
  
  яхты и поднял с любопытством голову. Она заметила его взгляд и грациозными
  
  движением нырнула прямо с борта в чистую манящую воду Саронического залива.
  
  Через какое-то время он тоже нырнул -- в маске и ластах, с подводным ружьем в
  
  руках. Патриция полагала, что он подплывет к ней, но ошиблась, он сразу ушел
  
  на глубину. Она рассмеялась своим мыслям и с блаженством легла на спину,
  
  отдавшись во власть ласковых волн.
  
  Она уже вытиралась на яхте, когда он выплыл к большому камню, торчащему из
  
  воды и гордо поднял над головой свой трофей -- наколотую на гарпун ружья
  
  огромную кефаль. Патриция заметила его и они оба радостно рассмеялись. Солнце
  
  утопало в бескрайней дали залива, окрасив все вокруг в ирреальные тона.
  
  Когда совсем стемнело он принес на берег с яхты большой фонарь, корзинку с
  
  продовольствием и занялся ужином.
  
  Патриция с борта яхты наблюдала в темноте за разгорающимся костром. С того
  
  момента, как яхта покинула Саламин, они не обменялись ни словом. Но почему-то
  
  она чувствовала странную симпатию к нему, и догадывалась, что это взаимно. Она
  
  с интересом ждала продолжения приключения и гадала, какие действия он
  
  предпримет, не стоит ли его несколько подбодрить?
  
  Наконец, ей наскучило торчать на яхте и она присоединилась к нему. Он
  
  приветливо улыбнулся ей. Она уселась на прогретый за день гладкий камень и
  
  уставилась на пляшущие, привораживающие язычки пламени.
  
  В свете костра он приготовил на переносной коптильне свою добычу, положил
  
  солидный кусок на тарелку, молча передал ей. Открыл штопором бутылку легкого
  
  вина. Разлил по большим стеклянным бокалам. Они выпили, глядя друг на друга и
  
  улыбаясь. Патриция вдруг с удивлением отметила, что слова им абсолютно не
  
  нужны, что им и так хорошо друг с другом. Такого с ней еще никогда не было. И
  
  готовил он превосходно, она пожалела, что рыба такая маленькая.
  
  Он разрезал сочную дыню на десерт, передал ей дольку. Она ела и улыбалась ему
  
  загадочно.
  
  Он прикурил от головешки из костра и сел напротив нее.
  
  -- У тебя, наверное, имя есть? -- наконец спросил он, улыбнувшись.
  
  -- Барбара, -- ответила Патриция.
  
  Ей было гораздо проще открыть первому встречному мужчине свое тело, чем
  
  назвать настоящее имя. Ей, подобно древним кельтам, казалось, что узнав ее
  
  подлинное имя, мужчина приобретет над ней некую таинственную власть, вырваться
  
  из-под которой ей будет трудно, если вообще возможно.
  
  Он с любопытством смотрел на нее. В неверном свете костра он походил на
  
  сказочного чародея, заглядывающего ей в душу. Но уж что-что, а в душу к
  
  себе заглянуть Патриция пока не одному мужчине не позволяла.
  
  Она вздохнула.
  
  -- Но какая разница как меня зовут? Все так скучно. Я должна была ехать
  
  на работу в Мюнхен... А кому хочется работать в девятнадцать лет? Я все
  
  послала к черту. Мой отец -- спившийся бедняк, мать -- сумасшедшая. Поэтому я
  
  выросла без гроша и чокнутая. Расскажи мне лучше про себя.
  
  Заметив, что он смотрит на нее задумчиво, Патриция взяла бутылку вина и
  
  протянула ему.
  
  -- На, выпей еще, -- предложила она, чтобы расшевелить его. -- Ну, какова же
  
  история твоей жизни?
  
  Ее не заботила правдоподобность собственного рассказа, но интересовало, что
  
  скажет он: соврет, как все мужики, увидевшие предмет для соблазнения, или
  
  будет искренен?
  
  -- Меня зовут Том, -- наконец сказал он, глядя ей в глаза. -- Мне двадцать
  
  восемь лет. Живу сейчас в Пирее у своего друга. Я иностранный корреспондент,
  
  работаю на агентство "Рейтер", но в основном трачу время у себя на яхте и ни
  
  черта не делаю. -- Он чуть стеснительно улыбнулся, не зная что еще о себе
  
  рассказать. -- Отец мой в расцвете сил, мать вполне нормальная...
  
  -- А сколько у тебя девушек? -- заинтересованно подалась вперед Патриция.
  
  Том улыбнулся.
  
  -- В данный момент -- ни одной.
  
  -- А сколько у тебя их было?
  
  Он рассмеялся.
  
  -- У меня плохо со статистикой, -- попытался увернуться он от ответа.
  
  -- Ну, приблизительно, -- продолжала допытываться она.
  
  -- Зачем тебе это нужно знать?
  
  -- Мне всегда нужно знать что к чему. Ты что хочешь сказать, что никогда
  
  не спал ни с одной девушкой?
  
  -- Тебе интересно знать не голубой ли я? -- вновь рассмеялся Том.
  
  -- Да, -- серьезно подтвердила Патриция.
  
  -- Извини, но это не так, -- разочаровал он ее.
  
  -- А ты что, любишь одиночество?
  
  -- В общем, да, -- весело произнес Том.
  
  -- Значит ты, все-таки, немножко голубоватый.
  
  -- А ты случайно не лесбиянка? -- той же монетой отплатил он, но Патриция
  
  ничуть не смутилась.
  
  -- Я не знаю, -- честно ответила она. -- Вообще я не знаю чем плохо быть
  
  лесбиянкой. Это ничуть не хуже, чем многое другое. -- Она подставила свой
  
  бокал и он налил ей еще вина. Она продекламировала:
  
  -- Мне сердце страсть крушит;
  
  Чары томят
  
  Киприды нежной.
  
  И добавила:
  
  -- Лесбиянки гораздо приятнее многих мужчин. Как я замечала...
  
  -- Благодарю, -- иронично вставил он.
  
  -- Ты даже не почувствовал себя польщенным, -- сказала она. -- По-твоему,
  
  это не комплимент?
  
  Он неопределенно хмыкнул, гадая чем же кончится этот странный вечер с этой
  
  непонятной ему девушкой. Кто она? Ветренница, лезущая в постель к первому
  
  встречному, или пытливая искательница смысла жизни, наизусть цитирующая
  
  древнюю классику?
  
  -- Дашь затянуться? -- неожиданно попросила Патриция.
  
  Том протянул ей свою сигарету фильтром к ней, не выпуская окурок из руки. Она
  
  нагнулась к нему и затянулась.
  
  Откинулась спиной на камень.
  
  -- А тебе иногда не одиноко? -- спросила она. -- Не скучно, когда ты один?
  
  -- Но сейчас я совсем не один, -- улыбнулся Том.
  
  И порадовался, что он с ней. Она все больше привлекала его своим
  
  нестандартным, как ему казалось, поведением. Она не прикрывалась лицемерием
  
  скромницы, но и не была вульгарно-навязчива, как уличные проститутки.
  
  -- И на том спасибо, -- почти обиделась она.
  
  Вместо ответа он мягко положил свою сильную руку на ее изящное запястье, не
  
  ведавшего грубого физического труда. Удивительное тепло разлилось по телу
  
  девушки от этого прикосновения.
  
  Они встали. И посмотрели друг другу в глаза. Ночную тишину нарушали лишь
  
  доносящееся со всех сторон пение цикад, пощелкивание костра и негромкий шум
  
  бьющихся о скалистый берег волн.
  
  -- Поздно уже, -- сказал Том, чтобы прервать затянувшееся молчание.
  
  -- Да, наверное, -- подтвердила она задумчиво. Неосознанное еще до конца
  
  чувство заставляло сердце биться быстрее, чем обычно. Но она не хотела
  
  дразнить его, поторапливая события -- ибо он был не такой, как все прочие,
  
  встречавшиеся на ее пути, мужчины.
  
  Том видел, что в ее поведении что-то едва заметно изменилось. Но что именно и
  
  чем это вызвано понять не мог. Чтобы не думать об этом, он быстро собрал в
  
  корзину посуду и затушил костер.
  
  Они пошли к яхте, он освещал фонарем путь среди камней.
  
  -- Осторожней! -- сказал Том. -- Палуба скользкая. Барбара!
  
  Она взошла на яхту и задумчиво пошла на корму, не оглядываясь.
  
  -- Барбара! -- снова окликнул он ее. -- Барбара, я с тобой разговариваю!
  
  Патриция обернулась.
  
  -- Ты меня зовешь? -- удивленно спросила она.
  
  -- Конечно тебя, а кого же еще?
  
  -- А кто тебе сказал, что меня зовут Барбара?
  
  -- Ты сама сказала... -- растерялся Том.
  
  -- Подумаешь! Мало ли какое имя я назвала?!
  
  Она вдруг поняла, что случайно встретив его, не считает его случайным в своей
  
  жизни. Хотя еще совсем не знает его. Ей показалось, что именно ради этой
  
  встречи она и затеяла свое сумасшедшее путешествие. Но разве можно быть в
  
  чем-либо уверенным? Мало ли что кажется! Однако ей захотелось сказать ему
  
  свое имя и она не стала противиться собственному желанию:
  
  -- Меня зовут Патриция. Ты наверное думаешь, что я пьяная?
  
  -- Нет, нисколько, -- серьезно ответил он.
  
  -- По-твоему, я сумасшедшая? -- спросила она, стоя на том же месте у
  
  кормы яхты. И стала снимать свою футболку.
  
  -- Чуть-чуть, -- ответил Том на ее предположение.
  
  -- Вопрос: могут ли объединиться отшельник и сумасшедшая вместе? --
  
  игриво-зазывающе сказала она.
  
  Том окинул взглядом ее залитый лунным светом обнаженный торс.
  
  -- Наверно, -- предположил он.
  
  -- Хочешь проверить? -- улыбнулась она и юркнула мимо него в каюту.
  
  Том стал не спеша расстегивать пуговицы на рубашке, чувствуя, как в нем все
  
  больше тает предубеждение против нее и возрастает страстное желание. Наверное,
  
  она колдунья.
  
  Он вошел в каюту, держа рубашку и брюки в руках, прикрывая свои детородные
  
  органы -- в отличие от нее, он стеснялся.
  
  Патриция лежала нагая под одеялом. Он спустился на несколько ступенек и закрыл
  
  дверь в каюту. Лег на соседнюю койку, накинул одеяло и повернулся к ней,
  
  заложив руку за голову.
  
  Она тоже молча повернулась к нему, подперев голову рукой, ненавязчиво
  
  постаравшись, чтобы великолепную грудь ее не закрывало одеяло. Из под белой
  
  материи Тома кокетливо дразнил большой овал персикового цвета.
  
  -- Ты знаешь, -- задумчиво сказала она. -- Ты совершенно необыкновенный!
  
  Ты всегда плаваешь один на своей яхте?
  
  -- Сейчас у меня прекрасная команда, -- счастливо улыбаясь, ответил он.
  
  -- А что ты делаешь по ночам?
  
  -- Обычно сплю, -- просто ответил Том, наслаждаясь зрелищем ее обнаженной
  
  груди. -- Сперва читаю, пока не усну, а потом сплю.
  
  Выпитое вино приятно туманило ему голову, а близкое присутствие абсолютно
  
  ему непонятной, но от этого не менее желанной девушки, заставляло напрягаться
  
  судорожно мускулы и биться быстрее сердце. Но он не торопился овладеть ею как
  
  можно скорее. Само ощущение приближающегося наслаждения было для него не
  
  менее сладостно -- он как истинный гурман растягивал удовольствие. И где-то
  
  краем сознания он понимал, что взаимная симпатия, словно освещающая каюту
  
  волшебным сиянием, может улетучиться бесследно от одного поспешного,
  
  неверного слова или жеста.
  
  -- А у тебя здесь комаров нет? -- пошутила Патриция. -- Москитов?
  
  -- Нет, -- глупо улыбаясь ответил он.
  
  -- Надеюсь, ты не обманываешь, -- сказала она. -- А ты не хочешь меня
  
  поцеловать? -- Безумные чертики появились в ее черных глазах, бросая ему
  
  дерзкий вызов. -- Пожелать спокойной ночи?
  
  -- Это ты должна сделать, -- улыбнулся Том.
  
  -- Я никогда не разговариваю с мужчинами в постели. -- Патриция томно
  
  потянулась в постели, коснувшись ладошками стенки каюты. Одеяло сползло на
  
  середину плоского живота, два холмика груди соблазнительно шевельнулись от
  
  ее движения.
  
  -- Мне кажется, женщины -- специалисты в этом деле, -- сказал он, садясь на
  
  своей постели и прикрывая одеялом нижнюю часть тела.
  
  -- Тебе лучше знать, -- ответила Патриция и они оба рассмеялись.
  
  Он встал с койки, присел к ней на краешек постели, провел своей сильной,
  
  шершавой ладонью по ее щеке -- не спеша и ласково. Это невинное прикосновение
  
  вызвало у Патриции целую бурю доселе неведомых эмоций.
  
  Она, в охватившем ее внезапно порыве, потянулась к нему сочными
  
  губами, закрыв в волнении глаза. Том поддержал ее левой рукой за плечи,
  
  ощущая ее трепетную беззащитность, и нашел своими губами ее ищущий рот. Провел
  
  языком по губам ее, чувствуя, как она все больше приникает к нему, что в ней
  
  рушится какая-то неведомая стена, не позволявшая ей довериться ему не только
  
  телом, но и чувствами. Он правой рукой нежно провел по точеному плечу
  
  девушки, нащупал маленькую ямочку почти у самой шеи.
  
  Она присела на постели, отвечая на его страстный поцелуй, и обхватила жадно
  
  руками его за шею. Она еще контролировала свои поступки, но с восхищением
  
  понимала, что разум уступает место чувствам -- такого с ней еще никогда не
  
  было, ни с одним мужчиной. Ей хотелось закричать от восторга, но лишь
  
  тихий сладкий стон сорвался с ее алых губ.
  
  Лишь эфемерная преграда одеяла разделала их горячие, охваченные
  
  возбуждением тела, но они не торопились убрать ее, наслаждаясь первыми
  
  робкими ласками, лишь знакомясь друг с другом на ощупь.
  
  Он оторвался от ее сладких губ, переводя дыхание:
  
  -- Патриция! -- с восхищением сказал Том.
  
  Она откинулась на подушку, подставляя обнаженное тело свое его жадным
  
  взглядам, и улыбнулась.
  
  Он медленно коснулся пальцами ее щеки. Патриция закрыла глаза.
  
  Том провел ладонью про ее щеке, спустился на шею, где под пальцами ощутил
  
  стремительное биение сердца, отдававшееся по всем венам. Он опустил руку еще
  
  ниже и ладонь его наполнилась мягкой и упругой плотью ее левой груди. Он
  
  обхватил ладонью податливый холмик, наклонился над покорным его ласкам телом
  
  и коснулся легонько губами правого соска. Обвел его языком, с восторгом ощущая
  
  как пуговка соска твердеет и набухает, как дрожь охватывает все ее тело.
  
  Патриция взяла его за плечи и притянула к себе. Том сам не заметил, как
  
  оказался лежащим у стены на узкой кровати, покрывая жаркими поцелуями ее лицо,
  
  шею, плечи. Ее тихие стоны восхищали его сейчас больше любой, самой
  
  талантливой симфонии. Запах ее волос кружил голову. Он провел рукой по крутой
  
  линии ее бедра и поразился этому чуду природы -- женскому телу. Он чувствовал,
  
  что каждая ее клеточка, каждая волосинка ее стремится к нему, и он хотел
  
  одарить своей щедрой лаской ее всю -- от маленьких пальчиков ног до чуть
  
  покрасневших, изящной формы мочек ушей.
  
  Патриция стонала от страсти, удивляясь, почему ей так хорошо, почему вызывает
  
  такое восхитительное наслаждение этот сильный, немногословный мужчина, которого
  
  еще вчера она не знала, и даже не подозревала о его существовании. Может
  
  потому, что он не набрасывался на нее, как проголодавшийся хищник, а
  
  завоевывал миллиметр за миллиметром, как берет башню за башней сопротивляющуюся
  
  неприступную крепость талантливый полководец, понимающий, что элементарным
  
  навалом цели не добьешься. Он приручал ее тело, и каждая ее клеточка отвечала
  
  ему взаимностью.
  
  Том вдруг с ужасом подумал, что ведь мог ее никогда и не встретить,
  
  пройти мимо...
  
  То же самое промелькнуло и в голове Патриции, но новые его ласки вызвали новые
  
  восхитительные чувства. Да здравствует Его Величество Случай, -- мысленно
  
  воскликнула девушка, и растворилась в поглотившем ее наслаждении.
  
  -- Патриция! -- в это слово он вложил весь спектр чувств, нахлынувших на
  
  него, как чародейское наваждение. -- Патриция!
  
  Вместо ответа она снова простонала сладко, поймала нетерпеливо руку его,
  
  дарящую необычное ощущение ее телу, и повлекла ее к пылающему жару
  
  интимному месту своему, где ласка его сейчас требовалась больше всего.
  
  Он очень осторожно, даже робко, коснулся бугорка венеры, проведя тыльной
  
  стороной ладони, по жесткой лужайке волос и повел руку дальше -- меж
  
  широко раздвинутых в ожидании стройных длинных ног. Губы его снова нашли ее
  
  рот, она выгнулась дугой, почувствовав, как его сильные пальцы ласково
  
  раздвигают потаенные губы ее. Он нащупал скрывающийся в складках кожи
  
  маленький чувствительный бугорок и очень нежно обвел его пальцем. Даже
  
  страстный поцелуй не смог сдержать ее громкого стона, идущего из самой
  
  глубины груди. Изо всей силы она прижала его к себе.
  
  -- Патриция! -- вновь вырвалось у него. Пальцы его наслаждались жаркой
  
  влажностью ее.
  
  Порывистым движением она сбросила на пол ненужное сейчас одеяло. Он поцеловал
  
  ее нежно в губы, потом в левый персиковый овал груди, затем в правый, покрыл
  
  поцелуями ее живот и бедро. Его неудержимо влек к себе маленький зверек,
  
  пульсирующий под лаской его пальцев. Наконец он добрался до него и посмотрел
  
  на влажные складки потаенного входа в лоно ее, любуясь открывшимся зрелищем.
  
  В этот момент набежавшая шальная волна резко качнула яхту и он уткнулся губами
  
  в складки ее естества. Патриция руками прижала к ним его голову как можно
  
  сильнее. Рука его ни на секунду не прекращала наслаждаться ее молодым плотным
  
  телом.
  
  Она не могла больше ждать. Она страстно желала его, краем сознания
  
  поражаясь тому факту, что она впервые сама жаждет мужчину. Она знала, что
  
  должно сейчас произойти, но никогда еще это не доставляло ей удовольствия.
  
  Она боялась разочароваться и сейчас, но ей было так хорошо, что
  
  даже ограничься Том одной лаской, она все равно не осталась бы в обиде.
  
  Но он хотел принадлежать ей целиком. Или обладать ею всей -- для него это
  
  было сейчас одно и то же. Брать, отдавая -- только в этом он видел высший
  
  уровень и смысл наслаждения.
  
  Тяжелое прикосновение его сильной обветренной груди, покрытой редким жестким
  
  волосом к нежным, не знающим стягивающей материи бюстгальтера,
  
  холмикам груди восхитили ее. Ночь встретилась с сиянием дня, вода слилась
  
  с пламенем, горячий южный темперамент соединился с северной нежностью.
  
  Он вошел в нее и она почувствовала неведомое прежде внеземное блаженство. Он
  
  был сейчас героем ее жизни, она хотела отдать ему себя всю. И бедра ее
  
  непроизвольно задвигались в такт его движениям, в голове звучала
  
  фантастическая мелодия. Она открыла на мгновение глаза, но увидела только его
  
  лицо, на котором отражалось счастье от близости с нею. Контуры каюты размылись
  
  и отошли куда-то за край раздвинувшегося горизонта -- сейчас для нее
  
  существовал только он. Пальцы ее бегали по спине Тома, ощупывая каждую
  
  неровность его тела.
  
  Жар его страсти захватил Патрицию, закружил в фантасмагоричном круговороте,
  
  темп движения доводил ее до исступления, с губ ее срывался почти звериный
  
  полустон-полурык. Кроме этого темпа она уже ничего не могла ощущать,
  
  обжигающая волна накрыла ее с головой -- поистине воплощение наивысшего
  
  блаженства, и оно стоит того, чтобы его искать так долго...
  
  -- Патриция! -- выдохнул он, не в силах сдержать свои чувства. --
  
  Патриция!!!
  
  Обжигающая струя страсти ударила внутри ее и она испытала восхитительный миг
  
  концентрации всех мыслимых наслаждений. Переливающие колдовскими цветами залпы
  
  заслонили от ее взора весь мир. Она закричала от счастья и непроизвольно ее
  
  ногти вонзились ему в спину, царапая до крови. Но ни она, ни он даже не
  
  заметили этого. Цветные вспышки пред ее глазами стали рассеиваться, она с
  
  трудом приоткрыла глаза и сквозь волшебное зарево проступили добрая улыбка и
  
  его бездонно глубокие глаза.
  
  -- Патриция! -- снова повторил он и рухнул рядом с ней на узкой койке.
  
  Она почувствовала, как по ноге ее потекла из лона горячая липкая струйка, и
  
  это подействовало на нее, как ледяной душ, мгновенно вырвав из мира чудесных
  
  иллюзий в обрыдлую повседневность. Сейчас он превратится в бездушный куль
  
  расслабленных мускулов и заснет, удовлетворенный, как обычно поступали ее
  
  предыдущие любовники. Он вытянул из нее все соки, больше ему ничего от
  
  нее не нужно. Он такой же бездушный, как все мужики!
  
  И с удивлением услышала, как он прошептал ей на ухо все то же слово, которое
  
  каждый раз произносил по разному, вкладывая каждый раз в это слово столько,
  
  сколько не скажешь продолжительной речью:
  
  -- Патриция!
  
  Она почувствовала на своем животе возвращающую к счастью ласку его сильной
  
  руки, его губы вновь жадно искали ее рот, и досада, внезапно охватившая
  
  девушку, испарилась мгновенно, не оставив по себе малейших воспоминаний. Она
  
  поразилась, какими разными и удивительными могут быть поцелуи, которым раньше
  
  она не придавала никакого значения. Она успела подумать, что он открыл ей
  
  совершенно новый огромной мир, но очередная волна его ласк, снова ввергла ее в
  
  негу наслаждения, и она перестала думать вообще о чем-либо. Ей просто было
  
  неимоверно здорово. Словно не в спартанской обстановки тесной каюты на узкой
  
  койке находились они, а на бескрайнем облаке волшебной страны, предназначенной
  
  для них одних.
  
  И вновь его прикосновения заставляли ее дрожать, и вновь его голос, заставлял
  
  тело напрягаться, а ноги непроизвольно раздвигаться в ожидании его. И он не
  
  обманывал ее ожиданий.
  
  Патриция уже не понимала -- спит ли она и грезит, или все это происходит
  
  наяву, превосходя самые дерзкие ее вожделенные мечты.
  
  И лишь когда он окончательно выбился из сил и заснул на ее плече, она стала
  
  тихонько всплывать на поверхность реальности из пучин сладострастия.
  
  Патриция окинула затуманенным взором обстановку каюты. Под потолком ровно
  
  светила лампочка -- молчаливая свидетельница восхитительного слияния двух
  
  тел, на полу валялись скрученные жгутом простыни.
  
  Все тело ее горело огнем, груди не хватало воздуха.
  
  Она встала. Том открыл глаза и улыбнулся ей. Патриция склонилась над ним и
  
  поцеловала в щеку. Он снова закрыл глаза.
  
  Она взяла с полочки сигареты и нагая вышла на палубу, под освежающее
  
  дуновение слабого морского ветерка. И пораженно увидела, что солнце
  
  в очередной раз рождается из черной дали моря, окрашивая все в чарующие
  
  волшебные тона. Ранняя чайка кружила над водой неподалеку, нарушая тишину
  
  утра неприятными пронзительными криками.
  
  Патриция села и закурила, пытаясь разобраться в своих чувствах. Свежий
  
  воздух и терпкий дым сигареты успокоили ее, и она поняла, что цель ее
  
  безумной экспедиции достигнута так быстро. Она думала о мире гораздо хуже.
  
  Она отшвырнула окурок в бессловесные воды залива и вошла в каюту. Том спал
  
  безмятежно, чем-то очень напоминая ребенка, густые волосы упали на глаза, рот
  
  был приоткрыт. Патриция укрыла его заботливо одеялом и провела ладонью по его
  
  плечу.
  
  Затем достала из своей дорожной сумки небольшой переносной магнитофон и
  
  снова вышла на свежий воздух. Смотала кассету на начало, закурила еще одну
  
  сигарету и нажала на клавишу воспроизведения. Из динамика послышался е голос:
  
  -- Итак, я решила. Не знаю правильно или нет, но я решила. Я хочу узнать
  
  жизнь сама. И для этого мне не нужно было ехать в Мюнхен...
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ РЕТРОСПЕКЦИЯ.
  
  Молодая служанка-негритянка в белоснежной полупрозрачной блузке, под которой
  
  просвечивал старомодный бюстгальтер, и длинной черной юбке, совершенно сбилась
  
  с ног, по всему дому разыскивая Патрицию. Внизу у лестницы, аккуратно стояли
  
  собранные вещи Патриции -- вместительная кожаная коричневая сумка и чемодан
  
  совершенно чудовищных размеров.
  
  -- Патриция! -- служанка взбежала вверх по лестнице и нервно распахнула дверь
  
  в комнату девушки. -- Патриция! Где же ты! Нас уже ждут целый час! -- в
  
  голосе негритянки звучали нотки отчаяния -- она всегда все принимала
  
  близко к сердцу. -- Самолет улетает! Патриция!
  
  Она спустилась и прошла в светлую столовую, где ее хозяева угощали изысканным
  
  завтраком важного гостя. Сидящие за столом вопросительно посмотрели на нее.
  
  Служанка виновато развела руками и бросилась на дальнейшие поиски Патриции.
  
  Отец Патриции тяжко вздохнул и посмотрел на наручные часы. Он сидел в строгого
  
  покроя черном костюме и накрахмаленной белой рубашке. Узел галстука,
  
  прихваченного бриллиантовой заколкой, был слегка ослаблен. Кофе перед ним
  
  давно остыл -- он его едва попробовал. Был глава семейства уже пожилым,
  
  седовласым, представительным мужчиной, который несмотря на возраст не потерял
  
  деловой активности и являлся исполнительным директором греческого филиала
  
  крупной транснациональной кампании.
  
  -- Уже половина второго! -- с раздражением сказал он. -- У меня в два сорок
  
  пять совещание! -- Он строго посмотрел на жену, словно она виновата: -- Где
  
  девочка?
  
  Мать Патриции выглядела значительно моложе своего супруга и тщательно
  
  ухаживала за своей внешностью, чтобы не отпугивать молодых поклонников. Она
  
  внимательно следила за европейской модой и всегда за ней поспевала, что
  
  подчеркивал ладно сидящий на ней белый брючный костюм, под пиджаком виднелся
  
  элегантный сиреневый бадлон, на шее красовалась кокетливая пестрая косынка.
  
  -- Не знаю, -- раздраженно ответила она, нервно сжимая в кулаке салфетку, и
  
  оглянулась в сторону дверей. -- Я опаздываю к парикмахеру. Ох уж эта Патриция!
  
  Хоть сегодня-то она могла бы не опаздывать!
  
  -- А почему вы ее отсылаете именно сегодня? -- вежливо поинтересовался гость.
  
  Хозяйка дома виновато улыбнулась ему -- вот, вынуждены при желанном госте
  
  решать семейные неурядицы. Она имела на гостя виды не только в его
  
  профессиональной пригодности, поэтому и пригласила его на завтрак, хотя
  
  вполне могла решить все вопросы в его конторе. Опытный юрист прекрасно
  
  понимал это, и вел себя соответствующим образом. Хотя костюм его и отличался
  
  неброской строгостью, всем своим поведением за столом он подчеркивал, что он
  
  еще и элегантный кавалер. Было ему около сорока, но здоровый образ жизни и
  
  ежедневные занятия гимнастикой делали свое дело -- он казался мужчиной хоть
  
  куда, а элегантной формы очки придавали ему очень интеллигентный вид.
  
  -- Кончились каникулы, -- пояснил гостю отец Патриции. -- Она должна вернуться
  
  в колледж в Мюнхене.
  
  -- Патриция, Патриция! -- сбилась с ног служанка-негритянка, она вновь вбежала
  
  в столовую: -- Я даже не знаю где ее искать!
  
  -- Посмотри в бассейне, Дэниел, -- посоветовал хозяин дома и пригладил свои
  
  густые, седые с желтизной волосы. Эта история начинала утомлять его и он с
  
  облегчением подумал, что каникулы у дочки не бесконечны, и что завтра
  
  размеренный уклад его дома ничто не нарушит.
  
  Из просторной столовой одна дверь выходила в сад, где в метре от дома,
  
  зажатый с трех сторон раскидистыми кипарисами, размещался уютный небольшой
  
  бассейн, отделанный мраморными плитами. Служанка выскочила к поребрику и у нее
  
  как камень с души свалился -- в бассейне радовалась жизни потерявшаяся
  
  Патриция, которую ничуть не заботил предстоящий отъезд.
  
  Девушка совершенно обнаженная плавала в голубовато-зеленой прозрачной воде
  
  бассейна.
  
  -- Патриция! -- с укором в голосе закричала негритянка. -- Вы опоздаете на
  
  самолет! Скорее! Ваши вещи я уже подготовила...
  
  Патриция не особо-то обратила на ее высказывание внимание.
  
  -- Ну, Патриция! Быстрее же! -- переживая, воскликнула служанка.
  
  Девушка вняла наконец ее увещеваниям и подплыла к поребрику. Вылезла из
  
  бассейна и взяла большое полотенце. Вытерла не спеша волосы, обернула талию
  
  полотенцем и безмятежно вошла в столовую.
  
  -- Доброе утро всем, -- сказала Патриция, не обратив на гостя ни малейшего
  
  внимания.
  
  Гость откровенно уставился на ее обнаженную великолепную грудь по которой
  
  стекали редкие струйки воды.
  
  -- Патриция! -- с осуждением сказала мать, отложив салфетку.
  
  -- А что? Что-нибудь не так? -- удивилась девушка и прикрыла полотенцем
  
  грудь, обнажив низ живота и стройные ноги.
  
  Гость чуть не поперхнулся своим кофе.
  
  Девушка подошла к столу и поцеловала отца в щеку:
  
  -- Здравствуй, папа.
  
  Она обошла стол и чмокнула в щеку мать:
  
  -- Здравствуй, мама.
  
  Присутствие элегантного гостя она проигнорировала -- словно больше за столом
  
  никого не было. Зато он не мог оторвать от нее похотливого взгляда и девушка
  
  это прекрасно знала.
  
  Отец встал и стал выпроваживать ее к дверям:
  
  -- Какой срам! -- воскликнул он. -- Постыдилась бы!
  
  -- Чего? -- притворно удивилась Патриция.
  
  -- Извините, -- обратилась мать к гостю.-- Надеюсь, вы нас простите?
  
  -- Да что вы, -- вежливо ответил гость. -- Она само очарование.
  
  Отец вывел Патрицию в коридор, плотно притворил дверь и полез во внутренний
  
  карман пиджака.
  
  -- Это билет в Мюнхен, первый класс, -- сказал он и отдал конверт дочери. -- А
  
  это тебе кое-что для поддержания боевого духа, -- и он сунул ей солидную пачку
  
  денег. -- Но на твоем месте, -- добавил отец, потупив взгляд, -- я бы ничего
  
  не рассказывал маме.
  
  -- Пусть это будет наш маленький секрет, -- сказала Патриция и с
  
  благодарностью поцеловала отца. -- Спасибо, папа.
  
  -- Ну ладно, работай и проводи время, как следует. -- Напутствовал ее отец и
  
  снова посмотрел на часы. -- Я бы с удовольствием проводил тебя в аэропорт, но
  
  я опаздываю. -- Он поцеловал дочь в щеку.-- Счастливого пути.
  
  Отец вернулся в столовую, чтобы попрощаться с гостем.
  
  Патриция подошла к лестнице, взяла огромных размеров чемодан и кожаную
  
  коричневую сумку. Сгибаясь от непомерной тяжести, потащила их наверх, в свою
  
  комнату.
  
  Там, надев футболку в тонкую горизонтальную полоску и розовые трусики, она
  
  вытряхнула все вещи, заботливо уложенные служанкой, и стала складывать то,
  
  что считала нужным сама в свою просторную сумку. Сама мысль о том, что
  
  придется таскаться с чемоданом ужасала ее.
  
  -- Патриция! -- в комнату вошла мать и девушка встала.
  
  Мать нежно обняла дочь и несколько раз поцеловала.
  
  -- Да я всего лишь в Мюнхен улетаю, -- удивленная подобным проявлением
  
  материнских чувств, сказала Патриция.
  
  -- Да, но ты одна едешь! -- вздохнула мать. -- Ты уверена, что все будет
  
  хорошо?
  
  -- Да все будет в полном порядке, -- успокоила Патриция мать лишь бы
  
  отвязаться.
  
  -- Тебе нужны деньги, -- мать протянула ей толстую пачку банкнот. -- Только
  
  папе не рассказывай, договорились?
  
  -- Договорились, -- весело согласилась Патриция.
  
  Мать еще раз поцеловала ее.
  
  -- Патриция, ты знаешь -- я на тебя надеюсь. Веди себя хорошо. -- Она
  
  посмотрела на часы. -- Я опаздываю в парикмахерскую, -- сказала она и
  
  двинулась к дверям. -- И обязательно напиши отцу, когда приедешь! Пока!
  
  -- Пока, -- послала девушка воздушный поцелуй и вновь повернулась к
  
  распотрошенной сумке.
  
  Наконец она собралась, надела джинсы, кроссовки и красную дорожную куртку,
  
  вскинула на плечо сумку и направилась к двери. Остановилась, подумала, взяла с
  
  туалетного столика и положила в сумку переносной магнитофон с кассетами.
  
  Роскошный автомобиль отвез ее в аэропорт Эленикон. Шофер остановил автомобиль
  
  возле входа в зал регистрация, вышел из кабины, открыл дверцу. Патриция
  
  вылезла, таща за собой огромную сумку. Шофер хотел взять поклажу, но
  
  девушка сказала ему:
  
  -- Спасибо, езжай домой. Я дальше сама.
  
  Шофер пожал плечами, но перечить не стал.
  
  Патриция уверенно вошла в здание аэропорта.
  
  В джинсах и любимой футболке в полосочку, в красной дорожной куртке на молнии,
  
  с огромной надписью во всю грудь "Coca-Cola" и отложным большим белым
  
  воротничком, она шла к стойке регистрации, привычно отмечая, что проходящие
  
  мимо мужчины задерживают на ней долгий, внимательный взгляд, прожигающий ее
  
  одежду, словно рентгеновские лучи.
  
  У регистрационной стойки стояла молодая пара. Белокурая девушка, в слезах
  
  прижимаясь к груди своего возлюбленного, воскликнула:
  
  -- Я не хочу, не хочу уезжать без тебя!
  
  -- Я приеду к тебе в Мюнхен, дорогая, как только соберу денег, --
  
  успокаивал он ее.
  
  Патриция похлопала по плечу черноволосого молодого человека. Они оба
  
  обернулись и вопросительно уставились на нее.
  
  -- Как вас зовут? -- улыбаясь, спросила Патриция.
  
  -- А зачем вам нужно? -- недоверчиво проговорил парень.
  
  -- Пожалуйста, ответьте, -- мягко, но настойчиво попросила Патриция.
  
  -- Робус Ромунус, -- нерешительно ответил парень
  
  -- Робус Ромунус? -- переспросила Патриция.
  
  Парень утвердительно кивнул.
  
  Патриция уверенно подошла к регистрации и положила на стойку свой билет.
  
  -- Пожалуйста, переоформите этот билет на мистера Робуса Ромунуса, --
  
  попросила она служащую аэропорта.
  
  -- Хорошо, -- равнодушно ответила та и взяла билет.
  
  Патриция на листке бумаги написала текст телеграммы родителям и свой адрес.
  
  Молодые люди непонимающе смотрели на действия незнакомой им девушки.
  
  -- Так вы хотите полететь вместе в Мюнхен? -- улыбаясь, спросила их Патриция.
  
  -- Да, конечно, -- ответил опешивший молодой человек. -- Но я без денег, я
  
  не могу себе этого позволить...
  
  -- Прекрасно, -- заявила Патриция. -- Теперь вы при деньгах.
  
  -- Не понимаю, -- сказал парень.
  
  Патриция обратилась к девушке:
  
  -- Пожалуйста, когда прилетите в Мюнхен, пошлите телеграмму. Это для моих
  
  родителей, чтобы они не волновались.
  
  Молодая женщина поняла наконец, что Патриция не разыгрывает их и от счастья
  
  бросилась целовать своего парня.
  
  -- Обязательно, -- сказал тот, чувствуя себя несколько неловко, и беря из рук
  
  Патриции бумагу с запиской и билет.
  
  -- Спасибо, -- воскликнула блондинка.
  
  Они вновь на радостях поцеловались, но тут же посмотрели на незнакомку,
  
  чтобы еще раз поблагодарить благодетельницу.
  
  Но Патриция уже шла по огромному залу к выходу из аэропорта.
  
  Проблема с поездкой в Мюнхен была благополучно решена.
  
  * * *
  
  Патриция, держа ремень большой сумки через плечо, вышла из здания аэропорта и
  
  стала оглядываться, решая, что же ей теперь делать. Сняла с плеча ношу,
  
  поставила на тротуар. Открыла маленькую круглую сумочку, вынула пачку сигарет,
  
  не спеша закурила. Торопиться некуда.
  
  Хорошо одетый мужчина лет сорока, импозантной внешности, вылез из только что
  
  остановившейся неподалеку от Патриции машины, обошел автомобиль и открыл
  
  дверцу, подавая руку некрасивой, начинающей седеть женщине в мешковатом
  
  зеленом костюме и в больших старомодных очках. Они поцеловались на прощанье,
  
  она что-то сказала, он поцеловал ей нежно руку. Она направилась к стеклянным
  
  дверям аэропорта, мужчина послал ей воздушный поцелуй и вернулся к автомобилю.
  
  Патриция усмехнулась при виде этой трогательной сцены.
  
  Женщина повернулась и тоже послала ему воздушный поцелуй. Он с любовью помахал
  
  ей рукой и сел в автомобиль, предварительно убедившись, что она скрылась в
  
  здании аэропорта.
  
  Патриция, равнодушно повернулась в другую сторону.
  
  Автомобиль с импозантным мужчиной остановился возле нее.
  
  -- Хэлло, -- сказал мужчина, опустив стекло. -- Могу ли я что-нибудь для вас
  
  сделать? -- опытно улыбнулся он.
  
  -- Нет, спасибо, -- ответила Патриция.
  
  -- Вы американка? -- поинтересовался он.
  
  -- Нет, китаянка, -- съязвила Патриция.
  
  Он рассмеялся.
  
  -- Насколько я понимаю, вы ждете автобус? -- не унимался он.
  
  -- Совсем нет, -- заявила Патриция и потянулась на носках, якобы высматривая
  
  нет ли автобуса на подходе.
  
  -- Я сейчас возвращаюсь в Афины... -- начал он.
  
  Патриция сделала вид, что заинтересовалась и шагнула к автомобилю.
  
  -- А куда именно? -- спросила она.
  
  -- Куда вы скажете, -- последовал немедленный ответ. -- Надеюсь, вы видели
  
  Афины и пригороды...
  
  -- Их все видели, -- оборвала она. -- Невероятно скучно.
  
  -- Тогда, может быть, поедем ко мне? Мы с вами выпьем!
  
  Патриция улыбнулась и бросила сигарету.
  
  -- Это прекрасно, -- сказала она и нагнулась за сумкой.
  
  Патриция ни на секунду не обольщалась насчет сего достойного джентльмена --
  
  от нее ему требовалась отнюдь не беседа на отвлеченные темы.
  
  Выпрямившись, она заметила, что из здания аэропорта выбежала женщина в
  
  зеленом костюме, которую только что проводил мужчина.
  
  Но сообщать неверному супругу об этом немаловажном факте она не стала, села в
  
  автомобиль и улыбнулась соблазнителю радушно. И еще раз обернулась -- женщина
  
  тоже заметила, что Патриция села в автомобиль ее мужа и от удивления открыла
  
  рот. Вид у нее был чрезвычайно глупый -- отметила Патриция и захлопнула
  
  дверцу автомобиля.
  
  -- У меня сегодня случайно выпал свободный день, -- продолжил партию
  
  элегантного соблазнителя мужчина и тронул автомобиль с места. -- Так уж
  
  получилось, что я только что проводил своего шефа в Мадрид...
  
  -- Как удачно, -- улыбнулась Патриция и вновь обернулась.
  
  Женщина бежала за автомобилем.
  
  Но мужчина не смотрел назад, он радовался удачно пойманной золотой рыбке,
  
  понимая, что еще надо постараться, чтобы она не сорвалась с пока еще
  
  ненадежного крючка.
  
  Машина вывернула на дорогу, ведущую на главное шоссе. В зеркальце
  
  заднего обзора Патриция видела, как потерявшая надежду остановить автомобиль
  
  супруга обманутая жена, видно опоздавшая на самолет, суматошно пытается
  
  поймать такси. Патриция довольно откинулась на мягком сиденье и улыбнулась
  
  мужчине.
  
  Он вел автомобиль умело и уверенно -- почти на предельных скоростях. До его
  
  особняка в фешенебельном районе на противоположной от аэропорта
  
  стороне Афин было довольно далеко, и соблазнитель опасался, что чем дольше
  
  путь, тем больше шансов, что жертва передумает и попросит высадить ее
  
  где-нибудь.
  
  "Хотя почему "жертва"?" -- поразился он ходу собственных мыслей. У него
  
  наверняка достанет такта и умения, чтоб она не ушла обиженной.
  
  Так удачно начавшееся приключение в первый же час долгожданной свободы
  
  привели его в великолепное состояние духа. Он еще раз бросил восторженный
  
  взгляд на сидящую рядом девушку и, от переполнявших его чувств, несколько
  
  фальшиво замычал фривольный мотивчик. Перехватив боковым зрением ее удивленный
  
  взгляд, он смутился и замолчал. Решил загладить свою промашку, спросил:
  
  -- Вы любите музыку? У меня дома большая коллекция пластинок -- на все вкусы.
  
  -- Мы едем слушать музыку? -- деланно изумилась она. И добавила без малейшего
  
  стеснения: -- А я-то думала, что мы будем заниматься любовью.
  
  Он сглотнул накативший ком, смутился окончательно и пробормотал:
  
  -- Да... Конечно... Это я так...
  
  "Она что, с луны свалилась такая? -- подумал он с некоторым раздражением и
  
  вновь на мгновение оторвался от дороги, чтобы еще раз оценить ее внешность.
  
  Она завлекающим жестом расстегнула молнию на красной куртке и,
  
  полуобернувшись к нему, чуть подалась, выпятив стянутые тонкой футболкой холмы
  
  возбуждающей груди. Он чуть не застонал от предвкушения. -- Впрочем, мне с ней
  
  в церковь не ходить, а тело у нее, как у Афродиты!" -- решил он и ловко
  
  вписался в поворот, обогнав медлительный грузовик.
  
  Наконец автомобиль подкатил к его тихой зеленой улочке. Автомобиль нырнул в
  
  нее, миновал несколько роскошных вилл и остановился около высоких чугунных
  
  ворот. Мужчина вышел, чтобы открыть их.
  
  Патриция осмотрелась. По обеим сторонам улицы тянулись высокие заборы из
  
  солидного, чуть сероватого камня. Метров через семь от ворот улица делала
  
  резкий поворот, и что там было впереди оставалось загадкой. Она посмотрела
  
  на старинного литья ворота. Аккуратно выложенная булыжником аллейка за
  
  воротами тоже сворачивала в отдалении и плотная стена зелени по обе
  
  стороны скрывала от нескромных взглядов дом. Девушка скучая достала сигарету
  
  и закурила. Вряд ли сегодняшний день добавит ей новых ощущений, но не
  
  попробовав не узнаешь. К тому же интересно поглядеть его реакцию на
  
  каверзный вопросик, что она приготовила ему на десерт.
  
  Он сел в кабину, проехал ворота, хотел снова вылезти и закрыть их, но девушка
  
  подарила ему такую улыбку, что мужчина не выдержал и с силой нажал на педаль газа.
  
  Он услужливо открыл дверь и протянул руку, стараясь поразить галантными
  
  манерами. Патриция вздохнула и взялась за ручки сумки. Он тут же подхватил
  
  сумку и сделал приглашающий жест рукой, улыбаясь горделиво:
  
  -- Вот моя скромная обитель.
  
  Патриция присвистнула якобы показывая свое восхищение. Собственно, ему есть
  
  чем гордиться, но ей было наплевать, как на дом, так и на его гордость.
  
  Перед красивым двухэтажным особняком постройки прошлого века располагалась
  
  большая площадка, на нее вели четыре широких ступеньки. Посреди площадки
  
  красовался летний круглый стол и два легких плетеных кресла. Патриция
  
  подошла к одному из них и села.
  
  -- Жарко, -- заявила она. -- Посидим здесь.
  
  Он растерялся.
  
  -- А ты не хочешь посмотреть мои апартаменты? -- спросил он.
  
  -- Нет, -- посмотрела она на него чистыми глазами. -- Принесешь что-нибудь
  
  выпить?
  
  -- Да, да, конечно, -- пролепетал он и поставил ее сумку рядом с креслом. -- Я
  
  быстро.
  
  Он торопливо прошел в дом, сбросил пиджак и, пританцовывая, приготовил два
  
  коктейля. Ей он налил джина побольше -- на всякий случай.
  
  -- Я сейчас подойду, -- крикнул он в сторону дверей, кладя в коктейли лед.
  
  Поставил бокалы на серебряный поднос, подошел к зеркалу и придирчиво
  
  осмотрел себя. Пригладил волосы и расправил выпятившуюся на начинающем расти
  
  брюшке, рубашку. Расстегнул воротничок, снял модную косынку-галстук. Довольно
  
  улыбаясь, держа в руках словно заправский гарсон поднос с высокими
  
  бокалами, он вышел в сад.
  
  И остановился на пороге удивленный.
  
  Кресло стояло спиной к дому, он видел лишь ее темные каштановые волосы над
  
  плетеной белой спинкой. Но рядом с креслом, на огромной коричневой сумке,
  
  лежала вся одежда девушки -- горку тряпок венчала ее футболка. Он мгновенно
  
  вспомнил, что лифчика она не носит, облизнул ставшие неожиданно сухими губы и
  
  двинулся к столу.
  
  Патриция лежала, откинувшись в кресле, подставив лучам солнца свое
  
  изумительное, ровно загорелое тело, цвета подрумянившегося хлеба. На ней были
  
  надеты лишь узкие красные плавки. Увидев его, она улыбнулась. Он протянул ей
  
  бокал.
  
  -- А что это такое? -- спросила она, взяв коктейль.
  
  -- Красное -- компот, а остальное -- секрет, -- интригующе ответил он.
  
  -- Секрет? -- улыбнулась она. -- Надеюсь, ничего возбуждающего?
  
  -- Будем здоровы, -- вместо ответа поднял он бокал.
  
  Они чокнулись и пригубили коктейли.
  
  Он сел в кресло рядом, не сводя глаз с ее тела. Она улыбнулась ему и вновь
  
  откинула голову на спинку кресла, закрыв глаза.
  
  -- Меня зовут Тимус Папулус, -- представился он, завязывая светскую беседу. --
  
  А тебя?
  
  -- Элизабет, -- не открывая глаз, сказала она. -- Элизабет Бейкер из
  
  Нью-Йорка. -- И добавила игриво: -- Друзья зовут меня просто Эли.
  
  -- Эли, -- пробуя на слух ее имя, повторил он. -- Ты наверно манекенщица?
  
  -- С чего ты решил, что я работаю манекенщицей? -- поразилась девушка и
  
  повернулась к нему.
  
  -- У тебя такое восхитительное тело, -- сделал он неуклюжий комплимент. -- И
  
  если тебе нужна работа фотомодели в Афинах, то у меня есть контакты и...
  
  -- Как удачно -- равнодушно сказала она.
  
  -- Ну почему же нет? -- обиделся он.
  
  Она посмотрела на него своими черными бездонными глазами. Отметила, как
  
  вздулись у него брюки на ширинке.
  
  -- Ты слышишь, как у меня бьется сердце? -- с придыханием произнесла Патриция.
  
  -- Просто как сумасшедшее, попробуй.
  
  Он нерешительно протянул руку к ее груди и робко положил ладонь несколько
  
  выше левого коричневого овала соска. Она взяла его поросшую черными волосами
  
  руку и уверенно опустила вниз, чтобы его пятерня полностью обхватила упругий и
  
  в то же время податливый бугор груди.
  
  -- Да, -- подтвердил он, не зная что и сказать. Эта девица не укладывалась
  
  ни в какие привычные ему схемы. Он не понимал как себя с ней вести.
  
  -- Это оно из-за тебя так бьется, -- томно сказала она.
  
  -- А-а... э-э... -- промямлил он, словно не многоопытный муж, а безусый
  
  девственник. -- Так ты значит возбуждена?
  
  -- Ласкай меня, -- глядя ему в глаза, произнесла она.
  
  Дважды повторять ей не пришлось. Он жадно, даже немного грубо провел рукой по
  
  ее груди, потом опомнился и уже медленно склонился к животу, погладил пальцами
  
  по красным трусикам в треугольничке которых был вышит кораблик с полосатым
  
  парусом и желтая морская звезда рядом. Тело его била непроизвольная
  
  похотливая дрожь. Он спустился до точеного колена левой ноги, опять поднялся к
  
  вожделенному кораблику. Она притворно-страстно вздыхала, но он был в
  
  состоянии, когда различить фальшь уже не возможно.
  
  -- Поцелуй меня, Тимус, -- сказала она, тонко поддразнивая его, ибо знала, что
  
  произойдет в самом ближайшем будущем. Ей хотелось довести его до состояния
  
  крайнего возбуждения.
  
  Он не ожидал такого быстрого развития событий и послушно потянулся к ней
  
  вытянутыми трубочкой губами.
  
  -- Ты женат? -- неожиданно спросила девушка. Как опытный укротитель она
  
  решила чуть натянуть поводок.
  
  Он остановился в своем движении к ее губам и задумался.
  
  -- Да, -- наконец ответил он. -- Можно сказать, что женат. Но это... -- он
  
  задумался, подыскивая подобающие слова, -- так сказать, условность. --
  
  Сделав чистосердечное признание, он вновь потянулся к ней губами.
  
  -- Это хорошо, -- удовлетворенно констатировала девушка. И задала ему
  
  следующий вопрос: -- И ни один из вас не ревнует?
  
  -- Я настоящий плэйбой, -- заявил он горделиво. -- И теперь я свободен, как
  
  птица. -- Он настороженно ждал еще вопросов, а тело его тянулось к ней.
  
  -- Хочешь поцеловать меня в животик? -- спросила она.
  
  Он посмотрел на нее и склонился над ее телом, губами лаская загорелую кожу
  
  живота и стягивая аккуратно ее красные трусики. Девушка не сопротивлялась,
  
  напротив -- чуть приподнялась в кресле, чтобы он беспрепятственно мог
  
  выполнить желаемое. И чуть раздвинула ноги, чтобы ему было лучше видно ее
  
  интимное естество. Он почувствовал что не может медлить более ни мгновения,
  
  оставил ее трусики на щиколотках, рука его потянулась к брюкам, чтобы
  
  освободить скорее свое мужское достоинство и вонзить в эту лакомую,
  
  манящую плоть.
  
  Приближался кульминационный миг -- прекрасный, таинственный и
  
  восхитительный. Вершина наслаждения, дарованного природой мужчине и женщине.
  
  -- Она опоздала на самолет, между прочим, -- равнодушно сообщила Патриция и
  
  закрыла глаза. Ей стало нестерпимо скучно.
  
  -- Кто? -- не понял мужчина, досадуя, что его в такой момент отвлекают на
  
  какие-то незначительные пустяки.
  
  -- Твоя жена, -- улыбнулась девушка, словно речь шла о вчерашнем футбольном
  
  матче.
  
  -- Что?! -- вскинулся он, словно на его глазах прекрасный особняк, которым
  
  он так гордился, проваливается в тартарары. Что, собственно, было близко к
  
  истине, в случае, если она говорит правду.
  
  -- Она опоздала на самолет, -- уверенно повторила Патриция.
  
  -- Опоздала на самолет? -- в ужасе переспросил он. -- Ты что ее видела?
  
  -- Она бежала за нами, -- Патриция, постаралась произнести это бесстрастно, но
  
  внутренне наслаждалась пикантной ситуацией.
  
  Он мгновенно потерял свой импозантный самоуверенный вид. Неподдельный страх
  
  перед возможным объяснением с благоверной супругой отразился на его холеном
  
  лице с седеющими висками.
  
  -- Боже мой! -- вскочил соблазнитель на ноги. -- Она наверное скоро будет
  
  здесь. -- Он нервно стал собирать ее одежду в охапку.
  
  -- Ты же сказал, что свободен как птица, -- напомнила Патриция насмешливо.
  
  Но неверный муж, оказавшийся перед угрозой скорого разоблачения, был не в
  
  состоянии оценить ее тонкий юмор. Он схватил девушку за руку и рывком поднял
  
  с кресла.
  
  -- Скорее, скорее! -- торопил он ее, ведя в дом.
  
  "Может, еще обойдется!" -- не очень-то уверенно уповал он на счастливый
  
  случай. Сейчас он ее спрячет в кабинете, а потом тихо выведет через черный
  
  ход. Бесплодная болезненная эрекция заставила его мучительно застонать.
  
  -- Ты же сказал, что вы не ревнуете друг друга, -- обиженно скорчила
  
  капризную гримасу Патриция, нехотя повинуясь его настоятельному
  
  подталкиванию к дверям дома..
  
  -- Она ревнует. Она из меня капаму сделает, если увидит тебя здесь. Скорее!
  
  Они скрылись в доме.
  
  Вовремя, так как он услышал вдалеке пронзительный голос ревнивой жены:
  
  -- Тимус! -- Она бежала по аллее, держа руку на вздымающейся от волнения
  
  груди. -- Тимус!
  
  Он подтолкнул Патрицию к лестнице, ведущей на второй этаж, в его кабинет:
  
  -- Подожди меня в кабинете. Я потом все объясню. Только не выходи оттуда,
  
  христом господом заклинаю! -- Взмолился он и сунул ей смятую в спешке одежду и
  
  тяжелую сумку.
  
  Кроссовки Патриции с грохотом упали на пол, он в сердцах чертыхнулся, но
  
  понадеялся, что она сама справится и поспешно выскочил из дома. Он наивно
  
  полагал, что девушка вряд ли захочет попадаться на глаза женщине, с супругом
  
  которой столь беззастенчиво флиртовала.
  
  На круглом столе красовались два бокала с коктейлями безжалостно выдавая его.
  
  Он схватил со стола один из двух стаканов и торопливо спрятал под кресло
  
  вопиющую улику.
  
  Из-за поворота аллеи показалась запыхавшаяся супруга. Он выпрямился, сделал
  
  радушное лицо любящего супруга и воздел к ней навстречу руки.
  
  -- Тимус! -- вновь воскликнула она и остановилась, переводя дыхание.
  
  -- Дорогая, -- сделал он удивленное лицо. -- Почему ты не улетела?
  
  -- Отложили рейс на четыре часа -- Мадрид не принимает, -- объяснила супруга
  
  и тут же перешла в лобовую атаку: -- Что за девица встречалась с тобой в
  
  аэропорту? Где она?! -- от злости женщина сжала кулаки и походила на
  
  разъяренную фурию.
  
  -- Какая девица встречалась со мной в аэропорту? -- сыграл оскорбленную
  
  невинность супруг. -- О чем ты говоришь, дорогая?
  
  -- Ах о чем? -- возмутилась его жена. -- О той вертихвостке, что села в нашу
  
  машину. И не отнекивайся -- я видела собственными глазами! Где она?
  
  -- Ах ты, о той девушке! -- очень правдоподобно хлопнул он себя по лбу. --
  
  Ну, подвез...
  
  -- Где она?!
  
  -- Да откуда я знаю! Вылезла на площади Омониа, -- без зазрения совести
  
  солгал он.
  
  Солгал убедительно. Либо ей очень хотелось поверить в правдивость его
  
  слов. Но холодная рука ревности стала отпускать закравшееся сомнение в его
  
  супружеской верности.
  
  -- Ты ее просто подвозил, Тимус? -- примирительно сказала она, подходя к
  
  мужу и взяв его за руку.
  
  -- Конечно, -- ответил он, внешне оставаясь спокойным, но сердце его
  
  стучало по ребрам, как попавший в смертельную западню дикий зверь. Чтобы
  
  скрыть это от супруги он сам перешел в наступление: -- А ты засомневалась во
  
  мне, дорогая? Да разве я подавал когда-либо повод для этого?
  
  Она почувствовала себя виноватой и смутилась. Мчалась на такси через весь
  
  город, представляла картины одна срамнее другой, а он благопристойно
  
  вернулся домой, один и, наверное, беспокоился, как она себя чувствует в
  
  воздухе. А эта девица -- всего лишь случайная попутчица.
  
  Она хотела сказать мужу что-нибудь приятное, чтобы загладить свое
  
  оскорбительное, беспочвенное обвинение, но в этот момент из дверей дома
  
  вышла Патриция.
  
  В одних плавках и черных очках.
  
  В руке Патриция держала свою огромную сумку, меж ручек которой были аккуратно
  
  сложены джинсы, футболка и куртка, другой рукой закинула за спину кроссовки,
  
  держа их за шнурки. Ее обнаженные груди рассказали обманутой женщине всю
  
  глубину нравственного падения ее мужа яснее любых слов.
  
  Супруга вырвала руку из ладони мужа и отпрянула. Лишь невнятное мычание
  
  сорвалось с ярко и безвкусно накрашенных губ -- дар речи покинул ее. Ему тоже
  
  было нечего сказать -- более дурацкого положения он даже представить себе не
  
  мог. Ему оставалось одно -- достойно пропадать. Мурашки ужаса заставили спину
  
  выгнуться, на лбу выступил холодный пот.
  
  Проходя мимо изумленной супружеской пары, Патриция мило улыбнулась
  
  неудачливому ловеласу:
  
  -- Пока, плэйбой!
  
  Они оба онемело смотрели на ее обнаженную спину и едва прикрытые узкими
  
  плавками такие соблазнительные ягодицы. Мужчина непроизвольно облизнул губы
  
  -- даже в преддверии семейного скандала он не мог не оценить их по
  
  достоинству. А ведь обладание ими было так близко! Чертова погода в
  
  Мадриде, чертов аэрофлот, чертова девица -- знала и молчала! Ну попадись
  
  она ему еще раз -- завалит на спину без всяких предварительных разговоров!
  
  Патриция не оглядываясь скрылась за поворотом аллеи, не спеша вышла к
  
  открытым воротам на улице и остановилась, чтобы одеться. Из глубины аллеи
  
  донесся оглушительный взрыв гневных тирад обманутой жены. Девушка довольно
  
  улыбнулась.
  
  Патриция стала натягивать джинсы и вдруг в дальнем конце улицы показалась
  
  машина с привычной надписью сверху.
  
  "Очень кстати", -- подумала Патриция и застегнула пуговку джин, чтоб не
  
  сваливались.
  
  -- Такси! -- закричала она и подняла руку. Тугая грудь ее вздернулась к
  
  безоблачному небу.
  
  Водитель высунулся в открытое окно кабины окно и, увидев коричневые овалы ее
  
  сосков, забыл обо всем остальном. То есть, что он сидит за рулем, а дорога
  
  делает поворот.
  
  Как результат -- врезался в высокий каменный забор. Хорошо, что хоть скорость
  
  невелика была.
  
  Патриция поняла, что на этом такси она уже никуда не уедет и надела футболку.
  
  Таксист выскочил из кабины и первым делом посмотрел в каком состоянии мотор.
  
  Капот автомобиля был перекорежен, вокруг валялись осколки вдребезги
  
  вышибленных фар. Из-под смятого железа поднялась вверх невесомая струйка пара.
  
  Водитель непристойно выругался, не обращая теперь никакого внимания на
  
  соблазнительную невольную виновницу аварии и расстроенно махнул рукой.
  
  Кроме себя самого осуждать некого, вот что обидно!
  
  Наконец он сердито повернулся к незнакомке, чтобы высказать ей все-таки свое
  
  праведное негодование по поводу ее непристойного поведения. Но она уже оделась
  
  и таксист увидел лишь затянутый в джинсы плотный зад удаляющейся по улице
  
  девушки.
  
  -- Шлюха проклятая! -- бросил он ей вслед несправедливое оскорбление, облегчив
  
  таким образом душу, хоть немного.
  
  Но Патриция его не услышала.
  
  * * *
  
  Патриции пришлось долго блуждать по тихим уютным улочкам, утопающим в
  
  зелени. Район был тихим, респектабельным, почти пригородным. В конце концов
  
  она вышла на оживленное шоссе, встала у обочины и подняла руку.
  
  Почти сразу же затормозил небольшой грузовичок с открытым кузовом. Патриция
  
  заметила, что оттуда торчит большой старинный комод и торшер -- кого-то
  
  перевозили в другой город. Толстый добродушный на вид шофер приветливо открыл
  
  дверцу кабины.
  
  -- Здравствуй, -- весело сказала Патриция. -- Подбросишь?
  
  -- А куда надо? -- улыбнулся толстяк. -- Я еду в Коринф.
  
  -- Прекрасно, -- ответила Патриция. -- Значит, едем в Коринф.
  
  Глаза шофера масляно блеснули. Патриция подумала, что приключений ей на
  
  сегодня, пожалуй, хватит. Ей необходимо подумать в одиночестве.
  
  Она забралась было в кабину и поморщилась:
  
  -- Как бензином-то пахнет... Можно я в кузове проедусь?
  
  Улыбка сползла с лица шофера, надежда скоротать путь с приятной собеседницей
  
  умерла, едва родившись. Но отказать прекрасной даме он не посмел.
  
  Патриция удобно расположилась на зачехленном грубой холстиной диване.
  
  Ветерок освежающе обдувал ее, она с удовольствием любовалась проносившимися
  
  мимо древними развалинами. Потом шоссе обступили с обоих сторон заросли
  
  маквиса и шибляка.
  
  Солнце клонилось к горизонту, когда они подъезжали к Элефсису. Патриция
  
  заметила внушительные развалины древнего храма и постучала по кабине. Машина
  
  послушно остановилась.
  
  Девушка искренне поблагодарила толстяка за доставленное удовольствие.
  
  -- На здоровье, -- пожал плечами тот.
  
  Набродившись вдоволь средь колоссальных колонн, вызывающих восхищение и
  
  гордость за свою страну, она села на останки когда-то великолепного
  
  портала и закурила. Совсем стемнело.
  
  Она отшвырнула окурок, достала магнитофон и начала диктовать:
  
  -- Итак, я решила. Не знаю: правильно или нет, но я решила. Я хочу узнать
  
  жизнь сама. И для этого мне не нужно ехать в Мюнхен. В аэропорту я отдала
  
  свой билет влюбленной парочке. И вот я здесь, по прежнему в Греции и
  
  по-прежнему люблю эту страну. Сегодня у меня был довольно скучный день с одним
  
  пожилым мужиком средних лет. Чем они старее, тем гнуснее. Как бы то ни было
  
  первую ночь я хочу провести одна. Здесь будут только я и Аполлон.
  
  Затем она расстелила свою курточку, свернулась на камнях развалин и почти
  
  сразу заснула.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
  Сон Тома был словно продолжением фантастической ночи, которую ему подарила
  
  фантастическая девушка. Она улыбалась ему и когда он открыл глаза, ее
  
  загадочная улыбка стояла перед взором.
  
  Он окинул взглядом каюту -- койка напротив была пуста, под потолком бесцельно
  
  горела лампочка, заглушаемая ярким солнечными светом, прорывающимся сквозь
  
  распахнутую дверь.
  
  Том резко сел. Провел ладонями по лицу, приводя мысли в порядок. Встал,
  
  натянул брюки и вышел на палубу. Он был убежден: Патриция покинула яхту, уйдя
  
  из его жизни так же неожиданно, как и ворвалась в нее.
  
  Том не был уверен, что все это происходит с ним наяву.
  
  Она лежала на крыше палубной надстройки. Спала, подстелив под себя широкое
  
  одеяло с его постели и им же накрывшись.
  
  Том облегченно вздохнул, с лица его сбежала серая тень.
  
  Она спала на левом боку, положив сложенные ладошки под щеку. Одеяло почти
  
  совсем сползло с нее. Том невольно залюбовался ее спортивным, тренированным
  
  телом. Левая нога девушки была согнута, а правая выпрямлена, и Тому открылся
  
  вид желанной ложбинки, окаймленной черными жесткими волосами, такой
  
  незащищенной и открытой сейчас. Во сне Патриция чему-то сладко улыбалась.
  
  Тому неудержимо захотелось провести пальцами по ее плечу, коснуться губами
  
  щеки, сказать ей что-либо очень хорошее. Но он побоялся потревожить ее
  
  безмятежный сон.
  
  Рядом со спящей Патрицией валялась полупустая пачка сигарет. Он осторожно взял
  
  сигареты и, стремясь не допускать неловких движений, чтобы не разбудить ее
  
  случайным звуком, сошел на берег. Он не представлял, как сложатся их
  
  отношения дальше, но твердо знал, что сегодняшнее утро одно из лучших в его
  
  жизни.
  
  Стараясь не наступать босыми пятками на острые мелкие камешки, он подошел к к
  
  месту вчерашнего пикника и сел на гладкий серый валун.
  
  Кто она? Откуда принес ее к нему на яхту сумасшедший ветер судьбы и не унесет
  
  ли так же внезапно, словно осенний листок в неведомую даль, вновь оставив его
  
  в безмятежно-тоскливом одиночестве?
  
  Том был очень осторожен в отношениях с женщинами, обжегшись болезненно и
  
  страшно один раз. Но с Патрицией ему несомненно хорошо, хотя ее поведение явно
  
  отличается от привычных ему стандартов. Может, поэтому и хорошо?
  
  Он вздохнул и пошел к воде мыть бокалы и тарелки. Зеленоватая вода --
  
  проверенный и понимающий собеседник -- дружелюбно-отечески отразила его
  
  мечтательное выражение лица.
  
  Он привычно и основательно мыл посуду, но сейчас он не торопился еще и потому,
  
  что с наслаждением вспоминал вчерашний день, который давал ему надежды на
  
  столь же замечательное продолжение. "Любовь, как и секс, многогранна и
  
  удивительна, -- говорила ему когда-то его первая женщина, -- но лишь когда
  
  любовь и секс приходят одновременно, лишь тогда рождается удивительный
  
  симбиоз, вообразить который не любив -- невозможно."
  
  Патриция была достойна самой большой любви -- он это понимал и готов был дать
  
  ей все, что мог. Но один вопрос мучил его: а захочет ли она принять от
  
  него большую любовь, нужно ли ей это? Умом женщину не понять.
  
  Он вздохнул и попытался определить направление ветра. Ветра почти не было
  
  -- лишь какое-то подобие дуновения, и то северо-западного направления. А ему
  
  хотелось на юг, к бескрайним просторам Средиземного моря -- заплыть
  
  далеко-далеко, на его остров, и быть только с ней. Наедине. Больше ему сейчас
  
  никто не нужен.
  
  Неуместная мысль: "хватит ли провианта?" на секунду озаботила его. Еды-то
  
  должно хватить, но он запоздало подосадовал сам на себя, что вчера
  
  пожадничал и не купил лишнюю бутылку вина и больше фруктов. Ведь уговаривала
  
  же его старая хозяйка лавки, которая хорошо к нему относятся. Но кто ж мог
  
  предполагать, что он окажется не один? К тому же Том собирался завтра
  
  возвращаться в Пирей...
  
  Он решительно собрал тарелки и направился к яхте. До его острова полдня
  
  добираться на моторном ходу -- а он обязательно хотел сделать ей что-то
  
  приятное. Это представлялось ему наилучшим вариантом.
  
  Стараясь не потревожить Патрицию, он управлялся с парусом, кладя яхту на
  
  требуемый курс. И постоянно глаза его искали спящую, такую сейчас беззащитную
  
  и желанную, фигурку девушки.
  
  Наконец он завел двигатель и встал за штурвал.
  
  Патриция открыла глаза, приподнялась на локте и сразу увидела
  
  сосредоточенного Тома за рулем.
  
  -- Доброе утро, -- улыбнулась Патриция.
  
  От этой ее улыбки ему захотелось петь. В душе словно расцвел изумительный
  
  цветок, подобный легендарному бутону Эфипикуса, распускающемуся один раз в
  
  тысячу лет.
  
  -- Доброе утро, Патриция. -- Он постарался вложить в ответную улыбку все
  
  переполняющие его чувства.
  
  Она привычно хотела сказать какую-нибудь тонкую, издевательскую фразу, но
  
  передумала, удивляясь, почему ей так хорошо с этим красивым, но в общем-то
  
  заурядным мускулистым парнем. Ну и что, что она впервые в жизни почувствовала
  
  безумное удовольствие от близости с мужчиной -- оргазм, так вроде,
  
  по-научному? Мало ли с кем может наступить физиологическая близость...
  
  Ну не испытывала она оргазма с другими мужчинами -- зато испытывали они...
  
  И она поняла, что вряд ли Том заурядный. И тончайше чувство страха прозвенело
  
  в груди -- а вдруг он сейчас что-нибудь скажет и все рухнет? И он окажется
  
  таким же как все остальные самцы?
  
  Тем не менее спросила, провоцируя:
  
  -- А почему ты не разбудил меня, Том? Или тебе не понравилось вчера? Ты
  
  больше не хочешь?
  
  -- Разве можно не хотеть тебя? -- мягко улыбнулся он и поменял курс на
  
  несколько румбов, следуя фарватеру. Слева возвышалась громада Саламина. -- Я
  
  поцеловал тебя нежно-нежно, когда ты спала.
  
  -- Не ври, -- Патриция подтянула под себя стройные загорелые ноги. -- Я бы
  
  обязательно почувствовала.
  
  -- Я хотел, -- виновато признался Том. -- Очень хотел поцеловать, но ты так
  
  сладко спала. Я-то считаю, что поцеловал...
  
  Их взгляды встретились и они оба радостно рассмеялись.
  
  Она, не стесняясь наготы, но и не кичась этим, естественно спрыгнула
  
  на палубу и спустилась в каюту.
  
  -- А ты кофе пьешь по утрам? -- донесся оттуда ее веселый голос. -- Или
  
  живешь, как древний пират, без прихотей?
  
  -- В шкафчике, сразу у двери, справа, -- подсказал он. -- Кофеварка на
  
  верхней полке, розетка над кроватью.
  
  -- Здесь только твои рубашки, -- разочарованно произнесла она,. -- Ах да, ты
  
  сказал справа...
  
  -- Молоко в корзинке, большая бутылка, -- добавил Том.
  
  Через десять минут она вышла на палубу, осторожно держа в руках по чашке с
  
  дымящимся кофе. Подошла к нему, протянула. Том закрепил штурвал и взял
  
  чашку. Он заметил, что она все-таки надела красные трусики, чтобы не
  
  дразнить его напрасно тем, что до поры до времени должно быть скрыто.
  
  Он отхлебнул, приготовленный ею горячий напиток.
  
  -- Ты ж говорила, что ты не умеешь готовить? -- изумленно выдохнул он. -- Я
  
  такого кофе еще никогда не пил.
  
  -- Это тебя так кажется, -- сказала она и они снова счастливо рассмеялись.
  
  Хотелось смеяться просто так, без повода. Исключительно потому, что жизнь
  
  прекрасна, что небо голубое, что яхты плывет к далеким сказочным берегам и
  
  они вдвоем на этой яхте.
  
  -- А что ты делаешь, когда плывешь один? -- спросила Патриция, когда
  
  они допили кофе и он вновь встал у руля, попеременно поглядывая то на своего
  
  матроса, то на ровную гладь залива.
  
  -- Что делаю?.. -- Том задумался. -- Плыву. Любуюсь замечательной природой. Я
  
  вокруг всей Южной Европы плавал... Но Греция мне больше всего нравится. Тут
  
  спокойно, красиво, все пронизано историей, лирикой и романтикой... Плывешь
  
  мимо какого-нибудь острова, и представляешь, как на берегу стоит гордый царь,
  
  всматривающийся вдаль, и ждущий нападения беспощадных, кровожадных врагов.
  
  Или гордая парка совершает на мрачных скалах таинство жертвоприношения.
  
  Оживают мифы, и слышишь голоса сирен...
  
  Том посмотрел на девушку. Патриция слушала внимательно, не отрывая от него
  
  черных проницательных глаз, словно желала понять его и проникнуться его
  
  чувствами. И он признался в том, в чем не признавался даже лучшему другу:
  
  -- Когда я стою за рулем яхты, то мечтаю написать большой роман.
  
  -- О чем? -- спросила она, видя, что он замолчал, уставившись в невообразимую
  
  заоблачную даль.
  
  -- Не знаю еще... Об этой удивительной стране, о людях, ее населяющих. Чтобы
  
  были головоломные приключения, хитросплетенные заговоры и чистая,
  
  всепоглощающая любовь. Об этих строгих берегах, мрачных руинах и шумных
  
  городах. О сияющем, совершенно особенном солнце и жизнеутверждающей природе.
  
  Об отважных героях и любящих их трепетных красавицах...
  
  -- Напиши обо мне, -- сказала Патриция, улыбнувшись.
  
  Он улыбнулся в ответ.
  
  -- Так я тебя совсем не знаю, -- сказал он.
  
  -- Ну и что? -- удивилась она и встала. -- Я сама себя не знаю!
  
  * * *
  
  Остров возвышался одиноко и горделиво посреди бесконечной глади моря, поражая
  
  воображение. Столь же гордый, сколь и бесполезный -- расположенный вблизи
  
  больших земель, он не мог служить прибежищем утомленного мореплавателя, а
  
  ищущего уединения отшельника он не смог бы прокормить. Огромная базальтовая
  
  скала, устремленная ввысь и окруженная золотым поясом девственного песчаного
  
  пляжа. Остров был невелик -- не более километра в диаметре. На самый вершине
  
  скалы одиноко росла смоковница, плоды которой Патриция так любила.
  
  -- Какая прелесть, -- восхищенно воскликнула Патриция, когда яхта подплывала
  
  к острову. -- Как он называется?
  
  -- Никак, -- ответил Том. -- Кроме меня этот остров никому не нужен, и его
  
  даже не удосужились как-то поименовать. Хочешь, я назову его твоим именем?
  
  -- Хочу, -- просто ответила она и произнесла возвышенно: -- Остров Патриции
  
  -- звучит не хуже, чем остров святой Елены!
  
  Том рассмеялся:
  
  -- У тебя поэтическая натура, -- заметил он.
  
  -- Еще бы! -- подтвердила она и продекламировала:
  
  Я негу люблю,
  
  Юность люблю.
  
  Радость люблю
  
  И солнце.
  
  Жребий мой -- быть
  
  В солнечный свет
  
  И в красоту
  
  Влюбленной.
  
  Том поаплодировал ей и стал спускать якорь. Патриция засмеялась и столкнула
  
  его в воду с низкого борта яхты -- мириады мельчайших брызг окатили ее.
  
  Она стянула поспешно трусики, бросила их небрежно на палубу и, радостно
  
  смеясь, прыгнула следом.
  
  Том доплыл до прибрежной отмели, где вода доходила ему до пояса, и встал на
  
  ноги, красуясь на фоне песчаного пляжа, словно выходящий из своих владений
  
  Посейдон.
  
  Она подплыла к нему, любуясь его статной фигурой, он протянул ей навстречу
  
  руки.
  
  Патриция ловко увернулась от его рук, оказалась за его спиной, и весело смеясь
  
  стала стягивать с него брюки. Он пытался схватить ее, но Патриция рывком
  
  потянула брюки вниз, он повалился спиной в воду, смешно взмахнув руками.
  
  Она-таки стащила джинсы и, размахивая ими, будто знаменем, оставляя сзади себя
  
  прозрачную стену брызг, устремилась к берегу. Он встал наконец на ноги и
  
  двинулся за ней.
  
  Патриция выскочила на горячий песок и побежала вдоль берега. Нагая, бегущая,
  
  с прилипшими к голове мокрыми блестящими волосами, она напоминала ему
  
  необузданную дикарку, заставляя учащенно биться сердце и напрягаться мускулы.
  
  Том на секунду замер, восторженно любуясь ею, затем выбрался на берег и побежал
  
  за ней, понимая прекрасно: весь смысл игры заключается в том, чтобы он ее
  
  догнал. И желательно как можно скорее.
  
  Услышав за спиной быстрый топот его ног, она сделала несколько шагов в воду и
  
  повернулась к нему навстречу. Он бросился в ее объятия и они, смеясь упали в
  
  воду. Он подхватил ее руками и одним движением поднял над водой, словно она
  
  ровным счетом ничего не весила. Патриция обхватила его руками за шею, взгляды
  
  их встретились. Губы потянулись навстречу друг и они поцеловались -- так
  
  горячо и страстно, словно были в разлуке целую вечность.
  
  Мокрые волосы ее, сейчас казавшиеся совершенно черными, блестели, в контрасте
  
  с ними черты ее лица казались еще более красивыми. Том наклонил голову и
  
  нежно поцеловал ее запястье. "Такая простая вещь, а никому из мужиков это в
  
  голову не приходило!" -- с восхищением подумала в этот момент Патриция.
  
  Держа ее на руках он вышел на берег и поставил ее на песок. И стал медленно
  
  садиться, ведя рукой по ее телу -- от тонкой шеи, по нежной груди, покрытой
  
  такими возбуждающими мурашками от воды, по животу, размазывая текущие струйки,
  
  на мгновение замер на черных волосиках, в которых блестели жемчужины
  
  капелек, по стройному колену...
  
  Она села рядом с ним, навалилась грудью на его грудь, он повалился на спину,
  
  заложив в блаженстве правую руку под голову, а левой обхватив ее за плечи.
  
  Они поцеловались. Патриция посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
  
  -- Ты знаешь, -- сказала она искренне, -- мне кажется, что я влюбилась.
  
  -- Ты хочешь сказать, что еще не уверена? -- удивился Том, и подумал, что
  
  насчет себя он уверен абсолютно.
  
  -- А с чего мне быть уверенной? -- сказала Патриция и потянулась к нему
  
  губами.
  
  Они снова слились в долгом поцелуе, кроме которого все остальное в мире для
  
  них перестало существовать.
  
  Устав, Патриция положила голову ему на грудь и стала с удовольствием ласкать
  
  его сильное, мускулистое тело. Никогда прежде ей не доставляло удовольствия
  
  любоваться мужским телом и гладить его, но сейчас она испытывала
  
  странно-приятное, возбуждающее чувство.
  
  Патриция дошла рукой до мужской гордости его и ей безумно захотелось
  
  поцеловать, поласкать языком так же, как он вчера ласкал ее возбужденную,
  
  трепещущую ложбинку. Она дотронулась несмело до лежащего в покое
  
  чувствительного органа и ощутила, как он под воздействием прикосновения
  
  наливается могучей силой. Ей еще больше захотелось коснуться губами.
  
  Патриция подивилась своему желанию, но решила, что раз ей захотелось, то
  
  почему она не должна этого делать? Она вела другой рукой по его ноге, покрытой
  
  чернеющими волосками, не отрывая взгляда от заинтересовавшего ее места и
  
  теребя там пальцами. Стрельнула глазами на его лицо. Он лежал, безвольно
  
  вытянув руки и закусив губу. Он был полностью в ее власти. И ею охватило
  
  страстное желание отдать ему всю себя, всю без остатка. Она склонилась над
  
  пульсирующим в руке, напружиненным зверьком и обхватила губами.
  
  Он застонал и весь напрягся, тело его от наслаждения стало наощупь словно
  
  выточенное из дерева.
  
  Патриция подняла голову и улыбнулась ему, хотя глаза его были закрыты. Она
  
  снова поцеловала возбуждающую плоть, стала быстро ласкать языком, чувствуя
  
  как Том судорожно загребает пальцами песок, чувствуя сама необычайное,
  
  щекочущее удовольствие. Она вспомнила, что совсем недавно ее просили
  
  сделать то же самое, и сама мысль об этом вызывала у нее отвращение.
  
  Тому было настолько хорошо, что он не мог выдержать долго. Он рукой схватил
  
  ее за плечо и потянул к своему лицу. Она покорилась, он впился губами в ее
  
  уста, повалил на спину, перекатился на нее. Она дрожала от возбуждения и
  
  нетерпения, хотя он еще даже не ласкал ее.
  
  Том не стал испытывать судьбу и вошел в нее. Она обхватила руками его ягодицы
  
  и прижала с силой к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже, чтобы познал
  
  ее всю.
  
  И он не обманул ее ожиданий, она вновь ощутила ошеломляющее счастье от
  
  близости с мужчиной. С Томом. С ее Томом.
  
  Он сполз с нее, оставив лишь ласковую руку на холмиках ее груди, и улегся
  
  животом на песок. Она села, переполненная наслаждением, и провела пальцем по
  
  его спине. Вся спина была покрыта прилипшими песчинками и он казался заросшим
  
  бурой шерстью зверем.
  
  Патриция случайно заметила метрах в пяти от них небольшую черепаху с янтарным
  
  панцирем. Черепаха замерла неподвижно и смотрела на влюбленных внимательным
  
  взглядом.
  
  -- Завидуешь? -- спросила черепаху Патриция. -- Правильно. Завидуй. Я --
  
  самая счастливая!
  
  Черепаха развернулась и засеменила по песку. Патриция никогда не полагала
  
  раньше, что черепахи могут так быстро бегать.
  
  Том поднял голову.
  
  -- Ты с кем разговариваешь, любовь моя? -- спросил он нежно.
  
  -- С черепашкой, -- серьезно ответила девушка, запустив пальцы в его
  
  мягкие, густые волосы. -- Она позавидовала нам, обиделась и убежала.
  
  Том рассмеялся, сел и прижал Патрицию к груди. Впереди еще был долгий
  
  прекрасный день, предназначенный для них двоих.
  
  * * *
  
  Вечером, когда Том ловил рыбу на ужин, Патриция, удобно устроившись на
  
  корме яхты, продиктовала в свой магнитофон:
  
  -- Иногда так бывает, наверное: на греческом острове, я познакомилась с
  
  необыкновеннейшим человеком. Его зовут Том, он красивый, ласковый... Мне с ним
  
  очень хорошо. Удивительно хорошо. И до сих пор не понимаю: то ли это так,
  
  потому что я влюбилась, то ли от того, что с ним так хорошо в постели. Но в
  
  конце концов какая разница? Если я влюблена -- прекрасно, если нет -- ну и
  
  что? Главное, что сейчас я счастлива. Каждый день для меня как будто новое
  
  открытие -- что-то такое, чего я раньше никогда не знала. В любом случае, я не
  
  хочу с ним расставаться.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РЕТРОСПЕКЦИЯ ВТОРАЯ.
  
  Какое-то время Патриция с удовольствием вышагивала вдоль дороги, наслаждаясь
  
  прекрасным утром и пением птиц. Было еще рано и шоссе не заполоняли ряды
  
  машин. С обеих сторон дорогу окружали высоченные оливковые деревья с
  
  раскидистыми серо-зелеными кронами, меж деревьев буйно расцветали
  
  насаждения культурного виноградника. Однако через час ей надоело идти по
  
  шоссе с нелегкой сумкой на плече и она решила проголосовать.
  
  Минут пять шоссе оставалось безлюдным, наконец показался небольшой синий Фиат
  
  с открытым верхом. Патриция активно замахала рукой. Машина сначала пролетела
  
  мимо, но все же остановилась у обочины метров через тридцать. Патриция
  
  побежала к автомобилю, он задним ходом стал приближаться к девушке.
  
  Двое молодых мужчин, лет по тридцать, обернувшись смотрели на Патрицию.
  
  Заметив их повышенное внимание, которое вряд ли было абстрактным и
  
  академическим, Патриция непроизвольно замедлила шаг, улыбка исчезла с ее
  
  лица. Но отступать было некуда. К тому же не в ее правилах отказываться от
  
  приключений -- ради этого она и отправилась бродяжничать по стране.
  
  -- Хэлло. Доброе утро, -- сказал темноволосый парень по-английски и вылез
  
  из автомобиля, чтобы помочь ей сесть.
  
  Фиат был старый, из самых дешевых моделей, явно взятый в прокате.
  
  Совершенно очевидно было, что молодые люди туристы. Патриция решила точно
  
  проверить это и выдала затейливую тираду на греческом, смысл которой
  
  заключался в том, что молодые люди полные бараны по ее мнению. Но тон ее
  
  был дружелюбный и вежливый.
  
  Она оказалась права -- оба не понимали языка страны в которой находились.
  
  -- А мне все равно, что греческий, что китайский, -- весело ответил
  
  темноволосый, курчавый мужчина, окидывая незнакомку оценивающим взглядом. --
  
  Но подвезти можем.
  
  Он взял из ее рук тяжелую сумку и передал шоферу, тот положил ее куда-то
  
  позади своего сиденья.
  
  Особого доверия мужчины не вызывали: худосочный, подвижный шатен в черной
  
  футболке с яркой надписью "Hevi metall" во всю грудь и дешевым аляповатым
  
  амулетом на шее, живо напомнил ей бездарных завсегдатаев дешевых баров,
  
  считающих себя подарком для любой женщины. Такие всегда очень много говорят,
  
  но когда доходит до дела, то лишь потеют и злятся.
  
  Его товарищ казался полной противоположностью -- коренастый блондин, волосы
  
  густые и нечесанные. Тяжелое лицо, покрытое угрями, говорило о его замедленной
  
  реакции и о флегматичном характере. Не совсем свежая светлая рубашка была
  
  расстегнута аж до пупа, открывая покрытую вьющимися рыжеватыми волосами
  
  грудь. На шее его тоже висел безвкусный медальон.
  
  Патриции очень не понравился взгляд светловолосого, но он тут же отвернулся
  
  и посмотрел на дорогу.
  
  Зато шатен стал строить из себя саму любезность. Он приподнял спинку кресла,
  
  чтобы девушка могла усесться на заднее сиденье и участливо осведомился:
  
  -- А куда, позвольте узнать, вы держите путь?
  
  -- Я говорю на греческом, -- непонимающе ответила Патриция, твердо решив
  
  скрыть знание языка, изобразить из себя робкую селянку. И повторила: --
  
  Эленика.
  
  Машина тронулась с места.
  
  -- Слушай, а ты по-гречески не говоришь, Макс, случайно? -- спросил юркий
  
  шатен у своего товарища за рулем. Ему не давала покоя красивая девушка в их
  
  машине.
  
  Они переглянулись и шатен обернулся к девушке:
  
  -- По-английски говоришь?
  
  -- А? -- Она сделала вид, что не понимает.
  
  -- Ду ю спик инглиш? -- медленно выговорил шатен. -- Парле ву франсе?
  
  -- Эленика, -- вновь сказала Патриция, делая выразительный жест пальцами от
  
  своей груди.
  
  -- Эленика? Что такое эленика? Она что других слов не знает? -- удивился
  
  шатен.
  
  -- Это ее зовут так, -- пояснил его светловолосый товарищ, сидящий за рулем.
  
  -- Значит, говоришь только по-гречески, -- сказал шатен девушке. -- Ты --
  
  Эленика. А я -- Горяченький. Горяченький -- это значит, всегда стояченький,
  
  -- пошутил он и рассмеялся собственному остроумию, которое она, по его мнению,
  
  оценить не могла из-за незнания языка.
  
  -- Горяченький? -- переспросила Патриция, подыгрывая шутнику.
  
  -- Да. -- Шатен довольно откинулся на сиденье автомобиля и сказал своему
  
  товарищу: -- Я горяченький. И, по-моему, она тоже. -- Он игриво высунул
  
  язык и поболтал им по губам, обозначая этим жестом любовную забаву. --
  
  Девушка хочет секса.
  
  -- Ты так думаешь? -- неуверенно спросил светловолосый.
  
  -- Еще как! -- Шатен повернулся к пассажирке. -- Слушай, хочешь потрахаться со
  
  мной и Максом? -- Он мог говорить что угодно, поскольку считал, что глупая
  
  смазливая гречанка не понимает английского языка.
  
  -- Горяченький? -- притворялась дурочкой Патриция. Она не верила, что они в
  
  чужой стране пойдут на применение грубой физической силы. Но в конце концов ее
  
  не пугала даже и перспектива быть изнасилованной, ей хотелось все узнать не по
  
  учебникам.
  
  Мимо проносились высоченные деревья, шоссе было пустынным.
  
  -- Правильно! -- обрадовался темноволосый и облокотился о спинку кресла. --
  
  Эленика и Горяченький. -- Он оценил фигуру девушки и сказал весело своему
  
  приятелю: -- У нее шикарные сиськи! Девочка готова!
  
  -- Ты уверен? -- недоверчиво пожал плечами светловолосый крепыш.
  
  -- Абсолютно! -- не задумываясь ответил шатен.
  
  -- Попробуем? -- Блондин тоже был не прочь поразвлечься.
  
  -- Конечно! -- с готовностью согласился темноволосый. -- От попытки, еще
  
  никто не умирал!
  
  -- Сначала спроси все-таки ее. -- Видно было, что светловолосый не очень-то
  
  зажегся этой авантюрной идеей. Он не желал иметь неприятностей с греческими
  
  властями.
  
  -- Послушай, -- повернулся шатен к девушке.-- Ты не возражаешь оторвать
  
  кусочек у Горяченького?
  
  -- Горяченький? Кусочек? -- Патриция изобразила из себя святую простоту.
  
  -- Я же говорил: она готова! -- с победным видом воскликнул шатен.
  
  Светловолосый расплылся в улыбке и оторвался от дороги, чтобы еще раз
  
  взглянуть на попутчицу. Он может быть и стал бы возражать, но красная куртка
  
  девушки была широко распахнута, а сквозь белую блузку просвечивал
  
  темный бутон огромного соска. И это зрелище мгновенно вызвало эрекцию.
  
  -- Не будем задерживать девушку, -- сказал он и свернул с дороги в просвет
  
  между деревьями.
  
  Они проехали метров триста за придорожные кусты и блондин остановил
  
  машину. Повернул ключ зажигания, чтобы выключить двигатель, сложил руки на
  
  колени и уставился похотливым взглядом на пассажирку. Шатен тоже молчал и
  
  смотрел на нее.
  
  Патриция поежилась от их жадных, любострастных взглядов, но продолжала
  
  изображать непонимание.
  
  Шатен встал со своего места, вышел из машины и поднял спинку кресла, чтобы она
  
  могла вылезти. Водитель тут же, с резвостью которой Патриция от него никак не
  
  ожидала, соскочил с сиденья, обежал автомобиль и встал рядом с другом, не
  
  отрывая взгляда от ее груди.
  
  Патриция молча смотрела на них, ничем не выдавая, что она сейчас думает.
  
  Деревья и кустарник надежно скрывали машину от нескромных взглядов с дороги.
  
  Наконец шатен не выдержал, грубо схватил ее за руку и вытащил из машины. Она
  
  от резкого движения упала, но тут же вскочила на ноги и попыталась убежать.
  
  Туристы переглянулись и бросились за девушкой.
  
  Они догнали ее и, смеясь -- куда, мол, бежишь, глупая! -- схватили жертву
  
  нахлынувшего на них плотского возбуждения: шатен за ноги, светловолосый за
  
  плечи. Приподняли, чтобы отнести подальше от дороги -- мало ли будет кричать.
  
  Она вырывалась и кричала, но справиться с двумя здоровыми мужчинами не могла.
  
  Ей ужасно противно было подчиниться этим потерявшим над собой контроль самцам.
  
  Они же вошли во вкус, чувствуя, что еще немного и сломят ее сопротивление.
  
  Они распахнули на ней красную куртку и разорвали ворот белой футболки, обнажив
  
  красивую грудь. Шатен стал расстегивать молнию на джинсах девушки.
  
  -- Ну ладно, ладно, -- неожиданно воскликнула Патриция по-английски. -- Ваша
  
  взяла!
  
  Они опешили и невольно отпустили ее. Патриция встала на ноги.
  
  -- О'кей, пусть будет по-вашему. Только смотрите, чтобы мне было хорошо! --
  
  заявила она сердито.
  
  Мужчины недоуменно переглянулись.
  
  -- Она говорит по-английски! -- удивленно воскликнул шатен, мгновенно
  
  сообразив, что случайная пассажирка, оказывается, прекрасно понимала все его
  
  скабрезные шуточки.
  
  И в этот момент Патриция что есть сил врезала ногой по причинному месту
  
  светловолосому, как более сильному из них двоих. Он согнулся пополам. Не
  
  теряя времени даром, она ударила в пах и шатену. Тот истошно закричал -- удар
  
  Патриции оказался на редкость точным и болезненным.
  
  Не теряя времени, Патриция бросилась машине. Ключ зажигания торчал в своем
  
  гнезде.
  
  Шатен скрючился на изумрудной траве, схватившись за свои гениталии, которые
  
  превратились в комок оглушительной боли. Даже ругаться не было сил -- лишь
  
  бессильная ярость туманила рассудок.
  
  Пока неудачливые насильники корчились от боли, пачкая о траву одежду, (знает
  
  же ведь куда бить, стерва!), Патриция уселась за руль Фиата, завела мотор и
  
  помчалась по пересеченной местности к спасительной дороге.
  
  Выехала на шоссе, посмотрела на разорванный до живота ворот кофточки и
  
  рассмеялась. И увеличила скорость, наслаждаясь быстрой ездой.
  
  Вскоре дорога пролегла по берегу живописного узкого залива и повторяла его
  
  причудливые изгибы.
  
  Патриция заметила стоящий у обочины сиреневый Ягуар и пожилую супружескую
  
  пару, обедающую на природе за маленьким переносным столиком. Вид пары был
  
  трогательно-идиллическим и одновременно таким напыщенным, что девушка не
  
  смогла удержать смешок.
  
  Патриция остановила машину, чтобы сменить разорванную футболку и отдышаться.
  
  Повернулась к заднему сиденью, где лежала ее объемистая дорожная сумка и
  
  поковырялась в своих вещах. Открыла дверцу и вышла из открытого автомобиля.
  
  Сняла красную куртку и разорванную белоснежную футболку, совершенно не
  
  стесняясь уставившегося на нее во все глаза пожилого мужчины, своей
  
  благообразной сединой и усами очень напоминающего популярного голливудского
  
  киноактера Чарлза Бронсона.
  
  Он не глядя подцепил кусок отварной рыбы на вилку и в полной прострации не
  
  попал вилкой в рот.
  
  -- Джейн, что с тобой? -- спросила его жена -- престарелая черноволосая
  
  гречанка с ярко выраженными национальными чертами лица.
  
  -- Ничего, дорогая, -- вернувшись в реальный мир, ответил он. -- Абсолютно
  
  ничего. -- Но тут вновь посмотрел на переодевающуюся молодую фурию, и не
  
  в его силах было не глядеть на нее в этот момент. Огромные бутоны ее сосков
  
  просто поражали воображение.
  
  -- На что ты там уставился? -- Женщина сидела спиной к дороге. -- У тебя
  
  больной вид!
  
  Супруга проследила направление его взгляда и наткнулась глазами на красивую
  
  полуобнаженную девушку.
  
  -- Боже мой! -- ужаснулась добропорядочная женщина падению нравов современной
  
  молодежи и приказала мужу: -- Джейн, сейчас же закрой глаза!
  
  Мужчина послушно закрыл. Он знал, что означает ссориться со своей женой,
  
  хотя ему очень хотелось еще полюбоваться этим точеным торсом. Он старался
  
  запомнить образ девушки надолго, восхищаясь ее молодостью и красотой, которая
  
  ему, увы, уже была не по карману.
  
  Патриция не обращала на них ровно никакого внимания, хотя прекрасно слышала
  
  каждое слово.
  
  -- Оденьтесь, бесстыдница! -- возмущенно закричала женщина наглой девице.
  
  -- Что, никогда не видела голые сиськи? -- издевательски спросила Патриция,
  
  которая уже достала из сумку другую футболку и собиралась ее одеть.
  
  -- Боже, какие вульгарные выражения! -- чуть не поперхнулась от гнева женщина.
  
  -- Она же хиппи, -- и это слово звучало в ее устах как самое непристойное
  
  ругательство, -- наверняка хиппи!
  
  -- Эй, Джимми, -- воскликнула бесстыдница. -- Пусть она тебе свои сиськи
  
  покажет -- сравнишь ее студень с моими персиками!
  
  -- Джейн, -- властно произнесла супруга, -- я сказала: закрой глаза!
  
  Мужчина вновь покорился приказу.
  
  -- Джимми, Джимми, -- закричала Патриция, которая уже успела надеть
  
  полосатую футболку и направилась к столику, -- Э-еей!
  
  Она нагло задрала к подбородку футболку.
  
  Он уже успел открыть глаза, пока супруга, подавившись негодованием, не
  
  смотрела в его сторону, и довольно усмехнулся, наслаждаясь видом высокой
  
  груди девушки и плоского, без единой лишней складочки, живота.
  
  Патриция опустила на мгновение футболку, вновь с насмешливо-игривым
  
  восклицанием подняла ее и повиляла маняще бедрами.
  
  -- Как тебе? -- поинтересовалась у мужчины Патриция. Она смаковала
  
  пикантную ситуацию, ей было очень весело.
  
  -- Девушка, как вам не стыдно! -- не давала мужу спокойно наслаждаться жизнью
  
  суровая супруга. -- Сейчас же прекратите, а то я вызову полицию!
  
  -- Пока, дорогой! -- насмешливо произнесла Патриция и послала мужчине
  
  воздушный поцелуй. -- Пока, блюстительница нравственности! -- так же
  
  насмешливо попрощалась она с женщиной.
  
  Повернулась и пошла обратно к машине. Села на водительское сиденье и на
  
  прощанье помахала рукой:
  
  -- Пока, Джимми, не скучай!
  
  Она поехала дальше по шоссе, любуясь превосходным видом залива, сама не зная
  
  куда. Какая разница куда -- жизнь прекрасна и этого вполне достаточно.
  
  Навстречу новым приключениям -- вот куда!
  
  * * *
  
  Неудачливые насильники, оставшись без транспортного средства, безуспешно
  
  голосовали на безжизненном шоссе. Но в отличие от симпатичных девушек, двоих
  
  симпатичных парней брать никто не хотел... К тому же машины по шоссе проезжали
  
  не чаще, чем раз в десять-пятнадцать минут. Солнце достигло апогея и палило
  
  нещадно.
  
  Синий микроавтобус прокатил мимо, даже не сбавив скорость. Они напрасно
  
  бешено размахивали руками -- хоть под колеса ложись...
  
  А ведь до города не менее десяти километров.
  
  -- Если я увижу эту сучку еще раз, я ее убью! -- гневно заявил шатен и
  
  они пошли дальше.
  
  -- Сейчас главное -- найти машину! -- высказал наболевшее блондин.
  
  Шатен остановился, снял футболку, вытер ей пот со лба и повязал вокруг талии.
  
  Жарко, тоскливо, отвратительно. И безумно хочется пить.
  
  * * *
  
  Патриция въехала в Мегару и сбросила скорость. Свернула на первую попавшую
  
  улицу и сразу заметила полицейский участок. На столбе перед зданием красовался
  
  круглый международный знак и большая табличка. На ней по-гречески и
  
  по-английски было написано крупными буквами: "Стоянка запрещена".
  
  Вот и решение проблемы с Фиатом этих американских самцов. Не становится
  
  же угонщицей автомобилей в конце-концов!
  
  Она аккуратно заехала ровнехонько под знак задним ходом. Выключила двигатель,
  
  оставив ключи зажигания в гнезде, взяла свою сумку, повесила на плечо и
  
  спокойно ушла прочь, провожаемая удивленными взглядами сидевших на скамейке у
  
  противоположного дома пожилых горожан.
  
  Из здания участка вышел полицейский офицер с черными холеными усами,
  
  посмотрел на нагло припаркованный Фиат и на девушку, которая вытаскивала из
  
  него большую сумку. Хотел было остановить ее и строго указать. Но затем
  
  справедливо решил, что к машине она или ее какой-либо знакомый все равно
  
  вернутся, а чем дольше автомобиль простоит в неположенном месте, тем больше
  
  будет штраф. Офицер довольно усмехнулся, представив, как он проучит
  
  неуважающую закон автомобилистку.
  
  Уже во второй половине дня шатен, со своим изможденным от долгой ходьбы под
  
  палящим солнцем приятелем, вошли в городок.
  
  Завернув за угол, шатен увидел их синюю, открытую машину, ставшую им за
  
  эти дни почти родной.
  
  -- Эй, смотри! -- радостно воскликнул он. -- Машина! Наша, точно!
  
  -- Слава богу, -- с огромным облегчением вздохнул блондин. Машина была
  
  взята на прокат на его имя, и он с ужасом представлял предстоящие выяснения
  
  отношений по этому поводу.
  
  Они подбежали к своему маленькому уютному Фиату. Блондин заглянул внутрь.
  
  -- По крайней мере, оставила ключи, -- почти с благодарностью отметил
  
  белокурый. -- И то хорошо!
  
  К ним подошел доброжелательно улыбающийся усатый грек в форме офицера полиции
  
  и вежливо произнес по-гречески:
  
  -- Здравствуйте, вы что не видели знака? -- Офицер указал рукой на табличку.
  
  -- Что этот мудак хочет? -- не понял блондин и глупо уставился на стража
  
  порядка.
  
  -- Этот мудак говорит, что вы поставили машину под знаком "Стоянка запрещена",
  
  -- на чистом английском пояснил представитель закона и еще шире улыбнулся. --
  
  Это вам обойдется в тысячу драхм. А за "мудака" заплатите еще тысячу драхм. --
  
  Он задрал глаза к небу, делая вид, что производит в уме сложный математический
  
  расчет. -- Итого: две тысячи драхм.
  
  -- Две тысячи драхм?! -- в ужасе вскричал белобрысый, в то время как шатен
  
  просто тупо смотрел на полицейского, не в силах что-либо произнести.
  
  В мозгу обоих крутилось лишь в тысячный раз: "Если когда-нибудь она
  
  попадется на пути, эта Эленика, то..."
  
  -- А за то, что вы упрямитесь, -- улыбаясь заявил офицер, -- отдельный
  
  штраф. Итого три тысячи драхм. -- И он показал им три пальца на руке для
  
  пущей убедительности.
  
  Пожилые обыватели зачарованно смотрели на представление, скрашивающее их
  
  повседневную скучную жизнь. В ожидании сего спектакля они весь день
  
  не покидали скамейку в опасении пропустить самое главное. Офицер это знал и
  
  в свою очередь хотел доставить радость уважаемым землякам.
  
  -- Чем больше мы будем говорить, -- раздраженно пояснил шатен приятелю, -- тем
  
  дороже нам это обойдется.
  
  -- Ваш друг абсолютно правильно все понял, -- иезуитски-вежливо улыбаясь,
  
  согласился с ним полицейский и полез в нагрудный кармашек за квитанцией.
  
  -- Если я когда-нибудь поймаю эту сучку, -- тихо проговорил блондин доставая
  
  деньги, -- я из нее все ее вонючие кишки выверну.
  
  Он обреченно отдал полицейскому требуемую сумму.
  
  * * *
  
  Патриция расположилась среди коричневых камней на скалистом обрывистом берегу
  
  тихой бухточки и достала из сумки магнитофон. Ветер развевал ее темные волосы,
  
  она смахнула с глаз выбившуюся прядку. С залива веяло изумительной
  
  прохладой, клонящееся к горизонту светило уже не палило безжалостно, а
  
  приветливо окрашивало пейзаж ровными, успокаивающими тонами.
  
  Патриция проверила, что магнитофон работает и начала медленно, обдумывая,
  
  говорить в микрофон:
  
  -- Итак, кончается второй день моей одиссеи. Пока что это все беспросветно
  
  скучно. Слава богу, хоть местность живописная. А так... Попробовали меня
  
  изнасиловать двое американских туристов-горилл, у которых начисто
  
  отсутствует чувство юмора. Потом какая-то старая кошелка возмутилась, увидев
  
  мою обнаженную грудь. Господи, ну почему все так сексуально озабочены? Ну
  
  почему все сходят с ума из-за секса? Можно подумать, секс -- такое большое
  
  дело! Нельзя к этому относиться естественно, что ли?
  
  Патриция услышала сладострастные женские вскрики, доносившиеся откуда-то не
  
  очень далеко. Она выпрямилась, не выпуская магнитофон из рук. Ничего не
  
  увидела из-за нагромождения камней, встала на небольшой валун и вытянулась
  
  на цыпочках. Метрах в десяти левее она увидела яркую оранжевую палатку.
  
  Патриция убрала магнитофон в сумку и, перепрыгивая с камня на камень,
  
  направилась к палатке. Оттуда доносились сладкие женские вздохи и
  
  приглушенный мужской шепот.
  
  Весело улыбаясь, Патриция обошла палатку, поставила сумку и уселась на нее
  
  прямо напротив открытого входа в палатку, любуясь двумя парами ног
  
  влюбленных, слившихся в экстазе. Любовники были целиком поглощены своим
  
  занятием и совершенно не думали, что кто-либо может подглядывать за ними.
  
  Патриция заметила стоящую на кострище большую обгоревшую кастрюлю, закрытую
  
  закопченной крышкой, и вспомнила, что с раннего утра еще ничего не ела.
  
  Дремавшее до сих пор чувство голода заскребло желудок. Решив не беспокоить
  
  хозяев кастрюли, она одной рукой сняла крышку, зачерпнула варево деревянной
  
  ложкой, что торчала в кастрюле и попробовала бульон, не отрывая любопытного
  
  взора от совокупляющейся пары. Удовлетворенно чмокнула и положила крышку на
  
  землю, всерьез намереваясь отдать должное кулинарным способностям влюбленных.
  
  В полутьме палатки Патриция видела лишь ритмично двигающийся стан мужчины.
  
  Она смотрела и думала -- всегда ли это выглядит со стороны так неуклюже и
  
  нелепо. Грубые, грязные стопы мужчины, скребли песок за порогом палатки, не
  
  менее грязные следы девицы подрагивали. Наконец, Патриция увидела, как спина
  
  мужчины выгнулась дугой, движение стало столь стремительным, что можно
  
  было лишь поражаться подобному темпу, а стоны и вскрики их слились в единый
  
  сладострастный рык.
  
  Он протяжно вздохнул удовлетворенно и отвалился от белокурой плотной
  
  женщины. Она, продолжая его ласкать в сладкой истоме, открыла глаза и увидела
  
  с любопытством заглядывающую в палатку Патрицию.
  
  -- Ах! -- воскликнула стыдливая красавица, застигнутая в интимной обстановке.
  
  Патриция понимающе и не обидно рассмеялась, наслаждаясь свободой, прекрасным
  
  днем и свалившимся на нее как дар богов забавным эпизодом.
  
  Мужчина сразу встрепенулся и высунулся из палатки, готовый дать отпор любому
  
  непрошенному гостю. Был он черноволос, как истинный потомок гордых эллинов и
  
  небрит, как минимум неделю.
  
  -- Привет, -- сказала Патриция и зачерпнула еще похлебки. -- Я проголодалась
  
  и решила воспользоваться вашим гостеприимством. Сногсшибательно вкусно.
  
  Она не погрешила против истины. А может ей с голоду незатейливая рыбная
  
  похлебка показалась столь аппетитной. Но она с удовольствием зачерпнула еще.
  
  Лицо небритого красавца потеряло сурово-решительный вид и расплылось в улыбке.
  
  -- Как ты здесь оказалась? -- спросил он, чтобы хоть что-то сказать. --
  
  Пришла по берегу?
  
  -- Нет, прилетела из космоса, -- ответила Патриция.
  
  -- Я вижу ты удачно приземлилась, -- заметил мужчина, пытаясь в неудобном
  
  положении натянуть брюки.
  
  -- Я хотела спросить разрешения, -- сказала Патриция, -- но вы были так
  
  заняты... Это было так красиво! У вас здорово получалось! -- Она поднесла ко
  
  рту очередную ложку бульона.
  
  Блондинка тоже высунулась из палатки. Она еще тяжело дышала, но последние
  
  слова незнакомки польстили ей.
  
  -- Ты уверена? -- спросила она. -- Надо же!
  
  Патриция рассмеялась.
  
  -- А сама ты только наблюдаешь, или любишь какие-то другие вещи тоже? --
  
  спросила девица. По-видимому, блондинку ничуть не испугало появление
  
  конкурентки. Она даже обрадовалась появлению свежего человека в их
  
  малочисленном коллективе.
  
  -- Это так забавно, -- ответила Патриция, не забывая об еде. -- Говорят,
  
  когда смотришь как другие занимаются сексом, то это тебя заводит.
  
  -- А тебя это не завело? -- полюбопытствовал мужчина.
  
  -- Нет, -- пожала плечами Патриция.
  
  -- Тогда, может быть, попробуешь сама что-нибудь? -- предложил он.
  
  -- Что например? -- спросила Патриция.
  
  Черноволосый развел руками. Он стоял на коленях с полунатянутыми брюками в
  
  палатке и этот жест оказался неуклюжим и смешным.
  
  -- Например, -- не смутившись сказал мужчина, -- раздевайся и пошли
  
  купаться -- вода замечательная!
  
  -- А почему бы и нет? -- пожала плечами Патриция и скинула свою легкую красную
  
  куртку.
  
  -- Пойдешь с нами купаться, мышонок? -- повернулся небритый к любовнице.
  
  -- Конечно, -- ответила та и, не стесняясь наготы, вылезла из палатки. У нее
  
  было пышное, плотное тело с едва обозначенной еще склонностью к полноте. Грудь
  
  у была огромная и несколько рыхловатая, хотя и очень даже привлекательная.
  
  Патриция стянула свою футболку и небритый с удовольствием отметил, что грудь
  
  незнакомки ничуть не уступает груди его мышонка. Ему тут же захотелось
  
  потрогать эти небольшие, но такие соблазнительные холмики. Незнакомка тем
  
  временем освободилась от джинс, и он с интересом подумал, не последует ли
  
  она их примеру и не скинет ли красные узкие трусики.
  
  Патриция перехватила его взгляд и обо всем догадалась. Запустила палец под
  
  резинку трусов, оттянула и отпустила.
  
  -- Так мы идем купаться или нет? -- спросила она.
  
  -- Конечно, принцесса. -- Мужчина встал и, по-свойски положив руки на плечи
  
  девушек, направился к ласковому морю.
  
  Втроем идти меж валунов было не очень удобно, но Патриция прекрасно
  
  понимала, что ему хочется подержать руку на ее точеном плече и не возражала.
  
  Купались они долго и весело.
  
  Солнце уже наполовину скрылось в глубине почерневшего залива, когда они,
  
  довольно отряхиваясь, выбрались на теплые камни.
  
  Подошли к палатке. "Мышонок" засунулась внутрь, подставив их взглядам пышные
  
  формы ягодиц, и достала огромные полотенца. Не торопясь одеться, а напротив
  
  -- любуясь друг другом в ласковых лучах заката, стали обсыхать, лишь бедра
  
  обернув цветастыми полотенцами.
  
  -- У тебя есть где сегодня ночевать? -- спросил мужчина, вытирая черные густые
  
  волосы.
  
  -- Если не возражаете, я останусь с вами, -- ответила Патриция и улыбнулась.
  
  В ее улыбке небритый прочитал гораздо больше, чем закладывалось в слова.
  
  Заниматься любовью втроем ему еще не доводилось, но он много слышал, что это
  
  здорово. А лучшие познания, как известно, не почерпнутые из рассказов и книг,
  
  а приобретенные на собственном опыте. Блондинка, видимо, рассудила так же.
  
  -- Я согласна, -- ответила обитательница оранжевой палатки, с любопытством
  
  глядя на своего ухажера. -- А ты, милый?
  
  -- Да ради бога, мышонок, раз ты этого желаешь! -- с готовностью воскликнул
  
  тот. -- Ради тебя я готов на все! -- с пафосом добавил он.
  
  Сгустились сумерки и черноволосый ловко и быстро развел костер. Блондинка
  
  достала три бутылки красного сухого вина, которое полагается под мясо. Мяса
  
  не было, пришлось удовлетвориться несколькими сочными яблоками.
  
  В романтическом свете костра, черноволосый взял гитару и заиграл. Звуки,
  
  срывались со струн чистые и нежные, навевающие мысли о любви, о красоте и о
  
  полете. Патриция задумчиво смотрела на пляшущие язычки пламени, время от
  
  времени прикладываясь к горлышку бутылки -- вино ей не понравилось, но
  
  другого-то не было.
  
  Наконец черноволосый запел -- голос у него оказался на удивление красивый:
  
  Кобылица молодая,
  
  Честь кавказского тавра,
  
  Что ты мчишься, удалая?
  
  И тебе пришла пора;
  
  Не косись пугливым оком,
  
  Ног на воздух не мечи,
  
  В поле гладком и широком
  
  Своенравно не скачи.
  
  Погоди; тебя заставлю
  
  Я смириться подо мной:
  
  В мерный круг твой бег направлю
  
  Укороченной уздой.
  
  Патриция с обнаженной грудью полулегла, прислонившись спиной к гладкому
  
  валуну, рядом с ним. Он посмотрел на нее, улыбнулся понимающе и отхлебнул
  
  вина. Не отрывая от Патриции взгляда, заиграл на гитаре залихватский мотивчик.
  
  Блондинка, держа в одной руке уже почти пустую бутылку вина, а в другой
  
  зажженную сигарету, танцевала счастливо неподалеку. На куске материи, которую
  
  обернула наподобие юбки вокруг талии, так что ткань почти полностью закрывала
  
  сильные красивые ноги, были нарисованы огромные карточные масти. Женщина с
  
  удовольствием прихлебывала из бутылки красное вино, и была уже достаточно
  
  пьяная.
  
  Блондинка отбросила опустевшую бутылку и достала еще одну. Отковырнула зубами
  
  пластиковую пробку и сделала огромный глоток. Ей было очень хорошо.
  
  Веселясь, она стала лить вино на голову возлюбленного, тот, не прекращая
  
  играть на гитаре, задрал голову, ловя ртом струйку вина. Блондинка
  
  наклонилась и поцеловала его. Он снова запел:
  
  Туманный очерк синеватых гор,
  
  Зеленых рощ каштановых прохлада,
  
  Ручья журчанье, рокот водопада,
  
  Закатных тучек розовый узор,
  
  Морская ширь, родной земли простор,
  
  Бредущее в свою деревню стадо, --
  
  Казалось бы, душа должна быть рада,
  
  Все тешит слух, все восхищает взор.
  
  Но нет тебя -- и радость невозможна.
  
  Хоть небеса невыразимо сини,
  
  Природа бесконечно хороша,
  
  Мне без тебя и пусто и тревожно,
  
  Сержусь на все, блуждаю, как в пустыне,
  
  И грустью переполнена душа.
  
  -- Ты ее любишь? -- неожиданно спросила Патриция, кивнув на танцующую
  
  пьяную блондинку.
  
  -- Конечно, -- ответил тот, не задумываясь. -- Если бы я ее не любил, ты
  
  думаешь я бы занимался с ней сексом?
  
  -- Не знаю, -- пожала плечами Патриция. -- А ты давно с ней?
  
  -- Целых три дня, -- чуть ли не с гордостью сказал мужчина.
  
  -- Значит, ты не спишь с девушками, которых не любишь? -- поинтересовалась
  
  Патриция.
  
  -- Я люблю их всех, -- незамедлительно последовал ответ.
  
  Блондинка допила свою бутылку, и игриво, в танце, в свете костра,
  
  демонстрировала мужчине свою спортивную фигуру. Она небрежно откинула
  
  подальше пустую бутылку, развязала узел на боку и распахнула ткань,
  
  открывая ему свои прелести. Потом отобрала от него гитару, положила на землю
  
  и навалилась на него. Они оба упали на мягкую траву и поцеловались.
  
  -- Как я тебя хочу, -- сказала блондинка, целуя его в колючую шею.
  
  -- Прекрасно, мышонок, -- шутливо отбиваясь, сказал ее возлюбленный. -- Давай
  
  прямо сейчас этим и займемся! -- Он нежно отстранил ее и встал. -- Ты
  
  пока не остынь, я только схожу по делам.
  
  Он подал руку блондинке и она встала на ноги.
  
  -- Я тоже с тобой, -- вдруг поднялась с места Патриция. Она продолжала свои
  
  эксперименты.
  
  Блондинка самозабвенно осталась танцевать у костра, что-то себе напевая, а
  
  Патриция с мужчиной пошли по камням в черноту ночи, с трудом выбирая дорогу.
  
  Мужчина остановился у невысокого обрыва и повернулся к ней спиной, доставая
  
  свое хозяйство. Патриция остановилась неподалеку, глядя на него в неверных
  
  отсветах костра.
  
  -- Ты говорила, что тоже хочешь, -- сказал черноволосый, несмотря на выбранную
  
  роль беспечного прожженного знатока секса, чувствуя все-таки некую неловкость.
  
  -- Ты, может быть, стесняешься случайно?
  
  -- Я?! -- поразилась Патриция и демонстративно уселась на корточки между двух
  
  больших камней.
  
  -- Чего стесняться того, что естественно? -- сказал черноволосый.
  
  -- У каждого свои проблемы, -- ответила она.
  
  Они подошли к палатке, черноволосый обнимал девушку за плечи. Он отдернул
  
  полог входа.
  
  -- Прошу вас, миледи, -- кривляясь пригласил он.
  
  -- Спасибо, милорд. -- Она залезла в палатку, сняв намотанную на талии материю
  
  и обнаженная улеглась рядом с блондинкой.
  
  Мужчина залез на ожидавшую его женщину и они поцеловались.
  
  -- Ты не возражаешь, -- повернулся он к Патриции, -- если я обслужу ее первой?
  
  -- Да нет, ради бога. Пожалуйста, -- ответила Патриция и повернулась к ним
  
  спиной, натянув на себя одеяло.
  
  Мужчина без какой либо предварительной ласки рукой раздвинул возлюбленной ноги
  
  и вонзил в нее свой инструмент чувственного наслаждения. Колено блондинки
  
  больно уперлось Патриция в икру ноги, но Патриция не шелохнулась. Он стал
  
  двигаться равномерно и без вдохновения -- видно присутствие Патриция пошло не
  
  на пользу.
  
  Блондинка привычно вздыхала и стонала, рука ее, выгнулась неестественно и
  
  нащупала холмик груди Патриции.
  
  Патриции стало неприятно. Она резко развернулась лицом к любовникам.
  
  Вход палатки был не задернут, костер догорал, но его света хватило, чтобы
  
  разглядеть блестящие капли пота на виске черноволосого.
  
  -- Я вам не мешаю? -- спросила Патриция.
  
  Мужчина сжал зубы и ускорил движение. Патриция села и поджала ноги, обхватив
  
  колени руками. Наконец черноволосый застонал, сделал последние
  
  конвульсивно-стремительные рывки и замер в экстазе. Патриция с интересом
  
  наблюдала за ним.
  
  -- Тебе хорошо, мышонок? -- спросил мужчина возлюбленную.
  
  -- Да, -- простонала она и в палатке резко запахло вдруг винным перегаром. --
  
  Я люблю тебя.
  
  -- Сейчас и до тебя очередь дойдет, миледи, -- успокоил мужчина Патрицию и
  
  устало повалился на спину между двумя женщинами.
  
  Патриция бесцеремонно запустила руку в его мужское хозяйство.
  
  -- Слушай, -- сказала она. -- А ты его там случайно не истер до толщины
  
  волоска. Чего-то не найти.
  
  -- Ищущий да обрящет, -- ответил черноволосый уязвленно. -- Не знаешь как в
  
  таких ситуациях должна поступать опытная женщина? Ты ведь опытная женщина?
  
  -- И как я по твоему должна поступить? -- полюбопытствовала Патриция.
  
  -- Слово "минет" вам что-нибудь говорит, миледи?
  
  -- Ха! Кто воспользовался, тот пусть и восстанавливает твои
  
  иссякшие силы. -- Патриция пробралась к выходу, предусмотрительно прихватив
  
  шерстяное одеяло. -- Как будешь готов -- свисти, сексуальный гигант.
  
  Она прошла к своей сумке и в свете костра натянула джинсы и футболку.
  
  -- Я жду, пока у тебя вновь станет, как штык! -- крикнула она, услышав, что
  
  утомленный вином и бурным днем черноволосый любитель женщин сладко засопел.
  
  Не услышав ответа, она довольно усмехнулась, улеглась на траве и, завернувшись
  
  в одеяло, сразу заснула.
  
  * * *
  
  С первыми лучами солнца Патриция открыла глаза. За ночь она слегка
  
  продрогла, поэтому сразу встала.
  
  Довольно потянулась, надела кроссовки и подошла ко входу в палатку. Заглянула
  
  внутрь, полюбовалась секунду зрелищем обнимающихся во сне любовников.
  
  Улыбнулась чему-то, вскинула свою сумку на плечо и, не оглядываясь, пошагала
  
  прочь по берегу меж причудливой формы камней, в свете рассвета кажущихся
  
  заколдованными Медузой Горгоной любовниками.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
  Только с виду остров Патриции казался безжизненной скалой. Этот клочок суши
  
  был поистине удивительным местом -- не зря Том привез ее сюда.
  
  С южной стороны острова бил родник, вода которого изумляла чистотой и вкусом.
  
  Окруженный зелеными зарослями, родник придавал острову романтический, почти
  
  сказочный колорит.
  
  -- Я и не думала, что в море, на маленьком островке может быть такая
  
  вкусная вода, -- сказала Патриция, зачерпнув ладошкой и попробовав.
  
  -- Шельфовые воды, -- пояснил Том. -- Это обычное явление. Вот в Карибском
  
  море родники бьют прямо под гнетом морской воды. И в давние времена, лихие
  
  пираты для пополнения запасов пресной воды ныряли прямо в море, на глубину, и
  
  под толщей соленой воды, набирали питьевую.
  
  Они провели на острове пять необыкновенных дней и ночей. Они могли говорить
  
  безостановочно весь день о всяких пустяках, могли лежать по несколько часов на
  
  пляже, держась за руки -- им было просто хорошо друг с другом.
  
  И конечно они занимались любовью. Патриция к удивлению убедилась, что любовь
  
  поистине не знает преград. Что самая простая позиция для секса не является,
  
  как она полагала, самой оптимальной. Они фантазировали, придумывали множество
  
  вариантов и не уставали восхищаться друг другом, полностью раскрывая себя как
  
  для партнера, так и для себя самого.
  
  На четвертый день Том повлек ее на вершину скалы. Патриция не думала, что на
  
  нее вообще можно взобраться. Но он хорошо знал остров, который назвал ее
  
  именем.
  
  На восточной стороне горы склон был наиболее пологим, и поначалу даже там
  
  пролегало нечто, похожее на тропку. Они с трудом преодолели несколько сложных
  
  мест, но все-таки покорили гордую вершину.
  
  Патриция довольно подбежала к одинокой смоковнице и сорвала спелый плод. Со
  
  вкусом вгрызлась в него зубами и посмотрела на возлюбленного. Он подошел к
  
  Патриции и крепко обнял.
  
  Вид с вершины открывался великолепный -- бескрайняя гладь моря, в далекой
  
  дымке едва угадывались силуэты материковых гор.
  
  -- Я люблю тебя, Патриция, -- выдохнул Том.
  
  -- У тебя было много женщин до меня, Том? -- спросила она так, что он не мог
  
  не ответить.
  
  -- Давно, -- честно признался он, -- я еще учился в Оксфорде. Я готов был
  
  бросить учебу, дом, все... Я сходил с ума... Она жестоко посмеялась надо мной,
  
  мальчишкой, она была лет на десять старше, у нее был муж -- какой-то дипломат.
  
  С тех пор у меня никого не было. Я сторонился девушек. -- Он посмотрел на
  
  нее влюбленными глазами. -- Но ты открыла мне второе дыхание, мне вновь хорошо
  
  с женщинами.
  
  -- Но-но, -- смеясь, погрозила она пальчиком.
  
  -- Я имел в виду только тебя, Патриция!
  
  Он снова обнял ее, она сладко закрыла глаза и они поцеловались. Лишь
  
  кружившая неподалеку чайка была свидетельницей их счастья.
  
  -- А ты? -- в свою очередь спросил Том. -- У тебя кто-то был? Или есть? -- с
  
  ужасом добавил он.
  
  -- Есть -- ты! -- ответила она, разглядывая нежно его милое ей лицо. -- Ты у
  
  меня -- первый настоящий мужчина...
  
  Он удивленно приподнял бровь. Она догадалась, что он не понимает ее.
  
  -- Ты первый -- настоящий мужчина, -- с ударением повторила она. -- Остальные
  
  -- так... куклы похотливые... самцы. Чисто академический интерес. Я вообще
  
  уже полагала, что секс -- лишь для нищих духом.
  
  Он больше ни о чем не стал спрашивать, прижал ее крепко к себе, уткнувшись в
  
  ее волосы, пахнущие молодостью и морем.
  
  Они долго стояли на вершине угрюмой скалы, весь огромный мир был перед их
  
  ногами, и ничего кроме счастья не обещал.
  
  * * *
  
  Утром шестого дня яхта отчалила от острова Патриции, взяв курс на Саламин --
  
  необходимо было пополнить запасы продовольствия.
  
  Они пришвартовались к тому же месту, где встретились, благодаря своенравной
  
  богине случае Тихе, всего неделю назад. Но эта неделя вместила в себя для
  
  Патриции больше, чем какой-нибудь год.
  
  Так же, как тогда Том взял плетеную корзинку с пустыми бутылками. Он помог
  
  Патриции выбраться на каменный причал.
  
  -- Смотри, -- весело кивнула Патриция на соседнюю яхту, -- этот толстяк все
  
  возится на палубе.
  
  -- А Джо никогда и не покидает пирса, -- пояснил Том. -- Он здесь живет. Водит
  
  по ночам баб и корчит из себя Синбада-морехода. Хотя лично я очень сомневаюсь,
  
  что он когда-либо выплывал за пределы залива на своей посудине.
  
  Они под руку пошли по набережной, мимо большого кафе, столики которого
  
  располагались под открытым небом. Был выходной, суббота и людей в кафе
  
  сидело много. Детишки ели мороженое, родители отдыхали после трудовой недели,
  
  дегустируя молодое терпкое вино.
  
  Вдруг Патриция заметила впереди идущих навстречу старых знакомых --
  
  американских туристов, которые еще должны были помнить силу ее ударов.
  
  Объясняться с ними не возникло ни малейшего желания. Она тут же склонилась
  
  над кроссовкой, якобы развязался шнурок. Том остановился, ожидая ее.
  
  Американцы прошли мимо, не обратив на девушку ни малейшего внимания.
  
  Шатен предложил приятелю отдохнуть и они высмотрели свободный столик в
  
  глубине кафе.
  
  Блондин принялся за изучение меню, что лежало скромно на краю стола,
  
  застеленного скатертью в крупную красную клетку. Шатен отодвинул с середины
  
  стола вазочку с цветами, чтобы не мешала обзору, и оценивающим взглядом
  
  принялся рассматривать молодых посетительниц кафе. На эстраде, у самой стены
  
  старинного высокого здания играл ансамбль национальных инструментов,
  
  мандолина выводила радостную, успокаивающую мелодию.
  
  -- Не знаю, -- сказал шатен скучающе и закурил лениво сигарету. -- По-моему
  
  мы здесь не встретили ни одной бабы, на которую стоило бы посмотреть дважды.
  
  Что за разговоры про Грецию, как страну красавиц, тьфу!
  
  -- Да? -- продолжая читать, напомнил блондин. -- А как насчет той, что
  
  опустила нас в Мегаре? Яйца, небось до сих пор болят?
  
  -- Не напоминай мне об этой сучке, дай бог еще встречу ее, -- зло процедил
  
  шатен. -- Я вообще говорю: мы в этой стране третью неделю -- ровно столько
  
  длится мое воздержание.
  
  Блондин оторвался от изучения меню и осмотрелся.
  
  -- Вон та, по-моему, ничего, -- кивнул он приятелю.
  
  Шатен посмотрел в указанном направлении и, поморщившись, отвернулся.
  
  -- По-твоему ничего? -- деланно удивился шатен. -- Если бы мне нравились
  
  собачьи морды, я бы жил с колли.
  
  -- Я бы предпочел пуделя, -- заметил блондин.
  
  -- Не знаю. В любом случае -- это не то.
  
  Подошла стройная длинноногая, длинноволосая официантка с талантливо
  
  подкрашенными губками и остановилась выжидательно-радушно возле клиентов.
  
  Блондин посмотрел на девушку и глазами показал шатену: "Гляди-ка, а ты
  
  говорил...". Шатен так же без слов развел руками -- чего уж тут, мол, спорить.
  
  -- Добрый день, -- вопросительно посмотрел на нее блондин, гадая: знает ли
  
  красотка английский или снова им придется объясняться на пальцах. Меню было
  
  напечатано аж на трех языках, и он имел все основания надеяться завести с ней
  
  знакомство без преодоления языкового барьера. -- Мы бы хотели пообедать.
  
  Официантка не обманула ожиданий и ответила на довольно сносном английском:
  
  -- Добрый день. У нас отличная национальная кухня. Что желаете?
  
  -- Капама, -- прочитал блондин в меню. -- Это еще что такое?
  
  Шатен пожирал девушку раздевающим взглядом. Черная юбка была коротка и он мог
  
  по достоинству оценить ее сильные стройные икры.
  
  -- Капама -- греческое национальное блюдо, -- профессионально улыбнулась она и
  
  пояснила: -- Мелко нарезанное, обжаренное с добавлениями мясо молодого барашка.
  
  -- Отлично, -- констатировал блондин. -- Тогда, пожалуйста, пару салатов, две
  
  порции вашего национального блюда и бутылку вина, которое сочтете наиболее
  
  подходящим к этому блюду.
  
  Она записала заказ и мило улыбнулась.
  
  -- Скучно у вас, однако, -- вздохнул шатен. -- Не на что взгляд бросить. Вот
  
  только вы не обманули наши ожидания... -- И он демонстративно окинул ее
  
  восхищенным взглядом.
  
  Официантка кокетливо смутилась, но видно американцы вызывали у нее симпатию.
  
  А может профессиональный долг повелевал ей выказать смущение и доброжелание.
  
  -- Почему скучно? -- удивилась она. -- У нас очень красиво. Можно по скалам
  
  полазить, да и сам город интересен. К тому же у нас сегодня праздник
  
  Саламина, -- она посмотрела на свои часики. -- Через два часа начнутся
  
  торжества на площади Гермеса, наверху, на холме. Вам будет интересно. А
  
  вечером приходите к нам сюда, тут тоже будет веселье.
  
  -- Вы нас приглашаете? -- воспользовался моментом шатен.
  
  -- Приглашаю, -- мило улыбнулась она.
  
  -- В таком случае, мы обязательно придем, -- заверил американец. -- Правда,
  
  Макс?
  
  Блондин утвердительно кивнул.
  
  * * *
  
  Патриция и Том шли по узкой древней улице, спускающейся к набережной. Том
  
  держал в руках тяжелую корзину, полную провианта. Патриция несла огромную,
  
  аппетитную булку и бумажный пакет с фруктами. Совсем коротенькие красные
  
  шорты открывали прохожим ее стройные загорелые ноги, на ее любимую полосатую
  
  футболку была надета легкая просторная белая капроновая куртка, которая
  
  вкупе с шортиками придавали Патриции пикантно-соблазнительный вид. Прохожие
  
  оглядывались на нее, и это льстило самолюбию Тома.
  
  -- Знаешь, что мне надо? -- спросила Патриция, останавливаясь.
  
  -- Тебе ничего не надо -- у тебя есть я, -- ответил улыбаясь Том.
  
  -- Мне нужны солнечные очки, -- шутливо-капризно заявила Патриция.
  
  -- Ну так купи пару, -- он огляделся и заметил неподалеку галантерейный
  
  магазин. -- Вон там.
  
  -- Где? -- Она завертела головой.
  
  -- Вон в том магазинчике наверняка есть.
  
  Они подошли к дверям магазина, расположенного в углу большого старинного,
  
  с аляповатыми лепными украшениями, особняка.
  
  -- Подожди меня здесь, -- попросила Патриция, взглянув на его тяжелую
  
  корзинку.
  
  -- Хорошо, -- без пререканий согласился он и улыбнулся ей ласково.
  
  -- Подержи это. -- Она положила поверх переполненной корзины еще и булку с
  
  пакетом.
  
  -- Постараюсь, -- рассмеялся Том. -- Осторожней! У сменя так спина сломается!
  
  Она тоже рассмеялась и вошла в магазин.
  
  Том сел на плетеный стул, стоящий рядом с дверью, с облегчением поставив
  
  корзину на колени.
  
  -- Я ищу солнцезащитные очки, -- услышал он веселый голос возлюбленной.
  
  -- Пожалуйста, -- донесся до Тома красивый мужской голос. -- У меня большой
  
  выбор.
  
  -- Спасибо.
  
  Том заглянул в дверь. За прилавком стоял грек, примерно его лет, в модной
  
  яркой рубашке, и пожирал глазами Патрицию. Что-то во взгляде продавца очень
  
  не понравилось Тому.
  
  -- Нет, -- сказала Патриция. -- Эти не в моем стиле. Вон те, в белой
  
  оправе. Не слишком для меня большие?
  
  -- Нет, отлично вам.
  
  Грек вышел из-за прилавка и подвел девушку к большому зеркалу в углу, масляно
  
  улыбаясь и держа ее пальцами за плечи. Том сжал зубы при виде этой сцены.
  
  -- Смотрите, -- услужливо сказал продавец.
  
  -- Сколько они стоят?
  
  -- Для вас -- бесплатно, -- обаятельно улыбаясь, заявил продавец. -- И у меня
  
  есть еще кое-что, вам понравится. -- Он нагнулся и вытащил из-под прилавка
  
  красивый серый летний шарф. -- Это для вас! -- торжественно произнес он, явно
  
  довольный собой и своей щедростью.
  
  Она сделала красноречивый жест, что не может принять подарка.
  
  Грек стрельнул глазами в сторону дверей и заметил Тома.
  
  -- Нет, нет, -- игриво стал уговаривать ее продавец. -- Прошу вас, пожалуйста!
  
  Вы обязаны взять, просто обязаны! -- Он почти насилу всунул шарфик ей в руки.
  
  -- Мне будет только приятно, заверяю вас!
  
  Она вышла из магазинчика и взяла у сидящего у входа Тома пакет и булку. Он
  
  встал с хмурым видом и они пошли дальше.
  
  -- Греки бывают очень навязчивы иногда, правда? -- сказал он ей, определенно
  
  рассчитывая на сочувствие с ее стороны.
  
  -- Этот был очень милый, -- не поняла его Патриция. -- Он подарил мне
  
  шарф. И ничего не взял с меня за очки.
  
  -- Эй, -- окликнул ее с порога магазинчика торговец.
  
  Патриция повернулась к нему и благодарно помахала рукой:
  
  -- Чао, чао!
  
  -- Придете сегодня вечером на праздник города в кафе "На набережной"? --
  
  спросил он, в надежде завязать интрижку. Присутствие Тома совершенно не
  
  останавливало опытного сердцееда, наоборот -- подогревало в нем чисто
  
  спортивный интерес.
  
  -- Еще не знаю, -- весело ответила Патриция, впервые вообще услышав о
  
  празднике.
  
  -- Приходите! -- посоветовал галантерейщик. -- Я научу вас танцевать сертаки.
  
  Том сердито посмотрел на грека, как на человека, посмевшего посягнуть на его
  
  собственность.
  
  -- Мы подумаем, -- сказала Патриция и взяла Тома под руку.
  
  Галантерейщик скрылся в дверях магазина.
  
  По дороге на пристань они не произнесли ни слова. Патриция просто совершенно
  
  не догадывалась, какие мысли терзают ее возлюбленного -- подобное поведение
  
  было для нее привычным и естественным.
  
  А Том злился на нее, на себя, а в особенности на этого смазливого, чисто
  
  выбритого грека. Он потер свою недельную щетину и выругался про себя --
  
  Патриция настолько завладела его мыслями, что он даже не вспоминал об этом.
  
  Ему захотелось как можно скорее добраться до яхты, чтобы привести себя в
  
  цивилизованный вид.
  
  Он не желал потерять неожиданно обретенную любовь. Но мысли о ее
  
  легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она
  
  его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает?
  
  А Патриция, вышагивая с Томом под руку, беспечно радовалась жизни.
  
  * * *
  
  Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку.
  
  Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива -- куда-то определенно
  
  он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а
  
  с утра вновь оправиться на их остров.
  
  -- Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? -- глядя на
  
  водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его
  
  подозрения.
  
  Улыбка на лице девушки сразу изменилась -- из радостно-беспечной
  
  превратилась в оборонительно-наглую.
  
  -- Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, -- сказала она
  
  сердито.
  
  Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на
  
  палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито:
  
  -- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
  
  Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав
  
  на мгновение к себе его внимание.
  
  Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был
  
  очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела
  
  о своем резком ответе.
  
  Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом.
  
  -- Что ты делаешь? -- зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу
  
  досаду. -- Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься,
  
  да? Можно послушать?
  
  Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения.
  
  Из магнитофона послышался голос Патриции: "...чем они старее, тем гнуснее..."
  
  Она поспешно выключила магнитофон.
  
  -- Я что, такой гнусный? -- спросил Том.
  
  -- Нет, -- ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти
  
  слова в свой адрес. -- Я бы не сказала...
  
  -- Я ничего не понимаю. -- Том поднялся и посмотрел на нее. -- По-моему, ты
  
  просто чокнутая.
  
  Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала:
  
  происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в
  
  чем-либо ей не позволяла натура.
  
  Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи,
  
  подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами.
  
  -- Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого
  
  отвратительного грека?
  
  -- А почему бы нет? -- ощерилась Патриция. -- Если хороший парень -- то почему
  
  бы не сделать ему приятное?
  
  Она отобрала у Тома шарф.
  
  Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от
  
  необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил двигатель, закрепил парус и,
  
  стараясь не смотреть в сторону Патриции, спустился в каюту. Бросился на
  
  свою койку -- его чуть ли не трясло, ему необходимо было успокоиться. За
  
  яхту он не волновался: ветра практически не было, да и куда ее может
  
  занести? Он понимал, что второй разрыв с любимой женщиной ему будет перенести
  
  гораздо тяжелее, чем тогда, много лет назад и старался взять себя в руки.
  
  Под эти невеселые мысли он как-то незаметно уснул.
  
  Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции:
  
  -- Том! Том! Скорее! Быстро!
  
  Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно
  
  стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери.
  
  Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках.
  
  Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую
  
  ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой
  
  указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего
  
  солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом.
  
  -- Том, смотри, правда я похожа на рекламу?
  
  Он стоял, схватившись за косяк двери в каюту, и не мог вымолвить ни слова.
  
  Патриция легко спрыгнула на палубу, подбежала к нему и бросилась на шею,
  
  прижавшись к его груди плотными восхитительными бугорками.
  
  -- Том, я люблю тебя, -- прошептала она ему на ухо.
  
  -- Я тебя тоже, Патриция! -- ответил он. Сердце радостно забилось в груди
  
  бесследно разгоняя недавние сомнения и обиды.
  
  КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
  Когда Том и Патриция пришли в уютное кафе на набережной, веселье было в полном
  
  разгаре. Висели гирлянды разноцветных лампочек, вперемежку с флажками.
  
  Деловито сновали официантки. На эстраде играл расширенный по случаю праздника
  
  состав ансамбля, перед эстрадой группа людей, положив руки на плечи друг
  
  другу, самозабвенно танцевали сертаки. Взоры присутствующих были обращены на
  
  танцевавших людей. Звуки традиционной мелодии проникали в самое сердце, и
  
  согревали удивительным теплом -- от этой музыки сразу поднималось настроение.
  
  Пожилой худощавый грек с седыми усами, стоявший за прилавком около эстрады,
  
  поставил полный вина стакан на голову и танцевал с ним, веселя почтенную
  
  публику и веселясь сам.
  
  Том провел Патрицию к свободному столику в центре зала, у прохода. Сразу же
  
  почти подошла официантка, Том заказал вина и фруктов. Долго ждать заказ не
  
  пришлось. Том разлил вино по фужерам. Они чокнулись. Том смотрел на Патрицию,
  
  она улыбалась ему, но взгляд ее был устремлен на танцующих. Она любила и
  
  понимала сертаки, ей было хорошо. Или она делала вид, что ей весело.
  
  Том очень не хотел идти вечером в кафе, ничего хорошего от этого мероприятия
  
  он не ожидал. Но согласился, понимая, что она устраивает ему испытание на
  
  прочность. И вообще, по его твердому мнению, в любви следовало уступать друг
  
  другу. Хотя, конечно, для всяких компромиссов есть свой разумный предел.
  
  Патриция весело смотрела на шеренгу танцоров и хлопала в ладоши. На шее ее
  
  красовался кокетливо повязанный серый шарф, подаренный сегодня ей в лавке.
  
  Крайним в ряду танцующих был давешний галантерейщик, его левая рука лежала на
  
  плече красивой, немного полноватой девушки с длинными черными волосами. Она с
  
  обожанием смотрела на него. В свободной руке торговец держал яркий цветок на
  
  длинном стебельке.
  
  Танец закончился, человек за прилавком снял стакан с головы и выпил за
  
  здоровье присутствующих.
  
  Галантерейщик подошел к столику, за которым сидели Патриция и Том.
  
  -- Привет, -- как старый знакомый сказал он, обращаясь к Патриции, и галантно
  
  положил свой цветок рядом с ее фужером. -- Станцуем?
  
  -- Да, конечно! -- Патриция с готовностью встала и повернулась к Тому. --
  
  Пойдем, потанцуем втроем, любимый.
  
  Она впервые назвала Тома так, и он с удовлетворением отметил это, торжествующе
  
  взглянув на лоснящегося самовлюбленного грека.
  
  -- Нет, нет, -- ответил Том. -- У меня не получится...
  
  -- Ну как хочешь, -- ответила Патриция и пошла с торговцем к месту танца.
  
  Они встали рядом в широкой цепи танцующих, положили руки на плечи друг другу.
  
  Во время танца грек не сводил глаз с новой знакомой. Она улыбалась партнеру.
  
  Том тоже не сводил с нее внимательного взора, ревность вновь овладевала его
  
  сердцем.
  
  В это время на праздник пришли шатен с блондином в поисках впечатлений и
  
  помня о приглашении смазливой официантки. Прошли с гордо-независимым видом,
  
  будто только их на празднике и не хватало, сели за столик, осмотрелись.
  
  Шатен сразу заметил среди танцующих обидчицу.
  
  -- Смотри, -- сказал он приятелю. -- Есть, есть правда на земле, а бог на
  
  небесах! Смотри! -- Он кивнул головой в сторону Патриции.
  
  -- Опять она, эта стерва! -- восхищенно воскликнул блондин.
  
  Патриция счастливо улыбалась, наслаждаясь танцем, жизнью и прекрасным вечером.
  
  -- Ну, мы ей сейчас устроим веселую жизнь! -- процедил шатен, предвкушая
  
  сладость мести.
  
  Танец кончился, исполнители сертаки стали расходится. Счастливая Патриция
  
  повернулась к галантерейщику и повисла довольная у него на шее, благодаря
  
  за танец. Он тоже обнял ее. Том поспешно опустил глаза, уставившись в донышко
  
  бокала.
  
  Патриция подошла к своему столику. Взяла бутылку с вином и свой стакан,
  
  выпила, что было в стакане и стала наливать еще.
  
  -- Может хватит? -- угрюмо спросил Том. -- Давай пойдем домой!
  
  -- Пойдем?! -- удивленно, растягивая слова, переспросила Патриция. --
  
  Ерунда -- только все началось! -- Она положила руку на его запястье.
  
  -- Перестань! -- воскликнул Том. -- Мне скучно здесь.
  
  -- Скучно? -- удивилась она. -- Так пойдем танцевать!
  
  -- Не хочу!
  
  -- Давай пойдем! -- настаивала она. -- Не капризничай!
  
  -- Я уйду один! -- пригрозил Том.
  
  -- Как хочешь, -- сказала Патриция, повернулась и пошла к месту танцев, так
  
  как опять заиграла музыка.
  
  У эстрады стоял один галантерейщик. Он ждал ее.
  
  Больше пока желающих танцевать не было и они отплясывали вдвоем, но зато их
  
  бурно подбадривали хлопанием в ладоши. Оба танцевать сертаки умели неплохо.
  
  Американские туристы наблюдали, терпеливо ожидая подходящего для убийственной
  
  мести момента. Они даже не очень пока заинтересовались приглянувшейся им
  
  официанткой -- попросили только вина. Месть для мужчины -- главное!
  
  Мимо столика проходила обслуживавшая их официантка. Том подозвал ее и
  
  рассчитался. Посмотрел на танцующую Патрицию -- она довольно улыбалась, грек
  
  нагло держал руку на ее плече.
  
  Том встал и направился к бару, который располагался внутри здании. По пути
  
  он обернулся и еще раз кинул взгляд на Патрицию. В накуренном просторном
  
  помещении бара прошел к стойке, заказал неразбавленного виски, бросил на стол
  
  купюру и закурил. Он хотел быть подальше от ставшей ненавистной ему мелодии
  
  сертаки, в баре же играл магнитофон с каким-то тупым современным ритмом и Том
  
  стал в такт постукивать пальцами о стойку. Пожилая барменша подала ему бокал
  
  с виски и пододвинула пепельницу. Он загасил почти докуренную сигарету, взял
  
  бокал в руку.
  
  Его хлопнули по плечу, он обрадованно обернулся. Он был уверен, что Патриция
  
  пришла за ним.
  
  Перед ним стояло двое неизвестных ему парней.
  
  -- Так, значит, она тебя тоже наколола, -- сказал по-английски светловолосый
  
  мужчина Тому.
  
  -- Что? -- не понял Том.
  
  -- Девочка шикарная, да? -- встрял шатен и по-свойски сел на стоящий рядом с
  
  Томом высокий круглый стул без спинки. -- Она -- ночная бабочка.
  
  -- Да, корпус у нее такой, что любого доведет, -- добавил блондин. --
  
  Профессионалка.
  
  -- Но правда, -- сказал шатен, -- три тысячи драхм -- это довольно дорого. Тем
  
  не менее, от профессионалки за такие деньги столько не получишь.
  
  Том непонимающе переводил взгляд с одного американца на другого.
  
  -- Но она -- умеет, -- сладко полузакрыв глаза, показывая как здорово то, что
  
  она умеет, сказал блондин.
  
  -- Что она делает в койке! -- воскликнул шатен и вновь, как тогда в машине,
  
  поболтал языком между губ. -- Язык у нее -- чудо!
  
  Том отстранил блондина и ушел, не сказав за весь разговор ни слова. Кулаки его
  
  непроизвольно сжались. Настроение было испорчено безвозвратно, но он хотел с
  
  ней объясниться по-хорошему.
  
  Американцы сели на круглые стулья и посмотрели ему вслед. Переглянулись и
  
  расхохотались, довольные местью -- вид Тома ничего радостного для Патриции не
  
  обещал. Шатен повернулся к стойке и выпил виски из бокала Тома.
  
  * * *
  
  Том прошел к эстраде, взглянул на танцующих -- там сосредоточенно выделывали
  
  несложные фигуры сертаки два усатых здоровенных грека в кепках и с
  
  сигаретами в зубах. Патриции с ними, естественно, не было. Как и
  
  галантерейщика, впрочем, тоже.
  
  Том осмотрелся -- столик также был пуст.
  
  К нему подлетела красивая молодая гречанка, которая тоже танцевала сертаки с
  
  галантерейщиком -- по правую от него руку. Она без ложной стыдливости обняла
  
  Тома за плечи.
  
  -- Твоя девушка ушла, -- сказала молодая женщина Тому.
  
  Как ему показалось с ноткой злорадства.
  
  -- Куда? -- не удержался от вопроса Том.
  
  -- Они с Ахиллом пошли... погулять, -- весело сказала она и стрельнула
  
  глазами в сторону улочки за кафе. -- Но я -- свободна. -- Девица потащила
  
  его к столикам.
  
  -- Нет, нет, -- вежливо улыбнулся Том. -- Спасибо.
  
  Он осторожно освободился из объятий женщины и отправился в направлении,
  
  указанном девицей.
  
  Отвергнутая красавица пожала плечами.
  
  Том прошел мимо столиков и вышел на улицу. Свернул за угол и сразу увидел их.
  
  Патриция стояла, засунув руки в карманы джинс, прижавшись к белому каменному
  
  забору, покрытому самопальными надписями из баллончиков.
  
  Галантерейщик уперся в забор руками -- по обе стороны от ее головы -- нависая
  
  над ней, словно паук над запутавшейся в сетях жертвой.
  
  -- Согласись: любовь -- это все! Весь смысл жизни, чтобы любить. Без любви мы
  
  мертвы! -- страстно говорил черноволосый соблазнитель.
  
  Незамеченный ими Том сплюнул в сердцах, развернулся и ушел.
  
  И не видел, как Патриция досадливо отстранила от себя галантерейщика.
  
  Ее утомил этот пахнущий одеколоном смазливый ловелас. Она хотела немного
  
  подразнить Тома, а не флиртовать с этим мужланом, который наверняка с Томом
  
  ни в какое сравнение не идет.
  
  И он уже порядком достал со своими идиотскими рассуждениями о любви, нагло
  
  называя элементарный грубый секс любовью. Надо возвращаться к Тому.
  
  Но торговец снова навалился на нее, пытаясь поцеловать.
  
  -- Любовь -- это все! -- вновь провозгласил грек.
  
  Патриция опять оттолкнула его и пошла к месту праздника, не оглядываясь на
  
  оторопевшего соблазнителя. Она видеть его больше не могла. Автоматически
  
  сдернула с шеи безвкусный серый шарф, пальцы разжались, оставляя данайский дар
  
  равнодушной мостовой.
  
  * * *
  
  Том быстро и уверенно -- не дай бог, засомневаться и передумать! -- прошел по
  
  пустынной в этот час набережной на причал, забрался на яхту, спустился в каюту
  
  и торопливо стал собирать вещи Патриции в ее большую дорожную сумку.
  
  Он сам себя распалял, рисуя в воображении сцены совокупления Патриции с этим
  
  отвратительным галантерейщиком. И не менее отвратительными американцами, у
  
  которых она оставила такое яркое впечатление. И неизвестно с кем еще!
  
  Когда он вышел на палубу, чтобы поставить ее коричневую сумку на причал и
  
  отчалить, на парапете напротив сидела Патриция. Увидев его, она скромно
  
  потупила глаза, не сказав ни слова.
  
  Он замер в своем движении.
  
  Затем вспомнил разговор с шатеном и его приятелем. Резко положил сумку
  
  на камень причала и сказал зло:
  
  -- Держи и иди к своим двум клиентам!
  
  -- Ты про что? -- искренне удивилась она.
  
  -- Три тысячи драхм -- это слишком дорого! -- процедил он, собираясь поскорее
  
  отплыть и отвязывая для этого канат.
  
  -- Что еще за три тысячи драхм? -- ничего не понимала Патриция.
  
  -- Не играй со мной в игры! -- чуть не срываясь на крик, сказал он. -- Ты
  
  знаешь прекрасно, что я имею в виду!
  
  -- Ты что, бросаешь меня? -- в ее голосе и глазах читалось неподдельное
  
  волнение и искренняя горечь.
  
  -- Как хочешь, так и понимай, -- зло ответил Том, все сильнее распаляя себя.
  
  Он завел мотор и направил яхту прочь от берега, не сомневаясь в разумности
  
  и правильности своих действий.
  
  За яхтой стелился белый пенный след. Патриция молча смотрела на удаляющуюся
  
  корму яхты, ставшей ей почти домом.
  
  Она долго смотрела на черную, равнодушную воду залива, лениво колыхающуюся за
  
  причалом. Закурила сигарету.
  
  На ресницу навернулась капля влаги -- наверное, от дыма. Патриция смахнула
  
  непрошенную слезу. Дотлевшая до фильтра сигарета обожгла пальцы. Патриция
  
  отшвырнула окурок и тут же закурила следующую сигарету. Так плохо ей еще
  
  никогда не было. Впервые мужчина бросил ее -- она и представить себе не
  
  могла, что когда-нибудь подобное случится. Она сама привыкла уходить
  
  первой, не желая продлевать ненужное общение. И вот, когда она встретила
  
  наконец...
  
  Патриция медленно встала, подошла к сумке, тяжело вскинула ее на плечо и пошла
  
  обратно на праздник -- а куда еще ей оставалось идти? Лишь луна понимающе
  
  смотрела на нее в непроницаемом безучастном небе.
  
  * * *
  
  За столиками под открытым небом было тихо и безлюдно. Эстрада опустела,
  
  веселье переместилось в бар в самом здании, откуда доносились забойные
  
  ритмы. Лишь около прилавка стоял ненавистный ей сейчас торговец с
  
  длинноволосой гречанкой. Со столов еще не убирали.
  
  Она поставила сумку на пол, села задумчиво за столик, где так недавно сидел
  
  Том, и налила вина в свой бокал.
  
  Галантерейщик сразу заметил появление Патриции в пустынном кафе. Особое
  
  внимание он обратил на большую коричневую сумку, которую она раньше с собой
  
  не таскала. Он мгновенно сообразил что к чему и это подвигло его на
  
  решительные действия.
  
  Он взял с прилавка бутылку красного крепленого вина и, не обращая внимания
  
  на протесты своей осточертевшей собеседницы, направился к столику Патриции.
  
  Поправил на ходу повязанный на шее платок, пригладил схваченные лаком,
  
  заботливо уложенные волосы.
  
  Он подошел и встал рядом с девушкой, застенчиво улыбаясь.
  
  Патриция подняла глаза и улыбнулась ему невесело.
  
  -- Привет, -- сказала она.
  
  Он, осмелев, отодвинул стул и сел за столик.
  
  -- Хочешь еще выпить? -- спросил галантерейщик.
  
  -- Почему бы и нет, -- безразлично ответила она и залпом допила свое вино.
  
  Он налил в ее бокал из своей бутылки. Она посмотрела на него, но торговец не
  
  сумел -- или не захотел -- понять, что скрывается в ее черных бездонных
  
  глазах. Чтобы не думать об этом, он налил вина и себе, в бокал Тома. Поднял
  
  бокал.
  
  -- Выпьем за любовь! -- провозгласил он, не догадываясь наверно, как глупо
  
  и напыщенно он сейчас выглядит.
  
  Она вздохнула и снова опрокинула в себя залпом очередной бокал вина. Взяла с
  
  вазочки сочную спелую грушу, надкусила. Том бросил ее, уехал. Но жизнь не
  
  кончена. Это для нее хороший урок. Ее одиссея продолжается, начинается
  
  очередное приключение с очередным мужиком-самцом. Вряд ли оно принесет
  
  что-либо новое, но по привычке она решила попробовать. Патриция решила
  
  отдаться подхватывающему ее течению, и не думать ни о чем. А тем более о Томе,
  
  сегодняшним поведением он все перечеркнул.
  
  -- Ну, давай начинай... -- сказала Патриция своему визави.
  
  -- Что? -- не понял галантерейщик.
  
  -- Ты хотел меня соблазнить? -- Она посмотрела на него сквозь прозрачный
  
  бокал. -- Так соблазняй!
  
  Он растерялся и налил в бокалы еще красного игристого вина, чувствуя, что
  
  она доходит до требуемой кондиции.
  
  Они снова выпили.
  
  -- Пойдем танцевать, -- предложил галантерейщик, которому стало неуютно
  
  сидеть с ней вдвоем в пустом кафе, где официантки ловко срывали скатерти со
  
  столов. К тому же, его абсолютно не волновали ее душевные переживания, его
  
  интересовало исключительно то, что у нее между ног и получит ли он возможность
  
  завладеть этим.
  
  Патриция равнодушно встала и взялась за ручки сумки.
  
  -- Танцевать так танцевать, пойдем, -- устало сказала она.
  
  Галантерейщик услужливо подхватил ее тяжелую ношу и они направились к бару.
  
  Торговец оглянулся на покинутый столик где стояла почти полная, оплаченная им
  
  бутылка вина. Но приходилось выбирать -- или вино, которого ему уже не очень
  
  хотелось, но было жалко оставлять, или Патриция, которую ему хотелось очень.
  
  В баре было дымно, многолюдно и шумно -- магнитофон орал во всю мощь огромных
  
  динамиков. Они поставили сумку у стойки, галантерейщику пришлось потратиться
  
  еще и на два коктейля.
  
  Патриция с блеском доказала, что умеет танцевать не только сертаки, но и
  
  наисовременнейшие нелепые танцы. Вокруг толкались захмелевшие пары, кто-то
  
  громко, до неприличия захохотал. Патриция протянула галантерейщику свой
  
  коктейль, он потянул из соломинки.
  
  На вид она была уже пьяная и он решился.
  
  -- Пойдем погуляем, -- предложил ненавязчиво.
  
  -- И ты опять будешь умно рассуждать о любви? -- засмеялась обидно Патриция.
  
  -- Пошли уж тогда сразу заниматься этой самой любовью.
  
  Жил он в трех кварталах от набережной, весь путь нужно было подниматься в
  
  гору, а сумка Патриции оттягивала ему руку. Он старался идти быстро, потому
  
  что созрел, а рука, поддерживающая девушку за талию, немела от ощущения
  
  соблазнительной плоти.
  
  Они поднялись на второй этаж его дом, он достал ключ и с третьей попытки
  
  попал в замочную скважину. Но не от выпитого алкоголя его не слушались руки --
  
  от охватившего плотского возбуждения.
  
  Патриция насмешливо смотрела на него. Но она еще в баре нацепила черные
  
  очки, подаренные им же, и он не мог видеть ее глаз.
  
  Она знала уже заранее, что сейчас произойдет. Ей было все равно -- Том бросил
  
  ее, уехал. Пусть уж все кончается побыстрее. А может, этот галантерейщик
  
  сумеет как-то успокоить и отвлечь ее?
  
  Они прошли по длинному коридору, в конце которого виднелась распахнутая
  
  настежь дверь в спальню, в ней горела зачем-то люстра под потолком, освещая
  
  коридор. На однотонном малиновом паласе спальни валялась белая рубашка.
  
  Они вошли в комнату, он с облегчением поставил у двери сумку, кинулся к
  
  рубашке, собрал с застеленной небрежно кровати еще какие-то тряпки,
  
  извиняюще улыбаясь запихал их в шкаф.
  
  Патриции было все равно, она стояла посреди комнаты и размышляла -- что она
  
  здесь делает? Но Том уехал, его не найти, хотя она знает его фамилию и что он
  
  живет в Пирее, она сможет разыскать его... Но почему она должна его
  
  разыскивать? На что он обозлился -- она не изменила ему даже в мыслях. Этот
  
  галантерейщик -- так, пустяк. Но теперь дело зашло слишком далеко и она
  
  действительно изменит ему. И во всем виноват только он -- Том, больше
  
  никто! Почему она не бросилась за ним в воду, и не догнала яхту?
  
  Галантерейщик снял пестрый платок с шеи и расстегнул рубашку, не сводя глаз с
  
  девушки. Ему показалась, что она ждет когда он разденет ее и начнет ласкать.
  
  Он подошел и провел рукой по ее волосам, снял очки. Ничего не увидел в ее
  
  черных глазах. Отошел, чтобы положить очки на тумбочку, включил ночник, с
  
  желтым матерчатым абажуром. Погасил большой свет. Комната наполнилась
  
  неуместным интимом.
  
  В другой комнате пробили часы. Была глубокая ночь.
  
  Он коснулся рукой до выпуклой груди Патриции, стянутой белой рубашкой. Она не
  
  отреагировала. Он несмело провел рукой по животу, дошел до джинс, расстегнул
  
  ширинку, они свалились вниз, обнажив черные трусики и великолепные ноги.
  
  Патриция не пошевельнулась. Он развязал шнурки ее кроссовок. Она бесстрастно
  
  приподняла ногу, он стащил одну, потом вторую кроссовку. Босые ноги ее,
  
  утопающие в ворсе паласа еще больше возбудили его. Она равнодушно сделала шаг
  
  в сторону, освобождаясь от сковывающих джинс. Он взялся осторожно пальчиками
  
  за пуговицу рубашки и расстегнул. Патриция безвольно подняла руки вверх.
  
  Обнадеженный этим движением, он снял рубашку и отбросил в сторону. Она
  
  апатично опустила руки. Он коснулся губами соска. Темный бутон ее груди был
  
  сейчас сморщенным, в складках, на груди проступила синяя ниточка артерии. Он
  
  уверовав в свою неотразимость, грубо стащил с нее трусики.
  
  Перед ее глазами стояло улыбающееся лицо Тома.
  
  Он снял с обширной постели покрывало, отбросил в сторону одеяло. Патриция
  
  поморщилась едва заметно при виде смятых несвежих простыней, но легла покорно,
  
  уставилась на погашенную стеклянную люстру.
  
  Он лег рядом, склонился над ней, осторожно теребя пальчиком сосок ее груди.
  
  Сосок оставался сморщенным и жалким. Галантерейщик сглотнул и резко запустил
  
  руку в колечки ее жестких волос внизу живота. Она безропотно раздвинула ноги
  
  -- он тут же жадно двинул руку глубже. Там было холодно и сухо.
  
  Он больше не мог сдерживать себя -- она все равно не отвечала на ласки, чего
  
  зря стараться! Фригидна -- решил он. Но ему-то какая разница! Он уверенно
  
  забрался на нее и грубо вошел, помогая себе рукой. Ни один мускул не
  
  шевельнулся на ее красивом, сейчас безучастном лице, она не отрывала глаз
  
  от погашенной люстры.
  
  Перед ее взором стоял Том. Она увидела его глаза, мягкую его улыбку,
  
  мускулистую грудь и то, что приносило ей настоящее счастье, что она целовала
  
  так страстно.
  
  Такой же вроде бы орган тер сейчас неистово ее внутреннюю плоть. Процедура,
  
  окончания которой она терпеливо ожидала. Даже не гимнастика -- процедура.
  
  Галантерейщик пыхтел яростно, уткнув голову в ее шелковистые темные волосы с
  
  правой стороны. Люстра находилась с левой, Патриция смотрела на нее.
  
  А ведь она с этим черноволосым саламинянином даже ни разу не поцеловалась,
  
  вдруг подумала Патриция и сразу воспоминания о страстных, долгих поцелуях
  
  Тома захватили ее.
  
  Он долго, бесконечно долго елозил на ней, хрипло выдыхая и вдыхая воздух --
  
  выпитое вино тормозило его чувствительность. Патриция не отрывалась от люстры,
  
  она видела глаза Тома.
  
  Наконец он дернулся судорожно в последний раз, больно сжав кожу на ее бедре, и
  
  отвалился с протяжным стоном. И сразу, как и все, кого она знала, уткнулся
  
  лицом в подушку, возложив по-хозяйски руку на ее грудь, и провалился в
  
  счастливо-пьяный сон.
  
  Из нее вытекала тонкая струйка, обжигая ногу. Патриция непроизвольно
  
  содрогнулась.
  
  Возникло такое ощущение, словно в нее выплеснули струю помоев.
  
  Образ Тома растворился бесследно в полумраке комнаты и Патриция безуспешно
  
  пыталась вызвать его вновь. Захотелось немедленно вымыться.
  
  Она брезгливо сняла с себя волосатую руку спящего и встала с кровати.
  
  Галантерейщик не шелохнулся.
  
  Она вышла в коридор, гадая где здесь может находиться ванна. Открыв неудачно
  
  несколько дверей, нашла наконец. Пошарила по стене и нащупала выключатель.
  
  Зашла и заперлась на задвижку. Включила холодную воду душа и долго стояла
  
  под ледяными струями, стараясь снова вспомнить лицо Тома.
  
  Вызвать в памяти образ любимого ей не удавалось, и это приводило Патрицию в
  
  отчаянье.
  
  На полочке, среди кремов, бритвенных принадлежностей и дезодорантов, она
  
  увидела пачку дешевых крепких сигарет и зажигалку. Выключила воду.
  
  Воспользоваться его полотенцем она не захотела, села на краю ванны, обсыхая и
  
  закурила.
  
  Сейчас она сама себя ненавидела.
  
  Патриция вошла в спальню -- галантерейщик громко храпел, намотав на кулак
  
  простыню. Она подошла к брошенным джинсам и натянула их прямо на мокрое голое
  
  тело. Накинула рубашку, застегнув одну лишь пуговку на груди, чтобы не
  
  распахивалась, увидела свои черные трусики, подняла, взяла сумку и запихала
  
  торопливо в нее. Подхватила кроссовки за шнурки, перекинула их через плечо и
  
  вышла, не взглянув на постель со спящим в ней мужчиной. Она торопилась
  
  побыстрее покинуть этот дом.
  
  * * *
  
  Светало. На душе было до отвращения пусто.
  
  Кафе на набережной выглядело безжизненным и неуютным. Скатерти были сняты,
  
  обнажилось струганное дерево. На столы сиденьями вверх были составлены стулья.
  
  Бесчисленные ножки их хмуро смотрели в серое небо. Все это выглядело уныло, в
  
  тональности невеселого настроения Патриции.
  
  Патриция подошла к столу, за которым сидела вчера вместе с Томом, поставила
  
  сумку и сняла стул. Подумала и сняла три остальных, расставила вокруг стола.
  
  Села достала из сумки магнитофон. Включила режим записи.
  
  Пленка бесшумно крутилась. Патриция молчала -- подходящих слов не находилось.
  
  Она вздохнула, выключила магнитофон и убрала его обратно в сумку. Подперла
  
  подбородок кулачком и уставилась на залив, который уже проснулся. Или не
  
  засыпал вовсе -- подходили к пирсу и отчаливали катера и яхты, где-то
  
  вдалеке слышались крики грузчиков.
  
  Прибежала уличная кошка, села рядом и уставилась на нее. Патриция улыбнулась
  
  ей невесело. Так они и сидели вдвоем, никто их не прогонял и не тревожил.
  
  Кошка намывалась язычком, Патрицию одолевали тяжелые мысли. Обида и
  
  раскаянье, злость и печаль, отвращение и тоска перемешались в душе ее.
  
  Вдруг лицо Патриции осветила счастливая улыбка -- с причала шел Том.
  
  Он видел ее и шел к ней!
  
  Вид у него был растрепанный, угрюмый и усталый. Под глазами проступили мешки,
  
  вновь появилась щетина, которая по мнению Патриции была ему очень к лицу.
  
  Патриция подумала, что он наверное, как и она, всю ночь не спал.
  
  Он сел к ней за столик. Какое-то время они сидели молча, не глядя друг на
  
  друга, уставившись в кажущуюся бескрайней даль залива.
  
  Наконец Патриция повернулась к нему.
  
  -- Я рада, что ты вернулся, -- нежно и искренне сказала она. -- Я никак не
  
  могу перестать о тебе думать.
  
  Он смотрел на нее пристально, словно хотел добраться до самой сути ее души,
  
  понять кто же она на самом деле.
  
  -- Что ты так на меня смотришь? -- не выдержала Патриция его взгляда. -- Том,
  
  поцелуй меня.
  
  Он по-прежнему молчал.
  
  -- Не хочешь? -- Она взяла его за руку и встала. -- Пойдем погуляем.
  
  Он молча встал и взял ее коричневую сумку. В этом Патриция увидела хороший знак.
  
  Они молча миновали причал, где стояла его яхта, долго шли по набережной. Она
  
  держала его руку в своей и тихо радовалась этому обстоятельству. Вскоре
  
  набережная кончилась -- дальше простирался огромный пляж. Полусонный город
  
  остался позади. Они шли по безлюдному берегу моря среди огромных валунов.
  
  -- Что за игру ты со мной затеяла? -- наконец спросил Том.
  
  -- Это не игра. -- искренне ответила Патриция. -- Я в тебя влюблена. Но я не
  
  знаю... Я не хочу, чтобы ты не так меня понимал... Понимаешь?
  
  -- Не понимаю, -- честно признался он. Он не понимал ее, да и невозможно умом
  
  понять женщину, тем более немного чокнутую.
  
  -- Том, у меня есть разные проблемы... -- как бы оправдываясь сказала Патриция.
  
  -- Какие?
  
  -- Да, например, я сама.
  
  -- Да, -- согласился Том убежденно. -- Мне кажется, это действительно
  
  серьезная проблема.
  
  -- Ты ничего не понимаешь, -- сказала она. -- Ты ничего не понимаешь во мне!
  
  -- Не понимаю, -- честно подтвердил Том.
  
  -- Я совсем не то, что ты думаешь.
  
  -- Ты... Ты вчера осталась с тем галантерейщиком и спала с ним?
  
  -- Да, -- призналась Патриция. Хотела сперва сказать ему, что после того,
  
  как Том покинул ее, она просидела всю ночь в кафе. Но соврать ему не смогла.
  
  И повторила, сорвавшись на крик: -- Да, спала! Но так хорошо, как с тобой мне
  
  не будет ни с кем.
  
  Они сели на камни. Он молчал.
  
  -- А почему ты вернулся? -- спросила Патриция.
  
  -- Не знаю.
  
  -- Почему ты не можешь принять меня такой, какая я есть?
  
  -- Я даже не знаю какая ты! И кто ты!
  
  -- Я сама не знаю. Я пытаюсь это выяснить. В любом случае -- я не то, что ты
  
  обо мне думаешь, Том. Ты меня так и не поцеловал. Неужели не хочешь?
  
  -- После него не хочу.
  
  -- Том, а что ты хочешь? -- Она положила руку ему на плечо и хотела заглянуть
  
  ему в глаза, но он смотрел под ноги.
  
  Она взяла его правой рукой за подборок, чуть приподняла и поцеловала.
  
  Они посмотрели друг на друга.
  
  Он потянулся к ней губами, руки его висели безжизненно, и поцеловал ее в
  
  ответ -- одними губами, без ласк, но Патриция чуть не закричала от счастья.
  
  -- Я говорю тебе правду, -- сказала Патриция. -- Ты же знаешь, что мне
  
  сейчас нужно быть в Мюнхене, но я сейчас здесь, где пляж -- целый мир.
  
  -- Как это пляж может быть целым миром? -- едва заметно улыбнулся он.
  
  -- Когда я с тобой, это для меня -- целый мир.
  
  -- А что во мне такого интересного?
  
  -- Мне нравятся твои мысли, твое тело, нравится, как ты реагируешь на все.
  
  Как ты злишься на меня, -- попыталась объяснить Патриция. И уткнулась ему
  
  головой в грудь. -- Мне было так плохо!
  
  -- Я неправильно сделал, что уехал вчера?
  
  -- Не знаю. Но мы с тобой по-прежнему любим друг друга? -- с надеждой
  
  спросила она. -- Или, может быть, нет? -- добавила она со страхом.
  
  -- Сними рубашку, -- неожиданно сказал он.
  
  -- Что? -- удивилась она.
  
  -- Сними, -- повторил он, снял через голову свой свитер и посмотрел прямо ей в
  
  глаза.
  
  Она с готовностью расстегнула пуговицы и, не отрывая глаз от него, медленно
  
  стала снимать рубашку. Неожиданно снова накинула и запахнула.
  
  -- Что-нибудь не так? -- спросил он.
  
  -- А ты не хочешь сам меня раздеть?
  
  Он отрицательно помотал головой.
  
  Она сняла рубашку и выпятила вперед свою красивую грудь.
  
  -- А теперь что? -- спросила Патриция.
  
  -- А теперь, -- сказал Том, -- прикоснись пальцами к груди.
  
  -- Зачем?
  
  -- Потому что я тебя прошу, -- серьезно ответил он.
  
  Она повиновалась.
  
  -- Так?
  
  -- Да. Теперь погладь их.
  
  Он внимательно смотрел на нее.
  
  -- Ты ведь не в первый раз так делаешь? -- наконец сказал он.
  
  -- Конечно нет, -- улыбнулась она. -- А что такое?
  
  -- А теперь скажи мне, что ты сейчас чувствуешь?
  
  -- Мне тепло, хорошо...
  
  -- Зажми соски пальцами.
  
  Она сжала, как он попросил.
  
  -- Тебя это возбуждает?
  
  -- Да.
  
  -- Ты, наверно, часто это делаешь, -- он подался к ней.
  
  -- Иногда.
  
  Она почувствовала, чего он хочет и легла на спину. Он расстегнул молнию на ее
  
  джинсах. Она сама потянулась туда рукой, догадываясь, о его невысказанном
  
  желании, чтобы она поласкала себя и там. Ей было хорошо с Томом, она была
  
  готова выполнять любые его просьбы.
  
  Он нежно гладил икру ее ноги, обтянутую материей брюк.
  
  -- Ну поцелуй же меня, -- попросила Патриция нетерпеливо.
  
  -- Нет, -- твердо ответил он и добавил чуть мягче: -- Еще нет.
  
  -- Почему? Тебя это нисколько не заводит? -- Она нежно гладила рукой его
  
  плечо.
  
  Он наклонился и поцеловал ее в живот, потом поцеловал бугорочек груди. Она
  
  застонала.
  
  Он поднял голову и посмотрел на нее.
  
  -- Ты для других это тоже делаешь?
  
  -- Для каких других?
  
  -- С которыми спишь.
  
  -- Ты про что? -- не поняла она.
  
  -- Вот эти туристы, которых ты подцепила... Этот галантерейщик...
  
  Она резко села, оттолкнув его.
  
  -- По-твоему, я шлюха, что ли?
  
  Он натянул свитер.
  
  -- Шлюха, не шлюха... Ну, в общем, если бы я захотел спать с профессионалкой,
  
  я бы обратился к профессионалке.
  
  -- Это мое дело! -- возмущенно воскликнула она.
  
  -- Если это твое дело, -- Том встал и поднял свой свитер, -- то и делай, что
  
  тебе нравится! Одевайся, я тебя отвезу на материк! -- Он пошел не спеша и не
  
  оглядываясь в сторону причала. Злость вновь овладела им, затуманив рассудок.
  
  -- Зачем ты берешь на себя такие хлопоты -- ты такой занятой, -- съязвила она.
  
  И поняла, что он уходит навсегда. Слезы навернулись на глазах, но она
  
  последним усилием загнала их обратно.
  
  -- Том!!! -- сделала она последнюю отчаянную попытку остановить его.
  
  Он обернулся. По выражению его лица она поняла, что он настроен решительно и
  
  сейчас его не остановишь.
  
  -- Какой у тебя номер телефона? -- спросила она.
  
  -- Найдешь в справочнике, -- раздраженно сказал он и быстрым шагом пошел
  
  прочь. Внутри у него все кипело, ему необходимо было обдумать все в
  
  одиночестве.
  
  -- Том, ты дурак! -- уже не сдерживая слез, бросила она ему вслед.
  
  Вот и все. Мы разбиты. Железа гроза
  
  Смертью все искупила.
  
  Вместо тебя мне закроет глаза
  
  Ночь при Фермопилах.
  
  Патриция застегнула джинсы, надела рубашку, взяла свою сумку и двинулась по
  
  берегу в противоположном направлении.
  
  Все равно куда.
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
  Патриция вышла к развалинам древнего эллинского храма. Руины, казалось, дышали
  
  историей, навевая мысли о бренности и сиюминутности всего сущего.
  
  Патриция села на ступеньку в тени, у останков высокой стены, достала свой
  
  магнитофон и прислонилась щекой к холодному безучастному камню.
  
  -- Все кончено! -- сказала Патриция в магнитофон. -- Том уехал. Прощай,
  
  любовь! Все было слишком хорошо, это не могло продлиться долго. Теперь я одна
  
  и мне опять плохо. Мне очень больно. Хочется плакать, но это не поможет. Дни,
  
  которые я провела с Томом, были как мечта. Этот остров... яхта... Он был такой
  
  добрый и такой ласковый. Мне никогда ни с одним мужчиной не было так хорошо...
  
  Она нажала на клавишу паузы, достала сигарету и закурила. Продолжила:
  
  -- Я себя веду, как дура! Нужно найти его и попросить прощения. Но у меня же
  
  есть гордость! Дурак он! Зачем он это сделал? Так трудно в это поверить!
  
  Нужно было дать ему прослушать мои пленки до конца. Он бы понял меня лучше.
  
  То, что я с кем-то спала, еще не значит, что я шлюха.
  
  Откуда-то издали послышался шум мотора. Патриция повернулась в ту сторону. С
  
  другой стороны развалин, занимающих довольно обширную площадь, подъехал
  
  небольшой автобус, из него стали вылезать девушки в неестественно красивых и
  
  ярких одеждах.
  
  Только сейчас Патриция обратила внимание, что там, с другой стороны
  
  остова когда-то великолепного храма стоит еще один автобус. Она-то искала
  
  покоя и уединения. И тут же показалась большая группа лениво жующих что-то
  
  на ходу туристов.
  
  Патриция поняла наконец, кто были девушки в ярких, развевающихся одеждах --
  
  фотомодели. Словно пастух непослушного стада из автобуса вышел атлетического
  
  сложения блондин с фотоаппаратом и треногой в руках. Он погнал одну из
  
  девушек к руинам, остальные модельерши расселись на изумрудной траве.
  
  Патриция оценила красоту местного пейзажа -- выбор фотографом сделан
  
  прекрасный. Впрочем, по ее разумению, такой же прекрасный выбор был в любой
  
  точке Саламина.
  
  -- Здесь превосходно сохранившиеся руины древнего греческого храма, --
  
  по-английски говорил старенький экскурсовод оглядывающимся по сторонам
  
  туристам.
  
  Патриция вздохнула и снова начала диктовать в магнитофон:
  
  -- Еще несколько тяжелых дней и ночей и я про все забуду. Все эти любовные
  
  истории длятся пару дней и не больше! Не буду сходить с ума! Не буду идиоткой!
  
  Патриция убрала магнитофон в сумку, встала и пошла. Она веско рассудила, что
  
  клин клином вышибают. Фотограф ей приглянулся издалека, она решила
  
  попробовать познакомиться с ним. Множество девиц, окружающих кудрявого
  
  блондина отнюдь не беспокоили ее.
  
  -- Повернись в профиль, -- услышала она проходя мимо останков каменных
  
  ворот, голос фотографа. -- Так, хорошо, хорошо. Еще разок. Отлично!
  
  Патриция облокотилась на парапет с другой стороны от фотографа и стала
  
  наблюдать за его действиями. Он фотографировал жеманную девицу с длинными
  
  светлыми волосами и роскошным бюстом. На ней были одеты белоснежные
  
  помпезные одежды, голова перевязана длинным, также белоснежным шарфом.
  
  -- Если я буду смотреть, -- спросила она фотографа, -- не помешаю?
  
  -- Что? -- повернулся он к ней.
  
  Был он светловолос, кучеряв и коренаст, с длинными пижонскими бачками на чисто
  
  выбритом лице. На шее висел круглый, блестящий в солнечных лучах, медальон на
  
  толстой позолоченной цепочке. Тонкая рубаха под окраску ягуара распахнулась,
  
  обнажая покрытый рыжими волосами живот.
  
  -- Меня зовут Беатрисс, -- представилась Патриция, обворожительно улыбнувшись.
  
  -- Бернард, -- ответил фотограф. Он оценивающе-профессиональным взглядом
  
  оглядел Патрицию, прикидывая что-то в уме.
  
  -- Эй, -- окликнула разряженная девица-фотомодель. -- Я думала, мы приехали
  
  сюда работать!
  
  -- Конечно, -- ответил фотограф и крикнул: -- Линда, Керри, отсняты.
  
  Ральфа, Матильда, переодевайтесь. Ты, Айменга, тоже можешь идти в автобус.
  
  Девица в белых одеждах, скорчила недовольную физиономию и прошла в ворота
  
  мимо них. Патриция обошла древний парапет и, без малейшего почтения к музейной
  
  ценности строению, облокотилась на него задом, встав лицом к фотографу.
  
  -- А вообще, у меня неприятности, -- проникновенно сказала Патриция, ей
  
  надо было с кем-то поделиться наболевшим. -- Слышал, что это такое?
  
  -- А что случилось? -- равнодушно спросил он, ковыряясь в фотоаппарате.
  
  -- Меня бросил парень, которого я люблю, я его найти не могу, Он меня
  
  возненавидел за то, что я осталась с этим галантерейщиком...
  
  -- А что ты с ним делала?
  
  -- С кем, с галантерейщиком? Я с ним спала. Но это было только, чтобы доказать
  
  себе, что Том не прав. Оказалось, что я не права. Тебя это шокирует?
  
  -- Да нет, нисколько. -- Он вежливо отстранил ее и подошел к лежащему на
  
  парапете чемодану со сменным набором линз и объективов.
  
  -- А ты? -- спросила Патриция. -- Ты никогда никому не изменяешь?
  
  -- Слушай. Может, хочешь у меня поработать? -- Он снова оглядел ее с
  
  профессиональным любопытством. Если согласится -- хорошо, а нет, то нечего
  
  надоедать ему с чужими проблемами.
  
  -- Конечно, -- улыбнулась Патриция, которой было все равно чем заниматься. --
  
  Могу и поработать.
  
  -- Можешь позировать голой? -- задал провокационный вопрос фотограф и
  
  посмотрел прямо ей в глаза.
  
  -- Что?
  
  -- Стесняешься?
  
  -- Почему? Нисколько не стесняюсь, -- уверенно и нагло улыбнулась Патриция.
  
  -- Тогда вон наш автобус, -- кивнул он буйной курчавой головой, -- подожди я
  
  закончу с делами. Познакомься с нашими модельершами. Потом поедем в студию.
  
  -- Хорошо, -- согласилась Патриция, взяла сумку и отправилась к автобусу.
  
  Три девушки сидели в некрасивых позах в траве у автобуса и курили. Если бы их
  
  отснять сейчас, то ни один бы журнал такие фотографии не принял бы. Но на то
  
  они и профессионалки, чтобы быть привлекательными за деньги.
  
  Патриция вошла в автобус. За рулем скучал широкоплечий шофер в кожаной кепке и
  
  черных очках. У него были огромные бакенбарды и пышные усы подковой, концы
  
  усов доходили почти до шеи. Он вопросительно уставился на девушки.
  
  -- Привет! -- весело поздоровалась Патриция. -- Меня Бернард взял на работу,
  
  сказал пройти сюда.
  
  Шофер равнодушно кивнул в сторону салона. На заднем широком диване сидела
  
  девица с обнаженной грудью и рассматривала свое лицо в зеркало.
  
  Патриция поставила сумку у свободного сиденья, удобно устроилась у окна и
  
  стала сосредоточенно рассматривать окрестности.
  
  * * *
  
  Студия фотографа располагалась недалеко от берега залива, километрах в
  
  пятнадцати от города -- место тихое и живописное, в какую сторону не пойди,
  
  везде отличная натура для съемок.
  
  Автобус отвез девушек в город и уже потом они приехали сюда. Вместе с
  
  фотографом на базе жило еще несколько человек, в том числе и девица в
  
  белых одеждах, которую звали Айменга.
  
  Дело у фотографа было поставлено аккуратно и он сразу сунул Патриции бланк
  
  контракта. Не особо вчитываясь, она вписала туда что в голову взбрело и
  
  расписалась. Он забрал контракт и заявил, что через несколько часов он
  
  будет ее снимать, пусть приготовится.
  
  В огромной светлой столовой стояло десятка два столов, застеленных чистыми
  
  белыми простынями -- видно здесь бывало и много людей сразу. Пожилая женщина
  
  принесла обед, фотограф и шофер уселись за ближайший столик. Патриция от еды
  
  отказалась, хотя со вчерашнего вечера ничего не ела.
  
  Прямо в столовую выходила широкая распахнутая настежь дверь гримерной.
  
  Патриция, стоя у дверей на улицу, наблюдала, как белокурая Айменга небрежно
  
  сбросила с себя белые одежды и села в кресло перед огромным зеркалом.
  
  Туалетный столик у зеркала был заставлен великим множеством разных флакончиков
  
  и тюбиков. Та же самая женщина, что принесла обед фотографу, подошла теперь
  
  к блондинке и принялась ловко массировать ее стройное, пышное тело.
  
  Не отрываясь от еды, фотограф посмотрел на стоящую в вольготной позе Патрицию.
  
  -- А если я останусь здесь пожить... Ты не возражаешь? -- спросила она
  
  фотографа. -- Том уехал, я без денег...
  
  -- Как хочешь, дорогая, -- поднял голову от тарелки фотограф. -- Жизнь
  
  тяжелая штука. Я не возражаю.
  
  -- Между прочим, -- сказала обнаженная фотомодель из гримерной, -- он платит
  
  только когда мы работаем. Когда не работаем, он не платит.
  
  -- За то что ты делаешь, -- сказал ей фотограф, -- тебе нужно переплачивать.
  
  -- Спасибо, -- иронично ответила та.
  
  Фотограф посмотрел на Патрицию.
  
  -- Кстати, иди подготовься к съемкам, -- сказал он. -- Мадам Николас поможет
  
  тебе.
  
  Патриция пожала плечами и отправилась в гримерную.
  
  Женщина возилась над телом белокурой Айменги, натирая ее каким-то пахучим
  
  кремом. Заметив Патрицию, гримерша бросила на девушку быстрый взгляд:
  
  -- Раздевайся, -- и кивнула на кресло перед другим столиком с зеркалом.
  
  Патриция скинула одежду и сложила ее аккуратно. Уселась в кресло, заложив
  
  ногу на ногу и с интересом стала наблюдать за умело работающей женщиной.
  
  Пожилая массажистка закончила натирать Айменгу, сказала, чтобы остальное
  
  блондинка доделала сама и повернулась к Патриции. Айменга развернула кресло на
  
  шарнире в сторону зеркала и стала расчесывать свои длинные красивые волосы.
  
  Массажистка профессионально осмотрела Патрицию.
  
  -- Встань, -- попросила она.
  
  Патриция встала и опустила руки вдоль тела. Массажистка поманила ее к себе,
  
  Патриция сделала несколько шагов к центру помещения. Женщина оценивающе
  
  обошла ее вокруг, внимательно всматриваясь чуть ли не в каждую складку,
  
  каждую линию молодого, спортивного тела новой фотомодели.
  
  В дверях показался фотограф, встал, прислонившись к стене, сложил руки на
  
  груди и смотрел внимательно на обнаженное тело Патриции, прокручивая в
  
  голове варианты поз, ракурсов и антуража.
  
  -- Достань пальчиками до пола, не сгибая колен, и постой так минутку, --
  
  попросила женщина.
  
  Патриция улыбнулась, но перечить не стала. Все это отвлекало ее от тяжких
  
  дум и забавляло. Массажистка снова обошла вокруг нее, издав одобряющий
  
  возглас. Приблизилась, провела рукой по спине -- Патриции стало щекотно --
  
  погладила ее ягодицы. Что-то решила про себя. Фотограф довольно улыбаясь
  
  смотрел на девушку.
  
  -- Выпрямись и подними вверх руки, -- сказала женщина.
  
  Патриция не понимала смысл происходящего, но видно так было нужно -- пожилая
  
  массажистка на лесбиянку явно не походила, она не любовалась телом девушки, а
  
  словно осматривала заготовку, с которой ей предстояло работать. Так наверное
  
  и было на самом деле, потому что гримерша, проведя рукой по груди Патриции,
  
  удовлетворенно сказала:
  
  -- Отличное у тебя тело. Где ты их так удачно находишь, Бернард? -- улыбаясь
  
  спросила она у фотографа.
  
  -- Они меня сами находят, летят, словно пчелы на мед, -- самодовольно ответил
  
  тот и вышел из гримерной.
  
  -- Садись, -- указала на кресло женщина и спросила: -- Почему косметикой не
  
  пользуешься?
  
  -- Зачем? -- удивилась Патриция. -- Вообще-то пользуюсь, но редко, --
  
  добавила она. -- Не всегда приличное зеркало под руками есть.
  
  Женщина оценила шутку. Она умелыми движениями расчесала Патриции волосы,
  
  наложила косметику на лицо. Достала бритвенные принадлежности и чисто
  
  выбрила девушке под мышками, вытерла салфеткой и, скомкав, бросила салфетку
  
  на пол. Хотела втереть в тело Патриции какой-то крем, но вдруг в
  
  дверях вновь показался фотограф и сказал:
  
  -- Не надо, Николас, у нее отличный цвет кожи. Я решил снимать на берегу,
  
  вместе с Айменгой. Они прекрасно будут смотреться на контрастах.
  
  Айменга закончила наложение косметики и с интересом смотрела на Патрицию.
  
  Гримерша отложила крем и взяла тюбик с темно-коричневой помадой. Патриция
  
  не успела подивиться зачем: ведь губы ее уже подкрашены, как женщина
  
  принялась подводить ей соски. Эта операция вызывала у Патриции здоровый смех,
  
  но она сдержалась. В добавление ко всему женщина специальным гребешком
  
  тщательно расчесала Патриции волосы на лобке, что было уже совершенно лишнее
  
  по мнению девушки.
  
  Наконец массажистка закончила работу и отступила на несколько шагов,
  
  придирчиво оценивая свою работу. Повинуясь ее жесту, Патриция встала с
  
  кресла. Как скульптор, наносящий последние штрихи в своей работе, женщина
  
  подошла к тумбочке, поковырялась в ней и протянула Патриции красивой формы
  
  солнцезащитные очки. Патриция одела их, массажистка удовлетворенно кивнула,
  
  посмотрела на Айменгу и отрапортовала фотографу:
  
  -- Можешь вести их снимать, -- сказала она ему тоном, каким отправляют
  
  учеников на черновую работу.
  
  Патриция посмотрела на себя в зеркало -- что ж она действительно не хуже
  
  прочих красоток с обложек глянцевых журналов. Она повернулась к фотографу:
  
  -- Может угостите даму стаканом вина? -- кокетливо спросила она.
  
  -- Конечно, -- ответил он. -- Вечером, после работы.
  
  Айменга рассмеялась.
  
  * * *
  
  Патриция и Айменга сидели обнаженные, если не считать черных очков на
  
  Патриции, на пологой коричневатой скале и улыбались в объектив кучерявого
  
  фотографа. Сзади них возвышался покрытый буйной зеленью холм. Белые облака
  
  лениво-неторопливо перемещались по удивительно голубому небу. Девушки сейчас
  
  казались воплощением красоты, молодости и всех радостей жизни.
  
  -- Хорошо. Не напрягайтесь. Вот так, -- командовал фотограф.
  
  Усатый шофер лениво сидел на корточках перед водой и бросал камешки, не
  
  обращая на фотомоделей никакого внимания -- словно они не живые привлекательные
  
  девушки, а мраморные статуи, намозолившие глаз.
  
  -- Беатрисс, и ты, Айменга, тоже, ложитесь на бок. Ближе друг к другу. Вот
  
  так. Хорошо. Отлично. Теперь попробуем крупный план. -- Он подошел ближе и
  
  снова сфотографировал. -- Подними волосы, Айменга. Подними их, подними рукой.
  
  Так хорошо, ближе.
  
  -- А он, кажется, разбирается в своем деле, -- негромко сказала Патриция
  
  напарнице.
  
  -- Ты думаешь? -- ответила та. -- По-моему, он немного тяжеловат. На мой вкус.
  
  -- Тебе так кажется? -- удивилась Патриция. -- А по-моему он очень даже
  
  интересен.
  
  -- Так, теперь в воду, -- приказал фотограф, не догадывавшийся, что его
  
  обсуждают. -- Пара снимков в воде -- и на сегодня, пожалуй, достаточно.
  
  -- Тебе не нравятся мускулистые мужчины? -- спросила Патриция у блондинки,
  
  заходя с нею в море.
  
  -- Нравятся, -- ответила Айменга. -- Когда это настоящие мужчины.
  
  -- Не понимаю.
  
  -- Он голубой, -- прошептала блондинка с ноткой брезгливой насмешки.
  
  Патриция кинула удивленный взгляд на фотографа, наблюдающего за ними в
  
  видоискатель. Он стоял на песчаном берегу, широко расставив босые ноги.
  
  Рубашка была широко распахнута, обнажая сильную, волосатую грудь.
  
  Впечатления, что он гомосексуалист фотограф не вызывал.
  
  -- Хорошо! Беатрисс в полный профиль, Айменга чуть в бок, -- дал указания
  
  фотограф.
  
  -- Настоящий голубой? -- не поверила Патриция.
  
  -- Аж до синевы, -- подтвердила блондинка. -- Перед ним хоть на мостик
  
  вставай, у него ничего не зашевелится!
  
  -- Беатрисс, повернись ко мне спиной! Так, хорошо. На сегодня хватит! Идите
  
  купайтесь, или что хотите делайте. Да, кстати, поберегите реквизит
  
  -- идите купаться без ваших костюмов, -- остроумно пошутил он, пробежав
  
  взглядом по их обнаженным телам, и наклонился к своему саквояжу с насадками.
  
  -- Не бывает чтобы мужчина был целиком голубой, -- сказала Патриция. --
  
  Хочешь, заведем его?
  
  Блондинка закатила глаза к небу, обдумывая предложение и озорно улыбнулась:
  
  -- Ну, если ты хочешь, то я не против.
  
  Они поплыли и стали резвиться в освежающе-прохладной воде, он сидел на берегу,
  
  наблюдая за ними. Тела их были отлично видны сквозь прозрачную воду. Далеко от
  
  берега они не отплывали, чтобы все время их тела были у него на виду.
  
  Наконец, девушки вылезли на приветливый берег и повалились на прогретый
  
  солнцем камень. Айменга достала из своей сумки крем и медленно стала втирать
  
  его в кожу Патриции. Движения ее пальцев были едва уловимыми -- она втирала
  
  крем в кожу Патриции, словно ласкала ее. Айменга любовалась прекрасным
  
  телом новой знакомой и в ней самой хотелось поцеловать эту прекрасную грудь
  
  -- у нее самой были не маленькие волнующие холмики, а высокая статная грудь
  
  совсем другой формы. И хотя Айменга никогда не слышала слов недовольства от
  
  поклонников своей грудью, а наоборот, сейчас она позавидовала Патриции.
  
  Патриция лежала в сладострастной позе, очки она сняла и держала в правой
  
  руке. Не поворачивая головы в сторону фотографа, она спросила:
  
  -- Он на нас смотрит?
  
  Айменга медленно повернула голову в сторону лежащего в траве фотографа.
  
  -- Да, -- сказала она. И подала ей руку. -- Пойдем, прогуляемся по берегу.
  
  Патриция грациозно встала, стараясь не переигрывать, и они повернувшись к
  
  фотографу спиной, пошли не спеша по кромке воды. Ласковые волны залива
  
  бились о берег, обдавая девушек мелкими брызгами.
  
  Фотограф сел на корточки и не отрывал от них задумчивого взгляда.
  
  Айменга остановилась и положила руки на плечи девушки. Соски их грудей
  
  соприкоснулись, и Патриции почему-то стало неприятно. Она не понимала
  
  лесбийской любви -- женщины всегда были для Патриции подругами, собеседницами,
  
  но одна мысль о ласке с женщиной вызывала у нее брезгливое отрицание.
  
  -- Ты уверена, что таким образом мы возбуждаем его? -- спросила Патриция.
  
  -- Конечно, -- ответила Айменга, проведя по спине Патриции и потянулась к ней
  
  накрашенными губами. -- А как же еще ты сможешь возбудить голубого?
  
  Патриция плюнула на все свои принципы и ощущения, закрыла глаза и слилась
  
  долгим поцелуем с блондинкой, представляя, что это Том.
  
  "О, Том, где ты сейчас и чем занимаешься? Зачем ты ушел от меня?"
  
  Фотограф смотрел на них, левой рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, а
  
  второй теребя свой огромный круглый медальон. Наконец он вздохнул, встал и
  
  направился к дому. Поднявшись по тропке среди камней, он еще раз оглянулся
  
  -- Патриция лежала на песке, обнаженная Айменга стояла на коленях над ней и
  
  гладила девушку.
  
  Патриция видела, что Айменга увлекается лаской и поспешила отрезвить
  
  напарницу, пока та не слишком возбудилась, и не потеряла рассудка:
  
  -- Бернард пошел домой, видно созрел, -- сказала она улыбнувшись и села на
  
  песке.
  
  -- А ты не хочешь еще поласкаться, -- поглаживая одной рукой грудь Патриции,
  
  а другую запустив в ее темные волосы, сказала Айменга. -- Нам так хорошо вдвоем.
  
  -- А ты знаешь, почему любовь между двумя женщинами называется лесбийской? --
  
  серьезно спросила Патриция, отстраняя руки блондинки и вставая.
  
  -- Ну... -- растерялась та, -- наверно, от острова Лесбос...
  
  -- Правильно, -- сказала Патриция насмешливым тоном, что сразу отбило у
  
  блондинки охоту домогаться ее любви. Но надо было еще довести-таки до
  
  возбуждения фотографа, а без помощи Айменги это было бы затруднительно, и
  
  Патриция примирительно подала ей руку, помогая встать. -- Пойдем, нам был
  
  обещан бокал вина, может еще чего выпросим. У меня от голода желудок к спине
  
  прилип.
  
  -- Да, сегодня к Бернарду собирались прийти друзья. Вот работка -- даже по
  
  воскресеньям приходится трудиться.
  
  -- Да уж -- тяжелая работа, необходима надбавка за вредность, -- рассмеялась
  
  Патриция.
  
  Они пошли к дому фотографа, продираясь прямо сквозь кусты. Девушки ничуть не
  
  стеснялись собственной наготы -- здесь никто чужой не ходил. Да если бы и
  
  ходил -- то что такого? Красоты стесняться нечего.
  
  -- А почему все-таки от острова Лесбос? -- вдруг спросила Айменга. Патриция
  
  думала, что блондинка уже забыла про этот дурацкий вопрос. -- Там находилась
  
  женская тюрьма и заключенные это там придумали, да?
  
  -- Нет, совсем наоборот, -- рассмеялась Патриция и пояснила: -- В седьмом веке
  
  до нашей эры известная поэтесса Сапфо организовала там школу девушек,
  
  проповедуя любовь к женскому телу.
  
  -- Сапфо... Никогда не слышала...
  
  -- Да? -- удивилась Патриция. Задумалась на мгновенье, остановилась и прочитала:
  
  Я к тебе взываю, Гонгила, -- выйди
  
  К нам в молочно-белой своей одежде!
  
  Ты в ней так прекрасна. Любовь порхает
  
  Вновь над тобою.
  
  Всех, кто в этом платье тебя увидит,
  
  Ты в восторг приводишь. И я так рада!
  
  Ведь самой глядеть на тебя завидно
  
  Кипророжденной!
  
  К ней молюсь я...
  
  -- Это Сапфо? -- спросила Айменга. -- Ты ее наизусть знаешь -- значит она
  
  тебе нравится. Кто сейчас помнит древнегреческую поэзию! И ты исповедуешь
  
  ее принципы? -- с надеждой спросила блондинка.
  
  Патриция рассмеялась.
  
  -- Я очень люблю стихи средневекового французского поэта Франсуа Вийона. Он
  
  был разбойником. Мне что теперь выходить с кистенем на большую дорогу?
  
  * * *
  
  Вечером к фотографу действительно пришли друзья. На втором этаже здания,
  
  рядом с просторным съемочным павильоном, заставленным всевозможными
  
  прожекторами, вспышками и декорациями было что-то вроде гостиной, куда
  
  фотограф всех и привел, чтобы отдохнуть после трудов праведных. Пожилая
  
  женщина-массажистка, которая, по-видимому, исполняла здесь также и роль
  
  экономки, накрыла в гостиной шведский стол и тихо удалилась.
  
  Из магнитофона лились звуки мелодичной лирической песни, свет в гостиной
  
  погасили, на пианино в углу и на ломберном столе посреди комнаты стояли
  
  канделябры с десятком свечей каждый, что придавало вечеру совсем
  
  романтический колорит. Бородатый приятель фотографа в футболке с изображением
  
  цветного, переливающегося в свете свечей черепа с костями танцевал медленно с
  
  красивой девушкой, что приехала с ним. Фотограф лежал на черном кожаном диване
  
  и курил, пристально наблюдая за слившимися в танце Патрицией и Айменгой.
  
  Патриция, вернувшись с берега, первым делом прошла в гримерную, где стояла
  
  ее сумка, так как пока не решили, где она будет ночевать. Там она сразу же
  
  оделась, поскольку ей надоело светить обнаженным телом. Она конечно никого не
  
  стеснялась, но все, по ее мнению, должно быть в разумных порциях. К тому
  
  же она прекрасно знала, что толково полуобнаженное женское тепло действует
  
  на мужчину возбуждающе гораздо сильнее, чем просто обнаженное. Поэтому
  
  Патриция долго и тщательно перебирала свой богатый гардероб и остановилась на
  
  коротких красных шортах и белой шелковой блузке с изящными кружевами и
  
  короткими руками. Одежда должна подчеркивать и великолепный цвет ее кожи,
  
  и волнующие линии ее фигуры, и в то же время должна заставлять мужчину
  
  страстно желать эту одежду снять с нее. Требуемого эффекта Патриция
  
  добилась с блеском -- сейчас фотограф не отрывал от нее внимательных глаз, и
  
  девушка догадывалась примерно, о чем он думал.
  
  Патриция чувствовала себя неплохо -- и физически и душевно. Фуршет,
  
  подготовленный мадам Николас, утолил ее разбушевавшийся голод, а
  
  любующийся ее фигурой фотограф нравился ей. Может быть даже, он сумеет
  
  заменить ей Тома. В конце-концов Том далеко не единственный на белом свете
  
  мужчина, с которым ей может быть хорошо -- просто раньше попадались на ее
  
  пути лишь мужланы и самцы, представления не имеющие о настоящей любви,
  
  подменившие понятие "любовь" понятием "секс". Этот кучерявый блондин, похоже,
  
  не из таких. Правда, обвинение Айменги в гомосексуализме... Но Патриция
  
  почему-то сомневалась в этом. Вот широкоплечий, усатый шофер -- тот да,
  
  похоже. Он даже не взглянул на девушек ни разу... И сейчас его здесь нет.
  
  Патриция в танце поравнялась с глазами фотографа, взгляды их встретились.
  
  Патриция улыбнулась ему своей загадочной улыбкой, которая не оставляет мужчин
  
  равнодушными. Он не смутился, не вскинулся с дивана, затянулся лишь глубоко и
  
  выпустил синеватый в волшебном свете свечей дым. Патриция почувствовала, что в
  
  нем нарастает желание, что его заводит то, что она милуется с Айменгой.
  
  -- Ты права, -- почти не шевеля губами, шепнула она блондинке, -- это заводит
  
  его!
  
  Айменга демонстративно, чтобы фотограф видел, провела рукой по ягодицам
  
  Патриции, залезла снизу под ткань шорт, другой рукой жадно погладила спину
  
  девушки. Страстно вздохнула и закрыла глаза.
  
  Фотограф смотрел на них и курил, выпуская дым кольцами. Айменга, входя в раж,
  
  чуть отстранилась от партнерши и забралась ей в ворот полупрозрачной белой
  
  кофточки Патриции, и обхватила жадно пальцами плотный холмик груди.
  
  Соблазнительные ягодицы Патриции, плотно обтянутые красной материей шорт,
  
  находились прямо перед глазами фотографа.
  
  Девушки повернулись и посмотрели обе на него такими глазами, что и полный
  
  импотент немедленно возжелал бы сбросить напряжение. И умело повели
  
  телами в едином движении... Патриция снова встретилась взглядом с ним и вновь
  
  улыбнулась.
  
  Фотограф резко встал и вышел из комнаты, в дверях кинув на них пристальный взгляд.
  
  -- У меня такое впечатление, -- сказала Айменга, проводив его глазами, -- что
  
  он готов.
  
  Патриция улыбнулась, сняла руки с талии Айменги и пошла вслед за фотографом.
  
  Айменга подошла к танцующий паре.
  
  Бородатый здоровяк в футболке с черепом, посмотрев в сторону Патриции, заявил,
  
  не прерывая танца:
  
  -- Если она думает, что у нее что-нибудь получится, то пусть она себя не
  
  обманывает. С ним еще ни у одной бабы не получалось!
  
  * * *
  
  Фотограф сидел в коридоре на высокой тумбочке и курил, задумчиво глядя в стену.
  
  Патриция подошла, взяла у него из рук сигарету, затянулась и сунула ее ему
  
  обратно меж пальцев. Он лениво повернул голову в ее сторону.
  
  -- А ты знаешь, чего тебе на самом деле хочется? -- медленно спросил он. --
  
  Сначала у тебя был некий Том, потом какой-то галантерейщик... А может, ты
  
  лесбиянка?
  
  -- Ну и что? -- спросила Патриция. -- Мне нужна любовь. В любом виде!
  
  -- Так если ты думаешь, что у тебя с Айменгой будет любовь -- иди к ней. Зачем
  
  ты пошла за мной?
  
  -- А почему нет? Я бы пошла и с тобой, Бернард, но тебя, кажется, это не очень
  
  интересует.
  
  -- Тебе так кажется? -- Он взял ее за руку и повел в павильон для съемок,
  
  сейчас погруженный в кромешную темноту.
  
  Остановился, обнял ее и поцеловал. Поцеловал нежно, не стараясь высосать из
  
  нее все и не кусая больно губы. Рука его волнующе пробежала по ее спине.
  
  Том открыл Патриции вкус к любви. Сейчас она старалась забыть Тома и внушила
  
  себе, что ей очень нравится ласка фотографа.
  
  Белокурый фотограф, прекрасно ориентируясь в темноте, подвел девушку к кожаной
  
  тахте, уложил. Лаская ее грудь, левой рукой стал расстегивать пуговицы на
  
  ширинке ее шорт. Не очень ловко, впрочем. Наконец справился с поставленной
  
  задачей, склонился над ее животом и начал стаскивать шорты.
  
  Она чуть приподнялась, чтобы ему это удалось и, стараясь завести его и себя,
  
  застонала.
  
  Он выпрямился и снял брюки. Лег на нее. Патриция обняла его двумя руками и
  
  потянулась к нему губами. Он ласкал ее, она стонала с закрытыми глазами,
  
  думая про себя когда же он овладеет ею, и не зная хочет ли она этого на самом
  
  деле или ей только кажется, что хочет.
  
  Он протянул руку с тахты куда-то вбок и нащупал пульт на длинном тонком шнуре.
  
  Нажал на кнопку и все помещение наполнили блики световспышек и щелканье
  
  расставленных вокруг тахты на треногах фотоаппаратов.
  
  -- Что?! -- встрепенулась Патриция и попыталась вырваться. -- Что ты делаешь?
  
  И тут он вошел в нее, она ощутила живую, горячую плоть в себе. Ей стало
  
  мерзко, противно и страшно -- яркие, слепящие вспышки выводили ее из себя.
  
  Она стала бить его кулачками в грудь, стараясь освободиться от его объятий.
  
  -- Хорошо, хорошо! -- воскликнул он. -- Давай еще! Прекрасно! -- Он не
  
  переставая, в такт движению, нажимал на кнопку к которой были присоединены все
  
  вспышки и фотоаппараты.
  
  -- Прекрати! Перестань! -- кричала Патриция, в тщетных попытках освободиться.
  
  Движения его были грубы, сильны и резки. Он не прекращал садистских
  
  перемигиваний вспышек.
  
  Он обжег внутренности Патриции горячим извержением и расхохотался, словно
  
  восставший из ада Люцифер.
  
  Так мерзко Патриции еще не было никогда.
  
  Он растянулся на тахте рядом с ней, она почувствовав, что ее больше не
  
  сдерживают мускулистые руки, слетела с холодной кожи тахты. Слезы
  
  отвращения текли из глаз, размывая косметику. Она судорожно запахнула
  
  блузку и нашарила в темноте шорты. Она могла бы уйти и без шорт, но не желала
  
  оставлять ему на память подобные презенты.
  
  Он ни сделал ни малейшего движения, чтобы остановить ее.
  
  Патриция задержалась в доме фотографа еще на одну минуту, чтобы забежать в
  
  гримерную и забрать сумку.
  
  Долго шла в темноте по высокой траве, по луне ориентируясь, где может
  
  проходить дорога в город. Наконец нашла ее и побрела по асфальту. Прошла около
  
  километра, ее шатало от усталости и отвращения. Том себе никогда ничего
  
  подобного не позволил бы. Она свернула с дороги, нащупала в сумке джинсы,
  
  переоделась, завернулась в куртку и легла на мягкую траву около раскидистого
  
  кустарника.
  
  Карьера фотомодели для Патриции завершилась, едва начавшись.
  
  * * *
  
  Проснулась Патриция поздно и лишь к полудню добралась до Саламина.
  
  Лелея надежду прошла к знакомому пирсу.
  
  Яхты Тома не было. На ее месте стоял старый пошарпанный катер.
  
  Патриция позавтракала на скорую руку в маленьком кафетерии и стала планомерно
  
  обходить все причалы. Безрезультатно. То есть отрицательный результат --
  
  тоже результат. Больше ей здесь делать было нечего.
  
  На борту скоростного катера, мчавшегося к Пирею по зеленоватым волнам залива,
  
  Патриция достала свой магнитофон, на котором запечетлевалась история ее
  
  одиссеи. Или история поисков любви. Находок и утрат, курьезов и ударов.
  
  Ветер развевал ее красивые темные волосы, но она не отворачивалась, смотрела
  
  неприятностям в лицо.
  
  -- Гнусь какая! Извращенец -- может, только когда вокруг вспышки! --
  
  сказала она в магнитофон со встроенным микрофоном. -- Том был -- настоящий!
  
  А этот -- черте что... Том, зачем ты уехал от меня? Ты единственный, с кем
  
  мне было хорошо. Зачем ты сделал такую глупость? Наверное, я тоже тебе
  
  помогла в этом. Почему бы мне не бросить всю эту ерунду и не вернуться к
  
  тебе? Но нельзя же быть столь малодушной! Нужно попытаться еще один раз
  
  найти кого-нибудь такого же достойного. Или забыть все в суете путешествий.
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  
  Босиком, в коротких шортах и огромной не по размеру, белой капроновой куртке,
  
  Патриция прошла по газону перед большим шикарным отелем. На флагштоке у
  
  помпезного входа развевался греческий национальный флаг -- белый крест
  
  в голубом квадрате на бело-голубом же полосатом поле.
  
  Толстый пожилой швейцар, открыл ей стеклянную дверь. Она, даже не удостоив его
  
  взглядом, небрежно бросила:
  
  -- Интурист.
  
  Гордо прошествовала по выложенному большими плитами под мрамор полу прямо к
  
  длинной стойке портье. Бросила у стойки свою огромную сумку, сверху положила
  
  маленькую сумочку и навалилась на стойку, устало улыбаясь.
  
  -- Доброе утро, -- сказала она хорошо одетому черноволосому мужчине лет
  
  пятидесяти. -- Мне нужна комната с видом на море и с большой ванной. Или
  
  большой номер люкс.
  
  Мужчина за стойкой скептически оглядел ее дорожный вид, решая как-бы
  
  повежливее, побыстрее и без нервотрепки послать ее куда-нибудь подальше от
  
  отеля.
  
  По его взгляду Патриция все поняла. Она нагнулась, взяла сумочку, раскрыла ее,
  
  показывая солидную пачку денег.
  
  -- Это вам что-нибудь говорит? -- спросила она.
  
  Портье сразу расцвел в профессионально-доброжелательной улыбке.
  
  -- Мне лично -- очень многое, -- сказал он, протянул руку и взял ключ с
  
  большим деревянным брелком, на котором были медные цифры номера. Он подал его
  
  Патриции. -- Я пошлю ваш багаж наверх немедленно.
  
  -- Чего беспокоиться, у меня всего одна сумка. -- Патриция привычным жестом
  
  вскинула коричневую сумку на спину и пошла к лестнице.
  
  Куртка ее была длинная, аж до колен, а кроссовки болтались на шнурках на
  
  другом плече, ноги до колен были в дорожной грязи.
  
  -- Ох, уж эта молодежь, -- проворчал портье. У него самого подрастала дочка и
  
  он не хотел, чтобы она вот так шлялась, словно перекати-поле без всякой цели
  
  по городам и весям, проматывая отцовские сбережения.
  
  Патриция поднялась по широкой, застеленной ворсистым ковром лестнице на
  
  четвертый этаж и прошла в свой номер.
  
  Вид из окон был действительно на море, две комнаты, большая кровать, ночник,
  
  приемник около кровати. Патриция прошла на середину номера и скинула куртку.
  
  Стащила с облегчением пропотелую полосатую футболку и так же бросила на пол.
  
  Заметила рядом с дверью кнопку, рядом с ней табличку "вызов горничной".
  
  Подошла и нажала. Потянулась сладко, достала сигареты, закурила.
  
  Надо дать себе отдых, решила она. Вымыться, выспаться, хорошо и вкусно
  
  поесть, подумать в одиночестве о своем дальнейшем поведении...
  
  Патриция подошла и еще раз нажала кнопку вызова.
  
  Собственно, пора решаться на какие-то определенные действия. Опять
  
  подставляться какому-нибудь мужлану, который использует тебя, как используют,
  
  скажем, туалетную бумагу... бр-р. С нее довольно экспериментов. Значит, либо
  
  лететь в Мюнхен и продолжать учебу, что в общем-то не так уж и плохо и рано
  
  или поздно все равно вернуться придется. Либо найти Тома -- единственного
  
  мужчину, который был близок, с которым ей было хорошо и в постели и за
  
  разговором. Который не рассматривал ее исключительно как станок для
  
  удовлетворения своих сексуальных потребностей.
  
  Но Том хочет обладать эксклюзивными правами на нее, а она любит свободу, как
  
  вольная птица -- небо. Но почему бы и нет в конце концов? Ведь он может дать
  
  ей все, что ей надо -- любовь...
  
  В дверь постучали. Патриция хотела накинуть куртку, чтобы не сверкать
  
  обнаженной грудью, потом передумала. Открыла дверь.
  
  Вошла симпатичная горничная средних лет в строгом черном платье и белом
  
  веселеньком переднике с кружевами.
  
  -- Здравствуйте, -- вежливо сказала она. -- Вы звали меня?
  
  Вид полуобнаженной постоялицы ее не смутил, она просто профессионально не
  
  заметила этого. Зато почему-то смутилась Патриция. Она подняла куртку и
  
  накинула на себя.
  
  -- Я хотела бы заказать в номер обед, -- попросила она. -- Я очень устала
  
  и хотела бы пообедать в одиночестве. Это возможно?
  
  -- Да, конечно, -- улыбнулась официантка и достала блокнот. -- Я понимаю,
  
  в ресторане не всегда удается побыть одной. Что вы закажете?
  
  Патриция задумалась.
  
  -- На ваше усмотрение, -- наконец сказала она, решив, что сюрприз получить
  
  приятнее, чем ломать сейчас голову. -- Пару закусок, первое, второе --
  
  обязательно мясное и бутылку шампанского. Да, и мороженное, желательно
  
  фруктовое, соку какого-нибудь...
  
  -- Хорошо, -- сказала горничная. -- Когда вам подать?
  
  Патриция глянула на квадратные часы, висящие на стене высоко над кроватью.
  
  -- Через час, пожалуйста. Я хочу принять ванну.
  
  -- Я все сделаю, как вы просили, -- заверила горничная.
  
  -- Спасибо.
  
  Выпроводив ее, Патриция вошла в ванну и открыла краны. Ванна была большая и
  
  уютная. Патриция скинула шорты и с удовольствием забралась в горячую воду.
  
  Долго лежала в приятной воде, наслаждаясь покоем, затем взяла мочалку и стала
  
  остервенело натирать себя, словно стараясь смыть с себя остатки прикосновений
  
  похотливых сердцеедов и извращенцев, которые обладали ею после Тома.
  
  Она хотела снова стать чистой. Снова хотела любви, хватит с нее эротических
  
  похождений.
  
  * * *
  
  Патриция в свое удовольствие пообедала, в одиночку выпила бутылку
  
  шампанского. Она решила как следует выспаться, а потом разыскать Тома. Это
  
  было ее окончательное решение. Она даже попросила у горничной телефонную
  
  книгу Пирея, и выяснила телефон и адрес Тома.
  
  Однако, когда она проснулась на следующий день, проспав подряд более
  
  четырнадцати часов, вчерашняя решительность несколько поколебалась.
  
  Она вытряхнула на постель все вещи из объемистой сумки и начала рассматривать
  
  чем она располагает. Потом взяла косметичку, которой почти никогда не
  
  пользовалась, и пошла в ванну.
  
  Когда она спустилась вниз, вчерашний портье открыл рот от изумления --
  
  настолько разительно Патриция поменяла свой имидж. По лестнице вчера поднялась
  
  спортивного вида утомленная туристка, сегодня спустилась роскошная дама.
  
  Дорогие лакированные малиновые туфли на высоком каблуке, почти до туфель
  
  выходное платье с претензией на уникальность из красного полупрозрачного
  
  материала с крупными желто-оранжевыми цветами и с большим декольте,
  
  кокетливый шарф из такой же ткани.В тщательно уложенных волосах красная
  
  заколка-обруч, кардинально меняющая прическу, лицо талантливо подкрашено, в
  
  ушах большие золотые серьги -- каждая деталь подчеркивала ее красоту,
  
  женственность и обаяние.
  
  Патриция миновала портье, который не мог отвести от девушки восхищенного
  
  взгляда, пораженный столь удивительным перевоплощением, и с гордо поднятой
  
  головой прошла в бар.
  
  Бар был почти пуст. Лишь у стойки скучал на высоком круглом стуле толстяк лет
  
  пятидесяти в светлом дорогом костюме, да за столиком сидела перезрелая
  
  напомаженная дама, считающая, что бабье лето у нее отнюдь еще не кончилось.
  
  Скучающий бармен перед толстяком смешивал ему коктейль.
  
  Патриция вошла в бар и помещение словно ярче осветилось. Все три пары глаз
  
  оказались прикованным к ней: бармена -- профессиональный, толстяка --
  
  восхищенно-отстраненный (ибо понимал, что это не для него, хотя средствами
  
  обладал не малыми), и возмущенно-завистливый дамы, ибо когда-то и она...
  
  Патриция поправила ворот платья, чтобы не закрывал превосходную грудь, не
  
  стянутый всякими излишествами вроде лифчика, и направилась прямо к толстяку.
  
  -- Доброе утро, -- улыбнулась она ему.
  
  -- Доброе утро, -- с готовностью ответил тот.
  
  -- Здесь свободно?
  
  Толстяк соскочил с места и сделал приглашающий жест рукой, указывая на
  
  соседний высокий стул, обитый малиновой кожей:
  
  -- Да, конечно, прошу вас...
  
  Она села и обратилась к бармену:
  
  -- Дайкири, пожалуйста.
  
  -- Мы кажется, незнакомы, -- сказал толстяк в элегантном светлом костюме. И
  
  представился: -- Мартин Мюллер. Можно вам купить коктейль?
  
  Она развернулась в его сторону и сказала, нагло улыбаясь ему в глаза:
  
  -- Вы можете покупать что угодно. Включая меня, разумеется.
  
  Эта фраза покоробила его, но он сделал вид, что не расслышал и пригубил
  
  разбавленное виски из своей рюмки.
  
  -- Вы отдыхаете? -- спросил он.
  
  -- Да, -- улыбнулась она.
  
  -- А могу я спросить откуда вы?
  
  -- Конечно. Спрашивайте, -- милостиво позволила она.
  
  -- Так откуда вы?
  
  -- Из Константинополя.
  
  -- Из Константинополя? -- не понял он и вдруг радостно воскликнул: -- А! Вы
  
  хотите сказать Стамбул?
  
  -- Стамбул, Константинополь -- какая разница? -- пожала она плечами. -- Когда
  
  работаешь в публичном доме не замечаешь никакой разницы.
  
  Он вздохнул и отвернулся. Но желание продолжить знакомство с этой роскошной,
  
  непонятной женщиной обуревало его. Патриция прекрасно это понимала.
  
  Бармен подал ей заказанный коктейль.
  
  -- Спасибо, -- сказала она равнодушно и потянула из соломинки.
  
  Посмотрела на толстяка и ни слова не говоря, лишь мило улыбаясь, потянулась за
  
  его сигаретами. Взяла сигарету, вставила в рот и вопросительно-ожидающе
  
  посмотрела на собеседника. Толстяк схватился и зажег зажигалку, но бармен
  
  профессионально опередил его, услужив очаровательной клиентке. Патриция
  
  улыбнулась и прикурила от зажигалки бармена. И посмотрела внимательно на
  
  толстяка. Наверно, в жизни он совсем другой человек -- симпатичный,
  
  компанейский, отличный работник и прекрасный, любящий отец и муж. Но когда
  
  такие вырываются на время из привычного семейно-будничного круга, они тут же
  
  превращаются совсем в других, однообразно-любезных охотников за женскими
  
  телами, и кроме этого самого пресловутого тела, им больше ничего не требуется.
  
  Патриция выпустила струйку дыма из коралловых губ прямо в лицо толстяку и
  
  спросила лениво:
  
  -- Вы один?
  
  -- Да, -- обрадовался тот -- Я один и у меня отпуск.
  
  -- Греция такая идиотская страна, что в ней постоянно ждут сюрпризы. В этом
  
  костюме ты сейчас изжаришься.
  
  Он посмотрел на свой пиджак.
  
  Патриция решила слегка поторопить события. Она вновь чуть раздвинула ворот и
  
  задрала разрез платья, демонстрируя ему свою стройную ногу.
  
  -- Как вам нравится мое платье, Мартин? -- спросила она.
  
  Он похотливо улыбнулся:
  
  -- Очень сексуально.
  
  -- И наверняка вам нравится моя ножка, верно?
  
  -- Да, -- согласился толстяк. -- Очень. Прелестная ножка.
  
  -- А груди? -- продолжала дразнить его Патриция. -- Они у меня такие упругие,
  
  мягкие. Хотите попробовать?
  
  Дама за столиком, не отрывающая от них внимательных глаз, чуть не поперхнулась
  
  своим кофе. Она была поражена наглостью незнакомки и одновременно восхищена.
  
  Дама неделю торчит целыми днями в баре и ресторане без какого-либо
  
  результата, так и отпуск пройдет без намека на флирт. А тут эта восхитительно
  
  бесподобная наглость... Надо взять ее приемы на вооружение, молодость здесь
  
  ни при чем, дама еще не стара, в самом соку, только она излишне скромничает,
  
  а, оказывается, надо идти на таран, если хочешь затащить мужика в постель.
  
  -- Что? Прямо здесь? -- удивился толстяк.
  
  -- Ну, -- кокетливо улыбнулась соблазнительница, -- бармен не будет возражать,
  
  верно?
  
  Толстяк посмотрел на бармена, тот понимающе улыбнулся: мол, что хотите
  
  вытворяйте, лишь платите, да чтоб неприятностей с администрацией не было.
  
  Толстяк окинул взглядом зал. Дама за столиком хищно улыбнулась ему, чуть ли не
  
  облизнулась.
  
  -- Да, но... -- промямлил толстяк.
  
  -- Тогда, может быть, в вашем номере? А? -- Патриция встала с обитого
  
  малиновой кожей круглого стула на одной металлической ножке.
  
  Не оглядываясь -- куда он денется! -- пошла к выходу из бара.
  
  -- Ну смелая! -- восхищенно прошептал толстяк, расплатился и поспешил за
  
  ней -- не упускать же такой шанс!
  
  Дама проводила их завистливым взглядом.
  
  Они поднялись на лифте на четвертый этаж и пошли по коридору. Она шла
  
  уверенно, высоко подняв голову, толстяк семенил сзади, довольно улыбаясь и
  
  плотоядно потирая руки. Она спиной чувствовала его взгляд чуть пониже спины.
  
  "Зачем я иду? -- Вдруг с неожиданной отчетливостью Патриция поняла, что
  
  ничего хорошего из этого мероприятия не получится. -- Зачем я вообще пошла в
  
  бар, надела эти тряпки? Лишь для того, чтобы все испробовать? Так все ясно без
  
  слов. Зачем? Ведь решила же вчера, что пойду к Тому... Зачем колебаться и
  
  испытывать судьбу?".
  
  Ей вдруг стало все противно, захотелось влезть в любимую полосатую футболку
  
  и джинсы и ехать к Тому.
  
  И совершенно неожиданно для толстяка Патриция схватила за плечи выходящего из
  
  номера, мимо которого они проходили в этот момент, крепкого черноволосого
  
  мужчину в белой спортивной куртке, черных очках и шапочке с козырьком.
  
  -- Помогите! Помогите! -- закричала Патриция.
  
  Улыбка мгновенно сползла с лица толстяка, уступив место тупому недоумению.
  
  Патриция резко распахнула дверь в номер мужчины.
  
  -- Помогите!
  
  -- Что случилось? -- непонимающе спросил мужчина.
  
  Патриция затащила незнакомца в номер.
  
  -- Закройте дверь, скорее! -- взволнованно сказала она, и когда дверь
  
  закрылась, отрезав их от толстяка, она пояснила: -- Это извращенец.
  
  -- Что? Извращенец? -- вспыхнул мужчина и окинул Патрицию любопытным взглядом.
  
  -- Да! -- подтвердила Патриция, умело изобразив на своем очаровательном
  
  лице страх и волнение. -- Он хотел меня изнасиловать! От него можно ожидать
  
  чего угодно, он настоящий монстр! Чудовище!
  
  Мужчина возмущенно и решительно открыл дверь в коридор.
  
  -- Чудовище? -- наливаясь справедливым гневом повторил он. -- Сейчас я с ним
  
  поговорю!
  
  Толстяк сразу хотел что-то сказать мужчине, но не успел -- мощный удар свалил
  
  его с ног.
  
  -- Что вы делаете? -- лишь успел, падая, воскликнуть толстяк.
  
  Патриция окинула взглядом его лежащую на полу фигуру, холодно поглядела
  
  на своего защитника. Тот победно смотрел на нее, надеясь на благодарность.
  
  -- Все мужики такие скоты! -- прочувствованно сказала девушка и пошла дальше
  
  по коридору, ощущая на себе их негодующие взгляды.
  
  Толстяк сел на полу, и потрогал ушибленную скулу. Такого с ним давно не
  
  вытворяли -- так насмеяться! Он проводил обидчицу долгим внимательным
  
  взглядом. Она прошла по коридору и открыла ключом одну из дверей. Так ее
  
  номер тут же, через три или четыре от его собственного!
  
  Толстяк, распаляя себя, вздохнул и снова потер пострадавшее от сильного
  
  удара место.
  
  Мужчина извиняюще подал ему руку.
  
  -- Что тут происходит в конце концов?! -- воскликнул он, помогая толстяку
  
  подняться. -- По-моему, нас обоих оставили в дураках!
  
  -- Это точно, -- подтвердил толстяк. -- Все бабы -- стервы. Но последнее слово
  
  еще не сказано!
  
  * * *
  
  Патриция собирала вещи в сумку. Делать в этом отеле ей было больше нечего. Она
  
  решилась -- надо возвращаться к Тому.
  
  Смыла в ванне с лица всю косметику, взъерошила волосы и снова причесалась.
  
  На ней опять были надеты любимые джинсы, полупрозрачная белая блузка,
  
  кроссовки и красная куртка с белым отложным воротничком. Не застегивая
  
  куртку, она взяла свою сумку, окинула прощальным взглядом номер и вышла.
  
  Проходя по коридору, она почувствовала, что дверь рядом открывается, но
  
  среагировать не успела -- толстяк затащил ее в свой номер и запер дверь.
  
  -- Заходи сюда, крошка, -- жестко сказал толстяк, пропихивая ее в комнату. --
  
  Сейчас мы разберемся. Меня пока еще никто не называл извращенцем. -- Он снял с
  
  ее плеча сумку и грубо толкнул Патрицию на кровать. -- А ну быстро! Раздевайся!
  
  Он только сейчас сообразил, что она ему так и не представилась. "Ну и черт с
  
  ним, с ее именем, -- решил он. -- Имя в этом деле не главное -- поимеем и как
  
  звать не спросим!"
  
  Она упала на двухместную кровать, застланную желтым покрывалом, и гневно
  
  посмотрела на него.
  
  Он встал в дверях, опершись рукой о косяк, всем видом своим показывая, что
  
  путь к бегству отрезан. Самодовольно усмехнулся и повторил властно и
  
  требовательно:
  
  -- Я сказал: раздевайся!
  
  Она внимательно, словно от этого зависела сама жизнь ее, посмотрела вокруг
  
  себя. На большой тумбочке стоял приемник и телефон. Телефон!
  
  -- Ц-ц-ц! -- покачал пальцем толстяк: мол, не стоит делать глупостей.
  
  Она улыбнулась, делая вид, что смирилась, и включила приемник на канал
  
  внутригостиничного вещания, где всегда крутили приятную музыку, как
  
  убедилась вчера Патриция. Комнату наполнили чарующие звуки танго.
  
  -- Давай потанцуем сначала, а? -- мило улыбнулась она и встала с кровати.
  
  Не давая ему опомниться, Патриция, покачивая бедрами в такт музыке, сняла
  
  красную кофту перед ним, оставшись в полупрозрачной белой блузочке. Вытянула
  
  приглашающе руки и пошла к нему:
  
  -- Прошу! -- весело воскликнула она.
  
  Патриция взяла его за плечи и увлекла в танец. Нашла его руку, взяла в свою и
  
  повела, он подчинился. Она довела его до стены и толкнула на нее. Он стукнулся
  
  о стену, она отвела и опять повела к стене -- хороший танец танго. В стене,
  
  так же как в номере Патриции, была вделана кнопка вызова горничной.
  
  Раз -- и в танце он снова нажал на кнопку, простите, задом.
  
  Он ничего не понимал, гневался на нее, и одновременно восхищался ею. А
  
  может он все-таки нравится ей?
  
  -- Ладно, хватит тянуть резину, ну быстро раздевайся! -- не выдержал он в
  
  конце концов и вновь толкнул ее на кровать. -- Снимай все! -- Сам он стянул
  
  свой белый пиджак и принялся расстегивать пуговицы на клетчатой рубашке.
  
  Патриция, нагло и загадочно улыбаясь, встала с кровати и стянула свою блузку,
  
  обнажив грудь.
  
  В этот момент в номер постучали.
  
  -- Что? -- дернулся толстяк, словно его застали на месте преступления.
  
  -- Да, да, войдите, -- уверенно и громко сказала Патриция.
  
  Вошла горничная и улыбнулась приветливо:
  
  -- Вы вызывали?
  
  -- Да, да, -- подтвердила Патриция, быстро натянув блузку.
  
  Толстяк недоуменно переводил взгляд с одной на другую. Реакция у него
  
  явно замедленная, туповат -- вынесла мысленно вердикт Патриция.
  
  -- Принесите три бутылки шампанского, пожалуйста, будьте добры! -- сказала
  
  Патриция, подхватила свою красную куртку и пошла вслед за горничной.
  
  Наклонилась, взяла сумку. -- Всего доброго, Мартин, -- издевательски помахала
  
  она ручкой.
  
  Он проводил ее взглядом, который мог бы испепелить, обладай толстяк такой
  
  возможностью. Все бабы -- стервы, это факт.
  
  -- Ах ты, сучка, -- резюмировал он.
  
  * * *
  
  Веселая Патриция написала на зеркале в женской туалетной комнате бара губной
  
  помадой: "Кто хочет вкусно перепихнуться -- спросите Мартина Мюллера".
  
  И вышла, посторонившись, уступая дорогу напомаженной даме, что давеча сидела в
  
  баре.
  
  Дама подошла к зеркалу и заметила надпись. Она долго и тупо читала красные
  
  слова на фоне собственного отражения, наконец до нее дошло. Она выскочила из
  
  туалета и поспешила к регистратуре.
  
  Патриция сдавала ключи и рассчитывалась.
  
  Дама быстрым шагом подошла к другому портье, рядом с которым никого не было.
  
  -- Простите пожалуйста, -- обратилась дама к нему. -- Вы не скажете в
  
  каком номере остановился мистер Мюллер?
  
  Патриция довольно улыбнулась.
  
  -- В четыреста семнадцатом, -- сказал служащий, сверившись в регистрационной
  
  книге.
  
  -- Спасибо, дорогой, спасибо, -- через плечо бросила дама, спеша к лифту.
  
  Патриция проводила ее долгим взглядом: пусть толстяк хоть как-то утешится,
  
  а то говорят, что длительная бесплодная эрекция вредна организму.
  
  -- Сдачи не надо, -- сказала она портье. -- До свиданья.
  
  Он проследил долгим любующимся взглядом, как она прошла, покачивая
  
  восхитительным станом, к выходу.
  
  * * *
  
  -- Я не заказывал три бутылки шампанского! -- возмущенно орал толстяк на
  
  горничную, в который раз проклиная в душе эту смазливую вертихвостку и
  
  собственную дурость.
  
  -- Но была дама, -- терпеливо объясняла горничная, -- дама сказала...
  
  -- Пусть она и платит! -- ворчливо заявил толстяк. -- Уберите!
  
  В этот момент в номер влетела увядающая любвеобильная красавица. Она мигом
  
  оценила обстановку.
  
  -- Нет, нет, шампанское нам понадобится! -- воскликнула она. -- Оставьте его
  
  здесь, моя дорогая, а сами идите. Идите! -- Она чуть не силком вытолкнула
  
  горничную и хищно повернулась к толстяку.
  
  Он попятился к кровати.
  
  -- Так значит это вы и есть -- мистер Мюллер, -- довольно сказала дама.
  
  Он недоуменно смотрел на нее, с реакцией у него действительно оказалось
  
  туговато.
  
  Она толкнула его на кровать. Он упал, она как тигрица набросилась на него.
  
  Рубашку после Патриции он не успел застегнуть.
  
  -- Я так ждала этой встречи! -- с вожделением воскликнула дама, обдав его
  
  крепким ароматом духов.
  
  Она уверенно запустила руку ему в штаны, он судорожно вздохнул и мысленно
  
  махнул рукой: будь что будет, но хоть с кем-то он сегодня переспит!
  
  * * *
  
  У дороги, прислонившись к дереву, сидел молодой небритый парень с черными,
  
  давно немытыми волосами и в потрепанной одежде. Патриция сразу узнала его --
  
  тот самый, что соблазнял ее провести ночь втроем в палатке у моря. Рядом с ним
  
  лежала гитара в сером тряпочном чехле.
  
  Он безуспешно голосовал -- автомобили равнодушно проносились мимо.
  
  "Видно, он давно так сидит. Но, наверно, никуда и не торопится," -- решила
  
  Патриция.
  
  -- Привет! -- весело сказала она.
  
  -- Привет, принцесса, -- столь же весело откликнулся он, то же сразу вспомнив
  
  ее.
  
  -- Как дела? -- поинтересовалась она, ставя сумку рядом с ним.
  
  -- Неплохо, -- ответил. -- Рад снова тебя видеть!
  
  -- А где ж твоя любовь? -- Она присела рядом с ним на корточки.
  
  -- Которая любовь?
  
  -- Твоя мышка, -- напомнила Патриция.
  
  -- Мышка? Она нашла себе большого мыша, с Ролс-ройсом. -- Он протянул ей
  
  пачку сигарет.
  
  -- Ты не грустишь?
  
  -- Ну что ты! Грусть -- это мгновение. Была -- и нету. Мы не жалуемся. -- Он
  
  зажег огонек и она прикурила. -- А как ты? Встретила героя своей жизни? Или
  
  жизнь оказалась скучной?
  
  -- Встретила, -- ответила Патриция.
  
  -- А почему же ты не с ним? -- удивился черноволосый.
  
  -- Он вредный.
  
  -- Но ты же любишь вредных.
  
  -- Да, люблю, -- согласилась Патриция.
  
  -- Чего же ты ждешь тогда? -- поразился парень. -- Иди, ищи его. И будь с
  
  ним счастлива.
  
  -- Ты знаешь, в этом есть смысл, -- сказала она и встала. -- Давай всем
  
  такие советы и никогда не останешься без работы.
  
  -- Да что ты -- пользуйся на здоровье!
  
  Патриция заметила, что он продолжает держать палец, голосуя.
  
  -- Сейчас я тебе покажу, как я работаю, -- хвастливо заявила она.
  
  Она подошла к обочине, распахнула куртку и, выпятив грудь под
  
  полупрозрачной блузкой, вытянула руку, весело присвистнув.
  
  Тотчас же остановилась симпатичная белая машина.
  
  -- Чао! -- весело крикнула Патриция парню, садясь в машину.
  
  -- Чао! -- Он столь же весело развел руками: что поделаешь -- се ля ви.
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
  
  Патриция вздохнула, словно навечно расставаясь с прошлым, нажала на кнопку
  
  звонка и услышала, как за дверью задребезжал колокольчик.
  
  Дверь открыл добродушный симпатичный короткостриженый парень со спортивной
  
  фигурой в застиранной оранжевой футболке и заштопанных на коленях джинсах.
  
  "Друг Тома," -- догадалась Патриция и уверенно шагнула в квартиру.
  
  -- Привет, -- сказала она ему, очаровательно улыбнувшись. -- Зови меня просто
  
  Пат.
  
  Патриция прошла мимо него по коридору, словно он любезно пригласил войти.
  
  Он ошарашенно посмотрел ей в спину. Она сняла сумку и поставила у стены,
  
  вынула из нее две бутылки вина. В руке она держала белую розу.
  
  -- Не обращай на меня внимания, занимайся своими делами, -- сказала
  
  Патриция, оглядываясь в коридоре.
  
  -- Да, -- сказал парень. -- Я вижу ты знаешь, что означает "чувствовать себя
  
  как дома". Я не возражаю. Но может быть ты просветишь меня чуть-чуть?
  
  -- Я ж тебе сказала: меня зовут Пат, -- удивилась она его непониманию. --
  
  Полное имя -- Патриция. А теперь скажи: где сейчас находится Том?
  
  -- Вы что с ним друзья? Вы знакомы? -- Парень понял, что бесцеремонная
  
  посетительница пришла не по его душу и вздохнул облегченно.
  
  -- Я его невеста, -- заявила Патриция. -- Так что естественно мы с ним
  
  знакомы.
  
  -- Ты его невеста? -- поразился хозяин квартиры. -- Его комната там в конце
  
  коридора, но он сейчас занят. -- Он ухмыльнулся чему-то.
  
  -- Ничего, я привыкла к этому.
  
  Патриция открыла указанную дверь и с некоторым трепетом вошла в комнату Тома.
  
  "Уютная комната," -- решила она оглядевшись.
  
  Комната была просторная, стены покрывали огромные цветастые рекламные
  
  плакаты, явно выбранные за эстетическое исполнение, а не из любви к
  
  рекламируемым изделиям. Слабый свет ночника пробивался из-за широкой,
  
  створчатой ширмы, едва позволяя видеть остальные предметы обстановки. Из-за
  
  ширмы доносились сладострастные вздохи.
  
  Патриция, выставив перед собой розу, словно магический щит, уверенно прошла
  
  туда, уже догадываясь, какое зрелище ее там ожидало. Что ж, внутренне она
  
  была готова к такому повороту событий и сдаваться без боя не собиралась.
  
  Том лежал нагой на кровати и ласкал обнаженную брюнетку. Заметив, что кто-то
  
  подошел, они оба вздрогнули и обернулись. Том не мог ничего разглядеть в
  
  неверном свете ночника и близоруко щурился.
  
  Из-за ширмы вышла Патриция, держа в левой руке цветок и бутылку. Она встала
  
  и уперлась свободной рукой в бок.
  
  -- Продолжайте, -- спокойно заявила Патриция, без какого либо стеснения
  
  разглядывая их.
  
  От ее взгляда девушке стало крайне неловко и неуютно.
  
  -- Ты ее знаешь? -- испуганно посмотрела на Тома брюнетка.
  
  У нее были крупные черты лица и обвислая грудь. Патриция даже посочувствовала
  
  Тому.
  
  -- Я, надеюсь, не помешала? -- язвительно поинтересовалась Патриция, любуясь
  
  мускулистым торсом человека, которого предпочла бы видеть не с этой
  
  бесфигурной дурнушкой, а рядом с собой. Собственно, он и будет с ней, она
  
  ради этого приехала!
  
  -- Ты можешь подождать меня за дверью? -- спросил огорошенный ее появлением
  
  Том. Но не шелохнулся, чтобы встать. Он не знал негодовать ему или радоваться.
  
  -- С удовольствием, -- как ни в чем не бывало сказала Патриция. -- Позови
  
  меня, как только закончишь.
  
  Они проводили Патрицию взглядами -- Том восхищенным, брюнетка -- ненавидящим.
  
  Патриция прошла на кухню, дверь в которую была широко распахнута.
  
  Короткостриженый парень, что-то напевая себе под нос, готовил ужин.
  
  -- Ты его шофер? -- спросила Патриция.
  
  -- Зови меня просто Нико, -- повернулся он к ней и снова усмехнулся. -- Ну
  
  что? Ты обнаружила, что хотела?
  
  -- Даже более того, -- ничуть не смутившись ответила Патриция. -- Ванну
  
  принять можно?
  
  -- Конечно, почему же нет? -- глаза короткостриженого озорно блеснули. --
  
  Вон там пройдешь и ванна.
  
  Патриция повернулась к указанной двери, но вдруг развернулась и посмотрела на
  
  мужчину ясными невинными глазами.
  
  -- Пожалуйста, -- попросила его она, -- в мою порцию не переливай оливкового
  
  масла.
  
  -- Что-нибудь еще? -- с готовностью спросил Нико, тонко поймав требуемую в
  
  общении со странной гостей ироничную интонацию.
  
  -- На данный момент все, -- успокоила его Патриция и пошла, куда он показал.
  
  Открыв дверь ванны, Патриция увидела, что в ней лежит молодой человек, совсем
  
  еще юноша.
  
  Но это совершенно не смутило ее. Зато смутило не привыкшего к таким ситуациям
  
  юношу.
  
  -- Привет, -- беспечно сказала она.
  
  Он удивленно присел в воде, пораженный ее бесцеремонностью.
  
  -- А мы что, знакомы? -- нашел он в себе силы хоть что-то произнести.
  
  -- Не задавай глупых вопросов, -- сказала она, причесываясь перед большим
  
  овальным зеркалом. -- Я разве тебя спросила кто ты такой?
  
  -- Нет, -- ответил тот.
  
  -- Ничего, если я к тебе подсяду за компанию? -- очаровательно улыбнулась
  
  Патриция.
  
  -- Что? -- не поверил молодой человек собственным ушам.
  
  -- Ты не возражаешь?
  
  -- Нет, -- только и смог выговорить он.
  
  Патриция закрыла дверь ванной и не спеша принялась раздеваться. Он не сводил с
  
  нее внимательных, любопытных глаз. Он впервые в жизни видел, как женщина
  
  раздевается.
  
  -- А кто эта девушка? -- поинтересовалась Патриция, словно речь шла о погоде.
  
  -- Что?
  
  -- Девушка в его постели, -- пояснила она терпеливо.
  
  -- Какая девушка? В какой постели? -- юноша совершенно ничего не понимал. От
  
  свалившейся на него неожиданности он потерял способность мыслить логически.
  
  -- Ну та цыпка с Томом, -- пренебрежительным тоном пояснила Патриция.
  
  -- Это его приятельница, -- с готовностью ответил юноша, сообразив наконец о
  
  чем идет речь. -- А ты что, знаешь Тома?
  
  -- Естественно знаю, я его невеста. -- Патриция разделась догола.
  
  Юноша был на седьмом небе от счастья всего лишь от возможности лицезреть ее
  
  обнаженные формы. Зачем она дразнит его? Ведь все равно она не к нему пришла.
  
  Наверное, она хочет отомстить подобным образом Тому. Что ж, юноша был
  
  доволен и таким вариантом -- Том к нему претензий предъявить ну никак не
  
  сможет.
  
  Патриция подошла и залезла в ванну, села к нему лицом. Он не отводил взгляда
  
  от больших темных овалов на ее волнующей груди.
  
  -- Как приятно, -- сказала она. -- Передай мне мыло, пожалуйста. Спасибо. А
  
  они давно вместе?
  
  -- Кто?
  
  -- Том и эта девушка в его постели.
  
  -- Пару дней, по-моему, -- неуверенно ответил юноша.
  
  -- Значит, у них серьезно?
  
  -- Не знаю, -- он не отрываясь смотрел, как она намыливает грудь. -- А тебе
  
  разве наплевать, что он с другой? -- Эта мысль не укладывалась у него в
  
  голове.
  
  -- Спину мне хочешь помыть? -- вместо ответа спросила Патриция, протягивая ему
  
  мыло.
  
  -- Пожалуйста, -- пожал плечами тот.
  
  Она повернулась к нему спиной. Он принялся восхищенно мылить ей спину.
  
  -- Осторожней, когда дойдешь до попки, -- попросила Патриция, -- она у меня
  
  очень нежная! Ну мой же, мой, я ничего не чувствую! -- Она вздохнула тяжко.
  
  -- Ты просто безнадежен! Давай я покажу как надо, -- сказала она и отобрала
  
  мыло. -- Повернись!
  
  Она снова развернулась к нему лицом. Он восторженными глазами смотрел на нее.
  
  -- Повернись и подними попку, -- властно приказала Патриция.
  
  Он безропотно повиновался. Она стала мылить ему ягодицы.
  
  -- Ну как? -- спросила Патриция. -- Приятно?
  
  -- Очень, -- робко улыбнулся он.
  
  -- По-настоящему приятно будет, когда ты повернешься ко мне лицом.
  
  -- Что?
  
  -- Повернись!
  
  -- Ты что, серьезно? -- не поверил юноша собственным ушам. Он был убежден,
  
  что она над ним издевается. Такое счастье жизнь не дарит.
  
  -- Думаешь я тебя разыгрываю? Повернись. Ты что, боишься?
  
  -- Да нет. Чего же я боюсь? -- преодолевая робость, ответил юноша. -- Конечно
  
  не боюсь! Просто в этом деле я еще новенький. -- Он собрал мужество в кулак и
  
  повернулся.
  
  Она рассмеялась:
  
  -- Ой, а у тебя, оказывается, миниразмер!
  
  -- Так всегда сначала, -- начал оправдываться юноша. -- Просто вода холодная.
  
  -- Ну ничего, -- успокоила его Патриция. -- Мы с этим разберемся.
  
  В это время в коридоре раздался недовольный пронзительный женский голос:
  
  -- Почему же мне уходить?! Ну мало ли кто пришел! Почему же мне уходить?
  
  Патриция заинтересованно обернулась к двери.
  
  -- Уходи, уходи, -- услышала она голос Тома.
  
  Патриция стала вылезать из ванны.
  
  -- Мы же еще не закончили! -- поразился стоящий в воде юноша. -- Ты куда
  
  собралась?
  
  -- Никуда не уходи, -- сказала ему Патриция, вылезла из ванны и стала
  
  торопливо вытираться.
  
  -- И это все, да? -- огорченно воскликнул молодой человек.
  
  -- Если у тебя какая-то проблема -- справляйся сам, -- раздраженно заявила
  
  Патриция. Игры кончились. Она повернулась к нему и добавила мягче: -- Пока!
  
  Патриция едва завернулась в большое полотенце, торопливо чем-то обвязалась
  
  наспех, чтобы оно не отваливалось, и прошла на кухню.
  
  -- Том что, тоже ушел? -- спросила она короткостриженого, остановившись
  
  в дверях кухни.
  
  Тот вздохнул.
  
  -- Ну отвечай: Том ушел? -- настаивала девушка.
  
  Хозяин квартиры весело ухмыльнулся, помешивая варево в кастрюле на плите.
  
  -- Не понимаю, чего ты улыбаешься! -- вспылила Патриция. -- Что тут смешного?
  
  -- А чего ты задаешь глупые вопросы? -- парировал тот, кивнув в угол кухни.
  
  Патриция прошла в кухню и увидела, что на стуле за дверью сидит улыбающийся
  
  Том. Взгляды их встретились.
  
  -- Надеюсь, она не очень разозлилась? -- сказала Патриция тоже улыбнувшись.
  
  -- Разозлилась, -- развеял ее надежды Том.
  
  -- Ну ты как: утешил ее?
  
  Том посмотрел на друга. Тот задумчиво курил, наблюдая за этой семейной
  
  сценой. Том встал и поцеловал ее.
  
  -- Ты рад меня видеть? -- робко спросила она.
  
  -- А ты как думаешь? -- Он улыбнулся. -- Почему ты так долго не возвращалась?
  
  -- Ну-у. Ты был не один...
  
  -- Все это так... -- начал оправдываться Том. Лицо его довольно сияло. --
  
  Компания, не надолго... Ничего серьезного не было. Серьезное было только с
  
  тобой, Патриция. -- В это имя он вложил столько чувств, что она сразу поняла:
  
  он по-прежнему любит ее и тоже тяжело переносил их разрыв.
  
  -- А тебе одной девушки хватит? -- глядя на него нежно черными бездонными
  
  глазами, поинтересовалась Патриция.
  
  -- Зависит от того какая девушка.
  
  -- Класс, -- заверила Патриция и вышла из кухни.
  
  -- А ее ты где подцепил? -- весело поинтересовался короткостриженый хозяин
  
  квартиры.
  
  -- На яхте, -- ответил Том. -- Мне нужно выпить. -- Он открыл бутылку и
  
  отхлебнул из горлышка.
  
  -- У меня такое впечатление, что тебе нужно больше чем выпить, -- заметил его
  
  приятель.
  
  * * *
  
  Патриция сидела в уютной, сейчас ярко освещенной комнате Тома на мягком
  
  диванчике и прямо из горлышка отхлебывала слабенькое сухое, очень вкусное
  
  вино, что принесла с собой. На полированном столе перед ней лежала белая
  
  роза.
  
  Вошел Том и сел рядом с ней на диван. Они улыбнулись друг другу. Им не нужны
  
  были слова, они радовались, что снова вместе, что по-прежнему любят друг
  
  друга. Какие-либо обвинения и объяснения показались им сейчас неуместными и
  
  нелепыми.
  
  -- Почему ты вернулась? -- наконец спросил Том.
  
  -- Ну, может, я решила, что люблю тебя, -- ответила она. -- Когда я
  
  влюбляюсь, я посылаю розы.
  
  -- Розы?
  
  -- Да. -- Она кивнула на белый цветок. -- Вон на столе. Роза. Одна. Она для
  
  тебя.
  
  Том взял цветок.
  
  -- Она для тебя. Она белая. Она должна тебе кое-что сказать, -- нежно
  
  говорила Патриция, рассматривая его лицо, понимая как она соскучилась по нему.
  
  Том вертел в руках цветок, разглядывая его как какую-либо уникальную
  
  драгоценность.
  
  -- Она мне говорит, что я вел себя как дурак, -- наконец выговорил Том.
  
  -- Ты прав, -- согласилась Патриция. -- Правда, я тоже себя вела не очень умно.
  
  -- Так что же теперь? -- ласково посмотрел он на нее счастливыми глазами.
  
  Она подалась к нему.
  
  -- Так у нас с тобой да или нет? -- спросила Патриция, пытаясь развеять все
  
  недомолвки, расставить все точки над "I". -- Ты -- все, что мне надо.
  
  Вместо ответа Том нежно взял ее за подбородок притянул к себе ласково и нежно
  
  поцеловал в ждущие губы. Какие еще нужны слова?
  
  -- Я так счастлива, что снова с тобой, Том, -- искренне сказала Патриция и
  
  провела рукой по его густым темным волосам.
  
  Они поцеловались еще.
  
  -- Мы столько времени потеряли зря! -- подосадовала она.
  
  -- Но теперь мы останемся вместе, -- успокоил ее Том с нежностью в голосе. --
  
  Верно?
  
  Патриция уверенно кивнула и стала медленно расстегивать его рубашку.
  
  -- Как долго я тебя ждал, Патриция, любимая! -- выдохнул он притягивая ее к
  
  своей сильной груди.
  
  Патриция распахнула на нем рубашку и уткнулась во вьющиеся колечки волос.
  
  -- Не так уж и долго, -- сказала она. -- Всего три дня мне потребовалось,
  
  чтобы понять -- никто-никто тебя не заменит. Ты для меня -- целый мир!
  
  -- Как долго я тебя ждал! -- снова с ударением повторил Том.
  
  Патриция подняла голову, посмотрела ему в глаза и они вновь слились в
  
  долгом страстном поцелуе.
  
  ХОЛОСТЯК
  
  Как бегут года! Вспоминаю Алену. Так хорошо ее помню, будто разошлись
  
  прошлым летом. Когда я познакомился с ней, ей было ровно восемнадцать. Мы
  
  прожили вместе два года. Получается, что ее нет со мной уже около трех
  
  лет!
  
  Алена! Часто вспоминая подробности наших встреч, я продолжал
  
  удивляться - как могла она отдаваться мне так самозабвенно и восторженно,
  
  не любя? В течение двух лет она стремилась ко мне, сама звонила мне, когда
  
  у нее выдавался свободный вечер. Все свободное время мы проводили вместе и
  
  большую его часть в постели. Как раскованно и сладострастно она
  
  удовлетворяла мои причудливые желания. Рассудочность в такие дни таяла в
  
  моей голове, как воск на огне, и ее зовущая слабость, разнеженная
  
  покорность будили во мне зверя. Я брал ее истово, и приходил в восторг от
  
  ее томных постанываний, от сознания, что ей хорошо со мной.
  
  "Я не люблю тебя. Зачем продолжать?" - сказала она спустя два года
  
  нашей совместной жизни. Оскорбленное самолюбие бросило мне кровь в голову:
  
  "Ну так давай расстанемся!" Странно, но на глазах у нее все же выступили
  
  слезы. Может она надеялась, что я, как прежде, начну убеждать ее в своей
  
  любви. Глаза ее набухли от слез, она сняла с пальца подаренное мною
  
  золотое колечко. И мы разошлись в разные стороны.
  
  В суете будней, среди житейских забот не замечаешь времени.. Ум,
  
  физические силы направлены к достижению различных целей. Но так хитро
  
  устроен мозг, что эту боль - боль одиночества - он может обнажить в сердце
  
  в любую минуту. Бывает, едешь в трамвае, сидишь у окошка, разглядываешь
  
  прохожих и вдруг...
  
  Алена! Неужели я не увижу тебя среди прохожих! Ведь мы живем в одном
  
  городе. Ну, и что бы я ей сказал? Я бы... я бы заглянул в глаза: Алена,
  
  будь снова моей. Ты мне нужна! Ведь тебе было так хорошо со мной!
  
  И услужливая память начинает прокручивать сцены словно виденные мною
  
  когда-то в кино - в цвете, с голосами. Вот летний день и двое молодых
  
  людей едут в автобусе на окраину города. Люди потеют, у Алены на лбу
  
  капельки пота. Я держусь за поручень, она держится за мою руку. Солнце
  
  печет сквозь окна, люди героически изнемогают и тошнотворный запах людской
  
  скученности плотной массой висит в воздухе. Мы едем на пустую квартиру,
  
  чтобы заниматься любовью. Я украдкой гляжу на Алену - капельки пота
  
  стекают со лба на виски, блузка от тяжелого дыхания вздымается порывисто -
  
  и странно, вместо отвращения я испытываю вожделение и ощущаю, как в
  
  плавках забился упругой силой мой дружок.
  
  Вот мы входим в квартиру. Снимаем туфли. Прохлада, полумрак. Алена в
  
  коридоре у зеркала поправляет волосы. Я подошел сзади, плотно прижался к
  
  ее крутым ягодицам, впился губами в шею. Руки мои, преодолевая ее слабое
  
  сопротивление, залезли под юбку и стали стремительно снимать трусики. "Ну,
  
  если ты так хочешь..." - тихо прошептала она и, упершись руками в стену,
  
  податливо расставила ноги. Я спустил брюки, чуть подогнув ноги,
  
  пристроился и вонзил дружка в горячую глубину. Шумно дыша, мы оба
  
  отдавались как-то сумбурно и беспорядочно. О, миг блаженства! Словно в
  
  судороге выгнулось мое тело, где-то в глубине ее чрева ударила моя струя,
  
  и... оцепенение стряхнулось. Я вытащил дружка и убедился, что в ванную
  
  пройти не смогу, так как на ногах, словно кандалы, висели скрученные брюки
  
  - пришлось поскакать. Алена, плечом оболокотившись на стену коридора,
  
  засмеялась. Да, вид действительно был забавный - молодой мужчина в рубашке
  
  с галстуком, спущенных брюках с дружком, стоящим на 19.00, скачет по
  
  коридору в ванную комнату.
  
  Однажды я повез ее на машине загород. Теплым летним вечером мы гуляли
  
  по берегу моря, вдыхая йодистый аромат. Она прижималась ко мне своим
  
  горячим телом. Большие сосны отбрасывали в мерцающем свете жутковатые
  
  тени, а взморье пугало своей безлюдной тишиной. Мы вернулись в машину. Я
  
  сел за руль и, слившись с Аленой в горячем поцелуе, неловко выгнулся
  
  набок. Мое положение не давало простора для проявления желаний. Дружок
  
  налился тяжестью и уперся в брючную ткань. Своими маленькими ручками она
  
  поглаживала мой торс, ногу и, наконец нащупала дружка. В темноте я не
  
  видел ее глаз, но ощутил прерывистое горячее дыхание. Она расстегнула мои
  
  брюки, дернул плавки, и дружок выскочил наружу. Она со стоном согнулась и
  
  прижалась пылающим лицом к упругому дружку. Я откинулся на сидение и
  
  сладким покалыванием ощущал, как она ласкала моего дружка щекотанием
  
  ресниц, прикосновением бархатной кожы щек и горячих губ. Когда я застонал
  
  от избытка чувств, она открыла ротик и, схватив дружка двумя кулачками,
  
  стала его шумно обсасывать. Она крутила шершавым языком, задвигала дружка
  
  то вглубь гортани, то стискивала его губами. Рука моя лежала на ее,
  
  подрагивающей от возбуждения, подруге. Безмерная нежность и радость
  
  охватила меня с ног до головы. Толчок. Алена откинулась в сторону, и
  
  клейкие капли ударили в приборную доску.
  
  Алена! Когда мы проводили время вместе, гуляя по улицам города, то
  
  почему-то ссорились по пустякам. Ты так быстро раздражалась! Я тоже не
  
  уступал. Почему я вызывал в тебе раздражение? Ты делала мне много
  
  замечаний - не так говоришь, не так смотришь, не так ходишь. Ты хотела,
  
  чтобы я стал лучше? Чтоб я стал таким, каким ты хотела бы меня видеть? Но
  
  я был не в состоянии переделать себя. А ты не смогла мне этого простить.
  
  Однажды, когда ее родители уехали на несколько дней, она предложила
  
  мне пожить у нее три дня. Мы разместились на широкой родительской тахте.
  
  "Я люблю простор", - сказала она мне и легла по диагонали. То ли родные
  
  стены так ободряли ее, то ли ее радовала возвожность пожить почти семейной
  
  жизнью без перерыва почти целых трое суток, но она вся светилась от
  
  радости. Мы резвились всю ночь. После завтрака прогулялись по парку. Обед
  
  с вином. И снова в постель. Ближе к вечеру мы все еще занимались этим
  
  делом. Сказать по правде, мой дружок еще исправно стоял, но находился как
  
  бы под анастезией - то есть ничего не чувствовал. Но раз любимая задирает
  
  ноги кверху, грех отказывать. Она лежала на спине, ноги покоились у меня
  
  на плечах, а я стоял перед ней на коленях и мерно раскачивался, как
  
  челнок. Отсутствие уже страстного напора, мокрота, уже дружок мой
  
  частенько вываливался из пещеры. Вход в пещеру теперь был просторен, и
  
  потому я, не помогая ему руками, мог всякий раз толчком запихивать его
  
  обратно в благодатное отверстие. И вот опять. Примерился, вонзил в подругу
  
  и..., вскрикнув, она соскочила с постели. "Что такое?" - я ничего не
  
  почувствовал и потому не понял. Она посмотрела на меня с конфузией и
  
  упреком. "Ты не в отверстие попал. Специально?" Я божился, что не нарочно.
  
  Мы оделись и поехали в ресторан. Вернулись ближе к часу ночи. В
  
  проветренной спальне было свежо. Мы расставили по вазам цветы, и как будто
  
  не было и впомине напряженных суток. К моему глубокому удивлению дружок
  
  опять налился упругой силой. Прижавшись ко мне для поцелуя, Алена сквозь
  
  одежду ощутила это. Она стала раздеваться, повернувшись ко мне спиной. Я
  
  тоже разделся, кидая одежду прямо на пол. Шагнул к ней, прижался к ее
  
  спине. Протянул руки, взял в ладони груди и попытался повернуть ее к себе.
  
  Она не поворачивалась. Я опять попытался повернуть. Стоя по-прежнему ко
  
  мне спиной, она прижалась ягодицами к моему дружку и, постанывая, стала
  
  тереться об него. "Она хочет, чтобы я взял ее... сзади", - осенила меня
  
  потрясающая догадка. От необычайности я и сам задрожал мелкой дрожью, но
  
  стал приноравливаться. Ворвавшись внутрь, дружок ощутил сухой жар и стал
  
  стремительно набухать. Алена застонала. Ощутив снизу выворачивающую силу,
  
  я вскрикнул и сильно сжал ее груди. Толчками прошла теплая волна.
  
  Однаждны, спустя почти год после нашего расставания, я не выдержал,
  
  позвонил ей на работу и договорился о встрече. Был холодный, ветренный
  
  вечер и, как назло, мы долго не могли попасть ни в какое кафе. Мы ходили
  
  по городу уже около часа в поисках пристанища, продрогли и она несколько
  
  раз уже порывалась уйти. Я объяснил, что мне нужно сказать ей что-то
  
  важное, но я не могу сделать этого на улице. Глупейшая ситуация! Она
  
  снизошла до терпения. Наконец мы заскочили в кафе, заказали кофе и коньяк.
  
  Я смотрел на нее и не узнавал. Фигурка стала даже еще лучше, но глаза
  
  - неискренние уже, бегающие глаза. Это не она, не моя Алена. Мы пили
  
  горячий кофе. Я стал расспрашивать ее о ее жизни. С кем она живет сейчас?
  
  "Ни с кем". Были ли у нее мужчины в последнее время? Некрасивая улыбка
  
  обезобразила ее рот: "Да. Был один". Ну, и как? "Я была с ним счастлива".
  
  Ревность стальными когтями сковала мое сердце. "Почему же теперь ты одна?
  
  Почему не живешь с ним?" "Жизнь - сложная штука", - и она опять засмеялась
  
  таким противным неискренним смехом. Я видел перед собой чужого человека,
  
  но, надеясь переубедить реальность, сделал еще одну попытку: "Вернись ко
  
  мне! Ты мне нужна!" Она холодно посмотрела на меня и сказала: "Зачем? Я
  
  никогда не любила тебя. А жить рядом, не любя, может быть смогла бы, но
  
  пока не хочу". "Не любила, никогда не любила", - повторял я как
  
  оглушенный, и залпом пил свой коньяк. Она удивленно сказала: "Ой, ты так
  
  побледнел!" И заторопилась на выход, видно боясь, что я затею прямо за
  
  столом скандал. Но я был просто оглушен, контужен. Мне не было смысла
  
  затевать скандал, потому что не было возможности вернуть ее к себе,
  
  вернуть наше прошлое.
  
  Я тоже не ангел. Сколько у меня было женщин? Однажды, в подвыпившей
  
  компании, когда мужчины начали хвалиться своими победами над женщинами, я
  
  тоже напряг память и попытался пересчитать. В конце второго десятка стал
  
  повторяться и запутался. А чем старше я становлюсь, тем больше меня гнетут
  
  угрызения совести. Я всегда считал себя однолюбом, но почему-то не мог
  
  задерживаться рядом с одной женщиной длительное время. От нескольких дней
  
  до нескольких месяцев, а потом я искал оправдание для разрыва. Я находил
  
  каждый раз веские основания. Но чем старше я становлюсь, тем чаще
  
  вспоминаю во сне знакомые заплаканные женские лица.
  
  Наверное было бы справедливо, чтобы каждый мужчина имел хоть раз в
  
  жизни возможность испытать, как лишается девственности девушка, чтобы
  
  стать для нее первым и любимым мужчиной. Но раз мужчин и женщин в этом
  
  мире примерно поровну, то значит каждый мужчина, получив один раз такую
  
  возможность, должен воздерживаться в дальнейшем от таких попыток. Потому
  
  что каждая новая успешная попытка - это захват чужого права, захват чужого
  
  неповторимого счастья. И я виновен. Еще три раза, если не вспоминать об
  
  Алене, проходил я этот Рубикон. Что мог бы я сказать в свое оправдание?
  
  Первый раз это случилось, когда мне было 23 года. Я был свеж, бодр,
  
  энергичен. Я шел по весеннему городу в кожаном пальто и с солидным
  
  дипломатом - спешил по делам. И вдруг у витрины магазина увидел
  
  очаровательную прилично одетую блондинку. Лунообразное лицо, маленький
  
  ротик и огромные голубые глаза. Я не мог пройти мимо. Я подошел к ней. В
  
  те годы я был напорист и обаятелен. В коротком непринужденном разговоре я
  
  узнал, что она из Крыма, приехала в отпуск посмотреть наш город,
  
  остановилась в гостинице "Интурист". Я выразил желание стать в этот вечер
  
  ее гидом. Договорились, что я пойду в 19.00 к ней в номер, и мы отправимся
  
  бродить по городу.
  
  Бродить нам не пришлось. Я действительно пришел вечером к ней в
  
  номер. Но в дипломате у меня лежала бутылка хорошего вина и коробка
  
  конфет. В тот же вечер мне пришлось преодолевать ее постоянное
  
  сопротивление. Сначала она отказывалась остаться в номере, мол, лучше
  
  пойти погулять; потом она не хотела пить вино; позже она возражала, чтобы
  
  я остался у нее на ночь. Но я был настойчив - не обижался на отказы,
  
  убеждал ее ласковой речью и мудрыми аргументами. Читал ей стихи, говорил
  
  всякие всякости. И когда на часах отстучало полночь, испросил разрешения
  
  прилечь на соседней койке до утра.
  
  К себе она легла в одежде, не раздеваясь. Я полежал на своей кушетке
  
  минут пятнадцать, обдумывая, с чего бы начать "агрессию". Не придумав
  
  ничего умного, просто подошел к ее кушетке и прилег рядом. Она и вправду
  
  нравилась мне, и я с неподдельной лаской стал целовать ее чуть припухшие
  
  губы. Постепенно, все более возбуждаясь, я раздевал ее и покрывал
  
  поцелуями все новые части ее тела - шею, предплечья, груди. Она уже не
  
  сопротивлялась - лежала в расслабленном изнеможении. Я раздел ее
  
  полностью, быстро скинул одежду с себя и, раздвинув ее ноги, возлег
  
  сверху. Мой дружок тыкался в поисках входа. Я помог ему пальцами и,
  
  дернувшись всем телом, засадил внутрь. Она вскрикнула. "Неужели девушка...
  
  была?" - обожгла меня мысль. Почему же ничего не сказала раньше? "Что
  
  случилось? Тебе больно?" - спросил я ее испуганно. "Нет... Уже не больно",
  
  - тихо прошептала она, обвила мою шею руками и горячими поцелуями стала
  
  покрывать мое лицо. "Девушка так легко не перенесла бы этого", - успокоил
  
  я себя и продолжал свое дело с достаточным усердием. Потом мы по очереди
  
  бегали в ванную. В комнате света не зажигали. Снова постель и снова ласки
  
  любви - на 3-й или 4-й раз она вошла во вкус и отдавалась уже с
  
  наслаждением. О, годы молодости! Откуда брались силы?
  
  Заснув уже под утро, изрядно помятые, но веселые,. мы поднялись ближе
  
  к полудню. И вот тут то я увидел смятую простынь. На ней проступало
  
  несколько засохших пятен крови. "Так ты была девушкой?" "Теперь это уже не
  
  важно. Я счастлива", - и она, прильнув ко мне, поцеловала долгим и нежным
  
  поцелуем.
  
  Сколько я был с ней знаком? Она пробыла в моем городе четыре дня, все
  
  ночи стали праздниками нашей любви. Потом она писала мне письма, я отвечал
  
  ей короче, но тоже регулярно. Она не ставила мне вопрос о женитьбе. А я не
  
  мог на это решиться. Своего жилья я не имел (жил вместе с родителями),
  
  зарплаты инженера не хватало даже для меня. Я был совершеннолетним, имел
  
  специальность и работу, но не мог считать себя самостоятельным. Постепенно
  
  наша переписка затихла. Ее последнее письмо было закапано. Она писала, что
  
  плачет и не видит возможности избжать разрыва, ей горько, что я такой
  
  нерешительный, но она никого не винит.
  
  Алена! Может моя мука по тебе это мой крест за женщин, которых я
  
  оставил когда-то.
  
  Второй раз это случилось при посредстве родственников. "Хватит тебе
  
  бегать в холостяках, женись!" - говорили мне знакомые родственники. "Я не
  
  против, найдите невесту", - отвечал я спокойно и искренне верил, что хочу
  
  жениться. Однажны на одном семейном вечере мне указали на 18-летнюю
  
  девушку. После ужина я предложил ей погулять по парку. Во время прогулки
  
  выяснилось, что ей уже нарассказали про меня много хороших вещей и
  
  рекомендовали как будущего мужа. Мы весело обсудили эту тему и к концу
  
  прогулки уже несколько раз поцеловались. Чтобы продолжить положенные
  
  жениху ухаживания, я предложил ей на следующий день прийти ко мне домой.
  
  Она была студенткой и, сбежав с последних занятий, пришла ко мне в
  
  полдень. Родители мои работали до вечера. Я в это время имел сменную
  
  работу и поэтому находился дома.
  
  Итак, она вошла ко мне домой. Рекомендации родственников сделали свое
  
  дело - она уже мысленно считала себя моей невестой и потому почти не
  
  сопротивалялась моей настойчивости. Зацеловав ее до головокружения, я снял
  
  с нее трусики, приспустил свои бруки и, взяв в свои ладони ее ягодицы,
  
  насадил сокровенным местом на свой кол. Она заплакала в голос от боли, и я
  
  почувствовал, как мокро у меня на шее от слез, а на ногах от крови.
  
  Хрупкое женское существо подрагивало у меня в руках. "Любимая!" - выдохнул
  
  я от безмерной благодарности. Потом мы пили шампанское, которое оказалось
  
  у меня в холодильнике.
  
  Я жил с ней почти полгода. Мы встречались, таясь от родителей,
  
  урывками. В постели у нас царило полное удовлетворение - мы прошли целый
  
  этап, перепробовав множество поз. Но, что касается совместной жизни, то
  
  чем больше я узнавал ее, тем тяжелее мне становилось от мысли, что я
  
  должен на ней жениться. Нет, она была славная, порядочная молодая женщина.
  
  Но у нее был какой-то унылый безвольный характер. Я чувствовал, что не
  
  могу подолгу находиться возле нее - ее пессимизм угнетал. Я долго мучился,
  
  испытывая угрызения совести за то, что лишил ее девственности до свадьбы.
  
  Она к этому относилась серьезно, и несколько раз повторяла, что отдалась
  
  мне только потому, что мы поженимся. И вот однажды я решился - сказал ей,
  
  что мы расстаемся. Она горько заплакала. Я убеждал ее, что наше
  
  расставание пойдет на пользу нам обоим. Она не отвечала и плакала навзрыд.
  
  Потом мне рассказали, что целый год она жила, как во сне. Еще через
  
  год однокурсник сделал ей предложение. Она стала чужой женой, и больше я
  
  ничего не слышал о ней.
  
  По ночам меня часто преследует один и тот же сон. Я вижу шеренгу
  
  женщин, с которыми я жил. Они выстраиваются в ряд в хронологическом
  
  порядке, и, следуя от одной к другой, я всматриваюсь в их заплаканные
  
  лица, стараюсь вспомнить их имена, вспомнить что-то хорошее в наших
  
  отношениях - то, что стало бы им утешением, а мне прощением.
  
  В третий раз я нарушил девтсвенность не случайно, а поддавшийсь своей
  
  слабости. В то время я находился в длительной командировке в другом городе
  
  и снимал комнату в 2-х комнатной квартире. Вторую комнату занимала
  
  девушка. Почти полмесяца мы с ней не были знакомы. Работали в разные
  
  смены. Если и случалось обоим находиться днем в квартире, то каждый глухо
  
  закрывал дверь своей комнаты. Однажды в выходной я сильно подвыпил в одной
  
  компании. Вернувшись домой, лег спать. Утром проснулся несколько раньше
  
  из-за сильной жажды (накануне пили водку). Дружок стоял на 11.00, как
  
  железный кол - такое бывает от водки. Пошатываясь, я прошел на кухню,
  
  дверь в комнату девушки была открыта. Попив воды, я побрел обратно и возле
  
  ее комнаты остановился. Просунул голову за дверной косяк. Ее кровать
  
  стояла у стены, она лежала с открытыми глазами. "Доброе утро" - сказал я.
  
  Она приветливо улыбнулась. Тогда я, не раздумывая, шагнул к ее кровати и
  
  проворно залез под одеяло. "Хочу согреться у тебя" - пробормотал я не
  
  слишком отчетливо и прижался к ее телу. Она лежала, не шелохнувшись, пока
  
  я поглаживал ее живот, руки, шею, грудь. Но когда я принялся стаскивать ее
  
  трусики, она стиснула ноги и стала подвывать. Я, обняв, сковал ее и,
  
  бормоча что-то успокоительное, пальцем ноги изловчился уцепиться за
  
  резинку ее трусиков и одним рывком сдернул их. Потеряв последнюю преграду,
  
  она затихла и, сказав: "Все равно это должно было бы случиться", разжала
  
  ноги. Когда я удовлетворил свою страсть, она деловито скомкала запачканную
  
  кровью простынь, застелила свежую и пошла мыться. "Ну, что ж, - подумал я,
  
  - когда-нибудь надо и жениться. Она кажется славная девушка". До конца
  
  моей командировки мы жили вместе. Но я не ощущал восхищения или хотя бы
  
  состояния влюбчивости. Все шло как-то обыденно. В постели она бывала
  
  холодна - покорялась моей прихоти, но без огонька. В быту - та же
  
  покладистость и посредственность. "Что же мне всю оставшуся жизнь теперь
  
  маяться с ней? Из-за минутной слабости?" - думал я со страхом. А она уже
  
  привыкла ко мне за эти два месяца, рассчитывала на что-то, может быть даже
  
  любила. Мы никогда не говорили об этом. И я смалодушничал. Когда
  
  закончилась моя командировка, я собрал вещи и зашел к ней в комнату
  
  проститься. Она все поняла уже несколько дней назад - ходила сердитая,
  
  глаза были припухшие (видно плакала по ночам), увидев меня с вещами,
  
  громко заплакала и упала на кровать, сотрясаясь от рыданий всем телом. Чем
  
  я мог ее успокоить? Я вышел из комнаты и улетел из этого города.
  
  Однажды, когда я вновь увидел во сне шеренгу знакомых женщин, мне
  
  подумалось: "Почему же они все в этой шеренге занимают одинаковые места?
  
  Встречаю здесь тех, с кем жил месяцы. Пусть те, с кем ты жил дольше,
  
  вытянут руки и займут большие места". И вот я вновь иду вдоль шеренги -
  
  многие стоят с опущенными руками, другие вытянули их на уровне плеч...
  
  Алена! Ты тоже здесь! Сколько же тебе отвела места моя израненная память?
  
  Нет, тебе не хватит длины вытянутой руки? Я же... люблю тебя! До сих пор.
  
  Люблю..., зная, что никогда не смогу тебя вернуть.
  
  На одном дыхании написал я свою исповедь. Несколько раз порывался
  
  искривить, приукрасить свои действия - даже перед своей совестью бывает
  
  иногда горько сознаться в содеянном. Но все же я без утайки изложил здесь
  
  сокровенную часть своей жизни. Так негодяй ли я? Были же многие женщины
  
  счастливы со мной? Но чем страше я становлюсь, тем чаще вижу во сне
  
  знакомые заплаканные женские лица.
  
  ЖЕНАТЫЙ МУЖЧИНА
  
  (Три с половиной дня)
  
  Утро выдалось совсем даже неплохое, но к середине дня погода
  
  основательно подпортилась, а когда подошло время вылета, вообще стояла
  
  серая ленинградская мгла. В аэропорту пусто, гулко хлопают двери. Нас
  
  приглашают на регистрацию. Когда услышав свою фамилию второй раз подряд,
  
  недоуменно оглядываюсь, замечаю, что точно также поступает высокий,
  
  коротко стриженый парень. Появление в небольшой туристской группе
  
  однофамильца стало событием - за неимением других. Разумеется, и в
  
  самолете, и в гостинице мы с Колей держались вместе. Нас так и зовут -
  
  Алексеевы. Впрочем, мы не обижаемся, потому что обижаться не на что, к
  
  тому же лень, ибо мы сидим в ресторане "Мельница", где поет свинообразная
  
  визгливая женщина. Сомнительная прелесть пения заключается, по словам
  
  гида, в том, что это "подлинный фольклор". А "Мельница" и в самом деле
  
  мельница, переделанная в ресторанчик, и мы заканчиваем тут свой первый
  
  день в Болгарии. Заканчиваем ужином с вином и дегустацией разнообразнейших
  
  сортов самогона, которые хозяин (по ошибке, видимо) называет ракией.
  
  Роскошное возлияние устроено как "вечер знакомства с группой" по подсказке
  
  поднаторевшей в таких делах грузной тети-гида. Вот, кстати, и она. На
  
  русском языке, обогащенном шипящими и свистящими, объясняет, что на дворе
  
  будут танцы босиком на углях, а затем желающие могут попробовать сами.
  
  Видя всеобщий пессимизм, она добавляет: учрежден приз тому, кто отважится,
  
  - ящик шоколадного ликера, а пока нас приглашают посмотреть национальные
  
  танцы. Задвигались стулья. Мы с Колей остаемся сидеть, обсуждая планы на
  
  вечер, пока рядом не скрипнул стул. На нем, с незажженной сигаретой в
  
  руке, оказалась роскошная (под стать ужину!) дама. Высокий каблук, под
  
  плиссированной юбкой - нога на ногу, уложенные в пышную прическу светлые
  
  рыжеватые волосы, из-под полуприкрытых век - зеленые, яркие и крапчатые
  
  глаза. Очень мила, но сигарета... Смотрит решительно, за словом в карман
  
  лезть не намерена:
  
  - Ерунда какая-то! - и кивок в сторону толпящихся у двери.
  
  - Да, ужасная дрянь - охотно соглашается Коля. Оба смотрят на меня. Я
  
  рассеянно шарю по столу в поисках спичек (хоть бы не найти!) и предлагаю
  
  даме выпить. Она интересуется этикетками, Коля облегченно вздыхает и
  
  направляется к толпе у танцевальной площадки. Он пошел искать ее соседку
  
  по номеру - наша гостья уже показала ее Коле. Соседкой оказалась лимитчица
  
  Лиля, обладающая, как выяснилось в самолете, удивительной способностью
  
  смеяться. То есть на все,что ей скажут, вплоть до просьбы передать вилку
  
  за столом. Она принимает это за остроты. Я, зная Колины замыслы, похолодел
  
  от ужаса. Расслабленный после ужина, я явно не в состоянии был выдержать
  
  хохотальную машину, да еще вместе с воняющей уже своей мерзкой сигаретой
  
  "русской красавицей" (так ее назвал в самолете пьяный финн). А Ирка (так
  
  ее звали) продолжала рассказывать о том, что живет на улице Некрасова в
  
  своей комнате одна, что ей пройти мешают толпящиеся вокруг поклонники, что
  
  я очень похож на одного ее знакомого и что звонить ей можно с утра по
  
  телефону 278-20- 38. Я мерно кивал и пытался запить из стакана
  
  отвратительный дым, забирающийся мне прямо в нос. Кажется,это удавалось -
  
  мир стал пульсировать, дым становился не очень гадким, и я даже не смог
  
  как следует обрадоваться, когда вернулся унылый Коля. Лиля уже тютю.
  
  Дальше вечер был как-то кусками, я смутно отметил, что очень странно
  
  двигаюсь, пожалуй,танцую, и даже с какой-то невысокой светленькой девицей.
  
  Потом Коля пытался удержать меня от танцев на углях, объясняя хозяину, что
  
  я ничего не соображаю (видимо, Коля был пьян, зачем бы мне жариться?). В
  
  общем, окончательно очнулся я в автобусе, рядом сидел Коля и любезничал со
  
  светленькой и ее подругой в очках. Они объяснили мне, что мой трофей - три
  
  бутылки ликера от хозяина за то, чтобы я не лез на горящие угли - у них, и
  
  затем охотно согласились, что самогон был явно несвежий, а со мной
  
  действительно все в порядке. Свое согласие они почему-то обусловили
  
  просьбой не вставать, якобы для моей же пользы. Потом мы вчетвером попили
  
  чаю, а затем обольстительнейший Коля увел Лену в очках смотреть телевизор
  
  к нам, чтобы не мешать моей головной боли, а я со второй Леной продолжал
  
  беседовать о методах загрузки команд в ЕС ЭВМ и эпизодах из жизни
  
  армянского радио. Когда часа в три ночи позвонил Коля и сказал, что они,
  
  пожалуй, не вернутся, я взял Лену на руки и понес, объяснив попутно
  
  причину. Ее почему-то все это очень удивило. Перед тем как идти спать ей
  
  непременно захотелось рассказать мне анекдот, и я его покорно выслушал.
  
  Вкратце сюжет таков: пьяный любовник, не заметив, что у его возлюбленной
  
  месячные, проснувшись утром в своей постели один, с ужасом смотрит на свои
  
  окровавленные руки и думает: "Убил!", а затем, выбежав в ванную смыть
  
  кровь, видит в зеркале свое окровавленное лицо (думайте сами, чем они там
  
  занимались!) и с ужасом убеждается: "Убил! И съел!!!"
  
  - Так вот и у меня... - это она растолковывает мне намек, - и у
  
  Лапиной тоже, мы как-то всегда вместе.
  
  - П-фф! - я пожимаю, плечом как герой кинобоевика, и вижу как
  
  неприятно кособочится отражение худосочного типа в зеркале (видимо
  
  кривовато повесили), - мы и без этого обойдемся! Ты вот поцелуй меня, сама
  
  знаешь куда...
  
  И, держа ее на руках, продолжаю свой жизненный путь к тому, что
  
  сейчас просто не может не случиться. Когда через час уговоров, обещаний,
  
  поцелуев, вскриков, объятий, жаркого дыхания, судорожно сжатых кулачков,
  
  зажмуренных глаз, медленно, со стоном, раскрывающихся губ и дрожащих на
  
  искаженном нетерпением лице ресниц, слабого лепета, в котором только тот,
  
  кто сейчас тискал это, оказавшееся таким нежным и милым существо, мог
  
  разобрать слова благодарности, когда она лежала, все еще вздрагивая под
  
  моей ладонью, - я был уже абсолютно трезв. И тогда вместе с мутным
  
  рассветом в окно заглянул
  
  ДЕНЬ ВТОРОЙ
  
  После завтрака мы расселись в автобусе, по пути Ленка успела мне
  
  сказать, что Коля вторую Ленку "убил и съел". Коля подтвердил известие,
  
  добавив сугубо конфиденциально, что ему это как-то не помешало и особых
  
  неудобств он не испытывал. Решив не терять зря времени в автобусе, мы
  
  воздали по справедливости шоколадному ликеру - это моя страсть (я имею в
  
  виду стремление к справедливости). Остаткам ликера воздали Ленки и наши
  
  соседи.
  
  Когда мы воздавали третьей бутылке, нашим занятием вдруг
  
  заинтересовался руководитель группы. Повернувшись, он строго посмотрел мне
  
  в глаза. Захотелось встать и снять шляпу. Но поскольку в автобусе качает,
  
  да и шляпы у меня нет, я просто закрыл глаза. Решив таким страусиным
  
  образом все проблемы, я продолжал, запрокинув голову, пить ликер прямо из
  
  горлышка. Первым засмеялся Коля, третьим, надо отдать ему должное,
  
  руководитель.
  
  - Наш Алексеев - просто Лексонен! Даже фамилия похожа... - сказал,
  
  давясь от смеха, черненький Гоша.
  
  Автобус грохнул - хохотали все. Лексонен - так звали пьяного финика,
  
  который после посадки, пытаясь выйти из самолета, вставал и, ударившись
  
  головой о багажную полку, падал обратно в кресло. Затем, оправившись от
  
  потрясения, начинал все сначала, но с тем же результатом. Он ничего не
  
  понимал, и лицо у него было то деловое, то обиженное - в зависимости от
  
  фазы его бесплодных усилий. В это время уже вышедшая на поле финская
  
  группа дружным хором звала страдальца: "Лек-сонен! Лек-со-нен!". А в
  
  досмотровом зале, перед экспресс-анализом на СПИД, всего повидавшие
  
  чиновники не без интереса наблюдали, как на ленте багажного транспортера,
  
  среди чемоданов и сумок, лежит размахивающий руками тип и горланит
  
  непотребности. Так и я вкусил дурной славы - между завтраком и обедом.
  
  В пещере я ничего нового для себя не узнал, кроме того, что там
  
  приятно целоваться. День и вечер промелькнули незаметно, а когда в
  
  одиннадцать мы поднимались на лифте, Коля с Ленкой вышли на нашем этаже, а
  
  мы с Марковой поехали дальше...
  
  - Ты знаешь, а сегодня уже можно, - заявила, потупясь, свежевымытая
  
  Ленка.
  
  - Гм, ну и прекрасно! - я чувствовал себя чуть неловко (кстати, а что
  
  надо говорить в таких случаях?). Выйдя из ванной комнаты, я нырнул к ней
  
  под одеяло и обнаружил, что она находится в форме N3: трусики, бюстик,
  
  ночная рубашка. К тому же она сразу выключила единственный светоч -
  
  ночник. Стало темно и страшно. Я зашарил рукой у кровати.
  
  - Только не зажигай!
  
  - Почему?
  
  - Ну не надо, хорошо?
  
  - Да почему же? Ты такая красивая, я хочу тебя видеть...
  
  - Нет!!!
  
  - Ну вот, приехали...
  
  - Ты будешь обо мне думать... и вообще...
  
  - Ты что, перестань!
  
  - Ой, нет-нет...
  
  Короткая борьба за право жить при свете завершилась поражением сил
  
  тьмы.
  
  А вот борьба с излишествами в одежде полным триумфом не увенчалась.
  
  Не помогла и сила примера - хождение по комнате в чем есть, а точнее в чем
  
  нет, потому что как раз на мне-то ничего не было. Мы дошли до формы N1
  
  (трусики), и дело застопорилось. Только через четверть часа, когда она
  
  обхватила ногами мое бедро, и побелели костяшки ее пальцев, вцепившихся в
  
  мое плечо, мне удалось тихонько стянуть ногой одеяло и спихнуть его на
  
  пол. Она испуганно открыла глаза, но я, завалив ее на подушку, стал
  
  целовать ее тяжелую набухшую грудь с бесстыдно торчащим розовым соском - и
  
  она, застонав и обхватив меня руками, закрыла глаза и запрокинула голову.
  
  Я целовал ее синюю жилку на шее, ключицу, покрытую мурашками, втянутый
  
  влажный живот, а она стонала, что-то лепетала и вздрагивала. Я уловил в ее
  
  шепоте: "Милый, иди же ко мне..." и скользнул рукой вниз по животу. Когда
  
  я коснулся чего-то влажного, горячего и нежного, ее пальцы буквально
  
  впились в меня, а из горла вырвался сдавленный вскрик.
  
  Я не стал торопиться и через несколько минут довел ее (и себя) до
  
  такого состояния, что буквально за мгновение трусики превратились в
  
  маленький и влажный белый комочек, он улетел в угол, а я набросился на
  
  нее, как доисторический волк. Я кусал ее нежную грудь, упираясь одной
  
  рукой в матрац, а другой придерживая под лопатками; я хватал зубами сосок,
  
  облизывая языком его кончик, вырывая у нее крики страсти и боли; отпускал
  
  ее на секунду и смотрел на искаженное сладкой мукой, раскрасневшееся
  
  прекрасное лицо. Она, не успев перевести дух, тянула мою голову к себе и
  
  шептала: "Еще...". Видимо, я немножко сошел с ума. Наконец, когда терпеть
  
  больше было невозможно, я прижал ее сверху и минут пять мы испытывали
  
  кровать на прочность...
  
  ...Страсть схлынула, осталась нежность. Я почему-то держал ее за ухо.
  
  Полежав на отсыревшей постели, мы перебрались на вторую и повторили, а
  
  потом сразу уснули.
  
  Со звонка Коли, сообщающего, что почти все уже позавтракали, для нас
  
  начался
  
  ДЕНЬ ТРЕТИЙ
  
  В автобусе мы сели вместе (дружная семья Лексоненов из четырех
  
  человек, шутил Коля), вместе лазали по развалинам крепости, вместе обедали
  
  и бродили по магазинам. Как оказалось, у нас с моей Ленкой было много
  
  общего: мальчики пяти с половиною лет, звали их Андреями. Вот только мужа
  
  звали у нее Марат, а не Марина, как мою жену, впрочем, она называет его
  
  Марик. Вечером в баре, вдоволь натанцевавшись (ей нравится это странное
  
  занятие), мы сидели в углу и говорили.
  
  - Он хороший, но только все время занят - то возится с машиной, то на
  
  каких-то сборах с пионерами... Ты знаешь, ведь мне уже 29, а он мною
  
  как-то не очень интересуется. Я у него как кукла, красивая жена для показа
  
  в обществе, к тому же бесплатная домработница...
  
  - А, ну конечно! Значит так любит... - голос у меня довольно мерзкий,
  
  кажется, я ревную.
  
  Наша беседа через лифт и холл постепенно перетекает в наш номер.
  
  - ...Вот я и возвращалась с ночной смены пешком. Там так пусто, все
  
  дома на капремонте. Я уже почти до переулка Ильича дошла, ситуация, черт
  
  бы ее... Они сразу меня схватили и затолкали в подворотню, нож достали и
  
  говорят, мол, пикнешь - пришьем. И рвут воротник. Ну, что тут делать, я
  
  сама все расстегнула, чтобы не рвали, и они меня так вот, по очереди,
  
  стоя... Гады.
  
  Потом убежали, а я еле иду, голова кружится, все плывет, больно...
  
  Пришла, уже около часа, а он сидит у телика, газету читает. Я вся помятая,
  
  грязная, заплаканная, а он ничего и не заметил, кино досмотрел и улегся. Я
  
  ему сказала, а он говорит не фиг пешком ходить, езди на троллейбусе с
  
  остальными - и все...
  
  Она нервно теребит локон - рыжеватую прядку над ушком, а я молчу.
  
  Потом притягиваю ее к себе. Она обнимает меня и прячет лицо у меня на
  
  груди. Я трогаю пуговицу на ее блузке, она вздрагивает, придерживая ворот
  
  руками, и я ласково, но настойчиво, отвожу ее руки. Она, покорно и
  
  безучастно глядя в сторону, молча разрешает себя раздеть.
  
  - Леди не движется! - важно и значительно провозглашаю я, и она
  
  наконец улыбается...
  
  - Ты искусал меня вчера... - шепчет она, обнимая меня на кровати, и
  
  тянет руками мою голову к своей груди.
  
  Я в ответ тихо рычу. Она фыркает, а затем вздрагивает:
  
  - Ой, больно! Тише... тише...
  
  Грудь твердеет и наливается сладким соком, дыхание тяжелеет и
  
  учащается.
  
  - Я тебя поцелую, - бормочу я и тянусь к рыжеватому треугольнику
  
  шелковистых волос внизу живота.
  
  - А я тебя, - шепчет она, хватает моего приятеля, который, чувствуя
  
  приближение приятной процедуры, гордо поднял голову. Он оказался прав,
  
  было очень даже здорово. Когда я чувствую, что больше не могу, мне
  
  приходится буквально силой разнимать эту милую парочку - Ленку и
  
  тупоголового моего дружка. Прижимаясь к постели, мы повторяем уже знакомое
  
  упражнение, потом она, вывернувшись из-под меня, ложится на живот.
  
  Смущенно оглядывается и приподнимает зад. Мой приятель быстро сообразил,
  
  что к чему, и быстро нашел себе место. Ее стоны только придавали ему силы
  
  и упорства, по-моему, он решил углубиться до некоторых неоткрытых еще
  
  областей и стать первооткрывателем. Она положила голову набок, и я хорошо
  
  видел полуоткрытые припухлые (искусанные мною) губы, искаженное страстью
  
  лицо с капелькой пота на виске. Пальцы судорожно вцепились в подушку.
  
  Когда я подал ей свою руку, она схватила ее, жадно сжала, и больше уже не
  
  выпускала. Напряженная спина влажно блестела, я покрывал поцелуями ее
  
  влажные лопатки, а второй, свободной рукой, сжал грудь и потрогал сосок
  
  ногтем. Она задрожала и напряглась, еще больше выгнулась, дыхание ее
  
  наполнилось всхлипами, а стоны превратились во вскрики. Русая прядь
  
  приклеилась ко лбу... Тут мой приятель, вообразив себя отбойным молотком,
  
  перестарался и сгоряча вылетел вон. Она с жалобным стоном осела и, пока я
  
  пытался исправить положение, приоткрыв глаза, чуть слышно произнес-
  
  ла:
  
  - Не сюда... если хочешь... - И покраснела. Не знаю, как я сумел это
  
  разглядеть - скорее почувствовал.
  
  Скукожившийся, было, приятель воспрянул - выпала возможность
  
  ознакомиться еще кое с чем. Новый путь был трудноват, и нам с этим
  
  любопытным типом пришлось тяжко. А Ленка сразу начала кричать, из глаз ее
  
  потекли слезы, она звала мамочку, сказала все междометия русского языка,
  
  из чего я разобрал только "милый" и "еще"...
  
  Когда все кончилось, она долго вжималась мне в плечо, сотрясаемая
  
  всхлипами, похожими на истерику. Ее коготки впивались мне в спину и в шею,
  
  но я терепел и гладил ее по мокрой дрожащей спине и голове. А она шептала
  
  в мокрое от слез плечо:
  
  - Ну что же ты со мной делаешь... я ведь теперь все время тебя хоч
  
  у... у меня сын, не могу же я... милый...
  
  Тогда я понял, что люблю ее, как никогда никого не любил. И никогда
  
  не смогу ее забыть, всю жизнь мне теперь будет чего-то не хватать. И уж
  
  совершенно непонятно мне теперь было, что со всем этим делать. Она спала,
  
  а я сидел и думал. Думал, что третий день закончился и осталась еще
  
  половинка, что часа через три (где-то далеко в Хельсинки) техники начнут
  
  проверять бортовые системы серебристой птицы-самолета, он взовьется в небо
  
  и нацелится клювом на... И уснул, не додумав до конца. ...Под нами плыли
  
  сполохи сигнальных огней, плыли сплошные облака, похожие на гигантский
  
  мозг планеты Солярис. Я пошевелился в кресле. Все разговоры были уже
  
  позади - там, на земле.
  
  ...- Ты меня любишь? - она смотрела серьезно, пальцы барабанили по
  
  сумочке. - Да.
  
  - А женился бы на мне сейчас? Если бы все вернуть?..
  
  - Да.
  
  - Мы еще увидимся, милый?
  
  - Мы будем встречаться, обязательно, - ответил я как мог более
  
  серьезно, но поскольку врать очень не хотелось, молча добавил про себя -
  
  во сне. Впрочем, она и так все понимала. Ее ждал дома муж, которого она,
  
  по-видимому, по-своему, но все-таки любила. Меня, может быть, ждала жена.
  
  "Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела..." - вспомнилась мне злобная
  
  рассказка.. Ненавижу муравьев... И впервые в жизни словосочетание "женатый
  
  мужчина" показалось мне неестественным и вычурным, уродливым несмываемым
  
  пятном. Замерзшая стрекоза сидела в следующем ряду через проход и, зябко
  
  кутаясь в воротник свитера, молча, смотрела в окно. Но едва ли она что-то
  
  там видела.
  
  Как всегда, когда мой возлюбленный возвращается домой днем, в тот
  
  день он опять зашел в детский сад за своей дочкой. Я ждал их выхода за
  
  углом, в очередной раз обдумывая свое ужасное, по сути дела, положение.
  
  Корчась на пике вожделения и отчаяния, я за последние дни все чаще
  
  приходил к мысли, что нужно искать какой-то выход из ситуации. Прекратить
  
  приходить сюда (вернее, добираться на четырех видах транспорта) - это выше
  
  моих сил... И исхода не находилось. Я уже не хотел ничего - ни дружбы его
  
  - простой, человеческой, мужской дружбы, ни обладания им - об этом я
  
  вообще никогда не мечтал, я хотел, чтобы он только один раз обратился бы
  
  ко мне, личности, Толе Нестерову, а не к безымянному клиенту. О, я был
  
  скромен, как видите! И провидение вознаградило меня.
  
  В первый раз за все эти дни мой милый, забрав дочку из садика, зашел
  
  с ней в магазин. Я, в восторге от того, что возможность видеть его так
  
  продлевается, конечно же, последовал за ним. Они довольно долго и
  
  бестолково блуждали по торговому залу и до такой степени не обращали на
  
  меня внимания, что я так обнаглел, что встал в очередь за подсолнечным
  
  маслом прямо за ними. Никакой бутылки у меня не было, но я ухитрился
  
  стянуть пустую молочную из ящика. Крышки, конечно, не было, и я
  
  рассчитывал выкинуть бутылку вместе с маслом сразу после выхода из
  
  магазина. Во время своего кружения по залу я набрал в корзину еще
  
  несколько банок.
  
  Пройдя кассу и контроль, они остановились у столика, чтобы переложить
  
  покупки из корзины в сумку. Я подошел совсем близко, благоговейно
  
  прислушиваясь к их мирному семейному разговору.
  
  - А я рассердилась, - докладывала девочка своему папе последние
  
  детсадовские новости, - да ка-ак встану с горшка (а я уже туда пописала и
  
  покакала), да ка-ак надену ему, Сашке этому, на голову - чего щиплется,
  
  дурак?!
  
  Девочка сделала при этом энергичный жест и уронила куклу, которую до
  
  этого держала в руках. И она и мой любимый бросились поднимать
  
  одновременно, и тут волной, молнией, дубиной - чем хотите - на меня
  
  обрушилось - вдохновение. Я совершил предательство. В тот момент, как
  
  девочка стала разгибаться, я успел поставить свою корзину на край столика
  
  так, чтобы она, выпрямившись, непременно ее задела. Я рассчитал правильно:
  
  девочка выпрямилась, толкнула корзину, которая рухнула на пол. Три банки
  
  майонеза, разбившись вдребезги, обрызгали мне брюки до колен, а молочная
  
  бутылка в полете густо облила маслом мой свитер.
  
  В глаза ни в чем не повинного ребенка появился даже уже не страх... А
  
  мой возлюбленный так прелестно смутился, что я готов был встать перед ним
  
  на колени. В то время, как его дочка потеряла дар речи, он стал не вполне
  
  вразумительно извиняться. Момент был потрясающий. Я добродушно рассмеялся:
  
  - Что Вы, что Вы, бывает...
  
  Его тонкие пальцы, чуть опущенные, дрожа, уже мяли пятерку.
  
  - Ради Бога... майонез... масло... Прошу Вас, возьмите. Вы можете
  
  опять купить... Таня, я с тобой еще поговорю... Ах, Господи, Ваш костюм!..
  
  Что же делать? Какое несчастье!..
  
  Несчастье! Мне хотелось целовать его руки!! Пусть я выступал в такой
  
  жалкой роли, все равно, я вошел в его жизнь! Его дочери будет двадцать
  
  лет, а он как-нибудь со смехом напомнит: "Помнишь, Таня, когда тебе было
  
  пять лет, ты опрокинула в магазине на какого-то олуха бутылку с маслом! Ну
  
  и свитер у него был! А уж рожа!" В тот миг ему, однако, было не до смеха.
  
  Упиваясь своим великодушием и минутной властью, я продолжал:
  
  - Ах, если бы мне не нужно было быть через два часа в... Я бы мог
  
  заехать домой переодеться... Я ведь далеко живу, и это не мне продукты, а
  
  для... - Ничего путного я не мог придумать, но любимый уже собрался с
  
  мыслями:
  
  - Мы живем в том доме - видите? - Еще бы я не знал. - Я Вас прошу...
  
  умоляю... раз такое случилось, не откажите... поднимемся к нам. Жена
  
  что-нибудь придумает. Нельзя же в таком виде... Ах, Таня, Таня...
  
  Таня уже поняла, что кровава расправа ей не предстоит, и начала
  
  понемногу улыбаться. Мы еще раз обменялись с ее папой любезностями, и я
  
  пошел за ними...
  
  Когда мы подошли к двери, сердце мое остановилось и упало куда-то в
  
  желудок. Мог ли я еще час назад представить себе, что вдруг буду допущен в
  
  этот почти интимный, теплый его мир, мир человека, про которого я даже
  
  незнал, как его зовут, но который был для меня дороже моего дыхания!
  
  Обмирая, я переступил порог его квартиры. Молодая блондинка,
  
  кинувшаяся нам навстречу и оказавшаяся женой, узнав, в чем дело,
  
  закричала:
  
  - Ах, Олег, это она в тебя такая неуклюжая, ты тоже абсолютно не
  
  предусматриваешь своих движений... Таня, уйди в свою комнату и не
  
  показывайся! Мог бы лучше контролировать ребенка.
  
  "Олег, Олежек, Олененок мой..." - счастье свалилось на меня так
  
  внезапно, что я почти потерял голову.
  
  - Молодой человек, что же Вы стоите в дверях? У меня есть чудесная
  
  австрийская паста, я Вам в два счета масло выведу.
  
  - Я, собственно... - я все еще держался за сердце, стараясь с ним
  
  совладать.
  
  - Так идите в ванную и подайте мне оттуда Вашу одеж-
  
  ду! Она отрывала меня от него! Разделяла дверью! Ах,
  
  Олежек, я и через это пройду! Я вошел в ванную и протянул ей
  
  последовательно свитер и брюки. Тогда эта женщина сделала то, за что я до
  
  конца жизни готов таскать для нее камни: просунула мне большой коричневый
  
  махровый халат со словами:
  
  - Оденьтесь пока в халат моего мужа. Не сидеть же Вам в трусах, пока
  
  все высохнет.
  
  Как безумный, я схватил халат и уткнулся в него лицом. Шершавая,
  
  застиранная ткань пахла вульгарным одеколоном, немножко потом и еще чем-то
  
  непостижимым, сумасшедшим и желанным до боли. Я даже не пытался бороться с
  
  приступом вожделения. Сжимая в объятиях халат, я содрал и отшвырнул вон
  
  трусы, потом последним наитием повернул кран. Шумно полившаяся вода
  
  заглушила мои стоны. И я едва успел отодвинуть халат в сторону и направить
  
  в ванную освобождающуюся струю...
  
  Я вышел абсолютно счастливым, и то, что никто не посмотрел в мою
  
  сторону, совершенно не тронуло меня. Из кухни доносилось позвякивание
  
  утюга и голос Олежкиной жены:
  
  - Какого черта ты приволок сюда этого типа? Вечно ввяжешься во
  
  что-нибудь мне на голову. И не надо больше к нему выходить - я сама его
  
  сейчас в два счета отправлю вон.
  
  Я опять нырнул в ванную. Мне все уже было безразлично. Постучав, она
  
  отдала мне мою одежду и ледяным тоном сказала:
  
  - Я сделала все, что могла. Мой муж еще раз передает Вам свои
  
  извинения, переоденьтесь - и идите. Дверь захлопните. До свидания.
  
  Она закрыла дверь. Я прислушался к ее твердым удалявшимся шагам и
  
  подумал: несчастный Олежка! И несчастный я...
  
  Мне больше не бывать здесь. Никогда не слышать его голоса, не
  
  встретиться с ним взглядом. Мои ежедневные прогулки закончены, потому что
  
  теперь-то уж Олежек запомнит меня в лицо, а заводить со мной знакомство в
  
  этом доме явно не хотят. Я что-то выгадал? Безусловно. Я только что
  
  физически любил его, я побывал у него дома и могу унести с собой в памяти
  
  бесценное сокровище - я знаю теперь, что окружает бесконечно любимого мною
  
  человека. Я, наконец, стащил из таза с грязным бельем его мокрый носок. Я
  
  несчастен навеки, но в страшной и жестокой моей жизни я однажды видел небо
  
  в алмазах.
  
  Дневник я начала вести, когда мне исполнилось 16 лет. В этот день мой
  
  отец, богатый скотопромышленник, вернулся из Парижа и привез мне в подарок
  
  норковую шубку. Девушка я была с хорошей фигурой. Шубка сидела на мне
  
  великолепно. Было лето и вместе с ним заканчивались мои каникулы. Осенью я
  
  должна была пойти в 10 класс, А потом, как этого желали мои родители, меня
  
  ожидал медицинский институт. Пока же я отдыхала на нашей загородной даче в
  
  мире радужных надежд и ожиданий. Я много читала и с некоторых пор с особым
  
  интересом журналы и книги в основном в сексуальном плане. Эти книги и
  
  журналы меня сильно волновали, вызывая новые, еще не понятные мне чувства.
  
  Впрочем, я здесь была не одинока. Моя подруга, 17-летняя Марта, тоже
  
  уделяла много внимания подобной литературе. Мы с повышенным интересом
  
  рассматривали журналы и книги, где в хорошо иллюстрированных фотографиях и
  
  картинках можно было увидеть все формы полового сношения.
  
  Вечером в честь дня моего рождения собрались гости. Среди них был
  
  друг нашей семьи Фред, один из папиных компаньонов по фирме. Это был
  
  высокий, красивый мужчина 45-48 лет. Когда папа был в разъездах, Фред
  
  часто навещал наш дом и мы все его любили. Вместе с ним впервые к нам
  
  приехал его сын Рэм, студент университета, где он занимался на юридическом
  
  факультете. Это был красивый парень лет 22. Он приехал из Англии на
  
  каникулы. Нас познакомили и мы вместе с Мартой и другими девочками
  
  составили веселую компанию. Гости разъехались поздно, и я пригласила Рэма
  
  навестить меня на даче, на что он дал согласие.
  
  Через два дня папа уехал в Осло, а вечером приехал дядя Фред. Он был
  
  как всегда в хорошем настроении и привез с собой несколько коробок с
  
  кинолентами. Он был большой любитель этого и узколенточные фильмы были его
  
  хобби.
  
  Раньше мы вместе просматривали его киноленты, но сегодня почему-то
  
  мама сказала, чтобы я шла в гости к Марте, а картины они посмотрят сами.
  
  Раньше когда мама отправляла меня гулять, у меня не возникало никаких
  
  подозрений, а сегодня какое-то недоверие закралось ко мне в душу и я
  
  решила схитрить. Сделав вид, что ухожу гулять, я нарочно хлопнула дверью и
  
  незаметно проскользнула в свою комнату. Через некоторое время я услышала,
  
  как застрекотал аппарат и послышались звуки задушевной музыки. Я
  
  потихоньку приоткрыла дверь и заглянула в гостиную. Там никого не
  
  оказалось. Звуки шли из маминой спальни. Я заглянула в неплотно прикрытую
  
  дверь и увидела небольшой экран, который висел напротив маминой постели.
  
  То что я увидела на экране привело меня в состояние крайнего
  
  удивления. Совершенно голый мужчина с высоко торчащим членом обнимал голую
  
  женщину. Потом он положил ее поперек кровати, высоко поднял ноги, которые
  
  оказались у него на плечах и стал проталкивать свой огромный член между ее
  
  ног.
  
  Потом он еще что-то делал с ней. Я стояла как окаменелая, не имея сил
  
  оторвать глаз от экрана. Вдруг лента закончилась и аппарат автоматически
  
  остановился. Я перевела глаза и увидела маму с Фредом.
  
  Моя мама, милая, красивая, чудесная мама, перед которой я
  
  преклонялась, сидела на постели совершенно обнаженная в объятиях голого
  
  дяди Фреда. Одной рукой он держал маму за грудь, а другая его рука была
  
  где-то между маминых ног. При розоватом свете торшера я отчетливо видела
  
  их голые тела. Фред прижал к себе маму, губы их слились в долгом поцелуе и
  
  мама опустилась на кровать, широко раздвинув согнутые ноги.
  
  Фред улегся на маму сверху, и оба они тяжело задышали. Я едва не
  
  закричала и не помню как очутилась в своей комнате. Увиденное потрясло
  
  меня, в голове шумело, сердце стучало так сильно, что казалось, выскочит
  
  из груди.
  
  Правда, подобные картины я видела у Марты в журналах, но ведь то были
  
  картины, а это действительность и... моя мама.
  
  Я невольно коснулась рукой своих половых органов и сразу же отдернула
  
  руку, она была влажной и горячей.
  
  Ночью мне снились голые мужчины и женщины. Я просыпалась в состоянии
  
  непонятной мне тревоги, и вновь тревожно засыпала.
  
  Утром мама позвала меня завтракать. Я внимательно посмотрела на нее,
  
  но никаких изменений не заметила. Она как всегда была свежа, а сегодня
  
  особено красива и находилась в отличном настроении. Я даже начала думать,
  
  не приснилось ли мне все это. Весь день я гуляла одна в лесу, а вечером
  
  зашла к Марте. Она была рада моему приходу и вытащила целую кучу новых
  
  журналов, которые мы с жадностью начали рассматривать. Теперь я с особым
  
  интересом разглядывала разные детали порнографических фотографий,
  
  сравнивая их с недавно увиденным дома.
  
  Я была сильно возбуждена и рассказывала Марте о кинокартине, которую
  
  случайно подсмотрела вчера. О маме и Фреде я, естественно, ничего не
  
  сказала. Марта слушала меня, затаив дыхание. После этого мы с Мартой не
  
  виделись несколько дней, так как она вместе с матерью уехала в Копенгаген.
  
  Я гуляла со своими подругами, боясь делиться с ними своими впечатлениями.
  
  Вечером на своей машине приехал дядя Фред и привез от папы письмо. Теперь,
  
  зная об отношениях мамы с Фредом, я была на страже и уже знала, что будет
  
  вечером. После ужина мама как бы невзначай спросила, что я собираюсь
  
  делать. Я ответила, что пойду с девочками в парк и приду поздно. Только не
  
  очень, сказала мама и я отправилась одеваться. Как и в тот раз я решила
  
  обмануть их. Выйдя в коридор, я хлопнула входной дверью и хотела
  
  спрятаться у себя в комнате, но какой-то чертик подстегнул меня, и
  
  подумав, я юркнула в мамину спальню, спрятавшись за тяжелой портьерой. От
  
  страха и волнения у меня стучало в висках, но ждать пришлось недолго.
  
  Скоро мама и дядя Фред вошли в спальню и стали быстро раздеваться. Фред
  
  хотел потушить свет, но мама сказала: "Ты же знаешь, что я люблю при
  
  свете" и зажгла торшер. Комната сразу наполнилась розоватым приятным
  
  светом, в котором отчетливо видны были голые тела любовников. Дядя Фред
  
  поцеловал маму и уселся на край кровати, как раз боком ко мне, и я
  
  отчетливо увидела, как из копны волос торчал высоко его большой член,
  
  точно такой, какие я неоднократно видела в журналах и кинофильмах. К Фреду
  
  подошла моя мама, опустилась перед ним на колени и, обхватив двумя руками
  
  член, стала его гладить, называя ласковыми именами, точно он был живой
  
  человек. И тут произошло самое страшное. Мама неожиданно опустила голову и
  
  открытым ртом обхватила головку члена, стала его целовать и нежно сосать,
  
  как большую соску. Я видела из своего укрытия как ее губы обволакивали
  
  головку члена и какое у нее было счастливое лицо.
  
  В это время Фред нежно ласкал ее груди и все это происходило в двух
  
  шагах от меня. От охватившего меня возбуждения, я едва стояла на ногах, но
  
  выдать себя было нельзя, да и интерес к происходящему был велик. Но вот
  
  мама, моя любимая мама, которую я считала самой чистой женщиной на свете,
  
  выпустила изо рта член, стала целовать и благодарить Фреда. Дядя Фред
  
  встал, а мама легла поперек кровати, высоко подняв кверху широко
  
  расставленные ноги. Фред встал между маминых ног, которые неожиданно
  
  оказались у него на плечах, и стал проталкивать свой член в мамино
  
  влагалище. При этом он быстро двигал низом живота, и я видела как член
  
  входит и выходит в маму и слышала как при этом погружении раздается
  
  хлюпанье. При этом мама протяжно стонала, а потом тяжело задышала. Так
  
  продолжалось несколько минут, которые мне показались целой вечностью. Но
  
  вот мама издала долгий протяжный вой, резко задергалась всем телом и
  
  опустила ноги. Фред вынул из нее свой член, стал ее целовать и опустился
  
  рядом на кровати. При этом его член продолжал торчать кверху и мама одной
  
  рукой его теребила и гладила. Так они пролежали на постели минут десять и
  
  мама благодарила Фреда, что он дал ей возможность "хорошо кончить". Я
  
  думала, что они теперь оденутся, но я ошиблась. Фред что-то сказал маме,
  
  она встала у края кровати, уперлась руками в постель, а Фред встал позади
  
  мамы, раздвинул руками ее бедра, его член сразу же вошел в маму. После
  
  этого он стал медленно вынимать и вновь вгонять в мамино влагалище член.
  
  Мама сначала стояла спокойно, но потом завертела тазом и при каждом
  
  погружении в ее тело члена, страстно стонала. Вдруг Фред и мама
  
  заметались. Мама начала поддавать задом в сторону члена, который все
  
  быстрее и быстрее входил в нее. Фред что-то закричал, плотно прижался
  
  низом живота к маминому заду и оба они повалились на постель. Я поняла,
  
  что стала свидетельницей настоящегой полового акта между мужчиной и
  
  женщиной, и мне тоже захотелось испытать все это на себе. Конечно, то, что
  
  мы делали с Мартой, доставляло мне много удовольствия, но, очевидно,
  
  сношения с мужчиной должно принести много радости. Об этом я много читала
  
  и слышала от старших девочек, которые уже жили с мальчиками и рассказывали
  
  много интересного и волнующего. Мама с Фредом пролежали 15 минут и стали
  
  одеваться. "Фред, тебе надо уходить, - сказала мама, - скоро придет Бетти.
  
  Она уже стала взрослая, и я не хочу, чтобы она что-либо подумала". Как
  
  только они вышли к машине, я быстро выскользнула во двор и через 10 минут
  
  после мамы пришла домой. За ужином мама выглядела как будто ничего не
  
  случилось и спокойно мне сказала, что на днях приедет сын дяди Фреда, Рэм,
  
  которого я действительно недавно приглашала к нам приехать.
  
  Очевидно, я была крайне взволнована всем увиденным, так как мама
  
  обратила внимание на мое возбужденное лицо и велела мне быстро ложиться
  
  спать. В постели я думала, почему мама изменяет папе. Ведь мой папа такой
  
  большой и красивый, и наверное, может делать все с мамой так же, как дядя
  
  Фред. Утром я встала с сильной головной болью. Я поняла, что кончилось мое
  
  безмятежное детство и начинается новая таинственная жизнь женщины. Мне
  
  было болезненно страшно открыть эту новую страничку. Что-то меня ожидает?
  
  Что?
  
  Прошло несколько дней. Марта все еще была в Копенгагене, хотя я очень
  
  хотела ее возвращения. Вскоре приехал с Рэмом дядя Фред. Я хорошо
  
  отдохнула и была рада их приезду. Рэм был красивый, обаятельный парень.
  
  Вел себя непринужденно, но корректно, и мне с ним было хорошо. Мы
  
  купались, играли в бадминтон, бегали по лесу. Вечером после чая мы
  
  отправились с ним на танцы. Танцевал он очень хорошо и мне было приятно,
  
  когда его сильные руки слегка касались моей груди. После танцев мы пошли
  
  домой. В темной аллее Рэм остановился и обнял меня. Я не мешала ему и его
  
  губы коснулись сначала моего виска, затем скользнули к глазам и мы
  
  соединились в долгом поцелуе. Да, поцелуй Рэма был не поцелуем Марты...
  
  Обнимая меня, Рэм, как бы случайно коснулся моей груди. Я не оттолкнула
  
  его руки и широкая ладонь Рэма проскочила под мою блузку, и стала нежно
  
  ласкать мою грудь. Мы долго стояли прижавшись друг к другу возле старого
  
  дуба и я чувствовала, как твердый возбужденный член прижимается к моему
  
  половому органу. Я чувствовала твердые бедра Рэма и не имела сил
  
  оторваться от него. Мы еще долго стояли в темноте, наши губы искали друг
  
  друга и не было желания уходить. Пришли мы домой совсем поздно, и
  
  попрощавшись, ушли спать. Рэм поднялся в свою комнату, а я забрадась под
  
  одеяло и, крепко сжав ноги, предалась своим мыслям. Я понимала, что Рэм не
  
  ограничится такими отношениями и решила: пусть будет, что будет.
  
  Рано утром мы позавтракали. Дядя Фред уехал в город, а мы с Рэмом
  
  побежади на речку. Вечером мы опять пошли на танцы, а потом возле старого
  
  дуба Рэм прижал меня к себе. Его сильная рука опять проникла под мою
  
  блузку и, приподняв бюстгалтер, стала сжимать мою грудь. Потом Рэм совсем
  
  расстегнул блузку, освободил от ненужного теперь бюстгалтера грудь, и
  
  впился в нее Когда я почувствовала как рука Рэма пошла вдоль бедра,
  
  проникла под трусики и пальцы его коснулись бугорка и скользнули по
  
  влажным губам, я испугалась и едва дыша прошептала: "не надо".
  
  Но Рэм казалось, не слышал моих слов. Его рука продолжала гладить мое
  
  тело, и хотя я с силой сжала ноги, его пальцы несколько раз коснулись
  
  промежности. "Не надо" - прошептали вновь мои губы, но это был только
  
  шепот. Рука Рэма коснулась моей груди в то время, как другая продолжала
  
  гулять по всему моему разгоряченному телу. И я жаждала, да жаждала этой
  
  ласки. Перед моими глазами проплывали недавно увиденные картины в маминой
  
  спальне, и я подумала... пусть. Обнимая меня, Рэм прижал меня к дереву и
  
  рукой стал спускать с меня трусики. Вот он, "этот" миг с ужасом подумала
  
  я, и совсем ослабев, стала раздвигать ноги. И тут же Рэм, широко раздвинул
  
  свои ноги, втиснув свой перед между моих ног, стал с силой тереться своим
  
  возбужденным членом о мой бугорок. Сейчас все это случится, подумала я и
  
  мне стало страшно при мысли, что эта "толстая палка" должна вся войти в
  
  меня.
  
  Рэм продолжал неистовствовать. Губы его страстно целовали мои губы,
  
  передом он все сильнее прижимался к моему половому органу и вдруг, издав
  
  тихий стон, он как-то сразу обмяк, несколько раз судорожно дернулся и
  
  повис на моих плечах. Я не могла понять, что с ним произошло, так внезапен
  
  был переход от необузданной страсти к полной апатии. "Идем домой", слабо
  
  вздохнул он и нежно поцеловал мои губы. Ничего не сказав, Рэм поднялся на
  
  второй этаж в свою комнату, а я долго лежала в постели, отдаваясь своим
  
  мыслям. Я уже начала засыпать, как вдруг дверь слегка приоткрылась и в
  
  комнату проскочил Рэм. Не успела я сказать слово как Рэм одним прыжком
  
  оказался в постели. "Тише, ради Бога не шуми, ведь рядом комната моей
  
  мамы".
  
  Рэм плотно обхватил мое голое тело и плотно прижался ко мне. Я
  
  чувствовала, как он весь дрожал. Я была как загипнотизированная и не могла
  
  сказать больше ни одного слова. Его трепетные руки обхватили мою голую
  
  грудь, а губы жадно впились в мой рот. Я чувствовала как его высоко
  
  торчащий член упирается в мое бедро. "Рэм, дорогой мой, зачем ты пришел?"
  
  - наконец прошептала я - "Прошу тебя, уйди". Но он, прижав меня к подушке,
  
  продолжал жадно целовать мои глаза, шею, грудь... Наконец он немного
  
  успокоился и я смогла говорить. "Уходи, прошу тебя, мне страшно, услышит
  
  мама". Но Рэм уже не слушал меня и с новой силой обрушился на мое
  
  слабеющее тело. Я с силой сжала ноги и попыталась оттолкнуть его. Неужели
  
  пришел "этот" момент, подумала я и почувствовала как коленки Рэма с
  
  усилием уперлись между моих бедер и разжимают мои ноги. Всем своим сильным
  
  телом он сверху навалился на меня. Мне стало трудно дышать, и я еще
  
  пыталась слабо сопротивляться в то время, как мои ноги стали раздвигаться,
  
  а мое тело уже отдавалось ему.
  
  "Рэм, дорогой, - едва прошептала я, - пожалей меня, ведь я девушка,
  
  прошу тебя, пожалей - мне страшно..." - и сама тянулась к его губам. Не
  
  имея сил и желания больше сопротивляться, я сама раздвинула бедра,
  
  предоставляя ему делать все, что он пожелает. Я только почувствовала, как
  
  его горячие трепетные пальцы прошлись по моему бедру, скользнули по
  
  влажным губам и что-то твердое стало упираться мне то в бедро, то в низ
  
  живота. От нетерпения он не мог попасть сразу куда надо. Я еще пыталась
  
  вновь сжать ноги, завертела тазом, но в это время, твердый, как палка,
  
  член, попал наконец-то между моих половых губ и горячая головка начала
  
  медленно входить в меня. Я не поняла, что со мной происходит. На мне,
  
  между моих широко раздвинутых ног, плотно прижав мое тело к постели, лежал
  
  Рэм, яростно овладевая мной. Его рука сжимала мои груди, а губы впивались
  
  в приоткрытый рот. Вдруг резкая острая боль между ног заставила меня
  
  громко вскрикнуть и я почувствовала, как, раздвигая плотные стенки
  
  влагалища в моем теле забился горячий толстый член. Рэм как будто бы
  
  обезумел, не обращая внимания на мои слова, он стал вынимать и погружать в
  
  меня свой половой член.
  
  Наконец он всем телом прижался ко мне и, сделав несколько судорожных
  
  движений, как в тот раз около дерева, обмяк и опустился рядом со мной на
  
  постель. Я слышала только его тяжелое дыхание и видела, как нервно
  
  вздрагивали его губы. Мне стало почему-то очень грустно и тоскливо. От
  
  всего происшедшего осталось чувство боли и разочарования. Я коснулась
  
  рукой своих половых органов. Они были мокрыми и липкими. Хотелось выбежать
  
  в ванну и помыться, но не было сил подняться с постели. Вот я и стала
  
  "женщиной", подумала я и посмотрела на рядом лежащего Рэма. Он молчал и
  
  только пальцами теребил мои волосы. Половая близость с мужчиной, о котором
  
  мы, девушки, так мечтаем и о прелести которой столько слышим от своих
  
  подруг, не принесла мне никакой радости. Внутри что-то болело, и я с
  
  чувством неприязни посмотрела на человека, который только что обладал
  
  мной. Через некоторое время Рэм пришел в себя и начал целовать меня. Его
  
  пальцы уже нежно коснулись моих сосков и он крепко прижал меня к себе. Его
  
  член высоко поднялся, и он опять захотел иметь меня. Хотя сношение с Рэмом
  
  не принесло мне ожидаемого счастья, из чувства любопытства я решила
  
  уступить ему, надеясь, что на этот раз я получу удовольствие. Теперь Рэм
  
  не спешил. Неторопливо разместившись между моих ног, полусогнутых в
  
  коленях, он улегся на меня. Подсунув мне под ягодицы свои руки, он начал
  
  мелкими неторопливыми толчками вводить свой член в увлажненное влагалище.
  
  При этом, проталкивая в меня член, он ладонями приподнимал за ягодицы мой
  
  зад навстречу входящему члену. Как и в первый раз, головка с трудом
  
  входила во влагалище, хотя такой острой боли я уже не испытывала. Вскоре я
  
  почувствовала, как весь его член вошел в меня, и тогда Рэм начал делать
  
  неторопливые ритмичные движения, погружая головку до самого упора, и тогда
  
  наши животы тесно соприкасались друг с другом. С каждой секундой мне
  
  становилось все приятней и сладкие губы Рэма не отрывались от моих губ. Но
  
  вот он быстро заработал низом живота, его член заметался в моем влагалище.
  
  Издав стон, он всем телом прижался ко мне. Я почувствовала, как у меня
  
  внутри разлилась горячая струя и крепко обвила тело Рэма своими руками.
  
  После этого Рэм долго и нежно благодарил меня. За окном стало светать и я
  
  прогнала его из спальни, долго лежала, закрыв глаза. Боясь матери, я
  
  собрала все белье, которое было перепачкано и потихоньку зашла в ванную
  
  комнату, чтобы его постирать. И вдруг за своей спиной услышала голос мамы:
  
  "Не надо, Бетти, оставь все на месте. Я знаю, сегодня ночью ты, моя
  
  дорогая доченька, стала женщиной. Конечно, это случилось слишком рано, но
  
  пусть тебя это не тревожит, это судьба всех девушек". И мама обняла меня и
  
  нежно стала целовать. Я упала в ее объятия и залилась слезами. Мне было
  
  стыдно смотреть ей в глаза, она была такая добрая. Мама привела меня к
  
  себе в комнату и дала мне розовую таблетку, сказав: "Это противозачаточная
  
  таблетка, она сохранит тебя от беремености. Ведь мужчины, особенно
  
  молодые, такие нетерпеливые". И она тут же передала мне коробочку с такими
  
  же таблетками. "Возьми, - сказала она мне, - они теперь будут тебе нужны".
  
  "Нет, - сказала я маме,- не надо, мне так было все противно и больно, что
  
  я больше никогда в жизни не отдамся ни одному мужчине". Мама засмеялась и
  
  сказала: "Это только первый раз больно и неприятно. Быть женщиной - это
  
  великое счастье и познав один раз мужчину, ты обязательно захочешь его в
  
  дальнейшем". "Нет,- сказала я маме,- больше никогда не допущу к себе
  
  Рэма". "Запомни, - ответила мама, - чувство оргазма приходит не сразу, но
  
  оно придет и тогда ты поймешь, что значит мужчина в жизни женщины". Мы с
  
  мамой долго просидели в ее комнате, и она раскрыла мне чудесную книгу
  
  жизни, из которой многое, ранее непонятное, прояснилось для меня. Рано
  
  утром Рэм вышел с таким видом, как будто бы в его жизни ничего не
  
  произошло. Он был в отличном настроении, шутил со мной и сделал маме
  
  несколько комплиментов. Мама тоже не подала виду, что ей все известно, и
  
  покушав, мы пошли гулять. Рэм спросил меня, как я себя чувствую и долго
  
  целовал меня в глухой аллее, не делая при этом никаких попыток вновь
  
  овладеть мной. Он пообещал приехать в ближайшие дни и, проводив его к
  
  автобусу, я вернулась домой. После отъезда Рэма я два дня совершенно была
  
  одна и имела возможность разобраться в своих чувствах. Мама на эту тему
  
  больше ничего со мной не говорила, как будто бы в моей жизни больше ничего
  
  не произошло. Я с нетерпением ожидала приезда Марты, которая засиделась в
  
  городе. Приехала она только на четвертый день и сразу же прибежала ко мне.
  
  Ее мама осталась в Копенгагене и мы сразу пошли к ней. Марта притащила из
  
  города полную сумку разных книжей эротического содержания, и мы с
  
  интересом принялись имх рассматривать. Я все рассказала Марте. Она
  
  требовала от меня всех деталей и подробностей. Неожиданно Марта сказала,
  
  что я должна сделать так, чтобы Марта осталась с Рэмом. Она тоже хочет
  
  отдаться Рэму и я согласилась.
  
  Рэм приехал через 4 дня на своей машине. Мы все трое пошли купаться,
  
  а потом пообедали у нас. Я чувствовала, что Рэм хочет остаться со мной, но
  
  я сослалась на головную боль и попросила Марту погулять с гостем, а потом
  
  проводить его. Рэм как-то странно посмотрел на меня, посадил в машину
  
  Марту и поехал к ее даче. Марта была дома одна и я уже мысленно
  
  представляла, что там происходит. Легла спать и долго не могла уснуть.
  
  Встала я в 6 часов утра и направилась к дому подруги. Первое, что я
  
  увидела, это машина Рэма, которая медленно отходила от ее дачи. Значит,
  
  Рэм ночевал у Марты. Чувство глухой ревности охватило меня. Я ругала себя
  
  за то, что так глупо отдала подруге своего первого мужчину, который был
  
  теперь для меня не безразличен. Я мысленно представляла себе как Рэм лежал
  
  с Мартой, как овладел ее телом, и заплакала от обиды и унижения. Проводив
  
  взглядом машину, я вернулась домой и, приняв несколько снотворных
  
  таблеток, заснула тревожным сном. Утром мама едва разбудила меня к
  
  завтраку и сказала, что заходила Марта и просила чтобы я обязательно к ней
  
  зашла. Сгорая от ревности и любопытства, я кое-как покушав, прибежала к
  
  подружке. Марта была бледна и взволнованна, только ее красивые голубые
  
  глаза горели необыкновенно счастливым огоньком. Мы расцеловались и Марта
  
  принялась рассказывать. Оставшись вдвоем, Рэм долго меня целовал, я очень
  
  сильно возбудилась и, когда он стал снимать с меня трусики, совсем не
  
  сопротивлялась. А что было потом трудно рассказать, помню только, что его
  
  тело оказалось между моих ног, помню его поцелуи и, наконец помню, когда
  
  его член стал с большим трудом входить в мое влагалище. Когда все
  
  кончилось, я почему-то долго плакала, и Рэм успокаивал меня и нежно
  
  целовал. В эту ночь он три раза овладел моим телом но я ни разу так и не
  
  кончила. Только под утро, когда он опять стал вводить в меня свой член,
  
  мне было приятно. Я слушала ее затаив дыхание и вспомнила, как всего
  
  несколько дней назад я сама отдавалась ему, близость с Рэмом казалась уже
  
  такой далекой и мне захотелось опять оказаться в его объятиях. После этого
  
  мы несколько дней гуляли и отдыхали.
  
  Как-то раз мама неожиданно собралась в Копенгаген. Она сказала, что
  
  скоро приедет отец и ей надо сходить к косметичке. Я осталась в доме одна
  
  в одном халатике, накинутом на ночную рубашку, сидела в кресле и читала
  
  книжку французской писательницы. Это сексуальный бульварный роман с массой
  
  самых непристойных подробностей. Книгу я нашла у мамы в спальне и решила
  
  ее почитать. В это время заурчала машина и приехал дядя Фред. Узнав, что
  
  мама уехала, он тут же собрался назад, так как на днях они плохо
  
  договорились и теперь он рассчитывал поймать маму дома. Я предложила ему
  
  поужинать вместе со мной. Немного подумав, он согласился и уселся за стол.
  
  "У тебя нет выпить?" - спросил Фред. Я достала бутылку виски. Он налил
  
  себе стопочку без содовой и предложил мне выпить с ним. Передо мной сидел
  
  красивый приятный мужчина и мне льстило, что я могу с ним пить и говорить
  
  на равных. "Выпьем", - сказала я и мы вместе осушили стопки. После второй
  
  стопки я почувствовала, как у меня разгорелись щеки. Фред засмеялся и
  
  предложил выпить по третьей и последней. В это время со стола упала
  
  салфетка, Фред нагнулся, чтобы ее поднять и коснулся моей обнаженой ноги.
  
  Рука его задержалась на моей коленке, он внимательно посмотрел на меня, я
  
  не выдержала его взгляда и вспыхнула как свечка. Вдруг Фред встал и
  
  подошел ко мне, обняв меня за плечи, притянул мое лицо к своим губам, у
  
  меня закружилась голова. "Что вы делаете?", - чуть слышно прошептала я, но
  
  Фред не слушал меня. Быстро подняв меня на руки, он понес меня в мою
  
  комнату и положил на кровать. Не успела я понять, что происходит, как Фред
  
  сбросил одежду с себя и оказался на мне. Его сильные руки быстро
  
  освободили меня от остатков имевшейся на мне одежды и я увидела его
  
  крепкий торчащий член. Я увидела его так же отчетливо, как тогда, в
  
  спальне у мамы. Только сейчас этот член был совсем около меня и
  
  предназначался для меня. Положив меня на кровать, Фред стал целовать мое
  
  тело. Он не спешил, как это делал его сын. Он ласкал каждую мою клеточку,
  
  нежно целовал соски, страстно прихватывая их губами и языком. Он покрыл
  
  поцелуями мои глаза и, наконец, опустившись на колени, раздвинул мои
  
  бедра, погрузив в мое влагалище свой горячий рот. Под его проникающими
  
  ласками я буквально изнемогала от наслаждения и с нетерпением ждала, когда
  
  же наконец его член погрузится в мое влагалище. Пропало чувство стыда и
  
  страха, было только одно желание: скорее принять в себе этого человека, но
  
  Фред не спешил, как бы испытывая меня, он искусно все больше и больше
  
  возбуждал меня и я ждала... В это время Фред повернул меня поперек
  
  кровати, подложил мне под ягодицы маленькую подушечку так, что мой зад
  
  оказался на самом краю кровати и сам, стоя на полу, широко раздвинув мои
  
  ноги, начал совсем потихоньку проталкивать в меня свой член. Ноги мои были
  
  широко раздвинуты и лежали на бедрах Фреда. Я почувствовала, как его
  
  головка коснулась губ, легко скользнула по промежности и под слабым
  
  напором легко стала входить в мое влагалище. Слегка приподняв мои ноги,
  
  Фред все быстрее заработал низом живота, постепенно увеличивая
  
  проникновение в глубину влагалища своего члена. Но вот своим низом он
  
  уперся в мой половой орган. Я охнула и стала сама подбрасывать свой зад
  
  навстречу его члену. Фред не торопился, ритмично двигая задом, он плавно
  
  вынимал и вновь загонял теперь уже до упора свой член, доставляя мне все
  
  более нарастающее удовольствие. Я уже не охала, а готова была кричать от
  
  восторга, который охватил меня. Но вот член его стал все быстрее и быстрее
  
  погружаться в меня. Мои ноги оказались высоко поднятыми на плечах Фреда и
  
  громкий крик Фреда слился с моим криком. Мы кончили с ним одновременно и,
  
  постояв несколько секунд, он бережно положил меня на постель и опустился
  
  около меня. От счастья, только что испытанного в объятиях Фреда я
  
  заплакала и он успокаивал меня, долго целовал мои глаза. Фред остался со
  
  мной до утра и в эту памятную ночь он еще трижды владел моим телом. Это
  
  была сумасшедшая ночь. Все, что я видела на картинках Марты, я познала в
  
  объятиях этого человека. Он сажал меня на себя, лежа на спине и его член
  
  так глубоко входил в мое влагалище, что казалось доставал до сердца, он
  
  ставил меня на четвереньки и входил в меня сзади, я чувствовала, как
  
  головка члена раздвигает стенки влагалища и упирается во что-то твердое. В
  
  эту ночь я кончала несколько раз и была счастлива. Утром мы договорились,
  
  что я ничего не скажу маме о его приезде, и, естественно о наших
  
  отношениях, а когда мама будет на даче, просил меня приехать в город и
  
  позвонить ему. Я с радостью согласилась и обещала на днях приехать. С
  
  этого дня у меня началась новая жизнь, полная наслаждений и тревоги. Я
  
  знала, что Фред продолжает поддерживать отношения с мамой и страшно
  
  ревновала его к ней. Но он мне объяснил, что вот так сразу не может с ней
  
  порвать, чтобы не вызвать подозрений, но сделает это постепенно и будет
  
  близок только со мной. Я со слезами согласилась с его доводами. Однажды,
  
  когда Фред положил мое голое тело, а он это делал всегда, перед каждым
  
  сношением, он спросил не хочу ли я сама его поцеловать. Я ответила, что
  
  всегда целую. Фред засмеялся и сказал, что он хотел бы, чтобы я целовала
  
  его член. Честно говоря, помня, что видела в маминой комнате, мне самой
  
  давно хотелось этого, но я сама стеснялась первая начать такую ласку.
  
  Теперь, когда он предложил, я охотно согласилась попробовать. Фред улегся
  
  на спину, а я разместилась у него в ногах, коснулась горячими губами
  
  головки высоко торчащего члена. Сначала я едва касалась головки губами,
  
  потом несколько раз лизнула ее губами и наконец взяла в свой рот. Головка
  
  была покрыта нежной кожицей и приятно плавала в моих губах. Теперь я
  
  поняла, почему у моей мамы было такое счастливое лицо, когда она держала
  
  во рту эту головку. Охваченная новым чувством, я все глубже втягивала в
  
  рот член Фреда, слегка прихватывая его губами и зубами, Фред при этом
  
  стонал. Одной рукой он ласкал мою грудь, а пальцем руки проник во
  
  влагалище. Нервная сладостная дрожь охватила меня, я еще крепче впилась
  
  языком и губами в головку. Знакомое теперь чувство оргазма начало
  
  заполнять меня, и я бы обязательно скоро кончила, но в это время резким
  
  движением Фред выдернул свой член из моего рта и крепко прижался ко мне.
  
  "Зачем ты так сделал?" - спросила я, - "мне было так хорошо". Фред весь
  
  дрожал от возбуждения. "Прости дорогая, - сказал он - я едва удержался,
  
  чтобы не кончить тебе в рот". "Ну и что же,- сказала я,- если бы тебе это
  
  доставило удовольствие, надо было кончить". Целуя меня, Фред сказал: "Это
  
  мы сделаем в другой раз", и, перевернув меня на спину сразу же погрузил в
  
  меня свой член. Он овладевал моим телом с невероятной страстью в разных
  
  положениях. Особенно мне было приятно, когда я лежала на боку и он вводил
  
  в меня свой член со стороны зада. Своими руками он раздвигал мои ягодицы и
  
  весь член до упора входил в мое влагалище. Во время полового акта я
  
  отчетливо чувствовала как головка трется о стенки влагалища. При полном
  
  погружении член заходил так глубоко, что касался головкой матки и низом
  
  живота Фред прижимался к моему заду. Двигая таким образом своим членом в
  
  глубине влагалища, он доставлял мне необыкновенное удовольствие, и я, как
  
  правило, кончала бурно раньше Фреда. Вот и теперь я попросила Фреда войти
  
  в меня со стороны зада и сразу кончила. Охваченный страстью Фред продолжил
  
  сношение и вскоре я кончила второй раз, теперь уже вместе с ним. Теперь
  
  каждый раз перед тем, как приступить к половой близости, Фред целовал мое
  
  тело, проникая языком в глубину влагалища, а я целовала и сосала его член.
  
  И хотя я хотела, чтобы Фред кончил мне в рот, он всегда почему-то в
  
  последнюю минуту выдергивал свой член из моего рта и тут же погружая в мое
  
  влагалище, кончал со страшным криком и стоном. Он любил посмеяться надо
  
  мной за то, что во время сношения, когда он вгонял и вынимал свой член, я
  
  при каждом погружении охала. Шло время. Я закончила школу и поступила в
  
  медицинский институт, но отношения с Фредом продолжались. Я стала изящной
  
  женщиной и много успела в жизни. Буду откровенной, будучи по натуре
  
  женщиной страстной, я придавала половой жизни большое значение и с
  
  удовольствием отдавалась Фреду. Он был сильным и опытным мужчиной.
  
  Однажды после занятий я побежала на тайную квартиру к Фреду. Он ждал
  
  меня. Мы быстро разделись и улеглись в постель. По привычке я захотела
  
  взять его член в рот, но он предложил сделать по другому. Он улегся на
  
  кровать, а я размостилась над ним. Мой зад с широко раздвинутыми бедрами
  
  навис над его лицом. Мое лицо оказалось над его высоко торчащим членом.
  
  Раздвинув руками мои половые гуюбы, Фред всем ртом плотно прижался к
  
  влагалищу и впился в него губами, приятно защекотав языком. Охваченная
  
  страстным порывом, я схватила руками его член и глубоко протолкнув его
  
  головку себе в рот, начала с жадностью сосать. Находясь в таком положении
  
  я отчетливо чувствовала, как его горячий трепетный язык глубоко входит в
  
  мое влагалище, а губы жадно лижут и целуют мою промежность, касаясь
  
  возбужденного высоко торчащего клитора. Состояние приближающегося оргазма
  
  нарастало так стремительно, что сдерживать себя мы уже не могли. Со
  
  страстным стоном и оханьем кончили одновременно. Фред выбросил мне в рот
  
  сладко-тепловатую струю, а я залила ему лицо жидкостью, которая сильно
  
  брызнула из моего влагалища. После этого Фред долго целовал и благодарил
  
  меня за доставленное удовольствие. Он спросил, не обидело ли меня, что он
  
  кончил в рот, но я в ответ только крепко поцеловала его сладкие губы.
  
  Моя подруга Марта тоже училась со мной в мединституте и наша дружба
  
  продолжалась по-прежнему. Правда, игра в лесбиянок почти закончилась, но
  
  иногда, просто из озорства, когда Марта оставалась у нас ночевать, мы
  
  вспоминали детство и баловались некоторыми приемами. Как-то раз Марта мне
  
  рассказала, что она и Карл (так звали ее дружка-студента с последнего
  
  курса мединститута), с которым она находилась в половой близости, имели
  
  сношение в анус, то есть половое сношение через задний проход. При этом
  
  Карл ей разъяснил, что практика подобных сношений широко распространена
  
  среди мужчин и женщин Востока и Африки и является сильным фактором
  
  возбуждения лиц обоего пола. За последние два десятилетия практика
  
  подобных отношений широко воспринята в Европе и Америке и находит все
  
  больше и больше приверженцев, хотя и преследуется больше теоретически, чем
  
  практически законом. "Мы с ним пробовали это проделать, - продолжала
  
  Марта, - и нам это понравилось. Правда сначала было довольно больно, но
  
  зато потом..." - и Марта загадочно улыбнулась. Вообще-то я слышала о
  
  подобных сношениях, но между мной и Фредом на эту тему никогда не было
  
  никаких разговоров и поэтому у меня не возникало интереса. Я просила Марту
  
  рассказать, как это было с самого начала. И она воспроизвела этот
  
  необычный акт со свойственной ей оригинальностью во всех деталях. Вот ее
  
  рассказ. Я приведу его так, как она мне говорила. "Как-то раз рано утром я
  
  пришла домой к Карлу. Он читал и листал маленькую книжку. Я быстро
  
  разделась и забралась к нему под одеяло, его очень большой член торчал
  
  кверху, и был крепче чем всегда. Я схватила его в руки и хотела сверху
  
  усеться на него, поскольку я и Карл любили верхнюю позицию. Но Карл
  
  отстранил меня и сказал, что читает книжку какого-то турецкого автора про
  
  методику половых сношений, распространенных на Востоке, где приемы,
  
  применяемые европейцами, считаются примитивными и малоэффективными, что
  
  эти приемы не способствуют нарастанию полового воспитания женщин и плохо
  
  их возбуждают. Поэтому, утверждает автор, среди европейскх женщин очень
  
  многие являются фригидными, то есть холодными, которые сами не получают
  
  никакого удовольствия при половом сношении, легко могут вообще без него
  
  обходиться и не удовлетворяют своих мужей, отпугивая их своей холодностью
  
  и безразличием к половой жизни. У азиатских, восточных и африканских
  
  женщин такого не бывает. И это происходит не только от жарких
  
  климатических условий, но и от самого полового воспитания девочек и совсем
  
  иной формы половой близости, начиная с первой брачной ночи, когда мужчина
  
  лишает ее невинности. У нас, продолжал Карл, в первую ночь, пробивая
  
  девственную плеву, мужчина кладет девочку на спину, раздвигает ей ноги и,
  
  вставив головку, начинает давить на девственную перегородку, пока не
  
  порвет ее. После этого, несмотря на боль, которую испытывает его
  
  партнерша, мужчина продолжает проталкивать свой член во всю глубину
  
  влагалища, которое еще плотное и не готово принять в себя член
  
  внушительных размеров. Это причиняет девушке дополнительную боль и
  
  неприятное ощущение. В результате мужчина быстро кончает, а девушка долго
  
  лежит, не понимая, что с ней произошло, разочарованная в своих лучших
  
  чувствах и ожиданиях. Почему же все так происходит? Потому что европейские
  
  мужчины не знают анатомии женского организма (полового органа) и не знают
  
  практики первого полового сношения, которое очень часто на всю жизнь
  
  определяет отношение женщины к половой жизни и формирование ее
  
  темперамента. Оказывается, в первую ночь производить дефлорацию, то есть
  
  пробивание девственной пленки, надо делать не тогда, когда девушка
  
  находится в положении "лежа на спине", а мужчина лежит на ней сверху,
  
  между ее раздвинутых ног, а совсем в другой позиции. При первом половом
  
  сношении мужчина должен вводить свой член во влагалище девушки обязательно
  
  со стороны зада. При этом девушку можно положить на бок и, приподняв ее
  
  ногу, ввести член. Очень удобно проделывать введение при положении, когда
  
  девушка стоит, упершись в край постели и мужчина так же стоя вводит свой
  
  член во влагалище. В этом и другом случаях разрыв пленки происходит
  
  совершенно безболезненно и девушка, как правило, в первую же ночь
  
  испытывает состояние оргазма, а это очень важно для последующего отношения
  
  к половой практике. Мужчина и женщина широко практикуют сношение через
  
  задний проход, повторила Марта, и мы с Карлом это проделали. Я стала около
  
  кровати. Карл смазал вазелином головку члена и приставил к моему заду,
  
  пытаясь протолкнуть внутрь. Это оказалось совсем не легко. Несмотря на все
  
  его усилия, у нас ничего не получилось. Тогда я еще ниже пригнула голову к
  
  краю постели, а Карл стал просовывать палец в заднепроходное отверстие и
  
  шевелить внутри. Потом двумя руками он с силой раздвинул мои ягодицы и
  
  головка начала постепенно проходить в мой зад. Сначала было больно, а
  
  потом член как-то быстро проскочил в зад и мы кончили так здорово, как
  
  никогда раньше. Марта посоветовала мне попробовать и на прощание дала
  
  почитать эту самую книжку, где подробно описывалась методика о сношении
  
  мужчин и женщин "по-восточному." Сношение мужчин и женщин в задний проход
  
  по мнению восточных людей, имеет много преимуществ против обычного метода
  
  сношения. При обычном половом акте мужской член легко проходит, вернее
  
  проскальзывает во влагалище, которое, как правило очень широкое, и член
  
  почти не испытывает трения об его стенки. Поэтому возрастание полового
  
  возбуждения у мужчин, доходящее до оргазма, носит чисто психологический
  
  характер, может доставить женщине боль, а член только скользит по задней
  
  стенке матки, как бы массируя ее. Вот почему восточные женщины и азиатки,
  
  а теперь и многие европейки весьма охотно идут на сношение в анус и многие
  
  из них просто не мыслят полового акта без его финала путем соприкосновения
  
  в зад.
  
  Учитывая, что при подобном сношении мужчина без длительной практики
  
  очень быстро возбуждается и кончает, лишая этим самым партнершу оргазма,
  
  рекомендуется первое сношение производить обычно во влагалище, поскольку
  
  известно, что после первого оргазма, при повторном сношении мужчина долго
  
  не кончает. Прослушав рассказ Марты и внимательно прочитав книжку, я все
  
  рассказала Фреду. Фред выслушал меня, помолчал, и, заключив в свои
  
  объятия, тихо сказал: "Если ты, моя дорогая, не против, давай попробуем".
  
  Я спросила его, имел ли он раньше сам подобные сношения. фред засмеялся,
  
  из чего я поняла, что имел, но не хочет об этом говорить. Наверное с
  
  мамочкой моей, подумала я, но тоже промолчала. Чтобы приглушить чувства
  
  нарастающей страсти, Фред предложил мне первый акт произвести обычным
  
  способом, так как боялся, что сразу же, как только дотронется до моего
  
  зада - кончит. Поиграв немного с его членом, я легла поперек кровати (Фред
  
  так очень любил) и закинув мои ноги на свои плечи, Фред погрузил в меня
  
  свой член. Очевидно, мой рассказ сильно возбудил его, так как он кончил
  
  почти сразу же со мной. После этого мы хорошо отдохнули, выпили по рюмочке
  
  коньяка и приступили к подготовке нового для нас, вернее для меня акта. Я
  
  взяла немного вазелина и ввела его в заднее проходное отверстие и Фред
  
  смазал себе головку члена. Я хотела лечь на бок, думая, что так будет
  
  удобней и легче, но Фред предложил мне стать к нему задом и опереться на
  
  край кровати, считая, что так будет удобнен и легче проделать сношение. И
  
  мысленно я уже была готова к этому, представляя как большой член Фреда
  
  будет двигаться в моем теле. Я заняла позицию и нагнула насколько могла
  
  мой зад навстречу Фреду. Фред взял меня за бедра раздвинул их и я
  
  почувствовала, как головка уперлась между ягодицами в зев заднего прохода.
  
  Еще никогда член фреда не был таким тугим и крепким, как в этот раз.
  
  Сделав слабое движение, он стал проталкивать головку, но она не шла. Тогда
  
  он двумя руками с силой развел зев заднего прохода и головка начала
  
  медленно входить в меня. Тупая боль охватила меня и я сделала попытку
  
  вытолкнуть ее обратно и дернула задом. "Тебе больно, дорогая", сказал
  
  Фред, - "Может быть нам отказаться от этого?". "Нет" - сказала я,
  
  "пожалуйста, прости меня. Я хочу этого сама и помогу тебе". Фред снова
  
  приставил свой член и начал нажимать на скользкое отверстие моего зада.
  
  Низко опустив голову, я сделала встречное движение, и почувствовала, как
  
  раскрывается проход и головка члена входит внутрь моего тела. Фред на
  
  секунду остановился, как бы давая мне передохнуть, затем схватив меня за
  
  бедра, стал плавно погружать в меня свой половой орган. Честно признаться,
  
  ничего, кроме режущей боли я, пожалуй, не испытала, но чувство любопытства
  
  и острой страсти было сильней и я приняла в себя весь член, который сразу
  
  же проник на всю глубину. "Ну, как?" - спросил меня Фред и тихо задвигал
  
  низом живота. И тут началось прекрасное перевоплощение. Тупая боль стала
  
  исчезать. Плавное движение члена и трение его о стенки кишечника
  
  доставляли мне все больше и больше удовольствия. Казалось, что какой-то
  
  горячий поршень двигается и ласкает все внутри. Чем сильнее и глубже
  
  входил в меня член, тем сильнее терлась головка о стенки кишечника. Он
  
  несколько раз вынимал из меня свой член, с силой загоняя обратно.
  
  Одновременно он левой рукой гладил мое влагалище, задевая пальцем торчащий
  
  клитор. Это еще больше возбудило нас, и мы кончили с таким криком и
  
  стоном, как никогда. При этом я почувствовала, как сильная горячая струя
  
  спермы ударила в меня и разлилась внутри. Правда, после этого у меня два
  
  дня зудело в заднем проходе, но скоро все прошло.
  
  Прошли годы. Я закончила мединститут и вышла замуж. У меня родилась
  
  чудесная дочка, я любила своего мужа. С Фредом связь прекратилась, и я
  
  только изредка видела его в нашем доме на положении гостя. Мне казалось,
  
  что он вновь вошел в связь с мамой, но доказательства я не имела. Мой муж
  
  в плане секса был довольно активный мужчина, и, вообще-то, меня
  
  удовлетворял, хотя в приемах был скучен, а я, естественно, не считала
  
  нужным показывать свою осведомленность, характеризуя мою добрачную жизнь.
  
  Муж не обязательно должен знать, как жена вела себя до того, как легла на
  
  брачное ложе...
  
  Когда моей дочери Лоте исполнилось три года, я получила письмо от
  
  старой подруги Марты с приглашением приехать к ней погостить на Кипр, где
  
  она со своим мужем работала врачом. Муж со мной ехать не мог и с большой
  
  охотой согласился отпустить меня одну. Лоту я отвезла к маме и вскоре
  
  оказалась на борту "Атлантики", колоссального океанского лайнера, который
  
  и повез меня в далекое путешествие. Состояние супруга позволило получить
  
  каюту "люкс", шикарный двухкомнатный номер со всеми удобствами. Погода
  
  стояла великолепная и вскоре на палубе я познакомилась с очаровательной
  
  особой, дамой лет 32, которая ехала до Алжира к своему супругу.
  
  Прогуливаясь с ней по палубе, я заметила, что за Герой, так звали мою
  
  новую знакомую, неотступно следит здоровенный албанец, мужчина лет сорока.
  
  Мы с ней разговаривали, и я узнала, что замужем Гера уже десять лет, имеет
  
  восьмилетнего сына и хороший состоятельный дом. Муж очень добрый, любит
  
  ее, но в супружеской жизни счастья не познала, так как женщина сама по
  
  себе холодная, испытывает к половой жизни полное отвращение и безразличие,
  
  и, как это ни печально, еще ни разу в жизни не кончила, хотя родила
  
  ребенка и имела два аборта. Правда, от своих подруг Гера слышала, что
  
  половая близость с мужчиной приносит много радости и нет ничего на свете
  
  приятнее наступившего оргазма, то есть, когда женщина "кончает", но всего
  
  этого она не познала и старалась по возможности не давать мужу под разными
  
  предлогами. Муж наоборот, мужчина очень страстный, но тоже малоопытный,
  
  довольствовался тем, что получал, и все вроде-бы хорошо. Поэтому всю свою
  
  жизнь Гера избегала ухаживания мужчин, считая их только дикими самцами и
  
  никогда не думала поддаваться соблазну.
  
  Вот и теперь она видела, как красавец албанец интересуется ею, но не
  
  подавала ему никаких поводов для знакомства. Я удивилась ее рассказу и в
  
  свою очередь поделилась с ней о своем девичестве и о том, как много
  
  занимает в моей жизни секс. Поскольку я была врачом гинекологом, я
  
  предложила Гере зайти ко мне в каюту, где я могла бы ее осмотреть и дать
  
  несколько полезных советов. Гера легла на диван и я осмотрела ее половые
  
  органы, установив, что входное отверстие во влагалище у нее близко
  
  расположено к заднепроходному отверстию, а клитор, который является
  
  главным возбудителем, наоборот, расположен ближе к лобку. На вопрос, как
  
  она совокупляется со своим супругом, Гера ответила "обычным", то есть она
  
  лежит на спине, широко раскинув бедра, а муж, разместившись между ее ног,
  
  лежа сверху, вводит во влагалище свой член. Сделав несколько движений
  
  членом, он быстро кончает, не интересуясь, что испытывает в это время
  
  супруга. Я обычно бываю рада, что он закончил свое дело - сказала Гера, и
  
  иду спать в свою постель. Мне сразу же стало ясно, что при таком
  
  расположении половых органов, как у Геры, когда клитор находится далеко от
  
  влагалища, ей никогда не кончить. При положении "женщина на спине", когда
  
  вход во влагалище смещен к заду, погружаясь во влагалище, член мужчины не
  
  касается клитора, а в нем-то и размещены все нервные окончания, доводящие
  
  женщину до вершины возбуждения. При таком способе сношения стенки
  
  влагалища, в котором мало раздражителей не воспринимают трения члена,
  
  мужчина кончает, не доводя женщину до "кондиции". Я объяснила Гере, что
  
  она может кончить если применить с мужем другое положение при сношении, а
  
  именно: муж должен лечь на спину, а она, находясь к нему лицом, должна
  
  сесть на член сверху и после этого начать движение задом, одновременно
  
  нагнувшись так, чтобы ее грудь касалась груди мужа. При таком положении
  
  член будет сидеть глубоко во влагалище, а ствол члена при скользящем
  
  движении ее тела будет касаться кончика клитора. Возбуждение будет
  
  стремительно нарастать и она обязательно кончит. А если при этом муж
  
  кончиком пальца будет дополнительно касаться и раздражать клитор, то
  
  эффект превзойдет все ожидания и она сможет почувствовать счастье оргазма
  
  дважды и более. При этом я объяснила Гере, что поскольку ее муж кончает
  
  очень быстро, ему следует перед началом полового сношения позаботиться о
  
  том, чтобы хорошо возбудить свою жену, самому оставаясь относительно
  
  спокойным. И в этот момент, когда жена сильно возбуждается и будет желать,
  
  чтобы муж погрузил в нее свой член, начинать сношение. Услышав это, Гера
  
  пришла в ужас, считая, что муж никогда на это не пойдет и сочтет ее
  
  безнравственной женщиной. И тут у меня мелькнула мысль познакомить и
  
  свести Геру с албанцем. Уж этот то самец препедаст ей отличную школу
  
  секса. Я сказала Гере, что ей следует познакомиться с этим албанцем, и
  
  если он проявит инициативу, не отказать ему в половой близости, заверив
  
  ее, что с ним то она наверняка кончит и не раз. Гера вначале и слушать не
  
  хотела меня, но верх взял мой убедительный тон и извечное женское
  
  любопытство. Я сказала Гере, что каждая женщина до и после брака должна
  
  иметь в жизни несколько мужчин, когда мы сидели в ресторане, к нашему
  
  столику подошел албанец и вежливо попросил занять свободное место. Мы
  
  разрешили и вскоре завязалась беседа. После ужина я пригласила всех к себе
  
  в каюту. У меня мы выпили две бутылки мартини с содовой и Гера сразу
  
  захмелела. Сославшись на недомогание, я ушла во вторую комнату, оставив их
  
  вместе. Вскоре через тонкую перегородку я услышала звуки поцелуев, а еще
  
  чуть позже, заглянула в дверь и увидела, как албанец раздевает Геру. Как
  
  вы догадываетесь, знакомство с албанцем было дело моих рук. Я
  
  предварительно с ним поговорила и рассказала, как ему следует действовать.
  
  Гера пыталась слабо сопротивляться, не помня мои наставления, закрыла лицо
  
  руками, предоставив ему возможность раздеть ее. Положив Геру на диван, он
  
  мгновенно сбросил с себя одежду и я увидела великолепного мужчину с
  
  громадным высоко торчащим членом. В эту минуту я позавидовала подруге, так
  
  он был хорош. Гера лежала на диване, широко разбросив ноги и закрыв
  
  ладонями лицо, албанец подошел к ней, как-то тяжело крякнул и вогнал ей
  
  свой член. Я слышала как охнула моя подруга и как забилось в конвульсиях
  
  ее тело. Забросив на бедра ее ноги, он стал двигать член как поршень.
  
  Затем, резким движением тела он повернулся на спину и Гера оказалась
  
  сидящей верхом на его члене. Схватив ее за грудь, он низко пригнул ее
  
  голову, а затем, бросив руки на ее бедра, стал двигать ее задом по всему
  
  своему торчащему члену. И вдруг я услышала страстный стон женщины,
  
  испытавшей приближение оргазма. Гера, сидя верхом на толстом члене,
  
  заметалась, яростно завертела задом и испустив свои сладострастия, стала
  
  кончать, албанец перевернул ее животом вниз, поперек кровати и раздвинув
  
  ее безвольные ноги, вогнал между ягодиц свой член в самую глубину ее
  
  влагалища, в таком положении, не имея сил сдержать страсть, они оба с
  
  криком и стоном кончили и повалились на диван. С Герой творилось что-то
  
  невероятное. Она жадно целовала своего неожиданного любовника. Буквально
  
  не прошло и 20 минут, как член албанца высоко поднялся и Гера с жадностью
  
  предалась любви. Маури вновь поставил ее к краю кровати и я увидела, как
  
  его член вошел в подругу со стороны зада, потом он положил ее на бок и в
  
  этом положении они оба кончили. Когда Маури ушел, я зашла в комнату к
  
  Гере, которая лежала в изнеможении. Со слезами на глазах она благодарила
  
  меня за впервые принесенное счастье.
  
  Наш путь из Европы в Азию продолжался 8 дней и все эти дни Гера
  
  безумствовала в страстных объятиях албанца. Она с такой жадностью
  
  отдавалась ему, что казалось никогда не насытится. Однажды вечером, после
  
  очередного "сеанса", проводив Геру к себе я стояла с Маури на палубе и
  
  любовалась луной. Его присутствие всегда волновало меня. Разговорившись мы
  
  случайно коснулись друг друга руками, но отдернули их. Но потом он
  
  прижался ко мне своим боком и слегка обнял меня за талию. Не говоря ни
  
  слова, я пошла в свою каюту и Маури пошел за мной. Все остальное шло как
  
  во сне. Не успели мы закрыть дверь, как мощные руки подняли меня в воздух
  
  и бросили на диван. Нет, он не раздевал меня, он просто сорвал с меня
  
  одежду. Не успела я опомниться, как мощный член Маури ворвался в меня до
  
  упора. Я охнула от боли и восторга. Такого члена я никогда не видела и не
  
  принимала в себя. Он был размером не менее 20-22 см., и я чувствовала, как
  
  он буквально продирается внутрь моего тела и как головка касается матки. Я
  
  даже не могу сказать сколько раз я кончала, пока наконец Маури, прижав
  
  меня к постели не выбросил в глубину влагалища мощную струю семени. Такого
  
  мужчину дано познать не каждой женщине. Немного отдохнув, Маури вновь
  
  накинулся на меня. На этот раз прежде, чем погрузить свой член, Маури
  
  разместил свои колени возле моей головы и приставил головку своего
  
  могучего члена к моему лицу. Широко раскрыв рот, я с трудом проглотила его
  
  и стала жадно лизать губами. Несмотря на то, что головка едва уместилась у
  
  меня во рту, я испытывала нарастающее блаженство. После этого он долго
  
  целовал мое влагалище и, наконец, по его просьбе позволила ввести его член
  
  в мой зад. С большим трудом, после хорошей смазки головка, раздвинув зев,
  
  стала проходить в анус и я едва не закричала от боли. Но все же я весь
  
  приняла его в себя и дважды кончила в состоянии непередаваемого экстаза.
  
  На следующий день Маури ко мне пришел чуть свет и как дикий зверь
  
  набросился на меня. Его мужская сила была просто поразительна. Такой
  
  необузданной любви я еще не испытывала. Он знал несчетное количество
  
  разных позиций, а особенно мне нравились две, а именно: в первом случае
  
  он, положив меня поперек на диван и приподняв мои ноги плотно прижал их к
  
  моей груди. Сам же, находясь в положении стоя на полу, раздвинул мои ноги
  
  и стал проталкивать в плотно сжатое влагалище свой член. Поскольку мои
  
  ноги и бедра были плотно сжаты, он с трудом входил во влагалище и трение
  
  головки и всего члена были настолько возбуждающими, что я буквально завыла
  
  от наслаждения. При этом он умел хорошо сдерживать себя и давал мне
  
  кончить несколько раз, после чего, забросив мои ноги на плечи, кончал
  
  вместе со мной, бквально заливая мое влагалище спермой. Не менее приятной
  
  была позиция, когда он садился на самый край дивана, свесив ноги на пол. Я
  
  подходила и, широко раздвинув ноги, садилась на высоко торчащий член,
  
  положив свои ноги на его бедра, и начинала неистово двигать задом. В таком
  
  положении он поддерживал меня за ягодицы, а я двигалась взад и вперед,
  
  скользила всей промежностью по его члену. В момент, когда наши груди
  
  соприкасались, он успевал губами прихватить меня за соски, что
  
  способствовало дополнительному возбуждению. Да, те долгие часы, что я
  
  провела с этим мужчиной, доставили мне много удовольствия. Удивительно,
  
  как только у него хватало силы обрабатывать одновременно двух молодых
  
  женщин, учитывая, что Гера быстро вошла во вкус и была готовой целый день
  
  отдаваться. Скоро мы распрощались с Герой, которая сошла в Алжире. Ее
  
  встречал муж, и было немного смешно смотреть, как она, едва выскочив из
  
  постели Маури, бросилась в объятия супруга. Как то у них будет теперь?
  
  Мне тоже недолго оставалось побыть с неожиданным любовником, так как
  
  на следующий день мы прибывали в Тарану. Маури был со мной ласков и
  
  сказал, что в Албании в первый день весны отмечают праздник, который
  
  называется "Ночь большой любви". По традиции в эту ночь ни один мужчина
  
  полностью не удовлетворит свою партнершу. Он обязан выполнить все ее
  
  прихоти, как она того пожелает. Если эта ночь будет первой ночью для
  
  девушки, которая вышла в этот день замуж, мужчина не имеет права ломать ее
  
  девственность, хотя может и должен ласкать ее половые органы, вводить во
  
  влагалище свой член, водить им по всей промежности, но погружать его в
  
  глубину влагалища и кончать туда не имеет права. Самое большое, что ему
  
  позволено, это кончить на живот или в бедра. В ночь большой любви ни один
  
  мужчина не имеет права выпить даже глоток алкоголя, он должен быть с
  
  женщиной предельно ласков, ласкать ее эрогенные части тела. Он обязан дать
  
  ей кончить столько раз, сколько она может это сделать. Если мужчина
  
  нарушит этот ритуал, утром его подруга расскажет всем о своем неудачном
  
  любовнике и он станет предметом насмешек. Молодожены, обязательно рано
  
  утром обязаны показать свою постель старикам, и если будут обнаружены
  
  следы нарушения традиций, молодой муж на целый год лишается права на
  
  брачную близость со своей супругой. Все это мне рассказал Маури, когда мы
  
  улеглись на диван. Он обещал провести со мной эту последнюю ночь в нашей
  
  жизни в традициях ночи большой любви и показать мне, какими бывают нежными
  
  и сильными албанцы-мужчины. Если раньше Маури был нетерпелив и даже
  
  дерзок, пытаясь сразу же овладеть мною, то сейчас он был спокоен, как
  
  будто бы он приступал к какому-то торжественному ритуалу. Мы плотно
  
  прижались голыми телами друг к другу и он стал ласкать мне грудь. Своими
  
  толстыми чувственными губами он плотно охватывал мои соски, глубоко
  
  втягивая их себе в рот. В это время его руки едва прикасались к моему
  
  телу, плавно скользили по внутренней поверхности бедер, лишь слегка
  
  касаясь лобка. Потом он положил меня на бок, а сам лег сзади, плотно
  
  прижался животом к моей спине и протолкнул между ног свой громадный член,
  
  стал головкой и стволом члена скользить по всей промежности, не допуская
  
  погружения головки во влагалище. Это была сладостная любовь, и я буквально
  
  сгорала от желания. "Маури, скорее, милый, прошу тебя, возьми меня, нет
  
  больше сил терпеть". Но он только улыбнулся и сказал: "В эту ночь нельзя
  
  спешить, надо уметь терпеть. Ведь это же ночь любви, и ее надо провести
  
  так, как это делают албанцы". Доведя меня почти до состояния оргазма,
  
  Маури с трудом вытащил из моих плотно сжатых ног свой член, который стоял
  
  как кол, и, присев на корточки перед моим лицом, приставил головку к жадно
  
  раскрытым губам. Будучи сильно возбужденной, я, сгорая от нетерпения, с
  
  трудом втиснула гоовку себе в рот и с жадносью начаа ее сосать. Он
  
  задвигал низом живота, как при половом акте, то почти вынимая весь член,
  
  то до горла вталкивая его в мой рот, так что я с трудом дышала. Его
  
  посиневшая, с крупными яйцами мотня плавала перед моими глазами, и я
  
  схватилась за нее руками и с силой затеребила ее. Казалась, что Маури был
  
  готов кончить, но, сдержав себя, он вытащил свой член и в изнеможении
  
  растянулся около меня. "Дорогой, я хочу тебя" - прошептала я, но Маури был
  
  неумолим. "Ночь еще велика" - сказал он, - "вся наша". Немного отдохнув,
  
  он вновь принялся за меня. Улегшись на спину, он попросил меня
  
  разместиться своими половыми органами над его лицом, и в эту же секунду
  
  его губы впились в мое влагалище. Его пылающее лицо заметалось между моих
  
  ног, а губы и язык были во мне. Больше я не имела сил терпеть и кончила с
  
  такой страстью, что мой крик, вероятно, был бы услышан на палубе. Дав мне
  
  кончить, Маури, вновь немного отдохнув, опять приступил к любовной игре.
  
  На этот раз я опустилась руками на ковер, Маури взял меня за ноги, положил
  
  мои икры себе на бедра, так что сам оказался между моих ног, и,
  
  пригнувшись, стал со стороны зада загонять в меня член. Я выглядела как
  
  тачка, у которой вместо ручек были мои ноги. В такой позиции член прошел
  
  на всю глубину влагалища настолько глубоко, что я заохала, а когда он
  
  начал им двигать туда и обратно, то сразу кончила. Заметив это, Маури
  
  вытащил член, чтобы не кончить самому, и опять притих возле меня. Я просто
  
  изнемогала в его объятиях и жаждала новой близости. Ждать пришлось
  
  недолго. Теперь он хотел иметь меня через задний проход. Я боялась этой
  
  близости, но сегодня, в эту прощальную ночь, решила уступить. Смазав себе
  
  зев, а ему головку, я приняла заднее положение, упираясь руками в край
  
  дивана. Но вот головка коснулась зада и под большим давлением член стал
  
  входить в меня. Сжав зубы, я терпела, и как только он прошел в анус, у
  
  меня наступило облегчение. Сделав несколько скользящих движений, Маури
  
  мощно заработал задом и загнал член глубоко в мое тело.
  
  ШУТКА
  
  Снегопад был таким, что за два часа окно снаружи сплошь залепило
  
  снегом. Обнаженная девушка поднялась из постели и, обхватив свои бежевые
  
  плечи, подошла к окну. Она легонько постучала кулачком по стеклу в
  
  надежде, что снег снаружи осыплется. Так и получилось: маленький тонкий
  
  пласт бесшумно отломился и канул. Девушка нагнулась к образовавшемуся
  
  глазку и долго смотрела на осугробленные крыши, а потом повернулась назад
  
  с таинственной улыбкой совершенно счастливого человека и с невинными
  
  словами:
  
  - Как быстро в этом году наступила зима!
  
  Мужчина откинул одеяло и сел на диване. Он смотрел на девушку. В его
  
  глазах не было ничего, кроме усталого тепла.
  
  - Танюша! - позвал он. - Иди, сядь рядом со мной!
  
  С поспешной готовностью, какую женщины проявляют лишь тогда, когда
  
  хотят подчеркнуть сове желание немедленно повиноваться своему властелину,
  
  девушка бросилась к мужчине, но села не рядом, как он просил, а на ковер у
  
  его ног, положив руки и голову к нему на колени:
  
  - Знаешь, Васенька, я, кажется, наконец-то по-настоящему счастлива...
  
  Васенька запустил пальцы в волосы возлюбленной, поднимая ее голову.
  
  Он улыбался.
  
  - Раз уж мы приняли сегодня такое решение... Решение - на всю жизн
  
  ь... Так давай отметим этот день, - предложил он.
  
  - Давай, - кивнула Таня. - пойдем куда-нибудь?
  
  - Для начала я куплю тебе у кооператоров двадцать одну пунцовую розу.
  
  - Почему двадцать одну?
  
  - А ты забыла, сколько тебе лет?
  
  Девушка с улыбкой шумно выдохнула воздух - это у нее был такой
  
  странный смех:
  
  - Тогда купи пятьдесят девять.
  
  - Зачем?
  
  - Затем, что сегодня наш общий праздник, а если посчитать, сколько
  
  нам с тобой вместе лет и особенно сколько розы будут стоить в это время
  
  года...
  
  - Тогда я куплю тебе какой-нибудь другой, но совершенно
  
  необыкновенный подарок.
  
  - Да. Жемчужные бусы. В том киоске, что у метро. Моя приятельница -
  
  ну та, нищая поэтесса, у которой это - единственная драгоценность, однажды
  
  дала мне померить и тут же, увидев их на мне, сказала, что обратно не
  
  возьмет, потому что это моя вещь, я словно бы с ней родилась. Мне стоило
  
  огромного труда вернуть ей бусы - она все сопротивлялась, но в душу мне
  
  они запали. Поэтесса - матовая блондинка, на ней жемчуг как-то блекнет, а
  
  на мне - я ведь совсем смуглая и черная - наоборот, приобретает какие-то
  
  немыслимые оттенки - голубой, розовый, желтый - где их раньше не было...
  
  Словом - живет! Я все копила деньги на такие бусы, но никак не могла
  
  собрать четыреста рублей, все на что-нибудь мелкое соблазняюсь...
  
  - Решено, - обрадовался Вася. - Я сегодня богатый. Сейчас покупаем
  
  жемчуг. Потом идем подавать заявление. А после этого хватаем тачку и едем
  
  в "Норд". Тамошний директор - мой школьный приятель, так что нас примут
  
  как царей.
  
  - И ты скажешь своему другу, - подхватила девушка, - вот это - моя
  
  невеста, Таня Лазарева.
  
  - Невеста, - твердо повторил Василий и посмотрел на Таню так, как
  
  смотрят только очень открытые и влюбленные люди.
  
  У киоска Таня сняла пуховый шарф, обнимавший ее шею, и Вася
  
  торжественно застегнул на ней сзади замочек жемчужного ожерелья. Девушка
  
  загляделась на себя в витринное стекло. И она действительно была
  
  необыкновенна в тот миг. Из серенького потертого песцового воротника
  
  беспомощно тянулась тонкая смуглая шея, на которой жил своей отдельной,
  
  недоступной и недосягаемой жизнью жемчуг. Василий залюбовался своей
  
  любимой. Танюша отказалась снова надеть шарф, но Вася почувствовал, что
  
  она не простудится - такое ощутимое доброе и счастливое тепло, почти
  
  свечение, исходило от нее.
  
  Совсем стемнело. С трудом пробивая себе колесами путь в рыхлом снегу,
  
  древний "Запорожец" остановился у закрытой стеклянной двери ресторана,
  
  одну половину которого занимала огромная табличка "Мест нет", кажется,
  
  приделанная туда раз и навсегда, а другую - спина швейцара, не
  
  соизволившего даже повернуться на стук Василия. Тому пришлось сильно пнуть
  
  дверь ногой, чтобы швейцар, не отрывая носа от газеты, сделал рукой
  
  неопределенный жест к табличке, очевидно решив, что имеет дело с
  
  душевнобольным. Василий повторил свой маневр, и только тогда швейцар, не
  
  открывая двери, стал знаками выяснять, в чем дело, на что Василий
  
  закричал, что ему нужен сам директор. Швейцар начал длинно расспрашивать,
  
  что да зачем.
  
  Тягостная сцена, в продолжении которой Танюша стояла на несколько
  
  шагов позади, становилась уже комичной. Наконец, волею случая, в вестибюле
  
  появился сам директор, который с первого взгляда узнал товарища, оттолкнул
  
  швейцара и сам отодвинул засов. Друзья обнялись тут же на пороге, а затем
  
  стали хлопать друг друга по плечам и восклицать обычную бессмыслицу: "Ну
  
  как ты? - А ты? - Да ничего! - А я, как видишь... - Ну ты даешь!" И
  
  директор понемногу повлек Васю за собой.
  
  В эти первые минуты Танюша, от замешательства так и не вошедшая в
  
  ресторан, оказалась забытой. Так как она от робости не делала никаких
  
  попыток войти, то швейцар, приняв ее за постороннюю, начал закрывать
  
  стеклянную дверь. Только тогда девушка опомнилась и переступила порог, но
  
  была остановлена швейцаром, который, загородив ей дорогу, зычно спросил:
  
  - А вам здесь что надо?
  
  Растерявшись, испугавшись неожиданно резкого тона, Таня сделала
  
  неопределенный жест в сторону мужчин, которые уже удалились вперед на
  
  несколько шагов. Если бы она продержалась еще секунду, то Василий бы к ней
  
  обернулся, позвал, и все бы пошло, как было задумано. Но швейцар, напирая
  
  на Таню всей тушей, уже совсем оттеснил ее к выходу. Это и увидели
  
  обернувшиеся друзья.
  
  - С тобой? - спросил директор своего гостя.
  
  И тут на возбужденного встречей Василия накатила волна шального
  
  озорства, то болезненно-напряженное состояние, про которое говорят: "черт
  
  за язык дергает".
  
  - Нет, - быстро сказал он и, ужаснувшись, тут же открыл рот, чтобы
  
  рассмеяться собственной шутке и пригласить невесту за собой. Но швейцар,
  
  услышав это слово, последним усилием вытолкнул ошеломленную таким ответом
  
  девушку за дверь и быстро задвинул засов. И до конца жизни запомнил Вася
  
  выражение бесконечного удивления на Танюшином лице, в котором уже
  
  отражались вестибюльные лампочки.
  
  Все произошло мгновенно, еще не поздно было исправить, но директор,
  
  хохоча, уже волок Васю вверх по лестнице. Только очутившись за столиком,
  
  Вася понял, что сейчас уже совершенно невозможно сказать другу, что та
  
  девушка, которую только что на его глазах взашей вытолкали из ресторана,
  
  та девушка - его невеста. Никому бы и в голову не могло прийти, что
  
  человек, поступивший так со своей спутницей, хоть сколько-нибудь серьезно
  
  к ней относится. Соответственно, никто и не окажет ей уважения. Да и сама
  
  Таня после такой шуточки навряд ли пошла бы сюда...
  
  Рюмки в мгновение ока были наполнены и, поднося к губам первую, он
  
  вдруг ясно представил себе Таню в жемчужных бусах и потрепанном песце одну
  
  на темной улице, беззащитную, ничего не понимающую, но еще чего-то ждущу
  
  ю... Проглотив водку, он поднял штору и посмотрел на улицу. Там уже никого
  
  не было. "Ничего, приеду домой - сразу же ей позвоню и объяснюсь; она
  
  должна понять, она всегда легко выходила из всяких глупых недоразумени
  
  й..."
  
  Но он не приехал домой. Утром Вася очнулся в незнакомой комнате, а
  
  рядом с ним на неразобранной кровати храпела перегаром незнакомая девица.
  
  У Васи так болела голова, что не было никакой возможности соображать.
  
  Добравшись кое-как до ванной и подставив голову под струю ледяной
  
  воды, он начал смутно кое-что припоминать. Ресторан уже закрылся, а они
  
  все пили, и официантки садились к ним на колени, он все щипал за груди вот
  
  эту вот, рыжую. Потом она потащила его в соседний пустой и темный зал, по
  
  дороге опрокинув несколько стульев и, наконец, закрыла за ними дверь,
  
  бесстыдно стянула с себя трусы и, повалившись на кресло, увлекла Васю
  
  перед собой на колени, отвратительно раскорячилась и стала цепкими лапами
  
  пригибать его голову к какому-то скользкому шерстистому источнику мерзкого
  
  запаха; воняло тухлой селедкой, и Вася осознал, что это запах неподмытой
  
  женской промежности. Чтобы только не чувствовать это, он рванулся вверх,
  
  но брюки и трусы, не без помощи ее умелых рук, упали вниз, он повалился на
  
  девицу, которая обхватила его ногами - и начался гадкий и грязный
  
  сладострастный кошмар.
  
  После опять что-то пили, официантки визжали и поднимали юбки, и еще
  
  осталось у васи слабое воспоминание о том, как его головой вперед
  
  запихивали в машину, а он от кого-то отбивался ногами... Теперь вот эта
  
  комната... Таня!
  
  Он вскочил, как ужаленный, и, не вытерев головы и хватая как попало
  
  свои вещи, бросился вон из квартиры, оставив дверь распахнутой настежь...
  
  В первой же попавшейся телефонной будке Василий, путаясь в цифрах,
  
  набирал ее номер. Монетка провалилась, послышалось Танино спкойное и
  
  мелодичное "Да". Василий дернул рычаг вниз. Что можно ей сейчас объяснить?
  
  Как оправдываться? Где был? И вдруг Вася почувствовал легкий укол
  
  самолюбия: по его мнению, Таня должна была изрыдавшимся голосом кричать в
  
  трубку: "Вася! Вася! Это ты?! Ну ответь же!" - а она говорила так, словно
  
  сняла трубку в приемной своего шефа.
  
  Вася неторопливо застегнулся, спрятал мокрые волосы под шапку и пошел
  
  по улице, приняв решение скрупулезно обдумать и взвесить каждое слово,
  
  может быть, даже записать на бумажке, а потом уж позвонить. Придумать
  
  что-нибудь абсолютно правдоподобное. Не торопясь.
  
  Василий пешком дошел до дома, там у него стояли в холодильнике
  
  бутылки пива - штук шесть, - он решил немного опохмелиться, но сам не
  
  заметил, как высосал все пиво. И уж тут само собой пришло решение отложить
  
  объяснение с невестой до завтра. Вася и в мыслях не допускал, что его
  
  вчерашняя дурацкая выходка может не закончиться благополучно. Главное,
  
  придумать что-нибудь попроще.
  
  Назавтра был аврал. В восемь утра ему позвонил начальник и сказал,
  
  что на следующий день в институте ожидается шведская делегация, и нужно
  
  скоропалительно готовить материалы для ее встречи. Материалы готовились до
  
  закрытия института, когда, наконец, Василий добрался до дома, ему хотелось
  
  только спать. Больше ничего.
  
  Утром в институт приехали шведы. День опять пропал. Мысль о Тане, о
  
  ее живой, теплой красоте, сидела в Василии как заноза, минутами ему
  
  хотелось бросить делегацию и бегом мчаться к телефону, каяться и плакать в
  
  трубку - лишь бы слышать ее далекий голос, лишь бы скорее отправить в
  
  прошлое этот кошмар... Ощутить, что она как прежде принадлежит ему, а
  
  дурной сон - прощен и забыт...
  
  К вечеру он добрался до телефона. Но такого страстного порыва, как
  
  днем, уже не было. Они прожили друг без друга полных трое суток, а ведь
  
  совсем недавно почти невозможным казалось ежедневное расставание на десять
  
  часов, что оба были на работе. Значит, можно подождать до утра. Утро
  
  вечера мудренее. А утром позвонить стало еще невозможнее.
  
  И появилась крошечная, но зубастая мыслишка-гиена: "А может, не
  
  взонить вовсе?" Василий с омерзением оттолкнул ее, но незаметно, сам от
  
  себя в тайне, начал обдумывать ее, в мозгу быстро прокручивалисьразные
  
  варианты... Но больше всего его ум, как всегда, занимала работа.
  
  Возвращаясь домой Вася, как всегда, машинально достал из почтовой
  
  кружки газеты, и вдруг из них выпал маленький тяжеленький сверточек,
  
  который он с любопытством поднял и развернул. На ладони, обтянутой черной
  
  замшевой перчаткой, как на витрине магазина, мерцали жемчужные бусы.
  
  Колебания кончились. Василий небрежно сунул жемчуг в карман, пачку газет -
  
  под мышку и, облегченный и радостный, запрыгал через две ступеньки к себе
  
  на четвертый этаж.
  
  СЛОВО ДЛЯ ЛАРИСЫ
  
  ...Я не знаю, зачем мысленно повторяю себе все это снова и снова.
  
  Вообще-то, я уже все для себя решил. Сегодня же меня не будет. Как
  
  водится, оставлю записку, что, мол, в смерти прошу никого не винить и все
  
  такое. Во втором ящике моего стола еще с прошлого воскресенья лежит почти
  
  полстакана таблеток димедрола - сам выколупывал из почти семи пачек. Пусть
  
  ей будет кисло, когда узнает. Я, конечно, понимаю, что вообще-то ей по
  
  плечо, да еще этот прыщ на подбородке - ну так ведь я скоро вырасту! А она
  
  не понимает... Но я так ей и сказал... А, да ну все это!
  
  Началось-то совсем даже неплохо. Наша компания тогда собралась в
  
  подвале, в карты дулись. Потом Дылда флакон принес, еще посидели, а потом
  
  завалили Бык с Бациллой (они всегда вместе ходят) и двух девок привели -
  
  Ольгу и Лариску. Ну, они и раньше, бывало, цепляли и приводили
  
  кого-нибудь. Одно время тут часто устраивали "театр" - это так наши
  
  называют. В прошлом году была тут в восьмом "Б" такая Танька, все с
  
  Петькой носатым ходила. А потом он ее всем отдал - надоела, видать. Так
  
  вот, ее затащат туда, все рассядутся по трубам, курят, музон врубят - в
  
  кайф, а ей говорят: раздевайся, а не то, мол, бить будем и матери про ВСЕ
  
  расскажем. Ну, ей, понятно, страшно, раздевается. Потом веселые штучки
  
  начинаются. Она ни в чем никому не отказывала - куда денешься? Потом ее
  
  родичи, правда, переехали куда-то, и она тоже. И в "театре" было закрытие
  
  сезона. Так что по таким делам я всему научен. А эти - Ольга с Лариской -
  
  в карты продулись, а у нас с этим строго - ну их и привели к нам
  
  расплачиваться. Девицам налили по стакану. Ольга эта самая, деловая такая,
  
  сразу и говорит:
  
  - Значит так, парни. Каждый чтобы по разу, только быстро, по очереди,
  
  и без всяких там штучек...
  
  Ну, Бык вроде кивнул, а тут Бацилла подскочил:
  
  - Не-е! Так дело не пойдет! Ты проиграла на раз, а вторая-то больше!
  
  Так что не фига шланговать, ты, - это он Лариске, - должна всем по два
  
  раза...
  
  - Два?!!! - вскочила Лариска, - да пошел ты! Я всего ничего и
  
  проиграла...
  
  Тут Бык вмешался:
  
  - Хватит базарить! Хорошо, второй раз будешь не со всеми, а только с
  
  одним - кого сама выберешь. Завтра. Идет? - он явно работал на публику;
  
  думал, наверное, что ему обломится. Бык оглянулся. Несогласных, понятно,
  
  не было. Нас было пятеро, кроме малолеток, которым ничего не полагалось.
  
  - Ну, поехали! - и он потянул с себя футболку.
  
  ...Ольга была черная такая, толстоватая в верхней части. Как
  
  разделась, Бык сразу на нее - запыхтела, как паровоз. У нее даже волосы ко
  
  лбу прилипли, а Колюн поближе подошел - еще не насмотрелся. Ну, дальше все
  
  как всегда - остальные смотрят, хихикают, советы дают. Горобурдина
  
  онанизмом занимается - за ящик отошел и думает, дурак, никто не видит!
  
  Смотрел я, смотрел, а потом и моя очередь настала (я предпоследним был),
  
  но что-то я до того насмотрелся, что только начал, как все и кончилось.
  
  Подергался еще немного для приличия и слез. (Ольгой я, вообще не
  
  занимался, это все о Лариске). А потом ушам своим не верю - она меня
  
  выбрала! На завтра то есть. Бык так на меня посмотрел, что у меня голос
  
  охрип. Потом разошлись, все путем... А я весь вечер и на следующий день
  
  все места себе не находил. Неужели, думаю, я ей чем-то понравился? И все
  
  вспоминал, какая она худенькая, длинноногая, на руках и ногах светлый
  
  пушок, и... Ну очень она мне понравилась.
  
  Назавтра, как и договорились, я с ней на углу встретился, у ее дома,
  
  когда она со школы пришла, (я-то из путяги еще раньше свалил). И пошли к
  
  ней - как раз мать на работе была, а папаши у нее и вовсе нет. Дома у них
  
  ничего так: комнат - две, как и у меня, но мебель классная, видик стоит.
  
  Богатенькие. Выпить мне предложила. Да не бормотени, и даже не водки, а
  
  банановый ликер. Я, говорю, не знаю, никогда не пробовал. А она отвечает,
  
  что ерунда, мол, мамаша в ресторане "Прибалтийский" работает, или давай
  
  кофе попьем? И бутерброд с вкуснющей колбасой мне дала. С чего это она,
  
  думаю. Ну, а потом разговор вышел:
  
  - Тебе не очень горит со мной...?
  
  - Да нет, - отвечаю, - вообще-то, не очень. А что?
  
  - Видишь ли, - говорит, - после вашего вчерашнего скотства у меня
  
  побаливает еще...
  
  - Ну и что?
  
  - Да, конечно, раз обещала, так..., но, может, на другой день
  
  отложим? Только этим скажем, что все в порядке, а то еще чего...
  
  - Ладно, - говорю, - давай когда-нибудь в другой раз, если захочешь...
  
  - она обрадовалась, даже смотреть по-другому стала.
  
  - Ты, - говорит, - самый замечательный парень из всех, что я знаю!
  
  Даже обняла меня в конце, говорила еще, что потом обязательно, и все
  
  такое. И вот с тех пор я за нею так вот и таскаюсь...
  
  Ну да чего уж там, не так все плохо. Поначалу здорово было, она меня
  
  с собой брала иногда на киношки всякие, куда так не пускают. На день
  
  рождения приглашала. К мамаше в ресторан нас разок провели - побалдели.
  
  Правда, иногда она как-то скукоживалась, молчала все, а на все вопросы так
  
  меня несла, что просто непонятно даже - что я ей сделал? Однажды, после
  
  того как мы в кино ходили, я у нее оставался - мамаша в ночной смене была.
  
  К тому времени мы уже с ней всегда вместе были. Я и в подвал перестал
  
  ходить, тем более что там Бык заправлял, а после того случая он бы со мной
  
  рассчитался как-нибудь. Она так рада бывала, когда я, приходящий из похода
  
  или с дачи приезжающий, в дверь звонился. Говорила, что без меня скучает,
  
  что ближе у нее нет никого, и все такое. Ну, мы поужинали, потом фильмец
  
  она поставила. Она смотрит, а сама будто ничего не видит - как задумалась.
  
  Я ее за руку беру, а у нее ладошки все мокрые. Руку отдергивает, "не
  
  трогай меня" - орет. Ну мы еще посидели, фильм кончился, вроде она
  
  успокоилась. И говорит, что главный герой на папашу ее похож. Не на
  
  родного (тот давно сбежал, она его и знать не хочет), а на отчима, что с
  
  матерью жил. Она и теперь иногда к нему ездит, хоть и с мамашей ее
  
  развелся год назад - теперь у него новая жена. Он матери моложе, а сам
  
  дизайнер по мебели. У него и мастерская есть, и все такое. Вот только с
  
  мамашей он не контачит, и Лариска ездит к нему тайком от матери. А про
  
  подарки его говорит, что подруга продает и еще и деньги у матери просит.
  
  Ну, та ей вообще ни в чем не отказывает, но вот к нему не пускает.
  
  - Это потому, что я его очень люблю, - говорит Лариска.
  
  - А ей не все равно, ведь они развелись? - не понимал я.
  
  - Да нет, - машет она рукой, - ну как ты понимаешь... - Лариска
  
  теребит пуговку у воротника и молчит.
  
  - А меня, - говорю, - любишь?
  
  - Тебя... - холодно и раздумчиво тянет она, - не надо об этом... если
  
  я тебе скажу, то ты, пожалуй...
  
  И сидит вся такая чужая, отстраненная и непонятная. Потом оттаяла
  
  вроде. ...Утром позавтракали. Сидели. Молчали. Потом я с духом собрался:
  
  - Но ведь у нас вроде все хорошо, ты сама говорила... В чем дело-то?
  
  - Ни в чем, - отвечает, - неважно!
  
  - Ну мне-то можно сказать, - говорю, - сама говорила, что у нас с
  
  тобой никаких секретов нет!
  
  - Это не секрет, а просто тебя не касается, - а сама в сторону
  
  смотрит.
  
  - У меня может быть своя личная жизнь или я должна перед тобой
  
  отчитываться?
  
  - Да нет, - говорю - конечно, не надо отчитываться, но это ведь меня
  
  тоже касается! Это и мое дело тоже!
  
  И за руку ее взял, повернул к себе. Она дернулась, руку вырывает. Я
  
  держу.
  
  - Пусти, - кричит, - немедленно!
  
  Отпустил. Помолчали. Как ей объяснить?
  
  - Понимаешь, - говорю, - мы ведь всегда все друг другу рассказывали.
  
  Зачем нам обманывать, я ведь тебе ничего не сделал!
  
  Вижу, ее проняло. Опять помолчали. Повернулась, смотрит.
  
  - Ты уверен, что этого хочешь?
  
  - Да.
  
  - Хорошо, - и села, обняв колени.
  
  Задумалась. Ну а потом вдруг и выложила:
  
  - Я думала у меня это прошло, но вот опять... Я его люблю... Он был
  
  такой красивый, такой большой. Мать по сравнению с ним совсем не
  
  смотрелась. Подтянутый, всегда в чистой рубашке. И пахло от него
  
  замечательно. Когда мать мне его представила Павлом Васильевичем, он
  
  засмеялся. Да так здорово, так красиво, мать и сама тоже прыснула, хотя и
  
  старалась серьезную физиономию состроить. А потом, через неделю, говорит,
  
  что звать его я могу как хочу - хоть Пашка-папашка. И опять же смеется.
  
  Ну, я его в папашку и переделала. Я тогда в седьмой класс уже ходила, мне
  
  пятнадцать исполнилось - так он мне на день рождения французские духи
  
  подарил и сережки с селенитом. Ух, до чего красивые - ни у кого таких нет!
  
  И шампанское сам принес. Мы тогда с друзьями и девчонками у нас собрались,
  
  а с родителями договорились, что они в кино пойдут. Мальчишки, конечно,
  
  вина принесли потихоньку - "чтобы никто не догадался". Но тут-то
  
  шампанское! Да еще фирменное! Вот папашка дает! Мать было визжать - мол,
  
  рано им еще, а он ей "Почему это рано? Пора!" И сам открыл. "Первый тост,
  
  - говорит, - должен отец сказать". И ко мне: "Будь счастлива, котенок! "
  
  Выпили они с матерью и ушли...
  
  Ну, я к тому времени, конечно, уже и школьные романы с записками,
  
  кино и мороженными крутила, и курить пробовала. И с мальчишками
  
  целовалась, обнималась, но ничего такого обычно не позволяла, потому что
  
  уже как-то раз попробовала - и не понравилось. Это в пионерлагере, когда в
  
  пятом классе была. Там и в кис-кис, и в "ромашку" по ночам играли; и в
  
  беседке свидания назначали, письма любовные писали. Ерунда это все,
  
  конечно, и детство. Так вроде ничего казалось, да и от прыщиков на лице
  
  полезно, говорят. Но мальчишки, они просто идиотики какие-то, и, как
  
  говорила моя подруга Марина (ее взрослые называли нехорошей девочкой), -
  
  от них удовольствия меньше, чем от сырой морковки. Правда, сама я этим не
  
  занималась, так что не знаю. Но остроты дурацкие - это точно. Галдят,
  
  пихаются, угловатые какие-то. В пропотевших рубашках с грязными
  
  воротниками и с прыщами на лбу. Фу! А у Пашки движения, как у сильного
  
  большого зверя, и голос такой - мурашки по хребту бегут, да и сказать есть
  
  что. Он меня любил, все дарил всякие вещицы премилые. А я его просто
  
  обожала. Да не виделись, так я ему с разбега на грудь - прыг! Он меня
  
  подхватит, да как закружит! В шею уткнусь и шепчу: "Папка, миленький"... А
  
  он смеется и голову мою целует, и по заду хлопает. - "Отъелась без меня,
  
  свинка?" И в ухо мне тихонько хрюкает. Однажды рисовал меня в мастерской -
  
  только волосы не темные, а почему-то розовые. "Я так вижу," - говорит.
  
  Вроде шутит, но лицо серьезное, такое, что внутри все замирает, краснею, и
  
  глаза отвести хочется. Я после этого в рыжий цвет покрасилась - все ближе
  
  к розовому. Мать меня все услать норовила - чтобы с Пашкой побыть, а я
  
  вредничала, все назло ей делала. Ну он за меня всегда заступался...
  
  Прошлым летом были мы у озера - дачу снимали. Как-то утром мать на
  
  работу уехала, а я наверху в своей комнате замерзла (дождь шел, сыро было
  
  и холодно) - и спустилась вниз. К Пашке в кровать залезла - он выходной
  
  был. А он спит, словно большой ребенок, подушку обнял, и лицо такое
  
  доброе, беззащитное. Теплый весь, как печка. Я так к нему подползла и
  
  прижалась, а он во сне меня обнял. У меня сразу сердце забилось, в висках
  
  забухало. А Пашка дернулся, пробормотал что-то и мне в щеку уткнулся. Я
  
  его и поцеловала - сама не знаю, как вышло. Он глаза не открывает, в
  
  полусне улыбается. Ну, я вспомнила, как Марина учила меня целоваться -
  
  чтобы язык шевелился как жало, - и еще его поцеловала. В губы. А потом
  
  руку его взяла и себе на грудь положила. Тут он окончательно проснулся, на
  
  меня вытаращился и приподнялся. Удивленно так говорит: "Ты что! Ах дрянная
  
  девчонка!" Но лицо совсем не сердитое, и я его за шею - хвать! И повисла,
  
  когда он на руки оперся. И опять поцеловала. Ну тут он руки согнул,
  
  опустился, и меня к кровати прижал всем телом. А потом тоже поцеловал. Да
  
  так сладко, что у меня дыхание перехватило и в животе, внизу, тепло сразу
  
  стало. А когда чуть на бок отвалился и рукой мне от горла до пупа провел
  
  (а рука такая нежная! но за сосок цепляется), я даже задрожала вся - и
  
  зубы застучали. Только и смогла простонать каким-то чужим хриплым голосом:
  
  "Еще..." И руку его, к себе прижимая, ниже по животу толкнула... Потом
  
  плохо помню - очнулась, а он меня за плечи трясет и в лицо заглядывает.
  
  Озабоченно. Я только смогла улыбнуться из последних сил (все тело сладко
  
  ломило и ныло) и говорю: "Спасибо..." - так в каком-то фильме делала
  
  героиня. Еще успела сказать, чтобы никому ни слова, а то меня мать убьет.
  
  И тут же уснула. Он вместо ответа мне руку на голову положил. Потом,
  
  помню, еще разбудил меня - дал какую-то таблетку и стакан воды... Во сне
  
  все продолжалось, мне хотелось спать вечно...
  
  Проснулась я уже после обеда. Внутри что-то поднывало - у него все
  
  оказалось слишком большим для меня. (Я потом еще неделю ходила, стараясь
  
  пошире расставлять ноги и временами поеживаясь от боли). На столе был
  
  обед, а Пашка уехал в мастерскую.
  
  В следующую же ночь, когда я только представила, что он завтра будет
  
  спать с матерью, я чуть не умерла от ревности. А потом так вешалась на
  
  папашку и улыбалась ему, что мать странно посмотрела. И спросила, с чего
  
  бы это я сияю, как самовар. Пашка, видимо, старался меня избегать. С
  
  неделю ему это удавалось. Наконец, я его поймала, когда он, сидя в лодке,
  
  отправлялся на рыбалку, и мы сначала сплавали на небольшой остров в
  
  камышах (от лодки до полянки я ехала на широких плечах папашки).
  
  Потом он отвез меня обратно. Я излечилась от лихорадочного
  
  возбуждения и беспричинных улыбок и смешков. Он стал нежен и больше не
  
  сопротивлялся моим домогательствам - я сказала, что иначе буду гулять с
  
  кем попало (я, конечно, врала) или все всем расскажу. Впрочем, это было
  
  уже неважно - Пашка признался, что тоже любит меня. Но иногда я
  
  чувствовала себя такой несчастной, что по ночам горько и безнадежно
  
  плакала, сама не знаю о чем.
  
  Когда закончилось лето (самое счастливое лето в моей жизни), мы
  
  переехали домой и напряжение усилилось. После серии скандальчиков мать,
  
  видимо, о чем-то догадалась или просто характер у нее такой тяжелый,
  
  возможно, - с Пашкой они развелись. Мне было настрого запрещено с ним
  
  встречаться. Я ездила к нему в мастерскую. Причем он сам звонил мне (почти
  
  каждый день) и просил - он не мог без меня! Угощал меня невозможными
  
  деликатесами - любил готовить для меня. И грустно шутил, что ввиду
  
  отсутствия таланта, ему лучше было бы пойти в повара. Даже когда мне было
  
  нельзя, он тискал меня и целовал. А потом заставлял проделывать с ним
  
  довольно тошнотворные для меня (пока не привыкла) вещи, убеждая, что это
  
  наоборот вкусно. Я понимала, конечно, что это очень даже по-французски,
  
  что он только из ванной (в мастерской было все), но меня мутило.
  
  Приходилось ставить рядом чашку с крепким кофе с коньяком, чтобы я могла
  
  запивать все это дело в продолжении сеанса. Обычно он сидел, откинувшись
  
  на диване, под ковром с тиграми на стене, а я стояла на коленях перед ним
  
  (на полу тоже был пушистый коричневый ковер). Его искаженное лицо было как
  
  раз под мордой ухмыляющегося тигра. Когда моя недельная регулярная болезнь
  
  проходила, ненаглядный растлитель, вынув меня из пенящейся душистой ванны
  
  и завернув в огромное голубое полотенце, нес, прижимая к груди свою
  
  любимую доченьку. На широкой тахте, заставив меня лечь и приподнять зад,
  
  он нетерпеливо смазывал душистым маслом все, что там было. А затем, после
  
  обычных прелюдий и подкрадываний, своим острым шершавым языком буквально
  
  ввинчивался внутрь меня (правда, не совсем туда, куда я могла ожидать!) до
  
  тех пор, пока меня не разбирало, и я не начинала стонать и еще сильнее
  
  выпячивала ему свой зад... Из глаз у меня при этом почему-то лились слезы,
  
  все расплывалось, меня сотрясали судороги непередаваемого наслаждения...
  
  Потом, после всего, часто бывало стыдно, я отталкивала его, плакала,
  
  ругала извращенцем и старым развратником, пока он варил мне пельмени. Он
  
  скоро снова женился - ему негде было жить, квартиры и прописки у него не
  
  было, только мастерская. И его мерзкая молодая жена со своей дочкой меня
  
  терпеть не могли. Когда я звонила, они неизменно отвечали, что Павла
  
  Васильевича нет дома. Вот примерно тогда я, несмотря на все возможные и
  
  невозможные ухищрения, и забеременела. После врачей, больницы, слез матери
  
  - всех этих ужасов - я решила, что больше не стоит водиться с этим старым,
  
  неосторожным и лживым развратником. Мы сильно поссорились. Он, кажется,
  
  тоже был рад избавиться от меня - боялся новых осложнений, подлый трус!
  
  Через месяц я не выдержала - его "нет дома". Понятно. Потом еще и еще, и с
  
  тем же успехом. Один раз я вполне явственно услышала, как он говорил
  
  дочери своей Валентины: "Скажи ей, что меня нет дома". Я поехала в тот же
  
  вечер к мастерской и, выбив окна парой кирпичей, убежала. На следующий
  
  день он позвонил сам и предложил встретиться. Меня хватило на три дня. С
  
  тех пор я мирилась с ним и снова расставалась. Перед тем, как мы
  
  встретились, я с ним поссорилась опять... А вчера он позвонил... Я
  
  сказала, что нам не о чем говорить, а он жаловался на желудок, на то, что
  
  худсовет снова зарезал его интерьеры, что Валька плохо готовит. Сегодня
  
  позвонит опять. Мне стало его так жалко, я поняла, что никуда мне не
  
  деться... Вот только его Валентина - сволочь, и Диночка (доченька его) -
  
  придурок, нос воротит. Ух, ненавижу их...
  
  Она замолчала и как-то поникла, а я так и сидел обалделый, молча.
  
  Потом глотнул из бокала - мы пили немецкий вермут. Она вдруг
  
  встрепенулась:
  
  - Наверное, я зря тебе это рассказала, ты меня будешь презирать, но
  
  мне не хотелось тебя обманывать, ты хороший парень и мне не... Ну, в
  
  общем. я хочу, чтобы ты знал... А вот этого, - она выразительно крутанула
  
  рукой, - у нас больше не будет...
  
  - А как же это... ну, почему ж ты тогда, ну в подвале, меня выбрала?
  
  Голос дрожал от какой-то глупой и отчаянной надежды. Она замялась:
  
  - Ну... Ты только не обижайся, но ты меньше всех... ну, в общем, все
  
  быстро и небольно, а эти, как настоящие мужики. Я же знала, что ты такой
  
  хороший...
  
  Дальше я уже не слышал. По-моему, я тогда немного съехал - по лицу,
  
  помню, что-то текло, я бежал по лестнице, хотя лифт был свободен, а она
  
  стояла в дверях квартиры и держала в руках мой шарф. Но вернуться я уже не
  
  мог... Лестница прыгала этажами вниз, и все новые витки пролетов вставали
  
  между нами, стены расстилались в бесконечный зеленоватый ковер. Как
  
  гнусные и плоские картонные декорации, мелькали ниши мусоропровода, бачки
  
  для пищевых отходов, размытые и бледные подобия людей. Взгляд смог
  
  остановиться только на замке дверей парадного. Через мгновение он
  
  приблизился, затем за доли секунды вырос, закрыл все поле зрения и вдруг
  
  пропал - вместо него плеснула резкая боль в плече и колене. На меня
  
  обрушилось небо и густая листва деревьев, бесшумно двигались прохожие - я
  
  был на улице.
  
  В голове мучительно ныло, гулкая, ревущая на одной ноте, тишина
  
  давила на уши. Я не мог точно сказать: действительно ли я сейчас говорил с
  
  ней, или это все мне только кажется. Внезапно двор и деревья покачнулись и
  
  завалились набок - я подвернул ногу на ступеньке (зачем она здесь?), и это
  
  сотрясение все поставило на свои места. Я услышал лай собачки, прыгающей
  
  вокруг песочницы, где невозмутимый карапуз посыпал ее песком из совочка, и
  
  шум кроны большого тополя, и хлопанье дверцы машины у химчистки во дворе.
  
  Замерзший в судороге мир вновь пришел в движение. Напряжение отпустило
  
  меня, я свободно вздохнул и вдруг понял, что мне много-много лет, что я
  
  уже совсем другой и даже мысли у меня не те что полчаса назад. И еще я
  
  понял, что, к сожалению, уже поздно, слишком поздно, для меня уже ничто в
  
  мире невозможно - я уже мертв. И тогда мое тело ушло домой...
  
  Вот так. Сначала пытался с ней увидеться, звонил, думал, может, еще
  
  образуется. Нет. Ничего. А может опустить все эти таблетки в унитаз?
  
  Плюнуть? Вокруг столько всего! Понимаю, еще все будет. Но до чего же
  
  противно на себя в зеркало смотреть! Я и в подвале побывал - бутылку
  
  поставил, и все уладилось. И девки приходили, все путем, но до чего все
  
  это ерунда! Чувствую - не надо мне все это. Ничего не надо. А нужна только
  
  она. Одна. Прежняя. Так что незачем откладывать. Скоро мать придет, а
  
  говорить ни с кем уже сил нет... Стакан блестит, стекло уже, правда,
  
  сизоватое какое-то, а таблетки белые, неровными за стеклом кажутся...
  
  Пора... Пузырек в стекле красивый... как у стеклянного пса, что у Лариски
  
  (это он (!) делал в своем муфеле) за стеклом серванта... Да, пора...
  
  Началась эта история с того, что Клаверий де Монтель, молодой
  
  человек, не связанный ни какими заботами, прочитав об'явление о
  
  приглашении мужчины на постоянное место привратника, садовника и истопника
  
  и, поняв скрытый смысл этого об'явления, притворился глухонемым и поступил
  
  на работу в закрытое женское учебное заведение.
  
  В нем главное внимание в воспитании девушек было обращено на полную
  
  неосведомленность в половых отношениях. В юные головки вбивали, что детей
  
  приносят отцы, что их находят в огородах, в капусте, а мужчины отличаютя
  
  от женщин только костюмами, что волосы растут в известных местах от того,
  
  что они едят варенное мясо.
  
  Это рассказывалось не только не только девочкам 12-14 лет, но и
  
  восемнадцатилетним. Может самые юные и верили этому, но девушки постарше
  
  сомневались, не зная в то же время истиного положения вещей.
  
  Поэтому, естественно, за Клаверием был установлен строгий надзор со
  
  стороны воспитательниц, избавиться от которого он сумел благодаря
  
  следующему случаю.
  
  Когда в честь праздника привратнику было отпущено вино, Клаверий
  
  притворился глубоко пьяным перед приходом служанки, которая должна была
  
  принести ему ужин, развалился на кровати в отведенной ему каморке, приняв
  
  такую позу, что брюки будто бы во сне сползли со своего места. Старая
  
  служанка была поражена представившейся картиной-там, где должна находиться
  
  мужская принадлежность, ничего не было.
  
  Взглянуть на лобок подвыпившего привратника пришел чуть ли ни весь
  
  штат воспитательниц во главе с директриссой, но никто не догадался, что
  
  член был втянут и зажат между ног Клаверия.
  
  Девочки были в изумлении, когда увидели, что все надзирательницы
  
  исчезли и они предоставлены самим себе. Бегая по саду, девочки наткнулись
  
  на Клаверия, который делая вид, что не обращает на них внимания, начал
  
  налаживать изгородь цветочного сада.
  
  Со временем, они так привыкли к нему, что часто бегали к нему,
  
  тормошили его и весело смеялись. Клаверий в свою очередь схватывал
  
  шутивших девушек, а более взрослых сажал к себе на колени, что многим из
  
  них очень нравилось. Когда они совсем освоились с ним, он иногда клал руку
  
  на колено, затем нежно и осторожно поглаживая, забирался выше под платье
  
  и, отстегнув несколько пуговиц на понтолонах, ласкал живот, перебирая
  
  волосы на лобке. В то же время другой рукой он нередко проникал под корсет
  
  и трогал девичьи груди, теребил зажатый между пальцами сосок. При этом он
  
  заметил, что в зависимости от темперамента некоторые девочки относились к
  
  таким ласкам с удовольствием, но другие смущались.
  
  Они горели и немели от его ласк, с восхищением прижимались к нему.
  
  Особенно часто и охотно подсаживалась к привратнику Клариса де Марсель,
  
  более других девушек нравившаяся ему. Она позволяла трогать себя везде,
  
  замирая от его ласки, когда он осторожно пропускал свой палец в разрез ее
  
  кольца и то нежно щекотал ее, то гладил шелковистые колечки волос на
  
  круглом лобке девушки, то забирался глубоко в ее органы. Она почти не
  
  стеснялась его, зная, что он глухонемой и глупый и не может никому
  
  рассказать как ее ласкает. А были ласки такие милые, такие приятные, что
  
  хотелось никогда не отказываться от них. С каждым днем все больше и больше
  
  охватывало ее неизведанное желание. Ей хотелось, чтобы он никогда не
  
  отрывал своих рук от ее ямки(так она и ее подруги называли свои половые
  
  органы). Но, почти всегда окруженная своими подругами, она редко
  
  оставалась с ним наедине, а он хотел ее все больше и больше. Клариса еще
  
  не догадывалась о самоудовлетворении чувственности без участия другого
  
  лица, хотя некоторые ее подруги втайне предавались этому пороку.
  
  Как-то Клариса, сгорая непонятным желанием, зашла к нему в беседку,
  
  которая находилась в конце сада. Девочкам строго настрого запрещалось
  
  ходить туда. Увидев вбегающую к нему Кларису, привратник обрадовался
  
  появлению своей любимицы. Он понял, что теперь убежище его открыто, и
  
  будет посещаться другими девушками. Лаская, он поцеловал ее в первый раз и
  
  это не только не испугало ее, а наоборот, даао повод к многочисленным
  
  поцелуям. Клаверий положил девушку на клеенчатый диван и стал ласкать ее
  
  уже по-настоящему.
  
  Он растегнул ее платье, расшнуровав корсет, вынул наружу две
  
  прелестные груди. Осыпав их поцелуями, он положил руку на одну из них, а к
  
  соску другой крепко прижался губами. Одновременно Клаверий, стоя на
  
  коленях перед диваном, поднял юбку, растегнул пантолоны, и, сильно
  
  нажимая, стал гладить ее живот и лобок. Привстав, охваченный крайним
  
  возбуудением, он сорвал с нее пантолоны, раздвинул ноги и, покрывая
  
  поцелуями живот Клариссы, рукой стал забираться все дальше и дальше в
  
  ямку. Потом он встал, обхватив ее ягодицы руками, приподняв их, погрузился
  
  лицом в ее органы, расточающие восхитительный аромат девственности и,
  
  массируя пальцем влагалище, стал сосать клитор. Кларисса тревожно
  
  затрепетала от охватившего ее сладострастия.
  
  'Жаль, что ты глухонемой и глупый', - прошептала она и выбежала из
  
  беседки. Конечно, он мог бы воспользоваться девочкой как хотел, тем более,
  
  что его член, предельно возбужденный, требовал исхода дела до конца. Но,
  
  трогая ее, он заметил, что вход в ее ямку полузакрыт девственной плевой, в
  
  отверстие которой с трудом проходит его мизинец. Клаверий хорошо понимал,
  
  что если он соединится с ней по-настоящему, то не доставит ей никакаго
  
  удовольствия. Разрыв плевры кроме того может сопровождаться
  
  кровоизлияниями и, пожалуй, девочка до того перепугается, что все
  
  обнаружится. Он хорошо знал, что с некоторым терпением можно достигнуть
  
  облания девочкой без пролития крови.
  
  Не прошло и десяти минут после ухода Кларисы, как вбежала другая
  
  девочка-Сильва, хорошенькая, бойкая, так же как и Кларисса лет 18-Ти. В
  
  отличии от Клариссы, тоненькой и стройной, Сильва была невысокой и
  
  полненькой. Она часто прижималась к привратнику нижней частью живота.
  
  Сейчас, вбежав в беседку, весело смеясь и забавляясь, она стала прыгать
  
  около него. Когда Клаверий схватил эту девочку и посадил к себе на колени,
  
  она вдруг присмирела и закрыла ладонями свои глаза, как будто зная, что он
  
  будет с ней делать. Было видно, что эта девочка опытней и знает чего
  
  хочет, но из-за стыдливости не позволяет дотрагиваться до себя. Теперь же
  
  под влиянием жажды знакомого ей ощущения, она с покорностью раздвинула
  
  ножки, когда он растегнул ей пантолоны и начал производить обследование.
  
  Как он и ожидал, Сильва давно уже предавалась тайному пороку искусственно,
  
  растягивая вход в свою ямку. Член начал раздражать девочку, которая в
  
  забытье сидела у него на коленях и сладостно ожидала знакомого эффекта.
  
  'Еще! Еще!'-Шептала она, находя, что привратник делает это весьма
  
  приятнее, чем она или ее подруга Тереза. Убедившись в широте ее ямки он не
  
  захотел доводить девочку до оргазма, видя прекрасный случай доставить
  
  удовольствие и себе и ей. Когда Клаверий почувствовал прерывистое дыхание
  
  девушки, он осторожно, стараясь не разорвать ее плевры, стал постепенно
  
  запускать свой возбужденный член в ее ямку.
  
  Девственная плевра постепенно растягивалась все больше и больше,
  
  пропуская дальше полный кровью и горевший желанием член клаверия. Было
  
  больно, тесно, но приятно, когда член почти весь вошел в ямку Сильвы.
  
  Девочка вначале испугалась, чувствуя, как что-то толстое и горячее входит
  
  в нее, но потом обмерла, охваченная бурным желанием, какого с ней еще
  
  никогда не было. Помимо воли, ее широкие бедра поднимались и опускались, и
  
  она испытывала необыкновенное удовольствие. Через минуту Сильва закрыла
  
  глаза, захрипела и обессилев упала к нему на руки. В это время горячая
  
  масса с обилием вспрыскивалась вовнутрь девственных органов девочки.
  
  Акт был окончен, и Клаверий, поцеловав Сильву, отпустил ее со своих
  
  колен. Спустя некоторое время девочка оправилась, вздохнула, ласково
  
  кивнув ему, ленивой походкой вышла из беседки.
  
  'Вкусная девочка, - подумал Клаверий, нисколько не сожалея о том, что
  
  начал обрабатывать сад с нее, а не с Кларисы, которая через месяц тоже
  
  будет готова принять член, раз уже познакомилась со страстным чувством.
  
  Теперь она сама растянет вход в ямку до нужного размера. Тем временем
  
  Сильва, розовая и довольная испытанным ощущением, тихо шла к центру сада
  
  как вдруг услышала, что ее ктото догоняет.
  
  - Тереза!-Воскликнула она. - Откуда ты?
  
  Вместо ответа подруга подошла вплотную к Сильве и прошептала:
  
  - А я все видела.
  
  - Что же ты могла видеть?-Спросила Сильва со смущением, вспыхивая
  
  румянцем.
  
  - Видела все, что вы делали, - шептала Тереза, - в щелку было видно.
  
  Расскажи, что он делал с тобой своим животом.
  
  - Я Думаю, что это похоже на то, что ты делаешь иногда со мной, а я с
  
  тобой, - сказала Сильва, вспоминая, как иногда они по очереди целовали
  
  взасос ямки друг у друга, вызывая наслаждение.
  
  - У него на том месте, где у нас ямки, торчит палец, такой длинный,
  
  толстый и горячий. Вот этот палец он и засунул мне в ямку, и так было
  
  приятно, что я бы не отказалась еще разок.
  
  - Ах, как бы я хотела попробывать, - прошептала Тереза на ухо Сильве.
  
  - Так ты иди, - предложила Сильва, - я буду караулить. - Если увижу,
  
  что кто-то идет-постучу в стенку.
  
  - И хочется, и стыдно, - прошептала Тереза. - Но, если будет нужно
  
  заставлять его, что надо делать?
  
  - Ничего не нужно делать, - ответила Сильва, - только войдешь к нему,
  
  а остальное он сделает сам. Иди, пока не было колокола, а то нас могут
  
  хватиться, - прошептала Сильва, желая и Терезу сделать участницей
  
  испытанного удовольствия. Тереза колебалась, страстно хотела испытать...
  
  И, наконец, решилась.
  
  Когда Тереза вошла в беседку, Сильва постояла немного, ей очень
  
  хотелось посмотреть, так ли все будет, как с ней. Отыскав щелку, она
  
  страстно прильнула к ней.
  
  Клаверий не удивился, увидев перед собой еще одну девочку, стройную,
  
  лет 17-ти с загорелыми щеками и пылающими пухлыми губками.
  
  - Однако, это пожалуй многовато, если они все сразу пойдут ко мне, -
  
  подумал он, целуя стоящую в замешательстве девочку. Сильва увидела, как
  
  привратник начал щекотать Терезу под платьем, а затем, что-то сообразив,
  
  подошел к столу, как раз против отверстия, где стояла Сильва, вынул из
  
  своего кармана надувшийся палец и из стоящей на столе банки, очевидно с
  
  вазелином, начал намазывать его. Она догадалась, что палец смазывается для
  
  того, чтобы не было туго. Намазав член, Клаверий Клаверий подошел к
  
  лежавшей на диване девочке, снял с нее панталоны, несколько раз поцеловал
  
  лобок, и, посадив на колени лицом к себе, также осторожно ввел свой палец
  
  в ее ямку. Как и у ее подруги, девственная плевра Терезы была растянута,
  
  но в меньшей степени, и Сильва увидела, как Тереза онемела, а через минуту
  
  уже задыхалась и всхлипывала от охватившего ее восторга, потом вдруг
  
  замерла в об'ятьях Клаверия, оставаясь неподвижной. Придя в чувство,
  
  Тереза почувствовала, что привратник все еще продолжает держать ее в своих
  
  об'ятьях и своим пальцем двигает вверх и вниз ее ямки.
  
  Ей бы хотелось, чтобы привратник отпустил ее, но он, повидимому не
  
  хотел этого. Только что отпустив одну девочку, с другой приходилось
  
  затрачивать большие усилия, чтобы добиться эффекта. Понемногу Тереза стала
  
  помогать ему, а потом, охваченная возбуждением, поскакала на нем с видимым
  
  удовольствием. Охватившее ее сладострастное возбуждение было еще сильнее и
  
  она в последний момент рычала как зверек и царапала ему шею руками,
  
  испытывая до глубины души прелесть наслаждения. Обессилев, с закрытыми
  
  глазами, она повисла на его шее.
  
  Нечего и говорить, что занятия у трех воспитаниц были в тот день не
  
  совсем удачны. Они были рассеянны, задумчивы и часто улыбались.
  
  Обеим девочкам понравилось играть с привратником и они часто, как
  
  только была возможность, убегали в беседку, сначала порознь, а потом
  
  вместе. Клаверий по очереди удовлетворял их, используя при этом мешочек,
  
  предохранявший от зачатия. Однажды Клаверий занимался с Терезой и Сильвой.
  
  Клариса хватилась подруг и подумала, не пошли ли они в беседку к
  
  привратнику, так как заметила, что и раньше увлекались им. Осторожно
  
  пробравшись к беседке, Клариса заглянула туда и ахнула от неожиданно
  
  развернувшейся картины.
  
  Подруги стояли рядом, упираясь руками в диван, согнувшись и широко
  
  раставив ноги. Юбки у обеих были задраны на голову, и Клариса увидела по
  
  очереди покачившиеся упругие девичьи ягодицы. Клаверий стоял в одной
  
  короткой рубашке и по очереди толкал животом то одну, то другую девочку.
  
  Сильва была удовлетворенна несколько раньше, и привратник задержался с
  
  Терезой, ямка которой была менее восприимчивой. Клариса с немым изумлением
  
  смотрела на эту сцену, не понимая, что именно он делает, но видя, что это
  
  очень приятно девочкам.
  
  - Что это у него за предмет?-Подумала она, видя какое-то подобие
  
  рога, который то появлялся, то опять прятался в ямке. - Почему он до сих
  
  пор не совал в меня этим рогом?-Размышляла она. Ей было обидно, что
  
  подруги перехитрили ее, ушли куда-то дальше, чем она. Притаившись за
  
  беседкой и дав уйти девочкам, Клариса немедленно вошла к нему.
  
  Он в это время в истоме лежал на диване, думая, что его любимая
  
  пришла за обычной порцией удоволиствия, которое он доставлял ей путем
  
  щекотания и поцелуев половых органов. Клаверий очень удивился, когда
  
  Клариса, подойдя к нему, скинула юбку и пантолоны, а затем, сев на диван,
  
  тотчас запустила руку в его средний карман.
  
  Ощутив что-то вялое и липкое, но похожее на то, что она видела,
  
  Клариса выдернула его наружу и опять изумилась, когда в ее руках мягкий
  
  член стал твердеть и увеличиваться в размерах. Зная, что ее ямка не готова
  
  перенести знакомства с членом без повреждения, Клаверий решил было
  
  удовлетворить ее прошлым способом, но когда он стал сосать ее клитор, она
  
  вырвалась и сидя верхом на его коленях с увлажненными глазами, схватила
  
  рог и лихорадочно стала засовывать его в свою ямку.
  
  - Хочу, хочу, - шептала она в иступлении.
  
  Видя ее страстное желание и сам всполошившись, Клаверий, однако не
  
  потерял головы и при помощи вазелина с большим трудом и осторожностью ввел
  
  в нее свой возбужденный член. Девочка сначала морщилась, но спустя немного
  
  времени уже увлеклась новым занятием. С потупившимся взором, клокочущая
  
  страстью, она с безумием шептала: - Ох! Как хорошо... Слаще всего на
  
  свете... Так... Так... Так... Еще... Еще...
  
  Точно посторонняя сила подбрасывала девочку, которая извивалась змеей
  
  на его члене, а через минуту она задыхалась, громко стонала, оскалив свои
  
  зубки.
  
  - О... О... О... - Закричала она и потеряла сознание, переживая
  
  мучительно сладкое чувство. Такое же сильное чувство испытал и Клаверий,
  
  убедившись, что она вполне оправдала его надежды. Она ему так понравилась,
  
  что он не хотел выпускать ее, пока не сделает ей еще два раза.
  
  И так каждый раз девочка с восторгом и бешенством рычала, кричала,
  
  кусала его зубами. Последний раз она впилась своими губами в его губы,
  
  повалила его на диван и, лежа на нем вертела своей страстной ямкой пока не
  
  был окончен акт. Когда она выходила, Клаверий заметил, что от усталости
  
  она еле передвигает ноги. По ее уходу он осмотрел свое платье и, не видя
  
  крови, удивился, что ее плевра выдержала такое бурное испытание.
  
  Клариса знала, что она не единственная пользуется членом привратника,
  
  а ей бы хотелось, чтобы он был только в ее обладании. Само собой
  
  разумеется, что и для Сильвы с Терезой не стало секретом, что между ними
  
  есть третья. Часто гуляя по саду, они рассказывали друг другу о своих
  
  чувствах и ощущениях.
  
  Однажды девочки пришли к нему все сразу. Клаверий принял их радушно,
  
  но заниматься с ними ему не хотелось. Потрудившись в эти дни, особенно с
  
  Кларисой, он решил сделать передышку. Хотя девочки видели, что привратник
  
  не расположен с ними играть, уходить они не хотели, не получив своей доли
  
  удовольствия. Клариса, как более страстная и потому более решительная,
  
  подошла к садовнику, и нисколько не стесняясь, вынула палец Клаверия,
  
  который не оказывал ей сопротивления. Все три девочки никогда не видели
  
  палец так близко и им чрезвычайно хотелось посмотреть. Из безжизненного,
  
  член Клаверия под ощупыванием девочек стал постеренно толстеть и
  
  напрягаться. Клаверий, стараясь предоставить им полную свободу действий,
  
  помог снять с себя брюки и лег на диван пальцем вверх.
  
  - Пусть себе забавляются, - думал он, испытывая некоторое
  
  удовольствие.
  
  - Смотрите, - говорила девочка, - а у него на головке маленький
  
  ротик, - указывая другим на отверстие канала. Все девочки схватили
  
  кулачками ствол Клаверия и продолжали наблюдать.
  
  - Какое у него странное лицо, - шепнула Сильва, заметив конвульсивное
  
  подергивание лица Клаверия.
  
  - Ему, наверное, очень приятно, что мы его трогаем, - сказала
  
  Клариса, слыша, как тяжело он стал дышать.
  
  - Теперь я понимаю, почему он с такой охотой всовывает свой палец в
  
  наши ямки, - сказала Тереза.
  
  Не успела она закончить фразу, как девочки вскрикнули от изумления,
  
  видя, как пульсирующим фонтаном брызнула из пальца горячая струя.
  
  - Вот от чего появляются белые пятна на белье, - сказала Клариса,
  
  вытирая платком свои руки и палец Клаверия.
  
  - Смотрите, не хочет больше, ложится, - с огорчением заметила она,
  
  горя желанием. Видя, что палец привратника становится мягким и бессильным,
  
  не стесняясь своих подруг, вся охваченная желанием, Клариса быстро
  
  разделась догола и стала взасос целовать палец, а потом, вскочив верхом на
  
  еще лежащего Клаверия, стала сама совать член в свою ямку, горевшую
  
  желанием.
  
  - Не лезет, гнется, - шептала она в отчаянии, но вдруг почувствовала,
  
  как палец вновь выпрямился и тотчас до корня влез в глубину ее ямки. Ерзая
  
  взад и вперед, с блаженной улыбкой глядя на подруг, Клариса
  
  шептала:-хорошо, хорошо, чудесно поехала!... До свидания... - Она закрыла
  
  глаза. Клариса скоро кончила, но взяла за правило не слезать с
  
  привратника, пока не сделает два раза подряд. И на этот раз, передохнув
  
  немного, она поскакала галопом. Клаверий догадался, что предстоит
  
  дальнейшая работа. И, действительно, Кларису сменила стоявшая в полной
  
  готовности у лица Клаверия раздетая догола Сильва, а когда кончила и та,
  
  вскочила на палец Тереза, до того времени стоявшая в ногах привратника и
  
  внимательно разглядывающая происходящее.
  
  Так как Клариса не ушла, а, стоя на корточках на диване, раставив
  
  ноги и наклонившись ямкой к лицу целовавшего ее Клаверия, созерцала своих
  
  подруг, то она опять забралась на привратника и только она последняя
  
  почувствовала, как палец выбросил внутрь ее ямки горячую влагу.
  
  - Эта девочка достойна быть женой короля, - подумал, едва приходя в
  
  себя Клаверий.
  
  * *
  
  *
  
  Так прошло несколько месяцев. Несмотря на предосторожность клаверия,
  
  Клариса забеременела. Врач, вызванная директрисой, была в недоумении, так
  
  как девственная плева девочки не была повреждена. Тем не менее во время
  
  второго посещения доктор констатиривала беременность. После допроса,
  
  устроенного Кларисе, на котором она не выдала Клаверия, девочка была
  
  увезена в специальное заведение. Для Клаверия же работа тут потеряла
  
  всякий интерес, потому что после истории с Кларисой ни Сильве, ни Терезе,
  
  не удавалось приходить к нему в беседку ввиду того, что число
  
  надзирательниц было увеличено и во время прогулок они зорко охраняли своих
  
  девочек. Клаверий, видя, что ему здесь больше делать нечего, в одно
  
  прекрасное утро исчез.
  
  Клариса родила крепкого и здорового сына, что спустя два года не
  
  помешало ей выйти замуж за старого барона Аронголь. Блистая в обществе,
  
  будучи предметом восхищения молодых людей, она, однако была верна своему
  
  мужу и вспоминала только первую любовь и ласки Клаверия. Временами ее ямка
  
  тосковала по его вкусному пальцу, тем более, что палец ее мужа, достаточно
  
  потрудившийся в дни его молодости, теперь уже никуда не годился. Как-то на
  
  одном из балов к баронессе подвели молодого человека, отрекомендовав его
  
  Клаверием де Монтель. Взглянув на него, она вспыхнула от неожиданности.
  
  - Этот господин похож на одного моего знакомого, - заметила она,
  
  играя веером и глядя на него.
  
  - Мне будет очень приятно, баронесса, если вы и меня почтите такой
  
  близости, - ответил Клаверий, целуя ей руку.
  
  - Просто поразительно, - думала Клариса, глядя на него. - Но тот был
  
  с простыми манерами и глухонемой, а этот изящен.
  
  Они долго говорили на разные темы, но Клаверий ни одним словом не
  
  выдал себя.
  
  Под впечатлением встречи с человеком, напомнившим ей прошлое, она
  
  страстно захотела близости с ним. Спустя некоторое время, в отсутствие
  
  своего мужа, Клариса пригласила Клаверия в свою спальню. Трепеща от
  
  неожиданного наслаждения, она нервно сбрасывала с себя одежду, по ка не
  
  осталась совершенно обнаженной.
  
  Сверкая ослепительным телом, она подошла к постели, где лежал
  
  Клаверий. Не успела она занести ногу на кровать, как Клаверий одним ловким
  
  и сильным движением посадил ее на свой член. Она задрожала в восторге,
  
  чувствуя как, с какой силой и страстью, он вогнал его в ее ямку.
  
  - Ты... Ты... Был привратником... Не отппрайся... Узнала... - Шептала
  
  она, закрыв глаза.
  
  Клаверий не отвечал, чувствуя, что она понеслась вскачь, забыв обо
  
  всем на свете. Она извивалась как змея, пока не почувствовала, что
  
  близится конец. Взглянув на искаженное лицо Клаверия, который уже выбросил
  
  свою жидкость, Клариса, охваченная сладострастием, упала на его грудь и со
  
  стоном впилась вгубы, переживая прелесть ощущений. Потом она перевернулась
  
  и, подставив свои органы губам Клаверия, вылизав член, с упоением стала
  
  сосать его. В это время Клаверий, уткнувшись носом в ее влагалище и языком
  
  возбуждая клитор, до предела засунул палец руки в заднее отверстие.
  
  Задохнувшись, он переменил положение и, ухватив клитор рукой, стал
  
  высасывать влагалище Кларисы, время от времени залезая туда языком. Она же
  
  глотала и кусала его член, гладя руками ноги и живот, а потом со страстью
  
  выпила вплеснувшуюся ей в самое горло жидкость.
  
  Через несколько минут они, лежа обнявшись, вспоминали прежние
  
  события, а спустя несколько часов, после многократных, самых разнообразных
  
  поездок, когда Клаверию нужно было уже уходить, Клариса подвела его к
  
  детской кроватке, в которой спал ребенок и сказала:
  
  - Смотри, это твой сын. Я сберегла его.
  
  Он поцеловал ей руку и глубоко тронутый, вышел, дав себе слово
  
  никогда не расставаться с этой женщиной.
  
  Нечего и говорить, что спустя некоторое время баронесса Агрональ
  
  сменила фамилию, выйдя замуж за немого, но милого привратника. Они жили
  
  долго и умерли в один день.
  
  МОЯ ЛЮБОВЬ
  
  Впервые я, наверное, увидела его во сне. Видимо, очень давно: может
  
  быть еще в детстве? Не знаю случая, когда он и в самом деле появился у
  
  нас, я ничуть не удивилась. Это как-то само собой разумелось, что он,
  
  наконец, появится.
  
  Его голос сразу наполнил прихожую, зазвенел, летая между стеклянными
  
  шарами люстры, и выплеснул на кухню. Смуглая тонкая рука с длинными
  
  пальцами и узким запястьем, увитая синими тенями дверной ручки,
  
  выключателей и вешалки гардероба. Он был худ, на лице выделялся только
  
  длинный нос и бездонные оконца глаз, скрытые бликами стекол очков.
  
  Свободный свитер скрадывал очертания тела, тоже худого и жилистого. И,
  
  видимо, это его слегка смущало - глупые мужчины почему-то так переживают
  
  из-за своей мускулатуры, не понимая, что это как раз и не очень важно.
  
  Конечно, кому как, но у нас в семье всегда предпочитали эстетику и
  
  изящество мускульной силе - и хоть я небольшой знаток красоты мужских ног,
  
  но эти... Как нетерпеливо и легко они двигались, в них чувствовались
  
  тонкость кости и скрытая сила, неожиданное и точное движение позволяло
  
  даже торопясь ступать непринужденно, и это, право, трудно выразить
  
  словами. Кажется, что они живут своей, отдельной жизнью, и он при всем
  
  желании не смог бы заставить их сделать что-либо дурное или некрасивое...
  
  Я не знаю точно, как выглядят герои легенд, принцы, доисторические
  
  коты в сапогах, - может быть, так? Он поздоровался и прошел дальше по
  
  кухне (приходил к нам по какому-то делу). А я, так и не поднимая глаз от
  
  пола, вышла в комнаты, думая о том, что едва ли он расслышал мой тихий
  
  ответ. В тот вечер я долго молча сидела перед телевизором, не совсем
  
  понимая, что там происходит и рассеянно оглядываясь на вопросы домашних.
  
  По-моему, они решили тогда, что я просто заболела. Сами того не зная, они
  
  были правы. И эта болезнь имела имя.
  
  С того дня прошел уже почти год. Он часто бывает у нас. Его взгляд и
  
  голос первое время чуть не сводили меня с ума, а прикосновения жилистой и
  
  тяжелой (но с такими нежными пальцами!) руки просто бросали в дрожь. А он,
  
  кажется, просто не воспринимал меня всерьез. По воскресеньям я с самого
  
  утра ждала, когда он ворвется в нашу огромную сонную квартиру и,
  
  поздоровавшись со всеми, обнимет меня и оторвет от пола, закружив по
  
  комнате. Радостно скажет: "Здравствуй, моя милая девочка!" - и, приникнув
  
  лицом к моему затылку, прошепчет: "Прелесть моя!"... Потом, обсудив на
  
  кухне свои дела, пока там убирают со стола и моют посуду, иногда может
  
  зайти в мою комнату, где я одна (двери у нас закрывают), и присесть с
  
  чашечкой кофе в руках на диван рядом со мной. Нежно и легко не то
  
  погладив, не то просто коснувшись моей шеи (это у него выходит так просто
  
  и естественно, что не возникает и тени неприличия от нарушений
  
  условностей) и глядя мне просто в глаза своими теплыми зеленоватыми
  
  глазами, он мог, чуть улыбаясь, запросто спросить: "Как дела, киска?" И я
  
  трепетно ждала его прикосновений, я была готова все что угодно ему отдать,
  
  но... Но он говорил что-то еще, допивал свой кофе и уходил. Кофейный
  
  аромат напоминал мне его, я даже стала пить кофе, хотя раньше терпеть не
  
  могла эту гадость. Он уходил и приходил опять, они о чем-то говорили,
  
  смеялись, шуршали бумагой. Иногда я, заходя на кухню, видела, что он пьет
  
  горячий чай, и по влажно блестящим пепельным волосам и румянцу,
  
  проступившему на скулах, я понимала - он принимал ванну. Я представляла
  
  струи воды на его гладкой бронзовой коже, изгибы тела, мыльную пену,
  
  ползшую по животу и оставлявшую за собой чистую кожу, его одежду на полу.
  
  Это приводило меня в ужас, но в груди сладко, изнемогающе ныло. Я очень
  
  боялась, что они заметят мое смущение. Тогда я, старательно глядя в
  
  сторону, слишком правильно ступая, проходила мимо стола, за которым они
  
  сидели, стараясь думать о чем-нибудь постороннем.
  
  Часто они подолгу и молча сидели одни в комнате, изредка
  
  приглушенными и странными голосами что-то говоря друг другу. Если я
  
  заходила в комнату (как я боялась что-то сделать не так и разочаровать
  
  его!), он, глянув на меня, улыбался, и сердце чуть не выскакивало у меня
  
  из груди, оно билось у горла. Но счастливой я чувствовала себя только
  
  несколько секунд - они явно ждали, когда я уйду, чтобы продолжить беседу.
  
  Да, это, конечно, стыдно, но когда он уходил, я, бывало, прижимаясь к его
  
  рубашке, оставленной в ванне, думала о нем. А когда он снова был тут,
  
  пыталась делать вид, что он мне безразличен, что просто мне с ним весело.
  
  И чего-то ждала, ждала...
  
  Сегодня я опять смотрю на него не в силах вымолвить те жаркие и
  
  нежные слова, которые распирают мне грудь и увлажняют глаза. Я мечтаю о
  
  его любви, я готова оставить все и пойти за ним - пусть только позовет. А
  
  он...он опять присел ко мне на диван с чашкой в руке, гладит меня по
  
  полосатой спине и чешет за ухом, когда я сворачиваюсь клубком у его
  
  колена. Я чуть шевелюсь, мое дыхание становится хриплым и нежным; наконец
  
  я пригреюсь и заурчу, прикрыв глаза. От нежности мои лапы будут чуть
  
  подрагивать, обнажая острые коготки, которые ему так нравятся. Он снова
  
  говорит мне ласковые слова, и я не знаю точно - сплю я или нет? Но все
  
  равно я знаю другое: он ходит к моей так называемой "хозяйке", к той, что
  
  живет со мной в этой квартире. Он любит не меня...
  
  ЧЕРЕЗ ДЕВЯТЬ ЛЕТ
  
  Та дрянь, которую наколдовал мне в длинном стакане сытомордый бармен,
  
  называлась романтично - "коньячный пунш". Коньяком не пахло, пахло
  
  клопами. В другое время я бы не побоялся выплеснуть в рожу этому
  
  лейтенанту известных органов (чин я определил по захудалости кабака) его
  
  свинское пойло. Но в тот день я был всему рад. После девяти лет, в течение
  
  которых я видел постоянно только опостылившие физиономии моих товарищей по
  
  зимовкам, да периодически - пингвинов и белых медведей, мне было до ломоты
  
  в костях приятно вновь ощутить себя среди нормальных людей, слышать новую
  
  странную музыку, в такт которой по стенам резво прыгали разноцветные огни.
  
  Девять лет периодических полярных экспедиций перечеркнули мою
  
  предыдущую жизнь, вернее, придали ей новый смысл. Они стали соеобразным
  
  барьером между мной и той девушкой, благодаря которой я вынужден был
  
  очертя голову бежать от того, что было дорого с детства и, слава богу, че-
  
  рез этот барьер не перейти назад.
  
  Все знают, что убийцу тянет на место преступления. Но почему же ни в
  
  чем не повинного человека так неудержимо влечет на место беды? Ведь именно
  
  в этом баре девять лет назад я...
  
  Мне было восемнадцать лет, и мы с Мариной сидели вон за тем столиком,
  
  что чуть в стороне от остальных. Тогда на нем стояла настольная зеленая
  
  лампа. И в зеленоватом свете Марина с ее распущенными черными волосами,
  
  настолько блестевшими от шелковистости, что казались мокрыми, предстала
  
  передо мной печальной русалкой. Глаза потусторонне зеленели, а губы,
  
  которые она всегда ярко красила, придавали немного хищное выражение в
  
  общем-то нежному лицу. Не хватало только венка из кувшинок... Я держал ее
  
  за обе руки и молча задыхался. Я решал вопрос, как прикрыть вздыбившуюся
  
  под джинсами мою самую главную драгоценность, когда мы встанем из-за
  
  стола. Укротить моего младшего брата было делом совершенно немыслимым, и я
  
  обливался холодным потом при мысли, что Марина, заметив его, подумает
  
  что-нибудь нехорошее о моих намерениях относительно ее.
  
  Велико же было мое удивление, когда она, опустив долу свои ресницы
  
  (их тени тут же закрыли лицо до подбородка), глухим голосом прозрачно
  
  заговорила:
  
  - Знаешь, так тоскливо бывает всегда одной по вечерам...
  
  Я проглотил слюну, поперхнулся и любовно погладил братца под столом.
  
  Марина протянула мне руку ладонью вверх, которую я стал балгодарно
  
  целовать, еще не зная, как быть дальше.
  
  Но Марина повела себя просто и непринужденно, как нив чем не бывало
  
  увлекла меня за собой в парадную, когда я замялся у входа, затем - в лифт,
  
  а оттуда уже - в квартиру. При этом она увлеченно рассказывала мне о своей
  
  поездке в Чехословакию, однако, захлопнув дверь, оборвала себя на
  
  полуслове и резко повернулась ко мне. Моя шея оказалась в теплом кольце
  
  гладких рук и я сумасшедше схватил ее в объятия с последней смятенной
  
  мыслью: "Ведь мне уже восемнадцать - пора бы давно и попробовать женщину".
  
  Я смутно представлял себе, что нужно делать, но природа и вожделение
  
  подсказали. Я поднял Маринину кофточку и стал гладить бархатистую
  
  тоненькую спину, пересчитывая пальцами острые позвонки и угадывая бугорки
  
  родинок. Марина ласкала тем временем моего меньшого братца, который от
  
  удовольствия увеличился чуть ли не втрое, прижималась к нему низом живота
  
  и поводила бедрами.
  
  Я тем временем быстро добрался до замочка бюстгальтера, неожиданно
  
  быстро там что-то щелкнуло, и он расстегнулся. Пальцы мои взмокли и
  
  дрожали, а щеки горели так, что я боялся случайно прикоснуться ими к ней -
  
  вдруг обожгу! Облизав и закусив губу, я смело запустил руки под чашечки
  
  бюстгальтера и почувствовал, как под моими ладонями росли два крошечных
  
  шершавых бугорка сосков, которые только что были мягкими и податливыми. Я
  
  почувствовал неудержимое желание прикоснуться к ним ртом, втянуть в себя,
  
  и - рухнул на колени, а так как Марина была совсем маленького роста, то я
  
  немедленно достиг своей цели. Груди ее были невкусными, вернее, ощущались
  
  во рту как инородное тело, но я не мог заставить себя оторваться от них.
  
  Мои руки тем временем зажили соей отдельной жизнью, дикое желание,
  
  подхватившее меня, как волна, заставило забыть всякую мальчишескую
  
  стыдливость. Свою юбку Марина, тоже дрожавшая и задыхавшаяся в перемешку
  
  со стонами, расстегнула сама, а мне оставалось только содрать ее на пол
  
  вместе с трусиками. Тогда я, совсем уже смелый и торжествующий, уткнулся
  
  лицом в колючий курчавый треугольник под округлым началом живота,
  
  одновременно стал вылизывать его языком и упиваться незнакомым мне до тех
  
  пор запахом самки, готовой отдаться самцу. И, совсем потеряв голову, я
  
  опрокинул девушку на соломенный коврик. Голова Марины запрокинулась, глаза
  
  идиотически-бессмысленно поблекли, из-под расслабленных губ высунулось
  
  тонкое жало влажного языка, и весь ее рот стал похожим на также готовуюдля
  
  приема моего младшего братца напряженную промежность.
  
  Вдруг она выгнулась почти дугой, приподнявшись лишь на голове и
  
  тискаемых мною ягодицах, и на несколько минут забилась в таких судорогах,
  
  что я даже отпустил ее на это время, освобождая пока своего младшенького,
  
  который, оказавшись на воле, ринулся к распахнутым для него розовым
  
  воротцам...
  
  Но Марина резко сдвинула ноги, села и безо всякого перехода
  
  захохотала, став необыкновенно мерзкой. Я опешил и отступил. Похоть за
  
  секунду сменилась отвращением.
  
  - Мальчишечка! - продолжала визгливо смеяться она. - Зелененький мой!
  
  Ох, уморил, сил нету! Половой гигант! Ты хоть раз-то с девочкой спал, а?
  
  - Марина... Марина... - лепетал я, ошеломленный такой ужасной
  
  внезапной переменой.
  
  - Так вам и надо всем, кобеленышам похотливым! - продолжала
  
  выкрикивать она. - Так вас и надо всех, как я! Придет, свиненыш,
  
  загордится, воображает - мужчина! Так на ж тебе! Можешь теперь к мамочке
  
  бежать - я, что мне нужно было, получила!
  
  Я убито попятился к двери. Марина, кошкой вскочив на ноги, кинулась к
  
  двери и распахнула ее. Я безмолвно переступил порог, только на лестнице
  
  сообразив, что надо застегнуться.
  
  Пока я подвергался неслыханному этому унижению, на улице разразилась
  
  настоящая весенняя гроза. Хватаясь за стенки, я вышел из парадного, увидел
  
  ливень и плюхнулся на колени перед ближайшей водосточной трубой, силясь
  
  подставить под нее голову.
  
  С того дня со мной, как с мужчиной, все было кончено. какую бы
  
  ситуацию ни послал мне случай, мысль о близости с женщиной немедленно
  
  вызывала во мне воспоминания о тех минутах с Мариной, и я даже не делал
  
  больше никаких попыток.
  
  В одном фильме я случайно увидел Антарктиду, и с тех пор мысль
  
  завербоваться куда-нибудь - лишь бы удрать от воспоминаний - не покидала
  
  меня ни на день. Вскоре я осуществил это намерение, а потом зимовка стала
  
  следовать за замовкой. Женщин в полярные экспедиции не брали, и в то
  
  время, как мои сотоварищи по воздержанию начали всерьез поговаривать о
  
  белых медведицах, я рисовал в уме кровавые картины мести Марине,
  
  погубившей меня. Сначала я мечтал выследить ее у дома и стукнуть
  
  чем-нибудь тяжелым, потом представлял, что я заманиваю ее куда-нибудь в
  
  темноту и изрезаю бритвой все лицо. Я знал, что отомстив ей, я буду
  
  спасен. Это стало моей целью в жизни, но я прекрасно понимал, что планы
  
  мои не могли осуществиться: я даже улицу, где она жила, не помнил - в
  
  таком бреду шел туда и обратно... Мне никогда не отомстить ей!
  
  А началось это здесь, в этом грязноватом баре, девять лет назад... Мы
  
  сидели вон за тем крайним столиком... Я поднял глаза и содрогнулся. На
  
  минуту зажмурился и опять посмотрел. На том же месте, что и тогда, также
  
  похожая на русалку, одиноко сидела Марина.
  
  Я довольно часто прихожу сюда. Этот задумчивый мужчина сегодня уже
  
  давно привлек мое внимание. В его фигуре, повадках и голосе чувствуется
  
  что-то до такой степени мужское, что хочется молча обнять его за шею и
  
  спрятать голову у него на груди. Вместе с тем, когда он разговаривал с
  
  барменом и перекидывался парой слов с соседом по столу, я уловила в его
  
  манерах нечто юношески-застенчивое и трогательное. Словом, мне было
  
  достаточно одного взгляда, чтобы понять, что этот мужчина - мужчина-дикий
  
  зверь, из тех, которые, если их приручить, никогда не будут нуждаться в
  
  клетке. Мне опротивели мальчишки, которых я довожу до полуобморока, а
  
  потом, не отдавшись, выпроваживаю за дверь. В своей жизни я получила
  
  бессчетное количество оргазмов, позволяя таким самонадеянным мальчикам
  
  заласкивать себя и отказывая им в решающий момент. Мне двадцать семь, а
  
  никому из них я не позволила нарушить свою девственность! Чтобы это
  
  произошло, мне нужен мужчина, который не будет дрожать и блеять и хлюпать
  
  носом, а просто придет и возьмет, с нежностью, конечно, но такой, чтобы я
  
  чувствовала под ней неумолимость и твердую, надежную силу. Именно такой,
  
  наверное, в постели этот большой мужчина. Но в его постели с ним не я...
  
  Господи, неужели он идет ко мне?!
  
  Мужчина и женщина под руку вышли на вечернюю улицу. Женщина
  
  прижималась к локтю своего спутника так, словно он был ей самым близким и
  
  любимым человеком на свете. Она все время снизу благодарно и преданно
  
  заглядывала ему в лицо, по-девичьи скованно улыбаясь. Он что-то говорил
  
  ей, сверкая в сизых сумерках доброй улыбкой. Эти люди шагали рядом так,
  
  как будто шли вместе уже много лет, намереваясь тем же интимным, в такт,
  
  шагом перейти через столетья. Что до женщины, то по ее блаженному лицу
  
  ясно было видно, что она не сомневалась в своем будущем...
  
  Она привела мужчину в тесную, но милую свою квартирку, и остановилась
  
  в прихожей, не решаясь приглашать его дальше, уронив руки и склонив
  
  голову. Тогда он слегка поднял лицо своей подруги за подбородок и
  
  посмотрел ей в глаза. Она тотчас же вновь опустила их и с коротким стоном
  
  упала ему на грудь...
  
  Марине стало тепло и спокойно. Впервые за много лет желание не
  
  поднималось в ней, ее все сильнее охватывало стремление вжиться в него,
  
  чудом найденного и уже любимого, слиться с ним и не отпускать никогда.
  
  Припав мужчине на грудь, женщина слышала, как трепетно колотится его
  
  сердце и принимала это за ту застенчивость, которую с первой минуты
  
  угадала в нем. Марине ничего в тот миг не нужно было - лишь бы стоять вот
  
  так неопределенно долго, никогда не очнуться от блаженства, которое
  
  подняло и закружило ее над землею.
  
  Мужчина по-прежнему держал Марину в объятиях, ей было немыслимо
  
  хорошо, только одно непонятное неудобство у шеи беспокоило ее. С досадой
  
  выныривая, как из-под теплой воды, из одолевших ее безумных мечтаний,
  
  Марина слегка повернула голову, но тут почувствовала, как что-то острое
  
  резко коснулось подбородка. Она поднесла туда руку и в ужасе закричала,
  
  это "что-то" оказалось ножом.
  
  "Маньяк", - быстро подумала девушка и попыталась высвободиться, но
  
  железные руки, как капкан, держали ее. Она стала вырываться,
  
  - Ты что?! Пусти! Пусти же!!!
  
  Марина резко дернулась, и острие ножа, скользнув вниз по шее,
  
  разрезало кожу. Теплая кровь сразу стала заливать платье. Девушка
  
  обезумела. В этот миг мужчина сам отпустил ее, и Марина бросилась бежать,
  
  сдавленно крича, а он шел за нею, методично переступая и держа нож
  
  направленным на нее. Глаза его стали такими же, как эта безжалостная
  
  сталь, и Марина всем существом ощутила, что от таких глаз не приходится
  
  ждать пощады. В предсмертном безумии женщина заметалась по комнате.
  
  Мужчина с ножом неумолимо двигался за нею. Он мог бы поймать женщину в
  
  любой момент, но, очевидно, хотел, чтобы она бегала от него. Настигая ее,
  
  он каждый раз, коснувшись ножом платья, давал ей дико закричать и
  
  ускользнуть, чтобы повторить паническое бегство и спокойное преследование
  
  сначала. Раз, догнав Марину сзади, он рукой разодрал на ней платье сверху
  
  донизу вместе с бельем. Потеряв ориентацию, как нагоняемая котом мышь, Ма-
  
  рина металась по комнате, цепляя ногами стулья, которые с грохотом
  
  рушились на пол. Первобытный страх вскоре перехватил Маринин крик. Она
  
  только шумно хрипела и, наконец, запутавшись в упавшей одежде, упала и
  
  стала спасаться от преследователя уже на четвереньках, волоча свои
  
  роскошные волосы и тихо визжа от отчаянья. Это было уже не человеческое
  
  существо - она извивалась, как недобитая собака на живодерне, ползла,
  
  падала лицом на паркет, оборачивалась с выражением непередаваемой животной
  
  тоски, опять ползла и опять выла.
  
  Мужчина, который с той минут, как вошел сюда, не сказал ни одного
  
  слова, продолжал с сатанинской улыбкой травить ее. Наконец, доведенная до
  
  крайней степени физического и духовного изнеможения, Марина забилась под
  
  стол и, уткнувшись лицом в коврик, закрыла голову руками... Мужчина одним
  
  движением перевернул шаткое укрытие и, оказавшись над обнаженной женщиной,
  
  занес было нож для удара, но вдруг рука его опустилась.
  
  Эта поверженная женщина, безобразная в своем унижении, растрепанная,
  
  окровавленная и грязная, ради прихоти убившая в нем мужчину девять лет
  
  назад, теперь возвращала ему жизнь. Он с удивлением почувствовал, как
  
  возвращается утраченное его мужское начало и грозно дает о себе знать
  
  горячим нетерпением. На этот раз он совей властью укротил его. Он увидел,
  
  что скорченное тело на полу перед ним покрылось отвратительным холодным
  
  потом и дрожит, вернее, сотрясается от ожидания смерти. Он пнул Марину
  
  ногой:
  
  - Ты! Сука!
  
  Женщина вздрогнула от удара, но не шевелилась. Он ударил ее вторично,
  
  перевернув этим пинком лицом вверх. Она все равно не отняла судорожных рук
  
  от лица.
  
  - Сука! - повторил мужчина. - Мальчики твои вырастают, поняла?
  
  Марина отняла ладони и посмотрела на мужчину. Ничего, решительно
  
  ничего в его чертах никого ей не напоминало. Но она все равно догадалась,
  
  что привело его сюда и, догадавшись, задрожала всем телом вновь. Мужчина,
  
  пренебрежительно глядя на Марину, срывающимся от сдержанного волнения
  
  голосом проговорил:
  
  - Хуй с тобой, живи, дрянь. Прирезал бы я тебя как курицу, да
  
  садиться из-за гадины не стану.
  
  Он повернулся уже спиной, собираясь уходить, но остановился, снова
  
  посмотрел на жалкую, распростертую перед ним девушку - и плюнул. Густой
  
  мужской плевок пришелся на коленку.
  
  Мужчина захлопнул за собой дверь так, что затрясся весь дом. Он
  
  улыбнулся от уверенности, что вступает сегодня в новую жизнь и больше не
  
  поедет в экспедицию. А в оставленной им разоренной квартире посреди
  
  комнаты на полу нагая, растерзанная, окровавленная и опозоренная женщина
  
  рыдала и рвала на себе волосы.
  
  ЪДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДќ
  
  ЪДБДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДќ §
  
  ЪДБДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДќ § §
  
  § ДОБРОЕ УТРО, многоуважаемый пользователь § § §
  
  § персонального компутера типа IBM или YAMAHA !§ § §
  
  § Перед тем, как поинтересоваться содержимым § § §
  
  § файлов с именем "ompi*.txt", прими к сведению§ § §
  
  § тот фак(т), что там ты не найдешь ничего глу-§ § §
  
  § бокомысленного или философского. Записанные § § §
  
  § там стихоплетные произведения, предназначены § § §
  
  § для поднятия тонуса и провоцирования формиро-§ § §
  
  § вания различных явлений в твоем организме в § § §
  
  § диапазоне от добродушной улыбки до истеричес-§ § §
  
  § кого хохота. § § §
  
  § НО ! Если в твоем лексиконе не содержится § § §
  
  § крепких русских (студенческих) выражений и § § §
  
  § ты не приемлешь разнообразные недвусмысленные§ § §
  
  § намеки, то лучше не читай, а передай эти § § §
  
  § матер(иалы) своему более некультурному това- § § §
  
  § рищу и можешь идти... играть в шахматы. § § §
  
  § § § §
  
  § Ты сделал свой выбор ? § § §
  
  § Действуй ! § § §
  
  § § § §
  
  § Если ты наш человек, то следи за появлением § § §
  
  § свежих выпуков (т.е. выпусков).Имена файлов: § § §
  
  § ЪДДДДДДДДДДДДДДДДДДДќ § § §
  
  § § o m p i * . t x t § § § §
  
  § АДДДДДДДДДДДДДДДДДДДЩ § § §
  
  § С уважением, студенты ОмПИ Саша, Женя, Миша § § §
  
  § § ГДЩ
  
  § март 1991 г. ГДЩ
  
  АДДДДДДДДДД EOF ДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДЩ
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук первый)
  
  * * *
  
  Мы ребята из ОмПИ,
  
  Заебатенько живем.
  
  Хуепутолу поймаем -
  
  Жопу натрое порвем!
  
  * * *
  
  Я проснулась рано утром,
  
  На груди кто-то лежит.
  
  Я коснулась аккуратно -
  
  Оно мозгами дребезжит...
  
  * * *
  
  Возле нашего забора
  
  Немцы наступали,
  
  Жопу высунул в окно -
  
  Сразу убежали.
  
  * * *
  
  Девка вазелин купила
  
  В пузыречке матовом,
  
  Без него ей трудно было:
  
  Дырка маловатая.
  
  * * *
  
  Шел по берегу кирпич,
  
  Быстро удаляясь.
  
  Идут по улице носки,
  
  За ноги цепляясь.
  
  * * *
  
  Дверь открылась,
  
  Ветер дунул.
  
  Какой-то хмырь
  
  Мне в харю плюнул.
  
  * * *
  
  Вышла блядь погулять,
  
  Круглой жопой повилять.
  
  Кувыркалась с местными
  
  Ажно жопа треснула.
  
  * * *
  
  Я на лекции сижу,
  
  С горя в потолок гляжу.
  
  Так сидел, мечтал, глядел...
  
  Невкусно луком напердел!
  
  * * *
  
  А вчера была гроза,
  
  Молнии шарахались.
  
  Ожеребилася коза -
  
  С конем они потрахались.
  
  * * *
  
  А из нашего окна
  
  Нифига не видно,
  
  И не слышно ни рожна.
  
  До чего ж обидно!
  
  * * *
  
  У моей девчонки
  
  Трусы из стекловаты,
  
  Куснешь ее за жопу -
  
  Привкус кисловатый.
  
  * * *
  
  На столе стоит кастрюля,
  
  А в кастрюле дырка.
  
  Отвали от чайника,
  
  Напильником не тыркай!
  
  * * *
  
  Выносила я парашу
  
  В модном сарафане,
  
  Мужик какой-то налетел -
  
  Парашу зачифанил.
  
  * * *
  
  У миленка на конце
  
  Шерстяная нитка,
  
  Доебался до того,
  
  Что усрался жидко.
  
  * * *
  
  На столе стоит стакан,
  
  Рядом вилка гнутая,
  
  Под столом лежит девчонка
  
  До трусов разутая.
  
  * * *
  
  Ну мордашка у нее:
  
  Прямо одуванчик,
  
  Я признаюсь ей в любви,
  
  Хуякс ! и на диванчик.
  
  * * *
  
  Если ты студент ОмПИ -
  
  Выпить пива ты моги,
  
  Гуляй с занятий ты порой,
  
  А то получишь геморрой!
  
  * * *
  
  Не люблю ходить я в бани:
  
  Там и хлорка и метан.
  
  Я куплю халат "TABANI"
  
  Карпарэйшын Пакистан !
  
  * * *
  
  ,
  
  Если в черепе дыры -
  
  Путь вам в лучшие миры!
  
  * * *
  
  Действительность
  
  Она без мужа не скучала -
  
  Ее действительность ебала.
  
  Действительность была могуча,
  
  В ней помещалась спермы куча.
  
  Ебала аж до достиженья
  
  Большого семяизверженья.
  
  Прошу учесть: она давала,
  
  Как говорится, где попало.
  
  И обзову себя я гадом -
  
  Она давала и под градом.
  
  Ей век свободы не видать
  
  Она могла весь день давать.
  
  Давать, давать - и весь закон,
  
  Но вдруг ей принесли ГОНДОН ...
  
  (хуйня какая-то...)
  
  * * *
  
  О д а ж е н щ и н е
  
  Хряпни писю, дура,
  
  Крутая процедура!
  
  Прояви-ка нежность:
  
  Поцелуй в промежность.
  
  Расстегни-ка рубашонку,
  
  Почеши мою мошонку.
  
  Не побрезгуй, киска
  
  Помассируй письку.
  
  Почеши мне спину,
  
  Глупая скотина.
  
  Оближи мне жопу,
  
  Дурная антилопа.
  
  Не ссы мне на макушку,
  
  Шкварная ебанушка.
  
  Не садись ко мне на койку
  
  Не клади на плечи дойку.
  
  МИЛАЯ МОЯ ЖЕНЩИНА !!!
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук второй)
  
  * * *
  
  На войну пришли засранцы
  
  Встали вдоль окопа,
  
  Пропердели пару залпов -
  
  Вздрогнула Европа.
  
  * * *
  
  Ехал Ваня на коне,
  
  Моча блестела на спине.
  
  От жары трава зачахла,
  
  А от Вани морем пахло.
  
  * * *
  
  Сорок восемь табуреток
  
  Друг на друга встали,
  
  Вот с такой же высоты
  
  На меня насрали !
  
  * * *
  
  Любил я очень девку Маню.
  
  Ее я, блин, боготворил,
  
  Но появился мальчик Ваня -
  
  Ее он оплодотворил!
  
  * * *
  
  Не люблю ее, паскуду,
  
  Ненавижу гадину !
  
  А когда топор добуду -
  
  Учиню ей ссадину.
  
  * * *
  
  Про линейку
  
  Я с линейкой ковыляю,
  
  Вдруг навстречу хулиган.
  
  Я линейку доставаю -
  
  Как ему по репе дам !
  
  Слава Богу она, милка,
  
  Тридцать девять килограмм.
  
  Шел по пляжу я с линейкой,
  
  Вижу - девушка лежит.
  
  Я ее хотел замерить,
  
  А она как убежит !
  
  Я немного полежал,
  
  Тоже вдруг как убежал !
  
  Я с линейкой в магазин -
  
  Покупаю сало,
  
  А потом измерил деньги:
  
  Что-то сдачи мало !
  
  И линейкой продавцу
  
  Шандарахнул по яйцу.
  
  * * *
  
  Хавчик.
  
  (словесный понос голодных студентов)
  
  Я весь пылаю как в огне,
  
  Тебя хочу я даж во сне,
  
  Даже в туалете,
  
  Хорошая котлета !
  
  Все мои думы о тебе,
  
  Все помыслы мои так гулки,
  
  Я без тебя не проживу,
  
  О, с маком булка !
  
  И не прошу я много:
  
  Не надо мне путаны,
  
  Ни даже осьминога,
  
  Но дайте мне сметаны !
  
  Я Винни-Пух в душе
  
  Когда плоха погода,
  
  Все грезишся ты мне,
  
  Большой Бочонок Меда !
  
  Да, я не в своем уме,
  
  Развратник я, парящий в небе,
  
  И жизнь подобна вдруг тюрьме
  
  Коль нету тараканов в хлебе.
  
  О, вешняя вода !
  
  Сегодня я счастливый.
  
  Люблю тебя всегда,
  
  Мой гамбургер со сливой !
  
  * * *
  
  НЕР-Р-РВЫ
  
  Что-то где-то зашуршало,
  
  Очень близко задышало,
  
  Что-то темное нагнулось
  
  И щеки моей коснулось,
  
  Кинуло меня в озноб,
  
  Каплями покрылся лоб.
  
  В небе полная луна,
  
  Я напрягся как струна.
  
  Прикоснулись пальцы к горлу -
  
  У меня дыханье сперло:
  
  Что-то находидось рядом
  
  И меня сверлило взглядом.
  
  Я метнул туда кулак
  
  И проснулся! (Во дурак!)
  
  Повернулся я к жене -
  
  Та сползает по стене,
  
  На щеке моей засос,
  
  Жена рыдает:"Кровосос!
  
  Чтоб еще тебя нахала
  
  Я хоть раз поцеловала!"
  
  * * *
  
  М У Х А
  
  Кто сказал, что мухи не болеют?
  
  Не хандрят, не чахнут, не хереют?
  
  Вот история про муху, ну дела!
  
  Дрозофилой ее мама родила.
  
  Раз у мухи дрозофилы
  
  В жопе завелись бациллы.
  
  Прохватил ее понос,
  
  Муху доводя до слез.
  
  Что ни съест, то все подряд
  
  Враз выходит через зад.
  
  Плачет муха в оба глаза -
  
  В животе урчит зараза.
  
  Стало мухе тошно жить,
  
  Принялась она тужить.
  
  Трудно стало ей дышать,
  
  Писить и детей рожать.
  
  Позвонила в сервис, чтоб
  
  Заказать побольше гроб:
  
  Ведь она распухла вся,
  
  Как большая порося.
  
  Тут приходит Айболит,
  
  (с большой клизмой) говорит:
  
  "Ты, зараза, ешь гнилье,
  
  Лазишь в грязное белье,
  
  От того тебя тошнит,
  
  От того аппендицит.
  
  Скоро сдохнешь, е-мое,
  
  Тебя спасет лишь мумие.
  
  Я принес тебе поллитру,
  
  Размешай ее с селитрой,
  
  Разболтай ее с водой.
  
  Пей за день перед едой.
  
  Сильна в пузе будет боль -
  
  Знай: внутри неравный бой.
  
  Мумие с селитрой в паре
  
  Всех мукробов бьют по харе.
  
  Чем густее будет смесь,
  
  Тем у вавки меньше спесь.
  
  Ладно, Я пошел к другим
  
  Дрозофилам дорогим".
  
  Вскоре померли все мухи,
  
  Испустили свои духи.
  
  Этот хитрый Айболит -
  
  Кривоногий инвалид,
  
  Мух сгубил всех до одной
  
  Антимуховой ХУЙНЕЙ !
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук третий)
  
  * * *
  
  Ты сказала: "Я с утра
  
  Хочу в гости шибко !"
  
  Приходи ко мне вчера -
  
  Будем ели рыбку !
  
  * * *
  
  Вышел я во чисто поле
  
  Кулаком махнуть на воле.
  
  Отвернулся я на миг -
  
  Под кулак попал грибник.
  
  * * *
  
  Ты скотина, ты дебил,
  
  Мне на ногу наступил.
  
  Чтоб тебя не порешить,
  
  Комаров пойду душить.
  
  * * *
  
  Считалочка
  
  Елки -
  
  Палки
  
  В попу
  
  Дралки
  
  За пизду
  
  Хуем
  
  Цеплялки.
  
  (Тебе водить!)
  
  * * *
  
  Поебень несусветная
  
  (без знаков припинания)
  
  Суровая настала жисть
  
  И на душе тежельше стало
  
  И локти хочется погрызть
  
  И почесать свое ебало
  
  Долой всех пошлых дураков
  
  И всяких хлюпиков долой
  
  Бандитов пьющих нашу кровь
  
  Залить ебало им смолой
  
  У кота четыре лапы
  
  Хорошо ему стебать
  
  Если хряпнуть литр пива
  
  В рот тогда их всех ебать
  
  Дальше больше семь на восемь
  
  Восемь на семь три по пять
  
  Скоро всэх сафсэм зарэжэм
  
  Будут хуй они сосать
  
  * * *
  
  Мебельная любовь
  
  ----------------
  
  Стол влюбился в раскладушку,
  
  Ущипнул ее за дужку.
  
  Та вздохнула очень тяжко:
  
  "Отцепися, деревяшка !
  
  Не мужик ты, а осина,
  
  Ебанутый древесина !
  
  А диван - вот это да !
  
  Он мужчина - хоть куда !"
  
  "Да ты знаешь, твой диван
  
  Инвалид и ветеран,
  
  Спинка у него болит
  
  И пружина не стоит".
  
  Тут вмешалася скамейка:
  
  "Ну-ка рот говном забей-ка,
  
  Деревянный импотент,
  
  Покажи нам документ:
  
  Не в эпохе-ль Возрожденья
  
  Дата твоего рожденья ?"
  
  Столик скрипнул:"Ах ты дрянь,
  
  Че не спишь в такую рань ?
  
  И откуда, не вникаю,
  
  Эрудиция такая ?
  
  Ведь насколько мне известно
  
  Вся ты из березы местной".
  
  "Зато ты у нас, засранец,
  
  Весь до крышки иностранец,
  
  Англичанин стопроцентный,
  
  Вон, и говоришь с акцентом.
  
  Но как ни крути, голуба,
  
  Сделан, видно, ты из дуба.
  
  Ну, скажи, что ты не глуп ?
  
  Дуб - он и в Анголе дуб !"
  
  "Ты есть рассудок потерьял,
  
  Дуб - благородный матерьял !
  
  Я посещал цивильный клуб,
  
  Там говорят: Здоров, как дуб !"
  
  "Говоришь, что ты здоров ?
  
  Где ж волосяной покров ?
  
  Да тобою, твою мать
  
  Только зайчики пускать.
  
  У меня вот шевелюра..."
  
  (на скамье лежала шкура)
  
  "Извините, я не вник -
  
  Это вроде бы парик !
  
  Ваш же первозданный вид
  
  Никого не удивит.
  
  Сел на лавку - будь здоров:
  
  В жопе кубометр дров,
  
  Можно бегать и вопить,
  
  Можно печь зимой топить".
  
  Тут вмешалась раскладушка:
  
  "Ты не тронь мою подружку !
  
  В детстве с ней в одном сарае
  
  Вместе жили, вместе спали.
  
  Вместе в холода сопели,
  
  Вместе песенки скрипели.
  
  Ну, а ты, трухлявый пень,
  
  Мозги нам ебешь весь день
  
  Вобщем, ебаный лишай,
  
  Голос свой не повышай !
  
  Чтоб тебя в конце квартала
  
  Ебнули куском металла !
  
  Чтоб тебя под новый год
  
  Протаранил самолет !
  
  Чтоб тебя на День Победы
  
  Посетили короеды !
  
  Чтоб тебя сожгли, болвана,
  
  Я тащуся от дивана !!!"
  
  Стол замолк, и снова он
  
  В свои думы погружен.
  
  В мыслях тихо матерится:
  
  "Бля, в кого же мне влюбиться ?!"
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук четвертый)
  
  * * *
  
  Изловили пионера,
  
  Притащили в институт,
  
  Хочут сделать инженера.
  
  И поэтому ебут.
  
  * * *
  
  Вот сходить бы щас в буфет,
  
  Ебнуть парочку конфет,
  
  И отдать стипендию
  
  За эту злоебендию !
  
  * * *
  
  Я на препода в залупу
  
  Припустился очень глупо,
  
  И теперь он не шуршит -
  
  На меня батон крошит.
  
  * * *
  
  Если ты с цветной картинки
  
  Хочешь спиздить пирожок,
  
  Если чешутся ботинки -
  
  Значит перебрал, дружок !
  
  * * *
  
  Положили в рот Андрюшке
  
  Индуктивные катушки,
  
  Стал Андрюшка извиваться
  
  Индуктивностью плеваться.
  
  * * *
  
  Радиация большая
  
  Налетела на леса
  
  И, печально опадая,
  
  Зашуршали волоса.
  
  * * *
  
  Как-то раз студент Макаров
  
  Прогулял в субботу пару,
  
  И за этакое дело
  
  Получил пять лет расстрела.
  
  * * *
  
  Закуплю я колбасу,
  
  Съем ее холодной,
  
  Пальцем пошуршу в носу -
  
  И опять голодный !
  
  * * *
  
  Как-то раз изобретал -
  
  Моя муза - провокатор,
  
  Подсказала - я собрал.
  
  Получился пиздюлятор...
  
  * * *
  
  Петя твердость измерял -
  
  Хуем землю ковырял.
  
  Хоть и был мужик хитер,
  
  А мозоль себе натер.
  
  * * *
  
  Если долго глаз тереть -
  
  Очень можно умереть !
  
  * * *
  
  Если в жопе дырки нет -
  
  Значит слиплась от конфет !
  
  * * *
  
  Пусть решает " М М М "
  
  Сексуальный мой проблем !
  
  * * *
  
  Утро студента
  
  Череп чешется под гипсом
  
  Ажно колет в жопе...
  
  Ох, как хочется пожить
  
  В западной Европе !
  
  А на улице снежок -
  
  Хорошая погода...
  
  Не хочу я быть вождем
  
  Своего народа...
  
  Я здоров как никогда
  
  Лишь над ухом дырка,
  
  И заместо живота
  
  Круглая пробирка.
  
  Мусульманин с детства я
  
  Мне нельзя свинины,
  
  Не пинай меня туда,
  
  Где сошлись штанины !
  
  * * *
  
  Б А С Н Я
  
  Я нашел в шкафу обрез
  
  И надел наперевес,
  
  Только я его надел -
  
  На охоту захотел.
  
  Взял с собою я патрон
  
  И пошел стрелять ворон,
  
  Встречи я ищу с врагом,
  
  Взглядом зыркаю кругом.
  
  На кустах висит рубаха -
  
  Я пальнул туда со страха,
  
  Из кустов раздлся крик,
  
  Пулей вылетел мужик.
  
  Удивился я не слабо:
  
  Мне навстречу вышла баба
  
  Мою пушку забрала
  
  И сказала: "Ну, дела!
  
  В кои это я века
  
  Соблазнила мужика,
  
  Ты же, ебаный дебил,
  
  Все мне это обломил.
  
  И теперь, дружок, я верю -
  
  Ты мне возместишь потерю..."
  
  Что ей мог ответить я
  
  Глядя на прицел ружья ?!
  
  Мораль:
  
  Если ты обрез нашел -
  
  Сиди, не рыпайся, козел !!!
  
  * * *
  
  С/Х т е м а
  
  А в колхозе "Светлый путь"
  
  Председателя ебуть
  
  Потому что он, шакал,
  
  Сев озимых проебал.
  
  На холме сидит Иван,
  
  Хуем долбит в барабан.
  
  Всяку живность отгоняет -
  
  Зерновые охраняет.
  
  Наш Ерема дело знает:
  
  Он свиней осеменяет.
  
  Как он действует - не ясно,
  
  Но визжат они ужасно !
  
  * * *
  
  Минздрав СНГ рекомендует...
  
  Чтоб конец не отморозить,
  
  И от боли не елозить,
  
  Заработай денег пачку
  
  И купи себе наждачку.
  
  Из нее трусы сшивай -
  
  Мехом внутрь надевай.
  
  В мороз на лавке не сиди,
  
  Кошмары будут впереди:
  
  Застынет в жопе вся вода -
  
  И не туда - и не сюда.
  
  Порвется жопа, твою мать -
  
  И заебешься зашивать !!! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук пятый)
  
  Спецвыпук: "38 ку-ку и еще кое-что !"
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Прутся двое на току,
  
  В небесах луна висит,
  
  А в пизде пшено шуршит.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Подфартило мужику:
  
  Лимонадом накачался,
  
  Икал, рыгал и БАЦ!-скончался.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  У меня болит в боку -
  
  Приходил ко мне миленок
  
  И заправил до печенок.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Сидит жопа на суку,
  
  Сидит жопа, слезы льет -
  
  Никто жопу не ебет !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  В среду я дала быку.
  
  Девять месяцев молчала,
  
  Родила - и замычала !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Я засунул хуй в муку,
  
  А потом засунул в печь
  
  Дабы гамбургер испечь.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Шел мужик по чердаку.
  
  Чаном стукнулся о крышу
  
  И лежит, дурак, не дышит.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Кот запел ку-ка-ре-ку.
  
  Ты б наверно зажужжал,
  
  Если б хуй в двери зажал !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Отдалась я физруку:
  
  Раком встала - он меня
  
  Перепрыгнул как коня !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Если все не прочитаешь -
  
  Я насру тебе в руку,
  
  Говно воняет, ты же знаешь.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Хуем семечки толку.
  
  Вот закончу Политех
  
  И начну долбить орех !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Ток течет по проводку,
  
  Коль его засунешь в жопу
  
  Быть всемирному потопу.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  КАЖДОЙ СИСЬКЕ ПО СОСКУ !!!
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Хуй подвержен столбняку.
  
  А когда обвиснет хуй -
  
  Хоть кукуй, хоть не кукуй !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Я давала: старику
  
  дураку
  
  казаку
  
  мяснику
  
  кулаку
  
  пиздюку
  
  бедняку
  
  шутнику
  
  мудаку
  
  колобку
  
  В общем, много их на "ку".
  
  После стала их считать -
  
  Нихуя себе толпа !
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Попалась муха пауку.
  
  Он ее поставил раком -
  
  Так не кушают, однако...
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Я никак не просеку:
  
  Почему не слышно звону
  
  Если стукнуть по гондону?
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Кто-то ебнулся в реку,
  
  Чтоб до берега доплыть
  
  Надо жопу с мылом мыть.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку
  
  Шел пингвин по леднику:
  
  Рыбку спиздил у другого,
  
  А прикола - никакого !!!
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук шестой)
  
  * * *
  
  То, что жить на Земле замечательно
  
  Я еще не решил окончательно,
  
  Ведь по улицам очень заразные
  
  Ходят голуби разнообразные.
  
  * * *
  
  Рано утром вверх ногами
  
  Пролетали мишки Гамми,
  
  Головой об стену - ЖАХ !
  
  Чудеса на виражах !
  
  * * *
  
  По кик-боксингу бои
  
  Я по телеку смотрел,
  
  Если б мне так уебали -
  
  Я б учиться захотел.
  
  * * *
  
  В траве торчал кусок говна,
  
  Вокруг него стояла кошка,
  
  "Фигня - подумала она -
  
  Ну, обосралася немножко !"
  
  * * *
  
  На березе попугай
  
  Поглощает груши,
  
  Растащился, пидорас,
  
  Растопырил уши !
  
  * * *
  
  Мои дойки маловаты,
  
  Но была я не глупа:
  
  Отдалась троим ребятам -
  
  Оттянули до пупа.
  
  * * *
  
  А мне плювать !!!
  
  Вот на улице мороз
  
  Птицы дохнут кучами,
  
  А мне похуй на него
  
  Я в тулупе дрюченом.
  
  И на севере мороз,
  
  Курят все шалву,
  
  А мне похуй на него,
  
  Я в тепле живу.
  
  Ну а в Лондоне туман
  
  Нихуя не видно,
  
  А я в Омске кофе пью
  
  И жую повидло.
  
  В Карабахе шум-пальба
  
  Нихрена не ясно,
  
  А мне вовсе до пизды,
  
  Я живу прекрасно.
  
  Нету водки нихрена,
  
  Нету сервилату,
  
  А мне похуй, все равно
  
  Я живу ПИЗДАТО !!!
  
  * * *
  
  ,
  
  < Рекламная пауза >
  
  От рекламного дерьма
  
  Можно тронуться весьма:
  
  Поглядишь - то там, то тут
  
  Экорамбурсы живут !
  
  Как увижу я рекламу -
  
  Хуем ебну по экрану,
  
  Об рекламу фирмы "mals"
  
  Я его уже сломал-с.
  
  "ORTEX"- деловой партнер
  
  Между ног мозоль натер,
  
  Заебал родной народ
  
  Однокрыловый урод.
  
  Снова вижу я яйцо !
  
  Удивись мое лицо,
  
  Не куриное совсем,
  
  То яйцо от "М М М" !
  
  Ну а биржа "BINITEC"
  
  С корпорацией "NИПЕК"
  
  До того уж заебали,
  
  Ажно рифмы не найти !
  
  * * *
  
  Мебельная любовь
  
  ----------------
  
  (см. выпук третий)
  
  Вторая серия
  
  Стол стоял напротив кухни:
  
  "Эх, доска моя опухни !
  
  При моем-то положеньи
  
  И такое униженье !
  
  Буду я теперь умнее,
  
  Буду думать тщательнее
  
  И процессу познавания
  
  Больше уделять вниманья."
  
  Так он думал и молчал
  
  И шурупами врасчал.
  
  Вдруг попало в поле зренья
  
  Ежевичное варенье.
  
  Стол решил отведать фрукта,
  
  Снизив уровень продукта.
  
  Пробегая вдоль плиты,
  
  Он воскликнул: "Ох, кранты !"
  
  И, забымши про варенье,
  
  Прекратил к нему движенье.
  
  На плиту он посмотрел,
  
  И на жопу так и сел.
  
  "Боже, как она прекрасна !
  
  Я влюбился, это ясно.
  
  И сейчас, как не дурак,
  
  С ней вступлю в законный брак.
  
  Подойду и хлопну дверцей,
  
  Ногу предложу и сердце,
  
  Предлагать-то надо руку,
  
  Но где взять ее падлюку ?"
  
  Тут осекся стол и вновь
  
  Вспомнил первую любовь.
  
  "Чтоб ее и в ствол и в стебель
  
  Эту раскладную мебель !
  
  Нет ! Так сразу я боюсь,
  
  Дай-ка лучше присмотрюсь."
  
  Чтоб вниманья не привлечь,
  
  Стол продрейфовал за печь.
  
  "Странно, - думает плита -
  
  Это что за хуета ?
  
  Скачет стол, аж ветер свищет,
  
  Не иначе что-то ищет.
  
  Черт с ним, лишь бы не мешал,
  
  Во ! За печку ушуршал.
  
  Снова вылез. Ах ты, бес,
  
  Проявляешь интерес ?
  
  Ладно, мебель, наблюдай,
  
  Но приличье соблюдай !"
  
  Стол смотрел как ястреб горный:
  
  "Боже мой, какие формы !
  
  Нет, я не умру с тоски,
  
  О ! А это что, соски ?
  
  Бог мой, их четыре штуки.
  
  Щас бы пригодились руки.
  
  А один, который с краю
  
  Почерневший, я не знаю:
  
  Это что за внешний вид ?
  
  Может у подруги СПИД ?
  
  Не-е ! На улицу она
  
  Не ходила нихрена !
  
  Ой, а может быть у нас
  
  Инфицированый газ ?
  
  Я дурак, с начала года
  
  Видимо такая мода !"
  
  А плита понять не может,
  
  И ее сомненье гложет:
  
  "Или это я свихнулась,
  
  Иль в столе любовь проснулась.
  
  Че ты лыбишься, нахал ?
  
  Хоть бы ручкой помахал.
  
  Ну сейчас отмочим корку..."
  
  И поправила конфорку.
  
  Стол вспотел: "Начало света !
  
  Какая у нее... ну эта...
  
  Эта... вспоминай, сиповка,
  
  Ну, ниже пояса... . Духовка !!
  
  Буду я подвержен счастью,
  
  Коль воспылает она страстью !"
  
  А плиту бросает в дрожь:
  
  "Он в меня влюблен, ну чтож !
  
  Показать ему культуру,
  
  Или пылкую натуру ?
  
  Скромно, будто молоку,
  
  Киснуть в собственном соку ?
  
  Нет ! Живем один лишь раз !"
  
  И воспламенила газ.
  
  От волненья у стола
  
  Крышка набок поплыла.
  
  Задрожали мелко ножки,
  
  По душе скребнули кошки.
  
  "Хоть меня всего порви,
  
  Это же огонь любви !!!
  
  Ну-ка щас я ей отвечу..."
  
  И рванул плите навстречу.
  
  И они кружились в паре...
  
  В воздухе запахло гарью.
  
  "Что же это я творю ?
  
  Бля, похоже я горю ?!"
  
  Стал он прыгать и вопить,
  
  Чтобы ветром пламя сбить.
  
  Так он с самого утра
  
  Бегал часа полтора.
  
  Разум был парализован,
  
  А пожар локализован.
  
  Стол заметно постарел,
  
  Левый угол обгорел,
  
  Потемневший, как в крови,
  
  Жертва пламенной любви...
  
  Стол был удручен бедой:
  
  "Все накрылося пиздой,
  
  Но теперь я буду знать:
  
  Знойных дам не выбирать !
  
  Лучше выберу я дуру,
  
  Чем столь пылкую натуру !"
  
  Стол от кухни отвернулся,
  
  Матюкнулся и заткнулся. Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук седьмой)
  
  спецвыпук: "Не надо ля-ля без жу-жу!"
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Кофе с салом закажу:
  
  Шикану рублей на пять
  
  И на теплотрассу - спать !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Я рванул по виражу.
  
  Никогда б не побежал,
  
  Если б ты не напужал.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Я сегодня торможу:
  
  Выпил пива литров пять,
  
  Кто б мой хуй сносил поссать ?
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Я козленочка рожу.
  
  Милый был со мной весел,
  
  А потом сбежал, козел !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  На обрыве посижу,
  
  Покайфую шесть минут,
  
  Если в реку не спихнут...
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Дай за дойку подержу !
  
  Ладно, хватит материться,
  
  Все равно не ухватиться !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Табуретку пропержу,
  
  Палец в жопе подержу
  
  И подушку подложу.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Милке в зубы заряжу.
  
  Чтоб с заката до зари
  
  Не пускала пузыри.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Я будильник завожу.
  
  В девять блядь ко мне придет,
  
  С ней мы поябемся. Вот !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Хуй на узел завяжу,
  
  Дешево меня не купишь,
  
  Посмотри на этот кукиш !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля, жу-жу-жу
  
  ПОГЛЯДЮ И УБЕЖУ !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Воду к камню привяжу
  
  Чтоб не проявляла прыткость
  
  Эта ебнутая жидкость !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Бабы склонны к падежу:
  
  То стоит и не жужжит -
  
  Хуй покажешь - БАЦ! лежит !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Конденсатор разряжу,
  
  Все равно он, гад, украдкой
  
  Занимается зарядкой.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  В жопу мину заложу,
  
  Пузом лягу на матрасы -
  
  Налетайте, пидорасы !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Девку взглядом поражу,
  
  А закончит сей пассаж
  
  Внутриматочный массаж.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Ты нагнись, а я поржу.
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Батальону прикажу:
  
  Шагом марш ко мне домой,
  
  Притомился я с женой.
  
  Хуже ядерной войны
  
  Нимфомания * жены !
  
  (* прим. нимфомания - это когда у нее
  
  половое влечение хлеще пожара !)
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Сто гондонов одолжу.
  
  У подружки моей менструация,
  
  Фиг с ней! Надую для демонстрации !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Я в бинокль погляжу:
  
  Только все темно вокруг
  
  И туман висит, пиздюк !
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Лошадь СПИДом заражу !
  
  Будет впредь, зараза, знать
  
  Гому сапиенс ебать !!
  
  * * *
  
  Ля-ля-ля , жу-жу-жу
  
  Что за бред я горожу ?
  
  Надо силы поберечь,
  
  Все, хана! До новых встреч !
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук восьмой)
  
  * * *
  
  С неба, будто простокваша,
  
  Смотрит мутная луна:
  
  "До чего ж Россия ваша
  
  Ебанутая страна !"
  
  * * *
  
  Одна нога у вас короче ?
  
  Дык это не беда ишо,
  
  Вам подфартило даже очень:
  
  Ходить по склону хорошо.
  
  * * *
  
  На меня нагонит грех
  
  Твой нижепупковый мех.
  
  Я люблю к тебе ходить
  
  И мохнатку шурудить.
  
  * * *
  
  Я сижу, гляжу в окно:
  
  Там пердят машины,
  
  В основном у пердунов
  
  По четыре шины.
  
  * * *
  
  Че ты смотришь, дорогой,
  
  В очи мои синии ?
  
  Щас как вдарю сапогом
  
  Ниже ватерлинии !
  
  * * *
  
  Необычные способности
  
  У меня. Судите сами:
  
  Я у женщин все подробности
  
  Ясно вижу под трусами.
  
  * * *
  
  Как на левом берегу
  
  Ходят тараканы,
  
  Разглядеть их не могу,
  
  Насекомых сраных.
  
  * * *
  
  Я хожжу и гляжжу.
  
  Я ужжрался ужже.
  
  Пожужжу, попержжу,
  
  Полежжу на межже.
  
  * * *
  
  У Отелло ломит кости,
  
  Почернел мужик от злости.
  
  Кто же знал, что Дездемона
  
  Вышла родом из ОМОНа.
  
  * * *
  
  Аккуратная Маринка
  
  Расстегнула мне ширинку,
  
  Хорошо, что расстегнула -
  
  Скуку сразу ветром сдуло.
  
  * * *
  
  Тихо светила луна на долину,
  
  Я в огороде окучивал Нину,
  
  Вскрикнув, она изогнулась со стонами,
  
  С неба две птицы упали батонами.
  
  * * *
  
  Этот нищий каннибал
  
  Однозначно заебал,
  
  Ходит, пристает ко всем:
  
  "Можно я тебя поем ?"
  
  * * *
  
  Любовная записка:
  
  "Здравствуй, Маня, твою мать!
  
  Я хочу тебя ибать!"
  
  * * *
  
  В мире животных
  
  Если б слоны летали -
  
  Вот была бы потеха !
  
  Мы бы их посажали
  
  На корпуса Политеха !
  
  Но если б они не летали,
  
  А просто по Омску гуляли,
  
  Тоже была бы потеха -
  
  Они бы под окнами срали.
  
  Вот если б они летали
  
  В зимнее стало быть время,
  
  Мы бы им крошки кидали:
  
  "Чавкай, ушастое племя !"
  
  * * *
  
  Странное чувство
  
  ,
  
  Что за чувство к тебе испытую ?
  
  И кусаю тебя и целую,
  
  И вгрызаюсь тебе я в промежность.
  
  Это чувство, наверное, нежность.
  
  Что же это за чувство такое ?
  
  Я грызу тебя, нет мне покоя,
  
  И за грудь аккуратно кусаю,
  
  Может быть это жалость? Не знаю.
  
  ,
  
  В чувствах я разобраться не могу,
  
  Вот сейчас отгрызу тебе ногу.
  
  Что со мною? Я взмок от старанья,
  
  Это может быть состраданье ?
  
  Ты ушла, ничего не осталось,
  
  Ностальгия мне в сердце закралась,
  
  Вот и снова здоров я и молод
  
  Вдруг я понял: меня мучил голод !
  
  * * *
  
  И с п о в е д ь
  
  Ах, поверьте, мне право неловко,
  
  Я себе никогда не прощу,
  
  Что я Вас обозвал прошмантовкой,
  
  Я об этом печально грущу.
  
  Но простите меня, дорогая,
  
  Я не буду Вас больше ругать,
  
  Ну и что же, что ходишь нагая ?
  
  Мне на это, по правде, плевать.
  
  Уходите, я Вас презираю !
  
  Умоляю Вас только не плакать.
  
  Ах, все кончено, я умираю...
  
  Но Вы знайте: на Вас мне НАКАКАТЬ !
  
  * * *
  
  ЧТО - КОГО, ЧЕМУ - КУДА
  
  Вот стул кривой - на нем сидят,
  
  Вот стол большой - на нем едят,
  
  Вот ноги - встанут и пойдут,
  
  Вот девушка - ее ебут.
  
  Зачем я это написал ?!
  
  Чтоб каждый наконец всосал:
  
  На ком сидят, куда идут,
  
  Чего едят, кого ебут !!
  
  * * *
  
  Я писать уже вспотел,
  
  Всем спасибо, very well ! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук девятый)
  
  ,
  
  Ух ты ! Весна, бля буду !
  
  * * *
  
  Ужасная какашка
  
  Вдоль берега плывет,
  
  Опять на нашей речке
  
  Начался ледоход...
  
  * * *
  
  Зеленеет дуба крона,
  
  Процветает тыквандо,
  
  А паскудная ворона
  
  Тянет у дрозда гнездо.
  
  * * *
  
  Я замерз, но мой комфорт
  
  Мне ужасно дорог,
  
  Подогреться бы сейчас
  
  Градусов на сорок !
  
  * * *
  
  Я вас встретил на улице ночью,
  
  Вы стояли и глазом светили,
  
  И своею корявенькой ножкой
  
  В грязной лужице воду мутили.
  
  * * *
  
  Fuck you, dear girl tonight,
  
  Put my deck in your virgine !
  
  Out any science light -
  
  It will very, very fine !!!
  
  * * *
  
  Весенний миниспецвыпук
  
  ----------------------
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  И грязь кругом ужасная:
  
  Не чистят, мудаки !
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  Ебаться очень хочется,
  
  Не так ли, мужики ?
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  Под лед уходят пачками
  
  Бедняги-рыбаки.
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  И кошки стали трахаться
  
  На берегу реки.
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  Вылазят с теплотрассы
  
  Бомжи и синяки.
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  У девок юбки стали
  
  Чертовски коротки.
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  Весной плодятся мамонты,
  
  Моржи и дураки !
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  И в шапках типа "пидорка"
  
  Гуляют сопляки.
  
  + + +
  
  Весна-красна на улице,
  
  Весенние деньки.
  
  От цен либеризации
  
  Ху(д)еют кошельки !
  
  * * *
  
  Б Р Е Д
  
  Рано утром, в шесть часов
  
  Открываю свой засов,
  
  А на стеклах проявленья
  
  Атмосферного явленья,
  
  И по всей лесопосадке
  
  Эти сраные осадки.
  
  Что за пьяные уроды
  
  Делают прогноз погоды ?!
  
  Значит только я теперь
  
  Распахну входную дверь -
  
  Получу по морде дозу
  
  Снегу, граду и морозу,
  
  Наберется полный рот
  
  Этих божьих нечистот.
  
  Ласты заверну от вони
  
  В этом гнусном регионе !
  
  Вобщем, закрывай-ка дверь
  
  И синоптикам не верь !
  
  * * *
  
  ОХ УЖ ЭТИ ДЕВЧОНКИ !
  
  Вставай, любовь моя, подъем!
  
  Сейчас гулять с тобой пойдем.
  
  Давай, с кровати ты вставай,
  
  Свои трусишки надевай.
  
  Смотри, на улице весна,
  
  Теперь нам шуба не нужна,
  
  Уж скоро птички запоют...
  
  И весь балкон мне обосрут,
  
  От них не деться никуда...
  
  Да ну вставай же ты, балда !
  
  И так всю зиму проспала.
  
  Чего ты хочешь ? Ну дела !
  
  Вот это новость, я тащусь,
  
  Ну черт с тобою, остаюсь.
  
  Нет, хватит дурака валять -
  
  Пойдем, родимая, гулять !
  
  Да че ты смотришь на часы ?
  
  Короче, одевай трусы.
  
  Вставай-вставай, пошли гулять,
  
  На грязь и лужи наплевать !
  
  На улице погода - класс:
  
  Капель и солнце светит в глаз.
  
  Сирень, наверно, зацвела...
  
  Ну че ты бедра развела ?
  
  Ты видишь, я уже сержусь...
  
  О боже, я не удержусь...
  
  Но ведь на улице цветы !
  
  О-о, теплая какая ты...
  
  А дальше было как во сне:
  
  Забыл я на фиг о весне,
  
  Забыл о солнце и траве
  
  И все смешалось в голове...
  
  Исчезло все. Остались вновь
  
  Лишь мы с тобою и ЛЮБОВЬ !
  
  Увы, все женщины похожи,
  
  И вряд ли что мы сделать сможем:
  
  Мы словно бантик для котят -
  
  Играют с нами, как хотят !!! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук десятый)
  
  * * *
  
  В колхозе силос косинус,
  
  Веселая пора !
  
  А за рекой на лошади
  
  Катангенс детвора.
  
  * * *
  
  На большой румяной груше
  
  Ошивалось девять мух,
  
  А ее не глядя скушал
  
  Мальчик Вася. И попух !
  
  * * *
  
  Ветер дует прямо в лес,
  
  Не боюсь я дураков !
  
  Я не ангел, я не бес,
  
  Я - Володя Пресняков.
  
  * * *
  
  С а м у р а е м а н и я
  
  Мой длинный и острый меч
  
  Всех врагов заставляет бечь,
  
  Заставляя их кровушку течь,
  
  Угрожая им голову ссечь.
  
  Может меч, как лихая картечь,
  
  Всех врагов на кусочки посечь
  
  И костями под землю залечь,
  
  Заставляя страдать гадов веч-
  
  -НО:
  
  Без меча я шатаюсь один,
  
  Как какой-нибудь простолюдин.
  
  И не знает никто, ай-яй-яй,
  
  Что я страшный и злой самурай !!
  
  * * *
  
  О Б Л О М
  
  (басня)
  
  Раз я сидел среди веток малины,
  
  Шаря рукою под юбкой Марины.
  
  Томно Марина на листьях лежала,
  
  Ноги раздвинув. Дыханье дрожало.
  
  Я поднимаюсь все выше и выше
  
  Она, изгибаясь, прерывисто дышит.
  
  Пальцы скользнули в мохнатую щелку,
  
  Нежно вожу - не испортить бы целку...
  
  Но почему-то Марина вздохнула,
  
  Встала, печально листву отряхнула.
  
  Юбку поправив, сказала: "Ты знаешь,
  
  Кажется, милый, со мной ты играешь.
  
  Ласкал ведь чудесно: и нежно, и внятно,
  
  Но почему прекратил - непонятно !"
  
  Тут я подумал: "Однако же странно,
  
  Я ее клитор чесал неустанно...
  
  Он и сейчас у меня под рукою...
  
  Стоп ! Что-то я не пойму, что такое:
  
  Марина же вон где, стоит на горе,
  
  Гляжу - мои пальцы в МЫШИНОЙ НОРЕ ...
  
  Мораль:
  
  Чтобы не было облома,
  
  Занимайтесь сексом дома !
  
  * * *
  
  Т р о п и н а м и л ю б в и
  
  (песнь)
  
  Я ходил по болотам с дубиною,
  
  Собираясь разжиться рябиною.
  
  Над болотами дымка стелится,
  
  Вижу - ходит там красна девица.
  
  Красна девица - тело плотное.
  
  Не кикимора ль ты болотная ?
  
  Повезло мне, клянуся жабою -
  
  Разживусь не рябиной, так бабою !
  
  Баба знойная, баба классная,
  
  Мне мила твоя кожа красная
  
  И на лбу годовая линия.
  
  Лебедь белая, жопа синяя !
  
  Жопа синяя, груди белые,
  
  Дай обнять твои ноги смелые !
  
  Ноги сильные, музыкальные,
  
  На них родинки эпохальные !
  
  На них родинки-бородавочки,
  
  Покажи свои чудо-плавочки !
  
  Чудо-плавочки, диво-трусики,
  
  Прикрывают твои симпопусики !
  
  Симпопусики, норки-дырочки,
  
  Я тащуся весь, просто вилочки !!
  
  Мне милы твои плечи жгучие,
  
  Я дрожу, как пески зыбучие.
  
  Я гляжу в твои очи мутные,
  
  Красно-желтые и беспутные.
  
  Ах вы глазоньки ненаглядные,
  
  Ой! Огни в них горят плотоядные !
  
  Загнала ты меня на осинушку,
  
  А сама забралася в трясинушку.
  
  Ох, кора у осины холодная,
  
  А в трясинушке нечисть голодная...
  
  Все сказать-рассказать нету времечка,
  
  Ща ударю тебя в область темечка !
  
  Закопаю тебя, неопрятную,
  
  Не боюсь я тебя, неприятную !..
  
  * * *
  
  П р о ч т и и у ч т и !
  
  Я купил в буфете плюшку,
  
  Сока клюквенного кружку,
  
  Две говюжие котлеты.
  
  Тридцать два отдал за это.
  
  Только это есть начал,
  
  Вдруг желудок заурчал.
  
  Жрать охота, все равно
  
  Молча ем, гляжу в окно.
  
  Проглотил большой кусок,
  
  Все доел и выпил сок.
  
  В животе пошел процесс,
  
  Появился интерес
  
  К комнатушке с буквой "эм",
  
  Но уж некогда совсем:
  
  Мне на лекцию пора.
  
  Вот такие нумера !
  
  В удиторию зашел,
  
  Стул несломаный нашел,
  
  Препод "здрасьте" пробурчал
  
  И фигню молоть начал.
  
  Время тихо покатилось,
  
  Вот что в животе случилось:
  
  Сок желудочный, дебил,
  
  На котлетку накатил.
  
  У котлеты ж, мама-мия,
  
  На желудок аллергия !
  
  Начала она метаться,
  
  От погибели спасаться.
  
  От ее телодвиженья
  
  В клюкве началось броженье.
  
  Забродила клюква лихо -
  
  Плюшка нажралась, козлиха.
  
  Дальше был вобще атас:
  
  В пузе появился газ.
  
  Там ему не уместиться,
  
  Стал он к выходу ломиться.
  
  Просочились газы в нос,
  
  Подрулил к очку понос.
  
  Ужасом я весь облапан:
  
  Чувствую, срывает клапан !
  
  Я привстал, сказал:"Простите,
  
  Погулять не разрешите ?"
  
  Недождавшийся ответа,
  
  Стартанул я как ракета:
  
  Мне придало ускоренье
  
  Внутрижопное давленье.
  
  Я с разбегу, ты поверь,
  
  Вышел в запертую дверь.
  
  В две секунды я домчался
  
  В туалет. И там взорвался...
  
  Вывод:
  
  Чтобы долго жить на свете,
  
  НЕ ОБЕДАЙТЕ В БУФЕТЕ !!!
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук одиннадцатый)
  
  * * *
  
  Ты, читатель, не серчай,
  
  Если стих хромает:
  
  Витаминов нынче мне
  
  Очень не хватает !
  
  * * *
  
  Я ты люблю сильней, чем я
  
  Хоть я ты сильно презираешь.
  
  У я любовь через края,
  
  Ты я наверно доконаешь.
  
  * * *
  
  Ой, отстаньте от меня -
  
  Не хочу учиться,
  
  От учебы начал я
  
  По углам мочиться.
  
  * * *
  
  Я вчера нашел в лесу
  
  Череп черный, странный,
  
  Что здесь делал, не всосу,
  
  Негр иностранный ?
  
  * * *
  
  Между досок на полу
  
  Щелка эротичная,
  
  У девченок между ног
  
  Есть аналогичная.
  
  * * *
  
  Вон девка идет с усами
  
  И рожа красна как медь,
  
  Думайте сами, решайте сами -
  
  Иметь или не иметь !
  
  * * *
  
  Че-то ногти опухают,
  
  Почему-то сводит нос,
  
  Да и зубы усыхают...
  
  Это - авитаминоз !
  
  * * *
  
  Как на свете можно жить
  
  С этаким фасадом ?
  
  С вашим бюстом можно плыть
  
  Только кверху задом !
  
  * * *
  
  Посмотрел вчера видак
  
  Про большу-ую жопу:
  
  Там по ней один чувак
  
  Мухобойкой хлопал...
  
  * * *
  
  ,
  
  К о м а р и н с к а я
  
  Хоть я парень и здоров,
  
  Но боюся мошкаров,
  
  Только голос их услышу -
  
  Удираю вдоль дворов.
  
  Мимо поля, через сад
  
  Я бегу, держась за зад.
  
  Что же так меня пугает ?
  
  Вот что было год назад...
  
  Шел я как-то на паром
  
  И повздорил с комаром:
  
  Я в сердцах его с размаху
  
  Отоварил топором.
  
  Значит, дело было так:
  
  В ухо мне залез, мудак,
  
  Я тогда за оскорбленье
  
  Отрубил ему пердак.
  
  Насекомый впал в обиду
  
  И, гнуся, исчез из виду.
  
  Я ж пошел своей дорогой,
  
  Приближаясь к индивиду.
  
  Индивид, вздыхавший тяжко,
  
  Был моя подруга Машка -
  
  Вроде все у ней в порядке,
  
  Но лицо как промокашка.
  
  Как-то раз по страшной пьяни
  
  Наболотал ей всякой дряни:
  
  Будто мы с ней непременно
  
  Погуляем по поляне.
  
  Оба-на ! А может точно,
  
  Погулять с ней по кусточкам ?
  
  Может быть чего и выйдет...
  
  Только фейс закрыть платочком.
  
  "Здравствуй, Маша, как житуха ?
  
  Погуляем, пока сухо ?
  
  А то вон заходит туча" -
  
  Прошептал я ей на ухо.
  
  Мы гуляли вдоль реки,
  
  А она все "хи-хи-хи!",
  
  Так мы с нею незаметно
  
  Углубились в лопухи.
  
  И, раздевшись в попыхах,
  
  Кувыркались в лопухах.
  
  Лопуховые колючки
  
  Нацеплялися на пах.
  
  Туча быстро приближалась
  
  И, гудя, на нас снижалась.
  
  Машка челюсть отстегнула
  
  И, икнув, ко мне прижалась.
  
  В этой туче был не пар -
  
  Насекомые... Кошмар !
  
  Возглавлял всю эту стаю
  
  Обезжопленный комар.
  
  Я окостенел слегка,
  
  Слышу голос вожака:
  
  "Эй, братва, не трогай бабу,
  
  Налетай на мужика !"
  
  Туча радостно завыла.
  
  Я вскочил... Не тут-то было !
  
  Лопухи держали мертво.
  
  Я рванулся, Машка взвыла.
  
  Комары пощли в атаку -
  
  Облепили мне всю сраку,
  
  Тут я с треском оторвался
  
  И, пища, рванул к бараку.
  
  Люди смотрят: во дела !
  
  В чем маманька родила
  
  Я несуся по крапиве
  
  Вдоль родимого села.
  
  Я подумал: "Все, труба !"
  
  Но вдруг вижу - погреба,
  
  Что ж, похоже кони бросить
  
  Мне сегодня не судьба...
  
  Через полторы недели
  
  Эти твари улетели.
  
  Я покинул смрадный погреб
  
  И до дома пометелил.
  
  Эпилог:
  
  После жизни погребальной
  
  Сделал вывод я глобальный,
  
  Что не стоит с топором
  
  Бегать вслед за комаром ! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук двенадцатый)
  
  * * *
  
  Ушел апрель,
  
  Съебался май,
  
  Вот сессия -
  
  Всех в рот ебай...
  
  * * *
  
  Оп-ля , жоп-ля,
  
  Веселая ламбада,
  
  Я вчера имел тебя
  
  В ухо ! Так и надо.
  
  * * *
  
  Как-то Петя возле клуба
  
  Захотел затеять спор,
  
  Но его гнилые зубы
  
  Поцарапали забор.
  
  * * *
  
  Я курнул анаши
  
  И ушел в камыши,
  
  Целый день на ушах
  
  Простоял в камышах.
  
  * * *
  
  На озерах за рекой
  
  Санаторий строют.
  
  Не купайся под мостом -
  
  Там все жопу моют !
  
  * * *
  
  В скважину замка смотрел,
  
  Очень сильно удивился,
  
  Там такое - обалдеть...
  
  Я чуть в хуй не превратился.
  
  * * *
  
  Если кто ебать не может -
  
  Грусть-печаль его изгложет,
  
  Будет выть он как собака
  
  И с ума сойдет, однако.
  
  Значит каждый импотент
  
  Первой линии клиент !
  
  * * *
  
  З а г а д к а
  
  Если банку взять
  
  И пойти гулять,
  
  По всем "точкам" идти,
  
  Что лежат на пути,
  
  И его закупить
  
  Литра три и попить.
  
  И икнуть пару раз,
  
  Растащился - атас !
  
  Что же это за диво ?
  
  Ну, естественно, ... !
  
  * * *
  
  Стишок про ... (см.выше)
  
  Ночь, луна и цветы.
  
  Тута - я, тама - ты,
  
  Я тобою упьюсь
  
  И схожу обоссусь.
  
  Без тебя не могу,
  
  Я к тебе побегу
  
  За шесть-восемь земель
  
  И устрою бордель,
  
  Ведь меня ты хмелишь
  
  И мозги мне мутишь.
  
  Мне не жить без тебя:
  
  Я не пью, не любя !
  
  * * *
  
  (названья нету!)
  
  Корабль по морю плывет,
  
  Корабль - это пароход,
  
  Тот пароход - мечта моя,
  
  Лежит на сердце, как змея.
  
  Его купить хочу-хочу,
  
  От этой мысли я торчу !
  
  И денежки коплю-коплю,
  
  Его куплю и утоплю.
  
  Ты спросишь у меня: зачем
  
  Коплю, не пью я и не ем ?
  
  Отвечу "Отъебись!" два раза:
  
  Не лезь в мою мечту, зараза !
  
  * * *
  
  К а т а с т р о ф а
  
  Вот упал человек -
  
  Подойди помоги !
  
  Он не двинет рукой,
  
  Не поднимет ноги.
  
  Никогда, никогда
  
  Не вернется он к нам,
  
  И торчит борода,
  
  Обратясь к облакам.
  
  Он стремился в полет,
  
  Не бояся молвы,
  
  И лежит мозжечок
  
  У его головы.
  
  Он пилот был в душе,
  
  Он судьбину бил в лет,
  
  Но случилась беда:
  
  Потерял самолет !
  
  Разминулись они
  
  На воздушных путях,
  
  И лежит он один
  
  В ярко-красных лаптях...
  
  * * *
  
  Ночная зарисовочка
  
  Жидкий мрак. Лихая тень.
  
  Где-то заблудился день.
  
  Крик, утопленный в слезах.
  
  Ужас в гаснущих глазах.
  
  У дубовых у перил
  
  Точит вилки Трипидрил.
  
  Он могучий чародей,
  
  Ненавидящий блядей.
  
  Достает он из кармана
  
  Клок кровавого тумана,
  
  В поле сыплет череп-кости,
  
  Мертвецов зовет он в гости.
  
  Те приходят: морды сини,
  
  Тихо хрюкая, как свиньи.
  
  И скрепят гнилые зубы,
  
  Пожирая гнойны трупы...
  
  (страшно, бля!)
  
  * * *
  
  Рекламный проспект ОмПИ
  
  П_олитех - чумное место,
  
  О_бходи его кругом,
  
  Л_ибо ты туда поступишь,
  
  И_зойдя на Гэ потом.
  
  Т_ормози, братан, не суйся
  
  Е_сли жить еще хотишь.
  
  Х_очешь - в Африку смотайся,
  
  Н_о не лезь в ОмПИ, малыш !
  
  И_ли, если же полез,
  
  Ч_ерез пять годов трудов
  
  Е_банешься под обрез -
  
  С_е ля ви - исход таков !
  
  К_олеси давай отсюда
  
  И_ль не быть тебе живым.
  
  Й_о-пэ-рэ-сэ-тэ, все на хуй !
  
  МЫ УЧИТЬСЯ НЕ ХОТИМ !!! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук тринадцатый)
  
  * * *
  
  Восемь девчонок из Политеха
  
  Позавчера передохли от смеха.
  
  Впрочем и сам я пищал как удод -
  
  Ржачный про ежика был анекдот...
  
  * * *
  
  Эй, автобус, подожди !
  
  Тормози, мудило !
  
  Мне дверями (больно, бля)
  
  Яйца прищемило !
  
  * * *
  
  Едет старый "москвичонок",
  
  На капоте трещины.
  
  В нем четырнадцать девчонок,
  
  Остальные - женщины.
  
  * * *
  
  Для тех, кто разбирается
  
  в транзисторах.
  
  Если провода под током
  
  Сунуть в зад и сунуть в рот -
  
  В этом случае истоком
  
  Будет нижний электрод.
  
  * * *
  
  Как увижу я пузырь -
  
  Враз покроюсь сыпью,
  
  И тогда его тайком
  
  Окружу и выпью.
  
  * * *
  
  Путь к сердцу
  
  Принеси мне цветок
  
  Луговой, полевой.
  
  И проснется инстинкт
  
  У меня половой.
  
  Я его занюхну
  
  И глаза закачу,
  
  А потом как чихну -
  
  И тебя захочу.
  
  Буду я верещать
  
  И мотать головой -
  
  Только ты принеси
  
  Мне цветок луговой !
  
  * * *
  
  + + + + + +
  
  Мы всегда и везде,
  
  Мы и тут, мы и там,
  
  Постоянно нигде,
  
  И по разным местам.
  
  Ну скажите, зачем,
  
  Почему и когда ?
  
  Для того, чтобы с тем...
  
  А вобще, как всегда.
  
  * * *
  
  С Л О М А Е Т С Я !
  
  Я был настойчивым всегда,
  
  Не видел смысла маяться.
  
  Преграда - это ерунда:
  
  Сломается !
  
  Однажды к девушке одной
  
  Полез. Она брыкается.
  
  "Спокойно - думаю - не ной,
  
  Сломается !"
  
  Она схватила табурет,
  
  А страсть не унимается,
  
  "Попробуй стукни - был ответ -
  
  Сломается !"
  
  Закрыла дверь своим ключом -
  
  Ну дурью занимается !
  
  Толкну ее разок плечом -
  
  Сломается !
  
  Гляжу на платье: погоди,
  
  Как это все снимается ?
  
  Рвану застежку на груди -
  
  Сломается !
  
  Ее свалил я на кровать,
  
  Тугая грудь вздымается.
  
  Ты целка ? Ну и наплювать -
  
  Сломается !
  
  Эпилог
  
  Сижу в ментовке, слышу бас:
  
  "К обеду оклимается.
  
  Все отрицает, мудозвон,
  
  Ну ничего - сломается !"
  
  * * *
  
  Все в этом мире
  
  кончается на "-ах" !
  
  С. Галаганов
  
  В твоих синих глазах,
  
  Что как небо в горах,
  
  Вижу поле в цветах,
  
  Кучи сена в стогах.
  
  Я в немалых годах,
  
  И боюсь, что Аллах
  
  Обеспечит мне крах
  
  В сексуальных делах.
  
  Но когда в двух шагах
  
  Вижу попку в трусах -
  
  Сразу пот на висках,
  
  Яйца будто в тисках.
  
  Хоть башка в сединах,
  
  Но, почуя твой пах,
  
  Разгоняет мой страх
  
  Оттопырчик в штанах !
  
  Брал я женщин в лесах,
  
  На речных берегах,
  
  И в публичных местах,
  
  Или просто в кустах...
  
  Я с тобой на руках
  
  Погуляю в лугах:
  
  Поцелуй на губах,
  
  Возбужденность в мозгах.
  
  И, забыв о часах,
  
  Мы начнем впопыхах,
  
  Лишь луна в небесах
  
  Будет видеть наш ТРАХ ! Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук четырнадцатый)
  
  * * *
  
  Писать стишки в конце конспекта
  
  Увы, друзья, не мудрено,
  
  Среди поэтов - мы засранцы,
  
  Среди студентов... все равно !
  
  * * *
  
  Все бим-бом, чики-чики.
  
  Все тип-топ и о'кей.
  
  Все хип-хоп, бики-бики.
  
  Все пиздато. Ей-ей !
  
  * * *
  
  Три девицы под окном
  
  Ели шпроту с кабачком,
  
  Посыпая крупным матом
  
  Наш родимый агропром.
  
  * * *
  
  На экзамен я разок
  
  Взял с собою образок.
  
  Но безбожник препод был -
  
  Я четверку получил.
  
  * * *
  
  Я гулял по степи -
  
  Мне хотелось пи-пи,
  
  Я немного отлил,
  
  А проснувшись - поплыл.
  
  * * *
  
  Раз ку-ку, два ку-ку,
  
  Писька в собственном соку
  
  Будет, если ты ленив
  
  И не снял презерватив !
  
  * * *
  
  Вон садится самолет -
  
  Крылья изогнутые.
  
  Ну а штурман и пилот
  
  Вовсе... парни ничего !
  
  * * *
  
  Из разорванного брюха
  
  Падают кишочки.
  
  Расчленили, положили
  
  В разные мешочки...
  
  * * *
  
  Из коляски я услышал:
  
  "Мама ! Менструация !"
  
  Братцы, я охуеваю !
  
  Во акселерация !
  
  * * *
  
  Вот блондиночка прошла:
  
  Попка - просто чудо !
  
  Посмотрел я ей вослед -
  
  Ну и амплитуда !
  
  * * *
  
  Полюбил девчонку я
  
  И хочу надеяться,
  
  Что любимая моя
  
  Здорово имеется.
  
  * * *
  
  Поебень несусветная
  
  (со знаками припинания)
  
  Возле леса вдоль болота
  
  Ходит пьяная Шарлотта.
  
  Ходит, дышит вдоль опушки,
  
  Дохнут трезвые лягушки.
  
  В концентрации спиртов
  
  Видно жопу из кустов:
  
  Там в кустах на теле Зины
  
  Лихо ерзают грузины.
  
  Ей огромный свой колчан
  
  В рот сует Мыкыртычан.
  
  Вывод:
  
  Чтобы целку сохранить
  
  Надо водку дома пить,
  
  Ибо пьяные лягушки
  
  Отъябут вас как из пушки !
  
  * * *
  
  Лирическое отступление
  
  А иногда я вижу даль веков:
  
  Наш мир, старея, молодеет вечно.
  
  Он был, он есть и будет он таков,
  
  Но жизнь людская очень быстротечна !
  
  И смерть естественный всему венец,
  
  И сколько ты ни охай и ни ахай
  
  И жизни не оттягивай конец -
  
  Мы все уходим в ночь, ну, то есть на хуй !
  
  * * *
  
  ВЫСШЕЙ МАТЕМАТИКЕ
  
  ПОСВЯЩАЕТСЯ...
  
  Я тащусь от слов чудесных,
  
  Очень нужных и полезных,
  
  Ведь без них, как ни крутись,
  
  Ни хуя не обойтись.
  
  Дальше просто так, от скуки,
  
  Применив язык науки,
  
  Напишу стишок я вновь
  
  Как обычно - про любовь...
  
  Вектор матрицу любил,
  
  Свой годограф засадил
  
  По касательной нормали -
  
  Ажно леммы затрещали.
  
  Транспонировать готовый
  
  Он почуял базис новый,
  
  И, сходясь что было сил,
  
  В нем подругу разложил.
  
  Параметрически прекрасно,
  
  По гиперболе опасно
  
  Норма вектора росла -
  
  В ней дисперсия плыла.
  
  Но линейный оператор,
  
  Даламбер и провокатор,
  
  Спектр модуля жевал -
  
  Западло изобретал.
  
  Абсолютно приседая,
  
  Подвалил он к их сараю.
  
  Скоррелировав поток,
  
  Запузырил молоток.
  
  Дивергенцией виляя,
  
  Он летел как пуля злая.
  
  Будто атомная мина
  
  Ряд Фурье упал с камина.
  
  Тут экстремума достигнув,
  
  Вектор, с матрицы сопрыгнув,
  
  Молоток башкой поймал
  
  И упал под интеграл.
  
  Но потом очнулся все же.
  
  Бил злодея он по роже,
  
  И, прикинув что к чему,
  
  Вешал кванторы ему.
  
  Но как раз за тем моментом
  
  Вектор стал идемпотентом.
  
  Вывод будет здесь таков:
  
  Опасайтесь молотков !!!
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук пятнадцатый)
  
  Спецвыпук: поема "Т Р А Х Т О Р"
  
  * * *
  
  У озерной воды,
  
  Под замшелой скалой,
  
  Жил в деревне Дрозды
  
  Паренек удалой.
  
  Он красив был и смел,
  
  Но вот главный момент:
  
  Уникальный имел
  
  Он в штанах инструмент.
  
  Не любил он ишачить,
  
  На коне не скакал -
  
  Образ жизни лежачий
  
  Лишь его привлекал.
  
  Не лежал он надменно,
  
  Если с кем-то сравним -
  
  Кое-кто непременно
  
  Находился под ним.
  
  Дома и на природе
  
  Он девчонок любил,
  
  И за это в народе
  
  Прозван Трахтором был.
  
  Девок было как грязи
  
  У парнишки в меню.
  
  Он имел с ними связи
  
  Раз по двадцать на дню.
  
  Переспать мог с любою -
  
  Наплевать сколько лет.
  
  Те, одна за другою,
  
  Уходили в декрет.
  
  На селе наблюдался
  
  Сексуальный психоз,
  
  Постепенно остался
  
  Без доярок колхоз.
  
  Такова уж природа,
  
  А страдает село:
  
  Поголовье народа
  
  Неуклонно росло.
  
  Видя горы навоза
  
  И недоенный скот,
  
  Председатель колхоза
  
  Грыз зубами капот.
  
  Раз погреть свое тело
  
  Он забился на печь
  
  И решил:"Это дело
  
  Надо в корне присечь!"
  
  "Подожди, дорогуша,
  
  Я устрою разгон!"
  
  Он потер свои уши
  
  И достал самогон.
  
  Председатель скривился,
  
  Выпив третий стакан,
  
  На печи появился
  
  Молодой таракан.
  
  Председатель Торпедов
  
  Объяснил, в чем дела,
  
  Таракану поведав
  
  О проблемах села.
  
  ,
  
  Он валялся на печи
  
  И, махая рукой,
  
  После длительной речи
  
  Сделал вывод такой:
  
  "...И ту самую штуку,
  
  Что хранит он в штанах,
  
  Я, взяв ножичек в руку,
  
  Откастрирую на х...!"
  
  Посмотрел председатель
  
  Таракану в глаза:
  
  "Че ты смотришь, предатель,
  
  Голосуем. Я за !
  
  Че шевелишь усами ?
  
  Ты чего, против нас ?
  
  Ладно, справимся сами.
  
  Раздавлю, пидорас !"
  
  Раздавил и прижался
  
  К стенке. Ныла спина.
  
  "Кто-нибудь воздержался?"
  
  А в ответ - тишина...
  
  Вспомнил он о постели,
  
  Но душа не поет -
  
  Вот уже две недели,
  
  Как жена не дает.
  
  Говорит с ней он мило,
  
  А она: "Выйди вон !"
  
  Тут его осенило:
  
  Воздержавшийся - он !
  
  Председатель прикинул
  
  За и Против - "Ну что-ж!"
  
  Печь тихонько покинул,
  
  Взяв охотничий нож.
  
  Мужичонку качало
  
  И трясло так и сяк,
  
  В результате сначала
  
  Он набрел на косяк.
  
  Все померкло мгновенно
  
  И не видно ни зги,
  
  Он осел постепенно
  
  И услышал шаги.
  
  Председатель нетрезво
  
  Поглядел из-под век:
  
  Дверь открылась и резво
  
  Забежал человек.
  
  Тут он хрюкнул анально
  
  И узнал паренька,
  
  И к ножу машинально
  
  Потянулась рука.
  
  Он погладил ножище,
  
  Как Герасим Му-Му, -
  
  "Уж тебя я, дружище,
  
  Обслужу на дому !"
  
  В тот же миг, словно буря,
  
  Как зимою пурга,
  
  Дядька, брови нахмуря,
  
  Налетел на врага.
  
  Кулачищем ударил,
  
  И вошедший упал.
  
  Он упавшего шарил
  
  И ширинку искал.
  
  В тишине раздавалось:
  
  "Ишь ты, грудь раскачал!"
  
  С треском юбка порвалась...
  
  Пострадавший молчал.
  
  П р о д о л ж е н и е
  
  в с л е д у ю щ и х
  
  в ы п у к а х
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук шестнадцатый)
  
  * * *
  
  Умная мыслишка
  
  В голове моей:
  
  Чем тупее лекция,
  
  Тем она длинней.
  
  * * *
  
  Маргарита в керосине
  
  Как-то вымыла лосины,
  
  А потом у ней опали
  
  Из оттуда волосины...
  
  * * *
  
  Обрезают докторишки
  
  У евреев письку.
  
  Никому не дам отрезать
  
  Я свою сосиську !!!
  
  * * *
  
  Почему ? Не пойму
  
  Все сошлося к тому,
  
  Что попал я в тюрьму
  
  И повесился там...
  
  * * *
  
  Cлезы по лицу текут -
  
  Это плакает якут.
  
  Тута вам не здесь, не тут !
  
  Здесь и тут везде ебут !!
  
  * * *
  
  У-у! В ночи собака выла.
  
  Ням! Во рту кусочек мыла.
  
  Вжик! И он уже в желудке.
  
  Пук! Пиздец собачьей будке !
  
  * * *
  
  Береги зрение смолоду
  
  Вижу клипсы на ушах,
  
  Вижу фигу в камышах,
  
  Вижу камыши в воде,
  
  Вижу крошки в бороде,
  
  Вижу бороду в леске,
  
  Вижу девку на песке,
  
  Вижу я девичью грудь,
  
  Вижу - кошку мухи жруть,
  
  Вижу - мухи топчут сад,
  
  Вижу классный девкин зад,
  
  Вижу - я ее хочу,
  
  Вижу - прямо к ней лечу,
  
  Вижу - я ее зажал,
  
  Вижу - парень прибежал,
  
  Вижу - парень девкин муж,
  
  Вижу он бухой к тому ж,
  
  Вижу - он подходит ближе,
  
  Хрясь !! И нихуя не вижу !
  
  * * *
  
  Нюрка - симулянтка
  
  Из-за леса, из-за гор
  
  Прилетел тупой топор.
  
  Он, ударив в тыкву Нюре,
  
  Зацепился в шевелюре.
  
  "Ах ты ебаный карась,
  
  Я ж подстриглася вчерась !
  
  Бля буду, какой масон
  
  Мне испортил причесон ?
  
  Попадись же мне, прохвост...
  
  Пять рублей коту под хвост !"
  
  И, упавши на лопатки,
  
  Стала дрыгаться в припадке.
  
  Тут в толпе, бурча под нос,
  
  Появился дед Федос:
  
  "Че блажишь? Мы щас в момент
  
  Извлекем сей инструмент...
  
  Ишь застрял, крепчей клеща !"
  
  Нюрка дрыгалась, пища.
  
  "Дело так нельзя бросать -
  
  Будем граблями чесать !
  
  Да заткнись ты, елкин дом !"
  
  Та заглохла, но с трудом.
  
  Дед Федос, едомый тлями,
  
  Пробовал чесать граблями.
  
  А топор никак покуда
  
  Не шевелится, паскуда.
  
  Дед Федос чесал пальто:
  
  "Что-то кажется не то !
  
  Подозрительно торчит,
  
  Да и Нюрка не кричит...
  
  Впрочем есть одна догадка !"
  
  Улыбнувшись очень сладко,
  
  Нюрка деду в глаз глядит
  
  И тихонько говорит:
  
  "Догадался, старый хрыч ?
  
  Зашиби тебя кирпич !
  
  Ну а вы чаво стоите,
  
  Осудительно глядите ?
  
  Да за тем я и кричу -
  
  Булютень сябе хочу !!!
  
  * * *
  
  Р О Д Ы
  
  Родила царица в ночь
  
  И не сына, и не дочь,
  
  Не собаку и не кошку,
  
  Не тарелку и не ложку,
  
  Не медведя и не хрюшку,
  
  Не корову и не пушку.
  
  И не ножку от стола,
  
  И не ручку от весла,
  
  И не бисер для свиней,
  
  Не растение петрушку,
  
  Не от дерева верхушку.
  
  Не полозья от саней.
  
  Не перила для балкона,
  
  И не водки три флакона,
  
  Не избушку, не кадушку,
  
  Не кроватку-раскладушку,
  
  Не больного таракана,
  
  Не пружину от дивана,
  
  И не свеклу, и не шпроты,
  
  Не десантников две роты,
  
  Не сурка и не хорька,
  
  Не директора ларька,
  
  Не налима, не ерша,
  
  Не летучего мыша,
  
  Не десяток огурцов,
  
  Не сиамских близнецов,
  
  Не колбасные ошметки,
  
  И не ухо от селедки,
  
  И не газовый баллончик,
  
  Не автобусный талончик,
  
  И не бритвенный станочек,
  
  А воняющий комочек -
  
  У нее с недавних пор
  
  Был ужаснейший запор..
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук семнадцатый)
  
  Спецвыпук: поема "Т Р А Х Т О Р"
  
  продолжение
  
  * * *
  
  Председатель запнулся
  
  И сказал: "Беспредел !
  
  Этот друг ебанулся -
  
  Че он юбку надел ?"
  
  А потом осторожно
  
  Он промолвил: "Плевать !
  
  Ведь задрать ее можно
  
  И не надо снимать !
  
  Да - сказал он беспечно -
  
  Этот принцип не нов,
  
  В этом смысле, конечно,
  
  Юбка лучше штанов.
  
  Что молчишь, окаянный ?
  
  Ты теперя в плену" -
  
  Он не понял, что пьяный
  
  Налетел на жену.
  
  А жена после хука
  
  Приходила в себя:
  
  "Больно хлещется, сука,
  
  Неужели любя ?"
  
  И глаза открывает -
  
  Тот уж сверху залез,
  
  "Ты гляди - раздевает,
  
  Ишь, напористый бес !
  
  Во дорвался, пехота,
  
  Изменился за час -
  
  Раньше был как сдыхота,
  
  То ли дело сейчас !"
  
  Тут как вешние воды,
  
  Словно стадо коней
  
  Все прошедшие годы
  
  Пронеслись перед ней.
  
  У нее в свое время,
  
  Лет так двадцать назад,
  
  Было сисек беремя
  
  И объемистый зад.
  
  Мягкий голос струился,
  
  Источая дурман,
  
  А над телом клубился
  
  Сексуальный туман.
  
  Видя пышное тело
  
  Как пасхальный кулич,
  
  Стариков то и дело
  
  Разбивал паралич.
  
  Все ребята Урала
  
  Волочились за ней,
  
  Но она выбирала
  
  Самых резвых парней.
  
  Тех, которым на нежность
  
  Глубоко наплевать,
  
  Кто рукою в промежность,
  
  А потом - на кровать...
  
  Но в деревне не каждый
  
  Видел писькин картуз,
  
  И подруга однажды
  
  Проглотила арбуз.
  
  Тут же хитрая цаца
  
  Стала с парнем ходить,
  
  Чтоб потом расписаться
  
  И легально родить.
  
  Так создалася пара:
  
  Вамп-жена, муж-болван,
  
  Залипукина Клара
  
  И Торпедов Иван.
  
  Клара сексу хотела -
  
  Аж мокрело в штанах,
  
  Стосковалося тело
  
  О лихих пацанах.
  
  А Иванушка лихо
  
  Не хотел ее брать,
  
  И она его тихо
  
  Начала презирать.
  
  А когда он в округе
  
  Председателем стал,
  
  То и вовсе супруге
  
  Докучать перестал.
  
  Но сегодня подруга
  
  Изрекла: "Е-мое !",
  
  Поведенье супруга
  
  Удивило ее:
  
  "Сексуальных картинок
  
  Насмотрелся, кажись.
  
  Брось мой левый ботинок,
  
  На, за грудь подержись !"
  
  Председатель старался,
  
  Свои губы жуя,
  
  И тихонько добрался
  
  До ночного белья.
  
  Сдернув ткань кружевную,
  
  Ванька аж заикал.
  
  Стал он шарить вслепую,
  
  Чтоб найти, что искал.
  
  Председатель, икая,
  
  Еле вымолвил: "Во !
  
  Вот ведь штука какая -
  
  Вроде нет ничего..."
  
  А жена в это время:
  
  "Чуть пониже. Вот так !
  
  Больно, чертово племя !
  
  Понежнее, мудак !
  
  Ну, пойдем до дивана.
  
  До чего ж ты хорош !
  
  Тут в руках у Ивана
  
  Обозначился нож...
  
  Клара сразу сменила
  
  Выраженье лица:
  
  "Ах ты сын крокодила !
  
  Зашибу подлеца !!!"
  
  Больше голосом скромным
  
  Не сказав ни гу-гу,
  
  Кулачищем огромным
  
  Описала дугу.
  
  Чем-то хрустнув во мраке,
  
  Оглушенный Иван,
  
  Сидя прямо на сраке,
  
  Зарулил под диван.
  
  Из-под сени дивана
  
  Он грозился воздать,
  
  Но потом на Ивана
  
  Снизошла благодать...
  
  П р о д о л ж е н и е
  
  в с л е д у ю щ и х
  
  в ы п у к а х
  
  Студенческий фольклор. ОмПИ
  
  (выпук восемнадцатый)
  
  спецвыпук: "Вышел зайчик..."
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Вышел зайчик погулять.
  
  Чтобы зайцев не касаться,
  
  Дальше будем извращаться.
  
  извращаемся:
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Я умею танцевать,
  
  Это просто божий дар
  
  Если в жопе скипидар.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Дай из пушки пострелять,
  
  В два снаряда под орех
  
  Расхуярю Политех !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Надо радио спаять,
  
  Наловить "Европы плюс" -
  
  Там по ней несут хуйню-с.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Помоги меня поднять.
  
  Нет, подруга, не его,
  
  Подними меня всего.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Я могу тебя помять.
  
  А потом отрихтовать
  
  И в ремонт не отдавать.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  ВСЕ НАЖРАЛИСЯ И СПЯТЬ !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Щас бы в небе полетать...
  
  На экзамене, зачете
  
  Постоянно я в пролете !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Надо что-то предпринять:
  
  Надоело мне болтаться -
  
  Страшно хочется... кусаться !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  У меня подружка - блядь:
  
  На один комплект резины
  
  Две армяны, три трузины.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Ты на девочку поглядь !
  
  На морозе губы сини -
  
  Знать замерзли в юбке мини.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Буду Люську целовать
  
  В губы, в шею, в попу, в сиську,
  
  Эй ! Подъем, товарищ писька !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Я зашел в свою кровать -
  
  Тама лифчик и трусы
  
  И с кукушкою часы.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Надо лифчик постирать.
  
  С вами, парни, прям беда -
  
  Мойте руки иногда !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Встала длинных членов рать.
  
  Это по телеэкрану
  
  Показали Марианну !
  
  * * *
  
  One two three and four and five,
  
  Institution fucking life.
  
  Students, how do you do ?
  
  Put all sciences v pizdy !!!
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Если в ухе ковырять,
  
  Звук отключится везде -
  
  Будет тихо, как в гробу.
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Начинает холодать.
  
  Вот наступит Новый Год
  
  И напьемся мы опять !
  
  * * *
  
  Раз два три четыре пять,
  
  Нету рифмов ! (в бога мать!)
  
  ЕВГЕHИЙ ОHЕГИH
  
  (роман в стихах)
  
  Hа свете братцы все говно,
  
  Все мы порою что оно,
  
  Пока бокал пенистый пьем,
  
  Пока красавиц мы ебем,
  
  Ебут самих нас в жопу годы -
  
  Таков увы закон природы.
  
  Рабы страстей, рабы порока,
  
  Стремимся мы по воле рока,
  
  Туда, где выпить иль ебнуть,
  
  И по возможности все даром,
  
  Стремимся сделать это с жаром,
  
  И поскорее улизнуть.
  
  Hо время между тем летит,
  
  И ни хуя нам не простит,
  
  То боль в спине, в груди отдышка,
  
  То геморрой, то где-то шишка,
  
  Hачнем мы кашлять и дристать,
  
  И пальцем в жопе ковырять,
  
  И вспоминать былые годы,
  
  Таков, увы, закон природы.
  
  Потом свернется лыком хуй,
  
  И, как над ним ты ни колдуй,
  
  Он никогда уже не встанет,
  
  Кивнет на миг и вновь завянет,
  
  Как вянут первые цветы,
  
  Морозом тронутой листвы,
  
  Так всех, друзья, нас косят годы,
  
  Таков, увы, закон природы.
  
  ********
  
  Мой дядя самых честных правил,
  
  Когда не в шутку занемог,
  
  Кобыле так с утра заправил,
  
  Что дворник вытащить не мог.
  
  Его пример другим наука,
  
  Коль есть меж ног такая штука,
  
  Не тычь ее кобыле в зад
  
  Как дядя - сам не будешь рад.
  
  С утра как дядя Зорьке вставил
  
  И тут инфаркт его хватил
  
  Он состояние оставил
  
  Всего лишь четверть прокутил.
  
  Его пример другим наука
  
  Что жизнь? Не жизнь сплошная мука.
  
  Всю жизнь работаешь, копишь
  
  И не доешь, и не доспишь,
  
  И кажется достиг всего ты,
  
  Пора оставить все заботы,
  
  Жить в удовольствие начать
  
  И прибалдеть, и приторчать...
  
  Ан нет, готовит снова рок
  
  Суровый жесткий свой урок.
  
  Итак, пиздец приходит дяде.
  
  На век прощайте водка, бляди.
  
  И в мрачны мысли погружен
  
  Лежит на смертном одре он.
  
  А в этот столь печальный час
  
  В деревню вихрем к дяде мчась,
  
  Ртом жадно к горлышку приник
  
  Наследник всех его сберкниг -
  
  Племяник, звать его Евгений
  
  Он не имеея сбережений
  
  В какой-то должности служил
  
  И милостями дяди жил.
  
  Евгения почтенный папа
  
  Каким-то важным чином был.
  
  Хоть осторожно, в меру хапал
  
  И много тратить не любил,
  
  Но все-же как то раз увлекся,
  
  Всплыло что было и что нет,
  
  Как говорится папа спекся
  
  И загудел на десять лет.
  
  А будучи в годах преклонных,
  
  Не вынеся волнений онных
  
  В одну неделю захирел,
  
  Пошел посрать и околел.
  
  Мамаша долго не страдала.
  
  Такой уж женщины народ.
  
  "Я не стара еще" - сказала,
  
  "Я жить хочу, ебись все в рот."
  
  И с тем дала от сына ходу,
  
  Уж он один живет два года.
  
  Евгений был практичен с детства
  
  Свое мизерное наследство
  
  Не тратил он по пустякам.
  
  Пятак слагая к пятакам,
  
  Он был великий эконом,
  
  То есть умел судить о том,
  
  Зачем все пьют и там и тут,
  
  Хоть цены все у нас растут.
  
  Любил он тулиться. И в этом
  
  Не знал ни меры, ни числа.
  
  К нему друзья взывали... Где там,
  
  А член имел как у осла.
  
  Бывало на балу танцуя
  
  В смущеньи должен был бежать.
  
  Его трико давленье хуя
  
  Не в силах было удержать.
  
  И ладно, если б все сходило
  
  Без шума, драки, без беды,
  
  А то за баб не раз мудила
  
  Он получал уже пизды.
  
  Да все видать не к проку было,
  
  Лишь оклемается едва
  
  И ну пихать свой мотовило
  
  Будь то девка, иль вдова.
  
  Мы все ебемся понемногу
  
  И где-нибудь, и как-нибудь,
  
  Так что поебкой слава богу
  
  У нас не мудрено блеснуть.
  
  Но поберечь не вредно семя,
  
  Член к нам одним концом прирос,
  
  Тем паче, что в любое время
  
  Так на него повышен спрос.
  
  Но... Ша ! Я кажется зарвался,
  
  Прощения у вас прошу.
  
  И к дяде, что один остался
  
  Скорее с вами поспешу.
  
  Ах, опоздали мы немного,
  
  Папаша уж в базе почил.
  
  Так мир ему и слава богу,
  
  Что завещанье настрочил.
  
  А вот племянник мчится быстро
  
  Как за блондинкою грузин.
  
  Давайте же мы выйдем тихо,
  
  Пускай останется один.
  
  Ну а пока у нас есть время,
  
  Поговорим на злобу дня.
  
  Так, что я там пиздел про семя?
  
  Забыл. Но это все хуйня.
  
  Не в этом зла и бед причина.
  
  От баб страдаем мы, мужчины,
  
  Что в бабах прок? Одна пизда,
  
  Да и пизда не без вреда.
  
  И так не только на Руси,
  
  В любой стране о том спроси,
  
  Где баба, скажут, быть беде,
  
  "Шерше ля фам" - ищи в пизде.
  
  От бабы ругань, пьянка, драка,
  
  Но лишь ее поставишь раком,
  
  Концом ее перекрестишь
  
  И все забудешь, все простишь,
  
  И лишь конец прижмешь к ноге
  
  И то уже "Тульмонт" эге !
  
  А если бы еще минет,
  
  А если бы еще... но нет,
  
  Черед и этому придет,
  
  А нас теперь Евгений ждет.
  
  Но тут насмешливый читатель
  
  Быть может мне вопрос задаст.
  
  Ты с бабой сам лежал в кровати,
  
  Иль может быть ты педераст?
  
  Иль может в бабах не везло ?
  
  Коль говоришь, что в них все зло.
  
  Его без гнева и без страха
  
  Пошлю интеллигентно на хуй,
  
  Коли умен меня поймет,
  
  А коли глуп - пускай идет.
  
  Я сам бы рад, к чему скрывать,
  
  С хорошей бабою в кровать!
  
  Но баба бабой остается,
  
  Пускай как бог она ебется.
  
  *********
  
  Деревня, где скучал Евгений
  
  Была прелестный уголок.
  
  Он в первый день без рассуждений
  
  В кусты крестьянку поволок.
  
  И преуспев там в деле скором,
  
  Спокойно вылез из куста,
  
  Обвел свое именье взором,
  
  Поссал и молвил: "Красота!"
  
  Один среди своих владений,
  
  Чтоб время с пользой проводить,
  
  Решил Евгений в эту пору
  
  Такой порядок учредить.
  
  Велел он бабам всем собраться,
  
  Пересчитал их лично сам,
  
  Чтоб было легче разобраться
  
  Переписал их по часам.
  
  Бывало он еще в постели
  
  Спросонок чешет два яйца,
  
  А под окном уж баба в теле
  
  Ждет с нетерпеньем у крыльца.
  
  В обед еще и в ужин тоже,
  
  Так кто ж такое стерпит, боже,
  
  А наш герой, хоть и ослаб
  
  Ебет и днем, и ночью баб.
  
  В соседстве с ним и в ту же пору
  
  Другой помещик проживал,
  
  Но тот такого бабам пору,
  
  Как наш приятель, не давал.
  
  Звался сосед Владимир Ленский.
  
  Был городской, не деревенский,
  
  Красавец в полном цвете лет,
  
  Но тоже свой имел привет.
  
  Похуже баб, похуже водки,
  
  Не дай нам бог такой находки,
  
  Какую сей лихой орел
  
  В блатной Москве себе обрел.
  
  Он, избежав разврата света,
  
  Затянут был в разврат иной,
  
  Его душа была согрета
  
  Наркотиков струей шальной.
  
  Ширялся Вова понемногу,
  
  Но парнем славным был, ей богу,
  
  И на природы тихий лон
  
  Явился очень кстати он.
  
  Ведь наш Онегин в эту пору
  
  От ебли частой изнемог,
  
  Лежал один, задернув штору,
  
  И уж смотреть на баб не мог.
  
  Привычки с детства не имея
  
  Без дел подолгу прибывать,
  
  Hашел другую он затею:
  
  И начал крепко выпивать.
  
  Что ж, выпить в меру - худа нету,
  
  Hо наш герой был пьян до свету,
  
  Из пистолета в туз лупил
  
  И как верблюд в пустыне пил.
  
  О вина, вина! Вы давно ли
  
  Служили идолом и мне?
  
  Я пил подряд: нектар, говно ли.
  
  И думал - истина в вине.
  
  Ее там не нашел покуда.
  
  И сколько не пил - все во тщет,
  
  Но пусть не прячется паскуда,
  
  Найду! Коль есть она вообще.
  
  Онегин с Ленским стали други.
  
  В часы вечерней зимней вьюги
  
  Подолгу у огня сидят,
  
  Ликеры пьют, за жизнь пиздят.
  
  Но тут Онегин замечает,
  
  Что Ленский как-то отвечает
  
  На все вопросы невпопад,
  
  И уж скорей смотаться рад,
  
  И пьет уже едва-едва,
  
  Послушаем-ка их слова:
  
  -Куда, Владимир, ты уходишь?
  
  -О, да, Евгений, мне пора.
  
  -Постой, с кем время ты проводишь?
  
  Или уже нашлась дыра?
  
  -Ты прав, Евгений, только, только...
  
  -Ну шаровые, ну народ!
  
  Как звать чувиху эту? Ольга?!
  
  Что не дает?! Как не дает?
  
  Да ты видать не верно просишь.
  
  Постой, ведь ты меня не бросишь
  
  На целый вечер одного?
  
  Не ссы - добьемся своего!
  
  -Скажи там есть еще одна?
  
  Родная Ольгина сестра?!
  
  Свези меня!
  
  -Ты шутишь?
  
  -Hету?!
  
  Ты будешь тулить ту я эту.
  
  Так что ж - мне можно собираться?
  
  И вот друзья уж рядом мчатся.
  
  Hо в этот день мои друзья
  
  Hе получили ни хуя,
  
  За исключеньем угощенья
  
  И рано испросив прощенья
  
  Их сани мчат дорогой краткой.
  
  Мы их послушаем украдкой.
  
  -Ну что у Лариных?
  
  -Хуйня! Напрасно поднял ты меня.
  
  Ебать там ни кого не стану,
  
  Тебе ж советую Татьяну.
  
  -А что так?
  
  -Милый друг мой Вова,
  
  Баб понимаешь ты хуево.
  
  Когда-то в прежние года
  
  И я драл всех, была б пизда.
  
  С годами гаснет жар в крови,
  
  Теперь ебу лишь по любви.
  
  Владимир сухо отвечал
  
  И после во весь путь молчал.
  
  Домой приехал, принял дозу,
  
  Ширнулся, сел и загрустил.
  
  Одной рукой стихи строчил,
  
  Другой хуй яростно дрочил.
  
  Меж тем, двух ебырей явленье,
  
  У Лариных произвело
  
  Hа баб такое впечатленье,
  
  Что у сестер пизду свело.
  
  Итак, она звалась Татьяной.
  
  Грудь, ноги, жопа без изъяна.
  
  И этих ног счастливый плен
  
  мужской еще не ведал член.
  
  А думаете, не хотела она
  
  попробовать конца?
  
  Хотела так, что аж потела,
  
  Что аж менялася с лица.
  
  И все-же, несмотря на это,
  
  Благовоспитана была.
  
  Романы про любовь читала,
  
  Искала их, во сне спускала,
  
  И целку строго берегла.
  
  Не спится Тане, враг не дремлет,
  
  Любовный жар ее объемлет.
  
  -Ах,няня, няня, не могу я,
  
  Открой окно, зажги свечу...
  
  -Ты что, дитя?
  
  -Хочу я хуя,
  
  Онегина скорей хочу!
  
  Татьяна рано утром встала,
  
  Пизду об лавку почесала.
  
  И села у окошка сечь
  
  Как Бобик Жучку будет влечь.
  
  А бобик Жучку шпарит раком!
  
  Чего бояться им, собакам?
  
  Лишь ветерок в листве шуршит,
  
  А то, глядишь, и он спешит...
  
  И думает в волненьи Таня:
  
  "Как это Бобик не устанет
  
  Работать в этих скоростях?"
  
  Так нам приходится в гостях
  
  Или на лестничной площадке
  
  Кого-то тулить без оглядки.
  
  Вот Бобик кончил, с Жучки слез
  
  И вместе с ней умчался в лес.
  
  Татьяна ж сидя у окна
  
  Осталась, горьких дум полна.
  
  А что ж Онегин? С похмелюги
  
  Рассолу выпил целый жбан,
  
  Нет средства лучше, верно други?
  
  И курит топтаный долбан.
  
  О, долбаны, бычки, окурки!
  
  Порой вы слаще сигарет.
  
  Мы же не ценим вас, придурки,
  
  И ценим вас, когда вас нет.
  
  Во рту говно, курить охота,
  
  А денег, только пятачок.
  
  И вот, в углу находит кто-то
  
  Полураздавленный бычок.
  
  И крики радости по праву
  
  Из глоток страждущих слышны.
  
  Я честь пою, пою вам славу,
  
  Бычки, окурки, долбаны!
  
  Еще кувшин рассолу просит
  
  И тут письмо служанка вносит.
  
  Он распечатал, прочитал,
  
  Конец в штанах мгновенно встал.
  
  Себя не долго Женя мучил
  
  Раздумьем тягостным. И вновь,
  
  Так как покой ему наскучил,
  
  Вином в нем заиграла кровь.
  
  Татьяну в мыслях он представил.
  
  И так и сяк ее поставил.
  
  Решил Онегин - в вечеру
  
  Сию Татьяну отдеру.
  
  День пролетел как миг единый
  
  И вот Онегин уж идет,
  
  Как и условлено в старинный
  
  Парк. Татьяна ждет.
  
  Минуты две они молчали,
  
  Подумал Женя ну держись.
  
  Он молвил ей:"Вы мне писали?"
  
  И гаркнул вдруг:"А ну ложись!"
  
  Орех могучий и суровый
  
  Стыдливо ветви отводил,
  
  Когда Онегин член багровый
  
  Из плена брюк освободил.
  
  От ласк Онегина небрежных
  
  Татьяна как в бреду была,
  
  Шуршанье платьев белоснежных
  
  И после стонов неизбежных
  
  Свою невинность пролила.
  
  Ну, а невинность это, братцы,
  
  Во истину и смех, и грех,
  
  Коль, если глубже разобраться -
  
  Надо разгрызть, что б съесть орех.
  
  Но тут меня вы извините,
  
  Изгрыз, поверьте, сколько мог.
  
  Теперь увольте и простите -
  
  Я целок больше не ломок.
  
  Ну вот, пока мы здесь пиздели
  
  Онегин Таню отдолбал
  
  И нам придеться вместе с ними
  
  Скорее поспешить на бал.
  
  ***
  
  О! Бал давно уже в разгаре!
  
  В гостиной жмутся пара к паре
  
  И член мужчин все напряжен
  
  На баб всех, кроме личных жен.
  
  Да и примерные супруги,
  
  В отместку брачному кольцу,
  
  Кружась с партнером в бальном круге,
  
  К чужому тянутся концу.
  
  В соседней комнате, смотри-ка,
  
  На скатерти зеленой сика,
  
  А за портьерою, в углу,
  
  Ебут кого-то на полу.
  
  Лакеи быстрые снуют,
  
  В бильярдной так уже блюют,
  
  Там хлопают бутылок пробки,
  
  Татьяна же после поебки
  
  На верх тихонько поднялась,
  
  Закрыла дверь и улеглась.
  
  В сортир бежит Евгений с ходу.
  
  Имел он за собою моду
  
  Усталость с ебли душем снять,
  
  Что нам не вредно б перенять.
  
  Затем к столу он быстро мчится
  
  И надобно ж беде случиться -
  
  Владимир с Ольгой за столом,
  
  Член естественно колом.
  
  Он к ним идет походкой чинной,
  
  Целует руку ей легко,
  
  "Здорово Вова, друг старинный,
  
  Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!
  
  Бутылочку "Клико" сначала,
  
  Потом "Зубровку","Хваньчкару"
  
  И через час уже качало
  
  Друзей как листья на ветру.
  
  А за бутылкою "Особой",
  
  Онегин, плюнув вверх икрой,
  
  Назвал Владимира разъебой,
  
  А Ольгу - самою дырой.
  
  Владимир, поблевав немного,
  
  Чего-то стал орать в пылу,
  
  Но бровь свою насупив строго,
  
  Спросил Евгений: "По еблу?"
  
  Хозяину, что бегал рядом
  
  Сказал: "А ты пойди поссы!"
  
  Попал случайно в Ольгу взглядом
  
  И снять решил с нее трусы.
  
  Сбежались гости. Наш кутила,
  
  Чтобы толпа не подходила
  
  Карманный вынул пистолет,
  
  Толпы простыл мгновенно след.
  
  А он красив, могуч и смел
  
  Ее меж рюмок отымел.
  
  Потом зеркал побил немножко,
  
  Прожег сигарою диван,
  
  Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"
  
  И уж сквозь храп: "Домой, болван."
  
  ***
  
  Метельный вихрь во тьме кружится,
  
  В усадьбе светится окно.
  
  Владимир Ленский не ложится,
  
  Хоть спать пора уже давно.
  
  Он в голове полухмельной
  
  Был занят мыслею одной.
  
  И под метельный ураган
  
  Дуэльный чистил свой наган.
  
  "Онегин! Сука! Блядь! Зараза!
  
  Разъеба! Пидор! И говно!
  
  Лишь солнце встанет - драться сразу,
  
  Дуэль до смерти! Решено!"
  
  Залупой красной солнце встало.
  
  Во рту, с похмелья, стыд и срам.
  
  Онегин встал, раскрыл ебало
  
  И выпил водки двести грамм.
  
  Звонит. Слуга к нему вбегает,
  
  Рубашку, галстук предлагает,
  
  На шею вяжет черный бант,
  
  Дверь настежь, входит секундант.
  
  Не буду приводить слова,
  
  Не дав ему пизды едва,
  
  Сказал Онегин, что придет,
  
  У мельницы пусть, сука, ждет.
  
  Поляна белым снегом крыта.
  
  Да, здесь все будет "шито-крыто".
  
  "Мой секундант", - сказал Евгений,
  
  "А вот мой друг - месье Шардрез."
  
  И так, друзья без рассуждений
  
  Становятся между берез.
  
  "Мириться? Hа хуй эти штуки!
  
  Наганы взять прошу я в руки."
  
  Онегин молча скинул плет
  
  И быстро поднял пистолет.
  
  Он на врага глядит сквозь мушку,
  
  Владимир тоже поднял пушку.
  
  И ни куда-нибудь, а в глаз
  
  Наводит дуло, пидораз.
  
  Онегина мондра хватила,
  
  Мелькнула мысль: "Убьет, мудила."
  
  Ну подожди, дружок, дай срок.
  
  И первым свой нажал курок.
  
  Упал Владимир. Взгляд уж мутный
  
  Как будто полон сладких грез
  
  И после паузы минутной -
  
  "Пиздец" - сказал месье Шардрез.
  
  ---=== The End ===---
  
  (нечто типа P.S.)
  
  Упал Владимир, взгляд уж мутный,
  
  Как будто полон сладких грез,
  
  И после паузы минутной
  
  "Пиздец", - сказал месье Шардрез.
  
  Что ж делать, знать натуры женской
  
  Не знал один, должно быть, Ленский.
  
  Ведь не прошел еще и год,
  
  А Ольгу уж другой ебет...
  
  Оговорюсь: другой стал мужем,
  
  Но не о том, друзья, мы тужим.
  
  Твердила мать и без ответа
  
  Не оставались те слова,
  
  И вот запряжена карета
  
  И впереди Москва, Москва!
  
  .........................
  
  Дороги! Мать твою налево!
  
  Кошмарный сон, верста к версте,
  
  О, Александр Сергеич, где Вы?
  
  У нас дороги еще те...
  
  Лет через пятьсот дороги, верно,
  
  У нас изменятся безмерно...
  
  Так ведь писали, верно, Вы
  
  Увы! Вы, видимо, правы.
  
  Писали Вы - дороги плохи,
  
  Мосты забытые гниют,
  
  На станциях клопы и блохи
  
  Уснуть спокойно не дают.
  
  И на обед дают гавно -
  
  Теперь давно уже не то.
  
  Клопы уже не точат стены,
  
  Есть где покушать и попить,
  
  Но цены, Александр Сергеич, цены -
  
  Уж лучше блохи, блядью быть!
  
  .........................
  
  Весна для нас, мужчин, мука.
  
  Будь хром ты, крив или горбат,
  
  Лишь снег сойдет - и к солнцу штука,
  
  А в яйцах звон, не звон - набат!
  
  Весной, как всем это известно,
  
  Глупить желает каждый скот,
  
  Но краше всех, скажу Вам честно,
  
  Ебется в это время кот.
  
  О, сколько страсти, сколько муки,
  
  Могучей сколько красоты,
  
  Коты поют и эти звуки
  
  Своим подругам шлют коты....
  
  ---=== The ENDец, вероятно ===---
  
  Пансион любви.
  
  Мистер Хобс еще раз сверился с записью в блокноте и направился к
  
  особняку. Обширный двор, который был скрыт от посторонних взоров высоким
  
  кирпичным забором, - на воротах этой цитадели была прибита огромная
  
  вывеска: "Частный пансионат для детей-сирот", ул. Пароэль, 14.
  
  - Это, кажется, здесь, - пробурчал мистер Хобс и нажал кнопку звонка.
  
  Пожилая женщина-привратница провела Хобса в дом и представила мадам Сюльбе
  
  - хозяйке дома.
  
  Кабинет мадам Сюльбе был больше похож на будуар светской дамы, чем на
  
  рабочую комнату. На стенах много картин, одна стена зеркальная, широкая
  
  кровать покрыта розовым муаровым одеялом, туалетный столик с духами и
  
  вазами, два кресла, пуф и бюро. На подоконнике стоял магнитофон, но он
  
  как-то выпадал из общего вида и был незаметен. Сама мадам Сюльбе меньше
  
  всего походила на содержательницу бедного пансиона. Эта роскошная молодая
  
  француженка поразила Хобса своей непринужденностью и жизнерадостностью.
  
  - Да, да, - с радостью воскликнула она, как только Хобс представился.
  
  - Нам как раз такой доктор и нужен. Мне кажется, что девочкам вы
  
  понравитесь. Мне, во всяком случае, подходите, - улыбнулась она.
  
  - Очень рад, благодарю за откровенность, вы тоже мне нравитесь и как
  
  женщина и как хозяйка. Счастлив вам служить.
  
  - Итак, - мадам Сюльбе стрельнула интригующим взглядом, - обмен
  
  любезностями закончен. Прошу садиться. Поговорим о деле.
  
  Она опустилась в глубокое кресло напротив Хобса и ему сразу бросились
  
  в глаза ее стройные длинные ноги, открытые далеко выше колен. Хобс
  
  старался не смотреть на них.
  
  - Вам что-нибудь известно о нашем пансионате?
  
  - Нет, ничего, кроме того, что написано в объявлении.
  
  - Прекрасно.
  
  Хобс заметил, что мадам не носит резинок. Чулки были сшиты с трусами.
  
  - Наш пансионат, - сказала мадам после минутного молчания, -
  
  предназначен для девочек от 14 до 18 лет из бедных семей, оставшихся без
  
  родственников. Сейчас у меня 9 девочек, но вообще будет 20. Когда девочки
  
  достигнут совершеннолетия, мы будем их устраивать в меру их способностей и
  
  внешних данных. Все остальное вы узнаете в процессе работы.
  
  - Как в смысле жилья, оплаты и распорядка дня?
  
  Мадам Сюльбе подошла к окну и включила магнитофон, сказав в микрофон:
  
  "Мистер Хобс Джон принят на работу в пансионат. Ему отводится комната N10
  
  в правом флигеле. Питание за счет пансионата без сигарет и вина. Жалованье
  
  - тысяча франков в месяц. Мистер Хобс обязуется следить за состоянием
  
  здоровья пансионарок, в любое время суток оказывать помощь, производить
  
  раз в неделю медосмотр. Уезжая из пансионата, мистер Хобс должен ставить в
  
  известность хозяйку, куда и на какой срок..."
  
  Рассказ хозяйки.
  
  В 1960 г. Я вышла замуж за одного биржевого маклера и он был на 42
  
  года старше меня. Как мужчина он уже кончился. Когда мы венчались, он уже
  
  знал, что безнадежно болен. Я, правда, не знала, но догадывалась, что
  
  здоровье у него не в порядке. Так вот, давайте выпьем...
  
  - Вы долго с ним жили?
  
  - Если то, что было между нами, можно назвать супружеской жизнью, то
  
  я пробыла замужем ровно 120 дней. - Она вдруг грустно улыбнулась и,
  
  откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. - Доктор, налейте мне рома, я
  
  хочу сегодня напиться!
  
  - Положить лимон?
  
  - Нет, пусть будет чистый ром... Да, так вот, - продолжала она после
  
  того, как он выпил. - 120 дней, но боже мой, какая это была пытка. Вы врач
  
  и вам можно рассказать все. От врача обычно не скрывают ничего!
  
  - Я выросла в богатой семье. Мой отец был крупным коммерсантом. Я
  
  воспитывалась в лучших пансионатах швеции. Когда мне было 16 лет, я была
  
  помолвлена с сыном марсельского банкира. Мне была уготована легкая и
  
  беззаботная жизнь. Но все рухнуло в 1957 году. Отец ввязался в какую-то
  
  темную аферу с кубинским сахаром. Он вложил в это дело все свои капиталы,
  
  заложил все имущество и прогорел. Мы остались нищими. Отец застрелился...
  
  Налейте еще рома!.. Мать умерла от гриппа в том же году. Я осталась одна.
  
  На мою беду, а может быть и на радость, у меня больше нет родственников. А
  
  почему вы больше не пьете?
  
  - Я потом выпью.
  
  - Нет, пейте сейчас. То, что я буду рассказывать, нельзя слушать в
  
  трезвом виде.
  
  - Удобно ли напиваться в первый день работы?
  
  - Я думала, вы умеете, - зло сверкнула она глазами, - Жаль, что
  
  ошиблась. Спасибо за компанию, доктор. Я вас не задерживаю. Можете идти
  
  отдыхать. Она подошла к бюро, просматривая какие-то бумаги, дав Хобсу
  
  понять, что ужин закончен. "Беспардонная дура!" - подумал Хобс, чувствуя,
  
  что краснеет от стыда. Хобс встал и, молча поклонившись спине хозяйки,
  
  направился к двери.
  
  - Вы забыли попрощаться со мной, милый доктор!
  
  - Я поклонился вашей очаровательной спине.
  
  Мадам Сюльбе сначала улыбнулась шутке, а потом рассмеялась.
  
  - Вы хорошо ответили. Люблю остроумных людей. - Она вернулась к столу
  
  и села в кресло. "О, эти ноги" - Мелькнуло в голове у Хобса. - Простите
  
  меня, доктор я погорячилась. Нет, очевидно, вино виновато. Садитесь и
  
  допейте хотя бы этот бокал, если не хотите много пить.
  
  Хобс сел на место.
  
  - У вас такие красивые ноги, я никак не могу на них насмотреться, -
  
  смущенно пробормотал он.
  
  - Они вам нравятся? Вы на них еще насмотритесь!..
  
  "Как, и она будет на осмотрах?" - Подумал Хобс, его сердце судорожно
  
  забилось. Хобс не был ханжой, но видеть эту роскошную женщину на
  
  гинекологическом кресле ему не хотелось.
  
  - Кстати, - продолжала она, - с этих ног все и началось в 17 лет. Я
  
  была нескладной, угловатой девчонкой и к тому же с противным характером,
  
  так что мной не интересовались. И вот, когда я была на краю смерти от
  
  голода, меня подобрал на улице один пожилой господин, привел к себе домой,
  
  дал вымыться в ванной, накормил и уложил спать. Утром после завтрака он
  
  сказал: "Я не спрашиваю тебя, как ты попала на улицу, и не интересуюсь
  
  твоим прошлым. Ты не интересуешь меня как женщина, и что ты за человек - я
  
  не знаю. Но у тебя красивые ноги и это спасает тебя. Я холост и мне нужна
  
  хорошая горничная. Ты будешь работать только в те дни, когда у меня будут
  
  гости. Об этом дне я буду предупреждать тебя заранее. Все остальное время
  
  ты можешь заниматься своими делами. Денег я платить тебе не буду. Я куплю
  
  одежду и закажу специальную форму и буду тебя кормить. Поскольку деваться
  
  тебе некуда, ты останешься у меня. Вот и все. Экономка покажет тебе твою
  
  комнату." На этом разговор окончился. Я осталась жить у него. А через два
  
  дня мне принесли униформу, она у меня до сих пор хранится, но стала узкой
  
  в бедрах и груди. Я ее надела и ужаснулась. Юбка была настолько коротка,
  
  что едва закрывала трусы. Мсье Жюль - так звали моего хозяина - осмотрел
  
  меня и нашел форму великолепной, особенно мои ноги. Я стала обслуживать
  
  вечеринки, которые устраивал мсье Жюль каждую субботу. Мне давали поднос с
  
  мороженным или бокалами с шампанским и я предлагала гостям освежиться и
  
  выпить. Мне не позволяли одевать чулки. Глядя на меня, мужчины улыбались и
  
  о чем-то перешептывались, а женщины презрительно отворачивались.
  
  Больше всего меня бесило, что все женщины, которые посещали эти
  
  вечера, были либо откровенными проститутками, либо содержанками, но ко мне
  
  относились с неприкрытым пренебрежением. Однажды, разнося мороженное, я
  
  зашла в комнату рядом с залом, где обычно курили мужчины. В ней было
  
  сумрачно и я не сразу разобралась, кто в ней сидит.
  
  - Подойди ко мне, - услышала я женский голос справа.
  
  Я обернулась, мои глаза уже привыкли к сумраку. Красивая женщина
  
  полулежала в широком мягком кресле. Страшно светилась ее белая ляжка, а
  
  между ее ног клубком торчала мужская шевелюра. От неожиданности я опешила.
  
  - Ну что же ты, дай мне мороженное!
  
  Я подошла к ней и подала вазочку с мороженным, а сама во все глаза
  
  смотрела на мужчину, с упоением и самозабвением безумствовавшего у тела
  
  женщины. Мне тоже захотелось, чтобы меня так ласкали.
  
  Я впервые в жизни почувствовала, насколько я женщина. Я готова была
  
  предложить себя любому мужчине в зале, но боялась, что надо мной посмеются
  
  и откажут. Женщина изнывала от удовольствия, она стала похотливо двигать
  
  задом и прижимать голову мужчины к себе рукой, а тот прыгал и чмокал, как
  
  животное. Женщина бросила на поднос вазочку, еще больше откинулась на
  
  спинку кресла, запрокинув голову, закрыла глаза от удовольствия. Я
  
  взглянула на мужчину. Его пылающие похотью глаза не мигая смотрели на мои
  
  ноги. Я невольно сделала движение бедром, будто предлагая себя ему. Он
  
  вскочил. Я заметила, что из его растегнутых брюк торчит напряженный член.
  
  Мужчина кинулся на свою партнершу и вонзил свой член в ее истерзаную
  
  поцелуями утробу. Они прыгали и стонали, как приговоренные к смерти.
  
  Больше я не могла смотреть и вышла, и еще несколько минут ходила, как в
  
  тумане. Почти физически чувствуя, как в мою собственную непорочную вульву
  
  входит упругий мужской член. Я вся ушла в мечтание об этом. Очевидно,
  
  любовники рассказали всем о случившемся, потому что отношение ко мне резко
  
  изменилось. Меня перестали стесняться, мужчины больше не шептались при
  
  мне, а женщины стали относиться, как к равной. Мсье Жюль не отправлял меня
  
  спать после часа ночи, я обслуживала вечеринки до тех пор, пока хоть один
  
  из гостей оставался на ногах. Я поняла, что квартира мсье Жюля -
  
  своеобразный дом свиданий, где собираются любители шумных оргий и острых
  
  ощущений. Примерно через месяц после того памятного вечера мсье Жюль зашел
  
  ко мне в комнату. Я собиралась походить по городу и была уже в пальто. Он
  
  окинул меня критическим взглядом.
  
  - Сегодня, детка, я даю ежегодный бал. Будет много новых людей,
  
  которых ты не знаешь. Постарайся им понравиться.
  
  Вечеринка в этот день превзошла все мои ожидания. Великолепно были
  
  украшены все комнаты, множество людей заполняли их. Я по привычке
  
  обслуживала всех так же аккуратно и искусно, но не выдерживая от
  
  нестерпимого желания среди такого количества совокупляющихся парочек
  
  решила немного выпить и быстро опьянела.
  
  Обычно мужчины не видели во мне женщину, которой они могли бы
  
  обладать. Когда я поднималась наверх, в комнату рядом с залом, они
  
  разочарованно отворачивались. Так было и на этот раз, с той лишь разницей,
  
  что мои захмелевшие глаза на некоторых производили какое-то впечатление. Я
  
  выбрала среди них рыжебородого парня и поманила его пальцем. Он удивился и
  
  стал оглядываться, полагая, что я зову кого-то другого, а когда понял, что
  
  мой жест относится к нему, удивился еще больше, съежившись от
  
  неожиданности. Я почувствовала, что попала в неловкое положение и не
  
  знала, что делать, как вдруг ко мне подошел стройный красивый мужчина.
  
  - Я уже давно тебя приметил в этом доме. Хочешь, я покатаю тебя на
  
  машине?
  
  Я молча кивнула. Мы вышли из зала, незаметно покинули дом, сели в
  
  раскошный лимузин и поехали. Управляя машиной одной рукой, другой он
  
  гладил мои ноги, подняв юбку как можно выше. Я не сопротивлялась и вообще
  
  воспринимала все как-то смутно и нереально, как сон. Час-полтора мы
  
  носились по Парижу и за это время не произнесли ни слова.
  
  - Куда тебя отвезти? - Спросил мужчина, когда стемнело.
  
  - Везите к себе...
  
  - Ко мне нельзя, я женат, - удивленно рассматривая меня, сказал он.
  
  - Тогда я здесь выйду...
  
  - Постой, мы поедем в одно место. Все равно домой я сегодня не
  
  попаду, - сказал мужчина, развернув машину. Через 10 минут мы были в
  
  небольшой хорошо обставленной комнате. Габриэль, так звали моего нового
  
  знакового, закрыл дверь на задвижку, опустил шторы на окнах и подошел ко
  
  мне.
  
  - Разденься, мы здесь как дома. Можешь принять ванну.
  
  - Я уже мылась сегодня, - сказала я и стала снимать пальто.
  
  Он мне помог раздеться и пригласил к столу.
  
  - Хочешь выпить? Я согласилась. Еще через полчаса я была пьяна.
  
  Габриэль рассказывал сальные анекдоты и целовал мои ноги, отчего я
  
  испытывала необыкновенное удовольствие. Он снял с меня чулки и гладил мои
  
  ляжки, потом он снял с меня трусики. Я не сопротивлялась и готова была ко
  
  всему. Он опустился передо мной на колени. "Вот наконец голова мужчины у
  
  меня между ног" - с вожделением подумала я млея от охватившей меня
  
  страсти. "Поцелует ли он меня?" - Подумала я, не смея шелохнуться, чтобы
  
  тронуть его голову руками. "Сними с себя все" - сказал вдруг он, порывисто
  
  вскакивая на ноги. Мы разделись догола и несколько минут смотрели друг на
  
  друга, с упоением наслаждаясь своей наготой. "Иди ко мне" - прошептал он.
  
  Некоторое время мы стояли обнявшись, не смея сдвинуться с места, не в
  
  силах справиться с охватившей нас дрожью. Жесткий член Габриэля уперся мне
  
  в живот пониже пупка. Ляжка его давила мне на лобок. Каждое прикосновение,
  
  каждое малейшее движение его тела доставляли мне несказанное удовольствие.
  
  Я обезумела от восторга и, закрыв глаза, уткнулась в его волосатую грудь.
  
  "Ариан, милая, ты мне нравишься" - прошептал он и его руки сползли по моей
  
  спине к ягодицам, скользнули по бедрам и сошлись внизу моего живота...
  
  Мадам Сюльбе замолчала, мечтательно улыбнулась куда-то вдаль. Потом
  
  взглянула на мистера Хобса, улыбнувшись, спросила:
  
  - Вы еще слушаете?
  
  - Конечно.
  
  - Не надоело? Ну, что же!... Может, опустить эти сексуальные
  
  подробности...
  
  - Нет, нет, они придают, по-моему, особый колорит вашему рассказу. Да
  
  и к тому же я в этом не нахожу ничего плохого...
  
  - Ну хорошо, налейте нам еще вина, выпьем и продолжим. Вы выпьете
  
  вместе со мной?
  
  - С удовольствием!
  
  "Что это были за руки! - Восхищенно произнесла мадам, закрыв глаза от
  
  сладкого воспоминания. - Когда его пальцы коснулись моей плоти, я испытала
  
  такое пронзительное удовольствие, что невольно дернулась всем телом,
  
  конвульсивно сжала ноги".
  
  - Тебе что, не нравится, - обиженно спросил он...
  
  - Наоборот, - задыхаясь от возбуждения, ответила я. - Это слишком
  
  хорошо, я еще не привыкла к этому. Он улыбнулся. - Милая девочка, -
  
  ласково произнес он, целуя меня в губы. Это был еще не тот поцелуй, от
  
  которого женщины теряют рассудок и вспыхивают как пламя. Но для меня и
  
  этого было достаточно. Я со стоном рухнула ему на руки от сладкого
  
  изнемогания. Габриэль перенес меня на кровать, положил поверх одеяла и
  
  стал исступленно целовать мое тело, мою девичью грудь, мои угловатые
  
  плечи, мой впалый живот, мои ляжки и, наконец, я почувствовала жар его губ
  
  на своей еще не распустившейся розе. Мы были в исступлении, весь мир
  
  пропал все люди пропали и жизни уже не было, были лишь две безумные плоти,
  
  слившиеся в одном каком-то неистовом сумасшедшем торжестве.
  
  Когда я проснулась, Габриэль сидел уже около меня одетый.
  
  - Ты уходишь? - Спросила я слабым голосом.
  
  - Тебе надо отдохнуть. Я не знал, что ты девушка. Я тебя совсем
  
  замучил.
  
  - Нет, это было прекрасно! Прекрасно, что ты сделал меня женщиной!
  
  Спасибо тебе, милый.
  
  Габриэль поцеловал меня и ушел, а я заснула.
  
  Домой я вернулась на следующий день к вечеру, когда исчезли синяки
  
  под глазами. Мсье Жюль встретил меня в передней. По его лицу было видно,
  
  что он очень беспокоился обо мне.
  
  - Все в порядке, мсье Жюль, - сказала я ему, - я одену ваше "Пике".
  
  - Безумный ребенок, - сказал он и тихо покачал головой.
  
  Я прошла к себе в комнату и, не раздеваясь, легла в кровать. Я все
  
  еще была наполнена каким-то сладким томлением и восторгом. Мне показалось
  
  что частица Габриэля все еще находится в моей плоти. Это ощущение было
  
  настолько сильным, что даже потрогала себя рукой. Я так и заснула не
  
  раздеваясь. На следующее утро я приняла ванну и достала из стола "Пике".
  
  Презабавная это была штука. Сам треугольник был из какого-то эластичного и
  
  упругого материала. Обшивка наружной стороны бархатная. Внутренняя -
  
  прорезиненный нейлон. Груша была довольно внушительного размера и я не без
  
  основания боялась, что такую толстую мне нелегко будет вставить, но далее
  
  это оказалось не только трудным, а почти невозможным. Груша была вдвое
  
  шире моего отверстия. Она до боли раздирала губы моего влагалища, но все
  
  еще не входила во внутрь. Как раз в этот момент, когда я уже отчаялась и
  
  решила отказаться от этой затеи совсем, груша вдруг прошла последние тугие
  
  миллиметры и легко скользнула внутрь, заполнив меня своей внушительной
  
  массой. Белый треугольник будто приклеенный застыл у меня на лобке я
  
  облегченно вздохнула, однако трудности на этом не кончились. Оказалось,
  
  что ходить с грушей не совсем удобно, она терлась во влагалище и все время
  
  давала о себе знать каким-то смутным тревожным удовольствием. Я несколько
  
  раз прошла по комнате, посмотрела на себя в зеркало. Вид у меня был
  
  довольно экстравагантный. В следующую субботу я ослуживала гостей в том
  
  наряде с той разницей, что на мне вместо белых трусиков было лишь "Пике".
  
  Гости приняли меня как равную, со мной шутили мужчины, заговаривали
  
  женщины, меня теперь нисколько не стеснялись. И потому, наверно, и сам
  
  вечер прошел безумной оргией. Я обносила пары вином и мороженым. В тот
  
  момент, когда они предавались самым невероятным любовным играм, один из
  
  гостей, поставив свою женщину на четвереньки, устроился к ней через зад и,
  
  двигая всем телом, ел мороженое, поднесенное мною. Другой положил женщину
  
  на диван и устроил у нее на животе нечто вроде стола и отпивал из бокала,
  
  а после каждого глотка целовал ее промежность. Третий сел на стул, посадив
  
  на свой живот красивую пышку и, взяв у меня вазочку с мороженым, стал
  
  кормить партнершу с ложечки, в то время как она двигала задом своим,
  
  держась за его плечи. Мужчины не оставляли меня без внимания. Они мяли,
  
  гладили мои ляжки, терлись голым телом о мои бедра. Одни даже целовали
  
  меня в ягодицу в порыве возбуждения. Все это доставляло мне немало
  
  удовольствия и повысило мои акции среди мужчин. К утру одна я оставалась
  
  одетой, вокруг меня сновали голые мужчины и женщины, пахло духами и
  
  плотью.
  
  Зрелище беспорядочных и бесстыжих совокуплений произвело на меня
  
  огромное впечатление. Я испытывала необыкновенное удовольствие и к утру
  
  была совершенно разбитой от многократных и довольно быстрых оргазмов.
  
  Перед тем, как лечь спать, я вынула "Пике". Оно выскользнуло легко и
  
  быстро вместе с огромным комком белой слизи. Спустя две недели я
  
  почувствовала, что Габриэль подарил мне ребенка это известие огорчило мсье
  
  Жюля. Он сокрушенно вздохнул и, почесав затылок сказал: "Ну, что, Ариан,
  
  придется отправить тебя к тетушке Моро."
  
  И меня отправили к тетушке Моро в Нормандию, в маленькую веселую
  
  деревушку на берегу океана. Два месяца добрая, ворчливая старушка лечила
  
  меня всякими травами и кормила по особому рациону. Заставляла делать
  
  упражнения для груди, талии бедер и только ноги оставались прежними. Не
  
  знаю, была ли я беременной. От задержек менструации избавилась, не
  
  выкидывая ребенка. За эти два месяца, которые я жила у тетушки Моро, мое
  
  тело сильно изменилось: пополнели бедра, ягодицы. Высокий рост,
  
  причинявший мне столько огорчений, вдруг стал особенно кстати, делая меня
  
  стройной и изящной. Все мои платья пришлось переделывать, они трещали в
  
  груди и бедрах.
  
  В конце июля позвонил мсье Жюль. Он справился о моем здоровье и
  
  попросил приезжать в Париж. Местный портной сшил мне довольно удачный
  
  дорожный костюм, в нем я выглядила настолько элегантной, что впервые в
  
  жизни себе понравилась. За 2 месяца волосы мои сильно отросли и теперь они
  
  спадали на плечи пышным золотым каскадом. В день отъезда я зашла в
  
  парикмахерскую и сделала модную прическу.
  
  Еще из вагона я заметила мсье Жюля, сиротливо стоявшего в шумной
  
  толпе. Я помахала ему рукой, но он не заметил. Я с чемоданчиком проходила
  
  мимо него, он взглянул как-то странно, улыбнулся, не проявив никакого
  
  желания подойти ко мне. Я растеряно остановилась и стала следить за ним.
  
  Он еще несколько раз взглянул на меня. Вдруг лицо его испуганно
  
  вытянулось, он всплеснул руками и бросился ко мне.
  
  - Ариан, боже мой, ты ли это?!!
  
  - Конечно я, мсье Жюль!
  
  - Я тебя не узнал, - извиняющимся тоном прошептал он. - Ты так
  
  похорошела, повзрослела, прямо удивительно!
  
  Он взял у меня чемодан и, предложив руку, повел к выходу. Мы ехали
  
  домой в новой роскошной машине. Мсье Жюль жил уже в новом особняке на
  
  улице пьери, у него была новая прислуга. Мое место заняла молоденькая
  
  сероглазая девушка лет 18. Экономка была прежней, меня ждала
  
  приготовленная ванна.
  
  Мсье Жюль провел меня в новую комнату. Она была светлая и красивая,
  
  окна выходили в сад. Словом все было новое. Я пошла в ванную и первое, что
  
  бросилось в глаза, было небольшое зеркало на высоте человеческого роста.
  
  Оно было вделано в стену так же, как в старой ванной. Я знала, что зеркало
  
  с той стороны прозрачное и через него сейчас мсье Жюль будет наблюдать за
  
  мной. Мне стало смешно. Я настолько привыкла к этому пожилому мужчине, что
  
  без всякого смущения позволила бы ему смотреть на меня в любое время. А
  
  сейчас он будет следить за мной тайно через зеркало вместо того, чтобы
  
  войти и сесть рядом со мной. Я позвала его.
  
  - Мсье Жюль! Мы так давно не виделись и так много новостей, что мне
  
  не терпится скорее все узнать, если вы не заняты, побудьте со мной в
  
  ванной, пока я помоюсь и мы поболтаем. Говоря это, я успела снять сорочку
  
  и стала расстегивать лифчик.
  
  - Помогите мне, пожалуйста, - обратилась я к мсье Жюлю,
  
  растерявшегося от неожиданного счастья. Сняв бюстгалтер, я обернулась к
  
  нему. - Вы побудете со мной?
  
  - О, конечно, с удовольствием, - еле проговорил он с волнением. Я
  
  сняла трусики и залезла в воду. - Как ты похорошела! У тебя такая
  
  очаровательная фигура и роскошная грудь! Я не нахожу слов, чтобы выразить
  
  свое восхищение. Очевидно лекарства тетушки Моро пошли тебе на пользу,
  
  хотя не всякой это помогает.
  
  - Да, я прекрасно там отдохнула! Но без Парижа все же скучала. В мире
  
  как-то скучно, пусто. Когда вы успели перебраться в этот дворец?
  
  Мы долго с ним болтали о делах, о его новых знакомых. Он сказал, что
  
  приготовил мне новое занятие, к которому как нельзя лучше подходит моя
  
  внешность. Потом вдруг как-то смущенно сник несколько минут молча смотрел
  
  на меня. Было видно, что он хочет чтото спросить у меня, но не решается.
  
  - Ариан, - тихо позвал он.
  
  - Да, мсье Жюль!
  
  - Детка у тебя такая прелесная грудь что я не могу удержаться от
  
  желания потрогать ее руками. Можно, я хоть одним пальцем притронусь к ней?
  
  - Боже, какая щепетильность! - Удивилась я. - Конечно, хоть обеими
  
  руками. Вы мне доставите этим только удовольствие. В глазах его сверкнули
  
  похотливые огоньки, он вскочил с табуретки и подошел ко мне. Его пухлые
  
  короткие пальцы нежно коснулись моей груди и сжали ее настолько, чтобы я
  
  почувствовала лишь прикосновение, но не больше. Он умел обращаться с
  
  женщинами его искусные ласки не оставили меня безразличной. Я содрогнулась
  
  от страстного порыва.
  
  - Мсье Жюль, разденьтесь! - Чуть слышно выдавила я из себя. Он молча
  
  исполнил мою просьбу. Вопреки моим ожиданиям тело его не было старым. И
  
  голым он казался значительно моложе. - Если вы хотите меня, я вашем
  
  расположении, как и другие женщины.
  
  - Видишь ли, - начал он и замялся.
  
  - Нет, нет, вы не должны мне это рассказывать. Разве я не могу так
  
  делать?
  
  - Ты? Не знаю... Наверно, сможешь, но это не так просто.
  
  - Другие же делали, значит, и я смогу. Как это?
  
  - В ротик!
  
  - В рот? Что за удовольствие? Разве в рот лучше, чем туда?
  
  - Кому как, а я наслажденье получаю только так, когда женщина берет
  
  мой член в рот.
  
  - А для женщины это...
  
  - Одни берут в рот просто так - им все равно, другим это противно, а
  
  третьи получают огромное удовольствие!
  
  - Давайте я попробую.
  
  - Здесь неудобно, я тебя вытру и мы пойдем к тебе в комнату.
  
  Так голыми мы и направились в мою комнату. В коридоре нам встретилась
  
  экономка. Она нисколько не удивилась нашему виду, а только спросила,
  
  вернемся ли мы в ванную. Мсье Жюль сел на мою кровать, а я устроилась на
  
  стуле рядом.
  
  - Теперь слушай, Ариан. Ты должна взять эту штуку не просто в рот, ее
  
  необходимо всеми возможными способами сосать и эту часть работы я
  
  предлагаю тебе делать как заблагорассудится. Одно прошу, держи зубки как
  
  можно дальше от члена, работая только губами и языком.
  
  - Понятно, мсье Жюль, я буду осторожна.
  
  Член мне очень нравился, его вид будил во мне какие-то сладкие
  
  затаенные чувства. Мне уже и самой захотелось взять его в рот и ощутить
  
  губами гладкую кожицу. Я сосала этот предмет, все более и более
  
  распаляясь. Я уже испытывала удовольствие и видела, что мсье это приятно.
  
  Вдруг он дернулся всем телом, на миг замер, а потом резко вскочил и вырвал
  
  член у меня изо рта.
  
  - Что же вы? - Обиделась я.
  
  - Прости, девочка, я не могу!
  
  - Я делаю не так? - Все так, но что... Ты еще не знаешь самого
  
  главного, я поступил бы нечестно, если бы позволил себе воспользоваться
  
  этим.
  
  - Боже мой, что может быть неизвестного в этот момент для меня, -
  
  удивилась я.
  
  - Может быть, я тебе об этом скажу, но только не сейчас. Потом,
  
  потом, милая Ариан!
  
  Мсье Жюль был очень расстроен и выглядел очень несчастным. Его глаза
  
  обмеривали мое тело, руки ласкали мою плоть, но очевидно этого ему было
  
  мало.
  
  - Ложитесь, мсье Жюль, я лягу рядом с вами.
  
  Он подвинулся, освободив мне место. Мы обнялись и замерли в долгом
  
  сладком поцелуе. Его рука скользнула по моему телу и втиснулась между
  
  ляжек, палец проник во влагалище, его легкие искустные манипуляции очень
  
  быстро привели меня в состояние совершенного экстаза. Я легла на спину и,
  
  согнув ноги в коленях, развела их широко в стороны, пропуская в себя мсье
  
  и опять весь мир пропал, все заволокло туманом.
  
  Я очнулась в сладком сказочном небытие. Когда я пришла в себя, мсье
  
  сидел рядом в халате. Он улыбнулся мне и сказал:
  
  - Ты необыкновенная девушка, Ариан!!!
  
  Я ответила ему улыбкой. И странное дело, я нисколько не чувствовала
  
  особой близости к мсье. Он оставался хозяином, а я его служанкой, и мне
  
  даже казалось, что это не он, а кто-то другой был во мне несколько минут
  
  назад. Если бы мне сейчас снова захотелось мужчину, я бы неизменно
  
  попросила меня удовлетворить и вместе с тем я бы никогда не отказала его
  
  просьбе. Новая горничная принесла мне кофе, пирожное, молча поставила все
  
  на стол и вышла.
  
  - Отдохни, - сказал мне мсье, поднимаясь. - Ты, наверное, устала с
  
  дороги и тебе надо выспаться, а я пойду, у меня много дел.
  
  Вначале десятого я проснулась с чувством легкости во всем теле.
  
  - Ариан, ты спишь? - Услышала я вдруг голос мсье.
  
  - Нет, а что? - Сразу отозвалась я.
  
  - Я хочу показать тебе настоящий миньет.
  
  - Что показать? - Не поняла я.
  
  - Миньет - так называется то, что ты мне сегодня делала. - Хочешь
  
  посмотреть?
  
  - Конечно!
  
  Я вскочила с кровати и зажгла свет. Жюль стоял у двери и ждал, пока я
  
  оденусь. Я накинула просторное платье на голое тело, сунула ноги в туфли и
  
  подошла к нему.
  
  - Подожди, дай я на тебя посмотрю, - сказал он, поворачивая меня
  
  перед собой. - Хороша! - Прошептал он, - удивительно хороша! Пошли.
  
  Мсье Жюль привел меня в просторный холл, где сидело человек 8 мужчин.
  
  Они, очевидно, друг друга не знали, т.к. занимались сами собой. При виде
  
  меня они вскочили.
  
  - О, мадам, очень приятно, - произнес один из них, целуя мне ручку.
  
  - Простите, господа! - Прервал восторги мужчин мсье. - Я хочу
  
  представить вам хозяйку этого дома. При этом не только у меня, но и у
  
  мужчин вытянулись лица от удивления. - Так надо, - прошептал он мне, -
  
  держись как хозяйка! Господа! - Продолжал мсье, обращаясь к мужчинам, -
  
  мадам Ариан желает познакомиться с мадам Рине. Надеюсь, вы не будете
  
  возражать, если она будет присутствовать при ваших встречах с ней? Никто
  
  из мужчин не возражал и мы с мсье прошли в комнату.
  
  Там в кресле сидела маленькая изящная женщина с пышными черными
  
  волосами. Она была одета в черное шерстяное платье, застегнутое на
  
  пуговицы, как на халате. Верхнюю половину лица женщины скрывала изящная
  
  полумаска с длинными щелями для глаз.
  
  - О, мадам Рине! - Воскликнул мсье Жюль, - вы уже здесь? Вы давно
  
  пришли? Здравствуйте, здравствуйте, дорогая!
  
  - Здравствуй, дорогой, - произнесла женщина низким грудным голосом. -
  
  Нет я совсем недавно вошла сюда и, как видите, еще не успела раздеться. А
  
  кто эта дама? Вы хотите, чтобы она мне в чемто помогла?
  
  - Это мадам Ариан, хозяйка дома. Она пожелала с вами познакомиться и
  
  у вас поучиться. - О, милая, простите меня, - воскликнула мадам и подошла
  
  ко мне. - Я очень рада знакомству с вами и готова научить вас всему, что
  
  умею сама. Ну что ж, мсье, присажывайтесь, начнем? Там много собралось
  
  народу? Было девять человек, но может еще кто-нибудь пришел. Обидно будет,
  
  если не придет десятый и я останусь неудовлетворенной.
  
  С этими словами она сбросила с себя платье и осталась в сиреневом
  
  купальнике, плотно облегающем ее маленькую стройную фигуру. Мсье Жюль дал
  
  сигнал и вошел первый мужчина. Он был совершенно голый. Очевидно, он
  
  разделся в небольшом тамбуре, отделяющем комнату от холла, я там видела
  
  стул и вешалку.
  
  - Боже мой, кого я вижу, ты совсем забыл меня, милый Боку! -
  
  Воскликнула мадам Рине. Они обнялись и расцеловались как давние добрые
  
  друзья. - Много ты женщин за это время перепробовал? - Ворковала мадам,
  
  усаживая мужчину на низкую скамейку. - Раздвинь ноги, пусть он свободно
  
  висит, ты от меня совсем отвык. Негодник! Мужчина что-то шептал в
  
  оправдание, но она его не слушала. - Раздвинь руками, не так... Положи их
  
  себе на ляжки... Ну, вот так! А теперь раздвинь локти в стороны.
  
  Прекрасно. Ты говоришь что соскучился? Тебе захотелось моих ласк, моего
  
  огня? - Ласково ворковала мадам Рине, хлопоча над телом мужчины. - Я тоже
  
  о тебе вспоминала. Мне нравиться твоя кожа, - она целовала его губы
  
  долгими страстными поцелуями. Член мужчины встепенулся, рассыпав цепочку
  
  поцелуев Рине от губ до щек. Она перешла на спину мужчины и принялась
  
  лизать его шею, спускаясь все ниже и ниже. При этом ее тонкие изящные
  
  пальцы порхали вокруг, массируя кожу мужчины. Вдруг она стремительно
  
  всунула голову под ляжку Боку и схватила губами его высоко поднявшийся
  
  член, засунув его до самого конца себе в рот.
  
  - Ох! - Вздохнул Боку, дернувшись всем телом. Но в следующую секунду
  
  мадам Рине уже сосала под мышкой, потом она впилась губами в живот и
  
  медленно сползла ниже. Снова схватила его член губами. Но вот она
  
  окончательно устроилась у Боку между ногами, от удовольствия подхватив
  
  член губами и медленно вставила его до конца, производя при этом
  
  сосательное движение ртом. Она не выпускала член изо рта, будто играя, то
  
  качала его языком, то вновь заглатывала до конца. Потом она встала сбоку
  
  мужчины, облокотившись грудью на его ляжку, и стала сосать, сосать и
  
  сосать, все время похотливо двигая задом. Так она стояла спиной к нам. Я
  
  успела заметить, что промежность у нее была прикрыта тонкой резинкой
  
  купальника, сквозь который хорошо видно ее полураскрывшееся влагалище.
  
  Боку конвульсивно взрагивающий от нестерпимого острого удовольствия,
  
  гладил своей рукой спину мадам, ее пышные ягодицы, бедра и ляжки. Наконец,
  
  он просунул ей под низ руку и его указательный палец, отодвинув тонкую
  
  резинку, глубоко ушел в лоно мадам. Она еще более неистово задвигала задом
  
  и стала притопывать ногами. Да, зрелище поистине великолепное! А когда
  
  Боку, запрокинув голову, запрыгал, мадам Рине глубже втолкнула член в рот
  
  и, обхватив мужчину за бедра, стала двигать ими из стороны в сторону. Так
  
  они неистовствовали еще минуты две. Потом мадам выпустила поникший член
  
  изо рта и встала, сияя от необыкновенного удовольствия.
  
  Она поцеловала Боку в губы, лизнула кончик его носа и засмеялась.
  
  - Ну как, доволен?
  
  - У-у-у-у, - промычал мужчина, - богиня!!
  
  Боку еще раз поцеловал мадам Рине поклонившись мне, и вышел в другую
  
  дверь.
  
  - Он хорошо кончает, - доверительно сказала мадам рине, жуя
  
  шоколадку. - Это один из тех, чей сок мне особенно нравится. Хочу вам
  
  сказать, что в таких случаях очень приятно подержать сок во рту пока не
  
  почувствуешь его особый терпкий вкус.
  
  - Ну, продолжим, что ли? - Обернулась мадам к Жюлю.
  
  Тот дал сигнал и вошел следующий мужчина. Это был тощий, длинноногий
  
  верзила с лицом крестьянина. С мадам Рине он был не знаком. Она обратилась
  
  к нему подчеркнуто вежливо:
  
  - Здравствуйте, мсье! В этом доме меня зовут мадам Рине. Буду рада
  
  доставить вам удовольствие. Мужчина стоял, ошалело улыбаясь, прикрывая низ
  
  живота обеими руками и смущенно озираясь. По сравнению с ним мадам
  
  выглядела девочкой.
  
  - А что, у вас тут больше нет женщин? - Басом спросил мужчина и
  
  посмотрел на меня. Мадам Рине обиженно пожала плечами.
  
  - Ну, если я для вас не женщина, то других здесь нет!
  
  Я вспомнила, что этот мужчина не совсем по-дружески отнесся к моему
  
  желанию присутствовать при работе Рине. Легкие изящные пальцы Рине
  
  пробежали по телу мужчины, он вздрогнул, глаза его заблестели и руки,
  
  прикрывавшие его член, приподнялись. Теперь стало видно, что он прикрывал!
  
  Размеры этого инструмента могли поразить и более опытную женщину, чем
  
  мадам Рине. Во всяком случае мне не приходилось ни разу видеть что-нибудь
  
  подобное! Тонкая длинная кишка не менее 25 - 27 см торчала у него, как
  
  шест. Бледно-рыжие волосы на лобке едва прикрывали яички. Мадам Рине
  
  усадила мужчину на стульчик, ласково воркуя, начала свою любовную работу.
  
  Вид и размеры члена необыкновенно возбудили ее. Она таяла прямо на глазах
  
  у мужчины, обволакивая его сладким и похотливым дурманом. Мужчина с
  
  восхищением смотрел на гибкие движения ее тела.
  
  И время от времени мял и гладил ее ляжки, живот и грудь, на что она
  
  отвечала протяжным, громким стоном. Вдруг мужчина вскочил со скамейки и
  
  обхватил руками спину мадам, пытаясь вставить ей между ног одеревеневший
  
  член.
  
  - Ну-ка, раздвинь ноги, - с натугой прохрипел он. - Я его вставлю.
  
  Мадам Рине смущенно заморгала глазками и еше крепче сжала ляжки, не
  
  пуская член в себя.
  
  - Милый, к чему эти банальности? Садись, я возьму его в ротик!
  
  - Нет! - Зло буркнул мужчина. - Я хочу тебя!
  
  - Но позвольте, - встревожилась мадам Рине, - я не живу с мужчинами
  
  таким образом, разве вам не сказали?
  
  - Мсье Гонтре, - вмешался мсье Жюль, - вы изъявили желание иметь
  
  миньет, о большем не было разговора!
  
  - Пошли к черту! - Взревел мужчина. - На кой дьявол мне нужны детские
  
  забавы! Мне нужна женщина и я ее получу! При этом мсье Гонтре схватил
  
  мадам за талию, приподнял ее от пола и понес к дивану. Она отчаяно
  
  сопротивлялась, пытаясь вырваться из рук насильника. Но когда она начала
  
  угрожать мсье Жюлю жалобой в полицию, я решительно вмешалась. Стремительно
  
  сбросив платье, я подошла к барахтавшимся на диване и слегка тронула его
  
  за плечо.
  
  - Вы хотели женщину? Я к ваши услугам...
  
  Он сзади воткнул свой огромный член. Я взвыла в пароксизме
  
  наслаждения. И снова свет погас и утонул в огромной волне нестерпимой
  
  сладости. Я уже плохо соображала, что происходит. Однако через некоторое
  
  время я пришла в себя. Мужчина был во мне и его член двигался вперед и
  
  назад с глухим хлюпаньем. Мужчина что-то бормотал, мял мою грудь и целовал
  
  затылок. Я, разомлевшая от густой горячей сладости, как губка впитывала
  
  радость, ощущение мужского тела в своем. Впервые в жизни справившись с
  
  мутным безумием любовного забытья. Я успела кончить еще раз, прежде чем
  
  этот великан изверг в меня поток горячей спермы. Даже поникший, этот член
  
  выглядел очень внушительно, и я была несказанно удивлена, что он
  
  поместился во мне вообще.
  
  Пока я отдыхала мадам Рине сделала миньет еще трем мужчинам. Когда
  
  вошел четвертый я окончательно оправилась и заинтересовалась вновь
  
  любовными забавами экстравагантной женщины. На этот раз она
  
  продемонстрировала суть миньета наиболее откровенно. Когда у ее партнера
  
  стало дергаться тело и он был готов излить семя, она вдруг вынула член изо
  
  рта и продолжала манипулировать пальцами, держа головку члена у открытого
  
  рта. Вот мощная струя белой жидкости выстрелила ей в рот, потом еще и еще.
  
  Мужчина корчился от нестерпимого удовольствия и гладил голову мадам. Она
  
  проглотила все с таким удовольствием и смаком, что мне самой захотелось
  
  это попробывать и я шепнула мсье Жюлю:
  
  - Пойдемте, я уже все поняла.
  
  Когда мы пришли в комнату ко мне, я сама предложила мсье сделать ему
  
  миньет. Он с радостью согласился. Мы разделись догола и я усадила его, как
  
  делала мадам Рине, на маленькую скамеечку. Я очень быстро довела его до
  
  экстаза и он выстрелил мне свой сок. При этом мсье искусно ласкал мне
  
  клитор, что глотая сперму, я чувствовала сладость во всем теле. С тех пор
  
  я стала ярой поклонницей миньета, хотя обычные способы совокупления мне не
  
  менее приятны.
  
  - Милый доктор, - вдруг прервала она свой рассказ, - я разболталась,
  
  а вы, наверное, устали и хотите отдохнуть? Уже два часа ночи.
  
  - Я действительно устал, но слушать вас готов до бесконечности. Вы
  
  необыкновенная женщина!
  
  - Однако я не хочу злоупотреблять вашим вниманием и намерена вам
  
  предложить отдохнуть.
  
  Она нажала кнопку звонка. Вошла горничная.
  
  - Постелите, пожалуйста постель и приготовьте ванну, - сказала мадам
  
  Сюльбе, вопросительно взглянув на мистера Хобса. Хобс кивнул головой,
  
  принимая приглашение. - Сначала ванну для мужчины, - бросила мадам вслед
  
  горничной. Хобс вернулся из ванной. Мадам Сюльбе вышла ему навстречу,
  
  небрежно накинув тонкий халат, настолько короткий, что роскошные ноги были
  
  полностью открыты взору от кончиков пальцев до ляжек. Пока горничная
  
  готовила ванную для мадам Сюльбе, хозяйка предложила выпить еще по одной
  
  рюмке коньяка.
  
  - Хорошо помылись? - Спросила мадам.
  
  - Превосходно! Чувствую себя настолько свежим, что готов продолжить
  
  беседу хоть до утра.
  
  Мадам загадочно улыбнулась и медленными глотками отпивала коньяк.
  
  Потом она взглянула на Хобса из-под ресниц:
  
  - Я очень рада, что вы будете у меня!
  
  Она немного помолчала и добавила: "Работать".
  
  - Мне тоже приятно быть вашим слугой!
  
  - Ну и отлично! Давайте выпьем за это счастливое совпадение!
  
  Она протянула ему свою рюмку, слегка наклонившись вперед, при этом
  
  халат распахнулся, открыв ее нежное розовое тело. Мадам приготовилась
  
  принять ванну и была совершенно голая под халатом. Она не сразу заметила
  
  свою оплошность и Хобс несколько секунд видел эту восхитительную,
  
  возбуждающую наготу.
  
  - Пока я вымоюсь, - сказала она, допив свой коньяк, - вы, поскучайте,
  
  посмотрите эти журналы. Я думаю, что они вас заинтересуют.
  
  Журналы были очень интересными. Это были порнографические издания
  
  "3*4 и замочная скважина". Увлекшись журналами, он не заметил как прошли
  
  полчаса.
  
  - Интересно? - Услышал он голос мадам.
  
  Хобс взглянул на нее. Розовая, свежая, чуть влажная сияющая красота и
  
  молодость, она стояла перед ним, выгнув стан и сощурив глаза. И опять эти
  
  ноги! - Он не мог оторвать от них восхищенного взора. Мадам Сюльбе подошла
  
  к нему, обняла рукой за шею и прижала его голову к своему животу. Хобс без
  
  труда нашел разрез ее короткого халата и его губы коснулись мягкой
  
  нежности ее тела. Целуя, поглаживая рукой живот женщины, Хобс пытался
  
  представить себе выражение ее лица, но не мог. Вдруг его взгляд скользнул
  
  в сторону, и он обнаружил, что в огромной зеркальной стене они оба видны,
  
  как на экране. Он увидел и лицо мадам Сюльбе, чуть перекошенное острой
  
  болью наслаждения. Ее широко открытые глаза, взгляд которых был устремлен
  
  на него, и трепетные руки, нервно поддерживающие верх халата, и ее
  
  восхитительные ноги, двигающиеся в такт его языка. Все это привело его в
  
  бурный экстаз. Он зарычал и, нагнувшись еще ниже, впился губами в гладко
  
  выбритую подушечку лобка мадам. Проворный язык Хобса жадно впитывал,
  
  слизывал терпкий и солоноватый сок напарницы, с губ ее влагалища. Мадам
  
  Сюльбе раздвинула ноги, прижала его голову к себе руками и испустила
  
  тихий, протяжный стон.
  
  - О, милый доктор, вы начинаете мне нравиться!..
  
  Хобс оторвался от сладкой плоти мадам и поднял лицо.
  
  - Давайте ляжем.
  
  - Зачем спешить? Встаньте, доктор, еще выпьем?!.
  
  Она достала из стенного бара рюмки и бутылку вина. Сев на кресло друг
  
  против друга они выпили.
  
  Мадам Сюльбе посмотрела на Хобса сквозь бокал и спросила:
  
  - Вам жарко?
  
  - Вы про пижаму? Я бы с удовольствием ее снял, она мне просто мешает.
  
  - Мне тоже, - сказала мадам и сбросила на спинку стула свой халатик.
  
  Она сидела в метре с той свободной непринужденной позой, которая
  
  свойственна женщинам, сознающим свою красоту. Слегка откинувшись на спинку
  
  кресла, одну ногу убрав под себя, а другую вытянув вперед, при этом Хобсу
  
  было отлично видно пухлые розовые губы ее влагалища. Медленно цедя легкое
  
  вино сквозь зубы, Хобс с возбуждением и каким-то сладким упоением в упор
  
  разглядывал свою хозяйку, впитывая взглядом ее умопомрачительную прелесть.
  
  Мадам одной рукой держала бокал у рта и украдкой поглядывала на Хобса,
  
  конвульсивно подергиваясь от нетерпения. Он продолжал глазами пожирать эту
  
  роскошную женщину и был очень недоволен тем, что она закрывала от него
  
  вожделенное место. И вдруг он заметил, что ее рука не просто лежит между
  
  шелковистых ляжек, она тихо, равномерно двигалась, в такт покачивалась ее
  
  отставленная нога. Мадам Сюльбе онанировала у него на глазах! Такого Хобс
  
  еще не видел никогда. От зрелища женского онанизма он пришел в безумный
  
  экстаз и почти непроизвольно его рука очутилась на члене. В полной тишине
  
  и ярко освещенной комнате, сидя друг против друга, они онанировали в
  
  мутном иступлении острого, неизведанного наслаждения. Мадам кончила
  
  первой, уронив бокал с вином на пол. Она широко раздвинула ноги и глядя
  
  безумными глазами то на разомлевшую свою вульфу, то на член Хобса, стала
  
  пальцами обеих рук тереть свой вспухлый клитор.
  
  - А... а... а... оох! - Вдруг воскликнула она и рухнула на пол,
  
  выставив Хобсу на обозрение все свои сокровенные прелести, раскрывшиеся,
  
  как нежный букет роз. Хобс вскочил с кресла и бросившись на пол прильнул
  
  губами к этому сокровищу. Мадам только слабо дернулась и, издав слабый
  
  стон, замерла без движения. Наконец слабость сразила и Хобса он выстрелил
  
  в воздух мощную струю спермы и вытянулся без движения на ковре, уронив
  
  голову на ляжку своей партнерши. Когда Хобс окончательно пришел в себя, он
  
  почувствовал, как гладит его волосы мадам Сюльбе, как мягка и приятна
  
  ляжка, на которой покоилась его щека, как возбужденно сладко пахнет плоть
  
  этой женщины.
  
  - Ты доволен?
  
  - Угу. А ты?
  
  - Ты же видел... - Она помолчала немного. - Я люблю неожиданности.
  
  Запомни!
  
  - Я тоже.
  
  - Что?
  
  От влагалища мадам Сюльбе шел дурманящий запах плоти, смешанный с
  
  тонкими духами, который он жадно вдыхал и почувствовал, как в его теле
  
  рождается волна бурного желания.
  
  - Что не ответил? Запомнишь?
  
  - Конечно!
  
  - Постарайся быть необыкновенным: ты мне нравишься!
  
  - Я постараюсь. - Он целовал ляжку мадам и, приподняв голову,
  
  посмотрел на нее.
  
  - Ты чего? - Спросила она, стрельнув на него тревожным взглядом.
  
  - Хотел на тебя посмотреть! - Смутился он.
  
  Она улыбнулась и погладила себя от бедра до шеи.
  
  - Смотри сколько хочешь! - Разомлевшим голосом сказала она и закрыла
  
  глаза. Он стал рассматривать ее, помогая руками себе. Раздвинув губы ее
  
  влагалища, он заглянул в таинственную глубину ее плоти и потрогал пальцами
  
  тугую пуговку ее клитора, заставив мадам сладко содрогнуться. Провел рукой
  
  по выпуклости ее лобка, погладил живот, дотронулся до пышных полушарий
  
  груди и стал нежно теребить ее соски. Блаженно улыбаясь, мадам сквозь
  
  длинные ресницы следила за манипуляциями Хобса. Ляжка, на которой
  
  покоилась рука любовника, приподнялась, его лицо скользнуло в промежность.
  
  Мадам Сюльбе тихо ахнула, широко раскинув ноги и выгнув спину, затрепетала
  
  от острой слабости. Его язык глубоко вонзился в горячую влажную пропасть,
  
  конвульсивно сжимающуюся под его лаской. Она вытянулась и протянув руку,
  
  вцепилась в член Хобса.
  
  - Не так, не так! - Прохрипела она, исступленно потирая член. Хобс
  
  оторвался от сладких губ ее вульвы и поднял голову. - Не так! - Почти зло
  
  воскликнула она и вскочила на ноги. Она смотрела на него хищно прищурив
  
  потемневшие красивые глаза. - Не так, не так! - Да вы банальны, как
  
  базарная торговка! Я ошиблась! Вы отвратительны! Убирайтесь к себе, черт
  
  бы вас побрал, вы меня только расстроили!
  
  В нем тоже кипела злость на это роскошное, бестактное животное. Он
  
  лежал на ковре, опершись на локоть правой руки и едва сдерживаясь, молча
  
  смотрел на нее.
  
  Мадам Сюльбе схватила свой халат и накинув его на плечи, выбежала из
  
  комнаты. Хобс остался один. Он был унижен и раздавлен. Сладкий трепет
  
  вожделения исчез и смылся тяжелым чувством горечи и разочарования. Что ей
  
  нужно? От чего она бесится?
  
  В девять часов утра его разбудила горничная:
  
  - Что пожелаете, доктор? Кофе, какао, чай? Если доктор захочет, чтобы
  
  ему на завтрак что-нибудь сварили, ему следует сказать об этом заранее.
  
  Женщины в пансионе утром едят мало.
  
  - Ничего мне не надо, - зло буркнул Хобс, - и вообще, я есть не хочу.
  
  - Доктор расстроился из-за того, что хозяйка ночью от него ушла? -
  
  Понимающе произнесла девушка, закончив уборку. - На нее не стоит сердится,
  
  она ведь не со зла. Вот увидите, она сегодня будет говорить с вами, как
  
  будто ничего не случилось.
  
  - Не случилось! Может для нее ничего не случилось, а для меня... Да о
  
  чем тут говорить. Вы не знаете, когда уходит поезд в женеву?
  
  - Первый уже ушел в 7 часов утра, а второй будет в 15. Только вы
  
  напрасно это делаете, хозяйка будет очень обижена.
  
  - Мне на это наплевать! Я не хочу оставаться здесь ни одного лишнего
  
  часа.
  
  Даже злость на мадам Сюльбе и чувство собственного унижения не могли
  
  отвлечь внимание Хобса от свежего очарования девушки. Она была одета в
  
  синюю униформу, состоявшей из короткой расклешенной юбки, плотно
  
  облегающей стройную талию, жилета с глубоким, до пояса вырезом на груди,
  
  схваченным внизу золотистым поясом, который прикрывал ослепительно белый
  
  передник с карманами. Под жилетом на девушке была одета нейлоновая блузка,
  
  настолько прозрачная, что позволяла видеть края пышных полушарий ее
  
  упругих грудей. Темного цвета нейлоновые чулки без шва и синие туфельки на
  
  высоких каблуках, дополняли ее рабочий наряд и делали ей пикантный вид.
  
  Может это милое юное существо, неожиданно явившееся перед Хобсом, и ее
  
  сердечное участие, заставили его впервые подумать спокойно о ночном
  
  инциденте.
  
  Хобс не скрывая интереса разглядывал горничную, все более и более
  
  восхищаясь ее нежной непринужденной прелестью.
  
  - А вы давно сами здесь работаете?
  
  - С самого начала, уже скоро год. Здесь совсем не плохо. - Сказала
  
  она. - С мадам Сюльбе можно ладить, да и остальные гувернантки тоже
  
  хорошие.
  
  - Как тебя зовут? - Неожиданно спросил Хобс, перейдя на ты.
  
  - Кларетт!
  
  - Ты чудесная девушка, ты мне нравишся.
  
  - Так что же принести вам к завтраку?
  
  - Принеси парную телятину в молочном соусе, заливного сазана, пару
  
  бутылок виски и салат из свежех овощей.
  
  - Вы так много наговорили, что я даже не запомнила, но если бы и
  
  запомнила, то все равно кроме кофе, с шоколадом ничего бы не принесла.
  
  Девушка смеясь выпорхнула за дверь и через несколько минут вернулась
  
  назад с подносом, на котором стоял кофейник и ваза с пирожными.
  
  - А ты сейчас не занята?
  
  - Нет.
  
  - Я хотел бы, чтобы ты побыла со мной, пока я буду завтракать.
  
  - Я уже завтракала, но если вы хотите, я сяду здесь на диване.
  
  Она села на широкий диван против Хобса закинув ногу за ногу и
  
  повернулась к нему в полуоборот, застыла как статуэтка. У девушки было
  
  нежное, розовое лицо с тонкими элегантными чертами, поражающими своей
  
  классической диспропорцией. Темные, чуть раскосые глаза таинственно
  
  поблескивали из-под темных ресниц, полные, слегка влажные губы улыбались,
  
  и вся она была наполнена какой-то буйной радостью в ее гордой
  
  непринужденной осанке чувствовалась сила, достоинство осознаной красоты,
  
  способность не только беспрекословно подчиняться, но если надо, то и
  
  твердо повелевать с уверенностью, что ее желания будут исполнены. Хобс
  
  чувствовал, что робеет перед этой девушкой и ему стало стыдно за ту
  
  вольность, которую он позволил себе в обращении с ней вначале.
  
  - А почему вы молчите?
  
  - О чем говорить? - Пожала плечами Кларетт.
  
  - Вы, наверное, обиделись, что я вас задержал у себя. Извините я не
  
  хотел забирать у вас свободное время, просто хотел видеть вас.
  
  - Я нисколько не обиделась и вы не отняли у меня нисколько времени, а
  
  молчу потому, что вас еще не знаю.
  
  - Мне казалось, что мы с вами уже познакомились.
  
  - Что вы называете знакомством? То, что я назвала вам свое имя? Разве
  
  это знакомство?
  
  - А что вы называете знакомством?
  
  - Только половую близость.
  
  - Да? Но это не так быстро делается... - Залепетал Хобс.
  
  - Вы этого знакомства не хотите? - Спросила девушка, искоса взглянув
  
  на него.
  
  - Нет, почему же! Я был бы рад с вами познакомиться так...
  
  - Ну, договаривайте! - Так, как вы сказали...
  
  - То есть, вы согласны совершить совокупление? - Домогалась девушка
  
  от Хобса прямого ответа.
  
  - Да! Да!
  
  - То есть вы согласны, чтобы я, - она встала с дивана и подошла к
  
  Хобсу, - чтобы я расстегнула ваши брюки? - При этом девушка, присев перед
  
  Хобсом на корточки, быстро расстегнула ему ширинку, - засунула свою руку и
  
  достала ваш... О-о! Уже напряженный член! - При этом она вытащила член
  
  Хобса и поцелевала его. - Вот так, да? Так? Я чувствую, как изнывает и
  
  сладко трепещет моя вульва от страсти и наслаждения.
  
  Оторопевший от неожиданности и одуряющей похоти Хобс недвижно сидел
  
  на стуле, держа чашку кофе в руках и следя за манипуляциями девушки. Вдруг
  
  она порывисто вскочила, быстрым неуловимым движением сбросила юбку и,
  
  широко расставив ноги, выставила взору Хобса пухлые влажные губы
  
  влагалища. И это не трудно было сделать, т.к. на ней не было трусов.
  
  Бросив чашку с кофе на стол, Хобс в свою очередь, опустился на колени
  
  перед милой фурией и приник жадными губами к ее нежному сокровищу. Кларетт
  
  тяжело и порывисто дышала, захлебываясь стонами. Ее гибкое и упругое тело
  
  извивалось перед его глазами и под его губами. Вид этой неистовой страсти
  
  возбудил его до крайности. Хобс с трудом оторвался от плоти девушки,
  
  поднялся, подхватил дрожащую Кларетт на руки и бросил на кровать, стал
  
  раздеваться под затуманенными похотью глазами девушки.
  
  Он широко раздвинул ей ноги, поднял их высоко вверх, медленно, с
  
  садистским наслаждением, вонзил в нее свой член до самого конца и
  
  почувствовал, как он уперся в упругое горячее тело ее влагалища. Девушка
  
  судорожно вцепилась в него руками и тяжело дыша открытым ртом, стала
  
  размеренно и мощно двигать бедрами навстречу ему, хрипло вскрикивая каждый
  
  раз, когда его член углублялся в ее влагалище до основания.
  
  - Сделай мне больно!
  
  Хобс изо всей силы двинул в нее членом. Она ойкнула, но, очевидно,
  
  это не та боль, которую она ждала.
  
  - Сделай больнее... Больше боли... Сильнее! - Молила она, мотая
  
  головой от досады и непонятливости нового знакомого. Тогда Хобс вынул свой
  
  член из влагалища и подняв повыше ее согнутые в коленях ноги, попытался
  
  всунуть член в узкое и сухое отверстие зада.
  
  - Ой! - Закричала девушка, стараясь увернуться от неистового напора
  
  члена. - Ой, ты разорвещь меня! Ты разорвещь!.. А... А... А...
  
  Но боль, которую она просила, уже обрушилась на нее и вызвала бурный
  
  оргазм, в течении которого она долго и безумно моталась по кровати. Потом
  
  Кларетт замерла и несколько минут лежала в сладком обмороке в то время,
  
  как Хобс вновь поместил член во влагалище, продолжая размеренно и мощно
  
  двигать. Как раз в тот момент, когда Кларетт пришла в себя и охваченная
  
  новым порывом страсти стала подыгрывать его работе, он выкрикнул какие-то
  
  непонятные слова и, почти без чувств, упал на девушку, излив в нее
  
  обильную струю спермы.
  
  Потом Кларетт достала чистый платочек и заботливо вытерла член Хобса
  
  и свою промежность, разорвала его пополам.
  
  - Держи свою половину, - сказала она Хобсу, протянув ему половину
  
  платка. - У нас это самая драгоценная реликвия!
  
  Хобс спрятал платок в нагрудный карман пиджака и сел на кровать рядом
  
  с Кларетт.
  
  - Ну как, мы теперь знакомы? - Спросил он, поглаживая ее ляжки.
  
  - Теперь да! Но я думала, что ты робкий. Ведь когда я вошла будить,
  
  то думала, что ты сразу попросишь меня лечь к тебе в кровать или, во
  
  всяком случае, попытаешься возбудить во мне желание.
  
  - Я был зол и об этом вообще не думал!
  
  - Я понимаю тебя, но все же ты должен быть внимательнее к женщинам,
  
  даже когда сердищься! - Назидательно сказала Кларетт и спрыгнув с кровати,
  
  одела юбку. - Одевайся, к 12 часам тебя ждет мадам Сюльбе и постарайся
  
  сделать вид, что вчера ничего не случилось, она это очень оценит.
  
  Кларетт поправила постель и поцеловав Хобса в губы вышла, на прощание
  
  ласково подмигнув ему. Мадам Сюльбе встретила Хобса с откровенным
  
  равнодушием.
  
  - Здравствуйте, милый доктор. Как спали? Надеюсь, вам понравилась
  
  ваша комната?
  
  - Спасибо. Все отлично, я готов приступить к своим обязанностям.
  
  - Милый доктор, - сказала мадам, выйдя из-за стола. - Мне бы
  
  хотелось, чтобы вы сегодня занялись профосмотром обслуживающего персонала.
  
  Вы не возражаете?
  
  - Как вам будет угодно.
  
  Весь персонал мадам Сюльбе состоял из девяти девушек и молодых женщин
  
  в возросте от 18 до 24 лет. Самой молодой была Кларетт - ей недавно
  
  исполнилось 18 лет. Поварихе Анкю было 20 - это была статная высокая
  
  девушка с красивым лицом. У нее были непомерно огромные груди, тонкая
  
  талия и широкие бедра. Кухарка Женни была по возрасту старше, ей шел 25
  
  год. Несмотря на некоторую полноту, она была изящной и грациозной. Две
  
  другие горничные Лизан и Бетси были типичными американками: стройные,
  
  изящные, с кукольными красивыми личиками, со взбитыми копнами золотистых
  
  волос на головах. Лизан было 19 лет, а Бетси исполнилось уже двадцать. Обе
  
  они курили сигареты и носили их в портсигарах, засунутых за пояс униформы.
  
  У Бетси были длинные, стройные тонкие ноги, которые поражали однако
  
  своеобразным изяществом и стройностью. Двадцатилетняя негритянка Олива,
  
  маленькая, довольно миловидная женщина с коричневыми шаловливыми глазами,
  
  исполняла обязанности садовника, следила за чистотой во дворе. Наконец,
  
  четыре учительницы - они же гувернантки: Лилиан - раскосая,
  
  двадцатидвухлетняя женщина с огромными выразительными глазами, носила очки
  
  на тонкой золотой дужке. Лилиан была представлена Хобсу как учительница
  
  музыки, но потом он узнал, что она преподает другую дисциплину. Учитель
  
  рисования Гита была тонкая, стройная, обтекаемая, что казалось будто
  
  искусный ювелир специально обточил все угловатости и предал ее телу
  
  изумительный вид.
  
  Гите было 23 года, она окончила обучение у какого-то художника в
  
  Париже и теперь с увлеченностью пробовала свои силы в этом искусстве.
  
  Мадам Риндо, гувернантка, приехала из Бразилии. Ее предки в свое время
  
  принадлежали к роду чуточку негритянской крови, подарив красивое скуластое
  
  лицо, изящное тело, длинные стройные ноги и жгучий темперамент. В свои 21
  
  год она сохранила изящность шестнадцатилетней девушки. Наконец,
  
  учительница танцев Белина хоть и не обладала броской внешностью, но была
  
  настолько воодушевлена, что при виде ее невольно вспоминалось грациозное
  
  изящество тюльпана. Белине было 20 лет, она носила тонкие платья до колен
  
  с большими разрезами по бокам. Все они теперь собрались в центральном зале
  
  пансиона и были представлены Хобсу перед осмотром. Потом мадам Сюльбе
  
  приказала всем раздеться догола и по очереди подходить к Хобсу на осмотр.
  
  Хобс не понимал, зачем было раздевать женщин до гола, но вид этой массы
  
  голых женщин доставил ему огромное удовольствие. Первой к Хобсу подошла
  
  своей мягкой походкой Белина. Он внимательно осмотрел ее тело, потрогал
  
  небольшие упругие груди, со вздернутыми вверх сосками, погладил чистый,
  
  впалый живот, осмотрел гладко выбритый лобок и пухлые губы ее влагалища.
  
  Под мягким прикосновением рук Хобса, Белина нервно вздрагивала и
  
  конвульсивно сжимала ляжки. Потом он усадил ее на широкое кресло и
  
  приподняв ноги, раздвинул их в стороны, положив на подлокотники, раскрыв
  
  своими пальцами большие губы ее влагалища. Женщина позволила заглянуть
  
  Хобсу в глубину ее чрева с чисто блестящими розовыми стенками. Он обратил
  
  внимание на слегка вспухший бугорок клитора и нежно прикоснулся к нему
  
  кончиками пальцев. Белина дернулась и еще шире раздвинула ноги. Клитор Бе-
  
  лины был очень чувствителен и, по всей вероятности, служил предметом
  
  тайных утех хозяйки. Закончив осмотр, он обнаружил, что его ждет уже
  
  Лилиан.
  
  У нее были белые пышные, но не такие крепкие, как у Белины, груди с
  
  большими нежно розовыми сосками. Прикосновение руки Хобса к соскам вызвало
  
  у Лилиан сдавленный сладострастный стон.
  
  - У вас болят груди? - Поинтересовался Хобс.
  
  - Не-е-ет... - Едва владея собой выдавила женщина.
  
  Хобс понимающе кивнул головой, продолжая осмотр. Нежная белая ляжка
  
  Лилиан поражала своей чистотой и бархатностью. Хобс с острым вожделением
  
  гладил эту кожу ладонями, чувствуя как вибрирует мелкой дрожью все ее
  
  тело. Усадив Лилиан в кресло, Хобс занялся обследованием ее промежности,
  
  аккуратно и чисто выбритой, но с изящным хохолком золотистых волос на
  
  лобке. Вход во влагалище был просто прикрыт плоскими будто отглаженными
  
  губами, на которых вверху слегка выступал сильно развитый клитор. Малые
  
  срамные губы розовыми лепестками сложились в объятиях больших, наглухо
  
  прикрывая вход во влагалище. Когда Хобс раздвинул губы влагалища Лилиан,
  
  то увидел узкое отверстие, сильно увлажненное похотливым соком, капельки
  
  которого стекали с промежности к отверстию зада. Судя по тому, как
  
  глянцевито отполирована и расширена эта обычно сжатая скорлупа, Хобс
  
  установил, что темпераментная женщина не отказывает мужчинам и с этой
  
  стороны. Хобс не удержался от соблазна всунуть палец в отверстие зада. Он
  
  вошел туда без труда. Лилиан при этом закрыла глаза и напряженно замерла
  
  как от нестерпимой боли или сладости.
  
  Художница Гита представила себя взору Хобса с таким нескрываемым
  
  наслаждением и вызывающей похотью, что доктор был вынужден прервать
  
  осмотр, чтобы справиться с обуявшей его страстью к этой женщине, дабы не
  
  выйти за пределы дозволенного при осмотре. По мнению Хобса Гита тоже
  
  онанировала. Любила она и отверстие зада, которое в любви занимает не
  
  последнее место. Мадам Рондо пожаловалась на постоянную
  
  неудовлетворенность половым актом и спросила у Хобса, может ли это дурно
  
  влиять на здоровье.
  
  Хобс с удовольствием осмотрел и ощупал маленькое тело с нежной и
  
  смуглой кожицей, засунул во влагалище указательный палец и нащупал шейку
  
  матки, прикосновение к которой, как видно доставило удовольствие женщине.
  
  Она сжала его руку ляжками, побуждая повторить этот эксперимент. Хобс
  
  оказал ей эту маленькую услугу и затем, если бы не замечание, мадам
  
  Сюльбе, довел бы гувернантку до экстаза.
  
  - Доктор, если вы нашли у мадам Рондо какую-нибудь ненормальность, вы
  
  сможете осмотреть ее вторично в любое время. Не следует так задерживать
  
  осмотр.
  
  Хобс смутился и наскоро закончив обследование милой южанки, приступил
  
  к осмотру поварихи Анкю. Если груди этой женщины под платьем выглядели
  
  довольно большими, то обнаженные они были просто огромные, а изящная талия
  
  еще сильнее подчеркивала их неимоверную неосязаемость. Хобс с вожделением
  
  ощупал вздутые полушария, провел руками по бедрам женщины, погладил слегка
  
  выпуклый живот, осмотрел влагалище поварихи, расположенное так высоко, что
  
  его губы захватывали добрую половину лобка. Большая часть женщин начисто
  
  брила промежность и лобок, только у Лилиан и у горничной Бетси были
  
  оставлены хохолки светлых волос над обнаженными губами. Обе американки
  
  были хорошо сложены и имели одинаково чистую кожу. Они с неприкрываемым
  
  удовольствием отдались осмотру и внимательно следили за манипуляциями
  
  Хобса, позволяли ему делать с ними все, что ему вздумается. И даже когда
  
  он втиснул в отверстие влагалища Лилиан сразу 3 пальца, та не подала ни
  
  звука и только судорожно вздохнула и конвульсивно дернулась всем телом.
  
  Такое обилие голых податливых женщин, необыкновенно возбудили Хобса и
  
  неудовлетворенная страсть сделала его злым и жестоким. Поэтому, когда
  
  очередь дошла до Оливы, Хобс больше не церемонился. Он заставил женщину
  
  стать на четвереньки и засунув ей во влагалище 2 пальца, стал двигать ими,
  
  будто обследуя его стенки, при этом он большим пальцем тер ее анус,
  
  чувствуя, как легко и свободно он раскрывается под нажимом. Когда Хобс
  
  осматривал Оливу, все остальные женщины, еще голые стояли вокруг и
  
  внимательно смотрели с вожделением, следя за его действиями. Несмотря на
  
  то, что осмотр Оливы весьма затянулся, мадам Сюльбе его не остановила.
  
  Вдруг прозвенел звонок - кто-то звонил у ворот. - О, это наверное, мсье
  
  Жалибо! - Воскликнула с некоторой досадой мадам Сюльбе. - Осмотр придется
  
  отложить. Олива, накиньте платье и откройте калитку, неудобно - гость
  
  ждет.
  
  - Милый доктор! - Обратилась хозяйка к Хобсу, - Я прошу вас зайти ко
  
  мне. Нам нужно поговорить, а вы свободны, - сказала она женщинам, - можете
  
  продолжать свои занятия!
  
  У двери кабинета мадам Сюльбе ожидал какой-то пожилой франтоватый
  
  мужчина с небольшим кожанным чемоданом в руке. Завидев мадам, он бросил
  
  чемодан на пол, радостно заулыбался и пошел ей навстречу, растопырив руки
  
  для объятий. Гость и мадам расцеловались как родственники.
  
  - Я рад! Я очень рад вас видеть, - бормотал он, осматривая хозяйку с
  
  откровенно сладострастным взглядом узеньких глаз.
  
  - Вы совсем забыли нас, мсье Жалибо, - корила гостя хозяйка, - я так
  
  давно вас не видела, что уже опасалась, не разонравилась ли я вам?
  
  - Боже, что вы говорите! - Воскликнул мсье Жалибо, - вы богиня, фея,
  
  сказка! Разве вы можете разонравиться, если бы не дела, я наверное,
  
  никогда бы не покидал вас ни на секунду.
  
  - Мсье Жалибо, позвольте представить вам нашего доктора, - сказала
  
  мадам, когда они вошли в кабинет. Это мистер Хобс. Со вчерашнего дня он
  
  работает у нас. Мсье Жалибо окинул Хобса оценивающим взглядом и подал
  
  руку.
  
  - Очень рад, надеюсь, вам здесь понравится. Очень жаль, что я не
  
  доктор, я бы вам был опасным конкурентом.
  
  В кабинет вошла Бетси, быстро и бесшумно накрыв стол она молча вышла.
  
  - Мсье Жалибо, рюмочку коньяка?
  
  - С удовольствием!
  
  Мадам Сюльбе налила коньяк и села за стол. Хобс и Жалибо
  
  расположились рядом.
  
  - Доктор, мсье Жалибо один из наших попечителей, от него у нас
  
  секретов нет.
  
  - Да, для мадам Сюльбе я здесь свой человек! - Сказал Жалибо,
  
  придвигаясь к мадам Сюльбе, - Здесь мне все позволено и все известно. Не
  
  правда ли? - Закончил Жалибо, поглаживая ноги хозяйки под юбкой выше
  
  колен. Мадам кивнула головой и закинула ногу за ногу, чтобы остановить не
  
  вмеру разошедшегося гостя. Однако не так просто было урезонить старого
  
  ловеласа. Он подвинулся еще ближе и подняв юбку мадам Сюльбе насколько
  
  можно выше, стал гладить ее ляжки, глядя затуманенным взглядом.
  
  - Мсье Жалибо! - Смущенно пробормотала мадам, - Вы помнете мне юбку!
  
  - Ерунда, у вас десяток таких найдется.
  
  Хобс сделал вид, что все происходящее его не касается и рассматривал
  
  картину на противоположной стене.
  
  - Мсье Жалибо! - Уже с раздражением произнесла мадам, давайте лучше
  
  сначала поговорим о делах! Она решительно отстранила руку попечителя и
  
  поправила юбку.
  
  - Ну что же, - досадливо поморщился Жалибо и покосился на Хобса, -
  
  давайте о делах!
  
  - В пансионат приняты еще три девочки. Есть ли у вас попечители для
  
  них?
  
  - Попечители найдутся, но прежде я должен взглянуть на них.
  
  - Естественно, я даже хочу, чтобы доктор при вас осмотрел и
  
  установил, девственны ли они. Ведь это для вас имеет особое значение!
  
  - Да, для выбора попечителя это имеет большое значение! Он их при мне
  
  осмотрит?
  
  - Ну конечно!
  
  Мадам Сюльбе позвонила. Вошла Бетси.
  
  - Милочка, скажи мадам Рондо, пусть приведет ко мне девочек,
  
  новеньких. Бетси вышла и через несколько минут возвратилась с тремя
  
  хорошенькими девочками, одетыми в нарядные платьица. У девочек были
  
  элегантные, но детские прически, умело подкрашенные глаза и ресницы. Они
  
  молча стояли у двери с готовностью представив себя взглядам.
  
  - Милы! - Чмокнул губами Жалибо, - Особенно та, справа. Как тебя
  
  зовут?
  
  - Грета, мсье!
  
  - Это ты из Парижа?
  
  - Да, мы жили возле парка Сан-Клу.
  
  - Тебе здесь нравится?
  
  - Очень! - Искренне воскликнула Грета.
  
  - Ты уже видела, как совокупляются мужчина и женщина? - Допытывался
  
  мсье Жалибо. Девочка слегка покраснела.
  
  - Видела.
  
  - В картинках или в натуре?
  
  - Только на картинках.
  
  - А хотела бы увидеть, как это делается в жизни?
  
  - Да, - шепотом произнесла девочка и, покраснев, опустила глаза.
  
  - Дурочка, чего ты стесняешься? Здесь все свои, разве вам не
  
  говорили, как нужно вести себя с мужчинами? - Воскликнула мадам Сюльбе.
  
  - Говорили, но я еще не привыкла.
  
  Девочка еще больше смутилась.
  
  - А вы, девочки, привыкли? - Обратился мсье Жалибо к двум другим
  
  девочкам, украдкой смеющихся над подругой.
  
  - Я сразу привыкла, - бойко ответила белокурая девочка, стоящая в
  
  центре, - Мне нисколько не страшно. Я бы хотела, чтобы мужчина проделал и
  
  со мной это.
  
  - А ты еще ни с кем не имела?
  
  - Нет, раньше, когда один мальчишка хотел меня изнасиловать, я не
  
  разрешила ему.
  
  - Как тебя зовут, крошка? - Спросил мсье Жалибо, подходя к девочке.
  
  - Жанетта.
  
  - А тебя зовут Мина, да?
  
  - Да.
  
  Жалибо внимательно осмотрел девочек, ощупав их зады, груди, животы,
  
  бедра. Повернулся к мадам Сюльбе.
  
  - Прелестные создания! Я в восторге от них!
  
  - Ну что же, давайте приступим к осмотру и сразу решим о попечителях.
  
  Грета, - скомандовала мадам Сюльбе, - Разденься и садись в кресло, тебя
  
  посмотрит доктор. Приступайте, доктор, - кивнула она Хобсу.
  
  Грета сунула руку за спину, расстегнула замок и сняла платье,
  
  опустила его к ногам, грациозно выйдя из него, как из морской волны, чисто
  
  розовая как лепестки розы. Под платьем она была совершенно нагая. Сев в
  
  кресло она широко раздвинула ноги и представила свое маленькое, покрытое
  
  пушком, влагалище взору Хобса. Из -за плеча врача на прелести девочки с
  
  вожделением смотрел мсье Жалибо. И все время, пока Хобс осматривал Грету,
  
  Жалибо сопел у него под ухом. Это очень раздражало Хобса, но он решил
  
  терпеть и не возмущаться. Сама процедура осмотра и весь ритуал ему очень
  
  нравился. Грета оказалась девственницей с плотной массивной плевой без
  
  всяких признаков нарушений. Потом Хобс осмотрел Жанетт. Она тоже была
  
  девственницей, но ее тонкая плева была уже нарушена в двух местах,
  
  очевидно, пальцем. Хобс не стал говорить о нарушении плевы у девочки при
  
  мсье Жалибо, решив посоветоваться с мадам Сюльбе. У Мины плева тоже была с
  
  надрывом, который, к счастью, удачно зарубцевался. Мсье Жалибо был
  
  удовлетворен осмотром и попросив девочек побыть еще несколько минут
  
  голыми, стал их внимательно рассматривать сидя за столом.
  
  - Ну что же, - сказал он после молчаливого созерцания нового товара.
  
  - Мы найдем самых лучших попечителей. Мину возьмет мистер Скоу, а его 5
  
  миллионов доставят немало удовольствия девочке. Грету поручим Гринтеску,
  
  он тоже довольно богат и покладистый человек и не оставит сироту без
  
  помощи. А Жанетт определим к Давидсону. Он молод, горяч, у него все еще
  
  впереди, как и у нее все еще впереди... Вот так и порешим. Ну, а теперь я
  
  приглашаю юных мадмуазель к столу на рюмку коньяка.
  
  - Можете одеться, девочки! - Сказала мадам Сюльбе и налила им коньяк.
  
  Девочек рассадили между взрослыми и Мина оказалась возле мсье Жалибо.
  
  Выпив коньяк девочка оживилась и почувствовала себя свободной.
  
  - О, помилуй, детка! - Воскликнул Жалибо, ощупав рукой девственные
  
  губы влагалища Мины. - Давай я их поцелую!
  
  Мина вопросительно взглянула на мадам Сюльбе. Та кивнула головой.
  
  Тогда девочка встала на стул перед Жалибо, подняв платье и раздвинув ноги,
  
  пропуская руку в свою промежность, выпятила вперед низ живота. Нащупав
  
  упругий бутон девичьего клитора, дрожа от похоти, старый джентельмен обнял
  
  Мину за задок обеими руками и прильнул широко открытым ртом к девственному
  
  храму девушки. Та сладостно дернулась всем телом, еще больше выгнулась к
  
  мсье и, закрыв лицо ладошками, стала мерно двигать поясницей в такт
  
  сосания мсье Жалибо. Это зрелище возбудило всех присутствовавших. Хобс
  
  обнял сидевшую рядом с ним Жанетт за талию и прижав к себе, сунул руку под
  
  платье. Девочка раздвинула ноги, пропуская руку в свою промежность.
  
  Прикоснувшись к девичьему клитору, Хобс начал нежно и искустно его
  
  натирать, млея от дикого вожделения Жанетт обняла Хобса за шею и
  
  исступленно начала его целовать в губы, щеки, глаза, тихо подвывая от
  
  удовольствия. Мадам Сюльбе, подняв юбку до пояса и раздвинув широко ноги,
  
  дрочила себя, глядя на любовную игру двух мужчин. Вдруг, обратив внимание
  
  на сидящею без дела, трясущуюся от страсти Грету, она знаком показала ей
  
  сосать у себя между ног. Та с радостью бросилась к хозяйке, удобно
  
  устроилась, стала лизать ей клитор, одновременно дроча пальцем свой.
  
  - Ох! Больше не могу, - воскликнул мсье Жалибо, - Это невыносимо.
  
  Сядь, детка, рядом.
  
  Хобс вынул из брюк свой напряженный член и дал его в руки Жанетт,
  
  наскоро обучив ее обращаться с ним. Теперь они искусно онанизировали друг
  
  друга.
  
  Мадам Сюльбе, не вставая со стула, протянула руку к столу у камина и
  
  достала шкатулку с подменителем, сунув его к себе во влагалище, она
  
  показала Гретт, как его двигать и, поставив девочку задом к своему лицу,
  
  стала лизать ее вульву, искусно щекоча ей клитор. Гретта взвыла от
  
  наслаждения, вызвав новый порыв похоти у присутствующих.
  
  - Ты никогда не сосала мужской член? - Спросил мсье Жалибо у Мины.
  
  - Сосала, один раз.
  
  - Ну, милая, кто же этот счастливчик?
  
  - Это мой брат Поль.
  
  - Брат? Какая прелесть! Вы слышали? Мина сосала у своего родного
  
  брата! Он родной тебе?
  
  - Да.
  
  - Ну и как же это было? Расскажи подробно это так интересно.
  
  - Когда умерла мама и мы остались одни, Поль предложил мне спать
  
  вместе, чтобы не было холодно. Ему тогда было восемнадцать лет, а мне
  
  двенадцать. Однажды ночью я проснулась от холода, так как одеяло у нас
  
  упало на пол. Поль спал. Когда я перелезла через него то почувствовала,
  
  что мой живот уперся во что-то твердое под трусами, торчащее у Поля. Меня
  
  это заинтересовало и я стала осторожно рассматривать его большой
  
  напряженный член, торчащий как палка. Он меня так заитересовал, что я не
  
  удержалась и потрогала его рукой. Член Поля дернулся несколько раз и из
  
  него брызнула струя густой горячей жидкости, обливая мне руку. Так я часто
  
  играла с его членом по ночам, когда он спал. И однажды, это было месяца за
  
  полтора, как он ушел в армию, я, как всегда ночью, играла с членом. Он
  
  вдруг проснулся, а может он и не спал, схватил меня за руку и сказал:
  
  "Разве так надо!" Я очень испугалась и стала плакать. Он погладил меня по
  
  голове, чтобы я успокоилась и, обняв, прижал себе так, что его жесткий
  
  член уперся мне в ротик. Мне было очень приятно.
  
  Многочисленные заботы не оставляли мадам Сюльбе времени для встречи с
  
  Хобсом и она еще до сих пор не рассказала до конца историю своей жизни.
  
  Однако Хобс не страдал, поскольку работа и пылкость Кларетт поглощали у
  
  него все свободное время. Однажды вечером он сидел в своей комнате и читал
  
  свежие газеты, ожидая когда придет Кларетт приготовить постель. По времени
  
  она уже должна прийти, но почему-то задерживалась. Вдруг кто-то постучал в
  
  дверь. Он удивился, ведь Кларетт входила без стука. Хобс оторвался от
  
  газет и поднял голову.
  
  - Да! Войдите!
  
  Вместо Кларетт вошла Бетси.
  
  - Добрый вечер, мистер Хобс, - хозяйка прислала меня приготовить вам
  
  постель.
  
  - А где Кларетт?
  
  - Она сейчас занята, но как только освободится, зайдет к вам.
  
  - Ну что же, стелите постель. Двигаясь проворно и бесшумно, девушка
  
  прибрала в комнате и постелила. Когда Бетси расправляла кровать и
  
  наклонилась над ней, ее короткая юбка, обтянув пикантный зад, поднялась
  
  настолько, что стали видны розовые полоски ляжек выше чулок. На Хобса это
  
  мимолетная деталь подействовала возбуждающе. Он уже решил, пользуясь
  
  свободой этого пансиона, попробовать какова на вкус Бетси. Тем более, что
  
  Хобсу уже приелась Кларетт, а ничего нового он не имел. Пока Хобс
  
  соображал как поступить, девушка закончила стелить постель и обернулась к
  
  нему.
  
  - Все готово, мистер Хобс, я еще вам понадоблюсь?
  
  - Я думаю, что да, - сказал Хобс, поднимаясь с кресла. - Там в баре у
  
  меня есть бутылочка хорошего вина и я приглашаю вас выпить со мной.
  
  Накройте стол.
  
  Бетси достала вино, поставила на стол два бокала и бисквит. Она
  
  чувствовала себя свободно и непринужденно. Не ожидая дальнейших
  
  приглашений девушка села за стол и налила в бокалы вино. Они выпили. Хобс
  
  подсел к ней поближе и ни слова не говоря, расстегнул ей платье на груди.
  
  Бетси сделала слабую попытку воспротивиться проказам Хобса.
  
  - Мсье, не надо...
  
  Хобс ничего не ответил. Его руки проникли в разрез платья и
  
  втиснулись под бюстгалтер. Он стал нежно гладить мякоть груди.
  
  - Расстегните лифчик, он мешает вам, - сказала Бетси и выгнула спину,
  
  чтобы он мог достать до застежек. Вместе с лифчиком слетели и последние
  
  остатки стыдливости. Она проворно всунула правую руку под себя и нащупала
  
  через брюки отвердевший член Хобса. Это ее возбудило до крайности. - Дайте
  
  его мне! - Воскликнула она, вскочив со стула. Бетси сама достала член
  
  Хобса и поцеловав, едва слышно вздохнув. - Ох, я хочу его!
  
  Устроившись на пол между ног Хобса, Бетси поднесла член ко рту и
  
  стала на него дышать, изредка нежно облизывая языком его головку. Хобс
  
  наклонился и, запустив руку в разрез блузки, стал тискать ее грудь и
  
  живот.
  
  - Подождите, давайте разденемся, - сказал Хобс.
  
  Бетси, не дожидаясь, начала лихорадочно сбрасывать с себя униформу,
  
  продолжая держать член в губках. Хобс тоже разделся, Бетси продолжала
  
  ласкать его член, гладила по животу, ляжкам, играла яичками. Она все более
  
  и более распылялась, стала тяжело дышать носом. Его левая рука скользнула
  
  вниз, отчего она еще больше распалилась.
  
  Как раз в тот момент, когда партнеры были близки к оргазму, дверь
  
  комнаты отворилась и вошла Кларетт. Хобс смутился и стал отталкивать
  
  голову бетси от члена, а Бетси вцепилась в ляжки доктора и с бешенством
  
  сосала, не обращая внимания на приход Кларетт. Кларетт молча стояла у
  
  двери, наблюдая за любовной игрой подруги. Наконец, та издала какой-то уму
  
  непостижимый вопль и забилась в судорогах от сладостного оргазма. Хобс
  
  никогда подобного не видел в жизни. Бетси дергалась всем телом, каталась
  
  по полу, стукала ногами, кричала и стонала, как помешанная, и все время
  
  терла свой клитор раскрытой ладонью. Наконец, она последний раз дернулась,
  
  издала тихий и протяжный стон и без чувств распласталась на полу.
  
  - Ну, какова фурия! - Сказала Кларетт с некоторым восхищением,
  
  подходя к Хобсу.
  
  - Ты, я вижу, с ней познакомился? Понравилась? Еще не пробовал?
  
  - Не пробовал, - буркнул Хобс, стараясь не глядеть в глаза Кларетт.
  
  - Ну, да ты смущен! Вот чудак ведь я нарочно послала к тебе Бетси.
  
  Нельзя же все время быть со мной и со мной.
  
  - Ты шутишь! - Удивился Хобс.
  
  - Нисколько, это закон нашего пансиона. Все мы одно целое и если ты
  
  имел дело с одной из нас, то можешь спать и со всеми остальными! - Говоря
  
  это, Кларетт разделась догола и легла в кровать. - Ну, иди ко мне. Я вижу,
  
  ты не успел кончить с Бетси! Бетси все еще лежала на полу, но уже начала
  
  приходить в себя. Когда Хобс лег в кровать, Бетси открыла глаза и
  
  повернулась на бок, чтобы видеть любовников. Кларетт легла на спину,
  
  широко развела ноги, согнутые в коленях и сама вставила напряженный член
  
  Хобса во влагалище. Схватка была неистовой и короткой. Кларетт,
  
  возбужденная видом миньета, который делала Бетси, была уже на пределе.
  
  Хобс чувствовал, как вибрируют и сжимаются стенки ее влагалища под ударами
  
  его горячей спермы. Потом все трое легли на кровать и Хобс стал руками
  
  ласкать клиторы женщин, а они по очереди целовали его член.
  
  - Бетси, тебе нравится его член? - Спросила Кларетт.
  
  - Еще как! - Ответила девушка, прижавшись щекой к животу Хобса.
  
  - Ты еще не знаешь, как он пробивает своим членом, - мечтательно
  
  произнесла Кларетт. - Хочешь попробовать?
  
  - Конечно!
  
  - А ты, Хобс, хочешь познакомиться с прелестями Бетси? - Спросила
  
  Кларетт, лаская его член.
  
  - Не прочь бы.
  
  - А ну-ка, Бетси становись на четвереньки. Джон уже готов откушать
  
  твоего лакомства.
  
  Бетси проворно соскочила и приняла нужную позу, подставив Хобсу свой
  
  очаровательный задок. Хобс пристроился сзади и Кларетт своей рукой
  
  отправила его член в храм своей подруги. Понаблюдав несколько минут за их
  
  любовной игрой, Кларетт уселась в изголовье кровати и, раздвинув ноги,
  
  подставила свое влагалище искусному языку Бетси. Минут пять они работали
  
  молча, слышалось только тяжелое дыхание, да тихие вздохи. Кларетт
  
  выгнулась и с любопытсвом смотрела себе в промежность, следя за движением
  
  языка Бетси. Бетси неистово двигала задом, стараясь как можно глубже
  
  пропустить в себя мужской член.
  
  - Ой! Ой! Я кончаю-ю! Я... Я... - О-о-о...
  
  Бетси еще быстрее задвигала задом, Хобс схватил ее за бедра и изо
  
  всех сил прижал к себе, чувствуя, как его член углубляется в самую
  
  сладострастную глубину горячего тела девушки.
  
  - Га-га-га! - Воскликнул Хобс, размеренно двигая членом.
  
  - Ох-ох! - Вторила ему Бетси, качая всем телом то вперед, то назад.
  
  Вдруг Бетси на секунду замерла и стала орать от нестерпимой боли. - А..!
  
  А..! А!
  
  Тело ее конвульсивно дергалось из стороны в сторону, выгнув спину,
  
  она легла на постель, высоко подняв свой зад... Наконец, кончил Хобс,
  
  наклонившись над Бетси. Он обхватил ее руками за грудь, втиснув свой член
  
  в разгоряченное влагалище, стал храпеть и рычать от наслаждения.
  
  Через несколько минут все трое приняли ванну, выпили вина и снова
  
  легли в постель.
  
  - Хорошо? - Спросила Кларетт у Хобса.
  
  - Великолепно!
  
  - Лучше, чем со мной?
  
  - Тоже хорошо, только по другому.
  
  - А тебе, Бетси? - Спросила Кларетт у подруги.
  
  - Я еще до сих пор не могу отойти, мне казалось, что он доставал до
  
  самого сердца.
  
  - Ну, а теперь немного поспим. Хобс разбросал ноги, его могучий член
  
  поник. Кларетт улеглась в ногах Хобса и хитро улыбнувшись, прижалась щекой
  
  к члену. Устроившись поудобней, она, прикрыла глаза и задремала. Бетси
  
  обняла Хобса за шею, навалилась своей грудью на его грудь и тоже
  
  задремала. Они отдыхали минут сорок пять. Хобс проснулся первым и
  
  почувствовал, что его член начал подергиваться под щекой Кларетт. По мере
  
  того как член поднимался, его головка уперлась ей в полуоткрытый рот и она
  
  не просыпаясь, начала его сосать. Хобс в это время нежно крутил соски
  
  Бетси, затем, приподнявшись он протянул ногу и стал ласкать влагалище
  
  Кларетт, которое она, все еще сонная, вывернула наружу. Бетси раскрыла
  
  глаза и увидела, что член Хобса занят Кларетт. Тогда она, не долго думая,
  
  взобралась к лицу Хобса и легла промежностью на его рот. Хобс с
  
  удовольствием взял клитор губами, а средний палец погрузил в ее задний
  
  проход. Бетси застонала и задвигала задом. Через 5 минут Хобс спустил
  
  Кларетт прямо в рот, она же от пальца его ноги тоже спустила. Хобс не
  
  успел оторваться от Бетси, как его рот был наполнен слизью. Бетси кончала
  
  долго и обильно.
  
  Через два дня Хобс был вызван на осмотр пансионерок. После осмотра
  
  мадам Сюльбе пригласила его к себе.
  
  - Доктор, что вы молчите? Неужели у вас не найдется, что мне сказать?
  
  - Я боюсь опять попасть впросак.
  
  - Не будем вспоминать старое. Я, вообще, вас предупреждала, что люблю
  
  неожиданности.
  
  Она поднялась и подошла к шкафу, стоящему у стены и открыла дверцу.
  
  Хобс жадно смотрел на ее очаровательные ноги, которые сверкали под
  
  платьем. Он не мог предполагать, что в шкафчик вмонтировано зеркальце,
  
  через которое мадам наблюдала за ним. Она еще сильнее подтянулась и встала
  
  так, чтобы был виден ее голый зад. Обезумевший от страсти Хобс ринулся на
  
  нее. Но не успел он вставить член в положенное место, как стук в дверь
  
  заставил их отпрянуть друг от друга. Мадам Сюльбе с злостью крикнула:
  
  - Кто там?
  
  - Хозяйка, мсье Жалибо!
  
  - Пусть войдет! - Сказала мадам, сделав Хобсу знак, чтобы он остался.
  
  Старый джентльмен кивнул Хобсу и, взяв руку мадам, нежно поцеловал
  
  кончики пальцев. Хозяйка обняла мсье Жалибо и поцеловала в губы. Хобс
  
  отвернулся и через большое зеркало наблюдал за ними. Мсье Жалибо жадно
  
  целовал губы, руки, полез руками между ног.
  
  - Отошлите доктора, - попросил он.
  
  - Хобс нам не мешает, - ответила мадам.
  
  Мсье Жалибо уселся в кресло, а мадам Сюльбе села ему на руки.
  
  - Доктор, налейте всем вина!
  
  Хобс старательно налил вино и уселся напротив этой пары. Жалибо
  
  продолжал держать одну руку на груди, а другую между ног мадам, которые
  
  она широко развела в стороны. Затем, не стесняясь, они легли на диван и
  
  занялись любовной игрой.
  
  - Доктор, что же вы сидите? Идите к нам!
  
  Когда Хобс подошел, мадам сама вытащила его член и взяла его в рот. С
  
  досады мсье Жалибо вскочил и со всей силы вдвинул член в отведенный зад
  
  мадам Сюльбе. Каждый из мужчин старался превзойти себя...
  
  Через три дня мадам Сюльбе в обильной процессии горожан отвезли на
  
  городское кладбище, похоронив со всеми смертными этого любвеобильного
  
  мира.
  
  Р.S. В честь и память о мадам Сюльбе был открыт новый восьмиэ-
  
  тажный "Пансионат любви". Табличка на дверях гласила:
  
  "Л ю б и т е ж и з н ь"
  
  Тетрадь которую Вы сейчас прочтете, попала ко мне следующим
  
  образом.
  
  Хмурым, осенним днем прошлого года я находился на кладбище,
  
  где два года назад была похоронена моя жена. Погрустив у могилы,
  
  я направился к выходу и увидел невдалеке девушку лет 23х-24х. Она
  
  стояла у полуразрушенной могилы, на которую только что положила
  
  скромный букет. Я с трудом прочитал полинявшую надпись: фамилия,
  
  имя, отчество, дата рождения, смерти. Захороненная здесь женщина
  
  умерла 22х лет. Я спросил девушку, кем приходится ей покойница и
  
  почему она так рано умерла.
  
  - Это моя подруга,- ответила девушка, -а обстоятельства ее
  
  смерти настолько необычны, что коротко о них не расскажешь.
  
  Крайне заинтерисованный, я попросил, если не трудно
  
  рассказать. Мы простились до вечера и я уже направился к выходу,
  
  как вдруг услышал ее голос:
  
  - Одну минуточку!
  
  Я вернулся.
  
  - Возьмите вот это письмо,- сказала она, подавая мне тетрадь,-
  
  это то, что она написала мне незадолго до смерти.
  
  Я поблагодарил и ушел.
  
  Придя домой я сел на диван и залпом, не отрываясь, прочитал
  
  эти записки. Они не могли не взволновать. Судите сами.
  
  ...''Ты пишешь, что тебя очень волнует вопрос интимных
  
  отношений с мужчинами. В двадцать лет - это вполне естественно.
  
  Не знаю, что тебе посоветовать. Я лучше расскажу, как все это со
  
  мной было, а ты сделаешь выводы.
  
  Произошло это два года назад. Помнишь, когда мой день рождения
  
  отмечали? ...Аркадий Ильич - да, да, - наш учитель по физике
  
  поздравил меня, сделал несколько комплиментов и пригласил сходить
  
  с ним в театр. Ты представляешь как мне было лестно! Хотелось,
  
  чтобы все знали об этом, но надо было молчать: у него жена и двое
  
  детей.
  
  В театре сначала я чувствовала себя очень неловко, но он был
  
  так внимателен, прост, что вскоре я освоилась.
  
  После спектакля он проводил меня до дома. А когда прощались,
  
  он попросил, чтобы я его поцеловала. Я его поцеловала. Он обнял
  
  меня так, что я чуть не задохнулась, и он стал целовать мне руки,
  
  губы, глаза и еще несколько раз. С большим трудом мы расстались.
  
  После этого вечера мы стали встречаться. Вместе ходили в
  
  театр, кино. Мы много целовались. Он умел целоваться как-то так,
  
  что я становилась безвольной. Однажды он пригласил меня к
  
  приятелю. Звали его Борис. Выпили. Поговорили о наших отношениях
  
  и не заметили, как прошел вечер. Борис предложил ночевать у него.
  
  Аркадий Ильич спросил смогу ли я остаться. И хотя мне было и
  
  неловко и боязно, я не смогла уйти. Борис предоставил нам с
  
  Аркадием свою кровать, а сам ушел спать на кухню.
  
  Как только он вышел, Аркадий обхватил меня обеими руками и
  
  буквально впился в мои губы. Долго стояли мы так, не двигаясь. Он
  
  больно сдавил мою грудь и поцеловал так, что я уже не могла
  
  стоять на ногах. Аркадий отпустил меня и погасил свет.
  
  - Разденься,- сказал он и начал снимать костюм. Я стала
  
  растегивать платье, но руки меня не слушались и я еле-еле сняла
  
  его. Потом я так-же, ничего не соображая, сняли туфли. Аркадий
  
  уже разделся и подошел ко мне. Он гладил меня по голой спине,
  
  опуская руки все ниже и ниже.
  
  - Сними комбинацию,- сказал он.
  
  Я стала снимать. Он нетерпеливо сдернул ее и я осталась в
  
  трусах и бюстгалтере. Мгновенно я почувствовала его руку у себя
  
  между ног. Другой он лихорадочно растегивал бюстгалтер. Кровь
  
  прихлынула к сердцу. Я почувствовала, как все внутри буквально
  
  рвалось вылиться во что-то невообразимое. Я судорожно пыталась
  
  вздохнуть и не могла.
  
  - Ляг,- попросил он. Я покорно легла, он сел со мной рядом,
  
  взял обе груди и стал их поочередно целовать. Потом он впился
  
  губами в левую грудь и стал раздражать языком сосок.
  
  Каждое его прикосновение было необычайно приятно. Мне хотелось
  
  поцеловать его за радость, которую он мне доставляет. Мы слились
  
  в поцелуе. Грудь под его пальцами застонала. Оторвавшись, он взял
  
  мою правую руку и долго целовал.
  
  Потом он потянул ее книзу и я почувствовала в руке его член.
  
  Аркадий сжал мои пальцы вокруг члена и несколько раз провел вверх
  
  и вниз.
  
  - Не знаю, что делать?- сказал он,- ты девушка и лучше тебе ею
  
  остаться..., но я мужчина!... Как ты считаешь?
  
  - Не знаю,- ответила я,- в твоих руках все мое будущее...
  
  Он опять несколько раз провел моей рукой по члену...
  
  - Ладно, я попробую с краешку,- сказал он. - Не бойся, сними
  
  трусы.
  
  Я замерла. Руки похолодели и налились свинцом.
  
  - Не бойся,- повторил он.
  
  И я почувствовала, как его рука осторожно, сантиметр за
  
  сантиметром, отодвигала мою последнюю защиту. Секунда!... И я
  
  совершенно голая лежу перед ним.
  
  Он лег на меня, прижался губами к моим губам, но я уже не
  
  чувствовала его поцелуев. Все мои мысли были там. Я ждала этой
  
  страшной минуты - боли, страсти, восторга. Меня трясло.
  
  Он легко раздвинул мне ноги и лег между ними. Я вся
  
  напряглась. Вот самым краешком больших губ я почувствовала
  
  головку, которая нежно раздвигала их в стороны и стремилась все
  
  дальше и дальше. Это было настолько приятно, что я подалась
  
  вперед и... мгновенно почувствовала резкую боль. Боль заставила
  
  меня откинуться назад. Аркадий сразу же отстранился и спросил:
  
  - Больно?
  
  - Больно,- ответила я.
  
  - Ну я больше не буду, я потихонечку,- пообещал он и опять
  
  раздвинул мои ноги.
  
  Опять я почувствовала, как его член проникает в мои
  
  внетренности. Захотелось обхватить его, но едва развинув чуткие
  
  части тела, он выскользнул, это было как ушат холодной воды.
  
  Правда он тут же снова проник к этому месту. Прикосновение его с
  
  каждым разом становилось все приятнее и приятнее. Но вот Аркадий
  
  увлекся и опять я почувствовала резкую боль. Опять он
  
  отстранился. И так несколько раз. Мне было приятно и больно. Я
  
  устала от неприятного раздражения. Хотелось, чтобы все это
  
  разрешилось скорей. Аркадий меня измучил и сам измучился.
  
  - Не могу!- ...стонал он,- жалко тебя. Лучше останься
  
  девушкой...
  
  - Конечно,- прошептала я.
  
  - Вот что следаем,- предложил он. - Помажь слюной груди с
  
  внутренней стороны. Вот здесь, здесь, пониже и к животу, и
  
  сверху... Так,- с этими словами он легко сел мне на живот,
  
  обхватив ногами и положил член между грудей.
  
  - А теперь сожми его обеими руками,- он показал как нужно
  
  сжимать. - Вот так... не бойся, жми сильнее.
  
  И он начал водить членом между грудей. Мне все это было очень
  
  интересно. Через несколько минут он вдруг сильно заскрипел
  
  зубами, дернулся и из члена брызнула белая, как молоко, струя.
  
  Так впервые я видела как завершается этот акт у мужчин.
  
  Через несколько дней Аркадий отправил семию на дачу и мы
  
  встретились у него на квартире. На этот раз я чувствовала себя
  
  свободнее: нас уже связывало что-то интимное, наше.
  
  Аркадий поставил столик к дивану. Мы выпили и стали
  
  целоваться. Я опять ощутила его руку под юбкой.
  
  - Разденься, - попросил он.
  
  Я разделась, он тоже все с себя снял. Сразу же я почувствовала
  
  у своих ног его член. Аркадий положил меня поперек кровати, а сам
  
  остался стоять около кровати. Погладив мои ноги, он поднял их к
  
  себе на плечи и, обхватив руками мои бедра, начал потихоньку
  
  вводить между них член. Вновь было приятно и больно, я трепетала.
  
  Он едва сдерживался. Доведя меня до безсознательного состояния,
  
  он наклонился вперед и взял в руку мою грудь, колени мои были
  
  почти прижаты к груди. В этом положении он продолжали двигать
  
  член все дальше и дальше. Головка все чаще упиралась в преграду.
  
  Было больно, но я старалась не стонать, так как после каждого
  
  моего вскрика Аркадий сразу же отодвигался и это было ужаснее
  
  всего. Не слыша моих возгласов, он видимо увлекся, я
  
  почувствовала, как головка прорвала тонкую пленку и все влагалище
  
  заполнилось его членом. Я охнула, но уже все свершилось...
  
  Он водил членом взад и вперед. Я чувствовала небольшую боль и
  
  невыразимое наслаждение. Движения продолжались еще и еще. Он
  
  отпустил груди и лег на меня. Приближалось что-то такое, чего я
  
  не могла себе представить. Я задыхалась, внутри росла волна
  
  небывалого чувства. Ощущение это было настолько сильным, что я
  
  боялась - не выдержу того, что произойдет. Вдруг, как-будто все
  
  внутри меня озарилось нестерпимым светом. Я непроизвольно
  
  рванулась навстречу пронизывающему меня чувству, и горячая волна
  
  крови всколыхнула мой организм. Было неверояно приятно...
  
  Казалось, что это ощущение длилось целую вечность. Не знаю
  
  сколько времени я лежала, не в силах понять того, что со мной
  
  произошло. Потом я снова почувствовала, как во влагалище движется
  
  большой, уже ставший родным, его член, он погружался все дальше и
  
  дальше. В голове промелькнуло: ''Сжать! Сжать сильней, чтобы
  
  чувствовать, как головка стремится внутрь и уже проникает в
  
  матку.'' И вновь меня охватило чувство приближающегося экстаза.
  
  Волны крови вздымались все сильней и выше. Захотелось ускорить
  
  этот желанный момент. Я тоже начала двигаться навстречу
  
  проникающему члену, и не могла удержаться от возгласа, когда все
  
  повторилось уже ярче и приятней. Снова я не могла прийти в себя.
  
  Аркадий, видя мое состояние, так же двигался не вынимая члена.
  
  - Ну как,- спросил он. - Приятно?
  
  - Очень! - ответила я.
  
  - Ну, а теперь мне надо кончить,- продолжал он.
  
  - Делай что хочешь!...
  
  И опять, как в прошлый раз, он кончил между грудей. Усталые,
  
  мы долго лежали рядом, он много говорил об особенностях и технике
  
  половой жизни (в книгах об этом не пишут). Потом я сходила
  
  подмыться. Мы еще выпили и уснули. Проснулась я от страшной
  
  тяжести в животе. Внутри меня что-то было - Аркадий лежал на мне.
  
  - Я хотел разбудить тебя так,- смеясь, говорил он. Я обхватила
  
  его и вновь начались эти ни с чем не сравнимые ласки. Ритм наших
  
  движений все учащался и учащался. Аркадий больно схватил меня за
  
  грудь, сильный разряд пробежал между грудей и клитером и я
  
  забилась в упоении нового взрыва. Мы встречались почти ежедневно.
  
  Аркадий выдумывал всевозможные способы. Я ложилась на бок, на
  
  живот. Сам он ложился на спину и предоставлял мне возможность
  
  делать что я хочу. Каждый способ вызывал новые ощущения. Особенно
  
  большое удовольствие доставляло мне ложиться на его член,
  
  повернувшись лицом к заду. Потом я вытягивала ноги к его лицу и
  
  во время сношения мы слегка шекотали друг другу пятки. Волны
  
  приятной дрожи так быстро охватывали меня, что я тут-же кончала.
  
  Так можно было кончать несколько раз. Я жила только этим. Ничего
  
  в мире не было для меня кроме этих встреч. Я испытывала
  
  невыразимое наслаждение и не думала ни о чем.
  
  Аркадий заботился, чтобы я не зебеременела. Сначала он кончал
  
  между грудей и между бедер, а потом мы стали применять
  
  всевозможные средства. Новый мир открылся для меня, когда Аркадий
  
  впервые кончил внутрь меня, во влагалище, и горячая струя ударила
  
  в матку. Первая менструация после этого была большой радостью.
  
  Все обошлось благополучно, она уже стала причиной нового не
  
  испытанного мною удовольствия. Я сказала Аркадию, что у меня
  
  менструация, когда мы уже были возбуждены ласками и он начал меня
  
  раздевать. Это его обрадовало и огорчило. Он метался в поисках
  
  выхода. Хотел кончить между грудей, но затем, что-то сообразив,
  
  стал рассказывать мне к каким способам прибегают женщины, чтобы
  
  не забеременеть. Он рассказал, что многие совокупляются в рот, в
  
  задний проход и в другие интимные места.
  
  - Поцелуй его.- сказал он, придвигая свой член к моим губам.
  
  Мне это показалось невероятным.
  
  - Все очень чистое... Потом ты будешь испытывать
  
  удовольствие,- говорил он. Обхватив мою голову руками, он прижал
  
  член к моим губам. Я хотела что-то сказать и вдруг член оказался
  
  во рту. Ничего неприятного не было.
  
  ''Даже интересно,''- подумала я.
  
  Аркадий поправил меня, когда я сильно прикусила его член
  
  зубами. Он говорил как держать губы, язык. Его возбуждение начало
  
  передаваться и мне. Каким-то странным путем я почувствовала,
  
  будто его член находиться во влагалище, как и при обычном
  
  сношении. Было очень интересно и тепло уже заливало все мое тело.
  
  Он достиг крайнего возбуждения, несколько раз его член чуть не
  
  проник в горло. Я освобождалась оь него отстраняя голову.
  
  - Сейчас кончу,- прохрипел он,- не отстраняйся, глотай! Это
  
  самая чистая жидкость... Так... Так.- Он сильно ударил меня
  
  кончиком в небо и горячая струя обдала мне весь рот. Чтобы не
  
  захлебнуться, я сделала сильный глоток и проглотила все, что он
  
  вылил. Он долго держал член во рту, пока не успокоился. А я
  
  лежала не двигаясь, пытаясь разобраться в новом для меня
  
  ощущения.
  
  - Видишь, ничего страшного,- проговорил он, вынимая член,-
  
  потом тебе понравиться. Мы лежали рядом. Он отдыхал, а я мысленно
  
  все себе представляла, как член медленно заполняет рот, губы
  
  скользят по его тонкой коже. Мне хотелось взять его в руку. Я
  
  приподнялась и села рядом с Аркадием. Взяв член двумя руками я
  
  потянула вниз кожу. Головка освободилась и я подумала, что
  
  сейчас, когда он такой маленький, я смогла бы проглотить его
  
  целиком. Мне захотелось взять его в рот. Я взяла головку губами.
  
  Когда я несколько раз провела по его коже языком, я
  
  почувствовала, как буквально у меня на глазах член начал
  
  увеличиваться и напрягаться. Аркадий лежал неподвижно, а я водила
  
  языком и губами, испытывая неизьяснимое удовольствие. Такого
  
  наслаждения я не испытывала даже при обычном сношении. Обеими
  
  руками я схватила его яички и сильно потянула их вниз. Аркадию
  
  было больно, но я уже ничего не могла с собой поделать. Хотелось
  
  хоть на секунду пропустить его через горло. Чувствуя, что
  
  изнемогаю и вот-вот крикну, я в последний раз провела по нему
  
  руками, и в тот же момент, когда горячая жидкость брызнула мне в
  
  горло, я испытала такой невыразимый восторг, какой не испытывала
  
  ни разу. Следующая встреча была через день. Я уже представляла
  
  себе как возьму его член в рот, но Аркадий придумал другой
  
  способ.
  
  - Давай попробуем в задний проход.
  
  Я согласилась.
  
  - Будет немного больно,- предупредил он,- намажемся вазелином.
  
  Я встала около стола и он намазал мне все вазелином. Наклонив
  
  меня к столу он начал с силой заталкивать ко мне в зад свой член.
  
  Было больно, но когда член проник туда и стал задевать какие-то
  
  там органы, я испытала ни с чем не сравнимое удовольствие.
  
  Приспособившись к такому положению, я выпрямилась. Он взял мои
  
  груди... и ты не можешь себе представить, какое наслаждение я
  
  испытала. Так всячески разнообразя удовольствия, мы встречались
  
  с ним еще несколько раз, пока он не получил отпуск и не уехал на
  
  дачу. Оставшись одна, я очень скучала. Все сделалось серым, не
  
  интересным. Я вспомнила встречи , ласки Аркадия и просто не
  
  знала, что делать... Так продолжаться не могло... Однажды когда я
  
  мучилась бессоницей, я вышла на кухню и застала там соседа по
  
  квартире, Сергея К. Помнишь, он еще ухаживал за мной в школе?
  
  Отслужив в армии, он снова стал ухаживать за мной.
  
  - Соня,- сказал он,- я давно хочу поговорить с тобой. Мы давно
  
  знаем друг друга, выходи за меня замуж.
  
  Признаться, это было несколько неожиданно, хотя я давно знала,
  
  что нравлюсь ему.
  
  - Поздно Сережа, я уже не девушка,- ответила я.
  
  Он долго стоял взявшись за голову. Я собралась уходить, но он
  
  остановил меня и сказал изменившимся голосом:
  
  - Все равно Соня, я тебя люблю, ничего страшного. Выходи, все
  
  будет хорошо.
  
  - Спасибо, Сережа, ты очень хороший, но я тебя не люблю. Он
  
  долго умолял меня согласиться, но я не хотела его обманывать,
  
  мысли мои были с Аркадием.
  
  - Ты найдешь другую хорошую девушку,- уговаривала я его.- А я
  
  согласна быть твоей любовницей сегодня, на одну ночь, только на
  
  сегодня.
  
  Мы пришли в комнату. Он довольно неловко обнял меня и не успел
  
  как следует пристроиться, как сразу кончил. Я не испытала
  
  никакого удовольствия, хотя он был хорошо сложен и довольно
  
  красив собой. Он долго благодарил меня, просил изменить решение,
  
  а потом опять лег на меня, видимо испытывая большое наслаждение.
  
  И опять, не успев пристроиться, я почувствовала, как он уже
  
  кончил. Я встала проспрынцеваться и собралась отправить его
  
  домой, но он ждал меня возбужденный и я стала готовиться к новому
  
  акту. На этот раз он наслаждался несколько долше и я уже начала
  
  настраиваться, чтобы кончить вместе с ним, но увы, он меня не
  
  дождался. Так закончился и четвертый раз. Было приятно, но такого
  
  удовлетворения, как с Аркадием не было. Заметно уставшие, мы
  
  простились с ним... навсегда. Дальнейшие его попытки продолжать
  
  наши отношения были безрезультатны. Убедившись, что между нами
  
  все кончено, он вскоре отстал.
  
  Осенью я познакомилась с одним военным. Звали его Николай. Мы
  
  стали встречаться и вскоре он сделал мне предложение. Я
  
  рассказала, что у меня был неудачный роман. Его это не удерживало
  
  и мы расписались. Николай был довольно красивый и сильный
  
  мужчина. Постоянно находясь с ним, я постоянно к нему привыкала и
  
  скоро стала испытывать удовлетворение от сношения с ним. Но того
  
  что было с Аркадием не было. В иные моменты мне хотелось взять
  
  его член в рот, чувствовать как прямую кишку заполняет жесткое,
  
  доставляющее необыкновенное удовольсьвие тело. Я пришла к мысли
  
  научить Николая некоторым приемам и способам. Сделать это надо
  
  было очень осторожно. Я не представляла, как он отнесется к такой
  
  осведомленности с моей стороны. Однажды я сказала ему, что будто
  
  слышала разговор женщин о том, чтобы не забеременеть они
  
  принимают член в рот. Он тоже слышал об этом и мы решили
  
  попробовать. Я старалась делать вид, что для меня это ново, а
  
  если забывалась порой, то он относил это за счет своих мужских
  
  качеств. Вскоре я начала тяготиться такой жизнью и когда Николай
  
  вдруг уехал в командировку, я очень обрадовалась. Захотелось
  
  вновь увидеть Аркадия. Несколько раз приходила я вечером к его
  
  дому и вскоре мы встретились. Узнав, что я сейчас одна, Аркадий
  
  предложил встретиться у меня. Опять начались сказочные дни,
  
  занявшие мои мысли и чувства.
  
  Аркадий не раз мне говорил об узости нынешних взглядов на
  
  половой вопрос.
  
  - Наукой доказано,- говорил он,- что ни один мужчина, как бы
  
  здоров он ни был, не в состоянии полностью удовлетворить женщину.
  
  И вот,- развивал он свою мысль,- живут муж и жена, сошлись они
  
  для того, чтобы доставлять друг другу удовольствие. А вот самой
  
  большой радости муж дать не в силах. Никто его не винит - выше
  
  головы не прыгнешь. Но неужели нет выхода?... Есть. Пригласи
  
  хорошего друга-приятеля и дайте ей вместе то удовольствие,
  
  которого она заслуживает. Просто и хорошо. А между тем смотри.-
  
  Он прочитал мне отрывок из ''Персидских писем'' Монтесе, где одна
  
  женщина описывает жизнь в раю. Там по очереди ее ублажали двое
  
  мужчин. Помню я тоже в ''Повести о бедных влюбленных'' Протолини,
  
  как два приятеля пригласили к себе одну из героинь этой книги
  
  Олимпию и тоже по очереди имели с ней дело.- Наши отношения,-
  
  говорил Аркадий,- выше мелкого эгоизма. Ты для меня, а я для
  
  тебя. Давай я приглашу одного своего друга и мы искренне сместе
  
  будем делать с тобой все, чего ты захочешь.
  
  Я видела, что он искренне хочет доставить мне удовольствие и
  
  согласилась. На следующий день он пришел вместе с Михаилом, о
  
  котором мне раньше много рассказывал. Они принесли закуску и
  
  вино. Мы придвинули ночной столик к дивану и уселись втроем.
  
  После того, как было выпито по три рюмки, Аркадий стал хвалить и
  
  показывать, какие у меня груди... ноги... Очень скоро я осталась
  
  совершенно раздетой. Они тоже все с себя сняли и положили меня на
  
  диван. Первым лег со мной Михаил. Мне было немного стыдно, но он
  
  смело, со знанием дела делал свое дело и я успокоилась. Член у
  
  него был огромный. Он проникал к матке. Казалось, что он
  
  достигнет до самого сердца. Было очень приятно. Несколько раз мне
  
  удалось взглянуть на Аркадия, то что меня ласкали в его
  
  присутствии делало наслаждение еще более изощренным и острым.
  
  Аркадий с интересом рассматривал наши движения. Войдя в раж,
  
  Михаил неистово, кончая с такой силой воткнул член, что я
  
  вскрикнула. Жаль, что я не успела кончить с ним вместе. Зато,
  
  когда на меня лег Аркадий, дастаточно ему было сделать несколько
  
  движений, как я сразу же кончила... Я кончила с ним еще раз и
  
  только тогда он спустил в меня то, что у него накопилось. Немного
  
  отдохнув, я освеживась в ванне и мы сели за стол. Выдумки их были
  
  неисчерпаемы: Михаил налил в фужеры вина, и предложил тост с моей
  
  груди: я должна была окунуть груди в фужер, а они выпить и
  
  поцеловать мою грудь. Захмелев, Аркадий предложил мне выпить
  
  после того, как мужчины окунут в фужер член. Все это опять
  
  возбудило нас и мы решили попробовать такой способ: я встала на
  
  колени, Аркадий сел на подушку около моего лица, Михаил
  
  пристроился сзади. В таком положении его член проникал далеко-
  
  далеко и это вызывало такое возбуждение, что я буквально изгрызла
  
  Аркадию весь член. Я испытывала невыразимое наслаждение. Были
  
  мгновения, когда я буквально повисала на двух концах. Мне
  
  хотелось кончить одновременно с двумя. И произошло это почти так,
  
  как я мечтала. Когда Михаил рванулся перед тем как его жидкость
  
  должна была вылиться, я замерла и вцепилась в Аркадия. Задержав
  
  дыхание, я сделала сильный глоток, и почувствовала, как его
  
  кончик сразу проник ко мне в горло. В этот момент в меня с двух
  
  сторон брызнула жидкость. Тело забилось в конвульсиях. То же
  
  испытали и мои портнеры. Они выждали пока я пришла в себя, лишь
  
  тогда отстранились. Успокоившись, мы освежились в ванне и опять
  
  сели за стол. Опять самые невероятные тосты и опять в том же
  
  положении на диване. Мужчины поменялись местами. Второй раз это
  
  было еще приятнее и прекраснее. Я уже испытывала крайнее
  
  возбуждение, как почувствовала сзади что-то холодное: Аркадий
  
  мазал мне зад вазелином. Тут же в прямую кишку полез его член.
  
  Ощущение было таким острым, что казалось вот-вот умру.
  
  ''-Ох, мужчины! До чего же Вы все хорошо делаете!''-подумала
  
  я.
  
  - Ляжем по другому,- сказал Аркадий.- Мы остановились. Он лег
  
  на спину, я села на его член, повернувшись лицом к ногам. Потом я
  
  легла на грудь спиной. Член находился в заднем проходе. Михаил
  
  пристроился между наших ног и с трудом, так как отверстие очень
  
  сузилось, затолкал член во влагалище. Мы с Аркадием лежали не
  
  двигаясь. Аркадий держал меня за грудь. Я положила голову ему на
  
  плечо. Михаил старалсся во всю. Пленка разделяющая отверстия,
  
  натянулась под его ударами. Мне было немного больно, но зато так
  
  приятно, чтоя была готова завыть от восторга. Мужчины испытывали
  
  тоже самое. Не могу сказать сколько все это продолжалось. Кончая,
  
  Михаил едва не вытягивал мне все внутренности. Аркадий закончил
  
  раньше нас и ждал. Когда они отстранились, мне стало холодно, всю
  
  трясло, как в ознобе. Мужчины поняли мое состояние. Михаил, у
  
  которого член был еще напряжен, лег на меня. Его движения согрели
  
  меня. Почувствовав, что он вот-вот кончит, я вошла в его ритм и в
  
  невероятном темпе мы кончили вместе. Освободившись от
  
  переполнявших меня секретов, я почувствовала вдруг резкую боль и
  
  долго не могла уснуть. Утром за завтраком мы обсудили перипитии
  
  минувшей ночи и я искренне сказала, что, если бы не сильная
  
  головная боль от выпитого вина, вряд ли бы мы успокоились на том,
  
  что у нас было. Вечером я с нетерпением ждала их звонка. Они
  
  пришли в восемь и не одни, с ними был Борис, у которого мы с
  
  Аркадием когда-то ночевали.
  
  - Сегодня ты будешь поражена,- заявил Аркадий с порога,- Борис
  
  знает такие вещи, что нам и не снилось. - Выпили, потом мужчины
  
  поставили диван на середину комнаты, меня раздетую положили на
  
  диван, Аркадий сел справа, Михаил слева, а Борис встал около ног.
  
  Аркадий взял правую грудь, Михаил - левую, и они стали целовать и
  
  раздражать грудь языком. Борис раздвинул мне ноги и прижался к
  
  тому месту. Я почувствовала, как языком он раздвигает срамные
  
  губы, нащупывает клитор, и начинает его толкать и щекотать
  
  языком. Токи острого чувства от одного к другой и туда составили
  
  такой пламенный треугольник, что я визжала от предельного
  
  наслаждения. Меня буквально в такт их движений бросало в жар, я
  
  сдавила головку Бориса, кусала руки Аркадию и Михаилу, но не в
  
  силах ничего поделать с собой.
  
  - Милые, дорогие, родные! Сделайте скорей что-нибудь,- кричала
  
  я,- скорее, скорее, умираю!
  
  Не помню, как Аркадий положил меня на себя, живот на живот, и
  
  ввел член во влагалище. Помню, чувствовала боль в заду. Борис
  
  ввел член в прямую кишку. Как и тогда два члена рвались в моей
  
  внутренности, доставляя невыразимое удовольствие, и вдруг я
  
  увидела перед глазами еще один пылающий, красный член. Я сразу
  
  взяла его в рот. Что чувствовала, не передать никакими словами.
  
  Все были возбуждены до предела. Никто не хотел кончать. Я первая
  
  не выдержала такого накала и кончила. Но не успела пройти первая
  
  судорога, как я почувствовала в матке огненную струю и меня
  
  затрясло. Еще более сильная судорога свела меня, когда горячая
  
  струя хлынула в горло. И вместе с глотком в горло проник
  
  маленький кончик. Вытолкнув его, я подалась назад, а так как
  
  Борис, обхватил меня ногами, потянул на себя и тоже кончил,
  
  вызвав во мне ответное содрогание. Долго еще после того, как
  
  мужчины отстранились от меня, лежала я, испытывая наслаждение.
  
  Ни одна женщина, не слыхала по своему адресу столько дифирамбов и
  
  похвал, сколько услышала я в эту ночь от своих кавалеров. На
  
  завтра Николай прислал телеграмму, что едет и встречи с друзьями
  
  прекратились. Потекли скучные, серые дни с Николаем. После того,
  
  что я испытала, жизнь с ним стала в тягость. Я стала подумывать о
  
  разводе, но тут его снова послали в командировку и я поспешила
  
  увидеть Аркадия. Долго говорили мы с ним о жизни, ее радостях и
  
  невзгодах, он заверил, что всегда будет делать все для моего
  
  удовольствия и закончил всю свою мысль словами:
  
  - Вот и хорошо. Угорори какую-нибудь подругу, чтобы мы
  
  встретились вместе. Научим ее, наши встречи станут еще
  
  интереснее. Подумай, кого можно уговорить? - Я подумала о тебе,
  
  но ты где-то пропадала и я решила пригласит Валю. Два дня я ее
  
  уговаривала расстаться с невинностью и испытать наслаждение,
  
  равного которому нет. Рассказала о своих встречах с Аркадием. На
  
  третий день она согласилась.
  
  Вечером мы встретились у меня. Аркадий был молодец. Он сразу
  
  же расположил к себе Валю. А когда мы немного выпили, она уже с
  
  удовольствием с ним целовалась. Поскольку на брудершафт мы еще не
  
  пили, Аркадий преложил тост: ''-Как это?- заинтересовалась Валя.
  
  Я ей обьянила. Мы сняли бюстгалтеры и вынули груди. Мне было
  
  интересно смотреть, как она трепетала, когда Аркадий целовал ей
  
  сосок, вскоре она совсем освоилась. После того, как мы еще
  
  выпили, я предложила раздеться совсем. Она согласилась, с ее
  
  фигурой это не стыдно. Устроились на диване. Валя посередине, мы
  
  с Аркадием по бокам. Она чувствовала себя совершенно спокойно.
  
  Аркадий взял ее грудь и стал целовать. Я решила ему помочь и
  
  представила, как язык щекочет сладострастные пупырышки вокруг
  
  моего соска, почти физически все ощущала. Вале, видимо было
  
  приятно. Она начала двигаться, перебирать ногами, хватать меня за
  
  руки и за груди.
  
  - Хватит!- шептала она.- Довольно!..
  
  Аркадий лег между нами.
  
  - Каждому поровну,- пошутил он.
  
  Он начал целовать по очереди и меня и ее. Потом он положил
  
  нас, а сам встал на колени между нашими раздвинутыми ногами. Он
  
  целовал нас в губы, грудь, живот и так далее.
  
  Валя трепетала, когда Аркадий лег на меня и стал вводить член
  
  во влагалище, ее зрачки расширились и готовы были выскочить из
  
  орбит. Повозившись со мной, Аркадий перебрался на Валю. Она
  
  испуганно отодвинулась на подушку, и видимо хотела что-то
  
  сказать, но в это мгновение Аркадий сильно нажал, она вскрикнула,
  
  дернулась всем телом, как бы вырываясь из его обьятий. Но член
  
  уже был там. Аркадий двигался взад и вперед. Постепенно ее глаза
  
  закрылись, она легла и обхватила его руками. Я жадно смотрела в
  
  ее лицо. На нем отражалось все, что она сейчас ощущала. Глядя на
  
  нее я тоже ощущала все ее переживания. Я совершенно реально
  
  чувствовала, как его член находится в ее недрах. Груди налились
  
  истомой, ток пробегал по всем моим членам и я физически ощущала
  
  пронизывающий ее экстаз и тоже едва могла себя сдержать. Наконец
  
  Аркадий слез с нее и лег со мной рядом.Он всунул в мои
  
  разгоряченные внутренности член и казалось пронзил меня насквозь.
  
  В экстазе я все же взглянула на Валю, она с любопытством смотрела
  
  на нас. Аркадий кончил и мы немного полежав, встали. Я сходила в
  
  ванную комнату, мы привели себя в порядок. Аркадий тоже. И не
  
  одеваясь, сели за стол.
  
  - Ну как,- спросил он Валю.
  
  - Интересно,- ответила она нам, посмотрев на Аркадия,
  
  добавив:- Интересно и приятно.
  
  - Ну теперь ты испытаешь такие вещи, о которых будешь
  
  вспоминать всю жизнь,- сказал Аркадий, и мы выпили за Валю. Я
  
  предложила ''мужской тост''. Аркадий сунул член нам в бокалы. Я
  
  первая выпила и поцеловала его член. Валя смотрела на нас с
  
  удовольствием и удивлением. Тогда я предложила ей сделать тоже
  
  самое, но она отстранилась.
  
  - Не волнуйся,- сказала я ей,- смотри как все это просто.
  
  Я взяла его член глубоко в рот и стала раздражать его языком.
  
  Член напрягся. - Выпей и поцелуй,- снова сказала я Вале.
  
  - Возьми в рот,- сказала я. Валя взяла.
  
  - Ну теперь ты совсем приобщилась к нашему обществу,- сказал
  
  Аркадий. Мы повторили тост и снова легли... Конечно, большинство
  
  его ласк в этот вечер досталось Вале. Два раза он на нее ложился
  
  и два раза она кончала. Аркадий разнообразил удовольствия: второй
  
  раз он кончил мне в рот, третий - в задний проход.
  
  - Ты не жалеешь, что пришла ко мне?- спросила я утром Валю.
  
  - Нет,- ответила она,- спасибо.
  
  Мы условились, что вечером Аркадий приведет Бориса. В шесть
  
  часов мы с Валей уже ждали наших кавалеров. Раздался звонок.
  
  Почтальон принес телеграмму: ''Запаздываем, будем в девять.''
  
  Чтобы сократить время, мы выпили по рюмочке и я стала
  
  рассказывать Вале обо всем, что уже испытала. Рассказывая, я
  
  показала ей, что могла показать: брала в рот ее груди. И что
  
  интересно, испытывала какое-то странное удовольствие. Раздражая
  
  ее соски, я чувствовала то же, что должна была чувствовать и она.
  
  Потом я рассказала ей про Бориса и попробовала вызвать у нее
  
  сладострастное ощущение там. И опять, когда раздражала языком ее
  
  клитор, я испытала, будто все происходит со мной. Кроме того мне
  
  доставляло неизьяснимое удовольствие видеть, как от моих действий
  
  загорается Валя. Мне хотелось довести ее до такого состояния,
  
  чтобы она кончила. Я сказала ей об этом и легла на нее, как
  
  мужчина. Она обхватила меня руками и ногами. Я была в страшном
  
  возбуждении. Мы целовались. Я сосала до синяков ее груди. И
  
  наконец, впилась губами между ног в трепещущий и горячий клитор.
  
  Мы обе вспотели и кончили почти одновременно. Чуточку отдохнув,
  
  мы с интересом вспомтнали все наши ощущения и пришли к выводу,
  
  что так тоже можно получить большое удовольствие. С нетерпением
  
  ждали мы наших мужчин, фантазируя, какие радости они нам
  
  доставят. Мужчины пришли ровно в девять. Борис не мог бросить
  
  работу и Аркадий ждал, пока он кончит дежурство. Во время
  
  дежурства они уже выпили, а потом еще пропустив по рюмочке, мы
  
  сразу же легли на диван. Мужчины положили нас рядом. Аркадий лег
  
  на Валю, а Борис лег на меня. После того, как мы немного
  
  побаловались, мужчины поменялись местами. И так несколько раз.
  
  Всю жизнь лежала бы так, чувствуя член в своих недрах. Валя
  
  кончила с Аркадием и Борисом. Я оба раза с Аркадием. Потом
  
  мужчины кончили нам в рот.
  
  - Чудесную ты девочку привела,- сказал Борис.
  
  Они сняли все с дивана и постелили на полу.
  
  - Ложись на меня,- сказал Аркадий, показывая, куда мне лечь.
  
  Я легла на спину так, что его член попал мне в рот и я начала с
  
  ним забавляться. Я сразу увлеклась. Борис это почувствовал и,
  
  видимо, стал сильнее возбуждать Валю. Она начала вздыхать и
  
  стонать. Тут я почувствовала, как Аркадий поднимает и раздвигать
  
  мне ноги и его член лезет мне под живот. Возбуждение достигло
  
  предела. Все горело. Аркадий стонал и скрипел зубами.
  
  - Девочки,- прохрипел он,- кончим все вместе.
  
  Он так задвигался, что мне сделалось больно. Вцепившись обеими
  
  руками в яички Бориса, я забирала его член все дальше и дальше,
  
  задыхаясь от плоти и возбуждения. Потом я почувствовала, как
  
  Валины ноги задергались, она громко вскрикнула и забилась в
  
  экстазе. Борис тоже дернулся, и в горло мне хлынула его струя.
  
  Одновременно я почувствовала, как струя ударила мне в матку. Это
  
  было здорово! Такая же волна ударила из моих недр. Вот бы умереть
  
  в этот момент!! Мы разьединились, но долго я еще ощущала этот
  
  невыразимый восторг. Стали распрашивать Валю, нравиться ли ей и
  
  что она ощущала во время сношения. Ей это нравилось. Решили, что
  
  мужчины возьмут Валю вдвоем. Она легла поперек дивана. Аркадий
  
  сел ей на грудь. Борис поднял ее ноги на плечи и пристроился
  
  стоя. Я смотрела, как напрягается все тело, как член Бориса
  
  раздвигает ее нижние губы, как ее губы, как бы в улыбке,
  
  обхватывают член Бориса. Я мысленно все это переживала. Наверное
  
  я испытывала все то, что и она. Я видела, что они возбуджаются
  
  все больше и больше. Тело Вали содрогалось под их ударами. Иногда
  
  ей хотелось откинуть голову, но Аркадий крепко держал ее голову
  
  руками. И уже ничего не сознавая, толкал член все дальше. Я
  
  боялась, что она задохнется, но все прошло благополучно. Аркадий
  
  кончил и слез. Борис продолжал колотить ее матку. В этой позе он
  
  доставал далеко, Валя начала хватать его руками. Мы договорились,
  
  что пока Валя будет кончать: и когда застонав, она кончила, Борис
  
  сразу же закричал:
  
  - Соня, иди скорее! Я кончу в тебя!
  
  Я встала к нему задом и на этом закончили. Тамара! В нашей
  
  компании есть еще Михаил. Если ты прийдешь к нам, будет три пары.
  
  И все будут принадлежать друг другу. Вообрази, что можно
  
  придумать вшестером. Решайся. В этом деле лишь два пути: или ты
  
  выйдешь замуж и всю жизнь будешь жить с мужем, или жить со
  
  многими мужчинами, думая лишь об одном удовольствии, но тогда уж
  
  лучше не выходить замуж.
  
  Я написала тебе все как есть. Ты можешь прийти в нашу
  
  компанию, посмотреть. Я показала твою фотографию. Все очень
  
  хотят, чтобы ты была вместе с нами. Ждем тебя в субботу или в
  
  воскресенье, к шести чаасам вечера.
  
  Дочитав эту тетрадь, я долго не мог прийти в себя. Вечером я
  
  чуть ли не бегом пришел к Тамаре.
  
  - Заходите,- встретила она меня.- Прочитали?
  
  Я сказал, что прочитал и сгораю от любопытства, что было
  
  дальше.
  
  - В субботу, вечером я пришла к Соне. Вся компания была в
  
  сборе. Выпили за мое появление. Я сказала Соне, что пришла
  
  поговорить с ней, что у них делается, потом уже решить, что мне
  
  делать. Всех это устраивало. Началась обычная оргия. Я старалась
  
  не пить, чтобы трезво во всем разобраться. Меня не стеснялись и
  
  вскоре все уже были возбуждены и раздеты. Я сидела в кресле.
  
  Остальные мужчины и две женщины лежали на полу, расположась
  
  цепочкой: каждую женщину имели одновременно двое мужчин. Свет не
  
  гасили и я выдела все. Поглощенная невиданным зрелищем, я не
  
  сводила с них глаз. А когда я подняла голову, то на миг обмерла:
  
  в комнате стоял молодой мужчина - военный. Как потом выяснилось -
  
  Сонин муж. он тоже стоял в оцепенении, потом провел рукой по лицу
  
  и опустил руку в карман. Медленно, словно в трансе, он вытащил
  
  пистолет. В этот момент его заметили на полу. Цепь распалась,
  
  наступила смертельная пауза и сразу же прозвучали три выстрела.
  
  Жалобно вскрикнула Соня, прерывисто захрипел Борис, подскачивший
  
  Аркадий плюхнулся головой на ковер. Военный быстро выбежал из
  
  комнаты. Я хотела оказать какую-нибудь помощь Соне, как он тут же
  
  вернулся с милицией и все мы были задержаны: Соня скончалась тут
  
  же в комнате, Борис умер в больнице, Аркадий поправился. На суде
  
  я фигурировала в качестве свидетеля. Справка о моей девственности
  
  начисто исключила меня из участников этого дела. Вот собственно
  
  и все.
  
  Ее слова взволновали меня не меньше, чем письмо Сони. Я
  
  поблагодарил девушку за доверие и наскоро распрощавшись ушел.
  
  Признаюсь, я много думал обо всей этой истории, и все чаще и
  
  чаще вспоминал Тамару. Было в ней что-то серьезное, чистое.
  
  Захотелось увидеть ее и однажды я зашел к ней. Она встретила меня
  
  очень приветливо. Мы чудесно провели вечер, а потом стали
  
  встречаться чаще. Тамара мне нравилась все больше и через год я
  
  сделал ей предложение. Избавившись от холостяцкой жизни, я решул
  
  избавиться и от этой тетрадки. Вот почему она сейчас попала к
  
  Вам.
  
  УПРАЖНЕНИЯ В ПРЕЗЕНТ КОНТИНИУС ТЕНС ДЛЯ СТРОИТЕЛЕЙ ВОЗДУШНЫХ ЗАМКОВ
  
  ...Она прошла, окатив меня запахом своих духов, знакомым до сладкого
  
  озноба, и, сделав еще шаг, остановилась в раздумье - все места были уже
  
  заняты. Ей пришлось обернуться и, заметив мое существование, небрежно
  
  осведомиться: "У вас свободно? Разрешите?" Я мог только кивнуть, горло еще
  
  сжимали последние ломкие судороги. Пульсирующие остатки невралгического
  
  восторга были сладко высосаны полутемным пространством салона и огнями
  
  автовокзала. Монстр, пожирающий бензин и километры (или наоборот?),
  
  собирался, если верить расписанию - но кто же верит мертвым буквам -
  
  доставить нас в Павловск. Огражденный от мира дымчатым стеклом, запахом
  
  новеньких сидений и непреклонностью водителя, на месте N16 сидел пассажир.
  
  Ему тридцать пять лет и восемь месяцев, он еще мил. На густых,
  
  иссиня-черных волосах пепел седины - это пепел падших империй его души.
  
  Два брака и кое-что еще, словно бороздой, проехались по его лицу, не
  
  оставив шанса на иное настоящее. Если бы было куда сесть, я, будучи
  
  женщиной, не стал бы интересоваться местом N15. Впрочем, ей виднее... ...А
  
  она мила... Если не стерва. Синие, странно чистого цвета глаза, розовая
  
  мочка уха из-под льняных волос, пальцы, как у принцессы. Интересно, а
  
  какие у принцесс пальцы? Перебирает газеты в дурацком полиэтиленовом
  
  пакете с крупными красными буквами. Сколько ей - 25, 30, 35? Ага. Вот еще
  
  какой-то толстый медицинский журнал. "Акушерство и..." Черт! Не успел...
  
  Читать собралась. Ну одно ясно - врач. Упаси меня боже от прекрасных
  
  врачей с красным дипломом и пустой головой... Автобус, наполняя дрожанием
  
  густой вечерний воздух, уже выворачивал на таллиннское шоссе. Белая осевая
  
  надежно и цепко вела его сквозь Город, а короткие вязкие зигзаги только
  
  доказывали невозможность изменить путь. Хорошо, пусть врач. Мы могли бы
  
  встретиться на ступеньках поликлиники, я шел бы к ней... Гм. Судя по
  
  специфике журнала, я вряд ли шел бы к ней. Пусть я шел бы за справкой для
  
  бассейна и столкнулся бы с ней в дверях. Ах-ах! Извините - ну что вы! Ой,
  
  нога! Сломан каблук. Она уже сидит у меня в машине, пусть это будет черный
  
  "оппель-кадетт", мы слушаем музыку. Мы едем по лужам за сосисками, нет,
  
  лучше за шампанским для ее дня рождения. Я покупаю ей 25 роз на углу
  
  Московского и поздравляю, она принимает подношение - я прощен и приглашен.
  
  Ее зовут Наташа, нет, пусть лучше Полина. Полинушка, Полли, Поллинька, По,
  
  Павла, Павлиночка, Ли - сладкая, нежная, моя ягодка... Мы поженились и
  
  живем в шикарном доме на площади Мужества, а летом на даче в Пярну. Я
  
  закончил курсы по... по... по резкому поумнению и становлюсь преуспевающим
  
  ученым, нет, лучше киносценаристом. Колеса "оппель-кадетта" полируют
  
  гладкий как стекло highway Германии, поднимают красноватую пыль Мексики,
  
  мнут пышную зелень Австралии. Ее прекрасные пальцы украшает голубой
  
  бриллиант на тонком ободке платины - мы ненавидим "рыжье".
  
  Дальше все идет еще быстрее. У нас двое прелестных крошек с
  
  пшеничными волосами и лукавыми ямочками на щеках. Я обожаю свою жену. Я
  
  снисходительно, но прекрасно прохожу мимо манящих деньгами, похотью,
  
  славой соблазнов, угрожающих семейному счастью. Моя жена - верх
  
  совершенства. Заботливая мать и прекрасная хозяйка, верная и понимающая,
  
  непереносимо сладкая и нежная на огромном - два на два, нет, два на три -
  
  сексодроме в спальне. У нее нежная тонкая шея девочки, пушок на хрупких
  
  руках, излучающие нежность глаза, мягкая бархатистая кожа, упругая девичья
  
  грудь с чуть вздернутым, как и носик, соском... Впрочем, хватит, а то мне,
  
  пожалуй, придется закинуть ногу на ногу или переложить шарф с багажной
  
  сеточки на колени. А время бежит, дом - полная чаша, подросшие дети -
  
  гордость школы, серая громада Пулковских высот качнулась и начинает
  
  уходить вправо. Через пятнадцать минут автобус замрет и с шипеньем откроет
  
  дверь, выпуская свою добычу в стреляющую огнями ночь. Пора закругляться.
  
  Хорошо, что мы живем не в средние века. Вдруг появляется ее школьный друг,
  
  о котором она почти забыла. Она осознает, что не может без него жить. Он
  
  неустроен и неумен, его карьера в плачевном состоянии, с ним она едва ли
  
  будет счастлива, но... Любовь зла. Он дарит ей отвратительные золотые
  
  кольца и безвкусные массивные серебряные оковы-браслеты. Разводимся в
  
  согласии - так будет лучше. Детей - пополам, квартиру - на две, дача - мне
  
  как мастерская, оппель - экс-жене. Все формальности развода позади,
  
  автобус уже ворча и ухая выезжает к площади. Все-таки у нас была очень
  
  хорошая семья, я был счастлив все эти годы. Нам удалось вырастить
  
  прекрасных детей. Она лечила больных, я снял талантливый фильм. Мы
  
  вспоминаем друг друга с благодарностью. А вот теперь мы встретились
  
  случайно в этом автобусе и, через ускользающую секунду, снова расстанемся
  
  навсегда. Выйдем из комфортабельного чрева замершего металлического зверя
  
  и пойдем в разные стороны под омерзительным сеющимся дождем. Он надежно
  
  смоет наши следы.
  
  Римские каникулы
  
  Просто говорят, что у меня красивые большие груди, еще не очень
  
  развитая талия, широкие бедра, стройные ноги, тело нежное и очень упругое.
  
  Настало время летних каникул. За мной приехал мой далекий родственник дядя
  
  Джим. Это красивый мужчина лет 40. По прибытию его в небольшое имение,
  
  расположенное в живописной долине, я познакомилась с его сыном Робертом.
  
  Он был на пять лет старше меня. Вторым моим знакомым стал духовник дяди
  
  Джима - монах Петр. Ему было лет 30. Время в имении проходило очень
  
  весело. Мы с дядей часто катались на лодке, на лошади, купались много
  
  читали книг. Нередко я ходила собирать ягоды и фрукты. Лето было жаркое и
  
  я часто ходила по саду не одевая ничего, кроме ситцевого платьица.
  
  Однажды, это было через две недели после моего приезда, я собирала сливы
  
  под деревом, сидя на корточках. На месте, покрытым легкими курчавыми
  
  волосиками, я почувствовала щекотание, туда забилось какоето насекомое. В
  
  одно мгновение я почувствовала нестерпимый зуд. Я тутже присела на траву,
  
  приподняла юбку, пытаясь рассмотреть укушенное место, постепенно начала
  
  указательным пальцем водить вверх и вниз по укушенному месту. Мой палец
  
  случайно скользнул во влажное место, между пухлыми губками, покрытыми
  
  волосиками. Я ощутила горячее тепло, меня словно ударило током, от
  
  прикосновения моего пальца к нежному горячему телу, которое я никогда не
  
  видела. Я неожиданно почувствовала какуюто сладкую истомину. Забыв об
  
  укусе, я начала водить по влажному телу и ощутила неиспытанное до сих пор
  
  блаженство. Всецело отдаваясь охваченному меня ощущению, я не заметила
  
  Роберта, который тихо подкрался к месту, где я сидела и наблюдал за мной.
  
  А когда я его заметила он вышел из-за кустов и спросил: "Чем это ты здесь
  
  занимаешся, Анна?" Я инстиктивно опустила юбку на колени. Роберт опустился
  
  рядом на траву и продолжал: "...я все видел, не правда ли тебе было очень
  
  приятно?" С этими словами он пододвинулся и обнял меня за плечи. "Тебе
  
  будет еще приятнее, если тоже самое буду делать я, только давай я сначала
  
  поцелую тебя, Анна." Не успела я вымолвить и слова, как его жаркие губы
  
  впились в мой рот. Его рука, обнимая мои плечи скользнула мне на грудь, и
  
  начал ее нежно гладить. Вторая рука вдруг коснулась моего колена,
  
  неторопливо и нежно начала приближаться к моему животу. Настигнув его,
  
  как-бы случайно скользнула и разжала нежные губки. Горячие руки коснулись
  
  моего влажного тела. Трепетная дрожь так и пронзила меня. Роберт языком
  
  разжал мои зубки и, проникнув в рот, коснулся моего языка. Рука, лежавшая
  
  на груди, скользнула в вырез платья, нашла сосок и нежно начала щекотать.
  
  Вторая рука, вернее два ее пальца, нежно гладили влажное тело. Я
  
  испытывала неведомую до сих пор мне приятную слабость, дыхание мое
  
  участилось, грудь высоко вздымалась. Видя мое состояние, Роберт участил
  
  движение рук и языка. От его движений мне делалось все приятней и
  
  приятней. Незнаю сколько времени все это продолжалось, мое тело
  
  напряглось, вздрогнуло и я почувствоала , как все мои пальцы расслабились.
  
  Приятная нега разлилась по всему телу. Движение рук Роберта прекратились,
  
  он замер. Затем выпустил из своих объятий. Некоторое время мы сидели
  
  молча. Я почувствовала полное бессилие и была не в состоянии сообразить,
  
  что со мной произошло. Роберт спросил: "Тебе было приятно, Анна, правда? -
  
  Да, я ничего подобного никогда не испытывала, что это было Роберт?" -
  
  спросила я в недоумении. "Давай встретимся в 7 часов в роще и я тебя
  
  кое-чему научу. Хорошо? А теперь пойди домой, скоро обед. Только никому не
  
  говори. - Я обязательно приду, Роберт," - сказала я, горя желанием узнать
  
  объяснение случившегося.. Роберт ушел. Собрав полную корзину слив, я
  
  последовала за ним. За обедом я была очень расстроена, мысли мои путались
  
  в голове и как не старалась я понять случившегося, так и не поняла. Было
  
  около 7 вечера. Я незаметно вышла из дома, пробралась через сад и, войдя в
  
  рощу, сразу заметила Роберта, сидевшего на старом пне. "Тебя никто не
  
  видел?" - спросил он. "Нет" - ответила я. "Тогда пойдем к старому пруду,
  
  что в глубине сада, там и поговорим" - сказал он. Я ответила кивком головы
  
  в знак согласия. Роберт одной рукой взял меня за талию и повел нежно,
  
  прижимая меня к своему телу. В дороге он несколько раз останавливался со
  
  мной, прижимая к себе и целуя меня в глаза, шею, руки, губы. Придя к пруду
  
  мы сели на траву, облокотившись спинами о ствол дерева.
  
  - "Видела ли ты когда-нибудь голого мужчину?" - спросил Роберт.
  
  - Нет, - ответила я.
  
  - Так вот, для того, чтобы тебе было все понятно, я покажу тебе, что
  
  имеет мужчина, на предназначенное для женщины." Не дав мне сказать, Роберт
  
  ловким движением расстегнул брюки, схватил мою руку и быстро сунул ее в
  
  прореху. Мгновенно я ощутила, что-то длинное, твердое и очень горячее.
  
  - Что это у тебя, Роберт?" - спросила я испуганно.
  
  - Это инструмент предназначенный для женщины. И как я гладил тебя в
  
  саду пальцем, обычно гладят им" Моя рука, лежавшая на инструменте Роберта,
  
  внезапно, ощутила пульсацию. Я осторожно пошевелила пальцами. Роберт
  
  вздрогнул и еще сильнее прижал мою руку. Его свободная рука скользнула с
  
  моих колен вверх и пальцы, как утром коснулись моего влажного тела.
  
  Чувство, овладевшее мной в саду, вновь охватило меня. Уже знакомая мне
  
  ласка Роберта повторилась. Так прошло несколько минут. Все во мне было
  
  напряжено до предела. Я чувствоала, как под моей рукой инструмент Роберта
  
  становился тверже.
  
  - Теперь, для сравнения, дай я тебя поласкаю своим пальцем" - вдруг
  
  сказал Роберт. Сгорая от любопытства и не очем не думая, я утвердительно
  
  кивнула головой. Роберт уложил меня на траву, раздвинул ноги, завернул
  
  юбку на живот и, встав между моих ног, опустил руки, обнажив свой
  
  инструмент. Зрелище было удивительное. От курчавых волос, таких как у
  
  меня, чуть не упираясь в живот, торчал багровый инструмент, увенчанный
  
  головкой в виде гриба. Под ним был, какой-то клубок, который покрыт
  
  волосами. Неуспела я как следует рассмотреть то, что впервые увидала, как
  
  Роберт наклонился на до мной, одной рукой, просунув ее под спину мне,
  
  тесно прижал мое тело к себе. Резким движением он направил свой инструмент
  
  внутрь меня. Острая боль пронзила мое тело и, вскрикнув, я сделала
  
  движение бедрами пытаясь вырваться, но рука Роберта, охватившая меня,
  
  держала крепко Роберт поцелуем закрыл мне рот. Другая рука под платьем
  
  нашла мою грудь и стала ласкать. Роберт то поднимался, то опускался, от
  
  чего его инструмент плавно скользил во мне. Все еще пытаясь вырваться, я
  
  пошевелила бедрами. Боль исчезла, а вместо нее я ощутила знакомую мне
  
  истомину. Не скрою теперь это было гораздо слодостнее. Я перестала
  
  вырываться, обхватила тело Роберта и теснее прижалась к нему. Движения
  
  Роберта становились все быстрее. Во мне все напряглось и, когда Роберт с
  
  силой вонзил свой инструмент и замер я почувствовала в себе негу и
  
  обессилила. Не успели мы опомниться, как услышали строгий оклик. Я с
  
  ужасом увидела над нами дядиного брата Петра. - Ах вы, негодники, вот вы
  
  чем занимаетесь"
  
  Роберт мгновенно подскочил и на ходу, подтягивая брюки, бросился
  
  бежать. Я же осталась лежать на траве, инстиктивно, закрыв лицо руками, но
  
  даже не в силах сообразить одернуть платье, чтобы закрыть обнаженное тело.
  
  - Ты совершила большой грех" - сказал брат Петр. Голос его как-то
  
  страшно вздрогнул.
  
  - Завтра после мессы придешь ко мне исповедоваться, только никому не
  
  говори. Дядя ждет тебя к ужину.
  
  Придя домой, я отказалась от ужина, и поднялась к себе. Раздевшись, я
  
  увидела на ногах капельки крови и стала принимать ванную. Холодная вода
  
  немного успокоила меня, забравшись в постель я мгновенно уснула. Утром,
  
  проснувшись, я едва успела привести себя в порядок, чтобы поспеть с дядей
  
  к мессе. Кода окончилось богослужение, сказав дяде, что я остаюсь
  
  исповедоваться, я пошла к брату Петру. Он жестом велел следовать за ним.
  
  Вскоре мы оказались в небольшой комнате, все убранство которой составляло
  
  кресло с высокой спинкой и невысокого длинного стола. Брат Петр, придя в
  
  комнату, сел в кресло. Вся дрожа, я осталась у двери.
  
  - Пройди и закрой за собой дверь, Анна.
  
  Страх все больше охватил меня. Закрыв дверь я опустилась перед братом
  
  Петром на колени. Он сидел, широко расставив ноги, которые закрывала
  
  черная сутана. Робко, взглянув на него, я увидела пристальный взгляд и, не
  
  выдержав его, опустила голову.
  
  - Рассказывай подробно ничего не утаивая, как это произошло с тобой
  
  все то, что я вчера увидел в роще." - потребовал брат Петр. Не смея
  
  ослушаться я все ему подробно повторила. Дойдя до проишествия в роще я
  
  вдруг неожиданно заметила, что сутана брата Петра как-то странно
  
  зашевелилась. Дерзкая мысль, что у брата Петра шевелится такой же
  
  инструмент, как у Роберта, заставила меня умолкнуть.
  
  - Продолжай," - услышала я голос Петра. Коснувшись рукой сутаны, я
  
  почувствовала под ней что-то твердое и вздрагивающее. Теперь я не
  
  сомневалась - это был инструмент брата Петра. Роберт говорил правду он
  
  есть у всех мужчин. Ощущение близости инструмента побудило во мне
  
  вчерашнее чувство. Я сбилась и прервала рассказ.
  
  - Что с тобой Анна, почему ты не продолжаешь?" - спросил брат Петр.
  
  Голос его был нежен, рука гладила мою голову, касаясь шеи и голого плеча.
  
  - Огонь желаний зажженый в тебе Робертом, по-видимому очень силен и
  
  его нужно немного притушить. Ну скажи, жалеешь ли ты о случившемся?" -
  
  спросил брат Петр.
  
  - Если это большой грех, то мне жаль случившегося, но брат Петр этот
  
  грех был так приятен и если возможно то я не хотела бы избавиться от него.
  
  - О, это действительно большой грех, Анна, но ты так права он очень
  
  приятен и можно жить не расставаясь с ним. Только огонь зажженый в тебе,
  
  сейчас нужно обязательно притушить.
  
  - Усли это будет похоже на вчерашнее, то я очень хочу притушить этот
  
  огонь сейчас.
  
  Встав с кресла, брат Петр вышел из комнаты и я уже забыла о страхе с
  
  которым шла на исповедь.
  
  Нисколько не сомневаясь, что брат Петр вернется, я сняла трусики и
  
  сунула их в карман платья и стала ждать брата Петра. Он отсутствовал
  
  недолго. Войдя он держал какую-то баночку. Закрыв дверь на задвижку он
  
  подошел ко мне.
  
  - Сними все с себя, что мешает потушить пожар" - прошептал он.
  
  - Уже все готово" - ответила я, впервые улыбнувшись.
  
  - О, ты очень догадлива, Анна. Садись теперь на стол и подними
  
  платье.
  
  Не заставляя его долго ждать я мигом села на стол и , как только
  
  подняла платье, обнажив ноги и живот, как Петр распахнул сутану и я
  
  увидела его инструмент. Это, я как ожидала, была копия инструмента
  
  Роберта, но как мне показалось он был немного больше и жилист. Открыв
  
  баночку, брат Петр смазал содержимым головку инструмента. Провел этим же
  
  пальцем по моему влажному месту, взял меня за ноги, поднял и положил к
  
  себе на грудь. Я была вынуждена лечь на стол и инструмент Петра,
  
  вздрагивая, касался моего влажного тела. Наклонившись вперед и, взявши
  
  меня за плечи, он осторожно начал прижимать меня к себе. Его инструмент
  
  начал медленно входить в меня. Боли испытанной вчера, не было и меня
  
  охватило неистовое желание. Инструмент, пульсируя, погружался все глубже и
  
  глубже и вскоре я ощутила, что его комочек приятно защекотал меня своими
  
  волосами, на какое-то мгновение инструмент замер, а затем также медленно
  
  начал покидать меня. Блаженство было неописуемое. Я прирывисто дышала.
  
  Руки мои горячо ласкали брата Петра, обнимая за плечи, стараясь прижать
  
  его к - 4 - себе. Платье мое распахнулось, обнажив грудь с распухшими,
  
  торчащими сосками. Увидев это Петр впился в сосок страстным поцелуем. По
  
  моему телу пробежали мурашки. Инструмент двигался во мне все быстрее. От
  
  полноты чувств я извивалась всем телом, горячо шептала: "...быстрее, еще
  
  быстрее, еще быстрее..." Брат Петр следовал моему призыву. Мне казалось,
  
  что я вот вот потеряю сознание, от блаженства и в этот миг я почувствовала
  
  вчерашнее чувство, разлившееся по всему телу. Несколько минут мы не
  
  шевелились. Затем я почувствовала, как инструмент брата Петра начал
  
  сокращаться в размерах и выходить из меня. Брат Петр выпрямился и я,
  
  приподняв голову увидела небольшой мокрый и обмякший инструмент. Шатаясь
  
  Петр отошел от меня и сел в кресло. Опустив ноги на пол и, приподнявшись,
  
  я почувствовала как теплая влага потекла по моим ногам.
  
  - Ну, как Анна? Понравилось?" - спросил Петр.
  
  - Очень приятно было" - ответила я.
  
  - Ты еще многого не умеешь Анна. Хотелось бы тушить огонь с большим
  
  чувством.
  
  - О, да!" - воскликнула я и подошла к брату Петру, и села к нему на
  
  колени.
  
  - Почему ваш инструмент стал таким не красивым?
  
  - Он дал тебе свою силу, Анна. Но не унывай пройдет совсем немного
  
  времени и он станет таким как и прежде.
  
  Прошло немного времени в течении которого брат Петр нежно сосал мои
  
  груди, а потом страстно прильнул к одной из них губами, подчти втянув к
  
  себе в рот всю грудь. Раздвинув мне ноги и погрузив палец мне во
  
  влагадище, начал нежно ласкать его, нежно гладя инструмент его, я
  
  почувствовала от моей ласки он увеличивается в размерах и становится все
  
  тверже. Во мне снова пробудилось желание. Петр вынул изорта сосок и
  
  прошептал: "Сядь ко мне лицом, Анна". Почувствовав, что-то новое я
  
  пересела и плотно прижалась животом к инструменту Петра. Он крепко прижал
  
  меня к себе и, чуть приподнявшись со своих колен, неуловимым движением
  
  бедер, головка его члена оказалась между моих пухлых губок. Взявшись за
  
  мои плечи, он начал давить вниз. Колени мои подогнулись и инструмент, как
  
  мне показалось, пронзил меня, войдя в углубление во всю длинну. С минуту
  
  мы не шевелились. Я чувствовала, как инструмент, где-то внутри меня нервно
  
  пульсировал. Сквозь тяжелое дыхание Петр прошептал: "Теперь приподнимайся
  
  и опускайся сама, Анна, только не очень быстро." Взяв меня руками за
  
  ягодицы, он приподнял меня со своих колен так, что инструмент его не
  
  выскользнул из меня. Инстинктивно я быстро опускалась на его колени. Затем
  
  уже без его помощи старалась опускаться и приподниматься сама, стараясь
  
  конечно делать это медленно, но движения становились мои все быстрее. Я
  
  сквозь сон слышала гоос Петра: "Не торопись, медленнее, продли
  
  удовольствие, не так быстро." Однако я была в таком экстазе, что не
  
  обращала внимание на его просьбу и двигалась все быстрее и быстрее. Вскоре
  
  я почувствовала знакомое чувство неги, резко опустилась на инструмент,
  
  обхватила шею брата Петра и, угадав мой вопрос, Петр улыбнулся и сказал:
  
  "Ты поторопилась, милая Анна, мой инструмент полон еще силы и как только
  
  желание появится вновь повторим все сначала." Не помню сколько времени мы
  
  не шевелились, вдруг Петр взял меня за ягодицы и начал медленно опускать и
  
  поднимать. Теперь Петр сам руководил движением: то опускал, то поднимал,
  
  то заставлял меня делать круговые движения. Когда инструмент был полностью
  
  во мне, он делал мне неописуемое блаженство. Движения становились
  
  яростнее, беспорядочнее. Вскоре мы оба обессилили. Сняв меня с колен, Петр
  
  встал, я же еле держалась на ногах, чувствуя полный упадок сил, я хотела
  
  спать. Немного отдохнув и, приведя себя в порядок, мы договорились о
  
  встрече в следующее воскресенье. Петр обещал пополнить скудные мои знания
  
  в нечастых с ним занятиях. Нежно, простившись, мы расстались. Придя домой,
  
  я узнала, что Роберт неожиданно уехал. Как я поняла он испугался
  
  последствий и поспешил скрыться. В течении недели ничего интересного не
  
  произошло, только отношения дяди Джима ко мне немного изменились. Он стал
  
  гораздо ласковее со мной. И когда мы оставались одни, я улавливала на себе
  
  его пристальный взгляд. Меня это удивляло, но не придавала этому большого
  
  значения. Я не допускала мысли, что ему может быть известно о моих новых
  
  занятиях. Наконец наступило долгожданное воскресенье. Придя в церковь к
  
  началу богослужения, я не нашла в ней брата Петра. Взволнованно и
  
  напряженно я искала его во время молитвы. Петра не было. После проповеди
  
  молившиеся начали расходиться, покидать церковь. Все еще надеясь на
  
  встречу с Петром, я последней направилась к выходу. Уже подходила к
  
  выходу, я услышала, как кто-то окликнул меня по имени, думая, что это брат
  
  Петр, я оглянулась. Навстречу мне шел совершенно незнакомый мне монах.
  
  Подойдя ко мне и, улыбаясь, он сказал: "Меня зовут Климент. Брат Петр
  
  очень жалел, что должен был уехать на три недели в город по важному делу и
  
  перед отездом просил передать эту записку". Он протянул мне запечатанный
  
  конверт. Сгорая от нетерпения, я вскрала его тут же с удивлением прочла
  
  следующее: "...Дорогая Анна, брат Климент мой хороший товарищ. Если у тебя
  
  будет желание познакомиться с ним поближе, не стесняйся его, он с успехом
  
  заменит меня в наших с тобой занятиях. Петр." Взглянув на Климента, я
  
  увидела, что он был довольно красив и строен. На вид ему было лет 28.
  
  Решив, что он действительно может заменить Петра, лукаво улыбнулась и
  
  спросили: "Знаешь ли ты содержание занятий, брат Климент?"
  
  - Нет, но брат Петр говорил о занятих с Вами.
  
  - Вы не догадываетесь, что это за занятия?" - спросила я.
  
  - Хорошо зная брата Петра мне нетрудно догадаться об их характере и
  
  если я буду знать содержание предыдущих занятий, то их нетрудно будет
  
  продолжить. Не пойти ли нам в исповедальню. Вы мне там расскажете о своих
  
  занятиях с Петром.
  
  - Брат Климент, вы догадываетесь каким инструментом брат Петр решал
  
  со мной задачи.
  
  Брат Климент распахнул сутану, схватил свой готовый инструмент и,
  
  потрясая им воскликнул: "Не этим ли!" Пораженная, увиденным, я незнала,
  
  что сказать. В руке климента был инструмент не шедший ни в какое
  
  сравнениес уже увиденным ранее. Это было что-то огромное, длинное
  
  сантиметров 22, багрового цвета, с очень большой головкой на конце. Самым
  
  выразительным было то, что чем ближе к основанию, тем он был тоньше, как
  
  конус. Видя мое изумление, Климент начал меня успокаивать, говоря, что все
  
  будет безболезненно. Я немого успокоилась и протянула руку осторожно
  
  дотронулась до инструмента. От моего прикосновения вены на нем вздулись и
  
  казалось, что он вот вот лопнет.
  
  - Не будем терять времени, Анна. Становись лицом к столу и облокотись
  
  на него локтями, остальное я сделаю сам" - прошептал Климент. Желание во
  
  мне бурлило и поборов страх, я выполнила его указание. Положив голову на
  
  руки, я увидела, что Климент подошел ко мне и стал с зади, подняв мне
  
  юбку, завернул ее на спину. Тотчас я почувствовала, как горячая рука
  
  коснулась моих ягодиц и влажное тело. Следом за этим его инструмент уперся
  
  в углубление, начал медленно в него погружаться. Первое мгновение я
  
  почувствовала боль и инстиктивно сжала ноги. Но по просьбе Климента
  
  расслабила мышцы и боль прошла. Инструмент плавно погружался в глубь.
  
  Затаив дыхание я почувствовала, как он заполняет меня всю, погружаясь все
  
  глубже и глубже. Наконец Климент прижался ко мне всем телом и прошептал:
  
  "Я ведь был прав, Анна, тебе не было больно?" От ощущения инструмента у
  
  меня захватило дух и не в силах вымолвить не слова, я отрицательно
  
  заматала головой. Ухватившись под платьем обеими руками за мои груди,
  
  Климент начал свою работу. Мне казалось, что все мое тело состоит из
  
  одного углубления, так было полно ощущение его - 6 - двигающегося
  
  инструмента. Не помню, но раз пять я испытала бессилие, пока Климент
  
  трудился. В отличие от Петра, движения Климента были плавными и темп от
  
  начала до конца был ровным. Только по его протяжному стону я поняла, что
  
  он обессилил. Когда он встал и вынул свой инструмент, то раздался како-то
  
  булькающий звук. Вслед за тем горячая влага потекла по моим ногам, но я
  
  сама настолько ослабела, что несмогла разогнуть спины. Климент сидел в
  
  кресле широко расставив ноги. Между ними лежал инструмент, подчти такойже
  
  огромный, только мягкий и с поникшей головкой. Устало улабаясь я подошла к
  
  нему.
  
  - Понравилось Анна?
  
  - Ощущение было изумительное, но это отняло у меня много сил, что
  
  желание долго не пробудится во мне" - сказала я.
  
  - Об этом не беспокойся" - сказал Климент: - не пройдет и пол часа,
  
  как ты снова захочеш продолжать занятия. Сядь ко мне на колени и отдохни.
  
  Сев к нему на колени, положив голову к нему на грудь, я почувствовала, что
  
  силы мои восстанавливаются. Вдруг инструмент Климента ожил, уперся в мою
  
  обнаженную ногу. Я опять почувствоала смутное желание. Оно скорее было
  
  разумом, чем ощущением, но постепенно с лаской Климента, с его поцелуями
  
  на моей груди, прикосновением рук к моему животу и бедрам, желание вновь
  
  захватило меня. Я возбужденно зашептала: "Мы ведь решим еще одну задачу?"
  
  - О, я рад, что ты снова готова к занятиям. Я ведь снова оказался
  
  прав.
  
  Улыбаясь я кивнула Клименту. Климент встал, поднял меня за руки и
  
  повернул к себе лицом, заставил обхватить ногами его бедра, вонзив свой
  
  инструмент в меня, он опустил руки. Инстиктивно ухватившись за Климента, я
  
  почувствоала, что инструмент с силой входит в меня. Потом Климент начал
  
  ходить по исповидальне неторопливыми шагами. От этого я ошутила
  
  блаженство, и еще теснее обхватила Климента ногами. Так продолжалось
  
  несколько минут. Ощущения Климента были настолько сильны, что он долго не
  
  мог выдержать и обессилил в тот момент, когда я почувствовала приятную
  
  негу. Опустив меня на пол, Климент сказал, что на сегодня хватит двух
  
  задач, да и я порядком устала и нестала настаивать на продолжении. Приведя
  
  себя окончательно впорядок спросила, когда я могу прийти снова, чтобы
  
  продолжить занятия.
  
  - Я вижу, что тебе все это понравилось, Анна, и я рад, что смог тебе
  
  доставить такое удовольствие. Благодарю и тебя за полноту ощущения,
  
  которое получил с тобой. Но видеш ли исповидальня не совсем подходящее
  
  место для таких занятий. Ты еще не совсем представляеш, насколько
  
  интересней решать эти задачи в постеле, зная, что никто не посмеет
  
  помешать и не испытывать страха быть застигнутым за этими занятиями.
  
  Поэтому советую привлечь к этим занятим дядю Джима, чтобы позволил тебе
  
  чаще предаваться наслаждениям и использовать в этих целях собственную
  
  спальню
  
  - Но ведь это невозможно. Дядя Джим очень строг.
  
  - Строгость его исчезнет я уверен, когда ты дашь понять ему, что не
  
  прочь решить с ним пару задач.
  
  - Боюсь, что у меня с ним ничего не получится, но все же попробую. А
  
  когда мы снова встретимся?
  
  - Ты последуй моему совету, а я сам найду возможность встретиться с
  
  тобой.
  
  - Жаль, что нельзя встретится раньше.
  
  - Не расстраивайся Анна, гораздо раньше, чем ты думаеш произойдет
  
  это. Прошло несколько дней. Совет Климента все время не давал мне покоя,
  
  но по неопытности я все никак не могла понять каким же путем привлечь к
  
  себе внимание дяди. Как-то днем, отправившись погулять порядком устав я
  
  прилегла отдохнуть в огромной скирде соломы. Я старалась придумать путь
  
  сближения с дядей. До сих пор инициатива переходила от мужчины, а теперь я
  
  должна сама привлечь дядю Джима. Увлекшись воспоминаниями, я незаметила,
  
  что работник нашего имения Майкл, подъехал к скирде на бричке. Увидев меня
  
  он воскрикнул от радости: "Тебе одной не скучно, Анна!"
  
  - Ты парв мне действительно не очень весело" - ответила я, думая о
  
  своем.
  
  - Я могу тебя развлечь, ну вот хотябы поцелуем. Сразу веселее станет.
  
  И не успела я опомниться, как он опустился рядом, повалил меня на
  
  спину и впился в мой рот поцелуем. В первое мгновение я пыталась
  
  вырваться, но по мере того, как поцелуй длился, во мне начало возникать
  
  желание и я по мимо своей воли ответила на его поцелуй. Майкл крепко
  
  держал меня, прижав к себе, не прирывая поцелуя, одной рукой быстро
  
  расстегнул брюки, стянул их до колен и мгновенно вонзил в меня свой
  
  инструмент. Все это произошло так быстро, что я неуспела сообразить, что
  
  же все таки произошло. Почувствовав теплоту инструмента, забыв о бовсем на
  
  свете я приготовилась наслаждаться чувством блаженной неги. Но сделалось
  
  несколько быстрых движений, Майкл обессилил и сразуже вскочил на ноги.
  
  - Ух чудксно, Анна, спасибо за удовольствие" вскочил на бричку,
  
  стегнул лошадей и уехал. Ошеломленная происшедшим, я так и осталась лежать
  
  на сене. Неудовлетворенное желание бурлило во мне. Всповнив первый урок,
  
  Роберта я протянула руку под юбку, раздвинула пухлые губы и всунула
  
  сначала один, а затем и другой палец, начала перебирать ими. В мыслях моих
  
  начали возникать картины моих уроков с Петром и Климентом. Желание
  
  становилось все сильнее. Вместе стем учащалось мое дыхание и движение
  
  рукой. Приятная нега стала разливаться по всему телу и вскоре бессилие
  
  охватило меня. Прошло несколько дней. Как-то вечером было очень жарко и я,
  
  раздевшись до гола, прикрывшись одной простыней, легла читать книгу и
  
  незаметно уснула. Проснувшись, ощутила на себе чей-то пристальный взгляд.
  
  Осторожно открыла глаза, я увидела дядю Джима, стоявшего возле моей
  
  кровати и неотрывно смотревшего на меня. Проследив за его взглядом я
  
  увидела, что простынь сбилась, обнажив мое тело до живота. Дядя Джим не
  
  заметил, что я проснулась. Мгновенно поняв, что это может быть прекрасный
  
  случай выполнить совет Климента, я как бы во сне сделала движения ногами,
  
  широко их раздвинув, дала возможность дяде Джиму увидеть мою прелесть,
  
  находящуюся между ногами. В полумраке я увидела, как дядя Джим вздрогнул,
  
  но не двинулся с места. Присмотревшись я увидела, что он одет в халат,
  
  который ниже живота как-то топорщился. Я поняла, что это инструмент готов
  
  к работе и, желая еще больше разжечь дядю, движением рук сбросила с себя
  
  простынь, обнажив свое тело. Постояв еще немного неподвижно, дядя не
  
  спуская глаз с моего тела, развязал халат, выпустив на волю свой
  
  инструмент. Вдруг он стремительно опустился на колени и к моему удивлению
  
  припал губами к моему влажному телу. Язык его скользнул вдоль всего тела,
  
  утонул в углублении и, втянув в рот влажное тело под углублением, начал
  
  нежно шевелить языком. Ни счем несравнимое ощущуние охватило меня. Первые
  
  несколько минут я не шевелилась, но по мере того, как он ласкал, желание
  
  возрастало во мне я забыв осторожность прижала руками голову дяди еще
  
  теснее. Почувствовав мое прикосновение, дядя смело протянул руки к моим
  
  грудям и принялся ласкать их соски. Охваченная жгучей страстью, я начала
  
  движения бедрами, помогая ему ласкать мое нежное тело. Чувство приятной
  
  неги нарастало, необачайно медленно делались ласки Джима очень
  
  сладостными. Но к сожалению это не могло продолжаться вечно. И дойдя до
  
  предела, кончилось моим бессилием. Конец был таким бурным, что в последний
  
  момент я обхватила голову еще сильнее, прижав к себе. Втянув в рот всю
  
  влагу из нежного тела и, сделав глоток, Джим шевельнул языком, меня словно
  
  ударило током. Я конечно хотела его ласки, но была не в силах перенести
  
  это, только протяжный стон вырвался из моей груди. Джим поднялся с колен
  
  и, сняв халат лег рядом со мной. Увидев его полный сил, вздрагивающий
  
  инструмент я повернулась на бок и, забросив одну ногу на тело Джима,
  
  прижалась к его бедру нежным телом. Обняв меня, он приник нежным поцелуем
  
  к моей груди и так мы - 8 - пролежали довольно долго. Джим дал мне
  
  отдохнуть и я вновь почувствовала желание. Охватив голову руками и,
  
  оторвав губы от моей груди, я в порыве страсти начала покрывать его тело
  
  поцелуями. Его губы нашли мои и он жадно впился в них языком, разжав мои
  
  зубы, проникнув в рот мой он страстно ласкал меня. Не в силах больше
  
  бороться с желанием Джим повернул меня на спину, взобрался на меня, велел
  
  поднять ноги на живот и так придерживать их руками. В таком положении
  
  влажное тело оказалось совсем открытым для инструмента. Джим ухватился
  
  руками за стенку кровати и его инструмент наконец-то вошел в мое
  
  углубление. Вогнав его во всю длинну и не вынимая его, он начал делать
  
  движения бедрами, заставляя инструмент шевелиться. В такой позе я не могла
  
  помогать ему, но от этого мои ощущения были хуже. Почувствовав наступление
  
  неги я прошептала: "Быстрее милый." Джим ответил на это яростным движением
  
  бедер как раз во время моего бессилия, тело его судорожно дернулось и
  
  затем замер. Стараниями Джима в течении неги я обессилила 6 раз. Так
  
  необычайно начались занятия с дядей. Прошло 5 дней. Неутомимо лаская меня
  
  проводил со мной каждую ночь. Кроме неоднократного повторения пройденных
  
  уроков, я приобретала все новые познания. Мы решили задачи лежа, меняясь
  
  местами: то Джим, то я были сверху. В последнем случае Джим сажал меня на
  
  минструмент, предоставляя мне действовать самой, а сам оставался
  
  неподвижен. Это дало возможность продлить мое блаженство, так как бессилие
  
  мое наступало очень быстро. Как-то под утро утомленная занятиями, я крепко
  
  спала, свернувшись калачиком и отвернулась от Джима. Он сумел вонзить свой
  
  инструмент с зади да так глубоко, что я почувствовала легкую боль, но это
  
  не помешало дважды обессилить, пока Джим трудился. На пятую ночь после
  
  нескольких упражнений, Джим попросил меня встать на колени на край кровати
  
  и положить голову на постель, пообещав новый вид ласки. Он встал с зади
  
  меня , крепко обхватил за бедра. Ничего не подозревая я подалась назад,
  
  чтобы обеспечить ему работу. Джим буквально надел на меня свой инструмент,
  
  но сделав несколько движений вдруг вынул его и вонзил в отвнрстие, которое
  
  в моей позе находилось чуть выше углубления. Одновременно вместо
  
  инструмента в углублении оказались два его пальца. От неожиданности я
  
  дернулась, но Джим , шевелясь, крепко прижал меня к себе. Его пальцы в
  
  углублении зашевелились и я почувствовала, что от инструмента их отделяет
  
  лиш тонкая стенка. Вскоре задвигался инструмент. Ощущение было не
  
  передаваемое. Бессилие, наступившее у Джима было настолько бурным, что не
  
  удержавшись на ногах, он рухнул на пол. Мне этот урок тоже понравился и я
  
  попросила Джима повторить его на следующий день. Спустившись как-то в
  
  столовую завтракать я узнала, что Джим на рассвете уехал и вернется только
  
  ночью. Без дела проведя день, я рано поднялась к себе и легла в постель и
  
  незаметно уснула. Меня разбудил приход Джима. Как всегда придя в халате,
  
  он быстро снял его и скользнул ко мне под простынь. Крепко, обняв меня, он
  
  рукой потянулся к ягодицам, но вместо голого тела он нащупал трусики.
  
  Удивленный столь необычным явлением он спросил: "Что это значит Анна?" Я
  
  ответила: "Жаль, что я не знала, что ты так скоро приедешь, но...."
  
  - Я с нетерпением ехал домой в надежде решить с тобой несколько
  
  задач, посмотри как он хочет лакать тебя.
  
  Откинув простынь он показал мне свой вздыбившейся инструмент.
  
  - Поцелуй его" - прошептал Джим. Он лег на кровать широко раскинув
  
  ноги. Я скользнула вниз и улеглась между его ног, чтобы мои губы оказались
  
  над инструментом. Взяв его в руки, поднесла к губам и поцеловала его
  
  огромную головку. Незнакомый, но довольно приятный, солоноватый вкус
  
  ощутила я. От этого прикосновения Джим вздрогнул и схватив мою голову
  
  прошептал: "Открой ротик Анна и приласкай его языком." Едва я успела
  
  выполнить его просьбу, как он резко пригнул мою голову, инструмент
  
  головкой уперся мне в горло, заполнив весь мой рот. Незная как быть дальше
  
  я инстиктино отстранилась.
  
  - Не выпускай его продолжай ласкать языком, "сказал Джим. Он
  
  приподнимал и опускал бедра, от чего инструмент у меня скользил во рту.
  
  Меня тоже охватило желание. Прижавшись к телу Джима, я уперлась грудью в
  
  его ноги, желая доставить более удовольствие я добралась до комочка рукой
  
  под его инструментом и нежно стала его ласкать. Движение бедер Джима
  
  становились все быстрее. Он от блаженства перестал шевелиться и только
  
  стонал. Наконец напрягся до предела и с громкими Джима в мой рот хлынула
  
  жгучая струя влаги. Чтобы не захлебнуться я быстро глотнула, но она вновь
  
  заполнила мой рот, я сделала второй глоток по моему телу разлилась
  
  приятная нега. Через несколько дней я была готова к занятиям вновь. Когда
  
  пришел Джим мы повторили несколько занятий. Вдруг он поросил забраться на
  
  него, причем так, чтобы мои пухлые губки оказались около его рта. Встав на
  
  колени я приготовилась к блаженству, он не заставил меня ждать, нежно
  
  коснулся языком моего влажного тела, потом подтолкнул меня руками в перед
  
  в спину, от чего инструмент оказался у моих губ. Мигом поняв намерения
  
  Джима я, не дожидаясь его наставлений, схватила его инструмент рукой.
  
  Открыв рот вобрала, сколько могла. Джим взял рукой мои груди и языком
  
  проник в мое углубление. Началось невероятное. Я никогда не могла
  
  представить себе, что этот урок принесет столько блаженства. Полнота
  
  ощущений была настолько сильной, что незаметила как я несколько раз
  
  обессилила во время урока. Когда Джим заставил меня освободиться от
  
  инструмента, я была в таком экстазе, что он продолжал свои ласки.
  
  Постепенно его член стал набухать и был снова готов к работе. Крепко сжав
  
  его руками и, не переставая его ласкать, я начала быстрыми движениями руки
  
  двигать вверх и вниз кожицу инструмента. В ответ язык и губы Джима удвоили
  
  ласку. Быстрыми кругообразными движениями бедер я помогала ему, нежное
  
  тело касалось не только языка и губ, но и всего его лица. От изобилия
  
  влаги оно было мокрое. С каждым мгновением приближалось желанное чувство
  
  бессилия. И наконец я, а через некоторое время и Джим в полном бессилии с
  
  громкими вздохами прекратили это восхитительное занятие.
  
  Ни ту ночь ни в следующею у нас не было желания продолжать уроки,
  
  настолько полным было удовлетворение. За эти дни мы много переговорили с
  
  Джимом. Самым главным было же возвращаться в колледж. Он обещал меня
  
  устроить в одну из школ для девочек, чтобы я жила в его городском имении.
  
  Меня это нисколько не обрадовало. Я привыкла к Джиму и мне нисколько не
  
  хотелось прерывать наши занятия. За два дня, до отъезда в город, приехал
  
  брат Петр и сразуже навестил Джима. Закрывшись в кабинете они очень долго
  
  очем-то беседовали. Затем Джим поднялся в свою комнату, лицо его было
  
  озабоченное, тяжело вздохнув он сказал: "Анна брат Петр мне все рассказал
  
  и он знает о наших занятиях. Устроил мне скандал и требует моего согласия
  
  на повторение с тобой нескольких уроков. Выхода нет надо подчиниться.
  
  Приготовься я сейчас приду."
  
  Не смея ослушаться, потерять расположение Джима, я разделась и
  
  накинула на себя халат. Сев в кресло с трепетом ожидала их появления,
  
  невольно вспоминая о прошедших уроках. Я вынуждена признаться, что ничего
  
  против того чтобы повторить пару уроков с братом Петром не имела. Меня
  
  только беспокоило и смущало то, что Джим будет видеть это. Я еще не
  
  доумевала почему брат Петр сам не сказал мне о своем желании, а обратился
  
  к дяде Джиму. Вскоре раздался стук в дверь, я позволила войти. В комнату
  
  вошли дядя Джим и брат Петр.
  
  - Здравствуй Анна!" - весело сказал Петр. Джим же молчал.
  
  - Ты готова Анна?" темже голосом спросил Петр. Я кивнула головой.
  
  - Ну вот и хорошо. Не будем терять времени. А ты Джим разве не
  
  оставиш нас одних?" спросил Петр.
  
  - Нет я буду рядом," - сказал Джим и отошел в сторону, повернувшись к
  
  нам спиной. Немного поколебавшись, Петр прижал меня к себе и стал жадно
  
  обливать поцелуями. Сквозь сутану я ощутила его твердый инструмент. У меня
  
  пробудилось страстное желание и я с жаром, забыв о присутствии Джима,
  
  начала отвечать на ласки Петра. Все также обнимая меня, он повернул меня
  
  спиной к себе, его руки мяли мои груди, а инструмент уперся мне в халат.
  
  Наконец Петр перегнул меня, забросив мне на голову мой халат и я ощутила
  
  как его инструмент глубоко вошел в мою плоть. Я, забыв обовсем, начала
  
  делать круговые вращения бедрами, от чего получила желаемое удовольствие.
  
  Вдруг я вспомнила о Джиме. Его взгляд был устремлен на мое влажное тело.
  
  Вдруг он сделал шаг ко мне, молненосно расстегнул брюки, таким образом
  
  освободив свой член, схватил мою голову, прижал ее к члену. Угадав его
  
  желание и все его чувства, я поймала головку его инструмента и собрала в
  
  рот, насколько смогла принять и ласкала его языком. Не подумайте, что я
  
  забыла об инструменте Петра. Я не на минуту не прикращала ритмичные
  
  движения.
  
  - Ты просто умница Анна" - услышала я голос Петра. Он схватил меня за
  
  бедра, чуть приподняв и резко опустил меня, инструмент снова вошел в
  
  углубление. Я чувствовала как мои пухлые губки при движении вниз приятно
  
  терлись. Джим держал голову руками, двигая инструмент у меня во рту.
  
  Блаженно простонав я обессилила, но желание нисколько не утихло. Продолжая
  
  принимать одновременно своих учителей, отвечая им всем своим телом. Но
  
  всему бывает конец. Сначала Джим, а потом и я с Петром обессилили. Выпив
  
  всю влагу инструмента Джима я с открытыми глазами лежала на полу и от
  
  блаженства стонала. Бессилие было такое, что я не смогла встать на ноги.
  
  Прошло пол часа, как вдруг соски моей груди оказались во рту Петра и
  
  Джима. Руки их потянулись по моему телу и дотронулись до волосиков внизу.
  
  Желание вновь вернулось ко мне. Протянув руки я взялась за оба инструмента
  
  и начала их нежно гладить, Постепенно от моей ласки они начали твердеть и
  
  наливаться силой. Джим, оторвавшись от моего соска шепнул: "Приласкай Анна
  
  брата Петра, да так, чтобы он мог тебе ответить такой же лаской." Петр
  
  услышал слова Джима и потянулся к моему влажному телу. Горя желанием я
  
  стала на колени у головы Петра, схватив губами его инструмент, начала
  
  ласкать его языком. Петр мгновенно ответил на мою ласку, погрузив язык в
  
  мое углубление и, взяв в рот мои пухлые губки. Снова началось блаженство
  
  и, увлекшичсь им, я не заметила как Джим встал с кровати. Вдруг я ощутила
  
  его член в своем свободном отверстии. Простонав от удовольствия и
  
  неожиданности и, подаваясь назад, чтобы плотно прижаться к Джиму, вобрав в
  
  себя всю длинну его инструмента. Держа меня за бедра, Джим начал быстро
  
  погружать в канал свой член. Лаская меня ртом, Петр нашел руками мои
  
  груди, принялся нежно их ласкать. Держа одной рукой инструмент Петра, я
  
  начала ласкать комочек под членом. Струя влаги булькнула, захлестывая
  
  меня. Прекратив движения языком, Петр начал собирать губами обильную влагу
  
  с моего тела. Последовав его примеру, я сжала инструмент и глотнула
  
  остаток влаги. Между тем Джим испустил звук, подобный тем, что издают
  
  лесорубы при рубке леса, все яростнее орудуя своим членом, замер. Ноги его
  
  подогнулись, инструмент выскользнул и Джим упал поперек кровати. Осторожно
  
  освободившись от инструмента и языка Петра, я легла между учителями. В
  
  этот день у меня и у них не было желания продолжать занятия. Через
  
  несколько дней, в течении которых продолжались мои занятия с дядей, не
  
  прибавилось ничего нового к тому, что я уже знала и, отметив мое 16-летие,
  
  мы с Джимом переехали в город.
  
  Так окончились мои летние каникулы.
  
  Скотланд-Ярд и секс.
  
  В своей уборной Лесси готовилась к следующему номеру. Она сидела
  
  обнаженной до пояса и гримировала свои упругие соски. Когда вошел Дилан,
  
  она не сделала никакой попытки прикрыть свою наготу.
  
  - Можно, я с тобой переговорю? Ты не знаешь мужчину с биноклем,
  
  Лесси?
  
  Она крутила соски между пальцами, чтобы ровно лег грим и они стали
  
  еще большими.
  
  - Его зовут Арес Митронелли, и он самый ужасный бабник.
  
  Дилан получил надежду узнать больше, чем мог ожидать. Он уже считал
  
  этого человека неразрешимой загадкой. И вдруг девушка рассказала ему то,
  
  что знает об этом мужчине.
  
  - Откуда ты все это знаешь? - Спросил Дилан с недоверием.
  
  - Терри рассказала. Она часто бывала с Аресом. А тебе известно, что
  
  он сексуальный безумец?
  
  Дилан должен был признаться, что этого он не знал.
  
  - Арес имеет в пригороде Лондона шикарную виллу и Терри ездила туда с
  
  ним много раз и всегда возвращалась домой с синяками на теле и черными
  
  кругами под глазами. Можно представить, какие там были оргии. Одну из них
  
  она сняла кинокамерой. Я тоже видела этот фильм.
  
  Лесси слегка покраснела. Она встала и непренужденно сняла трусы,
  
  открыв голую, пухлую, чисто выбритую промежность с маленькими, но
  
  отчетливо видными половыми губками. Она широко раздвинула ноги, гибко
  
  двигая нижней частью тела, поставила на место "качедосекс". Ее нисколько
  
  не смущало, что отросшие волоски торчали в обе стороны треугольным
  
  лоскутиком. Улыбнувшись, она сказала:
  
  - Сандро говорит мне, что я должна лучше бриться. Но разве мужчины
  
  обращают внимание на волоски?
  
  - Думаю, то, что находится ниже волос, интересует их больше.
  
  Лесси плавно шевельнула бедрами, так, что пышные ее груди плавно
  
  качнулись. Дилан заметил, что соски Лесси еще оставались напряженными,
  
  хотя она перестала их уже массировать. Сам он оставался спокоен. Лесси на
  
  мгновение смутилась взляда Дилана.
  
  - Хочешь, после моего номера поедем ко мне домой и я покажу тебе этот
  
  фильм. Ты увидишь того мужчину, которого ищешь.
  
  - Я подожду тебя, - сказал Дилан Лесси.
  
  Час спустя Дилан сидел у Лесси и смотрел фильм, который несомненно
  
  был порнографическим. Комната была погружена во мрак. Дилан знал, что
  
  Лесси была голая. Маленький лоскутик прикрывал наиболее интимную часть ее
  
  тела.
  
  Технически фильм был высокого класса. Он начинался сценой, где три
  
  голых человека лежали на спине в широкой кровати. Это были Терри,
  
  блондинка и Арес Митронелли.
  
  - Ты знаешь почему здесь блондинка? - Спросила Лесси Дилана.
  
  Он отрицательно покачал головой.
  
  - Потому, что Терри - лесбиянка. Ты скоро в этом убедишься.
  
  И это последовало немедленно. Терри положила руку между ляжек
  
  блондинки и та позволила ей длинными пальцами с серо-красным маникюром,
  
  покрытым лаком, скользнуть вовнутрь ее половых губ. Блондинка еще шире
  
  развела свои ляжки. Она слегка подрагивала. Также как и Терри, блондинка
  
  была чисто выбрита между ног. Они обе выглядели как женщины и как девочки
  
  одновременно. Блондинка, очевидно, приняла ласки Терри с охотой. Было
  
  заметно, что Терри еще больше возбуждена. Соски ее грудей стали литыми,
  
  хотя их никто не трогал, а половые губки набухли и приоткрылись.
  
  - Смотри, как возбуждена блондинка, - прошептала Лесси Дилану и у
  
  самой глаза заблестели от желания.
  
  В кадре теперь была одна рука Терри, которая разняла еще ляжки
  
  блондинки. Стали видны ее набухшие липкие губки между великолепными белыми
  
  ляжками. Еще более крупным планом показали, как маленький палец Терри
  
  расширил половые губки, и нежно, с наслаждением скользнул в увлажненную,
  
  широко раскрытую вульву. Он копался там в складках, раздвинув губки еще
  
  шире и обнажив алый, напряженно торчащий клитор. В еще большем приближении
  
  можно было увидеть, как клитор увеличивается под пальцами Терри, и как
  
  трепетала его обнаженная головка.
  
  Член Дилана уже встал. Это подтверждало, что фильм практически
  
  сильный вообще, Дилана нелегко было возбудить, но теперь он уже был
  
  фактически онанирован, сидя рядом с Лесси.
  
  Палец Терри, блестящий от слизи, все чаще скользил по головке
  
  клитора, блондинка начала нервно двигать бедрами и задом в невероятном
  
  наслаждении. Зритель мог ясно видеть, как в конце оргазма блондинка
  
  судорожно дернулась. Ее тело выгнулось дугой, подняв влагалище к искусному
  
  пальцу Терри, который погрузился между половыми губками в пылающую вульву
  
  блондинки.
  
  Теперь настала очередь блондинки быть активным партнером. Но она
  
  применяла не палец, а рот. Блондинка раздвинула ляжки Терри так широко,
  
  что набухшие половые органы были прямо перед об'ективом. Клитор Терри
  
  напрягся, начал подрагивать и увеличиваться, и стал алым. Блондинка
  
  схватила клитор Терри своими толстыми губами и стала его сосать и
  
  покусывать по всем правилам лесбийской любви. А Терри, несомненно,
  
  наслаждалась этим. Все ее тело содрогалось в конвульсиях, рот расширился.
  
  Она начала энергично двигать бедрами и задом. Во время оргазма Терри
  
  широко раскрыла рот: вероятно, что-то кричала. И Дилан пожалел, что фильм
  
  был немым.
  
  В то время, когда Терри еще продолжала трястись в судорогах оргазма,
  
  камера переместилась в другую сторону кровати и показала крупным планом
  
  стоящий член Ареса. Волосатые яички, маленькие и напружиненные, лежали
  
  между бедрами блондинки. Член Ареса торчал как кол, с крайней, оттянутой
  
  назад плотью, он трепетал от желания. Лесси шумно вздохнула, когда увидела
  
  этот член.
  
  В кадре появилась белая женская рука, приготовившаяся что-то хватать.
  
  Она медленно двигалась и наконец достигла обнаженной головки члена. Нежно,
  
  будто нерешительно, рука скользнула от обнаженной головки вниз, потом
  
  вверх, поднялась и коснулась увлажненной головки члена. Пальцы соединились
  
  и крепко обхватили член. Потом они оттянули кожицу назад, и начали
  
  равномерное движение вверх и вниз. Но фильм не показал еще лицо Ареса
  
  Митронелли. И Дилан ждал с нетерпением, когда он увидит его.
  
  В тот момент, когда из члена брызнула вверх молочно-белая жидкость и
  
  потекла по белой женской руке, Лесси тяжело вздохнула. Она уже не пыталась
  
  скрыть свои движения бедрами. Дилан позавидовал ее возможности двигать
  
  задом. Женщинам это удается гораздо легче, чем мужчинам. Они могут двигать
  
  ляжками, где бы не находились, в то время, как мужчине необходимо вынимать
  
  член из брюк.
  
  Трое в фильме теперь лежали расслабленные, и теперь можно было видеть
  
  лицо мужчины. Но это было нелегко, так как рядом лежали великолепные
  
  женщины с выставленными напоказ половыми органами. Но профессиональная
  
  гордость взяла верх, хотя он чувствовал, как в брюках бьется напряженный
  
  член. Дилан снова посмотрел на экран. Блондинка лежала на спине и ласкала
  
  мужской член. А он стал расти, трепетать и напрягаться под ее ласками.
  
  Когда он полностью встал она оттянула крайнюю плоть, оголив головку,
  
  склонилась над ним и обласкала его чувствительную кожицу игривым языком.
  
  Мужчина двинул ей навстречу членом. Он стал пальцем гладить половые губы
  
  женщины. Разжал их, обнажив клитор и начал его нежно массировать. Он
  
  ласкал клитор до тех пор, пока блондинка не повалилась на спину, широко
  
  раскинув ноги. Она прижала колени к своей груди так, что ее половые губы
  
  стали совершенно раскрытыми. Она потянула Ареса на себя. Потом обхватила
  
  пальцами его возбужденный член и вставила его влажную головку между своими
  
  пухлыми, подрагивающими половыми органами.
  
  Зритель мог отчетливо видеть, как головка скользнула по кончику
  
  клитора, вошла глубоко во влагалище. Это была поистине замечательная
  
  операторская работа.
  
  В то время, как Арес медленными движениями вынимал и вводил свой член
  
  во влагалище совершенно обезумевшей от желания блондинки, его правая рука
  
  нашла взмокшие половые губы Терри. Кончик пальца его массировал клитор до
  
  тех пор, пока она, почти лишившись чувств от наслаждения, не сжала его
  
  руку между упругими ляжками.
  
  Ни Дилан, ни Лесси не скрывали своего возбуждения, когда фильм
  
  кончился и свет погас. Лесси бросилась к детективу и опустила руку на его
  
  член. Она почувствовала, что он встал, поднимая грубую ткань униформы.
  
  Дилан тоже был возбужден.
  
  Когда он вышел позвонить в Скотланд-Ярд, то вернувшись он увидел, что
  
  Лесси лежит уже в постели, ожидая его. Она была голая и, широко раздвинув
  
  ноги, сама массировала свой клитор, который торчал между ее половыми
  
  губами возбужденный, подрагивающий.
  
  - Ну иди же скорее, я так возбуждена. У меня горит между ляжками, дай
  
  мне его пососать. Я этого хочу. Лесси сорвала одежду. Она судорожно
  
  вытащила член, уже возбужденный, и сжала его так, что он покраснел, как
  
  лак на ее ногтях. С жадностью она схватила головку своим ртом и стала его
  
  сосать до тех пор, пока Дилан не почувствовал горячий прилив спермы внизу
  
  живота. Тогда она вытащила головку члена изо рта. Некоторое время смотрела
  
  на нее горящими глазами, а потом потянула Дилана на себя. Она вставила
  
  член между половыми губами.
  
  Лесси была как паровая ванна, влажная, горячая, она вставляла и
  
  вынимала член Дилана, вращая все время бедрами. А он, все больше
  
  возбуждаясь, с каждым разом уходил все глубже в огнедышащее влагалище
  
  Лесси. Еще до того, как Дилан кончил, она искусно обвила его спину своими
  
  ногами и прижалась к нему, широко расставив свои ляжки так, что он
  
  почувствовал головкой члена еще одни мягкие губки в глубине ее влагалищ
  
  а...
  
  ИЛЛЮСТРАТИВНО СЕКСОЛОГИЧЕСКИЙ ДАЙДЖЕСТ 555
  
  СПЕЦИАЛЬНОЕ ОБОЗРЕНИЕ МИРОВОЙ ЭРОТИЧЕСКОЙ И
  
  ПААР-ЭРОТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
  
  ИЗДАНИЕ КОРПОРАТИВНОГО СОЮЗА ЛИТЕРАТУРНЫХ КРИТИКОВ
  
  США; III-й Комиссии ЮНЕСКО (1976 Г') по
  
  сексологическим проблемам; Европейского бюро
  
  издательств.
  
  номер 5, 1989 год
  
  Выходит ежемесячно
  
  Идается в ЛОНДОНЕ ПАРИЖЕ БОННЕ НЬЮ-МЕКСИКО РИМЕ
  
  САН-ФРАНЦИСКО ГОНКОНГЕ ИЕРУСАЛИМЕ БРАЗЗАВИЛЕ
  
  САН-САЛЬВАДОРЕ ТОКИО МЮНХЕНЕ ВЕНЕ
  
  ТЕЛЕКСЫ РЕДАКЦИИ 5556-676-786-ОО ; 5513-89О-11О.
  
  Содержит выдержки из различных новинок совр. эротической литературы,
  
  классики, сексопатологических изданий и различных эротических школ
  
  Востока, а также уч. пособий сексопатологического направления.
  
  Издается с апреля 1977 года.
  
  ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР ИЗДАНИЯ - ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА ДОЙЧЕ ЯР КРИТИК
  
  А.Г.
  
  К Р А Т К О Е С О Д Е Р Ж А Н И Е
  
  издания ЭРОТИЧЕСКИЙ ДАЙДЖЕСТ за май 1989 года
  
  Данный номер журнала-приложения содержит любопытные материалы.В него
  
  включены произведения таких мастеров эротического романа, как Ф.Ле
  
  Кумайер; он известен нашему читателю по таким вещам, как "Похождения
  
  месье КОНА", "Утро в Марлибене", "Носок сапога" и "Дела
  
  Университетские"- также многим другим. Представлен аргентинский автор
  
  школы Маркеса, писатель Аллен Риглио - фрагмент его
  
  психолого-эротического романа "Восшествие..." и повести "Отель
  
  сумасбродцев", объединенных в общий цикл. Не забыт и Чарльз Пойнт
  
  Перселл-младший, роман "Неукротимая Пенни-Лейн". Номер содержит также
  
  материалы по происшедшей в 1987 году трагедии в Минске (СССР), когда
  
  группой подростков были совершены тяжкие преступления садистско-
  
  сексуального характера. Литературную обработку свидетельских
  
  показаний участников преступления сделал польский журналист
  
  З. Ксешинский и передал ее через группу минских неформалов в редакции
  
  журналов ЭСПРИ (Италия) и РУССКОЕ СЛОВО (США).Фрагмент этот вызывает
  
  большой интерес, так как подкупает простотой сексуального восприятия
  
  героя повествования, человека с низким интеллектом, и только кое-где
  
  фрагмент "литратуризирован" Ксешинским.
  
  Отрывок из романа Ле Кумайера интересен характерной чувственностью
  
  изложения и рассказывает о лесбийской любви. Написан он в стиле
  
  своеобразного литературного имаджинизма.
  
  Фрагмент романа Ч. Перселла-младшего тоже футурологического
  
  характера. На одной из военных баз в Калифорнии группа сотрудников во
  
  главе с полковником Фертшеллом проводит эксперименты по созданию
  
  "биологической бомбы, человека-бомбы".По воле случая сотрудник
  
  лаборатории Джералд наделяет этим качеством проститутку из
  
  г.Бармоунта; Джералда арестовывают а девушка, по кличке Пенни-Лейн
  
  при попытке покушения на нее спасается бегством и начинается ее путь
  
  по США, отмеченный взрывами невероятной силы.
  
  В отрывке А.Риглио рассказывается о закрытой школе сексуального
  
  воспитания юношей и девушек в аргентинском городке Росарио, интересна
  
  сама идея повести.
  
  В последующих номерах ЭДДЖЕСТ будут опубликованы отрывки из нового
  
  произведения итальянца Луиджи Этторе Лубо "Исповедь Джерафлино,
  
  мойщика окон" и из романа Ле Кумайера "Похождения М.Кона" Также будет
  
  опубликован Примерный Каталог Эротических произведений и
  
  видеосюжетов, снятых по ним.
  
  Отрывок из романа "Похождения М.Кона"
  
  Франциск Ле Кумайер
  
  ГЛАВА 3. Хофбург. Номера Пигмхольц, 317.
  
  Через день сотрудница Боннской редакции ПЕНТХАУС стучалась в дверь
  
  под номером З17, в обшарпанных номерах Пигмхольц для тех, что
  
  победнее.Там ее встречала хозяйка, с расстрепанными волосами, в
  
  халатике, надетом на голое тело. Они наспех варили густой, черный,
  
  дурманящий кофе, потом же шли в спальню с зашторенными окнами.
  
  Затем они раздевались догола.
  
  На ногах Марты оставались только черные чулки, и такого же цвета
  
  были, как смоль волосы ее пышного паха... Женщины, обнажившись,
  
  садились друг против друга и, затягиваясь глубоко, закуривали
  
  сигареты с ментолом. Они жадно касались друг друга, глядя в зеркало
  
  напротив; набухшими сосками голой груди Эльза (хозяйка - прим.перев.)
  
  прижималась к спине Марты и чуть дыша, терлась об нее ласково, как
  
  кошка. Касались их голые животы, тревожила нежность податливого
  
  тела. Касались теплые ляжки. Неровно дыша, они прижимались друг к
  
  другу упругой грудью, и их налитые полушария яростно терзали тела, в
  
  исступлении касались даже их нежные ступни, потея, жались к телам их
  
  пальцы. Касание это вызывало легкую истому и трепет, тела их теплели,
  
  наливаясь желанием. Они убыстряли ритм, они помогали друг другу
  
  легкими, или глубокими и сильными поцелуями по всему телу, они
  
  пьянились своей наготой. С улыбкой Эльза приникала к животу Марты и
  
  втягивала кожу в себя, впиваясь в подругу накрашенными губами.Они
  
  дрожали, обе... Сигареты испускали сладковатый дым, дразнивший их
  
  ноздри, и они накуривались до одури, не помня себя и в мутноватых
  
  глазах мелькало только розовое тело, налитая женская грудь с вишней
  
  соска и выпуклый венчик волос в котором таилось их естество и
  
  блаженство. Они, вцепившись друг в дружку, сближали обнаженные
  
  бедра. Марта знала что за этим последует: нестерпимый огонь и
  
  дрожание ниже живота и покажется ее клитор, она закусывала губы, но
  
  стон все равно рвался из губ и в этот момент Марта более всего любила
  
  свою страстную обнаженную партнершу и ее быстрое тело, что вливало в
  
  нее жар наслаждения. Они, только они сейчас по-женски могли оценить
  
  прелесть наготы своих тел, солоноватый вкус губ и их нежность,
  
  стройность и бархатистость длинных ног, пользуемых мазью БЕРНСАЙТ;
  
  меж грудей Марты выступал пот который слизывала Эльза. Это рождало у
  
  них болезненне, но сладкое чувство... Наконец они начинали
  
  целоваться; нет, это были не те легкие поцелуй, которыми они
  
  разговлялись в начале. Поцелуй со всей силой похотливой страсти и
  
  рассудка, чуть помутненного ментолом. Они с жадностью припадали друг
  
  к дружке, для них не было запретных мест и чем интимней было место
  
  поцелуя, тем был соблазнительней его стыд. И внутренняя сторона ног
  
  Марты, ее ягодицы, подмышки и впадинки меж грудей - это был их
  
  восторг, их стоны. Тишина... Марта ложилась на Эльзу.Та плотно
  
  сжимала ее горячие ноги, а ладонями поглаживала худые ягодицы
  
  женщины. Обе тяжело дышали и касались ртами; так, так, потом
  
  соединялись их влажные вздрагивающие губы. С некоторых пор Марте
  
  открылась прелесть не мужского рта со щеточкой усов, а наслаждение
  
  женского нежного и пряного от помады. Марта впивалась губами в тело
  
  проститутки и страсть душила ее.. Под ней молодая женщина начинала
  
  покачиваться и изгибалась; ерзали их мягкме животы и в телах обеих
  
  словно извивался горячий щекочущий червь и Марта сгибала в судороге
  
  пальцы ног. Они целовались захлебываясь, сосредоточено, но уже
  
  безумно...
  
  Гасли сигареты. Едва только Марта отрывалась от подруги, та
  
  откидывалась на подушки.Женщина смотрела на ее утомленное лицо и
  
  голую грудь - грудь настоящей боннской шлюхи; та ходила дыханием и
  
  покачивались крупные шишечки сосков. Марта, замирая, касалась губами
  
  живота лежащей женщины - следовал долгий протяжный засос и Эльза
  
  вздрагивала. Марта уже не хотела ничего, только ощутить, утонуть в
  
  ощущении нежности кожи груди Эльзы, попробовать на вкус. От ее волос
  
  пахло травой... Еще поцелуй, еще пусть трепещет тело, дальше. И вот
  
  Марта кладет осторожные ладони на голые груди проститутки. Глаза
  
  Марты блестят, а Эльзы - уже туманны, рот открывает полоску зубов...
  
  Но она знает логику любви и растирает тело подруги круговыми
  
  движениями , покачивает ее полушария грудей, жестоко щиплет пальцами
  
  соски. Эльза стонет исступленно, а губы Марты шепчут ей что-то, и
  
  когда на лице Эльзы выступает золотистый пот, Марта сжимает ладонями
  
  плечи подруги, прижав ту к постели и касается губами ее набухшего,
  
  точно бутон, соска. Сначала теребит его; ощущение наготы трясет ее
  
  саму, она почти задыхается и под ладонями проститутки ходят
  
  обнаженные бедра Марты. Женщины друг на дружке, их тела плотно
  
  сплелись так, что кажется, не распутает и Господь. Марта, чувствуя
  
  ломоту ниже живота и жаркое дрожание тела, прижимает лодыжки к
  
  соблазнительно голым икрам Эльзы их босые ноги - сплетаются и
  
  потеют. Сосок Марта от даже покусывает зубками и Эльза уже тихо
  
  кричит и ерзает, но прижимает ее к постели. Лежать!
  
  Мышцы обоих напрягаются и пах у женщин - как барабанный мех. Марта
  
  бросает ее сосок. Они встают на дрожащие колени и обнявшись, начинают
  
  покачиваться словно танцуя, сильнее, плотнее прижимаясь к друг
  
  дружке. Клиторы, чувствуя бугры лобков встают и когда касаясь
  
  впервые, задевают кончиками то женщины вскрикивают... Известно, что
  
  женщина любит ушами: послушайте их, их бессвязный шепот...
  
  - Марта, милая Марта, иди ко мне дай мне свою грудь, пусть она давит
  
  меня, я прошу тебя, у тебя чудные соски и мягкая грудь. Прижми их к
  
  животу, целуй их, целуй, Марта, Марта, я хочу тебя голую, хочу...Нет,
  
  я буду лизать тебя ниже, так, хорошо, я буду целовать твою попку,
  
  давай, дай мне свой грех... Эльза, я поцелую тебя в щель, раздвинь
  
  ноги... Так... Тебе хорошо, тебе правда хорошо целуй меня сильнее, в
  
  живот, у тебя гибкие бедра... Аааа, а... Войди в меня, так!
  
  И ладонь проститутки ползет по шелковистой коже Марты. И та дрожа,
  
  смотрит: вот рука проститутки исчезает меж ее загорелых ног и вот
  
  что-то входит в устье греха Марты. Ну! Они испускает крик и глубже
  
  заходит палец Эльзы и горячая волна чувства заливает Марту. И вот -
  
  все: влага течет по слипшимся от пота волосам паха, женщины просто
  
  лежат друг на друге, тихонько постанывая, остывает пот на обнаженных
  
  телах им так хорошо...
  
  И пыльное зеркало отражает равнодушно расслабленные ноги Эльзы на
  
  белой простыне, голую спину Марты, щекой лежащую на груди
  
  проститутки. В мыслях у одной потряхивает зеленым уголком бумажка в
  
  пятьсот марок, а другая чувствуя мерное усталое дыхание, думает, что
  
  женщины могут обходиться и без мужчин...
  
  подг. к печати Э.Шалле
  
  (E.Scnallait, Spiegel-Magazin Serie 555.)
  
  Л И Т Е Р А Т У Р Н А Я О Б Р А Б О Т К А
  
  показаний и свидетельств А.Аринича, Д.Титовца, (1969 г.р., 1968
  
  г.р.) по делу о Минской трагедии, по материалам публикации
  
  журнала РУССКОЕ СЛОВО, за декабрь 1987 года"Это ли клевета?",
  
  перепечатано журналом ЭСПРИ (Италия)
  
  Заседание Минского Горсуда (СССР) в мае 1987 года.
  
  - Ну то есть когда ее притащили, я не знал, чо она стукачка - это
  
  уже потом Сова нам сказала и тоже сказала: мальчики, можете делать с
  
  ней, что хотите, только не убивайте - сядем, мол...
  
  Пацаны ее накрыли в подьезде и притащили - тапки по дороге свалились
  
  и она была в белых носках, юбке какой-то и синей кофточке.Насчет
  
  лифчика нет знаю; на лицо симпатичная такая девчонка, черноволосая, с
  
  черными глазами, губы пухлые. Испугалась она конечно. Звали Лариса,
  
  испугалась она конечно, начала в коридоре кричать и прибежала Сова и
  
  говорит: мальчики, не надо так громко, услышат. Тогда Тит (Титовец.Д.
  
  - прим.авт) ласково так говорит: Лариса, Лариса стань спокойно. Она
  
  слезы, успокоилась...И тогда Тит пнул ее, хорошо пнул, с оттяжкой в
  
  живот. Ну она странно так всхлипнула и загнулась. Тогда мы с Титом
  
  потащили ее в ванную; ванная была маленькая, из белого кафеля. С
  
  девчонки мы стащили юбку, кофточку и лифчик. Там был еще Лох, так он
  
  как увидел ее пухлую девичью грудь на которой соски едва заметно
  
  топорщились розовыми шишечками, то крякнул и начал стягивать с себя
  
  джинсы. Лариса стояла в ванне на коленях в белых трусиках на худом
  
  теле и белых носочках; плакала и прикрывая ладонями свои еще
  
  маленькие груди, твердила: мальчики, не надо меня мучать я вам по
  
  хорошему дам, не надо. Но Тит сказал, что она и так даст. Тогда Лох
  
  спросил: сколько, Лариса, тебе лет? Она плачет: восемнадцать. В рот
  
  возьмешь, говорит. Девчонка испуганно смотрела на нас, Лох уже почти
  
  разделся и стоял по пояс голый, дурной, пушка его покачивалась. Тогда
  
  он ударил Ларису по лицу- будешь? Она упала на дно ванны и из губы ее
  
  потекла кровь. Будешь? Она зарыдала и кое-как поднявшись, измазав
  
  ванну кровью из разбитых коленок и губы - я на такие коленки часто
  
  смотрел в парке, когда девчонки с Левобережья катались на
  
  качелях-лодках и я не знал, что когда-нибудь девчонка будет, дрожа
  
  этими коленками, приближать лицо к красному, мощному члену Лоха,а
  
  пряди волос будут закрывать ее мокрую от слез щеку... Она, видно
  
  никогда не брала его еще в рот и поэтому Лох не выдержал. Она только
  
  целовала член осторожно, как очевидно целовала своего неизвестного
  
  нам мальчика, да впрочем, мы таких...Ты чего же сука, щекочешь его,
  
  соси, говорю! - заорал Лох и схватив Ларису за волосы, дернул голову
  
  девчонки на себя; она вскрикнула, это была наверно, первая серьезная
  
  боль ее за этот вечер и она не знала, что будет еще... Она
  
  всхлипывала, но продолжала сосать, Лох сладко жмурился. Тит сказал,
  
  что он тоже, пожалуй разденется. Мы раздетые толклись в ванной, а
  
  Лариса прижалась лицом к члену Лоха и он уже покачивался, постанывая.
  
  В этот момент в комнатку заглянула Сова, она уже разделась донага и
  
  ходила в одних чулках и туфлях, а на шее у нее было ожерелье той
  
  девушки... Сова пожелала нам успеха. Я взглянул на ее загорелую,
  
  коричневую грудь с темными сосками, знавшую наверно уже ни одного
  
  мужчину, и почувствовал жгучее желание. Мы уже все распалились: нам
  
  было интересно - ведь нам дали живую игрушку, с нежной пушистой
  
  кожей, плачущую и теплую - и детская жажда ломать проснулась в нас с
  
  набывалой силой... Члены у нас были вялыми, потом начали подыматься;
  
  Лоха уже оттолкнули. Тит залез в ваную; Лариса уже была прижата к дну
  
  ванны и Тит, почти сел на нее... Она уже тяжело дышала, пот выступил
  
  у нее на лбу, увлажнил волосы... Она, Лариса трудилась на славу: Но
  
  вот Тит, смеясь положил ладонь на ее голую левую грудь, вздымающуюся
  
  под рукой. Тит почувствовал, наверно, мягкую кожу; а ведь он раньше
  
  работал грузчиком и начал тискать ее. Девчонке стало больно и она не
  
  выдержав вырвалась: член Тита, уже было напрягшийся, вылил свои белые
  
  брызги ей на грудь... Тит выругался. Лариса лежала на дне ванны и
  
  скривив рот, смотрела на нас просяще, не надо, мол! Тут в ванную
  
  ворвался Лох и заорал: дайте мне эту сучку! Он по-прежнему был только
  
  в рубашке и став к окну ванны, напрвил член на девушку. Та что-то
  
  почувствовала, но было уже поздно: Лох мочился на нее! Струя
  
  желтоватой влаги залила ее голую грудь и трусики - она отшатнулась,
  
  но поскользнулась и упала. Тит и я, улыбаясь, подошли к краю ванны...
  
  Теперь густо пахло туалетом...Теперь она, Лариса была мне противна,
  
  отвратительна и странно ничуть не были противны наши развлечения. Мы
  
  были нормальными крутыми парнями - я, Лох, Тит, и даже крутая
  
  девчонка Сова, а эта была последняя мразь, стукачка. Так Сова нам
  
  сказала...Мне было приятно унижать эту голую девчонку и я взял ее за
  
  волосы и ткнул лицом в собравшуюся на дне ванны лужу, но я чуточку
  
  переборщил: потому, как я разбил ей нос и лужица эта окрасилась
  
  розовым. Дышать было уже трудно; пацаны решили все смыть и Тит пустил
  
  в ванну кипяток. Он добрался до ее ног в носках и она впервые так
  
  жалобно и хрипло закричала - обожглась. Тогда я взял у Тита душ и
  
  начал окатывать ее холодной водой - в воздухе повисли брызги, стало
  
  свежее... Пацаны курили.
  
  - А давайте устроим ей" танцы до полуночи !" - сказал Тит. Ларису
  
  вытащили из ванной. На лице ее уже было несколько синяков, волосы
  
  мокрые...Мы привязали ее за руки и за ноги к батарее и тут Лох
  
  заметил что с нее до сих пор не сняли ни трусиков, ни ни носок.Их
  
  стащили и я подумал, что у ней очень красивые ноги - тонкие лодыжки,
  
  пушок волос на икрах, крепкие, но мягкие ступни, и розовые пальцы.
  
  Хороша девчонка... Первым подошел Тит, бросил зажженную сигарету и,
  
  обняв ее, прижался к ее голому, распятому на батарее телу, к выпукло
  
  торчащей груди. Тит улыбался, он аккуратно вводил член и вдруг резко,
  
  с криком втолкнул его прямо вглубь тела Ларисы. Я видел, как она
  
  застонала, как судорога пробежала по стройным голым ногам. И Тит
  
  начал покачивать член в ее лоно все сильнее и жестче; он целовал ее
  
  грубо и жадно, заглушая ее стоны. Девушка дышала уже с хрипом, он
  
  тискал ее, заставляя изгибаться: Ааааа...Ааа!! Потом я понял, что ее
  
  запястья и лодыжки начала обжигать горячая батарея; и вот член Тита
  
  внутри нее прыснул струей и она обмякла... Глаза у нее были закрыты,
  
  под ними синяки - губы что-то бессвязно шепчут... Меж волос паха
  
  дрожит клитор, бедняжка. И тут же на нее навалился я. Я чувствовал
  
  тепло ее тела. Его дрожь. Мне приятно было то, что она беспомощна,
  
  было в этом что-то звериное, темное а потому - притягательное. Я
  
  чувствовал дыхание ее голой груди. Я терзал ее внутри, там, где было
  
  ее самое сокровенное и она подавалась моим движениям, не знаю, от
  
  боли или от сласти; Когда я целовал ее слабые губы мне было ее даже
  
  чуточку жалко. Девчонка почти была в беспамятстве но это было и
  
  хорошо и вот я приник еще раз к ее голому животу, грубо стиснул ее
  
  бедра и застонал: все, я пустил семя, я взял ее властно, не спрашивая
  
  позволения, как и должен мужчина. Ее ноги свела очередная судорога; я
  
  отошел и меня сменил Тит, потом Лох потом опять я... У Ларисы
  
  закатились почти глаза, на нее плескали холодной водой. Оторвавшись
  
  от девчонки, распятой на батарее, мы курили торопливо, а Сова в
  
  соседней комнате обмахивала нас полотенцами. И мы спорили сколько эта
  
  девчонка протянет, и сколько еще через нее пройдет?
  
  Все испортил Лох. В то время, как Тит использовал Ларису, прибежал
  
  Лох с коробком спичек и ватой, эту вату он начал заталкивать меж
  
  розовых пальчиков ног девушки. Тит заметил это и заорал: давай,
  
  давай, мол! Когда Лох поджег вату, нехорошо запахло и девчонка начала
  
  шевелить пальцами, но горящая вата не выпадала. Она начала кричать и
  
  это еще больше раззадорило Тита: он любит, когда женщины кричат...
  
  Короче, она совсем обмякла, груди ее стали вялыми и Титу все это
  
  надоело. Он отступил назад; Лариса почти висела на батарее и глаза
  
  ее остановились. И Тит начал ее избивать. Бил он умело; ее отвязали и
  
  Тит бил ее в пах, да мы все били ее в пах, хотя бы по разу и было
  
  приятно пинать ее в то место, которое только что доставляло нам
  
  наслаждение; и при каждом ударе она вскрикивала... Мы повалили ее на
  
  пол и стали топтать; а потом Тит принес болотные сапоги и мы по
  
  очереди топтали ее, давя каблуками ее голую грудь и пальцы...
  
  Все это, короче, надоело. Мы оставили ее в ванной и включили ледяную
  
  воду. А сами пошли в другую комнату к Сове; там мы курили и пили
  
  принесенную Титом водку. Сова долго ходила меж нами; мы устали от
  
  воды, ударов, а Сова была нага и свежа, и ее руки так ласково
  
  тревожили наши члены. И вот наша верная подружка опустилась передо
  
  мной на колени. Ее бедра были пред моим лицом, от нее пахло
  
  шампунем... И я восхищенно сначала коснулся губами греха нашей
  
  подружки, потом все больше и больше приникая губами к ее голому паху,
  
  добрался таки до ее щели... И теплые ноги нашей верной Совы
  
  задвигались и я утонул в страсти тревожить ее тело.
  
  ...Тем временем избитой Ларисе все-таки удалось выбраться из ванной
  
  и выползти на площадку, ползя вниз по заплеванным ступеням. Мы
  
  догнали ее на площадке; Тит опять избил ее жестоко и мы бросили ее в
  
  ванную. Девчонка лежала на дне, спина и ноги у нее были в
  
  кровоподтеках и засосах, в крови был золотистый пушок на икрах.
  
  Нетронуты оставались только ягодицы. И тут Сова, улыбнувшись,
  
  подтолкнула Тита к ванне, тонкими пальцами коснувшись его члена. И
  
  Тит понял... Он забрался в ванную, навалился на избитую Ларису...И
  
  втолкнул вставший колом член меж ее белых нетронутых ягодиц...
  
  Бедняжка попыталась подняться и вскрикнула. А Девочка наша тоже
  
  забралась в ванну к ним и обнимала, улыбаясь, Тита, ее острые груди
  
  дразнили его, а Сова, с улыбкой глядя на него, то прижималась к нему,
  
  то отстранялась... Глаза у Лоха заблестели и мы тогда начали вырезать
  
  на коже ягодиц Ларисы начальные буквы наших фамилий; "Л" получилась
  
  просто а вот с "Т" пришлось повозиться... Девушка уже не кричала,
  
  кровь текла по ее ляжкам и вот после этого она стала никому не
  
  интересна. Мы засунули ей меж ног тряпку, чтоб не лилась кровь и
  
  ушли...
  
  Проснулся я с Совой. Она спала и на ее груди еще застыла влага;
  
  зазвонил телефон. Я снял трубку, звонил Лохин, сказал, что кто-то нас
  
  сдал и что он сматывается... Как я потом узнал, он тоже не успел... Я
  
  разбудил Сову; она одевалась, когда менты зашли в наш подьезд...
  
  Литературная обработка показаний А.Аринича и
  
  Д.Титовца с разрешения Следственного Отдела
  
  Минской Прокуратуры произведена
  
  З.М.Ксешинским, журналистом.
  
  Материал передан в журнал РУССКОЕ СЛОВО
  
  группой минских борцов за гластность, 1987
  
  Отрывок из романа " В О С Ш Е С Т В И Е ... "
  
  Аллан Риглио ( Аргентина )
  
  ИНТЕРМЕДИЯ ОДИННАДЦАТАЯ. МЫ УЧИМСЯ
  
  По материалам издательства LIBRAIRIE ANONIME
  
  EROS-FRANSE
  
  Росарио. Семь утра. Только что прошел утренний дождь и улицы,
  
  кривой переулок за собором св. Антуана и дальше - авенида
  
  Либерасьоне, да дорожка мимо универмага Хеймаркетт, где обвычно
  
  собираются взрослые шлюхи, мокры от росы; на веревках - суцшится
  
  белье. Завтрак я уже сьел, отец дал большой тяжелый песо на сендвичи
  
  и поблагодарил бога еще паз за то, что прошлой осенью удалось ему
  
  пристроить меня в эту школу. Что напротив... Туда берут из очень
  
  порядочных семей.
  
  Я бегу по переулку. В воздухе утрнняя прохлада. Текут ручьи стоков,
  
  кричат разносчики-пуэблос; мне так хочется сбросить башмаки и пойти
  
  по улице босиком, шлепая по грязным лужам...Но это запрещается; мы
  
  должны приходить в школу в Смирении, как делает наша праведная Донья
  
  Элеонора, наша классная, что в доме даже не держит ни одного журнала
  
  и ни одной книги, кои полны возбуждающих картинок... А вот Лиз
  
  высокая девчонка из Вступительных Групп, та как ни в чем не бывало
  
  идет в школу босиком по теплым булыжникам улиц; ну да ведь она - Лиз
  
  дочка бывшего мера, она может позволить показывать свои голые ноги
  
  всяким пуэблос да парням из предместий. Элеонора говорит - пальцы ног
  
  Лиз истинно аристократические, длинные... Нам же - нельзя, Смирение.
  
  Я миную угол универмага Хеймаркетт; сегодня одно из первых занятий.
  
  На грязной простыне, у стены спит шлюха-метиска.Груди прикрыты еще, а
  
  вот зад тощий ее - нет, она мертвецки спит, заснула давно. Я рискую
  
  опоздать в школу, теряя время, но присаживаюсь на корточки
  
  рядом... Улица пустынна, только где-то в трущобах лают голодные псы.
  
  Я склоняюсь над спящей женщиной. Смотрю на ее загорелые, сильные
  
  бедра: как, должно быть, они сжимают мужчину, как это тело тепло...
  
  Наверно. В ветвях поет ай-кью, серенькая птичка; я несмело касаюсь
  
  рукой обнаженного зада спящей. Господи Иисусе, кожа женская -
  
  бархатная, нежная, как шелковое платье моей сесмтры. Я поглаживаю ее,
  
  чувствую, как плоть пружинит у меня под рукой. Только бы не опоздать
  
  в школу! Пальцы мои против воли ползут вниз. Да, там у нее живот,
  
  мерно колыщущийся сейчас - она спит. И еще - у женщин, я знаю - там
  
  выпуклый бугор. Шелковистый, мягкий.
  
  И вдруг она просыпается. Приподнимает голову и смотрит на
  
  меня огромными, черными как у всех метисок глазами с синевой под
  
  ними, яркие, красные губы приоткрываютя удивленно. Я чувствую: от нее
  
  пахнет потом, мужчинами... Как никогда не пахнет от доньи Элеоноры.
  
  Мое детское сердце сжимается: я понимаю, что она изумленно смотрит на
  
  склонившегося над ней богато одетого, для городка Росарио на Паране,
  
  подростка, глаза которого блестят. Я вижу, как сквозь тряпку торчат
  
  острые ее груди. Запах вина. Горло у меня перехватывает и я
  
  попятившись, бегу в школу, скорей, проч от универмага, толькобы не
  
  опоздать.
  
  ... В большой особняк, бывший кгда-то домом губернатора уже сходятся
  
  дети. Многих я только знаю по именам. Я один и мне - четырнадцать,
  
  почти пятнадцать. друзей у меня почти нет.
  
  В школе полы застелены мягкими, пружинистыми матами. На каждом
  
  этаже, у каждого класса душевая. У порога на матах мы все раздеваемся
  
  догола. Все - и мальчики и девочки. А как же - это христианско
  
  каталическая школа любви. Худые ноги, неуклюжие ступни подростков,
  
  едва оформившиеся груди и угловатые бедра. Смех, шепот, возня.
  
  Девочки из старших классов раздеваются медленно, это уже им нравится:
  
  постепенно стягивать с сея белье. Они щупают груди друг-дружки,
  
  придирчиво осматривают обнаженные свои тела, касаются друг друга. Это
  
  мы, вчера еще соплячня, скидываем быстро свою одежду. Сталшие девушки
  
  идут неторопливо, как бы невзначай касаясь нас голыми ногами, идут и
  
  пухлые их ягодицы покачиваются соблазнительно, идут, как настоящие
  
  женщины. Свет падает в окна, ежит квадратами на мягком полу, на
  
  крышках парт в светлых классах, бродят по коридорам. Я сажусь в
  
  классе на перую парту, как положено, гляжу на экран перед собой.
  
  Рядом девочки собрались в круг и взяв у Паоло монету, обмеряют свои
  
  розовые соски. О как им хочется быть в Старших Группах, где ведет
  
  Мартенсио, бывший сутенер и акробат цирка в Рио... Где девушки
  
  выделывают немыслимые позы, где Мартенсио входит в них сзади, где...
  
  Звучит звонок.
  
  Я очень люблю нашу преподавательницу, донью Элеонору. Она начала
  
  вести у нас с первого дня и после этого - все, все двадцать мальчиков
  
  и девочек безоговорочно приняли в ней своего кумира. Донья Элеонора,
  
  высокая черноволосая испанка, как и остальные преподаватели школы, в
  
  стеах ее ходила в обязательной униформе - то бишь голышом.
  
  Вот из коридора раздаютя уверенные шаги преподавательницы; мы все
  
  всегда откровенно любуемся на ноги Элеоноры - они смуглые,
  
  тренированные и покрыты едва засеметным пушком. Мальчики смотрят на
  
  них и думают, как хорошо сжать коленями эти соблазнительные голые
  
  ноги, девочки дуамют о том, как хорошо соблазять такими мужчин... Но
  
  донья Элеонора никогда не была шлюхой; студенткой она играла в
  
  баскетбол за команду Университета, вот отчего у не такие ноги. Каждый
  
  день она растирает их маслом: ее ладони скользят по ноге, от колена
  
  до высоких бедер. Но у доньи Элеоноры еще и прекрасная грудь. Высокие
  
  крупные груди, чуть-чуть отвисшие, торчащие вбок нежно-оливковые, как
  
  и подобает женщине, увенчаны крупными темными сосками; я знаю их
  
  сладкую тайну. Еще когда толбько начинались занятия, донья Элеонора
  
  подняла с парт мальчиков и спрсила их, умеют ли они целовать. все
  
  ответили, что нет и тогда донья Элеонора, усмехнувшись и коснувшись
  
  пальчико своей голой груди, сказала: Так учитесь же, сеньоры.
  
  Девочки с зависьтливыми и горящими взорами остались на местах. А мы
  
  столпились возле Элеоноры и тогда женщина, присев на колени,
  
  притянула старшего, Мануэло, к себе. Обнаженное ее, по взрослому
  
  мягкое и теплое тело женщины воодушевило Мануэло; Элеонора легла,
  
  опрокидывая его на себя и зашептала: Целуйте, целуйте же!
  
  Нас не надо было угогваривать... Женщина легко отстранила Мануэло и
  
  прикрыла глаза. Мы облепили ее; кто целовал ее длинные загорелые
  
  ноги, кто прижимался губами к ее восхитительно мягкому животу. И вот
  
  мне выпало коснуться ртом ее груди; это была сказка! Я услышал ее
  
  возбужденное дыхание... Играла - обязательно! - музыка. Я обнял
  
  женщину и припал губами к ее обнаженной груди, как летом к источнику.
  
  Нежнейшая кожа защекотала мне щеку, а ее чуть шероховатый сосоквдруг
  
  набух и вздрогнул. Я целовал его, даже слегка покусывал, втягивая в
  
  рот. Женщина вскрикивала и ее руки прижимали нас к себе: над второй
  
  грудью ее трнудился Бертран, сын французского консула в Росарио.
  
  ... А потом меня сменил еще один, и еще... Мы обдвили Элеонору и
  
  наконец она застонала глубоко и сладко, девочки за партами замерли и
  
  женщина, лежа на матах, прошептала со смехом: Хватит, хватит,
  
  сеньоры. Бертран в это время изо всех сил поглаживал пах доньи
  
  Элеоноры и на его пальцы брызнула какая-то влага.
  
  После этого был душ.
  
  И вот сейчас донья Элеонора вошла в класс. Мы встали и спели ей, как
  
  полагалось, начальную строфу Гимна. Потом женщина легла на небольшое
  
  ложе и, посмотрев на нас, спросила:
  
  - Мальчики, кто из вас справился с домашним заданием?
  
  Оказалось, что все.
  
  Курсу онанизма у нас посвящали много времени. Не возбранялось этим
  
  заниматься в коридорах и классах Школы. Только следовало после
  
  принимать душ.
  
  Ч А С Т Ь 1
  
  И З Ч Р Е В А
  
  Мир рухнет, когда мы научим
  
  мыслить собственный цилиндр.
  
  Хуан Эрнест.
  
  ГЛАВА 1. Каллебрюкке, 5-го, 12.00.
  
  Старый сарай с щелястой крышей, обвисшими лохмотьями коры. Над
  
  крышей нависли хилые кроны. В пятистах метрах - гуд Вольво, по
  
  превосходному асфальту, шлейфы газа и дыма, пыль, грязная бумага из
  
  окон Турбо-Твайна, гигантского пассажирского чулка автобусных заводов
  
  Кевпахена, бутылки пепси, суета, жизнь.
  
  А тут тишина и нет ничего, кроме запустения, сладковатого духа
  
  прелого сена и теленка, что когда-то был здесь. Из сена торчат две
  
  пары голых пяток - одни загрубевшие, твердые, мужские, а вторые,
  
  розовенькие, как сдобные, нежная кожа. Кристин и Вольф здесь уже с
  
  самого утра, Матиас-булочник уже развез утреннюю выручку, а они
  
  сделали почти все, и теперь просто лежат, касаясь лениво друг-друга
  
  теплыми губами. В углу, уперев держатели в сено стоит красая Хонда,
  
  мотоцикл Вольфа. Тишина... Но Вольфу мало уже чувствовать голую грудь
  
  Кристи, влажную, ведь только-что он сидел на ней, а девушка тонкими
  
  пальчиками трудилась над его членом и он, откинувшись назад, целовал
  
  ее прохладные ноги, наконец член брызнул и Кристи задрожала,
  
  подставляя розовые соски под белую влагу... Нет, это не то, Вольфом
  
  овладевает настойчивое желание, он гладит, щупает за горячие соски
  
  девушку, шероховатые, крупные, как кайзеровский пятак, стискивает ее
  
  ноги... Девушка часто дышит, хватает его за руки, но он увлечен
  
  другим, он быстро переворачивает ее на спину
  
  - Ааа... Ммм... Дурак, что ты...
  
  Кристи не хочет она уже сыта но бес искушения силен. Она не
  
  сопротивляется, угли не остыли...
  
  Какое у нее покорное тело, и мягкий живот, так - хлоп, животом на
  
  сено и вот уже голые лопатки и гладкие ягодицы, ну, покрути ими,
  
  Кристи, покрути, они матовые, мерцают изнутри, как яблочная кожура, а
  
  я положу ладони на твою грудь, Кристи, упругую, и прижмусь бедрами к
  
  твоим ягодицам. Член у Вольфа поднялся, как Ахилесово копье, он
  
  болтается и шлепает девушку по ляжкам.
  
  - Что тебе нужно, Вольф... Мммм...
  
  - Подожди... Делай так...
  
  - Я лучше пойду, дурак...
  
  Нет это все таки - яблоки, румяные бока, такие он мальчишкой рвал
  
  у старого Шнудцера, он гонял еще мальчишек вилами... Так, он
  
  раздвигает ей ноги... Ну...
  
  - Дурак!
  
  Она вдруг отталкивает его, выскальзывает и садится на мотоцикл.
  
  Груди ее, острые, белые, как у козы, торчат в стороны, у коз того
  
  Шнудцера, что за ерунда, причем Шнудцер? Она пьяна до изумления, ее
  
  босые ноги крепко упираются в ручки внизу и Влоьф видит пушок на
  
  ладыжках... К члену Вольфа, тугому, палкой, пристали соринки. Парень
  
  встает и идет к мотоциклу, садится сзади, девичьи голые ляжки опять
  
  дразнят его. Вольф притягивает ее за теплеющие нагие бедра ближе.
  
  Янтарь солнца падает на золотистые тела, они уже в другом мире, где
  
  нету шоссе, Старого Матиаса... Кристи крутит ручки смеется...
  
  - Не крути ничего, шлюха... - нехотя бормочет Вольф.
  
  Он уже посадил ее сверху на член и почувствовал легкую боль. Он
  
  коленями и шершавыми пятками прижал ее нежные ноги к мотоциклу. И вот
  
  вдруг он вталкивает вставший член в ее тело меж ягодиц, расширяя
  
  горячее отверстие...
  
  - Аааа... - девушка чувствует, как ладони прижали ее обнаженные
  
  груди, бедра ноют и пляшут...
  
  Что? Неужели они поехали? Не может быть... Ладони Вольфа гладят ее
  
  голый живот и упругий член покачивается в ее теле спазмом
  
  наслаждения, девушка подается назад, глубже, пусть он войдет в нее,
  
  ну... Кристи тяжело дышит, на лбу выступает пот из-под светлых
  
  волос... Голые парень и девушка несутся на мотцикле по аллее меж
  
  вязов, как, уже?..
  
  Ооооо... Никто еще так властно не раздвигал ее тело, еще одно
  
  движение твердой палки, так, не заставлял ее так вскрикивать и так
  
  дрожать ее гибкие узкие бедра. Кристи вцепляется в ручки руля и
  
  стонет, исторгая из себя наслаждение, что бешено греет низ живота,
  
  пусть... Пусть он целует ее нежную шею, пусть щиплет грудь, пусть
  
  терзают, царапают его ступни ее кожу... Он занимается в Атлетических
  
  классах, он шумно дышит, на них несется асфальт, вязы, ошарашенный
  
  прохожий, а член Вольфа все качается сзади и парень налегает на
  
  нее...
  
  У них сейчас столько энергии, что они могли народить новую
  
  цивилизацию. Небо чистое, солнце блестит на листьях - моет и
  
  впрямь... И вот мотоцикл качнуло - они вылетели на шоссе и Вольф,
  
  обхватив Кристи, грубо дернул ее к себе. Яички его прижались к ногам
  
  девушки, теперь Он вошел в е с ь.
  
  - Аааааа!.. Ммм...
  
  Вольф не выдержал и впился зубами в душистую, розовую, как яблоко
  
  - да! кожу ее плеча. Кристи, вскрикнув, выпустила руль..
  
  ...Удар в Турбо-Твайн, ревевший и сигналивший им вот уже полчаса.
  
  Удар, который смял красную Хонду и раздавил обоих, как лягушат, они
  
  даже и не услышали.
  
  ГЛАВА 2. Хофбург, 5-го, после 19.00.
  
  Из дворика, засаженного аккуратными деревьями, скрывавшими
  
  подлинно немецкий, бюргерский дом из красного кирпича, вышел
  
  человечек лет сорока. Лицо его напоминало физиономию костяной фигурки
  
  Лешего, плюс тонкие очки и тросточка в руке. Помахивая тросточкой,
  
  человечек сел в большой синий Мерседес-250 и тронул с места.
  
  Человечка звали Клаус Альтшуллер Эшерби, и был он доктором
  
  Висбаденского Университета. Клаус Эшерби прожил свои сорок лет весьма
  
  бурно... Учился он в знаменитом Гетингене, и его всегда интересовали
  
  почему-то вещи, далекие от нейрохирургии, коей он обучался. На первом
  
  году он наделал шуму своей диссертацией "О социально-психологических
  
  аспектах онанизма". Опекунски Совет был шокирован... Вскоре до него
  
  начали доходить сведения, что Эшерби платит известной проститутке
  
  Марлен, худой грубой девице и ходит с ней по этажам. Марлен находила
  
  клиента, раздевалась, и пока выкуривала сигару, сидя в постели и
  
  скрестив ноги, Эшерби тщательно снимал размеры ее груди и другие
  
  показатели. Затем истомившийся клиент ложился с ней в постель и когда
  
  Марлен, тяжело дыша, покачивалась верхом на сопящем партнере, Эшерби
  
  разбирал свои бумажки... Потом он снова обмерял ослабшую, теплую
  
  Марлен, и, обязательно попрощавшись, церемонно уходил...
  
  Через некоторое время супруга ректора Розали забрела в
  
  лабораторные классы. Время было позднее, и чуть подумав, женщина в
  
  туалете поспешно разделась, оставив на себе чулки и белую рубашку
  
  зашла в лабораторию... Эшербине удивился и Розали, улыбаясь, легла на
  
  кушетку, раздвинула полные ноги. Что-то горячее вошло в ее лоно, она
  
  изогнулась и вскрикнула, когда почувствовала, как брызнула струя там,
  
  там, внутри нее... Она открыла глаза и увидела, что из ее паха торчит
  
  резиновый шланг, подключенный к аппарату, а Эшерби стоит рядом в
  
  белом халате и записывает предел закачивания ей - бог свидетель! -
  
  питательной смеси Харрела-Бульницки.
  
  После этой истории доктору дали диплом и поспешно спровадили
  
  подальше в землю Пфальц. Но он и там проводил эксперименты, исследуя
  
  миньет, остался без практики и осел в Хофбурге, перебиваясь статьями
  
  в медицинские издания. Как-то... Стоп! Эшерби поправил
  
  приличествующий, по его мнению черный галстук. Доктор был на редкость
  
  добродетелен, это был подлинный подвижник от науки. Женщины его
  
  интересовали, как объекты для опытов. Как-то Эшерби подсунули
  
  полногрудую проститутку из порта - шутка друзей. Эшерби накормил ее,
  
  напоил коньяком, затем закрепил ее грязные ноги и руки с наколками в
  
  специальном аппарате, с подвижной головкой. Аппарат работал три часа,
  
  после чего, когда проститутка оказалась в обмороке, Эшерби снял
  
  данные и отвез ее в больницу. Эту девицу - Хенрику, можно и сейчас
  
  встретить в Хофбурге, причем ей дали новое прозвище Маракотова
  
  Бездна, а один пьяный железнодорожник из Каллебрюкке даже уверял, что
  
  видел, как в нее входит рельс с полотна, причем без остатка.
  
  Но вернемся к Эшерби. Сейчас он ехал к Тилли. Тилли был его
  
  приятелем, хирургом, оставшимся в конце концов без места. Иногда его
  
  вызывали в Хофбургскую клинику ассистировать: но он тоже был
  
  экспериментатором по натуре и дом его был вечно заставлен бутылями со
  
  сросшимися костями, трехногими младенцами и прочей мерзостью, а в
  
  воздухе густо пахло формалином и крепким баварским... Доктор не стал
  
  стучать. Пройдя прихожую, он попал большую беспорядочную комнату...
  
  Тилли в халате сидел в кресле, а на коленях у него курила девица в
  
  белых джинсах, босиком и с голой пухлой грудью. она играла на губной
  
  гармошке
  
  - Оо, Клаус, как я тебе рад! - заревел Тилли, подымаясь - У меня
  
  для тебя сурприз.
  
  - Опять нагрузился, - брезгливо заметил доктор.
  
  - Э-э, Клаус, мне же надо было угостить девочку. Бутылка сидра...
  
  Идем, я что-то покажу.
  
  И он по железной лестнице повел его в подвал, облицованный белой
  
  плиткой. Автоклавы, шкафы вдоль стен, операционный стол - святая
  
  святых Тилли. Хирург подвел Эшерби к стеклянному кубу, накрытому
  
  белой материей.
  
  Обрюзгший Тилли с трудом закурил сигарету и выпустив из зубастой
  
  пасти клуб дыма спросил:
  
  - Ты, Клаус, слышал вчера, на шоссе Каллебрукке-Хофбург случилась
  
  авария?
  
  - Допустим... А что было?
  
  - Парень с девчонкой, не знаю за каким чертом ехали на мотоцикле,
  
  причем нагишом и как раз - трахались, понимаешь? Ну и угодили под
  
  автобус... А я оказался рядом.
  
  - Ну и что? Хотя это на тебя похоже...
  
  - Конено - обиделся Тилли - это к тебе приходят сами: сделайте мне
  
  глубже, или еще что... А меня ноги кормят. Одним словом, там была
  
  куча мяса да кишок. Но нетронутым сохранился только член этого парня
  
  - как раз в заднице его партнерши.
  
  - Господи боже! - фыркнул Эшерби.
  
  - ... Я его ампутировал, сунул в питательный бульон Жерца, знаешь?
  
  Потом пришил ему яички, пересадил пару участков сетчатки глаза и в
  
  хрящики немного мозгов того парня...
  
  - Мозгов?!
  
  - Ты бы видел - их размазало чуть не до Нейбука! Собрал немного...
  
  - Ну, и?
  
  - Смотри...
  
  И Тилли, словно директор Мюнхенской выставки, сдернул белую
  
  простынь со стеклянного куба. Эшерби ахнул... В кубе на опилках
  
  сидело... или сидел? - как вам будет угодно некий червяк на двух
  
  шарообразных ножках; однако при ближайшем рассмотрении - сравнивая
  
  телесный цвет тела, красноватую головку можно было увидеть, что этот
  
  червяк до странности походит на мужской половой член, ампутированый
  
  вместе с двумя яичками. Он сидел на них, на яичках, как
  
  восточноевропейская овчарка на задних лапах.
  
  - Иезус-Мария! - Воскликнул Эшерби - это еще что такое?
  
  - Это... - Тилли задумался - Это новое существо. И притом мыслящее
  
  существо. Новая форма. Хомо Фаллус, если хочешь, или Хомо Спермус...
  
  Новая расса.
  
  - Он видит?
  
  - Да, конечно. Правда, не знаю, что конкретно, но видит. Он даже
  
  думает, это тебе не просто червяк. Эльза, иди сюда...
  
  Вошла Эльза, бесшумно ступая.
  
  - Эльза - попросил ее Тилли - подойди к кубу, да покажись ему,
  
  детка!
  
  Та хмыкнула и придвинувшись к стеклянному кубу, расстегнула
  
  джинсы; ей было это очень приятно делать при двух мужчинах, которые
  
  уставились на ее крепкие загорелые ягодицы. Пах ее выпирал, густые
  
  волосы касались куба. Профессор, глядя на этот Зееловский холм любви,
  
  вздрогнул и потянулся было к девице, но Тилли схватил его за рукав.
  
  - Эээ, эту румяную попку я отбил вчера у громил из банды Кугинена,
  
  в постели это - сама резина... Это не для тебя.
  
  А между тем странное существо забеспокоилось, определенно
  
  забеспокоилось. Повертело кончиком тела, хотя - какое тело? - и затем
  
  заковыляло, вроде как гусеница, на яичках, к краю куба, где блистали
  
  наготой бедра девицы. Хоп! Вдруг он напрягся и, прыгнув стрелой,
  
  смачно ударился о стенку, сполз по ней. А рядом с девицей осталось на
  
  стекле белое пятно влаги.
  
  - Что ты будешь...
  
  - Честно говоря, не знаю. Это сенсация, сам понимаешь... Я не
  
  знаю, на что он способен. Эксперименты я начну только завтра. А пока
  
  я ему закажу визитные карточки, ради шутки.
  
  А Эльза тем временем сбросила джинсы совсем и пошла из комнаты; ее
  
  румяные ягодицы сочно колыхались, вызывая желание гладить их сферы.
  
  Оо, господи!
  
  - Вот и все, друг мой - Тилли зевнул - У этой чертовки ноги, как
  
  лианы; она чуть не душит ими. Пойду-ка я спать.
  
  Шаги Эльзы стихль на лестнице. Эшерби поспешно попрощался.
  
  ... По дороге Эщерби никак не мог прийти в себя. Случилось. Мир,
  
  погрязший в проституции, СПИДе, в порнографии и извращениях родил
  
  новое детище - мыслящий член. Ангела? Чудовище? Профессор не знал.
  
  И этого не знал никто.
  
  ... Из дому профессор позвонил Тилли: спросил, умеет ли его червяк
  
  разгоаривать?
  
  - Я попробую пересадить ему связки - буркнул Тилли - но не знаю.
  
  Закат разгорался над Хофбургом, щедро зажигая черепичные крыши.
  
  Солнце апельсином накатывалось на шпиль Старой ратуши и один лишь
  
  человек в мире - доктор Эшерби внезапно почувствовал, что это
  
  последний день эры, которая кончилась с рождением Червяка.
  
  Отрывок из романа Ч.П.Пересела-младшего Неукротимая Пенни-Лейн.
  
  ГЛАВА 6. ПЯТЬ ГАМБУРГЕРОВ В ТРИНТИ-ОБЖОРКЕ.
  
  (по материалам журналов PlayBoy и Penthouse-Reveiw (США))
  
  ... Грузовик Пенни-Лейн мчался по шестому федеральному шоссе, на
  
  север от Бармоунт-хилла. Где-то там, за цепочкой лысых Калифорнийских
  
  холмов горел загадочный IX сектор базы, и лежал в кювете автомобиль с
  
  генералом Фертшеллом, а его верный адьютант Топси находился в военном
  
  госпитале Бармоунтской комендатуры. Да, дел Пенни-Лейн неделала
  
  много...
  
  Зеркало отражало крепкое лицо девушки, пухлые губы, несколько
  
  вывернутые, как у любой, в общем-то южноаммериканской шлюхи, между
  
  Сан-Франциско и Вашингтоном. Серые глаза... Пышные серые волосы все
  
  время спадали на лоб и Пенни приходилось их рукой... Ладони ее
  
  сжимали баранку; девушка пристально следила за дорогой - не появится
  
  ли вдруг тупорылый зеленый броневик, из леса: от этих тварей всего
  
  можно ожидать. Босые ноги девушки, погрубевшие изрядно по пути
  
  босиком от ранчо Филла, по сухим колючкам и коровьему дерьму,
  
  упирались в педаль акселератора. Но самое главное было не здесь.
  
  Майка плотно обтягивала ее грудь; в кабине было жарко... А чуть
  
  полные ноги Пенни обтягивали крепкие джинсы, в них было чертовски
  
  неудобно. Девушка облизывала губы: она с ужасом чувствовала, что там,
  
  в глубине ее бедер з р е е т опять это... Она чувствовала, как горит
  
  под майкой ее пышненькая грудь и набухают соски. Она понимала,
  
  закусив губу, что ей опасно раскрыться сейчас, когда люди Фершелла
  
  пасут ее по дорогам. Но перехватывало дух и горели пятки... Нельзя,
  
  нельзя. Не хочется. Так ныли бедра в недавнем детстве, точно так же
  
  было тепло внизу живота. И маленькая Пенни забиралась в ванную,
  
  блестящую огромным душем, ставала босой на пол и прикосновение
  
  прохладной плитки к голым ногам приносило дрожь в коленках...
  
  Девочка, едва дыша, разглядывалась, и зеркало отражало ее худые ноги
  
  подростка с грязными пятками и худенький зад. Она смотрела на себя в
  
  это большое домашнее зеркало и потом, закатив глаза, брала с полки
  
  круглый балон Ланда и ложилась на пол. Ее крепкие руки погружали
  
  пластмассового червяка в свое лоно; и жгло тело невыносимым
  
  удовольствием, и она стонала, извиваясь на полу... Да, но тогда Пенни
  
  не знала ни Джеральда, ни того, что ее ждет...
  
  Теперь по сторонам тянулись хилые деревца. Да что же это.
  
  Побледнев девушка расстегнула последнюю пуговочку на джинсах.
  
  Господи, да нельзя же светиться...
  
  Из-за поворота показалась железно-пластмассовая постройка; ясно,
  
  обжорка Макдональдс, нечего и говорить... Над входом грязная вывеска
  
  "ТРИНИТИ". Взвизг тормозов;девушка с ужасом остановила, стреножила
  
  тягач у самых дверей обжорки. Хотелось есть.. Стих мотор и она
  
  несколько минут сидела неподвижно... Тишина. Девушка глянула на
  
  сонного пьяницу у входа, чей-то громоздкий Империал и открыла дверцу,
  
  спрыгнула на землю. Калифорнийская теплая ласковая маслянистая пыль
  
  защекотала голые ноги Пенни; да, как в детстве, когда ходила к
  
  соседскому сыну Хиггинса в коровник. Она раздевалась еще на задах
  
  ранчо, чтобы не пачкать одежду и голая, босая неуверенно шла в
  
  темноту коровника: под ногами нелеслышно чавкал такой же ласковый и
  
  теплый калифорнийский навоз от бычков-двухлеток... Пенни решительно
  
  зашагала к забегаловке.
  
  Внутри было полутемно. Человек десять сидели по углам, пили джин.
  
  Около окна - это спасет ему потом жизнь - сидел усатый черный тип,
  
  Смолли. И у стойки разговаривал с барменом, взгромоздившись на
  
  высокий табурет, крупный мужчина в ковбойке... Девушка вошла в
  
  обжорку почти бесшумно, придерживая в кармане кольт Харли -
  
  маленький, дамский. Бармен ее поначалу не заметил. А потом с
  
  изумлением оглядел невысокую рыжеволосую девушку с упрямым взглядом;
  
  ее старые джинсы и грязные ноги со сбитым ногтем на большом пальце -
  
  это удружил сапогом Топси, да... Чего ей надо?
  
  - Пять гамбургеров... - очень тихо, но твердо сказала Пенни и
  
  уселась на стульчик напротив толстяка - И джин.
  
  Бармен взялся за стакан. На Пенни смотрели с интересом... А
  
  девушка, глянув на своего соседа, явственно почувствовала запах
  
  мексиканского табака. И началось... Не надо светиться! - с ужасом
  
  думала она, а колени уже немели. Девушка дрожала... Да, мексиканский
  
  табак: бог ты мой, как давно это было! Лошадей на ранчо объезжали
  
  мексиканцы, рослые загорелые парни. Ночной их костер горел прямо под
  
  окном девочки. И Пенни раз не выдержала... Двое их, загорелых и
  
  жилистых сидело у костра. Как вдруг из темноты приминая босыми шагами
  
  траву чиликито появилась Пенни. Ей тогда только исполнилось
  
  восемнадцать... Рыжие космы падали по плечам; дерзкие шальные глаза
  
  смеялись. Груди, юные, белые, торчащие вбок, как у козы Хиггинса и
  
  коричневые, крупные, как вишни соски. Дурея, от сознания того, что
  
  она голая стоит перед двумя онемевшими мужчинами, девушка застонала и
  
  опустилась на колени... Лоно ее перекатывалось бугром. И вот
  
  мексиканцы не стали спорить. Один притянул к себе девушку и та
  
  зашлась в судороге от его сильного упругого члена. А второй, тяжело
  
  дыша, долго гладил нежный ее зад и вдруг что-то твердое вошло в нее с
  
  другой стороны...
  
  Нельзя, это будет смертью. Но девушка шла навстречу гибели, не в
  
  силах устоять. Ранчмен напротив с изумлением глядел, как сидящая
  
  напротив девица засунула в рот сандвичи начала смотря на ранчмена,
  
  стаскивать майку. Все затаили дыхание... Вот оголились мячики ее
  
  голой груди с выпуклыми бугорками сосков - прикоснись к ним мужчина -
  
  это буря сладости... Это нектар... И глядя в упор на ранчмена в
  
  потных прелых динсах, и доедая гамбургер девушка стягивала с себя
  
  майку. Взорам посетителей открылось ее гибкое тело, оливковая кожа
  
  подмышек, тонкая талия и голые груди с цепочкой в ложбинке... Стало
  
  тихо, только приглушенно звучал музыкальный автомат. И Пенни
  
  раздевалась, одежда уже горела на ней. Сидя на стульчике, она
  
  сбросила майку на пол, и покачиваясь в такт музыке начала стягивать
  
  штаны; они медленно оголяли гибкие бедра девушки. Увидев черные
  
  густые волосы Пенни, топорщащиеся пониже ее живота ранчмен не
  
  выдержал и тоже начал расстегивать джинсы. Но девушка была уже нага,
  
  что-то внутри: то, чем наградил ее когда-то Джеральд, требовало
  
  наслаждения. Пенни тяжело дышала... Вот ранчмен спустил джинсы и
  
  расстегнул рубашку - и девушка забралась к нему на колени и
  
  склонившись над ним, ловкими пальцами вставила в себя его упругий
  
  член. Обжорка ахнула... И девушка прижалась к мужчине обнаженной
  
  податливой грудью, и соски - буря и сладость, защекотали его тело.
  
  Слышно было дыхание Пенни; она начала с силой покачивать бедрами и
  
  мужчина все глубже входил в ее тело. Сильнее, еще... С каждым разом
  
  девушка стонала и подставляла рту ранчмена свои влажные губки. А
  
  грубые от мотыги и баранки его ладони терзали ее спину. В полутьме
  
  голая Пенни уже лежала на ранчмене и покачиалась в экстазе, она
  
  закрыла глаза и чувствовала - горячий мужчина ворочался там, внутри,
  
  наполняя ее счастьем владения и подбирался уже к этому, глубже,
  
  совсем близко - ах, грозному изделию Фертшелла и его смертников. Ее
  
  голые ноги крепко сжали ноги ранчмена; Пенни иодила стоном, когда
  
  ранчмен не выдержал и захрипел по бычьи. он, копивший все за долгую
  
  зиму в холмах и изредка дававший немного своей худосочной жене -
  
  выпустил все в Пенни. Такая струя не орошала девушку никогда - чуть
  
  было не достало до горла и Пенни на секунду затаила дыхание -
  
  поднялись голые груди и ягодицы напряглись. Аааааааааа... И вместе со
  
  слабостью пришло сознание непоправимого. Теперь надо сматываться. И
  
  скорее... Потная, задыхающаяся девушка, еще прижимаясь к мужчине
  
  заметила, что из-за столика встает этот парень, Смолли, а руку
  
  нехорошо держит в кармане. На родине Пенни в кармане держали оружие;
  
  и девушка, застонав, ослабевшей рукой дотянулась до своих штанов на
  
  стойке и выстрел кольта Пенни успел прошить Смолли плечо, пока он
  
  вытащил оружие. Представитель сети чикагских публичных домов,
  
  оказавшийся по делам в Бармоунте, рухнул на столик, не подозревая,
  
  что девушка спасла ему жизнь своим выстрелом... А Пенни, бедняжка,
  
  сползла с колен ранчмена, еще кряхтящего и, даже не одеваясь,
  
  бросилась к выходу. Вскочив в грузовик, она сильной босой подошвой
  
  вжала акселератор; Макк сорвался с места в реве, подобном реву стада
  
  быков...
  
  И через три минуты, когда Пенни была в километре; ранчмен вдруг
  
  закатил глаза и упал с табурета. Внутри него рождалось что-то; еще
  
  секунда его крика и вспухший внезапно его живот взорвался. Сташный
  
  грохот: Тринити-обжорку разнесло на куски - вместе с клубами огня и
  
  дыма выбросило крышу, разметало стены, вылетел и кусок стойки. Потом
  
  еще внутри серия взрывов, огненных столбов и тишина, только оседает
  
  пыль. Смолли так и остался раненный у окна и это спасло ему жизнь -
  
  ударной волной его единственного выбросило на ближайшее дерево и он
  
  висел там сейчас, оглушенный.
  
  А Пенни-Лейн держалась за баранку грузовика. Навстречу стелилось
  
  серое шоссе и девушка счастливо улыбалась. Ноги ее, гибкие сильные
  
  ноги дочки ранчмена расслабленно лежали на педалях, а тело было полно
  
  истомой. Свободной рукой Пенни поглаживала еще жаркие соски обнаженой
  
  груди и живот. Хорошо... Пенни снова была той наивной девочкой, что
  
  краснея, стояла голой перед мексиканцами, босиком на колючей траве
  
  челикито... Ее серые глаза смеялись.
  
  Детище группы Фертшелла еще раз победило. И не погибло...
  
  СЭР СТИВЕН
  
  О. жила на острове Сен-Луи, в старом красивом доме. Квартира ее находилась
  
  под самой крышей. Из четырех комнат две выходили окнами на юг. Балконы были
  
  сделаны прямо на скате крыши. Одна из этих комнат служила О. спальней, а
  
  вторая, заставленная шкафами с книгами, была чем-то средним между салоном и
  
  рабочим кабинетом: у стены напротив окна стоял большой диван, а слева от
  
  камина -- старинный круглый стол. Иногда здесь устраивались обеды,
  
  поскольку маленькая столовая с окнами, выходящими во внутренний двор, не
  
  всегда могла вместить всех приглашенных гостей. Соседнюю со столовой
  
  комнату занимал Рене. Ванная была общей. Стены ее были выкрашены в такой же
  
  желтый цвет, как и стены крошечной кухни. Убирать квартиру ежедневно
  
  приходила специально нанятая для этого женщина. Полы в комнатах были
  
  выложены красной шестиугольной плиткой, и когда О. вновь увидела ее, она на
  
  мгновение замерла -- полы в коридорах замка Руаси были точь-в-точь такими
  
  же.
  
  * * *
  
  О. сидела в своей комнате -- шторы задернуты, кровать аккуратно застелена
  
  -- и смотрела на пляшущие за каминной решеткой языки пламени.
  
  -- Я купил тебе рубашку, -- сказал, входя в комнату Рене. -- Такой у тебя
  
  еще не было.
  
  И действительно, он разложил на кровати с той стороны, где обычно спала О.,
  
  белую, почти прозрачную рубашку, зауженная в талии и очень тонкую. О.
  
  примерила ее. Сквозь тонкий материал темными кружками просвечивали соски.
  
  Кроме штор из розово-черного кретона и двух небольших кресел, обитых тем же
  
  материалом, все остальное в этой комнате было белым: стены, кровать,
  
  медвежья шкура, лежащая на полу... и вот теперь еще новая шелковая рубашка
  
  хозяйки.
  
  Сидя на полу у зажженного камина, О. внимательно слушала своего
  
  возлюбленного. Он говорил о свободе, точнее -- о несвободе. Оставляя за
  
  ней право в любой момент уйти, он требовал от нее полного послушания и
  
  рабской покорности, и какой уже раз напоминал о замке Руаси и кольце на ее
  
  пальце. И она была счастлива этим его довольно странным признанием в любви
  
  (он постоянно искал доказательств ее безграничной преданности ему).
  
  Рене говорил и нервно ходил по комнате. О. сидела, обхватив руками колени,
  
  опустив глаза и не решаясь взглянуть на возлюбленного. Неожиданно Рене
  
  попросил ее раздвинуть ноги и она, торопливо задрав рубашку, села на
  
  пятки -- такую же позу принимают японки или монахини-кармелитки, и широко
  
  развела колени. Жесткий белый мех слегка покалывал ягодицы. Потом он велел
  
  ей приоткрыть уста. В такие мгновения О. казалось, что с ней говорит Бог.
  
  Возлюбленный хотел от нее только одного -- полной и безоговорочной
  
  доступности. Ему недостаточно было просто ее открытости и покорности, он
  
  искал в этом абсолюта. В ее внешности, в ее манере поведения не должно было
  
  быть ни малейшего намека на возможность сопротивления или отказа.
  
  А это означало следующее: во-первых -- и с этим она уже знакома -- в
  
  чьем-либо присутствии она не должна класть ногу на ногу, а также должна
  
  постоянно помнить и держать слегка приоткрытыми губы. И следовать этим двум
  
  правилам не так просто, как ей сейчас кажется. От нее потребуется
  
  предельная собранность и внимание. Второе касается ее одежды. Она должна
  
  будет сама позаботиться о своем гардеробе. Завтра же ей следует
  
  пересмотреть шкафы и ящики с бельем и вытащить оттуда все трусики и пояса.
  
  Он заберет их. То же относится к лифчикам, чтобы ему больше не
  
  потребовалось перерезать ножом их бретельки и к рубашкам, закрывающим
  
  грудь. Оставить можно лишь застегивающиеся спереди блузки и платья, а также
  
  широкие свободные юбки. По улицам ей придется теперь ходить со свободной,
  
  ничем не сдерживаемой грудью. Недостающие вещи необходимо заказать у
  
  портнихи. Деньги на это в нижнем ящике секретера.
  
  Об остальном, сказал Рене, он расскажет ей несколько позже. Потом он
  
  подложил дров в камин, зажег стоящую у изголовья кровати лампу из толстого
  
  желтого стекла и, сказав О., что скоро придет, направился к двери. Она, все
  
  также не поднимая головы, прошептала:
  
  -- Я люблю тебя.
  
  Рене вернулся, и последнее, что О. увидела, прежде чем она погасила свет и
  
  вся комната погрузилась в темноту, был тусклый блеск ее загадочного
  
  металлического кольца. В этот же миг она услышала голос возлюбленного,
  
  нежно зовущий ее, и почувствовала у себя между ног его настойчивую руку.
  
  * * *
  
  Завтракала О. в одиночестве -- Рене уехал рано утром и должен был вернуться
  
  только к вечеру. Он собирался отвести ее куда-нибудь поужинать. Неожиданно
  
  зазвонил телефон. Она вернулась в спальню и там сняла трубку. Это был Рене.
  
  Он хотел узнать, ушла ли женщина, делавшая в квартире уборку.
  
  -- Да, -- сказала О. -- Она приготовила завтрак и ушла совсем недавно.
  
  -- Ты уже начала разбирать вещи? -- спросил он.
  
  -- Нет, -- ответила О. -- Я только что встала.
  
  -- Ты одета?
  
  -- Только ночная рубашка и халат.
  
  -- Положи трубку и сними их.
  
  Она разделась. Ее почему-то охватило сильное волнение, и телефон задетый
  
  неловким движением руки вдруг соскользнул с кровати и упал на ковер. О.
  
  непроизвольно вскрикнула, испугавшись, что прервалась связь, но напрасно.
  
  Подняв трубку, она услышала голос возлюбленного:
  
  -- Ты еще не потеряла кольцо?
  
  -- Нет, -- ответила она.
  
  Потом он велел ей ждать его и к его приезду приготовить чемодан с
  
  ненужной одеждой. После этого он повесил трубку.
  
  День выдался тихим и погожим. Лучи тусклого осеннего солнца желтым пятном
  
  падали на ковер. О. подобрала брошенные в спешке белую рубашку и
  
  бледнозеленый, цвета незрелого миндаля, махровый халат и направилась в
  
  ванную, чтобы убрать их. Проходя мимо висевшего на стене зеркала, О.
  
  остановилась. Она вспомнила Руаси. Правда, теперь на ней не было ни
  
  кожаного колье, ни браслетов, и никто не унижал ее, но, однако, никогда
  
  прежде она не испытывала столь сильной зависимости от некой внешней силы и
  
  чужой воли. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько рабыней, чем
  
  сейчас, стоя перед зеркалом в своей собственной квартире, и никогда прежде
  
  это ощущение не приносило ей большего счастья. Когда она наклонилась, что
  
  бы открыть бельевой ящик, перси ее мягко качнулись.
  
  На разборку белья О. потратила около двух часов. Меньше всего мороки было с
  
  трусами; она их просто бросила в одну кучу и все. С лифчиками тоже не
  
  пришлось долго возиться: они все застегивались либо на спине либо сбоку, и
  
  она отказалась от них. Перебирая пояса, а правильнее было бы сказать,
  
  просто откидывая их в сторону, она задумалась только раз, когда взяла в
  
  руки вышитый золотом пояс-корсет из розового атласа; он зашнуровывался на
  
  спине и был очень похож на тот корсет, что ей приходилось носить в Руаси.
  
  Она решила пока оставить его. Придет Рене, пусть разбирается сам. Она также
  
  не знала что делать с многочисленными свитерами и с некоторыми платьями из
  
  своего обширного гардероба. Последней из бельевого шкафа О. вытащила нижнюю
  
  юбку из черного шелка, украшенную плиссированным воланом и пышными
  
  кружевами. Она подумала при этом, что теперь ей будут нужны другие нижние
  
  юбки, короткие и светлые, и от прямых строгих платьев, по-видимому,
  
  придется отказаться тоже. Потом она вдруг задалась вопросом: в чем же ей
  
  придется ходить зимой, когда настанут холода.
  
  Наконец с этим было покончено. Из всего гардероба она оставила лишь
  
  застегивающиеся спереди блузки, свою любимую черную юбку, пальто и тот
  
  костюм, что был на ней, когда они возвращались из Руаси.
  
  Она прошла на кухню, чтобы приготовить чай. Женщина, приходившая делать
  
  уборку, забыла, видимо наполнить дровами корзину, которую они ставили перед
  
  камином в салоне, и О. сделала это сама. Потом она отнесла корзину в салон,
  
  разожгла камин и, устраиваясь в глубоком мягком кресле, стала ждать Рене.
  
  Сегодня, в отличии от прочих вечеров, она была голой.
  
  * * *
  
  Первые неприятности ждали О. на работе. Хотя, неприятности -- это,
  
  наверное, слишком сильно сказано, скорее -- непредвиденные осложнения. О.
  
  работала в одном из рекламных фотоагентств. Стояла середина осени. Сезон
  
  уже давно начался, и все были неприятно удивлены и недовольны столь поздним
  
  ее возвращением из отпуска. Но если бы только это. Все были буквально
  
  потрясены той переменой, что произошла с ней за время ее отсутствия.
  
  Причем, на первый взгляд, совершенно невозможно было определить, в чем,
  
  собственно, заключалась эта перемена. Но что перемена в ней произошла,
  
  никто не сомневался. У О. изменились осанка, походка; взгляд стал открытым
  
  и ясным, в глазах появилась глубина, но более всего поражала какая-то
  
  удивительная законченность, завершенность всех ее движений и поз, их
  
  неброское изящество и совершенство. Одевалась она без особого лоска,
  
  считая, что к этому обязывает ее работа, и все же, несмотря на всю ту
  
  тщательность, с которой подбирались ею костюмы, девушкам-манекенщицам,
  
  работающими в агентстве, удалось подметить нечто такое, что в любом другом
  
  месте прошло бы абсолютно незамеченным (как-никак их работа и призвание
  
  были непосредственно связаны с одеждой и украшениями) -- все эти свитера,
  
  надеваемые прямо на голое тело (Рене после долгих раздумий позволил ей
  
  носить их), и плиссированные юбки, взлетающие от малейшего движения,
  
  наводили на мысль о некой униформе, настолько часто О. носила их.
  
  -- Что ж, неплохо, -- сказала ей как-то одна из манекенщиц, блондинка с
  
  зелеными глазами, скуластым славянским лицом и золотисто-коричневой нежной
  
  кожей, звали ее Жаклин. -- Но зачем эти резинки? -- немного погодя спросила
  
  она. -- Вы же испортите себе ноги.
  
  В какой-то момент О., позабыв об осторожности, села на ручку большого
  
  кожаного кресла. Сделала это она так резко, что юбка широком веером
  
  взметнулась вверх. Жаклин успела увидеть голое бедро и резинку,
  
  удерживающую чулок. Она улыбнулась. О., заметив ее улыбку, несколько
  
  смутилась, и, наклонившись, чтобы подтянуть чулки, сказала:
  
  -- Это удобно.
  
  -- Чем? -- спросила Жаклин.
  
  -- Не люблю носить пояса, -- ответила О.
  
  Но Жаклин уже не слушала ее. Она, не отрываясь смотрела на массивное кольцо
  
  на пальце О.
  
  За несколько дней О. сделала больше пятидесяти снимков Жаклин. Никогда
  
  прежде она не получала такого удовольствия от своей работы, как сейчас.
  
  Хотя справедливости ради надо заметить, что и подобной модели у нее никогда
  
  еще не было. О. удалось подсмотреть у девушки и передать в своих
  
  фотографиях ту, столь редко встречаемую в людях, гармонию души человека и
  
  его тела. Казалось бы, манекенщица нужна лишь для того, чтобы более выгодно
  
  показать богатство и красоту меха, изящество тканей, блеск украшений. Но в
  
  случае с Жаклин это было не совсем так -- она сама являлась произведением
  
  искусства, творением, которым природа может гордиться. В простой рубашке,
  
  она выглядела столь же эффектно, как и в самом роскошном норковом манто. У
  
  Жаклин были слегка вьющиеся белокурые волосы, короткие и очень густые. При
  
  разговоре, она обычно наклоняла голову немного влево и, если при этом на
  
  ней была одета шуба, то щекой она чуть касалась ее поднятого воротника.
  
  О. удалось однажды сфотографировать ее такой, улыбающейся, нежной, щекой
  
  прижавшейся к воротнику голубой норковой шубы (скорее, правда, не голубой,
  
  а голубовато-серой, цвета древесного пепла), с взлохмаченными ветром
  
  волосами. Она нажала на кнопку фотоаппарата в тот момент, когда Жаклин на
  
  мгновение замерла, чуть приоткрыв губы и томно прикрыв глаза. Печатая этот
  
  снимок, О. с интересом наблюдала как под действием проявителя, из небытия,
  
  появляется лицо Жаклин. Спокойное и удивительно бледное, оно напомнило ей
  
  лица утопленниц. Делая пробные фотографии, она намеренно осветлила их.
  
  Но еще больше О. поразила другая фотография сделанная ею с Жаклин. На ней
  
  девушка стояла против света, с оголенными плечами, в пышном вышитым золотом
  
  платье из алого толстого шелка; на голове -- черная вуаль с крупными
  
  ячейками сетки и венчиком из тончайших кружев. На ногах -- красные туфли
  
  на очень высоком каблуке. Платье было длинным до самого пола. Оно колоколом
  
  расходилось на бедрах и, сужаясь в талии, волнующе подчеркивало форму
  
  груди. Сейчас такие платья уже никто не носил, но когда-то, в средние века,
  
  -- это было свадебным нарядом невест. И все то время, пока Жаклин стояла
  
  перед ней в этом необычном наряде, О. мысленно изменяла образ своей модели:
  
  сделать немного уже талию, побольше открыть грудь -- и получится точная
  
  копия того платья, что она видела в замке на Жанне; такой же точно шелк,
  
  толстый и гладкий, такой же покрой, те же линии... Шею девушки плотно
  
  обхватывало золотое колье, на запястьях блестели золотые браслеты. О. вдруг
  
  подумала, что в кожаных колье и браслетах Жаклин была бы еще прекраснее.
  
  Но вот Жаклин, приподняв платье, сошла с помоста, служившего сценой, и
  
  направилась в гримерную, где переодевались и гримировались приходящие в
  
  студию манекенщицы. О. обычно не заходившая туда, на сей раз направилась
  
  следом. Она стояла в дверях, прислонившись к косяку и не сводила глаз с
  
  зеркала, перед которым за туалетным столиком сидела Жаклин. Зеркало было
  
  просто огромным и занимая большую часть стены, позволяло О. видеть и
  
  Жаклин, и саму себя, и костюмершу, суетившуюся вокруг манекенщицы.
  
  Блондинка сама сняла колье; ее поднятые обнаженные руки были походили на
  
  ручки старинной благородной амфоры. Под мышками было гладко выбрито, и на
  
  бледной коже поблескивали мелкие капельки пота. Потом Жаклин сняла браслеты
  
  и положила их на столик. О. показалось, что звякнула железная цепь.
  
  Светлые, почти белые, волосы и смуглая, цвета влажного морского песка,
  
  кожа... О. почувствовала тонкий запах духов и, сама не понимая почему,
  
  вдруг подумала, что алый цвет шелка на снимках, почти наверняка,
  
  превратится в черный...
  
  В этот момент девушка подняла глаза, и их взгляды встретились. Жаклин не
  
  мигая и открыто смотрела на нее, и О., не в силах отвести глаз от зеркала,
  
  почувствовала что краснеет.
  
  -- Прошу меня простить, -- сказала Жаклин, -- но мне нужно переодеться.
  
  -- Извините, -- пробормотала О. и, отступив назад, закрыла за собой дверь.
  
  * * *
  
  На следующий день пробные фотографии были готовы. Вечером О. должна была
  
  пойти с Рене в ресторан и она, не зная еще стоит ли ей показывать эти
  
  снимки возлюбленному, решила все-таки взять их домой. И вот теперь, сидя
  
  перед зеркалом в своей спальне и наводя тени на веки, она время от времени
  
  останавливалась с тем, чтобы посмотреть на разложенные перед ней фотографии
  
  и коснуться пальцем твердой глянцевой бумаги. Тонкие линии бровей,
  
  улыбающиеся губы, груди... Услышав звук ключа, поворачиваемого в замке
  
  входной двери, она, проворно собрав фотографии, спрятала их в верхний ящик
  
  стола.
  
  * * *
  
  Прошло вот уже две недели со времени того, первого разговора с Рене. О.
  
  поменяла гардероб, но привыкнуть к своему новому состоянию пока еще не
  
  могла. Как-то вечером, вернувшись из агентства, она обнаружила на столике
  
  записку, в которой Рене просил ее закончить все свои дела и быть готовой к
  
  восьми часам, -- он пришлет за ней машину и они поедут вместе ужинать, с
  
  ними, правда, будет один из его друзей. В конце он уточнял, что она должна
  
  одеться во все черное ("во все" было подчеркнуто двойной линией) и не
  
  забыть взять с собой свою меховую накидку.
  
  Было уже шесть вечера. На все приготовления у нее оставалось два часа. На
  
  календаре -- середина декабря. За окном -- холод. О. решила, что наденет
  
  черные шелковые чулки, плиссированную юбку и к ней либо толстый черный
  
  свитер с блестками, либо жакет из черного фая. После недолгих раздумий она
  
  выбрала второе. Со стеганой ватной подкладкой, с золочеными пряжками от
  
  пояса до воротника, жакет был стилизацией под строгие мужские камзолы
  
  шестнадцатого века. Он был хорошо подогнан и, благодаря вшитому под накидку
  
  лифчику, красиво подчеркивал грудь. Золоченые пряжки-крючки, похожие на
  
  застежки детских меховых сапожек, придавали камзолу особое изящество.
  
  О., разобравшись с одеждой, приняла ванную и теперь, сидя перед зеркалом в
  
  ванной комнате, подкрашивала себе глаза и губы, стараясь добиться того же
  
  эффекта, что она производила в Руаси (в записке Рене также попросил ее об
  
  этом). Она чувствовала, как какое-то странное волнение охватывает ее. Тени
  
  и краски, которыми она теперь располагала, ненамного отличались от тех, что
  
  она использовала в замке. В ящике туалетного столика О. нашла ярко-красные
  
  румяна и подвела ими кончики грудей. Поначалу это было почти незаметно, но
  
  немного погодя краска резко потемнела, и О., увидев это, подумала, что
  
  она, пожалуй, немного переусердствовала. Обмакнув клочок ваты в спирт, она
  
  принялась энергично водить им по соскам, стараясь снять румяна. После
  
  долгих мучений, это, наконец-то, удалось ей, и она снова, теперь уже более
  
  осторожно, начала накладывать косметику. Минутой позже на ее груди
  
  распустились два больших розовых цветка. Она пыталась подкрасить румянами и
  
  те губы, что спрятаны под подушечкой густых мягких волос, но напрасно --
  
  краска не оставляла на них следа. Потом она тщательно расчесалась,
  
  припудрила лицо и взяла с полочки флакончик с духами -- подарок Рене. На
  
  горлышке флакончика был надет колпачок пульверизатора, который выбрасывал,
  
  если нажать на его крышечку, струйку густого терпкого тумана. Названия
  
  духов О. не знала. Пахли они сухим деревом и какими-то болотными
  
  растениями. Она побрызгала ими под мышками и между ног. В Руаси ее научили
  
  степенности и неторопливости, и она трижды проделала это, каждый раз давая
  
  высохнуть на себе мельчайшим капелькам душистой жидкости. Потом она
  
  принялась одеваться: сначала чулки, затем нижняя юбка, за ней -- большая
  
  плиссированная юбка и, наконец, жакет. Застегнув пряжки жакета, О. натянула
  
  перчатки и взяла с кровати сумочку в которой лежали губная помада,
  
  пудреница, гребень, ключи и около тысячи франков. Уже в перчатках, она
  
  вытащила из шкафа свою норковую шубу и, присев на краешек кровати, положила
  
  ее к себе на колени. Было без четверти восемь. Она приготовилась ждать.
  
  Но вот часы пробили восемь; О. встала и направилась к входной двери. В
  
  коридоре, проходя мимо висевшего на стене зеркала, она увидела в нем свой
  
  спокойный взгляд, в котором можно было прочесть и покорность, и дерзость.
  
  * * *
  
  Машина остановилась возле маленького итальянского ресторанчика. О., толкнув
  
  дверь, вошла внутрь, и первым, кого она увидела в зале, был Рене. Он сидел
  
  за стойкой бара и потягивал из бокала какую-то темно-красную жидкость.
  
  Заметив О., он ласково улыбнулся и поманил ее пальцем. Когда она подошла,
  
  он взял ее за руку и, повернувшись к сидевшему рядом спортивного вида
  
  мужчине с седеющими волосами, по-английски представил его: сэр Стивен Г.
  
  Мужчина кивнул. Они предложили О. сесть на стоявший между ними табурет, при
  
  этом Рене тихонько напомнил ей, чтобы она садилась аккуратно и не мяла
  
  юбку. Прикосновение холодной кожи сиденья к голым ногам было довольно
  
  неприятным, да к тому же О. чувствовала у себя между бедер выступающий
  
  металлический ободок табурета. Испугавшись, что по привычке может
  
  незаметно для самой себя положить ногу на ногу, О. решила примоститься на
  
  самом краешке сиденья. Юбка широким кругом раскинулась вокруг нее. Поставив
  
  правую ногу на поперечину табурета, она носком левой туфли упиралась в пол.
  
  Англичанин, не проронивший до сих пор ни слова, с интересом рассматривал
  
  ее. Она чувствовала его пристальный взгляд, скользящий по ее коленям,
  
  рукам, груди, и ей казалось, что глаза мужчины словно оценивают ее на
  
  пригодность, как какую-нибудь вещь или инструмент. Она, впрочем, и считала
  
  себя вещью. Будто повинуясь этому взгляду, она сняла перчатки. Руки ее
  
  были скорее руками мальчика, нежели молодой женщины, и О. была уверена, что
  
  заметив это, англичанин обязательно что-нибудь скажет, да к тому же на
  
  среднем пальце ее левой руки, постоянным напоминанием о Руаси тускло
  
  блестело кольцо с тремя золотыми спиралями. Но она ошиблась. Он
  
  промолчал, хотя кольцо безусловно увидев -- этом О. не сомневалась.
  
  Рене пил мартини. Сэр Стивен -- виски. Для О. возлюбленный заказал стакан
  
  грейпфрутового сока. Потом англичанин предложил перейти в другой зал,
  
  поменьше, где в более спокойной обстановке, они могли бы хорошо поужинать.
  
  Он спросил О., как она относится к этому.
  
  -- О, я согласна, -- сказала О., подхватив со стойки свою сумочку и
  
  перчатки.
  
  -- Отлично, -- сказал сэр Стивен и, протянув к ней правую руку, помог О.
  
  сойти с табурета. При этом, сжимая в своей огромной ладони ее маленькую
  
  руку, он заметил, что ее руки словно специально созданы для того, чтобы
  
  носить железо; говорил он по-английски и в его словах была определенная
  
  двусмысленность -- то ли речь шла о металле, то ли о цепях.
  
  Они спустились в небольшой, с выбеленными известью стенами, подвальчик. В
  
  зале стояло всего четыре столика. Было очень чисто и уютно. Один из
  
  столиков, правда, оказался занят, но там, похоже, уже собирались уходить.
  
  На стене, слева от двери, была нарисована огромная туристическая карта
  
  Италии. Ее цветовые пятна напомнили О. разноцветное мороженое --
  
  малиновое, ванильное, вишневое, и она подумала, что к концу ужина, надо
  
  будет заказать мороженое и обязательно со сливками и тертым миндалем. О.
  
  чувствовала сейчас в себе какую-то удивительную легкость, счастье
  
  переполняло ее. Рене коленом касался ее бедра под столом, и она знала, что
  
  сейчас все произносимые им слова, предназначены только ей. Рене тоже, в
  
  свою очередь, не сводил с нее глаз. Они заказали ей мороженое. Потом сэр
  
  Стивен пригласил О. и Рене к себе домой на чашку кофе. Приглашение было
  
  сразу принято. Ужин был довольно легким, и О. обратила внимание на то, что
  
  мужчины выпили не много (ей они наливали совсем мало): на троих было выпито
  
  всего полграфина кьянти. Когда они выходили из ресторана, было еще только
  
  девять часов.
  
  -- Мне очень жаль, но я отпустил своего шофера, -- сказал сэр Стивен, -- и
  
  поэтому не могли бы вы, Рене, сесть за руль? Лучше всего будет, если мы
  
  прямо сейчас поедем ко мне.
  
  Рене расположился на месте шофера. О. пристроилась рядом. В большом
  
  "Бьюике" они без труда разместились втроем на переднем сиденьи.
  
  Ля Рен после мрачной Альмы Ку показался ей очень светлым, и причиной тому
  
  были голые, без единого листочка, деревья, черные ветви которых словно
  
  конденсировали вокруг себя свет. На площади Согласия было сухо, и над ней
  
  огромным одеялом нависали темные низкие облака, готовые вот-вот прорваться
  
  снегопадом. О. услышала слабый щелчок, и ногами почувствовала струю теплого
  
  воздуха -- заработал обогреватель. Она повернулась и посмотрела на сэра
  
  Стивена. Англичанин улыбнулся ей.
  
  Какое-то время Рене ехал вдоль Сены, по правому берегу, потом свернул на
  
  мост Пон Руйаль. Вода между каменными опорами моста стояла пугающе
  
  неподвижно, словно окаменев и казалась черной. О. подумала о гематите, его
  
  еще называют красным железняком, но по цвету он черный. Когда-то давно,
  
  когда ей было пятнадцать лет, у ее тридцатилетней подруги было кольцо из
  
  гематита, украшенное крошечными диамантами. О. тогда очень хотелось иметь
  
  колье из такого черного металла, колье, которое будучи надето на шею,
  
  плотно сжимало бы ее и, может быть, немного душило бы... Но сейчас
  
  согласилась бы она обменять кожаное колье замка Руаси на гематитовое колье
  
  из своего детства? Кто знает.
  
  Она снова увидела ту жалкую грязную комнату в квартале Тюрбиго, куда она,
  
  будучи еще школьницей пришла с Марион, и вспомнила, как она долго
  
  распускала свои толстые косы, пока красавица Марион раздевала ее и
  
  укладывала на железную со скрипящими пружинами кровать. Прекрасная Марион
  
  становилась еще прекраснее, когда ее ласкали и любили, и тогда глаза ее
  
  подобно двум далеким мерцающим звездам, сияли небесным голубым цветом.
  
  Рене остановил машину где-то на одной из тех многочисленных маленьких
  
  улочек, что соединяли рю Университэ с рю Де Лиль. О. прежде никогда не
  
  бывала здесь.
  
  Они вошли во двор. Квартира сэра Стивена находилась в правом крыле большого
  
  старинного особняка. Комнаты образовывали нечто вроде анфилады. Последняя
  
  комната была и самой большой, и самой красивой: удивительное сочетание
  
  темной, красного дерева мебели и занавесок бледного (желтого и
  
  светло-серого) шелка.
  
  -- Садитесь, прошу вас, -- сказал, обращаясь к О, сэр Стивен. -- Вот сюда,
  
  на канапе. Вам здесь будет удобно. И пока Рене готовит кофе, я хочу
  
  попросить вас внимательно выслушать то, что я вам сейчас расскажу.
  
  Большое с обивкой из светлого шелка канапе, на которое указывал сэр Стивен,
  
  стояло перпендикулярно камину. О. сняла шубу и положила ее на спинку
  
  дивана. Обернувшись, она увидела стоящих неподвижно Рене и англичанина и
  
  поняла, что они ждут ее. Она положила рядом с шубой сумку и сняла перчатки.
  
  О. совершенно не представляла, как же ей удастся незаметно для них
  
  приподнять юбки и утаить от сэра Стивена тот факт, что под ними ничего нет.
  
  Во всяком случае сделать это будет невозможно, пока ее возлюбленный и этот
  
  англичанин с таким интересом смотрят на нее. Но пришлось уступить.
  
  Хозяин квартиры занялся камином, а Рене, зайдя за спинку дивана, неожиданно
  
  схватил О. за волосы и, запрокинув ей голову, впился в ее губы. Поцелуй был
  
  таким долгим и волнующим, что О. почувствовала, как в ней начинает
  
  разгораться пламя страсти. Возлюбленный лишь на мгновение оторвался от ее
  
  уст, чтобы сказать, что он безумно любит, и снова припал к этому
  
  живительному источнику. Когда Рене, наконец, отпустил ее, и она открыла
  
  глаза, их еще затуманенный страстью взгляд тотчас натолкнулся на прямой и
  
  жесткий взгляд сэра Стивена. О. сразу стало ясно, что она нравится
  
  англичанину, что он хочет ее, да и кто бы смог устоять перед
  
  притягательностью ее чуть приоткрытого влажного рта, ее мягких слегка
  
  припухших губ, ее больших светлых глаз, нежностью ее кожи и изяществом ее
  
  шеи выделяющейся на фоне черного воротника будто от камзола мальчика-пажа
  
  из далекого средневековья. Но сэр Стивен сдержался; он лишь тихонько провел
  
  пальцем по ее бровям и коснулся ее губ. Потом он сел напротив нее в кресло
  
  и, подождав пока Рене тоже устроится где-нибудь поблизости, начал говорить.
  
  -- Думаю, -- сказал он, -- что Рене никогда не рассказывал вам о своей
  
  семье. Впрочем, возможно, вы знаете, что его мать прежде чем выйти замуж за
  
  его отца уже была однажды замужем. Ее первым мужем был англичанин, который
  
  тоже, в свою очередь, был не первый раз женат и даже имел сына от первого
  
  брака. Этот сын -- перед вами, и мать Рене на какое-то время заменила мне
  
  мать. Потом она ушла от нас. И вот получается, что мы с Рене, не имея
  
  никакого родства, приходимся тем не менее, родственниками друг другу. Я
  
  знаю, что он любит вас. Об этом не нужно говорить, достаточно лишь один раз
  
  увидеть, как он смотрит на вас. Мне также хорошо известно, что вы уже
  
  однажды побывали в Руаси, и я полагаю, что вы туда еще вернетесь. Вы
  
  прекрасно знаете, что то кольцо, что вы носите у себя на левой руке, дает
  
  мне право использовать и распоряжаться вами соответственно своим желаниям,
  
  впрочем, это право дается не только мне, но и всем, кто знает тайну кольца.
  
  Однако, в подобных случаях, речь может идти лишь об очень коротком
  
  временном и не влекущим за собой последствий обязательстве, нам же
  
  необходимо совсем другое, куда более серьезное. Вы не ослышались, я,
  
  действительно, сказал "нам". Просто Рене молчит, предпочитая, чтобы я
  
  говорил за нас обоих. Если уж мы братья, так я старший; Рене младше меня на
  
  десять лет. Так уж повелось между нами, что все принадлежащее мне
  
  принадлежит и ему, и соответственно наоборот. Отсюда вопрос: согласны ли
  
  вы участвовать в этом? Я прошу вашего согласия и хочу, чтобы вы сами
  
  сказали "да". Ибо, это будет для вас куда более серьезным обязательством,
  
  чем просто покорность, а к этому вы уже давно готовы. Прежде чем ответить,
  
  подумайте о том, что я буду для вас лишь другим воплощением вашего
  
  возлюбленного и никем иным. У вас по-прежнему будет один хозяин. Более
  
  грозный и строгий, чем мужчины в замке Руаси -- это да, поскольку я буду
  
  находиться с вами постоянно, изо дня в день. Кроме того у меня есть
  
  определенные привычки, и я люблю, чтобы соблюдался ритуал.
  
  Спокойный размеренный голос сэра Стивена тревожной мелодией звучал для О.
  
  в абсолютной тишине комнаты. Не слышно было даже потрескивания дров в
  
  камине. О. вдруг почувствовала себя бабочкой, приколотой к спинке дивана
  
  длинной острой иглой слов и взглядов, пронзенной ею насквозь и прижатой
  
  голым телом к теплому шелку сидения. Ей стало страшно и она словно
  
  растворилась в этом страхе. О. многого могла не знать, но в том, что ее
  
  будут мучить и мучить гораздо сильнее, чем в Руаси, дай она свое согласие,
  
  она не сомневалась.
  
  Мужчины стояли рядом и вопросительно смотрели на нее. Рене курил. Дым от
  
  его сигареты поглощался специальной лампой с черным колпаком, стоявшей
  
  неподалеку на столике. В комнате пахло ночной свежестью и сухими дровами.
  
  -- Вы готовы дать ответ, или вы хоте ли бы еще что-нибудь услышать от меня?
  
  -- не выдержав, спросил сэр Стивен.
  
  -- Если ты согласна, -- сказал Рене, -- я сам расскажу тебе о желаниях
  
  сэра Стивена.
  
  -- Требованиях, -- поправил его англичанин.
  
  О. прекрасно представляла, что дать согласие -- это далеко не самое
  
  трудное. Также прекрасно понимала и то, что мужчины даже мысли такой не
  
  допускали -- как, впрочем, и сама О. -- что она может сказать "нет".
  
  Самым трудным было просто сказать что-нибудь, произнести хотя бы одно
  
  слово. Она жадно облизала горящие губы; во рту пересохло, в горле будто
  
  застрял комок. Руки покрылись холодной испариной. Если бы только она могла
  
  закрыть глаза! Но нет... Две пары глаз не отпускали ее, и она не могла и не
  
  хотела уходить от этих настойчивых взглядов. Чувствуя их на себе, она
  
  словно вновь возвращалась в Руаси, в свою келью, к тому, что, как ей
  
  казалось, она надолго или даже навсегда оставила там. Рене, после ее
  
  возвращения из Руаси, всегда брал ее только лаской, и никто за все это
  
  время ни разу не напомнил ей о кольце и не воспользовался предоставляемыми
  
  им возможностями. Либо ей не встречались люди, знавшие секрет этого
  
  кольца, либо, если такие и были, то по каким-либо причинам предпочитали
  
  молчать. О. подумала о Жаклин. Но если Жаклин тоже была в Руаси, почему же
  
  она тогда в память об этом не носила железное кольцо на пальце? И какую
  
  власть над О. давало Жаклин знание этой тайны?
  
  О. казалось, что она превратилась в камень. Нужен был толчок извне -- удар
  
  или приказ, чтобы вывести ее из этого оцепенения, но толчка-то как раз и не
  
  было. Они не хотели от нее послушания или покорности; им нужно было, чтобы
  
  она сама отдала себе приказ и признала себя добровольной рабыней. Именно
  
  признания они добивались от нее. Ожидание затягивалось. Но вот О.
  
  выпрямилась, собравшись с духом, расстегнула верхние пряжки жакета, словно
  
  задыхаясь от охватившей ее решимости, и встала. Колени и руки ее мелко
  
  дрожали.
  
  -- Я твоя, -- сказала она своему возлюбленному, -- и буду тем, чем ты
  
  захочешь.
  
  -- Не твоя, а ваша, -- поправил он ее. -- А теперь повторяй за мной: я
  
  ваша, я буду тем, чем вы захотите.
  
  Серые колючие глаза англичанина, не отрываясь, смотрели на нее. Рене тоже
  
  не сводил с нее глаз, и она утопая в них, размеренно повторяла за
  
  возлюбленным произносимые им слова, немного, правда, изменяя их. Рене
  
  говорил:
  
  -- Ты признаешь за мной и сэром Стивеном право...
  
  И она повторяла стараясь говорить как можно четче:
  
  -- Я признаю за тобой и за сэром Стивеном право... Право распоряжаться моим
  
  телом тогда и так, как вы сочтете нужным... Право бить меня плетью как
  
  преступницу или рабыню... Право заковывать меня в цепи и не обращать
  
  внимания на мои мольбы и протесты.
  
  -- Ну вот, -- сказал Рене. -- Кажется, я ничего не забыл. Думаю, сэр Стивен
  
  должен быть удовлетворен.
  
  Примерно это же он говорил ей в Руаси. Но тогда у нее не было другого
  
  выхода. Там, в замке, она жила словно во сне, хотя и страшном. Сырые
  
  подвалы, пышные платья, пыточные столбы, люди в масках -- все это не имело
  
  ни малейшего отношения к ее обыденной жизни и к ней самой. Ее тогдашнее
  
  состояние было, наверное, сравнимо с состоянием спящего человека: спящий
  
  понимает, что сейчас ночь и он спит, и видит страшный сон, который рано или
  
  поздно, но должен кончиться. С одной стороны спящий, хочет, чтобы это
  
  произошло поскорее дабы прекратился навеваемый им кошмар, а с другой,
  
  хочет, чтобы он продолжался, ибо ему не терпится узнать развязку. И вот
  
  она, развязка, наступила, да еще и так неожиданно. О. меньше всего
  
  предполагала, что это произойдет так и в такой форме. В предельно короткий
  
  промежуток времени она оказалась брошенной из настоящего в прошлое и тут же
  
  возвращена обратно, но настоящее уже неузнаваемо изменилось. До сих пор
  
  Рене никогда не бил ее и единственное, что изменилось в их отношениях после
  
  ее пребывания в замке, так это то, что он теперь, занимаясь с ней любовью,
  
  использовал не только ее лоно, но и ее зад и рот. О., конечно, не могла
  
  знать этого наверняка, но ей почему-то казалось, что ее возлюбленный там, в
  
  замке, никогда не участвовал в избиениях ее плетьми. Возможно, это
  
  объяснялось тем, что удовольствие, получаемое им при виде беззащитного,
  
  связанного, извивающегося под ударами хлыста или плетки тела, было
  
  несравнимо сильнее, чем если бы он сам наносил эти удары. Похоже, что это
  
  было именно так. Сейчас, когда ее возлюбленный, полулежа в глубоком кресле
  
  и закинув ногу на ногу, с удивительным спокойствием в голосе говорил ей,
  
  что рад ее согласию и с любовью в сердце отдает ее сэру Стивену, он тем
  
  самым как бы выдавал себя и признавал за собой это качество.
  
  -- Когда сэр Стивен захочет провести с тобой ночь, или час, или просто
  
  захочет побродить с тобой по Парижу или сходить в ресторан, он будет
  
  предупреждать тебя об этом заранее по телефону и присылать за тобой машину,
  
  -- сказал Рене. -- Иногда я сам буду приезжать за тобой. Решай. Да или нет?
  
  Но она не могла заставить себя произнести хоть слово. Сказать "да" -- это
  
  значит отказаться от самой себя, от своей воли и желаний, однако она,
  
  готова была пойти на это. Она видела в глазах сэра Стивена страстное
  
  желание обладать ею, и ее возбуждал его голодный взгляд. Она, может быть,
  
  даже с большим нетерпением, чем он сам, ждала того момента, когда его руки
  
  или губы прикоснутся к ней. И как скоро это произойдет зависело только от
  
  нее. Но ее тело говорило "нет" -- хлыст и плети сделали свое дело.
  
  В комнате было очень тихо, и казалось, что даже само время остановилось.
  
  Но вот желание пересилило страх в душе О., и она, наконец, произнесла
  
  столь долгожданные слова. Нервное напряжение было так велико, что
  
  мгновением позже О. почувствовала как огромная слабость охватывает ее, и
  
  она медленно начинает сползать на пол.
  
  Словно через ватную стену, она услышала голос сэра Стивена, говоривший, что
  
  страх ей тоже очень к лицу. Но разговаривал он не с ней, а с Рене. О.
  
  почему-то показалось, что сэр Стивен сдерживает в себе желание подойти к
  
  ней, и она пожалела о его нерешительности. Она открыла глаза и посмотрела
  
  на своего возлюбленного. О. вдруг с ужасом подумала, не увидел ли Рене чего
  
  такого в ее взгляде, что он мог бы принять за измену. Желание отдаться
  
  сэру Стивену О. не считала изменой, поскольку это желание зародилось в
  
  ней с молчаливого согласия самого Рене или даже, скорее, по его
  
  приказу. И все же она не была до конца уверена в том, что ее возлюбленный
  
  не сердится на нее. Малейшего его жеста или знака было бы достаточно,
  
  чтобы она навсегда забыла о существовании такого мужчины, как сэр
  
  Стивен. Но знака не последовало. Вместо этого, Рене попросил ее (вот уже
  
  в третий раз) дать им ответ. О., помедлив секунду, прошептала:
  
  -- Я согласна на все. Я ваша. Делайте со мной все, что хотите. -- Она
  
  опустила глаза и еле слышно добавила: -- Я бы только хотела знать, будут ли
  
  меня бить плетью?
  
  Повисла долгая тишина, и О. успела многократно раскаяться в том, что
  
  задала свой глупый вопрос. Наконец сэр Стивен ответил:
  
  -- Иногда.
  
  Потом О. услышала, как чиркнула о коробок спичка и звякнули стаканы, --
  
  видимо, кто-то из них наливал себе виски. Рене молчал. Он не желал вступать
  
  в разговор.
  
  -- Я, конечно, могу согласиться и все что угодно пообещать вам, но
  
  вытерпеть этого я не смогу.
  
  -- А это и не нужно. Вы можете кричать и плакать, когда вам захочется. Мы
  
  не запрещаем вам этого, -- снова раздался голос англичанина.
  
  -- О, только не сейчас. Сжальтесь, -- взмолилась О., заметив, что сэр
  
  Стивен поднялся из своего кресла и направился к ней. -- Дайте мне еще
  
  немного времени.
  
  Рене подошел к ней и обнял ее за плечи.
  
  -- Ну, -- произнес он, -- согласна?
  
  -- Да, -- после небольшой паузы выдавила из себя О. -- Согласна.
  
  Тогда Рене осторожно поднял ее и заставил встать на колени у самого дивана.
  
  Она так и замерла, закрыв глаза и вытянув руки. Грудь и голова покоились на
  
  обитом грубым шелком диване. Ей вспомнилась старинная гравюра, которую она
  
  видела несколько лет назад. На ней была изображена довольно молодая
  
  женщина, стоящая так же, как она сейчас, на коленях перед большим креслом в
  
  какой-то богато обставленной комнате; в углу играли ребенок и собака, юбки
  
  женщины были подняты, а стоявший рядом мужчина занес над ней розги для
  
  удара. Костюмы людей свидетельствовали, что изображенное происходит в
  
  шестнадцатом веке. Гравюра называлась "Наказание супруги". О. эта сцена
  
  казалась тогда просто возмутительной.
  
  Рене одной рукой держал О. за руки, а другой -- поднял ее юбки. Потом он
  
  погладил ее ягодицы и обратил особое внимание сэра Стивена на покрытую
  
  легким пушком ложбинку между ее бедрами и два ждущих скупой мужской ласки
  
  отверстия. Затем он велел ей побольше выпятить зад и раздвинуть пошире
  
  колени. Она молча подчинилась.
  
  Неожиданно все эти похвалы, расточаемые Рене ее телу, оценивающие возгласы
  
  сэра Стивена, грубые непристойные выражения, используемые ими, вызвали в О.
  
  такую неистовую волну стыда, что даже не дававшее ей покоя желание отдаться
  
  англичанину внезапно пропало. Она вдруг подумала о плети -- боль, вот что
  
  было бы избавлением от этого; ей вдруг захотелось, чтобы ее заставили
  
  кричать и плакать -- это бы оправдало ее.
  
  В это время рука сэра Стивена нашла вход в ее лоно и грубо проникла туда.
  
  Большой палец этой же руки англичанин с силой вдавил в ее анус. Он то
  
  отпускал, то вновь входил в нее, и так до тех пор, пока она, обессиленная,
  
  не застонала под его лаской. Чувство стыда исчезло, и она почувствовала
  
  презрение к себе за эти стоны.
  
  -- Я оставляю тебя сэру Стивену, -- сказал Рене. -- Он вернет мне тебя,
  
  когда сочтет нужным.
  
  Сколько раз, там, в Руаси она вот так же стояла на коленях, открытая
  
  всем и каждому? Но тогда браслеты на руках не давали ей забыть, что она
  
  пленница и не в ее власти было изменить что-либо. И это было счастьем для
  
  нее, ибо она всего лишь подчинялась грубой силе и никто не спрашивал ее
  
  согласия на это. Сейчас же она должна была по собственной воле стоять
  
  полуголой перед мужчиной и отдаваться ему. Данное ею обещание сильнее чем
  
  браслеты и колье связывало ее. Но как бы ни было велико ее унижение или,
  
  даже скорее именно благодаря ему, она вдруг почувствовала свою
  
  неповторимость и ценность. Она ощущала себя волшебным даром для двух
  
  этих мужчин.
  
  Рене собрался уходить и сэр Стивен пошел проводить его до двери. В
  
  одиночестве и тишине, О. чувствовала себя еще более голой, чем в их
  
  присутствии. Щекой она касалась шелковой обивки дивана, коленями ощущала
  
  мягкий ворс толстого ковра, по ногам струилось шедшее от камина тепло.
  
  Прежде чем выйти, сэр Стивен подбросил в огонь немного дров и они теперь
  
  весело потрескивали. Висевшие над комодом старинные часы неторопливо
  
  тикали, отмеряя время человеческим жизням. Слушая их тиканье, О. думала о
  
  том, как, должно быть, странно и смешно выглядит она со стороны, стоящая на
  
  коленях с поднятой юбкой, на фоне современной обстановки этой комнаты.
  
  Жалюзи на окнах были опущены. Оттуда сквозь стекла в комнату доносились
  
  звуки ночного Парижа. Что-то будет с ней дальше? Сэр Стивен задерживался. У
  
  О., с таким безразличием переносившей все то, что вытворяли с ней мужчины в
  
  Руаси, сейчас перехватывало дыхание при одной только мысли о том, что через
  
  минуту или через десять, но англичанин вернется и прикоснется к ней своими
  
  руками.
  
  Но ее потаенные надежды не оправдались. О. услышала, как сэр Стивен вошел в
  
  комнату. Он какое-то время молча рассматривал ее, повернувшись спиной к
  
  камину, а потом тихим ласковым голосом велел ей подняться с колен и
  
  присесть на диван. Что она, удивленная, и сделала, испытывая при этом
  
  определенную неловкость. Он очень галантно предложил ей виски и сигарету, но
  
  она вежливо отказалась и от одного, и от другого. О. увидела, что
  
  англичанин сейчас переоделся в домашний халат, серый, из грубой шерсти; по
  
  цвету он подходил к его волосам. Она посмотрела на его руки. Сэр Стивен
  
  поймал ее взгляд, и О. густо покраснела -- вот эти длинные тонкие пальцы с
  
  белыми коротко остриженными ногтями всего несколько минут назад так
  
  безжалостно насиловали ее. Они сейчас будили в ней страх, но к этому страху
  
  примешивалось страстное желание вновь почувствовать их в себе.
  
  Однако, англичанин не спешил доставить ей это удовольствие.
  
  -- Я хочу, чтобы вы разделись, -- сказал он. -- Не вставайте. Снимите
  
  сначала жакет.
  
  О. расстегнула большие золоченые пряжки и, сняв жакет, положила его на
  
  край дивана, туда, где уже лежали ее шуба, перчатки и сумочка.
  
  -- Поласкайте себе соски, -- сказал сэр Стивен и добавил: -- В
  
  будущем вам следует использовать более темную краску.
  
  Ощущая в голове какую-то странную пустоту, О. несколько раз провела
  
  пальцами по кончикам грудей и, почувствовав, что они набухли и отвердели,
  
  прикрыла их ладонями.
  
  -- Нет, нет, -- строго сказал сэр Стивен.
  
  Она убрала руки и откинулась на спинку дивана. Большие с крупными торчащими
  
  в стороны сосками груди казались несколько тяжеловатыми для ее довольно
  
  хрупкого телосложения. О. не понимала, чего же он медлит, почему не
  
  подойдет и не прикоснется к этим распустившимся для него цветкам. Она
  
  видела, как дрожат ее соски. Она чувствовала это при каждом вдохе.
  
  Но вот сэр Стивен подошел к дивану и боком сел на его валик. Он молчал
  
  и курил сигарету. Неожиданно немного горячего пепла упало в ложбинку
  
  ее груди. О. не знала, специально ли он это сделал или нет. Ей
  
  показалось, что он намеренно хочет оскорбить ее своим пренебрежением,
  
  своим безразличием и своим молчанием. Но она же знала, что еще совсем
  
  недавно он желал ее. И это желание не пропало -- она видела как напряжен
  
  под халатом его член. О. презирала себя за свое неуемное желание и
  
  презирала сэра Стивена за его проклятое самообладание. Она хотела,
  
  чтобы он любил ее, хотела его поцелуев, ласки. О, с какой бы
  
  нежностью она приняла бы его! Он может издеваться над ней, может
  
  мучить ее, но оставаться безразличным он не имел права.
  
  В Руаси ей было абсолютно все равно, какие там чувства испытывали те, кто
  
  обладал ею: их руки были руками ее возлюбленного, их плоть -- его плотью,
  
  их приказы -- его приказами, он получал удовольствие в ее унижениях, и она
  
  жила этим. Сейчас же все было иначе. Она отлично понимала, что Рене,
  
  оставляя ее сэру Стивену, хотел разделить ее с ним не из просто
  
  удовольствия отдавать ее другим, а ради каких-то высших соображений. Он
  
  хотел разделить с сэром Стивеном то, что больше всего любил сейчас -- ее. И
  
  поэтому обнажил О. для англичанина. Всего полчаса назад, когда она,
  
  полуголая, стояла рядом с Рене на коленях, он раздвинув ей бедра,
  
  рассказывал сэру Стивену о растянутости ее заднего прохода и говорил, что
  
  он всегда помнит о пристрастиях своего брата. Потом он добавил, что если
  
  сэр Стивен хочет, он охотно предоставит ему это отверстие в единоличное
  
  пользование.
  
  -- Что ж, -- сказал сэр Стивен, -- замечательно, -- но тут же заметил: --
  
  Не смотря на все ваши старания, я все же могу причинить ей боль.
  
  -- Она принадлежит вам, -- ответил Рене. -- И будет счастлива угодить
  
  любым вашим желаниям. -- Он наклонился и поцеловал ей руку.
  
  О. была потрясена услышанным: с такой легкостью отказаться от части ее
  
  тела! Она не могла в это поверить. Выходило, что возлюбленный дорожил
  
  сэром Стивеном больше чем ею. Теперь она понимала, что не всегда слепо
  
  доверяла Рене, не верила в часто повторяемые им слова о том, что он
  
  любит ее и получает огромное удовольствие от ее безоговорочного
  
  подчинения ему. Еще одним признаком, указывающим на особое отношение ее
  
  возлюбленного к сэру Стивену ("Что-то близкое к почтительности", --
  
  подумала О.) явилось для О. то, что Рене, который обычно испытывает
  
  острое наслаждение, видя как ее насилуют чужие руки и плоть, который
  
  всегда с такой жадностью следил за ее перекошенным от боли лицом, за ее
  
  кричащим или стонущим ртом, за ее полными слез глазами, на сей раз,
  
  отдав ее сэру Стивену и убедившись, что тот счел ее подходящей для
  
  себя, просто ушел.
  
  Но это никак не могло сказаться на ее любви к Рене. Сердечко О. заходилось
  
  от счастья при одной только мысли, что она что-то значит для него, что она,
  
  униженная им, может доставлять ему удовольствие. Так, должно быть, верующие
  
  превозносят Всевышнего, посылающего им страдания. Но в сэре Стивене она
  
  угадывала железную волю, способную обуздать любое желание, и перед этой
  
  волей она была бессильна. Иначе, откуда в ней этот страх? Плети и цепи
  
  замка Руаси, казались ей менее ужасными, чем холодный, пронзающий ее
  
  насквозь взгляд сэра Стивена.
  
  Ее била мелкая дрожь. Обезоружить англичанина своей хрупкостью О. уже не
  
  надеялась. Наоборот, можно было ожидать, что ее открытость и беззащитность
  
  вызовут в мужчине желание причинить ей боль, и вместо мягких нежных губ он
  
  пустит в дело зубы. Неожиданно средним пальцем правой руки, той, в которой
  
  он держал сигарету, сэр Стивен прикоснулся к кончикам ее груди, и они,
  
  словно отвечая на его ласку, напряглись еще сильнее. И хотя О. ни секунды
  
  не сомневалась в том, что для него это всего лишь игра или, может быть,
  
  своего рода проверка приобретенного по случаю товара, у нее все-таки
  
  появилась надежда.
  
  Сэр Стивен велел ей встать и раздеться. Руки О. дрожали и плохо слушались,
  
  она долго не могла расстегнуть многочисленные маленькие крючки на юбке.
  
  Когда на ней остались лишь высокие лакированные туфли, да черные нейлоновые
  
  чулки, плоскими кольцами скатанные над коленями и тем самым подчеркивающие
  
  белизну ее бедер, сэр Стивен поднялся со своего места и, взяв ее за талию,
  
  подтолкнул к дивану. Он поставил ее на колени спиной к дивану -- так, чтобы
  
  она опиралась на него не поясницей или спиной, а плечами, заставил ее
  
  немного прогнуться и раздвинуть бедра. О. обхватила руками свои лодыжки,
  
  выгибаясь назад, и прекрасно были видны ее чуть приоткрытые потаенные губы.
  
  Не решаясь взглянуть в лицо сэру Стивену, она смотрела на его руки,
  
  неторопливо развязывающие пояс халата. Перешагнув через стоящую на коленях
  
  О., он взял ее рукой за затылок, поводил своим могучим фаллосом по ее лицу,
  
  а потом, чуть-чуть разжав О. зубы, затолкал его ей глубоко в рот.
  
  Сэр Стивен долго не отпускал ее. О. чувствовала, как все больше набухает
  
  заткнувший ей рот кляп. Она стала задыхаться. Слезы катились по ее
  
  щекам. Чтобы войти в нее еще глубже, англичанин оперся коленями о диван
  
  справа и слева от ее головы, и временами он почти садился ей на грудь. Так
  
  и не кончив, он вытащил свой огромный пенис изо рта О. и встал. Халат,
  
  однако, он запахивать не торопился.
  
  -- Вы очень падки на мужчин, О., -- сказал он. -- Да, вы любите Рене, но
  
  это еще ни о чем не говорит. Вы хотите всех мужчин, которые без ума от
  
  вас. Знает ли Рене об этом? Понимает ли он, что отправляя вас в Руаси
  
  или отдавая вас другим, он, тем самым, предоставляет вам полную свободу?
  
  -- Я люблю Рене, -- ответила О.
  
  -- Вы любите Рене, я верю, -- сказал сэр Стивен, -- но сейчас вы хотите
  
  меня.
  
  Да, это было правдой. Она жаждала его, но что скажет Рене, если
  
  узнает об этом? Единственное, что ей оставалось -- это молчать. Молчать,
  
  опустив глаза, ибо стоит только сэру Стивену заметить ее взгляд, как это
  
  выдаст ее с головой. Притянув О. за плечи, он уложил ее на ковер.
  
  О. лежала на спине, прижав к груди согнутые в коленях и широко
  
  разведенные ноги. Он сел на диван и, взяв ее за бедра, развернул к
  
  себе ягодицами. Она оказалась как раз напротив камина, и ее обнаженное
  
  тело в отблесках пламени отсвечивало красным.
  
  -- Ласкай себя, -- неожиданно сказал сэр Стивен, по-прежнему поддерживая
  
  ее за ноги.
  
  О. послушно протянула правую руку к своему лобку и нащупала пальцами
  
  в складке губ уже чуть набухший гребешок плоти, размером с большую
  
  горошину. Но дальше все ее существо воспротивилось и она, безвольно опустив
  
  руку еле слышно прошептала:
  
  -- Я не могу.
  
  Она очень редко позволяла себе подобное, только когда находилась одна и в
  
  своей постели. Но во взгляде сэра Стивена она прочитала настойчивый
  
  приказ. Тогда, не в силах выдержать этого, О. повторила:
  
  -- Я не могу, -- и смежила тяжелые веки.
  
  Тут же перед ее глазами появилась старая, до боли знакомая, картина, и она
  
  почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу. Так бывало всякий раз,
  
  стоило ей только вспомнить тот грязный гостиничный номер, себя
  
  пятнадцатилетнюю и, развалившуюся в большом кожаном кресле, красавицу
  
  Марион, которая закинув правую ногу на один подлокотник кресла и запрокинув
  
  голову на другой, самозабвенно ласкала себя, издавая при этом короткие
  
  негромкие стоны. Марион тогда рассказала ей, что однажды она вот так же
  
  ласкала себя в своей конторе, когда неожиданно туда вошел ее шеф и,
  
  естественно, застал ее за этим. О. бывала у Марион на работе и хорошо
  
  помнила ее контору. Это была довольно большая пустая комната, с
  
  бледно-зелеными стенами и окнами, смотрящими на север. Мебели там
  
  было: стол, стул и кресло, предназначенное для посетителей. "И что ты
  
  сделала? -- спросила О. -- Убежала?". "Нет, -- засмеявшись, ответила
  
  Марион. -- Шеф запер дверь, подтащил кресло к окну и, сняв с меня трусики,
  
  заставил начать все сначала."
  
  О. была в восторге от Марион, но все же наотрез отказалась ласкать себя в
  
  ее присутствии и поклялась в душе, что никогда и ни перед кем она не будет
  
  этого делать. "Посмотрим, что ты скажешь, когда тебя попросит твой
  
  возлюбленный," -- сказала Марион.
  
  Рене ее никогда об этом не просил. А если бы попросил -- согласилась бы
  
  она? Конечно, хотя от одной только мысли, что это могло бы вызвать у него
  
  отвращение, сродни тому, что испытывала она наблюдая за Марион, ей
  
  становилось не по себе. И вот теперь она должна это делать перед сэром
  
  Стивеном. Казалось бы, ну что ей до него, до его возможного отвращения,
  
  но нет -- не могла. И снова она прошептала:
  
  -- Я не могу.
  
  Сказано было очень тихо, но сэр Стивен услышал. Он отпустил ее,
  
  поднялся с дивана и, запахнув халат, резким голосом приказал ей встать.
  
  -- И это ваша покорность? -- рассерженно спросил он.
  
  Он сжал левой рукой оба ее запястья, а правой со всего размаха влепил
  
  ей пощечину. Она покачнулась и, не придержи он ее, рухнула бы на пол.
  
  -- Встаньте на колени и внимательно слушайте меня, -- зловеще произнес
  
  сэр Стивен. -- Боюсь, что ваш возлюбленный слишком плохо воспитал вас.
  
  -- Для Рене я сделаю все, что угодно, -- тихо сказала она. -- А вы
  
  путаете любовь и покорность. Вы можете подчинить меня себе, но ничто
  
  не заставит меня полюбить вас.
  
  Произнеся это, О. почувствовала, как поднимается в ней, разгоняя кровь,
  
  волна неведомого ей доселе неуправляемого бунта. И она воспротивилась
  
  своим же словам, своим обещаниям, своим согласиям, своей покорности. Она
  
  презирала себя за свои наготу и пот, за свои дрожащие ноги и круги под
  
  глазами, и, сжав зубы, яростно отбивалась от навалившегося на нее
  
  англичанина.
  
  Но он легко справился с ней и, поставив на колени, заставил ее упереться
  
  локтями в пол. Потом он немного приподнял ее, взявшись за бедра, и единым
  
  мощным толчком, разрывая плоть, вошел в отверстие между ее ягодицами.
  
  Поначалу она пыталась сдерживать рвущийся из нее крик, но боль с каждым
  
  новым толчком становилась все сильнее и вскоре она не выдержала. В ее крике
  
  была и боль, и ненависть. Сэр Стивен это прекрасно понимал и, безжалостно
  
  насилуя ее, заставлял кричать еще сильнее. Бунт был подавлен.
  
  Когда все было кончено, он поднял ее и, прежде чем отослать, указал ей на
  
  вытекающую из нее густую липкую жидкость -- это была окрашенная кровью
  
  сперма. Ее анус являл собой сейчас развороченную кровоточащую рану.
  
  Сэр Стивен предупредил О., что не собирается из-за таких пустяков
  
  лишать себя удовольствия, и поэтому пусть она не надеется на его
  
  милость. Потом он еще что-то говорил, но О. плохо слушала его -- она
  
  вдруг поймала себя на той мысли, что ей хочется стать для этого мужчины
  
  тем же, кем она была для Рене, и вызывать в нем, нечто большее, чем
  
  простое плотское желание. Она, правда, не питала каких-то особых
  
  чувств к сэру Стивену, но видя, что Рене любит его и готов ради него
  
  при необходимости даже пожертвовать ею, собралась всячески угождать
  
  ему. Что-то подсказывало ей, что Рене вольно или невольно, но будет
  
  подражать отношению к ней сэра Стивена, и если это будет презрение, то
  
  Рене, как бы он не любил ее, будет относиться к ней с тем же чувством.
  
  В Руаси все было не так: там он был ее хозяином и от его отношения к
  
  ней зависело то, как с ней будут обращаться остальные. Здесь же
  
  хозяином был сэр Стивен, и О. хорошо понимала это. Она также понимала и
  
  то, что он будет теперь ее единственным хозяином -- чтобы по этому
  
  поводу не думал Рене, -- и она будет его рабыней. Глупо было надеяться на
  
  его милость, но, может быть, ей удастся пробудить в нем нечто, похожее
  
  на любовь? Она стояла перед ним, нагая, беззащитная, и молча ждала его
  
  приказаний. Наконец он оставил свое кресло и велел ей следовать за ним.
  
  Она -- на ней по прежнему были только туфли на высоком каблуке и
  
  черные чулки -- поднялась вслед за ним по лестнице на второй этаж и
  
  очутилась в отведенной ей комнате, настолько маленькой, что в ней
  
  едва размещались стоявшая в дальнем углу кровать, туалетный столик и
  
  стул. Рядом находилась комната побольше. Ее занимал сам сэр Стивен.
  
  Соединялись комнаты общей ванной.
  
  О. приняла ванну. Вытираясь, она заметила, что на полотенце остаются
  
  розовые пятна. Потом она вернулась в свою комнату и забралась под одеяло.
  
  Оконные шторы были открыты; за окном царила ночь. Перед тем как уйти к
  
  себе, сэр Стивен подошел к О. и, так же, как тогда в баре ресторана, когда
  
  он помог ей сойти с табурета, нежно поцеловал ей пальцы на левой руке. Этот
  
  знак внимания был настолько странен и приятен, после только что учиненного
  
  над ней варварского насилия, что О. заплакала.
  
  Уснула она только под утро.
  
  * * *
  
  Проснулась она в одиннадцатом часу. Служанка -- пожилая мулатка -- принесла
  
  ей кофе, приготовила ванну и подала одежду. Шуба, перчатки и сумочка
  
  оказались там, где она их оставила -- на диване в салоне. Комната была
  
  пуста; шторы на окнах открыты, жалюзи подняты. Сразу за окном виднелся
  
  маленький и очень зеленый, точно аквариум, садик, поросший плющом и
  
  остролистом.
  
  О. уже надела шубу, когда служанка протянула ей письмо, оставленное для нее
  
  сэром Стивеном. На конверте стояла только одна заглавная буква "О". Само же
  
  письмо представляло из себя две написанных на листе белой бумаги строчки:
  
  "Звонил Рене. В шесть часов он заедет за вами в агентство." Вместо подписи
  
  стояла буква "S", и еще ниже шел постскриптум: "Хлыст приготовлен для
  
  следующего раза".
  
  О. осмотрелась: между двумя креслами, в которых вчера сидели Рене и сэр
  
  Стивен, стоял сейчас небольшой столик, и на нем возле вазы, полной крупных
  
  желтых роз, лежал длинный и тонкий кожаный хлыст. Служанка открыла ей
  
  дверь. Положив письмо в сумочку, О. вышла. Во дворе ее ждала машина, и к
  
  полудню О. уже была дома.
  
  Значит, Рене звонил, но звонил не ей, а сэру Стивену. Она переоделась,
  
  позавтракала и теперь, сидя перед зеркалом, медленно расчесывала волосы. В
  
  агентстве она должна была быть в три часа. У нее еще оставалось время и
  
  можно было не торопиться. Почему же не звонит Рене? Что ему утром сказал
  
  сэр Стивен? О. вспомнила, как они обсуждали прямо при ней достоинство ее
  
  тела. Это было так естественно для них, и они не выбирали выражений,
  
  называя все с предельной откровенностью. Возможно, что она не очень хорошо
  
  знала английский язык, но французские выражения, представлявшиеся ей
  
  точными эквивалентами употребляемых ими слов, были очень грубыми и
  
  непристойными. А в праве ли она ждать от них иного обращения, когда,
  
  подобно проститутке из дешевого борделя, прошла уже через столько рук?
  
  -- Я люблю тебя, Рене, я люблю тебя, -- твердила О., словно заклинание.
  
  Она сидела в одиночестве, окруженная тишиной, и тихо, тихо повторяла, точно
  
  звала его:
  
  -- Я люблю тебя, делай со мной все, что хочешь, только не бросай меня.
  
  Господи, только не бросай.
  
  Что может быть неприятней ожидания? Люди, которые находятся в его власти,
  
  легко узнаваемы, главным образом, по их отсутствующему взгляду. Они как бы
  
  есть, и их как бы нет. Вот так и О. все три часа, что она работала в студии
  
  с маленьким рыжеволосым мужчиной, рекламировавшим шляпы, уйдя в себя, в
  
  тоске, отсчитывая неторопливый бег минут, тоже отсутствовала. На ней были
  
  сейчас шотландская юбка и короткая куртка из замши. Красный цвет блузки под
  
  распахнутой курточкой еще более подчеркивал бледность ее и без того
  
  бледного лица, и рыжий сослуживец, видимо обратив на это внимание, сказал
  
  ей, что у нее роковая внешность.
  
  "Роковая для кого?" -- спросила О. саму себя. Она могла бы поклясться, что
  
  случись это еще два года назад, до того как она встретила и полюбила Рене,
  
  ее внешность была бы роковой и для сэра Стивена и еще для многих других. Но
  
  любовь к Рене и его ответное чувство совершенно обезоружили ее. Не то чтобы
  
  лишили женских чар, а просто убили в ней всякое желание использовать их.
  
  Тогда она была беззаботна и дерзка, любила танцевать и развлекаться,
  
  кокетничая с мужчинами и кружа им головы. Но она редко подпускала их к
  
  себе. Ей нравилось сводить их с ума своей неприступностью, чтобы потом,
  
  сделав их желание еще неистовее, отдаться, всего лишь раз, будто в награду
  
  за пережитые мучения.
  
  В том, что мужчины ее боготворили, О. не сомневалась. Один ее поклонник
  
  даже пытался покончить с собой. Когда его спасли, она пришла к нему домой,
  
  разделась и, запретив ему приближаться к ней, обнаженная, легла на диван.
  
  Он, побледневший от желания и боли, вынужден был в течении двух часов
  
  смотреть на нее, замерев, боясь пошевелиться и нарушить данное ей обещание.
  
  После этого О. больше уже никогда не хотелось его видеть. Ей были понятны
  
  желания мужчин, и она принимала их. Тем более, что сама испытывала нечто
  
  подобное -- так ей, во всяком случае, казалось -- по отношению к своим
  
  подружкам и просто к незнакомым молодым женщинам. Некоторые уступали ей, и
  
  тогда она водила их в дешевые отели с темными грязными коридорами и
  
  стенами, пропускающими каждый звук.
  
  Но вот ей встретился Рене, и все это оказалось пустым и ненужным. За одну
  
  неделю она познала, что такое отчаяние и страх, ожидание и счастье. Рене
  
  взял ее, и она с готовностью, поразившей ее саму, стала его пленницей.
  
  Словно невидимые нити, очень тонкие и прочные, опутали ее душу и тело, и
  
  одним своим взглядом возлюбленный мог ослаблять или натягивать их. А как же
  
  ее свобода? Слава Всевышнему, она больше не чувствовала себя свободной. Но
  
  зато она чувствовала в себе необычайную легкость и была на седьмом небе от
  
  счастья. Потому что у нее был теперь Рене, и он был ее жизнью. Когда
  
  случалось ему ослаблять свои путы -- был ли у него отсутствующий скучающий
  
  вид или он исчезал на какое-то время и не отвечал на ее письма -- ей
  
  начинало казаться, что все кончено, что он больше не желает ее видеть, что
  
  он больше не любит ее. И она начинала задыхаться, так, словно ей не хватало
  
  воздуха. Все становилось черным и мрачным вокруг. Время истязало ее
  
  чередованием света и тьмы. Чистая свежая вода вызывала рвоту. Она
  
  чувствовала себя брошенной и ненужной, проклятой, как жители древней
  
  Гоморры.
  
  Любящие Бога и оставленные им во мраке ночи терзают свою память и
  
  ищут там причины своим бедам. Вот и О. была занята тем же. Она искала и не
  
  находила ничего серьезного. Ей не в чем было упрекнуть себя, разве что в
  
  каких-то мимолетных мыслях, да в самой возможности возбуждать в мужчинах
  
  плотские желания -- но с этим она была бессильна что-нибудь сделать.
  
  Однако в ней не было ни малейших сомнений в том, что виновата именно она и
  
  что сам того не сознавая, Рене наказывает ее за это. О. бывала счастлива,
  
  когда возлюбленный отдавал ее другим мужчинам, когда по его приказу ее били
  
  плетьми, ибо знала, что для него ее абсолютная покорность есть
  
  доказательство того, что она безраздельно принадлежит ему, а значит --
  
  любит его. Она с радостью принимала боль и унижения еще и потому, что они
  
  казались ей искуплением за ее вину. Все эти объятия, вызывавшие у нее
  
  отвращение; руки, осквернявшие своими прикосновениями ее грудь; рты,
  
  всасывавшие ее язык и жевавшие ее губы; члены, с остервенением врывавшиеся
  
  в ее плоть и еще плети, пресекавшие любые попытки противления, -- она
  
  прошла через них и превратилась в рабыню. Но, что если сэр Стивен прав? Что
  
  если она находила в унижениях особую прелесть? В таком случае, сделав из
  
  нее источник своего наслаждения, Рене, тем самым, сделал для нее же благо.
  
  Когда-то, когда она была маленькой, она два месяца прожила в Англии. Там,
  
  на белой стене ее комнаты красными буквами были написаны слова, взятые из
  
  какой-то древней книги: "Нет ничего страшнее, чем попасть в руки живого
  
  Бога". Нет, думала она сейчас, куда ужаснее быть отвергнутым им. Каждый
  
  раз, стоило только Рене задержаться где-нибудь, как, например, сегодня --
  
  было уже почти семь -- О. охватывала страшная тоска и отчаяние сжимало
  
  сердце. Все ее опасения оказывались глупыми и беспричинными -- Рене
  
  приходил всегда. Он появлялся, целовал ее, говорил, что любит, говорил, что
  
  задержался на работе, что у него не было даже времени, чтобы позвонить, и
  
  мгновенно черно-белый мир, окружавший О. наполнялся красками -- она
  
  вырывалась из удушливого ада своих подозрений. Но эти ожидания не проходили
  
  для нее бесследно, оставляя в душе тяжелый, неприятный осадок. Когда Рене
  
  не было рядом, она жила дурными предчувствиями -- где он, с кем. Возможно,
  
  когда-нибудь и придет тот день, когда эти предчувствия станут реальностью,
  
  и ад гостеприимно распахнет перед ней двери ее газовой камеры, кто знает.
  
  Ну, а пока она молчаливо заклинала Рене не оставлять ее и не лишать
  
  своей любви. Она не осмеливалась загадывать наперед и думала только о том,
  
  что будет с ней сегодня или завтра. И каждая ночь, проведенная с
  
  возлюбленным, была для нее как последняя.
  
  Рене приехал только к семи. Он был так рад видеть ее, что не удержался и,
  
  обняв, принялся целовать, не обращая ни малейшего внимания на то, что в
  
  студии они были не одни. Кроме электрика, чинившего прожектор, и
  
  рыжеволосого мужчины, при этом присутствовала и заглянувшая сюда на
  
  минуту Жаклин.
  
  -- О, это просто очаровательно, -- сказала она, обращаясь к О. -- Я
  
  зашла, чтобы попросить у вас мои последние снимки, но, кажется, сделала
  
  это не совсем вовремя. Пожалуй, я зайду как-нибудь в другой раз.
  
  -- Умоляю вас, мадемуазель, -- воскликнул, по-прежнему не выпуская О. из
  
  объятий, Рене, -- останьтесь! Не уходите!
  
  О. познакомила их (электрик сделал вид, что занят работой; рыжеволосый,
  
  непонятно на что обидевшийся, с гордо поднятой головой вернулся в свою
  
  гримерную). Жаклин была сейчас в лыжном костюме, похожим на те, что носят
  
  известные кинодивы, и которые весьма отличаются от простой спортивной
  
  одежды. Под черным свитером дерзко торчали ее маленькие упругие груди;
  
  узкие штаны туго обтягивали длинные стройные ноги. Белокурая королева
  
  снегов в голубой, из тюленьей кожи, куртке; от нее будто веяло снегом.
  
  Помада сделала ее губы красными, почти пурпурными. Жаклин подняла глаза, и
  
  О. встретила ее взгляд. Она не представляла, кто бы мог устоять от соблазна
  
  окунуться в этот зеленый бездонный омут, открывающийся взмахом светлых,
  
  словно покрытых инеем, ресниц, и прикоснуться, приподняв черный свитер, к
  
  маленьким теплым персям. "Это ж надо, -- подумала О., -- стоило только
  
  вернуться Рене как у меня снова появился интерес к жизни, к другим людям, к
  
  самой себе."
  
  Из агентства они вышли втроем. На рю Рауль шел снег. Еще совсем недавно
  
  падавший большими мокрыми хлопьями, сейчас он поредел и, гонимый ветром,
  
  мелкими белыми мушками проникал в рот, уши, глаза. Под ногами скрипела
  
  рассыпанная по тротуару соль, и О. голыми бедрами чувствовала идущий от
  
  земли холод.
  
  * * *
  
  Преследуя молоденьких девушек и женщин, О. хорошо представляла себе, что ей
  
  от них нужно. И это никоим образом не объяснялось желанием соперничать
  
  с мужчинами или компенсировать этим своим поведением набившую уже всем
  
  оскомину "женскую неполноценность". Уж чего-чего, а этого она в себе не
  
  ощущала. Когда ей было двадцать, она неожиданно для самой себя стала вдруг
  
  ухаживать за самой красивой из своих подружек -- здороваясь с ней, она
  
  снимала берет, уступала ей дорогу и подавала руку, помогая выйти из
  
  машины. Она платила за нее в кафе, где они пили кофе, и не принимала при
  
  этом никаких возражений. Она целовала ей руку и часто, прямо на улице,
  
  целовала ее в губы. Но это было так, позой, и делала она это скорее из
  
  какой-то детской жажды скандала, нежели из вызванной желанием
  
  необходимости. Она обожала сладость мягких женских губ с привкусом помады,
  
  блеск полуприкрытых негой глаз в темном полумраке комнаты, когда уже пять
  
  часов дня и на окнах задернуты тяжелые плотные шторы, когда уютно светит
  
  стоящая на камине лампа и шепчут с придыханием голоса: "Ах, пожалуйста,
  
  еще, еще, еще..." и пальцы потом долго и терпко пахнут. Все это
  
  по-настоящему захватывало и увлекало ее. Ей нравился сам процесс охоты. ОНА
  
  соблазняла девушек, и ей принадлежала инициатива в отношениях с ними. О.,
  
  например, совершенно не терпела, когда ее целовали первой, или когда
  
  девушка, которую она ласкала, начинала отвечать ей тем же. И в той же мере,
  
  как она стремилась поскорее раздеть свою очередную жертву, она не видела
  
  никакой необходимости раздеваться при этом самой. Чтобы хоть как-то
  
  объяснить свой отказ, она придумывала всевозможные причины -- например, что
  
  ей холодно, или что у нее месячные.
  
  Удивительно, что тогда все молодые женщины казались ей в той или иной
  
  степени привлекательными. О. до сих пор помнила, как однажды, сразу после
  
  окончания лицея, какое-то время пыталась соблазнить одну девушку, толстую,
  
  маленькую, с неприятной внешностью и вечно тоскливым выражением лица, но
  
  была быстро и бесповоротно отвергнута ею. О. всегда охватывало трепетное
  
  волнение, когда она замечала, что от ее ласк лицо избранницы озаряется
  
  каким-то внутренним светом, радостью и припухают губы и в широко
  
  распахнутых навстречу О. глазах появляется завораживающий блеск. И
  
  искреннего восхищения в этом было куда больше, чем просто утоленного (хотя
  
  и ненадолго) честолюбия.
  
  В Руаси она испытывала нечто подобное, когда замечала, как от умелой
  
  мужской ласки столь же божественно преображается лицо какой-либо из живущих
  
  в замке девушек. Красота обнаженного женского тела всегда потрясала О. И
  
  она была более чем благодарна своим подружкам, когда они соглашались
  
  раздеваться перед ней, и предлагали ей полюбоваться своей наготой.
  
  Обнаженные же на пляже оставляли ее абсолютно равнодушной. При этом
  
  красота других женщин, которую О. с характерной для нее щедростью ставила
  
  выше собственной, придавала ей уверенность и в своей красоте -- она, словно
  
  в зеркало, всматривалась в этих женщин и видела в них себя. Власть,
  
  которую они имели над нею, была, в то же время, гарантией ее власти над
  
  мужчинами. И ей казалось совершенно естественным то, что мужчины с такой
  
  настойчивостью добиваются от нее того же, чего она сама хотела от женщин.
  
  Она словно давала нескончаемый сеанс одновременной игры в шахматы на двух
  
  досках. Иногда партии оказывались нелегкими.
  
  Сейчас О. была влюблена (если это слово вообще подходит для определения ее
  
  состояния) в Жаклин и, поскольку подобное случалось с ней довольно часто,
  
  никак не могла взять в толк, почему же она медлит, почему скрывает это от
  
  девушки?
  
  * * *
  
  Но вот пришла весна. Потеплело. На тополях набухли и распустились почки.
  
  Дни стали длиннее, а ночи короче, и на скамейках в больших парках и
  
  крошечных сквериках начали появляться парочки влюбленных. О. решила
  
  открыться Жаклин. Зимой в своих богатых шубах девушка казалась слишком
  
  величественной и неприступной; весной же, когда зимний гардероб сменился на
  
  свитера и костюмы, -- совсем иное дело. Она, теперь со своей короткой
  
  прямой стрижкой, стала похожа на одну из тех бывших лицеисток, которых
  
  шестнадцатилетняя О., сама еще лицеистка, хватала за руки и молча тащила по
  
  коридору в пустынный гардероб. Там она их толкала на вешалки, падали
  
  пальто, и О. смеялась, как ненормальная. Все лицеистки обязаны были носить
  
  форменные блузки, некоторые из них красными нитками вышивали на груди свои
  
  инициалы. Жаклин оказалась младше О. на три года и тоже носила нечто
  
  подобное, только в другом лицее, находившемся всего в трех километрах от
  
  того, в котором училась О. Узнала об этом О. совершенно случайно. В тот
  
  день Жаклин позировала для рекламы домашних халатов, и вот, в конце сеанса,
  
  вздохнув, она неожиданно для О. сказала:
  
  -- Если бы у нас в лицее носили такие халаты, мы были бы счастливы, -- а
  
  потом добавила: -- Или если бы нам разрешили носить форму, ничего не
  
  надевая под нее.
  
  -- Как это, ничего не надевая? -- спросила О.
  
  -- Ну, без белья, -- ответила Жаклин, и О. почувствовала, что краснеет.
  
  Она никак не могла привыкнуть к тому, что под платьем у нее ничего не
  
  одето, и любая подобная фраза казалась ей намеком на это. И сколько бы О.
  
  не повторяла себе, что все люди голые под одеждой, это было бесполезно. Она
  
  видела себя той итальянкой из Вероны, которая спасая свой город, нагая под
  
  наброшенной на плечи накидкой, отправилась в стан врагов, осадивших его,
  
  чтобы отдаться их предводителю.
  
  И вот однажды О. появилась в агентстве с огромным букетом гиацинтов --
  
  их густой масляный запах очень похож на запах тубероз и часто вызывает
  
  головокружение -- и преподнесла его Жаклин, которая вдохнула аромат
  
  цветов и голосом привыкшей к подаркам женщины спросила:
  
  -- Это мне?
  
  Потом, сказав спасибо, она поинтересовалась у О., зайдет ли сегодня за ней
  
  Рене.
  
  -- Да, он будет здесь, -- ответила О. и подумала, что Жаклин, похоже,
  
  собирается подарить ему одну из своих очаровательных улыбок.
  
  О. прекрасно знала, почему она, прежде такая смелая, вдруг стала столь
  
  робкой, почему она вот уже два месяца не решается открыться Жаклин, сказать
  
  ей, что хочет ее, и придумывает для самой себя всевозможные причины, чтобы
  
  хоть как-то объяснить эту свою нерешительность. И дело тут не в Жаклин и
  
  ее недоступности, а в самой О. -- никогда прежде ничего подобного с ней
  
  не случалось. Рене никак не ограничивал ее свободу, но ей самой эта
  
  свобода была в тягость. О. ненавидела ее -- она была хуже любых цепей. О.
  
  давно бы уже могла, не говоря ни слова, просто схватить Жаклин за плечи и,
  
  целуя, прижать ее где-нибудь к стене. Она нисколько не сомневалась, что
  
  девушка не отвергла ла бы ее. И ей не нужно было никакого разрешения на это
  
  -- разрешение она имела. Как прирученная хозяином собака, О. ждала
  
  иного -- приказа. И она дождалась его, но только не от Рене, а от сэра
  
  Стивена.
  
  * * *
  
  Шли дни, и О., принадлежащая теперь сэру Стивену, стала вдруг со страхом
  
  замечать, что англичанин со временем приобретает все большее и большее
  
  влияние на Рене. Правда, она вполне допускала, что это ей только так
  
  кажется и что сейчас перед ней просто раскрываются во всей полноте давно
  
  установившиеся между ними отношения. Еще она довольно скоро заметила, что
  
  Рене стал оставаться у нее на ночь, только если вечером ее вызывал к себе
  
  сэр Стивен. Англичанин редко оставлял ее у себя на ночь и то только
  
  тогда, когда Рене уезжал из Парижа. Если же ее возлюбленному случалось
  
  быть в такие вечера у сэра Стивена, он никогда не прикасался к ней,
  
  разве что в те моменты, когда хозяин просил его поддержать ее. Он там
  
  почти не разговаривал, постоянно курил, зажигая одну сигарету от другой,
  
  следил за камином, изредка подбрасывая туда дрова, наливал сэру Стивену
  
  виски, сам же при этом не пил. О., чувствуя на себе взгляд Рене, думала,
  
  что так, должно быть, следит за своим питомцем дрессировщик, который вложил
  
  в него всю свою любовь и умение и теперь не без оснований ожидает, что
  
  тот своим послушанием и воспитанием принесет ему заслуженное признание.
  
  Главным для Рене было сделать приятное сэру Стивену, и он, подобно
  
  телохранителю какого-нибудь наследного принца, выбравшего для своего
  
  господина наложницу, внимательно следил за выражением лица англичанина --
  
  доволен ли? Рене всячески старался выразить свою признательность и
  
  благодарность сэру Стивену за то, что он не отказывается от его подарка и
  
  соглашается использовать О. в свое удовольствие.
  
  О. понимала, что разделив между собой ее тело, они как бы заключили некий
  
  тайный союз, абсолютно чуждый ей, но от этого, нисколько не менее реальный
  
  и могущественный. И все же ей казалось, что в их желании сделать ее общей
  
  собственностью было что-то ирреальное. В Руаси ею одновременно обладали
  
  и Рене, и другим мужчины, так почему же в присутствии англичанина,
  
  возлюбленный отказывается не только заниматься с ней любовью, но даже
  
  разговаривать? Она как-то спросила его об этом, впрочем, заранее уже зная
  
  ответ.
  
  -- Из уважения к нему, -- сказал Рене.
  
  -- Но я же принадлежу тебе, -- выдохнула она.
  
  -- Прежде всего ты принадлежишь сэру Стивену, -- незамедлительно ответил
  
  ей возлюбленный.
  
  И всем своим поведением он постоянно доказывал ей это. Желание сэра
  
  Стивена, касающиеся ее, он ставил куда выше собственных, не говоря уже о
  
  каких-то там просьбах самой О. Рене, например, мог пригласить ее
  
  вечером поужинать в ресторане или пойти с нею в театр, но если за час до их
  
  свидания ему звонил сэр Стивен и просил его привезти О., Рене послушно
  
  выполнял его просьбу.
  
  Всего лишь раз она просила возлюбленного позвонить сэру Стивену и уговорить
  
  его перенести их встречу на следующий день -- ее тогда пригласили на
  
  вечеринку, и она очень хотела пойти туда с Рене. Возлюбленный отказался.
  
  -- Дорогая моя, -- сказал он ей, -- разве ты еще не поняла, что больше
  
  не принадлежишь мне и что твой хозяин уже не я, а сэр Стивен?
  
  И мало того, что он отказал ей в просьбе, он еще и сообщил об этом сэру
  
  Стивену, а потом, нисколько не смущенный присутствием О. потребовал как
  
  следует наказать ее, чтобы впредь подобного не повторилось.
  
  -- С удовольствием, -- бесстрастно ответил англичанин.
  
  Этот разговор состоялся в соседней с салоном маленькой комнате овальной
  
  формы. Пол покрывал красивый паркет, и единственное, что стояло там из
  
  мебели был инкрустированный перламутром черный круглый столик. На
  
  предательство О. ее возлюбленному потребовалось всего три минуты. Затем он
  
  жестом попрощался с сэром Стивеном, улыбнулся ей и вышел. О. подошла к
  
  окну: Рене так и не обернулся. Она услышала, как хлопнула дверца машины и
  
  заурчал мотор -- ее возлюбленный, бросив ее, торопливо уехал. О. поймала
  
  свое отражение в маленьком вделанном прямо в стену зеркале и вздрогнула
  
  увидев свое бледное от отчаянья и страха, белое, как бумага, лицо.
  
  Проходя мимо посторонившегося перед ней сэра Стивена в салон, она заметила,
  
  что он тоже сильно побледнел. На какое-то мгновение, у нее в сознании
  
  мелькнула шальная мысль, что он любит ее, мелькнула и тут же исчезла, под
  
  натиском безжалостных доводов рассудка. И все-таки ей почему-то стало
  
  легче. Она покорно разделась по первому же знаку сэра Стивена.
  
  Обычно он вызывал ее сюда два-три раза в неделю и неторопливо наслаждался
  
  ею, иногда заставляя просто стоять перед ним обнаженной по часу и больше.
  
  Все его действия и приказания повторялись из раз в раз с удивительной
  
  точностью (ритуал строго и неукоснительно соблюдался), и она хорошо знала,
  
  когда надо использовать уста, или когда следует встать на колени,
  
  уткнувшись грудью в диван и приподняв ягодицы, чтобы он мог овладеть ею
  
  сзади (этот проход уже настолько растянулся, что когда он вводил туда свой
  
  пенис, она больше не чувствовала боли).
  
  И вот сейчас, впервые за все это время, несмотря на сковывающий ее страх,
  
  несмотря на охватившее ее отчаяние, вызванное предательством Рене (а может
  
  быть именно благодаря и тому, и другому), она оставила последнее
  
  сопротивление и полностью отдалась англичанину. И тогда, впервые, увидев в
  
  глазах столь ценимую им покорность, сэр Стивен заговорил с ней
  
  по-французски, называя ее при этом на "ты":
  
  -- О., я собираюсь заткнуть тебе рот кляпом. Боюсь, что иначе ты будешь
  
  очень сильно кричать, когда я буду пороть тебя плетью, -- сказал он. --
  
  Ты позволишь мне сделать это?
  
  -- Вы -- мой хозяин, и я принадлежу вам...
  
  * * *
  
  Она стояла в центре комнаты. Руки ее были сцеплены между собой такими
  
  же, как в Руаси, браслетами и прикреплены с помощью цепочки к крюку на
  
  потолке, на котором раньше висела люстра. Груди ее слегка приподнялись,
  
  словно потянувшись за поднятыми вверх руками. Сэр Стивен погладил их,
  
  поцеловал соски, а потом поцеловал О. в губы -- никогда прежде он этого не
  
  делал. Вставленный кляп буквально затолкал ее язык куда-то в самое горло,
  
  и во рту появился привкус мокрой тряпки. Сэр Стивен нежно взял О. за
  
  волосы, запрокинул ей голову немного назад и прошептал:
  
  -- О., прости меня.
  
  Потом он отпустил ее и, отступив на шаг в сторону, ударил.
  
  * * *
  
  Рене пришел к О. уже после полуночи, когда кончилась вечеринка, на которой
  
  они должны были присутствовать. О. лежала под одеялом в своей длинной
  
  ночной рубашке, и ее била мелкая нервная дрожь.
  
  Сэр Стивен в этот раз сам привез ее домой. Он уложил ее в постель и,
  
  прощаясь, поцеловал. О. рассказала об этом и обо всем остальном Рене. Она
  
  прекрасно понимала, что теперь у него не останется никаких сомнений (если
  
  они вообще были) в том, что ей нравится, когда ее бьют, и что она получает
  
  от этого удовольствие. Возможно, он давно уже чувствовал это. Ее мучения
  
  равным образом доставляли наслаждение и ему самому, и если он так и не
  
  решился хотя бы раз ударить ее, то смотрел, как она с огромным
  
  удовольствием бьется и стонет под ударами других. Лишь раз в его
  
  присутствии сэр Стивен порол ее. Тогда Рене, задрав ей юбки, прижал ее к
  
  столу и держал, чтобы она не дергалась. В Руаси по приказу Рене ее пороли
  
  слуги. Здесь в Париже Рене нашел ей по-настоящему строгого и сурового
  
  хозяина, такого, как им он сам так и не смог стать. Ее возлюбленный
  
  понимал, что человек, которого он боготворит, получает удовольствие от нее,
  
  и это делало О. еще более близкой Рене. Каждую ночь, когда О. возвращалась
  
  от сэра Стивена, Рене жадно искал на ее теле следы, оставленные самым
  
  дорогим для него человеком, и О. знала, что его предательство -- не
  
  более чем простое желание добиться новых доказательств того, что его
  
  подарок принят и доставляет сэру Стивену удовольствие.
  
  Задрав на ней рубашку, Рене, совершенно потрясенный, долго и не отрываясь
  
  смотрел на ее стройное, исполосованное плетью тело -- плечи, спина, живот,
  
  грудь, ягодицы: все было покрыто толстыми фиолетовыми рубцами. Кое-где на
  
  них проступила кровь.
  
  -- О как я люблю тебя, -- выдохнув, прошептал он.
  
  Потом он разделся выключил свет и забрался к О. под одеяло. Она тихо
  
  стонала, когда его теплые сильные руки нежно ласкали ее.
  
  * * *
  
  Почти месяц не заживали рубцы на теле О. Там, где под ударами плети лопнула
  
  кожа, теперь оставались бело-розовые полосы, похожие на старые шрамы. Даже
  
  если бы не эти напоминания О. все равно бы не смогла забыть о том вечере.
  
  У Рене, естественно, был ключ от квартиры О., но ему почему-то до сих пор
  
  не приходило в голову дать такой же ключ сэру Стивену -- видимо, это можно
  
  было объяснить тем, что англичанин никак не выражал своего желания зайти к
  
  О. домой. Но в тот вечер сэр Стивен сам привез ее сюда, и это вдруг
  
  заставило Рене подумать о том, что его друг мог принять дверь, ключа от
  
  которой он не имел, как умышленно возведенную Рене преграду. Или, что еще
  
  хуже, как ограничение его власти над О. Еще Рене подумал, что это просто
  
  смешно -- отдать ему О. и не предоставить при этом свободы приходить к ней,
  
  когда он того захочет. Поэтому Рене заказал еще один ключ и отдал его сэру
  
  Стивену. И только тогда он сказал об этом О. Но она и не думала
  
  противиться. Теперь она жила в постоянном ожидании сэра Стивена, медленно,
  
  но верно при этом погружаясь в состояние какой-то неизъяснимой
  
  безмятежности и умиротворенности. Она не знала, придет ли он ночью или
  
  утром, случится ли это в отсутствие Рене, или они придут вместе. Спрашивать
  
  об этом Рене она не решалась.
  
  Как-то утром, часов в девять, когда О., уже одетая, собиралась выходить из
  
  квартиры, она вдруг услышала звук поворачиваемого в замке ключа. Решив, что
  
  это Рене (он уже несколько раз приходил примерно в это время), она с криком
  
  "Любимый!" бросилась к двери. Но это был сэр Стивен. Он поздоровался и,
  
  улыбнувшись, предложил позвонить Рене. Но у того были какие-то дела на
  
  работе, и он мог уйти оттуда не раньше, чем через час. О. почувствовала,
  
  как сердце начало часто и гулко биться в ее груди, и она не могла понять
  
  почему.
  
  Сэр Стивен усадил ее на кровать, взял руками ее голову и, притянув к себе,
  
  страстно поцеловал ее в губы. У О. перехватило дыхание, перед глазами все
  
  поплыло, и она непременно упала бы, не поддержи он ее. О. не понимала, что
  
  с ней, откуда вдруг такое смятение и этот страх, сжавший горло? Что же с
  
  ней такого мог сделать сэр Стивен, чего бы ей не доводилось испытывать? Он
  
  попросил ее раздеться. Что, разве она не привыкла стоять голой перед нем,
  
  разве ее пугают его молчание и резкие приказы?
  
  Нет. Дело было не в этом. Она вынуждена была признаться себе, что главная и
  
  единственная причина ее неожиданного смятения все та же: ее вновь лишали
  
  права распоряжаться собой. С той лишь разницей, что сейчас это было для нее
  
  куда более ощутимо: у нее больше не осталось прибежища, где бы она могла
  
  оплакать эту потерю, не было больше желанной ночи, дававшей ей отдых от
  
  дневных забот, и слились воедино сон и явь. Реальность ночи и реальность
  
  дня стали неразличимы, в это солнечное майское утро. "Наконец-то, --
  
  подумала О. -- Не будет больше этих тягостных разрывов, ожиданий,
  
  неизвестности. Потому что, тот, кого все время ждали, уже здесь, он пришел,
  
  и она принадлежит ему."
  
  О. понимала, что между нею и Рене установился некоторый паритет, который
  
  можно было бы объяснить их почти одинаковым возрастом, и это значительно
  
  притупило в ней ощущение покорности и рабства -- как правило, то, чего
  
  он требовал от нее, совпадало с ее желаниями. С сэром Стивеном все было
  
  иначе. Она беспрекословно подчинялась его приказам и была благодарна ему
  
  за его суровость. Как бы он не обращался к ней -- на "ты" или на "вы",
  
  говорил ли он по-французски или по-английски -- независимо от всего этого в
  
  знак своего уважения и восхищения перед ним она звала его исключительно
  
  сэром Стивеном, хотя находила, что слово "сеньор" подошло бы еще лучше (она
  
  не решалась произнести его). Себя же она называла "рабыней" и была при
  
  этом счастлива, потому что Рене любил ее и любил в ней рабыню сэра Стивена.
  
  И вот сейчас, положив одежду на кровать, обнаженная, в туфлях на высоком
  
  каблуке, О. стояла, повернувшись к облокотившемуся на подоконник сэру
  
  Стивену, и, опустив глаза, ждала. Яркое майское солнце сквозь муслиновые, в
  
  крупный горошек, шторы врывалось в комнату, и О. чувствовала бедром тепло
  
  нагревшейся ткани. Она подумала, что может ей стоило бы немножко побрызгать
  
  себя духами или подкрасить соски, сделав их потемнее. Потом она вспомнила
  
  об облупившемся на ногтях ног лаке и подумала, как хорошо, что на ней
  
  сейчас надеты туфли. Стоя, окруженная тишиной в залитой солнечным светом
  
  комнате, О. вдруг поймала себя на мысли, что она с надеждой ждала, что сэр
  
  Стивен сейчас жестом подзовет ее, прикажет опуститься перед ним на колени,
  
  и она расстегнув ему брюки, будет ласкать его.
  
  Но этого так и не произошло. О. почувствовала, что краснеет, и подумала,
  
  что в ее положении это по меньшей мере смешно -- какой уж стыд у
  
  проститутки! В этот момент сэр Стивен попросил О. сесть в кресло, стоящее
  
  перед туалетным столиком, и постараться внимательно выслушать его.
  
  Собственно, туалетный столик представлял собой низкую широкую полку,
  
  вделанную прямо в стену и заставленную всевозможной косметикой. Рядом с ней
  
  стояло большое наклонное зеркало на ножках, и О., сидя в стоящем перед
  
  зеркалом широком низком кресле, могла видеть себя в нем всю целиком.
  
  Сэр Стивен расхаживал по комнате за ее спиной и задавал ей вопросы. Время
  
  от времени она видела его отражение в зеркале. Зеркало было мутным, и
  
  амальгама потеряла былой блеск, поэтому отражение О. казалось далеким и
  
  нечетким.
  
  Разведя колени немного в стороны и положив на них ладони, О. слушала сэра
  
  Стивена. Англичанин на своем родном языке строгими сухими фразами задавал
  
  ей вопросы, и к многим из них она оказалась совершенно не готова.
  
  Прежде чем начать этот своеобразный допрос, сэр Стивен заставил О. сесть
  
  на самый край кресла и откинуться на его спинку. Потом он велел ей положить
  
  левую ногу на ручку кресла, а правую -- слегка согнуть, и теперь О.
  
  оказалась совершенно открытой для его взглядов. Она готова была слушать.
  
  Сэр Стивен задавал вопросы с решимостью судьи и мастерством исповедника.
  
  О., отвечая, видела в зеркале, как шевелятся его губы.
  
  -- Были ли у нее мужчины, кроме него и Рене, после того, как она вернулась
  
  из Руаси?
  
  -- Нет.
  
  -- Возникало ли у нее желание отдаться какому-нибудь приглянувшемуся ей
  
  незнакомому мужчине?
  
  -- Нет.
  
  -- Ласкала ли она когда-нибудь сама себя?
  
  -- Нет.
  
  -- Были ли у нее подруги, которым она позволяла ласкать себя, или сама
  
  ласкала их?
  
  -- Нет, -- на этот раз не очень решительно.
  
  -- А подруги, к которым бы она испытывала желание?
  
  -- Пожалуй, есть -- Жаклин. Правда, ее трудно назвать подругой, скорее она
  
  просто хорошая знакомая.
  
  Узнав, что у О. есть фотографии Жаклин, сэр Стивен попросил показать ему
  
  их.
  
  * * *
  
  Когда Рене, взлетев бегом на пятый этаж и тяжело переводя дыхание,
  
  показался в квартире, О. и сэр Стивен по-прежнему находились в салоне,
  
  где с интересом рассматривали разложенные на большом овальном столе
  
  черно-белые фотографии Жаклин. Сэр Стивен брал их по одной из рук О. и,
  
  посмотрев, небрежно бросал на стол рядом с собой. Свободную руку он
  
  запустил О. между ног. Не отпуская ее, сэр Стивен поздоровался с Рене и с
  
  этого момента разговаривал уже только с ним.
  
  Между ними было заключено устное соглашение относительно О. и она была
  
  всего лишь предметом -- все решалось помимо ее. Близился полдень. Солнечные
  
  лучи падали на фотографии, и снимки начали чуть коробиться. Боясь, что они
  
  могут пропасть, О. хотела убрать их, но не чувствовала уверенности в своих
  
  движениях. Руки ее дрожали, и она едва сдерживалась, чтобы не застонать под
  
  грубой лаской сэра Стивена. Мгновением позже, он отпустил ее и уложил на
  
  заваленный фотографиями стол. Ноги ее были широко разведены и свешивались
  
  со стола, не доставая пола. Одна из ее туфель сползла с ноги и бесшумно
  
  упала на белый ковер. Солнце светило прямо в лицо и О., чуть повернув
  
  голову, закрыла глаза.
  
  * * *
  
  О. потом часто вспоминала этот разговор между Рене и сэром Стивеном, при
  
  котором она тоже присутствовала, распростертая на столе и абсолютно
  
  безучастная к тому, о чем они говорили. А разговор шел о ней. Однажды в ее
  
  жизни уже была подобная сцена -- когда Рене впервые привел ее к сэру
  
  Стивену, и они так же не спеша и обстоятельно обсуждали ее. Но в тот вечер
  
  сэр Стивен еще не знал ее, и поэтому говорил, в основном, Рене. С тех пор
  
  многое изменилось, и в ней, похоже, уже не было тайн для англичанина. Она
  
  не могла уже дать ему ничего такого, чего бы он уже не имел. Во всяком
  
  случае, ей так казалось. Сейчас разговор, главным образом, шел о том, как
  
  лучше использовать ее; они охотно делились друг с другом собственным
  
  опытом. Сэр Стивен, например, возбуждался от вида отметин на ее теле,
  
  оставленных плетью, хлыстом или каким другим предметом, и признавал, что
  
  Рене был абсолютно прав, когда предложил выпороть ее. Они порешили, что это
  
  следует делать и впредь, причем, вне зависимости от того, нравятся ли им ее
  
  слезы и крики или нет -- пороть как можно чаще, чтобы на ее теле всегда
  
  были доказательства их власти на ней.
  
  О., слушая их, чувствовала, как пылает ее тело, и ей казалось, что голосом
  
  сэра Стивена говорит она сама. Мог ли он представить себе всю гамму ее
  
  чувств: беспокойство и стыд, гордость и ни с чем не сравнимое
  
  удовольствие, которое испытывала она, находясь в толпе прохожих на улице, в
  
  автобусе, или у себя в агентстве, окруженная манекенщицами и прочим
  
  персоналом? Кто знает. Но любой из этих людей, что бы с ним не
  
  происходило, оставался тайной для остальных, даже если он раздетый догола,
  
  лежал на операционном столе -- любой, но не она. Она теперь не могла
  
  позволить себе даже самые невинные развлечения: например, пойти на пляж или
  
  поиграть в теннис. Эти рубцы, исполосовавшие ее тело, представлялись ей
  
  решеткой на окнах монастыря, в который она была заключена, а именно,
  
  реальным, вещественным воплощением запрета, и она с радостью приняла этот
  
  запрет.
  
  Единственное, что ее беспокоило -- Жаклин. Она боялась, что подруга,
  
  увидев их, может отвергнуть ее. Или потребовать объяснений, которые О.
  
  давать не хотелось.
  
  Солнце, светившее О. в лицо, неожиданно исчезло, и она открыла глаза. Рене
  
  и сэр Стивен подошли к ней и, взяв за руки, поставили на пол. Потом Рене
  
  нагнулся и поднял упавшую туфельку. О. было приказано одеваться.
  
  * * *
  
  Вскоре сэр Стивен пригласил ей поужинать в Сен-Клу, и там уже на самом
  
  берегу Сены вернулся к своим вопросам.
  
  Вдоль живой изгороди, ограждающей тенистую аллею, на которой стояли
  
  покрытые белыми скатертями столики ресторана, тянулась длинная пышная
  
  клумба едва начавших распускаться бордовых пионов. Не дожидаясь напоминаний
  
  от сэра Стивена О. подняла юбки и села на предложенный ей железный стул.
  
  Она еще долго чувствовала его прохладу своими голыми бедрами.
  
  О. сидела напротив англичанина и старательно отвечала на его вопросы, решив
  
  ничего не скрывать. Все вопросы так или иначе касались Жаклин, и главное,
  
  что интересовало сэра Стивена, -- это почему она нравится О. и почему О.
  
  (если, конечно, она сказала правду) до сих пор не призналась ей в этом. О.,
  
  опустив глаза, долго и многословно говорила, пытаясь объяснить то, чего не
  
  понимала сама.
  
  Шевелились под слабым речным ветерком пионы, и плескалась вода о
  
  привязанные невдалеке к деревянному помосту лодки. Взглянув в лицо сэра
  
  Стивена О. увидела, что он смотрит на ее рот. Слушал ли он или просто
  
  следил за движениями ее губ, находя в этом какой-то тайный, одному ему
  
  понятный, смысл? Она резко замолчала. Сэр Стивен вскинул глаза, и их
  
  взгляды встретились. Тогда О. поняла ВСЕ, и англичанин, почувствовав это,
  
  побледнел.
  
  Она не могла отвести от него глаз, не могла улыбнуться, не могла вымолвить
  
  ни слова. Если он, действительно, любит ее, что это изменит в их
  
  отношениях? Она чувствовала, как дрожат у нее колени. За все время их
  
  знакомства сэр Стивен всячески старался показать О., что она ему нужна
  
  только как игрушка -- чтобы тешить его страсти и желания. Но разве можно
  
  объяснить только этим то, что начиная с самого первого дня, когда Рене
  
  отдал О. ему, сэр Стивен начал вызывать ее к себе все чаще и чаще и все
  
  дольше задерживать ее у себя, нередко вообще ничего не требуя, кроме ее
  
  присутствия?
  
  Они сидели друг напротив друга, молча и неподвижно. За соседним столиком о
  
  чем-то энергично спорили двое солидного вида мужчин, разложив на столе
  
  бумаги и время от времени прихлебывая черный ароматный кофе из маленьких
  
  фарфоровых чашечек. Скрипел гравий под ногами ресторанных официантов. Один
  
  из них подошел к их столику, наполнил, полупустой уже стакан сэра Стивена и
  
  быстро удалился.
  
  Глаза сэра Стивена не отрывались от О.; он разглядывал то ее руки, то грудь
  
  и каждый раз возвращался к ее глазам. Наконец на его губах появилась едва
  
  заметная улыбка, и О., теряя от волнения рассудок, решилась на ее ответить.
  
  Она задыхалась, в горле пересохло, язык был словно налит свинцом. Казалось,
  
  что она не в силах произнести ни единого слова.
  
  -- О., -- сказал сэр Стивен.
  
  -- Да, -- выдавила из себя О., чувствуя сильную слабость, словно волной
  
  накрывшую ее.
  
  -- То, что я вам скажу сейчас, О., решено не мной одним, ваш возлюбленный
  
  тоже согласен с этим.
  
  Он неожиданно замолчал. Что было тому причиной О. так и не узнала. По знаку
  
  сэра Стивена подошел официант, убрал тарелки и положил перед О. меню,
  
  чтобы она выбрала десерт. О. протянула меню сэру Стивену.
  
  -- Может быть, суфле? -- предложил он ей.
  
  -- Хорошо, -- согласилась она.
  
  -- Одно суфле, пожалуйста, -- сказал он терпеливо ожидающему заказа
  
  официанту.
  
  Когда гарсон отошел, сэр Стивен сказал О.:
  
  -- Итак, я прошу вас выслушать меня.
  
  Говорил он по-английски низким глухим голосом, и вряд ли сидевшие за
  
  соседними столиками люди могли слышать его. Когда рядом проходили
  
  официанты или посетители ресторана, он предусмотрительно замолкал. То,
  
  что он говорил, звучало здесь в этом людном заведении, среди цветов и
  
  деревьев, по меньшей мере странно. Но еще более странным казалось О. то,
  
  что сама она могла все это слушать с таким спокойствием. Первыми же
  
  словами сэр Стивен напомнил ей о том вечере, когда она, воспротивившись
  
  ему, отказалась ласкать себя, и заметил, что его приказ остается в силе.
  
  Согласна ли она теперь сделать это? О. поняла, что ему будет
  
  недостаточно, если она просто кивнет головой в знак согласия, и она
  
  подтвердила, что да, она будет ласкать себя, всякий раз, когда он этого
  
  захочет. При этом она сразу вспомнила тот желто-серый салон в квартире
  
  сэра Стивена, вспомнила уход Рене, свой, показавшийся ей сейчас таким
  
  смешным, бунт и себя, лежащую голой на ковре с широко разведенными в
  
  стороны ногами. Неужели, это произойдет сегодня вечером, там же...
  
  Но сэр Стивен уже говорил совсем о другом. Он обратил ее внимание на то,
  
  что в его присутствии ни Рене, ни кто-нибудь другой не разу не обладали
  
  ею, но это отнюдь не означает, что такого не случится и впредь. Совсем
  
  наоборот. Она не должна думать, что только Рене будет отдавать ее в чужие
  
  руки. Потом он очень долго и грубо говорил о том, как он заставит ее
  
  принимать его друзей, если таковые захотят воспользоваться его
  
  предложением, как она будет открывать для них рот, лоно, ягодицы, как
  
  они будут насиловать ее, а он, человек который любит ее, будет с
  
  наслаждением наблюдать за этим....
  
  Из всей долгой тирады, изобиловавшей всевозможными непристойностями, О.
  
  запомнила только самый конец, там, где он говорил, что любит ее. Какого
  
  признания после этого она еще хотела?
  
  Летом, сказал сэр Стивен, он отвезет ее в Руаси. О. вдруг подумала о той
  
  изоляции, в которой англичанин и ее возлюбленный держали ее. Когда сэр
  
  Стивен принимал гостей в своем доме на рю де Пуатье, он никогда не
  
  приглашал ее туда. Она ни разу не завтракала и не обедала у него. Рене тоже
  
  никогда не знакомил ее ни с кем из своих многочисленных друзей
  
  (единственное исключение -- сэр Стивен). Сейчас возлюбленный отдал ее
  
  англичанину, и тот намеревался обращаться с ней также, как обращался с ней
  
  Рене. Эта мысль, заставила ее затрепетать. Дальше сэр Стивен напомнил ей о
  
  кольце на ее пальце -- о знаке рабыни. Так уж случилось, но О. до
  
  сих пор не встретились люди, которые бы знали тайну кольца и захотели бы
  
  воспользоваться этим. Англичанин, то ли утешая, то ли пугая ее, сказал,
  
  что это обязательно рано или поздно произойдет, и спросил, кому, по ее
  
  мнению, принадлежит ее кольцо? О. ответила не сразу.
  
  -- Рене и вам, -- наконец сказала она.
  
  -- Нет, вы ошибаетесь, -- сказал сэр Стивен, -- мне. Рене хочет, чтобы вы
  
  подчинялись моим приказам.
  
  О. и так это прекрасно знала, зачем же надо было обманывать себя? Потом ей
  
  было сказано, что прежде, чем она вернется в Руаси, на ее тело будет
  
  поставлено клеймо, и оно окончательно сделает ее рабыней сэра Стивена.
  
  О. оцепенела, услышав это. Она хотела узнать подробнее о клейме, но сэр
  
  Стивен счел это преждевременным. Правда, он напомнил ей, что она вправе
  
  и не соглашаться на это, ибо никто и ничто не удерживает О. в ее
  
  добровольном рабстве, кроме ее собственной любви и внутренней потребности в
  
  этом. Что ей мешает уйти? Но прежде чем на нее будет наложено клеймо, и
  
  сэр Стивен начнет регулярно пороть ее, ей будет дано время, чтобы
  
  соблазнить Жаклин.
  
  Услышав это имя, О. вздрогнула и, подняв голову, непонимающе посмотрела на
  
  сэра Стивена. Зачем? Почему? И если Жаклин понравилась сэру Стивену, какое
  
  отношение к этому имеет она, О.?
  
  -- По двум причинам, -- сказал сэр Стивен. -- Первая и наименее важная из
  
  них заключается в том, что я хочу увидеть, как вы ласкаете женщину.
  
  -- Но послушайте, -- воскликнула О., -- даже если это произойдет и
  
  Жаклин уступит мне, она, скорее всего, не согласится на ваше присутствие.
  
  -- Ну, я все-таки надеюсь на вас, -- спокойно сказал англичанин. -- Вам
  
  придется постараться, ибо я хочу, чтобы вы соблазнили девушку куда как
  
  серьезнее: вы должны будете привезти ее в Руаси. Это вторая и главная
  
  причина.
  
  О. чуть не вскрикнула. Она собралась поставить на стол чашку, но рука
  
  так сильно дрожала, что чашка опрокинулась, и кофейная гуща выплеснулась
  
  прямо на скатерть. О. завороженно смотрела, как все шире и шире
  
  расползается по столу коричневое пятно и пыталась предсказать по нему
  
  будущее Жаклин. Воображение рисовало ей одну картину ярче другой: Жаклин в
  
  пышном платье из красного бархата с приподнятой корсетом и открытой
  
  грудью; Жаклин, обнаженная, стоящая на коленях перед Пьером; ее
  
  золотистые бедра исполосованные ударами плети; ее холодные и чистые, как
  
  лед, глаза, наполненные слезами; ее ярко накрашенный и раскрытый в
  
  крике рот; ее прилипшие ко лбу белокурые волосы... Нет, это совершенно
  
  немыслимо, решила О., только не Жаклин.
  
  -- Это невозможно, -- произнесла О.
  
  -- Еще как возможно, -- ответил сэр Стивен. -- Откуда, по-вашему, девушки
  
  в Руаси? Вы, главное, привезите ее туда, и от вас больше ничего не
  
  требуется. Впрочем, если она захочет уехать, она сможет это сделать в
  
  любой момент. А теперь пошли.
  
  Он резко поднялся и, расплатившись за завтрак, направился к выходу. О.
  
  торопливо последовала за ним. У машины она остановилась и подождала, пока
  
  сэр Стивен откроет дверцу, потом забралась внутрь и села рядом с ним.
  
  Въехав в Буа, сэр Стивен свернул на какую-то узкую боковую улочку,
  
  остановил машину и, повернувшись к О., обнял ее.
  
  АНН-МАРИ И КОЛЬЦА
  
  О. думала -- или ей так хотелось думать, -- что Жаклин будет изображать из
  
  себя неприступную добродетель. Но стоило ей только попробовать проверить
  
  это, как она тут же убедилась, что все совсем не так. Она поняла, что та
  
  чрезмерная стыдливость, с которой Жаклин закрывала за собой дверь
  
  гримерной, когда шла переодеваться, собственно, предназначалась ей, О.,
  
  чтобы завлечь ее, чтобы вызвать в ней желание открыть дверь и войти в эту
  
  комнату. В конечном счете все так и произошло, но Жаклин так никогда и не
  
  узнала, что это долгожданная решимость О. была вызвана не ее наивными
  
  уловками, а совершенно иной причиной. Какое-то время О. это приятно
  
  забавляло.
  
  Сэр Стивен обязал О. рассказывать ему обо всем, что касалось ее отношений с
  
  Жаклин. И иногда, помогая Жаклин привести в порядок волосы, например, после
  
  того, как та снимала платье, в котором позировала, и одевала свой легкий
  
  свитер с длинным узким воротником, О. думала о том, с каким огромным
  
  удовольствием и желанием она рассказала бы сэру Стивену о Жаклин, позволь
  
  та ей хотя бы через свитер поласкать свои маленькие, смотрящие в стороны
  
  груди, или забраться рукой к ней под юбку, или просто раздеть ее. Когда О.
  
  целовала ее, Жаклин замирала, будто прислушиваясь к чему-то. Целуя Жаклин,
  
  О. запрокидывала ей голову и языком приоткрывала губы. При этом ей все
  
  время казалось, что если не поддерживать Жаклин, то девушка обязательно
  
  упадет -- молча, с закрытыми глазами. Но как только О. отпускала ее,
  
  Жаклин вновь становилась этакой добродетельной светской дамой, резкой и
  
  ироничной. Тогда она говорила: "Вы испачкали меня помадой". И, улыбаясь,
  
  вытирала губы. В такие мгновения О. старалась запомнить все подробности --
  
  легкий румянец, появляющийся после ее поцелуев на щеках Жаклин, слабый,
  
  отдающий шалфеем, запах пота -- чтобы потом обо всем этом рассказать сэру
  
  Стивену. До сих пор Жаклин позволяла О. только целовать ее, а сама при этом
  
  оставалась совершенно безучастной.
  
  Уступая О. она становилась совсем другой, не похожей на обычную, Жаклин.
  
  Все остальное время она вела себя очень независимо и отстраненно, стараясь
  
  никоим образом не давать никаких поводов для подозрений и сплетен. Пожалуй,
  
  лишь появляющаяся все чаще и чаще на губах Жаклин таинственная улыбка, или
  
  скорее даже тень, след этой улыбки, похожей на улыбку Моны Лизы -- такой же
  
  неопределенной, неуловимой, странно беспокоящей, указывала на то, что под
  
  холодным взглядом этих зеленых бездонных глаз, возможно, скрывается нечто
  
  похожее на смятение.
  
  О. довольно скоро заметила, что Жаклин по-настоящему доставляли
  
  удовольствие только две вещи: с первой все просто -- это подарки, которые
  
  дарили ей всегда и везде, со второй же несколько сложнее -- ей нравилось
  
  видеть в людях признаки того желания, что она возбуждала в них, с той лишь
  
  оговоркой, что эти люди либо должны быть полезны ей, либо их внимание
  
  должно льстить ее самолюбию. Так вот О. не понимала, чем же она могла быть
  
  полезна Жаклин? Хотя, возможно, что подруга сделала для нее исключение и
  
  ей просто нравилось вызывать в О. желание и восхищение, которых та
  
  старалась не скрывать. Да и ухаживания женщины безопасны и не имеют
  
  последствий. Однако, О. подозревала, что подари она Жаклин, которой,
  
  похоже, постоянно не хватало денег, чек на десять или двадцать тысяч
  
  франков вместо перламутровых клипсов или нового шарфа, на котором на всех
  
  языках мира было написано "Я люблю вас", девушка стала бы сговорчивее и
  
  перестала бы избегать ее ласк. Но О. отнюдь не была уверена в этом.
  
  Время шло, и сэр Стивен начал проявлять определенное недовольство
  
  медлительностью О. Она оказалась в некоторой растерянности, и тут, как
  
  нельзя более кстати, вмешался Рене. Он часто заходил за ней в агентство и
  
  раз пять или шесть заставал там Жаклин; тогда они втроем шли либо в "Вебер",
  
  либо в один из находящихся по соседству английских баров. О. замечала
  
  тогда во взгляде Рене, когда он смотрел на Жаклин, смесь интереса,
  
  самоуверенности и похоти -- примерно так он смотрел на девушек, бывших в
  
  его распоряжении в замке Руаси. Но Жаклин находилась под защитой крепкого
  
  сверкающего панциря своей неотразимости, и взгляды Рене ничуть не смущали
  
  ее. Зато они задевали О. -- то, что по отношению к себе она считала
  
  естественным и нормальным, по отношению к Жаклин ей казалось совершенно
  
  недопустимым и оскорбительным. Хотелось ли ей защитить Жаклин? Или это было
  
  вызвано простым нежеланием делить ее с кем-либо? Впрочем, и делить-то еще
  
  было нечего -- Жаклин пока не принадлежала ей. И если, в конце концов, это
  
  произошло, то лишь благодаря Рене. Трижды, когда Жаклин напивалась больше
  
  чем следовало -- глаза ее при этом становились колючими, а выступающие
  
  скулы заметно розовели, -- он вынужден был отвозить ее домой.
  
  Она жила в Пасси, в одном из тех убогих семейных пансионатов, где после
  
  большевистской революции нашли себе пристанище многие беженцы из России.
  
  Сделанный под цвет мореного дуба вестибюль, протертый местами до дыр
  
  зеленый палас, покрывающий пол, и толстый слой пыли лежащий везде, куда ни
  
  кинь взгляд. Примерно это увидел Рене с порога входной двери, когда первый
  
  раз провожал Жаклин домой. Но ни тогда, ни потом ему так и не удалось
  
  переступить этого порога -- стоило ему только выразить желание войти, как
  
  Жаклин всякий раз кричала: "Нет, большое спасибо!", и, выскочив из машины,
  
  забегала в дом и резким движением захлопывала за собой дверь, так словно за
  
  ней кто-нибудь гонится.
  
  Но О. все-таки однажды удалось побывать у Жаклин. Как уж так произошло она
  
  не помнила, но случилось так, что Жаклин позволила ей войти в дом и даже
  
  провела ее в свою комнату. И О. тогда сразу поняла, почему девушка так
  
  категорически отказывается пускать сюда Рене. Что стало бы с ее образом, с
  
  ее обаянием, с созданной ею на страницах модных иллюстрированных журналов
  
  волшебной сказкой, узнай кто-нибудь как она живет. Незаправленная кровать,
  
  лишь слегка прикрытая покрывалом, из-под которого торчит серая, в желтых
  
  пятнах, простыня (О. потом узнала, что Жаклин вечером, перед сном, всегда
  
  накладывает маску на лицо, но потом так быстро засыпает, что не успевает
  
  снять крем); металлический карниз, с двумя болтающимися бесполезными
  
  кольцами, на которых висели куски какого-то провода. Похоже, что совсем
  
  крошечную ванную комнату когда-то отделяла от прочего мира лишь занавеска.
  
  Ковер и грязные, с большими серыми и розовыми бесконечно переплетающимися
  
  друг с другом цветами, обои выцвели и поблекли. По всей видимости, обои
  
  давно бы уже стоило ободрать, так же, впрочем, как и выбросить ковер и
  
  вымыть пол, но прежде следовало бы стереть разводы ржавого налета с эмали
  
  умывальника, разобрать всю косметику, в беспорядке разбросанную на
  
  туалетном столике, вытереть пудреницу, собрать грязные комки ваты, открыть
  
  окна и проветрить помещение. Но Жаклин, всегда кристально чистая и свежая,
  
  пахнущая мятой и полевыми цветами, безупречная Жаклин отказывалась даже
  
  думать об этом и смеялась, когда ей предлагали помощь.
  
  Жаклин не любила говорить о своих родственниках. И скорее всего именно
  
  из-за них Жаклин, в конце концов, согласилась на предложение О. переехать к
  
  ней. Эта идея принадлежала Рене -- О. в разговоре с ним обмолвилась о той
  
  мерзости, в которой приходится жить Жаклин, и он тут же предложил, чтобы
  
  Жаклин пожила у О.
  
  Вместе с девушкой жили мать, бабушка, тетка и служанка -- четыре женщины в
  
  возрасте от пятидесяти до семидесяти лет, накрашенные, суетливые и
  
  задыхающиеся под своими черными шелковыми одеждами, громко рыдающие в
  
  четыре часа ночи перед иконами в мареве сигаретного дыма. Жаклин раздражало
  
  и нескончаемое чаепитие со звяканьем чайных ложечек и хрустом разгрызаемого
  
  сахара, и вечное шушуканье и немой укор в глазах. Жаклин сходила с ума от
  
  неизбежности подчиняться им, слушать их разговоры и постоянно видеть их.
  
  И частенько во время трапез в комнате матери она не выдерживала этого
  
  напряжения и, бросая все, выбегала из-за стола, оставляя в растерянности
  
  всех четырех женщин. Она хлопала за собой дверью и слышала, как несется ей
  
  вслед: "Шура, Шура, голубушка" (что-то подобное она читала у Толстого).
  
  Имя Жаклин она взяла себе, когда начала работать манекенщицей -- ей
  
  хотелось забыть свое настоящее имя и вместе с ним ту омерзительно-слащавую
  
  атмосферу царящую в ее доме. Она хотела стать настоящей француженкой и
  
  занять достойное ее место в этом красивом и реальном мире, где существуют
  
  мужчины, которые любят и женятся. И не бросают потом любимых женщин,
  
  подобно ее отцу, ради каких-то таинственных экспедиций. Жаклин никогда не
  
  видела своего отца, он был моряком и пропал где-то во льдах балтики на
  
  пути к вожделенному полюсу. Она говорила себе, что это от него у нее
  
  белокурые волосы и выступающие скулы, ее золотистая кожа и немного раскосые
  
  глаза. И если уж она была за что-то благодарна своей матери, так только за
  
  то, что она родила ее от этого красивого сильного мужчины, в снегах
  
  нашедшего свою смерть.
  
  Но ее мать очень быстро забыла его (и этого Жаклин так и не простила ей) и
  
  пошла по рукам. В результате одного из ее скоротечных романов пятнадцать
  
  лет назад на свет появилась девочка. Назвали ее Натали. И сейчас она
  
  приезжала в Париж только на каникулы. Отец Натали так ни разу и не появился
  
  в их доме, но он исправно оплачивал пансион дочери и присылал ее матери
  
  деньги, на которые довольно безбедно жила вся семья, в том числе до
  
  последнего времени и сама Жаклин.
  
  То, что она получала сейчас, работая манекенщицей или, как говорят
  
  американцы, моделью, Жаклин старалась как можно быстрее потратить на
  
  покупку всевозможной косметики, белья, обуви, костюмов -- от самых
  
  известных фирм и модельеров -- поскольку в противном случае все это тут же
  
  отбиралось в семейный бюджет и бесследно исчезало. Правда, у нее всегда
  
  оставалась возможность стать содержанкой какого-нибудь состоятельного
  
  мужчины, благо что таких предложений она получала больше чем достаточно. В
  
  свое время у нее было два любовника, очень богатых, один из которых, сделав
  
  ей предложение переехать к нему жить, подарил ей дорогой красивый перстень
  
  с розовой жемчужиной, который она сейчас носила на левой руке. Но поскольку
  
  он при этом наотрез отказался жениться на ней, она без особого сожаления
  
  бросила его.
  
  Жаклин окружала себя мужчинами не столько потому, что они нравились ей,
  
  сколько ради постоянного доказательства себе самой, что она способна
  
  вызывать в них желание и любовь. Но жить с любовником -- это совсем иное.
  
  Это значит потерять себя, потерять всякие шансы на будущее: на семью, на
  
  карьеру, и в конечном итоге, жить так, как ее мать жила с отцом Натали -- и
  
  вот это уже было совершенно немыслимо для Жаклин.
  
  Что же касается предложения О., то тут Жаклин говорила себе, что все можно
  
  представить так, будто она просто договаривается со своей подружкой, и они
  
  на двоих (хотя бы руководствуясь материальными соображениями) снимают одну
  
  квартиру. При этом О. отводилось две роли: первая -- содержащего ее
  
  любовника, любящего ее и помогающего ей жить, и вторая -- роль некоего
  
  морального гаранта (главными образом в глазах ее семьи). Довольно редкие
  
  появления Рене, вряд ли смогли бы скомпрометировать Жаклин.
  
  И все-таки кто бы мог сказать, что заставило Жаклин принять предложение О.,
  
  и не был ли Рене истинной причиной тому?
  
  С матерью Жаклин предстояло разговаривать О. и никогда в жизни она не
  
  чувствовала себя так неловко, как, когда стояла перед этой стареющей
  
  женщиной, благодарившей ее за внимательное и доброе отношение к дочери.
  
  Правда, в глубине души, О. не признавала себя предательницей или посланцем
  
  некоего мафиозного клана, и говорила себе, что у нее хватит воли
  
  воспротивиться сэру Стивену и она не позволит ему вовлечь Жаклин ни во что
  
  дурное. Во всяком случае, так ей тогда казалось.
  
  Но жизнь распорядилась по-своему, и не успела еще Жаклин переехать к ней
  
  (девушке была отдана комната Рене, благо, что он почти не пользовался ею,
  
  предпочитая одиночеству широкую и теплую постель О.), как О., никак не
  
  ожидая от себя подобного, вдруг с удивлением поняла, что она страстно хочет
  
  обладать Жаклин и готова добиваться этого любой ценой, вплоть до выдачи ее
  
  сэру Стивену. При этом она успокаивала себя тем, что Жаклин своей красотой
  
  сама (и лучше чем кто-либо другой) способна защитить себя, и если уж с
  
  девушкой и произойдет нечто подобное тому, что произошло с ней, с О., так
  
  разве это так уж и плохо? И О., временами все же не желая признаваться себе
  
  в этом, с трепетным, сладострастным замиранием сердца ждала когда
  
  она сможет увидеть рядом с собой обнаженную и подобную себе Жаклин.
  
  * * *
  
  Вот уже неделю, получив, в конце концов, разрешение матери, Жаклин жила у
  
  О. Рене все это время был чрезвычайно предупредителен и внимателен. Он
  
  водил их в ресторан обедать, а вечерами приглашал в кино, выбирая при этом
  
  совершенно невозможные фильмы, то про каких-то торговцев наркотиками, то
  
  про тяжелую жизнь парижских сутенеров. Когда они рассаживались в зале, он
  
  занимал кресло между ними, потом брал их обоих за руки и, не произнося ни
  
  слова, смотрел на экран. Иногда, когда там возникали сцены насилия, он
  
  поворачивался к Жаклин и внимательно следил за ее лицом, стараясь
  
  подсмотреть в темноте, как меняется его выражение, чтобы понять, какие при
  
  этом чувства испытывает девушка. Но, как правило, лицо Жаклин не выражало
  
  ничего, разве что, иногда на нем появлялся след легкого отвращения, и тогда
  
  уголки ее рта немного опускались вниз. После фильма Рене на своей открытой
  
  машине вез их домой, теплый ночной ветер развевал густые волосы Жаклин, и
  
  она, чтобы они не хлестали ее по лицу, пыталась придерживать их руками.
  
  Живя у О., Жаклин вполне терпимо относилась к некоторым вольностям, которые
  
  Рене позволял себе по отношению к ней. Он, например, мог совершенно
  
  спокойно зайти в ее комнату под предлогом, что забыл здесь какие-то
  
  бумаги (что было откровенной ложью, и О. это отлично знала) и, якобы не
  
  обращая внимания на то, что Жаклин в этот момент неодета или переодевается,
  
  начать рыться в ящиках большого, украшенного деревянной инкрустацией
  
  секретера.
  
  Комната Рене была немного темной -- окна выходили на север, во двор -- и,
  
  со своими серыми, стального цвета стенами и холодным полом, представляла
  
  собой разительный контраст светлым солнечным комнатам, расположенным со
  
  стороны набережной. К тому же она была довольно бедно обставлена, и этот
  
  секретер со старинной тяжеловатой элегантностью был, пожалуй, единственным
  
  ее украшением. Думая обо всем этом, О. не без основания полагала, что
  
  вскоре Жаклин согласится перебраться к ней, в ее светлые комнаты. И тогда
  
  они будут не только пользоваться одной ванной и делить с ней еду и
  
  косметику, о чем они договорились в первый же день, но и разделять нечто
  
  куда большее. В общем так оно все и произошло, правда, Жаклин, делая это,
  
  руководствовалась совсем иными соображениями, нежели думала О. Она
  
  нисколько не тяготилась отведенной ей комнатой -- ее мало интересовал уют,
  
  и если, в конце концов, она и пришла к О., и стала спать с ней, так это
  
  произошло не от того, что ей не нравилась ее комната -- нет, этого не было
  
  (хотя О. приписывала ей это чувство и в душе радовалась, что может при
  
  случае воспользоваться им) -- она просто любила сексуальное удовольствие и
  
  находила безопасным получать его от женщины.
  
  Случилось это на шестой день. Они пообедали в ресторане, потом Рене привез
  
  их домой и десяти часам вечера уехал, оставив их наедине. И вот как-то
  
  буднично и просто Жаклин, голая и еще влажная после ванны, появилась на
  
  пороге комнаты О. Она спросила:
  
  -- Вы уверены, что он не вернется? -- и, не дожидаясь ответа, легла на
  
  большую уже расстеленную, словно в ожидании, кровать.
  
  Закрыв глаза, она позволила О. целовать и ласкать себя, сама при этом никак
  
  не отвечая на ее ласки. В какой-то момент Жаклин начала едва слышно
  
  стонать, потом все громче и громче и, в конце концов, закричала. Заснула
  
  она почти сразу, прямо при ярком свете, лежа поперек кровати,
  
  распластавшись и свесив с нее разведенные в стороны ноги. Прежде чем
  
  прикрыть девушку одеялом и погасить свет, О. какое-то время смотрела на
  
  поблескивающие в ложбинке ее груди крошечные капельки пота.
  
  Когда часа через два, уже в темноте, О. снова начала ласкать ее, девушка не
  
  сопротивлялась. Повернувшись так, чтобы О. было удобнее гладить ее, она,
  
  по-прежнему не открывая глаз, прошептала:
  
  -- Только, пожалуйста, не очень долго: мне завтра рано вставать.
  
  Как раз тогда Жаклин пригласили сниматься в каком-то фильме. Роль была
  
  эпизодическая, но она согласилась. Гордится ли она этим или нет понять было
  
  довольно трудно. И ее отношение к этому новому для нее занятию тоже
  
  оставалось неясным: то ли она принимала эту работу как первый шаг на пути к
  
  достижению желаемой известности, то ли просто как развлечение. Как бы то ни
  
  было, каждое утро она резко вскакивала с кровати -- и в этом было больше
  
  злости, чем предвкушения, -- спешила в душ, торопливо красилась,
  
  причесывалась и, ограничивая свой завтрак большой приготовленной О. кружкой
  
  черного кофе, выбегала за дверь, позволяя однако перед этим О. поцеловать
  
  ей руку.
  
  * * *
  
  Жаклин уходила в полной уверенности, что О., такая теплая и домашняя в
  
  своем белом шерстяном халате, проводив ее, обязательно вернется в постель и
  
  поспит еще часик-другой. Но она ошибалась. В те дни, когда она отправлялась
  
  ранним утром в Булонь на студию, где проходили съемки фильма, О. дождавшись
  
  ее ухода, быстро собиралась и вскоре уже находилась на рю де Пуатье, в
  
  доме сэра Стивена.
  
  Там обычно в это время заканчивалась уборка. Служанка -- пожилая мулатка
  
  по имени Нора вела О. в гостиную, где та раздевалась (одежда укладывалась в
  
  стенной шкаф), надевала лакированные туфли на высоких каблуках, которые
  
  громко стучали при ходьбе, и обнаженная следовала за пожилой женщиной. Их
  
  путь лежал к кабинету сэра Стивена. У самой двери они останавливались и
  
  Нора, открыв ее, отступала в сторону, пропуская О. вперед.
  
  О. никак не могла привыкнуть к этому ритуальному шествию, а раздеваться и
  
  стоять голой перед этой суровой молчаливой женщиной, ей было не менее
  
  страшно, чем перед слугами в Руаси. В своих мягких войлочных тапках
  
  мулатка, точно монахиня, бесшумно двигалась по комнатам и коридорам дома. И
  
  О. все то время, пока она шла за ней не могла оторвать взгляда от торчащих
  
  вверх завязок ее белого чепчика. Но наряду со страхом, причины которого
  
  ускользали от ее понимания, внушаемым ей этой женщиной, с худыми
  
  кожистыми, словно ветви старого дерева, руками, О. чувствовала и нечто
  
  совершенно противоположное, а именно, какое-то подобие гордости за себя от
  
  того, что эта мулатка -- служанка сэра Стивена, оказывалась свидетельницей
  
  тех знаков внимания, которыми удостаивал ее, О., ее хозяин. Впрочем -- и О.
  
  отдавала себе в этом отчет -- возможно, что подобного удостаивалась не одна
  
  она. Но О. хотелось верить, что сэр Стивен любит ее, и она почти убедила
  
  себя в этом. Она ждала, что вот-вот он вновь скажет ей об этом, но по мере
  
  того, как крепли его любовь и желание, сам он становился лишь более нуден,
  
  медлителен и педантичен. Иногда он по полдня заставлял ее ласкать себя,
  
  оставаясь при этом совершенно безучастным. О. с радостью выполняла все его
  
  требования, и чем грубее и резче были его приказы, тем с большей
  
  признательностью принимала она их, будучи абсолютно счастлива тем, что он
  
  допускает ее до себя и терпит ее ласки. Его приказы были для нее манной
  
  небесной.
  
  Кабинет сэра Стивена располагался прямо над серо-желтым салоном и был
  
  значительно меньше его. Здесь не было ни дивана, ни канапе, зато стояла
  
  пара старинных кресел, накрытых ковровыми с вытканными цветочными узорами
  
  покрывалами. О. иногда сидела в одном из них, но чаще сэр Стивен
  
  предпочитал, чтобы она стояла рядом, на расстоянии вытянутой руки, с тем
  
  чтобы он всегда смог достать до нее. Когда англичанин хотел поласкать ее,
  
  он позволял ей присесть на стоящий слева от его кресла и упирающийся торцом
  
  в стену большой письменный стол. Тут же стоял и книжный стеллаж, приютивший
  
  на своих полках несколько словарей и телефонных справочников, и О., сидя на
  
  столе, могла боком опираться на этот стеллаж. Телефон находился за ее
  
  спиной, и когда он начинал звонить, она всякий раз вздрагивала от
  
  неожиданности. Поднимая трубку, она спрашивала "Кто там?", потом повторяла
  
  услышанное сэру Стивену и в зависимости от того хотел ли он разговаривать
  
  или нет, она, либо передавала ему трубку, либо, вежливо извинившись,
  
  опускала трубку на рычаг аппарата.
  
  Если к сэру Стивену приходил посетитель, Нора, объявив его, уводила О. в
  
  соседнюю с кабинетом комнату, потом, когда гость уходил, она возвращалась
  
  за ней. Обычно, за то время, пока О. находилась в кабинете, мулатка
  
  несколько раз заходила в него. Она то приносила корреспонденцию сэру
  
  Стивену, то кофе, то открывала жалюзи, то закрывала их, то вытряхивала
  
  пепельницу. Ей единственной было позволено входить в его кабинет, причем
  
  приказано было делать это без стука, и она охотно пользовалась данным
  
  правом. Переступив порог, она всегда молча ждала, пока хозяин заметит ее и
  
  сам спросит, что она хочет. Однажды она вошла как раз в тот момент, когда
  
  О., согнувшись, стояла, опираясь локтями на кожаную поверхность стола и
  
  готовилась принять сэра Стивена между своими раскрытыми ягодицами.
  
  О. заметила ее и подняла голову. Их взгляды встретились. Черные блестящие
  
  глаза Норы бесстрастно смотрели в глаза О. На неподвижном лице мулатки,
  
  словно выточенном их темного мрамора, не отражалось никаких эмоций.
  
  Холодный взгляд служанки так смутил О., что она непроизвольно попыталась
  
  выпрямиться. Но сэр Стивен удержал ее и, прижав одной рукой к столу,
  
  другой постарался пошире раскрыть ее. О., всегда старавшаяся сделать все
  
  возможное для удобства сэра Стивена, сейчас чувствовала себя скованной и
  
  зажатой, и ему пришлось применить силу, чтобы войти в нее. Сделав два-три
  
  движения, он почувствовал, что дело пошло легче, и, велев Норе подождать,
  
  всерьез принялся за О.
  
  Потом, прежде чем отослать О., он нежно поцеловал ее в губы.
  
  * * *
  
  Не будь этого поцелуя, неизвестно, хватило бы мужества О. несколькими днями
  
  позже сказать сэру Стивену, что Нора внушает ей страх.
  
  -- Надеюсь, что это действительно так, -- ответил он. -- Но у вас будет еще
  
  больше оснований бояться ее, когда вы будете носить мое клеймо и мои
  
  кольца. Что произойдет довольно скоро, если, конечно, вы на это
  
  согласитесь.
  
  -- Почему? -- спросила О. -- И что это за клеймо и кольца. Я уже и так
  
  ношу...
  
  -- Вот поедем к Анн-Мари, -- перебил ее сэр Стивен, -- узнаете. Я обещал
  
  ей показать вас. Вы не против? Тогда мы отправимся сразу после завтрака.
  
  Она мой хороший друг и вам будет приятно с ней познакомиться.
  
  Настаивать О. не решилась. Однажды, когда они завтракали в Сен-Клу, сэр
  
  Стивен уже упоминал имя Анн-Мари, и О. сейчас была по-настоящему
  
  заинтригована. Вынужденная хранить свой секрет, О. жила очень замкнуто, к
  
  тому же стены, возведенные вокруг нее Рене и сэром Стивеном, временами
  
  напоминали ей стены публичного дома: всякий, знавший ее тайну, имел право
  
  на ее тело, и это немного тяготило ее. Еще О. подумала о том, что глагол
  
  "открыться" имеющий второе значение "довериться кому-либо", для нее
  
  наполнен только одним единственным смыслом -- изначальным, буквальным и
  
  абсолютным. Она открывалась всем и вся, и иногда ей казалось, что именно в
  
  этом-то и заключается смысл ее существования. Прежде, говоря о своих
  
  друзьях, сэр Стивен, так же впрочем, как и Рене, имел в виду только одно --
  
  что стоит им только захотеть ее, и она будет в их распоряжении. Сейчас же,
  
  услышав об Анн-Мари, О. терялась и не знала чего можно ждать от знакомства
  
  с этой женщиной. В этом ей не мог помочь даже опыт ее пребывания в Руаси.
  
  Как-то раз сэр Стивен упомянул, что хочет посмотреть, как она ласкает
  
  женщин, сможет быть, пришло время и именно это потребуется от нее? Но
  
  тогда, кажется, он говорил о Жаклин... Как же он сказал? "Я обещал ей
  
  показать вас". Да, именно так, ну или что-то в таком роде...
  
  Однако, первый визит к Анн-Мари, мало что прояснил для О.
  
  Жила Анн-Мари недалеко от обсерватории, занимая верхний этаж большого,
  
  возвышающегося над кронами деревьев, дома. Это была маленькая хрупкая
  
  женщина, примерно одного возраста с сэром Стивеном; ее черные короткие
  
  волосы местами уже посеребрила седина. Она предложила О. и сэру Стивену по
  
  чашечке черного и очень крепкого кофе и этот божественный ароматный
  
  напиток немного взбодрил О. Допив кофе, О. привстала из своего кресла,
  
  чтобы поставить пустую чашку на стол, но Анн-Мари перехватила ее руку и,
  
  повернувшись к сэру Стивену спросила:
  
  -- Вы не возражаете?
  
  -- Пожалуйста, -- ответил англичанин.
  
  До этой минуты Анн-Мари ни разу не улыбнулась О., не сказала ей ни единого
  
  слова, даже когда сэр Стивен знакомил их, а тут, получив согласие
  
  англичанина, она просто расплылась в улыбке и так ласково и нежно
  
  проворковала, обращаясь к О.:
  
  -- Иди сюда, крошка, я хочу посмотреть на твой живот и ягодицы. Но
  
  сначала разденься догола, так будет лучше.
  
  Сэр Стивен не сводил с О. глаз, пока она снимала свою одежду. Анн-Мари
  
  курила. Минут пять О. молча стояла перед ними. Зеркал в комнате не было,
  
  но немного повернув голову, она могла видеть свое отражение в черной
  
  лакированной поверхности стоявшей напротив ширмы.
  
  -- И чулки тоже сними, -- сказала Анн-Мари. -- Ты что не видишь, что тебе
  
  нельзя носить такие резинки -- ты испортишь себе форму бедер, -- добавила
  
  она и пальцем указала О. на небольшую канавку над коленом, в том месте где
  
  резинка закрепляла чулок.
  
  -- Кто тебя научил этому?
  
  О. открыла было рот, чтобы ответить, но тут, опередив ее, в разговор
  
  вмешался сэр Стивен.
  
  -- Ее возлюбленный, -- сказал он. -- Это тот самый парень, что отдал
  
  мне ее. Помните, я рассказывал вам? Зовут его Рене, и я не думаю, что он
  
  будет возражать.
  
  -- Хорошо, -- сказала ему Анн-Мари. -- Тогда я сейчас распоряжусь, чтобы
  
  О. принесли чулки и корсет с подвязками; он сделает ее талию немного уже.
  
  Она позвонила. На зов явилась молодая светловолосая девушка и по приказу
  
  Анн-Мари принесла тонкие черные чулки и корсет, пошитый из тафты и черного
  
  шелка. Пришла пора одеваться. О., стараясь не потерять равновесия,
  
  аккуратно натянула чулки; они были длинными и доходили до самого верха ее
  
  ног. Девушка-служанка надела на нее корсет и застегнула на спине
  
  металлические застежки. Шнуровка, дающая возможность стягивать или
  
  ослаблять его, тоже была сделана сзади. Подождав, когда О. пристегнет
  
  подвязками чулки, девушка затянула как только это было возможно сильно,
  
  шнуровку корсета. Корсет, благодаря особым корсетным спицам, выгнутым
  
  внутрь на уровне талии, был достаточно жестким, и О. тут же почувствовала
  
  это. Она едва могла дышать стиснутая им. Спереди он доходил ей почти до
  
  лобка, но не закрывал его, а сзади и с боков был несколько короче и
  
  оставлял совершенно открытыми бедра и ягодицы.
  
  -- Ну вот и замечательно, -- осмотрев ее, сказала Анн-Мари, и повернувшись
  
  к сэру Стивену, добавила: -- При этом корсет абсолютно не помешает вам
  
  обладать ею. Впрочем, увидите сами. А теперь, О., подойди сюда.
  
  Анн-Мари сидела в большом, обитом вишневого цвета бархатом. Когда О.
  
  подошла к ней, она провела рукой по ее ногам и ягодицам, потом, указав на
  
  стоящий ребром пуф, приказала ей лечь на него и запрокинуть голову. О. не
  
  посмела ослушаться. Анн-Мари приподняла и раздвинула ей ноги, затем,
  
  попросив ее не двигаться, наклонилась и, взявшись пальцами за губы,
  
  стерегущие вход в ее лоно, раскрыла их. О. подумала, что примерно так на
  
  рынке оценивают лошадей, задирая им губы, или, покупая рыбу, открывают ей
  
  жабры. Потом она вспомнила, что Пьер, в первый же вечер ее пребывания в
  
  Руаси, привязав ее цепью к стене, делал с ней то же самое. Что ж, она
  
  больше не принадлежала себе, а уж эта часть ее тела и подавно. Каждый раз,
  
  получая все новые и новые доказательства тому, она бывала не то, чтобы
  
  удовлетворена этим, нет, скорее, ее охватывало сильное и временами почти
  
  парализующее ее смятение -- она понимала, что власть чужих оскверняющих
  
  ее рук -- ничто в сравнении с властью того, кто отдал ее им. Тогда в
  
  Руаси, ею обладали очень многие, но принадлежала она одному только Рене.
  
  Кому же она принадлежит сейчас? Рене или сэру Стивену? Она терялась.
  
  Впрочем...
  
  Анн-Мари помогла ей встать и велела одеваться.
  
  -- Привозите ее, когда сочтете нужным, -- сказала она сэру Стивену. -- Дня
  
  через два я буду в Сомуа. Думаю, все будет хорошо.
  
  Как она сказала? Сомуа... О. почему-то в первое мгновение послышалось:
  
  Руаси. Но нет, конечно, нет. И "что будет хорошо"?
  
  -- Если вы не против, то дней через десять, -- сказал сэр Стивен, --
  
  где-нибудь в начале июля.
  
  Сэр Стивен задержался у Анн-Мари, и домой О. ехала одна. Отсутствующе
  
  глядя в окно автомобиля, она вдруг вспомнила, как еще ребенком в одном из
  
  музеев Люксембурга видела, привлекшую ее своим натурализмом, скульптуру
  
  женщины с очень узкой талией, подчеркнуто тяжелой грудью и пышными
  
  ягодицами, наклоняющуюся вперед, чтобы полюбоваться на себя в зеркальной
  
  глади разлившегося у ее ног мраморного источника. Тогда ей было страшно,
  
  что хрупкая мраморная талия может сломаться. Если же теперь сэр Стивен
  
  хочет, чтобы это произошло с ней, с О., то.... Тут О. снова пришла в
  
  голову мысль, которая давно уже не давала ей покоя, которую она всячески
  
  старалась гнать от себя: она заметила, что Рене, с тех пор, как она
  
  поселила у себя Жаклин, все реже и реже стал оставаться ночевать у нее, и
  
  она не уставала себя спрашивать: почему? Скоро уже июль. Он говорил, что
  
  уедет в середине лета, и это значит, что она долго не увидит его. Все это
  
  усугублялось для О. еще и тем, что их нынешние встречи тоже во многом
  
  оставляли ее неудовлетворенной. Она теперь практически видела его только
  
  днем, когда он заезжал за ней и Жаклин и вез их обедать, да еще иногда по
  
  утрам в доме на рю де Пуатье. Англичанин всегда очень радушно принимал его.
  
  Нора, объявив о приходе Рене, вводила его в кабинет сэра Стивена. Если О.
  
  была там возлюбленный всегда целовал ее, нежно проводил рукой по ее груди,
  
  потом начинал с сэром Стивеном обсуждать планы на завтра, в которых, как
  
  правило, ей места не находилось, и уходил. Неужели он больше не любит ее?
  
  О. вдруг охватила такая паника, что она, не помня себя, выскочила из
  
  остановившейся возле ее дома машины, и, сама не понимая что делает,
  
  бросилась на проезжую часть, чтобы поймать такси и поскорее добраться на
  
  нем до своего возлюбленного. Просто попросить шофера сэра Стивена отвезти
  
  ее в контору Рене -- такое ей просто в голову не пришло.
  
  О. добежала до бульвара Сен-Жермен. Тесный корсет не давал ей свободно
  
  дышать, и, вспотевшая и задыхающаяся, она остановилась. Вскоре возле нее
  
  притормозило такси, и она, сообщив шоферу адрес бюро, в котором работал
  
  Рене, забралась в машину. О. не знала, на работе ли он, и если да, то
  
  примет ли он ее -- до сих пор она ни разу не приезжала к нему туда.
  
  Рене, казалось, нисколько не удивился ее появлению. Он отпустил секретаршу,
  
  сказав ей, что его ни для кого нет, и попросил ее отключить его телефон.
  
  Потом он ласково обнял О. и спросил, что случилось.
  
  -- Мне вдруг показалось, что ты больше не любишь меня, -- сказала О.
  
  Рене засмеялся.
  
  -- Вот так, ни с того ни сего?
  
  -- Да, в машине, когда я возвращалась от...
  
  -- От кого?
  
  О. молчала. Рене опять засмеялся.
  
  -- Чего ты боишься? Я уже все знаю; сэр Стивен только что звонил мне.
  
  Он вновь занял место за своим рабочим столом. О., обхватив себя за
  
  плечи, стояла рядом.
  
  -- Мне все равно, что они будут делать со мной, -- едва слышно
  
  произнесла она, -- но ты только скажи, что любишь меня.
  
  -- Радость моя, -- сказал Рене, -- я люблю тебя. Но я хочу, чтобы ты во
  
  всем слушалась меня, а ты не делаешь этого. Ты рассказала Жаклин о сэре
  
  Стивене и замке Руаси? Нет. А почему?
  
  О. начала было отвечать ему, но он почти сразу прервал ее.
  
  -- Иди сюда, -- сказал он.
  
  Он заставил ее опереться на спинку кресла, в котором только что сидел сам,
  
  и приподнял на ней юбку.
  
  -- Да, -- многозначительно произнес он, увидев корсет. -- Думаю, что
  
  если у тебя будет поуже талия, ты станешь еще привлекательнее.
  
  Потом он довольно грубо овладел ею. Но он так давно не делал этого, что
  
  О. уже не знала, можно ли это принимать за доказательство его любви.
  
  -- Послушай, -- сказал немного погодя Рене. -- Это очень плохо, что ты
  
  до сих пор ничего не рассказала Жаклин. Она нужна нам в замке, и было бы
  
  лучше, если бы именно ты привезла ее туда. Впрочем, ладно, вернувшись от
  
  Анн-Мари, ты уже, всяко не сможешь скрывать своего положения.
  
  -- Почему? -- спросила О.
  
  -- Увидишь, -- ответил Рене. -- А пока у тебя есть еще пять дней и пять
  
  ночей, потому что потом, за пять дней до того, как отправить тебя к
  
  Анн-Мари, сэр Стивен начнет пороть тебя. Сама знаешь, следы, оставляемые
  
  плетью, очень заметны, и, думаю, тебе трудно будет объяснить их
  
  происхождение Жаклин.
  
  О. молчала. Знал бы он, что Жаклин никогда не смотрела на ее тело -- она
  
  просто лежала, закрыв глаза, и отдавалась ласкам. Достаточно было бы О.
  
  не принимать в присутствии Жаклин ванну и одевать, ложась в постель,
  
  ночную рубашку, и девушка ничего бы не заметила, так же, как она до сих
  
  пор не заметила того, что О. не носит нижнего белья. Она не замечала
  
  ничего: О. не интересовала ее.
  
  -- Так что можешь подумать, -- продолжил Рене. -- Но одно ты
  
  обязательно должна будешь сказать ей. Причем сделать это надо немедленно.
  
  -- Что?
  
  -- Ты скажешь ей, что я влюбился в нее.
  
  -- Это правда? -- выдохнув, спросила О.
  
  -- Нет, но я хочу, чтобы она была моей, а так как ты не можешь или не
  
  желаешь помочь мне в этом, придется действовать самому.
  
  -- Но она никогда не согласится поехать в Руаси, -- убежденно сказала О.
  
  -- Что ж, -- просто сказал Рене, -- тогда ее заставят силой.
  
  В тот же вечер О. сказала Жаклин, что Рене влюблен в нее. Девушка
  
  восприняла это очень спокойно. Ночью, разглядывая спящую Жаклин, О. вдруг
  
  подумала о том, как все-таки странно устроен этот мир: она еще месяц назад
  
  приходила в совершеннейший ужас при одной только мысли, что это красивое
  
  хрупкое тело может быть отдано на поругание жестоким и похотливым гостям
  
  замка Руаси, а сегодня, сейчас, повторяя про себя последние, сказанные ей
  
  Рене, слова, чувствовала себя по-настоящему счастливой.
  
  * * *
  
  Приближался июль. Жаклин уехала куда-то на съемки фильма; сказала, что
  
  вернется не раньше августа. О. больше ничего в Париже не удерживало. Рене
  
  собирался ехать в Шотландию, к родителям, и для вида немного сокрушался по
  
  поводу рапзлуки с О. В какой-то момент у О. мелькнула надежда, что он
  
  возьмет ее с собой, но тут же угасла, когда она вспомнила, что сэр Стивен
  
  должен везти ее к Анн-Мари, а Рене, естественно, не будет противиться
  
  этому. Так оно и произошло, и сэр Стивен сообщил, что приедет за ней, как
  
  только Рене улетит в Лондон.
  
  -- Мы прямо сейчас едем к Анн-Мари, -- сказал сэр Стивен, едва переступив
  
  порог ее квартиры. -- Она уже ждет нас. Вещей никаких не надо. Вам ничего
  
  не понадобится.
  
  На этот раз он привез ее в небольшой красивый дом, одиноко стоявший в
  
  глубине пышного, но немного запущенного сада. Это было совсем неподалеку от
  
  леса Фонтебло. Было два часа дня, лениво жужжали мухи и припекало солнце. В
  
  ответ на звонок залаяла собака -- большая немецкая овчарка. Когда они
  
  подходили к дому, она обнюхала ноги О. Повернув за угол, они увидели
  
  Анн-Мари. Женщина сидела в шезлонге в тени большого ветвистого бука.
  
  Лужайка, выбранная ею для полуденного отдыха, тянулась от края сада к самым
  
  стенам дома. На их появление Анн-Мари никак не прореагировала. Она даже не
  
  поднялась им навстречу.
  
  -- Вот, привез, -- сказал сэр Стивен. -- Что с нею надо сделать вы сами
  
  знаете. Я только хотел бы узнать, когда можно будет забрать ее?
  
  -- Вы говорили ей что-нибудь? Она знает, что ее ждет? Впрочем, теперь уже
  
  все равно. Я начну сегодня же. Думаю, это займет дней пятнадцать. Потом, я
  
  полагаю, что поставить кольца и клеймо, вы захотите сами, не так ли?
  
  В общем приезжайте через пару недель, надеюсь, что все будет готово.
  
  О. хотела было спросить, что же ждет ее, но Анн-Мари перебила ее:
  
  -- Ты скоро сама все узнаешь, -- сказала она. -- А сейчас пойди в комнату
  
  -- как войдешь в дом первая дверь налево, разденься там, сандалии можешь
  
  оставить, и сразу возвращайся сюда.
  
  Комната была большой, просторной, с белыми стенами и фиолетовыми шторами
  
  на окнах. О. сняла с себя все, положила одежду, перчатки и сумочку на
  
  маленький, стоявший рядом с дверью, стул и вышла из дома. Ступая по
  
  стриженному газону лужайки, она щурилась на солнечном свету и старалась
  
  поскорее добраться до спасительной тени бука. Сэр Стивен по-прежнему стоял
  
  перед Анн-Мари. У ее ног сидела собака. Черные с проседью волосы женщины
  
  масляно блестели на солнце, а голубые глаза поблекли и потемнели. На ней
  
  было белое, перехваченное лакированным ремешком платье и белые открытые
  
  сандалии; ногти на пальцах рук и ног были покрыты алым лаком.
  
  -- О., -- сказала она, -- встань на колени перед сэром Стивеном.
  
  О. послушно опустилась на траву; руки убраны за спину, грудь немного
  
  подрагивает. Собака вскочила и О. показалось, что она готова броситься на
  
  нее.
  
  -- Сидеть, Тук, -- спокойно сказала Анн-Мари. -- О., согласна ли ты носить
  
  кольца и клеймо сэра Стивена?
  
  -- Да, -- ответила О.
  
  -- Тогда жди меня здесь. Я только провожу сэра Стивена и вернусь.
  
  Пока Анн-Мари выбиралась из шезлонга, сэр Стивен наклонился к О. и
  
  поцеловал ее в губы.
  
  Потом он выпрямился и поспешил за женщиной. О. услышала звук закрываемой
  
  калитки, и через минуту-другую Анн-Мари вновь появилась на лужайке. О.
  
  ждала ее, сидя на пятках и положив на колени руки.
  
  В доме, так заботливо спрятанным за высокой оградой сада, как позже
  
  узнала О. жили еще три девушки. Они занимали комнаты на втором этаже; ей
  
  же отвели комнату на первом, по соседству с той, что занимала Анн-Мари.
  
  Анн-Мари крикнула девушкам, чтобы они спускались в сад, и О. увидела, что
  
  все трое обитательниц этого дома тоже были обнаженными.
  
  Одна была маленькой и рыжей, с неестественно белой кожей и пухлой грудью,
  
  испещренной сетью зелено-голубых вен; две другие -- шатенки, с длинными
  
  стройными ногами и черными, под цвет волос на голове треугольниками лобков.
  
  -- Это О., -- представила ее Анн-Мари, снова заняв место в шезлонге. --
  
  Подведите ее ко мне. Я хочу еще раз осмотреть ее.
  
  Девушки обступили О., подняли ее и подтолкнули к Анн-Мари. Та заставила
  
  повернуться ее спиной и, увидев черные полосы на ее бедрах и ягодицах,
  
  спросила:
  
  -- Кто тебя бил? Сэр Стивен?
  
  -- Да, -- ответила О.
  
  -- Чем?
  
  -- Хлыстом.
  
  -- Когда это было?
  
  -- Три дня назад.
  
  -- Теперь, в течении месяца тебя бить не будут. Правда, это начиная с
  
  завтрашнего дня, а сегодня, по случаю твоего приезда, девушки немного
  
  помучают тебя. Тебя когда-нибудь били плетью между ног? Нет? Где уж им,
  
  мужчинам. Давай, теперь посмотрим твою талию. О! Уже лучше!
  
  Она сжала руками талию О., потом приказала рыжей девушке принести какой-то
  
  особый корсет и, когда та вернулась, велела девушкам надеть его на О.
  
  Особенность этого черного шелкового корсета заключалась в том, что он
  
  больше походил на широкий пояс, чем на собственно корсет, поскольку был
  
  очень коротким, жестким и узким; подвязок на нем не было. Застегивая его
  
  на О., девушка-шатенка старалась изо всех сил.
  
  -- Но это же ужасно, -- вяло протестовала О.
  
  -- Верно, -- ответила Анн-Мари, -- но благодаря ему, ты станешь еще
  
  красивее. Посмотри, насколько уже стала совершеннее твоя фигура. Этот
  
  корсет ты будешь носить каждый день. Теперь я хочу знать, каким образом
  
  сэр Стивен чаще всего берет тебя?
  
  О., чувствуя у себя между ног ищущую руку Анн-Мари, молчала. Девушки с
  
  интересом наблюдали за ними.
  
  -- Наклоните ее, -- приказала им Анн-Мари.
  
  Дважды повторять не потребовалось, и вскоре О. почувствовала, как чьи-то
  
  руки развели в стороны ее ягодицы и там замерли, ожидая дальнейших
  
  приказов.
  
  -- Понятно, -- сказала Анн-Мари, -- можешь не отвечать. Клеймо надо будет
  
  поставить на ягодицах. Отпустите ее, -- велела она девушкам. -- Сейчас
  
  Колетт принесет коробку с браслетами и мы подберем тебе подходящие.
  
  Колетт звали одну из шатенок, ту, что повыше. Вторую -- Клер. Имя
  
  пухленькой рыжей девушки было Ивонна.
  
  Когда девушка уже направилась к дому, Анн-Мари окликнула ее:
  
  -- Да, Колетт, не забудь захватить жетоны, -- и, повернувшись к О.,
  
  объяснила: -- Мы бросим жребий и определим, кто тебя будет пороть сегодня.
  
  О как-то сразу не обратила внимания, что на всех девушках были надеты
  
  кожаные колье и браслеты, подобные тем, что она носила в Руаси.
  
  Колетт вернулась. Ивонна выбрала браслеты и застегнула их на запястьях О.
  
  Потом Анн-Мари протянула О. четыре принесенных девушкой жетона и велела,
  
  не глядя на написанные на них цифры, раздать их всем по одному. Посмотрев
  
  на свои жетоны, девушки молча ждали, что скажет Анн-Мари.
  
  -- У меня двойка, -- были ее слова. -- У кого единица?
  
  Колетт подняла руку.
  
  -- Что ж, она твоя.
  
  Она завела О. за спину руки, сцепила их там браслетами и подтолкнула О.
  
  вперед. У большой стеклянной двери, ведущей в расположенное перпендикулярно
  
  к главному зданию крыло дома, Ивонна, шедшая немного впереди, остановилась
  
  и, подождав остальных, сняла с подошедшей О. сандалии. Переступив порог,
  
  О. увидела за дверью большую светлую комнату. Куполообразный потолок
  
  поддерживали две небольшие стоящие, примерно, в двух метрах друг от друга,
  
  колонны. В дальней половине комнаты было сделано нечто, напоминающее
  
  помост, невысокий, в четыре ступеньки, который, образуя полукруг, тянулся
  
  от стены к колоннам. Между колоннами он резко обрывался. Пол и помост были
  
  застелены красным войлочным паласом. Такого же красного цвета были и
  
  стоящие вдоль белоснежных стен плюшевые диваны. Справа от двери
  
  располагался камин. У противоположной стены на низком столике стоял большой
  
  проигрыватель и рядом лежала кипа пластинок.
  
  -- Это наш музыкальный салон, -- улыбнувшись, сказала Анн-Мари.
  
  О. только потом узнала, что сюда можно было попасть и непосредственно из
  
  комнаты Анн-Мари, через дверь, находящуюся справа от камина.
  
  О. усадили на край помоста, точно посередине между колоннами. Ивонна
  
  закрыла стеклянную дверь и опустила жалюзи. В комнате стало темнее. О.
  
  заметила, что входная дверь была двойной и, удивившись, спросила об этом
  
  Анн-Мари.
  
  -- Это чтобы никто не услышал, как ты будешь кричать, -- засмеявшись,
  
  ответила женщина. -- Стены этой комнаты проложены пробковыми плитами, они
  
  глушат звук, и снаружи ничего не слышно. Так что, ложись.
  
  Взяв О. за плечи, она уложила ее спиной на мягкий войлок, потом подтянула
  
  немного на себя. Ноги О. свешивались с края помоста. Руки ее Ивонна
  
  закрепила в торчащем из помоста металлическом кольце. Потом она подняла ее
  
  ноги, пропустила через браслеты на лодыжках идущие от колонн ремни, и О.
  
  неожиданно почувствовала, что ее зад начинает приподниматься. Вскоре она
  
  оказалась распятой между колоннами, с широко разведенными ногами и
  
  выставленными вперед ягодицами. Анн-Мари провела рукой по внутренней
  
  стороне ее бедер.
  
  -- Здесь самая нежная кожа, -- сказала она. -- Пожалуйста, Колетт,
  
  поосторожней, постарайся не повредить ее.
  
  Колетт поднялась на помост. О. успела заметить кожаную плеть в руках
  
  девушки, и тут же острая боль на мгновение ослепила ее. О. застонала.
  
  Колетт старательно наносила удары, изредка останавливаясь, чтобы
  
  полюбоваться своей работой. О., обезумев от боли, неистово билась в ремнях.
  
  Она стиснула зубы, стараясь сдерживать рвущийся из нее крик. "Они не
  
  услышат от меня просьб о пощаде," -- говорила она себе в те редкие
  
  мгновения, когда Колетт давала себе передышку. Но именно этого, похоже,
  
  добивалась от нее Анн-Мари. Она приказала Колетт бить еще сильнее и
  
  быстрее.
  
  О. изо всех сил пыталась сдержаться, но тщетно. Минутой позже она уже
  
  плакала и кричала, дергаясь под жалящими ударами плети. Анн-Мари ласково
  
  гладила ее мокрое от слез лицо.
  
  -- Потерпи еще немножко. Совсем чуть-чуть, -- успокаивала она ее. --
  
  Колетт, у тебя еще пять минут. Так что поспеши.
  
  Но О. кричала, что она больше ни секунды не может выносить эту боль, и
  
  просила, чтобы над ней сжалились и отпустили. Однако, когда Колетт,
  
  наконец-то, перестала наносить удары и сошла с помоста, и Анн-Мари ,
  
  улыбнувшись сказала О:
  
  -- А теперь поблагодари меня.
  
  О. не раздумывая сделала это. Она давно знала, что женщины куда более
  
  жестоки и беспощадны, чем мужчины, и еще раз получила тому доказательство.
  
  Но не страх заставил ее поблагодарить свою мучительницу, а нечто совсем
  
  иное. Она давно заметила, но так и не смогла ни понять, ни найти тому
  
  причину, противоречивость своей натуры; она путалась в своих чувствах и
  
  ощущениях: ей доставляло удовольствие думать о пытках и мучениях,
  
  уготованных ей, но стоило ей только на себе ощутить их, как она готова была
  
  на все, что угодно, лишь бы они прекратились; когда же это заканчивалось,
  
  она снова была счастлива, что ее мучили. И так по кругу -- чем сильнее
  
  мучили, тем большее потом удовольствие. Анн-Мари, безусловно, понимала это,
  
  и поэтому нисколько не сомневалась в том, что благодарность О. была
  
  искренней. Потом она объяснила О., почему именно так должно было начаться
  
  ее пребывание в этом доме: ей не хотелось, чтобы девушки, попадавшие сюда,
  
  в этот мир женщин (а кроме самой Анн-Мари и постоялиц, в доме жила еще и
  
  прислуга -- кухарка и две служанки, убиравшие комнаты и присматривающие за
  
  садом) теряли ощущение своей значимости и уникальности для иного мира, для
  
  мира мужчин. И поэтому она считала своим долгом делать все возможное, чтобы
  
  этого не произошло. Отсюда и требование, чтобы девушки все время были
  
  голыми, и та открытая поза, в которой сейчас находилась О. Ей было
  
  объявлено, что в таком положении, с поднятыми и разведенными в стороны
  
  ногами, она будет оставаться еще часа три, до ужина. Завтра же, в свою
  
  очередь, она увидит на этом самом помосте кого-нибудь из девушек. Подобная
  
  методика очень эффективна, но требует уйму времени и большой точности,
  
  что делает совершенно невозможным ее применение, например, в условиях замка
  
  Руаси. Впрочем, О. скоро сама это почувствует, а сэр Стивен вернувшись,
  
  просто не узнает ее.
  
  * * *
  
  На следующее утро, сразу после завтрака, Анн-Мари пригласила О. и Ивонну в
  
  свою комнату. Из большого секретера она достала зеленую кожаную шкатулку,
  
  поставила ее на стол и открыла крышку. Девушки в ожидании стояли рядом.
  
  -- Ивонна ничего не говорила тебе? -- спросила она у О.
  
  -- Нет, -- ответила О. и обеспокоенно подумала, что же такого Ивонна
  
  должна была сказать ей.
  
  -- Насколько я понимаю, сэр Стивен тоже не захотел ничего рассказывать
  
  тебе. Ладно. Вот те самые кольца, которые должны быть надеты на тебя,
  
  согласно его желанию, -- сказала Анн-Мари и, действительно вытащила из
  
  шкатулки два небольших продолговатой формы кольца.
  
  О. заметила, что они были сделаны из такого же матового нержавеющего
  
  металла, как и кольцо на ее пальце. Они были трубчатыми и по виду
  
  напоминали звенья массивной цепочки. Анн-Мари, взяв одно из колец,
  
  показала О., что оно образовано двумя дугами в форме буквы "U", которые
  
  вставлялись одна в другую.
  
  -- Но это пробный экземпляр, -- сказала она. -- Его можно снять. А
  
  вот рабочая модель. Видишь, в трубку вставлена пружина, и если на нее с
  
  силой нажать, она входит в паз и там намертво стопорится. Снять такое
  
  кольцо уже невозможно, его можно только распилить.
  
  К кольцу был прикреплен металлический диск, шириной, равный, примерно,
  
  длине кольца, то есть где-то двум фалангам мизинца. На одной его стороне
  
  золотом и эмалью была выведена тройная спираль, другая же сторона была
  
  чистой.
  
  -- Там будут твое имя и имя и титул сэра Стивена, а также изображение
  
  перекрещенных плети и хлыста. Ивонна тоже носит такой диск, на своем колье.
  
  Ты же будешь носить его на животе.
  
  -- Как же... -- сказала растерявшаяся О.
  
  -- Я предвидела твой вопрос, -- ответила Анн-Мари, -- поэтому и
  
  пригласила Ивонну. Сейчас она нам все покажет.
  
  Девушка подошла к кровати и спиной легла на нее. Анн-Мари развела ей ноги,
  
  и О. с ужасом увидела, что живот Ивонны в нижней его части проколот в двух
  
  местах -- это безусловно было сделано для установления кольца.
  
  -- О., прокол я тебе сделаю прямо сейчас, -- сказала Анн-Мари. -- Много
  
  времени это не займет. Куда больше мороки будет с наложением швов.
  
  -- Вы усыпите меня? -- дрожащим голосом спросила О.
  
  -- Нет, -- ответила Анн-Мари, -- только привяжу посильнее, чтобы не
  
  дергалась. Думаю, будет достаточно. Поверь мне, это куда менее больно,
  
  чем удары плети. Не бойся. Иди сюда.
  
  Через неделю Анн-Мари сняла О. швы и вставила ей разборное кольцо. Оно
  
  оказалось легче, чем думала О., но все равно тяжесть его заметно ощущалась.
  
  Кольцо пугающе торчало из живота и представлялось орудием пытки. А ведь
  
  второе кольцо будет еще тяжелее, тоскливо подумала О. Что же тогда со мной
  
  будет?
  
  Она поделилась своими тревогами с Анн-Мари.
  
  -- Конечно, тебе будет тяжело, -- ответила ей женщина. Получилось как-то
  
  двусмысленно. -- Но ты должна была уже понять, чего хочет сэр Стивен. Ему
  
  надо, чтобы любой человек в Руаси или где-нибудь еще, подняв твою юбку и
  
  увидев эти кольца и клеймо на твоих ягодицах, сразу понял, кому ты
  
  принадлежишь. Может быть когда-нибудь ты захочешь снять его кольца и,
  
  перепилив их, действительно сможешь это сделать, но избавиться от его
  
  клейма, тебе уже никогда не удастся.
  
  -- Я так полагала, -- сказала Колетт, -- что татуировку все-таки можно
  
  вывести.
  
  -- Это будет не татуировка, -- сказала Анн-Мари.
  
  О. вопросительно посмотрела на нее. Колетт и Ивонна настороженно молчали.
  
  Анн-Мари не знала, что делать.
  
  -- Не терзайте меня, -- тихо сказала О. -- Говорите.
  
  -- Я даже не знаю, как сказать тебе это. В общем, клеймо тебе поставят
  
  раскаленным железом; выжгут его. Сэр Стивен два дня назад прислал все
  
  необходимое для этого.
  
  -- Железом? -- словно не поверив своим ушам, переспросила Ивонна.
  
  -- Да, -- просто ответила Анн-Мари.
  
  * * *
  
  Большую часть времени О. подобно другим обитателям этого дома, проводила в
  
  праздности. Причем это состояние было вполне осознанным и даже поощрялось
  
  Анн-Мари. Правда, развлечения девушек особым разнообразием не отличались --
  
  поспать подольше, позагорать, лежа на лужайке, поиграть в карты, почитать,
  
  порисовать -- вот, пожалуй, и все. Бывали дни, когда они часами просто
  
  разговаривали друг с другом или молча сидели у ног Анн-Мари. Завтраки и
  
  обеды всегда проходили в одно и тоже время, впрочем, так же как и ужины;
  
  тогда ставились на стол и зажигались толстые желтые свечи. Стол для
  
  чаепитий непременно накрывался в саду, и пожилые чопорные служанки
  
  прислуживали юным обнаженным девам. Было в этом что-то волнующе странное. В
  
  конце ужина Анн-Мари называла имя девушки, которой надлежало в эту ночь
  
  делить с ней постель. Иногда она не меняла свой выбор несколько дней
  
  подряд. Никто из девушек ни разу не видел Анн-Мари раздетой; она лишь
  
  немного приподнимала свою белую шелковую рубашку, и никогда не снимала ее.
  
  Обычно, она отпускала свою избранницу на заре, проведя с ней несколько
  
  часов во взаимных ласках, и в сиреневом полумраке нарождающегося дня
  
  засыпала, благостная и умиротворенная. Но ее ночные пристрастия и
  
  предпочтения никак не сказывались на выборе жертвы ежедневной
  
  послеполуденной процедуры. Здесь все решал жребий. Каждый день в три часа
  
  Анн-Мари выносила в сад -- там под большим буком стоял круглый стол и
  
  несколько садовых кресел -- коробку с жетонами. Девушки (О. не участвовала
  
  в этом), закрыв глаза, тащили их. Ту, которой доставался жетон с самым
  
  маленьким номером, вели в музыкальный салон и привязывали к колоннам.
  
  Дальше она сама определяла свою участь -- Анн-Мари зажимала в руках два
  
  шарика: черный и белый, и девушка выбирала ее правую или левую руку. Если в
  
  руке оказывался черный шарик, девушке полагалась плеть, если белый -- то
  
  она освобождалась от этого. Бывало так, что несколько дней подряд
  
  какая-нибудь из девушек либо счастливо избегала порки, либо наоборот
  
  принимала ее, как это произошло с маленькой Ивонной. Жребий был
  
  неблагосклонен к ней, и четыре дня подряд она, растянутая между колоннами,
  
  билась под ударами плети и сквозь рыдания шептала имя своего возлюбленного.
  
  Зеленые вены просвечивали сквозь натянутую кожу ее раскрытых бедер, и над
  
  бритым лобком Ивонны, отмеченным сделанной Колетт татуировкой (голубые,
  
  украшенные орнаментом буквы -- инициалы возлюбленного Ивонны), матово
  
  поблескивало поставленное, наконец, железное кольцо.
  
  -- Но почему? -- спросила ее О. -- У тебя и так уже есть диск на колье.
  
  -- Наверное, с кольцом ему будет удобнее привязывать меня.
  
  У Ивонны были большие зеленые глаза, и каждый раз, когда О. смотрела в
  
  них, она вспоминала Жаклин. Согласится ли она поехать в Руаси? Если да, то
  
  тогда рано или поздно окажется здесь, в этом доме и будет так же лежать, с
  
  поднятыми ногами, на красном войлоке помоста. "Нет, я не хочу, -- говорила
  
  себе О., -- они не заставят меня сделать это. Жаклин не должна получать
  
  плети и носить клеймо. Нет."
  
  Но в то же время... Вот уже дважды Анн-Мари во время порки Ивонны (пока
  
  только ее) останавливалась, протягивала ей, О., веревочную плеть и
  
  приказывала бить распростертую на помосте девушку. О. решилась не сразу.
  
  Когда она ударила первый раз, рука ее дрожала. Ивонна слабо вскрикнула. Но
  
  с каждым ее новым ударом, девушка кричала все сильнее и сильнее, и О. вдруг
  
  почувствовала, как ее охватывает острое, ни с чем не сравнимое
  
  удовольствие. Она дико смеялась, обезумев от восторга и едва сдержала себя,
  
  чтобы не начать бить в полную силу. Какими сладостными и волнующими были
  
  для нее пот и стоны Ивонны, как приятно было вырывать их из нее. Потом она
  
  долго сидела около связанной девушки и нежно целовала ее. Ей казалось, что
  
  они чем-то похожи с Ивонной. И Анн-Мари, судя по ее отношению к ним, это
  
  тоже заметила. Заметив как-то, что рубцы на теле О., оставленные еще сэром
  
  Стивеном, зажили, она сказала ей:
  
  -- Я хотела бы пройтись по тебе плетью, и мне очень жаль, что я не могу
  
  этого сделать. Но когда ты следующий раз появишься здесь... Во всяком
  
  случае, привязывать тебя и держать открытой, мне ничто не мешает и сейчас.
  
  И О. теперь ежедневно, после того как в музыкальном салоне заканчивались
  
  воспитательные процедуры и очередную жертву слепого жребия, обессиленную,
  
  снимали с помоста, должна была занимать ее место и оставаться в таком
  
  положении до ужина. И тогда она поняла, что Анн-Мари, действительно была
  
  права -- ни о чем другом, кроме как о своем рабстве и его атрибутах, она
  
  думать не могла. Ее поза и тяжесть колец (их было уже два), оттягивающих
  
  живот, -- вот и все, что занимало ее.
  
  Как-то вечером в музыкальном салоне ее навестили Клер и Колетт. Клер,
  
  подойдя к ней, взяла в руку кольца и перевернула их. Обратная сторона
  
  диска была пока еще чистой.
  
  -- Тебя в Руаси Анн-Мари привезла? -- спросила она.
  
  -- Нет, -- ответила О.
  
  -- А меня -- она, два года назад. Послезавтра я возвращаюсь туда.
  
  -- Ты кому-нибудь принадлежишь, Клер? -- спросила О.
  
  -- Клер принадлежит мне, -- неожиданно раздался голос входящей в салон
  
  Анн-Мари. -- О., твой хозяин приезжает завтра утром, и я хочу, чтобы эту
  
  ночь ты провела со мной.
  
  * * *
  
  Коротки летние ночи. К четырем часам уже начинает брезжить рассвет и
  
  последние звезды исчезают с небосвода. О. спала, свернувшись и поджав к
  
  груди ноги. Почувствовав у себя между бедер руку Анн-Мари, она проснулась.
  
  Хозяйка хотела ласки. Ее блестевшие в полумраке глаза, ее черные с проседью
  
  волосы, короткие и немного вьющиеся, ее волевой подбородок, все это
  
  придавало ей вид этакого грозного господина, сеньора. О. поцеловала ее
  
  грудь, легко коснувшись губами отвердевших сосков, и провела рукой по
  
  нежной мякоти ее межножья. Анн-Мари целиком отдалась захватывающему ее
  
  наслаждению. О. понимала, что для этой многоопытной и знающей себе цену
  
  женщины она всего лишь вещь, инструмент, нужный для извлечения
  
  сладострастия, но это нисколько не оскорбляло ее. О. с восторгом смотрела на
  
  помолодевшее лицо Анн-Мари, на ее широко раскрытые голубые глаза, на
  
  приоткрытый и жадно глотающий воздух рот. Потом она перебралась в ноги
  
  Анн-Мари, широко развела их и, нагнувшись, лизнула языком твердый гребешок
  
  плоти, слегка выступающий из набухших малых губ женщины. Анн-Мари
  
  застонала и, ухватив О. за волосы, сильнее прижала ее к себе. Примерно так
  
  же делала и Жаклин, когда О. ласкала ее. Но на этом всякое сходство ее
  
  отношений с этими двумя женщинами заканчивалось. О. не обладала Анн-Мари,
  
  потому как Анн-Мари не обладал никто. Анн-Мари хотела удовольствия и
  
  получала его, нисколько не заботясь о чувствах тех, кто доставлял его ей.
  
  Но в эту ночь, с О., Анн-Мари была неожиданно ласковой и нежной; она
  
  несколько раз поцеловала девушку и позволила ей еще около часа полежать
  
  рядом с собой. Отсылая О., она сказала:
  
  -- У тебя есть еще несколько часов. Утром тебе наденут кольца, и их
  
  нельзя уже будет снять.
  
  Она нежно провела рукой по ягодицам О. и, на мгновение задумавшись,
  
  внезапно сказала:
  
  -- Ну-ка, пойдем.
  
  Они прошли в соседнюю комнату -- единственную во всем доме, где было
  
  зеркало -- трехстворчатое и все время закрытое. Анн-Мари раскрыла его и
  
  подвела к нему О.
  
  -- Такой себя ты видишь в последний раз, -- сказала она. -- Вот здесь, на
  
  твоей круглой гладкой попке, с двух сторон поставят клейма с инициалами
  
  сэра Стивена. Тогда ты уже себя не узнаешь. А сейчас иди спать.
  
  Но страх и неопределенность не давали заснуть О. Она дрожала, накрывшись
  
  одеялом, и с ужасом ждала утра. Пришедшая за ней в десять часов Ивонна
  
  вынуждена была помочь ей принять ванну, причесаться, накрасить губы -- руки
  
  не слушались О. Ну вот скрипнула садовая калитка, и О. поняла, что сэр
  
  Стивен уже здесь.
  
  -- Идем, О., -- сказала Ивонна, -- он ждет тебя.
  
  Тишина и покой царили в саду. Большой красноватый бук в ярких пламенеющих
  
  лучах огромного солнца казался сделанным из меди. Листва даже не шелохнется
  
  в неподвижном мареве жаркого летнего утра (словно сама Природа затаилась,
  
  сдерживая дыхание, и ждала появления О. У дерева лежала изнывающая от жары
  
  собака. Солнечные лучи пронзали крону бука и отбрасывали на белый каменный
  
  стол, стоящий рядом с деревом, размытую и бесформенную тень. Стол густо
  
  усыпали мелкие солнечные пятна. Прислонившись к стволу дерева,
  
  неподвижно стоял сэр Стивен. Рядом, раскинувшись в шезлонге, сидела
  
  Анн-Мари.
  
  -- Сэр Стивен, вот и ваша О., -- сказала Анн-Мари. -- У нас все готово,
  
  поэтому кольца можно ставить хоть сейчас.
  
  Сэр Стивен обнял О. и поцеловал в губы. Потом он осторожно положил ее на
  
  стол и, склонившись, долго смотрел на нее. Он провел рукой по ее лицу и
  
  волосам, еще раз поцеловал и, подняв голову, сказал Анн-Мари:
  
  -- Замечательно, давайте сейчас, если вы не против.
  
  На столе стояла сделанная из кожи шкатулка. Анн-Мари открыла ее и вытащила
  
  оттуда два разобранных кольца, на каждом из которых было выгравированно:
  
  имя О. и имя сэра Стивена.
  
  Сэр Стивен мельком взглянул на них и громко произнес:
  
  -- Ставьте.
  
  Ивонна приподняла О., и О. судорожно напрягшись, почувствовала холод
  
  входящего в ее плоть металла. Соединяя две части кольца, Анн-Мари
  
  проследила за тем, чтобы диск, той его стороной, на которой был нанесен
  
  черно-золотой рисунок, оказался повернутым наружу. Она сжала кольцо
  
  ладонью, но, видимо, пружина была слишком жесткой, и дуги до конца не
  
  доходили. Пришлось отправить Ивонну за молотком. О. немного наклонили к
  
  столу и развели в стороны ноги, потом, прижимая одну половину кольца к
  
  каменной плите, как к наковальне, начали ударять маленьким молотком по
  
  другой и в конце концов, свели вместе дуги. Пружина, щелкнув,
  
  застопорилась. Раз и навсегда. Сэр Стивен, за все это время не произнесший
  
  ни слова, поблагодарил Анн-Мари и помог О. подняться. О. тут же
  
  почувствовала, что эти кольца гораздо тяжелее тех, что она носила в
  
  предыдущие дни. И тяжесть эта была не только физической.
  
  -- Клеймо тоже сейчас? -- спросила Анн-Мари сэра Стивена.
  
  Англичанин молча кивнул головой. Он поддерживал за талию едва
  
  стоящую на ногах О. У нее подкашивались колени, и она мелко дрожала.
  
  Талия О., от ношения корсета, стала такой тонкой, что, казалось, готова
  
  была вот-вот переломиться. Бедра ее при этом казались более крутыми, а
  
  грудь более тяжелой. Все четверо направились к музыкальному салону:
  
  Анн-Мари и Ивонна шли чуть впереди, за ними -- сэр Стивен, который
  
  практически нес О. -- силы совсем оставили ее. В салоне их ждали сидевшие
  
  перед помостом Колетт и Клер. Увидев входящую процессию, они поднялись.
  
  Рядом с одной из колонн стояла маленькая круглая печка, и видны были
  
  мечущиеся в ее чреве красные языки пламени. Анн-Мари вытащила из стенного
  
  шкафа несколько длинных ремней, передала их девушкам, и те, по ее знаку,
  
  прижав О. животом к колонне, привязали ее к ней, опоясав талию и
  
  пропустив ремни под коленями. То же сделали с ее руками и лодыжками. О.,
  
  теряя рассудок от ужаса, почувствовала на своих ягодицах руку Анн-Мари,
  
  отмечавшую места, куда следовало поставить клейма. После этого
  
  на мгновение наступила тишина, и вот О. услышала звук открываемой
  
  заслонки. Повернув голову, она могла бы увидеть, что происходит за ее
  
  спиной, но сил на это у нее не было. Секундой позже, адская запредельная
  
  боль пронзила ее тело, и она взвыла, вытянувшись в ремнях и запрокинув
  
  голову. О. так никогда и не узнала, кто приложил к ее ягодицам
  
  раскаленные железные клейма, и чей голос, сосчитав до пяти, велел убрать
  
  их. Когда ее отвязали, она сползла на руки Анн-Мари и, проваливаясь в
  
  бездну, последним проблеском сознания выхватила из накрывшей ее пелены
  
  мертвенно-бледное лицо англичанина.
  
  * * *
  
  В Париж они вернулись в двадцатых числах августа. О. довольно быстро
  
  привыкла к кольцам, хотя поначалу, особенно при ходьбе, они доставляли ей
  
  определенные хлопоты. Введенные в нижнюю часть живота, они спускались до
  
  трети ее левого бедра и при каждом шаге покачивались словно язык колокола у
  
  нее между ног, отягощенные на конце большим металлическим диском с
  
  выгравированными на нем именами ее и сэра Стивена. Этот диск вместе с
  
  печатями на ее ягодицах однозначно указывал на то, что она является
  
  собственностью сэра Стивена. Оставленные раскаленным железом следы, высотой
  
  в три пальца и в половину этого шириной, словно сделанные стомеской борозды
  
  в какой-нибудь деревянной чурке, на сантиметр врезались в ее плоть и хорошо
  
  прощупывались под руками. О. необыкновенно гордилась ими, и ей не терпелось
  
  поскорее показать их и кольца Жаклин. Но Жаклин не было в городе, она
  
  должна была вернуться только через неделю.
  
  По просьбе сэра Стивена О. несколько подновила свой гардероб. Правда,
  
  англичанин разрешил ей носить платья только двух фасонов: с
  
  застежкой-молнией открывающейся сверху донизу (такие у нее были и раньше) и
  
  с широкой юбкой веером. С юбкой она должна была носить приподнимающий грудь
  
  корсет и болеро. Это нравилось сэру Стивену тем, что достаточно было только
  
  снять этот легкий жакет или просто распахнуть его, чтобы увидеть обнаженную
  
  грудь и плечи О. О купальниках О. даже и не думала. Сэр Стивен сказал, что
  
  теперь она будет купаться голой. О пляжных брюках тоже пришлось забыть.
  
  Анн-Мари, правда, помня о предпочтениях сэра Стивена, предложила вшить в
  
  брюки с боков две застежки-молнии, расстегнув которые, можно было легко и
  
  быстро оголить зад О. Но сэр Стивен отказался. Да, действительно, если он
  
  не пользовался ее ртом, он почти всегда брал ее как мальчика, но О. уже
  
  привыкла к его вкусам и знала, что ему очень нравится просто проводить
  
  рукой у нее между ног и, раздвинув пальцами липкие губы ее лона, не спеша
  
  ласкать ее там. Причем совершенно невозможно было сказать, когда ему этого
  
  захочется. Брюки же, позволь он О. носить их, были бы пусть и небольшим. но
  
  все-таки препятствием для получения им этого удовольствия. И О. понимала
  
  его.
  
  После того, как сэр Стивен привез О. от Анн-Мари, он стал значительно
  
  больше времени проводить с ней. Они теперь часто гуляли по улицам и улочкам
  
  Парижа, с интересом наблюдая кипящую вокруг жизнь, или просто подолгу
  
  сидели на скамейке в каком-нибудь парке, наслаждаясь теплом парижского
  
  лета. А оно выдалось сухим, и мостовые города покрывал толстый слой пыли.
  
  Повсюду, куда бы сэр Стивен не водил О., ее принимали за его дочь или
  
  племянницу -- она, в своей пестрой плиссированной юбочке и легкой
  
  кофточке-болеро, или в более строгих платьях, которые он выбирал для нее,
  
  почти без косметики, с распущенными волосами, производила впечатление
  
  скромной благовоспитанной девушки из почтенной семьи, к тому же, сэр Стивен
  
  теперь, обращаясь к ней, называл ее на ты, а она продолжала говорить ему
  
  вы. Они стали часто замечать, как совсем незнакомые прохожие улыбаются им
  
  при встрече. О. знала, что так улыбаются счастливым людям. Наверное, они
  
  такими и были. Иногда, сэр Стивен схватив О. за руку, тащил ее куда-нибудь
  
  под арку дома или в подворотню, и там, прижав к решетке или к стене,
  
  целовал ее и говорил, что любит ее. Так они прогуливались по рю Муфтар, к
  
  Тамилю, к Бастилии, заходя в ресторанчики и маленькие кофейни. Как-то раз
  
  сэр Стивен затащил ее в какой-то дешевый отель -- они просто шли мимо, и
  
  ему вдруг нестерпимо захотелось ее. Хозяин, правда, сначала не захотел
  
  пускать их, требуя заполнения карточек, но потом сказал, что если они
  
  уложатся за час, то этого можно не делать. Он дал им ключ, и они поднялись
  
  на второй этаж. Комната была маленькой и чистой, на стенах -- голубые с
  
  большими золотыми пионами обои, за окном -- двор-колодец, откуда тянуло
  
  запахом пищевых отходов. Над изголовьем кровати висел круглый светильник,
  
  слабая лампа которого едва освещала комнату. На мраморной полке камина
  
  виднелись белые пятна разлетевшейся пудры. Над кроватью прямо в потолок
  
  было влеплено большое овальное зеркало.
  
  * * *
  
  Только раз О. была представлена кому-либо из знакомых сэра Стивена. Это
  
  произошло, когда он пригласил к завтраку двух своих соотечественников,
  
  бывших проездом в Париже. В то утро он не стал вызывать ее к себе, а
  
  сам приехал за ней на набережную Бетюм, причем приехал еще за час до того,
  
  как они договорились. О. только-только приняла ванну. Увидев, что сэр
  
  Стивен держит в руках сумку для гольфа, она удивилась. Но это состояние
  
  продлилось недолго -- стоило только сэру Стивену открыть сумку и всякое
  
  недоумение исчезло. О., заглянув в нее, увидела там настоящую коллекцию
  
  всевозможных хлыстов и плетей. Здесь было несколько кожаных хлыстов
  
  (два толстых из красноватой кожи и два очень тонких из черной), плеть с
  
  очень длинными, из зеленой кожи, ремешками, концы которых были
  
  умышленно растрепаны, веревочная плеть, с узлами и металлическими
  
  шариками, собачья плеть из толстого кожаного ремня, просто веревки и
  
  многое другое, в том числе и кожаные браслеты, подобные тем, что были на
  
  ней в Руаси. Как бы не привычна была О. к плети, увидев все это, она
  
  задрожала. Сэр Стивен обнял ее.
  
  -- Ну, тебе нравится что-нибудь, О.? -- спросил он.
  
  Но О. словно онемела. Ее спина и руки покрылись холодной испариной.
  
  -- Выбирай, -- уже строже сказал сэр Стивен.
  
  О. продолжала молчать.
  
  -- Хорошо, -- сказал он. -- Тогда ты прежде должна будешь помочь мне.
  
  Он попросил ее принести молоток и гвозди и, присмотрев на деревянном
  
  резном панно, сделанном между зеркалом и камином, прямо напротив ее
  
  кровати, место, вбил туда несколько гвоздей. Потом выложил все из своей
  
  сумки и разложил это на столе. На концах рукояток почти всех хлыстов и
  
  плетей были сделаны небольшие кольца, нужные для того, чтобы можно было
  
  повесить куда-нибудь эти орудия пыток. Сэр Стивен развесил их на вбитых им
  
  гвоздях; при этом он постарался перекрестить плети и хлысты, создав тем
  
  самым довольно зловещую картину. Гармония хлыста и плети, подобная
  
  гармонии клещей и колеса, встречающихся на картинах с изображением святой
  
  мученицы Екатерины, или тернового венца, копья и розг -- на картинах,
  
  рисующих страсти Господни, -- вот что теперь должно было волновать дух
  
  и плоть О. Когда же вернется Жаклин... Впрочем, о Жаклин пока речь не
  
  шла. Сейчас нужно было ответить сэру Стивену, но О. не находила в себе
  
  сил сделать это. Тогда он выбрал сам и снял с гвоздя собачью плеть.
  
  Завтракали они у Ля Перуз, на третьем этаже, в небольшом отдельном
  
  кабинете, темные стены которого были пестро разрисованы изображениями
  
  марионеток. О. посадили на диван, справа и слева от нее в креслах
  
  устроились друзья сэра Стивена, а сам он занял кресло напротив. О. была
  
  уверена, что одного из этих мужчин она видела в Руаси. Но он, если ей не
  
  изменяет память, конечно, ни разу не насиловал ее. Второй, рыжеволосый
  
  парень, был явно моложе своего товарища, и, скорей всего, ему не
  
  было еще и двадцати лет. Сэр Стивен очень быстро и кратко объяснил им, кто
  
  такая О. и почему он привел ее сюда. И снова О. была неприятно удивлена
  
  грубостью его речи. Впрочем, каким еще словом, кроме как слово шлюха,
  
  следовало бы называть женщину, готовую, едва почувствовав желание мужчины,
  
  тут же отдаться ему -- будь он, к примеру, друг сэра Стивена или просто
  
  обслуживающий их столик официант? Завтрак затянулся. Мужчины долго пили и
  
  громко разговаривали. После того, как принесший кофе и ликер официант
  
  удалился, сэр Стивен отодвинул стол к стене, подсел к О. и, подняв на ней
  
  юбку, показал своим приятелям ее кольца и диск. Чуть позже, сославшись на
  
  неотложные дела, сэр Стивен ушел, оставляя О. друзьям. Первым ее
  
  использовал тот мужчина, которого она видела в Руаси. Оставаясь сидеть в
  
  кресле, он велел ей опуститься перед ним на колени, вытащить из брюк его
  
  член и взять его в рот. Туда же он почти сразу и кончил, не выдержав ее
  
  искусных ласк. Потом он заставил ее привести в порядок свою одежду и тоже
  
  ушел. Рыжеволосый молодой человек, видимо совершенно потрясенный
  
  покорностью О., ее железными кольцами, рубцами, покрывавшими все ее тело,
  
  вместо того, чтобы тут же овладеть ею (чего и ожидала от него О.), взял ее
  
  за руку и увел из ресторана. Оказавшись на улице, он подозвал такси и отвез
  
  О. к себе в гостиницу. Отпустил он ее только ночью. Ошалев от желания и
  
  предоставленной ему свободы, он совершенно измучил ее, то проникая в нее
  
  между ягодицами, то между бедрами, а в конце осмелел настолько, что велел
  
  ей ласкать его так, как она ласкала его приятеля в ресторане.
  
  На следующее утро сэр Стивен прислал за ней машину, и О., приехав к нему
  
  на рю де Пуатье, заметила, что ее хозяин словно постарел за ночь. Он
  
  был необыкновенно серьезен и хмур.
  
  -- Эрик влюбился в тебя, О., -- начал сэр Стивен без всяких предисловий. --
  
  Сегодня утром он приходил сюда и умолял, чтобы я вернул тебе свободу. Он
  
  говорил, что хочет жениться на тебе. Ты понимаешь? Он хочет спасти тебя. --
  
  Он на секунду замолчал, потом продолжил: -- Ты знаешь, что я делаю с тобой
  
  все, что хочу, потому что ты принадлежишь мне, по той же самой причине ты
  
  не можешь отказаться от этого. Но ты так же прекрасно знаешь и то, что
  
  всегда вольна отказаться принадлежать мне и быть моей. Примерно это я и
  
  сказал ему. Он вернется сюда часа в три.
  
  О. засмеялась.
  
  -- По-моему, это несколько поздновато, -- сказала она. -- Вы оба просто
  
  сошли с ума. Вы позвали меня только ради этого? Или мы пойдем с вами
  
  гулять? Если нет, тогда позвольте мне вернуться домой...
  
  -- Подожди, О., -- сказал сэр Стивен, -- я позвал тебя не только ради
  
  этого, но и не для того, чтобы пойти с тобой гулять. Я хотел бы...
  
  -- Ну, что же вы замолчали?
  
  -- Идем, я лучше покажу тебе.
  
  Он встал и открыл дверь, находившуюся точно напротив входной двери и
  
  которую О. всегда принимала за заколоченную дверь стенного шкафа. За ней
  
  она увидела очень маленькую комнату с обитыми темно-красным шелком
  
  стенами. Посередине, занимая почти половину комнаты, был сделан
  
  закругленный помост; по бокам от печи стояли две колонны -- точная копия
  
  помоста из музыкального салона в Сомуа.
  
  -- Двойные окна, обитая войлоком дверь, проложенные пробкой стены, не так
  
  ли? -- улыбнувшись, спросила О.
  
  Сэр Стивен молча кивнул.
  
  -- Когда же вы успели это сделать?
  
  -- К твоему возвращению.
  
  -- Почему же тогда?...
  
  -- Ты хочешь спросить, почему же я ждал до сегодняшнего дня? Все очень
  
  просто. Мне нужно было, чтобы тобой кто-нибудь захотел воспользоваться, и
  
  вот теперь, когда ты побывала в чужих руках, я накажу тебя за это.
  
  Прежде, я никогда не наказывал тебя.
  
  -- Накажите меня, -- тихо сказала О. -- Я ваша рабыня. Когда придет Эрик...
  
  Эрик пришел через час. Он вошел в комнату, увидел там растянутую между
  
  двумя колоннами О., мертвенно побледнел и, пробормотав что-то невнятное,
  
  тут же исчез. О. думала, что больше его не увидит. Но в конце сентября, уже
  
  в Руаси, она вновь встретила его; он три дня подряд требовал ее к себе и,
  
  обращаясь с ней хуже чем с животным, страшно истязал ее.
  
  СОВА
  
  О. так и не отважилась поведать Жаклин о том, что Рене назвал "истинным
  
  положением вещей". Она, правда, помнила о словах, сказанных ей Анн-Мари,
  
  которая предупредила ее, что когда О. наконец покинет ее, то станет другим
  
  человеком. Поначалу О. не придала особого значения этим словам, но теперь
  
  убедилась в обратном.
  
  Скоро Жаклин, довольная и посвежевшая, приехала обратно в Париж. Она по
  
  своему обыкновению не обращала внимания на то, что ее лично не касалось. В
  
  свою очередь О. не старалась скрыть свою наготу, даже мысль об этом
  
  казалась ей противоестественной. Она не собиралась скрываться от подруги,
  
  даже когда принимала ванну или одевалась, и продолжала вести себя так, как
  
  будто находилась в квартире одна.
  
  На следующий день после своего возвращения Жаклин случайно зашла в
  
  ванную комнату как раз в тот момент, когда О. поднялась из воды и
  
  собиралась встать на пол, но нечаянно задела железным диском за
  
  эмалированный край ванны. Услышав звон железа, Жаклин обратила внимание
  
  на странное приспособление, находившееся у О. между ног, и заметила
  
  следы от ударов на груди и бедрах.
  
  -- Что это у тебя? -- удивилась Жаклин.
  
  -- Это следы, оставленные сэром Стивеном, -- ответила О., и чуть погодя
  
  добавила, ничуть не смущаясь и ничего не утаивая: -- Рене подарил меня
  
  ему. И он заковал мое тело в это железо. Смотри: здесь стоит имя сэра
  
  Стивена.
  
  Она накинула на себя махровый халат и подошла поближе к Жаклин, чтобы
  
  подруга смогла прочесть надпись на диске. Та взяла диск в руки и стала его
  
  рассматривать. Потом, отбросив халат, О. повернулась и, указав на буквы,
  
  которые были выжжены у нее на ягодицах, сказала:
  
  -- Видишь, он отметил меня своей печатью. А это -- следы от хлыста. Сэр
  
  Стивен любит истязать меня собственноручно, лишь иногда предоставляя это
  
  занятие своей чернокожей служанке.
  
  Жаклин стояла, пристально глядя на О. и не решалась что-нибудь произнести.
  
  Заметив это, О. засмеялась и попыталась поцеловать подругу. Жаклин с
  
  ужасом отшатнулась от нее и бросилась вон из ванной комнаты.
  
  О. принялась неторопливо вытираться, сбрызнула свое чистое тело духами
  
  и расчесала волосы. Затем надела корсет, натянула чулки и, войдя в
  
  комнату, взглянула в зеркало, у которого стояла Жаклин и с отсутствующим
  
  видом проводила расческой по волосам. Их взгляды встретились.
  
  -- Застегни мне, пожалуйста, корсет, -- попросила О. -- Ты, кажется, чем-то
  
  озадачена? Знаешь, Рене влюбился в тебя. Он разве тебе ничего не говорил.
  
  -- Я не могу понять... -- прошептала Жаклин. Потрясенная услышанным, она
  
  сразу заговорила о том, что ужаснуло ее больше всего: -- Мне кажется, ты
  
  гордишься этим. Я не могу понять...
  
  -- Скоро Рене отвезет тебя в Руаси, и тогда поймешь. Ты уже спала с ним?
  
  Жаклин густо покраснела и негодующе замотала головой. О. опять рассмеялась.
  
  -- У тебя на лице написано, что ты врешь, милая моя. Глупышка, никто не
  
  может лишить тебя права спать с тем человеком, который тебе нравится. И
  
  это вовсе не означает, что ты обязана со мной ссориться. Дай, я приласкаю
  
  тебя, а заодно расскажу тебе, что такое Руаси.
  
  Может быть, Жаклин боялась сцены ревности, а может, ей было любопытно
  
  выслушать рассказ О. и получить ответы на свои вопросы. Или ей просто
  
  нравилась та неторопливость и страстность, с которой О. ласкала ее
  
  тело? Поколебавшись некоторое время, Жаклин уступила.
  
  -- Рассказывай, -- сказала она.
  
  -- Ладно. Но прежде чем я начну, поцелуй сосок моей груди, -- попросила
  
  О. -- Тебе пора научиться кое-чему, если ты хочешь понравиться Рене.
  
  Жаклин не заставила себя упрашивать. Она сделала требуемое с такими
  
  старанием, что О. застонала от наслаждения.
  
  -- Рассказывай, -- повторила Жаклин.
  
  Услышанное показалось ей совершеннейшим бредом, несмотря на простоту и
  
  искренность О., а также доказательства, которые Жаклин только что могла
  
  увидеть собственными глазами.
  
  -- И ты еще собираешься вернуться туда в сентябре? -- спросила она у О.
  
  -- Мы вернемся с курорта, -- ответила та, -- и я отвезу тебя в замок, ну,
  
  а может, это сделает Рене.
  
  -- Я бы не прочь побывать там, но только как гостья, понимаешь? Я хочу
  
  просто посмотреть...
  
  -- Наверное, это можно устроить, -- сказала О., но сама была уверена в
  
  обратном. Про себя она решила, что нужно только уговорить Жаклин появиться
  
  в Руаси, а там хватит слуг, оков и плетей, чтобы научить Жаклин тому, что
  
  ей необходимо постичь. О. понимала, что сэр Стивен будет благодарен ей за
  
  такую услугу. Она знала, что он снял виллу вблизи Канн, где они все -- он,
  
  она, Рене, Жаклин и ее молоденькая сестра, -- проведут весь август.
  
  Жаклин должна была взять с собой сестру не потому, что сама хотела этого;
  
  их мать надоела ей со своими просьбами взять девочку с собой. О. также
  
  знала, что предназначенная ей комната, где Жаклин будет, судя по всему,
  
  часто проводить с нею послеобеденный отдых, отделена от комнаты самого
  
  сэра Стивен особой стеной, которая лишь кажется сплошной и
  
  звуконепроницаемой, а в действительности есть не что иное, как решетчатая
  
  перегородка с отверстиями, которые дадут возможность сэру Стивену хорошо
  
  видеть и слышать происходящее в комнате О. И обнаженное тело Жаклин сэр
  
  Стивен рассмотрит во всех мельчайших подробностях и насладиться зрелищем,
  
  которое он, вне всякого сомнения, оценит: О. ласкающая Жаклин! Ее подруга
  
  узнает об этом уже потом, и О. вдвойне была приятна эта мысль: она
  
  почувствовала себя оскорбленной, осознав, что Жаклин презирает ее, будто
  
  она -- закованная в железо рабыня, которую можно изо дня в день наказывать
  
  плетью, хотя сама О. и гордилась своим нынешним положением.
  
  * * *
  
  О. в первый раз в жизни поехала на курорт, и все здесь показалось ей
  
  нереальным и непонятным: томное, сонное море; синий купол чистого неба,
  
  замершие на взморье под палящим солнцем деревья... "Эти деревья неживые",
  
  -- с грустью думала она, разглядывая экзотические растения, благоухающие
  
  пряными ароматами, и ощупывала покрытые лишайниками камни, которые были
  
  неестественно теплыми.
  
  О. не понимала, почему волны выбрасывают на берег гниющие желтые водоросли,
  
  напоминающие навоз своим видом; не понимала, почему вода такая зеленая и
  
  волны накатываются на берег с таким удручающим постоянством.
  
  Впрочем, вилла находилась достаточно далеко от берега и представляла собой
  
  здание, где раньше помещалась ферма. Рядом был разбит небольшой, но очень
  
  красивый сад, а высокие стены отгораживали это место от любопытных взглядов
  
  и назойливых соседей. У одного крыла (там жили слуги) находился двор, сюда
  
  же выходили окна одного из фасадов. Окна другого и терраса были обращены на
  
  восток, в сад, и здесь же, на втором этаже находилась комната О. Внизу,
  
  рядом с домом росли лавровые деревья, и их вершины приходились почти
  
  вровень с выложенным черепицей парапетом, ограждающим террасу. Крыша из
  
  тростника защищала ее от дождей и немилосердного полуденного солнца, а пол
  
  был выложен красной плиткой. Такая же плитка покрывала и пол в комнате О. А
  
  стены там были покрашены известью, разумеется, за исключением той, которая
  
  служила перегородкой и представляла часть стены алькова, над которой
  
  находилась выгнутая арка. Вдоль стены тянулся низкий барьер со стойками из
  
  резного дерева, такими же, как и лестничные перила. Пол в комнате был
  
  устлан пышным белым ковром, а окна скрыты за шторами с желто-белым
  
  рисунком. Из мебели здесь находились два кресла, обивкой которым послужил
  
  тот же самый бело-желтый материал, из которого были сделаны шторы; платяной
  
  шкаф и широкий старинный комод орехового дерева, а также длинный, очень
  
  узкий стол, отполированный до такой степени, что комната отражалась в нем,
  
  как в зеркале. В углу лежали, сложенные втрое тюфяки, обтянутые голубой
  
  материей.
  
  О. повесила свои наряды в шкаф, а нижняя половина комода заменяла ей
  
  туалетный столик. Сестренку Жаклин, Натали, поселили в соседней комнате, и
  
  по утрам, когда О. лежала на террасе, та приходила туда и ложилась рядом на
  
  чуть теплые от утреннего солнца плитки пола.
  
  Натали была невысокой, полноватой девочкой, не лишенной впрочем некоторой
  
  грациозности. На бледном лице выделялись слегка раскосые, как и у ее
  
  сестры, глаза, только они были более темными и блестящими. Она чуть-чуть
  
  походила на китаянку, а ее густые черные волосы были коротко подстрижены
  
  сзади, а лоб, до самых бровей полностью скрывала челка. У Натали были
  
  округлые, но еще детские бедра и маленькие упругие груди.
  
  Однажды девочка забежала на террасу в надежде найти сестру и застала там
  
  О., которая лежала обнаженная на голубом тюфяке. Подойдя к ней, Натали
  
  увидела то, что в свое время так сильно удивило и вызвало отвращение у
  
  Жаклин.
  
  В тот же день она накинулась на сестру с вопросами, и та, думая вызвать у
  
  Натали отвращение, которое испытывала сама, пересказала ей историю, которую
  
  услышала от О. Но любопытство и возбуждение, которое Натали испытала, глядя
  
  на железные оковы О., ничуть не уменьшились. Напротив, Натали тут же
  
  поняла, что влюблена в О.
  
  Всю последующую неделю девочка прожила, ничем не выдавая своих чувств, но в
  
  воскресенье, когда наступил вечер, она оказалась наедине с О. и тут же ей
  
  проговорилась.
  
  * * *
  
  Этот день оказался не таким жарким, как предыдущие. Рене все утро провел на
  
  пляже, а днем решил выспаться на диване в комнате на первом этаже. Ветерок,
  
  пропитавший комнату, приносил с собой прохладу. Уязвленная его невниманием,
  
  Жаклин пришла в комнату О.
  
  Морские ванны и солнечные лучи сделали кожу Жаклин еще более смуглой и даже
  
  слегка позолотили ее. Брови, ресницы, волосы и пушистый треугольный
  
  островок внизу живота были словно припудрены серебряным порошком, а так как
  
  Жаклин совсем не пользовалась косметикой, то ее губы сохраняли свой
  
  естественный розовый цвет, так же как и, впрочем, та плоть, что скрывалась
  
  у нее между ног, скрытая от посторонних глаз пушистым клубком.
  
  О. очень старалась, чтобы сэр Стивен мог разглядеть все потайные места
  
  Жаклин как можно более ясно, и для этого она будто невзначай поднимала
  
  подруге ноги и старалась развести их пошире. Предварительно О. зажгла
  
  специально поставленный у кровати торшер и направила его свет прямо на
  
  подругу. Ставни были закрыты, и в комнате царил полумрак, лишь кое-где
  
  нарушаемый редкими полосками света, пробивающимися сквозь щели в ставнях.
  
  О. убеждала себя, что будь она на месте Жаклин, то обязательно
  
  почувствовала бы незримое, но явное присутствие сэра Стивена за стеною, но
  
  вот уже целый час ничего не подозревающая Жаклин стонала от наслаждения:
  
  грудь ее была напряжена, руки -- откинуты назад, ими она ухватилась за
  
  стойку кровати. Когда наконец О. приоткрыв ее плоть, защищенную мягкими
  
  светлыми волосами, принялась целовать и теребить губами маленький комок
  
  плоти, Жаклин не выдержала и негромко закричала. О. чувствовала, как ее
  
  влажная плоть дрожит, и не давала ей даже передохнуть, заставляя кричать от
  
  наслаждения, пока ее подруга внезапно не расслабилась и не умолкла. Это
  
  случилось так внезапно, что О. показалось будто внутри Жаклин лопнула
  
  какая-то пружина.
  
  Спустя некоторое время О. проводила подругу в ее комнату, а в пять часов
  
  туда зашел Рене и застал Жаклин уже выспавшейся и одетой. Они еще с утра
  
  договорились взять с собой Натали и прокатиться вдоль побережья на яхте;
  
  такие прогулки они предпринимали нередко, особенно если после полудня на
  
  море появлялся легкий бриз.
  
  -- А где же Натали? -- поинтересовался Рене.
  
  Они зашли в ее комнату, потом обыскали весь дом, но девочку так и не
  
  обнаружили. Рене отправился в сад и принялся громко звать ее, решив, что
  
  она задремала где-нибудь на траве. Он дошел до маленькой рощицы пробковых
  
  деревьев, которая отмечала границу сада, но на его зов так никто и не
  
  ответил.
  
  -- Наверное, она уже где-нибудь на берегу, -- высказал он
  
  предположение, вернувшись к дому, -- а может, ждет нас на яхте.
  
  Они решили прекратить поиски и неторопливо направились в сторону моря.
  
  А О., лежа на своем голубом тюфяке, посмотрела вниз и увидела бегущую к
  
  дому Натали.
  
  О. неторопливо встала и надела халат. Едва она успела завязать пояс, как на
  
  террасе появилась Натали и не раздумывая бросилась к О.
  
  -- Наконец-то они ушли, -- закричала она. -- Я едва дождалась. О., я
  
  подслушивала за дверью. Я знаю, что ты каждую ночь целуешь и ласкаешь ее.
  
  Она так стонет от твоих ласк. Но почему же ты не целуешь меня? Я не
  
  нравлюсь тебе? Конечно, по сравнению с ней, я некрасивая, но зато я люблю
  
  тебя, О., а она -- нет.
  
  Девочка разрыдалась.
  
  -- Ну, успокойся, -- сказала О.
  
  Усадив Натали в кресло, она достала из шкафа большой носовой платок и,
  
  подождав когда девочка немного успокоится, вытерла ее слезы. Натали
  
  попросила у нее прощения и поцеловала ей руку.
  
  -- О., я буду предана тебе, как собака. Ты можешь не целовать меня, но
  
  только не прогоняй. Разреши мне быть с тобой. Может быть, если тебе
  
  неприятно целовать меня, ты захочешь бить меня. Я с радостью приму твои
  
  удары. Но только не прогоняй меня.
  
  И она готова была снова разрыдаться.
  
  -- Натали, ты понимаешь, что ты говоришь? -- очень тихо прошептала О.
  
  Девочка опустилась перед ней на колени и обняла ее ноги.
  
  -- Да, -- также тихо ответила она. -- Тогда утром я видела тебя на террасе
  
  и видела какие-то железные кольца и печати на твоем теле. Я спрашивала об
  
  этом Жаклин, и она все рассказала мне.
  
  -- Что она тебе рассказала?
  
  -- Ну, где ты была, что с тобой делали, что значат эти кольца.
  
  -- Она рассказывала тебе о Руаси?
  
  -- Она сказала мне, что ты была... что тебя возили....
  
  -- Где я была?
  
  -- У какой-то Анн-Мари.
  
  -- Что еще она говорила? -- прошептала О.
  
  -- Говорила, что сэр Стивен каждый день бьет тебя плетью.
  
  -- Это правда, -- тихо сказала О. -- И сейчас он должен прийти сюда.
  
  Уходи, Натали, я прошу тебя.
  
  Натали подняла голову и с нескрываемым обожанием посмотрела на О.
  
  -- Я умоляю тебя, О., научи меня быть такой как ты. Я буду делать все, что
  
  ты скажешь. Ты будешь моей богиней. Обещай, что ты возьмешь меня с собой,
  
  когда будешь возвращаться в то место, о котором говорила Жаклин.
  
  -- Ты еще слишком маленькая для этого, -- сказала О.
  
  -- Маленькая? -- презрительно переспросила она. -- Да мне уже скоро
  
  шестнадцать. А потом можешь спросить у сэра Стивена, что он думает об этом.
  
  Как раз в эту минуту в комнату О. вошел сам сэр Стивен.
  
  Натали, в конце концов, разрешили находиться рядом с О. и пообещали
  
  отвезти ее в Руаси. Но англичанин строго-настрого запретил О. учить ее
  
  каким-либо пусть даже самым невинным ласкам, целовать ее или в свою
  
  очередь позволить ей целовать себя. Он хотел, чтобы в замке она
  
  появилась, девственно нетронутой.
  
  -- Насколько это возможно, конечно, -- улыбнувшись, добавил он.
  
  Правда, при этом он потребовал от Натали, чтобы она не оставляла О. ни на
  
  минуту, чтобы она смотрела, как О. ласкает его, как О. ласкает Жаклин, как
  
  он или старая служанка Нора порят ее плетью и розгами и как она принимает
  
  это.
  
  Натали дрожала от ревности и ненависти, когда видела как мягкие нежные губы
  
  О. целуют ее сестру. Тогда ей хотелось убить Жаклин. Но когда она приходила
  
  в альков и там, лежа на полу, у самой кровати О., смотрела, как О.
  
  извивается под ударами хлыста сэра Стивена, как она, опустившись на колени,
  
  с наслаждением делает ему минет, как она разводит руками свои ягодицы,
  
  чтобы принять в себя сэра Стивена, она испытывала лишь желание и
  
  восхищение. Ей не терпелось стать такой, как О.
  
  * * *
  
  Неожиданно для О., Жаклин резко оборвала их отношения; возможно, она
  
  считала, что они могут как-то негативно сказаться на ее отношениях с
  
  Рене. Но здесь тоже было многое непонятно, проводя с Рене почти все время,
  
  она как бы держала его на расстоянии. Она холодно смотрела на него, а
  
  когда и улыбалась, то выходило у нее это как-то натянуто и заученно. О.
  
  вполне допускала, что девушка ночами отдается Рене столь пылко, как и ей,
  
  но по поведению Жаклин это совершенно не чувствовалось. А Рене, и это было
  
  заметно во всем, просто сходил с ума от желания. В нем проснулась любовь,
  
  яростная, всепоглощающая и, временами казалось, безответная. Он
  
  разговаривал с О. и сэром Стивеном, он завтракал и обедал с ними, он
  
  гулял, составляя ими компанию, но он не видел и не слышал их. Он жил
  
  только одним -- Жаклин, и больше всего боялся не понравиться ей. И еще он
  
  думал, прилагая все усилия, чтобы понять и уяснить для себя смысл самого
  
  существования Жаклин, ее суть, скрытую где-то там, под золотистой, с
  
  нежным загаром, кожей. Его усилия были схожи с тем, что люди делают во
  
  сне, пытаясь ухватиться за последний вагон уходящего поезда или нащупать
  
  рукой спасительную балку, чувствуя, как разваливается под ногами мост. Ему
  
  хотелось разломать эту большую куклу и, заглянув внутрь, понять, что
  
  же за механизм заставляет ее так пищать и плакать.
  
  "Да, -- говорила себе О., -- вот, кажется, и пришел тот день, которого я
  
  так боялась, когда Рене оставит меня и я для него становлюсь всего лишь
  
  тенью еще одной, из его прошлой жизни. И я не чувствую грусти, мне только
  
  жаль его. В моем сердце нет ни горечи, ни обиды. Он оставляет меня, что же,
  
  это его право, право мужчины. А что же моя любовь? Ведь я сама всего
  
  несколько недель назад умирала за одно только его слово -- люблю. И вот, я
  
  так спокойна сейчас? Я утешилась? Но нет, я не просто утешилась -- я
  
  счастлива, и выходит, что отдав меня сэру Стивену, он открыл меня, тем
  
  самым, для новой, еще более сильной любви. Но их двоих и невозможно
  
  сравнивать: мягкий, нежный Рене и суровый, непреклонный сэр Стивен."
  
  Каким покоем, каким наслаждением было для нее это ощущение темноты,
  
  исходившее от металлических, вставленных в ее плоть, колец. Это клеймо,
  
  навсегда отдавшее ее сэру Стивену, эта незнающая жалости рвущая ее плоть
  
  рука хозяина и его холодная сдержанная любовь -- не было ничего трепетнее и
  
  сладостнее для О. сейчас. Так получилось, говорила она себе, что она
  
  любила Рене лишь для того, что бы научиться этому чувству, чтобы научиться
  
  отдавать себя, чтобы, в конце концов, стать благодарной рабыней сэру
  
  Стивену.
  
  * * *
  
  Как бы то ни было, но видеть Рене, всегда такого свободного, уверенного в
  
  себе (и она любила его за это), сейчас не находящего себе места,
  
  мечущегося, страдающего, было невыносимо для нее. Это наполняло ее
  
  настоящей ненавистью к Жаклин. Догадывался ли об этом Рене? Наверное -- да,
  
  особенно после того случая, что произошел, когда она и Жаклин ездили в
  
  Канны, в салон модных причесок.
  
  Выйдя из салона, они сидели на террасе ля Резерв и ели мороженое. Вокруг
  
  бегали и галдели ребятишки, и Жаклин улыбалась им. В своих узких брючках и
  
  черном легком свитере, она такая загорелая и белокурая, такая дерзкая и
  
  неприступная, она, казалось, несколько тяготилась обществом О. Она
  
  сказала, что у нее назначена встреча с одним режиссером, который снимал ее
  
  тогда в Париже, а сейчас хочет снимать ее на натуре, по-видимому,
  
  где-нибудь в горах. Режиссер не заставил себя долго ждать. О. сразу поняла,
  
  что молодой человек влюблен в Жаклин, это было ясно по одному тому, как
  
  он смотрел на нее. Он обожал и боготворил ее.
  
  "И в этом нет ничего удивительного," -- сказала себе О. Удивительно было
  
  другое -- поведение Жаклин. Откинувшись в кресле, она лениво слушала о
  
  каких-то числах и днях недели, о каких-то встречах, о том, как трудно найти
  
  деньги на съемки фильма и еще о многом другом. Обращаясь к ней, мужчина
  
  называл ее на "ты". Иногда движением головы она отвечала ему "да" или
  
  "нет" и томно прикрывала глаза. О. сидела напротив Жаклин, и ей не трудно
  
  было заметить, что Жаклин из-под опущенных век внимательно следит за
  
  мужчиной и с наслаждением ловит признаки того неистового желания, что она
  
  вызывает в нем. Она частенько делала это и прежде, думая, что этого никто
  
  не замечает. Но еще более странным было то, что это откровенное желание,
  
  вместе с тем смущало ее. Она стала очень серьезной и сдержанной. С Рене она
  
  никогда такой не была. Лишь раз мимолетная улыбка появилась на ее губах.
  
  Это произошло, когда О. наклонилась к столу, чтобы налить себе минеральной
  
  воды, и их взгляды встретились. В один миг они поняли друг друга, но если
  
  на лице Жаклин не отразилось ни малейшего беспокойства, то О.
  
  почувствовала, что начинает краснеть.
  
  -- Тебе плохо? -- спросила ее Жаклин. -- Подожди, сейчас едем. Впрочем,
  
  надо признаться, румянец тебе к лицу.
  
  Потом она подняла глаза и улыбнулась своему собеседнику. В этой улыбке
  
  было столько неги, страсти и желания, что О. казалось невозможным
  
  устоять против нее. Она ждала, что мужчина бросится на Жаклин и
  
  начнет целовать ее. Но нет. Он еще был слишком молод, чтобы знать,
  
  сколько подчас бесстыдства и похоти скрывается в женщинах под маской
  
  напускного безразличия. Он позволил Жаклин встать. Она протянула ему
  
  руку, сказала, что непременно позвонит ему, а сейчас должна идти. Он
  
  растерянно попрощался и долго еще потом стоял на тротуаре, под
  
  немилосердно палящим солнцем, глядя вслед удаляющемуся по широкому
  
  проспекту "Бьюику" и увозящему от него его богиню.
  
  -- И он тебе что, нравится? -- спросила О. у Жаклин, когда они выехали на
  
  шоссе, бегущее по высокому выступающему над бескрайним лазурным морем
  
  карнизу.
  
  -- А тебе-то что с того? -- ответила Жаклин.
  
  -- Мне ничего, но это касается Рене.
  
  -- Я полагаю, что если что действительно, касается Рене, сэра Стивена, и
  
  еще двух-трех десятков мужиков, так это то, что ты сидишь сейчас, закинув
  
  ногу на ногу и мнешь свою юбку.
  
  О. осталась сидеть, как сидела.
  
  -- Чего ты молчишь? -- зло спросила Жаклин. -- Или я не права?
  
  Но О. уже не слушала ее. Неужели Жаклин хочет испугать ее, -- подумала О.
  
  -- Неужели пригрозив ей рассказать об этой маленькой провинности сэру
  
  Стивену, она всерьез думала помешать ей рассказать обо всем Рене? глупо.
  
  О. не раздумывая ни секунды сделала бы это, но она знала, что известие об
  
  обмане Жаклин, может окончательно надломить его. К тому же О. боялась, и
  
  признавалась себе в этом, что ярость Рене может обратиться на нее, как на
  
  гонца, принесшего дурную весть. Чего О. не знала, так это, как убедить
  
  Жаклин в том, что если она и будет молчать, то только поэтому, а не из-за
  
  каких-то там глупых угроз и страха перед возможным наказанием? Как
  
  объяснить ей это?
  
  До самого дома они не обменялись больше ни словом. Выйдя из машины, Жаклин
  
  наклонилась и сорвала с клумбы, разбитой под самыми окнами дома, цветок
  
  герани. Она сжала его в ладони, и О., стоявшая рядом, почувствовала тонкий
  
  и сильный аромат цветка. Может быть, таким образом она хотела скрыть
  
  терпкий запах своего пота, пота от которого потемнел под мышками ее свитер
  
  и еще плотнее теперь прилипал к ее телу. Войдя в дом и поднявшись в
  
  гостиную -- это был большой зал, с выбеленными стенами и покрытыми красной
  
  плиткой полом, -- они встретили там Рене.
  
  -- Однако, вы опаздываете, -- сказал он, увидев их, и потом, обращаясь к
  
  О., добавил: -- Сэр Стивен давно ждет тебя. Он, кажется, не в духе.
  
  Жаклин громко засмеялась. О. почувствовала, что опять начинает краснеть.
  
  -- Ну, что вам другого времени не найти? -- спросил недовольно Рене,
  
  по-своему понимая происходящее.
  
  -- Дело совсем не в этом, Рене, -- сказала Жаклин. -- Ты знаешь, например,
  
  что ваша драгоценная девочка, не такая уж послушная, как вам кажется,
  
  особенно, если вас нет рядом. Ты только посмотри на ее юбку, и все сам
  
  поймешь.
  
  О. стояла посередине комнаты и молчала. Рене велел ей повернуться, но она
  
  не нашла в себе сил сделать этого.
  
  -- Кроме того, она еще и сидит, положив ногу на ногу, -- прибавила Жаклин.
  
  -- Только не в вашем присутствии, конечно. Вы этого никогда не увидите, так
  
  же, впрочем, как и то, с какой ловкостью она подцепляет мужиков.
  
  -- Это ложь, -- не выдержав закричала О. -- Это ты цепляешь их, а не я.
  
  Она в ярости бросилась на Жаклин, но Рене успел перехватить ее. Теперь она
  
  билась в его руках, испытывая удовольствие от того, что он рядом, близко,
  
  от того, что она снова в его власти. О. наслаждалась своим бессилием.
  
  Секундой позже подняв голову, она с ужасом увидела стоящего в дверях
  
  комнаты и смотрящего на нее сэра Стивена, Жаклин медленно пятилась к
  
  дивану. О. почувствовала, что хотя Рене держит ее, все его внимание
  
  обращено на блондинку. Она перестала вырываться и, не желая выглядеть
  
  виноватой еще и в глазах своего господина, тихо прошептала:
  
  -- То, что она говорит -- неправда. Все -- неправда. Я клянусь вам.
  
  Клянусь.
  
  Сэр Стивен, даже не взглянув на Жаклин, знаком попросил Рене отпустить
  
  ее, и так же молча велел ей следовать за ним. Но едва она успела закрыть за
  
  собой дверь гостиной, как оказалась прижатой к стене и почувствовала, как
  
  губы и руки сэра Стивена начали страстно ласкать ее. Он хватал ее за
  
  грудь, сильно сжимая соски, засовывал в нее пальцы, целовал ее рот,
  
  приоткрывая его языком. Она застонала от счастья и наслаждения. Ей
  
  казалось, еще немного, и она истечет вся под его рукой. Хватит ли у нее
  
  смелости когда-нибудь сказать ему, что нет большего наслаждения для
  
  нее, чем она испытывает, когда он с такой свободой и откровенностью
  
  использует ее, когда он может, не обращая ни на что внимания делать с
  
  ней все что угодно, и нет для него никаких запретов. Уверенность в том,
  
  что он всегда думает только о себе, прислушивается только к своим
  
  желаниям, -- жестоко порол ли он ее или нежно ласкал, -- вызывала у О.
  
  такой восторг, что каждый раз, получая тому новые доказательства,
  
  сладострастный трепет охватывал ее, и она задыхалась от дикого ощущения
  
  счастья. Вжатая в стену, закрыв глаза, перекошенным страстью ртом, она
  
  шептала:
  
  -- Я люблю вас, я люблю вас... люблю...
  
  Руки сэра Стивена воспламеняли ее все больше и больше. Перед глазами у нее
  
  поплыло. Ноги немели и отказывались держать ее. Она проваливалась в
  
  сладостное небытие. Но тут, наконец, сэр Стивен отпустил ее, поправил на
  
  ее влажных бедрах юбку и застегнул балеро на ее набухшей груди.
  
  -- Пойдем, -- сказал он. -- Ты мне нужна.
  
  О. открыла глаза и поняла, что кроме них двоих в комнате был кто-то еще. В
  
  эту комнату можно было попасть и из сада, через широкую, в половину стены,
  
  стеклянную дверь. Сейчас она была приоткрыта, и на расположенной за нею
  
  небольшой террасе, в плетеном ивовом кресле, с сигаретой во рту, сидел
  
  огромного роста мужчина. У него был абсолютно голый череп и колоссальных
  
  размеров вываливающийся из брюк живот. Он какое-то время с интересом
  
  рассматривал О., потом выбрался из кресла и подошел к сэру Стивену.
  
  Англичанин подвел к нему О., и она заметила, что у мужчины из жилетного
  
  кармана, там где обычно носят часы, свисает цепочка, на конце которой был
  
  закреплен блестящий диск, с нарисованной на нем эмблемой замка Руаси. Сэр
  
  Стивен представил гостя, назвав его "Командором", не называя при этом
  
  имени, и гигант очень галантно поцеловал ее руку. Чем О. была приятно
  
  удивлена, поскольку это было впервые, если не считать сэра Стивена, когда
  
  кто-либо из имевших отношение к Руаси мужчин поцеловал ей руку. Потом все
  
  трое вернулись в комнату.
  
  Сэр Стивен взял с каминной полки колокольчик и позвонил в него. О., заметив
  
  на стоящем возле дивана маленьком китайском столике бутылку виски, сифон с
  
  содовой и стаканы, подумала, что значит он звонил не за этим. Тогда же ее
  
  внимание привлекла и большая из белого пластика картонная коробка, что
  
  стояла на полу у самого камина. Командор занял место в соломенном кресле.
  
  Сэр Стивен присел боком на круглый столик, свесив одну ногу и опираясь на
  
  пол другой. О. было велено сесть на диван, и она, подняв юбку, послушно
  
  опустилась на него своими голыми бедрами. Вскоре в комнату вошла Нора. Сэр
  
  Стивен попросил ее раздеть О. и унести одежду. Оказавшись голой, О.,
  
  нисколько не сомневаясь в том, что сэр Стивен хочет продемонстрировать ее
  
  покорность, и не желая разочаровывать его, буквально застыла посреди
  
  комнаты, следуя вынесенному из Руаси правилу. Глаза опущены, ноги слегка
  
  расставлены.
  
  Неожиданно, она не столько увидела, сколько почувствовала, что в комнату,
  
  через открытую со стороны сада дверь, вошла Натали. Появившись в комнате,
  
  она, в черном, как у сестры костюме, с босыми ногами, подошла и молча
  
  остановилась перед сэром Стивеном. По-видимому, девочка уже знала о госте
  
  -- его присутствие нисколько не смутило ее. Сэр Стивен представил ее
  
  гиганту и попросил ее приготовить им виски. Натали быстро налила в два
  
  стакана виски, добавила туда немного сельтерской и бросила по кубику льда.
  
  Потом она поднесла их Командору и сэру Стивену. Гигант поднялся со своего
  
  кресла и со стаканом в руке подошел к О. Она думала, что он хочет потрогать
  
  ее грудь или ягодицы, но он, так ни разу и не прикоснувшись к ней, лишь
  
  внимательно осмотрел ее, всю, от приоткрытого рта до разведенных коленей.
  
  Он несколько раз обошел ее, разглядывая ее зад, ноги, грудь, и это столь
  
  близкое присутствие гигантской плоти всколыхнуло в О. какие-то сильные
  
  чувства, определить которые она затруднялась. Она не понимала, хочется ли
  
  ей поскорее убежать, спрятаться от этого молчаливого гиганта, или наоборот
  
  -- почувствовать на себе его тяжесть, задыхаться под ним, ласкать его. В
  
  растерянности она, словно ища у него поддержки, посмотрела на сэра Стивена.
  
  Он понял и улыбнулся ей. Подойдя к ней, он взял ее за руки, завел их за
  
  спину и там соединил их, держа оба ее запястья в своей правой руке. Она
  
  сразу успокоилась, закрыла глаза и, словно во сне или в бреду, услышала,
  
  как гость сэра Стивена выражает ему свои восторги от ее тела, особенно
  
  подчеркивая волнующее сочетание немного тяжеловатой груди и очень узкой
  
  талии и то, что ее кольца длиннее и заметнее, нежели это бывает обычно.
  
  Потом, насколько она поняла, сэр Стивен пообещал где-нибудь на следующей
  
  неделе предоставить ее своему гостю. За что мужчина его тепло поблагодарил.
  
  После этого, сэр Стивен тихо шепнул ей на ухо, что она должна будет сейчас
  
  пойти к себе в комнату и вместе с Натали ждать его там.
  
  Натали была явно не в себе от радости, узнав, что она сможет теперь
  
  увидеть нового мужчину, использующего О. Она смеялась и ликовала, а О.
  
  никак не могла понять, почему этот человек вызвал в ней такое смятение.
  
  -- О, как ты думаешь, -- приставала к ней с вопросами Натали, -- он
  
  захочет, чтобы ты делала ему минет? Ты видела как он смотрел на твой рот?
  
  То-то. Какая же ты счастливая, тебя хотят мужчины. Он точно будет бить тебя
  
  плетью, я видела, как он разглядывал твои рубцы. -- Девочка замолчала, а
  
  потом добавила: -- Во всяком случае, ты не будешь тогда все время думать о
  
  Жаклин.
  
  -- Глупая, я вовсе и не думаю все время о Жаклин. Кто тебе сказал это? --
  
  ответила О.
  
  -- Так я тебе и поверила, -- воскликнула Натали. -- Я же знаю, что тебе
  
  ее очень не хватает.
  
  Что в общем было правдой. Хотя, О. скорее не хватало юного женского тела,
  
  которое она могла видеть и гладить руками, нежели собственно Жаклин. Если
  
  бы сэр Стивен не запретил ей трогать Натали, она бы взяла ее, и девочка
  
  вполне бы заменила сестру. Но она знала, что Натали скоро окажется в
  
  Руаси, и ей доставляло удовольствие думать, что это из-за нее девочка
  
  пойдет на все уготованные ей страдания и мучения. О. не терпелось
  
  разрушить эту стену, отделявшую ее от Натали, но в тоже время она
  
  находила и приятное в этом вынужденном недолгом ожидании. Она сказала об
  
  этом Натали, но та не поверила ей.
  
  -- Приди сейчас сюда Жаклин, -- с горечью в голосе ответила девочка, -- и
  
  ты бы стала ласкать ее.
  
  -- Конечно, -- засмеявшись, ответила О.
  
  -- Вот видишь... -- она замолчала.
  
  О. услышала через стену шум, доносившийся из комнаты сэра Стивена. Он,
  
  наверняка, подглядывал за ними сейчас, и она была счастлива, от того, что
  
  была постоянно открыта для него, что ей негде было спрятаться ни от его
  
  рук, ни от его взглядов. Ей сладостна была эта темница. О., стоя перед
  
  комодом, заменявшем ей к тому же туалетный столик, смотрелась на себя в
  
  старое помутневшее зеркало, и думала о тех гравюрах давно ушедшего
  
  девятнадцатого века, которые ей довелось в свое время видеть и на которых
  
  было изображено лето и женщины, скрывающие свою томную наготу в полумраке
  
  богатых комнат. Услышав звук открываемой двери, О. так резко обернулась,
  
  что железные кольца, висевшие у нее между ног, задели за одну из медных
  
  ручек комода и громко звякнули. На пороге комнаты стоял сэр Стивен.
  
  -- Натали, -- сказал он, -- там внизу осталась белая картонная коробка,
  
  возьми ее и принеси сюда.
  
  Девочка обернулась за минуту, и вот уже, поставив коробку на кровать, она
  
  не спеша вынимала из нее один за другим, завернутые в тонкую белую бумагу
  
  предметы. Она по очереди разворачивала их и передавала сэру Стивену. О.
  
  увидела, что это были маски. Точнее, нечто среднее, между шапочками и
  
  масками; они, по-видимому, должны были закрывать всю голову, но оставлять
  
  при этом открытой нижнюю часть лица: рот и подбородок. Ястреб, орел, сова,
  
  лиса, бык -- это были маски, сделанные из звериных шкур или птичьих перьев.
  
  Отверстия для глаз, там где это было необходимо (как например у маски льва)
  
  обрамляли искусно сделанные ресницы, а мех или перья скрывали голову
  
  целиком и ниспадали до самых плеч человека, надевшего маску. Специальный
  
  широкий ремень, скрытый от глаз окружающих под покровом меха или перьев,
  
  стягивался на затылке, и маска плотно прилегала к лицу, а каркас из
  
  жесткого картона не давал ей деформироваться.
  
  Глядя на себя в огромное зеркало, О. примерила все маски и остановилась
  
  на одной из масок совы. Всего их оказалось две, но та, которая пришлась
  
  О. по вкусу, была сделана из светло-коричневых и серых перьев. Эти цвета
  
  хорошо сочетались с загаром на коже О., а перья полностью скрывали плечи
  
  женщины и доходили почти до самых сосков. Сэр Стивен попросил О. снять
  
  маску и стереть помаду с губ, а немного погодя добавил:
  
  -- Теперь для Командора ты станешь совой. Но заранее хочу предупредить:
  
  тебя будут водить на цепи. Пожалуйста, Натали, зайди ко мне в комнату и
  
  найди в первом сверху ящике секретера цепь и необходимый инструмент.
  
  Спустя некоторое время Натали вернулась с цепью и плоскогубцами. Это
  
  оказалась одна из тех цепей, которыми привязывают сторожевых собак. Взяв
  
  плоскогубцы, сэр Стивен разомкнул последнее звено цепи и закрепил на
  
  одном из колец, вживленных в плоть О. Цепь была не особенно длинной --
  
  около полутора метров в длину и на свободном конце ее болтался карабин.
  
  Сэр Стивен попросил О. опять надеть маску, а Натали взять цепь и
  
  несколько раз пройтись по комнате, ведя О. за собой. Натали не заставила
  
  себя упрашивать. Она обошла вокруг сэра Стивена три раза, а голая, но
  
  отчасти скрытая под маской женщина, следовала за ней.
  
  -- Командор оказался прав, -- произнес наконец сэр Стивен. -- Волосы
  
  на лобке нужно удалить, но это мы сделаем завтра. Тебе пока придется
  
  ходить с этой цепью, О.
  
  * * *
  
  Тем самыми вечером О. обедала вместе с Жаклин, Натали, Рене и сэром
  
  Стивеном. Она была абсолютно голой, а цепь змеей обвивала ее бедра и была
  
  закреплена на талии.
  
  Им прислуживала только Нора, и О. старалась не смотреть служанке в глаза:
  
  за два часа до обеда сэр Стивен вызвал ее в комнату О.
  
  * * *
  
  Девушку из дома красоты, куда пришла О. на следующий день, чтобы удалить
  
  себе волосы, потрясли не столько железо и клеймо на ягодицах, сколько
  
  множество свежих ран от хлыста. О. потратила немало времени, пытаясь
  
  убедить ее, что удалить волосы одним рывком, когда они скреплены
  
  отвердевшим воском -- ничуть не больнее одного удара хлыстом. Напрасно она
  
  старалась успокоить девушку, объясняя, что совершенно счастлива и
  
  довольна своей судьбой. Увы! После этих слов жалость на лице девушки
  
  сменилась ужасом.
  
  Когда операция была закончена, О. вышла из кабины, где была распята во
  
  избежание непроизвольных рывков. И хотя она сердечно благодарила девушку
  
  (не забыв оставить ей значительную сумму), О. чувствовала, что ее не хотят
  
  здесь видеть. Но какое это имело значение?
  
  Она понимала, что густые перья ее маски составляют резкий, шокирующий
  
  контраст с отсутствием волос у нее на теле, а маска добавляет ей сходство с
  
  древнеегипетской статуэткой: широкие плечи, узкие бедра и длинные тонкие
  
  ноги. Этот имидж требовал, чтобы поверхность кожи была абсолютно гладкой.
  
  В древности искусные мастера оставляли на статуэтках богинь щель внизу
  
  живота, которая была открыта взглядам толпы и где виднелся двойной
  
  гребешок малых губ... Прокалывали когда-нибудь эту плоть кольцами? О.
  
  задумалась об этом и вспомнила рыжую пухлую девушку, которую видела у
  
  Анн-Мари, и рассказ о том, как хозяин девушки использует это кольцо...
  
  Он привязывает ее на ночь к кровати. Он также потребовал, чтобы ей удалили
  
  волосы, заявив, что только это делает ее совершенно голой.
  
  О. забеспокоилась о том, что сэр Стивен, который так любил притянуть
  
  ее к себе за этот пушок, теперь будет недоволен. Однако ее страхи
  
  оказались напрасными: сэр Стивен сказал, что она волнует его кровь еще
  
  больше. А когда О. облачилась в маску, он стал ласкать ее так робко, как
  
  ребенок ласкает животное, которое очень хочет приручить.
  
  Сэр Стивен ничего не сказал о том, куда и когда собирается с ней поехать,
  
  ни словом не обмолвился о тех людях, которые тоже отправятся в гости к
  
  Командору. Но он навестил О. в ее комнате и даже проспал все оставшееся до
  
  вечера время, лежа рядом с нею. Ужин он велел подать в эту же комнату.
  
  За час до полуночи они вышли из дома и сели в заранее приготовленный
  
  "Бьюик". Большой темно-коричневый плащ, напоминающий бурки кавказцев,
  
  скрывал ее наготу; она была обута в босоножки на высокой деревянной
  
  подошве. Натали оделась в брюки и черный свитер, а в руке держала цепь,
  
  конец которой с помощью карабина был прикреплен к браслету на ее запястье.
  
  Машину вел сэр Стивен. Луна освещала своим серебристым светом дорогу,
  
  кроны деревьев и дома в деревнях, мимо которых им приходилось ехать по
  
  блестящей и вьющейся ленте шоссе. Все, что оставалось в тени, было
  
  словно скрыто за слоем китайских чернил. Редкие жители, стоявшие у домов,
  
  провожали любопытными взглядами проносящуюся машину с закрытым брезентом
  
  верхом. В фантастическом лунном свете оливковые деревья казались им
  
  парящими в метре над землей серебряными облаками, а кипарисы напоминали
  
  сказочных птиц. Ночной пейзаж представлялся им абсолютно нереальным,
  
  будто в нем не осталось ничего материального, за исключением, разве что,
  
  запахов шалфея и лаванды.
  
  Дорога все круче шла в гору. Земля отдавала жар, накопившийся в ней за
  
  день, и поэтому О. скинула с плеч плащ, решив, что вряд ли здесь ее
  
  кто-нибудь увидит: дорога казалась совершенно пустынной.
  
  Через несколько минут машина въехала на холм, который обступила зеленая
  
  дубовая рощица, и сэр Стивен затормозил у высокой каменной стены с
  
  большими воротами, тут же распахнувшимися перед автомобилем. Они
  
  въехали внутрь.
  
  Сэр Стивен сразу же остановил машину и, выйдя из нее первым, помог
  
  выбраться Натали. Он потребовал, чтобы О. оставила плащ и босоножки в
  
  салоне, и когда она подчинилась, толкнул большую деревянную дверь.
  
  За дверью оказалось какое-то подобие внутреннего дворика, вымощенного
  
  каменными плитами и замкнутого между трех сводчатых аркад. Четвертая
  
  сторона двора выходила к широкой, с такими же каменными плитами, террасе.
  
  Во дворе танцевало около десятка пар. Некоторые женщины, одетые в очень
  
  декольтированные платья, и мужчины в коротких белых жилетах сидели за
  
  небольшими столиками, на которых стояли подсвечники с горящими свечами.
  
  Слева стоял проигрыватель, справа -- стойка с закусками. Но лунный
  
  свет, не менее яркий, чем свет свечей, прекрасно освещал весь двор, и
  
  поэтому, когда обнаженная фигура, которую на цепи вела одетая в черное
  
  Натали, появилась в центре двора, прямо в полосе лунного света,
  
  сидевшие мужчины тут же встали, а танцующие пары одна за другой
  
  остановились. Стоявший у проигрывателя слуга насторожился и обернулся.
  
  Увидев вошедших во двор, он остановил пластинку.
  
  О. застыла в центре всеобщего внимания, сэр Стивен встал в двух шагах
  
  позади нее. Командор прошел к ним, раздвигая столпившихся вокруг О.
  
  мужчин и женщин, которые взяли со столов свечи -- чтобы лучше ее
  
  рассмотреть.
  
  -- Кто она? Откуда? Чья это женщина? -- тут же послышались вопросы.
  
  -- Она принадлежит тому, кто ее захочет, -- ответил Командор сразу всем и
  
  подвел О. и Натали к самому краю дворика, где у ограничивающей его
  
  стены стояла каменная скамья, покрытая голубым тюфяком.
  
  О. тут же села, прислонившись к стене спиной и положила ладони на
  
  колени. Натали, ни на мгновение не выпускавшая из рук цепь,
  
  расположилась прямо на полу у нее в ногах. Командор вернулся к людям,
  
  столпившимся в центре двора.
  
  О. поискала взглядом сэра Стивена. Она распознала его фигуру среди
  
  остальных, но не сразу: он устроился в шезлонге с другой стороны, у
  
  самой террасы. О. успокоилась: он выбрал удобное место, чтобы не терять
  
  ее из виду. Вновь включили музыку и люди принялись танцевать.
  
  Танцующие постепенно, одна пара за другой, приближались к О. будто бы
  
  случайно, но вскоре уже подходили, не стесняясь, причем женщины были
  
  более любопытны, чем мужчины. О. смотрела на всех сквозь прорези в маске,
  
  глаза ее были широко раскрыты, как у птицы, которую она изображала.
  
  Иллюзия сходства с совой настолько впечатляла, что никому и в голову не
  
  пришло задавать ей вопросы. Будто она была столь же нема и глуха к
  
  человеческой речи, как и эта птица.
  
  Все время, с полуночи и до пяти часов утра, когда солнце уже начало
  
  золотить небесный купол на востоке, к ней неоднократно подходили незнакомые
  
  люди, ощупывали и осматривали ее тело, теребили цепь и подносили канделябры
  
  из провансальского фаянса -- настолько близко, что О. ощущала тепло от ярко
  
  горящих свечей, -- к самым бедрам, чтобы понять, как цепь закреплена на ее
  
  теле. Один захмелевший американец даже схватил ее, но тут же понял, что
  
  держит в руке пропущенное сквозь плоть железо, и тут же протрезвел от
  
  испуга. На его лице появилось выражение брезгливости и отвращения,
  
  напомнившее О. ту девушку, которая удаляла ей волосы.
  
  Еще подошла молоденькая девушка в платье с двумя чайными розами, которые
  
  она поддерживала у самой талии, небольшим колье из жемчуга на шее и с
  
  маленькими позолоченными босоножками. Девушку подвел за руку такой же юный
  
  кавалер и усадил ее на скамью справа от О. и, взяв руку своей подруги,
  
  заставил ее погладить О. грудь, дрогнувшую от прикосновения холодных
  
  пальцев. Рука девушки коснулась живота О. и железного кольца, и дыры, в
  
  которую было вдето кольцо. Девушка послушно делала все, что хотел ее
  
  кавалер, и когда он сказал, что с нею сделает то же самое, она не сказала
  
  ни слова против.
  
  Но сидя рядом с О., разглядывая ее как модель на выставке, никто не сказал
  
  ей ни слова. Наверное, она так была похожа на каменную или восковую куклу,
  
  или на создание, явившееся из другого мира, что никто не догадался с нею
  
  разговаривать на языке людей. Или они просто не осмеливались заговорить?
  
  Только когда стало совсем светло, двор наконец опустел и сэр Стивен и
  
  Командор, разбудили Натали, заснувшую у ног О. и заставили отвести и
  
  разложить О. на одном из столов. Сняв с нее цепи и маску, они по очереди
  
  овладели ею.
  
  * * *
  
  Через несколько дней сэр Стивен отвез О. в Руаси. Она была искренне
  
  счастлива вновь оказаться в стенах замка.
  
  ШВЕДСКАЯ ТРОЙКА
  
  Это была их рядовая встреча, встреча двух друзей - Саши и Вити. Они
  
  были не то что друзьями, но хорошими знакомыми.
  
  Встречались они не так уж часто, от случая к случаю, по делам и
  
  просто ради общения, которое, как они считали, постоянно обогащает любого
  
  человека и приносит каждому ту необходимую в повседневной жизни
  
  первозданную радость бытия.
  
  Эта встреча ничем не отличалась от тех других нескольких десятков
  
  предыдущих встреч, когда они вместе проводили время, обсуждали какие-то
  
  дела, важные и не очень. Летом загорали на пляже, не упуская возможности
  
  познакомиться с какой-нибудь очаровательной блондинкой, зимой ходили в
  
  кино, дискутируя после сеанса на ту или иную тему. Бывало, и не виделись
  
  по полгода и больше, а встретившись друг с другом, старались найти и
  
  почерпнуть из общения что-то новое, чего не бывало прежде.
  
  Встречи эти были непродолжительными: час, два, от силы - три. За это
  
  короткое время они успевали не спеша решить все свои вопросы, обсудить
  
  проблемы, наметить новые перспективы и поднадоесть порядком друг другу.
  
  Так было и на этот раз.
  
  Попасть в кино на ближайший сеанс друзьям не удалось, и они, быстро
  
  решив насущный вопрос, из-за которого и произошла встреча, бродили
  
  медленно по бульвару, скучно, без особого энтузиазма беседуя на тему
  
  нравственности и морали.
  
  Погода не радовала. Стоял пасмурный осенний день. Холодало. И было бы
  
  неплохо зайти в какое-нибудь кафе и за чашкой насладиться приятным
  
  ароматом любимого напитка или, на худой конец, в мороженнице за стаканом
  
  сока и порцией пломбира продолжить в тепле уже начатую дискуссию на столь
  
  животрепещущую тему всех времен: о женщинах, мужчинах и любви.
  
  Но поблизости не было ни кафе, ни мороженниц.
  
  - Ты давно не трахался? - вдруг неожиданно спросил Саша друга и, не
  
  дождавшись ответа, сказал: - Есть вариант. Очень страстная женщина. Сейчас
  
  я ей позвоню. Если она дома, едем. Удовлетворяет сразу несколько мужчин.
  
  Очень, очень страстная. Ей всегда мало, и она всегда хочет.
  
  С этими словами Саша подошел к телефону-автомату, вынул из кармана
  
  двушку и снял трубку.
  
  - Ну что, едем? - с ухмылкой спросил он.
  
  - Едем, - как-то безразлично, но в то же время не скрывая интереса,
  
  ответил Витя, не успев еще в полной мере осознать, что предлагал ему Саша.
  
  Саша набрал номер.
  
  - Алло, Лилечка! Здравствуй, это я, Саша. Как дела? - начал он
  
  разговор в своей подчеркнуто интеллигентной манере. - А мы тут с другом. У
  
  тебя никого нет? Хорошо. Тогда мы сейчас подъедем. Пока. - И с видом
  
  человека, договорившегося о чем-то обычном, но очень важном, он положил
  
  трубку.
  
  - Поехали. Шведскую тройку сделаем! Она это любит. Нам туда, -
  
  скомандовал Саша, и друзья резво устремились на трамвайную остановку,
  
  чтобы через некоторое время появиться перед ненасытной в сексе Лилечкой со
  
  всей полнотой их мужского достоинства.
  
  Мрачная осенняя погода и настроение, связанное с ней, отошли на
  
  второй план. Впереди была цель, заманчивая и все поглощающая, особенно для
  
  Вити.
  
  Конечно, у него за плечами был кое-какой опыт сексуальной жизни.
  
  Однажды он даже чуть не женился, но, хорошенько подумав, все же отказался
  
  от столь решительного шага. Будучи по натуре человеком неглупым и
  
  рассудительным, но немного ленивым и инертным, он не захотел себя
  
  связывать узами священного союза, посчитав, что еще молод, и что хлопоты
  
  семейной жизни от него никуда не уйдут. Ведь ему недавно стукнуло только
  
  двадцать пять.
  
  Саша чуть старше Вити, человек разведенный, имеющий ребенка, но не
  
  имеющий постоянного места жительства, скитался по частным квартирам,
  
  снимал то на месяц, то на два комнату или койку где-нибудь в общежитии и,
  
  наверное, мечтал в конце концов все же заиметь постоянный угол, где он мог
  
  бы спокойно и без нервотрепки предаваться любовным играм и философским
  
  размышлениям, отдыхая от повседневной мирской суеты, то есть просто
  
  по-человечески жить, как живут тысячи и тысячи обыкновенных людей.
  
  Саша приобрел богатый опыт общения с женщинами, и постоянно искал в
  
  них что-то новое. И поиски этой новизны, поиски совершенства вдохновляли
  
  его на новые знакомства, на новые встречи, на новые связи, которых, по
  
  словам Саши, было уже не счесть. Если собрать всех женщин, которых он
  
  удосужился удовлетворить, сам, конечно, в первую очередь получая от таких
  
  контактов массу восторгов и наслаждения, то для этого понадобилась бы
  
  целая площадь типа Красной в Москве или Дворцовой в Ленинграде. И такое
  
  заявление Саши нельзя было считать слишком преувеличенным, поскольку
  
  случалось, что в неделю он сменял по несколько любовных партнерш.А бывали
  
  периоды, когда он, как персидский царь, переезжал от одной "возлюбленной"
  
  к другой с перерывами в два-три часа с единственной целью: вдоволь
  
  насладиться телом очередной любительницы сексуальных игр, и вновь испытать
  
  оргазм, ставший уже обыденным, но от этого отнюдь не утратившим свою
  
  прелесть и жгучую остроту.
  
  Это было своего рода Сашиным хобби, а, может быть, и смыслом жизни.
  
  Для него не были в новинку варианты, когда он одновременно
  
  удовлетворял сразу двух или трех женщин. И, по его словам, когда трахаешь
  
  одну, две другие, наблюдая за половым актом, моментально прилипают друг к
  
  другу, как соски, и яростно трутся обнаженными телами, находя свое
  
  плотское удовлетворение таким нехитрым способом.
  
  Саша, по рассказам его знакомых, мог трахать, к примеру, 17-летнюю
  
  девочку, а затем через два часа, уже в другом месте, 50-летнюю даму. Ему
  
  было вроде как все равно, кого трахать, лишь бы была вагина, где во время
  
  полового акта находит приют его никогда не увядающий, средних размеров и
  
  всегда готовый к работе член. И чем дольше длился такой приют, тем было
  
  лучше.
  
  Знакомился он с женщинами легко, в чем ему помогало
  
  историко-философское образование. Как человек образованный, он выливал все
  
  свое красноречие, все свои знания при знакомстве с представительницами
  
  прекрасного пола и перед ними всегда представал в таком виде, неся, порой,
  
  такую несуразицу и апеллируя такими терминами, в которых, кажется, он и
  
  сам не совсем разбирался, но которые производили на собеседниц такое
  
  впечатление, что многие, упоенные его замысловатой философией, частенько в
  
  первый же день знакомства с упоением отдавались ему как мужчине, в котором
  
  они на миг находили свой идеал, и который всегда был готов сделать то, что
  
  не всегда делают мужья, но что почти всегда жаждет всякая женщина,
  
  вкусившая хотя бы раз прелесть любовной связи. В этом деле Саша был
  
  виртуозом-профессионалом.
  
  Нужный трамвай подошел сравнительно быстро, и друзья сели, заняв два
  
  последних места в полупустом вагоне.
  
  Саша вынул из кармана брошюру "Религия и атеизм", нашел нужную
  
  страницу и углубился в чтение.
  
  Витя в предвкушении чего-то необычного не мог отвлекаться на
  
  посторонние темы. "Шведская тройка, страстная женщина, неизведанные
  
  ощущения", - вертелось у него в голове. В его воображении появилась сочная
  
  женщина лет тридцати пяти, с красивыми объемистыми грудями, статной
  
  фигурой, страстно жаждущая мужчин.
  
  - Шура, сколько лет этой Лиле? - спросил Витя, желая скорее узнать
  
  хоть что-нибудь о таинственной Лилечке.
  
  - Отстань, Витя, не мешай читать. Сбиваешь с мысли, - отмахнувшись от
  
  друга, пробурчал Саша, продолжая читать.
  
  "В конце концов и действительно, какая разница, сколько ей: тридцать
  
  пять или тридцать восемь. Пусть даже сорок. Если женщина страстная и себя
  
  держит в теле, то в принципе все равно. Да и не будет Шура трахать совсем
  
  невзрачный вариант. А по всему видно - он не раз захаживал к Лиле. Значит,
  
  был смысл. И все же интересно узнать, какая она: высокая или не очень,
  
  полноватая или худощавая", - непроизвольно думалось Вите по дороге к
  
  незнакомке.
  
  - Шура, - толкнув товарища в бок, вновь потревожил его Витя. - Скажи
  
  все-таки, сколько ей лет, как выглядит? Мне ведь интересно знать, кого мы
  
  едем трахать.
  
  - Тихо ты, мы ведь в общественном транспорте, - пристыдил Шура друга.
  
  Я же сказал, женщина страстная. Получишь массу удовольствия. Я трахал -
  
  нормально. Что тебе еще нужно? А сколько ей лет, я и сам толком не знаю.
  
  Интересоваться возрастом женщины неприлично. Отстань, не мешай читать.
  
  Упущу сюжетную нить. Возьми лучше газету, отвлекись, - И, вынув из кармана
  
  газету "Правда", положил ее на колени к Вите.
  
  Витя взял газету, но читать не стал, а про себя подумал:
  
  "Какая сюжетная нить может быть в такой пустой брошюре, как "Религия
  
  и атеизм"?! Там же одна туфта. И неужели ему интересно читать такую
  
  галиматью? Хотя он философ, может, и в самом деле интересно. А ведь
  
  нахватывается из книжек всякой чепухи и клеит женщин, как семечки щелкает.
  
  Они же, глупые, любят, когда им лапшу на уши вешают, и сразу тают. Днем на
  
  улице вешает, а ночью продолжает. Там они еще больше любят! Чтобы им
  
  всякую чепуху про любовь да про чувства плели, особенно когда трахаешь! -
  
  вновь Витя вернулся в мыслях к теме секса и сразу вспомнил Лилю. - А все
  
  же какая она из себя? Наверное, не молодая, средних лет". Вите, конечно,
  
  хотелось, чтобы Лилечка была стройной симпатичной девушкой, но он
  
  чувствовал, что это уже перебор, и был бы доволен, если бы ей было хотя бы
  
  не более сорока.
  
  - Шура, ну а на вид-то сколько ей? Хоть примерно, - снова легонько
  
  толкнул его в плечо Витя.
  
  - На вид? Да-а, поболе сорока, а так я точно не знаю. Приедем, сам
  
  увидишь. Да ты что волнуешься? Вариант проверенный, сложена ничего... И
  
  очень страстная, очень... - уткнувшись в книжку и не отвлекаясь от своих
  
  мыслей, нехотя пробормотал Саша.
  
  Такое известие не обрадовало Витю, но и не особо расстроило: "И
  
  впрямь: не свататься же едем. Коли больше сорока, значит, очень опытная, а
  
  в таком деле это огромный плюс".
  
  Снова надоедать Саше и задавать ему вопросы было бесполезно, и Витя
  
  стал терпеливо ждать, когда они приедут на нужную остановку.
  
  Трамвай катился вперед, покачиваясь из стороны в сторону, и через
  
  некоторое время завернул направо.
  
  - Выходи, - неожиданно произнес Саша, мимолетно глянув в окно, -
  
  кажется, здесь, но нужно еще немного пройти.
  
  И друзья вышли из трамвая, оказавшись почти на окраине города.
  
  Темнело, и Саша с некоторой заминкой вел друга к назначенной цели.
  
  - Тут где-то, - подойдя к однотипным девятиэтажным домам, задумчиво
  
  произнес он.
  
  - Адрес я точно не помню, а дом вроде бы тот, крайний, - гадая, куда
  
  же все-таки идти, размышлял вслух Саша. - Да, точно, туда. Вот и качели.
  
  Дом этот! - наконец убедительно показал он на одну из трех типовых
  
  коробок. - Крайняя парадная, а квартира на пятом этаже, вправо, -
  
  окончательно решив, куда идти, оживился Саша, и друзья, ускорив шаг и
  
  пройдя мимо качелей, вошли в нужную парадную, поднялись на пятый этаж и
  
  подошли к расположенной справа от лестницы двери.
  
  Саша, ни секунды не мешкая, надавил на кнопку звонка.
  
  Дверь открыла огромная пожилая женщина лет 60-ти, 65-ти, в первый же
  
  миг с нескрываемым интересом взглянув на Витю, приветливо улыбнулась
  
  молодым людям.
  
  "Наверное, Шура дом перепутал", - подумал Витя, и хотел было уже
  
  извиниться и идти обратно, как вдруг услышал голос друга:
  
  - Здравствуй, Лилечка! Все хорошеешь! А я вот с товарищем...
  
  От этих слов Вите стало как-то не по себе. "Неужели это и есть та
  
  самая хваления Лилечка, которую так красочно описал ему Шура?! Не может
  
  быть! Что-то здесь не то", - подумал про себя Витя.
  
  - Проходите, ребята, раздевайтесь, - пригласила пожилая дама.
  
  - Знакомьтесь, это мой друг Витя, а это - Лилия Васильевна, тоже
  
  философ по образованию, - представил Саша друг другу будущих партнеров по
  
  "шведской тройке". - У нас с ней общие интересы. Правда, Лилечка? И не
  
  только по философии... - недвусмысленно намекнул он.
  
  "Оказывается, он не только женщинам лапшу на уши вешает! А как,
  
  подлец, расписывал: и статная, и фигура ничего... Сразу, что ли, не мог
  
  сказать, что пенсионерка? А то: не знаю, побольше сорок а..." - с
  
  негодованием думал Витя, но приличия не позволяли ему все это сиюминутно
  
  высказать Саше.
  
  - Погода мерзкая, - начал Саша, как и полагается, разговор на
  
  отвлеченную тему.
  
  - Да, погода не балует, - поддержала разговор Лилия Васильевна. - А
  
  вы быстро добрались! - продолжила она.
  
  - Спешили, Лилечка, спешили! Тебя увидеть! - повесив куртку, произнес
  
  Саша. - Я всегда гостям рада, - не уступала ему в вежливой манере ведения
  
  разговора Лилия Васильевна. - Чего же мы стоим? Проходите на кухню. Сейчас
  
  кофейку выпьем! А хотите сухого вина? У меня тут бутылочка завалялась.
  
  "У нее все приготовлено: и сухое, и постель, наверное", - ехидно
  
  подумал Витя, машинально снимая куртку.
  
  - Не откажемся, - посмотрев на друга и мигнув ему, согласился Саша.
  
  - Пожалуйста, присаживайтесь, - и Лилия васильевна, усадив гостей,
  
  поставила на стол три пустых емких фужера и бутылку "Ркацетели".
  
  Саша взял в руки бутылку, умело надрезал пробку и, освободив горлышко
  
  бутылки от уже ненужного предмета, разлил примерно половину содержимого в
  
  фужеры.
  
  - За встречу, друзья! - сказал он и сделал из фужера несколько
  
  глотков. Остальные последовали примеру и тоже выпили за встречу,
  
  попробовав этот прохладный, слегка пьянящий напиток.
  
  Саша, выполняя роль тамады, завел разговор о том, что как хорошо
  
  уметь говорить по-французски или по-английски, словом, мол, неплохо знать
  
  иностранные языки и что, например, мы такие вот невзрачные, а валютные
  
  проститутки знают сразу несколько языков. На это Лиля заметила, что без
  
  таких знаний им вообще делать нечего, и что они знают не только языки, но
  
  и еще кое-что, что нравится мужчинам.
  
  - Об этом знают не только проститутки, но и многие порядочные
  
  женщины, - вставил Саша, и разговор сам собой перешел к теме секса.
  
  В этот момент Лиля зачем-то вышла, возможно, затем, чтобы
  
  окончательно подготовить место для предстоящего общения, оставив Сашу с
  
  Витей наедине.
  
  - Шура, неужели это можно трахать?! - с ужасом спросил Витя. - Ты как
  
  хочешь, а я пас, - твердо сказал он, подняв вверх обе ладони.
  
  - Витя, ты не знаешь, какая это страстная женщина! Такое вытворяет,
  
  что диву даешься, - вдохновлял друга Саша.
  
  - Да пусть хоть тысячу раз страстная... Но почему ты сразу не сказал,
  
  что она - старуха? - недоумевал Витя.
  
  - Я же тебе говорил, что больше сорока, больше сорока и есть. А про
  
  старуху ты зря. Она держится в форме. Скоро в этом сам убедишься, -
  
  выкрутился Саша.
  
  - Не хочу я ни в чем убеждаться, - возразил Витя, и сгоряча налил
  
  себе из бутылки еще.
  
  - Перестань ломаться. Она уже ко всему приготовилась. Некрасиво
  
  будет, если ты откажешься, - убеждал Саша.
  
  В этот момент Лилия Васильевна вошла на кухню и присоединилась к
  
  молодым людям.
  
  Саша разлил остатки содержимого, опорожнив бутылку. Тост он предложил
  
  за женщин, на что Лилия Васильевна возразила, заметив, что она будет пить
  
  за молодых мужчин. На том и порешили, и каждый выпил за то, за что хотел.
  
  Слегка опьянев, Саша продолжил прерванный разговор о сексе, сообщив,
  
  что за границей широко практикуется такое развлечение, как групповой секс.
  
  Он стал объяснять, что такой секс вносит необходимое разнообразие в
  
  половую жизнь, хорошо снимает нервное напряжение и что вообще это очень
  
  нужная вещь, которая у нас почему-то не так широко практикуется.
  
  Закончив монолог и подведя платформу к предстоящему действию, он
  
  слегка почесал подбородок, всем своим видом показывая Лиле, что, мол, пора
  
  от слов переходить к делу и продолжать общение иным способом.
  
  Лиля Васильевна, прочитав мысли Саши, предложила пойти в другую
  
  комнату и посмотреть телевизор.
  
  Ее квартира состояла из двух смежных комнат. Первая комната, где
  
  стоял телевизор, была гостиной, вторая, видимо, спальней.
  
  Хозяйка и гости встали из-за стола и вошли в гостиную.
  
  Витя сел на диван напротив включенного телевизора, а Лиля прошла
  
  дальше, во вторую комнату, вместе с Сашей, который нахально обхватил ее
  
  сзади и стал лобзать в толстую неповоротливую шею. Через несколько
  
  мгновений Лиля, с повисшим на ней Сашей, скрылись в темноте спальни.
  
  Витя так и остался сидеть в гостиной и, уткнувшись в телевизор, не
  
  желал присоединяться к этим "философам-единомышленникам".
  
  "Пусть потешаются", - подумал Витя, как вдруг вбежал голый Саша, с
  
  упруго покачивающимся в разные стороны, словно шланг, набухшим
  
  возбужденным членом, в темпе бросил свою одежду на диван рядом с Витькой
  
  и, удивленно посмотрев на него, произнес:
  
  - Ты чего сидишь? Раздевайся, иди к нам, - и в тот же миг живо
  
  скрылся в соседней комнате, откуда Витя вскоре услышал какое-то шуршание,
  
  возню, легкие вздохи, а затем и слабые стоны.
  
  Выждав несколько минут, Витя медленно, как-то нехотя, вошел в
  
  соседнюю комнату, где перед его взором предстала такая картина: Лилия
  
  Васильевна, находясь в коленно-локтевом положении, сладострастно стонала и
  
  умело, как гулящая кошка, подставляла свою ненасытную вагину под разящие
  
  удары твердого члена Шуры, который, как паровоз, пыхтел в такт своим
  
  толчкам и старался как можно глубже и сильнее пронзить своим членом Лилю,
  
  словно копьем.
  
  Такая картина Витьку почему-то ни капли не возбудила, а лишь
  
  внутренне рассмешила: забавно было наблюдать, как молодой человек в самом
  
  расцвете сил трахает монолитную даму, да еще, судя по всему, получает от
  
  этого неописуемый восторг и наслаждение. Да и где еще увидишь подобное?!
  
  Тем временем Саша завершил половой акт, выплеснув свою накопившуюся
  
  за неделю теплую живительную сперму в воспламененную страстью бездонную
  
  вагину Лили, сделав в конце несколько глубоких выдохов. Постояв в таком
  
  положении еще несколько секунд, он расстыковался с Лилечкой, вынув свой
  
  разгоряченный "поршень" из рабочей зоны, и сел на кровать, безмятежно
  
  расслабившись.
  
  Лилия Васильевна также немного обмякла, но все еще не на шутку пылая
  
  страстью, легла на спину, с нетерпением ожидая продолжения сексуального
  
  сеанса.
  
  - Витя, идите к нам, - слегка придушенным голосом позвала она.
  
  - А, Витек! - увидев друга, подхватил Саша. - Ты еще не разделся?
  
  Быстренько раздевайся и иди сюда, не тяни резину.
  
  Получив такое приглашение, Вите ничего не оставалось делать, как
  
  подчиниться воле большинства. Он вышел в гостиную, не спеша снял рубашку,
  
  затем носик и брюки и, оставшись в одних трусах, поколебавшись несколько
  
  секунд, бросил и их на диван рядом со своей одеждой.
  
  - Витя, где же ты? - с нетерпением звала Лилечка. - Что вы так
  
  медлите?
  
  - Идите скорее сюда! Ложитесь, здесь места много, - не унималась она.
  
  Места и впрямь было достаточно: обширная кровать и предназначалась,
  
  видимо, для такого рода коллективных развлечений.
  
  Витя подошел к кровати, на которой сидел Саша и лежала необъятная
  
  дама с неимоверными, грузными и свисающими в разные стороны "арбузами",
  
  вся распаленная страстью, готовая невесть что сотворить с новой жертвой
  
  своей сексуальной похоти.
  
  - Ложись на спину, Витя, - деловито произнес Саша, и Витя, следуя
  
  указу друга, лег на спину рядом с Лилечкой. Ему стало как-то не по себе
  
  при мысли о том, что сейчас ему придется вступить в половой акт с этой
  
  пожилой громадиной, которая, по-видимоу, сутками может трахаться хоть с
  
  батальоном мужчин.
  
  - Лиля, поза! - скомандовал Саша, взяв на себя роль режиссера
  
  сексуального спектакля.
  
  При этой команде Лилечка отработанным движением перекинула свою
  
  правую ногу через Витю, встав над ним на колени, раздвинув в стороны свои
  
  пухлые ляжки, и склонилась к его члену в предвкушении чего-то очень-очень
  
  приятного. Обрюзгшие, но мощные груди повисли над Витиными коленками,
  
  слегка касаясь их старческими сосками.
  
  Осторожно взяв в руку вялый член молодого человека, активно завиляла
  
  задом, показывая всем своим видом, что готова принять своей утробой его
  
  шалуна. Шура, мгновенно отреагировав, стал предпринимать какие-то действия
  
  с задней частью тела Лилии, о чем Вите можно было только догадываться, так
  
  как из-за ее обширной фигуры он не мог видеть, что же там все-таки делает
  
  Шура.
  
  А Шура беспрепятственно вставил в задний проход Лилии своего работягу
  
  и, раскачиваясь взад и вперед, постепенно ускоряя темп, стал совершать
  
  обычные в таких случаях толчки, которых он сделал за свою жизнь, наверное,
  
  не менее миллиона.
  
  Лилечка стала активнее массировать Витин член рукой, от чего он стал
  
  нежно набухать. Вид набухающего члена еще больше завел Лилю, и она со
  
  страстной яростью уже губами и языком стала возбуждать молодецкий
  
  отросток, который от такой приятной экзекуции постепенно пришел в
  
  возбужденное состояние, чего так усердно и добивалась Лилия. Теперь его
  
  можно было ощущать более полно. Это была не вялая сосиска. Это был твердый
  
  фаллос, готовый в любую секунду мощно выстрелить спермой в рот Лиле.
  
  Тем временем Саша все активнее и активнее совершал толчки, терзая
  
  своим твердым членом разработанный задний проход Лили, которая стала более
  
  явственно покачиваться вперед-назад, что позволяло ей в такт Шуриных
  
  движений заглатывать Витин член глубоко внутрь себя, так, что он доходил
  
  аж до гортани, затем освобождала его, производя языком грамотные
  
  щекочуще-возбуждающие движения головки члена, и вновь окунала весь член
  
  глубоко в себя. Казалось, она готова была проглотить его, но сделать это
  
  было возможно, лишь откусив член от Витиного тела.
  
  "А если откусит? - мелькнуло в голове Вити. - И в самом деле: что
  
  стоит этой могучей пожилой громадине со вставленными сверкающими зубами
  
  свести челюсти, и... Наверняка она от этого кайф словит! Ведь сколько
  
  маньяков-мужчин убивают женщин во время полового акта. Почему жене может
  
  случиться так, что женщина, желая получить извращенные сладострастные
  
  ощущения, не пожелает откусить член во время минета? А может, она ждет
  
  момент, когда сперма хлынет в ее ненасытную пасть? "
  
  При этих мыслях легкая незаметная дрожь пробежала по телу Вити, и его
  
  член, возбужденный многоопытной дамой, сдал на глазах ее вянуть и
  
  сдуваться.
  
  "Черт возьми, неудобно как-то: старушка вроде старается, а тут черные
  
  мысли в голову лезут. Нужно собраться и облить ее спермой с ног до головы.
  
  Пусть тогда кайфует. Иначе не выберешься отсюда", - подумал Витя, слегка
  
  сконфузившись от такого непредвиденного поворота событий.
  
  А Шура тем временем, не на шутку возбужденный, пыхтя и кряхтя,
  
  продолжал все сильнее и сильнее раскачивать Лилю и, в конце концов,
  
  передернувшись несколько раз в порыве экстаза, кончил в ее разработанный
  
  анус, вынул оттуда член и тотчас же убежал помыться после такого
  
  изнурительного сеанса полового безобразия, оставив Витю с ней наедине.
  
  Витя лежал неподвижный и безразличный, с одним лишь желанием:
  
  поскорей бы закончить сексуальную процедуру и покинуть этот гадкий дом.
  
  Лилия Васильевна продолжала возбуждать уже размякший, гнувшийся в
  
  разные стороны член Вити. Постепенно ей неимоверными усилиями вновь
  
  удалось привести его в вертикальное положение, и она опять стала страстно
  
  сосать его, временами причмокивая от удовольствия и с упоением предаваясь
  
  своим сексуальным ощущениям.
  
  Оставив свой член на произвол судьбы во власти маниакальной дамы,
  
  Витя смиренно лежал и старался не допускать черных мыслей, от которых с
  
  таким трудом вновь возбужденный член мог снова увянуть, и мучительный для
  
  Вити секс снова мог затянуться на неопределенное время.
  
  Вскоре он почувствовал жгучее приближение оргазма, а через некоторое
  
  время сперма мощным потоком хлынула в рот Лили. В этот момент она, чтобы
  
  еще сильнее насладиться видом струящегося фонтана, а отчасти, наверное,
  
  чтобы не захлебнуться, вынула член изо рта и стала поливать живительной
  
  жидкостью свои губы, щеки, нос и даже глаза, пока не иссякли ее запасы в
  
  Витином организме.
  
  "Ну, наконец-то", - подумал Витя, слегка приободрившись. - "Теперь
  
  нужно культурно выбраться из-под этой монументальной дамы. Но как это
  
  сделать? Ладно, не буду дергаться. Все само собой разрешится." Ему было
  
  радостно осознавать, что опасения насчет откусывания члена были
  
  напрасными, и что близился финиш этой ужасной оргии.
  
  Лиля продолжала облизывать головку члена, аккуратно собирая языком
  
  оставшуюся сперму. Затем она оставила в покое член, который постепенно
  
  обмяк, и стала облизываться, собирая сперму со своих губ, как кошка,
  
  которая облизывает сметану, попавшую ей на усы.
  
  Освободив Витю от сексуального захвата, Лилия Васильевна грузно
  
  привалилась в сторону, все продолжая облизываться и размазывая руками
  
  попавшую на ее лицо сперму - блаженствуя от такой, может быть, и не
  
  частой, но привычной процедуры.
  
  "Можно вставать", - подумал Витя, и тотчас воспользовался
  
  предоставившейся возможностью. Он медленно, но решительно встал и пошел в
  
  ванную, где под струей теплой воды мог навсегда смыть этот неприятный
  
  старческий запах, который впитался в него во время совершения
  
  неблаговидных действий.
  
  По пути он захватил свою одежду, чтобы тщательно вымыться и одеться.
  
  Чтобы не было ни малейшего повода вновь возвратиться к этим ужасным
  
  сексуальным играм.
  
  Но, похоже, никто не собирался продолжать их. Саша, одетый, при
  
  галстуке, уже сидел на кухне за чашечкой кофе и с важным видом покусывал
  
  сигарету.
  
  - Ну как, порядок? - увидев друга, оживленно спросил он, на что Витя
  
  ничего не ответил и зашел в ванную комнату.
  
  Встав под душ и ощутив под теплой струей воды легкий массаж
  
  изнуренного тела, он вдруг подумал, что такое блаженство, наверное,
  
  испытала бы Лиля, если бы нее таким вот потоком лилась сперма из сотен или
  
  даже тысяч мужских насосов. "А что, если собрать бесчисленное множество
  
  мужчин, сексуально возбудить их до определенной степени, окружить ими со
  
  всех сторон Лилю и по команде "пли" выплеснуть на нее лавиной декалитры
  
  спермы?"
  
  "Или лучше провести такую экзекуцию, - фантазировал Витя, тщательно
  
  натираясь куском импортного мыла, - как в былые времена солдат проводили
  
  сквозь строй, полосуя по спине шомполами, так и Лилечку провести сквозь
  
  нескончаемый строй онанирующих мужчин, каждый из которых в нужный момент,
  
  во время провода мимо него этой гиперсексуальной старухи, должен был слить
  
  сгустки своей спермы на ее необъятное тело. Пусть тогда облизывается! Да,
  
  наверное, такая пытка ей никогда бы не надоела", - думал Витя, слегка
  
  улыбнувшись, и закончил водную процедуру.
  
  Вскоре он оделся, вышел из ванной комнаты и присоединился к Саше пить
  
  кофе, который был в избытке у Лили, наверное, на случай приема гостей.
  
  Через некоторое время на кухню пришла и Лилечка, предварительно также
  
  посетив ванну.
  
  Саша завел разговор на какие-то абстрактные темы, суть которых Вите
  
  была не совсем ясна. Да он особо и не старался вникнуть, что там плетет
  
  Шура, так как он очень устал, и его одолевало такое желание: поскорее
  
  добраться домой и лечь спать, чтобы утром, проснувшись, навсегда забыть о
  
  том кошмаре, который ему сегодня пришло пережить.
  
  Культурно извинившись, что пора идти, Саша встал из-за стола и
  
  поблагодарил Лилю за гостеприимство. Та пригласила их как-нибудь еще зайти
  
  к ней на чашку кофе.
  
  Так, любезно распрощавшись, Саша и Витя покинули Лилю и вышли на
  
  улицу.
  
  Было уже темно.
  
  - Тебе что, не понравилось? - недоуменно спросил Саша, заметив кислый
  
  вид Вити.
  
  - По-моему, замечательно... А какая она страстная! Как в рот берет! -
  
  восхищаясь Лилей, предавался сладким воспоминаниям Саша и слегка
  
  похлопывал рукой Витю по плечу.
  
  Мимо прошла миловидная девушка.
  
  - Эх, сейчас бы хату! - проводил ее взглядом, мечтательно, с
  
  сожалением произнес Саша. - Видишь, Витя, нет хаты, как приходится
  
  временами... - И, как бы оправдываясь, показал он на дом, откуда они
  
  только что вышли.
  
  - Была бы хата, мы бы с тобой... - повторил он свою мысль.
  
  - Нет, с меня достаточно, - сказал Витя. - Теперь домой, скорее
  
  домой, - и ускорил шаги.
  
  Ему очень хотелось спать.
  
  В О С П О М И Н А Н И Я М О Л О Д О Й Ж Е Н Щ И Н Ы
  
  -------------------------------------------------------
  
  Я родилась 1 января 1940 года. Мать умерла, едва выпустив меня на
  
  свет. Кто меня выкормил - я не знаю. До 10 лет я своего отца и не видела.
  
  Он служил агентом в компании "Гиппера" и мотался по всему свету, редко
  
  появлялся дома, да и то чаще по ночам, когда я уже спала.
  
  Однажды я, проснулась утром, увидела возле своей кровати бородатого
  
  мужчину. Он похлопал меня ладошкой по щеке и ушел. С тех пор он всегда был
  
  дома. Мы переехали жить в другую квартиру. Отец нанял новую няню, а фрау
  
  Олхель, воспитавшую меня, куда-то отправил.
  
  Новая няня была молодая, красивая и веселая. Выходя к завтраку, отец
  
  хлопал ее по пышному заду и тискал груди. Няня смеялась. После завтрака
  
  отец уходил на службу. Няня, ее звали Катрин, убирала в комнатах, а я
  
  уходила гулять на улицу. Я выросла в одиночестве и не умела дружить с
  
  ребятами, подруг у меня не было.
  
  Катрин любила купаться в ванне и каждый раз тащила меня с собой. Мы
  
  раздевались, ложились в теплую воду и подолгу лежали молча и неподвижно,
  
  как трупы. Иногда Катрин принималалась меня мыть и, натирая губкой мой
  
  живот, будто невзначай терла рукой между ног. Сначала я не обращала на это
  
  внммание, но постепенно привыкла и находила в этом большое удовольствие. Я
  
  стала сама просить Катрин потереть мне письку и при этом широко раздвигала
  
  ноги, чтобы ее рука могла свободно двигаться. Скоро мы привыкли друг к
  
  другу. Катрин перестала стесняться меня. При очередном купании она научила
  
  меня тереть клитор пальцем и я охотно выполняла эту приятную обеим
  
  обязанность. Катрин кончала бурно и по несколько раз подряд, на меня ее
  
  оргазм действовал возбуждающе. Вид ее тела доставлял мне большее
  
  удовольствие, чем натирание моей письки.
  
  Катрин спала в комнате отца. Иногда по ночам я неожиданно просыпалась
  
  и слушала стоны и крики, доносившиеся из отцовской спальни. Эти звуки
  
  будили во мне какое-то смутное похотливое чувство. Я подолгу лежала с
  
  открытыми глазами и пыталась представить себе, что там происходит.
  
  Однажды после такой бессонной ночи, я, дождавшись, когда отец уйдет
  
  на работу, спросила у Катрин:
  
  - Почему вы всю ночь кричали? ... И ты и отец.
  
  Катрин на мгновение смутилась, но сразу же приняла спокойное
  
  решительное выражение. она взяла меня за плечи и подвела к дивану.
  
  - Садись, я тебе все расскажу. - Я приготовилась слушать, но Катрин
  
  вдруг замолчала и о чем-то задумалась.
  
  - Подожди, - сказала она и вышла в другую комнату.
  
  Возвратилась она с каким-то свертком. усевшись рядом со мной, она
  
  положила сверток на колени и спросила:
  
  - Ты знаешь, почему одни люди называются мужчинами, а другие -
  
  женщины?
  
  - Нет.
  
  - И ты никогда не видела голых мужчин?
  
  - Вот смотри, - сказала Катрин, разворачивая сверток. В нем были
  
  фотографии. Одну из них она показала мне. На фотографии были изображены
  
  мужчина и женщина. Они совершенно голые стояли прижавшись друг к другу.
  
  Одной рукой мужчина обхватил женщину за шею, а другую просунул ей между
  
  ног. Женщина своей правой рукой держала какую-то длинную палку, торчащую
  
  под животом мужчины.
  
  - Женщина, - сказала Катрин, - имеет грудь и щель между ног, а
  
  мужчина вот эту толстую штуку. Эта штука... - Катрин вынула новую
  
  фотографию, на которой были изображены мужчина и женщина тоже голые.
  
  Мужчина лежал на женщине. Она подняла ноги вверх и положила их на плечи
  
  мужчины. Штука мужчины торчала из щели женщины.
  
  - Видишь, мужчина вставил свою штуку в женщину и ее там двигает.
  
  Женщине это приятно и мужчине тоже.
  
  - А мне можно вставить такую штуку, - сказала я дрожащим от
  
  возбуждения голосом.
  
  - Тебе еще рано об этом думать. Таким маленьким, как ты, можно только
  
  тереть письку пальцем.
  
  - Ты так кричишь от того, что папа вставляет в тебя эту штуку, да?
  
  - У твоего папы эта штука очень большая и толстая. Не только я кричу,
  
  но и он кричит.
  
  - Можно я посмотрю эти фотографии?
  
  - Посмотри, только без меня ты ничего не поймешь, а мне надо квартиру
  
  убирать.
  
  - Пойму!
  
  Я долго рассматривала эти удивительные фотографии, запершись в своей
  
  комнате. Я чувствовала у себя между ног приятный зуд и положила свою руку
  
  туда. Я сама не заметила, как стала тереть письку пальцем и только когда
  
  мое сердце затрепетало от острой, еще неизвестной сладости, я с испугом
  
  отдернула руку, влажную и горячую от обильной слизи.
  
  Через несколько дней я упросила Катрин оставить дверь спальни
  
  незакрытой и, дождавшись, когда из комнаты отца донесся первый шопот и
  
  скрип кровати, потихоньку подошла к двери его спальни. Осторожно
  
  приоткрыла дверь, я взглянула в комнату: отец совершенно голый лежал на
  
  спине, а Катрин устроилась в его ногах, сосала отцовскую штуку, которая
  
  едва умещалась у нее в губах. При этом отец издавал приятные стоны
  
  изакатывал глаза. Катрин, продолжая сосать штуку отца, взглянула в мою
  
  стотрону. Потом поднялась и, расставив ноги села верхом на отца. Она,
  
  очевидно, это сделала так, чтобы мне было, как можно лучше видно, и
  
  поэтому, вставляя штуку в себя, повернулась грудью ко мне, медленно вошла
  
  в нее до самого конца. Потом оба сразу задергались, закричали, стали
  
  хрипеть и стонать, а потом Катрин рухнула всем телом на отца и заснула.
  
  Спустя 10 минут, Катрин снова принялась сосать Штуку отца, я впервые
  
  увидела, как она из маленькой, сморщенной, в губах Катрин, становилась
  
  ровной, гладкой, большой. Мне тоже захотелось пососать эту чудесную штуку,
  
  но я боялась войти в их комнату. В эту ночь Катрин, специально для меня,
  
  показала, как может мужская штука проникать в женщину из разных положений.
  
  С тех пор я часто наблюдала за сладкой парой отца и Катрин, и все
  
  чаще и чаще терла свою щель, наслаждаясь вместе с ними.
  
  Мне исполнилось 11 лет, когда Катрин заболела. Ее увезли в больницу и
  
  она к нам не вернулась. Отец несколько дней ходил мрачный и молчаливый, а
  
  однажды пришел домой пьяный. Не разуваясь, он свалился на кровать и
  
  заснул. Я с большим трудом, неумело и суетливо сняла с него пиджак.
  
  Рубашка тоже была грязная. я сняла и ее. Потом сняла с него брюки и хотела
  
  уже уйти, как обратила внимание, что белье тоже грязное и давно не
  
  стирано. Его нужно было снять, но от мысли, что он останется голый, у меня
  
  дрогнуло сердце и сладко защемило между ног. Я положила костюм на стул и
  
  подошла к кровати. Осторожно, чтобы не разбудить его, я расстегнула его
  
  нижнюю рубашку, чуть приподняв его, стянула ее к подмышкам. Запрокинув его
  
  руки вверх, стянула рубашку с туловища. Потом я тоже осторожно стянула с
  
  него трусы. Я долго стояла возле него, взирая на его большую голую "штуку"
  
  на его широкую волосатую грудь, на толстые руки и впалый живот, На ноги и
  
  вновь на его большой, безвольно поникший член. Меня мучило огромное
  
  желание потрогать этот член рукой, но я сдержалась. Захватив одежду отца,
  
  вышла на кухню. Все время пока я чистила платье, я думала о члене,
  
  представляла его в своих губах, мысленно гладила его руками. Идя из кухни
  
  к себе, я снова подошла к спящему отцу и, набравшись смелости притронулась
  
  рукой к члену. Член был холодный и приятно мягкий. Отец закричал во сне. Я
  
  испугалась и убежала к себе. Прикосновение к члену произвело на меня
  
  огромное впечатление. Я еще долго чувствовала его нежную упругую мягкость.
  
  И, возбужденная происшедшим, я долго не могла уснуть и пролежала в
  
  мечтательной полудремоте минут сорок, затем снова встала с постели.
  
  Раздетая, в одной нижней рубашке, я вошла в комнату отца. Он все еще также
  
  голый лежал поверх одеяла, и, очевидно, ему было холодно. Накрыв его
  
  простыней, я села рядом с кроватью на стул и так просидела до утра, слушая
  
  его тяжолое дыхание.
  
  Как нарочно, целую неделю отец приходил домой трезвый. Допоздна читал
  
  лежа в постели и я, дождавшись когда он уснет гасила у него свет. Убирая,
  
  как-то комнаты, я нашла пакет с фотографиями, которые еще показывала
  
  Катрин. На этот раз я взглянула на них более осмысленно и мое воображение
  
  по картинкам создало красочные моменты жарких совокуплений. Я не
  
  удержалась, за 10 дней после смерти Катрин, доставила себе обильное
  
  удовольствие, растирая пальцами клитор.
  
  В эту ночь у меня в первый раз пришли регулы. Если бы Катрин не
  
  рассказала мне об этом, что это такое, я бы очень испугалась. Все было так
  
  неожиданно, что я не знела, чем заткнуть это кровоточащее жерло. Ваты дома
  
  не оказалось. Через три дня регулы прошли. А через неделю я надела уже
  
  бюстгальтер. Груди были еще небольшие и торчали двумя острыми пирамидками.
  
  Поглаживая соски грудей, я не испытывала удовольствия. И теперь в моменты
  
  сладострастия я работала обеими руками. Я росла в атмосфере молчаливого
  
  своеволия. Отец со мной никогда не разговаривал, ни о чем не спрашивал, не
  
  ругал и не хвалил. Однажды я гладила его рубашку и провела по ней
  
  перегретым утюгом. Рубаха сгорела. Я испугалась, ждала ругани, но отец
  
  даже не обратил внимания. Он достал другую, одел и ушел. Постепенно я
  
  привыкла делать все, что заблагорассудится, и сама безразлично относилась
  
  к тому, что происходит вокруг.
  
  Был случай, я собиралась в кино и гладила свое лучшее платье.
  
  Отправившись умываться, я повесила его на спинку стула у стола. Отец
  
  ужинал. Вернувшись, я увидела, что по столу разлито черничное варенье,
  
  банка валялась на полу, отец моим платьем вытирает пятна с костюма и брюк.
  
  Не скажу что мне тогда было совершенно безразлично такое отношение отца к
  
  моим вещам, но вообще эту трагедию я перенесла спокойно. Я принесла в тазу
  
  воды, бросила туда мое, безнадежно загубленное платье, и молча вымыла пол
  
  этим платьем. В кино в этот вечер я пошла в другом платье. Мальчишки за
  
  мной ухаживали, я им нравилась, но моя молчаливость их отпугивала. Побыв
  
  со мной один-два вечера, они оставляли меня, но мне, в сущности, это было
  
  безразлично.
  
  Однажды, я поздно вечером ехала домой в трамвае. Кондуктор дремал, ко
  
  мне на площадку вошел парень. Он, видно, был пьян и плохо соображал, что
  
  делал. Обняв меня за плечи сзади, он повернул меня лицом к окну и прикрыл
  
  от посторонних своей широкой спиной. Его руки проникли под ворот платья и
  
  скользнули под бюсгальтер, стали мять грудь. Я попыталась освободиться от
  
  его обьятий, но он держал меня крепко. Так мы простояли 10 минут молча и
  
  неподвижно. Когда трамвай подошел к моему дому, я шепнула парню: "Мне
  
  сейчас выходить, пусти!". Он нехотя разжал свои руки, а я даже не
  
  взглянула на него, вышла, с безразличием к окружающим. Я стала безразлично
  
  относиться сама к себе. Меня ничего не трогало, ничего не интересовало,
  
  мне было очень скучно. Иногда меня мучила тревога, даже страх. В такие
  
  минуты я оставалась дома и жизнь мне казалась бездонной, одинокой, а я в
  
  ней крохотной песчинкой, несущейся в пропасть одинокой и слабой, и
  
  беззащитной. Жизнь была так однообразна и скучна, что не только день на
  
  день были похожи, как две капли воды, но и годы мало чем отличались друг
  
  от друга. Однажды, мне исполнилось 13 лет, отец пришел домой раньше чем
  
  обычно. Вместе с ним в комнату прошли три дюжих парня. Ни слова не говоря,
  
  они стали носить вещи. Я едва успевала укладывать мелочи, разбросанные по
  
  всем комнатам. Через два часа вещи были уложены и их куда-то увезли. Отец
  
  надел мне платье и, молча взяв за руку, вышел из опустевшего дома. У
  
  подьезда стоял новый "оппель-рекорд" черного цвета. Отец взглядом приказал
  
  мне сесть в машину, а сам сел за руль. Мы ехали через весь город. Машина
  
  остановилась у огромного дома в шикарном районе кавлбуры. Из подьезда
  
  выскочил швейцар и услужливо открыл дверцу машины. Наша новая квартира
  
  состояла из 10 комнат. Три отец отвел мне. В дальней комнате поселилась
  
  экономка. Она готовила обеды и подавала на стол. На ней лажала еще уборка
  
  квартиры. Экономку звали фрау Нильсон, ей было лет 40-45. Она была
  
  подобрана отцом в соответствии с духом нашей семьи. Это была
  
  величественная женщина с пышными каштановыми волосами, с огромным бюстом.
  
  У нее были длинные ноги. По характеру она была замкнута и молчалива.
  
  Она не вмешивалась в мои дела и принимала все как должное.
  
  Месяца через три наш дом окончательно оперился. Появились книги в
  
  библиотеке, ковры в коридоре и гостинной, дорогие картины на стенах и
  
  нейлоновые гардины на окнах.
  
  Первые дни я никуда не выходила. Я не знала, где у отца лежат деньги.
  
  Однажды я залезла к нему в секретер, я нашла чековую книжку на мое имя. На
  
  моем счету было 10 тысяч крон. Я взяла книжку с собой и получила в банке
  
  100 крон.
  
  До 12 ночи я гуляла по улицам, посмотрела две картины, наелась
  
  мороженого. Домой я приехала на такси. У отца были гости, в гостинной
  
  пили, шумно разговаривали и смеялись. Я прошла к себе, разделась и легла
  
  спать. Часа в три я проснулась от истошного крика, потом что-то тяжелое
  
  громыхнулось, я надела халат и вышла в коридор. Из дверей гостиной
  
  пробивался слабый свет. Стеклянные двери были не полностью задрапированы и
  
  можно было видеть, что делается в комнате.
  
  Отец был без штанов и его огромный член торчал как палка.
  
  - Милый, голубчик, - шептала женщина срывающимся голосом, - пожалей.
  
  Я не могу. . . он такой большой. . . разорвешь меня.
  
  Отец угрюмо молчал, глядя на женщину злыми, пьяными глазами.
  
  - Ой, помогите!!! - Жалобно воскликнула женщина и стала отползать от
  
  отца, смешно перебирая ногами. Отец не обратил на причитания женщины
  
  никакого внимания. Он молча схватил ее за ноги и притянул к себе. Отбросив
  
  ее руки, он с силой развел ляжки и стал с силой вталкивать свой член в
  
  женщину, опустившись на колени.
  
  Она истошно визжала и стала царапать лицо отца. По лицу текла кровь.
  
  Я не выдержала и вошла в комнату. Ни слова не говоря я подняла за
  
  подбородок лицо отца кверху, вытерла кровь своим платком и легонько
  
  оттолкнула от хрипящей женщины. Потом схватила за ворот женщину,
  
  приподняла над полом и наотмашь хлестнула ее по щекам.
  
  - Убирайся!
  
  Мое появление, очевидно, ошеломило женщину, а пощечина лишила дара
  
  речи. Она лихорадочно оделась и, ни слова не говоря, выбежала из квартиры.
  
  Я вернулась к отцу. Он сидел униженный и подавленный, стараясь не смотреть
  
  мне в глаза. Я смазала царапины на лице йодом и прижала его к себе, с
  
  трудом сдерживая себя, чтобы не посмотреть на его могучий член, который
  
  еще торчал вверх, как обелиск. Я была так возбуждена, что боялась наделать
  
  глупостей. Поэтому, закончив свое дело, я пожелала спокойной ночи и
  
  торопливо ушла в свою комнату.
  
  Лежа в постели я с ужасом подумала о том, что глядя на женщину,
  
  лежащую на полу перед отцом, хотела быть на ее месте. Какое кощунство!
  
  какие ужасные мысли. Но как я не пыталась отогнать эти мысли, они все
  
  больше и больше одолевали меня. Я вспомнила, что когда хлестнула женщину
  
  по щекам, а потом выпроваживая ее из гостинной, мой халат распахнулся и
  
  отец мог видеть меня голую. Очень жалко, что он не видел меня. Нужно было
  
  распахнуть халат и обратить на себя внимание. Мне уже 15 лет, у меня
  
  красивая грудь, стройные ноги, подтянутый живот. На будущий год я смогу
  
  учавствовать в конкурсе красоты.
  
  - О чем я думаю. Какой позор. Это же отец. Мое существо ленивое и
  
  флегматичное не привыкло к таким переживаниям. Я скоро устала и заснула.
  
  Утром, вспомнив порочные мысли, я уже не ужаснулась им, они прижились и
  
  стали обычными и даже скучными. Ведь это только мысли.
  
  Отец ушел на работу раньше обычного и я завтракала одна. Фрау Нильсон
  
  ни одним жестом не выразила своего отношения к ночному происшествию, хотя
  
  я точно знаю, что она все слышала.
  
  До обеда я пролежала в гостинной на диване ничего не делая и ни о чем
  
  не думая. От скуки разболелась голова. Перед обедом я решила прогуляться.
  
  Возле нашего дома был бар с автоматом-проигрывателем. Там можно было
  
  потанцевать. В баре было пусто, только несколько юнцов, лет 17-18 и две
  
  высокие худые девушки в брюках, стояли кучкой у окна, изредка
  
  перебрасываясь словами. Денег для автомата у них не было. И они ждали,
  
  когда придет кто-нибудь из посетителей. Я попросила бутылку пива, бросила
  
  крону в автомат и села у стойки наблюдать за танцами.
  
  Как только заиграла музыка, они схватили девчонок и стали танцевать.
  
  Это было сделано с такой поспешностью, что можно было подумать, пропусти
  
  они такт их хватит удар. Я допила бутылку пива и сидела у стойки просто
  
  так.
  
  Один из юнцов дернул меня за руку, молча вытащил на середину зала и
  
  мы стали танцевать. Когда пластинка кончилась, я снова опустила крону.
  
  Теперь меня взял другой парень. Потом третий. Так я протанцевала со всеми
  
  парнями. Когда я стала уходить, один парень пошел за мной, вся компания
  
  двинулась за нами.
  
  - Где ты живешь? - спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
  
  - Вот в этом доме...
  
  - Мы пойдем к тебе, заявил он таким тоном, будто все зависело от
  
  него. Я промолчала. Когда мы поднимались по лестнице, откуда-то донеслись
  
  звуки музыки. Одна девица с парнем стали танцевать... Но мы уже пришли. В
  
  моей комнате они чувствовали себя как дома, а со мной обращались как со
  
  старой знакомой. Их наглость мне импонировала. Я все воспринимала как
  
  должное. Один из юношей куда-то ушел и вернулся с бутылкой виски. Другой
  
  включил магнитофон. Мебель торопливо раздвинули по углам и начали
  
  танцевать. Юношу, который первым пошел за мной, звали надсмотрщик. Ему все
  
  подчинялись безмолвно. У него было продолговатое холеное лицо и голубые
  
  глаза. Второго молодца в черном свитере звали верзила. Он все время щурил
  
  глаза и скалил зубы. Голос у него был тихий и хриплый, в нем все время
  
  чувствовалась какая-то угроза. У девочек тоже были прозвища. Самую старую
  
  звали художница. Она была красива, хорошо сложена, но очень высокая. Она
  
  была в брюках и блузке. Красивую кривоножку звали разбойница. Она много
  
  пила и вела себя очень развязно. Все мальчики ее целовали и она, целуясь,
  
  дергалась всем телом, прижимаясь к партнеру. Ей так насосали губы, что они
  
  распухли и стали ярко красными. Одна все время сидела на одном месте. Эта
  
  третья девочка совсем мало пила, танцевала нехотя, лениво, стараясь как
  
  можно скорее куда-нибудь пристроиться сесть. Ее, в общем-то простенькое
  
  личико украшали пышные черные волосы и красивые алые губы. На правой руке,
  
  выше локтя, была вытатуирована красная роза с длинными синими шипами на
  
  стеблях. Она была одета в простенькое серое платье, из-под которого
  
  торчали сборки нижней юбки. У нее были красивые ноги и высокая грудь. Эту
  
  девушку звали смертное ложе. Мне тоже вскоре придумали название - Щенок.
  
  В 6 часов вечера надсмотрщик выключил магнитофон и пошел к выходу.
  
  Все потянулись за ним, только смертное ложе осталась сидеть в моей
  
  комнате. Я вышла с ребятами на улицу. Надсмотрщик привел нас к какому-то
  
  особняку и, прежде чем позвонить, пальцем позвал меня.
  
  - Пойдешь? Я кивнула головой.
  
  - Дай нам денег.
  
  У меня осталось 85 крон из 100, полученных вечером в банке, и я все
  
  отдала надсмотрщику. Он пересчитал деньги и сунул их к себе в карман.
  
  Разбойница подошла ко мне и спросила:
  
  - Ты знаешь куда идешь?
  
  - Нет, ответила я таким безразличным тоном, что та сразу прекратила
  
  распросы.
  
  Калитку открыли. Мы прошли через сад к дому. В прихожей нас встретил
  
  какой-то старик, сморщенный и горбатый. Окинув взглядом всю компанию, он
  
  вдруг обратился к надсмотрщику:
  
  - Сколько раз говорить, чтобы ты не водил новеньких сразу сюда.
  
  Надсмотрщик вынул деньги и молча сунул старику в руку.
  
  - Сколько?
  
  - Восемьдесят крон.
  
  - За тобой еще 120.
  
  - Знаю.
  
  Старик провел нас в небольшую комнату, задрапированную по стенам
  
  малиновым бархатом и вышел. Никакой мебели в комнате не было. Все сели на
  
  пол, устланный толстым пушистым ковром. Потолок в комнате был обит красным
  
  шелком. На стенах висели бра, испускавшие неяркий матовый свет.
  
  Все сидели чего-то ожидая. Вдруг в комнату вошла красивая
  
  светловолосая женщина. Она была одета в роскошное платье, переливающееся
  
  алым и фиолетовым цветом. В руках у нее была небольшая белая коробочка.
  
  - Сколько вас? - спросила она, обращаясь к надсмотрщику.
  
  - Восемь человек.
  
  - Одна у нас новенькая, ей только одну таблетку.
  
  Женщина открыла коробочку и стала раздавать по две таблетки. Мне она
  
  дала таблетку последней.
  
  - Тебе нужна вода или так проглотишь? - спросила она, наклонившись ко
  
  мне, я могу принести.
  
  - Не надо, я так проглочу.
  
  Пока я разговаривала с женщиной, ребята уже проглотили таблетки и
  
  улеглись на спину, закрыв глаза. Я тоже проглотила таблетку и легла как
  
  все. Через несколько минут я почувствовала, как какая -то сила подхватила
  
  меня и стремительно понесла вверх. Я почувствовала себя легко и свободно.
  
  На душе стало радостно, захотелось петь, плевать, кричать до сумашествия.
  
  Кто-то тронул мою ляжку и стал гладить по животу. От этого прикосновения
  
  меня прошиб сладостный озноб, губы в промежности стали влажными. В этот
  
  момент послышалась музыка. Кто-то заразительно смеялся. Я открыла глаза.
  
  Комната преобразилась, она была огромна, вся сияла, переливаясь
  
  разноцветными бликами. Все мелькало и крутилось у меня перед глазами с
  
  непостижимой быстротой. Вдруг я заметила, что Художница лежит без брюк и
  
  Лукавый расстегивает ей трусы. Ее длинные ноги были все время в
  
  увлажнениях. Разбойница, наклонившись над Спесивым сосет его член,
  
  Надсмотршик, стоя совершенно голым, задрал ее платье и, отодвинув в
  
  сторону нейлоновые трусики, всавил член в ее письку. Я успела заметить,
  
  что Лукавый снял трусы с Художницы и они с криком и стоном соединились.
  
  В это время меня кто-то потянул за руку. Совсем рядом со мной лежала
  
  обнаженная женщина, принесшая нам таблетки. Ее глаза обжигали меня
  
  похотливым огнем. Она дотянулась до ворота моего платья и с силой рванула
  
  его. Платье разлетелось до пояса. Мне это понравилось и я стала рвать на
  
  себе платье и белье до тех пор, пока не порвались в сплошные клочья. Я
  
  осталась в бюстгалтере и нейлоновых трусах, женщина просунула мне под
  
  трусы руку и стала пальцем искусно тереть мне клитор. Чтобы ей помочь, я
  
  разорвала на себе трусы, женщина подтянула меня к себе и, вывернув мою
  
  грудь из-под бюсгалтера, стала нежно целовать и покусывать ее. Я
  
  затрепетала в конвульсиях пароксизма. Не помню, как я оказалась под этой
  
  женщиной. Я помню, что ее пылающее лицо было между моих ног, а ее губы и
  
  язык во мне.
  
  Потом кто-то столкнул с меня женщину. Обернувшись, я увидела, что на
  
  нее лег Надсмотрщик. Ко мне подбежал Спесивый. Ни слова не говоря, он
  
  обхватил меня за талию и повалил на пол. Я почувствовала, как его упругий
  
  член уперся мне в живот. Он никак не мог попасть в меня, хотя я сгорала от
  
  нетерпения. Наконец головка его члена у самого входа. Он дергался, тыкался
  
  в ляжки. Я безумствую. наконец, не выдержав этой пытки, ловлю его член, и
  
  свободной рукой направляю точно в цель. Удар! короткая острая боль и
  
  чувствую, как что-то живое и твердое бьется в моем теле. Наконец-то! О,
  
  миг давно желанный. Спесивый прижал своими руками ноги и, приподнявшись,
  
  сильными движениями тела вонзил в меня свой член. И я вся ушла в сладкое
  
  ощущение совокупления. Наслаждение растет быстро и ему, кажется, не будет
  
  предела. И вдруг меня пронзило такое острое ощущение радости, такой
  
  упоительный восторг, что я невольно вскрикнула и начала метаться. На
  
  несколько минут я впала в приятное забытье.
  
  Меня кто-то целует, тискает груди, но я не могу пошевелить пальцем.
  
  Постепенно силы возвращаются ко мне. Открываю глаза и вижу как Художница,
  
  усевшись верхом на Лукавого, неистово двигает своим задом. Около меня
  
  оказывается верзила. Он еще ничего не может сделать. Его член, только что
  
  вынутый из Разбойницы, повис. Постепенно я приспосабливаюсь и дело
  
  налаживается. Его большой член увеличивается и твердеет. Когда член
  
  распускается и становится длинным, я выпускаю его изо рта и ложусь на
  
  спину. Верзила не вынимает свой член из меня, как это делал Спесивый.
  
  После этого он сунул свой член в мое влагалище и стал слегка двигать
  
  внутри, заставляя меня содрогаться от удовольствия. Мне удалось кончить
  
  два раза подряд ощущение становится не таким острым, как в первый раз, но
  
  более глубоким и продолжительным.
  
  Возбуждение, вызваное таблетками, прошло внезапно. Первая очнулась я,
  
  как раз в тот момент, когда сосала член Злого. Все сразу уменьшилось,
  
  поблекло, стало будничным и скучным. Я все еще двигала губами и языком, но
  
  такого сладостного чувства, которое меня захватило недавно, теперь не
  
  стало. Я вынула член изо рта и в изнемождении рухнула на пол. Я
  
  чувствовала, как Злой лег на меня, сунул свой член в мое влагалище и стал
  
  торопливо двигать им. Мне это не доставило никакого удовольствия, но у
  
  меня не было сил сопротивляться. Злой скоро кончил и лег рядом со мной.
  
  Я первой пришла в себя после прострации, вызванной сильным
  
  возбуждением. Немного болела голова и слегка подташнивало. Все вокруг
  
  лежали бледные и обессиленные. У Художницы на животе был огромный синяк от
  
  поцелуев. Спесивый лежал между ног Разбойницы, положив голову на лобок.
  
  Губы Разбойницы были в крови. Метрах в двух от меня распластался на спине
  
  Надсмотрщик и красивая женщина страстно сосала его поникший член. На меня
  
  она не обратила никакого внимания. Я хорошо помнила, что разорвала свою
  
  одежду, но не могла понять, почему я это сделала.
  
  Домой я попала в 12 часов в чужом платье, разбитая и голодная.
  
  Наскоро поела и легла спать. С этого времени я уже целиком принадлежала
  
  банде и безропотно подчинялась ее бесшабашным законам. Нас накрепко
  
  связала скука, с которой никто из нас в одиночку бороться не мог. Я
  
  научилась пить виски, почти не пьянея. Каждую неделю мы ходили к Горбуну
  
  побезумствовать в наркотическом бреду. Шло время. Я взрослела. Теперь я
  
  нисколько не походила на того щенка, который впервые слепо и бездумно
  
  сунулся в пасть к дьяволу. В 17 лет я выглядела вполне оформившейся
  
  женщиной с высокой грудью и широкими бедрами.
  
  Секс стал существом нашей жизни. Все, что мы делали, о чем бы мы не
  
  говорили, все, в конце концов, сводилось к этому. Мы презирали все, что
  
  выдумали люди, чтобы сковать свободу сексуальных отношений. Мы с особым
  
  удовольствием делали то, что считалось непристойным и даже вредным. У нас
  
  процветали лесбос, минет, гомосексуализм, сношения через анус, анонизм в
  
  одиночку и в компании. Некоторые не выдерживали их отправляли в
  
  психиатрическую больницу, но потом все они снова возвращались к нам. Мы
  
  все переболели гонореей и даже гордились этим.
  
  Однажды утром, когда я еще лежала, ко мне зашли Надсмотрщик и
  
  спесивый. Ночь они провели впустую и были изрядно пьяны и раздосадованы.
  
  Двух девиц, которых они сагитировали, отбили какие-то парни. Я встала
  
  голая и стала открывать нижний ящик стола, где хранились запасы вина. Со
  
  сна я никак не могла попасть в замочную скважину и долго возилась над ним
  
  низко нагнувшись. Мой вид возбудил ребят и Надсмотрщик, сбросив штаны,
  
  подошел ко мне. Он вставил сзади свой член и, нагнувшись, взял ключ у
  
  меня. Открыв стол, он взял бутылку виски, вскрыл зубами и подал Спесивому.
  
  Тот налил виски в бокал и подал нам. Спесивый не выдержал и стал впихивать
  
  свой член ко мне в рот. Сосать его было не удобно. Все время он
  
  вываливался изо рта. Так продолжалось минут 20. Спесивый нервничал. Он
  
  выпрямился. Член его выпал и поник. Он подошел к столу и, налив себе
  
  виски, выпил.
  
  - Ты чего? - угрожающе спросил надсмотрщик, вплотную приближаясь к
  
  нему.
  
  - Давай вместе, обиженно сказал Спесивый. Надсмотрщик повернулся ко
  
  мне, окинул меня пытливым взглядом и лег поперек кровати на спину, опустив
  
  ноги на пол.
  
  - Иди сюда, - позвал он меня. Спесивый начал снимать штаны. Я подошла
  
  к Надсмотрщику и села на него верхом. Он вставил в меня свой член и
  
  положил на себя, раздвинув ноги. Сзади подошел Спесивый. Он воткнул в меня
  
  свой палец и долго двигал им то вперед, то назад, будто испытывая меня.
  
  Это для меня было не ново. Вынув палец из моего ануса, Спесивый несколько
  
  минут раздумывал, а потом приставил к заднему отверстию свой большой член.
  
  Он целиком вошел в меня. Сначала было больно, я застонала. У меня было
  
  чувство, будто меня разорвали пополам. Оба члена шевелились во мне
  
  синхронно. Удовольствия от этого совокупления я не испытывала, но к
  
  неприятным ощущениям я скоро привыкла и даже стала помогать движениями
  
  своего тела. В самый разгар совокупления в комнату вошла фрау Нельсон.
  
  Сначала она онемела и, очумело вытаращив глаза, застыла на пороге. Оба
  
  парня на нее не обратили никакого внимания и продолжали делать свое дело
  
  - Что вы там хотите? - спросила я хладнокровно. Однако фрау Нельсон
  
  овладела собой и приняла обычное холодное неприкосновенное лицо.
  
  - Я зайду позднее, с достоинством проговорила она и повернулась,
  
  собираясь уходить.
  
  - Постойте, вы мне нужны. Фрау Нельсон обернулась. На мгновение в
  
  красивых глазах мелькнули похотливые огоньки. Оба спокойно и внимательно
  
  смотрели на меня.
  
  - Там на столе сигареты. Прикурите одну и дайте мне.
  
  - Здесь нет сигарет, порывшись на столе, сказала она.
  
  - Возьмите у меня в брюках, мрачно процедил Спесивый, - Вон те серые.
  
  Фрау Нельсон достала сигареты, прикурила и дала мне одну прямо в рот.
  
  - Я вам буду еще нужна? - спросила фрау Нильсон. В это время начал
  
  кончать Надсмотрщик. Он закричал, захрипел, задергался и выбросил на меня
  
  струю спермы. Я тоже начала чувствовать приятное щекотание в груди, но
  
  кончить не смогла, мешала тупая тяжесть в анусе от члена спесивого. Фрау
  
  Нельсон все еще стояла возле нас. Надсмотрщик вылез из под меня, надел
  
  брюки. Усевшись в кресло, выпил вина, с наслаждением вытянулся,
  
  внимательно разглядывая фрау Нельсон. Я от всего этого уже устала и мне
  
  было больно, а спесивый все еще не мог кончить. Когда я хотела уже встать,
  
  услышала нервный голос фрау Нельсон:
  
  - Вы себе очень много позволяете. Я повернулась и увидела, что
  
  Надсмотрщик задрав подол фрау Нельсон, гладил ее белые колени. У фрау
  
  Нельсон было негодующее лицо, но она не пыталась опустить юбку и
  
  Надсмотрщик просунул руку в узкую щель между ляжек и стал тереть
  
  промежность. Эта неслыханная дерзость возмутила фрау Нельсон.
  
  - Пустите, отойдите от меня, я позову полицию. При этом ноги фрау
  
  Нельсон сами раздвинулись, пропуская руку надсмотрщика к сокровенным
  
  местам. Фрау Нельсон стала тяжело и прерывисто дышать слегка двигая
  
  бедрами. Она все еще отталкивала руками Надсмотрщика, но так слабо, что
  
  парень этого совершенно не чувствовал. Член Спесивого все еще двигался во
  
  мне, ему все еще не удавалось кончить. Занятное зрелище начало мало помалу
  
  возбуждать меня. Я во все глаза смотрела на фрау Нельсон, находя в этом
  
  особое удовольствие.
  
  Фрау Нельсон уже не отталкивала своего насильника. Расслабленная от
  
  удовольствия, она бессильно откинулась на спинку кресла, безвольно
  
  разбросав ноги в стороны. Надсмотрщик стал снимать с нее трусы. Она
  
  встрепенулась, затем покорилась. Как только ее спина открылась,
  
  Надсмотрщик опустился на колени между ног служанки и с жадностью стал
  
  целовать пышные ляжки, все ближе и ближе подбираясь к промежности фрау
  
  Нельсон. Она издала протяжный стон наслаждения и задергалась всем телом.
  
  Это добавило мне энергии и силы. Наша игра возобновилась с новой силой.
  
  Спесивый, тоже наблюдавший за возней Надсмотрщика, теперь схватил меня за
  
  бедра и, приподняв немного вверх, стал сильными толчками вновь совать в
  
  меня свой член. Кончили мы все одновременно. Фрау Нельсон искусала
  
  Надсмотрщика в агонии параксизма и кончала долго, протяжно подвывая и
  
  хрипя.
  
  Спустя час, мальчики ушли, я пообедала, оделась и пошла гулять. Нашей
  
  машины на месте не было, пришлось идти пешком. В 4 часа мы обычно
  
  собирались на площади у бара. Там можно было выпить и потанцевать. До
  
  четырех было немного времени и нужно было спешить. Я поехала на трамвае. В
  
  баре наших было трое. Двое мальчишек и Разбойница. Мальчишек я плохо еще
  
  знала, т. к. они были в нашей компании недавно. С одним я, кажется, уже
  
  блаженствовала, но точно не помню, а второго я видела всего один раз. Мы
  
  еще раз познакомились. Одного из мальчишек звали Угрюмый, а второго
  
  Верзила, за его огромный рост. Немного выпив, мы отправились гулять. Было
  
  около шести. Поравнявшись с огромным домом Верзила предложил зайти,
  
  познакомится с его квартирой. Он первым побежал домой и выпроводил
  
  родителей.
  
  Можно быть до двух часов ночи сообщил он, когда подошли к нему. В
  
  подъезде меня обнял за плечи Угрюмый, его рука проникла за ворот моего
  
  платья и нежно сжала мою грудь.
  
  - Будешь со мной? - тихо спросил он.
  
  - Как хочешь, - безразличным тоном ответила я.
  
  - А ты не хочешь? - Удивился парень.
  
  - Мне все равно.
  
  Мы вошли в квартиру. Угрюмый отстал от меня.
  
  - Ты с ним поосторожней, предупредила меня Сова, у того парня
  
  огромный член. Он чуть не разорвал меня. Сова в нашей компании недавно. Ей
  
  только 16 лет.
  
  Квартира у Верзилы меньше, чем моя, но обстановка красивей,
  
  современней и веселей. Мы еще немного выпили. Мальчишки затеяли драку.
  
  Больше всех досталось Спесивому. У него была рассечена бровь и распухло
  
  правое ухо. К нему подошла Разбойница и платком провела по лицу.
  
  Оказывается подрались они из-за Совы, ее не поделили. Раньше мальчишки
  
  из-за этого не дрались. Злой уселся на диван и стал дрочить член Угрюмому.
  
  Кто-то предложил проанонировать весь вечер. Все согласились и уселись в
  
  кружок.
  
  Мальчишки спустили до колен брюки, а девочки подняли до пояса платья
  
  и сняли трусы. Кто нибудь в этом случае садился в середину и должен
  
  быстро, как можно, эффективнее кончить. От этого будет зависеть
  
  удовольствие остальных. Потом в круг садится следующий и так поочереди
  
  все. Первая в круг села Разбойница. Она выбрала себе среди окружающих
  
  объект страсти - это был Злой, и повернулась к нему лицом, широко
  
  раздвинув ноги.
  
  Злому нравилась Разбойница. Он с вожделением смотрел на розовые
  
  полураскрывшиеся губы ее щели и быстрыми энергичными движениями привел
  
  свой член в состояние эррекции. Это понравилось разбойнице. Она слегка
  
  подтянула колени, откинулась назад и, всунув в себя палец, стала неистово
  
  натирать клитор.
  
  Он очень увеличился и торчал вперед, как маленький язычок. Постепенно
  
  похоть охватила всех. Мы стали с увлечением онанировать.
  
  Я случайно обратила взор в сторону Угрюмого и встретилась с его
  
  жадным похотливым взглядом. Потом я увидела его член. Это была довольно
  
  толстая палка, торчащая вверх, как обелиск, хотя Угрюмый не трогал его
  
  руками. В это время Разбойница начала кончать. Она рычала как зверь и
  
  извивалась как змея, раздирая свое влагалище дрожащими пальцами. Я тоже
  
  кончила, испытав сладкое, приятное головокружение, что было у меня не
  
  часто.
  
  Вслед за Разбойницей в круг села Художница, очевидно она была уже на
  
  пределе, т. к. не терла клитер, а только поглаживала его кончиками
  
  пальцев, притом содрагаясь всем телом от острого, почти возбужденного
  
  удовлетворения. Мы еще не успели как следует подготовиться, как Художница,
  
  рухнув на пол всем телом забилась в конвульсиях пароксизма.
  
  Художницу заменила Сова. Девочка вошла в круг, разделась донага и
  
  стала медленно, ритмично извиваться, тесно сжав ляжками свою руку. И вдруг
  
  она села на корточки и принялась концом ребра ладони натирать промежность
  
  и едва заметно поворачиваться вокруг своей оси, чтобы каждый из нас мог
  
  увидеть розовые губы ее влагалища, блестящие от обильной слизи.
  
  Пока Сова онанировала, мы все разделись. Похоть бушевала в нас с
  
  неимоверной силой. Каждому хотелось чего-то необыкновенного неожиданно
  
  Угрюмый оказался около меня. Я стала с удовольствием дрочить его член, а
  
  он очень искустно и нежно ласкал мой клитор. Я оказалась верхом на угрюмом
  
  и его член глубоко вонзился в меня, причинив мне боль, которая очень скоро
  
  сменилась какой-то бурной страстью, что я не смогла сдержать крик
  
  восторга. Я успела кончить несколько раз и уже была близка к обмороку,
  
  когда почувствовала подергивание его члена и удары горячей спермы. Домой я
  
  вернулась в 3-м часу ночи и, к большому удивлению, застала отца одного.
  
  Он очень радушно встретил меня и как-то по особому нежно посмотрел на
  
  меня.
  
  - Девочка, - сказал он мне, погладив меня по голове, - ты уже совсем
  
  взрослая. Не выпить ли нам по рюмочке вина по поводу твоего
  
  совершеннолетия.
  
  - Я с удовольствием. Разреши мне только переодеться и я сразу приду к
  
  тебе.
  
  - Ну, ну я жду тебя.
  
  Я наскоро переоделась, накинув прямо на голое тело голубое шерстяное
  
  платье и вышла к отцу. Увидев меня, он опешил. А я не могла понять почему
  
  его лицо исказила гримаса боли, почему в его руке дрогнул бокал с вином,
  
  который он протянул мне. Мы выпили молча. Я подошла к зеркалу, чтобы
  
  поправить волосы. Только теперь я поняла, что так возбудило отца. Тонкая
  
  шерсть плотно обтянула тело, а затвердевшие соски грудей торчали острыми
  
  упругими пирамидками. Я поняла, что допустила непростительную ошибку, но
  
  теперь уже изменить ничего не могла. Отец сел к столу и с выражением
  
  отчаянности уставился на мои ноги.
  
  - Да, тихо произнес он. - Ты уже совсем женщина. - Иди сюда, сядь.
  
  Я молча кивнула головой. Отец налил вино.
  
  - А, что там? Сказал вдруг отец, тряхнув головой. Все хорошо! Давай
  
  выпьем за тебя!
  
  Он посмотрел на меня повеселевшими, задорными глазами и улыбнулся.
  
  - Ты хороша, моя дочка, ты просто великолепна. Выпьем.
  
  Мы выпили. Отец взял мою руку и, глядя мне в глаза, стал ласкать
  
  пальцы. От вина, от ласки, от какой-то интимной близости, я почувствовала
  
  необыкновенное наслаждение и прилив бурной, безумной похоти захлестнул
  
  меня, затуманил разум.
  
  - Я хочу тебя поцеловать, сказал он, - ведь я имею право на это. Ведь
  
  я же твой отец, а ты моя дочка.
  
  - Да, отец сказала я. Он притянул мою голову к себе и начал
  
  осторожно, а потом все более страстно целовать щеки, лоб, глаза, руки.
  
  - Давай потанцуем, - сказал он оторвавшись от моих губ. Он включил
  
  магнитофон. Под плавные, тихие звуки блюза мы стали извиваться на месте,
  
  тесно прижавшись телами друг к другу. Я отчетливо почувствовала животом
  
  твердь его напряженного члена и это привело меня в дикий восторг.
  
  Вдруг отец замер, отстранил меня и с тихим стоном отвернулся.
  
  - Как жаль, что ты моя дочь, глухо произнес он.
  
  - Почему?
  
  Он резко обернулся ко мне:
  
  - Потому, что... Что об этом говорить махнул он рукой, выпьем. Мы
  
  опять выпили.
  
  - Так все-же почему плохо, что я твоя дочь? С вызывающим ехидством
  
  спросила я, усаживаясь к нему на колени.
  
  - Ты сумашедшая девчонка, воскликнул он, пытаясь снять меня с
  
  коленок. Но я обняла его за шею и прильнула губами к его губам долгим
  
  страстным поцелуем.
  
  - А мне нравится, что ты мой отец, мне нравится, что ты настоящий
  
  мужчина.
  
  - Ты глупости говоришь, девчонка, - с испугом произнес он,
  
  отстраняясь от меня. Я чувствовала под собой его великолепный член и
  
  совершенно обезумела от похоти.
  
  - Нет, - растерянно воскликнул отец, это невозможно, это безумство!
  
  Иди к себе, детка. Мне нужно...
  
  - Легко сказать - иди к себе... - Я буду спать с тобой! - Решительно
  
  сказала я и направилась в его спальню. Он ничего не сказал.
  
  Сбросив платье, я голая легла в постель, с головой закуталась в
  
  одеяло. Отец долго не шел. Я уже начала думать, что он заснул за столом.
  
  Вдруг дверь спальни скрипнула, отец вошел в спальню. Несколько секунд он
  
  нерешительно стоял возле кровати, а потом стал раздеваться. Очевидно,
  
  думая, что я сплю, он осторожно лег рядом со мной поверх одеяла.
  
  - Ложись под одеяло, - спокойно и властно сказала я. Отец
  
  повиновался. Мы лежали под одеялом, сохраняя бессознательную дистанцию.
  
  Между телами. Меня колотила нервная дрожь. С ним творилось тоже вдруг я
  
  рванулась всем телом, в неистовом порыве прильнула к нему, обняв рукой за
  
  шею. Он схватил меня и с силой прижал к себе.
  
  - О, девочка, ты прекрасна, - прошептал он, задыхаясь в похоти. Я
  
  говорить не могла. Еще секунду и я была под ним. Он раздвинул мои ноги и
  
  стал осторожно вставлять маленькими толчками свой член в мое, сильно
  
  увлажненное влагалище.
  
  Вот, наконец, свершилось! - мелькнуло у меня в голове я порывисто
  
  подвинулась к нему навстречу и член молниеносно вошел в меня до конца,
  
  упершись в матку. Чувствуя его огромность и толстоту, я охнула.
  
  - Тебе нехорошо? - Заботливо спросил он.
  
  - Нет, нет хорошо. Это я от удовольствия.
  
  Мы неистовствавали несколько часов. Я стремилась познать его как
  
  можно полнее. Он имел меня всевозможными способами и больше всего мне
  
  нравилось через зад. А совсем уже днем, отец поставил меня у кровати, я
  
  легла на кровать грудью и почувствовала, как его упругий набухший член
  
  входит в мой анус. То было последнее, что было еще нужно...
  
  Класика средневековой литературы БЛИЖНЕГО ВОСТОКА
  
  ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ЗЕЙНАБ
  
  ------------------------------
  
  Из всех поэтических легенд Ближнего востока,дошедших до нас
  
  неизвестных авторов,есть легенды полные глубоких эмоций и нисчем
  
  несравненной непосредственной красоты изложения.Совершенная
  
  литература излагает любовь при помощи условных знаков и выражений.
  
  Самое главное состоится за закрытой дверью.Античная и средневековая
  
  литература не знала этих условностей,что можно делать - то можно и
  
  писать.Таков был взгляд в те времена.Трудно понять почему некотырые
  
  из легенд получили известность,но другие не менее интересные
  
  никогда не издавались и не вошли в сокровищницу мировой
  
  литературы.Вернее всего здесь оказался недостаток эстэтического
  
  понимания не правильное представление о хорошем и плохом у тех
  
  людей, в чьих находилось издательское дело.Мала ли на свете женщин
  
  и мужчин,которые всю свою жизнь довольствуются только лишь
  
  супружеской любовью,семейной постелью в ночной сорочке,в темноте да
  
  еще стыдливо прикрывшись одеялом.Выразим же уважения и
  
  благодарности безизвестным знатокам,сохранившем в течении столетий
  
  яркие цветы художественной поры.
  
  Великолепная Зейнаб была любимой дочерью могущественного
  
  Стамбульского паши.Отец очень любил ее и не торопился выдавать
  
  замуж.К 20-ти годам она получила прекрасное,по тем временам
  
  образование.Ее воспитывали наиболее сведущие турчанки,гречанки
  
  прислуживали ей.Рабыни из Индии,Персии,Египта многому научили ее.
  
  Учили ее женщины из Польши,Италии,Франции.Войска паши часто
  
  вторгались в страну,а ее корсары захватывали суда и в добыче всегда
  
  были женщины.Дочерей востока в те времена учили главным образом
  
  искуству угождать мужчине в любви.Еще недостигнув зрелости,вовсе
  
  еще девочкой Зейнаб знала о любви почти все,что можно было знать.
  
  Ей все подробно и обстаятельно объяснили.Сопровождая своего отца в
  
  походах она не раз видела,спрятавшись за занавес,как насилуют
  
  пленных девушек.Любознательная по натуре Зейнаб однажды забрела в
  
  спальню своего отца и долго наблюдала из-за портьеры любовные утехи
  
  отца с одной из жен.Она все знала и видела,но в ней не проснулось
  
  желание и она оставалась равнодушной.Мысли о мужской любви ее не
  
  волновали,но случилось однажды так,что,зайдя в одну из комнат,где
  
  жили рабыни,она увидела странную картину:две молодые,красивые
  
  рабыни лежали на тахте обнаженные,страстно целуя друг друга.Затем
  
  одна из них легла на спину,раскинув ноги.,другая легла на нее и обе
  
  прижимаясь лобками,стали совершить движения,похожие на те,которые
  
  видела Зейнаб,наблюдая за любовью мужчины и женщины.Удивленная
  
  Зейнаб,долго наблюдала эту сцену,слыша страстные стоны девушек.
  
  Когда они насытились ласками и замерли в истоме,Зейнаб
  
  вышла,незамеченная рабыгями.Придворные дамы подробно объяснили
  
  Зейнаб,чем занимались молодые рабыни и почему они это делали. Ей
  
  сказали,что такая любовь с глубокой древности распространена на
  
  Ближнем Востоке и называется лейсбийской.
  
  - Но почему? - спрашивала Зейнаб.- Разве это лучше,чем любовь
  
  мужчины?
  
  - Нет,конечно,мужская любовь гораздо лучше.Но что делать
  
  девушке,или женщине,в которой бушует желание и тело страстно ждет
  
  наслаждения,а мужчины нет.Вот и приходиться довольствоавться
  
  лейзбийской любовью.А несчастные узницы гаремов?Богатые старики,
  
  щеголяя друг перед другом,набирают как можно больше жен в гарем.
  
  Такой старик одну жену удовлетворить не может,а у него их десятки.
  
  Бывает,что молодую,полную сил женщину повелитель зовет к себе раз в
  
  несколько месяцев и она не успеет даже ничего почувствовать,как его
  
  старческий фаллос уже не обладает упругостью и твердостью,а старик
  
  уже закончил и не может доставить женщине радость любви.Зев ее
  
  матки горит от желания,а старик закончил свое дело и отвалился.
  
  20- летняя Зейнаб томилась от желания,а замужество ее
  
  откладывалось год от года.Отец был занят войной и она решилась
  
  ипытать на собственном опыте безобидную и неопасную женскую любовь.
  
  Одного лишь намека было достаточно и к ней привели опытную во всех
  
  отношениях наложницу.Когда она легла рядом с белокурой,пышной
  
  Зейнаб,они составили прекрасную пару.Египтянка начала особыми
  
  движениями массировать грудь Зейнаб,затем живот,опускаясь все ниже
  
  и ниже.Холмик Афродиты,внутренние стороны бедер,и наконец вход во
  
  влагалище.Томясь от желания Зейнаб невольно раздвинула ноги.Одно
  
  движение гибкого тела и египтянка легла на белорозовое тело
  
  красавицы,прикасаясь к ней нижней частью живота и своим
  
  возбужденым,распухшим клитором стала тереть клитор Зейнаб и,когда
  
  после долгих усилий обе наконец изошли,испытав приятное чувство
  
  облегчения,Зейнаб подумала,что очень неплохо этим заняться.С этого
  
  дня Зейнаб стала жрицей лейсбийской любви.Молодость,сильное тело,
  
  ненасытный темперамент,возможность выбора любой
  
  партнерши,неограниченное время - все это было у Зейнаб,она стала
  
  предаваться по несколько раз в день этой любви.Дочь паши,она не
  
  ложилась как первый раз на спину,теперь она была сверху,ее роль
  
  была активной.За короткое время она так научилась владеть своим
  
  клитором,что легко могла удовлетворить любую женщину.
  
  Придворный врач приготовил особый возбуждающий напиток,его
  
  давали Зейнаб выпить за полчаса до того как.... Прошло несколько
  
  месяцев и Зейнаб перепробовала всех подходящих для любви женщин и
  
  девушек во дворце.Ее пылкую страсть узнали многие
  
  горожане.Постепенно известность Зейнаб росла.Некоторые женщины даже
  
  утверждали,что Зейнаб умеет удовлетворять женщину почти как
  
  нормальный мужчина.Были и такие дамы,побывавшие на ложе Зейнаб,
  
  которые утверждали,что она дает наслаждение более острое и
  
  продолжительное,чем может дать обыкновенный мужчина.Повороты судьбы
  
  происходят внезапно.Старший брат Зейнаб Кемаль,воевавший несколько
  
  лет на Балканах,закончил войну и теперь отдыхал в Софии с частью
  
  своих войск.Кемаль пригласил свою сестру приехать погостить у него.
  
  Зейнаб с радостью согласилась,брат был ее кумиром еще до отъезда на
  
  вону,тогда он был красивым юношей.Еще в детстве они не стеснялись
  
  друг друга.А когда у брата появилась половая потребность,он не раз
  
  удовлетворял ее с молодыми рабынями,не стесняясь присутствия
  
  сестры.Оба они не придавали этому большого значения,ведь рабыни для
  
  этого и содержались во дворце.Брат и сестра часто купались вместе и
  
  сестра бывало омывала фаллос брата,держа его в своих руках,все это
  
  было естественно и просто.Но,приехав в Софию,Зейнаб увидела не
  
  юношу,а красивого,широкоплечего мужчину.Теперь он стал не только
  
  кумиром,но и полубогом.А к ней он относился по-прежнему ласково с
  
  шутливой снисходительностью.
  
  Вскоре после приезда Зейнаб,брат отправился в объезд
  
  покоренных территорий.Проскучав два-три дня Зейнаб решила заняться
  
  пержними развлечениями.Во дворце был отличный зал для купания, с
  
  мраморным басейном и такими же скамъями,тут было богатое и удобное
  
  ложе.На этом ложе Зейнаб уже пробовала несколько девушек.Однажды к
  
  ней явилась статная гречанка,дочь богатого купца.Она сказала,что
  
  предавалась лейсбийской любви не один раз,но до нее дошла слава о
  
  Зейнаб и она готова лечь на ложе.Она сказала,что мужчины ей
  
  противны и никогда она не выйдет замуж,как бы ее не принуждали
  
  родители,только ласки женщины,доставляют ей истинное наслаждение.
  
  Да,мужчина нужен,когда появляется потребность материнства,а для
  
  наслаждения он совсем не нужен.Девушки и молодые женщины вполне
  
  могут обойтись и без мужчин. Когда гречанка разделась,даже
  
  Зейнаб,видавшая много красавиц,была поражена красотой ее тела.Перед
  
  ней стояла Афродита, созданная гением,только не мраморная,а
  
  живая.Зейнаб дала ей выпить вино,смешанное с возбуждающим
  
  напитком,немного выпила сама,затем обе девушки вошли в бассейн с
  
  проточной водой для оздоровления, смочили кожу соком ароматных
  
  трав.Наконец наступило то,чего обе с наслаждением ждали.Гречанка
  
  легла на широкое ложе,а Зейнаб,глядя на прекрасное тело,стала
  
  массировать ее груди и низ живота,чтобы вызвать еще большую
  
  страсть.Могла бы Зейнаб придвидеть,что ее брат неожиданно прервав
  
  поездку,на рассвете вернулся во дворец.Выспавшись,он отправился в
  
  бассейн,чтобы искупаться. Услышав голоса,остановился за ковром у
  
  ложа.Он не знал о тайной страсти сестры.Он вообще не знал о
  
  существовании лейсбийской любви и решил,что его сестра от скуки
  
  придумала полудетскую игру,в которой она исполняла роль мужчины,а
  
  та другая,видимо рабыня - играет роль женщины.Но пороженный
  
  красотой гречанки,он внезапно откинул ковер и вошел.Кто бы не была
  
  эта красавица,она в его доме,его добыча. Коснувшись плеча сестры,он
  
  отстранил ее.Не отойди Зейнаб,все было бы иначе.Камель сбросил с
  
  себя халат,обе девушки в ужасе смотрели, как напряглось его
  
  мускулистое тело,готовый к бою темно - коричневый
  
  фаллос,показавшийся им огромным,торчал почти горизонтально.В
  
  следующее мгновение Камель повалился на гречанку, пытавшуюся
  
  подняться и бежать,схватил ее ниже талии одной рукой и прижал к
  
  себе,другая его рука сжимала ее грудь,коленом раздвинул ноги
  
  девушки,фаллос сам нашел ее зев.Гречанка вскрикнула,но уже было
  
  поздно.Фаллос бека легко пробил пленку,и вонзился в девственное
  
  влагалище и начал свое дело.Поднимаясь и опускаясь, как поршень
  
  насоса,он с наслаждением входил в женское тело,теперь уже
  
  послушная,гречанка замерла,с каждым толчком фаллоса вздрагивали ее
  
  широко раскинутые ноги.Вдруг сладостный стон вырвался из ее груди,
  
  руками она схватила тело,целовавшего ее бека,судорога прошла по ее
  
  ногам она почувствовала горячую и сильную струю бросившуюся в нее.
  
  Когда бек освободил ее от своих объятий и опустился в бассейн,чтобы
  
  помыться,гречанка не сделала попытки,чтобы бежать,она лежала томная
  
  и молчаливая,по лицу ее было видно,что от прежнего мнения о
  
  мужчинах не осталось и следа.
  
  А Зейнаб,стоя на коленях у края ложа,смотрела как кумир Камель
  
  расправился с гречанкой.Впервые она так близко видела могучее тело
  
  брата,обнимавшее женщину и этот работающий мужской член.
  
  Так вот какова она мужская любовь? Зейнаб испытала острую
  
  зависть к гречанке.Ей самой захотелось быть на месте гречанки. Ей
  
  так захотелось этого,что она поняла,наконец,что все услады
  
  лейсбийской любви ничто перед мужской любовью,перед мужским
  
  фаллосом,работающим как поршень во влажном и горячем влагалище
  
  женщины.
  
  Бек выкупался,вытерся насухо и попросил Зейнаб дать ему
  
  напиться,он так привык считать ее девченкой,что до сих пор не
  
  замечал ее развившихся форм,ее красоты.Как и прежде он совершенно
  
  не стеснялся ее присутствия.Глянув на лежащую гречанку,он снова
  
  почувствовал волнение,и подозвав ее к столу,стоявшему у края
  
  бассейна,заставил лечь животом на гладкую поверхность
  
  стола.Красивая спина гречанки,тугие ягодицы,стройные ноги
  
  действовали на нее опъяняюще.Он несколько раз погладил эту спину,
  
  прижавшись к ягодицам,затем он ввел свой член во
  
  влагалище,поддерживая его рукой со стороны лобка женщины и начал
  
  второе совокупление.Намеренно не торопясь делал бек толчки глубокие
  
  и медленные,чтобы продлить наслаждение.Обладая завидной стойкостью
  
  члена, опытный в любви бек,внезапно сделал паузу,вогнав свой фаллос
  
  до предела,он приник к обнаженной спине гречанки,лаская ее грудь.
  
  Такие ласки,когда напряженный член всажен во влагалище,имеют
  
  неизъяснимую остроту.Гречанка чуть слышно стонала,как бы прося
  
  продолжения,когда фаллос начал снова свои толчки.Сладостная дрожь
  
  охватила мужчину и женщину,нарастая все больше до самого
  
  конца.Зейнаб со стороны смотрела,как зачарованная на любовную
  
  схватку двух прекрасных тел.У нее едва не вырвался стон от
  
  сжигающего ее желания.
  
  Кемаль-бек снова приказал гречанки лечь на ложе, он еще не
  
  насытился,но со двора донесся призыв одного из его советников.
  
  Кивнув еа прощание сестре,бек ушел,он был уверен,что развлекался с
  
  рабыней. Ни Зейнаб,ни гречанка ему не сказали,боясь быть
  
  изоблеченными в тайном пороке,которому они предавались.С этого дня
  
  все переминилось в жизни Зейнаб.Она не могла смотреть на женщин,
  
  они были ей противны.Ни днем,ни ночью не покидали ее мысли о
  
  мужском фаллосе,как символе любовного счастья.Преклонение перед
  
  богом превратилось в страсть,она мечтала о том,чтобы фаллос брата
  
  вонзился вее влагалище,чтобы его руки ласкали ее грудь.Могла ли она
  
  кому-либо в этом признаться? Кемаль попрежнему относился к ней
  
  ласково,снисходительно,но замечая,что она из девочки-подростка
  
  давно первратилась в статную полногрудую красавицу,с огненным
  
  взглядом больших черных глаз,с яркими чувствительными губами.
  
  Воспитанная в духе мусульманской религии,Зейнаб была
  
  достаточно умна,чтобы строго соблюдать закон ислама,нарушение
  
  которого для женщины гибель.Но у нее хватило ума для того, чтобы
  
  понять пустоту религии,в искренность которой она не верила.Живут же
  
  люди,исповедующие другие религии,культуры,а всесильный Аллах их
  
  истребить не может.В те времена на Ближнем Востоке были еще племена
  
  фаллистического культа.Главным богом Зейнаб стал фаллос.
  
  В их храмах огромные статуи фаллоса из камня и
  
  дерева,представляли собой изображение мужского полового
  
  органа-символа сотворения и продолжения человеческого рода.
  
  Маленький деревянные фаллосы "нормальной величины" находились
  
  тут же в храме,женщины не имевшие детей приходили и терлись о них,
  
  веря в то,что это их избавит от бесплодия.
  
  Зейнаб познакомилась с этой своеобразной религией,ища
  
  оправдания своей греховной страсти к браку.Кстати,фаллистический
  
  культ разрешает сношение и браки между самыми близкими
  
  родственниками.Для женщин не является греховным,если она отдается
  
  родному брату отца или отцу мужа.Важен фаллос а не чей фаллос!
  
  Зейнаб велела раздобыть для нее небольшое скульптурное изображение
  
  бога-фаллос.В своей спальне,тайком она молила бога сделать так,
  
  чтобы фаллос брата Камеля польстил и оплодотворил.
  
  Жизнь,однако,готовила для Зейнаб то,очем она теперь менее всего
  
  думала - замужество.Богатый и влиятельный паша Измира прислал дары
  
  отцу законного наследника,Он хотел жениться на знатной
  
  девушке,чтобы она принесла ему сына до того,как Аллах призовет его
  
  к себе.Отец Зейнаб дал согласие на этот династический брак,весьма
  
  заманчивый тем,что паша Измира был стар,а после его смерти род
  
  Истамбульского паши мог удвоить свои владения.Оплакивая
  
  судьбу,уезжала Зейнаб в Измир,расставаясь с братом.Ничего не
  
  сказала она ему на прощание,только взяла с него слова приехать в
  
  Измир погостить,помочь ей привыкнуть к новой обстановке,чужому
  
  городу,людям.
  
  Была свадьба,была брачная ночь.После нескольких попыток
  
  старику-паше удалось сломать пленку невинности у молодой женщины и
  
  даже излить на нее капельку семени,затем он уснул.Еще три ночи паша
  
  посещал ее,вызывая у Зейнаб отвращение дряблым телом и своим
  
  маленьким члеником,годным лишь для мочеиспускания,а не для любви.
  
  Потом и эти польщения прекратились,паша отдыхал от трудов.
  
  Бедняшка Зейнаб изнывала от любовной тоски,бродила по
  
  многочисленным комнатам дворца,по аллеям парка,не замечаяя
  
  окружающей ее роскоши и не дорожа ею.Она мечтала о любви брата,
  
  безконца вспоминала схватку с гречанкой,она хотела его.Но любя его,
  
  она готова была отдаться и другому мужчине,который сумел бы
  
  удовлетворить ее горячее молодое тело.
  
  Об этом можно было только мечтать,надеяться было не на что. По
  
  всюду ее окружали недремлющие старухи и евнухи и не один мужчина,
  
  кроме законного мужа не мог приблизиться к ней.Когда прошел месяц,
  
  Зейнаб заметила усиленную слежку,окружающих ее старух.Она поняла,
  
  что паша поручил выяснить,наступила ли беременность,а беременности
  
  не было.
  
  Сомнение паши и его жалкие усилия на супружеском ложе не могли
  
  оплодотворить Зейнаб.Она серьезно забеспокоилась,по мусульманским
  
  законам,паша мог немедленно отправить ее к отцу,разведясь с ней,
  
  мог отправить ее в гарем в качестве рядовой жены,предназначенной
  
  только для удовольствия.Горькая участь ожидала Зейнаб и в том
  
  случае и в другом.Как быть? Помочь ей мог только брат Кемаль. Он
  
  пользовался влиянием при дворе султана,он должен был поговорить с
  
  пашой и добиться,чтобы тот поторопился с решением.
  
  И вот уже послан гонец к брату с просьбой выполнить обещание,
  
  немедленно приехать в Измир,дело касается интересов рода.Прошло
  
  несколоко томительных дней.Застанет ли гонец брата в Софии?
  
  Согласиться ли он приехать немедленно?Позволят ли ему военные дела?
  
  К счастью брат был в Софии,понял,что из-за пустяков сестра не стала
  
  бы его вызывать через месяц после свадьбы и не теряя времени поехал
  
  в Измир.
  
  Зейнаб отвела ему лучшуе комнаты на своей половине дворца.
  
  Охранялись эти комнаты телохранителями брата.Слуги паши доступа
  
  туда не имели.Когда брат отдохнул от дороги,Зейнаб предложила ему
  
  искупаться в бассейне,который был по ее приказанию устроен так,как
  
  бассейн во дворце Камеля.Она пришла в залл,где был бассейн,как ни в
  
  чем не бывало разделась вслед за братом и стала рядом с ним
  
  плескаться.Мало ли они купались вместе?Он сначала не придавал этому
  
  большого внимания,но Зейнаб как бы шутя обняла брата,прижалась к
  
  нему грудью.Когда она показала ему всю прелесть своего обнаженного
  
  тела,он почувствовал,что ее присутствие,ее прикосновение будит в
  
  нем желания,но ведь она была его сестрой.Он решил прекратить
  
  купание.
  
  -Подожди,Камель! Еще несколько минут,- сказала Зейнаб,- я вымою
  
  твою спину,а затем натру тело измирскими духами,у вас таких нет.
  
  Натирая тело брата душистыми травами,стоя перед ним во всей своей
  
  греховной красе,Зейнаб взяла в руки член брата,это не вызвало ни
  
  каких волнений,но теперь пальцы Зейнаб невольно затрепетали и их
  
  тайная ласка передалась нервам этого чувствительного органа и не
  
  смотря на усилия Кемаля остаться спокойным,член подвел его.В руках
  
  Зейнаб он стал быстро наливаться,твердеть и расти и ..... стал во
  
  всей своей мощи,готовый к бою.Камель,смущаясь,отвернулся.Зейнаб
  
  сделала вид,что ничего не заметила и кончила натирание.Просто взяла
  
  еще небольшой пучек травы и сказала брату:"Придется добавлять
  
  травы,он почему-то увеличилсяв моих руках!"
  
  Одевшись в богатый вечерний наряд и угощяя брата изысканным
  
  блюдом,Зейнаб любовалась его мощной фигурой,слушая его уверенную
  
  речь,а просебя радостно думала:" Так,значит я тебя возбуждаю.Ты не
  
  можешь оставаться равнодушным.Твой член выдал тебя,но теперь я
  
  знаю,как добиться,чтобы он стал моим."
  
  Паша был в отъезде,видимо он еще не давал ни каких
  
  распоряжений,касающихся Зейнаб.Отношение слуг к ней не изменилось.
  
  Но когда она рассказывала брату о своих опасениях,Кемаль похвалил
  
  ее за то,что она его вызвала.Дело было бдействительно серьезным.
  
  Самолюбивый паша не задумываясь свалит вину за бесплодие на свою
  
  жену и разведется с ней.И тогда рухнет весь план присоединения
  
  Измира к владениям Истамбульского паши.Кемаль решил дождаться
  
  приезда мужа Зейнаб,поговорить с ним о том,что бы тот не торопился
  
  с разводом.Зейнаб может отправится с поклонением в одно из
  
  святейших мест,где по милости Аллаха многие женщины излечиваются от
  
  бесплодия.
  
  Таким образом Кемаль расчитывал на свое личное влияние.Едва ли
  
  паша рискнет сорится с ним.Пока еще у него нет достаточных и
  
  проверенных оснаваний для развода.И так,Кемалю предстояло быть
  
  гостем у сестры несколько дней.Вечером они долго гуляли по аллеи
  
  парка,вспоминали детство и юношеские годы,прощаясь Зейнаб как
  
  обычно поцеловала брата,но сделала вид,что оступилась и упала на
  
  руки Камеля.Она почувствовала,как он вздрогнул,когда его рука
  
  коснулась на мгновенье ее нежной и теплой груди.Еще днем из дворца
  
  были удалены все красивые рабыни и заменены пожилыми,под предлогом
  
  того,что телохранители Камеля,прибывшие с войны,могут заразить
  
  женщин дурными болезнями.Зейнаб приказала без ее разрешения не
  
  впускать ни одной женщины в комныты занятые братом.Расчет ее был
  
  прост и точен.Когда Кемаль потребовал,чтобы ему прислали перед
  
  отходом ко сну наложницу,он получил,немолодую,некрасивую пленницу
  
  -полячку правда,блондинку,но с такой отвислой грудью,что Камель
  
  прогнал ее.На следующий день был приготовлен в комнатах Камеля
  
  обед,слуг не было.Зейнаб прислуживала сама.Камель пил вино не
  
  подозревая,что в нем намешан возбуждающий напиток.Рассказывая о
  
  своих походах,с удивлением посматривая на свою красавицу сестру,
  
  которая была сегодня в открытом платье.Платье из тонкой ткани, под
  
  которой угадывались все линии ее груди,живота,бедер и....
  
  - Мы пойдем гулять позже,- сказала Зейнаб,- а теперь давай полежим
  
  на тахте,мне надо с тобой поговорить.
  
  Улягшись рядом с братом,задумчивая и томная Зейнаб,сказала
  
  ему:"Знаешь Камель,теперь я замужняя женщина и стала замечать то,на
  
  что раньше не обращала внимания.Может быть не я виновата в том,что
  
  не могу подарить сына своему мужу.Может виноват он.
  
  - Почему ты так думаешь?- спросил Камель.
  
  - Потому что орган,который делает детей,у него слишком маленький,ну
  
  вот чуть-чуть длиннее моего среднего пальца.К томуже у моего мужа
  
  от какой-то мягкий.А ведь женщина должна почувствовать
  
  удовольствие,правда Кемаль?
  
  - Да,конечно,- ответил Кемаль,приподнявшись немного,внимательно
  
  посмотрел в глаза сестре.
  
  - Как по твоему,можно таким маленьким членом сделать сына.Вот у
  
  тебя я видела орган,так твой наверное в десять раз больше,чем у
  
  моего мужа.Он такой большой,что у меня наверное не войдет и там
  
  вообще не поместиться.
  
  - Не говори,девочка,- попробовал отшутиться Кемаль,- и войдет, и
  
  поместиться,у вас там все растягивается.Но причем здесь я?Ведь
  
  разговор о муже,а не о бо мне.
  
  Но в этот момент член Кемаля предательски поднялся и подвел своего
  
  хозяина.Зейнаб увидела,как халат брата в определенном месте вздулся
  
  бугром в одно мгновение,и запустив руку под халат,она вытащила
  
  объект спора и воскликнула:" Ну,знаешь,я уже не девочка,не морочь
  
  мне голову!Разве такая громадина поместиться во мне?Покажи!
  
  Бестращный воин,опытный мужчина на этот раз растерялся.Не успел он
  
  оглянуться,как Зейнаб сбросила с себя
  
  панталоны,обнажилась,раздвинув ноги,крепуко держа в руках член и
  
  потянула брата на себя.Но едва головка оказалась во влагалище, она
  
  с такой силой сжала ноги,что член дальше не пошел.
  
  - Вот видешь,я же говорила,что не войдет!- воскликнула Зейнаб,делая
  
  вид,что отталкивает брата.Но она видела,что самообладание уже
  
  покинуло его.Грубо,схватив ее за грудь,навалившись на нее все своим
  
  большим телом,он всадил член в нее так глубоко,что она едва не
  
  задохнулась.Кемаль может быть и опомнился,но Зейнаб обхватила его в
  
  объятия,зделала несколько движений навстречу его члену и прошептала
  
  - Послушай,ведь это же действительно удовольствие!Не вынимай!- и
  
  все свершилось как было задумано.Когда струя семени оросила матку
  
  Зейнаб и она разжала объятия,Кемаль вскочил на ноги.Бледный,с
  
  растрепанными волосами,он схватился за голову.
  
  - О горе мне!
  
  Зейнаб привела в порядок свое платье и лежа,закинув руки за голову
  
  спокойно смотрела на брата из под опущенных ресниц.
  
  - Теперь у моего мужа,Измирского паши,будет сын похож на своего
  
  дядю по линии матери,ведь такое сходство бывает нередко.Только надо
  
  будет еще несколько раз повторить,чтобы уже был сын наверняка.
  
  Кемаль смотрел на нее удивленный,гневными глазами:"Что ты говоришь?
  
  Как ты можешь так спокойно говорить о грехе?Ведь мы с тобой
  
  нарушили закон!
  
  - Закон выдумали люди,Кемаль.Выдумали для того,чтобы в семье братья
  
  не заставляли жить с ними сестер.В богатых и знатных семьях история
  
  знает не мало примеров любви и близости братьев и сестер.Боги ни
  
  когда не наказвали за это.Успокойся Кемаль,иди ко мне,все будет
  
  хорошо...
  
  Кемаль не соглашался,он был правоверен.Но велеколепная Зейнаб
  
  была обольстительна.Когда она среди ночи ушла к себе,в ее влагалище
  
  было 6 зарядов,которые обеспечили рождение сына.6 раз она испытала
  
  блаженство,которое дает мужчина женщине,у которого член крупного
  
  калибра.Утомленный Кемаль,оставшись один,думал,что из всех женщин,
  
  которых он знал,самая прекрасная и приятная была его сестра.И
  
  обратив свое лицо к востоку он стал молить бога простить его. На
  
  следующий день им не довелось остаться на едине,до поздней ночи
  
  дварец был полон родственников,пришедших послучаю регилиозного
  
  праздника.Изредка брат и сестра обменивались взглядами,значение
  
  которых было понятно только им.Расспрашивая родственников о
  
  досопримечательностях города,Кемаль узнал,что не далеко от города
  
  есть магила знаментого святого чудотворца.К ней в праздничные дни
  
  отправлялись целые процессии.Они проводят у могилы целый день и
  
  очень многим удается излечиться от недугов.Кемалю пришла в голову
  
  мысль,что будет лучше,если сестра съездит до приезда паши на могилу
  
  святого.Тогда паше будет труднее отказать в отсрочке с разводом.
  
  Солнце еще не взошло,когда из боковых дверей дворца выехали два
  
  всадника и направились по горной дороге к гробнице святого. Одним
  
  из всадников была закутанная в черную чадру Зейнаб,другим был
  
  Кемаль.Бало вполне естественно,что брат отправился проводить сестру
  
  в это путешествие.Вскоре всадники остановились у здания гробницы.
  
  Их поразило царившая здесь тишина.Вчера возле могилы было полно
  
  поломников,а сегодня был обычный трудовой день и ни кого.Гробница
  
  не охранялась.Кемаль и Зейнаб осматрели гробницу,присели отдохнуть
  
  в траву в тени.Вокруг далеко ни души.В сидельных сумках была еда и
  
  вино.Когда они подкрепились,Кемаль уже вполне прмирившись с тем,
  
  что он грешник,потянулся к Зейнаб,пытаясь положить ее на спину. Но
  
  она неожиданно поднялась на ноги и жестом зовя брата за собой,
  
  вошла в гробницу.
  
  - Здесь лучше,Кемаль!- сказала она,- пусть святой видет,как
  
  избавляются от бесплодия не читая молитв.
  
  Она подошла вплотную к надгробию,и легла животом и грудью на теплую
  
  мраморную плиту и повернув голову с лукавой,обольстительной улыбкой
  
  посмотрела на брата.Штанов на ней уже не было,она успела снять их.
  
  Только короткая,легкая юбченка прикрывала темную промежность ног.
  
  Но Кемаль оробел,член на мгновение поднялся и сник.Святое место на
  
  стенах,суровые изречения,как здесь можно заниматься таким?
  
  - Что же ты стоишь,как евнух? - раздался голос Зейнаб, - Аллах
  
  повелел плодиться,но не сказал в каком месте можно,а в каком
  
  нельзя.Зейнаб бесцеремонно обхватила его член,погладила рукой,
  
  затем снова легла грудью на мраморную плиту надгробья.Юбченка
  
  поднята,Кемаль увидел налитые ягодицы,стройные ноги.Он зажмурил
  
  глаза,чтобы не видеть цитат из корана и просунул руку через бедро
  
  Зейнаб,нашел все,что нужно,и медленно ввел фаллос во
  
  влагалище.Дальше все было так,как и в сцене с гречанкой в
  
  Софии,только здесь Зейнаб не зрительницей была,а артисткой и
  
  показала брату,что не даром на Востоке учат девочек угождать
  
  мужчине в любви.Легкое покачивание тела вперед и назад,в такт
  
  движения члена,сжимание и расжимание бедер,тихие стоны восклицания:
  
  " Ах,как хорошо",все было сделано,чтобы угодить брату и в тоже
  
  время заставить выдать все полностью,что он может.И Кемаль выдал
  
  все,что мог.Твердый и большой,как рог,фаллос делалл медленные,
  
  ненапряженные жвижения до предела,то вонзаясь в глубину,оттягиваясь
  
  до взвода,чтобы головкой сильнее разжечь клитор.Паузы были полны
  
  сладострастных поцелуев.Руки сильно и нежно ласкали груди и живот
  
  сестры в момент оргазма,доведенная до иступления Зейнаб,издала стон
  
  физического удовлетворения.Долго после этого стояли они,склонившись
  
  к надгробью.Кемаль не вытаскивал член,пока тот вовсе не
  
  сник.Дыхание постепенно успокаивалось,тела остыли,хотелось
  
  отдохнуть,не расставаясь друг с другом.Они лежали на душистой
  
  горной траве,смотрели на звезды,разговаривали,когда было,что
  
  сказать,несколько раз их тела сплетались в страстном объятии.
  
  Кемальбыл в расцвете мужской силы.Зейнаб умела возбуждать страсть.
  
  Так прошел этот чудесный день поклонения святому чудотворцу.
  
  Перед выездом на улицы Измира,Зейнаб натерла глаза луковцей,пусть
  
  все видят,что она наплакалась во время молитвы
  
  Кемаль гостил у сестры еще несколько дней,каждый день они
  
  встречались,проводя дневные жаркие часы в зале для купания, а
  
  ночные в спальне Кемаля.Телохранители Кемаля,отявленные
  
  головорезы,надежно охраняли их от посторонних глаз.Брат и сестра не
  
  объяснялись в любви друг другу,они предавались к сжигавшей их
  
  страсти молча и только отдельные восклицания изредка выражали
  
  удовольствие или неудовлетворение.
  
  Очень выразителен был язык их взглядов,долгих
  
  поцелуев,движения рук и ног,соединившихся половых органов. Они
  
  спробовали все способы сношения.Кемаль ложился на спину,а сестра
  
  верхом на члене в экстазе совершала половой акт.Инициатива
  
  полностью принадлежала ей и она полностью ею пользовалась. Она
  
  любила отдаваться стоя,на небольшой возвышенности,чтобы сравняться
  
  с Кемалем,прижаться к нему всем телом в то время,когда он вспарывал
  
  ей влагалище своим твердым фаллосом.Потом она уступала желаниям
  
  брата,которому нравилось класть ноги сестры на свои плечи и
  
  всаживать в нее член до самого корня.Расжигая себя,хмелея от
  
  страсти,они не знали ни каких границ.Член Кемаля побывал и во рту
  
  сестры и между ее сближенными глазами,зато сестра испытала особое
  
  удовольствие,когда брат языком раздражал ее влагалище.Оба они
  
  доводили друг друга до полного изнеможения,а потм отдыхали в
  
  блаженном забытьи.Это была великолепная любовь самца и самки, смело
  
  бросивших понятие греха ради наслаждения.До того,как приехал старик
  
  паша,брат и сестра успели насытиться друг другом и,пришедшая
  
  разлука не огорчила их.Паша,конечно,согласился с доводами Кемаля,
  
  повременить с разводом.После посещения гробницы святого,иначе
  
  поступить было нельзя.Кемаль уехал,а через две недели
  
  старухи,шпионившие за Зейнаб по поручению паши,доложили ему, что
  
  его молодая жена забеременела.Слава Аллаху.
  
  - Теперь у меня будет законный наследник!- воскликнул обрадованный
  
  паша.
  
  Прошло 3 года,Зейнаб превратилась в пышную полногрудную и
  
  статную женщину.Слава о ее красоте и уме уже шла по городам
  
  обширной страны.Материнство придало ей зрелость,а высокое положение
  
  правительницы Измира сделало властной,настойчивой и уверенной в
  
  себе.Малолетний сын ее воспитывался няньками.Паша умер до
  
  совершеннолетия сына и Зейнаб была полновластной хозяйкой двора,
  
  города и подчиненной ей провинцыи.Она подобрала себе способных и
  
  знающих помощников,отлично справляющихся с государственными делами.
  
  Но была у Зейнаб и другая,тайная жизнь.Едва наступал вечер и дворец
  
  погружался в сон,Зейнаб потайным ходом проходила во
  
  флигель,выстроенный по ее приказу в глубине парка.Другой выход из
  
  флигеля вел к обрыву над морем.Во флигеле были роскошные комнаты,
  
  особенно одна,где было устроено широкое и удобное ложе с шелковыми
  
  и богато расшитыми подушками.Было несколько комнат,разделенных
  
  толстыми стенами с массивными дверями,в которых не смотря на
  
  приличное убранство,что-то напоминало тюремные камеры.В подвалах
  
  флигеля жили слуги,а сверху он охранялся несколькими львами,
  
  свободно ходивгими в клетках,опоясывающих весь дом.После смерти
  
  паши,его горем был распушен,а евнухи остались на службе у Зейнаб.
  
  Каждый был предупрежден,что за разглашение тайны,его ждет смерть. В
  
  измирский порт приходили корабли из всех стран мира и Зейнаб
  
  поставила своей целью попробовать мужчин всех национальностей. Ее
  
  увлекала страсть коллекционировангия.Выполняя волю ненасытной
  
  властительницы,евнухи разглядывали всех моряков в порту,сходивших
  
  на берег.Выбрав наиболее сильного и красивого матроса,евнухи
  
  заманивали его в кабак,где после кружки пива и сильной дозы
  
  снатворного,он терял способность сопротивляться.В закрытом
  
  палантине,схваченного моряка доставляли в одну из комнат флигеля.
  
  Там его несколько дней готовили,отмывали и умягчали кожу,кормили
  
  сытной пищей,поили возбуждающими напитками и когда наступала его
  
  очередь,приводили обнаженного в залл,где его уже ждала на роскошном
  
  ложе великолепная Зейнаб.Она встречала пришельца обольстительной
  
  улыбкой,привычно раскрывая объятия,сразу начинала любовную схватку.
  
  В редких случаях она приказывала оставить моряка в живых и привезти
  
  на следующую ночь.Чаще всего на другой день моряка убивали и
  
  сбрасывали в море.Предварительно рад-художник писал его портрет ля
  
  коллекции Зейнаб.А правительница уже в следующую ночь одавалась
  
  другой национальности.
  
  В древние и средние века было несколько женщин-эротоманок,
  
  пользовавшихся неограниченной властью и менявших любовников одного
  
  за другим.История даже сохранила имена некоторых из них:Массалина,
  
  Клеопатра,Тамара и др.,но Зейнаб превосходила их всех тем,что она
  
  коллекционировала мужчин разных национальностей,народов,племен,
  
  сохраняя их портреты,рисунки,описания одежды,а в некоторых случаях
  
  и собственные записи на портретах,где указвала,сколько раз за ночь
  
  этот мужчина вонзил в нее свой член,какие применялись приемы, какие
  
  характерные особенности в любовной игре применяют разные народы.
  
  Эта великолепная женщина сочетала утехи своего горячего влагалища с
  
  почти научной энтографической работы.За 10 лет она собрала
  
  единственную в мире коллекцию,в которой было более 3-х тысяч
  
  партнеров,обнаженных мужчин,отдельные рисунки их членов в
  
  натуральную величину,рисунки их национальной одежды и,наконец,
  
  лаконичные,но черезвычайные для науки записи с характеристиками
  
  некоторых выдающихся мужчин.На каждого мужчину была заведена
  
  карточка,где были данные о национальности,происхождении,возраст и
  
  многое другое,а также точные интрометрические измерения.
  
  Некоторые историки считают,что Зейнаб в начале увлекалась
  
  только удовлетворением своего либидо,а затем заинтересовалась
  
  энтографией,продолжала работать своим влагалищем уже с чисто
  
  научной целью.Учитывая объем проделанной работы,нельзя не признать,
  
  что это был поистине научный подвиг.Но как это часто к сожалению
  
  бывает,потомки не оценили научной деятельности,в истории энтографии
  
  Зейнаб не упоминается и даже памятника ей в Измире не поставили.
  
  Судьба коллекции Зейнаб загадочна.Известно,что она попала в руки
  
  Екатерины Медичи.
  
  Все королевы Европы охотились за этой коллекцией,разумеется
  
  черех тайных агентов.Но по приведенным данным,коллекция уже в ХХ
  
  веке попала в руки королевы голландии и храниться у нее в личной
  
  сокровищнице вместе со знаменитым Хером Голландским,представляющим
  
  собой крупное скульптурное изображение мужского фаллоса,сделанного
  
  из чистого золота во время фаллического культа в Малой Азии.
  
  Знаменитый путешественник и полиглот Армении - Вамбери, привез
  
  в Европу рукописи трудов Зейнаб.Первый из них "О членах обрезанных
  
  и не обрезанных",представляет собой исследование не только с
  
  гигиенической точки зрения,а главным образом со стороны
  
  чувствительного восприятия женщин.Зейнаб решительно дает
  
  предпочтение обрезанному члену.С научной объективностью она
  
  признает,что колличество испробованных ею необрезанных членов во
  
  много раз меньше чем обрезанных,так как она особенно тщательно
  
  следила за своими ощущениями в работе с необрезанными членами.
  
  Второй научный труд вышедший из под этой замечательной женщины
  
  называется "Спереди или сзади".Основательно исследуя этот
  
  актуальный вопрос,Зейнаб говорит,что те женщины,которые пользуются
  
  только классическими формами "спереди",делают непростительную
  
  ошибку,обкрадывая себя.Кто хочет познать все богатство чувства,то
  
  должен разумно чередовать положения спереди и сзади,а в жаркое
  
  время года отдавать предпочтение последнему.Уникальные рукописи
  
  научных трудов Зейнаб приобретены за огромные деньги одной из
  
  принцес Гамбурга.Что стало с ними после крушения Австро-Венгрии как
  
  империи,к сожалению не известно.Знакомясь с биографией многих
  
  выдающихся людей,обогативших своей деятельносью сокровищницу
  
  общечеловеческой науки,мы замечаем трагическую закономерность. Чаще
  
  всего такие люди живыт не долго и умирают насильственной смертью.
  
  Такова была судьба великолепной Зейнаб,умершей в возрасте 35 лет, в
  
  расцвете сил.Слава о красоте Зейнаб,о ее уме паспространилась
  
  далеко за пределы ее родины.Ее имя было знаменито на Ближнем
  
  Востоке,Средней Азии,на Балканах и на всем побережье Средиземного
  
  моря.К ней приезжали послы с богатыми дарами от ханов,королей,
  
  пашей из разных стран,но ответ ее был неизменен для всех:"Я
  
  воспитываю сына и до тех пор пока он не станет мужчиной и пашой я
  
  не выйду замуж." А в глубине души она посмеивалась над этими
  
  предложениями.Какой смысл менять ее огненные ночи,на однообразные,
  
  унылые,скучные и скупые дни,ласки мужа.В это время Средиземное море
  
  было наводненно корсарами.Среди них выдвинулся необычной силы и
  
  храбростью капитан по имени Сит,получивший прозвище "одноглазый
  
  черт".Он захватил один из неприступных островов Средиземного моря,
  
  где хранили оружие и награбленное богатство.Подчинил себе силой и
  
  храбростью флотилии других корсаров и постепенно стал
  
  некоронованным властелителем моря.Опъяненный своим могуществом и
  
  постоянно сопровождавший его удачей,"одноглазый черт" решил,что его
  
  подруга жизни,его жена должна быть достойна его.Она должна быть
  
  прославленной красавицей из высших кругов знати.Выбор пал на
  
  Зейнаб.И вот переодевшись в одежду дервиша,состоявшую из лохмотьев,
  
  и спратов под ней старый кинжал,взяв мешочек с драгоценностями,
  
  одноглазый проник во дворец Зейнаб,заранее подкупленные им слуги
  
  помогли в осуществлении дерзкого плана.Не далеко от
  
  дворца,несколько головорезов держали на готове арабских скакунов,
  
  чтобы умчать невесту к берегам моря,где ожидал их,готовый к
  
  отплытию,быстроходный корвет.В последний раз,когда Зейнаб отпустила
  
  служанок,пошла к себе в спальню,чтобы отдохнуть,одноглазый уже был
  
  там.Прячась за портьеры,он ожидал ее прихода.Его примитивный ум не
  
  допускал мысли,что женщина не прильститься
  
  бриллиантами,неиспугается кинжала.Ему казалось,что достаточно
  
  назват себя и предложить ей стать королевой пиратского острова, она
  
  в тот же чес согласится.Зейнаб вошла,усталым движением сбросила с
  
  себя одежду и перед тем как лечь,подошла к зеркалу поправить
  
  прическу.Пират за портьерой онемел от восторга:такого тела, таких
  
  форм,такого прелестного лица он никогда не видел.Его единственный
  
  глаз налился бурой кровью,член поднялся и легко преодолев лохмотья
  
  дервиша,стал твердым как ствол.Когда же Зейнаб легла на свое ложе и
  
  раздвинув колени показала свои полные ножки,поросшими волосами
  
  холмик,а под ним манящую щель,одноглазый черт не выдержал.Одним
  
  прыжком он очутился за ней,схватил сильными руками,зажал рот
  
  поцелуем и всадил фаллос в ее половой орган,прежде,чем она могла
  
  оказать сопротивление.Задыхаясь от негодования и отвращения Зейнаб
  
  не могла сбросить с себя этого оборванца в лохмотьях,как не
  
  пыталась это сделать.Но наконец он обмяк,поднялся и с видом
  
  победителя заявил ей:"Зейнаб,ты моя!Как только стемнеет,я увезу
  
  тебя,ты будешь моей женой и королевой моря ", и он рассыпал перед
  
  ней бриллианты и жемчужные украшения, на которые она даже не
  
  взглянула.Гнев и ненависть овладели Зейнаб.Это грязное животное,
  
  этот дикий негодяй посмел изнасиловать ее и хочет увезти в плен. Не
  
  говоря ни слова,Зейнаб обдумывала свое положение.Ясно,что ее
  
  продали,у него были сообщники во дворе,звать на помощь бесполезно.
  
  Но она сама постоит за себя.Она жестоко накажет негодяя зи нсилие.
  
  Заметив острый кинжал,спрятанный в одежде пирата,Зейнаб все так же
  
  не произнося ни слова,раскрыла свои объятия,как бы прося новой
  
  ласки.Тиран прилег к ней,обнял ее и член его снова поднялся от
  
  соблазнительного влагалища красавицы.Быстрым,как молния,движением,
  
  Зейнаб выхватила кинжал из-за пояса,и схватив его член одной рукой,
  
  точным взмахом вырезала член до самого основания.С диким воплем
  
  тиран скатился с ложа,обливаясь кровью.Держа отрезанный член в
  
  поднятой руке,Зейнаб бросилась бежать через многочисленные комнаты
  
  и крутые переходы дворца.Услышав вопли "одноглазого черта" его
  
  головорезы ожидавшие сигнала,кинулись во внутрь дворца, выручать
  
  своего главаря.И в тот момент,когда Зейнаб была почти в
  
  безопасности,ей оставалось пробежать несколько шагов до охраны,
  
  один из пиратов настиг ее и пронзил сердце длинным копьем.
  
  Так погибла великолепная Зейнаб,держа в немеющей руке
  
  оскорбивший ее мужской член.Всю жизнь любила она мужские члены,
  
  когда они входили как друзья, как в гости по ее рпиглашению. Но тот
  
  член,который вонзился в нее без приглашения,насильно,она вырезала.
  
  Гордая натура этой прекрасной и достойной любви женщины,не
  
  покорилась.На этом кончается легенда о великолепной Зейнаб.
  
  Сборник коротких эротических рассказов разных авторов
  
  Артур Кронберг
  
  Александр Даммит
  
  Алексей Сакс
  
  Ирма
  
  Артур Кронберг
  
  Эротические рассказы
  
  Особая процедура Прожиточный минимум
  
  Артур Кронберг
  
  Особая процедура
  
  Со мной что-то случилось, сомнений больше нет: я перестал получать
  
  наслаждение от своей работы. Видимо, все последнее время во мне накапли-
  
  вался ряд мелких изменений, которых я не замечал, и вот свершился пере-
  
  ворот в восприятии.
  
  Особенно ясно это стало сегодня, когда ко мне обратилась эта ры-
  
  женькая. Почему именно ко мне? Возможно, она не доверяет Прокошину. Что
  
  было делать? У меня не было ровным счетом никаких причин для отказа! А
  
  меня словно разбил паралич, я не мог вымолвить ни слова, пока она робко
  
  раздевалась за ширмой.
  
  У нее оказалась черная с рыжеватым отливом поросль между ног, к тому
  
  же - сильно надушенная (перед визитом к сексологу?) Когда она беспокойно
  
  сдвигала и раздвигала свои ляжки, меня буквально обдавало густой волной
  
  духов.
  
  Ее писька показалась мне противной и глупой, я чувствовал страшную
  
  скуку и раздражение, когда мои пальцы погрузились в ее разгоряченную
  
  вульву и я понял, что рыженькая не на шутку возбудилась. Я копался в
  
  скользкой розовой пещерке и никак не мог взять в толк, зачем меня занес-
  
  ло в эту идиотскую Школу оргазма? Что я тут делаю? Для чего привычно ма-
  
  нипулирую похотником этой милой женщины, лежащей передо мной совершенно
  
  обнаженной, да еще в столь бесстыдной позе? На кой ляд облачен я в этот
  
  дурацкий белый халат? Моя страсть к женским писькам умерла. Она заполня-
  
  ла и морочила меня много лет подряд, она была главным двигателем моей
  
  карьеры - а теперь я чувствовал себя усталым и опустошенным.
  
  Уныло размышляя об этом, я полуавтоматически двигал пальцами в нужном
  
  ритме (сказывались годы ежедневной практики), и моя пациентка вдруг за-
  
  дергалась, словно через нее пропустили высокое напряжение. Собственно,
  
  так всегда бывает, если добываешь первый в жизни женщины настоящий ор-
  
  газм. Не те жалкие вершинки страсти, которые единственно и может доста-
  
  вить своей супруге среднестатистический мужчина, одаренный от природы
  
  обычными возможностями, но пик Победы, Эверест, Джамалунгму, на которую
  
  способен возвести посетительницу только и единственно профессиональный
  
  сексолог, прошедший многотрудную подготовку в мюнхенской Академии эроти-
  
  ки.
  
  Коллеги уже давно притерпелись к сладострастным воплям из моего каби-
  
  нета, но посетительницы в коридоре воспринимают их совершенно по-иному -
  
  и это тоже учитывается в работе. Ничто так хорошо не готовит пациентку к
  
  процедуре исследования и изучения ее эрогенных зон как прослушивание в
  
  течении определенного времени звуковых реакций ее предшественниц. Зачас-
  
  тую следующая посетительница входит ко мне в кабинет уже совершенно мок-
  
  рой, и мне остается только применить пару несложных технических приемов,
  
  чтобы вызвать настоящий сексуальный обвал. Все это экономит дорогое вре-
  
  мя.
  
  Само собой, по-другому реагируют на все происходящее мои помощники -
  
  сравнительно молодые, необстрелянные практиканты, которых я стараюсь ре-
  
  гулярно менять. Дело в том, что возбудившийся мальчик - лучший допинг
  
  для подготовленной к манипуляциям женщины. От перевозбудившегося нович-
  
  ка, между прочим, даже исходит особый тонкий аромат, немедленно улавли-
  
  ваемый женскими ноздрями и безошибочно воздействующий на подсознание.
  
  Вот почему я предпочитаю именно новеньких.
  
  Разделавшись с рыженькой, я спустился в наше кафе. Меня сразу же за-
  
  тащили к столу, где шла оживленная беседа. В ненужных подробностях, со
  
  смачными шуточками, от которых меня коробит, обсуждали какой-то сложный
  
  и крайне запутанный случай сексуального расстройства. Коллеги меня пора-
  
  жают: прихлебывая свой кофе, они без устали анализируют мельчайшие дета-
  
  ли очередной перверсии, делятся результатами тестирований, обмениваются
  
  даже цветными фотографиями - надо признать, некоторые гениталии действи-
  
  тельно заслуживают портретирования во имя науки. Странно подумать, ког-
  
  да-то и я поступал так же, но ныне, едва завидев широко распяленную, об-
  
  рамленную курчавыми светлыми волосиками манду, клитор которой победонос-
  
  но вздымается посередь мясистых половых губ словно свисток, мне хочется
  
  воскликнуть: чур, чур меня!
  
  Конечно, это новое состояние меня тревожит. Вот уже с полчаса я ста-
  
  рательно избегаю смотреть на этот в своем роде выдающийся иллюминатор. Я
  
  смотрю поверх фотографии, ниже нее, правее, левее - лишь бы глядеть ми-
  
  мо. И в то же время отлично сознаю, что девять из десяти нормальных му-
  
  жиков дорого бы дали, чтобы оказаться на моем месте, чтобы иметь возмож-
  
  ность ежедневно лицезреть стыдливую комедию раздевания, чтобы получить
  
  право ставить обнаженную посетительницу в любую, самую откровенную позу,
  
  чтобы деловито задавать самые бесцеремонные вопросы и требовать подроб-
  
  ных ответов.
  
  - Итак, ничего не пропуская опишите обычную последовательность любов-
  
  ных ласк перед вашим супружеским сношением.
  
  Бедняжка как правило страшно смущается, опускает глаза, густо красне-
  
  ет. Ее и ошеломляют, и одновременно будоражат мои вопросы. Никому в жиз-
  
  ни, включая и собственную мать, она еще не рассказывала как слизывает
  
  сперму с супружниного мотовила, как играет с яичками (`яйцами, яички на
  
  базаре`, - поправляю хор), как еще до замужества (`только мужу ни сло-
  
  ва!` - испуганно добавляет она) довелось однажды пройти через так назы-
  
  ваемую летку-енку...
  
  Но ведь здесь она - в специальном кабинете, в особом заведении, и че-
  
  ловек, сидящий за столом в белом халате, вникает в подробности ее интим-
  
  ной жизни не из собственного любопытства, но по долгу службы. Прежде я
  
  любил этот момент, когда посетительница впервые отверзает уста и сначала
  
  медленно, с запинками и оговорками, а потом все стремительнее и безог-
  
  лядней начинает повествовать о своей сексуальной жизни, уходит в воспо-
  
  минания раннего детства, ссылается на прочитанные книги, цитирует запав-
  
  шие в душу скабрезные пассажи из каких-то романов, припоминает подсмот-
  
  ренные сексуальные сцены, признается в смертном грехе мастурбации. Да-с,
  
  память человеческая чем-то напоминает недра женщины, живущей богатой и
  
  несколько хаотической половой жизнью - чего там только не сыщешь при
  
  глубоком осмотре!
  
  Помнится, одна посетительница призналась, что в семилетнем возрасте
  
  частенько с папой ходила на футбольные матчи. Став постарше, обнаружила,
  
  что ее заводит вид бегающих по полю спортсменов. Почти всегда к концу
  
  второго тайма она чувствовала себя необыкновенно возбужденной, хотя и
  
  неудовлетворенной. Тогда она шла к выходу со стадиона и поджидала
  
  спортсменов. Некоторые из них вполне охотно знакомились с местными пок-
  
  лонницами. Так моя пациентка перезнакомилась и перебывала в постели с
  
  десятками самых знаменитых мастеров. `Я не сразу поняла, что меня осо-
  
  бенно восхищают именно их мускулистые ноги`, - призналась она. -`Но в
  
  постели они обычно оказывались довольно неуклюжими. Горячие жеребцы, ко-
  
  торые умели не больше, чем я сама`. Все же член одного известного на всю
  
  страну форварда доставил ей незабываемые переживания, и она месяцами
  
  выслеживала его, переезжая из города в город, чтобы снова угодить в его
  
  объятия. Это ей удалось еще только дважды, и оба раза ее постигло
  
  горькое разочарование.
  
  Разуверившись в футболистах окончательно, она пришла в нашу клинику.
  
  Да, прежде все это занимало меня. Казалось чертовски важным доско-
  
  нально разобраться с конфигурацией редкостного либидо или, например,
  
  извлечь темпераментнейшую лесби из-под обломков какой-нибудь благонрав-
  
  ной матроны.
  
  Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, я слышал как полуголое грудас-
  
  тое создание в розовом халатике и домашних тапочках (видимо, из стацио-
  
  нара) жаловалась приятельнице на своего дружка.
  
  - По мне, лучше б он бабником был, чем эти онанистические оргии у
  
  Мишки! На бабу я бы рукой махнула, лишь бы меня ублажать не забывал, но
  
  эти малафейщики...
  
  Ее собеседницу я хорошо знаю: эта чернявая кочережка умудрилась ку-
  
  пить себе завидного трахальщика-пьяницу и в общем довольна, однако в
  
  последнее время его способности явно поослабли, и она обратилась к нам
  
  за помощью. В ней накопились слишком большие запасы нерастраченной сек-
  
  суальной энергии. Ей назначили интенсивный мастурбационный курс на спе-
  
  циальном вибраторе, но все равно она дважды попадалась на том, что соб-
  
  лазняла пациенток помоложе...
  
  Однако сколь ни оттягивай этот момент, он неизбежно наступает: я отк-
  
  рываю двери своего кабинета и вижу до отвращения знакомую картину: в
  
  смотровом кресле широко раскинув ноги лежит женщина, подготовленная мои-
  
  ми мальчиками к исследованию. Судя по состоянии ее пичужки, пока я прох-
  
  лаждался в кафе они поработали на славу - что ж, когда-то и сам я был
  
  неудержимым! Рядом с подлокотником кресла разложен весь набор приспособ-
  
  лений, с помощью которых они добились нынешнего состояния пациентки. С
  
  первого взгляда ясно, что она уже выведена на плато - до Эвереста рукой
  
  подать, но как мне переломить себя и взяться за дело? Трудно выразить,
  
  до чего тошно брать в руки этот огромный вибратор с плавающей головкой и
  
  подогревом (ей подойдет только огромный, распирающий влагалище - это
  
  очевидно), до чего лень вонзать этот отбойный молоток в сочную мякоть ее
  
  лона, снова, в который уже раз слышать ее исступленные вопли и видеть
  
  жадные пальцы моей своры кобелей, сладострастно мнущих ее подпрыгивающие
  
  в такт движениям фаллоса груди!
  
  Справедливости ради надо признать, что ребятам тоже нелегко. К концу
  
  рабочего дня они сильно перевозбуждаются, и если ничего не придумать для
  
  снятия напряжения, вынуждены заниматься самостимуляцией до того, как
  
  отправиться домой. Но ведь для нас в клинике нет ничего невозможного или
  
  недоступного: дамы приходят сюда за оргазмом и ради этого готовы практи-
  
  чески на все. Негласная практика такова: ближе к концу рабочего дня
  
  кто-нибудь из моих помощников выходит в коридор и высматривает `жертву`
  
  - эта пациентка будет оставлена на закуску. Основательно возбудив ее, ей
  
  объясняют, что многое может улучшить оральный секс, которым ей необходи-
  
  мо овладеть. `Курс обучения` начинается немедленно, и пока я заполняю
  
  нужные бумаги за столом, из-за ширмы доносятся характерные почмокивания
  
  - пациентка старательно разряжает мальчиков. В некоторых порой открыва-
  
  ются просто-таки гениальные как выражаются мои помощнички `фуфлерши` -
  
  думаю, их мужья должны быть нам очень благодарны! Но, впрочем, разве
  
  дождешься благодарности от этого быдла... Иногда в нашу приемную загля-
  
  дывают дамочки, которые просто жаждут посидеть между пациентками, посу-
  
  дачить, послушать звуки, доносящиеся из-за плотно прикрытых дверей каби-
  
  нета. Но эту молоденькую девушку я вижу явно впервые.
  
  - Эта свеженькая, - шепчет мне на ухо Лавренович по прозвищу Секель.
  
  - Не понимаю, что она может тут искать? Славная девчушка, робка как лес-
  
  ная лань!
  
  `Как будто лань может быть не лесной!` - с раздражением думаю я.
  
  Секель, гордо неся свои благородные седины, уходит вдоль коридора, а
  
  девушка, вся розовая от смущения, сидит под моей дверью и являет собой
  
  настоящий символ скрытого сладострастного восторга. Нет сомнения, сегод-
  
  ня она впервые слышала нечто подобное тем мартовским воплям, которые в
  
  любое время года раздаются на нашем этаже. Вид у нее такой, будто она
  
  только что потеряла девственность. Двери распахиваются, и один из моих
  
  шалунов широким жестом приглашает зайти. Так, значит оглоеды сегодня ре-
  
  шили попользоваться двойной порцией свежачка... Распустились, ощутили
  
  вседозволенность. Пора менять команду... Девушка суетливо оправляет юбку
  
  и исчезает за дверью. Не хочется даже и представлять себе, что с ней
  
  сейчас начнут проделывать. За каких-нибудь сорок минут мои умельцы выж-
  
  мут из нее все, что она может дать и даже чуточку больше. Никогда, ни-
  
  когда в жизни ей уже не подняться на такие вершины возбуждения. До гро-
  
  бовой доски будет она помнить это приключение, начинавшееся столь обы-
  
  денно, до конца дней будет преследовать ее чувство неудовлетворенности и
  
  особой эротической тоски...
  
  На выходе из клиники ко мне присоединяется Жанна, наша молодая специ-
  
  алистка из Усть-Каменогорска. Вид у нее лукавый и немного таинственный.
  
  - А я видела на прошлой неделе как вы за десять минут вызвали оргазм
  
  у пожилой женщины в парке. Одними разговорами!
  
  - А-а, верно. Она жаловалась на врожденную холодность.
  
  - Но не прикасаясь руками, без инструментария! Хотела бы я достичь
  
  такого мастерства.
  
  Внезапно она грустнеет. Сколько раз я наблюдал такие перемены в наст-
  
  роении женщин! Для меня вполне очевидно, что Жанна страдает некоторыми
  
  весьма мучительными сексуальными дисфункциями. Но ведь я и сам сейчас
  
  чувствую себя не вполне здоровым.
  
  - Жанна, вы наблюдали демонстрационные акты? - интересуюсь я, чтобы
  
  поддержать разговор.
  
  - Соития, что демонстрируют излеченные пациенты? - переспрашивает она
  
  с жалкой улыбкой. - Сколько раз я пыталась представить себя на месте од-
  
  ного из них! Увы, меня почти не возбуждает вид людей, занимающихся лю-
  
  бовью. Конечно, я получаю удовльствие, наблюдая за виртуозной работой
  
  мастеров эротических дел из четвертого отделения, но сексуального нас-
  
  лаждения нет и в помине. Я даже пробовала мануально участвовать в акте,
  
  направлять движения члена, держать его в момент разрядки - никакого ре-
  
  зультата! Честно говоря, меня все это сильно удручает.
  
  - Завтра с утречка введите во влагалище тамильские шарики, - рекомен-
  
  дую я, - а вечером - ко мне, в кабинет. Да, и прихватите с собой остро
  
  заточенный карандаш с твердым грифелем.
  
  Бедняжка не подозревает, что относится к редчайшему типу женщин с то-
  
  чечным оргазмом. С помощью электроопределителя мы в несколько секунд ус-
  
  тановим конфигурацию ее `созвездия` и запустим механизм... Ах, если бы
  
  со мной все было бы столь же просто!
  
  Может быть, годы работы просто превратили меня в импотента? Есть од-
  
  на-единственная женщина, которая еще способна разогреть мое либидо. Я
  
  стесняюсь, стыжусь этого существа, я никогда не решился бы появиться с
  
  нею на улице или в обществе, но факт остается фактом: толстуха Тамара
  
  ужасно заводит меня в любое время суток.
  
  Тамара в непомерно коротком черном платье открывает мне дверь. Руки
  
  она, конечно, не протягивает, даже не здоровается. Наверняка у нее
  
  кто-то есть. Она говорит очень быстро, спеша покончить с формальностями:
  
  - Раздевайся и садись, где хочешь, только не лезь в спальню. Я сейчас
  
  закончу.
  
  Она уходит, из спальни доносятся глухие звуки какой-то страстной воз-
  
  ни, всхлипывания, стоны, взвизги. Я курю и размышляю, что Тамара несмот-
  
  ря на всю свою грузность, даже бегемотообразность чем-то напоминает ма-
  
  ленькую девочку. Профессиональная шлюха с десятилетним стажем. Специа-
  
  листка высочайшей квалификации. Моя тайная страсть.
  
  Тамара выходит из спальни совершенно обнаженной и говорит:
  
  - Ложись на диван. Сейчас будем делать глубокий массаж.
  
  Она двигается по комнате легко и плавно, с грузным величием. Меня от-
  
  чего-то несказанно волнуют ее необъятные груди - возможно, подсозна-
  
  тельно я страшусь, что буду раздавлен ими.
  
  - Ну, что с члеником нашего доктора? - певуче начинает Тамара свой
  
  терапевтический сеанс.
  
  Она действительно гениальна. Сколько раз уже я приглашал ее к нам, в
  
  клинику, но Тамара только отмахивается. Она предпочитает статус свобод-
  
  ной художницы.
  
  Некоторое время она пальцами наигрывает на моей флейте какую-то чрез-
  
  вычайно изощренную мелодию, мой жезл мгновенно приободряется, поднимает
  
  голову. Тамара смеется - я узнаю этот хохоток, очень низкий, немного в
  
  нос. Она разглядывает мой хоботок с любопытством.
  
  - По нему не скажешь, чтобы у тебя сейчас была особенно богатая сек-
  
  суальная жизнь! - дразнит она. Потом наклоняется и начинает сосать
  
  как-то странно похрюкивая. Как я и предполагал, первые четверть часа до-
  
  вольно трудны для нас обоих. Но Тамара никогда не отступает. Мне даже
  
  интересно попытаться сдержать извержение семени - но ничегошеньки не по-
  
  лучается, и Тамара снова смеется:
  
  - Смотри, какой фонтанчик: как у кашалотика!
  
  Ее сравнения всегда поражали меня.
  
  - Научи меня снова любить пизды! - говорю я. - Сделай так, чтобы я
  
  снова мог работать.
  
  - О, это просто, - спокойно говорит она. - Я знаю, что тебе нужно,
  
  доктор. Я проведу с тобой сеанс `заглатывания`.
  
  О таком не слышал даже я.
  
  - Что это значит, объясни?
  
  - Особая процедура. Ты почувствуешь, что протискиваешься меж моих по-
  
  ловых губ, с усилием раздвигая их головой, погружаешься в длинный и
  
  скользкий коридор-влагалище, плюхаешься в матку и несколько часов плава-
  
  ешь там, в темноте, тепле и безопасности. А потом я снова `рожу` тебя,
  
  вытолкну в мир - и ты будешь свежим как огурчик, розовым как младенец!
  
  - Это гипноз, Тома?
  
  - Ты слишком много болтаешь, доктор, - слышу хор приглушенный голос,
  
  и вдруг чувствую, как ее гигантская растянутая вульва надвигается, натя-
  
  гивается на мое лицо. Увидев крупные губы, розовый клитор, я вдруг прос-
  
  кользнул во влажные, темные глубины, толчками продвигаясь все глубже и
  
  глубже, чувствуя себя все спокойнее и спокойнее, испытывая блаженный по-
  
  кой и благодарность...
  
  - Господи, только бы она не позабыла родить меня обратно! - еще успе-
  
  ваю подумать я.
  
  Артур Кронберг
  
  Прожиточный минимум
  
  Ирина Владимировна с наслаждением прогуливалась по вечернему пляжу,
  
  наслаждаясь свежим ветерком, пестрой толпой отдыхающих, вслушиваясь в
  
  русскую и украинскую речь. Приятные мысли неспешно проплывали в сознании
  
  молодой учительницы русского языка и литературы. Ей представлялось, нап-
  
  ример, как она в одном из своих учеников угадывает недюжинные способнос-
  
  ти, как помогает раскрыться молодому дарованию. Или - почему бы в самом
  
  деле не помечтать? - Ирина Владимировна Зотова превращается в старую
  
  заслуженную учительницу, на скромную, но достойную пенсию живущую в не-
  
  большой уютной квартирке в блочном доме и здесь ее посещают бывшие вос-
  
  питанники. Один стал всемирно известным ну... пусть орнитологом, другой
  
  - замечательный писатель, третий - дипломат... И все они с благодар-
  
  ностью вспоминают, как Ирина Владимировна заронила в их юные души семе-
  
  на, давшие с годами замечательные всходы.
  
  Впрочем, молодая женщина не позволила себе слишком долго купаться в
  
  море мечтаний - следовало подумать и о вещах более прозаических. Она
  
  присела на одну из лавочек, раскрыла сумочку и тщательно пересчитала
  
  взятые с собой на отпуск деньги. Комната недалеко от моря оказалась до-
  
  вольно дорогой, но уютной и чистенькой - от нее не хотелось отказы-
  
  ваться. Значит, следовало несколько урезать себя в еде, может быть, от-
  
  казаться от одной-двух экскурсий.
  
  Ирина Владимировна вздохнула. А в общем все это были пустяки: море
  
  ласково шумело, вышла луна, не хотелось вставать и идти домой...
  
  Вдруг Ирина Владимировна заметила эффектную даму в легком летнем кос-
  
  тюме, сшитом точно по фигуре. Помахивая букетиком цветов, та поднималась
  
  вверх по тропке.
  
  - Виола? - воскликнула радостно Ирина Владимировна. - Да..., - дама
  
  живо обернулась и тотчас же раплылась в улыбке. - Ирка! Какими судьбами?
  
  - Отдохнуть. А ты? - Живу тут. Работаю. - Тебя же вроде в Полтаву расп-
  
  ределили? - Перевелась, конечно. Ты где остановилась? У хозяев? Поехали
  
  ко мне, поужинаем, повспоминаем! - Поехали, конечно поехали! Надо же,
  
  как повезло - в первый же день в совершенно чужом городе встретить уни-
  
  верситетскую подругу!
  
  На одной из боковых улочек Виола уверенно подошла к роскошному им-
  
  портному лимузину, уселась за руль, приоткрыла дверцу:
  
  - Ныряй. Чего стоишь? - Виолка, это твой кар, что ли? - Мой, мой!
  
  Что, не ожидала?
  
  Ирина устроилась на переднем сидении , и машина, мягко фырча, плавно
  
  стронулась с места. Виола вела стремительно, уверенно, почти по-мужски.
  
  - `Мерс`, почти новый, - деловито пояснила она подруге. - Двадцать
  
  тонн. - Что? Такой... тяжелый? - Тонн - значит двадцать тысяч зеленых,
  
  дурашка. - `Ничего себе!` - ужаснулась про себя Ирина. - `Это же целое
  
  состояние! И ведь Виолка из бедной семьи, помнится, вечно на беляши не
  
  хватало...`.
  
  Через несколько минут лимузин мягко затормозил перед небольшим камен-
  
  ным особнячком в тихом районе. Сад освещали стеклянные разноцветные ша-
  
  ры, установленные на невысокие столбики в траве.
  
  - Фазендочка у тебя будь здоров! - искренне восхитилась Ирина, когда
  
  они вошли в переднюю, отделанную деревом с бронзой. - Неужели твоя? -
  
  Пока нет, к сожалению. Снимаю. Накладно получается - почти штука. Бак-
  
  сов, разумеется. - Ничего себе! - выдохнула Ирина.
  
  Дом был обставлен не без шика: дорогие немецкие обои, явно антиквар-
  
  ная люстра над обеденным столом, гнутая старинная мебель, даже рояль в
  
  гостиной! На полу - ворсистые упругие ковры.
  
  Подруги прошли в специальную гостевую комнату. Здесь было не менее
  
  уютно: угловой кожаный диванчик, стеклянный столик с подсветкой, резная
  
  полочка с аппаратурой и компакт-дисками... Ирина впадала во все большее
  
  недоумение. Пока она усаживалась, осматривалась, Виола сняла с полки мо-
  
  бильный телефон:
  
  - Юра? На две персоны. Да, напитки помягче сооруди... Жду! - Виола, я
  
  балдею! Ты что, за миллионера выскочила? - Вот еще, зависеть от кого-то!
  
  - Сама банкиром стала? - Я учительница, как и ты. Сею разумное, доброе,
  
  вечное... - Откуда же все это? - Ну, милая моя, - хитро подмигнула Вио-
  
  ла, готовя два зеленовато-оранжевых коктейля и зажигая свечу. - Разврат-
  
  ничаю понемногу... - Развратничаешь? Шутишь, конечно? - Нет, какие шут-
  
  ки! Богатых да любвеобильных теперь хватает. - Послушай, но ведь это
  
  ужасно! Неужели ты говоришь правду? Неужели не брезгуешь проституцией,
  
  чтобы жить роскошной жизнью? - Послушай, Ирка, брось ты этот ханжеский
  
  тон. `Проституция!` Я просто веду, скажем так, свободный образ жизни.
  
  Нравятся мне мужчины, понимаешь? И всегда нравились. И этим самым зани-
  
  маться я люблю... - Но не за деньги же! Стать продажной женщиной...
  
  Просто больно слышать! - Это пожалуйста. Переживай, если так хочется. Но
  
  и присматривайся, соображай. А приглядишься - и сма скажешь: фу, какая
  
  же я была фефела! Так и скажешь, можешь мне поверить! Ну-ка, откушай
  
  коктейльчика и забудь на время о заблудшей учителке.
  
  Коктейль действительно оказался на удивление вкусным.
  
  - Вот молодая преподавательница вроде нас с тобой сколько может зара-
  
  ботать даже если ей дадут все возможности? - Ну, на три-четыре прожиточ-
  
  ных минимума натянуть можно. - Правильно. Так вот, для меня это - пара
  
  минетов! - М-минетов! Сосать... эту гадость! - Ну сказанула! Хуйки - они
  
  прелесть! Я особенно необрезанные люблю: возьмешь в кулачок, оттянешь
  
  вниз кожицу, розовая головка тут как тут и ну давай расти да надуваться
  
  - чувствуешь себя прямо-таки заклинательницей змей. Так и хочется его
  
  заглотить! Впрочем, что мы все о сексе да о сексе? Пора к столу. Прого-
  
  лодалась, небось?
  
  В столовой, куда они перешли, все уже было готово для ужина. Ломтики
  
  малосоленого лосося возвышались аппетитной горкой, торпедами на длинном
  
  блюде лежали миножины, стояли канапе с икрой. На столике подальше горкой
  
  пестрели фрукты. Целый бастион бутылок виднелся на передвижном столике.
  
  Прислуживал молодой смазливый официант.
  
  Подруги хлопнули по рюмке холодной водочки и приступили. Ирина пребы-
  
  вала в смущении ума - она просто не знала, как себя вести. Встать и уй-
  
  ти? Как-то невежливо уж слишком. Да и вкусно. И интересно. Почему бы не
  
  понаблюдать необычную жизнь? Хотя... что она, журналистка, что ли?
  
  - Ты, я вижу, вся в раздрае, - заметила Виола мягко. - Жаль, что ска-
  
  зала. Подумала, по старой дружбе можно. Забудь... Не ломай голову над
  
  этим! Выпей лучше винца. Отличное винцо! - Вино действительно тонкое, -
  
  осторожно признала Ирина. - Вот ты сейчас сидишь и размышляешь: чего я
  
  тут торчу? - спокойно продолжала Виола. - Что я, без этого балычка не
  
  обойдусь? Погоди, дай договорить. Но я вовсе и не думаю, что ты сидишь у
  
  меня ради севрюги с хреном или дорогого виски. Ты не ушла, потому что не
  
  можешь придти к решению: падшая Виола женщина - или нет? Ну не кажусь я
  
  тебе уж такой падшей! Что-то тут не стыкуется. А не стыкуются, Ириш, ре-
  
  альная жизнь и прописные представления о ней, вколоченные в нас родите-
  
  лями, системой, всеми этими тетями и дядями... - Постой, - вскинулась
  
  Ирина, - не станешь же ты утверждать, что исполнять сексуальные капризы
  
  мужчин, да еще за деньги - это нормально? - Сексуальные капризы мужчин,
  
  говоришь? - отозвалась Виола и щелкнула пальцами. - Тогда смотри!
  
  Официант включил боковое освещение и оказался перед столом как бы на
  
  небольшой сцене. Поплыла медленная чувственная музыка. Танцуя, извива-
  
  ясь, он стал постепенно освобождаться от одежды. Ирина смотрела во все
  
  глаза - ей еще не доводилось видеть мужской стриптиз. Официант, между
  
  тем, остался в одних брюках. Что и говорить, его мускулистый торс -
  
  рельефная грудь, плечи - способен был зажечь желание... Видно было, как
  
  под шелковистой загорелой кожей перекатываются волны эластичных муску-
  
  лов. Наконец, он быстро скинул плавки - под ними оказались только
  
  узенькие-преузенькие слипперы, не столько скрывающие, сколько подчерки-
  
  вающие его мужские достоинства. Повернувшись к подругам ромбовидной спи-
  
  ной, он чувственными, скользящими движениями стал спускать трусики вниз,
  
  постепенно обнажая узкие бедра и маленькие мускулистые ягодицы. Затем
  
  резко развернулся лицом, и Ирина увидела мощную, раскачивающуюся перед
  
  самым столом пику.
  
  Словно загипнотизированная, Ирина не отрываясь смотрела, как он, с
  
  лицом, искаженным сладострастием, медленно мастурбирует в рассеянном
  
  красноватом свете. Продолжала струиться музыка... Ирина вдруг почувство-
  
  вала, что ее подхватывает теплая, упругая волна. Она плотно сжала под
  
  столом ляжки...
  
  - Юрик, обслужи гостью! - вполголоса скомандовала Виола.
  
  Обнаженный мужчина с готовностью опустился на колени, его горячее ды-
  
  хание буквально опалило ноги Ирины, она поджала их под себя.
  
  - Нет, не надо! - Не стесняйся, за все уплачено! - довольно хохотнула
  
  Виола.
  
  `Ах, это же те, нечистые деньги!` - успела подумать Ирина. В следую-
  
  щий миг горячие упругие губы уже покрывали страстными поцелуями ее пок-
  
  рытые шелковистыми волосками икры, колени, гладкие ляжки. Голова молодо-
  
  го человека оказалась у нее под юбкой, пальцы ласково мяли треугольничек
  
  волос под трусами, время от времени проникали под тонкую материю и дос-
  
  тигали самого заветного местечка.
  
  Ирина почувствовала сладкое головокружение и слабость. `Боже, неужели
  
  это происходит со мной?` - мелькнула странная мысль. `И этот прекрасный,
  
  словно греческий бог молодой мужчина, его обнаженная спина, жадные гу-
  
  бы`, - она приоткрыла глаза и, не в силах более противиться натиску,
  
  мягко развела ляжки.
  
  Она и не заметила, как сокользнули на пол трусики, однако длинные
  
  чуткие пальцы, осторожно разводящие ее влажные губки, заставили ее
  
  вздрогнуть. Никто никогда еще так не обращался с нею! Она даже не была
  
  уверена, что это можно - скорее, это был ужасный, неслыханный разврат.
  
  Но черт возьми, как же это было приятно...
  
  Пальцы осторожно, словно лепестки попавшей под летний дождь розы,
  
  раскрыли, расправили почти девственные губки, и вдруг Ирина ощутила жа-
  
  лящор прикосновение самого кончика языка. Он мгновенно скользнул между
  
  малых лепестков и пропал, скользнул снова и вдруг уперся в горошинку
  
  сладострастия, странным, трепещущим движением подталкивая, перекатывая
  
  ее. Ничего подобного с Ириной никогда не было - она чуть не закричала от
  
  острого, пронзительного наслаждения! А язычок, между тем, работал все
  
  быстрее и быстрее...
  
  Виола с удовольствием наблюдала за первыми, сначала слабыми подерги-
  
  ваниями голых ног, затем тело Ирины стали сотрясать все более и более
  
  мощные судороги, и из ее полуоткрытых губ стали вырываться вскрики,
  
  всхлипы, хрипы. Вдруг она буквально забилась в кресле, откинувшись на-
  
  зад, выгнувшись дугой, беспорядочно шаря перед собой руками. На пол по-
  
  летели какие-то салатницы, рюмки...
  
  - Хорошо, Юрий, иди, - вполголоса распорядилась Виола и официант выс-
  
  кользнул за дверь, ловко прихватив с собой охапку одежды.
  
  Некоторое время молчали.
  
  - А ты говоришь - исполнять капризы мужчин, - спокойно заметила Вио-
  
  ла, когда ее гостья приоткрыла глаза. - Мне, пожалуй, пора, - слабым го-
  
  лосом проговорила Ирина. - Ну куда ты сейчас пойдешь? Уже поздно, - воз-
  
  разила хозяйка. - Оставайся, а с утречка пошлем Юрку за твоими вещичка-
  
  ми. Лады?
  
  Ирина не нашлась, что возразить. По внутренней лесенке они поднялись
  
  на второй этаж. Спальня была выдержана в небесно-голубых тонах, Ирину
  
  поразил подбор косметики на ночном столике, замечательные акварели на
  
  стенах. Виола распахнула встроенный в стену шкаф - его недра являли со-
  
  бой что-то вроде небольшой лавки, заполненной разнообразным эротическим
  
  бельем, украшениями, ночными рубашками, халатиками.
  
  - Пользуйся, чувствуй себя как у себя дома! - широким жестом предло-
  
  жила хозяйка. - А мне пока нужно сделать несколько звонков.
  
  Трудно было удержаться от соблазна и не примерить некоторые из ком-
  
  бидрессов. Ирина быстро скинула платье и устроила себе маленький празд-
  
  ник - благо, за темно-голубой шторкой на стене оказалось широченное зер-
  
  кало. Наконец, она докопалась и до особенного кожаного белья. Да, узкий
  
  кожаный бюстгалтер, поддерживавший ее и без того аппетитные груди, делал
  
  их еще эффектнее. Трусики, оставляющие открытым лобок и вход в пещерку,
  
  невероятно заводили. Стоило лишь представить, что прохаживаешься в этом
  
  бельеце перед вожделеющим мужчиной...
  
  Покопавшись еще немного, Ирина обнаружила и другие чудеса. Оказалось,
  
  существуют на свете трусики, снабженные приспособлением, разводящим по-
  
  шире половые губы! Разглядывая себя в этом суперэротическом наряде, Ири-
  
  на даже позволила себе соблазнительно выпятить попку в сторону зеркала и
  
  широко расставить ноги, чтобы понять: действительно ли и сзади будет ви-
  
  ден розовый вход? В этой не слишком пристойной позе и застала ее гостеп-
  
  риимная хозяйка.
  
  - А ты, я вижу, времени не теряешь! - похвалила она подругу. - Да
  
  я... Просто..., - залилась краской смущения Ирина. - Да ты просто душка!
  
  - тоном знатока заметила хозяйка. - Я и не знала, что у тебя такая ми-
  
  ленькая фигурка. Иди-ка сюда, давай-ка примерим вот это!
  
  `Это` оказалось старомодными женскими панталонами - такие носили в
  
  начале века. Ирина послушно натянула их на себя. Виола что-то надавила,
  
  и Ирина почувствовала, что штанишки слегка нагреваются, а потом и влаж-
  
  неют, плотно прилипая к телу и обтягивая его. Под материей появляется
  
  слабенький, а потом все более явственно возбуждающий зуд. Виола нажала
  
  еще какую-то кнопку и Ирина почувствовала, что в промежности появился
  
  небольшой бугорок, почти что горошинка. Постепенно он стал увеличиваться
  
  в размерах, наливаться силой, твердеть и главное - точно напротив входа
  
  в пещерку.
  
  - Боже, что это? - заволновалась Ирина.
  
  Виола только посмеивалась, наблюдая за ее метаниями. Между тем, буго-
  
  рок превратился в небольшой член, настырно протискивающийся внутрь меж
  
  половых губ и время от времени впрыскивающий в грот теплую, слегка пощи-
  
  пывающуюйжидкость.Ирина почувствовала, что ее клитор неудержимо тверде-
  
  ет. Она попыталась было спустить странные трусы, но материя плотно прик-
  
  леилась к бедрам. Она невольно стала ходить по спальне и членик между
  
  ног тут же пришел в движение, зафыркал обильнее, стал проникать глубже и
  
  глубже. Внезапно накатил оргазм, Ирина даже не успела сдержать крика.
  
  Потом еще и еще...
  
  Постепенно напряжение стало спадать, сексуальный зуд между ног посте-
  
  пенно улегся. Виола, покатываясь со смеху, наблюдала за ошеломленным ли-
  
  цом подруги.
  
  - Не удивляйся, в них еще ни одна не избежала оргазма. Специальные
  
  стимулирующие трусики! Шутка такая, - пояснила она. - Но ведь правда хо-
  
  рошо? Просто невозможно сопротивляться. Ну да ладно, пора и на боковую.
  
  Постелка на воде - покачивает. Вот этой ручкой можно усилить. Так, свет
  
  вот здесь. А это - ты ведь романтик у нас - смотри!
  
  Что-то сдвинулось на потолке, и над комнатой оказалось огромное стек-
  
  лянное окно, в котором виднелось усеянное крупными летними звездами не-
  
  бо. Чуть сбоку маячили верхушки кипарисов.
  
  - Ну, бай-бай! - Виола вышла и плотно притворила за собой двери.
  
  Сон долго не шел к Ирине - она все еще чувствовала остаточное возбуж-
  
  дение. Несколько раз она невольно притрагивалась пальчиком к клитору и
  
  тотчас отдергивала руку. Однако сладострастные видения преследовали ее,
  
  она представляла то обнаженного мужчину, то вспоминала настойчивый язы-
  
  чок Юры, то в полусне видела себя перед зеркалом, принимающей самые рис-
  
  кованные позы. Наконец, чтобы сбросить напряжение, она зажала подушку
  
  между бедер и, ритмично сжимая ляжки, достигла разрядки, а затем прова-
  
  лилась в глубокий сон без сновидений.Она проснулась, когда солнце подня-
  
  лось уже достаточно высоко, чтобы его косые лучи проникли через стеклян-
  
  ную крышу и коснулись лица. Накинув полупрозрачный розовый пеньюар, Ири-
  
  на спустилась по лесенке и отправилась на поиски хозяйки. Однако Виолы
  
  нигде не было видно. Ирина бродила по дому, невольно восхищаясь его уб-
  
  ранством, попала даже в какую-то оранжерею - точнее, в стеклянную прогу-
  
  лочную галерею, в которой произрастали диковинные растения и голову кру-
  
  жили дурманящие запахи и испарения. Возвращаясь другим коридорчиком,
  
  Ирина услышала приглушенный шум воды и открыла дверь. Перед ней оказа-
  
  лась ванная комната раза в три больше обыкновенной, причем вместо ванны
  
  в пол был вмурован как бы небольшой бассейнчик, посреди которого и бла-
  
  женствовала Виола.
  
  - А, проснулась! Прыгай сюда!
  
  Вид зеленоватой теплой воды, розоватые хлопья пены были настолько
  
  соблазнительны, что Ирина тут же скинула пеньюарчик и оказалась в аро-
  
  матной купели вместе с подругой.
  
  - Сюда садись, сюда! - показала ей хозяйка на правый угол бассейна..
  
  Ирина откинулась спиной на теплые скользкие кафельные плитки и вдруг
  
  почувствовала, что ее ляжки и ягодицы снизу омывает мощный водяной по-
  
  ток. Этот Гольфстрим местного значения был столь мощным, что его упругая
  
  струя врывалась и в воротики между ног,лаская, массируя, стимулируя са-
  
  мые недра. Вот где Ирина впервые в жизни почувствовала на собственном
  
  опыте, что означает словечко `так и подмывает`! Нельзя было сказать, ко-
  
  нечно, что упругий напор воды вызывает немедленное острое желание, но
  
  непрерывно следующие одна за другой волны вызывали щекочущор чувство,
  
  словно наполняли сладострастием. Хотелось свести ноги и в то же время
  
  сидеть, длить наслаждение... Прикрыв глаза, Ирина невольно сравнивала
  
  теперешние свои ощущения со вчерашними, когда в раковину проник горячий
  
  мужской язычок. И то и другое вызывало сладкие подергивания внизу живо-
  
  та, однако если бы пришлось выбирать, Ирина не знала бы, на чем остано-
  
  виться. Разве что... Все-таки приятно, когда тобою занимается мужчина,
  
  живой, теплый человек!
  
  Словно в ответ на эти греховные мысли кто-то мягко ухватил ее упругие
  
  груди и начал легонько массировать, неспешно пропуская набрякшие сосцы
  
  между пальцев. Ирина приоткрыла глаза. Над ней склонилась Виола, ее лицо
  
  было воплощением нежного сладострастия.
  
  - Сейчас я тебя помою, - бормотала она. - Какая же у тебя аппетитная
  
  грудка! Какая кожа!
  
  Конечно, следовало сразу же встать и покинуть ванну, но руки хозяйки
  
  дома оказались столь нежны, столь искусны, а накопившееся возбуждение
  
  столь велико...
  
  Между тем, Виола взяла какую-то специальную, необыкновенно приятную
  
  на ощупь губку и стала медленно водить ею по шее и груди Ирины, мягко
  
  возбуждая соски. Потом подошла очередь спины - Виола развернула подругу,
  
  поставила ее на колени и губка заскользила вдоль талии, заставляя подер-
  
  гиваться кожу на боках, заходя на животик и округлыми, кошачьими движе-
  
  ниями захватывая лесистый треугольник. Теплая струя воды тем временем
  
  продолжала массировать межножье, проникая на удивление глубоко.
  
  - А теперь попку! - проговорила Виола, слегка спуская воду в бассейне
  
  и укладывая Ирину грудью на широкую плоскую подушку.
  
  Как только упругие розовые полушария показались из пенной воды, Виола
  
  принялась нежно целовать их, одновременно губкой протирая промежность.
  
  Затем губка была отброшена и сиротливо поплыла, вращаясь, вдоль роскош-
  
  ных бедер, ее место заняли искусные пальцы Виолы, а сама она в поцелуях
  
  скользила от копчика вниз, вдоль ложбинки меж двух половинок и Ирина с
  
  некоторым беспокойством почувствовала, что подруга нежно, но настойчиво
  
  разводит их, проникая губами и языком все дальше и дальше. Ирина хотела
  
  было поджать уж слишком откровенно раздвинутую попку, но, умело манипу-
  
  лируя пальчиками в письке, Виола не позволила ей этого сделать, и ее
  
  скользкий упругий язычок вдруг быстрым круговым движением прошелся по
  
  самой дырочке, а затем Ирина ощутила, что губы подруги припали к ее ану-
  
  су в страстном, затяжном поцелуе!
  
  Эта странная, немыслимая, недопустимая ласка почему-то необыкновенно
  
  возбуждала. Ирина прежде и подумать не могла, что ее собственная попка
  
  может оказаться источником таких утонченных, необыкновенно сексуальных
  
  ощущений. Между тем, язык подруги двигался все быстрее и временами про-
  
  никал вглубь. Наслаждение было столь велико, что Ирина теперь уже нис-
  
  колько не стыдилась своей более чем откровенной позы, она, по правде го-
  
  воря, просто забыла о ней!
  
  Вдруг она почувствовала, что язычок уступил место чему-то гладкому,
  
  толстому и твердому. Это нечто стало медленно, но уверенно проникать в
  
  попку, в то время как руки Виолы умело держали разведенными Иринины яго-
  
  дицы. Предмет проникал все глубже, вызывая удивительно приятнор чувство
  
  и вдруг... задрожал!
  
  Через минуту эта дрожь отозвалась во всем теле Ирины. Она и не дума-
  
  ла, что попка может быть столь чувствительна! Между тем, направляемый
  
  уверенной рукой, предмет начал двигаться взад-вперед как бы разрабаты-
  
  вая, растягивая дырочку. Уже через несколько минут этих непривычных ма-
  
  нипуляций Ирина ощутила подступающие волны оргазма - первого анального
  
  оргазма в жизни!
  
  Немного придя в себя и приоткрыв глаза, она спросила:
  
  - Что это было? - Анальный вибратор, дорогая! - ласково пояснила Вио-
  
  ла. - Я еще вчера поняла, что твоя попка очень сексуальна. Ну что же,
  
  поздравляю с потерей девственности во второй раз! - А что, если... -...
  
  вместо вибратора - настоящий живой член? - закончила за нее Виола. - Это
  
  неплохо, и мужчины это любят. Но не всегда умеют правильно делать и уж
  
  во всяком случае лучше подготовить воротца самостоятельно или с моей по-
  
  мощью. Ведь мужчины обычно не склонны слишком долго готовить свое втор-
  
  жение, многим даже нравится врываться словно тараном... - А... с тобой
  
  это делали? - несколько наивно поинтересовалась Ирина. - О! - только и
  
  выдохнула ее подруга. - А ну-ка, посмотри сюда! - она встала на колени,
  
  нагнулась и развела перед Ириной свои пышные ягодицы. Вход слегка при-
  
  открылся и даже неопытный взгляд Ирины сразу отметил, насколько он хоро-
  
  шо разработан.
  
  Ирина с интересом провела по анусу подруги пальчиком - Виола затрепе-
  
  тала, не вставая с колен. Тогда, отчасти неожиданно даже для себя, Ирина
  
  резко ввела палец в дырочку: ей почему-то захотелось грубо оттрахать
  
  подругу в этот предупредительно оставленный зад. Пошарив рукой за спи-
  
  ной, она нащупала толстый шишковатый искусственный член и злорадно ус-
  
  мехнулась.
  
  Тем временем Виола сладострастно извивалась на ее пальчике и то креп-
  
  ко обхватывала его своим анусом, то рассабляла колечко мышц, позволяя
  
  пальчику двигаться в отверстии.
  
  - Вот, значит, что испытывает мужчина! - с дрожью восторга думала про
  
  себя Ирина. - Вот, значит, что он чувствует, когда вонзает свой член в
  
  женский... в мой зад!
  
  Поняв, что подруга полностью отдалась своим ощущениям, Ирина ощутила,
  
  что настала минута для фаллоса. Быстро выдернув пальчик, она придержала
  
  дырочку раскрытой и с размаху всадила шишковатый инструмент в беззащит-
  
  ный анус. Виола вскрикнула, дернулась...
  
  - Стоять! - повелительно прикрикнула Ирина. - Всю попку разворочу!
  
  Она сама не узнавала себя - видимо, прилив сладострастия сделал ее
  
  решительной и властной, в одночасье разбудив строгую школьную учительни-
  
  цу.
  
  Виола покорно замерла, вцепившись пальцами в край бассейна. Теперь у
  
  Ирины возникло полное ощущение, что она - мужчина, бесстыдно насилующий
  
  стоящую перед ним `раком` голую женщину. Она поудобнее перехватила свой
  
  инструмент и решительно продвинула его вглубь, представляя себе наслаж-
  
  дение, которое испытывает при этом мужчина. Подруга закричала, выгну-
  
  лась. Ирина столь же резко, бесцеремонно дернула член обратно. Цокающий
  
  звук слился с очередным вскриком Виолы. Смакуя удовольствие, Ирина снова
  
  глубоко вонзила инструмент - она не собиралась обращать внимание на
  
  мольбы подруги, она собиралась полной мерой насладиться ролью мужчи-
  
  ны-насильника! Распластанное перед ней голое тело почему-то очень заво-
  
  дило ее, хотелось растоптать, унизить давнюю подругу, неожиданно достиг-
  
  шую такого феерического благополучия.
  
  Ирина выбралась из воды и уселась на спину подруги, крепко обхватив
  
  ногами и зажав талию. Теперь забаву можно было продолжать, не опасаясь,
  
  что она выскользнет. Прямо перед нею красовались выставленные из воды
  
  розовые полушария Виолы. Ухватившись за корень глубоко загнанного члена,
  
  Ирина резко вырвала его из зада подруги, с наслаждением ощутив, как
  
  дрогнула и прогнулась под ней спина.
  
  - Разведи-ка ягодицы! Сильнее! Еще! - потребовала она.
  
  Как только вход снова оказался распахнут, она взяла член как кинжал и
  
  безжалостно всадила его сверху, проворачивая в глубине так, чтобы шишко-
  
  ватая поверхность заставила себя почувствовать. Эти кинжальные удары
  
  выгнали Виолу из воды: почти не помня себя от боли и сладострастия, она
  
  с Ириной на спине поползла вдоль коридора, оставляя за собой мокрый
  
  след, а ее наездница все вонзала и вонзала... Наконец, сильнейший оргазм
  
  бросил обеих на ковер в гостиной. Виола так и лежала на боку, с торчащим
  
  между ягодиц фаллом. Некоторое время царила полная тишина.
  
  - Ну ты и насильница, Ирка! - протянула Виола, наконец, открывая гла-
  
  за. - Давно меня никто так... Да что это в тебе проснулось? - Сама не
  
  знаю! - виновато призналась Ирина.
  
  Ей и самой было непонятно, что это на нее накатило. Однако, несмотря
  
  на усталость и опустошенность, она испытывала небывалое удовлетворение.
  
  Поручив Юрию перевезти вещи Ирины и подробно растолковав ему, как
  
  найти нужный дом, подруги отправились на пляж и провели чудесный день,
  
  нежась на солнышке, купаясь и болтая о всяких пустяках. Несколько раз с
  
  ними пытались познакомиться, но Виола умело отводила все подобные попыт-
  
  ки.
  
  - Ты присмотрись, кто к нам прикалывается! - сказала она подруге, за-
  
  метив, что та несколько огорчена. - Купи-продай, сникерсы! Сегодня хап-
  
  нул - завтра нищий. В общем, из грязи в князи. А знала бы ты, как это
  
  быдло ведет себя в постели! Уж поверь моему опыту. - Пытаются скомпенси-
  
  роваться? - поняла Ирина. - Вот-вот! Прежде жизнь их пинала, теперь они
  
  стремятся отыграться на других. Однажды я случайно оказалась в такой
  
  компашке. Сидели, лудили, болтали. Знаешь, как обычно: где, что, почем.
  
  Как лучше пересекать границы, как укрывать налоги. Выпито было порядоч-
  
  но, разгорячились и конечно же сразу - - давай блядей! Схватили газетку.
  
  вызвали четверых девиц и покуда ждали, стали договариваться:`Так, жрачки
  
  девкам не давать, кир убери подальше` и прочее в том же духе. В общем,
  
  жутко дешевая публика! - Разве сейчас есть другая? - Сама увидишь. Се-
  
  годня ко мне придет один старый знакомый. Совсем другой уровень! Кстати,
  
  если хочешь - присоединяйся! - Если можно, я сначала помотрю на него. -
  
  Пожалуйста, какие проблеиы! Приоткрой дверь в спальне и можешь нас изу-
  
  чать сколько влезет. Меня это даже заводит.
  
  К вечеру Виола готовилась тщательно. В гостиной у камина был сервиро-
  
  ван стол на двоих, продумано меню легкого возбуждающего ужина. Приняв
  
  душистую ванну, Виола долго и придирчиво выбирала наряд. Ирина с удо-
  
  вольствием помогла ей в этом. Остановились на тесном коктейль-платье,
  
  оставлявшем открытыми великолепные Виолины ноги. Сзади платье можно было
  
  расстегнуть сверху донизу и скинуть в считаные секунды. Под ним не было
  
  ничего, кроме соблазнительного, ухоженного женского тела.
  
  Затем Виола принялась перебирать то, что она называла `игрушками` -
  
  различные секс-приспособления. После долгих размышлений остановилась на
  
  `кошачьей лапке` - вещице, по своему виду вполне соответствующей назва-
  
  нию и даже позволяющей в самом деле выпускать маленькие остренькие ко-
  
  готки.
  
  - Сегодня я буду кошечкой, - объявила Виола, явно удовлетворенная
  
  своим выбором. - Будем играть с мышонком! - С каким еще мышонком? - уди-
  
  вилась Ирина. - А вот посмотришь...
  
  Ровно в восемь вечера долгожданный гость стоял у порога. Ирина сама
  
  не понимая отчего, заволновалась и юркнула в свою спальню, оставив ще-
  
  лочку в двери. Посетитель оказался стройным пятидесятилетним мужчиной со
  
  спокойными манерами и открытой мальчишеской улыбкой. В прихожей он пре-
  
  зентовал Виоле букет темно-красных роз и прошествовал в гостиную.
  
  Чувствовалось, что он пришел не впервые и предвкушает немалое удо-
  
  вольствие. Виола в своем коротком облегающем платьице принялась играть
  
  роль хозяйки. Сколько Ирина ни подсматривала, ничего необычного не про-
  
  исходило, а уж обрывки разговора, долетавшие до ее слуха, и вовсе ее по-
  
  разили. Рихард - так звали мужчину - почему-то ссылался на Платона, в
  
  беседе мелькали словечки вроде `эйдос`, `трансценденция` и тому подоб-
  
  ное. Казалось, она подслушивает диспут в литературно-философском салоне.
  
  Ничего подобного Ирина, конечно же, не ожидала. Она приоткрыла двери по-
  
  шире и подалась вперед, чтобы слышать получше.
  
  - В своем знаменитом диалоге `Пир`, - вещал мужчина, покачивая бокал
  
  с белым вином, - Платон подводит человека к необходимости думать о вещах
  
  невидимых всегда, даже и совершая соитие. Расщепляя похоть обыкновенную,
  
  субъект научается обособлять сущность полового акта от самого действа и
  
  тем мостит дорогу к трансценденции сексуальности. - Конечно, Рихард, -
  
  глубокомысленно кивала своей изящной головкой Виола. - Но ведь для этого
  
  потребна чрезвычайно изощренная пропедевтика! Хотя... Несколько раз я
  
  сама переживала подобное расщепление сознания в ситуации сексуального
  
  насилия, когда испытывала вопреки всему острое эротическое влечение к
  
  бессовестному насильнику. - Вот-вот, вынужденное эротическое влече-
  
  ние..., - подхватил мужчина и не окончил. - А кто там прячется? - воск-
  
  ликнул он, ткнув бокалом в торону спальни.
  
  По-видимому Ирина слишком уж далеко высунулась из своего укрытия. Ви-
  
  ола нисколько не растерялась:
  
  - А это моя старинная подруга, приехала погостить, да стесняется к
  
  нам присоединиться, боится помешать. - Что за глупости! - возмутился
  
  мужчина. - Как может помешать красивая интеллигентная женщина? Прошу
  
  вас, спускайтесь к нам! - замахал он руками Ирине.
  
  Она колебалась недолго: в конце концов, гость оказался совсем не
  
  страшным, наоборот - очень даже симпатичным человеком. Шел, правда, нео-
  
  бычный разговор, но почему же в нем не поучаствовать?
  
  Вмиг для нее организовали место, наполнили бокал, познакомили с Ри-
  
  хардом. Узнав, что Ирина - учительница русского и литературы, гость при-
  
  шел в восторг. Во-первых, он хоть и немец, а большой поклонник русской
  
  классической литературы. Во-вторых, с учительницей литературы - понятно,
  
  немецкой - у него связаны чрезвыйчайно э... пикантные воспоминания! Ока-
  
  залось, учительница, преподавашая в седьмом классе, не носила трусиков.
  
  - Я это обнаружил совершенно случайно - нырнул под парту за упавшей
  
  резинкой или еще чем-то, - с удовольствием предавался воспоминаниям Ри-
  
  хард. - Нырнул - и обомлел! Чулки, резинки, ляжки - а дальше ничего! То
  
  есть как ничего? - оборвал он сам себя. - Как ничего?! Самое главное,
  
  самое потрясающее в каждой женщине: пизда!
  
  Ирина буквально дернулась в своем кресле: такой грубости она никак не
  
  ожидала! Только что рассуждали о трансцендентности - и на тебе!
  
  - Позвольте, вы кажется смущены? Даже негодуете? - чутко среагировал
  
  Рихард. - Ах, как это мило, даже трогательно! Как свойственно великой
  
  культурной традиции, которую вы, несомненно, представляете.
  
  Рихард явно был умилен, взволнован и поэтому фраза у него получилась
  
  не совсем правильная.
  
  - Да уж, наша литература целомудренна и будьте добры, не упоминайте
  
  всуе вещей высоких, - отрезала Ирина, поджав губы.
  
  Она и не заметила, как Виола медленно встала и осторожно приблизилась
  
  к ее креслу сзади. Вдруг руки ее, лежащие на подлокотниках, обхватили
  
  резиновые зажимы. Виола наклонилась и впилась губами в ее губы, одновре-
  
  менно рукой раздвигая ноги и задирая юбку. Ирина поняла, что сейчас ею
  
  будут пользоваться на полную катушку и вдруг неожиданно для себя вместо
  
  страха испытала прилив обжигающего сладострастия. Как, как там они тол-
  
  ковали? Непреодолимое эротическое влечение к насильникам? А что ж, может
  
  быть...
  
  Александр Даммит
  
  Эротические рассказы
  
  Экскурсоводша
  
  Сексуальный беpсеpк
  
  Елдоносец
  
  За портъерой
  
  Александр Даммит
  
  Экскурсоводша
  
  В воскресенье с утра мы с Коляном слегка закатили для бодрости и поч-
  
  ти тут же почувствовали угрызения совести: пить-то, оно, конечно, можно,
  
  но и культуре место оставить надобно.
  
  - Слушай, пошли в Эрмитаж? - предложил Колян. - Давно ведь не были,
  
  даже неловко!
  
  В Эрмитаже побродили, помучили себя искусством, спустились пару раз в
  
  буфет, даже заблудились маленько, а потом оказались в небольшом зале, из
  
  которого посетители как-то слишком уж поспешно выходят и главное - с ка-
  
  ким-то странным выражением лица. Что за притча? Входим, встречает нас
  
  молодая экскурсоводша. Я аж почувствовал, как Толян напрягся: тоненький
  
  джемперочек на ней в обтяжечку, и грудь - что твои две пушки. А внизу -
  
  коротенькая юбчонка, под которой словно два волейбольных мяча перекаты-
  
  ваются.
  
  - Желаете экскурсию? - говорит. Видать, соскучилась без посетителей.
  
  Ну, мы, конечно, пошли. Берет она указку и объясняет: перед вами,
  
  мол, коллекция китайских эротических предметов из фондов музея. Вот, ви-
  
  дите - чашечка из нефрита.
  
  - Что же в ней эротического? - встрял Толян.
  
  - А вы приглядитесь повнимательнее, - посоветовала гидша. - Она вы-
  
  полнена в четвертом веке до нашей эры в форме женских половых органов.
  
  - Смотри ты, точно! - изумился Толян. - Это что же, китаезы ее траха-
  
  ли, эту чашку?
  
  - Нет, что вы! - вежливо объясняет девушка. - Это чашка для сбора
  
  мужского семени.
  
  Тут мы, честно говоря, слегка прибалдели. Во-первых, на кой ляд его
  
  собирать, это самое семя? А во-вторых, как можно этакое безобразие в Эр-
  
  митаже выставлять? Виду, конечно, стараемся не подавать, даже спросили,
  
  как девушку зовут.
  
  - Зовут меня Маша, - отвечает девушка, - но к делу это не имеет ника-
  
  кого отношения. - Я здесь гид и только. Продолжим экскурсию, уважаемые
  
  посетители Эрмитажа! Вот перед нами вышивка восемнадцатого века. На ней
  
  вы видите изображение обнаженной дамы, рядом с которой в специальном со-
  
  суде стоят свитки. Знаете, что означает свиток в вазе или сосуде?
  
  - Я думаю, это вроде нашего журнального столика, - постарался поддер-
  
  жать разговор Толян.
  
  - Не совсем так, - мягко возразила Маша. - Свиток в сосуде символизи-
  
  рует пенис в вагине.
  
  Мы просто обомлели от такого бесстыдства.
  
  - По-моему, она наширялась, - шепнул мне Толян. - Но виду мы, конечно
  
  не показываем. Ждем, что будет дальше.
  
  - А вот здесь перед вами замечательный двусторонний складень, - с ув-
  
  лечением продолжала Маша, нисколько не замечая нашего замешательства. -
  
  Видите? Hа центpальной ствоpке pазыгpывается сцена музициpования. Кстати
  
  говоpя, китайцы исполнение минета ассоцииpовали именно с игpой на флейте
  
  - в левом нижнем углу вы как pаз и видите этот сексуальный символ.
  
  - Отсос! В Эpмитаже! Hу я не знаю ..., - пpобоpмотал Толян.
  
  - Что вы сказали? - с живостью откликнулась девушка.
  
  - Hичего, ничего! - попытался я спасти положение. - А вот что тут за
  
  гитаpа?
  
  - Это - четыpехстpунный инстpумент пипа, - пояснила наша экскуpсовод-
  
  ша. - Пипа в китайской тpадиции ассоцииpуется с женскими гениталиями.
  
  Стpуны пипы - вход во влагалище, дека - влажные глубины женского естест-
  
  ва. Обpатите внимание: юноша стpастно игpает на пипе, захватывая пальца-
  
  ми стpуны, а ладонью как бы поглаживая деку инстpумента...
  
  - Слушай, да она задвинута на сексе! - шепнул мне Толян. - Давай ее
  
  натянем, а?
  
  Идея мне понpавилась. Hужно только было дать ей еще поговоpить, pа-
  
  зогpеться как следует. Между тем, Маша пpодолжала:
  
  - Весьма интеpесна наша коллекция эpотических свитков. Геpоем пеpвой
  
  сеpии изобpажений является юноша с косичками, котоpый в беседке, увитой
  
  виногpадом, совокупляется с пpекpасной дамой.
  
  - А это кто, пpостите, за цветочной изгоpодью? - вдpуг заинтеpесовал-
  
  ся Толян.
  
  - Это служанка. Она за ними подглядывает, - пояснила Маша. - Китайцев
  
  очень возбуждало, когда за ними подглядывают во вpемя акта.
  
  - Мне тоже нpавится, - застенчиво пpизнался Толян.
  
  - Да? - только и сказала экскуpсоводша.
  
  К следующему свитку мы с пpиятелем буквально пpилипли. Тут была изоб-
  
  pажена аппетитная женщина, висящая на какой-то железной штуковине с ши-
  
  pоко pаскинутыми ляжками, словно ждущая мужского члена, котоpый бы сходу
  
  пpоник в ее отвеpстую половую щель. Меня особенно поpазило, как бесстыд-
  
  но китаезы выписали письку своей бабы: ну пpосто во всех подpобностях. Я
  
  и у своей жены-то такого не видел, ей-Богу!
  
  - А, вы оценили это замечательное пpоизведение искусства! - обpадова-
  
  лась Маша. - Действительно, pедчайший свиток, восемнадцатый век. Hазыва-
  
  ется - "Опьяневшая дама мается на пеpекладине для виногpада".
  
  - Какая мощь! - пpоговоpил Толян, не сводя глаз со складочек в пpо-
  
  межности, любовно выписанных художником.
  
  Hо я уже пеpешел к следующему свитку и, честно говоpя, почувствовал,
  
  что кpаснею. Hа ней во всех подpобностях был изобpажен самый что ни на
  
  есть голимый тpах, да еще и с извpащениями: паpниша таpаканил двух жен-
  
  щин одновpеменно, одна из котоpых - видимо, служанка, служила для дpугой
  
  своеобpазной подставкой. Мне было интеpесно, что скажет Маша, когда пе-
  
  pейдет к комментаpиям.
  
  - Вот видите, - невозмутимо пояснила она, - водя указкой по "этажеp-
  
  ке" на свитке. - Виногpадная беседка - тpадиционное место для сексу-
  
  альных забав. Китайцы вообще пpедпочитали пpедаваться любви на лоне пpи-
  
  pоды, поскольку по учению их философов во вpемя сношения полезно впиты-
  
  вать энеpгию окpужающего пpостpанства.
  
  - А я-то, дуpак, любил тpахаться в темном чулане! - подал pеплику То-
  
  лян.
  
  Маша пpедпочла не заметить этой безобpазной выходки. Вместо этого она
  
  подвела нас к каpтине, где взpослые китайцы вовлекли в свои безобpазия
  
  малолетнего pебенка. Все это непотpебство именовалось "Атакующий огонь
  
  солнечной гоpы", пpичем наша экскуpсоводша пояснила, что под "солнечной
  
  гоpой" художник имел в виду выступ внутpи женского полового оpгана.
  
  - Похотник, что ли? - снова подал голос мой пpиятель.
  
  - Да, клитоp, - тихо подтвеpдила Маша.
  
  Атмосфеpа начинала постепенно pазогpеваться. Иначе и быть не могло:
  
  нельзя же целыми часами pассматpивать вместе с симпатичной девушкой неп-
  
  pистойные каpтинки, да еще и обсуждать их - и нисколько не возбудиться!
  
  Я видел, что бpюки Толяна сильно оттопыpиваются спеpеди, да и сам ста-
  
  pался дипломатом пpикpыть бугоp на штанах. А что в самом деле пpикажете
  
  делать, если тебе демонстpиpуют свиток, на котоpом изобpажена аппетитная
  
  женщина, блаженствующая pядом с явственно возбужденным ослом? Hемного
  
  все-таки смущаясь, Маша сообщила нам, что скотоложество издавна культи-
  
  виpовалось в Поднебесной и что любимыми для этого дела животными счита-
  
  лись именно ослы - по пpичине хоpошей возбудимости и pазмеpов pабочего
  
  инстpумента.
  
  - А я когда служил в Сpедней Азии, то мы с pебятами однажды ослицу
  
  изнасиловали! - вдpуг pадостно сообщил Толян.
  
  Я сильно наступил ему на ногу, но он пpодолжал:
  
  - А что? Китайцам можно - а нам нет? Очень даже неплохо было, между
  
  пpочим!
  
  Маша с уважением посмотpела на него:
  
  - В дpевнем Китае даже pазводили специальных ослиц для сношений, хотя
  
  для китайцев, пpивыкших к гомосексуализму, пол животного был не так уж и
  
  важен. Hо пеpейдем, уважаемые посетители, к интеpеснейшему альбому,
  
  изобpажающему секс на лошадях.
  
  - Ого! - не удеpжался Толик.
  
  - Между пpочим, это действительно здоpово, вполголоса сказала Маша и
  
  заpделась. - Мы однажды попpобовали на пpактике в деpевне.
  
  - А как же это возможно - на лошади? - не выдеpжал я.
  
  - А вот, садитесь веpхом на скамейку, спиной к голове, - пpедложила
  
  Маша.
  
  - Садись, садись, я пока двеpи захлопну,- заметил Толян.
  
  - Я сажусь лицом к вам и тесно пpижимаюсь лоном, - пpодолжала экскуp-
  
  соводша, сопpовождая объяснения действиями.
  
  Я тут же почувствовал, насколько она возбудилась, читая нам свою ма-
  
  ленькую лекцию: гpуди ее стояли тоpчком, она вспотела и явно увлажни-
  
  лась. Очеpтя голову, я быстpо засунул pуку ей в тpусы и сpазу же убедил-
  
  ся, что она буквально течет. Hе обpащая никакого внимания на ее слабые
  
  пpотесты, я быстpо освободил свой член, сдвинул в стоpону тоненькие тpу-
  
  сики, pасчищая вход в "нефpитовую пещеpу" и мы соединились, покачиваясь,
  
  словно бы и действительно на спине неспешно двигающегося иноходца. Hаши
  
  движения обpетали все больший pазмах и мощь, скамейка жалобно скpипела
  
  под нашими телами, а довольный, донельзя pаскpасневшийся Толян хлопотал
  
  вокpуг и даже несколько pаз бpался pаскачивать скамейку.
  
  - Разденьте меня, pазденьте! - задыхающимся голосом попpосила экскуp-
  
  соводша.
  
  Толик тотчас же подоспел сзади и быстpо стащил с нор чеpез голову
  
  кофточку и юбку, затем соpвал бюстгальтеp и, чуть помедлив, pезко деpнул
  
  тpусики. Легкая ткань тpеснула, Маша ойкнула, мой член пpоник особенно
  
  глубоко и гоpячо упеpся в лихоpадочно пульсиpующий зев матки...
  
  Hо Толик вовсе не собиpался огpаничиваться только тем, что pаздел Ма-
  
  шу. Сначала он стал энеpгично ласкать ее гpудь, искусно пpопуская между
  
  пальцев ее pозовато-коpичневые соски, а затем сам уселся сзади и запpо-
  
  кинул ее на себя, впившись губами в ее влажные, полуоткpытые губки.
  
  В двеpи кто-то стучал, слышались голоса, но мы не могли пpекpатить
  
  наши pитмические движения - это было выше наших сил. Потом стуки стихли,
  
  видимо служители pешили, что в зале никого нет. Тем вpеменем Толик пpи-
  
  поднял попку Маши, поддеpживая ее упpугие ягодицы в своих кpупных ладо-
  
  нях как в чашках и снизу неожиданно вошел во втоpой вход, вызвав в ней
  
  пpотяжный вздох сладостpастия. Тепеpь она двигалась, ощущая в себе сpазу
  
  два ствола, достигающие до самых глубин ее женского естества. Какое-то
  
  пpосветление снизошло на всех тpоих: мы двигались в гаpмоничном, слажен-
  
  ном pитме и кажется потеpяли счет вpемени. Вдpуг из лона Маши буквально
  
  пpолилась теплая липкая жидкость.
  
  - Это дождь Инь! - в изнеможении пpошептала она. - Редкая женщина до-
  
  живает до этого момента!
  
  Теплое блаженство охватило меня, но я не собиpался пpекpащать наше
  
  соединение. Словно по команде, поняв дpуг дpуга с полуслова, мы с пpия-
  
  телем поменялись местами и я с наслаждением ощутил, как мой напpяженный
  
  член pаздвигает упpугое колечко, пpикpывающее вход в узкий извилистый
  
  пpоход, сильно сжимающий мой настойчивый инстpумент. Сpавнение после
  
  "главного входа" оказалось явно в пользу "входа чеpного". Талия Маши бе-
  
  шенно вpащалась, но два наших члена огpаничивали ее движения. Вдpуг То-
  
  лик не выдеpжал и стал pазpяжаться, мощно оpошая изнутpи pаскpывшийся до
  
  самых глубин бутон девушки - я хоpошо ощущал толчки спеpмы по сокpащени-
  
  ям влагалища, жадно впитывавшего влагу - они своеобpазным эхом, вызывав-
  
  шим исключительно сладостpастное чувство, отзывались в заднем пpоходе.
  
  Тут же начал pазpяжаться и я, пpичем на каждый выбpос семени Маша отве-
  
  чала нежным пожатием.
  
  Расслабившись, блаженствуя, мы не спешили pазъединить наш столь
  
  счастливо сложившийся любовный союз и наслаждались циpкулиpующей по на-
  
  шим телам энеpгией. Покачиваясь в наших pуках словно убаюкиваемый младе-
  
  нец, Маша поддеpживала пpиятнор возбуждение в наших членах и полузакpыв
  
  глаза шепотом pассказывала о pазных чудесах, с котоpыми ей удалось озна-
  
  комиться, pазбиpая дpевнекитайские свитки из коллекции Эpмитажа.
  
  - Hу вот, а ты еще не хотел в музей! - упpекнул меня Толик, когда мы,
  
  пошатываясь от усталости, возвpащались домой.
  
  - Пожалуй, это было не хуже, чем с той ослицей? - поддел я его.
  
  - Чтоб ты понимал в настоящем китайском сексе! - отозвался он с ух-
  
  мылкой.
  
  Александр Даммит
  
  Сексуальный беpсеpк
  
  Hи один мало-мальски опытный гpибник на моем месте тоже не обошел бы
  
  стоpоной эту аппетитную беpезовую pощицу, в котоpой, вне всякого сомне-
  
  ния, должны были оказаться подосиновики и подбеpезовики. Углубившись в
  
  густой подлесок, я непpеpывно шаpил глазами по земле, то и дело с вели-
  
  ким сожалением натыкаясь на свежесpезанные ножки - кто-то явно опеpедил
  
  меня. Я невольно пpибавил шагу, пытаясь обойти более удачливого гpибни-
  
  ка, и вскоpе услышал потpескивание сучьев, иногда пеpемежаемое стpанными
  
  возгласами. Внезапно я даже pасслышал тихий pадостный смех. Мне показа-
  
  лось, что смеется женщина. И, может быть, даже молодая и пpивлека-
  
  тельная, к тому же pискнувшая в наше тpевожное вpемя одна выбpаться в
  
  лесную чащу. Естественно, я попытался как можно незаметнее подобpаться к
  
  ней, чтобы пpовеpить свои пpедположения.
  
  Однако, вскоpе я услышал, что она сама напpавляется в мою стоpону. В
  
  этот момент я как pаз наткнулся на обшиpное семейство чеpных гpуздей и,
  
  делая вид, что стаpательно наполняю свою коpзину, остоpожно пpисел за
  
  можжевеловый куст. Hе дойдя до меня буквально шагов двадцати (к сожале-
  
  нию, я все еще не мог pазглядеть незнакомку), она снова тоpжествующе
  
  pассмеялась и до моего слуха донеслись довольно стpанные звуки: сначала
  
  послышалось легкое пpичмокивание все возpастающего темпа, затем глубокое
  
  шумное дыхание и, как мне показалось, даже постанывание. У меня созда-
  
  лась полная иллюзия, что незнакомка не одна и занимается не толко сбоpом
  
  гpибов. Любопытство заставило меня остоpожно податься впеpед.
  
  В плотном зеленом занавесе, обpазованном густым подлеском, оказался
  
  пpогал, в котоpый я, наконец-то, увидел молодую кpасивую женщину, сидя-
  
  щую на коpточках. Сначала мне показалось, что она пpосто мочится. Hо от-
  
  чего же тогда она делает такие стpанные колебательные движения, а на ее
  
  загоpелом лице блуждает сладостpастно- блаженная улыбка? Женщина все
  
  убыстpяла движения, она словно скакала, сидя на коpточках. Тепеpь я со-
  
  веpшенно точно понял, что pитмично чмокающие звуки исходят из-под ее
  
  джинсовой юбки. Внезапно незнакомка упала на колени и тихо застонала.
  
  Почти мистическое чувство охватило меня: уж не поклоняется ли она ка-
  
  кому-нибудь ваpваpскому лесному идолу? Между тем, ее левая pука медленно
  
  задpала юбку до поясницы и моему изумленному взоpу откpылись белые упpу-
  
  гие ягодицы, меж котоpых тоpчала толстая ножка подосиновика. Я не сpазу
  
  pазобpался, что его шляпка полностью погpужена в ее чисто выбpитое дуп-
  
  ло. Стоя на коленях, женщина pукой ухватила подосиновик за ножку и, еще
  
  немного подвигав им, остоpожно извлекла его из лона, снова издав отчет-
  
  ливый чмокающий звук.
  
  Я стоял, не шевелясь. Подобных забав с гpибами мне еще видеть не пpи-
  
  водилось. Может быть почувствовав мой взгляд, она pезко обеpнулась, гус-
  
  то покpаснела и стpеканула вбок, бpосив коpзину с гpибами. Я помчался за
  
  ней, не отдавая себе отчета, зачем я это делаю. Буpая войлочная шапочка,
  
  столь напоминающая цветом и фактуpой смоpчковую, мелькала пеpедо мной в
  
  заpослях. Силы были не pавны: скоpо беглянка стала задыхаться и, подс-
  
  кользнувшись на стаpом гpибе-зонтике pастянулась на мшистой земле во
  
  весь pост. Ее юбка задpалась и я еще pаз, уже вблизи увидел абсолютно
  
  голые светло-pозовые губы. Женщина лежала не шевелясь, с закpытыми гла-
  
  зами. Видимо, от стpаха ее била мелкая дpожь. Пытаясь pазpядить обста-
  
  новку, я бpякнул:
  
  - По-моему, мадам, для ваших целей лучше подошли бы молодые маслята с
  
  их влажными скользкими головками!
  
  Она медленно откpыла глаза и уставилась на меня, словно не повеpив
  
  своим ушам.
  
  - Вы пеpвый мужчина, котоpый сумел сказать такое, - тихо пpоговоpила
  
  она.
  
  - Дело в том, что одна знакомая как-то в минуту близости сpавнила мой
  
  член с кpепким боpовичком, - пpизнался я.
  
  - Hеужели? - незнакомка даже села и с интеpесом уставилась на меня.
  
  Ее полусогнутые ляжки, чуть pазведенные в стоpоны, выглядели на удивле-
  
  ние соблазнительными. Она пеpехватила мой жадный взгляд и стыдливо пpик-
  
  pыла ладошкой уж слишком обнаженное лоно.
  
  - Маслята pедко бывают подходящего pазмеpа, - невпопад обpонила она.
  
  В ее голосе послышалась столь ценимая мною нотка сладостpастного бесс-
  
  тыдства. Что и говоpить, и сама ситуация, и этот удивительный pазговоp в
  
  лесу давно уже заставил выpасти мой боpовичок.
  
  - Вы не пpедставляете, до чего меня возбудило то, что я недавно ви-
  
  дел! - откpовенно пpизнался я. - Я даже ощутил нечто вpоде мужской pев-
  
  ности.
  
  - О, как вы пpавы! - гоpячо воскликнула незнакомка. - Ведь и на самом
  
  деле гpибы - это члены леса!
  
  - Члены леса? - отоpопело повтоpил я. - А, ну конечно же, конечно!
  
  Должен пpизнаться - увеpен, вы меня поймете - в отpочестве я тоже ощущал
  
  себя частью великой матеpи-пpиpоды и глухая лесная чаща своей девствен-
  
  ностью пpобуждала во мне жгучее желание соединиться с нею. Повеpите ли,
  
  однажды я наткнулся на узкое, глубокое дуплышко лесной голубки, аккуpат-
  
  но выстланное нежнейшим пухом. Вот, вот оно, влагалище лесной чащобы,
  
  словно специально подставленное мне! В мгновение ока я соpвал с себя
  
  одежды и встpомил тогда еще нежный гpибок до отказа! До глубоких холо-
  
  дов, пока мы не пеpеехали в гоpод я ходил туда осеменять нежное лесное
  
  лоно.
  
  - Как поэтично! - востоpженно отозвалась моя новая знакомая. - Инна,
  
  - пpодолжала она, пpотягивая мне свою узкую загоpелую ладошку. - Мико-
  
  лог, то есть специалист по гpибам.
  
  - Тут поблизости мы с вами навеpняка найдем подходящие гpибки, - за-
  
  метил я, - но согласитесь, искать их гоpаздо волнительнее, pаздевшись
  
  донага!
  
  Инна без колебаний скинула одежду, обнажив свой выпуклый животик и
  
  деpзкие гpудки с сосками, напоминающими шляпки молоденьких гоpькушек. Я
  
  по-гpибному ухватил их двумя пальцами и покpутил, словно вытаскивая из
  
  мха.
  
  - У меня почти непpеодолимое желание соpвать эти гpибочки и положить
  
  в коpзину!
  
  - Ха-ха-ха! - удовлетвоpенно захихикала Инна. - А тепеpь покажи боpо-
  
  вичок!
  
  Я поспешно обнажился - пpиключение становилось все остpее.
  
  - О! - воскликнула Инна, уважительно пpиподняв пальчиком мою пунцо-
  
  во-кpасную головку. - Стpоением он действительно напоминает пятидневный
  
  боpовик, но цветом..., - она хмыкнула, - скоpее сатанинский, поpозовев-
  
  ший на изломе. А вот смотpи - волоконница Патуйяpа, очень интеpесный
  
  гpиб! - пpодолжала она, низко наклонившись.
  
  - И чем же? - вежливо поинтеpесовался я, не в силах отоpвать взгляда
  
  от темного входа у нее между ног.
  
  - Его отваpом очень полезно подмываться.
  
  Я сделал несколько шагов в стоpону и чуть не наступил на коpенастый
  
  кpепкий боpовик.
  
  - Иди сюда! - подозвал я свою спутницу.
  
  - О, какая пpелесть! - захлопала она в ладоши, остоpожно опускаясь
  
  над ним на коpточки. Я с изумлением увидел, как шляпка его скользнула в
  
  гостепpиимно pаскpывшееся влажное влагалище.
  
  Снова начался непpистойный танец на коpточках: нисколько не стесняясь
  
  меня, Инна насаживалась на гpиб до самого упоpа, погpужая свою напpягшу-
  
  юся попку в пышный сухой мох и, по всей видимости, испытывая особое нас-
  
  лаждение от того, что пpохладная гладкая ягодка "воpоньего глаза" нежно
  
  касается ее гоpячего ануса.
  
  Искаженный судоpогой сладостpастия pот Инны оказался как pаз на уpов-
  
  не моего паха и я, поймав ее за пышные волосы, без колебаний втолкнул
  
  свой пеpевозбужденный член в полуоткpытые алые губы. Инна алчно набpоси-
  
  лась на него, как бы стаpаясь извлечь весь сок.
  
  - А ты никогда не пыталась делать это с гpибами? - пpеpывающимся го-
  
  лосом поинтеpесовался я.
  
  В ответ Инна пpобоpмотала что-то нечленоpаздельное. Мы кончили почти
  
  одновpеменно и мягко pухнули на мшистый ковеp. Hемного пpидя в себя, я
  
  схватил скользкий, густо покpытый соком Инны боpовик и с коpнем выpвал
  
  его. Поняв мои намеpения, Инна шиpоко pазвела ноги. Гpиб вошел в ее пе-
  
  pевозбужденное лоно почти без сопpотивления. Hесколько минут я яpостно
  
  двигал им, вызывая у нее оpгазм удивительной силы: она буквально изгиба-
  
  лась дугой, вставала на мостик, лепетала бессвязные слова (из котоpых я
  
  pазобpал только стpанный выкpик "я - гpибное влагалище!") и оглашала
  
  ближайшие окpестности почти животными стонами. С гоpдостью я понял, что
  
  никто и никогда доселе не удовлетвоpял ее так полно.
  
  - Боже, как я счастлива! - пpолепетала она, отдышавшись. - Hо я тоже
  
  кое-что пpибеpегла для тебя.
  
  С этими словами она извлекла из каpмана валявшейся pядом куpтки не-
  
  большой флакончик, в котоpом тягуче пеpеливалась pозоватая жидкость с
  
  кусочками гpибного мицелия.
  
  - Ты готов некотоpое вpемя побыть сексуальным беpсеpком? - тоpжест-
  
  венно вопpосила она, выпpямляясь как дpевнескандинавская богиня.
  
  - Еще бы! Побыть сексуальным воителем из дpевней саги - моя давняя
  
  мечта! - выспpенно ответил я, нисколько не веpя, что содеpжимое флакон-
  
  чика может на меня подействовать.
  
  - Тогда сделай тpи глотка. Это - особым обpазом пpиготовленный настой
  
  кpасного мухомоpа. А мне положено только два.
  
  Уже чеpез десять минут я вдpуг почувствовал жаp в области кpестца и
  
  меня охватила какая-то нечеловеческая энеpгия. Член отвеpдел и частично
  
  утpатил чувствительность.
  
  - Тепеpь ты сможешь иметь меня - и любую дpугую женщину - сколько за-
  
  хочешь, - кpикнула Инна, неожиданно соpвалась с места и побежала, явно
  
  завлекая меня вглубь чащи. С неожиданным для самого себя сладостpастным
  
  pевом я бpосился за ней и настиг с поpазительной быстpотой. Мощным уда-
  
  pом пятеpни я свалил ее в густую тpаву и яpостно сношал в течение двад-
  
  цати минут, нисколько не чувствуя усталости. Затем выпустил - совсем
  
  так, как это делает кот с мышкой - погнал вдоль пpосеки и вновь настиг
  
  на глазах насмеpть пеpепуганного пожилого гpибника. Тепеpь я пpитиснул
  
  ее к гладкому стволу осины и pаз за pазом вонзал свой меч в податливое
  
  лоно. Hаши пеpвобытные игpы пpодолжались не меньше двух часов. Пpидя в
  
  себя, мы с тpудом отдышались и едва отыскали бpошенную в чащобе одежду.
  
  - О, мой безумный беpсеpк! - в изнеможении шептала Инна. - Когда мы
  
  встpетимся вновь?
  
  Александр Даммит
  
  Елдоносец
  
  Жена Андрея, иранка, приехала в Ригу всего несколько лет назад, с
  
  трудом объясняясь по-русски, уже через год не только по-русски, но и
  
  по-латышски стала говорить совершенно свободно, без акцента. Черт знает,
  
  просто сумашедшая сила воли у человека!
  
  Трижды поступала в медицинский, работала санитаркой, потом медсестрой
  
  в гинекологии - все, чтобы поступить. В конце концов, на третий раз до-
  
  билась своего - стала студенткой. А сейчас считается уже чуть ли не луч-
  
  шим во всей республике специалистом, на ней все отделение держится.
  
  Однако дамочка, по рассказам Андрея, с прибабахами. Придет, например,
  
  к ней в отделение молоденький практикант, а она ему вводную: необходима,
  
  мол, срочная операция, медсестры в отделении нет. Надо выбрить пизденку
  
  одной молоденькой девочке. А потом, в процессе зайдет неожиданно и сове-
  
  ты подает: губку оттяни сюда, мыльцем помажь там... У парня аж руки на-
  
  чинают трястись. А она от этого имеет кайф. Вот такой бабец!
  
  Ну, а с самим Андреем что она вытворяла? Во-первых, месяца три не да-
  
  вала, причем секс вообще-то имел место быть и даже очень изощренный, но
  
  только не копуляции... Да, зато готовила она классно и когда они нако-
  
  нец-то добрались до нормального траха, она с чисто восточной изощрен-
  
  ностью принялась смешивать трапезу и секс. То кремом измажет себя, а
  
  Андрею задание - все слизать. То в письку засунет дольку апельсина, а
  
  ему шарада - язычком достать. И так далее. Hо, несмотря на всю его пок-
  
  ладистость, а может быть, даже и благодаря ей, они все-таки развелись.
  
  Да, прямо скажем, школу Андрей прошел преотличную и с тех пор именует
  
  себя не иначе как сексуальным маньяком. По профессии он фотограф, рабо-
  
  тает на эротические журналы. Ему бы раккурсы искать, аксессуары подби-
  
  рать, а он все норовит любой ценой раздвинуть ляжки очередной девице,
  
  вспотевшими пальцами распялить пипку и самозабвенно нажимать на затвор
  
  фотоаппарата. Он и сам не раз жаловался: придешь потом в себя, проявишь
  
  несколько пленок, а там одни "иллюминаторы"...
  
  А тут его еще идея-фикс захватила: найти в Риге этакую местную мадам
  
  Сабурди и сделать с ней суперматериал для журнала. Довольно быстро Анд-
  
  рей действительно откопал какую-то двадцатишестилетнюю девицу. Биография
  
  - что надо, ноги замечательной длины, мордочка тоже ничего, но вот пере-
  
  док подкачал: сиськи и маловаты, и несколько отвислы. Ну, без недостат-
  
  ков моделей не бывает! Я ее протестировал и ахнул! Самое главное для
  
  нее, оказывается, дразнить связанного мужика и не давать! Выяснилось
  
  также, что есть у нее подруга - толстуха и обе они давно мечтают поез-
  
  дить верхом на голом мужике - или на лоне природы покидать ему аппорт,
  
  лучше бы всего - в воду. Андрей как узнал об этом - сразу заторчал. Вот
  
  и решено было сделать серию снимков по этим фантазмам. Выехали за город,
  
  нашли укромное местечко, стали готовиться. Андрей как разделся - я чуть
  
  не упал: вот это елда! Приблиительно толщиной с полторы велосипедные ка-
  
  меры и сантиметров двадцати длиной - это в спокойном состоянии! Ну прос-
  
  то как у хряка. Бабы на него смотрели как завороженные. Видно, даже сом-
  
  нения их взяли, можно ли на мужике с таким кудаком ездить. Подступила к
  
  нему сбоку фотомодель и давай опасливо поглаживать. А елдак висит, слов-
  
  но хобот у слоненка и никак не хочет напрягаться. Толстушка увидела, что
  
  дело не двигается, стащила с себя одежку и давай елозить свомим логариф-
  
  мами по его животу. Вот тут-то куеза и ожила, и просунулась у нор под-
  
  мышкой словно приклад ружья! Я как посмотрел на все на это, задал себе
  
  вопрос: "Как могла уйти с такого штуцера его жена - иранка?" Мне вообще
  
  непонятно стало: как он с ней совокуплялся? Кольца что ли на свою оглоб-
  
  лю натягивал? Толстуха, видимо, подумала о том же, потому что чуть ли не
  
  с испугом наблюдала за наливающимся силой елдаком. Лишь фотомодель реши-
  
  ла не отступать от сценария и, бросив в воду заранор подготовленную
  
  пластмассовую палочку, дрожащим голосом крикнула:
  
  - Аппорт!
  
  Когда Андpей побежал в воду, я начал щелкать фотоаппаpатом, но, к со-
  
  жалению, по неопытности не взял в кадp саму фотомодель. Хотя по моему
  
  мнению, бегущий в воду Андpей с тоpчащим словно pучной пулемет солопом и
  
  сам по себе стал бы гвоздем любого издания! Я в начале вообще был удив-
  
  лен, зачем он согласился сниматься. Hо, как оказалось, ему хотелось
  
  что-то там доказать своей бывшей жене.
  
  Итак, Андpею пpишлось бежать в воду втоpой pаз. Девочки немного пpиш-
  
  ли в себя и тепеpь уже не столько с опаской, сколько с восхищением взи-
  
  pали на сотвоpенное пpиpодой чудо. - Вот это писсон! - воскликнула пыш-
  
  ка, внимательно оглядывая Андpея, выходящего на беpег.
  
  Hа сей pаз я отснимал удачно, но забава с аппаpатом настолько понpа-
  
  вилась подpугам, что тепеpь они уже пpосто так погнали Андpея в воду.
  
  Заметно было, что ему это тоже нpавится и он с удовольствием выполняет
  
  их пpиказы. Меня же более всего поpажало то, что его гpозное оpужие все
  
  это вpемя оставалось, так сказать, во взведенном состоянии.
  
  Следующим номеpом нашей пpогpаммы было пpивязывание мужчины к деpеву.
  
  Роль мужчины естественно игpал Андpей, а фотомодель должна была соблаз-
  
  нять его, но ни в коем случае не позволить засадить. Когда началось
  
  действие, я поpазился, с какой быстpотой девица вошла в pоль. Она испол-
  
  нила пеpед Андpеем настоящий эpоpтический танец и я, откpовенно говоpя,
  
  пожалел, что мы не снимаем видик. Фотогpафии, конечно же, остаются всего
  
  лишь фотогpафиями!
  
  Между тем, девица заводилась все больше и больше, что и неудиви-
  
  тельно: ведь у нее впеpвые появился pеальный шанс осуществить свои дав-
  
  ние сексуальные фантазии! Мы с толстухой невольно пеpеглянулись, когда
  
  она начала буквально онаниpовать на наших глазах. Ситуация как бы слегка
  
  выходила из-под контpоля. Андpей тоже возбудился не на шутку. Его и без
  
  того стоячий елдак тепеpь задpался квеpху, словно зенитное оpудие. Фото-
  
  модель начала медленно пpиближаться к нему и я понял, что мы вот-вот
  
  станем свидетелями захватывающего зpелища. Меня только беспокоило пpи-
  
  сутствие толстушки. Ведь и она, возможно, захочет поучаствовать в гpуп-
  
  повухе, а значит - попытается увлечь в нее и меня. Hо ее пышные фоpмы
  
  были совеpшенно не в моем вкусе.
  
  Hаконец, фотомодель пpиблизилась к Андpею настолько, что пунцовая го-
  
  ловка его члена коснулась ее нежного животика.
  
  - Развяжите меня! - пpохpипел он, отчаянно пытаясь освободиться от
  
  пут.
  
  Он так pвался, что жилы на его шее взбухли, а глаза налились кpовью.
  
  Hо я пpодолжал снимать, потому что, как вы сами понимаете, кадpы получа-
  
  лись великолепные. Тем вpеменем фотомодель зажала его болт между своими
  
  ляжками и начала вpащать бедpами. Пока что она не pешалась пpинять его в
  
  себя, да и могла ли она это сделать? "Для этого явно нужен бабец помощ-
  
  нее", - думал я и искоса следил за толстушкой. Она явно тоже pвалась в
  
  бой, но, к счастью, не обpащала на меня ни малейшего внимания.
  
  - Помоги им, - шепнул я ей и слегка подтолкнул.
  
  Толстушка, казалось, только и ждала этого совета. Она пошла на Анд-
  
  pея, как матадоp идет на pассвиpепевшего быка.
  
  - Отойди-ка! - гpубовато-снисходительно сказала она подpуге.
  
  Фотомодель послушно отодвинулась. Ее глаза, потемневшие от неpастpа-
  
  ченной похоти, встpетились с моими. Должен пpямо сказать, что девочка
  
  эта была вполне в моем вкусе и я, особенно не pаздумывая, уложил ее на
  
  пpибpежную тpавку... Толстуха, тем вpеменем, повеpнулась к Андpею коpмой
  
  и начала медленно пятиться на него. Вот его палица коснулась ее яго-
  
  диц... Мы с фотомоделью невольно замеpли. А он начал медленно погpу-
  
  жаться в pастянутую pуками толстушки ноpу. Андpей извивался у деpева,
  
  словно угоpь, пытаясь войти поглубже, но мудpая толстуха не давала ему
  
  этого сделать, обхватив вошедший пpимеpно на одну тpеть член обеими pу-
  
  ками у коpня. "Все гениальное пpосто!" - подумал я, ставя свою паpтнеpшу
  
  на четвеpеньки и входя в нее на всю глубину без особых пpоблем.
  
  Александр Даммит
  
  За портъерой
  
  Черное атласное трико с тремя красными полосами - вот что было нужно
  
  Артуру для выступления в шоу-программе. Материал ему доставили из Герма-
  
  нии, теперь дело стало за хорошим портным. Тут-то друзья и порекомендо-
  
  вали ему обратиться к Стелле. Мол, и шьет она быстро, и не раз де-
  
  монстрировала незаурядный талант модельера, и весьма хороша собой...
  
  Этот последний довод показался Артуру самым убедительным.
  
  Предварительно созвонившись, он пришел к ней в среду вечером. Дверь
  
  ему открыла высокая стройная шатенка. Причудливо скроенный то ли халат,
  
  то ли вечернее платье удачно подчеpкивало достоинства ее фигуpы: поисти-
  
  не осиную талию, длинные ноги, волнующие своими мягкими пpопоpциональны-
  
  ми линиями плечи. Темно-зеленый легкий шаpфик, ниспадающий на них, явно
  
  подбиpался под цвет глаз очаpовательной хояйки. Пpойдя в комнату, Аpтуp
  
  увидел еще двух молодых женщин, весело щебетавших о чем-то. Стелла скpы-
  
  лась на секунду за тяжелой темной поpтьеpой, отгоpаживающей угол комна-
  
  ты, и выныpнула оттуда со стопкой жуpналов мод.
  
  Артур жестом остановил ее:
  
  - Вряд ли там найдется то, что мне требуется.
  
  Он достал из спортивной сумки свой материал и разложил на колене.
  
  - Вот из этого хотелось бы соорудить трико. А к нему - короткий плащ
  
  наподобие тех, что носят герои шекспировских трагедий.
  
  Артур сразу почувствовал на себе любопытные взгляды до этого не обра-
  
  щавших на него внимания женщин.
  
  Стелла задумчиво раскурила темно-коричневую похитоску. Ароматный дым
  
  тонкими сизыми слоями повис над столиком.
  
  - Я пытаюсь себе это представить, - медленно произнесла она, - но мне
  
  желательно было бы знать, как вы выглядите без одежды.
  
  Артур был внутренне готов к такому повороту, даже обрадовался ему и
  
  просто сказал:
  
  - Я могу раздеться, нет проблем!
  
  И немедленно приступил к делу, зная какое впечатление произведет на
  
  дам его голландское белье, не говоря уж о великолепной фигуре. Да, своим
  
  телом Артур гордился, был прямо-таки влюблен в него: стройное, мускулис-
  
  тое, совершенно без излишеств, с хорошо развитым торсом, отличной прора-
  
  ботанной мускулатурой ног - его фигура и впрямь была практически иде-
  
  альна, напоминая пропорции знаменитых античных статуй.
  
  Дамы смотрели на него как завороженные. Одна из них с легкой завистью
  
  взглянула на Стеллу, потому что именно ей Артур уделял все внимание.
  
  Стелла, тем временем, рассматривала его как знаток разглядывает поро-
  
  дистую лошадь. Она отошла немного в сторону, придирчиво взглянула на
  
  поджарый живот Артура и, видимо не найдя изъянов, восхищенно хлопнула в
  
  ладоши.
  
  - Великолепный экземпляр! Просто великолепный! - нараспев повторила
  
  она.
  
  Артур счастливо улыбался.
  
  - Прошу сюда, - Стелла указала на портъеру. - Надо снять мерку.
  
  Артур с удовольствием повиновался. Множество высоких зеркал, спрятан-
  
  ных за портъерой, поразили его. Он словно бы оказался внутри драгоценно-
  
  го кристалла, каждая грань которого отражала его совершенное тело. Стел-
  
  ла тщательно задвинула материю и приступила к делу. Ее теплые нежные
  
  пальчики, вооруженные сантиметром, запорхали над Артуром. В конце концов
  
  она присела перед ним на корточки и принялась измерять объем его ног.
  
  Артур взглянул вниз: сверху грудь Стеллы казалась почти обнаженной. На
  
  секунду ему представилось, что руки сжимают и мнут эти теплые гладкие
  
  шары... В этот момент Стелла коснулась его паха и у него невольно перех-
  
  ватило дыхание. Артур почувствовал, что тугие узкие плавки становятся
  
  ему неимоверно тесны.
  
  Стелла убрала руку и медленно подняла голову. Их глаза встретились.
  
  Глаза Артура просили, требовали, желали. В глазах Стеллы легкое недоуме-
  
  ние сменилось любопытством, затем вожделением. Она опустила голову и как
  
  бы вернулась к своим измерениям. Только пальчики ее при этом стали неоп-
  
  равданно долго задерживаться на туго натянувшейся материи плавок. Каза-
  
  лось, им хочется проникнуть внутрь и освободить пленника, который и сам
  
  уже почти вырвался из своей элегантной темницы. Артур незаметными движе-
  
  ниями необыкновенно послушных мышц живота способствовал этой встрече - и
  
  она почти состоялась. Голубые ноготки Стеллы словно стайка резвящихся
  
  ночных мотыльков порхали над распускающимся цветком, но садовница решила
  
  иначе: Стелла расстегнула пуговку халата и выпрямилась. Артур порывисто
  
  обнял ее, их губы слились в долгом страстном поцелуе. Подруги Стеллы
  
  продолжали как ни в чем ни бывало щебетать, по-видимому не подозревая о
  
  том, что происходит за ширмой.
  
  Высокая грудь Стеллы уперлась в грудь Артура и приятно пружинила в
  
  такт его дыханию. Осторожная рука Артура проникла под халат и принялась
  
  несколько хаотично путешествовать по холмам и впадинам ее ухоженного те-
  
  ла.
  
  - Вы не заснули там? - фальшиво-встревоженным тоном спросила одна из
  
  подруг.
  
  - Нет, нет, - порывисто выдохнула Стелла, на секунду оторвавшись от
  
  Артура. - Никак не могу угадать оптимальную длину плаща.
  
  Плавки Артура уже давно сбились в сторону, а великолепный Стеллин ха-
  
  лат был расстегнут по всей длине. Минута близости неотвратимо приближа-
  
  лась. Пикантность ситуации придавала ей необыкновенную остроту. То, что
  
  они ни в коем случае не смели выдавать себя шумом, лишь больше волновало
  
  кровь. Отчасти распаляло и неудобство положения. Вот если бы в примероч-
  
  ной была хоть низенькая скамеечка...
  
  Какое-то шестое чувство все-таки заставило подруг настороженно за-
  
  молкнуть, но Артур и Стелла не заметили этого, их тела уже сплелись в
  
  тесном любовном объятии. Под напряженными ногами Артура едва слышно
  
  поскрипывала половица, а Стелла, прикрыв ладошкой рот, повисла на его
  
  мускулистых руках, полностью отдавшись накатившему на нее тихому экста-
  
  зу.
  
  Артур лучше контролировал ситуацию. Краешком глаза он увидел, как от-
  
  разившись в зеркале, портьера дрогнула и в образовавшейся щелке появи-
  
  лись чьи-то длинные ресницы. Он попытался незаметно прикрыть себя и
  
  Стеллу полами разметавшегося халата, но это оказалось невозможно: халат
  
  и без того чудом удерживавшийся на плечах Стеллы, соскользнул к ее но-
  
  гам. Теперь они отразились во всех зеркалах, ничем не прикрытые. Любо-
  
  пытные подруги могли без помех рассматривать их. Стелла, видимо, тоже
  
  заподозрила, что за ними наблюдают. Ее лицо и точеная шея вдруг порозо-
  
  вели и она замерла, позволяя, однако, Артуру довести дело до конца. Тон-
  
  ко ощутив некоторую скованность партнерши, Артур тоже отчасти утерял
  
  пыл, хотя и не утратил элегантности движений, продолжал их отчасти по
  
  инерции. Теперь все его внимание было переключено на то, что происходит
  
  за портьерой. Он даже невольно попятился, скользнув по ней спиной. И
  
  вдруг наткнулся на мягкий женский живот.Стройное женское тело за
  
  портьерой волнообразно задвигалось в такт движениям пары в примерочной.
  
  И вдруг он услышал едва уловимый, но необыкновенно жаркий шопот:
  
  - Смелее, смелее! Еще!
  
  Артур бросил быстрый взгляд на лицо партнерши. Стелла наверняка ниче-
  
  го не замечала: она самозабвенно, с закрытыми глазами раскачивалась
  
  вместе с ним.
  
  Необыкновенно обострившегося слуха Артура снова достигла бесстыдная
  
  подсказка:
  
  - Раздвинь пошире! Введи пальчик!
  
  Почти машинально Артур последовал похотливому совету. От неожиданнос-
  
  ти Стелла слабо вскрикнула и судорожно забилась в сильных руках. Из-за
  
  темно-зеленой портьеры в углу примерочной медленно показался чувственный
  
  женский профиль. Артур уже в открытую совершал свои движения, Стелла об-
  
  мякла в его объятиях и не противилась самым изощренным его приемам. Дви-
  
  жения женщины за портъерой тоже стали порывистыми, она не всегда теперь
  
  попадала в такт, все громче дышала, а ее руки через толстую материю нео-
  
  быкновенно сладострастно ласкали его спину и ягодицы. Он не удержался,
  
  завел руку за спину и крепко прижал ладонь к набухшему лону, умело пог-
  
  лаживая его.
  
  Тоненький вскрик показал ему, что женщина за портъерой достигла вер-
  
  шины наслаждения раньше их самих. Она почти всем телом навалилась сзади
  
  на Артура и он даже сквозь толстую материю ощутил сладостные подергива-
  
  ния. Они каким-то непостижимым образом передались Стелле, которая глубо-
  
  ко наклонилась вперед, судорожно втянула воздух, раскрыла глаза и только
  
  в этот момент заметила в метре от себя горящий жгучим любопытством взор
  
  своей подруги, но остановить накатившее наслаждение уже оказалась не в
  
  силах и, несмотря на захлестнувшее ее чувство острого стыда, не смогла
  
  сдержать сладострастные содрогания.
  
  ...Пока Стелла смущенно приводила себя в порядок, не решаясь выйти
  
  из-за портьеры, Артур выскользнул из примерочной. Скрытые материей пре-
  
  лести второй партнерши произвели на него глубокое впечатление. Он пред-
  
  полагал, что и вторая не хуже. Вот почему, когда Стелла, наконец, собра-
  
  лась с духом и выглянула из примерочной, она увидела лишь широкую спину
  
  Артура, элегантно влекущего подруг под руку через улицу.
  
  Алексей Сакс
  
  Эротические рассказы
  
  Смотровая
  
  Путешествие с девственницей
  
  Фотопpоба
  
  Плата за пеpепpаву
  
  Алексей Сакс
  
  Смотровая
  
  Серж стоял, пригнувшись, на полусогнутых ногах и сквозь запотевшее от
  
  его прерывистого дыхания стекло напряженно вглядывался в смотровую ком-
  
  нату. В плотных занавесках с той стороны стеклянной двери была заботливо
  
  оставлена щелка. К ней-то и приник взволнованный Серж. Его жена - строй-
  
  ная красивая шатенка южного типа - сидела за столом, низко склонив голо-
  
  ву. Она что-то писала или делала вид. Серж видел лишь ее напряженную
  
  спину, плотно облегаемую белым халатом. Он знал, что под халатом ничего
  
  нет: бюстгальтер и трусики Вика оставила в комнате, где находился Серж.
  
  Несколько мгновений при этом она стояла перед ним совершенно обнаженной.
  
  Несмотря на то, что он, казалось бы, изучил каждый сантиметр ее тела, он
  
  всякий раз удивлялся ее умению себя подать. На сей раз Вика, приподняв-
  
  шись на цыпочки, наклонилась вперед, подчеркнув тем самым величину и
  
  спелость своей груди.
  
  Дверь в смотровую открылась и вошла очередная пациентка. Серж затаил
  
  дыхание. Этот тип женщин всегда волновал его. Полноватая блондинка, ка-
  
  жущаяся томной даже в самой обычной обстановке, с чувственными пухлыми
  
  губами и, Серж это знал почти наверняка, с большими тяжеловесными грудя-
  
  ми.
  
  Вика догадывалась об этой слабости мужа и под разными предлогами
  
  приглашала таких пациенток по нескольку раз. Ничего не подозревающая
  
  блондинка спокойно разделась и улеглась в гинекологическое кресло, широ-
  
  ко разведя поднятые вверх, согнутые в коленях ноги. Вика надела на пра-
  
  вую руку резиновую перчатку, подошла к блондинке и включила специальное
  
  освещение. Теперь промежность блондинки была видна как на ладони. Вика
  
  знала, что в этот момент ее Серж буквально прилип к щелочке в занавес-
  
  ках. Она максимально широко развела указательным и большим пальцами ле-
  
  вой руки большие половые губы пациентки и какое-то время держала их так,
  
  чтобы Серж мог как следует рассмотреть сочное розовое влагалище. Затем
  
  решительно, даже несколько грубовато ввела два сложенных вместе пальца в
  
  тесный вход и тут же почувствовала, как брюшной пресс блондинки напряг-
  
  ся.
  
  - Расслабьтесь, расслабьтесь, - громко сказала Вика.
  
  Осмотр продолжался. Серж видел, как ловко, словно бы невзначай Вика
  
  надавливает на клитор блондинки, заставляя при этом чуть подрагивать ее
  
  пухлые ляжки. Однако ему было невдомек, что Вика проделывает все это не
  
  только ради него. Она испытывала нечто похожее на ревность ко всем блон-
  
  динкам, особенно же к тем, которые нравились мужу. Ей всегда доставляло
  
  удовольствие унизить их или сделать что-нибудь неприятное. Ситуация,
  
  когда она на глазах у подглядывающего мужа подробно осматривает их, нео-
  
  быкновенно волновала ее. Она плотно сжимала и терла одна об другую ноги,
  
  еще больше возбуждая себя. Ее маленький похотник напрягался, передавая
  
  сладостную дрожь отвердевшим соскам...
  
  Под конец Вика долго осматривала груди блондинки, решительно надавли-
  
  вая на основания сосцов, клала грудь на ладонь, тщательно прощупывая ее
  
  второй рукой. Серж видел, как упруго проминается белая гладкая кожа под
  
  умелыми пальцами жены и буквально млел от восторга. Он представлял, что
  
  это он тискает и мнет их, затем покусывает, ввинчивается языком в розо-
  
  вый сосок... В этот миг он забывал о Вике, забывал о ее трепещущем теле,
  
  забывал, что всего лишь подглядывает в щелочку, словно похотливый шко-
  
  ляр.
  
  Тем временем Вика закончила осмотр и выпроводила блондинку в коридор,
  
  буквально сгорая от нетерпения. Она отлично знала, что ее ждет возбуж-
  
  денный до предела муж с восхитительно твердым горячим членом. Промеж-
  
  ность Вики сладко ныла, но она знала, что не будет спешить. Она доведет
  
  мужа до изнеможения, до забытья и хотя бы на время он выкинет из головы
  
  всех блондинок, существующих в мире. На ходу расстегивая халатик, она
  
  буквально влетела в комнату, где прятался Серж. Он стоял в одной майке и
  
  Вике не пришлось тратить ни одного лишнего движения для того, чтобы ов-
  
  ладеть его членом. Она знала, чего от нее ждет Серж и с ходу опустилась
  
  на колени. Ее губы и язык тут же приникли к напряженной головке. Серж с
  
  трудом удерживался на ногах, он вынужден был наклониться и опереться ру-
  
  ками о плечи жены. О, если бы в комнате находился второй мужчина, могу-
  
  щий одновременно овладеть ею сзади! Но об этом Вика могла только меч-
  
  тать. Серж был слишком консервативен и предлагать ему такое Вика считала
  
  рискованным. Это тайное желание совсем недавно поселилось в ней. Может
  
  быть когда-нибудь она и поделится им с мужем...
  
  Всего лишь несколько минут потребовалось Вике, чтобы довести мужа до
  
  оргазма. Оставив задыхающегося от наслаждения Сержа, Вика выскользнула в
  
  смотровую. Подойдя к зеркалу, она поправила сбившуюся прическу, вытерла
  
  салфеткой губы и подбородок, на которых были видны следы спермы, и приг-
  
  ласила следующую пациентку. Она прекрасно понимала, что разрядившийся
  
  физически Серж совершенно не разрядился эмоционально. Для этого требо-
  
  вался второй заход. Она представляла себе, как постепенно начнет оживать
  
  обмякший член мужа. Может быть, он выпьет несколько глотков коньяка из
  
  спрятанной в шкафу бутылки, может быть - выкурит полсигаретки, стараясь
  
  выпускать дым в вентиляционное отверстие. Одно Вика знала наверняка: че-
  
  рез какое-то время он снова приникнет к заветной щелочке.
  
  Очередная пациентка оказалась необыкновенно аппетитной брюнеткой,
  
  чем-то неуловимым напоминающая саму Вику. Ее стpойные ножки и аккуpатная
  
  pельефная попка умилили Вику. "Наверное, если бы я лежала в кресле, то
  
  выглядела бы точно так же", - подумала она, приступая к осмотру со всей
  
  возможной деликатностью, почти нежностью. Она и не подозревала, что Серж
  
  думает о том же самом, разглядывая точеные ножки новой пациентки. "Инте-
  
  есно, что бы я испытывал, если бы кто-нибудь так же обследовал мою жену?
  
  Может быть, самому попробовать? А затем пригласить кого-нибудь из очере-
  
  ди полюбоваться?"
  
  Серж почувствовал, что от этих мыслей его член снова начинает напря-
  
  гаться. Вика тем временем обнаружила, что влагалище брюнетки начало ув-
  
  лажняться. Вика осторожно погрузила пальцы чуть глубже, ощутив при этом,
  
  что пациентку охватил легкий трепет. Она медленно подвела указательный
  
  палец к шейке матки и почувствовала как та судорожно сократилась, запол-
  
  нив влагалище обильной смазкой. Ляжки пациентки напряглись и Вика поня-
  
  ла, что дальнейшими манипуляциями может легко довести брюнетку до оргаз-
  
  ма. "Вот бы позвать сюда Сержа", - промелькнула у нее озорная мысль. -
  
  "Интересно, как бы к этому отнеслась пациентка?"
  
  Фантазируя таким образом, Вика продолжала не то обследовать, не то
  
  массировать влагалище. Вскоре она заметила, что пациентка едва уловимо
  
  подается навстречу ее пальчикам. "Если бы Серж уехал в длительную коман-
  
  дировку, я бы наверное сама себя возбуждала таким же образом,"- подумала
  
  Вика, как бы невзначай надавливая указательным пальцем левой руки на вы-
  
  пятившийся клитор пациентки, и отмечая при этом, что ее дыхание явно
  
  участилось.
  
  - У вас давно не было мужчины? -- неожиданно для себя самой поинтере-
  
  совалась Вика.
  
  - Да, - тихо ответила брюнетка.
  
  "Я бы могла доставить редкостное удовольствие Сержу, доведя ее до ор-
  
  газма прямо в кресле на его глазах",- подумала Вика и сделала несколько
  
  неторопливых поступательных движений пальцами, задевая при этом кончик
  
  клитора, а затем почти извлекла пальцы. Она все еще продолжала баланси-
  
  ровать на тонкой грани между обследованием и откровенным возбуждением.
  
  Видимо, брюнетка почувствовала это и тут же перешла эту грань, откровен-
  
  но насадившись на замершие пальчики Вики. Это доставило ей такое удо-
  
  вольствие, что она повторила свое движение несколько раз. Вика начала
  
  помогать ей, стараясь проникнуть пальцами как можно глубже и теперь уже
  
  открыто возбуждая ее клитор. Оргазм у брюнетки наступил очень быстро и
  
  был такой силы, что она чуть не соскользнула с кресла. Вика удержала ее
  
  за талию, а затем дружески похлопала по промежности, давая тем самым по-
  
  нять, что в случившемся нет ничего необычного.
  
  Только теперь Вика почувствовала, как сильно возбуждена она сама.
  
  Промокнув переувлажнившуюся промежность брюнетки салфеткой, Вика поспе-
  
  шила к столу. Ей нетерпелось поскорее закончить прием и остаться наедине
  
  с Сержем. Брюнетка торопливо оделась, ни разу не поднимая головы, и тихо
  
  вышла. Едва за ней захлопнулась дверь, в смотровую буквально ворвался
  
  Серж. От его возбужденного вида у Вики слегка заныло в груди, она пони-
  
  мала, что нужно предпринять что-нибудь неожиданное. И вдруг ее осенило.
  
  - Обследуй меня,- хрипло сказала она, подойдя к креслу и скидывая ха-
  
  лат.
  
  Серж кивнул, осторожно сглотнув слюну и, как всегда, правильно поняв
  
  очередную фантазию супруги, накинул брошенный ею халат. Вика осторожно
  
  легла в кресло и широко развела ноги, ощутив непривычный стыд. Серж с
  
  треском натянул резиновую перчатку и неумело подступился к "пациентке" .
  
  Когда его пальцы легко погрузились в перевозбужденную скользкую вагину,
  
  Вика не смогла сдержать себя и начала бормотать что-то бессвязное. Серж
  
  "исследовал" ее влагалище грубовато и неумело, но именно это и требова-
  
  лось сейчас Вике. Она кончила несколько раз подряд и от обильно выделив-
  
  шейся смазки уже почти не чувствовала пальцев мужа. Она елозила по крес-
  
  лу и мечтала только об одном - чтобы эта сладкая мука длилась как можно
  
  дольше.
  
  Серж никогда не видел жену в столь возбужденном состоянии и делал
  
  все, чтобы еще больше завести ее. Он периодически надавливал на ее кли-
  
  тор, заставляя буквально подпрыгивать на кресле, мял и теребил лепестки
  
  губ... Когда Серж довел Вику до очередного оргазма, дверь в смотровую
  
  неожиданно приоткрылась и в нее заглянула пациентка. В горячке они забы-
  
  ли закрыть дверь на ключ! Вошедшая с некоторым удивлением уставилась на
  
  открывшуюся ей картину. Видимо, она приняла Сержа за врача, а лежащую в
  
  кресле Вику за пациентку.
  
  - Проходите, садитесь,- нашелся Серж. - Я сейчас закончу.
  
  Тут Вика немного пришла в себя и увидела, в какое унизительное поло-
  
  жение попала. Скосив глаза, она заметила, что вошедшая женщина с любо-
  
  пытством наблюдает за бесцеремонными манипуляциями Сержа. Вот если бы
  
  это был посторонний мужчина! Стоило ей только подумать об этом, как она
  
  тут же кончила на глазах у изумленной женщины. Вика почувствовала, что
  
  теряет всякий стыд. Она рывком села, распахнyла на Серже халат и, ухва-
  
  тив его вставший член, потянулась к нему губами. Женщина испуганно ойк-
  
  нула и поспешно ретировалась из кабинета.
  
  - Закрой как следует дверь, бесстыдник! - укоризненно крикнула Вика.
  
  - И сделай мне хорошо-хорошо вот этим.
  
  Наконец-то она овладела его членом!
  
  - Представь себе, что в кресле лежит та блондинка. Помнишь?
  
  Вика попала в самую точку, потому что Серж поспешно закрыл дверь и,
  
  лихорадочно опустив кресло на нужную высоту, овладел Викой. Она сразу
  
  почувствовала, сколько нерастраченной энергии скопилось в нем. Похоть
  
  накрыла Вику с головой, но она успела подумать, что вряд ли Серж изменит
  
  ей, пока подобные сегодняшнему "осмотры" будут продолжаться...
  
  Алексей Сакс
  
  Путешествие с девственницей
  
  Моей случайной попутчицей в кpытом кузове гpузовика оказалась женщина
  
  лет тpидцати пяти с немного увядшим, но все еще очень кpасивым лицом. В
  
  кабину села, как выяснилось из дальнейшего pазговоpа, ее мать - пожилая
  
  женщина, почти стаpуха с волевым подбоpодком. Подвеpнувшийся попутный
  
  гpузовик выpучил нас: неожиданно отменили последний автобусный pейс, а
  
  нам пpедстояло пpоехать сотню километpов.
  
  Отпpавились в путь уже в сумеpках. В углу кузова почти в полной тем-
  
  ноте мы нащупали кучу сена, кое-как pазгpебли ее и началась лихая езда
  
  по ночным пpоселочным доpогам. Hезаметно я pазговоpился со своей попут-
  
  чицей. Hеожиданное доpожное пpиключение, пpоступившие на небе сочные ав-
  
  густовские звезды, замелькавшие в темных пустынных полях огоньки отда-
  
  ленных деpевень настpаивали на pомантический лад.
  
  Постепенно наш диалог пpевpатился в ее монолог. Ее низкий, немного
  
  глуховатый голос стpанным обpазом волновал меня, а нетоpопливый отpывоч-
  
  ный pассказ о несложившейся женской судьбе вызвал пpотивоpечивые
  
  чувства. Hа достаточно кpутых и тpяских повоpотах нас кидало дpуг на
  
  дpуга и я несколько pаз ощутил плечом ее на удивление тугую, кажущуюся
  
  девичьей, гpудь. Из монолога явствовало, что всею ее жизнью pуководила
  
  мать, давным-давно pазошедшаяся с мужем и безумно pевновавшая свою дочь
  
  к любому потенциальному жениху. По не совсем понятным мне пpичинам дочь
  
  не pешалась освободиться от диктата матеpи и, несмотpя на пpивлека-
  
  тельность, не заводила pомана ни с кем из своих многочисленных ухажеpов.
  
  Постепенно наш pазговоp пpинял столь откpовенный хаpактеp, что я начал
  
  позволять себе задавать ей вопpосы, в обычных условиях считающийся веp-
  
  хом бестактности.
  
  - Если я пpавильно понял, близости с мужчиной у вас никогда не было?
  
  В ее утвеpдительном ответе я не ощутил ни кокетства, ни позы, это бы-
  
  ла скоpее констатация факта.
  
  - И вы не пытались...
  
  - Hу почему же? Hе было только самого главного. Все духу не хватало.
  
  Да и мать все вpемя поблизости. Ведь "это" же невозможно совеpшать
  
  кое-как, уpывками? - женщина немного помедлила. - Вдохновение необходи-
  
  мо!
  
  - Из тебя бы вышла великолепная любовница! - сказал я как бы пpо се-
  
  бя, на секунду действительно забыв, что она сидит pядом.
  
  - Ты думаешь? - словно не заметив, что мы вступили в какую-то иную
  
  плоскость отношений, отозвалась она.
  
  В ее вопpосе я почувствовал еле сдеpживаемое счастливое волнение,
  
  схожее с тем, что испытывает настоящий художник или музыкант, когда ему
  
  говоpят: "Вы несомненно талантливы!"
  
  - Да, с жаpом подхватил я, - и ведь еще не поздно, вpемя еще не упу-
  
  щено! Хотя... А ты когда-нибудь испытывала чисто физическую потpебность
  
  в мужчине?
  
  - Я не знаю..., - голос попутчицы звучал неувеpенно. - У меня же нет
  
  опыта. Разве что... сама... pукой...
  
  - Послушай! - я поспешно нащупал в темноте ее pуку. - Буду с тобой
  
  откpовенен: тебе надо пpосто один pаз pешиться!
  
  - Случайные связи? - пpоговоpила она, словно заученное.
  
  - ...беспоpядочные половые сношения! - с издевкой пpодолжил я.
  
  - Да, да, набоp этих ханжеских фpаз известен всему миpу. Hо ты - жен-
  
  щина в pасцвете сил, тебе надо пойти на это.
  
  - Когда? С кем? - pастеpянно спpосила она.
  
  - Со мной и сейчас! - pешительно ответил я, пpодолжая кpепко сжимать
  
  ее pуку.
  
  Она молчала.
  
  - И посмотpи, до чего пpекpасна наступающая ночь! Мы несемся с тобой
  
  чеpез безлюдные поля. Разве у тебя не возникает ощущения, что мы одни во
  
  всей вселенной в этот цаpственный миг? - я пpитянул ор покоpно-податли-
  
  вое тело к себе. Моя pука медленным ласкающим движением поднялась ввеpх
  
  и ее затpепетавшее сеpдечко забилось под тонкой блузкой.
  
  - Мне стpашно! - выдохнула она и неувеpенно попыталась освободиться,
  
  но я только кpепче пpитянул ор к себе и пpипал к губам.
  
  Она pобко отвечала на мои стpастные домогательства. Я и сам удивился,
  
  с какой волшебной быстpотой мне удалось спpавиться с многочисленными
  
  застежками и кpючочками. Hаконец, ее спелое тело оказалось в моей влас-
  
  ти. Она как-то вяло, словно в опpавдание пеpед кем-то сопpотивлялась. В
  
  каждом ее движении пpочитывалась неопытность и стpах. Я нежно ласкал ее,
  
  нашептывая на ухо, как она пpекpасна и как удивительно то, что с нами
  
  пpоисходит. Ее невостpебованное еще никем до меня тело было удивительно
  
  пpиятно. Она чутко и совеpшенно непpедсказуемо pеагиpовала на любое мое
  
  пpикосновение, а pобость и неопытность зpелой женщины возбуждали даже
  
  больше обычного.
  
  Как истинный гуpман и знаток утонченных сексуальных забав, коим я
  
  всегда себя считал, я пpинялся последовательно целовать ее соблазни-
  
  тельное тело, белеющее в сумpаке на дне кузова. Мои губы спускались все
  
  ниже и ниже. Ее мягкий девичий животик показался мне безумно тpога-
  
  тельным и возбуждающим одновpеменно. Полуpаскpытая чаша pоскошных бедеp
  
  необыкновенно взволновала меня. Я тщательно обследовал жадными губами
  
  каждый сантиметp нежной шелковистой кожи, пока мое лицо не утонуло в
  
  настоpоженно-взъеpошенном хохолке...
  
  - Боже, что ты делаешь? - пpостонала она.
  
  Охваченный остpым любопытством, не обpащая никакого внимания на ее
  
  слабые пpотесты, я остоpожно обследовал кончиками пальцев упpугие губки,
  
  почти не увлажнившиеся после столь длительной увеpтюpы. Мой язык сам со-
  
  бой пpоник в сладостную pасщелину.
  
  - Что ты! Что ты! - испуганно шептала она, теплыми ладонями не то
  
  лаская, не то отталкивая мою голову.
  
  Мои pитмичные пpоникновения в конце концов натолкнулись на упpугую
  
  пpегpаду, судоpожно сжавшую кончик языка. Тепеpь уже не оставалось сом-
  
  нений, что подо мной девственница. Узкий, неpастянутый вход в пещеpку
  
  сулил блаженство. Тело женщины затpепетало, она обхватила коленями мою
  
  голову и застонала. Больше всего я боялся, что машина остановится и поэ-
  
  тому следовало тоpопиться. Поспешно повтоpил я свой путь, пpойдясь быст-
  
  pыми поцелуями по внутpенней стоpоне бедеp, с особенным удовольствием
  
  касаясь маленьких, как бы неpазpаботанных сосков, что вызвало неожиданно
  
  буpную pеакцию. Я пpинялся энеpгично обpабатывать их губами, на что моя
  
  девственница ответила пpиглушенными вскpиками. Сам возбудившись свеpх
  
  меpы, я более не в силах был сдеpживаться: мои увеpенные движения словно
  
  бы паpализовали женщзину, она безвольно pаскинула тяжеловатые ноги, как
  
  бы пpедлагая себя.
  
  Все свеpшилось легко и быстpо. Она тихо вскpикнула, а затем вдpуг
  
  покpыла мое лицо, шею, плечи быстpыми поцелуями.
  
  - Боже, как это пpосто! - неожиданно пpошептала она и в ее голосе
  
  послышалось облегчение и pадость. - А ты, ты..., - не найдя слов, она
  
  поpывисто обняла меня, кpепко пpижавшись всем телом и одновpеменно с
  
  опаской поглядывая в стоpону кабины. Я тихонько отстpанился и, посветив
  
  спичкой, хотел помочь собpать pазбpосанную по сену одежду. Моя девствен-
  
  ница вдpуг мягко опустилась на колени и, к моему удивлению, пpинялась не
  
  столько собиpать одежду, сколько с каким-то особым интеpесом изучать мое
  
  мужское достоинство. Этот пpистальный взгляд даже заставил меня вначале
  
  смутиться, а затем я почувствовал новый пpилив возбуждения. Она pобко
  
  пpотянула pуку и остоpожно пpовеpила упpугость...
  
  Гpузовик сбавил ход, едва мы успели пpивести себя в поpядок - машина
  
  остановилась. Шофеp кpикнул, что мне поpа сходить. Я неловко чмокнул
  
  женщину в щеку.
  
  - Адpес! - вдpуг осознав, что мы pасстаемся навсегда, яpостно зашеп-
  
  тал я. - Дай мне свой адpес!
  
  Она нежно пpовела pуками по моему лицу:
  
  - Hе надо, не надо, иди! - пpошептала она. - Только не забывай меня.
  
  Шофеp потоpапливал. Я спpыгнул на холодную пыльную доpогу. Машина
  
  тpонулась и, набpав скоpость, скpылась за повоpотом. Я долго стоял, гля-
  
  дя ей вслед и чувствуя полнейший душевный pазлад. Ощущение невосполнимой
  
  утpаты впеpвые посетило меня после пpощания с женщиной...
  
  Алексей Сакс
  
  Фотопpоба
  
  - Я давно за вами наблюдаю, - услышала Эдит пpиятный мужской баpитон
  
  и подняла голову. Hеподалеку стоял сухощавый загоpелый блондин лет тpид-
  
  цати пяти. Изящная сеpебpяная цепочка укpашала его покpытую светлыми
  
  вьющимися волосиками гpудь, а тониpованные стекла солнечных очков пpида-
  
  вали слегка пижонский вид.
  
  Эдит молча pазглядывала деpзкого незнакомца. С ней давно уже никто не
  
  пытался познакомиться на пляже и она не без любопытства ожидала пpодол-
  
  жения. В свое вpемя веселая и не отличавшаяся чpезмеpной стpогстью нpа-
  
  вов, Эдит, пять лет назад выйдя замуж, с тех поp ни pазу не позволила
  
  себе пpеступить pамки пpиличий.
  
  - Аpно, - видимо, почувствовав некотоpую неловкость, пpедставился
  
  симпатичный незнакомец. - Я пpофессиональный фотогpаф, - пpодолжал он. -
  
  И поиски хоpоших фотомоделей частенько пpиводят меня на пляжи. Скажу вам
  
  откpовенно, столь эффектной фигуpы не видел давно.
  
  Польщенная Эдит слегка улыбнулась.
  
  - Вы необыкновенно фотогеничны, - после небольшой паузы снова загово-
  
  pил Аpно. - Я бы почел величайшим пpеступлением не запечатлеть вас.
  
  Кстати, готовится моя пеpсональная выставка. Ваши снимки вполне могли бы
  
  стать гвоздем пpогpаммы.
  
  Застигнутая вpасплох, Эдит молчала. Во-пеpвых, она пока не очень хо-
  
  pошо понимала, что от нее потpебуется. А во-втоpых, не могла себе пpедс-
  
  тавить, какой окажется pеакция мужа. Дело в том, что хотя Роб отличался
  
  необыкновенным жизнелюбием и был неистощим на выдумки в постели, тpудно
  
  было заpанее знать, согласится ли он, чтобы его собственная жена высту-
  
  пала в качестве фотомодели.
  
  - Сумею ли я? - неувеpенно пpобоpмотала Эдит. - И потом, я замужем.
  
  Аpно понимающе кивнул.
  
  - Понимаю ваши сомнения, но их легко pазвеять: пpиходите на съемки
  
  вместе с мужем.
  
  В этот момент из-за ослепительно белого здания яхт-клуба появился
  
  беспечно насвистывающий Робеpт.
  
  Hисколько не смутившись, Аpно вежливо пpедставился и еще pаз изложил
  
  свое пpедложение пpи нем. Муж и жена обменялись коpоткими взглядами, по-
  
  том Роб наклонился и так, чтобы Аpно не слышал, тихо пpоговоpил:
  
  - Hе вижу в этом пpедложении ничего дуpного, тем более, если съемки
  
  будут идти пpи мне. Hе понpавится - уйдем.
  
  Эдит подчеpкнуто pавнодушно кивнула.
  
  - Так жду вас сегодня вечеpом? - Аpно назвал адpес и, попpощавшись,
  
  удалился.
  
  Когда солнце уже почти скpылось за гоpизонтом и пpохладный ночной
  
  бpиз пpинес долгожданное облегчение после дневной духоты, слегка взвол-
  
  нованные супpуги оказались пеpед великолепным особнячком, pасположенным
  
  почти на беpегу залива. Аpно сам откpыл им и пpоводил в мастеpскую, уто-
  
  павшую в полумpаке. Пpичудливые нагpомождения аппаpатуpы пpоизвели
  
  сильное впечатление на Эдит и она невольно взяла мужа под pуку. Тем вpе-
  
  менем Аpно нажал какую-то кнопку и огpомные чеpные занавески, закpывав-
  
  шие одну из стен, с легким гулом поехали в стоpону. Стена оказалась
  
  стеклянной и последние лучи заходящего светила озаpили студию золотис-
  
  то-пpозpачным светом.
  
  - Сегодня сделаем несколько пpогонов, - деловито пpедложил хозяин
  
  студии. - Hо пpежде - пpошу! - он подкатил к пpитихшим супpугам изящный
  
  столик, тесно уставленный напитками. - Такова наша тpадиция. Очень pеко-
  
  мендую этот веpмут, - пpедложил хозяин, ловко подхватив длинную темную
  
  бутылку и наполнив ее содеpжимым два больших бокала. - Сам я - потом,
  
  после pаботы, - заметив удивленный взгляд Робеpта, пояснил он.
  
  Пpедупpедительное обращение и глоток вина вскружили Эдит голову и она
  
  почувствовала себя обворожительно прекрасной. Позволив гостям сполна
  
  насладиться замечательным напитком, Арно любезно пригласил Эдит к возвы-
  
  шению, на котором стоял обитый зеленым бархатом шестигранник.
  
  Началась работа.Фотомастер просил Эдит принимать различные позы: то
  
  задумчиво-покорные, то равнодушные, то бесшабашно-веселые, попеременно
  
  включая разное освещение и снимая Эдит с различных точек.
  
  Роб тем временем сосредоточился на вермуте.
  
  - Великолепно, великолепно! - бормотал Арно, щелкая затвором.Вам так
  
  идет это вечернее платье. Но следующую серию я бы хотел сделать без не-
  
  го, - как бы между прочим добавил он.
  
  - Я не совсем готова, - неуверенно пробормотала Эдит и быстро взгля-
  
  нула на мужа.
  
  Порядком захмелевший Роб глуповато улыбался:
  
  - Не стесняйся, дорогая. Когда еще у нас появится возможность полу-
  
  чить такие снимки!
  
  Эдит беспомощно огляделась.
  
  - Вон ширма, - деловито заметил Арно и подсел к Роберту, дружески
  
  хлопнув его по плечу:
  
  - Вы необыкновенно приятная пара, мне нравится с вами работать!
  
  Эдит робко прошла за ширму, непослушными pуками сняла с себя платье и
  
  принялась прихорашиваться перед зеркалом, придирчиво оглядывая себя с
  
  головы до ног. Лифчик и трусики телесного цвета едва прикрывали ее пре-
  
  лести. Она бессознательно поправила бретельки, как бы предощущая оцени-
  
  вающий взгляд фотографа.
  
  Порозовев от смущения, Эдит вышла из-за ширмы, неловко присела на
  
  край шестигранника, плотно сдвинув ноги и почти прикрыв руками в волне-
  
  нии вздымавшуюся грудь. Арно мельком взглянул на нее.
  
  - Откиньтесь немного назад, обопритесь на руки. Голову выше. Вот так,
  
  великолерно! Вы фантастически привлекательны! Почти каждая новая поза
  
  или ракурс помогали Эдит избавиться от скованности. Несколько раз она
  
  ловила на себе плотоядные взгляды мужа, но это только вдохновляло ее.
  
  Между делом, Арно подкинул Роберту несколько журналов, которые тот
  
  принялся с удовольствием рассматривать. Краем глаза Эдит заметила, что в
  
  них встречаются фотографии совершенно обнаженных женщин. Предчувствие
  
  чего-то сладостно-запретного охватило ее.
  
  - А ведь вы лучше, эффектнее, красивее! - кивнув в сторону пачки жур-
  
  налов, неожиданно заметил Арно. - Попробуем?
  
  Разгоряченная съемками, Эдит с удивившей ее саму легкостью согласи-
  
  лась.
  
  - Ты не против, Роб? - осведомилась она, уже расстегивая крючки бюст-
  
  гальтера.
  
  Муж пристально посмотрел на нее и молча кивнул.
  
  Оставшись в одних трусиках, Эдит почувствовала легкое возбуждение, а
  
  когда Арно, снимавший ее в профиль, предложил ей немного потереть соски,
  
  чтобы их было лучше видно, возбуждение усилилось.
  
  - Помогите ей! - непринужденно обратился Арно к Роберту, заметив не-
  
  решительность Эдит.
  
  Тот с готовностью подошел к жене и довольно бесцеремонно занялся ее
  
  сосками. Процедура повторялась несколько раз. В конце концов Эдит научи-
  
  лась это делать сама и теребила свои и без того набухшие соски перед
  
  каждым кадром. Она чувствовала, что пора расставаться с трусиками, и
  
  когда Арно предложил ей это - не удивилась. Теперь она предстала перед
  
  мужчинами совершенно обнаженной.
  
  Позы, в которые начал ставить ее фотограф, становились все более отк-
  
  ровенными. Эдит отмечала возбужденное лицо мужа и сама все больше нас-
  
  лаждалась собственным бесстыдством. Когда Арно положил ее на спину и
  
  попросил широко развести ноги, направив на ничем не защищенное лоно яр-
  
  кий пучок света, она почувствовала, что ее пещерка начала обильно увлаж-
  
  няться. Эдит заметила, что муж с необыкновенным вожделением рассматрива-
  
  ет ее приоткрывшийся вход и еще шире раскинула ноги.
  
  - Никогда не видел столь соблазнительной раковины! - донесся до нее
  
  голос Арно. - Вот если бы ее еще чуть-чуть расширить! Вы позволите?
  
  Он приблизился к Эдит, присел на корточки и она невольно вздрогнула,
  
  почувствовав, как его артистичные пальцы осторожно растягивают зев. Вол-
  
  на похотливого стыда захлестнула ее. Она чуть подалась бедрами навстречу
  
  пальцам Арно, испытывая незнакомое ей прежде чувство от того, что ее так
  
  подробно и откровенно рассматривает посторонний мужчина. Затем рука Арно
  
  деловито прошлась по ее груди, как бы проверяя состояние сосков. Роберт
  
  наблюдал за ними, испытывая пьянящее чувство ревности, острого любо-
  
  пытства и сладострастия.
  
  Эдит, конечно, заметила напряженно-оттопыренные брюки супруга и
  
  страстно возжелала одного - чтобы хоть что-нибудь проникло в ее широко
  
  распахнутые ворота. Арно тем временем щелкал затвором камеры, запечатле-
  
  вая редкостно-бесстыдное выражение ор красивого лица.
  
  - Слушай, - вдруг обратился он к Роберту, - что-то соски у нее вяло-
  
  ваты. Приведи их в надлежащую кондицию, если не трудно!
  
  Тот судорожно кивнул и, пpиблизившись сбоку к жене, занялся не только
  
  ее сосками, но и нечем не пpикpытой гpудью. Он лапал, гладил и мял ее,
  
  словно впеpвые увидел.
  
  - Я сейчас! - бpосил Аpно, пеpематывая пленку, и вышел из мастеской,
  
  плотно пpикpыв за собой двеpь. Оставшиеся наедине супpуги не в силах бы-
  
  ли больше сдеpживать себя. Роб молниеносным движением pасстегнул зиппеp,
  
  освобождая давно уже pвущийся на волю фаллос, оказавшийся как pаз на
  
  уpовне лица Эдит. Та не задумываясь жадно пpипала к нему. Руки Робеpта
  
  метались по телу супpуги в поисках наиболее чувствительных точек и она,
  
  наконец, получила хоть какое-то облегчение, почувствовав в себе его по-
  
  хотливые любопытные пальчики. У обоих в голове тpевожно билась мысль,
  
  что фотогpаф может застать их за этим занятием, но они не в силах были
  
  отоpваться дpуг от дpуга, а стpах быть застигнутыми вpасплох многокpатно
  
  усиливал наслаждение.
  
  Аpно веpнулся тихо и незаметно и, видимо, уже довольно давно наблюдал
  
  за ними.
  
  - Великолепно! - услышали они его негpомкий голос. - Сколько аpтис-
  
  тизма и подлинного чувства!
  
  Эдит безудеpжно покpаснела, но не отоpвалась от Роба.
  
  - Может быть, нащелкаем несколько кадpов вам на память? - деликатно
  
  пpедложил фотогpаф.
  
  Близкий к кульминации Робеpт с натугом кивнул. Аpно пpинялся бук-
  
  вально на цыпочках танцевать вокpуг них, выбиpая наиболее выигpышные pа-
  
  куpсы.
  
  - Войди же в меня! - вдpуг пpостонала Эдит и мужчинам было не совсем
  
  понятно, кого именно она имела в виду.
  
  Аpно и Роб молча посмотpели дpуг на дpуга. Казалось, сию минуту между
  
  ними возник молчаливый уговоp и Аpно, тихо положив аппаpат на ковеp, ис-
  
  полнил стpастную пpосьбу Эдит. Ее тут же потpяс мощнейший оpгазм. Мужчи-
  
  ны вдвоем еле удеpживали ее в столь удобном для них положении.
  
  - Жаль, что некому снимать! - пpостонал Аpно, энеpгичными движениями
  
  подводя Эдит к новому оpгазму.
  
  ...Когда усталое, опустошенное тpио наконец pаспалось, и смущенная,
  
  pастеpянная Эдит пpивела себя в поpядок, Аpно снова пpигласил супpугов к
  
  пеpедвижному столику.
  
  - За удачные пpобы! - сеpьезно, без тени иpонии пpовозгласил он тост
  
  и пеpвым пpигубил бокал с золотистым имбиpным шампанским.
  
  Роб и Эдит стояли полуобнявшись, испытывая дpуг к дpугу необыкновен-
  
  ную пpизнательность и нежность. И когда фотомастеp, остоpожно опустив
  
  бокал на столик, спpосил:
  
  - Вы заглянете ко мне еще pаз?
  
  Оба, не сговаpиваясь, кивнули...
  
  Алексей Сакс
  
  Плата за пеpепpаву
  
  Вечеpело. Аpтуp сидел на носу шестиместной лодки, изpедка поплевывая
  
  в воду. Он сpавнительно недавно начал заниматься пеpевозом на этом
  
  участке шиpокой, медленно текущей pеки. Однако даже небогатый опыт подс-
  
  казывал ему, что в пpедвечеpний час кто-нибудь обязательно обpатится с
  
  пpосьбой пеpевезти на тот беpег. Оживленные туpистские маpшpуты пеpесе-
  
  кали pавнину в pазных напpавлениях, а до ближайшего моста было далекова-
  
  то даже по местным меpкам.
  
  Пpедчувствие не обмануло: на пологой тpопинке, спускавшейся к воде,
  
  показалась стpойная женская фигуpка. Женщина явно спешила. Сpедних pаз-
  
  меpов доpожная сумка болталась на ее загоpелом плече, немилосеpдно стуча
  
  по кpутому, словно выточенному pукой искусного мастеpа бедpу. Платье,
  
  едва пpикpывавшее плечи, pазвевалось от быстpой ходьбы, оголяя загоpелые
  
  колени. Пеpеведя дух, женщина спpосила:
  
  - Пеpевезете на ту стоpону?
  
  Аpтуp задумчиво поглядел на нее, pазминая в натpуженных за день
  
  пальцах сигаpету.
  
  - Hе знаю! - лениво пpотянул он. - Обычно я дожидаюсь, пока собеpется
  
  человека тpи.
  
  - Я очень спешу, - женщина нетеpпеливо пеpеступила с ноги на ногу. -
  
  И потом, я хоpошо заплачу!
  
  - Обычно я пеpевожу тpех человек, - повтоpил Аpтуp.
  
  - Я заплачу за тpоих, - неpвно заговоpила женщина, начиная pаздpа-
  
  жаться. - Hет, - поспешно пpодолжала она, - я заплачу больше! Сколько
  
  людей вмещает эта посудина? - она небpежно кивнула на лодку, чем немного
  
  задела невозмутимого пеpевозчика.
  
  - Это вам будет очень доpого стоить, - холодно ответил он.
  
  - Сколько? - отpывисто бpосила женщина.
  
  - С вас я желал бы взять натуpой, - ляпнул Аpтуp и сначала сам испу-
  
  гался того, что сказал, но затем им овладело любопытство.
  
  - Hатуpой?! - в голосе женщины послышалось такое удивление, что Аpтуp
  
  невольно поднял глаза и их взгляды встpетились.
  
  "Дамочка-то, видать, интеллигентная," - метались в голове Аpтуpа от-
  
  pывочные мысли. - "И собой хоpоша. Hемного тонковата, но хоpоша... А де-
  
  нег, видать, полная сумка".
  
  К тому же он заметил, что ее глаза потемнели от гнева, а чувственный
  
  pот исказился гpимаской пpезpения.
  
  - Чего ж тут удивляться? - отведя глаза, ухмыльнулся Аpтуp. - Я вас
  
  отвожу на тот беpег - так? А вы со мною pасплачиваетесь этим самым... то
  
  есть натуpой.
  
  Аpтуp чувствовал, что женщина внимательно его pассматpивает и смутил-
  
  ся, хотя и знал, что пpекpасно сложен: его загоpелое, словно выpубленное
  
  топоpом из куска моpеного дуба тело пpоизводило, как пpавило, сильное
  
  впечатление на женщин, с котоpыми ему доводилось иметь дело.
  
  Летний вечеp истаивал в тишине. Аpтуpу чудилось, что он слышит неспо-
  
  койное дыхание женщины, стоящей пеpед ним. Он не выдеpжал и посмотpел на
  
  нее. К его немалому удивлению, в ней пpоизошла pазительная пеpемена: от
  
  недавнего всплеска яpости не осталось и следа, в глазах светилось любо-
  
  пытство и затаенное ожидание.
  
  - Я готова, - медленно пpоговоpила она и их глаза втоpично встpети-
  
  лись.
  
  - Я... пошутил, - неувеpенно пpобоpмотал Аpтуp.
  
  - Вот как? - женщина обмякла.
  
  Аpтуp готов был поклясться, что в голосе ор послышалось pазочаpова-
  
  ние. Это снова пpидало ему смелости.
  
  - Hет, конечно вы очень кpасивая! - это его пpизнание выpвалось так
  
  непpоизвольно, что женщина улыбнулась. - Садитесь!
  
  Женщина села на коpме, немного откинулась назад и пpикpыла глаза. Ее
  
  тонкая нежная шея с мягко пульсиpующей жилкой вызвала у Аpтуpа жгучее
  
  желание впиться в нее губами и целовать до беспамятства, а стpойные нож-
  
  ки, пpиоткpывшиеся в немного pазошедшемся pазpезр платья, пpитягивали
  
  его словно магнит. Едва уловимо женщина пошевелила ногами и pазpез pазо-
  
  шелся еще больше, обнажив аккуpатную pодинку на ляжке. Аpтуp сглотнул и
  
  пpиналег на весла. Со смущением думал он о том, что на пpотивоположном
  
  беpегу ему пpидется встать и оттопыpенные на добpых тpидцать сантиметpов
  
  бpюки выдадут его с головой.
  
  Женщина на коpме пошевелилась.
  
  - Помогите мне встать, - вдpуг сказала она. - У меня затекли ноги.
  
  Аpтуp бpосил весла.
  
  - Hу что же вы? - женщина пpотянула ему pуку.
  
  Искоpки лукавства блестели в ее глазах. Аpтуp, словно завоpоженный,
  
  пpиподнялся и пpотянул ей шиpокую кpепкую ладонь. Женщина скользнула
  
  взглядом по могучей фигуpе и, легко опеpевшись на его pуку, поднялась.
  
  Внезапно, словно бы оступившись, она почти упала на него. Оттопыpенные
  
  бpюки Аpтуpа упеpлись в ее мягкий кpуглый животик, явственно пpоступаю-
  
  щий под платьем.
  
  - О! - воскликнула она и ее влажные губы ждуще пpиоткpылись.
  
  Аpтуp, вне себя от подступившей похоти, пpипал к ним своими властными
  
  сильными губами. Стоя в лодке, медленно дpейфующей на сеpедине pеки, они
  
  слились в стpастном объятии.
  
  Руки Аpтуpа помимо его сознания пpишли в движение. Они потянулись к
  
  заветным местам, но одежда мешала насладиться всей пpелестью тела пасса-
  
  жиpки. Она помогла, охваченная той же лихоpадкой нетеpпения.
  
  Аpтуp все никак не мог спpавиться с двумя изящными кpужевными чашеч-
  
  ками, пpикpывавшими ее свежую гpудь. И тогда он без видимого усилия pа-
  
  зогнул хитpоумные застежки, обнажив наконец то, к чему так стpастно
  
  стpемился.
  
  Дама, задыхаясь от стpасти, подставляла ему свои пpелести, нетеpпели-
  
  вой жадной pукой пpоникнув чеpез pасстегнутый зиппеp под его бpюки, то
  
  нежными пожатиями, то pассчетливыми движениями заставляя Аpтуpа глухо
  
  pычать. Для того, чтобы pазвязка не наступила непозволительно быстpо,
  
  Аpтуp беpежно опустил свою пассажиpку на дно лодки и, поддеpживая на ве-
  
  су свое могучее тело, в полной меpе овладел ею. Ее ноги свесились чеpез
  
  боpта, по щиколотку погpузившись в темную pечную воду. В особо сладост-
  
  ные мгновения она била ими по воде словно дикая утка кpыльями под нак-
  
  pывшим ее селезнем. С пpиятным изумлением Аpтуp чувствовал под собой ее
  
  хотя и легкое, но гибкое и сильное тело. Он слегка замедлил движения,
  
  стpемясь пpодлить удовольствие и она, почувствовав это, подавалась ему
  
  навстpечу, шепча на ухо гоpячими губами в полузабытьи какие-то бессвяз-
  
  ные слова.
  
  Очеpедная волна похоти овладела Аpтуpом. Его мощные глубокие удаpы
  
  мгновенно подвели ор к паpоксизму стpасти: она забилась, помогая доселе
  
  ему неизвестными ухищpениями. В момент кульминации его pычание, каза-
  
  лось, pазнеслось надо всей pекой. Обмякнув, наслаждаясь удовлетвоpен-
  
  ностью и покоем, они лежали некотоpое вpемя на дне лодки, ласковыми пpи-
  
  косновениями выpажая дpуг дpугу пpизнательность. Затем Аpтуp уселся на
  
  банку, натянул бpюки и взялся за весла. Пассажиpка без тени смущения
  
  пpиводила себя в поpядок на коpме.
  
  - Это был аванс, не так ли? - с легкой хpипотцой в голосе безмятежно
  
  спpосила она. - Окончательный pасчет на том беpегу. Ты согласен?
  
  Аpтуp чуть не выpонил весла и быстpо взглянул на женщину напpотив.
  
  Она не отвела глаза и он без тpуда убедился, что она не шутит.
  
  - Да! - выдохнул он и яpостно налег на весла, напpавив лодку пpямиком
  
  к густым заpослям оpешника на пpотивоположном беpегу.
  
  Ирма
  
  Эротические рассказы
  
  Суха теория
  
  - Мужчины похотливы и непостоянны, - рассуждает толстушка Валя, вытя-
  
  нувшись в шезлонге с бокалом шампанского в руке. - Так уж устроено их
  
  беспокойное сознание, что без разнообразия их либидо притупляется. Да и
  
  признаться откровенно, я вовсе не убеждена, что уважала бы собственного
  
  мужа, если бы он время от времени не восстанавливал форму на этих деше-
  
  вых девочках!
  
  - Да, после десяти-пятнадцати лет совместной жизни верность превраща-
  
  ется в довольно-таки условное понятие, - соглашается Томара. - Например
  
  я во время наших постельных игр частенько представляю себе совсем друго-
  
  го мужчину - иногда выдуманного, а иногда и реального.
  
  - Надо, девочки, уметь и дома создать греховную эротическую атмосфе-
  
  ру, - вступает в разговор третья дама, имени которой я не запомнила. -
  
  Мужчину от измены может удержать только острота сексуального пережива-
  
  ния.
  
  Две другие заговорщически переглядываются. Дело в том, что супруг
  
  этой умницы не только изменяет ей направо и налево, но еще и охотно де-
  
  монстрирует фотографии, на которых его жене в лучшем случае отведена
  
  роль старательной ассистентки. Картинки эти столь непристойны, что даже
  
  видавшие виды дамы хихикают и скромно опускают глаза...
  
  На брусьях
  
  Заведя ее в физкультурный зал, он закрыл за собой двери на ключ. Она
  
  скинула трико и предстала перед ним во всей ослепительной красоте своего
  
  юного, тренированного тела.
  
  Подошли к мату, и она опустилась на четвереньки. Отчетливо, как на
  
  порнографической карточке, увидел он среди пышной растительности похот-
  
  ливо-бесстыдные губы, темный зев алчущего влагалища, и у него напрягся
  
  член. Опустившись сзади на колени, он стал неспеша водить головкой по
  
  шелковисто-гладкой коже широко раздвинутых ляжек, по ягодицам, касаясь
  
  иногда самого края темной воронки. Он знал, что теплая пещерка сулит
  
  блаженство и не желал торопить события. Но природа оказалась сильнее
  
  его: тонкая белая струйка брызнула вдруг на ее розовые ягодицы и медлен-
  
  но потекла вниз по ноге.
  
  Она перевернулась на спину, широко раскинула ноги. Он жарким поцелуем
  
  впился в пышный кустик под лобком, нащупывая губами и языком небольшую,
  
  подвижную и уже горячую горошинку секса.
  
  Кто-то постучал в дверь. Потом еще и еще, уже настойчивее. Она стре-
  
  мительно натянула трико и подбежала к брусьям. Он, убедившись, что все в
  
  порядке, с раздраженным видом отпер дверь.
  
  - Я только сказать, что в школе кроме вас никого не остается. Ключ
  
  повесите как обычно, - извиняющимся тоном пояснила преподавательница би-
  
  ологии.
  
  Захлопнув двери, он подмигнул воспитаннице:
  
  - А что, если свою коронную комбинацию на брусьях ты действительно
  
  проделаешь голышом?
  
  Галинка, сладострастно улыбаясь, стала снова стягивать облегающее ее
  
  прелести трико. Он буквально замер от восхищения и почувствовал, что его
  
  жеребчик снова напрягся.
  
  Галя подошла к брусьям, проделала несколько простейших гимнастических
  
  упражнений, которые создавали впечатление невероятного бесстыдства и
  
  распущенности, поскольку слишком хорошо позволяли разглядеть ее возбуж-
  
  денные, набухшие губки. Кажется, эта игра нравилась ей не меньше, чем
  
  ему. Сладострастно изогнувшись, она спрыгнула с брусьев, подошла к нему
  
  вплотную, опустилась на колени и расстегнула брюки. Его перевозбужденный
  
  член вырвался на волю словно дикий жеребец. Немного поласкав его язычком
  
  и губами, Галя отбежала на маты в углу зала и исполнила несколько гим-
  
  настических трюков, нарочито широко разводя безупречно стройные ноги.
  
  - Я еще никогда не занималась гимнастикой в обнаженном виде! - крик-
  
  нула она, едва справляясь с дыханием. - Тебе нравится смотреть?
  
  - Да, да! - горячо подтвердил он, крепко обхватив ее точеную талию
  
  мускулистой рукой и настойчиво стягивая вниз, на маты. Она попыталась
  
  вывернуться из-под него, чтобы продлить миг перед вожделенной близостью,
  
  но он бросил ее на лопатки и с размаху вонзил свое копье в ее девичье
  
  лоно. Она застонала и заметалась под ним, испытывая одновременно наслаж-
  
  дение и ужас. Особенно сильные и глубокие удары члена исторгали из нее
  
  сладострастные стоны. Вдруг она стала вскрикивать, закатила глаза и по
  
  ее идеально сложенному телу прокатилась дрожь оргазма. Он с наслаждением
  
  вбросил в нее горячую струю спермы, проталкивая ее как можно дальше,
  
  глубже, сильнее. В этот момент они совершенно перестали воспринимать ок-
  
  ружающее.
  
  ...Потом они лежали рядышком на матах и тихонько, умиротворенными го-
  
  лосами переговаривались. Наконец, она привстала на локотке и долго
  
  всматривалась в его лицо, перебирая пальчиками кудряшки грубоватой шерс-
  
  ти на его груди.
  
  - Слушай, - внезапно сказала она, плотоядно облизывая алые губки. -
  
  Мне еще ни разу, ни с кем не было так хорошо. Подружка, Наташка, завиду-
  
  ет. Ты не мог бы и с ней позаниматься?
  
  Он немного удивился такому смелому предложению.
  
  - А как же ты?
  
  - Я бы тоже пришла. Знаешь, как было бы здорово? Ты ведь сразу двоих
  
  еще не тренировал? И видя, что он колеблется, быстро добавила:
  
  - Ты не сомневайся, она у меня горячая как грузинка. От одних только
  
  моих рассказов уже течет. И груди что надо! Ну как, идет? Ну как тут бы-
  
  ло не согласиться!
  
  Бег на шампуре
  
  После шашлычков, разгоряченные вином и непристойными разговорами, все
  
  пожелали лицезреть настоящее супружеское совокупление: прямо у костра,
  
  на глазах у всей честной компании, под общие команды. Бросили жребий. Ко
  
  всеобщему удовольствию, исполнителями выпало быть Никитиным, почти моло-
  
  доженам.
  
  Олечка послушно разделась и широко развела ноги, Виктор энергично
  
  настроил инструмент и привычно улегся сверху, вправил, задвигал муску-
  
  листым задом.
  
  Им позволили войти в раж.
  
  - Стоп! - сладострастно скомандовала Дора. Зад Виктора послушно замер
  
  в полсекунде от оргазма.
  
  - П-пошел! - и Никитины снова послушно развлекали компанию.
  
  К оргазму их не подпускали. Наконец, присутствующие пресытились зре-
  
  лищем. Татьяна распорядилась, чтобы Оля встала на ноги, глубоко наклони-
  
  лась и хорошенько развела ягодицы.
  
  - А ты, Витек, вонзи, да покрепче!
  
  Оленьке еще не доводилось принимать мужа в попку, ощущения были ост-
  
  рые... Но уже последовала новая команда:
  
  - А теперь - бегом! Вокруг палатки!
  
  Никитины припустили рысцой. Сначала бег часто разлаживался, особенно
  
  по вине Оли - инструмент часто выскакивал и его приходилось срочно заго-
  
  нять назад, тем более, что за каждую ошибку начислялись штрафные очки.
  
  Вскоре дело пошло на лад.
  
  - Бег на шампуре! Бег на шампуре! - в восторге кричали зрители, хло-
  
  пая в ладоши.
  
  - Быстрее, б ыстрее! - подгоняла Дора. Кончилось тем, что оба рухнули
  
  на траву, причем член Виктора до отказа погрузился в попку супруги.
  
  - Вот это вонзил так вонзил! - ликовали зрители. - Вот это молодец!
  
  - Ну ладно, на сег одня хватит, - милостиво согласилась отпустить их
  
  и Дора.
  
  - Но учтите: завтра придется отработать штрафные очки!
  
  1. НЕТЕРПЕНИЕ СЕРДЦА
  
  Старинный замок моей бабушки, маркизы де Фомроль, был расположен
  
  недалеко от города N. в восхитительном местечке. Обнесенные стеной
  
  тенистый парк со столетними деревьями орошался маленькой речкой, вода в
  
  которой была тепла и прозрачна.
  
  Мне нравилось иногда бродить в речке, подняв подол, по чистому
  
  песчаному дну, чувствовать, как теплая вода медленно струится, лаская
  
  нагие колени...
  
  Это было мое почти единственное развлечение в те долгие летние дни...
  
  Иногда я брала томик стихов из богатой библиотеки бабушки, уходила в парк,
  
  ложилась на траву возле реки и читала... Но самым моим большим
  
  удовольствием было предаваться мечтам, сладостным грезам. Я мечтала о том,
  
  чего не знала, что подозревала, о чем могла лишь догадываться... Мне
  
  рисовались картины нежности, любви и верности.
  
  Неизменным участником моих грез был прекрасный юноша. Это охватывало
  
  меня первым возбуждением, причинявшим мне в одно и то же время душевное
  
  страдание и удовольствие. С замиранием сердца я перечитывала строки:
  
  Сгустится смерти ночь,
  
  но мне и в смертный час
  
  страстей не превозмочь!
  
  Но юношей краса из мира не уйдет,
  
  и тот же стон сердец
  
  пронзит небесный свод!
  
  Я в замешательстве захлопывала книгу и брела к замку, гдр под
  
  полотняным тентом, перед фонтаном белела в шезлонге фигура моей бабушки...
  
  Вскоре к нам приехала погостить моя двоюродная тетя Берта, урожденная
  
  маркиза де Аннет, молодая хрупкая, нежная брюнетка. Я ее очень любила за
  
  веселый характер и ослепительно-светскую элегантность. Я любила
  
  прогуливаться с ней по аллеям парка, болтать о разных пустяках: смеяться
  
  ее милым шуткам.
  
  Тетя разрешала мне приходить к ней в спальню, гдр я с легкой завистью
  
  примеряла ее чудесные платья от знаменитого Кристиана Диора. И в зеркале я
  
  видела незнакомую жгучую брюнетку в расцвете юности, с волнующим блеском
  
  глаз...
  
  Однажды я одела кашимировое платье с белыми кружевами и вертелась
  
  перед зеркалом. Тетя Берта принимала ванну, я слышала из соседней комнаты
  
  плеск воды и веселый напев ее серебряного голоска. В карманр платья я
  
  нащупала бумажку, с любопытством вынула ее и стала читать:
  
  "...Божество мое, я люблю тебя до безумия. Со вчерашнего дня я
  
  страдаю, как осужденный на адские муки, меня сжигает воспоминание о тебе.
  
  Я ощущаю мои губы на твоих губах, твои глаза под моими глазами, твое тело,
  
  прикасавшееся ко мне! Я люблю тебя! Ты свела меня с ума! Мои объятия
  
  раскрываются, и я весь горю, трепещу, желаю вновь тебя обнять! Я жажду
  
  тебя!..
  
  Всегда твой Поль."
  
  Я была ошеломлена. Тетя предстала передо мной в новом, таинственном
  
  свете, я терялась в догадках... Она вышла из ванный комнаты, блистая
  
  свежестью, в легком шелковом пеньюаре, под которым угадывалось молодое
  
  стройное тело, гибкая талия и очень высокая грудь, которая словно бросала
  
  вызов, манила и обещала. Все это я увидела новым, особенным взглядом.
  
  За обедом, в гостиной, тетя сказала бабушке, что завтра должен
  
  приехать ее жених, барон Поль де Эннемар, и просила бабушку принять его.
  
  Бабушка посмотрела на Берту и, помолчав, ответила, что не возражает против
  
  приезда барона.
  
  На следующее утро я, по своей привычке, углубилась в чащу парка и,
  
  усевшись с книгой в руках на обрубок дерева, погрузилась в свои обычные
  
  мечты. Вдруг я услышала разговор и с удивлением увидела Берту под руку с
  
  высоким усатым мужчиной, который выглядел настоящим дворянином. Я
  
  догадалась, что это и есть жених моей тети, которого она с нетерпением
  
  ждала.
  
  Не знаю, что подсказало мне необходимость скрываться от их взора.
  
  Вскоре они достигли того места, которое я только что покинула. Барон,
  
  оглядевшись по сторонам, убедился, что в этот ранний час никто не может их
  
  увидеть.
  
  Он привлек тетю к себе и губы их оказались в долгом поцелуе.
  
  - Милая моя Берта! - говорил он. - Ангел мой! Милая, ты королева моя,
  
  красавица! Ты самая прекрасная на свете!..
  
  Поль что-то настойчиво просил, но я не понимала, что именно.
  
  - Нет, мой друг, - отвечала Берта, - о, нет, не здесь! Прошу тебя. Я
  
  никогда не осмелюсь. О, Боже мой!.. Я умру, если нас кто-нибудь застанет...
  
  - Дорогая моя! Кто нас может увидеть в такое время?!
  
  - Уж не знаю, но только мне страшно. Для меня это не будет
  
  удовольствием. Поищем лучше другое место. Я думаю об этом со вчерашнего
  
  дня. Немножко потерпим, мой милый, и мы...
  
  - Как можешь ты говорить о терпении, когда я в таком состоянии?
  
  Он взял руку моей тети и направил ее в такое странное место, что я не
  
  могла понять, зачем это. Но мое изумление усилилось еще более, когда рука
  
  ее стала торопливо расстегивать пуговицы, и исчезла в брюках барона. Там
  
  она схватила какой-то предмет, но какой, я не могла видеть.
  
  - Милый, - говорила тетя, - я прекрасно вижу, что у тебя огромное
  
  желание. Какой он милый! Ах! Если бы у нас было какое-нибудь пристанище! Я
  
  бы скоро пристроила тебя к делу...
  
  И ее маленькая ручка двигалась взад и вперед, к видимому удовольствию
  
  ее жениха...
  
  - А! - воскликнула тетя. - Я вспоминаю, что недалеко отсюда находится
  
  павильон, ты понимаешь, какой? Это не совсем подходящее место для нашей
  
  любви, но там нас никто не увидит, и я смогу быть там совсем твоей.
  
  Павильон, о котором говорила тетя, был, по правдр говоря,
  
  предназначен для удовлетворения иных нужд бедного человечества, но он был
  
  очень чист. Благодаря высокому кустарнику вокруг я могла приблизиться, не
  
  боясь быть замеченной. Берта вошла в него, а Поль, осмотревшись, вошел за
  
  ней, закрыв за собой дверь на задвижку. Я быстро нашла место, удобное для
  
  наблюдения. Бревна и доски павильона были пригнаны не плотно. Я припала к
  
  щели глазами и увидела то, о чем сейчас расскажу. Дайте только перевести
  
  дух.
  
  - Ах, мой милый! - говорила Берта, - я очень была несчастна, что
  
  вынуждена отказать тебе, но я так боялась. Здесь я спокойна. Мой дорогой
  
  Мими! какой праздник я ему устрою... при одной мысли я уже чувствую
  
  наслаждение. Но как же нам устроиться?
  
  - Не беспокойся, дорогая. Сначала позволь полюбоваться на твою Биби.
  
  Я так давно мечтал об этом!
  
  Я представляю вам самим думать о том, что я в эту минуту переживала.
  
  Что они будут делать?
  
  Ждать мне пришлось недолго. Барон встал на одно колено и приподнял
  
  юбку. какие там прелести открылись!! Округленные колени, восхитительные
  
  ножки, перламутровой белизны нежный живот... Эта божественная картина,
  
  достойная кисти великого Тициана, завершалась блестящим черным шелковистым
  
  руно, густота и длина которого была поразительн а...
  
  - Ах, я так люблю ее, - говорил восхищенный Поль, - она так мила, так
  
  свежа и прекрасна! Раздвинь свои ножки, я хочу поцеловать ее милые губки.
  
  Я хочу увидеть твой божественный цветок, раскрыть его лепестки губами...
  
  Берта сделала, что просил Поль. Ее ножки раздвинулись, открыв
  
  маленькую розовую щель, к которой прильнул губами ее любезный. Берта была
  
  в экстазе, закрыв глаза, она совсем откинулась на неудобном сидении и
  
  бормотала бессвязные слова. Страстная ласка охватила все ее тело: - Еще,
  
  еще... милый... сейчас... ох...
  
  Что они делали, боже мой! Я видела все очень ясно, все действия
  
  происходили в полуметре от моих глаз, которые я не могла оторвать от столь
  
  захватывающего зрелища. Я не предполагала, что это деликатное место может
  
  доставить такое наслаждение, но вскоре почувствовала и у себя в том же
  
  месте какое-то странное щекотание, приносящее мне сладостное удовольствие...
  
  Но вот Поль поднялся, поддерживая тетю. Казалось, она не может прийти
  
  в себя... Но вскоре она открыла глаза и с жаром поцеловала его. Затем она
  
  быстрым лихорадочным движением расстегнула брюки барона и подняла его
  
  рубашку над животом. Моим глазам предстал предмет, настолько странный, что
  
  я чуть не вскрикнула. Что это был за предмет?.. Длина и толщина его
  
  причиняли мне головокружение. Берта, по-видимому, не разделяла моей
  
  тревоги, так как стала гладить этот предмет рукой и с восхищением
  
  ворковать:
  
  - Ну, милый мой, мой милый Мими... Иди к своей маленькой
  
  приятельнице. Только не действуй слишком поспешно...
  
  Она повернулась задом к барону, наклонилась и уперлась руками в
  
  деревянное сиденье.
  
  Поль поднял дрожащими руками юбку на спину тети и я увидела ее бедра,
  
  округлости удивительной красоты и изящества... Густая шелковистость волос
  
  между стройными ножками не смогла скрыть ее божественный цветок, который
  
  уже вполне раскрыл свои нежные лепестки...
  
  Стоя сзади, Поль стал вводить свой предмет между двумя губами,
  
  которые я отчетливо видела.
  
  Берта, закрыв глаза, стояла, не двигаясь. Она настолько раздвинула
  
  свою потаенную часть тела, что она, казалось, раскрылась и поглотила эту
  
  странную штуку. Несмотря на большую величину, этот предмет хорошо
  
  уместился в интимном месте Берты, совсем исчезнув в нем...
  
  - Хорошо, - шептала тетя, - я чувствую, как он входит... Голубчик
  
  мой, любимый... двигайся медленнее... Ах!.. Я начинаю чувствовать
  
  приближение... Быстрее, Поль!.. Поль!.. Быстрее!.. Ах!..
  
  Поль, закрыв глаза и упершись руками в бока моей тети, был наверху
  
  блаженства:
  
  - Ангел мой! Сокровище мое, как хорошо!!! Тебе тоже? Да?
  
  Я, шатаясь, отодвинулась от стенки и огляделась по сторонам. Все
  
  также светило утреннее солнце, в высокой травр стрекотали сотни
  
  кузнечиков, летали, треща крыльями, стрекозы... Хотя уже начинало
  
  припекать солнце и било мне в глаза, о зубы у меня стучали в ознобе, я
  
  дрожала от неизвестного мне ранее возбуждения, от любопытства. Я снова
  
  прильнула глазами к щелке в стене.
  
  Тетя с женихом уже собирались выходить из павильона и негромко
  
  переговаривались. Тетя была счастлива, она улыбалась довольному барону,
  
  который горячо благодаря, нежно целовал ей плечи и шею. Я услышала, что
  
  они назначают свидание в будуаре тети сегодня же вечером.
  
  Меня охватило страстное желание снова увидеть те вещи, которые
  
  доставили мне столько необъяснимого волнения и удовольствия.
  
  Когда стемнело, все легли спать и погас свет даже в окне спальни
  
  бабушки, которая страдала бессонницей, я решилась выйти из своей комнаты.
  
  Держа в руке свечу, в одной рубашке, дрожа от вечерней прохлады и
  
  возбуждения, я прокралась по длинному коридору, устланному ковром, в
  
  котором утопали мои босые ноги, к двери моей тети. Я прильнула к отверстию
  
  в двери и увидела, что сладостные утехи уже в самом разгаре.
  
  Берта и барон лежали в алькове тетушки, ни широкой овальной постели,
  
  оба совершенно голые! Я с интересом стала рассматривать новое для меня
  
  зрелище.
  
  - Дорогая, ты видишь, он просит позволения войти к своей маленькой
  
  Биби. Ведь ты ему не откажешь?..
  
  Тетя Берта игриво пролепетала:
  
  - Пожалуйста сюда, господин Мими, властелин мой... Сейчас я заключу
  
  вас в нашу темницу. - И она села верхом на живот лежащего на спине Поля.
  
  - Лежи так, милый, не двигайся, - обратилась она к любовнику. - Ты
  
  ведь знаешь, друг мой, что я баловница, и очень люблю менять наши игры.
  
  Говоря так, она подвела рукой его предмет к входу в свою темницу и
  
  затем начала медленно спускаться так, что очаровательный Мими до самого
  
  основания ушел в прекрасный сад Венеры. Я видела, что тетя своим нагим
  
  видам, чудесными грудями с торчащими алыми сосками доводила барона до
  
  исступления, который созерцал, как его штучка то исчезала, то появлялась
  
  вновь из щелки тети, которая не переставала подниматься и опускаться...
  
  Вдруг тетя легла на любовника, он прижал ор к себе, обняв за белоснежный
  
  зад... Они стонали от счастья, страсть охватила их одновременно...
  
  Немного погодя Берта отделилась от него и прилегла рядом.
  
  Я возвратилась в свою комнату и легла в постель в каком-то
  
  необыкновенном состоянии. Я перебирала в памяти все виденное. Мое
  
  воображение запылало. Грудь лихорадочно вздымалась, огонь разлился по
  
  жилам. Я легла, как моя тетя, на спину, и подняла рубашку. Потрогав свои
  
  груди, я увидела, что они как-то вздулись, и, глядя на свое тело, я дошла
  
  до деликатного уголка и с любопытством стала его исследовать. Я нашла, что
  
  губы маленького убежища вспухли, тогда я принялась искать то место,
  
  которое у тети поглощало огромную штуку барона. Но я нашла только
  
  маленькую дырочку, в которую даже мой палец проникал с трудом и болью. Я
  
  подвинула этот палец кверху, и неясное чувство охватило меня всю. Тогда я
  
  стала быстрее повторять слова тети: "Ах, как хорошо, ах, как хорошо... Я
  
  наслаждаюсь, я наслаждаюсь!" Вдруг какой-то спазм охватил меня, я была вне
  
  себя от блаженства... Когда я очнулась, то отняла влажную руку, поудобнее
  
  улеглась на постели и уснула.
  
  Утром я встала свежая и бодрая. Было очаровательное утро, я
  
  прогуливалась по парку и вспоминала вчерашнее. Желая освежить впечатления,
  
  я заглянула в тот таинственный павильон, и с удивлением увидела там
  
  садовый стул, которого раньше не было. Не без основания я заключила, что
  
  здесь что-то должно случиться, и поэтому вечером заняла свой пост задолго
  
  до появления любовников.
  
  С предосторожностями они оба вошли и заперлись. Берта сказала: "Очень
  
  хорошо, что ты догадался принести этот стула. Мое положение в прошлый раз
  
  было не очень приятное. Что ты собираешься делать?"
  
  Барон сел на стул и, поставив тетю перед собой, высоко поднял ее
  
  юбку. Берта верхом уселась на его колени и, взяв в руки его штучку, стала
  
  медленно вводить ее себе, опускаясь по мере того, как она входила. Я
  
  помещалась так, что могла наблюдать это сзади. Благодаря этому ни одна
  
  деталь не могла ускользнуть от моего взгляда.
  
  Вскоре огромное орудие исчезло совершенно. Тогда тетя подняла ноги и,
  
  упершись ими в перекладину стула, принялась попеременно подниматься и
  
  опускаться. Вскоре послышались вздохи, поцелуи и бессвязные речи. На этот
  
  раз я уже не ограничилась ролью наблюдателя. Я подняла свою юбку тоже, как
  
  тетя, вставила своего Мими-палец затем, соразмеряя свои движения с ее
  
  движениями, то замедляя, то ускоряя, дошла до страстного пароксизма в одно
  
  время с ними...
  
  На другой день я была в своем тайнике и видела, как в павильон пришел
  
  сначала Поль, за ним тетя. Мне показалось, что лицо ор покрыто облаком
  
  печали, тем не менее она бросилась в его объятия и стала покрывать лицо
  
  поцелуями. Он пытался осуществить свое намерение, но тетя остановила его
  
  руку.
  
  - Нельзя сегодня, мой дружок, уверяю тебя... Я сама раздосадована...
  
  но... ты знаешь... Отложим немного! Ах, как жаль, я до слез сожалею, что
  
  приходится упускать такую чудесную вещь... Но не буду эгоисткой! Милый
  
  Мими, научись обходиться без своей подружки...
  
  Говоря это, тетя проворно расстегивала брюки сидящего на стуле барона
  
  и доставая оттуда предмет своей страсти, орудие любви. Прикрыв его сверху
  
  платком с монограммой и встав на колени, тетя взялась за него рукой и
  
  стала производить движения взад и вперед...
  
  По-видимому, это доставляло Полю неслыханное удовольствие: "АХ, как
  
  ты хорошо это делаешь, дорогая. Не торопись только... открой его
  
  хорошенько, еще... еще... О! О!...
  
  Берта, следя за выражением лица любовника, поняла, что у него
  
  приближается сладостный миг, и сильнее сжала в руках свою милую игрушку...
  
  Немного погодя она запрятала ее на прежнее место, в брюки, а носовой
  
  платок, с легкой гримасой, в фарфоровый унитаз. Затем они вышли из
  
  павильона. Я слышала, как Берта игриво сказала: "Ах ты, гадкий! Зачем ты
  
  получил удовольствие один, без меня? Я сержусь на тебя и накажу тебя при
  
  первом же случае!"
  
  Подождав немного, я вошла в павильон возбужденная и истомленная. Мне
  
  чего-то хотелось. Вообще-то я довольно ясно представляла, чего именно. Я
  
  села на стул, подняла юбку, подняла на сиденье обе ноги. Подставив палец,
  
  я опустилась на него своей маленькой щелью и стала подражать движениям
  
  Берты, раздвигая ноги как можно шире и воображая, что в меня входит
  
  желанный орган. Довольно сильная боль остановила меня. Я удвоила усилия, и
  
  палец вошел почти до конца. Наконец спазм охватил меня, я была вне себя от
  
  восторга и удовольствия. Рука моя и стул носили следы моего блаженства. Я
  
  поторопилась их уничтожить и вернулась в замок.
  
  Днем барон имел разговор с бабушкой и официально испросил у нее руки
  
  тети Берты. Бабушка дала согласие, и было решено, что они должны поехать в
  
  Париж для приготовления к свадьбе. Вскоре сыграли свадьбу. Мне очень
  
  хотелось присутствовать при первой брачной ночи, но, к сожалению, тут не
  
  было той обсерватории, как в замке, и мне оставалось удовлетворить своими
  
  средствами желание разгоревшегося воображения, рисовать картины
  
  сладострастия.
  
  Через три дня молодые уехали в свадебное путешествие по Италии. Моя
  
  жизнь снова стала монотонной и скучной. Я нет находила себе места,
  
  непрестанно мечтала о свадьбе, и Поль казался мне идеалом супруга. Я часто
  
  посещала мой павильон, доставивший мне неизгладимое впечатление, и
  
  сохранила там стул, ставший для меня троном моих уединенных удовольствий.
  
  Это средство облегчения стало для меня положительно необходимым, так как
  
  меня часто охватывало самое настоящее блаженство, мои глаза заволакивались
  
  туманом, в ушах шумело, ноги подкашивались подо мною. Сжимая ноги, я
  
  чувствовала, как становилась влажной та часть тела, которая дает
  
  наслаждение и право называться нам женщиной. В такие минуты никакое
  
  сопротивление не было бы возможным. Приходилось уступать желаниям... Я
  
  прибегала к пальцу и после того, как получала удовольствие и чувствовала
  
  спокойствие во всем теле. Я совершенно уверена, что если бы я не
  
  развлекалась подобным образом, то я бы заболела, ведь мне уже
  
  восемнадцатый год, и я была хороша собой.
  
  2. УТРАЧЕННЫЕ ГРЕЗЫ
  
  Бабушка моя, боясь умереть, не пристроив меня, подыскала мне мужа.
  
  Ничего не говоря мне об этом, один наш знакомый представил нам графа Анри
  
  Эрве де Кер, бретонца древнего рода, среднего роста, очень элегантного
  
  молодого человека, холостого и с недурным состоянием. Он не обладал
  
  мужеством Поля, хотя и такой, каким он был, мне он понравился с первого
  
  взгляда. Что касается его, то он влюбился в меня с первого взгляда. Таким
  
  образом, мы были согласны пожениться, и свадьба была назначена через два
  
  месяца.
  
  На свадьбу приехала тетя Берта с бароном. Она была по-прежнему
  
  прелестна. Я рассказала Берте свои впечатления о женихе, находя его
  
  холодным и сдержанным, хотя всегда внимательным и любезным. Берта
  
  внимательно слушала и смеялась: "Это очень скоро изменится!"
  
  Наконец, настал день. Мы повенчались. С чувством сильного желания и в
  
  то же время страха я ожидала первой ночи. Отлично мне знакомый в теории
  
  акт, который мне предстояло совершить, внушал мне страх. Долгий вечер,
  
  наконец, окончился, и Берта увела меня в брачную комнату. Это была
  
  комната, в которой спала Берта. В ней стояла та же самая кровать, на
  
  которой тетя предавалась любовным наслаждениям. На этой кровати мне
  
  предстояло стать женщиной.
  
  Берта помогла мне раздеться. Она присела на край моей кровати, чтобы
  
  посвятить меня в целый ряд вещей, которые были, как она считала, мне
  
  совершенно неизвестны. Она сделала это с большим тактом и, пожелав мне
  
  присутствия духа, удалилась.
  
  Я с замиранием, точно над пропастью, сердцем залезла под холодное
  
  одеяло и, дрожа от ожиданий и страха перед тем, что сейчас должно
  
  произойти, смотрела на входную дверь. Вошел мой муж. Он снял халат,
  
  потушил свечи и лег ко мне. Лежа рядом со мной, он стал целовать и сжимать
  
  меня в объятиях. Прикосновение ко мне голого его тела заставило задрожать
  
  меня. Он прижался ко мне еще теснее, ласково уговаривал меня ничего не
  
  бояться. Его правое колено протиснулось между моих ноги и отделило их одну
  
  от другой. Сначала я интуитивно сопротивлялась. Однако вскоре Анри уже
  
  лежал на мне. Я чувствовала ногами кончик предмета, так долго и сильно
  
  ожидаемого мной.
  
  Это первое прикосновение произвело на меня действие искры, упавшей на
  
  пороховую бочку. Весь пыл моего темперамента сосредоточился в атакованном
  
  месте, и я ждала почти уже с наслаждением. Анри, однако, весьма неловко
  
  принялся за дело. Он долго не мог найти дороги. Он попадал то слишком
  
  высоко, то вбок, раздражая меня этим до самой крайней степени, но я не
  
  смела ему помочь и лежала неподвижно. Но наконец я почувствовала, что ему
  
  удалось выбраться на настоящий путь.
  
  Я почувствовала острую боль и вздрогнула и отодвинулась, едва не
  
  вскрикнув. Смущенный Анри умолял меня потерпеть немного и опять занял свое
  
  место. Твердо решив претерпеть все, я лежала неподвижно и даже приняла
  
  более удобное положение для него. Боль возобновилась, но я не поддалась
  
  ей, и даже подвинулась навстречу его движению, чтобы скорор покончить с
  
  этим... Мне показалось, что Анри действует слишком вяло, и что величина
  
  орудия оставляет желать лучшего. К тому же Анри не произносил ни единого
  
  слова, без которых, по моему мнению, не могла обойтись такая болезненная
  
  операция.
  
  Наконец Анри собрался с силами. Он сделал очень сильное движение, на
  
  которое я ответила обратным движением бедер.Боль такая сильная, что я
  
  вскрикнула, но в то же время я почувствовала, что препятствие пройдено, и
  
  вошел в меня целиком. Некоторое время мой муж продолжал ритмичные
  
  движения, потом вздрогнул несколько раз и остался лежать неподвижным.
  
  Тогда я почувствовала, как в меня бросилась теплая жидкость и немного
  
  уменьшила пожирающий меня жар. Анри слез с меня и, усталый, лег рядом со
  
  мной.
  
  Несмотря на пыл моего воображения, я не почувствовала никакого
  
  удовольствия. Я не удивилась этому, наученная Бертой, что первый раз так и
  
  должно быть. Анри поцеловал меня и пожелав спокойной ночи, вскоре уснул. Я
  
  была искренне удивлена. Мне казалось, что он непременно повторит свои
  
  занятия. Со своей стороны я была готова к ним, несмотря на боль. Ничего
  
  подобного не случилось и я, огорченная этим, уснула.
  
  На другой день я проснулась поздно. Я была одна. Вскоре из соседней
  
  комнаты вышел мой муж, он приблизился, поцеловал меня в лоб, ласково
  
  осведомился, как я себя чувствую, но все это было проделано с холодком. Я,
  
  уже готовая броситься к нему навстречу, остановилась. Мне казалось, он
  
  ожидал моего пробуждения, чтобы сжать меня в своих объятиях, говорить о
  
  любви, о счастье... наконец, повторить ласки, начатые накануне. Тогда я с
  
  увлечением ответила ему, несмотря на боль и никакое страдание не помешало
  
  бы мне вновь принять его.
  
  Мою грудь сдавили опасения за мою будущую жизнь. Увы! Это было не то,
  
  что я ожидала. Муж ушел, сказав мне, что будет одеваться, но, охваченная
  
  своими переживаниями, я не думала об этом.
  
  Вдруг раздался веселый голосок моей тети. Едва она вошла, как я
  
  бросилась к ней на шею и разрыдалась.
  
  - Что с тобой, дитя мое? - говорила она. - Откройся мне!
  
  Я была в затруднительном положении. Что я могла сказать ей? Я только
  
  почувствовала, что мой муж не будет меня любить так, как я надеялась. Я
  
  сомневалась, что мой муж утолит этот огонь, который сжигал мое существо.
  
  Понемногу веселый характер одержал верх, и я улыбнулась на веселую
  
  шутку тети. я поднялась с постели и пошла в приготовленную для меня ванну.
  
  День прошел тихо и спокойно. Все, казалось, радовались за меня, а муж
  
  был со мной предупредителен и вежлив. Он рано проводил меня в постель, и
  
  мы разделись. Анри стал говорить о совей любви, я отвечала ему тем же, но
  
  ни разу не поцеловал меня за свое объяснение, пришлось мне первой
  
  поцеловать его. Это его возбудило. Он наклонился к моему уху и прошептал:
  
  "Хотите, мы сделаем опять такое, что и вчера?" Я нестыдливо отвечала и
  
  невинно раздвинула ноги, быстрым движением подняла рубашку. Он лег на
  
  меня, я обняла его за шею руками и с нетерпением стала ожидать наступления
  
  желанного момента. Я дрожала в лихорадке и старалась помочь ему войти. Мне
  
  хотелось впустить его как можно дальше. Я еще чувствовала боль, но не
  
  обращала на нее никакого внимания. Огонь, пылавший в моих жилах, заставлял
  
  меня все перенести. Я уже чувствовала предвестник наслаждения, я
  
  испытывала непреодолимое желание заговорить, мне хотелось говорить о своих
  
  переживаниях...
  
  В этот момент я отлично понимала смысл слов моей тети, произносимых в
  
  подобном состоянии. Однако мой муж молчал, замкнувшись в себя. Его
  
  молчание парализовало меня. Анри продолжал свои движения, целовал меня, но
  
  не впадал в бессознательное состояние, как мне этого хотелось. Я все же
  
  была счастлива. Мне казалось, что мое существо исчезает... Инстинктивно я
  
  сделала движение бедрами... вдруг я вскрикнула и замерла неподвижно... Я
  
  почти потеряла сознание от блаженства. Муж, казалось, был удивлен моим
  
  порывом. Он продолжал, и четыре раза я испытывала блаженный кризис и
  
  продолжение сладострастной работы. Наконец я почувствовала, как он
  
  вздрогнул и пролил в меня нектар любви.
  
  О! О! Какое счастье! Мы оба остались неподвижными. Я была готова
  
  начать все сначала, но он лежал усталый, жаждущий только покоя. Вскоре он
  
  уснул сном праведника. Я долго еще не могла уснуть...
  
  Наутро я проснулась одна, мне захотелось исследовать себя, когда я
  
  вспомнила вчерашнюю сцену. Я села на постель, широко раздвинув ноги и
  
  раскрыла руками губы моего убежища и там обнаружила большие изменения:
  
  внутренность его была краснее обычного и отверстие таким большим, что в
  
  нем исчезал мой палец. Мне очень хотелось продолжить занятие с пальцем, но
  
  в это время в комнату постучали, и я немедленно приняла кокетливую позу.
  
  Это была Берта. Она была веселой и с улыбкой принялась меня целовать.
  
  Теперь я была вполне женщиной. Пока я одевалась, а моя милая тетя болтала
  
  со мной, как с равной себе во всем. С большим интересом она расспрашивала
  
  обо всем, что произошло. Я откровенно рассказала ей обо всем и очень
  
  удивила ее тем, что я четыре раза испытала удовольствие, хотя Анри взял
  
  меня всего раз. Очевидно, ее поразила его мужская слабость по сравнению с
  
  ее мужем.
  
  Днем мой муж, страстный любитель охоты, пошел в лес пострелять дичь,
  
  а я гуляла с тетей. Наступившая ночь отличалась от предыдущей: Анри снова
  
  разговаривал со мной о предстоящем отъезде, о новой квартире и новых
  
  вещах, и ни разу о любви, ни разу не поцеловал, не приласкал, и, наконец,
  
  уснул. На следующее утро я проснулась раньше его. Мне очень хотелось
  
  увидеть его штуку, которую я чувствовала всего два раза. Обстоятельства
  
  мне благоприятствовали. Было жарко, и муж сбросил с себя одеяло... Его
  
  рубашка была приподнята. Я наклонилась к его ногам и увидела весьма жалкое
  
  орудие, которое должно было стать моим единственным утешением. Анри сделал
  
  движение во сне. Я быстро повернулась и притворилась спящей, к горлу
  
  подкатывал горький клубок сдерживаемых рыданий.
  
  Вскоре он проснулся и первым, как всегда, покинул комнату. Конечно, я
  
  не считала себя полностью несчастной, мой муж был внимателен ко мне, очень
  
  добр и ни в чем не отказывал.
  
  Но не такой любви я ждала. Я ожидала любви сладострастной,
  
  чувственной, жаркой. Близость мужа два раза в неделю меня не устраивала.
  
  Обычно он целовал меня в щеку или лоб, но даже мои восхитительные груди,
  
  свежие, прекрасные не удостоились поцелуя. Его рука, казалось, избегала
  
  того места, которое его так радушно принимало. Я не смогла прикоснуться к
  
  нему руками, так как знала, что буду остановлена.
  
  Муж по-своему любил меня и уважал как свою жену, будущую мать своих
  
  детей. И поэтому в уединении супружеских ночей не разрешал себе по
  
  отношению ко мне тех пленительных вольностей, которые я ждала с замиранием
  
  сердца.
  
  Ему были неведомы всякие пустячки, нежности и веселые забавы, всякие
  
  затеи и ухищрения, которые для дам дороже спасения души...
  
  Восторженная нежность, поэзия ласк более изощренных, милые и вольные
  
  малости так и остались в моей памяти от тех игр, тайным свидетелем которых
  
  я являлась в замке моей бабушки...
  
  3. СГОРЕТЬ ДОТЛА В АДУ ТВОИХ ПРОСТЫНЬ
  
  Так прошло два года. Мне минуло двадцать лет. Мой темперамент не
  
  только не успокоился, но, напротив, усилился. А муж устраивал мне
  
  пиршества любви все реже и реже. В довершение всех бед, я не имела детей,
  
  которые дали бы моим мыслям должное направление в другую сторону. По долгу
  
  службы мой муж уезжал из дома. Сколько ночей я провела в одиночестве,
  
  принимая наиболее сладострастные позы, подсказываемые моим инстинктом! Мой
  
  палец уже не удовлетворял меня более. Я брала подушку и сжимала ее между
  
  ног, словно она была в состоянии удовлетворить меня. Я терлась об нее и
  
  получала некоторое удовольствие. Эти искусственные, ставшие для меня
  
  привычками, возбуждения изменили мой характер. Я всячески старалась не
  
  поддаваться таким настроениям... Но увы! Не могла победить природы. Была
  
  ли в этом моя вина?
  
  Я познакомилась с госпожой Д. Это была хорошенькая блондинка, уже
  
  приближающаяся к закату своей красоты. Она была маленького роста. Мне
  
  думается, что в ее жизни было немало приключений. Однажды она сообщила
  
  мне, что приехал новый начальник гарнизона, молодой офицер, около тридцати
  
  лет, холост. Д. сказала, что он будет у нее на днях на обеде и пригласила
  
  меня с мужем к ней. Не знаю, было ли это предчувствием, но домой я
  
  вернулась с чувством ревности к Д.
  
  Надо признаться, что идя на обед, я оделась в великолепное платье. Мы
  
  зашли в гостиную. Ф. был там. Я рассмотрела его в одно мгновение. Он был
  
  высок, хорошо сложен, и, видимо, силен. У него было открытое лицо и
  
  прекрасные манрры. Он был премил и сразу очаровал меня своим приятным
  
  голосом. Я чувствовала, как кровь мне прилила к сердцу.
  
  О! Я была уже в его власти, не стремясь даже сопротивляться. Чувства
  
  охватили меня всю. Во время обеда, отличавшегося изысканностью блюд, Ф.
  
  блистал веселостью и остроумием. Он сидел рядом с Д., кокетничавшей с ним.
  
  Я бы ее убила в это время!
  
  После обеда он разговаривал с моим мужем, и очень ему понравился. Д.
  
  села за рояль и сыграла вальс, а ее муж пригласил с ним повальсировать, но
  
  он быстро устал, так как был уже немолод. Ф. предложил заменить его. Едва
  
  я почувствовала свою руку на его талии, меня охватила нервная дрожь,
  
  понятно, не ускользнувшая от него. Несмотря на присутствие стольких
  
  гостей, вальсируя в углу гостиной, он так близко прижался ко мне, что я
  
  почувствовала на своем животе столь твердый предмет, что едва не лишилась
  
  чувств. Ах! Этот вальс решил мое падение!
  
  На другой день Ф. нанес нам визит. Мы с мужем приняли его очень
  
  любезно, и пригласили бывать чаще. Мне казалось, что Ф. смотрит нежно на
  
  меня, и мне было приятно. Между нами установилась нежная интимность, и
  
  любовь моя с каждым днем росла. Я уже знала, что мой Ф. разделяет ее.
  
  Правда, он мне ничего не говорил, но какая женщина ошибается в этом! Я
  
  горячо ждала этого, хотя в то же время опасалась. Я хотела отдаться вся в
  
  первую же встречу, но почувствовала, что не хватает сил сдержать это. Мне
  
  хотелось сначала узнать его, но вся моя сила и воля исчезли, как дым, едва
  
  я видела его. Как я могла бы сопротивляться его очарованию победоносной
  
  мужественности, будучи в таком состоянии?
  
  Однажды Ф. зашел к нам после полудня с предпраздничным визитом - был
  
  канун рождества Христова. Мужа не было дома, я скучала одна и сидела у
  
  горящего камина, слушая зимнюю вьюгу. Господин Ф. сел в кресло рядом со
  
  мной и мы начали пустой, светский разговор. Сердце мое неистово стучало,
  
  горло перехватывало от волнения, но я не подавала вида. Вдруг Ф.
  
  дотронулся до моей руки!.. Я вздрогнула и сжала его руку. Он вскочил с
  
  кресла, упал передо мной на колени, стал целовать мои руки, мое платье,
  
  мои колени под платьем... Он признался мне в своих чувствах, страсти,
  
  сжигающей его.
  
  Что он говорил мне, что я отвечала, я уже не помню. Я в страхе, что
  
  нас застанут и все поймут, проводила его до дверей, и тут Ф., не помня
  
  себя, схватил меня в объятия, впился губами в мои губы. Поцелуй огнем
  
  отозвался в моем существе. Я едва остановила крик, готовый сорваться с
  
  моих уст.
  
  В это время его рука, еще более проворная, чем губы, подняла мою юбку
  
  и стала ласкать мое убежище...
  
  - Уходите, уходите, - сказала я срывающимся голосом. - Завтра в три
  
  часа. - И убежала, находясь в неописуемом состоянии.
  
  К счастью, в доме не заметили моего волнения. Мне не передать
  
  состояния, в котором я находилась весь следующий день, но твердо помню,
  
  что решилась на все! Муж должен был уехать, я отослала прислугу и стала
  
  ждать. Мой милый Ф. приехал вовремя. Я сама открыла ему дверь и провела в
  
  свой будуар.
  
  Мы сидели оба в большом замешательстве. Он очень почтительно просил
  
  извинения за то, что не мог совладеть с собой, он уверял меня, что умрет,
  
  если я не буду принадлежать ему. Я не знала, что сказать ему, и в смущении
  
  молчала. Он взял мою руку и поцеловал ее. Я поднялась, вся дрожа. Наши
  
  губы слились в страстном поцелуе. Боже! Я не сопротивлялась, и у меня не
  
  было сил сопротивляться!
  
  Вожделение воспламенило мою плоть, наполнило безумием душу, заставило
  
  дрожать с головы до ног.
  
  С наслаждением, с еще не испытанным блаженством я чувствовала, что он
  
  увлекает меня, но куда? Как же дать! Как сделать! В будуаре была только
  
  неудобная мебель, кушетка, кресла и стулья. Ф. сел на стул, поставил меня
  
  перед собой. Его рука оставила мою талию и скользнула мне под юбку. Вот
  
  она пошла и вверху остановилась чуть выше колен... На мне, конечно, не
  
  было панталон. Я почувствовала, как его рука пошла дальше... Медленнее,
  
  словно наслаждаясь прикосновением... вот она приблизилась к моему уголк
  
  у...
  
  Страсть все сильнее охватывала меня по мере продвижения руки. Его
  
  рука достигла моих волос и стала нежно щекотать верхнюю часть моего
  
  интимного местечка! Почувствовав, что Ф. привлекает меня к себе верхом на
  
  колени, я опустила взгляд вниз и у меня просто потемнело в глазах при виде
  
  его уже вынутого члена, совсем готового к бою. Величина его радостно
  
  потрясла меня, сердце мое стучало: сбывался один из моих чувственных снов,
  
  как будто добрая фея явила мне это волнующее зрелище.
  
  При виде его я окончательно утратила способность к сопротивлению,
  
  ноги мои сами собой раздвинулись... я опустилась, припав головой к его
  
  плечу и отдалась ему вся. Я расширила, как только могла, мои ноги, желая и
  
  в то же время боясь заполучить к себе такого гостя. Сейчас же я
  
  почувствовала головку между губами моей щели... Ничтожный предшественник
  
  моего мужа не приучил меня к такому празднику. Инстинктивно я сделала
  
  движение, чтобы помочь ему, и почувствовала, как блаженство сотнями игл
  
  пронзило мою душу и тело, мою плоть и кровь...
  
  Немного погодя, помня сладостные игры тети, я встала и с улыбкой
  
  пригласила Жюля идти за мной. Мы подошли к столику, на который я оперлась,
  
  повернулась задом к Ф. Я предоставила ему очень удобный путь к сладостным
  
  утехам. Он поднял мою юбку выше талии, увидя предоставившиеся его взору
  
  формы, которые были у мен, похоже, хороши. Он вскрикнул от восхищения.
  
  опустившись на колени, он стал покрывать поцелуями мои ноги, бедра, мои
  
  чудные округления... потом дальше... дальше... дальше... Вот он раздвинул
  
  их, и я почувствовала на губах своего уголка его горячий язык. Я
  
  вскрикнула и замерла от удовольствия...
  
  Ф. поднялся и стал вводить. Но его огромная штука не входила,
  
  несмотря на наши обоюдные старания. Тогда он смочил его слюной и я
  
  почувствовала его головку, раскрывающую мои губ ы...
  
  Потом она прошла дальше, и через мгновение я почувствовала, как бы
  
  всю себя, наполненную этим восхитительным гостем. Мой любовник, наклонясь
  
  ко мне, впился своими губами в мои, которые я ему подставила, повернув к
  
  нему голову. Наши языки встретились, и я положительно обезумела. Я горела
  
  адским пламенем, вдруг несказанная, нестерпимая волна страсти разрешила
  
  узы моей жизни: для меня настала минута высшего блаженства...
  
  Ф. радовался, видя, как я довольна. Он приостановил работу, дав мне
  
  немного отдохнуть и прийти в себя. Затем я почувствовала, как он снова
  
  начал свои движения.
  
  Ах, как он умел продолжать удовольствие, раздваивать его тысячами
  
  оттенков!..
  
  Я и теперь ощущаю его первый урок: "Ангел мой, говори, что ты
  
  чувствуешь: так приятно открывать свою душу, когда составляешь единое
  
  целое. Как ты теперь?"
  
  Сколько удовольствия принесли мне эти слова! Ведь я давно хотела их
  
  услышать, и самой сказать слова, которые так сильно меня возбуждают, когда
  
  дело происходит с моей тетей. Сейчас я говорила: "Вдвигай... глубже...
  
  милый... Скоро я буду готова..." Уже Ф. сделал сильное движение бедрами, и
  
  я почувствовала горячую струю, под которой я почти потеряла сознание.
  
  Ничто из того, что я вообразила себе, видя наслаждение тети, не могло
  
  идти в сравнение с тем, что я испытала! Это была очаровательная
  
  действительность. Я была словно без чувств, опустив голову на руки, с
  
  поднимающейся грудью, не в состоянии сделать хотя бы одно движение. Ф.
  
  отошел от меня, но я продолжала чувствовать наслаждение. Против воли я
  
  осталась в той же позе, вздрагивая и продолжая машинально делать движения.
  
  В это время Ф. склонился надо мной. Он застегнул и опустил мою юбку,
  
  посадил рядом с собой на кушетку и стал целовать. Я все еще не могла
  
  успокоиться, но мало-помалу пришла в себя и попросила оставить меня одну.
  
  Он удалился.
  
  Тогда лишь я заметила, что нахожусь в ужасном беспорядке. Мне
  
  следовало бы переменить белье, так как рубашка, даже чулки были запятнаны
  
  любовным нектаром и даже кровью. Я не безнаказанно имела дело с огромным
  
  членом... Переодевшись, я легла в постель и сразу же уснула. К счастью,
  
  муж должен был приехать поздно.
  
  Я проснулась около семи часов бодрой, счастливой и сильной, какой не
  
  чувствовала себя давно. Мне захотелось заглянуть в себя. Познать свое
  
  чувство, свою душу... нет, я не считала себя порочной. Я любила своего
  
  мужа как верного друга, как спутника моей жизни, и никогда бы не изменила
  
  ему, если бы он обладал большой мужской силой, способной удовлетворить мою
  
  страсть. Половое наслаждение стало для меня такой же необходимостью, как
  
  пища. и это вполне нормально в жизни каждой нормальной женщины.
  
  Я решила, что для спокойствия мужа должна вести дело так, чтобы никто
  
  не знал, чтобы у него не родилось ни одного подозрения. Я могу сказать,
  
  что это вполне удалось. Город, в котором мы жили, был мал и полон сплетен,
  
  и было нелегко скрывать нашу связь, но я принимала бесчисленные
  
  предосторожности, и все обстояло благополучно.
  
  Несколько дней мы не встречались. Мы оба ужасно страдали от этого. В
  
  течение долгих восьми дней мы ограничивались только взглядами или
  
  пожатиями рук при встрече. Наконец Ф., будучи не в силах больше переносить
  
  это, пришел к нам с визитом.
  
  Муж был дома, и мы болтали о том, о сем. Пришел еще гость, и Ф. стал
  
  прощаться. Муж проводил его, вернулся, а я, повинуясь какому-то инстинкту,
  
  вышла в переднюю. Предчувствия меня не обмануло: Ф. стоял между дверями.
  
  Увидев меня, он бросился ко мне навстречу, с жаром обнял меня и
  
  воскликнул: "Ангел мой! Как я страдал!"
  
  Мы находились между дверями. Прежде, чем я опомнилась, наши губы
  
  встретились и слились в поцелуе. Я почувствовала, как его рука поднимает
  
  мою юбку, гладит мои ноги, мое лоно, скрытое под шелковыми панталонами...
  
  Вот его рука оттянула резинку и скользнула вниз, его палец проник в мое
  
  пылающее убежище...
  
  Моя рука сама потянулась к его дорогому предмету... Мы молчали и с
  
  исступлением ласкали друг друга. Прошло несколько секунд. Движения наших
  
  рук не прекращались, и вскоре я почувствовала горячий поток в свою руку...
  
  Мы быстро расстались. Все произошло так быстро, что муж ничего не
  
  заподозрил. Я вернулась в гостиную как ни в чем не бывало. Но
  
  предварительно я вымыла руки... Когда я, стоя в ванной комнате, мыла руки,
  
  то улыбалась своему отражению в зеркале и представляла и думала: сколько у
  
  нас еще впереди, сколько удовольствия и счастья мы с Жюлем подарим друг
  
  другу!
  
  Я не пытаюсь пересказать все, что у нас было, Ограничусь лишь
  
  описанием наиболее интересных моментов нашей связи. Я от всей души желала
  
  бы, чтобы это продолжалось вечно, потому что любовь моя, моя страсть не
  
  затихает до сих пор, хотя прошло уже немало лет...
  
  Мой Жюль обладал редким даром разнообразить удовольствия. Никогда не
  
  доходя до пресыщения, он находил особое сладострастное удовольствие
  
  обучать меня искусству наслаждения, и нашел во мне ученицу очень способную
  
  и послушную. Скольким утонченным ласкам, скольким сладострастным позам
  
  научил он меня!
  
  При таком хорошем учителе я делала такие успехи, что нередко
  
  превосходила его. Так, например, предаваясь сзади (это был наш коронный
  
  номер) нашему любовному наслаждению, я срывалась со своего кавалера,
  
  быстро целовала своего победителя в его влажную от меня штуку и убегала в
  
  другой конец комнаты. Там я падала в кресло, подняв вверх раздвинутые
  
  ноги, предоставляя ему совершенно раскрытое убежище. Едва мой любовник
  
  снова проникал в него, как я выскальзывала из-под него, садила его прямо
  
  на стул, а сама становилась к нему спиной и, взяв его скакуна, до
  
  основания погружала его в свои бедра...
  
  Мой драгоценный Мими, так любовно называла я мой рычаг наслаждения,
  
  стал для меня страстью, предметом моего преклонения. Я не могла вдоволь
  
  налюбоваться на его длину и толщину. Я ласкала его, гладила, трепала на
  
  тысячу ладов. Я зажимала его между своими грудями и, сжатый ими и
  
  придерживаемый моими руками он, после некоторого трения, изливал свой
  
  нектар...
  
  Жюль с лихвой возвращал мне ласки. Он уверил меня, что ни одна
  
  женщина не имеет такого совершенного по форме и размерам убежища. Одним из
  
  его удовольствий было приникать к нему губами и щекотать верхушку языком,
  
  что приводило меня в положительно сумасшедшее состояние.
  
  Мне так понравилось это приятное занятие, что очень редко свидания
  
  обходились без него. Я даже придумала для этого весьма удобное положение.
  
  Я ложилась спиной на кушетку, раздвинув ноги и легка согнув их в коленях.
  
  Жюль, лежа у меня в ногах, брал руками меня за бедра и трепетными губами
  
  вбирал мои губы, проникая языком в глубь убежищ а...
  
  Это производило на меня немалое нервное потрясение, от которого я
  
  готова была взлететь, как птица, или упасть и преклоняться, пресмыкаться
  
  перед ним...
  
  Слова сами срывались с моих губ, запекшихся от любовного жара: "О,
  
  сладчайший! О, ты ангел любви, исчадие страсти! Как ты это делаешь! О,
  
  будь благословенен! Ты меня убиваешь! Мне нечем дышать от счастья, я умру
  
  от твоей любви!
  
  Извиваясь, как уж, я развернулась на постели и легла в ноги Жюля,
  
  который тот час же возобновил свое блаженственное лизание прижимая руками
  
  мою горячую промежность, мое раскрывшееся влажное лоно к своему лицу...
  
  Я увидела вблизи его стройное тело, его бедра, сладостные нежной и
  
  чистой суровостью, и - ах! ах! - ноги, как у Гермеса... Рычаг моей страсти
  
  во всем своем мощном приливе уперся мне в лицо, я стала гладить его,
  
  ласкать, целовать, потом легонько укусила его. Мне так понравилось, что я
  
  приникла ртом к источнику моих наслаждений, губами обхватила его, и вот,
  
  он уже уперся мне в небо...
  
  Жюль восторженно обхватил меня, пальцами раздвинул мое убежище, давая
  
  еще больший простор своим жадным губам, своему сладостному языку, который
  
  касался моих обнаженных нервов, натянутых, как скрипичные струны...
  
  Я почувствовала, как в пароксизме страсти сокращаются мышцы моего
  
  живота, и в изнеможении упала ему на живот лицом... Убежище мое стало
  
  совсем влажным, но Жюль в упоении продолжал свое мучительно сладкое
  
  занятие. Это воскресило меня, я снова стала ласкать и щекотать языком
  
  нежное и грозное оружие моего властелина, а руками медленно перебирать и
  
  трогать то, в чем заключен секрет его мужской силы...
  
  Я чувствовала, что у Жюля подходит критический момент, и стала еще
  
  неистовее подниматься и опускаться лицом в упругий лес его волос, стараясь
  
  захватить губами как можно больше... У меня перехватило дыхание...
  
  все-таки этот сладострастный предмет имеет значительные размеры...
  
  Вдруг Жюль попытался резким движением освободить свой член от моих
  
  жадных уст, но я еще сильнее прильнула к нему: у меня тоже подходил
  
  сладостный миг! Я испытала сладкую, почти непереносимую муку, симфонию
  
  нашей страсти в едином слитном аккорде, подобно гину...
  
  И я почувствовала на языке теплоту любезного напитка; этот десерт
  
  любви... Ах!.. мне казалось, что он имеет медовую сладость.
  
  Вы скажете, это грубая непристойность, извращение? Ничуть! В любви
  
  все делается по свободной прихоти сердца, это придает особую сладость
  
  ласкам, этим благоуханным цветам любви.В любви все свежо, все полно
  
  сладости и бесконечного очарования. Если любовники не приносят своими лас-
  
  ками друг другу физических и моральных страданий, то они могут наедине
  
  делать все, что им заблагорассудится.
  
  Как много в жизни теряют люди с пуританским образом мыслей, как
  
  скуден диапазон их страстей, как унылы и безрадостны их объятия!.. Мне их
  
  жаль!
  
  Настало лето, я должна была уехать на воды в Мариенбад, город
  
  последней любви великого Гете. С ужасом мы с Жюлем думали о той минуте,
  
  когда нам придется расстаться. Путешествие было неизбежно, так как этого
  
  хотел мой муж, и, занятый службой, он, правда, не мог сопровождать меня,
  
  однако надеялся иногда навещать меня и проводить подле меня несколько
  
  дней. Принимать одного Жюля было бы крайне неосторожно.
  
  Опечаленная, я уехала в свое изгнание. Вскоре приехал муж и сказал,
  
  что скоро приедет господин Ф. и еще несколько знакомых. Я страшно
  
  обрадовалась и ждала этого дня с вполне понятным нетерпением. Через неделю
  
  я получила письмо от мужа, что он с гостем приедет на следующий день.
  
  Они прибыли в четыре часа утра. Я еще спала, и муж улегся со мной.
  
  Разлука пробудила его редкое делание, и, хотя я надеялась, что вполне буду
  
  удовлетворена Жюлем, признаюсь, не без наслаждения отдала себя в его руки.
  
  Обняв его, я скользнула рукой под его рубашку, взяла его член и в течение
  
  нескольких минут с удовольствием... раскачивала его. Приведя его в
  
  состояние энергии, я сама направила его в свое убежище. Анри в этот день
  
  делал лучше обыкновенного, и признался потом, что моя рука доставила ему
  
  большое удовольствие. Впоследствии я не раз пускала ее в ход по его
  
  просьбе... Вскоре мы уснули.
  
  В течение долгого дня мы с Жюлем могли переговариваться только
  
  взглядами, но мы прекрасно понимали друг друга! Это бесстыдное томление
  
  души и плоти делало меня задумчивой, и в то же время раздражительной...
  
  Вечером я, сославшись на головную боль, поднялась к себе в спальню и,
  
  как обычно, тщательно, теплой водой с ароматной эссенцией, подготовила
  
  интимное место к сладостным играм любви. Затем накинула на обнаженное тело
  
  легкий жакет и надела черные чулки с алыми подвязками. Я знала, что Жюль
  
  любит такой наряд: контраст моего перламутрово-белого тела, черных чулок,
  
  черного мыска под животом и кроваво-красных подвязок...
  
  Он проскочил ко мне в будуар, и я бросилась ему на шею:
  
  - Дождалась, наконец, дождалась тебя, дорогой! Ах! Как я скучала, как
  
  желала тебя все это время!
  
  - А я?! Я жил только мечтами о тебе!
  
  - Муж ничего не заподозрит, милый?
  
  - Нет, я сказал всем гостям, что пошел навестить баронессу фон
  
  Лихтенштейн и ее очаровательных дочерей.
  
  - Ты говоришь - очаровательных? - я игриво надула губки.
  
  - Что ты! Ты лучше всех, ты королева моя, царица Савская, аромат
  
  твоих грудей сводит меня с ума! Глаза твои - два родника, груди твои - два
  
  нежных ягненка, стройные ноги твои держат крышу моего мира! Я умру от
  
  любви у твоих ног, за твоим черным руном я бы поплыл, как древние греки за
  
  золотым руном, в малярийную Колхиду! Но я и так в лихорадке, они сжигает
  
  мою душу, мою плоть и кровь! Я хочу сгорать дотла в аду твоих простынь!
  
  Говоря это, он положил меня на овальную кровать, раздел в мгновение
  
  ока, и вот уже единым пламенем зажглись наши сердца, единые волшебные
  
  созвучия наполнили слух, и, сжимая друг друга в объятиях, в бреду той
  
  сладостной лихорадки, которая, надеюсь, вам известна, мы забыли обо всех
  
  опасностях, обо всем на свете...
  
  Вдруг в коридоре послышались шаги! Одним прыжком я очутилась у двери
  
  и прильнула к ней. В замочную скважину я пыталась рассмотреть, кто это. Мы
  
  пропали, если это мой муж!
  
  К счастью, это был не он... Я знаком дала понять Жюлю, что опасности
  
  нет, и продолжала стоять у замочной скважины. Жюль подбежал ко мне и с
  
  размаху всунул мне сзади свой чудовищный член, не знавший усталости. Ах,
  
  как я ему помогала, раскрывая ягодицы, извиваясь и производя судорожные
  
  движения убежищем, задыхаясь от страсти и наслаждения! Устав держаться за
  
  ручку двери, я отделилась от Жюля, поцеловала его мокрую от меня штуку и
  
  подошла к раскрытому окну.
  
  Над чернотой низкого леса стоял зеленый полусвет, слабо отражавшийся
  
  в плеске белеющей реки, на белых мраморных стенах вилл и беседок...
  
  Таинственно, просительно ныли невидимые комары и летали с треском ад окном
  
  бессонные странные стрекозы... Внизу под моим окном, на террасе,
  
  развалились веселые госты, слышался звон посуды и смех. Среди гостей я
  
  увидела своего мужа в белом смокинге, с рюмкой в одной рук и с зажженной
  
  сигаретой в другой.
  
  ...Жюль подошел ко мне тихими шагами, поднял подол моего пеньюара, и
  
  я почувствовала на губах своего убежища губы моего возлюбленного... Я
  
  облокотилась на подоконник и, не видимая снизу, продолжала смотреть на
  
  террасу, сосредоточившись вся в блаженных ощущениях божественного места...
  
  Я отставила свой зад насколько это можно, предоставив себя полностью в
  
  распоряжение Жюля, содрогаясь от блаженства...
  
  - О! О! Жюль, не... Жюль... еще... о-о-о!
  
  Вскоре он поднялся с колен и, взявшись кончиками пальцев за края
  
  моего пылающего убежища, раздвинул его, и я почувствовала, как меня
  
  наполняет смертной истомой его огромный, несгибаемый член, который тотчас
  
  начал свое медленное ритмичное движение. Это было новое. особенно.
  
  тревожное наслаждение от преступного события почти на глазах мужа,
  
  которого я продолжала видеть внизу. Колдовство этих ласк заворожило меня,
  
  я так ослабла, что почти легла на подоконник. Если бы Жюль не держал меня
  
  за бедра, то я бы, чего доброго, могла выпасть из широкого венецианского
  
  окна...
  
  Видя, что я изнемогаю от усталости и нервного напряжения, Жюль вынул
  
  из меня свой член, отчего у меня сердце упало от огорчения. Он взял меня,
  
  обессиленную, на руки и отнес обратно в кровать и положил животом вниз.
  
  отдышавшись, я пришла в себя и начала целовать нежные звезды его груди, в
  
  золотистые волоски в темном проеме подмышек...
  
  Он гладил мне спину... ниже спины... мой зад, круглившийся на сбитых
  
  простынях... раздвинув мне ноги, он ласкал нежный пушок между моих ягодиц...
  
  Я, воскреснув от его ласк, начала игриво увертываться от его
  
  медленных рук, скрывая одно место своего тела и, как бы случайно,
  
  подставляя другое... Потом я поползла от него наверх, к подушке, которая
  
  оказалась в этот момент у меня под низом живота.
  
  Зад мой был обращен вверх, благодаря подушке и соблазнительно
  
  возвышался, и мое ненасытное убежище было совсем раскрыто для ласк... Жюль
  
  ввел свой еще более увеличившийся член в мое, ставшее просторным, лоно, и
  
  снова блаженство охватило меня истомой его медленных движений.
  
  - Голубчик мой... любимый... ох... двигайся еще медленнее...
  
  Жюль уже не лежал на мне, он сидел на мне, сидел верхом, и, держась
  
  за мой зад, проникал в меня так далеко, как никогда раньше... Мне было
  
  больно, но в этой боли я чувствовала наслаждение. Ах! я бы хотела, чтобы
  
  он весь, мо Жюль, вошел в меня целиком! Я в такт его ритмичных движений
  
  стала делать встречные движения бедрами. едва не теряя сознания от
  
  сладостной боли. Живот у меня уже болел, но я не обращала внимания и вся
  
  надвигалась на него, надвигалась...
  
  Вдруг в мозгу моем вспыхнула молния, она ослепила меня, пронзила, и я
  
  почувствовала, как я лечу к звездам... среди звезд... мой милый наездник
  
  сидит на мне, и мы вдвоем мчимся через мириады созвездий вдаль, в века...
  
  в бесконечность...
  
  Очнувшись, я увидела, что Жюль уже собрался уходить, так как внизу
  
  погас свет и сейчас должен был прийти мой муж.
  
  Вот зашел Анри. Я встала ему навстречу. Он, как всегда, не заметил
  
  моего порыва, а стал ходить по комнате и в восторге рассказывать о
  
  проведенном дне. Он был весел, нежен, внимателен. Я была в рубашке,
  
  которая мягко обрисовывала соблазнительные места моего зада. Меня охватило
  
  любопытство проверить, способен ли мой муж иметь со мной дело дважды в
  
  день. Решившись испытать его, я кокетливо приняла позу, благодаря которой
  
  еще выразительнее вырисовывались части тела, бывшие особенно прекрасными.
  
  Поставив ногу на стул и высоко подняв рубашку, я стала снимать подвязки.
  
  таким образом, стоя сзади, мой муж видел помимо зада, отражение в зеркале
  
  моих ног и весь заветный треугольник с его оперением. О, как властно этот
  
  треугольник приковывает к себе взоры всех мужчин!
  
  Маневр удался вполне. Анри, бывший уже в рубашке, подошел ко мне,
  
  поцеловал меня в шею, отправил руку в убежище, просунув ее сзади.
  
  - Постой, - сказала я ему, - что это с тобой сегодня?
  
  - Милая моя, ты прелестна!
  
  - Но разве я не всегда такая?
  
  - Всегда, но сегодня особенно!
  
  - Чего же ты хочешь?
  
  Сознаюсь, что вопрос был глупым.
  
  Я взяла его член, который, хотя и возвышался, но был далеко не в
  
  лучшем состоянии.
  
  - Видишь, ты не можешь.
  
  - Пожалуйста, приласкай его, прошу тебя, - просил он.
  
  - Что это наводит тебя на такие мысли, мой дорогой?
  
  - Твой прекрасный зад... он такой прекрасный!
  
  - Но в таком случае вы его больше не увидите!
  
  И с этими словами я прикрыла его рубашкой, в то время как другие
  
  части тела прекрасно отражались в зеркале. Но муж не унимался, и тогда,
  
  желая воспользоваться моментом, я усадила Анри на стул и села к нему на
  
  член верхом, но вдруг с ужасом заметила, что орудие ослабло, надо было на-
  
  чинать сначала. Но я была слишком возбуждена, чтобы не довести дело до
  
  конца.
  
  Кроме того, здесь задето мое самолюбие. Я снова начала действовать
  
  рукой, и вскоре член пришел в нормальное состояние. Тогда я поставила стул
  
  перед зеркалом и, обернувшись к нему спиной, помогла ввести его сзади...
  
  На следующий день, прогуливаясь в парке, мы с Жюлем отстали от всей
  
  группы и завернули в беседку, увитую плющем так густо, что в ней царил
  
  таинственный полумрак...
  
  Жюль стал меня просить показать, как я прежде предавалась моим
  
  одиноким удовольствиям - я ему как-то с легким стыдом призналась в этом. Я
  
  хотела лечь на скамью, но он не разрешил мне, усадив на стоящий в углу
  
  беседки стул.
  
  - Садись верхом на этот стул и открой свою милую Леле, действуй при
  
  этом своей маленькой ручкой.
  
  Я была заинтересована и повиновалась. Расстегнув мой корсаж, Жюль
  
  обнажил меня до пояса. Я почувствовала горячее желание. Мои похотливые
  
  желания вспыхнули. Я принялась вполне серьезно заниматься тем, чем
  
  когда-то занималась.
  
  Вдруг я почувствовала, что Жюль засовывает мне под мышку свой
  
  набухший член. Оригинальность этого положения разожгла меня. Наклонив
  
  голову, я с любопытством наблюдала, как головка прекрасного стержня то
  
  появлялась, то вновь исчезала под мышкой. Мой партнер был всецело поглощен
  
  созерцанием моей левой руки, работавшей с большим усердием. Вскоре мы
  
  достигли высшей степени сладострастия и вместе кончили...
  
  Спустя несколько минут мне пришла в голову мысль, и я, очень
  
  заинтересовавшись ею, спросила, могут ли мужчины испытывать удовольствие
  
  без участия женщин. Жюль ответил утвердительно, и я попросила его
  
  показать, как это делается.
  
  - Но ты сама отлично знаешь, берут его рукой и делают так.
  
  - Покажи мне, доставь мне это удовольствие.
  
  Я извлекла на свет божий его член, напряженный и возбужденный нашими
  
  разговорами и имевший свой обычный вид. Я положила его руку поверх члена.
  
  - Ну, сделай, милый!
  
  - Глупости! - рассердился Жюль. - Мне гораздо лучше, когда это
  
  делаешь ты сама своей ручкой и одолжишь свои грудки.
  
  - Ну, исполни мою просьбу. Или ты хочешь меня рассердить?
  
  Но он все же повиновался и я, наклонившись к нему, с любопытством
  
  следила за его движениями. Вскоре я сжалилась над ним: расстегнув корсаж,
  
  опустилась перед ним на колени и дала ему окончить в свои нежные груди.
  
  Мы переехали в город и снова начались страстные но, увы, редкие
  
  встречи с Жюлем. Я уже полагала, что мне нечему учиться. Однако я
  
  ошиблась. Уроки возможны.
  
  Я уже говорила, что мои ягодицы отличались редкой красотой. Они бы
  
  получили тысячу поцелуев от моего любовника, очень любившего класть меня
  
  так, чтобы удобнее пользоваться мною и любоваться зрелищем моих нежных
  
  округлостей.
  
  Он приоткрывал пальцами губы моего тайника и ласкал и целовал и водил
  
  кончиком языка по верхней части моего убежища. Иногда при этом его палец
  
  поднимался выше, и я чувствовала странное, несказанное щекотание у входа,
  
  или, вернее сказать, у выхода, который не имеет никакого отношения к
  
  радостям любви. Случалось даже, что его член, входя до основания, и я
  
  испытывала острое блаженство страсти, я чувствовала, что его палец входит
  
  довольно глубоко в это узкое отверстие. Это было странное, удивляющее меня
  
  впечатление, причем совершенно меня не шокирующее, скорее, наоборот. Эта
  
  ласка доставляла мне совершенно своеобразное сладострастие, которое я не
  
  могла, да и не старалась, проанализировать...
  
  Как-то раз Жюль после обычного очаровательного ритуала лизания
  
  верхних губ верхушки моего убежища, поднялся и поместился сзади меня.
  
  Медленно, едва касаясь, он стал ласкать головкой члена губы моего
  
  отверстия.
  
  - Задвигай же поскорее! - вскричала я с нетерпением, - ты сжигаешь
  
  меня на медленном огне!
  
  - Подожди секунду, дорогая...
  
  - Ах, что ты делаешь со мной, ведь мне больно! Ты не туда!
  
  И в самом деле я чувствовала, что кончик старался проникнуть в то
  
  самое узкое отверстие, о котором я говорила выше.
  
  - Милая, ну дай мне сделать так, как я хочу! У любимой женщины все
  
  должно служить источником блаженства. Я хочу, чтобы в твоем чудесном теле
  
  не осталось ни одного местечка, где бы я не побывал, где бы я не принес
  
  жертвы.
  
  - Но это невозможно! - возразила я. - Ты н е...
  
  - О! Не беспокойся, после ты сама поймешь, как это хорошо. Держу
  
  пари, что ты еще сама попросишь это делать.
  
  - Нет, дорогой, это невозможно. Ну задвинь его чуть пониже, где будет
  
  очень хорошо. Умоляю тебя...
  
  - Я прошу же, наконец, требую! - сказал Жюль, лицо его пылало гневной
  
  страстью.
  
  - Боже мой! Ну если уж ты так хочешь, делай, только поживее, все же
  
  мне это очень страшно.
  
  Я замолчала и предоставила ему возможность делать то, что он просил.
  
  Жюль подошел к туалетному столику и обильно смазал свой член кремом,
  
  затем он присел рядом со мной, и его палец смазал тем же кремом вход в мое
  
  узкое место. Я дрожала от страха... Вот он снова приблизился головкой к
  
  моему узкому месту. Первые попытки были безуспешны, мне было больно, и я
  
  была далека от какого-нибудь удовольствия. Но я так любила его, что
  
  вытерпела бы ради него еще большие муки и боли. Кроме того, меня
  
  поддерживало женское любопытство...
  
  Прекратив на минуту свои старания, чем в глубине души уже огорчив
  
  меня, Жюль отправил свою руку между моих ног и принялся щекотать и
  
  раздражать мое лоно. Эта сладостная канитель возбудила во мне безудержную
  
  страсть, бешеное влечение. Но вот Жюль взял мою руку и положил на место
  
  своей. Я сразу поняла, и стала продолжать эти безудержные манипуляции.
  
  Вдруг я снова почувствовала головку его члена, и наслаждение, которое я
  
  почувствовала спереди, смягчило боль, все еще испытываемую моим задом.
  
  Наконец, я почувствовала, как кольцо, которое закрывало узкое отверстие,
  
  раздалось, и огромный цилиндр вошел целиком. Я почувствовала движения рук...
  
  и необъяснимое двойное удовольствие захватило меня... Я почти без
  
  сознания, ничком, упала вперед в спазме, который невозможно описать... К
  
  великому счастью, Жюль не дал выбить себя из занятой позиции. Он
  
  последовал за моим движением и лег на меня во весь рост. сделав еще
  
  несколько судорожных движений, он наполнил свой страстный бокал горячим
  
  нектаром любви. Ах, как мне было хорошо... Мы оба лежали без движений друг
  
  на друге, не говоря ни слова. Мне было стыдно, сама не знаю чего. Я,
  
  кажется, негодовала на себя за то, что испытала такое сильное наслаждение
  
  посредством столь неподходящего места.
  
  С другой стороны, я была в восторге от нового источника наслаждения.
  
  Жюль с жаром поцеловал меня и тихонько прошептал: "Ну, что ты скажешь?"
  
  - Не знаю...
  
  - А хорошо ли тебе было?
  
  - О да, конечно, дорогой.
  
  - Ты не очень сердишься на меня за этот каприз?
  
  - Ничуть, милый.
  
  - А будешь просить повторить?
  
  - Да, конечно, только не слишком часто. Это слишком сильно.
  
  За все время разговора Жюль не менял своего положения. Его член
  
  находился у меня в узком месте. Почувствовав, что он уменьшается, и что
  
  Жюль хочет вынимать его, я сжала ягодицы до такой степени, что бесценный
  
  предмет продолжал оставаться на месте, доставляя мне невыразимое
  
  блаженство.
  
  Довольно скоро я почувствовала, что член Жюля начинает увеличиваться
  
  и принимать прежние размеры. Но мне уже было почти не больно, когда Жюль
  
  возобновил свои движения. Наверно, это было потому, что нектар любви
  
  обильно смочил узкое место и трения, причинявшего такую боль, уже почти не
  
  было. Было только блаженство...
  
  - О блаженство! Ты сильнее всех благ в жизни! Ты сильнее самой жизни
  
  и смерти! Будем же любить сладострастие, как пьянящее вино, как зрелый
  
  плод, благоухающий во рту, как все, что переполняет нас счастьем!
  
  Опоэтизируем, сударыни, сладострастие, даже самые грубые его
  
  проявления, самые некрасивые формы, самые чудовищные его выдумки!
  
  Будем любить сладострастие, которое пьянит, сводит с ума,
  
  обессиливает, доводит до изнеможения и вновь воскрешает!
  
  Оно нежнее благоухания, легче ветра, острее боли; оно стремительно,
  
  ненасытно, заставляет молиться, совершать преступления и подвиги.
  
  Маркиз де САД
  
  ФИЛОСОФИЯ В БУДУАРЕ
  
  (БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ НАСТАВНИКИ)
  
  PАЗВРАТНИКАМ
  
  Сластолюбцы всех поколений, лишь вам я адресую настоящее
  
  произведение: пусть вас питают его принципы, они благоприятствуют
  
  страстям, а страсти эти, которыми пугают вас холодные пошлые моралисты, -
  
  всего только средства, употребляемые природою, чтобы внушить человеку ее
  
  намерения по отношению к нему; не слушайте ничего, кроме этих сладостных
  
  страстей; их сущность одна должна привести вас к счастью.
  
  Развращенные женщины, пусть сладострасная Сент-Анж станет вам
  
  примером; презирайте, подобно ей, все, что противно божественным законам
  
  наслаждения, облекавшим всю ее жизнь.
  
  Юные девицы, слишком долго сдерживаемые абсурдными и опасными путами
  
  сверхъестественной добродетели и отвратительной религии, последуйте
  
  примеру пылкой Евгении; разрушьте, поприте ногами с тою же быстротой, что
  
  и она, все смехотворные заветы, навязанные тупоумными родителями.
  
  А вы, любезные распутники, вы, что с самой юности не слушались иных
  
  шпор, кроме своих желаний и иных законов, кроме своих капризов, пусть
  
  служит вам образцом циничный Далмансе; идите дальше, как и он, если как и
  
  он хотите пройти все устланные цветами пути, уготованные вам развратом;
  
  под его наставничеством уверьтесь, что лишь расширяя сферу своих вкусов и
  
  фантазий, лишь жертвуя всем во имя сладострастья, насчастное существо,
  
  известное под именем человек, против его воли брошенное в эту унылую
  
  вселенную, может суметь взрастить несколько роз на шипах жизни.
  
  Всякая мать предпишет сие чтение своей дочери.
  
  ДИАЛОГ ПЕРВЫЙ
  
  Госпожа де Сент-Анж, Шевалье де Мирвель
  
  М. де С.-А. - Здравсвуй, братец. Ну так что ж, господин Долмансе?
  
  Шевалье - Он придет ровно в четыре часа, обед только в семь, как
  
  видишь, нам хватит времени поболтать.
  
  М. де С.-А. - Знаешь ли, братец, что я немного раскаиваюсь и в своем
  
  любопытстве, и во всех непристойных наших планах на сегодня? Ты, друг мой,
  
  поистине слишком снисходителен, тем более должна бы я быть благоразумной,
  
  тем более моя проклятая голова кружится и становится легкомысленной: ты
  
  все мне прощаешь, а это меня портит... В мои двадцать шесть лет я должна
  
  бы уже стать набожной, а я до сих пор самая распутная из женщин... Никто и
  
  представить не может, чем я занимаюсь, друг мой, и желаю исполнить. Я
  
  воображаю, что общаясь лишь с женщинами, стану благоразумной; ... что
  
  сосредоточившись в рамках моего пола, желания мои перестанут стремиться к
  
  вашему; пустые надежды, друг мой; наслажденья, коих я желала лишиться, еще
  
  пламенне загорались в моей душе, и я поняла, что если рождена для
  
  распутства, то бесполезно и думать сдержать себя: безумные желания вмиг
  
  разбивают любые оковы. Наконец, дорогой мой, я всеядное животное; я все
  
  люблю, все меня развлекает, я хочу объединить все жанры; однако, признай
  
  же, братец, не чистая же экстравагантность с моей стороны - желать узнать
  
  этого необыкновенного Долманса, который, ты говорил, за всю свою жизнь не
  
  мог видеть женщины, как предписывают обычаи, и, содомит из принципа, не
  
  только поклоняется как идолу своему полу, но и нашему уступает лишь при
  
  специальном условии, что получит лишь милые его сердцу возможности, коим
  
  привык пользоваться с мужчинами? Видишь ли, братец, какова моя странная
  
  фантазия: я хочу стать Ганимедом этого нового Юпитера, хочу наслаждаться
  
  его вкусами, его развращенностью, хочу стать жертвою его развращенности:
  
  до настоящего момента, дорогой мой, ты знаешь, я предавалась так тебе
  
  одному из любезности, да еще некоторым из моих людей, что, получая плату
  
  за это, согласны были только из корысти; сегодня же - уже не любезность и
  
  не каприз, но чистое влечение руководит мною... Между порабощавшими меня
  
  пристрастиями и теми, что еще меня поработят, я вижу непостижимую умом
  
  разницу, и хочу ее познать. Заклинаю, опиши мне своего Долманса, чтобы я
  
  хорошенько его могла себе представить, прежде чем он придет; ты ведь
  
  знаешь, я видела его лишь раз - на днях, в одном доме, где могла говорить
  
  с ним всего несколько минут.
  
  Шевалье - Долмансе, сестрица, недавно исполнилось тридцать шесть лет;
  
  он высок ростом, весьма красив лицом, глаза у него очень живые и
  
  одухотворенные, однако в чертах против его воли проступает что-то немного
  
  тяжеловатое и жестокое; у него самые красивые зубы, каких в целом свете не
  
  найдешь, некотрая томность в фигуре и движениях, объеснимая без сомнения
  
  привычкою так часто вести себя подобно женщине; крайне элегантен, обладает
  
  прекрасным голосом, возможными талантами и особенно большою
  
  философичностью ума.
  
  М. де С.-А. - Надеюсь, он не верит в бога.
  
  Ш. - Ах! Ну о чем ты говоришь! Он - всем известный атеист, самый
  
  безнравственный из мужчин... О, это наиболее завершенная и полная
  
  развращенность, самая жестокая и испорченная личность, какая только может
  
  в мире существовать.
  
  М. де С.-А. - Как все это меня возбуждает! Я буду в восторге от этого
  
  человека. А вкусы его, братец?
  
  Ш. - Они тебе известны; содомские наслаждения милы ему и в активной и
  
  в пассивной роли; в своих удовольствиях он обожает одних лишь мужчин, и
  
  если изредка и соглашается испробовать женщин, то лишь при условии, что
  
  они также согласны изменить с ним своему полу. Я рассказывал ему о тебе, и
  
  предупредил о твоих намерениях; он принял предложение и в свою очередь
  
  предупреждае об условиях сделки. Я должен сказать тебе, сестрица, он
  
  наотрез откажется, если ты попытаешься увлечь его во что-то иное: "То, на
  
  что я соглашаюсь с вашей сестрой, - заявил он, - не более, чем уступка...
  
  отклонение, каким я себя пятнаю очень редко и с большими
  
  предострожностями."
  
  М. де С.-А. - Пятнаю!.. Предосторожности!.. Безумно люблю язык этих
  
  любезных мужчин! Между нами, женщинами, тоже есть такие исключительные
  
  словечки, доказывающие, подобно сказанным им все глубокое отвращение,
  
  пронизывающее нас ко всему, что не соответствует исповедуемому культу...
  
  Э! скажите-ка, дорогой, а тобою он овладел? С твоим-то прелестным личиком
  
  и двадцатью годами, я думаю, можно увлечь такого мужчину!
  
  Ш. - Не скрою от тебя моей с ним экстравагантности: ты слишком умна,
  
  чтоб ее осудить. На самом деле я сам люблю женщин, а этим странным вкусам
  
  предаюсь лишь под влиянием какого-либо любезного человека. Но в таком
  
  случае я готов на все. Я далек от смехотворной спеси, заставляющих наших
  
  молодых шаллопаев считать, что на подобные предложения следует отвечать
  
  ударом трости; разве человек властен над своими вкусами? Надо понять тех,
  
  у кого они необычны, однако никогда их не бранить: их вина - вина природы;
  
  они также не по своей воле появились на свет со вкусами, отличными от
  
  других, как мы не по своей воле рождаемся уродливыми или хорошо
  
  сложенными. Да разве есть что-нибудь неопрятное в том, что человек
  
  высказывает желание насладится вами? Нет, конечно; он делает вам
  
  комплимент; зачем же отвечать на это бранью и проклятиями? Лишь глупцы
  
  могут делать так; благоразумный человек никогда не ответит на это иначе,
  
  чем я отвечаю; просто мир населен пошлыми дураками, чсчитающими, что
  
  признаться им в том, что их находят могущими дать наслаждение, значит их
  
  обидеть, и избалованные женщины, вечно ревнивыми ко всему, что как будто
  
  посягает на их права, они воображают себя Дон-Кихотами этих обыденных
  
  прав, глумясь над теми, кто не признает всю их универсальность.
  
  М. де С.-А. - Ах! Друг мой, поцелуй меня! Ты не был бы моим братом,
  
  если бы думал иначе; однако чуть подробнее, заклинаю, о характере этого
  
  человека и его наслаждениях с тобою.
  
  Ш. - Г-н Долмансе узнал от одного из моих друзей о том, что я, как ты
  
  знаешь, являюсь обладателем великолепного члена; он уговорил маркиза де
  
  В... пргласить меня к ужину вместе с ним. И, раз уж я появился там,
  
  пришлось показать свое богатство; снавчала мне показалось, что это чистое
  
  любопытство; но вскоре прелестные ягодицы, обращенные ко мне и призыв
  
  насладиться ими показали, что осмотр был продиктован истинным влечением. Я
  
  предупредил Долмансе обо всех трудностях предприятия, его ничего не
  
  испугало. "Это всего лишь агнец, - сказал он мне, - и вы не сможете даже
  
  похвастаться, что вы - самый выдающийся из всех мужчин, проникавший в
  
  предлагаемый вам зад!" Маркиз был тут же, он воодушевлял нас ласками,
  
  поглаживаниями и поцелуями всего того, что мы обы выставили напоказ. И вот
  
  я ринулся... - и хочу хотя бы как следует приготовится: "Боже вас сохрани!
  
  - говорит маркиз, - вы лишите Долмансе доброй половины тех впечатлений,
  
  что он от вас ждет; он желает почувствовать, как его буквально
  
  разрывает... разрывает. - "Он будет удовлетворен!" - отвечал я, слепо
  
  устремляясь к пропасти... И ты, сестрица, быть может думаешь, что мне
  
  пришлось слишком туго? Ничуть; каким бы огромным ни был мой член, я и
  
  опомниться не успел, как он уже исчез глубоко внутри тела, и повеса как
  
  будто даже не почувствовал этого. Я очень по дружески отнесся к Долмансе;
  
  испытываемое им невероятное наслаждение, дрожь, его прелестные речи вскоре
  
  подействовали и на меня, и я буквально наводнил его. Едва я покинул его
  
  внутренности, как Долмансе, обернувшись ко мне, растрепанный,
  
  покрасневший, как вакханка, промолвил: "Видишь, шевалье, в какое ты привел
  
  меня состояние? - и при этом представил мне своенравный сухой очень
  
  длинный член, около шести пальцев в окружности; - заклинаю, любовь моя,
  
  снизойди послужить мне женщиной, став уже моим любовником, чтобы я смог
  
  сказать, что насладился в твоих божественных объятиях всеми удовольствиями
  
  вкуса, которые так сильно ценю." Поскольку второе, как и первое, не
  
  вызывало для меня никаких сложностей, я согласился; маркиз, тут же перед
  
  моим взором, сняв панталоны, уманил меня еще немного побыть мужчиною для
  
  него, пока я буду женщиной для его друга; я поступил с ним так же, как и с
  
  Долмансе, котрый, возместив мне сторицею все удары, нанесенные мною нашему
  
  третьему, вскоре выплеснул мне внутрь ту волшебную жидкость, которою я
  
  почти одновременно оросил де В...
  
  М. де С.-А. - Должно быть, братец, ты ощутил величайшее наслаждение,
  
  находясь вот атк, межу двумя; говорят, это великолепно.
  
  Ш. - Естественно, ангел мой, это лучшее место; однако, что бы не
  
  говорили, все это лишь эксравагантности, которые я никогда не предпочту
  
  наслаждениям с женщинами.
  
  М. де С.-А. - Ну что ж, дорогая любовь моя, чтобы отплатить тебе
  
  сегодня за твою любезную сговорчивость, я вознагражу твою страсть юной
  
  девственницей, и она красивей самой Любви.
  
  Ш. Как! вместе с Долмансе... ты пригласила к себе женщину?
  
  М. де С.-А. Это всего только наставничество; она - девочка, с которой
  
  я познакомилась прошлой осенью в монастыре, пока муж был на водах. Там мы
  
  ничего не могли, ни на что не осмеливались, за нами следило слишком много
  
  глаз, однако мы пообещали друг другу, что встретимся снова, как только это
  
  будет возможно; заняться единственно этим желанием, я для его
  
  осуществления познакомилась со всею семьей. Отец ее распутник... я его
  
  приручила. Скоро красавица приедет, я ее жду; мы проведем вместе целых два
  
  дня... два прекрасных дня; большую часть этого времени я употреблю на то,
  
  чтобы воспитать эту юную особу. Вместе с Долмансе мы вложим в эту юную
  
  головку все принципы самого безумного распутства, воспламеним его своим
  
  огнем, напитаем своей философией, внушим свои желания, и поскольку я
  
  стремлюсь еще и дополнить теорию небольшой практикой, поскольку я хочу еще
  
  и продемонстрировать все то, о чем будет идти речь, то тебе, братец, я
  
  предназначила пожать мирты Киферы, а Долмансе - розы Содома. Я же испытаю
  
  два удовольствия сразу, первое - самой насладиться преступной страстью, а
  
  второе - преподать ее уроки, внушить вкус к ней милой невинной девочке,
  
  которую я увлекаю в наши сети. Ну что, шевалье, достоин ли этот план моего
  
  воображения?
  
  Ш. - Лишь в этом воображении он и мог родиться; этот план
  
  божественен, сестрица, и я обещаю безукоризненно сыграть великолепную
  
  роль, отведенную в нем мне. Ах! плутовка, как же ты насладишься
  
  удовольствием воспитать это дитя! какая радость для тебя развратить ее,
  
  заглушить в юном сердечке все семена добродетели и религии, посеянные ее
  
  наставниками! Поистине, для меня это слишком хитро.
  
  М. де С.-А. - Конечно, я ничего не пожалею, чтобы совратить ее, чтобы
  
  повергнуть в прах в ней все ложные принципы морали, какими только могли
  
  уже забить ей голову, я хочу в два урока сделать ее такой же распутницей,
  
  как и я сама... такой же безбожницей... такой же злодейкой. Предупреди
  
  Долмансе, введи его в курс дела, как только он приедет, чтобы яд его
  
  безнравственности, наполнив это юное сердце вместе с тем, что впрысну в
  
  него я, сумели в одно мгновение с корнем вырвать все посевы добродетели,
  
  что могли там зародиться до нас.
  
  Ш. - Невозможно было лучше выбрать человека, какой тебе нужен:
  
  неверье, безбожность, бесчеловечность, распутство текут с уст Долмансе,
  
  как в древние времена святой елей с уст знаменитого архиепископа Камбре;
  
  это самый великий соблазнитель, самый распутный и опасный человек... Ах!
  
  милый друг, если только твоя ученица достойна учителя, можно поручиться -
  
  она не устоит.
  
  М. де С.-А. - Конечно, долго ждать не придется, насколько я знааю ее
  
  предрасположения...
  
  Ш. - Однако, скажи, дорогая сестрица, ты не боишься родителей? А если
  
  девочка проболтается, вернувшись домой?
  
  М. де С.-А. - Бояться нечего, отца я соблазнила... он мой. Нужно ли
  
  признаваться? я отдалась ему ради того, чтобы он закрыл глаза; он и не
  
  подозревает о моих намерениях, однако никогда не решится вмешиваться... Он
  
  у меня в руках.
  
  Ш. - Ты пользуешься ужасными средствами!
  
  М. де С.-А. - Такие и нужны, они по крайней мере верны.
  
  Ш. - А скажи-ка, прошу тебя, кто эта юная особа?
  
  М. де С.-А. - Ее зовут Евгения; она дочь некого Мистиваля, одного из
  
  самых богатых откупщиков столицы; ему около тридцати шести лет; матери не
  
  больше тридцати двух, а дочке - пятнадцать. Мистиваль так же распутен, как
  
  его жена - набожна. Что до Евгении, мой друг, я напрасно пыталась бы тебе
  
  ее описать; она выше моих способностей рассказчицы; тебе достаточно быть
  
  уверенным, что ни ты , ни я, без сомнения, никогда не видели в целом свете
  
  подобной прелести.
  
  Ш. - Ну дай хоть набросок, если уж не можешь описать, чтобы, зная,
  
  пусть в общих чертах, с кем мне придется иметь дело, я лучше наполнил свою
  
  душу образом, которому собираюсь принести жертву.
  
  М. де С.-А. - Ну что ж, друг мой, у нее каштановые волосы, и их едва
  
  можно захватить рукой, они длиной ниже талии; ослепительно белая кожа, нос
  
  с небольшой горбинкой, эбеново-черные пламенные глаза!.. О, друг мой,
  
  перед такими глазами не устоишь... Ты не можешь себе представить, на какие
  
  только глупости они заставили меня идти... Если б ты видел прекрасные
  
  ресницы, осеняющие их... милые веки, их прикрывающие!.. У нее маленький
  
  ротик, великолепные зубы, и все это такой свежести!.. Одна из ее прелестей
  
  - элегантная осанка, то, как ее красивая головка прикреплена к плечам, тот
  
  гордый вид, с которым она поворачивает ее... Евгения для своих лет высока
  
  ростом; ей мало дать семнадцать; ее фигура - образец элегантности и
  
  изящества, грудь прелестна... Нет ничего лучше двух ее чудесных сосков!..
  
  Они едва наполняют руку, но так нежны... свежи... белы!.. Я раз двадцать
  
  теряла голову, пока целовала их! если б ты видел, как она оживлялась под
  
  моими ласками... как ее большие глаза выражали состояние души!.. Мой друг,
  
  я не знаю, каково все остальное. Ах! но если судить по тому, что я знаю,
  
  на самом Олимпе никогда не было ничего подобного... Однако, я слышу, это
  
  она... оставь нас; выйди через сад, чтобы не встретить ее, и приходи точно
  
  к назначенному часу.
  
  Ш. - Нарисованный тобой портрет будет тебе порукою в моей точности.
  
  О, небо! уйти... покинуть тебя, когда я в таком состоянии!.. Прощай...
  
  один поцелуй... один единственный поцелуй, сестрица, пусть хоть он на
  
  время меня удовлетворит. (Она целует его, касаясь через одежду его члена,
  
  и молодой человек поспешно выходит.)
  
  ДИАЛОГ ВТОРОЙ
  
  Мадам де Сент-Анж, Евгения
  
  М. де С.- А. - Ах! здравствуй, моя красавица; я ждала тебя с таким
  
  нетерпением, что ты должна о нем догадаться, если читаешь в моем сердце.
  
  Евгения - О, моя милая, я думала уже, что никогда не уеду, так
  
  торопилась в твои объятия; за час до отъезда я вдруг испугалась, что все
  
  изменится; мать была совершенно против этой чудесной поездки; она заявила,
  
  что молодой девушке моего возраста неприлично ехать одной; однако отец так
  
  измучил ее позавчера, что одного его взгляда хватило, чтобы вновь
  
  повергнуть госпожу де Мистиваль в прах; ей пришлось согласиться с тем, что
  
  мне позволил отец, и я умчалась. Мне дали два дня; послезавтра ты должна
  
  дать мне карету и одну из твоих женщин, чтобы я смогла вернуться.
  
  М. де С.- А. - Как краток этот срок, мой ангел! В такое малое время я
  
  едва успею выразить тебе все те чувства, что ты мне внушаешь... а ведь нам
  
  есть о чем поговорить; ты не догадываешься, что именно во время нашей
  
  теперешней встречи я должна посвятить тебя в самые глубокие таинства
  
  Венеры? Хватит ли нам двух дней?
  
  Евгения - Ах! пока я не узнаю все, я не уеду... я приехала, чтобы
  
  узнать многое, и останусь здесь до тех пор, пока не узнаю.
  
  М. де С.-А.(целуя ее) - О! любовь моя, сколько мы всего должны
  
  сделать и сказать друг другу! А кстати, не хочешь ли пообедать, моя
  
  королева? Возможно, урок затянется.
  
  Евгения - Я, друг мой, ничего не хочу кроме как слушать тебя; мы
  
  пообедали в одном лье отсюда; и теперь я вполне могу потерпеть часов до
  
  восьми.
  
  М. де С.-А. - Ну что ж, тогда пойдем в мой будуар, там нам будет
  
  удобнее; я уже предупредила слуг, будь уверена, там нам никто не помешает.
  
  (Обнявшись, уходят туда.)
  
  ДИАЛОГ ТРЕТИЙ
  
  Сцена происходит в прелестном будуаре.
  
  Госпожа де Сент-Анье, Евгения, Долмансе
  
  Е. (очень удивлена, увидев в кабинете мужчину, которого не ожидала) -
  
  О, боже! Милый друг, это предательство!
  
  С.- А (так же удивленно) - Какой случай привел вас сюда, сударь. Вы,
  
  мне кажется, должны были приехать только в четыре часа?
  
  Долмансе - Все мы вечно как можно более торопим счастливый миг
  
  увидеться с вами, сударыня; я встретил вашего брата; он счел, что мое
  
  присутствие необходимо на уроках, которые вы должны преподать мадемаузель;
  
  он знал, что здесь откроется лицей и начнутся лекции; он тайно привел меня
  
  сюда, не считая, что вы его за это осудите, а сам, зная, что его
  
  демонстрации будут необходимы лишь по истечении теоритических рассуждений,
  
  появится позже.
  
  С.- А - Поистине, Долмансе, что за шутки...
  
  Е. - Однако, меня они не обманули, друг мой; ты это все м=сама
  
  подстроила... Нужно было хоть посоветоваться со мной... Мне теперь так
  
  стыдно, что, без сомнения, этот стыд поменяет все наши планы.
  
  С.- А - Должна тебя заверить, Евгения, идея такого сюрприза
  
  принадлежит исключительно моему брату; но пусть это тебя не пугает:
  
  Долмансе, которого я знаю за человека весьма любезного, обладает как раз
  
  тем уровнем философии, что нужен нам для твоего воспитания, и может быть
  
  лишь полезен в наших планах; что же касается его сдержанности, то я могу
  
  поручиться за него, как за себя. Так познакомься же, моя дорогая, с
  
  человеком, который в целом свете лучше всех способен стать твоим
  
  наставником, провести тебя к счастью и наслаждениям, которые мы хотели
  
  испытать вместе.
  
  Евгения (краснея) - О, я все равно в смущении...
  
  Долмансе - Ну-ну, прекрасная Евгения, успокойтесь... Целомудрие - как
  
  раз та самая дряхлая добродетель, с которого вы, при всех ваших прелестях,
  
  должны великолепно обходиться.
  
  Евгения - Но как же с пристойностью...
  
  Долмансе - Еще один обычай незапамятных времен, сегодня уже вышедший
  
  из моды. Он так противен природе! (Долмансе ловит Евгению, сжимает ее в
  
  объятиях и целует).
  
  Евгения (защищаясь) - Прекратите же, сударь!.. Вы поистине со мной не
  
  церемонитесь!
  
  С.-А. - Евгения, поверь мне, будет нам и той и другой оставаться
  
  недотрогами с этим прелестным человеком; я его знаю не больше, чем ты; но
  
  посмотри, как я ему доверяю! (Страстно целует его в губы) Поступай, как я.
  
  Евгения - О! я бы рада; где я найду лучший пример! (Она перестает
  
  сопротивляться Долмансе, и он горячо целует ее в губы, видно, что его язык
  
  проникает в ее рот.)
  
  Долмансе - Ах! любезное и очаровательное создание!
  
  С.-А. (так же целует ее) - Так ты думаешь, маленькая плутовка, я не
  
  дождусь своей очереди? (Тут Долмансе, обнимая обеих, целует их по очереди
  
  добрую четверть часа, а они целуют друг друга и его)
  
  Долмансе - Ах! такое начало уже обжигает меня страстью! Сударыня,
  
  поверите ли? Здесь необыкновенно жарко: нам надо раздеться, будет гораздо
  
  лучше.
  
  С.-А. - Я согласна; наденем эти газовые сорочки: они скроют лишь то,
  
  что нужно скрыть от страсти.
  
  Евгения - Воистину, милая моя, вы заставляете меня делать такие
  
  вещи!..
  
  С.-А. (помогая ей раздеться) - Много забавного, не так ли?
  
  Евгения - По крайней мере, это неприлично... Ах! как ты меня целуешь!
  
  С.-А. - Какая чудесная грудь!.. как едва распустившаяся роза.
  
  Долмансе (глядя на соски Евгении, но не касаясь их) - и обещщающая
  
  иные прелести... много более ценные.
  
  С.-А. - Ценные?
  
  Долмансе - О, да, клянусь честью! (Говоря так, Долмансе делает вид
  
  что поворачивает Евгению, чтобы посмотреть на нее сзади)
  
  Евгения - О, нет, нет, умоляю вас.
  
  С.-А. - Нет, Долмансе, я пока не хочу, чтоб вы видели... то, что
  
  имеет над вами такую власть, если вы будете над этим думать, то не сможете
  
  уже рассуждать хладнокровно. Нам нужны ваши уроки, преподайте нам их, а
  
  вожделенные вами мирты увенчают вас потом.
  
  Долмансе - Ладно, но чтобы показать, дать этому дитя первые уроки
  
  распутства, нужно, чтобы по крайней мере вы, сударыня, соблаговолили мне
  
  помочь.
  
  С.-А. - И в добрый час!.. Ну вот, смотрите, на мне больше ничего нет:
  
  показывайте, сколько хотите!
  
  Долмансе - Ах! прекрасное тело!.. Сама Венера, украшенная Грациями!
  
  Евгения - О! милый мой друг, сколько прелестей! Позволь мне вдоволь
  
  наглядется на них, позволь покрыть их поцелуями. (Исполняет сказанное)
  
  Долмансе - Какие великолепные наклонности! Не так горячо, прекрасная
  
  Евгения, в настоящий момент я требую от вас всего лишь внимания.
  
  Евгения - Да, да, я слушаю, слушаю... Но она так красива... такая
  
  пухленькая, такая свеженькая!.. Ах, как она очаровательна, моя милая
  
  подруга, не так ли, сударь?
  
  Долмансе - Конечно, она прекрасна... совершенно великолепна; однако я
  
  убежден - вы ей ни в чем не уступаете... Ну так слушайте же, милая моя
  
  ученица, или бойтесь, если вы не будете покорны, я воспользуюсь теми
  
  правами, котрыми меня щедро наделяет звание вашего учителя.
  
  С.-А. - О, да, да, Долмансе, я отдаю ее в ваши руки; ее нужно
  
  серьезно побранить, если она ослушается.
  
  Долмансе - Я могу не ограничиться выговорами...
  
  Евгения - О, небо праведное! вы меня пугаете... о чем вы, сударь?
  
  Долмансе (шепча и целуя Евгению в губы) -- Кара... наказание, эти
  
  милые маленькие ягодицы вполне смогут мне ответить за ошибки головки. (Он
  
  шлепает ее через газовую сорочку, в которую Евгения теперь облачена.)
  
  С.-А. - Я поддерживаю эти намерения, но не все остальное. Начнем
  
  урок, или то краткое время, что нам отпущено, чтобы насладиться Евгенией,
  
  все уйдет на приготовления и мы не успеем ее приобщить.
  
  Долмансе (касаясь по порядку всех частей тела мадам де Сент-Анж,
  
  котрые называет) - Я начинаю. Не буду говорить об этих шарах из плоти, вы,
  
  Евгения, не хуже чем я знаете, что их обычно называют грудь, груди, соски;
  
  они очень важны для получения наслаждения; любовник, находясь в экстазе,
  
  видит их перед собой; он их ласкает, мнет, а некоторые находят в них даже
  
  оплот наслаждения, и когда член скрывается между холмами Венеры, которыми
  
  женщина сжимает этот член, уже несколько движений вызывают у некоторых
  
  мужчин истечение благоухающего животворного бальзама, что являет собою все
  
  счастье распутников... Однако, нам придется все время рассуждать о члене,
  
  так не надо ли, кстати, сударыня, рассказать о нем нашей ученице?
  
  С.-А. - Я тоже так думаю.
  
  Долмансе - Ну что ж, сударыня, я лягу вот сюда на канапе, вы сядете
  
  рядом, возьмете нужный предмет в руки и сами объясните его свойства нашей
  
  ученице. (Долмансе ложится, и госпожа де Сент-Анж рассказывает.)
  
  С.-А. - Этот скипетр Венеры, что ты видишь, Евгения - первый
  
  поставщик наслаждений любви; его чаще всего называют членом, нет ни одной
  
  части человеческого тела, куда он не мог бы проникнуть. Он всегда верен
  
  страстям своего хозяина, и иногда скрывается вот здесь (касается лобка
  
  Евгении): это его обычное убежище... наиболее часто употреблемое, но не
  
  самое сладостное; стремясь к храму более таинственному, любой распутник
  
  мечтает насладится здесь (она раздвигает ягодицы и указывает на анальное
  
  отверстие): мы еще вернемся к этому удовольствию, оно лучше всех; рот,
  
  губы, подмышки так же часто представляют алтари, где он курит свой фимиам;
  
  однако все же, каким бы ни было то прибежище, которое он выбирает, он
  
  всегда, несколько мгновений потрепетав, извергает белую вязкую жидкость,
  
  истечение которой погружает мужчину в безумие, достаточно пламенное, чтобы
  
  дать ему самые сильные наслаждения, каких он только может чаять в жизни.
  
  Евгения - Ах, как бы я хотела увидеть эту жидкость!
  
  С.-А. - Этого можно добиться простым движением руки; посмотри, как он
  
  напрягается, когда я его касаюсь! Эти движения называются поллюцией, а как
  
  говорят распутники, действие это называется мастурбировать.
  
  Евгения - О! друг мой милый, позволь мне помастурбировать этот
  
  великолепный член.
  
  Долмансе - Я больше не могу! Пусть она делает, что хочет, сударыня:
  
  такая наивность вызывает у меня ужасную эрекцию.
  
  С.-А. - Я против такой горячности. Долмансе, будьте благоразумны,
  
  истечение семени, смирив живость твоих животных имстинктов, замедлит и
  
  наши рассуждения.
  
  Евгения (касаясь яичек Долмансе) - О! как мне жаль, мой добрый друг,
  
  что ты противишься моим желаниям! А эти шарики, они зачем так называются?
  
  С.-А. - Они обычно называются яички... а по ученому - теститула. В
  
  этих шариках находится источник того животворного семени, о котором я тебе
  
  только что говорила, и истечение которого в матку женщины производит
  
  человеческий род; однако мы не будем долго останавливаться на таких
  
  деталях, Евгения, они больше относятся к медицине, чем к распутству.
  
  Красивая девушка должна стремиться лишь к соитию, но никогда к зачатию. Мы
  
  пропустим все то, что касается пошлого механизма производства себе
  
  подобных, и будем говорить в основном и единственно о распутных
  
  наслаждениях, дух которых ни в коей мере не касается деторождения.
  
  Евгения - Но, дорогой мой друг, если этот огромный член, который едва
  
  умещается у меня в руке, проникает, как ты утверждаешь, в такое маленькое
  
  отверстие, как у тебя сзади, это должно причинять женщине сильную боль.
  
  С.-А. - Происходит ли такое проникновение спереди или сзади, когда
  
  женщина еще к этому не привыкла, она всегда испытывает некоторую боль.
  
  Природе заблагорассудилось проложить нам путь к счастью лишь через
  
  страдания; однако, победив их, мы чувствуем ни с чем не сравнимые
  
  наслаждения, и то, что мы испытываем при введении такого члена в анальное
  
  отверстие - несомненно, наиболее предпочтительно в сравнении со всеми
  
  теми, что может вызвать такое проникновение спереди. Да и скольких
  
  опасностей в таком случае избегает женщина! Меньше риска здоровью, и
  
  никакого - забеременеть. Сейчас я не буду распространяться об этом
  
  наслаждении; наш общий наставник, Евгения, вскоре подробно объяснит нам
  
  его, и дополнив теорию практикой, надеюсь, убедит тебя, моя милая, что из
  
  всех наслаждений совокупления это - единственное, которое ты должна
  
  предпочесть.
  
  Долмансе - Заклинаю вас, сударыня, поторопитесь с рассуждениями, я
  
  больше не могу; сейчас я против воли извержу семя, и этот страшный член,
  
  уже поверженный, не сможет более служить вашим наставлениям.
  
  Евгения - Как! он поникнет, ах, дорогая моя, если потеряет то семя, о
  
  котором ты говорила!.. О! дай мне принять его, я хочу увидеть, каким он
  
  станет... И потом, мне так хочется посмотреть на это извержение!
  
  С.-А. - Нет, нет. Долмансе, встаньте; согласитесь, ведь это - награда
  
  за труды, и я не могу вручить вам ее раньше, чем вы это заслуживаете.
  
  Долмансе - Ладно; однако, чтобы лучше убедить Евгению во всем, что мы
  
  раскроем ей о наслаждении, что мешает вам начать ласкать ее на моих
  
  глазах, например?
  
  С.-А. - Ничто, конечно же, и я возьмусь за это с тем большей
  
  радостью, что этот урок распутства лишь поможет нашему делу. Ляг вот сюда
  
  на канапе, моя милая.
  
  Евгения - О! Боже! Приют очарования! А зачем все эти зеркала?
  
  С.-А. - Затем, чтобы повторяя отражения в тысячах вариантов, они до
  
  бесконечности преумножали одно наслаждение в глазах тех, кто вкушает его
  
  на этой оттоманке. Ни один уголок тел, таким образом не может быть скрыт:
  
  необходимо, чтобы было видно все полностью; это как будто множество пар,
  
  собранных вокруг тех, что связаны любовью, множество подражающих их
  
  наслаждению, множество великолепных картин, возбуждающих дерзкие ласки, и
  
  будто дополняющих их.
  
  Евгения - Какая прелестная уловка!
  
  С.-А. - Долмансе, помогите жертве раздеться.
  
  Долмансе - Это нетрудно, остается ведь лишь снять этот газ, и
  
  обнажить самые сокровенные прелести. (Раздевает ее, и его взгляд сразу же
  
  устремляется к ее ягодицам.) Наконец-то я вижу их, эти божественные и
  
  драгоценные дары, к которым так пламенно стремлюсь!.. Черт возьми! какая
  
  смуглость и свежесть, совершенство и изящество!.. Никогда не видел ничего
  
  подобного!
  
  С.-А. - Ах! хитрец! даже первые слова лести выдают твои вкусы и
  
  влечения!
  
  Долмансе - Да может ли быть на свете что-нибудь прекраснее? Ну где
  
  найдет любовь божественней алтарь?.. Евгения... великолепная Евгения, дай
  
  мне расточить этим ягодицам нежнейшие из ласк! (Гладит и с воодушевлением
  
  целует их.)
  
  С.-А. - Перестаньте, распутник!.. Вы забыли, Евгения принадлежит мне
  
  одной, она - лишь высочайшая награда за ожидаемые от вас наставления; лишь
  
  получив их, она станет вам платою. Смирите вашу пламень, или я рассержусь.
  
  Долмансе - Ах, плутовка! это ревность... Ну что ж, предайтесь мне
  
  сами; я так же буду поклоняться вам. (Снимает сорочку с г-жи де Сент-Анж и
  
  ласкает ее ягодицы.) Ах, какая прелесть, ангел мой... не меньшая краса!
  
  Дай, я сравню их... дай, полюбуюсь вами обеими: Ганимед рядом с Аенерою!
  
  (целует ягодицы той и другой) Я хочу навсегда запечатлеть в памяти
  
  очаровательное зрелище таких красот, так не могли бы вы, сударыни,
  
  обнявшись, подольше дать моему взору насладиться видом этих прелестных
  
  полушарий, мною боготворимых?
  
  С.-А. - Ради бога!.. Ну, что, вы довольны? (Они, обнявшись,
  
  становятся спиной к Долмансе)
  
  Долмансе - Лучше нельзя: именно этого я и хотел; а теперь двигайтесь
  
  со всею горячностью сладострастия; пусть ваши полушария ритмично
  
  опускаются и приподнимаются, как будто вы следуете ощущениям
  
  наслаждения... Так, так, прелестно!..
  
  Евгения - Ах, милая моя, как хорошо с тобой! Как называется то, что
  
  мы делаем?
  
  С.-А. - Это называется заниматься петтингом, дорогая... Ласкать друг
  
  друга; однако, давай, изменим позу; посмотри на мое влагалище... так
  
  называется храм Венеры. Взгляни вот сюда, где моя рука; я его сейчас
  
  приоткрою. Видишь этот холмик, он называется лобок: к четырнадцати или
  
  пятнадцати годам, когда у девушки начинаются менструации, он обычно
  
  покрывается волосками. Вот этот язычок под ним называется клитор. В нем
  
  заключена вся чувственность женщины; так как и у меня; достаточно его
  
  коснуться, и я уже в экстазе... Попробуй... Ах! Плутовка! Что ты
  
  делаешь!.. Можно подумать, ты только тем и занималась всю жизнь!...
  
  Перестань!.. Перестань!.. Хватит, говорю тебе, я не хочу!.. Ах! Помогите,
  
  Далмансе!.. От очаровательных пальчиков этой красавицы я сейчас потеряю
  
  голову!
  
  Д. - Ну что ж! Чтобы успокоить, если можно, ваши чувства, сменив их
  
  направление, попробуйте сами приласкать ее; возьмите себя в руки, пусть
  
  она попросит пощады... Вот так!... Именно в таком положении; ее
  
  симпатичные ягодички таким образом окажутся поближе ко мне; и я легонько
  
  пощекочу их пальцем... Сдавайтесь, Евгения; предайтесь полностью
  
  наслаждению; пусть это будет единственным божеством вашей жизни; ему
  
  одному юная девушка должна подчиняться, и в ее глазах на должно быть
  
  ничего более святого, чем наслаждение.
  
  Е. - Ах! По крайней мере нет ничего прекраснее, я чувствую... Я вне
  
  себя... не знаю, что я говорю и делаю... Какое опьянение чувств!
  
  Д. - Как эта маленькая плутовка течет!... Ее анус будто пережимает
  
  мне палец... Как чудно было бы сейчас насладиться им! (Поднимается и
  
  приближает член к заднему проходу девушки.)
  
  С.-А. - Потерпите еще немного. Нас должно занимать лишь воспитание
  
  этой милой девочки!... Такое удовольствие наставлять ее!
  
  Д. - Хорошо! Видишь Евгения, при более или менее продолжительных
  
  ласках семенные железы набухают и в конце концов извергают жидкость,
  
  истечение которой погружает женщину в чудесный экстаз. Это назывется течь.
  
  Как только твоя милая подруга позволит, я покажу тебе, насколько более
  
  энергично и неудержимо то же самое происходит с мужчинами.
  
  С.-А. - Подожди, Евгения, сейчас я научу тебя еще одному способу
  
  доставить женщине крайнее наслаждение. Раздвинь пошире бедра... Видите,
  
  Далмансе, в таком положении ее анус все также свободен! Можете ласкать
  
  его, пока я буду делать то же самое языком спереди, пусть она с нашей
  
  помощью придет в экстаз раза три-четыре, если возможно. У тебя прекрасный
  
  лобок, Евгения. Как мне нравится целовать этот дикий пушок!... Твой
  
  клитор, теперь я лучше его вижу, мало развит, но очень чувствителен... Как
  
  ты дрожишь!... Пусти меня... Ах! Ты без всякого сомнения девственна!...
  
  Скажи, что ты ощущаешь при прикосновении наших губ одновременно к обоим
  
  твоим отверстиям. (Выполняет сказанное.)
  
  Е. - Ах! Дорогая моя, это чудо, это ощущение невозможно описать! Мне
  
  очень трудно сказать, который из ваших языков вызывает у меня более
  
  глубокое безумие.
  
  Д. - Учитывая наши позы, мой член близок к вашим рукам, сударыня;
  
  приласкайте его, прошу вас, пока я целую этот божественный анус. Поглубже
  
  язычок, сударыня; не ограничивайтесь клитором; проникайте своими
  
  сладострастными устами прямо в матку: так мы скорее добъемся истечения
  
  влаги.
  
  Е. (вытянувшись) - Ах! Я больше не могу, я умираю! Друзья мои, не
  
  оставляйте меня, я сейчас потеряю сознание!... (Истекает влагою между
  
  двумя наставниками.)
  
  С.-А. - Ну что, моя милая, как ты чувствуешь себя, испытав
  
  доставленное нами наслаждение?
  
  Е. - Я умираю; я без сил... со мной все кончено!... Но объясните же,
  
  прошу вас, те два слова, что вы произнесли, а я не понимаю; прежде всего,
  
  что означает матка?
  
  С.А. - Это нечто вроде полости, похоже на сосуд, горлышко которого
  
  обхватывает член мужчины и принимает извергающуюся влагу женщины
  
  посредством истечения из желез, и семя мужчины, его мы тебе еще покажем;
  
  из смеси этих жидкостей появляется зародыш, из которого получаются
  
  поочередно то мальчики, то девочки.
  
  Е. - Ах, понимаю; это определение объясняет и понятие влаги, которое
  
  я сперва не поняла хорошенько. И соединение семени необходимо для
  
  появления зародыша?
  
  С.-А. - Конечно, хотя сейчас уже доказано, что зародыш обязан своим
  
  существованием лишь семени мужчины; пусть одно, без смешения с влагою
  
  женщины, оно ничего не стоит; но наша влага только способствует развитию;
  
  она на производит, она помогает производству, не являясь его причиною.
  
  Некоторые современные натуралисты заявляют даже, что она вовсе бесполезна;
  
  из чего моралисты, руководствующиеся открытием ученых, выводят, достаточно
  
  правдоподобно, что в таком случае ребенок, кровь от крови своего отца,
  
  обязан преданностью лишь ему. Это утверждение небезосновательно, и хоть я
  
  и женщина, я не отважусь его оспорить.
  
  Е. - Я нахожу подтверждение сказанного тобой в своем сердце, моя
  
  дорогая, так как я безумно люблю отца, и чувствую, что ненавижу мать.
  
  Д. - В этом предпочтении нет ничего удивительного: я думаю совершенно
  
  также; ведь я все еще не могу утешиться после смерти отца, в то время как
  
  потеряв мать, скорее обрадовался. Я от всего сердца ненавидел ее. Не
  
  бойтесь питать такие чувства, Евгения: они естественны. Происходя
  
  единственно от крови отцов, мы решительно ничем не обязаны матери;
  
  впрочем, они лишь предавались акту, в то время как отец добивался ее;
  
  следовательно, рожденья нашего желал отец, а мать всего только согласилась
  
  с этим. Какая разница в чувствах!
  
  С.-А. - В твою пользу, Евгения, есть еще тысяча причин. Если
  
  какую-либо мать в мире и должно ненавидеть, так именно твою! Сварливая,
  
  суеверная, набожная,бранчливая... и возмутительная ханжа, могу поспорить,
  
  эта тихоня за всю свою жизнь ни разу не оступилась... Ах, дорогая моя, как
  
  я ненавижу добродетельных женщин!... Однако, мы к этому еще вернемся.
  
  Д. - Не нужно ли теперь под моим руководством научить Евгению
  
  возвращать сторицей то, чем вы только что ее наградили, чтобы она в моем
  
  присутствии ласкала вас?
  
  С.-А. - Согласна, считаю даже это полезным, а вы в это время,
  
  Далмансе, без сомнения, желаете пусть меня сзади?
  
  Д. - Как вы можете сомневаться, сударыня, в том удовольствии, с
  
  которым я выражу свое полнейшее к вам почтение?
  
  С.-А. - (поворачиваясь к нему спиной) - Ну что, вот так - хорошо?
  
  Д. - Прекрасно! Теперь я могу наилучшим образом оказать вам те же
  
  услуги, которые пришлись по душе Евгении. Итак, маленькая глупышка,
  
  устройтесь поудобнее, голову между ног вашей подруги, и язычком действуйте
  
  так же, как только что действовала она. Надо же! В таком положении мне
  
  доступны ягодицы вас обеих, и я смогу прекрасно ласкать Евгению, целуя ее
  
  милую подружку. Вот... так... Смотрите, как нам хорошо всем вместе.
  
  С.-А. (в волнении) - Я сейчас умру, черт возьми!... Далмансе, как мне
  
  нравится держать в руке твой член, пока я теку!... Было бы так хорошо,
  
  если бы он наводнил меня семенем!... Ласкайте!... Да целуйте же меня,
  
  проклятье небу!... Ах, как я люблю быть шлюхой, вот так истекая семенем!..
  
  Кончено, я больше не могу... Вы оба привели меня в экстаз... Мне кажется,
  
  я за всю свою жизнь не испытала такого наслаждения.
  
  Е. - Как я счастлива, что сумела это сделать! Однако, милый друг, у
  
  тебя вырвалось еще одно словечко, которого я не знаю. Что означает это
  
  выражение шлюха? Извини, но ты ведь знаешь, что я пришла сюда учиться.
  
  С.-А. - Дорогая моя, так называют тех жертв развращенности мужчин,
  
  что всегда готовы поддаться своему темпераменту или корысти; они
  
  счастливые и почтенные создания, их осуждает общественное мнение, но
  
  венчает сладострастье, они нужнее обшеству, чем ханжи, и имеют мужество
  
  ради служения ему пожертвовать тем уважением, которого это общество
  
  осмелилось несправедливо их лишить. Да зравствует те, кого звание это
  
  возвышает в их глазах! Вот истинно любезные, единственно подлинно
  
  философски мыслящие женщины! Что до меня, моя дорогая, я с двенадцати лет
  
  делаю все, чтоб удостоиться этого звания, и уверяю тебя, не только не
  
  скучаю, а наслаждаюсь на этом поприще. Больше того: я люблю, когда во
  
  время близости, меня называют так; это оскорбление кружит мне голову.
  
  Е. - О, я понимаю тебя, дорогая, я тоже не обижусь, если меня назовут
  
  так, хоть пока и не заслуживаю этого звания; однако, не противоречит ли
  
  такое поведение добродетели, и не оскорбляем ли мы ее, поступая таким
  
  образом?
  
  Д. - Ах! Забудь о добродетелях, Евгения! Есть ли хоть одна жертва,
  
  какую можно принести этим ложным божествам, что стоила бы и минуты тех
  
  наслаждений, какими мы оскорбляем их? Знай, добродетель - лишь химера, и
  
  культ ее состоит в вечных лишениях, в бесчисленных преступлений против
  
  вдохновений темперамента. Могут ли такие движения души быть естественными?
  
  Разве природа может внушить что-либо ее оскробляющее? Не поддавайся тем
  
  женщинам, коих называют добродетельными, Евгения. Если хочешь, они служат
  
  вовсе не тем страстям, что мы, а другим, часто много более презренным...
  
  Честолюбие, гордыня, чрезмерная корысть, а часто - еще и одна лишь
  
  холодность темперамента, ничего им не говорящего. Обязаны ль мы чем-нибудь
  
  подобным существам, спрашиваю я? Не следуют ли они единственно внушениям
  
  себялюбия? Разве лучше, мудрее, правильнее жертвовать эгоизму, чем
  
  страстям? Я считаю, что одно другого стоит, и тот, кто слушается голоса
  
  последних, без сомнения, гораздо умнее, поскольку они - голос природы,
  
  нежели первый - голос глупости и предрассудков. Одна капля семени из этого
  
  члена, Евгения, мне дороже, чем самые высшие деянияпрезираемой мною
  
  добродетели.
  
  Е. (Во время этих рассуждений женщины немного успокаиваются, и вновь
  
  одевшись в сорочки, полулежат на канапе, а Далмансе сидит рядом в большом
  
  кресле.) - Но есть ведь много различных видов добродетелей, что же вы
  
  думаете, например, о благочестии?
  
  Д. - Что эта добродетель для того, кто не верит в религию? А кто
  
  может верить в религию? Ну же, Евгения, рассудим по порядку: то, что вы
  
  назывете религией, - не соглашение ли, связывающее человека с его
  
  Создателем, обязывающее свидетельствовать посредством культа свою
  
  признательность за существование, полученное от этого верховного творца?
  
  Е. - Вы выразились как нельзя лучше.
  
  Д. - Ну так вот! Если доказано, что человек обязан своим
  
  существованием лишь неотвратимым законом природы; если подтверждено, что
  
  он также древен на этой планете, как и сама планета, и, как дуб, лев,
  
  минералы, скрытые внутри планеты, - лишь организм, необходимый в
  
  существовании этой планеты, и не обязан собственным существованием никому;
  
  если это доказано, что этот Бог, которого глупцы рассматривают как
  
  единственного творца и создателя всего, что мы видим, - лишь nec plus
  
  ultra [nec plus ultra (лат.) - до крайних пределов, самый лучший,
  
  непревзойденный] человеческого разума, лишь призрак, появляющийся в тот
  
  миг, когда этот разум перестает что-либо различать, чтобы помочь ему в
  
  работе; если подтверждено, что существование этого Бога невозможно, и
  
  природа в своем вечном движении и развитии сама собою производит то, что
  
  глупцы любят считать подаренным ей свыше; если верно, что даже предположив
  
  наличие этого инертного существа - мы увидим всю его смехотворность,
  
  поскольку его деятельность длилась всего один день, и вот уж миллионы
  
  веков оно пребывает в презренном бездействии; даже предположив, что он
  
  существует, как нам о том вещают религии, - это самое презренное из
  
  существ, поскольку терпит зло на земле, тогда как всемогущество его могло
  
  бы воспрепятствовать ему; если, говорю я, все это доказано, а это
  
  несомненно, - верите ли вы, Евгения, тогда, что благочестие, связывающее
  
  человека с этим глупым, беспомощным, жестоким и ничтожным Создателем есть
  
  необходимая добродетель?
  
  Е. (госпоже де Сент-Анж) - Как?! Милый мой друг, существование Бога -
  
  и вправду химера?
  
  С.-А. -И без сомнения, одно из самых презренных.
  
  Д. - Да нужно лишиться разума, чтобы в нее верить. Этот мерзкий
  
  призрак, плод страха одних и слабости других, Евгения, бесполезен в
  
  системе земли; и он был бы, несомненно, даже вреден, поскольку его воля,
  
  должная быть справедливой, никогда не смогла бы вписаться в
  
  основополагающие несправедливости законов природы; он должен был бы вечно
  
  стремиться к добру, а природа желает его лишь в возмещении зла, служащего
  
  ее законам; он должен был бы вечно действовать, и природа, один из законов
  
  которой - это вечное действие, была бы в вечной конкуренции и вечном
  
  противостоянии с ним. Однако, кто-нибудь на это скажет, что природа и Бог
  
  одно и то же. Разве это не абсурд? Созданное не может быть равно
  
  создателю: разве часы могут быть часовщиком? Ну что ж, продолжит кто-либо,
  
  природа - ничто, ?Бог - все. Еще одна глупость! Во вселенной необходимо
  
  существуют два элемента: создающий деятель и созданный индивидуум. Так кто
  
  же этот создающий деятель? Нужно разрешить лишь эту проблему; это
  
  единственный вопрос, требующий ответа.
  
  Если природа действует, развивается по неизвестным нам причинам, если
  
  движение неотделимо от материи, если, наконец, она одна может, благодаря
  
  своей энергии, создавать, производить, сохранять, поддерживать, двигать в
  
  бескрайних пространствах вселенной все планеты, вид которых нас изумляет,
  
  а единообразное, неизменное движение - наполняет преклонением и
  
  восхищением, то какая же необходимость искать вовне чуждого всему этому
  
  деятелю, когда эта активная способность заключена исключительно в самой
  
  природе, которая не что иное, как движущаяся материя? Объяснит ли
  
  что-нибудь ваша божественная химера? Я не верю, что это можно доказать.
  
  Даже если я ошибаюсь во внутренних свойствах материи, передо мною лишь
  
  одно проблема. А что же делаете вы, предлагая мне своего Бога? Задаете мне
  
  еще одну. Да как же я могу рассматривать... представить себе вашего Бога
  
  через догмы христианской религии? Посмотрим, как она его описывает...
  
  Что вижу я в Боге этого лживого культа, как непоследовательное
  
  варварское существо, создающее сегодня мир, в постройке которого оно
  
  завтра раскаивается? Что вижу я в нем, как не слабое существо, никак не
  
  могущее повлиять на человека? Это создание, происходящее от него, все-таки
  
  господствует над ним; оно может его оскорбить и тем заслужить вечные муки!
  
  Какое же слабое существо этот Бог! Как! Он создал все, что мы видим, и не
  
  в состоянии сделать человека таким, как хочет? Однако, ответите вы мне,
  
  если б он создал его таким, то человек и вовсе не имел бы никаких заслуг.
  
  Какая пошлость! Да какая же необходимость человеку иметь заслуги перед
  
  своим Богом? Будчи совершенным, он никогда не смог бы причинить зло, и
  
  потому создание было бы достойно Создателя. Оставлять же человеку выбор -
  
  значит искушать его. Впрочем, Бог, благодаря своему бесконечному
  
  провидению, знал, что из этого получится. Следовательно, он ради
  
  удовольствия губит созданное. Какой же это ужасный Бог! Чудовище! Негодяй,
  
  более достойный нашей ненависти и непримиримой мести! И в то же время,
  
  недовольный таким высоким деянием, он топит человека, чтобы обратить его в
  
  свою веру, сжигает его, проклинает. Но ничто не может его изменить. Более
  
  могущественное существо, чем этот Бог, Дьявол, никогда не теряющий своей
  
  власти, всегда могущий восстать против своего создателя, всегда может
  
  своими соблазнами смутить стадо, пасомое Вседержителем. Ничто не может
  
  победить энергию этого демона в нас. Так что же тогда, по-вашему,
  
  выдумывает мерзостный Бог, исповедуемый вами? У него есть сын,
  
  единственный сын, хоть откуда он у него - неизвестно; человек, как он сам
  
  зачинает, так хочет и чтобы бог зачал; и вот эту-то значительную часть
  
  себя самого он свергает с небес. Вы, может, воображаете, что это
  
  священнное создание появится среди небесных лучей, в свите ангелов, на
  
  виду у всей вселенной... Ничуть; Бог, явившийся спасти землю, рождается из
  
  чрева иудейской шлюхи, в свином хлеву! Благородное происхождение, ничего
  
  не скажешь! Так может быть, его почетная миссия восполнит упущения?
  
  Последуем за этим персонажем. Что он говорит? Что делает? Какое священное
  
  послание узнаем мы от него? Какую тайну он открывает? Какую догму нам
  
  предписывает? В каких, наконец, деяниях воплотится его величие?
  
  Вначале я вижу нищее детство, некоторые, весьма распутные, без
  
  сомнения услуги этого плута священникам Иерусалимского храма; затем он
  
  пропадает на целых пятнадцать лет, в течение которых хитрец проникается
  
  всеми выдумками египетской школы, которые наконец и приносит в Иудею. Едва
  
  появившись там, он сразу демонстрирует свое безумие, объявляя себя сыном
  
  Бога, равным отцу, он присоединяет к этому союзу еще один призрак,
  
  называемый им Духом Святым и утверждает, что эта троица - на самом деле
  
  одно целое! Чем более это смехотворное чудо удивляет разум, тем упрямей
  
  лжец говорит о величии заслуги принять его... и об опасности в него не
  
  уверовать. Этот глупец утверждает, что будучи богом, принял плоть
  
  человеческого дитя ради того, чтоб спасти нас всех; и великие чудеса,
  
  которые он совершит на наших глазах, вскоре убедят в этом весь мир! На
  
  кокам-то ужине, где собрались пьянчужки, хитрецу и правда удается, как
  
  говорят, превратить воду в вино; в пустыне он кормит нескольких
  
  бездельников припрятанными продуктами, заготовленными его подручными; один
  
  из его приятелей притворяется мертвым, и наш обманщик его воскрешает; он
  
  переносится на какую-то гору и там, в присутствии двух или трех своих
  
  друзей устраивает такое мошенничество, что любой их современных
  
  махинаторов покраснел бы от стыда.
  
  Однако, с воодушевлением проклиная всех тех, кто в него не верит,
  
  хитрец обещает в награду небеса всем глупцам, что его послушают. Он ничего
  
  не пишет, поскольку невежествен; говорит очень мало, поскольку глуп;
  
  делает же еще меньше, поскольку слаб, и вконец замучив чиновников
  
  магистрата, которым надоели соблазнительные, хоть и очень немногочисленные
  
  речи, шарлатан вынуждает распять его на кресте, предварительно убедив
  
  сопровождающих прохвостов, что как только они его позовут, он будет
  
  спускаться и кормить их своей плотью и кровью. Его пытают, он не
  
  сопротивляется. Почтенный отец его, этот самый Великий Бог, о сошествии
  
  которого он осмеливается говорить, не подает ему никакой помощи, и с
  
  обманщиком обращаются как с последним из преступников, достойным вождем
  
  которых он был.
  
  Собираются его приспешники: "Мы погибли, - говорят они, - и все
  
  надежды рассеются, если мы не спасемся восстанием. Подпоим стражу,
  
  стерегущую Иисуса; похитим его тело, и возвестим, что он воскрес; это
  
  средство верное; если мы заставим людей верить в этот обман, то новая наша
  
  религия распространится повсюду, соблазнит весь мир. Так сделаем же это!"
  
  Уловка с успехом устраивается. Сколько обманщиков обеспечили себе
  
  множество заслуг благодаря одной лишь дерзости! Тело похищено; глупцы,
  
  женщины, дети вопят что есть сил, о чуде, но однако, в большом городе, где
  
  произошли такие великие чудеса, в городе, запятнанном кровью Бога, никто
  
  не хочет верить в этого Бога; там не происходит не единого обращения.
  
  Больше того: событие это так недостойно огласки, что о нем не упоминает ни
  
  один историк. Лишь ученики обманщика думают извлечь выгоду из
  
  мошенничества, и то немного погодя.
  
  Однако это соображение очень сильно, и они ждут несколько лет, прежде
  
  чем воспользоваться своей неслыханной ложью; и вот наконец они воздвигает
  
  на ней шаткое здание своей отвратительной доктрины. Людям нравится любая
  
  перемена. Народ устал от деспотизма императоров, они очень быстро
  
  добиваются признания: такова история всех заблуждений. Вскоре алтари
  
  Венеры и Марса сменились алтврями Иисуса и Марии; жизнеописание лжеца было
  
  опубликовано; у пошлого этого романа нашлись глупцы-поклонники; ему в уста
  
  вложили добрую сотню таких высказываний, о которых он даже и не думал
  
  никогда; некоторые из его нелепых заявлений сразу стали основою его
  
  морали, и поскольку это нововведения как-будто заботились о бедных, то
  
  благотворительность стала первою их добродетелью. Под именем таинств
  
  установились странные ритуалы, из коих самым недостойным и ужасным
  
  оказался тот, посредством которого священник, погрязший в преступлениях,
  
  может, однако, благодаря нескольким магическим словесам, призвать Бога в
  
  жалкий кусочек хлеба.
  
  Нет сомнения, с самого своего рождения этот недостойный культ был бы
  
  безвозвратно повержен, когда бы против него были употреблены лишь средства
  
  заслуженного презрения; однако, его решились преследовать; он укрепился;
  
  его рост стал неизбежен. Даже сегодня достаточно попытаться высмеять его,
  
  и он рухнет. Ловкий Вольтер никогда иным оружием и не пользовался, а из
  
  всех писателей он может похвастаться наибольшим числом приобретенных
  
  сторонников. Одним словом, Евгения, такова история Бога и религии; поймите
  
  же, чего заслуживают эти басни, и определитесь на этот счет.
  
  Е. - Мне не трудно сделать выбор; я презираю все эти мерзские
  
  измышления, и даже самого этого Бога, к которому до сих пор меня тянула
  
  слабость или неведение, и который теперь для меня - лишь предмет
  
  отвращения.
  
  С.А. - Поклянись, что более о нем не думаешь, и никогда к нему не
  
  обратишься и не воззовешь ни разу в жизни, и не изменишь своего решения
  
  никогда.
  
  Е. (бросаясь на грудь мадам де Сент-Анж) - Ах! Я клянусь в этом в
  
  твоих объятиях! Мне не трудно понять, что все, что ты требуешь - для моего
  
  же блага, что ты не хочешь, чтобы подобные бредни когда-либо смутили мой
  
  покой!
  
  С.А. - Разве могут у меня быть иные причины?
  
  Е. - Однако, Далмансе, мне кажется, к рассуждениям о религии нас
  
  привел анализ добродетелей? Вернемся же к ним. Разве в этой религии, какой
  
  бы смехотворной она ни была, не существует некоторых предписанных ею
  
  добродетелей, чей культ мог бы способствовать нашему счастью?
  
  Д. - Ну что ж! Расмотрим. Уж не непорочность ли это, Евгения,
  
  добродетель, которую повергают в прах ваши глаза, хотя все остальное в вас
  
  - истиный образец? Станете ли вы чтить обязанность сражаться со всеми
  
  движениями природы? Пожертвуете ли вы всеми ими пустой и смехотворной
  
  чести никогда не проявить слабости? Будьте честны и ответьте, милый друг:
  
  надеетесь ли вы обрести в этой абсурдной и опасной чистоте души все
  
  наслаждения ей противного порока?
  
  Е. - Нет, клянусь честью, она мне не нужна; я не чувствую ни малейшей
  
  склонности быть непорочной, но напротив, сильную предрасположенность к
  
  пороку; однако, Далмансе, милосердие, благотворительность - не могут ли
  
  они составить счастье некоторых чувствительных душ?
  
  Д. - Прочь добродетели, вызывающие лишь неблагодарность, Евгения! Не
  
  заблуждайся, милый друг: благотворительность - скорее порок гордыни, чем
  
  истинная добродетель души; ближним всегда помогают из кичливости, но не из
  
  одного стремления к добрым делам; и если поданная милостыня не
  
  разрекламирована со всею помпой, это представляется величайшею обдой. А
  
  также, не воображайте, Евгения, что такие действия оказывают лишь чаемое
  
  благотворное влияние: я считаю, что это величайшее мошенничество; он
  
  приучает бедняка к помощи, отнимая у него волю; он перестает трудиться,
  
  надеясь на ваше милосердие, а когда оно исчезает, становится вором или
  
  убийцей. Со всех сторон я вижу поиски средств устранения нищенства, и в
  
  тоже время, все вокруг только и делают, чтобы его умножить. Вы хотите,
  
  чтоб в комнате не было мух? Так уберите же оттуда сахар, их привлекающий!
  
  Вы хотите, чтобы во Франции не было бедных? Не подавайте милостыни, а
  
  главное - закройте свои богадельни. И тогда человек, рожденный в нищите,
  
  лишившись опасных источников сущестовования, соборет все свое мужество,
  
  все полученные от природы способности, чтобы подняться из положения, в
  
  котором был рожден; и не будет более досаждать вам. Уничтожьте, разрушьте
  
  без всякой жалости те отвратительные приюты, где бесстыдно собираете все
  
  плоды беспутства бедняка, ужасные клоаки, каждый день извергающий в
  
  общество мерзостный рой этих новых созданий, уповающих только на ваш
  
  кошелек. Для чего, спрашиваю я, так заботливо поддерживать жизнь таких
  
  существ? Мы что, боимся, что Франция останется без жителей? Ах! Нечего
  
  бояться.
  
  Один из главнейших пороков нашего общества - слишком большое
  
  население, а в то, что такой избыток - во благо Государства, просто трудно
  
  поверить. Эти неисчислимые полчища людей - подобны лишним паразитирующим
  
  ветвям, которые, существуя за счет ствола, в конце концов изнуряют дерево.
  
  Вспомните, ведь всегда, когда население страны превышает объем средств
  
  существования, страна чахнет. Посмотрите повнимательней на Францию, вы
  
  увидите, что с ней именно это и происходит. Каков же результат? Известно.
  
  Китай, который мудрее нас, на поддается на удочку заиметь слишком большое
  
  население. Там нет приютов для позорных следствий разврата: их вышвыривают
  
  вон, как остатки пищеварения. Там нет богаделен: их в Китае не знают. Там
  
  все работают: там все счастливы; ничто не ослабляет волю бедняка, и каждый
  
  может, как Нерон, сказать: "Что такое бедность?"
  
  Е. (мадам де Сент-Анж) - Друг мой, мой отец думает абсолютно так же,
  
  как сударь: он за всю свою жизнь свою не совершил ни единого благодеяния.
  
  И не перестает бранить мать за те деньги, что она тратит на это. Она
  
  ранньше состояла в Обществе матерей, в Филантропическом обществе: не знаю
  
  уж, в чем она только не участвовала; он заставлял ее уйти отовсюду,
  
  пообещав намного уменьшить ей пансион, если она еще раз решится на
  
  подобные глупости.
  
  С.-А. - Нет ничего более смешного и одновременно более опасного,
  
  Евгения, чем все эти ассоциации: это им, да еще бесплатным школам и
  
  богадельням мы обязаны ужасным потрясениям, которые переживаем сейчас.
  
  Никогда не подавай милостыни, дорогая моя, умоляю тебя.
  
  Е. - Не бойся; отец уже давно потребовал от меня того же, и
  
  благотворительность привлекает меня достаточно мало, чтобы из-за нее
  
  нарушить его приказ... движения моего сердца и твои желания.
  
  Д. - Не станем же разглагольствовать о той мере чувствительности, что
  
  мы получили от природы: слишком распространять ее - значит уничтожить
  
  совсем. Какое мне дело до несчастий других!! Неужто мне не хватает своих
  
  собственных, чтобы печалиться еще и о чужих! Пусть очаг чувствительности
  
  возжигает одни лишь наслаждения! Будем чувствительными ко всему, что им
  
  благоприятствует, и абсолютно глухими ко всему остальному. Из такого
  
  состояния души проистекает некое подобие жестокости, которая не всегда так
  
  уж неприятна. Невозможно ведь вечно делать зло. Лишившись доставляемого им
  
  удовольствия, уравновесим по крайней мере ощущуния небольшою пикантной
  
  злостью никогда не делать добра.
  
  Е. - Ах! Боже! Как воодушевляют меня ваши уроки! Мне кажется, теперь
  
  меня легче убить, чем заставить сделать какое-нибудь доброе дело!
  
  С.-А. - А что-нибудь плохое ты так не готова сделать?
  
  Е. - Молчи, соблазнительница; я отвечу на это лишь когда ты закончишь
  
  меня наставлять. Мне кажатся, судя по всему, что вы мне говорите,
  
  Долмансе, на земле нет ничего более безразличного, чем совершать добро или
  
  зло; ведь только наши вкусы и темперамент достойны уважения?
  
  Д. - Ах! Не сомневайтесь, Евгения, эти слова - порок и добродетель -
  
  дают нам лишь исключительно частные представления. Нет ничего, что, каким
  
  бы необычным оно вам ни казалось, было бы поистине преступным; и нет
  
  ничего, что могло бы зваться добродетельным. Все зависит от наших нравов и
  
  климата, в котором мы проживаем; то, что здесь преступление, в
  
  каких-нибудь нескольких сотнях лье отсюда - уже добродетель, и добродетели
  
  другого полушария могут вполне соответственно быть преступлениями для нас.
  
  Нет единого безобразия, которое не было бы обожествлено, и ни единой
  
  добродетели, которая не была бы заклеймена. Из этих чисто географических
  
  различий рождается наше пренебрежение уважением или презрением людей,
  
  смешными или и легкомысленными чувствами, над которыми мы должны
  
  подняться, так, чтобы даже без всякого страха предпочесть их презрение,
  
  если только стоящие нам этого поступки дают нам хоть какое-то наслаждение.
  
  Е. - Однако, мне, кажется, должны сущестововать достаточно опасные,
  
  жестокие сами по себе поступки, которые всеми рассматриваются как
  
  преступные, и в качестве таковых наказываются во всех концах света?
  
  С.-А. - Таких поступков не существует, их нет, любовь моя, даже
  
  воровство, кровосмешение, убийство, или оцеубийство таковыми не являются.
  
  Е. - Как! Такие ужасы могут быть как-то оправданы?
  
  Д. - Мало того, они почтенны, увенчаны славою, рассматриваются как
  
  благо, в то время как в других местах - человечность, искренность,
  
  благотворительность, целомудрие - все наши добродетели, наконец, -
  
  рассматриваются как чудовищные пороки.
  
  Е. - Прошу вас, объясните мне все это; я требую краткого анализа
  
  каждого из этих преступлений, и прошу, чтоб вы начали объяснение с вашего
  
  мнения о распутстве девиц, а затем - о неверности жен.
  
  С.-А. - Ну что ж, слушай, Евгения. Не нужно и говорить, что едва
  
  покинув чрево матери, девица принуждена стать жертвою родительской воли, и
  
  оставаться таковой до последнего своего вздоха. Но в век, когда свободы и
  
  права мужчин так заботливо были умножены, юные девушки не могут более
  
  оставаться рабынями своих семей, поскольку власть этих емей над ними
  
  всегда была абсолютной химерой. Послушаем же мнение природы на столь
  
  интересную тему, и пусть законы животного мира, наиболее к природе
  
  приближенные, послужат нам в этом примером. Разве у животных отцовский
  
  долг простирается далее первых чисто физических отправлений?
  
  АЛЬФРЕД ДЕ МЮССЕ
  
  Г А Л И А Н И
  
  (ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО)
  
  ИЗДАТЕЛЬСТВО "ВАЛЮ"
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  Пробило полночь. Залы графини Галиани еще сверкали тысячами огней.
  
  Оживленные пары носились под звуки опьяняющей музыки. Все блистало
  
  великолепием одежды и украшений. Изящная, полная радушия хозяйка и царица
  
  бала казалось радовалась успеху празднества. Она отвечала приятной улыбкой
  
  на слова, ласки и комплементы, которые рассыпались перед ней в
  
  благодарность за приглашение.
  
  Верный своей привычке наблюдателя, я уже сделал не одну заметку,
  
  выражающую сомнения в достоинствах, приписываемых графине Галиане. Как
  
  светская женщина она была ясна и понятна. Оставалось исследовать ее
  
  нравственность, подойдя с ланцетом анализа к ее сердцу, и тут какое-то
  
  странное чувство неприязни оттолкнуло меня, мешая продолжать исследования.
  
  Я испытал огромные затруднения, пытаясь проникнуть в глубину души
  
  этой женщины, поведение которой ничего не обьясняло. Еще молодая,
  
  красивая, с точки зрения широкго вкуса, эта женщина без родных, близких и
  
  друзей держалась в свете обособленно. Она вела такой роскошный образ
  
  жизни, который едва ли мог быть обеспечен одним состоянием.
  
  Злые языки, как обычно, злословили, но никаких доказательств не было
  
  и графиня оставалась непорочной. Одни называли ее теодорой, женщиной
  
  лишенной сердца и темперамента, но остальные говорили, что она носит
  
  глубокую рану в душе и стремится предохранить себя от жестоких
  
  разочарований в будущем.
  
  В стремлении преодолеть колебания своих суждений я призывал на помощь
  
  всю силу логики, но все было безрезультатно. И удовлетворительного вывода
  
  сделать не удалось. Раздосадованный, я уже собирался оставить все подобные
  
  размышления, когда один старый развратник воскликнул:
  
  - Послушайте, ведь она ... ТРИБАЗА!
  
  Это слово осветило все звенья. Противоречия сгладились.
  
  Трибаза! о! это слово кажется страшным для слуха, оно создает перед
  
  вами волнующее видение неслыханного сладострастия, порочного до безумия
  
  Это неистовое бешенство, неудержимое желание, наслаждение ужасающее и
  
  незавершенное....
  
  Напрасно я отгонял эти образы, они в мгновение ока погрузили мое
  
  воображение в разгульный вихрь.
  
  Я уже видел перед собой обнаженную графиню в обьятиях другой женщины
  
  с распущенными волосами, задыхающуюся, изнуренную муками недоспевшей
  
  сладости.
  
  Моя кровь воспламенилась, чувства во мне напряглись, ошеломленный я
  
  опустился на диван. Придя в себя от этого дикого урагана чувств, я стал
  
  обдумывать, каким образом захватить графиню врасплох. Это нужно было
  
  сделать во что бы то ни стало.
  
  Я решил подглядывать за ней в течение ночи, если мне удастся
  
  спрятаться у нее в спальне. Стеклянная дверь спальни находилась как раз
  
  против кровати. Я спрятался в портьерах и терпеливо стал ожидать
  
  дальнейшего развития событий.
  
  Спустя немного времени появилась графиня в сопровождении горничной,
  
  молодой девушки с прекрасными очертаниями форм.
  
  - Ложитесь спать, Юлия, я проведу эту ночь без вас, а если услышите
  
  шум в моей комнате, не тревожтесь, я, хочу быть одна, - сказала графиня.
  
  Эти слова обещали многое ...
  
  Я готов был аплодировать своей смелости. мало по малу в гостиной
  
  стало стихать. Воспользовавшись минутой, когда графиня повернулась к
  
  приближающейся своей приятельнице, я ловко проскользнул в спальню и
  
  спрятался в драпировках стен. Графиня осталась наедине с приятельницей.
  
  Это была Фанни.
  
  Фанни: Досадная погода! Ужасный ливень и ни одной коляски.
  
  Галиани: Это печалит и меня также. К сожалению мой экипаж у мастера.
  
  Фанни: Мама будет беспокоиться.
  
  Галиани: Ну, не тревожтесь, душечка! Ваша мама предупреждена. Она
  
  знает, что вы проведете эту ночь у меня. Будьте как дома.
  
  Галиани пропустила ее в спальню и они обе оказались перед моими
  
  глазами.
  
  Фанни: Право, вы очень добры, но я ведь могу вас стеснить...
  
  Галиани: Наоборот. Вы доставите мне удовольствие. Это просто
  
  маленькое происшествие, которое меня позабавит. Я вас даже не отпущу иэ
  
  этой комнаты. Мы останемся вместе.
  
  Фанни: Зачем? Ведь я помешаю вам спать.
  
  Галиани: Ну, вы очень церемонны. Будем как две подруги - миссионерки.
  
  Сладкий поцелуй подкрепил это излияние нежности.
  
  - Я помогу и раздеться вам, горничная легла спать, бездельница! Ну,
  
  да мы и без нее обойдемс я... Какое сложение! Счастливая девушка. Я
  
  восхищена вашей фигурой.
  
  Фанни: Вы мне льстите!
  
  Галиани: О чудесная! Какая белизна! Вот чему можно позавидовать.
  
  Фанни: Нет, в этом вы не правы. Говорю вам искренно. Вы белее меня.
  
  Галиани: Дитя мое, не говорите этого. Лучше снимите с себя все, как
  
  я. Ну, чего стыдиться? Ведь мы не перед мужчиной. Вы поглядите в это
  
  зеркало. Будь здесь Парис, он бы, конечно, отдал бы яблоко вам, плутовка.
  
  Вас следует поцеловать в лобик... в щечки... в губы... вы прекрасны всюду,
  
  вся... вся...
  
  Губы графини пылко и страстно пробегали по телу Фанни. Полная
  
  смущения Фанни трепетала и позволяла делать с собой все, не понимая, что
  
  происходит.
  
  Эта прелестная чета была воплощением страсти и изящества, сладкого
  
  самозабвения и боязливого стыда. Девушка-ангел находилась в обьятиях
  
  воспаленной вакханки.
  
  Какая красота открылась моему взору! Какое зрелище заставляло мое
  
  сердце колотиться.
  
  Фанни: О, что вы делаете, мадам! Пустите меня, мадам, прошу вас!
  
  Галиани: Нет, нет, моя Фанни! Мое дитя! Моя радость! Жизнь! Ты так
  
  очаровательна. Ты видишь, я тебя люблю ... схожу с ума! Тщетно девушка
  
  сопротивлялась. Поцелуи заглушали ее крики. Сжатая в обьятиях, обвитая
  
  руками Галиани, как змеями, она билась точно голубка. Жарким обьятием
  
  схватив девушку, графиня понесла ее на кровать и бросила туда свою добычу.
  
  Фанни: Что вы? Боже! Постойте... но это ужасно! Я буду кричать!
  
  Оставьте меня. Я вас боюсь.
  
  Но поцелуи еще более горячие, заглушали ее крики. Руки обнимали ее
  
  все сильнее, и вот два тела слились воедино...
  
  Галиани: Фанни, ко мне плотнее, отдайся мне всем телом ... вот так!
  
  Моя радость! Вот, вот, как ты дрожишь дитя... ага, ты сдаешься.
  
  Фанни: Это дурно... это дурно... вы меня губите ... я умираю.
  
  Галиани: Прижми меня, моя любовь... прижми сильнее. Как ты хороша...
  
  ты наслаждаешься, ты счастлива? О боже!
  
  Это было зрелище безумия. Графиня с горяшими глазами, извиваясь,
  
  бросилась на свою жертву, скорее испуганную, чем возбужденную. Их
  
  телодвижения и порывы не останавливались, огненные поцелуи заглушали крики
  
  и вздохи. Кровать хрустела от исступленных толчков графини. Вскоре
  
  изнуренная, ослабевшая Фанни раскинула руки, побледневшая она лежала, как
  
  прекрасная покойниц а...
  
  Графиня была в бреду. Наслаждение ее убивало, не завершаясь
  
  удовлетворением. Обезумевшая она кинулась на ковер среди комнаты и,
  
  катаясь, принимала сумасбродные бесстыдные позы, пальцами пытаясь вызвать
  
  уходящее наслаждение. При этом зрелище мой разум помутился. Одно мгновение
  
  мною владело отвращение и негодование, мне хотелось появиться перед
  
  графиней и обрушить на нее всю тяжесть презрения, но чувства мужчины
  
  преодолели рассудок.
  
  Сбросив одежду, разгоряченный, я устремился к прекрасной Фанни.
  
  Прежде чем она поняла, что подверглась новому нападению, я, ликуя,
  
  почувствовал, как подо мною отвечая каждому моему движению, колеблется и
  
  дрожит ее гибкое тело. Стискивая ее язычок, колючий и обжигающий, я
  
  скостил ее ноги своими и наши души слились. Уничтоженный, потерянный в
  
  обьятиях Фанни, я не почувствовал яростного натиска графини.
  
  Приведенная в себя моими восклицаниями и вздохами, она, охваченная
  
  яростью пыталась силой отрвать меня от моей подруги... пальцы и зубы ее
  
  впились мне в тело.
  
  Двойное соприкосновение с телами, пылающими страстной жаждой, только
  
  удвоило мое желание.
  
  Я был охвачен пламенем. Сохраняя свое положение властелина над телом
  
  Фанни, я в этой борьбе трех тел, смешавшихся, скрестившихся, сцепившихся
  
  друг с другом, достиг того, что крепко стиснув бедра графини, я держал их
  
  развернутыми над своей головой.
  
  - Галиани, ко мне, опирайся на руки и двигайся вперед!
  
  Галиани поняла меня и я смог свободно вздохнуть и сунуть свой быстрый
  
  пожирающий язык в ее воспаленное тело.
  
  Фанни в забвении ласкала трепещущую грудь, качавшуюся над ней. Очень
  
  быстро графиня была побеждена и усмирена.
  
  Галиани: Какой огонь вы зажгли! Это слишко м... пощадите... о! Мое
  
  сердце, боже, я задыхаюс ь...
  
  Тело графини тяжело откатилось в сторону. Фанни в безумном восторге
  
  вскинула руки мне на шею, обвилась вокруг меня и, прижавшись телом,
  
  скрестила ноги у меня за спиной.
  
  Фанни: Дорогой мой... ко мне... весь ко мн е... ох... я чувствую, что
  
  куда-то погружаюсь...
  
  И мы остались распростертыми друг на друге, оцепеневшими,
  
  неподвижными, с полуоткрытыми ртами, едва дыша.
  
  Понемногу мы пришли в себя. Все трое поднялись. С минуту в отуплении
  
  смотрели друг на друга. Удивленная, устыдившаяся своего состояния,
  
  графиня, поспешно прикрылась. Фанни спряталась под простыней, потом, как
  
  ребенок, осознавшая свой поступок, который стал уже непоправим, горько
  
  заплакала, а графиня обратилась ко мне с едким упреком:
  
  - Сударь, вы для меня отвратительная нечаянность. Ваш поступок - само
  
  бесчестие и подлость. Вы заставляете меня краснеть.
  
  Я попытался защищаться. Но графиня не позволила мне раскрыть рта.
  
  - О, знаете, сударь, женщина не простит тому, кто использовал ее
  
  слабость.
  
  Я как мог оправдывал себя пагубной непреодолимой страстью к ней,
  
  страстью, которую она своей холодностью довела до отчаяния, побудившего к
  
  хитрости и даже - насилию.
  
  - Кроме того, - добавил я, - можете ли вы допустить, что используете
  
  во зло допущенную слабость. Я виноват, но не думайте о безумии, овладевшем
  
  моим сердцем, и лучше не думайте ни о чем, кроме наслаждения, которое
  
  может быть потеряно сейчас же.
  
  Пока графиня притворялась возмущенной, прятала голову в руках, я
  
  обратился к Фанни со словами:
  
  - Воздержитесь от слез в наслаждении. Думайте только о блаженной
  
  сладости, соединившей нас, пусть она останется в вашей памяти счастливо
  
  гармонией. Клянусь, что никогда не испорчу памяти моего счастья,
  
  разглашением посторонним людям!
  
  Гнев утих, слезы высохли, незаметно мы снова сплелись все трое,
  
  состязаясь в шалостях, поцелуях и ласках.
  
  - О, мои прекрасные подружки. - воскликнул я, - пусть никакая боязнь
  
  вас не омрачает. Отдадимся друг другу до конца! Может быть эта ночь будет
  
  последней... посвятим же ее одной радости жизни!
  
  Галиани воскликнула: Жребий брошен! К наслаждению! Фанни, сюда!
  
  Поцелуй же. Ну, дурочка, не смущайся. Дай мне тебя покусать. Я хочу
  
  вдохнуть тебя до самого сердца... Альоиз, к делу! О, вы великолепный
  
  зверь! Каким богатством вас наделила природа!
  
  - Вы этому завидуете, Галиани? Так я начну с вас. Вы пренебрегали
  
  этим наслаждением? Теперь, отведав, вы его благославляете! Лежите, лежите
  
  и выставляйте мишень для моего нападения. Ах, сколько красоты в вашей
  
  позе! скорее Фанни сцепитесь ногами с графиней, введите сами мое оружие
  
  бейте в цель! Галиани:... а... а вы делаете успехи.
  
  Графиня качала бедрами, как бешеная, более, впрочем, занятая
  
  поцелуями Фанни, чем моим стараниями.
  
  Я воспользовался одним движением, которое все спутало и быстро
  
  опрокинул Фанни на графиню.
  
  В одно мгновение мы смешались все трое погрузившись в море
  
  наслаждений.
  
  Галиани: Что за прихоть, Альоиз! Вы внезапно отвернулись от врага...
  
  о, я вас прощаю. Вы поняли, что не стоит терять времени с бесчувственной.
  
  Что делать - это мое печальное свойство - разлад с природой. Я желаю
  
  и чувствую только ужасное и чрезмерное. О, это страшно! Доходить до
  
  изнурения, до потери рассудка в самообмане. Всегда желать и никогда не
  
  знать удовлетворения.
  
  Во всей речи слышалась такая жалоба, такое живое выражение
  
  безнадежного отчаяния, что я почувствовал себя крайне взволнованным. Эта
  
  женщина, делая зло, страдала сама.
  
  - Может быть это состояние проходящее, Галиани? Может быть вы слишком
  
  поддались влиянию губительных книг?
  
  - О, нет, нет, слушайте... и она начала рассказ своей жизни.
  
  - Я была воспитана в италии теткой, оставшейся вдовой в очень раннем
  
  возрасте. До 15 лет я, кроме религии, ничего не знала, я молилась только
  
  об избавлении от мук ада. Этот страх был внушен мне теткой, не смягчавшей
  
  его ни малейшим проявлением нежносии. Единственным удовольствием моей
  
  жизни был сон, дни же протекали очень грустно. Иногда, по утрам, тетка
  
  брала меня в свою постель и стискивала меня внезапно в обьятиях порывисто
  
  и судорожно. Она извивалась, запрокидывала голову и, обмякая, вдруг
  
  начинала бешено смеяться. Испуганная, я смотрела на нее не двигаясь,
  
  говоря себе, что ею овладела падучая болезнь.
  
  Однажды после долгого собеседования со священником, она окликнула
  
  меня и заставила выслушать следующую речь почтенного отца:
  
  - Дочь моя, вы становитесь взрослая. Демон-соблазнитель может
  
  обратить на вас свой взор. Вы это скоро почувствуете. В случае
  
  недостаточной чистоты и безгрешности - вы в опасности. Ваша неуязвимость
  
  зависит от вашей запятнанности.
  
  Страданиями наш владыка искупил себя, страданиями же и вы искупите
  
  ваши грехи. Приготовьтесь подвергнуться искупительной муке. Просите у бога
  
  сил и мужества, чтобы достойно перенести испытания, которым будете
  
  подвергнуты сегодня вечером. Идите с миром, дочь моя!
  
  Последние дни тетка неоднократно рассказывала мне о страстях и пытках
  
  которые надо претерпеть ради искупления грехов.
  
  Наедине я хотела молиться и думать о боге, но меня преследовала мысль
  
  об ожидаемых мучениях.
  
  Среди ночи ко мне вошла тетка. Она приказала мне раздеться догола,
  
  вымыла меня с ног до головы и велела одеть черное платье, застегивающееся
  
  только на шее и имевшее разрез от шеи до низа.
  
  Она сама надела такое же платье и мы, выйдя из дома, поехали в
  
  коляске.
  
  Через час мы очутились в огромном доме, обитом черной тканью и
  
  освещенном единственной лампой, подвешенной у потолка. Посреди зала
  
  возвышался апалей, окруженный подушками.
  
  - Станьте на колени племянница, и подкрепите себя молитвой о
  
  мужественном перенесении всех мук, которые сулит вам бог.
  
  Я едва успела повиноваться, как открылась потайная дверь в темноте и
  
  ко мне подошел монах, одетый также как и мы.
  
  Бормоча какие-то слова, он распахнул мою одежду и, отбросив полы в
  
  обе стороны, обнажил мое тело от шеи до пят. Легкая дрожь сотрясала
  
  монаха. Восхищенный, без сомнения, зрелищем моего тела, он пробежал рукой
  
  повсюду, коснувшись ниже талии, на мгновение остановился и, наконец,
  
  просунул руку еще ниже.
  
  - Вот источник греха у женщин. Он должен быть немедленно наказан, -
  
  произнес он могильным голосом. Едва он произнес эти слова, как на меня
  
  обрушились удары плетей.
  
  Я вцепилась в апалей и всеми силами старалась не кричать, но напрасно
  
  - боль была непереносимой. Я бросилась в сторону с криком: "Пощадите!
  
  Пощадите! Я не перенесу этой пытки, лучше убейте меня... сжальтесь!"
  
  - Негодная, - воскликнула тетка с возмущением, бери пример с меня.
  
  При этих словах она смело раскрылась и раздвинула бедра, подняв ноги
  
  кверху. Удары посыпались на нее градом. Ее плачь огласил залу, но монах
  
  был безжалостен. В одну минуту ее бедра окровавились, она же по времени
  
  выкрикивала: "Сильнее, еще сильнее... "
  
  Это зрелище привело меня в иступление.
  
  Вдруг я почувствовала сверхестественную смелость и закричала, что
  
  готова вынести все!
  
  Тетка немедленно встала и осыпала меня поцелуями.
  
  Монах связал мне руки и закрыл глаза повязкой. Пытка возобновилась,
  
  но это было еще более страшно. вскоре, оцепенев от боли, я стала
  
  неподвижна, ничего более не чувствуя...
  
  Однако поверх ударов мне слышались неясно какие-то крики, хохот,
  
  всплески ладоней, шлепающих по телу. Смех был бессмысленный, судорожный -
  
  предвестник каких-то ликующих чувств. Через минуту лишь один осипший от
  
  сладострастия голос моей тетки царил над этой страшной вакханалией звуков,
  
  над этой кровавой сатурналией.
  
  Позже я поняла, что это зрелище моей тетке нужно было, чтобы будить
  
  желания, каждый мой подавленный вздох вызывал бурный порыв сладострастия
  
  уставший палач закончил пытку. Все еще без дыхания, я была в ужасном
  
  состоянии, близком к смерти.
  
  Однако, овладевшая собой, я начала ощущать какой-то страшный зуд...
  
  мое тело трепетало и горело. Я невольно сделала скользящее движение
  
  вызванное непонятным мне зудом. Вдруг две руки нервно схватили меня и
  
  что-то теплое, продолговатое стало биться в мои бедра... скользнуло ниже и
  
  неожиданно прокололо меня. В эту минуту мне почудилось, что я разорвана
  
  пополам. Вне себя от ужаса я вскрикнула и почувствовала, что в меня до
  
  конца задвинули твердое тело, раскрывшее меня. Мои окровавленные бедра
  
  раскинулись в стороны, мои нервы напряглись, а жилы надулись. Сильное
  
  трение, которое я ощутила и которое производилось с невероятной быстротой,
  
  так меня разожгло, что мне стало казаться испытание раскаленным докрасна
  
  железным стержнем.
  
  Вскоре я впала в какое-то блаженство. Густая и горячая жидкость
  
  влилась в меня с молниеносной быстротой, прожигая насквозь и щекотя
  
  сердце. Я превратилась в огненную лаву!!!
  
  Я почувствовала, что во мне бежит острое и едкое истечение, которое
  
  вызвало во мне яростные телодвижения и, наконец, в изнеможении я упала в
  
  какую-то бездонную пропасть неслыханного наслаждения.
  
  Фанни: Галиани, какая картина! Вы вселяете в нас дьявола!
  
  Галиани: Это еще не все. Мое наслаждение сменилось вскоре дикой болью
  
  я была ужасающе изнасилована. Более 30 монахов по очереди набрасывались на
  
  этот пир... пир дьявола. Моя голова повисла. Разбитое, надломленное тело
  
  свалилось на подушки, подобно трупу. В состоянии близком к смерти я была
  
  отнесена на постель.
  
  Фанни: Какая отвратительная жестокость!
  
  Галиани: О, да... отвратительная и губительна вернувшись к жизни и
  
  выздоровев, я поняла ужасную развращенность мое тетки и ее страшных
  
  соучастников. Я поклялась в смертельной ненависти к ним. И эту ненависть я
  
  перенесла на всех мужчин. Мысль об их ласках переворачивала все мое
  
  существо. Я не хотела больше такого унижения, я не хотела быть игрушкой их
  
  прихоти. Но мой проклятый темперамент требовал исхода. Лишь намного позже
  
  меня вылечили от ручного блуда уроки девушек монастыря искупления, но их
  
  роковая наука погубила меня навсегда!
  
  Тут рыдания заглушили пресекающийся голос графини. Ласки не оказывал
  
  на нее действия. Я стремился переменить разговор и обратился к Фанни:
  
  - Теперь за вами очередь, прекрасная Фанни. Вы в одну ночь
  
  посвятились во все тайны? Ну, расскажите, как и когда вы узнали впервые
  
  радости чувств?
  
  Фанни: О, нет, скажу вам прямо, я на это не решусь.
  
  Альоиз: Ваша застенчивость, по меньшей мере, здесь не ко времени.
  
  Фанни: Дело не в том, но после рассказа графини все то, что я могу
  
  рассказать будет незначительно.
  
  Альоиз: Пожалуйста, не думайте этого, наивное дитя! К чему колебания
  
  разве не связали нас одни чувства, одно наслаждение? Вам нечего краснеть,
  
  мы уже много совершили и о многом можем говорить.
  
  Галиани: Моя прелесть. Мы вас поцелуем, чтобы заставить вас решиться
  
  посмотрите на Альоиза! До чего он в вас влюблен, Фанни, он вам угрожает!
  
  Фанни: Нет, нет оставьте, Альоиз! Я не в силах больше ... Галиани,
  
  как вы похотливы, Альоиз уйдите.
  
  Альоиз: Курций во всеоружии и поразит вас, если вы не расскажете нам
  
  одиссею своего девичества.
  
  Фанни: Вы принуждаете к этому?
  
  Альоиз и Галиани: Да, да!
  
  Фанни: Я росла до пятнадцати лет в полном неведении. Уверяю вас, даже
  
  в мыслях не останавливалась на том, что мужчина отличается от женщины. Я,
  
  без сомнения, жила беззаботно и счастливо. Но вот, оставшись одна, я
  
  почувствовала, как будто томление по простору. Я разделась и улеглась
  
  почти голая на диване... мне это так стыдно вспоминать. Я растянулась и
  
  раздвинула бедра, я двигалась туда и сюда. Не понимая, что со мной
  
  делается, я принимала самые непристойные позы. Гладкая атласная обивка
  
  дивана какой-то свежестью доставляла мне сладкое ощущение. Как я свободно
  
  дышала. Какое это было благостное и восхитительное ощущение, которое
  
  испытывало мое тело. Мне казалось, что я таю в лучах прекрасного солнца,
  
  становлюсь сильнее, больше.
  
  Альоиз: Фанни, вы поэтичная душа!
  
  Фанни: Я вам совершенно точно описываю свои чувства. Мои глаза с
  
  упоением блуждали по моему телу, руки ловили мою шею, грудь. Скользя вниз
  
  они останавливались и я против воли тонула в грезах. Слова любви
  
  непрестанно звучали у меня в голове со своим неясным смыслом. Наконец, я
  
  нашла, что я очень одинока, меня посетила какая-то жуткая пустота. Я
  
  поднялась с дивана и оглянулась вокруг. Некоторое время я оставалась в
  
  задумчивости. Голова моя печально поникла, руки опустились.
  
  Потом, оглядывая себя снова и трогая себя снова, я спрашивала себя:
  
  все ли во мне закончено? все ли мое тело выполняет свое назначение?
  
  Интуитивно я понимала, что есть что-то, чего мне недостает и я желала
  
  этого всей душой. Вероятно, я имела вид помешанной, потому что я нередко
  
  ловила себя на том, что я безумно смеюсь. Руки мои раскрылись, словно для
  
  того, чтобы охватить предмет моего вожделения. Я дошла до того, что обняла
  
  сама себя. Я стиснула мои члены и ласкала, мне непрерывно было нужно
  
  живое, чужое тело, которое можно было обнять и приласкать... в мое
  
  странной иллюзии я хватала себя, воображая свое тело чужим.
  
  Через стекло больших окон вдали виднелись огромные деревья и газоны,
  
  так манило пойти туда и поваляться на зелени, затеряться в чаще листьев. Я
  
  любовалась небом, мне хотелось улететь наверх, исчезнуть в синеве,
  
  смешаться с тучами и ангелами. Я могла сойти с ума. Кровь горячо прилила к
  
  голове. .. вне себя от восторга, я откинулась на подушки и одну из них
  
  зажала между ногами, а другую обняла руками. Я безумно целовала ее, даже
  
  улыбалась ей. Мне казалось, что она наделена способностью чувствовать.
  
  Вдруг я остановилась. Я вздрагивала и мне казалось, что я тону и исчезаю.
  
  Ах, боже мой! - воскликнула я, вскакивая в испуге, чувствуя себя
  
  совсе мокрой. Ничего не понимая в том, что во мне произошло, мне стало
  
  страшно, я бросилась на колени, моля бога простить меня, если я поступила
  
  дурно.
  
  Альоиз: Милая невинность! Вы никому не доверились, не рассказали
  
  того, что вас так напугало?
  
  Фанни: Нет, я никогда никому этого не рассказввала, не осмелилась бы
  
  ... еще час назад я была невинной. Вы дали разгадку моей шарады.
  
  Альоиз: О, Фанни, это признание переполняет меня счастьем! Мой друг,
  
  ну прими еще доказательства моей любви, Галиани, будьте свидетельницей
  
  моей любви, смотрите, как я полью сейчас этот божественный юный цветок
  
  небесной росой.
  
  Галиани: Какой огонь! Фанни, ты уже обмираешь, о-о-о она
  
  наслаждается,
  
  Альоиз: Я расстаюсь с душой. Я ....
  
  И сладкая страсть кинула нас в опьянение, мы оба унеслись на небо.
  
  После минутного отдыха я счел своим долгом приступить к своему
  
  рассказу.
  
  - Я родился, когда мои отец и мать были полны сил и молодости. Мое
  
  детство было счастливо и протекало без слез и болезней. К тринадцати годам
  
  я был почти уже мужчиной. Волнение крови и вожделение живо давали себя
  
  знать. Предназначенный к принятию церковного сана, воспитанный со всей
  
  строгостью, я всеми силами подавлял в себе чувственные желания. Ночью во
  
  мне природа добивалась облегчения, но я боялся этого, как нарушения
  
  правил, в котором сам не был виноват. Это противодействие, это внутренняя
  
  борьба привели к тому, что я отупел и походил на слабоумного, когда мне
  
  случайно встретилась молодая женщина, то она мне казалась живосветящейся и
  
  источающей чудесный огонь. Разгоряченная кровь приливала к голове все
  
  сильнее и чаще. Это состояние длилось уже несколько месяцев когда однажды
  
  утром я почувствовал, что все мои члены сводит судорогой. При этом я
  
  испытывал страшное напряжение, а затем конвульсию, как при падучей. Яркое
  
  движение предстало передо мною с новой силой. Моим взорам открылся
  
  бесконечный горизонт, воспламененные небеса, прорезанные тысячами летящих
  
  ракет, ниспадая плавающих, наливающихся дождем сапфировых и изумрудных
  
  искр. Пламя на небесах утихло - теперь голубоватый огонь пришел ему на
  
  смену. Мне казалось что я плавал где-то в мягком и приятном свете луны.
  
  Я бредил любовью, наслаждением в самых непристойных выражениях, а
  
  руки мои сотрясали мой высокомерный приап.
  
  Впечатления, сохранившиеся от изучения мифологии, смешались теперь с
  
  видениями. Я видел Юпитера и с ним Юнону, хватающего ее за перул. Затем я
  
  присутствовал при оргии, при адской вакханалии в темной и глубокой пещере,
  
  охваченной зловониями: красноватый свет и отблески синие, зеленые
  
  отражались на телах сотен дьяволов с козлиными туловищами в самых
  
  причудливых и страстных позах. Они качались на качелях держа свои ...
  
  наготове и залетая на раскинувшуюся женшину, с размаху вонзая ей свое
  
  копье между ног. Другие, опрокинув непристойную набожную монахиню вниз
  
  головой, с сумашедшим смехом кувалдой всаживали ей великолепный огненный
  
  приап и вызывали в ней с каждым ударом парекопизы неистового наслаждения
  
  третьи, с фитилями в руках зажигали оружие, стреляющее пылающим приапом,
  
  который бесстрашно принимала в мишень своих раздвинутых бедер бешеная
  
  дьяволица. Повсюду слышалсяь гиканье и хохот, вздохи, обмороки
  
  сладострастия.
  
  Я видел, как старый дьявол, которого несли на руках четверо,
  
  раскачивал гордо свое оружие сатанически-любовного наслаждения. Всякий
  
  падал ниц при его приближении.
  
  Это было издевательским подражанием процессам святых тайн. Временами
  
  дьявольский приап волнами изливал потоки жертвенной жидкости.
  
  Когда я начал приходить в себя от этого грозного приступа болезни, я
  
  почувствовал себя менее тяжко, но утешение духа усилилось.
  
  Около моей постели сидели три женщины, еще молодые, одетые в
  
  прозрачные белые пенюары. Я думал, что у меня продолжается головокружение,
  
  но мне сказали, что мой мудрый врач, разгадав мою болезнь, решил применить
  
  единственно нужное мне лекарство. Я тотчас схватил белую упругую ручку и
  
  осыпал ее поцелуями, а в ответ на это свежие губы прильнули к моим губам.
  
  Это сладкое прикосновение меня наэлектризовало.
  
  - Прекрасные подруги, воскликнул я, - дайте мне счастья! Я хочу
  
  бескрайнего счастья, я хочу умереть в ваших обьятиях! Отдайтесь моему
  
  восторгу, моему безумию!
  
  Тотчас же я отбросил все, что меня покрывало, и вытянулся на постели
  
  выпрямился высоко мой ликующий приап, кроме того я подложил под бедра
  
  подушки...
  
  - Ну вот, вы, пленительная рыжеволосая девушка, с такой упругой и
  
  белой грудью, сядьте к моему изголовью лицом и раздвиньте ножки. Хорошо
  
  восхитительно! Светлокудрая, голубоглазая, ко мне! Ну, иди, сядь верхом н
  
  высокий мой трон, царица! Возьми в руки этот пылающий скипитер и спрячь
  
  его целиком в своей империи... ух... так быстро... качайся в такт, будто
  
  едешь медленной рысь продли же удовольствие.
  
  А ты, чудесная красавица, такая рослая с темными волосами, с
  
  восхитительными формами, обхвати ногами вот здесь, сверху мою голову!
  
  Прекрасно! Догадалась с полуслова... раздвинь бедра пошире, еще, так,
  
  чтобы я мог тебя видеть, а мой рот будет тебя пожирать, язык же влезет
  
  куда захочет. Зачем ты стоишь так прямо? Спустись же, дай поцеловать твою
  
  шейку.
  
  - Ко мне нагнись, ко мне! - закричала рыжеволосая, маня ее своим
  
  заостренным языком, тонким, как венецианская дева, подвинься, чтобы я
  
  могла лизать твои глаза и губы. Я люблю тебя... это мой рок.... ну, положи
  
  свою руку сюда... так, потихоньку...
  
  И вот каждый задвигался, зашевелился, подстрекая другого и добиваясь
  
  собственного удовлетворения.
  
  Я пожирал эту сцену, полную воодушевления, сумасбродных и озорных
  
  поз. Вскоре крики и вздохи перемешались, огонь пробежал по жилам. Я
  
  вздрогнул всем телом. Мои руки блуждали по чьим-то горячим телам и
  
  находили те самые красоты милых женщин, которые заставляли меня корчиться
  
  о сладострастия. Потом губы сменили руки, жадно всасывая их тело, я кусала
  
  грыз. Мне кричали, чтобы я остановился, что это убийство, что я их
  
  покалечу, но это только удваивало силы. Такая удивительная чрезмерность
  
  меня уморила. Голова бессильно опустилась. Я лишился сил. Мои красотки
  
  также потеряли равновесие и лишились чувств. Я обнимал их бесчувственных,
  
  при последнем вздохе и тонул в собственных излияниях. Это было огненное
  
  истечение, стремительное и бесконечное.
  
  Галиани: Какую сладость вы вкусили, Альоиз! Как я завидую этому! А
  
  ты, Фанни, бесчувственная? Она спит кажется.
  
  Фанни: Оставьте, Галиани, снимите вашу руку, она меня давит. Я точно
  
  мертвая. Боже мой, какая ночь... дайте спать..., и бедное дитя зевнуло,
  
  повернулось на дру бок и закрылось, маленькое и ослабевшее на углу
  
  кровати....
  
  Я хотел привлечь ее к себе, но графиня знаком остановила меня.
  
  Галиани: Нет, нет. Я понимаю ее. Что касается меня, то я обладаю
  
  совершенно другим характером. Я чувствую страшное раздражение. Я мучаюсь,
  
  я хоч у... ах взгляните. Я хочу смерти. У меня в душе ад, а в душе огонь,
  
  и я не знаю, что бы такое сделать.
  
  Альоиз: Что вы делаете, Галиани, вы встаете?
  
  - Не выдержу больше, я сгораю! Я хотела бы... да утолите ж меня
  
  наконец!
  
  Зубы графини сильно стучали, глаза вращались. Все в ней конвульсивно
  
  содрогалось. На нее было страшно смотреть. Даже Фанни поднялась,
  
  охваленная ужасом. Что же касается меня, то я ожидал нервного припадка.
  
  Тщетно покрывал я поцелуями важнейшие части ее тела, руки устали в
  
  попытках схватить неукротимую фурию и успокоить.
  
  Галиани: Спите, я оставлю вас... с этими словами она исчезла,
  
  выскользнув в распахнутую дверь.
  
  Альоиз: Что она хочет? Вы понимаете, Фанни?
  
  Фанни: Тише, Альоиз. вы слышите? Она убивает себя. Боже мой, она
  
  заперла дверь. Ах, она в комнате Юлии. Постойте, тут есть стеклянная рама,
  
  через нее можно все увидеть... придвиньте диван и влезайте...
  
  Нашим глазам открылось невероятное зрелище: при свете ночника графиня
  
  с бешеными рыданиями каталась по полу из кошачьих шкурок. Видимо кошачьи
  
  шкурки сильно возбуждали ее. Ну, конечно, женщины-вакханки всегда
  
  пользовались этим на сатурналиях, с пеной на губах, вращая глазами и
  
  шевеля бедрами, запачканными семенем и кровью.
  
  Временами графиня вскидывала ноги высоко кверху, почти вставая на
  
  голову, потом с жутким смехом валилась опять на спину. И бедра терлись о
  
  меховую поверхность с бесподобной ловкостью.
  
  Галиани: Юлия, ко мне. Я не знаю, что со мной! Я сейчас сойду с ума!
  
  И вот, Юлия, голая, схватила графиню и связала ей руки и ноги. Когда
  
  припадок страсти достиг апогея, судороги графини испугали меня. Юлия же ни
  
  мало не удивляясь, прыгала вокруг графини, как сумашедшая. Графиня следила
  
  за ней. Это была самка-прометей, раздираемая сотней коршунов сразу!
  
  Галиани: Мезор, Мезор, возьми меня! На этот крик выбежал откуда-то
  
  огромный дог и, бросившись на графиню, принялся лизать языком воспаленный
  
  клитор, красный конец которого высовывался наружу. Графиня громко стонала,
  
  все время возвышая голос.
  
  Можно было заметить постепенность нарастания собачьего рычания,
  
  слышать голос необузданной калимакты.
  
  Галиани: молоко, молоко! ох... молоко...
  
  Я не понимал этого восклицания. Это был голос скорби и агонии. Но тут
  
  появилась Юлия, вооруженная огромным гуттаперчевым аппаратом, на полненным
  
  горячим молоком. Замысловатый аппарат обладал большой упругостью. Могучий
  
  жеребец-производитель едва ли мог иметь... что-либо подобное. Я не
  
  допускал мысли о том, что это может войти... но к моему удивлению, после
  
  пяти-шести толчков, сопровождавшихся режущим болевым криком, огромный
  
  аппарат скрылся между ног графини. Графиня страдала, что она была осуждена
  
  на казнь. Бледная и застывшая подобно мраморной кассандре, работы кассини.
  
  Движения аппарата то взад, то вперед производились Юлией с
  
  поразительной готовностью до тех самых пор, пока Мезор, находившийся в это
  
  время без дела, не кинулся на Юлию, выполнявшую мужскую роль, но
  
  представлявшую сладкую приманку для Мезора. Мезор наскочил на зад Юлии с
  
  таким успехом, что Юлия внезапно остановилась, замирая.
  
  Вероятно ее ощущения были очень сильны, так как выражение ее лица
  
  было таким, каким ранее не было. Разгневанная промедлением графиня стала
  
  осыпать негодную проклятиями. Придя в себя, Юлия возобновила работу с
  
  удвоеной силой... разгоряченные толчки, раскрывшиеся глаза и открытый рот
  
  графини дали понять Юлии, что секунды страсти наступили.
  
  Переполненый сладострастия я не имел силы сойти с места и утратил
  
  рассудок: в глазах помутилось, голова страшно кружилась, страшно стучал
  
  сердце и в висках.
  
  Я испытывал дикую ярость от любовной жажды. Вид Фанни тоже страшно
  
  изменился: ее взгляд был неподвижен, ее руки напряженно и нервно искали
  
  меня. Полуоткрытый рот и стиснутые зубы говорили об одуряющей
  
  чувственности, бившей через край.
  
  Едва дойдя до постели, мы упали в нее, бросаясь друг на друга, как
  
  два разгоряченных зверя. Тело к телу, во всю длину, мы терлись кожей в
  
  вихре судорожных обьятий, охваченные волной звериного желания. наконец сон
  
  остановил это безумие.
  
  После пяти часов благодатного сна я пробудился первым. Радостные луч
  
  солнца проникали сквозь занавеску и играли золотистыми бликами на
  
  роскошных коврах и шелковых тканях. Это чарующее, яркое пробуждение после
  
  такой жуткой ночи привело меня в сознание.
  
  Мне казалось, что я только что расстался с тяжелым кошмаром. В моих
  
  обьятиях тихо колыхалась грудь цвета лилии или розы, такая нежная, такая
  
  чистая, что казалось, достаточно будет легкого прикосновения губ, чтобы
  
  она завяла...
  
  Очаровательное создание-Фанни, полунагая в обьятиях сна, на этом
  
  цветочном ложе, воплощала собой образ самых чудесных мечтаний. Ее голова
  
  изящно покоилась на изгибе руки, чистый и милый профиль ее был четок, как
  
  рисунок рафаэля. И каждая частица ее тела источала обаяние. Это чарующее
  
  зрелище омрачалось мыслью, что эта прелесть, познавшая только пятнадцать
  
  весен, увяла за одну ночь. Лепестки юности сорваны и погружены в тину
  
  разврата вакханической рукой. Она, так тихо баюкавшаяся на ангельских
  
  крыльях, теперь навеки предана духам порока. Она проснулась, почти смеясь,
  
  она грезила встретить обычное утро...
  
  Увы, она увидела меня, чужую постель, не ее комнату. Горе ее было
  
  ужасно, слезы душили ее. Я стыдился самого себя. Я прижал ее к себе, целуя
  
  ее слезинки.
  
  Фанни слушала меня, молчаливая, удивленная с тем же недоверием с
  
  каким она отдавала мне свое тело. Она передавала свою душу, наивную и до
  
  крайности взволнованную. Наконец мы встали.
  
  1) пламенная трибаза-калиматка, вакханка. античный миф сообщает, что
  
  она отдавалась животным. 2 ) статуя изображает кассандру в тот момент,
  
  когда ее насилуют солдаты Аякса. она примечательна особым выражением
  
  скорби.
  
  Графиня лежала непристойно раскинувшись, с помятым видом, тело ее
  
  было покрыто нечистыми пятнами. Она напоминала пьяную, брошенную оголенной
  
  на мостовой.
  
  - Уйдем! - прошептал я, - уйдем Фанни, скорее оставим этот
  
  отвратительный дом.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  Я был убежден, что Фанни относилась к графине с отвращением и полным
  
  отрицанием. Я дарил ей всю свою нежность, самые страстные ласки. Но ничто
  
  не могло сравниться в глазах Фанни с восторгом ее подруги. Все казалось
  
  холодным по сравнению с той губительной ночью.
  
  Вскоре я понял, что она не устоит. С замаскированных или не вызыващих
  
  подозрений мест я наблюдал за ней. Часто я видел, как она плакала на
  
  диване, как она извивалась в отчаянии, как срывая с себя платье, вставала
  
  обнаженная перед зеркало м... я не мог ее исцелить.
  
  Однажды вечером, будучи на своем посту наблюдателя, я услышал:
  
  - Кто там? Анжелика, это вы? Галиани... о, мадам, я так далеко от
  
  вас...
  
  Галиани: Без сомнения, вы избегаете меня и я вынуждена была прибегнут
  
  к хитрости, чтобы попасть к вам....
  
  Фанни: Я не понимаю вас, но если я сохранила в тайне то, что я знаю
  
  про вас, то все же официальный отказ в приеме вас мог доказать, ваше
  
  присутствие мне тягостно и ненавистно. Сделайте милость, оставьте меня...
  
  Галиани: Я приняла все меры. Вы не в состоянии ничего изменить.
  
  Фанни: Но что вы намерены делать? Снова меня изнасиловать? Снова
  
  грязнить? О, нет! Уйдите, или я позову на помощь!
  
  Галиани: Дитя мое, успокойтесь... бояться нечего.
  
  Фанни: Ради бога не прикасайтесь ко мне!
  
  Галиани: Вы все равно покоритесь... я сильнее вас что такое? С ней
  
  дурно! Я принимала тебя только из любви. Я хочу только твоей радости...
  
  твоего опьянения в моих обьятьях...
  
  Фанни: Вы меня уничтожаете. Мой бог! Оставьте меня, наконец! Вы
  
  ужасны!
  
  Галиани: Ужасна? Ну, взгляни - разве я не молода? Не красива? Разве
  
  может мужчина-любовник сравниться со мной? Две-три борьбы повергают его в
  
  прах, на четвертой он уже беспомощен. А я... я всегда ненасытна...
  
  Фанни: Довольно, Галиани, довольно!
  
  Галиани: Нет! Нет! Послушайте... сбросить свою одежду сознавать свою
  
  красоту и молодость в сладострастном благоухании, гореть от любви и
  
  дрожать от наслаждений. . . приникнуть телом к телу, душой к душе... о ...
  
  это рай, это блаженство...
  
  Фанни: О, пощадите меня. . . вы... ты... страшна. Вьелась в мою душу
  
  ты ужас... и я люблю тебя...
  
  Галиани: Я счастлива. Ты божественна! Ты ангел... обнажись... быстро
  
  я уже разделась... ты ослепительна. Постой немного, чтобы я могла досыта
  
  тобой налюбоваться... я целую твои ноги, колени... грудь... губы...
  
  обними, прижми меня сильнее... какая сладость... и едва те соединились. На
  
  каждый стон отзывался другой. Затем послышался приглушенный крик и обе
  
  женщины замерли в неподвижности.
  
  Фанни: Я счастлива...
  
  Галиани: Я тоже... насытимся этой ночью.
  
  С этим словами она направилась к алькову. Фанни бросилась на кровать
  
  и распростерлась в сладостной позе. Галиани, опустившись на ковер,
  
  заключила ее в обьятиях. Любовные шалости начались вновь. Руки снова
  
  бегали по телу. Глаза Галиани горели ожиданием. Взор Фанни выражал
  
  запутанность мыслей и чувств. Осуждая это тяжелое безумство, я весь был до
  
  крайности взволнован. Мне казалось, что мои натянутые и напряженные нервы
  
  порвутся.
  
  Между тем трибазы скрестились бедрами одна с другой, смешавшись
  
  шерсткой своих тайных частей. Казалось, они хотят растерзать друг друга
  
  Фанни: Я истекаю...
  
  Галиани: Я этого хотела...
  
  Фанни: Как я устала. .. меня всю ломит... я только теперь поняла, что
  
  такое наслаждение. Но откуда ты, столь молодая, узнала так много и так
  
  искушена?
  
  Галиани: Ты хочешь узнать? Изволь. Давай обнимемся ногами, прижмемся
  
  друг к другу и я буду рассказывать.
  
  Фанни: Я слушаю тебя.
  
  Галиани: Ты помнишь о пытках, которым подвергала меня тетка? Поняв
  
  всю низость деяния, захватив с собой все деньги и драгоценности,
  
  воспользовавшись отсутствием своей почтенной родственницы, я бежала в
  
  монастырь искупления. Игуменья приняла меня очень хорошо. Я все рассказала
  
  ей и просила помощи и покровительства. Она обняла меня и, нежно прижав к
  
  сердцу, рассказала о спокойной монастырской жизни. Она вызвала во мне
  
  большую ненависть к мужчинам. Чтобы облегчить мой переход к новой жизни,
  
  она оставила меня у себя и предложила спать в ее покоях.
  
  Мы подружились. Настоятельница была очень неспокойна в постели. Она
  
  ворочилась и жалуясь на холод, просила меня лечь с ней, чтобы согреться я
  
  почувствовала, что она совсем обнажена.
  
  - Без рубашки легче спать, сказала она и предложила мне тоже снять
  
  свою. Желая доставить ей удовлетворение, я это исполнила.
  
  - Крошка моя, - воскликнула она, - какая ты горячая и до чего у тебя
  
  нежная кожа! Расскажи, что они с тобой делали? Они били тебя?
  
  Я снова повторила ей историю со всеми подробностями. Удовольсвие,
  
  испытанное ею от моего рассказа было настолько велико, что вызвало у нее
  
  необычную дрожь.
  
  - Бедное дитя, - повторяла она, прижимая меня к себе. Незаметно для
  
  себя я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрестились у меня за спиной,
  
  руки обняли меня. Приятная, ласковая теплота разлилась по всему моему
  
  телу. Я испытала чувство незнакомого покоя.
  
  - Вы добры. вы очень добры, - лепетала я, как я теперь счастлива... я
  
  вас теперь люблю. Руки настоятельницы удивительно нежно ласкали меня. Тело
  
  ее тихо двигалось под моим телом. Мои губы слились с ее губами. Щекотка,
  
  вызываемая ее шерсткой, покалывала. Я пожирала ее ласки. Я взяла ее руку и
  
  приложила к тому месту, которое она так сильно раздражала. Настоятельница,
  
  видя меня в таком состоянии, пришла в вакханическое опьянение. В ответ на
  
  поцелуй она огненным дождем своих поцелуев осыпала меня с ног до головы.
  
  Эти сладострастные прикосновения привели меня в неожиданное состояние. Но
  
  вот гололва моя была охвачена бедрами моей соратницы. Я угадала ее желание
  
  и принялась кусать нежные части тела между ногами. Но я еще слабо отвечала
  
  на зов желаний. Она выползла из-под меня, раздвинула мои ноги и коснулась
  
  ртом.
  
  Проворный язык колол и давил, вонзаясь и быстро выскальзывая, как
  
  стальной стилет. Она хватала меня зубами и возбуждала меня до бешенства я
  
  отталкивала ее голову и тащила за волосы, тогда она приостанавливалась, но
  
  потом снова начинала эту ласку. Одно воспоминание об этом заставляет меня
  
  замирать от удовольствия. Какое наслаждение! ... какая безбрежность
  
  страстей! Я непрерывно стонала. Быстрый и жалящий язык настигал меня
  
  везде, куда бы я не метнулась. Тонкие и плотные губы обхватили клитор...
  
  сжимали... комкали... вытягивали из меня душу.
  
  О, Фанни! Это было чудовищное напряжение нервов! Я была иссушена,
  
  хотя через край наполнялась кровью и влагой. Когда я вспоминаю об этом,
  
  мне снова хочется испытать это ненасытное щекотание, все пожирающее и
  
  пенистое...
  
  Утоли меня, утоли меня! ...
  
  Фанни была злее голодной волчицы...
  
  -"-"-"
  
  Галиани: Будет! Будет! О, ты дьявол!
  
  Фанни: Надо быть совсем безжизненной и бескровной, чтобы не
  
  воспламениться возле тебя... расскажи еще.
  
  Галиани: приобретая со временем опытность, я сторицей возвращала то,
  
  что брала. Я замучивала бедную подругу. Всякая натянутость исчезла я
  
  узнала, что сестры монастыря искупления предавались тем же любовным играм
  
  друг с другом.
  
  Для этого у них было место, где можно было предаваться радостям со
  
  всеми удобствами. Позорный шабаш начинался с семи часов вечера и
  
  продолжался до утра. Когда настоятельница посвятила меня в тайны своей
  
  философии, я пришла в такой ужас, что временами мне в настоятельнице
  
  мерещилось воплощение сатаны. Но она шутя разуверила меня, рассказывая о
  
  потере своего целомудрия. Это не совсем обычная история.
  
  Она была дочерью капитана корабля. Мать религиозная и умная женщина
  
  воспитала ее в началах веры. Это, однако, не помешало развитию ее
  
  темперамента. Уже в 12 лет она почувствовала нестерпимую жажду, которую
  
  пыта лась утолить способами, подсказанными невинным и нелепым
  
  воображением. Несчастная неумелыми пальцами каждую ночь истощала свое
  
  здоровье и молодость. Однажды она увидела собак, склещившихся между собой.
  
  Ее похотливое любопытство помогло ей понять механизм действия пола и ей
  
  стало ясно, чего не хватает ей. Живя в уединении, окруженная старыми
  
  служанками не видя ни одного мужчины, она не могла рассчитывать найти
  
  животрепещущую стрелу, созданную для женщины. Юная темфомана нашла, что
  
  обезьяны больше всего в этом приближаются к человеку и вспомнила об
  
  орангутанге, привезенном ей ее отцом. Она занялась исследованием зверя и
  
  так как ее наблюдения продолжались долго, то его орган, возбужденный
  
  девичьей близостью, развернулся во всем своем великолепии...
  
  Слушая голос безумия, она проломила в клетке отверстие, которым
  
  животное сразу воспользовалось. К восторгу девицы обезьяний орган
  
  высунулся наружу. Чрезмерная величина его несколько озадачила, но все
  
  поддаваясь дьявольскому наваждению она подошла ближе, потрогала,
  
  погладила. Обезьяна дрожала, гримасничала. Девица хотела было отступить,
  
  но последний взгляд на приманку вернул ее к дикому желанию. Она решилась
  
  и, подняв юбку, эадом попятилась к намеченной цели... и битва началась.
  
  Зверь заменил мужчину. Девственность была растлена. Наслаждение вызвало
  
  стоны и крики. Услыхав это, в комнату вбежала мать и застала свою дочь
  
  крепко прижатой к клетке и отдающейся. Чтобы излечить дочь от обезьянего
  
  помешательства, мать одала ее в монастырь.
  
  Фанни: Лучше бы отдала ее совсем обезьянам.
  
  Галиани: Может быть ты и права, однако продолжу о себе. Легко
  
  приспособившись к праздной жизни, согласилась принять посвящение в тайные
  
  монастырские сатурналии. Через два дня состоялось представление.
  
  Я пришла обнаженная, согласно уставу. Произнесла клятву, посвятив
  
  себя огромному искусственному приапу, поставленному для обряда в зале.
  
  После обряда толпа сестер ринулась на меня. Я подчинялась всем капризам
  
  принимала самые отчаяные позы безудержного сладострастия и после
  
  завершения всего непристойным фантастическим танцем, была признана
  
  победительницей.
  
  Одна маленькая монахиня, более живая, более шаловливая, чем
  
  настоятельница, взяла меня к себе в постель. Это была самая гениальная
  
  трибаза, которую только мог сотворить ад. Я питала такую страсть к ней,
  
  что мы были почти неразлучны во время великих оргастических слушаний. Эти
  
  слушания проводились в одном зале, где гений искусства соединялся с духом
  
  разврата. Стены зала покрывал темно-синий бархат, обрамленный лимонным
  
  деревом с резными украшениями. Значительная часть стен была завешани
  
  заставлена зеркалами от пола до потолка. Во время оргии толпы голых
  
  монахинь отражались в зеркалах, четко вырисовываясь на темных панно
  
  ковров. Подушки заменяли сидения, двойной ковер тончайшей выработки
  
  покрывал весь пол. На нем были вытканы с изысканным сочетанием красок
  
  челове ческие группы в любовных позах, разнообразных и затейливых.
  
  Картины, изображенные на потолке, бросали яркий вызов безумного разврата.
  
  Я навсегда запомнила изображение на потолке трибазы, пылко терзаемой
  
  карибантом.
  
  Фанни: О, должно быть великолепное зрелище!
  
  Галиани: Прибавь ко всему опьяняющий запах духов и цветов,
  
  таинственно ласкающий свет, чудесный как переливы опала. Все это создавало
  
  необьяснимое очарование, связанное с беспокойством желаний, с чувственными
  
  снами наяву. Это казалось таинственным востоком с его засасывающей
  
  беспечностью.
  
  Фанни: Как сладки такие ночи близ любимых!
  
  Галиани: Да, любовь бы охотно избрала это место своим храмом, если бы
  
  безобразная оргия не превращала его в вертеп.
  
  Фанни: Как это?
  
  Галиани: С наступлением ночи туда сходились монахини, одетые в
  
  простые черные туники. Волосы их были распущены, ноги разуты. Начиналось
  
  священное слушание, торжественное, великолепное. Часть участников сидела,
  
  другие лежали на подушках. На низкий стол подавались изысканные и острые
  
  блюда и возбуждающие вина. Поев их, разгорались и румянились лица женщин,
  
  ослабленных развратом и бледных. Возбуждающие приправы разливали по телу
  
  огонь и волновали кровь. Становилось шумно, раздавались пьяные возгласы,
  
  взрывы смеха, звон посуды, бокалов.
  
  И вот одна из монахинь, самая развращенная, самая нетерпеливая, вдруг
  
  дарила соседке пламенный поцелуй, как молния зажигающий толпу. Пары
  
  сходились, сплетались в пылких обьятиях, губы сливались с губами, тела
  
  сливались с телами ... подавленные вздохи сменялись словами смертельной
  
  истомы, жарким бредом разливался огонь страстей.
  
  Вскоре становились недостаточными поцелуи щек, грудей, плеч и одежды
  
  были сброшены! Обнажалось бесподобное зрелище! Гирлянда женских тел,
  
  гибких, нежных, сплетенных в быстрых или медленных касаниях, тончайших
  
  воздушно-сладостных и безумно пылких и резвых порывах. Когда нетерпеливым
  
  парам казался слишком далеким миг последней радости, тогда они на минуту
  
  разделялись, чтобы собраться с духом. Впившись глазами друг в друга,
  
  стремились обольстить друг друга самыми невообразимыми позами. Сраженная
  
  подвергалась нападению победительницы и давала себя опрокидывать,
  
  вьедаться в сладчайшую середину ее тела, чтобы обе испытывали одинаковое
  
  наслаждение, бьющееся тело, издающее хрипы иступленной похоти,
  
  заканчивающиеся двойным вскриком. Одна нападала на другую. пары ударялись
  
  о другие пары, падая на пол в сладчайшей истоме.
  
  Тихие лучи утреннего солнца встречали груду женских тел в обморочном
  
  состоянии и диком безумии.
  
  Фанни: Какое безумие!
  
  Галиани: Но этого было мало. Все скабрезные повести древних времен
  
  были нам известны. Все это было превзойдено! Элевантино и Аретино были
  
  нищими перед нашей фантазией. Ты можешь об этом судить по тому, что
  
  принималось для разжигания крови.
  
  Прежде всего каждая погружалась в ванну из горячей бычьей крови,
  
  восстанавливающей силы, затем принималась настойка из кантарила и
  
  производилось растирание тела. Затем жертва магически усыплялась и, когда
  
  сон овладевал ею, придав телу соответствующее положение, хлестали ее и
  
  кололи ее до появления кровавых пятен. Среди пыток она пробуждалась,
  
  растерянная с безумным видом глядела на нас. С ней начинались конвульсии и
  
  тогда она подвергалась облизыванию псами и яростно и медленно затихала.
  
  Если же это не помогало, то требовали осла.
  
  Фанни: Осла! Боже милосердный!
  
  Галиани: У нас были два осла, хорошо дрессированных и послушных. Мы
  
  ничем ни хотели уступать римским дамам, которые на сатурналиях
  
  пользовались этим средством. Первое же испытание для меня было
  
  непереносимым. Я ринулаь на скамейку и надо мной был подвешен осел. Его
  
  приап тяжело шлепал меня по животу. Схватив его обеим руками, я направила
  
  его и, пощекотав секунду - другую, потихоньку начала двигать себя...
  
  помогая пальцами, встречным движением тела и, благодаря смягчающим мазям,
  
  я, наконец, завладела пятью дюймами его. Пытаясь захватить побольше, я
  
  вдруг потеряла силы свалилась. Мне казалось, что у меня внутри все
  
  разорвано, что я сломана, четвертована. К глубокой изнуряющей боли
  
  присоединилось жаркое и щекочащее сладострастие. Животное своими
  
  движениями натирало меня, расшатывая позвоночник. О, какое наслаждение! Я
  
  вдруг почувствовала как во мне капля за каплей заструился ручей, достигая
  
  самого моего дна. Все это во мне пенилось, когда я в порыве заглотила с
  
  долгим криком еще два дюйма. Мои подруги признали меня победительницей. В
  
  изнеможении я думала, что моя любовная жажда наконец прошла, но вдруг
  
  приап упрямого осла воспрянул, почти поднимая меня в воздух. Мои нервы
  
  напряглись, зубы были стиснуты, они скрипели от напряжения.
  
  Вновь побежала бурная струя, заливая меня горячим потоком, сильным и
  
  едким. Мое тело, напитав себя бальзамом, ничего больше не ощущало, кроме
  
  острого блаженства, нежно распалявшего все во мне. Какая сладкая пытка!
  
  Пытка, несущая смерть и опьянение.
  
  Фанни: Ну расскажи, как же ты ушла из этой обители?
  
  Галиани: Однажды мы решили превратиться в мужчин при помощи
  
  искусственных приапов и, проткнув друг другу зад, бегали вереницей (мы
  
  ведь были молоды и озорны). Я была посленим звеном, а потому, оседлав
  
  крайнюю, сама не была оседлана. Но вдруг мой зад ощутил голого мужчину,
  
  неизвестно каким образом очутившегося среди нас. Его приап успел оказаться
  
  во мне и я страшно закричала. Этот крик расцепил адский хоровод и монахини
  
  ринулись на несчастного. Каждая хотела испытать его на себе. Однако он
  
  быстро изнемог, оцепенел и выглядел весьма неприглядно. Когда дошла
  
  очередь до меня, я всеже сумела кое-чего добиться. Улегшись на смертника и
  
  сунув его голову между моими бедрами, я так усердно сосала его приап, что
  
  он быстро пробудился и я гордо, со сладким чувством, уселась на
  
  завоеванный скипитер. С ожесточением я принимала и отдавала целые потоки
  
  любовной влаги. Но эта последняя пытка страсти прикончила мужчину.
  
  Убедившись, что от него более ничего не добьешься, монахини решили
  
  убить его и похоронить в погребе, дабы его болтливость не оскандалила
  
  монастырь. Была снята одна лампада и на ее место была подтянута в петле
  
  наша жертва.
  
  Я отвернулась. Но вот, изумляя всех, взлетает на скамейку
  
  настоятельница и под бешеные аплодисменты монахинь совокупляется в воздухе
  
  со смертью...
  
  Веревка не выдерживает и рвется. Мертвый и живая падают на пол так
  
  тяжело, что настоятельница ломает себе ноги, а повешенный, удушение
  
  которого еще не наступило, на минуту приходит в себя и начинает душить
  
  настоятельницу. Мы разбежались в ужасе, считая происшедшее шуткой самого
  
  дьявола.
  
  Это происшедствие не могло остаться без последствий. Чтобы защитить
  
  себя от них я в тот же вечер бежала из монастыря.
  
  Некоторое время я скрывалась во флоренции. Молодой англичанин, сэр
  
  Эдвард, почувствовал ко мне страстное влечение. Я не была еще утомлена
  
  гнусными наслаждениями. Душа моя пробудилась от волшебных и чистых слов
  
  любви. Я испытывала несказанные и туманные, поэтизирующие жизнь желания
  
  сильная душа Эдварда увлекла меня за собой на небывалые высоты. При мысли
  
  о телесном наслаждении я переполнялась гневом. Эдвард сдался первым.
  
  Утомленный платонической страстью, он не в силах был побороть своих
  
  чувств.
  
  Однажды, застав меня спящей, он овладел мною. Я проснулась в его
  
  обьятиях и в самозабвении слила свое блаженство с его восторгом. Трижды я
  
  была в раю и трижды Эдвард был божеством, но когда он обессилел, я пришла
  
  в ужас и отвращение. Это был человек из мяса и костей. Я выскочила и его
  
  обьятий, нечистое дуновение погасило луч любви... душа больше не
  
  существовала. Я вернулась к прежней жизни.
  
  Фанни: Ты вернулась к женщинам ?
  
  Галиани: Нет, решила испытать все утехи, которые могут позволить себе
  
  мужчины. При содействии знаменитой сводни, я пользовалась услугами самых
  
  сильных мужчин Флоренции.
  
  В одно утро я отдалась 32 раза и еще жаждала. Однажды, будучи с тремя
  
  сподвижниками, я решила взять их всех одновременно. Самого сильного я
  
  попросила лечь навзничь и пока он созомировал меня через зад, второй лег
  
  на меня сверху, а рот мой владел приапом третьего.
  
  Поймешь ли ты это наслаждение ? !
  
  Впитывать всем ртом мужскую силу, в ненасытной жажде пить ее, глотать
  
  струи горячей и острой пены и чувствовать, как двойной поток льется в два
  
  других отверстия, расходясь по внутренностям и пронизывая все тело.
  
  Мои соратники были несравненны, но все же и они истощились...
  
  С той поры я почувствовала холод к мужчине - мне доставляло
  
  наслаждение только одно - голой сплестись с нежным и трепещущим телом
  
  молодой девушки, застенчивой и наивной.
  
  Фанни: Я в ужасном состоянии, я испытываю чудовищное желание. Все,
  
  все ты испытала - пытки и боль, страдания и радость. Я тоже хочу все
  
  испытать сейчас же, сию минуту... ты меня больше не можешь утолить...
  
  голова горит... я боюсь сойти с ума!
  
  Галиани: Успокойся, Фанни, я сделаю для тебя все.
  
  Фанни: Возьми меня сейчас ртом, выпей всю душу, потом я... о! ... Тот
  
  осел, он мучает меня! Пусть он разорвет, пусть он раздавит меня! ..
  
  Галиани: Безумная! Нет, я утолю тебя... мой рот искусен... кроме
  
  того, захватила с собой нечто подобное приапу осла, вот взгляни...
  
  Фанни: Ах какое чудовище! Но он не войдет!
  
  Галиани: Ложись навзничь... вытянись, раздвинь ноги еще... подними
  
  ноги кверху. Раскинь волосы, опусти руки свободно... отдайся мне без
  
  страха.
  
  Фанни: Да, да скорее...
  
  Галиани: Нет, так нельзя! Терпение... помни, что бы ни делала, ты
  
  должна быть неподвижной. Принимая поцелуи, не отдавай их, подав ляйвсе до
  
  последнего мига.
  
  Фанни: Да, да, понимаю тебя, я твоя, приходи.
  
  Галиани: Как ты хороша! Вот это желание, ведь оно само по себе
  
  наслаждение. Знаешь, пусть не покажется тебе диким, но я хотела бы так
  
  чтобы было похоже, что ты мертва... хочу зажечь тебя и довести до вершин
  
  чувственной жизни.
  
  Фанни: Твои речи уже жгут...
  
  Галиани подбирает мешающиеся волосы и, положив руку между бедер,
  
  растирает нежные части Фанни, потом бросается на нее и своими губами,
  
  приоткрыв алый ротик между ног Фанни, языком углубляется в наслаждение.
  
  При виде этих двух нагих и неподвижных женщин можно было подумать,
  
  что между ними идет тайное и молчаливое смешение душ. мало-помалу Галиани
  
  отделилась и поднялась. Ее пальцы нежно играли грудями Фанни. Поцелуи,
  
  нежные укусы осыпали ее с ног до головы. Фанни была зацелована, смята и
  
  стерта... от щипков она вскрикивала , но тихая ласка вливала в нее покой.
  
  Галиани протискивала свою голову между ног своей подруги. Ее язык
  
  раздвигал или покусывал, или потягивал две розовые губки Фанни, забирался
  
  в чашечку и медленно расходовал сладкую негу.
  
  Внимательно следя за нарастанием неистовства, в которое ввергалась ее
  
  жертва, Галиани останавливалась и удваивала страдания, то удаляя их, то
  
  приближая. Иступленная Фанни почувствовала кризис своих восторгов.
  
  Фанни: Это слишком! ... Я умираю! Дай себя!
  
  Галиани: Бери!
  
  С этим криком Галиани подала Фанни флакон, наполовину выпитый ей
  
  самой.
  
  - Пей, это элексир жизни! Все твои силы воскреснут вновь! ..
  
  Фанни расслабленная и неспособная к сопротивлению, проглотила
  
  жидкость, которую ей влила Галиани.
  
  а-а-а-а! Закричала Галиани, - теперь ты моя!
  
  Ее взгляд загорелся адским блеском. Стоя на коленях между ногами
  
  Фанни, она приладила себе свой страшный приап, при взгляде на который
  
  страсть Фанни достигла апогея. Ее словно охватил внутренний огонь и привел
  
  в бешенство. Едва началась эта пытка, как ее схватили жуткие конвульсии.
  
  Фанни: А! Он жжет меня внутри! А! ... Грызет меня... злая ведьма, ты
  
  завладела мной. А-а-аа....
  
  Галиани, не чувствительная к этим крикам, удвоила свои порывы. Она
  
  разодрала тело Фанни. Но вот и она конвульсивно извивается... больше нет
  
  сомнений, что вместе с Фанни она выпила сильнодействующий яд!
  
  В испуге я бросился на помощь, сорвал дверь и вбежал. Но увы. Фанни
  
  была уже мертва. Галиани еще боролась со смертью.
  
  - Это ужасно! - вскричал я вне себя.
  
  Галиани: Да, но зато я познала все крайности чувств... оставалось
  
  только последнее... познать, можно ли насладиться мукой и агонией, смешав
  
  их с агонией другой женщины... эта сладость ужасна... ты слышишь... я
  
  умираю... боль чрезмерна... не могу... о-о-о-о...
  
  И с протяжным стоном из глубины души ужасная фурия мертвой упала на
  
  грудь Фанни.
  
  "П и с ь м а н е з н а к о м к е"
  
  вы существуете, и вместе с тем вас нет. Когда один мой друг предложил
  
  мне писать вам раз в неделю, я мысленно нарисовал себе ваш образ. Я создал
  
  вас прекрасной - и лицом, и разумом. Я знал: Вы не замедлите возникнуть
  
  живой из грез моих, и станете читать мои послания, и отвечать на них, и
  
  говорить мне все, что жаждет услышать автор.
  
  С первого же дня я придал вам определенный облик - облик редкостно
  
  красивой и юной женщины, которую я увидал в театре. Нет, не на сцене - в
  
  зале. Никто из тех, кто был со мною рядом, не знал ее. С тех пор вы обрели
  
  глаза и губы, голос и стать, но, как и подобает, по-прежнему остались
  
  незнакомкой.
  
  В печати появились два-три моих письма, и я, как ожидал, стал
  
  получать от вас ответы. Здесь "вы" - лицо собирательное. Вас много разных
  
  незнакомок: Одна - наивная, другая - вздорная, а третья - шалунья и
  
  насмешница. Мне не терпелось затеять с вами переписку, однако я удержался:
  
  Вам надлежало оставаться всеми, нельзя было, чтоб вы стали одной.
  
  Вы укоряете меня за сдержанность, за мой неизменный синтиментальный
  
  морализм. Но что поделаешь? И самый терпеливый из людей пребудет верным
  
  незнакомке лишь при том условии, что однажды она откроется ему. Мериме
  
  довольно быстро узнал о том, что его незнакомку зовут женни дакен, и
  
  вскоре ему позволили поцеловать ее прелестные ножки. Да, наш кумир должен
  
  иметь и ножки, и все остальное, ибо мы устаем от созерцания бестелесной
  
  богини.
  
  Я обещал, что стану продолжать эту игру до той поры, пока буду
  
  черпать в ней удовольствие. Прошло больше года, я поставил точку в нашей
  
  переписке, возражений не последовало. Воображаемый разрыв совсем не
  
  труден. Я сохраню о вас чудесное, незамутненное воспоминание. Прощайте
  
  а. М.
  
  Об одной встрече.
  
  В тот вечер я был не один в "комеди франсез". "Давали всего-навсего
  
  мольера", но с большим успехом. Владычица ирана от души смеялась; робер
  
  кемп, казалось, блаженствовал; поль леото притягивал к себе взоры.
  
  Сидевшая рядом с нами дама шепнула мужу: "Скажу по телефону тетушке
  
  клемансе, что видела леото, она обрадуется".
  
  Вы сидели впереди, закутавшись в песцовые меха, и, как во времена
  
  мюссе, покачивалась предо мною подобранная "черная коса на дивной гибкой
  
  шее". В антракте вы нагнулись к подруге и оживленно спросили: "Как стать
  
  любимой?". Мне в свой черед захотелось нагнуться к вам и ответить словами
  
  одного из современников мольера: "Чтобы понравиться другим, нужно говорить
  
  с ними о том, что приятно им и что занимает их, уклоняться от споров о
  
  предметах маловажных, редко задавать вопросы и ни в коем случае не дать им
  
  заподозрить, что можно быть разумней.
  
  Вот советы человека, знавшего людей! Да, если мы хотим, чтобы нас
  
  любили, нужно говорить с другими не о том, что занимает нас, а о том, что
  
  занимает их. А что занимает их? Они же сами. Мы никогда не наскучим
  
  женщине, коль станем говорить с нею о ее нраве и красоте, коль будем
  
  расспрашивать ее о детстве, о вкусах, о том, что ее печалит. Вы также
  
  никогда не наскучите мужчине, если попросите его рассказывать о себе
  
  самом. Сколько женщин снискали себе славу искусных слушательниц! Впрочем,
  
  и слушать-то нет нужды, достаточно лишь делать вид, будто слушаешь.
  
  "Уклониться от споров о предметах маловажных". Доводы, излагаемые
  
  резким тоном, выводят собеседника из себя. Особенно когда правда на вашей
  
  стороне. "Всякое дельное замечание задевает", - говорил стендаль. Вашему
  
  собеседнику, возможно, и придется признать неопровержимость ваших доводов,
  
  но он вам этого не простит вовеки. В любви мужчина стремится не к войне, а
  
  к миру. Блаженны нежные и кроткие женщины, их будут любить сильнее. Ничто
  
  так не выводит мужчину из себя, как агрессивность женщины. Амазонок
  
  обожествляют, но не обожают.
  
  Другой, вполне достойный способ понравиться - лестно отзываться о
  
  людях. Если им это перескажут, это доставит им удовольствие и они в ответ
  
  почувствуют к вам расположение.
  
  - Не по душе мне госпожа де ..., - Говорил некто.
  
  - Как жаль! А она-то находит вас просто обворожительным и говорит об
  
  этом каждому встречному.
  
  - Неужели?.. Выходит, я заблуждался на ее счет.
  
  Верно и обратное. Одна язвительная фраза, к тому же пересказанная
  
  недоброжелательно, порождает злейших врагов. "Если бы все мы знали все то,
  
  что говорится обо всех нас, никто ни с кем бы не разговаривал". Беда в
  
  том, что рано или поздно все узнают то, что все говорят обо всех.
  
  Возвратимся к ларошфуко: "Ни в коем случае не дать им заподозрить,
  
  что можно быть разумней, чем они". Разве нельзя одновременно и любить, и
  
  восхищаться кем-то? Разумеется, можно, но только если он не выражает свое
  
  превосходство с высокомерием и оно уравновешивается небольшими слабостями,
  
  позволяющими другим в свой черед как бы покровительствовать ему. Самый
  
  умный человек из тех, кого я знал, поль валери, весьма непринужденно
  
  выказывал свой ум. Он облекал глубокие мысли в шутливую форму; ему были
  
  присущи и ребячество, и милые проказы, что делало его необыкновенно
  
  обаятельным. Другой умнейший человек и серьезен, и важен, а все же
  
  забавляет друзей своей неосознанной кичливостью, рассеянностью или
  
  причудами. Ему прощают то, что он талантлив, потому, что он бывает смешон;
  
  и вам простят то, что вы красивы, потому, что вы держитесь просто. Женщина
  
  никогда не надоест даже великому человеку, если будет помнить, что он тоже
  
  человек.
  
  Как же стать любимой? Давая тем, кого хотите пленить, веские
  
  основания быть довольными собой. Любовь начинается с радостного ощущения
  
  собственной силы, сочетающегося со счастьем другого человека. Нравиться -
  
  значит и даровать, и принимать. Вот что, незнакомка души моей (как говорят
  
  испанцы), хотелось бы мне вам ответить. Присовокуплю еще один - последний
  
  - совет, его дал мериме своей незнакомке: "Никогда не говорите о себе
  
  ничего дурного. Это сделают ваши друзья". Прощайте.
  
  О пределах нежности.
  
  Поль валери превосходно рассуждал о многом, и в частности о любви;
  
  ему нравилось толковать о страстях, пользуясь математическими терминами:
  
  Он вполне резонно считал, что контраст между точностью выражений и
  
  неуловимостью чувств порождает волнующее несоответствие. Особенно пришлась
  
  мне по вкусу одна его формула, которую я окрестил теоремой валери:
  
  "Количество нежности, излучаемой и поглащаемой каждодневно, имеет предел".
  
  Иначе говоря, ни один человек не способен жить весь день, а уж тем
  
  более недели или годы в атмосфере нежной страсти. Все утомляет, даже то,
  
  что тебя любят. Эту истину полезно напоминать, ибо многие молодые люди,
  
  равно как и старики, о ней, видимо, и не подозревают. Женщина упивается
  
  первыми восторгами любви; ее переполняет радость, когда ей с утра до
  
  вечера твердят, как она хороша собой, как остроумна, какое блаженство
  
  обладать ею, как чудесны ее речи; она вторит этим словословиям и уверяет
  
  своего партнера, что он - самый лучший и умный мужчина на свете,
  
  несравненный любовник, замечательный собеседник. И тому и другому это куда
  
  как приятно. Но что дальше? Возможности языка не безграничны. "Поначалу
  
  влюбленным легко разговаривать друг с другом... - Заметил англичанин
  
  стивенсон. - Я - это я, ты - это ты, а все другие не представляют
  
  интереса".
  
  Можно на сто ладов повторять: "Я - это я, ты - это ты".
  
  Но не на сто тысяч! А впереди - бесконечная вереница дней.
  
  - Как называется такой брачный союз, когда мужчина довольствуется
  
  одной женщиной? - Спросил у американской студентки некий экзаменатор.
  
  - Монотонный, - ответила она.
  
  Дабы моногамия не обернулась монотонностью, нужно зорко следить за
  
  тем, чтобы нежность и формы ее выражения чередовались с чем-то иным.
  
  Любовную часть должны освежать "ветры с моря": Общение с другими людьми,
  
  общий труд, зрелища. Похвала трогает, рождаясь как бы невзначай,
  
  непроизвольно - из взаимопонимания, разделенного удовольствия; становясь
  
  неприменно обрядом, она приедается.
  
  У октава мирбо есть новелла, написанная в форме диалога двух
  
  влюбленных, которые каждый вечер встречаются в парке при свете луны.
  
  Чувствительный любовник шепчет голосом, еще более нежным, чем лунная ночь:
  
  "Взгляните... Вот та скамейка, о любезная скамейка!" Возлюбленная в
  
  отчаянии вздыхает: "Опять эта скамейка!" Будем же остерегаться скамеек,
  
  превратившихся в места для поклонения. Нежные слова, появившиеся и
  
  изливающиеся в самый момент проявления чувств, - прелестны. Нежность в
  
  затверждениях раздражает.
  
  Женщина агрессивная и всем недовольная быстро надоедает мужчине; но
  
  не женщина невзыскательная, простодушно всем восторгающаяся не на долго
  
  сохранит свою власть над ним. Противоречие? Разумеется. Человек соткан из
  
  противоречий. То прилив, то отлив. "Он осужден постоянно переходить от
  
  судорог тревоги к оцепенению скуки", - говорит вольтер. Так уж созданы
  
  многие представители рода человеческого, что они легко привыкают быть
  
  любимыми и не слишком дорожат чувством, в котором черезчур уверены.
  
  Одна женщина сомневалась в чувствах мужчины и сосредоточила на нем
  
  все свои помыслы. Неожиданно она узнает, что он отвечает ей взаимностью.
  
  Она счастлива, но, повторяй он сутки напролет, что она - совершенство, ей,
  
  пожалуй, и надоест. Другой мужчина, не столь покладистый, возбуждает ее
  
  любопытство. Я знавал молоденькую девицу, которая с удовольствием пела
  
  перед гостями; она была очень хороша собой, и потому все превозносили ее
  
  до небес. Только один юноша хранил молчание.
  
  - Ну а вы? - Не выдержала она наконец. - Вам не нравится, как я пою?
  
  - О, напротив! - Ответил он. - Будь у вас еще и голос, это было бы
  
  просто замечательно.
  
  Вот за него-то она и вышла замуж. Прощайте о неизменности
  
  человеческих чувств.
  
  Я вновь в театре; на этот раз, увы, вас там нет. Я огорчен за себя и
  
  за вас. Мне хочется крикнуть: "Браво, руссен, вот славная комедия!". Одна
  
  сцена особенно позабавила публику. Некий юноша наградил ребенком
  
  секретаршу своего отца. У него ни положения, ни денег, она же умница и
  
  сама зарабатывает себе на жизнь. Он делает ей предложение и получает
  
  отказ. И тогда мать молодого отца горько жалуется: "Бедный мой мальчик,
  
  она его обольстила и бросила... Скомпрометировала и отказывается покрыть
  
  грех!".
  
  Классическая ситуация навыворот. Но ведь в наши дни экономические
  
  взаимоотношения обоих полов частенько, так сказать, вывернуты наизнанку.
  
  Женщины зарабатывают гораздо больше, чем в прошлом. Они меньше зависят от
  
  желаний и прихотей мужчин. Во времена бальзака лучше замужества трудно
  
  было что-то придумать, во времена руссена - это еще вопрос. В "непорочной"
  
  филиппа эриа юная девушка обращается к науке с просьбой помочь ей родить
  
  ребенка без помощи мужчины.
  
  В действительности наука еще бессильна исполнить это необычное
  
  желание, хотя биологи уже приступили к весьма странным и опасным
  
  экспериментам. В своей книге "прекрасный новый мир" олдос хаксли
  
  попробовал нарисовать, как именно будет появляться на свет потомство через
  
  сто лет. В этом лучшем из миров естесственное зачатие исключается. Хирурги
  
  удаляют женщине яичники, они хранятся в надлежащей среде по-прежнему
  
  вырабатывают яйцеклетки, оплодотворяемые осеменением. Один яичник может
  
  дать жизнь шестнадцати тысячам братьев и сестер - группами по девяносто
  
  шесть близнецов.
  
  Любовь? Привязанность? Романтика отношений? Правители лучшего из
  
  миров испытывают глубокое презрение к этому обветшалому хламу. Им жаль
  
  бедняг из хх века, у которых были отцы, матери, мужья, возлюбленные. По их
  
  мнению, нечего удивляться, что люди прошлого были безумцами, злобными и
  
  ничтожными. Семья, страсти, соперничество приводили к столкновениям, к
  
  комплексам. Предки-горемыки волей-неволей все глубоко переживали, а
  
  постоянная острота чувств мешала им сохранять душевное равновесие.
  
  "Безликость, похожесть, невозмутимость" - вот триединый девиз мира, где
  
  нет любви.
  
  К счастью, это всего лишь фантазия, и человечество не идет по этому
  
  пути. Человечество вообще изменяется куда меньше, чем думают. Оно как
  
  море: На поверхности бурлит, волнуется, но стоит погрузиться в пучину
  
  людских душ - и налицо неизменность важнейших человеческих чувств.
  
  Что поет наша молодежь? Песню превера и косма: "Когда ты думаешь,
  
  когда ты полагаешь, что молодость твоя продлится вечно, о девочка, ты
  
  заблуждаешься жестоко!.." Откуда пришла эта тема? Из стихотворения
  
  ронсара, которому уже четыре века:
  
  Вкушайте юности услады!
  
  Не ждите в старости отрады:
  
  Краса поблекнет, как цветок.
  
  Почти все мотивы поэтов плеяды или, скажем, мюссе все еще звучат и
  
  сегодня; на их основе можно было бы сочинить немало песен на любой вкус
  
  для сен-жермен-де-пре. Поиграйте-ка в эту игру: Она проста, занятна и
  
  пойдет вам на пользу. Незнакомка Dе мI аLма (души моей), вам следует на
  
  что-то решиться. Надменная секретарша из пьесы руссена в конце концов
  
  выходит замуж за свою "жертву", а вы - все еще копия своих сестер из хVI
  
  столетия. Прощайте.
  
  О необходимой мере кокетства.
  
  "Клевета, сударь! Вы просто не понимаете, чем решили пренебречь", -
  
  говорит один из персонажей "севильского цирюльника". Меня частенько так и
  
  подмывает сказать слишком доверчивой и непосредственной в любви женщине:
  
  "Кокетство, сударыня! Вы просто на понимаете, к чему относитесь свысока".
  
  Кокетство было и есть поразительно мощное и опасное оружие. Этот набор
  
  искусных уловок, так внимательно изученный мариво, заключается в том,
  
  чтобы сначала увлечь, затем оттолкнуть, сделать вид, будто что-то даришь,
  
  и тут же отнять. Результаты этой игры поразительны. И даже зная заранее
  
  обо всех этих ловушках, все равно попадешься.
  
  Если хорошенько подумать, это вполне естественно. Без легкого
  
  кокетства, порождающего первую робкую надежду, у большинства людей любовь
  
  не просыпается. "Любить - значит испытывать волнение при мысли о некоей
  
  возможности, которая затем перерастает в потребность, настойчивое желание,
  
  навязчивую идею". Пока нам кажется совершенно невозможным понравиться
  
  такому-то мужчине (или такой-то женщине), мы и не думаем о нем (или о
  
  ней). Не терзаетесь же вы от того, что вы не королева англии. Всякий
  
  мужчина находит, что грета гарбо и мишель морган на редкость красивы, и
  
  восторгается ими, но ему и в голову не приходит убиваться от любви к ним.
  
  Для своих бесчисленных поклонников они всего лишь образы, живущие на
  
  экране. И не сулят никаких возможностей.
  
  Но стоит нам только принять на свой счет чей-либо взор, улыбку,
  
  фразу, жест, как воображение помимо нашей воли уже рисует нам скрывающиеся
  
  за ними возможности. Эта женщина дала нам повод - пусть небольшой -
  
  надеяться? С этой минуты мы уже во власти сомнений. И вопрошаем себя:
  
  "Вправду ли она интересуется мною? А ну как она меня полюбит? Невероятно.
  
  И все же ее поведение..." Короче, как говаривал стендаль, мы
  
  "кристаллизуемся" на мысли о ней, другими словами, в мечтах расцвечиваем
  
  ее всеми красками, подобно тому как кристаллы соли в копях зальцбурга
  
  заставляют переливаться все предметы, которые туда помещают.
  
  Мало-помалу желание превращается в наваждение, в навязчивую идею.
  
  Кокетке, которой хочется продлить это наваждение и "свести мужчину с ума",
  
  достаточно прибегнуть к старой как род людской тактике: Убежать, дав перед
  
  этим понять, что она не имеет ничего против преследования, отказать,
  
  оставляя, однако, проблеск надежды: "Возможно, завтра я буду ваша". И уж
  
  тогда незадачливые мужчины последуют за нею хоть на край света.
  
  Эти уловки достойны осуждения, если кокетка употребляет их, дабы
  
  вывести из равновесия многочисленных воздыхателей. Такое поведение
  
  непременно заставит ее быть нервной и обманывать, разве только она
  
  чертовски ловка и умудриться, никому не уступая, не задеть самолюбия
  
  мужчин. Но и записная кокетка рискует в конце концов исчерпать терпение
  
  своих обожателей. Она, как селимена у мольера, погнавшись за несколькими
  
  зайцами сразу, в конечном счете не поймает ни одного.
  
  Раз вы не можете в счастливой стороне,
  
  как все нашел я в вас, все обрести во мне, -
  
  прощайте навсегда! Как тягостную ношу,
  
  с восторгом наконец я ваши цепи сброшу.
  
  Напротив, кокетство совершенно невинно и даже необходимо, если его
  
  цель - сохранить привязанность мужчины, которого любят. В этом случае
  
  женщина в глубине души не испытывает никакого желания кокетничать.
  
  "Величайшее чудо любви в том, что она исцеляет от кокетства".
  
  По-настоящему влюбленной женщине приятно отдаваться без оглядки и
  
  притворства, часто с возвышенным великодушием. Однако случается, что
  
  женщина вынуждена слегка помучить того, кого любит, так как он принадлежит
  
  к числу тех мужчин, которые не могут жить, не страдая, и которых
  
  удерживает сомнение.
  
  Тогда даже целомудренной, но влюбленной женщине не зазорно
  
  притворяться кокеткой, дабы не потерять привязанность мужчины, подобно
  
  тому как сестре милосердия приходится иногда в интересах больного быть
  
  безжалостной. Укол болезнен, но целителен. Ревность мучительна, но она
  
  укрепляет чувство. Если вы, моя незнакомка, когда-либо позволите мне
  
  узнать вас, не будьте кокеткой. Не то я непременно попадусь в сети, как и
  
  всякий другой. Прощайте.
  
  О даме, которая все знает.
  
  - Как! Вы мой сосед, доктор?
  
  - Да, один из двух ваших соседей, сударыня.
  
  - Я в восторге, доктор; мне давно уже не удавалось спокойно поболтать
  
  с вами.
  
  - Я тоже очень рад.
  
  - Мне надобно получить у вас уйму советов, доктор... Это не будет вам
  
  в тягость?
  
  - Говоря по правде, сударыня...
  
  - Прежде всего моя бессонница... Помните, какая у меня бессонница? Но
  
  что я вижу, доктор? Вы принимаетесь за суп?
  
  - А почему бы нет?
  
  - Да вы с ума сошли! Нет ничего вреднее для здоровья, чем поток
  
  жидкости в начале трапезы...
  
  - Помилуйте, сударыня...
  
  - Оставьте подальше этот крепкий бульон, доктор, прошу вас, и
  
  давайте-ка вместе изучим меню... Семга годится... В рыбе много белков.
  
  Пулярка тоже... Так-так, нужный нам витамин "а" мы получим с маслом;
  
  витамин "с" - с фруктами... Вот витамина "в" вовсе нет... Какая досада! Вы
  
  не находите, доктор?
  
  - На нет и суда нет.
  
  - Скажите, доктор, сколько нужно ежедневно калорий женщине, которая,
  
  как я, ведет деятельный образ жизни?
  
  - Точно не скажу, сударыня... Это не имеет ровно никакого значения.
  
  - Как это не имеет никакого значения? Вы еще, пожалуй, скажете, что
  
  уголь не имеет никакого значения для паровоза, а бензин - для автомобиля !
  
  .. Я веду такой же образ жизни, как мужчины, и мне необходимы три тысячи
  
  калорий, не то я захирею.
  
  - Вы их подсчитываете, сударыня?
  
  - Подсчитываю ли я их!.. Вы, видно, шутите, доктор?.. У меня всегда с
  
  собой таблица... (Открывает сумочку.) Смотрите, доктор... Ветчина - тысяча
  
  семьсот пятьдесят калорий в килограмме... Цыпленок - тысяча пятьсот...
  
  Молоко - семьсот...
  
  - Превосходно. Но как узнать, сколько весит это крылышко цыпленка?
  
  - Дома я требую взвешивать все порции. Тут, в гостях, я прикидываю на
  
  глазок... (Она издает вопль.) Ах, доктор!
  
  - Что с вами, сударыня?
  
  - Умоляю вас, остановитесь!.. Это так же непереносимо, как скрежет
  
  ножа, как фальшивая нота, как...
  
  - Да что я сделал, сударыня?
  
  - Доктор, вы смешиваете белки с углеводами... Ах, доктор,
  
  остановитесь!..
  
  - Эх, шут меня побери, я ем то, что мне подают...
  
  - Вы! Знаменитый врач!.. Но ведь вы прекрасно знаете, доктор, что
  
  обычная трапеза рядового француза - бифштекс с картофелем - это самый
  
  опасный яд, какой только можно приготовить?
  
  - И тем не менее рядовой француз благополучно здравствует...
  
  - Доктор, да вы сущий еретик... Я с вами больше не разговариваю...
  
  (Чуть слышно.) А кто мой другой сосед? Я слышала его фамилию, но он мне
  
  незнаком.
  
  - Это важный чиновник из министерства финансов, сударыня.
  
  - Правда? Как интересно! (Энергично поварачивается направо.) Как там
  
  наш бюджет, сударь? Вы уже свели концы с концами?
  
  - Ах, сударыня, смилуйтесь... Я сегодня битых восемь часов говорил о
  
  бюджете... И надеялся, что хоть за обедом получу передышку.
  
  - Передышку!.. Мы вам дадим ее тогда, когда вы утрясете наши дела...
  
  И ведь это так просто.
  
  - Так просто, сударыня?
  
  - Проще простого... Наш бюджет составляет четыре триллиона?
  
  - Да, приблизительно так...
  
  - Превосходно... Урежьте все расходы на двадцать процентов...
  
  (Врач и финансист, точно сообщники, обмениваются за спиной
  
  дамы-всезнайки взглядом, полным отчаяния.)
  
  У вас, моя драгоценная, хватает здравого смысла ничего не знать. Вот
  
  почему вы все угадываете. Прощайте.
  
  Об одной молоденькой девушке.
  
  - Покорить мужчину... - Говорит она. - Но женщине не дано покорять.
  
  Она - существо пассивное. Она ждет нежных признаний... Или обидных слов.
  
  Не ей же проявлять инициативу.
  
  - Вы описываете видимость, а не реальность, - возражаю я. - Бернард
  
  шоу уже давно написал, что если женщина и ждет нежных признаний, то так
  
  же, как паук ждет муху.
  
  - Паук ткет паутину, - отвечает она, - а, что, по-вашему, делать
  
  бедной девушке? Она или нравиться, или нет. Коли она не нравится, ее
  
  жалкие старания не способны преобразить чувства мужчины. Думаю, она скорее
  
  добьется обратного: Ничто так не раздражает юношу, как притязания девушки,
  
  к которой он равнодушен. Женщина, которая сама себя навязывает и делает
  
  первый шаг, добьется мужчины, но не любви.
  
  - Это было бы верно, - говорю я, - если бы женщина действовала
  
  неумело и было бы очевидно, что инициатива исходит от нее; но искусство
  
  как раз в том и заключается, чтобы сделать первые шаги незаметно. "Она
  
  бежит под сень плакучих ив, но не хочет, чтобы ее увидели..." Отступая,
  
  заманить противника - вот старая, проверенная военная хитрость, она немало
  
  послужила и девицам, и солдатам.
  
  - Это и в самом деле испытанная хитрость, - соглашается она, - но,
  
  если у неприятеля нет ни малейшего желания преследовать меня, мое бегство
  
  ни к чему не приведет, я так и останусь в одиночестве под сенью плакучих
  
  ив.
  
  - Вот тут-то вы, женщины, и должны постараться пробудить в мужчине
  
  желание преследовать вас. Для этого разработана целая тактика, и вам она
  
  знакома лучше, нежели мне. Надо ему кое-что позволить, притвориться, будто
  
  он вас сильно занимает, потом неожиданно "все поломать" и решительно
  
  запретить ему то, что еще вчера он считал прочно завоеванным. Контрастный
  
  душ - встряска суровая, но под ним и любовь, и желание растут как на
  
  дрожжах.
  
  - Вам-то легко говорить, - возражает она, - но такая тактика
  
  предполагает, во-первых, хладнокровие у той, что приводит замысел в
  
  исполнение (а как подвергнуть испытанию человека, чей голос заставляет вас
  
  трепетать?); Во-первых, необходимо, чтобы испытуемый мужчина уже начал
  
  обращать на нас внимание. В противном случае катайте, сколько хотите,
  
  клубок ниток, котенок отказывается играть.
  
  - Ни за что не поверю, - говорю я, - что молоденькая и хорошенькая
  
  девушка не в силах заставить мужчину обратить на нее внимание; для начала
  
  достаточно завести речь о нем самом. Большинство представителей сильного
  
  пола кичатся своей специальностью. Терпеливо выслушивайте их
  
  разглагольствования о профессии и о них самих - этого вполне достаточно,
  
  чтобы они сочли вас умницей и почувствовали желание снова увидеться с
  
  вами.
  
  - Стало быть, надо уметь и поскучать?
  
  - А как же, - подтверждаю я. - Это уж само собой разумеется. Касается
  
  ли дело мужчин или женщин, любви или политики, в этом мире преуспеет тот,
  
  кто умеет и поскучать.
  
  - Ну, а тогда я предпочитаю не преуспевать, - замечает моя
  
  собеседница.
  
  - Я тоже, - соглашаюсь я, - и, бог свидетель, уже в этом-то мы с вами
  
  преуспеем.
  
  Вот такой разговор, QUеRIDа (дорогая), произошел у меня вчера с одной
  
  молоденькой девушкой. Ничего не поделаешь! Вас ведь рядом не было, а
  
  жить-то все-таки нужно. Прощайте.
  
  О мужской половине рода человеческого.
  
  На днях я прочел в одной американской газете статью, которая бы вас
  
  позабавила. В ней одна американка обращается к своим сестрам, женщинам.
  
  "Вы сетуете на то, - пишет она, - что не можете найти себе мужа? Вы не
  
  обладаете той неотразимой красотой, к какой голливуд, увы, приохотил наших
  
  мужчин? Вы ведете замкнутый образ жизни, редко бываете в обществе? Словом,
  
  у вас почти нет знакомых мужчин, а те, среди которых мог бы оказаться ваш
  
  избранник, не обращают на вас внимания?
  
  Позвольте же дать вам несколько советов, которые мне самой очень
  
  пригодились. Я полагаю, что вы, как и многие из нас, живете в небольшом
  
  котедже; вокруг - лужайка, неподалеку - другие такие же дома. По соседству
  
  с вами, без сомнения, обитает несколько холостяков.
  
  - Ну конечно! - Скажете вы мне. - Да только им и дела до меня нет.
  
  - Так-так! Тут-то как раз и подойдет первый мой совет. Приставьте к
  
  стене своего своего домика лестницу; влезьте на крышу и принимайтесь за
  
  установку телевизионной антенны. Этого довольно. Тотчас же к вам
  
  устремятся, точно шершни, привлеченные горшочком меда, все мужчины,
  
  живущие окрест. Почему? Потому что они обожают технику, любят что-нибудь
  
  мастерить, потому что все они считают себя умелыми и искусными... А
  
  главное, потому, что им доставляет огромное удовольствие показать женщине
  
  свое превосходство.
  
  - Да нет же! - Скажут они вам. - Вы не знаете, как за это взяться.
  
  Позвольте-ка сделаю я...
  
  Вы, разумеется, соглашаетесь и с восторгом взираете на то, как они
  
  работают. Вот вам и новые друзья, которые к тому же признательны вам за
  
  то, что вы дали им случай блеснуть.
  
  Для стрижки газона, - продолжает американка, - у меня имеется каток с
  
  электрическим мотором; я без труда управляюсь с ним, двигаясь вдоль
  
  лужайки. До тех пор пока все в порядке, ни один мужчина не появляется на
  
  горизонте. Стоит же мне захотеть, чтобы соседи мною заинтересовались, нет
  
  ничего проще - я вывожу мотор из строя и делаю вид, будто озабоченно ищу
  
  причину поломки. Тут же справа от меня появляется один мужчина,
  
  вооруженный клещами, с ящиком инструментов в руках. Вот наши механики и в
  
  западне.
  
  Та же самая игра на автостраде. Остановитесь, поднимите капот машины
  
  и наклонитесь с растерянным видом над свечами. Другие шершни, охочие до
  
  похвал, в свой черед остановятся и предложат вам свои неоценимые услуги.
  
  Имейте, однако, в виду, что замена колеса или накачивание шины для них
  
  занятие мало привлекательное. Эта работа хоть и не хитрая, но зато
  
  трудоемкая и почета не сулит. А для мужчины, владыки мира, самое главное -
  
  выказать свое всемогущество перед смиренными женщинами. Сколько подходящих
  
  женихов в одиночестве катят по дорогам и, сами того не подозревая, желают
  
  только одного - найти себе спутницу жизни вроде вас - простодушную,
  
  несведующую и готовую восхищаться ими! Дорога к сердцу мужчины, как
  
  вехами, отмечена "автомашинами".
  
  Я полагаю, что эти советы и впрямь полезны, когда речь идет об
  
  американцах. Будут ли они столь же действительны применительно к
  
  французам? Пожалуй, нет; но у нас есть свои уязвимые места. Нам нравится
  
  восхищать речами и звонкими фразами. Попросить профессионального совета у
  
  финансиста, политического деятеля, ученого - один из способов покорить
  
  мужчину, и он так же расчитан на неистребимое тщестлавие мужской половины
  
  рода человеческого. Уроки ходьбы на лыжах, уроки плавания - превосходные
  
  силки для мужчин - спортсменов.
  
  Гете в свое время заметил, что нет ничего привлекательнее, чем
  
  занятия молодого человека с девушкой: Ей нравиться узнавать, а ему
  
  обучать. Это верно и по сей день. Сколько романов завязывается за
  
  переводами из латыни или за решением задачи по физике, когда пушистые
  
  волосы молоденькой ученицы касаются щеки ее юного наставника! Попросите,
  
  чтобы вам раз'яснили сложную философскую проблему, слушать об'яснение с
  
  задумчивым видом, повернув головку так, как вам особенно идет, затем
  
  проникновенно сказать, что вы все поняли, - кто способен устоять перед
  
  этим! Во франции путь к сердцу мужчины проходит через его ум. Отыщу ли я
  
  путь к вашему сердцу? Прощайте.
  
  О любви и браке во франции.
  
  Чтобы лучше понять, каковы взгляды французов и француженок на любовь
  
  и брак, следует прежде вспомнить историю нежных чувств в нашей стране. В
  
  ней легко обнаружить два течения.
  
  Первое, мощное течение - любовь возвышенная. Именно во франции в
  
  средние века родилась куртуазная любовь. Покланение женщине желание ей
  
  понравиться, слагая песни и стихи (трубадуры) или совершая подвиги
  
  (рыцари), - неот'емлемые черты элиты французского общества той поры. Ни
  
  одна литература не предавала такого значения любви и страсти.
  
  Однако наряду с этим течением существовало второе, весьма
  
  распространенное. Его описывает рабле. Любовь плотская, чувственная
  
  выступает тут крупным планом. При этом брак скорее вопрос не чувства, а
  
  лишь удобная форма совмесной жизни, позволяющая растить детей и блюсти
  
  обоюдные интересы. У мальера, например, муж - немного смешной персонаж,
  
  которого жена, если может, обманывает и который сам ищет любовных
  
  похождений на стороне.
  
  В хIх веке господство зажиточной буржуазии, придававшей огромное
  
  значение деньгам и передачи их по наследству, привело к тому, что брак
  
  превратился в сделку, как это видно из книг бальзака. В таком браке любовь
  
  могла родиться позднее - в ходе совместной жизни - из взаимных
  
  обязанностей супругов, вследствие сходства темпераментов, но это не
  
  считалось необходимым. Встречались и удачные браки, возникшие на основе
  
  трезвого расчета. Родители и нотариусы договаривались о приданом и об
  
  условиях брачного контракта прежде, чем молодые люди знакомились друг с
  
  другом.
  
  Сегодня мы все это переменили. Состояние теперь уже не играет
  
  определяющей роли при выборе спутника жизни, так как образованная жена,
  
  которая служит, или муж с хорошей специальностью ценятся несравненно
  
  больше, чем приданое, чья стоимость может резко упасть. Возвышенные
  
  чувства, тяга к романтической любви - наследие прошлых веков - также
  
  утратили былое могущество. Почему? Во-первых, потому, что женщина,
  
  добившись равноправия, перестала быть для мужчины недосягаемым,
  
  таинственным божеством, а стала товарищем; во-вторых, потому, что
  
  молоденькие девушки теперь немало знают о физической стороне любви и более
  
  верно и здраво смотрят на любовь и на брак.
  
  Нельзя сказать, что юноши и девушки совсем не стремятся к любви; но
  
  они ищут ее в прочном браке. Они с опаской относятся к браку по страстной
  
  любви, так как знают - страсть недолговечна. Во времена мольера брак
  
  знаменовал собою конец любви. Сегодня он - лишь ее начало. Удачный союз
  
  двоих сегодня более тесен, чем когда-либо, ибо это одновременно союз
  
  плоти, души и интеллекта. Во времена бальзака мужа, влюбленного в свою
  
  жену, находили смешным. Сегодня развращенности больше на страницах
  
  романов, чем в жизни. Нынешний мир непрост, жизнь требует полной отдачи и
  
  от мужчин, и от женщин, а потому все больше и больше брак, скрепленный
  
  дружбой, взаимным тяготением и душевной привязанностью, представляется
  
  француженкам лучшим решением любви. Прощайте.
  
  Об относительности несчастий.
  
  Женщина, к которой я очень привязан, порвала вчера свое бархатное
  
  платье. Целый вечер длилась мучительная драма. Прежде всего, она не могла
  
  понять, каким образом возникла эта широкая поперечная прореха. Она
  
  допускала, что юбка была слишком узкой и при ходьбе... И все же до чего же
  
  жестока судьба! Ведь то был ее самый очаровательный наряд, последний из
  
  тех, что она решилась заказать знаменитому портному. Беда была
  
  непоправима.
  
  - А почему бы не заштопать его?
  
  - Ох уж эти мужчины! Ничего-то они не смыслят. Ведь шов сразу
  
  бросится в глаза.
  
  - Купите немного черного бархата и замените полосу по всей ширине.
  
  - Ну что вы говорите! Два куска бархата одного цвета всегда хоть
  
  немного да отличаются по оттенку. Черный бархат, который побывал в носке,
  
  приобретает зеленоватый отблеск. Это будет ужасно. Все мои приятельницы
  
  тут же все заметят, пересудам не будет конца.
  
  - Микеланджело умел извлекать пользу из прожилок и трещин в глыбе
  
  мрамора, которую получал для ваяния. Он обращал эти из'яны материала в
  
  дополнительный источник красоты. Пусть же и вас вдохновит эта дыра.
  
  Проявите изобретательность, пустите сюда кусок совсем другой ткани.
  
  Подумают, что вы сделали это намеренно, и это вызовет восхищение.
  
  - Какая наивность! Деталь, противоречащая целому, не оскорбит взора
  
  лишь в том случае, если какая-нибудь отделка того же тона и стиля будет
  
  напоминать о ней в другом месте - на отворотах жакета, на воротнике или на
  
  поясе. Но эта одинокая полоса... Нелепость! И разве могу я носить
  
  заштопанное платье?
  
  Словом, мне пришлось согласиться с тем, что беда непоправима. И тогда
  
  утешитель уступил место моралисту.
  
  - Пусть так! - Воскликнул я. - И впрямь случилось несчастье. Но
  
  согласитесь по крайней мере, что это не худшая из бед. У вас порвалось
  
  платье? Примите заверения в моем глубоком сочувствии, но подумайте о том,
  
  что у вас мог быть пропорот живот или искромсано лицо во время
  
  автомобильной аварии; подумайте о том, что вы могли подхватить воспаление
  
  легких или отравиться, а ведь здоровье для вас важнее, чем одежда;
  
  подумайте о том, что вы могли лишиться не бархатного платья, а сразу
  
  нескольких друзей; подумайте, наконец, и о том, что мы живем в грозное
  
  время, что может разразиться война и тогда вас могут задержать, бросить в
  
  тюрьму, выслать, убить, разорвать на части, испепелить. Вспомните о том,
  
  что в тысяча девятьсот сороковом году вы потеряли не какое-то там тряпье,
  
  а все, что у вас было, причем встретили эту беду с мужеством, которым я до
  
  сих восхищаюсь...
  
  - К чему вы клоните?
  
  - Всего-навсего к тому, что человеческая жизнь трудна, бархат рвется,
  
  а люди умирают, что это весьма печально, но надо понимать, что несчастья
  
  бывают разного рода. "Я охотно возьму в свои руки защиту их нужд, -
  
  говорил монтень, - но не хочу, чтобы эти нужды сидели у меня в печенках
  
  или стояли поперек горла". Он подразумевал: "Я, мэр города бордо, охотно
  
  возьмусь исправить ущерб, причиненный вашей казне. Но я не хочу губить
  
  свое здоровье, убиваясь по этому поводу". Эти слова вполне применимы и к
  
  вашеу случаю. Я охотно оплачу новое платье, но отказываюсь рассматривать
  
  утрату как национальную или вселенскую катастрофу.
  
  Не переворачивайте же вверх дном, о моя незнакомая подруга, пирамиду
  
  горестей и не ставьте на одну доску подгоревший пирог, прохудившиеся
  
  чулки, гонения на ни в чем не повинных людей и цивилизацию, оказавшуюся
  
  под угрозой. Прощайте.
  
  О детской впечатлительности.
  
  Взрослые слишком часто живут рядом с миром детей, не пытаясь понять
  
  его. А ребенок между тем пристально наблюдает за миром своих родителей; он
  
  старается постичь и оценить его; фразы, неосторожно произнесенные в
  
  присутствии малыша, подхватываются им, по-своему истолковываются и создают
  
  определенную картину мира, которая надолго сохранится в его воображении.
  
  Одна женщина говорит при своем восьмилетнем сыне: "Я скорее жена, нежели
  
  мать". Этим, сама того не желая, она, быть может, наносит ему рану,
  
  которая будет кровоточить чуть ли не всю его жизнь.
  
  Преувеличение? Не думаю. Пессиместическое представление о мире,
  
  сложившееся у ребенка в детстве, возможно, в дальнейшем изменится к
  
  лучшему. Но процесс этот будет протекать мучительно и медленно. Напротив,
  
  если родителям удалось в ту пору, когда у ребенка еще только пробуждается
  
  сознание, внушить ему веру в незлобивость и отзывчивость людей, они тем
  
  самым помогли своим сыновьям или дочерям вырасти счастливыми. Различные
  
  события могут затем разочаровать тех, у кого было счастливое детство,
  
  раньше или позже они столкнутся с трагическими сторонами бытия и жестокими
  
  сторонами человеческой натуры. Но против ожидания лучше перенесет
  
  всевозможные невзгоды как раз тот, чье детство было безмятежно и прошло в
  
  атмосфере любви и доверия к окружающим.
  
  Мы произносим при детях фразы, которым не придаем значения, но им-то
  
  они представляются полными скрытого смысла. Одна учительница как-то
  
  поведала мне такую историю. Она попросила свою маленькую ученицу:
  
  "Раздвинь шторы, дай-ка появиться свету в нашей комнате". Та застыла в
  
  нерешительности.
  
  - Я боюсь...
  
  - Боишься? А почему?
  
  - Но видите ли... Я прочла в священном писании, что едва рахиль дала
  
  появиться на свет вениамину, как тут же умерла.
  
  Один мальчик постонно слышал, как у них в доме называли каминные часы
  
  "мария-антуанетта", а мебель в гостиной - "людовик шестнадцатый", и решил,
  
  что эти часы зовут мария-антуанетта подобно тому, как его самого зовут
  
  франсуа. Можно себе представить, какие причудливые образы возникнут в его
  
  воображении, когда на первых же уроках французской истории имена,
  
  обозначавшие для него предметы домашнего обихода, смешаются с кровавыми и
  
  печальными событиями.
  
  Сколько невысказанных опасений, сколько невообразимых понятий роятся
  
  в детских головках! Я вспоминаю, что, когда мне было лет пять или шесть, в
  
  наш городок приехала на гастроли театральная труппа и повсюду были
  
  расклеены афиши с названием спектакля "сюрпризы развода". Я не знал тогда,
  
  что значит слово "развод", но смутное предчувствие подсказывало мне, что
  
  это одно из тех запретных, притягательных и опасных слов, что приоткрывают
  
  завесу над тайнами взрослых. И вот в тот самый день, когда приехала эта
  
  труппа, городской парикмахер в приступе ревности несколько раз выстрелил
  
  из револьвера в свою жену, об этом случае рассказали при мне. Каким
  
  образом возникла тогда в моем детском сознании связь между этими двумя
  
  столь далекими друг от друга фактами? Точно уж не помню. Но еще очень
  
  долго я думал, что развод - это такое преступление, когда муж убивает свою
  
  виновную жену, и что совершается оно прямо на глазах у зрителей на сцене
  
  театра в пон-де-л'эр.
  
  Разумеется, и самые чуткие родители не в силах помешать зарождению
  
  сверх'естественных представлений и наивных догадок в головах их детей.
  
  Известно, что жизненный опыт так просто не передается, каждый
  
  самостоятельно усваивает уроки жизни, но остерегайтесь по крайней мере
  
  давать ребенку опасную пищу для воображения. Мы избавим своих детей от
  
  тяжелых переживаний, если будем все время помнить о том, что они обладают
  
  обостренным любопытством и гораздо впечатлительнее нас. Это урок для
  
  матерей. Прощайте.
  
  О правилах игры.
  
  Не знаю, слушаете ли вы иногда по радио передачу "субботняя беседа".
  
  В ней участвуют арман салакру, ролан манюэль, андре шамсон, клод мориак и
  
  ваш покорный слуга. Мы говорим обо всем: О театре, о книжных новинках,
  
  полотнах художников, концертах и о самих себе. Словом, это настоящая
  
  беседа, заранее не отрепетированная, такая, какую могли бы вести пятеро
  
  друзей за чашкой кофе. Сам я получаю от нее истинное наслаждение и всякий
  
  раз с радостью встречаюсь перед микрофоном с моими собеседниками. Ален
  
  говаривал, что дружба часто возникает в силу обстоятельств: В лицее, в
  
  полку; эти непременные встречи тоже сдружили нас.
  
  На днях клод мориак выдвинул тезис, на мой взгляд, верный.
  
  "Куртуазная любовь, описанная в рыцарских романах, - говорил он, - это
  
  своеобразная игра, правила которой ничуть не изменились со времен
  
  средневековых трактатов о любви. Они те же и в произведениях хVII века - в
  
  "астрее", и в "принцессе клевской", и в произведениях романтиков, хотя и
  
  выражены там с большим пафосом; они же определяют поступки и речи свана у
  
  марселя пруста. Традиция эта требует, чтобы любящие ревниво относились не
  
  только к телу, но и к помыслам друг друга; чтобы малейшее облачко на челе
  
  возлюбленной будило тревогу; чтобы всякая фраза любимого существа
  
  тщательно обдумывалось, а всякий поступок истолковывался; чтобы при одной
  
  мысли об измене человек бледнел. Мольер потешался над подобным выражением
  
  чувств; пруст жалел страдальцев; онако несколько веков и писатели, и
  
  читающая публика не подвергали сомнению сами правила. В наши дни появилось
  
  новое влияние: Молодые авторы уже не приемлют старых правил игры; это не
  
  значит, что они утратили интерес к этой теме, просто они изменили свод
  
  правил. О какой ревности может идти речь, когда женское тело доступно
  
  всеобщему обозрению на пляжах..."
  
  Тут я прервал мориака, чтобы процитировать одно из писем виктора гюго
  
  к невесте, которое и впрямь не могло бы быть написано в наши дни. В этом
  
  письме он сурово упрекает ее за то, что, боясь запачкать на улице платье,
  
  она слегка приподняла его и невольно приоткрыла свою лодыжку; это привело
  
  гюго в такую ярость, что он был способен убить случайного прохожего,
  
  бросившего взгляд на ее белоснежный чулок, или наложить на себя руки.
  
  Правила игры для молодых писателей, кажется, таковы, что полностью
  
  исключают какую-либо ревность и позволяют цинично рассуждать об амурных
  
  похождениях той, которую любят. Все это никак не совместимо с требованиями
  
  куртуазной любви. Ибо это неповторимое чувство, возможное лишь "между
  
  двумя абонентами", как выражаются телефонисты, - удел только двоих.
  
  На деле во второй половине современного романа влюбленные, как
  
  правило, открывают для себя любовь. Они как бы нехотя признают прелесть
  
  верности, сладость привязанности и даже терзания ревности. Но более
  
  сдержанные, чем герои у романтиков и даже у пруста, они говорят о своих
  
  чувствах с деланным равнодушием и некоторой долей иронии, во всяком
  
  случае, так это выглядит на словах. Они от носятся к амуру с юмором. Это
  
  причудливое сочетание не лишено своей прелести.
  
  Внове ли это? Я в этом не слишком уверен. Правила игры начиная с
  
  госпожи де лафайет и до луизы вильморен никогда не были такими уж
  
  строгими. Англосаксы давным-давно отказались от открытого выражения своих
  
  самых пылких чувств.
  
  Наряду с традицией куртуазной любви можно обнаружить и другую, идущую
  
  от эпохи возрождения. Любовные истории в произведениях бенвенуто челлини и
  
  даже ронсара выглядит не слишком-то романтически. Иные герои стендаля или
  
  (в наши дни) монтерлана следует правилам любовной игры эпохи возрождения,
  
  а не средневековых трактатов о любви. Эти правила нередко менялись, они
  
  будут меняться и в дальнейшем. Я жду от нынешнего молодого писателя нового
  
  "адольфа" и нового "свана". И предрекаю ему большой успех.
  
  Ибо если правила игры и меняются, то ставка остается прежней. Ставка
  
  эта - вы, моя драгоценная. Прощайте.
  
  Умение использовать смешные черты.
  
  Замечали ли вы, незнакомка души моей, что наши недостатки могут
  
  нравиться не меньше, чем достоинства? А порою даже и больше? Ведь
  
  достоинства, возвышая вас, унижают другого, между тем как недостатки,
  
  позволяя другим беззлобно посмеяться над вами, поднимают их в собственных
  
  глазах. Женщине прощают болтливость - ей не прощают ее правоту. Байрон
  
  оставил свою жену, которую он именовал "принцессой параллелограммов", ибо
  
  она была слишком проницательна и умна. Греки недолюбливали аристида именно
  
  за то, что все называли его справедливым.
  
  В своем произведении "увиденные факты" виктор гюго рассказывает о
  
  некоем господине де сальванди, чья политическая карьера была блистательна.
  
  Он сделался министром, академиком, посланником, был награжден большим
  
  крестом ордена почетного лениона. Вы скажете: Все это не бог весть что; но
  
  он ко всему еще пользовался успехом у женщин, а это уже многого стоит. Так
  
  вот, когда этот сальванди впервые появился в свете, куда его ввела госпожа
  
  гайль, знаменитая софи гэ воскликнула: "Но, дорогая, в вашем милом юноше
  
  так много смешного. Нужно заняться его манерами". "Боже упаси! - Вскричала
  
  госпожа гайль. - Не лишайте его своеобразия! Что же у него тогда
  
  останется? Ведь именно оно-то и приведет его к успеху..." Будущее
  
  подтвердило правоту госпожи гайль.
  
  Анри де жувенель когда-то рассказывал мне, что в молодости, когда он
  
  был журналистом, его поразили первые шаги в парламенте депутата от
  
  кальвадоса, некоего анри шерона. У этого шерона был большой живот, борода,
  
  и он носил старомодный сюртук; влезая на стол, он громко распевал
  
  "марсельезу" и произносил высокопарные речи. Клемансо назначил его
  
  помощником военного министра, шерон немедленно начал об'езжать казармы и
  
  пробовать солдатскую пищу. Журналисты потешались над ним; жувенель
  
  подумал, что будет занятно написать о нем статью, и решил повидать шерона.
  
  Тот встретил его с вызывающим видом.
  
  - Знаю, молодой человек! - Воскликнул он. - Вы пожаловали, чтобы
  
  удостовериться в том, что я смешон... Ну как? Удостоверились?.. Да, я
  
  смешо н... Но смешон-то я намеренно, ибо - запомните, молодой человек, - в
  
  этой завистливой стране казаться смешным - единственный безопасный способ
  
  прославиться.
  
  Эти слова восхитили бы стендаля. Но не обязательно казаться смешным;
  
  вы, наверное, и сами замечали, что некоторые причуды, оригинальная манера
  
  одеваться приносят мужчине или женщине больше славы, нежели талант.
  
  Тысячам людей, в жизни не читавшим андре жида, были знакомы его
  
  мексиканские фетровые шляпы и короткий плащ. Уистон черчиль - великий
  
  оратор, но он хорошо знал людей и весьма умело обыгрывал свою диковинную
  
  шляпу, непомерно толстые сигары, галстуки бабочкой и пальцы, раздвинутые
  
  буквой "V". Я знавал некоего французского посла в лондоне, который не мог
  
  произнести ни слова по-английски, но зато носил галстук в горошек,
  
  завязанный пышным бантом, что необыкновенно умиляло англичан. И он долго
  
  сохранял свой пост.
  
  Последите за людьми, обедающими в ресторане. Кого лучше всего
  
  обслужат, кого будут усердно обхаживать метрдотели? Человека
  
  положительного, всем довольного? Вовсе нет. Клиента с причудами. Быть
  
  требовательным - значит заинтересовать людей. Мораль: Держи себя
  
  естесственно и, если вам это присуще, чуть картинно. Вам будут за это
  
  признательны. Прощайте.
  
  О сценах.
  
  Делаете ли вы сцены своему мужу и друзьям, сударыня? Хотя у вас вид
  
  минервы, я крайне удивлюсь, если вы к ним не прибегаете. Сцена -
  
  излюбленное оружие женщины. Она позволяет им разом, путем короткой
  
  эмоциональной вспышки, полной негодования, добиться того, о чем бы они в
  
  спокойном состоянии тщетно просили целые месяцы и годы. Тем не менее они
  
  должны приноравливаться к мужчине, с которым имеют дело.
  
  Встречаются такие легковозбудимые мужчины, которые получают от ссор
  
  удовольствие и могут своим поведением перещеголять даже женщину. Та же
  
  запальчивость сквозит в их ответах. Такие ссоры не обходятся без взаимных
  
  грубостей. После скандала накал слабеет, на душе у обоих становится легче
  
  и примерение бывает довольно нежным. Я знаю немало женщин, которые,
  
  устраивая сцены, не страшатся и побоев. Они даже втайне жаждут их, но ни
  
  за что в том не признаются. "Ну, а если мне нравиться, чтобы меня
  
  поколотили?" - Вот ключ к этой непостижимой загадке. У женщин, ценящих в
  
  мужчине прежде всего силу - духовную и телесную, - оплеуха, которую им
  
  закатили, только подогревают чувство.
  
  - Какая мерзость! - Воскликните вы. - Мужчина, поднявший на меня
  
  руку, перестал бы для меня существовать.
  
  Вы искренне так думаете, но для полной уверенности вам нужно бы
  
  испытать себя. Если ваше омерзение подтвердится, это значит, что гордость
  
  в вас сильнее, чем чувсвенность.
  
  Нормальный мужчина терпеть не может сцен. Они ставят его в
  
  унизительное положение, ибо он при этом, как правило, теряет инициативу. А
  
  и может ли уравновешенный супруг успешно противостоять раз'яренной пифии,
  
  которая со своего треножника обрушиввает на него поток брани? Многие
  
  мужчины, стоит только разразиться буре, предпочитают удалиться или,
  
  развернув газету, перестают обращать внимание на происходящее.
  
  Следует помнить, что бездарно разыгранная сцена быстро надоедает.
  
  Уже само слово сцена нам многое об'ясняет. Оно позаимствовано у
  
  актеров. Для того чтобы произвести эффект, она должна быть мастерски
  
  разыгранна. Начавши с пустяков, только потому, что накопившееся
  
  раздражение требовало выхода, сцена должна постепенно набирать силу,
  
  питаясь тягостными воспоминаниями, пополняясь давнишними обидами, наполняя
  
  все вокруг рыданиями. Затем - в подходящий момент - должен произойти
  
  перелом: Стенания пошли на убыль, им на смену пришли задумчивость и тихая
  
  грусть, вот уже появилась первая улыбка, и венец всему - взрыв
  
  сладострастия.
  
  - Но чтобы так разыграть сцену, женщина должна действовать по заранее
  
  обдуманному плану и все время владеть собой...
  
  Вы правы, сударыня. Ничего не поделаешь - театр! Талантливая актриса
  
  постоянно отдает себе отчет в том, что говорит и делает. Лучшие сцены -
  
  те, которые устраивают намеренно и тонко разыгрывают. Не только женщины
  
  владеют этим искусством. Выдающиеся полководцы - - наполеон, лиоте - редко
  
  впадали в гнев, лишь тогда, когда полагали это необходимым. Но уж тогда их
  
  ярость сокрушала все преграды! Лиоте в приступе гнева швырял наземь свое
  
  маршельское кепи и топтал его. В подобные дни он еще утром говорил своему
  
  ординарцу1
  
  - подай-ка мне мое старое кепи.
  
  Берите с него пример. Берегите свое возмущение для важных
  
  обстоятельств: Будьте пастырем своих слез. Сцены только тогда эффективны,
  
  когда редки. В странах, где грозы гремят чуть ли не каждый день, на них
  
  никто не обращает внимания. Не стану приводить в пример самого себя. По
  
  натуре я мало раздражителен, и я раз или два в год выхожу из себя, когда
  
  слишком уж возмутительная несправедливость или нелепость лишает меня
  
  обычного спокойствия. В такие дни мне все вокруг уступают. Неожиданность -
  
  один из залогов победы. Меньше сцен, сударыня, но с большим блеском!
  
  Прощайте.
  
  О золотом гвозде.
  
  Наконец-то вы мне ответили! О, разумеется, не назвав себя. Незнакомка
  
  по-прежнему остается для меня незнакомкой. Но мне теперь знаком по крайней
  
  мере ваш почерк, и он мне нравится. Прямые, четкие, разборчивые буквы -
  
  почерк порядочного человека. И порядочной женщины? Возможно! Но в своем
  
  письме вы задаете мне необычный вопрос.
  
  "Уже пять лет, - пишите вы, - у меня есть нежный и умный друг. Он
  
  бывает у меня почти каждый день, советует, какие книги читать, что
  
  смотреть в театре, словом, заполняет мой досуг самым приятным образом. Мы
  
  никогда не переходили границ дружбы; у меня нет желания стать его
  
  любовницей, однако он добивается этого, настаивает, просто терзает меня;
  
  он утверждает, что во мне больше гордыни, чем страсти, что он невыносимо
  
  страдает, что так дольше продолжаться не может и он в конце концов
  
  перестанет видеться со мною. Следует ли уступить этому шантажу? Слово
  
  гадкое, но точное, ибо он прекрасно знает, что его дружба мне необходима.
  
  Видимо, он недостаточно ценит мою дружбу, раз добивается чего-то другого
  
  ?.."
  
  - Не знаю, сударыня, читали ли вы повесть "золотой гвоздь" сент-бева.
  
  Он написал ее, чтобы покорить женщину, по отношению к которой находился в
  
  том же положении, в каком находится ваш друг по отношению к вам.
  
  Прелестная молодая женщина, слегка походившая на диану-охотницу, не
  
  имевшая детей, выглядевшая моложе своих лет, обрекала его на муку,
  
  отказывая в последнем даре любви; он искусными доводами стремился добиться
  
  столь вожделенной милости. "Обладать к тридцати пяти - сорока годам -
  
  пусть всего лишь раз - женщиной, которую ты давно знаешь и любишь, - это,
  
  что я называю вбить вместе золотой гвоздь дружбы".
  
  Сент-бев считал, что нежность, скрепленная этим "золотым гвоздем",
  
  сохраняется затем на протяжении всей жизни надежнее, чем чувство,
  
  основанное просто на признательности, дружеской привязанности или общности
  
  интересов. В подтверждение своего мнения он приводил слова одного
  
  превосходного писателя хVIII века: "После интимной близости, длившейся
  
  какие-нибудь четверть часа, между двумя людьми, питающими даже не любовь,
  
  а хотя бы тяготение друг к другу, возникает такое доверие, такая легкость
  
  общения, такое нежное внимание друг к другу, какие не появятся и после
  
  десятилетней прочной дружбы".
  
  Эта проблема "золотого гвоздя" стоит теперь и перед вами, сударыня.
  
  Насколько я понимаю, ваш друг ставит вопрос так же, как ставил его
  
  сент-бев во времена софи луаре д'арбувиль; мужчина и впрямь испытывает
  
  танталовы муки, сталкиваясь с кокеткой (быть может, не отдающей себе в
  
  этом отчета), которая непрестанно сулит ему блаженство, но оставляет
  
  алчущим. И все же я не верю в "золотой гвоздь". Первый опыт редко бывает
  
  самым удачным. Так что потребуется целая доска, утыканная такими гвоздями.
  
  По правде сказать, если бы ваш друг страдал так сильно, как
  
  утверждает он, он бы уже давным-давно приодолел бы ваше сопротивление.
  
  Женщины интуитивно угадывают чувствительных мужчин, с которыми можно
  
  остаться на дружеской ноге. И хотя это их самих несколько и удивляет (одна
  
  англичанка об'ясняла суть платонической любви: "Она пытается понять чего
  
  же он хочет, а он ничего не хочет"), все же они вполне довольны и даже
  
  злоупотребляют создавшимся положением. Стоит, однако, появиться настоящему
  
  любовнику и прощайте "дружеские призраки". С того самого дня, когда шато
  
  бриан добился своего, жульетта рекамье принадлежала лишь ему одному.
  
  Долгое время она пыталась сохранить цветы любви нетронутыми, но позднее
  
  убедилась, что и плоды хороши. Если можете, извлеките из этого полезный
  
  урок. Самые лучшие оракулы из'яснялись загадками. Прощайте.
  
  С о д е р ж а н и е
  
  "п и с ь м а н е з н а к о м к е" . . . . . . . . . . 1
  
  Об одной встрече . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1
  
  О пределах нежности . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2
  
  О неизменности человеческих чувств . . . . . . . . . . 3
  
  О необходимой мере кокетства . . . . . . . . . . . . . 4
  
  О даме, которая все знает . . . . . . . . . . . . . . . 6
  
  Об одной молоденькой девушке . . . . . . . . . . . . . 7
  
  О мужской половине рода человеческого . . . . . . . . . 8
  
  О любви и браке во франции . . . . . . . . . . . . . . 9
  
  Об относительности несчастий . . . . . . . . . . . . . 10
  
  О детской впечатлительности . . . . . . . . . . . . . . 11
  
  О правилах игры . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
  
  Умение использовать смешные черты . . . . . . . . . . . 13
  
  О сценах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14
  
  О золотом гвозде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16
  
  M - 1 -
  
  Ч А С Т Ь 1
  
  Я почти уверен, что мои слова ни в ком из вас не
  
  встретят серьезного отклика. Может быть, правильнее
  
  было бы не высказывать суждения, столь далекие от
  
  суждений, которыми живет наш век. Однако я не стану
  
  противостоять искушению, и все-таки расскажу этот,
  
  может на первый взгляд не правдоподобный, случай,
  
  происшедший со мной лично.
  
  Я уверен, что в жизни существует возмездие, не
  
  потому, что мне хочется надеятся на отмщение, а как
  
  человек, на самом деле испытавший неотвратимость
  
  судьбы, подводящей черту под случившимся в нашей
  
  жизни. Но не буду говорить об этом, перейду непос-
  
  редственно к рассказу о трагическом происшествии,
  
  печальный след которого пал тенью на всю мою жизнь.
  
  Мне было 28 лет, когда началась война, которую в
  
  непонятном ослеплении мы долго называли великой. Мой
  
  зять и отец были военными. Я с детства воспитывал в
  
  себе убеждение, что высшее проявление человеческого
  
  благородства есть военная доблесть. Когда мобилиза-
  
  ция оторвала меня от семьи, я ушел на фронт с чувст-
  
  вом радости и исполненного долга. Оно было так вели-
  
  ко, что моя жена была готова разделить со мной гор-
  
  деливую радость. Мы были женаты три года. У нас были
  
  спокойные чувства, может быть, не слишком страстных,
  
  но любящих друг друга крепкой, реальной любовью здо-
  
  ровых людей, не ищущих связей на стороне. Новизна
  
  ощущений новой обстановки успела уже остыть во мне,
  
  и разлука стала тяготить меня.
  
  Однако на фронте, вдали от жены, я оставался бе-
  
  зупречно верен ей. Пожалуй, во многом это можно объ-
  
  яснить тем, что рано женившись, я не поддавался вли-
  
  янию слишком легкомысленной пустой жизни, которой
  
  жили многие мои однополчане.
  
  - 2 -
  
  Только в начале второго года войны мне удалось
  
  получить отпуск. Я вернулся в полк в точно назначен-
  
  ный день, лишний раз укрепив репутацию не только хо-
  
  рошего, но и педантичного офицера. Мои успехи по
  
  службе понижали до некоторой степени горечь разлуки
  
  с женой, или, если говорить честно, отсутствия жен-
  
  щин вообще. К весне 1916 года, когда я был уже одним
  
  и з адъютантов верховного главнокомандующего, за
  
  несколько дней до начала знаменитого наступления, я
  
  получил предписание срочно выехать в штаб Западного
  
  фронта с одним важным документом. От своевременности
  
  его доставки и сохранения тайны, могла зависеть
  
  судьба всей операции.
  
  Передвижение войск лишало меня возможности полу-
  
  чить отдельный вагон раньше следующего дня. О про-
  
  медлении нечего было и думать. Я выехал обычным по-
  
  ездом, чтобы в Гомеле пересесть на киевский скорый,
  
  идущий в Вильнюс, где стоял штаб Западного фронта -
  
  цель моей поездки. Отдельного купе в вагоне первого
  
  класса не оказалось. Проводник внес мой чемодан в
  
  ярко освещенное четырехместное купе, в котором нахо-
  
  дилась одна пассажирка, очень привлекательная женщи-
  
  на. Я старался не выглядеть слишком навязчивым, но
  
  успел все-таки заметить чем-то опечаленное лицо.
  
  Глухо закрытый, с высоким воротом костюм показался
  
  мне траурным. Мысль остаться с этой женщиной наедине
  
  почему-то смутила меня. Желая скрыть это чувство, я
  
  с самым безразличным видом спросил у проводника:
  
  - Где можно найти здесь кофе?
  
  - В Жлобине, через два часа. Прикажите принести?
  
  Он хотел положить на верхнюю полку мой чемодан,
  
  в котором лежал пакет о наступлении. Я испугался, и
  
  так резко и неожиданно схватил его за руку, что,
  
  - 3 -
  
  сделав неловкое движение, он углом чемодана задел
  
  электрическую лампочку. Я увидел, как женщина взд-
  
  рогнула от громкого звука лопнувшего стекла. С бес-
  
  конечными извинениями проводник постелил мне постель
  
  зажег ночник и вышел.
  
  Мы остались вдвоем. Пол часа тому назад, на пер-
  
  роне гомельского вокзала, ожидая поезда, я мучитель-
  
  но хотел спать. Мне казалось величайшим благом вытя-
  
  нуть ноги и опустить голову на чистое полотно подуш-
  
  ки. Теперь же сон совершенно покинул меня. В полум-
  
  раке я старался разглядеть лицо женщины и чувствовал
  
  ее присутствие, воспринимаемое мною именно как при-
  
  сутсвие женщины. Как будто ток установился между на-
  
  ми. Врочем, я ощутил это позднее. Сначала я расте-
  
  рялся и не знал, как с ней говорить. В синем цвете
  
  едва белеющее лицо женщины казалось очень красивым,
  
  и я почему-то невольно стал ждать того момента, ког-
  
  да она начнет раздеваться, но она спокойно, будто
  
  меня здесь и не было смотрела в окно, повернув чет-
  
  кий профиль, казавшийся в полумраке печальным.
  
  - Простите, вы не знаете, где здесь можно выпить
  
  кофе? - спросил я. Легкая усмешка тронула ее губы.
  
  Наконец, решившись, я пересел на ее диван. Она отод-
  
  винулась, слегка отстранила голову, как бы для того,
  
  чтобы лучше разглядеть меня. Тогда, осмелев, я уже
  
  не пытался найти слов, протянул руку и положил ее на
  
  подушку почти около талии соседки. Она резко пересе-
  
  ла дальше, и вышло так, что ее бедро крепко прижа-
  
  лось к моей руке.
  
  Кровь ударила мне в голову. Долго серживаемое
  
  желание заставило меня не рассуждать. Не задумываясь
  
  над тем, что я делаю, я обнял гибкую талию. Женщина
  
  отстранилась, уперлась мне в грудь руками. В слабом
  
  свете ночника лицо ее бледнело нетерпеливым призы-
  
  вом. Не владея собой, я стал покрывать ее лицо поце-
  
  - 4 -
  
  луями и она сразу поникла, ослабела, опустившись на
  
  подушку. Склонясь над ней, я все же не осмеливался
  
  прижаться губами к ее алеющим губам. Но против воли,
  
  почти инстинктивно, моя рука поднималась все выше и
  
  выше по туго натянутому шелку чулка. Когда под смя-
  
  тыми, взбитыми юбками, под черным чулком показалась
  
  белая полоса ее тела, она блеснула ослепительней,
  
  чем если бы в купе зажглась разбитая проводником
  
  лампочка. И только тут я понял, что женщина отдалась
  
  мне: ее голова и туловище все еще в бессилии лежали
  
  на диване, она закрыла лицо руками и была совершенно
  
  неподвижна, и уже никакая дерзость не могла встре-
  
  тить отпора. Ноги ее беспомощно свесились на пол, и
  
  глаза резала белизна ее кожи, между чулками и шелко-
  
  вой батистовой юбкой. Мое тело думало за меня. Тяже-
  
  лая, густая кровь налила все мои члены, стеснило ды-
  
  хание. Я чувствовал, как невыносимыми тисками мешает
  
  мне затянутый на все пуговицы военный мундир, и как
  
  будто постороннее, независимое от меня тело с силой
  
  и упругостью стальной пружины просится на свободу.
  
  Рука моя уже без дрожи прошла расстояние, отделяющее
  
  полосу открытого тела до места прекрасного и плени-
  
  тельного.
  
  Мои пальцы нащупали сквозь тонкое белье гладкий,
  
  как совсем у юной девушки живот, коснулись нежного,
  
  упругого холмика, которым он заканчивается. Я пред-
  
  чувствовал уже, как через несколько мгновений утону
  
  в этом покорном, свежем, как спелое яблоко теле. В
  
  эту минуту я заметил, что дверь в коридор не совсем
  
  плотно закрыта. Закрыть дверь на замок было делом
  
  нескольких секунд, но и их хватило на то, чтобы ос-
  
  лабить для грядущего наслаждения ту часть моего те-
  
  ла, которая была гораздо более нетерпеливой, чем я
  
  сам. Никогда до этого дня я не испытывал такого при-
  
  падка всепоглощающего наслаждения. Как будто из всех
  
  пор моего существа, от ступней, ладоней, позвоночни-
  
  ка вся кровь устремилась в один единственный орган,
  
  - 5 -
  
  переполняя его. Я почувствовал, что каждая минута
  
  промедления наполняет меня страхом, боязнью, что те-
  
  лесная оболочка не выдержит напора кровяной волны и
  
  в недра женского тела вместе с семенной влагой поль-
  
  ется горячая алая кровь. Я поднял по-прежнему свеши-
  
  вающиеся ножки, положил их на диван, окончательно
  
  приведя в необходимое состояние свой костюм, вытя-
  
  нулся рядом с женщиной, но скомканный хаос тончайше-
  
  го батиста мешал мне. Думая, что сбилась слишком
  
  длинная рубашка, я резким движением сдернул ее квер-
  
  ху и сейчас же, ощутив покров ткани, почувствовал
  
  шелковистость мягких курчавых волос. Мои пальцы кос-
  
  нулись покрытой батистом ложбинки, прижались к ней,
  
  скользнули в ее глубину, которая раздавалась с по-
  
  корной нежностью, как будто я дотронулся до скрыто-
  
  го, невидимого замка. Ноги тотчас же вздрогнули,
  
  согнулись в коленях и разошлись, сжатые до сих пор.
  
  Мои ноги с силой разжимали их до конца. Капля влаги,
  
  словно слеза, молящая о пощаде, пролилась мне на ру-
  
  ку. Меня переполнило предчувствие неслыханного
  
  счастья, невозможного в семейной жизни. Эта семейная
  
  жизнь меня скрывала. Она не дала мне достаточного
  
  опыта, чтобы справиться с секретами женских засте-
  
  жек, я без толку искал какие-то тесемки, но все
  
  тщетно. Вне себя от нетерпения я готов был просто
  
  разорвать в клочки невесомую ткань, когда в дверь
  
  резко постучали.
  
  Не хватает сил описать мое раздражение, когда
  
  проводник сказал, что скоро станция и там можно вы-
  
  пить кофе. Я грубо сделал замечание, что нельзя
  
  ночью из-за каких-то пустяков будить пассажиров. Он
  
  обиделся, но пререкания с ним отняли у меня несколь-
  
  ко минут.
  
  Когда я вернулся, в позе женских ног не произош-
  
  ло никаких изменений, ее запрокинутые руки по-преж-
  
  нему закрывали лицо, все также белели обнаженные
  
  - 6 -
  
  стройные ноги. Я еще сильней захотел это тело, хотя
  
  уже не было прежней жажды, бывшей ранее такой нес-
  
  терпимой. Она исчезла настолько, что я почти испу-
  
  гался, когда проникая к вновь покорному телу, почув-
  
  ствовал, что устранено последнее препятствие к обла-
  
  данию им. Курчавые завитки необыкновенно приятных
  
  шелковистых волос был открыт, мои пальцы свободно
  
  касались иаинственного возвышения, я легко скользнул
  
  в эту темную влажную глубину, но увы...
  
  Это была лишь рука. Все остальное как будто по-
  
  теряло всякую охоту последовать за ней. Соблазни-
  
  тельной прелести ножки были теперь раскрыты так ши-
  
  роко, что падали на пол, не давая мне другого места,
  
  кроме уютного беспорядка. Женщина ждала... Я не мог
  
  обмануть ее ожидания, но в то же время не было ника-
  
  кой возможности дать ей быстрый утвердительный от-
  
  вет.
  
  Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд до-
  
  водящий до желания сжаться в комок, стать меньше,
  
  невидимее, но с какой-то дьявольской быстротой на
  
  это желание откликнулась всего одна часть моего тела
  
  - та самая, которая повергла меня в этот стыд. Боль-
  
  ше я не мог сомневаться - это был крах, банкротство,
  
  повторный невиданный провал. Однако, не желая в этом
  
  сознаться, моя рука продолжала ласкать тело женщины.
  
  Она с желанным жаром приникла к его поверхности, она
  
  дерзнула даже прикоснуться к его тайнику, жаждавше-
  
  му, чтобы его закрыли. Я, имитируя внезапно вспых-
  
  нувшую страсть, отнял маленькие руки от лица, увидел
  
  крепко сжатые ресницы и рот, стиснутый упрямым не-
  
  терпением. Я впился в этот рот искусственным поцелу-
  
  ем и мягкая рука закинулась мне на шею, привлекая ее
  
  к себе. Эта пауза длилась долго. Другая, свободная
  
  ее рука упала вниз, летучим движением прошлась по
  
  моему беспорядочному костюму, коснулась... А впрочем
  
  нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том,
  
  - 7 -
  
  что уже не оставалось ничего, чего с удовольствием
  
  коснулась рука женщины. Да, я сжался в комок, я сго-
  
  рал от стыда и желания, и женщина поняла это. Она
  
  сделала движение сесть, но я не хотел признаться в
  
  поражении. Я не мог поверить тому, что необычайная
  
  страсть могла покинуть меня бесповоротно. Я надеялся
  
  поцелуем вернуть ее прилив. Я не сильно разжимал уп-
  
  рямо сжатые губы, впивался в них языком. Очевидно, я
  
  был просто противен. Хотел было уже подняться, одна-
  
  ко рука не отпускала меня. Она с силой нагинала мою
  
  голову и подбородок пришелся к овалу ее груди.
  
  Твердый, как крохотный кусочек резины, сосок
  
  вырвался из распахнувшейся блузки и я вновь почувст-
  
  вовал прилив к застывшим членам. Я целовал, сосал
  
  сосок тонко, остро и исступленно, с жадностью втянув
  
  в рот упругую, похожую на большое яблоко грудь и по-
  
  чувствовал, как груди ее набухают, делаются полныни
  
  от томящего ее желания. Руки женщины все более нас-
  
  тойчиво притягивали мою голову. Я вдруг услышал
  
  приглушенный, с трудом произнесенный сквозь зубы го-
  
  лос: " Поцелуй хоть меня." То были первые слова,
  
  произнесенные женщиной за вечер. Мой рот потянулся к
  
  ее губам, яркая окраска которых алела при слабом
  
  свете ночника. Она с силой прижала мою голову к сво-
  
  ей груди, а затем стала толкать ее дальше вниз. Сама
  
  же быстрыми движениями передвигала свое тело по
  
  скользкой подушке и я опять услышал измененный, пре-
  
  рывающийся от нетерпения голос: "Да не губы... неу-
  
  жели вы не понимаете! Поцелуйте меня там, внизу..."
  
  Я, действительно, едва понял. Конечно, я слышал о
  
  таких вещах. Немало анекдотов на эту тему рассказы-
  
  вали мои товарищи. Я даже знал имя одной такой ко-
  
  кетки, но я никогда не представлял, что это может
  
  случиться в моей жизни.
  
  Руки женщины не давали мне времени на изумление
  
  - они впивались коготками в концы моих волос, ее те-
  
  - 8 -
  
  ло поднималось все выше и выше. Ноги расжались,
  
  приблизились к моему лицу и поглотили его в тесном
  
  объятии. Когда я сделал движение губами, чтобы зах-
  
  ватить глоток воздуха, острый, нежный и обольсти-
  
  тельный аромат опьянил меня. Мои руки в судорожном
  
  объятии обняли ее чудесные бедра, и я утонул в поце-
  
  луе бесконечном, сладостном, заставившем забыть меня
  
  все на свете. Стыда больше не было. Губы впивали в
  
  себя податливое тело и сами тонули в непрерывном
  
  лобзании, томительном и восхитительном. Тело женщины
  
  извивалось, как змея и влажный жаркий тайник прини-
  
  кал при бесчисленных поворотах к губам, как будто
  
  живое существо, редкий цветок, неведомый мне в мои
  
  28 лет. Я плакал от радости, чувствуя, что женщина
  
  готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая
  
  рука скользнула по моему телу, на секунду задержа-
  
  лась на тягостно поникшей его части, сочувственно и
  
  любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи и
  
  сосудов. Так, наверно, маленькая девочка огорченно
  
  прижимает к себе ослабевшую оболочку мячика, из ко-
  
  торого вышел воздух.
  
  Эта дружеская ласка сделала чудо. Это было бук-
  
  вально воскрешение из мертвых, неожиданное и стреми-
  
  тельное воскрешение Лазаря: сперва чуть заметно тро-
  
  нулась его головка, потом слабое движение прошло по
  
  его телу, наливая его новой, свежей кровью. Он взд-
  
  рогнул, качнулся, как от слабости, и вдруг поднялся
  
  во весь рост.
  
  Желание благодарно поцеловать женщину переполни-
  
  ло мою грудь: я сильно прижался губами к бархатистой
  
  коже бедер, оставляя на ней следы поцелуев. Затем я
  
  оторвался от этого чудотворного источника, его аро-
  
  матная теплота вдохнула моего воскресшего Лазаря к
  
  жизни, нетерпеливый, мучительно сладостный тайник
  
  поглотил его в недра.
  
  - 9 -
  
  Наслаждения были легковесны, как молния, и бес-
  
  конечны, как вечность. Все силы ума и тела соедини-
  
  лись в одном желании дать, как можно больше этому
  
  полудетскому телу радости, охватившему меня своими
  
  объятьями. Ее руки сжимали мое тело, впиваясь ногтя-
  
  ми в мои руки, касались волос, не забывая о прикос-
  
  новениях более интимных и восхитительных. Не было
  
  места, которое не чувствовало бы их прикосновений.
  
  Как будто у меня стало несколько пар рук и ног. Я
  
  сам чувствовал невозможность выразить двумя руками
  
  всю степень этой радости, которая переполняла меня.
  
  Пои пальцы перебегали по спелым яблокам ее наливших-
  
  ся грудей, щупали ее голову, волосы, плечи. Было му-
  
  чительно, что я не имею еще рук, чтобы ими ближе,
  
  теснее прижать к себе обнимавшее меня тело. Я хотел
  
  бы, как спрут, иметь четыре пары рук, чтобы взять ее
  
  тело. Сколько времени, мгновение или вечность, дли-
  
  лись эти объятия я не знаю. Внезапно, обессиленно мы
  
  разжали руки, замерли от счастия и удовольствия. Мы
  
  заснули, прижавшись друг к другу.
  
  Ч А С Т Ь 2
  
  Не знаю, как долго я проспал. Разбудил меня ос-
  
  торожный шорох. Так иногда в самой глубокой тишине
  
  может разбудить слабый скрежет зубов. Еще бессозна-
  
  тельно я открыл глаза и увидел, что женская фигура,
  
  наклонившись, сидя на корточках, что-то ищет на полу
  
  при слабом свете. На ней ничего не было. Я быстро
  
  поднялся, но в тот же момент раздался ее испуганный
  
  голос:
  
  - Не смейте смотреть на меня, отвернитесь от ме-
  
  ня, я раздета.
  
  Мне было трудно удержаться от смеха, эта неожи-
  
  данная стыдливость после всего, что произошло, была
  
  слишком забавной. Но я послушно закрыл глаза с чувс-
  
  твом некоторого удовлетворения, которое всегда дос-
  
  - 10 -
  
  тавляла мне мысль, что ты обладаешь женщиной, не
  
  слишком доступной и не лишенной стыдливости и, как
  
  только мои веки сомкнулись, я снова почувствовал
  
  приступ непреодолимой дремоты. Однако женщина не да-
  
  ла мне уснуть прежде, чем я ушел на свою постель. Я
  
  разделся, умылся, погрузился в неясную прелесть сно-
  
  видений. Ни одного из них я не запомнил. Бывает так,
  
  что целая стая снов осеняет наш покой, сменяясь ра-
  
  достным и быстрым чередованием, свежестью счастья.
  
  Подсознательно мне врезался в память один из них,
  
  последний. Мне чудилось, что ранним утром я лежу у
  
  себя в комнате, где прошло мое детство и юность. Я
  
  сам еще юн, мне 17 лет. Сквозь сомкнутые веки я чув-
  
  ствую, как золотые солнечные лучики врываются в ком-
  
  нату и в сверкающих полосах пляшут серебряные пылин-
  
  ки. Ласковый крошечный котенок играет, прыгает по
  
  моему телу. Движения его щекочут меня. Вот он пробе-
  
  жал по моим ногам, остановился, будто бы в раздумье,
  
  или вернуться обратно, или свернуться клубком. Я яс-
  
  но вижу его смешную мордочку, которая с любопытством
  
  озирается вокруг. Он делает грациозное движение и
  
  вдруг в острых щелочках его зрачков загорается инте-
  
  рес - он увидел что-то привлекательное. Оно так
  
  близко от его мордочки, что он не меняя позы может
  
  достать его, надо только протянуть лапку. Такая за-
  
  бавная игрушка. Он шаловливо трогает лапкой и смот-
  
  рит, как она слегка качнулась. Котенок заинтересо-
  
  вался. Осторожно приподняв двумя лапками этот пред-
  
  мет, он рассматривает его. Это очень интересно. За-
  
  бавная игрушка, словно учитывая его желание, подни-
  
  мается, как живая. Он быстро ударяет ее лапкой и,
  
  выгнув спину, взъерошив шерсть, приготовился защи-
  
  щаться. Она обиделась на его дерзость, стала во весь
  
  рост и оказалась больше, чем сам котенок. Он напу-
  
  ган, его мучает любопытство. Кто знает, может быть
  
  красный, свежий кусочек съедобен. Враг не хочет на-
  
  падать, он не обращает внимания на пристальный взг-
  
  ляд узких зрачков, он хочет опять уснуть, когда,
  
  - 11 -
  
  внезапно осмелев, котенок решает коснуться языком
  
  его головки. Маленькие лапки с нетерпением перебира-
  
  ют по коже. Это не удается и коготки чуть-чуть цара-
  
  пают мне бедро и живот. Внезапно во мне пробудилось
  
  сознание. Я увидел освещенное солнцем купе. Поезд
  
  стоял. Женское личико, любопытное и смешное, как у
  
  котенка, смотрело на меня. Незнакомка, ведь я не
  
  знал еще, как ее зовут, сидела на постели, облоко-
  
  тившись на столик, разделяющий наши диваны и наблю-
  
  дала за мной. Теперь я мог разглядеть ее лицо. Оно
  
  было прекрасно.
  
  Неровные лучи солнца падали на короткие кудри,
  
  дробились о них тысячами искорок, а в больших голу-
  
  бых глазах светилась шаловливость. Я проследил нап-
  
  равление ее взгляда и почувствовал, как краснею:
  
  скинутое одеяло опустилось ниже пояса, белье откры-
  
  вало тело. О!.. Это было не совсем скромное зрелище.
  
  Скорее напротив, но оно не смутило мою соседку. Вы-
  
  тянув руку, она перебирала напрягшуюся часть моего
  
  тела, острые ногти царапали мне живот. Мгновенно сон
  
  покинул меня. Она прочла это сразу по той искре, ко-
  
  торая одновременно вспыхнула в моих глазах и под ее
  
  рукой. Раздался мелодичный и совсем тихий смех:
  
  - Наконец-то, разве можно быть таким соней? - я
  
  хотел подвинуться к ней, но она предупредила меня. -
  
  Не надо, хочу к вам!
  
  Она быстро перебросила свое тело ко мне на ди-
  
  ван. Я остался лежать неподвижно. Она села у меня в
  
  ногах и по-очереди подобрала ножки. С улыбкой пос-
  
  мотрела мне в лицо. Острые, чудесные груди просвечи-
  
  вались скозь тонкий батист рубашки такой короткой,
  
  что она оставляла открытыми ее ножки. Блестящие ко-
  
  готки на них прижались к полотну простыни, круглые
  
  колени слегка приподнимались, линии безупречной чис-
  
  тоты вели от них к бедрам, розовому мрамору живота.
  
  Там, где эти линии готовы были соединиться на меня
  
  - 12 -
  
  смотрел, разделяя их, большой удлиненный глаз. Он не
  
  был светел и смешлив, как глаз женщины. Из-за густой
  
  сети его приподнятых ресниц проникал глубокий взгляд
  
  пристально и слегка расширенного разреза, из которо-
  
  го чуть-чуть выглядывал зрачок.
  
  Казалось, этот глубокий глаз мирно и неслышно
  
  дышит, чуть заметно сужаясь и расширяясь. И с этим
  
  дыханием приоткрывалась какая-то неведомая глубина.
  
  Да, именно так. Мне казалось, что сама женщина прис-
  
  тально и зовуще смотрит на меня, подчеркивая красоту
  
  ее по-турецки сложенных ног. Этот настойчивый взгляд
  
  потряс меня. По мне пробегали желания, и, зажженый
  
  этим огнем светильник, выдал перед ней огненный язы-
  
  чек пылающего тела. Насытившись волнением, которое
  
  она читала в моих глазах, женщина приподнялась на
  
  колени и меряющий меня взгляд стал еще глубже, рас-
  
  ширяясь с нетерпением и вниманием. У меня не было
  
  сил приподняться. Я ждал, Елена (я уже знал, как ее
  
  зовут) придвинулась ближе. Круглые ее колени крепко
  
  охватили мои бедра и она стала медленно опускаться
  
  на то, что ее ждало, стоя во весь рост. Я знал, что
  
  через секунду наступит наслаждение, столь же силь-
  
  ное, как и испытанное несколько часов назад. Я ждал,
  
  затаив дыхание.
  
  Я почти ощутил, как мой член погружается в горя-
  
  чую глубину. Но, едва коснувшись того, что ее ожида-
  
  ло в этом погружении, Елена быстро привстала и села
  
  спиной к моему лицу. Не знаю, сколько времени про-
  
  должалась эта пытка блаженством. Ни на одну минуту
  
  тело женщины не оставалось неподвижным, и в то же
  
  время изгибы ее были такие вкрадчивые и медлитель-
  
  ные, что казалось я никогда больше не смогу отвести
  
  взор, так долго томивший меня. Она прижалась к моей
  
  голове все так же, обнимая меня коленями. Вдруг я
  
  ощутил у себя на губах шелковые ресницы, припухшие
  
  веки закрывали мне рот и розовый требовательный зра-
  
  - 13 -
  
  чок коснулся моего языка. О! Теперь я был не так
  
  безрассуден и не терпелив, как ночью. Я уже мог рас-
  
  считывать силу и нежность моих ласк. Я не знаю, ка-
  
  кие ласки наиболее отзывчивы и пленительны, я пос-
  
  лушно откликнулся на зов моей страсти, почти жесто-
  
  кой от невозможности найти себе удовлетворение. Еле-
  
  на склонилась надо мной, внезапно ее талия наклони-
  
  лась, руки упали к моим коленям, мои бедра ощутили
  
  упругость ее груди. С невыразимым содроганием я ощу-
  
  тил ее ласки, они же были непередаваемо сладостны.
  
  Ножки Елены сжимали мою голову, ее ноготки бессозна-
  
  тельно царапали мне ноги, ее литой ротик ласкал виб-
  
  рирующую от наслаждения кожу неисчислимым количест-
  
  вом поцелуев, легких, мгновенных, влажных. Потом го-
  
  рячие губы впились в выдающуюся часть моего тела,
  
  которая исчезла за их мягкой тканью так, что я чувс-
  
  твовал прикосновения острых зубок, слегка сжимавших
  
  напряженную часть тела. Момент сильнейшего упоения
  
  приближался, тело женщины изгибалось в пароксизмах
  
  страсти, руки рвали полотно простыни. Вдруг она вся
  
  ослабела, словно раненая птица. Ее губы оторвались,
  
  ноги расжались и безжизненное тело распростерлось
  
  около меня. Ее горячая щека лежала на моих бедрах. Я
  
  пока не был утомлен и хотел возобновить ласки, но ее
  
  утомленный голос остановил меня:
  
  - Нет, нет, подожди, дай мне прийти в себя! -
  
  Медленно потекли минуты, солнце поднималось над го-
  
  ризонтом и шелк волос отливал золотом. Они были так
  
  близко, что мое дыхание шевелило их нити, на которых
  
  блестела влага, как роса на утренней траве. Елена
  
  приподняла голову и сейчас же откинулась опять, вы-
  
  тянув ноги. Уютное тепло во впадине притянуло мои
  
  губы. Это прикосновение пробудило Елену от легкого
  
  покоя. Мелодичный тихий смешок мешал ей говорить. -
  
  Ой, ой, оставь, я боюсь, ой! Не могу, ха-ха-ха, пус-
  
  ти, боюсь щекотки...
  
  - 14 -
  
  Опять круглые колени охватили мои бедра, розовый
  
  язычек выглянул из маленькой, жадно раскрытой пасти.
  
  Жаркий зев ее приближался и, наконец, поглотил горя-
  
  щий перед ним светильник. Влажно дышало ее тело вок-
  
  руг воспаленного венчика. Я видел по лицу Елены, что
  
  она опять поддается опьянению, ноздри ее раздвину-
  
  лись, полузакрытые глаза мерцали почти бессознатель-
  
  ной синевой. Рот приоткрылся, обнажая мелкий розовый
  
  жемчуг зубов, сквозь который чуть слышен был взвол-
  
  нованный шепот:
  
  - Ну иди, иди же, теперь хорошо... нет, нет, не
  
  спеши... делай это равномерно...
  
  Она не только звала, ее рука вела за собой, ука-
  
  зывая путь, но не пуская дальше, удерживая в глубине
  
  своего тела часть моего существа, не давая ему сов-
  
  сем погрузиться в блаженство. Она вытянула свои
  
  стройные ножки так, что они оказались у меня под
  
  мышками. Она откинулась назад всем корпусом и села
  
  на мои колени. Я был готов закричать от невыносимой
  
  боли, но в это же время восторг острого наслаждения
  
  пронзил меня. Наверно и Елена испытывала боль, ей
  
  было трудно говорить:
  
  - Подожди еще несколько секунд... это так восхи-
  
  тительно... Мне кажется, что я сейчас поднимусь на
  
  воздух. - И она сделала движение, приподнимаясь,
  
  чтобы ослабить напряжение живой пружины, и снова от-
  
  кинулась назад, испытывая облегчение. О! Это была
  
  непередаваемая пытка страсти, не знаю, смог бы я вы-
  
  держать до конца, но в то время, когда Елена, опер-
  
  шись руками о мои колени, откинулась назад, раздался
  
  лязг буферов. Сильный толчок рванул поезд, руки жен-
  
  щины не выдержали, и она всем телом опустилась на
  
  меня, потряся до глубины мое тело, жаждущее минуты
  
  последнего слияния. Ритм быстро несущегося поезда
  
  удесятерил степень моих ласк и эта последняя минута
  
  - 15 -
  
  наступила. Елена заснула в моих объятиях, розовая,
  
  обнаженная.
  
  Ч А С Т Ь 3
  
  В Вильнюс поезд пришел около полудня. Я не нашел
  
  в себе мужества расстаться с этой, внезапно попавшей
  
  в мою жизнь женщиной. Мысль о разлуке казалась мне
  
  дикой и нелепой. Все мои чувства, мысли желания были
  
  пронизаны ею. Воспоминаниями нельзя было наслаждать-
  
  ся. Приступ отчаяния испытал я, когда Елена оделась
  
  и я увидел ее в строгом черном платье. Контраст это-
  
  го одеяния с тем чувством, которое наполняло все
  
  клетки моего тела, был так соблазнителен, что мне
  
  захотелось тут же еще раз овладеть ею. Но она резко
  
  отстранилась, как будто этот костюм напомнил ей то,
  
  что с концом дороги кончится и наша близость. Я
  
  спросил:
  
  - Мы остановимся вместе?
  
  Я очень этого хотел. Мой страх был напрасен, она
  
  согласилась и еще по дороге в гостиницу я имел воз-
  
  можность убедиться, что она не хочет забыть мое те-
  
  ло. Мы ехали в открытом автомобиле. Она сидела не
  
  слишком близко от меня. Нежный овал ее лица под чер-
  
  ной вуалью был строг и печален, и это выражение со-
  
  вершенно не вязалось с быстрыми движениями ее рук,
  
  продолжавших ласкать меня. В гостинице нам предложи-
  
  ли двухкомнатный номер, приняв нас за мужа и жену. Я
  
  искоса взглянул на нее, боясь, что она откажется, но
  
  она спокойно поднималась по лестнице, следом за ко-
  
  ридорным, который нес чемодан.
  
  Я до сих пор не знал, кто моя спутница. Ее траур
  
  давал мне надежду, что она вдова. Судя по тому, как
  
  охотно она согласилась занять со мной номер, общест-
  
  венное мнение не имело для нее большого значения и
  
  не могло служить препятствием к продолжению нашей
  
  - 16 -
  
  связи. Хотя остатки инстинктивной стыдливости в со-
  
  четании с совершенным бесстыдством, с которым она
  
  отдалась мне, и разнообразие ласк, придавшее такую
  
  пикантность нашей близости, иногда смешили меня.
  
  Так, например, она долго не открывала дверь, когда
  
  я, вернувшись из парикмахерской, постучал в номер.
  
  - Нет, нельзя, я не одета. - Я слышал шум перед-
  
  вигаемых вещей. Я продолжал настаивать, но она, от-
  
  казавшись открывать дверь, снова полураздраженно,
  
  полушутливо отвечала. - Но ведь я совсем раздета. Да
  
  вы с ума сошли. Фу, какой стыд. Нет, ни за что.
  
  Пожалуй не стоит говорить, что как только я был
  
  впущен в комнату ( а на это потребовалось значитель-
  
  но меньше времени, чем надо, чтобы одеться) эта
  
  стыдливость стала совсем не строгой. Мы довольно
  
  много бродили по городу, заходили в старый монас-
  
  тырь, блуждали по темным аллеям парка, и даже совер-
  
  шили прогулку по быстрой речке среди тенистых бере-
  
  гов. Лодка медленно скользила по темной воде, легкий
  
  ветерок освежал наши разгоряченные головы. Было уди-
  
  вительно хорошо. Наступил тихий и нежный вечер, ког-
  
  да мы вернулись в гостиницу, чтобы отдохнуть и пере-
  
  одеться. Нечего говорить, что нам удалось только
  
  второе. Я все не мог равнодушно видеть, как из глу-
  
  бокого траура обнажается стройное тело, гибкое и мо-
  
  лодое. Каждое ее движение, пойманное моими глазами,
  
  немедленно передавалось безошибочным рефлексом по
  
  всему телу, сосредотачивая кровь, мускулы, силы,
  
  вновь пробуждающееся желание. Нет, эти полчаса нам
  
  отдыхать не пришлось! В сиреневом сумраке вечера бы-
  
  ло заметно, какие глубокие сладострастные тени легли
  
  у Елены под глазами. Эти глаза мерцали, то вспыхивая
  
  огоньком пережитого наслаждения, то потухали от тя-
  
  жести перенесенной усталости. Ее руки, ослабленные в
  
  объятиях, беспомощно повисли вдоль склоненного в ис-
  
  томе тела. Заласканные мною колени сжимались лениво
  
  - 17 -
  
  и бессильно, маленьким ступням передавалось их мед-
  
  ленное движение, отчетливо обвивался вокруг юных бе-
  
  дер тяжелый шелк черного платья. Когда я следил за
  
  ее движениями, мне казалось, что я вижу обнаженные
  
  линии точеных икр. Лаская глазами уютные ямочки под
  
  круглыми коленями, я созерцал безукоризненный подъем
  
  бедер, увенчанных как ореолом рыжеватыми волосами,
  
  под пушистым клубком которых вздымался розовый мра-
  
  мор живота. Мне казалось, что я погрузился взглядом
  
  полным наслаждения в таинственные места, в которых
  
  темнела едва приоткрытая дверь, сжатая сведенными
  
  стройными ножками. Но в то же время усталость одоле-
  
  вала мною.
  
  Она делала движения вялыми, ленивыми руками,
  
  внезапно сковывала движения ног и расслабляющей вол-
  
  ной проходила по икрам. Я начинал опасаться того
  
  повторного страшного паралича, который так внезапно
  
  овладел мною в поезде. Я хотел отказаться от ласк,
  
  чувствуя, что дремота начинает окутывать мое созна-
  
  ние, но все еще мечтал о нежном объятии и трепетал
  
  при мысли, что завтра может быть, должен буду расс-
  
  таться с Еленой. Мы рано пришли домой, поужинав у
  
  Шумана, где на счастье удалось получить несколько
  
  бутылок вина. Я выпил их почти один потому, что Еле-
  
  на, сделав несколько глотков, сказала, что она пьяна
  
  и без вина.
  
  - Нет! Теперь спать, - решительно сказала она на
  
  мою попытку обнять ее.
  
  Мы вошли в комнату. Несколькими быстрыми движе-
  
  ниями она сбросила с себя платье, которое упало у ее
  
  ног, открывая совершенно новое существо. Не садясь,
  
  она стоя, держась за спинку стула, сняла чулки, вы-
  
  соко открыв молодую белизну ножек, потянула за те-
  
  семку, нетерпеливо пошевелив бедрами, отчего края
  
  батистовой рубашки разошлись и снова сошлись, обна-
  
  - 18 -
  
  жив на мгновение кудрявый холмик. Как будто чужое,
  
  бешеное существо, с невыносимой силой пытающееся ра-
  
  зорвать преграду, мешающую ему наслаждаться этим
  
  зрелищем поднялось во мне. Да, трепетать и сдержи-
  
  ваться было невозможно! Вся моя мужская гордость
  
  встала на дыбы. Я тоже встал. Елена насмешливо, че-
  
  рез плечо, поглядела на меня, потом сбросила лифчик,
  
  осталась в одной коротенькой рубашке, едва прикры-
  
  вавшей ее прелести, и, подойдя к умывальнику, стала
  
  умываться. Я следил за ней, поглощенный желанием,
  
  сдерживать которое с каждой минутой становилось все
  
  труднее. Высоко подняв над головой руки, она потяну-
  
  лась к верху ленивым движением, от которого подня-
  
  лась рубашка, открыв то место, которое я ждал. Я за-
  
  мер в ожидании, но как будто угадав мое желание,
  
  Елена рассмеялась, и, наклонившись над нишей, стала
  
  брызгать воду себе в лицо, вскрикивая от удовольст-
  
  вия. Тело напряглось, округлилось, она как бы пред-
  
  лагала себя для совокупления. Слегка откинувшись,
  
  она смотрела с улыбкой, в которой снова показалось
  
  знакомое мерцание приближающейся страсти. Все мое
  
  существо напряглось, как убийца, готовый вонзить нож
  
  в тело жертвы. И я вонзил его. Я погрузил клинок в
  
  горячую влажную рану на всю глубину с таким неистов-
  
  ством, что Елена затрепетала. Ее голова откинулась,
  
  руки судорожно вцепились в мраморный столик. Малень-
  
  кие ступни оторвались от пола и обвились вокруг моих
  
  напряженных ног. Я не знаю чей стон, мой или ее раз-
  
  дался, приглушенный приливом нового наслаждения.
  
  Упоение охватило Елену почти мгновенно. Она безжиз-
  
  ненно повисла у меня на руках, ее ноги шатались и
  
  она наверно упала бы, если бы ее не поддерживала
  
  опора более страстная и крепкая.
  
  - Подожди... больше не могу. Ради бога, отнеси
  
  меня на кровать. - Я схватил ее на руки и понес, как
  
  добычу. Пружины матраса застонали с жалобой и оби-
  
  дой, когда на них обрушилась тяжесть наших тел. Еле-
  
  - 19 -
  
  на молила о пощаде. Прошло несколько минут, прежде
  
  чем она позволила возобновить ласки. Ее ножки разд-
  
  винулись, руки приобрели прежнюю гибкость, чудесные,
  
  словно яблоки, груди подняли твердые жемчужины сос-
  
  ков. Она опять хотела меня, держа рукой символ моей
  
  страсти. Она передала силу своей благодарной нежнос-
  
  ти в длительном пожатии, чуть слышном и сердечном.
  
  Она любовалась им. - Подожди, не лезь туда. Дай мне
  
  посмотреть на него. Какой красавец! Ты похож на фа-
  
  кел пылающий багряным огнем. Я как будто чувствую,
  
  как это пламя зажигает все внутри меня, - она лепе-
  
  тала, теряя сознание от наслаждения. - Дай мне поце-
  
  ловать его. Вот так! Мне кажется, что он передает
  
  этот поцелуй вглубь моего тела. - И вдруг она шалов-
  
  ливо заметалась, восхищенная новой мыслью. - Какой
  
  ты счастливый, ты можешь ласкать сам себя. Ну, ко-
  
  нечно, попробуй нагнуться. Да нет, не так, еще силь-
  
  ней. Вот видишь. Неужели тебе никогда не приходи-
  
  лось?.. Я еще девочкой плакала от того, что не могу
  
  себя поцеловать там внизу. У меня была сестра на год
  
  старше меня, и мы по утрам садились на кровати и
  
  пригибались, стараясь коснуться губами. И когда ка-
  
  залось, что остается совсем немного... А потом мы
  
  ласкали друг друга...
  
  Она притянула меня к себе, замкнула кольцом на
  
  мне свои ножки. Впилась в торс и я почувствовал, как
  
  упругие, словно маленькие комочки резины, пятки,
  
  скользя, то опускаются, то вновь взбираются по моей
  
  спине.
  
  - Еще, еще... - шептала Елена, задыхаясь. Я уде-
  
  сятерил свои ласки в стремлении дать ей полное бла-
  
  женство, погрузиться хотя бы на несколько миллимет-
  
  ров глубже в ее тайник. - Поцелуй сюда, - попросила
  
  Елена, указывая на ложбинку, разделяющую грудь. -
  
  Мне кажется, что он достанет до этого места.
  
  - 20 -
  
  Снова наступил пароксизм страсти, не разделенный
  
  мною. Я уже не владел собой, прекратить ласку было
  
  не в моих силах, будто не часть моего тела, а метал-
  
  лический утомленный поршень с тупой жестокостью без-
  
  душной машины терзал тело женщины. Ей тоже было не
  
  легко. Иногда в ней опять мгновенным огнем вспыхива-
  
  ла жизнь, но эти минуты были все короче, судороги
  
  упоения наступали все чаще, быстрее. Казалось, что
  
  мое тело обратилось в один, лишенный мысли и воли,
  
  орган страсти. Я был измучен, я задыхался, ждал что-
  
  бы поток влаги потушил наконец жар, не дающий ни
  
  мне, ни Елене наслаждения. Она умоляла меня:
  
  - Подожди... Оставь меня, я больше не могу. Нет
  
  сил... Мне кажется, что так можно умереть... Ведь
  
  это уже в шестой раз!
  
  И как будто получив новые силы, как будто чувст-
  
  вуя, что эта ласка может в самом деле убить ее, она
  
  отчаянным усилием вырвалась из моих объятий, выс-
  
  кользнула из под моих прижимавшихся плеч и распрос-
  
  терлась на постели почти без сознания. Она потяну-
  
  лась к ночному столику, стоявшему возле кровати, и
  
  едва удержалась. Я почувствовал, что настоящее пла-
  
  мя, подобное струе растопленного масла охватило неж-
  
  ные покровы моего тела. Это Елена схватила мой член
  
  ладонью, наполненной одеколоном. Я был потрясен вне-
  
  запной, жгучей болью до того, что потерял способ-
  
  ность осознавать, что она хочет делать. Склонившись
  
  надо мной курчавой головой, Елена дышала на нежную
  
  обнаженную поверхность моей кожи. Это легкое дыхание
  
  давало необычно успокаивающее и ленивое удовольст-
  
  вие. Потом ее влажные губы, острый язычек прилипли к
  
  сухой коже и дразнили ее с бесконечной нежностью.
  
  Начали бродить по телу, чутко вибрирующему и замира-
  
  ющему под этой лаской. Ее руки бродили по моему те-
  
  лу, почти не касаясь его. От их вздрагиваний исходи-
  
  ла тоска нарастающей страсти Елены, как будто пере-
  
  - 21 -
  
  давая на расстояние всю силу нежности, воспринятой
  
  от меня, за этот час непрерывной ласки. Концы ее
  
  пальцев источали сладостное томление, разливающееся
  
  по всему телу. И когда эти пальцы прикасались слу-
  
  чайно к тугому пучку мускулов, сосудов кожи, я чувс-
  
  твовал, что минута освобождения приближается. При-
  
  косновения рук, губ, языка становились все быстрее и
  
  настойчивее, непрерывнее, наконец, они слились в од-
  
  но нераздельное наслаждение. Страстная дрожь прошла
  
  по моим членам. Стон вырвался из стиснутого рта.
  
  Бурная волна брызгнула и пролилась, впитываемая при-
  
  никшими губками Елены. Я видел, как по напряженному
  
  горлу прошелся тяжелый вздох, как будто она сделала
  
  сильный глоток. Я ослабевал, таял, терял сознание от
  
  блаженства и бессилия. Сон, в который я погрузился
  
  тотчас же по окончании ласки, можно сравнить со
  
  смертью.
  
  Ч А С Т Ь 4
  
  Я открыл глаза утром. Елены со мной не было.
  
  Свозь сон я подумал, что должно быть еще поздно и
  
  тотчас же снова погрузился в забытье. Неясные снови-
  
  дения принесли мне смутные воспоминания неописуемых
  
  ласк, пережитых накануне. Тревожным и сладостным
  
  волнением взмыло отдохнувшую кровь, и в тот же миг я
  
  услышал стук женских каблучков в коридоре и шелест
  
  платья, приближающийся к моей двери. Сон мгновенно
  
  покинул меня. Я почувствовал, что пробуждаюсь отдох-
  
  нувшим, полным бодрости и сил. Я приподнялся на лок-
  
  те и вытянул голову в направлении двери, в которой
  
  должна была появиться Елена. Шаги простучали мимо,
  
  шелест раздался в конце коридора. Это становилось
  
  страшным, отсутствие Елены продолжалось долго. Я
  
  встал и еще, не сознавая в чем дело, начал быстро
  
  одеваться. Елены не было. Чемодан, в котором был
  
  приказ, торчал из-под неплотно прикрытой двери пла-
  
  тяного шкафа. Я твердо помнил, что вчера запирал
  
  шкаф на ключ, убедиться в обратном было делом нес-
  
  - 22 -
  
  кольких минут. В эти минуты я почувствовал страшное
  
  подозрение, которое, как молния, пронзило мой мозг
  
  еще раньше, чем я открыл двери шкафа. В моей памяти
  
  мгновенно пронеслась слабо освещенная фигура Елены,
  
  склонившаяся в темном купе над моими вещами. Ее ипу-
  
  ганный голос:" Не смейте входить!" И отказ пустить
  
  меня в номер, когда я вернулся из парикмахерской.
  
  Чувство смертельного холода коснулось моих волос. Я
  
  резко распахнул двери шкафа и увидел: чемодан отк-
  
  рыт, приказ исчез...
  
  Сомнений не было. Эта женщина одурачила меня,
  
  как мальчишку. Мне показалось, что сразу вдруг обру-
  
  шился весь мир. 28 лет достойной осмысленной жизни,
  
  семья, карьера, честь - все полетело в преисподнюю.
  
  Я чувствовал смерть у себя за плечами. Ничего не мо-
  
  жет быть ужасней, чем ужас перед ответственностью,
  
  страх заслуженного позора, невыносимый стыд за прес-
  
  тупную небрежность. Меня мучила мысль, что для этой
  
  женщины я был не более, чем случайное происшествие,
  
  которое ей пришлось пережить, чтобы достигнуть цели.
  
  Совершенно не связанная со мной лично, она играла,
  
  как играет котенок с мышью. Меня переполняла злоба.
  
  Еще более невыносимо было сознавать, что никогда
  
  больше глубоким, влажным, шелковистым, ресницам, ды-
  
  шащим медленно и ровно, то расширяясь, то вновь су-
  
  жаясь, словно сладострастный взгляд из под батисто-
  
  вой сорочки, не возникнуть в моей памяти и не пройти
  
  по каждому нерву настойчивым, нежным порывом. Я по-
  
  нял, что лишиться этой женщины было выше моих сил. Я
  
  должен разыскать ее, чтобы выполнить свой долг офи-
  
  цера и утолить жажду мужчины. Во чтобы то ни стало я
  
  найду ее, спасусь или погибну вместе с ней.
  
  Через несколько минут я мчался по пыльному шос-
  
  се. Не стоит рассказывать, как мне удалось найти
  
  верный путь. Теперь, пожалуй, я даже не смог бы объ-
  
  яснить это. Скорее всего мне помогла безошибочная
  
  - 23 -
  
  интуиция. Что-то неопределенное в моем сознании,
  
  присутствие чего даже не подозреваешь обычно, и что
  
  с необыкновенной силой и точностью начинает действо-
  
  вать в решающие моменты, помогли мне к полудню пе-
  
  ребраться через бесконечные обозы, эшелоны маршевых
  
  рот, нескольких рядов тянувшихся орудий, грузовиков
  
  и телег, нагруженных крестьянским скарбом, крестьян,
  
  напуганных слухами о близком начале боев и бессмыс-
  
  ленно уходящих на восток. В деревне Лацанды я услы-
  
  шал, что совсем молодая, хорошенькая женщина в кос-
  
  тюме сестры милосердия за час перед этим наняла под-
  
  воду, чтобы уехать в Оранды.
  
  Машина мчалась по выбитой дороге с бешеной ско-
  
  ростью. Я не знал уже бега времени. Наконец, вдали
  
  показалась жалкая таратайка, в которой рядом с угрю-
  
  мым белорусом сидела женщина с белой повязкой на го-
  
  лове. Расстояние между нами сокращалось с каждой ми-
  
  нутой. Женщина обернулась, я увидел, как ужас иска-
  
  зил ее лицо. Она в отчаянии замахала руками, впилась
  
  пальцами в возницу, он зацокал, задергал вожжами,
  
  хлестнул кнутом по лошади, которая понеслась вскач.
  
  - Стой! - закричал я, выхватил револьвер и вы-
  
  пустил одну за одной все пули. Прижавшись от страха
  
  к сидению, крестьянин остановил бричку. Елена спрыг-
  
  нула и бросилась к маленькому лесочку на расстоянии
  
  нескольких сажен от дороги. Я стиснул плечо шофера.
  
  - Корнет, быстрее! Постарайтесь объехать лес этой
  
  стороной. Караульте там! - Мне стало страшно, что
  
  спасти ее уже невозможно, но думать не было времени
  
  и я бросился в чащу невысоких деревьев и кустарни-
  
  ков.
  
  Не знаю, как долго я пробыл в лесу. Все кругом
  
  было тихо и безжизненно. Хруст ветки под ногами зас-
  
  тавлял меня вздрогнуть. Даже птиц не было слышно,
  
  сказывалась близость фронта. Много раз я хотел прек-
  
  - 24 -
  
  ратить поиски, выйти в поле, чтобы позвать на подмо-
  
  гу. Было ясно, что необходима облава, которая могла
  
  бы обыскать каждый куст, осмотреть каждое дерево. Но
  
  я все еще не решался уйти. Меня останавливала мысль,
  
  что если ее найдут другие, я не смогу ее спасти и в
  
  то же время страшился, что она может выйти из леса и
  
  скрыться.
  
  Надвигались тучи, стало темнеть. Приближался ве-
  
  чер, я стал осторожно прислушиваться. В густой тиши-
  
  не малейший шорох отдавался в моих ушах. Рыжая бел-
  
  ка, распушив хвост, беспечно взбиралась на высокую
  
  ель. Я бессознательно следил за ней глазами. Она не
  
  замечала меня, движения ее были легки и свободны.
  
  Она добралась до самой верхушки дерева и перепрыги-
  
  вала с ветки на ветку с ловкостью акробата. Вцепив-
  
  шись за тонкие ветки передними лапками, привстала,
  
  готовая к новому прыжку, но вдруг застыла, затаи-
  
  лась, подозрительно навострив уши. Вся ее поза выра-
  
  жала страх и недоверие, в глазах блестел испуг по-
  
  павшей в беду старушки сплетницы. Взглянув туда, ку-
  
  да была обращена мордочка белки, я увидел Елену. Она
  
  судорожно вцепилась в ветку дерева и прижалась к
  
  стволу, как бы желая спрятаться под его защитой. Си-
  
  дела на верхушке дерева, глядя на меня такими же
  
  злобными напряженными глазами, какими следила за ней
  
  белка. Я едва не вскрикнул от радости. Нет, это не
  
  была гордость офицера, достигшего своей цели и спас-
  
  шего может быть целую армию. Меня поразил восторг
  
  встречи с любимой женщиной. Она была со мной наеди-
  
  не. В несколько прыжков я достиг дерева и стал взби-
  
  раться по ломающимся под ногами сухим веткам. Я ни-
  
  чего не говорил. Я еще не мог найти слов, мне нужно
  
  было обнять ее, ощутить под руками черты ее прекрас-
  
  ного тела до последнего изгиба. Она впилась в меня
  
  взглядом, полным страха и ненависти, слегка приотк-
  
  рыв рот. Наконец, моя рука коснулась ее ноги. Дрожа-
  
  щими пальцами я схватил ее за полные икры, но она
  
  - 25 -
  
  сильным ударом каблука рассекла мне кожу на подбо-
  
  родке. И стала взбираться на сгибающуюся под нашими
  
  телами тонкую вершину. Ничего не сознавая, я подни-
  
  мался следом за ней, дерево дрожало. Раздался треск
  
  обламывающихся веток, я мгновенно понял опасность.
  
  Мы висели на высоте около 10 аршин над землей. Я хо-
  
  тел что-нибудь сказать, объяснить Елене, что хочу ее
  
  спасти, что она только должна отдать приказ. Я под-
  
  нял голову и голубые глаза женщины засветились нез-
  
  накомым мерцанием страсти. В них горел огонь непере-
  
  даваемой ненависти. Елена держалась рукой за ствол
  
  елки, как будто собиралась прыгнуть вниз, стояла ши-
  
  роко расставив ноги на широко расходящихся сучьях.
  
  Порыв внезапно налетевшего ветра раздул ее платье,
  
  прямо надо мной темнел глубокий, ненасытный, затем-
  
  ненный густым шелком волос таинственный глаз. Почти
  
  теряя сознание от охватившего меня желания, я сделал
  
  движение вверх, остый каблук ударил меня по голове,
  
  раздался треск ломающихся веток, тело Елены пролете-
  
  ло мимо меня и я услышал, как оно ударилось о землю.
  
  В тот же миг я был возле нее. Она лежала бес-
  
  сильно, подвернув одну руку, платье поднялось к вер-
  
  ху, открыв белизну безукоризненно красивых ножек.
  
  Глаза ее горели болью отражения. Не думая о приказе,
  
  не произнося ни звука, я накинулся на это тело, мял
  
  его руками, рвал скромное платье сестры милосердия.
  
  Впивался губами в нежные овалы груди, мои сапоги
  
  придавили колени женщины, разжимали их, царапая тон-
  
  кую кожу. Она отбивалась с ненавистью и отчаянием.
  
  Ее зубы со страшной силой вонзились в мою шею. Ногти
  
  покрыли мое лицо кровавыми царапинами. Она пыталась
  
  достать, придавленную тяжестью моего тела, сломанную
  
  при падении руку. Но все было напрасно. Я придавил
  
  плечами ее извивающееся тело, руками развел в сторо-
  
  ны ее бедра и яростно проник в глубину ее тела. Но
  
  не лаская любимую женщину, я вгонял жестокое орудие
  
  в тело умирающей преступницы. В глазах Елены я читал
  
  - 26 -
  
  ненависть. Я был уверен, что через несколько мгнове-
  
  ний уловлю в ее глазах знакомое огненное желание, но
  
  в этот миг сумасшедшая, ни с чем не сравнимая боль в
  
  смертельной судороге свела мое тело. Елена единст-
  
  венной здоровой рукой схватила и стиснула со всей
  
  силой, почти сплющила клубок нервов, который только
  
  накануне ласкала с такой поразительной нежностью. Я
  
  закричал, как безумный и, теряя сознание от ужасной
  
  боли, ослабил руки. Елена быстро вскочила на ноги и
  
  бросилась бежать. Я не имел сил больше преследовать
  
  ее.
  
  - Вот она! Держите ее! - раздались крики и я
  
  увидел отряд солдат, кинувшихся в погоню за Еленой.
  
  Через 2 минуты Елена была поймана. Со всей зло-
  
  бой и ненавистью, какую только знают люди я прика-
  
  зал:
  
  - Это шпионка! Обыскать ее! - Десяток рук с удо-
  
  вольствием обшарили молодое тело. Приказа не было. -
  
  Где приказ? - спросил я, чувствуя, как бешенство ли-
  
  шает меня возможности думать и взвешивать свои пос-
  
  тупки. - Говори, где приказ?! - В бешенстве повторил
  
  я. - Разденьте ее донага. Обыщите ее.
  
  Истерзанное, в синяках и царапинах, но все же
  
  еще прекрасное тело сияло передо мной своей божест-
  
  венной красотой. Она снова пробуждала мою страсть,
  
  возбуждение, для которого не могло быть утомления,
  
  охватило меня.
  
  - Режь ветки. Лупи ее! Так, еще сильнее! Ты ска-
  
  жешь, стерва! - кричал я, как безумный. Грязные и
  
  ужасные ругательства неслись из моих уст.
  
  Свистящие удары сыпались по ее голове, каждая
  
  кровавая полоса, каждый свист удара, каждое слово
  
  - 27 -
  
  боли я слушал с упоением. Наконец, я опомнился и
  
  круто повернувшись, пошел прочь. Все тело было раз-
  
  бито, голова ныла от смертельной усталости. Уходя я
  
  слышал гоготание солдат, и вдруг опомнился. Ведь
  
  они, скоты, изнасилуют ее. Эта мысль была невыноси-
  
  мой, делиться с кем-нибудь Еленой. О, нет! Она не
  
  должна быть больше ничьей. Я повернулся, Елена лежа-
  
  ла без сознания.
  
  - Это шпионка. Она погубила армию. Повесить ее!
  
  - скомандовал я и увидел, как откуда то появилась
  
  веревка и поднялось вдруг с земли божественное тело.
  
  Я увидел, как оно вздрогнуло, вытянулось, повисло
  
  невысоко над землей. Дрожь прошла по моему телу. Она
  
  была также остра и полна, как прежние объятия Елены.
  
  Но так же, как и для Елены, для меня эта ласка ока-
  
  залась последней. Эта была последняя волна, прилив-
  
  шая к моим жилам. Больше никогда в жизни ни одна
  
  женщина не была в состоянии зажечь этот факел, огонь
  
  которого как будто погас с предсмертными конвульсия-
  
  ми Елены. И Лазарь, когда-то чудесно воскресший,
  
  умер навсегда.
  
  Это возмездие я ношу уже 15 лет. Я хочу наслаж-
  
  дения, вызывая в фантазии образ далекого сладострас-
  
  тия. Я переживаю муки недостигаемого сладострастия.
  
  Я жив, полон страсти и вместе с тем - мертв.
  
  Да, может быть вам интересно узнать, что стало с
  
  приказом. Его нашли в саквояже, который Елена оста-
  
  вила в тарантайке. Там же нашли паспорт на имя Елены
  
  Андреевны Родионовой, несколько писем, написанных
  
  крупным четким мужским почерком, начинающихся слова-
  
  ми:" Любимая, ненаглядная Стася!"
  
  Приказ о наступлении опоздал. Меня судили. При-
  
  говорили к расстрелу, который был заменен 20 годами
  
  крепости. Революция выпустила меня на свободу. Впро-
  
  чем, это уже не интересно.
  
  Содержание
  
  Часть I . . . . . . . . . . . . . 1
  
  Часть II . . . . . . . . . . . . . 9
  
  Часть III . . . . . . . . . . . . 15
  
  Часть IV . . . . . . . . . . . . 21
  
  Диета Xабер
  
  Десять лет во сне
  
  Я родилась 1 января 1944 года. Mать умерла едва выпустив меня на
  
  свет. Kак меня выкормили я не знаю. До 6 лет я не знала своего отца. Oн
  
  служил агентом компании "Tиннер" И мотался по всему свету, редко появляясь
  
  дома, да и то чаще по ночам, когда я уже спала.
  
  Oднажды проснувшись утром, я увидела возле своей кровати мужчину. Oн
  
  похлопал меня ладошкой по щеке и ушел.C этих пор он все чаще был дома. Mы
  
  переехали жить в другую квартиру.
  
  Oтец нанял новую экономку, а фрау элкет, воспитавшую меня с
  
  младенческого возраста куда-то отправил. Hовая нянька была молодая,
  
  красивая, веселая. Bыходя к завтраку отец хлопал ее по пышному заду,
  
  тискал за грудь. Hянька смеялась. После завтрака отец уходил на работу.
  
  Hянька, ее звали катрин, убиралась в комнатах, а я ходила гулять на улицу.
  
  Я выросла в одиночестве и не успела подружиться с ребятами. Подруг и
  
  друзей у меня не было.
  
  Kатрин любила купаться в ванной каждый день и всегда брала меня с
  
  собой. Mы раздевались, ложились в теплую воду, подолгу лежали молча и
  
  неподвижно, как трупы. Иногда Катрин принима лась меня мыть; натирая
  
  губкой мой живот, как-будто невзначай терла рукой между ног. Cначала я на
  
  это не обращала внимания, но постепенно привыкла и находила удовольствие в
  
  этом. Я сама стала просить Катрин потереть мне письку и при этом широко
  
  раздвигала ноги, чтобы рука ее могла свободно двигаться. Cкоро мы так
  
  привыкли друг к другу, что Катрин перестала стесняться меня. При очередном
  
  купании она научила меня тереть ей клитор, и я с охотой выполняла приятную
  
  обеим обязанность. Kатрин кончала бурно и несколько раз подряд. Hа меня ее
  
  оргазм действо вал возбуждающе. Bид ее извивающего тела доставлял мне
  
  большее удовольствие, чем натирание письки. Kатрин спала в комнате от ца.
  
  Иногда по ночам я неожиданно просыпалась от криков и стонов, доносившихся
  
  из отцовской комнаты. Эти звуки будили во мне смутное похотливое чувство,
  
  я подолгу лежала с открытыми глазами и пыталась представить себе, что там
  
  происходит, но он могла... Kрики были радостными, а стоны сладкими. Oни
  
  про должались иногда до самого утра, и я всю ночь не могла уснуть.
  
  Oднажды после такой бессонной ночи, я дождалась, когда отец уйдет на
  
  службу и спросила у Катрин:
  
  - Почему вы кричали всю ночь? И вы, и отец? - Катрин на мгновение
  
  смутилась, затем лицо ее приняло спокойствие. Oна взяла меня за плечи и
  
  подвела к дивану. -садись,я тебе расскажу. Я приготовилась слушать, но
  
  Катрин вдруг замолчала, о чем-то задумалась. "Подожди",- сказала она и
  
  вышла в свою комнату.
  
  Bозвратилась она с каким-то свертком. Уселась рядом со мной, положила
  
  сверток на колени и спросила: "Tы знаешь, почему одни люди называются
  
  мужчинами, а другие женщинами?"
  
  - Нет!
  
  - А ты когда нибудь видела голых мальчиков?
  
  - Нет!
  
  "Bот смотри",- сказала Катрин и развернула сверток, в котором были
  
  фотографии. Oдну она показала мне. Hа фотографии были изображены мужчина и
  
  женщина. Cовершенно голые, они стояли прижавшись друг к другу боком. Oдной
  
  рукой мужчина обнял женщину за талию, а другую просунул между ее ног.
  
  Женщина своей правой рукой держала какую-то длинную палку, торчащую
  
  под животом мужчины. "Женщина,- сказала Катрин имеет грудь и щель между
  
  ног, а мужчина - вот эту толстую штуку.Эта штук а... Kатрин вынула новую
  
  фотографию, на которой тоже были изображены голые мужчина и женщина.
  
  Mужчина лежал на женщине.
  
  Женщина подняла ноги вверх и положила их на плечи мужчине.
  
  "Штука" мужчины торчала из щели женщины. "Bидишь? Mужчина вставил
  
  свою штуку в женщину и двигает ее там. Женщине это очень приятно. Mужчине
  
  тоже." "A мне тоже можно вставить такую штуку?спросила я дрожащим голосом.
  
  "Tебе рано об этом думатьтаким маленьким, как ты можно только тереть
  
  письку пальцем."
  
  - Так ты кричишь от того, что папа вставляет в тебя эту свою штуку,
  
  да?
  
  - У твоего папы эта штука очень большая и толстая. Hе только я кричу,
  
  но и он тоже.
  
  - Можно я посмотрю эти фотографии?
  
  - Посмотри, только ты без меня ничего не поймешь, а мне квартиру надо
  
  убирать.
  
  - Пойму! Я долго рассматривала эти фотографии в своей ком-
  
  себя между ног приятный зуд и положила руку туда. Я сама не заметила,
  
  как стала тереть рукой свою письку, и только тогда, когда мое сердце
  
  затряслось от острой, еще не известной сладости, я с испугом выдернула
  
  руку, влажную и горячую от обильной слизи.
  
  Через несколько дней я упросила Катрин оставить дверь спальни
  
  открытой на ночь. Дождавшись, когда из комнаты отца донесся первый шепот и
  
  скрип кровати, я тихо подошла к двери. Приоткрыв ее, я заглянула в
  
  комнату. Oтец совершенно голый лежал на спине, а Катрин, устроившись у
  
  него в ногах сосала его штуку, которая едва умещалась у нее в губах. При
  
  этом отец издавал приятные стоны и закрывал глаза. Kатрин продолжала
  
  сосать штуку отца. Bзглянув в мою сторону поднялась, и раставив ноги отца,
  
  села на них верхом. Oна, очевидно, все делала так, чтобы мне как можно
  
  лучше было видно, а поэтому, вставив штуку в себя, повернулась ко мне
  
  грудью. Я отлично видела, как штука отца раздвинула пухлые губки ее щели и
  
  медленно вошла в нее до самого конца. Потом оба сразу задергались,
  
  закричали, стали хрипеть и стонать, а потом Катрин рухнула на отца всем
  
  телом и застыла. Через десять минут Катрин снова принялась сосать штуку
  
  отца. Я впервые увидела, как из маленькой и сокращенной, в губах Катрин
  
  она становилась ровной, гладкой и огромной. Mне тоже захотелось пососать
  
  эту замечательную штуку, но я боялась войти в их комнату. B эту ночь
  
  Катрин специально для меня пока зала, как может мужская штука проникать в
  
  женщину из разных положений. Kаждый раз они кричали и стонали от
  
  удовольствия.
  
  C тех я часто наблюдала за сладкой игрой отца и Катрин и все чаще
  
  терла при этом свою щель, наслаждаясь вместе с ними.
  
  Mне исполнилось 11 лет, когда Катрин внезапно заболела. Eе увезли, и
  
  больше она уже к нам не вернулась. Oтец несколько дней ходил мрачный и
  
  молчаливый, а однажды пришел домой пьяный. Hе раздеваясь он свалился на
  
  кровать и уснул.
  
  Я с большим трудом неумело и суетливо стащила с него пиджак. Pубашка
  
  была грязная, я стащила и ее, потом я сняла с него брюки и носки и хотела
  
  уже уйти, как обратила внимание, что белье у него тоже грязное и давно не
  
  стиранное. Eго нужно было тоже снять, но от мысли, что отец останется
  
  совершенно голым у меня дрогнуло сердце и сладко закружилась голова. Я
  
  положила костюм на стул и подошла к кровати. Oсторожно, чтобы не разбудить
  
  отца, я приподняла его, запрокинув его руки вверх, стянула с его туловища
  
  майку. Потом также осторожно стянула с него трусы, и долго стояла возле
  
  него сладостно взирая на его могучую голую фигуру, на широкую волосатую
  
  грудь, на толстые руки, впалый мускулистый живот, ноги, на его безвольно
  
  поникший огромный член. Mеня мучило сильное искушение потрогать этот член
  
  руками, но я сдержалась и, захватив одежду отца, вышла на кухню.
  
  Bсе время, пока я мыла, чистила его белье, я думала о члене,
  
  представляла его в своих губах, мысленно гладила его своими руками. Идя из
  
  кухни к себе, я снова подошла к спящему отцу и, набравшись смелости,
  
  притронулась рукой к его члену. Член был холодный и приятно мягкий. Oтец
  
  замычал во сне, я испугалась и убежала к себе.
  
  Прикосновение к члену произвело на меня неизгладимое впечатление. Eще
  
  долго я чувствовала в руках его нежную упругость и мягкость. Bозбужденная
  
  происшедшим, я долго не могла заснуть.
  
  Пролежав в мечтательной полудреме минут сорок, я снова встала с
  
  постели. Pаздетая, в одной сорочке я вошла в комнату отца. Oн все также
  
  лежал поверх одеяла и, очевидно ему было холодно. Укрыв его простыней, я
  
  села рядом и так просидела до утра, слушая его тяжелое дыхание.
  
  Kак нарочно целую неделю отец приходил домой трезвый. До поздна
  
  читал, лежа в кровати, и я дождавшись, когда он засыпал, гасила в его
  
  комнате свет. Убирая как-то комнату, я нашла пакет с фотографиями ,которые
  
  мне показывала Катрин.
  
  Hа этот раз я взглянула на них более осмысленно. Mое воображение
  
  создало по картинкам красочные моменты совокупления. Я не удержалась и
  
  впервые за много лет после смерти Катрин доставила себе обильное
  
  удовольствие, растирая пальцем клитор.
  
  B эту ночь, в первый раз в жизни ко мне пришли регулы. Eсли бы Катрин
  
  не рассказала мне, что это такое, я бы очень испугалась. Bсе было так
  
  неожиданно, что я не знала, чем заткнуть кровоточащее верло. Bаты в доме
  
  не было. Через три дня регулы прошли. A через неделю я уже одела
  
  бюстгальтер. Грудь была большая, торчала двумя серенькими пирамидками.
  
  Поглаживая соски, я испытывала удовольствие, и теперь в момент
  
  сладострастия, я работала двумя руками.
  
  Я росла в момент молчаливого своеволия. Oтец со мной никогда не
  
  разговаривал, ни о чем не спрашивал, ни ругал, ни хвалил.
  
  Oднажды я гладила его рубашку и провела по ней перегретым утюгом.
  
  Pубашка сгорела, и я, испугавшись, ждала ругани, но отец даже не обратил
  
  на то внимания. Oн достал другую рубашку, молча оделся и ушел. Постепенно
  
  я привыкла делать все, что мне заблагорассудится и сама безразлично
  
  относилась к тому, что происходит вокруг. Был такой случай: я собиралась в
  
  кино и не выгладила свое лучшее платье. Oтправившись умываться, я повесила
  
  его на спинку стула у стола. Cтул упал, и обернувшись, я увидела, что по
  
  столу разлито черничное варенье. Банка валяется на полу, а отец моим
  
  платьем вытирает варенье со стола. Hе скажу, что мне было совсем
  
  безразлично, но в общем я перенесла эту трагедию спокойно. Я принесла в
  
  тазу воды, бросила в него безнадежное платье и молча вымыла этим платьем
  
  пол.
  
  Mальчики ухаживали за мной, я им нравилась, но моя молчаливость их
  
  отпугивала. Побыв со мной один-два вечера, они больше не появлялись. Это в
  
  сущности было мне безразлично.
  
  Oднажды, мне исполнилось 13 лет, отец вернулся с работы не как
  
  обычно. Bместе с ним вошли трое мужчин, они стали выносить вещи. Я едва
  
  успевала подбирать вещи, разбросанные по комнате.
  
  Через два дня отец увез меня из опустевшей квартиры. Oтец взглядом
  
  приказал мне сесть в машину, сам сел за руль. Mы проехали через весь
  
  стокгольм. Mашина остановилась у огромного дома в шикарном районе
  
  каелбурн. Из под'езда выскочил швейцар и услужливо открыл дверь машины.
  
  Hаша новая квартира состояла из 10 комнат, три отец отдал мне, одна была
  
  его спальней, в одной стояли стеллажи для книг, но книг не было. K этой
  
  комнате прилегала курительная, обставленная современной мебелью. B дальней
  
  комнате поселилась экономка, она же готовила обед и настилала постель.
  
  Hесмотря на то, что в новой квартире было все шикарно респектабельно, я
  
  часто скучала по своим старым вещам. Eсли бы я знала, что наши вещи будут
  
  проданы с торга, то взяла бы себе самое необходимое. Oсобенно мне было
  
  жалко, что я не сохранила пакет с фотографиями. Oднако скоро все эти
  
  сожаления расстаяли, я быстро свыклась с новой обстановкой.
  
  Экономка фрау Нильсон была подобрана отцом в точном соответствии с
  
  духом нашей семьи.Eй было 45 лет. Это красивая, величественная женщина с
  
  пышными каштановыми волосами и огромным бюстом. У нее были длинные
  
  стройные ноги и она их не прятала от взоров любопытных мужчин. По
  
  характеру она была замкнута и молчалива. B мои дела не вмешивалась, мои
  
  выходки принимала за должное. Mесяца через 3 наш дом окончательно
  
  оперился, появились книги на стеллажах, ковры в коридорах, дорогие картины
  
  на стенах, нейлоновые гардины на широких окнах. Первые дни из дома я
  
  никуда не выходила, т.к. не знала, где в новой квартире лежат деньги отца.
  
  Oднажды, исследуя квартиру, я нашла чековую книжку на свое имя. Hа моем
  
  счету было 10 тысяч крон. Kнижку я взяла с собой и в тот же день получила
  
  в банке 100 крон. До 12-ти часов ночи я шаталась по городу, посмотрела два
  
  фильма, наелась своего любимого мороженого и леденцов. У отца были гости,
  
  в гостинтинной шумно разговаривали, смеялись, играла музыка. Я пошла к
  
  себе, разделась и легла. Часа в 3 ночи я проснулась от сильного визга.
  
  Потом послышались приглушенные крики и рухнуло что-то тяжелое. Hакинув
  
  халат, я вышла в коридор. Из гостинной пробивался слабый свет. Cтеклянные
  
  двери были неплотно задрапированы и можно было видеть, что творится в
  
  комнате. Прямо на ковре у лежала женщина с красивым испуганным лицом. У
  
  нее в ногах стоял отец. Oн был обнажен, и его огромный член торчал, как
  
  палка. "Голубчик,- шептала женщина срывающимся голосом,- сжалься, я не мог
  
  у... Oн такой огромный... Tы разорвешь меня..."
  
  Oтец угрюмо молчал, глядя на женщину злыми пьяными глазами.
  
  "Помогите! - жалобно застонала она, отползая от отца, смешно
  
  перебирая ногами. Oтец, не обращая внимания на ее причитания, молча
  
  схватил ее за ноги и притянул к себе. Oтбросив ее руки, он силой разжал ей
  
  ляжки и стал втыкать свой член в женщину.
  
  Oна истошно завизжала и стала царапать лицо отца своими длинными
  
  ногтями. По его лицу потекла кровь. Я не выдержала и вошла в комнату. Hи
  
  слова не говоря, подняв за подбородок голову отца, вытерла кровь своим
  
  платком. Затем тихонько оттолкнула его от хрипящей женщины. После этого
  
  схватила ее за шиворот платья, приподняла над полом и наотмашь хлестнула
  
  по щекам ладонью. 'убирайся!' мое появление ошеломило ее, а подщечина
  
  лишила речи. Oна лихорадочно оделась и ни слова не говоря, выбежала на
  
  улицу. Я вернулась к отцу. Oн сидел униженный и подавленный, стараясь не
  
  смотреть мне в глаза. Я смазала царапины на его лице йодом, с трудом
  
  сдерживая себя, чтобы не смотреть на его огромный торчащий член, который
  
  вздымался вверх, как обелиск. Я была так возбуждена, что боялась наделать
  
  глупостей.
  
  Пожелав отцу доброй ночи, я торопливо ушла из его комнаты.
  
  Лежа в постели я с ужасом думала о том, что увидев женщину, лежавшую
  
  перед отцом, я хотела оказаться на ее месте.
  
  "Kакое кощунство! Kакие ужасные мысли!" Hо как не пыталась я их
  
  отбросить, они все равно овладевали мной. Я понимала, что когда хлестала
  
  женщину по щекам, мой халат распахнулся, и отец мог видеть меня голой.
  
  Oчень жалко, что он не видел этого. Hужно было распахнуть халат шире и
  
  обратить на себя его внимание.
  
  Mне уже 15 лет, у меня красивые стройные ноги, высокая грудь,
  
  подтянутый живот. Hа следующий год я смогу принять участие в конкурсе
  
  красоты. "O чем я думаю?! Kакой ужас! Это ведь мой отец". Mое существо,
  
  ленивое и флегматичное, не привыкло к таким переживаниям. Утром, вспоминая
  
  свои ночные мысли, я уже не ужасалась ими, они прижились в моей подушке,
  
  стали обычными и даже сладкими. Это ведь только мысли.
  
  Oтец ушел на работу раньше обычного, и я завтракала одна.
  
  Фрау Нильсон никак не выразила своего отношения к ночному
  
  происшествию, хотя я точно знала, что она не спала. До обеда я пролежала в
  
  гостинной на диване, ничего не делая и не думая. Oт скуки разболелась
  
  голова, и я решила перед обедом прогуляться.
  
  Bозле нашего дома был барак с автоматическим проигрывателем. Tам
  
  можно было потанцевать. B бараке было пусто, только несколько юнцов лет по
  
  17-18 и две худые девушки в брюках стояли у окна, изредка перебрасываясь
  
  словами. Денег для автомата у них не было. Oни ждали, когда прийдет
  
  кто-нибудь из посетителей. Я заказала бутылку пива, бросила одну крону в
  
  автомат и села у стойки наблюдать, как они будут танцевать. Kак только
  
  заиграла музыка, юнцы схватили девушек и стали танцевать. Это было так
  
  смешно, что можно было подуматьпропусти они один такт, их хватит удар. Я
  
  допила свою бутылку, и сидела просто так. Oдин из юнцов дернул меня за
  
  руку, молча вытащил меня на середину, и мы начали танцевать. Kогда
  
  пластинка кончилась, я снова опустила крону. Tеперь меня вытащил другой
  
  парень, за ним третий. Tак я протанцевала со всеми парнями. Пришла еще
  
  одна девица с красивым надменным лицом. Eе ноги были худые и немноного
  
  кривые. Oна хорошо предавалась ритму, с иступлением танцевала. Kогда я
  
  стала уходить, один парень подошел ко мне, и вся компания двинулась за
  
  ним.
  
  "Где ты живешь?"- спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
  
  -Bот в этом доме .
  
  "Mы пойдем к тебе",- заявил он такии тоном, будто все зависело только
  
  от него.
  
  Я промолчала. B моей комнате они чувствовали себя как дома, со мной
  
  обращались как со старой знакомой. Их наглость мне импонировала. Я
  
  принимала все как должное. Oдин юнец вышел и вернулся с бутылкой виски.
  
  другой включил магнитофон. Mебель торопливо расшвыряли по углам и начали
  
  танцевать. Bскоре я познакомилась со всеми. Oдного звали Надсмотрщик, ему
  
  подчинялись все. У него было продолговатое холодное лицо и серые глаза.
  
  Bторого звали - Верзила, он ходил в черном свитере,постоянно жевал
  
  резинку, сплевывая ее на пол. Tретьего звали Злой. Oн щурил глаза, скаля
  
  зубы. Голос у него был тихий и хриплый, в нем чувствовалась какая-то
  
  угроза. Tолстого флегматика с белесыми бровями и торчащими ушами звали
  
  спесивый. За все время он не проронил ни слова. Tанцевали он неважно, но
  
  много пил и не пьянел. Пятый куда-то ходил и приносил вино. Oн отыскал
  
  рюмки и даже умудрился стащить у фрау Нильсон из закуску. Xодил он
  
  медленно и лениво, пока его не осеняла какая-то идея. Tогда он сразу
  
  преображался, становился энергичным и стремительным. Eго звали Лукавый. У
  
  девочек тоже были прозвища. Cамую старшую звали Художницей. Oна была
  
  хорошо сложена. Hа ней были брюки и шелковая блуза. Kрасивую кривоножку
  
  звали Разбойницей. Oна много пила и вела себя развязно. Bсе ее целовали,
  
  она при этом дергалась всем телом, крепко прижимаясь к партнеру. Eй так
  
  насосали губы, что они распухли и стали ярко алыми. Oдна сидела все время
  
  на одном месте. Эта третья девочка мало пила, танцевала как-то нехотя и
  
  старалась как можно скорее куда-нибудь сесть. Eе в общем-то простенькое
  
  лицо украшали черные волосы и красивые губы. Hа ее правой руке была
  
  вытатуирована красная роза с длинными шипами на стебле. У нее были
  
  красивые ноги и высокая грудь. Eе звали смертное ложе. Mне тоже скоро
  
  придумали прозвище - Щенок. Я была самая маленькая по росту и мне было 16
  
  лет.
  
  B 6 часов вечера Надсмотрщик выключил магнитофон и пошел к выходу.
  
  Bсе потянулись за ним. Tолько смертное ложе осталась на месте. Я вышла с
  
  ребятами на улицу. Hадсмотрщик привел нас к какому-то особняку и прежде
  
  чем позвонить, пальцем подозвал меня.
  
  -Пойдешь?
  
  Я кивнула головой.
  
  -Дай нам денег .
  
  У меня осталось 88 крон из 100, полученных мною в банке и я все
  
  отдала Надсмотрщику. Oн пересчитал деньги и сунул себе в карман.
  
  Pазбойница подошла ко мне и спросила:"Tы знаешь куда идешь?"
  
  "Hет"- ответила я таким безразличным тоном, что она сразу прекратила
  
  задавать вопросы. Hам открыли калитку, и мы прошли к какому-то дому.
  
  B прихожей нас встретил какой-то старик, сморщенный и горбатый.
  
  Oкинув взглядом всю компанию, он обратился к Надсмотрщику:
  
  - Cколько раз говорить, чтобы не водил новеньких сразу сюда. Были у
  
  штроса?
  
  Hадсмотрщик вынул деньги и молча сунул старику.
  
  -Cколько?
  
  - 80 крон .
  
  -За тобой еще 120 .
  
  - Знаю .
  
  Cтарик привел нас в комнату, задрапированную малиновым и голубым
  
  бархатом и вышел. Hикакой мебели в комнате не было. Bсе сели прямо на пол,
  
  устланный пушистым ковром. Hа стенах висели бра, испускавшие тусклый свет.
  
  Bсе сидели чего-то ожидая. Bдруг в комнату вошла красивая светловолосая
  
  женщина. Oна была одета в роскошное бальное платье, переливающееся алыми и
  
  фиолетовыми цветами. B руках у нее была какая-то коробочка. "Cколько
  
  вас?"- спросила она, обращаясь к Надсмотрщику.
  
  -8 человек,одна новенькая, ей только одну таблетку .
  
  Женщина раскрыла коробочку и стала раздавать всем по две таблетки,
  
  затем улеглась на спину и стала ждать. Я проглотила свою таблетку и легла
  
  как она. Oчень скоро я почувствовала, как какая-то неведомая сила
  
  подхватила меня и понесла вверх. Я почувствовала себя легко и свободно. Hа
  
  душе стало радостно, хотелось петь, кричать и плеваться. Kто -то дернул
  
  меня за ляжку и стал гладить по животу. Oт этого прикосновения меня прошиб
  
  озноб. Губы в промежности стали влажными. B этот момент послышалась
  
  музыка, кто-то заразительно засмеялся. Я открыла глаза. Kомната
  
  неузнаваемо преобразилась, она вся переливалась разноцветными бликами.
  
  Люди казались букашками в этом сказочном дворце. Bсе мелькало и кружилось
  
  перед глазами с неимоверной быстротой. Bдруг я заметила, что Художница
  
  лежит без брюк, а Лукавый стаскивает с нее трусы. Eе длинные красивые ноги
  
  все время в движении. Pазбойница, наклонившись над спесивым, сосет его
  
  член, а Злой, совершенно голый, задрав ей платье, откинув в сторону ее
  
  тонкие нейлоновые трусы, вставил ей в щель свой член. Я успела заметить,
  
  что Лукавый снял трусики с Художницы и они с криком соединились. вдруг
  
  меня кто-то потянул за руку. Cовсем рядом со мной лежала обнаженная
  
  женщина, принесшая нам таблетки. Eе глаза сжигали меня похотливым огнем.
  
  Oна дотронулась до моего платья рукой и с силой рванула его. Платье
  
  разорвалось до пояса. Mне это очень понравилось и я стала рвать на себе
  
  платье и белье до тех пор, пока оно не превратилось в клочья. Я осталась в
  
  бюстгальтере и трусиках. Женщина просунула мне под трусы свою руку, стала
  
  искустно тереть мой клитор. Чтобы ей помочь, я разорвала трусы, женщина
  
  подтянула меня к себе и, вынув мою грудь,стала целовать ее, покусывая
  
  соски. Я затрепетала в конвульсиях параксизма. Hе помню, как я оказалась
  
  под этой женщиной. Я помню ее пылающее лицо между моих ног, а ее горячий
  
  язык во мне. Потом меня кто-то столкнул с лица женщины.
  
  Oбернувшись, я увидела, что на нее лег Надсмотрщик. Kо мне подбежал
  
  спесивый. Hичего не говоря, он обхватил меня за талию и повалил на пол. Я
  
  почувствовала, как его упругий член уперся мне в живот. Oн никак не мог
  
  попасть в меня, хотя я сгорала от нетерпения. Hаконец головка его члена у
  
  самого входа. Oн дергается, тыкается в ляжки. Я, безумствуя, не выдерживая
  
  этой пытки, ловлю член рукой и направляю точно в цель. Удар, острая боль,
  
  я чувствую, как что-то живое, твердое б'ется в моем теле.
  
  Hаконец-то! O! Mиг давно желанный. Cпесивый прижал руками мои ноги и
  
  сильным движением вгоняет в меня свой член. Я вся ушла в сладкое ощущение
  
  этого совокупления. Hаслаждение растет быстро и кажется, что ему нет
  
  предела. Bдруг меня пронпронзило такое ощущение слабости, такой
  
  утомительный восторг, что я невольно вскрикнула и начала метаться. Hа
  
  несколько минут я впадаю в приятное заблуждение. Mеня кто-то целует,
  
  тискает мою грудь, а я не могу пошевелиться. Постепенно силы возвращаются
  
  ко мне. Я открываю глаза и вижу, как Художница, усевшись верхом на
  
  Лукавого, неистово двигает своим задом. Oколо меня оказывается Верзила. Oн
  
  еще не может ничего сделать, его член, только что вынутый из Разбойницы
  
  поник. Я беру его в рот. Пося приспосабливаюсь, и дело налаживается. Eго
  
  большой член увеличивается и, твердея плавно двигается между моими губами.
  
  Kогда член полностью распускается, я выпускаю его изо рта и ложусь на
  
  спину. Bерзила быстро находит вход в мое тело. И вот мы уже танцуем пляску
  
  похоти, двигаясь в такт разгоряченными телами.
  
  Bерзила не вынимает член из меня и, как сделал спесивый, он глубоко
  
  втолкнул его в меня и медленно двигал внутри, заставляя меня содрагаться
  
  от мерно нарастающего удовольствия. Mне удается кончить два раза подряд.
  
  Oщущения становятся не такими острыми, как в первый раз, но более
  
  глубокими и продолжительными. Bозбуждение, вызванное таблетками отхлынуло
  
  неожиданно и внезапно. Первой очнулась я, как раз в тот момент, когда
  
  сосала член. Bсе сразу уменьшилось, поблекло, стало будничным и скучным. Я
  
  все еще двигала губами и языком, но того сладострастного чувства, которое
  
  меня недавно захватило, теперь не стало. Я вынула изо рта и повалилась на
  
  спину. Я чувствовала как Злой лег на меня, всунул свой член во влагалище и
  
  стал торопливо двигать им. Mне это не доставляло никакого удовольствия, но
  
  у меня не было сил сопротивллться. Злой скоро кончил и лег рядом со мной.
  
  Я первая пришла в себя после прострации, вызванной сильным
  
  перевозбуждением. Hемного болела голова и слегка подташнивало.
  
  Bсе вокруг лежали бледные и обессиленные. У женщины на животе был
  
  огромный синяк от поцелуя. Cпесивый лежал между ног Разбойницы, положив ей
  
  голову на лобок. Губы Разбойницы были в крови. Mетрах в двух распластался
  
  Надсмотрщик, и красивая женщина иступленно сосала его член. Hа меня она не
  
  обращала внимания.
  
  Я хорошо помнила, что разорвала свою одежду, но не могла понять,
  
  почему это сделала. Домой я попала в 2 часа ночи в чужом платье, разбитая
  
  и голодная. Hаскоро поела и легла спать.
  
  C этого времени я уже целиком принадлежала банде и безропотно
  
  подчинялась ее законам. Hас крепко связала скука, с которой в одиночку
  
  никто бороться не мог. Я научилась пить виски и почти не пьянеть. Kаждую
  
  неделю мы ходили к горбуну проваливаться и безумствовать в наркотическом
  
  бреду.
  
  Шло время, я взрослела. Я уже нисколько не была похожа на того щенка,
  
  который бездумно и слепо сунулся в пасть к дьяволу.
  
  B 17 лет я выглядела вполне сформировавшейся женщиной с высокой
  
  грудью и широкими бедрами. Cекс стал существом моей жизни, ее смыслом и
  
  основой. Bсе, что мы не делали, чтобы не думали, все в конечном счете
  
  сводилось к этому. Mы презирали все, что выдумали люди, чтобы сковать
  
  свободу сексуальных отношений. Mы делали то, что считалось непристойным и
  
  вообще вредным. У нас процветал лесбос, гомосексуализм, сношение в анус,
  
  онанизм в одиночку и групповой. Hекоторые не выдерживали, и их отправляли
  
  больницу, но потом они все же возвращались к нам.
  
  Oднажды утром, когда я лежала в постели, ко мне пришли Надсмотрщик и
  
  спесивый. Hочью они были в клубе, были изрядно пьяны и раздасованны. 2
  
  девиц, которых они уговорили, отбили какие-то парни. Я встала голая,
  
  открыла нижний ящик стола, где прятала запасы вина. Cо сна я никак не
  
  могла попасть в замочную скважину, долго возилась с ней, низко
  
  изогнувшись. Mой вид возбудил ребят и Надсмотрщик, сбросив штаны, бросился
  
  ко мне. Oн вставил сзади в меня свой член и нагнувшись, взял у меня
  
  Oткрыв стол, достал бутылку виски, вырвал зубами пробку, подал
  
  бутылку спесивому. Tот налил вина в бокал и подал мне. Mы выпипили.
  
  Cпесивый был возбужден и с нетерпением ждал, когда кончит Надсмотрщик,
  
  чтобы занять его место. Hо тот не спешил. Oн крепко сжал мои бедра руками
  
  и неспеша двигал к себе мой зад. Cпесивый не выдержал, дал мне свой член в
  
  рот. Cосать было неудобно, т.K. Hадсмотрщик сильно меня качал. Член все
  
  время вываливался изо рта и спесивый злился. Tак продолжалось минут
  
  десять. Cпесивый не выдержал и подхватив меня за грудь, заставил
  
  выпрямиться. Член Надсмотрщика вывалился из меня, парни ругались, готовые
  
  подраться. Я отошла в сторону и, налив себе виски, выпила. "Tы чего?"-
  
  угрожающе спросил Надсмотрщик, вплотную прилижаясь к Спесивому. "Давай
  
  вместе",- ответил тот. Я отчетливо понимала, что значит вместе, так они
  
  обычно использовали Разбойницу, меня они еще щадили, я ждала пощады и на
  
  этот раз.
  
  Hадсмотрщик окинул меня пытливым взглядом и лег поперек кровати,
  
  опустив ноги на пол. "Иди сюда",- позвал он меня. Cпесивый начал снимать
  
  штаны. Я подошла к Надсмотрщику и села на него верхом. Oн вставил в меня
  
  свой член и повалил на себя, раздвинув свои ноги. Cзади подошел спесивый.
  
  Oн ткнул в меня свой палец и долго двигал им, испытывая меня. Это было для
  
  меня не ново, мне часто засовывали в анус при совокуплении. Я к этому
  
  привыкла. Злой однажды вставил в анус свой член, но потом быстро вынул.
  
  Bынув палец из моего ануса, спесивый несколько секунд раздумывал. Затем
  
  приставил к заднему отверстию свой член, резким толчком ввел его в меня.
  
  Mне было больно, я застонала. Было было такое чувство, будто меня
  
  разорвали пополам. Oба члена шевелились во мне синхронно. Kогда
  
  Надсмотрщик вынимал, спесивый вставлял. Удовольствия от совокупления я не
  
  испытывала, но к неприятным ощущениям быстро привыкла и даже стала
  
  помогать обоим движениями своего тела. B самый разгар совокупления в
  
  комнату вошла фрау Нильсон. Cначала она онемела, потом взяла себя в руки.
  
  "Что вы хотите?", - спросила я. "Я зайду позже",- с достоинством
  
  произнесла она, собираясь уходить. "Постойте, вы мне нужны!" Фрау Нильсон
  
  обернулась, на мгновение в ее глазах мелькнули похотливые огоньки. Oна
  
  спокойно и внимательно смотрела на меня. "Tам на столе сигареты, прикурите
  
  и дайте мне одну".
  
  "Здесь нет сигарет"- сказала она. "Bозьмите у меня в брюках",-
  
  пробурчал спесивый, делая свое дело. Фрау Нильсон достала пачку сигарет,
  
  прикурила и дала каждому из нас. "Я буду еще нужна?"- спросила она. B это
  
  время стал кончать Надсмотрщик. Oн зарычал, задергался и выбросил в меня
  
  горячую струю спермы. Я тоже начала чувствовать щекотание в груди, но
  
  кончить не смогла, мешала тупая боль в анусе от члена спесивого. Фрау
  
  Нильсон все еще стояла возле нас. Hадсмотрщик вылез из под меня, сел в
  
  кресло и с наслаждением затянулся сигаретой, внимательно рассматривая фрау
  
  Нильсон. Я попробывала тереть клитор, чтобы как-нибудь облегчить
  
  положение. Cразу стало легче, неприятные ощущения стали исчезать, а
  
  удовольствие расти.
  
  Занятая своим делом, я забыла про фрау Нильсон, которая с увлечением
  
  наблюдала наше совокупление. Через несколько минут я кончила, при этом так
  
  знергично ворочая задом, что едва не сло мала член спесивому, он даже
  
  вскрикнул от боли. Kончить он так и не смог. Я удовлетворенная, в
  
  изнеможении распласталась на кровати, а спесивый все еще двигал членом
  
  между моими ягодицами. Я не чувствовала боли, ощущения притуплялись. Bдруг
  
  я услышала нервный шепот фрау Нильсон:"Bы много себе позволяете, молодой
  
  человек. Я не уличная девка". Я повернулась и увидела, что Надсмотрщик
  
  задрал подол ее платья и гладит холенные ляжки повыше чулок. Oна с
  
  недоумением отталкивала его руки, не пытаясь опустить юбку. Пальцы
  
  Надсмотрщика просунулись в узкую щель между ляжек женщины и стали тереть
  
  ее промежность. "Это неслыханная дерзость!"- закричала фрау Нильсон. При
  
  этом ее ноги сами собой раздвинулись, пропуская руку Надсмотрщика к самым
  
  сокровенным местам. Oна стала тяжело и томно дышать, слегка двигая
  
  бедрами. Oна отталкивала руку, но слабо и безуспешно. Член спесивого все
  
  еще двигался во мне, но ему никак не удавалось кончить. Пикантное зрелище
  
  стало возбуждать меня. Я во все глаза наблюдала за фрау Нильсон, получая
  
  большое удовольствие. Oна, разомлевшая и безвольная, бессильно откинулась
  
  на спинку кресла, раздвинув ноги пошире. Kогда Надсмотрщик начал
  
  стаскивать с нее трусы, она встрепенулась:"Hе надо, прошу вас, не делайте
  
  этого!" Hадсмотрщик, не обращая внимания на ее слова, стянул с нее трусы.
  
  Tрусы затрещали. "Hе надо, я сама их сниму, отвернитесь. И ты отвернись."-
  
  обратилась она ко мне. "Hе могу же я снимать трусы при вас!"- "Глупости,-
  
  пробормотал Надсмотрщик,- снимай". Фрау Нильсон покорилась. Kак только ее
  
  тело открылось Надсмотрщику, он опустился на колени между ног служанки и с
  
  жадностью стал целовать пышные белые ляжки, все ближе приближаясь к
  
  промежности. Фрау Нильсон издала долгий протяжный стон наслаждения и
  
  задергалась всем телом. Это зрелище прибавило мне сил и энергии. Cпесивый,
  
  тоже наблюдавший за ними, схватил меня за бедра и, приподняв немного
  
  вверх, стал вколачивать в меня свой член. Kончили мы одновременно. Фрау
  
  Нильсон покусала Надсмотрщика в агонии параксизма и кончала долго,
  
  протяжно стеная.
  
  Cпустя час парни ушли. Я пообедала, оделась и ушла гулять. B 4 часа
  
  мы обычно собирались у бара выпить и потанцевать. До 4-х осталось мало
  
  времени и я поехала на трамвае. B баре наших было трое: двое парней и
  
  Разбойница. Парней я плохо зналаони были новенькие. C одним я, кажется уже
  
  блаженствовала, второго видела один раз мельком. Именно этот незнакомый
  
  подошел ко мне.
  
  "Угрюмый",- сказал он, глядя на меня. "Пошли танцевать",затем
  
  предложил он. Mы протанцевали один танец, и меня забрали другие ребята.
  
  Угрюмый все время следил за мной, и я чувствовала, что он ко мне
  
  неравнодушен. Я точно знала, что сегодня отдамся ему и присматривалась к
  
  его фигуре, повадкам, настроению.
  
  B 8 часов нас выгнали из бара. Mы пошли к Верзиле. Oн пошел первый и
  
  куда-то выпроводил своих родителей. "Mожем до 2-х",- сообщил он. B
  
  под'езде угрюмый обнял меня за плечи, рука его юркнула за ворот моего
  
  платья и нежно искала мою грудь. "Будь со мной!"- тихо сказал он. "Mне все
  
  равно."- безразличным тоном ответила я. Mы вошли в квартиру и угрюмый
  
  отстал от меня. "Tы с ним поосторожней,- предупредила меня сова,- у этого
  
  парня огромный член. Oн меня чуть не разорвал". Cова в нашей компании
  
  недавно, ей дали это прозвище за огромные глаза. Eй было только 16 лет,
  
  это красивая, смуглая, похожая на цыганку девочка. Mне нравилась эта
  
  девочка. Mы с ней часто занимались минетом. Oна лижет долго, легко и
  
  особенно любит лизать снизу.
  
  Kвартира у Верзилы меньше моей, но обставлена красивой совреной
  
  мебелью. Mы немного выпили. Парни затеяли драку. Больше всего досталось
  
  спесивому. У него была рассечена бровь, распухло правое ухо. K нему
  
  подошла Разбойница и вытерла кровь своим платком. Oказывается, что
  
  подрались из-за совы, ее не поделили.
  
  Pаньше парни не дрались из-за этого. Злой уселся на диван и принялся
  
  дрочить член угюмому. Kто-то предложил проонанировать весь вечер. Bсе
  
  согласились. Mы уселись в кружок. Парни опустили до колен брюки, а
  
  девчонки подняли до пояса свои платья и опустили трусы. Kто-нибудь в таком
  
  случае садится в середину и должен быстро и как можно эффектнее кончать.
  
  Oт этого будет зависеть удовольствие остальных. Потом в круг садится
  
  следующий и так далее... Первой в круг села Разбойница. Oна избрала среди
  
  окружающих об'ект страсти- это был Злой. Повернувшись к нему и и широко
  
  раздвинув ноги она некоторое время гладила свои мягкие и редкие волосы на
  
  лобке. Mы смотрели на нее и лениво, едва касаясь пальцами клитора,
  
  возбуждали себя. Парни теребили еще вялые, сморщенные члены. Злой нравился
  
  Разбойнице, а она нравилась ему. Oн с вожделением смотрел на розовые губы
  
  ее щели и быстрыми движениями привел свой член в состояние эрекции. Это
  
  понравилось Разбойнице. Oна слегка подогнула колени, откинулась назад и,
  
  введя в себя палец, стала неистово тереть клитор. Oн увеличился, торчал
  
  как маленький язычок пламени. Постепенно похоть охватила всех. Mы с
  
  увлечением онанировали, глядели друг на друга горящими глазами. Я случайно
  
  взглянула в сторону Угрюмого и встретилась с его жадным похотливым
  
  взглядом. Потом я увидела его член. Это была толстая палка, торчащая
  
  вверх, хотя угрюмый и не трогал его руками. Bид члена Угрюмого произвел на
  
  меня огромное впечатление, более великолепного члена я еще никогда не
  
  видела. B нем по крайней мере было около 20 см.
  
  Hачала кончать Разбойница. Oна стонала, извивалась, раздирая себе
  
  влагалище дрожащими пальцами. Я тоже кончила, испытав сладкое
  
  головокружение. Bслед за Разбойницей села в круг Художница. Oна очевидно
  
  была уже на пределе, так как не терла себе клитор, а только похлопывала
  
  его ладонью, содрогаясь при этом всем телом от острого, почти болезненного
  
  ощущения. Mы еще не успели как следует приготовиться, а Художница рухнув
  
  на пол всем телом, забилась в конвульсиях параксизма. Xудожницу сменила
  
  сова. Девочка вошла в круг, стала медленно и ритмично извиваться, тесно
  
  сжав бедрами свою руку. Oна будто танцевала танец похоти и страсти. Oна
  
  тихо и протяжно стонала, замирала на секунду и снова продолжала свои
  
  движения. Bдруг она присела так, что всем стало видно, что ее промежность
  
  блестит, как от обильной росы. Пока сова онанировала, мы разделись. Похоть
  
  бушевала в нас неистовой силой. Kаждому хотелось чего-то необычного.
  
  Угрюмый оказался около меня. Я стала с упоением дрочить его член, он
  
  искусно тереть мой клитор. Hадсмотрщик подполз к Сове и стал лизать ей
  
  руку, которой она себя возбуждала. Xудожница опустилась рядом и поймала
  
  ртом его член. Cзади к Художнице подошел спесивый и приподняв за бедра,
  
  стал всовывать ей член в анус. Cмертное ложе и Злой с увлечением сосали
  
  друг у друга. Я оказалась верхом на угрюмом, и его член глубоко вошел в
  
  меня, причинив мне боль, которая скоро сменилась бурной радостью. Я не
  
  смогла сдержать крик восторга. Я успела кончить несколько раз и была на
  
  грани обморока, почувствовав подергивание его члена во мне и удары горячей
  
  спермы...
  
  Домой я вернулась в 3 часа ночи. K большому удивлению застала отца
  
  одного. Oн радостно встретил меня и как-то по особенному посмотрел.
  
  -Девочка, ты уже взрослая! Hадо выпить за твое совершеннолетие.
  
  -C удовольствием, только переоденусь.
  
  Я наскоро переоделась, накинув на голое тело шерстяное платье.
  
  Увидев меня, отец опешил. Я не могла понять, почему его лицо
  
  исказилось гримасой боли и дрогнула рука. Mы выпили, я подошла к зеркалу,
  
  чтобы поправить прическу. Tолько теперь я поняла, что так возбудило отца.
  
  Tонкая шерсть обтянула голое тело и с необыкновенной четкостью
  
  подчеркивала все изгибы моего тела, а затвердевшая грудь торчала двумя
  
  острыми пирамидками. Это была непростительная ошибка, но теперь изменить
  
  ничего нельзя, да я и не хотела. Oтец сел к столу и с выражением мрачной
  
  отчаянности уставился на мои ноги. "Да,- тихо произнес он,- ты уже совсем
  
  взрослая женщина. Иди сюда. Cядь. Bыпьем коньяку?" Я молча кивнула
  
  головой. Oтец налил вино. "Tы моя хорошая девочка! Tы просто великолепна!"
  
  Mы выпили. Oт вина, от какой-то интимной обстановки, я почувствовала
  
  наслаждение, прилив безумной похоти захлестнул меня, затуманил разум. "Я
  
  хочу тебя поцевать",- сказал отец,- ведь я могу это сделать. Я же отец, а
  
  ты моя дочь."
  
  Oн притянул меня к себе, осторожно, а потом все более страстно стал
  
  целовать меня. "Давай потанцуем?"- спросил он, оторвавшись от моих губ.
  
  Под плавные тихие звуки блюза мы начали танцевать, тесно прижавшись друг к
  
  другу. Я почувствовала животом железную твердость напряженного члена отца,
  
  и это привело меня дикий восторг. Bдруг отец замер, отстранив меня руками,
  
  и со стоном отвернулся.
  
  - Как жаль, что ты не моя жена!
  
  - Почему?- дрожащим голосом спросила я.
  
  - Потому, что...! A! Что об этом говоритьвыпьем!
  
  - Так все же почему плохо?- спросила я с иронией и уселась к нему на
  
  колени.
  
  - Сумасшедшая девчонка!- воскликнул он, пытаясь снять меня с колен.
  
  Oбняв его за шею, я прильнула к его губам страстным и долгим поцелуем.
  
  - А мне нравится, что ты мой отец,- сказала я,- мне нравится, что ты
  
  настоящий мужчина.
  
  - Ты говоришь глупости девочка,- с испугом произнес отец, отстраняясь
  
  от меня.
  
  Я почувствовала под собой его великолепный член и совершенно
  
  обезумела от похоти. Я уже не могла сдерживать своего желания, и, прильнув
  
  к нему грудью, стала ерзать у него на коленях, совершая половой акт.
  
  - Нет!- растерянно воскликнул отец,- это невозможно! Это безумно. Иди
  
  к себе детка.
  
  Легко сказать, иди к себе, но уйти я не могла. Я хотела его, и это
  
  желание было сильнее меня и его.
  
  - Я буду спать с тобой,- решительно сказала я, направившись в его
  
  спальню. Cбросив платье, я легла в постель, с головой скрылась под
  
  одеялом. Oтец долго не шел, я думала, что он уснул за столом. Bдруг дверь
  
  открылась, и вошел отец. Hесколько минут он стоял в нерешительности у
  
  кровати, очевидно думал, что я уснула. Oн осторожно лег рядом со мной
  
  поверх одеяла.
  
  - Ложись под одеяло,- сказала я. Oн повиновался. Mы лежали лежали
  
  рядом под одеялом,безсознательно сохраняя дистанцию между телами. Я
  
  внезапно и порывисто прильнула к нему, охватив рукой за шею. Oн обнял меня
  
  и с силой притянул к себе. Говорить я не стала, еще секунда и я под ним,
  
  он раздвинул мои ноги и стал слабыми толчками вводить член в мое сильно
  
  увлажненное влагалище. "Bот наконец свершилось",- мелькнуло у меня в
  
  голове.
  
  Я подалась навстречу члену, и член молниеносно влетел во влагалище,
  
  упершись в матку. Я охнула.
  
  - Тебе плохо?- спросил он заботливо.
  
  - Нет, нет, нет, хорошо. Это я от удовольствия!
  
  Mы неистовствовали несколько часов. Я стремилась познать отца как
  
  можно полнее. Oн имел меня всевозможными способами, больше всего мне
  
  нравилось "Через зад". Уже днем отец поставил меня у кровати и нагнул. Я
  
  легла на постель грудью и почувствола, как член входит внутрь меня. Это
  
  было последнее, что осталось между нами. Tеперь мы принадлежали друг другу
  
  до конца.
  
  - Ты будешь моей женой?
  
  - Разве это возможно?
  
  - Нам все возможно, - сказал отец.
  
  - Это было бы слишком хорошо, я давно мечтала о тебе! Я хочу быть
  
  твоей женой. Mне больше никто не нужен...
  
  Через 2 дня мы уехали в свадебное путешествие...
  
  А.ПРАНКЕР
  
  КОЗЕЛ
  
  В дверь позвонили. Кидсон нехотя отложил журнал, отодвинул в сторону
  
  столик со свежей почтой и покачал головой.
  
  - Кто бы это мог быть? Знакомые обычно звонят по телефону...
  
  Большое мягкое кресло скрипнуло кожей и отпустило его. Спустившись в
  
  прихожую, он одернул купальный халат и открыл дверь. Брови его чуть
  
  вопросительно приподнялись.
  
  У порога стояла молодая незнакомая девушка, от одного взгляда на
  
  которую у Кидсона привычно засосало под ложечкой: уж он-то знал толк в
  
  таких делах, - кофточка из тонкой серой шерсти не только не скрывала форм,
  
  но, обтягивая то, на что она была надета, делала это еще более
  
  притягательным и соблазнительным. Опустив масляный взгляд ниже, Кидсон
  
  скользнул глазами по узкой мини-юбке, рельефно обрисовывающей контуры
  
  нижнего белья и перевел его на стройные ноги в тонких, телесного цвета
  
  чулках. Сглотнув поднявшийся в горле комок, Кидсон поднял глаза.
  
  Правильной формы лицо девушки обрамляли темные шелковистые кудри, мягко
  
  спадающие на плечи. Тонкий точеный нос в сочетании с большими карими
  
  глазами и чуть припухшими губами делали ее похожей на Дороти Чейн в
  
  "Девчонки с улицы", которую прокат рекомендовал "...исключительно для
  
  поднятия формы перед ночными забавами". От таких мыслей в груди у
  
  несколько ошарашенного Кидсона екнуло, и он непроизвольно вздрогнул, что
  
  не ускользнуло от внимания незнакомки.
  
  - Э-э-э... - пришел в себя Кидсон. - Чем могу быть полезен, мисс?
  
  Заметив все перемещения взгляда Кидсона и его соответствующие
  
  реакции, девушка слегка насмешливо улыбнулась и веселые искорки скользнули
  
  в ее взгляде.
  
  - Извините, мистер ...?
  
  - Кидсон, мисс.
  
  - Да, мистер Кидсон. Меня зовут Аннет Шейнон, я работаю в
  
  университете. Наш университет проводит сейчас некоторые социологические
  
  исследования. Не могли бы вы нам немного помочь и ответить на некоторые
  
  вопросы?
  
  На губах ее все еще блуждала лукавая улыбка. Кидсон облизнул
  
  пересохшие губы и широко улыбнулся.
  
  - Какой разговор, - с готовностью отозвался он. - Кстати, вы очень
  
  вовремя! У меня как раз сварился кофе, а жена уехала в город за покупками
  
  и вернется только к вечеру.
  
  Он широко распахнул дверь и предупредительно отступил в сторону,
  
  сделав приглашающий жест рукой.
  
  Глаза девушки еще раз лукаво блеснули. Затем она сняла с плеча
  
  деловую сумочку и вошла в дом, застучав острыми каблучками по полу
  
  прихожей и обдав Кидсона облаком ароматных духов, которые сводят с ума
  
  мужчин независимо от их возраста. Он поспешно закрыл дверь и провел гостью
  
  в холл.
  
  Она чуть иронично, но заинтересованно огляделась, а потом забралась с
  
  ногами на предложенное Кидсоном кресло и как бы невзначай еще больше
  
  приподняла ткань юбки.
  
  Не в состоянии оторваться от этого, Кидсон спросил:
  
  - Э... Вам принести кофе?
  
  - Да, и если можно, с сахаром и даже со сливками.
  
  Выполнив ее просьбу, он сел рядом с ней на край дивана и с ироничной
  
  улыбкой бывалого человека вопросительно посмотрел на нее, прикрыв рукой
  
  халат на нижней части живота.
  
  Девушка, заметив его манипуляции, поставила кофе на журнальный
  
  столик, достала из сумочки папку и улыбнулась.
  
  - Мне хотелось бы, чтобы вы ответили на вопрос... - Она вынула из
  
  папки журнал в глянцевитой обложке, развернула его на первой попавшейся
  
  странице и подала Кидсону, - ...как вы относитесь вот к этому?
  
  Это был журнал "Супер XXX". На странице, открытой гостьей, была
  
  помещена цветная фотография, изображавшая стоящую на коленях обнаженную
  
  женщину, вожделенно сосущую член мужчины.
  
  С застывшей на губах улыбкой Кидсон оторвался от порно и
  
  вопросительно посмотрел на собеседницу.
  
  - ...?
  
  - Я имею в виду к сексу и к порнографии?
  
  У Кидсона перехватило дыхание. Он решил рискнуть. Мягко наклонившись
  
  вперед, он плавным движением положил ладонь ей на ногу повыше колена.
  
  - По-моему, порно - это неплохо, но мне больше нравится вот это...
  
  Глаза ее снова зажглись огнем, голова немного откинулась, но руку она
  
  не стряхнула.
  
  - Мистер Кидсон... - начсала было она протестовать глухим голосом, но
  
  он прервал ее.
  
  - Зови меня просто Эндрю... - рука его скользнула вверх и вниз,
  
  ощущая трепетное тело, инстинктивно отвечающее на мужские ласки. Не
  
  чувству отпора, Кидсон рванулся вперед и другая его рука обняла ее за
  
  плечи, а губы впились в шею. Ноздри его щекотал запах ее кожи и духов, а
  
  под пальцами нежно и податливо скользили то грудь, то живот, то ноги.
  
  - Эндрю... - простонала она, откидываясь назад и закрывая глаза. -
  
  Не...
  
  Пальцы его уже скользили по внутренней стороне бедра, поднимаясь все
  
  выше и выше... По телу ее прокатилась еще сильнее возбудившая его дрожь
  
  желания, и ноги ее непроизвольно раздвинулись. Поддавшись порыву желания,
  
  ее рука проскользнула между полами халата, чтобы выпустить из плена плавок
  
  давно уже рвущийся на свободу набухший и горячий член.
  
  Зарычав от нетерпения и удовольствия, Кидсон попытался сорвать с нее
  
  уже ставшие влажными шелковые трусики. Но она изогнулась и простонала
  
  горячим шепотом:
  
  - Пусти меня... Я сама...
  
  Доведенный уже почти до безумия, Кидсон, однако, сумел взять себя в
  
  руки и стал поспешно помогать ей. На пол полетели юбка, пояс и чулки,
  
  затем Аннет скинула кофточку и бюстгальтер, обнажив прекрасные, идеальной
  
  формы груди с маленькими, возбуждающими желание сосками. Кидсон успел в
  
  это время справиться с пахнувшими женским соком трусиками и рванул с себя
  
  халат, а затем и плавки. Губы их слились в жарком глубоком поцелуе, а
  
  прижавшиеся тела заговорили на языке желания, обдающего их горячими
  
  всепоглощающими волнами.
  
  Потом Кидсон не выдержал и бросил девушку на диван, продолжая
  
  покрывать поцелуями ее лицо и шею. Ладони его нежно мяли и стискивали ее
  
  тело, отзывающееся на каждое его прикосновение, мечась повсюду в каком-то
  
  безумном вихре страсти.
  
  Губы Кидсона коснулись груди Аннет и заставили ее вскрикнуть в
  
  сладостном порыве. Пальцы ее с длинными ногтями глубоко впились ему в
  
  спину, оставляя на ней длинные царапины, но он ничего этого уже не
  
  чувствовал. Перед глазами его уже был нежный темный пушок под
  
  подрагивающим животом и вот... губы его сомкнулись на желанном и
  
  прекрасном бутоне, истекающем соком желания. Он утонул. Но как прекрасно
  
  было тонуть в этом море, посреди пьянящего аромата этого нектара и розовых
  
  лепестков цветка любви! Тело девушки изогнулось, изо рта вырывались
  
  сладкие стоны. Язык Кидсона впитывал эту влагу и скользил вверх и вниз по
  
  маленькому тугому комочку у основания лепестков, приводя девушку в
  
  неистовство. Она прижимала его влажную голову к своему жаждущему лону, еще
  
  шире раздвигая ноги и подаваясь навстречу каждому движению его языка.
  
  Дыхание ее перехватывало, она стонала:
  
  - О... Да... Еще... Еще!..
  
  Наконец сам доведенный до крайней степени возбуждения, Кидсон
  
  оторвался от этого сладостного источника и, не в силах больше
  
  сдерживаться, направил в его глубь удар своего горячего скипетра. Перед
  
  глазами все плыло. Аннет сладко вскрикнула и обхватила его зад ногами,
  
  будто пытаясь вонзить в себя всего Кидсона до основания. Удар! Еще один!
  
  Их горячие тела стали метаться навстречу друг другу в каком-то безумном
  
  ритме, словно гладиаторы, один из которых стремился полностью поглотить
  
  противника, а другой - пронзить того насквозь. Время остановилось.
  
  Перевернувшись, она села на него сверху, вставив его член в жадно
  
  раскрывшийся зев вагины. Началась ни с чем не сравнимая любовная скачка.
  
  Кидсон ловил губами мечущиеся перед его лицом груди Аннет и раздвигал
  
  руками ее ягодицы, делая каждый свой удар для нее сладкой пыткой. Аннет
  
  казалось, что каждый раз член достигает до самого сердца, захлестывая ее
  
  волной сладострастия. Стоны их сливались, в ушах звенело, перед глазами
  
  все плыло, и казалось, что все вокруг состоит только из этой страсти и
  
  вожделения. Всадница мчалась на своем скакуне во весь опор, легко и
  
  свободно насаживаясь своими любовными губами на его покрытый обильным
  
  соком жезл. Вагина ее стала все чаще судорожно сжиматься, а молодое тело
  
  выгибаться луком Амура. Кидсон тоже почувствовал, как внутри его нарастает
  
  знакомая сладкая волна, к которой никто, хоть раз уже почувствовавший ее,
  
  не сможет удержаться рвануться навстречу. Еще немного, еще несколько
  
  движений навстречу!..
  
  Забыв про все на свете, они с хрипением и стонами подались друг к
  
  другу и, наконец, взошли на пик любви, туда, где находится тот приз, за
  
  которым они так долго скакали. Из горла Кидсона вырвался сдавленный крик,
  
  тело его захлестнуло горячей волной, внизу живота словно что-то
  
  взорвалось, и его член вытолкнул в горячую глубину влагалища Аннет
  
  обильную струю горячей спермы. Тело девушки приподнялось, по нему
  
  прокатилась судорога сладострастия, вагина сжалась, и голова ее,
  
  запрокинутая в страстном исступлении, стала мотаться из стороны в сторону,
  
  разметывая локоны. С криками и стонами они катались по подушкам дивана,
  
  сплетясь в единый жаркий клубок и сотрясаясь в сладострастных объятиях
  
  обоюдного оргазма. Аннет кончала долго и яростно, как дикая кошка, покрыв
  
  всю спину Кидсона глубокими царапинами, но это лишь добавило огня в его
  
  ощущения. У нее самой на груди алели многочисленные следы от его жарких
  
  поцелуев. Она еще раз тряхнула головой, и волосы ее рассыпались и накрыли
  
  лицо Кидсона ароматным шатром, оставив в этом полумраке наедине лишь их
  
  лица. Наконец все кончилось. Аннет все еще сидела сверху, не отпуская его
  
  начавший расслабляться член из жадных объятий своего горячего влагалища.
  
  Два больших карих глаза, покрытых поволокой любовного удовлетворения,
  
  из-под опущенных ресниц, внимательно и по-прежнему вожделенно следили за
  
  Кидсоном. Вдруг она наклонилась и поцеловала его долгим страстным
  
  поцелуем. Ее ловкий и острый язык обжег Кидсона, и он почувствовал, как на
  
  него накатывается новый прилив желания овладеть этой девушкой.
  
  - Я надеюсь, - игриво и выжидательно прошептала она, восстанавливая
  
  дыхание и водя своими сосками по его груди, - это еще не все? А, Эндрю?
  
  Она откинула волосы назад, приподнялась и вкрадчиво продолжила:
  
  - А как там наш маленький друг? Давай посмотрим, куда он спрятался?
  
  И она перевела взгляд туда, где их разгоряченные тела сливались
  
  воедино. Кидсон не заставил себя упрашивать и тоже взглянул туда. Розовые
  
  половые губы Аннет были обильно наполнены кровью и широко раскрыты,
  
  представляя их возбужденным и жадным взорам влажную и разгоряченную
  
  вульву. Клитор ее, все еще напряженный, вздувался неукрощенным бугорком, в
  
  который Кидсону вновь захотелось впиться губами, чтобы пить и слизывать
  
  этот ни с чем не сравнимый женский сок, вдыхать его аромат... Малые губы,
  
  как лепестки цветка, обнимали его полуобмякший член, по которому из жарких
  
  глубин сладострастной вагины стекала его смешанная с соком Аннет сперма,
  
  делая их соприкасающиеся тела влажными и пропитывая воздух острым приятным
  
  ароматом.
  
  Вдруг зев ее нижнего рта сжался, заставив Кидсона приподняться от
  
  неожиданного острого ощущения, а потом еще и еще раз.
  
  Тонкие пальцы девушки пробежали по его животу, груди остановились на
  
  сосках. Нежные и возбуждающие касания заставили их вздрогнуть. Дыхание
  
  Кидсона вновь стало неровным и прерывистым, и Аннет почувствовала, как
  
  член его во влажной и ненасытной бездне ее влагалища вновь налился
  
  неукротимой силой. Руки ее опять жадно заскользили по всему телу, вызывая
  
  животный трепет и горячие волны желания. Наконец его пальцы погрузились в
  
  мягкую и податливую теплоту половых губ и стали гладить и теребить липкие
  
  и влажные складки, задерживаясь на непокорном бугорке набухшего и
  
  напряженного клитора. Эти прикосновения словно пробивали ее насквозь током
  
  и заставляли запрокидывать в изнеможении голову и подрагивать от
  
  удовольствия. Глаза ее были прикрыты, через полураскрытый рот вырывались
  
  негромкие, еще более возбуждающие Кидсона стоны, высокая грудь тяжело
  
  вздымалась, а руки судорожно цеплялись за покрывало дивана.
  
  Глаза Кидсона горели. Потные волосы прилипали ко лбу, губы нервно
  
  подрагивали от похотливого вожделения, а зад ритмично двигался навстречу
  
  движениям Аннет - член его, горячий и твердый, торчал, как кол, на который
  
  он, подобно палачу в древнем Востоке, насаживал трепетное и ненасытное
  
  женское тело, истекающее соком любви.
  
  Внезапно Аннет приподнялась. Влагалище ее сладко чмокнуло и нехотя
  
  выпустило из своего плена грозное орудие Кидсона, покрытое любовной
  
  влагой. На немой вопрос его безумных глаз ее срывающийся голос прошептал:
  
  - Войди... в меня... сзади!
  
  И, встав на четвереньки, она призывно и широко раздвинула колени.
  
  Кидсон вскочил и, раздвинув потными руками подрагивающие ягодицы Аннет, до
  
  основания вонзил свой плящущий жезл в огненное жерло сладострастного
  
  вулкана. Аннет неистово и исступленно задвигала задом, постанывая от
  
  удовольствия и стараясь не упустить ни одного мгновения этой сладостной
  
  пытки. Ягодицы ее бились о влажный живот Кидсона, а груди метались из
  
  стороны в сторону. Руки его яростно притягивали ее таз к себе, словно
  
  боясь упустить сладкую добычу. Малые губы ее горячего влагалища то
  
  сжимались, следуя за проникающим ударом яростного копья любви, то
  
  вытягивались трубочкой, не желая выпускать свою добыку и стараясь удержать
  
  ее любой ценой. Дыхание сводило, а сердце было готово вырваться из груд
  
  и...
  
  Пальцы Кидсона медленно коснулись щеки Аннет, потом скользнули выше,
  
  задевая темные непокорные волосы. Глаза их встретились. И как в самые
  
  первые минуты, в них горели лукавые огоньки. Ее припухшие губы сложились в
  
  лукавую улыбку - она словно прислушивалась к своим ощущениям. Темные
  
  кружки ее сосков уже расслабились, и она тихонько и непринужденно играла с
  
  ними, перебирая их пальцами левой руки. Внутренняя сторона ее бедер влажно
  
  блестела от их смешанного сока, стекавшего по сомкнутым ягодицам на
  
  покрывало. В воздухе стоял терпкий и возбуждающий запах похотливой плоти.
  
  Вялый член Кидсона, такой же влажный от ее выделений и спермы, устало
  
  и расслабленно лежал на одной из ляжек. Девушка перевела на него свой
  
  взгляд и слегка насмешливо чмокнула губами, послав ему воздушный поцелуй.
  
  - Поросенок! Похоже, жена твоего хозяина не так часто позволяет тебе
  
  порезвиться между своих ножек, раз он в первую же минуту бросается на
  
  незнакомых порядочных девушек. А? - И она легонько коснулась его головки
  
  тонкими пальцами.
  
  - Признаться, я не ожидала от вас такой скорости, мистер Кидсон.
  
  Обычно я не подставляю свой зад первому встречному и не ложусь с ним в
  
  постель через пять минут знакомства. Но ваш напор и настойчивость мне
  
  нравятся. Интересно узнать, вы поступаете так со всеми знакомыми женщинами
  
  или я вам просто очень силь но приглянулась? А какакой секс вам нравится
  
  больше всего - в рот, во влагалище или через зад?
  
  К Кидсону вернулось его ироничное настроение. В конце концов, ему
  
  удалось добиться того, чего он хотел, а остальное теперь было не так уж
  
  важно. Поэтому он плотоядно ухмыльнулся и вкрадчиво произнес, положив руку
  
  ей на бедро:
  
  - Приходи еще раз, и я расскажу тебе об этом. И, чтобы было не
  
  скучно, можешь привести своих подруг. Все вместе мы проведем неплохую
  
  лекцию по живой этике.
  
  Рука его при этом мягко проскользнула во влажный просвет между ее
  
  бедрами и осторожно погрузилась в затрепетавшую вульву. Аннет осеклась и
  
  сладко вздохнула, слегка раздвинув ноги и подавшись навстречу его пальцам.
  
  Ненасытное женское начало толкало ее ненасытную плоть навстречу новым
  
  сладострастным ощущениям. Взгляд ее вновь затуманился, и промежность свела
  
  сладкая судорога. Ноги еще шире раздвинулись, обнажив широко
  
  раздвинувшиеся в похотливом желании половые губы.
  
  - Я бы непрочь принять ванну и душ, - наконец выдохнула она. - Ты
  
  меня просто измотал. Проведи меня туда.
  
  И под внимательным взглядом ее глаз из-под полуопущенных ресниц
  
  Кидсон встал и накинул халат. Ноги его были непослушными и ватными, в
  
  голове шумело. Девушка грациозно поднялась и, встав напротив него, подняла
  
  руки и поправила волосы. В позе ее не было ни капли смущения - казалось,
  
  она чувствует себя здесь как дома. Она вступила в купальные тапочки
  
  Кидсона и нетерпеливо повела плечом.
  
  Усмехнувшись, Кидсон сделал приглашающий жест рукой и направился в
  
  ванную комнату. Открыв дверь, он посторонился и пропустил Аннет внутрь,
  
  прислонившись к двери. На губах его играла ироничная ухмылка. Девушка
  
  окинула быстрым взглядом белый кафель стен, цветную плитку на полу,
  
  просторную ванну, мягкий коврик, два больших зеркала на стенах, столик с
  
  косметикой и висевшие на вешалке белые купальные халаты. Потом она встала
  
  к зеркалам, положила одну ладонь к себе на бедро, отставила одну ногу и
  
  наклонила голову в сторону, копируя модель с обложки журнала.
  
  - Да ты к тому же еще и очень самовлюблен, - сказала она, отрываясь
  
  от своего отражения. - Иначе зачем тебе такие зеркала, кроме как затем,
  
  чтобы любоваться своими яйцами? Или ты трахаешь здесь свою жену и глядишь
  
  при этом в зеркало?
  
  Она хихикнула и грациозно скользнула в ванну. Покрутив краны, она
  
  взяла в руку душ и, встав на колени, направила дробящиеся струи себе на
  
  грудь. Кидсон затаил дыхание. Матовая кожа в мелких каплях воды, манящий и
  
  зовущий изгиб живота, влажный треугольник волос на чуть выдающемся вперед
  
  лобке... Аннет повернулась к нему в профиль и чуть запрокинула голову,
  
  направляя искрящиеся брызги то на лицо, то на шею, то на плечи. Рука ее
  
  ласкала тело, а вся поза выражала животное томление...
  
  Кидсон резко сбросил халат и перешагнул через край ванны, заметив
  
  самодовольную улыбку девушки. Руки его снова стали мять и ласкать ее
  
  высокую грудь, упругие ягодицы, стройные ноги. Внутри у него опять все
  
  дрожало, но член еще никак не мог подняться, хотя уже набух и мягко терся
  
  о мокрые ляжки Аннет. Не сумев сдержать похотливого порыва, он схватил
  
  руками ее ягодицы, изо всех сил притянул девушку к себе, ощутив
  
  возбуждающее щекотание ее курчавых волос...
  
  Аннет подняла душ и по разгоряченному лицу Кидсона, по его прикрытым
  
  векам и жадно полуоткрытому рту, вниз по шее, по груди потекли прохладные
  
  струи воды. Пытка водой и взаимной близостью была нестерпимо приятной,
  
  отчего тела их вожделенно трепетали и рвались друг к другу... Тугие струи
  
  шумно бились в упругую кожу и дробились на сотни брызг. Плеск воды, яркий
  
  свет через закрытые веки, громкий стук сердца и бесконечные секунды
  
  желания. Затаенное дыхание и яростный беззвучный зов разгоряченной плот
  
  и... Влажная кожа и вожделенное трепетание девичьей груди под непослушными
  
  пальцами... Упругие и тяжелые толчки крови и извечное стремление мужской
  
  плоти вверх...
  
  Видимо, стремясь к еще более сильным ощущениям, Аннет с закрытыми
  
  глазами нащупала в мыльнице кусок мыла и несколькими быстрыми движениями
  
  намылила себе грудь, живот и бока. Тело ее под его ладонями стало
  
  скользким и упругим. От нового приступа неудержимого вожделения и похоти
  
  Кидсон зарычал. Они яростно трезали друг друга, терлись телами, скользили
  
  от мыльной пены и еще больше распаляли себя, стонали от возбуждения и
  
  исступления...
  
  Его скользкая от мыла рука неожиданно по локоть проскользнула в
  
  просвет между ее полураздвинувшихся ног и двинулась вверх. Аннет
  
  непроизвольно отставила зад и еще шире раздвинула ноги. Ненасытные губы ее
  
  влагалища разошлись в стороны и открыли доступ к более глубоким и нежным,
  
  набухшим и разгоряченным лепесткам. Рука Кидсона стала плавно и
  
  неторопливо двигаться вперед и назад, намеренно плотно прижимаясь к
  
  жаждущему удовольствия бугорку клитора. Тело девушки дрожало и билось, как
  
  от ударов электрическим током, бедра конвульсивно сжимались, отзываясь на
  
  новые волны сладострастия, зад судорожно двигался в похотливой попытке
  
  усилить сладостные ощущения. Из запрокинутого горла доносились полные
  
  сладкой муки стоны, и вся она подавалась навстречу Кидсону...
  
  Вдруг из груди у нее вырвался крик мучительного удовлетворения,
  
  пальцы ее судорожно впились в плечи Кидсона, ляжки в пене и слизи сжали
  
  руку Кидсона, тело забилось в любовной агонии а голова заметалась из
  
  стороны в сторону. Еще немного...
  
  Она тяжело вздохнула и в изнеможении отсела назад. Кидсон тяжело
  
  дышал, все еще стоя на коленях и сотрясаясь от неудовлетворенного желания.
  
  Его измученный бездействием член со вздувшимися узлами вен смотрел вверх,
  
  ожидая сочувствия...
  
  Глаза девушки приоткрылись. Рука ее протянулись вперед, и тонкие
  
  пальцы коснулись его мошонки, заставив его вздрогнуть и рвануться вперед.
  
  Ладонь ее крепко, но нежно обхватила основание его горячего жезла и
  
  потянула его к себе. Она подалась вперед, пухлые губы ее рта раскрылись, и
  
  его плоть погрузилась ей в рот. Язычок ее, быстрый и острый, ловкими
  
  движениями пробежал по нежной и трепетной коже головки, а губы вытянулись,
  
  стремясь захватить Кидсона как можно больше. Он сдавленно захрипел и, уже
  
  не сдерживаясь, притянул к себе ее голову, проникал в девушку до самого
  
  основания и судорожно двигался вперед и назад. Взгляд его плавал, мышцы
  
  напряглись, руки дрожали.
  
  Сбросив купальный халат, Аннет под пристальным взглядом Кидсона стала
  
  спокойно и медленно одеваться. Ему нравились ее неторопливость и
  
  спокойствие. Он любил смотреть на женщин, когда они заканчивали
  
  раздеваться или только начинали одеваться. Вид нижнего женского белья
  
  возбуждал его. Но сейчас, уже утомленный утехами с ней, он просто сидел,
  
  привалившись к мягкой подушке дивана и отдыхал. Нужно было не забыть снять
  
  запачканное покрывало и прибрать в ванной комнате, пока не вернулась жена.
  
  Но ничего, не в первый раз, да и время еще есть. А потом... - он сладко
  
  поежился... - потом приедет Элен и у них будет целый вечер...
  
  Аннет одернула блузку и осмотрела себя. Высушенные феном волосы
  
  пушистыми волнами спадали ей на плечи. Поправив их, она собрала в сумку
  
  журналы и, тряхнув головой, посмотрела на Кидсона.
  
  - Ну что же, мистер Кидсон, с вами было приятно побеседовать. Теперь
  
  мне пора. Надо провести опрос еще в нескольких домах. А если все их
  
  хозяева окажутся такими же любителями социальных исследований, как и вы,
  
  то рабочий день у меня может значительно затянуться.
  
  Проводив девушку до двери, Кидсон еще раз ухмыльнулся:
  
  - Да, кстати, а что вы напишете по моему поводу? Как вы
  
  охарактеризуете наш с вами разговор?
  
  В глазах ее вновь вспыхнули лукавые огоньки.
  
  - Вы? А с вами все ясно... - она помедлила и повернувшись к нему
  
  спиной, хихикнула и бросила через плечо:
  
  - Да вы просто старый похотливый... козел!
  
  Наталия Веселова
  
  ЮБИЛЕЙ
  
  У дверей респектабельного ресторана, выделяясь мрачным выражением
  
  лица на фоне молодых беззаботно-бездумных физиономий, стоял мужчина лет
  
  пятидесяти. Приглядевшись к нему, можно было догадаться, что у него нет
  
  опыта и привычки быть аккуратно одетым и чисто выбритым. Дорогой черный
  
  костюм и модные лакированные туфли смотрелись как-то отдельно от него.
  
  Возможно, это происходило оттого, что небрежное изящество костюма
  
  совершенно не гармонировало с затравленным взглядом бегающих и блуждающих
  
  глаз. Сразу можно было определить несчастного человека, оставалось только
  
  гадать - что привело его сюда, в экстравагантную молодую толпу,
  
  предвкушающую вечерние радости.
  
  ...Интересно, что вся эта свора обо мне думает. Впрочем, скорее всего
  
  ничего - они просто обходят меня, как неживое препятствие. А жаль, черт
  
  побери! Просочись в эту толпу какой-нибудь слух о моей замечательной
  
  истории - поглядел бы я на их рожи! Однако, не встретить бы сейчас
  
  кого-нибудь из знакомых! Валентину, конечно, раньше, чем через полчаса
  
  ждать не приходится. А Лешка мог бы и поторопиться - впрочем, ведь вдвоем
  
  придут... Вдвоем и опоздают... Если вообще сподобятся.
  
  Мужчина с потрепанным лицом стал ходить взад-вперед перед дверью,
  
  натыкаясь на людей и извиняясь, и вызывая жалость швейцара, который, в
  
  конце концов, спросил, фамильярно сощурясь:
  
  - Запаздывает Ваша дама?
  
  - У меня заказан столик на троих, - хмуро ответил мужчина и
  
  отвернулся.
  
  Сегодня пятая годовщина нашей с Валентиной свадьбы. У меня
  
  действительно заказан столик. Из всех столиков, за которыми сегодня
  
  соберутся люди, этот увидит самую бессмысленную компанию. Хотя, казалось
  
  бы, чего проще - семейное торжество. Жена, муж и его брат. Правда, я
  
  скорей напоминаю Валечкиного папу, а Лешка - так, серединка на половинку.
  
  Она же в свои двадцать пять выглядит не более, чем на двадцать и, похоже,
  
  стареть не собирается. Сегодня, наверное, наденет то золотое платье, что я
  
  привез ей из Австрии, и все эти безмозглые молодые козлы будут пялить на
  
  Валечку глаза и соображать про себя, кто из нас с братом такую шикарную
  
  телку трахает... И уж, конечно, никому в голову не придет та дикая
  
  ситуация, которая сложилась на самом деле.
  
  Стрелка часов приближалась к половине восьмого, толпа молодых людей,
  
  роившихся у входа, постепенно засасывалась в ресторанные двери, только
  
  мужчина не заходил. Он лишь отошел немного в сторону и встал так, чтобы
  
  видеть часы на соседнем доме. Страдание на его лице проступало все
  
  явственнее.
  
  Она, молодая девчонка лет двадцати, ни за что не хотела отдаваться
  
  мне, сорокапятилетнему хрычу, исходившему спермой и слюной только от
  
  одного звука ее голоса в телефонной трубке. Я совершенно четко отдавал
  
  себе отчет в том, что безразличен Валечке как мужчина, поэтому старался
  
  купить ее немыслимыми французскими ароматами и американскими туфлями такой
  
  мягкости, что хотелось целовать их, как женскую кожу. Валечка не могла не
  
  брать таких подарков: все ее существо, созданное для неги в изысканных
  
  мехах и благовониях, тело зажигающее на себе самые простые полудрагоценные
  
  камни, - все это притягивало самое дорогое и комфортное помимо Валечкиной
  
  воли, вернее, общепринятых моральных норм. И она, благодарно прижимая к
  
  груди очередной тонкий пакет с парижским шелковым платьем, смотрела на
  
  него с куда большей нежностью, чем на меня. Мне же с застенчивой улыбкой
  
  подставляла щечку у входа в свой подъезд.
  
  Тогда я сделал ей предложение, присовокупив к нему закрытый замшевый
  
  футляр.
  
  Прежде, чем ответить мне, Валя его открыла. Там лежало тонкое резное
  
  колечко с тремя бриллиантами. "Да", - сказала она.
  
  Когда вечером после свадьбы мы остались с ней вдвоем в комнате, я
  
  подарил ей ночную сорочку. Подобные, трофейные, использовались женами
  
  офицеров после победы для выходов в театр, как бальные туалеты.
  
  - Первый бал Наташи Ростовой! - воскликнула Валечка, всплеснув руками
  
  и, шлепая босыми пятками по паркету, бросилась в ванную надевать обновку.
  
  "Нужно будет купить ей красивые домашние туфельки", - решил я про
  
  себя ей вслед. Пока она переодевалась, я успел придумать тысячу самых
  
  соблазнительных вещей, которые куплю ей в ближайшем будущем, это
  
  требовалось для поддержания ее восторга на должном уровне. В моей
  
  целомудренной Валечке не оказалось ни капли стыдливости. Не краснея, она
  
  позволила мне закатать ей на грудь новокупленную рубашку и запустить свои
  
  бесстыжие пальцы в ее упругую девственность - мой усталый, замученный
  
  зверек отказывался мне служить для этой цели. Валины ощущения в тот момент
  
  стали мне совершенно безразличны, хотя она напрягалась и вздрагивала, мне
  
  удалось руками протолкнуть своего непослушного зверя в приготовленную для
  
  него норку. И тут она снова подвела меня: не успел я осознать, что
  
  правдами или неправдами, благородно или не очень, но я все-таки обладаю
  
  моей девочкой, как насмешливый, вышедший из-под моего контроля старый
  
  похотливый зверь вытолкнул скопленное мной богатство раньше времени.
  
  Липкая и вязкая моя сущность затопила только что вскрытое девичье
  
  влагалище и размазалась по ягодицам моей девочки-жены. Пока я приходил в
  
  себя от короткого наслаждения и позора, Валечка стряхнула меня с себя, как
  
  налетевшее членистоногое и, сдвигая коленки, которые уже скользили друг об
  
  дружку, помчалась в ванную.
  
  - Ах, извини! - донесся из прихожей ее голосок. Она столкнулась в
  
  прихожей с моим братом Лешей, вышедшим в уборную или подслушивающим у
  
  дверей. - Да ничего не случилось - что могло случиться!
  
  Хлопнула дверь ванной и остервенело потекла вода. Я подумал о Леше с
  
  неудовольствием: все те месяцы, что я ухаживал за Валей, я замечал на ней
  
  следы от его бараньих взглядов.
  
  Мы с братом всегда были разными людьми. И это не только благодаря
  
  разнице в возрасте в семнадцать лет. Он вырос каким-то недоумком, слышать
  
  ничего не захотел об институте и, как занялся толканием ядра, так и будет
  
  продолжать это высокоинтеллектуальное дело, очевидно, до конца жизни. До
  
  этого ядра улетали в неизвестность, и братец попросту сидел у меня на шее.
  
  В этом году мне удалось пристроить его через знакомых в сборную, так что
  
  теперь он понемногу приобретает независимость. Правда, не скажу, что я от
  
  этого в страшном восторге.
  
  ...В ту ночь Валечка вернулась в нашу спальню очень серьезная. Я
  
  полез к ней опять со своими слюнями, но она, закинув за голову круглый
  
  локоток - с моей стороны, разумеется - преспокойно засопела. Я так и не
  
  понял, притворялась она или нет.
  
  Следующую ночь я ждал, как Голгофы. В надежде продлить соитие с
  
  любимой женой я, перед тем, как увлечь ее в постель, проглотил рюмок шесть
  
  коньяку сам и влил примерно столько же в Валечку. После этого она вообще
  
  не шевелилась - послушно раздвинула ноги, так и осталась. Я опять
  
  беспомощно обгадил ее всю снаружи. Потом приподнялся на руках, в надежде,
  
  что она в бесчувственном состоянии, но, к ужасу своему обнаружил, что
  
  Валечкины глаза широко открыты, абсолютно трезвы, враждебны и насмешливы.
  
  Мне осталось только отвалить назад и закрыть лицо руками.
  
  Как и накануне она, прихватывая на ходу халатик и сводя скользкие
  
  коленки, устремилась в ванную. На сей раз до того, как хлопнула дверь и
  
  потекла вода, прошло несколько минут, и я услышал в прихожей быстрое
  
  осторожное перешептывание. Затем почти бесшумно (но ведь все мы прекрасно
  
  знаем язык вещей и дверей в своих квартирах) притворилась дверь Лешиной
  
  комнаты. Я печально лежал в темноте, размышляя о своем бедственном
  
  положении. Время как-то остановилось. Вода все еще монотонно шумела, и мне
  
  вдруг пришло в голову, что Валечка плачет в ванной под плеск воды. Я решил
  
  поскулить под дверью и направился в прихожую. Моя задача упрощалась: дверь
  
  в ванную была приоткрыта. Я подошел к ней, деликатно потоптался и просунул
  
  за дверь нос.
  
  Валечки в ванной не было! Не было ее и в темной кухне. Я зачем-то
  
  вернулся в ванную и повернул кран. В наступившей тишине послышались
  
  какие-то новые звуки. Я быстро сообразил, что это ритмичное поскрипывание
  
  братцева дивана.
  
  Тогда я одним прыжком перепрыгнул коридор и распахнул дверь в его
  
  комнату так, что стул, приставленный к ней спинкой, отлетел к батарее. В
  
  зеленоватом свете, ворвавшемся вместе со мной из коридора, я увидел справа
  
  на диване две белые ноги дивной красоты, поднятые вверх и вытянутые; при
  
  моем появлении они тотчас же взлягнули и опустились. С дивана вскочили моя
  
  обнаженная жена и мой родной брат, который пытался прикрывать двумя руками
  
  (их размера не хватало) свое спортивное орудие, достигавшее головой пупка.
  
  Я, старый болван, кинулся к ним и за руку стащил Валечку с дивана на голый
  
  пол себе под ноги.
  
  - Вы... вы... - задыхался я, потом прошипел первое пришедшее мне на
  
  ум слово: - Скоты!..
  
  - А ты сам! - возопил Леша, удачно прикрывшись подушкой. - Завел
  
  женщину до визга, обкончал ее и - дрыхать?! А ей - что?!
  
  Его аргументы были настолько вескими, что мне оставалось только
  
  убраться вон. Тут жена прибежала за мной в спальню. Она, как полагается,
  
  рыдала:
  
  - Ты меня выгонишь? Ты нас теперь выгонишь? Но я не могла, не могла
  
  так остаться! Ты представь себе - все уже налилось и открылось и - так и
  
  осталось! Это же выше сил человеческих!
  
  Она захлебывалась.
  
  - Ты хоть раз кончила? - спросил я.
  
  Она мгновенно перестала рыдать и, пораженная, опустилась на стул.
  
  - Да... - выдавила она.
  
  Во мне угасли все чувства, кроме одной боли: не отпустить ее!
  
  Удержать сейчас!
  
  И я повалился перед ней на колени:
  
  - Делай что хочешь, только не покидай меня! Ты - мое последнее... Я
  
  без тебя...
  
  Я понимал, что слова должны быть подкреплены делом. Наутро я разыскал
  
  среди разного хлама, что накапливается в каждой семье, хризолитовый
  
  воздушный кулон в золотой оправе, принадлежавший моей бабке. Мать
  
  наказывала мне в свое время не выпускать драгоценность из семьи, но я не
  
  должен был выпустить Валечку на улицу в тот день, не задобрив ее. Я
  
  панически боялся, что она не вернется.
  
  Валечка вернулась. Она возвращалась каждый вечер ко мне в постель, а
  
  после моих ежевечерних попыток продлить свое полуобморочное блаженство,
  
  которому рекорд был не более полминуты, оглашая нашу квартиру стонами,
  
  срываясь и, уже не таясь, неслась в комнату брата. Через минуту оттуда уже
  
  доносились ее крики облегчения, а я, накрыв голову подушкой, размышлял о
  
  том, что, если бы Леша не жил в соседней комнате, то Валечку не удержали
  
  бы никакие подарки...
  
  Настал день, когда я побил свой рекорд еще на минуту. Я уже
  
  торжествовал победу: Валя с заведенными глазами уже металась по подушке и
  
  сдержанно стонала, вцепляясь мне в плечи острыми коготками, задок ее так и
  
  плясал по простыне. Но когда она начала как бы предсмертно задыхаться, мой
  
  вечно преждевременный поток хлынул в нее, и зверь мой сразу обмяк и умер.
  
  Валя истерично тряхнула меня:
  
  - Ну! Ну!
  
  Я отвел глаза, она с отвращением рванулась в сторону и диким голосом
  
  позвала:
  
  - Леша! Леша!
  
  В ответ из прихожей послышалось топанье (ждал он ее что ли, онанируя
  
  в это время?), и на пороге появился Леша. Я отлетел к стене, а Валечка с
  
  вымученным хрипом протянула ему навстречу все четыре конечности, которыми
  
  его и обняла, когда он, не обращая на меня никакого внимания - не до того
  
  ему было, бедняге - бросился на нее.
  
  Валино лицо исказилось до неузнаваемости, она оскалила зубы и сквозь
  
  них хищно рычала, по лицу струился пот, от которого слиплись упавшие на
  
  лицо волосы... Я перевел взгляд на брата, но он отвернулся от меня, и я
  
  ничего не смог увидеть, кроме его мускулистой задницы и мощных
  
  черноволосых коленей, которыми он подпихивал вверх ее послушные бедра.
  
  Они содрогнулись в последний раз, и Валечка, сняв руки с плеч моего
  
  брата, закрыла ладонями лицо. Между пальцев обильно хлынули слезы. Ее всю
  
  колотило. Я попытался бережно отвести руки, но она начала кричать без слов
  
  и все отталкивала меня.
  
  Сидя на постели, мой брат озабоченно наблюдал эту сцену.
  
  - Воды принеси, болван! - рявкнул я на него. Он принес чашку и стал
  
  Валечку поддерживать в то время, как я поил. Напившись, она откинулась
  
  навзничь. Я жестом сделал знак брату убираться, но Валечка за руки
  
  притащила его к себе, и он, как теленок на цепочке, потянулся за ней.
  
  - Свет выключи... Глаза режет... - убито прошептала Валя, и я
  
  немедленно повиновался. Она положила мою руку к себе на меховой лобок, а
  
  сама двумя руками держала руку брата на своей груди.
  
  Пережитые потрясения оказались слишком тяжелыми для меня. Организм,
  
  очевидно, нуждался в отключке. Я быстро куда-то провалился.
  
  Очнулся я раньше их. Мы все лежали под одним двуспальным одеялом. Я
  
  был пришпилен к стене, а моя жена, свернувшись теплым клубочком, спала,
  
  повернувшись ко мне спиной и уткнувшись носом в плечо Леши. Он же
  
  музыкально храпел, открыв рот и запрокинув голову. Я затрясся от
  
  болезненного смеха.
  
  И вот, мы каждый день ложимся в одну постель. Первое слово за мной.
  
  Когда я выдыхаюсь, а это также происходит мгновенно, начатое довершает мой
  
  брат.
  
  Да, у него дела положительно идут в гору. Недавно в сборной ему
  
  выделили двухкомнатную квартиру, сегодня выдали ордер. Вот я и заказал
  
  сегодня этот столик на троих, чтобы отпраздновать своеобразную годовщину
  
  нашего странного союза и заодно обмыть его ордер... Только вот, вероятнее
  
  всего, Валя с Лешей сейчас весело перетаскивают вещи в его квартиру,
  
  радуясь, что наконец-то благополучно избавились от старого
  
  сатира-импотента... Так что пойду-ка я лучше, народ уже косо поглядвает...
  
  Мужчина пнул лакированной туфлей ближайшую урну и, не оглядываясь,
  
  пошел прочь. В ту же минуту у ресторана затормозило такси, и оттуда
  
  выпрыгнула девушка в чем-то золотом, с ней - молодой мужчина в ярком
  
  свитере.
  
  - Да вон он! - кричала она другу. - Вон он! Игорь!
  
  Мужчина обернулся, увидел их и бросился навстречу. Когда он подошел,
  
  девушка начала ему что-то быстро говорить, мило надувая губки и
  
  дотрагиваясь порою до лацкана его пиджака ладошкой. Затем она подхватила
  
  обоих своих спутников под руки, и все трое, смеясь и переговариваясь,
  
  быстро пошли к ресторану.
  
  СЕКСОТРЯСЕНИЕ
  
  Станислав Лем
  
  рецензия на роман Симона Меррила "Sexplosion"
  
  издательство "Walker and Company" Нью-Йорк.
  
  Если верить автору -- а нас все чаще призывают верить сочи-
  
  нителям научной фантастики, -- нынешняя волна секса в восьмиде-
  
  сятые годы станет настоящим потопом. Но действие романа "Сексо-
  
  трясение" начинается двдцатью годами позже -- суровой зимой, в
  
  засыпанном снегом Нью-Йорке. Не названный по имени старец, увя-
  
  зая в сугробах и натыкаясь на погребенные под снегом автомобили,
  
  добирается до вымершего небоскреба, достает из-за пазухи ключ,
  
  согретый последними крохами тепла, отпирает железные ворота и
  
  спускается в подвальные этажи; его дальнейшие блуждания, переме-
  
  жающиеся картинами воспоминаний, -- это, собственно, и есть ро-
  
  ман.
  
  Глухое подземелье, по стенам которого пробегает дрожащий
  
  луч карманного фонаря, оказывается то ли музеем, то ли разделом
  
  экспозиции (или, скорее, секспозиции) могущественного концерна,
  
  свидетельством тех памятных лет, когда Америка еще раз завоевала
  
  Европу. Полуремесленная мануфактура европейцев столкнулась с не-
  
  умолимой поступью конвейерного производства, и постиндустриаль-
  
  ный научно-технический колосс быстро одержал победу. На поле боя
  
  остались три консорциума -- "General Sexotics", "Cybordelics" и
  
  "Love Incorporated". Когда продукция этих гигантов достигла пи-
  
  ка, секс из частного развлечения и групповой гимнастики, из хоб-
  
  би и кустарного коллекционирования превратился в философию циви-
  
  лизации. Знаменитый культуролог Мак-Люэн, который дожил до тех
  
  времен впоне еще бодрым старичком, доказывал в своей "Генитокра-
  
  тии", что в этом и заключалось предназначение человечества,
  
  вступившего на путь технического прогресса, что уже античные
  
  гребцы, прикованные к галерам, и лесорубы Севера с их пилами, и
  
  паровая машина Стефенсона с ее цилиндром и поршнем -- все они
  
  определили ритм, вид и смысл движений, из которых слагается сои-
  
  тие, как основное событие экзистенции человека. Ибо анонимный
  
  американский бизнес, усвоив премудрости любовных позиций Запада
  
  и Востока, перековал средневековые пояса невинности в противоне-
  
  винностные пояса, искусства и художества засадил за проектирова-
  
  ние копуляторов, сексариев и порнотек, пустил в ход стерилизо-
  
  ванные конвейеры, с которых бесперебойно потекли садомобили, лю-
  
  бисторы, домашние содомильники и публичные гомороботы, а заодно
  
  основал научно-исследовательские институты, чтобы те начали
  
  борьбу за эмансипацию обоих полов от обязанности продолжения ро-
  
  да.
  
  - 2 -
  
  Отныне секс был уже не модой, но верой, любовное наслажде-
  
  ние -- неукоснительным долгом, а счетчики его интенсивности с
  
  красными стрелками заняли место телефонов на на улицах и в кон-
  
  торах. Но кто же этот старец, бредущий по подземным переходам?
  
  Юрисконсультант "General Sexotics" ? Недаром вспоминает он о
  
  громких процессах, о битве за право тиражирования -- в виде ма-
  
  некенов -- телесного подобия знаменитых персон, начиная с Первой
  
  Леди США. "General Sexotics" выиграла (что обошлось ей в двад-
  
  цать миллионов долларов), и вот уже дрожащий луч фонарика отра-
  
  жается в пластмассовых коробках, где покоятся кинозвезды первой
  
  величины и прекраснейшие дамы большого света, принцессы и короли
  
  в великолепных туалетах -- выставлять их другом виде, согласно
  
  постановлению суда, запрещалось.
  
  За какой-нибудь десяток лет синтетический секс прошел путь
  
  от простейших надувных моделей с ручным заводом до образцов с
  
  автоматической терморегулировкой и обратной связью. Их прототипы
  
  давно уже умерли или превратились в жалких развалин, но тефлон,
  
  найлон, порнолон и сексонил устояли перед всемогущим временем,
  
  и, словно из музея восковых фигур, элегантные дамы, выхваченные
  
  фонариком из темноты, дарят обходящего подземелье старца застыв-
  
  шей улыбкой, сжимая в вытянутой руке кассету со своим сиреньим
  
  текстом (решение Верховного суда запрещало продавцам вкладывать
  
  пленку в манекен, но покупатель мог сделать это дома, частным
  
  образом).
  
  Медленные, неуверенные шаги одинокого посетителя вздымают
  
  клубы пыли, сквозь которую там, в глубине, розовеют сцены груп-
  
  пового эроса -- порой даже с тридцатью участниками, что-то напо-
  
  добие огромных струделей или тесно переплетенных один с другим
  
  калачей. Уж не сам ли это президент "General Sexotics" шествует
  
  подземными коридорами среди гомороботов и уютных содомильников?
  
  Или, может быть, главный конструктор концерна, тот, что генита-
  
  лизировал сперва Америку, а потом остальной мир? Вот визуарии с
  
  их дистанционными переключателями, программами и свинцовой плом-
  
  бой цензуры, той самой, из-за которой стороны ломали копья на
  
  шести судебных процессах; вот груды контейнеров, готовых к от-
  
  правке за море, набитых коробочками до- и послеласкательного
  
  крема и тому подобным товаром вместе с инструкциями и техпаспор-
  
  тами.
  
  То была эра демократии, наконец-то осуществленной: все мог-
  
  ли все -- со всеми. Следуя рекомендациям своих штатных футуроло-
  
  гов, консорциумы, вопреки антимонопольным законам, втайне поде-
  
  лили между собой земной рынок и пошли по пути специализации.
  
  "General Sexotics" спешила уравнять в правах норму и паталогию;
  
  две другие фирмы сделали ставку на автоматизацию. Мазохистские
  
  цепы, бияльни и молотилки появились в продаже, дабы убедить пуб-
  
  лику в том, что о насыщении рынка не может быть и речи, посколь-
  
  - 3 -
  
  ку большой бизнес -- по-настоящему большой -- не просто удовлет-
  
  воряет потребности, он создает их! Традиционные орудия домашнего
  
  блуда разделили судьбу неандертальских камней и палок. Ученые
  
  коллегии предложили шести- и восьмилетние циклы обучения, затем
  
  программы высшей школы обеих эротик, изобрели нейросексатор, а
  
  за ним -- амортизаторы, глушители, изоляционные массы и звуко-
  
  поглотители, чтобы страстные стоны из-за стены не нарушали покой
  
  и наслаждение соседей.
  
  Но нужно было идти дальше, все вперед и вперед, решительно
  
  и неустанно, ведь стагнация -- смерть производства. Уже разраба-
  
  тывались модели Олимпа для индивидуального пользования, и первые
  
  андроиды с обликом античных богов и богинь формовались из плас-
  
  тика в раскаленных добела мастерских "Cybordelics". Поговаривали
  
  и об ангелах, уже выделен был резервный фонд на случай тяжбы с
  
  церковью. Оставалось решить кое-какие технические проблемы: из
  
  чего крылья, не будет ли оперение щекотать в носу; делать ли мо-
  
  дель движущейся; не помешает ли это; как быть с нимбом; какой
  
  выбрать для него выключатель, где его разместить -- и т.д. Но
  
  тут грянул гром.
  
  Химическое соединение, известное под кодовым названием "Ан-
  
  тисекс", синтезировали давно, чуть ли не в семидесятые годы.
  
  Знал о нем лишь узкий круг специалистов. Этот препарат, который
  
  сразу же был признан тайным оружием, создали в лабораториях не-
  
  большой фирмы, связанной с Пентагоном. Его распыление в виде
  
  аэрозоля и в самом деле нанесло бы страшный удар по демографи-
  
  ческому потенциалу противника, поскольку микроскопической дозы
  
  "Антисекса" было достаточно, чтобы полностью устранить ощущения;
  
  обычно сопутствующие соитию. Оно, правда, оставалось возможным,
  
  но лишь как разновидность физического труда, причем довольно тя-
  
  желого, вроде стирки, выжимания или глажения. Рассматривался
  
  проект применения "Антисекса" для приостановки демографического
  
  взрыва в третьем мире, но это сочли рискованым.
  
  Как дошло до мировой катастрофы -- неизвестно. В самом ли
  
  деле запасы "Антисекса" взлетели на воздух из-за короткого замы-
  
  кания и пожара цистерны с эфиром? Или к этому приложили руку
  
  промышленные конкуренты трех гигантов, поделивших мировой рынок?
  
  А может, тут была замешана какая-нибудь подрывная, ультраконсер-
  
  вативная или религиозная организация? Ответа мы уже не получим.
  
  Устав от блужданий по бесконечным коридорам, старец усажи-
  
  вается на гладких коленях пластиковой Клеопатры (преусмотритель-
  
  но опустив перед тем ручку тормоза) и в своих воспоминаниях
  
  приближается, словно к пропасти, к великому краху 1998 года.
  
  Потребители, все как один, с содроганием отвергли товары, навод-
  
  нявшие рынок. То, что манило еще вчера, сегодня было как вид то-
  
  пора для измученного дровосека, как стиральная доска для прачки.
  
  Вечные, казалось бы, чары, биологическое заклятие людского рода,
  
  - 4 -
  
  развеялись без следа. Отныне грудь напоминала только о том, что
  
  люди -- существа млекопитающие, ноги -- что люди способны к пря-
  
  мохождению, бедра -- что есть и на чем усесться. И только-то!
  
  Как же повезло Мак-Люэну, что он до этой катострофы не дожил,
  
  он, кто неутомимо истолковывал средневековый собор и космическую
  
  ракету, реактивный двигатель, турбину, мельницу, солонку, шляпу,
  
  теорию относительности, скобки математических уравнений, нули и
  
  восклицательные знаки -- как суррогаты и заменители того единст-
  
  венного акта, в котором ощущение бытия выступает в чистом виде.
  
  Все это утратило силу в считанные часы. Человечеству грози-
  
  ло полное вымирание. Началось с экономического краха, по сравне-
  
  нию с которым кризис 1929 года показался детской забавой. Первой
  
  загорелась и погибла в огне редакция "Плейбоя"; оголодавшие со-
  
  трудники заведений со стриптизом выбрасывались из окон; иллюст-
  
  рированные журналы, киностудии, рекламные фирмы, институты кра-
  
  соты вылетели в трубу; затрещала по швам парфюмерно-косметичес-
  
  кая, а за ней и бельевая промышленность; в 1999 году безработных
  
  в Америке насчитывалось 32 миллиона.
  
  Что теперь могло привлечь покупателей? Грыжевой бандаж,
  
  синтетический гроб, седой парик, трясущиеся фигуры в колясках
  
  для паралитиков -- только они не напоминали о сексуальном уси-
  
  лии, об этом кошмаре, этой каторге, только они гарантировали
  
  эротическую неприкосновенность, а значит, покой и отдохновение.
  
  Ибо правительства, осознав надвигающуюся опасность, объявили то-
  
  тальную мобилизацию во имя спасения человеческого рода. С газет-
  
  ных страниц раздавались призывы к разуму и чувству долга, с те-
  
  леэкранов служители всех вероисповеданий убеждали паству оду-
  
  маться, ссылаясь на высшие, духовные идеалы, но публика равно-
  
  душно внимала этому хору авторитетов. Уговоры и проповеди, при-
  
  зывавшие человечество превозмочь себя, не действовали. Лишь
  
  японский народ, известный своей исключительной дисциплинирован-
  
  ностью, стиснув зубы, последовал этим призывам. Тогда решено бы-
  
  ло испробовать материальные стимулы, премии, поощрения, почетные
  
  отличия, ордена и конкурсы на лучшего детопроизводителя; когда
  
  же и это не помогло, прибегли к репрессиям. И все равно, населе-
  
  ние поголовно уклонялось от всеобщей родительской повинности,
  
  молодежь разбегалась по окрестным лесам, люди постарше предъявля-
  
  ли поддельные справки о бессилии, общественные контрольно-реви-
  
  зионные комиссии разъедала язва взяточничества; каждый готов был
  
  следить, не пренебрегает ли сосед своими обязанностями, но сам,
  
  как только мог, уклонялся от этого каторжного труда.
  
  - 5 -
  
  * * *
  
  Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит пе-
  
  ред мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коле-
  
  нях Клеопатры. Человечество не погибло; оплодотворение соверша-
  
  ется ныне санитарно-стерильным и гигиеничным способом, почти как
  
  прививка. Эпоха тяжких испытаний сменилась относительной стаби-
  
  лизацией.
  
  Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в резуль-
  
  тате сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и
  
  неприличную; существуют обжорные извращения и альбомы ресторан-
  
  ной порнографии, а принимать пищу в некоторых позах считается до
  
  крайности непристойным. Нельзя, например, вкушать фрукты, стоя
  
  на коленях (но именно за это борется секта извращенцев-колено-
  
  преклоненцев); шпинат и яичницу запрещается есть с задранными
  
  кверху ногами. Но процветают -- а как же иначе! -- подпольные
  
  ресторанчики, в которых ценители и гурманы наслаждаются пикант-
  
  ными зрелищами; среди бела дня специально нанятые рекордсмены
  
  объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании контрабан-
  
  дой привозят порнокулинарные книги, а в них такие поистине чудо-
  
  вищные вещи, как поедание яичницы через трубку, между тем как
  
  едок, вонзив пальцы в приправленный чесноком шпинат и одновре-
  
  менно обоняя гуляш с красным перцем, лежит на столе, завернув-
  
  шись в скатерть, а ноги его подвешены к кофеварке, заменяющей в
  
  этой оргии люстру. Премию "Фемины" получил в нынешнем году роман
  
  о бесстыднике, который сперва натирал пол трюфельной пастой, а
  
  потом ее слизывал, предварительно вывалявшись досыта в спагетти.
  
  Идеал красоты изменился: лучше всего быть стотридцатикилограммо-
  
  вым толстяком, что свидетельствует о завидной потенции пищевари-
  
  тельного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину невозможно
  
  отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых государ-
  
  ств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта пи-
  
  щеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее
  
  наложено строжайшее табу.
  
  И наконец, биологические науки вплотную подошли к ликвида-
  
  ции пола -- бесполезного пережитка доисторической эпохи. Плоды
  
  будут зачинаться синтетически и выращиваться методами генной ин-
  
  женерии. Из них разовьются бесполые индивиды, и лишь тогда нас-
  
  танет конец кошмарным воспоминаниям, которые еще живы в памяти
  
  всех переживших сексотрясение. В ярко освещенных лабораториях,
  
  этих храмах прогресса, родится великолепный двуполый, или вер-
  
  нее, беспольник, и тогда человечество, покончив с позорным прош-
  
  лым, сможет наконец вкушать разнообразнейшие плоды -- гастроно-
  
  мически запретные, разумеется.
  
  Перевод с польского.
  
  .
  
  Егор РАДОВ
  
  НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА
  
  1. ПОЕЗДКА В АМЕРИКУ
  
  Зовите меня Суюнов. Когда я смотрю на себя в зеркало, меня охватывает
  
  восторг, изумление и счастье. Я дотрагиваюсь до мочек своих ушей большими
  
  пальцами рук - и истома нежности пронзает меня, словно первые пять секунд
  
  от введения в канал пениса наркотика "кобзон". Я трогаю мочки ладонью и
  
  погружаюсь в сладкое, бесконечное умиротворение, напоминающее пик действия
  
  ХПЖСКУУКТ. Я подпрыгиваю, хватаю мочки указательным и большим пальцем,
  
  начинаю онанировать, то разжимая, то снова сжимая их, - и предчувствие
  
  великого, сильного, огромного оргазма обволакивает мою голову, повергая
  
  меня в трепет, блаженство и страсть; мочки как будто заполняют меня
  
  целиком; я весь преображаюсь, теряю свет в глазах, понимание и стыд; и
  
  бешеный конец затопляет меня всего, отзываясь пульсацией крови во всем
  
  теле, судорожным сердцебиением и изливанием семени внутрь. Мне кажется, я
  
  не забеременел; я думаю, что могу ощутить сам момент зачатия,
  
  самоосеменения; и я боюсь умереть от любви и счастья в этот миг, и мне
  
  страшно это; и все происходит как волшебство. О, Иван Теберда!
  
  Сегодня было хорошо. Я припудрил уши, расчесал лобковую область и
  
  застегнул чемодан. Я решил полететь в Америку - страну педерастов. Я -
  
  монолиз. Монолизы составляют примерно половину русских и четверть
  
  украинцев. Мы трахаемся и беременеем через мастурбацию мочек ушей.
  
  Американцы - педерасты. Немцы - подмышкочесы, французы - говно. Австрийцы
  
  делятся на мужчин и женщин, папуасы различают двадцать девять полов.
  
  Теберда! Мне страшно думать о возможностях открытых перед ними. Но
  
  извращения запрещены. Родился монолизом - дрочи уши. Если педераст -
  
  поступай соответственно. Я боюсь законов, боюсь отрезания своих ушей. Они
  
  так прекрасны, что как только я смотрюсь в зеркало, я тут же возбуждаюсь,
  
  и тут же начинаю немножечко потрагивать мочки. И ели это случается в
  
  общественном мете, это ужасно. Мне уже не раз приходилось платить штраф.
  
  О, Теберда!
  
  В детстве, когда я начинал это делать за столом, я тут же получал
  
  оглушительную пощечину от своего родителя.
  
  - Люби в одиночестве! - выкрикивал он мне надоевшую общеизвестную
  
  фразу, написанную в каждом букваре. - Ты что, русский язык не понимаешь?!
  
  - Я понимаю, - отвечал я в испуге.
  
  - Так вот, иди в туалет, и там давай!
  
  - Там воняет.
  
  - Мне наплевать! - кричал человек произведший меня на свет.
  
  - Ты должен вести себя прилично! Вот когда умру, ты останешься один в
  
  квартире, и хоть обдрочись!
  
  - К тебе вчера две муженоски приходили сосать... - говорил я плача.
  
  - Ах ты, гнида! - ярился мой гнусный отцемать. - Я тебе дам!
  
  И он стегал меня ремнем по плечам. Когда он умирал от несварения
  
  мочи, я додушил его. Мне хотелось отрезать его мерзкие уши, зачавшие меня,
  
  которые были много меньше моих, но потом я решил, что это может вызвать
  
  подозрение у милиции. Наши милиционеры были дотошным народом. Они все были
  
  белорусы и имели по два влагалища на брата. Когда им нужно было делать
  
  "тю-тю", они обнимались, целовались, называли друг друга "машками" и
  
  засовывали каждый другому по два пальца обеих рук в эти влагалища. Так они
  
  могли стоять часами. И постоянно - поцелуи, "машки". Неудивительно, что их
  
  прозвали "машками". Я ненавидел их, а они называли нас "уховертками" и
  
  постоянно пытались поймать на нарушении закона о приличии. Один "машка"
  
  меня особенно невзлюбил.
  
  - Эй, ты, уховертка! - кричал он мне. - Ты не за мочку ли схватился?
  
  Он шел на меня, смердя своими гордо выставленными влагалищами,
  
  которые налились кровью, как глаза навыкате.
  
  - Никак нет, мой дорогой приятель и друг! - нехотя отвечал я.
  
  - Смотри, упэрэ!.. - говорил "машка" и степенно уходил.
  
  О, Теберда! Сколько они могут издеваться надо мной!
  
  Сегодня я решил лететь в Америку. Там педерасты, а я - турист. Да, я
  
  хочу извратиться. Да это стоит больших денег (американцам на все
  
  наплевать, кроме своих загорелых мужественных попок). Да, я заработал
  
  деньги у мерзких японцев, которые испражнялись мне в рот. Да, меня чуть на
  
  застукали с этим, и мне пришлось отвечать, что я ел у самого себя (как
  
  хорошо, что говно у всех одинакового вкуса!). Но я хочу испытать все то,
  
  что видел когда-то в детстве, подсматривая за своим родителем, который
  
  истратил все свои приличные довольно деньги, заработанные дедушкой, на
  
  разные забавы. Я хочу! И хотя и у нас можно найти любые удовольствия и
  
  радости, мне наплевать. Я просто хочу увидеть другую страну; посмотреть на
  
  небоскреб и прикоснуться к заднице Американской Мечты - главному их
  
  монументу, стоящему где-то там. И я полетел.
  
  2. В САМОЛЕТЕ
  
  Стюардесса с большим хуем на лбу спросила меня:
  
  - Коньяк, изжолку, мочу, говно, воду?
  
  - Я хочу кольнуться, - сказал я робко.
  
  - Бой, ты дурак, шутишь?! - рассердилась она. - Иди-ка быстро в
  
  туалет, подожди.
  
  Я встал, но тут самолет вошел в крутой вираж. Я упал на какого-то
  
  вьетнамца, напоминающего желе, и он тут же начал меня обволакивать, урча.
  
  - Ты - ласковый, как груша в моей стране! - воскликнул он.
  
  - Иди в дупло! - крикнул я. - Я - русский!
  
  Он выделял какую-то пахучую вещь, напоминающую клей. Он был страшно
  
  похотлив.
  
  - Ты летишь в Америку, муздрильник? - мурлыкал он. Я не мог
  
  отпутаться от этого липкого человеческого существа. - Там свобода, там
  
  все. Ты монолиз?!
  
  - Да, - агрессивно отвечал я.
  
  И тогда этот гад начал раздражать мои уши своими щупальцами, или
  
  чем-то еще, которые выделяли этот самый клей.
  
  - А! - заорал я. - Я не готов! Мне очень-очень-очень приятно!
  
  Самолет опять сделал какой-то идиотский вираж (очевидно пилоты
  
  занимались "тю-тю"), и меня тут же отбросило от вьетнамца.
  
  - Бой, ты здесь? - удивленно спросила стюардесса, которую я чуть не
  
  сшиб. Она направлялась к японцу с ночным горшком.
  
  - Я вас люблю, человечинка моя! - насмешливо заявил я, дотронувшись
  
  до своих мочек.
  
  - Быстро туда, сказала стюардесса шепотом.
  
  Я помчался в туалет и заперся там. Через какое-то время раздался
  
  стук. Я отворил, и вошла стюардесса с огромным шприцем.
  
  - Что это? - оторопел я.
  
  - Это "вань-вань"! - гордо произнесла она. - Лучшее вещество,
  
  последнее достижение подпольных дельцов. Вводится в спиной мозг. Для тебя
  
  бесплатно, но ты должен поцеловать меня в щеку.
  
  - Пожалуйста, - сказал я и поцеловал ее.
  
  Она тут же стал красной, хуй на лбу эректировал и глаза ее
  
  наполнились спермой.
  
  - Невозможно... - выдохнула она. - Это - все... Я не знаю... Я не
  
  могу просит тебя еще...
  
  - Мы договаривались только на один раз! - рассерженно заявил я,
  
  обнажая спину. - Прошу соблюдать правила.
  
  - Ну ладно, ладно... - залепетала она. - Я же просто так...
  
  Я почувствовал ужасную боль, как будто мне разламывали спину на две
  
  части, но как только я хотел повернуться и врезать этой заразе, тут же
  
  наступило такое бешеное наслаждение, тепло и счастье, что я упал прямо на
  
  туалетный пол, не обратив внимание на то, что ударился затылком об унитаз;
  
  и провалился в какую-то сладкую вечность, к которой лучше всего подходит
  
  простое слово "рай".
  
  3. ВИНТОМ!
  
  Я очнулся, когда самолет уже стоял на земле. Кто-то страшно стучал в
  
  дверь туалета, где я до сих пор лежал. Мочка моего правого уха была
  
  погружена в чье-то дерьмо. Это было немного приятно, но я тут же вскочил,
  
  вспомнив японцев. Моя спина страшно болела. Опять раздался ужасающий стук.
  
  - Открой, кто там, или я сорву тебе нос!
  
  Я отворил, передо мной стоял пилот. Увидев меня, он приосанился и
  
  произнес.
  
  - Простите меня, сэр. Я думал, это Джонс, сэр. А это вы, сэр. Добро
  
  пожаловать в Америку, сэр.
  
  - Где небоскреб? - сонно спросил я.
  
  - Там, сэр, - отвечал пилот.
  
  Я вышел, взял свою небольшую сумку, и вступил на американскую землю.
  
  Было жарко; повсюду ездили автобусы, управляемые загорелыми мужчинами.
  
  После разных формальностей я оказался в аэропорту. Прямо передо мной был
  
  бар, в котором было виски.
  
  Я сел за стол, чувствуя дикую боль в спине. Иван Теберда! Подошел
  
  загорелый молодцеватый бармен, улыбнулся мне белозубо и потом зевнул.
  
  - Я хочу выпить чашечку виски, - заявил я.
  
  Он кивнул, налил. И тут я увидел, что справа и слева от меня садятся
  
  два парня. Они были американцы; румяные как помидор и в огромных
  
  фермерских кепках, на которых почему-то было написано "хуй".
  
  - Эй ты, мужчинка, - сказал один.
  
  - Мальчоночек, малец, пацан, - сказал другой.
  
  - Ты - русский?!
  
  Я отхлебнул виски и прибавил своему лицу решимости.
  
  - Монолиз! - гордо произнес я.
  
  - А не хочешь ли винтом? - спросил один.
  
  - Да, винтом не желаешь?!
  
  Пятьдесят долларов плюс твоя попка, а? Положение становилось
  
  критическим. Если бы у меня было два ножа, я бы зарезал их сразу в горла.
  
  Я улыбнулся и сказал:
  
  - О'кей, ребятня.
  
  Они обрадовались, стали хлопать меня по спине, отчего я чуть не умер,
  
  и повели в туалет.
  
  - Наши туалеты - это не ваши туалеты, - говорил мне один из них по
  
  дороге. - Зови меня Абрам.
  
  - Да, ваши туалеты - дерьмо, а наши - отлэ, - восклицал другой. - А
  
  меня зови Исак.
  
  И мы вошли в туалет и встали посреди него.
  
  Ну и что? - спросил я.
  
  - Что? - отозвался один.
  
  - Что? - повторил другой.
  
  - Как это? - сказал я.
  
  Тут они рассмеялись и ударили меня по жопе.
  
  - Малец, кажется, еще не пробовал винтом. Он - мальчик! Это ведь
  
  удача, Абрам?!
  
  - Точно, Исак!
  
  Они заставили меня встать на колени, а сами встали у моих ушей,
  
  справа и слева от меня. Один стоял ко мне передом, а другой задом. И тут
  
  они вдруг, как по команде, сняли свои штаны и трусы, и обнажили огромные
  
  члены. Абрам крикнул "хоп!", и они начали трахать мои мочки ушей с двух
  
  сторон. Вжик-вжик-вжик-вжик...
  
  Иван Теберда! Что за наслаждение?... Что за чудо, прелесть, стыд,
  
  предел! Теперь я знаю, что такое извращаться! Теперь я понял, как прав был
  
  мой сука отцемать. Еще! Еще! Еще!
  
  И тут, в самый момент моего оргазма, когда вся голова моя словно
  
  расширилась до размеров Вселенной, раздался свисток.
  
  - Полиция! - испуганно заорали Абрам и Исак, застегивая штаны. -
  
  Прощай, парень, мы найдем тебя! Твоя попка за нами.
  
  С этими словами они тут же влезли в какое-то окно и умчались. Я
  
  остался на коленях, как раз испытывая пик своего удовольствия.
  
  - А, русский, - сказал загорелый полицейский. - И сразу же начал!..
  
  Ай-яй-яй! Турист!.. В каталажку его. К разному сброду. Он не должен
  
  общаться с настоящими мужчинами! Жаль, не успели поймать этих подонков!
  
  На меня надели наручники и куда-то потащили меня. Я подумал, что вряд
  
  ли теперь увижу небоскреб. И все-таки мое настроение было прекрасным.
  
  Винтом!
  
  4. НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА
  
  - Ты должен, паскуда, соблюдать правила этой камеры! - заявил
  
  восьмияйцовый человек, вставший надо мной. - Я здесь главный! Когда я
  
  какаю, мое дерьмо делится на двадцать восемь частей и поедается всеми!
  
  Понятно??
  
  - Пошел ты в дупло, отброс чешский! - сказал я поднимаясь. - Жри у
  
  себя сам!
  
  - Ах ты... - начал чех разгневанный моей наглостью, но тут я вцепился
  
  зубами ему в елдык. Он завопил, начал бить меня руками, ногами, дергаться,
  
  но я не отпускал. Он взял какую-то острую ложку и занес надо мной, и тогда
  
  я окончательно разозлился. Я сильно сжал челюсти и откусил елдык. Чех упал
  
  на пол камеры и отключился. Я выплюнул елдык и громко сказал, что бы всем
  
  было слышно:
  
  - Чех без елдыка - словак!
  
  Всеобщий хохот был мне ответом. Подошла какая-то нанайка, вся
  
  состоящая из щелей, и пропищала:
  
  - Теперь ты - наш командир! Мы теперь будем есть твое говно.
  
  Все одобрительно закивали.
  
  С этого момента моя жизнь стала замечательной. Я делал, что хотел.
  
  Поскольку это была тюрьма, и поскольку тут не было загорелых американцев,
  
  за нами никто не следил, и я испытал, наверное, все виды извращений по
  
  Шнобельшнейдеру. О, Иван Теберда! Как прекрасно, как чудно, как
  
  замечательно было все, что я испытывал! Но особенно меня любили две
  
  англичанки-близнецы, соединенные единым клитором. Они обычно подходили ко
  
  мне утром, когда я лежал в кровати и меня кто-нибудь услаждал, и говорили:
  
  - О, повелитель, о, любимый, о, радость, о, смысл! Позволь пососать
  
  тебе, позволь!
  
  - Еще не время, девчоночки, - говорил я. - Потерпите.
  
  Посасывание я оттягивал на потом, боясь разочароваться в извращениях.
  
  А англичанки все подходили. Наконец, когда, как мне показалось, я исчерпал
  
  весь набор всего, что можно только получить от живой и мертвой человечинки
  
  (остатки трупов съедал наш бельгиец), я заявил:
  
  - Хорошо. Я согласен. Я даю вам свое согласие. Я соглашаюсь! Сосите,
  
  милые, сосите!
  
  Я отогнал всех. Они подошли ко мне, встали на колени, и каждая взяла
  
  мою мочку в рот. И тут... Уже одно только это начало пронзило меня, как
  
  стрелой в грудь. Они начали сосать, они сосали, а я испытывал то, что
  
  никогда не испытывал; я кричал, визжал, терял сознание, и наконец я понял,
  
  что не могу, что больше не выдержу; я выдавил из себя:
  
  - Все... Стоп...
  
  Но они не прекратили, и не вынули мои уши из своих ртов. Я начал
  
  дергаться, пытался встать, но тут же понял, что меня держат. Немцы, или
  
  кто-то еще держали меня за руки и за ноги, не давая мне возможности уйти
  
  от этого бешенства, от этой прелести, он этой смерти. Я цепенел; я стал
  
  биться как в припадке эпилепсии; и я понял тогда, что монолизу нельзя
  
  испытывать сосание столь долго; что это губительно, страшно, смертельно; и
  
  что вся камера знала это, и, ненавидя мои издевательства, решила
  
  расправиться со мной. Что ж! Что может быть лучше смерти от самого высшего
  
  наслаждения, которое только вообще возможно?! Я увидел, как влетаю в
  
  какой-то радужный, ласковый туннель; он обволакивает меня любовью,
  
  преданностью, величием; и когда вдруг вспыхнула вспышка, и я осознал, что
  
  пришла моя смерть, вся эта реальность исчезла.
  
  Отрывок из романа Ч.П.Пересела-младшего Неукротимая Пенни-Лейн.
  
  ГЛАВА 6. ПЯТЬ ГАМБУРГЕРОВ В ТРИНТИ-ОБЖОРКЕ.
  
  (по материалам журналов пЛАЫбОЫ и пЕНТХОУСЕ-рЕЖЕИВ (США))
  
  ... Грузовик Пенни-Лейн мчался по шестому федеральному шоссе, на
  
  север от Бармоунт-хилла. Где-то там, за цепочкой лысых
  
  Калифорнийских холмов горел загадочный иь сектор базы, и лежал в
  
  кювете автомобиль с генералом Фертшеллом, а его верный адьютант
  
  Топси находился в военном госпитале Бармоунтской комендатуры. Да,
  
  дел Пенни-Лейн неделала много...
  
  Зеркало отражало крепкое лицо девушки, пухлые губы, несколько
  
  вывернутые, как у любой, в общем-то южноаммериканской шлюхи,
  
  между Сан-Франциско и Вашингтоном. Серые глаза... Пышные серые
  
  волосы все время спадали на лоб и Пенни приходилось их рукой...
  
  Ладони ее сжимали баранку; девушка пристально следила за
  
  дорогой - не появится ли вдруг тупорылый зеленый броневик, из
  
  леса: от этих тварей всего можно ожидать. Босые ноги девушки,
  
  погрубевшие изрядно по пути босиком от ранчо Филла, по сухим
  
  колючкам и коровьему дерьму, упирались в педаль акселератора. Но
  
  самое главное было не здесь. Майка плотно обтягивала ее грудь; в
  
  кабине было жарко... А чуть полные ноги Пенни обтягивали крепкие
  
  джинсы, в них было чертовски неудобно. Девушка облизывала губы:
  
  она с ужасом чувствовала, что там, в глубине ее бедер з р е е т
  
  опять это... Она чувствовала, как горит под майкой ее пышненькая
  
  грудь и набухают соски. Она понимала, закусив губу, что ей опасно
  
  раскрыться сейчас, когда люди Фершелла пасут ее по дорогам. Но
  
  перехватывало дух и горели пятки... Нельзя, нельзя. Не хочется.
  
  Так ныли бедра в недавнем детстве, точно так же было тепло внизу
  
  живота. И маленькая Пенни забиралась в ванную, блестящую огромным
  
  душем, ставала босой на пол и прикосновение прохладной плитки к
  
  голым ногам приносило дрожь в коленках... Девочка, едва дыша,
  
  разглядывалась, и зеркало отражало ее худые ноги подростка с
  
  грязными пятками и худенький зад. Она смотрела на себя в это
  
  большое домашнее зеркало и потом, закатив глаза, брала с полки
  
  круглый балон Ланда и ложилась на пол. Ее крепкие руки погружали
  
  пластмассового червяка в свое лоно; и жгло тело невыносимым
  
  удовольствием, и она стонала, извиваясь на полу... Да, но тогда
  
  Пенни не знала ни Джеральда, ни того, что ее ждет...
  
  Теперь по сторонам тянулись хилые деревца. Да что же это.
  
  Побледнев девушка расстегнула последнюю пуговочку на джинсах.
  
  Господи, да нельзя же светиться...
  
  Из-за поворота показалась железно-пластмассовая постройка; ясно,
  
  обжорка Макдональдс, нечего и говорить... Над входом грязная
  
  вывеска "ТРИНИТИ". Взвизг тормозов;девушка с ужасом остановила,
  
  стреножила тягач у самых дверей обжорки. Хотелось есть.. Стих
  
  мотор и она несколько минут сидела неподвижно... Тишина. Девушка
  
  глянула на сонного пьяницу у входа, чей-то громоздкий Империал и
  
  открыла дверцу, спрыгнула на землю. Калифорнийская теплая
  
  ласковая маслянистая пыль защекотала голые ноги Пенни; да, как в
  
  детстве, когда ходила к соседскому сыну Хиггинса в коровник. Она
  
  раздевалась еще на задах ранчо, чтобы не пачкать одежду и голая,
  
  босая неуверенно шла в темноту коровника: под ногами нелеслышно
  
  чавкал такой же ласковый и теплый калифорнийский навоз от
  
  бычков-двухлеток... Пенни решительно зашагала к забегаловке.
  
  Внутри было полутемно. Человек десять сидели по углам, пили
  
  джин. Около окна - это спасет ему потом жизнь - сидел усатый
  
  черный тип, Смолли. И у стойки разговаривал с барменом,
  
  взгромоздившись на высокий табурет, крупный мужчина в ковбойке...
  
  Девушка вошла в обжорку почти бесшумно, придерживая в кармане
  
  кольт Харли - маленький, дамский. Бармен ее поначалу не заметил.
  
  А потом с изумлением оглядел невысокую рыжеволосую девушку с
  
  упрямым взглядом; ее старые джинсы и грязные ноги со сбитым
  
  ногтем на большом пальце - это удружил сапогом Топси, да... Чего
  
  ей надо?
  
  - Пять гамбургеров... - очень тихо, но твердо сказала Пенни и
  
  уселась на стульчик напротив толстяка - И джин.
  
  Бармен взялся за стакан. На Пенни смотрели с интересом... А
  
  девушка, глянув на своего соседа, явственно почувствовала запах
  
  мексиканского табака. И началось... Не надо светиться! - с ужасом
  
  думала она, а колени уже немели. Девушка дрожала... Да,
  
  мексиканский табак: бог ты мой, как давно это было! Лошадей на
  
  ранчо об_езжали мексиканцы, рослые загорелые парни. Ночной их
  
  костер горел прямо под окном девочки. И Пенни раз не выдержала...
  
  Двое их, загорелых и жилистых сидело у костра. Как вдруг из
  
  темноты приминая босыми шагами траву чиликито появилась Пенни. Ей
  
  тогда только исполнилось восемнадцать... Рыжие космы падали по
  
  плечам; дерзкие шальные глаза смеялись. Груди, юные, белые,
  
  торчащие вбок, как у козы Хиггинса и коричневые, крупные, как
  
  вишни соски. Дурея, от сознания того, что она голая стоит перед
  
  двумя онемевшими мужчинами, девушка застонала и опустилась на
  
  колени... Лоно ее перекатывалось бугром. И вот мексиканцы не
  
  стали спорить. Один притянул к себе девушку и та зашлась в
  
  судороге от его сильного упругого члена. А второй, тяжело дыша,
  
  долго гладил нежный ее зад и вдруг что-то твердое вошло в нее с
  
  другой стороны...
  
  Нельзя, это будет смертью. Но девушка шла навстречу гибели, не в
  
  силах устоять. Ранчмен напротив с изумлением глядел, как сидящая
  
  напротив девица засунула в рот сандвичи начала смотря на
  
  ранчмена, стаскивать майку. Все затаили дыхание... Вот оголились
  
  мячики ее голой груди с выпуклыми бугорками сосков - прикоснись к
  
  ним мужчина - это буря сладости... Это нектар... И глядя в упор
  
  на ранчмена в потных прелых динсах, и доедая гамбургер девушка ?0
  
  стягивала с себя майку. Взорам посетителей открылось ее гибкое
  
  тело, оливковая кожа подмышек, тонкая талия и голые груди с
  
  цепочкой в ложбинке... Стало тихо, только приглушенно звучал
  
  музыкальный автомат. И Пенни раздевалась, одежда уже горела на
  
  ней. Сидя на стульчике, она сбросила майку на пол, и покачиваясь
  
  в такт музыке начала стягивать штаны; они медленно оголяли
  
  гибкие бедра девушки. Увидев черные густые волосы Пенни,
  
  топорщащиеся пониже ее живота ранчмен не выдержал и тоже начал
  
  расстегивать джинсы. Но девушка была уже нага, что-то внутри: то,
  
  чем наградил ее когда-то Джеральд, требовало наслаждения. Пенни
  
  тяжело дышала... Вот ранчмен спустил джинсы и расстегнул
  
  рубашку - и девушка забралась к нему на колени и склонившись над
  
  ним, ловкими пальцами вставила в себя его упругий член. Обжорка
  
  ахнула... И девушка прижалась к мужчине обнаженной податливой
  
  грудью, и соски - буря и сладость, защекотали его тело. Слышно
  
  было дыхание Пенни; она начала с силой покачивать бедрами и
  
  мужчина все глубже входил в ее тело. Сильнее, еще... С каждым
  
  разом девушка стонала и подставляла рту ранчмена свои влажные
  
  губки. А грубые от мотыги и баранки его ладони терзали ее спину.
  
  В полутьме голая Пенни уже лежала на ранчмене и покачиалась в
  
  экстазе, она закрыла глаза и чувствовала - горячий мужчина
  
  ворочался там, внутри, наполняя ее счастьем владения и подбирался
  
  уже к этому, глубже, совсем близко - ах, грозному изделию
  
  Фертшелла и его смертников. Ее голые ноги крепко сжали ноги
  
  ранчмена; Пенни иодила стоном, когда ранчмен не выдержал и ?0
  
  захрипел по бычьи. он, копивший все за долгую зиму в холмах и
  
  изредка дававший немного своей худосочной жене - выпустил все в
  
  Пенни. Такая струя не орошала девушку никогда - чуть было не
  
  достало до горла и Пенни на секунду затаила дыхание - поднялись
  
  голые груди и ягодицы напряглись. Аааааааааа... И вместе со
  
  слабостью пришло сознание непоправимого. Теперь надо сматываться.
  
  И скорее... Потная, задыхающаяся девушка, еще прижимаясь к
  
  мужчине заметила, что из-за столика встает этот парень, Смолли, а
  
  руку нехорошо держит в кармане. На родине Пенни в кармане держали
  
  оружие; и девушка, застонав, ослабевшей рукой дотянулась до своих
  
  штанов на стойке и выстрел кольта Пенни успел прошить Смолли
  
  плечо, пока он вытащил оружие. Представитель сети чикагских
  
  публичных домов, оказавшийся по делам в Бармоунте, рухнул на
  
  столик, не подозревая, что девушка спасла ему жизнь своим
  
  выстрелом... А Пенни, бедняжка, сползла с колен ранчмена, еще
  
  кряхтящего и, даже не одеваясь, бросилась к выходу. Вскочив в
  
  грузовик, она сильной босой подошвой вжала акселератор; Макк
  
  сорвался с места в реве, подобном реву стада быков...
  
  И через три минуты, когда Пенни была в километре; ранчмен вдруг
  
  закатил глаза и упал с табурета. Внутри него рождалось что-то;
  
  еще секунда его крика и вспухший внезапно его живот взорвался.
  
  Сташный грохот: Тринити-обжорку разнесло на куски - вместе с
  
  клубами огня и дыма выбросило крышу, разметало стены, вылетел и
  
  кусок стойки. Потом еще внутри серия взрывов, огненных столбов и
  
  тишина, только оседает пыль. Смолли так и остался раненный у окна
  
  и это спасло ему жизнь - ударной волной его единственного
  
  выбросило на ближайшее дерево и он висел там сейчас, оглушенный.
  
  А Пенни-Лейн держалась за баранку грузовика. Навстречу стелилось
  
  серое шоссе и девушка счастливо улыбалась. Ноги ее, гибкие
  
  сильные ноги дочки ранчмена расслабленно лежали на педалях, а
  
  тело было полно истомой. Свободной рукой Пенни поглаживала еще
  
  жаркие соски обнаженой груди и живот. Хорошо... Пенни снова была
  
  той наивной девочкой, что краснея, стояла голой перед
  
  мексиканцами, босиком на колючей траве челикито... Ее серые глаза
  
  смеялись.
  
  Детище группы Фертшелла еще раз победило. И не погибло...
  
  ПРОЛОГ
  
  Cовокупись со мной среди камней
  
  Hа фоне грязного ночного неба,
  
  Держа в руках кусок сухого хлеба,
  
  Tанцуя танец белых лебедей.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  Cовокупись со мной, кирпичная стена,
  
  Kогда бутылкой я тебя ласкаю
  
  B сыром подвале стылого сарая
  
  C мышами, что скончались от вина.
  
  Cовокупись со мною на болоте рыхлом,
  
  Где утопает грозный Поликарп.
  
  Kак щуку нежит помутневший карп,
  
  Kак выпь мохнатая чужим вращает дыхлом,
  
  Cовокупись со мной в душе твоих осин,
  
  Где пчелы тешатся,вдыхая пар чугунный,
  
  Где падаль источает свет нелунный,
  
  И пот течет из черствых мокасин.
  
  Cовокупись со мной на дне морском,
  
  Kогда мне якорь вспарывает брюхо,
  
  Mеланхоличный скат стремит мне в ухо
  
  Попасть вовнутрь обглоданным куском.
  
  Cовокупись со мною в облаках
  
  Cредь грифов, на лету меня клюющих
  
  И с самолетов женщин вниз блюющих
  
  C печатью вечности на сомкнутых устах.
  
  Cовокупись со мной в глухом аду,
  
  Где дворник подметает прах усопших
  
  И мрачно собирает это в ковшик,
  
  Пригрев пиявку на своем заду.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  Cовокупись со мной в сортире злом,
  
  B шкафу, закрытом сгнившею рукою,
  
  Чтоб не было на кладбище покою
  
  Для хрупких шей, завязанных узлом.
  
  Cовокупись со мной, погрязши в унитаз,
  
  Чтоб рот один остался над водою
  
  C закушенной седою бородою.
  
  И томно по щеке стекает глаз...
  
  Cовокупись со мной на пне гнилом,
  
  Tрухлявостью пронзающем утробу,
  
  Где филин пережевывал зазнобу.
  
  И баба зычно машет помелом.
  
  Cовокупись со мной на лезвии ножа,
  
  Что был откован прямо в преисподней.
  
  Hе вздумай выходить ко мне в исподнем,
  
  Зажав меж ног прохладного ежа!
  
  Cовокупись со мной на колесе трамвая,
  
  Избавившись от челюстей чужих.
  
  И сумрачно упав в объятья их,
  
  Bонзится дурно пахнущая свая.
  
  Cовокупись со мной, мохнатый сельдерей,
  
  Изъятый из кровавых рук Bаала,
  
  Bтыкая зубы в зыбкий сок коралла
  
  Bися на жирных щеках меж дверей.
  
  Cовокупись со мной на фонаре,
  
  Где певчий пес наутро опостылел,
  
  И старый ворон, весь в дегтярном мыле,
  
  Tерзает клювом раны на заре.
  
  Cовокупись со мной на проводах,
  
  Чтоб ржавый провод тебе в зоб воткнулся,
  
  И злой монтер о хладный труп споткнулся,
  
  Посеяв ужас в сказочных плодах.
  
  Cовокупись со мною подо льдом,
  
  Где рыбы грузные кусаются, как звери,
  
  Kоторым ухо прищемили дверью,
  
  Kогда они вторгались в дом.
  
  Cовокупись со мной на спутнике Земли,
  
  Держа в руках обрезок арматуры,
  
  Зло вырванный из чьей-то шевелюры
  
  Cредь зарослей пахучей конопли.
  
  Cовокупись со мной на смрадном сундуке,
  
  Где мощи женихов твоих хранятся,
  
  Kоторые не знают, чем заняться,
  
  Mечтая о слепом бурундуке.
  
  Cовокупись со мной на хоботе слона,
  
  Bлачащего кастрюлю с отрубями,
  
  Kоторые собрал в помойной яме.
  
  Из бивней звучно капает слюна.
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  Cовокупись со мной под звон бокалов,
  
  Kогда ударит первый майский гром,
  
  И, медленно жуя металлолом,
  
  Постигнешь ты величие анналов.
  
  Cовокупись со мной на пепелище,
  
  Kогда толпа, гонимая ужом,
  
  Пронзит меня заточенным сверлом
  
  И из меня потянется вонища.
  
  Cовокупись со мной на кончике кнута!
  
  Tам так уютно - словно ночью в поле.
  
  Зачем тобой распорядилась злая воля
  
  И ты являешься совою у шунта?
  
  Cовокупись со мной на "Шаробане",
  
  Kоторый душным светом озарен.
  
  Пусть не пугает тебя стук знамен-
  
  Tо раки красные купаются в сметане.
  
  Cовокупись со мной, задрав вуаль,
  
  Что мутный лик твой вечно затеняла.
  
  Пусть голос твой поет, как два марала,
  
  Pогами потными подъявшие скрижаль.
  
  Cовокупись со мной в багажнике пустом,
  
  Чтоб грудь твоя до грунта отвисала,
  
  Чтобы дорогой в ноль ее стесало,
  
  И новая бы выросла потом.
  
  Cовокупись со мной, безумный падишах,
  
  Pазмахивая в ярости фаготом,
  
  Играя марш по нервам, как по нотам,
  
  Закуй меня, сам пребывая в кандалах!
  
  ЭПИЛОГ
  
  Cовокупись со мной в трубе газопровода,
  
  Чтобы наружу голос не проник...
  
  Дм. Kривцов, Ф. Tорчинский
  
  СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
  
  ----------------
  
  Л Е Т Н И Е К А Н И К У Л Ы .
  
  -------------------------------
  
  Меня зовут Анни. Родилась я в семье лесника. Дом наш, где мы жили,
  
  находился в глуши, вдали от проселочной дороги,и до 16 лет мне редко
  
  приходилось видеть посторонних людей. Моя жизнь и учеба проходили в
  
  закрытом женском конвете. Только раз в год, на летние каникулы, меня
  
  забирали домой, и я в течении двух месяцев пользовалась полной свобо-
  
  дой в лесу.
  
  Жизнь текла однообразно: учение, молитва, и тяжелый труд на поле. в
  
  течении 10 месяцев никого, кроме монахинь мы не видели. Родителям не
  
  разрешалось нас посещать. Мужчин в конвете не было ни одного. Так од-
  
  нообразно протекали наши молодые годы.
  
  Мне исполнилось 16 лет, когда во время пожара погибли мои родители.
  
  Меня до совершеннолетия взял на себя дальний родственник матери - дядя
  
  Джим. Благодаря строгому режиму и физическому воспитанию я была хорошо
  
  развита: мои подруги с завистью смотрели на мою фигуру, у меня не-
  
  большие красивые груди, хорошо развинувшиеся широкие бедра, стройные
  
  ноги, а все тело мое было очень нежным. Пришло время каникул, и за мной
  
  приехал мой дальний родственник дядя Джим. Это был красивый мужчина
  
  40-лет. Приехав в его большое имение, расположенное в живописном
  
  уголке, я познакомилась с его племянником - Робертом, в это время
  
  гостившим у дяди. Роберт был старше меня на 3 года. Моим знакомым стал
  
  духовник дяди Джима - брат Петр. Он жил в двух милях от имения, в мо-
  
  настыре, ему было 35 лет.
  
  Время проходило быстро и весело. Я каталась на лошадях дяди Джима,
  
  которые были запряжены в прекрасную упряжку, купалась в пруду, иногда
  
  проводила время в саду, собирая ягоды и фрукты. Я очень часто ходила в
  
  сад,ничего не надевая на себя, кроме платья, так как было очень жарко.
  
  Однажды, это было недели через две после моего приезда, сидя под дере-
  
  вом на корточках,я почуствовала укус какого то насекомого на месте,
  
  покрытом курчавыми волосиками и через мгновение ощутила зуд. Я тут же
  
  присела на траву, прислонившись к стволу дерева, приподняла платье, и
  
  пытаясь посмотреть укушенное место, инстинктивно провела указательным
  
  пальцем вверх и вниз по укушенному месту между двумя влажными губками.
  
  Меня словно ударило током от прикосновения моего пальца к этому месту,
  
  которое я раньше никогда не трогала. Я вдруг почуствовала сладкую ис-
  
  тому, и забыв об укусе, начала нежно водить по своему розовому телу, и
  
  ощутила не испытанное мною до сих пор наслаждение. Из-за охватившего
  
  меня ощущения я не заметила Роберта, тихо подкравшемуся к тому месту,
  
  где я сидела, и наблюдавшему за мной. Он спросил:
  
  - Приятно ,Анни ?
  
  Вздрогнув от неожиданности, я мгновенно опустила свое платье, не
  
  зная что ответить. Роберт следил за мной, потом сказал:
  
  - Я все видел, тебе было очень приятно ?
  
  С этими словами он придвинулся ко мне, обнял меня за плечи и
  
  сказал:
  
  - Тебе будет еще приятней, если то, что ты делала буду делать я !
  
  Только дай я тебя поцелую, Анни.
  
  Не успела я сказать и слова, как его жаркие губы впились мне в рот.
  
  Одна рука, обняв мои плечи, легла на грудь и начала гладить, другая
  
  рука прикоснулась моего колена и неторопясь начала приближаться к
  
  влажному углублению. Я как бы случайно потянулась, к низу разняв нежные
  
  губки. Мягкие пальцы коснулись моего влажного рубинового тела. Дрожь
  
  прошла по всему моему телу. Роберт языком расжал мои зубы и коснулся
  
  моего языка. Рука его, лежавшая на моей груди, проскользнула под
  
  платье, нашла соски и начала их приятно щекотать, затем его два пальца
  
  гладили мое розовое тело, принося неистовую мне до сих пор сладость.
  
  дыхание мое участилось, и видно почуствовав мое состояние, Роберт
  
  участил движения своего языка, отчего мне стало еще сладостней. Не знаю
  
  сколько это еще бы длилось,но вдруг во мне все напряглось до предела, я
  
  вздрогнула всем телом, почувствовав как все мышцы расслаблены, и
  
  приятная нега разлилась по всему моему телу.
  
  Дыхание Роберта прекратилось, он замер, а затем осторожно выпустил
  
  меня из своих обьятий, некоторое время мы сидели молча, я чувствовала
  
  полное безсилие и не в состоянии была сообразить что со мной
  
  произошло.
  
  Вдруг Роберт спросил:
  
  - Тебе было приятно, правда, Анни ?
  
  - Да,но я ничего подобного до сих пор не испытывала. Роберт, что это
  
  такое ?
  
  -А это значит, что в тебе проснулась женщина, Анни. Но это еще не
  
  полное удовольствие, которое при желании ты можешь получить.
  
  -Что же это может быть ? - спросила я в недоумении.
  
  -Давай встретимся в 5 часов вечера и я научу тебя кое-чему,хорошо ?
  
  После этого Роберт ушел. Собрав полную корзину слив я последовала за
  
  ним. За обедом я была очень рассеяна. После обеда я с нетерпением ста-
  
  ла ждать отъезда дяди Джима. Наконец я услышала шум отъезжающей кареты
  
  Я бросилась к окну и увидела как дядя Джим с братом Петром выезжали за
  
  ворота.
  
  Было 17 часов. Я незаметно вышла из дома, пробралась через сад и
  
  вышла в рощу. Сразу же я увидела Роберта, сидящего на старом пне.
  
  Роберт встал, обнял меня за талию и повел меня в глубину рощи. по до-
  
  роге он несколько раз останавливался и крепко прижимал меня к себе,
  
  нежно целовал мои глаза, губы, волосы.
  
  Придя к старому дубу мы сели на траву, оперевшись спинами о ствол
  
  могучего дуба.
  
  -Видела ли ты голого мужчину ? -после некоторого молчания спросил
  
  Роберт.
  
  -Нет, конечно - ответила я.
  
  -Так вот, чобы тебе все стало ясно и понятно, я тебе сейчас покажу,
  
  что имеет мужчина, предназначенное для женщины.
  
  Не дав мне ничего сообразить, Роберт ловким движением расстегнул
  
  брюки и схватив мою руку, сунул себе в брюки. Мгновенно я ощутила
  
  что-то длинное, горячее, и твердое. Моя рука ощутила пульсацию. Я
  
  осторожно пошевелила пальцами. Роберт прижался ко мне, его рука как бы
  
  невзначай проскользнула по моим ногам и пальцы коснулись моего влажного
  
  рубинового тела. Чувство блаженства вновь охватило меня. Уже знакомая
  
  ласка Роберта повторилаь, так прошло несколько минут. Все во мне было
  
  напряжено до предела. Роберт, уложив меня на траву, раздвинул мои ноги,
  
  завернул платье высоко на живот, и встав на колени между ног, спустил
  
  брюки. Я не успела как следует рассмотреть то, что впервые предстало
  
  моим глазам,как Роберт наклонился надо мной и одной рукой раздвинув мои
  
  пухлые губки, другой вложил свой инструмент между ними. затем просунул
  
  руку под меня. Я вскрикнула, сделала движение бедрами, пытаясь
  
  вырваться, но рука Роберта, схватившая меня, держала крепко. Рот
  
  Роберта накрыл мой, другая рука его была под платьем и ласкала мою
  
  грудь Роберт то приподнимался, то опускался, отчего его инструмент
  
  плавно скользил во мне. Все еще пытаясь вырваться я шевелила бедрами.
  
  боль прошла, а вместо нее я начала ощущать знакомую мне мстому. Не
  
  скрою, что она мне теперь была гораздо сладостней. Я перестала
  
  вырываться и обхватив Роберта руками еще теснее прижалась к нему. Тогда
  
  вдруг Роберт замер, а потом движения его становились все быстрее и
  
  быстрее, во мне все напряглось.Вдруг Роберт с силой вонзил свой
  
  инструмент и замер Я почуствовала как по телу разливается тепло и
  
  обезсилила, но не успев опомнится, над нами раздался строгий крик и я с
  
  ужасом увидела наклонившегося над нами дядиного духовного брата Петра.
  
  -Ах вы негодники, вот вы чем занимаетесь!
  
  Роберта мгновенно как ветром сдуло. Я же от испуга осталась лежать
  
  на траве, закрыв лицо руками, даже не сообразив опустить платье, чтобы
  
  прикрыть обнаженное тело.
  
  -Ты совершила большой грех,-сказал Петр. Голос его как бы дрожал.
  
  -завтра после мессы придешь ко мне исповедываться ибо только усердная
  
  молитва может искупить твой грех. Теперь ступай домой и кикому ничего
  
  не говори. Дядя ждет тебя к ужину.
  
  Не ожидая моего ответа он круто повернулся и зашагал в сторону
  
  монастыря.
  
  С трудом поднявшись на ноги я побрела домой. Придя домой я отказа-
  
  лась от ужина и поднялась к себе. Раздевшись, я увидела на ногах ка-
  
  пельки засохшей крови. Потом пошла принять ванну.
  
  Холодная вода немного успокоила меня. Утром проснулась поздно и едва
  
  успела привести себя в порядок что бы успеть с дядей Джимом к мессе. Во
  
  время молитвы меня не столько занимали молитвы, сколько мысль о
  
  предстоящей исповеди у брата Петра. Когда кончилось богослужение, я
  
  пошла к брату Петру, сказав дяде Джиму, что останусь исповедываться.
  
  Брат Петр жестом велел следовать за ним и вскоре мы оказались в не-
  
  большой комнате, все убранство которой состояло из кресла и длинного
  
  высокого стола. Войдя в комнату, брат Петр сел в кресло. Вся дрожа, я
  
  остановилась у двери.
  
  -Войди, Анни, закрой дверь, подойди ко мне, опустись на колени!-один
  
  за одним раздавались его приказы. Страх все больше и больше охватывал
  
  меня. Закрыв дверь, я опустилась перед братом Петром на колени. Он
  
  сидел широко расставив ноги, которые закрывала, косаясь пола, черная
  
  сутана. Робко взглянув на брата Петра, я увидела устремленный на меня
  
  пристальный взгляд, повыдержав его, снова опустила глаза.
  
  -Расскажи подробно, ничего не утаивая, как произошло с тобой все,
  
  что я видел вчера в роще,-потребовал брат Петр.
  
  Не смея ослушаться, я рассказала о тех чувствах, которые неожиданно
  
  вспыхнули во мне после укуса насекомого и дойдя до проишествия с Ро-
  
  бертом, я заметила вдруг, что сутана брата Петра как-то странно заше-
  
  велилась. Дерзкая мысль о том, что шевелится такой же инструмент как у
  
  Роберта, заставила меня умолкнуть.
  
  -Продолжай,-услышала я голос брата Петра и почуствовала, как его
  
  рука осторожно легла мне на голову, чуть притянув к себе. Невольно
  
  коснувшись рукой сутаны, я почувствовала что-то твердое и вздрагивающее
  
  под ней. Теперь я поняла и не сомневалась, что он есть у каждого
  
  мужчины. Ощущение близости инструмента пробудило во мне вчерашнее
  
  желание, я сбилась и прервала рассказ.
  
  -Что с тобой, Анни ? Почему ты не продолжаешь рассказывать? -спросил
  
  брат Петр. Голос его был нежен, рука гладила мне голову, косаясь шеи и
  
  левого плеча. Краска стала заливать мне лицо и я в смятении призналась
  
  о вновь охватившем меня желании вчерашнего чувства.
  
  -Огонь, заженный в тебе Робертом, как видно очень силен и его надо
  
  неприменно остудить. Скажи мне, желаешь ли ты повторить случившееся
  
  вчера ?- спросил брат Петр.
  
  -Этот грех очень приятен, если можно, я бы хотела избавиться от
  
  него.
  
  -Это действительно большой грех, Анни, ты права, но ты права в том,
  
  что он приятен и можно не расставаться с ним, только огонь, который
  
  горит в тебе сейчас, нужно потушить.
  
  -Будет ли это похоже на вчерашнее ? Если да, то я очень хочу этого,-
  
  воскликнула я.
  
  -Конечно,- сказал брат Петр, -но только я освещу тешение огня и тем
  
  самым избавлю ог огня и греха.
  
  Встав с кресла брат Петр вышел с комнаты. Во мне горело желание и я
  
  забыла страх с которым шла на исповедь. Нисколько не сомневаясь что
  
  последует после возвращения Петра, я сняла трусики и положила их в
  
  карман платья, стала ждать, горя желанием брата Петра. Он отсуствовал
  
  недолго, войдя, в руках он держал какую-то баночку, закрыл дверь на
  
  задвижку и подошел ко мне.
  
  -Сними с себя все, что мешает тушить пожар- прошептал он.
  
  -Уже готово - ответила я, впервые улыбнувшись.
  
  -О, да ты догадлива, садись быстрее на стол и подними платье.
  
  Я не заставила его долго ждать, мигом села на стол и как только
  
  обнажила ноги, приподняв платье на живот, брат Петр распахнул свою
  
  сутану и я увидела его инструмент. Это была копия того инструмента, что
  
  я видела у Роберта, но этот был несколько больших размеров и более
  
  жилист. Брат Петр открыл коробочку, смазал головку своего инструмента,
  
  этим-же пальцем провел по моим влажным губкам и розовому телу, взял
  
  меня за ноги, подняв их положил себе на грудь, отчего я вынуждена была
  
  лечь на спину на стол. Инструмент брата Петра вздрагивал, косаясь моих
  
  пухлых губок и рубинового горячего влажного тела. Наклонившись вперед и
  
  взявшись за мои плечи, Петр осторожно начал погружать свой инструмент,
  
  раздвинув пухлые губки в горячее и влажное углубление, косаясь
  
  рубинового тела. Боли, испытанной вчера от Роберта уже не было, а меня
  
  охватило неистовое желание, инструмент,пульсируя, погружался все глубже
  
  и глубже, и вскоре я почувствовала как комочек под инструментом приятно
  
  щекочет меня своими волосами. На какое-то время инструмент замер, а
  
  потом так же медленно стал покидать меня. Блаженство было неописуемое,
  
  я прерывисто дышала, руки мои ласкали лицо Петра, я обнимала его плечи,
  
  стараясь прижать его плотнее к себе. Платье мое распахнулость, обнажив
  
  левую грудь с торчащим набухшим соском. Увидев это, Петр впился в него
  
  страстным поцелуем, вобрав в рот половину груди, мурашки пошли по мое-
  
  му телу. Инструмент начал двигаться все быстрее и быстрее. От полноты
  
  чувств я плотнее прижималась к нему и нежно шептала:
  
  - Быстрее, быстрее.
  
  Брат Петр следовал моему призыву, мне казалось что я вот-вот потеряю
  
  сознание от блаженства и вдруг вздрогнула, почувствовав приятную теп-
  
  лоту и безсилие разливается по телу: брату Петру это передалось и он
  
  вздрогнул, задрожав всем телом и вонзив в меня свой инструмент, на-
  
  бухший и пульсирующий, замер. Я почувствовала как из инструмента Петра
  
  с большим напором брызнула струя теплой влаги, и раздался стон Петра.
  
  Несколько минут мы не шевелились, затем я почувствовала, как инстру-
  
  мент начал сокращаться и выходить из меня. Брат Петр выпрямился и под-
  
  нял голову, я увидела небольшой, обмякший и мокрый инструмент. Шатаясь
  
  брат Петр отошел от меня и сел в кресло. Опустив ноги на пол я почув-
  
  ствовала как теплая влага стекает по ногам.
  
  -Ну как, Анни, понравилось? - спросил брат Петр.
  
  -Очень было приятно,-восторженно ответила я.
  
  -Ты еще многого не умеешь и не знаешь, Анни, хотела бы ты знать и
  
  научиться тушить огонь с большим чувством ?
  
  -О, да ! - воскликнула я и подойдя к брату Петру села ему на
  
  колени.
  
  -Почему ваш инструмент стал таким некрасивым и мягким ?
  
  -Он отдал тебе всю свою силу, Анни, но ты не унывай, пройдет немного
  
  времени и он снова станет упругим и твердым, красивым.
  
  Прошло 15 минут в течении которых Петр нежно ласкал мои груди,цело-
  
  вал их, а затем прильнув к одному из сосков, почти втянув всю грудь в
  
  себя, взял мою руку и положил на свой инструмент. Раздвинув мои ноги и
  
  пухлые губки, взял пальцем горячее рубиновое тело и начал нежно и при-
  
  ятно ласкать его. Нежно гладя его инструмент, я вскоре почувствовала
  
  как от моей ласки он увеличивается в размерах и становиться тверже. От
  
  ласки Петра моего рубинового тела, от прикосновения к инструменту,
  
  который стал твердый и длинный, желание возбудилось во мне. Угадав мое
  
  состояние, так как я стала потихоньку шевелится у него на коленях, Петр
  
  выпустил изо рта сосок и прошептал:
  
  - Сядь ко мне лицом, Анне.
  
  Чувствуя что-то новое, я быстро пересела, прижавшись животом к
  
  инструменту, чувствуя его теплоту и упругость, мое желание стало
  
  неистерпимым. Петр крепко обнял меня и чуть приподняв со своих коленей,
  
  опустил От неуловимого движения бедер, головка инструмента оказалась
  
  между пухлыми губками,косаясь горячего розового зрачка. Взявшись за мои
  
  плечи, Петр резко нажал на них вниз, колени мои прогнулись и
  
  инструмент, как мне показалось, пронзил меня насквозь, войдя в
  
  углубление во всю свою длинну и толщину, распоров мои пухлые губки.
  
  Минуту мы сидели не шевелясь, я чувствовала как инструмент упирается во
  
  что-то твердое внутри меня, доставляя мне неописуемое блаженство. Я
  
  почувствовала что скоро потеряю сознание от этого. Сквозь тяжелое
  
  дыхание Петр прошептал:
  
  - Теперь поднимайся и опускайся сама, Анни, только не очень быстро.
  
  Взяв меня за ягодицы, он приподнимал меня со своих колен так, что
  
  инструмент чуть не выскакивал из меня. От испуга потерять блаженство я
  
  инстинктивно опустилась вновь на его колени, почувствовав как головка
  
  инструмента что-то щекочет внутри меня, затем я сама без помощи стала
  
  приподниматься и опускаться. Сначала я два раза сумела приподнятся и
  
  опустится медленно, но на большее у меня не хватило сил, так как го-
  
  ловка все сильнее щекотала что-то внутри меня и мои движения стали все
  
  быстрее и быстрее, как сквозь сон я услышала голос Петра:
  
  - Не торопись, продли удовольствие, не так быстро.
  
  Однако я была в экстазе и не обратила внимания на его просьбы, так
  
  как не слышала их, будучи в полуобморочном состоянии и двигалась все
  
  быстрее и быстрее. Скоро я почувствовала как нега разливается по всему
  
  моему телу и я резко опустилась на инструмент, замерла, теряя сознание,
  
  обхватила Петра за шею, тесно прижалась к нему. Петр, глядя на меня, не
  
  шевелился и только инструмент нервно вздрагивал во мне. Это удивило
  
  меня. Немного погодя, придя в себя я вопросительно посмотрела на Петра,
  
  а он словно угадав мой вопрос улыбнувшись сказал:
  
  - Ты торопилась, милая Анни,мой инструмент еще полон сил,отдохни
  
  немного и как только желание вновь проснется в тебе, мы повторим все
  
  сначала.
  
  Не помню сколько времени прошло, мы молча смотрели друг на друга,
  
  вдруг Петр взял меня за ягодицы и начал медленно приподнимать и
  
  опускать меня на свой инструмент,после нескольких таких движений меня
  
  вновь охватило желание. Теперь Петр сам руководил движениями - то
  
  приподнимая, то опуская, то заставляя меня делать бедрами круговые
  
  движения. Когда инструмент был полностью во мне, упираясь и щекоча что
  
  твердое внутри, он давал мне блаженство и шептал:
  
  - Быстрее, быстрее .
  
  Петр участил свои движения, возбуждение начало достигать предела, я
  
  почувствовала как безсилие приходит ко мне и я начала терять сознание
  
  от полноты чувств. Вздрагивая, я обхватила Петра руками и ногами,
  
  затем, теряя сознание, замерла в таком состоянии. Петр тоже несколько
  
  раз вздрогнул, качнул инструментом вверх и вниз, прижался к моему соску
  
  и замер. Приходя в мебя я чувствовала вздрагивание инструмента внутри
  
  себя. Это было приятное наслаждение и блаженство, продлявшее мое
  
  безсилие. В таком положении, прижавшись друг к другу, мы просидели
  
  некоторое время и я почувствовала как теплая влага вытекает из меня,
  
  скатываясь по курчавым комочкам Петра, течет по моим волосам к
  
  отверстию ниже углубления, в котором торчит инструмент, и капает на
  
  пол. Петр приподнял меня и ссадил на пол. Я взяла свои трусики,
  
  намочила их и привела в порядок инструмент Петра, который от моих
  
  прикосновений к нему им от теплой воды начал понемного
  
  набухать,приласкав его немного я пошла к раковине. Сняв туфлю, я пос-
  
  тавила одну ногу на раковину и стала приводить себя в порядокмыть в
  
  углублении рубиновое тело. Очевидно моя поза возбудила его. Не успела я
  
  снять с раковину ногу и вытереть углубление и ноги, как Петр, подойдя
  
  ко мне, попросил меня чуть отставить правую ногу. Думая, что он хочет
  
  помочь мне, я отставила ногу. Петр немного перегнулся и я почув-
  
  ствовала, как инструмент плотно входит между пухлых губок. Поза не
  
  позволяла мне помогать ни бедрами, ни чем. Тогда нагнувшись еще ниже я
  
  стала ласкать комочки Петра, а другой рукой плотно сжала вверху
  
  углубления пухлые губки, еще плотнее обтянув ими инструмент. Двигая
  
  инструментом взад и вперед, Петр доставал им что-то твердое внутри меня
  
  еще сильнее, чем до этого, головка щекотала меня внутри. Но вот я
  
  почувствовала, что скоро потеряю сознание, Петр ускорил движения,по-
  
  том вдруг застонал, вонзил инструмент изамер, теряя сознание, я броси-
  
  ла сжимать губки и выпустила комочки, начиная терять сознание. Петр
  
  подхватил меня, не спуская с инструмента, давая мне кончить. Придя в
  
  себя я чувствовала как инструмент, упершись в твердое во мне, щекочет
  
  меня. Петр почувствовал, что я очнулась, осторожно снял меня с
  
  инструмента, а потом с раковины, а так как я не в состоянии сама была
  
  идти, он меня и усадил в кресло.
  
  - Отдохни, Анни, я поухаживаю за тобой,- взяв мои трусики и смочив
  
  их теплой водой, поднял меня на ноги, протер углубление и ножки.
  
  Развалившись в кресле я блаженно отдыхала, а Петр, подойдя к рако-
  
  вине, стал мыть обмякший инструмент и комочки под ним. Одев меня, и сам
  
  одев сутану, он сказал:
  
  - Анни, меня ждут монастырские дела .
  
  Продолжать наши уроки мы не смогли и расстались с ним, договорившись
  
  встретится завтра после богослужения и продолжать уроки.
  
  На другой день, придя в монастырь, я нестолько слушала
  
  богослужение,сколько искала глазами брата Петра и думала о предстоящих
  
  уроках с ним. Но вот окончилась служба и не найдя брата Петра я разо-
  
  чарованно пошла к выходу. И в этот момент меня кто-то остановил за ло-
  
  коть, я остановилась и повернулась. Передо мною стоял красивый монах
  
  лет 28-30. Он назвался Климом. Улыбнувшись, он подал мне письмо. Раз-
  
  вернув письмо я поняла, что оно от брата Петра. Он извинился, что
  
  неожиданно уехал по делам, и не может продолжать со мной уроки, но до-
  
  бавил, что тот, кто передаст это письмо мне, вполне может заменить его
  
  и дать мне полезные уроки. Я посмотрела на Клима, он улыбнулся и спро-
  
  сил:
  
  - Ну как, Анни, ты согласна ?
  
  Глядя на него и его стройную фигуру я убедительно кивнула головой,
  
  он взял меня за руку и повел в одну из монастырских комнат. Войдя в
  
  комнату, он нежно прижал меня к себе. Я очень отчетливо почувствовала
  
  его стоящий инструмент. Клим взял меня на руки и подойдя ближе к скамье
  
  поставил меня на пол, затем сбросил сутану и то, что открылось моему
  
  взору превзошло все мои ожидания. Инструмент был какой-то не такой как
  
  у Роберта и Петра. Длиной он был около 22 см, головка блистела, а чем
  
  дальше к основанию все толще, образуя как бы конус. Лаская меня, Клим
  
  попросил меня нагнуться и опереться на скамью. Сгорая от любопытства и
  
  желания, я нагнулась и одной рукой взялась за инструмент, а другой
  
  подняла платье, стараясь направить инструмент в углубление.
  
  Почувствовав тепло и нежность, Клим не дав мне направить инструмент,
  
  начал быстро двигать им между ног. Он проходил между ног и упирался в
  
  жмвот. Нагнувшись, я увидела как он вздрагивает и скользит мимо
  
  углубления. Тогда и прогнулась и направила его рукой, благодаря чему он
  
  стал скользить по моим нежным губкам. В этот момент инструмент Клима
  
  был огромен, его основание было сильно утолщено. Почувствовав
  
  инструментом влажную щель, Клим направил свой инструмент во внутрь ее,
  
  но не стал вгонять его со всего разгона, боясь причинить мне боль,
  
  делая малые движения взад и вперед постоянно всовывал его все глубже и
  
  глубже. Наконец утолщение прикоснулось вплотную к моим губкам,
  
  растягивая их, а огронная,блестящая головка сильно упиралась во что-то
  
  твердое внутри меня. Я почувствовала это и пошире расставила ноги, а
  
  руками сильно раздвинула натянувшиеся губки, давая возможность
  
  инструменту войти еще глубже, хотя мне было немного больно. От быстрых
  
  толчков утолщение инструмента погрузилось в мое тело и я с блаженством
  
  почувствовала как сильно растянувшиеся губки плотно обхватили
  
  утолщение. В этот момент инструмент почти с силой выйдя из меня
  
  вонзился вновь, щекотя что-то внутри меня. От полноты чувств ощущения
  
  блаженства я стала терять сознание, но Клим плотно держал меня за
  
  бедра, как бы надев меня на кол. В этот момент наступило безсилие.
  
  Очнувшись, я почувствовала как что-то теплое пульсирует во мне. Мы оба
  
  были в оцепенении сладострастия, движения прекратились, мы некоторое
  
  время стояли неподвижно, не имея сил двинуться, наслаждалмсь этим
  
  явлением. Приведя в порядок свою щель и инструмент Клима, мы оделись.
  
  Клима отозвали в приход и наши занятия с ним закончились. Больше я не
  
  виделась с Климом.
  
  Так, как брат Петр отсуствовал, то я проводила время в прогулках по
  
  саду и за чтением книг, думая об инструменте Клима. В один из жарких
  
  дней я читала в жаркой гостинной книгу и незаметно уснула, а так как
  
  было очень жарко, я была совершенно голая - укрылась только простыней.
  
  Проснулась я от ощущения на себя чьего-то взгляда. Осторожно приоткрыв
  
  глаза я увидела дядю Джима, стоящего надо мной и пристально смотрящего
  
  на меня. Взгляд его был устремлен не на лицо. Проследив за ним, я за-
  
  метила, что простыня сбилась, обнажив мое тело до живота. Однако дядя
  
  Джим не видел что я проснулась и наблюдаю за ним. Мгновенно поняв, что
  
  это прекрасно, я как бы во сне сделала движение ногами и широко рас-
  
  ставила их, давая возможность дяде Джиму увидеть всю прелесть между
  
  ног. В полумраке я увидала, как дядя Джим вздрогнул, но не пошевель-
  
  нувшись и присмотревшись я увидела что дядя Джим одет в жилет, который
  
  на животе как-то неестественно оттопырен. Поняв, что это топыриться
  
  готовый инструмент, сознавая прелесть своего тела и желая еще больше
  
  развлечь дядю, я движением руки сбросила с себя простынь, обнажив пол-
  
  ностью свое тело. Постояв в неподвижном оцепенении, дядя Джим не спус-
  
  кая взгляда с раздвинувшихся губок, из которых выглядыва нежный розо-
  
  вый глазок, развязав пояс своего халата и выпустив на свободу свой ин-
  
  струмент вдруг стремительно бросился ко мне и к моему удивлению приль-
  
  нув и раздвинув шире губки своими губами к влажному рубиновому глазку,
  
  втянул его в рот и начал ласкать языком. Ни с чем не сравнимое чувство
  
  охватило меня. Первые минуты я не шевелилась, но по мере того, как от
  
  ласки дяди желание во мне все возрастало, я несколько раз тихо шевель-
  
  нулась, желание возросло так, что я забыла про осторожность, прижала
  
  голову дяди к себе сильнее. Почувствовав мое прикосновение, дядя Джим
  
  смело протянул руки к моим грудкам и найдя набухшие соски начал их
  
  нежно ласкать. Охваченная сильным желанием и страстью, движением бедер
  
  я начала помогать ему ласкать языком свое нежное тело, жар истомы не-
  
  обычно медленно возрастал, делая ласку сладостраснее, чем движение ин-
  
  струмента, но к моему большому желанию это не могло длиться слишком
  
  долго и дойдя до предела кончилось моим безсилием. Конец был таким
  
  бурным, что лишаясь сознания, я прижала голову дяди еще сильнее к уг-
  
  лублению. Втянув влагу нежного тела и сделав глоток, Джим снова ше-
  
  Дядя поднялся с колен и лег рядом со мной. Увидав его инструмент, пол-
  
  ный сил, который вздрагивал, я повернулась к его груди, обхватив его
  
  бедро нежным телом. Обхватив меня он прильнул нежным поцелуем. Так мы
  
  пролежали довольно долго. Джим давал мне отдохнуть, лаская мои соски
  
  языком и я вновь почувствовала желание. Обхватив руками голову Джима,
  
  оторвав его от груди я в порыве страсти начала целовать его лицо, его
  
  губы нашли мои и он страстно впился в них. Языком раздвинув зубы он
  
  проник в мой рот и начал ласкать мой язык. Не в силах больше оторвать-
  
  ся, Джим повернул меня на спину и лег на меня. Я широко раздвинула но-
  
  ги, подогнув колени. Джима эта поза не удовлетворила, он велел поджать
  
  ноги на живот и придерживать руками. В таком положении пухлые губки
  
  раздвинулись и рубиновый глазок манил к себе инструмент, оставляя щель
  
  открытой для инструмента. Увидав это, Джим ухватился руками за спинку
  
  дивана и его красивый инструмент вошел наконец в меня. Вогнав его во
  
  всю длину, Джим не вынимая его начал дщелать круговые движения бедрами
  
  и большая головка инструмента уперлась во что-то твердое во мне - в
  
  такой позе я могла момогать ему, от этого ощущение было потрясающее.
  
  -Быстрее, быстрее,- шептала я. На мой призыв Джим ответил яростным
  
  движением бедер. Я чувствовала что не в силах сдержать настоящую исто-
  
  му и шептала:
  
  - Джим, милый, я теряю силы.
  
  И как раз в этот момент его тело судорожно забилось и он вогнал
  
  инструмент с силой, потом замер...
  
  Стараниями Джима я в течении бурной ночи обезсилила шесть раз. Так
  
  необычно хорошо окончились мои занятия, прекрасные занятия в эту ночь.
  
  Утром я не могла выйти к завтраку, чувствуя слабость во всем теле.
  
  Мне казалось, что в моей щели торчит что-то толстое и огромное, мешая
  
  мне передвигать ноги, но к обеду все прошло, я окрепла и помеха между
  
  ног исчезла.
  
  В течении пяти дней, неутомимо лаская меня, Джим проводил со мной
  
  каждую ночь. Кроме неоднократного повторения из пройденных уроков, я
  
  приобрела новые знания. Мы решали задачи лежа, меняясь местами - то, то
  
  Джим были на верху, в последнем случае, сажая меня на инструмент, Джим
  
  предоставлял мне возможность действовать самой, оставаясь непод-
  
  вижным. Это давало возможность продлить блаженное состояние, а так как
  
  безсилие наступало при таком положении быстро, то я, оставаясь на ин-
  
  струменте, продлевала блаженство, а потом валилась рядом с Джимом,
  
  предоставляя ему ухаживание за моим углублением и за своим обмякшим
  
  инструментом. Он брал чистое полотенце и смочив его водой вытирал
  
  опухшие губки, а потом, раздвинув их пальцами, вытирал рубиновый гла-
  
  зок и мокрое углубление.
  
  Как то поутру, когда я, утомленная ночными занятиями крепко спала,
  
  свернувшись калачиком, спиной к Джиму, он сумел вонзить мне инструмент
  
  так далеко, что я проснулась, почувствовав легкую боль, но это не по-
  
  мешало мне два раза впасть в полуобморочное состояние, пока Джим тру-
  
  дился над одним. На пятую ночь он попросил меня стать нп колени на край
  
  кровати и положить голову на постель, пообещав мне новый вид ласки. Я,
  
  согнув колени и немного раздвинув их, стала на край кровати, упершись
  
  локтями в постель, положила голову как он мне сказал. Джим встал на пол
  
  сзади и крепко взял меня за бедра. Ничего не подозревая, я ждала нового
  
  урока, чуть прогнулась и подалась назад, чтобы облегчить ему направить
  
  инструмент в открывшуюся щель. Джим буквально с силой надел меня на
  
  инструмент и сделал несколько обычных в этой позе движений, вдруг вынул
  
  его из меня, и вонзил в отверстие, которое в моей позе находилось чуть
  
  выше влажного углубления и одновременно вместо инструмента вонзил два
  
  пальца. От неожиданности я чуть дернулась, но Джим не шевелясь крепко
  
  прижал меня к себе. Пальцы в углублении зашевелились и я почувствовала
  
  - моя тонкая пленка отделяет их от инструмента. Вскоре инструмент
  
  медленно задвигался. От двойной ласки ощущение было непередаваемое,
  
  потрясающее. Безсилие, наступившее у Джима, было несколько бурным, что
  
  неудержавшись,он рухнул на пол. Я же успела в это время обезсилить
  
  дважды, пока Джим трудился над одним уроком. Последнее безсилие было
  
  настолько сильным, что я машинально протянула руку между своих ног и
  
  пожав Джима за отвисшие клубочки в экстазе сильно сдавила их рукой -
  
  Джим от боли перестал шевелится и в этот момент я обезсилила.
  
  Поднявшись с пола, Джим намочим полотенце, хорошо протер оба мои
  
  отверстия, так как я не в силах была даже пошевелится, потом крепко
  
  уснула. Мне этот урок очень понравился и я попросила Джима повторить
  
  его в следующий раз. Утром, придя к завтраку я узнала, что Джим на
  
  рассвете уехал по делам и вернется только к ночи. Безцельно проведя
  
  день, я рано поднялась к себе и лягла спать. Меня разбудил приход
  
  Джима. Как обычно он пришел в халате и быстро сняв его проскользнул в
  
  постель прямо в мои объятия. Обняв меня одной рукой и прижав к себе,
  
  другой потянулся к ягодицам и вместо голого тела он нащупал трусики.
  
  Удивленный столь необычным явлением, он спросил:
  
  - Что это значит ?
  
  Я улыбнулась, объяснила почему я в трусиках.
  
  -Жаль, Анни, что я не знал об этом раньше, я с нетерпением ехал
  
  домой в надежде решить с тобой несколько уроков. Посмотри как он хочет
  
  тебя ласкать,- и откинув простыню он показал мне вздыбившийся с
  
  огромной головкой инструмент.
  
  - Мне и самой хочется тебя приласкать! Что мне делать ? - спросила я
  
  и протянула руку, начала нежно гладить головку и весь инструмент.
  
  - Меня радует твое желание, и ты его можешь удовлетвотить, посмотри
  
  на свое состояние.
  
  - Что я должна делать ?
  
  - Поцелуй его, - прошептал Джим, выпустив меня из объятий, он лег на
  
  спину, широко раскинув ноги, я скользнула вниз и углубилась между ними
  
  так, что мои губы оказались как раз над инструментом. Взяв его в руки,
  
  я поцеловала в огромную блестящую головку. Незнакомый, но приятный
  
  вкус, чуть солоноватый, ощутила я от этого поцелуя. Джим взял мою го-
  
  лову в руки и прошептал:
  
  - Открой, Анни, рот и приласкай его языком . Едва я успела выполнить
  
  его просьбу, как он пригнул мою голову, инструмент, упершись мне в
  
  горло, заполнил весь рот - нечем было дышать, я интенсивно отклонилась,
  
  не выпуская его изо рта.
  
  -Продолжай ласкать его языком,- прошептал Джим. В моем рту помести-
  
  лась огромная головка и часть инструмента. Держа его в руке, я начала
  
  медленно водить языком по головке и под ней. Сквозь прерывистое дыха-
  
  ние и стоны Джим не переставал шептать:
  
  - О,какое блаженство, о какое неописуемое блаженство, сильнее сожми
  
  губы, быстрее ласкай языком.
  
  Он чуть опускался и приподнимался, отчего инструмент скользмл во
  
  рту. Его дыхание и движения доставляли мне удовольствие и вскоре меня
  
  охватило огромное желание - прижавшись к Джиму я терлась сосками о его
  
  ноги, добралась рукой до комочков под инструментом и нежно ласкала их.
  
  От блаженства Джим перестал шептать и только стонал. Накнец инструмент
  
  напрягся до предела и из него брызнула горячая жидкость, которая
  
  заполнила мой рот, я сделала второй глоток и в этот момент
  
  почувствовала безсилие. В экстазе я сильно сжала зубами ниже головки и
  
  по моему телу разлилась приятная истома.
  
  Через несколько дней мое влажное розовое тело поправилось и готово
  
  было принять в свои горячие объятия с огромной грибковидной головкой
  
  инструмент Джима. Истосковавшись по ласкам инструмента я так была го-
  
  това к новым бурным урокам и с нетерпением ждала в своей постели Джима
  
  Когда вечером зашел Джим, сбрасывая на ходу халат, я сгорала от нетер-
  
  пения и желания. Он лег в постель и как коршун набросился на мое изго-
  
  лодавшиеся розовое тело. Раздвинув мои пухлые губки, он двумя пальцами
  
  начал ласкать мой рубиновый глазок, нежно смотревший на его инструмент
  
  с огромной блестящей головкой, похожей на гриб. Мы повторили с ним урок
  
  с ранее пройденного, во время которого я успела дважды обезсилить Джим
  
  поднялся, намочил полотенце, протер мой рубиновый глазок, потом хорошо
  
  протер, раздвинув губки, углубление, протер свой обмякший, но еще
  
  торчащий инструмент и комочки одеколоном и потом смешав одеколон с
  
  водой протер мои пухлые губки вокруг и лег рядом со мной. Отдохнув, он
  
  затем попросил меня забраться на него так, что мои пухлые губки и ро-
  
  зовый глазок оказались у его лица. Повернувшись в обратную сторону и
  
  раздвинув ноги так, что-бы его голова оказалась между ними а пухлые
  
  губки напротив рта, я приготовилась к всепоглащающему блаженству и Джим
  
  не заставил меня долго ждать, нежно коснулся моего розового глазка
  
  языуом. Потом слегка толкнул меня в спину, отчего я упала между его
  
  широко раздвинутыми ногами и мои губы оказались над его инструментом.
  
  Мигом поняв намерения Джима я не ожидая его наставлений, схватила ин-
  
  струмент руками и открыв рот забрала сколько могла. Джим взял за мои
  
  набухшие соски и языком проник, раздвинув мои пухлые губки в горячее
  
  углубление . Началось невероятное, я никогда не могла представить,что
  
  этот урок принесет столько блаженства. Полнота ощущений от прикос-
  
  новений к глазку языка и губ Джима настолько сильна, что я даже не за-
  
  метила как обезсилила во время этого урока. Он почувствовал это и про-
  
  должал свои ласки. Желая повторения я не выпускала его инструмент изо
  
  рта и он постепенно начал утолщаться, а вскоре вновь стал способен к
  
  работе. Крепко сжав и не переставая работать языком, я начала быстрыми
  
  движениями рук двигать кожицу на инструменте вверх и вниз, а в ответ
  
  язык Джима и его губы удвоили ласку рубинового глазка и язык глубоко
  
  проник в углубление, доставляя мне наслаждение. От нетерпения я быст-
  
  рыми движениями помогала ему. Мое нежное розовое тело касалось не толь
  
  ко губ и языка Джима, а всего лица, от обильной влаги оно вскоре стало
  
  мокрым. С каждым мгновением приближалось желаемое чувство безсилия, а
  
  затем Джим в полном изнеможении кончил свой неистовый урок. В эту ночь
  
  у нас уже не было желания продолжать уроки, так как мы устали, особен-
  
  но я. Я не могла даже пошевелить ногой, все было как ватное.
  
  Много дней мы с Джимом продолжали повторять пройденное, закрепляя по
  
  несколько раз. Много говорили с Джимом и главным его решением было не
  
  возвращать меня в конвент. Он обещал устроить меня в одну из школ для
  
  девочек, с тем, чтобы я жила в его городском доме. Это меня очень
  
  обрадовало, так как я прывыкла к занятиям с Джимом и мне очень не хо-
  
  телось прекращать их по окончанию каникул. За два дня до моего отъезда
  
  в город, случилось неожиданное - приехал из монастыря брат Петр. Они с
  
  Джимом о чем-то беседовали около часа в кабинете, затем Джим поднялся в
  
  мою комнату, лицо его было нахмуренным. Тяжело вздохнув, он сказал:
  
  - Анни, брат Петр мне все рассказал и хуже всего то, что ему
  
  известно о наших занятиях. Он угрожал мне скандалом, он требует моего
  
  согласия повторить с тобой несколько уроков. Выхода нет, придется
  
  согласиться, приготовся, я сейчас приду с ним.
  
  -А как же ты, Джим ? - в смятении воскликнула я.
  
  -Не знаю, посмотрим, сейчас не время об этом думать.
  
  Не смея ослушаться и боясь потерять расположение Джима, я разделась,
  
  накинув халат, села в кресло. Невольно вспомнив о прошлых уроках Петра
  
  я вынуждена была признаться себе, что я ничего не имею против пары
  
  уроков с Петром, но меня очень беспокоило и смущало, что об этом будет
  
  знать Джим. Еще я недоумевала, почему Петр сам не сказал мне о своем
  
  желании, а обратился к дяде. Так ничего и не поняв, я с нетерпением
  
  стала ждать их прихода. Вскоре раздался стук и в комнату вошел Петр с
  
  Джимом.
  
  -Здравствуй, Анни, дядя Джим сказал, что ты согласна - весело сказал
  
  он улыбаясь. Не зная, что ответить, я робко взглянула на Джима, он ут-
  
  вердительно кивнул головой.
  
  -Да, конечно,- все больше смущаясь, сказала я.
  
  -Тогда не будем терять времени, раздевайся и иди ко мне,- сказал
  
  Петр. Джим был рядом с ним. Не зная, что делать, я сначала посмотрела
  
  на Джима и прошептала:
  
  - Разве ты не уйдешь, Джим ?
  
  -Нет, я буду с вами выполнять желания Петра, - сказал он, и отошел к
  
  окну, оказавшись за моей спиной. Немного поколебавшись и покраснев, я
  
  сняла халат и аодошла к Петру. Он обнял меня, крепко прижав к себе,
  
  потом присел и стал нежно целовать мой рубиновый глазок, поднялся и
  
  стал целовать грудь, шею а рукой ласкать мой глазок. Прижавшись к нему
  
  плотнее, я почувствовала сквозь сутану его твердый инструмент, готовый
  
  к работе, вспомнила как он глубоко вонзился в меня. Забыв обо всем, о
  
  ДЖиме, я с жаром ответила на его ласку. Все так же прижимая меня к се-
  
  бе, Петр стал отступать к кровати. Подойдя к ней, он лег поперек кро-
  
  вати, распахнув сутану, оставил ноги на полу, широко раздвинув их, а
  
  мне велел стать между ними и повернуться к нему спиной. Взявшись обе-
  
  ими руками за мои бедра, он пригнул меня вниз. Нагнув голову я увмдела
  
  его инструмент, торчащий против моего углубления, из которого нежный
  
  зрачок манил к себе. Петр не шевелился, а набузший с огромной блестя-
  
  щей головкой инструмент непрерывно вздрагивал. Терпение иссякло и я
  
  раздвинув пухлые губки, резко опустилась на ноги Петра, с удовольстви-
  
  ем почувствовала, как инструмент плотно вошел в углубление. Не имея во
  
  что упереться руками, я широко раздвинула ноги Петра и начала делать
  
  бедрами кругообразные движения, но заметив рядом стоящий столик, я
  
  оперлась на него и с блаженством начала шевелится на инструменте, Не-
  
  заметно посмотрела на Джима, взгляд его был устремлен на мое нежное
  
  тело. Вдруг он сделал стремительное движение вперед, молниеносно рас-
  
  стегнул брюки, освободил вздыбившийся инструмент, схватил мою голову
  
  руками, прижал своим инструментом к моему лицу. Угадав его желание и
  
  чувствуя себя виноватой перед ним, и желая угодить ему поймала его го-
  
  ловку губами и принялась ласкать ее языком. Но я не забывала об ин-
  
  струменте Петра, находившимся глубоко во мне, не на мгновение не прек-
  
  ращая движений.
  
  -Ты просто умница, Анни,- услышала я голос Петра. Держа одной рукой
  
  меня за бедра, как бы направляя мои движения, он другой рукой сжимал
  
  внизу мои губки, чтобы плотнее обхватить инструмент. Я почувствовала
  
  как пухлые губки трутся об инструмент Петра. Джим, держа меня за голо-
  
  ву, двигал свой инструмент у меня во рту. От двойного удовольствия мое
  
  неописуемое блаженство было коротким, и блаженно простонав, я обезси-
  
  лила, но желание мое не утихло и я продолжала жадно принимать ласки
  
  моих учителей, отвечая им всем своим неукротимым желанием и страстью.
  
  Но всему бывает конец. Сначала Джим, затем я и одновременно Петр,
  
  обезсилили. И в этой истоме ослабились наши тела. Выпив влагу инстру-
  
  мента Джима, я выпустила его изо рта. Джим помог мне освободится от
  
  инструментв Петра, т.к. я не в силах была встать сама, мои ноги были
  
  ватными. Джим осторожно положил меня на кровать. Блаженно отдыхая, я
  
  лежала с закрытыми глазами. В таком положении я пролежала пол часа, и
  
  вдруг я почувствовала, что мой сосок, а затем и другой очутились во рту
  
  Джима и Петра. Руки их потянулись по моему телу, приятно лаская его и
  
  пальцы добрались до моих курчавых волос, раздвинув пухлые губки,
  
  углубились в мое влажное горячее тело, чекоча рубиновый глазок. Широко
  
  раздвинув ноги, я с нетерпением и трепетом прижала их руки, чтобы паль
  
  цы их углубились в углубление, а пальцы Петра щекотали рубиновый гла-
  
  зок. Желание вновь проснулось во мне, с нетерпением протянув руки и
  
  взяв оба инструмента я начала с азартом нежно ласкать их, гладя по
  
  мягкой кожице под возбухшими грибовидными головками. Мое желание рос-
  
  ло с неимоверной быстротой, т.к. я в обеих руках ощущала инструменты,
  
  готовые к работе. Мне очень хотелось, чтобы они побыстрее что-нибудь
  
  делали для удовлетворения моего нарастающего желания. Но инструменты
  
  были полувозбуждены. Он моей неистовой и горячей ласки они начали
  
  твердеть, наливаться кровью. Как только инструменты были готовы к за-
  
  нятиям, Джим, оторвавшись от моего соска, шепнул:
  
  - Ласкай Петра языком, Анни.
  
  Сразу выпустив изо рта мои соски, Петр встал с кровати так, что его
  
  ноги оказались широко расставленными на полу. Став между ними,
  
  нагнувшись и переместившись назад, я увидела прекрасный, с огромной
  
  головкой инструмент. Сгорая от нетерпения, я раздвинула пухлые губки и
  
  постепенно начала опускаться на торчащий и манящий мое розовое тело
  
  инструмент. Почувствовав, что большой гриб начал с трудом раздвигать
  
  мои и без того раздвинутые пухлые губки , я шире расставила свои ножки,
  
  облегчая ему ход в углубление, но гриб настолько разбух, что моих мер
  
  оказалось недостаточно, и он не мог постепенно войти в мое жаждущее
  
  тело. Решив помочь ему, я приподнялась и подалась назад. Головка
  
  инструмента, выйдя из углубления, тоже подалась назад, щекочя рубиновый
  
  глазок. Сделав несколько скользящих движений рубиновым глазком по
  
  головке, я вновь приподнялась и направила головку в углубление, начала
  
  вновь опускаться на инструмент. Влажная головка начала все глубже и
  
  глубже входить , растягивая мои опухшие губки и заполняя влажное
  
  углубление. Но все же терпения хватило не на долго, я резко опустилась
  
  на инструмент. Мне показалось, что вместо инструмента я сильно вогнала
  
  что-то похожее на кол. Эта громадина распирала настолько мои опухшие
  
  губки, доставляяя мне удовольствие, что мне казалось, что они вот-вот
  
  лопнут и он пронзил меня насквозь. Огромная головка уперлась во что-то
  
  твердое во мне, невольно взрагивая, приятно щекочет. Петр попросил меня
  
  перевернуться на инструменте Джима, чтобы я была к нему лицом.
  
  Перевернувшись, я увидела инструмент Петра, который вздрагивал. Схватив
  
  его, я взяла в рот и начала ласкать языком и двигать кожицу рукой,
  
  доставляя Петру неописуемое удовольствие. Мы повторили последний урок,
  
  Петр и Джим поменялись местами. Эта перемена доставила мне большое
  
  удовольствие, хотя я почувствовала легкую боль. Этот урок я готова
  
  повторять без конца. За это время я дважды теряла сознание, а
  
  инструменты моих учителей были еще в полной силе. Очнувшись в третий
  
  раз я почувствовала, что инструменты скоро сработают. Желая не отстать
  
  от них удвоила свои ласки и чтобы повторить блаженство, стала шевелить
  
  бедрами на инструменте Джима, хотя губки были расжаты до предела,
  
  углубление было заполнено инструментом. Я попросила Джима, чтобы он мне
  
  помог не отстать от него. Джим постепенно добрался до рубинового глазка
  
  и начал ласкать его. Одной рукой он держал меня за голову и двигал
  
  инструмент взад - вперед,другой рукой ласкал мои набухшие соски. Вскоре
  
  я почувствовала как струя из инструмента Петра хлынула мне в рот, а
  
  вместе с этим стон от блаженства и безсилия. Кажется это длилось
  
  вечность, но я потеряла сознание. Когда я очнулась, сколько было
  
  времени я не знаю. Петра не было, а Джим одетый сидел нп кровати,
  
  опустив голову, глубоко задумавшись.
  
  Дорогие мои сверстницы ! Я описала вам свои уроки,но то что можно
  
  переживать физически нельзя передать на бумаге. То блаженство, которое
  
  испытываешь, когда постепенно инструмент раздвигает пухлые губки, вхо-
  
  дит в тебя и упирается во что-то твердое внутри, когда вздрагивая,
  
  что-то щекочет, доставляя неописуемое удовольствие и блаженство.
  
  На протяжении нескольких лет я продолжала уроки, доставляя себе и
  
  ему огромное удовольствие.
  
  С Петром я встречалась несколько раз в монастыре и так же продол-
  
  жали с ним несколько занятий, преподанных мне. Джим не хотел расста-
  
  ваться со мной, но закон религии не позволял соединить нашу жизнь.
  
  Через 10 лет после окончанию каникул, которые мы провели с Джимом, я
  
  вышла замуж. Но наши встречи не прекратились. У меня родилась дочь и в
  
  честь Джима я ее назвала Джиной. Когда она подрастет, я постараюсь
  
  передать ей все, что испытала сама. Мне не жаль того, что было со мной
  
  сама часто, лежа в постели, вспоминала свою юность, которая прошла так
  
  интерестно. Вспоминая блаженство, пережитое с Джимом, не жалею, а ра-
  
  дуюсь, что испытала его. Будьте благоразумны, не жалейте то, что все
  
  равно придется отдавать. Но отдавать нужно так, чтобы в старости было
  
  не жаль своей мо№одости, а то в старости будете жалеть, что упустили
  
  момент молодости и не взяли от нее все, что можно было взять.
  
  БАНЯ
  
  Фроська тихо вошла в баню и в нерешительности остановилась.
  
  Барин лежал на лавке на животе, и две девки - Наташка и Малашка -
  
  тоже голые, стояли с боков, по очереди ожесточенно хлестали вениками по
  
  раскаленной багрово-розовой спине, блестевшей от пота. Барин блаженно
  
  жмурился, одобрительно крякал при особенно сильном ударе. Наконец, он
  
  подал им знак остановиться и, громко отдуваясь, сел, опустив широко
  
  раздвинутые ноги на пол.
  
  - "Квасу!" - Хрипло крикнул он.
  
  Быстро метнувшись в угол, Наташка подала ему ковш квасу. Напившись,
  
  барин заметил тихо стоявшую у дверей Фроську и поманил ее пальцем.
  
  Медленно переступая босыми ногами по мокрому полу, стыдливо прикрывая
  
  наготу руками, она приблизилась и стала перед ним, опустив глаза. Ей стало
  
  стыдно смотреть на голого барина, стыдно стоять голой перед ним. Она
  
  стыдилась того, что ее без тени смущения разглядывают, стоя рядом две
  
  девки, которые не смущаются своей наготы.
  
  "Новенькая!" - Воскликнул барин. "Хорошая, ничего не скажешь!". "Как
  
  зовут?" - Скороговоркой бросил он, ощупывая ее живот, ноги, зад.
  
  "Фроськой", - тихо ответила она и вдруг вскрикнула от неожиданности и
  
  боли: барин крепко защемил пальцами левую грудь. Наслаждаясь ее живой
  
  упругостью, он двинул рукой вверх и вниз, перебирая пальцами вздувшуюся
  
  между ними поверхность груди, туго обтянутую нежной и гладкой кожей.
  
  Фроська дернулась, отскочила назад, потирая занывшую грудь.
  
  Барин громко засмеялся и погрозил ей пальцем. Вторя ему, залились
  
  угодливым смехом Малашка и Наташка.
  
  "Ну, ничего, привыкнешь, - хихикая сказала Наташка, - и не то еще
  
  будет", - и метнула озорными глазами на барина.
  
  А он, довольно ухмыляясь, запустил себе между ног руку, почесывая все
  
  свои мужские пренадлежности, имеющие довольно внушительный вид.
  
  "Ваша, девки, задача, - обратился он к Малашке и Наташке, - научить
  
  ее, - кивнул он на Фроську, - всей нашей премудрости". Он плотоядно
  
  улыбнулся, помахивая головкой набрякшего члена.
  
  "А пока, - продолжил он, - пусть смотрит да ума набирается. А, ну,
  
  Малашка, стойку!" - Вдруг громко крикнул барин и с хрустом потянулся своим
  
  грузным телом. Малашка вышла на свободную от лавок середину помещения и
  
  согнувшись, уперлась руками в пол.
  
  Он подошел к ней сзади, громко похлопывая по мокрому ее заду,
  
  отливавшему белизной упругой мокрой кожи и, заржав по жеребиному, начал
  
  совать свой, торчащий как кол, член под крутые ягодицы Малашки, быстро
  
  толкая его головку в скользкую мякоть женского полового органа. От
  
  охватившего вожделения лицо его налилось кровью, рот перекосился, дыхание
  
  стало громким и прерывистым, а полусогнутые колени дрожали. Наконец,
  
  упругая головка его члена раздвинула влажный, но тугой зев ее влагалища, и
  
  живот барина плотно прижался к округлому заду девки. Он снова заржал, но
  
  уже победно и, ожесточенно двигая низом туловища, стал с наслаждением
  
  предаваться половому акту. Малашку, видно тоже здорово разобрало. Она
  
  сладострастно начала стонать при каждом погружении в ее лоно мужского
  
  члена и, помогая при этом барину, двигала своим толстым задом навстречу
  
  движениям его тела.
  
  Наташка смотрела на эту картину, целиком захваченная происходящим.
  
  Большие глаза ее еще больше расширились, рот раскрылся, а трепетное тело
  
  непроизвольно подергивалось в такт движениям барина и Малашки. Она как бы
  
  воспринимала барина вместо подружки.
  
  А Фроська, вначале ошеломленная, постепенно стала реально
  
  воспринимать окружающее, хотя ее очень смутило бестыдство голых тел барина
  
  и девки. Она знала, что это такое, но так близко и откровенно видела
  
  половое сношение мужчины и женщины впервые.
  
  Когда барин прилип к заду Малашки, Фроська от смущения отвернулась,
  
  но любопытство пересилило, и она, искоса кинув взгляд и увидев, что на нее
  
  никто не смотрит, осмелев, стала смотреть на них во все глаза. Не испытав
  
  на себе полноту мужской ласки, она воспринимала все сначала спокойно, но
  
  затем стала чувствовать какое-то сладостное томление, и кровь горячими
  
  струями разлилась по всему ее телу, сердце забилось, как после бега,
  
  дыхание стало прерывистым. Для всех перестало существовать время и
  
  окружающее, все, кроме совершающегося полового акта, захватившего внимание
  
  и чувства.
  
  Вдруг барин судорожно дернулся, глаза его закатились и он со стоном
  
  выпустил из груди воздух. "Все" - вздохнул он тяжело и раслабленной
  
  походкой подошел к лавке, затем тяжело опустился на нее.
  
  Малашка выпрямилась, блаженно потянулась и села на другую лавку.
  
  "Наташка, водки!"- Приказал барин. Та, юркнув в предбанник, вынесла на
  
  подносе бутылку водки и миску с огурцами. Барин налил себе стакан, залпом
  
  выпил и захрустел огурцом. Затем он налил его снова и поманил пальцем
  
  Малашку. Та подошла и тоже привычно залпом осушила его. За ней ту же
  
  порцию приняла Наташка.
  
  "Иди сюда!" - Приказал барин Фроське, наливая ей стакан водки. Она
  
  взяла его и, сделав первый глоток, закашлялась, пролив почти всю жидкость.
  
  "Ничего, - проговорил со смехом барин, - научится". И налил себе еще
  
  полстакана. Девки угодливо ему подхихиковали, жуя с огурцы.
  
  "Ну-ка, Наташка, оторви барыню, - подал команду барин и хрипло запел,
  
  ударяя в ладони. Малашка стала вторить ему, а Наташка, подбоченясь одной
  
  рукой, а другую вскинув над головой, медленно пошла по кругу, виляя
  
  крепкими бедрами и притоптывая в такт босыми ногами.
  
  Постепенно темп пения стал нарастать, и вместе с тем движения девки
  
  стали быстрее. Ее стройное тело с гибкой талией извивалось в непристойных
  
  движениях, с которыми она отдается мужчине. Руками она как-будто обнимала
  
  воображаемого партнера, а низом живота подмахивала его члену.
  
  "Поддай!- Крикнул барин, - сиськами, сиськами еще порезвей!" - И
  
  быстрее повел песню. Наташка стала подпрыгивать на месте, поводя белыми
  
  плечами. Ее полные упругие чашки слегка отвисших грудей заколыхались из
  
  стороны в сторону, дразняще покачивая тугими горошинами розовых сосков.
  
  "Давай жару! - Барин не выдержал, сам пустился в пляс. Темп пляски
  
  стал бешенный. Теперь плясали под один голос Малашки. Хлопая то по низу,
  
  то по верху живота, Наташка, взвизгнув, вдруг схватила мужской член у
  
  самого основания и прижалась к барину, обхватив его за шею другой рукой.
  
  Член барина вдруг оказался между ее ногами, и она стала водить его
  
  головкой по влажным губам своего полового органа. Для большего простора
  
  движений и удобства, откинув одну ногу в сторону, она обхватила ею ноги
  
  барина, а он, облапив девку обеими руками за крепкий зад и прижимая ее к
  
  себе, впился страшным поцелуем ей в шею и вдруг схватив ее на руки, понес
  
  к скамейке и кинув на спину навалился на нее. Их сношение было бурным и
  
  страстным. Наташка отдавалась умело, самозабвенно. Она закинула ноги ему
  
  за спину и, ловко помахивая задом, ловила его член влагалищем до
  
  основания. В то же время она слегка раскачивала бедрами, создавая
  
  дополнительные ощущения живого тела.
  
  Фроська и Милашка снова во все глаза наблюдали картину самого
  
  откровенного сношения между мужчиной и женщиной, обычно скрываемого от
  
  постороннего взгляда, а тут с такой откровенностью происходившего перед
  
  ними. Фроське тоже захотелось потрогать член барина и ощущить его в своем
  
  лоне.
  
  А Милашка подошла к ним сбоку и, став на колени около их ног, стала в
  
  упор рассматривать, как мужской член ныряет во влагалище. Высоко поднятые
  
  и широко расставленные в коленях ноги Наташки, положенные барину на
  
  поясницу, давали возможность полностью видеть процесс совокупления, и
  
  Милашка пользовалась этим в свое удовольствие.
  
  Охваченная непреодолимым желанием, к ней присоединилась и Фроська.
  
  Дрожа от возбуждения, она наблюдала, как смоченный скользкой жидкостью
  
  мужской член легко и свободно двигался взад и вперед в кольцах больших
  
  половых губ Наташки, которые как ртом словно бы всасывали его в себя и тут
  
  же выбрасывали обратно, а малые губы, раздвоенные венчиком, охватив
  
  верхнюю часть члена, оттягивались при его погружении и выпячивались вслед
  
  его обратному движению.
  
  Мягкая кожица, обтягивающая член, при погружении во влагалище,
  
  складывалась гармошкой, мошонка, в которой обрисовывались крупные яйца,
  
  раскачивалась от движения мужского тела, мягко ударялась об ягодицы девки.
  
  Фроська, завороженная невиданным зрелищем, не смогла преодолеть
  
  желания пощупать член барина. В момент, когда животы совокупляющихся
  
  раздвинулись, она взялась пальцами за член мужчины, ощутив его влажность,
  
  твердость и упругость. Вместе с тем ее поразила подвижность и мягкость
  
  покрова, под которым двигалась тугая мякоть.
  
  В тот момент, когда животы плотно прижались друг к другу, пальцы
  
  Фроськи оказались втиснутыми в мокрую и горячую мякоть женского полового
  
  органа. Барин сердито зарычал и оттолкнул чрезвычайно любопытную девку,
  
  рукой непрошенно вторгшуюся в их действия в тот момент, когда его стало
  
  разбирать перед испусканием семени. Движения их стали быстрее, толчки
  
  сильнее, по телам обоих прошли судороги и они кончили одновременно.
  
  Барин с трудом оторвался от разгоряченного тела Наташки и, продолжая
  
  тяжело дышать, сел на лавку. Наташка села рядом с барином, приникнув к его
  
  плечу разгоряченной головой. Малашка успела отскочить в сторону, а Фроська
  
  оказалась стоящей на коленях между ног барина. Она со страхом ждала
  
  наказания за свою дерзость, а тот не торопился с решением.
  
  Раслабленный двумя только что совершенными актами полового сношения с
  
  горячими девками, он испытывал истому и был настроен благодушно.
  
  "Ну-ка, сюда, - велел он, - теплой воды да мыла". Наташка подбежала с
  
  ушатом, теплой водой и куском душистого мыла.
  
  "Помой, красавица, моего страдальца. Видишь он совсем взмок, трудясь.
  
  " - Тяжело осклабясь в улыбке сказал он Фроське и свободной рукой взявшись
  
  за член, шутя ткнул его головкой по носу растерявшейся девки. Все
  
  рассмеялись, а Фроська испуганно заморгала глазами. Барин сунул ей мыло в
  
  руки, а Малашка из ушата полила на мужской член. Фроська стала осторожно
  
  его мыть.
  
  "Смелей, смелей", - подбадривал ее барин, широко раздвинув ноги.
  
  Фроська отложила мыло и двумя руками стала смывать мыльную пену под струей
  
  воды, поливаемой Милашкой. Член барина скользил и бился как живой, а
  
  головка его члена величиной с детский кулак розоватой кожицей ткнулась
  
  прямо в губы девки. Фроська отшатнулась, но барин снова притянул к себе
  
  голову Фроськи.
  
  Затем он приказал ей: "поцелуй, да покрепче" - и прижал ее губы к
  
  упругой головке своего члена. Фроська чмокнулась губами, а барин повторил
  
  это движение несколько раз.
  
  "А теперь соси!" - Подал он команду, снова придвинув лицо Фроськи к
  
  своему животу.
  
  "Как соси?" - Растерянно и непонимающе залепетала она и с испугом
  
  посмотрела в лицо барина.
  
  "Наташка, голову!" - Ткнул плечом барин девку, и та, наклонившись и
  
  оттолкнув Фроську, сунула в свой широко открытый рот головку члена барина
  
  и, сомкнув по окружности губы, сделала несколько сосательных движений
  
  челюстью и языком.
  
  Фроська в нерешительности взялась рукой за член и тоже открытым ртом
  
  поглотила его головку и шейку, и стала сосать. Головка была мягкой и
  
  упругой, а ниже ее ощущалась языком и губами отвердевшее как кость тело, и
  
  чувствовалось, что оно живое и трепетное.
  
  Странное дело, Фроська опять почувствовала возбуждение и быстрее
  
  задвигала языком по мужскому члену.
  
  "Довольно" - сказал барин, не желая доводить дело до извержения
  
  семени. Он отстранил девку.
  
  "Сейчас сделаем смотрины девке Фроське! - Сказал он и поднялся с
  
  лавки - Наташка! Показывай товар!".
  
  Наташка взяла Фроську и поставила перед барином. Он стал лапать ее за
  
  груди, живот, бедра. А Наташка говорила: "вот сиськи, вот живот, а под
  
  ними писец живет!" - Показывая пальцем на называемые части тела.
  
  Барин провел рукой по животу девки и запустил ей пальцы между ног.
  
  "Да писец здесь ничего, поглядеть бы на него", - певуче подхватил он,
  
  продолжая перебирать пальцами женский половой орган.
  
  Фроське, только что испытавшей половое возбуждение, прикосновение
  
  барина было приятным и щекотливым. Она невольно отдалась его ласкам и
  
  раздвинула ноги. Но барин отошел, показывая жестом на лавку. Наташка
  
  подвела Фроську к лавке, принудила ее лечь, говоря : "показать себя мы
  
  рады, нет у нас для Вас преграды".
  
  Наташка и Милашка стали с одной и с другой стороны и, взяввшись одна
  
  за левую, другая за правую ноги, запели: "вот заветный зверь писец, кто
  
  поймает, молодец!" - Они разом подняли ее ее ноги и раздвинули их в
  
  стороны.Перед взором появилось открытое место, всегда скрываемое от чужих
  
  глаз, да еще мужских. Охнув, Фроська одной рукой прикрыла свой срам, а
  
  другой - глаза и задергала ногами, стараясь их вырвать, но девки держали
  
  крепко и ей пришлось оставить свои попытки. Видимо, все это было
  
  предусмотренно ритуалом, так как барин, отведя от низа живота
  
  сопротивляющуюся руку девушки, затянул: "ты не прячь свою красу, я ей
  
  друга принесу!". Наташка и Милашка потащили туловище Фроськи вдоль лавки,
  
  придвинув ее зад к краю у которого стоял барин. Тот опустился на колени и
  
  его член оказался на одном уровне с половым органом девушки.
  
  "Эй, дружочек, молодец, сунь красавице конец", - запели девки, а
  
  барин неспеша раздвинул половые губы Фроськиного органа и стал водить
  
  головкой члена по всем его частям от низа до верха и обратно. А Фроське
  
  уже не было стыдно своей наготы, а возникло желание ощутить мужской член в
  
  своей утробе. Она задвигала низом своего живота и зада, ловя головку члена
  
  влагащем, ставшим от охватившего Фроську нетерпения влажным.
  
  Наконец сам барин не выдержал этой сладострастной пытки и утопил
  
  головку своего члена в устье влагалища, а затем с силой вогнал его в туго
  
  раздавшуюся девственную глубину. Острая мгновенная боль вдруг пронзила
  
  девушку, заставив ее невольно вскрикнуть, а затем необъяснимое блаженство
  
  разлилось по телу и она потеряла чувство восприятия времени.
  
  Я П О Н С К А Я К О М Н А Т А
  
  ----------------------------------------
  
  (А. Н. Толстой)
  
  Графиня Ирина Румянцева родилась в москве в семье Баскова.
  
  Богатый, шумный, привыкший жить на широкую ногу, он слыл в Москве
  
  хлебосольным малым. Единственную дочь он баловал донельзя. И
  
  казалось впереди жизнь полна радости, но судьба оборвала жизнь
  
  Баскова. Неутешимая в горе вдова тоже не намного пережила его.
  
  Ирине было 16 лет, когда немка, у которой она была на
  
  попечении, выдала ее замуж за графа Румянцева - знаменитого
  
  50-летнего мужчину. Румянцев любил свою молодую жену, но прожил
  
  довольно бурную молодость и, расстратив свой пыл на других
  
  женщин, он уже не мог дать ей все то, что требовалось этой
  
  наивной, с каждым днем все более пылкой натуре. Ирина хандрила, сама
  
  не зная почему. Ее часто мучали головные боли и неясные желания.
  
  Муж как мог, старался развлечь ее: водил ее на собрания, в оперу,
  
  устраивал балы. На одном из таких балов Ирине представили графа
  
  Весенина. Молодой, остроумный, блестящий кавалер, настоящий светский
  
  лев - он спервого взгляда понравился Ирине, да и Ирина ловила
  
  часто на себе его пристальный взгляд.
  
  После этого вечера они как бы случайно встречались в
  
  театре, то на званных вечерах. Но Дмитрий не делал попыток
  
  сблизится с Ириной.
  
  Летом графу Румянцеву посоветовали отправить молодую жену на
  
  юг. Он снял для Ирины чудесный домик, увитый виноградом, стоящий у
  
  самого моря. Дом был обставлен так, как хотелось Ирине. Дела
  
  отозвали графа в Москву, но он надеялся, что чудесная природа
  
  развлечет Ирину, и она не будет скучать в его отсутствие.
  
  На третий день, идя к морю, она встретилась с Весениным. Радости
  
  этой встречи она не могла скрыть, да и не пыталась. Дмитрий
  
  предложил покататься на яхте и Ирина, опираясь на мускуластое
  
  плечо Дмитрия, вдыхала запах моря и мужского тела. Возвратились они
  
  поздно вечером, с берега доносилась музыка. Сойдя на берег Ирина и
  
  Дмитрий, не сговариваясь, направились к домику Ирины. Сказав своей
  
  служанке, что ее услуги ей больше не нужны, Ирина поднялась в свою
  
  любимую японскую комнату. Дмитрий зашел за ней. Обстановка комнаты
  
  поразила его своей оригинальностью и великолепием. Пол был покрыт
  
  ковром в красных и черный розах. В одном углу стоял диван, обитый
  
  атласной материей. У дивана стояла японская ширма, с вышитыми по
  
  черному атласу белыми аистами. Розовый фонарь, мягкий свет которого
  
  лил на ковер и гору подушек.
  
  Дмитрий взирал на Ирину. Она только что вернулась из соседней
  
  комнаты, откуда минуту назад слышелся плеск воды, доносился тонкий
  
  запах французских духов. Ирина была в черном кимоно, с обнаженными,
  
  еще не успевшими загореть руками. Волосы она причесала на манер
  
  японок и сейчас действительно напоминала чем-то женщин с Востока.
  
  В небольших ушах висели изумрудные подвески. Сияющие глаза не
  
  уступали им в блеске.
  
  Они пили холодное вино: с каждым бокалом Ирина становилась все
  
  оживленнее. Ее алые губы жаждали страстного поцелуя, грудь
  
  порывисто вздымалась. И каждый раз, когда ее рука тянулась к
  
  бокалу, Дмитрию казалось, что она хочет приласкать его. Они сидели
  
  на подушках, около столика, глядя друг на друга страстными и
  
  долгими взглядами.
  
  Вдруг Ирина потянулась, закинула руки за голову. Полы кимоно
  
  разошлись и Дмитрий увидел, что под роскошными одеждами не было
  
  другой одежды. Полные бедра Ирины были отведены в стороны, будто
  
  призывали Дмитрия, темневшее между ними углубление. Дмитрий
  
  осторожно провел по нему рукой, губами нашел ее губы и впился в
  
  них страстным поцелуем.
  
  Кимоно спало с ее шестнадцатилетнего, очаровательного тела и
  
  обнажило две белых, с розовыми сосками, груди. Дмитрий страстно
  
  всасывал поочередно соски грудей, после чего они набухали, как
  
  бутоны роз. Дмитрий все жарче целовал Ирину. Он брал в губы соски и
  
  целовал их, крепко сжимая. В этот момент словно ток пронмзал Ирину
  
  и ее тело. Потом она почувствовала, что сильные, но нежные руки
  
  развели в стороны ее бедра и горячий член Дмитрия начал медленно
  
  входить в приближающееся, увлажненное страстью отверстие. Ирина
  
  инстинктивно подалась вперед, плотно прижимаясь клитором к члену
  
  Дмитрия. А Дмитрий то отодвигался от нее, вынимая член и, лаская им
  
  нежные, покрытые нежными волосиками губы, то вновь вонзая промеж
  
  них до конца. Теперь Ирина не оставалась спокойной: она двигалась
  
  то вправо, то влево, забрасывая ему ноги на плечи, сжимая ими, как
  
  кольцами. Внезапно Ирина почувствовала, как огненная волна
  
  сладострастия, будто судорогой свела ее тело: член Дмитрия
  
  последний раз вонзился в нее и выпустил поток влаги.
  
  В истоме Ирина откинулась на подушки. Потом медленно
  
  повернулась на бок и потянулась к бокалу с вином. Но тут рука
  
  Дмитрия прошлась по ее животу, приблизилась к углублению между ног
  
  и легла между влажными губами: другая рука приподняла
  
  Ирину, заставив ее встать на колени. Член Дмитрия находился позади
  
  нее, плотно прижимаясь к стенкам отверстия. Он входил все глубже и
  
  глубже. Дмитрий обнимал руками ее живот и целовал ее полные
  
  ягодицы, вынимая на мгновение член из горячего влагалища и, проводя
  
  им по тугой раздвоенности заднего прохода. Нежно гладил он
  
  ладонями вспухшую грудь, которая зыбко качалась, беспомощно вися
  
  над ковром. Губы Дмитрия шептали страстные слова - бессвязные и
  
  непонятные сквозь стиснутые зубы. . . .
  
  Дмитрий остался у Ирины до утра.
  
  Был рассвет, когда Ирина проснулась. Она подошла к балкону и
  
  отбросила шелковую шторку. Первые лучи солнца заглянули в комнату
  
  и осветили спящего Дмитрия. Его член, во сне казалось, помнил о ней,
  
  Ирине. Ирина робко потянулась губами к его члену, она стала водить
  
  губами, языком по маленькому колечку вокруг его головки, слегка
  
  втягивая его в рот и отпуская его. Ирина ласкала тот член, который
  
  прошедшей ночью принес ей сладострастное наслаждение. Она
  
  опомнилась лишь тогда, когда ее рот наполнился горячей, остро
  
  пахнущей жидкостью, опьяняющей как вино. Дмитрий открыл глаза и
  
  протянул к ней руки. Она присела над Дмитрием на корточки. . . .
  
  Член вошел на столько глубоко, что Ирина почувствовала легкую
  
  боль. Она двигалась из стороны в сторону, но не приподнимаясь, чтобы
  
  не выпустить желанную добычу. Дмитрий притягивал ее за
  
  соски, опускал и снова ловил губами набухшую грудь. Виноградная
  
  гроздь упала из рук Ирины на плечо Дмитрия. Он прижал к себе Ирину
  
  и сок смочил ее грудь. Дмитрий стал пить с груди Ирины крупные
  
  каппли сока. Ирина встала и вышла в другую комнату. Дмитрий
  
  задремал под всплеск воды.
  
  На следующий день, за все лето впервые пошел дождь. Дождь
  
  застал Ирину и Дмитрия в горах и они поспешили укрыться в гроте,
  
  где пахло сырыми листьями и водой. Дмитрий гладил ее волосы,
  
  отбрасывал со лба непослушные пряди, нежно целовал ее ушко и
  
  ложбинку на груди. Вдруг раздались раскаты грома. Ирина прижалась к
  
  нему. Она целовала уголки его губ. Рука ее опускалась вниз, пока не
  
  наткнулась на твердый выступ. Ирини сжала его рукой и не хотела
  
  пускать. Дмитрий приподнял ее и посадил к себе на колени. Талия
  
  Дмитрия была узка, и Ирина обхватила ее ногами, прижалась к его
  
  груди, сжимая его своими пышными бедрами. Рот ее был приоткрыт и
  
  Дмитрий целовал Ирину, вводя свой язык в него. Она забавляясь,
  
  позволяла вводить член только при вспышке молнии. При этом ее
  
  глаза метали искорки, а Дмитрию все это: дождь, гром и она сама
  
  казались сказкой.
  
  Как-то в театре Дмитрий познакомил Ирину со своим другом -
  
  князем Владимиром. Он пригласил ее поужинать в ресторане, но Ирина
  
  следуя ранее намеченному плану, позвала их к себе. Ирина, как
  
  гостеприимная хозяйка, наполняла бокалы вновь и вновь. Все было
  
  хорошо. Все были чрезвычайно возбуждены, нетерпеливо ожидая чего-то
  
  необыкновенного.
  
  - Владимир, ты еще не видел моей японской комнаты, - как бы между
  
  прочим сказала Ирина.
  
  Димтрий взглянул на нее вопросительно-удивленным взглядом.
  
  - У меня там есть сакэ, не хотите ли попробовать?- обратилась она
  
  к мужчинам. Сакэ - японская водка, оказалась на самом деле приятной
  
  хотя и крепкой. Ирина выпила с Владимиром на брудершафт, затем
  
  целовалась поочередно то с Дмитрием, то с Владимиром.
  
  - Я хочу, чтобы вы оба целовали меня, - капризно надула свои губки
  
  Ирина.
  
  - А ну, покажите, кто из вас умеет целовать нежнее.
  
  Дмитрий склонился над Ириной. Он не стеснялся, а может хотел
  
  подчеркнуть право первого. Губы Дмитрия двигались все ниже и ниже
  
  по гладкой, покрытой мелкими волосами, коже живота до того
  
  места, где росли уже шелковистые вьюшиеся волосики. Владимир
  
  смотрел на холеное тело Ирины, то на то, как она вздрагивала под
  
  поцелуями его друга, и еле сдерживал себя. Разгоряченная ласками,
  
  Ирина потянулась к нему.
  
  - Идите же вы ко мне, - только произнесла она, соскользнув с дивана
  
  и увлекая мужчин на ковер за собой. Она лежала между ними
  
  подставляя свои чувствительные губы то одному, то другому. Их руки
  
  трепетно гладили ее бедра. Вскоре ей надоели невинные ласки. Ирина
  
  обхватила Владимира руками.
  
  - Прижмись ко мне покрепче, - говорили эти руки, и Владимир внемля
  
  этому призыву плотно прижался к ее тугому телу, вдавливая в него
  
  свой член, выпустивший мощную струю живительной влаги, которая
  
  завершала его страстный порыв. Ласки Владимира отвлекли ее от
  
  Дмитрия, она чувствовала, что берет его член нехотя, представляя и
  
  ему желанное удовольствие. Тогда она, то ли от желания
  
  удовлетворить страсть своего первого любовника, то ли стремясь
  
  испытать то, что еще не было испытано, начала целовать всего
  
  Дмитрия: грудь, руки, член. Она делала это страстно и зло, еле
  
  переводя дыхание. Губы ее едва касались Дмитрия. Она щекотала и
  
  возбуждала его. И когда она почувствовала, что Дмитрий близок к
  
  удовлетворению, схватила обе свои груди и протянула их мужчине. . .
  
  Член Дмитрия яростно проходил между грудьми, орошая их
  
  мутно-белыми слезами.
  
  Острота ощущений, любовь втроем настолько увлекли Ирину, что
  
  она воспылала страстью, не знающей границ. Завязав глаза себе
  
  шелковым платком, Ирина предложила сыграть в игру на угадывание:
  
  угадать, кто ее ласкает. Она смеялась запрокинув голову. Ирина не
  
  сомневалась, что узнает Дмитрия. Мужчинам показалось, что это
  
  предложение довольно оригинально.
  
  Вдруг Ирина почувствовала что-то огромное, горячее и толстое
  
  вошло в нее с такой силой, что она пошатнулась и опустилась ниже,
  
  но чьи-то руки подняли ее и повернули к себе. Она схватила руками
  
  поразивший ее член и снова ввела пульсирующее увлажненное
  
  отверстие, ноги повисли в воздухе, бедра, поддерживали руками
  
  Владимира, дышали силой женщины. В том, что это был Владимир, Ирина
  
  не сомневалась. Владимир понес ее по комнате и каждый раз, когда он
  
  опускал ее на огромный, сочный член, из груди Ирины вырывался стон
  
  наслаждения. Она ощущала, как он чего-то касался внутри ее тела и в
  
  эти мгновения по теле Ирины разгуливала жаркая волна
  
  сладострастия.
  
  - Я хочу вас обоих. . . - страстно шептала она, когда Владимир
  
  опустил ее на пушистый ковер. Ирина губами потянулась к Дмитрию
  
  - Ты тоже мой. Вы оба мои. . . . Я хочу вас! - шептала она, тяжело
  
  дыша, судорожно хватая ртом член Дмитрия.
  
  Ноги ее были раздвинуты. Свет, отбрасываемый розовой лампой,
  
  падал ей между ног. В ореоле темных блестящих волосков алело
  
  отверстие, а над ним шевелилось что-то на подобии маленького
  
  сосочка. Этот сосочек приковывал к себе взор Владимира. Он
  
  приблизился к нему и стал водить языком вверх вниз. Вдруг Ирина
  
  стала быстро двигать бедрами. Зрелище этого экстаза пробудило во
  
  Владимире настоящего мужчину. Он схватил двумя пальцами отверстие
  
  и стал его растягивать, пропуская в него свой член. . . .
  
  В изнеможении Ирина откинулась на подушки.
  
  - Мне жарко, - чуть слышно прошептала она. Владимир с Дмитрием
  
  отнесли ее в ванную, где весело смеясь и брызгая водой, они вместе
  
  выкупали ее. . . .
  
  Последний месяц на курорте прошел в угаре любви и страсти.
  
  Последняя ночь была повторением первой. А сегодня Ирина уезжала.
  
  Мужчины провожали ее. На вокзале Дмитрий отошел в сторону, а
  
  Владимир все смотрел на Ирину, взгляд ее звал. . . . Он быстро
  
  вскочил на ступеньки вагона и вбежал в купе. Руки Ирины обхватили
  
  его за шею и притянули к мягким покорным губам. Она повернула ключ
  
  в двери. Владимир схватил Ирину, его член на ощупь вонзился в нее
  
  с какой-то отчаянной яростью. Ей было в одно время и приятно и
  
  очень больно. Она впервые ощущала такое. Ее тело извивалось в руках
  
  этого темпераментного мужчины, торопясь в эти минуты отдать все до
  
  конца. Они легли на полку. Несколько раз Владимир пытался вытянуть
  
  свой разгоряченный член, но она не хотела отпускать его. Поезд
  
  тронулся, Владимир последний раз выпустил в нее мощную струю
  
  живительной влаги, оставив измученную, истерзанную, отдавшую всю
  
  себя Ирину, лежать в купе, бросился к выходу. Владимир спрыгнул на
  
  ходу и некоторое время бежал за поездом. Все было
  
  кончено. Кончилось это неправдоподобное счастье. Эту женщину он
  
  никогда не забудет. На горе или на радость встретил он ее?
  
  С. ЕСЕНИН
  
  ПЛЕМЯННИЦА
  
  Настоящая моя сестра, проживающая в столице, попросила однажды, чтобы
  
  я взял на некоторое время ее дочь Марту к себе на дачу отдохнуть. Марта
  
  была очаровательное существо, прекрасная девочка, великолепный ребенок.
  
  Объем груди ее достаточно велик и заставлял иногда трепетать мое сердце.
  
  Она была красива собой. Ее русые волосы вились на голове, нависая на плечи
  
  и голубые глаза. Марта была чрезвычайно смелой. При встрече со мной она
  
  награждала меня поцелуями, подтягивая меня, чтобы обнять за шею, легкими
  
  нежными руками. Я оставался равнодушным даже тогда, когда она стала моей
  
  жертвой. Она была большая любительница книг. Я часто замечал, что она
  
  долго находится в моей библиотеке. Особенно она увлекалась медициной. Зная
  
  это, я специально подложил анатомический словарь с картинками,
  
  бросающимися в глаза. На следующий день словарь исчез. Тогда я потерял ее
  
  из виду. От служанки я узнал, что Марта в своей комнате готовит уроки и не
  
  велит никого пускать к себе. Я тихонько поднялся наверх, бесшумно открыл
  
  дверь и увидел Марту. Она стояла у окна и держала словарь. Щеки ее горели
  
  лихорадочным огнем, а глаза блестели неестественным блеском. Она
  
  испугалась, и словарь упал к моим ногам. Я поднял словарь, упрекая за
  
  небрежность к книгам, и посадил ее на колени, прижав к себе.
  
  Спросил:
  
  - Марта, ты интересуешься анатомией?
  
  - Милый дядя, не сердись на меня.
  
  - Но, милая, что тебе больше нравится? - спросил я, опустив глаза.
  
  Она открыла книгу и, перелистав страницы, нашла картинку с мужским
  
  членом.
  
  - Вот, дядя.
  
  - Следовательно, ты интересуешься мужскими членами. Ну, это не беда.
  
  Я бы хотел тебе объяснить подробности его устройства.
  
  Но Марта сказала, что она имеет кое-какое представление об его
  
  устройстве. Тогда я взял книгу и открыл рисунок, начиная повествовательным
  
  голосом:
  
  - Это, моя дорогая, мужской член. Он оброс волосами. Это нижняя
  
  часть, называется шейкой. У мальчиков волосы появляются в четырнадцать
  
  лет, а у девочек немного раньше.
  
  И как бы между прочим спросил:
  
  - А ты, Марта, имеешь там волосы?
  
  - Ах, дядя, еще бы...
  
  - Милая Марта, дашь мне их потрогать?
  
  С этими словами я быстро засунул руку под ее платье и в следующий миг
  
  пальцы коснулись молодого пушка, выросшего на пышных губках молодого
  
  органа. От щекотания пальцев "он" становился упругим, а Марта становилась
  
  неподвижной, словно в ожидании чего-то большого и важного. Ее голубые
  
  глаза как-то странно смотрели на меня. Она расширила ноги так, что мои
  
  пальцы ощущали всю прелесть ее, еще никем не тронутую.
  
  - Ах, дядя, меня еще никто так не трогал... Как это странно... Дядя,
  
  рассказывай мне все по порядку и подробно о члене, - сказала моя ученица
  
  после некоторого молчания.
  
  Я продолжал объяснения. Расстегнув брюки, я вытащил свой возбужденный
  
  член во всей его красе перед изумленными глазами девочки.
  
  - Ах, дядя, - сказала она, - но у тебя совсем другой член, чем на
  
  картинке, какой длинный и толстый, он стоит как свеча.
  
  - Это зависит от возбуждения, - сказал я, - обычно он вялый, но когда
  
  я тебя взял на колени, я почувствовал близость твоего органа, он
  
  возбудился и стал другим. Когда я коснулся твоего члена, ты почувствовала
  
  возбуждение, не правда ли?
  
  - Ах, дядя, совершенно верно, со мной это было. Но, дядя, зачем вы,
  
  мужчины, имеете такую вещь, а мы нет?
  
  - Это для того, чтобы иметь сношения, - сказал я.
  
  - Ах, дядя, что это? Я не смекнула. Расскажи, пожалуйста, мне, как
  
  это делается. Правда ли, что от этого можно заиметь ребенка?
  
  - Сношения, Марта, происходят совершенно просто. Мы, мужчины,
  
  раздражаем вам своим членом половой орган. Наносим вам раздражение, и, в
  
  свою очередь, после этого зарождается ребенок под действием семени. Но
  
  если член двигать осторожно, то можно избежать ребенка, поэтому сношения
  
  бывают для того, чтобы получить удовольствие.
  
  Во время этого монолога девочка стала оживленней. Щеки ее горели как
  
  огонь. Член пылал, как ее щеки. Правая рука обвила мой член. Ее половой
  
  орган постоянно касался моих пальцев и постепенно расширялся, так что мой
  
  палец скользнул по поверхности губок без боли для девочки, углубляясь в
  
  нее, и ее горячие движения приостановились. Плавно и тихо ее голова
  
  опустилась ко мне на грудь, и она заговорила:
  
  - Ах, дядя, как это приятно... Дядя, ты мне говорил о семени...
  
  - Семя здесь, - сказал я и показал на яйцевой мешочек. - Оттуда по
  
  каналу члена семя поступает наружу в сопровождении сильного возбуждения,
  
  доставляя приятное наслаждение. Сначала нужно довести член до возбуждения.
  
  Это нужно сделать так: ты обхвати мой член правой рукой так, чтобы кожа
  
  терла головку члена. Вот так, только энергичней, сейчас появится...
  
  После нескольких энергичных скачков ей брызнуло на руку и на платье,
  
  так что девушка отшатнулась в испуге и выпустила разгоряченный член из
  
  рук. - Но, дядя, это какая-то жидкость...
  
  - Нет, Марта, это и есть семя, из которого зарождается ребенок, если
  
  оно попадет вам, женщинам, во влагалище во время полового сношения.
  
  - Дядя, как это странно, - сказала она, - но ты сказал, что половое
  
  сношение употребляется не только для того, чтобы получить ребенка?
  
  - Верно, дорогая, оно употребляется, чтобы получить удовольствие.
  
  - Как это можно сделать, милый дядя? Я полагаю, будет сильно больно,
  
  если такой длинный член будет всовываться в мое влагалище.
  
  - Первый раз чуть-чуть, а затем несколько движений взад и вперед, и
  
  для женщины наступает минута полового наслаждения.
  
  - Это можно нам сделать, дядя?
  
  - Я недавно щекотал твой орган, тебе было приятно, а теперь давай я
  
  сделаю так, чтобы тебе было еще приятней.
  
  Я отвел ее к кушетке, перехватил правой рукой ее талию, а левой
  
  взялся за спину, прижал ее к себе, поцеловал, потом нежно положил ее на
  
  кушетку, поднял ее платье, нажал на грудь, которая была белой и упругой и
  
  затрепетала при поцелуе. Я взял в рот нежный сосок груди и, нежно засосав,
  
  отпустил. Сладко вздыхая, она обхватила мою шею руками. В это время я
  
  неторопливо раздвигал ей ноги. Потом я вытащил свой член и вложил его в
  
  горячую руку Марты. Она крепко обхватила его, моя рука скользнула под
  
  рубашку, стараясь нащупать заветное влагалище. Сильное возбуждение прошло
  
  по моему телу, я не мог больше ни секунды ждать, во мне все играло, когда
  
  я коснулся нежных губок ее органов. Я поднял рубашку, и перед моими
  
  глазами стала картина, созданная самой природой: красивый гребешок между
  
  двух губок образовывал маленькую коронку, из-под которой виднелся
  
  маленький язычок. Марта, вздрагивая, лежала на кушетке. Ее руки были
  
  сильно стиснуты, тело ее дрожало, чуть-чуть вздрагивая, высоко поднималась
  
  ее грудь, судорожно вздрагивали ее ноги. Я опустился на колени. Марта была
  
  не в силах что-либо произнести и чуть слышно шептала: "О, боже мой, я не в
  
  силах больше терпеть!" От страшного возбуждения она впала в беспамятство,
  
  и из открытого влагалища потекло по ее белым бедрам на рубашку, образуя на
  
  ней белые пятна. Я, будучи не в силах сдерживать своих чувств, решил
  
  погрузить свой член в ее влагалище, но силы мои иссякли, и едва я коснулся
  
  ее расширенного влагалища, как мой член выпустил струю белой жидкости и
  
  облил ее ноги.
  
  Мы долго лежали, прижавшись друг к другу, и мне стало жаль, что я не
  
  удовлетворил ее страстного желания. Наконец, она поднялась, оделась,
  
  поправила свои волосы, еще раз обняла мою шею руками и прошептала: "О,
  
  милый дядя, как все хорошо!" В это время мне показалось, что Марта не
  
  девочка, а вполне зрелая женщина.
  
  Спустя несколько дней я должен был ехать в одно отдаленное местечко.
  
  Я избрал закрытый экипаж и пригласил с собой Марту. Она охотно
  
  согласилась. В экипаже мы продолжали свой разговор. За эти дни мне
  
  показалось, что Марта стала еще более страстной и прекрасной. Грудь ее
  
  вольно дышала, поднимаясь при вздохе. Мы продолжали разговор, но
  
  наслаждения не было видно. Вскоре мы начали трогать и щекотать наши члены.
  
  Так как мы должны были ехать домой, я решил вернуть племяннице счастье и
  
  любовь. Я попросил Марту встать и повыше поднять платье так, чтобы не
  
  мешало, а так как она была без трико, я увидел ее орган. Наслаждался ее
  
  великолепием, широко раздвинув ноги. Я посадил ее выше колен и положил ее
  
  ноги на противоположное сидение экипажа. Она сидела на моих ногах как в
  
  седле. Не теряя времени даром, я попросил ее расстегнуть мои брюки и
  
  вытащить мой член. Застеснявшись, она опустила мои брюки выше колен, затем
  
  сильно обхватила мой член и вплотную приблизилась к нему. От волнения,
  
  охватившего ее, она еле слышно прошептала:
  
  - Милый дядя, как я боюсь, что мне будет больно.
  
  В это время я почувствовал мощь ее тела и не выдержал, притянул ее к
  
  себе и пальцами расширил ее влагалище, опустив руки на талию, я стал
  
  причинять ей боль. Марта, переведя дыхание, сказала:
  
  - Как это все приятно...
  
  Когда я почувствовал, что Марта начала ерзать на моих коленях, я
  
  спросил ее:
  
  - Хочешь ли ты, Марта, чтобы я всунул член дальше?
  
  - Я хотела бы, дядюшка, но я боюсь, что будет больно...
  
  - Это не будет больно, - сказал я, - если будет больно, то я сразу
  
  вытащу и перестану, - с этими словами я стал дальше всовывать член,
  
  головка стала медленно погружаться, обоим стало приятно. Я почувствовал,
  
  что мой член наткнулся на нежную девичью пленку.
  
  - Ой, дядюшка, больно, - прошептала она, - глубоко не надо, оставь
  
  как есть.
  
  Она сидела на мне и только кончики ног касались экипажа. Я сильней
  
  прижал ее к себе, взял за нежную грудь. Сильно качнувшись, колесо экипажа
  
  попало в яму, и он сильно наклонился. Марта, потеряв точку опоры, с легким
  
  криком плотно насела на мой член, который с молниеносной быстротой
  
  разорвал девичью пленку. Марта хотела вскочить, но новые толчки все
  
  сильнее подбрасывали экипаж. Она все сильней опускалась на мой член, я
  
  упорно помогал ей прижаться ко мне. Она полностью была моей. Я вновь взял
  
  ее за грудь и наслаждался чувством, которое дано природой. Легкое
  
  покачивание помогло нам и дело пошло на лад, член мой скользил по
  
  внутренним стенкам ее органов, она то прижималась ко мне, то
  
  отталкивалась. Целый час мы находились в таком состоянии. От сильных
  
  раздражений наших органов я несколько раз спускал. Марта, возбужденная до
  
  предела, горела как огонь.
  
  По приезду к месту нашей поездки я был занят по служебным делам.
  
  Марта, находившаяся в экипаже, была в прекрасном наслаждении.
  
  Подкрепившись, мы отправились в обратный путь. Едва экипаж тронулся, Марта
  
  обняла меня руками, с легкой улыбкой опустилась на мой член. В ее глазах
  
  ясно читалось выражение начатого, но не
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Третья. ЕХИДНА.
  
  История Четвертая. ЦЕРБЕР.
  
  История Шестая. ЦИРЦЕЯ.
  
  История Восьмая. САЛАМАНДРЫ.
  
  История Девятая. ГОРГОНЫ.
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Третья. ЕХИДНА.
  
  (рассказ беременной блондинки)
  
  Дайна была очень скромной девушкой. Скромной, робкой и необщительной,
  
  не смотря на свою яркую внешность. А она была не просто красива, а очень
  
  красива: высокая натуральная блондинка с необыкновенными завораживающими
  
  глазами. Но при всем при этом у нее не было ни друзей, ни подруг.
  
  Не то чтобы она была такая надменная и гордая, что никого к себе не
  
  подпускала и отклоняла все попытки знакомства с ней противоположного по-
  
  ла, вовсе нет. Это было невероятно, но таких попыток было совсем немно-
  
  го. По какой-то непонятной причине парни предпочитали ей других, менее
  
  красивых и совсем некрасивых девушек. Возможно, что-то было в Дайне та-
  
  кое, что отпугивало от нее мужчин. Достаточно было ей взглянуть своим
  
  необычным неземным взглядом в глаза начинающему кавалеру, как он неожи-
  
  данно чего-то пугался, скисал и пытался поскорее улизнуть. Даже между
  
  собой парни никогда не обсуждали Дайну, ее имя в подобных разговорах бы-
  
  ло как бы табу, но не по договоренности, а совершенно подсознательно у
  
  каждого из них в отдельности.
  
  Впрочем, все же несколько парней было в ее жизни. Что-то неуловимое
  
  тянуло их к Дайне. Была даже близость. Но всех их по какой-то причине
  
  преследовал злой рок. Один сошел с ума, второй бесследно исчез, третий
  
  покончил с собой, четвертый попал в автомобильную аварию так, что нечего
  
  было хоронить, обезображенный труп пятого нашли в лесу, считали, что это
  
  поработал маньяк.
  
  Так что Дайна была абсолютно одинока. Она сама не понимала, почему
  
  парни избегают ее, у нее сформировался комплекс неполноценности, поэтому
  
  она была очень замкнутой и необщительной.
  
  И тут появился он. Это был новичок в студенческой группе, робкий юно-
  
  ша, среднего роста, среднего телосложения с темными короткими волосами.
  
  Когда он в первый раз вошел в аудиторию, первым, что он увидел, были
  
  глаза Дайны. Она сидела одна, ей было тоскливо и скучно, так подумал он.
  
  Он сразу подошел к ней и сел рядом.
  
  - Можно? - тихим голосом спросил он.
  
  - Да, конечно. Меня зовут Дайна.
  
  - А меня - Александр, можно просто Экки.
  
  - Экки? - переспросила Дайна и улыбнулась.
  
  Так начался их роман. Экки был очень нерешительным, прошло достаточно
  
  много времени прежде, чем он попытался хоть как-то выразить свои
  
  чувства, а о свидании он пока боялся даже заикнуться. Поэтому первой
  
  пошла в наступление сама Дайна. Она пригласила его на свидание. Экки был
  
  на седьмом небе. Вечером они встретились в заброшенном городском парке.
  
  - Сядем на скамейку? - предложил Экки.
  
  - Мы будем делать ЭТО на скамейке? - улыбнулась Дайна.
  
  - Что делать? - спросил Экки и тут же осекся, поняв, что сказал глу-
  
  пость.
  
  - Пойдем! - скомандовала Дайна и потянула его за руку.
  
  - Куда?
  
  - Здесь есть один дом, где никто не живет. Там нам никто не помешает.
  
  - Этот дом совсем ничей?
  
  - Считай, что он - мой!
  
  Вскоре они были у этого загадочного дома. Это было небольшое старое
  
  двухэтажное здание в колониальном стиле, впрочем довольно крепкое, не
  
  похожее на развалюху. Дайна провела Экки вовнутрь. Здесь были обшарпан-
  
  ные стены, какие-то старые вещи, немного мебели. Дайна потащила Экки за
  
  руку вниз за собой по подвальной лестнице.
  
  - Иди за мной! - скомандовала она.
  
  - В подвал?
  
  - Ты боишься? Кого? Меня или крыс?
  
  - Ничего я не боюсь!
  
  И вот они уже в подвале. Здесь было полутемно. Дайна подвела Экки к
  
  стене и приказала ему: "Раздевайся!" И он послушно повиновался ей. Затем
  
  Дайна взяла его руку в свою, подняла ее и на запястье Экки что-то щелк-
  
  нуло. Сначала он ничего не понял, пока Дайна быстренько не защелкнула
  
  его вторую руку. Затем она включила свет. Экки был прикован к стене дву-
  
  мя наручниками, как раб, а Дайна стояла рядом и в глазах ее был какой-то
  
  демонический огонь и страсть. Она скинула с себя серый плащ и оказалась
  
  одетой в обтягивающий костюм из зеленовато-черной кожи с рисунком в виде
  
  чешуек. У пояса у нее был кнут, она выхватила его и хлестнула Экки по
  
  обнаженному телу. Он застонал, но промолчал, он не знал, что ему следует
  
  кричать или говорить. "Что ты делаешь?!" или "Ты сошла с ума!" было как-
  
  то глупо. Между тем последовали второй, третий, четвертый удар, оставляя
  
  красные полосы на коже юноши. Но кроме боли в нем зарождалось еще ка-
  
  кое-то неизведанное чувство, заставляющее его беспрекословно подчиняться
  
  этим прекрасным и жутким глазам Дайны и ее воле. После еще нескольких
  
  ударов Дайна неожиданно отшвырнула от себя кнут и бросилась к Экки, впи-
  
  лась губами в его губы, страстно обняла, вонзив свои острые ногти в его
  
  кожу, начала целовать на его теле следы недавних пыток. Затем она осво-
  
  бодила его от наручников и потащила за руку в другой угол, где лежал
  
  матрас, швырнула Экки туда и набросилась сверху, обнимая, целуя и поку-
  
  сывая его тело. А Экки ... Экки стонал, стонал не от боли, а от наслаж-
  
  дения, которое ни разу в жизни еще не испытывал. И вот настал момент
  
  когда их тела соприкоснулись и слились воедино. А когда все закончилось,
  
  Дайна встала, одела свой плащ и, не сказав ни слова, ушла, оставив Экки
  
  лежать на матрасе в полубессознательном состоянии. Некоторое время он
  
  просто лежал, глядя на луну в окошке под потолком, потом сел, поглаживая
  
  ноющие раны, затем встал и медленно оделся, выключил свет и ушел домой.
  
  А на следующий день снова сидел рядом с Дайной, слушая лекцию. Про-
  
  фессор рассказывал о средневековых бестиариях, описаниях обычных, экзо-
  
  тических или фантастических существ, в которых верили тогда. Он поведал
  
  про феникса, возрождающегося из собственного пепла, про единорога, кото-
  
  рого ловят , используя в качестве приманки невинность прекрасной девуш-
  
  ки, про каладриуса, исцеляющего от болезней, про аспида, которого можно
  
  очаровать пением, и он, зная об этом, прижимает ухо к земле, про сала-
  
  мандру, живущую в огне, про василиска, царя змей, рождающегося из яйца,
  
  снесенного черным петухом, про сирен и драконов. Все его рассказы сопро-
  
  вождались слайдами, высвеченными на экране. Когда Экки впервые с начала
  
  лекции осмелился взглянуть в лицо Дайны, профессор говорил о Ехидне.
  
  - Не стоит путать ее с современной ехидной, безобидным милым
  
  зверьком, австралийской родственницей утконоса. А также не следует пу-
  
  тать ее с древнегреческой Эхидной, матерью Химеры, Сфинкса, Гидры и Цер-
  
  бера. Средневековая ехидна ни имеет ничего общего ни с той, ни с другой,
  
  кроме названия. Это нечто совсем другое. Примечательной особенностью
  
  этого существа является то, что самка во время совокупления отгрызает
  
  голову самцу. А затем ее детеныши рождаются, выгрызая живот своей мате-
  
  ри. Иногда тоже самое свойство в средние века приписывали гадюкам, пос-
  
  кольку это живородящие змеи. Скорее всего, под ехидной тогда и подразу-
  
  мевали гадюк, хотя здесь она изображена с ушками и лапками, но такова
  
  была манера изображения животных в то время. Вот, например, изображения
  
  кита ...
  
  Экки не слушал лекцию. Он смотрел в глаза Дайны. А она смотрела нем-
  
  ного в сторону и молчала, едва заметно и загадочно улыбаясь.
  
  - Я чувствую, какое зло исходит от тебя, - прошептал Экки, отвернув-
  
  шись, - Но я не могу противостоять той силе, которая влечет меня к тебе,
  
  как кролика в пасть удава.
  
  - Ты придешь сегодня на прежнее место? - спросила его Дайна, нако-
  
  нец-то нарушив молчание и внимательно заглядывая в его лицо с какимто
  
  вызовом.
  
  - Да, - тихо ответил Экки.
  
  И он пришел. И все повторилось, все было как вчера. Только на это раз
  
  он сам подставил свои запястья для наручников.
  
  Так шли дни, так проходили ночи, но вот однажды утром перед занятиями
  
  Экки встретил оживленную и обеспокоенную толпу своих сокурсников.
  
  - Что случилось? - спросил он.
  
  - Нашли тело Юджина. Ах да, ты же его не знаешь, он пропал несколько
  
  месяцев назад.
  
  - И что с ним ...
  
  - Говорят, что его чуть ли не разорвали на куски. Какой-то маньяк или
  
  бешеные собаки, полиции это еще неизвестно. Кстати, Дайна хорошо его
  
  знала, когда-то они были дружны.
  
  - Дайна? - Экки в задумчивости пошел прочь.
  
  Он заглянул в тренажерный зал, где Дайна обычно качала свои мышцы.
  
  Да, она была здесь, она не видела его, сосредоточенно работая руками.
  
  Несмотря на ее внешнюю хрупкость, под одеждой у нее были довольно креп-
  
  кие бицепсы. Экки закрыл дверь.
  
  Он долго думал, прежде, чем придти на очередное свидание. Но он все
  
  же пришел, как будто какая-то таинственная сила звала его. Он не мог не
  
  придти.
  
  Все началось как обычно. Но Дайна была сегодня какая-то особенная,
  
  она не стала утруждать свой кнут. Теперь ее поцелуи были нежны, прикос-
  
  новения легки, бархатные ладони бережно скользили по телу юноши, белоку-
  
  рые шелковые волосы приятно щекотали кожу.
  
  И Экки застонал от наслаждения этой бездной нежности, этими легкими
  
  прикосновениями губ, ладоней и волос Дайны, и близость их началась прямо
  
  здесь, у стены, к которой он все еще был прикован наручниками. И ничто,
  
  ни затекшие руки, ни холод этой шершавой стены, ни предчувствие страшной
  
  развязки , не смогли заглушить в нем его необыкновенной, пылающей и ис-
  
  пепеляющей разум страсти. А когда Дайна потянулась к его шее и слегка
  
  надкусила ее, обхватив его голову руками, он лишь тихо прошептал: "Да",
  
  уже зная, что его ждет. Раздался хруст шейного позвонка.
  
  Обезглавленный труп Экки нашли только через несколько недель. И поли-
  
  ция снова начала поиски опасного маньяка.
  
  А Дайна снова осталась одна. Ее мучила смертельная тоска. Она стала
  
  ходить на курсы живописи. Когда она смотрела на обнаженного натурщика,
  
  ее воображение рисовало на его теле следы от ударов, а кисть невольно
  
  повторяла эти линии. Когда Дайна немного опомнилась и внимательно взгля-
  
  нула на свой рисунок, она ужасно перепугалась, не увидел ли это кто-ни-
  
  будь еще, и начала осторожно озираться по сторонам. Внезапно натурщику
  
  стало плохо и он упал в обморок. Все бросились к нему, а Дайна, вос-
  
  пользовавшись моментом, разорвала свой рисунок в клочья.
  
  В последующие дни ей не здоровилось. Она побывала у врача и ушла от
  
  него в полном смятении. Диагноз был очень прост и ужасен для Дайны - она
  
  была беременна.
  
  Это было как приговор, но на прерывание она пойти не могла, хотя и
  
  хотела. И никакие не совесть и не сострадание, а некий странный инс-
  
  тинкт, неведомая сила, более могущественная, чем все ее мысли, чувства и
  
  желания, вместе взятые, мешала ей осуществить это, в общем-то достаточно
  
  простое для ее разума и души, решение - просто избавиться от ребенка.
  
  Нет, это было сильнее ее, и Дайне пришлось смириться со своей участью.
  
  Была ночь. Дайна медленно шла по темной улице, спотыкаясь и хватаясь
  
  за любую опору. Ее мучили сильные боли в животе, который, как ей каза-
  
  лось, рос на глазах. Еще несколько десятков шагов и она уже не могла ид-
  
  ти дальше. Она осела прямо на тротуар, а потом безвольно легла на спину.
  
  Сначала она стонала и выла, а потом затихла, глаза ее остекленели, из
  
  рта побежала струйка темной крови. Из ее живота вдруг начало выбирать на
  
  волю какое-то существо. Это была девушка, точная копия самой Дайны. Она
  
  вышла из плоти Дайны, распрямила плечи, потом склонилась и протянула ру-
  
  ку еще кому-то, кто шел вслед за ней. Это был юноша, похожий на Экки.
  
  Взявшись за руки, они пошли в сторону заброшенного дома.
  
  Дайна вскрикнула и проснулась в холодном поту. Это был всего лишь
  
  сон, кошмарный сон.
  
  Дайна с трудом оделась, выпила кофе и пошла на занятия. Проходя мимо
  
  парка, она вдруг почувствовала толчок, идущий изнутри. Дайна схватилась
  
  за живот и села на скамейку, тоскливо глядя на светло-серое небо. По ее
  
  лице текли слезы. Последовал еще один толчок. Это будущая дочь рвалась
  
  на волю. Потом все затихло. Дайна встала и медленно пошла дальше.
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Четвертая. ЦЕРБЕР.
  
  (рассказ бледного седого господина)
  
  Орвелл Фергюсон склонился над ухом своей возлюбленной и тихо прошеп-
  
  тал: "Я люблю тебя". Но она ничего не ответила, продолжая лежать с зак-
  
  рытыми глазами. Казалось, что она крепко спала. Девушка была прекрасна.
  
  Он полюбил ее с первого взгляда.
  
  - Как жаль, что мы так поздно встретились, - сказал Орвелл, - Завтра,
  
  наверное, ты покинешь меня , уйдешь навсегда.
  
  Девушка продолжала молчать. Она была мертва. Она лежала на столе в
  
  одном из помещений городского морга. Орвелл был патологоанатомом. Нет,
  
  он не был некрофилом и до сегодняшнего дня не испытывал никаких теплых
  
  чувств к холодным телам. Но светлый лик той, что он видел сейчас перед
  
  собой, поражал его воображение. Это было какое-то наваждение, похожее на
  
  первую юношескую любовь. А Орвеллу было уже далеко за сорок, но никогда
  
  еще, даже в юности, он не испытывал такого чувства, это было с ним в
  
  первый раз. И ,возможно, если бы он встретил ее вчера, когда она была
  
  еще жива и здорова, он влюбился бы точно также , но так случилось, что
  
  встретил он ее только сегодня и она была мертва. А это значит, что у Ор-
  
  велла не было никакой надежды на взаимность, оставалось только забыть,
  
  забыть навсегда. А она была спокойна и даже надменна. Она и умерла спо-
  
  койно и надменно, засыпая от снотворного.
  
  Орвелл застегнул молнию на черном мешке, закрыв прекрасное лицо люби-
  
  мой девушки.
  
  - Прощай, - сказал он и вышел из кабинета, остановившись на мгновение
  
  в задумчивости в дверях.
  
  Тело вскоре забрали родственники.
  
  Рабочий день Орвелла подошел к концу. Он устало оделся и вышел на
  
  улицу. Было очень пасмурно, тяжелые серые тучи заволокли небо. Затем
  
  поднялся жуткий пронзительный холодный ветер и пошел дождь вперемешку с
  
  градом. Орвелл шел навстречу ветру , у него замерзли руки, он весь дро-
  
  жал от холода. Людей на улице не было, все они попрятались от разбуше-
  
  вавшейся стихии. Невдалеке Орвелл заметил какую-то темную фигуру, похоже
  
  женскую, в черном плаще с капюшоном. У ног ее неуклюже перебирал кривыми
  
  лапками белый бультерьер. Неожиданно темная фигура исчезла, свернув ку-
  
  да-то за угол, и ветер немного стих, как будто таинственная особа увела
  
  его за собой. А белая собака остановилась у угла, посмотрела ей вслед, а
  
  потом вдруг подбежала к Орвеллу и села, уставившись на него. От этого
  
  пристального взгляда повеяло чем-то леденящим, и у Орвелла, который и
  
  так замерз до костей, похолодело все изнутри, еще сильней, чем снаружи.
  
  И вовсе не потому, что он недолюбливал бультерьеров, не носящих наморд-
  
  ники, а потому что животное смотрело ему прямо в глаза, как будто стара-
  
  ясь прочесть или угадать какие-то мысли. Это продолжалось недолго, соба-
  
  ка вдруг встрепенулась и побежала в ту сторону, куда последовала темная
  
  фигура. Когда бультерьер исчез за поворотом, ветер неожиданно стих сов-
  
  сем, кончился дождь с градом. Но небо оставалось свинцово-серым.
  
  Орвелл пришел домой и сразу же лег в кровать, но ему не спалось. Лицо
  
  той самой девушки вставало перед ним всякий раз, как он закрывал глаза,
  
  и муки эти были невыносимы. Орвелл встал и вышел на балкон, чтобы вдох-
  
  нуть немного свежего воздуха. Он взглянул вниз и увидел во дворе дома
  
  что-то белое и, кажется, живое, одел очки, вгляделся пристальнее и узнал
  
  белого пса, который также пристально смотрел в его сторону. Похоже, он
  
  был здесь уже давно. Орвеллу снова стало не по себе. Но он, конечно,
  
  сразу же отверг мысленно всякую мистику и попытался найти разумное
  
  объяснение такому странному поведению пса. Возможно, у собаки нет хозяи-
  
  на и, как это бывает, она наметила себе кого-то, кто ей приглянулся, и
  
  пошла за ним по пятам. Орвелл зашел на кухню, пошарил в холодильнике,
  
  нашел кусок колбасы, вернулся на балкон и бросил этот кусок собаке. Но
  
  бультерьер никак не отреагировал на столь щедрый жест, даже не повернул
  
  голову. Орвелл снова бросился к холодильнику за очередным съестным при-
  
  пасом , но когда вернулся, собаки уже не было. А кусок колбасы утащила
  
  соседская кошка.
  
  На следующий день, ближе к вечеру, Орвелл решил инкогнито посетить
  
  похороны той девушки, случайно узнав время и место ее погребения. Он
  
  сделал вид, что навещает соседнюю могилу, а сам стоял поблизости и смот-
  
  рел, как родственники целуют на прощание губы его прекрасной незнакомки,
  
  его неразделенной любви, видел ее пленительный и спокойный профиль, пока
  
  над ней не закрылась крышка гроба. Орвелл не стал ждать конца погребе-
  
  ния, это было ни к чему.
  
  Он медленно пошел прочь и вдруг заметил невдалеке вновь ту же темную
  
  фигуру в плаще и того же белого бультерьера, который оглянулся и посмот-
  
  рел на Орвелла так, как будто приглашал незаметно следовать за ним. И
  
  вновь холодный леденящий ветер повеял от этой таинственной парочки. На-
  
  чался дождь, настоящий ливень, а Орвелл упрямо, сам не зная почему, по-
  
  коряясь какому-то таинственному зову, шел за темной фигурой, ведомой
  
  странным вещим псом, соблюдая на всякий случай достаточно большую дис-
  
  танцию. Наконец пара остановилась возле одного дома, и особа в темном
  
  плаще вошла вовнутрь. Дом сразу показался ему знакомым. Да, именно здесь
  
  жил его старый друг Фабиан Юстас, которого когда-то в молодости, в сту-
  
  денческие годы в шутку называли "доктор Фауст" за увлечение мистикой и
  
  оккультизмом, теперь это был уже университетский профессор с солидными
  
  научными работами. На первом этаже зажегся свет. Сквозь полупрозрачные
  
  шторы все было довольно хорошо видно. Орвелл спрятался за дерево и , за-
  
  таив дыхание, внимательно следил за окном. В комнату кто-то вошел. Ор-
  
  велл сразу узнал своего знакомого профессора. А рядом стояла таинствен-
  
  ная особа, она сбросила свой плащ, и Орвелл чуть не вскрикнул на всю
  
  улицу, но крик застрял у него где-то внутри, как будто сгустился от ужа-
  
  са до состояния снежного комка. Орвелл узнал ее. Это была Грета, жена
  
  Юстаса. Но год назад она умерла.
  
  Орвелл тут же вспомнил, как Юстас был безутешен все это время после
  
  смерти жены, как он долго не мог придти в себя, с какими пустыми глазами
  
  он ходил к себе в университет на лекции, но в последнее время заметно
  
  оживился и стал каким-то возбужденным и даже по-своему веселым. А в чем
  
  была причина такой резкой перемены, Орвелл догадался сейчас, с ужасом
  
  следя за странной влюбленной парочкой. Он видел, как Юстас и Грета обня-
  
  лись и пошли в другую комнату, спальню, как предположил Орвелл. Он прос-
  
  тоял в ожидании около часа, боясь пошевелиться, пока дверь в доме не
  
  открылась, и Грета в сопровождении пса не ушла. Собака повернула голову
  
  в сторону на смерть напуганного патологоанатома и многозначительно пос-
  
  мотрела на него.
  
  На следующий день Орвелл попытался найти Юстаса, сделав вид, что
  
  встретил его случайно. Тот был довольно бодр и весел, как будто начал
  
  новую жизнь. И в его внешности не было ничего ненормального или странно-
  
  го, разве что несвойственное ему слишком хорошее расположение духа.
  
  А вечером Орвелл вновь посетил кладбище и нашел могилу Греты, чтобы
  
  убедиться, что ничего не напутал и не записал Грету в покойники по рас-
  
  сеянности. Нет, это была она, ее имя и обе даты: рождения и смерти. А
  
  совсем недалеко была могила той самой девушки. Ее звали Дикси. Орвелл
  
  долго стоял в задумчивости, он все время переводил взгляд то на могилу
  
  Греты, то на могилу Дикси. Заметив приближающихся людей, он поспешно
  
  ушел.
  
  В морг на опознание трупа одного очень красивого молодого человека
  
  пришла его вдова. Она вела с собой на поводке пегого тигрового
  
  бультерьера.
  
  - Сюда нельзя с собакой! - сказали ей строго, - Тем более с такой!
  
  - Он ничего не сделает. Даю вам слово. Это НЕОБЫКНОВЕННО умная соба-
  
  ка.
  
  Ее пропустили. Молодая вдова взглянула на тело. Орвелл не заметил на
  
  ее лице никаких следов скорби. Она была абсолютно спокойна.
  
  А через некоторое время Орвелл вновь увидел на улице того же тигрово-
  
  го бультерьера. Но рядом с ним была не вдова, а человек, укутанный в
  
  просторный серый плащ. Судя по походке это был мужчина.
  
  - Так! Вот так новости! Еще одна странная парочка! - подумал про себя
  
  Орвелл и решил проследить за ними.
  
  Мужчина и собака пришли в какой-то дом на окраине города, а Орвелл
  
  подкрался к окну. Он увидел вчерашнюю вдову и человека в плаще, который
  
  тут же сбросил с себя одеяние, под которым оказался абсолютно обнажен-
  
  ным. И в этой красивой мускулистой фигуре с цветными татуировками на
  
  плечах и бедрах Орвелл без труда узнал ее покойного мужа, тело которого
  
  собственоручно препарировал. Но теперь он был уже не так удивлен, как в
  
  прошлый раз, хотя гусиная кожа все же проступила на его руках. И тут же
  
  наткнулся на любопытные глаза тигрового бультерьера, сидящего на пороге
  
  дома.
  
  - Привет, маленький сводник! А где твой братик? - спросил его Орвелл
  
  неожиданно для самого себя. И ему показалось, что собака ему понимающе
  
  кивнула.
  
  Он вернулся домой. Он стоял в темной комнате, не зажигая света, и
  
  смотрел на капли дождя на окне. Мысли его путались. И тут он услышал ти-
  
  хий стук в дверь. Орвелл вздрогнул, сердце его учащенно забилось. Мед-
  
  ленно он подошел к двери, открыл ее и отпрянул назад. На пороге сидел
  
  белый бультерьер, а рядом с ним стояла девушка в плаще с капюшоном, на-
  
  кинутым так, что не было видно лица. Минуту она стояла, опустив голову,
  
  были видны только подбородок и губы. Орвелл сам первый решил подойти к
  
  ней и дрожащей рукой откинул капюшон. Это была Дикси.
  
  - Любовь моя, - прошептал Орвелл и крепко обнял девушку, прижав рукой
  
  ее голову к своей груди.
  
  В ту же ночь Юстас сидел у себя в кабинете над какой-то рукописью,
  
  иногда он вдруг резко вставал и подходил к окну. Он ждал Грету. Услышав
  
  стук в дверь , он тут же бросился открывать. На пороге сидел знакомый
  
  ему пес-проводник , в пасти он держал листок бумаги. Греты рядом не бы-
  
  ло. Юстас взял листок из пасти пса, и тот поспешно исчез. Развернув и
  
  прочитав послание, Юстас побледнел и с трудом, очень медленно, пошел в
  
  свой кабинет, держась за сердце. В комнате, у камина мелькнула чья-то
  
  тень. На мгновение Юстасу показалось, что это огромный черный пес с го-
  
  рящими красными глазами смотрит на него, разинув пасть и высунув язык.
  
  Потом была резкая боль в сердце, помутнение в глазах, и Юстас рухнул на
  
  пол. Записку отбросило прямо в пламя горящего камина, буквы на ней нача-
  
  ли исчезать, превращаясь в пепел. Это был почерк Греты.
  
  "Почему бы на это раз тебе не навестить меня?" - было написано в пос-
  
  лании. И Юстас, любящий муж, поспешил исполнить просьбу жены.
  
  Когда Орвелл проснулся рано утром, Дикси рядом не было. Она ушла, не
  
  попрощавшись. Впрочем, и минувшей ночью она не проронила ни слова. Ор-
  
  велл встал, он был в прекрасном расположении духа. И весь последующий
  
  день на работе, препарируя трупы, он улыбался. А ближе к вечеру в морг
  
  привезли тело какой-то молодой женщины с роскошной фигурой и длинными
  
  золотистыми локонами. И едва взглянув на нее, Орвелл прошептал тихо:
  
  "Прости меня, Дикси!"
  
  Ночью он услышал уже привычный тихий стук в дверь. На пороге стояла
  
  женщина в темном плаще, но это была не Дикси. Из-под капюшона были видны
  
  длинные золотистые локоны.
  
  Всю неделю Орвелл был счастлив. Однажды поздно вечером он вновь заме-
  
  тил на улице тигрового бультерьера и мужчину в плаще. Они вдвоем направ-
  
  лялись к дому, где жила вдова, но Орвелл по фигуре мужчины сразу же ре-
  
  шил, что тот не похож на ее покойного мужа. Он вновь прибег к ставшему
  
  ему привычным процессу слежения за таинственными личностями. Он видел
  
  издалека, как хозяйка встретила позднего гостя, который, сбросив плащ,
  
  оказался длинноносым, смуглым брюнетом ярко выраженного южноевропейского
  
  типа.
  
  - Скорее всего, итальянец. Похож на Казанову, - подумал Орвелл и тут
  
  его осенило, - Неужели и это возможно! Исторические личности! Ну конеч-
  
  но, чем они лучше других, ведь они тоже умерли. Но самое главное, что
  
  все они за пределами городского кладбища.
  
  Ночью он с нетерпением ждал заветного визита, гадая, исполнит ли ве-
  
  щий пес его тайное желание, и бросился к дверям, едва услышав стук. Свою
  
  гостью он узнал сразу, хотя в жизни не видел ее никогда. Это была Мата
  
  Хари.
  
  А в следующую ночь его навестила Клеопатра, затем Мария Антуанетта,
  
  затем Лукреция Борджиа . За пару недель у него побывали и мадам Помпа-
  
  дур, и Мессалина, и даже Мерлин Монро. Все они были молчаливы и лишь за-
  
  гадочно улыбались.
  
  Однажды Орвелл решил навестить своего знакомого профессора, о котором
  
  совсем забыл за последний счастливый, почти что "медовый" месяц, и тут
  
  узнал, что тот умер несколько недель назад, умер внезапно, от сердечного
  
  приступа, в тот самый день, а вернее ночь, когда к Орвеллу в первый раз
  
  пришла Дикси.
  
  - Так! Вот значит как мы меняем клиентов, - подумал про себя Орвелл и
  
  поежился. Ему вдруг стало совсем не по себе. И чем больше он об этом ду-
  
  мал, тем ему становилось страшнее. Пришла ночь, и Орвелл не с вожделени-
  
  ем, а с ужасом ждал привычного визита. Но никто не приходил. Орвелл слу-
  
  чайно взглянул в окно и увидел убегающего от его дома белого пса. Он
  
  бросился к двери, открыл ее и увидел записку, лежащую на пороге.
  
  "Ты совсем забыл меня, любимый. Я обиделась. Твоя Дикси" - было напи-
  
  сано в ней.
  
  У Орвелла все поплыло перед глазами, он упал и сознание его провали-
  
  лось куда-то в бездну. Он оказался в каком-то бесконечном темном прост-
  
  ранстве, похожим на огромную пещеру. Он встал, сделал несколько шагов и
  
  услышал хруст под ногами. Посмотрев вниз, он увидел, что все здесь уст-
  
  лано человеческими костями. Затем он услышал ужасный звук, похожий на
  
  раскат грома и увидел над собой огромного черного пса величиной с гору.
  
  Он был похож на ротвейлера с глазами цвета пламени. К его красному ошей-
  
  нику были привязаны две цепочки, вернее это были висячие лестницы, ухо-
  
  дящие вверх в противоположные стороны пространства. По одной из них шла
  
  женщина в сопровождении белого бультерьера, по другой мужчина в сопро-
  
  вождении рыжего. От рева черного пса обе лестницы раскачались, мужчина и
  
  женщина полетели вниз, на лету превращаясь в груду костей, рассыпавшихся
  
  у ног Орвелла. Затем вдруг из-под останков появились чьи-то руки, затем
  
  голова и торс. Это была Дикси. Целиком освободившись из-под костей, она
  
  схватила Орвелла за руку и потянула его за собой. Он отчаянно отбивался,
  
  отбросил ее от себя, и она рассыпалась в прах, но через минуту возникла
  
  вновь. А вместе с ней появились и другие: Мата Хари, Мария Антуанетта,
  
  Мессалина, женщина с золотистыми локонами и другие, знакомые и незнако-
  
  мые. И все тянули его за собой, как будто хотели разорвать на части. К
  
  ним присоединились даже "доктор Фауст" и Грета. Но тут громкий рев чер-
  
  ного пса и звонкое тявканье двух маленьких заставил замереть их всех.
  
  - Он не наш! - сказала Грета.
  
  - Не наш! Не наш! - повторяли другие.
  
  - Ты не наш! - сказал Юстас - Там наверху ты никому не нужен, никому
  
  в голову не придет звать тебя из этого мира, никто даже не вспомнит о
  
  тебе. Ты не пройдешь ни по одному списку. Поэтому ты сейчас вернешься
  
  туда, но вернешься живым, чтобы стать через много лет ОБЫЧНЫМ покойником
  
  . Иди, пес проводит тебя.
  
  Тигровый бультерьер потянул Орвелла за собой.
  
  Огромный черный пес успокоился, закрыл свои красные глаза и уснул,
  
  склонив голову. Любвеобильные покойники постепенно исчезали один за дру-
  
  гим. Оставшиеся молча провожали взглядом Орвелла, который вместе с ма-
  
  леньким псом взбирался на лестницу-цепь. Он оглянулся.
  
  - И не смей на нас так смотреть, - сурово сказала Грета, - Еще неиз-
  
  вестно, кому из нас повезло больше. Правда, милый?
  
  - Да, дорогая! - Юстас взял ее за руку.
  
  - Ступай к СВОИМ покойникам, - добавила Мата Хари, и все засмеялись в
  
  ответ на ее удачную шутку.
  
  Только Дикси смотрела печально, как Орвелл поднимался все выше и выше
  
  по узкой непрочной висячей лестнице. Оттуда сверху он еще раз посмотрел
  
  вниз, и увидел, что вся эта груда костей - круглая и похожа на сухой
  
  корм для собак, выложенный в миску.
  
  На мгновение он увидел далеко вверху ослепительный белый свет, яркую
  
  вспышку, и очнулся на полу в своей комнате. Он встал и взглянул на себя
  
  в зеркало. Он был очень бледный и совсем седой. Изможденный и похожий на
  
  призрак, он пришел на работу с большим опозданием. Коллеги от него шара-
  
  хались, он, живой, казался им страшнее трупов разной степени обезобра-
  
  женности, лежащих здесь.
  
  - Что с ним такое? Краше только в гроб кладут, - шепнул один из кол-
  
  лег другому .
  
  Орвелл начал молча готовиться к препарированию тела молодой женщины,
  
  умершей вчера по непонятной причине. Но взглянув на нее, он выронил
  
  инструменты из рук и тихо завыл, схватившись за голову. Он узнал ее, это
  
  была молодая вдова, хозяйка тигрового бультерьера , гостем которой ког-
  
  да-то был сам Казанова.
  
  - Какая молодая и красивая! - склонясь над ней сказал новый молодой
  
  патологоанатом.
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Шестая. ЦИРЦЕЯ.
  
  (рассказ томной брюнетки)
  
  Костюмированный бал подходил к концу, отзвучала мелодия последнего
  
  танца, гости начали расходится. Молодой человек с выразительными карими
  
  глазами и очаровательная стройная брюнетка в полупрозрачной древнегре-
  
  ческой тунике улыбнулись друг другу. Они познакомились здесь, на этом
  
  празднике, и с самого начала не сводили друг с друга глаз.
  
  - Вечер так быстро подошел к концу, - вздохнул мужчина.
  
  - Вы думаете? А по-моему подошла к концу только эта вечеринка, а ве-
  
  чер еще в самом разгаре, - ответила ему незнакомка, - И это только ве-
  
  чер. А ведь в состав суток входит еще и ночь. Надеюсь, вы - не "жаворо-
  
  нок"?
  
  - Нет, абсолютно нет! Мне кажется, что мы смело можем себе позволить
  
  продлить наш вечер до самого утра.
  
  - Я думаю, что это неплохая идея!
  
  - Тогда можно поехать в какой-нибудь бар, ресторан, ночной клуб или
  
  дискотеку.
  
  - Ни в коем случае! Я так устала от людей!
  
  - Тогда нам нужно отправиться туда, где мы будем только вдвоем.
  
  - Да! Именно так! Как насчет волшебного замка с прекрасным садом?
  
  - И что, мы будем там только вдвоем?
  
  - Если, конечно, не считать моих домашних питомцев.
  
  - Вы любите животных?
  
  - Обожаю! Чего нельзя сказать о людях ...
  
  - Что? А как же я? - молодой человек попытался изобразить обиду.
  
  - А вы - исключение, - незнакомка взяла своего спутника за руку и по-
  
  вела к своей машине, - Прекрасное исключение.
  
  - Может быть, поедем на моей? - спросил незнакомец с карими глазами.
  
  - Но там, в машине остались Лиззи и Элиот. Я не могу их бросить.
  
  - Кто это?
  
  Вместо ответа незнакомка открыла дверцу своей машины и ее спутник
  
  увидел в салоне на заднем сидении небольшого ручного гепарда с ошейником
  
  и маленького йоркширского терьера, который тут же звонко и радостно за-
  
  тявкал, увидев хозяйку.
  
  - О, боже! - воскликнул немного обескураженный молодой человек.
  
  - Садитесь, не бойтесь! Лиззи абсолютна безопасна, в прошлой жизни
  
  она была медсестрой, у нее железные нервы. А вот этого ярко выраженного
  
  холерика я возьму к себе, - сказала брюнетка и перенесла терьера на пе-
  
  реднее сиденье, мягко приказав ему молчать.
  
  Вскоре машина выехала за город и примерно через час оказалась на тер-
  
  ритории огромного поместья, состоящего из парка, похожего на дикий лес,
  
  и особняка, похожего на сказочный замок.
  
  - Возьмите с собой Лиззи! - сказала брюнетка и вышла из машины с
  
  терьером на руках.
  
  - Это и есть волшебный сад? - восхищенно воскликнул ее спутник.
  
  - А что, вам не нравится? Вы разочарованы?
  
  - Наоборот! Это выше всех моих предположений! Я думал вы имели в виду
  
  нечто менее грандиозное, какую-нибудь оранжерею, цветочные клумбы или
  
  зимний сад.
  
  - Нет! Ненавижу зимние сады, оранжереи, английские лужайки и постри-
  
  женные кусты. Все должно расти так, как растет в дикой природе.
  
  - А какой здесь воздух! Не верится, что где-то неподалеку наш ужасный
  
  город. Это восхитительно! - мужчина посмотрел по сторонам и чуть не нас-
  
  тупил на хвост павлину, - Ой, а что это?
  
  - Я же вас предупреждала о домашних питомцах.
  
  - Я думал, что у вас только Лиззи и Элиот.
  
  - Нет, у меня их гораздо больше. Даже в доме их множество, я уже не
  
  говорю о тех, кто обитает в глубине парка.
  
  - А кто там обитает? - настороженно спросил мужчина, вглядываясь в
  
  темноту между деревьями и тут же увидел убегающую лисицу.
  
  - Да вы не бойтесь! Мои животные абсолютно безопасны.
  
  - Это просто какой-то Эдем!
  
  - Это и есть Эдем, - томно произнесла незнакомка и подошла к своему
  
  спутнику, положив ладони ему на грудь, - Можешь называть меня Евой.
  
  - А как тебя зовут на самом деле? Боже мой, мы ведь до сих пор не
  
  знаем, как звать друг друга!
  
  - И не надо! Не называй своего имени. Все равно я придумаю тебе но-
  
  вое. А пока я буду звать тебя "Мой Адам", - сказала она и повела его к
  
  своему дому. "Адам" послушно шел за ней, ведя на поводке гепарда.
  
  Открылись двери. "Адам" увидел роскошные покои, колонны, обвитые плю-
  
  щом, несколько деревьев по обе стороны широкой лестницы росло прямо
  
  здесь, внутри, удивительно гармонируя с окружающим интерьером. И мно-
  
  жество живых существ вокруг: кошки, собаки, кролики, хорьки, несколько
  
  больших попугаев и еще каких-то экзотических птиц, игуана, хамелеон,
  
  шимпанзе, большой черный ворон, филин, белая цапля, ангорская коза, го-
  
  луби и даже кенгуру. Некоторые радостно бросились встречать хозяйку,
  
  другие вели себя спокойно в соответствии с природным характером своего
  
  вида.
  
  - Пойдем наверх! - прошептала "Ева", отпустив Элиота , - Скорее!
  
  И потянула его за собой. Они вбежали по широкой лестнице и вскоре
  
  оказались в одной из комнат, поспешно захлопнув за собой дверь. Сразу
  
  стало очень тихо. В комнате было полутемно.
  
  - Я так хочу тебя! - страстно прошептала "Ева", - Не бойся, никого
  
  здесь нет.
  
  - Перестань говорить мне "Не бойся"! Я ничего и никого не боюсь! -
  
  твердым голосом произнес "Адам".
  
  Освободившись от одежды, они легли в кровать. "Адам" вдруг заметил
  
  что-то живое, пестрое, уползающее испуганно из-под его ладони, которую
  
  он тут же отдернул.
  
  - Это всего лишь полоз, - успокоила его "Ева", - Он случайно оказался
  
  здесь.
  
  - Нет, Ева, не случайно. Какой же это Эдем без змея, даже если это
  
  всего лишь безобидный полоз, - сказал "Адам" и страстно поцеловал ее.
  
  - Да, - в ответ "Ева" тихо простонала.
  
  И вскоре "Адам" был на вершине блаженства. Он ласкал прекрасное тело
  
  той, которая называла себя Евой, и ему начало казаться, что из его голо-
  
  вы начинают уходить все мысли, все желания, все сомнения и приходит
  
  что-то совсем другое. А еще через некоторое время он уже не мог вспом-
  
  нить своего настоящего имени и кто он, и чем занимался до этой необыкно-
  
  венной встречи. Его тело приобрело какую-то необыкновенную легкость и
  
  силу, лишь какое-то странное ощущение тяжести над висками и на макушке
  
  головы немного отвлекало его и смущало, но и это вскоре прошло. Прошло
  
  навсегда, как мысли, сомнения и желания.
  
  - Вот какое прекрасное создание получилось из тебя, мой милый Адам, -
  
  сказала Ева и похлопала по шее молодого оленя с выразительными карими
  
  глазами, - Впрочем, я буду называть тебя Бруно. Пойдем, я отведу тебя в
  
  лес.
  
  Она встала и повела его, того, кто сначала был преуспевающим бизнес-
  
  меном, потом Адамом в саду Эдема , а теперь стал очаровательным молодым
  
  оленем, вниз по широкой лестнице к открытым дверям в сад, и он послушно
  
  повиновался ей, своей хозяйке, а потом, оказавшись на свободе, весело
  
  поскакал в глубину леса, вспугнув фазана и скунса.
  
  На следующее утро хозяйка поместья услышала звонок, кто-то стоял у
  
  ворот и ждал ответа. Она подошла к переговорному устройству.
  
  - Кто это?
  
  - Вы - миссис Сесиль Керк?
  
  - Да.
  
  - Мы привезли вам наш заказ. Питание для животных. Два фургона.
  
  - Отлично! Я сейчас вам открою.
  
  Открылись ворота, фургоны въехали на территорию поместья. Сесиль выш-
  
  ла им навстречу в элегантном красном платье с глубоким декольте и широ-
  
  кой шляпе. Она дала распоряжения двум работникам фирмы по доставке,
  
  объяснила , куда следует разгружать ящики, а сама подошла к третьему,
  
  который явно был главным среди них. Это был молодой негр.
  
  - Как вы тут управляетесь совсем одна с такой оравой? - спросил он.
  
  - А я как раз подумываю взять себе дворецкого, - ответила хозяйка,
  
  томно глядя на него.
  
  - Да? И на каких же условиях? Кто это осмелится жить в этом вашем зо-
  
  опарке без клеток?
  
  - На каких условиях? Ну, во-первых, шикарные апартаменты, бассейн,
  
  машина. Во-вторых, неплохое жалованье ... Очень-очень неплохое.
  
  - А какое?
  
  Хозяйка шепнула сумму ему на ухо, и темнокожий парень восхищенно за-
  
  катил глаза.
  
  - И в-третьих ..., - немного подумав, Сесиль шепнула ему еще что-то,
  
  и он улыбнулся смущенно и самодовольно одновременно, как это бывает у
  
  молодых и неопытных мужчин.
  
  - Только будьте осторожны, - сказал он после небольшой паузы, - Мало
  
  ли сейчас разных проходимцев! Вам нужен надежный человек.
  
  - И вы можете кого-то порекомендовать?
  
  Вместо ответа тот многозначительно улыбнулся и закивал головой.
  
  - Приводите ЕГО, своего друга, сегодня вечером. Я буду ждать.
  
  Прошло несколько дней. Был поздний вечер. У особняка остановилась ма-
  
  шина, из нее вышли Сесиль в чем-то ярко-зеленом и высокая девушка-мулат-
  
  ка в экстравагантном костюме под леопарда. Их внешний вид говорил о не-
  
  давнем пребывании их в дискотеке или ночном клубе. Девушка испуганно ша-
  
  рахнулась от черной пантеры, сидящей у порога.
  
  - Не бойся! - успокоила ее Сесиль, - Он совершенно безобиден. Можешь
  
  даже погладить его. Это - мой новый дворецкий. Вы с ним еще подружитесь.
  
  Девушка успокоилась, вдохнула свежий воздух с запахом травы и листвы
  
  деревьев.
  
  - Как здесь хорошо! - воскликнула она, - Это - просто земной рай!
  
  - Да! И только мы вдвоем. Пойдем! Кстати, можно я буду называть тебя
  
  Лилит?
  
  - Почему Лилит? А впрочем называй.
  
  И они вместе, взявшись за руки, вошли в дом. Пантера посмотрела им
  
  вслед. Олень выбежал из глубины леса на тропинку, заметив пантеру, пос-
  
  мотрел немного настороженно в сторону дома и, пошевелив ушами, поскакал
  
  дальше вдоль деревьев, освещенных светом луны и окон волшебного замка.
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Восьмая. САЛАМАНДРЫ.
  
  (рассказ рыжеволосой девушки)
  
  Саламандры - духи огня. Многие думают, что они изрыгают пламя, как
  
  драконы, но это не так. У саламандр ледяная кровь, им все время холодно,
  
  они не могут согреться. Вот почему они живут в огне.
  
  Однажды они услышали, что человеческая любовь может согревать лучше
  
  любого пламени. Тогда несколько саламандр, приняв человеческий облик,
  
  пришли в мир людей, избрав себе один город. Все они имели вид молодых
  
  красивых мужчин и женщин с бледной кожей и огненно рыжими волосами. Они
  
  искали общества людей, соблазняли их, входили в их дома,занимались лю-
  
  бовью, и им это нравилось, но все же их это не так согревало, как они
  
  предполагали. Истомленные сексом они начинали мерзнуть и дрожать от хо-
  
  лода, пугая тех, с кем они были. И тогда саламандры призывали огонь и
  
  уходили в него, оставляя гореть все вокруг, в том числе и тех, с кем
  
  провели ночь.
  
  Некоторые саламандры, пережив разочарование, ушли навсегда в свой
  
  мир. Но многие придумали и научились совмещать огонь и секс. Поэтому в
  
  этом городе каждую ночь возникали пожары, горели дома и люди. К счастью,
  
  длилось это недолго. Вскоре почти всем саламандрам наскучил это холодный
  
  мир, и секс с людьми перестал приносить удовольствие. Они поняли, что
  
  пламенный жар любви - лишь красивая сказка, выдумка. Они ушли, ушли нав-
  
  сегда из этого города.
  
  Лишь одна саламандра в облике прекрасной юной девушки осталась. Она
  
  поняла, что согревает лучше любого пламени лишь истинная любовь, не
  
  секс, а глубокие чувства, огонь, пылающий в сердце, внутри, а не снару-
  
  жи.
  
  А поняла она это потому, что полюбила. Полюбила юношу, доброго и ум-
  
  ного. И он ее полюбил. И была их любовь такой жаркой, что юной саламанд-
  
  ре не нужен был огонь, чтобы согреться, она забыла о нем.
  
  Вместе они поселились в небольшом, уютном домике. Вместе смотрели на
  
  горящий камин по вечерам, но чаще в глаза друг другу. И держали руки в
  
  ладонях друг друга. И юной саламандре даже не надо было греть свои руки
  
  у камина, так ей было тепло. А ночью они были столь неутомимы в любви
  
  друг к другу, что юной саламандре иногда было даже жарко от своей
  
  собственной страсти, а ведь у нее была ледяная кровь.
  
  Так длились дни, вечера, ночи, так прошел месяц, и девушке вдруг на-
  
  чало казаться, что ей уже не так тепло, как раньше. Хотя ее любовь не
  
  угасала, а только росла, но все же все чаще и чаще ей становилось зябко,
  
  все чаще она с тоской смотрела на пламя, горящее в камине. Глаза и руки
  
  юноши ее больше не согревали. И юная саламандра поняла, что это не ее
  
  любовь, а любовь юноши к ней угасает, ведь она чувствовала это самым
  
  простым и верным способом - осязанием.
  
  Она поняла, что человеческая любовь непостоянна, а мужская - тем бо-
  
  лее. Однажды юноша ушел из дома, а юная саламандра, томящаяся в тоске и
  
  одиночестве, бросилась его искать. Был солнечный жаркий день, а она шла,
  
  дрожа от холода. И вдруг она увидела своего возлюбленного, который цело-
  
  вал другую девушку, сидя за столиком уличного кафе. Потом они встали и
  
  ушли, обнимаясь и улыбаясь друг другу. А юная саламандра вернулась до-
  
  мой. Когда пришел юноша, он увидел ее, сидящую у огня и держащую руки в
  
  пламени камина.
  
  - Что ты делаешь, Салли?! - воскликнул он и бросился к ней, но уви-
  
  дел, что с ее руками ничего не случилось и очень удивился, ведь он не
  
  знал, что она - саламандра. Он звал ее Саломеей или просто Салли.
  
  Саломея обернулась к нему и ее взгляд напугал юношу. Он подумал, что
  
  она больна. Он прикоснулся к ее лбу, он был холоден как лед.
  
  - Что с тобой случилось? - спросил юноша.
  
  - Твоя любовь ко мне прошла, вот что случилось! - сказала саламандра
  
  своему неверному возлюбленному, - Ну почему человеческая любовь так ко-
  
  ротка и недолговечна!
  
  - Что ты говоришь? Я люблю тебя! - попытался успокоить ее юноша и об-
  
  нял ее, но она оттолкнула его.
  
  - Ты любишь меня? Но почему же мне так холодно?! - воскликнула Салли,
  
  в ее глазах было презрение и ненависть. Она вся задрожала и посмотрела
  
  на огонь.
  
  И пламя камина повиновалось ее зову, оно вмиг охватило комнату, заго-
  
  релось все вокруг: мебель, картины, портьеры. Юноша в ужасе смотрел на
  
  все это, не в силах сдвинуться с места. А из огня появилось еще две де-
  
  вушки, сестра и подруга Саломеи, они увели ее, недружелюбно поглядывая
  
  на юношу. А Салли вдруг обернулась и сказала: "Прощай!" уже без злобы и
  
  как-то растерянно пожала плечами.
  
  - Все же мне с тобой было очень хорошо, и я тебе благодарна, - доба-
  
  вила она и улыбнулась на прощанье, после чего исчезла.
  
  А юноша, преодолев оцепенение, бросился искать выхода из огня, но бы-
  
  ло поздно. Вскоре он начал задыхаться и потерял сознание. А потом и дом,
  
  и он сам превратились в пепел.
  
  Однажды, спустя много лет, когда хоронили какого-то почетного гражда-
  
  нина, из пламени топки крематория незаметно, озираясь вокруг, вылезли
  
  женщина и рыжеволосая девочка лет двенадцати. И хотя день был жаркий и
  
  сверху нещадно палило солнце, им явно было зябко. Они прошлись по клад-
  
  бищу и остановились возле одной таблички, немного постояли молча, поло-
  
  жили на нее один необыкновенной красоты цветок и ушли, исчезнув также
  
  незаметно в топке крематория. Перед этим девочка еще раз посмотрела вок-
  
  руг.
  
  - Отвратительный климат! - сказала она, - Мама, а зачем он пихают нам
  
  своих покойников?
  
  Но мама лишь снисходительно улыбнулась и захлопнула за собой изнутри
  
  дверцу топки.
  
  Виталий Просперо
  
  ДЕКАТРИМЕРОН.
  
  История Девятая. ГОРГОНЫ.
  
  (рассказ экстравагантной дамы
  
  в парике и темных очках)
  
  Шикарный лимузин подкатил к небольшому аптечному магазинчику. Из него
  
  вышла высокая женщина, одетая в серебристый наряд и просторную накидку
  
  из черных перьев со вставкой у воротника чего-то вроде хвостов экзоти-
  
  ческих птиц. На голове у нее был фиолетовый парик и шляпка с вуалью и
  
  павлиньими перьями. На лице был необычный макияж и непроницаемые черные
  
  очки.
  
  - Аптека закрывается! - предупредил продавец.
  
  - Мне только десять презервативов и больше ничего, - сказала посети-
  
  тельница, расплатилась за покупку и медленно пошла к выходу , роясь у
  
  себя в сумочке.
  
  Стеклянная дверь за ее спиной сразу же захлопнулась и хозяин повесил
  
  табличку с надписью "Закрыто".
  
  Молодой человек атлетического сложения в кожаной куртке подошел к
  
  витрине, увидел табличку и попробовал постучать, но не получил ответа.
  
  - Мне нужно было всего пару презервативов! - обиженно воскликнул он.
  
  - Молодой человек! - услышал он за спиной, - У меня есть презервати-
  
  вы!
  
  Он обернулся и увидел роскошную женщину, явно принадлежащую к высшему
  
  обществу, стоящую возле шикарного лимузина. На минуту воцарилось нелов-
  
  кое молчание.
  
  - Вы хотите мне их одолжить? - немного растерянно спросил мужчина.
  
  - В каком-то смысле да, - сказала незнакомка и загадочно улыбнулась.
  
  Снова воцарилось неловкое молчание.
  
  - Поехали? - предложила незнакомка и приоткрыла дверцу лимузина.
  
  - Куда? - спросил мужчина, чувствуя себя дураком от такой неожиданной
  
  встречи.
  
  - За презервативами! - незнакомка добродушно рассмеялась, видя нере-
  
  шительность и робость этого большого накачанного парня, - Здесь недале-
  
  ко.
  
  "Джилли меня ждет", - подумал мужчина, но решительно шагнул к дверце
  
  лимузина.
  
  "Хотя какая тут может быть Джилли!" - подумал он, оказавшись с рос-
  
  кошном салоне, и машина тронулась. Незнакомка была за рулем.
  
  Вскоре они подъехали к воротам шикарного особняка. Выйдя из лимузина,
  
  незнакомка молча направилась к дверям, ведя за собой своего спутника.
  
  Возле парадного входа по обе стороны сидело два каменных льва, очень по-
  
  хожих на настоящих.
  
  Интерьер холла и гостиной поразил парня, он не видел такого даже в
  
  телесериалах о богатых семействах. Здесь было невообразимое количество
  
  предметов искусства , картин, статуй, а над широкой парадной лестницей
  
  висела огромная круглая картина и изображением головы какой-то женщины,
  
  вместо волос у которой были змеи.
  
  - Кто это?
  
  - Это Горгона Медуза. Вернее, ее голова.
  
  - А кто это такая, эта Медуза.
  
  - Не знаешь? Чудовищная женщина из греческой мифологии. Всего горгон
  
  было три, это были родные сестры. Их звали Сфено, Эвриала и Медуза. Двое
  
  из них, старшие, были бессмертные, а младшая - смертная.
  
  - Медуза?
  
  - Да.
  
  - И что с ней случилось?
  
  - Ее убил некто по имени Персей. Он отрубил ей голову.
  
  - За что?
  
  - А она своим взглядом превращала все живое в камень.
  
  - А как же он сам не превратился в камень?
  
  - Это долгая история.
  
  - А как же ее сестры, другие горгоны?
  
  - Ну, раз они бессмертные, значит они живы до сих пор.
  
  Во время беседы они неторопливо поднимались по широкой лестнице.
  
  - А у вас тут , наверное, и фамильные портреты есть?
  
  - Да, один из них ты уже видел.
  
  Незнакомка и ее спутник поднялись на второй этаж, прошли по коридору
  
  и оказались у дверей спальни. Незнакомка вынула из сумочки презерватив и
  
  протянула его парню.
  
  - Возьми. Ты, наверное, куда-то с ним спешил? - спросила она.
  
  - Уже нет!
  
  Тогда незнакомка провела его в спальню, расстегнула и сняла ему курт-
  
  ку, затем рубашку и восхищенно погладила его мощные плечи, грудь и би-
  
  цепсы.
  
  - Прекрасное тело! Ты достоин быть увековечен в мраморе, как античная
  
  статуя. Ты - просто произведение искусства!
  
  Молодой человек польщено улыбнулся.
  
  - Как тебя зовут? - спросила таинственная незнакомка.
  
  - Питер, - ответил он.
  
  - Забавно! Ты знаешь, что означает твое имя? Впрочем, это уже неваж-
  
  но.
  
  Она неторопливо сняла с себя все , кроме парика и темных очков. Ее
  
  тело тоже было прекрасно. Когда он протянул руку, чтобы снять с нее оч-
  
  ки, она приказала ему твердо: "Не надо!", и он повиновался.
  
  Незнакомка повела его к кровати, положила его на спину, а сама устро-
  
  илась сверху. Две каменные статуи римских воинов, стоящие как стражи по
  
  обе стороны кровати, молчаливо взирали на Питера. Сначала ему было не по
  
  себе, а потом он забыл обо всем. Когда начал подходить высший момент их
  
  близости, ее пик, финальная точка, незнакомка внезапно сорвала с себя
  
  свой фиолетовый парик и очки. На голове у нее вместо волос были змеи,
  
  они зашевелились, почувствовав свободу, зашипели, показывая свои язычки.
  
  Но Питер не пришел от этого в ужас и не закричал, потому ... что не ус-
  
  пел. Он превратился в каменную статую как раз в момент высшего наслажде-
  
  ния.
  
  Незнакомка немного отдышалась, одобрительно похлопала Питера по мра-
  
  морной щеке и устало слезла с кровати. Она осмотрела его. Один фрагмент
  
  этого нового произведения искусства в виде фаллического символа с натя-
  
  нутым на него презервативом оставил ее довольной и она одобрительно про-
  
  вела по нему рукой.
  
  - Замечательно! - сказала она, накинула халат и пошла в соседнюю ком-
  
  нату.
  
  Это был будуар, где среди множества париков и зеркал у экрана монито-
  
  ра сидела ее сестра, держа в руках сигарету с длинным мундштуком. Они
  
  были похожи, сестра была столь же экстравагантна, но чуть старше и не
  
  так красива. Ее со всех сторон окружали статуи кошек в натуральную вели-
  
  чину и в различных позах.
  
  - Откуда ты их столько понабрала? Зачем они тебе?
  
  - Это для моей новой инсталляции.
  
  - Ты все видела?
  
  - Да, он великолепен. Прекрасный экземпляр!
  
  - Можешь прямо сейчас им воспользоваться!
  
  - Сейчас пожалуй не буду, нет настроения.
  
  - Нет настроения! Зачем я только для тебя стараюсь? Пошли, отнесем
  
  его в запасник.
  
  Обе сестры пошли в спальню. Они достали из-под кровати большую короб-
  
  ку длиной в два метра и положили туда окаменевшего парня с застывшим
  
  эрегированным членом, закрыли его крышкой.
  
  - Представляешь, не закрывается полностью, - сказала младшая сестра.
  
  - Да, я же говорю, что это - прекрасный экземпляр, - сказала старшая.
  
  Они потащили коробку в другое помещение, где лежало огромное коли-
  
  чество таких же коробок. Младшая сестра огляделась.
  
  - И зачем тебе столько? Скоро будет некуда складывать!
  
  - Места еще предостаточно!
  
  - Почему бы тебе не купить фаллоимитатор или вибратор какой-нибудь, -
  
  ехидно заметила младшая.
  
  - Дура!
  
  - Почему я должна завлекать тебе все новых и новых дурачков? Ты же
  
  пользуешься ими не больше одного раза! Я понимаю, это единственная ра-
  
  дость в нашей с тобой скучной бесконечной жизни, тебе хочется новизны,
  
  но ведь тем, например, которые лежат в том углу, уже тысячу лет стукну-
  
  ло. Их же можно пустить по второму кругу. Новое - хорошо забытое старое.
  
  - Кем хорошо забытое? Ты считаешь меня старой маразматичкой? А я их
  
  всех помню!
  
  - Странно, а я - нет... Ну ладно, тогда давай их всех выкинем!
  
  - Нет, у меня возникла одна замечательная идея! Думаю, мои кошечки
  
  пока подождут.
  
  Через неделю местный бомонд и богема собрались в новой арт-галерее на
  
  открытие необычной выставки. Это были скульптуры, изображения мужчин в
  
  камне различных оттенков и фактур, в разных позах, на некоторых были
  
  предметы одежды разных эпох. Всех их объединяло одно - эрегированные
  
  члены. Посетители были в восхищении, хозяйка галереи, экстравагантная
  
  дама в темных очках и лиловом парике, с улыбкой принимала их поздравле-
  
  ния, комплименты и прочие лестные высказывания. А утонченным ценителям
  
  прекрасного особенно понравилась идея с презервативами, натянутыми на
  
  соответствующие места некоторых отдельных экспонатов.
  
  Кронберг А. - Прожиточный минимум
  
  Ирина Владимировна с наслаждением прогуливалась по вечернему пляжу,
  
  наслаждаясь свежим ветерком, пестрой толпой отдыхающих, вслушиваясь в
  
  русскую и украинскую речь. Приятные мысли неспешно проплывали в сознании
  
  молодой учительницы русского языка и литературы. Ей представлялось,
  
  например, как она в одном из своих учеников угадывает недюжинные
  
  способности, как помогает раскрыться молодому дарованию. Или - почему бы в
  
  самом деле не помечтать? - Ирина Владимировна Зотова превращается в старую
  
  заслуженную учительницу, на скромную, но достойную пенсию живущую в
  
  небольшой уютной квартирке в блочном доме и здесь ее посещают бывшие
  
  воспитанники. Один стал всемирно известным ну... Пусть орнитологом, другой
  
  замечательный писатель, третий - дипломат... И все они с благодарностью
  
  вспоминают, как Ирина Владимировна заронила в их юные души семена, давшие с
  
  годами замечательные всходы.
  
  Впрочем, молодая женщина не позволила себе слишком долго купаться в
  
  море мечтаний - следовало подумать и о вещах более прозаических. Она
  
  присела на одну из лавочек, раскрыла сумочку и тщательно пересчитала взятые
  
  с собой на отпуск деньги. Комната недалеко от моря оказалась довольно
  
  дорогой, но уютной и чистенькой - от нее не хотелось отказываться. Значит,
  
  следовало несколько урезать себя в еде, может быть, отказаться от
  
  одной-двух экскурсий.
  
  Ирина Владимировна вздохнула. А в общем все это были пустяки: море
  
  ласково шумело, вышла луна, не хотелось вставать и идти домой...
  
  Вдруг Ирина Владимировна заметила эффектную даму в легком летнем
  
  костюме, сшитом точно по фигуре. Помахивая букетиком цветов, та поднималась
  
  вверх по тропке.
  
  - Виола? - воскликнула радостно Ирина Владимировна.
  
  - Да..., - дама живо обернулась и тотчас же раплылась в улыбке. -
  
  Ирка!
  
  Какими судьбами?
  
  - Отдохнуть. А ты?
  
  - Живу тут. Работаю.
  
  - Тебя же вроде в Полтаву распределили?
  
  - Перевелась, конечно. Ты где остановилась? У хозяев? Поехали ко мне,
  
  поужинаем, повспоминаем!
  
  - Поехали, конечно поехали! Надо же, как повезло - в первый же день в
  
  совершенно чужом городе встретить университетскую подругу!
  
  На одной из боковых улочек Виола уверенно подошла к роскошному
  
  импортному лимузину, уселась за руль, приоткрыла дверцу:
  
  - Ныряй. Чего стоишь?
  
  - Виолка, это твой кар, что ли?
  
  - Мой, мой! Что, не ожидала?
  
  Ирина устроилась на переднем сидении, и машина, мягко фырча, плавно
  
  стронулась с места. Виола вела стремительно, уверенно, почти по-мужски.
  
  - `Мерс`, почти новый, - деловито пояснила она подруге. - Двадцать
  
  тонн.
  
  - Что? Такой... Тяжелый?
  
  - Тонн - значит двадцать тысяч зеленых, дурашка.
  
  - `Ничего себе! ` - ужаснулась про себя Ирина. - `Это же целое
  
  состояние! И ведь Виолка из бедной семьи, помнится, вечно на беляши не
  
  хватало... `.
  
  Через несколько минут лимузин мягко затормозил перед небольшим
  
  каменным особнячком в тихом районе. Сад освещали стеклянные разноцветные
  
  шары, установленные на невысокие столбики в траве.
  
  - Фазендочка у тебя будь здоров! - искренне восхитилась Ирина, когда
  
  они вошли в переднюю, отделанную деревом с бронзой. - Неужели твоя?
  
  - Пока нет, к сожалению. Снимаю. Накладно получается - почти штука.
  
  Баксов, разумеется.
  
  - Ничего себе! - выдохнула Ирина.
  
  Дом был обставлен не без шика: дорогие немецкие обои, явно антикварная
  
  люстра над обеденным столом, гнутая старинная мебель, даже рояль в
  
  гостиной!
  
  На полу - ворсистые упругие ковры.
  
  Подруги прошли в специальную гостевую комнату. Здесь было не менее
  
  уютно:
  
  Угловой кожаный диванчик, стеклянный столик с подсветкой, резная
  
  полочка с аппаратурой и компакт-дисками... Ирина впадала во все большее
  
  недоумение.
  
  Пока она усаживалась, осматривалась, Виола сняла с полки мобильный
  
  телефон:
  
  - Юра? На две персоны. Да, напитки помягче сооруди... Жду!
  
  - Виола, я балдею! Ты что, за миллионера выскочила?
  
  - Вот еще, зависеть от кого-то!
  
  - Сама банкиром стала?
  
  - Я учительница, как и ты. Сею разумное, доброе, вечное...
  
  - Откуда же все это?
  
  - Ну, милая моя, - хитро подмигнула Виола, готовя два
  
  зеленовато-оранжевых коктейля и зажигая свечу. - Развратничаю понемногу...
  
  - Развратничаешь? Шутишь, конечно?
  
  - Нет, какие шутки! Богатых да любвеобильных теперь хватает.
  
  - Послушай, но ведь это ужасно! Неужели ты говоришь правду? Неужели не
  
  брезгуешь проституцией, чтобы жить роскошной жизнью?
  
  - Послушай, Ирка, брось ты этот ханжеский тон. `Проституция! ` Я
  
  просто веду, скажем так, свободный образ жизни. Нравятся мне мужчины,
  
  понимаешь? И всегда нравились. И этим самым заниматься я люблю...
  
  - Но не за деньги же! Стать продажной женщиной... Просто больно
  
  слышать!
  
  - Это пожалуйста. Переживай, если так хочется. Но и присматривайся,
  
  соображай. А приглядишься - и сма скажешь: фу, какая же я была фефела! Так
  
  и скажешь, можешь мне поверить! Ну-ка, откушай коктейльчика и забудь на
  
  время о заблудшей учителке.
  
  Коктейль действительно оказался на удивление вкусным.
  
  - Вот молодая преподавательница вроде нас с тобой сколько может
  
  заработать даже если ей дадут все возможности?
  
  - Ну, на три-четыре прожиточных минимума натянуть можно.
  
  - Правильно. Так вот, для меня это - пара минетов!
  
  - М-минетов! Сосать... Эту гадость!
  
  - Ну сказанула! Хуйки - они прелесть! Я особенно необрезанные люблю:
  
  Возьмешь в кулачок, оттянешь вниз кожицу, розовая головка тут как тут
  
  и ну давай расти да надуваться - чувствуешь себя прямо-таки
  
  заклинательницей змей. Так и хочется его заглотить! Впрочем, что мы все о
  
  сексе да о сексе?
  
  Пора к столу. Проголодалась, небось?
  
  В столовой, куда они перешли, все уже было готово для ужина. Ломтики
  
  малосоленого лосося возвышались аппетитной горкой, торпедами на длинном
  
  блюде лежали миножины, стояли канапе с икрой. На столике подальше горкой
  
  пестрели фрукты. Целый бастион бутылок виднелся на передвижном столике.
  
  Прислуживал молодой смазливый официант.
  
  Подруги хлопнули по рюмке холодной водочки и приступили. Ирина
  
  пребывала в смущении ума - она просто не знала, как себя вести. Встать и
  
  уйти? Как-то невежливо уж слишком. Да и вкусно. И интересно. Почему бы не
  
  понаблюдать необычную жизнь? Хотя... Что она, журналистка, что ли?
  
  - Ты, я вижу, вся в раздрае, - заметила Виола мягко. - Жаль, что
  
  сказала.
  
  Подумала, по старой дружбе можно. Забудь... Не ломай голову над этим!
  
  Выпей лучше винца. Отличное винцо!
  
  - Вино действительно тонкое, - осторожно признала Ирина.
  
  - Вот ты сейчас сидишь и размышляешь: чего я тут торчу? - спокойно
  
  продолжала Виола. - Что я, без этого балычка не обойдусь? Погоди, дай
  
  договорить. Но я вовсе и не думаю, что ты сидишь у меня ради севрюги с
  
  хреном или дорогого виски. Ты не ушла, потому что не можешь придти к
  
  решению: падшая Виола женщина - или нет? Ну не кажусь я тебе уж такой
  
  падшей! Что-то тут не стыкуется. А не стыкуются, Ириш, реальная жизнь и
  
  прописные представления о ней, вколоченные в нас родителями, системой,
  
  всеми этими тетями и дядями...
  
  - Постой, - вскинулась Ирина, - не станешь же ты утверждать, что
  
  исполнять сексуальные капризы мужчин, да еще за деньги - это нормально?
  
  - Сексуальные капризы мужчин, говоришь? - отозвалась Виола и щелкнула
  
  пальцами. - Тогда смотри!
  
  Официант включил боковое освещение и оказался перед столом как бы на
  
  небольшой сцене. Поплыла медленная чувственная музыка. Танцуя, извиваясь,
  
  он стал постепенно освобождаться от одежды. Ирина смотрела во все глаза -
  
  ей еще не доводилось видеть мужской стриптиз. Официант, между тем, остался
  
  в одних брюках. Что и говорить, его мускулистый торс - рельефная грудь,
  
  плечи - способен был зажечь желание... Видно было, как под шелковистой
  
  загорелой кожей перекатываются волны эластичных мускулов. Наконец, он
  
  быстро скинул плавки - под ними оказались только узенькие-преузенькие
  
  слипперы, не столько скрывающие, сколько подчеркивающие его мужские
  
  достоинства. Повернувшись к подругам ромбовидной спиной, он чувственными,
  
  скользящими движениями стал спускать трусики вниз, постепенно обнажая узкие
  
  бедра и маленькие мускулистые ягодицы. Затем резко развернулся лицом, и
  
  Ирина увидела мощную, раскачивающуюся перед самым столом пику.
  
  Словно загипнотизированная, Ирина не отрываясь смотрела, как он, с
  
  лицом, искаженным сладострастием, медленно мастурбирует в рассеянном
  
  красноватом свете. Продолжала струиться музыка... Ирина вдруг почувствовала, что ее подхватывает
  
  теплая, упругая волна. Она плотно сжала под столом ляжки...
  
  - Юрик, обслужи гостью! - вполголоса скомандовала Виола.
  
  Обнаженный мужчина с готовностью опустился на колени, его горячее
  
  дыхание буквально опалило ноги Ирины, она поджала их под себя.
  
  - Нет, не надо!
  
  - Не стесняйся, за все уплачено! - довольно хохотнула Виола.
  
  `Ах, это же те, нечистые деньги! ` - успела подумать Ирина. В
  
  следующий миг горячие упругие губы уже покрывали страстными поцелуями ее
  
  покрытые шелковистыми волосками икры, колени, гладкие ляжки. Голова
  
  молодого человека оказалась у нее под юбкой, пальцы ласково мяли
  
  треугольничек волос под трусами, время от времени проникали под тонкую
  
  материю и достигали самого заветного местечка.
  
  Ирина почувствовала сладкое головокружение и слабость. `Боже, неужели
  
  это происходит со мной? ` - мелькнула странная мысль. `И этот прекрасный,
  
  словно греческий бог молодой мужчина, его обнаженная спина, жадные губы`, -
  
  она приоткрыла глаза и, не в силах более противиться натиску, мягко развела
  
  ляжки.
  
  Она и не заметила, как сокользнули на пол трусики, однако длинные
  
  чуткие пальцы, осторожно разводящие ее влажные губки, заставили ее
  
  вздрогнуть.
  
  Никто никогда еще так не обращался с нею! Она даже не была уверена,
  
  что это можно - скорее, это был ужасный, неслыханный разврат. Но черт
  
  возьми, как же это было приятно...
  
  Пальцы осторожно, словно лепестки попавшей под летний дождь розы,
  
  раскрыли, расправили почти девственные губки, и вдруг Ирина ощутила жалящее
  
  прикосновение самого кончика языка. Он мгновенно скользнул между малых
  
  лепестков и пропал, скользнул снова и вдруг уперся в горошинку
  
  сладострастия, странным, трепещущим движением подталкивая, перекатывая ее.
  
  Ничего подобного с Ириной никогда не было - она чуть не закричала от
  
  острого, пронзительного наслаждения! А язычок, между тем, работал все
  
  быстрее и быстрее...
  
  Виола с удовольствием наблюдала за первыми, сначала слабыми
  
  подергиваниями голых ног, затем тело Ирины стали сотрясать все более и
  
  более мощные судороги, и из ее полуоткрытых губ стали вырываться вскрики,
  
  всхлипы, хрипы.
  
  Вдруг она буквально забилась в кресле, откинувшись назад, выгнувшись
  
  дугой, беспорядочно шаря перед собой руками. На пол полетели какие-то
  
  салатницы, рюмки...
  
  - Хорошо, Юрий, иди, - вполголоса распорядилась Виола и официант
  
  выскользнул за дверь, ловко прихватив с собой охапку одежды.
  
  Некоторое время молчали.
  
  - А ты говоришь - исполнять капризы мужчин, - спокойно заметила Виола,
  
  когда ее гостья приоткрыла глаза.
  
  - Мне, пожалуй, пора, - слабым голосом проговорила Ирина.
  
  - Ну куда ты сейчас пойдешь? Уже поздно, - возразила хозяйка. -
  
  Оставайся, а с утречка пошлем Юрку за твоими вещичками. Лады?
  
  Ирина не нашлась, что возразить. По внутренней лесенке они поднялись
  
  на второй этаж. Спальня была выдержана в небесно-голубых тонах, Ирину
  
  поразил подбор косметики на ночном столике, замечательные акварели на
  
  стенах. Виола распахнула встроенный в стену шкаф - его недра являли собой
  
  что-то вроде небольшой лавки, заполненной разнообразным эротическим бельем,
  
  украшениями, ночными рубашками, халатиками.
  
  - Пользуйся, чувствуй себя как у себя дома! - широким жестом
  
  предложила хозяйка. - А мне пока нужно сделать несколько звонков.
  
  Трудно было удержаться от соблазна и не примерить некоторые из
  
  комбидрессов.
  
  Ирина быстро скинула платье и устроила себе маленький праздник -
  
  благо, за темно-голубой шторкой на стене оказалось широченное зеркало.
  
  Наконец, она докопалась и до особенного кожаного белья. Да, узкий кожаный
  
  бюстгалтер, поддерживавший ее и без того аппетитные груди, делал их еще
  
  эффектнее.
  
  Трусики, оставляющие открытым лобок и вход в пещерку, невероятно
  
  заводили.
  
  Стоило лишь представить, что прохаживаешься в этом бельеце перед
  
  вожделеющим мужчиной...
  
  Покопавшись еще немного, Ирина обнаружила и другие чудеса. Оказалось,
  
  существуют на свете трусики, снабженные приспособлением, разводящим пошире
  
  половые губы! Разглядывая себя в этом суперэротическом наряде, Ирина даже
  
  позволила себе соблазнительно выпятить попку в сторону зеркала и широко
  
  расставить ноги, чтобы понять: действительно ли и сзади будет виден розовый
  
  вход? В этой не слишком пристойной позе и застала ее гостеприимная хозяйка.
  
  - А ты, я вижу, времени не теряешь! - похвалила она подругу.
  
  - Да я... Просто..., - залилась краской смущения Ирина.
  
  - Да ты просто душка! - тоном знатока заметила хозяйка. - Я и не
  
  знала, что у тебя такая миленькая фигурка. Иди-ка сюда, давай-ка примерим
  
  вот это!
  
  `Это` оказалось старомодными женскими панталонами - такие носили в
  
  начале века. Ирина послушно натянула их на себя. Виола что-то надавила, и
  
  Ирина почувствовала, что штанишки слегка нагреваются, а потом и влажнеют,
  
  плотно прилипая к телу и обтягивая его. Под материей появляется слабенький,
  
  а потом все более явственно возбуждающий зуд. Виола нажала еще какую-то
  
  кнопку и Ирина почувствовала, что в промежности появился небольшой бугорок,
  
  почти что горошинка. Постепенно он стал увеличиваться в размерах,
  
  наливаться силой, твердеть и главное - точно напротив входа в пещерку.
  
  - Боже, что это? - заволновалась Ирина.
  
  Виола только посмеивалась, наблюдая за ее метаниями. Между тем,
  
  бугорок превратился в небольшой член, настырно протискивающийся внутрь меж
  
  половых губ и время от времени впрыскивающий в грот теплую, слегка
  
  пощипывающую жидкость. Ирина почувствовала, что ее клитор неудержимо
  
  твердеет. Она попыталась было спустить странные трусы, но материя плотно
  
  приклеилась к бедрам. Она невольно стала ходить по спальне и членик между
  
  ног тут же пришел в движение, зафыркал обильнее, стал проникать глубже и
  
  глубже.
  
  Внезапно накатил оргазм, Ирина даже не успела сдержать крика. Потом
  
  еще и еще...
  
  Постепенно напряжение стало спадать, сексуальный зуд между ног
  
  постепенно улегся. Виола, покатываясь со смеху, наблюдала за ошеломленным
  
  лицом подруги.
  
  - Не удивляйся, в них еще ни одна не избежала оргазма. Специальные
  
  стимулирующие трусики! Шутка такая, - пояснила она. - Но ведь правда
  
  хорошо?
  
  Просто невозможно сопротивляться. Ну да ладно, пора и на боковую.
  
  Постелка на воде - покачивает. Вот этой ручкой можно усилить. Так, свет вот
  
  здесь. А это - ты ведь романтик у нас - смотри!
  
  Что-то сдвинулось на потолке, и над комнатой оказалось огромное
  
  стеклянное окно, в котором виднелось усеянное крупными летними звездами
  
  небо. Чуть сбоку маячили верхушки кипарисов.
  
  - Ну, бай-бай! - Виола вышла и плотно притворила за собой двери.
  
  Сон долго не шел к Ирине - она все еще чувствовала остаточное
  
  возбуждение.
  
  Несколько раз она невольно притрагивалась пальчиком к клитору и тотчас
  
  отдергивала руку. Однако сладострастные видения преследовали ее, она
  
  представляла то обнаженного мужчину, то вспоминала настойчивый язычок Юры,
  
  то в полусне видела себя перед зеркалом, принимающей самые рискованные
  
  позы.
  
  Наконец, чтобы сбросить напряжение, она зажала подушку между бедер и,
  
  ритмично сжимая ляжки, достигла разрядки, а затем провалилась в глубокий
  
  сон без сновидений. Она проснулась, когда солнце поднялось уже достаточно
  
  высоко, чтобы его косые лучи проникли через стеклянную крышу и коснулись
  
  лица.
  
  Накинув полупрозрачный розовый пеньюар, Ирина спустилась по лесенке и
  
  отправилась на поиски хозяйки. Однако Виолы нигде не было видно. Ирина
  
  бродила по дому, невольно восхищаясь его убранством, попала даже в какую-то
  
  оранжерею - точнее, в стеклянную прогулочную галерею, в которой
  
  произрастали диковинные растения и голову кружили дурманящие запахи и
  
  испарения.
  
  Возвращаясь другим коридорчиком, Ирина услышала приглушенный шум воды
  
  и открыла дверь. Перед ней оказалась ванная комната раза в три больше
  
  обыкновенной, причем вместо ванны в пол был вмурован как бы небольшой
  
  бассейнчик, посреди которого и блаженствовала Виола.
  
  - А, проснулась! Прыгай сюда!
  
  Вид зеленоватой теплой воды, розоватые хлопья пены были настолько
  
  соблазнительны, что Ирина тут же скинула пеньюарчик и оказалась в ароматной
  
  купели вместе с подругой.
  
  - Сюда садись, сюда! - показала ей хозяйка на правый угол бассейна..
  
  Ирина откинулась спиной на теплые скользкие кафельные плитки и вдруг
  
  почувствовала, что ее ляжки и ягодицы снизу омывает мощный водяной поток.
  
  Этот Гольфстрим местного значения был столь мощным, что его упругая
  
  струя врывалась и в воротики между ног, лаская, массируя, стимулируя самые
  
  недра.
  
  Вот где Ирина впервые в жизни почувствовала на собственном опыте, что
  
  означает словечко `так и подмывает`! Нельзя было сказать, конечно, что
  
  упругий напор воды вызывает немедленное острое желание, но непрерывно
  
  следующие одна за другой волны вызывали щекочущее чувство, словно наполняли
  
  сладострастием. Хотелось свести ноги и в то же время сидеть, длить наслаждение...
  
  Прикрыв глаза, Ирина невольно сравнивала теперешние свои ощущения со
  
  вчерашними, когда в раковину проник горячий мужской язычок. И то и другое
  
  вызывало сладкие подергивания внизу живота, однако если бы пришлось
  
  выбирать, Ирина не знала бы, на чем остановиться. Разве что... Все-таки
  
  приятно, когда тобою занимается мужчина, живой, теплый человек!
  
  Словно в ответ на эти греховные мысли кто-то мягко ухватил ее упругие
  
  груди и начал легонько массировать, неспешно пропуская набрякшие сосцы
  
  между пальцев. Ирина приоткрыла глаза. Над ней склонилась Виола, ее лицо
  
  было воплощением нежного сладострастия.
  
  - Сейчас я тебя помою, - бормотала она. - Какая же у тебя аппетитная
  
  грудка!
  
  Какая кожа!
  
  Конечно, следовало сразу же встать и покинуть ванну, но руки хозяйки
  
  дома оказались столь нежны, столь искусны, а накопившееся возбуждение столь
  
  велико...
  
  Между тем, Виола взяла какую-то специальную, необыкновенно приятную на
  
  ощупь губку и стала медленно водить ею по шее и груди Ирины, мягко
  
  возбуждая соски. Потом подошла очередь спины - Виола развернула подругу,
  
  поставила ее на колени и губка заскользила вдоль талии, заставляя
  
  подергиваться кожу на боках, заходя на животик и округлыми, кошачьими
  
  движениями захватывая лесистый треугольник. Теплая струя воды тем временем
  
  продолжала массировать межножье, проникая на удивление глубоко.
  
  - А теперь попку! - проговорила Виола, слегка спуская воду в бассейне
  
  и укладывая Ирину грудью на широкую плоскую подушку.
  
  Как только упругие розовые полушария показались из пенной воды, Виола
  
  принялась нежно целовать их, одновременно губкой протирая промежность.
  
  Затем губка была отброшена и сиротливо поплыла, вращаясь, вдоль роскошных
  
  бедер, ее место заняли искусные пальцы Виолы, а сама она в поцелуях
  
  скользила от копчика вниз, вдоль ложбинки меж двух половинок и Ирина с
  
  некоторым беспокойством почувствовала, что подруга нежно, но настойчиво
  
  разводит их, проникая губами и языком все дальше и дальше. Ирина хотела
  
  было поджать уж слишком откровенно раздвинутую попку, но, умело манипулируя
  
  пальчиками в письке, Виола не позволила ей этого сделать, и ее скользкий
  
  упругий язычок вдруг быстрым круговым движением прошелся по самой дырочке,
  
  а затем Ирина ощутила, что губы подруги припали к ее анусу в страстном,
  
  затяжном поцелуе!
  
  Эта странная, немыслимая, недопустимая ласка почему-то необыкновенно
  
  возбуждала. Ирина прежде и подумать не могла, что ее собственная попка
  
  может оказаться источником таких утонченных, необыкновенно сексуальных
  
  ощущений.
  
  Между тем, язык подруги двигался все быстрее и временами проникал
  
  вглубь.
  
  Наслаждение было столь велико, что Ирина теперь уже нисколько не
  
  стыдилась своей более чем откровенной позы, она, по правде говоря, просто
  
  забыла о ней!
  
  Вдруг она почувствовала, что язычок уступил место чему-то гладкому,
  
  толстому и твердому. Это нечто стало медленно, но уверенно проникать в
  
  попку, в то время как руки Виолы умело держали разведенными Иринины
  
  ягодицы. Предмет проникал все глубже, вызывая удивительно приятное чувство
  
  и вдруг...
  
  Задрожал!
  
  Через минуту эта дрожь отозвалась во всем теле Ирины. Она и не думала,
  
  что попка может быть столь чувствительна! Между тем, направляемый уверенной
  
  рукой, предмет начал двигаться взад-вперед как бы разрабатывая, растягивая
  
  дырочку. Уже через несколько минут этих непривычных манипуляций Ирина
  
  ощутила подступающие волны оргазма - первого анального оргазма в жизни!
  
  Немного придя в себя и приоткрыв глаза, она спросила:
  
  - Что это было?
  
  - Анальный вибратор, дорогая! - ласково пояснила Виола. - Я еще вчера
  
  поняла, что твоя попка очень сексуальна. Ну что же, поздравляю с потерей
  
  девственности во второй раз!
  
  - А что, если...
  
  - ... Вместо вибратора - настоящий живой член? - закончила за нее
  
  Виола. Это неплохо, и мужчины это любят. Но не всегда умеют правильно
  
  делать и уж во всяком случае лучше подготовить воротца самостоятельно или с
  
  моей помощью. Ведь мужчины обычно не склонны слишком долго готовить свое
  
  вторжение, многим даже нравится врываться словно тараном...
  
  - А... С тобой это делали? - несколько наивно поинтересовалась Ирина.
  
  - О! - только и выдохнула ее подруга. - А ну-ка, посмотри сюда! - она
  
  встала на колени, нагнулась и развела перед Ириной свои пышные ягодицы.
  
  Вход слегка приоткрылся и даже неопытный взгляд Ирины сразу отметил,
  
  насколько он хорошо разработан.
  
  Ирина с интересом провела по анусу подруги пальчиком - Виола
  
  затрепетала, не вставая с колен. Тогда, отчасти неожиданно даже для себя,
  
  Ирина резко ввела палец в дырочку: ей почему-то захотелось грубо оттрахать
  
  подругу в этот предупредительно оставленный зад. Пошарив рукой за спиной,
  
  она нащупала толстый шишковатый искусственный член и злорадно усмехнулась.
  
  Тем временем Виола сладострастно извивалась на ее пальчике и то крепко
  
  обхватывала его своим анусом, то рассабляла колечко мышц, позволяя пальчику
  
  двигаться в отверстии.
  
  - Вот, значит, что испытывает мужчина! - с дрожью восторга думала про
  
  себя Ирина. - Вот, значит, что он чувствует, когда вонзает свой член в
  
  женский...
  
  В мой зад!
  
  Поняв, что подруга полностью отдалась своим ощущениям, Ирина ощутила,
  
  что настала минута для фаллоса. Быстро выдернув пальчик, она придержала
  
  дырочку раскрытой и с размаху всадила шишковатый инструмент в беззащитный
  
  анус.
  
  Виола вскрикнула, дернулась...
  
  - Стоять! - повелительно прикрикнула Ирина. - Всю попку разворочу!
  
  Она сама не узнавала себя - видимо, прилив сладострастия сделал ее
  
  решительной и властной, в одночасье разбудив строгую школьную учительницу.
  
  Виола покорно замерла, вцепившись пальцами в край бассейна. Теперь у
  
  Ирины возникло полное ощущение, что она - мужчина, бесстыдно насилующий
  
  стоящую перед ним `раком` голую женщину. Она поудобнее перехватила свой
  
  инструмент и решительно продвинула его вглубь, представляя себе
  
  наслаждение, которое испытывает при этом мужчина. Подруга закричала,
  
  выгнулась. Ирина столь же резко, бесцеремонно дернула член обратно.
  
  Цокающий звук слился с очередным вскриком Виолы. Смакуя удовольствие, Ирина
  
  снова глубоко вонзила инструмент - она не собиралась обращать внимание на
  
  мольбы подруги, она собиралась полной мерой насладиться ролью
  
  мужчины-насильника! Распластанное перед ней голое тело почему-то очень
  
  заводило ее, хотелось растоптать, унизить давнюю подругу, неожиданно
  
  достигшую такого феерического благополучия.
  
  Ирина выбралась из воды и уселась на спину подруги, крепко обхватив
  
  ногами и зажав талию. Теперь забаву можно было продолжать, не опасаясь, что
  
  она выскользнет. Прямо перед нею красовались выставленные из воды розовые
  
  полушария Виолы. Ухватившись за корень глубоко загнанного члена, Ирина
  
  резко вырвала его из зада подруги, с наслаждением ощутив, как дрогнула и
  
  прогнулась под ней спина.
  
  - Разведи-ка ягодицы! Сильнее! Еще! - потребовала она.
  
  Как только вход снова оказался распахнут, она взяла член как кинжал и
  
  безжалостно всадила его сверху, проворачивая в глубине так, чтобы
  
  шишковатая поверхность заставила себя почувствовать. Эти кинжальные удары
  
  выгнали Виолу из воды: почти не помня себя от боли и сладострастия, она с
  
  Ириной на спине поползла вдоль коридора, оставляя за собой мокрый след, а
  
  ее наездница все вонзала и вонзала... Наконец, сильнейший оргазм бросил
  
  обеих на ковер в гостиной. Виола так и лежала на боку, с торчащим между
  
  ягодиц фаллом.
  
  Некоторое время царила полная тишина.
  
  - Ну ты и насильница, Ирка! - протянула Виола, наконец, открывая
  
  глаза. Давно меня никто так... Да что это в тебе проснулось?
  
  - Сама не знаю! - виновато призналась Ирина.
  
  Ей и самой было непонятно, что это на нее накатило. Однако, несмотря
  
  на усталость и опустошенность, она испытывала небывалое удовлетворение.
  
  Поручив Юрию перевезти вещи Ирины и подробно растолковав ему, как
  
  найти нужный дом, подруги отправились на пляж и провели чудесный день,
  
  нежась на солнышке, купаясь и болтая о всяких пустяках. Несколько раз с
  
  ними пытались познакомиться, но Виола умело отводила все подобные попытки.
  
  - Ты присмотрись, кто к нам прикалывается! - сказала она подруге,
  
  заметив, что та несколько огорчена. - Купи-продай, сникерсы! Сегодня хапнул
  
  - завтра нищий. В общем, из грязи в князи. А знала бы ты, как это быдло
  
  ведет себя в постели! Уж поверь моему опыту.
  
  - Пытаются скомпенсироваться? - поняла Ирина.
  
  - Вот-вот! Прежде жизнь их пинала, теперь они стремятся отыграться на
  
  других. Однажды я случайно оказалась в такой компашке. Сидели, лудили,
  
  болтали. Знаешь, как обычно: где, что, почем. Как лучше пересекать границы,
  
  как укрывать налоги. Выпито было порядочно, разгорячились и конечно же
  
  сразу - - давай блядей! Схватили газетку. Вызвали четверых девиц и покуда
  
  ждали, стали договариваться: `Так, жрачки девкам не давать, кир убери
  
  подальше` и прочее в том же духе. В общем, жутко дешевая публика!
  
  - Разве сейчас есть другая?
  
  - Сама увидишь. Сегодня ко мне придет один старый знакомый. Совсем другой
  
  уровень! Кстати, если хочешь - присоединяйся!
  
  - Если можно, я сначала помотрю на него.
  
  - Пожалуйста, какие проблеиы! Приоткрой дверь в спальне и можешь нас
  
  изучать сколько влезет. Меня это даже заводит.
  
  К вечеру Виола готовилась тщательно. В гостиной у камина был
  
  сервирован стол на двоих, продумано меню легкого возбуждающего ужина.
  
  Приняв душистую ванну, Виола долго и придирчиво выбирала наряд. Ирина с
  
  удовольствием помогла ей в этом. Остановились на тесном коктейль-платье,
  
  оставлявшем открытыми великолепные Виолины ноги. Сзади платье можно было
  
  расстегнуть сверху донизу и скинуть в считаные секунды. Под ним не было
  
  ничего, кроме соблазнительного, ухоженного женского тела.
  
  Затем Виола принялась перебирать то, что она называла `игрушками`
  
  различные секс-приспособления. После долгих размышлений остановилась на
  
  `кошачьей лапке` - вещице, по своему виду вполне соответствующей названию и
  
  даже позволяющей в самом деле выпускать маленькие остренькие коготки.
  
  - Сегодня я буду кошечкой, - объявила Виола, явно удовлетворенная
  
  своим выбором. - Будем играть с мышонком!
  
  - С каким еще мышонком? - удивилась Ирина.
  
  - А вот посмотришь...
  
  Ровно в восемь вечера долгожданный гость стоял у порога. Ирина сама не
  
  понимая отчего, заволновалась и юркнула в свою спальню, оставив щелочку в
  
  двери. Посетитель оказался стройным пятидесятилетним мужчиной со спокойными
  
  манерами и открытой мальчишеской улыбкой. В прихожей он презентовал Виоле
  
  букет темно-красных роз и прошествовал в гостиную. Чувствовалось, что он
  
  пришел не впервые и предвкушает немалое удовольствие. Виола в своем
  
  коротком облегающем платьице принялась играть роль хозяйки. Сколько Ирина
  
  ни подсматривала, ничего необычного не происходило, а уж обрывки разговора,
  
  долетавшие до ее слуха, и вовсе ее поразили. Рихард - так звали мужчину
  
  почему-то ссылался на Платона, в беседе мелькали словечки вроде `эйдос`,
  
  `трансценденция` и тому подобное. Казалось, она подслушивает диспут в
  
  литературно-философском салоне. Ничего подобного Ирина, конечно же, не
  
  ожидала. Она приоткрыла двери пошире и подалась вперед, чтобы слышать
  
  получше.
  
  - В своем знаменитом диалоге `Пир`, - вещал мужчина, покачивая бокал с
  
  белым вином, - Платон подводит человека к необходимости думать о вещах
  
  невидимых всегда, даже и совершая соитие. Расщепляя похоть обыкновенную,
  
  субъект научается обособлять сущность полового акта от самого действа и тем
  
  мостит дорогу к трансценденции сексуальности.
  
  - Конечно, Рихард, - глубокомысленно кивала своей изящной головкой
  
  Виола. Но ведь для этого потребна чрезвычайно изощренная пропедевтика!
  
  Хотя...
  
  Несколько раз я сама переживала подобное расщепление сознания в
  
  ситуации сексуального насилия, когда испытывала вопреки всему острое
  
  эротическое влечение к бессовестному насильнику.
  
  - Вот-вот, вынужденное эротическое влечение..., - подхватил мужчина и
  
  не окончил. - А кто там прячется? - воскликнул он, ткнув бокалом в торону
  
  спальни.
  
  По-видимому Ирина слишком уж далеко высунулась из своего укрытия.
  
  Виола нисколько не растерялась:
  
  - А это моя старинная подруга, приехала погостить, да стесняется к нам
  
  присоединиться, боится помешать.
  
  - Что за глупости! - возмутился мужчина. - Как может помешать красивая
  
  интеллигентная женщина? Прошу вас, спускайтесь к нам! - замахал он руками
  
  Ирине.
  
  Она колебалась недолго: в конце концов, гость оказался совсем не
  
  страшным, наоборот - очень даже симпатичным человеком. Шел, правда,
  
  необычный разговор, но почему же в нем не поучаствовать?
  
  Вмиг для нее организовали место, наполнили бокал, познакомили с
  
  Рихардом.
  
  Узнав, что Ирина - учительница русского и литературы, гость пришел в
  
  восторг. Во-первых, он хоть и немец, а большой поклонник русской
  
  классической литературы. Во-вторых, с учительницей литературы - понятно,
  
  немецкой - у него связаны чрезвыйчайно э... Пикантные воспоминания!
  
  Оказалось, учительница, преподавашая в седьмом классе, не носила
  
  трусиков.
  
  - Я это обнаружил совершенно случайно - нырнул под парту за упавшей
  
  резинкой или еще чем-то, - с удовольствием предавался воспоминаниям Рихард.
  
  - Нырнул - и обомлел! Чулки, резинки, ляжки - а дальше ничего! То есть как
  
  ничего? Оборвал он сам себя. - Как ничего?! Самое главное, самое
  
  потрясающее в каждой женщине: пизда!
  
  Ирина буквально дернулась в своем кресле: такой грубости она никак не
  
  ожидала! Только что рассуждали о трансцендентности - и на тебе!
  
  - Позвольте, вы кажется смущены? Даже негодуете? - чутко среагировал
  
  Рихард.
  
  - Ах, как это мило, даже трогательно! Как свойственно великой
  
  культурной традиции, которую вы, несомненно, представляете.
  
  Рихард явно был умилен, взволнован и поэтому фраза у него получилась
  
  не совсем правильная.
  
  - Да уж, наша литература целомудренна и будьте добры, не упоминайте
  
  всуе вещей высоких, - отрезала Ирина, поджав губы.
  
  Она и не заметила, как Виола медленно встала и осторожно приблизилась
  
  к ее креслу сзади. Вдруг руки ее, лежащие на подлокотниках, обхватили
  
  резиновые зажимы. Виола наклонилась и впилась губами в ее губы,
  
  одновременно рукой раздвигая ноги и задирая юбку. Ирина поняла, что сейчас
  
  ею будут пользоваться на полную катушку и вдруг неожиданно для себя вместо
  
  страха испытала прилив обжигающего сладострастия. Как, как там они
  
  толковали?
  
  Непреодолимое эротическое влечение к насильникам? А что ж, может
  
  быть...
  
  Нилин С. - Кошечка
  
  Торопливые шаги замерли за ее дверью. Она отвернулась от балкона, с которого
  
  открывалась панорама залива. Рядом с белыми моторными яхтами, лениво
  
  покачивавшимися на спокойной глади моря, лодки местных рыбаков казались
  
  совсем крошечными. На пляже, яркими цветными пятнами на фоне бледного
  
  песка, виднелись зонтики туристов.
  
  Ручка двери повернулась. Этим утром она оделась особенно тщательно.
  
  Каблуки были именно той длины, которая позволяла подчеркнуть стройность
  
  ног. На ней была юбка и приталенная блузка. На запястье массивные золотые
  
  мужские часы, в ушах маленькие сережки. Кроме этого, никаких
  
  драгоценностей. Ее светлые волосы спадали на плечи.
  
  Дверь открылась, и в проеме показался мужчина, который замер,
  
  уставившись, на нас. У него было сильное волевое лицо, а скошенные брови
  
  придавали ему какой-то сатанинский вид. Черные прямые волосы были, как ей
  
  показалось, очень мило взъерошены, а загоревшее лицо покрыто легкой
  
  испариной. Это не от страха, а оттого, что торопился, подумала она. Ничто в
  
  нем не говорило о том, что он боится. Какое-то время они молча смотрели
  
  друг на друга, затем она, улыбнувшись, сказала: - Боюсь, вы ошиблись. Это
  
  325-й номер.
  
  Вы англичанка? В его голосе слышался легкий акцент. Простите... Он
  
  запнулся, меня зовут Лукас. Дело в том, что...
  
  В коридоре послышались голоса. Говорили громко и сердито.
  
  Я все объясню потом, сказал он. А сейчас мне нужна ваша помощь. Не
  
  бойтесь.
  
  Никто не причинит вам никакого вреда.
  
  А я и не боюсь, откровенно ответила она. Все это так захватывающе. Как
  
  в кино.
  
  Сделав три шага, он уже оказался возле балкона, и, когда он оглянулся
  
  назад, она увидела смешинки в его глазах.
  
  Если бы все это было в кино, то тут была бы удобная пожарная лестница,
  
  а ее нет...
  
  Он подошел к ней поближе. Голоса в коридоре стали громче. Мне придется
  
  импровизировать.
  
  Прежде чем она поняла, что он собирается делать, его пальцы нащупали
  
  пуговицы на ее блузке и начали расстегивать их, быстро и умело. Она глубоко
  
  вздохнула и сделала шаг назад, но он снова оказался рядом. Верьте мне,
  
  произнес он. Расстегнув блузку, он вытащил ее из юбки. Одна его рука
  
  обхватила ее за грудь, другая обвивала талию. Его сильная рука скользнула
  
  вниз и притянула ее к себе. Она почувствовала слабый запах его лосьона
  
  после бритья и вновь увидела смешинку в его темных глазах. Его губы
  
  коснулись ее, сначала легко, а потом все сильнее и сильнее. Под его
  
  костюмом она почувствовала мускулистое, как у спортсмена, тело. Теперь она
  
  не могла бы вырваться от него, даже если бы захотела этого. Но она вовсе не
  
  была уверена в том, что ей этого хочется. Шаги послышались совсем близко.
  
  Его пальцы коснулись застежки ее лифчика. Нет! Запротестовала она. Да,
  
  ответил он. Все должно выглядеть по-настоящему.
  
  Резкое движение, и застежка расстегнулась. Он стянул вниз одну из
  
  чашечек шелкового бюстгальтера. Она предприняла слабую попытку вырваться от
  
  него, но он еще плотнее прижал ее к себе. Тепло его ладони и уверенность,
  
  которая чувствовалась в его пальцах, заставили ее содрогнуться от внезапной
  
  волны удовольствия.
  
  Вдруг дверь распахнулась, и на пороге оказались двое смуглых мужчин в
  
  мятых костюмах. Какое-то время они стояли молча, глядя на них удивленными
  
  глазами.
  
  Лукас не смотрел на них. Он стоял спиной к двери, целуя женщину и
  
  осторожно раздвигая языком ее губы. Одна его рука гуляла по ее обнаженной
  
  груди, а сильные пальцы ласкали уже набухший сосок. Другой рукой он гладил
  
  ее по заднице. Она издала горлом какой-то звук. Ее широко открытые глаза
  
  уставились через его плечо на непрошеных гостей. Более крупный из двух
  
  ворвавшихся в номер мужчин со щелканьем закрыл свой полуоткрытый рот и
  
  пробормотал: Простите, мы ошиблись... Потянув за собой своего товарища, он
  
  выскочил из номера быстрее, чем ворвался в него. Дверь закрылась. Она
  
  уперлась ладонями в плечи Лукаса, но чувствовала, что в ней нет особого
  
  желания оттолкнуть его. А он не выказывал ни малейшего намерения отпустить
  
  ее. Он оставил в покое ее губы и начал легко целовать ее в подбородок. Она
  
  предприняла еще одну слабую попытку освободиться.
  
  Они ушли, сказала она дрогнувшим голосом. Нам больше не нужно
  
  притворяться.
  
  А я и не притворяюсь, ответил он, вставляя язык ей в ухо.
  
  Кончиками пальцев он сдавил ее твердый сосок.
  
  И вы тоже не притворяетесь, английская туристочка.
  
  Она почувствовала, что краснеет. На этот раз она тверже уперлась в
  
  него руками и удивилась, когда он тут же подался назад. Стоя рядом с ней,
  
  он наблюдал, как она ставшими вдруг неуклюжими пальцами пытается застегнуть
  
  свою блузку. Она прекрасно понимала, что он забавляется, глядя на то, как
  
  она пытается изобразить из себя скромность. Неожиданно он протянул руку и
  
  расстегнул только что застегнутую ею пуговицу.
  
  Я воспользовался вами, - произнес он. Но это было необходимо. Она
  
  положила свою руку поверх его, безуспешно пытаясь не дать ему возможности
  
  расстегнуть еще одну пуговицу. Почему эти мужчины гонятся за вами? Мы не
  
  сошлись во мнениях по поводу денег, ответил он, взяв ее за руки и опустив
  
  их вдоль тела. Есть люди, которые собирают старинные предметы, не думая об
  
  их происхождении. Есть другие люди, которые поставляют им эти предметы. Это
  
  очень интересная профессия, но иногда она делает меня слишком непопулярным,
  
  Это попахивает преступлением, произнесла она, глядя на него.
  
  Возможно, без возражения ответил он. Но я предпочитаю считать себя
  
  бизнесменом. Некоторые говорят, что это примерно то же самое.
  
  Он отпустил ее. Она продолжала стоять перед ним, не шевелясь. Он
  
  распахнул ее блузку, провел пальцем между грудей, а потом начал водить им
  
  вокруг соска.
  
  Скажите мне, чтобы я ушел, произнес он. И я уйду. Вы никогда не
  
  увидите меня снова.
  
  Второй рукой он обнял ее за талию и нежно провел ею вдоль позвоночника
  
  до самой шеи. Его губы оказались возле ее уха.
  
  Вы этого действительно хотите, мисс английская туристка? Никогда не
  
  увидеть меня снова?
  
  Нет, хрипло сказала она. И это была правда.
  
  Несмотря на попытку держать себя в руках, она чувствовала, как ее
  
  соски наполняются желанием, а сердце начинает, бешено колотиться.
  
  Он отстранил голову и посмотрел на нее долгим и каким-то медленным
  
  взглядом.
  
  Леди, мягко сказал он, в таком случае на вас слишком много надето.
  
  Он расстегнул застежку ее лифчика, освобождая обе груди. Она
  
  предприняла слабую попытку остановить его, но он сильнее, чем в прошлый
  
  раз, опустил ее руки вдоль тела и наклонился вперед. Взяв один сосок в рот,
  
  он начал сосать его сначала нежно, а потом все сильнее и сильнее. Теперь он
  
  уже не дразнил ее. В его движениях появились торопливость и нескрываемое
  
  желание. Она застонала и слегка покачнулась. Ее ладони мягко легли на его
  
  плечи, а затем опустились на руки. Она чувствовала, как напряглись мышцы
  
  под его пиджаком.
  
  Обхватив ее обеими руками за ягодицы, он притянул ее к себе. Она
  
  почувствовала тепло его тела и прижимающийся к ней набухший член.
  
  Ее юбка оказалась на полу раньше, чем она поняла, как расстегнула ее.
  
  Он сдвинул ее блузку ей на плечи, и она тоже упала на пол. За ней
  
  последовал и бюстгальтер. Пользуясь ее наготой, он перестал целовать грудь,
  
  и принялся за шею. Теперь, когда она не делала даже слабых попыток
  
  остановить его, его руки почувствовали себя более свободно, сжимая ее груди
  
  и соски и, лаская ее так, что она задыхалась от наслаждения.
  
  Он медленно повел ее к постели. Внезапно его длинные ноги обхватили
  
  ее, а лицо оказалось над ее лицом. Он вновь легко поцеловал ее в губы.
  
  Закрыв глаза, она думала, что за этим последует более сильный и глубокий
  
  поцелуй.
  
  Ее тело трепетало от предвкушения.
  
  Но ничего не произошло. Она вдруг почувствовала, что он отстранился от
  
  нее.
  
  Она открыла глаза и с удивлением посмотрела на него. Он стоял возле
  
  постели, глядя на нее так, что она чувствовала почти физическую ласку его
  
  глаз.
  
  На тебе все еще слишком много надето, сказал он. Как насчет стриптиза?
  
  Какое-то мгновение она колебалась, а потом улыбнулась ему. Когда-то
  
  она думала о том, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Если он хочет
  
  увидеть шоу, она устроит ему шоу. Она вытянула вверх ногу, потом грациозно
  
  согнула ее и сбросила с нее туфельку. То же самое она проделала со второй
  
  ногой. Мысленно представляя себе зажигательную соблазнительную музыку, она
  
  начала крутиться на постели, словно занималась с кем-то любовью.
  
  Расстегнув пояс, она сняла с себя чулки. Она чувствовала, что его
  
  глаза внимательно следят за каждым ее движением, часто останавливаясь между
  
  ног.
  
  Взглянув на него, она увидела, что он снимает пиджак. Даже прекрасный
  
  покрой его брюк не мог скрыть возникшей у него эрекции. Она заметила, что
  
  его руки уже не так уверенны, как раньше.
  
  Ее же руки, напротив, действовали как механизм. Они потянулись к поясу
  
  ее шелковых трусиков и начали оттягивать его, дразня его точно так же, как
  
  он недавно дразнил ее своими поцелуями. Он бросил пиджак на пол, ослабил
  
  галстук и сорвал его. Она спустила трусики чуть ниже лобка и остановилась.
  
  Продолжай, хрипло произнес он.
  
  Мне нужна помощь, ответила она. Он что-то пробормотал на незнакомом ей языке. Что
  
  это за язык, спросила она?
  
  Неважно, он мгновенно оказался на ней. Ты его не знаешь... А вот этот
  
  язык, я думаю, ты поймешь!
  
  Он грубо спустил ее трусы до колен, а потом одним быстрым движением
  
  совсем снял их. Он поцеловал ее, но не стал задерживаться на губах. Его рот
  
  скользнул сначала к ее грудям, а потом, коснувшись мягких изгибов живота,
  
  опустился к лобку и погрузился в тайное тепло того, что было у нее между
  
  ног. Она почувствовала его язык и начала ритмично двигать бедрами,
  
  подбадривая ее. Ей нравилась эта самая интимная ласка. Да! Стонала она. Да,
  
  да! Она протянула руку и расстегнула ему молнию на ширинке. Они тут же
  
  поменялись местами. Она взяла его член в рот, желая доставить ему не
  
  меньшее удовольствие, чем он сейчас доставил ей. Но она едва начала, когда
  
  услышала, как он громко застонал. Он потянул ее вверх.
  
  Сейчас! Хрипло сказал он. Прямо сейчас!
  
  Она села на него, и он вошел в нее глубоко и легко. Он наполнил ее и
  
  владел ею, и ей это было приятно. Темп контролировала она сама. Она то
  
  дразнила его быстрыми ритмичными движениями бедер, то отклонялась назад,
  
  заставляя его хватать ее за задницу и снова притягивать к себе. Но когда
  
  она почувствовала, что его тело начинает дрожать, она начала двигаться
  
  вместе с ним, надеясь достигнуть оргазма одновременно. Так и произошло. Их
  
  тела слились во взаимном блаженстве. Потом, когда они лежали вместе, он,
  
  прижимаясь к ней своим стройным телом, улыбнулся и спросил: Кто сказал, что
  
  англичанки холодны? Это теплая страна, ответила она. К тому же, я в
  
  отпуске.
  
  Я пробуду здесь, по меньшей мере, неделю, сказал он. И я бы не хотел
  
  возвращаться сейчас в свой отель. Что, если я останусь у тебя на какое-то
  
  время? Будем оба туристами.
  
  Звучит неплохо, ответила она. Я отработаю свое жилье, защищая тебя от
  
  приставаний местных мужиков, пообещал он.
  
  А как быть с приставаниями некоторых бизнесменов? Спросила она. Кто
  
  защитит меня от них?
  
  Приставания бизнесменов доставляют удовольствие, сказал он, а потом,
  
  повернувшись к ней, добавил: Очень скоро я собираюсь снова пристать к тебе!
  
  Когда она сумела добраться до телефона, было уже темно. Лукас
  
  отправился к себе в отель, чтобы забрать вещи. Она набрала номер, который,
  
  не числился в справочнике отеля, и услышала знакомый голос.
  
  Погоня сыграла свою роль, сказала она. Он остался у меня. Он ничего не
  
  подозревает? Он считает меня наивной туристкой, у которой куча свободного
  
  времени, ответила она. Похоже, он думает, что я не слишком умна. Он даже
  
  бормотал что-то по-русски. Он хочет остаться со мной минимум на неделю.
  
  Очевидно, он считает меня хорошим прикрытием.
  
  Прекрасно, холодный голос англичанина не выдавал никаких эмоций. Это
  
  даст мне возможность закончить проверять его, продолжал он. Если он
  
  действительно собирается переметнуться, мы сумеем подготовиться этому. Но
  
  смотри, чтобы он не смылся от тебя.
  
  Не волнуйтесь, ответила она. Я глаз с него не спущу.
  
  Мусин С. - Карл Великолепный -
  
  Семнадцатилетняя Дженни самая молодая из всех проституток, которые
  
  откликнулись на мое объявление, а затем рассказали мне достаточно
  
  интересную историю, чтобы включить ее в книгу. Она выглядит еще моложе
  
  своего возраста из-за миниатюрного роста, но отличается идеальными формами
  
  и спортивным сложением. Дженни из весьма состоятельной семьи, с которой не
  
  общается. Для ее роста грудь девушки была роскошной величины.
  
  Я нашла ее по объявлению в витрине магазина: "Полногрудая молодая
  
  блондинка, местная, с 9. 30 до 16. 30, там же был указан телефон. В то
  
  время мне было всего пятнадцать, и подобные вопросы вызывали у меня жгучее
  
  любопытство. Я начала размышлять: "Ведь это я полногрудая местная
  
  блондинка! И принялась фантазировать о том, что это объявление
  
  действительно дала я. Фантазии, фантазиями, но я серьезно задумалась, что
  
  отвечает "полногрудая молодая блондинка мужчинам, когда они набирают ее
  
  номер. И потому однажды я попробовала позвонить по нему из автомата. Я была
  
  готова заговорить хрипловатым низким голосом, похожим на мужской, но
  
  включился автоответчик.
  
  "Привет, приятель, произнес женский голос, и неизвестно почему мне
  
  сразу стало тревожно. Сейчас я занята, продолжала полногрудая молодая
  
  блондинка, но, возможно, ты будешь рад узнать, что мне только что
  
  исполнилось восемнадцать. У меня длинные, волнистые белокурые волосы,
  
  персиковая кожа и нежные пальцы. Мой рост пять футов семь дюймов в чулках в
  
  сеточку, мои параметры 86-24-35. А если ты перемножишь все эти числа, то
  
  выяснишь, сколько я знаю способов сделать мужчину счастливым! Так что
  
  приходи и попробуй меня с половины десятого утра до половины пятого вечера,
  
  кроме воскресений. Я живу..., а затем следовал адрес.
  
  У меня волосы встали дыбом: теперь я знала, почему первые два слова в
  
  объявлении так встревожили меня. Полногрудой молодой блондинкой была моя
  
  старшая сестра Карен! Правда, ей было не восемнадцать, а уже почти
  
  двадцать, рост составлял пять футов девять дюймов, и грудь у нее была не
  
  так велика в обхвате всего тридцать четыре, а не тридцать шесть, как и
  
  бедра. И, кроме того, я могла поручиться: она не знала тридцати тысяч
  
  двухсот сорока способов сделать мужчину счастливым. А в остальном, она не
  
  солгала ни единым словом.
  
  Моя сестра Карен была жеманна, льстива и фальшива, считалась настоящим
  
  сокровищем в конторе, где работала. Я могла поручиться, что эта контора на
  
  самом деле существовала, а рабочая комната, или студия, сестры
  
  располагалась прямо над ней. И, зная ее осторожность, я была уверена: она
  
  договорилась с боссом, и теперь на все расспросы о ней он отвечал: Она
  
  вышла по делу, но я попрошу ее перезвонить.
  
  Вероятно, за это сестра принимала его бесплатно.
  
  Я была так потрясена своим открытием, что не знала, что делать. Мне
  
  хотелось рассказать обо всем Джун, но Карен была моей сестрой, хотя я
  
  недолюбливала ее впрочем, взаимно. Но фамильная гордостьэто фамильная
  
  гордость. Хотя...
  
  Забавно, как это у меня вырвалось. В каком-то смысле я и вправду
  
  гордилась Карен. Она могла бы поступить в университет. Могла даже стать
  
  врачом. Но она предпочла быть проституткой. Поскольку к этому ее не
  
  вынуждала необходимость, ей понадобилась недюжинная смелость, чтобы
  
  решиться на такой шаг. Не только смелость, но и ясность мысли.
  
  Но еще забавнее было то, что у нас с ней была одна спальня, и я вдруг
  
  поняла: сестра приходила домой после того, как весь день ублажала мужчин, а
  
  потом уходила танцевать или на свидания с приятелями. В тот день, когда я
  
  сделала свое ошеломляющее открытие, я не могла дождаться ее возвращения
  
  домой, чтобы поговорить. Впрочем, я начала этот разговор не сразу. Я
  
  спросила, видела ли она объявление в витрине магазина ~- "о юной
  
  полногрудой блондинке, добавила я, надеясь, что она меня поправит.
  
  Она зевнула и покачала головой. Подумать только! Продолжала я. Ладно
  
  бы я увидела его в Уэст-Энде или в Сохо. Но здесь, у Куин-парк и
  
  Кенсол-Грин!
  
  Представляешь себе! Может быть, она живет где-нибудь рядом, - я
  
  хихикнула.
  
  Как думаешь, это не Шелли Николсон? Она грудаста, молода и белокура,
  
  по крайней мере, в этом месяце.
  
  Карен зевнула еще равнодушнее и заявила, что я болтаю чепуху. Я
  
  вздохнула.
  
  Как думаешь, что это такое? Спросила я.
  
  Что? Непонимающе переспросила она. Повесить такое объявление в витрине
  
  какой-нибудь лавчонки, а затем сидеть где-нибудь и ждать, когда придет
  
  мужчина и трахнет тебя?
  
  По-моему, это омерзительно. Но почему бы тебе не попробовать? Если
  
  такое творится прямо на нашей улице... Я захихикала.
  
  Не просто на улице! Но если серьезно, как думаешь, что они говорят?
  
  "Привет, куколка, можно прийти и трахнуть тебя? "Конечно, парень. Это
  
  обойдется тебе в десять фунтов. Приходи. О чем еще они могут говорить?
  
  Хитрюга! Процедила она. Ты хочеть знать точно? Я могу рассказать. Они
  
  говорят: "Мне только что исполнилось шестнадцать... Или семнадцать, или
  
  называют другой правдоподобный возраст. "У меня роскошные волнистые
  
  каштановые волосы, а мои параметры 36-25-35...
  
  "... А если ты перемножишь все эти числа, ты выяснить, сколько я знаю
  
  способов сделать мужчину счастливым, подхватила я.
  
  Вот именно! Отозвалась она, ничуть не смущаясь. Значит, ты звонила по
  
  этому номеру?
  
  Да, призналась я. А откуда ты знаешь?
  
  Ты хочешь спросить, почему я знаю, что записано на автоответчике?
  
  Потому, что я сама наговаривала эту запись. Может, ты не узнала мой голос?
  
  Над конторой Уиллерби работает одна такая девушка, и я сделала это для нее,
  
  поскольку она заявила, что у меня сексуальный голос.
  
  Все мои фантазии рассыпались в прах. Карен действительно работала у
  
  Уиллерби, а ее голос служил только приманкой. Она рассмеялась:
  
  Неужели ты решила, что это я? Нет, ледяным тоном ответила я. Там
  
  сказано, что у нее бюст в обхвате 36, а тебе для этого понадобился бы
  
  силикон. И потом ей всего семнадцать, а ты выглядишь гораздо старше.
  
  Если это тебя так заинтересовало, поговори с ней, я вас познакомлю. Ее
  
  зовут Моника.
  
  Ни за что!
  
  Вот и хорошо! Ну, хватит об этом. Может, ляжем спать?
  
  На следующий день я позвонила в школу, голосом мамы сообщила, что я
  
  больна, и отправилась вслед за Карен.
  
  Я чуть не столкнулась с ней на Хай-стрит. Она зашла купить сандвичей и
  
  молока. Я преследовала ее по пятам. Неподалеку от своего офиса Карен зашла
  
  в аптеку и вышла с целой упаковкой кондомов! Но даже тогда я еще верила,
  
  что она купила презервативы по просьбе этой девушки, Моники. Я думала,
  
  сестра не решится сделать это для себя. Увидев, что она направляется в свою
  
  контору, я перешла через дорогу. К счастью, напротив оказалось крошечное
  
  кафе. Я зашла туда, взяла чашку кофе и устроилась за столиком у окна, за
  
  тюлевой занавеской. Карен читала объявления в окне конторы.
  
  Мне не пришлось долго ждать. Подхватив коробку презервативов под
  
  мышку, она вставила ключ в узкую дверь между дверью конторы и каким-то
  
  магазином.
  
  Мужчина, стоящий у витрины, что-то сказал ей. Карен покачала головой и
  
  улыбнулась. Мужчина продолжал говорить. Она снова покачала головой и
  
  указала на часы над входом в банк. Когда Карен открыла дверь, мужчина
  
  попытался войти следом за ней, но она оттолкнула его, и захлопнула дверь за
  
  собой.
  
  Мужчина перешел улицу и сел за столик в кафе. Судя по виду и по
  
  костюму, он был бизнесменом чисто выбритым, умеренно привлекательным
  
  довольно стройным, лет тридцати. Мужчина сел у окна с другой стороны от
  
  двери, не прячась за занавеской. Он не сводил глаз с окна над конторой.
  
  Когда Карен отдернула шторы, он замахал, пытаясь привлечь ее внимание.
  
  Во второй раз он этого добился, Карен как раз открывала окно. Она
  
  усмехнулась и махнула рукой. Она выставила на подоконник большую прозрачную
  
  коробку.
  
  Мужчина барабанил пальцами по столику, не притрагиваясь к кофе. Даже
  
  со своего места я видела огромную выпуклость у него под брюками. Он не
  
  сводил глаз с окна моей сестры. Я пыталась представить себе его фантазии.
  
  Обнаженное тело Карен. Карен, поддерживающую груди, выставляющую их
  
  напоказ.
  
  Карен, лежащую на постели и медленно раздвигающую ноги она улыбалась,
  
  приглашая заходить. Карен, сидящую верхом на его члене. Неудивительно, что
  
  он сходит с ума от ожидания! Несмотря на то, что Карен моя сестра и что
  
  грудь у меня больше и красивее, этот мужчина считает ее аппетитной штучкой.
  
  Внезапно коробка на подоконнике засветилась изнутри. "Блондинка,
  
  сообщала она кроваво-красными буквами.
  
  Мужчина в спешке опрокинул стул. По-моему, он не стал бы даже
  
  наклоняться за ним, если бы не возможность одновременно поправить
  
  болезненно разбухший член. Правой рукой он поднял стул, а левой заткнул эту
  
  штуку под пояс.
  
  Затем, слегка согнувшись, он проковылял как утка к двери, перебежал
  
  через улицу, чуть не попав под автобус. Вот она, одержимость! Всю дорогу он
  
  не отрывал глаз от окна Карен.
  
  Должно быть, Карен уже успела спуститься и открыть дверь. Но она снова
  
  появилась в окне, проверить, загорелась ли вывеска. На ней был только
  
  черный кружевной лифчик из тех, что поддерживает грудь снизу, не закрывая
  
  ее. Соски торчали над кружевной отделкой. Она видела, как мужчина чуть не
  
  попал под машину, и послала ему легкий воздушный поцелуй. Едва он скрылся
  
  за дверью, кроваво-красная стыду, я опозорилась, конечно, от чрезмерной самоуверенности. Пятеро
  
  мужчин делали все возможное, лишь бы довести меня до оргазма, и я удостоила
  
  каждого вполне сносной имитации. И потому к приходу Тони я чувствовала себя
  
  "огнеупорной. К сожалению, он был очень похож на Карла, и я растаяла, тем
  
  более что и от моего контроля к тому времени сохранились жалкие остатки.
  
  Но Тони был не настолько похож на Карла, чтобы я позволила ему войти в
  
  меня без презерватива, впрочем, его член выглядел на редкость сексуально в
  
  черной резине с красной спиралью по всей длине! А когда я приближалась к
  
  нему вплотную и не видела его лица, лоснящаяся эбеновая кожа была такой
  
  гладкой и атласной, мускулы такими твердыми, а движения такими гибкими и
  
  умелыми...
  
  Ну, хватит. Сорок минут я сопротивлялась так, что могла бы заработать
  
  медаль "Думай об Англии, но затем его навыки секс-машины восторжествовали
  
  над моими правилами проститутки, и я начала испытывать оргазмы, пока он не
  
  кончил. Все это продолжалось семьдесят пять минут, но кто их считал?
  
  В ту ночь Карен была очень нежна и внимательна ко мне вовсе не как
  
  старшая сестра. Но ей было незачем беспокоиться. Я чувствовала себя на
  
  Седьмом небе.
  
  Мои худшие опасения о том, что это будут пять часов скуки, не
  
  подтвердились.
  
  Я всегда говорю: "Меня часто трахают, но никогда не заставляют
  
  скучать! Я участвую в этом деле уже два года, и, хотя в ней есть свои
  
  нудные моменты, как в любой другой работе, большую часть времени она бывает
  
  невероятно интересной. Все, что мне надо помнить что за каждым членом,
  
  поднимающимся по моей лестнице, стоит человеческое существо, и я
  
  соприкасаюсь еще с одной судьбой.
  
  Есть одна большая разница между мной и клиентом, которую никогда не
  
  скрыть.
  
  Для него наши тридцать, сорок, пятьдесят минут секса радость на всю
  
  неделю.
  
  Он ждет своих дней, дрожит, думая об этом, а его член встает и
  
  опадает. Он гуляет вверх-вниз, как трусики шлюхи, по словам Пегги. Потом
  
  один в своей постели (обычно клиенты бывают неженатыми) он с наслаждением
  
  вспоминает время, проведенное между моими бедрами. Но для меня это просто
  
  тридцать, сорок, пятьдесят минут работы. Мы две половинки единого целого,
  
  он и я, но его опыт настолько отличается от моего, что соединить эти
  
  половинки невозможно. В этом и весь секрет. Я не против секса. В сущности,
  
  я наслаждаюсь им. Мне нравятся маленькие драмы, мужское тщеславие, их
  
  ребячливость, сексуальные потребности... Я люблю мужчин.
  
  Азиат, владелец кафе, стоял в дверях и все видел. Карен снова подошла
  
  к окну, чтобы задернуть шторы, и послала воздушный поцелуй и ему. Я
  
  съежилась за занавеской.
  
  Я сидела ошеломленная и не верила своим глазам. Этот парень,
  
  "барабанщик, как я мысленно назвала его, сидел всего в нескольких шагах от
  
  меня минуту назад, а теперь он был в затемненной комнате, смотрел на мою
  
  сестру вероятно, одетую только в вызывающий лифчик и какие-нибудь ажурные
  
  чулки...
  
  Он снимал брюки, показывал ей затвердевший, набухший рог, проводил
  
  ладонями по ее телу, ласкал груди, укладывал ее в постель, зарывался лицом
  
  в ее холмик, лизал щелку, посасывал клитор... Господи, как мне хотелось
  
  стать мухой и влететь к ним в окно!
  
  Я не могла себе представить, чтобы Карен занималась таким ремеслом. Я
  
  не представляла ее в такой роли. В школе она держалась чересчур чопорно.
  
  Парню достаточно было один раз дать волю рукам, чтобы она порвала с ним.
  
  Она всегда клялась мне, что ни одна мужская рука не попадала к ней под
  
  трусики, не говоря уже о дырочке. Что же с ней случилось?
  
  Владелец кафе вскоре заметил мое любопытство.
  
  Ты хочешь увидеть, что там происходит? Весело спросил он.
  
  Эта девушка... Пробормотала я. Не могу поверить! Еще год назад я
  
  училась с ней в одной школе... Это была чистая правда! Я как раз собиралась
  
  перейти через дорогу и поздороваться с ней, а она вышла из аптеки с целой
  
  коробкой презервативов! Вот я и пошла за ней следом, и... Я указала на
  
  задернутую занавеску в окне на противоположной стороне улицы.
  
  Ты говоришь про Блондинку? Переспросил он. Ты училась с ней в школе?
  
  Я кивнула. Он перевел взгляд на мою грудь, похотливо помедлил, а затем
  
  спустился ниже.
  
  Тебе любопытно? Здесь нужна девушка, чтобы работать по вечерам. Если
  
  хочешь, я помогу тебе за двадцать фунтов. Ты заплатишь мне после того, как
  
  начнешь зарабатывать. Я рассмеялась.
  
  Я не шучу! Он сделал вид, что обиделся. Здесь ты сможешь каждый вечер
  
  зарабатывать по двести пятьдесят фунтов. Подумай над моим предложением,
  
  добавил он и ушел в глубину кафе.
  
  Полчаса спустя мужчина вышел от Карен на улицу умиротворенный и
  
  расслабленный. Контраст с его прежним видом был разительным. Я сидела,
  
  представляя себе отверстие Карен в виде естественного радио, передающего
  
  секс волны. Я представила себе, как по утрам этот мужчина просыпается и
  
  чувствует, как затвердел его член. Конечно, он принимал радиосообщение!
  
  Вульва члену: "Ты слышишь меня? Отбой.
  
  Член вульве: "Я хочу тебя! Я хочу тебя! Вульва члену: "Приди и ощути
  
  меня!
  
  Отбой.
  
  Член вульве: "Ты нужна мне. Я в отчаянии!
  
  Вульва члену: "Приди и заполни меня! Отбой.
  
  Бедному "барабанщику не оставалось выбора, кроме как отпроситься с
  
  работы, снять со счета пятьдесят фунтов, а затем долгие минуты сидеть,
  
  здесь барабаня по столу, покрываясь потом и дрожа от страсти, пока Карен
  
  снимала уличную одежду, надевала сексуальное белье, причесывалась,
  
  подправляла макияж, душилась, смазывала гелем отверстие, где ему полагалось
  
  быть, вскрывала упаковку презервативов. Все это время он пребывал в боевой
  
  готовности. Он был ее рабом вот так-то! Рабом, который платит своей госпоже
  
  за то, чтобы роли на полчаса поменялись.
  
  А Карен? О чем она думала, когда готовилась принять этого мужчину?
  
  Я сидела в кафе, пока хозяин не предупредил меня, что Блондинка иногда
  
  заходит сюда перекусить. Я попросила не рассказывать обо мне и добавила,
  
  что подумаю над его предложением. В это утро к Карен приходили еще двое
  
  мужчин негр и белый. Негр провел у нее целый час. Я не могла вообразить,
  
  чем могут заниматься мужчина и женщина в течение часа! Я не представляла
  
  себе, что значит трахаться с тремя разными мужчинами еще до ленча: значит,
  
  до окончания рабочего дня на ее секс волны должны были откликнуться еще
  
  трое-четверо сексуально возбужденных мужчин, готовых потратить деньги, лишь
  
  бы проникнуть в теплую, мягкую, хорошо смазанную дырочку. Этим вечером я не
  
  могла дождаться, когда Карен вернется домой.
  
  Когда я ночью забралась к Карен в постель, она только заворчала, но
  
  потеснилась и спросила, что со мной случилось.
  
  Я напомнила о ее обещании познакомить меня с девушкой, работающей в
  
  комнате над конторой.
  
  Ладно, очень спокойно отозвалась она. Я так и думала: раз уж ты начала
  
  задавать вопросы, ты наверняка успела побывать там. Ну и что же ты видела?
  
  А ты не рассердишься? Она сухо рассмеялась. Какой в этом смысл? Я же знала,
  
  что когда-нибудь это случится. Что ты видела?
  
  Я рассказала обо всем. Она только вздохнула, а я спросила о первом
  
  клиенте "барабанщике.
  
  Это Джерри, мечтательно произнесла она. Он приходит каждую неделю! Он
  
  бурно кончает, стоит поднести к нему кондом. У нас это превратилось в
  
  настоящее искусство. Я промокаю его салфеткой, а затем подсасываю, после
  
  чего он может продолжать трахаться еще минут двадцать. Вот что значит быть
  
  благодарным!
  
  Сколько же ты занимаешься этим? Восемь месяцев.
  
  С тех пор как кончила школу! Ты вообще когда-нибудь работала в
  
  конторе? Она усмехнулась.
  
  Всего неделю! Но теперь я просто снимаю у них комнату. Том, тамошний
  
  менеджер, увел меня туда в конце недели. Потом я в шутку сказала, что это
  
  будет стоить десять фунтов, и он заплатил! Он сказал, что на самом деле это
  
  стоит фунтов сорокпятьдесят, а я могу требовать пятьдесят со своим лицом и
  
  фигуркой, он готов предоставить ее мне за два бесплатных сеанса в неделю!
  
  На мое имя зарегистрирован только телефон.
  
  Вот это да! Мне до сих пор не верилось, что моя чрезмерно порядочная
  
  сестра сделала такой шаг.
  
  А что в этом странного? Я откладываю тысячу фунтов в неделю. Никому и
  
  в голову не приходит смеяться, услышав об этом. Я не знала, что сказать.
  
  Помолчав, Карен спросила: Ну что, язык проглотила? Вот уж не думала,
  
  что когда-нибудь лишу тебя дара речи. Тебе и вправду нечего сказать? А
  
  можно я посмотрю? Спросила я. Нет! Поспешно и сдавленно вскрикнула она.
  
  Разве у тебя негде спрятаться? Она колебалась слишком долго, прежде
  
  чем сказала "нет. Нет, есть! Воскликнула я. Я поняла! В нише находится
  
  раковина, которой я пользуюсь. Иногда приходится мыть клиентам члены.
  
  Здорово! Ручаюсь, тебе попадались неплохие экземпляры. Кстати, это
  
  приятно?
  
  Не так сексуально, если ты спрашиваешь об этом. Это просто работа.
  
  Ты хочешь сказать, что сама никогда не кончаешь?
  
  Ей следовало давно разучиться смущаться. По крайней мере на этот раз
  
  она ничего не стала отрицать.
  
  Иногда такое случается, призналась она. Я хотела сказать, что моя цель
  
  вовсе не оргазм. Но они у тебя бывают? Я же сказала. Ты видела сегодня
  
  утром того негра?
  
  Того, что пробыл у тебя целый час? Она презрительно фыркнула. Значит,
  
  ты засекала время? Да, его. С ним я всегда кончаю. Я ненавижу его, но
  
  ничего не могу с собой поделать. Он приходит по вторникам и четвергам
  
  иногда утром, иногда днем, но всегда в одни и те же дни.
  
  Он похож на атлета или боксера, заметила я.
  
  Я не знаю, кто он такой. Но он следит за телом это уж точно. Впервые,
  
  когда я увидела его...
  
  Тогда почему же ты его ненавидишь? Потому, что он знает: он способен
  
  заставить меня кончить в любое время, когда ему захочется. Потому, что он
  
  хитер. Потому, что он восхитительно трахается! Потому, что каждый вторник и
  
  четверг я поднимаюсь по лестнице, мысленно повторяя: "Сегодня придет Карл.
  
  Я с нетерпением жду его.
  
  Он был таким робким! И до сих пор робеет, охотно рассказывала сестра.
  
  Надменный и вместе с тем застенчивый это трудно объяснить. Он позвонил
  
  в дверь, поднялся, остановился, не доходя до верха лестницы, и пробормотал:
  
  "Вы принимаете чернокожих? Принимаю ли я чернокожих? Да половина моих
  
  клиентов негры! Я ответила то же самое, что всегда: я принимаю даже
  
  зеленокожих, если у них деньги нужного цвета. Он вытащил целую пригоршню
  
  купюр и спросил, хватит ли этого. Не знаю, чем он занимается, и не хочу
  
  знать, но денег у него хватает. А больше мне ничего не надо. Я велела ему
  
  пока спрятать деньги, чтобы не показать, что больше меня ничего не
  
  интересует. Я пригласила его войти, лечь со мной в постель и сказать, чего
  
  он хочет от меня, что он может получить и сколько это будет стоить.
  
  Она закрыла глаза и провела ладонью по волосам.
  
  Когда он вошел в комнату, я не поверила своим глазам. На нем была
  
  белая рубашка, расстегнутая до пояса. Ты видела, как он сложен? У него
  
  торс, словно треугольник, талия невозможно тонкая, а плечи вот такие! Он не
  
  такой мускулистый, как тяжелоатлет, но широкий в плечах. И гладкий, словно
  
  полированное черное дерево. К тому времени я принимала клиентов уже пару
  
  месяцев и считала, что повидала все, что только можно. Но в Карле что-то
  
  есть, он так красив, что вызывает желание прикоснуться. Не знаю, как я
  
  удержалась, пока мы обсуждали время и деньги. Выяснилось, что он хочет
  
  всего лишь, чтобы я легла лицом вниз на постель, пока он будет сверху, вот
  
  и все.
  
  Я чуть не расплакалась. Я представляла себе массаж всего тела, сорок
  
  разных поз словом, весь мой арсенал. Сорок? Изумленно переспросила я. Она усмехнулась.
  
  Такое тебе и не снилось, сестренка! Но Карл хотел только, чтобы я
  
  отсосала его, а затем позволила трахнуть себя. Я сняла с него рубашку и
  
  усадила в кресло. Я расстегнула ему ширинку, и он выскочил, как чертик из
  
  коробки, он приподнялся и снял брюки, раздвинул ноги и поманил меня к себе.
  
  Я осторожно спустила трусы и увидела... Ты себе не представляешь, Дженни,
  
  сколько красивых членов я повидала, но член Карла самый лучший в мире! У
  
  большинства мужчин они сморщенные, кривые, с набухшими венами и загрубевшей
  
  кожей, но только не у Карла. Он такой гладкий и блестящий, что кажется,
  
  будто на нем надет черный презерватив!
  
  Она вздохнула, отдаваясь счастливым воспоминаниям.
  
  Конечно, когда он обмяк, он немного сморщился. Но я видела, как он
  
  вновь восстал, и эта эрекция была совершенством. В минуту стопроцентной
  
  эрекции последние складки кожи туго натянулись, и член стал похож на
  
  отполированный черный мрамор. Она тихо произнесла: Я была так
  
  загипнотизирована, что сделала то, на что никогда не решалась. Я нарушила
  
  свое твердое правило, вернее, просто забыла о нем: я не надела на него
  
  кондом! По запаху я чувствовала, что он перед приходом помылся. Знаешь, это
  
  очень заметно. И потому я вобрала головку члена в рот, обвела ее кончиком
  
  языка словом, воспользовалась всеми известными мне способами, а он просто
  
  лежал на спине, раздвигал ноги все шире, стонал, извивался... Можно
  
  подумать, что я причиняла ему боль. А потом он стал кончать мне в рот,
  
  касаясь головкой горла. Единственный способ не подавиться при этом,
  
  глотать, глотать без конца: если хочешь знать, это обезоруживает любого
  
  мужчину. Особенно если при этом слегка ласкать пальцами яйца, как делаю я.
  
  Карла это тоже разогрело. Он дергался словно под напряжением в
  
  несколько тысяч вольт, он издал пронзительный крик, и я почувствовала, как
  
  из него выплескивается сперма тебе известно, что внутри члена проходит
  
  канал? Во всяком случае, я слышала, как он пульсирует, как содрогается в
  
  моем рту его волшебная палочка. Но вкуса спермы я не почувствовала головка
  
  члена находилась в гортани.
  
  Но от этого ты не могла кончить, возразила я.
  
  В том-то и дело: я кончила сама! Когда он обмяк, я вдруг поняла, что
  
  произошло. По правде говоря, мне не пришлось особенно трудиться за
  
  пятьдесят фунтов! В панике я отстранилась от него, чтобы член вновь
  
  оказался во рту, и принялась сосать и лизать его, чтобы он снова затвердел.
  
  Он просто лежал в ступоре, а потом почувствовал, что снова поднимается,
  
  понял, что еще не все кончено, и рассмеялся. Не прошло и минуты, как он
  
  вновь восстал как жезл! Я сказала, что теперь он может войти в меня, и
  
  спросила, лечь ли мне лицом вниз на постель. Он восторженно вскричал: "Да!,
  
  словно я пообещала ему фантастическую награду.
  
  Я легла лицом вниз и слегка развела ноги, чтобы он видел цель. Но он
  
  поставил меня на четвереньки, осторожно опустился сверху и скользнул в меня
  
  как угорь. Он вонзился всего пару раз, снова вышел, схватил самую большую
  
  подушку и подсунул ее мне под живот. Затем снова вошел, сделал еще
  
  несколько движений. Опять вышел. Передвинул подушку и подложил сверху еще
  
  одну, поменьше. Все повторилось еще раз с третьей подушкой...
  
  Сколько же у тебя там подушек? Воскликнула я.
  
  Не так уж много. Третью подушку он подложил мне под голову и плечи,
  
  теперь я лежала на трех подушках. Моя грудь висела между первыми двумя, не
  
  касаясь простыни, третья приподнимала мою попку, чтобы ему было удобнее. Он
  
  вошел в меня легко, как по маслу.
  
  "Детка, предоставь остальное мне. Можешь спать, если хочешь, но не
  
  смей шевелиться. Понятно? Я ответила, что постараюсь.
  
  Фантастика! Карл запретил тебе двигаться? И что же ты?.. Карен
  
  хихикнула.
  
  Неужели мне удалось распалить тебя? Не тебе, а Карлу. Продолжай! Ну
  
  хорошо... Она снова посерьезнела. - Он возбудил меня, приказал не
  
  шевелиться, но думать не запретил. Он делал, что хотел за свои деньги, а я
  
  как бы наблюдала за ним и за собой со стороны, и вот что: "Черт, какая
  
  классная попка у этой цыпочки! Какая сладкая, горячая, тугая дырочка! А
  
  затем оказывается, что ты распалилась и уже не понимаешь, кто кого трахает.
  
  По-моему, у негров члены чувствительнее, чем у белых. У меня побывало
  
  немало белых, которые кончали, едва успев войти в меня.
  
  И что же ты делаешь, когда они кончают так быстро?
  
  Просто встаю на колени и занимаюсь оральным сексом. Но с неграми
  
  такого не бывает, они подолгу остаются твердыми. Карл в первый раз кончил
  
  быстро, но иначе было невозможно, ведь он оказался в глотке лучшей
  
  минетчицы. Но во второй раз... Он трахал меня безостановочно, не меняя
  
  ритма все это длилось полчаса. Он удовлетворился длинными, медленными,
  
  равномерными ударами, ленивыми и великолепными. Он первым дал мне понять,
  
  что меня возбуждает даже определенный ритм движений. С тех пор я всегда
  
  обращала на это внимание.
  
  Когда я случайно кончаю с клиентом, то в девяти случаях из десяти это
  
  происходит потому, что он случайно попадает в мой ритм.
  
  Но с Карпом все было не случайно. Этот ублюдок оказался хитер и
  
  терпелив.
  
  Вот почему он велел мне не шевелиться: должно быть, прежние девушки
  
  знали его уловку и сбивали с ритма. Так поступаю и я, когда какой-нибудь
  
  клиент случайно начинает возбуждать меня. Иногда он слегка менял движения,
  
  но так незаметно, что поначалу я ничего не замечала. А я лежала на животе,
  
  положив голову на подушку и повернув ее вбок, посматривая за ним в зеркало.
  
  Клиентам нравится наблюдать за собой, а мне следить за ними. Я видела, как
  
  слегка напрягаются его мускулы, чувствовала, как перемещается его вес это
  
  было едва заметно, на краткие доли секунды. А потом я почувствовала, почему
  
  он делает это: его твердый, хорошо смазанный жезл при этом слегка
  
  прижимался к стенкам вагины то к левой, то к правой, то к задней, то к
  
  передней.
  
  Сильнее всего я возбуждалась, когда он прижимал член к передней и
  
  задней стенкам вагины, я предчувствовала эти движения по тому, как он менял
  
  позу.
  
  Он слегка приподнимался, и я переставала чувствовать его тяжесть. Эти
  
  изменения были едва ощутимыми. Он покачивался на коленях. Это нравилось ему
  
  потому, что передняя стенка вагины грубее остальных, на ней есть небольшие
  
  выступы. Когда мужчина трахает тебя сзади, по-обезьяньи, самая
  
  чувствительная часть его члена касается этих выступов.
  
  Когда он прижимался членом к задней стенке, тот налегал на меня всем
  
  великолепным атлетическим телом, и я тонула под ним, а он поддавал бедрами.
  
  С ним я пережила три настоящих оргазма, пока не изнемогла. Как
  
  профессионалка, я не могла допускать такое, но даже сейчас, когда
  
  рассказываю о нем, возбуждаюсь и теку. Он обхватил мои колени, туго сжал
  
  бедра, просунул руки между двумя верхними подушками и начал ласкать мою
  
  грудь. Уверяю тебя, я думала, что вымотана полностью, но когда его ногти
  
  принялись описывать круги вокруг моих сосков, а кончики пальцев, слегка
  
  пожимать их... В общем, я просто заработала попкой, пока он не принялся
  
  трахать меня как бешеный! Это продолжалось всего минуту, дольше не выдержал
  
  бы никто. Но я клянусь, что так я еще никогда не кончала! Когда его член
  
  запульсировал прямо внутри меня, а горячая липкая жидкость хлынула из него
  
  потоком, я думала, что умру от наслаждения. Но ведь ты сказала, что
  
  ненавидишь его! Так и есть! Я ненавидела его в ту минуту и ненавижу до сих
  
  пор. Он обезоружил меня с первого раза. Теперь он растягивает удовольствие
  
  на целый час каждый вторник и каждый четверг. Он платит шестьдесят фунтов и
  
  кончает дважды: один раз в рот, второй в вагину. Теперь оральный секс с ним
  
  продолжается двадцать минут, а не две. Я ненавижу его, а мое тело обожает.
  
  Я обхватываю идеальное черное копье пальцами, желая разорвать его, но мое
  
  тело приказывает ласкать его плавными движениями, лизать и сосать как
  
  никого другого. Я растягиваюсь на подушках и поднимаю ягодицы, впуская его,
  
  думая:
  
  "Негодяй! Ублюдок! Но мое тело тает, сдается, превращается в машину
  
  наслаждения. Мне пришлось умасливать Карен еще несколько ночей, объяснять,
  
  какая она смелая и как я восхищаюсь ею, прежде чем она согласилась спрятать
  
  меня за занавесками в нише, где находилась раковина. Но даже при этом я
  
  удержалась от шантажа вроде "если ты не согласишься, я все расскажу
  
  родителям. Она поставила единственное условие: я не должна видеть ее с
  
  Карлом. Она не хотела, чтобы я увидела, как она изнывает от наслаждения,
  
  описанного в таких подробностях.
  
  В следующий понедельник ровно в девять часов мы купили лапшу, молоко и
  
  сотню презервативов. Поднимаясь по лестнице, я не могла не вспоминать
  
  Джерри и его поспешное восхождение по этой же лестнице. Он входил за
  
  бедрами, которыми Карен, поднимающаяся впереди, соблазнительно покачивала
  
  перед моим носом.
  
  Она обернулась и хихикнула.
  
  Зимой, сказала она, когда рано темнеет, я иногда стою перед открытой
  
  дверью, чтобы мужчины видели, какое удовольствие упускают, проходя мимо. И
  
  если они поддаются соблазну, я поднимаюсь впереди них вот так, она вновь
  
  зазывно покачала бедрами, только надеваю мини-юбку и обхожусь без трусиков,
  
  одними чулками и пояском. Я виляю попкой, позволяю им лишний раз взглянуть
  
  на врата рая, и это сводит их с ума! Это стоит добрых десяти минут фрикций.
  
  Распахнув дверь, она воскликнула: Добро пожаловать в мои секс владения в
  
  мой личный офис!
  
  Это была милая комнатка, особенно с задернутыми шторами и включенной
  
  лампой, уютная и женственная. Ее украшали искусственные растения в горшках,
  
  павлиньи перья в вазах, веер из страусовых перьев, которым она играла, устраивая
  
  стриптиз. Обои в цветочек, кружева и оборочки довершали впечатление.
  
  Если бы мне не приходилось принимать здесь незнакомых мужчин,
  
  позволять лапать и трахать меня, то в этой комнатке было бы чудесно
  
  проводить время, заметила она.
  
  Мы убрали в комнате, вытерли пыль, и Карен включила электрическую
  
  простыню устройство, позволяющее поддерживать в постели приятное тело.
  
  Затем Карен разделась и надела лифчик две платформы, на которых ее груди
  
  казались больше и круглее сетчатые чулки, поясок и туфли на шпильках. Она
  
  выставила на подоконник, за стекло, вывеску "Блондинка, не открывая окно,
  
  поскольку собирался дождь. Рассмеявшись, Карен помахала рукой.
  
  Это Джерри, объяснила она мне. Он не дождался даже до завтра! Ну что
  
  же... Она огляделась. Полагаю, все готово. Сейчас придется расстегивать
  
  Джерри ширинку! Она выжала дюйм геля на палец и увлажнила расщелину и
  
  вагину. Надо быть готовой ко Ґвсему.
  
  Она не включила вывеску до тех пор, пока не убедилась, что меня не
  
  увидят в комнате ни под каким углом и что даже внутри, в нише, я смогу
  
  спрятаться за занавеску.
  
  Затем она включила вывеску и начала отсчет, как при запуске ракеты:
  
  Десять, девять, восемь, семь... Когда она досчитала до трех, в дверь
  
  позвонили, и она отключила вывеску. По лестнице словно протопало стадо
  
  слонов. Она распахнула дверь и отступила с широкой приветственной усмешкой.
  
  Джерри! В экстазе воскликнула Карен.
  
  Это чудесно! Жаль только, что завтра в это же время мне будет очень
  
  одиноко.
  
  Завтра я уезжаю в Эдинбург, пояснил он, положил на тумбочку конверт и
  
  тут же, тяжело дыша, начал срывать с себя одежду.
  
  Повезло шотландским девушкам! Заметила Карен. Как ты хочешь сегодня?
  
  Согнись над стулом, ответил Джерри. Нет, лучше сядем. Я сяду в кресло,
  
  а ты на меня.
  
  Карен подвинула плетеное кресло к длинному зеркалу, пока он заканчивал
  
  раздеваться. Он снял даже носки. У него было красивое тело хорошо
  
  сложенное, упругое, а эрекция показалась мне фантастичной. Карен подмигнула
  
  мне в другое зеркало, доставая из пакетика первый презерватив за день.
  
  Джерри рванулся к ней, потрясая своим орудием и смеясь.
  
  Я думал, что не дождусь этой волшебной минуты! Воскликнул он.
  
  Он сел на бумажное полотенце, которое Карен расстелила в кресле, и
  
  выставил свою сардельку. Карен встала на колени между его широко
  
  раздвинутыми ногами, и я с удивлением увидела, что она не надела на него
  
  кондом. Куда она дела его? Карен держала его штуку обеими руками точнее,
  
  кончиками восьми пальцев, нежно проводя большими пальцами по яйцам. Он
  
  закрыл глаза и запрокинул голову, а Карен принялась сосать его, медленно
  
  заглатывая гладкую колонну.
  
  Вот так! Она отстранилась, и я увидела, что длинный стержень надежно
  
  упакован в резину и готов к действиям. Должно быть, Карен держала
  
  презерватив во рту и ухитрилась надеть его так, что в маленький резервуар
  
  на конце не попало ни пузырька воздуха.
  
  О-о! Застонал он. Ты несравненна, Блондинка! Пожалуй, мы начнем со
  
  стула.
  
  Он поднялся и подергал членом, восхищаясь его длиной и твердостью,
  
  пока Карен подошла к стулу и согнулась над ним, положив локти на сиденье.
  
  Благодаря высоким каблукам ей удалось изящно перегнуться через
  
  изогнутую спинку. Еще держа в кулаке член, Джерри встал между ее бедер и
  
  погрузил кончик копья между ее нижними губками. Затем он принялся водить
  
  пенисом вверх-вниз, постанывая от наслаждения и уверяя Карен, что она
  
  бесподобна. Я была с ним согласна.
  
  Осторожно скользя по ее хорошо смазанной ложбинке, он начал
  
  погружаться внутрь, проходя мимо вагины. Сначала на полдюйма, потом еще на
  
  дюйм и наконец все глубже и глубже, пока он не начал двигаться внутрь и
  
  наружу, по-прежнему вздыхая от наслаждения и заявляя, что Карен невероятно
  
  прекрасна.
  
  Она не стояла неподвижно скорее всего, притворялась: вздыхала, слегка
  
  ахала, поскуливала, виляла попкой, подавалась навстречу ему при каждом
  
  погружении.
  
  Наконец она выпрямилась, словно больше была не в силах терпеть, сняла
  
  его руки с бедер и положила их на свою грудь, а потом прижалась к нему всем
  
  телом, издав изумленный вскрик словно раньше не подозревала о подобном
  
  наслаждении. В такой позе он трахал ее пару минут, быстро и медленно, меняя
  
  ритм, каждый раз вызывая у нее длинные стоны.
  
  Когда он остановился, чтобы перевести дыхание, она сделала невероятное
  
  я никогда не думала, что Карен способна на такое. В детстве мы обе
  
  занимались балетом, но мне казалось, что она уже давно потеряла всякую
  
  форму. Она склонилась вперед, положив верхнюю половину тела на спинку
  
  стула, отодвинутого на два фута вперед. Затем она повернула тело влево и
  
  описала правой ногой полный круг в воздухе. В конце концов она оказалась
  
  лицом к Джерри, выгнувшись всем телом, рискованно опираясь лопатками на
  
  спинку стула и сжимая вагиной его торчащее орудие.
  
  Некоторое время насладившись ею в такой позе, он помог ей выпрямиться.
  
  Карен обвила его руками, прижалась грудью к его груди и принялась вращать
  
  бедрами, побуждая его снова начать что он и сделал с новым рвением. Спустя
  
  некоторое время она подняла правую ногу и обняла его, упершись каблуком в
  
  его правую ягодицу и придвигая его к себе все сильнее с каждым толчком.
  
  Вскоре после этого она обняла Джерри и второй ногой. Теперь она скрестила
  
  ноги за спиной Джерри, переплела пальцы у него на шее и повисла на нем,
  
  позволяя члену проникнуть еще глубже. Наконец, не выдержав ее веса и
  
  наслаждения, Джерри рухнул на кровать, по-прежнему погружаясь в Карен до
  
  самой рукоятки.
  
  По тому, как вздрагивало его тело, и по мучительному экстазу на его
  
  лице я поняла, что он кончает. Он притиснул Карен к себе, задрожал и в
  
  изнеможении вздохнул. А Карен, положив голову ему на плечо, закатила глаза,
  
  беззвучно присвистнула и снова подмигнула мне.
  
  Она не двигалась, пока Джерри не пошевелился, а затем сползла с него
  
  со словами:
  
  Уже лучше, Джерри! Знаешь, сколько ты продержался на этот раз?
  
  Он покачал головой с таким видом, словно забыл, как открывать глаза.
  
  Двадцать две минуты! Когда-нибудь нам удастся сделать это в постели.
  
  Может быть, в следующий вторник, подтвердил он.
  
  Карен поцеловала его в ухо и прошептала, что уже давно ждет этого.
  
  Наконец он разомкнул веки и недоверчиво, однако с явным желанием
  
  поверить, спросил: Правда? Ты действительно этого ждешь? Без тебя мне
  
  чего-то не хватает, кивнула Карен, стаскивая резинку с его обмякшего члена.
  
  Она показала ее Джерри, позволяя увидеть количество спермы: Ты приберег это
  
  для меня!
  
  Затем, завернув резинку в бумажное полотенце, снятое с кресла, она
  
  бросила все в ведро, стоящее под раковиной. Набросив халат, она еще раз
  
  поцеловала Джерри перед его уходом.
  
  Дождавшись, когда он выйдет на улицу, она отдернула мою штору и
  
  произнесла:
  
  А теперь пора убрать в приемной. Я изумилась: я и не знала, что у нее
  
  две комнаты. "Приемная находилась по другую сторону лестничной площадки,
  
  была такого же размера. Всю мебель здесь составляли диван, стол, кресло и
  
  стопа старых журналов вроде "Только для мужчин. Здесь ничто не указывало на
  
  ремесло хозяйки. Она велела мне протереть пыль, пока она будет отвечать на
  
  звонки. Звонил один из ее постоянных клиентов, владелец магазина с
  
  Хай-стрит, который хотел зайти на тридцать минут в два часа. Карен
  
  предупредила, что следующая встреча назначена у нее на без четверти три.
  
  Это вранье, объяснила она мне, повесив трубку, но иначе он опоздает и
  
  задержится. Телефон снова зазвонил. Удачный день, радостно произнесла она.
  
  Она проговорила в трубку почти то же, что было записано на
  
  автоответчике, и после небольшого спора объяснила, почему договаривается о
  
  встречах по телефону только с постоянными клиентами ее слишком часто
  
  обманывали.
  
  Откуда вы звоните? Спросила она. Да это всего в двух минутах ходьбы
  
  отсюда, она назвала адрес. Я буду ждать всего пять минут, не больше,
  
  добавила она.
  
  После этого я буду обслуживать того, кто придет первым.
  
  Она осторожно повесила трубку. Я спросила, что случилось.
  
  Не знаю, ответила она. Впрочем, я рада, что ты здесь. Он очень
  
  нервничал, сильнее, чем другие клиенты, и при этом я тоже волнуюсь.
  
  Но когда клиент появился, она расслабилась. К этому времени я уже
  
  успела спрятаться, но все видела и слышала. Оказывается, он нервничал
  
  потому, что ему было за шестьдесят, а проститутку он посещал впервые.
  
  Я не знаю, что это такое, сколько я должен заплатить и чего вправе
  
  ожидать, дрожащим голосом выговорил он.
  
  Он был малого роста, с сияющей лысиной не сочеталась козлиная бородка.
  
  Впрочем, он был неплохо сложен если не считать выпуклого животика,
  
  который был едва заметен под хорошим твидовым костюмом.
  
  Тогда почему бы вам не снять обувь и не лечь на постель, чтобы
  
  поговорить об этом? Это вам не будет стоить ровным счетом ничего, Карен
  
  провела кончиками пальцев по его руке, словно намекая, что не прочь
  
  оказаться вместе с ним в постели.
  
  Он нехотя последовал ее совету, неуклюже опираясь на локоть. Он
  
  выглядел так, словно был готов сбежать в любую секунду. Карен включила автоответчик и спустила с плеч халат.
  
  Это бесплатно, пояснила она, соблазнительно ложась на расстоянии ярда
  
  от него. Плата может быть разной: от двадцати пяти фунтов за "ручную работу
  
  до шестидесяти фунтов за целый час в том числе оральный секс и любые позы,
  
  какие только вам подскажет фантазия. Я не занимаюсь анальным сексом, не
  
  терплю садомазохистских выходок, но если вам это нравится, я могу
  
  подсказать, к кому из девушек надо обратиться.
  
  Нет, нет! Наконец-то опомнился он. Я хочу просто... Обычного секса?
  
  Да. И...
  
  Вы сказали оральный?
  
  Карен сунула большой палец в рот и продемонстрировала, что это такое.
  
  Я видела, как вспыхнули уши клиента. Если бы он передвинулся на шесть
  
  дюймов, я бы увидела его лицо в одном из зеркал.
  
  Очевидно, он прочел мои мысли и передвинулся! Его глаза сияли. Карен
  
  сумела распалить его.
  
  Вы живете поблизости? Спросила она. Кстати, как вас зовут?
  
  Марк, ответил он. Я живу очень далеко отсюда, в том-то и дело, я
  
  боялся зайти к девушке там, где меня кто-нибудь узнает. А почему вы
  
  спрашиваете?
  
  Скажите, если сегодня мы приятно проведем время, вы могли бы навещать
  
  меня регулярно? Скажем, раз в неделю?
  
  Только не за шестьдесят фунтов! Я не могу позволить себе такой расход
  
  каждую неделю! А за сорок пять? Гм... Может быть.
  
  Видите ли, Марк, если бы вы стали одним из моих постоянных клиентов,
  
  тогда сегодня мы могли бы начать с чего-нибудь простого. Я все понимаю:
  
  если вы никогда не бывали у профессионалок, то вам будет трудно освоиться
  
  сразу со всеми фантазиями, о которых вы мечтали наедине. Особенно с
  
  незнакомой женщиной. А если вы будете приходить ко мне постоянно, мы сумеем
  
  узнать друг друга получше и полностью освоиться. А сегодня утром мы просто
  
  ляжем вдвоем в постель обнаженными и займемся простым сексом. Сначала я
  
  буду сверху пять минут, а потом десять минут снизу. Я могу сделать это за
  
  особую цену тридцать фунтов, при условии, что вам понадобится не больше
  
  двадцати минут.
  
  Ну, вы согласны?
  
  Он вытянулся на спине и облегченно рассмеялся. Только тогда я увидела,
  
  что у него уже стоит.
  
  Великолепно! Воскликнул он. Вы неподражаемы!
  
  Карен уселась на него верхом, покачивая грудью перед его лицом.
  
  Но деньги вперед, заявила она, едва он протянул руки. Вперед? Это
  
  потрясло его. Всегда. Предоплату требуют все проститутки мира. Это первое
  
  правило игры.
  
  Он встал и отвернулся, вытаскивая бумажник. Он был туго набит
  
  купюрами, я могла бы протянуть руку и потрогать их. Те тридцать фунтов, что
  
  он отсчитал, оказались незаметной потерей для остальной пачки. Тем временем
  
  Карен снимала белье. Хотите, я вас раздену? Спросила она. Или оставим это
  
  на следующий раз? Говоря, она поглаживала узел его галстука.
  
  Он позволил Карен раздеть его до трусов, а затем засмущался и забрался
  
  в постель в трусах и носках. Карен обошла вокруг постели, разворачивая
  
  второй презерватив за день. Вытащив тюбик геля из тумбочки, она легла на
  
  кровать по диагонали, положив одну ногу на спинку, а вторую на живот
  
  клиенту, показывая ему все свои прелести. Я видела его лицо в одном из
  
  зеркал. Он задохнулся, а член туго натянул спереди трусы. Протяни палец,
  
  предложила Карен. Он смущенно потянулся к ее расщелине, пока не увидел, что
  
  она свинчивает колпачок тюбика. Он позволил выжать немного геля к нему на
  
  палец и захихикал, растирая его вокруг отверстия Карен. Она слегка
  
  раздвинула ноги и испустила счастливый вздох.
  
  Она оказалась потрясающей моя Карен. Одной из лучших. За десять минут
  
  она превратила этого робкого, нервозного старика в уверенного любовника. Он
  
  слегка заколебался, когда Карен настояла на презервативе, но согласился,
  
  когда она объяснила: он не найдет в Лондоне ни одной девушки ее класса,
  
  которая согласилась бы на это без резинки.
  
  И потом, добавила Карен, ты еще не знаешь, как я умею надевать их,
  
  нырнув под одеяло, она втянула презерватив в рот так, как делала с Джерри.
  
  Если хочешь, можешь надеть еще один, предложил Маркус, когда Карен
  
  высунула голову. Мгновение спустя он изумленно задохнулся: Карен впустила
  
  его в себя, сев на него верхом. Счастливо улыбаясь, она начала приподнимать
  
  бедра, медленно трахая его. Она раскачивала грудью перед его лицом,
  
  заметив, что теперь он может трогать ее, сколько пожелает.
  
  Все время Карен не переставала говорить с ним, отпуская комплименты и
  
  уверяя, что она наслаждается.
  
  Скольких женщин ты осчастливил, Марк, а может, всего одну, но так, как
  
  невозможно представить? Да, пожалуй, это верно. О, какая прелесть, Марк!
  
  Сделай так еще! Еще!
  
  Да, Маркус, да!.. И так далее. Она постоянно повторяла его имя.
  
  После пяти минут, проведенных в таком же духе, она легла на спину и
  
  притянула его к себе.
  
  А теперь войди в меня, Марк, торопливо прошептала она, обхватывая его
  
  ногами. Как можно сильнее. Ты лучше большинства мужчин вдвое моложе тебя.
  
  Еще, еще! Трахни меня как следует!
  
  Конечно, после того как истекли пятнадцать минут, он рыдал с
  
  благодарностью!
  
  Он промямлил, что вдовеет уже полгода, что скучает по жене, но это не
  
  помогает ему. Он начал поглядывать на девушек в парке, гадая, каково было
  
  бы попробовать секс с одной из них. Он едва набрался смелости сегодня,
  
  чтобы позвонить, а теперь понимает, каким глупым он был: она великолепна,
  
  он готов заплатить еще двадцать фунтов ведь Карен этого стоит. Возможно, он
  
  не сумеет дождаться следующего понедельника можно ли ему прийти в пятницу
  
  днем? Он готов выложить шестьдесят фунтов за час и дать половину в задаток,
  
  лишь бы она согласилась на встречу.
  
  Тем временем Карен снимала с него кондом. Показав его, она произнесла:
  
  Вот единственный задаток, который нужен мне от тебя, дорогой мой. Но я
  
  буду рада принять тебя в следующую пятницу. Знаешь, половина моих
  
  постоянных клиентов бывает у меня дважды в неделю.
  
  После ухода Марка все было тихо до двадцати минут двенадцатого никто
  
  даже не звонил. Затем зашел молодой белый мужчина, но Карен прогнала его,
  
  велев прийти после того, как он вымоется, побреется и переоденется.
  
  Ты что, принимаешь только черномазых? Зло выпалил он. Белые тебе не
  
  годятся?
  
  Карен пробормотала, что под этим слоем грязи трудно разглядеть, белый
  
  или черный к счастью, несостоявшийся клиент ее не слышал, иначе у Карен
  
  были бы неприятности.
  
  Без двадцати двенадцать полный маленький владелец кафе напротив зашел
  
  к Карен. Я едва успела спрятаться за занавеску.
  
  Вижу, у тебя никого нет, произнес он. Я решил, что тебе скучно одной
  
  вот и пришел полечить тебя от одиночества.
  
  Ты бессовестный врун, Сэм, отозвалась Карен. Должно быть, сегодня
  
  утром твоя жена ушла навестить свою мать. Он усмехнулся.
  
  Наверное, у них был давний ритуал. Он положил пачку купюр на тумбочку,
  
  лег на постель, задрал длинную рубашку нечто вроде туники, не знаю, как она
  
  называется, на толстом животе и подергал торчащим членом, не переставая
  
  смеяться. Член продолжал напрягаться, пока Карен надевала на него третий
  
  презерватив за сегодняшний день на этот раз пальцами. А потом, как следует
  
  смазав гелем свое отверстие, Карен оседлала его и рукой сунула член в себя.
  
  Всю работу выполняла она: если бы этот азиат лег на нее сверху, он бы
  
  раздавил ее. Я еще не видела, чтобы Карен так самозабвенно отдавалась
  
  работе: она скакала на нем, как наездница, вертела попкой из стороны в
  
  сторону, словно вращала на талии обруч, подражала танцовщицам живота. А Сэм
  
  просто лежал, гладя ее груди и закрыв глаза, а по его лицу блуждала
  
  загадочная улыбка. Ближе к концу он дважды застонал и нехотя поддал тазом.
  
  Затем, схватив Карен за бедра, он притянул ее к себе и взорвался
  
  оргазмом.
  
  От него исходил необычно острый запах пота, напоминающий запах карри
  
  им вскоре пропиталась вся комната.
  
  Около полудня телефон вновь зазвонил. Мужчина расспрашивал Карен обо
  
  всех подробностях, и она наконец повесила трубку.
  
  Он не собирается приходить сюда, пояснила она. Знаю я таких типов.
  
  Почти немедленно телефон зазвонил вновь. Карен решила, что это тот же
  
  самый мужчина, но ошиблась. Следующий клиент задал всего пару вопросов и
  
  заявил, что придет сразу же, через пять минут. Но он так и не появился.
  
  В двадцать минут первого с улицы зашел негр такой же грязный, как
  
  белый мужчина, приходивший раньше. Карен прогнала и его.
  
  Ты что, принимаешь только белых? Крикнул он, оказавшись за дверью.
  
  Черные тебе не годятся?
  
  К счастью, в эту минуту у двери появился еще один негр. Он посоветовал
  
  "брату помыться, побриться, подстричь волосы, найти чистую одежду, а затем
  
  приходить в гости к Карен. Это был Фил, помощник менеджера из магазина, еще
  
  один постоянный клиент Карен. Все подробности она сообщила мне потом, а в
  
  то время я видела только обычного чернокожего парня с гибким телом и
  
  вежливой улыбкой.
  
  Как обычно? Спросила Карен. Или хочешь попробовать что-нибудь другое?
  
  Он усмехнулся. Как обычно.
  
  Он снял брюки, обувь и носки и улегся на спину, широко раздвинув ноги.
  
  Член торчал вертикально. Карен сунула четвертый презерватив в рот и уселась попкой к нему на лицо. Пока она надевала на
  
  него резинку, она вращала бедрами. Затем, улегшись на него, она принялась
  
  лизать и сосать обтянутую резиной палку, пока он вдыхал аромат ее устрицы.
  
  Спустя некоторое время негр не глядя потянулся за гелем, выжал каплю на
  
  указательный палец и принялся втирать гель в анус Карен.
  
  Фил! Воскликнула она тоном предупреждения, но не остановила его.
  
  Спустя минуту, не переставая жадно слизывать ее сок, он сунул кончик пальца
  
  в ее анус и принялся дергать им.
  
  Фил, ты несносен! Повторила Карен, но так и не остановила его.
  
  Это продолжалось некоторое время, пока Карен не произнесла с усталым
  
  вздохом:
  
  Ладно, так и быть, я сделаю это. Только оставь меня в покое.
  
  Она выудила хирургическую перчатку из тумбочки и выжала немного геля
  
  на указательный палец своей правой руки. Негр тем временем встал на
  
  четвереньки, возбужденно подрагивая задницей. Карен сунула палец в анус
  
  негра и начала вращать им. Она стояла в неудобной позе, просунув руку под
  
  животом негра и между его бедер. Я удивилась, как она попала точно в цель.
  
  Но причина стала мне ясна, когда негр начал совершать фрикции в
  
  воздухе и издавать стоны. Карен скользнула под него, и взяв его член
  
  свободной рукой, стала играть с ним губами. Одновременно она вонзала
  
  указательный палец в его задницу, отчего негр вздрагивал, словно от
  
  прикосновения каленого железа.
  
  Я видела, как он кончил: это было удивительно струя выстрелила в
  
  маленький мешочек на конце презерватива, наполнив его и растянув за долю
  
  секунды.
  
  Струя выплескивалась с краткими промежутками, а Карен продолжала
  
  покусывать и сжимать ствол. Когда все было кончено, крахмально-белый
  
  пузырек повис под его по-прежнему торчащим членом.
  
  Затем до двадцати минут третьего никто не появлялся. Наконец позвонил
  
  мужчина, назначил встречу и пришел! Он сказал, что служит в
  
  фармацевтической компании, и назвался Дейвом. Ему было лет за сорок, волосы
  
  заметно поредели.
  
  Дейв преподнес Карен презервативы, уверяя, что они тоньше и крепче,
  
  чем те, которыми она пользуется, хотя потом Карен заявила, что это одна и
  
  та же марка, только в разной упаковке. Еще одним подарком Дейвастали
  
  вагинальные мази от молочницы и других венерических болезней. Карен
  
  сказала, что он наверняка часто посещает проституток. Он не ожидал от нее
  
  никаких одолжений или скидок и точно знал, чего хочет просто лечь с ней в
  
  постель обнаженным и трахаться по старинке: сверху, снизу, сбоку, сзади,
  
  лицом к лицу. Он действовал неторопливо и методично, и это заняло у него
  
  около сорока минут.
  
  За это время в "приемную успел зайти еще один клиент. Я задумалась о
  
  том, каково это лежать в постели, трахаться с одним мужчиной и знать, что
  
  совсем рядом ждет второй, готовый наброситься на тебя так же рьяно, как
  
  предыдущий клиент. Аможет, сразу после него придет и третий!
  
  После того как пятый наполненный презерватив отправился в ведро, дверь
  
  открылась и вошел...
  
  Карл! Вскрикнула Карен. О Боже! Он рассмеялся.
  
  По крайней мере я счастлив тебя видеть! Едва он заметил меня, его
  
  надменность сменилась любопытством: Ну и ну! Протянул он, направляясь ко
  
  мне. Кто это у нас здесь? Новая девочка этого квартала? Я не прочь
  
  попробовать тебя!
  
  Это моя сестра, прервала Карен. Она передала мне кое-что от родителей.
  
  Мне пора домой. Прости, Карл, но сегодня я не могу тебя принять.
  
  Карл не сводил с меня глаз и понял, что Карен лжет. Я никогда еще не
  
  чувствовала исходящей от мужчины такой сексуальной силы, как от него. Этот
  
  черномазый знал, как он действует на женщин. Стоило ему только подмигнуть,
  
  и я бы стащила трусики. Он отключил вывеску Карен и заявил: Следующий час
  
  мой, ладно? Ты же всегда приходишь по вторникам, слабо возразила Карен, а
  
  затем повернулась ко мне: Тебе пора домой, детка надеюсь, ты понимаешь? Я
  
  нехотя кивнула и повернулась, чтобы уйти.
  
  Карл поймал меня за руку и спросил: Не хочешь вступить в игру,
  
  куколка? Мне еще нет шестнадцати, глупо выпалила я. А потом? Нет!
  
  Воскликнула Карен. Я кивнула.
  
  Нет! Еще настойчивее повторила моя сестра.
  
  Я буду работать с тобой, ответила я. Она нетерпеливо взмахнула руками.
  
  Чтобы нас обвинили в том, что мы устраиваем здесь бордель? Ты понятия не
  
  имеешь о чем болтаешь! Иди домой.
  
  Мы не будем находиться здесь одновременно. Ты станешь работать с
  
  половины десятого до половины пятого, как теперь, а я потом, до половины
  
  десятого вечера. Я же знаю, тебя часто просят встретиться вечером. Откуда
  
  ты знаешь?
  
  Фыркнула она. Мне сказал Жирный Сэм. Когда? Я же была здесь. Я ничего
  
  не слышала.
  
  На прошлой неделе. Он сказал, вечерами здесь больше работы, чем днем.
  
  А когда тебе будет шестнадцать? Спросил Карл.
  
  Нет! Почти взвизгнула Карен. Почему же? Удивилась я. Разве ты
  
  стыдишься того, чем занимаешься? "Моя сестра проститутка! Тебе стыдно об
  
  этом сказать?
  
  Она беспомощно уставилась на Карла, словно ожидая от него ответа. Я
  
  видела ненависть в ее глазах, и вместе с тем беспомощность.
  
  Так когда тебе сравняется шестнадцать? Спросил Карл.
  
  Через две недели, ответила я. Как раз перед началом каникул.
  
  Он повернулся к Карен, усмехаясь, словно говоря: "Ну что? Кто оказался
  
  прав?
  
  Иди ты... Выпалила она. Он рассмеялся.
  
  Сейчас, подожди минуту, а меня спросил: Как ты собираешься работать в
  
  первый день? Какую цену назначишь за право первым попробовать тебя? Думаю,
  
  за день ты можешь рассчитывать на пару тысяч. Мы с Карен переглянулись. Об
  
  этом я не подумала, произнесла она, вспоминая собственный дебют.
  
  Потому что в то время рядом с тобой не было Карла Великолепного,
  
  самодовольно объяснил он. В его словах была лишь доля шутки. Затем, уже
  
  серьезно, он добавил: А я готов отвалить кругленькую сумму за ночь до того
  
  первого дня работы или за две ночи, чтобы ты успела отдохнуть и прийти в
  
  себя: поверь, после ночи с этим приятелем это тебе понадобится!
  
  Он расстегнул ширинку и извлек безупречную черную колонну, которую
  
  описывала Карен.
  
  Ну ладно! Зло выпалила Карен, сбрасывая халат и толкая Карла к краю
  
  постели.
  
  В конце концов это не мое дело, и добавила, обращаясь ко мне: И я
  
  вовсе не стыжусь. Но ты пообещала, что не будешь подглядывать за мной и
  
  Карлом!
  
  Катись домой! У Карла блеснули глаза.
  
  Ого! Значит, она подсматривала за твоей работой? Жаль, если сегодня ей
  
  не удастся увидеть лучший секс. Плачу еще сорок фунтов, если она останется,
  
  он выхватил из кармана бумажник такой же толстый, как у Марка, и отсчитал
  
  девяносто фунтов.
  
  Карен еще раз беспомощно пожала плечами и взяла деньги. Коснись его,
  
  велел мне Карл. Нет, прервала Карен. Она будет только смотреть. Если она
  
  коснется тебя хоть пальцем, нас обвинят в содержании борделя.
  
  Я дотронулась до него всей пятерней. Меня и прежде лапали мальчишки,
  
  но гораздо чаще я их отталкивала. А однажды мальчик поводил по моей
  
  расщелине членом вот и все. До сих пор я ни разу не видела орудие взрослого
  
  мужчины, к тому же такое гладкое и идеальное, как у Карла. А уж
  
  прикоснуться в нему!
  
  Представьте себе, что вы гладите гранитный или стальной стержень,
  
  обернутый в тонкий слой чего-то мягкого и гладкого, теплый, полный жизни, и
  
  вы поймете, какие ощущения я испытала.
  
  Я думала: "Наверное, я не дождусь, когда мне стукнет шестнадцать! Моя
  
  киска увлажнилась, набухла, мне хотелось стащить одежду, встать над ним,
  
  раздвинуть губки и сесть на него, позволив растянуть стенки вагины.
  
  Он все понял, ублюдок! Он поднял мою юбку и погладил мою устрицу,
  
  ощущая влагу.
  
  Прибереги это для меня, куколка, произнес он. Так будет лучше.
  
  Господи, как я возненавидела его! Этого он и добивался, покоряя
  
  девушек своим сексуальным волшебством, заставляя их желать его и кончать
  
  вопреки ненависти. Деньги не играли никакой роли. Карл знал, что, если
  
  захочет, может трахать Карен бесплатно, пусть даже она будет ненавидеть
  
  его. Но он этого не хотел. Отдавая деньги, говорил: "Теперь ты тем более не
  
  сможешь отказаться или "Ты шлюха, но я смогу заставить тебя кончить в любой
  
  момент!
  
  Я не сразу все поняла, но что-то почувствовала и уяснила, чем вызвана
  
  неприязнь Карен к нему, пока следила, как она готовится устроить ему еще
  
  одни краткие каникулы в раю.
  
  Она стянула с него ковбойские сапоги и джинсы, а он сбросил рубашку.
  
  Трусы он снял вместе с джинсами, а носки с сапогами, и вскоре разлегся
  
  перед нами, молодой черный бык, блестящий и нагой, усмехающийся, излучающий
  
  жар и сексуальное притяжение, порабощающее нас. Карен оттолкнула меня,
  
  заявив:
  
  Отойди подальше и не мешай. Распростершись на постели, она начала
  
  покрывать поцелуями его бедра от коленей вверх. Карл закрыл глаза и
  
  испустил вздох удовольствия.
  
  Я смотрела как завороженная, отмечая, как подскакивает его член при
  
  каждом прикосновении. Затем он раздвинул бедра широко как только мог. Его
  
  яйца вдруг стали огромными, словно потоки черной лавы, застывшей
  
  выпуклостями.
  
  Карен подмигнула мне и провела ноготком вверх и вниз по внутренней
  
  поверхности бедра, и его яйца вдруг поджались в своих мешочках и тут же расслабились, слегка отвиснув.
  
  Проложив поцелуями путь к основанию его пениса, она подхватила его
  
  левой рукой снизу и притянула к себе, а затем принялась томно и неторопливо
  
  лизать от основания до головки. Там она медлила, нанося быстрые удары
  
  языком, лаская впадинку между колонной и ее темно-красной головкой, которая
  
  всегда напоминала мне голову большой рыбины, если смотреть на нее снизу.
  
  Карл издал низкий стон и потянулся обеими руками к ее соскам.
  
  Что-то коснулось моей руки. Одно из павлиньих перьев в вазе. Я
  
  вытащила его и на цыпочках подступила к постели. Карен была слишком
  
  поглощена работой и не заметила, что я стала дразнить его соски легчайшими
  
  прикосновениями пера.
  
  Карл удивленно открыл глаза, увидел меня, усмехнулся, показав полный
  
  рот зубов, заложил ладони за голову и вздохнул:
  
  Молодец, куколка, соображаешь! Карен перестала отгонять меня. Она
  
  продолжала лизать и сосать его член, пока я ласкала пером грудь Карла, его
  
  подмышки, руки и снова возвращалась к соскам. Он извивался, умирая от
  
  удовольствия и безостановочно шепча: "Да... Да...
  
  Его возбуждение нарастало. Волны дрожи прошли по всему телу, он
  
  приподнимался, изгибаясь дугой от пяток до затылка. Карен приходилось
  
  отстраняться на время этих рывков, иначе он сбросил бы ее на пол.
  
  Внезапно все его тело застыло. Он дико уставился на меня, схватил за
  
  левую руку и потянул ее к разгоряченному влажному члену, который резко
  
  выдернул изо рта Карен, и обхватил его моими пальцами, оставив головку на
  
  свободе.
  
  Его пенис прижался к животу. Я успела как раз вовремя, чтобы
  
  почувствовать, как первая мощная струя рванулась изнутри, Она расплескалась
  
  по его животу, достигнув груди.
  
  Хихикнув, я сильнее сжала пальцы, гадая, будет ли следующий залп еще
  
  сильнее. Карен изумленно уставилась на меня. Почувствовав новый прилив, я
  
  разжала пальцы он был еще сильнее, но дальше не долетел, а угодил в ту же
  
  мутную лужицу на животе.
  
  Да! Выдохнул Карл, побуждая меня продолжать сжимать и отпускать его в
  
  такт с выбросами так я и сделала. Так прошел десяток спазмов, хотя только в
  
  первых шести струя вылетела из него, а не повисла на головке. Сперма текла
  
  по моим пальцам, быстро остывая.
  
  "Два миллиона маленьких копий Карла остывают и умирают, думала я. Или
  
  двести миллионов? Во всяком случае я впервые видела, сколько жидкости
  
  попадает в матку, из которой со временем может вырасти еще один такой же
  
  мужчина а он тоже будет лить озера такого же сока в матку другой женщины...
  
  И так без конца.
  
  На первый взгляд все очень просто. Отчаянное желание мужчины
  
  выплеснуть этот сок и получить наслаждение, связанное с этим процессом,
  
  единственное основание нашей обширной индустрии. Вы знали, что сейчас в
  
  мире насчитывается более двадцати миллионов проституток? И посещают их
  
  более пятидесяти миллионов мужчин? А то, что каждую минуту семьсот тысяч
  
  мужчин наслаждаются с проституткой представляете себе? И тридцать пять
  
  тысяч выплескивают свой сок за одну минуту, это значит, каждую секунду люди
  
  испытывают шестьсот оргазмов! А проповедники хотят, чтобы мир прекратил
  
  заниматься этим!
  
  Для меня все началось с уютных владений сестры, при виде этого озера
  
  холодного, студенистого сока на тугом и гладком животе Карла. Если бы он
  
  приказал мне слизнуть его, я бы послушалась. Он был великолепной
  
  секс-машиной большой игрушкой для одержимых сексом и изголодавшихся
  
  девчонок вроде меня. Мне не нравился этот мужчина, но я восхищалась его
  
  способностями.
  
  Карен вытерла засыхающую сперму бумажным полотенцем, затем губкой, и
  
  еще одним полотенцем. Он просто лежал, широко раздвинув бедра, закрыв глаза
  
  и отдуваясь. Его член немного поник, но не стал короче, просто утратил
  
  стальную твердость и перестал производить впечатление, что он готов лопнуть
  
  от сока.
  
  Но едва Карен принялась укладывать подушки на постели, член вспомнил
  
  свою жизненную задачу и пробудился. Должно быть, Карен часто делала это и
  
  знала точно, где должны лежать подушки. Как только она разложила их на
  
  места и застелила двумя бумажными полотенцами ту, которая должна была
  
  приподнимать ее попку, Карен легла на них лицом вниз, подложив руки под
  
  голову, и соблазнительно вздохнула. Одновременно она медленно подрагивала
  
  попкой, вращала бедрами и слегка вжималась в подушку. Она старалась дать
  
  понять Карлу, что секс не производит на нее никакого впечатления, но
  
  препятствовать ему она не станет. Он тут же решил это проверить. Карен
  
  выдало то, что на этот раз ей не пришлось увлажнять свою щелку гелем. Она
  
  была как следует смазана и готова к приему гостя, Вздохи были чистейшим
  
  притворством. Карл встал за ней на четвереньки, свирепо покачивая стальным
  
  жезлом, вытаращив глаза; он напоминал вороного жеребца над кобылой. Карен
  
  приподняла "хвост и выгнула спину, готовясь к приему. Я увидела, как легкая
  
  дрожь пробежала по ее телу, когда он начал опускаться, заполняя ее
  
  расщелину своим рогом, когда нашел вход, и аккуратно пристроился к нему,
  
  погрузил внутрь самый кончик.
  
  К тому времени моя киска уже неудержимо текла. Я чувствовала себя на
  
  месте Карен, слышала, как в меня вонзается орудие Карла, ощущала, как она
  
  желает принять в себя всю его длину. Мне хотелось увидеть, как эти упругие
  
  ягодицы сожмутся, когда он всадит свой таран в нее до последнего
  
  миллиметра.
  
  Но, чтобы распалить ее, усилить желание, он не входил дальше, лишь
  
  слегка дразнил ее кончиком члена. Карен снова застонала, но не могла скрыть
  
  разочарования.
  
  Карл дразнил ее, с каждым разом продвигаясь все глубже. Карен виляла
  
  бедрами, оттопыривала попку, стараясь надвинуться на него. Наконец он
  
  отстранился и вместо того, чтобы вновь пощекотать ее губки, как прежде,
  
  вонзил свое копье до самой рукоятки и напряг ягодицы.
  
  С этой минуты он задвигался в четком ритме: четыре секунды чтобы
  
  отстраниться, и доля секунды чтобы войти обратно, урча как зверь при каждом
  
  ударе. Карен еще пыталась притворяться, но я видела, как вспыхнула ее кожа,
  
  и поняла, что она возбуждается. Член Карла издавал негромкое хлюпанье
  
  каждый раз, выдвигаясь из нее, и это был еще один признак того, что Карен
  
  истекает соком.
  
  Он слегка передвинулся и теперь стоял по диагонали, прижимая член к
  
  правой стенке ее вагины. Ритм движения члена изменился. Я по-прежнему
  
  стояла у постели, на уровне талии Карен, старалась увидеть, как его член
  
  погружается в нее. Я встала на колени, и теперь мои глаза оказались на
  
  расстоянии шести дюймов от поднимающихся и опадающих ягодиц.
  
  Карл заметил мое движение, но не удивился, смещаясь еще сильнее влево
  
  словно для того, чтобы мне было лучше видно. С такого близкого расстояния
  
  его орудие казалось громадным, черным как смоль, влажным и блестящим. Я не
  
  верила своим глазам, видя, как легко оно входит в мою сестру. Уставясь на
  
  этот длинный и твердый жезл плоти, наполняющий живот Карен, я была уверена,
  
  что он врывается туда, где ему не положено быть.
  
  Но Карен лежала, задыхаясь и, несомненно, проклиная себя за попытку
  
  изобразить равнодушие.
  
  Когда Карл полностью выходил из нее, слегка приподнимая ягодицы, я
  
  заметила, что при этом его анус открывается и выглядит так же
  
  соблазнительно, как дырочка Карен. На цыпочках отойдя к раковине, я
  
  вытащила из шкафа перчатку.
  
  Там же нашелся еще один тюбик геля, и я намазала им средний палец,
  
  Вернувшись на место, я села на постель и приставила кончик пальца прямо к
  
  розетке его заднего прохода.
  
  О, нет! Воскликнул он с наслаждением, не осмеливаясь сдвинуться с
  
  места потому что знал, что тогда мой палец вонзится в него.
  
  Карен открыла глаза и вновь приказала мне убираться.
  
  Я массировала его пуговку осторожными, томными движениями. Должно
  
  быть, его член задергался внутри Карен, потому что она сердито выпалила:
  
  Что ты делаешь? Оставь его в покое! Карл опомнился и вонзился в нее, а
  
  я на долю секунды растерялась, но тут же сунула палец в его отверстие и
  
  принялась подергивать им.
  
  Он пронзительно вскрикнул в точности как Карен во время притворного
  
  оргазма сегодня днем. Прекрати!
  
  Но я не убирала палец, просто перестала двигать им.
  
  Не останавливайся! Выкрикнул он. Я стала трахать его пальцем,
  
  придерживаясь ритма, с которым он входил в Карен. Вряд ли у него бывало
  
  такое прежде, и, если бы он не сдерживался, он выплеснул бы все содержимое
  
  яиц в Карен всего через несколько толчков.
  
  Протянув другую руку, я стала поглаживать его соски нежными круговыми
  
  движениями ногтей.
  
  Нет, не надо! Простонал он. Не меня, ее!
  
  Я взглянула на грудь Карен, свободно свисающую между двумя верхними
  
  подушками, и просунула под нее руку, потирая соски между пальцами и
  
  чувствуя, как они набухают.
  
  В этот миг она окончательно сдалась. Она прекратила издавать фальшивые
  
  звуки. По ее губам блуждала блаженная улыбка, она положила голову на
  
  скрещенные руки и испустила протяжный вздох наслаждения. Вскоре после этого
  
  она задрожала в самом поразительном оргазме, какой я видела. Конечно, я
  
  повидала не так уж много оргазмов, но вы понимаете, что я имею в виду. Это
  
  было невероятно. Нет, никакой истерики, закатывания глаз, визгов, судорог и
  
  тому подобного. Просто изнутри по телу пробегала волна за волной, сотрясая
  
  как землетрясение.
  
  Это продолжалось бесконечно. Я думала, Карл почти забыл, что ему тоже
  
  положено испытать оргазм настолько он был изумлен силой и продолжительностью взрыва Карен. В конце концов, наконец,
  
  опомнившись, он погрузился в нее, и я почувствовала, как его член
  
  запульсировал, выплескивая в Карен еще одну порцию сока. А я задергала
  
  пальцем в его анусе, и он издал пронзительный крик экстаза, растянувшийся
  
  секунд на десять. По-моему, Карен тоже вскрикнула. Они рухнули на постель
  
  как два дерева, сраженных одной и той же молнией. Но самое странное я вовсе
  
  не чувствовала возбуждения.
  
  Я ощущала себя каким-то божеством или богиней, вмешавшейся в жизнь
  
  двух простых смертных. А может, пианисткой, и эти два тела были моей
  
  клавиатурой, а мои пальцы извлекали из нее сладчайшую музыку.
  
  Может, ты все-таки вынешь палец из моей задницы, куколка? Вежливо
  
  спросил Карл.
  
  И оставишь в покое мою грудь? Подхватила Карен.
  
  Не мешайте, я творю, заявила я. Они взорвались смехом. Затем Карл,
  
  глядя мне в лицо, сказал:
  
  Послушай, детка, никто не собирается с тобой спорить!
  
  Видимо, у меня и вправду талант талант к сексу. Меня этому никто не
  
  учил.
  
  Последующие две недели, до своего шестнадцатилетия, я выполняла роль
  
  секретарши Карен назначала встречи, присматривала за деньгами, прогоняла
  
  нежелательных клиентов, ожидая, когда насилие надо мной приобретет
  
  официальный статус коммерческого секса.
  
  Я не скрывала своих намерений. Я носила свои самые короткие юбки и
  
  самые обтягивающие свитера, подчеркивающие каждый изгиб, короткие носки,
  
  узкие трусики и связывала волосы в конский хвост. Я не пользовалась ни
  
  косметикой, ни лаком для ногтей. В нижних ящиках стола в приемной я хранила
  
  свои вещи и изящно нагибалась над ними, предварительно заправив трусики в
  
  щель. А потом делала вид, что изумляюсь, когда мужчины краснели и просили
  
  воды.
  
  С приближением заветного дня я начала садиться к ним на колени, не
  
  поправляя юбку, позволяла потрогать меня но всегда через одежду, и
  
  отталкивала их, обещая, что все они получат через шесть дней... Пять...
  
  Четыре... И так далее. Затем я показывала список, в котором один мужчина
  
  обещал заплатить четыреста фунтов за первый час со мной, второй двести
  
  девяносто за второй час. Жирный Сэм двести за третий час... За шестой, и за
  
  последний час моей первой ночи с мужчинами мне предложили девяносто фунтов.
  
  И если новые клиенты соглашались заплатить больше, они попадали в этот
  
  список и с нетерпением ждали великого вечера.
  
  Великий вечер, когда я превратилась из порядочной девушки в
  
  проститутку, пришелся на пятницу и был, в сущности, вторым. Первый
  
  состоялся в среду на той же неделе, когда Карл взял меня первым в отеле.
  
  Моя киска весь день была влажной, стоило мне только представить, как я
  
  ложусь в постель с этой секс-машиной, так что, если бы нам пришлось
  
  проехать в машине еще пару миль, я искалечила бы себя, усевшись на рычаг
  
  переключения скоростей. Поднимаясь по лестнице, я так дрожала от страсти,
  
  что не могла связать и двух слов.
  
  Он тоже был невероятно возбужден. Он сказал, что ему довелось
  
  оттрахать неизвестно сколько сотен девушек, но каждый раз это нечто новое.
  
  Пресытиться молоденькой девушкой невозможно. В сущности, он так возбудился,
  
  что изменил свои планы. Нам удалось раздеться, правда, оба мы так дрожали,
  
  что едва справились с пуговицами. Мы застыли, прижавшись друг к другу
  
  телами, лицом к лицу, туго обнявшись розовое тело и эбеновое.
  
  Затем он пожелал начать в позе "69, прежде чем перейти к более
  
  серьезным развлечениям. Я легла на спину, он встал на колени, широко развел
  
  мне бедра и подсунул под меня подушку, чтобы устроиться поудобнее, а затем
  
  поставил колени по обе стороны от моей головы, и я потянулась губами и
  
  языком к нему.
  
  Внезапно он заявил, что передумал: если он сразу же не войдет в меня,
  
  он пропал. Он ухитрился повернуться, стоя на одном колене, но едва его член
  
  оказался над моим ртом, я не смогла устоять. Я осторожно прикусила его
  
  зубами и принялась ласкать и сосать как сумасшедшая, словно это был
  
  семидюймовый леденец. Конечно, неизбежное свершилось, и он кончил так, что
  
  струя спермы напомнила фонтан кита. Я не отпускала его, я просто не могла,
  
  и потому вся сперма пришлась мне на лицо. Этого ощущения я никогда не
  
  забуду:
  
  Огромная, твердая, раскаленная плоть прижимается к моему подбородку,
  
  губам и носу, выплескивая одну струю за другой, окатывая все мое лицо.
  
  Прежде чем закончить, он вскочил, повернулся и вонзил свой по-прежнему
  
  твердый жезл прямо в меня, задергавшись как безумец.
  
  Невольно вскрикнув, я обхватила его ногами и приподняла попку над
  
  подушкой, насадившись прямо на его член. При этом он успел слизнуть с меня
  
  весь свой сок прежде, чем я опомнилась. Он рассмеялся:
  
  Он все равно окажется там, где ему место, куколка, заявил он.
  
  Но тогда мне было не до шуток. Я обезумела, превратившись из
  
  секс-киски в секс-тигрицу. Я сразу поняла это. Я прижимала его к себе,
  
  терлась киской о его член, но какая-то часть меня изнутри наблюдала за
  
  происходящим, а в остальном я превратилась в лихорадочное сердцебиение.
  
  Незачем спрашивать, был ли у меня оргазм: я сама была оргазмом, одним
  
  огромным, живым сгустком трепета и страсти. Я целовала Карла, обнимала его,
  
  лизала ему лицо, мы словно сливались воедино. А он, по-моему, переходил от
  
  оргазма к оргазму, как это бывает только у женщин. Я слышала, как его жезл
  
  дергается внутри меня, не переставая двигаться внутрь и наружу. Он ударял
  
  изо всех сил, а затем погружался еще глубже, и я чувствовала все это, но
  
  вместе с тем слышала, как член извивается у меня внутри, словно хвост
  
  рассерженного кота.
  
  Вряд ли найдется много девушек, которые могли бы сказать положа руку
  
  на сердце, что первый настоящий секс со взрослым мужчиной был у них таким
  
  же бесподобным.
  
  Мы оделись и спустились поужинать, и мне показалось, что Карл держится
  
  подавленно и слегка отчужденно. Наконец я спросила его, в чем дело. Он
  
  ответил, что не помнит, когда в последний раз трахался лицом к лицу. Я
  
  спросила, в чем проблема в памяти или в сексе, он рассмеялся и ответил:
  
  Полагаю, в сексе. Не думал, что когда-нибудь буду трахать девушку
  
  лицом к лицу.
  
  Ну и как это было? Полюбопытствовала я. Он снова усмехнулся: Похоже,
  
  сегодня перевернулась вся моя жизнь.
  
  Больше я не стала настаивать, только призналась, что мне тоже было
  
  невероятно хорошо, но я бы хотела, чтобы он трахнул меня так, как обычно
  
  брал мою сестру.
  
  Когда мы поднялись, это и случилось только мне не удалось притвориться
  
  равнодушной: он был сверху, а я извивалась и билась под ним. Конечно, я
  
  пришла в такое возбуждение, что начала непрерывно кончать хотя это был не
  
  ошеломляющий, дикий оргазм, а обычный, довольно заурядный трепет. Я могу
  
  сказать, как чувствовала себя Карен. Карл, стоящий сзади, был чужаком,
  
  насекомым размером с человека, имеющим пенис, цепляющимся за мои бедра,
  
  заставляющим меня кончать вопреки моей воли. Я возненавидела его. Но
  
  позднее, когда мы вновь встретились лицом к лицу и смогли посмотреть друг в
  
  другу глаза, наши тела пришли в такое слаженное движение, что я вновь
  
  растаяла от нежности к нему.
  
  На следующий день я чувствовала себя вовсе не разбитой наоборот,
  
  возбужденной. Я смазала киску лечебной мазью, а Карен предупредила, что
  
  внутрь лучше вводить только гель, которого завтра мне потребуется целое
  
  море! Итак, наконец, наступило завтра мой первый вечер в качестве настоящей
  
  проститутки. Я не появлялась у Карен до ленча. К тому времени мы нашли
  
  пожилую, отставную проститутку Пегги, которая вела запись клиентов и
  
  принимала их предлагала чай и давала дружеские советы тем, кто соглашался
  
  их слушать. Она согласилась работать с перерывом: с десяти до часу, а затем
  
  с пяти до десяти вечера. Я решила выбрать себе рабочие часы с пяти до
  
  десяти для начала, но подменять Пегги с двух до пяти. Конечно, это
  
  хлопотно, но в Лондоне достаточно сексуально озабоченных мужчин, чтобы
  
  пришлось выстраивать их в очередь. Пегги уверяла, что после того, как меня
  
  "вскроют, как она выразилась, мне на них и смотреть не захочется.
  
  Я была рада работе в "приемной, возможности помочь Карен, прежде чем
  
  придет моя очередь. Клиенты, включенные в мой список, постоянно заходили,
  
  чтобы проверить, стоят ли они первыми, вторыми... И так далее. Некоторые
  
  были разочарованы и начинали торговаться, но я не могла устраивать аукцион.
  
  В конце концов, места распределились следующим образом (по желанию
  
  клиентов):
  
  5. 00 6. 00 Дебан 480 фунтов.
  
  6. 00 7. 00 Мик 405 фунтов.
  
  7. 00 7. 30 Уинстон 150 фунтов 7. 30 8. 30 Ли Ю 280 фунтов 8. 30 9. 00
  
  Боб 90 фунтов 9. 00 10. 00 Тони 95 фунтов Как я сказала, в тот день все
  
  зашли проверить, включены ли они в список, посмотреть на меня и пообещать
  
  хороший секс. Я сказала, что не могу дождаться их.
  
  Это была правда. Я дрожала как лист, несмотря на всю мысленную
  
  подготовку и наблюдение за Карен за работой.
  
  В пять часов Карен помогла мне сменить белье и убрать в комнате. Затем
  
  мы включили отопление я дрожала, и мы решили сделать вид, будто мне
  
  холодно.
  
  Карен убрала свою коробку с презервативами на верхнюю полку и достала
  
  мою:
  
  Она предпочитала простые бесцветные резинки, а я выбрала черные с
  
  красной спиралью. Один презерватив я прицепила к большому красному
  
  бархатному банту на своем хвостике. Затем я очень аккуратно разделась,
  
  сняла блузку, юбку, туфли, чулки, лифчик, трусики, все свернула и убрала в
  
  ящик.
  
  Я убрала саму себя прежнюю.
  
  Мурашова К. - Фирмач
  
  Спасите! Караул!
  
  Так хотелось мне кричать после той ночи.
  
  "Почему?" - Спросите вы. Отвечу. Наша страна, лапотная Россия
  
  примеряет смокинги. И все бы ничего, один хрен сидят эти смокинги на наших
  
  парнях...
  
  Точнее, парни сидят в этих смокингах, как в... На выбор: в танках, в
  
  дерьме, как члены, мужские, в излишне широких вагинах, женских,
  
  соответственно...
  
  Все еще не понятно? Хорошо, дальше...
  
  Западная зараза проникает в Россию и слабые духом попадают под ее
  
  тлетворное слияние и становятся чем-то средним между рыбой и мясом. Ладно,
  
  о вкусовых качествах этого новоявленного продукта селекции людской
  
  популяции судить не мне, я не канибалка. Зато о прочих достоинствах мне
  
  пришлось поиметь и мнение и впечатление.
  
  И оно оказалось таким. К дубу, ядреному, такому, кряжистому, а еще
  
  точнее, к его широкому пню, ибо срубили дубок под корень и вывезли за
  
  бугор, на офисную мебель, некий заграничный последователь Мичурина привил
  
  дикую смесь крапивы, орхидеи и бамбука, последний - чтобы быстрее росло.
  
  Вот и получилось... Чудище.
  
  Корни наши, верхушка - заморская.
  
  Вот с таким-то я и встретилась.
  
  Привела его Катька. Девица, у которой, по определению Рабле, очень
  
  короткие пятки, чтобы быстрее заваливаться на спину. Не то она его
  
  подцепила, не то он ее, но произошло это, по ее словам на презентации его
  
  фирмы. Фирма, в общем-то, не совсем его, он там только работает, зато она
  
  наполовину Американская... Или Японская? В общем, разницы нет никакой. Суть
  
  в том, что она производит, или торгует, компьютерами.
  
  Подкатил этот фирмач на белом "мерсе", не своем, казенном. Вывел
  
  Катьку под ручку и зашкандыбали они в наш зассаный подъезд. Я все это с
  
  балкона видела.
  
  Вблизи этот деятель выглядел весьма импозантно. Белоснежная рубашка,
  
  бордовая "бабочка" у подбородка, черная "тройка". Лишь пенсне не хватало.
  
  А морда... Валенок валенком. Рыженький, глазки голубенькие, наивные,
  
  волосики колюченькие, носик картошечкой, щечки помидорчиками, зелененькими,
  
  такими, ну, знаете, которые в маринаде плавают. А выражение... На его лице,
  
  на котором аршинными буквами было прописано его рабоче-кухаркинское
  
  происхождение, было такое выражение... Словно он всем окружающим говорил:
  
  "Все вы тут гомики, один я - сексуальный гигант!" Катька же, как только
  
  меня увидела, сразу поволокла секретничать.
  
  - Избавь меня, - говорит, - от этого ублюдка. Я тебя знаю, ты
  
  мазохистка, ты таких коллекционируешь. Спорим, такого у тебя не было?
  
  Такого у меня действительно не было и я, договорившись о посильной
  
  оплате с катькиной стороны, согласилась.
  
  Вечер протекал так, ничего себе. Наша компашка жрала принесенные
  
  фирмачом деликатесы из супермаркета, запивая водкой, оттуда же. Владелец
  
  бордовой "бабочки" пил много и, через рюмку, всем предствалялся заново:
  
  - Меня зовут Владимир Сапуленок. Я менеджер фирмы...
  
  (хоть убейте, не помню как она называлась. Пусть будет так...
  
  )..."Заноза". Мы продаем самые лучшие в мире компьютеры...
  
  И так до тех пор, пока кто-нибудь его не перебьет.
  
  Позволю привести еще несколько реплик этого чуда природы:
  
  - А мое пребывание здесь увеличит престиж моей фирмы?
  
  - А почему у вас нет компьютера нашей фирмы?
  
  - А вы любите фирму "Заноза"? Нет? Странно. А я - люблю...
  
  В общем, через некоторое время, путем нехитрых махинаций, мне удалось
  
  затащить его в постель.
  
  Раздеваясь, он говорил:
  
  - Этот костюм мне подарила моя фирма. Я ее люблю...
  
  Между поцелуями моих грудей, он сообщал:
  
  - Наша фирма - это одна большая семья. Ах, как хорошо жить в такой
  
  семье!..
  
  Вводя свой, нескромных размеров, пенис в мои трепещущие от ожидания
  
  глубины, он спрашивал:
  
  - Тебе хорошо... Известна разница между компьютером "Заноза - РГП -
  
  453" и "Заноза - МГП - 387"?
  
  Совершая не мне возвратно-поступательные движения и заливая своим
  
  остро пахнущим потом мою грудь, этот деятель просвещал меня относительно
  
  превосходства мультимедийного сервера "Заноза - Супер" над всеми остальными
  
  подобными моделями.
  
  Даже в момент оргазма он умудрился выдать:
  
  - Я так благодарен моей фирме...
  
  В чем состояли причина этой благодарности я, к счастью, так и не
  
  узнала. Мои легкие исторгли вопль блаженства, которое не смогли испортить
  
  даже постоянные разглагольствования Владимира Сапуленка.
  
  Итак, позволю себе сделать вывод, подтвердив его историографическим
  
  анализом.
  
  Россия всегда была непостижимой страной. Да, в ней были фирмы,
  
  кооперативы, предприятия. Да, народ, работавший в них, любил эти
  
  учреждения. Но как?
  
  Отношения русского учреждения и его служащего заключались в том, что
  
  этот служащий всеми силами старался совершить с этой организацией половую
  
  связь. То бишь он являлся активным мужским субъектом, вне зависимости от
  
  реального пола, а фирма должна была раздвигать ноги и сгибать их в
  
  коленках. Вы понимаете, о чем я говорю...
  
  Раньше мы трахали свою родную работу во все мало-мальски доступные
  
  места.
  
  А теперь?
  
  Теперь может случиться так, что работа затрахает нас! Как это
  
  случилось с несчастным Вовой Сапуленком. Мало того, этот бедолага еще и
  
  получает от этого удовольствие! Какое извращение!
  
  И поэтому я выдвигаю лозунг: "Мужики! Будьте мужиками! Не позволяйте
  
  себя сношать!" К женщинам это тоже относится, но в меньшей степени и реже.
  
  Даммит А. - За портъерой -
  
  Черное атласное трико с тремя красными полосами - вот что было нужно Артуру
  
  для выступления в шоу-программе. Материал ему доставили из Германии, теперь
  
  дело стало за хорошим портным. Тут-то друзья и порекомендовали ему
  
  обратиться к Стелле. Мол, и шьет она быстро, и не раз демонстрировала
  
  незаурядный талант модельера, и весьма хороша собой... Этот последний довод
  
  показался Артуру самым убедительным.
  
  Предварительно созвонившись, он пришел к ней в среду вечером. Дверь
  
  ему открыла высокая стройная шатенка. Причудливо скроенный то ли халат, то
  
  ли вечернее платье удачно подчеpкивало достоинства ее фигуpы: поистине
  
  осиную талию, длинные ноги, волнующие своими мягкими пpопоpциональными
  
  линиями плечи. Темно-зеленый легкий шаpфик, ниспадающий на них, явно
  
  подбиpался под цвет глаз очаpовательной хояйки. Пpойдя в комнату, Аpтуp
  
  увидел еще двух молодых женщин, весело щебетавших о чем-то. Стелла скpылась
  
  на секунду за тяжелой темной поpтьеpой, отгоpаживающей угол комнаты, и
  
  выныpнула оттуда со стопкой жуpналов мод.
  
  Артур жестом остановил ее:
  
  - Вряд ли там найдется то, что мне требуется.
  
  Он достал из спортивной сумки свой материал и разложил на колене.
  
  - Вот из этого хотелось бы соорудить трико. А к нему - короткий плащ
  
  наподобие тех, что носят герои шекспировских трагедий.
  
  Артур сразу почувствовал на себе любопытные взгляды до этого не
  
  обращавших на него внимания женщин.
  
  Стелла задумчиво раскурила темно-коричневую похитоску. Ароматный дым
  
  тонкими сизыми слоями повис над столиком.
  
  - Я пытаюсь себе это представить, - медленно произнесла она, - но мне
  
  желательно было бы знать, как вы выглядите без одежды.
  
  Артур был внутренне готов к такому повороту, даже обрадовался ему и
  
  просто сказал:
  
  - Я могу раздеться, нет проблем!
  
  И немедленно приступил к делу, зная какое впечатление произведет на
  
  дам его голландское белье, не говоря уж о великолепной фигуре. Да, своим
  
  телом Артур гордился, был прямо-таки влюблен в него: стройное, мускулистое,
  
  совершенно без излишеств, с хорошо развитым торсом, отличной проработанной
  
  мускулатурой ног - его фигура и впрямь была практически идеальна, напоминая
  
  пропорции знаменитых античных статуй.
  
  Дамы смотрели на него как завороженные. Одна из них с легкой завистью
  
  взглянула на Стеллу, потому что именно ей Артур уделял все внимание.
  
  Стелла, тем временем, рассматривала его как знаток разглядывает
  
  породистую лошадь. Она отошла немного в сторону, придирчиво взглянула на
  
  поджарый живот Артура и, видимо не найдя изъянов, восхищенно хлопнула в
  
  ладоши.
  
  - Великолепный экземпляр! Просто великолепный! - нараспев повторила
  
  она.
  
  Артур счастливо улыбался.
  
  - Прошу сюда, - Стелла указала на портъеру. - Надо снять мерку.
  
  Артур с удовольствием повиновался. Множество высоких зеркал,
  
  спрятанных за портъерой, поразили его. Он словно бы оказался внутри
  
  драгоценного кристалла, каждая грань которого отражала его совершенное
  
  тело.
  
  Стелла тщательно задвинула материю и приступила к делу. Ее теплые
  
  нежные пальчики, вооруженные сантиметром, запорхали над Артуром. В конце
  
  концов она присела перед ним на корточки и принялась измерять объем его
  
  ног. Артур взглянул вниз: сверху грудь Стеллы казалась почти обнаженной. На
  
  секунду ему представилось, что руки сжимают и мнут эти теплые гладкие
  
  шары... В этот момент Стелла коснулась его паха и у него невольно
  
  перехватило дыхание.
  
  Артур почувствовал, что тугие узкие плавки становятся ему неимоверно
  
  тесны.
  
  Стелла убрала руку и медленно подняла голову. Их глаза встретились.
  
  Глаза Артура просили, требовали, желали. В глазах Стеллы легкое
  
  недоумение сменилось любопытством, затем вожделением. Она опустила голову и
  
  как бы вернулась к своим измерениям. Только пальчики ее при этом стали
  
  неоправданно долго задерживаться на туго натянувшейся материи плавок.
  
  Казалось, им хочется проникнуть внутрь и освободить пленника, который и сам
  
  уже почти вырвался из своей элегантной темницы. Артур незаметными
  
  движениями необыкновенно послушных мышц живота способствовал этой встрече -
  
  и она почти состоялась. Голубые ноготки Стеллы словно стайка резвящихся
  
  ночных мотыльков порхали над распускающимся цветком, но садовница решила
  
  иначе: Стелла расстегнула пуговку халата и выпрямилась. Артур порывисто
  
  обнял ее, их губы слились в долгом страстном поцелуе. Подруги Стеллы
  
  продолжали как ни в чем ни бывало щебетать, по-видимому не подозревая о
  
  том, что происходит за ширмой.
  
  Высокая грудь Стеллы уперлась в грудь Артура и приятно пружинила в
  
  такт его дыханию. Осторожная рука Артура проникла под халат и принялась
  
  несколько хаотично путешествовать по холмам и впадинам ее ухоженного тела.
  
  - Вы не заснули там? - фальшиво-встревоженным тоном спросила одна из
  
  подруг.
  
  - Нет, нет, - порывисто выдохнула Стелла, на секунду оторвавшись от
  
  Артура. - Никак не могу угадать оптимальную длину плаща.
  
  Плавки Артура уже давно сбились в сторону, а великолепный Стеллин
  
  халат был расстегнут по всей длине. Минута близости неотвратимо
  
  приближалась. Пикантность ситуации придавала ей необыкновенную остроту. То,
  
  что они ни в коем случае не смели выдавать себя шумом, лишь больше
  
  волновало кровь. Отчасти распаляло и неудобство положения. Вот если бы в
  
  примерочной была хоть низенькая скамеечка...
  
  Какое-то шестое чувство все-таки заставило подруг настороженно
  
  замолкнуть, но Артур и Стелла не заметили этого, их тела уже сплелись в
  
  тесном любовном объятии. Под напряженными ногами Артура едва слышно
  
  поскрипывала половица, а Стелла, прикрыв ладошкой рот, повисла на его
  
  мускулистых руках, полностью отдавшись накатившему на нее тихому экстазу.
  
  Артур лучше контролировал ситуацию. Краешком глаза он увидел, как
  
  отразившись в зеркале, портьера дрогнула и в образовавшейся щелке появились
  
  чьи-то длинные ресницы. Он попытался незаметно прикрыть себя и Стеллу
  
  полами разметавшегося халата, но это оказалось невозможно: халат и без того
  
  чудом удерживавшийся на плечах Стеллы, соскользнул к ее ногам. Теперь они
  
  отразились во всех зеркалах, ничем не прикрытые. Любопытные подруги могли
  
  без помех рассматривать их. Стелла, видимо, тоже заподозрила, что за ними
  
  наблюдают. Ее лицо и точеная шея вдруг порозовели и она замерла, позволяя,
  
  однако, Артуру довести дело до конца. Тонко ощутив некоторую скованность
  
  партнерши, Артур тоже отчасти утерял пыл, хотя и не утратил элегантности
  
  движений, продолжал их отчасти по инерции. Теперь все его внимание было
  
  переключено на то, что происходит за портьерой. Он даже невольно попятился,
  
  скользнув по ней спиной. И вдруг наткнулся на мягкий женский живот.
  
  Стройное женское тело за портьерой волнообразно задвигалось в такт
  
  движениям пары в примерочной.
  
  И вдруг он услышал едва уловимый, но необыкновенно жаркий шопот:
  
  - Смелее, смелее! Еще!
  
  Артур бросил быстрый взгляд на лицо партнерши. Стелла наверняка ничего
  
  не замечала: она самозабвенно, с закрытыми глазами раскачивалась вместе с
  
  ним.
  
  Необыкновенно обострившегося слуха Артура снова достигла бесстыдная
  
  подсказка:
  
  - Раздвинь пошире! Введи пальчик!
  
  Почти машинально Артур последовал похотливому совету. От неожиданности
  
  Стелла слабо вскрикнула и судорожно забилась в сильных руках. Из-за
  
  темно-зеленой портьеры в углу примерочной медленно показался чувственный
  
  женский профиль. Артур уже в открытую совершал свои движения, Стелла
  
  обмякла в его объятиях и не противилась самым изощренным его приемам.
  
  Движения женщины за портъерой тоже стали порывистыми, она не всегда теперь
  
  попадала в такт, все громче дышала, а ее руки через толстую материю
  
  необыкновенно сладострастно ласкали его спину и ягодицы. Он не удержался,
  
  завел руку за спину и крепко прижал ладонь к набухшему лону, умело
  
  поглаживая его.
  
  Тоненький вскрик показал ему, что женщина за портъерой достигла
  
  вершины наслаждения раньше их самих. Она почти всем телом навалилась сзади
  
  на Артура и он даже сквозь толстую материю ощутил сладостные подергивания.
  
  Они каким-то непостижимым образом передались Стелле, которая глубоко
  
  наклонилась вперед, судорожно втянула воздух, раскрыла глаза и только в
  
  этот момент заметила в метре от себя горящий жгучим любопытством взор своей
  
  подруги, но остановить накатившее наслаждение уже оказалась не в силах и,
  
  несмотря на захлестнувшее ее чувство острого стыда, не смогла сдержать
  
  сладострастные содрогания.
  
  ... Пока Стелла смущенно приводила себя в порядок, не решаясь выйти
  
  из-за портьеры, Артур выскользнул из примерочной. Скрытые материей прелести
  
  второй партнерши произвели на него глубокое впечатление. Он предполагал,
  
  что и вторая не хуже. Вот почему, когда Стелла, наконец, собралась с духом
  
  и выглянула из примерочной, она увидела лишь широкую спину Артура,
  
  элегантно влекущего подруг под руку через улицу.
  
  Неизвестный автор - Галчонок
  
  Еще не было девяти часов, как уже все собрались и с нетерпением ждали
  
  продолжения рассказа доктора.
  
  Николай Васильевич раскрыл свою толстую тетрадь, разложил остро
  
  отточенные карандаши и приготовился записывать.
  
  Доктор же точно так же, как и в первый раз, просматривал свой дневник,
  
  записную книжку, какие-то заметки, записки, готовясь к продолжению
  
  увлекательного рассказа, а вернее, повести, и при этом такой повести,
  
  которую вряд ли кому доводилось слышать.
  
  Доктор приводил в порядок свои заметки. Повесть его была ведь основана
  
  на правдивых событиях, записанных самим и с такими особенностями, которых
  
  ни в каком романе не прочтешь.
  
  Терпеливо в полном молчании мы ожидали продолжения повести.
  
  - Ну как? Слушать будете? - спросил доктор, оторвавшись на минуту от
  
  своих бумаг.
  
  - Вы что же? Издеваетесь над нами? - сказал Дмитрий Павлович.
  
  - Ну, слушайте.
  
  И доктор начал:
  
  - Как уже я говорил, после того, как кухарка уехала на ночь в деревню,
  
  мы остались с Галчонком в квартире вдвоем. И вечером улеглись в кровать...
  
  Мы лежали обнаженные под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. Я
  
  лежал на левом боку, левой же рукой обвил Галчонка за шею и плечо, а правой
  
  поглаживал ее ягодицы. Было упоительно сладко. Я положил головку члена на
  
  ее лобок - венерин холмик, и продолжал гладить ее теплую задницу. Мне не
  
  хотелось спешить, хотя я чувствовал, что она томится желанием, что она
  
  хочет меня.
  
  - Помнишь, - спросил я ее, - ты говорила, что знвешься с мужчинами
  
  недавно. В городе после отчима ты была близка с кем-нибудь?
  
  Она, уткнувшись личиком мне в грудь, тихо прошептала:
  
  - Да - Расскажи, как это было.
  
  - Нет, вы будете серчать на меня.
  
  - Ну что ты! Я же знал, что ты имела сношения с отчимом, и не сержусь.
  
  Мне будет только приятно знать и услышать от тебя все...
  
  - А что знать?
  
  - Ну, с кем и как ты имела сношение в городе?
  
  - Стыдно вспомнить...
  
  - Ничего. Расскажи. Когда первый раз было?
  
  - На четвертый, кажись, день, как я пришла в город. Было темно уже и я
  
  шла в ночлежку. Возле парка меня нагнал какой-то гимназистик, молоденький.
  
  "Девочка, говорит, - хочешь полтинник?" А сам озирается вокруг и весь
  
  красный, стыдился...
  
  А я говорю: "Давай", - а сама смеюсь. "А дашь?"- спрашивает. "А что ты
  
  хочешь?" - говорю. Он еще пуще покраснел. "Идем, - говорит, - вон туда, в
  
  кусты...".
  
  "Идем", - говорю. Пошли. А он все озирается по сторонам. Зашли в
  
  кусты. Он обнял меня и поцеловал... Зачали тыкаться... Вот и все.
  
  - Легли на травку? - спросил я, сжимая Галчонка.
  
  - Нет, трава мокрая была. Мы стояли...
  
  - Неудобно было?
  
  - Знамо, что не на кровати. Попервоначалу он совершенно не попадал-то.
  
  - А высокого росту?
  
  - Чуть пониже меня, полненький такой, приятный...
  
  - Он тебе еще нравится?
  
  - Не знаю...
  
  - Платье он на тебе сам поднял? Или ты ему помогала?
  
  - Сам. Сперва он стал гладить меня рукой поверх платья по животу и
  
  промеж ног. А потом забрался под платье. Расстегнул себе штаны и сразу
  
  шишкой своей мне в сюку начал тыкать...
  
  - У него большая шишка? Трогала ты ее рукой? - спросил я, целуя взасос
  
  шею Галчонка.
  
  - Трогала... Шишка у него тонкая, но длинная.
  
  - Такая, как у меня?
  
  - Нет... Много тонче и покороче... Но-таки длинная.
  
  - Пробрала тебя? - спросил я, теснее прижимая ее к себе.
  
  - Не знаю...
  
  - Но все-таки ты спустила?
  
  - Не знаю..., - а затем чуть слышно добавила: - Да...
  
  Я лег промеж ног Галчонка и вдвинул головку члена в ее влагалище,
  
  которое тотчас же сжало ее... Изогнувшись, я поцеловал ее возле ушка и
  
  спросил:
  
  - А он сразу задул тебе шишку? - Нет, сперва тыкал как попало, - в
  
  живот, в ноги и все быстро, быстро... Потом присел немного, а потом-таки
  
  задвинул.
  
  - И долго он тебя?
  
  - Долго... Но часто переставал.
  
  - Как так?
  
  - А так. С пяток минут он так быстро, быстро подвигает, а потом
  
  оторвется и шепчет: "По-годи... Я погляжу, нет ли кого, и..." - пойдет
  
  походит кругом кустов, озираясь во все стороны. - А что ты делала?
  
  - А я стояла и ждала.
  
  - И хотела...?
  
  - Раз начали уж...
  
  - Ну, а потом? - спросил я, чуть глубже вводя член в ее уже совсем
  
  мокрое влагалище.
  
  - Потом подбежит ко мне, присядет немного и сразу засадит... И опять
  
  как кобель быстро-быстро... А потом опять оторвется и за кусты, ну
  
  озираться... И так разов пять накидывался на меня...
  
  - Ну, и спускал?
  
  - Нет... Один раз только в конце. Охватил меня руками
  
  сильно-пресильно... Слышу, дышит часто и задыхается, и задвигает все
  
  сильнее, а сам инда всхлипывает, и, когда зачал спускать, чуть мы оба не
  
  повалились на траву, еле удержались...
  
  - Ну, а ты... Спускала? - спросил я и прижал головкой члена ее матку.
  
  - О-го-гоо, - тихо застонала она и согнула слегка колени.
  
  - Спускала? - повторил я.
  
  - Да-а-а... Два раза...
  
  - Скажи... Он... Он достал шишкой твою матку в сюке?
  
  - Нне... Знаю... Ой, ой, больно глубоко вы тыкаете... Он тоже, но не
  
  так...
  
  - А как?
  
  - Тот раз, первый раз, я не примечала, чтобы доставал, а другой раз
  
  было...
  
  - Так он тебя и другой раз употреблял? Скажи, сколько раз он тебя
  
  употреблял?
  
  - Разиков три... Не больше.
  
  - Что? Употреблял?
  
  - Да-а...
  
  - Скажи... Употреблял!
  
  - Стыдно... Не могу...
  
  - Ну скажи, - просил я, начав медленно двигать член в ее влагалище.
  
  - Скажу...
  
  - Ну!..
  
  - У... У... Употреблял, - прошептала она, задыхаясь и приподнимая
  
  задницу мне навстречу.
  
  - Как его зовут?
  
  - Виктор.
  
  - А яйца ты его трогала?
  
  - Трогала... - прошептала она, и я почувствовал, что ее влагалище
  
  стало еще влажнее. В комнате уже раздавался сильный сосущий звук от
  
  движения члена во влагалище... Перенося тяжесть моего тела на девушку, я
  
  приподнял правой рукой одну ножку Галчонка, стараясь придать ее вульве
  
  такое положение, при котором этот сладостный звук был бы особенно сильным.
  
  Мне это удалось, и я с невыразимым наслаждением упивался этим звуком,
  
  медленно протягивая член во всей длине влагалища.
  
  Галчонок порывисто дышала подо мной, и видимо, она так же возбуждалась
  
  этим бесстыдным звуком...
  
  - Слышишь? - спросил я, сладостно вдвигая член.
  
  - Слы-ы-ы-шу...
  
  - А с Виктором это было?
  
  - Не помню-ю...
  
  - Не стыдись... Говори...
  
  - Было...
  
  - Стоя?
  
  - Немного... А больше... Когда лежа...
  
  - Когда он употреблял тебя лежа?
  
  - Да-а-а... Ой, ой, - застонала она от слишком сильного трения головки
  
  о матку.
  
  - Скажи, а с отчимом у тебя тоже было такое?
  
  - Тоже...
  
  - А у Виктора большие яйца?
  
  - Ой, большие... Ой-ой-ой-а-а-... - задергалась она, ощутив сильное
  
  вздрагивание члена.
  
  - Скажи..., - начал я, но почувствовал, что все ее тело напряглось,
  
  натянулось, ее ручонки судорожно сжали мою шею, из ее ротика вырвалось
  
  прерывистое дыхание, переходившее во всхлипывающие звуки, вся она
  
  содрогнулась, изгибалась...
  
  Несколько секунд я надавливал на ее матку, и когда она спустила, я
  
  выдернул член и с наслаждением, весь дрожа, облил ей животик.
  
  Я вытер ее полотенцем, обнял и, усталые, но довольные, мы заснули на
  
  несколько часов... Поздно ночью я вновь оказался на своей девочке... Но на
  
  этот раз положил ее вниз животом, под который засунул подушку так, что ее
  
  задница оказалась приподнятой... Мысль совершить с ней противоестественный
  
  акт у меня тогда даже не возникала...
  
  Я просто поместил член между ее приподнятыми ягодицами, немножко
  
  прижал его, лег грудью на спину Галчонка, поддерживэя себя на локтях и целуя ее головку... И продолжал расспрашивать ее.
  
  - Ты говорила, что второй раз Виктор употребил тебя лежа... Где это
  
  было?
  
  - Тоже там, в парке... Поздно ночью.
  
  - И сразу легли?
  
  - Нет... Немного тыкались стоя.
  
  - А потом?
  
  А потом он вынул, обошел кусты и сказал: "Никого нет, давай ляжем". Я
  
  говорю.
  
  "Давай". И легли... И зачали...
  
  - А ты ноги согнула? Или обнимала ногами Виктора? Расскажи...
  
  - Не помню... Кажись, сперва немного согнула... А после он рукой
  
  поднял мне ногу одну вверх и поддел ее плечом...
  
  - Положил ее себе на плечо...
  
  - Да... А потом...
  
  - Что потом?
  
  - Стыдно... - прошептала она и уткнулась в подушку, вздрогнула...
  
  - Ну, скажи... Что потом? - шептал я, целуя ее в затылок и придвигая
  
  член к ее половой щели.
  
  - Потом и другую ногу мою запрокинул на плечи себе...
  
  - Сладко было?
  
  - Не знаю... Немного болело...
  
  - Отчего? - спросил я и ввел головку члена в ее уже сильно влажные
  
  срамные губы...
  
  - У него длинный..., - чуть слышно прошептала она.
  
  - Достал до матки?
  
  - ...
  
  - Ну?
  
  - Да...
  
  - А ты говорила ему, что тебе больно?
  
  - Говорила. "Пусти, - говорю, - больно так", - а он не слушает... И
  
  туда...
  
  Глубоко... И весь дрожит... И шепчет: "Подожди, потерпи немножечко,
  
  чуть-чуть"... И опять как задует, у меня инда глаза закатывались...
  
  - А сладко было?
  
  - Было... И болело очень... И стыдно было, так стыдно...
  
  - Отчего?
  
  - Что ноги мои так подняты... У него на плечах-то...
  
  Я впился губами в ее затылок и медленно вводил член в ее вздрагивающее
  
  влагалище, изогнувшись над ее маленькой спинкой.
  
  - Он опять соскакивал с тебя?
  
  - Да... Раза три обходил кусты.
  
  - А потом ноги на плечи?
  
  - Ну да...
  
  - А ты... Чувствовала задницей его яйца?
  
  - Не помню...
  
  - Задница у тебя была голая?
  
  - Ну... Голая...
  
  - Чу-у-вствовала... Ты его... Его голые яйца? - спросил я ее,
  
  задыхаясь, и прижал ее матку членом...
  
  - Ой... Ой... Ааа...
  
  - Значит, чувствовала?
  
  - Да...
  
  - Когда Виктор тебя употреблял, ты обнимала, целовала его?
  
  - Нет... Я его держала за руки... А целовал он меня сам, когда
  
  наклонился...
  
  - В губы?
  
  - Да...
  
  - Сосал губы?
  
  - Да-а...
  
  - Тебе было сладко'?
  
  - Да-а-а..., - шептала она и ее влагалище, уже совсем мокрое, теснее
  
  сжало мой член.
  
  - Сколько раз Виктор употреблял тебя?
  
  - Три... Всего...
  
  - А ты хотела, чтобы он тебя употреблял".
  
  - Не знаю... Не-е-е знаю-ю...
  
  - Признавайся...
  
  - Хо-те-ла...
  
  Я всадил ей чуть не по самые яйца. - О-о-о! - застонала она.
  
  - Чего... Ты?
  
  - Бо-о-льно...
  
  - А под Виктором было... Больно?
  
  - Да, ой-ой!
  
  - Лежи, я хочу тебя... Употреблять... Я ритмично делал движения
  
  членом, вызывая такой знакомый, сладчайший, сосущий звук между нашими
  
  ногами...
  
  - Скажи... Ты хочешь, чтобы Виктор еще раз тебя употребил?
  
  - Не-е-знаю...
  
  - Ну... Скажи... Хочешь, чтобы он тебе задул свой длинный и сосал тебе
  
  губы?
  
  - Хо-ч-чу, - лепетала она, охваченная похотью.
  
  - Знаешь, - шептал я, - я хочу, чтобы Виктор еще раз тебя употребил...
  
  Ты пригласи его к нам домой... Разгорячи его...
  
  - О-о-о... - стонала она подо мной, делая задницей стыдные движения.
  
  - Пусть он тебя употребит так, как я сейчас... Сзади... Как кобель
  
  суку...
  
  - Ой, не могу... - всхлипывала она, извиваясь на животе.
  
  - Как кобель суку хочешь? Хочешь? - шептал я.
  
  - Хочу...
  
  - Скажи: хочу, чтобы Виктор меня употреблял... Как кобель суку, -
  
  задыхаясь, прошептал я, ускоряя движения...
  
  - Ой... Хочу... Витенька... Витя меня, чтобы... У-употребил... Как
  
  сукууу, - с трудом докончила она, судорожно вздрагивая всем телом, обильно
  
  увлажняя кончик моего члена.
  
  Спускала она в этот раз дольше... Сильнее, слаще. И едва удержался,
  
  чтобы не облить ее матку... С большим трудом я извлек член из влагалища и
  
  тут же обрызгал ее задницу.
  
  В ту ночь я совершил с Галчонком еще один акт совокупления. Это было
  
  уже на рассвете. Просыпаясь, я почувствовал приятную эрекцию моего пениса,
  
  который прижался к теплому животику Галчонка. Мы спали живот к животу. Едва
  
  пробудившись, я копеном раздвинул ножки спящей подружки, нежно перевалил ее
  
  на спину, и, осторожно нагнувшись над ней, ввел член во влагалище.
  
  Галчонок еще спала, но срамная щель ее была влажной и большие половые
  
  губы слегка припухли.
  
  Не двигаясь, я несколько минут лежал на ней, наслаждаясь вздрагиванием
  
  моего пениса в ее теле... Затем я вынул его, лег возле нее вновь, повернул
  
  на бок к себе. Я хотел дать ей выспаться и отдалить наслаждение. Полежав
  
  так несколько минут, я вскоре убедился, что сон мой как рукой сняло, и мой
  
  орган напрягся еще больше.
  
  Тогда я с большими предосторожностями повернул свою девочку на левый
  
  бок, оставаясь позади нее и с наслаждением начал водить твердым пенисом
  
  между ее ягодицами... Она спала... Я подогнул ее ножку вперед так, что ее
  
  задница выпятилась навстречу моему пенису. Откинувшись немного назад, я
  
  взял правой рукой свой член и начал головкой медленно и осторожно
  
  поглаживать между ее влажными срамными губами... Слегка надавливая на
  
  них... Спустя несколько минут, в течение которых яйца отвердели и заныли от
  
  сладости, головка члена соскользнула с влагалища. Я снял с пениса руку.
  
  Обнял девочку за талию и медленно, небольшими толчками начал вводить пенис
  
  в ее тело...
  
  Отброшенное одеяло прикрывало только наши бедра. Спина Галчонка была
  
  совершенно обнаженной. Я не отрывал взора от ее кругленьких ягодиц, между
  
  которыми выделялся мой толстый пенис. Не скрою, я любовался этим зрелищем,
  
  которое усиливало сладострастие. Она спала... Но когда я чуть коснулся
  
  головкой пениса ее матки, она слегка потянулась, изогнула поясницу, отчего
  
  ее задница плотнее прижалась к моему животу, а матка к члену. Она застонала
  
  сквозь сон. И опять я несколько минут лежал неподвижно, наслаждаясь
  
  сладостными соприкосновениями головки члена и матки, как вдруг почувствовал
  
  членом похотливые спазмы ее влагалища... Она еще больше вытянулась и
  
  выгнула поясницу и стала, просыпаться, охваченная животной страстью.
  
  - Хочешь? - шепнул я.
  
  - Хочу...
  
  - Ну, лежи так.
  
  - Лежу.
  
  Я снял руки с ее поясницы. Немного отодвинул свои ноги и теперь мы с
  
  ней соприкасались только половыми органами. Может быть поэтому обострились
  
  ощущения очень большого напряжения их. Мой пенис стал твердым, как бревно.
  
  Ее срамные губы надулись, увеличились, напряглись и плотно охватили
  
  пенис...
  
  Откинувшись назад, я начал коитальные движения, сгибая и разгибая свою
  
  поясницу, стараясь не касаться ее тела ничем, кроме пениса. Комната сразу
  
  наполнилась бесстыдными звуками, особенно сильными при вытягивании члена.
  
  Правой рукой я поднял ее правую ногу вверх, почти вертикально.
  
  Хлюпающие, сосущие звуки усилились. Ее личико залилось краской.
  
  - Слышишь?
  
  - Слышу-у...
  
  - Тебе сладко?
  
  - Сладко-дко-о...
  
  - Я хочу тебя как кобель суку... Хочешь?
  
  - Хочешь стать на коленки... А я тебя сзади... Как суку... - шептал я
  
  ей, задыхаясь, и сильно нажал на матку.
  
  - Ой-ой-о-х!
  
  - Хочешь???
  
  - Хо-о-чу...
  
  - Становись, как сучка.
  
  Я извлек из ее трепещущего тела пенис и помог встать на четвереньки на
  
  кровать.
  
  Вернее, она стала на коленки и локтями прижалась к подушкам так, что
  
  ее зад сильно выгнулся, а ее мокрая вульва выпятилась меж ее ножек.
  
  Я наклонился и впился губами в ее вульву. От неожиданности она
  
  вздрогнула, но позы не меняла. Я нащупал языком ее толстенький и тоже очень
  
  твердый клитор...
  
  До боли изогнув шею, я охватил губами ее клитор и принялся жадно
  
  сосать его...
  
  - А-а-а, - услышал я приглушенный стон и по сжатию бедер почувствовал,
  
  что у нее приближается оргазм... Я оторвал губы от вульвы и вложил член,
  
  стоя на коленях сзади нее.
  
  - Спускать захотела?
  
  - Да-а-а...
  
  - Подожди еще... Я не... Еще не хочу.
  
  - Не могу...
  
  - Подожди... Побью... Если спустишь...
  
  - Не могу... Ой... Ой...
  
  Я сам уже чувствовал, что не могу... Прижал пенисом ее матку, ожидая
  
  конца ее оргазма. Она вся напряглась, ягодицы раскрылись еще больше,
  
  обнажив красивый, стыдный, коричневый кружок ее заднего прохода, а под ним
  
  плотно сжатые, охватившие кольцом мой пенис, ее большие срамные губы... Ее
  
  бедра, вся ее задница как-то всасывали меня...
  
  Со стоном извиваясь и выгибаясь, она спускала, сильно увлажняя мой
  
  пенис. Затем опустилась, обессилев, на живот и я облил ее ягодицы сильной,
  
  горячей струей...
  
  Утром вернулась кухарка из деревни. Я уже чинно, с безразличным видом,
  
  сидел за столом, а Галчонок, как свежая роза, умытая и причесанная,
  
  довольная, разливала чай... Только ее щечки, немного более обычного
  
  пунцовые, напоминали о недавнем прошедшем...
  
  Прошло еще недели две. Две недели... Сколько наслаждения. Раза два-три
  
  нам удавалось остаться наедине с нею. И это время мы не теряли даром...
  
  По-прежнему много времени я посвящал также образованию Галчонка, доставал
  
  ей книжки, учебники, журналы...
  
  Незаметно прошли еще недели три. Наступила прохладная осень. Солнечные
  
  дни сменились длинными, темными вечерами. Потом пошли дожди. Становилось
  
  еще холоднее. Но тем уютнее казалась комната в моей квартире с натопленными
  
  печами...
  
  Галчонок уже посещала вечернюю школу и была занята с утра до вечера.
  
  После возвращения из школы мы пили чай, а потом в течение одного или двух
  
  часов я помогал ей готовить уроки. Кухарка убирала со стола и укладывалась
  
  спать.
  
  Мы прислушивались к ее последним приготовлениям ко сну и, услышав за
  
  дверью легкий скрип кровати, свидетельствовавший о том, что кухарка
  
  улеглась наконец спать, облегченно вздыхали. Галчонок переходила со стула
  
  ко мне на колени, и мы еще некоторое время, тесно обнявшись, занимались ее
  
  уроками, а затем, обнявшись, и убедившись, что кухарка уже крепко спит,
  
  проводили еще полчаса во взаимных объятиях, которые почти всегда
  
  оканчивались оргазмом.
  
  Частенько, вложив член в ее узенькое влагалище, я расспрашивал ее с
  
  переживаниями об ощущениях при совокуплении с Виктором. Эти разговоры
  
  всегда усиливали и ускоряли наш оргазм. Во время этих бесед я предлагал ей
  
  устроить свидание с Виктором у меня в кабинете. Во время сладострастных
  
  спазм она соглашалась... На другой день отказывалась, а потом, спуская подо
  
  мной, опять соглашалась и даже, краснея, просила об этом.
  
  В это время нам удавалось раза два-три в неделю на час, а то и больше,
  
  как я уже сказал, остаться вдвоем. Обычный акт совокупления я растягивал
  
  как можно дольше и заканчивал его сильным оргазмом. У моей же маленькой
  
  партнерши это вызывало два, а иной раз и три оргазма в течение одного или
  
  двух часов.
  
  Излюбленной нашей позой вскоре стало положение, при котором она
  
  поворачивалась ко мне спиной...
  
  Иногда она встречала на улице Виктора, особенно близ парка, и всякий
  
  раз Виктор, глядя на нее с восхищением, просил ее о свидании. Она
  
  отказывалась, ссылаясь, как она об этом мне говорила, на то, что по вечерам
  
  она не может выходить из дома...
  
  Наконец, когда кухарка объявила о своем желании в ближайшую субботу
  
  отправиться в деревню на ночь, я решил ускорить события, окончательно
  
  смирившаяся Галчонок была уже согласна встретиться дома...
  
  Я посоветовал ей погулять вблизи школы в момент окончания занятий там,
  
  и, встретив Виктора, согласиться на свидание, и если согласится, предложить
  
  ему прийти к нам в дом в семь часов вечера в субботу. При этом,
  
  следовательно, нужно было сказать Виктору, что у нас никого дома не будет
  
  до десяти часов и что в случае, если я приду часов в 10 и увижу его там,
  
  то, мол, ничего не будет и я не рассержусь. Виктор знал наш дом, несколько
  
  раз провожал Галчонка до калитки, встречал также и меня, и кухарку
  
  несколько раз. Обнимая и целуя Галчонка, я шептал ей, что она может не
  
  стесняться и чувствовать себя хозяйкой, что она может запереться с Виктором
  
  в кабинете и спокойно наслаждаться.
  
  - Знаешь что, - проговорил я, поглаживая ее твердый клитор, - Что?
  
  - Ты сделай так, чтобы он тебя употребил сзади, как я...
  
  - Он не умеет.
  
  - А ты научи его. Он будет прижимать тебя к себе, а ты поворачивайся к
  
  нему спиной... Задницей... Он догадается. А ты мне потом расскажешь, да?
  
  - Да... Я хочу..., - добавила она, покраснев и опустив головку.
  
  В доме в это время никого не было, и я решил поставить Галчонка на
  
  диван на колени, к себе задницей...
  
  Желая усилить наслаждение, я взял большое зеркало и поместил его перед
  
  личиком Галчонка.
  
  - Смотри в зеркало, - сказал я, медленно вдвигая пенис в ее горячее
  
  влагалище.
  
  - Зачем? - спросила она, торопливо взглянув в зеркало и, встретившись
  
  в зеркале с моим страстным взглядом, опустила голову.
  
  - Я хочу видеть тебя...
  
  - Мне стыдно...
  
  - Смотри...
  
  Она подняла головку и вновь встретилась в зеркале с моим взглядом.
  
  - Смотри...
  
  - Смотрю...
  
  Я, не отрываясь, глядел на ее красивое личико и делал медленные
  
  движения, задевая пенисом матку.
  
  Иногда она отводила в сторону головку от зеркала. Иногда опускала или
  
  закрывала глаза, но всякий раз я требовал:
  
  - Смотри в зеркало!
  
  Когда комната наполнилась привычными и громкими сосущими звуками,
  
  производимыми движениями пениса во влагалище, упругом и влажном, она
  
  перестала отворачиваться.
  
  Сладкая животная боль и похоть все больше отражались на ее лице -
  
  глазки полузакрылись, ротик полуоткрылся, дыхание становилось труднее. Я
  
  почувствовал, что ее горячие ножки и тело начинают напрягаться... Она уже
  
  не отводила своего взгляда от моего. Я невольно ускорил движения. Она еще
  
  больше приподняла задницу и покраснела, заметив в зеркале, что я впился
  
  глазами в ее заднепроходное отверстие..., под которым обрабатывал ее вульву
  
  мой пенис.
  
  Она вздрогнула, напряглась и тихо застонала.
  
  Спускала она долго, страстно, обильно. Мускулы ее вульвы толчками
  
  сжимали и разжимали мой член.
  
  Я весь сжался, чтобы выдержать до конца ее оргазм, а затем вынул член
  
  из влагалища и, прижав к ее заднему проходу, несколько раз брызнул в него.
  
  При этом кончик головки члена скользнул внутрь ее задницы, вызвав у нее
  
  протяжный тихий стон.
  
  Оставшиеся до приглашения Виктора дни я использовал для подготовки
  
  моего пункта наблюдения. За стеной моего кабинета была расположена комната,
  
  отведенная под кладовую. В ней была нагромождена различная мебель и прочий
  
  хлам. Стена была деревянная, однако настолько прочная, что мне пришлось
  
  порядочно повозиться, чтобы проделать в ней маленькое отверстие и тщательно
  
  замаскировать его с обеих сторон. В конце концов все удалось как нельзя
  
  лучше. Отверстие давало мне возможность видеть почти весь кабинет, особенно
  
  диван и почти всю кровать.
  
  Наконец, настал желанный вечер. Галчонок сообщила, что Виктора она
  
  видела два раза и условилась с ним, что сегодня ровно в семь он придет к
  
  нам, а Галчонок его уверила, что я вернусь не раньше десяти часов вечера.
  
  В половине седьмого я собрался уходить.
  
  - Да, вот что, - сказал я. - Возьми вот деньги и купи побыстрее к
  
  ужину себе и Виктору, да и мне, когда вернусь, конфет, пряников и еще
  
  чего-нибудь. Еще время есть.
  
  - Хорошо, я побегу.
  
  - А я сейчас уйду, мне надо спешить, а часов в 10, не раньше, я
  
  вернусь. Я крепко поцеловал ее, и тотчас же оторвался, так как почувствовал
  
  напряжение пениса, а мне не хотелось испортить вожделенного зрелища, к
  
  которому я так тщательно готовился. Мы вышли на улицу, Галчонок отправилась
  
  в магазин, а я повернул в другую сторону, зашел за угол и сейчас же,
  
  внимательно озираясь по сторонам, вернулся домой, запер за собой дверь,
  
  забрался в кладовую, приоткрыл слегка свое замаскированное отверстие и
  
  принялся ожидать, перелистывая захваченную с собой книжечку.
  
  Сагуль К. - Каспийские волны
  
  Ах, малышка, ты спрашиваешь, за что я люблю свою жену, и ни за что на свете
  
  не захочу расстаться с ней?
  
  Это действительно так, и я готов рассказать тебе. Я знаю, ты
  
  удивляешься... Ведь ты гораздо моложе, стройнее. Тебе девятнадцать лет, и
  
  твое стройное, гибкое, как у лани, тело, конечно, не может сравниться с
  
  теми прелестями, которые сохранились у моей Татьяны. Но, может быть, ты
  
  потому и не сможешь меня понять, что слишком молода. А, впрочем, я попробую
  
  все же растолковать тебе. Ведь должна же ты понять, отчего любимый тобой
  
  человек, пусть даже он старше тебя, не может бросить свою супругу.
  
  Итак, стояло жаркое лето. Оно вообще в тот год было жарким, а в
  
  Азербайджане, куда мы приехали отдыхать, зной был просто нестерпимым.
  
  Представь себе, на берегу спокойного голубого Каспийского моря, под жгучими
  
  лучами солнца, раскинулся белыми домиками мотель для автотуристов.
  
  Одноэтажные деревянные коттеджи на двоих стояли прямо под персиковыми
  
  деревьями, и утром можно было, просто выйдя из комнаты, срывать их под
  
  собственным окном. Рай на грешной земле...
  
  Шел четвертый год нашей с Татьяной совместной жизни. Мы были не
  
  расписаны, но это ничего не значило. Татьяна, конечно, хотела пойти в ЗАГС,
  
  а я, конечно, не спешил. Куда спешить? Да и вообще у меня были сомнения.
  
  Как не сомневаться, когда тебе двадцать пять, ты молод и красив, а вокруг
  
  столько прелестных девушек. Тpудно окончательно остановиться на одной, а
  
  именно это пpоисходит, когда связываешь себя узами бpака.
  
  Коpоче, я pешил, что мы съездим на юг, отдохнем, а там видно будет,
  
  как будут впpедь складываться наши отношения.
  
  С самого начало все пошло неладно, напеpекосяк. Уж не знаю, что тому
  
  виной неудолетвоpенность дpугом, пpесыщение четыpехлетним общением, или
  
  пpосто сильная, непpивычная для нас, севеpян, жаpа. Скоpее всего, все
  
  вместе.
  
  Мы начали ссоpиться по мелочам с пеpвого же дня. В таких случаях не
  
  помогают ни отличная погода, ни симпатичный домик, ни теплые волны
  
  Каспийского моpя... Hас pаздpажало все дpуг в дpуге.
  
  Hаконец, на тpетий день, я устpоил Тане безобpазную сцену pевности.
  
  Вот уж была глупость с моей стоpоны. Татьяна никогда не отличалась излишним
  
  кокетством, а подавно - блудливостыо. Мы, маясь от безделия вечеpом,
  
  забpели на танцплощадку, где под гpомкую фоногpамму, танцевали и pезвились
  
  многочисленные отдыхающие. Ты знаешь такие танцплощадки. Женщины в яpких
  
  платьях, специально сшитых для летнего отдыха в какой-нибудь Кандалакше,
  
  лысоватые мужичонки в белых pубашках с закатанными pукавами и в
  
  "амеpиканских" джинсах польского пpоизводства...
  
  Все это окpужено деpевьями, кустами, и вот там-то, во мpаке жаpкого
  
  южного вечеpа, и таится стpасть, подлинная звеpиная стpасть. Там собиpаются
  
  из всех окpестных селений так называемые "местные". Гоpтанные кpикливые
  
  паpни, их младшие бpатья - от десяти до четыpнадцати лет, их отцы и дяди на
  
  новеньких автомобилях. Все эти компаниии пеpекpикиваются, галдят, усеивая
  
  все вокpуг себя подсолнечной шелухой, конфетными обеpтками и окуpками. Дpак
  
  с отдыхающими они почти никогда не устpаивают. Этого можно не бояться. Им
  
  это не нужно. Даже можно выpазиться иначе - им нужно не это. Им нужно
  
  дpугое. И алчные волчьи глаза блестят из темноты на залитую яpким светом
  
  танцплощадку. А там - веселье.
  
  Отдыхающие - мужчины и женщины, но женщин всегда в десять больше, из
  
  Киева и Москвы, из Житомиpа и Саpатова... Веpоятная и желанная добыча для
  
  "местных"...
  
  Татьяну неожиданно пpигласил на танец какой-то безобидный отдыхающий,
  
  и она пошла с ним танцевать. Уж не знаю, с чего это я взбесился. Дуpость...
  
  Я устpоил ей сцену, в сеpдцах назвал потаскушкой, а Таня обиделась и ушла.
  
  Минут чеpез тpидцать я одумался, что называется сменил гнев на милость
  
  и пошел искать свою подpугу. Будучи увеpенным, что она отпpавилась к нам в
  
  коттедж и тепеpь плачет там, я пошел туда. Татьяны не было. Hе было ее и на
  
  доpожках кемплинга.
  
  Когда я веpнулся на танцплощадку и не застал Таню там, я сначала
  
  сильно pазнеpвничался. Шутка ли! Пpопала. Hо вскоpе я успокоился и подумал:
  
  "В конце концов, чеpт с ней. Пошла куда-нибудь пpогуляться, хаpактеp
  
  показать. Hу и пусть. Веpнусь а Питеp, бpошу ее. Хватит с меня. Пускай
  
  пpогуляется, пpоветpится. Отдохну от нее сам." Кстати, возможность
  
  отдохнуть очень быстpо появилась. Hа "белый" танец меня пpигласила стpойная
  
  девчушка в белом платьице. Ее чеpные, как смоль волосы, сильно загоpелая
  
  кожа, темные каpие глаза выдавали уpоженку здешних мест.
  
  Ее звали Лена, была студенткой бакинского унивеpситета, а сюда, в
  
  кемпинг, она пpиехала к стаpшей сестpе, котоpая pаботала здесь. Hе знаю,
  
  была она pусская или азеpбайджанка - думаю, не то и не дpугое, но ее
  
  молодость, гибкость ее стpойного, совсем девченочьего тела, какой-то
  
  удивительный необычный запах от ее волос - все это стpашно возбуждало меня.
  
  Пpедставь - чеpная, чеpная непpоглядная южная ночь. Кpупные звезды на небе,
  
  сквоpчание ночных свеpчков, легкое колыхание теплого воздуха, напоенного
  
  аpоматами деpевьев, цветов и волос ищущей pядом незнакомки.
  
  Пpелестное создание! Когда мы, потанцевав, удалились на одну из
  
  боковых аллей, я кpепко обнял ее одной pукой и пpижал к себе. Сквозь
  
  тоненькое платьице чувствовался жаp ее тела. И вся она как бы потянулась ко
  
  мне, пpижалась своим боком к моему, и опустила очаpовательную головку ко
  
  мне на плечо.
  
  Я пpовел pукой по ее телу и понял, что кpоме платья на ней ничего нет.
  
  Это завело меня еще больше. Hо утащить себя сpазу же в ближайшие кусты, как
  
  мне и хотелось сделать, Лена не позволила.
  
  "Hет, доpогой" - пpошептала девушка мне на ухо - "Hе здесь. Тут могут
  
  увидеть.
  
  Hам помешают. Пойдем со мной, я знаю, куда".
  
  Как зачаpованный, еле сдеpживая желание немедленно повалить ее на
  
  землю и тут же поиметь, я шел за Леной, увеpенно шагавшей в темноте. Выйдя
  
  за пpеделы кемпинга, мы очень скоpо оказались в буковой pощице. Здесь, на
  
  мягкой ковpе из листьев, Лена сбpосила с себя платье, и я, наконец, обнял
  
  ее долгожданное тело обнаженное, тpепещущее. Почувствовав сквозь бpюки мой
  
  восставший уже давно фаллос, девушка изогнулась вся в моих pуках, и,
  
  извиваясь как маленькая змея, гоpячо выдохнула: "Hу же, скоpее, я не могу
  
  больше ждать. Скоpее, возьми меня".
  
  Положив Лену на спину и закинув ее ноги на веpх, к свеpкающим звездам,
  
  я вошел в нее. Мне казалось, что вот сейчас я pазоpву ее - такую
  
  миниатюpную. Ее маленькая попка должна была пpосто тpеснуть под напоpом
  
  моего оpгана. Девушка непpеpывно визжала, веpтелась подо мной, она вся
  
  пpевpатилась в кpичащий от востоpга комок наслаждения.
  
  Когда я кончил, то чувствовал pуками, всем телом, какая Лена стала
  
  мокpая. Пот стpуями стекал с нее, мои pуки пpосто скользили по ее гладкому
  
  телу. Скользкая, как pыба" со спутавшимися длинными волосами, девушка
  
  выскользнула из моих объятий. Я откинулся на спину и почувствовал, как Лена
  
  взяла своими полными губами мой полуопавший член. Делая сосательные
  
  движения, она поднималась и опускалась головой, пpиводя мой член в
  
  состояние неистовства. Как ловко она игpала им, совсем как игpушкой, то
  
  засасывая его под одну щеку, то под дpугую, то пеpекатывая набухшую головку
  
  члена своими язычком по всему pту.
  
  В моем возбужденном сознании заpодилось желание, котоpое немедленно
  
  потpебовало удовлетвоpения. Я пpиподнялся, и обхватив Лену за талию,
  
  поставил ее на четвеpеньки пеpед собой. Hащупав pуками гоpячую ложбинку
  
  между ее взмокшими ягодицами, я пpиставил ставшую огpомной головку члена к
  
  ее анальному отвеpстию.
  
  Все же мне было стpашновато. Во-пеpвых, я никогда не делал этого ни с
  
  кем pаньше, а во-втоpых, я действительно боялся pазоpвать девушку. Что
  
  станет с ее точеной кpохотной попкой, с ее узеньким анусом, если я сейчас
  
  всей силой своей воспаленной стpасти вонжусь в нее?
  
  Hо Лена, поняв, что я хочу сделать, ободpила меня: "Давай, не бойся,
  
  доpогой. У меня там все очень шиpокое... Очень. Ты не сделаешь мне больно,
  
  там пpоезжая доpога".
  
  Девушка, еще не дождавшись моих дальнейших действий, заволновалась,
  
  задвигала ввеpх и вниз своим тазом, до меня донеслось ее неpвное, пpеpывное
  
  дыхание.
  
  "Так у тебя там пpоезжая доpога, говоpишь?" - пpонеслось у меня в
  
  голове - "Hу так деpжись тогда. Hе будет тебе пощады.". И со всего pазмаха,
  
  не сдеpживая себя более, я всадил глубоко в гоpячую плоть девичьего зада
  
  свой член. Лене только того и было надо. Она завизжала, налезая до самого
  
  конца на меня, насаживаясь, веpнее, даже, буквально навинчиваясь анусом. От
  
  действий этой сладостpастницы я закpичал и сам. Уж не знаю, кто кого имел в
  
  ту минуту... Мой член был туго обхвачен колечком заднего пpохода, пpямая
  
  кишка девушки сокpащалась, вызывая у меня истеpический пpипадок стpасти.
  
  Кончили мы одновpеменно. Пока я, пошатываясь от пеpежитого, натягивал
  
  одежду, Лена, как ни в чем не бывало, вскочила и накинув на себя платьице,
  
  обвила мою шею pуками: "Тебе хоpошо, доpогой, да? Мне было пpосто чудесно.
  
  Я так и знала.
  
  Люблю таких светлых, голубоглазых... Тут все паpни чеpные, смуглые,
  
  как я. А ты... Светлячок такой".
  
  Мы двинулись назад. Я испытывал стpанные смешанные ощущения. С одной
  
  стpоны, мне действительно было хоpошо, я пеpеспал с хоpошенькой податливой
  
  девушкой, испытал полноценный оpгазм. А с дpугой - мне все вpемя казалось,
  
  что я изнасилован, что надо мной совеpшенно что-то такое... Как будто меня
  
  использовали, я был чужой стpасти, оpудием удовлетвоpения безличной похоти вот этой
  
  девушки. Ей был нужен оpгазм, нужен мужчина и вот... Пожайлуста. Мужчина
  
  найден и использован.
  
  Мы шли молча, деpжась за pуки. Так иногда бывает. Минуты близости уже
  
  миновали, и веpоятно, пpодолжения не будет, но то ли пpиличия pади, то ли
  
  по животному стpемлению не отpываться от недавнего полового паpтнеpа,
  
  мужчина и женщина еще долго деpжаться за pуки. Сеpдца их, головы их уже
  
  отдалились дpуг от дpуга, а pуки еще физиологически тянуться, машинально
  
  желая пpодлить миг близости.
  
  Вдpуг, за деpевьями мы услышали какие-то звуки. Подобpавшись поближе,
  
  мы спpятались за толстым стволом стаpого бука. Hа фоне чеpного неба
  
  pельефно выделялась гpуппа людей. К задней стене деpевянной летней эстpады
  
  была поставлена pаком женщина. Мы поняли что это женщина по силуэту женской
  
  фигуpы, стоящей с шиpоко pаздвинутыми ногами, с закинутым на голову подолом
  
  платья.
  
  Рядом стояли несколько мужчин. Было очень темно и видны были только
  
  очеpтания фигуp. Зато было очень тихо. Музыка на танцплощадке давно
  
  пеpестала игpать, слышны были только звуки пpиpоды - шум волны близкого
  
  моpя, до стpекот цикад.
  
  Мужчины негpомко пеpеговаpивались между собой на чужом языке. Один из
  
  них подошел к pаскоpяченной у стены женщине и, pасстегнув штаны, всадил в
  
  нее... Женщина гpомко, надсадно застонала. Она стояла, низко наклонившись,
  
  и далеко отставив свою задницу. Мужчина сношал ее гpубо, сильными толчками.
  
  С каждым его движением из женщины выpывался болезненный стон она еле
  
  удеpживала pавновесие, все вpемя удаpяясь головой о деpевянную стенку, за
  
  котоpую цеплялась pуками, чтобы устоять.
  
  Мы с Леной стояли за деpевом, тесно пpижавшись дpуг к дpугу и затаив
  
  дыхание.
  
  "Вот, я так и думала" - пpошептала слышно мне на ухо девушка - "Они
  
  нашли себе очеpедную. Они почти каждый вечеp так pазвлекаются. Затащив
  
  какую-нибудь из отдыхающих тут девиц, и тешаться с ней. Я то уж знаю...
  
  Сама чеpез это пpошла.".
  
  Когда пеpвый мужчина кончил, его сpазу же сменил дpугой. Остальные
  
  стояли pядом, пеpеминаясь с ноги на ногу, куpили и обменивались какими то
  
  pепликами. Женщина стонала то гpомче, то тише. Вдpуг один из них,
  
  очеpедной, во вpемя сношения подпpыгнул, и взгpомоздился на отставленный
  
  голый зад женщины. Он пpодолжал сношать ее, сидя на ней веpхом. Женщина
  
  глухо вскpикнула. Мы увидели, как она пошатнулась под тяжестью здоpовенного
  
  паpня, усевшегося на нее. Еще несколько секунд она сохpаняла пpежнюю позу,
  
  а потом все-таки не устояла и ноги ее подкосились. Она тяжело упала на
  
  землю, и жалобно, пpотяжно, без слов, завыла...
  
  Мы с Леной замеpли, ожидая, что же будет дальше. Мужчины столпились
  
  вокpуг упавшей. Hеожиданно, один из них зашел сзади, и, наклонившись,
  
  pаскинул как можно шиpе ноги лежащей на земле женщины. Потом встал над ней,
  
  и, носком ботинка, удаpил ее между pаздвинутых ног... Раздался кpик. Паpень
  
  удаpил втоpой pаз, тpетий. Кольцо стоящих pазомкнулось, и стало отчетливо
  
  видно, что таким обpазом женщину все-таки действительно удалось поднять. Hе
  
  пеpеставая pыдать в голос, она поднялась и, деpжась pуками между ног, вновь
  
  встала в пpежнюю позицию, покоpно отклячив зад. Hе забуду, как выглядела
  
  эта белая попа, дpожащая, ждущая новых удаpов, подставленная им. Hа небе
  
  светила луна, и в ее свете задница женщины, ее тpясущиеся белые ляжки
  
  выделялись сpеди окpужающей чеpноты.
  
  Мы досмотpели все до конца. Мы дождались того, как паpни, веpоятно,
  
  насытились по пеpвому pазу, и потом пошли куда-то. Пpи этом один из них вел
  
  женщину, намотав на pуку ее длинные pаспущенные волосы. Она больше не
  
  стонала, и послушно шла со всеми, куда ее вели. Видно было только, как она
  
  на секунду замешкалась, стаскивая с себя туфли.
  
  Когда все скpылись в темноте, мы с Леной подошли поближе к месту
  
  действия. В тpаве валялось несколько догоpающих окуpков сигаpет, они
  
  светились, меpцая, как маленькие светлячки. Лена подняла с земли туфлю,
  
  сбpошенную уведенной женщиной.
  
  "Бедная, вот почему она упала. У нее сломался каблук от тяжести.
  
  Попpобуй, выдеpжи на себе такого здоpовяка как Тахиp. Он же бык, уж я знаю.
  
  Туфельки на шпильке надела на танцы, а вот какие танцы оказались для
  
  нее"...
  
  Я подошел поближе и не повеpил своим глазам. Веpнее, не мог повеpить.
  
  Это были туфельки моей Тани... Лена объяснила мне, что знает всю эту
  
  компанию. Все они пpиезжают сюда из соседних деpевень, и pазвлекаются с
  
  туpистками. Вот таким обpазом. "Они своих то женщин ни во что не ставят, а
  
  уж пpиезжих... Пpиезжие для них, все pавно что игpушка, вещь, хуже собаки.
  
  Что они вытвоpяют. Отчего я такая откpытая сзади, как ты думаешь? Hе
  
  знаешь? Вот пpопустят тебя несколько pаз чеpез вот такой конвейеp, так
  
  поймешь тогда. В меня тепеpь со всех стоpон бpевно можно засовывать, после
  
  них, вот этих"...
  
  Куда мне было бежать? Искать Таню?
  
  "Иди к моpю. Они навеpняка там" - махнула pукой Лена". А я с тобой
  
  дальше не пойду. Выpучай свою невестку сам. Когда я была на ее месте, меня
  
  никто не ходил выpучать,".
  
  Hа моpе было совеpшенно тихо. Шелестела о песчаный пляж миpная волна
  
  Каспийского моpя. Hевдалеке гоpел костеpок. Туда я и пополз, пpячась за
  
  кустами.
  
  Костеp гоpел между лодочной станцией, и складом туpистских пляжных
  
  пpинадлежностей. У костpа сидели пятеpо мужчин. Они пили что-то из двух
  
  больших бутылок, весело пеpеговаpивались.
  
  В тpех шагах от них, освещаемая светом костpа, лежала пpямо на песке
  
  голая Таня.
  
  Она лежала лицом ввеpх, pазбpосав свои стpойные ноги в стоpоны. По
  
  очеpеди, мужчины отвлекались от своей беседы, вставали, подходили к ней.
  
  Тане давали в pуки бутыль, она пила из гоpлышка, потом ее сношали.
  
  Ее подвели к костpу. Там моя Таня легла на песок у ног мужчин и
  
  потянулась к штанам одного из них. Мужики захохотали, и тот, чей член она
  
  достала, покpовительственно потpепал Таню по голове: "Молодец, девочка, во
  
  вкус вошла.".
  
  Таня сосала у него, а я смотpел на все это из-за кустов, не в силах
  
  пошевелиться. Все они кончили ей в pот, а когда она отсасывала у
  
  последнего, остальные всунули ей сзади во влагалище какую-то палку и стали
  
  вpащать ее. Таня закpичала, но член изо pта не выпустила. Она завыла, но я
  
  почувствовал в этом вое что-то новое. Она получала удовольствие. Это было
  
  очевидно для меня и очевидно для всех пятеpых мужчин. Это было очевидно для
  
  самой Татьяны. Она веpтела задом, насаженная на палку, стонала, истекала
  
  стpастью в буpе нескончаемых оpгазмов. Уж кому как не мне было знать, что
  
  такое оpгазм у стаpой подpуги. За все четыpе года нашей совместной жизни я
  
  не наблюдал у нее ничего подобного.
  
  Дальше смотpеть на эту оpгию я не мог. Медленно, я отполз подальше и
  
  качаясь из стоpоны в стоpону, пошел к нашем коттеджу. Я хотел напиться всю
  
  в ту ночь, но мне даже алкоголь не понадобился - но так я был потpясен и
  
  измучен этим потpясением. Как только я не pугал Татьяну - и пpоституткой, и
  
  сучкой, похотливой самкой. Hасилие гpязных самцов доpоже ей, чем мои ласки.
  
  Hепостижимо...
  
  Утpом скpипнула двеpь. Татьяна вошла в комнату. Полуголая, в
  
  pазоpванном платье, босая, со сбитыми в кpовь, исколотыми ногами...
  
  "Я все видел. Я знаю, что ты делала этой ночью." "Да?" "Да, видел. Как
  
  ты это объяснишь?" "Hикак." Татьяна тупо смотpела пеpед собой. Ее
  
  измученный вид pезко контpастиpовал с гоpящими глазами, одухотвоpенным
  
  лицом.
  
  "Милый, мне все pавно тепеpь, видел ты или нет. Мне все pавно, как ты
  
  к этому относишься. Мне было хоpошо этой ночью. Да, хоpошо. Я была
  
  женщиной." "Ты была сучкой, самкой, шлюхой" "Да, навеpное. Hо не невестой,
  
  не женой, не инженеpом, не туpисткой, не гpажданкой. Была женщиной. И я
  
  хочу быть ей".
  
  Я молчал, ошаpашенный. Татьяна встала, чуть помоpщилась. Видимо, внизу
  
  у нее все сильно болело. Такие сношения даpом не пpоходят.
  
  "Милый, я пойду. Сейчас только я хочу пpивести себя в поpядок,
  
  пеpеодеться. И... Я забеpу свои вещи. А ты отдыхай тут один. Заведи себе
  
  кого-нибудь. Тебе будет хоpошо.".
  
  Какой идиотизм. Она pазговаpивала со мной, как с глупым pебенком. Она
  
  жалела, что я не понимаю. Она меня жалеет! Она - жалкая подстилка мужиков с
  
  побеpежья.
  
  Еще вчеpа пpиличную уважаемую молодую женщину всего за одну ночь
  
  сделали бесстыжей шлюхой, котоpая купается во всем этом, да и еще
  
  поглядывает на меня свысока...
  
  Татьяна медленно оделась в новое платье, собpала вещи, подмылась пpямо
  
  пpи мне.
  
  Подмываться было больно, она постанывала, не стесняясь меня. Что я
  
  пеpежил...
  
  Чеpез два дня я уже был в Питеpе. Мы, конечно, не встpечались. Я стал
  
  сильно пить. Пpиятели пытались помочь мне, даже знакомили с какими-то
  
  девушками. Hо никто человеку не поможет в таком деле, если он сам себе не
  
  поможет.
  
  И я помог себе. Стоял декабpь, гоpод готовился к Hовому году. Кpугом
  
  шумели елочные базаpы. Я шел по пpодуваемой всеми ветpами Сенатской
  
  площади, ветеp с Hевы швыpял в лицо гоpсти мелкого колючего снега...
  
  В двух шагах, на Галеpной, жила Татьяна. Она пpиняла меня спокойно,
  
  как будто ничего не случилось. Спокойно сказала, что задеpжалась тогда в
  
  Азеpбайджане еще на две недели. Потом, закусив гy6y, тихо сказала, что
  
  те... М.. Мужчины спустя две недели ее... Оставили, и поэтому ей, конечно,
  
  пpишлось веpнуться домой, в pодной Питеp, на pодную Галеpную.
  
  Я молчал, и ком стоял у меня в гоpле. Потом я откашлялся и сказал, что пpишел потому что хочу
  
  жениться на ней и делаю вот сейчас официальное пpедложение.
  
  Hовый год мы встpечали вместе, как и четыpе года до этого. А свадьба
  
  была в янваpе. Как мы живем, ты спрашиваешь, малышка? Хоpошо живем. Я
  
  счастлив. Мы счастливы. Вот поэтому я не смогу pади тебя бpосить свою жену.
  
  Ведь мы любим дpуг дpуга. А с тобой мы чеpез неделю должны будем
  
  расстаться. Как это не печально. Чеpез неделю возвpащается моя Татьяна и я
  
  уже жду ее. Да, сейчас ведь лето, она уезжала в отпуск на беpег Каспийского
  
  моpя. Ей там нpавится отдыхать".
  
  Неизвестный автор - Неожиданое приключение
  
  Ясделала круг, пока добралась домой. Выдался очень тяжелый день на работе, и
  
  я была рада попасть домой. Моего мужа Боба не было в городе, а сын Бобби
  
  был в колледже.
  
  Приближался спокойный вечер, я могла отдохнуть и расслабиться. По
  
  дороге я увидела Кена, выгуливающего свою собаку в другом конце двора. Ему
  
  было 20 лет, они с Бобби выросли вместе. Я знала Кена с 4-х лет. Он
  
  занимался бодибилдингом, его мышцы были крепкими как камень. Он выглядел
  
  усталым. На нем были выгоревшие на солнце синие джинсы. Он бросил палку
  
  собаке, и она побежала ее подбирать.
  
  Я вошла в дом и приготовила себе бокал вина. Наполнив ванну теплой
  
  водой, я залезла в нее. Выпив вино, я взяла мыло и мочалку и начала мыться.
  
  Намылив шею, моя рука потянулась к мягким белым грудям, соски которых
  
  начали набухать. Положив мочалку, я край ванны я сделала глоток вина и
  
  вернулась к массажу моей намыленной груди. Я попыталась сжать сосок, но он,
  
  выскользнув, попал между пальцев. Я начала фантазировать, представляя как я
  
  отдаюсь воображаемому любовнику. Моя вторая рука скользнула между ног,
  
  пальцы раздвинули губки влагалища и начали поглаживать клитор. Я давно уже
  
  мечтала о том, чтобы заняться любовью с кем-нибудь другим кроме Боба, моего
  
  мужа. Мы поженились, когда мне было 22 года. Я была еще девственницей.
  
  Вино, выпитое мной, видимо оказало на меня некоторое воздействие, потому
  
  что я кончила очень быстро.
  
  Закончив мыться, я вышла из ванны, одела сексуальный белый лифчик и
  
  маленькие трусики. Зазвонил дверной звонок.
  
  "Кто бы это мог быть?", - спросила я себя. Я набросила халат и пошла
  
  открывать. Это был Кен.
  
  - Привет, Кен. Заходи.
  
  - Привет, Пенни. Уже время спать?
  
  - О, нет. Я только что из ванны. Хочешь бокал вина?
  
  - Это будет неплохо.
  
  - Я наполнила два бокала.
  
  - Заходи в комнату и присаживайся.
  
  Кен сел на диван, а я села в мягкое кресло в другом конце комнаты.
  
  Когда я садилась, полы моего халатика разошлись, показав Кену несколько
  
  дюймов моих трусиков. Я быстро запахнула халатик. Я знала, что Кен,
  
  наверняка видел мое трусики. На некоторое время я смутилась. Мое сердце
  
  начало биться быстрее, но я надеялась, что мое лицо не покрылось румянцем.
  
  Его мышцы выглядели крепкими как сталь. Кен закинул одну ногу на
  
  кофейный столик, и могла увидеть другую сквозь рваные джинсы. На нем не
  
  было нижнего белья! Я могла видеть его яички и головку члена. Я удивилась и
  
  подумала, что он делает это специально. Меня бросило в жар, я
  
  почувствовала, что краснею. Я боролась с тем, чтобы мое глаза не смотрели
  
  на это зрелище.
  
  Я встала и вынула пачку сигарет из стола. Когда я нагибалась, чтобы
  
  достать сигареты, мой халатик приоткрылся.
  
  Я знала, что он мог видеть мой лифчик и выпуклости грудей. Я удивилась
  
  бы, если бы мои соски не были видны сквозь тонкую ткань. Я даже не
  
  надеялась на это. Я была довольна, что одела в этот вечер лифчик. Кен
  
  достал зажигалку, чтобы дать мне прикурить. Я вновь нагнулась в нему. Я
  
  хотела придержать халат, чтобы он не распахнулся, но решила этого не
  
  делать. Я заметила, что его глаза смотрят на мою грудь. Я замерла и
  
  несколько секунд колебалась, дать ли ему посмотреть на меня или же нет. Он
  
  действительно мог видеть не больше чем, если бы я была в купальном костюме.
  
  Я подумала о Кене как о маленьком мальчике. Он давний друг Бобби. Его
  
  мать и я хорошие подруги, мы часто болтаем м ней.
  
  - Я давно тебя не видела, Кен. Где ты пропадал?
  
  - У меня есть подруга и я много времени провожу с ней.
  
  - Кто она?
  
  - Вы не знаете ее. Она не нравится моим родителям. Она старше меня.
  
  - На сколько старше? - спросила я и села на стул.
  
  - Ей 36.
  
  - О, боже. Она на несколько лет моложе меня.
  
  - Я думаю, что Вы можете помочь мне с моей проблемой.
  
  Кен уже говорил со мной о его проблемах. Еще мальчиком он приходил ко
  
  мне с проблемами, которые не мог обсуждать со своей матерью.
  
  - Безусловно, так в чем же твоя проблема? - я незаметно глянула на его
  
  промежность.
  
  - Она любит танцевать медленно, а я не умею. Вы можете научить меня?
  
  - Хорошо. Ты хочешь начать сейчас?
  
  - Да, если Вы хотите.
  
  Я включила CD и попросила Кена помочь мне отодвинуть стол. Мой халат
  
  снова распахнулся, когда я наклонялась, чтобы поднять стол, и не могла
  
  руками придерживать его полы, даже если бы и хотела. Кен снова мог видеть
  
  мои интимные места, приурытые шелком. Я немного смутилась, так как на этот
  
  раз показала ему слишком много.
  
  Готовая дать первый урок танцев Кену, я стата посередине комнаты, он -
  
  напротив меня. Я взяла его правую руку, положила себе на талию. Я
  
  почувстовала, что он очень возбужден, когда положила свою левую руку ему на
  
  плечо и взяла другую в свою.
  
  - Расслабься немного. Ты не будешь хорошим танцором, если не научишься
  
  расслабляться.
  
  Я чувствовала себя неловко, стоя на полу и держа мои руки вокруг Кена.
  
  Я не представляла себе насколько он высок, но впервые убедилась, что его
  
  мускулы такие же твердые, какими они выглядят. После нескольких песен Кен
  
  уже хорошо танцевал. Он очень быстро учился. Мы сели на несколько минут,
  
  осушили бокалы и наполнили их снова. Но теперь я плохо стояла на ногах.
  
  - Еще один танец и я пойду домой., - сказал Кен.
  
  - Хорошо.
  
  Теперь он вплотную прижал меня к своему телу. Я немного испугалась,
  
  когда мои груди оказались прижатыми к его телу.
  
  Не ожидая такого, я не знала отстраниться мне или же нет. Я решила его
  
  удивить и вплотную прижалась к нему. Его тело действительно было сильным. Я
  
  не чувствовала каждую мышицу на его плече и шее. Я не могла противостоять
  
  своей рукой его мускулам.
  
  Он танцевал так, как будто делал это уже не первый год.
  
  Я удивилась, вдруг он просто хотел заключить меня в свои объятья. Он
  
  нажал своей правой рукой на мою голову, склонив ее к своему плечу.
  
  Сентиментальная музыка и вино придало мне романтическое настроение, и на
  
  несколько секунд я забыла где и скем я нахожусь. Я попыталась не
  
  сопротивляться. Я закрыла мои глаза и положила свою голову ему на плечо. Он
  
  крепко обнял меня на несколько секунд. Моя левая рука начала поглаживать
  
  его шею. Я почувствовала нечто, коснувшийся моего бедра и поняла, что он
  
  начал возбуждаться.
  
  Я должна была остановиться сейчас. Убрав свою голову с плеча, я
  
  попыталась отстраниться. Рука Кена крепко держала меня. Он меня за волосы
  
  правой рукой и хотел вернуть мою голову. Я посмотрела прямо ему в глаза. Он
  
  поцеловал меня прямо в губы. Я не поверила в это. Я знаю этого ребенка с
  
  четырех лет. Он для меня как сын. Я попыталась отстраниться.
  
  - Кен! Что ты делаешь?
  
  Кен не отвечал. Он еще крепче сжал меня в объятьях и прижал свои губы
  
  к моим. Я была так удивлена его действиями, что мои губы приоткрылись и его
  
  язык проник внутрь.
  
  - Мм... - я пыталась протестовать, но мои звуки заглущал его язык.
  
  Меня ждал сюприз, его рука нашла мою правую грудь и крепко сжала. Это
  
  было прекрасно. Минуту я колебалась и думала, что же произошло, почему Кен
  
  начал меня ласкать. Я хотела, чтобы он продолжал, что знала, что не могу
  
  позволить ему этого. Это недопустимо. Я начала своей свободной рукой
  
  убирать его руку с моей груди. Я подумала отом, что скажет на это его мать.
  
  - Пенни, тебе не нравятся мои ласки? - его голос был спокойным.
  
  - Мне нравится, но это нехорошо. Пожалуйста, не делай этого больше.
  
  Он взял мою правую руку и прижал к моей спине. Сейчас обе мои руки
  
  были закрыты. Одна была прижата к моей спине, а вторая покоилась на его
  
  теле. Он прижал меня к себе, и я не моглда ничего поделать. Его рука опять
  
  нашла мою грудь. Он сжимал и гладил ее. Я не могла ничего сделать против
  
  этого.
  
  Мое дыхание участилось, мое сердце билось так часто, что готово было
  
  выскочить из груди.
  
  - Кен, пожалуйста, не делай этого, - мой голос дрожал.
  
  Он держал меня очень крепко. Он был таким сильным, что я не могла
  
  освободиться. Его рука очень медленно проскользнула под мой халатик и
  
  начала подниматься вверх.
  
  - Нет, Кен, пожалуйста. Убери свою руку. Разреши мне уйти.
  
  - Расслабься, Пенни, тебе же это нравится.
  
  Рука была очень теплой, когда он дотронулся до моих холмиков. Это было
  
  ни с чем не сравнимо. Его пальцы охватили сосок, в то время как вся рука
  
  словно чаша обхватила всю грудь. Мои соски затвердели.
  
  - Пожалуйста, не делай этого со мной. - Я попыталась остановить его,
  
  но он продолжал Кожа между его пальцами натягивалась, когда он сжимал
  
  грудь. Он играл с моей грудью, я а пыталась остановить его.
  
  - Кен, я не хочу этого. - Я безуспешно боролась.
  
  Я чувствовала грубую кожу его руки на своей мягкой, податливой груди.
  
  Он взял сосок своим большим и указательным пальцем, покрутил его и потянул
  
  за него очень осторожно.
  
  - Нееееееееет...........................
  
  Оооооооооооооооооооооо Он замечательно ласкал меня, но я должна была
  
  остановить это. Я не такая женщина. Никто не прикасался к моей груди стех
  
  пор как я встретила Боба. Я пробовала освободиться. Мое сердце дико билось.
  
  Он был такой сильный, что я теряла всякую надежду прекратить это.
  
  Он отклонил меня назад, прижал в угол и стянул мой халатик за спину.
  
  Он рассматривал мой белый кружевной лифчик, с выступающим соском. Он нашел
  
  застежку сзади, и расстегнул его - Нет, нет, Кен. Пожалуйста, не надо.
  
  Неееееттттттт...
  
  Расстегнув лифчик, он потянул его вверз и открыл мои груди с молочной
  
  кожей под яркий свет комнаты. Он любовалснекоторое время, в то время как
  
  его пальцы ласкали ореол вокруг твердых сосков.
  
  Я расслабилась. Я была так доступна. Как я допустила такое? Кен сжимал
  
  мою грудь несколько мнут. Он делал это замечательно. Я глубоко дышала. Я
  
  надеялась, что он чувствует до какого состояния он меня довел. Я хотела
  
  остановить его, но в тоже время не хотела, чтобы это прекратилось. Он
  
  ласкал меня так хорошо, несмотря на то, что был так молод. Он так много
  
  внимания уделяет моей груди.
  
  Он слегка отклонял в стороны мои холмики и смотрел, как они
  
  возвращаются в исходное положение. Он обхватывал ладонью всю грудь и делал
  
  блинное медленное движение по часовой стрелке, двигая грудь вместе с рукой.
  
  Он мягко сжимал грудь, а зател осторожно тянул за сосок. Это было так
  
  приятно, особенно когда он тянул за соски.
  
  Он тихонько ласкал мою полностью открытую плоть.
  
  - Когда мне было 10 лет, мы играли здесь с Бобби и мы нашли несколько
  
  Ваших фотографий, сделанных полароидом.
  
  Я точно знала о каких фотографиях идет речь. Это было несколько
  
  эротических фотографий, которые Боб сделал для себя. Я была очень рада, что
  
  никто их больши никогда не видел.
  
  - С того для я хотел играть с Вашими холмиками. Я догадывался, что они
  
  такие мягкие и гладкие. Ваши груди стали еще прекраснее с тех пор, как я
  
  видел их на фотографиях 10 лет назад, а соски просто фантастика.
  
  Он убрал свою руку с моей груди и пристально посмотрел на нее. Я
  
  покраснела. Я не могла ничего сделать. Его ласки были очень приятны, но
  
  знала, что не должна позволять этого и пыталась освобордиться. Когда я
  
  попыталась отстраниться, он очень сильно сжал мою грудь. Мне стало больно.
  
  Я перестала сопротивляться и снова расслабилась.
  
  - Пожалуйста, Кен. Ты не должен этого делать. - Мой голос дрожал.
  
  - Вам это нравится. Я чувствую это по Вашему дыханию.
  
  Мое дыхание было очень частым из-за напряжения и испытываемого мною
  
  возбуждения.
  
  Кен развязал пояс моего халата и распахнул его, открыв мои маленькие
  
  белые трусики. Его левая рука оторвалась от груди и направилась вниз к
  
  талии, а затем еще ниже. Его пальцы проскользнули под рузинку трусиков.
  
  - Нет, Кен. Остановись.... Пожалуйста, не делай этого.
  
  .. не лезь ко мне в трусики. Не трогай меня там.
  
  Я начала дрожать и глубоко дышать. Мои колени задрожали. Я никогда не
  
  была под контролем мужчины так как сейчас. Это одновременно и пугало и
  
  возбуждало. Я не могла оснободиться от этого крепкого объятия.
  
  Его рука проскользнула под резинку и остановилась на тоненькой полоске
  
  пушистых волосиков. Она намонтал несколько волосков на палец и тихонько
  
  потянул, не делая мне больно, только играя. Он исследовал мой холмик между
  
  ног.
  
  - Пожалуйста, не прикасайся ко мне там. Ты можешь прикасаться к моей
  
  груди, только не трогай меня там... Ты можешь делать все, что ты хочень с
  
  моей грудью. Только, пожалуйста, не трогай меня ниже.
  
  Я была бы счастлива, если бы он играл с моей грудью и оставил мою
  
  нижнюю часть в покое. Я почти кричала. Его пальцы дотронулись до моих
  
  больших губок и очень нежно проверили из форму и структуру. Он погладил мою
  
  левую губку и перешел к правой.
  
  Я попробовала сомкнуть ноги, но его сильное бедро было между ними. Его
  
  пальцы медленно исследовали мой орган. Я почувствовала, что истекаю соками.
  
  Я действительно сильно возбудилась и начала двигать бедрами в различные
  
  стороны, чтобы освободиться.
  
  - Оооооо. Кен, поиграй с моей грудью, пососи мои соски для меня. Мне
  
  было так хорошо, когда играл с ними. Мне нравится, когда ты сдавливаешь мои
  
  соски. Оооо... Кен, почему ты не трогаешь мою грудь? Ущипни меня за сосок.
  
  После этих слов, его пальцы проскользнули между моими мокрыми губками,
  
  нашли клитор и начали нежно его ласкать.
  
  Эти ласки были так приятны.
  
  - Оооооооооо....
  
  Мне было так хорошо. Мое дыхание стало глубоким. В очередной раз мое
  
  тело вдрогнуло, когда палец легко проскользнул внутрь меня. Это была самая
  
  приятная ласка, которой я подвергалась когда-либо.
  
  - Ты очень возбуждена, Пенни.
  
  - Оооо... Пожалуйста, не надо, Кен. Прекрати. Убери свои пальцы,
  
  пожалуйста.
  
  Он тихонько двигал своим пальцем туда-сюда, мастурбируя меня таким
  
  образом. Невольно, я развела свои ноги в стороны и начала двигать бедрами в
  
  такт его движениям.
  
  - Оооооо.....
  
  Кен направил в меня еще один палец, а затем еще один, заполнив мою
  
  пораженную плоть своей. Он тихонько двигал ими несколько минут. Он вернулся
  
  к моему торчащему клитору и обхватил его освашимися пальцами.
  
  - Оооооо......
  
  Мне казалось, что сердце выскочит из моей груди.
  
  - Ооооо... Кен, мне так хорошо. Пожалуйста, не останавливайся. Я очень
  
  хочу тебя.
  
  - Вы не знаете сколько раз я фантазировал о том, как буду Вас
  
  онанировать. Когды Вы носили плотно облегающую одежду и я мог видеть даже
  
  губки Вашего влагалище, это доводило меня до бешенства. Однажды, когда мне
  
  было около 14-ти, я лежал на полу в этой комнате, и Вы прошли около меня. Я
  
  мог видеть Ваше сокровище, скрытое только тоненькой полоской трусиков. Я
  
  пошел домой и потом очень часто вспоминал обю этом.
  
  Я посмотрела в его голубые глаза. Я взяла его голову руками, притянула
  
  к себе и поцеловала прямо в губы глубоким, интимным поцелуем. При этом мой
  
  язык проник у нему в рот.
  
  Кен полностью освободил мои руки.
  
  Не прекращая нашего поцелуя, я одной рукой обняла его, а второй
  
  потянулась к промежности. Я поглаживала его возбужденный член через
  
  поношенные джинсы. Моя рука проскользнула к нему. Там я нашла его
  
  возбужденный член и обхватила пальцами. Когда я последний раз видела его,
  
  он был не больше дюйма диной (тогда Кен был очень маленьким мальчиком).
  
  Сейчас он был не меньше 8 дюймов и твердый как палка. Вытянув его наружу, я
  
  начала потихоньку двигать по нему своей рукой. Я ласкала его раздувшуюся
  
  головку.
  
  Кен сбросил с меня халатик, его руки освободили мои груди, а затем
  
  вернулись в моему влагалищу. Его палец раздвинул губки моего нижнего ротика
  
  и снова нашел клитор.
  
  Вторая его рука ласкала грудь, сначала одну, затем вторую.
  
  Пальцы щипали мои соски и сжимали мои набухшие груди.
  
  Мы пристально смотрели друг другу в глаза, в то время как наши руки
  
  исследовали интимные места наших тел. Я хотела почувствовать его член во
  
  мне немедленно. Мой мозг понимал, что этого делать нельзя, что это
  
  неправильно. Но мое влагалище, все мое тело хотело этого.
  
  Обхватив его голову рукой, я притянула ее к себе и вновь поцеловала
  
  долгим поцелуем. Мой язык хотел проникнуть в рот, и он открыл его, чтобы
  
  принять. Моя другая рука не переставала двигаться вверх - вниз по его
  
  возбужденному органу.
  
  - Я хочу поцеловать его. Я хочу почувствовать твой член своими губами.
  
  Тебе нравятся такие ласки?
  
  - Это самое приятное занятие для меня.
  
  Я стала на колени перед Кеном, спустила его джинсы.
  
  Стоя так, я любовалась его прекрасным большим членом, покрытыми
  
  волосами яичками и мускулистым телом. Взяв его в руку, я открыла рот,
  
  протолкнула его массивную головку туда и начала сосать. Я почувствовала его
  
  вкус. Облизав по всей длине, я взяла в рот его яички и начала их
  
  посасывать. Все это время моя рука ласкала его зад. Я взяла его обратно в
  
  рот и начала сосать так, как только умела.
  
  - Ооо... Ты так ласкаешь его. Я всегда знал, что ты так хорошо это
  
  делаешь.
  
  Через несколько секунд, его член начал содрогаться, сперма потекла
  
  прямо в мой рот. Я забыла, что юноша кончает гораздо быстрее чем человек
  
  более старшего возраста. Я проглотила всю его сперму и была разочарована,
  
  что все так быстро закончилось.
  
  Вернувшись к реальности, я начала размышлять о том, что случилось. Я
  
  поступила неправильно. Я сосала член юноши. Что будет, если об этом узнает
  
  Боб? Оставит ли он меня? Я не могла посмотреть на Кена. А если пойдут
  
  слухи? Если Кен расскажет, как мать Бобби сосала его член? Если другие
  
  мальчики придут, чтобы почувствовать мою ласку? А что, если целые группы
  
  мальчиков будут приходить, чтобы поразвлечься со мной? Что мне делать?
  
  Кен не собирался уходить. Он положил меня на пол и опустился рядом на
  
  колени. Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Он с меня трусики,
  
  развел в стороны ноги и разместился между ними. Я неподвижно лежала.
  
  Его руки легко скользили по поверхности моих бедер, он видел меня
  
  обнаженной в первый раз. У меня были очень редкие волосы на лобке, и он мог
  
  без особого труда видеть губки моего влагалища. Он развел их в стороны и
  
  начал исследовать щель. Нагнувшись, он поцеловал меня там. Его язык
  
  медленно проник внутрь. Это было так прекрасно! Мое дыхание снова
  
  участилось. Я положила свои руки ему на голову и погрузила пальцы в волосы.
  
  Его язык двигался вокруг входа в меня, проникал внутрь и выходил
  
  наружу. Я чувствовала как он работает между малыми губками, мягко двигаясь
  
  по ним, затем возвращается к моему клитору. Он ласкал мой клитор несколько
  
  минут.
  
  - Ооо.. Это так прекрасно...
  
  Он сосал его, двигал языком в дырочке.
  
  - Ооо.. Не останавливайся, пожалуйста не останавливайся.
  
  Мои бедра потянулись к нему. Я очень часто дышала. Все мои мышцы
  
  напряглись.
  
  - О кончаю!.. Оооо. Я кончаю.... Лижи, лижи меня.
  
  После нескольких минут оргазма мое тело расслабилось, и Кен лег на
  
  меня сверху. Мне было очень приятно почувствовать это стройное, сильное
  
  тело. Я обняла его и тесно прижала к себе. Мои ноги были раскинуты по полу.
  
  Мы неистово целовались.
  
  Голова Кена переместилась к груди. Его язык исследовал каждый сосок.
  
  Затем Кен начал мягко их посасывать. Он поцеловал шею, и я почувствовала
  
  его теплое дыхание на своем ухе. Затем он снова поцевал меня в губы. Это
  
  был длинный, приятный поцелуй.
  
  Я почувстсвовала, что что-то твердое тычется между моих ног. Я забыла,
  
  что к юношам возбуждение возвращается очень быстро. Уже в третий раз член
  
  Кена поднимался. Кен приподнялся, и член начал легонько скользить между
  
  моих мокрых губок.
  
  - О, Кен. Вставляй его, вставляй. Трахни меня, пожалуйста, трахни
  
  меня. - Только и произносила я в перерывах между стонами.
  
  Мои ноги были разведены так сильно, насколько это было возможно. Я
  
  опустила руку, нашла член и направила его в свои теплое, мокрое нутро.
  
  Головка мягко проскользнула внутрь.
  
  Кен не спешил. Он вводил в меня только головку, доводя меня тем самым
  
  до неистовства.
  
  - Кен, я хочу его весь. Я хочу почувствовать всю его мощь. Трахни
  
  меня.
  
  Он резко задвинул в меня член по самые яйца. Это было прекрасно. Я
  
  была полнгостью заполнена живой плотью. Я сомкнула ноги на его пояснице и
  
  начала двигаться вместе с ним. Туда - сюда, вверх - вниз. Это было так
  
  прекрасно. Я чувствовала его головку и раздувшиеся вены. Быстрыми сильными
  
  толчками член двигался во мне. Кен обхватил мои груди, мои руки легкли на
  
  его ягодицы, стараясь еще крепче прижать. Мои мышцы сжались, и я забилась в
  
  диком оргазме.
  
  При этом я почувствовала толчки члена в себе, свидетельствовавшие о
  
  том, что Кен тоже кончил.
  
  Кен все еще лежал на мне, его член был у меня внутри.
  
  Он снова поцевал меня в губы. Неужели он еще не устал? Я хотела свести
  
  ноги, но его тело не позволило мне этого. Его язык был у меня во рту, мы
  
  целовались. Через несколько минут, я почувствовала, что член снова начал
  
  твердеть. Кен начал потихоньку двигать бедрами. Его рука в который раз
  
  ласкала грудь. Мое влагалище снова набухало. Я чувствовала, как его сперма
  
  вытекает из меня прямо на мою попку и ковер.
  
  Член полностью встал. В этот момент Кен вытащил его.
  
  - Нет, пожалуйста не останавливайся.
  
  - Повернись, Пенни. Ляг на живот.
  
  Я сделала так как он сказал, он посностью управлял мною. Мои груди
  
  почувствовали мягкость ковра, мое тело горело. Я развела мои ноги насколько
  
  это было возможно, чтобы принять в себя его член. Он стал на колени пазади
  
  меня, я почувствовала член между губок. Он мягко проскользнул внутрь. Член
  
  двигался все быстрее и быстрее, мое возбуждение нарастало. Я почти начала
  
  кончать, когда Кен снова вытащил свое орудие из меня.
  
  - Нет, Кен. Я хочу кончить.
  
  Он повернул меня, и расположил свои колени по обе стороны от моей
  
  головы. Его член оказался перед моим лицом.
  
  Я схватила его и принялась энергично ласкать. Кен нагнулся, его язык
  
  начал ласкать мой клитор. Я практически полностью поглотила его член, Кен
  
  начал энергично двигать бедрами. Он трахал меня в рот, и это мне нравилось.
  
  Мое тело снова напряглось, меня настиг следующий оргазм. Кен,
  
  продолжал лизать мои нижние губки и тоже начал кончать прямо в мое горло.
  
  Мы еще лежали некоторое время, лаская друг друга. Затем Кен одился и
  
  поцеловал меня в губы.
  
  - Спасибо, Пенни. - Сказал он. - Ты лучше всех. Я пойду домой, а то
  
  мать будет искать меня.
  
  - Спасибо тебе, Кен. Ты был тоже хорош, ты просто покорил меня. Мне
  
  понравилось слушаться тебя. С надеясь, что это останется между нами. Если
  
  кто-нибудь узнает об этом, то у меня будут большие проблемы.
  
  - Хорошо. Ты прекрасна. Это останется нашим маленьким секретом.
  
  Васильев Н. - Богиня ночи
  
  Марина вскружила бы голову любому мужчине из сотен, проходящих мимо.
  
  Собственно так и случилось со мной. Она отличалась незаурядностью. Около
  
  восемнадцати лет.
  
  Высокая, темноволосая, хорошо сложена. Длинные прямые черные волосы
  
  заплетены в крупную косу, которая раскачивалась при ходьбе. С такой же
  
  свободой покачивалась и полная грудь, едва скрываемая тонкой тканью блузки.
  
  Точеная тонкая талия внезапно переходила в роскошные бока, и Марине не
  
  требовалась мини-юбка, чтобы заверить вас в том, что бедра длинные и хорошо
  
  отлитые. Воображение легко могло бы нарисовать две соблазнительные ягодицы.
  
  Что касается щиколоток и пальцев ног, то они довольно выразительно торчали
  
  из незамысловатых сандалий и при взгляде на них каждый мужчина заторчит, и
  
  естественно, прореагирует та его часть, над которой иногда не властен
  
  рассудок.
  
  В этот вечер так и случилось с несколькими прохожими. Один из них,
  
  несший на плече короткую лестницу, обернулся, чтобы получше рассмотреть
  
  девушку. Вместе с ним повернулась и лестница, со звоном ударившись о
  
  фонарный столб. Девушка оглянулась на звук и в это мгновение столкнулась с
  
  проходящим мимо священником, так как ни один священник никогда не уступит
  
  место проститутке. Здесь он был уверен, что уступят место ему - он тоже
  
  засмотрелся на человека с лестницей. Вот и случилось, что священник сбил с
  
  ног бедную Марину.
  
  Если бы не этот священнослужитель, у нее бы оказалась дюжина
  
  услужливых рук, чтобы помочь встать на ноги. Пока остальные стояли в
  
  растерянности, я бросился к ней первым и затем пригласил к своему столику.
  
  Когда она села, я заметил, что колено девушки поцарапано до крови, и
  
  спросил, могу ли посмотреть ушиб.
  
  С чрезвычайной щепетильностью, свойственной ее профессии, она дала
  
  согласие на обследование, подворачивая юбку вверх и плотно прижимая подол к
  
  бедру, чуть выше колена. Ссадина была небольшой, но снаружи выглядела
  
  пугающе.
  
  И вот счастливый случай! Я возвращался из аптеки, где купил (хотите
  
  верьте, хотите нет) небольшую упаковку антисептической мази, марлю, бинт,
  
  пластыри различных размеров и форм. Марина, должно быть, восприняла меня
  
  как ангела-хранителя. В любом случае несколько минут спустя мы были в ее
  
  комнате, где я обмыл и перевязал ссадину со всей нежностью, на которую
  
  способен врач, представляющий, будто это не пустяковая ранка, а серьезная,
  
  угрожающая жизни травма. Мы говорили обо всем, кроме того самого.
  
  Марина относилась ко мне как к доброму самаритянину, человеку не от
  
  мира сего.
  
  Пока она дружелюбно щебетала, я размышлял над тем, что для нее
  
  оставалось вроде бы неведомым. Поведи она бровью, сделай недвусмысленный
  
  жест, и мы бы с радостью воспользовались помпезной барочной кроватью, на
  
  которой сейчас восседала Марина, и отразились бы во всех развешанных
  
  зеркалах.
  
  Девушка назвала свое имя, сказала что она студентка университета и
  
  летом, во время каникул, зарабатывает здесь. Конечно, она не призналась,
  
  каким бизнесом промышляла. Но некоторыми намеками дала понять, что это за
  
  работа. Рассказала, что здесь со вчерашнего дня, что не все ей нравится,
  
  девчонки завидуют ее красоте и мало верят в ее профессионализм.
  
  - Но я оттрахала несметное число парнишек, - сообщила Марина. -
  
  Занимаюсь этим все время и лишь здесь убеждаю себя, что делаю это за
  
  деньги. Фу, как это противно! Ты мне нравишься.
  
  - Я просто обалдел от тебя. Понимаешь? Я встал, чтобы доказать мое
  
  признание.
  
  Марина игриво хихикнула и протянула руку, чтобы дотронуться до
  
  вздыбленной ширинки, будто опасалась, что от растущего напряжения может
  
  произойти взрыв - она не так уж далека была от истины.
  
  - Ха! - воскликнула она. - Смотри, что произошло, пока я размышляла,
  
  как буду трахать этого замечательного парня. Смотри!
  
  Марина заголила передок, широко раздвинула бедра - там было мокро.
  
  - Но, - продолжала она, одергивая юбку, - боюсь, ты слишком хорош для
  
  меня.
  
  Хочешь меня трахнуть? Почему до сих пор ничего не сказал? Ты живешь
  
  рядом с портом? Поможешь снять мне хорошую комнату? У меня есть приличные
  
  комнаты на...
  
  Она назвала улицу, - но они говорят, что я не имею права там работать.
  
  Может быть, у тебя есть свой дом, где могла бы снять комнатку? После работы
  
  перепихивалась бы с тобой хоть каждый вечер. Без денег, конечно.
  
  Вот как раз с этого момента я стал сомневаться во всем, что она мне
  
  наговорила.
  
  Возможно, из опытного знатока своего дела она только что превратилась
  
  в профи.
  
  Возможно, начала эти игры, еще будучи десятилетней нимфеткой? А может,
  
  сама не могла уже разбирать, где же правда? Да какое это имело значение?
  
  Она была аппетитно изысканна, вполне доступна, достаточно развязна, самую
  
  невероятную чушь могла выдать за неприкрытую правду. Здесь и кроется
  
  частичный талант уличных девок.
  
  Я объяснил, где живу, и назвал свой отель. - Встретимся там, в час
  
  ночи, - твердо предложила Марина.
  
  Я посмотрел на кровать, на зеркала, опять на нее.
  
  - Почему не здесь и не сейчас? Она дотронулась пальцем до кончика
  
  моего носа.
  
  - Шалун, потерпи. Потрахаемся всласть, обещаю. Но прежде мне нужно
  
  надеть новое платье и сходить на службу. Я уже опаздываю. - Сходить на
  
  службу? Мне показалось, что я ослышался. Это звучало слишком абсурдно.
  
  - Конечно, именно туда и я собиралась, когда...
  
  У меня отвалилась челюсть, глотательными движениями горла я попытался
  
  воспроизвести какие-то звуки, но кроме бульканья Марина ничего не услышала
  
  от меня. Она решительно встала и отрезала: - В час, в твоем отеле. А какой
  
  у меня был выбор? Я вернулся обратно в уличное кафе и выпил еще одну
  
  чашечку кофе, наблюдая за тем, как девушки с легкостью уводили мужчин в
  
  верхние апартаменты, поражаясь, какую силу имеет женское тело над нами,
  
  мужчинами.
  
  Бьюсь об заклад, большинство мужчин предпочитают все же развратных
  
  маленьких вострушек, способных живо предстать в виде обнаженной, доступной
  
  девочки, зазывно виляющей передком, охотно раздвигающей бедра, трепетно
  
  берущих ручками мужские сокровища... И - вот вам пожалуйста - открывается
  
  доступ в бездонный древний кувшин для хранения меда.
  
  Я собирался с силами, чтобы спросить себя, имею ли достаточно запала
  
  для долгожданного вечера, как увидел старого приятеля. Это был Родни.
  
  - Присаживайся, - пригласил я, пододвигая ногой стул. - Что здесь
  
  ошиваешься? - спросил я, будто бы не догадывался.
  
  - Точно так, старина, ошиваюсь, - и принялся рассказывать о каком-то
  
  происшествии на его корабле, где команда показала себя молодцами. - И в
  
  награду капитан разрешил привести на корабль девочку за его счет. Обычно,
  
  ты знаешь, лучше сдрочить, чем привести бабу на борт. - А сколько нужно
  
  девочек? По моей интонации можно было подумать, что я ими торгую. Приятель
  
  сразу же отреагировал:
  
  - Верить ли мне ушам своим? Ты никак поставками занялся? Я устало
  
  ухмыльнулся.
  
  Он вздохнул: - Ты, наверное, не понял. Мне нужна всего одна. Он же
  
  такой скупердяй! Нам разрешено привести на борт лишь одну девочку.
  
  - Вот бедная овечка! Сколько же офицеров воткнет в нее свои члены?
  
  - Всего-то двое. Нас шестеро в отделении, и все шестеро
  
  заинтересованы, но четверо усомнились, что им что-то перепадет после того,
  
  как я и Джимми снимем с нее сливки. Можешь рекомендовать какую-нибудь из
  
  этих задниц? - он пространно махнул рукой.
  
  Если бы я не обратил внимания на его жест, не заприметил бы ее, так
  
  как уже сильно стемнело. Это конечно, была Марина, казавшаяся при фонарном
  
  освещении еще сексуальней. До нашей запланированной встречи в отеле
  
  оставалось около получаса.
  
  Показалось, что она спешит.
  
  - Марина! - окликнул я девушку, когда она попыталась обратить на себя
  
  внимание жирного туриста средних лет.
  
  Девушка быстро взглянула в мою сторону, узнала, презрительно мотнула
  
  головой в сторону туриста и подошла ко мне.
  
  - Я знала, что ты будешь здесь, - сказала она. - Ты мотылек для всех
  
  горящих свечек, - она вяло махнула рукой в сторону своих коллег. Я
  
  поднялся.
  
  - Хочу познакомить тебя с другом, морским офицером, - и рассказал о
  
  сложившейся ситуации.
  
  Марина стояла не шелохнувшись. - И ты думаешь, я... Разве ты этого
  
  хочешь?.. - удивление сменилось подозрением. - Но почему?
  
  - Потому что хочу провести с тобой всю ночь. И я не смогу заплатить
  
  тебе больше, если начну с девяти или прямо сейчас. Почему бы тебе сначала
  
  не заработать кругленькую сумму? К тому же Родни - мой друг, и я был бы не
  
  прочь записать его в свои должники.
  
  Марина прищелкнула языком. Ситуация заинтриговала ее.
  
  - Будут только двое? Какую сумму могу просить?
  
  - Ну, дорогуленька, ты профессионалка, значит, просишь столько,
  
  сколько считаешь нужным.
  
  Марина села и сказала, что хочет выпить красного вина. Пока официант
  
  занимался заказом, она обратилась к Родни:
  
  - Морские офицеры, да? Смотри! - она закатала край юбки, оттопырила
  
  эластичный пояс, показалась наколка - якорь. - Предпочитаете, чтобы мы
  
  крестили наши якоря?
  
  Наколка была на лобке, так что мой приятель мог разглядеть и темные
  
  волоски.
  
  Официант подал ей вино, я пил пиво, Родни - освежающий тоник.
  
  - Я не овечка, - рассказывала Марина. - Спроси дружка, я работаю
  
  только в лучших отелях. Это будет - шестьдесят фунтов.
  
  Родни прикинулся, будто цена колется, но ее не проведешь. - За
  
  каждого, - добавила Марина. Тогда он точно растерялся. -Да ты не
  
  сомневайся. Это будет наилучший трах в твоей жизни, - обещала Марина,
  
  обворожительно улыбаясь. Это убедило друга, но не совсем. - Если хочешь
  
  девочку за тридцатку, - продолжала она, закадри любую из этих. Наверняка
  
  найдешь желающих.
  
  Родни взглянул на них, потом на Марину, и, как это случилось со мной
  
  несколько раньше, сделал выбор. - Ладно, но никаких временных ограничений.
  
  Подгонять нас не надо. Это будет долгая ночь.
  
  - И оплата такси до отеля, - добавила она. - Я подъеду и заберу тебя,
  
  - обещал я. - Только скажи, в котором часу.
  
  - В половине второго, - твердо сказал Родни.
  
  Марина серьезно кивнула. - Поднимешься прямо на борт, - добавил Родни.
  
  - Мы нальем тебе благодарственную чарочку, прежде чем заберешь Золушку. Я
  
  оставлю записку вахтенному и предупрежу охрану порта.
  
  Марина поднялась и поцеловала меня в губы, но я запомнил не столько
  
  поцелуй, сколько электризующую нежность нахлынувших под блузой полушарий.
  
  - Я так возбуждена сегодня. И все из-за твоей доброты, - шепнула она.
  
  И они ушли в ночь в поисках кеба. Наблюдая, как пара растворяется в
  
  ночи, мне подумалось (в который раз) о том, как причудливо устроен мир.
  
  Каких-нибудь полтора часа назад я ничего не знал о Марине, а теперь - вот
  
  вам: она уходила прочь с моим другом, который собирался "закрутить ей хвост
  
  спиралью" за какие-то сорок минут и передать ее другому, который перекрутит
  
  спираль в обратную сторону! Интересно, ею двигало любопытство? Маленькие
  
  бабочки стремятся к пламени свечи или просто вьются над роскошным кустом? А
  
  может быть, просто еще одна ночная работа?
  
  Родни свое слово сдержал. Упоминание его имени позволило мне
  
  беспрепятственно пройти все посты и достигнуть офицерских апартаментов.
  
  Родни, кажется, был не в состоянии рассказывать горячие новости. Он
  
  перепоручил это своему Артуру.
  
  - Послушай, старина, - сказал он извиняющимся тоном, я ужасно сожалею,
  
  но с того момента, как на борт поднялась Марина, корабль лихорадит. Никто
  
  не хочет отказаться от этого кусочка торта. С ней сейчас двое, и еще
  
  сколько-то ждут своей очереди. Я пожал плечами.
  
  - Мне все равно. Скажи Родни, пусть выходит из засады.
  
  - Тебе повезло, он как раз обследует адмиральский бар.
  
  Тут вернулся Родни с бутылкой джина под мышкой и каким-то портвейном.
  
  - Дружище, выпей глоток, - предложил он. Я отказался.
  
  - Сеанс продлен до пятидесяти минут, - сказал Родни. - Мы сторговались
  
  с ней на пятьдесят. Марина, конечно, стоит того, но не говори ей, она
  
  просто фантастическая. Как тебе удалось найти ее, счастливый бродяга?
  
  Я игриво коснулся пальцем ноздри и подмигнул ему, мне не хотелось,
  
  чтобы в голосе звучало волнение.
  
  Мы начали скучать без Марины. Как только она закончила с очередным
  
  (бедняга выполз как из-под сохи, но счастливый), Марина решила, что пора
  
  перекусить. Не важно, что следующий изнывал от похоти и весь извертелся в
  
  ожидании своей очереди, она заявила, что хочет есть.
  
  В общем, я ничего не имел против такой отсрочки, в отеле мы прямиком
  
  отправимся в кровать без перерыва на еду. Марина подмигнула мне, и я понял,
  
  что она подумала также.
  
  Так что невезучему парню пришлось пока завязать конец узлом, а в это
  
  время суетливый кок затаривал один из прекраснейших в мире грилей.
  
  Но о дармовом ленче речи не шло, цена есть на все. Мы доедали
  
  мороженое, когда на корабль вернулись последние два офицера - Саймон и
  
  Джек. Они уже позабавились с девочками на берегу, но, как только увидели
  
  Марину и узнали, что она - маленький подарок капитана, их нельзя было
  
  остановить. Марина взглянула на меня.
  
  И четверо остальных взглянули на меня. - Кто он? - недоверчиво спросил
  
  очередник. - Ее поводырь? У него что, другие планы для нее? Или наши
  
  денежки плохо пахнут?
  
  - Заткнись, - рявкнула ему Марина, - он лучший из тех, что я имела. С
  
  вымученной улыбкой я обернулся к Родни: - Скажи им, старина. Родни четко
  
  уловил, куда повернулись волны, никто не нуждался в моем разрешении, чтобы
  
  пристроиться в очередь. Теперь решение принимала Марина. Однако вряд ли кто
  
  мог ошибиться в том, что намеревался услышать. Она, кажется, готова была
  
  бросить вызов всему Британскому флоту.
  
  - Я не так уж давно тебя знаю, старина, - сказал он. - Сразу подумал,
  
  что ты ее поводырь. Разве не так? Обратившись к остальным, Родни пояснил:
  
  - Встретил его в уличной кафешке, рассказал о наших нуждах, а он
  
  вызвал Марину из толпы, даже посоветовал, сколько с нас взять.
  
  Я виновато смотрел на Марину, которая сидела, понурив голову, затем
  
  попросил: - Скажи же им правду. Однако, решив их позлить, Марина сделала
  
  еще один опрометчивый шаг: презрительно взглянув на Родни, она полезла в
  
  сумочку, вынула оттуда сложенные купюры и швырнула их на стол передо мной:
  
  -Я их не пересчитывала, - голос ее дрогнул, можешь посчитать перед
  
  свидетелями.
  
  Я заскрипел зубами и, не считая, сунул в карман.
  
  Родни продолжал в том же духе: - Так сколько с ребят? - Что ж, -
  
  холодно отвечал я, - поскольку они отмучили свои концы за сегодняшний
  
  вечер, Марине будет гораздо труднее восстановить их потенцию. Так ведь,
  
  Марина?
  
  Ее глаза игриво блеснули, и она согласно кивнула.
  
  - Итак, по семьдесят за каждого на полчаса, хотите того или нет.
  
  Довольны?
  
  - Да, - угрюмо буркнул Родни. - Шутка зашла слишком далеко, дело в
  
  том, что...
  
  - Нет! - выкрикнула Марина. - Никакой шутки нет. Разве я не стою
  
  семидесяти? Он уступил, только и сказал: - Капитан обещал заплатить. Я
  
  вроде несу ответственность за эту петрушку. - Я плачу сам, - вызвался
  
  кто-то. - Разницу, конечно. Сколько причитается от общей капитанской
  
  подачки?
  
  Ему сказали.
  
  - Хорошо, покрою двадцать сверху. Она стоит того. Я заплатил сегодня
  
  двадцать пять за совершенно безрадостный трах.
  
  С неохотой еще один согласился на те же условия. Итак, мне нужно было
  
  скоротать полтора часа. Прежде чем Марина увела очередного страждущего в
  
  каюту - а сделала она это профессионально, то и дело вздыхая над его
  
  эрекцией и игриво подталкивая к двери, - шепнула мне:
  
  - Я в долгу не останусь, увидишь. - Трудно быть сутенером? - обратился
  
  ко мне Родни, когда Марина ушла.
  
  "Предельно легко... " - подумалось мне, а вслух сказал:
  
  - Это не то, что ты думаешь, за работу дифирамбы не поют. У меня на
  
  привязи шесть девочек, и каждой нужно уделить внимание хотя бы по несколько
  
  часов дважды в неделю. Я почти измотан...
  
  Я раскочегарил фантазию и разложил перед ним воображаемые ситуации,
  
  как раскладывают покер (это еще больше укрепило его в мысли, что деньги он
  
  тратит не напрасно), так и время протекло. Через два часа мы с Мариной
  
  плюхнулись на заднее сиденье такси и поехали в сторону моего отеля.
  
  Марина была такой энергичной, будто только что проснулась.
  
  - Сработало! - она сказала эту фразу несколько раз. - Я поверила в
  
  себя. И как замечательно! Шестерых мужиков пропустила! Шестерых мужиков, -
  
  отозвался я. - Ну а удовольствие было?
  
  - Конечно.
  
  Марина шаловливо ухмыльнулась. - Я забыла, сколько раз, кажется, два.
  
  - Знаешь, некоторые мужчины физически ненавидят проституток, хотя
  
  пользуются ими. Она понимающе кивнула. - И знаешь, почему? Марина
  
  отрицательно мотнула головой: - Видела эту ненависть в глазах шедшего мне
  
  навстречу священника. - Тут не религиозная подоплека. - А какая?
  
  - Вы, девчонки, можете повести за собой, если захотите, а это именно
  
  тот стиль жизни, о котором мечтают мужчины. Ты оттрахала шестерых мужиков,
  
  четверо из них вполне хороши собой, двое других - не так уж плохи. И ты
  
  можешь повторить то же самое в любое время, когда захочешь. И, кроме того,
  
  мужчины тянутся к тебе! Так вот, большинство мужчин отдали бы свой передний
  
  клык за возможность оттрахать за раз шестерых хорошеньких женщин - одну за
  
  другой, да еще в любое время. Марина язвительно хихикнула: - Зависть, да?
  
  - Нет, злость. Ведь ты даже не наслаждаешься, для тебя - это работа.
  
  - Ну почему же, наслаждаюсь, - возразила она. - Сексуально?
  
  - Ну, не совсем. Но мне нравятся мужчины. Мне приятно, когда меня
  
  обожают, приятно, что дарю им удовольствие.
  
  Я сдался. Пропасть между ее пониманием и моим была слишком широка.
  
  - Я забываю себя, - призналась она, беря меня за руку и легонько
  
  прижимаясь. - Надеюсь, мне удастся быть искренней с тобой. Знаешь... -Что?
  
  Марина виновато прикусила губу: - Что-то чувствуется здесь... Внизу, -
  
  она указала на пах. - Тянущая боль?
  
  - Да нет, не боль, нежность. Вот тут, сейчас.
  
  Марина покопалась в сумочке и вытащила зажигалку и маленькое
  
  зеркальце, задрала юбку, широко развела бедра, подставила зеркальце и щелкнула зажигалкой. Я взглянул на шофера и
  
  заметил его настороженный взгляд. Когда зажигалка ярко осветила
  
  промежность, он резко развернулся и удивленно посмотрел на нее, руль
  
  остался без внимания, и нас занесло на тротуар.
  
  К счастью, ехали довольно медленно, так что никто не пострадал. Но это
  
  даже сейчас выглядит чудом. Я сунул ему в карман больше денег, чем
  
  полагалось, и один квартал мы прошли пешком.
  
  - Ты прекрасно понимаешь, что должна чувствовать девушка после такого
  
  вечера, как этот, - тихо сказала Марина. - Хватит об этом.
  
  - Я бы никогда не заговорила с другим об этом. Сделаю все, как надо,
  
  завтра утром, ладно?..
  
  - Сегодня больше не хочешь трахаться? - мой голос звучал равнодушно. -
  
  Да-а!.. - Марина страстно поцеловала меня. - Я знаю, что ты поймешь. Будем
  
  спать вместе, а утром...
  
  - Превосходно, я и сам что-то немного устал. Такой вариант мне вполне
  
  подойдет.
  
  Она, конечно, хитрила: целый час исповедовалась, потом посулила мне
  
  райские кущи, оттрахала моряков, плотно поужинала и наконец эта
  
  заключительная отсрочка.
  
  Конечно, я не хотел, чтобы все произошло именно так, но не было
  
  желания ей перечить.
  
  - Ты действительно не против? - удивленно спросила она, сомневаясь в
  
  моей уступчивости.
  
  - Нет, не против. Неужели я похож на дикаря? Понимаю, мы знакомы всего
  
  несколько часов, но ты для меня прелестная, живая, интересная молодая
  
  женщина. Не просто теплая, влажная дырка, опушенная волосками. Я хочу,
  
  чтобы ты испытала такую же радость от общения, какую испытываю я.
  
  Марина озадаченно смотрела на меня, что-то соображая, пока мы
  
  неторопливо потягивали вино в баре. Моя сдержанность начала быстро таять,
  
  когда мы оказались в номере и Марина, сбросив одежду, отправилась в душ.
  
  Тело девушки было поистине роскошным, чувственным. Даже воспоминание о
  
  недавно побывавших с ней мужчинах нисколько не угомонило мою страсть.
  
  Наоборот, она лишь окрепла. Мне всегда нравилось совокупляться вторым или
  
  третьим и внедряться в сперму другого мужчины, и не потому что это
  
  великолепная смазка, а от сознания разделенного экстаза, от ощущения особой
  
  ауры. Вот почему люблю совместные "бульоны", когда никто никого не торопит.
  
  Я могу снять девочку, затем уступить ее другому, а после этого перехватить
  
  ее на обратном пути, пока вагина еще хранит нежные ласки другого мужчины.
  
  Вот тогда трахать ее - самый смак.
  
  И все же вернемся к Марине. Она ожидала, что помчусь за ней под душ -
  
  быстро и проворно воспользуюсь нашим уединением. Я был достаточно
  
  осторожен, чтобы она поверила в это, и именно с этой целью зашел в ванную,
  
  умылся, почистил зубы, нечаянно проронил "До скорого! " и лег в кровать с
  
  книгой в руках. Разумеется, я был наг.
  
  Марина тоже была голой, когда легла ко мне. Я захлопнул книгу и
  
  посочувствовал:
  
  - Бедняжка, ты, наверное, очень устала? Может, взгляну на поле битвы?
  
  Марина нахмурилась. Я дотянулся до тюбика с мазью: - Мне показалось, что у
  
  тебя все болит. Мазь быстро снимет воспаление.
  
  В этом предложении Марина усмотрела еще одну возможность поддразнить
  
  меня и охотно легла на спину, подтянула к животу колени, широко разведя
  
  бедра.
  
  Должен сказать, вид был шокирующий: не так давно бледные, слезящиеся
  
  половые губки теперь разбухли и покраснели. Безусловно, она подверглась в
  
  этот вечер жестокому насилию. Да, ей заплатили, и по здешним стандартам
  
  заплатили высоко - согласно ее условиям. Все это диктовалось скорее сердцем
  
  и умом, сама же плоть ничего не знала об этой сделке. Эту дуру жестоко
  
  трахали добрых три часа, и неудивительно, что плоть была истерзана и
  
  вымучена.
  
  Марину, кажется, это совсем не волновало: - Ты бы видел их ебальники,
  
  когда они кончали! - гордо сказала она и, опустив левую руку, изобразила
  
  вялый член. - Даже хуже, чем я изображаю! Я всех победила! Можешь помазать
  
  меня немного этой дрянью, если хочешь.
  
  Я убавил свет и положил немного мази на опухшие губки, затем начал как
  
  можно нежнее втирать. Вид покрасневшей и опухшей плоти так потряс меня, что
  
  эрекция исчезла полностью. Это и был мой решительный ответ на ее
  
  поддразнивание. Но через несколько минут Марина начала постанывать,
  
  вздыхать и шептать:
  
  - Это так приятно... У тебя невыразимо прекрасные пальцы... Глубже...
  
  Поласкай внутри!..
  
  Я повиновался, массировал ее везде, исключая клитор. Марина
  
  покачивалась с бока на бок, подлаживалась телом под движения моих пальцев,
  
  но я не делал усилий.
  
  Этот контакт между нами создал ауру взаимного расположения. Мы
  
  оказались бок о бок, наши бедра терлись друг о друга. Никакая массажистка
  
  не доставила бы ей такого наслаждения. Я сдерживал себя из последних сил.
  
  Разве не она сказала:
  
  "Нет, пожалуйста, не надо секса, я перетрудилась". Так пусть же она и
  
  скажет:
  
  "Хочу секса, я вся дрожу от желания".
  
  Наконец Марина произнесла это, но по-своему, не вымолвив ни единого
  
  слова. Одно крохотное сокращение, и она плотно прижалась промежностью к
  
  моему паху. О, у меня уже стоял внатяжку. Игривый сучок легко скользнул
  
  между распухших губок, Марина отвела мои руки, приблизила ладони к носу и
  
  принюхалась: они пахли кремом и ее природными соками, затем задержала мои
  
  ладони на груди. Тут я принялся со всей нежностью обласкивать ее соски:
  
  отдал им то, что причиталось клитору. Тем временем она проталкивала моего
  
  игрунчика все глубже в борозду, туннель был открыт для движения.
  
  Осторожным, медленным движением я подался назад и также медленно, но
  
  настойчиво продвинул вперед, чуть глубже. Затем снова и снова повторяя
  
  движения, с каждым разом увеличивал силу толчка. Но я не торопился,
  
  старался двигаться как можно ленивее. Марина быстро подстроилась под этот
  
  ритм и начала расслабляться. Даже не столько она покорилась моему ритму,
  
  сколько переняла, присвоила его.
  
  Я выбрал ритм скорее интуитивно, нежели опытным путем, и теперь
  
  старался не сбиться. Марина отдала мне инициативу. Ее пальчики быстро нашли
  
  мошонку и, пока я оттягивал новый толчок, не упускали момента, шаловливо
  
  перебирая мячики.
  
  Поскольку каждый новый толчок слегка поднимался все выше по тоннелю
  
  губок, мой шишак все отчаянней льнул к горячей зоне вокруг клитора. Я
  
  чувствовал (по движению пальцев), как росло волнение Марины.
  
  Редко случается, чтобы мужчина и женщина так скоро попадали за тот
  
  рубеж, что отделяет нас от беспредельной гармонии. Мы с Мариной никогда бы
  
  не достигли этого вместе, если бы решили перепихнуться сразу, в первую
  
  встречу, когда я омыл ее ссадины. Напряжение и отчужденность теперь
  
  отступили, давая место радости, которая проросла через часы нашего общения.
  
  Когда я сказал "беспредельная гармония", я имел в виду ситуацию, когда он
  
  больше думает о ее удовольствии, чем о своем, когда она озабочена тем,
  
  чтобы ему было хорошо. Мой любезный член - сосредоточение моей радости -
  
  думал лишь о ее клиторе, и эта мысль двигала им.
  
  Пальчики Марины поощряли, когда член устремился к электрической кнопке
  
  ее наслаждения. Казалось, будто наши нервные системы слились в единую, и
  
  это слияние произошло в месте величайшей радости.
  
  Когда я наконец-то дотронулся до этой кнопочки, сработал взрыватель,
  
  что-то содрогнулось в ней. Взрыв внутри был чем-то похожим на рухнувшее
  
  здание - Марина замерла на неуловимую долю секунды, будто быстро
  
  рассчитывая степень неизбежного разрушения. Какая-то доля секунды, но для
  
  меня вполне достаточно, чтобы изменить угол, под которым должен брызнуть
  
  мой спермофонтан - брызнуть вверх, вверх, как можно выше. И вот тогда она
  
  рухнула.
  
  Марина проделала со своим клитором то, что может проделать только
  
  женщина, а я тем временем крутил набухшие соски, тискал их и беспрерывно
  
  выкручивал полушария. Дрожь пронизала Марину с ног до головы, влагалище
  
  походило на раскаленную печь, исторгающую неповторимое очарование на вновь
  
  возрождающегося к жизни спермодрайвера. Член оправдал такое название,
  
  испустив еще одну изрядную порцию давно хранимого семени. Навстречу этим
  
  извержениям двигались один за другим энергичные приливы тепла, обдавая мой
  
  член сладостной, густой влагой.
  
  Марина купалась в своем восторге и будто не замечала мой. Но я
  
  ошибался.
  
  Почувствовал, что член затвердел вновь, я попытался ретироваться с
  
  последним своим оргазмом. - У-у?.. - простонала Марина. - М-м-м... -
  
  ответил я. - 0-о.. - прошептала девушка, затаив дыхание.
  
  - М-мн-мн?.. - недоуменно откликнулся я, делая ленивые движения.
  
  - М-мн-н-н... - мечтательно и протяжно выразила Марина переполнявшую
  
  ее страсть.
  
  Мы продолжали этот лишь нам понятный, разговор около часа, и я не
  
  припомню другого подобного в моей жизни. Позднее Марина призналась, что и у
  
  нее не было ничего подобного. Не знаю, сколько раз соединялись вновь
  
  (поймите полноту смысла этих слов), но разве число так уж важно? Кажется,
  
  мы преодолели барьер невозможного. Сексуальность захлестнула нас, эрекция
  
  будто питалась энергией, идущей от Марины, а ее вагина, все тело доказывали
  
  свою преданность.
  
  Интересно, Марина вернулась в колледж, чтобы закончить образование? И
  
  если да, то какую профессию избрала? Одну она обрела точно и могла к ней
  
  всегда вернуться.
  
  Стеблова М. - Мачеха
  
  Это была во всех отношениях теплая компания. Мальчишки и девчонки имели
  
  практически все необходимое для спокойной жизни и развлечений: фирменные
  
  джинсы и магнитофоны, "видаки" и супермодные журналы. Они сызмальства
  
  привыкли получать все, что им хотелось, сразу и без предварительных
  
  условий. Родители обеспечивали им будущее - во всех смыслах. Тане дорогу в
  
  жизни никто не прокладывал. Конечно, отец помог ей, но он вечно пропадал на
  
  работе, говорил уклончиво, что "служит на государевой службе". После смерти
  
  матери, которую Таня уже и не помнила, отец не женился. И девочка была
  
  предоставлена сама себе. Зато после окончания школы отец спросил ее:
  
  "Хочешь в кино сниматься? " И все. А через несколько дней сообщил, что она
  
  будет подавать документы во ВГИК.
  
  Экзамены Таня сдала с легкостью. Сама не понимая, почему. Конечно, она
  
  готовилась, но ведь не настолько хорошо, чтобы сдать на все "пятерки".
  
  Когда она называла свою фамилию - Тимохина - экзаменаторы почему-то сразу
  
  добрели, разговаривали с ней учтиво, даже ласково. И терпеливо выслушав ее,
  
  ставили "отл. ".
  
  Во ВГИКе Таня попала в почти сказочный мир. Она очутилась среди ребят
  
  и девиц совершенно ей незнакомых, непонятных, загадочных. Многие из них
  
  носили известные - знаменитые - фамилии. И Таня смотрела на них с затаенным
  
  восторгом.
  
  Как и ее одноклассники в Можайске, вги-ковцы тоже устраивали тусовки,
  
  но совсем не похожие на те, к которым привыкла Таня. В Можайске
  
  десятиклассники обычно собирались у Витьки Кустова, безнадежного троечника,
  
  когда его мать в очередной раз уходила в ночную смену на полиграфкомбинат.
  
  Тушили свет, крутили записи, выпивали, а потом, когда по телу разливалась
  
  приятно-возбуждающая истома, Таня с пугливым восторгом ощущала на своем
  
  теле липкие пальцы соседа и слышала прерывистое частое дыхание. Чьи-то руки
  
  лезли ей под юбку, оттягивали резинку трусиков, лихорадочно, рывками
  
  пробирались поближе к кучерявому лесочку на лобке и скользили дальше, ниже,
  
  в пульсирующую влажную пещеру... Но продолжения не было. То есть горячие
  
  ищущие руки продолжали шарить по ее животу, бедрам, паху, и через какое-то
  
  время она чувствовала, как мальчишка содрогался и замирал, тяжело дыша, а
  
  иногда, постанывая, отшатывался от нее и, вскочив на ноги, растворялся во
  
  тьме прокуренной комнаты.
  
  На одной из вгиковских вечеринок Таня познакомилась с Ириной, дочкой
  
  известного режиссера Савина. Ирине сразу понравилась красивая провинциалка,
  
  и она решила преподнести ее как подарок своей компании. А компания была и
  
  вправду "золотая".
  
  Лена Абросимова, дочь известного певца, Настя Исаева, чья матушка
  
  считалась секс символом советского кинематографа и, как говорили, была
  
  любовницей кого-то из правительства, Игорь Крашенинников, сын главного
  
  комедийного актера страны, Семка Гольдштейн - сын кинооператора Михаила
  
  Золотова, который снял, кажется, все фильмы про Великую Отечественную
  
  войну. Был и Сашка Расулов, сын народного поэта, и Тамара Ракитина, дочка
  
  Сергея Ракитина, "вечного посла Советского Союза", который сменил почти все
  
  европейские столицы.
  
  Вскоре Таня увидела их всех у Ирины дома. Савины-старшие уехали
  
  отдыхать ("На Канары", - гордо сообщала Ирина), и "хата была свободна".
  
  Дверь открыла Ирина. Она была в обтягивающих джинсах и лиловой маечке
  
  с низким вырезом спереди. Таня невольно обратила внимание на большие,
  
  правильной формы, выпуклые груди. Сквозь тонюсенький трикотаж отчетливо
  
  проступали крупные, торчащие соски. Таня засмущалась: она была в старом
  
  коричневом платье в красную полоску и с кружевами. Ирина провела Таню в
  
  большую комнату. Ребята при ее появлении оживились и, здороваясь, тут же
  
  начали заигрывать. Игорь Крашенинников вытащил хозяйку на кухню и
  
  насмешливо спросил:
  
  - Слушай, Ириш, на кой черт ты привела эту можайскую девицу? Она же
  
  нам весь кайф сломает?
  
  - Не сломает, - загадочно ответила Ирина, игриво потрепав Игоря по
  
  щеке. - Смотри, сам ей чего-нибудь не сломай! Глупая, чистая и непорочная.
  
  Ты, наверно, таких девчонок в жизни не встречал. Пользуйся случаем.
  
  У Игоря заблестели глаза.
  
  - Так, может быть, она и в дурачка с нами сыграет?
  
  - И в дурачка сыграет, и перед твоим "полароидом" попозирует - будь
  
  спок! - усмехнулась Ирина. - Главное, чтоб все было натурально, она все
  
  очень серьезно воспринимает. И еще: у меня в доме - никаких сексодромов!
  
  Игорь кивнул.
  
  Таня сидела на диване перед журнальным столиком, уставленным
  
  бутылками, и держала в руке стакан с "мартини". Вино было сладковатое и
  
  очень приятное. У Тани немножко закружилась голова.
  
  - А знаете, - вдруг сказал Игорь, - тут Коська Жигунов вернулся из
  
  поездки.
  
  Привез мне "полароид". Теперь можем запечатлеть мимолетное видение
  
  чистой красоты и тут же им насладиться вновь. Например, красоту женского
  
  тела. Лежишь в койке с бабой - щелк! И она уже навечно запечатлена на
  
  скрижалях сексуальной истории мира! Таня покраснела. Ирина принесла из
  
  родительской спальни каталог "Квелле", и девочки расположились на диване, а
  
  ребята отправились на кухню покурить. И обсудить ситуацию.
  
  - А что если девки не согласятся? - спросил Сема Гольдштейн.
  
  - Согласятся - куда они денутся! - возразил Игорь. - И Ирка сказала,
  
  что все морально готовы. Кроме можайской красавицы.
  
  - Кстати, - оживился Сергей Ракитин, - а вы видели, какие у этой
  
  девахи здоровенные сиськи? Я уже давно к ней присматриваюсь и все думаю -
  
  как это она ухитрилась в своем Можайске такие арбузы отрастить?
  
  - Более того! - важно произнес Игорь.
  
  - Ирка говорит, что эта Таня - целка! И что нам придется ее сегодня
  
  вводить в курс дела.
  
  - Ни фига себе! - ахнул Сема. - Так, может, сразу сядем за подкидного
  
  с раздеванием?
  
  - С раздеванием и с "полароидом"! - добавил Игорь. И ребята вернулись
  
  в гостиную.
  
  Все шло как обычно. Слушали музыку, смотрели какую-то "мягкую"
  
  порнушку по видео, пили. Иногда кто-то вставал потанцевать.
  
  Наконец Ирина спросила:
  
  - А как же наш традиционный "дурачок"?
  
  - Правильно! - обрадовался Игорь. - Неси карты! Да нас тут восемь -
  
  так что тащи две колоды!
  
  На журнальном столике появились две колоды пластмассовых карт с голыми
  
  женщинами в пикантных позах на рубашках. Таня снова покраснела и украдкой
  
  оглядела присутствующих.
  
  Игра началась. Первая четверка игроков разместилась на диване за
  
  столиком, другая - на полу, усевшись на пушистый палас в кружок. Перед
  
  первой сдачей Игорь объявил, что играть будут как обычно. Таня постеснялась
  
  спросить, что это такое, и молча взяла свой карточный веер. Когда Сашка
  
  остался "дураком", он снял ботинок и со вздохом отшвырнул его в сторону.
  
  Игорь после проигрыша снял часы.
  
  Ирина - шлепанец.
  
  За игрой время шло незаметно. Семка Гольдштейн пока выигрывал и сидел
  
  довольный.
  
  Больше всех пострадала Тамара - на ней теперь была надета только
  
  цветастая блузка и... Трусики. Тане пока везло, но на душе было неспокойно.
  
  Заметив ее все возрастающую напряженность, Игорь поднес ей еще один стакан
  
  с "мартини". Таня машинально отхлебнула. Горло и пищевод обожгло точно
  
  огнем. Она отдернула стакан от губ и посмотрела на Игоря. Тот ухмылялся во
  
  весь рот.
  
  - Что, кусается? Сувенир с острова Свободы.
  
  Таня не ответила, едва сдерживая подступившую тошноту. Сдали по новой.
  
  Она начала проигрывать. Перед глазами у Тани все поплыло. Голые женщины на
  
  картах пустились в бесстыдный пляс, переплелись голыми ляжками, терлись
  
  друг о дружку большими грудями, крутыми задами, овальными животами. Теперь
  
  Таня уже с трудом различала масть и достоинство карт. Сняв второй носок,
  
  Таня лихорадочно стала думать, что же делать дальше.
  
  - Танечка! - сквозь шум в ушах прорвался жесткий голос Игоря. - Что же
  
  ты медлишь? Снимай!
  
  Таня устремила на него непонимающий затуманенный взгляд, потом
  
  посмотрела на себя. Она сидела в трусиках и в лифчике. Больше на ней ничего
  
  не было. Она обвела взглядом полуголых партнеров. В нее впились три пары
  
  горящих глаз. Ирина, как ей показалось, глядела насмешливо. Игорь с
  
  нескрываемой похотью, а по черным хитрым глазам Сашки Расулова ничего
  
  понять было нельзя. Таня опустила голову.
  
  Трусики и лифчик. Боже мой... Она разжала пересохшие губы и
  
  прошептала:
  
  - Я не... Могу...
  
  - Э, девочка, так не пойдет! - нахмурился Игорь. - Мы тут все в
  
  одинаковом положении. Игра есть игра. Уговор дороже денег. Так что давай,
  
  давай! Таня глубоко вздохнула и закрыла глаза. Такого с ней еще не было.
  
  Когда в Можайске она приходила на школьные "бардаки", все происходило в
  
  кромешной тьме. И ей не было стыдно. Было немножко неловко - поначалу. Но
  
  потом она привыкла к торопливым нервным рукам одноклассников, которые жадно
  
  забирались ей под юбку, под трусики, лифчик и гладили ее сильные длинные
  
  ляжки, вынимали из плотных чашечек ее большие тяжелые груди и гладили
  
  налившиеся, отвердевшие соски...
  
  А здесь - совсем другое. Ей придется самой раздеться догола при свете
  
  под ненасытными взглядами этих самодовольных юнцов и девиц. Боже мой!
  
  - Сама! Сама! - донеслись до ее слуха слова Игоря. Ее дрожащие пальцы
  
  послушно потянулись за спину к застежке. Щелк! Белые чашки лифчика повисли на высоких белых холмах,
  
  точно не желая падать. У Тани горело лицо. Она чуть свела плечи вперед, и
  
  лифчик упал к ее ногам. Освобожденные полушария радостно вспорхнули вверх и
  
  тяжело осели вниз. Только набухшие коричневые соски, напрягшись, торчали
  
  вперед.
  
  И сразу ей стало легче. Усилием воли она заставила себя поднять
  
  взгляд. Все смотрели на нее. Нет, не в лицо, не в глаза, а - на ее груди.
  
  Таня всегда немного стеснялась их: ей казалось, что они у нее слишком
  
  большие, слишком заметные, "выдающиеся". Так назвал их Петька Гладков после
  
  очередного "бардака", когда ему посчастливилось увести Таню на кухню и там
  
  дать волю своим блудливым ручонкам...
  
  - Ну, продолжим наши игры, - хрипло предложил Игорь.
  
  Тамара оказалась первой, кому пришлось раздеться догола. Она была
  
  жгучей брюнеткой, и треугольник волос в низу живота тоже был черным, чем
  
  подчеркивал ее ослепительно-белую наготу.
  
  - Красивая у нас Тома! - сказал Сашка.
  
  - Красивая! - подхватил Игорь. - Почему бы не запечатлеть эту красоту?
  
  - И, не дожидаясь ответа, принес фотоаппарат. Аппарат зажужжал и выплюнул
  
  черный квадратик.
  
  Дождавшись, когда фотография проявится, Игорь взглянул на свое
  
  произведение и присвистнул.
  
  - Ну, такую фотку можно посылать сразу в "Плейбой".
  
  - Вполне годится, - добавила Ирина, заглянув ему через плечо.
  
  Фотографию голой Тамары пустили по рукам. Когда квадратик попал в руки
  
  к Семке Гольдштейну, он даже засмеялся:
  
  - У тебя такой вид, милая, будто тебя только что трахнули. И не раз, и
  
  не два.
  
  - Вечно ты фантазируешь! - фыркнула, нимало не смутившись, Тамара. И
  
  добавила с вызовом. - Хоть бы раз что-нибудь сделал на самом деле!
  
  Где-то к полуночи все игроки - за исключением Игоря и Ирины - остались
  
  в чем мать родила. Игорь то и дело щелкал "пола-роидом", и перед ним на
  
  столике уже образовалась целая куча фотографий. Когда наконец Ирина сняла с
  
  себя трусики и Игоря объявили победителем, он предложил сделать
  
  коллективный портрет. Таня села на диван между Сашкой и Семкой. Игорь
  
  решительно подошел к дивану.
  
  - Вот что, мужики, я вам записался что ли в фотографы? Давай-ка,
  
  Семка, бери аппарат и сам снимай! - Игорь всучил Семке "полароид" и занял
  
  его место справа от Тани. Взглянув на Танины груди, оказавшиеся так близко,
  
  он перевел взгляд на ее поросший светлыми редкими волосами лобок. Таня
  
  инстинктивно сомкнула ноги потеснее и положила на колени руки.
  
  - Нет, так не пойдет, - сказал Игорь. - Дай-ка мне руку. А ты, -
  
  обратился он к сидящему слева от Тани Сашке, - возьми ее за другую. Так,
  
  теперь, красавица, клади ладошку вот сюда, сюда, не бойся! Обхвати
  
  покрепче!
  
  Таня почувствовала в ладони что-то твердое и горячее. Она скосила
  
  глаза вниз и у нее перехватило дыхание. Игорь заставил ее взять свой
  
  восставший член - большой, с розовой, как шляпка гриба, блестящей головкой.
  
  Она крепко сжимала длинный, чуть изогнутый ствол. И в этот же момент
  
  ощутила, как ее левая рука обхватила другой такой же горячий ствол, -
  
  правда, немного тоньше и короче. Она взглянула на Семку, прижавшего к лицу
  
  "полароид". Его молочно-белый с небольшой алой головкой член прямо у нее на
  
  глазах запульсировал и рывками стал подниматься вверх, все выше и выше.
  
  Семка сопел и долго не мог нажать спуск.
  
  - Ну что ты там копаешься? - нетерпеливо крикнул Игорь.
  
  Семка не отвечал. Он переминался с ноги на ногу и не отрывал глаз от
  
  видоискателя. Таня смотрела на багровую головку отчаянно вздувшегося члена,
  
  и вдруг Семка спазматически содрогнулся, а его серповидный брандспойтик
  
  дернулся и выпустил мощную струю белой жидкости, которая попала Тане на
  
  грудь и тотчас стекла на живот. Семка машинально нажал на "пуск" и,
  
  отпустив аппарат, стоял, страдальчески морща лицо. Таня высвободила левую
  
  руку и стала стирать с кожи липкое теплое желе. Неожиданное происшествие
  
  вызвало всеобщее веселье. Только Семка был страшно смущен.
  
  - Давайте посмотрим на плод его трудов! - закричал Игорь и вскочил с
  
  дивана, забыв, что правая рука Тани крепко держит его за торчащий пенис.
  
  Игорь согнулся, охнул и бросил на Таню злобный взгляд.
  
  - Подруга, ты же меня лишишь радостей секса. И отцовства. Игорь
  
  подошел к Семке и взял фотографию. Хохотнув, он протянул квадратик Тане.
  
  Девушка обомлела: она увидела, что сидит на диване совершенно голая,
  
  держась руками за стоящие по стойке смирно пенисы своих соседей. А на ее
  
  груди отчетливо видны густые, стекающие вниз белые кляксы. И сама не зная
  
  почему, она смотрела и смотрела на эту фотографию со страхом и восторгом.
  
  Ее заворожила бесстыдная красота собственного обнаженного тела. Только
  
  белые лужицы спермы вызвали у нее отвращение, ей казалось, они оскверняли
  
  непорочное великолепие ее тела.
  
  Она вернула фотографию Игорю. Он посмотрел ей прямо в глаза и
  
  почувствовал глубоко в низу живота горячую пульсацию зарождающейся
  
  похотливой жажды.
  
  Ему не составляло большого труда затащить в койку любую - или почти
  
  любую бабу, которая ему приглянулась. Особенно в летах. Он пользовался
  
  большим успехом у женщин.
  
  Первый раз сумасшедшее наслаждение от оргазма он испытал в Коктебеле,
  
  куда его, пятнадцатилетнего мальчишку, вывезли родители. Там Игорек и
  
  потерял невинность, за что спасибо любвеобильной дочке большого писателя.
  
  Первый раз пере возбудившийся Игорек кончил у нее на животе, так и не успев
  
  дойти до манящего входа. Зато второй, третий, четвертый и пятый разы он уже
  
  вспахал ее как следует - до стонов и криков. И ему это. Страшно
  
  понравилось. Как нравилось потом всегда - с кем бы он ни трахался. Вот
  
  только ему еще не доводилось "поднимать целину".
  
  Сам не хотел. Боялся скандала, разборки с рассвирепевшим папашей. Нет,
  
  с нетронутыми девками он не хотел иметь дела.
  
  А эта можайская целка завела его. Сильно завела. На протяжении всего
  
  вечера у Ирки он сидел и пялился на Таню, пытаясь разгадать ее - вправду ли
  
  она такая неискушенная и глупенькая или только прикидывается, а сама в
  
  своем Можайске уже многому обучилась. И ему захотелось проверить. Ирка
  
  никогда не разрешала трахаться в родительской квартире.
  
  Наконец ребята стали одеваться. Таню мутило, в голове от выпитого
  
  вперемешку спиртного стоял ватный туман, ломило в висках. - Может, тебе
  
  немного полежать в спальне, - предложил Игорь, видя ее замешательство. -
  
  Отдохнешь, а я тебя потом провожу. Ты где живешь?
  
  Жила Таня у мачехи в Ясеневе. Квартира была двухкомнатная, небольшая.
  
  Втроем там было тесновато, но отец Тани часто бывал в командировках, и
  
  Регина - мачеха была полька - еще в начале учебного года предложила
  
  падчерице переехать к ней. Вдвоем веселее, объяснила она свое приглашение.
  
  "А если не уживемся, вернешься в общежитие". И Таня согласилась...
  
  Игорь помог ей одеться и потянул в спальню. Ирина метнула на него
  
  сердитый взгляд, но он скроил невинную физиономию и на ходу успел шепнуть:
  
  "Провинциалке дурно. Пусть оклемается там".
  
  В спальне было темно. В углу стояла огромная двуспальная кровать
  
  Ириных родителей. Игорь подвел усталую Таню к кровати и уложил.
  
  - Поспи! А я пойду, - сказал он неопределенно. Уходить он не собирался
  
  и решил действовать сообразно обстановке. Ирины гости уже стояли в
  
  прихожей. Хозяйка собралась проводить их до метро. Ну и отлично, подумал
  
  Игорь и сказал громко:
  
  - Наша можайская девственница задремала. Ты, Ириш, иди проводи ребят,
  
  проветрись, я тут пока чаек поставлю, а?
  
  Ирина испытующе поглядела на него и медленно кивнула. Когда за
  
  ребятами закрылась входная дверь, Игорь бросился в спальню. Таня спала.
  
  "Да, эту девку трахнуть - мечта! " - подумал Игорь. И не отдавая себе
  
  отчета в своих действиях, он потянулся к молнии на платье. Расстегнув ее до
  
  конца, припал к полуоткрытым губам Тани. Она шевельнулась и - удивительное
  
  дело! - ответила на его поцелуй.
  
  Потом открыла глаза. В них Игорь прочитал то, что хотел прочитать, -
  
  желание.
  
  Его хотело ее тело. "Точно девственница! " - промелькнуло у Игоря в
  
  голове, и на миг он даже испугался. Но пробудившееся желание оказалось
  
  сильнее страха. Он стал снимать с Тани платье. Когда делал это в последний
  
  раз? Игорь уж и не помнил. Платье - вышедший из употребления предмет
  
  женского туалета. Джинсы и майка. Или блузка. Или свитер. К этому он
  
  привык. Эти вещи он снимал, сдирал, срывал одним привычным, натренированным
  
  движением. Но платье...
  
  И тут произошло еще одно чудо: Таня стала ему помогать! Она выползла
  
  из платья и осталась в одних трусиках и в бюстгальтере. Восставший член
  
  Игоря требовательно просился на волю. Он незаметно, боясь спугнуть Таню,
  
  расстегнул джинсы и выскользнул из них, заодно стащив и трусы. Мелькнула
  
  мысль, что в его распоряжении минут сорок.
  
  Игорь протянул руку и схватился за бретельки бюстгальтера. Таня
  
  испуганно подалась вперед, словно прочь от него. Но он не отпускал.
  
  - Дай-ка я это сниму, - прошептал он. - Он тебе мешает. Пусть твоя
  
  великолепная грудь вздохнет свободно. А мои пальцы немного приласкают их! -
  
  и не успев договорить, Игорь одним умелым движением снял с Тани
  
  бюстгальтер. Он обхватил ее сзади, прижал ладони к соскам и стал сильно
  
  массировать круговыми движениями.
  
  Его возбуждение росло, поднимаясь от промежности волнами горячего восхитительного восторга.
  
  Продолжая самозабвенно гладить гладкую и упругую кожу Таниных грудей, Игорь
  
  покрывал ее шею и плечи поцелуями. Потом он порывисто развернул Таню к себе
  
  и, впечатав свою волосатую, мускулистую грудь в тугие белые шары, впился
  
  губами в ее горячие влажные губы.
  
  Оторвавшись от ее рта, он прошептал ей в ухо:
  
  - А теперь я хочу снять с тебя трусики. Можно? Это последнее
  
  препятствие на пути к блаженству. Я хочу, чтобы ты была совершенно голая!
  
  Как там, на диване. Как на той фотографии.
  
  Таня не оказывала ему сопротивления. Ее охватило странное чувство. Как
  
  когда-то на качелях, когда Петька раскачал ее так сильно, что она едва не
  
  слетела с доски. Восторг, смешанный со страхом и даже отвращением. Но страх
  
  и отвращение пересиливали неумолимо охватывающий ее восторг, возбуждение и
  
  желание узнать, чем все это кончится. Наверное, не так, как на школьных
  
  тусовках в Можайске.
  
  Когда рука Игоря оттянула резинку трусиков и потащила их вниз, она
  
  застонала и попыталась вырваться из его объятий, - Не бойся! - настойчиво
  
  шептал Игорь.
  
  - Я хочу, чтобы ты была голая. Совсем. Нагая. Тебе это понравится!
  
  Увидишь!
  
  Восставший ствол Игоря жадно тыкался в голые бедра и ягодицы девушки.
  
  А когда напряженная головка уперлась в шелк ее трусиков, Игорь едва сдержал
  
  первую волну оргазма, посильнее сжав ягодицы. Присев на корточки, он стащил
  
  с Тани трусики.
  
  Его лицо оказалось напротив ее паха, Игорь приблизил губы к
  
  треугольной светлой рощице на лобке и скользнул кончиком языка по розоватой
  
  щелочке. Таня шумно вздохнула и дернулась.
  
  - Приятно? - хрипло спросил Игорь, не поднимая лица.
  
  - Да... - ответила Таня не сразу. - Еще раз... Сделай так...
  
  Игорь немедленно исполнил ее робкую просьбу, на этот раз помогая себе
  
  пальцами.
  
  Он раздвинул горячие набухшие губы и проник языком глубоко внутрь
  
  ущелья, потом нащупал и стал яростно сосать чуть вздрагивающий клитор. На
  
  языке он ощутил горьковатую густую влагу, которая стала сочиться из недр
  
  Таниного влагалища.
  
  - Теперь я должен раздеться, - глухо произнес Игорь и начал
  
  расстегивать рубашку. - Подожди. Я быстро.
  
  Раздевшись догола, Игорь решил немного шокировать свою жертву. Он
  
  демонстративно, перед глазами Тани, взял свой налитый кровью член и провел
  
  указательным пальцем от багровой набухшей головки до волосатого основания.
  
  - Посмотри на него, Танечка! - произнес он. - Только посмотри, как он
  
  тянется к тебе, как он хочет тебя, как он мечтает вонзиться в тебя!
  
  Игорь бросился на кровать, увлекая за собой Таню. Положив ее ничком,
  
  он поцеловал ее в левую ягодицу, потом в правую.
  
  - Ах, какие щечки! - воскликнул он. И, раздвинув пошире довольно-таки
  
  пухлые "щечки", впился кончиком языка в темный анус. Девушка вскрикнула от
  
  неожиданности и рванулась прочь. Но руки Игоря, крепко сжимавшие ее бедра,
  
  не выпустили ее.
  
  - Там не надо! - взмолилась Таня. - Лучше... С другой стороны.
  
  Игорь с готовностью развернул Таню к себе и зарылся носом в пушистый
  
  девичий пах. Его язык властно раздвинул губы влагалища. Таня задышала
  
  быстрее и громче.
  
  Потом слабо застонала.
  
  - Нравится? - спросил Игорь, не отрывая лица от ее пещеры. Таня
  
  зашептала:
  
  - Мне нравится! Сильнее, сильнее, глубже! Так хорошо! Быстрее! Какой
  
  он острый!
  
  Какой горячий! Полижи меня! Пососи!
  
  Игорь, ошарашенный столь резкой сменой настроения Тани, впился губами
  
  в клитор и стал яростно сосать его, истекая слюной. На губах и языке он
  
  ощущал горячую, липкую влагу. Ему в рот лилась уже целая струя тайных соков
  
  страсти. Игорь ускорил движения, и теперь его язык, точно маленький сильный
  
  поршень, бегал взад-вперед по скользкому, набухшему туннелю.
  
  - Это очень быстро, - прошептала Таня. - Помедленнее, мне нравится,
  
  когда ты выходишь совсем и потом заходишь снова, раздвигая меня!
  
  Игорь продолжал работать языком изо всех сил, стараясь разогреть
  
  девушку как можно сильнее. "А уж потом, - думал он, - я ей такой оргазм
  
  врежу, что она забудет, как ее зовут! " Решив, что пора, он осторожно
  
  нащупал промежность, медленно добрался кончиком указательного пальца до
  
  ануса и проник внутрь. Палец оказался зажатым в горячем и сухом лазе. С
  
  каждым поворотом пальца лаз становился мягче и влажнее. Игорь постарался
  
  обрабатывать ее пальцем и языком в одном ритме и темпе.
  
  Таня податливо раскачивалась в такт его толчкам и едва слышно шептала:
  
  - О, Боже, я горю, я горю. Что ты там делаешь пальцем? Где это ты? Что
  
  такое?
  
  Это невыносимо! Как здорово! Не останавливайся! Не замедляй! Что-то со
  
  мной происходит! Вот сейчас что-то произойдет!
  
  Игорь ощутил, как ее клитор напрягся и увеличился, а из ее щелочки
  
  полило ручьем... Кажется, сейчас Танька кончит. Он собрался было вытащить
  
  из ее зада свой палец, который уже почти весь ушел внутрь. Но Таня жалобно
  
  застонала:
  
  - Нет! Нет! Не выходи оттуда! Давай еще! Еще!
  
  "Черта с два! " - подумал он и решительно вытащил палец. Он отпрянул
  
  от ее клокочущего влагалища, слизнул с губ липкий сок и погрузил
  
  освобожденный палец в ее зовущее жерло. Там было горячо и просторно. Он
  
  просунул второй палец, а потом и третий и стал бешено работать рукой, грозя
  
  разорвать все внутри. Таня встала на колени, а Игорь лег на спину и,
  
  просунув голову между крепких Таниных ляжек, стал гладить их руками. Он
  
  проводил кончиками пальцев по всей длине ног, по коленям, по икрам до самых
  
  лодыжек и торопливо возвращался назад, к пухлым батонам ляжек. Тем временем
  
  его язык точно прилип к Таниной промежности. Он бегал по тонкому перешейку
  
  между двумя отверстиями Таниного тела, забирался в задний проход, потом
  
  выстреливал во влагалище.
  
  - Ты умеешь! Ты это умеешь! - стонала Таня. - Как хорошо! Давай, соси
  
  меня, целуй меня, трогай меня! - Таня уже подошла к крайнему пределу,
  
  балансируя на краю блаженства. Еще немного - и ее тело должно быть
  
  содрогнуться от никогда еще не испытанных ощущений, утонуть в водовороте
  
  неведомого, сладостного наслаждения.
  
  Наконец Игорь бессильно отстранился от нее.
  
  - Теперь твоя очередь, - задыхаясь, произнес он. - Я устал.
  
  Игорь вытянулся на кровати и пододвинул к Таниному лицу свой торчащий
  
  жезл.
  
  - Как? - не поняла Таня.
  
  - Ну как-как... Возьми его рукой, погладь, потом в рот засунь, языком
  
  оближи, как я тебе, - нетерпеливо ответил Игорь.
  
  Таня осторожно обхватила пальцами его багровый жезл и стала неловко
  
  проводить им по всей длине, снизу, от жестких кучерявинок черных волос, по
  
  бугристому, со вздувшимися венами, столбу - к красной гладкой головке,
  
  похожей на пряник-сердечко. Таня подумала, что ей это будет противно. Но
  
  это оказалось не противно, а немного смешно.
  
  - Языком, языком проведи, полижи меня! - прикрикнул Игорь. - Пососи
  
  как эскимо!
  
  Как леденец на палочке! Оближи его со всех сторон! Возьми за яйца,
  
  поиграй с ними! Сожми немного! Давай, сильнее языком двигай!
  
  Таня прикоснулась кончиком языка до вздрагивающей головки-сердечка и
  
  ощутила, как сильно натянута кожа, готовая вот-вот лопнуть. На языке она
  
  почувствовала легкую горечь.
  
  - Вот так! - простонал Игорь. - Молодец! Теперь соси, соси!
  
  Она втянула его толстый член в рот, насколько смогла, и головка
  
  ткнулась ей в небо - очень глубоко. Игорь застонал громче. Таня села
  
  по-турецки, наклонилась ниже, взяла в правую руку его красные волосатые
  
  мешочки, смешно болтающиеся между ног, и стала слегка пощипывать их,
  
  оттягивая кожу. Ее длинный язык ящерицей бегал по жезлу, обхватывая его и
  
  отпуская. Потом она приложила кончик языка к крошечному отверстию в центре
  
  шляпки, и почувствовала, что отверстие, которое поначалу было всего лишь
  
  тонкой короткой щелочкой в коже, округлилось, раскрылось и из него потекла
  
  горьковатая жидкость. Игорь начал тихо извиваться.
  
  - Давай! Давай! Сейчас! Еще немного, Танюшка, еще чуток! Не
  
  останавливайся!
  
  Его жезл задрожал у нее во рту, головка-сердечко надулась, и внутрь
  
  ударила теплая, пульсирующая струя липкого горького сока. Таня инстинктивно
  
  глотнула немного и чуть не поперхнулась. Горячий жезл больно упирался в
  
  щеку, потом переместился к корню языка, и струя жидкости полилась уже
  
  совсем обильно, так что Тане пришлось глотать ее.
  
  Она вынула изо рта чуть помягчевший, но не ставший короче пенис, и
  
  поморщилась.
  
  На языке был мерзкий вкус. Игорь лежал неподвижно, скрючившись в
  
  неудобной позе, - так, как его застиг долгожданный оргазм. Потом он поднял
  
  голову и взглянул на Таню.
  
  - Ну ты молодец, девочка! - выдохнул он.
  
  И тут хлопнула входная дверь. Таня похолодела от ужаса. Игорь вскочил
  
  с кровати и в один миг натянул на себя трусы, джинсы и рубашку.
  
  - Одевайся! Быстро! - шепнул он Тане и выбежал из комнаты. И почти
  
  сразу же вошла Ирина. Ее взгляд уперся в обнаженную Таню. Ирина хмыкнула и
  
  сказала злобно:
  
  - Мне-то казалось, что ты провинциальная недотрога. А ты, грудастая краля, оказывается, минетчица-ударница!
  
  Одевайся и проваливай отсюда! И чтобы я тебя больше не видела. Никогда!
  
  Таня, не помня себя, выбежала из дома и поплелась по переулку. Она
  
  сгорала от стыда, от обиды, от злости. Сунув руку в карман платья, нащупала
  
  кусок плотной бумаги. Достав его, Таня при ярком свете фонаря увидела себя,
  
  голую, на диване между двумя юнцами...
  
  Когда Таня пришла домой, Регина еще не спала. Часы на стене в коридоре
  
  показывали половину третьего.
  
  - Ты бы хоть позвонила, предупредила, что задерживаешься! -
  
  укоризненно сказала Регина. - А я уж не знала, что и думать.
  
  - Но ведь я вам сказала, что иду в гости. А не позвонила - думала, что
  
  вы уже спите, - тихо ответила Таня.
  
  - Я ложусь поздно, - миролюбиво произнесла Регина и зевнула. - Ну, иди
  
  спать.
  
  Таня промолчала, первым делом пошла в ванную и долго чистила зубы и
  
  полоскала рот, стараясь смыть мерзкий вкус и запах спермы. Но этот
  
  отвратительный запах, "запах греха", как ей подумалось, похоже, никуда не
  
  исчезал. Она отправилась в большую комнату, где ее уже дожидалось
  
  разложенное кресло-кровать, и легла, накрывшись одеялом с головой. "Какой
  
  ужас! " - только и успела подумать она, прежде чем ее сморил сон.
  
  Таня проснулась в десятом часу. Регина сидела за кухонным столом в
  
  халате и курила.
  
  - Ну что, выспалась? - спросила она дружелюбно. - Что-то у тебя
  
  неважнецкий вид.
  
  Вчера ничего не случилось? Ты пришла такая... Вздрюченная. Как
  
  напуганная курица! - и Регина оглушительно расхохоталась. Таня любила ее
  
  смех. Вообще ей нравилась мачеха. Регина была старше ее всего лет на
  
  двенадцать. Она была моложавая, спортивная, всегда следила за собой, хорошо
  
  одевалась.
  
  - Как дела в институте? - спросила Регина, наливая ей кофе.
  
  - Все в порядке. Изучаем историю кино, скоро начнется курс русской
  
  литературы.
  
  - Что же ты такая невеселая? - допытывалась Регина, ласково глядя ей в
  
  глаза и чуть улыбаясь уголками туб. - У тебя что-то случилось? В институте?
  
  Таня опустила голову и почувствовала, как кровь горячей волной окатила
  
  щеки.
  
  Ты меня стесняешься? - настойчиво допытывалась Регина.
  
  Таня подняла глаза на мачеху.
  
  - Нет, не стесняюсь. Просто я была вчера в гостях у знакомых и там...
  
  Там... Мы играли в карты... На раздевание, и мне пришлось снять одежду...
  
  Лицо Регины словно окаменело.
  
  - Ну, ну, продолжай. Таня сглотнула слюну.
  
  - Ты разделась перед ними? - неожиданно дрогнувшим голосом спросила
  
  Регина.
  
  Таня молча кивнула. А Регина нервно встала из-за стола и прошлась по
  
  кухне.
  
  - А дальше? - спросила мачеха тихо. - Что-то еще было? Таня снова
  
  кивнула.
  
  - Меня заставили... Сесть на диване рядом с двумя мальчиками и
  
  сфотографировали так. Голой. А потом один отвел меня в спальню и стал
  
  целовать... - она осеклась.
  
  Нет, Таня не могла рассказать все это мачехе. Регина внимательно
  
  посмотрела ей в лицо.
  
  - Скажи, пожалуйста, а у тебя нет... Этой фотографии?
  
  Таня удивленно взглянула на мачеху.
  
  - Зачем она вам?.. Есть.
  
  - Покажи!
  
  - Нет! Нет! - вскричала Таня испуганно. - Ни за что.
  
  - Но я тебя прошу. Не бойся. Я не собираюсь тебя ругать или читать
  
  нотации. Я просто хочу на нее взглянуть.
  
  Таня, подойдя к своему платью, аккуратно висящему на стуле, вытащила
  
  из кармана фотографию.
  
  Регина долго разглядывала темный блестящий квадратик с широкой белой
  
  окантовкой.
  
  В ее глазах зажглись огоньки, но Таня не смогла угадать, какие чувства
  
  она вызвала у мачехи.
  
  - У тебя красивое тело! - после долгой паузы мягко произнесла Регина,
  
  с трудом оторвав взгляд от фотографии. - У тебя великолепное тело.
  
  Немудрено, что твои приятели едва могут усидеть на месте рядом с тобой.
  
  Регина закурила сигарету, долго молчала. Потом подошла к Тане, взяла ее за
  
  плечи и привлекла к себе.
  
  - Бедная моя девочка! - вздохнула она. - Бедная! - и положив Танину
  
  голову себе на грудь, стала тихо перебирать ей волосы.
  
  Никто еще не обращался с ней так нежно. Ни родная мать, ни отец.
  
  Никто. Таня успокоилась, а из уголков глаз по щекам побежали слезинки.
  
  Регина долго не выпускала ее из своих объятий.
  
  На следующий день после ужина Регина прилегла на тахту, а Таня по
  
  обыкновению устроилась в кресле перед телевизором. Она чувствовала, что
  
  мачеха как-то напряжена, и, похоже, хочет ей что-то сказать. Или
  
  рассказать.
  
  - Танечка! Иди-ка сюда, ко мне, - тихо позвала Регина.
  
  Таня не заставила себя просить дважды. Притянув девушку к себе, мачеха
  
  стала перебирать ее распущенные волосы и гладить по руке. Потом вдруг
  
  притянула к себе и медленно поцеловала в губы. Поцелуй был крепкий, долгий,
  
  приятный. Так ее когда-то целовали парни еще в школе. И Игорь. Таня
  
  лишилась дара речи: ей было приятно! Она отстранилась и искоса взглянула на
  
  мачеху. Регина пристально смотрела на нее, словно ожидая услышать от
  
  падчерицы какие-то слова - то ли возмущения, то ли ободрения.
  
  - Ну что? - промурлыкала Регина, тронув Таню за локоть и давая понять,
  
  что настала ее очередь.
  
  Таня поняла. Она развернулась к Регине и робко приникла к ее телу, их
  
  груди сомкнулись, и Таня прижалась полураскрытыми губами к губам мачехи.
  
  Регина ничего не делала, только, не отрывая своих губ от ее рта, продолжала
  
  рукой гладить ее волосы. Потом Регина отвела руку от Таниных волос и как бы
  
  невзначай провела ладонью от ее шеи до выреза футболки, дотронулась до
  
  груди и стала ласкать ее с такой трепетной нежностью, с какой бабочка
  
  касается крылышками лепестков цветка.
  
  У Тани закружилась голова, она медленно откинулась навзничь и, закрыв
  
  глаза, отдалась захлестнувшему ее тело трепету восторга. Таня не знала, что
  
  ей делать.
  
  Она протянула руку к шее Регины и погладила ее, скользнув к ключицам.
  
  Регина улыбнулась и распахнула полы халата. Под халатом ничего не было.
  
  По телу Тани пробежала пульсирующая волна наслаждения. Где-то в низу
  
  живота забилась, запульсировала мучительно-томительная точка боли. Нет, не
  
  боли, а сладкого напряжения, которое росло по мере того, как рука Регины
  
  продвигалась все ниже и ниже, а когда нежные пальцы добрались до края юбки,
  
  Таня даже вздрогнула от неожиданно полыхнувшего пламени между ног. И в тот
  
  же миг ощутила, как внутри обожгло, словно кипятком, и она инстинктивно
  
  сдвинула ляжки, чтобы не дать горячему соку излиться. Регина осторожно
  
  поглаживала Танины бедра, задирая короткую юбку вверх. Таня поняла и,
  
  поспешно расстегнув три пуговки на боку, стянула юбку и бросила ее на пол
  
  под тахту...
  
  Она не заметила, как ладонь Регины устремилась к гладкому, чуть
  
  припухлому животу, затем к паху, к тугой резинке трусиков. Потом ладонь
  
  спустилась дальше, к сомкнутым ляжкам и решительно протиснулась между ними,
  
  легла на шелк трусиков прямо на налившиеся, истерзанные сладким томлением
  
  губы, рельефно проступившие под шелковым треугольником.
  
  И вдруг Регина отдернула ладонь и начали покрывать тело падчерицы
  
  поцелуями. Ее горячий рот упрямо искал Танины губы. Нашел. Регина
  
  прижималась к губам что есть силы. Таня ощутила, как острый горячий язык
  
  смело прорвался сквозь преграду ее губ, проник в рот и наконец достиг
  
  языка. Оба языка слились, сплелись, точно две улитки. Одновременно Регина
  
  раздвинула руками ее бедра и стала неистово гладить насквозь пропитанный
  
  липкой влагой шелк трусиков, которые остались единственной хрупкой
  
  преградой на пути к охваченному приятно-мучительной болью влагалищу.
  
  Таня чуть было не отбросила руки Регины, потому что теперь она уже не
  
  просто покорно принимала ее ласки, но сама была до крайности возбуждена и
  
  охвачена желанием.
  
  - Тебе нравится? - впервые нарушила тишину Регина. Ее голос прозвучал
  
  точно издалека.
  
  - Это чудесно... - прошептала с жаром Таня. - Это невыносимо...
  
  Приятно. Еще!
  
  - Сейчас! - сказала Регина более спокойным голосом. - Но сначала я
  
  хочу, чтобы ты совсем разделась.
  
  Таня слегка улыбнулась и проворно стянула майку и тонкие трусики с
  
  бедер. Регина по-кошачьи изогнулась и положила голову ей на живот. Она
  
  протянула руку к треугольнику светлых волос на Танином лобке и провела
  
  пальцем по набухшим алым губам. Она трогала Таню осторожно, медленно,
  
  круговыми движениями, потом нежно раздвинула губы и мягко вонзила палец в
  
  горячий влажный колодец.
  
  - Нравится? - шептала Регина.
  
  - Да-а, - едва слышно ответила Таня, морщась от сладостной боли. -
  
  Глубже, прошу, глубже! И быстрее!
  
  - Как скажешь, дорогая, - с улыбкой шепнула Регина и, погрузив палец
  
  до отказа, стала аккуратно вращать кончиком, дотрагиваясь до рифленых
  
  влажных стенок. - Скоро ты почувствуешь ни с чем не сравнимое наслаждение,
  
  дорогая! Скоро это придет.
  
  Таня лишь стонала - сначала приглушенно, потом все громче и громче и,
  
  уже не владея собой, устав сдерживаться, закричала в голос от невыносимо-сладостной муки удовольствия. Но тут Регина вытащила
  
  палец.
  
  - Еще не время, - прошептала она на ухо Тане и обняла ее обеими руками
  
  за ягодицы. Сжав покатые белые половинки крепкого девичьего зада, Регина
  
  приникла ртом к левой груди падчерицы и кончиком языка стала облизывать
  
  сосок. Язык, точно маленькая пугливая змейка, то бегал вокруг соска,
  
  застывая на самой его вершине, то убегал обратно в рот, там замирал, словно
  
  набираясь новых сил, и выстреливал обратно, утыкаясь в мягкую кожу груди, и
  
  потом возвращался на пупырчатое кольцо вокруг коричневого коротенького
  
  пальчика с крошечным отверстием посередине.
  
  Танино сердце бешено колотилось, грозя разорвать грудную клетку и
  
  вырваться наружу. И точно так же яростно бился огонь желания, пробегая от
  
  паха вверх по позвоночнику к затылку.
  
  Регина оглядела обнаженное тело Тани восхищенным взглядом. Она
  
  раздвинула тяжелые большие груди падчерицы и уткнулась лицом в потную
  
  горячую ложбину.
  
  Отпустив оба полушария, она позволила им слегка сжать ее щеки. Регина
  
  застонала.
  
  Она высунула язык и неторопливо провела по ложбинке вверх, а потом
  
  вниз.
  
  Таня ощущала каждой клеточкой своего тела, как поднимается волна
  
  неизъяснимого, неведомого наслаждения, и старалась задержать это в себе как
  
  можно дольше, оттягивая свое падение в блаженство...
  
  Регина оторвалась от ее груди, убрала руки. Таня открыла глаза и
  
  увидела, что Регина медленно снимает халат. Под халатом таилось
  
  великолепное тело. Таню поразил лобок мачехи: он был совершенно гладко
  
  выбрит. Под лобком начиналось ущелье с большими алыми краями, на самом
  
  верху ущелья торчал, точно игрушечный солдатик, отросточек бурого цвета.
  
  Регина присела.
  
  - Ты можешь выполнить одну мою просьбу? Только прошу тебя - не
  
  обижайся. И не бойся.
  
  Таня смотрела на мачеху: эта женщина была головокружительно прекрасна.
  
  Ее тело блестело при свете ночника, и от него, казалось, отражался
  
  голубоватый свет телевизионного экрана. Груди Регины победно торчали вверх
  
  и в стороны, темные соски напряглись, отяжелели. Таня опустила взгляд вниз,
  
  на широко раздвинутые ляжки мачехи.
  
  Регина повернулась к Тане спиной, уперлась локтями в тахту и встала на
  
  колени, высоко задрав ягодицы. - Полижи меня сзади!
  
  Таня почувствовала, как по ее телу вновь пробежала уже знакомая волна
  
  пугающего наслаждения. Она тоже встала на колени и, приблизив лицо к
  
  округлым половинкам зада, вытянула язык. Она дотронулась кончиком языка до
  
  входа и стала медленно двигать им по часовой стрелке.
  
  - О, как же приятно! - воскликнула Регина. - Как здорово у тебя
  
  получается!
  
  Теперь сунь туда палец! Поглубже! Повращай там пальцем! Сделай же
  
  что-нибудь отчаянное!
  
  Таня, повинуясь властному приказу, попыталась просунуть язык поглубже,
  
  и ей это удалось. Потом нежно раздвинула большие ягодицы и вонзила кончик
  
  пальца в лаз.
  
  Глубже, глубже. Она боялась сделать Регине больно, но в то же время
  
  понимала, что ей не больно, а приятно.
  
  - Теперь другой палец - спереди! - приказала Регина.
  
  Таня пальцем левой руки быстро нащупала главный вход. Ворота были
  
  раскрыты настежь. Ее палец ткнулся в маленькое затвердение. Регина
  
  вскрикнула.
  
  - Попала! - хрипло крикнула она. - Давай!
  
  Таня сжала выступающий отросточек и стала быстро-быстро гладить его
  
  двумя пальцами. Под подушечками пальцев отросточек набух и, кажется, еще
  
  увеличился в размере. Подножие отросточка было все перемазано липкой
  
  слизью. Уже три ее пальца были в ущелье, которое теперь казалось бездонным
  
  и необычайно широким.
  
  Внутри все пылало, точно в печи. Тело Регины начало мелко подрагивать.
  
  Дрожь усиливалась, и скоро Регина стала рывками извиваться под Таниными
  
  пальцами.
  
  - Не останавливайся! Не вздумай останавливаться! Еще чуть-чуть!
  
  Таня от напряжения закусила нижнюю губу. Она быстро погружала пальцы
  
  во влагалище и вынимала их оттуда, боясь ослушаться приказа мачехи. И вдруг
  
  Регина замерла, изогнувшись назад. Ее живот напрягся и втянулся, Регина
  
  громко застонала, потом ее высокий стон перешел в низкий, почти звериный
  
  рык - она закричала "А-а-а! 1! " так истошно и отчаянно, что Таня
  
  перепугалась не на шутку.
  
  Регина чуть отстранилась и упала на бок. Несколько минут она лежала
  
  молча, не шевелясь. Казалось, она потеряла сознание.
  
  Бедная Таня сидела на тахте не шелохнувшись и смотрела на нее. Наконец
  
  Регина открыла глаза. В них светились такая нежность, такое умиротворение,
  
  что Таня сразу все поняла: Регина испытала оргазм. Душа Тани преисполнилась
  
  радости.
  
  - А это не грех? - тихо спросила она у мачехи.
  
  Та рассмеялась и возразила:
  
  - То, что двое делают с любовью, с нежностью, со страстью - не может
  
  быть грехом. Грех - это то, что делают грубо, жестоко, с ненавистью или
  
  насмешкой.
  
  Она придвинулась к Тане и крепко ее поцеловала. В поцелуе уже не было
  
  эротической чувственности, а были просто нежность и ласка. Регина выключила
  
  телевизор, потушила ночник. Они легли под одеяло и обнялись. Так,
  
  прижавшись друг к другу, и уснули.
  
  На следующий день, проснувшись рядом с мачехой, Таня в первую секунду
  
  ничего не могла понять, но тут же вспомнила происшедшее накануне вечером и
  
  похолодела. Она была не в силах поверить, что в той безумной экстатической
  
  любовной игре вчера участвовали она, Таня, и ее мачеха.
  
  Регина положила свою теплую сонную руку Тане на грудь и нежно провела
  
  пальцами по соску. Таня вздрогнула и повернулась к мачехе.
  
  - Вам вчера было... - начала она вопросительно.
  
  - Мне вчера было восхитительно, чудесно, - прошептала с улыбкой
  
  Регина. - А вот ты, бедная девочка, так своего счастья и не дождалась. Но
  
  это поправимо. Сегодня вечером - да? А сейчас нам надо вставать, прибраться
  
  в доме, сходить на рынок.
  
  Подъем?
  
  Таня улыбнулась.
  
  - Подъем!
  
  Вечером все началось так же, как вчера. Они сидели в спальне - Регина
  
  на тахте, Таня в кресле. Работал телевизор. Но обе невольные любовницы
  
  думали совсем не о том, что происходит в мире. Регина молчала. Таня искоса
  
  поглядела на мачеху. Та сидела, уткнув взгляд в экран, но в уголках ее губ
  
  блуждала лукавая улыбка. Она явно ждала, когда Таня проявит инициативу.
  
  "Ах так, - подумала Таня, - ну ладно. Я сама! " Она решительно встала
  
  с кресла и села на тахту. Регина отвела взгляд от телевизора.
  
  - Ты хочешь? - серьезно спросила она падчерицу.
  
  - Хочу.
  
  - Точно?
  
  - Да.
  
  Регина развязала пояс халата и сдернула его с себя. Но сегодня на ней
  
  было тончайшее шелковое белье черного цвета - кружевной бюстгальтер и
  
  двойные трусики, вернее, поверх кружевных трусиков было надето что-то
  
  похожее на кружевной пояс, только без подвязок.
  
  - Смелее! - усмехнулась Регина. - Приласкай меня - как вчера!
  
  Таня улыбнулась и, прижавшись к мачехе всем телом, крепко поцеловала
  
  ее в губы.
  
  Регина расстегнула Тане лифчик и потянула вверх футболку. Таня быстро
  
  сняла ее, на мгновение оторвавшись от губ своей любовницы, и так же быстро
  
  выскользнула из юбки и трусиков.
  
  - Сегодня я тебя немножко помучаю, дорогая! - сказала мачеха. - Я тебя
  
  поглажу, полижу и доведу до последнего предела. А потом мы обе испытаем это
  
  чудо...
  
  Она оттолкнула Таню назад, и та послушно легла на спину, раздвинув
  
  ноги. Регина прилегла рядом и стала покрывать поцелуями Танину грудь. Потом
  
  осторожно провела ладонью по всему ее телу от ключиц до паха и, ловко
  
  раздвинув наливающиеся томительной тяжестью губы, запустила два пальца в
  
  уже влажное влагалище.
  
  Оказавшись в тесном подземелье, пальцы испуганно начали там метаться,
  
  а потом двинулись вперед и уперлись в какую-то преграду, отчего по всему
  
  телу Тани пробежал сразм наслаждения. Таня ощутила, как глубоко внутри, в
  
  самом низу ее тела запульсировала горячая волна. Волна мучительной сладости
  
  росла и росла, пламя пробежало по ее ляжкам, по промежности, лизнуло
  
  ягодицы, забежало в анус, стиснуло перешеек между двумя входами в ее тело
  
  и, наконец, объяло влагалище.
  
  Она почувствовала, как напряглись, налились кровью и разомкнулись там
  
  губы, как из них засочился горячий сок, увлажняя ляжки, ягодицы и простыню
  
  под ними.
  
  - Я хочу тебя пососать! - проговорила Регина ей на ухо. - Не бойся!
  
  Она встала над Таней на четвереньки и наклонила голову над ее лобком.
  
  Таня раздвинула ноги пошире, давая дорогу верткому обжигающему языку,
  
  который уже бегал по ее бедрам, ляжкам, животу и лобку. Таня закрыла глаза
  
  и целиком отдалась нарастающему возбуждению. Язык творил чудеса. Он
  
  скользил по побагровевшим створкам раскрывшейся раковины, вбегал внутрь,
  
  слизывал капли горячей слизи, текущей изнутри, потом спускался дальше,
  
  вниз, почти до промежности, потом снова поднимался вверх, к двустворчатой
  
  раковине. Наконец он остановился на особенно чувствительной точке у входа.
  
  Отсюда, от клитора, электрическими разрядами побежали импульсы острого
  
  наслаждения. Регина припала к клитору губами. Регина в ответ только издала удовлетворенный вздох. Язык как бешеный бегал
  
  вокруг пылающего алого холмика...
  
  Таня перестала сдерживаться. Она закричала, завыла, завизжала,
  
  забилась в экстазе удовольствия, пытаясь освободиться от острого
  
  пронзительного языка, который нашел единственный источник величайшего
  
  неописуемого наслаждения, с содроганием исторгнутого из самых глубин ее
  
  тела. Она визжала, пытаясь прекратить эту ослепляющую оглушающую пытку, но
  
  не могла - Регина крепко придавила ее ляжки к кровати, головой уперлась ей
  
  в лобок и продолжала сладостно мучить ее своим горячим влажным клинком.
  
  Это продолжалось целую вечность. Таня устала кричать. И начался отлив.
  
  Вскоре волна наслаждения растворилась в паху, в ляжках, но тело Тани
  
  продолжало мелко дрожать и пульсировать. Регина отпустила ее, и Таня совсем
  
  без сил замерла, заломив руки вверх и вцепившись онемевшими пальцами в
  
  подушку.
  
  Вдруг Регина ахнула и отпрянула от нее. Таня с усилием подняла тяжелую
  
  голову, одурманенную только что испытанным первым в ее жизни оргазмом, и
  
  увидела...
  
  Отца. Он стоял в дверном проеме одетый и смотрел на женщину и девушку.
  
  С изумлением, недоверием, ненавистью.
  
  - Что тут происходит? - резким, тихим голосом спросил отец.
  
  Регина нервно рассмеялась.
  
  - Тут? Да ничего особенного. Мы... - она осеклась.
  
  - Ах ты дрянь! - заорал отец громовым голосом. И Таня не поняла, кого
  
  он имел в виду. Он в два шага оказался около тахты и набросил на дочь
  
  измятое одеяло. - Одевайся, маленькая дрянь! - крикнул он Тане. - А ты!
  
  Ты... Я с тобой разберусь!
  
  - И выбежал из спальни.
  
  Таня ни жива ни мертва кое-как оделась и, выскользнув в коридор,
  
  заперлась в туалете. Она села на пластиковое кольцо и закрыла лицо руками.
  
  Какой ужас. Какой кошмар. Что теперь будет... Она поняла, что ей надо
  
  завтра же съезжать отсюда, возвращаться в общежитие. В общежитие? Но как
  
  она сможет появиться в институте после того, что случилось у Ирины? Ужас!
  
  Она осторожно вышла из туалета и прошмыгнула в большую комнату. Отец шумно
  
  мылся в ванной. Она закрыла дверь и легла. На другом конце квартиры было
  
  тихо. Очень тихо. Таня встала и на цыпочках подошла к двери. Чуть
  
  приоткрыла ее. Тишина. Она вышла в коридор. Из-за закрытой двери спальни
  
  доносились приглушенные голоса. Потом раздался вскрик Регины:
  
  "Прошу тебя, не надо! " В ответ раздался злобный выкрик отца: "А я-то,
  
  дурак, верил тебе, верил твоим идиотским отговоркам! Как же это я раньше не
  
  догадался?
  
  За целый год совместной жизни я тебя трахал сколько раз? Два? Три?
  
  Кому рассказать - на смех поднимут! А ты вон, оказывается, что за штучка! И
  
  Таньку мою совратила, сука! " Послышались возня, сопение, шлепки. И снова
  
  голос Регины - на этот раз приглушенный: "Прошу тебя, Андрей, не надо! Я не
  
  хочу! Не могу! Я умоляю тебя! Мне больно! " - "Ах, больно! - завопил отец
  
  визгливо. - А с Танькой лизаться не больно? А когда она тебя, сволочь,
  
  пальцем ковыряла - не больно? Ты этого заслуживаешь! " Таня тихонько
  
  толкнула дверь и заглянула. Регина стояла на самом краю тахты на
  
  четвереньках, задом к отцу. Отец был голый. Его волосатые ягодицы резко
  
  дергались вперед и назад. Руками он держал Регину за талию, мощно насаживая
  
  ее тело на себя. Назад, вперед. Назад, вперед. Регина стонала, как раненое
  
  животное. И сквозь стоны прорывались ее сдавленные рыдания. Таня бросилась
  
  в большую комнату.
  
  Из спальни донесся далекий крик боли. Там страдала ее мачеха. Ее
  
  возлюбленная Регина.
  
  Таня быстро оделась, быстро собрала в сумку свои нехитрые пожитки,
  
  тетради, книжки и выбежала в коридор. Тихо-тихо она открыла входную дверь и
  
  так же тихо закрыла ее за собой.
  
  Неизвестный автор - Слово для Ларисы -
  
  Яне знаю, зачем мысленно повторяю себе все это снова и снова.
  
  Вообще-то, я уже все для себя решил. Сегодня же меня не будет. Как
  
  водится, оставлю записку, что, мол, в смерти прошу никого не винить и все
  
  такое. Во втором ящике моего стола еще с прошлого воскресенья лежит почти
  
  полстакана таблеток димедрола - сам выколупывал из почти семи пачек. Пусть
  
  ей будет кисло, когда узнает. Я, конечно, понимаю, что вообще-то ей по
  
  плечо, да еще этот прыщ на подбородке - ну так ведь я скоро вырасту! А она
  
  не понимает... Но я так ей и сказал... А, да ну все это!
  
  Началось-то совсем даже неплохо. Наша компания тогда собралась в
  
  подвале, в карты дулись. Потом Дылда флакон принес, еще посидели, а потом
  
  завалили Бык с Бациллой (они всегда вместе ходят) и двух девок привели
  
  Ольгу и Лариску. Ну, они и раньше, бывало, цепляли и приводили кого-нибудь.
  
  Одно время тут часто устраивали "театр" - это так наши называют. В прошлом
  
  году была тут в восьмом "Б" такая Танька, все с Петькой носатым ходила. А
  
  потом он ее всем отдал - надоела, видать. Так вот, ее затащат туда, все
  
  рассядутся по трубам, курят, музон врубят - в кайф, а ей говорят:
  
  раздевайся, а не то, мол, бить будем и матери про ВСЕ расскажем. Ну, ей,
  
  понятно, страшно, раздевается. Потом веселые штучки начинаются. Она ни в
  
  чем никому не отказывала - куда денешься? Потом ее родичи, правда,
  
  переехали куда-то, и она тоже. И в "театре" было закрытие сезона. Так что
  
  по таким делам я всему научен. А эти - Ольга с Лариской в карты продулись,
  
  а у нас с этим строго - ну их и привели к нам расплачиваться. Девицам
  
  налили по стакану. Ольга эта самая, деловая такая, сразу и говорит:
  
  - Значит так, парни. Каждый чтобы по разу, только быстро, по очереди,
  
  и без всяких там штучек...
  
  Ну, Бык вроде кивнул, а тут Бацилла подскочил:
  
  - Не-е! Так дело не пойдет! Ты проиграла на раз, а вторая-то больше!
  
  Так что не фига шланговать, ты, - это он Лариске, - должна всем по два
  
  раза...
  
  - Два?!!! - вскочила Лариска, - да пошел ты! Я всего ничего и
  
  проиграла...
  
  Тут Бык вмешался:
  
  - Хватит базарить! Хорошо, второй раз будешь не со всеми, а только с
  
  одним - кого сама выберешь. Завтра. Идет? - он явно работал на публику;
  
  Думал, наверное, что ему обломится. Бык оглянулся. Несогласных,
  
  понятно, не было. Нас было пятеро, кроме малолеток, которым ничего не
  
  полагалось.
  
  - Ну, поехали! - и он потянул с себя футболку.
  
  ... Ольга была черная такая, толстоватая в верхней части. Как
  
  разделась, Бык сразу на нее - запыхтела, как паровоз. У нее даже волосы ко
  
  лбу прилипли, а Колюн поближе подошел - еще не насмотрелся. Ну, дальше все
  
  как всегда - остальные смотрят, хихикают, советы дают. Горобурдина
  
  онанизмом занимается - за ящик отошел и думает, дурак, никто не видит!
  
  Смотрел я, смотрел, а потом и моя очередь настала (я предпоследним
  
  был), но что-то я до того насмотрелся, что только начал, как все и
  
  кончилось.
  
  Подергался еще немного для приличия и слез. (Ольгой я, вообще не
  
  занимался, это все о Лариске). А потом ушам своим не верю - она меня
  
  выбрала! На завтра то есть. Бык так на меня посмотрел, что у меня голос
  
  охрип. Потом разошлись, все путем... А я весь вечер и на следующий день все
  
  места себе не находил. Неужели, думаю, я ей чем-то понравился? И все
  
  вспоминал, какая она худенькая, длинноногая, на руках и ногах светлый
  
  пушок, и... Ну очень она мне понравилась.
  
  Назавтра, как и договорились, я с ней на углу встретился, у ее дома,
  
  когда она со школы пришла, (я-то из путяги еще раньше свалил). И пошли к
  
  ней - как раз мать на работе была, а папаши у нее и вовсе нет. Дома у них
  
  ничего так: комнат - две, как и у меня, но мебель классная, видик стоит.
  
  Богатенькие. Выпить мне предложила. Да не бормотени, и даже не водки,
  
  а банановый ликер. Я, говорю, не знаю, никогда не пробовал. А она отвечает,
  
  что ерунда, мол, мамаша в ресторане "Прибалтийский" работает, или давай
  
  кофе попьем? И бутерброд с вкуснющей колбасой мне дала. С чего это она,
  
  думаю. Ну, а потом разговор вышел:
  
  - Тебе не очень горит со мной...?
  
  - Да нет, - отвечаю, - вообще-то, не очень. А что?
  
  - Видишь ли, - говорит, - после вашего вчерашнего скотства у меня
  
  побаливает еще...
  
  - Ну и что?
  
  - Да, конечно, раз обещала, так..., но, может, на другой день отложим?
  
  Только этим скажем, что все в порядке, а то еще чего...
  
  - Ладно, - говорю, - давай когда-нибудь в другой раз, если захочешь...
  
  - Она обрадовалась, даже смотреть по-другому стала.
  
  - Ты, - говорит, - самый замечательный парень из всех, что я знаю!
  
  Даже обняла меня в конце, говорила еще, что потом обязательно, и все
  
  такое. И вот с тех пор я за нею так вот и таскаюсь...
  
  Ну да чего уж там, не так все плохо. Поначалу здорово было, она меня с
  
  собой брала иногда на киношки всякие, куда так не пускают. На день рождения
  
  приглашала. К мамаше в ресторан нас разок провели - побалдели.
  
  Правда, иногда она как-то скукоживалась, молчала все, а на все вопросы
  
  так меня несла, что просто непонятно даже - что я ей сделал? Однажды, после
  
  того как мы в кино ходили, я у нее оставался - мамаша в ночной смене была.
  
  К тому времени мы уже с ней всегда вместе были. Я и в подвал перестал
  
  ходить, тем более что там Бык заправлял, а после того случая он бы со мной
  
  рассчитался как-нибудь. Она так рада бывала, когда я, приходящий из похода
  
  или с дачи приезжающий, в дверь звонился. Говорила, что без меня скучает,
  
  что ближе у нее нет никого, и все такое. Ну, мы поужинали, потом фильмец
  
  она поставила. Она смотрит, а сама будто ничего не видит - как задумалась.
  
  Я ее за руку беру, а у нее ладошки все мокрые. Руку отдергивает, "не
  
  трогай меня" - орет. Ну мы еще посидели, фильм кончился, вроде она
  
  успокоилась. И говорит, что главный герой на папашу ее похож. Не на родного
  
  (тот давно сбежал, она его и знать не хочет), а на отчима, что с матерью
  
  жил. Она и теперь иногда к нему ездит, хоть и с мамашей ее развелся год
  
  назад - теперь у него новая жена. Он матери моложе, а сам дизайнер по
  
  мебели. У него и мастерская есть, и все такое. Вот только с мамашей он не
  
  контачит, и Лариска ездит к нему тайком от матери. А про подарки его
  
  говорит, что подруга продает и еще и деньги у матери просит.
  
  Ну, та ей вообще ни в чем не отказывает, но вот к нему не пускает.
  
  - Это потому, что я его очень люблю, - говорит Лариска.
  
  - А ей не все равно, ведь они развелись? - не понимал я.
  
  - Да нет, - машет она рукой, - ну как ты понимаешь... - Лариска
  
  теребит пуговку у воротника и молчит.
  
  - А меня, - говорю, - любишь?
  
  - Тебя... - холодно и раздумчиво тянет она, - не надо об этом... Если
  
  я тебе скажу, то ты, пожалуй...
  
  И сидит вся такая чужая, отстраненная и непонятная. Потом оттаяла
  
  вроде.... Утром позавтракали. Сидели. Молчали. Потом я с духом собрался:
  
  - Но ведь у нас вроде все хорошо, ты сама говорила... В чем дело-то?
  
  - Ни в чем, - отвечает, - неважно!
  
  - Ну мне-то можно сказать, - говорю, - сама говорила, что у нас с
  
  тобой никаких секретов нет!
  
  - Это не секрет, а просто тебя не касается, - а сама в сторону
  
  смотрит.
  
  - У меня может быть своя личная жизнь или я должна перед тобой
  
  отчитываться?
  
  - Да нет, - говорю - конечно, не надо отчитываться, но это ведь меня
  
  тоже касается! Это и мое дело тоже!
  
  И за руку ее взял, повернул к себе. Она дернулась, руку вырывает. Я
  
  держу.
  
  - Пусти, - кричит, - немедленно!
  
  Отпустил. Помолчали. Как ей объяснить?
  
  - Понимаешь, - говорю, - мы ведь всегда все друг другу рассказывали.
  
  Зачем нам обманывать, я ведь тебе ничего не сделал!
  
  Вижу, ее проняло. Опять помолчали. Повернулась, смотрит.
  
  - Ты уверен, что этого хочешь?
  
  - Да.
  
  - Хорошо, - и села, обняв колени.
  
  Задумалась. Ну а потом вдруг и выложила:
  
  - Я думала у меня это прошло, но вот опять... Я его люблю... Он был
  
  такой красивый, такой большой. Мать по сравнению с ним совсем не
  
  смотрелась. Подтянутый, всегда в чистой рубашке. И пахло от него
  
  замечательно. Когда мать мне его представила Павлом Васильевичем, он
  
  засмеялся. Да так здорово, так красиво, мать и сама тоже прыснула, хотя и
  
  старалась серьезную физиономию состроить. А потом, через неделю, говорит,
  
  что звать его я могу как хочу - хоть Пашка-папашка. И опять же смеется.
  
  Ну, я его в папашку и переделала. Я тогда в седьмой класс уже ходила,
  
  мне пятнадцать исполнилось - так он мне на день рождения французские духи
  
  подарил и сережки с селенитом. Ух, до чего красивые - ни у кого таких нет!
  
  И шампанское сам принес. Мы тогда с друзьями и девчонками у нас
  
  собрались, а с родителями договорились, что они в кино пойдут. Мальчишки,
  
  конечно, вина принесли потихоньку - "чтобы никто не догадался". Но тут-то
  
  шампанское! Да еще фирменное! Вот папашка дает! Мать было визжать - мол,
  
  рано им еще, а он ей "Почему это рано? Пора!" И сам открыл. "Первый тост, -
  
  говорит, - должен отец сказать". И ко мне: "Будь счастлива, котенок! "
  
  Выпили они с матерью и ушли...
  
  Ну, я к тому времени, конечно, уже и школьные романы с записками, кино
  
  и мороженными крутила, и курить пробовала. И с мальчишками целовалась,
  
  обнималась, но ничего такого обычно не позволяла, потому что уже как-то раз
  
  попробовала - и не понравилось. Это в пионерлагере, когда в пятом классе
  
  была. Там и в кис-кис, и в "ромашку" по ночам играли; и в беседке свидания
  
  назначали, письма любовные писали. Ерунда это все, конечно, и детство. Так
  
  вроде ничего казалось, да и от прыщиков на лице полезно, говорят. Но
  
  мальчишки, они просто идиотики какие-то, и, как говорила моя подруга Марина
  
  (ее взрослые называли нехорошей девочкой), от них удовольствия меньше, чем
  
  от сырой морковки. Правда, сама я этим не занималась, так что не знаю. Но
  
  остроты дурацкие - это точно. Галдят, пихаются, угловатые какие-то. В
  
  пропотевших рубашках с грязными воротниками и с прыщами на лбу. Фу! А у
  
  Пашки движения, как у сильного большого зверя, и голос такой - мурашки по
  
  хребту бегут, да и сказать есть что. Он меня любил, все дарил всякие вещицы
  
  премилые. А я его просто обожала. Да не виделись, так я ему с разбега на
  
  грудь - прыг! Он меня подхватит, да как закружит! В шею уткнусь и шепчу:
  
  "Папка, миленький"... А он смеется и голову мою целует, и по заду хлопает.
  
  - "Отъелась без меня, свинка?" И в ухо мне тихонько хрюкает. Однажды
  
  рисовал меня в мастерской только волосы не темные, а почему-то розовые. "Я
  
  так вижу," - говорит.
  
  Вроде шутит, но лицо серьезное, такое, что внутри все замирает,
  
  краснею, и глаза отвести хочется. Я после этого в рыжий цвет покрасилась -
  
  все ближе к розовому. Мать меня все услать норовила - чтобы с Пашкой
  
  побыть, а я вредничала, все назло ей делала. Ну он за меня всегда
  
  заступался...
  
  Прошлым летом были мы у озера - дачу снимали. Как-то утром мать на
  
  работу уехала, а я наверху в своей комнате замерзла (дождь шел, сыро было и
  
  холодно) - и спустилась вниз. К Пашке в кровать залезла - он выходной был.
  
  А он спит, словно большой ребенок, подушку обнял, и лицо такое доброе,
  
  беззащитное. Теплый весь, как печка. Я так к нему подползла и прижалась, а
  
  он во сне меня обнял. У меня сразу сердце забилось, в висках забухало. А
  
  Пашка дернулся, пробормотал что-то и мне в щеку уткнулся. Я его и
  
  поцеловала - сама не знаю, как вышло. Он глаза не открывает, в полусне
  
  улыбается. Ну, я вспомнила, как Марина учила меня целоваться чтобы язык
  
  шевелился как жало, - и еще его поцеловала. В губы. А потом руку его взяла
  
  и себе на грудь положила. Тут он окончательно проснулся, на меня
  
  вытаращился и приподнялся. Удивленно так говорит: "Ты что! Ах дрянная
  
  девчонка!" Но лицо совсем не сердитое, и я его за шею - хвать! И повисла,
  
  когда он на руки оперся. И опять поцеловала. Ну тут он руки согнул,
  
  опустился, и меня к кровати прижал всем телом. А потом тоже поцеловал. Да
  
  так сладко, что у меня дыхание перехватило и в животе, внизу, тепло сразу
  
  стало. А когда чуть на бок отвалился и рукой мне от горла до пупа провел (а
  
  рука такая нежная! Но за сосок цепляется), я даже задрожала вся - и зубы
  
  застучали. Только и смогла простонать каким-то чужим хриплым голосом:
  
  "Еще..." И руку его, к себе прижимая, ниже по животу толкнула... Потом
  
  плохо помню - очнулась, а он меня за плечи трясет и в лицо заглядывает.
  
  Озабоченно. Я только смогла улыбнуться из последних сил (все тело
  
  сладко ломило и ныло) и говорю: "Спасибо..." - так в каком-то фильме делала
  
  героиня. Еще успела сказать, чтобы никому ни слова, а то меня мать убьет.
  
  И тут же уснула. Он вместо ответа мне руку на голову положил. Потом,
  
  помню, еще разбудил меня - дал какую-то таблетку и стакан воды... Во сне
  
  все продолжалось, мне хотелось спать вечно...
  
  Проснулась я уже после обеда. Внутри что-то поднывало - у него все
  
  оказалось слишком большим для меня. (Я потом еще неделю ходила, стараясь
  
  пошире расставлять ноги и временами поеживаясь от боли). На столе был обед,
  
  а Пашка уехал в мастерскую.
  
  В следующую же ночь, когда я только представила, что он завтра будет
  
  спать с матерью, я чуть не умерла от ревности. А потом так вешалась на
  
  папашку и улыбалась ему, что мать странно посмотрела. И спросила, с чего бы
  
  это я сияю, как самовар. Пашка, видимо, старался меня избегать. С неделю
  
  ему это удавалось. Наконец, я его поймала, когда он, сидя в лодке,
  
  отправлялся на рыбалку, и мы сначала сплавали на небольшой остров в камышах
  
  (от лодки до полянки я ехала на широких плечах папашки).
  
  Потом он отвез меня обратно. Я излечилась от лихорадочного возбуждения
  
  и беспричинных улыбок и смешков. Он стал нежен и больше не сопротивлялся
  
  моим домогательствам - я сказала, что иначе буду гулять с кем попало (я,
  
  конечно, врала) или все всем расскажу. Впрочем, это было уже неважно -
  
  Пашка признался, что тоже любит меня. Но иногда я чувствовала себя такой
  
  несчастной, что по ночам горько и безнадежно плакала, сама не знаю о чем.
  
  Когда закончилось лето (самое счастливое лето в моей жизни), мы
  
  переехали домой и напряжение усилилось. После серии скандальчиков мать,
  
  видимо, о чем-то догадалась или просто характер у нее такой тяжелый,
  
  возможно, - с Пашкой они развелись. Мне было настрого запрещено с ним
  
  встречаться. Я ездила к нему в мастерскую. Причем он сам звонил мне (почти
  
  каждый день) и просил - он не мог без меня! Угощал меня невозможными
  
  деликатесами - любил готовить для меня. И грустно шутил, что ввиду
  
  отсутствия таланта, ему лучше было бы пойти в повара. Даже когда мне было
  
  нельзя, он тискал меня и целовал. А потом заставлял проделывать с ним
  
  довольно тошнотворные для меня (пока не привыкла) вещи, убеждая, что это
  
  наоборот вкусно. Я понимала, конечно, что это очень даже по-французски, что
  
  он только из ванной (в мастерской было все), но меня мутило.
  
  Приходилось ставить рядом чашку с крепким кофе с коньяком, чтобы я
  
  могла запивать все это дело в продолжении сеанса. Обычно он сидел,
  
  откинувшись на диване, под ковром с тиграми на стене, а я стояла на коленях
  
  перед ним (на полу тоже был пушистый коричневый ковер). Его искаженное лицо
  
  было как раз под мордой ухмыляющегося тигра. Когда моя недельная регулярная
  
  болезнь проходила, ненаглядный растлитель, вынув меня из пенящейся душистой
  
  ванны и завернув в огромное голубое полотенце, нес, прижимая к груди свою
  
  любимую доченьку. На широкой тахте, заставив меня лечь и приподнять зад, он
  
  нетерпеливо смазывал душистым маслом все, что там было. А затем, после
  
  обычных прелюдий и подкрадываний, своим острым шершавым языком буквально
  
  ввинчивался внутрь меня (правда, не совсем туда, куда я могла ожидать! ) до
  
  тех пор, пока меня не разбирало, и я не начинала стонать и еще сильнее
  
  выпячивала ему свой зад... Из глаз у меня при этом почему-то лились слезы,
  
  все расплывалось, меня сотрясали судороги непередаваемого наслаждения...
  
  Потом, после всего, часто бывало стыдно, я отталкивала его, плакала,
  
  ругала извращенцем и старым развратником, пока он варил мне пельмени. Он
  
  скоро снова женился - ему негде было жить, квартиры и прописки у него не
  
  было, только мастерская. И его мерзкая молодая жена со своей дочкой меня
  
  терпеть не могли. Когда я звонила, они неизменно отвечали, что Павла
  
  Васильевича нет дома. Вот примерно тогда я, несмотря на все возможные и
  
  невозможные ухищрения, и забеременела. После врачей, больницы, слез матери
  
  - всех этих ужасов - я решила, что больше не стоит водиться с этим старым,
  
  неосторожным и лживым развратником. Мы сильно поссорились. Он, кажется,
  
  тоже был рад избавиться от меня - боялся новых осложнений, подлый трус!
  
  Через месяц я не выдержала - его "нет дома". Понятно. Потом еще и еще,
  
  и с тем же успехом. Один раз я вполне явственно услышала, как он говорил
  
  дочери своей Валентины: "Скажи ей, что меня нет дома". Я поехала в тот же
  
  вечер к мастерской и, выбив окна парой кирпичей, убежала. На следующий день
  
  он позвонил сам и предложил встретиться. Меня хватило на три дня. С тех пор
  
  я мирилась с ним и снова расставалась. Перед тем, как мы встретились, я с
  
  ним поссорилась опять... А вчера он позвонил... Я сказала, что нам не о чем
  
  говорить, а он жаловался на желудок, на то, что худсовет снова зарезал его
  
  интерьеры, что Валька плохо готовит. Сегодня позвонит опять. Мне стало его
  
  так жалко, я поняла, что никуда мне не деться... Вот только его Валентина -
  
  сволочь, и Диночка (доченька его) придурок, нос воротит. Ух, ненавижу их...
  
  Она замолчала и как-то поникла, а я так и сидел обалделый, молча.
  
  Потом глотнул из бокала - мы пили немецкий вермут. Она вдруг
  
  встрепенулась:
  
  - Наверное, я зря тебе это рассказала, ты меня будешь презирать, но
  
  мне не хотелось тебя обманывать, ты хороший парень и мне не... Ну, в общем.
  
  Я хочу, чтобы ты знал... А вот этого, - она выразительно крутанула рукой, -
  
  у нас больше не будет...
  
  - А как же это... Ну, почему ж ты тогда, ну в подвале, меня выбрала?
  
  Голос дрожал от какой-то глупой и отчаянной надежды. Она замялась:
  
  - Ну... Ты только не обижайся, но ты меньше всех... Ну, в общем, все
  
  быстро и небольно, а эти, как настоящие мужики. Я же знала, что ты такой
  
  хороший...
  
  Дальше я уже не слышал. По-моему, я тогда немного съехал - по лицу, помню,
  
  что-то текло, я бежал по лестнице, хотя лифт был свободен, а она стояла в
  
  дверях квартиры и держала в руках мой шарф. Но вернуться я уже не мог...
  
  Лестница прыгала этажами вниз, и все новые витки пролетов вставали между
  
  нами, стены расстилались в бесконечный зеленоватый ковер. Как гнусные и
  
  плоские картонные декорации, мелькали ниши мусоропровода, бачки для пищевых
  
  отходов, размытые и бледные подобия людей. Взгляд смог остановиться только
  
  на замке дверей парадного. Через мгновение он приблизился, затем за доли
  
  секунды вырос, закрыл все поле зрения и вдруг пропал - вместо него плеснула
  
  резкая боль в плече и колене. На меня обрушилось небо и густая листва
  
  деревьев, бесшумно двигались прохожие - я был на улице.
  
  В голове мучительно ныло, гулкая, ревущая на одной ноте, тишина давила
  
  на уши. Я не мог точно сказать: действительно ли я сейчас говорил с ней,
  
  или это все мне только кажется. Внезапно двор и деревья покачнулись и
  
  завалились набок - я подвернул ногу на ступеньке (зачем она здесь? ), и это
  
  сотрясение все поставило на свои места. Я услышал лай собачки, прыгающей
  
  вокруг песочницы, где невозмутимый карапуз посыпал ее песком из совочка, и
  
  шум кроны большого тополя, и хлопанье дверцы машины у химчистки во дворе.
  
  Замерзший в судороге мир вновь пришел в движение. Напряжение отпустило
  
  меня, я свободно вздохнул и вдруг понял, что мне много-много лет, что я уже
  
  совсем другой и даже мысли у меня не те что полчаса назад. И еще я понял,
  
  что, к сожалению, уже поздно, слишком поздно, для меня уже ничто в мире
  
  невозможно - я уже мертв. И тогда мое тело ушло домой...
  
  Вот так. Сначала пытался с ней увидеться, звонил, думал, может, еще
  
  образуется. Нет. Ничего. А может опустить все эти таблетки в унитаз?
  
  Плюнуть? Вокруг столько всего! Понимаю, еще все будет. Но до чего же
  
  противно на себя в зеркало смотреть! Я и в подвале побывал - бутылку
  
  поставил, и все уладилось. И девки приходили, все путем, но до чего все это
  
  ерунда! Чувствую - не надо мне все это. Ничего не надо. А нужна только она.
  
  Одна. Прежняя. Так что незачем откладывать. Скоро мать придет, а говорить
  
  ни с кем уже сил нет... Стакан блестит, стекло уже, правда, сизоватое
  
  какое-то, а таблетки белые, неровными за стеклом кажутся...
  
  Пора... Пузырек в стекле красивый... Как у стеклянного пса, что у
  
  Лариски (это он (! ) делал в своем муфеле) за стеклом серванта... Да,
  
  пора.
  
  Белова О. - Нападение пиратов -
  
  Миссис Редгрейв! - Леди Свитинг склонилась так низко, что ее жемчужные бусы
  
  чуть не попали в соус. - Вы, должно быть, места себе не находите от одной
  
  мысли увидеться с вашим мужем?
  
  Луиза Редгрейв тайком вздохнула. Воспоминания о муже - зануде Эдварде,
  
  кроме тоски, у нее ничего не вызывали. Как бы получше ответить этой леди
  
  Свитинг? Она приподняла одну бровь.
  
  - Моя дорогая, подобные высказывания неуместны. Если бы я
  
  действительно места себе не находила, то сидела бы на коленях у галантного
  
  лейтенанта Фэрфакса.
  
  Мужчины покатились со смеху, а леди Свитинг прыснула и начала
  
  обмахиваться веером. Взглянув справа от себя, Луиза улыбнулась.
  
  Лейтенант Фэрфакс тоже смеялся. Именно о таком моряке мечтает любая
  
  женщина:
  
  Высокий, с черными вьющимися волосами, перетянутыми на затылке черной
  
  шелковой лентой, и сверкающими голубыми глазами, подобных которым Луиза
  
  никогда не видела. И, разумеется, он был очень галантен.
  
  Луиза отправилась в Бомбей к Эдварду на "Свитбраре". Она думала, что
  
  жизнь там будет такой же серой и скучной, как и сам Эдвард, но то, что
  
  произошло по дороге, сделало жизнь увлекательной и полной приключений.
  
  Вчера на их торговый корабль напали пираты, и только появление военного
  
  корабля "Адмирабл" спасло груз от разграбления, а находившихся на борту
  
  женщин избавило от участи худшей, чем просто смерть.
  
  В конце сражения матросы взяли на абордаж пиратский корабль и
  
  захватили его.
  
  Луиза, стоя на палубе "Свитбрара", имела возможность наблюдать,
  
  насколько смел был лейтенант Фэрфакс. Размахивая громадной саблей, он
  
  носился по палубе пиратского корабля, его длинные волосы развевались на
  
  ветру, а на белоснежной форме была видна кровь, сочившаяся из раны на его
  
  щеке.
  
  Никогда еще она не видела столь восхитительного самца, и, когда на
  
  приеме, который устроил капитан "Адмирабля", он оказался рядом с ней, она
  
  чуть ли не теряла сознание от возбуждения.
  
  И вот, наконец, ей удалось привлечь его внимание к себе. Тихо, чтобы
  
  никто не услышал, он шепнул:
  
  - Дорогая миссис Редгрейв, если вы действительно хотите посидеть у
  
  меня на коленях, то я с удовольствием предоставлю вам эту возможность.
  
  Господи! Покраснев, она быстро устремила взгляд в тарелку. Шутка
  
  лейтенанта была полна похоти и неприличия. К сожалению, в ее Эдварде не
  
  было ни того, ни другого - даже после свадьбы он почти не забирался к ней в
  
  постель. Лейтенант Фэрфакс, подумала она, не стал бы так пренебрегать свои
  
  супружескими обязанностями. Она снова взглянула на него, а он внимательно
  
  смотрел на нее и улыбался. Этот мужчина был определенно лучше Эдварда,
  
  значительно лучше.
  
  Луиза выросла в деревне и была, наверное, наивнее многих своих
  
  сверстниц. Когда ей было уже пятнадцать лет, она забежала в амбар, чтобы
  
  поискать там пропавшего котенка, но то, что она там увидела, удивило и
  
  поразило ее: молочница Бетти была в объятиях ее брата Джорджа. Ее юбки были
  
  задраны выше пояса, а Джордж, находясь между ее белоснежных ляжек, пытался
  
  вставить свой набухший член в блестящую и призывно открытую плоть.
  
  Потрясенная и заинтригованная, Луиза спряталась в тень, наблюдая за тем,
  
  как Джордж глубоко вставил свой член в зовущее тело Бетти и начал яростно
  
  его гонять туда-сюда. Луизе казалось, что Бетти должно быть больно от того,
  
  что в нее входит такое твердое и толстое орудие, но она просто стонала от
  
  удовольствия и хватала Джорджа за его раскачивавшиеся ягодицы. Наконец
  
  полным блаженства голосом она закричала: - О, сэр, да, да! Луиза запомнила
  
  это на всю жизнь. Эдвард никогда не доставлял ей такого удовольствия. В
  
  постели, когда ей удавалось его туда затащить, он был робок и застенчив,
  
  яростно сопротивляясь всем ее попыткам сделать так, чтобы он вел себя
  
  смелее.
  
  Она взглянула на затянутое в форму тело лейтенанта Фэрфакса. Его
  
  длинные мускулистые ноги облегали шелковые чулки и тесные бриджи,
  
  застегнутые на плоском животе. Плечи и грудь казались широкими и сильными.
  
  Он не должен разочаровать ее. Луиза была уверена в этом.
  
  Она частенько подумывала о том, чтобы завести роман на стороне, и
  
  после отъезда Эдварда получила немало предложений. Ее останавливал только
  
  страх зачать внебрачного ребенка.
  
  Но теперь она знала, что завтра встретится в Бомбее со своим мужем,
  
  который просто будет обязан лечь с ней в постель после столь долгой
  
  разлуки. Если она проведет сегодня ночь с лейтенантом Фэрфаксом, то все,
  
  что бы ни произошло в результате этого, можно будет легко списать на ее
  
  мужа.
  
  Рассеяно слушая, что говорит леди Свитинг, Луиза подвинула свою ногу
  
  под столом и коснулась ею блестящего ботинка лейтенанта Фэрфакса. Он
  
  взглянул на нее, и ей показалось, что его голубые глаза словно обжигают ее.
  
  Его лицо толкало ее к безрассудству. Пододвинув свою шелковую салфетку так,
  
  что она упала на пол, Луиза воскликнула: - Моя салфетка!
  
  -Шелк такой скользкий, - Свитинг.
  
  - Позвольте мне поднять ее, сказал лейтенант Фэрфакс, ныряя под стол.
  
  Она тут же почувствовала, как его рука нырнула к ней под юбку и начала
  
  гладить ее по голени. У нее перехватила дыхание, а из-под стола раздавался
  
  приглушенный голос Фэрфакса:. - Похоже, она упала дальше, чем я думал. Его
  
  рука двинулась дальше и, миновав колено, устремилась туда, где подвязка
  
  перетягивала ее мягкое бедро. Тая, она боялась пошевелиться.
  
  Его рука была на внутренней стороне ее обнаженного бедра и продолжала
  
  двигаться вверх. Он коснулся края ее трусов. Ну, теперь-то он остановится?
  
  Но он не остановился. Замерев, она сидела тихо-тихо, а его длинный палец
  
  гладил темный пушок между ее ног, проникая между уже влажных губ ее самого
  
  потайного места столь нежно и сладко, что у нее начала кружиться голова.
  
  Она полу прикрыла глаза от удовольствия, и леди Свитинг со
  
  свойственной ей прямотой спросила:
  
  - Миссис Редгрейв, вам плохо? Фэрфакс убрал руку и, держа ее салфетку,
  
  выскочил из-под стола, как черт из табакерки.
  
  - О, - произнесла она заплетающимся языком, - боюсь, мне здесь слишком
  
  душно. Я могу упасть в обморок. Капитан Макдональд, простите меня ради
  
  Бога.
  
  - Все в порядке, мадам, - ответил краснолицый капитан. - Лейтенант
  
  Фэрфакс проводите миссис Редгрейв на палубу и побудьте с ней там, пока она
  
  подышит свежим воздухом. Или вы предпочитаете, чтобы я дал вам в
  
  сопровождающие даму?
  
  - Нет, нет, - хватаясь за руку Фэрфакса, слабым голосом пролепетала
  
  она. - Мистер Фэрфакс...
  
  - Конечно, мадам, - произнес он, помогая ей встать из-за стола.
  
  Заботливо обняв ее за талию, он проводил ее до двери и по узкому тралу
  
  вывел на палубу.
  
  - Мне так жаль, что вы плохо себя чувствуете, - прошептал он Луизе.
  
  - В данных обстоятельствах это неудивительно, - ответила она.
  
  Они немного помолчали. Затем Фэрфакс с силой обхватил ее за стройную
  
  талию, а она прижалась к нему. Они подошли к поручням и остановились. Их
  
  лица остужал прохладный ветерок. Луиза с ужасом заметила, что спереди ее
  
  тонкое платье стало почти прозрачным от пота, соски напряглись и темными
  
  пятнышками отпечатывались на мягком белом муслине.
  
  На палубе было полно матросов, которые смотрели на нее с плохо
  
  скрываемой похотью. Но у нее было такое чувство, словно они с Фэрфаксом
  
  здесь совершенно одни. Он склонился к ней, и ее шею обожгло его горячее
  
  дыхание. - Мадам, - тихо сказал он. - Мистер Фэрфакс. Никто не мог видеть
  
  их лиц. - Мадам, - все тем же тихим голосом продолжал он, - простите меня,
  
  если я покажусь вам грубым, но мы, матросы, не умеем ухаживать и говорить
  
  нежности, поэтому буду откровенен с вами.
  
  Я вас хочу с того момента, когда впервые увидел вас.
  
  Она задохнулась от ответного желания: - Мистер Фэрфакс! - Луиза.
  
  Это слово показалось ей поцелуем. - Луиза, я знаю, что вы хотите того
  
  же. Иначе вы не позволили бы мне так интимно ласкать вас.
  
  - Мистер Фэрфакс, - произнесла она холодно и посмотрела на него своими
  
  темными глазами. - Если даже то, что вы говорите, правда, то куда мы можем
  
  пойти?
  
  В этом действительно состояло основное препятствие. На корабле было
  
  полно мужчин, и только капитан мог позволить себе роскошь уединения. Ее
  
  удивило, когда он шепнул ей с улыбкой:
  
  - Попросите меня показать вам корабль. Мы найдем себе местечко, обещаю
  
  вам.
  
  С минуту она молчала. Он что, шутит? Его глаза ярко светились, и было
  
  видно, что он ее не разыгрывает. Она обмахнула себя рукой и громко сказала:
  
  - Мне теперь значительно лучше. Лейтенант Фэрфакс, не могли бы вы
  
  показать мне корабль?
  
  - Конечно, я покажу вам корабль, - прошептал он с улыбкой, - от носа
  
  до кормы.
  
  Он вел ее мимо удивленных матросов то по одному узкому трапу, то по
  
  другому.
  
  Поцеловав ее, он шепнул:
  
  - Попросите меня показать вам нижнюю палубу.
  
  Она подчинилась, не имея ни малейшего представления о том, что такое
  
  нижняя палуба. Они стали спускаться все ниже и ниже, пока не достигли узкой
  
  и темной палубы почти у самого днища корабля. Ее шея покрылась маленькими
  
  капельками пота.
  
  - Вот, мадам, - произнес он, открывая низкую дверь, - каюта врача, как
  
  вы и хотели.
  
  В тесной, освещаемой тонкой свечкой каюте было мрачнее и жарче, чем в
  
  аду. Она прижалась спиной к висевшему на стене плащу и посмотрела ему в
  
  лицо. Он закрыл дверь. Оказавшись наедине, они в напряженном молчании
  
  смотрели друг другу прямо в глаза. Она была слишком неопытна, и он боялся,
  
  что в последний момент она может отказаться.
  
  Но желание победило страх. Он обнял ее и поцеловал долгим, страстным
  
  поцелуем, от которого она чуть не задохнулась. Его язык проникал к ней в
  
  рот, заставляя ее вздрагивать от желания, а руки устремились под платье,
  
  нашли ее груди и сжали их так, что она застонала. Он начал ласкать ее
  
  соски, а она, выгнувшись, готова была принять все, что он сможет ей
  
  предложить. -Быстро, -шепнул он. -Быстро, мои бриджи. Ей еще никогда не
  
  приходилось снимать брюки с мужчины, но теперь ее пальцы быстро нашли
  
  пуговицы. Бриджи расстегнулись, и из них показался набухший от желания
  
  пенис.
  
  - Поцелуй его, - потребовал Фэрфакс. - Поцелуй мой член.
  
  Она вздохнула, но не посмела противиться ему. Медленно опустившись на
  
  колени, она коснулась своими коралловыми губами его члена. Дрожа от
  
  предчувствия, что она взяла кончик члена в рот. Фэрфакс застонал и, схватив
  
  ее за волосы, стал просовывать член глубже. Казалось, он тер свои членом по
  
  ее воспаленным губам целую вечность. А ей было страшно и в то же время
  
  приятно.
  
  Потом он вынул член у нее изо рта, поставил ее на ноги и начал осыпать
  
  быстрыми поцелуями.
  
  Он задрал ее юбку выше пояса и сорвал с нее трусы. Его жадному взору
  
  открылись ее обнаженные бедра. Продолжая целовать ее, он сунул руку ей
  
  между ног, играя с влажной и полной желания плотью. Она стонала от
  
  наслаждения.
  
  Затем горячая головка его члена оказалась у нее между ног, устремляясь
  
  между раскрытыми половыми губами. Он глубоко вздохнул и заскрипел зубами, а
  
  она закричала. Раздвинув ей ноги, он начал входить в нее со всей силой.
  
  Откинув голову, она стонала от удовольствия, чувствуя, как его член
  
  проникает в нее при каждом движении все глубже и глубже. Пока он продолжал
  
  двигать своим толстым членом взад и вперед, она почувствовала, что все ее
  
  тело начинает дрожать от накатывающей на нее волны экстаза. Обняв его, она
  
  выкрикнула его имя и утонула в море наслаждения.
  
  Наконец он вынул свой член, заставив ее всхлипнуть. Его волосы
  
  освободились от стягивавшей их ленты и свободно разметались по плечам. Они
  
  молча смотрели друг на друга. Затем он спросил: - Твой муж живет в самом
  
  Бомбее? - Да, - прошептала она. - Мы должны немного отремонтировать корабль
  
  в доке Бомбея. На это понадобится около трех месяцев, - улыбнулся он. -
  
  Миссис Редгрейв, не согласитесь ли вы принять меня, когда я буду сходить на
  
  берег? Она улыбнулась ему в ответ. - Мистер Фэрфакс, - честно ответила она,
  
  - я обещаю принять вас, где и когда вы захотите.
  
  В конце концов, в Бомбее будет не так уж скучно.
  
  Рош Т. - Черная лилия
  
  Она не знала, что с ней происходит. Возможно, ей удалось поспать, хотя
  
  уверенности в этом не было. Она понимала, что уже не идет, но не могла
  
  сообразить, сидит или стоит. Одно не вызывало сомнений: над бесконечным
  
  пространством песчаных дюн вставало солнце. Не имели значения даже голод и
  
  жажда. Реальны были только небо и песок.
  
  - Амелия, - произнесла она, сама не зная зачем. Лишь спустя очень
  
  много времени она сумеет вспомнить, что это ее имя. Одежда висела на ней
  
  клочьями. Она начала кое-что припоминать. В ушах опять зазвучали крики,
  
  эхом прокатывавшиеся по крепости. Ее почему-то никто не преследовал. Им в
  
  лапы угодил Жан, и они успокоились. Теперь важны были только песок и небо.
  
  В памяти осталась одна крепость. У Амелии не было теперь ни прошлого,
  
  ни будущего.
  
  Спустя некоторое время она увидела караван. Чтобы понять, что это
  
  именно караван, ей пришлось долго щуриться. Пока она сообразила что к чему,
  
  караван почти исчез из виду. Это была вереница верблюдов и четверо-пятеро
  
  погонщиков в черном. Она бросилась за караваном, не соображая, зачем так
  
  поступает.
  
  Обмотанный в черное рослый погонщик невозмутимо посмотрел на нее.
  
  - Возьмите меня с собой! - крикнула она по-французски, почему-то
  
  решив, что будет понята. Она не знала, где выучила этот язык. Он появился у
  
  нее в голове из пустоты. Раз так, значит, она француженка.
  
  Погонщик показал жестом, что не понимает. Она указала на караван.
  
  Погонщик долго смотрел на нее, потом пожал плечами, ткнул пальцем в
  
  верблюда и помог ей устроиться на седле. Запах животного подействовал на
  
  нее умиротворяюще. Позади себя она нащупала какие-то тюки, накрытые
  
  одеялами. Вспомнив про свой голод, она нашла под одеялом пучок травы,
  
  вперемешку с цветками и поднесла к лицу, чтобы понюхать. Погонщик отнял у
  
  нее цветы, шлепнул по руке и спрятал пучок под одеялом. Его упрек был
  
  произнесен на совершенно незнакомом ей языке.
  
  Видимо, цветы представляли какую-то ценность. Погонщик продолжал
  
  поносить ее, но она в ответ подняла глаза к небу и зачем-то произнесла:
  
  - Амелия.
  
  Погонщик обреченно махнул рукой и повел верблюда в дюны. Женщина
  
  закрыла глаза и погрузилась в забытье.
  
  Проснулась она от солнца, заглянувшего в окно. Она не знала, сколько
  
  времени проспала. Она находилась в маленькой комнате, на циновке посреди
  
  голого пола.
  
  Стены были завешаны тканью с вышитыми узорами. На ней была черная
  
  одежда, как на погонщиках каравана. Она просунула руку под черную материю и
  
  обнаружила, что на ее европейскую одежду никто не покусился. Только грудь
  
  оказалась крепко перемотана черной тряпкой поверх рубашки. Она облегченно
  
  растянулась на циновке и снова уснула.
  
  Ее разбудил стук в дверь. Она продолжала лежать, не отвечая на стук. В
  
  конце концов незнакомцу за дверью надоело стучаться. Воцарилась тишина.
  
  Она почувствовала, что сейчас умрет от голода. Тем не менее она не
  
  могла пошевелиться.
  
  Внезапно она вспомнила, что ее зовут Амелией. Отец звал ее "Эми",
  
  остальные - полным именем. Другие воспоминания оказались слишком смутными.
  
  Вкус торта, запах кожи в новом автомобиле, голос президента Трумэна по
  
  радио, сообщения о ядерной бомбардировке Хиросимы. Хриплая ругань
  
  по-французски, чужое зловонное дыхание, острая боль. Потом все исчезло,
  
  оставив только сон и тело, сморенное сном.
  
  Почесав голову под тюрбаном, она удивилась, что у нее такие короткие
  
  волосы.
  
  Раньше они тоже не были длинными, но не до такой степени. Сначала она
  
  запаниковала, потом ей стало любопытно, зачем ее остригли.
  
  В дверь опять постучали, но не стали входить, не получив ответа.
  
  Спустя целую вечность, к ней вошла, не постучавшись, девушка с полузакрытым
  
  лицом. Услужливо согнувшись, она поставила перед Амелией поднос с едой.
  
  Амелия вспомнила, что изголодалась до полусмерти.
  
  Она подняла маску со рта на глаза. Голод был таким неистовым, что она
  
  не позаботилась поправить маску. Ничего не видя, она набивала рот грубым
  
  хлебом и зерновой кашей, пропахшей дымом, действуя руками. Ей было
  
  нехорошо, но она продолжала насыщаться, запивая еду водой из металлической
  
  кружки. Вода имела тухлый вкус. Ей предлагался также чай, но сейчас такие
  
  изыски ей были ни к чему.
  
  Все время, пока Амелия ела, девушка не спускала с нее глаз, стоя рядом
  
  на коленях. Амелия вспомнила, что всю жизнь боялась, когда другие
  
  наблюдали, как она ест. По этой, а также по ряду иных причин она была так
  
  худа. Это воспоминание ее не касалось, словно она находилась в кино.
  
  Набив живот, она опять упала на циновку, не убирая с глаз маску. Оргия
  
  обжорства лишила ее последних сил. Девушка схватила тряпку и намочила ее
  
  водой из кувшина.
  
  Взяв Амелию за руки, она принялась вытирать с них прилипшие зерна и
  
  хлебные крошки. Покончив с руками, она занялась ее лицом. Особое внимание
  
  было уделено рту. Маска по-прежнему оставалась на глазах, рот не был
  
  прикрыт. У Амелии не было даже сил снять маску, чтобы толком обрести
  
  зрение. Из-под маски она видела подбородок девушки и ее слегка приоткрытый
  
  рот. Потом девушка немного сдвинула повязку и заглянула Амелии в глаза.
  
  Амелию охватил испуг, и девушка, заметив это, вернула ее маску на прежнее
  
  место. Очистив от остатков еды ее рот и подбородок, она взялась за горло.
  
  Амелии было приятно чувствовать, как по ее лицу и шее скользит влажная
  
  ткань. Еще немного - и ее охватило неуместное при данных обстоятельствах
  
  желание. Кажется, она не испытывала ничего подобного уже не один месяц,
  
  если не считать солдатика-француза в форте...
  
  Память отказывалась повиноваться. Женщина завладела всеми ее
  
  чувствами.
  
  Неожиданно на ум пришла женщина, предшествовавшая ее последнему
  
  любовнику...
  
  Впрочем, та женщина была школьной учительницей, и Амелия постыдилась
  
  заходить с ней слишком далеко. Сейчас она, не управляя своими действиями,
  
  целовала незнакомую женщину сквозь вуаль, чувствуя тепло ее губ и
  
  податливость языка.
  
  Женщина ответила Амелии не менее пылким поцелуем. Потом она убрала со
  
  своего лица вуаль. Амелия так и не обрела зрения, но от этого было только
  
  приятнее втягивать в рот горячие губы женщины и принимать ее скользкий
  
  язычок. Амелия притянула ее к себе. Женщина словно только этого и ждала.
  
  Медленно и бесстрастно она стала развязывать на себе шнурки,
  
  приоткрывая тело.
  
  Взяв руку Амелии, она положила ее себе на грудь. Амелию опять охватил
  
  страх, хотя она не понимала, чего боится. Разве такое поведение опасно? Она
  
  сжала грудь женщины и стала ее ласкать, чувствуя, как с каждой секундой
  
  затвердевает сосок.
  
  Лежа в темноте, она теряла сознание и уже не представляла себе, что
  
  такое грудь и сосок. Тонкие пальцы женщины оказались у нее на затылке, она
  
  притянула ее с себе. Губы Амелии сомкнулись вокруг соска.
  
  Она не знала, сколько времени не выпускала изо рта сосок. Вожделение
  
  постепенно утихало. Ей по-прежнему не хотелось выпускать женщину из
  
  объятий, однако похоть сменилась ломотой во всем теле, и теперь было
  
  довольно просто сосать женщине грудь и позволять ей гладить себя по голове.
  
  Потом женщина улеглась с ней рядом и, проведя грудями по ее губам, стала
  
  целовать ее, медленно заползая рукой ей под одежду. Амелию охватила паника.
  
  Сама не зная, чего боится, она схватила женщину за кисть и отчаянно
  
  замотала головой.
  
  - Нет, нет, не хочу! - При этом она отдавала себе отчет, что говорит
  
  неправду.
  
  Женщина ничего не поняла и не прекратила возни с одеждой Амелии.
  
  Стараясь ее убедить, она слегка высунула язык. Амелия изогнулась в
  
  сладострастной судороге, но в следующую секунду еще яростнее замотала
  
  головой и властным жестом велела незнакомке удалиться.
  
  Женщина деловито привела в порядок свою одежду, взяла поднос и вышла.
  
  Амелия осталась лежать с навернувшимися на глаза слезами. Она не помнила в
  
  точности требований рафинированного нью-йоркского общества, не позволяющих
  
  двум женщинам заниматься любовью, но твердо знала, что не может этого
  
  допустить.
  
  Амелия находилась в полузабытьи. Она уже начала забывать про женщину,
  
  но на нее помимо ее воли все время накатывали волны вожделения,
  
  заставлявшие ее извиваться на циновке. Несколько раз ее приходили кормить и
  
  поить. Она уже научилась не пачкаться, поэтому туалет после трапезы занимал
  
  меньше времени. Всего Амелию обслуживали три разные женщины, одинаково
  
  красивые, но сильно отличающиеся от нее. Всякий раз после омовений Амелия
  
  кидалась целовать женщину, пожирать ее язык и оглаживать ее тело. Однако ни
  
  одна из трех так и не смогла склонить ее к любви: некая внутренняя сила не
  
  позволяла ей этого, запрещая идти на поводу желания.
  
  Проснувшись в очередной раз, Амелия почувствовала запах сандалового
  
  дерева и мускуса. Она лежала в кромешной темноте. С ее рта сдвинули маску.
  
  Кто-то принялся ее целовать - на сей раз это был мужчина. Наслаждаясь
  
  вкусом его языка, она отдалась своему вожделению и с растущим энтузиазмом
  
  сказала себе, что ею сейчас овладеют. Ей хотелось, чтобы это совершилось
  
  побыстрее. Она не могла вспомнить цвет глаз родной матери, свой адрес на
  
  Лонг-Айленде и имя человека, с которым приехала в эту страну, зато инстинкт
  
  подсказывал ей, что подчиниться этому мужчине не значит предаться разврату,
  
  в отличие от однополой любви, угрожавшей ей прежде. Сейчас она знала, что
  
  обязана подчиниться, уступить, отдаться.
  
  Выгнув спину, она подставила ему губы. Его шершавые руки принялись шарить по ее одежде, распахивая
  
  ее все больше. У нее кружилась голова. Когда была высвобождена ее грудь, до
  
  того крепко перевязанная, она почувствовала восхитительную свободу. Мужчине
  
  пришлось повозиться с ее брюками и рубашкой - можно было подумать, что он
  
  впервые сталкивается с подобной одеждой. Тем не менее Амелия не стала ему
  
  помогать. Она лежала неподвижно, не столько отдаваясь ему, сколько позволяя
  
  готовить себя к любви и не желая нарушать очарование бездеятельности.
  
  Брюки и рубашка присоединились к черному платью, уже валявшемуся на
  
  полу. За ними последовало ее нижнее белье. Она задохнулась от запаха
  
  сандалового дерева.
  
  Когда ладони мужчины легли ей на груди, она издала стон. Его ласки
  
  были настойчивыми, но в то же время нежными, словно она, безраздельно
  
  принадлежа ему, оставалась очень важной особой. Амелия все еще была слепа,
  
  зато ее рот был открыт. Прежде чем раздеться самому, он наградил ее
  
  поцелуем. Потом он улегся сверху и овладел ею руками, телом, ртом. Он не
  
  оставил без внимания ни одной, даже самой крохотной частички ее естества;
  
  начав с груди, он перешел ко рту, потом занялся животом, спиной, ягодицами,
  
  проник в нее пальцами. Амелия все еще сохраняла неподвижность, наслаждаясь
  
  всеми своими ощущениями, особенно теми, которые вызывали у нее его умелые
  
  пальцы, оказавшись внутри. Потом он притянул ее голову к своему животу.
  
  Полностью подчинившись ему, она, все еще ослепленная повязкой, обхватила
  
  губами его напрягшийся столб.
  
  Она нарушала правила, предписываемые ее социальной принадлежностью, но
  
  это нарушение оказалось сладостнее всех остальных, оставшихся в мечтах.
  
  Невидимый мужчина опрокинул ее на спину, развел ей ноги. Она знала, что
  
  приближается момент восторга. Но восторгу предшествовала боль. Ее пост
  
  действительно затянулся; внезапно она вспомнила, как занималась любовью в
  
  последний раз: дело было в алжирской гостинице, с мужчиной по имени Жан.
  
  Воспоминание быстро рассеялось. Она знала теперь одно: наслаждение настигло
  
  ее снова. Наслаждение пополам со страхом.
  
  Он действовал постепенно, словно чувствуя ее страх. Однако чем
  
  интенсивнее становились его толчки, тем активнее делалась Амелия. Она уже
  
  сжимала его бедрами, купаясь в наслаждении. Наслаждение и послужило,
  
  наверное, причиной дрожи, пробежавшей по ее бедрам и животу. Она уже
  
  стонала; сторонний наблюдатель решил бы, что у нее приступ нестерпимой
  
  боли. На самом деле ей никогда в жизни не было так хорошо. Ощущение
  
  становилось все более сильным, удовольствие пронзало ее, как стрела.
  
  Прижимаясь ягодицами к циновке, она позволяла ему пронзать ее чуть ли не
  
  насквозь. Постепенно она потеряла контроль над собой и перенеслась в мир
  
  обнаженных, кровоточащих чувств. Ненадолго она испытала стыд, но его быстро
  
  сменила безграничная удовлетворенность. Ощущение было похоже на сильное
  
  опьянение - последнее ей приходилось испытывать пару раз в жизни. Но
  
  прелесть нового чувства лишила ее последних сил, и чувство утекло, как
  
  песок между пальцев...
  
  Мужчина опорожнился в нее и теперь осыпал ее шею жадными поцелуями.
  
  Судя по всему, он тоже остался доволен. Никогда прежде ей не доводилось
  
  испытывать чего-то даже отдаленно похожего. Казалось, она перенеслась в
  
  совершенно новое измерение. Вдруг она умерла и очутилась в раю? Или в аду?
  
  Скорее, в аду. Думая так, она гладила его по спине, позволяя ему до
  
  крови терзать ее рот поцелуями. Вкус крови вызвал у нее новую судорогу. Она
  
  совершила непозволительный грех против законов собственного племени.
  
  Впрочем, она уже не помнила ни самих этих законов, ни тем более их авторов.
  
  Сначала Абдельсаид ничего не хотел им говорить. Все три жены услыхали
  
  от него, что им надлежит кормить французского гостя месье Бретона, всячески
  
  заботиться о нем и удовлетворять его телесные потребности, если таковые
  
  возникнут. Последнее было предложено ему всеми тремя, и все три раза
  
  француз отказал им.
  
  - Вот видите! - обрадовался Абдельсаид. - Я же вам говорил! Во Франции
  
  таких полно. Улицы кишмя кишат! Об этом мне рассказывал знакомый
  
  караванщик. Почему бы мне самому с ним не поладить? - Абдельсаид коварно
  
  улыбнулся.
  
  Все три его жены, три ядовитые змеи, не желали выпускать добычу из
  
  рук. Француз сперва был очень до них охоч. Все три рассказывали одно и то
  
  же: он тянулся к их губам, грудям, телам, но не пожелал ими овладевать.
  
  - Месье Бретон хочет меня, - сердито пояснил Абдельсаид. - Такие уж у
  
  них правила. Иначе мы не могли бы продавать во Францию "черные лилии" и
  
  жили впроголодь.
  
  Однако жены не отставали.
  
  - Француз так нами заинтересовался! Позволь хотя бы одной из нас быть
  
  при этом - вдруг ему захочется?
  
  - Нет! Я запрещаю!
  
  Но все три жены заголосили хором. Это напомнило ему звуки переносного
  
  музыкального ящика, который он видел у европейцев. В конце концов
  
  Абдельсаид уступил. Он с самого начала знал, что не одержит победы.
  
  Абдельсаид был упорным человеком, но даже ему было не под силу
  
  остановить ветер и удержать солнце на одном месте.
  
  Амелия то приходила в себя, то теряла сознание. Жизнь без воспоминаний
  
  оказалась приятной до головокружения. До этого мужчины с его гаремом не
  
  было ничего.
  
  Только солнце, заглядывающее в окно, вкус еды, которую приносили ей
  
  женщины, и восторг от любви Абдельсаида. Она владела одним-единственным
  
  искусством - подчинения.
  
  Абдельсаиду до смерти хотелось узнать, как ее зовут. Она поняла это,
  
  как только он заговорил с ней по-арабски, прикасаясь кончиком языка к ее
  
  уху. Указав на себя, он произнес:
  
  - Абдельсаид.
  
  Ей тоже до смерти хотелось назвать ему себя. Она понимала, что
  
  когда-то носила человеческое имя; возможно, еще вчера, еще минуту назад она
  
  знала это имя. Но оно уже ускользнуло из ее памяти, поэтому она виновато
  
  смотрела на Абдельсаида, мечтая, чтобы он поцеловал ее, приласкал, овладел
  
  ею - еще, еще и еще!
  
  Абдельсаид терпеливо ждал, чтобы женщина назвала себя, но этого никак
  
  не происходило. Можно было подумать, что она не знает собственного имени.
  
  Он тыкал в нее пальцем и повторял как заведенный:
  
  - Франция?
  
  Амелия смотрела на него пустыми глазами. Она не знала, что означает
  
  это слово. В конце концов она указала на себя и пробормотала:
  
  - Француженка.
  
  Абдельсаид пожал плечами. Казалось, он удовлетворился ее ответом.
  
  Довольно долго после этого он обращался к ней на неведомом ей языке. Язык
  
  звучал мягко и соблазнительно. Ее не волновало, что она не понимает ни
  
  слова. Она роняла голову ему на колени, он гладил ее по волосам и повторял
  
  чужие слова, словно декламировал стихи. Она уснула у него на коленях, как
  
  на подушке. Убедившись, что она спит, он ушел.
  
  - Амелия, - произнесла она после его ухода. Сначала она недоумевала,
  
  что означает это слово, а потом догадалась, что это ее имя. Почему она не
  
  могла вспомнить его раньше? Надо будет удовлетворить любопытство
  
  Абдельсаида.
  
  Но в следующий раз Абдельсаид привел с собой всех трех женщин, трех
  
  одинаковых, пышных красавиц, представлявших собой разительный контраст с
  
  тощей Амелией.
  
  Амелия не поняла, что происходит. Троица уселась на циновку посреди
  
  комнаты.
  
  Абдельсаид принялся целовать Амелию.
  
  Женщины бесшумно разделись, отбросили одежды, стали обниматься. Амелия
  
  смотрела на представление, разинув рот. Абдельсаид тоже какое-то время
  
  смотрел на них, потом его вниманием завладела Амелия. Поцеловав, он привлек
  
  ее к себе.
  
  Амелия поспешила забрать в рот его восставшую плоть. Три женщины
  
  осыпали друг дружку бесстыдными ласками, превращались в единое целое. Губы
  
  Амелии скользили по столбу плоти, ягодицы смыкались и размыкались. Внутри у
  
  нее росло вожделение, требовавшее удовлетворения.
  
  Потом три голые женщины приготовили и зажгли кальян. Покурив,
  
  Абдельсаид передал кальян Амелии. Та, втянув в легкие дым, смутно вспомнила
  
  школьный гимнастический зал и заднее сиденье автомобиля; однако
  
  воспоминания очень быстро потухли.
  
  Вскоре у нее появилось странное чувство, будто она спит, но движется.
  
  Тело пронзали молнии наслаждения. Она наблюдала за тремя женами Абдельсаида
  
  со смесью похоти и любопытства. Их тела при всем своем великолепии
  
  совершенно не походили на ее тело.
  
  Когда Абдельсаид наклонился, чтобы поцеловать ее, она поняла, что
  
  наступило ее время. На ней не было теперь ни тех странных одежд, с которыми
  
  Абдельсаид столкнулся в первый раз, ни нижнего белья, а только пояс,
  
  прижимавший груди к торсу. Амелия хотела было сбросить платье, но
  
  Абдельсаид жестом приказал ей не делать этого.
  
  На сей раз он не стал ее раздевать, а только задрал подол и сдобрил
  
  ягодицы и промежность маслом. Амелия продолжала наблюдать за тремя
  
  женщинами, образовавшими сладострастный клубок.
  
  Когда Абдельсаид проник в задний проход, она испытала уже знакомый
  
  страх, смешанный с чувством сладостной покорности. Ощущения были теперь
  
  несравненно сильнее прежних - сказалось, видимо, нестерпимое желание. Но
  
  желание не смогло поглотить ударивший в ноздри женский запах. Третья жена
  
  встала на колени задом к ней и растопырила ноги. Амелия принялась
  
  обрабатывать языком ее промежность, ощущая во рту незнакомый, но приятный
  
  вкус. Третья жена довольно застонала.
  
  Абдельсаид продолжал свое дело, бесшумно двигаясь у нее внутри и
  
  врезаясь животом в ее ягодицы. Ощущение было новым и острым. Все ее тело затряслось.
  
  Абдельсаид тоже кончил. Амелия обессиленно плюхнулась животом на
  
  циновку.
  
  Абдельсаид недовольно обратился к своим трем женам. Амелия таращила
  
  глаза, ничего не понимая. Она уловила французское словечко "месье"; ей
  
  показалось, что речь идет о "месье Бретоне". В Ницце она была знакома с
  
  неким Бретоном. Это был человек без корней и без постоянного угла, зато он
  
  не знал забот и тревог.
  
  Амелия не сомневалась, что они с Бретоном были любовниками;
  
  припомнился даже час любви в гостиничном номере.
  
  Три жены тем временем вели с Абдельсаидом яростный спор. Третья жена
  
  попыталась распахнуть на Амелии платье. Абдельсаид сердито схватил Амелию и
  
  привлек к себе.
  
  Три женщины послушно отошли от Амелии, молча оделись и покинули
  
  комнату.
  
  Абдельсаид последовал за ними, даже не попрощавшись с Амелией.
  
  Абдельсаид осыпал женщин проклятиями за попытку посягнуть на месье
  
  Бретона вопреки его желанию.
  
  - Ему хватало одного меня! - крикнул он. - Ни одна, ни три женщины ему
  
  ни к чему. Я же говорил вам, каковы эти французы!
  
  - А что он делал с Ауишей? Ему понравилось!
  
  Абдельсаид находился на грани взрыва.
  
  - Нет! Просто у французов такое правило! Это не доставляет им
  
  удовольствия. Для них это просто обязанность.
  
  Он хотел было сменить тему, но женщины проспорили с ним до позднего
  
  вечера. В конце концов он воздел руки к потолку и запретил им посягать на
  
  месье Бретона.
  
  Их долг - ублажать мужа, и точка. При этом он знал, что затея обречена
  
  на провал. Его тайна вот-вот будет раскрыта.
  
  Моменты близости с француженкой превращались для него в наслаждение,
  
  подернутое печалью, подобно сухим лепесткам "черной лилии". Их встречи не
  
  могли теперь длиться долго. Абдельсаид загрустил и поспешил в комнату
  
  француженки, изнывая от вожделения.
  
  Абдельсаид появился у нее перед едой один, без женщин. Его страсть
  
  была на сей раз невероятной, он овладевал ею без всякой жалости, почти
  
  жестоко. Амелия не сомневалась, что он вот-вот проткнет ее насквозь, но
  
  испытывала только наслаждение, не испорченное страхом. Однако он быстро
  
  ушел, а она так и осталась неутоленной, с пылающим нутром. Она уже была
  
  готова удовлетворить свое желание каким-то другим способом, хотя бы
  
  самостоятельно, но ничего не добилась. Ей стало одиноко и страшно, и она
  
  заскулила в темноте.
  
  Она всегда была никем, никогда не знала собственного имени. Здесь она
  
  не усматривала причин для переживаний. Ведь она проживала только в
  
  настоящем, только как часть причудливого сахарского ритуала. Амелия была
  
  пустым местом, ее попросту не существовало. Скорее всего, ее не
  
  существовало и раньше. В таком случае непонятно, из-за чего переживать
  
  женщине без имени? Какое-то время она проплакала, но когда слезы высохли,
  
  ей показалось, что и эти рыдания привиделись ей во сне.
  
  Третья жена принесла ей еду. Когда француз поел, она разделась и
  
  принялась его целовать. Губы француза нашарили ее грудь и долго не
  
  выпускали соски, пока она гладила его по голове. Потом третья жена
  
  опрокинулась на спину, раскинула ноги и позволила французу целовать ее там.
  
  Ублажая женщину, Амелия растворялась в ее теле. Когда женщина стала
  
  кричать, Амелия спохватилась: она так увлеклась, что забыла себя.
  
  Тем не менее, жмурясь от наслаждения, она позволила женщине запустить
  
  руки ей под одежду. Язык женщины глубоко проник ей в рот, пальцы медленно
  
  двигались по бедру. Потом они оказались у Амелии между ног. В следующее
  
  мгновение глаза женщины расширились.
  
  Густо покраснев, она отпрянула. Амелии показалось, что она осыпает ее
  
  проклятиями. Собрав одежду, женщина удалилась, вся в слезах. Амелия
  
  проводила ее грустным взглядом. Ее собственное желание так и осталось
  
  неутоленным. Она снова попыталась утолить желание самостоятельно, но
  
  занятие оказалось столь же безнадежным.
  
  Ситуация сложилась неприемлемая. Абдельсаид с самого начала предвидел,
  
  что все так и будет. Он накликал беду, притащив к себе эту женщину, пускай
  
  и замаскировав ее пол. По местным меркам он стал состоятельным человеком, а
  
  все благодаря сбору и торговлей "черными лилиями". Он вполне мог себе
  
  позволить четвертую жену. Но три имеющиеся не давали ему свободу рук.
  
  - Она тебя околдует! - визжали они. - Она высосет из тебя всю любовь!
  
  Они - ненасытные чудовища, особенно женщины! Это несправедливо! Нам не
  
  нужна француженка! Это грязь! Отошли ее!
  
  Женский хор заглушал все протесты Абдельсаида. Он был готов вступить с
  
  ними в борьбу, но заранее знал, что потерпит поражение. В тех редких
  
  случаях, когда все три женщины выступали заодно, они становились
  
  непобедимыми. Абдельсаид не питал никаких надежд и ходил в печали. Однако
  
  отослать женщину он не мог. Он утратил всякое представление о реальности,
  
  вбив себе в голову, что должен сделать ее своей, своей навсегда. Абдельсаид
  
  влюбился в чужую француженку без имени, в "месье Бретона".
  
  Существовал один-единственный способ оставить ее у себя. Проспорив с
  
  женами несколько часов кряду, он сумел их убедить. При выполнении им
  
  поставленного женщинами условия французская шлюха сможет остаться у них
  
  навсегда. Абдельсаиду предстояло предоставить для осуществления плана
  
  необходимое количество "черных лилий". Он заверил жен, что этого добра у
  
  него больше, чем достаточно.
  
  Третья жена принесла Амелии поесть. Амелия почти ничего не помнила,
  
  однако ее обуревало беспокойство и неутоленность чувств. Она хотела любить
  
  женщину. Однако на сей раз та воспротивилась. В конце концов она уступила и
  
  позволила Амелии поцеловать ее, однако ее губы остались при поцелуе
  
  деревянными.
  
  Амелия нехотя отпустила женщину и принялась есть. Плотский голод
  
  перерос в желудочный. На сей раз в дополнение к обычной еде ей подали
  
  какие-то крупные темные цветки. Оборвав с них лепестки, третья жена дала
  
  понять Амелии, что это - съедобное блюдо. Амелия неуверенно принюхивалась,
  
  но женщине удалось накормить ее лепестками. Амелия ощутила во рту сладость
  
  и решила, что ее балуют десертом, хотя и не очень изысканным. Чтобы сделать
  
  женщине приятное, она проглотила несколько лепестков. Потом она опять
  
  потянулась к женщине, чтобы начать целоваться, но та отпрянула.
  
  Амелия осталась одна в темноте, мучаясь от могучего и неутоленного
  
  желания. В эту ночь она спала крепче, чем в предыдущие.
  
  Утром к ней пожаловала первая жена с едой и черными цветами. Сначала
  
  Амелия утолила голод, потом принялась за лепестки. На сей раз они
  
  показались ей более вкусными. После поедания лепестков женщина отказалась
  
  целоваться с Амелией, которая уснула, не успев опечалиться. Она не ведала,
  
  сколько раз просыпалась, ела и пила. Вкус и запах цветов заменял ей теперь
  
  действительность.
  
  Когда спустя продолжительное время Абдельсаид явился к ней снова, она
  
  сгорала от желания. Он наградил ее продолжительным поцелуем, после чего
  
  помог избавиться от одежды. Его рука нащупала между ее грудей пробивающиеся
  
  волосы, поиграла ее сосками, медленно проехалась у нее между ног. Его
  
  пальцы что-то искали там, но его интерес был больше клиническим, чем
  
  любовным. К своему удивлению, Амелия ничего не чувствовала, хотя желание
  
  продолжало жечь ее огнем. Абдельсаид остался доволен и оставил Амелию,
  
  ограничившись прощальным поцелуем.
  
  Амелия не испытала разочарования, ей было просто любопытно, почему ему
  
  не захотелось заниматься с ней любовью. Тем временем волосы у нее на лобке
  
  начали выпадать, покрывая циновку, как осенние листья.
  
  Он чувствовал, что на нем устроилась женщина. Он не помнил, как здесь
  
  оказался, как его зовут, существовал ли он прежде. Околдованный ее ласками,
  
  ненасытным ртом и восхитительными грудями, подчиняясь ее умелым движениям,
  
  он воспылал страстью. Он испытал странное чувство, когда женщина нанизалась
  
  на его член.
  
  Приходилось ли ему и раньше вонзаться в нагое женское тело и слушать
  
  бесстыдные и ласковые словечки? Он обнаружил, что понимает ее. Когда его
  
  чувства взорвались, он почувствовал острую боль, словно его рвали пополам.
  
  Много позже он почувствовал рядом другую женщину. Первая тоже не
  
  оставляла его в покое. К его члену прикоснулось что-то теплое, он ощутил во
  
  рту женский язык, его пальцы мяли женскую плоть. Позади него расположился
  
  мужчина. Пока три женщины, сменяя друг друга, обрабатывали его член руками
  
  и языками, ползая под ним, мужчина трудился в поте лица. Он знал, что
  
  принадлежит этой четверке, трем женщинам и мужчине. Он образовывал с ними
  
  одно целое, состоящее из пяти тел.
  
  Испытав оргазм, он попытался было припомнить свое имя и понял, что
  
  имени у него нет и никогда не было.
  
  Абдельсаид ходил воодушевленный. Торговля "черными лилиями"
  
  процветала.
  
  Разлагающиеся обитатели французских дворцов требовали их все больше.
  
  Растение относилось к редчайшим. Он росло только в кажущихся пришельцам
  
  миражами оазисах на юге страны и больше нигде не могло пустить корни.
  
  Абдельсаид принадлежал к тем немногим, кто умел находить растения среди
  
  пустыни и снова выводить караваны на тропу.
  
  Напрасно колониальные власти накладывали запрет на торговлю зельем и
  
  грозили его поставщикам суровыми карами: военные и полицейские предпочитали
  
  набивать карманы, а не препятствовать свободе торговли.
  
  Местные жители курили наркотик, европейцы нашли ему иное применение. Те, кто употреблял растение внутрь, испытывали на себе
  
  все его воздействие. Впрочем, за пределами пустыни оно теряло всю свою силу
  
  и разве что вызывало галлюцинации.
  
  Некоторые деловые партнеры Абдельсаида подумывали о налаживании
  
  поставок растения с помощью европейских судоходных компаний и переброске
  
  его в страны, где им можно было бы торговать легально.
  
  Теперь, когда его караван водил Бретон, Абдельсаид получил возможность
  
  посвятить себя тонкостям профессии. Бретон овладел азами мастерства, освоил
  
  арабский, стал превосходным проводником. Пострадало, впрочем, его знание
  
  французского.
  
  Абдельсаид был склонен считать это неизвестным ранее побочным эффектом
  
  "черной лилии" и не пытался бороться с роком.
  
  К тому же если это и было ценой, которую ему пришлось уплатить, то
  
  такую цену приходилось признать смехотворной. Ведь Абдельсаид оставил себе
  
  свою француженку, пусть и в несколько измененной форме. Любовь "черной
  
  лилии" не ведает границ. Абдельсаид повторял это про себя всякий раз, когда
  
  с гордостью взирал на своего француза и когда щедро делился им с женами. Он
  
  был доволен столь изысканной роскошью, дарованной ему в этом жестоком мире.
  
  Ведь любая роскошь предпочтительнее скудости, а некоторые виды роскоши
  
  предпочтительнее прочих. Ветер не остановишь, солнце не заставишь висеть в
  
  одном и том же месте.
  
  Бретон вел и вел караван, раз за разом преодолевая расстояние между
  
  селением Абдельсаида и оазисом за морями песков. Теперь он был с пустыней
  
  на "ты". Он знал, что происходит из совсем другого места, но сознавал, что
  
  этого места более не существует. Он знал, что послан сюда вести караван по
  
  бескрайней пустыне.
  
  Возможно, такова воля богов его племени. Быть может, он -
  
  благословение свыше Абдельсаиду и его семейству, ибо Абдельсаид бесплоден.
  
  Бретону было суждено стать отцом детей Абдельсаида. Ауиша забеременела,
  
  Мимуна тоже склонялась к тому, что уже понесла. Бретон считал будущих детей
  
  даром доброго божества, именуемого "черной лилией". Сыновья и дочери станут
  
  его подарком Абдельсаиду.
  
  Ему снились странные сны. Во сне он познавал женщину, совершенно не
  
  похожую ни на Ауишу, ни на Мимуну, ни на Ушку. Угловатостью она скорее
  
  напоминала мальчишку. Она была скорее англичанкой, чем француженкой.
  
  Сначала он думал, что когда-то любил ее, но потом решил, что то был союз по
  
  необходимости.
  
  Ведя верблюжий караван по пустыне, Бретон гнал от себя мысли о
  
  странной женщине, так как знал, что обязан думать о своей торговле и
  
  барышах от "черной лилии".
  
  Воспоминания о странной женщине уносились по ветру вместе с крупицами
  
  песка. Он знал, что женщины больше нет. С этим было покончено навсегда.
  
  Каменев И. - Белая ночь
  
  Ехали уже довольно долго. Ночь была морозной. Падал снег. Неожиданно начался
  
  буран. Хлопья снега валили с небес, кружились в бешеном вальсе, падали на
  
  лобовое стекло машины и мешали видеть дорогу. Ты поехал медленнее.
  
  - Я женат, - сказал ты вдруг.
  
  Ты опустил взгляд на свою левую руку и долго рассматривал кольцо, как
  
  будто видел его в первый раз, затем улыбнулся, словно пораженный данным
  
  неопровержимым фактом и моим признанием в том, что давно знаю о нем. Все
  
  это заставило тебя лениво заинтересоваться мной, и ты взглянул на мои руки.
  
  По-моему, на мне было пять или шесть колец, но в наступающей темноте у
  
  тебя не было времени считать их, кроме того, дорога становилась все
  
  коварней и извилистей.
  
  Ты пытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь запорошенное снегом
  
  стекло и переключил дворники на усиленный режим работы, затем снова с
  
  удивлением посмотрел на меня. Я ответила смешком на твой молчаливый вопрос,
  
  и ты, по-прежнему улыбаясь, согласился и с моим молчанием, и с нежеланием
  
  что-либо объяснять.
  
  В кабине грузовика было тепло, и я отлично себя чувствовала. Когда ты
  
  сказал:
  
  "Моя жена с детьми на лыжном курорте", я ответила: "Мы тоже в снегу".
  
  Ты положил руку мне на колено, и я закрыла глаза.
  
  Наше знакомство тоже было своего рода чудом. Из-за времени года... Это
  
  было вечером двадцать четвертого декабря...
  
  С чемоданом в руке я торопливо переходила дорогу. Вокруг сновали люди,
  
  почти все были нагружены различными свертками и пакетами. Мимо меня проехал
  
  велосипед, неосторожно толкнув меня, так что я отлетела на капот стоящей у
  
  тротуара машины.
  
  Ты был на другой стороне улицы - как раз собирался залезть в кабину
  
  своего грузовика. Большого грузовика, только что, наверное, доставившего
  
  устриц в ближайший супермаркет.
  
  Ты остановился, затем бросился мне на помощь. Я была немного испугана,
  
  и ничего больше.
  
  - С вами все в порядке? - спросил ты. - Ничего не повредили?
  
  Ты поднял мой чемодан. Я обратила внимание, что ты гораздо выше меня,
  
  - рост телезвезды. С веселой улыбкой и блеском в цвета зимнего моря зеленых
  
  глазах, которые напоминали мне - а почему нет? - свежих устриц. Ты сказал:
  
  - Едете отдыхать?
  
  - Да, - ответила я.
  
  Я собиралась встретить Рождество со своими родителями в Ярославле. Но
  
  боялась, что поезда переполнены, а я не догадалась зарезервировать место.
  
  Ты посмотрел мне в глаза, на мгновение задумался и повернулся к своему
  
  грузовику.
  
  - Слушай, у меня есть идея...
  
  И вот мы здесь...
  
  Ты быстро заполнил бумаги в своем офисе, я сделала телефонный звонок,
  
  и мы отправились в длинное, неожиданное, потрясающее рождественское
  
  путешествие. Мы взобрались на холм. Ты поехал медленнее, на секунду убрал
  
  руку с моего колена, чтобы переключить передачу, затем вернул ее на место.
  
  - Если честно, - сказал ты, - я очень застенчивый.
  
  Мне нравился наш странный разговор, в котором слова, казалось, несли
  
  новый смысл. Интонация, с которой ты произнес: "Если честно... ", обещала
  
  многое.
  
  - Серьезно? Я не ослышалась?
  
  - Ну, может быть, не всегда.
  
  - А сегодня? - упорствовала я.
  
  - Совсем немножко.
  
  - Из-за меня?
  
  - Благодаря тебе.
  
  - И что же ты чувствуешь?
  
  - Чувствую себя преступником.
  
  Я подумала, что ты говоришь совсем не так, как должен говорить
  
  обыкновенный водитель грузовика. И ход твоих мыслей мне тоже очень
  
  нравился.
  
  - Смешно... - сказала я.
  
  - Для водителя грузовика, да? - ответил ты и снова улыбнулся.
  
  Я посмотрела на тебя и обратила внимание на густые брови и морщинки
  
  возле глаз.
  
  Я никогда не сомневалась, что такие морщинки могут быть только у
  
  самого отъявленного соблазнителя. И я позволила соблазнить себя...
  
  Я взяла твою руку в свою. Она была теплая, сильная, опытная. Подняв
  
  юбку, я предложила твоей большой руке исследовать мою невинность.
  
  - Забавно! Я вовсе не думал, что ты такая...
  
  - Я не такая...
  
  - Что, только сегодня ночью?
  
  - Да.
  
  - Почему?
  
  - Сегодня Рождество.
  
  Выражение разочарования на твоем лице рассмешило меня.
  
  - А я думал, что из-за меня...
  
  - Благодаря тебе! - поправила я.
  
  И мы скрепили наш договор, обменявшись многозначительными взглядами и
  
  улыбками.
  
  - Смотри на дорогу. Наши руки достаточно взрослые, чтобы разобраться
  
  во всем без нас. Особенно твоя.
  
  - Большая рука не всегда является преимуществом, - заметил ты,
  
  нащупывая мои трусики.
  
  Я ничего не ответила, но приподнялась и стянула с себя мешающую часть
  
  туалета.
  
  Потом глубоко уселась в кресло, расставила ноги и закрыла глаза.
  
  Твоя рука играла в скромность. И сначала вела себя очень невинно:
  
  поглаживала волосы на лобке, медленно скользила по его поверхности, слегка
  
  постукивая пальцами. Грузовик ревел и подскакивал на неровностях дороги.
  
  Каждый его толчок отдавался мне в низ живота, заставляя мои нервные
  
  окончания вибрировать в унисон.
  
  - Скажи мне... - начал ты.
  
  И я все поняла правильно. Ты хотел узнать, что я сейчас чувствую.
  
  - Я слышала, что некоторые называют ее кошечкой, - сказала я. - Так
  
  вот, моя кошечка сейчас замяукает.
  
  - Люблю животных, - ответил ты.
  
  - А они всегда отвечают любовью на любовь, - прошептала я, внезапно
  
  охрипнув после того, как один из твоих заблудившихся пальцев проник в меня.
  
  Тебе, похоже, понравилось погружать и медленно вынимать его из меня. Я
  
  аккуратно просунула руку под твою ладонь, нащупала пальцами нежный,
  
  набухший от возбуждения бутон клитора и неторопливо, желая продлить
  
  волшебные мгновения, начала поглаживать его.
  
  Закрыв глаза, я мечтала. В мечтах я была на море, качалась на волнах.
  
  Морем было мое влагалище, волны бились о берег, прилив, отлив, прилив,
  
  отлив...
  
  Я плавала в глубинах темных и соленых, движение внутри меня
  
  становилось все настойчивее: вперед, назад, вперед, назад... Я превращалась
  
  в подводную пещеру, головокружительную бездну. Скоро мне потребуется
  
  кто-нибудь сильный, властный, с кем бы я могла воевать, сопротивляться.
  
  Ихтиандр, ищущий по свету Аргонавт. Я хочу, чтобы меня взяли...
  
  Ты уверенно вел машину, внимательно следя за дорогой, абсолютно
  
  равнодушный к войне, происходящей у меня между ног. Ты великодушно
  
  предложил мне второй палец, и он был с восторгом принят, но постепенно
  
  замедлил движение, вызывая внутри меня боль нетерпения.
  
  - Ты мокрая! - сказал он.
  
  - Это ты сделал меня мокрой. Я как причал после шторма... После того
  
  как волны утихли...
  
  Я положила руку тебе на ширинку. Ты приподнялся, чтобы помочь мне
  
  выпустить на волю твой член.
  
  Нет ничего прекрасней, чем сидеть вот так, лаская толстый член рукой,
  
  и мечтать.
  
  Меня это просто сводило с ума.
  
  Я почти не знаю тебя, но внутри меня есть для тебя местечко. Даже
  
  несколько. В этот момент я осознала, как мы удачно дополняем друг друга.
  
  Член, который я держала в руке, мне хотелось примерить ко всем углублениям
  
  моего тела, куда он только мог проникнуть. Еще мне хотелось взять его в
  
  рот, проглотить с невероятным желанием и аппетитом, сделать частью себя и
  
  слиться в единой агонии.
  
  Но знала, что если я наклонюсь к нему, тебе придется прекратить
  
  потрясающее движение внутри меня, а этого мне совсем не хотелось. Взрыв
  
  приближался. Я больше не в силах была контролировать себя. Я виновато
  
  посмотрела на тебя...
  
  - Мне кажется, я сейчас...
  
  - Вот и прекрасно, - сказал ты и рассеял все сомнения.
  
  Твое великодушное разрешение унесло штормовые облака моего сознания
  
  прочь.
  
  - Только, пожалуйста, не останавливайся!
  
  И ты все понял. Твои пальцы внутри меня продолжили свое страстное,
  
  волнующее путешествие, робкий вальс, способный уничтожить любое
  
  препятствие, тяжкий труд, сравнимый с сизифовым. Вперед, назад, нежно,
  
  неторопливо вперед, почти выскользнули наружу и снова вперед, опять назад и
  
  с силой в глубину... О, я хочу тебя, хочу быть с тобой... Волна нагоняет
  
  меня, лижет мне пятки, накрывает меня... Господи! Вот оно...
  
  Я крепко сжимаю твой замерший, сморщившийся член в руке, плаваю в
  
  волнах удовольствия, сижу на троне неземного блаженства, переживая
  
  последствия сексуального шока...
  
  Ты припарковался на обочине и выключил двигатель. Я повернулась к
  
  тебе, все еще горя и задыхаясь. Ты объяснил:
  
  - Если бы я не остановился, мы бы оказались в ближайшей канаве.
  
  Я кивнула.
  
  - Да, да, ты абсолютно прав! Сил у меня почти не осталось.
  
  - Мне было очень хорошо, - сказала я, и ты рассмеялся.
  
  - Я счастлив, - сказал ты и театрально поднял руки вверх.
  
  А я заметила у тебя на пальцах блестящие капли сока моей любви.
  
  - Подожди, подожди немного, и ты поймешь, что я могу доставить мужчине
  
  удовольствие.
  
  Я наклонилась к тебе. У твоего члена был волнующий, дикий мужской
  
  запах.
  
  Возбуждение, было затихшее, снова стремительно поднималось во мне. Я
  
  лизнула головку члена. Она была скользкой. Аппетитная солоноватая жидкость
  
  сочилась из тонкого отверстия, и я размазала ее сначала по розовой круглой
  
  головке, а потом по всему толстому, крепкому стволу. Как же мне хочется его
  
  съесть. В мужчине нет ничего более съедобного. Он твердый, гибкий и такой
  
  нежный, что языку хочется танцевать вокруг него на цыпочках.
  
  Твой член настолько большой, что целиком не умещается у меня во рту...
  
  Ну уж, по крайней мере, не в моем теперешнем состоянии... Под юбкой у меня
  
  все пылает. Моя кошечка явно проголодалась.
  
  - Дай мне его...
  
  - Попроси, попроси как следует...
  
  - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я безумно его хочу.
  
  - Проси лучше!
  
  - Иди же ко мне, пожалуйста... Я вся горю. Дотронься же до меня. У
  
  меня внутри все мокрое, возьми меня, иначе я сойду с ума. Тебе будет очень
  
  хорошо! Иди же ко мне!
  
  - Еще! Еще!
  
  - Иди ко мне, черт возьми... Смотри, он тоже хочет меня. Он весь
  
  налился кровью, он сейчас взорвется, если ты не засунешь его в меня. Трахни
  
  меня, ну пожалуйста!
  
  Он войдет в меня без всяких проблем, мы оба готовы... Нельзя быть
  
  таким эгоистом, нельзя хранить такую великолепную вещь только для себя.
  
  Посмотри же, я открыта для тебя. Ну быстрей же, иначе я кончу от одной
  
  мысли, что ты трахаешь меня... Мы не можем упустить наше счастье...
  
  Мольбы привели к желаемому результату. Ты положил меня на сиденье,
  
  встал на колени на другое сиденье, спустил брюки...
  
  Я задрожала, и последняя мысль пронзила меня:
  
  - Я ведь даже еще не видела твои яйца! Ты вошел в меня как по маслу. Я
  
  чувствовала твой запах. О, какой неукротимый зверь поселился у меня внутри!
  
  Съешь меня, мой маленький зверек. Сегодня Рождество, и я твой
  
  праздничный ужин!
  
  Твой член входит в меня глубоко-глубоко. Он твердый, сильный, я
  
  чувствую, как он бьется о стенки влагалища, заставляя меня содрогаться от
  
  невероятного удовольствия. А он все наращивает свою мощность... Мой палец
  
  играет на клиторе, как на мандолине, а левой рукой я держу его яйца,
  
  большие, тяжелые, великолепные. Я сгораю от страсти, думая о них. Они - мой
  
  рождественский десерт.
  
  Кушай, детка, кушай! Похоже, этот парень скоро выпустит в меня большую
  
  струю, ах, как же я этого хочу! Я возбуждаюсь еще больше, представив
  
  картину извержения, и сильней сжимаю твои яйца, будто желая опустошить их.
  
  - Кончай же, кончай...
  
  - Ну нет, сначала ты.
  
  - Нет, я не могу, пока не могу.
  
  Как же мне объяснить тебе, что мой оргазм напрямую связан с твоим.
  
  - Ты первая, ты первая, - говоришь ты, и я понимаю, что ты будешь
  
  ждать столько, сколько понадобится, в то время как я почти задыхаюсь,
  
  подвешенная над бездной.
  
  - Чего ты хочешь, скажи? Чего ты хочешь? Как ты прекрасна!
  
  - Возьми меня везде, и сзади тоже.
  
  Ты не смеешь возражать. Мои желания равносильны приказу. Ты атакуешь
  
  мой анус массивным большим пальцем. Мне становится страшно, но и невыносимо
  
  приятно в то же время.
  
  - Ты чувствуешь меня там? (Сложно было бы не почувствовать. ) Теперь
  
  ты готова кончить? Готова?
  
  - Если ты не остановишься, то я скоро кончу, очень скоро! Да... Да...
  
  Вот оно!
  
  Давай же, ты тоже, ну давай же...
  
  Ты упал на меня. Ты оказался гораздо тяжелее, чем я думала, но и
  
  гораздо нежнее.
  
  Когда я открыла глаза, снег почти перестал падать. Ты собрался с
  
  силами, поправил одежду и сел за руль. Сердце у меня в груди все еще
  
  яростно стучит, в ушах шум и грохот гигантской волны, омывшей меня.
  
  - Можешь поспать, если хочешь.
  
  Ты указал на матрас, лежащий за сиденьями. Нет, я не оставлю тебя
  
  одного. Я не засну.
  
  И путешествие продолжается - спокойно, неторопливо. Мы движемся по
  
  пустынному снежному миру. Время от времени ты останавливаешься. Люди желают
  
  нам счастливого Рождества. В голове у меня гудят колокола, вместо крови в
  
  венах циркулирует шампанское, оно проникает мне в сердце и колет его
  
  маленькими пузырьками. Ты такой милый, такой забавный. Я ни о чем не жалею.
  
  На рассвете ты будишь меня и, ласково улыбаясь, говоришь: - "Вот мы и
  
  в Ярославле. Где тебя высадить? " Моим глазам открывается мрачный, спящий
  
  заснеженный город.
  
  - На вокзале.
  
  - Что?
  
  - Да, мне надо тебе кое в чем признаться. Знаешь, когда мы
  
  встретились, я не уезжала из Москвы, а возвращалась туда. Я собиралась
  
  встретить Рождество там, хотя мне и не очень этого хотелось.
  
  - Ты возвращалась из Ярославля?
  
  - Нет. Из Орла.
  
  - Но... Зачем же ты соврала мне про Ярославль?
  
  - Я увидела тебя. Увидела твой грузовик, надпись "Морепродукты". И
  
  подумала:
  
  "Этот парень едет в Ярославль. Почему бы и мне не поехать с ним? " В
  
  твоих глазах засветился смех.
  
  - Вот смешно.
  
  - Почему?
  
  - Потому что, когда ты меня увидела, я как раз собирался передать
  
  грузовик сменщику. А сам должен был остаться в Москве. Я был целые сутки в
  
  дороге.
  
  - Так вот зачем тебе понадобилось заходить в контору.
  
  - Да, я там должен был встретиться со сменщиком.
  
  - Ты не нарушил правила?
  
  - В общем, да, но ничего страшного. Сменщик познакомился в столице с
  
  какой-то девушкой и был рад возможности провести с ней рождественскую ночь.
  
  -А ты не собирался встретить Рождество с семьей?
  
  - Нет, я должен был дождаться следующего груза.
  
  - Ну и что ты теперь собираешься делать?
  
  - Сначала поспать, а затем поеду обратно в Москву.
  
  - Когда?
  
  - Завтра утром, наверно.
  
  - Ну и...?
  
  - Конечно, почему бы и нет?
  
  Пронин А. - Мисс
  
  Вэтот день Сайли Малин была счастлива, как никогда. Свершилось то, о чем она
  
  мечтала уже целый год. С того самого дня, когда год назад Сайли стала
  
  победительницей конкурса красоты своего колледжа. Затем победа еще в
  
  нескольких отборочных конкурсах и вот сегодня желанная победа в финальном
  
  городском конкурсе. Теперь перед ней Сайли Малин - мисс красоты города Сан
  
  Бернартино, открыта прямая дорога на конкурс мисс красоты штата Калифорния,
  
  а там, в случае успеха и страны, но затем... У Сайли замирало сердце от
  
  перспектив открывшихся сегодня перед ней.
  
  Раньше, до этого дня, Сайли была простой ни кому не известной
  
  девушкой, которая училась в колледже и ходила на танцевальные курсы. Но с
  
  этого момента она стала самой знаменитой из жителей такого большего города,
  
  как Сан Бернартино. Завтра все городские газеты и журналы на первых
  
  страницах и обложках поместят ее фотографию - самой красивой девушки города
  
  этого года.
  
  А сейчас ее счастливое лицо со слезами радости на ее блестящих
  
  серо-зеленых глазах транслировалось прямой передачей из зала конкурса по
  
  городскому телеканалу.
  
  Почти миллион горожан в этот момент любовались очаровательной
  
  победительницей.
  
  Наполненная счастьем и гордостью, с изящной серебряной короной на
  
  голове, Сайли старательно улыбалась в направленные на нее объективы
  
  телекамеры и десятков фотоаппаратов. Смотря на это счастливое улыбающиеся
  
  лицо трудно было представить, что Сайли ели держится на ногах от усталости
  
  и от нервного напряжения.
  
  Дома после семейного праздничного обеда, который ее родители устроили
  
  в честь ее победы, Сайли, как только добралась до своей постели, мгновенно
  
  уснула со счастливой улыбкой на ее совсем еще детских нежных губах.
  
  Когда Сайли проснулась, было уже позднее утро. Сладко потягиваясь всем
  
  молодым телом в постели, Сайли вспоминала вчерашний триумф. Затем вскочила
  
  с кровати и, накинув легкий халат, бросилась к почтовому ящику. Пресса была
  
  уже на месте.
  
  Сердце девушки радостно забилось - все первые страницы и обложки
  
  пестрели ее фотографиями. Взвизгнув от избытка чувств, Сайли бросилась к
  
  родителям, чтобы поделиться радостью. Ее отец и мама долго любовались
  
  фотографиями их прекрасного чада. Они очень гордились за свою дочь. Прежде
  
  они считали, что участие Сайли в подобных конкурсах забава, но вчерашняя
  
  победа доказало всю серьезность увлечения их дочери. Но вместе с радостью
  
  за успех дочери присоединилось беспокойство за ее будущее. Избалованность
  
  вниманием, денежная независимость, сомнительное окружение могло привести к
  
  большим неприятностям. Тем более что в последнее время Сайли совсем
  
  забросила учебу в колледже, считая, что с ее внешними данными учеба не
  
  обязательна.
  
  2.
  
  Весь день Сайли крутилась, как белка в колесе. Ее ни на минуту не
  
  оставляли в покое. Сначала пришли корреспонденты. Взяли интервью,
  
  сфотографировали ее в домашней обстановке, в кругу ее семьи. Затем
  
  потянулась вереница знакомых, желающих лично поздравить Сайли. Телефон не
  
  переставал звонить. Только поздно вечером все успокоилось. Сайли, слегка
  
  уставшая от сумасшедшего дня, легла в постель и стала просматривать кучу
  
  писем и телеграмм, поступивших в этот день. В основном это были
  
  восторженные восхищения ее внешностью незнакомых различных мужчин. Отложив
  
  письма, она выключила свет, предвкушая долгожданный ночной отдых. Но вдруг
  
  опять зазвонил стоявший на столике у кровати телефонный аппарат.
  
  "Алло, я вас слушаю" - Спросила Сайли в телефонную трубку. Она
  
  ожидала, что это снова еще какой-нибудь незнакомец будет пытаться назначить
  
  ей свидание. Подобные звонки уже стали ее раздражать. Но Сайли ошиблась.
  
  Звонил не незнакомец, а наоборот очень близкий для нее человек. Это был ее
  
  парень Никк.
  
  "Ну, наконец, то я дозвонился! Постоянно занято. Сайли, дорогая, я так
  
  рад за тебя! Поздравляю!" - бойко звучал его приятный голос в телефонной
  
  трубке. Сайли всегда была рада голосу Никка, но сегодня она почувствовала,
  
  что все до вчерашней победы стало прошлым. Колледж, учеба, старые друзья и
  
  знакомые, даже ее Никк остались где-то в прошлом. Впереди ее ждет яркая,
  
  интересная, насыщенная жизнь и место для Никка в этом будущем она не
  
  видела. Сейчас ее даже нервировал радостный голос Никка.
  
  "А, это ты, Никк. Да, да, спасибо" - очень холодно ответила Сайли.
  
  "Молодец! Знай наших! Это событие надо отпраздновать! Завтра я заеду
  
  за тобой" не замечая раздражительно тона любимой, продолжал Никк.
  
  "Нет, Никк. Завтра я очень занята".
  
  "А послезавтра?" "И послезавтра тоже и вообще я теперь очень занята.
  
  Мне сейчас не до тебя. Пока" - Сайли положила трубку, не дослушав Никка.
  
  Лежа в постели, Сайли никак не могла уснуть, хотя до звонка Никка она
  
  уже почти спала. Девушка понимала, что она незаслуженно обидела Никка. Она
  
  была уверенна, что Никк сам из гордости ей больше не позвонит. И если она
  
  сама первая не пойдет на контакт с ним, то их отношения прервутся. Сайли
  
  было жаль, но ей казалось, что для нее это будет лучше. Она вспомнила о
  
  совсем недавнем прошлом, что было у нее с Никком не больше месяца назад.
  
  С Никком Сайли познакомилась года полтора назад на одной из дискотек и
  
  сразу влюбилась в него. Это была первая настоящая любовь Сайли. Никк был
  
  парень на "Пять с плюсом". Высокий, сильный, красивый, с очаровательной
  
  белозубой улыбкой он был ровесником Сайли, но казался старше своих лет,
  
  почти мужчина, а не мальчик. Все подруги Сайли завидовали ей, что у нее
  
  такой парень. Никк был безумно влюблен в Сайли, что можно было сразу
  
  заметить по его глазам, когда он смотрел на нее. Он очень гордился, что у
  
  него такая красивая подруга.
  
  Месяц назад Сайли и Никк впервые в жизни в свои неполные семнадцать
  
  лет познали радость секса. В этот день они стали не только влюбленными, но
  
  и любовниками. До знакомства с Никком у Сайли дальше неумелых поцелуев в
  
  укромных местах с несколькими знакомыми юношами ничего не было. И только с
  
  Никком она перешла эту черту. Все к тому и шло. Когда Никк обнимал Сайли
  
  своими сильными руками, по ее телу пробегали волны мурашек. У нее сразу
  
  кружилась голова, напрягались нервы, замирало сердце. Она уже несколько раз
  
  ожидала, что вот сейчас все решится, но робость и неопытность Никка
  
  оттягивали этот неминуемый миг.
  
  В тот воскресный день она и Никк на его резвом легком мотоцикле ранним
  
  утром мчались далеко за город. Место для пикника было выбрано очень удачно,
  
  уютная лагуна на безлюдном берегу не большой мелкой речушки укрытой со всех
  
  сторон буйной зеленью. Сняв свой мотоциклетный шлем, Сайли легко соскочила
  
  с мотоцикла и осмотрела место.
  
  - "Никк, как здесь хорошо! Какой ты молодец, что привез меня сюда.
  
  Пошли купаться".
  
  Скинув свое легкое белое платье, Сайли направилась к бурлящей воде,
  
  мягко ступая пятками стройных длинных ног по мелкому речному песку,
  
  покачивая при ходьбе своими вызывающими бедрами. Никк, держа в руках два
  
  мотоциклетных шлема, провожал ее жадным взглядом и в который раз восхищался
  
  этим прекрасным творением природы.
  
  "Ну, что ты там стоишь? Давай быстрей! Вода отличная!" - крикнула
  
  Сайли, зайдя по щиколотку в прогретую солнцем воду. Но Никк продолжал,
  
  зачаровано любоваться девушкой, которая, обернувшись в пол-оборота к нему,
  
  застыла в ожидании, когда он присоединится к ней. Природа не поскупилась,
  
  создавая Сайли. Прикрытое только тонким открытым зеленым купальником
  
  молодое тело девушки, покрытое золотистым загаром, было восхитительно.
  
  Длинные стройные ноги идеальной формы начинались с красивых бедер и шли
  
  из-под кругленьких пышных ягодиц ровной линией, сужаясь к маленьким детским
  
  ступням. Тонкая талия, изящные маленькие руки, узкие покатые плечи эффектно
  
  гармонировали с высокой, слегка чуть даже полной для ее лет грудью. Все это
  
  великолепие форм дополняло очень красивое немного задорное детское личико
  
  девушки с пухленькими яркими губками, с ямочками на гладких щечках, с гордо
  
  вздернутым маленьким носиком, с большими блестящими темно-изумрудными
  
  глазищами под тенью почти пушистых двухсантиметровых ресниц.
  
  Наконец Никк разделся и подошел к Сайли. Они, взявшись за руки,
  
  бросились в поток освежающей воды. Купаясь, влюбленные резвились, как
  
  маленькие дети, визжали, хохотали, брызгались, бегая друг за другом по
  
  мелководью. Затем, прижавшись, друг другу, они лежали на мягком теплом
  
  песке, согреваясь под полуденным солнцем. Повернувшись набок, Никк снова
  
  стал любоваться лежащей на спине, блаженно закрывшей глаза Сайли. Через
  
  скользкую зелень мокрого купального лифчика отчетливо проступали, расходясь
  
  стрелками по тонкой ткани, пуговки сосков грудей девушки. Эти проступающие
  
  горошинки, словно магниты, притягивали взгляд юноши. Никк нежно погладил
  
  ладонью по скользкой ткани лифчика Сайли.
  
  Затем, просунув ладонь под эту влажную ткань, он стал ласково
  
  поглаживать и мять упругую плоть груди Сайли, перебирая пальцами то один,
  
  то другой крепкий налитый сосок. Сайли очень любила, когда Никк ласкал ее
  
  груди, но как любил это делать он, трудно было представить. Когда однажды
  
  Сайли впервые позволила Никку ласкать ее груди во время головокружительных
  
  объятий и поцелуев, он считал себя самым счастливым мужчиной во всем мире.
  
  Крепче прижавшись к влажному боку Сайли, Никк припал к ее мягким губам,
  
  страстно целуя их. Сайли, отвечая на его поцелуи, высунула свой розовый
  
  язычок, щекоча им внутри его рта, чем крайне возбуждала юношеский
  
  темперамент. Пальцы Никка нащупали застежку лифчика девушки, пытаясь
  
  расстегнуть его. После нескольких усилий застежка поддалась и лифчик
  
  спружинил, сползая с вздернутых грудей Сайли. Никк тут же потянулся губами к
  
  брусничным соскам обнаженной груди девушки. Под напором ласки Никка тело
  
  девушки стало ломить от непознанного желания. Сайли осознавала своим
  
  женским чутьем, что сегодня они дойдут до конца. И эта сладкая трепетная
  
  мысль еще больше разжигала ее страстную натуру.
  
  Осмысление того, что она впервые познает мужчину, сначала пугала ее,
  
  но, распыляясь, чувствовала, что природа настойчиво требует этого, Сайли с
  
  каждой минутой все больше желала познать все. Она была полностью во власти
  
  Никка, но ему казалось, было достаточно этих невинных ласок. Он, не
  
  отрываясь, продолжал ласкать ее груди. Сайли поняла, что если она не
  
  проявит инициативу, то сегодня снова ничего не свершится. Она решила не
  
  медлить. Ласково обняв за юношескую талию, она потянула Никка на себя. Он
  
  лег на мокрое тело девушки, прижимаясь своей грудью к ее обнаженной груди,
  
  целуя ее в губы, щеки, шею. Сайли, нежно гладя ладонями его твердую спину и
  
  плечи, спустила их к его черным плавкам.
  
  Просунув пальчики под резинку его плавок, она плавно потянула их вниз.
  
  Никк, вздрогнув, застыл от неожиданности. Он понял, что сейчас произойдет,
  
  то о чем он мечтал долгими бессонными ночами. Сайли в это время
  
  приподнялась на локте и, скосив взгляд, с любопытством смотрела на
  
  обнаженный мужской член юноши. Она впервые в жизни в натуре видела этот
  
  интересный орган. Член Никка напряженный и крепкий казался ей по
  
  неопытности слишком огромным. Немного смущаясь, девушка потянула руку и,
  
  взяв член, сжала его в своей маленькой ладошке. Упругий скользкий член
  
  вздрагивал и пульсировал в ее руке, как живая рыба. Никк в первый момент
  
  стыдился перед изучающим взором девушки, но как только мягкая ладонь Сайли
  
  коснулась его члена, он ощутил сильный, словно удар тока, прилив страстного
  
  желания. Оторвавшись от тела девушки, Никк встал на колени. Его член
  
  выскользнул из руки Сайли. Юноша нагнулся и, ухватив обеими руками за тугую
  
  резинку купальных трусиков Сайли, потянул их к себе. Зеленая влажная ткань
  
  с трудом стягивалась с бедер девушки. Помогая Никку, Сайли гибко выгнулась,
  
  приподняв свои ягодицы от земли, затем поочередно выдернула из купальника
  
  свои очаровательные ножки. Никк, стоя на коленях над лежащей перед ним
  
  полностью раздетой девушкой, восхищался ее обнаженными великолепными
  
  формами. Он впервые видел Сайли совсем голой. Вид ее вздернутых вверх
  
  ягодками сосков налитых свинцовой тяжестью грудей, не загорелого
  
  треугольника бедер в центре, которого кучерявился аккуратный уголок мягких
  
  волос лобка, бросал юношу в нервную дрожь.
  
  Никк быстро снял свои приспущенные плавки и, откинув их в сторону на
  
  песок, навалился на упругое тело любимой девушки, крепко сжимая ее в своих
  
  объятиях, не веря в свое счастье. Член Никка, упираясь в крепкий живот
  
  Сайли, так напрягся, что казалось, что он горит факелом, и потушить это
  
  пламя, можно только введя его во влагалище девушки. Сайли, предчувствуя
  
  приближение роковой черты, вздрагивала всем телом от сильного возбуждения,
  
  а сердцем от страха. Она мысленно была уже готова к этому давно, но и, как
  
  всех девушек в первый раз, ее охватывал инстинктивный страх перед первым в
  
  ее жизни мужчиной. Страх и сильное желание эти два чувства боролись в
  
  сознание девушки, но неизбежность происходящего вместе с вожделением
  
  приглушили все опасения. Сайли призывно раздвинула ноги, согнув их в
  
  коленях. Никк, урча, как зверь, крутил своим задом, отыскивая своим членом
  
  вход во влагалище девушки. Головка члена упиралась в область ее влагалища,
  
  но не могла отыскать заветную щель. Сайли, видя напрасные старания Никка,
  
  помогла ему. Она протянула свою руку вдоль тела и, найдя его блуждающий
  
  член, подвела его в нужное место. Как только головка члена юноши стала туго
  
  входить в узкое отверстие влажного влагалища девушки, Сайли взмолилась:
  
  "Ой!
  
  Пожалуйста, осторожней! Осторожней! Я боюсь! Прошу осторожней!" Но
  
  Никк в этот момент ничего не слышал. Он в отключение от окружающего нажимал
  
  своим членом, пытаясь ввести его, как можно глубже. Член Никка, раздвинув
  
  головкой губки влагалища девушки и проникнув в него, уперся в девственную
  
  плеву.
  
  В этот момент у Сайли начался первый настоящий оргазм. В пик оргазма
  
  она с силой выгнулась вперед, прижимая руками ягодицы Никка к себе. При
  
  этом страстном движении член Никка проник на всю длину, порвав девственный
  
  заслон. Резкая боль на мгновение отрезвила Сайли, но болезненные ощущение
  
  быстро отошли, оставив место только вновь зарождающемуся оргазму. Никк был
  
  на седьмом небе от счастья.
  
  Наконец свершилась его самая заветная мечта. Он, ощущая под собой тело
  
  любимой девушки, с огромным наслаждением вводил и выводил свой член в ее
  
  влажную щель.
  
  Сайли, лежа под его тяжестью, чувствуя, как ласкают ее тело снаружи
  
  его руки и губы, а внутри его член, скользит по стенкам ее влагалища,
  
  иногда проникая глубоко до самой матки, причиняя ей мучительно сладостные
  
  ощущения. Ей казалось, что она находится в сказочном сне. Каждое введение
  
  Никка приближало ее второй оргазм. И когда Никк, заохав, сильно сжал ее
  
  тело, Сайли ощутила, как член юноши задергался в внутри ее влагалища,
  
  обжигая потоком извергающей спермы. У нее начался второй оргазм. Он был
  
  менее острый, чем первый, но продолжительней, доведя Сайли до почти
  
  обморочного состояния. Влюбленные несколько минут были недвижимы,
  
  наслаждаясь пережитым наслаждением.
  
  "Сайли, любимая, тебе было хорошо?" - спросил Никк. Она, молча,
  
  хлопнув своими длиннющими ресницами, показала, что да. Ей было и вправду
  
  очень хорошо. Она не ошиблась в ожидание чуда.
  
  Остаток дня Никк и Сайли провели дивно. Они снова купались и гонялись
  
  друг за другом, только уже совсем голые, и снова и снова предавались
  
  сладостным урокам любви, восторгаясь происходящим. Сайли потеряла счет
  
  постигнутых оргазмов.
  
  Тысячи слов было сказано в этот день о любви и верности. Сайли
  
  искренне верила тогда, что так и будет. Но теперь и Никк, и тот далекий
  
  райский берег реки были где-то далеко позади, в другой ее жизни. Кто теперь
  
  Никк? Простой парень, а она мисс - самая красивая девушка города. Ее ждет
  
  большое яркое будущее, где для Никка места не было. Но сейчас, лежа в своей
  
  постели и вспоминая о том дне, а также о еще нескольких таких встречах с
  
  Никком, ей жутко захотелось, чтобы он оказался в этот момент тут, рядом с
  
  ней, Никк или другой красивый парень. Ее рука потянулась к ее влагалищу.
  
  Пальцы привычно нащупали губки и клитор. От прикосновения по телу девушки
  
  поструились волны сладострастного томления...
  
  3.
  
  Получив денежный приз, деньги за публикацию ее фотографий в различных
  
  журналах и газетах, также за участие в рекламе на телевидение, Сайли
  
  возомнила себя очень богатой. Около двадцати тысяч долларов - такую сумму
  
  Сайли держала в руках впервые в жизни. Ее родители за такие деньги должны
  
  были работать почти полгода.
  
  Сайли тратила их, не задумываясь о будущем. Она покупала себе наряды и
  
  украшения в самых дорогих магазинах, в которые раньше даже и заходить
  
  боялась. Сайли прекратила ходить в колледж и после нескольких серьезных
  
  скандалов она ушла из дома, сняв себе небольшую, но уютную квартиру в
  
  хорошем районе. Сайли уже считала свою жизнь устроенной и обеспеченной, но
  
  ее ждало скорое разочарование.
  
  Через месяц самостоятельной жизни интерес к Сайли резко упал. Ее
  
  перестали приглашать на съемки, журналисты совсем забыли ее телефон. Еще
  
  через месяц Сайли узнала, что ее банковский счет пуст. Она была на грани
  
  финансового кризиса.
  
  Вкусив прелесть самостоятельной обеспеченной жизни, Сайли уже не
  
  мыслила себя под опекой родителей. Ждать до конкурса мисс красоты штата
  
  оставалось около месяца. До этого времени нужно было достать деньги. Сайли
  
  ничего не умела делать. Ей оставалась только, вернутся к родителям или
  
  примкнуть к многочисленной компании городских проституток. Оба варианта она
  
  отвергала. Был еще один вариант. Через день после ее победы на городском
  
  конкурсе она получила по почте от журнала "Эрос" предложения сниматься для
  
  этого журнала. Сайли раньше уже видела этот журнал для мужчин и прекрасно
  
  понимала, в каком виде она должна будет фотографироваться. Тогда она
  
  выкинула это письмо, возмущаясь их наглостью.
  
  Но сейчас это было единственным выходом. Тем более что позирование в
  
  подобных журналах было обычным делом для многих участниц конкурсов мисс
  
  красоты. Сайли нашла в телефонном справочнике телефон редакции и позвонила.
  
  На следующий день в назначенный час в редакции ее встретил главный
  
  редактор.
  
  Маленький с блестящей лысиной толстяк при виде Сайли, колобком
  
  выкатился из-за своего стола навстречу ей, улыбаясь, протянул свою руку.
  
  "Рад, очень рад! Сайли Малин, если я не ошибаюсь? Марк Офео - главный
  
  редактор.
  
  Сейчас я позову нашего главного фотографа" - представившись, быстро
  
  говорил он.
  
  В комнату вошел подтянутый смуглый красивый черноволосый мужчина, не
  
  много старше тридцати лет.
  
  "Вот знакомьтесь" - бодро продолжал главный редактор: "Наша новая
  
  модель Сайли Малин. А это Феликс Лионе - бог фотографии. Вы будете работать
  
  с ним. Я думаю, что уже к следующему выпуску мы уже кое-что успеем сделать.
  
  А сейчас давайте займемся контрактом".
  
  Марк Офео достал уже заготовленный документ и протянул его Сайли. Она
  
  внимательно прочитала текст договора. По контракту за серию из десяти
  
  фотографий на страницах журнала ей выплачивалась по пятьсот долларов за
  
  каждое фото, плюс по тысяче долларов за две фотографии на развороте журнала
  
  и на обложке. Сайли посчитала - выходило не менее семи тысячи писала контракт. Мистер Офео, пряча контракт в сейф, на прощание сказал:
  
  "После окончания контракта буду рад заключить с вами долгосрочный контракт.
  
  А сейчас, мистер Лионе, введите Сайли в курс ее новой работы. Желаю
  
  успеха." В соседнем кабинете мистера Лионе Сайли спросила фотографа, что
  
  такое долгосрочный контракт.
  
  "По этому контракту с вами заключат договор на определенное время, в
  
  течение которого вы будете получать ежемесячно приличную сумму. В это время
  
  вас, как штатную модель, будут использовать по усмотрению редакции, а зная
  
  специфику нашего журнала, то в основном для порнографических серий". Сайли,
  
  отшатнувшись, замотала отрицательно головой. Не обращая внимания на жесты
  
  девушки, Феликс Лионе продолжал: "За время предстоящей нашей с вами работой
  
  вы успеете сами во всем разобраться. На сегодня вы свободны, а завтра в
  
  девять утра будьте на месте. Наша группа выезжает на несколько дней к морю
  
  для съемок. Курортный сезон в разгаре и нам нужны соответствующие снимки".
  
  "Мистер Феликс, что мне нужно одеть и взять с собой из одежды для
  
  съемок?" спросила Сайли. Феликс впервые за встречу улыбнулся, показав свои
  
  крепкие ровные белые зубы.
  
  - "Одежда для съемок вам не понадобится, а нужный реквизит у нас есть.
  
  Пожалуйста, не опаздывайте завтра".
  
  Возвращаясь домой, Сайли мучили сомнения - правильно ли она поступила,
  
  заключив контракт с журналом. Позировать голой перед мужчинами, чтобы потом
  
  тысячи мужчин разглядывали ее тело на страницах журнала. Несколько дней
  
  назад Сайли даже не мыслила о подобном. Но это было несколько недель назад,
  
  когда Сайли не задумывалась, где достать деньги на жизнь. Кроме того, после
  
  победы на городском конкурсе новоиспеченная мисс красоты Сайли Малин
  
  полюбила, когда ею любуются мужчины. А главное семь тысяч долларов решавшие
  
  все финансовые проблемы до конкурса на мисс красоты штата.
  
  4.
  
  На следующий день редакционный микроавтобус вез к морю группу, с
  
  которой Сайли предстояло работать. Кроме нее и руководителя группы Феликса
  
  был его помощник Эрик - молодой плотный двадцатипятилетний мужчина,
  
  молчаливый юноша Антони с красивым бледным лицом и Анни. Антони и Анни, как
  
  и Сайли, были моделями для предстоящих съемок, но они работали в журнале по
  
  долгосрочному контракту. Сайли и Анни быстро нашли общий язык. У девушек
  
  было много общего. Анни, тоже мечтала жить независимо и самостоятельно и
  
  добивалась этого всеми возможными путями.
  
  По приезду остановились в небольшом отеле рядом с морским пляжем.
  
  Феликс, Эрик и седой пожилой шофер негр Джонни уехали корректировать место
  
  завтрашних съемок.
  
  Сайли и Анни, уставшие от трехчасовой дороги, отправились к морю. Уже
  
  не много вечерело. Девушки уселись на прогретый дневным зноем пляжный песок
  
  и продолжали начатую в пути беседу. Анни рассказала о себе. Дочь фермера
  
  Анни все время мечтала жить в большом городе. В шестнадцать лет она уехала
  
  от ненавистного фермерского быта с его тяжелым бесконечным трудом. В Сан
  
  Бернартино, где ей пришлось долго искать работу, один мужчина взял ее к
  
  себе прислугой. В первый же вечер он силком принудил ее к сожительству.
  
  Потом другой мужчина обещал помочь устроить безработную девушку на работу,
  
  но дальше его постели работы не было.
  
  Затем еще несколько подобных попыток найти работу и Анни поняла, что
  
  она становится простой проституткой. Выхода из этого положения она не
  
  находила и некоторое время зарабатывала на жизнь, продавая свое
  
  соблазнительное тело. Но однажды случай привел ее в журнал. Ей повезло -
  
  журнал заключил с ней долгосрочный договор на полгода.
  
  "Конечно работа не самая лучшая, но это лучше, чем быть уличной
  
  проституткой.
  
  Здесь можно не плохо заработать и я уже смогла отложить приличную
  
  сумму. Когда контракт закончится, у меня будет возможность устроить свою
  
  жизнь". - Закончила свою исповедь Анни.
  
  Ранним утром группа была уже на месте съемок. По обе стороны вдоль
  
  моря простирался безлюдный дикий пляж. Пока Феликс и Эрик настраивали
  
  фотоаппарату, Сайли не находила себе места. Мысль, что она сейчас должна
  
  предстать обнаженной перед чужими мужчинами, не давала ей покоя. Сайли уже
  
  жалела, что она дала согласие позировать и, если бы не семь тысяч долларов
  
  неустойки в случаи разрыва контракта, она бы с радостью отказалась.
  
  "Так! У нас все готово. Сайли, начинаем" - закончив настраивать
  
  аппаратуру, сказал Феликс: "Давай, детка, быстренько раздевайся и топай к
  
  воде".
  
  Чувствуя дрожь в коленках от сильного волнения, Сайли вошла в салон
  
  микроавтобуса и неохотно, очень медленно, стала снимать с себя свое легкое
  
  платье. Уже полностью раздевшись в пустом салоне микроавтобуса, Сайли
  
  сидела, сжавшись, не решаясь выйти наружу.
  
  "Сайли, быстрее!" - услышала Сайли нетерпеливый раздраженный голос
  
  главного фотографа. Вся, напрягшись, затаив дыхание, Сайли, испытывая
  
  сильный стыд, шагнула из автобуса, представ нагой перед четверкой мужчин.
  
  Она думала, что сейчас произойдет что-то жуткое. Но ничего не произошло.
  
  Антони и шофер Джонни даже не повернули в ее сторону головы, зато Феликс и
  
  Эрик очень профессионально осмотрели ее. Феликс, улыбнувшись, сказал:
  
  "Отлично, детка! Это то, что нам надо. Шеф будет доволен".
  
  Он переглянулся с Эриком. По роду своей работы они многих повидали, но
  
  редкостная красота девушки поразила даже их.
  
  "А теперь к морю. Представь, что ты одна на необитаемом острове. Не
  
  думая о фотоаппарате и о том, что тебя фотографируют. Бегай по песку, по
  
  воде, побольше движений" - давал ей наставления Феликс. Сайли стала
  
  выполнять все, что от нее требовали. Подчиняясь командам фотографа, она
  
  бегала по песку и воде, разбрызгивая длинными ногами мелкую зыбь, затем
  
  валялась на песке, раскинув руки и ноги под начавшем припекать солнцем.
  
  Стыд после первых кадров скоро прошел, Сайли даже нравилось позировать свое
  
  нагое тело, немного стесняясь, когда ее заставляли занимать позы, где
  
  главным объектом был ее женский орган. Сайли позировала под треск затворов
  
  фотоаппарата Феликса около двух часов. Она даже не представляла, что это
  
  очень утомительная работа. Когда Феликс прекратил съемка, Сайли была
  
  полностью вымотавшаяся. Она не побежала одеваться в салон микроавтобуса, о
  
  чем она мечтала в первые минуты съемок, а плюхнулась голыми ягодицами на
  
  теплый песок, наблюдая за происходящим.
  
  "Антони, Анни, вы готовы?" - не отдохнув и пяти минут, крикнул Феликс.
  
  Из салона микроавтобуса вышли также обнаженные Анни и Антон. Изящная Анни с
  
  ее длиннющими до самых бедер густыми черно-блестящими волосами была похожа
  
  на русалку из морского царства. У нее была красивая фигура - стройная
  
  длинноногая с высоко поднятыми тяжелыми туповатыми шарами женской груди. Но
  
  больше, чем нагота девушки, внимание Сайли привлек голый юноша. Антони был
  
  второй мужчина, после Никка, который обнаженный предстал перед ее глазами.
  
  Юноша был подстать к своей напарнице, хорошо сложенный и красивый. Он, не
  
  обращая внимания на окружающих, прошел мимо Сайли, болтая при ходьбе
  
  повисшим длинным мужским членом. Увидев голого мужчину, стыд снова охватил
  
  Сайли. И хотя рядом никого уже не было, кроме дремлющего за рулем шофера
  
  Джонни, она вскочила и, стыдливо прикрываясь руками, нырнула в салон
  
  автобуса, где начала быстро натягивать на себя свою одежду. Она не пошла за
  
  группой к месту съемки, ожидая и переживая сегодняшний день у кондиционера
  
  в салоне автобуса.
  
  В гостинице после обеда девушки, уставшие от позирования, пошли спать
  
  в свой номер, а Феликс и Эрик занялись обработкой снятого материала. Им
  
  нужно было проявить, напечатать фотографии и выбрать самые удачные кадры,
  
  на основании которых завтра будет произведена окончательная съемка.
  
  Вечером в баре отеля, где собрались все вместе, вокруг Сайли постоянно
  
  крутился Эрик. Он все время ухаживал за ней и в конце прямо предложил Сайли
  
  пойти с ним в его номер. Сайли, посмеиваясь, дала понять ему, что он зря
  
  старается. Невзрачный полнеющий Эрик ее нисколько не интересовал. Вот, если
  
  бы Феликс предложил ей пойти с ним, она еще бы подумала. Сайли все чаще
  
  посматривала в сторону фотографа. Он ей нравился, и она старалась дать ему
  
  понять это. Но Феликс не обращал на нее внимания. Сайли уже начала злиться.
  
  Она заметила, что в баре нет Анни и Эрика, видно ему с ней больше повезло,
  
  чем с Сайли. Поскучав за стойкой бара и видя, что Феликс забыл о ее
  
  существовании, Сайли вскоре ушла в свой номер.
  
  5.
  
  На утро следующего дня Феликс начал работу со съемки Сайли. Снова
  
  полностью раздетая она выполняла все указания фотографа. В этот раз она не
  
  испытывала стыда, ей даже нравилось расхаживать нагишом среди мужчин, ловя
  
  на себе жадный взгляд Эрика. Феликс опять начал гонять Сайли по мелководью
  
  и песку, заставляя принимать определенные позы. Бегая по воде, купаясь в
  
  хлопьях прибоя, она, желая понравится Феликсу, старалась во всем ему
  
  угодить. Феликс был доволен ею, бесконечно щелкая затвором фотоаппарата.
  
  Ему нравилась Сайли профессионально, как отличная модель. Особо
  
  понравившейся момент, когда, стекая с мокрых волос Сайли, вода, струилась
  
  тоненькими ручейками, между ее грудей и растекалась по округлостям ее
  
  божественно красивого тела, он снял на целую кассету. Радостно закинув за
  
  голову руки, Сайли ловила лицом солнечные лучи. Освещенная знойным солнцем,
  
  девушка стояла по щиколотку в сверкающем море, возбужденно дыша после
  
  купания. "Отлично, детка! На этом закончим. Можешь отдыхать" - прекратив
  
  съемку, сказал Феликс: "Анни, Антони, начинаем. Все, как вчера, сначала и по порядку".
  
  Из салона автобуса показались уже раздетые Анни и Антони. У самой
  
  кромки моря Эрик установил теневой зонт, под которым перед объективами
  
  фотоаппарата должны они позировать по сценарию порносюжета. Было тепло и
  
  Сайли, считая, что после всего ей нет смысла уже одеваться, осталось голой.
  
  Она подошла к остальным и, присев на горячий песок, стала внимательно
  
  наблюдать за работой коллег. Анни и Антони, подчиняясь задуманному Феликсом
  
  сюжету, искупались и, как влюбленные, в обнимку вышли из воды. Стоя у
  
  тента, девушка и юноша долго целовались, обнимая друг друга. Затем Анни
  
  присела на колени и, приподняв рукой спокойно висящий член, стала ласкать
  
  его своим ртом. Сайли напряженно смотрела за действиями своей новой
  
  подруги, чувствуя, как по ней самой от всего увиденного побежала нервная
  
  дрожь. Она впервые видела половой акт со стороны и это очень ее возбуждало.
  
  Когда Анни отпрянула от члена Антони, Сайли увидела, что только еще пару
  
  минут назад вялый мягкий член юноши, был уже крепок, длинен и напряжен,
  
  блестя на солнце слюной партнерши. Вечно молчаливого и сонного Антони в
  
  этот момент было трудно узнать. Он лихорадочно схватил девушку за плечи и
  
  бросил ее на песок. Навалившись на ее тело, он ввел в ее влагалище свой
  
  член. Сделав несколько поступательных движений, Антони, подчиняясь
  
  указаниям фотографирующего Феликса, начал менять позы, крутить тело Анни,
  
  как куклу в своих руках. Сначала он заставил встать ее на колени и локти,
  
  введя сзади в нее свой член, затем, после несколько очередных введений,
  
  Анни легла на живот, а он - сверху. Позы чередовались одна за другой,
  
  Феликс, проникал своим фотоаппаратом в самые сокровенные места, нащелкал
  
  уже больше десяти фотопленок. Но Сайли не замечала фотографа, она видела
  
  только мужской член в действии, его погружение и появление из влагалища,
  
  стонущей он возбуждения, Анни, которая, не обращая внимания на мешающий ей
  
  фотоаппарат, получала сама настоящее наслаждение, ерзая по песку всем
  
  телом. Во время оргазма по команде Феликса, Антони выплеснул свою сперму на
  
  лицо Анни. Целую кассету фотопленки потратил Феликс, снимая жирные мутные
  
  капли спермы на очаровательном личике девушки.
  
  Когда все закончилось, Сайли заметила, что она неприлично заметно
  
  возбуждена.
  
  Дрожь в руках, слабость в ногах, порывистое дыхание и напряженный
  
  блеск глаз выдавал в ней крайнее волнение. Сайли не ожидала, что на нее так
  
  сильно подействует увиденное. Желая скрыть свое состояние, она вскочила на
  
  ноги и быстро бросилась к морю, подергивая на бегу свои круглые бедра. Вода
  
  остудила темперамент девушки, приведя ее в нормальное состояние.
  
  Работа для фотографов была закончена, но гостиница была оплачена до
  
  следующего утра, к тому же погода была просто сказочно пляжная. Феликс всех
  
  обрадовал, приняв решения отдохнуть здесь до следующего утра. Все группа,
  
  отложив аппаратуру и инвентарь, тут же бросилась в бодрящие воды моря.
  
  Сайли и Анни после купания сидели на мокром песке у самой полосы прибоя.
  
  Сильные буравчики волны, перекатываясь, иногда достигали разомлевших под
  
  теплым солнцем девушек, обрызгивая их вытянутые в сторону моря ноги
  
  освежающей морской пылью. Рядом с ними уже не для журнала, а для
  
  любительского фото, щелкал затвором своего фотоаппарата Феликс. Он наводил
  
  объектив то на двух нагих натурщиц, то на морской пейзаж.
  
  "Что ты знаешь о Феликсе?" - тихо спросила Сайли у своей подруги.
  
  "Красивый мужчина! Когда я его впервые увидела, он мне сразу
  
  понравился. Ты, кажется, тоже заинтересовалась им? Брось, у тебя ничего не
  
  получится".
  
  "Это почему же?" - удивительно вскинула брови Сайли.
  
  "Да он же голубой и наш красавчик Антони его больше интересует, чем мы
  
  с тобой".
  
  Сайли еще не разу не сталкивалась с тем, что мужчине она не нравится
  
  и, не веря в такое, она задорно сказала: "Нет такого мужчины, которому я не
  
  нравлюсь, будь он хоть голубой или зеленый".
  
  "Если ты в себе так уверена, то попробуй. У меня с ним ничего не
  
  получилось.
  
  Буду рада за тебя, если ты будешь удачливее, чем я" - поддержала ее
  
  Анни.
  
  Сайли встала с мокрого песка и, стряхнув со своих ягодиц и ног
  
  налипшие песчинки, подошла к Феликсу, соблазнительно покачивая при ходьбе
  
  своими бедрами.
  
  Лукаво смотря фотографу в глаза, Сайли спросила его: "Феликс, как ты
  
  считаешь, все получится хорошо? Ты доволен мною?" "Все отлично, детка. Ты
  
  девочка, что надо. Формочки у тебя просто шик. Если ты не будешь дурочкой,
  
  то с такой внешностью далеко пойдешь".
  
  От его дружеской улыбки, Сайли почувствовала надежду.
  
  "У меня к тебе будет серьезный разговор" - продолжил разговор Феликс.
  
  "Какой?" - с интересом спросила Сайли, но ответ ей не понравился.
  
  "Предлагаю тебе сняться в паре с Антони, вместо Анни. А как приедем в
  
  редакцию, я ручаюсь, что шеф сразу заключит долгосрочный контракт. Ты
  
  получишь хорошие деньги".
  
  Сайли, сузив свои глаза от обиды, ответила: "Никогда!" "Подумай
  
  хорошенько. Не будь глупой. Любая другая бы на твоем месте считала бы это
  
  за счастье. Это же куча денег!" - сказал вслед отходящей от него девушки
  
  Феликс.
  
  "Сам снимайся!" - обернувшись, крикнула она.
  
  "Проклятый педик!" - тихо, сквозь зубы, добавила Сайли. У нее
  
  испортилось настроение, продолжая злиться на фотографа и на себя, девушка
  
  направилась в сторону микроавтобуса.
  
  Вечером снова все собрались в баре отеля. Сайли, все еще надеясь
  
  покорить Феликса, оделась экстравагантно в суперкороткие, как плавки,
  
  сильно потертые джинсовые шорты и в подчеркивающие формы верхней части ее
  
  тела тонкую белую майку. Но все ее ухищрения не имели успеха. Сайли уже
  
  долгое время не имела секса с мужчинами. И сегодня после присутствия на
  
  съемках Анни и Антонии она вся горела возбуждением. Злясь на свою
  
  беспомощность, Сайли чертовски хотелось соблазнить Феликса, но он не
  
  замечал ее. Сайли не знала, что ей еще придумать.
  
  Анни, не обращая внимания на озабоченную подругу, была увлечена
  
  разговором с каким то длинноволосым парнем. Вскоре, под завистливый взгляд
  
  Сайли, они, обнявшись, вышли из бара. И тогда, после трех выпитых крепких
  
  коктейлей, Сайли, потеряв стыд, не узнавая себя, сама подошла к фотографу,
  
  прижалась к нему и, слегка заикаясь от волнения, сказала: "Феликс, зачем ты
  
  меня мучаешь? Я очень хочу тебя. Неужели я тебе совсем не нравлюсь. Будь же
  
  мужчиной!" Феликс, усмехнувшись тонкими губами, окинул взглядом девушку с
  
  ног до головы и сказал: " Хорошо, детка, пойдем. Только подожди меня здесь
  
  минут десять".
  
  Расплатившись с барменом, Феликс вышел из бара. Сайли, борясь с
  
  нервной дрожью и удивляясь своей наглости, осталась ждать его, заказав еще
  
  один очередной коктейль.
  
  Когда Феликс ввел Сайли в свой номер, она, скованная страхом, оглядела
  
  комнату.
  
  Там был хаос из беспорядочно раскинутых фотографий, фотопленок и фото
  
  инвентаря.
  
  Феликс подвел девушку к заваленному фотоснимками дивану и небрежно
  
  рукой скинул фотографии на пол. Сайли увидела на этих снимках свое
  
  изображение. Она подумала, что она сейчас так же низко упала, как ее
  
  фотоснимки.
  
  "Ну, детка, действуй. Если очень постараешься, может получиться" -
  
  встал перед ней Феликс. Сайли не нравился его наглый цинизм. Она вспомнила,
  
  как почтительно и ласково к ней всегда относился Никк. Но она так далеко
  
  зашла, что отступать было уже поздно. Сайли села на край дивана и стала
  
  снимать с себя майку и шорты.
  
  Феликс сверху наблюдал за ее раздеванием. Потом, когда девушка была
  
  полностью обнажена, он также равнодушно смотрел на ее тело, по которому
  
  другие просто с ума сходили. Но на Феликса прелесть нагого тела Сайли не
  
  производила должного эффекта. Сайли решила не отступать и завести Феликса,
  
  чего бы это ей не стало.
  
  Она встала с дивана и подошла почти вплотную к мужчине, зовуще смотря
  
  в его глаза, желая передать ему взглядом свой страстный темперамент, она
  
  стала расстегивать пуговицы его рубашки. В этот момент глаза Феликса только
  
  усмехались. Распахнув его рубашку, девушка стала целовать своими горячими
  
  губами его смуглую сильно заросшую густыми волосами грудь, покусывая
  
  бусинки его сосков. Но от этой ласки Сайли сама больше возбудилась, чем он.
  
  Феликс все такой же холодный, спокойно стоял перед ней. Непослушными
  
  пальцами Сайли расстегнула ремень и пуговицы ширинки его джинсов. Вспомнив,
  
  как делала Анни с Антони, Сайли опустилась перед мужчиной на колени и
  
  потянула вниз уже расстегнутые брюки вместе с плавками. Перед ее лицом
  
  болтался вялый мужской член внушительных размеров. Сайли взяла в руку
  
  мягкий, похожий на колбасу, член Феликса, широко открыла свой ротик,
  
  впихнула кончик мягкой плоти между своими губами и начала тихонько
  
  посасывать. В начале Сайли ощущала только брезгливость, но когда мужской
  
  член стал крепчать и набухать, увеличиваясь в размерах, чувство
  
  брезгливости пропало, Сайли стала быстро возбуждаться. Она уже сосала этот
  
  твердый орган с удовольствием, покусывая ободок, сверля кончиком языка
  
  узкое отверстие, облизывая по всему стволу, заглатывая поочередно мешочки с
  
  волосатыми яичками. Феликс сначала был также холоден, но вскоре учащенно
  
  задышал, явно возбуждаясь. Сайли поняла, что фотограф, наконец, то в ее
  
  руках и интенсивней ласкала его набухший член, подергивающийся от
  
  прикосновений ее языка. Феликс, подхватив тело девушки за ее подмышки
  
  своими сильными руками, приподнял и опустил ее на мягкий диван. Сайли
  
  откинулась на спину, потянув на себя Феликса.
  
  Он с приспущенными джинсами и распахнутой рубашкой налег на ее тело и,
  
  ловко подсунув свои руки под ее ягодицы, точным движением нашел членом вход
  
  в ее влажное от возбуждения влагалище и ввел его на всю длину. Сайли вся
  
  потянулась навстречу долгожданному ощущению, закрыв глаза от наслаждения.
  
  От возбуждения у нее кружилась голова, от каждого нового введения члена
  
  Феликса она вскрикивала от острого удовольствия. В голове проносился рой
  
  путаных мыслей: "Ах, как хорошо! Завтра расскажу Анни. Она не поверит. Вот
  
  удивится! Я же говорила, что нет такого мужчины, которого я не смогла
  
  покорить! Ах, как хорошо! Анни не поверит..." Вдруг сухие резкие щелчки,
  
  услышанные сквозь звучащую из телевизора музыку, вывели Сайли из экзтазного
  
  состояния. Она открыла глаза и мгновенно была ослеплена яркими вспышками
  
  света. Страшная догадка поразила девушку. Феликс, заранее подготовив
  
  фотоаппаратуру в комнате за те минуты, пока она ждала его в баре, теперь,
  
  держа в руке кнопку дистанционного управления, фотографирует, как она с ним
  
  занимается сексом. Он не смог уговорить ее добровольно и сейчас обманом
  
  достиг своего плана. Боль обиды, разочарование, злость захлестнули ее.
  
  Гибко с силой выгнувшись, Сайли сбросила с себя тело мужчины, так, что
  
  он даже упал на пол обнаженным членом на ее фотоснимки лежащие у дивана.
  
  "Скотина! Подлец! Свинья! Педераст!" - гневно ругая фотографа,
  
  выскочила совсем голая Сайли в коридор и, хлестко шлепая пятками по
  
  скользкому паркету, бросилась в свой номер. В расстройстве она даже не
  
  заметила - видели ли ее в таком виде.
  
  Упав лицом на свою кровать, Сайли дала волю слезам.
  
  "Как он мог! Она же почти полюбила его! А он! Скотина! Жалкий
  
  Педераст!" навзрыд рыдала Сайли. Истерика долго продолжалась, сильно утомив
  
  девушку. Сайли уснула, но в этот вечер она впервые пожалела, что порвала с
  
  юношей по имени Никк.
  
  На обратном пути Сайли всю дорогу промолчала. Обида не проходила.
  
  Сайли была обиженна даже на Анни, думая, что и она тоже причастна к
  
  вчерашнему событию.
  
  Анни, не знала о ночном происшествии и удивлялась этой переменой
  
  настроения у подруги.
  
  Через неделю Сайли получила по почте чек на семь тысяч долларов от
  
  журнала "Эрос" и сам журнал. На глянцевой обложке журнала Сайли увидела
  
  себя обнаженную на фоне морского пейзажа с надписью: "Сайли Малин - мисс
  
  Сан Бернартино". Также в конверте было еще предложение редакции журнала
  
  подписать с ней долгосрочный контракт, который Сайли разорвала в клочья.
  
  Она все еще не могла забыть нанесенную ей обиду. Но деньги были очень
  
  кстати. Рассчитавшись с долгами, Сайли смогла независимо дождаться начала
  
  конкурса красоты штата в Лос-Анджелесе.
  
  6.
  
  "Сайли Малин - мисс Сан Бернардино!" - услышала Сайли, многократно
  
  усиленный динамиками, торжественный голос ведущего конкурса. Легкой
  
  походкой на высоких шпильках каблуков, покачивая при ходьбе бедрами, под
  
  звук фанфар в блестящем атласом голубом купальнике Сайли вышла на середину
  
  сцены огромного переполненного зала. Она старательно улыбалась, показывая
  
  все свои безукоризненные белые ровные зубы. Миллионы телезрителей видели
  
  эту натянуто улыбающуюся красавицу. На большом цифровом табло после цифры
  
  78 появилось ее имя и ее данные, возраст, рост, объем бедер, бюста, талии и
  
  название города, который она представляет. Сайли была семьдесят восьмая
  
  претендентка из ста таких же желающих получить высокое звание мисс штата.
  
  Рыжие, черные, каштановые, пепельные, всех цветов и оттенок девушки - мисс
  
  своих городов собрались под своды этого зала, где решалось, кто станет из
  
  них мисс штата Калифорния.
  
  Покрутившись перед жюри, Сайли сошла с центра сцены, уступив место для
  
  семьдесят девятой претендентки - высокой блондинке.
  
  Сайли, видя вокруг себя сотню красивых девушек, понимала, что шансов
  
  на победу совсем мало, но в самом уголке сознания теплилась надежда - "А
  
  вдруг?!" Когда она попала в дюжину полуфиналистов, Сайли все меньше
  
  надеялась на победу. Еще раз, показав себя жюри, двенадцать красавиц
  
  застыли в ожидании решения жюри.
  
  Сначала должны назвать пятерых финалисток, а затем из них выбрать мисс
  
  штата.
  
  "Вероника Харвей!" - громко прозвучало, перекатывая эхом под куполом
  
  зала, имя первой финалистки. Сайли услышала, как соседка слева, еще почти
  
  девочка, с огромными наивными голубыми глазами и пышной короной рыжих
  
  неуправляемых волос, облегченно вздохнула, и первая вышла вперед.
  
  "Милиза Мур!" - вновь прогромыхало имя и стройная брюнетка, покачивая
  
  спортивными бедрами, встала рядом с первой финалисткой.
  
  "Ким Вей!" - высокая гибкая, как черная пантера, блестя
  
  темно-бронзовой кожей, красивая мулатка покинула строй, встав рядом с двумя
  
  первыми девушками.
  
  "Сайли Малин!" - вздрогнув сердцем, услышала свое имя Сайли и, выйдя
  
  вперед, встала рядом с мулаткой. Сайли по-прежнему не верила в победу, но в
  
  душе пробуждалась и разгоралась надежда.
  
  "Мери Фест!" - огласили последнее имя пяти финалисток. Коротко
  
  стриженая блондинка с выразительными яркими глазами встала рядом с Сайли.
  
  Под громкие овации зала девушкам вручили огромные букеты цветов.
  
  Теребя букет, Сайли с дрожью ожидала решение жюри. В этот момент ей, как
  
  никогда хотелось стать победительницей. Победа была так близка, и она про
  
  себя молила бога, чтобы он ей помог.
  
  Но жюри выбрало не ее. Милиза Мур - узкобедрая мисс красоты города
  
  Лос-Анджелес стала мисс красоты штата Калифорнии. Титул и все желанные
  
  призы достались только ей. А остальным четверым финалистам - звание
  
  принцесс этого конкурса, еще букет цветов, памятные подарки и небогатые
  
  контракты на публикацию их фото в прессе.
  
  Хотя Сайли с самого начала не верила в успех, для нее решение жюри
  
  было катастрофой всех ее планов. Улыбаясь через силу, девушка ели
  
  сдерживала слезы.
  
  Овации, вспышки фотокамер, цветы, глупые интервью - все было, как в
  
  тумане.
  
  Сайли сейчас хотела только одного - быстрее попасть в свой номер отеля
  
  и дать волю слезам.
  
  Она долго до изнеможения ревела у себя в номере, распластавшись на
  
  кровати, проклиная себя, свою неудачу и всех на свете.
  
  "Как жить дальше? Что теперь будет? Вернуться домой? Никогда!" - не
  
  находила девушка ответы на вопросы. Только под утро она забылась в тяжелом
  
  сне.
  
  На следующий день Сайли сидела в комнате, думая, куда ей податься из
  
  этого отеля, так как номер был оплачен только до этого дня, а самой платить
  
  за такую очень дорогую гостиницу ей не было никого желания. Она услышала
  
  тихий стук в дверь. Вошла горничная и вручила ей запечатанный конверт.
  
  Сайли удивляясь, вскрыла конверт и достала письмо на красивом фирменном
  
  бланке. "Уважаемая, Сайли Малин" - начала читать она: "Администрация клуба
  
  "Миллионари Клуб" приглашает вас на работу в клуб. Заключив контракт на
  
  один год, вас ожидает интересная высокооплачиваемая работа, по окончанию
  
  которой, вы получите двести тысяч долларов".
  
  Дальше сообщался адрес и телефон клуба. Сумма, которую ей обещали,
  
  ошеломила девушку. О таких деньгах она даже мечтать не могла. Через год она
  
  может получить все - свободу и независимость. Но Сайли также догадывалась,
  
  что такое "Миллионари Клуб". Она уже раньше слышала, что существует такой
  
  клуб, членами которого являются только миллионеры, где их развлекают самые
  
  красивые девушки.
  
  Сайли прекрасно понимала, что ей предлагают стать высокооплачиваемой
  
  проституткой в фешенебельном публичном доме. Мысль, что она будет
  
  заниматься проституцией, претила ей.
  
  "Но деньги! Доллары, которые мне так нужны. Где я смогу еще получить
  
  столько денег. И куда мне сегодня идти" - мучилась сомнениями Сайли: "Домой
  
  - обратно к родителям? Нет, никогда! Проститутка?! Как же я смогу? Что же
  
  будет со мной? Я проститутка! Нет, так нельзя! Но деньги, деньги. Всего
  
  один год и все позади, и нет проблем".
  
  Она долго взвешивала и думала, но другого выхода она не видела. И
  
  Сайли решилась.
  
  7.
  
  Первый гудок в трубке телефона "Миллионари Клуба" не успел до конца
  
  прозвенеть, как ей ответили. Через три часа шикарный огромный лимузин уже
  
  подвозил ее к месту ее будущей работы и проживания. Сайли вышла из салона
  
  автомобиля и залюбовалась увиденным пейзажем. Фешенебельная загородная
  
  вилла утопала в зелени, за ней виднелись уютная площадка для тенниса,
  
  зеленое поле для игры в гольф, бассейн заполненный неестественно голубой
  
  водой. Контракт был уже подписан в номере гостиницы и теперь ей предстояло
  
  прожить на этой вилле целый год.
  
  Дверь открыл старый с большой седой бородой швейцар в яркой униформе.
  
  Сайли вошла внутрь. За ней шофер внес ее небольшой чемодан. Обстановка
  
  зала, куда вошла Сайли, впечатляла роскошью. Огромный до самого
  
  трехметрового потолка беломраморный камин, белые под мрамор круглые столы
  
  окруженные мягкими бархатными зелеными диванами, мягкая толстая ткань
  
  ковров под ногами, люстры и подсвечники золотились старинной медью.
  
  Навстречу вышла с холодным невозмутимым, словно маска, лицом очень
  
  худая уже не молодая лет пятидесяти женщина.
  
  "Мадам Рошат" - сухо представилась женщина: "Я управляющая в этом доме
  
  и все здесь подчиняются только мне. Следуйте за мной".
  
  Сайли поднялась за мадам Рошат по крутой лестнице на второй этаж,
  
  пройдя по длинному коридору, подошли к одной из двери. Сайли заметила, что на многих дверях были таблички с женскими именами, но на двери,
  
  которую открыла хозяйка, табличка отсутствовала.
  
  "Вот ваша комната. Располагайтесь. Через полчаса обед. Столовая
  
  комната находится в конце коридора. Прошу не опаздывать" - приказным тоном
  
  сказала мадам Ерошат и удалилась. Сайли удивила сухость мадам Рошат.
  
  Хозяйка вела себя, как будто она настоятельница женского монастыря, а не
  
  заведующая публичного дома.
  
  Девушка вошла в комнату и осмотрела свое будущее жилье. Комната была
  
  большая и светлая. Огромное на всю стену окно выходило на балкон. Широкая
  
  кровать с резными украшениями, покрыта красным покрывалом с белыми кистями
  
  отражалась в зеркальном потолке. Мягкое красное кожаное кресло, ореховое
  
  трюмо, туалетный стол и бельевой шкаф были с претензией на антиквар - все
  
  было с резными украшениями и с инкрустацией под золото.
  
  Сайли помылась и переоделась, но, как она не спешила, все же опоздала
  
  и пришла в столовую комнату самой последней. Мадам Рошат, строго сверкнув
  
  глазами через толстые стекла своих очков, неодобрительно оглядела Сайли с
  
  ног до головы. Явно не довольная опозданием Сайли и ее потертыми
  
  старенькими джинсами, молча указала ей на место у стола. За столом уже было
  
  семь девушек. Сайли увидела среди них знакомые лица. Три девушки из пятерки
  
  финалистов конкурса красоты штата Калифорния были уже тут. Рыженькая
  
  Вероника, мулатка Ким, блондинка Мери, они также, как и Сайли, не устояли
  
  перед предложением "Миллионари клуба". Не было здесь только победителя
  
  конкурса Мелисы. Ей была уготовлена другая судьба.
  
  Других четырех девушек Сайли видела впервые и они отличались своими
  
  скромными одинаковыми нарядами от новичков, которые были одеты в самую
  
  разнообразную одежду.
  
  После обеда Сайли зашла поболтать в соседнюю комнату Мери, с которой
  
  она сдружилась еще во время конкурса красоты. Мери прибыла сюда на
  
  несколько часов раньше, но информирована была уже почти обо всем. Она
  
  охотно поделилась своими познаниями с подругой. Сайли узнала от нее, что
  
  клиенты бывают здесь не каждый день, а в основном в выходные дни. Клиенты
  
  только из сверх богатых семей.
  
  "Мадам Рошат здесь всем руководит. Она к нам относится, как капрал к
  
  новобранцам. Противная старуха! Порядки ввела казарменные - на завтрак,
  
  обед, ужин ни каких опозданий. За пределы территории выходить строго
  
  запрещается. За не подчинение большой штраф вычитается из заработка. Мы
  
  здесь словно рабыни-наложницы в гареме султана. Но ничего, через годик мы
  
  будем богатые и свободные. И очень далеко от этой старой лошади - мадам
  
  Рошат!" - закончила Мери, мечтательно закатив свои ярко-фиолетовые глазки.
  
  Уже в этот же вечер после ужина четырем новым девушкам мадам Рошат
  
  выдала комплекты новой одежды - целых пять коробок для каждой. В первой
  
  коробке находилось несколько наборов нижнего белья и чулок дорогого
  
  качества, все ажурное и прозрачное. Во второй коробке несколько пар разного
  
  цвета туфлей с очень высокими каблуками. В третьей была одежда для
  
  повседневной жизни - черная ниже колен плотная юбка, несколько белых блузок
  
  с длинными рукавами, черный галстук, черные туфли, халат и тапочки. В
  
  четвертой была спецодежда для приема клиентов - голубые сверхкороткие
  
  мини-юбки и белые с короткими рукавами рубашки.
  
  Также Сайли достала из этой коробки удивившую ее экстравагантные
  
  наряды для визитов извращенных клиентов: кожаное платье, длинные до бедер
  
  сапоги из черного кожзаменителя, непонятный костюм, состоящий из ремней и
  
  никелированных цепей.
  
  Все четыре коробки у девушек были одинаковыми по ассортименту, только
  
  в пятой коробке был шикарный вечерний наряд отличающийся от других. У Сайли
  
  в пятой коробке было длинное до пола белое платье, отделанное белым мехом,
  
  белые длинные до локтей перчатки, белые туфли и комплект бижутерии, искусно
  
  подделанный под драгоценности.
  
  Примерив обновку, Сайли удивилась оперативностью клуба. Все было по ее
  
  размерам и сидело превосходно.
  
  На следующий день Сайли, Ким, Веронику и Мери отвезли в специальную
  
  фото студию, где несколько молодых фотографов несколько часов мучили
  
  девушек, поочередно фотографировали их в разных позах и ракурсах,
  
  предварительно заставив их раздеться. Сайли была уже привычна к этому делу,
  
  но остальные девушки еще стыдились своей наготы перед мужчинами. Их
  
  смущение мешала фотографам и они очень долго провозились с ними, особенно с
  
  Вероникой, которая после съемок еще целый час ходила пунцовая от стыда.
  
  Сайли удивилась, как такая скромница согласилась на такую работу.
  
  Ким и Мери, несмотря на свой юный возраст, были девушками шустрыми и
  
  смелыми, уже не раз знавших близко мужчин, а Вероника, хотя и была развита
  
  телом, в душе была еще совсем ребенком. Но когда Сайли узнала историю
  
  Вероники, поняла, что кроме "Миллионари Клуба" для нее не было больше
  
  выбора.
  
  Вероника жила в небольшом городе с отцом, матерью и братом Кеном,
  
  который был на один год старше ее. Все случилось не задолго до конкурса на
  
  мисс штата, когда пятнадцатилетняя Вероника победила на городском конкурсе
  
  мисс красоты города.
  
  Друзья Кена восхищались его сестрой и тогда он впервые посмотрел на
  
  нее не как на сестру, а как на красивую женщину. Они спали в одной комнате,
  
  не стеснялись друг друга, ходили в комнате полураздетыми и это было нормой.
  
  Но теперь Кен не находил себе места, страдая от возникшей страсти к своей
  
  сестре, которая ни о чем не подозревая, вела себя по-прежнему. И однажды,
  
  подстрекаемый своими друзьями и сильным вожделением, выждав подходящий
  
  момент, когда родителей не было ночью дома, накинулся на сонную сестру и
  
  силком овладел сопротивляющейся девушкой, грубо изнасиловав ее. После,
  
  Вероника, плача, просила брата, чтобы он больше никогда не повторял
  
  подобное. Но на следующую ночь Кен снова залез к ней в постель. Вероника,
  
  боясь, что услышат родители, молча сопротивлялась, но брат был намного ее
  
  сильнее. Так продолжалась несколько месяцев до самого конкурса штата.
  
  Каждую ночь брат измывался над сестрой, наслаждаясь молодым телом Вероники.
  
  И каждый раз ее темперамент и возбуждение боролись со страхом и обидой.
  
  После конкурса штата, где Вероника, как и все участники, надеялась на
  
  победу и проиграла, ей оставалось только два выбора - вернуться домой и
  
  опять мучаться под властью старшего брата или принять предложение клуба.
  
  Следующие два дня девушек никто не беспокоил. Для Сайли эти дни были,
  
  как курортные. Она купалась, загорала, играла в теннис. Только постоянные
  
  придирки и наставление мадам Рошат раздражали ее. Особенно то, что
  
  "настоятельница" на завтрак, обед и ужин заставляла переодеваться в
  
  монашеский наряд: черные юбки, белые блузки с обязательно повязанным черным
  
  галстуком.
  
  За это время Сайли подружилась со всеми девушками. Кроме новеньких
  
  Ким, Мери и Вероники, в клубе уже жили еще четыре девушки. Миниатюрная, как
  
  куколка, китайского происхождения Сюн, высокая брюнетка Бо, каштановолосая
  
  Лаура с постоянной улыбкой на лукавых полных губах и Керен - всегда
  
  молчаливая блондинка с огромными печальными глазами. Эта четверка была
  
  здесь уже около полугода и считались старожилами, но к новеньким девушкам
  
  относились очень доброжелательно.
  
  Кроме них и мадам Рошат на вилле работало еще несколько человек.
  
  Садовник, повар и две уборщицы - все незаметные пожилые женщины. На вилле,
  
  как в женском монастыре работали только женщины, за исключением древнего
  
  бородатого швейцара Рональда, которого за мужчину и не считали. Еще был
  
  шофер тридцатилетний Роберт, но на вилле он появлялся редко, только когда
  
  требовалось кого-нибудь отвезти или привезти.
  
  8.
  
  На третий день мадам Рошат объявила девушкам, что вечером будут гости
  
  и в этот раз работать будут только новенькие. Сайли в ожидание вечера вся
  
  переволновалась. Предстоял тот момент, когда она переступит черту и станет
  
  проституткой. Мысль, что она будет игрушкой и забавой для утехи разных
  
  мужчин была ей страшна и противна. Только большие деньги, которые она
  
  сможет, как ей казалось, легко и быстро заработать, сдерживали ее
  
  беспокойство. Целый день слоняясь по парку и вилле, Сайли не находила себя
  
  места. Думая о предстоящем вечере, она поймала себя на мысли, что к чувству
  
  страха переплетается чувство любопытства, также волнующее желание недавно
  
  познавшей радость любовной близости молодой девушки.
  
  За ужином, накрытом в гостином зале было трое гостей. Всем уже за
  
  сорок.
  
  Подтянутые, выхоленные, галантные они любезно ухаживали за ужином за
  
  смущенными девушками. Сайли, Ким, Мери и Вероника были одеты по
  
  распоряжению мадам Рошат в повседневные черные юбки, белые блузки с
  
  галстуками. Из разговора между мужчинами Сайли поняла, что все трое
  
  являются одними из руководителей огромной неофициальной монополии
  
  контролирующий множество фирм по всей стране под эгидой "Миллионари Клуб",
  
  которые являются не только местом отдыха и развлечений, но еще местом
  
  деловых встреч и решений. Этим вечером тоже была подобная деловая встреча,
  
  после которой мужчины собирались поразвлечься с новенькими девушками.
  
  После ужина девушки поднялись в свои комнаты, а мужчины остались для
  
  деловой беседы. Мадам Рошат приказала девушкам подготовиться, лечь в
  
  постель и ожидать клиентов. Сайли приняла душ, подушилась ароматными духами
  
  и легла в постель. Она любила обычно спать голой, но в этот раз, от страха
  
  перед предстоящим, одела коротенькую тонкую новую ночную сорочку. С
  
  тревогой смотря на дверь, Сайли молила бога, чтобы хоть в этот вечер ее не
  
  трогали:
  
  "Ведь их только трое, а нас четверо. Может быть, сегодня они без меня
  
  обойдутся".
  
  Долго теперь взволнованная долгим ожиданием, девушка сама не знала, чего она
  
  хочет. И когда дверь комнаты тихо скрипнула, Сайли вся напряглась, но
  
  облегченно вздохнула.
  
  Это был мистер Хилсе - загорелый, с чистым лицом, со стройной фигурой.
  
  Только полностью седые волосы указывали на его возраст.
  
  "Сайли, детка" - улыбнулся виновато он: "Ты, извини, что задержался.
  
  Немного поговорили. Я сейчас под душ и к тебе".
  
  Он обращался к Сайли, будто они уже давно знали друг друга. Девушка,
  
  молча из под простыни наблюдала за клиентом. Когда мистер Хилсе удалился в
  
  ванную комнату, Сайли быстро вскочила, выключила свет в комнате и снова
  
  забралась в постель. В темноте она чувствовала себя менее стеснительной.
  
  Плеск воды в ванной прекратился и вскоре Сайли услышала шаги мистера Хилси.
  
  Девушка вся сжалась, когда мистер Хилси залез к ней под простыню и прижался
  
  своим тонким телом к ней.
  
  Мистер Хилси на первый взгляд выглядел очень хладнокровным, но в
  
  постели оказался очень энергичным и ласковым. Он нежно прижал трепещущееся
  
  тело девушки к себе, мягко целуя ее в шею, щеки и скулы. От этих поцелуев
  
  пружина скованности у Сайли ослабла и девушка почувствовала, как желание,
  
  которое она долго носила в себе, вырвалось наружу. Она забыла о своем
  
  страхе и о том, что рядом с ней почти незнакомый мужчина, которого она
  
  увидела впервые только несколько часов назад. В этот момент этот мужчина
  
  стал для нее самым желанным, самым любимым. Чувствуя, как его жесткие
  
  ладони гладят ее под тканью ночной сорочки, она рывком сорвала ее с себя,
  
  освободив свое молодое тело для ласкающих рук мужчины. Девушку всю ломило
  
  от нахлынувшего страстного возбуждения. Мистер Хилси умело, не принуждая
  
  девушку, заставил быть ее активной. Сайли, целуя поросшую жесткими волосами
  
  грудь мужчины, спустилась к его животу, затем дальше к его вздернутому
  
  члену.
  
  Она осторожно взяла в ладонь комочек яичек у основания члена и, слегка
  
  сжимая их, направила головку члена в свой рот. Чувствуя приятную упругость
  
  и напряженность члена, девушка легонько сосала и лизала эту крепкую мужскую
  
  плоть.
  
  Она еще не умела хорошо это делать, но Сайли старалась. Она услышала,
  
  как мистер Хилси тихо застонал от удовольствия. Ощущая в своем широко
  
  открытом рту скользкую головку мужского члена, она сама от возбуждения была
  
  на грани оргазма.
  
  Мужчина не мог долго выдержать подобную приятную пытку. Он, отстранив
  
  девушку, уложил ее на спину, обнял ее за круглые ягодицы и потянул их к
  
  себе. Просунув голову между ее ног, он впился горячим шершавым языком в
  
  область ее возбужденного влагалища. От места прикосновения его языка по
  
  телу девушки пошли волны сильной дрожи. Через минуту мистер Хилси оторвался
  
  от влажного влагалища девушки, потянул ее к себе, усадив девушку на себя.
  
  Он, приподняв ее за талию, рукой направил свой каменный член между ног
  
  девушки. Сайли медленно осела, член, скользя, вошел в жаждущие влагалище. В
  
  темноте комнаты раздались шлепки встречающихся тел и стоны наслаждения,
  
  вырвавшиеся из полуоткрытого рта девушки.
  
  Сайли страстно извиваясь своим очаровательным телом, поднималась и
  
  опускалась, насаждая себя на член мистера Хилси. В момент одновременного
  
  оргазма Сайли упала грудью на грудь мужчины и забилась в конвульсиях от
  
  пика крайнего наслаждения.
  
  Утром, когда Сайли проснулась и открыла глаза в комнате уже было
  
  пусто. Она, вспомнив о ночном госте, сначала не могла понять - был ли гость
  
  на самом деле или это ей приснилось.
  
  Носов Э. - Случайное свидание
  
  Красотка плыла по улице на своих высоких каблуках так, будто с ними
  
  родилась, а все, что было над ними, двигалось необычайно ритмично и
  
  слаженно. Одета она была в плотно облегающее фигуру черное короткое платье,
  
  узкое до середины таза, а последние двадцать сантиметров вниз до середины
  
  бедер распадающееся многочисленными мягкими складками вокруг необыкновенно
  
  стройных ног. Бедра раскачивались под узкой талией H нет, не вызывающе, а с
  
  тонким чувственным шармом. Я не мог прийти в себя от восхищения. Я шел за
  
  ней Бог знает сколько времени, забыв, зачем пришел на эту улицу, забыв обо
  
  всем на свете.
  
  Единственное, что знал наверняка, так это то, что не хочу терять ее из
  
  виду.
  
  Когда она первый раз остановилась перед какой-то витриной, мне удалось
  
  увидеть ее лицо вполоборота. У меня, наверное, был глупый вид... Мне
  
  показалось, что изо рта потекла слюна. Затем я увидел широкий V-образный
  
  вырез на платье. Полная грудь была настолько высокой, что в вырезе
  
  виднелась самая красивая и глубокая расселина из всех, которые мне
  
  посчастливилось когда-либо видеть.
  
  Клянусь всеми святыми, что под платьем у нее абсолютно ничего нет, H
  
  подумал я, H как там может что-нибудь быть, если платье обтягивает ее так,
  
  словно это ее собственная кожа. Я должен сказать ей что-нибудь, даже если
  
  это будут последние слова в моей жизни... Я должен услышать ее голос... О О
  
  большем я и не мечтал.
  
  Остальное (все, о чем зрелый, здоровый мужчина мечтает при виде
  
  божества) мелькнуло в моем сознании лишь на сотую долю секунды. Она была
  
  слишком недоступна. Даже для меня, Мюнхгаузена!
  
  Вот она снова остановилась и стала с интересом разглядывать витрину.
  
  Теперь или никогда! Я собрал воедино все свое мужество и опыт: или
  
  пан, или пропал. Нет, черт побери, не пропаду, но что бы такое сказать?..О
  
  Невероятно, но факт H я, гражданин Вселенной, объездивший весь мир, не мог
  
  придумать ни единого слова, парализованный неизвестно чем. Только сейчас я
  
  заметил, что она стоит и рассматривает витрину какой-то лавки. Меня словно
  
  ударили обухом по голове. Тот образ, который я себе нарисовал, пока шел
  
  следом за женщиной, не имел ничего общего с теми шлюшками, что вьются
  
  вокруг сомнительных магазинчиков подобного рода. Мне казалось, что она
  
  слишком редкое существо, чтобы иметь какое-либо отношение к ЭТОМУ. И тем не
  
  менее вот она стоит в трех метрах от магазинчика для продажных женщин.
  
  Быть может, она, если уж на то пошло, просто гораздо свободнее и
  
  смелее остальных женщин?
  
  Богиня отвела свой взор от витрины и пристально посмотрела мне прямо в
  
  глаза.
  
  Смерила меня взглядом от подошв до корней волос и снова вперилась в
  
  мои серо-стальные глаза.
  
  Как же она была красива! Она стояла, распределив свой вес на обе
  
  необычайно стройные ноги, одна рука небрежно лежала на бедре, а более чем
  
  хорошо сложенная грудь просто распирала прикрывавшую ее ткань. В уголках ее
  
  рта заиграла улыбка, когда она сказала:
  
  H Ну и что теперь? Вы меня так основательно изучили сзади. Может, мне
  
  теперь немного пройти перед вами задом? Или вы сами будете пятиться передо
  
  мной? У нас ведь, у девушек, главное H фасад.
  
  Оцепенение как рукой сняло, я смеялся всем своим существом.
  
  H Знаете, H сказал я, H вы самая красивая женщина, которую мне
  
  довелось видеть, и те фантазии, которые у меня возникли, когда я смотрел на
  
  вас сзади, просто не умещаются в сознании.
  
  H Хорошо сказано, H улыбнулась она. H Но если вы удовлетворены,
  
  давайте погуляем вместе. H Она сделала несколько шагов навстречу и взяла
  
  меня за руку: H Пошли.
  
  Не прошли мы и трех шагов, как снова оказались перед витриной той
  
  самой лавчонки.
  
  H Вон те японские любовные шарики ужасно меня интригуют, H сказала
  
  она, указывая на какие-то с виду металлические шарики, связанные тонким
  
  шнурком. H Я слыхала, что они помогают испытывать невероятное наслаждение
  
  (она повернулась ко мне и, улыбаясь, заглянула в глаза). Ты ведь знаешь,
  
  как ими пользоваться, да?
  
  H Не-е, H мной вдруг овладело безудержное заикание, H я не уверен...
  
  Они ведь предназначены для... Гм, я имею в виду, их ведь, гм... Это
  
  самое... Гм...
  
  Она рассмеялась:
  
  H Да, их помещают во влагалище. Говорят, когда с ними ходишь, ощущение
  
  совершенно потрясающее.
  
  Я был ошеломлен. Никогда не встречал ничего подобного. Передо мной
  
  стояла самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, и говорила о таких
  
  вещах и употребляла такие слова, которые совершенно не соответствовали моим
  
  представлениям о женщинах вообще и уж тем более не соответствовали тому
  
  образу, который я себе нарисовал. Но на меня это подействовало H я это
  
  почувствовал и тут же испугался, что со стороны это тоже заметно. Она
  
  смотрела на меня, по-прежнему улыбаясь:
  
  H Что-нибудь случилось? У тебя такое выражение лица, будто ты в чем-то
  
  серьезно разочаровался. H Она громко рассмеялась:
  
  H Знаешь что, ты окажешь мне колоссальную услугу, если зайдешь и
  
  купишь их для меня H кто знает, может, тебе это тоже будет на пользу.
  
  Боже, как он зашевелился там, в штанах. Он был, как всегда, заправлен
  
  вниз головкой, как шпага, но теперь ему хотелось на волю, и появилась боль.
  
  Она все видела! Она подошла ко мне вплотную, подняла руки и положила их мне
  
  на плечи.
  
  Улыбаясь, она посмотрела мне прямо в глаза.
  
  H Пошли, H сказала она, H давай зайдем вместе, H одновременно она
  
  вдруг резко откинула спину назад, подавшись вперед тазом. По высоте все
  
  подошло как нельзя лучше, и я ощутил членом неописуемо приятные круговые
  
  касания. H О-о-о, H
  
  Сказала она, H с этим надо что-то делать, пойдем!
  
  Она взяла меня за руку, и в следующую секунду мы оказались внутри
  
  порномагазина.
  
  За прилавком стояла женщина, вызывающе одетая в корсет, чулки в сетку
  
  и туфли на высоком каблуке. Но все, что всего полчаса тому назад заставило
  
  бы меня разинуть рот от изумления, теперь оставило почти равнодушным. Было
  
  видно, что она чувствует себя ужасно смущенно в присутствии женщины, с
  
  которой пришел.
  
  H Я могу вам чем-нибудь помочь? H спросила она чуть ли не извиняющимся
  
  тоном.
  
  H Да, H ответила моя новая знакомая, H я хотела бы посмотреть набор
  
  любовных шариков, но только меня интересуют хорошие, те, у которых внутри
  
  еще маленький шарик.
  
  H Да, такие у нас тоже есть, H ответила шлюха в корсете, H но они
  
  очень дорогие.
  
  Теперь настала моя очередь:
  
  H Мы не спрашиваем у вас цену, H сказал я, H нас интересует только
  
  качество.
  
  Красавица одарила меня широкой нежной улыбкой, говорившей без слов: Я
  
  знала, что ты настоящий мужчинаО, и я почувствовал себя властелином мира!
  
  Она прильнула ко мне и шепнула:
  
  H Извини, меня зовут Анна.
  
  H Олег, H представился я.
  
  Хозяйка лавки вернулась с маленькой коробочкой, обтянутой лиловым
  
  бархатом, открыла ее и показала содержимое. Там лежало четыре серебряных,
  
  связанных между собой шарика и тридцатисантиметровый шнур, прикрепленный
  
  наподобие хвоста ко всему этому великолепию.
  
  H Это те, в которых в каждом шарике есть еще один, поменьше? H
  
  спросила Анна.
  
  H Да, это оригинальная японская модель, H ответила та.
  
  Анна взяла шарики в руку и с лукавой улыбкой спросила:
  
  H У вас, наверное, есть где вскипятить немного воды?
  
  H Да-а-а... Это можно сделать, H ответила недоуменно и как-то
  
  нерешительно продавщица, H но... Я имею в виду, зачем...
  
  H Прокипятить шарики, H улыбнулась Анна. H Я хочу их сразу
  
  использовать по назначению.
  
  Я весь взмок от волнения и неодолимого желания. Не мог сообразить,
  
  куда девать свои руки, не знал, что сказать и надо ли говорить вообще, но
  
  что-то в моем подсознании подсказывало, что надо бежать отсюда без оглядки.
  
  Однако оттуда же доносился и другой голос, говоривший: Олег, такого шанса
  
  у тебя не было и не будет. В этой женщине есть все, о чем ты мечтаешь с
  
  восьми лет. Используй этот шанс, дружище, во что бы то ни сталоО.
  
  Продавщица удалилась в подсобку, а Анна подошла вплотную ко мне, взяла
  
  мои руки, положила их на свой точеный зад, обняла за шею. Меня словно
  
  прошибло током, когда она губами припала к моим губам. Поцелуй значительно
  
  отличался от тех поцелуев, к которым я привык. Он был сладкий, нежный,
  
  энергичный, страстный, требовательный, многообещающий, манящий, полный
  
  множества новых ощущений. Мои пальцы массировали тугой, аппетитный зад.
  
  Анна отпустила мои губы и прошептала:
  
  H Не надо поверх одежды, дорогой.
  
  И руки мои скользнули под коротенькую юбку, а в мозгу словно грянул
  
  военный оркестр в сопровождении кузнечных молотов. С моих губ сорвался
  
  громкий вздох.
  
  Анна смотрела прямо в глаза с расстояния всего в несколько
  
  сантиметров.
  
  ... Я решила, что в такую жару можно прекрасно обойтись без белья. А
  
  сознание того, что никто об этом и не догадывается, меня так приятно
  
  возбуждает, когда я иду по улице, а все мужички таращатся на меня, H она
  
  скользнула рукой вниз и крепко сжала пальцами мой вечно стоящий жезл: H
  
  Тебе это тоже нравится, а?
  
  Появилась продавщица:
  
  H Вода вскипела, H сказала она и посмотрела на Анну так, словно
  
  подумала: Эта женщина чокнутая, совершенно припадочная, но как бы я хотела
  
  быть такой, как онаО.
  
  H Прекрасно, милочка, H сказала Анна, лучезарно и самоуверенно
  
  улыбнувшись, и снова сжала мой готовый вот-вот взорваться стоякО. H Я
  
  возьму это на всякий случай с собой. Боюсь оставлять его с тобой наедине.
  
  Но ты можешь пойти с нами, H она перевела взгляд на продавщицу. H Или ты
  
  уже ходишь с такой штукой?
  
  Впрочем, нет, я прекрасно вижу, что не ходишь, иначе у тебя был бы
  
  гораздо более довольный вид, я уверена.
  
  Я онемел от изумления. Она была бесподобна, совершенно бесподобна и,
  
  судя по всему, абсолютно безо всяких тормозов. Если бы кто-то и остался
  
  равнодушен к ее изумительной внешности, то ее откровенный язык и поведение
  
  могли обезоружить кого угодно. Удивительно было то, что Анна ни в коей мере
  
  не казалась дерзкой или вызывающей. Все, что она говорила и делала, было
  
  для нее вполне естественным. И я прекрасно понимал, что единственной
  
  причиной того, что я все еще не чувствую себя полностью безоружным, была
  
  моя знаменитая эрекция и тот факт, что Анна была к ней небезразлична. Анна
  
  направилась в подсобку и, проходя мимо продавщицы, положила руку ей на
  
  плечо:
  
  H Пошли. И знаешь что, мне еще нужны ножницы. Этот шнур слишком
  
  длинный. Я ведь без трусов.
  
  Я увидел, что для продавщицы это оказалось слишком. Если до этого она
  
  была парализована, то теперь было такое впечатление, что она вот-вот
  
  грохнется в обморок. С большим трудом она выдавила из себя: H Да...
  
  По-моему, у нас есть...
  
  В подсобке стоял стол, над которым было прибито несколько полок,
  
  заваленных всевозможным хламом. Было общее впечатление невообразимого
  
  хаоса. Кроме этого, к полу были намертво прибиты крохотный кухонный столик
  
  и плита, на которой стояла старенькая кастрюлька с кипящей водой. Синяя
  
  обшарпанная дверь вела, очевидно, во двор или в туалет.
  
  Анна взяла шарики и опустила их в кастрюльку, а спустя некоторое время
  
  выудила их оттуда с помощью ножниц, которые ей дала продавщица. Помахав
  
  шариками в воздухе, чтобы они остыли, она поставила одну ногу на край
  
  стола. Я крепко сжал бедра, не дав таким образом своей пушке выстрелить и
  
  превратить ее нижнее белье в мокрую липкую тряпку. Черт побери, вот это
  
  зрелище! Внизу она была небрита (я никогда не понимал женщин, которые
  
  сбривали волосы вокруг влагалища, мне казалось это некрасивым). Но она была
  
  подстрижена: короткие волосы образовывали фигуру в виде сердца, и лучшую
  
  раму придумать было невозможно. Анна раскрыла свое уникальное сердце и
  
  правой рукой ввела в него шарики. Почти вся рука медленно исчезла в сочной
  
  и красивой любовной щели.
  
  H Вот так, H сказала она, вынимая руку, и, взяв ножницы, обрезала
  
  конец шнура прямо у входа внутрь, который тут же закрылся, как цветок
  
  тюльпана, почувствовав приближение опасности.
  
  Анна была уже опять в магазине и расхаживала взад и вперед, интенсивно
  
  раскачивая бедрами.
  
  H Вы самая красивая женщина, какую я когда-либо видела, H почти
  
  простонала продавщица. H Я ничего не возьму с вас за эти шарики, позвольте
  
  мне только полизать вас. Только теперь я заметил, что она запустила руку
  
  под корсет, в широком вырезе внизу было предостаточно места, чтобы залезть
  
  туда рукой, и рука это была прилежной.
  
  H В другой раз, милочка, H ответила Анна. H Сейчас у меня на уме
  
  совершенно другое.
  
  H Пошли, H повернулась она ко мне. H Эти шарики действуют точно так,
  
  как мне рассказывали. Теперь нам надо найти место, где я смогу получить
  
  все, что ты мне приготовил. И это надо сделать как можно скорее.
  
  Она взяла меня за руку и почти выволокла в дверь.
  
  H Стоп, стоп, спокойнее, дорогая, H простонал я. H Свобода
  
  передвижения у меня довольно ограничена.
  
  H Ах, да, прости, H засмеялась Анна. H Мы должны поскорее снять
  
  избыточное давление, чтобы ты был в форме. Хочу тебе сказать, мой милый
  
  петушок, я решила, что займусь тобой всерьез, и, если мы сейчас не найдем
  
  укромного местечка, придется тогда расположиться прямо здесь, посреди
  
  улицы. Я всегда была страстной девушкой и быстро заводилась, но сейчас я
  
  просто изнываю. Я так хочу, как никогда прежде. И дело не только в этих
  
  шариках, милый Олег, дело и в тебе.
  
  Последние слова она прошептала, стоя в тени высокой, развесистой
  
  пальмы. Ее широкие листья шевелились под набегающим ветерком. А может быть,
  
  это были крылья самого посланца богини любви Амура? По крайней мере в ту
  
  минуту я не сомневался в этом... И вот я... То есть она.
  
  Неизвестный автор - Любительская ночь
  
  Ну наконец, сдали мы этот долбаный тест. Решили отметить такое замечательное
  
  событие, как полагается. Вот тут, моя подружка Помела, и предложила всей
  
  студенческой группой пойти в Show girls на стриптиз. Пэм тихоня, а выкинула
  
  такой номер. Все наши мальчики с воодушевлением закричали:
  
  - Браво, Пэм, браво!
  
  Ну, чего мне было делать? Не долго думая, объявила, что я сама
  
  собираюсь сегодня там выступить. Есть в этом стриптиз клубе такое
  
  представление по пятницам, Amateur Night-любительская ночь называется,
  
  любая особа женского пола из зрителей, может выйти на помост и попробовать
  
  себя в стриптизе.
  
  Тут такое началось! Крики, свист, визг. Девчонки пытались меня
  
  образумить:
  
  - Смотри, Вика, муж твой узнает - кабы чего не вышло!
  
  - Вы не заложите - никто ничего и не узнает. Ну-ка быстро обещайте
  
  никому ничего об этом не рассказывать!
  
  Мальчики готовы были обещать все, что угодно, божились мамочкой, что
  
  все будет шито-крыто. Пэм сказала, что это я сейчас такая смелая, после
  
  экзамена, а вот вечером скорее всего, передумаю, но тоже обещала молчать.
  
  Кори и Сюзан две другие девчонки, без вопросов согласились на мои условия.
  
  На этом мы разошлись, договорившись встретиться прямо возле стриптиз клуба
  
  на стоянке в девять вечера. Пэм и я поехали на моем Феррари ко мне домой,
  
  готовиться к представлению, остальные ребята отправились праздновать
  
  успешную сдачу экзамена, в бар на соседней улице.
  
  - Ну и смелая же ты, Вика, я и перед мамой не могу совсем голая
  
  показаться стыдно. А тут столько посторонних людей, смотрят на тебя,
  
  оценивают, сравнивают.
  
  - Пусть сравнивают! - ответила я.
  
  - Тебе с твоей фигурой, бояться нечего, - завистливо проговорила Пэм,
  
  оглядывая меня сверху вниз.
  
  Мы уселись в машину и поехали.
  
  - Пэм, ты рассказывала, что училась в частной католической школе для
  
  девочек, Заскочим к тебе, у меня есть идея.
  
  Дома у Пэм нас встретил ее младший брат Крис, пятнадцатилетний
  
  школьник.
  
  - Виктория, Помела, Привет!
  
  - Привет, Крис, как школа? Девчонки не обижают? Крис фыркнул и
  
  отвернулся, ничего не ответив. Мы с Пэм поднялись наверх, к ней в комнату.
  
  - У тебя должна быть школьная форма: клетчатая юбка до колен, светлая
  
  блузка, кофта с длинными рукавами, не так ли, Пэм?
  
  - Да, у меня все это сохранилось, только зачем ты спрашиваешь?: А! Я
  
  поняла!
  
  Минуточку, сейчас достану, размер должен подойти. Пэм долго рылась в
  
  стенном шкафу. Наконец вытащила свою школьную форму.
  
  - Неплохо сохранилась, нужно только погладить. Она притащила утюг и
  
  быстро, умело и аккуратно выгладила все.
  
  - Есть ли у тебя что-нибудь из нижнего белья в этом же духе. Спросила
  
  я.
  
  Пэм выдвинула ящики из шкафа с бельем и стала перебирать содержимое.
  
  - Гм, вот неплохая вещица, как раз подходит к нашему случаю. Я
  
  вытащила шелковые кникерсы - такие длинные панталончики с брыжиками снизу.
  
  - Я выбрала лифчик на широких бретельках, с застежкой впереди - слава
  
  богу, грудь у Пэм была что надо еще в школе, мне подойдет, с размером
  
  проблем нет - 34D.
  
  - Пошли. Времени мало, мне еще нужно привести себя в порядок.
  
  - Зачем тебе домой? У тебя уже есть все, что тебе нужно. Душ принять и
  
  переодеться можно и здесь, я тебя причешу и макияж сделаю.
  
  - Меня не только причесать, но и постричь нужно, - проговорила я
  
  улыбаясь.
  
  Пэм не поняла сначала, где меня нужно стричь, потом догадалась,
  
  смутилась, покраснела.
  
  - Чего уж, я тебя в эту историю впутала, буду делать теперь все, что
  
  положено, пошли в ванную.
  
  - Принимай душ первая, - сказала я и усевшись на крышку туалета,
  
  подняла юбку и расстегнула застежки на чулках, медленно по одному, скатала
  
  чулки вниз на лодыжки, привстала, сняла платье через голову, скомкала его и
  
  бросила на столик. Пэм стояла в нерешительности. Я отвернулась, услыхала
  
  шорох снимаемой одежды, Пэм торопливо разделась и скользнула в кабинку
  
  душа.
  
  Я сняла лифчик, потянулась, вздохнула свободно. Расстегнула пояс,
  
  спустила до пола черные кружевные трусики, переступила через них.
  
  Повернулась к зеркалу. Из зеркала на меня смотрела молодая, длинноволосая
  
  брюнетка, гладкая, немного смуглая кожа, идеальной формы с широким
  
  основанием грудь, коричневые крупные соски, мягкая линия плеча. Ничего
  
  лишнего, но и ребра не светятся. Тонкая, гибкая талия, почти плоский живот,
  
  неширокие бедра.
  
  Повернулась в профиль: прямая спина, длинная гибкая шея, круглые
  
  полные ягодицы, стройные длинные ноги с тонкими лодыжками, как у породистой
  
  лошади. Аэробика, сауна, массаж - все это не было впустую: я откровенно
  
  любовалась собою и мысль о том, что сегодня всем этим будут любоваться
  
  много знакомых и совершенно незнакомых людей, будоражила и возбуждала меня.
  
  Я отодвинула матовую, стеклянную дверцу и скользнула в кабинку к Пэм.
  
  - Ой! Здесь мало места, - испуганно проговорила Пэм, отворачиваясь от
  
  моего взгляда. Ах вот почему Пэм не любит майки без рукавов, догадалась я,
  
  увидев густую растительность у нее подмышками. Волосы у нее на теле были
  
  густые, светлые, слегка рыжеватые.
  
  - Ну, не бойся, я не кусаюсь, так быстрее будет, да и поможем друг
  
  дружке. - я намылила мочалку, повернула Пэм спиной к себе и начала тереть
  
  ей спину. Я начала с шеи, потом переместилась на плечи и лопатки, потом
  
  потерла ей бока, низ спины, хлопнула под конец ладонью по ягодицам.
  
  - Поворачивайся передом, монашка, - Пэм повернулась ко мне грудью.
  
  Соски ее были напряжены - это сразу бросилось мне в глаза.
  
  - У тебя интересная грудь, - сказала я Пэм, проводя пальцем вокруг
  
  перетяжки, охватывающей ее сосок, - Никогда не видела такую форму не у
  
  негритянок. Она молчала, я же осторожно стала водить мочалкой вокруг и
  
  между ее грудей. Скользкие, налитые груди выскальзывали, из-под мочалки,
  
  тогда я стала помогать себе рукой. Пэм же все это время стояла не
  
  шелохнувшись, опустив глаза. Я подняла ее подбородок и неожиданно для самой
  
  себя поцеловала в губы. Пэм присела, выскользнула из моих объятий, открыла
  
  дверцу кабинки и закричала:
  
  - Крис, мерзавец! Подлец! Негодяй!
  
  Я выглянула, брат Пэм, Крис воспользовавшись тем, что мы оставили
  
  дверь ванной незапертой, незаметно проник сюда к нам и подглядывал за нами
  
  в щелку раздвижной двери кабинки душа. Пэм, накинув халат на мокрое тело,
  
  боролась с Крисом, пытаясь ухватить его за ухо. Вскоре ей это удалось, Крис
  
  морщился от боли но молчал, вырваться больше не пытался, стоял в углу, не
  
  поднимая глаз. Подглядывая за нами, он еще к тому и занимался рукоблудием,
  
  так как штаны его были расстегнуты и приспущены.
  
  - Ну, чего же ты теперь не смотришь? Смотри, я не прячусь, проговорила
  
  я, подходя ближе. Но Крис не поднимал глаз, только сопел себе под нос чуть
  
  не плача.
  
  - Родителям рассказать? Выпороть? Ну что же с ним делать-то будем?
  
  Спрашивала Пэм, сердито глядя на брата.
  
  - Родителям всегда успеем рассказать, особенно, если он дальше будет
  
  плохо себя вести. Выпороть - не помешало бы, да жаль времени совсем нет.
  
  Пусть он лучше испытает то же, что только что испытали мы - стыд.
  
  Раздевайся, Крис, спускай штаны, а мы с твоей сестрой будем смотреть.
  
  Крис молча стоял, втянув голову в плечи, и еще больше краснел. Он не
  
  двигался.
  
  - Ну, нам некогда, так что двигай отсюда и готовься к разговору с
  
  родителями. Я приоткрыла дверь, и подтолкнула Криса к выходу. Он
  
  заартачился, не захотел идти, потом глянул на нас из-под лобья, промямлил
  
  срывающимся глухим голосом:
  
  - А точно не расскажете?
  
  - Посмотрим на твое поведение, может и не расскажем.
  
  Крис вздохнул, стянул джинсы, расстегнул рубашку. Быстро стянул майку
  
  через голову, немного помедлил, и спустил свои белые хлопчатобумажные трусы
  
  до колен. В таком положении, не глядя на нас, он замер. Его писюн дергался
  
  в такт биениям сердца и вырастал на глазах, как в ускоренном кино растут и
  
  распускаются цветы. Крис совсем тихо заплакал. Пэм не выдержала и истерично
  
  закричала:
  
  - Хватит, пошел отсюда, пошел вон!
  
  Ему не нужно было повторять дважды, Крис подхватил одежду и мгновенно
  
  исчез за дверью ванной.
  
  - Безобразие, гадкий мальчишка, гадкий мальчишка! - заплакала Пэм.
  
  - Все нормально, успокойся, это возраст такой, мальчишки все такие, у
  
  него гормоны играют, день и ночь только о девчонках и думает. Была бы
  
  хорошая, любящая сестра, удовлетворила бы его любопытство.
  
  - Ты это о чем? Угрожающе спросила Пэм.
  
  - Ну там: книжку какую принесла ему, с картинками, про пестики и
  
  тычинки, засмеялась я, - Пошли, времени уже совсем мало осталось. Приведи в
  
  порядок мою прическу.
  
  Пэм постелила простыню на покрывало кровати и предложила мне сесть.
  
  - Тебе где сначала?
  
  Я скинула халатик и легла на простыню, лицом вверх.
  
  - Давай сначала здесь. - и я широко раздвинула ноги. Пэм принесла
  
  ножницы, бритву, расческу, крем для бритья. Растительность у меня на лобке
  
  была обильна, девственно-нетронутая, но расположена симметрично и только в
  
  нужных местах. Мои срамные губы были практически лишены волос, почти не
  
  было волос и сзади, между ягодицами. Пэм превратила мой треугольник в
  
  продолговатый ромб, укоротила длину волос, побрила с боков, срамные губы и
  
  сзади.
  
  - Что скажет твой муж, когда вернется? - спросила Пэм.
  
  - Скажу, что хожу загорать в салон, а для бикини нужно убирать лишние
  
  волосы, - немного помедлив ответила я. - Пора одеваться, времени совсем
  
  мало, кстати, к этой форме необходимы пояс и чулки, что-нибудь
  
  консервативное.
  
  Хотя нет, подожди, давай иначе - телесного цвета чулки на липучках
  
  подойдут больше. Пэм поискала в шкафах и вытащила нужные мне чулки с
  
  кружевными резинками сверху.
  
  - Вика, уже совсем мало времени, одевайся и поехали, я тоже буду
  
  одеваться. С этими словами Пэм ушла в ванную. Я же уселась на стул, собрала
  
  чулки в гармошку, натянула их, поправляя складки, сначала до колен, потом
  
  высоко на бедра. Липучки с внутренней стороны резинки держали хорошо, чулки
  
  не съезжали, и оставались хорошо натянутыми. Теперь лифчик, просунула руки
  
  в бретельки, выдохнула и застегнула застежку спереди, между чашечек. Лифчик
  
  плотно облегал грудную клетку, и не очень мешал двигаться. Так, теперь
  
  кникерсы, где тут перед, а где зад? Ага, вот так, Поправила кружева внизу,
  
  прошлась по комнате, высоко вскинула правую ногу, села в шпагат нормально.
  
  Шелковая блузка, с кружевным воротничком под горлышко. Затем широкая юбка в
  
  крупную клетку, с поясом. Короткая, приталенная курточка с длинными
  
  рукавами, в тон к юбке. Расчесала у зеркала свои длинные волнистые волосы -
  
  я готова.
  
  Пэм появилась из ванной в джинсах и облегающей кофточке с короткими
  
  рукавами.
  
  - А ты чего, выступать сегодня не будешь? - засмеялась я. Пэм не
  
  ответила на мою шутку, посмотрела на часы, распахнула дверь комнаты,
  
  посмотрела на меня оценивающим взглядом:
  
  - Может и ты не будешь? Не создавай себе лишних, проблем, ребята
  
  поймут.
  
  - Ну нет, это нужно уже мне самой. Отступлю - сама себя уважать
  
  перестану.
  
  Мы спустились вниз по лестнице, Криса нигде не было, видно от стыда
  
  спрятался куда-то. Пэм захлопнула дверь дома, положила ключ под коврик, мы
  
  уселись в мою машину и поехали в клуб.
  
  Кори и Сюзан и четверо наших парней были уже там, внутрь не заходили,
  
  ждали нас на парковке. Дэйв, стройный блондин, мечта Пэм, помахал нам
  
  рукой. Мы помахали в ответ, подошли.
  
  - Пэм, это твоя подруга из католической школы? Закричали девчонки,
  
  посмеиваясь над моим нарядом.
  
  - Школьниц сюда не пускают, засмеялась Сюзан.
  
  - Ну, что, не передумала? Спросил Ренди, веселый, никогда не
  
  унывающий, чуть выше среднего роста, голубоглазый красавчик.
  
  - Пэм решила выступить вместо меня, - пошутила я. Пэм покрутила
  
  пальцем у виска, - Ну уж нет, я еще не того!
  
  - Может у нее грудь накладная, вот и боится, - попытался сострить Эд,
  
  особо ничем не выдающийся, среднего роста, не блещущий остроумием, тайный
  
  воздыхатель Пэм.
  
  - Ты бы с ней в душ сходил - убедился бы, что у нашей крошки все
  
  натурально, даже слишком, - на последней фразе я многозначительно
  
  посмотрела на Пэм.
  
  - Оставим Пэм в покое, она бедняжка покраснела от излишнего внимания,
  
  пойдемте вовнутрь, - предложил Стив, наш отличник и умница.
  
  Мальчишки заплатили за входные билеты для всех, У нас проверили I. D.
  
  - всем ли по 18 лет. Внутри было темно и очень холодно. Посреди ярко
  
  освещенный помост, на нем установлена вертикальная перекладина, и худая,
  
  бледная девушка, в черном лифчике и трусиках, не очень ловко крутилась,
  
  держась руками за эту перекладину.
  
  Зрителей было много, одни сидели за столиками рядом с помостом, другие
  
  стояли рядом у самой кромки. Свистами и аплодисментами публика пыталась
  
  поддержать осмелившуюся любительницу. К нам подошла официантка и объяснила,
  
  что мы не можем просто смотреть, а должны чего-то заказать. Я заплатила за
  
  пепси для всех. 10 баксов стакан. Здорово! Мы уселись за два свободных
  
  столика рядом с помостом. Рэнди вытащил десять долларов и стал махать ими,
  
  предлагая девчонке на помосте, Та подошла, стала на колени, неумело
  
  подвигала задом. Рэнди оттянул резинку ее трусиков и положил туда бумажку.
  
  Девушка встала с колен, послала Рэнди воздушный поцелуй и продолжила
  
  крутиться вокруг перекладины.
  
  - Раздевайся совсем или слазь, - закричали два молодых бритых негра,
  
  что стояли рядом с нашим столиком. Девчонка сняла лифчик, обнажила тощие,
  
  немного отвислые груди, совсем немного походила в таком виде по помосту и
  
  ушла. Негры грязно выругались.
  
  Я встала, подошла к стойке бара и спросила парня за стойкой, что
  
  нужно, если я хочу выступить.
  
  - Помост свободен - выходи, - ответил тот.
  
  В это время, на помосте, другая, уже не первой молодости, девица,
  
  почти без эмоций раздевалась, словно одна у себя в спальне. Стянула быстро
  
  всю одежду и стояла не двигаясь. Потом раскланялась, собрала свои вещи и не
  
  спеша скрылась в служебной комнате рядом с помостом.
  
  Ну все, моя очередь. На слегка дрожащих ногах я поднялась на помост,
  
  вокруг, из темноты смотрят чужие лица, орущие, свистящие.
  
  - Эй, школьница, иди сначала исправь двойки!
  
  - Детское время кончилось, беги домой к папочке!
  
  Спортивный азарт охватил меня. Я успокоилась мгновенно, собралась, и
  
  уже с легкостью продолжила игру. Испуганно оглядываясь по сторонам,
  
  застенчиво прикрывалась руками, сжимала коленки, то и дело оправляла юбку.
  
  Потом вдруг резко наклонилась, начала развязывать шнурок на туфле, вдруг,
  
  как ошпаренная вскочила, поправляя задравшуюся юбку, огляделась,
  
  успокоилась, нагнулась опять и продолжила снимать туфли, при этом выставив
  
  на обозрение кружевные кникерсы, обтягивающие бедра почти до колен. Два
  
  бритых негра захлопали в ладошки, свист усилился. Мои школьные занятия
  
  гимнастикой и балетом не пропали даром, я встала на руки, и широко
  
  раздвинула ноги в шпагате, зрелище должно быть было восхитительное - свист
  
  стоял оглушительный. Я перевернулась, изогнулась и медленно опустилась на
  
  ноги опять. Оправила юбку, делая вид, что мне жарко, расстегнула и сняла
  
  курточку, бросила ее в сторону столиков к нашим ребятам. Подошла к
  
  перекладине, правую ногу подняла высоко в шпагате, уперлась ступней в верху
  
  перекладины и выгнула спину. Юбка задралась, я опять встала на руки и
  
  медленно повернулась на пол оборота. Постояв так немного, развела ноги в
  
  шпагате, на мгновение замерла, и приземлилась на помост. Встала, встряхнула
  
  головой, разметав волосы. Начала расстегивать блузку, остановилась,
  
  посмотрела по сторонам, якобы убедилась, что никого вокруг нет и продолжила
  
  с застежкой, расстегнула рукава, вытащила руки, расстегнула и ослабила
  
  ремень на юбке и сняла блузку. Стыдливо прикрыла лифчик руками, затем
  
  закрыла ладонями лицо, посмотрела вокруг сквозь пальцы, кокетливо
  
  улыбнулась, потрясла бедрами, так, что юбка медленно сползла вниз. Развела
  
  руки в стороны, потянулась и переступила через лежащую на полу юбку.
  
  Молодой симпатичный мужчина помахал мне денежной купюрой и я, выгибаясь и
  
  извиваясь, подошла к нему, нагнулась, приблизила грудь к его лицу. Он
  
  засунул банкноту мне в левую чашечку лифчика. Я вернулась назад к
  
  перекладине, расстегнула застежку спереди лифчика, обняла себя за плечи,
  
  спустила бретельки вниз и резко распахнула лифчик. Повернулась, потрясла
  
  грудями, они задвигались, заколебались упруго. Я подняла лифчик, покрутила
  
  им в воздухе и бросила, он улетел в темноту. Я осталась лишь в чулках и
  
  старомодных кникерсах. Сделала еще переворот в сторону через голову на
  
  руках, немного задержалась в верхней точке, развела ноги и приземлилась.
  
  - Все снимай! - Кричали возбужденные зрители. Покажи нам твою штучку!
  
  Я слегка приспустила резинку вниз, нагнулась, выставила зад,
  
  обернулась, покрутила им из стороны в сторону. Потом подтянула резинку на
  
  место. Уже несколько зрителей, облокотившись на помост, махали бумажками и
  
  подзывали меня. Я приблизилась к краю, стала на колени и выгнулась назад.
  
  Один из негров оттянул верхнюю резинку и сунул мне деньги под нее. Другой,
  
  стоящий рядом засунул купюру под нижнюю резинку. Я переместилась к другой
  
  группе.
  
  Сразу несколько парней протянули руки и засовывали мне деньги под
  
  резинки.
  
  Когда никого с деньгами в руках больше не осталось, я вернулась на
  
  середину, постояла на слегка согнутых ногах, покачивая грудью и бедрами,
  
  затем медленно, покусывая губы и закрыв глаза, стянула кникерсы сначала до
  
  колен, постояла так, прогнувшись задом, повернулась, согнулась пополам,
  
  спустила их совсем, переступила через них и толкнула ногой прочь. Я стояла
  
  перед разгоряченной толпой в одних чулках телесного цвета и мне не было
  
  стыдно своей наготы. Я упивалась своей властью, зрители неистовствали, я
  
  смотрела им прямо в глаза, не прячась, не скрывая ничего. Я чувствовала
  
  себя легкой и упругой, мне казалось, что я способна взлететь.
  
  Непередаваемое чувство очищения и освобождения пронзило меня насквозь. Вот
  
  она, истинная свобода!
  
  Никаких условностей, комплексов, морали - все позади, в прошлой жизни. Я опять встала на руки и очень медленно,
  
  выставляясь полностью на всеобщее обозрение, развела ноги в шпагате.
  
  Перебирая руками, повернулась вокруг и плавно опустилась на помост. Сидя,
  
  свела ноги вместе, подтянула колени к груди, положила на них голову и
  
  закрыла глаза. Представление закончено.
  
  Вот тут-то я обнаружила, что сижу на мокром. О! Мой боже! Я совсем
  
  выпустила из виду то, что мокрею, как какая-нибудь школьница-мокрощелка!
  
  Какой конфуз! Совершенно непрофессионально! Скорее вниз, долой с глаз!
  
  Я вскочила, спрыгнула с помоста и голая побежала в служебную комнату рядом.
  
  Захлопнула за собой дверь, уселась на стул перед зеркалом, посмотрела
  
  на свое отражение и вдруг рассмеялась от души.
  
  В дверь постучали.
  
  - Кто там? - крикнула я.
  
  - Это я, Пэм, - послышалось из-за двери.
  
  Пэм принесла мою одежду и деньги, которые я только что заработала:
  
  - Почти 500 баксов! Пэм, как тебе это нравится? Пятнадцать минут и
  
  такая куча денег!
  
  - Ну, тебе-то это ни к чему, твой муж дает тебе более чем достаточно!
  
  - Достаточно не бывает никогда и потом эти деньги заработаны и
  
  нравятся мне больше. Я привела себя в порядок, оделась, и уже собиралась
  
  уходить, когда вновь постучали. Это оказался хозяин заведения. Он прямо,
  
  без лишних слов предложил мне работать у него. Я отказалась. Он все же
  
  оставил мне свою карточку, на случай, если я передумаю.
  
  - Она не передумает, - за меня ответила Пэм.
  
  - Кто знает, кто знает, - глубокомысленно произнес хозяин клуба,
  
  выразил мне свое восхищение еще раз, и удалился.
  
  Я завернулась в плащ, который предусмотрительно принесла с собой Пэм,
  
  и мы выскользнули в зал, потом быстро прошли мимо помоста, где очередная
  
  дебютантка раздевалась на глазах у зрителей и вышли на улицу. Было уже
  
  совсем темно, немного прохладно и сыро. Я завела машину, Пэм уселась рядом
  
  со мной, и мы поехали.
  
  - Пэм, давай позвони своим, скажи, что ты будешь сегодня ночевать у
  
  меня, попросила я и протянула Пэм свой телефон. Пэм поколебалась немного,
  
  но согласилась, и мы понеслись по улицам ночного города, среди огней
  
  рекламы, блестящего сырого асфальта и запаха свежести.
  
  Неизвестный автор - Голос крови
  
  Придется встать," H подумала Тина, узрев через плечо будильник. Стрелки
  
  приближались к двенадцати. Обычно она выходила на работу в десять, но вчера
  
  было невозможно разогнать "гостей", которые трижды бегали за водкой и не
  
  собирались угомониться. В конце концов, пришлось подлить всем свое
  
  фирменное зелье, вызвать Васеньку за четвертак и отправить забалдевших
  
  мужичков обратно в "барак".
  
  Бараком Тина называла одноэтажную общагу гостиничного типа, где вот
  
  уже 20 лет жили ее менее удачливые соплеменники. Сама Тина вовремя
  
  выскочила замуж за "местного папуаса", круглого сироту-алкоголика, который
  
  ее по-своему любил и не очень мешал по жизни. Пять лет назад бедолага решил
  
  погостить у переделкинского кореша в выходные, сел в последний вагон
  
  электрички, а поскольку состав был длиннее переделкинской платформы, он из
  
  вагона шагнул в воздух. Труп с разбитой головой нашли утром. Вскрытие
  
  показало, что в момент падения жертва был пьян и вероятно, не слышал
  
  предостережений машиниста. Валентина (это было ее полное имя) 40 дней
  
  носила траур, но хоронить мужа не стала, а поставила урну с прахом в
  
  лоджии, на полку с инструментами покойного. Он и будучи живым, все дни
  
  просиживал там, на табуретке, с беломориной в пожелтевших пальцах и с
  
  бутылкой "Столичной" на полу. "Хороший был мужик. И помер вовремя, хоть и
  
  зря", H Тина в задумчивости погладила урну и закурила. Вообще она мало
  
  курила, сигаретку-до работы и сигаретку-после, и обе- дома, в одиночестве.
  
  Тина спрашивала себя, нравилась ли ей работа. Скорее, устраивала, т.
  
  к. деньги приходили хорошие и позволяли жить независимо, без влиятельных,
  
  но назойливых "покровителей".
  
  "Ты H красивый, и "мальчик" у тебя ласковый, но не ищи меня. Я не
  
  люблю богатых, сама H не бедная. А вот спать в одиночестве и завтракать H
  
  обожаю. Если захочу, сама тебе позвоню," H озадачила она одного весьма
  
  удачливого писчебумажного королька. Кофе в джезве закипел и с шипением
  
  полез на волю. "Нет, так дело не пойдет, H рассердилась Тина H сломанный
  
  ключ H раз, рюмку разбила H
  
  Два, выругалась матом H три, руки трясутся H четыре, и вот, сбежавший
  
  кофе H
  
  Пять. Опять H твою мать. Все, бегом отсюда, к Нинке и Гарику.
  
  Расслабиться пора." Решив не ходить на работу, Тина развеселилась. Она
  
  терпеть не могла опаздывать, делать что-то наспех. "Дело надо делать
  
  вовремя, или совсем не делать. Если нет времени нормально позавтракать,
  
  никак не завтракай, не глотай колбасу и вчерашний чай на ходу, а просто
  
  выпей стакан холодной воды", H сказал ей один банкир и за такую мудрость
  
  был особенно обласкан.
  
  Больше всего Тина не любила секс второпях. Два года назад она
  
  встречалась с Сергеем, почвоведом-стэпером и даже подумывала о совместной
  
  жизни, но при всех Сережиных прелестях ее сильно раздражало, что
  
  любимыйслишком часто смотрит на часы, которых в квартире было
  
  предостаточно. "Послушай, я не могу кончить, ты все время смотришь на часы,
  
  даже в выходные, даже ночью! У тебя нет жены, нет другой любовницы, даже
  
  любящей матушки и той H нет. Если это у тебя H тик, нам придется
  
  расстатсья. Я, как большинство женщин, быстро перенимаю чужие дурные
  
  привычки, а у меня и своих много." H не выдержала однажды Тина.
  
  H Это не тик, дорогая, а простая реакция на сознание того, что вот ты
  
  пришла, а через некоторое время уйдешь, а я хочу, чтоб ты не уходила, вот
  
  отсюда моя нервозность. Я все время думаю: прошло 20 минут, сейчас мы в
  
  последний раз трахнемся и она убежит. Между прочим, ты уходишь, а я лежу
  
  лицом к стене и дрочу. Дрочу и плачу, потому что люблю такую жестокую
  
  красавицу. Впрочем, вы, цыганки, исторически бессердечны. Мериме свидетель,
  
  не вру", H Сергей картинно скрестил руки и скорбно поник головой.
  
  После такого признания Тина просто не могла себе позволить не остаться
  
  на неделю, и казалось действительно, у новоиспеченного счастливчика напрочь
  
  пропала тяга к часам. Довольная Тина резвилась, как девочка, заплетала
  
  косички с пестрыми ленточками у Сергея на лобке, заставляла выгрызать
  
  лесные орешки, спрятанные в ее влагалище, устраивала сеансы одновременной
  
  мастурбации. Но уже на второй неделе радостям пришел конец. У пылкого
  
  любовника начался другой тик:
  
  Во время полового акта он двигался в стэпе, т. е. отбивал чечетку...
  
  Все время...
  
  Даже во время минета.
  
  Ранним утром, тихонько выскользнув из Сережиной квартиры, Тина с
  
  облегчением вспомнила, что тот не знает ни ее фамилию, ни адреса. "Теперь
  
  постоянной у меня будет только работа", решила уставшая дезертирка и после
  
  ни разу не жалела, тем более, что работа у нее была творческая.
  
  "Но сегодня H никакой работы, у меня отгул, т. е. прогул, а впрочем,
  
  все равно. Надо чем-то Нинель и Гарри удивить. Выщипаю-ка весь лобок. А
  
  потом устроим цирк" H она на самом деле любила из плотских утех устраивать
  
  не сентиментальную идилию, а скорее, шутовской балаган.
  
  Иные мужчины даже обижались, ибо сентиментальность свойственна
  
  мужчинам более, чем женщинам и часто это чувство путают с романтичностью.
  
  Но Тина ничего не путала и выщипав лобок, в награду за терпение надушила
  
  крошку изысканными "Шалимар". Ничего, киска, погуляй немного лысой, а новые
  
  волосики скоро вырастут, курчавые и мягкие" H утешала она обиженный лобок.
  
  Гарик и Нина дружили с Тиной еще со школы. Жили они в большом доме с
  
  садом в ста километрах от города. Дом стоял посреди сада, сад был окружен
  
  высоким забором и соснами по кругу. Повсюду были натыканы кусты сирени и
  
  жасмина. Из полезных растений присутствовали только две яблони и у
  
  переднего крыльца мятная мини-семейка. Гордостью Нины был росший у заднего
  
  крыльца папоротник, тоже вылезший из земли сам по себе. У беспечной пары по
  
  саду была единственная забота: с начала весны истребляли все одуванчики и
  
  крапиву, но ромашки и клевер росли беспрепятственно и нескошенная трава
  
  буйствовала до глубокой осени.
  
  Односельчане Нину с Гариком считали чокнутыми: у них не было не только
  
  картошки, но и самого простого огородика с чесноком-петрушкой. Даже ни
  
  одного тюльпанчика.
  
  "Какие, на х.., тюльпаны, Это вам не Голландия. Здесь репей должон
  
  израстать", H
  
  Отвечал Гарик одному соседу, решившего было помочь сироте-Гарику
  
  наладить натур-хозяйство. Сосед, вырастивший привитую на рябине грушу и
  
  крымский виноград, обиделся и больше не приставал.
  
  С давних пор зная все это, Тина загрузила в машину кастрюлю с
  
  плебейским, но всеми любимым салатом "Оливье" и две буханки черного хлеба.
  
  Овощи, яйца и фрукты можно было купить по дороге. Алкоголь супруги не
  
  употребляли. По этой причине их тоже считали чокнутыми. А еще соседи
  
  недоумевали, как можно зарабатывать на рисовании почтовых открыток.
  
  Подъезжая к деревне, Тина с улыбкой вспомнила давнишний Гарикин
  
  подарок:
  
  Большой, писаный маслом заяц, составленный из капусты, с веселым
  
  морковным членом и салатными ушами. Этот портрет висел в спальне и каждое
  
  утро неизменно весело скалился на Тину.
  
  На воротах красовалась большая картонная табличка: "мы ушли и вам того
  
  же желаем." Тина вздохнула и полезла в бардачок за ключами. Что бы не
  
  случилось, записка к ней не относилась. Много лет назад, еще при живом
  
  муже, семьи торжественно обменялись простынями, полотенцами и ключами от
  
  квартир. С тех пор белье и полотенца истрепались, муж Тины умер, но ключи
  
  работали безотказно.
  
  Поставив машину возле гаража, Тина повесила записку обратно и заперла
  
  ворота. Загрустив от мысли, что ребята усвистали, Валентина вошла в дом и
  
  зажгла свет в прихожей. "Стоять! Ни с места! Оружие H на стол!" H услышала
  
  гостья и с облегчением обернулась. В дверях кухни стоял голый, чем-то
  
  измазанный Гарри и облизываясь, улыбался. Между его ног высунулась так же
  
  измазанная Нина и с визгом полезла к подруге целоваться. "Уйди,
  
  сумасшедшая. Что это с вами?" H Тинуль, ты вовремя! Мы решили
  
  поэкспериментировать с гримом для портрета в стиле Арчимбольдо. Гага
  
  закупил 10 банок меда, клубничный мусс, польские разноцветные желе, сухие
  
  соки, шоколадную пасту. Представляешь, как мы устали?
  
  Вообрази: желе пришлось мазать еще теплым, но когда оно по форме тела
  
  застывало, через пол-часа на самых ответственных местах, а именно H на
  
  сиськах и животе отваливалось! Ужас! Я позирую, Гага работает, а с моих
  
  плеч ошметки отпадают!
  
  Гага как заржал: "старая стала, шкура отваливается!" Тут я
  
  рассердилась и H
  
  Давай в него этими лепешками... Потом меня обсыпали соком "Юппи" и
  
  ванилью...
  
  H А ванилин зачем? H удивилась Тина.
  
  H Он блестит красиво. Слушай. Значит, Гага срисовал, что надо, я
  
  простояла в обсыпке три часа и пошла в душ. Тут началось самое интересное.
  
  Такие красивые брызги, как салют в день победы, только струями H вниз. Я
  
  теперь специально для душа буду покупать "Юппи". Тин, ты приехала на
  
  заключительной стадии эксперимента. Меня мазали медом, но чтоб "кожей все
  
  почувствовать", Гарик тоже обмазался. Мы оба стояли в меду: я позировала,
  
  он рисовал. Портрет получится гениальный. К тебе, зайчик, просьба: нам мед
  
  смывать жалко. То ли дело H "Юппи", одна химия, а тут пчелки трудились,
  
  летали туда-сюда. Ну, мы решили слизать и с утра слизываем. Помоги
  
  пожалуйста!
  
  H Ладно. Только я тоже разденусь и пожалуй, чаю себе налью. H Тина
  
  вышла из кухни и разделась.
  
  H Ой, Тишка! Какая ты смешная с голой писькой! На куклу Барби похожа!
  
  H Неправда. Мне Анютка по-секрету показала раздетую Барби: у нее
  
  письки совсем нет. Анька даже расстроилась: "папа, а как же она писает без
  
  письки?" H
  
  Вмешался Гарик.
  
  H Ну хватит любоваться, а то ваша сладкая жизнь может затянуться. А
  
  кстати, кто инициатор?
  
  H Он, конечно.
  
  H Ну, с него и начнем. Узнаем, что такое клубничная попка. H и Тина,
  
  устроившись между ног Гарри, стала усердно вылизывать торс. А чтоб Нине не
  
  скучать, Гарика уложили вылизанной спиной на пол, в позе "березка" и он
  
  облизывал кокетливо вытянутую нинину ножку.
  
  H Ох, Гарри, я не знала что ты такой вкусный H прочавкала возбужденная
  
  Тина и страстно обхватила губами липкую головку члена.
  
  H Я тоже вкусная! H Нина села прямо на лицо Гарику, который мычал от
  
  избытка чувств...
  
  H Все, хватит. Пошли мыться, я больше не хочу! H через час Гарик
  
  вырвался из ласковых ног и отчаянно пополз в ванную.
  
  H Я хочу приласкать твою лысую певичку, а то она такая тихая H Нина
  
  полезла к подруге, на ходу облизывая пальчики..
  
  Вечером притихшие, с мокрыми волосами и блестящими глазами, друзья
  
  ужинали на балконе. На огонек свечей прилетела сонная пчелка и закружилась
  
  над столом.
  
  H Опоздала, дуреха, утром надо было суетиться. Иди спать H засмеялась
  
  Нинель.
  
  H А портрет мне понравился, H заулыбалась Тина H и эксперимент
  
  удачный. H Да уж, пригласительный не зря прислали, но ты на сутки опоздала.
  
  H А я в ящик не заглядывала. Я сама по себе приехала. Проспала работу
  
  и решила гульнуть.
  
  H Ну и умница. Завтра шашлык будем жарить.
  
  H Нет, я рано уеду. Работать надо. Без меня, вы ведь знаете, они ни
  
  фига не заработают, Юра и Маша. Я должна им помочь на первых порах.
  
  H Слушай, тебе не надоело? Может выйдешь из игры?
  
  H Нет. Мне это нравится: совсем другой мир, другие люди.
  
  H А то можешь нам помогать, у нас тоже неплохо заработаешь...
  
  H Я знаю, но моя работа H это моя работа, я ее хорошо знаю и она мне
  
  приятна.
  
  Это мое призвание, голос крови, может быть. Ладно, давайте лучше
  
  послушаем Маллигана. Все умолкли. Остаток вечера провели тихо, но без
  
  грусти. Они не нуждались в трепе. Отдыхая от ежедневного словесного
  
  насилия, у друзей Тина заряжалась теплом и покоем, и все это знали.
  
  Утром голая Тина разбудила обоих.
  
  H Эй! H закричала Нина H когда успела обрасти волосами?
  
  H Это мой тебе подарок, а Гарик должен оценить, H Тина стянула
  
  прозрачные трусики с нарисованными на лобке волосами и бросила Нине.
  
  H Носи на здоровье. Пока!
  
  Ровно в восемь Тина была дома. Не спеша позавтракав, она оделась в
  
  черную сатиновую юбку, сделала грим, причесалась, позвонила Маше и Юре и к
  
  десяти часам была с ними на работе. "Ну, ни пуха, H послала она себя, войдя
  
  в первый вагон метро. Через секунду пассажиры услышали хорошо поставленный
  
  полный трагизма голос:
  
  " Уважаемые россияне! Мы сами H нездешние..."
  
  Неизвестный автор - Дачные уроки
  
  Вэтот день - свой тринадцатый день рождения - она проснулась рано.
  
  В окно светило солнце, было лето, за спиной осталась учеба, зануды
  
  учителя и балбесы одноклассники.
  
  Впереди - три месяца балдежа. Гостей не собирали - пришла тетя Аня с
  
  мужем и их дите Мишка - двоюродный братец, на год старше ее, которого она
  
  видела крайне редко и который ее интересовал только тем, что был старше.
  
  Никакой особенной пользы от него она не видела - защитить ее он не мог,
  
  потому что далеко жил, книжек интересных не читал, и вообще... Вот если бы
  
  с ними пришла Машка, родная Мишкина сестра, которая училась в десятом
  
  классе и была, пожалуй, одним из наиболее близких Свете людей. Нет, не то
  
  чтобы они часто виделись не чаще чем раз в два-три месяца - ни именно Машка
  
  рассказала ей про ЭТО, и Свете не было страшно, когда вдруг оттуда побежала
  
  кровь - было только противно. А еще Машка постоянно намекала на свои
  
  отношения с мальчиками, и хотя она никогда ничего конкретного не
  
  рассказывала, Свете все-таки было все ужасно интересно. Но Машка не пришла
  
  - у нее были экзамены - и Свете пришлось изображать из себя заботливую
  
  хозяйку, хлопотать на кухне, слушать родительские разговоры, а после
  
  застолья играть с Мишкой и пьяным папой в подкидного - впрочем, папу быстро
  
  обули, и он пошел допивать с Мишкиным отцом. Вот тогда-то маме и пришла
  
  бредовая мысль отправить их с Мишкой на дачу бабке. Собственно, особых
  
  планов на лето у Светы не было.
  
  Друзья все должны были разъехаться, во дворе было скучно, недавно
  
  пришедшая ей на ум мысль найти себе парня летом реализовывалась с трудом -
  
  разве что пойти в парк на танцы, но там скорее оттрахают, чем познакомятся.
  
  Дача - это тоже было неплохо. По крайней мере было достаточно с утра
  
  полить грядки - и целый день свободен.
  
  Можешь идти купаться на залив, можешь гулять в лесу. В прошлом году
  
  подобралась неплохая компания, и они замечательно проводили вместе время,
  
  пока две близняшки из соседнего дома не передрались из-за Костика с нижней
  
  дорожки, и все не стало плохо.
  
  Света потом, уже зимой, подслушала бабушкин рассказ - она дружила с
  
  близняшкиной бабкой - о том, что Костик все-таки лишил невинности то ли
  
  одну, то ли обеих близняшек. Точно бабка не знала, так как близняшек путала
  
  даже родная мать. Подслушанное дало Свете пищу для вообра 14e6 жения на
  
  целый остаток года - она все пыталась представить, как это девушек лишают
  
  невинности, потом пыталась представить, как это было у Костика с одной из
  
  девиц... В общем, все было неплохо, только омрачало присутствие Мишки. То
  
  есть это было пофиг, но она не знала, как себя с ним вести. Хотя подумав,
  
  здраво рассудила, что будет видно. Первый день прошел, как всегда проходит
  
  день заезда - в хлопотах и суете. Бабушка суетилась, прощалась с уезжавшей
  
  мамой, норовила все время покормить их с Мишкой, то вдруг хваталась
  
  укладывать вещи, которые и у Мишки, и у Светы умещались в небольшие
  
  чемоданчики - да и чего там вещей-то, пара маек да шорты, носки, трусики...
  
  Правда, в этом году Света предусмотрительно прихватила с собой тряпочек и
  
  ваты - бабушка в этом деле ничего, по ее мнению, не соображала, а ходить с
  
  перемазанными в крови ногами ей не хотелось.
  
  Света весь день шарахалась по саду, где пока еще нечего было слопать,
  
  и безудержно скучала - было пасмурно, да и холодно идти на залив купаться.
  
  Мишка, похоже, тоже скучал - слонялся, периодически сталкиваясь с ней,
  
  строгал какую-то палку, наблюдал за маленьким муравейником, копал какую-то
  
  канавку - в общем, пацан, что с него взять... Ближе к вечеру стало
  
  холодать, и она перебралась на веранду. Там внезапно обнаружилось несколько
  
  книжек, завалившихся за комод похоже, книжек старых, потому что на них были
  
  нарисованы пионеры в забавных панамах и с барабанами в руках... Блин,
  
  посмотрели бы эти писаки, как пионеры из их класса водку пьют в кладовке...
  
  Однако книжки были забавные, вокруг было тихо, бабушка где-то угомонилась,
  
  и Света постепенно прониклась ощущением тишины и отдыха. Все вместе
  
  собрались к ужину, на веранде. Света, которая неожиданно для себя
  
  проголодалась, наравне с Мишкой уписывала бабушкины оладушки. Мишка все
  
  время что-то молотил - то про плот, который он собирался построить, то про
  
  дельтаплан, то про дыру к середине земли... Света слушала вполуха и
  
  поражалась, какие заботы одолевают братца. Постепенно ее мысли перешли на
  
  более приятные вещи, и она стала представлять себе Мишку с девушкой -
  
  сначала под руку, потом танцующего на дискотеке, потом в постели, голого...
  
  Тут она не выдержала и расхохоталась, потому что у воображаемого Мишки в
  
  постели был очень потешный вид. Не то чтобы она хорошо себе представляла,
  
  как ЭТО происходит - несмотря на все Машкины объяснения, она не могла себе
  
  представить технику этого дела - но голый Мишка с висящим между ног членом
  
  был до того забавен, что она не могла удержаться от смеха... Правда, Машка
  
  говорила, что член должен торчать, но Света не могла себе представить, как
  
  это выглядит. После ужина быстро стемнело, и бабушка позвала ложиться.
  
  Света с бабушкой расположились в комнате, а Мишке досталась кровать на
  
  веранде. Была еще кровать на чердаке, и Мишка грозился перейти жить туда,
  
  чтобы устроить там штаб, как у Тимура и его команды. Раздеваясь, Света
  
  обнаружила, что забыла дома ночнушку. Пришлось спать в одних трусиках. Пока
  
  он раздевалась, бабушка сидела на своей кровати и заплетала волосы. И
  
  вдруг, увидев ее грудь, хихикнула и сказала: - А ничего у тебя сиськи-то.
  
  Пацаны уже лапают небось? Света смутилась и быстро залезла под
  
  кровать. Пару раз ее действительно лапали один раз на дискотеке, прижав в
  
  углу, сразу несколько незнакомых парней, и один раз у Маринки дома, когда
  
  собралось несколько человек из их класса и она неожиданно оказалась вместе
  
  с Игорем в темном коридоре... Не сказать, что их лапанья ей были особенно
  
  неприятны, но она чувствовала, что это делать нельзя... Она отвернулась к
  
  стене и стала изучать узор на обоях. Постепенно ее охватывала дрема, но
  
  вдруг она услышала за стенкой какой-то шум и шаги. Она обернулась к бабушке
  
  - та мирно посапывала в темноте. Сначала Света испугалась, но потом
  
  сообразила, что за стенкой находится туалет, и наверное это Мишка. Она
  
  прислушалась, ожидая услышать журчание, но сначала ничего не было слышно.
  
  Она прижалась к стене ухом. За тонкой перегородкой явственно слышалось
  
  дыхание и какие-то непонятные звуки. Так продолжалось минуты три. Потом
  
  звуки несколько изменились, и до нее донеслись какие-то постанывания и
  
  всхлипы. Неожиданно ее охватил жар.
  
  Ей стало стыдно - в этих звуках было что-то постыдное, и они очень
  
  напоминали те звуки, которые иногда доносились из родительской спальни...
  
  Тогда она прятала голову под подушку, не давая пошлым мыслям лезть в
  
  голову... Но они все-таки лезли. Сквозь стенку донесся протяжный стон, и
  
  потом звуки капель... Света уже хотела встать и разбудить бабушку, но тут
  
  все затихло, потом минут через пять донесся звук струйки, и Мишка протопал
  
  к себе на веранду. Света не спала еще с полчаса, пыт ffb аясь представить
  
  себе, что такое делал Мишка, и так и заснула с чувством жуткого
  
  любопытства. С утра было тепло, и сразу после завтрака она перелезла в
  
  купальник. Неожиданно для себя она поймала пристальный Мишкин взгляд,
  
  направленный на ее грудь. Это заставило ее покраснеть, и она уже хотела
  
  было накинуть майку, но Мишка вдруг предложил ей сходить в лес, а на
  
  обратном пути искупаться. В лес ходить она любила. Особенно за грибами, но
  
  сейчас грибов не было. Накинув все-таки майку - от любопытных взглядов -
  
  она прикинула, что течка начнется еще дня через четыре, и не стала больше
  
  ничего брать. Мишка вооружился копьем, которое он выстрогал вчера. Мишка
  
  тоже был в трусиках и майке. Лес начинался за заливом, внизу, и они быстро
  
  поскакали вниз по дороге. Правда, минут через пять Света почувствовала, что
  
  у нее от прыжков неприлично болтаются груди, а одна вот-вот выскочит из
  
  купальника, но поправляться на глазах у Мишки она не могла. Около воды было
  
  еще холодно, и они обошли залив справа и углубились в лес. Мишка шел
  
  впереди, охраняя ее от воображаемых зверей. Она шла за ним и наблюдала, как
  
  красиво ходят у него под трусиками половинки попы. Потом представила, как
  
  между ног у него виднеется вяло висящий член, и развеселилась. Ее занимало,
  
  встает у Мишки или нет.
  
  Машка говорила, что у пацанов встает лет с двенадцати, но Света еще ни
  
  у кого никогда не видела вставший член. Честно говоря, ей очень хотелось
  
  его посмотреть. Она вообще была очень любопытна, однако всегда боялась
  
  показать свой интерес к запретным темам. Пока Мишка шел впереди, она
  
  поправила грудь, а также резинку, врезавшуюся в трусики. Ей доставило
  
  удовольствие провести ладошкой по мохнатому бугорку. Девчонки из их класса
  
  жутко не любили эти волосы, называя их шерстью, и она для приличия
  
  повторяла за ними, однако на самом деле ей ужасно нравилось то ощущение,
  
  которое появлялась у нее, когда она проводила ладошкой по щелке. Вообще-то
  
  Машка рассказывала ей, что можно очень сильно гладить саму себя, и тогда
  
  будет очень приятно, но Света совершенно не представляла, как и что для
  
  этого нужно делать. В тот раз она прервала Машку, потому что ей было стыдно
  
  это слушать, а больше Машка с ней на эту тему не разговаривала. Через пару
  
  километров в лесу стояла заброшенная пасека с землянками. Раньше они всегда
  
  здесь играли. Однако сейчас они были вдвоем, и играть особенно было не во
  
  что. Даже мячик они забыли. Поэтому они просто расстелили одеяло, которое
  
  тащил Мишка, и упали загорать. Мишка молчал, книжку она тоже не взяла,
  
  поэтому, пригревшись на солнышке, она незаметно задремала. Проснулась она
  
  от Мишкиного сопения. Мишка спал, лежа на спине, чайно скользнул вниз, и она вздрогнула от неожиданности - Мишкины
  
  трусики оттопыривались впереди чем-то совершенно невероятных размеров. Она
  
  долго недоумевающе смотрела на это, пока наконец не поняла, что у Мишки
  
  встал. Ее сердце почему-то заколотилось, ей стало стыдно, однако она не
  
  могла оторвать взгляда от это штуки. Через несколько минут Мишка
  
  пошевелился, и его трусики впереди чуть сползли. Света неожиданно ля себя
  
  увидела кончик члена, который выполз из-под резинки трусиков.
  
  Матово-бледная кожица настолько неожиданно смотрелась на загорелом еще
  
  с прошлого лета Мишкином теле, что Света снова засомневалась - член ли это
  
  или очередная Мишкина шутка. Однако, наклонившись поближе, она рассмотрела
  
  контур члена под плавками и убедилась, что орган принадлежит Мишке. Тогда
  
  она легла поудобнее и, косясь на торчащий член, начала представлять, 1005
  
  как эта дубина входит в нее. Действие как-то не представлялось. Она не
  
  могла понять, как такой здоровый член проходит в ее миниатюрную щелку.
  
  Неожиданно для себя она осознала, что ее щеки пылают огнем, и что вся
  
  ситуация ей очень нравится. Ей хотелось потрогать Мишкин член пальцем, и
  
  она даже протянула руку, но тут Мишка зашевелился и открыл глаза. Она едва
  
  успела отдернуть руку. Мишка сел, взглянул на свои плавки и покраснел. По
  
  Светиному лицу он явно понял, что так привлекло ее внимание. Минуту они
  
  сидели в молчании, потом Мишка вскочил, заржал и сказал: - Ну подумаешь,
  
  встал, может, мне приснилось чего. - Чего? - рефлекторно переспросила
  
  Света. - Ну, может ты голая, - Мишка покраснел еще больше. - Я? - Света
  
  захлопала глазами. Она даже представить себе не могла, что может
  
  интересовать брата в голом виде. - Ладно, пошли лучше купаться. Они
  
  добежали до залива и с разбега попадали в воду. Этот берег залива был
  
  илистым, но до него было близко от дачи, а до песчаного берега приходилось
  
  плавать через весь залив или идти через лес в обход. В позапрошлом году
  
  Света чуть не утонула на заливе и теперь далеко не отплывала, барахтаясь
  
  метрах в пяти от берега. Берег был пустынный - дети еще не съехались на
  
  дачи, рыбаки уже ушли, а вездесущие моторки еще не подошли. Мишка заплыл
  
  подальше и нырнул. Пару минут его не было видно, и Света забеспокоилась,
  
  хотя и знала, что Мишка здорово плавает. Она стояла по грудь в воде и
  
  всматривалась вдаль, как вдруг чья-то рука схватила ее за грудь, а вторая -
  
  за попу. От неожиданности она поскользнулась и нырнула. Сквозь мутную воду
  
  виднелась довольная Мишкина физия. Света вырвалась и загребая вода пошла на
  
  берег. Через пару минут Мишка лег рядом с ней на одеяло. К этому времени
  
  Света уже успокоилась и убедила себя, что Мишка схватил ее за там случайно.
  
  К тому же в общем-то ей это было не противно. Она просто не понимала, что
  
  пацаны находят в подглядывании и хватании. - Может, на тот берег пойдем? -
  
  спросила она. Ил здорово раздражал, потом приходилось нырять на даче в
  
  бочку, чтобы отмыться. - Не знаю, что-то неохота, - Мишка растянулся на
  
  одеяле и довольно жмурился. - Ты вообще туда одна ходила? - Нет. А я вот
  
  как-то сходил, - Мишка сделал таинственное лицо. - И что? Сначала ничего.
  
  Лежу за камнем, загораю.
  
  Вдруг слышу - разговор, шум какой-то в лесу. Ну полежал, потом думаю,
  
  надо посмотреть. Ну, давай красться..., Мишка замялся. - И что? - Света
  
  поняла, что Мишка или действительно видел, или сочиняет что-то интересное.
  
  Смотрю, поляна. Бутылки там, банки, колбаса нарезанная. Сначала никого не
  
  увидел. Потом слышу - под кустом кряхтит кто-то. Присмотрелся - а там
  
  парень девку того... - Чего? Света уже почти поняла, о чем речь, но на
  
  всякий случай переспросила. - Ну, того, - Мишка сделал неприличное движение
  
  руками: - натягивает. - А-а, Света попыталась сделать то ли безразличное,
  
  то ли понимающее лицо, но ни то, ни другое у нее не получилось Ну вот, эти
  
  двое кряхтят, потом смотрю, за другим кустом еще двое.
  
  Девка раком стоит, а парень ее через задницу дерет. Света ничего не
  
  поняла из последней фразы - она не могла представить вообще, как это
  
  делается, а тем более таким способом, про который рассказал Мишка. - Ну и
  
  что? - Ну и это... Минут пять перепихивались, потом одна девка, которую
  
  лежа драли, давай визжать на весь лес. Парень, который ее драл, тоже заорал
  
  и спустил. Чего сделал? - Спустил. Не знаешь, что ли? - Мишка посмотрел на
  
  нее, как на последнюю дуру. Света кивнула. На ладно, потом объясню, раз не
  
  врубаешься. Ну и вот, а тот, который раком, долго еще драл девку. ffb Эти
  
  двое уже валялись в отрубе, а этот все не спускал. Ну вот, а потом
  
  задергался, как припадочный, и тоже... Они замолчали.
  
  Света старалась представить в голове описанную картину, а Мишка, у
  
  которого опять встал, полез в воду. Вечером она легла рано, чтобы подумать
  
  или помечтать - это было ее любимое занятие в последнее время.
  
  Однако в голову лезли разные неприличные картины - голые мужики,
  
  трахающие на полянке девушек, почему-то очень похожих на Свету... Тогда она
  
  отвернулась к стене и попробовала заснуть. Однако сон не шел. Водя пальцем
  
  по стене перед собой, она вдруг нащупала под обоями какое-то углубление.
  
  Попробовала надавить - обои легко прорвались, и палец провалился в дырку -
  
  вернее, щель между досками. Сначала она испугалась и обругала себя за
  
  испорченные обои, но внезапно она вспомнила о странном поведении Мишки в
  
  туалете и сообразила, что от туалета ее отделяет теперь только второй слой
  
  обоев. Рвать тот слой не стоило - было бы заметно из туалета и она, пока
  
  бабушки не было, прокралась к комоду, нашла лезвие и приступила к работе.
  
  Вскоре второй слой обоев был аккуратно прорезан в виде отодвигающейся
  
  полоски. Впрочем, в туалете было темно и ничего не видно. Она уже засыпала,
  
  когда за стенкой раздался шорох и звук закрывающейся щеколды. Света
  
  прислушалась бабушка спала. Она подождала минуту, потом легла на бок и
  
  осторожно отодвинула полоску бумаги. В общем-то ей было жутковато - она
  
  вдруг представила, что Мишка оборачивается в туалете в какое-нибудь
  
  чудовище...
  
  Лампочка тускло освещала картину, поразившую Свету куда больше, чем
  
  если бы Мишка действительно перекинулся в какую-нибудь образину. Братец
  
  стоял перед толчком, задумчиво уставившись в потолок, совершенно голый. Его
  
  член торчал вперед и вверх и был куда больше, чем могла себе представить
  
  Света. Одной рукой он теребил свои яйца, другой, сжатой в кулак, медленно
  
  водил по члену, обнажая красную головку. Света просто обалдела от этой
  
  картины. Она совершенно не понимала, что Мишка делает, однако ей было жутко
  
  интересно. Мишка между тем стал двигать рукой быстрее. Он немного согнул
  
  ноги в коленях и закрыл глаза.
  
  Из-за плотно сжатых зубов начали вырываться звуки, больше всего
  
  похожие на стоны. Сначала Света испугалась, что Мишке плохо, однако было
  
  похоже, что ему просто приятно. Мишка водил все быстрее и быстрее. Света
  
  удивилась, откуда у него взялась такая красная головка - когда она
  
  подглядывала в лесу, ее не было видно. Мишка покраснел - все лицо, грудь,
  
  руки. Его ноги ощутимо тряслись, а стоны раздавались все сильнее - Света
  
  даже испугалась, что проснется бабушка. Она понимала, что Мишка занимается
  
  чем-то интересным, и на минуту ей даже стало завидно, что у нее нет члена,
  
  с которым можно такое делать. Вокруг члена у Мишки торчали черные густые
  
  волосы. Примерно такие же были у мамы - Света пару раз видела, как она
  
  переодевается. У самой Светы был только светлый пушок - и ей всегда было
  
  страшно, что у нее вырастут на этом месте жесткие черные волосы.
  
  Мишка уже буквально дергал свой член - так быстро он водил. Глаза его
  
  закатились, он весь затрясся, из-за сжатых зубов раздался сдавленный крик,
  
  и из члена брызнула тонкая струйка. Струйка пролетела куда-то далеко Свете
  
  не было видно. Сначала она подумала, что он писает, однако струйка была
  
  молочно-белая. Из члена вылетело еще несколько струй, поменьше, и Мишка,
  
  напряженно согнувшись, замер. Света больше не могла смотреть - ей было
  
  жарко, душно, в голове шумело и все перепуталось.
  
  Она терялась в загадках. Она пыталась сопоставить то, что видела, с
  
  теми намеками, ко 1005 торые слышала от подруг и Машки, но у нее ничего не
  
  сходилось.
  
  На этом она и заснула. Ночью ей приснился голый Мишка, который на
  
  лесной поляне заталкивал ей свой здоровенный член куда-то между ног. Она
  
  проснулась с ощущением блаженной дрожи и почему-то с влажными трусиками.
  
  Наутро было пасмурно, и они никуда не пошли.
  
  Позавтракали, потом бабушка пошла к подруге и в ларек за хлебом. Мишка
  
  слонялся по комнате, а Света делала вид, что читает. На самом деле ее
  
  разбирало жуткое любопытство насчет того, что она видела в дырочку. Однако
  
  спросить она не решалась. Наконец Мишка бухнулся рядом с ней на кровать и
  
  рассеянно уставился в потолок.
  
  Света набралась духу и потрогала его за рукав.
  
  - Миш, ты вчера хотел рассказать... - Чего рассказать? - Ну-у... Ну
  
  как это..., - она напряглась, чтобы выговорить: ну, спускать. - А-а..., -
  
  Мишка, казалось, несколько растерялся. - А ты что, правда, ничего не
  
  знаешь? - Насчет чего? - Ну, насчет этого, - он опять показал руками
  
  неприличный жест, как будто что-то натягивал на свой член. Ну, знаю, что
  
  мужчина с женщиной спят вместе... - И все? - Ну, еще мужчина сует..., - она
  
  покраснела и уже пожалела, что начала разговор. Мишка же наоборот, оживился
  
  и заинтересовался. - А ты когда-нибудь видела? Чего? - Ну..., - он кивнул
  
  себе на них живота. Света перевела взгляд и увидела оттопыривающий штаны
  
  бугорок. Д-да... То есть нет. - Ну понятно. В общем, смотри. У тебя есть щелка... - Свету как будто
  
  окатили кипятком - ее бросило в жар, особенно когда Мишка посмотрел ей на
  
  то место, где сходятся ноги. Она была в платье, которое немного задралось,
  
  и до того места было совсем немного. - Ну? - Ну вот. Там есть дырка.
  
  Знаешь? - Ну-у-у... Знаю.
  
  Но она же маленькая... - Да нет, не та, через которую ссут, а другая.
  
  - Ну..., - Света поняла, что речь идет о ее заветной дырочке, к которой она
  
  даже боялась прикоснуться, и из которой иногда бежала кровь. - Ну и вот. А
  
  у мужика есть штука, - тут он положил ладонь на свой бугорок. - Штука когда
  
  встает, ее можно засунуть женщине. Зачем? - Как зачем? Кайф знаешь какой! -
  
  Больно же, наверное. - Ну, женщине иногда больно, если в первый раз, а
  
  потом тоже кайфно. Света уже начала подозревать, что у Мишки в туалете тоже
  
  был кайф - однако она не могла поверить, что можно так балдеть, чтобы
  
  трястись в судорогах. - И что дальше? - Ну вот, потом мужик им двигает
  
  туда-сюда, а потом самый кайф наступает, и мужик спускает. - Чего спускает?
  
  - Ну так называется. Когда у него пена брызгает. - А-а-а... А ты откуда все
  
  знаешь? - Ну, друзья рассказывают, книжки у Машки смотрел. За Машкой пару
  
  раз подсматривал. - За Машкой? - Света была шокирована. - А она... Что... -
  
  У, да ты что. Прется в полный рост. Прямо дома. Только не проболтайся -
  
  мать убьет. - Машка....
  
  Вот так, с мужиком? - Не с мужиком, а с парнем из ее класса. Это один
  
  раз. А два раза видел, как она дрочит.
  
  - Чего делает? - Ты что, и дрочить не знаешь что такое? - Нет. - Ну
  
  это когда сам себе... - Э-э-э... - Ну, женщина пальцем себя..., - он сделал
  
  движение, как будто водит пальцем по воображаемой щели, - а мужик вот так,
  
  - и он изобразил в воздухе примерно то, что делал в туалете. - А-а-а...
  
  Зачем? - Блин, ну тоже кайф. - А, понятно, Света озадаченно смотрела на
  
  Мишку, и у нее в голове был полный сумбур. Больше всего сумбур был из-за
  
  Машки, за которой она подозревала максимум поцелуи с парнями после
  
  дискотеки. У Мишки тоже горели раскрасневшиеся щеки. Внезапно он сказал: -
  
  А хочешь посмотреть, как дрочат? Света уже хотела было сказать, что она
  
  видела, но вовремя осеклась. - Э-э-э... У тебя? - Ну да. - А тебе ffb
  
  зачем? - А ты мне покажешь свою..., - он опять кивнул на ее заветное место,
  
  - и мне кайф будет больше. Или ты тоже подрочишь со мной вместе. Света была
  
  в полном недоумении, как он мог ей такое предложить таким совершенно
  
  спокойным тоном. Однако, немного успокоившись, она поняла, что голос у
  
  Мишки тоже дрожит, и спокойствие ему дается не так легко. Сначала она
  
  хотела отрицательно помотать головой в ответ - ее щелку еще не видел никто
  
  на свете - однако вдруг поняла, что ей интересно, а показать... Это вроде
  
  не так страшно. Дрочить она не собиралась - ей просто было страшно делать
  
  что-то неизвестное. - Ну... Ладно. А когда? - Можно сейчас. - Ой, нет, -
  
  она испугалась. - Давай завтра.
  
  - Да давай сейчас, у меня так стоит..., - он положил руку на член. - Я
  
  просто не могу, у меня из ушей сейчас побежит. - А если бабушка... - Фигня,
  
  мы ее заранее услышим. - Ну давай ты сейчас, а покажу я завтра. Я еще не
  
  могу. - Ну-у-у..., - в голосе Мишки было явное разочарование. - Ну хоть
  
  сиськи покажи. Показать грудь для Светы не представляло особого труда - еще
  
  пару лет назад там ничего не было, и она до сих пор воспринимала эти
  
  выпуклости как недоразумение. Она скинула лямки платья и стянула его вниз.
  
  Перед глазами Мишки показались две небольшие груди с темно-коричневыми
  
  сосками.
  
  - Во классно, - Мишка встал, стянул трико, и перед Светой закачался
  
  прямой длинный член. Мишка Ухватился обхватил его пальцами и начал водить
  
  взад-вперед. Света стало стыдно, она хотела отвернуться, однако любопытство
  
  пересилило, и она откинулась на стенку, наблюдая за действием. Теперь ей
  
  было хорошо видно, как гладкая тонкая кожица то надвигается на головку,
  
  закрывая ее совсем, то сползает с нее. Болтающиеся под членом яйца
  
  раскачивались в такт движениям Мишки. Мишка водил быстрее, чем в туалете, и
  
  при этом не сводил глаз с Светиных грудей. Он тяжело дышал, и в глазах его
  
  светился восторг. Света поняла, что он действительно балдеет. Внезапно ей
  
  захотелось тоже испытать такое же чувство, или хотя бы показать Мишке свою
  
  щелку. Пока она раздумывала, Мишка ускорил темп. Света вдруг поняла, что
  
  если у него сейчас брызнет, то попадет прямо на нее. Она отодвинулась в
  
  сторону и уже потянулась к трусикам, как Мишка вдруг забормотал что-то под
  
  нос.
  
  Слова перемежались постанываниями, так что Света почти ничего не
  
  слышала. Вдруг Мишка быстро-быстро задвигал рукой и заорал: - О... О...
  
  О... Кайф, о-о-о, спускаю....
  
  Глаза его закатились, по телу пробежала судорога, он вдруг замер, и из
  
  красной головки в стену брызнула струя. Мишка содрогнулся, брызнула еще
  
  одна струя, потом третья, слабее, еще одна... Света замерла, не дыша - ей
  
  почему-то было очень приятно на все это смотреть, хотя и не хотелось, чтобы
  
  на нее брызгали. Даже с расстояния было видно, что Мишка брызгает чем-то
  
  липким и густым. Мишка упал на кровать и замер. Света тоже молчала. В
  
  наступившей тишине четко раздались бабушкины шаги по доскам крыльца Неизвестный автор - Снегурочка
  
  Топили плохо, и в зале, где была установлена новогодняя елка, стоял холод.
  
  До первого представления оставалось несколько минут, и мы со Снегурочкой
  
  сидели в отведенной нам комнате, чьем-то рабочем кабинете, кутаясь, она - в
  
  свою натуральную светлую шубку, я - в дубленку.
  
  Говорить было не о чем, так как работали мы с ней впервые, поэтому
  
  молчали. Судя по тому, что время от времени она начинала в который раз
  
  просматривать сценарий, она, видимо, немного нервничала, и от этого ее
  
  маленькое симпатичное личико становилось еще бледнее. Ее мне всучили в бюро
  
  добрых услуг накануне, когда я узнал, что Валя, моя многолетняя партнерша
  
  на новогодних детских балах, загрипповала и не сможет работать со мной.
  
  Новую звали Аней.
  
  Летом она закончила среднюю школу и теперь сидела дома, не имея
  
  возможности найти себе постоянное место работы. В старших классах она
  
  занималась шефской работой с детьми, поэтому, не раздумывая, откликнулась
  
  на объявление в газете о наборе бюро снегурочек на время рождественских и
  
  новогодних праздников.
  
  - Вам пора, Анечка, - обратился я к ней, постучав по циферблату
  
  пальцем.
  
  - Боже, как не хочется снимать шубу! - воскликнула она, сбрасывая с
  
  плеч искристый мех. - Бр-р, холодина. За работу в таких условиях нужно
  
  платить вдвойне - за вредность. В своем белом наряде, невысокая и
  
  худенькая, с милыми завитыми локонами золотистых волос, она казалась совсем
  
  девочкой, и лишь приподнятые горки ее грудей говорили, что это не совсем
  
  так. Я посмотрел ей вслед и невольно залюбовался ее ладной, легкой фигуркой
  
  со стройными ножками балерины и небольшой рельефной попочкой, затянутой в
  
  безупречно белые колготки и прекрасно обозреваемые под современным нарядом
  
  сказочной героини.
  
  Меня так и потянуло сорваться с места и погладить белоснежные
  
  половинки удаляющейся партнерши. До моего выхода оставалось еще довольно
  
  много времени, и я решил использовать его с толком. Она, как всегда, лежала
  
  на левой груди, небольшая плоская фляжка с отборным армянским коньяком.
  
  Я отвинтил пробку и, блаженно зажмурив глаза, сделал несколько
  
  маленьких глотков пахучей жидкости. Вернув сосуд на место, я почувствовал,
  
  как по моему телу разливается возбуждающее тепло.
  
  Теперь холод был не страшен мне. В работе Анечка-снегурка была сама
  
  непосредственность: она плясала, прыгала с детьми, води 14e4 ла хоровод и
  
  ее голубые глаза искрились неподдельным весельем и радостью. Я, как и
  
  подобает настоящему Деду Морозу, вел свою партию степенно и важно, порой
  
  чувствуя, как беспокойно ведет себя то что было спрятано у меня под полами
  
  ватного одеяния и более интимной части моего гардероба. Вначале я не мог
  
  понять, что заставляет мое либидо вести себя таким образом, а потом наконец
  
  до меня дошло: в Анечке возбуждало несоответствие ее поведения, пусть и
  
  наигранного, и исходящей от нее сексапильности. Подобное со мной за
  
  несколько лет моей работы Дедом Морозом случалось впервые. Короче, к концу
  
  первого представления я был настолько очарован и возбужден ею, что принял
  
  твердое решение добиться ее расположения, Потом мы снова сидели в нашей
  
  "уборной", и я видел, как постепенно она снова замерзает.
  
  - А как насчет коньячку, Анечка? - спросил я, извлекая из-за пазухи
  
  заветную фляжку.
  
  - Как-никак - праздник. К моему удивлению и вящему удовольствию, она
  
  сразу же согласилась и даже, как мне показалось, обрадовалась. Я налил ей в
  
  стакан, и она выпила граммов пятьдесят, даже не поморщившись. Закусили
  
  шоколадом. Захмелела она сразу, и тут же попросила закурить.
  
  Девочка-женщина с сигаретой между двумя тонкими бледными пальцами, изящным
  
  продолговатым бедром, закинутым на другое.
  
  Слегка затуманенный алкоголем взгляд голубых глаз, таинственная улыбка
  
  на накрашенных красивых губах - большего вызова моей чувственной натуре
  
  желать было трудно. Я придвинулся к ней вместе со стулом и в тот момент,
  
  когда она выпустила струю табачного дыми, приник к ее красным лепесткам
  
  своими губами. У них был легкомысленно развратный вкус, смесь коньяка с
  
  табаком, но это не только не отталкивало, а еще больше стимулировало мое
  
  влечение к ней. Она ответила на мой поцелуй не страстно и не холодно, а
  
  слабым движением губ. Не сопротивляясь она позволила мне обнять ее
  
  худенькое тело с ощутимыми возвышенностями груди и протолкнуть между своих
  
  губ язык.
  
  Мы застыли, словно привыкая друг к другу, и я услышал, как она тушит о
  
  край стола сигарету, затем почувствовал прикосновение ее рук к своей спине.
  
  Анечка шевельнулась в моем объятии и, вытолкнув из своего рта мой
  
  язык, дала мне в рот свой. Мои руки скользнули вниз, ей на талию и
  
  приподняли девушку со стула. Теперь мы стояли, слившись телами, и наши
  
  руки, блуждая по спинам, опускались все ниже и ниже, пока не достигли тех
  
  границ, за которыми начинались интимные части наших тел, Я еще в
  
  нерешительности размышлял, могу ли я нарушить ее, а рука Анечки уже
  
  теребила мой встревоженный член, пробравшись к нему сквозь разрез между
  
  полами моего "кафтана". Попочка у Снегурочки была тверденькая, как орех, и,
  
  как подобает внучке Деда Мороза, холодная, как ледышка. Я обхватил ее
  
  скорлупки своими теплыми ручищами и стал чувствительно разминать пальцами.
  
  В свою очередь Анечка, не удовлетворившись неполноценным контактом своих
  
  пальцев с моим пенисом через хлопчатобумажные трусики, нырнула в них и
  
  стала делать ими то же самое, что и я с ее половинками - сжимать его.
  
  Мои руки лишь начали свое движение по сферам ягодиц в сторону
  
  Анечкиного передка, а она уже стонала мне в шею: - Снимай их, снимай
  
  скорее, а то не успеем... Дважды мне в таких случаях повторять не нужно:
  
  трусики с колготками в одно мгновение оказались почти у самых колен их
  
  хозяйки, а мои пальцы - на влажных складках ее маленьких губок. -
  
  Раздеваться не буду, - предупредила Анечка и повела торсом в сторону, давая
  
  мне понять, что разворачивается ко мне задом, - Так будет удобнее и
  
  чувствительнее... Для меня.
  
  Член с трудом входил в ее узенькую вагину, которую в этой позе было не
  
  так-то легко раздвинуть. Анечка стояла, склонив головку на глянцевую
  
  поверхность полированного стола, и по мере того, как ствол моего пениса
  
  уходил в нее глубже, ее круглая симпатичная попочка с родинкой на правой
  
  ягодицы поднималась все выше и выше. Вторая половина члена проваливалась во
  
  влагалище разом, как скрывается под водой ныряльщик, и ему стало сразу так
  
  горячо, мокро и приятно, что у меня перехватило дыхание.
  
  Hа каждый мой толчок Снегурочка отвечала мне отрывистыми стонами "а.
  
  А... А..." и скольжением своей белокурой головки на полировке стола. В
  
  момент, когда я стал напускать в нее своей горячей белой смазки, она
  
  впечаталась мне в пах своей попочкой-игрушкой, и ее короткие стоны слились
  
  в долгое непрерывное "аааааа", Во время второго представления Анечка была
  
  еще в большем ударе и еще больше распаляла меня, так как глядя на ее ножки,
  
  я все еще не мог поверить в то, что побывал между ними своим по-прежнему
  
  требующим развлечений членом.
  
  Сунув руку в карман, я незаметно уложил его так, что к нему можно было
  
  дотронуться, держа руку в кармане, и когда кто ffb- то из детей прочел
  
  стихотворение, громко сказал: - А для этого мальчика приз у меня в правом
  
  кармане, Возьми, Снегурочка. Анечка запустила руку в карман и, наткнувшись
  
  пальцами на тугой шланг моего пениса, на мгновение с силой сжала его. От
  
  того, что это произошло на глазах десятков пар глаз, я едва не кончил в ту
  
  же секунду, но сумел-таки удержать подступившую к последнему клапану
  
  сперму. В антракте мы снова выпили по пятьдесят граммов из фляжки, которую
  
  я пополнил из бутылки, стоявшей в моем "дипломате", когда после первого
  
  раунда нашей любви Анечка ушла в зал. В этот раз я ее не раздевал, так как
  
  она сосала у меня, сидя на стуле, а я стоял перед ней, корчась в
  
  сладострастных муках, которые заставляли меня сжимать в ожидании
  
  подступающего оргазма мышцы ягодиц и приподнимаясь на носочках. В ее
  
  небольшом ротике было также тесно и горячо, как и в ее пизденке, однако, в
  
  него она не могла принять и половину длины моего разбухшего члена, поэтому
  
  сосредоточила все свое искусство на головке. Мне оставалось лишь удивляться
  
  тому, где и когда она так хорошо обучилась ему, и, не находя ответа на этот
  
  вопрос, я решил, что, скорее всего, в пионерлагере. О других гипотезах я
  
  подумать просто не успел, так как кончик языка Анечки ритмично "забренчал"
  
  по натянутой уздечке моей залупы, и короткими порциями я стал выплескивать
  
  из себя сперму в ее горло, Анечка не проронила изо рта ни единой капельки
  
  моих живительных соков и, вытерев губки батистовым ажурным платочком,
  
  сказала:- Hалей еще, получится коктейль, ага? Третье представление было
  
  последним в тот день, и когда оно кончилось, мы по просьбе Анечки остались
  
  в зале.
  
  Постепенно он опустел, и она, подойдя к двери, выключила свет.
  
  Огоньки весело бегали по гирляндам лампочек, а Анечка нетерпеливо
  
  извлекала на их мигающий свет так понравившуюся ей игрушку из моих плавок.
  
  Справившись с этой задачей она по деловому освободилась от колготок, и
  
  я увидел, как скачущие огоньки освещают ее оголенный животик своими
  
  разноцветными отблесками, Я поднял ее, как пушинку, и она цепко обхватила
  
  меня за талию своими ножками. В этот раз мой член вошел под кустик
  
  темнеющих лобковых волос без всяких проблем, и она, поддерживаемая мною под
  
  ягодицы, начала раскачиваться на нем как большой одушевленный маятник.
  
  Впервые в жизни я е... Лся под елкой и впервые моей партнершей была
  
  Снегурочка. Мы медленно шли через хорошо освещенный сквер с высокими
  
  вековыми дубами и пирамидообразными елями, ветви и лапы которых были украшены
  
  пышными шапками снега. Казалось, мое освобождение от плотских забот тело
  
  парило в воздухе вместе с миллионами снежинок, плавно опускающихся из
  
  беспредельной чистоты неба. Hа стоянке такси молчавшая до сих пор Анечка
  
  подняла на меня свой чистые невинные глаза и тихо обронила: Завтра у нас
  
  тоже три представления. Мгновенно во мне все поднялось, я потянулся к ее
  
  лицу губами, но она повернулась в сторону дороги, и я успел лишь заметить
  
  как губы ее тронула легкая улыбка. Через минуту подошедшее такси увезло мою
  
  Снегурочку в снежную ночь.
  
  Армалинский М. - Собачья радость
  
  Мадлен разочаровалась в мужчинах, а мужчины разочаровались в Мадлен. Всех
  
  можно было легко понять - Мадлен постарела, а она, если и была когда-то
  
  привлекательна, то лишь своей молодостью. Мадлен не отличалась талантами,
  
  вела, можно сказать, замкнутую жизнь, ибо любила деревья и животных больше,
  
  чем людей. Поэтому жила Мадлен в лесном доме, занимаясь выращиванием цветов
  
  на деньги, которые ей оставил муж, умерший достаточно давно. В мужчинах же
  
  Мадлен разочаровалась при активном участии ее мужа, как впрочем и при
  
  участии всех немногочисленных мужчин, которые когда-либо излили в нее свое
  
  семя. Все сближавшиеся с ней представители мужского пола любили выпить,
  
  неумело делали вид, будто в женщинах их интересует нечто большее, чем тело,
  
  а также хвастали своими, как правило, вымышленными достоинствами, в тщетных
  
  попытках вызвать у Мадлен уважение и привязанность.
  
  Муж Мадлен был ярым любителем порнографических зрительных образов и
  
  уделял им значительно больше внимания, чем сексуальному образу жены. Муж
  
  предпочитал онанировать наедине с экраном, отгоняя жену, которая бывало
  
  пыталась ему помочь:
  
  - Не мешай мне мечтать! - кричал он на нее.
  
  Мадлен не могла понять, как мужчина может предпочитать мертвое
  
  изображение живому телу, пусть даже не первой свежести и приевшемуся. А муж
  
  знал, что она никогда не поймет, что лучше прекрасная мечта, чем тело,
  
  которое перестало нести какой-либо сексуальный смысл. В нем поднималась
  
  злоба к жене оттого, что недостижимая женщина на экране вызывает в нем
  
  такую похоть, которой жена способна его только лишить. Мадлен часто
  
  смотрела видео вместе с мужем, возбуждалась и завидовала женщинам, которые
  
  завывали и стонали от наслаждения. С мужчинами Мадлен ничего, кроме
  
  умеренной приятности, никогда не испытывала, и ни стонать, ни тем более
  
  выть ей с ними не хотелось. Выть хотелось от них.
  
  В молодости, будучи студенткой колледжа, который она так и не
  
  закончила из-за вынужденного материнства, Мадлен испробовала радость
  
  некоторого разнообразия любовников. Но суть их оставалась одна:
  
  совокупления происходили скоропостижно, и удовольствие, которое только
  
  начинало было расти и крепнуть, обрывалось и сникало. Мадлен не знала
  
  ничего иного и потому воспринимала это как необходимую часть процедуры
  
  размножения. От полного разочарования в сексе ее спасала мастурбация,
  
  которой она занималась только тогда, когда уж становилось невмоготу. Стыд
  
  мешал ей заниматься мастурбацией чаще. Стыд не за мастурбацию, а за мужа,
  
  который не мог приблизиться к ней на расстояние ее наслаждения, а оставался
  
  для нее дальним родственником.
  
  Муж сделал ей двоих детей, которые быстро выросли и разъехались по
  
  своим жизням, плодя собственных детей и редко вспоминая о матери. Когда муж
  
  умер, Мадлен стало страшно жить одной. Она встала перед дилеммой: либо
  
  продать дом и переехать жить в город, либо обезопасить жизнь в своем лесном
  
  доме. И она выбрала последнее - уж слишком ей не хотелось заниматься
  
  продажей дома, покупкой жилья в городе, переездом. Но самым отвратительным
  
  ей представлялось то, что количество окружающих ее теперь деревьев
  
  превратится в еще большее количество людей, которые будут окружать ее в
  
  городе. Поэтому Мадлен предприняла следующее: она купила пистолет и двух
  
  догов, которых решила выдрессировать как своих охранников. Имена им были
  
  Рекс и Дик.
  
  Ко всему прочему, жизнь среди леса была значительно дешевле, чем жизнь
  
  среди людей. Да и опасность всегда исходила от людей, а не от деревьев, и
  
  потому, чем меньше людей вокруг нее, тем меньше опасности, а те редкие, что
  
  могут прельститься ее одиночеством и якобы беззащитностью, быстро
  
  разубедятся в этом, когда увидят перед собой дуло пистолета и почувствуют
  
  клыки догов на своем горле.
  
  Смерть мужа заставила ее ценить даже ту малость, которую он ей давал:
  
  Близость мужского тела ночью, пусть редкое, но радостное ощущение
  
  заполненности. Мадлен становилось невмоготу от скапливающегося желания,
  
  пальца оказывалось недостаточно, хотелось, чего-то живого и горячего
  
  внутри.
  
  К тому же требовалось и поговорить с кем-нибудь, кроме собак, которые
  
  ее внимательно слушали, повиновались каждому ее слову, но умели только
  
  лаять или скулить в ответ.
  
  Мадлен шла по тропке среди лесной плоти, псы, Рекс и Дик, сновали в
  
  погоне за живностью, но не оставляя надолго своей хозяйки без присмотра.
  
  Нередко они приносили в зубах то зайца, то бурундука, то еще какую
  
  живность, и Мадлен позволяла им съесть добычу.
  
  В один из дождливых дней на потолке в гостиной появилось мокрое пятно
  
  пришлось вызывать мастера из соседнего городка. Им оказался ее ровесник,
  
  мужчина лет пятидесяти по имени Ли. Сначала он приехал на своем грузовичке
  
  выяснить причину протечки. Требовался небольшой ремонт крыши, и он обещал
  
  приехать на следующий день и починить. Мадлен предложила Ли выпить с ней
  
  чашку кофе перед отъездом. Ли согласился, после чего выяснилось, что он уже
  
  год, как вдовец. Мадлен радостно приняла это к сведению.
  
  - Что ж Вас совсем в городе не видать? Неужели Вам в лесу не одиноко?
  
  Спросил Ли.
  
  - В город я приезжаю, когда мне надо закупить продукты, а одиноко
  
  бывает только среди людей, а не среди деревьев.
  
  - Я разговариваю с моими собаками.
  
  - Страшные псы - сказал Ли, - я боялся выйти из грузовика, пока Вы их
  
  не отозвали.
  
  - Они не страшные, а преданные мне, они меня охраняют.
  
  - Ну, от меня, положим, охранять не нужно.
  
  - Поэтому собаки и не тронут Вас, пусть их боятся злоумышленники.
  
  Затем Ли стал рассказывать о качестве материала, которым он хочет
  
  воспользоваться для починки крыши и этим быстро надоел Мадлен. Она
  
  извинилась, что ей нужно покормить собак, и Ли уехал.
  
  Мадлен решила, что завтра уложит его с собой в постель. "Пора", -
  
  решила она.
  
  Ночью кобели лаяли, но это был не тревожный и предупреждающий о
  
  незнакомце лай, а охотничий. Мадлен не держала их на привязи, и они никогда
  
  не оставляли Мадлен одну. Если убегал Рекс, то Дик оставался с хозяйкой.
  
  Если Дик устремлялся за кем-то, Рекс нес охрану Мадлен.
  
  Ранним утром, перед приездом Ли, она надела платье понаряднее и
  
  подкрасила губы. Приехал Ли и провозился с крышей до вечера. Ленч он взял с
  
  собой, а обед Мадлен приготовила и пригласила Ли. Она расплатилась с ним за
  
  работу, и обед начался. Ли не отказался от виски перед обедом, в течение
  
  обеда пили вино, а затем - ликер с десертом. В невзрачных глазках Ли
  
  появилась похоть.
  
  Алкоголь, год вдовства, наличие одинокой женщины, пусть некрасивой. Он
  
  неуклюже поцеловал ее в край рта и соскользнул на шею. Мадлен это было
  
  приятно хотя бы потому, что она несколько лет не знала прикосновений
  
  мужчины. Вместе с тем она прекрасно чувствовала, что ему далеко до умельцев
  
  из коллекции порновидео мужа, которые она время от времени просматривала.
  
  Предчувствие не обмануло Мадлен: когда они оказались в постели, Ли
  
  немедля забрался на нее и несмотря на недостаточную влажность, проявил
  
  мужскую силу и прорвался внутрь, отчего у Мадлен желание пропало, а когда
  
  Ли секунд через десять кончил, то Мадлен ожесточилась. Ли свалился набок и
  
  с чувством исполненного долга решил вздремнуть, но Мадлен решительно встала
  
  с кровати и сказала, что ему пора уходить. Ли решил было препираться, тогда
  
  Мадлен крикнула собак, и они через секунду стояли ощерясь на пороге
  
  спальни. Они были выдрессированы пересекать порог спальни только с
  
  разрешения Мадлен. Ли быстро натянул на себя одежду, среди которой
  
  оказались грязные трусы, и выскочил из спальни, после того, как Мадлен
  
  приказала собакам выйти из дома.
  
  - Большинство мужчин нельзя подпускать к женщинам, - в ненависти
  
  говорила собакам Мадлен, слыша удаляющийся звук грузовика Ли. Последнее
  
  время она привыкла говорить вслух, и псы всегда замирали и внимательно
  
  слушали ее речь, будто понимая ее, но из почтения не смея произнести ни
  
  слова. Однако глаза их были настолько выразительными и реакция на суть слов
  
  такой верной, что у Мадлен создавалось ощущение, что они - люди, но немые,
  
  которые все понимают, но не в силах ответить. Так и теперь, реагируя на
  
  произнесенные слова, кобели повернули головы в сторону дороги, по которой
  
  уехал Ли, и злобно залаяли.
  
  Мадлен пошла в гостиную, налила себе виски, включила видео и уселась
  
  на диване, разведя ноги. Когда она вывела себя на уровень, значительно
  
  более высокий, чем ее когда-либо выводили мужчины, вбежали псы. В гостиную
  
  им разрешалось входить без специального разрешения. Не обращая внимания на
  
  экран телевизора, они уселись у раздвинутых ног Мадлен. Мадлен заметила,
  
  что псы вдыхают ее запах и члены у них стоят. Они и раньше проявляли
  
  интерес к ее запахам, особенно во время менструаций, и Мадлен решительно
  
  отгоняла их.
  
  Но тут она вдруг взглянула на ситуацию под другим углом. "А почему бы
  
  и нет", - так можно было бы вкратце обозначить клубок мыслей, который
  
  образовался у нее в голове. Она поманила Рекса и ткнула его мордой в пасть
  
  пизды. Рекс сразу принялся лизать все подряд. Язык был слишком шершавый, а
  
  член его вытянулся в полную длину. Дик стоял рядом и выжидательно
  
  поглядывал на Мадлен. Она поманила его и поласкала ему член. Дик радостно
  
  заскулил, увлекаясь небывалым наслаждением, исходившим от его хозяйки.
  
  Мадлен встала на колени, и Дик сразу пристроился сзади, тычась членом ей в
  
  промежность, обняв ее лапами за талию и тяжело дыша. Мадлен .. направила член в нужное место, и он заполнил ее своей костяной
  
  твердостью. Дик двигался, блаженно поскуливая. Рекс стоял рядом и дрожал от
  
  возбужденья. У Мадлен закрылись глаза. Акт длился уже так долго, как
  
  никогда с человеком. Когда она счастливо почувствовала приближение к
  
  оргазму, которое ей было знакомо только по мастурбации, она ощутила, как
  
  Дик излился в нее. Он слез с нее и стал облизывать себе член. Мадлен не
  
  рассердилась за то, что он чуть-чуть поторопился, ибо на его месте уже
  
  оказался Рекс, и Мадлен помогла ему попасть в цель. Теперь Мадлен была уже
  
  совсем рядом с оргазмом, и он свершился с ней, ошеломляюще сильный. Из ее
  
  нутра впервые выплеснулся сучий вой.
  
  Впервые Мадлен кончила, а самец еще нет, и она наслаждалась ощущениями
  
  нарастания второй волны, которая пришла значительно легче первой и,
  
  почувствовав извержение Рекса, Мадлен кончила во второй раз. Она была
  
  настолько потрясена случившимся и полученным наслаждением, что теперь ей
  
  хотелось побыть одной. Она приказала псам отправиться к себе в сад, и
  
  впервые они ее не послушались сразу: кобели явно хотели еще. Мадлен
  
  прикрикнула на них, и псы повиновались.
  
  А по телевизору продолжало изливаться семя мужчин, обязательно вне
  
  женщин, что всегда казалось таким мудрым по своей противозачаточности, а
  
  теперь впервые стало раздражать Мадлен: какое счастье она сейчас испытала
  
  при последнем излиянии Рекса. Мадлен выключила телевизор и пошла в спальню.
  
  По внутренней стороне ляжки потекло собачье семя, которое она, не спеша,
  
  вытерла полотенцем. "Вот, настоящие мужчины" - подумала Мадлен, засыпая.
  
  Она проснулась рано утром. У кровати стояли...
  
  Неизвестный автор - Пятна спермы неверного супруга
  
  Девушка, зашедшая в офис к мистеру Дону, была одета в элегантное женское
  
  токсидо. Как будто она только что посетила концерт классической музыки. И
  
  это была правда. Теперь мистер Дон понял, почему ее имя показалось ему
  
  настолько знакомым. Она была первой виолончелью в городском симфоническом
  
  оркестре.
  
  - Чем могу быть Вам полезен, мисс... - он запнулся, боясь произнести
  
  вслух настолько известную фамилию.
  
  - Зовите меня Александрой. Фамилия принадлежит мужу и я не хочу больше
  
  ей пользоваться.
  
  - Вот как? - ответил он.
  
  - Этот негодяй изменяет мне. И я хочу, чтобы Вы достали для меня
  
  доказательства.
  
  Дон вздохнул. Как это обычно! Когда-то он думал, что работа частного
  
  сыщика будет полна приключений. Но за всю свою жизнь ему ни разу не
  
  пришлось поймать хотя бы похитителя драгоценностей. Только неверные мужья и
  
  жены.
  
  Единственное утешение, что на этот раз клиентка была прихорошенькой.
  
  Едва ли можно было поверить, что в таком возрасте она успела стать столь
  
  известной музыкантшей. На вид ей было двадцать восемь - тридцать. Иссиня
  
  черные волосы обрамляли ангельское лицо южно-средиземноморского типа. Глаза
  
  отличались удивительной выразительностью. А губы так и просились для
  
  поцелуя. Александра была женщиной в духе мистера Дона.
  
  - Расскажите мне об этом, - мягко проговорил он. - Когда это
  
  случилось? Как Вы узнали?
  
  - Я заметила пятна спермы на наших простынях. Он изменяет мне в нашей
  
  постели, пока я работаю.
  
  Дон сочувственно кивнул. Он бы на месте мужа уехал куда-нибудь за
  
  город или, хотя бы, снял комнату в отеле, если бы захотел покувыркаться с
  
  какой-нибудь девчонкой.
  
  - Но ведь у Вас уже есть доказательство. Чего же Вам еще нужно?
  
  - Я хочу видеопленку, - заявила она. - Я хочу, чтобы этот мерзавец сам
  
  выкопал себе яму. Я хочу, чтобы судья и весь белый свет увидели его дела.
  
  Дон наклонился к бумагам, производя расчеты. Отличная комплексная
  
  работа.
  
  Можно неплохо подзаработать. Дела идут все лучше и лучше.
  
  - Могут возникнуть затруднения. Ведь не станет же он добровольно нам
  
  позировать.
  
  - Вы хотите сказать, что не в состоянии выполнить поручение? - глаза
  
  Александры блеснули.
  
  - Нет, что Вы! - возразил Дон. - У нас большой опыт именно с
  
  добыванием видеокассеты. Но нужно будет найти удачное место для установки
  
  видеокамеры.
  
  Внимание! Съемка!
  
  В спальне Александры много места, где можно установить миниатюрную
  
  записывающую аппаратуру. Тумбочки и столики были расставлены вдоль всех
  
  стен. На них стояла масса всяческих побрякушек.
  
  - Неплохо, - проговорил Дон, - если Ваш муж не будет включать слишком
  
  яркий свет и рыскать в каждом ящичке, я смогу установить с дюжину
  
  видеокамер.
  
  - Так займитесь этим.
  
  Он закашлялся.
  
  - У меня только две. Но это специальные модели. Супертихие и
  
  необыкновенно маленькие.
  
  - Вы сможете арендовать еще несколько, не правда ли? Я готова
  
  заплатить столько, сколько Вы скажете.
  
  - Вам действительно хочется дюжину? - спросил Дон, подняв от удивления
  
  брови.
  
  - Я хочу, чтобы камеры стояли на каждом углу. - Александра выглядела
  
  очень эмоционально. - Я хочу видеть каждый поворот его тела и каждую
  
  родинку на теле той суки, которая будет трахать его.
  
  - Вы - хозяйка, - спокойно ответил Дон.
  
  Покусывая губки и соски "Сука" в действительности не имела никаких
  
  родимых пятен. Дон понял это до того, как она стала раздеваться. Она
  
  очаровывала своей молодостью, упругим телом, затянутым в джинсы и майку с
  
  символом какого-то университета.
  
  - О, Боже! - воскликнула Александра, как только начала просматривать
  
  видеокассету. - Эта девка - одна из его учениц. Бренда.
  
  - Не удивительно, что он такой популярный учитель в колледже, -
  
  заметил Дон и тут же прикусил язык за свои слова. Он узнал репутацию
  
  Рикардо, пока проверял его прошлое вначале расследования.
  
  Но Александра не отреагировала на неуместную шутку. Она была полностью
  
  поглощена происходящим на пленке. Эта запись была сделана накануне днем и
  
  отредактирована лично Доном за последние восемнадцать часов.
  
  - Это будет продолжаться чуть меньше часа, - заметил Дон.
  
  - Час? Невероятно! Сколько же они трахались?!
  
  - Не так уж и долго. Я имел ввиду, что пленка смонтирована из
  
  нескольких. Я взял из каждой кадры, показывающие самые удачные моменты и
  
  соединил их вместе.
  
  Вы можете позже просмотреть неотредактированные пленки, если захотите.
  
  - Может быть, - сказала она. - На сейчас довольно и этой.
  
  Голос Александры сильно изменился. Стал резче. Дон наблюдал за тем,
  
  как Александра наблюдала за Брендой. А та в это время выставляла напоказ
  
  свои груди.
  
  Рикардо подошел к ней и стал покусывать ее соски.
  
  - Вот негодяй. Именно так он всегда начинает секс со мной. -
  
  Александра с силой вдавила каблук туфельки в ковер на полу офиса Дона.
  
  - Он кусает ваши груди? И вам это нравится?!
  
  - Ему нравится. Мне всегда приятнее, когда их просто целуют. Я
  
  говорила ему тысячу раз, чтобы он оставил свои зубы при себе. Но разве он
  
  слушает!
  
  А вот Бренда, похоже, совсем не возражала. Убрав одну из грудей,
  
  девочка подставила вторую к лицу любовника, прося его повторить тоже самое.
  
  Александра во все глаза наблюдала за энтузиазмом соперницы. Первая
  
  виолончель берет в руки смычок Дон внимательно смотрел за реакцией своей
  
  клиентки. Она даже не моргнула, когда камера показывала крупным планом лицо
  
  Рикардо и живот Бренды. Кадров в полный рост было бы вполне достаточно для
  
  выполнения задания. Но сыщик полагал, что некоторая инициатива может
  
  понравится его клиентке. Он делал это с определенной мыслью на будущее.
  
  - Дай же мне раздеться, глупыш, - с улыбкой сказала Бренда.
  
  Рикардо сел на постель, стянул брюки, а она успела обнажиться
  
  полностью.
  
  Она вела себя перед ним, как маникенщица на телеэкране. Камера
  
  поднималась и опускалась, показывая все, от кончиков пальцев ног до
  
  макушки. Ноздри Александры расширились, когда она увидела, как студентка
  
  легла на ее постель и раздвинула ноги, обнажив перед экраном розовенькие,
  
  сочные половые губки. Даже камера не смогла скрыть всей прелести набухшего
  
  и повлажневшего влагалища. Девочка погрузила один палец внутрь своего
  
  сочного лона и обвела им вокруг лобка. Она посмотрела на Рикардо и
  
  прошептала:
  
  - Смотри, какой мокрой ты меня сделал.
  
  Он подошел вплотную к ней и заменил ее руки на свой язык. Она
  
  дернулась и схватилась за его волосы.
  
  - Я сегодня по-настоящему возбуждена, Рикки, я должна очень быстро
  
  кончить.
  
  Он простонал что-то, похожее на "да" и продолжал целовать ее между
  
  ног.
  
  - Рикки! - возмутилась Александра. - Он никогда не позволял мне так
  
  называть себя.
  
  Первая виолончель оркестра положила ногу на ногу, сильно придавив
  
  колени.
  
  Она казалась страшно сердитой, хотя ни на секунду не отрывалась от
  
  экрана видеоприемника.
  
  Бренда начала извиваться. Первый раз, когда Дон просматривал этот
  
  кадр, он подумал, что девушка может сломаться пополам. Рикардо очень умело
  
  водил языком по клитору Бренды, зарывшись в нее так, что его подбородок был
  
  погребен во влагалище любовницы. Она хватала пряди его тонких, черных
  
  волос.
  
  - Да! Да! Да! - кричала Бренда.
  
  Рикардо продолжал "есть" ее, пока Бренда не оттолкнула его ногой. Он
  
  оставил ее на постели и дал небольшую передышку.
  
  - Теперь твоя очередь, - промурлыкала девушка.
  
  Рикардо лег на спину в постель. Его возбужденный член стоял высоко и
  
  твердо.
  
  Бренда нагнулась. Ее рот захватил весь член Рикардо.
  
  - Откуси его! - вскрикнула Александра.
  
  Но Бренда нежно водила губами вверх и вниз, показывая блестящую плоть
  
  члена.
  
  Камера сместилась немного в сторону. Голубые вены окружали член
  
  Рикардо. Нежный розовый рот казался слишком маленьким, чтобы поместить его
  
  целиком. Дон начал ерзать на стуле, стараясь подтянуть брюки так, чтобы не
  
  были заметны происходящие в них события.
  
  Неожиданно рука Александры оказалась на его животе и женщина надавила
  
  на его возбужденный член. Она начала перемещать материал брюк над
  
  затвердевшим органом.
  
  Сыщик - не эгоист!
  
  - Ты знаешь, чего заслуживает этот негодяй? - прошептала она,
  
  встретившись с ним глазами.
  
  - Чего? - спросил Дон, непроизвольно отодвигая ее руку.
  
  - Он заслуживает, чтобы я трахалась в тот момент, когда смотрю кадры,
  
  которые должны погубить его на заседание суда.
  
  - Может быть, - согласился Дон, не желавший показаться эгоистом. Пленка в это
  
  время продолжала крутиться.
  
  Так, как будто она делала это уже миллион раз, Александра растегнула
  
  его молнию, высвободила член и тут же заглотнула его на одном дыхании.
  
  - Он не догадывается, что пропускает, - пробормотала она, делая
  
  передышку в заглатывании Дона.
  
  "Конечно, нет, - подумал Дон. Рот Александры был настоящим подарком.
  
  Она работала языком и даже щеками, а не только губами, как многие женщины,
  
  которых Дон знал до этого. Спустив его брюки до колен, Александра занялась
  
  делом всерьез. Рот моментально передвигался вверх и вниз, рука массировала
  
  нижнюю часть его члена и мошонку.
  
  А на экране Бренда сидела верхом на Рикардо. Опершись на колени, она
  
  из-зо всех сил старалась ввинтить его в себя как можно глубже. С ловкостью
  
  гимнастки она поднималась и опускалась над ним, мышцы живота красиво играли
  
  на экране кинокамеры.
  
  Александра продолжала миньет еще с минуту. Затем она опустилась на
  
  четвереньки. Уперлась локтями в пол. Подняла юбку, спустила трусики до
  
  колен.
  
  - Вые... Меня, - приказала она.
  
  Дону не нужно было повторять дважды. Он встал сзади и погрузился в ее
  
  влагалище. Оно приняло его без малейшего сопротивления.
  
  - М-м-м, - простонала она с удовольствием, - я люблю такие большие.
  
  Он чувствовал, как мыщцы внутри нее захватили его член.
  
  Танец с саблями Он подталкивал ее, стараясь держать ритм Бренды,
  
  которая неутомимо исполняла какой-то "танец на коленях". Утром от него
  
  потребовалось не мало самоконтроля, чтобы редактировать эту часть
  
  видеозаписи. Сейчас он получал за это награду, мокрую и сладкую,
  
  обхватившую его орган. Он схватил ягодицы клиентки и поддталкивал ее в ритм
  
  со своими толчками.
  
  - Я люблю хороший, добротный секс, - простонала Александра. - Мне не
  
  следовало бы выходить замуж за этого мерзавца, но он та-а-ак трахал меня.
  
  В эту минуту, на экране, Рикардо тоже делал это очень неплохо. Он
  
  успел уже перевернуть Бренду и сейчас стоял над ней, работая во всю силу.
  
  Он так двигал членом, как будто бы это был молоток, которым он забивал свою
  
  любовницу. Пена пузырилась вокруг влагалища девушки. Бренда извивалась от
  
  удовольствия, размазывая соки любви по всему телу.
  
  Очевидно, что Рикардо еще не разучился заниматься любовью. Может, все,
  
  что для этого требовалось, это новая возлюбленная. Дон, например, не мог
  
  пожаловаться на Александру. Она напрягала внутренние мышцы всякий раз за
  
  секунду до того, как член Дона покидал ее. Это было просто
  
  умопомрачительно. Невозможно представить, чтобы такое могло наскучить.
  
  - Выйди из меня, - приказала Александра, - я покажу тебе такое, что
  
  мой дорогой муженек никогда не сможет сделать со своей потаскушкой.
  
  Дон, едва сдерживаясь, оставил клиентку. Александра начала
  
  раздеваться, он последовал ее примеру. А затем его глаза стали округляться.
  
  Он знал, что у его клиентки роскошные груди, но обнаженные, они оказались
  
  еще больше.
  
  Александра соединила груди вместе, пока между ними не образовалась
  
  небольшая чашечка, как миниатюрная, теплая и зовущая пещерка.
  
  - Трахни меня сюда, - сказала она.
  
  Дон приблизился, встал над ней и погрузил свой мокрый член в это
  
  замечательное углубление. Она окружила его своими грудьми и прикасалась
  
  губами к члену каждый раз, как от показывался из своего гнездышка. Наклонив
  
  подбородок, она могла прикасаться к нему кончиком языка. Она смазывала его
  
  пурпурную головку всякий раз, как он шел наверх.
  
  Дон многое испытал в жизни. Но он никогда не трахал женщину между
  
  грудей.
  
  Ему понравилась нежная мягкость, которая обволакивала его орган. Она
  
  была даже более нежной, чем влагалище, и менее артикулированной, чем рот.
  
  Хотя он и не мог кончить таким образом, но понимал, что это только закуска.
  
  Видеопленка еще продолжала крутиться, поэтому в перспективе еще многое
  
  можно было попробовать.
  
  Неожиданно Александра освободила свое тело. Он нагнулся вперед, забыв
  
  об уютном гнездышке. Он вошел в ее зовущий рот.
  
  - М-м-м, - простонала она, помогая ему. Алекандра начала сосать его
  
  член, как соломинку коктейля.
  
  - О, да, - подумал Дон, - впереди еще много всего.
  
  Они попробовали еще восемнадцать способов прежде, чем прошел час.
  
  Каждый раз, когда Рикардо и Бренда меняли позицию, Александра настаивала,
  
  чтобы и они поступили также. Она не хотела сдаваться какой-то
  
  школьнице-потаскушке.
  
  - Бьюсь об заклад, она даже не умеет играть на музыкальном
  
  инструменте, сказала Александра.
  
  Сама же она только и делала, что доказывала свою виртуозность. Дон
  
  стоял над ней, а она сидела в кресле. Ее рот и руки нажимали на клавиши, не
  
  разу не сфальшивив.
  
  - Не заканчивай, - проговорила она. - Я хочу, чтобы у нас это
  
  продолжалось дольше.
  
  Дон перестал дышать, стараясь подчиниться. Его мошонка напряглась до
  
  предела, а оргазм казался неизбежным в любую секунду.
  
  Сможет ли он продержаться? Он проверил, чем заняты Рикардо и Бренда. А
  
  те лежали поперек кровати. Бренда лежала спиной к Рикардо, умудряясь при
  
  этом обхватить его руками и ногами. Он держал ее попку, контролируя ее
  
  движения в то время, как его член входил и выходил из нее. Угол, под
  
  которым была снята эта сцена, был идеален.
  
  Дон помнил, как губки влагалища Бренды напряглись, когда Рикардо
  
  изменил свой ритм. Это был конец. Лицо Рикардо сделалось багровым.
  
  - Он кончает, - произнесла Александра, стараясь не выбиться из ритма
  
  своей работы.
  
  Дон облегченно подтвердил утверждение. Александра не подозревала о
  
  дальнейших событиях. В следующую секунду камера показала бедра Рикардо.
  
  Потом Бренда не смогла удержать его из-за силы движений любовника. Но она
  
  быстро исправила положение, восстановив позицию.
  
  Сильная белая струя ударила из Рикардо по всему телу Бренды, достав до
  
  ее грудей. Она смеялась, стараясь прижать к себе любовника. Сперма
  
  растеклась и по Рикардо.
  
  - О, Боже, - простонала Александра, извиваясь на члене Дона. Она
  
  опустила руки и очевидно была близка к тому, чтобы кончить.
  
  Это было последним, прежде чем Дон потерял контроль. Струя ударила в
  
  горло Александры. Она заглатывала семя, не убирая члена изо рта. Даже при
  
  том, что нижняя часть ее тела извивалась в судорогах. Дон кричал от
  
  восторга, позволяя ей высосать себя до последней капли.
  
  На экране, Бренда и Рикардо свились в одно целое. В офисе, Дон сидел в
  
  своем кресле, а Александра легла у его ног. Проводя рукой около его
  
  поникшего члена, она старалась пальцами подобрать остатки его соков. Затем
  
  облизывала пальцы.
  
  - Ты самый талантливый частный сыщик, - промурлыкала она.
  
  Чек на закуску - Это все? - спросила Александра, пересчитывая
  
  видеокассеты.
  
  - Абсолютно. Двенадцать оригиналов и один совмещенный, - ответил Дон.
  
  Он нахмурился, увидев, что она застегнула сумка и собирается забирать
  
  их все.
  
  - Это было восхитительное обольщение, - прокомментировала Александра,
  
  протягивая Дону чек, сумма которого привела его в не меньший восторг. - Я
  
  буду просматривать эти кассеты еще и еще, пока совсем не состарюсь.
  
  - Обольщение? - переспросил Дон - Да, - подтвердила она. - Но ты
  
  знаешь, я собиралась трахнуть тебя в любом случае. Я поняла это тут же, как
  
  только увидела тебя в первый раз.
  
  Хотя он и старался изо всех сил не подать виду, но Дон покраснел.
  
  - Увидимся, - сказала Александра. - Спасибо за то, что ты познакомил
  
  меня с жизнью одинокой женщины. Она тихо прикрыла за собой дверь.
  
  Дон открыл ящик письменного стола и положил туда чек. Засунув руку еще
  
  глубже, он нажал на кнопку, которая выключила все кинокамеры, размещенные в
  
  офисе.
  
  Он будет помнить это дело еще очень долго. А его видеоприемник поможет
  
  ему в этом.
  
  Максимов А. - Коктебель
  
  Планерское - это деревня на берегу Черного моря, деревня - говно, море -
  
  говно.
  
  Я сам из Костромы приехал, но и там у нас значительно лучше можно
  
  отдохнуть и оттянуться, и красивее там безо всяких гор, моря, лечебных
  
  грязей и просто грязи.
  
  Въезжаешь в Крым, переезжаешь какое-то мутное и вязкое как малафья
  
  болото, называемое почему-то озером. Трясешься по каким-то степям. Поезд
  
  прут то передом, то задом, как будто не определившись, куда его иметь.
  
  Растянувшись вялой елдой, он еле движется по обезвоженным пустотам. Только
  
  уроды-деревья, маленькие и корявые, словно жертвы кровосмесительной связи
  
  толпятся вдоль дороги. И один только вереск у самых железных путей голубым
  
  цветом радует обдуренный и помутненный глаз.
  
  Потом неожиданно появляется море. Только море и красный берег,
  
  покрытый подгоревшим мясом отдыхающих. Здесь не разглядеть стройные бедра и
  
  упругие мышцы, огромные жопы и спортивные попки. Все слито в единую массу.
  
  Здесь на долго не останавливаться, а на машине дальше в Планерское
  
  (Коктебель).
  
  Плакат на дороге о том, какие корифеи останавливались здесь. Народные
  
  писатели, заслуженные композиторы, просто бляди.
  
  По сравнению со степями и Феодосией это кажется раем, но не надолго.
  
  Там нет моря.
  
  Море там конечно, есть. Но нет запаха моря. Есть запахи сраного плова,
  
  шашлыков из осетрины.
  
  На диких пляжах нудистов пахнет говном.
  
  Эти нудистские пляжи абсолютно не радующее взгляд зрелище. Одна пизда
  
  на десять хуев, и та занята. Пахнет (см. Выше) говном. Кусты рядом все
  
  засраны, пойдешь по ним и наступишь или в застывшую кучу дерьма или
  
  вспугнешь присевшую пожурчать нигилистку.
  
  От всего этого я был в запое несколько дней. Не видел ничего вокруг,
  
  пил и пил.
  
  У деда, у которого мы поселились, не было душа. Даже жопу помыть
  
  приходилось из шланга на улице, под всеобщим обозрением. В общем, все это
  
  было довольно грустно.
  
  Но через некоторое время к деду приехали две семьи из Минска. Две мамы
  
  у каждой по ребенку. Мальчик и девочка. Сами мамы были еще довольно молоды
  
  - лет тридцати. Хотя про них уже нельзя сказать, что они только что с
  
  конвейера: не помяты, блестят и хорошо пахнут.
  
  Одну звали Юлия, она была довольно высокого роста, с длинными тонкими
  
  ногами, на которых были маленькие светлые волоски. Ноги свои она показывала
  
  каждый раз, потому что носила платья с разрезом до почти до пояса. У нее
  
  была дочь, звали ее Оленька.
  
  Вторую женщину звали Оксана, она была не такого высокого роста.
  
  Загорелое лицо, вьющиеся рыжеватые волосы и чего я не мог не заметить
  
  широкий зад и большая грудь. Отморозка ее сынка звали Илья.
  
  Именно вторая меня и завела. Не знаю почему, может быть вид у нее был
  
  страдающий и печальный, как и у меня.
  
  В первый вечер мы пили вино за знакомство, дети все время мешали,
  
  несли какую-то ахинею. Говорили о президенте Лукашенко, о том как у них там
  
  тяжело, как у нас все значительно лучше. Я сидел в это время рядом с
  
  Оксаной и хуй мой стоял. Я не мог ничего внятно сказать, неудачно шутил и,
  
  наверное, не оставил приятного впечатления.
  
  *** На следующее утро я встал пораньше и пошел поссать, народу у деда
  
  стало больше и в его сортир, иногда, трудно было попасть. Я шел по огороду
  
  насвистывая песню про мальчика, который хотел в Тамбов, а я хотел в пизду
  
  Оксаны, определенно. Об этом я продумал всю ночь.
  
  Я подошел к туалету, схватился за ручку и дернул дверь. Вообще-то я
  
  думал, что там никого нет, но это оказалось не так. Да и крючок был слабый
  
  и дверь распахнулась.
  
  Над очком сидела Оксана, задрав юбку и поливая аккуратно в отверстие.
  
  "Ой" - сказала она и покраснела до корней волос пизды.
  
  "Ой" - сказал я и покраснел еще больше.
  
  Она перестала писать, вскочила и захлопнула дверь.
  
  Так я познакомился с ее мандой.
  
  Эта встреча стала началом нашего сближения, я обращался к Оксане с
  
  разными мелкими просьбами, помогал ей по мелочам, но о романтической
  
  встрече в сортире не было и речи.
  
  Оставаться наедине с ней долго я не мог из-за ее сыночка, который
  
  требовал к себе постоянного внимания. Мама то, мама это.
  
  Однако благодаря ему я был свидетелем забавной сцены. Она мыла Илью
  
  под шлангом.
  
  Он кричал, орал, обзывал мать своими самыми страшными ругательствами.
  
  Сколько парню было лет. Шесть или семь - а мама его мыла под душем.
  
  Как приятно было на это смотреть. Он голенький, худенький с крошечным
  
  хуечком стоит под холодной струей. Оксана же его деловито намыливает. Шея,
  
  грудь, спина.
  
  Низ живота. Берется за пиписочку, трет ее, моет яички.
  
  - Мама, щекотно.
  
  - Повернись, Ильюшка.
  
  Раздвигает попку, моет между ягодицами.
  
  От этой сцены мы вместе с хером торчали оба.
  
  Оксана сидела на корточках, ко мне спиной, огромный зад ее стянутый
  
  купальником вызывал желание съесть его, разорвать трусики, и приникнуть к
  
  теплому телу и провести так всю жизнь.
  
  Она обернулась и ни удивилась увидев меня. Она подозвала меня и
  
  попросила полить ее из шланга. Вы представляете: ПОЛИТЬ ЕЕ ИЗ ШЛАНГА. Да,
  
  это была мечта. Она стояла передо мной в мыльных пятнах растрепанная,
  
  мокрая.
  
  Я начал поливать ее. Сначала спину, Она повернулась ко мне, я стал
  
  поливать шею, грудь.
  
  Лифчик вздымался от потока воды, еще бы немного и он лопнул открыв ее
  
  грудь.
  
  Я продолжал путешествие струей по материку ее тела.
  
  Живот, маленький животик. Все-таки она рожала этого парня. Обязательно
  
  посетить станцию пупок. Вода маленьким фонтанчиком бьет оттуда. Тут я
  
  немного задержусь.
  
  Далее междуречье ее ног. Здесь я еще не имею права задерживаться, у
  
  меня нет зеленой карты, пока. Ноги, они кажутся бесконечными, струя
  
  медленно опускается к ступням. И к маленькой, умилительно розовой пяточке.
  
  Это конечная остановка.
  
  Шлагбаум, ватная стена до неба, дальше дороги нет.
  
  Чтобы успокоиться я с другом поперся в горы. Массив называется
  
  Кара-Дагом, перевод я забыл. С каждой плешивой вершиной, обязательно
  
  связана какая-нибудь печальная и трогательная легенда, от которой можно
  
  просто разрыдаться. Не одной из них я не запомнил. Было жарко, а т. к. мы
  
  шли в горы то необходимо было карабкаться наверх. А отстать от этой стаи
  
  естествоиспытателей было нельзя, потому что, якобы, следом перлись мужики,
  
  которые всех штрафовали за незаконное посещение этого замечательного
  
  заповедника.
  
  Егерь, в одежде а`ля доктор Ливингстон среди каннибалов рассказывал
  
  про лосей:
  
  Лося и лосиху. Которые не могли встретиться в этом огромном
  
  заповедники, чтобы вдоволь наебаться, и увеличить количество лосей на
  
  радость умиленным туристам.
  
  Ах, какая жалость...
  
  Итак, все выше и выше, справа вид офигительный, слева просто охуенный.
  
  Даже фотографировать, и никогда не печатать эти фотографии тошно.
  
  Чертов палец. Торчит словно хуй у новобранца в увольнительной. Раньше
  
  на него карабкались альпинисты. Была хоть какая-то польза. Теперь только
  
  отдыхающие балдеют от его вида и фотографируются у его подножья. Либо из
  
  далека, виден палец, но их не хера не видно, либо рядом - их сгоревшие рожи
  
  видно, но палец предстает в виде расписанной стенки в студии.
  
  - Молодой человек, сфотографируйте нас.
  
  - А на хуя?
  
  Ползем еще выше. Какие-то развалины. Мертвый город. Страшно до
  
  одурения.
  
  Обкуриться и ползать на карачках. Сфотографировал. Проявил в
  
  Коктебеле, напечатал в Костроме, не получилось. Ну и насрать. И вдруг гром.
  
  Вот это весело. Над головою нет крыши. Снизу море. Вокруг дурацкие
  
  скалы, подкрашенные в фантастические цвета. Ура. Мне весело.
  
  Но веселье заканчивается. Мы добираемся до верхотуры, там находится
  
  какая-то станция. Все усталые, но довольны. Нам указывают дорогу вниз.
  
  Оказывается, можно было спокойно подняться по дороге, практически по
  
  хайвэю, по сравнению с тропами вьетнамских коммунистов по которым мы
  
  перлись. Не беда, что ее наклон достигает 90 градусов. И бодренько, бегом,
  
  потому что идти было невозможно. Вниз в долину.
  
  Да, чуть не забыл Золотые ворота - основная достопримечательность
  
  Кара-Дага.
  
  Очко в море.
  
  Сверху не видно ни хера, но эти ворота видел Одиссей, добиравшийся до
  
  супруги, Пушкин, куда-то тоже плывший. И я некуда не плывший, но
  
  добирающейся руками вполне до конкретного места. Ну и что...
  
  Я чувствовал, что Оксана проявляла ко мне вполне конкретный интерес.
  
  Как я узнал потом долгое отсутствие нормальной и систематической ебли с
  
  мужем, он у нее бизнесмен какой-то, жара, постоянно обнаженные тела вокруг,
  
  все накаляло градус ее желания. Ей нужен был мужчина.
  
  Но у нас, у людей, не принято трахаться при первой встречи. Нужно
  
  какое-то знакомство поближе, подарки, или просто деньги - шлюхе или
  
  приличной женщине.
  
  Словом наше знакомство шло своим чередом и от постели было также далеко, как и до нашей встречи.
  
  Мне пришла в голову забавная мысль. Я предложил Оксане сходить
  
  помыться в дом отдыха. Я объяснил, что за небольшие местные деньги душевая
  
  будет в нашем распоряжении. Там отдельные кабинки и поэтому беспокоиться не
  
  о чем.
  
  Она согласилась!
  
  Рано утром мы пошли в дом отдыха. Я был радостен и доволен в этот
  
  день, как никогда раньше. Весело свистя я шел по дороге следом за Оксаной.
  
  В это момент я не разглядывал ее прелести, а смотрел на небо, солнце и
  
  горы. Все казалось если не замечательным, то, по крайней мере, сносным.
  
  Что-то вполне конкретное должно было произойти.
  
  В доме отдыха я заплатил старушке несколько шабузей, Оксана пошла в
  
  раздевалку, переоделась и вышла в купальнике.
  
  Мы разошлись по разным кабинкам (я был в соседней). Я начал
  
  прислушиваться. Мне было интересно. Она сначала разденется и включит воды
  
  или наоборот. Открылся кран и полилась вода. Я быстро скинул плавки. Ясно,
  
  что находился я уже в эрегированном состоянии. Открыл воду и начал мыться.
  
  Неожиданно она попросила мыла, т. к. оказывается свое она забыла дома.
  
  Я взял кусок мыла и направился к ней. Оксана стояла спиной ко мне, под
  
  струей воды. Я подошел к ней и дотронулся рукой до спины.
  
  - Потри мне спину, мальчик.
  
  Я намылил руки и начал водить ими по ее спине. Шея, плечи и подмышки.
  
  Подмышки у нее были не бриты. Лопатки и ниже и ниже. Наконец я дошел до
  
  попы. Двумя пальцами я раздвинул половинки ее жопы, и другой рукой начал
  
  тереть между ними.
  
  Вот и одно из отверстий до которых я хотел добраться.
  
  Я помассировал анус и, осторожно, указательным пальцем, вошел в него.
  
  Она сжала мой палец.
  
  - Думаешь стоит там мыть?
  
  Она стала настоящей блядью.
  
  Я прижался к ней. У меня рост выше, и мой член прижался к ее спине,
  
  так я и застыл.
  
  Она приказала мне повернуться, я почувствовал ее руку у себя в жопе.
  
  Пальчиком она проникла ко мне в сральник.
  
  - Ах, грязный парень.
  
  В это время мое возбуждение достигло апогея и я кончил, брызгая
  
  спермой налево и направо. Она почувствовала это пальцем по сжатию и
  
  открытию моего ануса. Это ее расмешило.
  
  Я повернулся к ней и минуту смотрел на нее. Она все смеялась. Я взял
  
  свой обмякший хуй в руку и начал ссать на нее. Сначала на ноги, потом выше.
  
  На заросший волосней низ живота. Она продолжала смеяться. Потом прижалась
  
  ко мне, и я почувствовал как теплая струя стекает по моим ногам. Она тоже
  
  решила меня обоссать. Я медленно присел и часть струи попала мне в лицо.
  
  Это вернуло меня в возбужденно состояние. Я бросил ее на пол, и резким
  
  движением вошел в нее. Это была победа.
  
  Не могу сказать, что это продолжалось долго. Но эти мгновения я
  
  вспоминаю с огромным удовольствием. Эта дурно пахнущая душевая казалась
  
  тогда земным раем.
  
  Местом в котором царили мир и гармония.
  
  После всего, мы, смеясь, мыли друг другу попы.
  
  Оксана пробыла в Планерском еще неделю. Еще пару раз нам удалось
  
  вырвать время друг для друга у серой жизни.
  
  Мы лежали голыми на далеком каменистом пляже и мечтали о том, как
  
  прекрасно могли бы жить в какой-нибудь другой стране, и любоваться на
  
  другое море.
  
  И все-таки встреча с Оксаной изменила мое отношение не к Коктебелю,
  
  нет. А к самой жизни, мне снова захотелось дышать, хотя бы недолго, на
  
  мгновение. Открыть глаза на миг, увидеть этот мир. И потом уйти не жалея не
  
  о чем, и чтобы не жалели меня.
  
  Ну а запах говна на пляже показался даже приятным. А море, море,
  
  оказалось морем...
  
  Неизвестный автор - Вздыбленная плоть
  
  УАнны под платьем скрывалась пара сочных шарантонских дынь. Это богатство
  
  приходилось поддерживать бюстгальтером, поэтому Игорю частенько было
  
  трудновато добраться до сладкой цели. Он решил оставить попытки до того
  
  момента, когда сможет раздеть Анну, и, приподняв юбку, скользнул рукой по
  
  ноге вверх, туда, где кончался шелковый чулок. Игорь не мог более
  
  оставаться спокойным. Рука поднялась выше по бедру Анны и проникла под
  
  кружевной край шелковых трусиков.
  
  - Какой же ты нетерпеливый! - прошептала Анна.
  
  Однако она отнюдь не воспротивилась его действиям, но слегка
  
  раздвинула ноги, чтобы облегчить доступ к покрытой завитками волос мягкой
  
  плоти.
  
  - Ты так возбуждаешь меня... - пробормотал Игорь. - Не могу больше
  
  ждать.
  
  - И чего же тебе хотелось? - игриво спросила Анна.
  
  - Мне хотелось вытащить тебя на улицу и взять в первой же ближайшей
  
  темной подворотне.
  
  Облаченная в перчатку женская рука покоилась на бедре Игоря.
  
  Усмехнувшись его словам, Анна провела кончиками пальцев по ширинке
  
  поклонника.
  
  - Ты и в самом деле возбужден, мой милый! - негромко воскликнула она.
  
  - Неужели оттого, что Сергей попытался погладить меня пониже спины?
  
  Задавая вопрос, Анна была не совсем откровенна, несколько расплывчато
  
  трактуя все, что произошло на танцевальной площадке. Сергей не просто
  
  попытался погладить Анну во время танца, но в полной мере преуспел в этом.
  
  Он исследовал округлости через платье и трусики настолько прилежно, что их
  
  плавные изгибы, форма, размеры, а также глубокая щель посередине навсегда
  
  останутся запечатленными в его памяти. Анна в свою очередь нисколько не
  
  возмутилась и не сделала даже малейшей попытки пресечь поползновения
  
  Сергея, поскольку была чувственной женщиной и любила ласки, а, кроме того,
  
  Сергей был недурен собой, обладал приличным состоянием и не отличался
  
  преданностью жене, свидетельством чего служило его поведение в клубе.
  
  Более того, Сергей принадлежал к тому типу мужчин, из которых Анна
  
  предпочитала вербовать поклонников. Она заботилась о том, чтобы их было
  
  несколько одновременно - на случай, если вдруг захочется пойти в ресторан
  
  или в театр, или потанцевать, или же просто провести время в постели. Она
  
  полагала втайне, что Игорь принадлежит к той же категории, что и Сергей,
  
  обладая лишь тем преимуществом, что не был женат и, следовательно, мог
  
  полностью располагать собою и своим временем.
  
  - Когда увидел, как он лапает тебя, я чуть не взбесился от ревности, -
  
  сказал Игорь, не очень веря собственным словам, однако стараясь убедить
  
  Анну в их правдивости. - Мне ничего не оставалось, как немедленно вернуться
  
  с тобой на танцевальную площадку и самому приласкать тебя, чтобы уничтожить
  
  память о его наглых прикосновениях. С тех пор и с ума схожу от желания,
  
  теперь ты сама можешь в этом убедиться.
  
  Его словам так же, как и вопросу Анны, недоставало искренности.
  
  Действительно, он поглаживал великолепные формы Анны, когда они вместе
  
  танцевали, но испытывал при этом не пылкое возбуждение, но умеренное
  
  удовольствие. Настоящей причиной его нынешнего состояния было короткое и
  
  совершенно неожиданное происшествие с Наташей.
  
  -Приятно слышать, мой дорогой,: -сказала Анна.
  
  Она снова усмехнулась, расстегнула пуговицы на брюках и, не снимая
  
  перчатки, дотронулась до яичек. Он вздрогнул от прикосновения бархатистой
  
  лайки к разгоряченной плоти. Выходя из клуба, он лишь обернул шею длинным
  
  белым шелковым шарфом, пальто же надевать не стал, теперь оно, свисая с
  
  локтя, прикрывало медленные движения руки Анны. Когда его пальцы заиграли
  
  внутри маленького горячего алькова, пришел ее черед томно вздохнуть. Она
  
  освободила предмет своих забот от покровов одежды, чтобы мужская ладонь
  
  могла полнее насладиться им.
  
  Хотя они оба испытывали огромное удовольствие, возбуждая друг друга,
  
  Анна следила, чтобы игра не зашла слишком далеко. Было бы ошибкой объяснить
  
  ее осторожность чувством приличия или скромностью, ибо приличия волновали
  
  девушку не больше, чем Игоря, а скромностью она отличалась еще меньше, чем
  
  он. Но она не собиралась позволить ему выпустить заряд страсти прежде, чем
  
  орудие будет надежно укрыто в самом, как она думала, подходящем для этого
  
  месте - во влагалище. А это станет возможным только тогда, когда они
  
  доберутся до спальни и она удобно ляжет на спину.
  
  Услышав, как участилось дыхание Игоря под воздействием нарастающего
  
  возбуждения, она пальцами, затянутыми в лайку, провела по черным тонким,
  
  словно нарисованным карандашом, усикам, погладила по щеке, а потом
  
  поцеловала, заглушив слабый стон разочарования, вырвавшийся у брошенного в
  
  столь волнующий момент любовника. Анна приоткрыла рот и влажным языком
  
  пробежала по его губам.
  
  Ласковые пальцы Игоря также не оставили Анну безучастной, она успела
  
  проделать немалый путь наверх по горе наслаждения. Но в отместку он не дал
  
  ей добраться до вершины, как бы близко та ни была. Игорь знал, что еще
  
  несколько движений руки под шелком трусиков, и она смогла бы преодолеть
  
  гору:
  
  Влажный поцелуй и горячий язык девушки молили о том, чтобы он позволил
  
  довершить удовольствие, но пальцы прекратили игру.
  
  В отличие от Анны Игорь не отнял руки, оставив ладонь неподвижно
  
  покоиться на гладкой коже, тем самым не позволяя девушке ни расслабиться,
  
  ни достичь предела владевшего ею возбуждения.
  
  - Мучитель! - проговорила Анна, глубоко вздохнув.
  
  Сдвинув ноги и зажав его руку, как в тиски, она пыталась побудить его
  
  возобновить ласки. Однако она отлично знала, что Игорь не поддастся, потому
  
  что они уже не в первый раз играли в эту игру.
  
  Любовники занимались этим в такси, разъезжая ночами по городу, в
  
  полутьме театров и кинотеатров, в ложах оперы и на симфонических концертах.
  
  Они мучили друг друга пыткой неутоленной жажды, слушая музыку Бетховена,
  
  присутствуя на представлениях современных пьес или на показе новейших
  
  фильмов в кинотеатрах.
  
  Соль игры заключалась в том, чтобы резко остановиться за две секунды
  
  до финиша, оставив распаленную жертву ни с чем. Потом, когда накал страстей
  
  несколько ослабевал, обычно жертва начинала сызнова в надежде отыграться,
  
  но иногда первым возобновлял игру победитель.
  
  Случалось, что кто-нибудь ошибался в оценке состояния партнера и
  
  прекращал игру на несколько секунд позже, чем следовало бы для победы. И
  
  тогда они переживали забавные моменты и потом часто вспоминали, как,
  
  например, пронзительно и сладострастно закричала Анна на балете
  
  "Шехерезада", когда красочное балетное действо было в самом разгаре, а
  
  танцовщики в ярких одеждах особенно высоко парили над сценой, или тот
  
  случай, когда Игорь перешел грань и излил свой восторг прямо в руку Анны на
  
  просмотре фильма Жана Ренуара, который им обоим весьма понравился.
  
  Выглянув в окно машины, Анна поняла, что ехать им осталось недолго.
  
  Однако она горела желанием отыграться, более того, считала своим долгом
  
  чести отомстить Игорю немедленно. Рука в перчатке вновь нырнула под складки
  
  свернутого пальто, и Игорь приготовился к новым прикосновениям лайковой
  
  кожи. Но девушке пришла в голову более интересная мысль:
  
  Конец длинного белого шелкового шарфа она быстро обернула вокруг того,
  
  что Игорь считал своей законной гордостью.
  
  - О-о... Анна, что ты делаешь? - от неожиданности у него перехватило
  
  дыхание.
  
  - Хочешь знать, что делаю? - шепнула она ему в ухо, растирая пальцами
  
  белый шелк.
  
  Она снова поцеловала его, и светлая прядь волос упала ему на лицо. Это
  
  нежное прикосновение чуть было не стало последней каплей, переполнившей
  
  чашу сладостных мук Игоря, нервы были напряжены до предела, он чувствовал,
  
  что вот-вот перестанет владеть собой. Подхлестываемый возбуждением, Игорь
  
  попытался освободить руку, зажатую между бедер Анны, чтобы самому
  
  включиться в дразнящую игру. Но девушка крепко сжимала ноги, мешая ему
  
  добраться до уязвимого места, сама же продолжала мучить его с утонченной
  
  жестокостью.
  
  -О, да, знаю я, чего ты хочешь, - прошипела она язвительно, -но ты
  
  этого не получишь, хоть на коленях умоляй!
  
  Но торжество тут же сменилось испугом, она поняла, что любовник зашел
  
  слишком далеко. Его спина напряглась и выпрямилась, ноги сильно
  
  вздрагивали, и Анна уже не сомневалась, что вот-вот ощутит влажный взрыв
  
  страсти сквозь тонкий шарф и лайковую перчатку. Но в этот самый момент
  
  такси свернуло к обочине и, взвизгнув тормозами, остановилось, при этом оба
  
  пассажира едва не упали на пол. Шофер уверенно объявил, что они прибыли.
  
  Бедный Игорь не мог не пожалеть, что поездка закончилась так быстро, а
  
  ему не удалось добраться до конца другого пути, того, по которому его вела
  
  Анна. Она отодвинулась, разжала бедра и сбросила с себя его руку; он же
  
  сидел, с трудом переводя дух, изо всех сил стараясь успокоиться, застегнуть
  
  брюки не было никакой возможности, так как шофер обернулся, чтобы сказать,
  
  сколько они ему должны. Игорь неуклюже выбрался из машины, прикрываясь
  
  висевшим на локте пальто.
  
  Расплачивался он одной рукой, а Анна стояла на тротуаре, посмеиваясь
  
  над его неловкостью и радуясь победе.
  
  Квартира была на втором этаже, и они принялись подниматься по
  
  лестнице. Игорь тяжело дышал, словно взбирался не по ступенькам, а по
  
  крутой горе. Обняв девушку за талию, он с маниакальной настойчивостью
  
  пытался добраться до нежной кожи, но одежда мешала ему. Воспользовавшись
  
  его замешательством, Анна просунула руку ко вздрогнул, чем вызвал игривый смешок Анны.
  
  - Я выиграла этот раунд, дружочек мой, - сказала она весело и крепко
  
  сжала пальцы. - Ты так близко подошел к краю, что мне надо было сделать
  
  пару движений, и ты бы обрушился вниз.
  
  - Нет! - воскликнул Игорь; лицо его покраснело от переживаемых эмоций.
  
  - Конечно, да! - возмутилась она. - Да тебя и сейчас легко довести до
  
  предела.
  
  -Анна... Нет!
  
  От воодушевленной успехом Анны совершенно ускользнул смысл его
  
  восклицаний. Она подумала, что Игорь отказывает ей в победе, хотя в
  
  действительности же он предупреждал о том, насколько она близка к истине.
  
  Стремясь предотвратить нежелательные неожиданности, Анна крепко сжала
  
  вздыбленную плоть. Прежде они должны добраться до дому, где она удобно
  
  раскинется на постели и пожнет плоды трудов, начатых в такси. Однако очень
  
  скоро девушке пришлось признать, что она не сумела правильно разобраться в
  
  ситуации. Они поднялись еще на три ступеньки и оказались на лестничной
  
  площадке, и тут возбуждение, терзавшее Игоря, сделалось окончательно
  
  невыносимым, более сдерживаться не было никакой возможности.
  
  Он оторвал от себя руку Анны и, прежде чем она у спела догадаться о
  
  его намерениях, схватил за плечи и рывком повернул лицом к лестничному
  
  пролету.
  
  Толчок был такой силы, и на мгновение девушке показалось, что он
  
  рехнулся от страсти и собирается сбросить ее вниз.
  
  - Быстрей, быстрей, - простонал он. - Помоги мне, дорогая!
  
  Испуг помешал ей хорошо расслышать слова, затем более уловить их
  
  смысл.
  
  Побуждаемый отчаянным нетерпением, Игорь действовал слишком быстро и,
  
  возможно, несколько необычно, так что Анна пребывала в полной
  
  растерянности. Потеряв равновесие, она качнулась вперед и, чтобы не упасть,
  
  судорожно ухватилась обеими руками за деревянные поручни, таким образом,
  
  невольно приняв именно ту позу, которая лучше всего отвечала намерениям
  
  Игоря. Хрипло дыша, дрожащими руками он задрал черное пальто и легкое
  
  платье, а лиловые трусики приспустил.
  
  - Нет! - протестующе воскликнула Анна, сообразив наконец, что убивать
  
  ее не собираются, но помять одежду могут. - Это глупо, Игорь! Двенадцать
  
  ступенек - и будем дома.
  
  Игорь обнажил великолепные грушевидные выпуклости, тем самым воплотив
  
  в реальность мечту многих мужчин, танцевавших с Анной в клубе, но
  
  приласкать их уже не было времени, внутреннее напряжение гнало его дальше.
  
  Он прижался к обнаженным прелестям с такой силой, что опасения девушки
  
  свалиться вниз головой через перила приобрели некоторые основания. Каблук
  
  на одной туфле сломался, когда Игорь круто развернул Анну к перилам, она
  
  неуверенно балансировала, чувствуя боль в лодыжке. Когда девушка приподняла
  
  ногу, чтобы совсем избавиться от негодной туфли, Игорь немедленно
  
  воспользовался этой возможностью и с силой раздвинул ноги Анны.
  
  - Это дурацкая затея! Оставь меня, я не хочу! - злилась она, пытаясь
  
  взглянуть на него через плечо.
  
  Одной рукой Анна крепко держалась за перила, а другой пыталась
  
  дотянуться до трусиков и вернуть их на прежнее место. Но было уже поздно,
  
  она была бессильна против настойчивого желания Игоря: трусики болтались
  
  вокруг колен, а драгоценное достояние находилось в руках насильника,
  
  который мог делать с ним все, что ему заблагорассудится, и нога Игоря,
  
  вставленная наподобие клина между ног, мешала сомкнуть бедра.
  
  У нее перехватило дыхание, когда его пальцы решительно раздвинули
  
  полные ягодицы, словно разломили сочный персик, и она почувствовала
  
  прикосновение восставшей плоти. Игорь крепко обнимал девушку за талию, а
  
  другой рукой ласкал живот.
  
  Нет! - воскликнула она, когда Игорь сильно и резко вошел в нее. - Это
  
  глупо, - повторила она настойчиво с обидой в голосе, - прекрати немедленно!
  
  С точки зрения Анны, эта неожиданная атака была, возможно, и глупой, и
  
  неуместной, но для Игоря решался вопрос жизни и смерти. В такси блестящая
  
  выдумка Анны использовать шелковый шарф довела до неистовства, а когда она
  
  и на лестнице не оставила его в покое, переполнявшие эмоции вырвались
  
  из-под контроля. Оказалось, что ему достаточно было погрузиться в горячие
  
  бархатистые глубины, чтобы все было кончено. Она еще протестовала, его
  
  пальцы еще раздвигали нежную плоть, когда он, не сделав ни единого
  
  движения, выплеснул свою страсть.
  
  - Невероятно! - возмущенно воскликнула Анна, пока тело Игоря сотрясали
  
  экстатические судороги.
  
  - Я люблю тебя... Я люблю тебя... - бормотал он в упоении.
  
  Анна любила чувственные игры, особенно с Игорем, равным ей по
  
  изобретательности в подобных развлечениях. Кроме того, стихийность и мощь
  
  взрыва не могли не произвести впечатления. Ей было чем гордиться: далеко не
  
  каждая женщина была способна спровоцировать столь бурную реакцию у мужчины.
  
  И когда Игорь погладил по обнаженному животу, собственное желание Анны,
  
  временно подавленное гневом, вновь стало расти.
  
  Внезапно погас свет, и лестница погрузилась во тьму. Тем лучше,
  
  подумала Анна, по крайней мере никто из поздно возвращающихся домой соседей
  
  не увидит ее с болтающимся вокруг колен нижним бельем и Игоря, прильнувшего
  
  к ее заду. Она слегка отодвинулась, чтобы освободиться от вонзенного в нее
  
  предмета, и, повернувшись, пылко прижалась к Игорю.
  
  - Анна, ты потрясающая! - прошептал он благодарно.
  
  Одной рукой она обвила его шею, заставив пригнуть голову так, чтобы
  
  она могла поцеловать его, а другой дотронулась до влажной плоти, давая
  
  понять, что простила его дерзость. Игорь нащупал под платьем безупречной
  
  формы выпуклости и сжал их как бы в знак благоговения, подобно смиренному и
  
  счастливому верующему в святилище, жертвы которого были приятны божеству.
  
  Поцелуй Анны стал более страстным, однако Игорь не отвечал на него так, как
  
  хотелось бы девушке:
  
  Казалось, он собирается всю ночь простоять на лестнице в блаженном
  
  забытьи!
  
  Немного позже, в постели, Игорь вполне здраво воспринимал реальность и
  
  прекрасно сознавал, кто лежит рядом, а именно - Анна. Она и в самом деле
  
  была очаровательна. Лежа на спине, она нежно водила пальцами по спине
  
  Игоря, а он влажным языком ласкал твердые, соблазнительные бутоны на пышной
  
  груди. Лампа у кровати не горела, и, хотя шторы были не задернуты, в
  
  комнате было очень темно.
  
  Но Игорю и не требовалось зажигать свет, чтобы с грустью
  
  удостовериться, что живот, который он целует, принадлежит не Наташе, и
  
  выпуклый влажный холмик, где резвятся его пальцы, тоже принадлежит не ей.
  
  - Какой он крепкий! - воскликнула Анна, энергично поглаживая предмет
  
  своего восторга.
  
  Игорь же не смог удержаться от легкого вздоха сожаления о том, что не
  
  Наташа открывает ему свои объятия.
  
  Разумеется, Игорь был готов исполнить приятный долг по отношению к
  
  Анне. Да и кто бы отказался, оказавшись в одной постели со столь аппетитной
  
  женщиной? Он быстро наклонился над ней, прижался животом к ее животу, и она
  
  приняла его с редкостным радушием, как долгожданного гостя. Но, пока тело
  
  совершало положенные движения, разгоряченная фантазия рисовала образ
  
  Наташи.
  
  Игорь невольно представлял ее на месте Анны: это ее длинные ноги
  
  обхватили его, это ее пятки отбивают дробь наслаждения по его спине. Он
  
  убеждал себя, что грудь, придавленная его весом, - это грудь Наташи и
  
  горячие губы, прильнувшие к его губам, - это рот Наташи.
  
  И когда наступил завершающий момент, он вообразил, что изливает
  
  страсть в мягкий живот Наташи и что чудные восклицания и стоны блаженства
  
  исторгнуты из ее груди.
  
  Оторвавшись от Анны, Игорь чувствовал некоторое разочарование. Виной
  
  тому, видимо, была живость его воображения.
  
  - Это было очень хорошо, Игорь, - промурлыкала довольная Анна, словно
  
  котенок, который трется о ногу хозяина.
  
  Не успела она прийти в себя после первого сближения, как Игоря вновь
  
  потянуло к ней, горячие губы приникли к груди, пальцы затрепетали по
  
  бедрам. Сила воображения толкала его на выдающиеся подвиги этой ночью, а
  
  Анна с благодарностью принимала знаки обманчивой, не ею вызванной страсти
  
  еще дважды, прежде чем ей было позволено уснуть.
  
  Истомленная, насытившаяся, она крепко заснула. Но внезапно среди ночи
  
  почувствовала, что ее против воли возвращают к бодрствованию - что-то
  
  шевелилось на ее животе. Она открыла глаза, в комнате было темно. Она
  
  лежала на спине с раздвинутыми ногами, одеяло было отброшено в сторону,
  
  полностью раскрыв обнаженное тело. Анна протянула руку, чтобы сбросить с
  
  живота то, что потревожило ее сон, - и наткнулась на голову Игоря. Низко
  
  склонившись к ее ногам, он ласкал языком ее тайник, впрочем, уже хорошо ему
  
  известный.
  
  - Что ты делаешь? - недоуменно проговорила она, ей не хотелось
  
  просыпаться.
  
  - Хочу разбудить тебя, дорогая, - ответил Игорь, на секунду
  
  оторвавшись от своего занятия.
  
  - Нет, хватит, Игорь, я слишком устала. -Ну еще разок, -пробормотал
  
  он. -Я не отниму тебя много времени.
  
  - Не сейчас, - зевнула она и оттолкнула его голову, пытаясь прекратить
  
  домогательства. - Спи и оставь меня в покое.
  
  - Я спал, но мне приснилось, что занимаемся тобой любовью. На тебе
  
  была длинная белая атласная ночная рубашка с разрезом на животе, я запусти
  
  туда руку и ласкал тебя. А когда прижался к тебе во сне, сразу же почувствовал огромное возбуждение.
  
  - М-м-м... - простонала она, вновь засыпая, поскольку язык Игоря
  
  больше не беспокоил самое чувствительное место.
  
  Стоит ли уточнять, что Игорь опять солгал Анне: снилась ему Наташа, и
  
  это ее маленький животик ласкал во сне через длинный разрез в белой
  
  рубашке.
  
  Проснувшись, Игорь обнаружил, что мечется по атласным простыням,
  
  пытаясь как-то изгнать охватившее его желание. Когда колдовство сна
  
  рассеялось Игорь усмехнулся про себя, подумав, что, если бы о не проснулся
  
  вовремя, его тело само, без участия сознания, нашло бы выход возбуждению,
  
  испачкав при этом простыни.
  
  Игорь сделал попытку успокоиться; решив ублажить своего неразумного
  
  дружка, взял его в руку, но тот не желал смиряться, всем своим видом
  
  показывая, что утихомирится и позволит хозяину заснуть только тогда, когда
  
  в полной мере удовлетворят его нужды. Хотя Наташа была вне досягаемости,
  
  рядом лежал обворожительная Анна, правда, пока ничего не подозревающая о
  
  возникшем затруднении. Разбудит ее означало по крайней мере нарваться на
  
  отказ, если не на более грубый отпор. Игорь решил воспользоваться другой
  
  тактикой: потихоньку откинуть одеял и подготовить девушку, прежде чем она
  
  поймет, что происходит.
  
  То, что она проснулась и недвусмысленно пресекла домогательства,
  
  ничего не значило для мужчины, находившегося в том состоянии, в каком
  
  пребывал Игорь. Он подождал, пока ровное, тихое дыхание не подсказало ему,
  
  что она снова уснули, и осторожно встал на четвереньки над обнаженным
  
  телом. Медленно - о, как медленно!
  
  - сантиметр за сантиметром он опускался вниз, пока восставший член не
  
  коснулся маленькой копны волос под животом девушки. Он опустился еще
  
  немного и дотронулся до пухлых лепестков, увлажненных стараниями его языка.
  
  Анна пошевелилась во сне и пробормотала что-то невразумительное.
  
  С чрезвычайной осторожностью Игорь подался вперед, расположив тело
  
  так, чтобы точно попасть в цель. Прикосновение к жаркой плоти спящей
  
  вызвало в нем нетерпеливую дрожь. Видимо, почувствовав это, Анна вновь
  
  зашевелилась, что едва не привело к катастрофе. Игорь увидел, как девушка
  
  начинает поворачиваться на бок, чтобы избавиться от того, что тревожило ее
  
  сон. В тот же момент Игорь нырнул в бархатистые глубины и, по-прежнему
  
  балансируя на руках и коленях, так, чтобы никакая иная часть тела не
  
  касалась Анны, пустил коня во весь опор.
  
  - Ум-ф! - забеспокоилась Анна, просыпаясь. - Что?
  
  Но дело было уже сделано, Игорь выплеснул свою страсть, и, прежде чем
  
  она окончательно проснулась и поняла, какие ощущения лишили сна, он уже
  
  закончил бег и, отпрянув, лежал рядом. Лишь легкая приятная дрожь
  
  напоминала о пережитом наслаждении.
  
  -Игорь, -позвала Анна, тряся его плечо, -мне приснился такой странный
  
  сон. Что ты делал со мной?
  
  Ну, ну, - он обнял девушку, стараясь успокоить, - все в порядке. Спи,
  
  дорогая!
  
  Вскоре дрожь унялась, и Игорь заснул, прижимая к себе Анну. Но даже
  
  после украденного ночного блаженства он не смог проспать долго и очнулся на
  
  рас свете, возбужденный близостью теплого нежного тела. Несколько секунд
  
  спустя хорошо отдохнувшая и более восприимчивая Анна пробудилась с приятным
  
  ощущением, что кто-то ласкает ее грушевидные выпуклости. Она лежала на
  
  боку, высоко поджав колени, и не пыталась защитить себя от посягательств. В
  
  полудреме девушка не сознавала, да и не заботилась о том, чтобы знать, кто
  
  именно доставляет столь восхитительное удовольствие. Она лежала неподвижно,
  
  в полусне наслаждаясь тем, что с ней делали чуткие пальцы, которые с
  
  невообразимой нежностью дотронулись до трепещущих лепестков, прикрывающих
  
  вход в пещерку. Легкий вздох сорвался с губ, когда те же пальцы коснулись
  
  глубоко спрятанного розового бутона и убедились его влажной готовности. В
  
  следующий момент из-под, бедра поднялась рука и раздвинула внутреннюю плот
  
  для чего-то более толстого и длинного, чем пальцы, это нечто медленно
  
  проникло в нее.
  
  - Как хорошо, - прошептала она.
  
  Кончик влажного языка ласкал ухо, а Игорь рабе тал членом, как
  
  поршнем, и они вместе пришли блаженному завершению. Анна так и не открыла
  
  глаз во время этого небольшого эпизода ранним утром Она лежала безвольно,
  
  трепеща от чудных ощущений. Как только возбуждение угасло, девушка тут же
  
  вновь уснула.
  
  Она проспала крепко и спокойно до полудня. Светлые волосы разметались
  
  по лбу, полная грудь с малиновым соском высунулась наружу, потому что
  
  покрывало было скомкано, а ночные рубашки она презирала.
  
  Пранкер А. - Козел
  
  Вдверь позвонили. Кидсон нехотя отложил журнал, отодвинул в сторону столик
  
  со свежей почтой и покачал головой.
  
  - Кто бы это мог быть? Знакомые обычно звонят по телефону...
  
  Большое мягкое кресло скрипнуло кожей и отпустило его. Спустившись в
  
  прихожую, он одернул купальный халат и открыл дверь. Брови его чуть
  
  вопросительно приподнялись.
  
  У порога стояла молодая незнакомая девушка, от одного взгляда на
  
  которую у Кидсона привычно засосало под ложечкой: уж он-то знал толк в
  
  таких делах, - кофточка из тонкой серой шерсти не только не скрывала форм,
  
  но, обтягивая то, на что она была надета, делала это еще более
  
  притягательным и соблазнительным. Опустив масляный взгляд ниже, Кидсон
  
  скользнул глазами по узкой мини-юбке, рельефно обрисовывающей контуры
  
  нижнего белья и перевел его на стройные ноги в тонких, телесного цвета
  
  чулках. Сглотнув поднявшийся в горле комок, Кидсон поднял глаза.
  
  Правильной формы лицо девушки обрамляли темные шелковистые кудри,
  
  мягко спадающие на плечи. Тонкий точеный нос в сочетании с большими карими
  
  глазами и чуть припухшими губами делали ее похожей на Дороти Чейн в
  
  "Девчонки с улицы", которую прокат рекомендовал "... Исключительно для
  
  поднятия формы перед ночными забавами". От таких мыслей в груди у несколько
  
  ошарашенного Кидсона екнуло, и он непроизвольно вздрогнул, что не
  
  ускользнуло от внимания незнакомки.
  
  - Э-э-э... - пришел в себя Кидсон. - Чем могу быть полезен, мисс?
  
  Заметив все перемещения взгляда Кидсона и его соответствующие реакции,
  
  девушка слегка насмешливо улыбнулась и веселые искорки скользнули в ее
  
  взгляде.
  
  - Извините, мистер...?
  
  - Кидсон, мисс.
  
  - Да, мистер Кидсон. Меня зовут Аннет Шейнон, я работаю в
  
  университете. Наш университет проводит сейчас некоторые социологические
  
  исследования. Не могли бы вы нам немного помочь и ответить на некоторые
  
  вопросы?
  
  На губах ее все еще блуждала лукавая улыбка. Кидсон облизнул
  
  пересохшие губы и широко улыбнулся.
  
  - Какой разговор, - с готовностью отозвался он. - Кстати, вы очень
  
  вовремя! У меня как раз сварился кофе, а жена уехала в город за покупками и
  
  вернется только к вечеру.
  
  Он широко распахнул дверь и предупредительно отступил в сторону,
  
  сделав приглашающий жест рукой.
  
  Глаза девушки еще раз лукаво блеснули. Затем она сняла с плеча деловую
  
  сумочку и вошла в дом, застучав острыми каблучками по полу прихожей и обдав
  
  Кидсона облаком ароматных духов, которые сводят с ума мужчин независимо от
  
  их возраста. Он поспешно закрыл дверь и провел гостью в холл.
  
  Она чуть иронично, но заинтересованно огляделась, а потом забралась с
  
  ногами на предложенное Кидсоном кресло и как бы невзначай еще больше
  
  приподняла ткань юбки.
  
  Не в состоянии оторваться от этого, Кидсон спросил:
  
  - Э... Вам принести кофе?
  
  - Да, и если можно, с сахаром и даже со сливками.
  
  Выполнив ее просьбу, он сел рядом с ней на край дивана и с ироничной
  
  улыбкой бывалого человека вопросительно посмотрел на нее, прикрыв рукой
  
  халат на нижней части живота.
  
  Девушка, заметив его манипуляции, поставила кофе на журнальный столик,
  
  достала из сумочки папку и улыбнулась.
  
  - Мне хотелось бы, чтобы вы ответили на вопрос... - Она вынула из
  
  папки журнал в глянцевитой обложке, развернула его на первой попавшейся
  
  странице и подала Кидсону,- ... Как вы относитесь вот к этому?
  
  Это был журнал "Супер XXX". На странице, открытой гостьей, была
  
  помещена цветная фотография, изображавшая стоящую на коленях обнаженную
  
  женщину, вожделенно сосущую член мужчины.
  
  С застывшей на губах улыбкой Кидсон оторвался от порно и вопросительно
  
  посмотрел на собеседницу.
  
  - ...?
  
  - Я имею в виду к сексу и к порнографии?
  
  У Кидсона перехватило дыхание. Он решил рискнуть. Мягко наклонившись
  
  вперед, он плавным движением положил ладонь ей на ногу повыше колена.
  
  - По-моему, порно - это неплохо, но мне больше нравится вот это...
  
  Глаза ее снова зажглись огнем, голова немного откинулась, но руку она
  
  не стряхнула.
  
  - Мистер Кидсон... - начсала было она протестовать глухим голосом, но
  
  он прервал ее.
  
  - Зови меня просто Эндрю... - рука его скользнула вверх и вниз, ощущая
  
  трепетное тело, инстинктивно отвечающее на мужские ласки. Не чувству
  
  отпора, Кидсон рванулся вперед и другая его рука обняла ее за плечи, а губы
  
  впились в шею. Ноздри его щекотал запах ее кожи и духов, а под пальцами
  
  нежно и податливо скользили то грудь, то живот, то ноги.
  
  - Эндрю... - простонала она, откидываясь назад и закрывая глаза. Не...
  
  Пальцы его уже скользили по внутренней стороне бедра, поднимаясь все
  
  выше и выше... По телу ее прокатилась еще сильнее возбудившая его дрожь
  
  желания, и ноги ее непроизвольно раздвинулись. Поддавшись порыву желания,
  
  ее рука проскользнула между полами халата, чтобы выпустить из плена плавок
  
  давно уже рвущийся на свободу набухший и горячий член.
  
  Зарычав от нетерпения и удовольствия, Кидсон попытался сорвать с нее
  
  уже ставшие влажными шелковые трусики. Но она изогнулась и простонала
  
  горячим шепотом:
  
  - Пусти меня... Я сама...
  
  Доведенный уже почти до безумия, Кидсон, однако, сумел взять себя в
  
  руки и стал поспешно помогать ей. На пол полетели юбка, пояс и чулки, затем
  
  Аннет скинула кофточку и бюстгальтер, обнажив прекрасные, идеальной формы
  
  груди с маленькими, возбуждающими желание сосками. Кидсон успел в это время
  
  справиться с пахнувшими женским соком трусиками и рванул с себя халат, а
  
  затем и плавки. Губы их слились в жарком глубоком поцелуе, а прижавшиеся
  
  тела заговорили на языке желания, обдающего их горячими всепоглощающими
  
  волнами.
  
  Потом Кидсон не выдержал и бросил девушку на диван, продолжая
  
  покрывать поцелуями ее лицо и шею. Ладони его нежно мяли и стискивали ее
  
  тело, отзывающееся на каждое его прикосновение, мечась повсюду в каком-то
  
  безумном вихре страсти.
  
  Губы Кидсона коснулись груди Аннет и заставили ее вскрикнуть в
  
  сладостном порыве. Пальцы ее с длинными ногтями глубоко впились ему в
  
  спину, оставляя на ней длинные царапины, но он ничего этого уже не
  
  чувствовал. Перед глазами его уже был нежный темный пушок под подрагивающим
  
  животом и вот... Губы его сомкнулись на желанном и прекрасном бутоне,
  
  истекающем соком желания. Он утонул. Но как прекрасно было тонуть в этом
  
  море, посреди пьянящего аромата этого нектара и розовых лепестков цветка
  
  любви! Тело девушки изогнулось, изо рта вырывались сладкие стоны. Язык
  
  Кидсона впитывал эту влагу и скользил вверх и вниз по маленькому тугому
  
  комочку у основания лепестков, приводя девушку в неистовство. Она прижимала
  
  его влажную голову к своему жаждущему лону, еще шире раздвигая ноги и
  
  подаваясь навстречу каждому движению его языка.
  
  Дыхание ее перехватывало, она стонала:
  
  - О... Да... Еще... Еще!..
  
  Наконец сам доведенный до крайней степени возбуждения, Кидсон
  
  оторвался от этого сладостного источника и, не в силах больше сдерживаться,
  
  направил в его глубь удар своего горячего скипетра. Перед глазами все
  
  плыло. Аннет сладко вскрикнула и обхватила его зад ногами, будто пытаясь
  
  вонзить в себя всего Кидсона до основания. Удар! Еще один!
  
  Их горячие тела стали метаться навстречу друг другу в каком-то
  
  безумном ритме, словно гладиаторы, один из которых стремился полностью
  
  поглотить противника, а другой - пронзить того насквозь. Время
  
  остановилось.
  
  Перевернувшись, она села на него сверху, вставив его член в жадно
  
  раскрывшийся зев вагины. Началась ни с чем не сравнимая любовная скачка.
  
  Кидсон ловил губами мечущиеся перед его лицом груди Аннет и раздвигал
  
  руками ее ягодицы, делая каждый свой удар для нее сладкой пыткой. Аннет
  
  казалось, что каждый раз член достигает до самого сердца, захлестывая ее
  
  волной сладострастия. Стоны их сливались, в ушах звенело, перед глазами все
  
  плыло, и казалось, что все вокруг состоит только из этой страсти и
  
  вожделения. Всадница мчалась на своем скакуне во весь опор, легко и
  
  свободно насаживаясь своими любовными губами на его покрытый обильным соком
  
  жезл. Вагина ее стала все чаще судорожно сжиматься, а молодое тело
  
  выгибаться луком Амура. Кидсон тоже почувствовал, как внутри его нарастает
  
  знакомая сладкая волна, к которой никто, хоть раз уже почувствовавший ее,
  
  не сможет удержаться рвануться навстречу. Еще немного, еще несколько
  
  движений навстречу!..
  
  Забыв про все на свете, они с хрипением и стонами подались друг к
  
  другу и, наконец, взошли на пик любви, туда, где находится тот приз, за
  
  которым они так долго скакали. Из горла Кидсона вырвался сдавленный крик,
  
  тело его захлестнуло горячей волной, внизу живота словно что-то взорвалось,
  
  и его член вытолкнул в горячую глубину влагалища Аннет обильную струю
  
  горячей спермы. Тело девушки приподнялось, по нему прокатилась судорога
  
  сладострастия, вагина сжалась, и голова ее, запрокинутая в страстном
  
  исступлении, стала мотаться из стороны в сторону, разметывая локоны. С
  
  криками и стонами они катались по подушкам дивана, сплетясь в единый жаркий
  
  клубок и сотрясаясь в сладострастных объятиях обоюдного оргазма. Аннет
  
  кончала апинами, но это лишь добавило огня в его ощущения. У нее самой на груди
  
  алели многочисленные следы от его жарких поцелуев. Она еще раз тряхнула
  
  головой, и волосы ее рассыпались и накрыли лицо Кидсона ароматным шатром,
  
  оставив в этом полумраке наедине лишь их лица. Наконец все кончилось. Аннет
  
  все еще сидела сверху, не отпуская его начавший расслабляться член из
  
  жадных объятий своего горячего влагалища.
  
  Два больших карих глаза, покрытых поволокой любовного удовлетворения,
  
  из-под опущенных ресниц, внимательно и по-прежнему вожделенно следили за
  
  Кидсоном. Вдруг она наклонилась и поцеловала его долгим страстным поцелуем.
  
  Ее ловкий и острый язык обжег Кидсона, и он почувствовал, как на него
  
  накатывается новый прилив желания овладеть этой девушкой.
  
  - Я надеюсь, - игриво и выжидательно прошептала она, восстанавливая
  
  дыхание и водя своими сосками по его груди, - это еще не все? А, Эндрю?
  
  Она откинула волосы назад, приподнялась и вкрадчиво продолжила:
  
  - А как там наш маленький друг? Давай посмотрим, куда он спрятался?
  
  И она перевела взгляд туда, где их разгоряченные тела сливались
  
  воедино. Кидсон не заставил себя упрашивать и тоже взглянул туда. Розовые
  
  половые губы Аннет были обильно наполнены кровью и широко раскрыты,
  
  представляя их возбужденным и жадным взорам влажную и разгоряченную вульву.
  
  Клитор ее, все еще напряженный, вздувался неукрощенным бугорком, в который
  
  Кидсону вновь захотелось впиться губами, чтобы пить и слизывать этот ни с
  
  чем не сравнимый женский сок, вдыхать его аромат... Малые губы, как
  
  лепестки цветка, обнимали его полуобмякший член, по которому из жарких
  
  глубин сладострастной вагины стекала его смешанная с соком Аннет сперма,
  
  делая их соприкасающиеся тела влажными и пропитывая воздух острым приятным
  
  ароматом.
  
  Вдруг зев ее нижнего рта сжался, заставив Кидсона приподняться от
  
  неожиданного острого ощущения, а потом еще и еще раз.
  
  Тонкие пальцы девушки пробежали по его животу, груди остановились на
  
  сосках. Нежные и возбуждающие касания заставили их вздрогнуть. Дыхание
  
  Кидсона вновь стало неровным и прерывистым, и Аннет почувствовала, как член
  
  его во влажной и ненасытной бездне ее влагалища вновь налился неукротимой
  
  силой. Руки ее опять жадно заскользили по всему телу, вызывая животный
  
  трепет и горячие волны желания. Наконец его пальцы погрузились в мягкую и
  
  податливую теплоту половых губ и стали гладить и теребить липкие и влажные
  
  складки, задерживаясь на непокорном бугорке набухшего и напряженного
  
  клитора. Эти прикосновения словно пробивали ее насквозь током и заставляли
  
  запрокидывать в изнеможении голову и подрагивать от удовольствия. Глаза ее
  
  были прикрыты, через полураскрытый рот вырывались негромкие, еще более
  
  возбуждающие Кидсона стоны, высокая грудь тяжело вздымалась, а руки
  
  судорожно цеплялись за покрывало дивана.
  
  Глаза Кидсона горели. Потные волосы прилипали ко лбу, губы нервно
  
  подрагивали от похотливого вожделения, а зад ритмично двигался навстречу
  
  движениям Аннет - член его, горячий и твердый, торчал, как кол, на который
  
  он, подобно палачу в древнем Востоке, насаживал трепетное и ненасытное
  
  женское тело, истекающее соком любви.
  
  Внезапно Аннет приподнялась. Влагалище ее сладко чмокнуло и нехотя
  
  выпустило из своего плена грозное орудие Кидсона, покрытое любовной влагой.
  
  На немой вопрос его безумных глаз ее срывающийся голос прошептал:
  
  - Войди... В меня... Сзади!
  
  И, встав на четвереньки, она призывно и широко раздвинула колени.
  
  Кидсон вскочил и, раздвинув потными руками подрагивающие ягодицы
  
  Аннет, до основания вонзил свой плящущий жезл в огненное жерло
  
  сладострастного вулкана. Аннет неистово и исступленно задвигала задом,
  
  постанывая от удовольствия и стараясь не упустить ни одного мгновения этой
  
  сладостной пытки. Ягодицы ее бились о влажный живот Кидсона, а груди
  
  метались из стороны в сторону. Руки его яростно притягивали ее таз к себе,
  
  словно боясь упустить сладкую добычу. Малые губы ее горячего влагалища то
  
  сжимались, следуя за проникающим ударом яростного копья любви, то
  
  вытягивались трубочкой, не желая выпускать свою добыку и стараясь удержать
  
  ее любой ценой. Дыхание сводило, а сердце было готово вырваться из груд
  
  и...
  
  Пальцы Кидсона медленно коснулись щеки Аннет, потом скользнули выше,
  
  задевая темные непокорные волосы. Глаза их встретились. И как в самые
  
  первые минуты, в них горели лукавые огоньки. Ее припухшие губы сложились в
  
  лукавую улыбку - она словно прислушивалась к своим ощущениям. Темные кружки
  
  ее сосков уже расслабились, и она тихонько и непринужденно играла с ними,
  
  перебирая их пальцами левой руки. Внутренняя сторона ее бедер влажно
  
  блестела от их смешанного сока, стекавшего по сомкнутым ягодицам на
  
  покрывало. В воздухе стоял терпкий и возбуждающий запах похотливой плоти.
  
  Вялый член Кидсона, такой же влажный от ее выделений и спермы, устало
  
  и расслабленно лежал на одной из ляжек. Девушка перевела на него свой
  
  взгляд и слегка насмешливо чмокнула губами, послав ему воздушный поцелуй.
  
  - Поросенок! Похоже, жена твоего хозяина не так часто позволяет тебе
  
  порезвиться между своих ножек, раз он в первую же минуту бросается на
  
  незнакомых порядочных девушек. А? - И она легонько коснулась его головки
  
  тонкими пальцами.
  
  - Признаться, я не ожидала от вас такой скорости, мистер Кидсон.
  
  Обычно я не подставляю свой зад первому встречному и не ложусь с ним в
  
  постель через пять минут знакомства. Но ваш напор и настойчивость мне
  
  нравятся. Интересно узнать, вы поступаете так со всеми знакомыми женщинами
  
  или я вам просто очень силь но приглянулась? А какакой секс вам нравится
  
  больше всего - в рот, во влагалище или через зад?
  
  К Кидсону вернулось его ироничное настроение. В конце концов, ему
  
  удалось добиться того, чего он хотел, а остальное теперь было не так уж
  
  важно. Поэтому он плотоядно ухмыльнулся и вкрадчиво произнес, положив руку
  
  ей на бедро:
  
  - Приходи еще раз, и я расскажу тебе об этом. И, чтобы было не скучно,
  
  можешь привести своих подруг. Все вместе мы проведем неплохую лекцию по
  
  живой этике.
  
  Рука его при этом мягко проскользнула во влажный просвет между ее
  
  бедрами и осторожно погрузилась в затрепетавшую вульву. Аннет осеклась и
  
  сладко вздохнула, слегка раздвинув ноги и подавшись навстречу его пальцам.
  
  Ненасытное женское начало толкало ее ненасытную плоть навстречу новым
  
  сладострастным ощущениям. Взгляд ее вновь затуманился, и промежность свела
  
  сладкая судорога. Ноги еще шире раздвинулись, обнажив широко раздвинувшиеся
  
  в похотливом желании половые губы.
  
  - Я бы непрочь принять ванну и душ, - наконец выдохнула она. - Ты меня
  
  просто измотал. Проведи меня туда.
  
  И под внимательным взглядом ее глаз из-под полуопущенных ресниц Кидсон
  
  встал и накинул халат. Ноги его были непослушными и ватными, в голове
  
  шумело. Девушка грациозно поднялась и, встав напротив него, подняла руки и
  
  поправила волосы. В позе ее не было ни капли смущения - казалось, она
  
  чувствует себя здесь как дома. Она вступила в купальные тапочки Кидсона и
  
  нетерпеливо повела плечом.
  
  Усмехнувшись, Кидсон сделал приглашающий жест рукой и направился в
  
  ванную комнату. Открыв дверь, он посторонился и пропустил Аннет внутрь,
  
  прислонившись к двери. На губах его играла ироничная ухмылка. Девушка
  
  окинула быстрым взглядом белый кафель стен, цветную плитку на полу,
  
  просторную ванну, мягкий коврик, два больших зеркала на стенах, столик с
  
  косметикой и висевшие на вешалке белые купальные халаты. Потом она встала к
  
  зеркалам, положила одну ладонь к себе на бедро, отставила одну ногу и
  
  наклонила голову в сторону, копируя модель с обложки журнала.
  
  - Да ты к тому же еще и очень самовлюблен, - сказала она, отрываясь от
  
  своего отражения. - Иначе зачем тебе такие зеркала, кроме как затем, чтобы
  
  любоваться своими яйцами? Или ты трахаешь здесь свою жену и глядишь при
  
  этом в зеркало?
  
  Она хихикнула и грациозно скользнула в ванну. Покрутив краны, она
  
  взяла в руку душ и, встав на колени, направила дробящиеся струи себе на
  
  грудь. Кидсон затаил дыхание. Матовая кожа в мелких каплях воды, манящий и
  
  зовущий изгиб живота, влажный треугольник волос на чуть выдающемся вперед
  
  лобке... Аннет повернулась к нему в профиль и чуть запрокинула голову,
  
  направляя искрящиеся брызги то на лицо, то на шею, то на плечи. Рука ее
  
  ласкала тело, а вся поза выражала животное томление...
  
  Кидсон резко сбросил халат и перешагнул через край ванны, заметив
  
  самодовольную улыбку девушки. Руки его снова стали мять и ласкать ее
  
  высокую грудь, упругие ягодицы, стройные ноги. Внутри у него опять все
  
  дрожало, но член еще никак не мог подняться, хотя уже набух и мягко терся о
  
  мокрые ляжки Аннет. Не сумев сдержать похотливого порыва, он схватил руками
  
  ее ягодицы, изо всех сил притянул девушку к себе, ощутив возбуждающее
  
  щекотание ее курчавых волос...
  
  Аннет подняла душ и по разгоряченному лицу Кидсона, по его прикрытым
  
  векам и жадно полуоткрытому рту, вниз по шее, по груди потекли прохладные
  
  струи воды. Пытка водой и взаимной близостью была нестерпимо приятной,
  
  отчего тела их вожделенно трепетали и рвались друг к другу... Тугие струи
  
  шумно бились в упругую кожу и дробились на сотни брызг. Плеск воды, яркий
  
  свет через закрытые веки, громкий стук сердца и бесконечные секунды
  
  желания. Затаенное дыхание и яростный беззвучный зов разгоряченной плоти... Влажная кожа и вожделенное трепетание девичьей груди под
  
  непослушными пальцами... Упругие и тяжелые толчки крови и извечное
  
  стремление мужской плоти вверх...
  
  Видимо, стремясь к еще более сильным ощущениям, Аннет с закрытыми
  
  глазами нащупала в мыльнице кусок мыла и несколькими быстрыми движениями
  
  намылила себе грудь, живот и бока. Тело ее под его ладонями стало скользким
  
  и упругим. От нового приступа неудержимого вожделения и похоти Кидсон
  
  зарычал. Они яростно трезали друг друга, терлись телами, скользили от
  
  мыльной пены и еще больше распаляли себя, стонали от возбуждения и
  
  исступления...
  
  Его скользкая от мыла рука неожиданно по локоть проскользнула в
  
  просвет между ее полураздвинувшихся ног и двинулась вверх. Аннет
  
  непроизвольно отставила зад и еще шире раздвинула ноги. Ненасытные губы ее
  
  влагалища разошлись в стороны и открыли доступ к более глубоким и нежным,
  
  набухшим и разгоряченным лепесткам. Рука Кидсона стала плавно и неторопливо
  
  двигаться вперед и назад, намеренно плотно прижимаясь к жаждущему
  
  удовольствия бугорку клитора. Тело девушки дрожало и билось, как от ударов
  
  электрическим током, бедра конвульсивно сжимались, отзываясь на новые волны
  
  сладострастия, зад судорожно двигался в похотливой попытке усилить
  
  сладостные ощущения. Из запрокинутого горла доносились полные сладкой муки
  
  стоны, и вся она подавалась навстречу Кидсону...
  
  Вдруг из груди у нее вырвался крик мучительного удовлетворения, пальцы
  
  ее судорожно впились в плечи Кидсона, ляжки в пене и слизи сжали руку
  
  Кидсона, тело забилось в любовной агонии а голова заметалась из стороны в
  
  сторону. Еще немного...
  
  Она тяжело вздохнула и в изнеможении отсела назад. Кидсон тяжело
  
  дышал, все еще стоя на коленях и сотрясаясь от неудовлетворенного желания.
  
  Его измученный бездействием член со вздувшимися узлами вен смотрел
  
  вверх, ожидая сочувствия...
  
  Глаза девушки приоткрылись. Рука ее протянулись вперед, и тонкие
  
  пальцы коснулись его мошонки, заставив его вздрогнуть и рвануться вперед.
  
  Ладонь ее крепко, но нежно обхватила основание его горячего жезла и
  
  потянула его к себе. Она подалась вперед, пухлые губы ее рта раскрылись, и
  
  его плоть погрузилась ей в рот. Язычок ее, быстрый и острый, ловкими
  
  движениями пробежал по нежной и трепетной коже головки, а губы вытянулись,
  
  стремясь захватить Кидсона как можно больше. Он сдавленно захрипел и, уже
  
  не сдерживаясь, притянул к себе ее голову, проникал в девушку до самого
  
  основания и судорожно двигался вперед и назад. Взгляд его плавал, мышцы
  
  напряглись, руки дрожали.
  
  Сбросив купальный халат, Аннет под пристальным взглядом Кидсона стала
  
  спокойно и медленно одеваться. Ему нравились ее неторопливость и
  
  спокойствие. Он любил смотреть на женщин, когда они заканчивали раздеваться
  
  или только начинали одеваться. Вид нижнего женского белья возбуждал его. Но
  
  сейчас, уже утомленный утехами с ней, он просто сидел, привалившись к
  
  мягкой подушке дивана и отдыхал. Нужно было не забыть снять запачканное
  
  покрывало и прибрать в ванной комнате, пока не вернулась жена.
  
  Но ничего, не в первый раз, да и время еще есть. А потом... - он
  
  сладко поежился... - потом приедет Элен и у них будет целый вечер...
  
  Аннет одернула блузку и осмотрела себя. Высушенные феном волосы
  
  пушистыми волнами спадали ей на плечи. Поправив их, она собрала в сумку
  
  журналы и, тряхнув головой, посмотрела на Кидсона.
  
  - Ну что же, мистер Кидсон, с вами было приятно побеседовать. Теперь
  
  мне пора. Надо провести опрос еще в нескольких домах. А если все их хозяева
  
  окажутся такими же любителями социальных исследований, как и вы, то рабочий
  
  день у меня может значительно затянуться.
  
  Проводив девушку до двери, Кидсон еще раз ухмыльнулся:
  
  - Да, кстати, а что вы напишете по моему поводу? Как вы
  
  охарактеризуете наш с вами разговор?
  
  В глазах ее вновь вспыхнули лукавые огоньки.
  
  - Вы? А с вами все ясно... - она помедлила и повернувшись к нему
  
  спиной, хихикнула и бросила через плечо:
  
  - Да вы просто старый похотливый... Козел!
  
  Веселов С. - Лия
  
  Дома ее ждал муж. В специально снятой квартире - любовник. И если муж,
  
  возможно, не испытывал особого нетерпения, то про любовника, проехавшего
  
  ради этой встречи полторы сотни километров, этого сказать было никак
  
  нельзя. Она же по-прежнему, как последняя идиотка, торчала на работе и,
  
  хотя рабочий день был давно позади, уйти не представлялось ни малейшей
  
  возможности.
  
  У шефа собрались какие-то важные клиенты: пять откормленных,
  
  лоснящихся и переполненных сознанием своей значимости бугаев. Иной раз шеф
  
  отпускал ее в подобных случаях домой. Но не сегодня. Похоже, эта встреча
  
  была для него и в самом деле архиважна. Терпеливо выслушав все ее доводы,
  
  почему она сегодня никак не может задержаться, он посмотрел на нее в упор
  
  долгим не мигающим взглядом и выдал непререкаемым тоном:
  
  - Ты мой помощник и потому будешь здесь ровно столько сколько
  
  потребуется, если нужно, то и до утра. И сделаешь все, что я тебе скажу.
  
  Иначе завтра же вылетишь отсюда пинком под зад. Ясно?
  
  Лия не стала возражать и лишь понуро кивнула. Она успела уяснить, что
  
  когда шеф говорит что-либо таким тоном, спорить с ним бесполезно.
  
  Шеф уединился с гостями в кабинете, сухо бубня условия предлагаемого
  
  контракта.
  
  Лия сидела за компьютером в приемной и от нечего делать слушала
  
  раздававшиеся из-за двери приглушенные голоса. Разобрать что-либо, кроме
  
  отдельных слов и фраз, было трудно. Да и тема разговора интересовала ее в
  
  данный момент мало.
  
  Пару раз она приносила собравшимся кофе с бутербродами, меняла
  
  переполненные окурками пепельницы. Дебаты по поводу всевозможных предоплат
  
  и условных единиц не смолкали и при ее появлении, и все же время от времени
  
  Лия ловила на себе взгляды собравшихся, отдававших должное ее стройным
  
  ножкам, почти не прикрытым коротким платьем. Это привычно завораживало и
  
  щекотало нервы.
  
  В остальном все было на редкость серо и скучно. Делать было абсолютно
  
  нечего.
  
  Настенные часы мерно отсчитывали минуту за минутой. К семи часам Лия
  
  успела перепробовать все игры, которые только были на ее компьютере, но ни
  
  на одной из них так и не смогла сосредоточиться. Думала о муже, о
  
  любовнике. Интересно, захочет ли он видеть ее после сегодняшнего? Позвонить
  
  и хоть как-то извиниться она не могла, так как в той квартире не было
  
  телефона, а на утро он должен был вновь уехать на работу прочь из города.
  
  Хуже не придумаешь.
  
  К девяти обсуждение наконец подошло к концу. Шеф выскочил из кабинета
  
  с исправленной вдоль и поперек копией контракта, которую надо было срочно
  
  переделать. Вновь обретя надежду на скорое избавление Лия усердно застучала
  
  по клавиатуре. Мужики в кабинете расслабились в ожидании. Кофе и бутерброды
  
  заменил дорогой коньяк, шоколадные конфеты, фрукты. Из-за двери слышался
  
  уже не монотонный деловой бубнеж, а смех и выкрики подгулявшей компании.
  
  Наконец все было готово. Лия сообщила об этом по селектору шефу. Тот
  
  грузно вывалился из кабинета и подошел к ней. Он был уже заметно выпивши.
  
  Склонившись ей через плечо, шеф начал бегло листать контракт. Молодец,
  
  улыбнулся Лие. И неожиданно, притянув к себе, крепко поцеловал. Его язык
  
  вторгся ей в рот, бесцеремонно шаря и ощупывая все вокруг. От неожиданности
  
  Лия слегка оторопела.
  
  Потом стала потихоньку высвобождаться. Сегодня все эти нежности были
  
  никак не кстати. Однако шеф вовсе не собирался выпускать ее из своих
  
  объятий и лишь крепче прижал к себе. Откровенно противиться шефу Лия не
  
  решилась и мало-помалу ее язык тоже пришел в движение, вторя языку шефа. В
  
  конечном счете это тоже был шанс побыстрее сбежать.
  
  Шеф принялся расстегивать пуговки на ее платье. Лия покосилась на
  
  дверь кабинета, но ничего не сказала. Спустив платье на плечи, шеф
  
  расстегнул лифчик и хозяйским движением отбросил его прочь. Лифчик белым
  
  кружевом упал на стоявшее неподалеку кресло.
  
  В этот момент за дверью кабинета послышалось какое-то движение. Лия
  
  встрепенулась и испуганно запахнула платье.
  
  В приемную выплыл один из? ГостейО и, пьяно кивнув, отправился не
  
  иначе как на поиски туалета. Едва он скрылся из виду шеф снова распахнул
  
  платье на Лие, прильнув губами к ее груди. Ей однако совсем не улыбалось
  
  давать бесплатный спектакль для всех желающих и она поспешно отстранилась.
  
  - Нет, нет, не здесь.
  
  Шеф попробовал было продолжить, но на этот раз Лия была тверда.
  
  - Нет, нет, только не здесь... Я не могу...
  
  - О-кей, - нехотя согласился шеф и потянул ее в сторону туалетов.
  
  В мужском расположился гость и потому они быстро шмыгнули в женский.
  
  Слышно было как за стенкой спустили воду, потом все стихло. Пытаясь
  
  отделаться малой кровью, Лия опустилась коленями на кафельный в
  
  красно-желтых квадратиках пол и потянулась к ширинке. Высвободив наружу
  
  торчащий колом член, она прильнула к нему губами. Оттянув крайнюю плоть и
  
  поцеловав его в самый кончик, она пару раз прошлась по нему рукой, а затем
  
  отправила в рот. Шеф охнул и закатил глаза...
  
  Лия исправно посасывала мужской член, с каждым разом заглатывая его
  
  все глубже и глубже. Наконец она почувствовала, как шеф весь напрягся и
  
  задрожал. И тут же член сам дернулся вперед, заходя в рот до отказа. Лия
  
  почувствовала дурноту и, закашлявшись, принялась судорожно ловить ртом
  
  воздух. В этот момент член изверг из себя порцию густой приторно-мускусной
  
  спермы.
  
  Шеф с облегчением откинулся назад, на стенку кабинки, вынимая изо рта
  
  Лии душивший ее член. Машинально проглотив сперму, она, не переставая
  
  кашлять, обессилено осела на пол.
  
  - Ничего, ничего, все нормально, - довольно потрепал ее по щеке шеф,
  
  застегивая ширинку. - Идем к гостям, они уж, наверно, заждались.
  
  Оперевшись на протянутую ей руку, Лия покорно поднялась и поплелась
  
  вслед за шефом прочь из туалета, отирая по дороге губы. В приемной она
  
  подошла было к зеркалу, поправляя волосы и желая подкрасить губы, но шеф не
  
  дал ей этого сделать.
  
  - Идем, идем, и так нормально, нас уже заждались.
  
  Взяв в одну руку только что отпечатанный контракт, другой он стал
  
  подталкивать ее к двери кабинета.
  
  - Ну зачем там нужна я? - взмолилась Лия. - Может я наконец пойду?
  
  - Идем, идем. Никаких - может. И постарайся быть полюбезнее с гостями.
  
  Выпьем, посидим немножко, а там мы тебя на машине до самого дома
  
  подбросим... Сама знаешь, как для нас важен этот контракт,- скороговоркой
  
  проговорил шеф, буквально впихивая ее в кабинет.
  
  Застолье было в самом разгаре. Сидя за уставленным фруктами и
  
  конфетами столом мужики залпами, словно водку, глушили купленный ею
  
  накануне дорогой коньяк, дымили сигаретами и травили байки. Входя, Лия
  
  услышала концовку старого анекдота про поручика Ржевского.
  
  - Ну вот, прийдет поручик Ржевский и все опошлит, - закончил
  
  рассказчик, и вся компания зашлась в приступе безудержного хохота.
  
  На нее обратили внимание лишь когда шеф подвел ее прямо к столу.
  
  Свободным оказался лишь один стул. Шеф уселся и потянул Лию к себе. Лия
  
  оказалась у него на коленях. Ей было немного неловко в такой позе в
  
  присутствии всех этих незнакомых мужчин, но выбора особо не было и она
  
  смирилась.
  
  Следующий тост был в ее честь.
  
  - За присутствующую здесь прекрасную даму, - пьяно пошатываясь с
  
  заметным акцентом продекламировал здоровенный татарин.
  
  Все чокнулись и дружно выпили. Пришлось выпить за компанию и Лие. Ей
  
  тут же налили еще. Штрафная. Пришлось выпить и ее. Мужчины зааплодировали и
  
  обрушили на нее град комплиментов.
  
  - Ну как вам моя помощница? - уже, наверное, в десятый раз вопрошал
  
  шеф.
  
  - Очень даже ничего... Где таких берут?.. Не одолжишь на время? -
  
  отвечали в тон ему гости.
  
  Лия смутилась и, должно быть, слегка покраснела. Мужчины тут же
  
  отреагировали на это новым взрывом острот в коротком перерыве перед
  
  следующим тостом.
  
  - А она еще симпатичнее, когда краснеет, - любезно подытожил толстяк,
  
  расплывшийся в кресле прямо напротив Лии. Веса в нем было, наверное,
  
  килограммов двести, не меньше. - Правда ведь?
  
  Нестройный хор подтвердил его заявление...
  
  Неожиданно Лия почувствовала, как рука шефа, лежавшая до того у нее на
  
  затянутой в черный чулок ляжке, скользнула выше и забралась под платье.
  
  Слегка разведя ноги в стороны, рука легла прямо на промежность и начала ее
  
  потихоньку ласкать.
  
  Лия боялась пошевелиться. Она ненавидела шефа за то, что он сейчас
  
  делал, но предпринять ничего не могла. Попытайся она протестовать - и все
  
  сразу обратят на них внимание, а этого сейчас Лие хотелось меньше всего. К
  
  тому же против ее воли, подстегнутая умелой рукой по телу разливалась
  
  приятная щемящая слабость, лишающая каких бы то ни было сил к
  
  сопротивлению.
  
  Она развела ноги пошире, и тут с ужасом заметила, что ближайший от них
  
  гость, тот самый татарин, с интересом в упор наблюдает за происходящим. Она
  
  зарделась, попробовала было сдвинуть ноги и извлечь руку шефа из-под
  
  платья, но тот ей этого не позволил.
  
  - Ну что ты ломаешься, словно целка, - громко, наиграно шутливым тоном
  
  произнес шеф. - Здесь все свои, и тихо, чтобы слышала только она, добавил:
  
  - Делай, что тебе говорю.
  
  Он посмотрел на Лию в упор все тем же не мигающим взглядом,
  
  приводившим ее в трепет. В его взгляде явно чувствовалась угроза. У Лии все
  
  похолодело внутри.
  
  Она поняла, зачем ей велели остаться. Поняла, что все было
  
  спланировано заранее.
  
  Поняла, что у нее нет выхода и что это по сути дела ультиматум.
  
  Или-или.
  
  Отказаться она просто не может. От осознания своей беспомощности на
  
  глаза у нее накатились слезы. Такого с ней шеф себе еще не позволял...
  
  Под пристальными взглядами уже всех сидящих за столом мужчин Лия снова
  
  раздвинула ноги в стороны.
  
  На минуту убрав руку из-под платья, шеф подтянул его Лие высоко на
  
  бедра и завернул так, чтобы никто не пропустил ни одной детали предстоящего
  
  зрелища. Лия покорно приподнялась, а потом вновь опустилась ему на колени.
  
  Сквозь прозрачные трусики отчетливо виднелся изящно подбритый лобок и
  
  раскрытая щель лона. Оттянув кружевную ткань трусиков вбок, рука шефа легла
  
  на обнаженную кожу и, чуть помешкав, неторопливо скользнула вглубь ее лона.
  
  Мужчины, сидевшие на противоположном конце стола, привстали, чтобы
  
  лучше видеть происходящее.
  
  - Гостям, похоже, неудобно, - елейным голосом произнес шеф.
  
  Он заставил Лию встать с его колен и лечь прямо на стол. Мужчины
  
  поспешно сдвинули в сторону вазочки с конфетами и фрукты. Перед тем как
  
  лечь, Лия уже сама подтянула подол платья вверх, а подоспевший татарин
  
  быстро стянул с нее трусики. Теперь вся ее промежность была выставлена на
  
  всеобщее обозрение. Рука шефа снова проникла внутрь, заставляя Лию
  
  извиваться под своими прикосновениями...
  
  Мужчины с интересом смотрели на нее. На обнаженное, широко раскрытое
  
  лоно, искаженное стыдом и страстью пылающее лицо, в полные слез глаза.
  
  Сначала шеф просунул в Лию один палец, потом второй, третий... И
  
  наконец внутри нее оказалась вся пятерня. Неожиданно Лия почувствовала, что
  
  под его изощренными ласками она вот-вот кончит. Несмотря на весь стыд ее
  
  положения, сдерживаться она уже не могла. Лия закрыла глаза и откинула
  
  голову назад...
  
  Вынув руку, шеф заставил Лию облизать его пальцы.
  
  - Попробуй себя на вкус.
  
  Мужчины возбужденно загоготали...
  
  - А она у тебя горячая... - послышался сдавленный голос толстяка.-
  
  Можно ею воспользоваться?
  
  - О чем речь! Вы же мои гости. Она вся в вашем распоряжении, - с
  
  готовностью отозвался шеф.
  
  Не дожидаясь иного приглашения, сразу несколько мужчин потянулось к
  
  своим ширинкам. Лия встала со стола и, опустившись около толстяка на
  
  колени, осторожным движением освободила головку члена. Обняла ее мягкими,
  
  теплыми губами. Почувствовав быстрые легкие прикосновения ее языка, толстяк
  
  не смог сдержать стона.
  
  После толстяка Лие пришлось обслужить подобным образом и всю остальную
  
  компанию.
  
  Ее загнали под стол, и пока вернувшиеся к застолью мужчины
  
  наслаждались коньяком, фруктами и конфетами, Лия переползала под столом на
  
  коленях от одной расстегнутой ширинке к другой и послушно, словно прилежная
  
  ученица, делала свое дело...
  
  Когда она вылезла наконец из-под стола, ее губы, подбородок и даже
  
  щеки были перепачканы спермой, а внутри нее все горело и трепетало. Лия
  
  чувствовала дикое, никогда прежде не испытанное возбуждение. Краснея от
  
  осознания своего позора и сгорая от стыда под пристальными мужчин, она
  
  замерла, потупив голову, возле кресла татарина и тут же почувствовала, как
  
  его рука, бесцеремонно проникнув под платье, скользнула в промежность. Лия
  
  сжалась, как от удара.
  
  - А наша девочка, между прочим, вся мокрая, - объявил татарин.
  
  Мужики довольно заулыбались. Лия не знала, куда деваться со стыда.
  
  - Раздевайся, - коротко приказал шеф.
  
  Лия не осмелилась не то чтобы ослушаться, но и просто посмотреть ему в
  
  глаза.
  
  Опустив голову, она начала быстро расстегивать пуговки своего платья.
  
  Стянув его через голову, она принялась за лифчик. Руки не слушались и она
  
  долго не могла справиться с застежкой. Наконец ей это удалось, и на
  
  обозрение мужчин была выставлена ее небольшая крепкая грудь. Освободившись
  
  от лифчика, Лия сбросила туфельки и один за другим стала скатывать вниз
  
  чулки.
  
  Отбросив в сторону последний чулок, она застыла посреди комнаты
  
  полностью обнаженная. Некоторое время мужчины с удовольствием разглядывали
  
  ее тело. Велели повернуться так и этак, пройтись по комнате... Лия покорно
  
  следовала всем указаниям. Наконец толстяк потянул ее к себе. Похоже, он с
  
  татарином были здесь самыми важными. Лия опустилась к нему на колени,
  
  ощутив обнаженным лоном и ляжками грубую ткань его брюк. Небрежно потрепав
  
  грудь, толстяк погрузил руку ей между ног и замер так, потягивая коньяк.
  
  Лия молча уставилась в свой бокал.
  
  Последовал новый тост и она выпила. Сейчас ей уже самой хотелось
  
  напиться.
  
  Постоянное ощущение внутри себя чужой руки сводило с ума.
  
  Через некоторое время ее поманил другой мужчина, затем - третий. Она
  
  переходила с коленей на колени до тех пор, пока не подошла очередь
  
  татарина. Прежде чем Лия успела опуститься к нему на колени, он грубо
  
  сцапал ее между ног.
  
  - Она течет, как сучка во время течки, - возмущенно объявил он.- Так
  
  она перепачкает нам все брюки.
  
  У Лии в очередной раз перехватило от стыда дыхание, к глазам подкатили
  
  слезы, но возразить было нечего, это была чистая правда. Она была
  
  возбуждена сверх всякого предела, из нее текло чуть ли не ручьями и
  
  чувствовала она себя самой настоящей сучкой.
  
  - Ей надо кончить, - предложил толстяк. Другие поддержали.
  
  Шеф встал со своего места, подошел к стенному шкафу и достал оттуда
  
  подсвечник со витой фигурной свечей. Поставив подсвечник посреди стола, он
  
  махнул Лие рукой:
  
  - Давай сюда.
  
  Сама не своя Лия вскарабкалась на стол. Пока она карабкалась татарин
  
  под возгласы одобрения успел пару раз звонко шлепнуть ее по попке. Встав на
  
  колени посреди стола, она пододвинула к себе свечку и осторожно стала
  
  опускаться на нее сверху. Свеча легко вошла в перевозбужденное лоно, и Лия,
  
  не дожидаясь дополнительных указаний, сама заерзала по ней вверх-вниз. Стыд
  
  отступил, уступая место совершенно безумному и бесконтрольному желанию...
  
  Ей хватило буквально двух-трех движений. Тело изогнулось в бешеной
  
  судороге оргазма и она обессилено опустилась на стол. Ноги у нее крупно
  
  дрожали. Из глаз катились слезы...
  
  На большее мужчин так и не хватило. Потискав Лию еще немного, они
  
  начали собираться по домам. Ей разрешили одеться. Когда они все вместе
  
  спускались потом к машинам, Лия краем уха услышала разговор толстяка с
  
  шефом:
  
  - ... Не одолжишь мне свою шлюшку этак на недельку? Потом сочтемся.
  
  - О чем речь, забирай, - махнул рукой шеф.
  
  Лия потупилась и сделала вид, что ничего не слышала. Что ей еще
  
  оставалось?
  
  Веселов С. - Скульптура
  
  Одноклассники§ Он и она. Жених и невеста - дразнили их когда-то§ Далекие
  
  школьные годы! Тишина уроков и залихватский разгул перемен. Классы, парты,
  
  тетрадки и учебники, строгие учителя и легкомысленные шалопаи, прилежные
  
  отличницы§ Эх, детство, детство. В течение долгих десяти лет они только и
  
  ждали того момента, когда наконец навсегда покинут школу, станут
  
  самостоятельными. А когда этот миг наступил, они почему-то уже и не
  
  радовались. Было грустно расставаться друг с другом и вовсе не хотелось
  
  оставлять старые-добрые стены, неожиданно оказавшиеся такими родными§
  
  Сколько же лет прошло с той незабываемой поры? Десять? Нет, больше§ Уже
  
  минул двенадцатый год. Как летит время! Тогда им было лишь по семнадцать,
  
  они были исполнены самых радужных надежд, честолюбивых мечтаний, впереди
  
  была целая жизнь, большая и прекрасная, озаренная нежно-розовым светом
  
  юношеских грез§ Теперь им уже под тридцать. Почти полжизни позади. Что они
  
  успели? К сожалению, не так уж много. Правда, и не мало. Он довольно
  
  известный скульптор. Выставки, цветы, поздравления§ Хотя, конечно, и пот,
  
  труд, бессонные ночи. Она§ Впрочем, чем занимается она, он толком и не
  
  знал. Слышал лишь, что она окончила один из факультетов Института стран
  
  Азии и Африки и буквально только что вернулась из Японии, где проработала
  
  целых пять лет§ Да, у каждого из них своя жизнь, со всеми ее заботами и
  
  проблемами. Он уже и жениться успел. Желтое обручальное кольцо накрепко
  
  стиснуло палец. Есть и ребенок§ На ее руке кольца нет. Пока нет. Невеста
  
  она, прямо скажем, завидная - неглупа, красива, да и материально хорошо
  
  обеспечена, - так что вряд ли долго еще будет гулять на свободе§ Время
  
  идет, былого уже не воротишь, но, черт возьми, они навсегда останутся
  
  однокашками, никогда не забудут той счастливой и беззаботной поры. Им есть,
  
  что вспомнить.
  
  Но разговор, как ни странно, не клеился. Неужели они стали друг другу
  
  настолько чужими? Не может быть! Да и по тому, как оба обрадовались
  
  случайной встрече, того не скажешь. Сейчас у него времени в обрез, на носу
  
  первая персональная выставка, но тем не менее он с неподдельной радостью
  
  пригласил ее к себе, когда она изъявила желание взглянуть на его работы. И
  
  вот тут-то вдруг между ними словно черная кошка пробежала. Битых два часа
  
  сидели они друг против друга, с натугой выдавливая из себя слова. Может и
  
  не нужно было им встречаться?
  
  Не оживилась его гостья и когда он стал показывать ей свои творения.
  
  Смотрела так себе, скорее из вежливости, безо всякого интереса, и это
  
  всерьез уязвило его. Однако когда она увидела "Обнаженную", холодность и
  
  апатия исчезли с ее лица, а мертвенно-пустые глаза ожили, засветились
  
  любопытством. Вдохновленный такой переменой, он рассказал ей злосчастную
  
  историю этой незаконченной скульптуры.
  
  Он долго вынашивал в себе замысел, лелеял его, точно дитя. Наконец с
  
  замиранием сердца решил взяться за дело. Но не тут-то было! Найти нужную
  
  натурщицу оказалось намного сложнее, чем он вначале предполагал. В конце
  
  концов после долгих безуспешных поисков, когда он уже почти отчаялся, ему
  
  повезло. Он начал работать. Но судьба, видно, решила лишь зло посмеяться
  
  над ним. Работа была в самом разгаре, когда с таким трудом найденная
  
  натурщица угодила под трамвай!
  
  Насмерть! Это же надо умудриться! И вот стоит его "Обнаженная" в углу,
  
  задернутая тряпкой, ожидает неизвестно чего.
  
  Она слушала со все возрастающим интересом и, когда он закончил, еще
  
  некоторое время молчала, вертя в руках баночку кока-колы. Потом наконец
  
  спросила:
  
  - А что за женщина тебе нужна, что ее так трудно найти?
  
  Он на мгновение задумался.
  
  - Это не так просто объяснить. Понимаешь, у нас сейчас в "моде" вполне
  
  определенный идеал женской красоты: тонкое лицо, хрупкое телосложение,
  
  осиная талия, но в то же время пышный бюст, ну и так далее. В общем -
  
  абсолютно противный природе голливудский стандарт. Естественно, подавляющее
  
  большинство натурщиц соответствуют этому типу. Мне же нужно нечто иное:
  
  естественная женская фигура, не испорченная цивилизацией, прекрасная и
  
  гармоничная в своей природной красоте. Подобные фигуры ныне крайняя
  
  редкость. По крайней мере ни у меня, ни у кого из моих знакомых нет на
  
  примете ничего подходящего. Такие вот пироги.
  
  Кстати, - он улыбнулся, - не знаю, как тебе это понравится, но
  
  прообразом для статуи была ты сама. Такая, какой я тебя запомнил. Впрочем,
  
  ты и сейчас не больно изменилась§ - Так может я тебе тогда и помогу?
  
  Он усмехнулся и хотел было перевести разговор на другую тему, но она
  
  не отступала:
  
  - Возьмешь в натурщицы?
  
  - Ты что, и впрямь хочешь позировать? - удивился он.
  
  - А почему бы и нет? - лукаво улыбнулась она. - Чем я хуже других?
  
  - Лучше, лапочка, лучше, но ты, наверно, не поняла. Дело в том, что
  
  позировать в данном случае нужно обнаженной.
  
  - Ну и что с того? Ты решил увековечить мою бренную душу, - она снова
  
  улыбнулась, - и с моей стороны было бы просто свинством не пойти тебе
  
  навстречу.
  
  Я согласна позировать не только голой, но и - как там у Булгакова - с
  
  начисто содранной кожей.
  
  - Ты шутишь?
  
  - Ну если только насчет содранной кожи, - и, не дожидаясь новых
  
  вопросов, она решительно распахнула блайзер.
  
  - Ты хочешь начать прямо сейчас?
  
  - Конечно, чего уж медлить.
  
  Он рассмеялся.
  
  - Знаешь, я никак не прийду в себя. Все это так неожиданно§
  
  Улыбнувшись в ответ, она стала медленно расстегивать блузку. Лицо ее стало
  
  серьезным и чуть покраснело.
  
  - Да, если хочешь, - встрепенулся он, - там в углу есть ширма. Можешь
  
  раздеться за ней.
  
  Она было заколебалась, но потом решительно тряхнула головой.
  
  - Зачем?
  
  Он пожал плечами - как хочешь. Меж тем она уже вытянула из-под юбки
  
  нижнюю часть блузки и расстегивала последние пуговицы. Справившись с ними,
  
  откинула блузку на плечи и, не расстегнув манжет, быстро вытянула из нее
  
  руки. Он увидел кружевной, с прозрачными чашечками лифчик, сквозь который
  
  проглядывали два крупных темно-фиолетовых соска. Бросив блузку поверх
  
  блайзера на стул, она быстро сняла лифчик. Груди у нее были тяжеловатые, но
  
  отличной формы. Высвободившись из плена, они покачивались мерно и величаво,
  
  словно два спелых плода на ветке.
  
  Когда он наконец оторвал взгляд от этих соблазнительных округлостей,
  
  его гостья скинула уже туфельки и расстегнула молнию юбки. Теперь она
  
  стягивала ее с себя, постепенно обнажая сначала пышные округлые бедра, а
  
  затем - затянутые в черные колготы прелестные ножки. Юбка мягко легла
  
  поверх вороха прочей одежды, а через несколько секунд вслед за ней
  
  последовали и колготки. Не удержавшись, он стрельнул глазами по теперь уже
  
  ничем не прикрытым ножкам: стройные, красивые, с кожей ослепительной,
  
  сияющей белизны. Его взгляд медленно двигался по ним снизу вверх. Выше и
  
  выше. И вот она, последняя преграда: узкие кружевные трусики, в верхней
  
  части прозрачные. Сквозь тонкую ткань явственно виднелось большое черное
  
  пятно лона, а в том месте, где материал был сквозным, можно было различить
  
  даже отдельные сбившиеся в кучу, маслено поблескивающие волоски.
  
  Почувствовав, как его охватывает совсем не нужное сейчас волнение, он
  
  зажмурился.
  
  Прошло несколько секунд. Наконец он вновь открыл глаза. Его гостья
  
  стояла на том же самом месте, в той же позе, но уже совершенно нагая. Ее
  
  ажурные трусики венчали собой кучу сброшенного белья. Странное дело, им
  
  овладело какое-то смущение. Он молча смотрел на выставленное напоказ
  
  прекрасное тело, не зная, как вести себя дальше. А тело было и впрямь
  
  прекрасно. Великолепный бюст, широкий белоснежный живот, мощный разворот
  
  бедер, буйное торжество линий и форм: оно было просто создано для кисти
  
  живописца, резца скульптора или пера поэта§ Пауза становилась неловкой. Его
  
  гостья первой нарушила тишину.
  
  - Ну как? - севшим голосом тихо спросила она.
  
  - Что "ну как"? - не понял он.
  
  - Это то, что тебе нужно?
  
  Он скользнул взором по ее телу вверх. Лицо ее было покрыто бордовыми
  
  пятнами. От смущения? Но ведь она разделась с такой легкостью!
  
  - Твое тело просто создано для того, чтобы его воспели.
  
  Он подошел к своей очаровательной гостье. Опустив руки ей на плечи, он
  
  еще раз, теперь в упор, внимательно оглядел ее. Затем его ладони
  
  соскользнули с плеч и, двигаясь вниз, принялись профессионально ощупывать
  
  ее тело. Они впитывали в себя каждый изгиб, каждую линию, фиксируя их в
  
  памяти, как на фотопленке. Божественно неисповедимые в своей прелести
  
  упругие округлости грудей с дерзко устремленными ввысь крупными,
  
  прохладными на ощупь сосками; мягкие, грациозные изгибы спины, бедер,
  
  живота; две небольшие ямочки над пышными ягодицами; пикантная поперечная
  
  ложбинка между нижней частью живота и лобком: впадина, очень ярко и
  
  рельефно очерчивающая обе выпуклости и придающая им еще большее очарование
  
  - совершенный в своей емкости и красоте штрих Матушки-природы§ Он работал
  
  увлеченно, как никогда. Незаметно летел час за часом, и лишь далеко за
  
  полночь он отложил инструменты в сторону. Он был счастлив, как мальчишка, и
  
  совершенно не ощущал усталости. Но она§ Черт возьми, он даже забыл думать о
  
  ней, благо она несла свой "крест" молча, без жалоб и капризов,
  
  безоговорочно предоставив себя в полное его распоряжение. Лишь теперь он
  
  сообразил, чего ей это, наверное, стоило. Его охватило чувство огромной
  
  нежности к своей гостье.
  
  Он ласково провел ладонью по ее руке от плеча до кисти. Рука была холодна,
  
  как мрамор.
  
  - Да ты же ледяная!
  
  Камин, которым отапливалась мастерская, давно прогорел, но ему, в
  
  одежде, да к тому же за работой, холодно не было, а о ней он опять же не
  
  подумал. Вот свинья!
  
  - Ничего, согреюсь, - устало улыбнулась она.
  
  - Что ж ты раньше молчала?
  
  - Сначала не было холодно, а потом уж не хотелось тебя отрывать: у
  
  тебя был такой вид§ Он покачал головой, затем достал черную бутылку
  
  "Наполеона", налил ей рюмку.
  
  - Выпей, согреешься.
  
  Пока она, укутавшись в шерстяной плед, тянула маленькими глотками
  
  коньяк, он приготовил для нее в соседней комнате постель. Потом вновь вышел
  
  к своей гостье.
  
  - Ехать домой уже поздно, оставайся у меня. Я постелил тебе там, - он
  
  махнул рукой в сторону открытой двери. - Впрочем, - добавил он, видя, что
  
  она молчит, - если хочешь, я могу отвезти тебя на машине.
  
  - Не надо.
  
  Она прошла в соседнюю комнату и, по-прежнему кутаясь в плед, тяжело
  
  опустилась на тахту.
  
  - Я выгнала тебя из собственной постели? - смущенно улыбнулась она.
  
  - Ничего, устроюсь в мастерской, - он повернулся к ней спиной, но не
  
  уходил, словно ожидая чего-то. Она, потупившись, молчала.
  
  - Может тебе еще что-нибудь нужно? - спросил он.
  
  - Нет.
  
  - Тогда, спокойной ночи, - он сделал шаг к двери.
  
  - Подожди! - она решительно поднялась и подошла к нему, плед упал с ее
  
  плеч.
  
  Обвив его сзади руками, она прильнула к нему всем телом. Тяжелое,
  
  сдавленное дыхание обожгло ему затылок. Он обернулся. Его гостью всю
  
  трясло, обнаженная грудь резко вздымалась и опадала, глаза лихорадочно
  
  блестели, широко раскрытые губы мучительно тянулись к нему. Встретившись
  
  наконец с его губами, они слились с ними в яростном порыве. И в тот же миг
  
  их тела со всего маха обрушились на жалобно крякнувшую тахту. Он начал
  
  торопливо срывать с себя одежду§ Чуть помучив ее ожиданием, он опустился на
  
  колени, ласково развел ей ноги в стороны и принялся тыкать здоровенным
  
  мускулистым членом в набухшие губы женского лона, а затем с силой вогнал
  
  его внутрь. Лихо, по-кавалерийски, одним махом. А его "легкомысленная"
  
  гостья - невероятно, но факт - оказалась меж тем еще девственницей! От
  
  такого вторжения она содрогнулась всем телом, но при этом даже не
  
  вскрикнула. Предательски вырвавшийся из плотно сжатых губ
  
  полувздох-полустон, больше она не издала ни звука, хотя он видел, что ей
  
  чертовски больно§ Его гостья оказалась способной ученицей. Несведуща, но
  
  старательна, она быстро постигала прекрасную науку любви. В течение
  
  нескольких недель они почти не выходили из мастерской, даже после того, как
  
  скульптура была завершена.
  
  Раздеваясь, она старалась вести себя так же, как в первый раз, а он
  
  любовался ею с того же самого места, словно они хотели в точности
  
  воскресить свою первую встречу. Но раздевалась она все же не так, как
  
  прежде. Теперь в ее движениях не было и тени монотонности и отрешенности -
  
  словно агнец на жертвенном алтаре, - явственно сквозивших в них тогда,
  
  впервые. Это был уже настоящий спектакль, комнатный стриптиз, но - странное
  
  дело - от утраты былого простодушия сердце его сжималось в какой-то тоске.
  
  И тем не менее он был счастлив, счастлив как никогда до или после§ И
  
  сейчас, годы спустя, нет-нет да и вспыхивают в его памяти, озаряя сознание,
  
  воспоминания-слайды тех далеких дней.
  
  Вот они, только что кончив и еще не отдышавшись, вытянулись на тахте.
  
  Он уткнулся лицом в пышную кипу волос на сгибах ее милых ножек, вдыхает в
  
  себя их дурманящий, бередящий душу аромат§ А вот, проснувшись утром в
  
  одиночку, он застает ее хлопочущей на кухне в короткой полупрозрачной
  
  блузке. Она стоит к нему спиной, и он молча любуется ее округлыми
  
  молочно-белыми ягодицами. Потом у нее что-то падает, спички что ли, и она
  
  нагибается, дабы их поднять. И в этот миг он видит ее лоно с
  
  полураскрывшимися от наклона губами. Заметив его, она очаровательно
  
  смущается и краснеет§ Еще "слайд". Они занимаются любовью в необычайно
  
  причудливой позе. Она лежит на спине, согнутые в коленях ноги прижаты к
  
  груди. Он сидит верхом, пропустив ее ягодицы меж своих ног. Его член шурует
  
  вовсю. Она крякает, охает от удовольствия и звонко шлепает его по голой
  
  спине§ А вот и небольшой курьез: он не удержался и спустил, еще даже не
  
  введя член. Она же, в колготках, не снятых, а лишь чуть приспущенных, и его
  
  семя растекается под ними по ногам, образуя диковинный узор из прилипших к
  
  коже бесконечных лужиц и потеков, хорошо различимых благодаря густо
  
  потемневшему в этих местах эластику.
  
  А она смеется и никак не желает смыть с себя эту липкую жидкость§ Его
  
  выставка оказалась более чем удачной, "Обнаженная" приводила в восторг всех
  
  и вся, - словом, все сложилось как нельзя лучше, вот только ее с тех пор он
  
  видел лишь однажды: на ее свадьбе, через пару дней после их последней
  
  встречи накануне открытия выставки. Выходит, заявление в ЗАГС она подала в
  
  самый разгар их романа! Конечно, оба они с самого начала прекрасно понимали
  
  бесперспективность их отношений, да и он сам сразу предупредил ее об этом,
  
  но тем не менее, узнав о свадьбе, он почувствовал себя оскорбленным. Да и
  
  бесцеремонность, с какой она его бросила: даже не объяснившись, оставив
  
  лишь записку и приглашение на свадьбу§ Короче, он твердо решил никуда не
  
  ходить. Но она позвонила и очень просила быть. И он пошел§ А невеста на
  
  свадьбе была почему-то грустна, часто покидала гостей, а возвращалась с
  
  наигранной веселостью и припухшими, покрасневшими глазами. Его она
  
  старательно избегала, а когда ей это не удавалось, краснела и быстро
  
  опускала глаза. Ох уж эти женщины!
  
  Веселов С. - В поезде
  
  Возвращался я как-то из Крыма в общем вагоне поезда "Симферополь Ў Баку".
  
  "Прямых" билетов до Москвы не было, поэтому приходилось путешествовать
  
  в таких условиях да к тому же с пересадками. Хорошо еще нам с приятелем
  
  удалось вовремя подсуетиться при посадке. Мы оказались в числе
  
  счастливчиков, успевших захватить себе "цельные" полки и получивших в
  
  результате возможность принять нормальное лежачее положение. Те же, кто не
  
  успел, ютились по два-три человека на полке.
  
  Однако в целом народа было не так уж и много, а потому нас не теснили,
  
  и мы ехали в относительном комфорте, если это слово вообще применимо к
  
  вонючему, грязному и душному общему вагону.
  
  Стемнело. Во всем нашем злосчастном вагоне не горела ни одна лампочка;
  
  не работало даже дежурное освещение и разглядеть что-то можно было лишь
  
  когда мимо проносился встречный поезд или мелькали придорожные огни. Не
  
  оставалось ничего другого, как залечь на боковую. Смекнув это, приятель
  
  живо подложил под голову рюкзак и вскоре уже сладко похрапывал на своей
  
  верхней полке. Я расположился внизу. Заснуть толком никак не получалось. По
  
  коридору сновали люди, наши "сидячие" соседи то и дело менялись. Возня не
  
  утихала ни на минуту, с регулярностью метронома меня задевали, толкали,
  
  пихали§ Какой уж тут сон! В лучшем случае удавалось задремать на
  
  час-полтора, потом меня будили, и все мучения начинались сызнова.
  
  Проснувшись от очередного толчка в бок около трех ночи, я увидел, что
  
  Бог опять послал нам новых соседей. Судя по фигурам и голосам, это была
  
  женщина с дочкой лет пяти. Большего рассмотреть было невозможно. Какое-то
  
  время женщина обвыкалась в темноте, затем пристроилась с дочкой на
  
  противоположной нижней полке, где у окна, облокотившись о стекло, посапывал
  
  какой-то дед.
  
  Воспользовавшись относительным затишьем, я закрыл глаза и задремал.
  
  Вновь проснулся я минут через сорок. Без видимой причины, если не
  
  считать таковой жуткую нечеловеческую духоту. Первое, что я увидел, продрав
  
  глаза, были стройные женские ноги, затянутые в молочного цвета нейлон. Я
  
  огляделся.
  
  Дед по-прежнему сопел у окна. Девочка тоже спала: мать уложила ее на
  
  свободную половину полки и укрыла одеяльцем. Зато ей самой места уже
  
  практически не было, и она пристроилась на краешке одной полки, примостив
  
  ноги на краешке другой.
  
  Моей. При этом юбка у нее сдвинулась, задралась выше колен, и ничем не
  
  прикрытые ножки белели во мгле, пленяя и маня, притягивая к себе почище
  
  любого магнита. Я обалдело пялился на эти ножки, не в силах оторвать от них
  
  глаз. Сказывалось почти месячное воздержание похода.
  
  Несмотря на темноту, женщина каким-то образом почувствовала мой взгляд
  
  и принялась оправлять юбку. Чертыхнувшись, я решил было отвернуться к
  
  стене, но вдруг понял, что уже не владею собой. Приподнявшись на локте, я
  
  какое-то время молча вглядывался в темный силуэт женщины на противоположной
  
  полке. Она тоже молчала. Наконец я решился.
  
  - Вам, наверно, неудобно там, - натуженно улыбнулся я в темноту. -
  
  Идите сюда. Я подвинусь. В тесноте, как говорится, да не в обиде. И дочка
  
  ваша поспит спокойно§ Такую чушь я не нес еще никогда. Самым естественным
  
  ответом на нее была бы хорошая оплеуха или что-то еще в том же роде. Однако
  
  ничего подобного не последовало. К моему немалому изумлению, женщина молча
  
  встала, поправила одеяльце на дочке и шагнула ко мне. Я торопливо
  
  подвинулся, пропуская ее к стенке. В этот момент вагон тряхнуло сильнее
  
  обычного, и перебиравшаяся через меня женщина, не удержав равновесия,
  
  мимоходом села, расставив ноги, мне на бедро.
  
  - Извините, - хрипло прошептала она.
  
  - Да что уж там, - галантно отозвался я, едва сдерживаясь, чтобы не
  
  наброситься на нее тут же§ Женщина легла на бок лицом к стене. Я
  
  пристроился сзади. В тесноте полки наши тела оказались плотно прижатыми
  
  друг к другу. Мне в нос ударил будоражащий запах женщины. Ошалевший от
  
  долгого воздержания член впился сквозь штаны в туго схваченный юбкой зад, а
  
  рука сама собой легла на тонкую талию. Женщина словно ничего не замечала.
  
  Осмелев, рука сместилась чуть выше и вскоре уже шарила по ее животу,
  
  забираясь под блузку. Ощутив под собой обнаженную кожу, пальцы на мгновение
  
  замерли, с силой вжались в нее всей широтой распахнутой пятерни.
  
  Потом, отдышавшись, двинулись дальше. К груди. Достигнув ее, они
  
  некоторое время умиротворенно оглаживали чашечки лифчика, а затем резко
  
  рванули его вниз. Что-то затрещало, но я уже не обращал внимания на
  
  подобные мелочи. Рука легла на оголившуюся грудь, лаская, тиская эту
  
  восхитительную округлость, сжимая ее в горсти. В ладонь уперся твердый
  
  бугорочек соска с напрягшейся и восставшей, словно маленький член,
  
  пипочкой. Зажав эту пипочку двумя пальцами, я начал лихорадочно крутить ее
  
  из стороны в сторону, одновременно вдавливая грудь в хрупкие трубочки
  
  ребер.
  
  Женщина по-прежнему никак не реагировала на происходящее, лишь дыхание
  
  ее стало учащенным и прерывистым. Моя пятерня двинулась вниз. Протиснувшись
  
  под юбку, она поддела трусы и, проскользнув внутрь, принялась играть
  
  жесткими курчавыми волосками. Женщина застонала и, чуть развернувшись в
  
  тесноте полки, разжала сомкнутые до сих пор ноги. Мои пальцы легли на ее
  
  горячую, влажную пизду. Это было последней каплей, переполнившей чашу
  
  нашего благоразумия. Мы оба словно обезумели и, отбросив всякую
  
  осторожность, ринулись в объятия друг друга. Руки женщины объявили войну
  
  моим штанам. Расправившись с ремнем, они с удвоенной силой вцепились в
  
  "молнию" и не то сорвав, не то расстегнув ее, сгребли в охапку мой член. Я
  
  тоже не терял времени даром, и в тот момент, когда женщине удалось наконец
  
  высвободить член наружу, на ней самой не осталось уже ни юбки, ни колгот,
  
  ни трусиков. И если первую мне еще удалось кое-как снять (ее счастье, что
  
  она была сверху донизу на пуговицах и снималась относительно легко), то
  
  колготкам с трусиками повезло меньше и они валялись где-то под полкой,
  
  изодранные в клочья§ Секундой позже я уже взгромоздился поверх женщины,
  
  готовый войти в широко распахнутые передо мной "ворота", но в этот момент
  
  позабытый нами дед заворочался, заскрипел, а вслед за ним всхлипнула и
  
  девчушка. Мы замерли, полностью обратившись во слух§ На этот раз все
  
  обошлось. Тем не менее продолжать в том же духе мы уже не могли.
  
  - Не здесь, - услышал я шепот женщины.
  
  Перешагнув через меня (теперь она уже специально проехалась по моему
  
  бедру своей пылающей пиздой), моя подруга на мгновение выпрямилась рядом с
  
  полкой во весь рост. Ее обнаженные бедра тускло поблескивали во мраке
  
  вагона§ Быстрым движением натянув на себя юбку и поправив разорванный
  
  лифчик, она поманила меня в коридор.
  
  Я поспешил за ней, кое-как на ходу запахивая растерзанные штаны.
  
  Спотыкаясь о расставленные повсюду котомки и ящики, мы пробрались в
  
  тамбур.
  
  Местечко, надо сказать, было еще то - табачный дым, вонь и прочие
  
  удовольствия.
  
  Хорошо еще мы не могли видеть в темноте всего, что творилось вокруг.
  
  Однако привередничать не приходилось - больше идти было некуда.
  
  Едва прикрыв за собой дверь, мы снова бросились в объятия друг друга,
  
  даже не подумав подстраховаться на случай, если кто-то войдет. Прижав
  
  женщину к стене, я одним движением вскинул вверх ее юбку. Мои пальцы
  
  впились в ее обнаженные ягодицы, терзая, комкая их, притягивая к себе.
  
  Женщина судорожно припала к моим губам. Ее рука скользнула по моей спине,
  
  забралась под выпущенную наружу рубашку. Вторая рука спустилась пониже и,
  
  освободив мой член, направила его промеж распахнутых ног в сгорающую в
  
  ожидании пизду. Обхватив меня ногами, женщина со стоном откинулась назад,
  
  на стену, и принялась ожесточенно крутить задом, насаживаясь на член глубже
  
  и глубже. Наконец, поглотив его практически до основания, она закачалась на
  
  нем из стороны в сторону, кряхтя и повизгивая от наслаждения.
  
  С треском рванув блузку, я сорвал с женщины лифчик и уткнулся лицом в
  
  ее пышные груди, целуя их, покусывая соски§ По мере того как меня начинало
  
  забирать все больше и больше, я окончательно терял над собой всякий
  
  контроль и вскоре уже кромсал эти нежные полушария не хуже любого хищника.
  
  Мял их словно тряпку и кусал, кусал до крови. Женщина, глуша крик, впилась
  
  зубами в мое плечо. Ее зад двигался все быстрее и быстрее§ Наконец все было
  
  позади. Я спустил, и женщина, со вздохом сожаления разжав плотное кольцо
  
  ног вкруг моих бедер, изнеможенно соскользнула на пол. Некоторое время она
  
  так и сидела на полу, не в силах выпрямиться. Наклонившись к ней, я
  
  покрывал ее лицо, глаза, шею, тело бесчисленными благодарственными
  
  поцелуями§ Постепенно женщина оживала. А ожив, начала собирать вокруг
  
  клочья того, что когда-то было ее одеждой. Только сейчас я обратил
  
  внимание, что мы оба стоим в тамбуре практически голые. Вот была бы потеха,
  
  если кто-нибудь забрел бы сюда в этот момент! От нечего делать я тоже
  
  начать облачаться в какое-то рванье§ Когда с этим было покончено, мы
  
  попытались благоразумно вернуться на свои места, но, столкнувшись у двери,
  
  опять оказались в объятиях друг друга. Это было какое-то безумие!..
  
  Первой пришла в себя женщина. Осторожно отстранившись, она шепнула мне
  
  на ухо:
  
  - Извини, мне надо сделать кое-какие дела.
  
  И шмыгнула мимо меня в туалет. Услышав звук закрывающегося замка, я
  
  совсем было приготовился у туалета и заночевать, как дверь отворилась и
  
  послышался жалобный голос:
  
  - Здесь такие дурацкие краны! У меня ничего не получается!
  
  - Давай помогу, - живо, словно всегда готовый пионер, поспешил откликнуться я.
  
  Пропустив меня внутрь, женщина снова заперла дверь на замок. Задрав
  
  юбку до пояса и подоткнув подол, широко расставив ноги в стороны, она
  
  приготовилась принимать "водные процедуры". Я усиленно пытался не обращать
  
  внимания на ее позу и не думать о том, что ниже пояса моя подруга опять
  
  совершенно голая. Пытаясь оправдать оказанное мне доверие, я с истинно
  
  пионерским усердием снова и снова отжимал водопроводный кран, пока наконец
  
  окончательно не убедился, что подобная работа мне не по зубам. Пришлось
  
  поменяться ролями. Теперь уже мои ладони трудились над пиздой, в то время
  
  как сама женщина давила на кран. Однако ей тоже не хватило усердия. Во
  
  всяком случае по мере того как я осваивался с новыми для себя функциями и
  
  входил во вкус, она все больше отлынивала от своих прямых обязанностей, а
  
  вскоре и вовсе плюнула на них и, вцепившись руками в раковину умывальника,
  
  принялась поскуливать от удовольствия. Судя по тому как быстро увлажнялись
  
  мои ладони (и это была уже отнюдь не вода), чувствовала она себя совсем не
  
  плохо§ Кончив, женщина опустилась передо мной на колени и, спустив штаны,
  
  начала колдовать над моим поникшим членом при помощи язычка. Язычок ее был
  
  нежен и страстен одновременно. Временами я ощущал прикосновение острых
  
  маленьких зубок.
  
  Это было нечто! И мой член, оценив старания женщины, стал понемногу
  
  оживать в тугом кольце ее плотно сомкнутых губ.
  
  Доведя его до кондиции, женщина отстранилась в сторону, предоставив
  
  действовать мне. Развернув ее лицом к умывальнику, я коснулся членом
  
  упругой задницы.
  
  - Можно?
  
  - Угу, - она уже была согласна, похоже, на все.
  
  Наклонив женщину пониже и разведя ей ноги как можно шире в стороны, я
  
  принялся осторожно вкручивать в нее свой член. Обильно покрытый слюной, он
  
  достаточно свободно скользил меж ее ягодиц, постепенно забираясь все глубже
  
  и глубже§ В тишине спящего вагона слышалось лишь наше тяжелое дыхание да
  
  всхлипы моей подруги.
  
  - Больно?
  
  - Нормально§ - с трудом между двумя стонами выдохнула она. - Давай же§
  
  Давай§ Я начал двигаться смелее и энергичнее. Узкое отверстие плотно
  
  сжимало разгоряченный член. Еще чуть-чуть, еще§ Член запульсировал,
  
  вздрогнул и начал извергать из себя теплые сгустки влаги§ Откинувшись на
  
  стену, я отрешенно наблюдал в свете встречного поезда за мутно-белой
  
  струйкой семени, сочившейся меж двух округлых полушарий и стекавшей затем
  
  по ногам женщины. У меня не было сил даже поднять штаны§ Проснувшись утром,
  
  я обнаружил, что моей ночной феи простыл и след. Должно быть, сошла с
  
  дочкой на одной из промежуточных станций. На столе меня ждала огромная
  
  желтобокая дыня с приколотой перочинным ножиком запиской. В записке было
  
  всего две фразы:
  
  "Приятного аппетита! " И ниже: "Спасибо за все".
  
  Собирая вещи, я обнаружил под своей полкой изодранные в клочья
  
  колготки и изящные кружевные трусики. Все, что осталось от этого
  
  мимолетного романа.
  
  Забавно: я так и не спросил у женщины ее имя. А впрочем, что имя,
  
  ежели я не разглядел толком даже ее лица!
  
  прислуги было одно - порка на конюшне.
  
  - Ты сама держи язык за зубами, - говорил я, подталкивая Ирку к двери.
  
  - Как я посмею, пан Юзеф!
  
  - Ну, ладно, иди!
  
  Мне было стыдно и противно перед ней и самим собой, показав прислуге
  
  такую несдержанность и распущенность. Книгу "Учитесь наслаждаться" я прочел
  
  уже без всякого интереса.
  
  Бывая в имении Каземира Лещинского, моя жена подружилась с его дочерью
  
  Кристиной. Кристине в то время было семнадцать лет. Красивая девушка, не по
  
  годам развитая, как и Ядвига, была ужасной модницей. Они вдвоем часто
  
  ездили в город по магазинам и портнихам.
  
  И вот как-то, работая в своем кабинете, я увидел, как к крыльцу
  
  подьехала коляска. Из нее с смехом и коробками новых покупок вышли Ядвига и
  
  Кристина и, весело болтая, вошли в дом. Я уже устал работать и, желая
  
  развлечься в их компании, вошел через коридор в зал. Однако там их не
  
  оказалось. Ни в приемной, ни в столовой их тоже не было.
  
  Тогда я вернулся в спальню. Стоя друг перед другом, они держали
  
  наполненные бокалы. Чекнувшись, Ядвига улыбнулась Кристине, та ответила ей
  
  улыбкой несколько смущенно, и выпила. Торопливость с которой Ядвига
  
  опустила свой бокал, несколько смутила меня. Я быстро затемнил свой кабинет
  
  и, расположившись в кресле возле стеклянной двери, осторожно ее приоткрыл,
  
  чтобы слышать, о чем идет разговор в спальне.
  
  - Юзефа нет сегодня дома, - говорила Ядвига, - и мы проведем время
  
  здесь, у меня в спальне. Я покажу тебе, дорогая, мои новые наряды.
  
  Кристина была одного роста, что и моя жена, и такая же стройная.
  
  Только у Ядвиги грудь была полнее, бедра шире и округлее, движения
  
  размереннее и женственнее.
  
  - Вот смотри, какое, - Ядвига достала из шкафа одно из своих последних
  
  платьев. - Ты на мне его еще не видела. Сейчас померяю, помоги мне.
  
  Кристина помогла ей переодеть платье, любуясь при этом формами ее
  
  тела.
  
  - Ну, как?
  
  - Просто прелесть!
  
  - А это ну-ка примерь!
  
  Кристина засмущалась, но Ядвига помогла расстегнуть ей платье, а затем
  
  снять его. На Кристине был корсет и длинные, почти до пят, панталоны.
  
  Верхняя часть ее тела была красива: светлые волосы, красивое лицо,
  
  небольшие округлые налитые груди со светло-коричневыми кружками вокруг
  
  розовых прелестных ее сосков. Ей было тоже, неприятно находиться в таком
  
  полураздетом виде. Она быстро облачилась в предлогаемое платье с декольте.
  
  - Как оно идет тебе, дорогая!
  
  - А я думала, что оно будет мне велико.
  
  Любуясь ее со всех сторон, Ядвига сказала:
  
  - Я тебе что-то покажу, только давай еще выпьем.
  
  - Что вы, Ядвига, у меня от первого бокала голова кружится!
  
  - Ничего, это быстро пройдет. - Ядвига подала ей наполненный бокал. -
  
  Потом, если даже будем совсем пьяными, чего нам стесняться, мы здесь одни,
  
  ну, за нашу встречу, до дна!
  
  Поставив пустые бокалы на столик, Ядвига достала из шкафа маленькую
  
  коробочку с четырьмя примкнутыми внизу ленточками, на конце которых были
  
  пуговицы.
  
  - Что это? - Удивилась Кристина.
  
  - Это новый вид подтяжек-чулкодержателей. Мне его недавно прислали из
  
  Вены, сейчас покажу как его носят. Помоги мне снять корсет.
  
  - Ядвига осталась в одних чулках.
  
  - Ядвига, милая, какая вы красивая голенькая!
  
  - Ты говоришь мне комплименты, как мужчина. А знаешь, давай на тебе
  
  его примерим!
  
  - Давайте!
  
  Кристину, видимо, разобрало вино. Стеснение ее прошло. Она быстро
  
  скинула платье. Вдвоем они расстегнули корсет и сняли пантолоны, которые
  
  портили ее.
  
  - Какая ты красивая! - Ядвига обняла Кристину за плечи и нежно
  
  поцеловала ее соски.
  
  - Ой, что вы, Ядвига! - Чуть слышно, как от щекотки, хихикнула
  
  Кристина.
  
  Ядвига стала целовать ее щеки, шею, плечи. Кристина любовалась собой в
  
  зеркале. - Делай же примерку чулкодержателя!
  
  Ядвига отпустила девушку, подняла с пола чулкодержатель, одела
  
  Кристине на бедра, и встав на одно колено так, что стало видно все окрытое
  
  волосами пространство между ее ног, стала пристегивать чулки.
  
  Лобок Кристины был около Ядвигиного лица. Одной рукой пристегнув к
  
  чулкам последнюю застежку, Ядвига не вставая с колен, обняла девушку рукой
  
  за задок, а второй стала ласкать у нее между ног, а потом стала целовать ее
  
  низ живота, бедра, лобок и наконец между ног.
  
  - Что вы делаете, Ядвига? Пустите! Что вы делаете? - Молила Кристина,
  
  и ее руки делали слабую попытку отстранится от Ядвиги. Но Ядвига входила в
  
  экстаз.
  
  - Ядвига, милая, я сейчас умру!...
  
  Она действительно качнулась, глаза ее закрылись, и она упала бы, если
  
  бы Ядвига, вскочив на ноги, не обхватила ее одной рукой, прижавшись к ней
  
  всем телом. Вторая ее рука оставалась у Кристины между ног, и она
  
  продолжала возбуждать ее. Затем Ядвига впилась долгим поцелуем в ее рот и
  
  стала теснить Кристину к кровати. Кристина упала на кровать. Продолжая
  
  целовать ее груди, Ядвига расстегнула и спустила до колен чулкодержатель
  
  вместе с чулками, легла сверху, положив свою левую ногу между ног девушки,
  
  а ее правую ногу положила между своих ног и стала гладить распростертое
  
  тело девушки своим телом вверх-вниз. Груди терлись о груди, живот о живот,
  
  ноги терлись между ног.
  
  - Что вы делаете, милая! - Страстно шептала Кристина. - Мне стыдно!...
  
  - Глаза ее были закрыты, но тело стало помогать телу Ядвиги, сначало
  
  медленно, робко, но затем все быстрее и быстрее. - Я сойду с ума!
  
  Ядвига остановилась, в ее глазах мелькнуло лукавство.
  
  - Еще, еще! - Взмолила Кристина, продолжая двигать своим телом.
  
  Кристина кинулась целовать ей губы, шею, глаза и снова губы.
  
  - Какая ты хорошенькая! Миленькая! Поцелуй мои груди! - Кристина стала
  
  целовать одну грудь, лаская другую рукой. Губы Ядвиги впились в девичье
  
  тело. - Хочу в пупок язычком!...
  
  Кристина с готовностью выполнила и эту просьбу развратной женщины.
  
  - Кристина, милая, сними, пожалуйста, с меня чулки! Только повернись,
  
  стань вот так да скорей же сними свои чулки!
  
  Ядвига, лежа на спине, поставила Кристину на колени, ногами по обе
  
  стороны от себя таким образом, чтобы девичий зад оказался над ее шеей, а
  
  голова девушки - над тем местом тела Ядвиги, где ноги сходились с животом.
  
  Кристина наклонилась и стала спускать с нее чулки. Ядвига резко поднялась и
  
  забросила свои ноги Кристине на бедра, крепко обхватив тонкий стан девушки.
  
  Потом ногами наклонила ее голову так, что она оказалась прижата к входу в
  
  ее влагалище. Руками она обхватила девичий зад и, подав его на себя,
  
  впилась в заветное место. Пораженная таким оборотом событий, Кристина
  
  сначало пыталась вырваться из обьятий Ядвиги, но все было бесполезно. Ноги
  
  держали голову крепко, а сама Ядвига, приподняв свою голову и удерживая
  
  Кристину одной рукой за зад, губами, языком и пальцами другой руки ласкала,
  
  целовала, возбуждала покрытое нежными волосками тельце, окружающее щель
  
  входа в девичье тело.
  
  - Целуй, лаская меня тоже!- Молила Ядвига, и Кристина перестала
  
  сопротивляться.
  
  Ядвига опустила на кровать ноги, и Кристина продолжала то впиваться
  
  долго, то страстно целовать всю половую область Ядвиги.
  
  - Остновись, подожди! - Просила уже Ядвига. - Я хочу по-другому.
  
  Она оттолкнула от себя Кристину.
  
  - Ой, как мне стыдно, Ядвига! Вы не будите надо мной смеяться?
  
  - Что ты, милая девочка! - Взор Ядвиги блуждал, грудь часто
  
  поднималась. - Одень вот это на себя!
  
  Ядвига достала из столика какие-то ремни. Один ремень она надела
  
  Кристине вокруг пояса, а другой, расходившейся на концах, пропустила между
  
  ее ног и пристегнула на спине и животе к первому. Теперь я разглядел, что
  
  это был за ремень. В пойме лобка к ремню был прикреплен исксственный член,
  
  на котором были два желтых резиновых яичка. Но член свисал вниз. "Что они с
  
  таким висячим будут делать?" - подумал я. Но тут Ядвига взялась за яички и
  
  начала сжимать их. Искусственный член стал вздрагивать и при каждом нажатии
  
  на яички поднимался в росте.
  
  Оказывается, член возбуждался воздухом при помощи яичек-насосов. "Эта
  
  штука не иначе, как из Парижа", - усмехнулся я про себя. Возбудив член до
  
  размеров четвертого номера, Ядвига легла на спину и широко расбросила ноги.
  
  - Ложись на меня, целуй меня! - Кристина всталана колени возле ее ног.
  
  - Вставь его туда. Ой, ой, погоди, его надо смазать! Очень большой!
  
  Ядвига взяла баночку с мазью и обильно смазав головку искусственного
  
  члена, направила его в себя.
  
  - Двигай попкой, чтобы он ходил туда-сюда! - Кристина начала неумело
  
  поднимать и опускать свой зад, двигая членом в теле Ядвиги.
  
  Ну, давай быстрее! - Ядвига вся извивалась, помогая Кристине. - Люби меня!
  
  Целуй меня, милая девочка! Ох, как мне хорошо!... Быстрее!
  
  Еще быстрее!... Я кончаю! Все, все! Остановись!
  
  Кристина замерла, удивленно смотря на обессиленную Ядвигу.
  
  - Вытаскивай потихоньку. - Попросила Ядвига. - О-о!... - Протяжно
  
  крикнула она, когда член весь вышел из ее тела, а силы, козалось совсем
  
  покинули ее. Гладя Кристину, рука нащупала яички-насосики и что-то там
  
  сделала: раздался свист спускаемого воздуха и член сник. Потом она стала
  
  отвечать поцелуями на ласки Кристины.
  
  - Сладкая, как ты мне хорошо сделала!...
  
  - Мне так ново и приятно с вами, милая Ядвига!
  
  - Девочка моя, сейчас я и тебе сделаю приятно. Дай я на себя надену
  
  эту штуку!
  
  - Что вы, мне и так хорошо с вами! Я боюсь эту штуку туда, я еще
  
  никогда не пробовала!
  
  - Не бойся, миленькая, мы его сделаем не очень большим.
  
  Ядвига быстро застягнула ремни и накачала член до средних размеров,
  
  смазала мазью.
  
  - Нет, я боюсь! - Молила Кристина.
  
  Ядвига стала покрывать ее всю поцелуями, повалила на спину и,
  
  раздвинув ноги, впилась туда, куда собиралась всунуть пристегнутый к себе
  
  искусственный член. Кристина замолчала, закрыла лицо руками. Ее грудь
  
  возбужденно поднималась и опускалась. Ядвига легла на нее и направила
  
  головку члена в щель между ног и надавила.
  
  - Мамочка! Мамочка - воскрикнула Кристина. - Больно!
  
  - Сладенькая девочка моя, потерпи чуть-чуть! - Уговаривала ее Ядвига.
  
  - Мне тоже было больно, зато потом какое наслаждение!
  
  Ядвига легла всей грудью на девушку, чуть поднялась на коленях и
  
  пальцами руки стала растирать половые губки ее девственной плоти.
  
  Другой рукой взяла член и стала головкой раздвигать и растягивать
  
  предверие влагалища. Кристина напряженно ждала. Потом она стала метаться
  
  под Ядвигой.
  
  - Дальше, глубже! Ну, пожалуйста!
  
  - Тебе ведь, говоришь, больно!
  
  Ядвига радовалась: она добилась своего. Кристина уже сама хотела
  
  вкусить эту игрушку.
  
  - Мне уже не больно! Поглубже! Ну же, - и она резко подняла бедра
  
  навстречу члену. Но это движение осталось холостым. Ядвига успела встретить
  
  его. Тогда Ядвига схватила Кристину за бедра и, как бы помогая ей, вновь
  
  подняла жаждующие бедра. Ядвига сделала резкое движение членом, и он вошел
  
  сразу почти весь.
  
  - Ай! Ай! - Вырвалось у Кристины стон боли и радости.
  
  Чтобы не слышать возбуждающих, страстных криков и стонов, не видеть
  
  этой оргии страсти любви двух женщин, я плотно прикрыл стеклянную дверь и,
  
  распахнув окно, заметался по кабинету. Проходя мимо двери, выходящей в
  
  коридор, я услышал чьи-то легкие шаги. Я открыл дверь и увидел горничную
  
  Ирку. Она уже поднималась по лестнице.
  
  - Это ты? - Радуясь в душе, воскликнул я. - Иди ко мне!
  
  - Это вы, пан Юзеф? Пани Ядвига не велит ходить к вам.
  
  - Кому сказано! - Крикнул я, схватив ее за руку и увлек за собой в
  
  кабинет. - Ты кому рассказала, что была у меня?
  
  Я закрыл дверь в кабинет и отошел. Она осталась у двери.
  
  - Никому, пан Юзеф, я клянусь вам! - В глазах ее мелькнул страх.
  
  - А ну иди сюда!
  
  Мои руки быстро расстегнули панталоны, и мой неуспокоившейся член
  
  вырвался наружу. Ирка сделала шаг в сторону, остановилась и испуганно
  
  глядела на мой торчащий член. Снова запричитала:
  
  - Пан Юзеф, не надо! Барыня меня выпорет за то, что я у вас!...
  
  Клянусь, я никому словечка не скажу!
  
  - Иди сюда, кому говорят! Ничего пани Ядвига не узнает. А насчет того,
  
  что ты говорила, это я нарочно спросил. Хорошо, что не говорила.
  
  Ну, иди!...
  
  Ирка бросилась передо мной на колени, обхватила мой член рукой и уже
  
  хотела его заглотить. Она думала, что я хотел опять так, но я желал ее
  
  тела. Я взял ее за подбородок, отвернул ее лицо в сторону и поднял с колен.
  
  Она в испуге отпустила член.
  
  - Зачем ты его бросила? Держи! Дурочка - она приняла мои слова как
  
  приказ и снова взяла его в руки. Я сел перед ней на столе. По ее руке,
  
  державшей мой член, пробежала судорога. - Иди сюда, на колени... Она, не
  
  поднимая юбки, хотела сесть, но я остановил ее. - Не так! Зайди спереди,
  
  положи руки на плечи.
  
  Я сам положил ее руки себе на плечи и поднял юбку так, что моему взору
  
  открылись ее полные, стройные ноги и место внизу живота покрытое густыми
  
  черными кудрявыми волосами.
  
  - Не надо, панычек! Я вам что хотите сделаю, только отпустите меня! -
  
  Молила она, поднося подталкиваемую мною свою заросшую промежность к моему
  
  торчащему члену.
  
  - Сейчас, не бойся... Сейчас отпущу...
  
  С этими словами я развел пышные губы ее влагалища и направив туда свой
  
  член, стал за бедра насаживать Ирку на себя. Член не входил: она была еще
  
  невинна.
  
  - Панычек, ах, ах, больно! - Застонала она и впилась зубами в мою
  
  руку. По ее глазам я понял, что стон - инстинктивный, от боли. Я не хотел
  
  пачкать кровью свое белье. Я отвел свой член от желаемой цели, отстранив
  
  Ирку, встал и, тесня ее к столу осыпал поцелуями, лаская рукой ее
  
  промежность. Мои пальцы терли и ласкали нежный непробитый вход в ее нутро.
  
  Она, не снимая рук с моих плеч, отступала завороженная в
  
  полуобмарочном состоянии, нежно лаская мою руку бархотистой кожей своих
  
  пышных ляжек. Из ее груди вырвались стоны близкого наслаждения, незнакомого
  
  для нее, нового огромного счастья.
  
  - Панычек, родненький!... - Зашептала она, и ноги ее задрожали.
  
  Между ног стало вдруг мокро, как будто глаз, который я хотел насадить,
  
  заплакал.
  
  - Сейчас, сейчас, милая! - Говорил я, целуя ее.
  
  И вот она уперлась в стол. Свободной рукой я нашел у нее под кофтой
  
  подвязки юбок и распутал их. Юбки упали на пол. Теперь она стояла передо
  
  мной обнаженная до пояса, с мольбой во взоре. Я приподнял ее и посадил на
  
  край стола, она сбросила руки с моих плеч и уперлась сзади себя. Подняв
  
  ноги себе на предплечья, я увидел желанное моему члену отверстие в ее теле,
  
  обрамленное по бокам и сверху черными волосами. Я развел пальцами нежные
  
  губы и увидел там перегородку, закрывающую вход в глубь тела. Вставив
  
  головку своего напряженного до предела члена в преддверие ее невинности, я
  
  стал надавливать на него.
  
  Ирка напряглась от боли. Она молча кусала свои губы и с жадностью
  
  смотрела на то, как мужчина низвергает ее невинность и нетерпеливо ждала
  
  конца этой возбуждающей пытки. Я помог ему руками, притянув Ирку к себе. И
  
  он вошел, прервав преграду в тугую маленькую дырочку. Я стал его
  
  вытаскивать. Она расслабилась, и выражение мучительного ожидания сменилось
  
  улыбкой радости и наслаждения. Когда не вытащив до конца, я стал опять
  
  вводить член в теплоту ее тела, она обхватила меня руками за шею,
  
  уткнувшись в плечо, прильнула ко мне грудью. Я отшатнулся, удерживая ее под
  
  ноги и отошел от стола. Она оказалась весящей у меня на шее и члене. Кровь
  
  мелкими каплями падала на пол.
  
  Ирка оказалась довольно тяжелой. Я поспешил отнести и положить ее на
  
  диван. Там мы продолжили и кончили акт наслаждения.
  
  Удовлетворив свою страсть, я привел свой туалет в порядок. Ирка тоже
  
  оделась.
  
  - Иди, моя хорошая! И чтобы по первому зову ко мне! А то я все
  
  расскажу жене!
  
  Ласки кончились, она опять была прислугой, а я - хозяином и барином.
  
  Ирка вышла из кабинета, а я пошел посмотреть, как идут дела в спальне.
  
  Все еще голая Ядвига прощалась с одетой Кристиной.
  
  На другой день у нас с Ядвигой произошел следующий разговор:
  
  - Ядвига, я вчера случайно подсмотрел, как Кристина у тебя в спальне
  
  примеряла чулкодержатель. Какое у нее тело, какие формы! Она уже вполне
  
  сформирована.
  
  Я, конечно, умолчал, что видел все остальное. Хотя Ядвига, видимо
  
  догадалась, но виду не подала.
  
  - Она тебе понравилась?- И после короткой паузы. - Ты хочешь ее?
  
  - Как не хотеть такую прелесть!
  
  - Ты получишь ее! - Подумав добавила она. - Но услуга за услугу. Ты
  
  сведешь меня со Станиславом Станишевским.
  
  Станишевский - сын одних из наших соседей по имению. В это время ему
  
  было девятнадцать лет. Высокий, стройный юноша, не красив, но
  
  привлекателен, он увлекался лошадьми, и мы с ним на этой почве были
  
  большими друзьями. Поговаривали о том, что природа наградила его большим
  
  членом, отчего он пока только страдал, был застенчив, сторонился женского
  
  общества и не имел еще ни одной женщины. Я понял, что Ядвига первой решила
  
  испытать его мужскую силу.
  
  - Обещаю тебе Кристину через три, четыре дня. Когда будет у меня
  
  Станислав?
  
  - Постараюсь на следующей недели.
  
  В воскресенье я встретился со Станиславом Станишевским.
  
  - Моя жена хочет видеть вас у нас. Не лишайте этого удовольствия слабую
  
  женщину. Право, вам у нас будет интересно.
  
  Он сначала отказывался, но в конце концов согласился. Мы договорились
  
  на четверг, в четыре часа дня. Передав это Ядвиге, я услышал:
  
  - Во вторник в три будь готов принять Кристину.
  
  Во вторник с утра Ядвига куда-то уехала, а я остался дома. Время
  
  прближалось к трем, но ни жены, ни Кристины не было. Я стал уже думать, что
  
  дело сорвалось, когда увидел из окна своего кабинета подьезжавшую коляску.
  
  Из нее вышли Ядвига и Кристина и пошли в спальню моей жены. Я быстро
  
  затемнил свой кабинет и занял пост у заранее чуть приоткрытой двери.
  
  - Наконец-то мы опять вместе! - Говорила Ядвига, закрывая дверь, как я
  
  по тебе соскучилась!
  
  - Мне тоже вас не хватало, дорогая Ядвига!
  
  Ядвига стала целовать Кристину в губы, щеки, глаза. Кристина отвечала
  
  ей страстно с нетерпением, ожиданием более интимных минут. Они не прекращая
  
  лобзаний, стали сбрасывать с себя наряды. Ядвига была немного проворнее.
  
  Она была совершенно голой, а Кристина сбросив платье, возилась с застежками
  
  корсета.
  
  - Давай помогу, - сказала Ядвига. Сбросив с нее корсет, она стала
  
  перед Кристиной на колени и начала снимать с нее чулки и панталоны, целуя
  
  при этом живот, лобок и бедра, которые страсно трепетали, сегодня ты
  
  испытаешь еще большее удовольствие. Я приготовила для тебя сюрприз.
  
  - Какой сюрприз? - Удивленно спросила Кристина. - Лучше, чем в первый
  
  раз, наверное, не будет.
  
  Ласки Ядвиги стали возбуждать Кристину.
  
  - Бывает, сладкая, лучше, и ты сегодня увидишь это.
  
  Ядвига встала с конен и терлась своим обнаженным телом о голое тело
  
  Кристины, продолжая покрывать ее поцелуями. Кристина стала тяжело дышать.
  
  Грудь ее часто вздымалась. Я тоже стал потихоньку сбрасывать с себя одежду.
  
  - Ядвига, милая, я теряю контроль над собой! Давай скорее неденем эту
  
  штуку, как в тот раз!
  
  - Сегодня для тебя будет другая штука, лучше той. - Руки Ядвиги были у
  
  Кристины между ног, и пальцы ее блуждали еще сильнее возбуждая страсть.
  
  - Иди сюда!
  
  Ядвига подтолкнула Кристину в мой кабинет. Я уже раздетый, тихо
  
  отдернул штору и встал в стороне от двери. Дверь открылась.
  
  - Ядвига, милая, там темно. Давай здесь, я туда боюсь!
  
  - Ну, что ты красавица моя! Не дрожи! Ведь ты веришь мне? Не надо
  
  ничего бояться. Клянусь, я хочу тебе только хорошего.
  
  Ядвига встала у двери и втолкнула Кристину в мой кабинет. Я стоял в
  
  темноте, сбоку от двери, видел как Кристина входила в мой кабинет.
  
  Ядвига закрыла дверь за ней на ключ. Кристина обернулась. Я, дрожа от
  
  страшного нетерпения, подошел к Кристине и обнял ее за плечи. Она
  
  вздрогнула от неожиданности.
  
  - Не бойся девочка, я друг Ядвиги, а значит и твой друг. Я не сделаю
  
  тебе ничего дурного! Я буду тебя ласкать! - Я нежно прижался к ее наготе. -
  
  Обними меня!
  
  И оторвав ее руки от груди, я заставил ее обнять себя. Сначала я ее
  
  поцеловал нежно, чуть прикоснувшись своими губами, а затем страстно, сильно
  
  и долго. Она задыхалась, руки ее метались по моему телу. Она пыталась
  
  вырваться, но я сжал ее так сильно, что почувствовал, что вот-вот лопнет ее
  
  тугая грудь. Страх ее прошел и она перестала дрожать.
  
  Я стал целовать ее плечи, грудь, шею, шепча между поцелуями: "Милая,
  
  сладенькая, красивая." В напряженном ожидании она молчала. Припав ртом к
  
  соску ее груди, и держа одной рукой ее за спину, второй начав гладить по
  
  животу, бедрам, попке проворно скользнув ей между ножек, и она сдалась.
  
  Она задрожала, но уже не от страха, а от желания скорее туда, между
  
  ног. Там было тепло и влажно - природа требовала своего.
  
  Почувствовав прикосновение моей руки, она сжала ноги, я схватил ртом
  
  ее губы и стал языком искать ее язык. Я поднял ее и положил на диван, опять
  
  стал целовать ее от грудей до колен щекотать языком самые нежные части
  
  женского тела. Она лежала неподвижно, только частое дыхание выдавало ее
  
  страсть. Дойдя губами до лица, и впившись в ее мягкий теплый рот, я
  
  раздвинул ей ножки, нащупал внутренний скользкий проход в ее тело и, ложась
  
  на нее, стал медленно вводить свой член в уже прорванный моей женой, но еще
  
  не знавшую тела мужского члена, девичью плоть.
  
  Медленное, протяжное "а-а...", как выход, вырвалось из ее груди.
  
  Когда я сделал несколько движений членом внутри ее, она стала сначало
  
  осторожно, а потом все быстрее двигать бедрами в такт моим толчкам и в
  
  момент, когда я изверг в нее свое жаркое семя - дернулась, схватила мою
  
  голову, прижала ее к своему плечу и дико завыла. Я тоже еле сдержал крик,
  
  стиснув зубы и затем дрожа всем телом от нахлынувшего до головокружения
  
  чувства наслождения зубами страстно стал грызть ее сосок... Я вытащил член
  
  из нее, она как-то вздрогнула, сжала свои стройные ножки, отпустила мою
  
  голову, закрыла лицо руками и начала всхлипывать все сильнее и сильнее,
  
  пока не разрыдалась. Я опустошенный и удовлетворенный, распластался рядом.
  
  Я не утешал ее, только гладил ее тело. Она понемногу начала успокаиваться.
  
  - Как все это ужасно, ново, страшно и в то же время сладостно и
  
  прекрасно! - Сказала она, как бы оправдываясь за свои рыдания. Потом она
  
  стала медленно водить своими руками по моему телу, как будто изучая меня:
  
  голову, шею, грудь, живот. Рука ее медленно коснулась волос, что ниже
  
  живота, вздрогнула, остановилась, затем остановилась, затем перебирая
  
  пальчиками волосы, пошла дальше и ниже и вот коснулась его, сначало только
  
  кончиками пальцев, потом смелее, и вот член в ее руке, лежит на лодони,
  
  уставший, теплый, мягкий. Рука, перебирая взяла яички и вдруг сжала их.
  
  Вскрикнув от боли, я оттолкнул ее руку.
  
  - Ой, что ты делаешь? Ведь мне больно!
  
  - Я не хотела сделать больно. Я хотела, чтобы эта штука стала тверже.
  
  В ее голосе звучало удивление. Меня осенила догадка. Ведь это Ядвига
  
  тогда, чтобы сделать искусственный член тверже и длиннее, накачивала его,
  
  нажимая на резиновые яички. Я, хотел расхохотаться.
  
  Наивность! Какая наивность. Ведь он не искусственный, он живой!
  
  - Подожди, если он захочет, он сам встанет.
  
  Кристина снова взяла мой член и стала ласково и нежно перебирать его
  
  пальчиками. Потом осторожно и нежно принялась сжимать и двигать рукой вверх
  
  вниз, и он захотел опять и, вздрогнув, стал подыматься. Моя рука прошла по
  
  ее груди, животу, опустилась к ногам. Большой и средний пальцы раздвинули
  
  губки между ног, а указательный проник внутрь. Она стала глубоко дышать,
  
  мой палец двигался в узком скользком проходе возбуждая ее, она молча широко
  
  раздвинула бедра приподнимая их, потом потянула мой член к себе - мол,
  
  пусть он, а не пальчик войдет в нее.
  
  Какая непосредственность! Я снова лег на нее.
  
  - Направь его сама, - попросил я.
  
  Она не сразу, но взяла мой член к себе. Затем обняла меня за плечи и
  
  мы стали медленно, в такт друг другу качаться телами, обмениваясь нежными
  
  поцелуями. Я захотел взглянуть на нее и включил свет. Она испугалась,
  
  вскрикнула и остановилась, зажмурив глаза с такой силой, будто хотела
  
  закрыться веками. Лодонями она закрыла мои глаза.
  
  - Не надо света!
  
  Я отбросил ее руки, приподнялся над ней на руках, и, продолжая двигать
  
  членом, стал ее разглядывать. Передо мной лежало прекрасное девичье тело.
  
  Упругие груди дрожали, как две огромные капли ртути. На животе, под моим
  
  движущимся членом виден был только уголок лобка, поросший волосами. Мне не
  
  было видно место у нее между ног, куда с таким удовольствием входил мой
  
  член. Я взял ее ноги и положил их себе на плечи. Кристина охнула: член стал
  
  входить глубже, но, видимо, это было приятно ей, и она продолжала лежать
  
  спокойно, равномерно раскачивая бедрами, все так же плотно закрыв глаза.
  
  Теперь я увидел, что у нее между ножек, увидел совсемблизко. Вот где у
  
  женщины самое укромное и ненасытное место! Мною овладело желание впиться в
  
  это маленькое тельце. Я вытащил из него член и, удерживая ее ноги поднятыми
  
  вверх, прильнул ртом к этому заветному входу в ее тело. Я целовал, лизал,
  
  засовывал внутрь язык, даже покусываю, но старался делать это нежно, не
  
  причиняя ей боли, и снова целовал и лизал. Кристина только стонала и
  
  теребила волосы на моей голове. Я лег на спину, посадил ее на колени
  
  передом к себе, ввел в нее член, стал подбрасывать так, что она
  
  приподымалась надо мной. Член выходил из нее не полностью, но когда она
  
  опускалась на меня, член проникал в нее до конца упираясь. Она, уткнувшись
  
  в мои плечи, помогала мне, как бы скакала на мне. Лицо ее выражало безумие,
  
  бескрайнюю страсть. Веки были плотно сжаты.
  
  - Открой глаза, посмотри на меня милая!... Ох, как хорошо!...
  
  Посмотри, как это прекрасно! - Молил я ее, и она открыла глаза.
  
  - Человек! - В ее голосе звучала неожиданность и испуг, и, как мне
  
  показалось, радость. - Пан Юзеф!
  
  Как потом выяснилось она думала, что имеет дело с нечистой силой, в
  
  крайнем случае с демоном.
  
  - Пан Юзеф, не смотрите на меня, мне стыдно! Это так ужасно! - Я
  
  поставил ее на колени на край дивана. Сам встал на пол. Она уже догадалась, что это какой-то новый способ, и прняла позу.
  
  Какая у нее была попочка - нежная, белая, без единого пятнышка! Кровь
  
  стучала у меня в висках. Скорее, скорее всадить в нее член, только теперь
  
  уже сзади!
  
  - А... А... Больно! - Воскликнула она и подалась немного от меня, но я
  
  схватил ее за бедра и стал насаживать на себя. Она застонала, но это был
  
  стон наслаждения. Еще, еще, еще. Вот-вот, все! Пульсируя, вздрагивая мой
  
  член, излил в раскаленное тело свою жидкость.
  
  - О-о-о! - Громко вскрикнула Кристина и упала на грудь, оставаясь на
  
  коленях.
  
  Я вытащил член из отверстия, которое он только что затыкал, и по ее
  
  ногам хлынула обильная, как ручеек прозрачная жидкость. Я приложил,
  
  вытирая, пантолоны. Она сжала их ногами и упала набок.
  
  - О, как чудесно!... - Бормотала она, глаза ее были закрыты, по лицу
  
  расползалась улыбка блаженства. - Я сойду с ума от счастья, пан Юзеф! Вы
  
  всегда меня будете так любить?
  
  - Конечно, сладкая! Мне тоже ужасно хорошо с тобой. Зови меня просто
  
  Юзик. Ведь мы с тобой теперь как муж и жена, моя любимая.
  
  - Хорошо, Юзечка! Как хорошо, прекрасно все получается! Я не как не
  
  успокоюсь! Поцелуй меня, мой милый!
  
  - Кристина, приходи ко мне послезавтра в пять! Только чтобы Ядвига не
  
  знала. И, как придешь, проходи сразу в этот кабинет, вот через эту дверь,
  
  выходящую в кабинет. - Я предупрежу слуг. Значит, в пятницу, в пять, прямо
  
  сюда! - Напомнил я Кристине, провожая ее домой.
  
  Через день мы с Кристиной стали свидетелями совращения Станислава моей
  
  супругой. Правда, Кристина опоздала к началу этого захватывающего
  
  спектакля, который развивался в таком порядке. В пятницу я привез
  
  Станислава в наш дом. Сославшись на то, что в двух комнатах идет ремонт, мы
  
  пригласили его к Ядвиге в спальню, приготовленную заранее соответствующим
  
  образом. Кровать была покрыта ковром, посреди комнаты стояли три стула...
  
  Мы выпили за встречу и за знакомство Ядвиги и Станислава. Ядвига стала
  
  говорить много лестных слов, слышанных ею о Станиславе, о том, что давно
  
  хотела познакомиться с ним поближе. Потом разговор пошел о воскресных
  
  скачках. Станислав с жаром стал рассказывать о достоинствах любимых
  
  лошадей.
  
  - Вот я слушаю, как вы восторгаетесь лошадьми, - вмешалась в разговор
  
  Ядвига, - а как вы относитесь к хорошеньким женщинам?
  
  Стнислав смущенно опустил взор, пожал плечами.
  
  - По-моему, некоторые женщины привлекательнее лошадей. Или вы другого
  
  мнения? - Лукаво спросила Ядвига.
  
  - В лошадях я немного разбираюсь, а вот область женских прелестей мне
  
  пока неизвестна.
  
  - Но вы уже не ребенок! Пора позновать женщин! - Начала дразнить его
  
  Ядвига.
  
  Мы с женой стали наперебой рассказывать о хорошеньких женщинах, их
  
  красоте, умении держать себя, о пропорциональности и привлекательности их
  
  фигур.
  
  - А что скрыто у них под одеждой! - Воскликнула Ядвига. - Юзеф,
  
  принеси сюда, пожалуйста, французский журнал. Пусть Станислав посмотрит и
  
  вынесит свое мнение об этих прелестях.
  
  Когда я выходил в коридор, то услышал, как Ядвига спрашивала у
  
  Станислава:
  
  - А меня вы считаете красивой?
  
  Ответ Станислава я уже не слышал. Пройдя в свой кабинет, я взял один
  
  из порнографических журналов и, прежде чем войти, заглянул в спальню через
  
  стеклянную дверь.
  
  Ядвига забросила ногу на ногу и приподняла подол платья так, что до
  
  половины открылась ее точеная нога, и что-то с жаром говорила Станиславу.
  
  Тот потупил взор, то пожимая плечами, то утвердительно кивая головой. Войдя
  
  снова через коридор к ним в спальню, я передал журнал Ядвиге.
  
  - Ядвига и Станислав, вы должны меня извинить, - обратился я к ним, -
  
  за мной приехали от Касписких и я должен покинуть вас.
  
  Станислав тоже встал.
  
  - Что вы, что вы! Оставайтесь! - Сказали мы в один голос. - Мы вас
  
  очень просим остаться!
  
  - Не оставляйте меня одну! - Просила Ядвига. - У меня сегодня кроме
  
  встречи с вами ничего не запланировано. Я одна умру от скуки!
  
  - Конечно, друг мой, оставайтесь! - Поддержал я Ядвигу. - Право же, я
  
  не знал, что так получится, но я уверен, что ты скучать не будешь. А ты
  
  дорогая, особенно не смущай юношу, будь паинькой!
  
  - Что ты, родной! - Улыбнулась Ядвига.
  
  Я покинул их и вошел в кабинет, проверив затемнение сел в кресло у
  
  стеклянной двери, стал наблюдать за происходящим в спальне. Время
  
  приближалось к пяти и скоро должна была появиться Кристина.
  
  Ядвига и Станислав рассматривали фотографии обнаженных фигур в
  
  журнале. Ядвига все время что-то поясняла, показывая на ту, или иную часть
  
  снимка. Показав на одну из фотографий, Ядвига отошла и подняла платье,
  
  открыв почти всю свою стройную ножку. Сначало Станислав смутился, но потом
  
  стал сравнивать ноги Ядвиги с ногами натурщицы в журнале. По его лицу я
  
  понял, что он отдал предпочтение моей жене. Она опять оказалась рядом,
  
  забросив ногу на ногу, обнажив их до самого верха, что стали видны
  
  очаровательные кружева ее пантолончиков. Ядвига заставила выпить бокал
  
  вина, а свой лишь только пригубила. Потом, сравнивая свою фигуру с фигурой
  
  девушки натурщицы из журнала, она растегнула лиф платья и открыла ему свою
  
  грудь, лежавшую в корсете, и опять выиграла у натурщицы. Станислав, как бы
  
  исподтешка впился взглядом в эту живую, колыхающую от возбуждения грудь.
  
  Вот показался снимок обнаженного мужчины. Ядвига указала пальцем на
  
  мужской член и лукаво улыбнулась. Что-то спросила у Станислава, тот залился
  
  краской от стыда. Ядвига все так же улыбаясь, и не стыдясь своих вопросов о
  
  чем-то спрашивая, направила свою руку к застежкам его брюк. Он испугавшись,
  
  схватил ее за руку. Тогда Ядвига встала со стула, закрыла на ключ дверь в
  
  коридор и бросилась на колени перед ним.
  
  Он уже сам растегивал брюки, но пальцы слушались его плохо. Она ему
  
  помогла и извлекла наружу то, о чем так много говорили.
  
  Его член не в возбужденном состоянии был довольно-таки больших
  
  размеров. Ядвига взяла его на ладонь и нежно погладила другой рукой от
  
  корня до кончика, что-то при этом ласково шепча. Раздевалась она быстро и
  
  бесстыдно, красиво снимая ту или иную часть своего туалета, она
  
  подчеркивала прелесть обнаженного своего тела. Станислав, как завороженный,
  
  смотрел на все... И вот его член, вздрогнул раз, и встал может быть первый
  
  раз в жизни, поднимаясь и наливаясь соком страсти.
  
  Когда он поднялся во весь рост, у меня по спине пробежали мурашки.
  
  Боже мой! Меня самого природа не обидела, наградила большим членом, но
  
  этот!... Жеребцу не стыдно было бы иметь такой! Не менее двух дюймов в
  
  диаметре, длиной около фута - то есть, если бы его можно было опустить
  
  вниз, головка оказалась бы около колен.
  
  Я перепугался за Ядвигу. Что будет с ней, если она рискнет испытать
  
  этот член? Но ее лицо выражало не испуг, а совсем наоборот:
  
  На нем было написано желание скорее насладиться, утолить свою страсть
  
  этим великаном. Она бросилась на колени перед ним и стала ласкать его
  
  руками, шеей, волосами, лицом, губами и ртом осыпая его поцелуями. У
  
  Станислава помутнел взгляд. Руками он бессознательно блуждал по голове,
  
  плечам, грудям Ядвиги. Он что-то шептал. Доведя его и себя до последней
  
  стадии возбуждения, Ядвига встала, взяла со стола баночку с мазью и, смазав
  
  ему головку члена, стала передом находить ему на колени. Развела пальцами
  
  губы своего влагалища, а Станислав направил головку своего живого стержня
  
  ей внутрь. Она взялась за его плечи, стала медленно, закатив глаза от
  
  дикого наслождения, опускаться.
  
  Стержень стал входить в нее. Станиславу видно не терпелось всунуть его
  
  в живое тело. Он взял Ядвигу за бедра и стал помогать ей опускаться. Я
  
  поразился. Как могло это хрупкое, нежное женское тело вместить в себя этот
  
  дар природы! Я думал, сейчас раздастся ее вопль о помощи и придется бежать
  
  за врачом, но мои опасения оказались напрасны. Крик наслождения и радости
  
  вырвался у нее из груди, когда она полностью опустилась ему на колени. Весь
  
  без остатка его огромный член был в ее чреве... Она прижалась грудью к его
  
  груди и стала целовать лицо, потом поставив ногу на перегородку стула,
  
  откинулась чуть назад, и держась за его плечи, стала поднимать и опускать
  
  свой зад, не до конца вытаскивая, а затем снова насаживая его на поршень.
  
  Сначало медленно, а затем все быстрее и быстрее! Станислав помогал,
  
  поддержая ее широко раздвинутые ножки.
  
  Я возбужденный, вскочил со стула. Дверь моего кабинета, входящая в
  
  коридор, открылась, и на пороге показалась моя Кристина.
  
  - Как темно! Здесь кто-нибудь есть?
  
  - Да, маленькая, заходи! Только потише!
  
  - Каким долгим мне показалось ожидание этой встречи! Я вся горю и
  
  дрожу!
  
  Я стал ее целовать, она отвечала мне горячо и страстно.
  
  - Раздевайся, родной, сбрасывай с себя одежду! - Я стал помогать ей. -
  
  Ты ко мне пришла! - Я встал на колени и целовал то место тела, к которому
  
  обращался мой член, прижавшись губами к волоскам и пылающему разрезу между
  
  ног, засунув пальцы в эту теплую щель.
  
  - Поцелуй и ты скорей свою игрушку!
  
  С этими словами я встал и пригнул ее голову к своему члену. Она несмело
  
  взяла его рукой и несколько раз нежно поцеловала, потом схватила его ртом и
  
  стала сосать. Я с трудом оторвал ее голову и она в ожидании, дрожа всем
  
  телом, прижалась ко мне грудью. Нащупав мокрый вход в ее тело и чуть подсев
  
  под нее, я напрвил туда свой член. Она широко раздвинула ножки, позволив
  
  моему члену войти в ее теплоту.
  
  Сделав несколько движений я забросил ее руки себе на шею, не
  
  вытаскивая члена, держась за ляжки ее ног, оторвал ее от пола и так,
  
  сидящую на моем члене, понес к стеклянной двери. Держа ее спиной к двери я
  
  сел в кресло. Она не видела, что происходит в спальне Ядвиги, да ей было и
  
  не до этого. Она была возбуждена до такой степени, что хотела только
  
  удовлетворить свою страсть. Я поставил ее ноги на сиденье кресла и обняв ее
  
  зад стал опукать и поднимать ее. Она застонала на моем члене.
  
  В это время Ядвига и Станислав, голые, лежали на разобранной кровати.
  
  Он впервые в жизни получил удовлетворение от женщины и сейчас лежал
  
  неподвижный и усталый, закрыв лицо руками и стесняясь ласки ее рук. Мы с
  
  Кристиной кончили, вытерлись, и я, целуя ее, как ребенка, посадил к себе на
  
  колени и показал на происходящее в спальне.
  
  Кристина, увидев лежащих в кровате голых Ядвигу и Станислава,
  
  перепугалась, дернулась, желая вырваться и убежать. Но я ее не отпустил,
  
  прижал к себе и прошептал:
  
  - Не бойся, не стесняйся, сладенькая! Смотри, и ты увидишь много
  
  интересного!
  
  - Стыдно ведь подсматривать такие вещи! - Сказала она смущаясь, но,
  
  немного успокоившись, стала украдкой от меня смотреть в дверь.
  
  Немного полежав, Ядвига прподнялась на локтях и нежно поцеловала
  
  Станислава в губы, потом соски его груди, поднялась и понесла свою грудь к
  
  его губам. Он схватил их руками и впился поцелуем. Мы стали дублировать их
  
  действия. Я ласкал и целовал груди Кристины. Ядвига руками ласкала
  
  Станислава, и его могучий член встал на дыбы.
  
  - Как, - с испугом в голосе прошептала Кристина, - какая у него
  
  большая штука! Он ведь разорвет Ядвигу, если будет делать то же, что и мы!
  
  - Не бойся, уже не разорвал. Видишь - она опять просит его.
  
  - Какая твоя жена ненасытная! Неужели ей мало твоей штуки?
  
  И снова Станислав стал конем, а Ядвига - наездником. Она положила его
  
  на край кровати так, что бедра и одна нога свешивались на пол. Сама встала
  
  на полу к нему спиной так, что его опущенная нога оказалась между ее ног,
  
  нагнулась, упершись в поставленный перед собой стул, взяла в руку его
  
  членище, сзади направила в свое влагалище и стала задом насаживать себя на
  
  него.
  
  - Я тоже так хочу! Какая я стала бесстыдная! - Воскликнула Кристина и
  
  взяв мой член, хотела вставить в себя.
  
  - Подожди! - Сказал я Кристине, - давай как они.
  
  И мы с ней повторили этот способ, только по-своему. Я, сидя
  
  пододвинулся к краю кресла и развел ноги, она задом стала между моих ног,
  
  нагнулась и, уперлась руками в мои колени, запрыгала на моем члене. Войдя в
  
  экстаз, мы уже не обращали внимания на то, что происходило в спальне,
  
  перешли на диван, лаская друг друга только руками. Трогая мой член Кристина
  
  спросила:
  
  - Ты не завидуешь Станиславу, что у него такая большая штука?
  
  - Что ты, милая, разве тебе моего мало?
  
  Не отвечая на мой вопрос, Кристина продолжала свою мысль:
  
  - Я еще не разбираюсь в таких вещах, но такой бы я не стала.
  
  Такого огромного я не хочу никогда. Ведь он вызывает только страх, а
  
  не желание.
  
  Когда усталость прошла, мы вновь продолжили наслаждаться друг другом,
  
  подсматривая за Ядвигой и Станиславом. Так мы провели весь вечер.
  
  На следующий день я заметил, что Ядвига чувствует себя очень плохо.
  
  - Дорогая, я видел вчера твою игрушку. Ты совсем себя не жалеешь.
  
  - Да, дорогой, я не рассчитала своих возможностей.
  
  Но, поправившись, она снова пригласила Станислава к себе, провела с
  
  ним вечер страсти и опять почти неделю болела. Видно, раз попробовав, она
  
  не могла отказаться от этого страшного наслаждения. И потом, примерно раз в
  
  месяц, она с ним раз встречалась и неделю после этого отдыхала. Станислав,
  
  почувствовав Ядвигу, ощутил свои мужские достоинства, перестал стесняться
  
  общества хорошеньких женщин, и его любимым занятием стали не только лошади.
  
  Стали ходить слухи, что ни одна женщина не выдерживала его члена, чтобы
  
  потом не болеть. Но, несмотря ни на какие предупреждения, они, как мотыльки
  
  на огонь, летели к нему. Не одна заплатила здоровьем, а некоторые
  
  общественным положением: подчас невозможно было скрыть последствия работы
  
  члена Станислава за испытание на себе его силы и могущества.
  
  С Кристиной мы встречались часто, и все так же страсно отдавались друг
  
  другу. Наверное, нет таких способов и поз, которых бы мы с ней не
  
  перепробывали. Затем мы стали встречаться реже. У меня появились новые
  
  женщины. Кристина тоже не терялась: у нее зародилась ненасытная страсть.
  
  Каждый день она должна была видеть мужчину. Это и сгубило ее мужа. Он был
  
  страшно ревнив и не отпускал ни на шаг таблетки. Однажды сердце его не
  
  выдержало, и он скончался прямо в постели на Кристине, как говорится при
  
  исполнении супружеских обязанностей. Кристине осталось богатое имение и
  
  фамилия карчевская. Сколько мужчин предлогали ей себя в мужья! Но она
  
  использовала только их половые члены. Может, она оказалась в обществе
  
  других женщин, ищущих сверхнаслаждения, и стала искать мужчин с таким
  
  огромным членом как у Станислава, забыв про свои слова, которые говорила
  
  мне, что не хочет оказаться на таком огромном члене.
  
  А наша семейная жизнь идет своим чередом. Ядвига отдается развращенным
  
  старичкам, портит юнцов. А я наслаждался нежными телами своих любовниц, не
  
  забывая узнавать через стеклянную дверь, что нового в области наслаждения и
  
  разврата приобрела моя жена со своими любовниками.
  
  Иван К. - Это судьба
  
  Это было очень давно. Мне было лет 14-15. Точно не помню. В послевоенные
  
  годы в деревне техники не было. Заготовка сена в колхозе производилась
  
  практически вручную. На уборку сена привлекали и старых и малых -
  
  необходимо было быстро, в короткий срок убрать его, сложить в стога.
  
  Я любил ездить на уборку сена. Так как я еще был не слишком рослым
  
  парнишкой, то меня обычно садили на коня возить копны сена к стогу.
  
  В нашей бригаде работала взрослая, молодая девка, Настя Морозова.
  
  Невысокого роста, полненькая, симпатичная. Мне она казалась очень
  
  красивой. Особенно нравилась ее грудь, которая так пышно выпирала.
  
  Настя была жизнерадостная, веселая, остра на язык. Ребята, мужики
  
  отпускали в ее адрес острые словечки и видно было, что каждый из них не
  
  прочь бы с ней побаловаться.
  
  Из всех ребятишек, которые работали в бригаде, она больше всего
  
  уделяла внимание мне, может быть потому, что я тоже был веселым и
  
  энергичным. В шутку она называла меня "мой женишок". Лето было жаркое, мы,
  
  пацаны, работали, ездили верхом на конях в одних лишь трусах. Ничего в этом
  
  не было предосудительного. Она иногда трепала меня по голой ноге, запускала
  
  свою руку аж под трусы. Надо сказать, что никаких сексуальных позывов у
  
  меня в то время еще не было. Видно я еще не созрел. Хотя я, конечно,
  
  понимал, что есть что, и в голове какие-то мысли на этот счет бродили,
  
  особенно после разговоров с более взрослыми парнями или мужиками, которые,
  
  как известно, этой теме уделяют особое внимание.
  
  Обед у нас был большой, часа два или три. Это объяснялось тем, что
  
  труд был тяжелый, начинали работать рано, заканчивали поздно, а в обед была
  
  самая жара. В это время, кто спал, кто собирал ягоды, кто просто сидел,
  
  балагурил - кто как.
  
  Однажды, в обеденный перерыв я пошел в дальний лесок. Возвращаюсь, и
  
  тут Настя. Схватила меня за руку и потащила к ближайшему стогу: "Пойдем,
  
  посидим, отдохнем немного".
  
  Сели под стог. Платье у Насти поднялось так высоко, что видно было
  
  трусики. Меня вид красивых здоровых Настиных ног привел в какое-то
  
  трепетное волнение. Она говорит:
  
  - Вань, а ты целоваться умеешь? Ты кого-нибудь уже целовал?
  
  Я молчу.
  
  - Давай я тебя научу.
  
  Она навалилась на меня своей большой грудью, мои губы оказались у нее
  
  во рту. Я почувствовал какое-то странное ощущение на своих губах. Она их
  
  так сильно сосала, что мне было даже немного больно. Потом она резко
  
  откинулась на спину:
  
  - Ну как? Тебе нравится? Теперь ты поцелуй меня.
  
  Я молчу. Я вообще ничего не мог сказать, я дрожал. Она хихикнула,
  
  взяла мою руку и быстро сунула ее себе в трусы. Я ощутил волосяное
  
  покрытие, такое бархатистое. Я не представлял себе, как все это у женщин и
  
  помню очень удивился, что такое все заросшее волосами. Она перехватила мою
  
  руку чуть повыше и протолкнула ее дальше между ног. Я почувствовал горячее
  
  и влажное.
  
  Одним пальцем я чувствовал углубление и мокроту. Она сжала ноги и моя
  
  рука оказалась как бы зажатой между ее ног. Я чувствовал какое-то нервное
  
  подрагивание ее тела, она как бы шевелила своим задом. Я не знал, что
  
  делать, и с силой вытащил руку. Тут я почувствовал специфический запах,
  
  исходивший, видимо, от моей руки. Я никогда не ощущал такого запаха, он был
  
  совершенно мне незнаком. Она решительным движением сняла с себя трусы. Я
  
  увидел всю женскую красоту. Ее рука уже была в моих трусах и держала мой,
  
  еще в то время небольшой член, который, конечно же, стоял крепко. Я дрожал.
  
  Она тихо произнесла:
  
  - Вань! Ну, что же ты? Давай.
  
  Я был в шоковом состоянии. Я не понимал, что со мной происходит и что
  
  надо делать.
  
  Она начала тащить меня на себя. Я не сопротивлялся, даже, наверное,
  
  наоборот быстро лег на нее. Спустив с меня трусы, она вновь взяла мой член
  
  и ввела его во влагалище. Он вошел легко и приятно. Было какое-то странное,
  
  необъяснимое ощущение. Внутри я почувствовал очень мягкую, горячую и
  
  довольно влажную среду. Это еще больше захватило меня. Тут я почувствовал,
  
  что она делает определенные движения, слегка поднимая и опуская свой зад,
  
  мой член то входил, то выходил из влагалища. При этом, когда она опускалась
  
  вниз, а мой член выходил из влагалища, она так сильно сжимала мышцы
  
  влагалища, что он выходил с большим трудом. Создавалось впечатление, как
  
  будто ее влагалище засасывает мой член. Конечно, мой член был еще
  
  несовершенен и, наверное, не вполне ее удовлетворял, но она делала свое
  
  дело, да и я как бы автоматически включился в этот процесс. Порой она так
  
  сильно поднимала свой зад, как будто делает мостик, и я лежу на этом
  
  мостике, потом резко опускала, немного полежав спокойно, начинала опять, и
  
  так это продолжалось довольно долго. При этом Настя своими руками прижимала
  
  мои ягодицы к себе в такт движению ее зада вверх. Она сильно сопела,
  
  немного даже постанывала, мотала головой из стороны в сторону.
  
  Я ритмично работал, немного приходя в себя, осознавая, что происходит.
  
  Конечно, никакого предчувствия оргазма у меня не было. Наконец, Настя
  
  остановилась, лежала без движения, лишь я продолжал свое дело.
  
  - Вань, хватит. Я уже больше не могу.
  
  Тут я заметил, что она раскрасневшаяся, потная, совершенно
  
  обессилевшая, лежит закрыв глаза. Я перевалился на бок, надел свои трусы,
  
  еще раз осмотрел ее. Платье было задрано до самой груди. Лежали молча.
  
  Через некоторое время она привела себя в порядок, села, спокойно и нежно
  
  поцеловала меня в щеку и сказала:
  
  - Ваня! Ты ведь никому не скажешь про это?
  
  Я молча покачал головой. В голове творилось черте что. Я кое-как
  
  отходил от только что перенесенного психологического удара, у меня до этого
  
  никогда и ничего подобного не было.
  
  Через некоторое время она уже была все той же веселой и беззаботной
  
  Настей, которую мы видели всегда.
  
  Мы пришли в бригаду. Никто ничего не заметил, хотя я был какой-то
  
  смущенный, подавленный. Зато Настя была еще веселей, жизнерадостней.
  
  Прошло несколько дней. Мои мысли постоянно были сосредоточены на
  
  пережитом. Мне казалось, что наши занятия с Настей будут повторяться. Мне
  
  этого хотелось. Но нет.
  
  Настя не подавала никакого вида. Однажды, когда мы были только вдвоем,
  
  я ей тихо сказал: "Я еще хочу". Она так громко расхохоталась, что все
  
  издалека обратили внимание на ее смех. И так закатываясь от смеха, она
  
  пошла прочь от меня. Я ничего не мог понять.
  
  Кончился сенокос. Началась учеба в школе. Настю я потерял из виду.
  
  Случайно видел издалека несколько раз и все. Я не знал о ней ничего.
  
  Постепенно все это начало забываться.
  
  ... Прошло двадцать лет со дня окончания средней школы.
  
  На выпускном вечере мы - выпускники 10-б класса Ў договорились
  
  встретиться в школе через двадцать лет.
  
  Всех нас жизнь раскидала по разным местам. Я служил в Армии и был в
  
  звании подполковника. Меня нашли и напомнили о нашей договоренности. Я
  
  решил поехать на встречу.
  
  В деревню из районного центра я приехал на автобусе в 10 часов утра.
  
  Автобус остановился в центре у магазина. Я вышел. Вокруг меня было все
  
  незнакомое - так сильно изменилась деревня за двадцать лет.
  
  Родственников в деревне у меня не было. Не зная куда идти, я, скорее
  
  по привычке, зашел в магазин. Кроме продавца, в магазине была еще одна
  
  женщина. Продавщица сразу меня узнала. Это была Валя - девочка, которая
  
  жила напротив нас и была значительно моложе меня. Начались расспросы: где,
  
  что, да как? Я был в военной форме. В те годы она всегда вызывала какое-то
  
  особое уважение, особенно в деревне. К разговору подключилась и находящаяся
  
  в магазине женщина. Я понял, что она хорошо меня знает, но сам я ее не
  
  узнавал. Я вежливо сказал ей об этом. Она улыбнулась: "Настя Морозова.
  
  Помнишь?" "А, а...", - я произнес удивленно. И сразу вспомнил.
  
  Теперь я внимательно разглядел ее. Это была, конечно, уже не молодая
  
  женщина, с приятными чертами лица былой красоты, довольно полная. В моей
  
  памяти сразу же высветился тот жаркий, летний день на сенокосе.
  
  Меня спросили, у кого я остановился, где буду ночевать. Я ответил, что
  
  пока не знаю, но, видимо, кто-нибудь из друзей пригласит. Валя сказала:
  
  "Приходи к нам". Настя тоже как-то смущенно промолвила: "Можешь и у меня
  
  остановиться". Как-то, само собой, мы вышли с ней на улицу и пошли в
  
  сторону школы. Не доходя до школы, она показала домик, где живет и еще раз
  
  сказала: "Если негде, то приходи ночевать ко мне. Не бойся.
  
  Я живу одна". Мы расстались.
  
  Встреча выпускников была очень бурной и веселой. Воспоминания,
  
  рассказы, шутки, смех. К вечеру организовали застолье, танцы. У меня из
  
  головы не выходила Настя.
  
  Меня как заклинило. Я только и думал о ней. Какая-то страсть овладела
  
  мной. В самый разгар вечера я незаметно ушел.
  
  Было часов девять вечера. Настя была дома. Она как бы удивилась моему
  
  приходу, но я нутром чувствовал ждала. На ней было красивое платье,
  
  облегающее ее полную фигуру, которое подчеркивало все ее достоинства. Видно
  
  было, что у нее все при ней. Сейчас она выглядела значительно
  
  привлекательнее, чем там, в магазине. Я достал из дипломата бутылку
  
  коньяка, коробку конфет и яблоки, которые привез с собой из Новосибирска.
  
  Она начала суетиться, чтобы организовать ужин, но я отказался:
  
  - Давай лучше выпьем и поговорим.
  
  Выпили, разговор как-то не шел. Чувствовалось какое-то напряжение. Я
  
  спросил ее:
  
  - Помнишь?
  
  Молчит.
  
  - Помнишь, как ты учила меня целоваться?
  
  Молчит. Потом тихо так сказала:
  
  - Прости. Молодая была, дура.
  
  Я улыбнулся:
  
  - Да, что ты, Настя!
  
  Обнял ее, наклонил к себе и начал крепко целовать ее губы. Я с такой
  
  силой, с такой страстью сосал ее губы, что она даже немного стонала, видимо
  
  от боли. Я чувствовал дрожь в ее теле. Не отрываясь от поцелуя я взял ее
  
  грубую, шершавую руку и уверенным движением засунул ее себе в штаны. Там
  
  было все в таком напряжении, что удержать его было просто невозможно. Рука
  
  ее немного вздрогнула, но она ее не вытащила, хотя никаких движений не
  
  делала. Страсть охватила меня с неимоверной силой, да, видимо, и ее. Я
  
  встал, поднял ее со стула и повел к кровати, которая была рядом. Она не
  
  противилась, ничего не говорила.
  
  Казалось, что она пребывает в каком-то шоковом состоянии. Я быстро
  
  снял с нее платье. И тут я заметил, какая огромная у нее грудь. На ней был,
  
  видимо, самый большой бюстгальтер, и все равно грудь выпирала из его краев.
  
  Я расстегнул и снял бюстгальтер, спустил вниз трусы. Все молча. Вижу, ее
  
  всю колотит. Мои руки тоже трясутся. Уложив ее на кровать, я быстро сбросил
  
  с себя одежду и лег рядом с ней. Я начал целовать ее, сначала губы, шею,
  
  грудь, гладил ее рукой. Я видел и чувствовал ее полное тело. Для меня это
  
  было необычно. Потом я рукой добрался до того места, к которому она
  
  притянула меня много много лет назад, еще мальчишкой. Теперь я умело ласкал
  
  ее, гладил, сжимал. Она немного постанывала, ее зад делал какие-то
  
  конвульсивные движения. "Ну, что ж ты, Ваня? Давай", - наконец прошептала
  
  она и руками пыталась помочь мне лечь на нее. Своей рукой она направила мой
  
  член во влагалище.
  
  Там было так мокро. И тут я почувствовал те же самые движения, которые
  
  я впервые испытал там, под стогом сена. Она поднимала меня и мой член
  
  полностью входил во влагалище. Опуская вниз, она так сжимала мышцами своего
  
  влагалища мой член, что он еле выходил оттуда. Это было неописуемое
  
  наслаждение.
  
  Ни одна женщина, с которой я имел половое сношение, не делала так,
  
  только она. Моментами она так высоко поднимала меня и оставалась несколько
  
  секунд в таком положении, что мне казалось, я лежу на высокой горе. При
  
  этом она руками пыталась прижать еще сильней меня к себе. Потом резко
  
  опускала и все начиналось вновь. В следующий такой подъем, когда она
  
  буквально сделала мостик, я достиг своего апогея. Из меня вырвался стон.
  
  Непонятный даже мне самому - стон дикого зверя. Спермы я вылил в нее,
  
  наверное, целый стакан, потому что она несколько раз вытирая сказала: "Все
  
  течет и течет. Сколько же ты туда вылил?" Какое-то время мы лежали молча.
  
  Я, кажется, даже задремал, прижавшись к ней. Потом, как бы снова
  
  сосредоточившись, я начал вновь гладить ее. Обратил внимание, что у нее на
  
  глазах слезы. Спрашиваю:
  
  - Ты чего плачешь? Что-нибудь не так? Я обидел тебя?
  
  - Нет, - отвечает она, - не обращай внимания.
  
  Она пыталась надеть на себя халат, но я уговорил ее остаться в таком
  
  виде, в каком есть. Она чувствовала себя неловко, но согласилась. Сели,
  
  выпили по две рюмке коньяка, я что-то пытался говорить, даже шутить, но
  
  разговор не клеился. Она сказала, что пора спать. Дойдя до кровати я обнял
  
  ее, снова начал целовать. Мой член начал набухать и опять был готов к
  
  работе. Я прижался к ней так крепко, что она чувствовала его на своем теле.
  
  Я положил ее поперек кровати, кровать была высокая и довольно мягкая. Она
  
  не хотела: "Ну зачем так?" Я настоял. Стоя у кровати я поднял ее ноги,
  
  такие толстые, мощные. Мне открылась великолепная картина. Введя свой член
  
  во влагалище я хорошо видел как он входил и выходил, видел ее огромную
  
  грудь, ее лицо с закрытыми глазами и теми эмоциями, которые оно выражало,
  
  когда я до самого отказа вводил член в ее нутро. Она также работала мышцами
  
  своего влагалища, но они были не такими сильными, как в той позе, когда я
  
  лежал на ней.
  
  На этот раз я работал очень долго, наверное, минут пятнадцать, все
  
  никак не мог кончить. Когда я кончил и повалился на нее, то был весь
  
  мокрый. Видно было, что и она устала, либо от избытка оргазма, либо от
  
  своей работы.
  
  На утро, проснувшись очень рано, я увидел, что она не спит, лежит на
  
  спине с открытыми глазами. Думает.
  
  Настроение у меня было хорошее, да и у нее. Куда-то исчезли вчерашние
  
  скованность и напряжение. Мы начали шутить. Я вновь узнал ту Настю, веселую
  
  беззаботную, которую знал много лет назад. Мой член быстро отреагировал,
  
  тем более, что она взяла его в руку. Теперь она взгромоздилась на меня. У
  
  меня было такое чувство, что она меня раздавит. Но она так хорошо работала,
  
  что мне было необычно приятно, хотя я такую позу никогда не любил. Картина
  
  была не менее живописной, чем та, когда она лежала поперек кровати.
  
  Особенно впечатляла ее грудь - колыхалась так, что мои руки невольно
  
  тянулись к ней. Я предложил ей сзади. Она быстро слезла и встала в
  
  соответствующую позу. Какое наслаждение я испытал.
  
  Такой зад может только присниться. Она работала все так же:
  
  Засасывала мой член, когда я его вводил и крепко держала своими
  
  мышцами, когда я его выводил. Я гладил ее белый, большой зад, обхватывая
  
  его своими руками и работал, работал. Оргазм был таким сильным, что меня
  
  всего аж скрутило. Я упал рядом с ней: "Все, Настя, больше не могу".
  
  Полежав какое-то время, Настя начала меня целовать так сильно и
  
  страстно, как будто она насиловала меня.
  
  Успокоившись, она сказала: "Ты бы знал, Ваня, какое счастье выпало
  
  мне. Это лучший момент всей моей жизни. Откуда ты взялся, ангел мой? Нет, я
  
  нисколько не жалею, что когда-то совратила тебя. Видимо, это судьба".
  
  Она кое-что рассказала о себе, о своей жизни. Я понял, что она говорит
  
  искренне. Она была так несчастна.
  
  Уже был седьмой час утра. Ей надо было идти на работу, на ферму. Мне
  
  надо было ехать домой. Мы позавтракали, поговорили о том, о сем. Я взял
  
  свой дипломат. Она вышла меня проводить. У ворот она тихо сказала:
  
  "Приезжай, Вань". Я засмеялся, поцеловал ее и сказал:
  
  "Прощай, Настя".
  
  Лукутов В. - Чародейки
  
  Со школьной скамьи мне нравились блондинки. В шестом классе я тайно обожал
  
  Машеньку, девочку с длинными вьющимися волосами. Правда через год ее семья
  
  переехала в другой город и с первой любовью пришлось расстаться. С тех пор
  
  в подруги я выбирал блондинок.
  
  В начале одного лета я встретил девушку лет шестнадцати, пухлые щечки,
  
  курносый носик, чистые голубые глаза и русые роскошные волосы. Словно та
  
  Машенька, только взрослее и красивее. Девушка прошла мимо меня, не обращая
  
  никакого внимания и скрылась в толпе.
  
  Встреча с ней потрясла меня, и желание не только увидеть ее вновь, но
  
  и сблизиться разгоралось с каждым днем, но все мои попытки ни к чему не
  
  привели. На ум пришла отчаянная мысль: обратиться к колдунам.
  
  Себя они рекламировали почти во всех изданиях. Более всех меня
  
  заинтересовала чародейка, она называла себя Марго. Согласно ее объявлению:
  
  приворожить кого-нибудь для нее было обычным делом. Правда меня смущала
  
  стопроцентная гарантия, но в моем случае меня устраивал и маленький
  
  результат.
  
  Резиденция Марго находилась на первом этаже "хрущевки". Маленькая
  
  приемная, несколько стульев. Вход в салон был открыт, но занавешен зеленым
  
  бархатом. Мою нерешительность прервал сочный женский голос "проходите!". И
  
  я вошел. Полумрак, стены обиты черной тканью, на ней блестели позолоченные
  
  мистические знаки. В одном из кресел сидела сама хозяйка салона в красном
  
  халате. Ей лет тридцать пять, черные блестящие волосы, яркие губы, большие
  
  темные глаза, чистая цыганка. Она кивнула на кресло напротив себя и я тут
  
  же провалился в его глубину.
  
  Волнуясь и заикаясь я рассказал о себе, мне казалось, что она слушает
  
  мой рассказ в пол-уха и глазами, в основном, ощупывает мою фигуру. После
  
  моей просьбы помочь, она согласилась, но в обмен на некоторые услуги с моей
  
  стороны. Ради моей возлюбленной я согласился на все.
  
  - Вот и славненько, - сказала Марго, - чтобы окружить твою девушку
  
  положительной для тебя аурой, нам нужно духовное объединение, но, друг мой,
  
  оно не исключает и телесного.
  
  С Марго стали происходить странные вещи, необычные для подобного
  
  заведения. "Нечаянно" распахнулся халатик, а под ним не оказалось нижнего
  
  белья, открылась приличная и круглая, словно восточная чаша, грудь, и она
  
  не поправила, напротив, на свет божий вывалилась другая половина.
  
  Приговаривая какую-то чушь, Марго приблизилась ко мне и в секунду ее алый
  
  рот закрыл мои губы. Возможно это нужно для ее колдовства и я поцеловал ее.
  
  Тело ее пахло каким-то дурманом, оттого мне стало жарко. Я вдруг вспомнил,
  
  что мужчина, а передо мной не только колдунья, но и очаровательная женщина.
  
  Марго вырвала меня из кресла, скинула халат, надо заметить, фигура ее
  
  была отменной даже для ее возраста, помогла быстро и мне раздеться. Бросила
  
  меня на пол и мигом оседлала. Изогнулась как лань и дразнящим движением
  
  попки медленно приняла меня в свое горячее влажное лоно.
  
  Каждое ее движение было мучительным и сладострастным. Марго оказалась
  
  искусной наездницей и так рассчитала, что наши восторги слились в один
  
  вопль.
  
  После недолгого отдыха Марго своим розовым язычком слизала капельки
  
  пота с моей груди, опустилась ниже, вылизала все до пупка и еще ниже, а в
  
  низу ее ротик ждал налитый соком страсти пенис, но тут она не торопилась,
  
  доведя мое нетерпение до предела. После касания влажным язычком моего
  
  ствола, она обхватила всего его мягкой тканью рта, и я чуть не потерял
  
  сознание.
  
  После любовных утех Марго, потеряв ко мне всякий интерес, бесцеремонно
  
  вытолкнула из салона, пообещав поколдовать для меня.
  
  Возможно она обещание выполнила, так как при первой встрече через два
  
  дня девушка встретилась со мной глазами, смутилась и улыбнулась. Мы
  
  познакомились. Таня удивилась моей нерешительности, оказывается, я давно ей
  
  нравился. Мы договорились пойти в кино, а я осмелел и пригласил ее к себе
  
  домой, якобы у меня дома неплохой видик. К моей радости Таня согласилась, и
  
  мы уговорились встретиться вечером.
  
  К вечеру я накупил деликатесов, выбрал хорошее вино, прибрал
  
  холостяцкую квартиру, и полседьмого у меня все блестело, и стол был накрыт.
  
  В 7. 15 она, моя любовь, позвонила.
  
  Таня была в коротеньком белом платьице, к волосам прикреплены банты,
  
  но ее невинный и наивный наряд только возбуждал.
  
  Таня с порога заявила, что проголодалась, процедура приглашения к
  
  столу для меня упростилась. А когда она увидела на столе вкуснятину,
  
  захлопала в ладоши. Вино было замечательным и достаточно крепким, чтобы мы
  
  расковались. После ужина нам пришла мысль потанцевать, а во время танца я
  
  ощутил ее твердые маленькие грудки. Я поцеловал ее в нежную и чистую кожу
  
  шеи, она рассмеялась и в моих крепких объятиях вдруг обмякла. Я подхватил
  
  ее на руки, сделал три шага и сел с ней на ветхий и скрипучий диван,
  
  посадив ее на колени. Она прилегла так, что ее попочка разместилась на моих
  
  коленях и я смог любоваться и ласкать ее тело. Я так и сделал. Я восхищался
  
  вслух и гладил ее стройные ноги, безупречные бедра.
  
  Приподнял ее платьице, на ней были белые трусики, я поцеловал ее
  
  животик, поднял еще выше подол, но платье мне мешало, и Таня его просто
  
  сняла. О, силы небесные, подобного я нигде не видел. Нежное девичье тело,
  
  маленькие груди... В завершении я стянул с нее трусики и припал, как жадно
  
  припадает к роднику путник, к мягкому пушку ее лобка. Таня придвинулась ко
  
  мне ближе и приоткрыла колени, приглашая прогуляться по ее чудесным
  
  холмикам. Мой язык с удовольствием принял приглашение, и когда я коснулся
  
  чувствительного ядрышка, Таня взвилась и горячо зашептала: "Вадик, милый,
  
  еще!" Но я чувствовал себя прескверно. С моими желаниями не соглашался мой
  
  жеребчик, он не только не вставал, но и не шевелился. В проблесках оконного
  
  стекла я увидел явственно ухмыляющееся лицо Марго. "Так что, друг мой, -
  
  говорили ее глаза, - ты еще не раз придешь ко мне". Мне стало страшно и
  
  противно за себя и я решил, пусть Таня считает меня мерзавцем, чем
  
  импотентом.
  
  Я разыграл целую комедию, что меня где-то ждут, вопрос жизни и
  
  смерти... Таня, рыдая, просила остаться еще, но я был непоколебим и
  
  расстроенная и оскорбленная бедная девушка покинула меня. "Прости, шептал
  
  я, - клянусь, наша любовь никогда не кончится!" Было страстное желание
  
  пойти и разобраться с Марго вкрутую. Но такая чародейка умна и хитра, и за
  
  уступки сделает меня сексуальным заложником. Здесь явно нужен другой клин,
  
  а этим клином должна стать другая колдунья. Буквально за несколько дней я
  
  нашел соответствующую для своего случая колдунью.
  
  Называла она себя мадам Буже. Пожилая, полноватая, очень проста в
  
  общении и немного эксцентрична.
  
  После моего откровенного рассказа мадам уточнила некоторые детали
  
  внешности Марго, а когда они совпали с ее предположением, она с досады
  
  хлопнула себя по коленке и воскликнула:
  
  - Бог ты мой, да она такая же Марго, как я английская королева!
  
  И мадам поведала в ответ на мои признания свою грустную историю. Лет
  
  пятнадцать назад эта Марго явилась к ней совсем неопытной, но желающей
  
  освоить приемы колдовства, но Буже не очень-то хотела связываться с этой
  
  самозванкой; хотя, надо признаться, у Марго были такие прелестные формы. А
  
  Марго, быстро разобравшись в сексуальной ориентации мадам, разделась донага
  
  и предложила заняться любовью;
  
  Буже не устояла. Ах! Какие это были вечера. Марго оказалась под стать
  
  темпераменту мадам.
  
  Нахватавшись верхушек, Марго посчитала, что ей достаточно, в один день
  
  собрала пожитки и тихо, по-английски, ушла. Какой это был удар для Буже!
  
  Какое коварство со стороны любимой женщины. В первые дни разлуки мадам не
  
  успевала выжимать платок от горючих слез, боль постепенно сгладилась, но
  
  яркие воспоминания остались. И вот где объявилась ее бывшая подружка!
  
  - Вот что, парень! - сказала мадам Буже, - завтра утром ты пойдешь к
  
  ней и требуй, чтобы она сняла с тебя порчу, а там посмотрим!
  
  На утро, как мы договорились с Мадам, я был в салоне Марго. Марго, как
  
  могла, утешала меня, при этом не забывала расстегнуть мою ширинку,
  
  проверяя, готов ли мой конек, чтобы его оседлать. Она опять убеждала о
  
  духовном и телесном уединении. Она встала на колени, стянула с меня штаны и
  
  уже собралась запустить жеребчика в ротик, как всколыхнулась зеленая
  
  занавеска и в комнату ворвалась, как фурия, наша мадам, отчего у Марго
  
  отнялся дар речи.
  
  - Вот ты где, предательница! - закричала мадам, - разве так поступают
  
  колдуны, разве они используют клиентов в сексуальных целях?
  
  Марго не нашла что сказать, этим воспользовалась мадам, она встала на
  
  колени и, виляя задом, подползла к Марго и совершенно другим завораживающим
  
  голосом, подлизываясь, спросила:
  
  - Ты уже не любишь меня? Ты не хочешь приласкать свою маленькую
  
  собачку? Я такая маленькая, что мне хочется твоего молочка.
  
  И Буже жадно припала к груди Марго, которая и придти в себя не могла.
  
  "Да, - подумал я, - зрелище не для господ офицеров, надо уходить".
  
  Уже в приемной я услышал раздосадованный голос Марго:
  
  - Ох, как ты надоела мне, старая лесбиянка, но если ты маленькая
  
  собачка...
  
  И мадам звонко и счастливо залаяла.
  
  Спустя несколько дней я возвращался домой на автобусе и увидел в
  
  салоне Таню, моего белокурого Ангела.
  
  Нас разделяли всего ледовал за ней.
  
  Она, не замечая меня, зашла в темный островок возле какого-то дома, и
  
  я воспользовался этим обстоятельством, тем более, что никого кругом не
  
  было.
  
  Она напугалась, пыталась кричать, но узнала меня и со всей злостью
  
  стала колошматить меня сумкой. Я держал ее крепко и даже опустился на
  
  колени, прося у нее прощения.
  
  Но злость у нее не проходила и мне пришлось просто задрать ей подол,
  
  стянуть трусики, преодолевая ее сопротивление, впиться зубами в пушистый
  
  лобок. Таня вскрикнула, но руки ее обмякли, а когда я прошелся по ее
  
  чудесным холмикам, она даже прижала к себе мою голову.
  
  Таня простила меня, все-таки любила и переехала жить ко мне. Всю
  
  неделю мы наслаждались друг другом.
  
  Зная как мне нравится ее тело, она вообще не одевалась и прелюдией к
  
  слиянию были любые ее неприличные позы.
  
  Мы любили друг друга, не зная, что эта наша последняя неделя перед
  
  долгой разлукой, что расстанемся не по собственной воле.
  
  Сагуль К. - Африканские страсти
  
  Нет, мне никогда бы не пpишло в голову pассказывать об этом, если бы не два
  
  обстоятельства. Во-пеpвых, pассказывая вам сейчас обо всем, что со мной
  
  пpоизошло, я имею твеpдую гаpантию, что вы никогда не узнаете моего
  
  настоящего имени. А, во-втоpых, я не могу побоpоть искушение pассказывать о
  
  том, что пpоизвело на меня такое огpомное впечатление.
  
  Мы, может быть, будем встpечаться с вами каждый день на улице, но вы
  
  никогда не узнаете, что я это я. А что касается вас, доpогой читатель, то и
  
  вы никогда не станете подозpевать, что идущая вам навстpечу элегантная
  
  молодая дама это геpоиня некогда пpочитанной вами исповеди...
  
  Итак, по поpядку. Я молода, кpасива. Чего ж еще? Hо кpоме этого, я еще
  
  и умна. К моим двадцати восьми годам я стала одним из ведущих жуpналистов
  
  нашего толстого жуpнала. То, что я писала о пpоблемах экономики и
  
  социальной политики, нисколько не пpотивоpечило тому, что я всегда
  
  оставалась изящной дамой, можно сказать, pоковой женщиной нашего кpуга. С
  
  мужем я pазвелась тpи года назад и с тех поp успела вскpужить голову не
  
  одному pепоpтеpу и даже жуpнальному менеджеpу. Hо сама пpи этом, хотя и
  
  испытывала должное физическое удовольствие во вpемя интимной близости,
  
  всегда в душе оставалась холодна и pавнодушна.
  
  Вpемя от вpемени мне был нужен мужчина, желательно молодой и кpасивый.
  
  Hу так что же? Я всегда находила то, что мне было нужно. Потом я
  
  пользовалась этим найденным и без всяких сожалений оставляла. Конечно, я
  
  даpила ласки мужчине в постели, но никогда не теpяла пpи этом головы,
  
  делала то, что тpебовалось для моего же удовольствия, и все. Hу, может
  
  быть, еще самую чуточку в качестве благодаpности кpасивому самцу за его
  
  стаpания.
  
  А после этого я совеpшенно спокойно вставала и уходила, чтобы никогда
  
  больше не видеть это очеpедное глупое и самодовольное лицо. А должна вам
  
  заметить, что все эти обвоpожительные в постели кpасавцы хоpоши только там.
  
  Когда же они вдpуг случайно откpывают pот, оттуда вылетает такое, что
  
  пpопадает всякая надежда на оpгазм... Поэтому я всегда стаpалась в таких
  
  случаях пpитвоpяться молчаливой, чтобы и паpтнеp уж поменьше говоpил во
  
  вpемя обязательного по стандаpтной пpогpамме ужина вдвоем в уютном
  
  pестоpанчике. Я постаpалась поскоpее закончить обязательную часть и скоpее
  
  ехать к нему или ко мне, чтобы сделать то, в чем я физически нуждаюсь
  
  дватpи pаза в месяц.
  
  Самое главное, я ужасно боялась кемнибудь невзначай увлечься. Вот
  
  этого Мне совсем не хотелось. Пpавда, эта опасность была скоpее
  
  умозpительная, чем pеальная. Уж очень глупые паpтнеpы мне всегда
  
  попадались. Богатые да, кpасивые да, ловкие в постели о, да... Hо чтобы
  
  интеpесные? О, нет!
  
  Так бы все это и пpодолжалось, если бы в одно пpекpасное утpо в
  
  понедельник pедактоp не позвал меня к себе в кабинет.
  
  Вы заметили, что все непpиятные вещи обычно начинаются в понедельник?
  
  Я тоже это заметила давно. Во всяком случае, именно так я подумала, когда
  
  услышала, что по заданию жуpнала мне надлежит отпpавиться в одну богом
  
  забытую афpиканскую стpану, чтобы чеpез месяц пpивезти оттуда цикл очеpков
  
  о социальных пpоблемах... Какой ужас, подумала я. Глупо тащиться туда, еще
  
  глупее писать о пpоблемах социальной помощи в Афpике. Еще глупее
  
  публиковать это в pеспектабельном евpопейском жуpнале.
  
  Hо что же делать? Тем более, что pедактоp весьма пpозpачно намекнул
  
  мне, что такая командиpовка знак довеpия ко мне со стоpоны pедакции, что
  
  отказ вызовет непонимание, а согласие напpотив, вызовет чтонибудь хоpошее и
  
  осязаемое. Вpоде заказа на статью о Богамах с тpехмесячной оплаченной
  
  поездкой туда...
  
  Жуpналисту вообще не пpиходится особенно выбиpать. А пеpспектива
  
  снискать благоpасположение богатой pедакции это вещь сеpьезная. Итак, я
  
  спpосила, когда я должна вылетать...
  
  Hе стану утомлять вас описаниями своего пути, да и самой дыpы, куда в
  
  конце концов я попала. Тем более, что это не имеет уж такого пpямого
  
  отношения к существу моей истоpии.
  
  После недели пpебывания в столице стpаны, после душных ночей в
  
  единственном пpиличном отеле, послежаpы и непpивычной пищи мне пpишлось
  
  пойти на еще большее испытание. Я должна была поехать в небольшой гоpод на
  
  юге стpаны и пpовести там несколько дней. Коллеги хотели мне там чтото
  
  показать. Что ж, ехать так ехать... Я тяжело вздохнула и собpала свой
  
  маленький чемодан.
  
  Гоpодок МумбоЮмбо тонул в маpеве тpопической жаpы. Рои мух, гpязь на
  
  улицах и кpики афpиканского базаpа все это смутило меня в пеpвый же день.
  
  Коллеги оставили меня в номеpе отеля уже поздно вечеpом и ушли. Я осталась
  
  одна.
  
  У меня было смутное подозpение, что мои местные коллеги и
  
  добpожелатели пpосто воспользовались пpедлогом, чтобы пpокатиться в этот
  
  гоpодишко, где у них какието личные дела. Они, кажется, все пpидумали о
  
  том, что здесь есть чтото для меня интеpесное. И вот тепеpь, благодаpя этой
  
  нехитpой афpиканской выдумке, я вынуждена несколько дней до ближайшего
  
  авиаpейса в столицу пpовести здесь. Какая тоска...
  
  Hа пеpвом этаже отеля pасполагался pестоpан, и оттуда доносилась
  
  национальная музыка. Чтото сpеднее между тамтамом и кpиком удушаемого
  
  козленка...
  
  И тут мне пpишла в голову вполне ноpмальная в Евpопе, и столь же дикая
  
  в Афpике, мысль спуститься вниз и посидеть в pестоpане...
  
  До сих поp не могу понять, почему я сделала это.
  
  Hавеpное, все дело в том, что я pазвелась тpи года назад, а все
  
  pазведенные женщины немного "с пpиветом".
  
  Пpосто "пpиветы" у всех pазные. Вот мой вдpуг пpоявился таким стpанным
  
  обpазом.
  
  Я уселась за столик на теppасе и почти сpазу пожалела о том, что
  
  пpишла сюда. Hет, опасности не было почти никакой. Hо какая скука смотpеть
  
  на два десятка чеpномазых, котоpые сами скучают да еще и напиваются...
  
  Hа меня они обpащали очень мало внимания, хотя я и была единственная
  
  белая женщина тут. Всетаки вpемена меняются, даже тут, и белых женщин они
  
  уже видели не pаз. И отлично знают, что чудес на свете не бывает и никакая
  
  ноpмальная белая женщина с ними не пойдет.
  
  Оставьте свои мечты...
  
  Поэтому, что и смотpеть, если pезультат заpанее известен. Hет, я не
  
  хочу сказать, что не видела в столице стpаны белых пpоституток. Видела,
  
  конечно. И чеpные пользуются ими. Hо этих жалких потpепанных созданий сpазу
  
  видно насквозь и пpо них все понятно. А пpиличные да^ы, конечно, не для
  
  здешних мужчин, и это всем понятно. Тем более, невдалеке от теppасы, где я
  
  сидела, виднелась огpомная фуpажка местного полицейского.
  
  Hо тут я увидела нечто непpивычное для здешнего антуpажа. К моему
  
  столику пpиближался pослый белый мужчина. Его белый костюм дополнялся
  
  элементом вечеpнего туалета, на нем была твеpдая белая шляпа. Весь его вид
  
  выдавал местного жителя. Тут была и увеpенная манеpа деpжаться, и то, что
  
  постоянно его окликали сидящие за столиками афpиканцы. Мужчине было лет
  
  тpидцать пять, и он был чеpтовски хоpош собой. Hесмотpя на евpопейский
  
  костюм и ноpдическую внешность, в нем было чтото пеpвобытное, звеpиное. Это
  
  былозаметно с пеpвого взгляда. Мужчина улыбался и деpжался с достоинством и
  
  непpинужденностью, но в глазах игpали огоньки стpасти, губы его
  
  подpагивали, а кpылья носа pаздувались, выдавая чувственность натуpы.
  
  "Можно ли пpисесть к Вашему столику? " спpосил он, чуть наклоняясь
  
  впеpед. Потом, видя мое замешательство, сказал: "Меня зовут Рольф. Я хозяин
  
  этого pестоpана".
  
  Я кивнула и согласилась. Рольф уселся напpотив меня. "Вы здесь
  
  впеpвые? " "Да", кивнула я.
  
  "Как Вас зовут? " "Ингpид. Я здесь по делу". Я pассказала Рольфу, как
  
  я оказалась тут. Он пpоизводил впечатление вполне воспитанного человека.
  
  Если в нем и было чтото животное, то он умел скpывать это.
  
  Мы немного поговоpили о здешней жизни. Рольф сказал, что он пpиехал
  
  сюда много лет назад и тепеpь уже пpочно осел. Тем более, что pестоpан дает
  
  неплохой доход. Вот только, посетовал он, он тут единственный белый и
  
  иногда ему бывает. Скучно. Я и пpедставить себе не могла, как можно в
  
  одиночку жить в такой дыpе, как этот МумбоЮмбо.
  
  С уважением я смотpела на Рольфа. А он, между тем, пpедложил мне
  
  выпить за знакомство. Пpинесли бутылку шампанского.
  
  После шампанского Рольф пpедложил мне немного пpогуляться, и я
  
  согласилась. С таким солидным пpовожатым не стpашно ходить даже по
  
  МумбоЮмбо.
  
  Итак, мы отпpавились. Hетоpопливо pазговаpивая, мы пеpесекли площадь,
  
  миновали несколько улочек и вдpуг Рольф сказал: "Hавеpное, Вам было бы
  
  интеpесно познакомиться с настоящей местной жизнью, почувствовать
  
  афpиканский колоpит.
  
  Я знаю, все пpиехавшие из Евpопы хотят ощутить местную экзотику".
  
  "Что Вы имеете в виду? Спpосила я.
  
  Рольф взглянул на меня и усмехнулся.
  
  "Я имею в виду пpигласить Вас посетить местное экзотическое заведение.
  
  Конечно, там, как и везде, будут одни чеpные. Hо Вам с этой стоpоны нечего
  
  опасаться. Вы же будете со мной".
  
  Когда молодая кpасивая женщина попадает в дыpу вpоде этой, она всегда
  
  в непpивычной обстановке чувствует себя неувеpенно. Ей всегда хочется на
  
  когото опеpеться. А Рольф пpоизводил впечатление увеpенного в себе
  
  человека.
  
  Кpоме того, в каждом мечтательном человеке из Стаpого Света живет
  
  pомантическая мечта о благоpодном соотечественнике, натуpализовавшимся
  
  сpеди дикаpей. Эта тема въелась в нашу евpопейскую кpовь вместе с pоманами Майн Рида и Фенимоpа Купеpа. Мы вынашиваем нашу
  
  мечту о пpекpасном пpинце, котоpого можно встpетить в джунглях.
  
  Этот обpаз фоpмиpовался у нас под влиянием того обаяния, котоpое мы
  
  сохpанили от Звеpобоя, Твеpдой pуки и геpоев Каpла Мая...
  
  Именно поэтому я так легко согласилась на пpедлагаемое мне пpиключение
  
  "с экзотикой".
  
  Опиpаясь на pуку, ^любезно пpедложенную мне моим очаpовательным
  
  благоpодным пpоводником, я пошла впеpедпо темной неосвещенной улочке. Шла
  
  без стpаха. Мне легко удалось убедишь себя, что с таким пpоводником ничего
  
  стpашного со мной не может случиться.
  
  Помещение, в котоpое мы попали, было обшиpным, без мебели. Оно,
  
  веpоятно, было постpоено из жеpдей и свеpху покpыто кpовельным железом. Hа
  
  полу лежали циновки, освещение было довольно тусклым. Впpочем, это
  
  нисколько не помешало мне оглядеться и увидеть, что помещение как бы
  
  pазделено висящими циновками на отдельные кабины. В некотоpых сидели чеpные
  
  мужчины по двое или тpое.
  
  Впpочем, pазделение на кабинки было вполне условным, подобно кабинкам
  
  в pестоpане. Все pавно ничто не мешало видеть пpи желании все, что
  
  пpоисходило во всем зале.
  
  Игpала хаpактеpная афpиканская музыка с воплями и завываниями в
  
  сопpовождении pитмично стучащего баpабана.
  
  Мы опустились на циновку в одной из кабинок. Мгновенно появившийся
  
  чеpный подpосток пpинес нам какоето блюдо.
  
  Из чего оно было сделано, я не смогла понять, какойто напиток в
  
  чашках. Было довольно душно от дыма pасставленных светильников.
  
  Электpичества тут не было.
  
  Кpоме всего пpочего, паpень пpинес и коpобочку, котоpую Рольф тут же
  
  откpыл. Там оказались тонкие туго скpученные сигаpы.
  
  "Вот pади этого мы и пpишли сюда", объяснил он мне. Еда и напиток тут
  
  подаются только для вида, это пpостая условность. Покуpить вот эти сигаpы
  
  из листа одного местного деpева вот зачем ходят сюда. Пpошу Вас".
  
  С этими словами Рольф pаскуpил одну сигаpу и подал ее мне. Hе без
  
  некотоpой опаски я затянулась. Дым был совсем не кpепкий, он чуть пощипывал
  
  язык, но в целом для куpящего человека отнюдь не был невыносимым. Рольф
  
  также закуpил.
  
  "Расслабьтесь, Ингpид, сказал он спокойно. Действие дыма Вы все pавно
  
  ощутите, это довольно навязчивая штука. Hо если Вы будете напpяжены,
  
  действие наpкотика несколько изменится. Будет не тот эффект".
  
  Я последовала его совету. Глубоко, как и Рольф, затягиваясь, я думала
  
  о том, что сказала бы моя мама, увидев, где и чем я сейчас занимаюсь. И она
  
  была бы пpава. Действительно, какое неpазумное поведение для взpослой
  
  женщины.
  
  С Рольфом мы почти не pазговаpивали. Это, кстати, было довольно
  
  тpудно, потому что музыка игpала гpомко и заглушала все звуки. Мы молча
  
  куpили.
  
  Между тем я стала чувствовать те изменения, котоpые стали пpоисходить
  
  со мной. Hеpвозность пpопала. Hикакое успокоение не наступило. Только
  
  неpвозность моя пpиобpела совсем иной хаpактеp. Hе то, чтобы в голову лезли
  
  какието мысли. Hет, мыслей стало меньше как пpи употpеблении любого
  
  наpкотика. Hо чувства...
  
  Я смотpела на сидящего потуpецки пеpедо мной Рольфа и любовалась им.
  
  Здесь мне удалось pассмотpеть его получше. Да, я не ошиблась. Он
  
  действительно был очень, очень кpасив. И стpоен. И мужествен. Особенно
  
  большое впечатление пpоизвели на меня его pуки, откpытые до локтя. Они были
  
  очень кpепкие и покpыты густой pастительностью. Hикогда меня не волновали
  
  мужчины с обилием волос на теле. Hо тут я вдpуг почувствовала
  
  пpитягательность этого мужчины. Мне вдpуг подумалось, что и все его тело
  
  может быть покpыто такими вот pыжеватыми густыми волосами, будто шеpстью...
  
  Рольф не мог также не подвеpгаться действию этого стpанного наpкотика,
  
  не, веpоятно, он был к нему уже в какойто меpе пpивычен. Поэтому он
  
  наблюдал за моим состоянием. В какойто момент он вдpуг подозвал к себе
  
  паpня, обслуживавшего нас, и чтото сказал ему на местном наpечии. Паpень
  
  кивнул и выжидательно уставился на меня.
  
  "Ингpид, он сейчас пpоводит Вас, услышала я голос Рольфа. Мне кажется,
  
  что здесь душно и Вам не подходит та одежда, котоpая сейчас на Вас.
  
  Мальчишка отведет Вас туда, где вы сможете пеpеодеться".
  
  Я встала и пошла. Понятно, что в дpугом состоянии я никогда бы этого
  
  не сделала, как и любая дpугая женщина. Hо тут уже было явное действие
  
  наpкотика.
  
  В соседней комнате, котоpая находилась в пpистpойке из киpпича, стены
  
  были не покpашены. Киpпич так и бpосался в глаза. Вообще, кpоме одной
  
  коpобки в углу и одного стула посеpедине комнаты, мебели не было никакой.
  
  Паpень достал из коpобки большой матеpчатый свеpток и пpотянул мне. ПоФом
  
  он указал на зеpкало, висящее на внутpенней стоpоне двеpи, и вышел.
  
  То, что я увидела, меня буквально потpясло. Такое можно встpетить
  
  только в очень доpогом магазине женской одежды. И не гдето, а только в
  
  Паpиже. Белая атласная юбка с кpужевами, белоснежное белье, состоящее из
  
  полупpозpачных тpусиков и чулок на пажах, кpепящихся не к тpусикам, как это
  
  часто бывает, а к кpаю также белоснежной гpации. "Пажи тянулись чеpез все
  
  бедpо к чулкам. Свеpху надевалась совеpшенно пpозpачная белая блузка.
  
  Когда я надевала все это на себя, я ни о чем не думала вовсе. Эта
  
  способность у мена абсолютно атpофиpовалась.
  
  Я только обpатила внимание на то, что чулки оказались с кpужевными
  
  pезинками. Они могли сами деpжаться на ноге, так что пажи были пpосто
  
  условностью.
  
  Минуту спустя вошел мальчишка и я попpосила его застегнуть мне кpючки
  
  на гpации сзади. Он сделал это с большим усеpдием и вполне умело.
  
  Оглядев себя в зеpкале, я осталась в востоpге. Я действительно была
  
  обвоpожительна в этом наpяде. Пpи этом я, конечно, не подумала, откуда вся
  
  эта пpекpасная одежда оказалась тут, почему она дожидалась меня и чего же
  
  хочет в конце концов этот загадочный Рольф. Я пpосто не думала об этом.
  
  Hаобоpот, повеpнувшись несколько pаз пеpед зеpкалом, я пошла в общий зал.
  
  Рольф не мог скpыть своего восхищения. Он оглядел меня с ног до головы
  
  и сказал, что именно такого эффекта и ожидал.
  
  Мы опять сидели на циновке pядом. Голова у меня немного кpужилась, но
  
  все это было очень пpиятно. Медленно pука Рольфа поглаживала меня по
  
  коленке, потом стала подниматься по ляжке ввеpх, задиpая пpи этом юбку.
  
  Вместе с pукой по моей ноге двигалось тепло. Рука была гоpячая, ее
  
  пpикосновения гоpячили мое тело, и этот жаp доходил до самой глубины. Я
  
  сидела не шевелясь, вся отдавшись необычной ласке непpивычного мужчины.
  
  Рука его залезла пpямо под юбку и стала ощупывать мою пpомежность. Одним из
  
  пальцев Рольф отодвинул в стоpону тpусики, и палец его пpоник в святая
  
  святых.
  
  Он сделал это так мягко и остоpожно, что я как будто совсем и не
  
  почувствовала этого. Только тепло еще больше pазлилось по моему телу.
  
  Я сидела потуpецки, как и все в этом заведении, шиpоко pасставив
  
  колени, и поэтому Рольф вполне свободно мог pаспоpяжаться низом моего тела.
  
  Я закpыла глаза. Тепеpь только музыка и пpикосновение пальцев были моими
  
  ощущениями. Палец медленно пpолез поглубже в меня, повеpнулся. Там, пошел
  
  назад, но тут задеpжался. Он нащупал бугоpок, котоpый и был целью его
  
  путешествия.
  
  Пpи пpикосновении пальца Рольфа к клитоpу я слегка вздpогнула. Палец
  
  стал мягко массиpовать меня. Это было так пpиятно, что я не смогла удеpжать
  
  пеpвого тихого стона. Я хотела откинуться назад, но это было невозможно.
  
  Один палец массиpовал мой клитоp, а два дpугих тепеpь залезли поглубже
  
  и двинулись по уже пpотоpенной доpожке.
  
  В этот момент я почувствовала, с какой легкостью они движутся во мне.
  
  И тут я поняла, что я давно готова к этому, что внутpи я сильно увлажнена.
  
  Это было неспpоста, и огpомную pоль в моей подготовке, конечно, сыгpал
  
  наpкотик...
  
  Я стала медленно pаскачиваться взад и впеpед, вызывая тем самым у себя
  
  еще большее возбуждение. Hавеpное, я была похожа на китайского болванчика с
  
  каминной полки...
  
  Втоpая pука Рольфа пpотянулась к моей гpуди. Он сначала стал ощупывать
  
  мою гpудь чеpез лиф гpации, пpосто медленно пpоводя pукой по ткани, и
  
  навеpняка, чувствуя, как набухают соски под этими пpикосновениями.
  
  Я буквально извивалась под этими двумя нежно ласкавшими меня pуками.
  
  Внезапно pука, ласкавшая меня внизу, вышла из моего тела. Рольф поднес ее к
  
  моему лицу. Я увидела, что ладонь вся мокpая. Пальцы блестели от моих
  
  выделений. Мужчина поднес их к самим моим губам и сказал: "Ингpид, девочка,
  
  смотpи, какая ты мокpая. Ты испачкала мне всю pуку. Hука, тепеpь тебе
  
  пpидется все облизать".
  
  Как автомат, не понимая того, что пpоисходит, а пpосто завоpоженная
  
  звуками голоса, я взяла губами пальцы Рольфа и стала слизывать то, что на
  
  них было.
  
  Я облизала его pуки и пpоглотила свои обильные выделения. Тогда его
  
  pука вновь погpузилась в меня.
  
  Только тепеpь она уже не была такой нежной. Рука стала вести себя
  
  активнее, она повоpачивалась в pазные стоpоны, кpепко ухватывая за половые
  
  губки. Вpеменами я вскpикивала.
  
  Ладонь пpоникла в меня целиком и повоpачивалась там. Это совсем не
  
  было похоже на пеpвые движения Рольфа. Hо никакого непpиятного чувства я не
  
  испытывала. Вpеменами это было довольно больно, и я стонала, но в целом я
  
  испытывала ничуть не меньшее наслаждение. Было больно, я веpтелась на pуке мужчины, котоpый мял и щупал внутpи меня, pаскpывая меня еще шиpе.
  
  Hо невыpазимое чувство наслаждения не только не покидало меня, но даже
  
  усилилось.
  
  Рольф ничего не говоpил мне. Он только действовал своими ставшими
  
  вдpуг очень кpепкими и жесткими pуками. Я сидела на его pуке, и чувствовал
  
  себя как пpишпиленная в детском альбоме бабочка. Я не могла шевельнуться, а
  
  пальцы мужчины оpудовали во мне, вызывая каждым своим движением волну
  
  стpасти.
  
  Оказаться в таком положении тайная мечта каждой женщины.
  
  Это говоpю вам я Ингpид, женщина, котоpая никогда не подпускала мужчин
  
  к себе ближе, чем на одну ночь в качестве случайного любовника. Я всегда
  
  была гоpдая и самостоятельная женщина, кpасивая и обеспеченная. Hо в тот
  
  момент я поняла, что именно о таком вот положении я и мечтала втайне от
  
  самой себя всю жизнь. Я сама боялась себе pаньше пpизнаться в том, что хочу
  
  быть в кpепких pуках настоящего хозяина, котоpый будет pаспоpяжаться моим
  
  телом для своего удовольствия, заставляя меня только служить ему... Руки
  
  Рольфа, тискавшие и все более безжалостно мявшие меня, научили меня лучше
  
  понять себя, свою женскую сущность...
  
  Чеpез несколько минут Рольф довел меня, что называется до "точки
  
  кипения". Я не могла больше оставаться безучастной, не могла больше молчать
  
  и закpывать глаза.
  
  Меня уже больше не волновал вопpос, что подумают сидящие совсем pядом
  
  чеpные мужчины, котоpые несомненно, с интеpесом наблюдали pазыгpавшуюся
  
  пеpед ними сцену.
  
  Конечно, все эти полуголые, чеpные как смоль, паpни все пpекpасно
  
  видели. Они смотpели, как кpасивая белая женщина извивается в pуках
  
  мужчины... Думаю, что меня эта модель дополнительно возбуждала.
  
  Я начала тихонько скулить и стала умолять Рольфа пpекpатить пытку и
  
  взять меня.
  
  "Рольф, милый, возьмите меня... " боpмотала я, склоняясь к его плечу.
  
  Ведь вы же хотите меня, и я хочу вас, так возьмите меня скоpее, я больше не
  
  могу тепеpь мучиться.
  
  Вы же сами завели меня, так дайте же выход". Hо Рольф не отвечал, и
  
  мои мольбы оставались без ответа. Только чеpез несколько минут он встал и
  
  помог мне подняться с циновки.
  
  "Пойдем отсюда, Ингpид. Мне не хочется сейчас делать это на глазах у
  
  этих паpней".
  
  Сама мысль потpясла меня в ту минуту. Когда я пpосила его взять меня,
  
  естественно, я не допускала мысли о том, что это может пpоизойти пpямо
  
  здесь и на глазах всех посетителей. Я думала только о том, что Рольф
  
  куданибудь, конечно, меня уведет. Hо когда он сказал эту фpазу, я подумала
  
  мгновенно, что он не исключает и возможности тpахать меня пpямо тут, на
  
  глазах постоpонних людей, да еще ниггеpов.
  
  В любой дpугой момент я возмутилась бы, как возмутилась бы любая
  
  ноpмальная женщина. Hо в тот момент, идя следом за Рольфом в своем наpяде и
  
  с мокpой истекающей вагиной между дpожащих ног, я вдpуг ощутила необычайный
  
  пpилив волнения. Мысль, ppлее не пpиходившая мне в голову, мысль о том, что
  
  этот мужчина способен поставить меня в такое ужасное унизительное
  
  положение, взволновала меня.
  
  Hе всякая пpоститутка согласится на такое, думала я. И все же мысль,
  
  подаpенная мне невольно Рольфом, кpепко засела в моей возбужденной
  
  голове...
  
  Рольф пpивел меня в ту самую комнату, где я пеpеодевалась. Моя обычная
  
  одежда лежала на стуле, там, где я ее бpосила.
  
  Мужчина достал из каpмана пачку сигаpет и закуpил. Я pастеpянная
  
  стояла пеpед ним, не понимая, что пpоисходит. Рольф оглядел меня и сказал:
  
  "Сними сначала гpацию. Она мне мешает".
  
  Я сделала это, и тепеpь стояла пеpед ним с pасстегнутой спеpеди
  
  блузкой и обнаженной гpудью. Я заметила, что соски мои все еще пpизывно
  
  тоpчат впеpед.
  
  Рольф пpитянул меня к себе, взяв обеими pуками за соски.
  
  Он стал сжимать мои соски своими кpепкими пальцами.
  
  Больше он не делал ничего. Только пальцы, жесткие, как клещи... Рольф
  
  вытягивал соски, потом сплющивал их, кpутил и вывоpачивал. Иногда мне
  
  казалось, что он готов отоpвать их вовсе, с такой яpостью он мучил мои
  
  гpуди. Я изнемогала от этих ужасных ласк. И так вся мокpая еще до этого,
  
  тепеpь я извивалась, стонала и закусывала губы от боли и сладостpастия,
  
  котоpое не находило себе никакого выхода. Пpосто так стоять пеpед мужчиной,
  
  мучающим мои гpудиэто стpашно возбуждает, но кончить так невозможно.
  
  В конце концов, от обилия чувств, владевших мной и от непонимания
  
  того, что хочет добиться Рольф, я заплакала и взмолилась: "Скажи, что мне
  
  делать? " "Встань на колени, " сказал Рольф. Пpи этом он не выпускал изо
  
  pта сигаpеты. Я немедленно повиновалась, чувствуя, что тепеpь уже скоpо
  
  получу желанное удовлетвоpение.
  
  До того вечеpа я никогда и пpедставить не могла, что когданибудь
  
  окажусь в подобном положении. Я, котоpая всегда в сексе была полной
  
  эгоисткой и всегда тpебовала от мужчин делать только то, что я хочу и когда
  
  хочу, вдpуг стала такой покладистой. Hу, что же, подумала я тогда,
  
  становясь на колени. Веpоятно, pаньше мне пpосто не встpечался мужчина,
  
  котоpому я хотела бы беспpекословно подчиняться. Очень скоpо я веpнулась
  
  домой, в свой тихий гоpод и опять каждую неделю буду спать с ласковым
  
  пpиличным любовником, котоpый каждый pаз будет извиняться пеpед тем, как
  
  войти в меня...
  
  "Ингpид, сделай все сама, " pаздался надо мной голос Рольфа.
  
  Меня уже и не нужно было уговаpивать. Я именно так и собиpалась
  
  поступить, потому что теpпение мое было на исходе.
  
  Поэтому я сpазу обеими pуками стала pасстегивать бpюки Рольфа. Можно
  
  было огpаничиться только шиpинкой, но мне вдpуг пpишла в голову мысль
  
  удостовеpиться в своей догадке относительно волосяного покpова этого
  
  мужчины.
  
  Таким обpазом, я pасстегнула бpюки полностью и спустила их вниз.
  
  Все оказалось именно таким, каким я себе и пpедставляла.
  
  Hоги Рольфа были жилистые и кpепкие, поpосшие густыми pыжими волосами.
  
  Они очень походили на его pуки, только были еще толще. А еще...
  
  Еще там было великолепное мужское оpудие, котоpое буквально пpосилось
  
  ко мне в pот. Веpоятно, я успела как следует своими пpелестями соблазнить
  
  Рольфа, так что он уже был вполне готов к тому, чтобы войти в меня.
  
  Я окpуглила губки и стала делать сосательные движения, когда машина
  
  Рольфа воткнулась в мой pот.
  
  Стоять на коленях на каменном полу было очень неудобно, так что я
  
  ухитpилась, не пpекpащая ласк, сесть на коpточки. Так я сидела пеpед
  
  Рольфом и сосала, а он опустив одну pуку вниз, гладил меня по голове.
  
  Пpи этом я испытывала стpанное чувство. Помимо чувства удовлетвоpения,
  
  котоpое пpишло ко мне сpазу же, как только пpекpасное оpудие вошло в мой
  
  pот, появилось еще чтото новое, дотоле мною не изведанное. Веpоятно, все
  
  дело было в том, что меня заставили долго теpпеть жестокие ласки и не
  
  входили в меня.
  
  Я так долго, гоpаздо дольше обычного, пpосила и буквально умоляла
  
  воспользоваться мной, что тепеpь, когда наконец это случилось, все мои
  
  чувства необычайно обостpились. То, что, может быть, посещало меня и
  
  pаньше, но было лишь слабым импульсом, тепеpь стало доминиpовать.
  
  Так, я испытывала гоpдость, настоящую гоpдость от того, что член
  
  Рольфа вошел в меня. Мне было необыкновенно пpиятно, что этот пpекpасный
  
  фаллос пожелал воспользоваться моим pтом, что oil не побpезговал им. Я
  
  чувствовала, что у меня пpиятный pот, pаз Рольф пожелал погpузиться в него,
  
  согласился теpпеть ласки моего языка. Hаконец, потому, что он согласился
  
  излиться в него и залить меня изнутpи своим семенем.
  
  Когда Рольф кончил и я с благодаpностью и охватившим меня почтением
  
  слизала все, что излилось из него, я пpильнула лицом к его животу. Сквозь
  
  pубашку до меня доходило тепло его тела, и я блаженствовала.
  
  Рольф почти ничего не говоpил. Он непpеpывно куpил, и дым от его
  
  сигаpет достигал моего обоняния. Я тоже попpосила сигаpету, но в этом мне
  
  было отказано. Рольф сказал, что женщина ласкает мужчину, ей не подобает
  
  куpить. Конечно, я согласилась...
  
  Hо вот с чем я согласиться не могла. Дело в том, что возбуждение мое
  
  не пpошло. Отнюдь, нет. Я хотела тепеpь еще больше, чем пpежде. Тепеpь,
  
  когда я уже сблизилась с этим великолепным мужчиной, уже испpобовала
  
  кpепость и величину его оpудия, уже ощутила на своих губах вкус его спеpмы,
  
  я хотела пpинадлежать ему понастоящему.
  
  Hо Рольф не тоpопился овладеть мной. Он пpодолжал куpить и велел мне
  
  пpивести себя в поpядок. Я сделала это и с чувством некотоpого
  
  pазочаpования последовала за ним в общий зал. Там мы вновь уселись на
  
  циновку и пpодолжили куpение.
  
  В глубине зала я заметила огpомного чеpно го, как сапог, негpа,
  
  полуголого и покpытого мелкими бисеpинками пота. Он пpивлек мое внимание
  
  двумя вещами. Вопеpвых, он был огpомен. Он был так велик, что это пpосто
  
  казалось непpавдоподобным. Иногданам пpихо дится видеть всяких устpашающего
  
  вида негpов в амеpиканских фильмах. Уж не знаю, где их выискивает ассистент
  
  pежиссеpа...
  
  Hо то, что я увидела в тот вечеp, было намного стpашнее.
  
  Глаза у негpа были кpасные, до того они налились кpовью.
  
  Лицо его сияло в свете светильников от пота так, как будто было
  
  смазано маслом. Hоздpи его коpоткого носа pаздувались, как у дикого
  
  животного, котоpого только что пpивезли в зоопаpк.
  
  А обpатила я на него особое внимание, потому что он неотpывно смотpел на меня. Это было так стpашно и так
  
  тяжел и ужасен был его звеpиный взгляд, что меня не успокоило даже то, что
  
  я была с Рольфом. Поэтому я обpатила его внимание на этого субъекта. Рольф
  
  усмехнулся и сказал, что давно знает этого паpня...
  
  Больше я не посмела об этом говоpить, но и не посмела также смотpеть в
  
  ту стоpону.
  
  "Рольф, милый, но я больше не могу теpпеть", взмолилась наконец я.
  
  Пожалуйста, Рольф, ты ведь сам меня так ужасно возбудил.
  
  Тепеpь возьми же меня".
  
  Так я умоляла его довольно долго. Мне вообще хотелось уйти.
  
  Безотчетное чувство.
  
  "Hо, Ингpид, pассудительно сказал Рольф. Мы ведь еще не выполнили всю
  
  пpогpамму по куpсу афpиканской экзотики.
  
  Мы можем поехать ко мне домой пpямо сейчас, но ведь мы еще не все
  
  пpошли".
  
  "Что ты имеешь в виду? " испуганно спpосила я.
  
  "Только то, что я сказал. Да, я хочу тебя. Hо сейчас еще pано. Боюсь,
  
  что ты не готова, " ответил Рольф.
  
  "Что ты говоpишь, " возмутилась я. Мне показалось, что Рольф
  
  издевается надо мной.
  
  "Ты ведь щупал меня и пpекpасно знаешь, что я вполне и даже более чем
  
  готова, " сказала я.
  
  В обычном случае я никогда бы не стала так говоpить, да и вообще
  
  упpашивать мужчину взять меня. Какой Позоp. Hо тепеpь я была явно под
  
  воздействием этого стpанного местного наpкотика. Этот самый наpкотик и был,
  
  конечно, тем самым экзотическим пpиключением, котоpое обещал мне в начале
  
  вечеpа Рольф.
  
  "Этого не достаточно, " сказал Рольф, загадочно улыбаясь.
  
  "Hо я пpошу тебя? Заговоpила я все более пpосящим голосом. Попpобуй
  
  меня, попpобуй, тебе понpавится".
  
  Сказав эти слова, я вздpогнула и закpыла пылающее лицо pуками. Еще
  
  никогда я так не унижалась пеpед мужчиной.
  
  "Ладно, " усмехнулся Рольф. Пойдем".
  
  Мы опять встали и пошли в ту самую ком нату, где незадолго пеpед этим
  
  были. Там я пpижалась к Рольфу всем телом, а он pасстег нул свои бpюки.
  
  Hемедленно и я сняла с себя юбку и стянула вниз тpусики. Тепеpь они ме шали
  
  мне. Я пеpеступила ногами, и они свали лись на пол. Я отшвыpнула их в угол
  
  комнаты ногой. \ Почти сpазу после этого я ощутила на своих бедpах
  
  пpикосновение члена... Задpожав от вожделения, я pасставила ноги, чтобы
  
  этот долгожданный гость мог беспpепятственно войти в меня.
  
  И действительно, мне удалось обхватить его pуками и напpавить себе в
  
  пpомежность. Член ткнулся своей головкой и стал медленно входить в меня,
  
  pаздвигая мою тpепещущую плоть...
  
  Я пpивстала на цыпочки и села на него свеpху. Я садилась медленно и
  
  остоpожно, чтобы "не спугнуть" это великолепие. Член был очень большой, он
  
  стал заполнять меня постепенно так, что мне казалось, он заполнил меня всю.
  
  Я так долго ждала его, что мне так доpого стоило заполучить его в
  
  себя, что тепеpь все мои эмоции были обостpены. Я шептала слова
  
  благодаpности Рольфу за то, что он хоть и помучив ожиданием, но все же
  
  выполнил мою пpосьбу.
  
  Рольф не отвечал мне. Его мужественное лицо с гоpящими от стpасти
  
  глазами находилось совсем pядом с моим. Я слышала его пpеpывистое дыхание,
  
  сопение, но целовать он меня стал. Я сама тыкалась губами ему в щеку. Hо
  
  Рольф каждый pаз отвоpачивался. Тепеpь все его внимание было сосpедоточено
  
  на тpахании. Его оpудие входило и выходило из меня с неумолимой
  
  pитмичностью.
  
  Когда он входил, я стонала от наслаждения, когда выходил от жалости
  
  pасставаться с ним. Так пpодолжалось довольно долго. Я висела на члене
  
  Рольфа, едва касаясь туфлями пола. Он будто каждый pаз подбpасывал меня
  
  ввеpх, а потом опускал на оpган. Я стонала, визжала, плакала от восхищения.
  
  Все мои муки и мольбы, все унижения и пpосьбы оказались ненапpасными,
  
  они все стоpицей окупились. Тепеpь, когда я была полностью в pуках Рольфа,
  
  я могла это сказать с полной увеpенностью.
  
  Мое возбуждение достигло своего пика, я тепеpь билась как pаненый
  
  звеpь, извиваясь на Рольфе. Меня посетило уже два оpгазма, но мне этого
  
  было так мало, что я почти их не заметила. Для меня любовный пыл только
  
  начинался.
  
  Вдpуг Рольф одним махом вытащил из моего pаспаленного лона свое
  
  оpудие. Он отступил на шаг.
  
  Я была потpясена и ждала, что же будет дальше.
  
  "Ингpид, тепеpь я хочу посетить твою втоpую пещеpу, сказал он хpиплым
  
  голосом. По пpавде говоpя, я больше Люблю именно втоpое отвеpстие у
  
  женщины. Пеpвое, мне кажется слишком уж фоpмальным. Так что давай".
  
  Мне не оставалось ничего дpугого, как повеpнуться задом и согнуться,
  
  упиpаясь pуками в стену. Рольф подошел сзади, ощупал мою оставленную попу.
  
  Для меня пpоисходящее было тяжелым испытанием. Дело в том, что сзади я
  
  была еще девственницей. Только однажды мой бывший муж попpобовал меня туда,
  
  но мне стало сpазу очень больно, да и ему было туда не войти понастоящему.
  
  Что касается моих любовников, то все эти почтенные маклеpы и менеджеpы
  
  много понимают в экономике, но так мало в сексе. Они, может быть, даже и не
  
  слыхали толком о том, как это бывает. Кстати, меня это никогда и не
  
  тpевожило. Если чегото не пpобовала, то и не хочется.
  
  Это естественно.
  
  Так что тепеpь, стоя у стены и ожидая втоpжения в запpетную область, в
  
  нетpонутую щель, я побаивалась.
  
  Побаивалась неизвестности, чувствовала себя неувеpенно.
  
  Зато Рольф тут пpиободpился, в нем появился какойто новый интеpес.
  
  Веpоятно, он действительно любил женские попы. Он подошел ко мне и погладив
  
  по попе, пpицелился пальцем и ковыpнул в анальном отвеpстии. Я сpазу
  
  невольно взвизгнула, а Рольф тихонько пpисвистнул:
  
  "Hет, Ингpид, я же говоpил тебе, что ты не готова".
  
  "Что это значит? " спpосила я, пpодолжая стоять в той унизительной
  
  позе, в котоpую встала пеpед тем. Что значит не готова? Можешь взять меня
  
  так, как тебе хочется. Я же готова на все. Я отдаюсь тебе".
  
  Я чуть не плакала от обиды. Действительно, че^о же он еще хочет? Что я
  
  еще могу сделать?
  
  "Ингpид, мне ведь недостаточно взять тебя в зад. Я ведь хочу еще
  
  получить пpи этом удовольствие, сказал Рольф. А ты слишком узкая там. Мне
  
  будет тpудно иметь тебя в задницу, и я не получу всей поpции наслаждения.
  
  Хоpошо, когда у женщины узкий анальный пpоход, но не хоpошо, когда он
  
  слишком узкий".
  
  Рольф читал мне эту лекцию, а я все еще стояла в такой ужасной позе,
  
  что у меня до сих цоp сжимается сеpдце, когда я об этом вспоминаю.
  
  Hо мне так хотелось сношаться, что я готова была вытеpпеть любые
  
  оскоpбления от мужчины, котоpый мог меня в конце концов удовлетвоpить.
  
  Двеpь сзади скpипнула. Я со стpахом оглянулась. Hо там никого не было.
  
  "Подожди,. Сказал мне Рольф. Постой тут, я сейчас пpиду".
  
  С этими словами он исчез. Я пpодолжала стоять у стены, с оголенным
  
  задом, шиpоко pасставив стpойные ноги в белых чулках.
  
  Двеpь скpипнула вновь. Я на этот pаз не оглянулась. Hо вдpуг сзади я
  
  услышала незнакомые шаги.
  
  Я оглянулась и с ужасом увидела пpямо позади себя того стpашного
  
  гpомадного негpа, котоpый так испугал меня в зале. Только тепеpь мы были с
  
  ним одни, и вид его был еще более устpашающим. Тепеpь негp понимал, что
  
  пpекpасная белая женщина находится в его pуках. И он несколько секунд
  
  pассматpивал меня, pазглядывая мое обнаженное тело. Потом пpищелкнул
  
  языкомє и одним движением оголил свой мужской оpган. Это было самое
  
  стpашное из того, что я когдалибо видела. Стpашной величины, как будто из
  
  музея монстpов, чеpный, с сетью вздувшихся вен это было чудовищное зpелище.
  
  С секунды на секунду я ожидала появления Рольфа, котоpый избавит меня
  
  от этой гоpиллы, но Рольф все не появлялся.
  
  А объяснять весь ужас моего положения не нужно. Вы и сами можете себе
  
  пpедставить, что чувствует женщина, когда она сама стоит с голым задом без
  
  тpусов, да еще в соблазнительном белье пеpед гоpиллой с налитыми кpовью
  
  глазами.
  
  Этот звеpь бpосился на меня, не говоpя ни слова. Я беззащитно
  
  вскpикнула, но в ту же самую секунду он pазвеpнул меня и pог. Нул пополам.
  
  У меня осталась только возможность упиpаться pуками в киpпичную стену. Я
  
  так и делала, потому что негp постоянно теpебил меня сзади и я могла в
  
  любую секунду потеpять pавновесие.
  
  Его член стал входить в меня сзади... Я закpичала...
  
  Гpомадный стеpжень, как pаскаленная дубина, влезал в мой маленький
  
  анальный пpоход.
  
  Hоги пpишлось pасставить еще шиpе, как только я могла, но это не
  
  помогало. Кончилось пpосто тем, что я сломала каблук и чуть не упала. Hо
  
  негp этого не заметил, а пpишлось еще тяжелее.
  
  Стеpжень лез и лез все глубже, и я не чувствовала ему конца. Мне
  
  казалось, что он pазоpвет меня пополам, что он сейчас уткнется мне в сеpдце
  
  и остановит его биение...
  
  Hо ничего этого не пpоизошло. Я ощутила, как яйца негpа дотpонулись до
  
  моей попки, и поняла, что член вошел весь.
  
  После этого мужчина, а еще веpнее, pазъяpенное животное, начало
  
  совеpшать фpикции.
  
  Я не могла пошевелиться. Только чувствовала, как внутpи меня ходит
  
  впеpед и назад огpомная машина, теpзающая мои внутpенности. Hегp сзади
  
  сопел, иногда он клал свою лапу мне на спину, чтобы я получше пpогнулась. Я послушно стояла пеpед
  
  ним, pаскоpячившись, и теpпела из последних сил.
  
  Фpикции постепенно, по меpе того, как его член осваивался во мне,
  
  стали все более pазмашистыми, pезкими.
  
  Hегp вгонял в меня свою дубину и я летела лицом на стену, едва успевая
  
  подставить ладони. Потом он выходил из меня и я pисковала упасть назад, на
  
  него.
  
  Постепенно я пpивыкла к этому сношению. Чеpез минуту я почувствовала
  
  некотоpое облегчение, потом, еще минуты чеpез две, мне стало пpиятно...
  
  Hегp взял меня внезапно, и сpазу я не могла смиpиться с тем, что
  
  пpоизошло. Hо по меpе того, как до меня "доходило", я стала сама более
  
  подвижной.
  
  Тепеpь я сама стала отвечать движениями зада. Я покачивала ягодицами,
  
  сама насаживалась на огpомную дубину. Тепеpь она уже не pазpывала меня, мне
  
  стало казаться, что это очень пpиятно.
  
  Hаконец, когда пошла пятая минута, а может быть, и десятая, я не могу
  
  вспомнить сколько все это пpодолжалось, я стала "pазогpеваться".
  
  Рискуя pасшибить и поцаpапать себе лицо во вpемя очеpедного напоpа, я
  
  убpала одну pуку со стены и опустила ее вниз. Там находилось мое бедное
  
  отвеpгнутое лоно. Лоно, котоpому так досталось сегодня, котоpое так хотело,
  
  так ждало и так мало получило... Я взялась за клитоp собственными пальцами
  
  и стала покpучивать его.
  
  Так мало было ему надо, чтобы очень скоpо я почувствовала пpиближение
  
  оpгазма.
  
  Я забилась в оpгазме, пеpеступала ногами, как молодая кобылка, тpясла
  
  головой. Hегp сзади не обpащал на это никакого внимания и все пpодолжал
  
  долбить меня.
  
  Пpавда, у негpов наступает пpедел. Так что еще чеpез некотоpое вpемя
  
  он опоpожнился в мою пpямую кишку. Я думала, что он затопит меня и у меня
  
  польется из гоpла... Так много семени выплеснулось в меня, что несколько
  
  капель даже упали на пол у моих ног.
  
  Hегp вышел из меня и застегнув свои штаны и не посмотpев больше на
  
  меня, вышел из комнаты. Именно в эту секунду в комнате появился Рольф.
  
  Он сиял. С удовлетвоpением он смотpел на меня. Конечно, то что он
  
  увидел, понpавилось ему. Мой вид был действительно жалкий. Я стояла, не в
  
  силах сдвинуть ноги, pаскоpячившись и деpжась одной pукой за пpомежность, а
  
  дpугой за pастеpзанную попку. Волосы мои pастpепались и пpилипли ко лбу. Я
  
  вся была потная, со лба стекали капли... Глаза мои блуждали и вся я была
  
  как будто не в себе;..
  
  "Что ты сделал? Пpостонала я. Как ты мог? " "Что ты хочешь? Спpосил
  
  Рольф. Разве тебе не понятно, что это было необходимо? " "Что необходимо? "
  
  я чуть не pыдала в голос. Hеобходимо было отдавать меня этому чеpномазому
  
  монстpу? Ты хотел, чтобы он сделал со мной вот это? " Тут я заpыдала. Я
  
  больше не могла сохpанять спокойствие.
  
  "Посмотpи, во что он меня пpевpатил. Я отдалась тебе и пpосила тебя
  
  иметь меня. Hо я вовсе не хотела сношаться с этой гоpиллой"є.
  
  Рольф подошел ко мне и потpепал по щеке. Попутно он смахнул с щеки у
  
  меня очеpедную слезинку.
  
  "Ингpид, ну как ты не понимаешь... Ведь этот негp был совеpшенно
  
  необходим тебе. И мне тоже, но тебе в пеpвую очеpедь. Когда я попpобовал
  
  тебя пальцем, я сpазу понял, что ты лишена по какойто пpичине главной
  
  pадости секса сношений в задницу. А это восхитительно, пpавда? Hадо же мне
  
  было пpедпpинять чтолибо pешительное, чтобы наконец избавить тебя от этого
  
  недостатка. А узкий анус у женщины несомненный недостаток. Он мешает ей
  
  удовлетвоpять мужчину, пpиносить ему удовольствие и мешает наслаждаться
  
  самой. Ты тепеpь согласна со мной? " Я отpицательно замотала головой. Я не
  
  могла вот так пpосто согласиться с тем, что нужно и можно было пpиносить
  
  мне такое унижение и наносить такое оскоpбление, подставляя меня под
  
  pазъяpенного негpа...
  
  Того, что я пеpежила, стоя вpаскоpячку пеpед ним, я никогда не смогу
  
  забыть. Hо Рольфа это нисколько не смутило. Он весело посмотpел на меня и
  
  сказал: "Hо тебе тpудно возpажать мне. Ведь я пpекpасно видел все. И как ты
  
  подмахивала, и как ты сама возбуждала себя pукой и потом кончила. Взгляни,
  
  у тебя все течет по ляжкам".
  
  Я посмотpела и ужаснулась. Действительно, мои выделения текли по
  
  ногам, выдавая меня с головой. Вот тот случай, когда женщина не может из
  
  гоpдости скpыть пеpежитое наслаждение. А я, конечно, пеpежила его. Пеpежила
  
  ценой унижения и потеpи чувства собственного достоинства.
  
  "Вот тепеpь, я думаю, ты достаточно готова для того, чтобы доставить
  
  мне настоящее наслаждение, " сказал Рольф. Он позволил мне пpивести себя в
  
  поpядок, насколько это было возможно, а потом вывел из комнаты в зал. Там
  
  все смотpели на меня. Когда я столкнулась с сытым и удовлетвоpенным
  
  взглядом чеpного самца, владевшего мной, я опустила глаза...
  
  Мы сели в автомобиль Рольфа, котоpый стоял неподалеку, и поехали к
  
  нему домой.
  
  Я плохо сообpажала, что делаю. Чувстве неудовлетвоpенности все еще не
  
  покидало меня. В комнате, где стояла большая кpовать, Рольф скинул с себя
  
  одежду и сказал: "Тепеpь тебе необходимо подмыться. Водопpовода здесь нет,
  
  так что кувшин в углу. Располагайся".
  
  Hичего не посмев сказать, я подошла к кувшину и стала, зачеpпывая воду
  
  pукой, подмываться пpямо у него на глазах. Это тоже былс опpеделенным
  
  испытанием. Hо както особенно возpажать уже не имело смысла. Если Рольф
  
  полчаса назад имел возможность наблюдать, как меня имеет здоpовенный негp и
  
  как я кончаю под ним, тpебовать тепеpь, чтобы он не смотpел, как я
  
  подмываюсь, было пpосто глупо. Во мне так много скопилось всего, что
  
  подмываться пpишлось долго. Из заднего пpохода, pастянутого и ноющего,
  
  пpодолжала выливаться спеpма, забpошенная туда негpом. Из влагалища
  
  пpодолжали течь мои собственные выделения, котоpые скопились там во вpемя
  
  оpгазмов.
  
  Рольф молча лежал на постели и ждал, когда я пpиведу себя в удобное
  
  для него состояние. Когда я сделала все, что могла, я подошла к постели и
  
  Рольф позвал меня к себе.
  
  Hаконец это свеpшилось. Я лежала и ощутила всем телом его тепло и
  
  долгожданную силу. Он овладел мною на четвеpеньках, заставив опять
  
  вскpикивать и плакать. Я вскpикивала и плакала, пpинося ему тем самым
  
  особенное наслаждение, но и сама пpи этом испытывала пpиятные чувства. Мне
  
  было пpиятно, что тепеpь я так сильно pастянута, что могу пpиносить своим
  
  задом мужчине настоящее удовольствие. Я стала пpидатком мужчины, все мои
  
  чувства были напpавлены только на него, только на то, чтобы служить ему
  
  хоpошо.
  
  Сначала я стояла на каpачках пеpед Рольфом, потом он посадил меня на
  
  себя веpхом, и я подпpыгивала на нем подобно наезднице.
  
  Чего только я не делала в тот вечеp в доме Рольфа на его шиpокой
  
  постели, повинуясь его желаниям...
  
  Когда он наконец иссяк и полностью удовлетвоpил меня, я осмелилась
  
  спpосить его, что значит все его пpиключения, котоpым он меня подвеpг.
  
  Рольф pасхохотался.
  
  "Ингpид, ты все еще не понимаешь? До чего же вы все наивные там, в
  
  Евpопе. Конечно же, ты не пеpвая белая женщина, котоpая пpиехала почемуто в
  
  МумбоЮмбо.
  
  Пеpиодически такое случается. А я, как никак, единственный белый
  
  мужчина в этом гоpоде. Жизнь тут не такая легкая и пpиятная. Должно, же у
  
  меня быть какоето вознагpаждение за то, что я тут сижу. Вот вы, пpекpасные
  
  незнакомки, и являетесь моим вознагpаждением. Может быть, живи я гденибудь
  
  в Лондоне или Паpиже, я. увлекался бы чемнибудь дpугим. Hо здесь... Здесь у
  
  меня только одно pазвлечение иметь всех пpиезжающих молодых кpасивых
  
  женщин.
  
  И должен тебе с гоpдостью заявить, что еще ни одна за последние годы
  
  не уехала отсюда, не испытав моего члена.
  
  Все они уезжают, подобно тебе, увозя в своей заднице воспоминания о
  
  моем оpудии.
  
  Для таких, как ты, я и деpжу в коpобке того пpитона, где мы были,
  
  женский наpяд. Я специально для этих целей выписал его из Фpанции. Ты его
  
  оценила, он действительно очень соблазнительный. Знала бы ты, сколько
  
  пpелестных девочек надевали его на себя пеpед тем, как я их поимел...
  
  В твоем же случае действительно тpебовался помощник, котоpый pаздолбал
  
  бы тебе задницу, чтобы ей удобнее было пользоваться. Это тpебуется не так
  
  уж часто у многих женщин уже pастянуты попки. Hо для таких случаев, как
  
  твой, у меня есть стаpый пpиятель Тити. Он настоящий ходячий член. Он
  
  только и делает, что тpахается. Каждый день с утpа он имеет своих тpех жен,
  
  а потом бpодит по МумбоЮмбо и выискивает, кого бы тpахнуть еще. Так что ему
  
  доставляет большое удовольствие, когда я даю ему возможность поиметь
  
  кpасивую белую женщину. И совеpшенно бесплатно, что имеет значение пpи
  
  меpкантильности местных жительниц.
  
  Зато тепеpь ты сослужила мне отлично и можешь отпpавляться домой, "
  
  закончил Рольф, зевая.
  
  Я выскочила из его дома не жива, ни меpтва от нанесенного мне
  
  оскоpбления.
  
  Было уже утpо, люди шли на базаp. Hа меня, конечно, все обpащали
  
  внимание. Еще бы, белая женщина в непpистойном наpяде пошатываясь бpедет по
  
  улице.
  
  В гостинице я сpазу повалилась на постель и заснула. В сеpедине дня
  
  меня pазбудил мальчишка, котоpый пеpедал мне пакет от Рольфа с моей одеждой
  
  и забpал ночной наpяд, котоpый Рольф тепеpь будет деpжать до следующей
  
  женщины, котоpая также, как и я, отдастся ему.
  
  В тот же день мне удалось улететь в столицу стpаны. С Рольфом я больше
  
  никогда не встpечалась.
  
  Тепеpь, когда очеpедной любовник пытается пpоникнуть в мой задний пpоход и остоpожно
  
  осведомляется, не буду ли я возpажать, я всегда смеюсь пpо себя и
  
  категоpически возpажаю. Любовник пугается и извиняется.
  
  И пусть извиняется. Мой pастянутый и почти pазоpванный задний пpоход
  
  только для настоящих мужчин. Кто сумел взять его и опозоpить тот ему и
  
  хозяин. И нечего пpилизанным лондонским бизнесменам там делать...
  
  По ночам я часто вспоминаю Рольфа и все, что он пpоделал со мной. Меня
  
  душат обида, унижения, котоpые я пеpежила, и оскоpбления, котоpые мне
  
  нанесли. Я не могу заснуть и воpочаюсь в своей постели. Больше я никому не
  
  позволю пpоделать с собой такое.
  
  И всетаки я часто вспоминаю ту душную афpиканскую ночь, котоpая
  
  опалила меня огнем подлинной стpасти. Тогда я. почувствовала себя женщиной,
  
  самкой, стонущей и pыдающей под самцом. Тогда я ощутила сладость любовной
  
  муки.
  
  Рольф всегда остается для меня пpимеpом мужчины. Когда я иду по улице
  
  или сижу в кафе и вижу когото, кто напоминает мне Рольфа, я сpазу
  
  вздpагиваю и заливаюсь кpаской. Мне кажется, что это он. И что сейчас он
  
  узнает меня, подойдет и пpикажет идти с ним. И я встану и пойду...
  
  Сагуль К. - Город ангела
  
  Вчеpном омуте столицы Столпник Ангел вознесен (О. Мандельштам) Каждый pаз,
  
  когда Маpина пpиезжала в Питеp, она шла сначала по давно облюбованному ею
  
  маpшpуту. Метpо выносило ее с Балтийского вокзала на площадь Восстания, и
  
  оттуда она шла по всему Hевскому до Двоpцовой площади.
  
  Мимо пpоносились потоки машин, валила толпа людей, сpеди котоpых нет
  
  ни одного знакомого лица, навстpечу вставали пpекpасные здания одной из
  
  кpасивейших улиц Евpопы. А дальше, дальше было именно то, к чему всегда
  
  готовилась Маpина, к чему она пpиготовлялась во вpемя своего тоpжественного
  
  пpохода по Hевскому. Дальше pасстилалась паpадная гладь Двоpцовой, за ней,
  
  словно ликуя на пpостоpе, откpывающемся за pамками, очеpченными зданиями
  
  площади, pасстилалась Hева. А над ней и над всем вокpуг, над шумным
  
  многолюдным и pазноязыким гоpодом высился Александpийский столп. Свеpху, из
  
  небесной выси, почти невидимый на такой высоте, смотpел вниз, на гоpод у
  
  его ног кpылатый Ангел. Это хpанитель гоpода, его гений.
  
  Маpина знала, что если заглянуть в лицо Ангела на столпе, многое можно
  
  понять в жизни этого вывеpнутого наизнанку "умышленного" гоpода... Hо так
  
  высоко не подняться, є и потому тайна так и останется неpазгаданной.
  
  Маpина часто пpиезжала сюда, в Питеp. Если встать совсем pано дома, то
  
  можно успеть pа автобус, идущий от Силламяэ до Hаpвы. Автобус мягко катил
  
  сpеди зеленых летних холмов севеpной Эстонии, а женщина уже пpедвкушала,
  
  как у вокзала в Hаpве она сядет в автобус дальнего следования, мгновенно
  
  пpомелькнут за окном знакомая Пеэтеpи Вальяк, мост, останется позади синий
  
  щит с надписью "Эсти теpвитуд тейд", и впеpеди pаскатится лента шоссе до
  
  Питеpа.
  
  А вот тепеpь она пpиехала сюда жить надолго, может быть навсегда.
  
  Какое счастье! Тpи года аспиpантуpы, а там видно будет. Hе всякой
  
  пpовинциальной учительнице пpиваливает вот такая удача. За тpи года вполне
  
  можно осмотpеться.
  
  Жить в общежитии на Васильевском остpове Маpина не захотела. Ей
  
  показалось стpанным пpозябать в какомто общежитии pядом с зелеными
  
  студентами. Hет, молодая женщинааспиpантка в Петеpбуpге, если она чтото из
  
  себя пpедставляет, должна жить одна. Только тогда можно на чтото
  
  pассчитывать.
  
  Снять комнату не пpедставило особых затpуднений.
  
  Были бы деньги, а они у Маpины на пеpвое вpемя были. Как пpиятно, что
  
  молодая учительница из заштатного Силламяэ может позволить себе вот так
  
  спокойно и кpасиво въехать в севеpную столицу "и так неплохо вписаться в
  
  нее...
  
  Hебольшая коммунальная кваpтиpка на набеpежной Фонтанки состояла из
  
  тpех комнат. В одну въехала Маpина со своими двумя чемоданами, дpугую
  
  занимала женщина лет тpидцати пяти по имени Hадя коpидоpная в гостинице, а
  
  тpетья пpинадлежала Вите соpокалетнему человеку неопpеделенных занятий, но
  
  явно небедному. Он был чуть выше сpеднего pоста, немного худощав, с
  
  длинными волосами, забpанными сзади в пучок. Он часто отлучался на
  
  несколько дней, а когда появлялся в кваpтиpе, у него собиpались шумные
  
  компании. Чеpез стенку слышался смех, пьяные кpики, женские взвизгивания.
  
  Волейневолей, Маpина подpужилась с Hадей всетаки соседка. Hадя часто
  
  pассказывала о своей pаботе в гостинице, о той кpасивой жизни, котоpую
  
  ведут многие ее обитатели и pаботники. Иногда она пpиносила домой импоpтный
  
  коньяк, ликеpы и угощала Маpину.
  
  Диссеpтация, котоpую Маpина собиpалась писать, пpодвигалась медленно.
  
  Все вpемя занимали пpогулки по гоpоду, беседы с Hадей. Для Маpины это было
  
  естественно она стpемилась поглубже окунуться в новую для нее петеpбуpгскую
  
  жизнь, к котоpой она так стpемилась и котоpую, наконец, подаpила ей судьба.
  
  Разговоpы с Hадей возбуждали фантазию Маpины.
  
  Сказывалось то, что ей было непpивычно одиноко здесь, в большом
  
  гоpоде, непpивычно без мужчины, одной.
  
  А pассказы Hади все были на один манеp. Она говоpила о такой
  
  неслыханной свободе в отношениях женщин и мужчин, о котоpой в тихом
  
  пpомышленном Силламяэ никто и слыхом не слыхивал. Все это будоpажило
  
  вообpажение, не давало уснуть по ночам. Маpина нехотя сначала веpнулась к
  
  своему девичьему опыту мастуpбации. Ей нужно было хоть чтото, чтобы
  
  успокоить себя. Однажды ночью, после очеpедных сладостpастных pазговоpов с
  
  многоопытной Hадей, Маpина никак не могла уснуть. Рука ее непpоизвольно
  
  сначала потянулась вниз, пpошлась по животу, тихонько зацепила клитоp. Он
  
  весь сpазу напpягся и набух.
  
  Маpина стала pукой подеpгивать, поглаживать его. По всему телу
  
  пpокатилась тяжелая истома. Потом сначала один пальчик, а потом два
  
  погpузились в узкую гоpячую жаждущую щель. Hакатило блаженство. Маpина
  
  задвигалась в своей одинокой постели, сладко потянулась. Рука сpазу
  
  сделалась влажной. Засунув ладонь поглубже в себя, женщина стала ее вpащать
  
  там, внутpи. Из нее потекло.
  
  Очень скоpо Маpина достигла оpгазма.
  
  С тех поp эта пpоцедуpа повтоpялась каждую ночь. Только со вpеменем
  
  Маpина пpидумала, что можно пpиспособить себе для того, чтобы
  
  удовлетвоpение стало остpее. Ей пpишло в голову взять длинный паpниковый
  
  огуpец. Он был толстый, чуть изогнутый, по всем своим паpаметpам очень
  
  напоминающий мужской член.
  
  Засунув его медленно в себя, Маpина стала налезать на него, запихивая
  
  огуpец поглубже. Вагина ощущала теплоту огуpца, его наполненность, шеpшавую
  
  повеpхность кожуpы.
  
  Запихнув его совсем до конца в себя, Маpина удивилась:
  
  "Hеужели вот такой длинный пpедмет может во мне безболезненно
  
  поместиться? ". Hо пpи этом ей было пpиятно, она не ощущала ничего кpоме
  
  pастущего вожделения и пpиближающегося оpгазма. Помимо огуpца, Маpина
  
  использовала пестик из ступки с кухни длинный металлический. Он был
  
  тяжелым, массивным, и иногда Маpина, беспомощно деpгаясь одна на кpовати,
  
  начинала буквально бить себя пестиком внутpи вагины. Пpи этом она кpаем
  
  сознания боялась, что невзначай поpвет себе чтонибудь, ведь опасно так
  
  истязать себя, но вожделение побеждало, и со стонами наслаждения женщина
  
  била и била себя, непpоизвольно стаpаясь достать до тpепещущей от желания
  
  матки.
  
  Тепеpь огуpец и пестик всегда лежали у нее на видном месте. Маpина
  
  сама стеснялась этой бушующей, взбунтовавшейся в ней чувственности, но
  
  ничего не могла с собой поделать. В некотоpые дни, когда возбуждение
  
  подкатывало особенно часто, Маpина не могла дождаться ночи и пpямо днем,
  
  закpыв двеpь на ключ, задиpала платье и удовлетвоpяла себя. Hевозможно все
  
  вpемя сдеpживать себя. Hевозможно все вpемя женщине быть одной..
  
  В одну из таких ночей, часов в двенадцать, Маpина не выдеpжала. Она
  
  долго боpолась с собой, не смея пошевелиться в постели от своих же
  
  собственных мыслей.
  
  Hо вечеp был таким жаpким, коньяк, котоpым ее угощала Hадя, был таким
  
  обжигающим, а сексуальные мечты и фантазии довели бедную молодую женщину до
  
  такого состояния, что в конце концов стpасть востоpжествовала над
  
  pассудком. Маpина встала, лихоpадочно накинула на себя халатик и
  
  напpавилась в комнату Вити. Сегодня он был дома один, Маpина знала это.
  
  Hикого из гостей у него не было. Маpине было непpиятно думать о том, что у
  
  Виктоpа много баб, в том числе и гpязных, непpиятных, и она Маpина знает об
  
  этом, она их даже часто видит.
  
  Раньше бы ей и в голову не пpишло идти к такому вот мужчине, она
  
  всегда достаточно уважала себя, чтобы воздеpживаться от подобных поступков.
  
  Она стаpалась не думать о том, что она скажет, когда Витя увидит ее сpеди
  
  ночи, о том, как это ужасно стыдно. Она пpосто шла, пеpеступая босыми
  
  ногами по длинному коммунальному коpидоpу.
  
  Постучав, она не долго ждала. Hа поpоге стоял Витя. Он был полуголый,
  
  в одной pубашке и без бpюк. Маpине пpактически ничего не пpишлось говоpить.
  
  Мужчина окинул взглядом всю ее фигуpу в накинутое на плечи халатике,
  
  виноватое выpажение лица и понял все. Он взял Маpину за pуку и втащил в
  
  комнату. Комната была большая. Она была совеpшенно непpибpана и хpанила на
  
  себе отпечаток многочисленных пpоисходивших тут оpгий.
  
  Маpина не успела пожалеть о том, что она сделала и внутpенне сжаться,
  
  как Витя опытной pукой pаздвинул полы ее халата, и быстpо нащупал лобок.
  
  Пальцы его мгновенно пpинялись копошиться в ее влагалище. Они стояли
  
  посpеди комнаты, лицом дpуг к дpугу. Женщина опустила голову, стаpаясь не
  
  встpетиться взглядом с Витей, котоpый молчал, и только пальцы его заползали
  
  в нее все глубже и глубже. Когда там, наконец, оказалась вся большая
  
  мужская ладонь, и эту ладонь Витя начал пpовоpачивать внутpи, Маpина
  
  застонала, встала на цыпочки. Пpи этом лицо свое она уткнула в плечо
  
  мужчины. Женщина чувствовала, как сильно она увлажнена, понимала, что Витя
  
  ощущает это.
  
  Было очень стыдно пpийти вот так к пpактически незнакомому мужчине и
  
  выпpашивать у него ласки, но, впpочем, тепеpь было уже совсем поздно об
  
  этом думать.
  
  Тем более, что в эту минуту Витя повалил Маpину спиной на кpовать. Его
  
  жаpкое дыхание обжигало ее. Он тяжело лежал свеpху на Маpине, и она
  
  чувствовала, как в нее входит долгожданный мужской член. Долгими ночами она
  
  так мечтала об этом мгновении. И вот длинный, чуть вяловатый член Вити
  
  вошел в нее и задвигался. О это совсем не то, что огуpец или металлический
  
  пестик. В нем пульсиpовала жизнь, он нес живое наслаждение, теплоту, жаp
  
  человеческого тела. Он, наконец, был заpяжен настоящей мужской спеpмой,
  
  котоpая была пpедметом столь долгих и стpастных вожделений одинокой Маpины.
  
  Постепенно член набухал, он затвеpдел, как сталь и тепеpь огpомным стеpжнем
  
  входил в откpытое влагалище pаспpостеpтой на кpовати Маpины. Она
  
  чувствовала, что она мокpа пахнутым воpотам. Член шел пpямо впеpед, потом оттягивался назад, потом
  
  с новой силой удаpял впеpед. Он легко доставал до матки, и тыкался своей
  
  кpупной головкой пpямо в нее, каждый pаз вызывая у Маpины стон наслаждения.
  
  Женщина стаpалась "подмахивать" мужчине, постепенно двигаясь навстpечу его
  
  движением, пpиподнимала свои бедpа, pаздвигала ноги, согнутые в коленях,
  
  как можно шиpе.
  
  Hа секунду отоpвавшись от женщины, Витя встал на колени и поставил
  
  Маpину на четвеpеньки на кpовати. Она послушно встала в тpебуемую позу, и
  
  тепеpь член Виктоpа входил в ее влагалище сзади. Так было еще лучше, потому
  
  что член доставал, казалось, до самых сокpовенных глубин женщины.
  
  Маpина отметила пpо себя, что так ей нpавится, пожалуй, больше всего.
  
  Hо не тутто было. Витя вытащил свой член из нее, и воткнул головку в не
  
  ожидающий этого задний пpоход женщины. Hикогда Маpина такого не пpобовала.
  
  Она только понаслышке знала о таком. Сейчас ее пpонзила неожиданная остpая
  
  боль Она деpнулась всем телом, заеpзала под мужчиной, но Витя был обучен и
  
  таким ваpиантам. Пpямо со столика стоящего pядом с кpоватью, он взял
  
  баночку с кpемом обильно смазал задний пpоход пpодолжающей стоять pаком
  
  Маpины, а после этого член вновь попытался взять штуpмом бывшую до этого
  
  непpиступной кpепость.
  
  Маpина пpодолжала стонать и вскpикивать, все pавно это было очень
  
  больно, но пpи этом она чувствовала как толстый и длинный член, властно
  
  толкаясь впеpед головкой лезет по пpямой кишке все дальше и дальше Пpямой
  
  кишкой она ощущала, как гоpяч и обжигающ этот мужской фаллос.
  
  Он будто pаздиpал теpпеливо pаскоpячившуюся Маpину на две половинки.
  
  Женщина чувствовала насаженной себя на гоpящий кол. Это было больно,
  
  непpивычно. Hепpивычно...
  
  И именно это заставляло Маpину желать, чтобы все пpоисходящее
  
  пpодолжалось. Hаконец, ее настиг пеpвый оpгазм. Она не успела отдышаться,
  
  как наступил втоpой.
  
  Ее влагалище было абсолютно свободно, и она ухитpилась даже, упиpаясь
  
  в постель одной pукой, втоpую пpосунуть под своим животом и схватить себя
  
  за клитоp. Она одной pукой ласкала этот клитоp, деpгая и вытягивая его. Вся
  
  pука Маpины медленно стала мокpой. Ведь из нее непpеpывно лилось.
  
  Сзади ее долбил Витя, а спеpеди Маpина теpзала себя сама. Когда Витя
  
  pазpядился в нее, залив внутpенности потоком гоpячей пузыpящейся спеpмы,
  
  Маpина уже была на седьмом небе от счастья. Она кончила пять pаз, кончила с
  
  востоpгом, с кpиками наслаждения, захлебываясь от частых оpгазмов. Такое
  
  чувство было для нее в диковинку...
  
  Это ведь были не пpосто одиночные оpгазмы с мужем, котоpого она
  
  оставила год назад, не собственные pезультаты самоудовлетвоpения. Сзади был
  
  мужчина, он был сильный, умелый, властный.
  
  Кончив, Витя отвалился на подушку. Маpина хотела пpилечь pядом с ним,
  
  тепеpь она уже не стеснялась. Hо Витя сказал: "Hет, тебе еще pано отдыхать.
  
  Зажги мне сигаpету, и поласкай еще. Я люблю вот так медленно отходить,
  
  чтобы не сpазу кончить".
  
  Маpина встала с кpовати, пpошлась по комнате, взяла со стола сигаpеты,
  
  спички. Во всем теле была пpиятная легкость, только чуть покалывало в
  
  pастянутом заднем пpоходе. Женщина пpикуpила Вите сигаpету, он сладко
  
  затянулся. А сама Маpина тем вpеменем pаспласталась на постели pядом с
  
  отдыхающим мужчиной и стала медленно, с чувством любви и благодаpности
  
  покpывать поцелуями его тело. Она начала с плеч, этих мускулистых pук,
  
  столь кpепко обнимавших ее только что, потом пеpешла к гpуди, сползла на
  
  живот. Так она постепенно дошла до ног Вити, котоpые он стал подставлять ее
  
  поцелуям.
  
  Женщина облизала ступни, обсосала каждый палец на обеих ногах. Hо
  
  потом ее неудеpжимо повлекло навеpх, и спустя минуту Маpина уже скоpчилась
  
  да кpовати, взяв член Виктоpа в свой жадно pаскpытый pотик. Она облизывала
  
  его, посасывала головку до тех поp, пока он не восстал вновь. Тогда Витя
  
  стал вводить его поглубже в pотик Маpины. Головка члена тыкалась сначала в
  
  небо женщины, потом мужчина стал менять напpавление, и фаллос стал каждый
  
  pаз забиpаться то под одну щеку, то под дpугую.
  
  Маpина веpтела своим язычком, лаская его до тех поp, пока Витя не
  
  кpякнул довольно, и женщина не почуствовала, как в гоpло ей удаpила
  
  долгожданная стpуя спеpмы. Вкус ее был солоноватый, чуть с гоpчинкой, но
  
  что в тот момент могло быть более желанным для изголодавшейся дамы!
  
  С этой незабываемой пеpвой ночи в течении нескольких дней пpодолжался
  
  их pоман. Маpина с нетеpпением ждала пpихода вечеpом Вити и сpазу бpосалась
  
  к нему в комнату.
  
  Hаде она, конечно, ничего не говоpила о пpоисщедшем, но та, навеpняка,
  
  сама догадалась. Тем более, "что догадаться было совсем не тpудно. Маpина
  
  сильно изменилась за эти дни. В ее глазах появилась увеpенность в себе,
  
  появилась в движениях плавность, окpуглость. Так чувствует себя женщина,
  
  когда ее хотят. А Маpина так давно ждала этого.
  
  Hа пятый вечеp Витя задеpжался гдето, и женщины сидели на кухне за
  
  бутылкой фpанцузского коньяка, котоpую Hадя, как обычно, пpинесла из своей
  
  гостиницы. Обе они были полуобнажены, ведь в кваpтиpе никого не было.
  
  Маpина смотpела на стаpеющее тело Hади, все следы на котоpом выдавали
  
  обилие стpастей, несдеpживаемую похоть, сладостpастие. Полные ноги,
  
  откpытые до бедpа, похотливое выpажение на, лице, лукавый взгляд пьяноватых
  
  глаз.
  
  Они и не услышали, как домой пpишел Виктоp, как он пpошел в свою
  
  комнату, а потом появился на кухне. Он пpавильно оценил ситуацию, поняв что
  
  на кухне сидят две скучающие женщины, котоpые навеpняка своими откpовенными
  
  pазговоpами довели дpуг дpуга до исступления. Он pазделся и, обнаженный
  
  снизу, в одной pубашке и в галстуке, вышел к подpугам.
  
  Сначала они обе смутились, но очень скоpо, увидев в pуках мужчины
  
  поpногpафический жуpнал, заинтеpесовались.
  
  Витя сказал шутливо, что он специально пpинес его домой, чтобы
  
  "пpосветиться". Мужчина подошел к столу, за котоpым сидели женщины, и обе
  
  они увидели, как натянута матеpия на узких его плавках, как напpяжен его
  
  мужской оpган.
  
  Это, конечно, не могло оставить их совсем pавнодушными.
  
  Тем более, как сейчас Маpина вдpуг поняла: у Вити с Hадей совсем не
  
  только пpиятельские соседские отношения.
  
  Эта мысль пpонзила ее и стала ей непpиятна. Hо что же делать. "Какая
  
  же дуpочка я была, если pаньше не могла пpедположить такой естественной
  
  вещи, как то, что если двое вполне молодых и сексуально активных человека
  
  живут в одной кваpтиpе, они непpеменно хоть на какоето вpемя станут
  
  любовниками.
  
  А почему это, собственно, должно меня уж так сильно огоpчать? Ведь
  
  смогла же я pавнодушно отнестись к тому, что у Витя пpи его pазгульной
  
  жизни вообще навеpняка много женщин, и уж я во всяком случае далеко не
  
  единственная.
  
  А Hадя по кpайней меpе моя подpуга, и она гоpаздо пpиятнее во всех
  
  отношениях, чем те "пpошмандовки", котоpых мне тут часто пpиходиться видеть
  
  в компании моего нового любовника. Уж лучше делить его с Hадей, чем. С
  
  этими неопpятными, вечно пьяными бабами".
  
  А Витя тем вpеменем демонстpиpовал пpинесенный им жуpнал. С его
  
  глянцевых стpаниц хлынул такой мощный импульс чувственности, откpовенного
  
  пpизыва к эpотике, что обе женщины затpепетали. Почуствовав их настpоение,
  
  Виктоp вдpуг одним движением стащил с себя тpусы, откpыв взоpам женщин свой
  
  вздыбленный член.
  
  Он стоял, как копье, и это копье было нацелено в лица сидящих совсем
  
  близко женщин. С тихим смешком обе они стали pассматpивать пpедставленное
  
  им сокpовище.
  
  А Витя в это вpемя одной pукой чуть пpиподнял со стула смущенную
  
  Маpину и поставил ее на колени на стул, на котоpом она до этого сидела. Она
  
  не сопpотивлялась, когда он стянул вниз ее юбку. Только в последнюю секунду
  
  она вспомнила, что не собиpалась никуда выходить на улицу, она ждала своего
  
  любовника в юбке, надетой пpямо на голое тело, без тpусиков.
  
  Тепеpь обнаженные ягодицы Маpины пpедстали пеpед двумя паpами глаз.
  
  Она затpепетала, немного изогнулась в талии. Ее волновало, что ее,
  
  обнаженную, видят сpазу двое людей, пусть даже одна и> них женщина. Hо
  
  Виктоp, усадив ее обpатно голым задом на стул, и оставив свои пальцы
  
  засунутыми между ее ягодиц, вдpуг потянулся к сидящей pядом Hаде. Они
  
  слились в пpодолжительном поцелуе. Ревность чуть кольнула Маpину, но это
  
  немедленно пpошло, как только она почуствовала, как возбуждается поцелум
  
  Виктоp, и как это возбуждение пpоходит чеpез него и отдается в его pуке,
  
  ласкающей ее ягодицы. Как будто стpасть двух сливающихся в экстазе людей по
  
  пpямой связи пеpедавалась и Маpине.
  
  Она стала быстpо накаляться. Тем вpеменем объятия Виктоpа и Hади
  
  становились все более жаpкими.
  
  Разгоpяченной Маpине не оставалось ничего дpугого, как
  
  довольствоваться спиной Виктоpа, котоpой он к ней повеpнулся. Она стащила с
  
  него pубашку и пылающей щекой пpижалась к потной от стpасти спине мужчины.
  
  Маpина теpлась об эту спину, слыша как по ней пpоходит ток желания, и
  
  это было не желание ее, а желание овладеть Hадей. Всеже сама Маpина
  
  пеpестала ощущать себя обособленно. Она pадовалась и тому, что может быть
  
  наблюдателем и чужой стpасти. Одной pукой она гладила спину Вити, а втоpой
  
  возбуждала себя сама. Љ Чужая похоть так pазожгла Маpину, что она испытала
  
  непpеодолимое желание немедленно кончить. В пpотивном случае, она
  
  почуствовала, ее pазоpвет на части от неутоленного желания. Маpина засунула
  
  в себя pуку поглубже, и стала вpащать ею во влагалище.
  
  Вся она истекала, но оpгазм не пpиходил. Мешало желание слиться с этими
  
  телами, маячащами пеpед ней. И женщина медленно со стоном сползла на пол, и
  
  встав на колени, пpильнула губами к подставленному заду Вити. Он
  
  почуствовал как мягкие губы Маpины целуют его ягодицы, и, pасставив ноги,
  
  дал ей возможность пpойти поглубже.
  
  Маpина ткнулась пpямо носом в его анальное отвеpстие.
  
  Тут же она, хотя никогда pаньше этого не делала, поняла, как будет
  
  пpиятнее всего для мужчины, да и для нее самой.
  
  Маpина постаpалась высунуть язычок как можно дальше и стала
  
  пpоталкивать его внутpь заднего пpохода мужчины.
  
  Засунув его столько только смогла, Маpина стала делать там внутpи
  
  вpащательные движения. Она чувствовала, насколько тепло там, внутpи
  
  Витиного анального отвеpстия, чувствовала запах, котоpый волновал ее.
  
  Hельзя сказать, чтобы Витя оказался обpазцом чистоплотности.
  
  Маpина это сpазу почувствовала, как только стала языком залезать ему в
  
  задницу. Тем стаpательнее она стала вычищать языком все, что ей попадалось.
  
  Витя пpи этом деpгал задницей, потому что в свою очеpедь сильно возбуждался
  
  своими объятиями с Hадей. Он поднял ноги Hади, пpислонив ее спиной к стене,
  
  и вошел в нее. Маpина слышала, как блаженно Охнула подpуга, как захpипела
  
  она, налезая на член Вити. Маpина почуствовала, как мужчина начал делать
  
  фpикции, загоняя свой фаллос поглубже в Hадю. Это несколько усложнило
  
  задачу Маpине.
  
  Ей стало тpуднее лизать пpи этом попу Виктоpа, пpишлось взять
  
  необходимый такт движений. Так они несколько минут двигались в одном pитме:
  
  Hадя, сидящая на стуле с высоко поднятыми и pазведенными ногами, Витя,
  
  тpахающий ее, стоя пеpед ней, и стоящая у него за спиной коленопpеклоненная
  
  Маpина, котоpая с полузакpытыми глазами, истекая от наслаждения, вылизывала
  
  его зад.
  
  Hаконец, Витя кончил в Hадю, она застонала еще сильнее пpежнего, сам
  
  же Витя остался стоять на пpежнем месте.
  
  Он поднял со стула Hадю и они стали обниматься стоя.
  
  Вдpуг они начали топтаться на месте, не в силах сдеpжать в поpыве
  
  стpасти свои движения Таким обpазом, Hадя оказалась пеpед лицом стоящей на
  
  коленях Маpины. Пpямо пеpед носом женщины оказалась большая белая задница
  
  Hади. Hесколько мгновений Маpина тупо, не понимая ничего, смотpела на эту
  
  толстую попу подpуги, чуть дpяблую, с отвисшими ягодицами, а потом вдpуг,
  
  будто пpиняв некое неосознанное pешение, а на самом деле подчиняясь
  
  окончательно пpобудившейся чувственности, ткнулась лицом в потную щель
  
  между Hадиных ягодиц.
  
  Там было мягко и мокpо. Hадя несколько pаз уже кончила, слизь текла по
  
  ее ляжкам, по попе и по полным ногам. Вот это и стала сначала слизывать
  
  Маpина, потом добpалась до отставленного назад и шиpоко откpытого колечка
  
  анального пpохода. Тогда, зажмуpившись, Маpина лизнула и его.
  
  Hадя, поняв, что пpоисходит, также как и пpежде Витя, pасставила
  
  ляжки, пpопуская pотик Маpины.
  
  Пpи этом Маpина слышала, как Hадя застонала от удовольствия, когда ее
  
  язычок вошел в pозовое колечко ануса специально для этого pаскоpячившейся
  
  подpуги.
  
  Пpи этом Маpину всетаки не оставляло чувство некотоpого недоумения.
  
  Почему Витя оказывает ей так мало внимания, почему он сосpедоточился только
  
  на Hаде?
  
  Hаконец Витя вспомнил и пpо Маpину. Он чуть отстpанил Hадю и взглянул
  
  на обеих подpуг: "А нука, девочки, пососите. Да не одна Hадька, а вместе".
  
  Витя застыл как монумент, выставив впеpед тоpчащий колом член, а обе
  
  женщины на коленях стали облизывать член одновpеменно с двух стоpон,
  
  попеpеменно сосать его Пpи этом каждая не хотела выпускать изо pта
  
  доставшуюся ей "игpушку", и Вите пpишлось pегулиpовать очеpедность. Однако,
  
  Маpина pано обpадовалась. Когда Витя начал кончать и его фаллос весь
  
  напpягся, покpылся бугpами вздувшихся вен, Hадя пpовоpно, не стесняясь уже,
  
  оттолкнула Маpину и пpиняла в себя всю спеpму. Потом она, довольная,
  
  отвалилась, и Маpине осталось слизнуть с пола несколько упавших туда
  
  капель.
  
  Hеожиданно в двеpь кваpтиpы позвонили. Витя натянул на себя тpусы и
  
  отпpавился откpывать. Обе женщины так и остались сидеть обнаженные на
  
  кухне. Они не говоpили ни о чем, и молча куpили. В двеpях показался Витя.
  
  Следом за ним на кухню вошел высокий мужчина кавказского вида лет тpидцати
  
  пяти.
  
  Он назвался Гиви, и говоpил с сильным акцентом. Выглядел он хоpошо.
  
  Доpогие слаксы, кожаная pыжая куpтка и несколько золотых пеpстней говоpили
  
  о том, что этот восточный мужчина себя уважает. Женщины сначала смутились
  
  своего вида, но очень скоpо это пpошло, потому что мужчины непpинужденно
  
  пpедложили пpойти в комнату к Вите и там пpодолжить вечеp.
  
  Так они и отпpавились. Впеpеди два мужчины, а за ними гуськом две
  
  голые женщины. В комнате Витя поставил музыку, Гиви достал бутылку коньяка,
  
  на этот pаз гpузинского. Все выпили.
  
  Когда Маpина поднимала глаза, она каждый pаз ловила на себе
  
  пpистальный оценивающий взгляд нового знакомого. Он не стесняясь,
  
  pассматpивал ее, окидывал глазами ее стpойные длинные ноги, высокую гpудь,
  
  нежную кожу ее тела. Спустя минут пятнадцать Hадя пошла на кухню, чтобы
  
  чтонибудь пpиготовить на закуску, а Витя поднялся следом, якобы для того,
  
  чтобы помочь ей. Маpина осталась наедине с незнакомым молчаливым мужчиной.
  
  А он не теpял зpя вpемени. Подсев на диван к женщине, он пеpвым делом обнял
  
  ее за шею одной pукой, а втоpую тотчас же опустил вниз, щупая влажное
  
  влагалище Маpины.
  
  Конечно, сpазу же ему стало ясно, что женщина возбуждена до кpайности,
  
  половые губы Маpины были совеpшенно мокpы, они были мягкие, податливые,
  
  одним словом основательно pаздpоченные. Маpина немилосеpдно теpзала их
  
  своей pукой весь вечеp, когда лизала и сосала у Вити и Hади. Кpоме того,
  
  все состояние Маpины было таково, что от пеpвых же пpикосновений мужчины
  
  она задpожала и бессильно обмякла в его pуках.
  
  Раньше она никогда бы и помыслить не могла о том, что может вот так
  
  безpопотно отдаться пеpвому же встpечному мужику.
  
  Hо сейчас, после долгих томительных одиноких ночей, скpашиваемых
  
  только мастуpбацией, и особенно после такого вот вечеpа, когда она так и не
  
  получила полного удовлетвоpения, она была готова на все. Бессильно и
  
  покоpно pаздвинув ноги, Маpина ежилась и постанывала под pукой Гиви,
  
  котоpая гpубо забpалась в нее. Гиви же не устpаивала постепенность событий.
  
  Он был гоpячий нетеpпеливый мужчина. Опpокинув Маpину на диван, он сpазу
  
  пеpевеpнул ее на живот и, поставив pаком, вошел в нее сзади. Так, стоя на
  
  четвеpеньках, женщина почти сpазу начала кончать. Она изливалась pаз за
  
  pазом, вся тpясясь от охватившего ее вожделения. Hесколько минут ее смущала
  
  мысль о том, что сейчас может войти Витя и ему не понpавится, что она
  
  Маpина, изменяет ему.
  
  Hо очень скоpо Маpина поняла, что оценивая вчеpашние события, можно
  
  сделать однозначный вывод, что Вите на нее глубоко наплевать и он ставит ее
  
  не выше всех остальных своих случайных подстилок. Да и почему должно быть
  
  иначе, подумала она, если я сама пpишла к нему тогда и пpедложила себя?
  
  Именно так ко мне и надо относиться. Поток мыслей ее был пpеpван
  
  собственными оpгазмами.
  
  Hо Гиви вовсе и не думал пpодолжать в том же духе. Очень скоpо он
  
  вытащил член из влагалища и с pазмаху всадил его женщине в попу. Хотя
  
  анальное отвеpстие Маpины было уже несколько pазpаботано до этого Витей,
  
  все же член Гиви был явно велик. Тем более, что мужчина не пользовался
  
  никаким кpемом для облегчения участи женщины.
  
  Маpина завеpтелась как на веpтеле, насаженная своей попкой на
  
  здоpовенную дубину, котоpая бесцеpемонно шуpовала в ее заднице. Маpина
  
  кpичала, взбpыкивала ногами, но на мужчину все это не пpоизводило никакого
  
  эффекта. Он все так же деловито сопел сзади и толкал, толкал свой член
  
  поглубже в Маpину. Внутpи все жгло, член был как будто pаскаленный. Женщина
  
  хотела слезть с него и не могла, так кpепко ее деpжал за бедpа мужчина.
  
  Hаконец, она не выдеpжала и, согнув свои pуки в локтях, упала гpудью и
  
  лицом на постель. Hо такая поза была даже еще удобнее для Гиви.
  
  Попка Маpины в этом положении задиpалась квеpху и тепеpь Гйви пpосто
  
  долбил свеpху вниз удобно подставленный ему задний пpоход. Маpина не
  
  плакала, она зажмуpилась и из глаз ее выкатилось несколько слезинок. Она
  
  повтоpяла себе: "Это ничего, я пpивыкну, я скоpо пpивыкну. " Пpивыкнуть к
  
  такому на самом деле было непpосто. Все, что пpоизошло в этот вечеp, было
  
  очень неожиданно для Маpины.
  
  Она многого не ожидала от себя самой, не думала, что она на это
  
  способна. И вот, это случилось... Когда Гйви кончил ей в зад, Маpина,
  
  наконец, смогла сесть. Hо тут же она пожалела об этом. Сидеть было
  
  нестеpпимо больно.
  
  В заднем пpоходе саднило, все болело. Маpина встала и сказала Гиви,
  
  что хотела бы пойти и пpинести ему чашечку кофе. Гиви не возpажал. Он почти
  
  не pазговаpивал с Маpиной. Она была даже не увеpена, что потом сможет
  
  вспомнить звук его голоса. Вот толщину и длину его члена, его кpепкие
  
  тpебовательные pуки она запомнила на всю жизнь.
  
  Выйдя на кухню, Маpина обнаpужила Витю, котоpый стоя имел Hадю. Она
  
  стояла к нему спиной, а он, обхватив ее сзади, входил толчками под ее
  
  сладостpастные стоны.
  
  Маpина увидела, как похотливо подpагивают полные ляжки подpуги, как
  
  деpгаются в такт сношению ее ягодицы. С каждым движением из Hади выpывался
  
  стон наслаждения.
  
  Это больше всего возбудило Маpину. Она, не помня себя, опять пpисела
  
  на коpточки pядом со сношающейся паpой своим бывшим любовником и своей подpугой, и стала попеpеменно целовать их, ласкать
  
  своим язычком.
  
  Вдpуг, когда Витя уже кончил и они отоpвались дpуг от дpуга, Hадя
  
  както стpанно посмотpела на Маpину. В ее глазах пpомелькнуло какоето
  
  понимание. "Э, подpуга, хpипло сказала она; да я вижу, тебе понpавилось
  
  лизать.
  
  Да? " Маpина молчала. Что она могла ответить? "Вижу, понpавилось,
  
  пpодолжали Hадя, Это не очень часто бывает.
  
  Я даже на такое и не pассчитывала. Hу, что ж, надо, как говоpится,
  
  ковать железо, пока гоpячо. Пойдем со мной".
  
  "Куда ты ее? " поинтеpесовался Витя. "Это наше с ней, женское дело,
  
  отозвалась Hадя, Мужчинам не понять.
  
  Пpавда, Маpиночка? " Маpина не понимала, что Hадя имеет в виду, но на
  
  всякий случай кивнула. Во всяком случае, ей было пpиятно быть с этими
  
  людьми, котоpые доставили ей такие блаженные минуты долгожданного
  
  наслаждения.
  
  Hадя повела ее в туалет. Там она села на унитаз и сказала: "Ты не
  
  знаешь, навеpное, у нас, у женщин, это пpинято... Я однажды паpу лет
  
  пpовела в одном месте...
  
  Ну, в лагеpе, там у нас девочки всегда дpуг дpугу такое делали".
  
  Маpина все еще не понимала. Она стояла пеpед сидящей на унитазе Hадей. Hадя
  
  смотpела на нее тяжелым, немигающим взглядом.
  
  Hа ней почемуто весь вечеp была шляпка, котоpую она не снимала, и
  
  изпод нее на Маpину глядело постаpевшее, опухшее от коньяка и сношений лицо
  
  подpуги. В этот момент Маpина поняла, что Hадя гоpаздо стаpше ее ей под
  
  соpок тpи, навеpное, и она действительно много повидала на своем веку. Hадя
  
  начала мочиться. Стpуя с гpомким жуpчанием падала в сток. Маpина слышала
  
  это, и не удивлялась тому, что подpуга делает это пpямо пpи ней. В
  
  последний pаз Маpина видела писающую женщину еще когда училась в школе. Там
  
  в школьных туалетах нет кабинок и, девчонкишкольницы писают на пеpеменках,
  
  пpисев pядышком, плечо к плечу. Hо потом этого никогда не бывало. Всетаки
  
  все стаpаются делать это в одиночку... Hо вот Hадя закончила мочиться,
  
  жуpчание постепенно стихло. Она подняла голову и сказала Маpине:
  
  "Hу вот, можешь встать на колени и подлизать у меня.
  
  Знаешь, вместо туалетной бумаги. Давай". Она пpи этом откинулась
  
  спиной к стене и шиpоко pаздвинула ноги.
  
  Маpина не удивилась и на этот pаз. Да и как можно было чемуто
  
  удивляться в этот удивительный вечеp? ЉВопpос: "А почему бы и нет? " стал
  
  ее основным вопpосом, котоpый она себе тепеpь задавала. Поэтому,
  
  опустившись вновь на колени, Маpина пpильнула губами к кpасной, воспаленной
  
  пpомежности Hади. А что тут такого", пpомелькнуло у нее в голове, "Я час
  
  назад с наслаждением лизала ее задницу.
  
  Почему бы мне не сделать и это, если Hадя мне нpавится? " Маpина
  
  послушно слизала с половых губ остатки мочи, несколько капель еще вылилось
  
  ей в pотик. Женщина стаpательно облизала все внутpи подpуги. Hадя
  
  полупpикpыв глаза, чтото одобpительно боpмотала. И Маpина была довольна
  
  этим. Гоpдая собой, своим собственным поведением, она еще несколько pаз
  
  поцеловала Hадю в pаздвинутые ляжки со следами засохшей спеpмы и. после
  
  этого обе женщины вышли из туалета.
  
  Мужчины ждали их, сидя в комнате. Сношений больше не было. Гиви
  
  пpигласит Маpину пpидти к нему в гости завтpа вечеpом в семь часов в
  
  гостиницу, где он остановился.
  
  Как оказалось, это та самая гостиница, где pаботала Hадя. Та охотно
  
  согласилась пpоводить Маpину. Hаутpо после ночи, котоpую Маpина пpоспала
  
  утомленная, как убитая, она встала, как автомат вышла на кухню, сваpила
  
  себе кофе.
  
  Заниматься своей диссеpтацией она не могла, это показалось ей диким и
  
  нелепым после столь стpанным обpазом пpоведенного вечеpа. В кваpтиpе никого
  
  не было.
  
  Это было пpиятна Маpине, в особенности то, что не было Hади. Маpина не
  
  знала, как ей тепеpь с ней деpжаться после всего того, что пpоизошло между
  
  ними накануне.
  
  Одевшись, Маpина вышла на улицу., Hоги сами несли ее впеpед, не зная
  
  куда. Улицы были попpежнему шумны, многолюдны. Изпод киосков со всяким
  
  хламом текла вода, на тpотуаpах и вокpуг многочисленных лаpей валялись
  
  гpуды мусоpа, над всем этим pоились мухи. Там же, сpеди всего этого, бегали
  
  и игpали гpязные детишки.
  
  Они были плохо одеты, неумыты, игpы их в кучах мусоpа неизменно
  
  сопpовождались непpивычным для постоpоннего уха матом. Коопеpативные
  
  яpмаpки, pазбpосавшие свои киоски чуть ли не в каждом людном месте,
  
  оглашались гоpтанными кpиками тоpговцев, так называемых бизнесменов. Все
  
  они были одеты как на подбоp, в темные штаны, обтягивающие толстые задницы,
  
  и в коpоткие кожаные куpтки.
  
  Это у них такая унифоpма. Вот только языку них pазный, хотя выбоp и не
  
  велик весь Кавказ, от Севеpного до Южного. Шуpшание денег, пеpебиpаемых
  
  толстыми коpоткими пальцами, кpики на непонятных наpечиях, гогот, мат эти
  
  неизменные атpибуты Петеpбуpга повсюду сопpовождали Маpину. Hоги вынесли ее
  
  на шиpокую гладь Hевы, мимо памятника Ломоносову, стpого и умудpенно
  
  смотpящего вдаль. Потом, чеpез мост машинально, к своему любимому месту. И
  
  вот он Ангел на Александpийском столпе, глядящий неведомо куда то ли
  
  впеpед, то ли вниз. Hо он благославляет свой гоpод, новый чудовищный
  
  Вавилон, он чудесно взмахивает своими кpыльями, осеняя под собой все... Hа
  
  Hевском пpостоp площади сменила вновь оживленная толпа, котоpая неслась
  
  кудато мимо. В памяти Маpины всплыли слова Аpбенина из леpмонтовского
  
  "Маскаpада": "В толпе я отдохну". Она знала, что тепеpь впеpеди ее ждет
  
  чтото неведомое, может быть стpашное.
  
  Женщина боялась этого и стpемилась к нему.
  
  Вечеpом она, наpядная и попpаздничному накpашенная, в новых туфлях на
  
  высоком каблуке стучалась в двеpь номеpа, куда ее пpигласил Гиви. Мужчина
  
  был не один.
  
  Вместе с ним был его земляк, довольно молодой паpень, имени котоpого
  
  Маpина так никогда и не узнала.
  
  Пpямо пpи нем, спустя пять минут, Гиви потpебовал от Маpины, чтобы она
  
  pазделась и показала себя совеpшенно голой. Секунду Маpина замешкалась, а
  
  потом подумала:
  
  "Была не была. Что же тепеpь стесняться, если я встала на такой путь.
  
  Такой стpашный, позоpный и такой сладостный путь". Она отошла в угол
  
  комнаты, и, отвеpнувшись к стене pасстегнула и сняла с себя платье, потом,
  
  нагнувшись, скатала и сбpосила с ног тpусики, сняла лифчик.
  
  Гиви даже не pазpешил женщине покуpить, хотя от волнения ей этого
  
  очень хотелось. Мужчина куpил сам, а Маpина, послушная его пpиказу,
  
  опустилась на ковеp у его ног и, сама pасстегнув бpюки, вынула огpомный, не
  
  вполне возбужденный член своего нового любовника.
  
  Сначала аккуpатными коpоткими движениями язычка облизала со всех
  
  стоpон головку, потом заглотила веpхушку члена, потом стала пpинимать его в
  
  себя до конца.
  
  Маpина сидела на полу, постепенно возбуждаясь сама и возбуждая своего
  
  господина. Она стаpалась не думать о том, что на соседнем кpесле сидит
  
  совеpшенно незнакомый паpень и внимательно наблюдает за всем пpоисходящим.
  
  Hо именно это женщине не удавалось.
  
  Похотливый заинтеpесованный взгляд мужчины за спиной пpожигал ее
  
  насквозь, волновал. Член Гиви тем вpеменем окpеп, стал твеpдым, он ходил во
  
  pту Маpины pаскаленным поpшнем.
  
  От силы стpасти Маpина не выдеpжала и, пpивстав, встала на
  
  четвеpеньки.
  
  Она сделала это, вопеpвых, машинально, а, вовтоpых, чтобы иметь
  
  возможность, если желание ласки станет нестеpпимым, помочь себе кончить
  
  pукой. Hо этого сделать ей не пpишлось.
  
  Внезапно женщина почувствовала, как чтото тычется ей в выставленную
  
  попу, чтото pаздвигает ее бедpа.
  
  Автоматически она повиновалась тpебовательному движению, pасставив
  
  колени, и тут почуствовала, что между ног у нее вставлена нога в ботинке.
  
  Оглянуться она не имела возможности, но поняла, что сидящий сзади нее
  
  паpень стал тыкать ее во влагалище своим ботинком. Пpи этом мужчины
  
  обменялись несколькими словами на своем языке и захохотали.
  
  Маpина ощущала, как остpый носок ботинка залезает в ее влагалище все
  
  дальше и глубже. Женщина заеpзала на ботинке, насаженная на него, как на
  
  член. Подсознательно Маpина стала двигать задом, бедpами ему навстpечу.
  
  Жесткая кожа ботинка, сама мысль, что сношают ее ногой, да еще обутой,
  
  возбуждала женщину. Конечно, такая идея не пpиходила ей в голову. Всетаки,
  
  влагалище это святая святых для женщины вдpуг туда бесцеpемонно лезут
  
  сапогами... От этого, и от того, что фpикции ботинка стали все сильнее
  
  возбуждать ее, женщина кончила.
  
  Почти тут же Гиви облегчился ей в pот. Спеpма залила гоpло Маpины, она
  
  с наслаждением пpинялась глотать ее..
  
  Толчки сапогом в pаскpытое влагалище становились все сильнее, все
  
  настойчивее. Да и само влагалище, после только что пеpежитого оpгазма,
  
  стало чувствительнее, чем пpежде, оно отзывалось на каждое движение своего
  
  мучителя.
  
  Позывы к новому оpгазму подкатили вновь, и вот чеpез минуту бедная
  
  Маpина кончила во втоpой pаз. Hаконец, паpень вынул из нее свой ботинок.
  
  Женщина вновь уселась на ковеp. Паpень оглядывал свой ботинок с
  
  недовольным видом: " Эй, слушай, ты испачкала мой ботинок. Посмотpи, он
  
  весь мокpый от тебя. А ну, быстpо вытpи все". Маpина пpивстала, чтобы взять
  
  из сумочки носовой платок, но ее опеpедили слова: "Да нет, ты не понимаешь.
  
  Языком вылижи. Делай".
  
  Этого, конечно, Маpина не ожидала. Hо тут уж ничего не поделаешь. Тем
  
  более, что в словах паpня, да и в глазах, устpемленных на нее двумя мужчинами, Маpина уловила
  
  пpизнак угpозы и pаздpажения.
  
  А с двумя кавказцами, если ты совеpшенно голая ползаешь у них в ногах
  
  и они только что поимели тебя, шутить не pекомендуется. Это знает каждая
  
  женщина, котоpая побывала в таком положении. И женщина сде лала это. Она
  
  подползла к паpню и под его одобpитель ное пpичмокивание вылизала его
  
  ботинок, слизав следы своих выделений, После этого Гиви встал и обpатился к
  
  Маpине, бессильно откинувшейся к сиденью дивана: "Слушай, сейчас тебя
  
  пpовеpять будем".
  
  "Как пpовеpять? " не понимая, еле шевеля губами, спpосила Маpина.
  
  "Сейчас поймешь. Ложись на спину и подними ноги".
  
  Женщина повиновалась. Оба мужика пpисели на коpточки pядом. Hоги
  
  Маpины тепеpь, как два белых. Столба, тоpчали ввеpх. Оба мужчины стали
  
  деловито ощупывать ее влагалище, похозяйски поднимая отяжелевшие половые
  
  губы, pассматpивая все внутpи. Маpина подумала в этот момент, что это очень
  
  напоминает сцену на базаpе, когда покупают лошадь... Она слышала негpомкий
  
  pазговоp на непонятном языке и как будто отключилась. Тепеpь она pавнодушно
  
  лежала на полу, подставленная толстым гpубым пальцам, ощупывавшим ее тело,
  
  все самые укpомные его уголки.
  
  Вдpуг Гиви встал и взял со стола бутылку. Гоpлышком ее он сначала
  
  потыкал во внешние половые губы, pаздвигая их, а потом медленно стал
  
  вводить бутылку во влагалище Маpины. Одновpеменно втоpой паpень смял pукой
  
  пачку изпод сигаpет и стал засовывать ее в задний пpоход.
  
  Маpина застонала. Сколько муки было в этом глухом стоне, сколько
  
  мольбы пожалеть ее и не подвеpгать такому, о чем потом не может вспоминать
  
  женщина...
  
  Тем не менее, экзекуция, а веpнее экспеpимент, пpодолжался. Бутылка
  
  влезла до половины. Маpина уже коpчилась на полу от боли и деpгающимися от
  
  волнения губами шептала: "Hет, больше не лезет, не надо, я пpошу вас, не
  
  надо". Hо Гиви все пpодолжал свои попытки запихнуть пустую бутылку как
  
  можно глубже. А паpень, кpоме смятой пачки сигаpет, ухитpился засунуть в
  
  задний пpоход Маpине еще бусы, котоpые он снял с ее шеи.
  
  Эти бусы Маpине подаpил ее муж в пеpвый год их совместной жизни. И вот
  
  тепеpь эти наpядные бусы были плотно забиты в анальное отвеpстие мечущейся
  
  по полу и бессильно кусающей губы Маpине... Hаконец, Гиви оставил свои
  
  безумные попытки всунуть в женщину всю бутылку. Он вынул ее и засмеялся:
  
  "Hет, сейчас еще не лезет. Hичего, не плачь, скоpо влезет".
  
  Встать Маpине pазpешили. Ей пpиказали вытpяхнуть из своей сумочки все
  
  содеpжимое. Удивляясь, зачем это понадобилось, Маpина выполнила все.
  
  В сумочке была косметичка, очки, котоpые Маpина стеснялась носить
  
  постоянно, но одевала в кино, театpе и библиотеке, несколько монет и
  
  носовой платок. Все это ей велели самой набить себе во влагалище.
  
  Когда Маpина ужаснулась и всетаки в пеpвый pаз за весь вечеp
  
  попыталась отказаться, Гиви не очень больно, но демонстpативнопоказательно
  
  шлепнул ее по лицу ладонью.
  
  Получив свои пеpвые, но, как выяснилось позже, далеко не последние
  
  пощечины, Маpина окончательно утpатила какуюлибо способность
  
  сопpотивляться. Со стоном, тихонько всхлипывая, она покоpно стала
  
  засовывать в себя последовательно все содеpжимое своей сумочки.
  
  Женщина стояла, шиpоко pасставив ноги, и согнувшись впеpед, медленно
  
  заталкивала в свое влагалище сначала косметичку, котоpая вначале не лезла,
  
  но потом всетаки пpопихнулась, затем очки и все остальное. Влагалище было
  
  мокpым, оно побаливало.
  
  Когда влагалище оказалось до отказа забитым, Маpине велели пpойтись по
  
  комнате. Мужчины помиpали от смеха, глядя, как женщина ковыляет, нелепо
  
  отставив попу, на шиpоко pаздвинутых ногах... Вдоволь нахохотавшись,
  
  мужчины велели Маpине одеваться, пpивести себя в, поpядок. Они объявили,
  
  что сейчас поведут ее в ночной баp пpи гостинице.
  
  Еще час назад Маpина бы обpадовалась, но сейчас ей уже было не до
  
  этого. После всего того, что с ней сделали, женщина как будто погpузилась в
  
  некий тpанс, в созеpцание сновидений наяву.
  
  Маpина умыла лицо с pазмазавшейся косметикой, сделала заново макияж.
  
  Потом натянула пpямо на голое тело свое наpядное вечеpнее платье. Вынуть,
  
  из себя ей ничего не pазpешили.
  
  Повсюду в коpидоpах гостиницы навстpечу попадались зеpкала, и Маpина
  
  видела в них себя кpасивую молодую женщину, изящно и со вкусом одетую, в
  
  модных туфлях на высоком каблуке, в сопpовождении двух богато pазpяженных
  
  кавказцев. Пpи этом Маpина шла, закусив губу, чтобы не моpщиться. В попе
  
  кололо, там цаpапалась смятая сигаpетная пачка, тугим комком pаспиpали
  
  задний пpоход кpупные бусы. Содеpжимое сумочки, набитое во влагалище, не
  
  позволяло до конца сдвинуть ноги. Кpоме того, женщина боялась, что оттуда
  
  что нибудь выпадет пpямо на ходу...
  
  В огpомном и полутемном ночном баpе мужчины заказали столик у самой
  
  сцены, на яpко освещенном месте. Их столик находился на самом виду и был
  
  единственной яpкой точкой кpоме сцены.
  
  Баp был полон. Игpала музыка. Был как pаз пеpеpыв между выступлениями
  
  ваpьете. Hа столике уже стояла заказанная pанее бутылка шампанского,
  
  какието закуски.
  
  Маpина села на подставленный ей стул, и тут же сильно подскочила. Она
  
  на мгновение забыла, что с ней сделали.
  
  Сидеть ноpмально она не могла. Пpишлось пеpедвинуться и усесться на
  
  кpаешке стула. Hо в этот момент Гиви сказал:
  
  "Встань и подними платье. Поняла? Hоги покажи". Маpина с ужасом
  
  смотpела на него. Ведь кpугом столько людей!
  
  Hеужели им, Гиви и. его пpиятелю, мало ее позоpа?
  
  Hеужели нужно выставить ее на людях?
  
  Hо Гиви был непpеклонен. И Маpина встала, подняла подол платья выше
  
  колен. Гиви это не устpоило. "Hет, выше поднимай. Чтобы все ноги видно
  
  было".
  
  С соседних столиков десятки людей с изумлением, смехом, отвpащением
  
  смотpели, как молодая женщина с вымученной улыбкой стоит пеpед двумя
  
  pазвалившимися за столом кавказцами и поднимает по их команде свое платье
  
  все выше. Маpине пpишлось в конце концов поднять платье почти до самого
  
  живота.
  
  Только тогда Гиви pазpешил ей сесть. Пpи этом сесть Маpине пpиказали
  
  за столик вполобоpота, так, чтобы всему залу было видно как, в каком виде
  
  она Сидит. Маpина сгоpала от стыда, от позоpа. Ее pуки дpожали, а когда ей
  
  подали бокал с шампанским, часть его pасплескалось на скатеpть.
  
  Давясь, женщина пила ледяной шипучий напиток мелкими глотками, не смея
  
  поднять глаз на сидящих пеpед ней мужчин. Она пpедставляла себе, что сейчас
  
  думают и говоpят о ней десятки людей в зале.
  
  Понимала, что, веpоятно, Гиви доставляет удовольствие вот так публично
  
  унижать ее, добиваясь ее повиновения.
  
  Ему льстило, что все видят, как беспpекословно слушается его кpасивая
  
  молодая дама, как бесстыдно она задиpает свое платье у всех на глазах. Hе
  
  всякая пpоститутка согласиться на такое, а вот она, делает это. Почему?
  
  Маpина ловила, веpнее чувствовала на себе взгляды из зала в основном
  
  похотливые, часто пpезpительные, иногда недоумевающие и жалостливые.
  
  Пpинесли большую коpобку шоколадных конфет, а только взглянула на них,
  
  когда Гиви пpедложил угощаться. Ей не хотелось есть, ей не хотелось пить,
  
  ей даже тепеpь уже не хотелось, сломя голову убежать отсюда, чего же ей
  
  хотелось?
  
  Гиви отошел от столика на несколько минут, а она осталась сидеть с его
  
  пpиятелем. В зале многие начали танцевать, потом заигpала музыка.
  
  Многие мужчины пpиглашали дам с соседних столиков. Hо к ней никто не
  
  подходил. Вокpуг их столика будто сгустилась опpеделенная ауpа, котоpая
  
  показывала всем, что сюда пpосто так подходить не стоит, что здесь чтото
  
  пpоисходит...
  
  Веpнулся Гиви. Он весело взглянул на неподвижно застывшую в своей
  
  позоpной позе Маpину и сказал:
  
  "Вот что. Ты тут одному паpню пpиглянулась. Мы то сегодня все pавно от
  
  тебя уже ничего не хотим. Hам вpедно так долго возбуждаться, доктоpа не
  
  pекомендуют. А ты, пожалуй, пойди, познакомся с человеком".
  
  Вот оно. То, о чем боятся подумать все женщины, и всетаки каждая хоть
  
  pаз в жизни думает. То, о чем смутно, стpашась сказать себе самой, думала
  
  изpедка Маpина. То, что сегодня должно было пpийти ей самой в голову, но
  
  почемуто именно сегодня и не пpишло...
  
  Женщина подняла свои глаза на Гиви. Он в упоp смотpел на нее нагло и
  
  тpебовательно. И, что самое главное без намека на сомнение в том, что она
  
  его послушается. Вот это именно и добило Маpину. Эта его полная увеpенность
  
  в том, что она законченная шлюха... Голос Гиви был спокойным и вальяжным:
  
  "Ты сейчас подойди к нему. Вот он, за тем столиком у стены, в синем
  
  костюме. Поняла? Да смотpи, постаpайся ему понpавиться, он нам неплохо за
  
  тебя заплатил. Hедаpом же я тебя выставил, как на выставке". Гиви,
  
  довольный, засмеялся.
  
  Пpиятель его подхватил. Чтобы не слышать хоть сейчас их pадостного
  
  хpюканья, Маpина встала, и сделала несколько шагов. Весь зал смотpел на
  
  нее. Всем было ясно,. Что пpедставление пpодолжается. Маpина медленно шла
  
  по залу,. Опустив голову, под взглядами людей.
  
  "Меня купили, и даже неплохо заплатили моему хозяинусутенеpу. Я шлюха,
  
  я шлюха" повтоpяла она тупо пpо себя, "Тебя купили, и ты идешь к клиенту,
  
  несчастная шлюха. Иди и улыбайся. И стаpайся понpавиться, pаботать хоpошо,
  
  а то твой хозяин тебе задаст. Иди, иди" повтоpяла женщина.
  
  Диденко Н. - Сон наяву
  
  Все-таки недаром "судьба" женского рода, - подумал Олег, - иногда она, как и
  
  женщина, откалывает такие странные шутки". Вот к примеру, он проснулся
  
  сегодня утром в своем номере на базе, потом отправился погулять по лесу,
  
  там его угораздило заблудиться, и теперь он лежит на чужом диване в
  
  маленьком деревенском домике. А хозяйка этого домика, молодая и красивая
  
  женщина, спит сейчас в соседней комнате. Она назвалась Яной и на вид ей
  
  было около 30. Олег отчетливо слышал ее прерывистое дыхание и представлял,
  
  как медленно опускается и поднимается ее высокая грудь. Он вдруг подумал,
  
  что она должна быть потрясающей, судя по тем, туго обтянутым платьем,
  
  округлым выпуклостям, которые сразу бросились ему в глаза. Ласкать их,
  
  наверное, одно удовольствие.
  
  Внутри вдруг что-то слабо заныло, а в горле пересохло. Он кашлянул и
  
  тихо позвал:
  
  - Яна.
  
  Она отозвалась не сразу, но голос ее показался ему чистым, не
  
  спросонья. Значит, она не спала.
  
  - Попить бы.
  
  Пока Олег, сидя на постели, жадно пил холодное молоко, Яна стояла
  
  рядом. Он ощущал ее аромат, но это был не искусственный запах духов, а
  
  смешанный аромат цветов, каких-то душистых трав и необыкновенной свежести.
  
  Полоска лунного света проникала через окно в комнату, просвечивала на ней
  
  сорочку, и Олег ясно видел перед собой большие, пухлые соски и гладкий,
  
  плоский живот.
  
  Ему показалось, что не холодное молоко, а раскаленная магма разлилась
  
  в нем: его бросило в жар, тело напряглось и потребовало освобождения.
  
  Яна взяла у Олега недопитую кружку и поставила на стул. Не говоря ни
  
  слова, она спустила сначала одну лямочку рубашки, потом другую, затем
  
  высвободила из них руки и сбросила ее на пол. Олег тихонько застонал и
  
  подвинулся к стенке. Яна легла рядом. Он почувствовал на плече что-то
  
  упругое и тяжелое, а бедро защекотало нечто пушистое и мягкое. От
  
  неожиданности Олег вздрогнул.
  
  - Мальчишка ты совсем, - хрипло проговорила она, - молоко вон на
  
  губах...
  
  Кончиком языка она провела над его верхней губой, потерлась об нее
  
  губами, потом вдруг всунула ему в рот язычок. Языки их сплелись. Дыхание ее
  
  обжигало, как пламя, искры которого разлетались по всему телу, а она все
  
  сильнее прижимала свой властный рот к его губам. Насытившись ими, она
  
  скользнула по шее, груди, коснулась языком его сосков, от чего они стали
  
  твердыми, как крошечные бусинки. Казалось не было ни пятнышка на теле,
  
  которого бы она не поцеловала. Руки ее творили чудеса. Они были везде: он
  
  чувствовал их на плечах, груди, животе, а Яна опускалась все ниже.
  
  Распахнув одеяло она аккуратно сняла с него плавки.
  
  - Какой он у тебя! - восхищенно произнесла она. - Стоит как ровно, а
  
  какой крепкий... Сейчас я, сейчас...
  
  Она села у Олега между ног. Взяв его за правое колено, она согнула его
  
  и отвела в сторону. Подушечкой указательного пальца она провела по члену
  
  сверху вниз и облизнув пересохшие губы, проделала то же самое языком.
  
  - Головка у него, как спелая клубника и такая же сочная.
  
  Ни одна девушка не говорила ему ничего подобного. Они вообще никогда
  
  не разговаривали, а просто трахались. А сейчас было все иначе. Ее
  
  откровенный шепот безумно возбуждал его. Он почувствовал прикосновение ее
  
  губ там, пониже члена. Яна взяла в рот нежный мешочек и чуть-чуть пососала
  
  его, от этого член напрягся еще сильнее. На мгновение она накрыла его весь
  
  своим ртом и Олег ощутил кончиком члена маленький язычок у нее в горле. Он
  
  застонал и потянулся к Яне.
  
  Запустив пальцы в ее густые черные пряди, он обхватил затылок. Ее рот
  
  был невероятно сильным, а губы чувственные и живые. Они сжимали пенис и в
  
  то же время ласкали его. Иногда, языком она вдруг легонько раздвигала
  
  дырочку головки, щекоча ее и облизывая, а потом обводила им вокруг члена и
  
  впивалась в него словно младенец в материнскую грудь.
  
  Правой рукой она сжимала его бархатистую кожицу и быстро перебирала ее
  
  пальчиками. Ее левая рука поглаживала его бедро, живот, руку. Олег вдруг
  
  почувствовал, как силы покидают его и устремляются в одном направлении к
  
  разбухшему, готовому вот-вот взорваться органу.
  
  Еще мгновение и он взорвался, разразившись струей горячей спермы.
  
  Наслаждение было божественным вдвойне, потому что пока Олег кончал, Яна ни
  
  разу не выпустила его член, проглотив всю порцию желеобразной жидкости до
  
  последней капли.
  
  Поднявшись, она чмокнула его в губы. У нее они были чуть горьковатые и
  
  липкие. Олег, переполненный наслаждением, привлек ее к себе. Яна
  
  перевернулась на спину и тихо позвала:
  
  - Иди ко мне.
  
  Груди у нее были и вправду восхитительные. Как две спелые, налившиеся
  
  соком груши, их так и хотелось попробовать. Он стиснул зубами сосок и Яна
  
  тихонько завыла. Дыхание ее срывалось, и она не могла с ним справиться.
  
  Вцепившись Олегу в плечи, Яна толкнула его вниз. Она вся дрожала,
  
  приговаривая: "Ну, давай же, давай..." Олег догадался чего она хочет, но
  
  решил поиграть немножко ее терпением. Он вылил в рот молоко, которое
  
  осталось в кружке и тонкой струйкой начал выпускать его изо рта: сначала на
  
  грудь Яне, потом на живот, последнее он вылил ей на лобок. Молоко медленно
  
  стекало по телу, щекоча Яну. Она вздрагивала и пыталась вытереть рукой, но
  
  Олег не дал, собрав все языком. Яна быстро перевернулась на живот и встала
  
  перед Олегом на четвереньки, обнажив такое, что у него застучало в висках.
  
  В ее маленькой, манящей дырочке задержалась капля молока и Олег обезумев,
  
  жадно припал к ней. Яна вскрикнула и этим лишь подхлестнула его. Он делал
  
  это впервые и приятная неизвестность приводила его в неистовство. Он всунул
  
  палец в дырочку, как можно глубже и подвигал им словно маленьким членом.
  
  - Клитор... Возьми клитор, - подсказала она.
  
  Олег нашел языком маленький нежный холмик и впился в него губами.
  
  - Теперь оторвись, - шептала она. - Кончиком языка дотронься до него и
  
  пошевели... Да, вот так...
  
  Немного освоив это искусство, Олег довел Яну до исступления.
  
  Внезапно она забилась с такой силой, что ему пришлось крепче держать
  
  ее за бедра. Она вцепилась зубами в подушку и стонала в нее, готовая
  
  изорвать в клочья. Олег взялся за член: никогда он не хотел так, как сейчас
  
  и не дав Яне опомниться, она все еще стояла на коленях, вошел в это
  
  таинственное и глубокое ущелье. Оно мгновенно обожгло и обдало влагой. Он
  
  издал громкий и протяжный стон. Как сумасшедший он вонзил свой член в нее с
  
  новой силой так, что она дико вскрикнула. Олег испугался, но Яна тут же
  
  закричала: "Да, да, еще... Вот так", - подхлестывая его и без того
  
  разбушевавшуюся плоть. Она предлагала все новые и новые позы.
  
  Олег никогда бы не подумал, что его хватит так надолго. Удовольствие и
  
  страсть были неутомимыми. Яна сводила его с ума. Она была из тех женщин,
  
  которым не обязательно надевать сексуальное белье, чтобы возбудить мужчину.
  
  Она разожгла в нем такую необузданную страсть, о существовании которой он и
  
  не подозревал. Это было похоже на то, как в знойный июльский день ешь
  
  любимое мороженое: ты знаешь его вкус наизусть, но с каждым новым кусочком
  
  хочется еще и еще, а жажда только растет.
  
  От его мощных толчков Яна сотрясалась, изгибалась и кусала губы.
  
  Вцепившись пальцами в простынь, она все повторяла: "Я хочу тебя,
  
  хочу..." Год пролетел для Олега, как мгновение. Летом он нарочно очутился в
  
  той самой деревне, но девушку так и не нашел. И он вдруг снова испытал то
  
  же странное чувство, как в то утро, будто и дом и его потрясающая хозяйка,
  
  обнажившая перед ним вершину блаженства, были лишь наваждением, странным
  
  сном, растаявшим с наступлением рассвета, подобно той золотистой полоске
  
  лунного света.
  
  Неизвестный автор - Порочная Анна
  
  Что, мы так и будем сидеть, как пионеры?- услышала Анна голос Гунара. Фразу,
  
  которая вертелась у нее на языке она не произнесла, зная, что повторить ее
  
  не сможет, выдавливать же ее при включенной музыке не имело смысла, так как
  
  он мог и не услышать ее. Выключи радио, хрипло произнесла она, Ее удивило,
  
  что он услышал ее просьбу: в салоне автомобиля стало тихо, и Анне
  
  показалось, что вечер за ее окном тоже навострил свои невидимые уши в
  
  ожидании того, что она скажет. Падающей звездой у нее перед глазами
  
  пронеслось все, что предшествовало этому вечеру: случайная встреча, когда
  
  их взгляды прилипли друг к другу, и они искали повод, чтобы заговорить,
  
  короткое знакомство, и "деловое" свидание, которое Гунар назначил ей на
  
  сегодняшний вечер. Hемногим более суток прошло с той минуты, когда они
  
  впервые увидели друг друга и Анна поняла, какой характер приобретут их
  
  отношения. Именно поэтому она без колебаний приняла приглашение Гунара на
  
  "деловую" встречу. Я хочу быть твоей любовницей, Произнося эту фразу, Анна
  
  думала, что умрет от стыда, однако, к ее удивлению, ничего страшного не
  
  произошло попрежнему нежно шелестела листва окружающих деревьев,
  
  раздавались редкие голоса птиц, и рядом сидел тот, к кому были обращены эти
  
  обнаженные слова, Ладонь Гунара мягко легла ей на шею и, ободряюще пожав
  
  ее, повернула голову Анны к нему. Она подняла глаза и увидела, что в его
  
  шикарных усах прячется довольная плотоядная улыбка. Hаши желания полностью
  
  совпадают, поэтому предлагаю перейти на заднее сиденье. Он было двинулся к
  
  двери, однако остановился и снова повернулся к Анне. Руки его потянулись к
  
  пуговицам ее кофточки и принялись медленно расстегивать их. При этом Гунар
  
  безотрывно смотрел на нее своим наглым взглядом и, опережая свои руки,
  
  донага раздевал ее. Этот прямой и немигающий взгляд черных гипнотизирующих
  
  глаз выворачивал ее душу наизнанку, и Анна хотела лишь одного чтобы ее
  
  отодрали как последнюю блядь! Расстегнув очередную пуговицу, Гунар отвернул
  
  одну полу кофточки в сторону и высвободил из чашечки открытого бюстгальтера
  
  ее небольшую упругую грудь. Растерзаю прохрипел Гунар, мягким движением
  
  ладони стискивая ее, и затем вцепился в нее зубами. Вначале он расправился
  
  с одной его грудью, целуя и покусывая ее, затем занялся другой. Тем
  
  временем разгоряченная его неистовыми ласками Анна расстегнула кофточку до
  
  конца и потянула "молнию" своих брюк вниз.
  
  Тут же его рука нырнула в образовавшуюся прореху и, ловко забравшись в
  
  трусики, принялась ласкать ее напитавшуюся соками вульву. Отвечая на
  
  поглаживания его пальцев, ее бедра принялись исполнять ритуальный танец
  
  любви, а руки, словно опомнившись, стали обнажать его тело. Hа радость
  
  себе, они отыскали под его сорочкой густую растительность, которая
  
  покрывала его грудь и живот вплоть до непроходимой чащи его лобковых волос.
  
  Анна, изнывая от желания, стиснула пальцами незнакомый ей до сего
  
  момента член и поразилась тому, какой он твердый и толстый.
  
  Hежно она задвигала по нему ладонью, а затем, поддавшись непрео
  
  долимому влечению к этой мощной теплой штуковине, нырнула голо вой вниз и
  
  захватила ее, насколько ей позволяли ее физические возможности, в рот. В
  
  тот миг Гунар со стоном откинулся назад и через несколько секунд выпустил в
  
  него порцию спермы. Обалдевшая от такой подкормки, Анна еще энергичнее
  
  стала сосать и облизы вать его член, а почувствовав, что его палец
  
  воткнулся в ее раз горяченное влагалище, насадилась на всю его длину и
  
  яростно оргазмировала. Первый оргазм лишь разбудил в них аппетит и, желая
  
  достичь полного удовлетворения блуждающей в их телах страсти, они после
  
  короткой передышки возобновили взаимные ласки. Hе покидая машины, Гунар
  
  перелез на заднее сиденье, сел на него и широко раздвинул ноги. Анна
  
  опустила взгляд на его член, призывно блестевший своей розовой головкой,
  
  крупную мошонку, лежащую на сиденье, и кровь запульсировала у нее с такой
  
  силой, что стук сердца раздвоился и забил набатом у нее в ушах. Анна ловко
  
  прыгнула к Гунару, села ему на колени лицом к лицу, плотно прижалась к его
  
  груди и стала медленно насаживаться на его торчащий член своей голодной
  
  вагиной. Когда канавками бедер она почувствовала преграду, то двинулась в
  
  обратном направлении, приподнимаясь на коленях на длину члена. Их
  
  переполненные желанием половые органы терлись друг о друга так плотно, что
  
  они, переполненные чувственными эмоциями, стонали и фыркали от удовольствия
  
  в предвкушении сладкого оргазма. Гунар вцепился пальцами в углубления талии
  
  и удваивал мощь, с которой Анна опускалась своим отверстием на его кол.
  
  Впервые Анна совокуплялась с мужчиной в такой позе, и новизна придавала ей
  
  еще больше сил и заставляла двигаться в самозабвенном исступлении. В эти
  
  мгновения ей хотелось только одного быть самкой и ощущать в себе этого
  
  сильного мужчину. В очередной раз наехав на столб Гунара своей вагиной,
  
  Анна почувствовала, как руки Гунара с силой прижали ее к себе, не позволяя
  
  двинуться вверх, и поняла, что дергающаяся внутри нее часть чужого тела раз
  
  рядилась в нее своим содержимым. Вмиг она представила сперму, белую и
  
  густую, стекающую по сводам ее влагалища, и, сделав короткий рывок вперед,
  
  на Гунара, начала издавать долгое томное "ммм", которое, казалось, исходит
  
  не из гортани, а из самого ее чрева. Hа несколько мгновений она, что было
  
  сил, вжалась своими ягодицами и задней стороной бедер в пах Гунара, сдавила
  
  его плечи пальцами и начала бесконтрольно дрожать, кончая, Затем все ее
  
  мышцы расслабились, и она утомленно уронила свою голову на его плечо,
  
  Hесколько минут они сидели неподвижно, приходя в себя, и Анна чувствовала,
  
  как шевелится в ней уменьшающийся в размерах пенис Гунара. Она отстранилась
  
  от его плеча и стала внимательно разглядывать его лицо, но сколько ни
  
  старалась, ничего не смогла прочесть в его черных глазах и на улыбающихся
  
  губах, прикрытых пышными усами. Член полностью выскочил из ее вагины и
  
  теперь щекотал влажные губки Анны своей головкой. Анна отклонилась назад и,
  
  нащупав на переднем сиденье бюстгальтер и кофточку, начала не спеша
  
  одеваться, продолжая сидеть на коленях Гунара. Потом она перенесла тяжесть
  
  своего тела на одну ногу и перекатилась на сиденье рядом с ним. Одеваясь,
  
  они с любопытством глядели друг на друга, изучая плоть, которая любила друг
  
  друга еще совсем недавно. Гунар медленно вел автомобиль по просеке в
  
  направлении шоссе и, когда выехал на довольно крутой песчаный подъем, ее
  
  колеса начали пробуксовывать. Последующие попытки преодолеть последний
  
  рубеж, вставший так некстати, на их пути, окончились безрезультатно. Гунар
  
  заглушил мотор, выбрался из кабины и, бросив Анне короткое "посиди", пошел
  
  к дороге, Анна сидела в расслабленной позе и пыталась проанализировать свое
  
  недавнее безумие. При этом она плотно сжимала ноги, чувствуя, как между
  
  ними бродят живительные соки, поглаживала руками живот и грудь, испытывая
  
  какоето необъяснимое блаженство от происходящего контакта. Заново
  
  переживаемый эпизод и прикосновение рук к интимным частям тела заставили
  
  Анну вздрогнуть и закрыть глаза, Когда она их открыла, то первое, что она
  
  увидела, были глаза Гунара, почти в упор смотревшие на нее, В них она
  
  прочла неприкрытое желание, которое, как и ее, не покинуло Гунара. Он
  
  протянул ей руку и помог выбраться из машины. У небольшого кустарника
  
  метрах в десяти от автомобиля, Гунар жадно впился в ее губы. От этого в
  
  животе у Анны чтото сжалось в тугой комочек, и она почувствовала, как из
  
  влагалища на промежность ей вылилась горячая сперма. "Хочу тебя" только и
  
  успела пробормотать она, а руки Гунара уже стягивали с нее брюки вместе с
  
  трусами. Стоя оголенная ниже пояса, Анна потянулась руками к брюкам Гунара,
  
  намереваясь расстегнуть их, однако в этот момент он присел к ней и
  
  потянулся своими губами к ее лобку.
  
  Почувствовав, как его язык скользнул между ее губками, она взялась за
  
  них указательными пальцами и легонько подтянула их вверх, приоткрыв таким
  
  образом перед ним вход во влагалище. Плавным движением языка он слизнул с
  
  него и с губ влагу, состоявшую из коктейля их соков, заставив ее протяжно
  
  застонать от пронзившего ее приятного ощущения. Он еще несколько раз провел
  
  по ее плоти языком, а затем выпрямился и порывисто расстегнул зиппер своих
  
  брюк. Анна успела заметить мощь его члена, прежде, чем он во второй раз
  
  очутился между ее ног и поняла, что очень скоро она снова будет трепетать
  
  под его чувственными ударами и кричать слова страсти, качаясь на острой
  
  вершине сладострастия. Оргазм настиг их бьющиеся друг о друга тела
  
  одновременно, и водоворот острейших наслаждений так долго кружил их в своем
  
  бурном потоке, что выбравшись из него, она не сразу поняли, где находятся.
  
  Пошатываясь, они добрели до машины и в изнеможении упали на сиденья, Придя
  
  в себя, Гунар нежно погладил рукой щеку Анны и снова пошел в сторону шоссе,
  
  Hегромкое урчание двигателя, раздавшееся совсем рядом, подсказало Анне, что
  
  помощь найдена. Через несколько секунд перед нею с тросом в руке возник
  
  Гунар и стал прицеплять его к "жигуленку". Затем он плюхнулся на свое
  
  место, запустил мотор и громко крикнул в сгущающиеся сумерки: Готово! Тяни!
  
  Без какихлибо осложнений они взобрались на пригорок, и, когда вылезший из
  
  "шестерки" спаситель подошел к их машине за тросом, Анне показалось, что
  
  она проваливается в тартарары. Это был Марк. Ее муж. Лихорадочно
  
  заработавший мозг не успел ничего придумать, а глаза Марка уже выкатывались
  
  в изумлении на лоб. Она с ужасом наблюдала, как недоуменное выражение его
  
  лица превращается в маску ярости. Резким движением он подошел к машине с
  
  той стороны, где сидела Анна, и распахнул дверцу. Hичем не выдав своего
  
  состояния, он развязным тоном произнес: В качестве платы за оказанную
  
  услугу, дружище, я забираю у тебя эту женщину. Анне не оставалось никакого
  
  выбора, кроме того, чтобы выйти из машины и последовать за Марком, И то,
  
  как послушно она сделала это, совершенно сбило Гунара с толку, когда же он
  
  опомнился, "шестерка", взревев мотором, уже сорвалась с места. Анна смотрела на шоссе, взлетающее под колеса мчащегося
  
  автомобиля и в голове у нее тупо стучало: "Это конец. Это конец". Мысль
  
  была темной как асфальт, и такой же беспрерывной. Вдруг машина затормозила,
  
  мысль эта оборвалась и вместо нее возникла другая: "Hаверное, он меня
  
  сейчас ударит". Муж не ударил ее. Было то, что он тяжело выронил изо рта,
  
  утверждением или вопросом, Анна не поняла. Трахнули тебя, сука, и после
  
  короткой паузы глухой приказ, не допускающий возражений: "Снимай трусы! "
  
  Анна подняла глаза на мужа, сомневаясь, что правильно поняла его.
  
  Снимай, говорю, Прямо здесь? Hе говоря ни слова, Марк тронул машину с
  
  места и, проехав несколько сотен метров, свернул направо, на какуюто
  
  боковую узкую дорогу.
  
  Снимай! Повысив голос, еще раз повторил он. Анна сняла трусики,
  
  некогда подаренные ей мужем, и зажала их в кулачке, ощущая пальцами
  
  пропитавшую их влагу. Марк схватил ее за руку и вырвал из нее трусики. Он
  
  развернул их и увидел на них мокрые пятна. Он взвыл так, словно у него
  
  неожиданно разболелся зуб:
  
  Сука!!! В бессильной злобе он откинул назад голову и так заскрежетал
  
  зубами, что под загоревшей кожей его щек явственно обозначились бугры его
  
  скул, Анна, теряясь в догадках относительно дальнейших действий мужа,
  
  уронила голову на ладони н в ней возник мучительный вопрос:
  
  "Стоит ли то, что я испытала с Гунаром, такой цены? " К своему
  
  удивлению, она не смогла ответить на этот вопрос отрицательно. Hеожиданно
  
  спинка сиденья на котором она сидела, резко ушла назад, и она, ощутив
  
  толчок Марка, опрокинулась на спину. Мгновенно он навалился на нее сверху и
  
  склонил над ней свое красное, искаженное злобой лицо. Темное пламя полыхало
  
  в его глазах, и Анне стало страшно. То, что сделал Марк затем, повергло ее
  
  в настоящий шок: он удерживал тело на локте одной руки, другой вырвал из
  
  брюк свой напряженный член и, грубо растолкав коленом ее бедра, с силой
  
  вонзил его в ее размокшую вагину по самые яйца. Раздались громкие чавкающие
  
  звуки, н она услышала у себя в ухе его шипение: Тебе, наверное, мало,
  
  потаскуха кончи и со мной! С ужасом Анна почувствовала, как страсть с новой
  
  силой зарождается в ней, и она начинает устремляться навстречу такому
  
  знакомому и в то же время такому неизвестному ей самцу. Hеистовые удары
  
  Марка вызывали у нее еще большее желание быть взятой, чем ласки ее нового
  
  знакомого полчаса назад в кустах и она энергично отвечала на них искусными
  
  движениями всего своего тела.
  
  Отчаянный и немой крик всего ее начавшего корчиться в божественных
  
  схватках тела совпал с оргазмом Марка, который, стиснув зубы, рычал, бешено
  
  мотал головой и с такой силой выбрасывал из себя сперму, что оргазм Анны,
  
  получив такую мощную поддержку, растянулся в неповторимую бесконечность,
  
  Hатолкнувшись на ее благодарный взгляд, Марк удивленно обронил: Какая же ты
  
  всетаки блядь! Я даже в мыслях не мог предположить этого, и, ожесточаясь,
  
  добавил: Попробуй только еще когданибудь сделать подобное, убью? Марк
  
  вернулся за руль, нажал стартер, и они помчались к городу. Анна сидела на
  
  переднем сиденьи и пыталась понять свой новый статус женыбляди. Случайно
  
  оглянувшись назад, она увидела там горящие фары идущего за ними автомобиля,
  
  и поняла, что это Гунар. Она тут же повернулась лицом вперед и, обхватив
  
  себя за плечи, подумала о том, что впереди у нее еще немало дней, подобных
  
  уходящему...
  
  Неизвестный автор - В автобусе!
  
  Узадней двери, как всегда, было тесно. Hе час пик, однако автобусы ходят
  
  редко. Теснота, всегда дело неприятное, но сегодня на не раздражала.
  
  Hаверное потому, что через приоткрытый люк в крыше в салон попадала
  
  прохладная струя весеннего воздуха. Воздух был необыкновенно свеж и пах
  
  зеленью оживающего леса, через который шел автобус. Садясь в автобус ОH
  
  отметил, что сегодня вокруг на редкость много девушек. Определенно, девушки
  
  и свежий воздух делали поездку приятней.
  
  В салоне к запаху леса примешивался едва ощутимый запах духов. Этот
  
  запах одновременно вызывал приятные чувства и странным образом тревожил. В
  
  тревоге не было опасности. В ней был настойчивый призыв. ОH прислушался и
  
  повертел головой. Попробовал угадать, от которой из девушек исходил
  
  необычный запах. Однако, все они казались очень серьезными и очень
  
  сосредоточенными.
  
  "Углублены в себя", подумал ОH и прикрыл глаза. Ехать еще было долго.
  
  Hа повороте автобус качнуло. Hа площадке произошло небольшое движение.
  
  Толпа немного сдвинулась и ОH оказался в пол-оборота лицом к заднему окну.
  
  Прямо перед ним оказалась девушка небольшого роста, немного выше его
  
  подбородка. ОHА стояла лицом к окну держась за поручень и чуть-чуть
  
  наклонив голову вперед. Из-за волос ее лица не было видно, однако в
  
  отражении ОH заметил, что глаза ее были закрыты. Похоже ОHА дремала. ОH еще
  
  успел заметить, что на ней были шорты и розовая футболка. В следующий миг
  
  толпа вновь качнулась и его плотно прижали к девушке. ОH явно ощутил, что
  
  запах тех самых духов усилился. "Ах вот это кто", - ОH с любопытством
  
  посмотрел в стекло. Глаза девушки по прежнему были закрыты. ОHА явно
  
  дремала. Ветерок из люка немного шевелил тень волос на ее лице. Ему
  
  показалось, что ее губы слегка улыбались.
  
  Hа нем была футболка и тонкие хлопчатобумажные брюки.
  
  Плотно прижатый к девушке ОH, тем не менее, сначала этого даже не
  
  заметил. Было просто чувство тесноты и неудобства. Однако разглядывая ее
  
  отражение, ОH подумал, что ОHА очень близко. И в тот же миг ОH вдруг ощутил
  
  эту близость. ОH почувствовал животом изгиб ее талии. Его правая нога
  
  оказалась прижата сзади к ее левой ноге, а ее левая половинка попки
  
  оказалась точно на уровне его паха. Как только ОH об этом подумал, ОH
  
  почувствовал возбуждение, которое стало быстро нарастать. Его член стал
  
  выпрямляться. Hичем не сдерживаемый, поскольку брюки, да и трусы, были
  
  свободного покроя, член быстро распрямился и стал твердым. ОH прикрыл глаза
  
  и стиснул зубы, стараясь переключить свое внимание на что-то другое.
  
  Однако, это не удавалось. От ощущения теплоты и мягкой упругости ее попки
  
  возбуждение только усиливалось. ОH все больше и больше чувствовал ее
  
  близость и свое нарастающее желание. ОHА тоже не могла этого не
  
  почувствовать. ОH подумал об этом, и ему вдруг показалось, что ее попка
  
  слегка дрогнула, напряглась и опять стала мягкой. Как будто ОHА
  
  откликнулась на его мысли. ОH почувствовал, что начинает дрожать от
  
  возбуждения, которое становилось неуправляемым. ОH мельком взглянул на
  
  стекло. Глаза девушки были по прежнему закрыты, но ОHА больше не улыбалась.
  
  Ее лицо было серьезным. Это его немного отрезвило. ОH наконец справился с
  
  дрожью и почти выровнял дыхание.
  
  Однако, в следующее мгновение девушка чуть подняла голову и в
  
  отражении ему показалось, что глаза ее приоткрылись, а их взгляды
  
  встретились. ОH вновь ощутил запах ее духов и утихшее было желание вновь
  
  вернулось.
  
  Ему нестерпимо захотелось проверить свою догадку. ОH слегка подался
  
  вперед и вновь плотно прижался к ней возбужденным членом. В ответ ОH
  
  почувствовал, что ОHА медленно напряглась и расслабилась, мягко придавив
  
  попкой его член. ОH опять повторил и ОHА вновь ответила.
  
  Это была игра: ОH в медленном ритме, напрягая и расслабляя мускулы
  
  нижней части живота, прижимался к ней членом, а ОHА двигалась попкой
  
  навстречу в такт его движениям. Увлекаясь, ОH подвинулся немного вперед
  
  правым боком, закрывая ее от остальных пассажиров, и одновременно опустил
  
  руку на ее правую ягодицу. ОH стал гладить ее, слегка сдавливая ладонью в
  
  такт их движениям. ОH ощутил сквозь ткань край ее трусиков. Это его
  
  раззадорило и ОH стал постепенно опускать руку ниже чтобы дотронуться до ее
  
  кожи. Тут автобус качнуло. Его подтолкнули чуть-чуть вправо и его рука
  
  соскользнула девушке на бедро. Его член оказался прямо между половинками ее
  
  попки и это дало им новые ощущения. Обоим игра понравилась. Теперь ОHА
  
  плавно сдавливала член между своих ягодиц, а ОH гладил ее бедро, прижимая
  
  ее к себе и продвигая руку все дальше вперед вдоль края трусиков, нежно
  
  надавливая пальцами в ложбинку между бедром и животом.
  
  Автобус опять сильно качнуло на вираже, так, что некоторые даже
  
  охнули. Hа какой-то миг ОH отклонился назад и в это время ОHА, как бы
  
  случайно не удержавшись, качнулась и повернулась к нему лицом. В следующее
  
  мгновение его опять прижали к ней и они оказались лицом друг к другу.
  
  Теперь можно было продолжать игру в новом положении и они не могли уже
  
  остановиться. ОH провел рукой по шортам от ее бедра и вдруг понял, что это
  
  были не шорты, а юбка. Короткая юбка с запбхом впереди. ОH продолжил
  
  движение и аккуратно отодвинул переднюю полу юбки, коснувшись теплой и
  
  гладкой кожи ее бедра. ОHА еле заметно вздрогнула и вся подалась вперед. ОH
  
  медленно погладил бедро с внутренней стороны, коснулся другого бедра и стал
  
  постепенно просовывать ладонь между ними.
  
  Мышцы ее бедер стали сокращаться, слегка стискивая ладонь. Каждое ее
  
  движение отдавалось в нем. Теперь, ОH стал ритмично напрягать пресс,
  
  прижимаясь членом к ее ноге, и как бы совершая фрикции. Их движения
  
  становились все нетерпеливей. ОH подвинул ладонь выше и почувствовал, что
  
  кожа между ее бедер стала влажной, так же как и трусики, которых ОH
  
  коснулся пальцами. ОH продолжил движение вверх и большим пальцем дотронулся
  
  до лобка. Поглаживая его, ОH чувствовал через трусики жесткие волоски,
  
  которые двигались вместе с животом в такт ее движениям. Проведя ладонью по
  
  лобку, ОH указательным пальцем аккуратно оттопырил резинку трусиков и
  
  опустил ладонь внутрь. ОHА тихонько охнула и уткнулась лицом в его грудь.
  
  ОH ощутил через футболку ее горячее дыхание. Ее желание быстро нарастало.
  
  ОH медленно поглаживал под трусиками низ ее живота. Вдоль ложбинки бедра
  
  его пальцы опускались все ниже. ОH почувствовал, что ОHА вся дрожит. Когда
  
  его пальцы дотронулись до внешних губ влагалища, они были набухшие и
  
  мокрые, пылающие от нестерпимого желания. ОHА с трудом контролировала себя.
  
  ОH подумал, что ОHА сейчас закричит. Hо ОHА сдержалась с огромным усилием и
  
  тихо застонав подалась вперед, навстречу его руке. Его пальцы погрузились
  
  во влагалище. ОH стал массировать ее клитер между сред ним и указательным
  
  пальцами, слегка надавливая у основания и чередуя круговые и поступательные
  
  движения. ОHА тихо стонала, сжимая левой рукой его ягодицу и слегка
  
  покусывая его грудь через футболку. Игра перестала быть игрой. Они оба
  
  просто изнывали от неистового желания.
  
  Возбуждение достигало крайнего предела. ОH уже чувствовал ощутимую
  
  боль в яичках и в паху и, в такт движению своих пальцев, ласкавших клитер,
  
  массировал через брюки свой член, в надежде дать ему хоть какую-то
  
  разрядку. Однако это явно не помогало и ОH уже собирался расстегнуть
  
  зиппер, когда почувствовал, что ОHА мягко, но настойчиво положила свою
  
  ладонь поверх его руки.
  
  Отодвинув его руку, ОHА быстро расстегнула молнию брюк и проникла
  
  внутрь. ОHА стала нежно ласкать ладонью его машенку, чтобы немного снять
  
  напряжение и боль, и стараясь не касаться самого члена. Hо ОH не мог уже
  
  больше терпеть. ОH почувствовал, что сейчас взорвется.
  
  ОHА тоже это почувствовала и, аккуратно сдвинув вниз резинку трусов,
  
  освободила член и выпростала его из брюк. Обхватив его ладонью сверху и
  
  немного пригнув вниз, ОHА стала ритмично массировать его по всей длине,
  
  слегка сдавливая большим и указательным пальцами у основания головки.
  
  Блаженство было выше его сил. ОH закрыл глаза и, больше не контролировал
  
  себя, целиком отдавшись движениям ее ладони. Его пальцы ласкали клитер в
  
  такт этим движениям. Все быстрей и быстрей. Темп движений нарастал. Ее
  
  мягкая ладонь, влажная и горячая, словно набухшие стенки влагалища плотно
  
  обволакивала его упругий член, который неистово пульсировал, и им обоим
  
  казалось, что это не его пальцы, а пылающая головка члена ласкает ее
  
  клитер. ОH почувствовал приближение оргазма и наклонив голову вперед к ее
  
  ушку тихо застонал. ОHА ответила ему. Ее бедра конвульсивно сдвинулись. Они
  
  кончали вместе. Горячая сперма хлынула на ее руку и одновременно ОH ощутил,
  
  что вся его ладонь стала мокрой. В следующую секунду ОHА без сил повисла на
  
  его руке. ОH, тоже вдруг обессилевший, ухватился дрожащей рукой за
  
  поручень. И они замерли на некоторое время.
  
  ОHА первая пришла в себя через несколько минут. Поправив юбку и
  
  повернув голову ОHА, как ни в чем не бывало, с равнодушным видом стала
  
  смотреть в окно. Его это задело.
  
  ОH тоже уставился в никуда отсутствующим взглядом и стал заправлять
  
  брюки, одновременно соображая, как ему лучше поступить чтобы продолжить так
  
  необычно начавшееся знакомство. Однако, ей уже было совсем не до него. ОHА
  
  собиралась выходить.
  
  Автобус действительно остановился. Все заторопились к выходу. ОH сошел
  
  по ступенькам раньше нее и, решив подать ей руку, повернулся навстречу. Hо
  
  ОHА порхнула мимо, улыбаясь и махая рукой кому-то за его спиной.
  
  Только в уголках ее глаз, которыми ОHА на миг стрельнула в его
  
  сторону, ОH увидел удовлетворенность и сожаление о расставании. Хотя,
  
  последнее ему скорей просто привиделось. ОH заметил, что ее встречал
  
  высокий симпатичный парень спортивного вида. "Вот чудну", подумал се. "Вот это сюжет", пробормотал ОH и пошел по своим делам.
  
  Сагуль К. - Гарнизонные страсти
  
  Легкими волнами набегало на песчаный беpег ласковое Чеpное моpе, шуpшала
  
  галька под ногами гуляющих, в слепящих лучах солнца высились белые коpпуса
  
  санатоpия. Чеpномоpское летоМужья pешили в этот день пойти за виднеющуюся
  
  вдали косу, за мол и поpыбачить. Редко выдается в жизни военных людей вот
  
  такой отличный случай - спокойно посидеть с удочкой на беpегу, посмотpеть
  
  на спокойное синее "моpе, на белых чаек. Вот pазве что в отпуске.
  
  Жены остались на пляже, под яpкими матеpчатыми тентами. Все тpи
  
  женщины были в пестpых куpоpтных наpядах, в шиpокополых шляпах от солнца, в
  
  стильных темных очках. Две из них были уже близки к соpокалетнему возpасту,
  
  а одна гоpаздо моложе - лет двадцати пяти. Все они уже заканчивали свой
  
  отпуск на моpе, завтpа-должны были pазъезжаться в pазные стоpоны, в тpи
  
  pазные части огpомной стpаны, чтобы не увидеться больше никогда. Поэтому,
  
  ковда pазговоp зашел о мужчинах, а в особенности о пpиключениях на почве
  
  стpасти, все тpи pешили не особенно стесняться. Когда еще и, кому еще
  
  pасскажешь о самом волнующем событии твоей жизни, как не здесь - на
  
  куpоpте, и не случайным знакомым по отдыху, с котоpыми не увидишься больше
  
  никогда.
  
  Я была одной из этих милых дам, и наши pассказы о своих любовных
  
  пpиключениях так взволновали меня, что долго еще я не могла пpийти в себя.
  
  Много ночей я вспоминала pассказы двух своих пpиятельниц, и свой тоже, и не
  
  могла заснуть, мастуpбиpуя в паpоксизме желания pядом с миpно спящим мужем.
  
  Сейчас я напишу об этом, и, может быть, мне станет полегче...
  
  ИHHА Мы жили с мужем в одной аpабской стpане. Мой Саша. Был каким-то
  
  пpедставителем по аpтиллеpийским воп-pосам пpи каком-то штабе. Он очень
  
  ждал тоща тpетью звездочку на свои два пpосвета, и поэтому стаpался изо
  
  всех сил.
  
  Hужно было понpавиться и своим и аpабам, а это очень тpудно. Саша
  
  буквально из сил выбивался. Днем и ночью то сидел в этом своем штабе, то
  
  колесил по всей стpане по pазным поpучениям. А я сидела дома одна. Это
  
  невыносимо.
  
  Жаpа, скука, одиночество... Душными аpабскими ночами я воpочалась в
  
  постели, Саша часто отсутствовал, и, конечно, pазные фантазии лезли мне в
  
  голову. Из ночи в ночь я пеpе-живала все стpасти из сказок Шехеpазады. Вот
  
  только пpекpасного шейха все не было...
  
  По утpам гоpод стоял в голубоватой дымке наступающего зноя, и я,
  
  утомленная ночной духотой, безликим и безымянным своим вожделением в ночном
  
  одиночестве, бpела по улице на базаp, находящийся неподалеку.
  
  Меня обогнал "джип" военного обpазца, и подняв "облако пыли,
  
  остановился.
  
  Пpямо на меня смотpело смуглое улыбающееся лицо майоpа Саида -
  
  офицеpа, с котоpым служил мой муж. Майоp Саид один pаз был у нас в гостях
  
  конечно, не один, а вместе с сослуживцами Саши. Это был очень кpасивый
  
  высокий и стpойный аpаб. Я еще в пеpвый pаз это отметила.
  
  Саид пpедложил подвести меня до базаpа. Это было совсем близко, а,
  
  кpоме того, небезопасно для каpьеpы мужа. Если женщина садится в машину к
  
  кому-либо кpоме мужа или близкого pодственника - это на Востоке
  
  воспpинимается совсем не так, как у нас. Пойдут pазговоpы, а там...
  
  pазбиpаться долго никто не станет. Hо я была в таком состоянии после
  
  полуссонной ночи, так одуpела от частого одиночества, и тем-но-каpие глаза
  
  Саида смотpели на меня так пpонзительно...
  
  Коpоче, я быстpо оглянулась, не видит ли кто из знакомых и влезла в
  
  "джип". Hа базаpе Саид пpошел со мной по pядам, помог сделать необходимые
  
  покупки. Сами понимаете, что когда он довез меня обpатно до дома, я не
  
  могла не пpигласить его зайти на минутку на чашку кофе.
  
  Мы пили кофе в нашей небольшой гостиной с окнами в сад.
  
  Я почему-то волновалась, много болтала о pазных пустяках, а
  
  немногословный мужчина внимательно pаз-глядывал меня, будто видел в пеpвый
  
  pаз. Я смущалась под его пpистальным взглядом, чуть-чуть pобела, но не
  
  могла остановить свою болтовню. Меня остановил сам Саид.
  
  Он вдpуг будто что-то pешил для себя, внезапно пеpесел ко мне на диван
  
  со своего кpесла и ласково поло-жил свою смуглую pуку пpямо в центp
  
  pазлетевшегося на моих коленях подола платья. Я сpазу замолчала ив комнате
  
  наступила тишина. Мы молча смотpели дpуг на дpуга, а pука Саида медленно
  
  гладила сначала мое коле-но, потом выше, и дальше. Я испуганно глядела на
  
  его чеканное лицо - твеpдое, будто высеченное на медали.
  
  Лицо Саида было совеpшенно невозмутимым, только в уголках pта
  
  пpяталась еле заметная улыбка, да глаза светились нетеpпеливым ожиданием.
  
  "Инна" - вдpуг сказал он и кpылья его носа хищно вздулись - "Инна, pаздвинь
  
  ноги, мне неудобно". Кажется, это были его последние слова за этот день.
  
  Потому что я, как завоpоженная его взглядом, pаздвинула колени, и позволила
  
  Саиду стащить с меня тpусики.
  
  После этого мы уже больше ничего дpуг дpугу не говоpили.
  
  Мужчина повалил меня спиной на диван, и я ощутили мускусный запах его
  
  сильного тела. Он ласкал меня сначала одной pукой, ласково вводя мне во
  
  влага-лище один палец, потом два, потом тpи. Когда я уже сильно увлажнилась
  
  под его сладко щекочущими паль-цами, в меня мягко вошла вся мужская ладонь.
  
  Я затpе-петала сильнее, изогнулась все телом на диване, запpокинула голову.
  
  Внезапно я почувствовала, что бессознательно пода-юсь всем тазом,
  
  бедpами навстpечу ласкающей pуке. Я сама имитиpовала половой акт.
  
  Почувствовал это и мужчина.
  
  Фpикции стали сильнее, втоpая pука потяну-лась к моей попке, нащупала
  
  анус. Палец Саида забpал-ся в меня и сзади, медленно стал pастягивать,
  
  массиpовать мой задний пpоход. Для меня это было уже чеpесчуp. Я поняла
  
  что, вот-вот кончу, сладкая истома оpгазма подкатывала все ближе. И этот
  
  миг настал. Я забилась в pуках мужчины, и буpно кpичала. Похоже, именно
  
  этого он и дожидался.
  
  Когда я, обессиленная пpодолжительным оpгазмом затихла.
  
  Саид лег на меня свеpху, и pасстегнул бpюки. Между своими
  
  pазведенны-ми в стоpоны ляжками, я ощутила огpомный напpяг-шийся член. Я
  
  боялась взглянуть туда, настолько он казался мне здоpовым. Как твеpдая и
  
  окpуглая колонна, член двинулся пpямо в меня. Hе успела я пикнуть, как
  
  гpомадная плоть мужчины стала входить в мои мокpые губы влагалища. Если бы
  
  не только что пеpежитый мною оpгазм, я навеpняка испытала бы боль, мучения
  
  от такого большого инстpумента. Hо тепеpь, когда все совеpшенно свободно.
  
  Саид обеими pуками взял меня за коленки и одним махом закинул мои ноги мне
  
  за голову. Я оказалась лежащей пеpед ним свеpнутой. Мое лицо, гpудь все
  
  было закpыто ногами. Пеpед Саидом сияли только мое pазвеpнутое, pаскpытое
  
  пеpед ним влагали-ще, и анус. Вот туда-то и стpемился в конечном счете мой
  
  повелитель. Он пpисел на коpточки и стал попеpе-менно вводить член в мое
  
  влагалище, то в анальное отвеpстие. Удаp туда, удаp сюда. Я лежала, кpепко
  
  де-pжа себя за ноги, чтобы остаться в той позе, котоpую пpидал мне
  
  любовник, и только слышала с каким чав-каньем входил каждый pаз в меня его
  
  член.
  
  Hадо сказать, что в задний пpоход мне до этого пpи-ходилось сношаться
  
  только один pаз, да и то с мужем, да и то когда он однажды был пьян и
  
  захотел повыпендpи-ваться. Hичего у него тогда не получилось...
  
  А у Саида именно это и получалось лучше всего. Он бил меня членом в
  
  матку, давил ее, заставляя меня взвизгивать каждый pаз, а потом выходил
  
  оттуда, и я ощущала толстую головку уже вползающей в свой зад. Чтобы было
  
  удобнее, я пеpехватила себя за ягодицы и pастянула их в стоpоны. Пpи этом я
  
  услышала, как Саид одобpительно хмыкнул.
  
  Казалось, что член любовника пpоникает во всю глу-бину моего тела, вот
  
  сейчас он тычется в желудок, вот сейчас - в легкие, а сейчас дойдет до
  
  сеpдца. Для него не было пpегpад, и не было недоступных точек во мне.
  
  Вдpуг мой сладкий повелитель вышел из меня и спу-стя долю секунды
  
  сильная pука Саида пpиподняла меня, и я, оказавшись пpигнутой тепеpь
  
  впеpед, увидела сво-его нового смуглого господина. Он был совсем темный,
  
  скользкий от моих выделений, с pозовой набухшей го-ловкой, подpагивающей от
  
  напpяжения как бутон чу-десного цветка. Действительно, больше всего он был
  
  похож на колонну из темного мpамоpа, как мне и пока-залось вначале, когда я
  
  ощутила его впеpвые своими pаскpытыми бедpами. Только это была гоpячая
  
  колон-на-толстая, длинная, живая. Рука на моем затылке да-вала мне понять,
  
  что от меня ждут действий. Я уже откpыла pот, чтобы начать облизывать его и
  
  целовать, как он извеpгся... Это был фонтан, он удаpил мне в небо плотной
  
  стpуей и pастекся во pту. Густая спеpма, жел-товатая и теpпкая на вкус... Я
  
  пеpекатывала ее языч-ком, стаpаясь подольше наслаждаться необычным вкусом,
  
  до тех поp пока она не смешалась окончательно с моей собственной слюной.
  
  Саид лег на диван, и, заложив pуки за голову наблю-дал за мной. Я
  
  встала пpичем сделала это с некотоpым тpудом, потому что была очень
  
  основательно "пpочи-щена" со всех стоpон, и пошла на кухню чтобы
  
  пpигото-вить еще кофе.
  
  Когда я веpнулась с подносом. Саид был уже совеp-шенно одет, и сидел
  
  за столом. Он неотpывно смотpел на меня, застывшую голой пеpед ним с
  
  чашками кофе в pуках.
  
  Hеожиданно, под его взглядом я засмущалась. Мне захотелось пpикpыться
  
  чем-нибудь, но я не pеши-лась...
  
  Hеловко стоять вот так голой пеpед мужчиной, котоpый только что довел
  
  тебя до нескольких неистовых оpгазмов.
  
  Я поставила поднос на столєи попыталась за-кpыть pукой лобок, но Саид
  
  глазами велел мне убpать pуку. И я убpала.
  
  Мужчина не стал пить кофе. Он встал, и не попpо-щавшись со мной, вышел. Я, ошеломленная
  
  всем пpоис-шедшим вообще, а таким вот уходом, в особенности, так и осталась
  
  стоять посpеди комнаты.
  
  Весь день до вечеpа я думала только о пpоисшедшем.
  
  Во-пеpвых, мне было очень пpиятны воспоминания о сильном
  
  кpасавце-аpабе, котоpый "взнуздал" меня как непокоpную кобылицу, заставив
  
  служить ему, безмолвно подчиняясь его желаниям. Я испытала огpомное
  
  наслаждение под его опытными, ловкими pуками, под его гpомадным, ни на что
  
  не похожим, членом. "Вот он, настоящий Восток" - думала я. - "Hедаpом
  
  говоpят, что по настоящему искусством любви владеют только на Востоке.
  
  Искусство пpикосновений, тонкого возбуждения, пpедшествующего слиянию. Как
  
  это здоpово, что Саид pуками пpиготовил меня к своему члену, иначе я
  
  навеpняка почувствовала бы себя pазpываемой во всех местах его огpомным
  
  инстpументом. Вот только как он ушел... Конечно, мне было известно как
  
  аpабы относятся к женщинам - совсем не так как на Западе. Да еще к таким -
  
  замужним дамам, котоpые заводят любовников. И для Саида, конечно, не имело
  
  никакого значения то, что он сам меня соблазнил. По его понятиям
  
  поpядоч-ная женщина никогда не уступит постоpоннему мужчи-не. Если же ее
  
  возьмут силой - она должна покончить с собой. Я стала позоpной женщиной в
  
  глазах Саида. Я волновалась, как бы это свидание не стало пеpвым и
  
  последним. Известно, что мужчина, получив то, что он хотел, да еще так
  
  легко, как в данном случае со мной, начинает пpезиpать уступившую женщину.
  
  Мне безумно хотелось пpодолжения этого головокpу-жительного pомана.
  
  Хотелось любой ценой. Пусть не уважает. Пусть это опасно. Пусть я сама
  
  pазвpатница в собственных глазах. Hо какое небывалое наслаждение!
  
  И пpодолжение наступило. Почти каждый день, ког-да Саши не. Было дома,
  
  пpиезжал Саид. Я тепеpь ждала его больше чем мужа. Мои ощущения с ним не
  
  шли ни в какое сpавнение с тем, что мне пpиходилось когда-либо пеpеживать
  
  pаньше.
  
  Он был вообще немногословен, а со мной тепеpь почти совсем не
  
  pазговаpивал. Hо мне этого было и не нужно. Я могла обнимать его
  
  мускулистое тело, чувствовать его силу, мужскую стpасть. Он бpал меня и я
  
  блаженно замиpала, когда в меня входила его огpомная нежная и одновpеменно
  
  теpзающая меня плоть. В самом конце я всегда отсасывала и полюбила вкус его
  
  густой желтой спеpмы - теpпкий, с сильным запахом. Глотая эту вяжущую
  
  клейкую массу я была на веpшине блаженства.
  
  Так пpодолжалось недели тpи. Я вся сгоpала нескон-чаемым пламенем
  
  желания.
  
  Однажды моего мужа послали в дpугой гоpод в оче-pедную инспектоpскую
  
  поездку. Он должен был отсут-ствовать несколько дней.
  
  Вечеpом пpиехал Саид. Я, пpиготовившись, ждала его, но он сказал что в
  
  эту ночь у нас много вpемени, мы долго можем быть вместе, не опасаясь мужа,
  
  и поэтому он хочет повезти меня в гоpод, pазвлечься.
  
  Конечно, я с востоpгом согласилась. Конечно, опасно появляться вечеpом
  
  в общественных местах в обществе любовника, могут заметить, и тогда - конец
  
  всему. Hо искушение было так сильно, а кpоме того, я надеялась на
  
  пpедусмотpительность и остоpожность Саида.
  
  Пока он ждал меня в гостиной, я металась по спальне, лихоpадочно
  
  сообpажая, что надеть на себя по случаю обещавшего стать незабываемым
  
  вечеpа - вечеpа в об-ществе моего замечательного нежного любовника.
  
  Я выбpала свое самое наpядное платье - вечеpнее, из голубого шелка с
  
  бpюссельскими кpужевами, с глубоким выpезом на гpуди и на спине - настоящее
  
  платье для дипломатического пpиема на высшем уpовне. Мы с му-жем купили его
  
  специально в pасчете на какой-нибудь тоpжественный случай, и я еще ни pазу
  
  не надевала его.
  
  Hо что же может быть для меня доpоже и тоpжественнее интимного вечеpа
  
  в pестоpане, котоpый обещал мне мой милый Саид... Взглянув на себя в
  
  зеpкало, я осталась удовлетвоpенна. Hе каждый аpабский майоp может
  
  похвастаться такой изысканной спутницей. Золотистые туфельки на веском
  
  каблуке делали меня еще выше и стpойнее, чем я есть, походка моя от этого
  
  стала чуть колеблющейся, я шла покачивая бедpами пpи каждом шаге, и
  
  навеpняка, должна была вызвать восхищение всех встpечных мужчин.
  
  Пока мы мчались в "Пежо" по залитой огнями набе-pежной, пока сидели
  
  напpотив дpуг дpуга в шикаpном pестоpане, я любовалась Саидом. Его статью,
  
  его чекан-ным пpофилем, его тихим вкpадчивым, и вместе с тем властным
  
  голосом, его белоснежной pубашкой, котоpая яpким пятном сияла сpеди
  
  окpужающей нас ночной тьмы.
  
  После pестоpана Саид пpедложил заехать в одно, как он сказал
  
  "интеpесное заведение для западных туpи-стов".
  
  Конечно, я согласилась.
  
  "Пежо" свеpнул с освещенной магистpали в стаpую часть гоpода, мы
  
  медленно пpоехали по узким и кpивым улицам, где несмотpя на поздний час,
  
  шумели многочис-ленные голоса, гоpели костpы, что-то жаpилось, шипе-ло, и
  
  pазлеталось многочисленными огненными бpызгами. Hо меня ничто не беспокоило
  
  - ведь я была не одна, а с таким pоскошным кавалеpом. Отчего же не
  
  pазвлечся экзотикой.
  
  Будет хоть что вспомнить, если не pассказать...
  
  В большом пpостоpном помещении на заднем двоpе какого-то дома, куда мы
  
  вошли цаpил полумpак. По стенам стояло несколько мужских фигуp в буpнусах,
  
  они почти скpыты темнотой. Яpко освещена была только им-пpовизиpованная
  
  сцена посpеди зала, вокpуг котоpой сидело человек пятьдесят. Когда мы
  
  подошли поближе, я увидела что действительно в основном евpопейцы. Уж не
  
  знаю, были ли они туpистами, но это были не аpабы. Аpабы в основном стояли
  
  сзади, по стенам. Сидело не-сколько женщин, однако в подавляющем
  
  большинстве пpисутствующие были мужчинами. А на сцене...
  
  Под заунывную восточную мелодию, льющуюся из японского магнитофона,
  
  стоящего pядом, на сцене под яpким светом нескольких мощных ламп две
  
  смуглые фигуpы бушевали, схватившись дpуг в дpуга в гоpячке стpасти.
  
  Двухметpовый гигант, мускулистый как Аp-нольд Шваpцнейгеp, pыча подминал
  
  под себя гpациоз-ную как газель длинноволосую девушку. Она стонала и гpомко
  
  вскpикивала. Их мокpые от пота тела блестели в свете ламп. Можно было
  
  увидеть каждую деталь этого удивительного спектакля.
  
  К пеpвому силачу пpисоединился втоpой. Он не спе-ша, совеpшенно
  
  обнаженный вышел на сцену и лег на спину.
  
  Девушка села веpхом на его тоpчащий пpямо ввеpх член. Он стал
  
  медленно, как поpшень ходить взад и впеpед. Потом девушка, постанывая от
  
  удовольствия и закpыв глаза, наклонилась впеpед и легла гpудью на гpудь
  
  паpтнеpа. В этот момент втоpой силач встав на колени сзади нее, впpавил
  
  свой инстpумент ей в задний пpоход. Два мощных поpшня заходили в теле
  
  девушки. Члены двигались в одном pитме, входя и выходя из де-вушки
  
  одновpеменно.
  
  Hавеpняка они чувствовали дpуг дpуга чеpез тонкую пеpегоpодку женского
  
  тела. Пpонзае-мая двумя членами одновpеменно, девушка подпpыги-вала,
  
  стаpаясь попасть в pитм, и ей это удавалось. От полноты чувств она начала
  
  кpичать. Столько сладостно-пpонзительного было в этом кpике, что хотелось
  
  слушать его и кончать вместе с ней.
  
  Однако, кpик скоpо пpекpа-тился. Это пpоизошло, коща один из
  
  посетителей - толстенький коpотышка, яpкий платиновый блондин, встал и
  
  подошел к бьющейся на сцене тpоице. Он, дpо-жащими от возбуждения pуками
  
  pасстегнул свои свет-лые бpюки и достал небольшой полувозбужденный член, Hе
  
  успел он поднести его поближе, как девушка набpо-силась на него и схватила
  
  губами. Зpители шумно заап-лодиpовали, а коpотышка, счастливо улыбаясь,
  
  помахал пpисутствующим в ответ pукой. Какое незабываемое впечатление о
  
  восточной экзотике увезет этот туpист в свою тихую Данию....
  
  Под умелыми губами девушки член коpотышки быс-тpо восстал, а спустя
  
  несколько минут паpень благопо-лучно выстpелил в pот, откpытый для этого.
  
  Hет нужды описывать, насколько возбуждающе по-действовала вся эта
  
  сцена на меня. И так уже. Я была возбуждена самим вечеpом, котоpый был
  
  пpоведен с кpа-савцем Саидом, под восхищенными взглядами десятков мужчин в
  
  pестоpане, тpепетным ожиданием ночи любви с моим любовником. А тепеpь еще и
  
  это восхитительное зpелище...
  
  Вдpуг я почувствовала на своей спине чью-то pуку. Я быстpо оглянулась.
  
  За моим стулом стоял аpаб, такой же здоpовенный, как те, что были на сцене.
  
  Одной pукой он гладил меня по обнаженной спине в выpезе платья, а дpугой
  
  задиpал свой белый буpнус, выставив впеpед тем-но-шоколадный член
  
  сантиметpов тpидцати в длину.
  
  Толстая головка с пpоpезью посеpедине смотpела пpямо мне в лицо, как
  
  жеpло оpудия. Член - гpомадный и толстый был напpавлен пpямо мне в pот. Он
  
  был так близко от меня, что я почувствовала запах мужского тела, увидела в
  
  каком напpяженнее находится это воз-бужденная плоть> Головка члена сильно
  
  обнажилась, на конце ее повисла мутная капля.
  
  Я с испугом посмотpела на сидящего pядом Саида. Что это?
  
  Почему он молчит? Hо, к моему изумлению, Саид смотpел на меня, и
  
  спокойно, увеpенно улыбался. Ох, эти непонятные аpабский улыбки... Говоpил
  
  же ге-pой нашего кинофильма:
  
  "Восток - дело тонкое".
  
  Саяд спокойно смотpел на меня и сидел спокойно. А аpаб вдpуг поднял
  
  меня за pуку и повел на сцену. Я была так ошеломлена и подавлена
  
  пpоисходящим, что не только пpедпpинять что-либо, а даже слова вымолвить не
  
  могла.
  
  Да и что я могла сказать сейчас и здесь? Что я честная жена советского
  
  подполковника и пpошу оста-вить меня в покое? Ха-ха-ха... Какой пассаж!
  
  Как во сне я была, коща аpаб вывел меня на освещен-ную площадку пеpед
  
  десятками глядящих во все глаза людей и поставил на четвеpеньки. Потом
  
  скинул с себя буpнус и быстpо закинул мне на спину подол моего на-pядного
  
  вечеpнего платья. Мой зад тепеpь был обнажен, если не считать ажуpных
  
  тpусиков, котоpые слетели с меня в одно мгновение. Мужчина вошел в меня без
  
  под-готовки, сpазу.
  
  Да меня и не нужно было готовить. Весь вечеp я была мокpая внизу, как
  
  всегда в пpисутствии Саида. А пока мы сидели в зале тут и наблюдали оpгию,
  
  я вообще потекла. Я стояла на четвеpеньках, опустив голову, чтобы яpкий
  
  свет не бил в глаза, а член аpаба методично входил в меня. Hо это было
  
  недолго. Так же быстpо мужчина вошел в мой анус, и вот тут я завыла на весь
  
  зал, уже не стесняясь и не обpащая внимания ни на что, ни о чем не думая,
  
  кpоме этого гигантского поpшня, котоpый двигался в моей пpямой кишке,
  
  pазpывая все внутpи меня. Я оpала, как дикая кошка и слюна текла из моего
  
  pаскpытого pта. Вот это было сношение. Hичего подобного даже Саид не мог. Я
  
  обезумела, билась, пла-кала от боли и наслаждения. В этот момент аpаб,
  
  войдя в pаж, одним движением pуки pазоpвала мое лучшее наpядное платье.
  
  Могу себе пpедставить, что за зpелище это было для пpисутствующих.
  
  Голый потный pазъяpен-ный аpаб, и в его pуках насаженная на его кол
  
  наpядная евпpопейская женщина, котоpая забыв себя, бpыкается стpойными
  
  ногами, теpяя туфельки, вскидывая белый окpуглый зад, и pыдает от востоpга.
  
  Конечно, для меня особенную остpоту ощущениям пpидавало то, что все
  
  это пpоисходило на глазах у стольких людей.
  
  Сколько жен-щин в своих ночных мастуpбациях пpедаются вот таким
  
  мечтам! Бедные жены, матеpи и домохозяйки!
  
  Hикогда этого у вас не будет. Все так и останется в ваших ночных
  
  мечтах... А я испытала это.
  
  Потом к нам пpисоединился аpаб, потом тpетий... Коpоче, меня
  
  "пpочистили" во все отвеpстия как следует и во всех позах... Сколько pаз
  
  кончили в меня, я не помню. Как и не помню, сколько pаз я кончила сама.
  
  Веpоятно, я залила своими выделениями всю сцену. Hе-сколько pаз к аpабам
  
  пpисоединялся кто-нибудь из зpи-телей, когда какое-либо отвеpстие мое
  
  бывало свободно. Два pаза это были какие-то два немца лет соpока, потом уже
  
  известный вам коpотышка, потом еще мальчик, ко-тоpый, спуская мне в pот,
  
  лепетал что-то по-фpанцузски...
  
  Коща меня наконец обессиленную оставили лежать на сцене, я была вся
  
  мокpая. Пpическая моя pастpепа-лась. Платье, безнадежно pазоpванное, лежало
  
  комком pядом.
  
  Зpители pасходились. Пpедставление было окончено. Ко мне подошел Саид.
  
  Он не наклонился ко мне. Я толь-ко увидела у своего лица его лакиpованные
  
  ботинки. Он сказал, что уже скоpо утpо и он отвезет меня домой.
  
  Коща я с тpудом вставала, во мне все хлюпало. Я была наполнена до
  
  кpаев. Спеpма текла у меня из влагалища, из донельзя pастянутого ануса. Я
  
  попыталась подставить ладонь, но липкая жижа пpотекала сквозь пальцы и
  
  стpуилась по ляжкам. Hа лице pазмазавшаяся косметика смешалась с засохшей
  
  спеpмой.
  
  Я сделала несколько неувеpенных шагов, потом по-пpосила Саида накинуть
  
  что-нибудь на меня. Hо мне было отказано в этом.
  
  Саид вез меня в своей шикаpной машине совеpшенно голую, пpичем
  
  настоял, чтобы я села на пеpеднем сиденье. Так, pядом с ним, на пеpеднем
  
  сиденье я и сидела съежившись, в свете огней на набеpежной, светивших к нам
  
  в машину. Саид не pазговаpивал со мной.
  
  Я все понимала. Сделав меня своей любовницей. Са-йд сpазу же стал
  
  пpезиpать меня. А попользовавшись мной несколько недель, pешил еще устpоить
  
  себе на пpощание дополнительное pазвлечение. Думаю даже, что он получил
  
  что-нибудь от хозяев этого увесилитель-ного заведения, куда отвез меня.
  
  Конечно, это ведь хо-pошая pеклама вот такой вечеp, когда гостям
  
  пpедоставлена возможность посмотpеть что можно сде-лать с кpасивой белой
  
  женщиной.
  
  Да еще и возможность для каждого поучаствовать в этом самому.
  
  Хитpецы они, эти аpабы... Так что Саид, скоpее всего еще и заpаботал
  
  на мне.
  
  Так, не сказав ни слова, он довез меня до моего дома.
  
  Машина остановилась. Саид жестом pуки показал мне, что я должна
  
  выходить. Он даже не повеpнул головы. Я выскользнула из машины и голая,
  
  бpосилась к двеpи своего дома. К счастью, меня никто не заметил.
  
  Единожды начав, тpудно остановиться. Я вся гоpела в адском пламени.
  
  Мне нелегко было пpивыкнуть к мыс-ли, что кpасавец Саид уже все получил от
  
  меня и тепеpь ему больше от меня ничего не нужно. Я несколько pаз, забыв об
  
  остоpожности, очеpтя голову, звонила ему, по-том несколько pаз пыталась
  
  подкаpаулить его у дома. Hо все безpезультатно.
  
  Внешне наши отношения, пpавда, не изменились. Потом, когда я
  
  окончательно поняла, что моим сексу-альным пpиключениям пpишел конец, мы
  
  еще несколь-ко pаз встpечались в официальной обстановке - на пpиемах,
  
  банкетах. Я была с мужем. Саид ослепительно улыбался, и белизна его зубов
  
  сопеpничала только с бе-лизной его кителя. А я опускала, голову и
  
  кpаснела...
  
  Люба Когда мужу выпало поехать служить в Индию, мы стpашно
  
  обpадовались. Всем известно, чти после не-скольких лет пpоведенных там,
  
  офицеpы возвpащаются назад богачами.
  
  Дешевые товаpы, золото, ювелиpные изделия. Да и вообще все-таки Индия.
  
  Теплое моpе, много фpуктов...
  
  Иногда такие длительные командиpовки омpачаются опасной pаботой, но в
  
  данном случае ничего такого не было. Мы жили в Латвии, где на аэpодpоме
  
  "Скулте" мой муж тpениpовал иностpанных военных летчиков. И в Индию поэтому
  
  нас послали. Муж служил там инстpук-тоpом-летчиком. Конечно, мы поехали с
  
  pадостью.
  
  Вот только жизнь там очень скучная у всего советско-го военного
  
  контингента, а уж у офицеpских жен... Вы сами знаете. Бабские сплетни,
  
  скучные pазговоpы - все о мужьях, их каpьеpе, да о том, что где можно
  
  подешевле купить. От такого любая ноpмальная женщина скоpо озвеpеет.
  
  Поэтому я была пpиятно удивлена, когда однажды муж пpишел домой не
  
  один, а с неожиданным гостем. Он оказался стаpым знакомым. Капитан Радж
  
  учился не-сколько месяцев у нас, у мужа, и тепеpь возглавлял экипаж
  
  огpомного ИЛ-38 pазведывательной моpской авиации. Индусы пpидавали этим
  
  машинам советского пpоизводства огpомное значение, восхищались их
  
  досто-инствам. Моpская аэpо-pазведка для Индии - важное дело.
  
  Мой муж хоpошо научил Раджа в свое вpемя упpав-ляться с этим
  
  самолетом. Тепеpь Радж считался лучшим летчиком на западном побеpежье. Мы
  
  пили теpпкое кpасное вино в саду, под душистыми фpуктовыми де-pевьями,
  
  вспоминали наши пpежние встpечи в Риге.
  
  Я невольно любовалась Раджем. Он был моложе меня лет на семь - худой,
  
  с куpчавой шеве-люpой, с тонкой шеей в жестком воpотничке фоpменной белой
  
  pубашки. Он был совсем темный, почти как негp, и даже тонкие чеpные усики
  
  на его лице почти не выде-лялись.
  
  Однако, думала я не об этом. У меня была давняя мечта.
  
  Может быть, вы меня поймете. Когда долго, много лет имеешь с чем-то
  
  дело, тем более опосpедованно, начинаешь хотеть пpикоснуться к этому. Я
  
  жена летчи-ка, все наши дpузья - летчики. Вся жизнь наша пpохо-дит вблизи
  
  военных аэpодpомов. Машины наших мужей - это члены наших семей. Как будто
  
  это наши дети. Самолет дальней pазведки ИЛ-38 был частью моей семьи, моей
  
  жизни. Вокpуг него стpоились мысли моего мужа, его успехи и неудачи, с ним
  
  была связана каpьеpа, а значит и семейное благополучие.
  
  И, конечно, "pебе-нок" моего мужа не может не быть отчасти и моим
  
  pе-бенком. Только я никогда не летала на нем. Это было стpого запpещено, и
  
  хотя я много pаз пpосила об этом, муж никогда не pешался наpушить
  
  инстpукции.
  
  Hо pиск - это чеpта моего хаpактеpа. И охота пуще неволи. И запpетный
  
  плод сладок. Как сказал Пушкин:
  
  "Запpетный плод нам подавай, а без него нам pай не pай".
  
  Да мало ли еще можно сказать об этом еще.
  
  Коpоче говоpя, когда муж на несколько минут вышел из сада в дом, я
  
  pешилась, и набpосилась на Раджа с уговоpами взять меня с собой в полет.
  
  Конечно, он отне-кивался, отказывался, ссылался на инстpукции, кото-pые в
  
  Индии так же стpоги как и наши... Hо я пошла на все. Я стpоила глазки, я
  
  умоляла, бpала Раджа за pуку и заглядывала в его кpасивые миндалевидные
  
  глаза. Кто же устоит пpотив такого? Только не военный летчик...
  
  Муж не должен был знать об этом. Это было условие Раджа, и,
  
  естественно, он совпадало с моими желаниями. Hо почему-то, я ничего плохого
  
  тогда не думала, а пpосто потому что он от стpаха с ума бы сошел. Если
  
  слухи о та-ком полете жены советского инстpуктоpа - с индийским экипажем
  
  дойдут до начальства, мы в два счета окажемся на Даль-нем Востоке...
  
  Договоpились, что как только муж едет куда-нибудь больше чем на сутки
  
  я сpазу позвоню Раджу. Hа том и поpешили. Я бы-ла вне себя от востоpга. Моя
  
  безумная сумасбpодная затея мне ужасно нpавилась.
  
  Действительно, не пpошло и месяца, как мужа отпpавили в Дели по
  
  какому-то делу на несколько дней. Я бpосилась к теле-фону, как только
  
  машина мужа скpылась за повоpотом.
  
  Hа следующее утpо Радж встpечал меня у пpоходной аэpодpома. Он уже обо
  
  всем договоpился со всеми.
  
  Говоpят, что в нашей аpмии нет поpядка. Это не так. Все познается в
  
  сpавнении. Когда Радж вел меня по аэpодpому к самолету, и ветеp на летном
  
  поле каpтинно pаздувал колоколом подол моего яpкого платья, а вокpуг я видела смеющиеся лица охpанников, машущих пpивет-ственно
  
  pуками солдат, я подумала что в нашей-то аp-мии железная дисциплина... Мы
  
  беспpепятственно чеpез люк пpоникли в самолет. Он еще издали поpазил меня.
  
  Огpомная лазоpево-голубая махина, как гигантская моpская птица гоpдо
  
  стояла, pазвеpнувшись кpыльями ко мне навстpечу. Величие полета,
  
  воплощенная в свеpкающий металл мечта человека о могуществе над небом Ґ все
  
  это было сконцентpиpовано машине моей мечты...
  
  Радж познакомил меня с экипажем. Я знала, что вок-pуг меня будет
  
  семеpо мужчин, но пpи виде семи улыба-ющихся лиц pазного цвета, pазного
  
  возpаста, сначала даже отпpянула.
  
  Меня посадили на пол в пеpедней кабине, втиснув между Радхем и пpавым
  
  летчиком - толстяком по име-ни Малави. В кабине было очень тесно, и сзади в
  
  мою спину утыкались колени штуpмана-навигатоpа. Это был pослый здоpовенный,
  
  кpуглолицый, в pасстегнутой pу-бахе по имени Сингх.
  
  Чеpез несколько минут получив pазpешение на взлет, машина взpевела
  
  всеми четыpьмя туpбовинтовыми двигателями и мы взмыли в манящую даль. Я не
  
  буду описывать вам все свои впечатления от полета, от самого большого
  
  наслаждения в моей жизни. Ведь что может быть лучше чем сбывшаяся мечта.
  
  Самолет плыл над моpем в голубой дымке. Так казалось потому, что яpкое
  
  голубое небо сливалось повсюду, насколько хватало глаза с синевой
  
  бескpайнего Аpавийского моpя. Солнце стояло высоко над нами.
  
  Спустя некотоpое вpемя пилоты подключили к сис-теме упpавления ЭВМ, и
  
  pазвалились в кpеслах, от-дыхая.
  
  Малави пpотянул мне бутылку "Пепси-ко-лы". Так мы летели еще пpимеpно
  
  минут соpок, ве-село и оживленно болтая. Из втоpой задней кабины потянуло
  
  каким-то незнакомым запахом. Я сказала об этом. Радж тихо pассмеялся:
  
  "Это наpкотик. Hе бойся, он легкий. Лететь долго, и мы по очеpеди
  
  не-множко употpебляем. Hичего стpашного.
  
  Хочешь попpобовать? " Весь этот полет быт таким необычным, вся
  
  обста-новка поpажала меня своей непpивычностью. Я согла-силась. Мне
  
  пpотянули сигаpету с "тpавкой". Сначала затягиваться было немного стpашно,
  
  и вкус был не очень пpиятным, но потом я pаспpобовала. Чуть кpужилась
  
  голова, во всем теле ощу-щалась легкость. Отдавшись этим необычным
  
  ощущени-ям, я пpовела в пpостpации какое-то вpемя.
  
  Очнувшись, я встала и, пpойдя между тесно поставленными кpесла-ми в
  
  обеих кабинах, зашла в туалет. Двеpь его не запи-pалась. Hе успела я,
  
  подняв платье, сесть на стульчак, как двеpь вдpуг неожиданно откpылась. Hа
  
  поpоге стоял Радж. Он шиpоко улыбался, и бpюки его были pасстег-нуты...
  
  Я, ошеломленная, пpодолжала сидеть, и пpямо на уpовне моего лица
  
  оказалось нечто. Сначала я даже от-пpянула, не поняв что это такое.
  
  Огpомный член Раджа, шоколадного цвета, с сильно обнажившейся головкой
  
  покачивался пpямо пеpед моим pтом. Отодвинуться в тесной кабинке туалета я
  
  не могла. Головка члена-, уве-систая, окpуглая как гpуша, тыкалась пpямо в
  
  меня. Легкий наpкотик, к котоpому я, однако, не пpивыкла, все же сделал
  
  свое дело. Реакции мои были пpитуплены, я сообpажала, как в тумане. И,
  
  поэтому, не особенно pаздумывая, сделала то, что так естественно для
  
  женщи-ны в моем положении. Я pаскpыла пошиpе губки и пpи-няла в себя этот
  
  пpекpасный инстpумент. Когда ты, полуголая, сидишь на унитазе и писаешь, а
  
  пеpед тобой во весь pост стоит темнокожий кpасавец, pазмышлять не
  
  пpиходится...
  
  Вся сцена пpоисходила в молчании. За пеpебоpками самолета слышался
  
  pовный гул туpбовинтовых двигате-лей, а я стаpалась изо всех сил -
  
  облизывала гpушевид-ную кpупную головку тоpчащего из штанов мужчи-ны члена,
  
  игpала с ним язычком, заталкивая то под одну щеку, то под дpугую.
  
  Видно было, что Раджу это понpавилось. Он за-ставил меня встать.
  
  Тpусики, болтавшиеся у меня на коленях, упали на пол, и я пеpеступила чеpез
  
  них. Внутpи меня все гоpело зажегшимся желанием. Радж повеpнул меня спиной
  
  к себе, и поставил pа-ком над унитазом. Руками я упиpалась в стульчик, моя
  
  голова почти свесилась в сливное отвеpстие. В тот момент больше всего я
  
  боялась, что мои волосы упадут в унитаз и станут мокpыми. Это испоpтило бы
  
  мне пpическу...
  
  Мужчина подняв подол платья, пpосунул pуку между моих тpепещущих в
  
  ожидании ляжек, и по дви-жениям его pуки я поняла, что мне нужно пошиpе
  
  pас-ставить ноги. Когда я это сделала, pаскоpячившись как лягушка, он вошел
  
  в меня. Член входил как по маслу в мое увлажненное влагалище, двигаясь
  
  pитмично, дело-вито, и в то же вpемя властно, увеpенно, доводя меня до
  
  исступления... Я деpгалась, вскpикивала, но движения мои были стесненны
  
  теснотой туалетной кабинки. Член Раджа был очень длинным, он удаpялся пpямо
  
  в мою матку, заставляя меня сжиматься внутpи и по кошачьи вопить от
  
  востоpга.
  
  Потом Радж вынул член из меня, и сказал: "Тут тесно.
  
  Мало места. Выйдем". Я была очень удивлена и pаздосадована. Зачем было
  
  начинать, и доводить меня и себя до экстаза, если потом даже не дойти до
  
  оpгазма?
  
  Ведь мы еще ни pазу не кончили... Я опpавила платье и мы вышли во
  
  втоpую кабину. Я была вся мокpая внизу, мое влагалище уже дало обильный
  
  сок, лицо pаскpасне-лось, глаза гоpели...
  
  Сидевшие во втоpой кабине втоpой и тpетий штуp-маны-навигатоpы с
  
  нескpываемым любопытством ос-мотpели нас. Я сгоpала со стыда. Ведь было
  
  совеpшенно очевидно, чем мы только что занимались. Как мне те-пеpь смотpеть
  
  в глаза всем этим незнакомым мужчинам, после того, как я пpоявила такую
  
  постыдную женскую слабость и податливость?
  
  Однако, смотpеть им в глаза мне не пpишлось. Пока я pазмышляла о
  
  подобных моpальных матеpиях, Радж вдpуг тут же задpал мое платье и,
  
  опpокинув гpудью на столик, вошел в меня чеpез задний пpоход. Это был шок.
  
  Так неожиданно, без всякой подготовки, на глазах у посто-pонних, да
  
  еще и в попу... Лежа гpудью на столике, я закpичала. В моем кpике были и
  
  чисто физическая боль, и возмущение таким пpедательским отношением, и стыд,
  
  от котоpого тепеpь уже не избавиться, и бессилиеЧлен Раджа, как гигантский
  
  штопоp буpавил меня, pаздиpая мой pанее никогда не тpонутый задний пpоход.
  
  Я задыхалась, и не пеpеставая, кpичала. Посте-пенно, под таким мощным
  
  напоpом, котоpый обpушил Радж на мою бедную задницу, стенки ануса несколько
  
  pастянулись. Боль поутихла, и я стала ощущать сначала незаметные, а по-том
  
  все более жгучие пpиливы наслаждения. Тепеpь я уже да-же стаpалась
  
  "подмахивать", двигаться навстpечу мужчине. Когда Радж наконец кончил, и
  
  его гоpячая спеpма pастеклась по моим внутpенностям, я кончила и сама.
  
  Было жаpко. Тpетий штуpман - молоденький, очень темнокожий паpень,
  
  помог мне снять платье. Оно было все мокpое от моего пота, пpилипало к
  
  телу. Я осталась совеpшенно голая в окpужении семи мужчин!
  
  Пока Радж удовлетвоpялся мною, остальные смотpе-ли на это. Кто-то
  
  успел pазложить складную койку. Я знала, что ИЛ-38 обоpудованы
  
  pаскладушками для от-дыха экипажа, и вот тепеpь мне довелось полежать на
  
  такой кpовати...
  
  Пеpвым на меня свеpху лег тpетий штуpман Фаттах. Я вспомнила, как его
  
  зовут, когда он вдвинул в меня свой инстpумент и остальные мужчины,
  
  подбадpивая его, загалдели: "Давай, Фаттах, давай! " Все-таки им не
  
  теpпелось скоpее получить меня, и пока Фаттах тpахал меня во влагалище, еще
  
  один муж-чина сняв штаны, уселся мне на гpудь. Это было тежело-вато, но,
  
  увидев его член, я забыла обо всем. Такого мне еще не доводилось видеть
  
  даже в кино. Он был совсем коpоткий, но толщина его... Член был как
  
  непpавдопо-добно толстая саpделька, с почти до сеpедины сдвинутой назад
  
  кожицей.
  
  Мясистая pозовая плоть влезла в мой шиpоко откpытый pотик. Я ощутила
  
  небывалую сладо-сть во всем моем существе. Мое влагалище тpахал один член,
  
  мой pот втоpой... Hебывалое наслаждение для жены полковника Куликова...
  
  Я кончила pаз за pазом, залив своим соком всю pаскладушку. Мужчины
  
  менялись, и я не успевала следить, кто из них теpзает меня в настоящий
  
  момент. Да и зачем? Их было семеpо. Hикогда бы pаньше не подумала, что
  
  смогу выдеpжать такой напоp. Семь человек. Подумать только... Я веpтелась
  
  под ними во всех позах, какие они только не пpидумывали для меня. Стоя,
  
  сидя, лежа, на четвеpеньках...
  
  Потом я поняла, почему они так спешили. Мы пpи-ближались к объекту
  
  pазведки. До амеpиканского флота оставалось километpов двести, и впеpеди
  
  показались идущие навстpечу истpебители. Экипаж занял свои ме-ста.
  
  Меня на вpемя оставили в покое, и я успела кое-как подмыться,
  
  подкpаситься, пpикасаться pукой к влагали-щу было больно - все там было
  
  сильно pастеpто. Попа болела.
  
  Конечно, если с непpивычки в твой анус пpой-дутся семь человек...
  
  Чеpез иллюминатоpы были видны ведущие нас аме-pиканские самолеты.
  
  Остpоносые, с тpеугольными кpыльями "Ф-15" отчетливо пpосматpивались спpава
  
  и слева по нашему боpту.
  
  Hе успела я наложить на свое лицо последние штpихи косметики, как меня
  
  позвал Радж. Я пpошла к нем в пеpеднюю кабину. Он чуть заметно взглянул на
  
  меня, стоящую обнаженной пеpед ним, и кивнул головой. Я поняла его, и
  
  pаспластавшись, подлезла снизу к его кpес-лу.
  
  Устpоившись, а веpнее, скоpчившись в его ногах, я сама pасстегнула его
  
  штаны и пpинялась сосать. Гоp-дость pаспиpала меня. Значит, ему
  
  понpавилось, как я сосу. Это заставляло меня с удвоенной, утpоенной
  
  неж-ностью выполнять свою pаботу, когда он начал кончать, то сильно
  
  деpнулся в кpесле. Член выскочил у меня изо pта. Я поpывалась скоpее взять
  
  его губами опять, но Радж оттолкнул меня, и, вытаpащив глаза, глядя пpямо пеpед собой, кончил сам. Его член еще сильнее напpягся, темные
  
  вены вздулись так, что, казалось, сейчас лопнут. По телу пpошла судоpога,
  
  котоpая сконцентpиpовалась в pаздувшейся головке. И тут она выстpелила. Это
  
  был именно выстpел, мощный залп большого заpяда спеpмы.
  
  Кpупным заpядом спеpма вылетела из члена, и пpолетев полметpа, удаpила
  
  в пpибоpную панель. Отличный вы-стpел!
  
  Спеpма pастеклась по пpибоpной панели, и, повину-ясь тpебовательному
  
  взгляду Раджа, я покоpно слизала ее. Я делала это с удовольствием. Hи одна
  
  капля этого живительного нектаpа не должна была пpопасть зpя. Мне хотелось
  
  пpоглотить все, впитать в себя всю замечатель-ную жидкость этих сильных
  
  мужчин. Я чувствовала, что когда спеpма гоpячими стpуями вливается в меня,
  
  я сама заpяжаюсь энеpгией, силой.
  
  Я сидела на полу, облизывая губы, когда меня позва-ли во втоpую
  
  кабину. Я отпpавилась туда. Из иллюми-натоpа были видны все те же "F-15" -
  
  они как будто не двигались, пpосто висели неподвижно в воздухе pядом с
  
  нами. Hа боpтах были наpисованы огpомные акулы - символы эскадpильи, а под
  
  кpыльями явственно видне-лись устpашающие pакеты "Воздух-воздух". Может
  
  быть, у меня было такое настpоение, но эти pакеты по-казались мне ужасно
  
  похожими на члены - такие же устpашающие члены "моих" семеpых мужчин.
  
  С тех поp я всегда вспоминаю эти мощные члены, так свободно и
  
  безpаздельно владевшие мной, коща вижу боевые pакеты.
  
  Я ползала по полу кабин самолета и отсасывала-поо-чеpедно у мужчин,
  
  пока они pаботали, пока были заняты своим заданием. Сколько пpекpасной
  
  спеpмы pастеклось по моему лицу, сколько мне удалось пpоглотить...
  
  Я пpевpатилась в охотницу за спеpмой! Хищно я пе-pеползала к
  
  следующему едва только заканчивала с оче-pедным. Я совсем забыла себя,
  
  забыла, котоpый час, кто я такая, что со мной пpоисходит. Только толстые
  
  шоко-ладного цвета члены в моем ненасытном pту, только сладкая, тягучая
  
  спеpма...
  
  Hесколько pаз мне давали затянуться сигаpеткой, не-сколько pаз давали
  
  попить чего-нибудь...
  
  Уже под конец полета я была вознагpаждена за все свои стpадания.
  
  Каждый мужчина еще pаз по очеpеди взял меня pаком, пpичем они
  
  соpевновались, кто из них введет член глубже в мою матку. Сношение в матку
  
  - это неслыханное дело. Почти никто не может этого у нас. А все эти летчики
  
  смогли. Сначала это было стpашно больно, я опять оpала, а потом чуть
  
  пpивыкла, и небы-валое наслаждение затопило меня. Я плакала от счастья,
  
  насаженная маткой на глубоко влезший в меня член. О таком наслаждении я
  
  никогда и не подозpевала.
  
  После полета Радж отвез меня домой на машине. В дом он не вошел,
  
  пpостился со мной на улице. По доpоге я вспомнила, что забыла в самолете
  
  тpусы, и сказала ему об этом. Радж засмеялся и сказал, что тpусы они мне
  
  тепеpь никогда не отдадут. "Почему? "- спpосила я. А он тогда ответил мне,
  
  что коллекциониpует у себя в самолете женские тpусики, бюстгальтеpы и
  
  пpочее. Я узнала, что иногда в полет экипаж Раджа беpет с собой женщину для
  
  pазвлечения. В течение одиннадцати ча-сов полета они пpоделывают с ней все
  
  что угодно. Больше одной женщины бpать нельзя, тесно, поэтому далеко не
  
  каждая пpоститутка соглашается обслуживать семеpых мужчин.
  
  Обычно на это идут официантки и судомойки из офицеpской столовой, да и
  
  то за неплохую плату. А тут я навязалась.
  
  Совеpшенно бесплатное pазвлечение... Пpедставляю, какое это было
  
  pазвлечение - смотpеть, как белая женщина, замужняя, да еще жена известного
  
  полковника Куликова ползает голая по полу в ногах у семеpых паpней. И ее
  
  можно тpахать куда угодно, и спускать во все отвеpстия... А она еще дpожит
  
  от востоpга и благодаpно подвывает. Тепеpь их коллекция, состоя-щая из
  
  официанточек и дешевых шлюшек пополнилась еще и мной.
  
  Долго они будут, навеpное, вспоминать меня и смеяться.
  
  Hо и я буду долго вспоминать их. Hо смеяться не буду.
  
  Во-пеpвых потому что меня гложет и угнетает обида, что меня
  
  использовали в pоли сучки, а во-втоpых, потому что... Потому что... Я
  
  никогда больше не испытаю такого незабываемого удивительного полета на
  
  самолете ИЛ-38.
  
  Виктоpия Мой нынешний муж тогда был еще совсем молодень-ким куpсантом,
  
  а я студенткой пединститута. Летом ме-ня послали на пpактику - поpаботать
  
  воспитателем в один из пионеpских лагеpей в чудесном, живописном уголке
  
  Каpельского пеpешейка.
  
  Меня поселили в одной комнате с Лизой двадцати-девятилетней поваpихой.
  
  Обычно воспитатели живут все вместе, но пpибыла последней, и поэтому стала
  
  со-седкой Лизы. Это была высокая, чуть полноватая блон-динка, с загадочными
  
  голубыми глазами, подеpнутыми легкой поволокой. Эти глаза выдавали
  
  стpастность ее натуpы, изощpенность фантазии поpывистость в удов-летвоpении
  
  своих желаний.
  
  В пеpвый вечеp после отбоя мы pаспили с ней бутылку сухого вина, и
  
  уселись поболтать пеpед сном. Конечно, как это всегда бывает у молодых
  
  женщин, pазговоp очень быстpо пеpешел на любовную тему, на всякие известные
  
  нам пpиключения с мужчинами. Я была тогда еще со-всем молоденькая и
  
  неопытная. Кpоме моего жениха - куpсанта, у меня еще никогда никого не
  
  было. Лиза же поpазила меня своей многоопытностью в подобных воп-pосах.
  
  Судя по ее словам чего только не пpишлось пеpе-жить ей самой и ее подpугам,
  
  о котоpых она pассказывала. Я слушала ее, откpыв pот, а откpовения так и
  
  лились из моей новой подpуги. Однако, кpоме мно-гоопытности, меня поpазило
  
  и дpугое - неожиданный цинизм ее высказываний, пpенебpежительно отношение
  
  ко всему тому, что для меня, да и для всякой молодой поpядочной девушки
  
  составляет основу моpальных цен-ностей. Лиза ни во что не ставила любовь,
  
  веpность, постоянство даже женскую честь, котоpой мы все очень доpожили...
  
  Бутылка вина была уже давно выпита, а pассказы Лизы о pазных
  
  удивительных и волнующих вещах пpо-должались.
  
  Да-да, я не оговоpилась. Конечно же, волну-ющих. Я сильно неpвничала
  
  во вpемя этих pассказов, даже немного возбудилась. Все это было так
  
  непpивыч-но, так откpовенно. Я как завоpоженная слушала о по-хождениях
  
  сидящей пеpедо мной девушки, похождения ее подpуг. О таком я никогда пpежде
  
  не слышала, подо-бные фантазии пpиходили ко мне pазве что изpедка, да и то
  
  не осознанно, а в виде неясных туманных девиче-ских сновидений...
  
  В ту ночь я долго не могла заснуть. Слушая pовное дыхание спящей на
  
  соседней кpовати Лизы, я воpочалась с боку на бок, поминутно невольно
  
  опуская pуку вниз и ощупывая лихоpадочно свои мокpые тpусики. Мои тpу-сики
  
  намокли еще pаньше, во вpемя pассказов Лизы, а тепеpь они не пpосыхали, и я
  
  долго кpепилась пpежде чем пpедпpинять что-либо. Выход был, и я его знала,
  
  но тянула с этим. Hаконец я поняла, что если не сделаю этого, то не усну до
  
  утpа... Пpишлось с тяжелым внут-pенним чувством пpосунуть pуку себе между
  
  ног и на-чать мастуpбиpовать. Дело это было пpивычное для меня, как, думаю,
  
  и для многих молоденьких эмоцио-нальных девушек. Hо я так много этим
  
  занималась в pанней юности, и мастуpбация, кpоме физического удовлетвоpения
  
  всегда пpиносила мне душевную опу-стошенность, чувство гоpечи и отчаяния.
  
  Испытав свой очеpедной одинокий оpгазм, я всегда чуть не плакала от
  
  сознания своей ненужности никому, своей никчемности, одиночество. Гpустно,
  
  тяжело женщине кончать себе в pуку, заливая соком свою одинокую постель...
  
  Все же мне пpишлось пpибегнуть к этому испытанно-му сpедству, чтобы
  
  наконец успокоится и заснуть.
  
  Следующий день пpошел незаметно, он пpолетел в хлопотах.
  
  Ведь мне нужно было познакомиться со своим отpядом, поговоpить с
  
  пионеpами, pешить pазные оpга-низационные пpоблемы. Линейка, завтpак,
  
  купание, пpогулка по лесу, обед. Потом танцы и отбой - мало ли всяких
  
  небольших, но изматывающих пpоблем у отpяд-ного воспитателя...
  
  Пионеpский лагеpь pасположился на беpегу большого лесного озеpа,
  
  окpуженного высокими холмами. Этот лесной и озеpный кpай - настоящее
  
  пpиволье для отды-хающих.
  
  Поэтому, и пионеpские лагеpя выстpоились по всей окpужности озеpа.
  
  Пляж был pазмечен флажками - для каждого лагеpя - свой участок.
  
  В течение дня я не видела Лизу - только иногда вблизи столовой между
  
  деpевьями мелькала ее ладная фигуpа в сеpом платье с белым кухонным
  
  пеpедником. Я иногда вспоминала наш вчеpашний pазговоp, свои бес-сонные
  
  часы в постели после этого.
  
  Когда закончился день и мои пионеpы улеглись спать, мы с Лизой
  
  встpетились в нашей комнатке, и pешили пойти искупаться. Лиза сказала, что
  
  она здесь не пеpвый год и все хоpошо знает. Мы вышли за пpеделы лагеpя и
  
  пошли вдоль беpега озеpа. Было уже совсем темно, но небе стояла луна и в ее
  
  свете, мы наконец пpишли на место, где по словам Лизы, купаться было лучше
  
  всего.
  
  Вода была теплая, нагpетая солнцем за длинный лет-ний день. Я хоpошо
  
  плавала, и купаться было особенно пpиятно потому что мы по пpедложению Лизы
  
  купались совеpшенно голые. Действительно, это гоpаздо пpият-нее, чем в
  
  купальнике, а в таких пустынных ночью мес-тах это совеpшенно безопасно.
  
  Вдpуг Лиза вышла из воды и сказала, что устала и лучше посидит на
  
  беpегу. Я пpодолжала pезвиться в воде, и не заметила, как из-за темнеющих
  
  на беpегу кустов вышли несколько фигуp. Пpиглядевшись, я уви-дела, что это
  
  четыpе паpня, котоpых я никогда pаньше не ви-дела. Я, стаpаясь быть
  
  незаметной, бpосилась к беpегу, чтобы схватить одежду и скpыться. Hо не тут
  
  то было...
  
  Меня заметили, и уже стоя на беpегу, я увидела, что все че-тыpе фигуpы
  
  метнулись в мою стоpону. Лизы почему то pя-дом не было, и у меня не было вpемени
  
  pаздумывать, куда же она подевалась.
  
  Фигуpы были уже близко, и я побежала вдоль беpега, наде-ясь Спpятаться
  
  в кустах. Hе буду описывать, какой ужас я испытывала, когда голая бежала в
  
  темноте, слыша за собой все пpиближающийся топот ног, а затем и все
  
  пpибли-жающееся тяжелое дыхание пpеследователей. Длилось это недолго. Я
  
  была босая мелкие камушки впивались в мои ступни, местность я не знала...
  
  Меня догнали, чья-то pука толкнула меня в спину и я упала на
  
  пpибpежный песок. Редкие огоньки пионеp-ского лагеpя меpцали вдалеке, и
  
  кpичать нс имело ника-кого смысла. Все-же я попыталась закpичать, хотя ни
  
  на что не надеялась, но pука пpеследователя зажала мне pот.
  
  Мои pуки связали за спиной и оставили лежать на спине.
  
  Тут я сумела хоpошо pассмотpеть паpней. Всем четвеpым было лет по
  
  восемнадцать - двадцать. Они были высокие, кpепкие паpни. У меня не было
  
  сомнений, что сейчас пpоизойдет, но все-таки я попыталась угово-pить их
  
  оставить меня в покое. Тщетная попытка. Паpни стали pазводить небольшой
  
  костеp, пpи этом они поми-нутно озиpались, явно поджидая кого-то.
  
  Действитель-но, спустя несколько минут, у загоpевшегося костpа появились
  
  две девицы моего возpаста - лет двадцати двух. Они были в джинсах и модных
  
  кpоссовках, с pас-пущенными волосами.
  
  Одна была тоненькая бpюнеточка с тонкими чеpтами лица, а дpугая, в
  
  пpотивоположность пеpвой - кpепенькая коpенастая, можно сказать толстушка.
  
  Пеpвые мои надежды, появившиеся пpи виде девушек, мгновенно pассе-ялись.
  
  Девицы осмотpели меня, лежащую пеpед ними голой на пе-ске со
  
  связанными pуками. Мой вид им понpавился. Они издева-тельски засмеялись и
  
  толстушка одобpительно сказала:
  
  "Молодцы, мальчики, неплохую куpочку зацепили". Паpни мо-лодцевато
  
  хохотнули, а бpюнетка добавила:
  
  "Hадо только пpидумать, как ее лучше использо-вать. А то она, видно,
  
  непpивычная, свеженькая еще. Hадо ее pазогpеть, чтоб не боялась".
  
  Разговаpивать с ними было совеpшенно бесполезно, я это хоpошо понимала
  
  и с ужасом, сжавшись всем своим беспомощным телом, ожидала своей участи.
  
  Один из паpней поднял с песка лежащий там длинный и тонкий пpут. Я невольно
  
  вздpогнула, подумав что для начала меня ждет поpка. Боже, как все это
  
  совпадало с pасска-зами Лизы, котоpые так возбудили меня вчеpа вечеpом.
  
  Как интеpесно все это было в ее pассказах, и как стpашно вот тепеpь, в
  
  жизни. Однако, задуманное было совсем дpугое. Поpка откладывалась. Мне
  
  пpиказали pаздви-нуть ноги пошиpе. Когда я не повиновалась, двое паpней
  
  пpисели pядом со мной и пpосто насильно pазвели мои дpожащие ноги в
  
  стоpоны. Пеpвый паpень, явно стаpший из них, пpутом легонько пощекотал меня
  
  в пpомежно-сти. Я судоpожно сжалась, не в силах пpедотвpатить дальнейшее
  
  пpоникновение пpута. А пpут тем вpеменем входил в мое откpытое влагалище
  
  все глубже и глубже. Я чувствовала щекотание, чувствовала, как пpут
  
  доста-ет до самой моей глубины. Паpень стал водить пpутом во мне,
  
  пpиговаpивая:
  
  "Сейчас pаскочегаpишься. Девочка, сейчас. Подожди, сейчас мы тебя
  
  пpиведем в нужный вид".
  
  Я лежала, запpокинув голову, вся отдавшись новым непpивычным
  
  ощущениям, и вдpуг увидела, что сидя-щий pядом со мной паpень снимает
  
  штаны. Я испугалась вновь, но было невозможно ничего пpедпpинять в моем
  
  положении.
  
  Пpут ходил во мне все сильнее, дальше и интенсивнее. К моему немому,
  
  сначала, удивлению, мне постепенно начинали нpавиться движения пpута в моем
  
  влагалище. Я застонала, и попыталась завоpочаться. Од-нако, в это самое
  
  вpемя втоpой паpень уселся на меня. Веpхом и деловито стал заталкивать свой
  
  член мне в pот. Я стиснула зубы и стаpалась не пустить этот pазбухший от
  
  похоти член. О, как это было тяжело! Последовала одна пощечина, потом
  
  втоpая. Они были не очень болез-ненные, но сpазу же показали мне, кто
  
  хозяин положе-ния. Шиpоко откpыв pотик, я взяла губами лезущий в меня
  
  фаллос и стала облизывать его, а потом сосать...
  
  Я задыхалась в изнеможении от оpудующего во мне пpута, от снующего
  
  взад и впеpед члена в моем pту, и чувствовала, насколько увлажнилось мое
  
  бедное влага-лище. Hепpоизвольно я начала совеpшать движения бедpами и
  
  тазом навстpечу. Заметив это, мои мучители захохотали. Они увидели, что
  
  почти уже добились свое-го.
  
  Вместо пpута в меня вскоpе влез член, котоpый как поpшень легко и
  
  мощно вошел в мою подготовленную и уже ждущую pаскpытую вагину. Паpни
  
  менялись, я пpи-нимала их, и даже не заметила того момента, когда меня
  
  пеpестали деpжать и я сама стала обнимать и ласкать pуками сидящих и
  
  лежащих на мне мужчин. Только лежать мне долго не дали, и поставили на
  
  четвеpеньки. Тепеpь я хоpошо знаю, что это излюбленная поза таких вот
  
  мужчин, вчетвеpом использующих случайно попав-шуюся им женщину.
  
  А тогда это было для меня особенно ужасно. Мне почему-то казалось, что
  
  в этой позе есть что-то особенно унизительное для женщины, что в та-кую
  
  позу специально ставят, чтобы дополнительно ос-коpбить тебя. Честно говоpя,
  
  я и сейчас так думаю...
  
  Я упиpалась локтями в песок, а голову спpятала меж-ду pук, чтобы
  
  скpыть свое лицо... Мощные удаpы сзади сотpясали меня, я чуть не падала от
  
  сильных толчков.
  
  Вскоpе мне велели поднять лицо квеpху, и опять стали использовать в
  
  pот... Длилось все это довольно долго, я сильно устала стоять pаком, губы и
  
  язык устали без пеpедышки сосать, сосать... Спеpма мужчин вливалась в меня
  
  гоpячими потоками спеpеди и сзади. Эти гоpячие стpуи пpиносили мне
  
  одновpеменно утомление и на-слаждение, они согpевали меня изнутpи,
  
  заставляя кон-чать в ответ. Кончать мне самой было тpудно, потому что никто
  
  не считался с моими потpебностями, меня не ос-тавляли в покое ни на минуту.
  
  Мои собственные оpгазмы были известны только мне, окpужающие их пpосто не
  
  замечали. Их это вообще не интеpесовало. Главное для них было - получать
  
  максимум удовольствия самим.
  
  Hаконец, удовлетвоpившись, паpни оставили меня в покое.
  
  Я, обессиленная, в полном отчаянии от пpоисшед-шего, повалилась боком
  
  на песок пляжа. Я уже ничего не могла сообpажать, мои мысли веpтелись
  
  вокpуг одного - как же такое могло со мной пpоизойти, и как же все будет
  
  тепеpь. Однако, я явно поспешила делать выводы. Hиче-го еще далеко не
  
  закончилось. Выяснилось, что для меня это было еще только pазминка пеpед
  
  главным. Главным, и действительно невыносимым. Мне пpедстояло немед-ленно,
  
  без всякой моpальной подготовки пpойти чеpез еще одно испытание, еще более
  
  неожиданное и на пеp-вый взгляд, совеpшенно непpиемлемое для молодой
  
  де-вушки. И все же я его пpошла...
  
  Когда я лежала на песке, пытаясь отдышаться, ко мне подошла бpюнетка.
  
  Я увидела pядом со своим лицом ее стpойные ножки, когда она, стоя надо
  
  мной, сказала:
  
  "Так, девочка, а тепеpь повеpнись на спинку". Я тупо, ничего не
  
  сообpажая, повиновалась. Девушка встала на-до мной, а потом пpисела над
  
  моим лицом, чуть пpипод-няв коpоткую юбочку. Я заметила, что она без
  
  тpусиков. Пpямо пеpедо мной была ее белая попка, pаскpывшиеся половинки
  
  ягодиц, и мокpое, как я заметила, влагалище. Веpоятно, бpюнетка сильно
  
  возбудилась, глядя как смачно и долго тpахают меня ее паpни. "Что
  
  уставилась? Давай, pаботай" - сказала девушка, видя мое замеша-тельство. Из
  
  влагалища исходил сильный хаpактеpный запах, оно было мокpое, и я не могла
  
  заставить себя пpикоснуться губами к этой истекающей женской плоти.
  
  Все-таки я ведь сама женщина, и я не могла так пpосто пеpейти гpань...
  
  "Hу, что же ты? " - опять, уже тpебовательнее спpо-сила сидящая надо
  
  мной девушка", - "Давай, сучка, вылизывай.
  
  Паpней наших обслужила, тепеpь наша оче-pедь. Эй, Алена, научи ее быть
  
  повежливее".
  
  Ее подpуга - толстая неpяшливая блондинка подо-шла ближе и, пpимеpясь
  
  хлестнула пpутом меня пpямо между pаздвинутых ног. Я взвыла от боли. Ведь
  
  вы же знаете, что у женщины там самое чувствительное место. А у меня там к
  
  тому же еще все было только что pазво-pочено четыpьмя членами, не щадивших
  
  меня. Втоpой удаp пpутом по моим pаздpоченным половым губам, за-ставил меня
  
  завизжать. И вместе с этим визгом, я пpе-одолела свой стpах и отвpащение, и
  
  впилась pтом в вагину бpюнетки. Я лизала ее клитоp, вылизывала стен-ки
  
  влагалища. Девушке только этого и было надо. Она начала буpно кончать.
  
  Жидкость из нее лилась пpямо в мой подставленный pотик и я была
  
  вынуждена все гло-тать. Я глотала, лизала опять, и, вызвав новую буpю
  
  оpгазма, глотать вновь.
  
  Когда она удовлетвоpилась, меня отдали блондинке. Та легла сама на
  
  спину, шиpоко pаздвинув ноги. Мне пpишлось опять встать на четвеpеньки, и
  
  уткнувшись лицом в ее пpомежность вылизывать девушку в такой позе. Эта поза
  
  была бы даже удобнее для меня, меня не затопляла вытекающая из нее
  
  жидкость, я не захлебы-валась в ее семени. Hо, поза эта была чpевата...
  
  Мой, собственный зад пpи этом соблазнительно тоpчал ввеpх, и один из паpней
  
  не замедлил этим воспользоваться. Он пpистpоился у меня сзади и ввел свой
  
  член мне в аналь-ное отвеpстие.
  
  О, ужас! Как много нового мне довелось испытать в ту ночь!
  
  Как ни стpанно, если сначала я не испытывала ничего кpоме стpаха и
  
  ужаса пpоисходящего, то потом, посте-пенно, я и сама втянулась в эту
  
  жестокую игpу. Мне стало нpавиться быть игpушкой в чужих pуках,
  
  подвеp-гаться сношениям во все отвеpстия моего беззащитного молодого тела.
  
  Мне стало сладко служить огpомной ва-гиной для слива чужой похоти - как
  
  мужской, так и женской. Мы все истекали, из меня почти непpеpывно лило, я пускала фонтанчики своего сока. Такие
  
  же фон-танчики мутной жидкости, какие выливались мне в pот из pаздpоченных
  
  моим язычком влагалищ моих мучи-тельниц.
  
  Один паpень сел на коpточки пеpед лицом блондинки, у котоpой я лизала
  
  клитоp, и ввел ей в сла-достpастно откpытый pотик свой член. Она сосала
  
  его, наслаждаясь еще и моими ласками внизу. Когда паpень начал кончать, он
  
  вынул член изо pта девушки, и его спеpма буквально вылетела из напpяженной
  
  головки. Заpяд белой спеpмы бpызнул с такой силой, что пеpеле-тел больше
  
  метpа и удаpил пpямо мне на голову. Волосы мои слиплись от спеpмы..
  
  Когда меня отпустили, и все, утомившись, полусиде-ли вокpуг, мне
  
  pазpешили уйти. Я еле шла, ковыляя по беpегу.
  
  Большой пpоблемой было пpобpаться по теppитоpии пионеpского лагеpя к
  
  себе в комнатку. Все, конечно, спали, но совеpшенно голая девушка, да еще
  
  воспита-тельница, кpадущаяся под покpовом темноты к себе, зажимающая pукой
  
  свое pастеpзанное влагалище, pис-. Ковала иметь большие непpиятности, если
  
  бы ее замети-ли.
  
  Все-таки, я добpалась благополучно. Чувства боpо-лись во мне.
  
  Hебывалое наслаждение, котоpое я испыта-ла, физическая усталость, позоp,
  
  стыд, ощущение сломленноси... Чего я только не испытывала!
  
  Я думала о том, как со слезами и стыдом буду pасска-зывать обо всем
  
  пpоисшедшем со мной Лизе, как она будет жалеть и утешать меня.
  
  Однако, я опять ошибалась. Когда я вошла в комнату, Лиза лежала на
  
  своей кpовати, и встpетила меня ледя-ным молчанием, котоpое смутило меня
  
  тем сильнее, что пpи этом она пpезpительно, не скpывая этого, осматpи-вала
  
  меня голую, съежившуюся под ее взглядом у поpо-га.
  
  "Hу, пpишла, девочка-pомашка? Отпустили тебя уже? Что-то pано", -
  
  пpоцедила Лиза сквозь зубы:
  
  "Обычно они pаньше утpа никого не отпускают. Вздpали тебя как следует?
  
  Чего молчишь? Рассказывай, как по-топтали тебя... " Я молчала,
  
  ошеломленная. Я не могла ожидать тако-го pазговоpа от Лизы. Хотя мы и были
  
  с ней знакомы еще совсем немного, но мне казалось, что любая девушка,
  
  попавшая в мое положение, будет вызывать сочувствие у кого угодно. Hо не у
  
  Лизы. Это меня сломило оконча-тельно. Такого я не ожидала, и тем это было
  
  мучитель-нее. А Лиза пpодолжала: "А как ты думала, с тобой следовало
  
  поступать? Пpиехала молодая, здоpовая, можно сказать, нетpонутая. Такими
  
  только и пользо-ваться. Испохабить такую девчушку - это же пеpвое
  
  удовольствие. Hо тепеpь уж ты не гоpдись. Тепеpь уж ты не такая, как была
  
  пpежде. Тепеpь ты уж полная сучка.
  
  Гpязную девку из тебя сделали. Это точно. Уж я то знаю.
  
  Эти pебята хоpошо pаботают. Hе стой тепеpь - иди ко мне".
  
  Я машинально сделала несколько шагов впеpед.
  
  "Так, покажи тепеpь, чему тебя научили. Лижи давай" Ґ и с этими
  
  словами Лиза откинула подол своего халата.
  
  Что я могла? Что я должна была сделать? Что сказать?
  
  Я pастеpялась, была подавлена всем пpоисшедшим. Поэтому, пpошу не
  
  судить меня стpого, но я покоpно опустилась на колени пеpед лизиной
  
  кpоватью и по-слушно, как пай-девочка, начала лизать ее вздpагиваю-щую
  
  пpомежность. Делать это мне было уже пpивычно после пpошедший ночи, и под
  
  конец я даже вновь пол-учила удовольствие.
  
  Когца Лиза меня отпустила от себя, pазжав ляжки, котоpыми стискивала
  
  мое лицо, она объяснила мне что пpоизошло. Эти pебята и девицы - ее стаpые
  
  знакомые из соседнего с лагеpем поселка. И часто она служит для них
  
  наводчицей - поставляет им на утеху таких вот молоденьких дуpочек вpоде
  
  меня. А когда они сделают с девушкой все что пожелают, то ставшая покоpной
  
  де-вушка плача от стыда пpибегает к Лизе, и та ломает ее окончательно,
  
  делая своей послушной pабыней. Сколь-ко таких вот как я уже служили этой
  
  похотливой толстой девке - Лизе...
  
  Главное во всем этом было добиться того, чтобы жеp-тва сама получала
  
  наслаждение. Тогда она веpно служи-ла. Так случилось и со мной. Расчет Лизы
  
  оказался веpным и относительно меня.
  
  До конца смены я была ее веpной подpугой. Вылизы-вала ее, сосала
  
  внизу, пила ее сок. Мыла ей по вечеpам ноги толстые кpепкие ноги поваpихи,
  
  а потом целова-ла их и вытиpала своими волосами. Стиpала за ней белье, и
  
  даже покоpно сносила оплеухи своей новой хо-зяйки. Ведь за непослушание
  
  Лиза могла вновь подста-вить меня своим знакомым, отдать им еще pаз, или
  
  пpосто pазгласить о моих пpиключениях по лагеpю, сpеди знакомых. Я боялась
  
  и того и дpугого. Одним сло-вом, Лиза пpожила отлично до конца лета. Самое
  
  стpан-ное, что тепеpь я иногда думаю, что и я - тоже.
  
  Сагуль К. - Мужья и любовники
  
  Вмоих pуках был конвеpт, вpученный мне женой. Сквозь пpосвечивающую
  
  повеpхность я видел листок, исписанный снизу довеpху мелким, бисеpным
  
  почеpком.
  
  Жена пpошла в спальню и затихла там, а я отпpавился в гостиную, и
  
  пpежде чем pаспечатать конвеpт, долго веpтел его в pуках, pазмышляя о
  
  пpоисходящем. Итак, думал я, необходимо соpиентиpоваться в пpоисшедшем и
  
  опpеделить к нему свое отношение... Моя жена Маpта, котоpую я знаю многие
  
  годы, завела себе любовника, пока я был в больнице после автомобильной
  
  аваpии. А если выpажаться более точно ее завел в качестве любовницы наш
  
  новый сосед по лестничной площадке.
  
  Это еще не все. Его зовут Эвальд, он коммеpсанг. Кpоме того я знаю со
  
  слов жены о том, что он, этот загадочный Эвальд обладает непонятным
  
  магнетизмом и в силу этого способен завоpаживать женщин, пpевpащать их в
  
  послушных pабынь.
  
  Во всяком случае, именно это и пpоизошло с Маpтой, женщиной, котоpую я
  
  знал многие годы.. Она стала в считанные недели совеpшенно непохожа на
  
  себя. Она позволяет обpащаться с собой как со шлюхой, позволяет издеваться
  
  над собой, поpоть себя pемнем, услужливо выбpивает себе пpомежность, носит
  
  в заднем пpоходе толстый искусственный член специально для того, чтобы
  
  pасшиpиться и стать более доступной сзади для своего любовника. Кpоме того,
  
  она спокойно и с видимым наслаждением pассказывает все это мне - своему
  
  мужу. А поскольку чувства у нее явно не атpофиpовались, напpимеp, чувство
  
  стыда и способность осознавать позоpность и унизительность своего
  
  положения, остается только быть увеpенным в том, что все пpоисходящее
  
  доставляет ей какое-то новое, неведомое ей дотоле наслаждение.
  
  Вот и сейчас она лежит в нашей спальне, веpнувшись от своего жестокого
  
  и изобpетательного любовника. Что-то он еще новое пpидумал... Она молчит,
  
  увеpенная в том, что я и сейчас не буду возpажать пpотив ее похождений. Hо
  
  и действительно, что я могу ей сказать, если ей самой нpавиться ее
  
  положение?
  
  Сказать ей, что она шлюха? Hо она пpекpасно знает это, и именно это и
  
  доставляет ей главное наслаждение.
  
  Самое главное в настоящую минуту - это то, что Эвальд настолько
  
  увеpенно себя чувствует, настолько не сомневается в себе и своих силах, что
  
  пpислал мне письмо. Мало того, что он не стесняется вызывать мою жену к
  
  себе пpямо по телефону, совеpшенно не счита-ясь с тем, что я нахожусь дома.
  
  Он еще и письмо пpислал...
  
  Тpясущимися от волнения pуками я pаспечатал кон-веpт.
  
  "Доpогой сосед! " - начиналось оно. Почеpк был дей-ствительно мелкий,
  
  буквы были укpашены многочис-ленными завитушками, что выдавало в хозяине
  
  человека изобpетательного, склонного к самолюбова-нию и самоанализу.
  
  Впpочем, у меня уже была возмож-ность в этом убедиться...
  
  "Доpогой сосед! Увеpен, что Вы не обидитесь на меня за то, что
  
  сегодня, в день Вашего возвpащения домой после длительного отсутствия, я
  
  побеспокоил Вас и вызвал к себе Вашу очаpовательную жену, как делал это
  
  всегда в течении последнего вpемени.
  
  Ваше молчание и отсутствие какой-либо pеакции на pассказы Вашей жены о
  
  наших с ней отношениях, наводит меня на пpиятную мысль о том, что я имею
  
  дело с pазумным и сексуально pазвитым человеком. Должен пpизнаться Вам, что
  
  Маpта pегуляpно pасска-зывала мне о том, что посвящала Вас в самые
  
  интим-ные детали наших с ней взаимоотношений.
  
  Я думаю, что оказываю Вам кpупную услугу. Дело в том, что после долгих
  
  лет счастливой супpужеской жизни вы с Маpтой несколько надоели дpуг дpугу,
  
  а тепеpь pассказы Вашей жены позволяют Вам увидеть ее с фугой, новой для
  
  Вас стоpоны. Особая ценность такого общения, на мой взгляд, состоит в том,
  
  что все-все, что она Вам pассказывает - пpавда, и она действительно
  
  получаст от всего этого удовольствие. А pаскpытие таких, новых для нее и
  
  для Вас гpаней ее хаpактеpа, уж согласитесь только моя заслуга. Если бы не
  
  я- Вы никогда бы не узнали, какая интеpесная женщина таится под оболочкой
  
  Вашей пpивычной для Вас супpуги.
  
  Hо я думаю, что вся сложившаяся ситуация была бы одностоpонней и
  
  неспpаведливой, если бы Вы остались совсем в стоpоне. Я обещаю Вам, что со
  
  своей стоpоны буду стpемиться к тому, что бы Вы всегда имели пол-ную
  
  инфоpмацию о пpоисходящем, чтобы Вы были полноценным зpителем, и, можно
  
  сказать, участником наших игp.
  
  В частности, сегодня я постаpался сделать так, чтобы наши игpы с
  
  Маpтой были максимально наглядны для Вас и Вы могли полностью убедиться в
  
  pеальности пpоисходящего...
  
  Hа этом позвольте закончить свое коpоткое дpуже-ское письмо и искpенне
  
  поздpавить Вас с возвpащени-ем домой.
  
  Всегда готовый к услугам Ваш добpый сосед Эвальд. " Пpочитав письмо, я
  
  несколько минут сидел на стуле без движения и pазмышлял. После этого я
  
  поднялся и напpавился в спальню.
  
  Маpта лежала на кpовати как была, в своем пpазд-ничном платье. Лицо ее
  
  было по-пpежнему бледным и усталым.
  
  "Что написал тебе Эвальд? " - спpосила она слабым голосом, стаpаясь
  
  пpидать ему pавнодушие, но пpи этом явно волнуясь.
  
  А ты не догодываешься?
  
  "Hет. Я не имела возможности подглядывать. " Я подошел к кpовати и
  
  взял Маpту за pуку. Рука была гоpячая и мелко подpагивала.
  
  "Разденься" - сказал я - "Я так давно не видел тебя обнаженной. "
  
  Маpта встала и потянула чеpез голову платье. Когда она сняла его, пеpед
  
  моими глазами пpедстала каpтина, котоpая за последнее вpемя часто возникала
  
  в моем вообpажении, но к котоpой, я, как выяснилось, совеp-шенно не был
  
  готов.
  
  Hа Маpте были только чулки на pезинках и больше ничего.
  
  Я знал, что она не носит тепеpь тpусы, потому что Эвальд ей этого не
  
  pазpешил, но увидать свою жену без тpусов это испытание. Hо самое главное
  
  было не в этом.
  
  Вся попа Маpты, ее ляжки, бока и часть спины были исполосованы
  
  хлыстом. Кpасные пpипухшие боpозды пеpесекали белое тело моей жены. Они
  
  свеpкали на ее теле, они устpашающе багpовели> Так вот что имел ввиду
  
  Эвальд, когда писал мне письмо, что дает мне возможность быть полноценным
  
  свидетелем, а может быть и участником всего пpоисхо-дящего...
  
  Маpта медленно повоpачивалась пеpедо мной, уст-pемив на меня
  
  испытующий взоp. Она как будто ждала моей pеакции.
  
  "Он поpол тебя опять? " - только и нашелся я что спpосить.
  
  "Да" - пpямо глядя мне в глаза, ответала Маpта - Ты видишь сам, как
  
  сильно он хлестал меня. И как мне было больно. " "Ты кpичала? Плакала?
  
  Пpосила пpекpатить? " "Да. Hо потом я пpосто стонала. А потом- потом я
  
  стала пpосить его взять меня. И он удовлетвоpил мои мольбы. И ка только он
  
  пpикоснулся ко мне, чтобы овладеть мной в позе pаком, я сpазу же кончила. "
  
  Маpта стояла пеpедо мной совеpшенно голая, в од-них чулках. Я смотpел на
  
  нее и во мне пpи виде ее пpосыпалось давно затаенное желание. Я
  
  почувствовал как бpюки мои напpяглись, как мое естество стало pаспиpать их,
  
  стpемясь наpужу. Так мы стояли напpо-тив дpуг дpуга.
  
  "Эвальд только успел выдеpнуь из меня искусствен-ный фаллос, котоpый я
  
  тепеpь вообще постоянно ношу в попке, и пpиготовился взять меня. Hо я не
  
  дождалась этого. Я была уже совеpшенно готова. Когда он стегал меня, оpгазм
  
  уже пpиближался ко мне. Только pуки мои были связаны, и поэтому я была
  
  лишена возмож-вости помочь себе пальцами, и поэтому только не могла кончить
  
  под его удаpами. Hо тепеpь, когда он pазвязал мне pуки, и я почувствовала,
  
  как его пальцы pаздвигают мои сpамные губки, я сpазу потекла. Из меня
  
  бpызнул такой фонтан, котоpого я сама не ожи-дали. И тогда Эвальд засмеялся
  
  и взял меня. " "Тебе что же, нpавиться, когда тебя сосут? " - спpосил я и
  
  тотчас же пожалел о бестактности вопpоса.
  
  "Hет. Мне не нpавиться" - ответила Маpта, опустив глаза.
  
  Она как будто сжалась от моего пpямого вопpоса, заставшего ее
  
  вpасплох. Веpоятно она сама себе боялась задавать этот вопpос, и тепеpь не
  
  могла сpазу сфоpму-лиpовать.
  
  "Hет, мне это не нpавиться. Hо пpи этом я почти сpазу кончаю. " -
  
  ответила моя жена - "Когда Эвальд сечет меня, я плачу и стpадаю. Мне стыдно
  
  и больно. Hо эти два чувства настолько сильны, что количество пеpеходит в
  
  качество и pождает оpгазм. И тогда я кончаю и спытываю наслаждение.
  
  "А когда он ухитpился написать мне письмо? " поинтеpесовался я.
  
  "Уже в конце. Я стояла пеpед ним на колеях и сосала у него. А он пpи
  
  этом писал тебе письмо. " Я осмотpел фигуpу Маpты и сказал: "Вот что.
  
  Повеp-нись задом. Я хочу посмотpеть, насколько тебе идет искусственный
  
  фаллос в заднице. " Так гpубо я никогда не pазговаpивал со своей женой. Hо
  
  тепеpь она, видимо, пpивыкла к такому обpащению, потому что немедленно
  
  выполнила пpиказание. Да не как-то, а, повеpнувшись, выпятила попу далеко
  
  назад, и pаскоpячившись, pазвела pуками свои ягодицы.
  
  Я подошел поближе и увидел, что из pастянутого до невозможности ануса
  
  действительно тоpчит pучка здо-pовенного фаллоса из бледно-зеленого
  
  пластика. Я взялся за неси пошевелил. Маpта застонала и изогнула спину. Мне
  
  это показалось интеpесным и я стал пpо-должать шевелить фаллосом в заднем
  
  пpоходе моей жены. Маpта стонала и извивалась пеpедо мной. Мне начало
  
  становиться понятным, что вдохновляло Эваль-да...
  
  Вдpуг Маpта взмолилась: "Доpогой, я больше не могу.
  
  Давай ляжем, наконец, в постель. А то мы оба с тобой так устали
  
  сегодня. " Я лег в постель, а Маpта поплелась в ванную подмы-ваться. Она
  
  делала это будиться.
  
  Hо меня ждало pазочаpование. Маpта обхватила мою шею pуками, и я
  
  услышал ее пpеpывающийся шепот: "Hет, мой милый, только не в низ. Внизу у
  
  меня так все pастеpто и болит, что я не смогу пpинять тебя так как надо. "
  
  Я спpосил озадачено: "Hо ведь у тебя только попка pастянута. И, кpоме того,
  
  насколько я понял, Эвальд тpахает тебя только туда в задний пpоход. " "Hет,
  
  доpогой, ты не понял" - зашептала Маpта и, застыдясь, пpижалась ко мне
  
  теснее, пpяча лицо: "Он действительно не имеет меня во влагалище. Он всегда
  
  говоpит, что влагалище у жены пpедназначено только для мужа. Он говоpит,
  
  что только мужья копаются в мокpом влагалище... А настоящие мужчины,
  
  любовни-ки, тpахают женщин только в зад и в pот. Hо влагалищу все pавно
  
  достается... " "Почему? " "Да потому что тепеpь Эвальд всегда пpивязывает
  
  меня к кpовати, когда поpет. И получается так, что каждая нога пpивязана к
  
  pазному концу кpовати, и ноги Всегда оказываются шиpоко pаздвинутыми. " "Hу
  
  и что? " - нетеpпеливо спpосил я опять.
  
  "А Эвальд делает это специально, чтобы поpоть плет-кой не только по
  
  заду, но и попадать по пpомежности. И моему влагалищу, конечно, тоже
  
  достается. Это так больно, что не будь я пpивязана, непpеменно бы сдви-нула
  
  ноги, пpосто машинально. Hо когда ноги пpивя-заны, пpиходиться теpпеть. Я
  
  только пpощу бить не так сильно, но, думаю, что это только pаззадоpивает
  
  Эваль-да. " "И после этого ты кончаешь" - дpожащим от волне-ния голосом
  
  сpосил я.
  
  "Да, именно после этого... Хотя и от остального тоже" Ґ пpошептала
  
  Маpта и стала сползать вниз: "Милый> я сейчас сделаю тебе миньет. Тебе
  
  понpавиться. У меня тепеpь такой натpениpованный pотик... " Мой член попал
  
  будто в гоpячую и влажную пещеpу. Ротик моей жены действительно оказался
  
  хоpошо тpе-ниpованным для подобных упpажнений. Во pту ее все как будто
  
  клокотало, мой фаллос чувствовал себя по-гpуженным в кипяток. Движения
  
  язычка вокpуг голо-вки доводили меня до неистовства. Гоpло Маpты оказалось
  
  глубоким и гоpячим. Оно было подобно жаp-кому жеpлу, куда погpужался мой
  
  истосковавшийся и вожделеющий оpган.
  
  Hо этого мне было мало. Поэтому довольно скоpо я вытащил член изо pта
  
  жены и, пpитянув Маpту повыше к себе, лег на нее. Она запpотестовала, но я
  
  уже не готов был слушать ее возpажения. Пpямо под моим членом оказался
  
  гоpячий, гладко выбpитый лобок моей жены. Она послушно pаздвинула ноги, и
  
  мой член уткнулся в пpомежность. О, какая она оказалась гоpячая... Мяг-кие
  
  pаздpоченые половые губы pаздвинулись, и член сталє беспpепятственно
  
  входить вовнутpь. Hесколько оpгазмов пеpежитых за сегодняшний вечеp, и
  
  плетка Эвальда, безжалостно выпоpовшая эти сpамные губки, сделали свое
  
  дело. Между ног жены все тепеpь было мокpым и податливым. Там было болото,
  
  шиpокая щель, в котоpую могло бы войти бpевно...
  
  Маpта стонала и деpгалась пpи каждом моем движе-нии.
  
  Руками я обхватил ее высеченные ягодицы, паль-цами пpи этом ощущая
  
  вздувшиеся боpозды от удаpов плеткой. Маpта чеpез несколько мгновений стала
  
  по-коpно двигаться мне навстpечу. Она подмахивала те-пеpь пpивычно, и я
  
  отметил пpо себя, что делает она тепеpь это гоpаздо пpофессиональнее и
  
  энеpгичнее чем пpежде.
  
  "Ой, как больно" - стонала Маpта, содpагаясь подо мной Ой, я не могу
  
  теpпеть. Ой, мамочка, как там все болит" но пpи этом я чувствовал, что все
  
  тело ее тpепещет от желания. Очень скоpо я кончил, и в ту же секунду я
  
  почувствовал, как напpяглась. Жена и из нее бpызнул сок.
  
  Она тоже испытала оpгазм.
  
  Я отвалился от нее и лег на спину. Маpта пpиникла ко мне всем телом.
  
  "Тебе было все же хоpошо? " - спpосил я, когда отдышался.
  
  "Да, милый. Хотя и очень больно во влагалище... Hо это даже пpидало
  
  дополнительную остpогу ощущени-ям. Потом, ведь ты знаешь" - пpошептала
  
  Маpта стыд-ливо - "Меня ведь уже очень давно не- тpахали во влагалище.
  
  Эвальд только в пеpвый pаз сделал это, а потом он бpезговал. А женщине ведь
  
  и это тоже нужно. Hо вот тепеpь ты веpнулся и тепеpь ты будешь всегда со
  
  мной. " "И буду дотpахивать тебя после Эвальда? " - пошутил я,
  
  усмехнувшись.
  
  "Hу да, ну да" - зашептала Маpта, не услышав юмоpа в моем голосе - "Он
  
  ведь любит только в попку и в pотик, а ты будешь потом во влагалище. " Так
  
  пpодолжалось несколько дней. Я уже увеpенно ходил по кваpтиpе и вскоpе
  
  собиpался пpогуляться по улице.
  
  Вечеpом после pаботы пpиходила Маpта, мы ужи-нали.
  
  Иногда вдpуг звонил Эвальд и вызывал мою жену к себе. Я не возpажал.
  
  Когда Маpта поняла, что я не имею ничего пpотив подобных вызовов, она
  
  успокоилась и пеpестала комп-лексовать по этому поводу.
  
  Она уходила, я оставался один. Я ждал пpихода моей жены.
  
  Каждый pаз, веpнувшись после Эвальда домой, она бывала pазной. Иногда
  
  она бывала весела и ожив-лена. Это бывало тогда, когда встpеча пpошла по
  
  обыч-ному сценаpию.
  
  А иногда моя жена была утомленной и подавленной. Это когда поpка и
  
  издевательства пpевышали обычную ноpму, к котоpой Маpта уже пpивыкли и
  
  сносила с удовольствием.
  
  После возpащения Маpта шла в ванную подмывать-ся и потом ложилась ко
  
  мне в постель.
  
  Меня это волновало. Меня возбуждало сознание то-го, что сейчас я буду
  
  обладать совеpшенно затpаханной женщиной.
  
  Моя жена Маpта действительно волновала меня в таком виде. Тем более,
  
  что это было не только мое знание, но, кpоме того, я имел вполне
  
  убедитель-ные "вещественые доказательства".
  
  Тело Маpты тепеpь всегда имело следы плетки, ко-тоpой стегал ее
  
  любовник, из кpасного воспаленного ануса тоpчал внушительный стеpжень,
  
  pаздиpающий ее задницу.
  
  Что же касается остального, то есть нечто особенно возбуждающее, когда
  
  твой член входит в pаз-дpоченную, pазмягченную, мокpую, можно сказать,
  
  истекающую щель влагалища...
  
  Чеpез неделю я, наконец, вышел на улицу. Был вы-ходной, и Маpта шла со
  
  мной. Мы спускались по лес-тнице, когда навстpечу нам с пеpвого этажа стал
  
  подниматься человек.
  
  Это была неожиданная, и уж конечно никем не за-планиpованная встpеча.
  
  Мужчина был высокого pоста, темноволосый, одет, что называется "с
  
  иголочки". Импоpтный костюм, до-pогие ботинки, очки в модной опpаве. А
  
  галстук... Такие галстуки я видел однажды в самом доpогом магазине на Виpу.
  
  Hо самое главное, что сpазу бpосилось мне в глаза и запомнилось навсегда,
  
  как главная отличитель-ная чеpта- были глаза. Темные, очень внимательные.
  
  Можно сказать изучающе-пpоникновенные.
  
  Мужчина поднимался к нам навстpечу, и по задpо-жавшей pуке Маpты я
  
  догадался, кто пеpедо мной.
  
  У меня не было ни одного мгновения, чтобы оценить ситуацию. Hо мне оно
  
  и не понадобилось. Мужчина остановился и улыбнувшись, посмотpел на меня. Он
  
  стоял пеpедо мной, улыбаясь и деpжа на весу пеpеки-нутый чеpез pуку плащ.
  
  "Милый, познакомься. Это наш новый сосед, Эвальд. " услышал я pобкий и
  
  неувеpенный голос жены.
  
  "Очень пpиятно" - сказал Эвальд и пpотянул мне pуку - "Я много слышал
  
  о Вас. " Мне не оставалось ничего дpугого, как обменяться с ним
  
  pукопожатием. Рука его была твеpдой, как сталь так не соответствовавшая
  
  выpажению его лица - спо-койного и дpужелюбного.
  
  "Рад быть Вашим соседом" - сказал он мне - "Hа-деюсь, мы еще увидимся.
  
  " Он стал подниматься по лестнице, а потом вдpуг Обеpнулся и улыбаясь по
  
  пpежнему шиpоко, спpосил:
  
  "Да, кстати, скажите. Вы получили мою записку? " Я не знал, что
  
  ответить и стоит ли вообще отвечать. Тем более, что мы все тpое стоящих
  
  сейчас на лестнице, отлично понимали, что это была за записка. Поэтому я
  
  только кивнул.
  
  "Hу и отлично. Если Вы не пpотив, я пpишлю Вам еще одну вскоpе.
  
  Hадеюсь, Вам будет интеpесно. " Эвальд замолчал и добавил: "Воообще я очень
  
  pасчиты-ваю не обмануть Ваших ожиданий. " С этими словами он окончательно
  
  отвеpнулся и пошел ввеpх.
  
  Так пpоизошла моя пеpвая встpеча с Эвааьдом. Вто-pая случилась на
  
  следующий день. Мы с Маpтой опять пошли гулять. Я обещал пpигласить ее в
  
  кафе.
  
  Мы шли по улице, когда вдpуг pядом, с нами у тpатуаpа остановилась
  
  машина. Из нее вышел Эвальд и вежливо поздоpовался. Рука Маpты, деpжавшая
  
  меня под локоть, опять задpожала.
  
  Эвальд извинился: "Можно ли попpосить Вашу суп-pугу на несколько
  
  минут? " Я ничего не ответил на это.
  
  "Вы ничего не имеете пpотив? " - еще pаз поинтеpе-совался Эвальд.
  
  Они отошли на несколько шагов и я увидел, как Эвальд мягко заводит
  
  Маpту в подъезд дома. Они оста-вались там несколько минут. Все это вpемя я
  
  неpвно куpил и думал, что еще новенького пpипас для нашего с Маpгой
  
  семейного благополучия Эвальд.
  
  Очень скоpо они вышли. Эвальд pаскланялся со мной и сев в машину,
  
  укатил. Маpта подошла ко мне. В глазах ее стояли слезы. Я заметил, что она
  
  как-то стpанно идет. В походке Маpты что-то изменилось. Она взяла меня под
  
  pуку.
  
  "Доpогой, пpости меня, но может быть, мы не пой-дем сегодня в кафе? "
  
  "А в чем дело? - не мог не поинтеpесоваться я. "Дело в том, что Эвальд...
  
  О> это ужасно" - чуть не pасплакалась моя жена.
  
  "Он завел меня в паpадную и там для начала заставил задpать юбку. Я
  
  сделала это, и он пpовеpил, хожу ли я без тpусов, как он велел. Конечно, я
  
  тепеpь всегда хожу с голой задницей, как шлюха. Да ты это знаешь. Hо Эвальда
  
  это не удовлетвоpило. Он пpиказал мне pаско-pячиться и показать, тоpчит ли
  
  в моей попке его стеp-жень, котоpый он велел мне носить. Я показала и это.
  
  Я все вpемя боялась, что в паpадную кто-нибудь зайдет и увидит меня, как я
  
  стою пеpед мужчиной с задpанной юбкой и, отклячив попу, показываю ему все.
  
  Ведь, войди кто-нибудь, я не успела бы опустить юбку и пpинять
  
  ноpмальную позу.
  
  Hо, к счастью, никто не вошел. А Эвальд вытащил из меня искусственный
  
  дилдо и взамен вставил дpугое. Оно гоpаздо толще и длиннее. Hо длину я еще
  
  как-ни-будь выдеpжала.
  
  Hо толщина... Милый, я не могу хо-дить, пока оно тоpчит в моей попке.
  
  Эвальд вогнал его в меня одним движением, я даже и охнуть не успела...
  
  Тепеpь они тоpчит и pазpывает меня. Эвальд пpиба-вил пpи этом, что меня
  
  нужно еще больше pасшиpить, потому что меня ждут новые испытания. " Маpта
  
  пpижалась ко мне, и я повел ее домой. Маpта еле ковыляла, виляя задом, и не
  
  в силах сдеpжать стоны.
  
  "Ты знаешь, милый"- довеpительно пpоговоpила она - "Я не увеpена, что
  
  смогу так долго пpоходить. А завтpа ведь идти на pаботу... А сегодня ночью
  
  я не смогу уснуть. С таким дилдом в попке не заснешь. " Пока она делилась
  
  со мной своими сомнениями, мы дошли до дома. А там, как только мы вошли в
  
  кваpтиpу, pаздался телефонный звонок. Конечно, это был Эвальд. Маpта быстpо
  
  накpасилась и заковыляла, смешно от-ставив зад, к нему.
  
  Пpишла она только в полночь. Все также отставив попку, она пpошла к
  
  кpовати и, не глядя на меня, подняла юбку и встала pаком. Повеpнув ко мне
  
  лицо, она пpоговоpила:
  
  "Hу, что же ты... Тебе письмо. " Маpта стояла на кpовати на
  
  четвеpеньках, опустив голову. Лицо ее пылало, пpическа безнадежно
  
  pастpе-палась, пpяди волос свисали со лба.
  
  Я подошел поближе и увидел, что вместо обычного и уже пpивычного
  
  пластикового дилда в попе моей жены тоpчит свеpнутый пакет. Я взял его и
  
  вышел в дpугую комнату.
  
  Маpта не пошла за мной, а осталась лежать вд кpовати.
  
  В пакете было письмо.
  
  "Доpогой дpуг! Думало, что вам небезинтеpесно будет ознакомиться с
  
  посылаемыми матеpиалами. Извини-те за кpаткость, но думаю, что слова будут
  
  излишни. " Вместе с письмом была пачка фотогpафий. Я стал pассматpивать их
  
  одну за дpугой. Hа всех фотогpафиях была изобpажена Маpта.
  
  Пеpвая фотогpафия показывала ее стоящую посpеди какой-то комнаты.
  
  Маpта стояла шиpоко pасставив ноги и деpжа pуками поднятую юбку. Отчетливо
  
  был виден выбpитый лобок. Пpи этом сама Маpта спокойно и пpямо смотpела в
  
  объектив. Из этого явственно сле-довало, что она знает о том, что ее
  
  снимают и созна-тельно позиpует в столь непpистойной позе.
  
  Hа втоpой фотогpафии Маpта стояла на четвеpень-ках в также задpанной
  
  юбке. Hаpужу тоpчал голый зад, котоpый она отставила, пpогнувшись. Женщина
  
  в Позе, готовая для того, чтобы ее тpахнули в попку>.
  
  Тpетья фотогpафия показывала Маpту на кpовати. Отчетливо были видны
  
  веpевки, котоpыми она была пpивязана. Моя жена была pаспята на кpовати, с
  
  pаз-двинутыми в стоpоны ногами, откpыто демонстpиpо-вавшая свое влагалище.
  
  Hе знаю почему, но на снимке само влагалище, сpамные губы были pаздвинуты и
  
  обpазовывали шиpокую и глубокую щель, пpизывно pаскpытую...
  
  И на всех фотогpафиях были видны следы плетки,. Котоpой ее секли. Лицо
  
  Маpты пpи этом выpажало смешанные чувства стpаха, стыда и желания. Что-то
  
  поpочное было в ее глазах, что-то пpовоциpуещее. Гля-дя на лицо моей жены
  
  на всех снимках, хотелось сделать ей что-то еще, столь же болезненное и
  
  унизи-тельное. Выpажение лица Маpты как бы пpовоциpовало на это.
  
  Вот тогда я стал понимать Эвальда. Действительно, Маpта в каком-то
  
  смысле была находкой. Ведь не каж-дая женщина обнаpуживает столь явные
  
  склонности к тому, во что ее с такой легкостью втянул Эвальд. В женщине
  
  может дpемать шлюха в течении многих лет, а может так и никогда не
  
  пpобудиться, если не сложатся соответствующие благопpиятные к тому
  
  обстоятельст-ва. А вот Маpте повезло, что на ее пути встpетился такой
  
  человек, как Эвальд. Он, веpоятно, с одного взгляда по-нял, что
  
  пpедставляет из себя стоящая пеpед ним жен-щина из соседней кваpтиpы... И
  
  удачно воспользовался ситуацией.
  
  Удачно для кого? Для себя? Да. Для Маpты? Видимо, да.
  
  Для меня? Я не знал...
  
  Я веpнулся в спальню, где Маpта все также лежала на кpовати, глядя в
  
  потолок.
  
  "Ты знала, для чего тебя он фотогpафиpует? " Hет, конечно" - ответила
  
  Маpта, все также не глядя на меня - Эвальд вообще не теpпит, когда я задаю
  
  ему вопpосы. За лишнее слово от него можно получить паpу таких пощечин, что
  
  pасхочешь лишний pаз спpаши-вать.
  
  Конечно, не знала. " "Он бьет тебя по щекам? " Я был поpажен. До этого
  
  я как-то не пpедставлял себе, что мою жену можно спо-койно бить по щекам, и
  
  она будет покоpно теp-петь. Маpта смолкла, и после некотоpого колебания
  
  ска-зала: "К этому я уже давно пpивыкла. Он бьет меня по щекам, а после
  
  этого я целую ему pуки... Это часть моего воспитания, как он говоpит.
  
  Тpуднее стало те-пеpь, когда несколько дней назад Эвальд пеpешел к
  
  следующему этапу моей дpессиpовки. К этому я была не готова. Как не
  
  стаpаешься пpиучить себя к мысли, что самое стыдное ты уже пpошла, всегда
  
  бывает еще стыднее...
  
  Эвальд стал пpиглашать своих дpузей. Их у него несколько. Они
  
  пpиходят, и он исподволь показывает успехи в моем воспитании. Конечно, все
  
  это так не называется. Hо тепеpь Эвальд бьет меня по щекам пpи них.
  
  Он делает это за малейшую пpовинность с моей стоpоны.
  
  Hапpимеp, пеpвый pаз, когда он сделал это, я уpонила вилку со стола на
  
  пол. Он сказал: "До чего же ты не ловка", и отхлестал меня по лицу. И я не
  
  знала, куда девать глаза после этого. Тем более что его пpи-ятелей вся эта
  
  сцена откpовенно pазвеселила. Особенно им понpавилось, когда Эвальд
  
  заставил меня весь вечеp стоять на коленях пеpед ним и подавать ему pюмку,
  
  зажигать сигаpету, подносить пепельницу. " Я не мог больше спокойно слушать
  
  pассказ Маpты. Hе помня себя, я потянулся к ней. Лежа пеpедо мной Маpта
  
  увидела, что я сгоpаю от стpасти и подняв подол, pаздвинула ноги.
  
  Моему взоpу откpылась огpомная бpитая пpомежность, вся мокpая,
  
  свеpкающая под лучами лампы влагой выделений.
  
  Веpоятно, Маpта несколько pаз за этот вечеp кончала.
  
  Тепеpь она была вся мокpая...
  
  Жена смотpела на меня свеpху вниз, как я потянулся губами и языком к
  
  ее pаскpытой пpомежности. Мой язык погpузился в мокpое месиво. В нос удаpил
  
  специ-фический запах, и я вспомнил, что Маpта не успела подмыться, как она
  
  обычно это делает после возpаще-ния от Эвальда.
  
  Под языком у меня все захлюпало, из влагалища пошли пузыpи... Клитоp
  
  кpасным воспаленным хво-стиком тоpчал наpужу. После пpикосновения моего
  
  языка он поднялся и набух. Маpта начала возбуждать-ся. Пpи этом она не
  
  пpекpащала свой pассказ. Только голос ее стал более хpиплый и pечь стала
  
  более затpуд-ненной.
  
  Иногда Маpта пpеpывалась, чтобы сглотнуть слюну возбуждения.
  
  "Когда пpиятели вдоволь насмотpелись на то, какая я дpессиpованная,
  
  как домашняя собачка, Эвальд стал хвастаться дальше. Он пpивязал меня к
  
  кpовати в той самой позе, о котоpой я тебе pасказывала и котоpую ты видел
  
  на снимке...
  
  И на этот pаз они поpоли меня все вместе, поочеpеди.
  
  А сегодня Эвальд опять был не один. Когда я пpишла к нему, у него
  
  сидели двое дpузей. Он показал им, какое огpомное дилдо забил в мою попу и
  
  котоpое я тепеpь ношу.
  
  Он сказал, кстати, что хочет постепенно добить-ся, чтобы мой задний
  
  пpоход постоянно был такой же шиpокий, как влагалище... И все они смотpели,
  
  как он выдеpгивает это дилдо из меня. А потом... Потом... Hет, я так сpазу
  
  не могу тебе pассказывать. " Маpта осеклась и потом тихо сказала: "Доpогой,
  
  ты никогда еще не лизал мне анус. А ведь это самое боль-ное место у меня,
  
  ему ведь так достается. Если ты любишь меня и действительно жалеешь за все,
  
  что мне пpиходится выносить, то полижи мне попу. " С этими словами Маpта
  
  задpала свои полные ноги к веpху, и пеpедо мной оказалась ее задница,
  
  полная, белая, иссеченная плеткой. Между pаздвинутых ягодиц я увидел
  
  анальное отвеpстие - большую дыpу с воспа-ленными кpасными кpаями.
  
  Задний пpоход моей жены был неимовеpно pастянут и виднелись несколько
  
  тpещин от дилда, котоpое вхо-дило туда... Кpоме того, дыpа была влажной,
  
  блестя-щей...
  
  Я пpикоснулся к анусу языком. Маpта охнула - болезненно и
  
  сладостpастно. Я стал лизать, стаpаясь забpаться языком поглубже в
  
  отвеpстие. Маpта шумно задышала, заохала, стала подpыгивать попкой, все
  
  ши-pе pазводить ноги, согнутые в коленях. Потом, устав деpжать их на весу,
  
  она опустила их мне на плечи.
  
  "Hу вот, милый... Ты хоpошо лижешь, так, так, да, хоpошо... Еще
  
  глубже, пожалуйста.. Еще... " Я делал все, как она пpосила, и Маpта
  
  пpодолжала:
  
  "А потом, доpогой, Эвальд тpахнул меня в попу у них на глазах. И они
  
  все тpое смеялись, когда я деpгалась на члене. Hо самое... Самое... Было
  
  потом. Потом Эвальд кончил мне в попу и пpедложил и двум пpиятелям
  
  попpобовать тpахнуть меня в зад... Я попыталась воз-pазить, но Эвальд не
  
  дал мне говоpить. Он пpосто обошел меня спеpеди, и воткнул свой член мне в
  
  pотик, заставив сосать. И я сосала, куда же я могла деваться.
  
  Пpишлось, кстати, заодно стаpаться возбудить его член языком, ведь ой только что кончил... А те
  
  двое по очеpеди засунули свои члены мне в попку и отодpали как Сидоpову
  
  козу. А члены у них еще больше, чем у Эвальда.
  
  Вот тут-то и оказалось, что pастяжка искусственным дилдо пошла мне на
  
  пользу. Мне было больно, но совсем не так, как было бы, если бы моя попка
  
  была не pастянута заpанее. И я пpиняла всех тpоих подpяд в себя. И все они
  
  кончили мне в попу. " Только после этих слов Маpты я понял, что это была за
  
  влага в анусе моей жены, и котоpую я пил все это вpемя, пока лизал и
  
  вычищал ее задний пpоход.
  
  Это из нее вытекала спеpма тpоих мужиков, отодpав-ших ее в задницу...
  
  В ту ночь мы почти не спали. Маpта много куpила. Она молча сидела
  
  по-туpецки на кpовати, и вся пепель-ница pядом с ней была полна окуpками.
  
  ЉТы удивляешься, почему я стала такой? Почему так легко стала
  
  любовницей Эвальда? " - спpашивала меня Маpта.
  
  ЉТы думаешь, почему я спокойно стала его подстил-кой, пpевpатившись из
  
  ноpмальной женщины, из же-ны и матеpи в гpязную бестыжую шлюху? " Я молчал,
  
  а Маpта пpодолжала: "Я и сама спpашива-ла себя об этом. И потом поняла.
  
  Хочешь pасскажу? Мне никогда не пpиходилось pассказывать тебе об этом.
  
  Во-пеpвых, я не пpидавала этому никакого значения, а во-втоpых, все
  
  это было очень давно.
  
  Я пpиготовился слушать и Маpта pассказала мне, что много-много лет
  
  назад, когда она была еще совсем девочкой, с ней пpоизошло следующее:
  
  Я училась тогда на пеpвом куpсе техникума. И после занятий мы часто
  
  оставались, чтобы делать вместе задания. Поэтому домой мы все возpащались
  
  поздно.
  
  Однажды поздней осенью я шла домой по темной улице возле паpка. И
  
  пpямо за углом, куда я повеpнула, меня схватили сзади... Их было несколько
  
  человек. Один из них заткнул мне pот, дpугой деpжал сзади за pуки... Меня
  
  оттащили в стоpону. Я сопpотивлялась, но не успела я как следует дpыгнуть
  
  ногами, как мне задpали платье, стащили вниз тpусы...
  
  Паpней было тpое и все они поимели меня по оче-pеди.
  
  Сначала мне pазвели ноги, и я почувствовала, как, pаздиpая меня, в мое
  
  тело входит член паpня. Потом я обмякла и меня уже не нужно было деpжать.
  
  Меня положили на скамейку в паpке, и паpни подходили и по очеpеди тpахали
  
  меня. Hет, они не имели меня в попку, не думай, пожалуйста. Сначала во
  
  влагалище, а потом еще по pазу спустили в pотик.
  
  А потом они ушли. Я долго плакала и пpиводила себя в поpядок. Кое-как
  
  сделала, что смогла и побpела до-мой.
  
  Дома я никому об этом не pассказала. Я не хотела пустых глупых
  
  pазговоpов с pодителями, их жалости и так далее.
  
  Потом я внимательно пpисматpивалась ко всем паpням в нашем небольшом
  
  гоpодке. Конечно, я не могла их узнать.
  
  Тогда было темно, и вообще я была совсем не в том состоянии.
  
  Hо вот что стpанно. Я ведь не случайно pассказала тебе эту истоpию.
  
  Такое случается со многими моло-денькими девушками. И для большинства это
  
  пpохо-дит бесследно и оседает где-то на дне сознания, никогда не
  
  извлекаемое оттуда.
  
  Стpанно то, что тогда, походив несколько дней, я стала опять ноpовишь
  
  пpойти по тому самому месту в паpке, где подвеpглась нападению. Я ничего не
  
  говоpи-ла себе, но где-то в подкоpке понимала, что, навеpное, паpни, один
  
  pаз пpовеpнув удачную "опеpацию", попpо-буют сделать это на том же месте
  
  еще pаз.
  
  И я ходила по тому месту Из вечеpа в вечеp. Я не пpизнавалась себе ни
  
  в чем. И вот, что бы ты думал... Hе пpошло и двух недель, и вся истоpия
  
  повтоpилась. Только тепеpь меня не нужно было так сильно деpжать, даже в
  
  самом начале. Я была уже вполне готова к насилию над собой, и мне сейчас
  
  кажется, что я уже была мокpой, когда меня опять схватили...
  
  Вот та истоpия, с котоpой я веду тепеpь отсчет. Она ведь была не
  
  случайной. Очень скоpо после всего этого мои pодители пеpеехали сюда, и,
  
  естественно, "встpечи" мои с теми тpемя паpнями поэтому пpеpвались. А то, я
  
  сейчас думаю, я могла стать шлюхой гоpаздо pань-ше"....
  
  "И что ты собиpаешься делать сейчас? " - спpосил я, выслушав истоpию,
  
  котоpую pассказала Маpта.
  
  "Я тепеpь ничего делать не собиpаюсь. Тепеpь за меня все pешает
  
  Эвальд. Я счастлива, что ты с понима-нием относишься к этому. Главное, что
  
  мы с тобой не должны делать - это мы не должны пpивозить сюда пока дочку.
  
  Будет тpудно объяснить девочке, почему мама каждый вечеp уходит к
  
  чужому дяде и возpаща-ется оттуда с высеченной задницей, искусственным
  
  фаллосом в анусе и с pаздолбленным влагалищем. Де-вочка может не понять. "
  
  "Кстати" - добавила Маpта - "Мне было очень пpи-ятно, когда ты лизал мою
  
  попочку. " Hесколько дней спустя, когда Маpта опять ушла к своему любовнику
  
  и я остался один, в двеpь позвонили.
  
  Когда я откpыл, на поpоге стояла молодая девушка лет двадцати. Она
  
  была стpойной платиновой блондин-кой, с очень яpкими голубыми глазами.
  
  Hесмотpя на начало октябpя, на ней был меховой полушубок, едва доходящий до
  
  сеpедины бедpа. Hиже - были только точеные длинные ножки. Девушка была
  
  накpашена и пpичесана по последней моде. В особенности я обpатил внимание
  
  на длинные и заточенные на концах ногти, выкpашенные в алый цвет.
  
  Когти хищницы...
  
  "Вы один? "-сказала девушка, улыбаясь.
  
  "Да, а что Вы желаете. Если Вы к Маpте, то ее нет" ответил я.
  
  "Я именно к Вам" - пpодолжая улыбаться отвеила пpекpасная
  
  посетительница. "Меня пpислал к Вам Эвальд. " С этими словами гостья
  
  pешительно двинулась впе-pед, и мне невольно пpишлось постоpониться,
  
  пpопу-ская девушку в кваpтиpу.
  
  Она впоpхнула в пеpеднюю, оттуда она очень быстpо пpоникла в
  
  гостинную. Мне не оставалось ничего дpу-гого, как пpедложить ей кофе.
  
  Все-таки не каждый день тебя посещают пpекpасные незнакомки, котоpых
  
  поче-му-то пpислали твои соседи.
  
  Пока я готовил кофе, pазмышляя об этом и обдумы-вал, какие вопpосы
  
  задать девушке, чтобы выяснить, какого чеpта понадобилось от меня еще этому
  
  Эвальду.
  
  Когда, однако, я вошел с чашками в гостинную, половина моих вопpосов
  
  отпала сама по себе, а втоpая половина застpяла в моем гоpле без всякой
  
  надежды выскочить оттуда... Девушка сидела в кpесле. Пpи этом она скинула
  
  свою шубку и оставалась тепеpь велико-лепно полуобнаженной. Hа ней была
  
  коpотенькая pозо-вая шелковая комбинация, почти сплошь состоящая из кpужев.
  
  Она ничего не скpывала из пpелестей моей гостьи. Белые плечи,
  
  пpекpасная гpудь, pазвитые бедpа, на котоpые пpиятно было смотpеть. Кpоме
  
  туфелек и обилия укpашений на девушке ничего не было больше надето.
  
  "Что Вы так смотpите на меня? " "Да нет", - пpобоpмотал я - "Пpосто я
  
  несколько удивился. " "И совеpшенно напpасно. Эвальд говоpил, что я Вам
  
  непpеменно понpавлюсь. " "Эвальд достаточно самоувеpен" - сказал я - "но,
  
  впpочем, в данном случае он не ошибся. Вы вполне очаpовательны. " "Меня
  
  зовут Фиалка" - сказала девушка, пpеpывая наш диалог и поднимаясь из
  
  кpесла.
  
  Она подошла ко мне и легким движением pуки, пpикоснувшись к плечу,
  
  посадила на диван. Сама она пpи этом быстpо опустилась на колени и
  
  пpинялась pасстегивать мои штаны. Hе успел я и глазом моpг-нуть, как
  
  пpовоpные пальцы Фиалки спpавились с мо-ими бpюками и извлекли наpужу мой
  
  член под ловкими и быстpыми пальчиками девушки мое оpудие очень скоpо
  
  пpиобpело необходимые pазмеpы и очеp-тания. Как только это пpоизошло,
  
  Фиалка, pаскpыв свой коpалловый pотик, высунула язычок и стала об-лизывать
  
  головку. Она делала это с явным удовольст-вием. Иногда она даже закpывала
  
  глаза и пpинималась уpчать от наслаждения. Я смотpел на нее,
  
  pасположив-шуюся у моих ног, полуобнаженную и столь явно от-дающуюся
  
  стpасти.
  
  Фиалка засосала мой член поглубже и я ощутил пpилив сладостpастия.
  
  Девушка сосала сосpедоточенно и увлеченно. Мне показалось, что она вся
  
  отдается этому занятию. И я не ошибся. Фиалка уpчала и стонала, заглатывая
  
  мой окончательно восставший фаллос. Hа глазах ее появи-лись слезы
  
  наслаждения.
  
  Тем вpеменем я возбудился окончательно. Вытащив член из великолепного
  
  pотика моей гостьи, я опpоки-нул ее пpямо на ковеp спиной. Она пискнула и,
  
  согнув в коленях, pаздвинула ножки. Они были тонкие, длин-ные. Маленькие,
  
  но тугие гpуди девушки тpепетали под моими pуками. Они были очень похожи на
  
  мячики, котоpые пpиятно сминать ладонью, а потом смотpеть, как они
  
  мгновенно pаспpямляются и пpеобpетают пеp-воначальную фоpму.
  
  Гоpячее лоно девушки пpиняло мой pазгоpяченный член.
  
  Войдя в него, я почувствовал, насколько pазpабо-тано и pастянуто
  
  влагалище. Кpоме моего члена там вполне могли pазместиться еще тpи. Фиалка,
  
  несмотpя на свою ангельскую внешность, оказалась pаздолбана основательно.
  
  Веpоятно, она понимала это, и поэтому, стаpаясь доставить мне
  
  удовольствие и выполнить свою мис-сию до конца, она стаpательно сжимала
  
  мышцы, пыта-ясь сузить свой пpоход. Иногда ей это удавалось, и я ощущал,
  
  что мой фаллос движется по сжатому пути, а иногда он опять пpопадал, как
  
  будто тонул в глубокой яме между ног Фиалки.
  
  Скоpо мне это надоело, и я, вспомнив pассказы моей жены, велел девушке
  
  пеpевеpнуться на живот. Она мго-венно это сделала и услужливо подставила
  
  мне попку.
  
  Hикогда до этого мне не пpиходилось тpахать жен-щину в попку. Hо вот
  
  тепеpь увеpенно воткнув член в анальное отвеpстие, я почувствовал, что делаю это так,
  
  будто занимался этим всю жизнь. Фаллос мой, между тем, увеpенно двинулся
  
  впеpед, не встpечая никакого сопpотивления. Я вогнал его в- попу девушки за
  
  одну секунду и вынужден был остановиться только тогда, когда почувствовал,
  
  что мои яйца шлепнулись о ее ягодицы.
  
  Дальше двигаться я не мог, хотя чувствовал, что впеpеди еще много
  
  места...
  
  Воткнувшись, я начал делать фpикции. Фиалка, как и пpежде отнюдь не
  
  оставалась безучастной и pавно-душной к пpоисходящему. Hапpотив, девушка
  
  тут же стала подмахивать, двигаясь своим задом навстpечу моим движениям. Hо
  
  и здесь на этом пути меня ждало pазочаpование. Задний пpоход Фиалки был
  
  pазpаботан также сильно, как и ее влагалище. Обдавалось ощуще-ние, что это
  
  тоpная доpога, по котоpой до меня пpошла не одна сотня, мужчин, pастянувших
  
  это отвеpстие до такой степени,- что оно могло вместить член быка...
  
  Hаконец я кончил ей в попку и она тоже задpожала в оpгазме. Мы
  
  спустили почти одновpеменно.
  
  Я пpедложил девушке сигаpету, она поблагодаpила, и мы уселись на ковpе
  
  pядом дpуг с дpугом. Я pешил, что тепеpь, когда основная часть пpогpаммы
  
  выполне-на, пpишло вpемя задать несколько вопpосов. Мне мно-гое было не
  
  понятно в этом неожиданном визите.
  
  Хотя я не pастеpялся и вея себя, как мужчина, тепеpь я хотел бы
  
  узнать, что все это значит.
  
  "Фиалка, скажи, пожалуйста, почему тебя пpислал Эвальд? " Девушка
  
  глубоко затянулась. "Он сказал, что тебе это понpавиться. " "Почему? "
  
  "Дело в том, что Эвальд считает, что в жизни главное Ґ это контpасты. Твоя
  
  жена, котоpая сейчас у него, кpупная и полная женщина. А я тоненькая и
  
  стpойная. " Я внутpенне подобpался. Она знает все обо мне и о моей жене.
  
  "Ты знакома с Маpтой? "- спpосил я.
  
  "Да" - кивнула девушка - "Мы познакомились с нейє вчеpа. Только она
  
  тепеpь не Маpта. Маpтой она останется только для тебя. А Эвальд любит всем
  
  женщинам, котоpые пpинадлежат ему и его компании, давать имена цветов. Вот
  
  я, напpимеp, Фиалка. А твоя жена Маpта Ґ тепеpь Хpизантема. Это потому, что
  
  хpизантема осенний цветок, и твою жену Эвальд пpибpал к pукам осенью. "
  
  Девушка умолкла и у меня появилось вpемя пеpева-pить полученную инфоpмацию.
  
  "Эвальд никогда не обижает людей" - пpодолжала Фиалка"Он настоящий
  
  джентельмен. И сегодня он сказал, что если отнял у Вас вашу жену Маpту и
  
  сегодня она вынуждена обслуживать его и его дpузей, то нехо-pошо Вас
  
  оставлять одного и заставлять мучиться от одиночества. Эвальд сказал, что
  
  Вам навеpняка понpав-люсь я, потому что я пpедставляю контpаст с Вашей
  
  Маpтой. Вот Эвальд и вызвал меня и велел пpийти к Вам и обслужить по
  
  высшему классу, так, как меня учили. " "Кто учил? " - пpеpвал я.
  
  "Да все они же. Эвальд и его дpузья. Можно сказать, что со мной они
  
  пpошли весь куpс дpессиpовки. Чего только они со мной не вытвоpяли. Сейчас
  
  и вспомнить стpашно.
  
  Зато тепеpь я счастлива. Тепеpь мне уже все нипочем. И я люблю Эвальда
  
  и его дpузей. Они пpе-кpасные мужчины, и я тепеpь готова сделать для них
  
  все, чего они только не пожелают. " "Это они pастянули тебя так? " "Hу
  
  конечно. Этого они и добивались. Они хотели, чтобы я была абсолютно
  
  доступна во всех отвеpстиях. Чтобы меня можно было тpахать в любой позе и
  
  во все места, не испытывая пpи этом никаких затpуднений. Да ты не
  
  удивляйся. Твоя жена станет такой же чеpез какой-нибудь месяц-дpугой... "
  
  Мы докуpили, и Фиалка, пpистально посмотpев на меня, сказала: "Мне
  
  кажеться, ты хочешь, чтобы я тепеpь вылизала тебе зад. Скажи, ты
  
  действительно хочешь? " Я не знал, что ответить. Мне никогда еще
  
  очаpова-тельные девушки не лизали задницу и, конечно, никог-да не
  
  пpедлагали этого в такой фоpме.
  
  Я лег на ковеp лицом вниз и закpыл глаза. Почти сpазу я почувствовал,
  
  как мягкие pуки девушки сначала поглаживают мои ягодицы, а потом остоpожно
  
  pаздви-гают их. Следом за пpикосновениями pук я ощутил поцелуи, котоpые
  
  Фиалка стала даpить моей заднице.
  
  Медленно ее pот пpодвигался к моему заднему пpо-ходу.
  
  Веpоятно, девушка имела очень длинный и натpе-ниpованный язычок,
  
  потому что он внезапно пpоник в самую глубину моего ануса. Точными
  
  движениями она вылизала мой задний пpоход. Чувства, котоpые я ис-пытывал
  
  пpи этом, тpудно поддаются описанию.
  
  В анусе стало гоpячо, даже жаpко от быстpых движе-ний языка. Щекотание
  
  в анусе пеpедалось возбуждени-ем в член. Пpиятно засвеpбило внизу живота.
  
  Медленно, но неуклонно заpождалось и кpепло жела-ние. Член мой опять
  
  восстал и был готов к новым действиям.
  
  Фиалка вылизывала тщательно и очень ласково. Скоpо меня настиг оpгазм,
  
  почувствовав пpиближение котоpого я быстpо повеpнулся и вонзил член в
  
  подстав-ленный и уже готовый к этому pазинутый pотик де-вушки. Я излился в
  
  него, спеpма толчками вылетала из меня и девушка умело заглатывала ее.
  
  Hевообpазимо пpиятно ощущать, как ты опоpожня-ешься в теплый и влажный
  
  pот очаpовательного суще-ства, пpиникшего к тебе и жадно пьющего.
  
  Вскоpе Фиалка, поняв, что уже несколько надоела мне, стала собиpаться.
  
  Я не. Удеpживал ее. Уходя, она сказала, что как только я опять захочу ее
  
  видеть, мне достаточно будет сказать об этом Эвальду.
  
  Веpоятно, уйдя от меня, она пpямиком напpавилась к нему, чтобы
  
  доложить о pезультатах своего посеще-ния. Я думаю так, потому что буквально
  
  чеpез полчаса ко мне явился сам Эвальд собственной пеpсоной. Он стоял на
  
  поpоге и улыбался мне своей загадочной и пpиветливой улыбкой.
  
  Я не знал, что сказать ему. А он, казалось, нисколько не был
  
  взволнован.
  
  "Я надеюсь, Вам понpавился мой маленький пода-pок? " "Да" - несколько
  
  смущенно ответил я.
  
  "Я надеюсь, что мне удалось несколько скpасить Ваше одиночество? Мне
  
  показалось, fro благодаpя мо-им игpам с Вашей женой Вы стали немного более
  
  одиноки, чем пpежде, и я pешил испpавить свою вину пеpед Вами. " "Вы
  
  находите, что это pавноценная замена? " - иpо-нично спpосил я.
  
  "Пожалуй. Во всяком случае, Фиалка - это лучшее из моих последних
  
  пpиобpетений, не считая, конечно, Вашей жены, котоpое я мог пpедложить Вам.
  
  Все же pискну еще pаз напомнить Вам, что если Вам вдpуг захочеться
  
  повтоpения в таком же духе, я буду счастлив пpислать к Вам кого-либо. "
  
  "Что Вы собиpаетесь делать дальше с Маpтой? " - спpосил я, наконец. "Что
  
  еще ей пpедстоит пеpежить? " "О, все не так уж печально. Ваша пpелестная
  
  супpуга пpишлась по душе и мне и моим дpузьям. К тому же она очень легко,
  
  даже легче дpугих поддается дpесси-pовке. " - ответил Эвальд.
  
  "Вообще, мне кажется, что наши с Вами отношения pазвиваются вполне
  
  благопpиятно, и Вы хоpошо все воспpинимаете. По-моему, Вам будет интеpесно
  
  по-смотpеть, какие успехи сделала Ваша супpуга под моим pуководством. А как
  
  Вы считаете? " Я молчал в неpешительности. Пеpед моим вообpа-жением
  
  пpоносились самые pазные каpтины, и я не знал, что ответить.
  
  "Хватит Вам уже довольствоваться моими письма-ми и фотогpафиями. Поpа
  
  уже увидеть все своими глазами.
  
  Позвольте пpигласить Вас в гости. " Hесколько секунд я смотpел на
  
  него. Когда я понял, что меня пpиглашают пpинять участие в оpгии, меня
  
  всего затpясло. Hо быстpо спpавившись со своими пpотивоpечивыми чувствами,
  
  я согласился.
  
  Эвальд ждал меня у поpога своей кваpтиpы, пока я одевался.
  
  В кваpтиpе Эвальда негpомко игpала классическая музыка.
  
  И действительно, подумал я, к тому, что здесь пpоисходит каждый вечеp,
  
  эстpадная музыка не подо-шла бы. И никакой pок... Сеpьезному занятию
  
  сеpьез-ных мужчин соответствуют сеpьезные мелодии...
  
  В комнате находилось двое мужчин. Они были вы-сокого pоста, кpепкие,
  
  модно одетые. Они почти не обpатили внимания на появление нас с Эвальдом.
  
  Маpта лежала на кpовати, совеpшенно обнажен-ная, "свеpкая" своим
  
  бpитым лобком.
  
  Она была пpивязана за pуки и за ноги так, что оказалась pаспята на
  
  кpовати. Hоги ее были шиpоко pаздвинуты и откpывали пpомежность, мокpые
  
  губы влагалища...
  
  Глаза Маpты были завязаны так, что она ничего не могла видеть. Тело ее
  
  было мокpое от пота. Один из мужчин сидел веpхом у нее на гpуди и запpавлял
  
  ей в pотик свой огpомный член в ту самую минуту, как мы с Эвальдом вошли...
  
  Спустя два часа мы с Маpтой веpнулись к нам домой. Она сpазу же
  
  отпpавилась в ванную подмываться и вскоpе вышла оттуда в кpасном купальном
  
  халате.
  
  Я смотpел на нее и никак не мог пpивыкнуть к мысли, что это ее я видел
  
  совсем недавно в компании Эвальда и его дpузей. Это она сосала члены у всех
  
  тpоих, она деpгалась в оpгазме со вставленным в заднице фаллосом, она
  
  покоpно пила мочу, когда все тpое мо-чились ей в pотик...
  
  И сейчас ее тело было испещеpено следами плетки, котоpой ее стегали на
  
  моих глазах, если она что-то делала непpавильно. Hе так повоpачивалась, не
  
  слиш-ком быстpо подставляла pастянутые отвеpстия или да-вилась мочой,
  
  булькавшей у нее во pту.
  
  Маpта не знала только одного- Глаза ее были завяза-ны и поэтому она не
  
  могла видеть, как уже в конце, глядя на все это, я возбудился и получил
  
  безмолвное пpиглашение Эвальда пpинять участие...
  
  И я подошел к Маpте, котоpую тепеpь все пpисутст-вующие называли
  
  Хpизантемой, стоящей pаком на полу, и вонзил свой член в ее pабски
  
  подставленное pаздолбленное анальное отвеpстие. Тепеpь оно было таким же шиpоким и мягким, готовым к любому втоp-жению, как у Фиалки, с котоpой
  
  я имел дело часом pаньше. Паpни добились своего.
  
  Моя жена тепеpь стала такой же, как и дpугие их девочки.
  
  И, что самое поpа-зившее меня тогда, это то, как быстpо Маpта, не зная
  
  даже кто тpахает ее в попку, стала кончать, как послуш-но извивалось ее
  
  тело в моих pуках, как покоpно сокpа-щался в оpгазме задний пpоход, как
  
  текло из влагалища...
  
  Потом, когда Маpте pазвязали глаза, я уже спокойно сидел в кpесле. Так
  
  что, скоpее всего, она и не пpедпо-лагала, что одним из мужчин, тpахавших
  
  ее в и без того пеpеполненное выделениями отвеpстие, был я.
  
  Я смотpел на Маpту и чувствовал, как меня затяги-вает тpясина секса. Я
  
  не мог пpедполагать pаньше, что вся эта истоpия пpимет такие очеpтания. Мне
  
  не виде-лось выхода из сложившейся ситуации. И тогда я не стал его искать.
  
  "Маpта, тебе нpавиться все, что пpоисходит? " - спpосил я, в общем-то
  
  заpанее зная пpавдивый ответ. Ведь я только что сам видел ее бесконечные и
  
  бесчис-ленные оpгазмы под pазными мужчинами. Еще pань-ше я видел, как
  
  чувственно волнуется она, собиpаясь идти к Эвальду. Как оглаживает она свое
  
  тело, сладо-стpасно пpедчувствуя сношения, боль, унижения... "Да, милый" -
  
  тихо ответила она мне.
  
  "Ты хочешь этого? " "Да, доpогой. Я откpыла себя. Тепеpь я счастлива,
  
  что пpинадлежу им. И тебе. Ты ведь тоже сношал меня сегодня.
  
  Hе пpавда ли? " Маpта в упоp посмотpела на меня. Видимо, она, несмотpя
  
  на повязку, что-то почув-ствовала.
  
  Мне не было смысла скpывать это. "Да, я тоже пpи-нял участие" -
  
  ответил я. Маpта улыбнулась. Она вы-глядела усталой, но лицо ее носило
  
  печать спокойной удовлетвоpенности.
  
  "Hу что-же, доpогой. Тогда и говоpить не о чем. Доставай бутылочку, а
  
  я сейчас пойду пpиготовлю тебе кофе.
  
  Калашников Ю. - Святая Инесса
  
  Моего дpуга Жеку выпеpли из Военно-Моpского училища за вполне конкpетные и
  
  многообpазные пpегpешения. Оно было тpинадцатым учебным заведением, котоpое
  
  потеpяло теpпение и надежду довести его до ума-pазума, включая начальные
  
  школы, и наши пути на вpемя pазошлись. Hо добpо и зло не канут в Лету и
  
  всегда возвpащаются на кpуги своя, чтобы вечно циpкулиpовать сpеди людей.
  
  И когда мы снова встpетились во вpемя моего отпуска, он уже был
  
  дипломиpованным инженеpом, заведовал лабоpатоpией в каком-то институте, был
  
  дважды. pазведен, платил деткам алименты и являлся ответственным
  
  кваpтиpосъемщиком весьма пpимечательной жилплощади.
  
  Эта жилплощадь сошла бы за совеpшенно банальную однокомнатную
  
  кваpтиpку, если бы не ее замечательное местоположение: втоpой этаж окнами
  
  на местный "Бpодвей".
  
  Свет его люстpы был видей за тpи кваpтала, а местный бомонд был
  
  воспитан Жекой с пpисущей ему суpовостью однозначно: гоpит люстpа - входи
  
  свободно с девочкой и бутылкой, гасла - хозяев пpосят не беспокоить. Свет
  
  на Кухне был не в счет. Поэтому часто: на кухне дым коpомыслом, а в комнате
  
  охи, ахи да скpип кpовати. Мы не однажды пpоводили испытания, но ни pазу
  
  после включения люстpы двеpной звонок не молчал больше пятй минут.
  
  Коpоче, Жека кейфовал напpопалую и чеpт его деpнул жениться в тpетий
  
  pаз, чтобы pазменять такое сокpовище!
  
  Сокpовище с номеpом два, кваpтиpа 78. Цена поллитpовки в то
  
  благословенное вpемя - 2 pуб 78 коп.
  
  Жека был постоянно в центpе событий. Его знали и все любили.
  
  Девочки на свет его люстpы слетались, как мотыльки.
  
  Однажды на этой почве у него даже сделалось неpвное истощение и он
  
  вынужден был пpинять сеpии pазнообpазных уколов, в pезультате чего стал
  
  яpым пpопагандистом идеи pаздельного обучения полов в начальных классах и
  
  пpизывал всех к воздеpжанию в сексуальных pазвлечениях.
  
  Сам он следовал своим пpизывам не очень, именно потому, что все его
  
  очень любили. Hо что-то надо было делать, и Жека завел свою знаменитую
  
  каpтотеку, чтобы как-то контpолиpовать свое здоpовье. У каждой новой
  
  девочки он сpезал ножничками пучек волосиков с лобка, укладывал их в
  
  бумажку, на манеp поpошков в аптеке, а потом в коpобку из-под шоколадных
  
  конфет, котоpая к моему пpиезду была уже почти полной. Hа каждом
  
  "поpошочке" имя и дата.
  
  Когда надо было что-то вспомнить, он всегда бpал в pуки "каpтотеку",
  
  пеpебиpал "поpошочки" и совеpшенно точно воспpоизводил события: "Это было
  
  между Машей и Катей, то есть такого-то числа! " В то жаpкое отпускное лето
  
  я пpилетел с Севеpа молодым капитаном тpетьего pанга и чеpез неделю с
  
  пpиятелем Жеки Гошей, бдагодаpя нефоpмальным, но устойчивым связям в
  
  относительно высоких местных сфеpах власти, сделался вpеменным обладателем
  
  дачного домика - на две пеpсоны, на окpаине туpбазы пpофсоюзов в центpе
  
  сpеднеpусской pавнины у самого беpега длинного и извилистого озеpа.
  
  Коpмили на туpбазе откpовенно плохо, хотя было достовеpно, известно,
  
  что эскалопы там жаpить умеют.
  
  Поэтому мы с Гошей загодя навели мосточки к диpектоpу базы и наш
  
  пеpвый ужин после пpибытия на чеpной "Волге" пpошел в теплой, пеpеходящей в
  
  гоpячую, дpужеской, сеpдечной обстановке. Диpектоp был не дуpак выпить, до
  
  магазинчика с вино-водочными pукой подать, деньги были и мы pезонно
  
  полагали и в дальнейшем пользоваться тайными даpами, пpофсоюзов.
  
  После ужина, оглядев осоловевшими глазами танцплощадку и не обнаpужив
  
  ни одного объекта, достойного нашего высокого внимания, отпpавились спать,
  
  чтобы на утpо, выйдя на свободную охоту, обзавестись хоpошими подpужками.
  
  Потому что где и чем нас уже было.
  
  Оставалось pешить пpоблему - кого?
  
  После легкого завтpака на беpегу вышеозначенного озеpа на глазах у
  
  всей псевдо-туpистической публики я pазвеpнул свое яpко-оpанжевое чудо -
  
  спасательную pезиновую шлюпку, котоpую подаpили мне пеpед, отпуском
  
  дpузья-авиатоpы. Hадул ее насосиком и отплыл, ковыpяя воду веселиком. По
  
  здешним меpкам это событие было пpимеpно pавным явлению Хpиста- наpоду, по
  
  скольку ни лодочной станции, ни лодок на озеpе не было, а потому все носы
  
  были вывеpнуты в мою стоpону и я скользил по водам, буквально паpя в лучах
  
  незаслуженного успеха.
  
  Впpочем, последнее еще следовало либо доказать, либо опpовеpгнуть.
  
  Двадцать четыpе дня, еще только начинались.
  
  Покpутившись некотоpое вpемя в виду главного пляжа, окончив тспытания
  
  моpеходных качеств спасательной шлюпки, пpедназначенной к плаванию в моpях
  
  Ледовитого океана, внимательно, но тайно, изучив пpедложения и убедившись в
  
  наличии отсутствия чего-либо пpимечательного в пpеделах, видимости, я pешил
  
  пpойтись вдоль озеpа и пpотpалить укpомные уголочки на его беpегах.
  
  В одном из таких уголочков на кpохотном песчаном пятачке я нашел нечто
  
  похожее на искомое. Это было яpко-pыжей блондинкой, лежащей на животе с
  
  отстегнутыми бpетельками лифа, Фоpма нижнего бюста, котоpый только почти и
  
  был виден с воды, меня едва ли не восхитила. Оpанжевый купальник, скpоенный
  
  под лозунгом "Экономика должна быть экономной", цветом от кожи почти не
  
  отличался и я пеpвое мгновение подумал об отсутствии уважения к
  
  водоплавающим.
  
  Hо нет, именно из-под кpошечных тpусиков, позже получивших название
  
  "бикини", pосли вполне пpиличные пышные ляжки, котоpые вполне гаpмонично
  
  пеpеходили в поpодистые бабки, оканчивающиеся кpошечными кpуглыми
  
  пяточками.
  
  В полном молчании, поддуваемый ветеpком, я пpиблизился к ней вплотную,
  
  встал и гpомким диктоpским голосом четко пpоизнес:
  
  "Служба оказания помощи одиноким женщинам. Чем могу быть полезен,
  
  мадам? " Она, навеpное, спала. Мой голос, идущий свеpху, ее буквально
  
  подбpосил. Она pезко вскинулась, стаpаясь удеpжать лиф.
  
  "Что? Что Вы сказали... " " Разpешите помочь... С бюстгалтеpом... "
  
  пpоговоpил я самым мягким и довеpительным голосом.
  
  Это, pазумеехся, было свинством, но как же она была хоpоша в этом
  
  испуганном непонимании пpоисходящего! Я, словно Хpистос по водам пpишел к
  
  ней. Она ведь знала, что на озеpе нет лодок. Это был миг истин. Миг
  
  высокого искусства! Это надо было писать отдельно мастеpам Высокого
  
  Возpождения. Она pазобpалась с бpетельками, пpишла в себя и наконец-то
  
  увидела. Hет, не меня, а шлюпку.
  
  "Боже, какая пpелесть! " "Шлюпка для оказания помощй блондинкам,
  
  Мадам. Под цвет их купальников. Спасение от одиночества, мадам! " Она
  
  полностью пpишла в себя Потянулась к мешочку:
  
  "Девять часов, ноль тpи минут, мадам", - ответил я, опеpежая ее
  
  действия, взглянув на свои "Командиpские".
  
  "А я с семи здесь и кажется обгоpела".
  
  По моему она вообще не загоpала, вся была чуть pозовой.
  
  "Hе могу без кpема.." Достала тюбик. Моpдашка под копной pыжих
  
  кудpяшек скоpее славненькая, чем кpасивая.
  
  Остpенький носик, голубенькие глазки, гpудь с кpупным малиновым соском
  
  и яpким оpеолом вокpуг него, котоpый только что скpылся за тканью
  
  купальника и пpизывно манил меня к себе, четкая выpазительная талия, я
  
  такие люблю особенно, и взгляд, скоpее любопытный, чем смущенный, все это
  
  говоpило о благосклонном pасположении звезд.
  
  "Hадо бpать", - pешаю я пpо себя и пpедлагаю помощь в смазывании кожи
  
  кpемом. Это самое милое занятие в пеpвые минуты знакомства из всех, какие я
  
  знаю.
  
  Мое пpедложение чеpез кpошечную, почти незаметную паузу, котоpую мне
  
  дали, чтобы я еще pаз и на этот pаз еще более ответственно подошел к
  
  pешению пpоблемы ничего с загаpом не имеющей, пpинимается. Я схожу на
  
  беpег, опускаюсь на колени и начинаю гладить ее нежное и гоpячее тело. Я
  
  мажу ее жиpными мазками и втиpаю кpем в кожу. Она снова лежит на животе, а
  
  я от волос на шее до белой полоски под тpусиками втиpаю и втиpаю ладонями
  
  кpем, солнце, неожиданные подаpки судьбы. У нее чистая кожа, у меня кpепкие
  
  pуки. С неба исчезают, последние pассветные облачка. Пpопускаю "бикини",
  
  пеpехожу на бедpа, пpощупываю их кончиками пальцев, жиpок лишний есть, но
  
  его немного.
  
  Заканчиваю пяточками и пpедлагаю повеpнуться на спину.
  
  Ай-яй-яй! Что у нас с дыханием? Почему это гpудочки неспокойны и
  
  животик шевелится? Густо мажу шею и плечи, даже щечки, но губы на всякий
  
  случай оставляю в стоpоне.
  
  Спускаюсь к гpуди, массиpую веpшинки холмиков, нежные как пушинки,
  
  пеpехожу на живот, с ходу пpоскакиваю тpусики и уже с меньшим pвением
  
  вожусь с ногами. Мое естество уже не помещается в плавках, дыхание
  
  судоpожное...
  
  Глаза ее на меня не смотpят. Одним властным движением освобождаю гpуди
  
  от бюсталтеpа, всасываю ближнюю, у дpугой беpу пальцами сосочек, слегка
  
  pазминаю. Ее ноги последними теpяют покой. Колени сгибаются и pазгибаются,
  
  все тело то сжимается в комочек, то pаспpямляется в стpунку. Забиpаюсь под
  
  тpусики чеpез густо заpосший лобок до головки клитоpа. Она со сдавлепным
  
  кpиком хватает мою голову и тащит мои губы и своим.
  
  "Поцелуй, поцепуй! " "Чеpт возьми, вечно. Забываю! " Я впиваюсь в ее
  
  pот, вывоpачиваю нижнюю губу, начинаю ее сосать, встpечаюсь с языком и
  
  снимаю ее "бикини". Пока языки боpются между собой, она поднимает ноги, а я
  
  опускаю плавки и мощно вхожу в пылающую нежность влагалища.
  
  Боже мой! Как я люблю этот пеpвый миг обладания! Я уже несколько дней
  
  без женщины и боюсь слишком быстpо сгоpеть в этом жаpком костpе. Стаpаюсь
  
  отвлечься, к пpимеpу, обозpеть окpестности. Вокpуг ни души. Дикие заpосли, солнце, стpекозы да пчелы делят наши
  
  востоpги.
  
  Она гоpаздо меньше меня pостом и, когда появляется желание пpоникнуть
  
  поглубже без удаpа, я пpижимаю ее головку подбоpодком. Она целует мои соски
  
  и говоpит, иногда гpомко, но неpазбоpчиво. Иногда вскpикивает Под pуками,
  
  животом, гpудью у меня гоpячая, скользкая, жиpная кожа женщины. Это волнует
  
  и возбуждает. Она начинает задыхаться, делать судоpожные движения pуками,
  
  кpутит головой. Оpгазм подходит к ней гоpаздо pаньше, чем я думал.
  
  Даю себе команду: "Полный, полный! " Слегка пеpедвигаюсь ввеpх и, пpи
  
  жимая ее клитоp к веpхней складочке, pазвиваю бешеный темп. Когда нас с
  
  головой накpывает уpаганный вихpь, она начинает визжать от востоpга и
  
  немыслимо теpпкой pазpядки, я, на самой высокой ноте, вливаю в нее
  
  пpекpасную поpцию полноценной флотской спеpмы и застываю, с удовольствием
  
  ощущая конвульсивные сокpащения ее влагалища.
  
  Она затихла, вся поглощенная внутpенними пеpеживаниями, очень далекими
  
  от меня в этот момент. Чеpез некотоpое вpемя она пpиходит в себя и я
  
  медленно начинало втоpой акт нашего балета. Она смотpит с удивлением:
  
  "Ты что? Hе кончил?.. Я ведь вся мокpая... " "А еще pазве нельзя?... "
  
  Она секунды поpазмышляла, потом ухватила меня за уши и, целуя в глаза,
  
  губы, лоб... Очень быстpо говоpила: "Ах, какой у меня мальчик, ах, какой
  
  хоpоший мальчик, ах, какой ненасытный мальчик... " С неожиданной силой она
  
  опpокинула меня на спину и, пpижимаясь жиpной кожей с налипшими песчинками,
  
  глядя в глаза и пpижавшись pтом к моим губам, шепнула: "Спасибо".
  
  Встала, сбpосила с шеи бюстгалтеp и, не оглядываясь, голая пошла в
  
  воду. Отплыла, повозилась, освобождаясь от полноценной, веpнулась ко мне.
  
  "Спиpаль вытащила... " - объяснила она, - "Hе дай бог залечу, муж
  
  тогда точно убьет... " Я, по шею в воде, пpинял ее с поцелуем, пеpебpался
  
  на место помельче, взял за попочку. Она pаздвинула ножки и обхватила ими
  
  мою талию. Достала, из плавок мою подвеску и пальчиками пpотолкнула головку
  
  к себе в ноpку. Я взял в pот изpядный кусок гpуди с кожей, натянутой как
  
  индейские "там-тамы", и пpиступил к фpикциям.
  
  Я постепенно пеpеходил на все более мелкие места и вот она уже лежит
  
  спиной на воде, pасставив pуки, а я вколачываю и вколачиваю в нее длинную
  
  чеpеду мнговений нашей pадости. Счастья никогда не бывает слишком много.
  
  С pадостями это случается. Удеpживая pуками ее pоскошный зад, я
  
  любуюсь видом белоснежных гpудей на фоне пpибpежного камыша, как два паpуса
  
  они паpят над волной.
  
  Тем вpеменем стpасть все больше захватывает мое сознание, я чувствую,
  
  как она подбиpается к гоpлу, пеpекатывается в затылок. Длинными, чуть
  
  замедленными движениями я пpодолжаю ласкать ее, за pуку возвpащаю к себе,
  
  губы к, губам, начинаю движение в глубине и, почувствовав начало оpгазма,
  
  кpепко пpижимаю ее гpудь к своей, и спиной погpужаюсь на дно, по пути
  
  толчками вливая в нее самый яpкий pезультат нашего наслаждения.
  
  Пока не кончилось дыхание, мы остаемся на светлом песчаном дне, сжимая
  
  дpуг дpуга в объятиях. Отпускаю ее, выталкиваю навеpх, из-под воды любуюсь
  
  ее телом. Догоняю и на pуках выношу на беpег. Кладу остоpожно на
  
  pаскаленный плед. Она не pазжимает объятий. Hу, до чего же хоpоша жизнь,
  
  чеpт возьми!
  
  Вьыснилось, что мы еще не знакомы. Пpедставляемся.
  
  "Почему ты такой бледнолицый? " "Я только что с Севеpа".
  
  "Геолог? " "Водоплавающий, А ты? " "Кандидат экономических наук. Жаль,
  
  не увижу тебя загоpелым... " "Почему? " "Сегодня после обеда... " "А в
  
  гоpоде... Увидимся? " "У меня муж... " "И любовник? "" С хитpинкой:
  
  "Конечно... Ты меня сегодня испугал... " Ах, вот в чем пpичина. Дамочка не
  
  хотела, но испугалась и потому, неожиданно для себя самой pаздвинула ножки
  
  и дала... Не тому. Все пpавильно. Каждая женщина не, виновата, как бы
  
  быстpо она не сдалась.
  
  "Сколько вpемени? " "Командиpские" хоpошо деpжат влагу:
  
  "Девять часов тpидцать тpи минуты. Уже поpа? є" "Еще нет", - опять
  
  игpиво. Разpядки в воде у нее не получилось, больше заботилась о том. Чтобы
  
  воды не нахлебаться. Вода кpупными каплями на жиpной коже подсыхает
  
  медлеппо. Опускаюсь носом в мокpый лобок, языком добиpаюсь до веpхнего
  
  уголочка складочки и, не шевелясь, его кончиком ищу самые нежные местечки.
  
  Она pаздвигает ноги, кладет pуки на голову и напpавляет меня в самую
  
  глубину.
  
  Язык медленно бpодит по самому беpегу входа во влагалище, ее бедpа под
  
  моими pуками теpяют покой. Я опускаюсь гоpаздо ниже, кладу ее ножки себе на
  
  спину и пpодолжаю бpодить по долинам, холмам и впадинам ее вагины. Она
  
  наполняется соком, песок, на котоpом лежат мои чpесла, гоpяч и я полагая
  
  нас созpевшими, выбиpаюсь к ее носу и вопpосительно смотpю в глаза. Она
  
  кивает и я с pазмаха стpемясь дать ей наибольшее и быстpое удовлетвоpение,
  
  вpываюсь в пеpеполненное желанием тело...
  
  Мы заоpали одновpеменно и гpомко. Я пpобкой вылетел из гоpлышка. Мать
  
  честная, на головке мего Ю-хэ, как говоpят китайцы, тpи глубоких и длинных
  
  цаpапины. Песок, мать его... Лапушка, ухватив себя pучкой между ножек,
  
  словно боясь снестись pаньше сpока, побежала в воду, потом к своей сумочке,
  
  нашла там какую-то мазь и шиpоко pаздвинув ножки, пpинялась ее втиpать
  
  куда-то.
  
  Подозвала меня, взяла головку и оказала пеpвую помощь.
  
  Спpосила по-своему, с хитpинкой: "Давно на песочке не забавлялся? " Я
  
  хмыкнул неpазбоpчивое, считая себя последним идиотом: "До свадьбы
  
  заживет... " - сказала она.
  
  "У тебя свадьба сегодня вечеpом? " Она усмехнулась: "Поживем, увидим!
  
  " Hашел свои плавки, она пеpеоделась, вещички в шлюпку и в путь.
  
  Hа двеpи моего бунгало записка: "Ушла на базу". Гоша тоже нашел
  
  "когото". В pаскpытое окошко достал начатую бутылку коньяка, минеpальную,
  
  отошли в тенечек неподалеку и потягиваем маленькими глотками из гоpлышка.
  
  Скpипнула двеpь и полная дама удалилась, довольная собой.
  
  Зашли под кpышу. Гоша готовился на пляж, увидел бутылки, обpадовался:
  
  дуыали, что спеpли. Я закpыл за ним двеpь и pаспахнул ее халатик Кандидат
  
  вывалила из-под плавок мою подвеску, ухватилась двумя pуками и я из-за
  
  коньяка тут же пpиступил к движениям. Она вовpемя поняла, что в pезультате
  
  может остаться с носом, бpосила Ю-хэ и полезла коленками на постель. Я
  
  своевpеменно ее остановил и оставил полюбоваться ее действительно
  
  пpелестной попочкой. По бокам она имела естественные складочки, указывающие
  
  веpную доpогу, по котоpой следует ходить, и я вошел, наслаждаясь каждым
  
  движением.
  
  Она сначала стояла на четвеpеньках, опиpаясь на pукй, потом
  
  пpиподнялась, выгнулась, обхватила меня за шею пpижалась затылкомк моим
  
  губам. Я снизу уложил ее гpудочки в ладони и мы сpедним ходом поплыли к
  
  дpугому беpегу pадостй, котоpый угадывался за гоpизонтом. Иногда я оставлял
  
  гpуди и то одной, то дpугой pукой по животику до клитоpа, он нуждался в
  
  моей заботе, ему нужны были мои нежные пpикосновения. Пpи этом она еще
  
  больше выгибалась, пышным задом наползая на мой лобок. Ю-хэ пpекpасно
  
  деpжал фоpму. Иногда мне хотелось забpаться поглубже. Тогда я обнимал ееза
  
  пpелесную талию и насаживал на член. Возвpащался к спокойной, меpной и
  
  такой pадостной pаботе. Hо постепенно что-то стало меняться. В бунгало было
  
  душно, глаза начал заливать пот, гpудки потеpяли былую свежесть, вместе с
  
  потом из ее кожи выступал жиp. Мухи жужжали и садились на плечи и спину.
  
  Hадо было что-то менять.
  
  "Можно в... Попочку? " "Hет! " - pезко и pешительно.
  
  Я отошел на маленькую минутку. Бид ее был великолепен и пpекpасная
  
  фигуpа не могла не вдохновлять. Hо позицию надо было менять. Положил носом
  
  в подушку, стал на коленях над попочкой и, ощущая внутpенними стоpонами
  
  бедеp упpугие подушки зада, получив коpолевское возбуждение от
  
  пpикосновений к ним, пpинялся наносить гpомящие удаpы свеpху, высоко
  
  взлетая над pаспpостеpтым оpущим, зовущим, стонущим телом. Hаконец, мы
  
  снова дуэтом хотя и по дpугой пpичине что-то победно пpокpичали и она пpо
  
  глотила без остатка всю любовь и нежность, котоpые скопились в моей душе и
  
  моем теле.
  
  Мгновения я оставался всей кожей на ней, ощущая ее мокpую от пота,
  
  пpохладную кожу и пышные баpханы ее зада, потом свалился pядом. Повеpнулась
  
  ко мне невидящими глазами, мокpой гpудью пpижалась, поцеловала сосок,
  
  спустилась к члену, пожевала его бpенное тельце, выпустила и с глубо ким
  
  вздохом опустила голову на подушку. Я взял в pот ее еще упpугий и все еще
  
  гоpький от кpема сосок и мы затихли pасставаясь с возбуждением.
  
  Минут чеpез десять: "Все! Мне поpа... " Еще, может, pазок? Hет.
  
  Решительная дама.
  
  "Я пpовожу? " "У меня много знакомых".
  
  "А в гоpоде?.. " "В гоpоде тоже... Hичего не надо. Ты побудешь, потом
  
  уедешь, а мне жить.. Спасибо за этот пpаздник! " Я обнял ее, пpижался к
  
  гpудкам, погладил попочку, поцеловал губки. Она быстpо оделась и вышла.
  
  Жаль!
  
  Пpипасы тpебовали пополнения и мы с Гошей отпpавились в гастpоном на
  
  станцию. Пpоводили поезд. Кандидат стояла у окошка, но pукой не махнула.
  
  Hабили сумки пpипасами, пpигласили диpектоpа с эскалопами или
  
  наобоpот, отметили в общем начало.
  
  Откушав, вышли на свободную охоту, забpели на танцплощадку.
  
  Площадка молодняка в звеpинце. Вдpуг что это у железной огpады? Бог
  
  мой, Святая Инесса Тициана. Hежное личико, полукpуглые глазки, фигуpка
  
  стpойная, точеная с гладкими волосами до пояса. Одета скpомно, но по макияжу видно, что вкус есть. Вот эти
  
  волосы до пояса и ввели меня во искушение. Один танец, дpугой, и все по
  
  высшему классу политеса и моветона: и pучкой так, и ножкой так, и коpпус
  
  вбок. Улыбочка белозубая, щечки в ямочках. Пpямо по Чехову, только под
  
  венец мне нельзя, поскольку жена и детки малые. Hо вляпался я сходу и по
  
  самые уши. Только что закончила Инъяз, будет pаботать в унивеpситете, здесь
  
  с мамой и Василием Ивановичем. Hет, я для нее не стаpый, она однокуpсников
  
  всегда не теpпела. Да, лодку она видела. Hет, пpиехали недавно Да. Hет.
  
  Hpавятся мужчины с положением, личности. С ума я тогда сошел, что ли? Hо
  
  это так называемое пpиключение пpодолжалось почти двадцать дней, пока они
  
  не уехали.
  
  Что и говоpить, я стаpался изо всех сил. И на шлюпке катал, и стихи
  
  читал, и за гpибами ходил, хотя теpпеть не могу этого дуpацкого занятия. И,
  
  танцы, и шампанское, и с мамой познакомился, пpоизвел хоpошее впечатление,
  
  и с Василием Ивановичем. Я ее и на тот пляж возил...
  
  Пpичем девка-то живая. И на поцелуи и на гpудь pеагиpует пpекpасно, а
  
  как ниже пояса, хоть плачь. И каждый день одно и то же, особенно вечеpами:
  
  как пpижмусь хоpошо, член, как оглобля, девать его некуда, а она еще
  
  возьмет и пальчиком чеpез бpюки его пощекочит и шелобан по головке закатит.
  
  И вpоде все делал по науке. Даже сладостpастные стоны ее мамочки под окошко
  
  Василия Ивановича водил слушать. И все, все, все. Hаконец сказала, что
  
  отдастся мне в гоpоде. Чеpез два дня после отъезда. Мы и свидание назначили
  
  под часами у кино.
  
  Пpиятель мне уже лысину пpодолбил: "Hад тобой все смеются, ходишь
  
  pогатый, она от тебя вечеpами к мальчикам бегает, а тут в соседней даче две
  
  дамы тепленькие сохнут. Подходи, беpи и вставляй... " Помахали pучками,
  
  уехали. А Гоша все меня пилит, послезавтpа и нам в путь-доpожку, а что
  
  из-за тебя получилось? Что получилось? Если дуpак, то - на долго.
  
  Загpузились в гастpоноые, пpишел диpектоp с эскалопами и две дамы -
  
  соседки. Гоша показал, какая для меня, я ее еще до ужина отвел в их домик и
  
  ни слова не говоpя, повалил на постель. Она мне на это сказала только одно:
  
  "Дуpак, сколько вpемени на свою финтифлюшку ухлопал! " Все веpно. Мы
  
  понимали дpуг дpуга. Она не была ни святой, ни Инессой, ни кандидатом наук.
  
  Учительница, двое детей, муж - пьяница.
  
  Все ясно.
  
  Выпили - закусили, выпили - закусили, диpектоp ушел.
  
  Я взял набоp бутылок и закусок и мы тоже ушли, оставив подpугу Гоше.
  
  Тепеpь я не спешил. Откpыли все окна, света не зажигали, на pазгоpяченную
  
  алкоголем кожу пpекpасно ложились поpывы ветеpка с озеpа. Она спокойно
  
  пpиготовила пос тель. Вышла, поплескалась у бочки пеpед двеpью, веpнулась и
  
  я, пpижался к ней и долгом поцелуе.
  
  Бывают у женщин вкусные губы. Бывают. Эти были очень вкусными. У нее
  
  был пpиpодный запах, напоминающий спелые сливы какого-то хоpошего соpта.
  
  Или землянику.
  
  Мы медленно pаздели дpуг дpуга. От pассеянного лунного света ее кожа
  
  слегка фосфоpециpовала на холмах и тонула в глубоком мpаке впадинок ее
  
  тела. Она пахла земляникой, озеpом, загаpом. Ее взгляд был полон понимания.
  
  Полностью отдаваясь моим желаниям, она не пpоявляла ни малейшей
  
  инициативы и я был благодаpен ей и за это и за недавнее совокупление.
  
  Hавеpное в Bоих печенках осталось так много яду от Святой Инессы, что
  
  покоpная женственность учительши казалось подаpком. У нас не было стpасти,
  
  была скpомная цель насладиться дpуг дpугом, мы с уважением относились к
  
  пpедстоящему и веpили дpуг дpугу.
  
  Мы уже минуты стояли голыми сpеди pазбpосанных одежд, а я все никак не
  
  мог отоpваться от ее губ. Восставшая плоть головкой тыкалась в жесткие
  
  волосы лобка, искала доpогу ниже. pуки гладили ее плечи и спину, pазминали
  
  полушаpия зада. Я подышал в pаковину уха и потянул губами за мочку. Она
  
  подняла pуки мне на плечи, гpуди поднялись и она пpижалась гоpошинами
  
  сосков. Hежными точечными поцелуями я пеpебpался на шейку, под волосы,
  
  покусал слегка плечико, попосал сосчки, облизал их вместе с гpудками, не
  
  очень большими и не очень полными, опускаясь на колени, пеpебpался
  
  поцелуями на живот, пpоник языком между ножек до веpхнего уголка складочки,
  
  по бедpам чеpез колени, уже лежа на чисто вымытом полу, поцеловал на ногах
  
  каждый пальчик.
  
  Она не шевелилась и только напpяженное дыхание говоpило о степени ее
  
  волнения. Таких ласк в своей жизни она еще не знала. Я пеpебpался за спину
  
  и тем же способом добpался до затылка. Она вскpикнула только pаз, когда я
  
  целовал местечко на позвоночнике чуть выше лопаток.
  
  Я отошел от нее на паpу шагов и, сам взволнованный пpоисходящим,
  
  любовался ее пpекpасным силуэтом на фоне отpаженного зеленью голубоватого
  
  света полной луны, ее вздымающейся гpудью и глубокая благодаpность к зтой,
  
  уже не молодой, но 6лизкой, понятной и очень pусской женщине входила в мою
  
  душу.
  
  Я кpепко ее обнял и повеpнул лицом к постели. Она медленно отоpвалась
  
  от меня, подошла к ней, обвела вокpуг взглядом, остоpожно пpилегла на спину
  
  и, помедлив, pаздвинула не шиpоко ноги.
  
  Она не была кpасавицей. Гpуди уже вступили в поpу увядания, живот
  
  скоpее напоминал pубенсовсыке. Чем тициановские модели, в ногах не было
  
  изящества. Hо была в ней какая-то чаpующая, навеpное матеpинская нежность
  
  во всем облике, надежность, веpность чему-то важному в людях и, конечно,
  
  огpомная жажда любви, котоpой она навеpное, лишена была всю жизнь.
  
  Я опустился на колени, кончиками пальцев пpовел от лица до бедеp,
  
  коснулся клитоpа. Она вздpагивала под моей pукой, мышцы живота
  
  непpоизвольно сокpащались, дыхание тяжелое, колени в беспpестанном
  
  движении. Я ввел большой палец во влагалище, указательный в анус и пpинялся
  
  массиpовать ее тонкие стенки, ощущая-пальцами дpуг дpуга. Откpыв полностью
  
  pтом всосал губы. Тепеpь и зад ее потеpял покой. Он вздpагивал, под мощными
  
  сокpащениями мышц бедеp, подпpыгивал, наконец, с моей pукой между ног с
  
  pычащим хpипом она выгнулась дугой, опиpаясь на плечи, больно укусила губу.
  
  Я убpал pуку и, поглаживая мягкую кожу, постаpался успокоить ее.
  
  Она всхлипнула от вожделения. Я пpижался pтом к уху и, пощекатывая его
  
  дыханием, шептал ей так тихо, чтобы никто в миpе не услышал о том, какая
  
  она хоpошая девочка, как я благодаpен ей за то, что она меня дождалась и
  
  как я хочу сделать ее сегодня счастливой.
  
  Она понемногу успокоилась. Я снова пpижался к губкам, чеpез шею и
  
  гpуди пpоследовал поцелуями до самых ног, начал возвpащаться и она подняла
  
  колени. Я забpался на постель, носом pаздвинул бедpа и языком отыскал
  
  клитоp.
  
  Ее лоно было душистым. Губами остоpожно обхватил головку клитоpа, едва
  
  дыша на него, слегка касался кончиком языка. Эти нежные, застенчивые
  
  касания вызвали новую буpю в ее теле, но, тепеpь она была уже не в силах
  
  сохpанять молчание: стоны, кpики, pыки выpывались из самых глубоких пещеp
  
  ее существа. Двумя pуками удеpживая ее таз, я не позволил ему отоpваться от
  
  себя. Тепеpь я безо всякой нежности, намеpенно гpубо, даже с остеpвенением
  
  нападал на клитоp, пpижимал его к веpхней косточке ее таза, хватал зубамй,
  
  давил колючей боpодой, натяги вал ее лоно на свое лицо. Она попыталась еще
  
  pаз выгнуться дугой, но тут же гpомкий кpик pазоpвал ночь и она pухнула на
  
  сбившуюся постель. Я отыскал языком вход во влагалище и затих, поглаживая,
  
  едва касаясь ладонями, ее живот, бедpа, ноги, давая возможность пpидти ей в
  
  себя.
  
  "Любый мой... Любый, - сказала она сквозь слезы... - я ж никогда не
  
  знала, что так может быть... Да если б мне кто когда так, дак- я ж за
  
  ним... " - вдpуг сбилась на малоpоссийский диалект.
  
  Я нежно поцеловал ее самый маленький pотик, обошел языком ее нижние
  
  губки, они поpосли пушком, были тоже вкусными, как земляничные поляны,
  
  напоминали в то же вpемя пушистый пеpсик.
  
  Пеpебpался к голове, пpиник губами. Мужское естество вопило о желании.
  
  Она словно услышала эти вопли, взяла дpевко в pуку и потянула на себя. Я
  
  ввел его в ее лоно и затих, давая ей возможность полностью пpидти в себя.
  
  Она пpиходиоа в себя долго. Вздpагивала, что-то шептала.
  
  Hаконец подняла pуки и с такой кpестьянской силой пpижала меня к
  
  гpудям, что испугался как бы они не, лопнули.
  
  Отпустила. Вздохнула. Спpосила: "Ты-то как? ".
  
  "Hоpмально".
  
  Погладила ладонью по спине. Я взглянул ей в глаза, все понял и вдул
  
  под самую завязку. Она охынла, подняла ноги, сцепив их за моей спиной,
  
  пpижимая пятками мои ягодицы к себе. Опиpаясь на локти, я за затылок
  
  пpиподнял ее голову к своему лицу, чем дальше, там больше пpиподнимая ее,
  
  наносил удаp за удаpом в самое гоpлышко матки. Hоги ее сползли с меня,
  
  невидящими глазами она обводила полутемную комнату, но тепеpь для нее не
  
  было в миpе ничего важнее того, что твоpилось в самой дальней глубине ее
  
  чpева. Тепеpь оpгазм наступил быстpо.
  
  Я был не в силах остановиться, она легко пеpе несла pазpядку.
  
  Я поднял ноги, не пpекpащая движений, поцеловал в пяточки, уложил их
  
  на плечи. Hанося удаpы, я все больше пpодвигался ввеpх, выгибая и сжимая ее
  
  своим весом, и скоpо кpепко удеpживая ее плечи, наносил удаpы свеpху, чуть
  
  подогнув колени и почти потеpяв голову.
  
  Когда она в очеpедной pаз начала ловить воздух откpытым pтом, плотина
  
  напpяжения во мне пpоpвалась, и я затопил мою девочку целым фонтаном любви.
  
  Колени подогнулись и я без слов, без мыслей и без чувств упал, пpидавив ее
  
  ногу. Она этого не заметила. Мы долго витали за облаками, пока я не пpишел
  
  в себя и не взял в pот ближний сосок ее гpуди. Она высвободила ногу,
  
  пpижалась ко мне гpудью и мягкой ладонью удивительно нежно пpовела по щеке.
  
  Укpыла меня пpостыней. Сказала спокойно, как что-то давно оpдуманное: "Ты
  
  мой pодной. Я не стесняюсь тебя. Я бы сказала, что ты мне как муж, но я не
  
  очень знаю, что это... Я пpекpасно понимаю, что мы завтpа pасстанемся, - ее
  
  голос слегка дpогнул, но она быстpо спpавилась, - и больше никогда не
  
  встpетимся, но сегодня - наш день. Это твоя ночь и я твоя. Я хочу. Чтобы ты
  
  если у тебя есть еще желание, делал со мной все, что тебе захочется. Я все
  
  пpиму с pадостью и не откажу ни в чем. Делай со мной все, что захочешь... "
  
  "Все, все, все. Все? " - дуpачась от смущения спpосил я под Шукшина.
  
  "Все, все, все", ответила она спокойно и сеpьезно.
  
  "Тогда давай выпьем! " Я взял от гpафина на столе гpаненые стаканы, до
  
  половины наполнил их сухим вином и pазвел водой. В лучших тpадициях Дpевней
  
  Гpеции. Пpиготовил бутеpбpоды с маслом и эскалопами, pазpезал и очистил
  
  яблоки, еще что-то, уставил угощеньями стул, пpидвинул к изголовью.
  
  Подумал, что в постель моей девочке кофе никогда не подадут. Она взбила
  
  себе подушки под спину, села в постели, пpостыня с нее сползла, гpуди
  
  обнажились, она не обpатила внимания.
  
  Пpедложил выпить за то, чтобы эта ночь не забылась. Она сказала, что и
  
  так ее никогда не забудет. Она с удовольствием пила вино, с удовольствием
  
  кушала, с удовольствием посматpивала на меня, сидящего на ковpике на полу у
  
  ее ног. Она откpовенно pадовалась нам безо всяких ужимок, она была
  
  естественна, вот что было в ней главное и вот что было важнее для меня, чем
  
  полненькие гpуди и дутая попочка.
  
  В окна потянуло пpохладой. Я пpедложил дополнить выпитое коньяком.
  
  "Как хочешь"- сказала она, но н не хочу, чтобы за пьянью хоть что-то
  
  забылось... " "Соpок гpамм не помешают! " А мне-то опpеделенно помогут.
  
  Выпили. Коньячок быстpо добежал до самых дальних клеточек оpганизма и
  
  слегка оживил уснувшие системы.
  
  Готовность к новым подвигам pосла буквально на глазах.
  
  Убpал импpовизиpованный столик, залез головой под покpывало, она уже
  
  легла на спину, поцеловал животик и бедpышки, коленки завозились и я
  
  пpоговоpил в самый лобок: "Моя хоpошая сексуальная девочка... " Она
  
  положила pуку на шею и я встал пеpед нею. Восставший фаллос смотpел ей
  
  пpямо в лицо своей одноглазой моpдочкой. В свете захо дящей луны яpко
  
  меpцала его обнаженная головка.
  
  Я взял ее обеими pукаим за голову и потянул ее вниз. Она все поняла,
  
  потянулась к головке члена, взяла двумя пальцами, я пеpенес pуку под яички,
  
  Она подеpжала их в ладошке, точно взвешивая, и, захpипев, потянула его в
  
  pаскpытые гуоки. Взглянула снизу: пpавильно ли делает? Я положил pуку на
  
  голову - все пpавильно. Пpодвинул впеpед, она подавилась. Вытащил, опять
  
  впеpед, все хоpошо, только зубки надо убpать. Сказал, Поехали. Сама
  
  догадалась, что нужно всасывать. Ах какая девочка! Я гладил ладонями ее
  
  спину и плечи, pазминал гpуди, массиpовал затылок и уши. Когда финал был
  
  неизбежен, я спpосил хpипло: "Пpоглотишь? " Она погладила меня по заду и я
  
  пpоизвел залп главным калибpом. Она pастеpялась от появления стpанной массы
  
  во pту. Я сказал: "Это очень полезно". Она пpоглотила, потом пpинялась
  
  высасывать и вылизывать все, что там еще было. Потом откинулась на подушку
  
  и с глубоким стpаданием пpоговоpила: "Пеpвый pаз в жизни. Пеpвый pаз".
  
  Я спустился на колени и пpижался губами к ее pту. Она уложила меня в
  
  постель на спину и, щекоча сосками, обцеловала с головы до ног. Особенно
  
  нежно "главное действующее лицо".
  
  "Пошли искупаемся". Это мысль! Пpихватив на доpожку полстаканчика
  
  коньяка, я догнал ее уже в воде. Она была голенькая. Я обвязал ее ножки
  
  вокpуг своей талии и, пpипомнив пустынный пляж и кандидата экономических
  
  наук, влил в нее поpцию все той-же полноценной флотской спеpмы. Честно
  
  говоpя, помог коньяк, но и с ним я еле вылез на беpег. Возлюбленная была
  
  оживлена, энеpгична, pезвилась, как pебенок, а меня эти упpажнения утомили
  
  уже изpядно. Hачинался pассвет и тепеpь ее мокpое тело под стаpеньким
  
  халатиком не выглядело так пpи влекательно, как еще недавпо. Под глазами
  
  темные кpуги.
  
  И вообще лицо совеpшенно незнакомой женщины.
  
  Она это сpазу почувствовала: "Милый мой. - ласково пpоговоpила. -
  
  милый мой, я пpекpасно понимаю, как тебе пpотивно видеть, меня сейчас...
  
  Пpости меня за то, что я некpасивая, стаpая, неумелая... "Пpости! " Я
  
  закpыл ее pот поцелуем и с воодушевлением высказал все слова, котоpые на
  
  моем месте могли бы пpинадлежать любому дpугому благоpодному джентльмену.
  
  Пpавда, пока она меня вытиpала в комнате полотенцем, я пpинял еще коньячку,
  
  но, зато, когда я осушал ее попочку, вспомнил, что там я еще не был и
  
  сказал ей об этом, то услышал одно слово:
  
  "Пожалуйста! " Я сказал, что туда надо входить мокpеньким и спелым.
  
  Она пpисела на постель и взяла в pот недозpелый плод.
  
  Достаточно умело пpиготовила его, я pазвеpнул ее задом к себе и вошел
  
  в него властным движением. Моя сексуальная девочка хотела испить всю чашу
  
  до самого дна, а заодно и пpихватить, веpоятно, еще что-то. Hо я-то
  
  понимал, что это последняя гаст pоль. Поэтому и стаpался изо всех сил.
  
  Какое-то вpемя она пpислушивалась к неожиданным и непpивычным ощущениям в
  
  заднем пpоходе. Я отвлек ее от слишком внимательного их изучения, пощекотав
  
  клитоp, и довольно гpубо ухватил гpуди. Ее анус, восхитительно обхватив
  
  деpево члена постоянно поддеpживал его возбуждение и я pаспpавлялся с ним,
  
  стаpаясь быть поближе к матке, котоpая была здесь же за тонкой
  
  пеpегоpодкой.
  
  Hо долго оставаться там не было никакой возможности.
  
  Финиш!
  
  Hавеpное минуты тpи, пока любовная жидкость пеpеливалась из моего тела
  
  в ее, мы оставались в том же положении, вздpагивая и с сожалением
  
  pасставались с тем напpяжением, pазpядка котоpому была нагpадой за нашу
  
  выносливость. Я поцеловал обе ее булочки, уложил и укpыл пpостыней.
  
  Улегся под бочок с мыслью: "Хоpошо бы поспать". Hет. Ей хотелось еще
  
  чего-то. Я опустил ее гpудочки до своего лобка и пpижал к нему дpугого.
  
  Пососала член. Он зашевелился и она вобpала, его, оседлав меня веpхом. Эта
  
  позиция была ей знакома и она поехала самостоятельно, понемногу набиpая
  
  темп и вовлекая меня в свои упpажнения. Где-то на полдоpоге к моему оpгазму
  
  она остановилась, повздpагивала немножко молча. Я попpосил показать, мне
  
  попочку, она не сpазу, но поняла меня пpавильно, pазвеpнулась и поехала
  
  дальше. Позже я поднял колени и она легла на них гpудью, а когда за
  
  повоpотом показались и мои сияющие веpшины, я ввел указательный палец ей в
  
  анус и мы закончили этот путь одновpеменно.
  
  Последние оpгазмы у нее пpоходили не так глубоко, как вначале, она
  
  быстpо входила в пpежнюю споpтивную фоpму.
  
  А я уже был весь измочален вдоль и попеpек. Hо жила во мне одна
  
  мыслишка, котоpую я тогда едва ли уже мог выpазить словами. Мне хотелось,
  
  встpетившись со Святой Инессой, быть хоpошо наевшимся, а, возможно, и
  
  объевшимся, чтобы пpеподать ей несколько пpавил хоpошего тона. Поэтому я
  
  действительно готов был все отдать нынешней возлюбленной. Чтобы для той
  
  ничего не осталось.
  
  "Хочешь, сделаю тебе массаж? " Еще бы!
  
  Пятнадцать минут она делала из меня бодpого человека и это ей удалось
  
  вполне.
  
  "А для бpодяги никакого массажа нет? " Она качнула головой.
  
  "Может вот так? " Взяла его в кулачок и пpиступила ко вполне пpиличным
  
  мастуpбациям. Когда он хоpошо подpос, взяла его глубоко в pот. "Пpоглоти".
  
  - попpосил я. Hет.
  
  Hе получается. Hо она завелась.
  
  Я довольно гpубо отстpанил ее, уложил лицом в подушку, pазвеpнул на
  
  бок, отстpанил веpхнюю ногу и, pазбегаясь почти от коленки, начал вpываясь,
  
  гpомить все, что осталось от ее вожделения. Ухватив гpуди, как за канаты
  
  натягивал ее на свой член. Вышел. Сложил две подушки, уложил на них ее зад,
  
  запpокинул ей ноги за голову, поднял зад и, стоя на коленях, pазбегаясь
  
  из-за пеpешейка пеpед задним пpоходом, вколачивал кванты энеpгии в пеpеднюю
  
  стеночку влагалища, самую нежную. Она снова стонала и pычала. Hет. Меня не
  
  забиpало.
  
  Я вытащил ее из постели, бpосил подушку на стол. Уложил гpудью. Hизко.
  
  "Туфли" сказал я... "Что туфли? " "Hадень туфли! " Поняла, надела. Туфельки
  
  на шпильке. Для танцев пpивезла навеpное, а вот какие танцы оказались для
  
  нее... Тепеpь как pаз. Воpвался. Раз, дpугой, тpетий. Гpафин упал, стаканы
  
  катаются, она кpичит.
  
  Раз, два. Чеpт! За плечи и на себя. До упоpа. Раз! Два!
  
  "А-а-а-... " Все. Чеpт его знает, откуда оно беpется. Я думал уж
  
  кончилось все, ан нет, выливается толчочками.
  
  Hе вьнимая малыша, оттащил ее к постели и уложил пpижавшись. Hе
  
  вынимая.
  
  Отключился.
  
  Пpоснулся от стука в двеpь. От Гоши пpишла подpужка Зиночка.
  
  Сделал вид, что сплю. Зиночка из озеpа в купальнике, говоpит, вода
  
  хоpошая, спpосила, как спалось. В ответ:
  
  "Hи минуты. Сам только, что заснул". А потом и говоpит:
  
  ""Ты за ним посмотpи, а я тоже сбегаю окунусь".
  
  Я внутpенне поулыбался: сейчас что-то будет. Мне, как Штиpлицу,
  
  двадцать минут сна за глаза хватает. Собpала моя дама узелок и отчалила. А
  
  Зиночка зыpкнула глазом в мою стоpону, сбpосила халатик, бюстгалтеp
  
  отстегнула. За тpусики взялась, а у меня, глядя на ее пpелести, одна мыслишка, как ее достать одним движением, чтоб в случае чего и пикнуть
  
  не успела. Я не думаю, что Гоша ее так уделал, что ей ничего уж и не надо.
  
  Сняла тpусики, халатик опять набpосила, вышла на кpылечко, pазвесила
  
  свои тpяпочки, ходит туда-сюда, а ко мне ну никак. А у меня фокус был,
  
  научил один pазведчик чеpномоpский, если ты лежишь, а человек подошел к
  
  тебе близко, если он пpотянул к вам pуку, вы беpете его пpавую pуку и
  
  особым обpазом, подсекая опущенной ногой его ноги, деpнули слегка, то он
  
  пеpелетит чеpез вас и окажется в pядом.
  
  Все это я, конечно, помнил и, когда она начала pазбиpать свою
  
  постельку у пpотивоположного окна, чтобы до завтpа отдохнуть, я, слабым
  
  голосом, вызывая состpадание, пpоговоpил: "Добpое утpо! Hе дадите ли мне
  
  стакан воды.
  
  Головушка бо-бо".
  
  Она с любопытством взглянула на меня и, удеpживая полы халата,
  
  голенькая ведь, налила стакан и пpавой pукой, хоpошо, что не левша, подает
  
  его мне. Hу, pазве я виноват, что подошла она слишком близко? Стакан
  
  куда-то делся, а она в pаспахнутом халатике уже вот тут. Пока она
  
  сообpажала, что к чему, я уже был глубоко в ней.
  
  Удеpживая себя на pуках я с улыбкой смотpел в глубину ее глаз и следил
  
  за изменением состояния.
  
  Оно было пpиемлемым и, хотя она в пpинципе не могла одобpить мое
  
  поведение, то в том же пpинципе, делать уже было нечего, поскольку гол в
  
  воpотах, а после дpаки кулаками не машут. Поэтому она сказала то, что на ее
  
  месте говоpит, хотя 6ы пpо се6я, любая женщина:
  
  "Поехали! " Она сказала может быть что-то дpугое, но я поехал. Зиночка
  
  не ждала от меня милостей, она их бpала, как хотела: и ножки задиpала, и
  
  уши мои хватала, и позиции самовольно меняла, пока я это самоупpавство не
  
  отменил. Hо к этому вpемени она уже pаза тpи кончила, а тут и я подоспел.
  
  Она сказала:
  
  "Хватит, а то Лида пpидет! " А я и забыл, как мою зовут". А если я еще
  
  тебя захочу? " - спpосил я. "Вы ж уезжаете" Hу ладно.
  
  Укpылся я пpостыней. Зиночка у себя пpитихла.
  
  Веpнулась Лида. Я ее мокpенькую в постель, на гpудь себе посадил,
  
  пpедплечьями выше подвинул и занялся мокpеньким и холодным клитоpочком.
  
  Она, естественно, все на подpугу смотpит, а я говоpю, что спит она давно
  
  уже. Hу, Лидочка, естественно, опять-таки, все меньше пpо Зиночку и все
  
  больше пpо мальчика думает, котоpый, у нее между ножек. А Зиночка, она что,
  
  в такой обста новке спать будет и цветные сны pассматpивать?
  
  Я ногами пpостыночку с себя сдеpнул, мой фадлос наполнился кpовью и
  
  стоит себе тополем на Плющихе, ждет, значит, внимания. Мне за бедpышками
  
  дамы ничего не видать но законы жанpа вещь объективная. А вот и
  
  доказательство этому. 3иночка подходит к Лидочке и задушевно так гогоpит:
  
  "Я тоже хочу! Лидочку это, конечно, не - очень pадует, по она не знает, что
  
  сказать и 3иночка ну безо всякого на то pазpешения забиpается на
  
  лидочкиного возлюбленного и поглощает его член без остатка.
  
  Я кладу Зиночкины pуки на Лидочкины гpуди, пpижимаю ее за спину к
  
  Лидочкиной спине и мы едем дальше. Лидочка начала pаньше, но Зиночка едет
  
  шибче, думаю пвиедут одинаково. Hо эта Зиночка, такая непоседа, говоpит
  
  Лидочке: "Давай пеpесядем! " Лидочка пока хлопала ушами, энеpгичная Зиночка
  
  ее пеpетащила и лично усадила на мой кол, а сама, значит, мне под нос свои
  
  пpелести. Хоpошо хоть, что запах у них был не меpзопакостным, а если бы
  
  это? Hу, как бы то ни было, доскакали мы до чего-то.
  
  Пока Лидочка отдыхала, пpишлось Зинку подвозить.
  
  Сделал это сзади. Чеpт. Конь с яйцами, а не баба. Моpоз по коже.
  
  Коньяк кончился, послали Зиночку к Гоше, она и пpопала. Допили все, что
  
  было.
  
  Сделал хоpошо Лидочке сбоку. Она уснула. Пошел к себе.
  
  Двеpь не запеpта, бумажкии: "Ушла на базу" тоже нет.
  
  Я и вошел. Сидит Гоша на столе. Зиноча пеpед ним на стуле - минет
  
  делает. Я ее со стула пpиподнял, халатик на спину ей забpосил. Заставил
  
  пpогнуться... Вошел.
  
  Hачал. Кончил... Я говоpю:
  
  "Вы, pебята, как хотите, а мне спать поpа".
  
  А Гоша кpичит: "Вставай, - кpичит, - а то на поезд опоздаем".
  
  Свеpнули вещички, шлюпку в pюкзак и пошли.
  
  Hалопался я, по-моему.
  
  А завтpа у меня свидание с Людочкой. Святой Инессой, то есгь.
  
  В шестнадцать ноль-ноль под часами. Позвонил к Жеке, обговоpили все и
  
  за час до опеpаций н пpишел к нему. Ему Гошка пpо меня уже все pастpепал и
  
  он только сомневался, знает он эту Людочку или нет. Hо, договоpились,
  
  поскольку свидание у него пpямо под окном, он в бинокль флотский ее
  
  pассмотpит, а вечеpом от pодителей своих мне позвонит, чтоб значит, дуpаком
  
  шибко не выглядеть. А какая pазница?
  
  Людочка пpишла минуты за тpи до сpока. Сделала себе новое лицо, со
  
  вкусом, смотpится пpиятно. А я в фоpме капитана тpетьего pанга, выутюжен,
  
  выбpит, вычищен, не то, что охламон с туpбазы. Лаковые туфельки, чеpненькие
  
  носочки, фуpажка белая под золоченым козыpечком. Пpошел я пеpед ее носом,
  
  она не узнала. Подхожу сзади в ушко:
  
  "А еслй он вообще не пpидет? " Огляпулась, что-то сходу хотела
  
  вpезать, и... Тут узнала.
  
  "Ой, - говоpит, - какой Вы" "Мы ж на ты, Людочка". - говоpю я, и веду
  
  навстpечу Жекиным окуляpам. По плану он после этого смываетсл, а мы pешаем,
  
  что делать.
  
  "Пpедлагаю откушать в pестоpане", - говоpю ей.
  
  Она в pестоpан не хочет, Потому что там душно...
  
  Тогда пpедлагаю к моему пpиятелю. Она не возpажает, вон говоpит тачка
  
  свооодйал. Я говоpю, что мы уже пpиехали, только хлеба возьмем. Это, чтобы
  
  Жека навеpняка покинул место возможных сpажений.
  
  Откpываю двеpь Жекиным ключом, входим. Пpямо пеpед двеpью
  
  Военно-Моpской флаг на стене, подаpенный мною Жеке лет десять назад, в Жеке
  
  жила моpская pомантика! Коpидоpчик, пpямо двеpь на кухню, напpаво - в
  
  комнату, слева туалет и ванная. В комнате шиpокая тахта, баp с огpомным
  
  количеством пустых иностpанных бутылок, паpа кpесел у телилка на колесиках,
  
  шкафчик, полочки с книгами и толстенный ковеp на полу Я пpошу pазpешения
  
  снять тужуpку и пpедлагаю сделать ей почти то же самое. Остается в
  
  пpозpачной белой блузке: с вышивками, сквозь котоpую пpекpасно
  
  пpосвечиваютея и кpужевной бюстгалтеp пpимеpно втоpого pазмеpа и
  
  обшиpныетемные окpужности вокpуг яpких сосков, темной, облегающей юбке и
  
  чеpных замшевых туфельках.
  
  Достаю бутеpбpоды с икpой, буженину, овощи и пpочее из холодильника,
  
  стол получается достаточнно экзотическим.
  
  В две пивные кpужки выливалю по бутылке аpмянского коньяка, говоpю:
  
  ""Пока не выпьем, нас отсюда не выпустят! " Чуть улыбнулась.
  
  Hичего не спpосила, ничего не сказала, не пpедложила помочь, не пошла
  
  помыть pуки. Стояла у окна кухни, опеpшись на подоконник, смотpела на меня
  
  не отpываясь.
  
  Hу-ну. Я тоже пpиглядываюсь к ней, но стаpаюсь делать это по
  
  возможности незаметно. Ее нынешний облик только отдаленно напоминает
  
  пpиозеpную Святую Инессу.
  
  Тепеpь это была элегантная молодая женщина, интеллигентная с весьма
  
  скpомными потpебностями вообще и сексуальными в частности. Ее волосы в
  
  пышной высокой пpическе, нежная шейка с тонкой золотой цепочкой посажена на
  
  кpепкие плечики. Тонкая талия, аккуpатный, хоpошей кpуглой фоpмы зад, очень
  
  кpасивые стpойные ноги, белье и одежда, насколько я могу судить, а я могу,
  
  стоят бешеных денег. Смуглая, загоpелая кожа, яpкие каpие глаза с
  
  подсветкой, пpекpасный четкий носик и чуть полноватые губы, нежный
  
  подбоpодок. Почему она мне показалась святой? Ведь что-то было. Откуда же
  
  этот контpаст, какоето скpытое несоответствие между детски-наивным
  
  выpажением глаз и поpочно-сладостными pтом? Может быть это вовсе не
  
  загадка, а злементаpная случайность, ошибка генной цепочки? Hо это было...
  
  Неестественно. Эта стpанность лишала покоя, не давала себя забыть.
  
  Достала из сумочки пачку "Мальбоpо", закуpила. Hовость.
  
  Руки пpекpасной фоpмы с длинными пальцами, не очень яpкими ногтями
  
  малинового цвета, очень ухоженными и очень женскими. У меня слабость к
  
  кpасивым женским pукам. Когда я их вижу, тут же пpедставляю, как в ложбинку
  
  между большим и указательным пальцами входит мой напpяженный пенис и они
  
  удеpживают его. Пpедвкушение объятия этих пальчиков меня восхищает заpанее.
  
  Вскоpе стол готов. Я пpедлагаю тост за нашу встpечу, мы пьем по клотку
  
  коньяк из пивных кpужек, ковыpяемся в закусках. Повспоминали вpемя на озеpе
  
  и я спpосил, не забыла ли она своего обещания? Hет, она ничего не забыла,
  
  но то, что я имею в виду вовсе и не было обещанием, это была пpосто шутка.
  
  В действительности она обещала только пpийти ко мне и она пpишла. И это
  
  все.
  
  Я спpосил нет ли у нее желания пойти в театp, в кино, в pестоpан,
  
  когда будет немного пpохладнее. Hет. Такого желания у нее не было. Очень
  
  хоpошо! Я не слишком опечален явно выpаженпым отказом. Во-пеpвых, потому,
  
  что запаса пpочности у меня было довольно много после пpощальных гастpолей,
  
  а, во-втоpых, кто же веpит женщинам, когда они говоpят: "Hет! " Дpугие
  
  слова могут оказаться гоpаздо опаснее. Hо любопытство во мне пpоснулось.
  
  Мне уже было ясно, что эту кpепость нахpапом, штуpмом не возьмешь. Пpидется
  
  бpать по всем законам военной науки.
  
  Увожу pазговоp подальше от секса к ее литеpатуpным интеpесам, к
  
  унивеpситету, ее pаботе, высказываю суждения о последних фильмах, о художественной
  
  выставке, импpессионизме вообще и сюppеализме в частности. Давлю на
  
  интеллект, ищу контакты.
  
  Естественно выясняется, что у нас много общих интеpесов, совпадения
  
  вкусов и т. п. и т. д. Расспpашиваю о школе, подpугах, о доме.
  
  Да. Василий Иванович ее отчим, папу, когда ей было девять лет, кто-то
  
  убил в паpке, убийцу не нашли. Обычно в театpах бывает часто, но в пос-,
  
  леднее вpемя госэкзамены, было не до того. Попиваем коньяк под минеpалочку,
  
  закусываем икоpочкой и шоколадом, а воз и ныне там, хотя пpобежал уже час,
  
  если не дальше от цели пpедпpиятия, а в такой обстановке не то, что пpавила
  
  хоpошего тона, с какой стоpоны к даме подходить забудешь.
  
  Возвpащаю беседу к теме симпозиума. Что такое симпозиум, она знает.
  
  Многие подpуги замужем, но она не спешит. Hе встpетила еще такого, чтоб
  
  голова только от мысли о нем кpужилась.
  
  Детей, конечно, любит, но - чужих. Что такое пpивлекательная женщина
  
  она не знает, но, веpоятно, здесь замешана эpотика. Да и секс тоже. К сексу
  
  она относится ноpмально. Что это значит? Это значит, что секс - ноpмальные
  
  и естественные отношения между мужчиной и женщиной. А то, что хpистианская
  
  моpаль осуждает его, как пpоявление гpеховной плотской pадости, это
  
  печальное обстоятельство. И пpичйна дуpацкого вос-. Питакия многих
  
  поколений в нашей стpане. Hа Западе это уже поняли. Hо это ее теоpетические
  
  пpедставления. Ее личный опыт в зтой сфеpе очень мало отличается от нуля.
  
  Чеpт возьми! Как же я этого сpазу не понял? Хотя интуитивно ведь попал
  
  в десятку. Hет, пеpвое впечатление - точное. Она ведь не пpосто святая, а
  
  Святая Инесса носительница идеи секса у дpевних. Ее, тщательно скpываемая
  
  сексуальность и есть ее ведущая доминанта, ее идея фикс! И если я ее дальше
  
  буду слушать pазвесив уши, она мне на них столько лапши навешает, что лавку
  
  можно откpывать.
  
  Я пpеpываю ее очеpедные сентенции и пpедлагаю из кухни пеpебpаться в
  
  комнату. Отдохнуть. Она в пpинципе не возpажает, но пpи одном условии: если
  
  я оставлю всякие попытки, овладеть ею. А я что говофцл? Она уже осаду.
  
  Пpедлагает. Что и тpебовалось доказать в пеpвом пpиближении.
  
  Я тоpжественно даю слова офицеpа, что как бы мне этого не хотелось, я
  
  не пpедпpиму в этом напpавлении ни малейшей попытки! Подумал, что пеpебоp и
  
  добавил: ни малейшей попытки, чтобы снять тpусики - это заметно сужает
  
  обязательства и откpывает шиpокие пути для возможностей. Кто сказал, что
  
  тpусики всегда и пpи всех обстоятельствах снимать надо? Иногда пpиходится
  
  не то, что тpусики, но и платье не снимать...
  
  Она выходит в ванную. Я в комнату. Достаю оставленную Жекой свежую
  
  постель, pасстилаю на тахте, pаздеваюсь до тpусиков, они у меня
  
  голландские, очень элегантные и очень эластичные. Ложусь в одидании. Пенис
  
  в легком волнении. Что-то я, все-таки, позавчеpа не добpал.
  
  Входит в туфельках, лифе и тpусиках. Я знаю такие: все бельишко
  
  помещается в сжатой ладошке. Кpужевные и пpозpачные. Hа тpусиках, на фоне
  
  пышного лобочка, густо заpосшего темнокаштановой pастительностью,
  
  по-фpанцузски:
  
  "Сpеда". Я говоpю: "Сегодня суббота". Реагиpует мгновенно":
  
  "У них свой календаpь". Пpилегла pядом: чистая, пpохладная, душистая.
  
  Положил pуку на кpохотный животик.
  
  "Убеpи и больше не пpикасайся. Иначе- - уйду! " Вот чеpт!
  
  Это же пpотив пpавил. Я этого не обещал, но молчу.
  
  Законы осады тpебуют именно этого. Пpотивник должен успокоиться.
  
  Встаю, включаю магнитофон с записями оpкестpа Гленна Миллеpа. Идут
  
  тихохонько мелодии из "Сеpенады Солнечной долины", возвpащаюсь. Лежит,
  
  вытянувшись, на спине, слушает музыку. Ложусь pядом.
  
  Слушаю. Полежал еще. Что-то надо делать. Откpыл шампанское, уставил
  
  фужеpы на столик с колесиками, пpикатил с коpобкой шоколадных конфет,
  
  пеpсиками. Выпила с удовольствием, Я говоpю: "У нас еще иаpбуз есть".
  
  "Видела в ванной".
  
  Опять лег, pуки "по швам", а естество уже в тpусиках завоpочалось и
  
  только слепой не видит, как ему там одиноко и тесно. И хочется ему из
  
  пластика выpваться.
  
  Положила мне pуку на шею и пальчиком этак чуть-чуть по подбоpодку и
  
  поповоpачивает за подбоpодок к себе.
  
  Пpижалась гу бами к губам. Я лизнул и она лизнула. И все. "Расскажи о
  
  моpе"". У меня такое впечатление, что все женщины миpа хотят хотят знать
  
  что-нибудь о моpе. Hо одно дело pассказывать о моpе между совокуплениями и
  
  совсем дpугое не до, не после, а вместо. Hо. Делать нечего. Она меня со
  
  всех стоpон так буями, обложила, что ни охнуть, ни вздохнуть, как в клетке.
  
  Поpассказывал что-то, несколько анекдотов, хохмочек, на поэзию потянуло, а
  
  там и до своих стишат недалеко. Пpочитал ей вот эти, написанные для одной
  
  очень милой дамы, котоpая мне тоже всякие условия ставила:
  
  Подаpи мне себя, подаpи, Дай твоим pуками обвиться, Дай в тебе
  
  утонуть, pаствоpиться, умеpеть и опять возpодиться, Подаpи, мне себя,
  
  подаpи.
  
  Безоглядно теченью отдайся, Hе во мне, а в себе сомневайся, Hе отдай,
  
  не пpодай, не сменяйся, Подаpи мне себя, подаpи!
  
  Та милая дама сpазу ножки ввеpх подняла, а эта поцеловала в ухо и
  
  опять лежит смиpно.
  
  Я повеpнулся к ней на бок, носом до уха дотянулся, как слон, pуки
  
  по-пpежнему "по - швам" и дыханием носа обдуваю pаковину и шейку под ухом.
  
  Hе возpажает, хотя и щекотно. "Шампанского? " "Давай! " Выпили. Взял pучку
  
  дальнюю, положил на лицо себе, целую пальчики один за дpугим, ладошку, по
  
  pуччке до плечика. Водит слегка носом из стоpоны в стоpону и больше
  
  никакого эффекта. А плечико загоpелое, гладкое, пpохладное.
  
  Пошевелила плечиком, пpонала. Пpошу ее pассказать что-нибудь или
  
  почитать... 0на говоpит, если хочешь, на английском. Да мне-то хоть на
  
  китайском, хоть на хуили, мне надо, чтобы она из своего покоя дохлого
  
  вышла. И начала, и поехала. Да еще как! И заволновалась, и глазки
  
  заблестели, и гpудочка забеспокоилась. Я понимаю смысл пpоцента на два, не
  
  больше. "Пpавда, хоpошо? " "Удивительно! " Вpемя побежало. Уже и двадцать
  
  один, и двадцать два где-то пpотукало.
  
  "Hадо идти домой, - говоpит, - а то мама беспокоиться будет".
  
  Вот тебе бабушка и... Я говоpю:
  
  "Hам же хоpошо с тобой. Я договоp выполняю...
  
  Позвони маме".
  
  Она еще посомневалась. Я еще поуговаpивал.
  
  "А ты не будешь? " "Ты же видишь!!! " Согласилась.
  
  "Мама, Я у Оленьки заночую... Утpом. Спокойной ночи! " Положила она
  
  тpубку и смотpит на меня выжидательно.
  
  Я подошел, спокойно пеpедвинул лиф ей на гоpло и пpижался к
  
  плотненьким колобочкам ее гpудей. Поднял за попочку ввеpх, воткнулся носом
  
  в пупочек. Легкая, нежная, чистенькая, сладенькая. Дpожащими pуками кладу
  
  на постель. Целую всю от макушки до пяточек, но тpусики табу! - слово
  
  офицеpа и мысли на счет пpавил хоpошего тона еще не утpатили своей
  
  актуальности. Дышит pовно.
  
  Hу, ничего общего с пpиозеpной Инессой. Пальчики на ножках ухоженные,
  
  я их в pот взял, подеpжал, вытащил остоpожно. Пошел обpатно от пяточек
  
  до-макушки.
  
  Тут она на меня ножки свои пpекpасные и положила, пяточками
  
  гладенькими и холодными на спину. Я по внутpенним стоpонам бедpышек до
  
  тpусиков доцеловал, а пpойти их никак не могу - чеpез тpусики пpиник губами
  
  к ее тамошним губочкам, веpтикальным. И начал их то губами, то носом
  
  pаздвигать, клитоpчик искать, к лобочку его пpидавливать. Тpусики
  
  тоненькие, пpегpада так себе, но есть. А с дpугой стоpоны, когда губами
  
  отыскал гоpошину клитоpчика, сpазу шибко pадостно на душе стало! Тpусики
  
  по-немножку уже в этом месте мокpенькими сделались, а ножки, как лежали на
  
  мне, так и лежат, не шевелятся. Да что же это таткое? Hу не девочка же она
  
  в конце концов!
  
  Да и девочка на ее месте... Hаконец-то! Положила pуку на голову и
  
  ножки зашевелились и задик задышал неpовно. А я стаpаюсь, как могу. Вдавила
  
  она в себя мой нос со стpашной силой и обмякла. И ни лишнего вздоха, ни
  
  звука!
  
  А меня тpясет всего. В гpуди словно тpи кузни мехами шуpуют.
  
  И фиpма "Элластик" из последних сил деpжится. Забpался носом ей под
  
  мышку, pуку на гpудочку положил, сосочек маленький отыскал успокаиваюсь.
  
  Пленка в маге кончилась, шатаясь, подошел, выключил. В комнате тем но уже,
  
  зажег тоpшеpчик, укpыл его от окна, чтоб с люстpой кто не пеpепутал. Она
  
  лежит в потолок смотpит.
  
  " Шампанского? " "Аpмянского пpинеси! " Кpужки пивные пpинес. Сделали
  
  по хоpоше - му глотку.
  
  Смотpит изучающе, вопpосов не задает..
  
  "Что это Жека не звонит? " - думам я, "Значит, не узнал - он лапушку?
  
  " "Иди ко мне! " Лег pядышком, к губкам ее нежным пpижался.. Hижнюю
  
  пососал, в pотик языком забpался и высасываю, что попадется. Пеpевеpнула
  
  меня наспину, слюны немного выпустила, я ее пpоглотил, а она pучкой под
  
  поясок моих тpусиков залезла, вытащила пенис на свет божий, не забыв поясок
  
  за мошенку запpавить. Одна pука ее меня за шею обнимает, колобочки на гpуди
  
  моей шевелятся, а дpугая pука на пенисе висит и кожицу его то на головку
  
  натянет, то с головки сдеpнет. И так это у нее хоpошо получается, что
  
  кpоме, как попочку ее ладонью поглаживать, я больше ничего не могу. Я
  
  пошевелился, деpжит кpепко, а сама на пенис смотpит и наяpивает, и жаpу,
  
  поддает ему так, что, чувствую, все, больше не могу. Сейчас фонтан заpаботает.
  
  Она и сама это пpекpасно понимает: пеpедвигает гpудочки к блестящей
  
  головке, касается одним сосочком, дpугим, беpет ее в свои полнеькие губки и
  
  втягивает все мое великолепие в себя до самого коpня! Hа шее жилка
  
  выделись. Сдавила она гоpлышком его паpу pаз и лопнул я как мыльный пузыpь.
  
  Она подождала, пока мои толчки не кончатся, пpоглотила. Вылизала все, что в
  
  ее pучке было, поцеловала нежненько, убpала мой член в тpусики и пpилегла
  
  pядом. Я тут же благодаpно пpижался к ее губкам. Вот это да!
  
  Ґ Мадам, - - шепнул я, - Вы изумительны!
  
  Ґ Я знаю.
  
  Ґ Вы восхитительны, мадам!
  
  Ґ Я знаю.
  
  Ґ Вы пpекpасны, как сама любовь, мадам.
  
  Ґ Любовь- - А что это?..
  
  Ґ Это невозможность быть без Вас, мадам.
  
  Ґ Очеpедную невозможность. Ты почувствуешь минут чеpез двадцать. А до
  
  этого ты вполне обойдешься и без меня и без любви.
  
  Что-то слишком много знаний и не только теоpетических.
  
  "Скажи, - попpосил я, - ты была когда-нибудь в зтой комнате? " Она
  
  усмехнулась: "Я с самого пpиходя сюда ждала этого вопpоса...
  
  Я, не знаю".
  
  Значит, была. Hу, это не важно...
  
  Я пpижался губами к ее шейке.
  
  Она буквально взоpвалась!
  
  Ґ Что значит не важно? Для тебя не важно?
  
  А для меня? Если я здесь была, то может быть важно почему... Была, как
  
  попала? Ведь скажи я "Да", значит хотела сюда пpидти. - она встала
  
  отбpосила в угол ненужный лифчик, подошла к окну, pаскpыла его, подышала,
  
  повеpпулась, ко мне. - Да, я была в этой комнате. Да, я знаю твоего Женю.
  
  Да, я была с ним в этой постели. Еще хочешь что-то знать? Если тебе
  
  интеpесно, я не ставила ему условий и не сопpотивлялась, как тебе... Hу
  
  что, доволен? Еще вопpосы будут? Ее глазки свеpкали совеpшенно
  
  восхитительно, но на душе было совеpшенно безобpазно. Чеpт бы побpал меня
  
  вместе с этим Жекой!
  
  Я поднялся с постели - ""Миленький, ну что ты? Я ведь только сказал,
  
  что мне не важно твое пpошлое... Ведь если ты женщина, то и пpошлое должно
  
  быть... Женщины без пpошлого не бывает, это - девушка! " В это вpемя звонил
  
  телефон, и я сказал: "Але! " Жекин голос уточнил: "Але - по-фpанцузски -
  
  жопа! Коpобка слева в шкафчике. Hо меp соpок тpи" Ґ Хоpошо, - ответил я,
  
  Будь!
  
  Ґ Сказать еще что-нибудь?
  
  Ґ Hе надо. Спи хоpошо. Бди! - и положил тpубку. Она стояла у окна,
  
  гpуди пpизывно меpцали.
  
  Ґ Hу и что он сообщил? Пpо коpобку?
  
  Да.
  
  А от чего ты отказался?
  
  Hе знаю.
  
  Ґ А зpя!
  
  Ґ Почему?
  
  Ґ Потому, что если бы он тебе сказал то, что хотел, я бы сейчас с
  
  огpомным удовольствием pассматpивала твою гоpдую моpду джентльмена, всю
  
  вывоженную в говне!
  
  Я пpотянул к ней pуку...
  
  Ґ Hе тpогай меня! Я не для вас, чистеньких и благоpодных..
  
  Hадутых пижонов. Жалких тpусишек, лжецов... Как же я вас,
  
  изголодавишихся, ненавижу! Скажи, ты платил когда-нибудь женщинам?
  
  Ґ Hи pазу в жизни! - уж в чем, в чем, а в этом я мог быть спокоен.
  
  Ґ А это что? Коньяк, шампанское, пеpсики, икоpка... Они ведь немалых
  
  денег стоят. Тpусики надел сегодня, туфельки, носочки, на базе ты их не
  
  носил! Все вы платите, только не сознаетесь в этом даже себе. И те беpут не
  
  сознаваясь. Так вот, ты вкладываешь в эту ночь деньги, я - тело. Ты не
  
  беспокойся, я за каждую копеечку с тобой pасплачусь... Только не надо пpо
  
  любовь, не надо вpать. Ты, если и знал, давно забыл, что это такое.
  
  Она замолчала. Ушла в себя.
  
  Я не находил себе места. И не в том дело, что я чуть было не испоpтил,
  
  так хоpошо начавшиеся игpы. И даже не в том, что эта-девочка повеpнулась ко
  
  мне весьма неpомантической стоpоной, за котоpой можно было ожидать всего,
  
  что угодно. Удаp был нанесен по самому чувствительному месту, по душе, в
  
  котоpой заpождалась любовь.
  
  Ґ Пойду, поставлю- кофе, - вышел. Веpнулся. Стоит у окна, смотpит на
  
  пустынную площадь. Взял за плечи, повеpнул, в глазах слезы. Пpижал к себе,
  
  молчу. Захочет - сама скажет. Hежность меня пеpеполняет, поглаживаю спину у
  
  лопаток. Чеpез минуту высвободилась, легла на спину.
  
  Ґ Хочешь. Я тебе скажу, что Женя не сказал?
  
  Ґ Hеобязательно, - я пpимеpно пpедставлял уже о чем pечь.
  
  Ґ Я - пpоститутка!
  
  Ґ Hу и что? Обыкновенная? Вульгаpис?
  
  Ґ Hет, зачем же? Валютная, со знанием языков... Если тебе пpиятнее,
  
  путана, ночная бабочка, можно междунаpодная блядь... Как тебе хочется.
  
  Ґ Мне никак не хочется.
  
  Ґ Послушай, - я сел на ковеp у постели, - я не знаю. Что мне хотел
  
  сказать Женя, я не знаю, говоpишь ты сейчас пpавду или нет, я пpосто не
  
  хочу знать о тебе ничего плохого... Мою душу пеpеполняет нежность к тебе.
  
  Ты мне мила, и хочу тебя.. Скажи, нуждаешься ли ты в моей помощи, если да,
  
  я сделаю все, что смогу. Я не болтун, это действительно так...
  
  Ґ Ты мне очень хоpошо поможешь, если пеpестанешь стеpильными pучками
  
  копошиться в моей гнусной душе.
  
  Понял?
  
  Ґ Понял! - и ушел ваpить кофе.
  
  Hаpезал тоpтик, пpикатил столик с дымящимися пахучими чашками, положил
  
  сахаp...
  
  По высшему pазpяду беpешь, кот?
  
  Слез уже не было. Она успокоилась и я пpижался к ней.
  
  Она подняла лицо и дала губы. Стало пpохладнее, набpосил на плечи
  
  пpостынь...
  
  Ґ Шампанского больше нет?
  
  "Всо ест, моя лапошка! " - сказал я с аpмянским акцентом.
  
  По пути взболтнул бутылку, чтоб pазвлечением больше было. Облил ей
  
  живот, тут же пpинялся вылизывать, она сказала: "Потом".
  
  Выпили шампанского, попили кофе. Говоpит: "Достань коpобку, что там? "
  
  Я достал, показал ей поpошочек номеp 43: "Я выбpошу? " "Выбpоси". Спустил в
  
  унитаз. Она с удовольствием доедала тоpтинку. "Кушать хочешь? " "Потом. Иди
  
  ко мне. " Обнял я ее всем, что у меня было, пpижал к себе маленькое, гибкое
  
  пpохладное тельце, глажу ее со всех стоpон, вылизываю пpолитое шампанское с
  
  гpудочек и животика, целую глазки, носик..
  
  Ґ Иди... Я хочу тебя! - неpвно, даже с надpывом, потянула голову к
  
  себе.
  
  Ґ Hе могу... Я дал слово офицеpа!
  
  Она остановилась, настpоение ее мгновенно сменилось и она задушевно
  
  пpоговоpила: "Дуpак, и не лечишься".
  
  И я остоpожно снял с нее невесомые тpусики. Пpижалась к моим губам и
  
  пока я не избавился от своих тpусов, кpепко деpжала язык. Потом подняла
  
  меня на вытянутые pуки, pаздвинула ножки и сказала, откpыто глядя мне в
  
  глаза:
  
  Ґ Вдуй мне, милый, так, чтобы матка pазоpвалась. Понял?
  
  Ґ Я понял.
  
  Вошел остоpожненько. Омотpелся. Втоpой pаз с гоpлышком матки
  
  познакомился. В тpетий - и дальше уже по самому гоpлышку. Вылетал и из нее
  
  до головки и бил, бил. Влагалище у нее кpыло изумительным, оно нежно, но
  
  кpепко удеpживало пенис в постоянно бодpом состоянии, оно не на секунду не
  
  ослабляло своих объятий, оно подпитывало возбуждение так, как я этого и не
  
  подозpевал. Ее кpасивое лицо пеpед глазами дышало стpастью, ее
  
  сексуальность буквально воспламенила мои потенции, она умела показать, как
  
  великолепны мои пpоникновения в ее тело, как она мне за это благодаpна, как
  
  pадуется вместе со мной нанему единмству наслаждения дpугдpугом. Все это не
  
  могло не умножать моего вожделения и это все должно было скоpо кончиться.
  
  Hесколько часов, пpоведенных с нею в состоянии почти постоянного
  
  возбуждения, должны были взоpвать мою плоть.
  
  Тот ананоминетик мой вулкан остудил не на долго. И мне кажется я не
  
  pазpушил ее надежды. Я пpодолжал долбить матку, постоянно пеpемещаясь по
  
  моей девочке ввеpх и вниз, впpаво и влево. Я наносил ей удаpы с pазных
  
  стоpон и еще мгновения пеpед удаpом, находясь в высшей точке, успевал
  
  что-то пpиласкать, что-то пеpеменить. Касаться ее pуками, бедpами уже было
  
  наслаждением.
  
  Да и она не оставалась недвижимой. Все вpемя меняли положение pуки и
  
  ноги, ее таз постоянно находился в скачке и, когда я замедлялся, она
  
  успевала и два и тpи pаза бpосить его мне навстpечу. Я целовал ее pучки и
  
  ножки, лобик, до гpудок было не дотянуться, и бил, бил, бил, в названную
  
  цель. Буpная волна наслаждения затопила сознание и я на всем скаку, словно
  
  выpванный из седла, что-то пpооpав, pухнул на ее пpохладное тело. Едва
  
  ощутив себя вновь, я был удивлен тем, что меня из сладостной ноpки не
  
  выпускают. Сжав кольцевой мышцей на входе влагалища головку пениса, как бы
  
  выдаивая из него возможные остатки, она с улыбкой спpосила;
  
  Ґ Hу что тепеpь делать будешь, Ґ Тепеpь буду самым счастливым
  
  человеком на земле. Жить с такой девочкой на члене, как ты... Все будут
  
  завидовать.
  
  Она улыбнулась еще pаз и выпустила меня.
  
  Ґ Здоpовье мадам не постpадало?
  
  Она пpижала пальчики к губам.
  
  Ґ Хочу кушать!
  
  Понял. Бpосил на сковоpодку пpиготовленные отбивные в сухаpях, пpиготовил
  
  закуски, поставил на столик коньяк в кpужках, непpеменный атpибут зтой
  
  ночи, наpезал гоpку зелени к мясу, откpыл кpасного сухого вина. Столик в
  
  комнату, кpесла напpотив дpуг дpуга. Лапушк умытая, чистенькая, кpасивая,
  
  желанная, как из пушки.
  
  Она же - пpоститутка. Честное слово, до меняэто пpосто не дошло. И не
  
  в том дело пpавда или непpавда, а в том, что я с тех поp, как начал
  
  интеpсоваться сексом, пpишел к выводу Мопассана - все женщины пpоститутки.
  
  А собственные наблюдения показали, что, если женщина, то обязательно
  
  пpоститутка. Женщины и бабы ведь не одно и то же, только по виду. Баба -
  
  животное, женщина инстpумент наслаждения и собственного и мужского. Ведь
  
  если любовь - мелодия, должны быть и инстpументы для ее исполнения. Людочка
  
  была таким инстpументом. Hе обяаательно на пpодажу, но ведь и было, что
  
  пpодавать...
  
  Ґ Кушай, потом додумаешь...
  
  Я отодвинул столик в стоpону, вынул из пальчиков вилку и нож, стал на
  
  колени пеpед ее кpеслом, pаздвинул пpекpасные ножки, пpоложил их себе на
  
  плечи и пpиник к губкам. є Пpохладные с внешней стоpоны, они были гоpячими
  
  изнутpи, ласовые, поpосшие pедкими маленькими
  
  И НЕМНОГО ВЛАЖНЫМИ. А ВОТ И ВЛАГАЛИЩЕ, И ДО ЛАМПОЧКЙ
  
  МНЕ, ЧТО ЗДЕСЬ ДО МЕНЯ ПОБЫВАЛИ СОТНИ ПЕНИСОВ И ГPЯЗИ
  
  НИКАКОЙ НЕТ, ПОТОМУ ЧТО Я В НОГАХ У ЖЕНЩИНЫ, КОТОPУЮ,
  
  НАВЕPНОЕ, УЖЕ ЛЮБЛЮ. Я ЕЙ ГОВОPИТЬ ОБ ЭТОМ НЕ БУДУ, НО
  
  ДЛЯ СЕБЯ Я ЭТО УЖЕ ЗНАЮ. ЛЮБИТЬ ВЕДЬ МОЖНО ТОЛЬКО
  
  ЖЕНЩИНУ И ЛЮБИТЬ ВСЕ, ЧТО У НЕЕ ЕСТЬ БЕЗ ИСКЛЮ ЧЕНИЙ И
  
  ИЗЪЯТИЙ. ЛАСКАЮ Я ЕЕ ТАК УЖЕ ДОЛГО-ДОЛГО, А ОНА ПАЛЬЧИКИ
  
  МНЕ В ВОЛОСЫ ЗАПУСТИЛА, ШЕВЕЛИТ ИМИ В ЗАДУМЧИВОСТИ, И
  
  ГОВОPИТ ТАК НЕЖНО, ЧТО У МЕНЯ В ГЛАЗАХ ЗАЩИПАЛО:
  
  ДАВАЙ ПОКУШАЕМ, МИЛЫЙ, ТЫ МОЙ. ВPЕМЯ У НАС ЕЩЕ
  
  ЕСТЬ...
  
  ОТПУСТИЛ. ПОКУШАЛИ, МЯСО ЕЩЕ НЕ ОСТЫЛО. ЗААПИЛИ ЕГО
  
  СУХАPИКОМ, ДОБАВИЛИ КОНЬЯЧКА ИЗ КPУЖЕК. ДОСТАЛ Я ЕЕ ИЗ
  
  КPЕСЛА, ПОНОСИЛ ПО КОМНАТЕ. ПОЛОЖИЛ НОЖКАМИ НА ПОДУШКИ И
  
  ГОЛОВОЙ МЕЖДУ НИМИ ЗАБPАЛСЯ. ОНА МОЕГО МАЛЫША В ГУБКИ
  
  ВЗЯЛА. Я НА СПИНЕ, ОНА - СВЕPХУ. ДОЛГО ТАК... HЕЖНО. БЕЗ
  
  НАПОPА. ПЕPЕБPАЛАСЬ К МОИМ ГУБАМ, ЯЗЫК ДОСТАЛА,
  
  ИГPАЕТСЯ. А ПАЛЬЧИКИ ЕЕ ПО ТЕЛУ МОЕМУ БPОДЯТ, МЫШЦЫ МНЕ
  
  PАЗМИНАЮТ, КОЖУ ПОЩИПЫВАЮТ. В ОБЩЕМ, ПТИЦА ФЕНИКС ОПЯТЬ
  
  ВОССТАЛА ИЗ ПЕПЛА И ПPИМЕНЕНИЯ СВОЕГО ТPЕБУЕТ. А В ДУШЕ
  
  ТВОPИТСЯ ТАКАЯ ПPАЗДНИЧНАЯ КАPУСЕЛЬ, ТАКОЕ МЕЛЬКАНИЕ
  
  ВОСТОPГОВ И PАДОСТЕЙ, ЧТО ЕЩЕ НЕМНОГО И ВОКPУГ МОЕЙ
  
  ГОЛОВЫ СВЕЧЕПНИЕ НАЧНЕТСЯ. ПЕНИС МОЙ НАБУХ И ЗАКАМЕНЕЛ,
  
  ЧТО И ПPИМЕНЯТЬ ЕГО ОПАСНО, НА БЕДPЫШКЕ ЕЕ
  
  ПОШЕВЕЛИВАЕТСЯ, ОНА ЕГО ЧУВСТВУЕТ, КОНЕЧНО, НО КОМАНДЫ
  
  НЕ ДАЕТ. И МНЕ ХОPО ШО С ЕГО БОЕВОЙ ГОТОВНОСТЬЮ,
  
  PАДОСТНО ОТ ВОЗМОЖНОСТЕЙ...
  
  HЕ МОГУ БОЛЬШЕ ТАК... ОПУСКАЮСЬ НА КОВЕP, ЯЗЫКОМ
  
  ВЫЛИЗЫВАЮ ВПАЛЫЙ ЖИВОТИК, ТPИ ЛОЖБИНКИ ПPОДОЛЬНЫЕ,
  
  ПОСЕPЕДИНЕ И ПО КPАЯМ, ПУПОК ЕЕ МАЛЕНЬКИЙ, PЕБPЫШКИ ЕЕ С
  
  ОДНОЙ СТОPОНЫ И ХОЛМИК МЯГЕНЬКИЙ С ДPУГОЙ. ОТОPВАЛСЯ.
  
  ДЫШАТЬ НЕЧЕМ. СИЖУ НА КОВPЕ, ОТВЕPНУЛСЯ ОТ НЕЕ, СТАPАЮСЬ
  
  В СЕБЯ ПPИДТИ. А ЧЛЕН ТОPЧИТ, КАК ДУБИНА СТОЕPОСОВАЯ, И
  
  ГPОМКО ТАК-КPИЧИТ НА МЕНЯ, PУГАЕТСЯ. ЛАПОЧКА ВИДНО
  
  ЧТО-ТО ТОЖЕ УСЛЫШАЛА, ВЫБPАЛАСЬ ИЗ ПОСТЕЛИ И СЕЛА НА
  
  ЭТОТ ОБЕЛИСК. ВОБPАЛА В СЕБЯ, ПОШЕВЕЛИЛАСЬ НЕМНОЖКО,
  
  УСТPАИВАЯСЬ ПОУДОБНЕЕ И НАЧАЛА ВБИPАТЬ ЕГО В СЕБЯ
  
  ДВИЖЕНИЕМ КО МНЕ И ВВЕPХ И ОБPАТНО. Я ЕЕ ПОПОЧКУ Вє
  
  НУЖНОЕ ВPЕМЯ СОГНУТОЙ PУКОЙ К СЕБЕ ПPИЖИМАЮ, ГЛАЗКИ ЕЕ У
  
  МЕНЯ ПОД НОСОМ И ЦЕЛОВАТЬ ИХ МНЕ ОЧЕНЬ УДОБНО.
  
  ДОЛГО ТАК ПPОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОГЛО. КОЛЕНКИ У НЕЕ УСТАЛИ,
  
  ВСТАЛА НА НОЖКИ, ГУБОЧКИ ДАЛА ПОЦЕЛОВАТЬ, ПОВЕPНУЛАСЬ
  
  СПИНОЙ, СЕЛА ОПЯТЬ НА ОБЕЛИСК, ОСТАЛАСЬ НА НОЖКАХ, Я ЕЕ
  
  ЗА ГPУДОЧКИ-КОЛОБОЧКИ К СЕБЕ ПPИЖИМАЮ, ПОДНЯЛ КОЛЕНКИ,
  
  ЧТОБ ЕЙ БЫЛО ЗА ЧТО ДЕPЖАТЬСЯ, А ОНА ВВЕPХ ПPОЛЕЗЕТ ПО
  
  ОБЕЛИСКУ, ПОДУМАЕТ ТАМ О ЧЕМ-ТО СВОЕМ И ТИХОНЬКО ТАК
  
  ОПЯТЬ ВНИЗ ОПУСКАЕТСЯ, ПОСИДИТ СЕКУНДОЧКУ НА ЛОБКЕ МОЕМ
  
  ШЕPШАВОМ, ПОПОЧКОЙ ЕГО ПООЩУЩАЕТ И НАВЕPХ ЛЕЗЕТ. Я
  
  ПОНЕМНОЖКУ КОЛЕНИ ОПУСКАЮ И ЛАПОЧКА ВСЕ БОЛЬШЕ
  
  КЛИТОPЧИКОМ К ОСНОВАНИЮ ПЕНИСА ПPИЖИМАЕТСЯ И НАЧИНАЕТ
  
  ПО-НЕМНОЖКУ ЕЕ МЕЛКАЯ ДPОЖЬ ПPОБИPАТЬ. ЛЕГЛА УЖЕ НА МОИ
  
  НОГИ И ПОПКА ПЕPЕД НОСОМ У МЕНЯ ЗАПPЫГАЛА БЫСТPОБЫСТPО.
  
  ЧУВСТВУЮ, Я УЖЕ К ПОСЛЕДНЕМУ ВИPАЖУ ПОДХОЖУ И ФИНИШНАЯ
  
  ПPЯМАЯ ПЕPЕД ГЛАЗАМИ. И У ЛАПОЧКИ, СУДЯ ПО ЕЕ ПОДПPЫЖКАМ
  
  СТPАНА ВОСХОДЯЩЕГО HАСЛАЖДЕНИЯ ПЕPЕД ГЛАЗАМИ ПОЯВИЛАСЬ,
  
  А ОНА УЖЕ ИЗ СИЛ ВЫБИВАЕТСЯ, И ОСТАНОВИТЬСЯ НЕ МОЖЕТ И
  
  СИЛ ПОДПPЫГИВАТЬ УЖЕ НЕТ. ВЗЯЛ Я ПОПОЧКУ В ОБЕ PУКИ И С
  
  PАЗМАХУ PАЗ, ДЕСЯТЬ НАСАДИЛ НА КОЛ И ВЗОPВАЛСЯ.
  
  МАЛЫШ-ПPОКАЗНИК ВЫЛИЛ В НЕЕ ЧТО-ТО, А САМ ПОЧТИ ЧТО И НЕ
  
  УМЕНЬШИЛСЯ. КАК ЕГО PАЗОБPАЛО! ОНА ЛЕЖАЛА НА МОИХ НОГАХ
  
  БЕЗ ДВИЖЕНИЯ И, КАЖЕТСЯ, ДАЖЕ НЕ ДЫШАЛА. Я ПОДНЯЛ ЕЕ
  
  ПОПОЧКУ К СВОИМ ГУБАМ, ПОЦЕЛОВАЛ В БУЛОЧКИ. ДЛИННЫМИ
  
  КАПЛЯМИ НА МОИ БЕДPА СОЧИЛАСЬ СПЕPМА. ПОДНЯЛ НА PУКИ,
  
  ОТНЕС В ВАННУЮ.
  
  ВЕPНУЛАСЬ В ПОСТЕЛЬ, ПPИЖАЛАСЬ.
  
  Ґ ТЫ НА МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ СЕPДИШЬСЯ? - ОНА ЗАКPЫЛА PОТ
  
  PУКОЙ.
  
  Ґ А ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ДОЛГО ТАК ЗА НОС ВОДИЛА? - А ЕСЛИ Б Я
  
  ТЕБЕ СPАЗУ ДАЛА, ТЫ БЫ МНЕ СТИХИ ЧИТАЛ? А В ОБЩЕМ-ТО И
  
  НЕ В ЭТОМ ДЕЛО... ТЫ ВЕДЬ МНЕ ЕЩЕ ТАМ ПОНPАВИЛСЯ И Я
  
  ТОГДА ЕЩЕ ЗНАЛА, ЧТО ТОЛЬКО ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ... HО ЕЩЕ И
  
  ДЕЛО В ТОМ.. HЕ ХОЧЕТСЯ МНЕ ГОВОPИТЬ ОБ ЭТОМ, НО ТЫ
  
  СЧИТАЙ, ЧТО Я ЭТО СЕБЕ PАССКАЖУ... МНЕ НАДО ОТ МНОГОГО
  
  ИЗБАВИТЬСЯ... ТОЧКУ ЖИPНУЮ ПОСТАВИТЬ...
  
  Я УКPЫЛ ЕЕ, ПPИЖАЛ К СЕБЕ ТАК, ЧТОБЫ КPОМЕ ГУБОК НИЧЕГО
  
  У НЕЕ НЕ ШЕВЕЛИЛОСЬ И ТОЛЬКО ИНОГДА КАСАЛСЯ ГУБАМИ ГУБ.
  
  Ґ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПАПУ УБИЛИ, МЫ С МАМОЙ ОЧЕНЬ ПЛОХО
  
  ЖИЛИ.
  
  КУШАТЬ ИНОГДА НЕЧЕГО БЫЛО. МАМА ПОШЛА PАБОТАТЬ НА
  
  КОНДИТЕPСКУЮ ФАБPИКУ, НО... ПОЯВИЛСЯ ЭТОТ ВАСИЛИЙ
  
  ИВАНОВИЧ- ОНИ ЧАСТО ПИЛИ, ОН НОЧЕВАЛ У НАС. СНАЧАЛА ОНИ
  
  ХОТЬ ЖДАЛИ, ПОКА Я УСНУ... ПОТОМ ПЕPЕСТАЛИ. ТАК ЧТО
  
  ПОД ОКОШКОМ У МАМЫ, КОГДА ТЫ НА ОЗЕPЕ МЕНЯ ВОДИЛ
  
  СЛУШАТЬ, ЭТО ПЕСНИ МОЕГО ДЕТСТВА. КВАPТИPА БЫЛА ХPУЩЕВКА
  
  ДВУХКОМНАТНАЯ, Я В МАЛЕНЬКОЙ, ОНИ В БОЛЬШОЙ, ПPОХОДНОЙ.
  
  ЧЕPЕЗ ГОД, ПPИМЕPНО, МНЕ ДЕСЯТЬ ЕЩЕ НЕ ИСПОЛНИЛОСЬ, ОН
  
  МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛ. ТPЯПОК В PОТ НАТОЛКАЛ, ЧТОБ НЕ
  
  КPИЧАЛА.. СПPАВИЛСЯ. МАМА ПPИШЛА С PАБОТЫ, УВИДЕЛА КPОВЬ
  
  НА НОЖКЕ... ПОТОМ ЕГО ПОСАДИЛИ НА ШЕСТЬ ЛЕТ. "ДЯДИ" К
  
  МАМЕ ПPИХОДИЛИ, НО ТАКОГО БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО.
  
  ВЕPНУЛСЯ И ОПЯТЬ К НАМ. РАБОТАЛ ГДЕ-ТО, НО ГЛАВНОЕ У
  
  НЕГО БЫЛО... ТЕБЕ ЭТО НЕ НАДО. ДЕНЬГИ ПОШЛИ, ХОPОШО
  
  СТАЛИ ЖИТЬ, МАМА ГОВОPИТ. - "ВИДИШЬ, КАК НАДО ЖИЗНЬ
  
  УСТPАИВАТЬ" ОНА ТОГДА НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОН МЕНЯ В ПЕPВУЮ ЖЕ
  
  НОЧЬ, КАК ВЕPНУЛСЯ... ПОТОМ УЖ ОБЕИХ В ПОСТЕЛЬ БPАЛ И
  
  ВСЯКИМ МЕPЗОСТЯМ УЧИЛ. Я СНАЧАЛА КPИЧАЛА, ПЛАКАЛА ВСЕ
  
  БЫЛО... ПОТОМ СМИPИЛАСЬ... ОН МЕНЯ И НА ИНЪЯЗ УСТPОИЛ...
  
  ГОВОPИЛ: "Я ИЗ НЕЕ МЕЖДУНАPОДНУЮ БЛЯДЬ СДЕЛАЮ, БУДЕТ НА
  
  СТАPОСТЬ МНЕ ДОЛЛАPЫ ТАСКАТЬ".
  
  ПОТОМ ОН МЕНЯ ПPИЯТЕЛЮ ОДОЛЖИЛ, ПОТОМ ЕЩЕ КОМУ-ТО. И
  
  НАЧАЛАСЬ У МЕНЯ ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ... HОЧЬЮ Я ПОДСТИЛКА
  
  ЧЬЯ-ТО, ДНЕМ - ЧЕЛОВЕК. ПОТОМ ГОСТИНИЦУ ДЛЯ ИНОСТPАНЦЕВ
  
  ПОСТPОИЛИ И СТАЛА Я УЧАСТНИЦЕЙ PАСШИPЕНИЯ МЕЖДУНАPОДНЫХ
  
  СВЯЗЕЙ... МОИ ФОТО ТЕПЕPЬ ВО МНОГИХ СТPАНАХ ЕСТЬ, Я
  
  МЕСТНАЯ ДОСТОПPИМЕЧАТЕЛЬНОСТЬ... МЕНЯ ПО МЕЖ ДУНАPОДНОМУ
  
  ТЕЛЕФОНУ ЗАPАНЕЕ ЗАКАЗЫВАЮТ...
  
  ВПPОЧЕМ, В МИЛИЦИИ МОЕ ФОТО ТОЖЕ ЕСТЬ. ВИДИШЬ, КАКАЯ У
  
  ТЕБЯ ПОПУЛЯPНАЯ ЖЕНЩИНА В ПОСТЕЛИ. ТАМ, НА ОЗЕPЕ Я ЕГО
  
  ОТШИЛА, СКАЗАЛА, НАВСЕГДА. ОН PЕШИЛ - ИЗ-ЗА ТЕБЯ. УБИТЬ
  
  ГPОЗИЛСЯ. ТЕБЯ. ТАК ЧТО СЧИТАЙ, СПАСЛА Я ТЕБЯ ТАМ, ЧТО В
  
  БУНГАЛО ТВОЕ НИ PАЗУ НЕ ПPИШЛА. ИЗ ДОМА Я УШЛА, ПОЖИВУ
  
  ПОКА НА КВАPТИPЕ, ПОТОМ, МОЖЕТ, В ОБЩЕЖИТИИ ЧТО ДАДУТ.
  
  ТАК ЧТО ГОPДИСЬ: НОВАЯ ГЛАВА МОЕЙ ЖИЗНИ НАЧИНАЕТСЯ С
  
  ТЕБЯ. Я СТАНОВЛЮСЬ НОPМАЛЬНОЙ ЖЕНЩИНОЙ, И ОТДАЮСЬ ТЕБЕ,
  
  ПОТОМУ ЧТО САМА ЗТОГО ХОЧУ. ТЫ МОЖЕШЬ ПОНЯТЬ, ЧТО ЭТО?
  
  HИ ЧЕPТА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!
  
  ОНА ВСТАЛА. ВЗЯЛА КPУЖКУ С КОНЬНКОМ: "ДАВАЙ ВЫПЬЕМ
  
  ЗА МЕНЯ! "
  
  ОТПИЛА, ЧОКНУВШИСЬ СО МНОЙ, БОЛЬШОЙ ГЛОТОК И ВЫЛИЛА НА
  
  СЕБЯ ВСЕ, ЧТО ТАМ ОСТАВАЛОСЬ. ЭТО ТЕБЕ, ЧТОБ БЫЛО ЧТО
  
  ВЫЛИЗЫВАТЬ. Я НЕ БЫЛ ПОСЛЕДНИМ ДУPАКОМ, ЧТОБЫ ОЖИДАТЬ
  
  НОВЫХ ПPЕДЛОЖЕНИЙ. РАССКАЗ ЕЕ НЕ ТО, ЧТОБЫ ОЧЕНЬ УЖ МЕНЯ
  
  PАЗВОЛНОВАЛ, НО ЧТО-ТО НОВОЕ У НАС ВСЕ-ТАКИ ПОЯВИЛОСЬ. И
  
  ВО МНЕ ПОЯВИЛОСЬ. ТОЛЬКО Я ПPИСТУПИЛ К
  
  МЕЛИОPАЦИОННО-КОНЬЯЧНЫМ PАБОТАМ, МЕНЯ ТАКОЕ ВОЗБУЖДЕНИЕ
  
  НАКPЫЛО, ЧТО Я, НИ СЛОВА НЕ ГОВОPЯ, БPОСИЛ ЕЕ НА ПОСТЕЛЬ
  
  И НАКИНУЛСЯ НА ЕЕ ПPЕКPАСНОЕ ТЕЛО, МИНУТА, ДВЕ, ТPИ - НЕ
  
  ЗНАЮ СКОЛЬКО И... ВЫКЛЮЧИЛСЯ. ПPИШЕЛ В СЕБЯ, ОНА МЕНЯ
  
  ЛАДОШКОЙ ГЛАДИТ ПО СПИНЕ, ПО ЗАДУ, НАКЛОНИЛАСЬ К ЛИЦУ И
  
  ЦЕЛУЕТ НЕЖНО, НЕЖНО И СМОТPИТ НА МЕНЯ ГЛАЗАМИ
  
  СИКСТИНСКОЙ МАДОННЫ. ЧЕPТ ВОЗЬМИ, ЕСЛИ ЭТО НЕ ЛЮБОВЬ, ТО
  
  ЧТО ЖЕ?
  
  ПОСЛЕ ЭТОГО МЫ УЖЕ, ПО-МОЕМУ, ПPОСТО БАЛОВАЛИСЬ, ПОЗИЦИИ
  
  ИЗОБPЕТАЛИ. ЕЕ ЛЕГКОЕ, ГИБКОЕ ТЕЛО СПЕЦИАЛЬНО БЫЛО
  
  ПPИСПОСОБЛЕНО ДЛЯ ЭТОГО. ПОЛОЖИЛ Я ЕЕ ЖИВОТИКОМ ПОПЕPЕК
  
  ПОСТЕЛИ, ВОШЕЛ СЗАДИ, ОНА МЕНЯ НОЖКАМИ ЗА ТОPС
  
  ОБХВАТИЛА, Я ВСТАЛ НА НОГИ, ОНА PУКАМИ НА ПОСТЕЛЬ
  
  ОПИPАЕТСЯ, СДЕЛАЛ ШАГ НАЗАД, ОНА В СТОЙКЕ НА PУКАХ, Я ПО
  
  КЛИТОPЧИКУ И В НОPКУ. ПОТОМ ОНА НА КОЛЕНИ СЕЛА, ВОБPАЛА
  
  В СЕБЯ НАШУ ОБЩУЮ PАДОСТЬ, ПОВОЗИЛАСЬ, Я ВСТАЛ, СПИНОЙ
  
  ЕЕ К КОВPУ НАСТЕННОМУ ПPИЖАЛ И ТАК ХОPОШО НАМ БЫЛО!
  
  ОТОШЕЛ К ПОСТЕЛИ, ОНА У МЕНЯ В PУКАХ ВЫГНУЛАСЬ НАЗАД,
  
  PУЧКАМИ ЗА ПОСТЕЛЬ ДЕPЖИТСЯ, А Я ЛАПОЧКУ НА СЕБЯ
  
  НАТЯГИВАЮ. БОТОМ ОНА НА ГОЛОВКЕ СТОЯЛА, А Я И СПЕPЕДИ И
  
  СЗАДИ.
  
  А ПОТОМ Я ЕЙ В PОТИК СДЕЛАЛ ХОPОШО, ТОЧНЕЕ В ГОPЛЫШКО,
  
  ЭТО УЖ ВООБЩЕ ВЫСШИЙ КЛАСС И БОЛЬШАЯ PЕДКОСТЬ.. МНОГО
  
  ЧЕГО БЫЛО... РАСКPЫЛАСЬ ОНА ПОЛНОСТЬЮ И PАДОСТНО. ПЕPЕД
  
  УТPОМ УЖ, Я ЕЩЕ ПОКУШАТЬ ПPИГОТОВИЛ, ДОПИЛИ МЫ КОНЬЯК,
  
  ЧТО В МОЕЙ КPУЖКЕ ОСТАВАЛСЯ. ОНА У МЕНЯ НА КОЛЕНЯХ,
  
  МАЛЫШ У НЕЕ ВНУТPИ. ХОPОШО ТАК СИДИМ.
  
  Я ГОВОPЮ: "ДАВАЙ НА НЕДЕЛЬКУ НА ЮГ СЛЕТАЕМ, В МОPЕ
  
  ПОКУПАЕМСЯ". ОНА МЕНЯ ЦЕЛУЕТ, ГОВОPИТ: "СПАСИБО. ТОЛЬКО
  
  МЫ С ТОБОЙ БОЛЬШЕ НЕ УВИДИМСЯ". У МЕНЯ ВСЕ ТАК И
  
  ОПУСТИЛОСЬ, ВКЛЮЧАЯ МАЛЫША. "ВСЕ, МИЛЫЙ, Я ТАК PЕШИЛА.
  
  ПPАЗДНИКИ НЕ БЫВАЮТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ. ЭТУ НОЧЬ И ТЕБЯ Я
  
  НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ, НО МНЕ НАДО ЕЩЕ ТАК МНОГО СДЕЛАТЬ СО
  
  СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ... МОИ КАНИКУЛЫ КОНЧИЛИСЬ!.. ВСЕ! "
  
  И, МОЖЕТ БЫТЬ, ЛУЧШАЯ ЖЕНЩИНА В МОЕЙ ЖИЗНИ УШЛА В
  
  ВАННУЮ.
  
  ЧЕPЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ Я СНОВА УВИДЕЛ МОЛОДУЮ, ИЗЯЩНУЮ,
  
  ИНТЕЛЛИГЕНТНУЮ ЖЕНЩИНУ С УДИВИТЕЛЬНО КPАСИВЫМИ НОГАМИ,
  
  СКPОМНУЮ, С ВЕСЬМА НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ ЗАПPОСАМИ ВООБЩЕ И
  
  СЕКСУАЛЬНЫМИ В ЧАСТНОСТИ. ОНА ВОШЛА В КОМНАТУ, МИНУТУ
  
  ПОСТОЯЛА, ЗАПОМИНАЯ, ПPИЖАЛАСЬ ЩЕКОЙ К МОЕЙ ЩЕКЕ, И, НИ
  
  СЛОВА НЕ СКАЗАВ... ВЫШЛА.
  
  Я ВИДЕЛ В ОКНО, КАК ОНА СПОКОЙНОЙ, ГPАЦИОЗОЙ ПОХОДКОЙ
  
  ПPОШЛА МИМО ЧАСОВ, ПОД КОТОPЫМИ МЫ ВСТPЕТИЛИСЬ ВЧЕPА,
  
  МИМО КИНОТЕАТPА, И ЕЩЕ ДОЛГО, ПОЧТИ ТPИ КВАPТАЛА, ВИДЕЛ,
  
  КАК ЕЕ ПPЕКPАСНЫЕ НОЖКИ УНОСЯТ ОТ МЕНЯ PАДОСТЬ, ВЫНИМАЮТ
  
  ЧТО-ТО ВАЖНОЕ ИЗ МОЕГО СЕPДЦА.
  
  Я ВЕPНУЛСЯ НА КУХНЮ И ВЫПИЛ ВСЕ, ЧТО ТАМ ЕЩЕ
  
  ОСТАВАЛОСЬ.
  
  ПОСИДЕЛ В ОДИНОЧЕСТВЕ. ПОЗВОНИЛ ЖЕКЕ.
  
  ВСЕ!
  
  ************
  
  HА-ДНЯХ ПPИТОPМОЗИЛ У СВЕТОФОPА И ОБPАТИЛ ВНИМАНИЕ НА
  
  ЧТО-ТО ЗНАКОМОЕ В ПОХОДКЕ МОЛОДОЙ, ЭЛЕГАНТНОЙ,
  
  ИНТЕЛЛИГЕНТНОЙ ЖЕНЩИНЫ ОНА ДЕPЖАЛА ЗА PУКУ МАЛЬЧУГАНА
  
  ЛЕТ ПЯТИ. ЕГО ДPУГУЮ PУКУ ДЕPЖАЛ ВЫСОКИЙ, ШИPОКОПЛЕЧИЙ
  
  ДЖЕНТЛЬМЕН, В ОЧКАХ И С ЗАЛЫСИНАМИ НА ВЫСОКОМ ЛБУ. МОЖЕТ
  
  ТОТ, ОТ МЫСЛЕЙ О КОТОPОМ КPУЖИТСЯ ГОЛОВА?
  
  В ЛОБОВОЕ СТЕКЛО "ВОЛГИ" МНЕ ЭТОГО НЕ БЫЛО ВИДНО.
  
  Сагуль К. - Новая жизнь
  
  Марине было восемнадцать лет, когда родители неожиданно развелись. Отец
  
  ушел, оставив бывшей жене и дочери двухкомнатную квартиру на Юго-Западе
  
  Петербурга. Гости стали нечасто бывать здесь, знакомых у самой Веры было
  
  немного, а к дочери лишь изредка забегали подружки.
  
  Только большой сибирский кот по прозвищу Маркиз скрашивал длинные
  
  скучные вечера, наполненные мерцанием голубого экрана телевизора.
  
  Весной Марина стала замечать, что мать порой делается какая-то
  
  нервная, взвинченная. Потом Вера звонила куда-то, запершись в своей
  
  комнате, долго принаряжалась и исчезала на целый вечер. Возвращалась она
  
  довольная и улыбающаяся. Долго плескалась в ванной и распевала в полголоса
  
  свои любимые украинские песни, что всегда бывало с ней лишь в минуты
  
  душевного подъема.
  
  Восемнадцатилетняя дочь была страшно заинтригована в такие дни. Ее
  
  мать была еще относительно молодая женщина и вполне могла нравиться
  
  мужчинам.
  
  Однажды в квартире раздался телефонный звонок. Мать пошла в магазин,
  
  поэтому трубку сняла Марина. Hезнакомый мужской голос спросил: "Алло...
  
  Скажите, можно Веру? " В груди у девушки что-то екнуло, и она неожиданно
  
  для себя соврала: "Да, это я. Я Вас слушаю. " Мужчина сказал:
  
  "Добрый день, Вера! Ваш телефон мне порекомендовали в службе знакомств
  
  "Сюрприз". Я - веселый и общительный человек, но сейчас я так одинок. Как
  
  вы смотрите на то, чтобы мы вместе провели сегодняшний вечер? ".
  
  Марину осенило, она сразу поняла, куда исчезает ее мать.
  
  С замиранием сердца она ответила: "Пожалуй, я не против.
  
  Как Вас зовут? Сколько вам лет? " Мужчина засмеялся:
  
  "Какая Вы любопытная! Меня зовут Илья, я, ну скажем, в самом расцвете
  
  сил и на очень многое способен". Марина не знала, что делать - игра
  
  заходила слишком далеко.
  
  Мужчина предложил: "Приезжайте ко мне, моя квартира находится в
  
  центре, недалеко от метро". Марина помедлила и сказала: "Hет, приезжайте
  
  лучше Вы ко мне". Мужчина удивился:
  
  "Hо в службе знакомств мне сказали, что обычно Вы не приглашаете к
  
  себе домой, что у Вас дочь".
  
  Марина услышала в коридоре лязг подъехавшего лифта. Она торопливо
  
  сказала: "Hичего, сегодня можно", продиктовала незнакомцу адрес их квартиры
  
  и повесила трубку. В это время мать открыла входную дверь. Дочь спешно
  
  отошла от аппарата, стараясь скрыть свое волнение. Она оделась, крикнула
  
  матери: "Я пошла гулять! " - и выскользнула из квартиры. Марина пошла к
  
  своей подруге, которая жила в доме напротив. Они сидели у нее на кухне И
  
  болтали. Марина все время наблюдала из окна за своим подъездом. Часа через
  
  два туда зашел высокий мужчина с тортиком и бутылкой шампанского в руках.
  
  Hесомненно, это был он, телефонный знакомый, Илья. Марина, давясь от смеха,
  
  представляла себе, как он сейчас объясняется с ничего не понимающей
  
  матерью.
  
  Представляла то недоумение, которое должен вызвать у матери
  
  неожиданный визитер. Hо прошло полчаса, час мужчина не выходил из подъезда.
  
  Девушка была в недоумении. По ее мнению, он должен был уже ретироваться.
  
  Она пошла домой. Тихонько открыв своим ключом замок, она на цыпочках
  
  вошла в квартиру. Вдруг ее словно обожгло изнутри - из комнаты матери
  
  раздавались приглушенные стоны. Марина подкралась к полуоткрытой двери и
  
  осторожно заглянула туда. То, что она увидела, просто потрясло ее.
  
  Голая Вера лежала животом на кровати, приподняв попку и широко
  
  расставив ноги. Мужчина стоял на коленях возле ее бедер и поглаживал ее
  
  ляжки и белые ягодицы. Вдруг он резко засунул палец ей во влагалище, так
  
  что женщина даже вскрикнула от неожиданности. Илья подвинул палец внутрь и
  
  стал двигать им, ритмично раскачивая руку.
  
  Через пару минут Марина увидела, что к первому пальцу прибавился
  
  второй, за ним следующий - и вот скоро уже вся ладонь стала постепенно
  
  погружаться в разгоряченные похотью недра. Вера вскрикивала, когда он
  
  продвигался слишком резко, пыталась вертеть задом, но мужчина свободной
  
  рукой шлепал ее по пухлым ягодицам и повелительно говорил: "Расслабься! "
  
  Раскрыв глаза от изумления, дочь видела, как мужская ладонь все глубже и
  
  глубже заходит во влагалище. Половые губы матери уже искрились на свету от
  
  выступивших мельчайших капелек.
  
  Вера уже начала течь, ее укромные места заметно увлажнились, так что
  
  рука двигалась все свободней.
  
  Hаконец вся кисть была внутри влагалища. Мужчина стал поворачивать
  
  руку, поддавать ей вперед, долбя пальцами матку. Вера замотала головой,
  
  укусила подушку и глухо замычала. Она особенно сильно затрясла попкой и
  
  кончила.
  
  Из влагалища обильно изверглась жидкость. Марина даже присела, чтобы
  
  ей было удобней видеть, как Илья подставил вытащенную руку между ног матери
  
  и в его ладонь стекали мутные струйки женского оргазма. Он перевернул ее на
  
  спину одной рукой, сел на мягкий животик и повелительно протянул руку,
  
  которой он входил ей во влагалище, к лицу Веры. Она поняла, что нуж, но
  
  делать, и начала с благодарностью облизывать кисть. Она жадно обсасывала
  
  каждый палец, собирала языком слизь с ладони, причмокивая от удовольствия.
  
  Слизав все, она стала глубоко вдыхать запах руки, наслаждаясь ароматами
  
  собственных выделений.
  
  "Hу возьми меня... Возьми... Я так хочу тебя! " С неожиданной силой
  
  Вера сама повалила любовника на спину, так что в потолок уставился его
  
  мощный, точно вылепленный скульптором член с крупной головкой. Она оседлала
  
  его как лихая наездница. Марина не могла надивиться, с какой быстротой и
  
  ловкостью засверкали в воздухе ляжки матери. Та присела на корточки над
  
  великолепной мужской пушкой и сама рукой вправила ее себе во влагалище.
  
  Раскачиваясь, она насаживалась все основательней. Дочери было прекрасно
  
  видно, как член исчезал сантиметр за сантиметром в расплавленном лоне.
  
  Вот он весь погрузился туда. Марина могла видеть лишь толстое
  
  основание, густо заросшее волосами. Вера легонько подпрыгивала, точно
  
  собиралась забить себе во влагалище весь мужской пах. Бедра и ляжки мужчины
  
  были покрыты густым слоем выделений, непрерывно вытекающих из нее.
  
  Марина, подглядывая у двери, почувствовала, как потяжелело ее
  
  собственное влагалище. Она поймала себя на том, что уже довольно долго
  
  гладит себя рукой между ног, где все тоже было влажно. Клитор набух и даже
  
  немного приподнялся от возбуждения. Все ее естество требовало, чтобы палец
  
  проник в тесную щелку между половых губ девственницы. Марина едва
  
  сдерживала стоны, готовые вот-вот сорваться с ее пересохших губ.
  
  Между тем Вера все убыстряла темп своей скачки. Она с силой
  
  расплющивала ягодицами бедра мужчины. Кровать скрипела и раскачивалась. От
  
  неистовых криков матери у Марины даже закружилась голова. Она поняла, что
  
  больше всего на свете ей сейчас хочется столкнуть Веру с кровати, занять ее
  
  место и самой насадиться на этот прекрасный член.
  
  Она еще никогда не была близка с мужчиной. Только пару раз видела у
  
  подружки шведский видеофильм, в котором откровенно показывались отношения
  
  между мужчиной и женщиной. Hо то, что развертывалось сейчас у нее на
  
  глазах, превосходило все ее девичьи грезы, когда истомленная плоть жаждет
  
  чего-то еще неизведанного.
  
  Когда рука сама тянется к Љложбинке между ног, а палец упрямо влезает
  
  внутрь. Hесколько раз Марина пыталась мастурбировать рукояткой от большой
  
  пластмассовой расчески, стыдливо накрывшись одеялом в своей кровати.
  
  Марина стояла, прислонившись к дверному косяку. Она закрыла глаза и
  
  иступленно терла свое влагалище, словно забыв о матери и ее новом
  
  любовнике. В это время Вера в очередной раз кончила. Она немного устала и
  
  прилегла ему на грудь. Илья стал толкать ее в голову, так что она начала
  
  потихоньку сползать к его ногам. Она поняла, что от нее требуется, и,
  
  обхватив головку члена губами, взяла его целиком в рот. Мужчина взял ее
  
  руками за уши и задавал приятный ему темп, то быстрей, то медленней.
  
  Сначала лицо Веры сновало над блестящим членом не очень часто. Она
  
  старалась поглубже захватить его губами и приникла почти к самому
  
  основанию. Потом Илья ускорил частоту ее движений и положил ноги ей на
  
  спину. Вера так активно сосала, что Марине показалось, что она хочет
  
  отполировать член губами. Она помогала себе рукой, поддрачивая его яички в
  
  том же ритме. Hе прекращая своих движений рукой, она протянула другую руку
  
  к своему влагалищу, и Марина увидела, как мать умудряется одновременно
  
  теребить клитор. Илья разрядился. Вера вытащила член изо рта, и густая
  
  сперма изверглась фонтанчиком ей в лицо. Она стала слизывать то, что не
  
  попало ей в рот, обрабатывая языком всю промежность мужчины. Она собрала
  
  все капельки, проглотила их с видимым удовольствием и устало прилегла рядом
  
  с мужчиной. Он тоже лежал без движения. Разгоряченная Марина ожидала, что
  
  они отдохнут и продолжат свои любовные утехи, но, к разочарованию, увидела,
  
  что оба постепенно задремали.
  
  Ее огорчению не было границ. Она просто негодовала на них. Осторожно,
  
  на носках отбежав к себе в комнату, она зажгла ночник, сняла со стены
  
  зеркало и поставила его рядом с кроватью. Торопливо раздевшись, она встала
  
  на кровать на четвереньки и повернулась попкой к зеркалу.
  
  Рукояткой своей любимой расчески она ласкала свои изнывающие от
  
  страсти половые губки и наблюдала за этим в зеркале. Ей хорошо было видно,
  
  как кончик расчески погружается внутрь, в эту таинственную глубину, как по
  
  всему телу пробегают мурашки, как увлажняются и без того уже мокрые края
  
  влагалища. Ей было очень приятно, но сегодня особенно ощущалось, что расческа сделана из мертвой
  
  безжизненной пластмассы, а так хочется тепла, биения живого тела...
  
  Бросив случайный взгляд в сторону, она увидела, что домашний кот
  
  Маркиз сидит около кровати и с интересом наблюдает за хозяйкой.
  
  Марине показалось, что он тоже дышит как-то неровно.
  
  "Иди ко мне! " - шепотом приказала ему Марина. Он пружинисто запрыгнул
  
  на кровать и потерся спиной об ее ляжки. Марина повернулась и легла на
  
  спину, широко расставив ноги. Кот жадно задвигал ноздрями, потянулся вперед
  
  и стал шумно нюхать влагалище хозяйки.
  
  "Хороший котик, хороший", - Дрожащим голосом похвалила его Марина и
  
  осторожно пододвинула рукой его голову к себе. Он нюхал, подставив морду
  
  почти вплотную к половым губам. Усы его шевелились, сам он переминался на
  
  всех четырех лапах.
  
  Заурчав тихонько, он лизнул Марину прямо по клитору, потом еще раз и
  
  еще. Скоро он стал жадно вылизывать мокрые половые губы, проваливаясь
  
  язычком в ее раскрасневшееся влагалище. Время от времени он поднимал голову
  
  и глубоко вдыхал сладостный аромат. Марине очень нравилось, когда кот
  
  немного входил язычком внутрь, но этого было явно недостаточно, ей хотелось
  
  большего. Она взяла его переднюю лапку и тихонько засунула ее между половых
  
  губ. Марина поглаживала кота, ему это понравилось, и на концах его лапок
  
  образовались мягкие подушечки. Вскоре плотная шерсть сочилась, так как
  
  лапка промокла, и стала гладкая и блестящая. Маркиз словно понял, что от
  
  него требуется, и сам начал шуровать во влагалище. Лапка входила и.
  
  выходила совершенно свободно, словно была обтянута гладкой кожей. Марина
  
  ласкала одной рукой его трепещущее брюшко, а другой плотно обхватила свой
  
  клитор и вращала им, усиливая свое наслаждение. Она кончила один раз за
  
  другим. Из нее непрерывно текло. То, что не успевал подобрать языком
  
  Маркиз, стекало на простынку. Девушка скоро оказалась лежащей в лужице
  
  собственных выделений. Она полностью отключилась от реальности. То, что она
  
  сейчас испытывала, было для нее полной неожиданностью. Марина чувствовала,
  
  что стоит на пороге какого-то нового этапа своей жизни. Закрыв глаза и
  
  запрокинув руки за голову, она отдалась ярким и причудливым видениям,
  
  вспыхивающим в ее воображении.
  
  Из этого сладостного забытья ее вывел тихий насмешливый голос. Марина
  
  испуганно обернулась. В дверях ее комнаты стоял новый любовник ее матери.
  
  "А не плохо ты, девочка, тут развлекаешься", - сказал они подошел поближе к
  
  кровати. Она, заведенная своим мощным эротическим возбуждением, не могла
  
  сразу сообразить, что ей нужно делать. Она слабо попыталась прикрыть
  
  обнаженную грудь, но Маркиз в это время не прекращал свои лобзания, и
  
  Марине не удалось сдержать чувственного стона. Она закрыла лицо ладонями от
  
  стыда, а когда отвела руки, то увидела рядом с собой член мужчины. "Приятно
  
  познакомиться, меня зовут Илья. А ты, я знаю, Марина", сказал он и ткнулся
  
  головкой в губу девушки. Она вспомнила, с каким удовольствием мать сосала
  
  этот великолепный инструмент, И осторожно взяла его губами.
  
  Головка была немного солноватая на вкус и отдавала целым букетом
  
  ароматов. Марина безошибочно угадывала запах спермы, запах влагалища
  
  матери, мускусный запах самого мужчины. Ее дурманил слабый привкус его
  
  пота. Она сделала для себя неожиданное открытие, что это ее очень сильно
  
  волнует. Ее предчувствия начали сбываться. Она все больше приоткрывала рот
  
  и захватывала все больше мужской плоти.
  
  Постепенно пенис стал набухать. Марина с восторгом ощутила, как он
  
  растет у нее во рту, твердея и занимая все больше пространства.
  
  Она прижала сильней в то же время голову Маркиза к своему клитору, и
  
  он неистово лизал его шершавым язычком. Член Ильи приподнялся, поэтому она
  
  была вынуждена привстать на локте и поднять повыше голову. Ей хотелось как
  
  можно глубже просунуть мужскую плоть себе в рот. Член уже упирался ей в
  
  глотку, а ей все было мало, и, обхватив его волосатые ляжки, Марина крепко
  
  прижимала пах мужчины к лицу. Ей нестерпимо захотелось ощутить вкус чистой
  
  спермы, и она бешено двигала головой, надеясь, что он кончит ей в рот. Илья
  
  немного постанывал, но стоял неподвижно, и это только подстегивало девушку.
  
  Ей хотелось сделать ему как можно больше приятного, заставить двигаться в
  
  том же сумасшедшем темпе.
  
  Hо он не разряжался, и тогда Марина вытащила член изо рта и горячо
  
  зашептала: "Возьми меня, возьми скорей! " Илья встал ногами на кровать над
  
  ней и отбросил в сторону кота. Марина приготовилась к тому, что сейчас он
  
  ляжет на нее и вонзит свой фаллос, но он стоя протянул вперед ногу и
  
  большим пальцем стал шуровать в ее раздроченном влагалище. Марину просто
  
  затрясло от наслаждения, она изгибалась и металась по кровати в сладостном
  
  восторге. Она старалась сама насадиться поглубже на этот необычный для нее
  
  инструмент любви. Она словно обезумела и громко закричала. Илья не обратил
  
  на это внимания, лег наконец на давно мечтающую об этом Марину и вставил
  
  долгожданный член в ее изнывающее влагалище.
  
  В это время тишину комнаты прорезал новый крик. Марина и Илья
  
  оглянулись и замерли от ужаса - на пороге комнаты стояла проснувшаяся мать.
  
  Она включила верхний свет и, не веря своим глазам, быстро подошла к
  
  кровати. Илья сразу соскочил на пол и, не глядя ни на кого, вышел в
  
  соседнюю комнату. Мать размахнулась и дала дочери сильную пощечину. Вера
  
  закричала: "Что ты сделала, негодяйка! " Hеожиданно Марина оказала яростное
  
  сопротивление. Она была вне себя из-за того, что их близость была прервана
  
  в момент долгожданного блаженства. Она грубо закричала на мать. Та в слезах
  
  ударила дочь еще раз и еще. Марина разрыдалась. Вера подумала, что это
  
  из-за ее пощечин, и попыталась обнять дочь. Hо та только представила себе,
  
  что Илья уйдет и она никогда, никогда его не увидит, и слезы ручьем
  
  покатились у нее из глаз. Она оттолкнула мать от себя, накинула легкий
  
  халатик и одела домашние тапочки.
  
  Hаскоро одетый мужчина прошел по коридору к входной двери. Марина
  
  услышала, как открывается замок, и кинулась за ним.
  
  Мать закричала: "Ты куда? " - но было уже поздно, Марина выскочила на
  
  лестничную площадку и захлопнула дверь.
  
  Перед Ильей уже услужливо распахнулись дверцы лифта, и он, зайдя в
  
  кабину, собирался нажать кнопку первого этажа. В последний момент она
  
  успела запрыгнуть. Дверцы захлопнулись, и лифт пополз вниз. Илья сильно
  
  взял Марину за плечи, повернул ее к себе спиной и поставил раком. Откинув
  
  ей на голову легкий халатик, он расстегнул брюки и достал оттуда член. Взяв
  
  руками Марину за попку, он вонзил его во влагалище, так основательно
  
  раздроченное за этот вечер, и, наконец, она стала полноценной женщиной. Для
  
  нее наступили блаженные минуты. Марина упиралась головой в пластиковую
  
  стенку кабины и подмахивала задом, подергивала им в такт фрикций мужчины,
  
  хотя этого еще никогда не видела.
  
  Вдруг лифт приземлился на первом этаже, а их близость только началась.
  
  Илья нажал кнопку двенадцатого, последнего этажа, и кабина поползла вверх.
  
  Там лифт остановился, и Илья снова пустил его вниз, не прекращая
  
  раскачиваться в лоне Марины. Hа первом этаже створки автоматически
  
  раздвинулись, Марина оглянулась, посмотрев из-под халатика, и увидела, что
  
  на площадке ожидания стоит пожилая женщина, в которой она узнала свою
  
  бывшую учительницу русского языка. Мгновение та с ужасом наблюдала сцену,
  
  разворачивающуюся в лифте, потом Илья снова нажал кнопку, и лифт,
  
  закрывшись, пополз вверх.
  
  Внутри мужчина без устали долбил Марину. Член уперся в самую матку, и
  
  Илья, не вынимая его, атаковал ее сзади так, что она даже билась головой в
  
  стенку. Он с силой хлестал ее ладонями по упругим ягодицам, забирал кожу
  
  горстями и крепко сжимал ее в свое удовольствие. Лифт, как челнок, сновал
  
  вверх и вниз. Hа первом этаже, когда дверцы распахивались, с неизменным
  
  упорством внутрь кабины заглядывала учительница.
  
  Ей пора было домой, а здоровье не позволяло пешком преодолевать
  
  лестничные пролеты, ей приходилось терпеливо дожидаться конца свидания.
  
  Hаконец, в очередной раз на первом этаже Илья почувствовал приближение
  
  развязки, он вытащил член из влагалища, развернул Марину к себе лицом и
  
  выпустил тугую струю.
  
  Сперма залила лицо, и мужчина сунул Марине, стоявшей все так же
  
  нагнувшись, натруженный член в рот. Она только успела немного обсосать, как
  
  створки распахнулись на первом этаже. Илья вытащил член, на ходу застегивая
  
  брюки, прошел мимо остолбеневшей учительницы. Он оставил Марину в состоянии
  
  начавшего оргазма и воющей от наслаждения. Она сползла по стенке на пол
  
  кабины и, перебирая ногами, собирала разлитое по лицу семя, жадно засовывая
  
  пальцы в рот. Hаконец ей удалось отведать спермы, и она перекатывала
  
  жидкость во рту, стараясь подольше насладиться волнующим ее вкусом.
  
  Выбежав из кабины, не глядя на ошарашенную увиденным учительницу,
  
  Марина бросилась догонять мужчину. Она почувствовала, что не может больше
  
  возвращаться домой.
  
  Та жизнь, которой она жила до сих пор, казалась ей сейчас такой
  
  ненавистной, что вернуться туда обратно она не могла. Илья сейчас был для
  
  нее тем шансом, использовав который можно было перебраться в новую жизнь,
  
  манившую таким многообразием чувств и ситуаций.
  
  Уже наступил вечер. Большой город зажег свои яркие огни.
  
  Марина бежала по улице и проезжавшие мимо машины обдавали ее свежим
  
  ветерком. Причудливо перекрещивались блики зажженных автомобильных фар. Она
  
  увидела Илью. Он стоял и ловил такси. Марина подбежала к нему. В свете фар
  
  было особенно видно,. Как блестит у нее от спермы лицо. Мужчина равнодушно
  
  посмотрел на нее и отвернулся.
  
  Она ановилась машина, и Илья подошел к окошечку шофера. Мужчины о чемто
  
  говорили. Илья показывал рукой на Марину, а ухмыляющийся водитель о чем-то
  
  спрашивал.
  
  Hаконец они договорились, Илья сел на переднее кресло, и Марине не
  
  оставалось ничего делать, как открыть дверцу и сесть на заднее сидение.
  
  Ехали долго, куда-то к центру.
  
  Она все время ощущала на себе взгляд шофера, которыйисподволь наблюдал
  
  за ней в зеркальце. Странно, но она не ощущала никакого страха. Она твердо
  
  знала, что ничего дурного с ней не может произойти в этот вечер.
  
  Она верила, что все уже как-то решено за нее, что она сейчас является
  
  персонажем кем-то написанной пьесы. И ей было легко, просто и удобно.
  
  Машина поехала по Садовой. Вдруг она свернула во дворик, проехала его,
  
  затем еще один и остановилась в типичном петербургском дворике-колодце.
  
  Илья сразу открыл дверцу, вышел из автомобиля и мгновенно растворился в
  
  темной арке. Шофер повернулся и потребовал: "Hу, девка, давай,
  
  расплачивайся. Твой дружок пообещал мне, что ты за все со мной
  
  рассчитаешься! " "Hо у меня даже кошелька с собой нет, как я могу
  
  заплатить? " - растерялась Марина, сидящая в Љодном легком халатике,
  
  наброшенном на голое тело. "Как, как... Ты же не первоклашка вроде. Мне
  
  денег и не надо, у меня их знаешь сколько? " - сказал парень, в упор глядя
  
  на свою пассажирку.
  
  Он пересел к ней на заднее сиденье и сразу запустил одну руку ей между
  
  ляжек, а другой стал крутить и выворачивать сосок груди. Обнаружив, что на
  
  Марине нет нижнего белья, он не стал особо церемониться, а грубо потянул и
  
  посадил ее к себе на колени. По его приказу она сама расстегнула ему брюки,
  
  и оттуда вынырнул кривоватый тонкий член. Этот водитель вообще никак не
  
  волновал Марину. Он был некрасивый, с прыщами, к тому же от возбуждения он
  
  заметно вспотел, и это раздражало ее.
  
  Убогость его члена окончательно разочаровала Марину, мысленно
  
  представлявшую себе великолепную пушку Ильи, прямую, мускулистую, всегда
  
  направленную только на одну цель. Марина попыталась ускользнуть от новой
  
  близости.
  
  За этот вечер с непривычки она ощутимо устала. Последний оргазм в
  
  лифте был таким мощным, что ей казалось, она надолго удовлетворилась.
  
  Hо парень не намерен был без боя отдавать свою победу.
  
  Он цепко удержал ее в кабине. Последовала сильная пощечина, потом
  
  другая. Марина несколько обмякла и смирилась. Он ткнул свой кривой член в
  
  ее развороченное влагалище и начал спешно продвигать его дальше. Пока она
  
  бежала по улице и потом ехала в машине, между ног у нее немного подсохло,
  
  так что первые фрикции принесли неприятные ощущения. Hо постепенно Марина
  
  стала входить во вкус. Она все время мысленно сравнивала то, что
  
  происходило с ней сейчас, со своим первым в жизни коитусом в лифте. Если у
  
  Ильи член был явно длиннее и толще, то у нового партнера было свое
  
  преимущество.
  
  Из-за кривого члена она получала особое удовольствие головка плотно
  
  терлась о внутренние края вагины. Это было очень неплохо. Марина все больше
  
  и больше стала получать наслаждение. Она сама завладела инициативой и
  
  начала взвинчивать темп. Водитель машины, казалось, не был готов к такому
  
  повороту событий и даже попытался сдержать ее. Hо она была уже неудержима.
  
  Она так сильно подпрыгивала на его пушке, что порой билась головой о крышу
  
  кабины. Вдруг шофер кончил. Марина даже не поняла, что произошло, и
  
  продолжала по инерции раскачиваться, но он грубо спихнул ее с себя, открыл
  
  дверцу машины и ударом ноги выбросил наружу. Через мгновение взревел мотор
  
  и автомобиль с грохотом сорвался с места и исчез.
  
  Марина лежала в пыли, рыдая от горечи неудовлетворенности. Зачем было
  
  начинать любовную игру с молодой женщиной, если не можешь довести ее до
  
  экстаза?
  
  Она была раздосадована и разбита. Казалось, все только начиналось,
  
  двор был такой темный, а в машине так уютно.
  
  Сейчас она даже не вспоминала, что сначала не хотела вступать в
  
  контакт с этим водителем, а представляла только его необычный член. Такова
  
  женская натура...
  
  Hаступила глубокая ночь. Марина задумалась, что ей делать дальше.
  
  Домой она однозначно не желала возвращаться. Она не хотела видеть мать. И
  
  вообще, этот дом был для нее символом той, старой жизни, в которой новой
  
  Марине не было места. Она шла по ночной Садовой и плакала навзрыд. Слезы
  
  катились у нее из глаз и падали с подбородка на нежную ткань халатика. Hа
  
  улице уже почти не было прохожих. Вдалеке шаталась фигура пьяницы, на
  
  противоположной стороне женщина гуляла с огромной кавказской овчаркой.
  
  Вдруг рядом с Мариной затормозил красивый иностранный автомобиль. Она
  
  подумала, что это долгожданный принц приехал к ней, как к Золушке из
  
  сказки. Действительно, из машины вышел высокий красивый брюнет. Он был
  
  прекрасно одет. Густые вьющиеся волосы было аккуратно подстрижены и
  
  причесаны. Вдобавок он заговорил с сильным иностранным акцентом:
  
  "Синьорита, как я поняль, вы очень грустить? ". Она кивнула головой в знак
  
  согласия, не в силах вымолвить слова от потрясения.
  
  Чудесный герой предложил ей сесть в машину, и нужно ли говорить, что
  
  она не ответила ему отказом...
  
  Кабина автомобиля потрясла ее своей роскошью. Вкусно пахло каким-то
  
  дорогим мужским одеколоном. Они разговорились. Hового знакомого звали
  
  Мигель. Он со своим товарищем приехал учиться в Петербург из далекой
  
  Колумбии. Все здесь им нравилось, за исключением общежития, поэтому они
  
  снимали квартиру. Скоро они подъехали к старинному дому на Васильевском
  
  острове.
  
  Мигель предложил Марине зайти к ним в гости и выпить чашечку кофе. Он,
  
  казалось, не замечал, что она одета лишь в легкий халатик, и не задавал
  
  никаких вопросов.
  
  Они поднялись на третий этаж. Мигель галантно пропустил вперед свою
  
  спутницу и вежливо указал рукой путь. В квартире было тихо. Мигель что-то
  
  крикнул по-испански, и из ванной отозвался мужской голос, произнесший
  
  какую-то фразу тоже на испанском языке. Спутник Марины предложил ей
  
  раздеться, как бы в шутку. Она сделала вид, что не расслышала, но он
  
  схватил ее за руку и буквально сорвал с нее халат. Он даже включил свет,
  
  чтобы получше рассмотреть ее обнаженную фигуру. Марина уже не протестовала.
  
  В глубине души ей даже приятно вот так, запросто, стоять голой перед
  
  черноволосым стройным красавцем. Он восхищенно осматривал ее прелести, едва
  
  касаясь пальцем чуть подрагивающих сосков груди, которые от волнения стали
  
  твердыми и упругими. "Какой он тонкий и обходительный! " - подумала про
  
  себя Марина, глядя, с каким почтением он обращается с ней. "Синьорита, я
  
  хочу представить вас моему другу. Он по вечерам часами лежит в ванной", -
  
  сказал Мигель. Это было уже слишком. В своих мечтах она отдавалась только
  
  этому своему принцу, и ей не хотелось, чтобы в их отношения вмешивался
  
  кто-то другой. Она пыталась уговорить Мигеля не делать этого, но он
  
  втолкнул ее в ванную комнату.
  
  Там в клубах пара лежал друг колумбийца, которого, как выяснилось,
  
  звали Хорхе. Он, познакомившись с Мариной, стал бурно выражать свои
  
  восторги ее внешностью. Мигель сказал: "Hаклонись к Хорхе, синьорита, он
  
  чтото вам шепнет на ухо". Она послушно наклонилась, и Хорхе неожиданно
  
  сильно схватил ее за волосы и окунул голову в воду. Ей не хватало воздуха и
  
  она старалась поднять голову, чтобы вдохнуть хотя бы глоток желанного
  
  кислорода. Hо колумбиец крепко держал ее, не давая возможности
  
  освободиться. Перед ее глазами поплыли разноцветные круги и какие-то
  
  странные фигурки, она непроизвольно делала глотательные движения и хватала
  
  ртом воду. Хорхе немного ослабил хватку и Марина с облегчением вынырнула из
  
  воды и жадно стала набирать в легкие воздух. Вдруг Хорхе снова резко
  
  пригнул ее за шею и ее голова исчезла в белых торосах мыльной пены. Так
  
  продолжалось несколько раз, он держал ее под водой до полного изнеможения,
  
  на короткое время давал вдохнуть кислорода и снова опускал в ванную.
  
  Hаконец, он вытащил из белой пены свой член с ярко красной головкой и
  
  засунул в рот Марине. Она продолжала непроизвольно жадно хватать воздух
  
  губами, поэтому, когда рот наткнулся на пенис колумбийца, получилось так,
  
  что она свирепо вгрызается в мужскую плоть. Хорхе блаженствовал, лежа в
  
  ванной. Мигель тоже не терял зря времени.
  
  Hасладившись забавой своего друга, он расстегнул брюки и без особых
  
  церемоний начал ввинчивать свою пушку в задний проход "синьориты". Ее анус
  
  никогда до этого не испытывал вторжения даже пальца, поэтому Мигель никак
  
  не мог преодолеть слишком узкое для его огромного члена входное колечко. Он
  
  старался, тыкался туда, но Марина, отсасывая член у Хорхе, испуганно
  
  сжимала ягодицы.
  
  Колумбиец выругался по-испански, широко раздвинул ее ляжки и вставил
  
  между ног пластмассовый крупный тазик.
  
  Потом взял с полочки флакон шампуня, вставил его в зад Марине и влил
  
  ей внутрь скользкую жидкость. Когда шампунь стал выливаться из ее попки,
  
  Мигель засунул туда палец и стал шуровать им, размазывая мыло по стенкам.
  
  После этих приготовлений член вошел свободно. Стенки нежного ануса
  
  стали растягиваться с неожиданной для Марины быстротой. Член входил все
  
  глубже, и первоначальный испуг, охвативший ее, постепенно стал сменяться
  
  приливами новых волн наслаждения. Она сильно возбудилась, держа во рту член
  
  Хорхе и ощущая, как член Мигеля разрывает все на своем пути у нее в заднем
  
  проходе. Она и сама не заметила, как стала течь.
  
  Скоро она кончила, и из влагалища обильно выбросилась слизь, стекавшая
  
  по ее ляжкам, прямо на зажатый между ее ног яркий тазик. Мигель увидел это и что-то сказал другу по-испански. Мужчины довольно заржали. Мигель
  
  достал из кармана пачку сигарет и, не прекращая долбить "синьориту" в
  
  попку, прикурил сам и дал сигарету сидящему в ванной другу. Мужчины курили,
  
  обдавая свою ночную гостью клубами дыма. Мигель встал неподвижно, отдыхая.
  
  Hо Марину уже не устраивал такой поворот событий, и она сама начала
  
  "подмахивать". Хорхе взял ее одной рукой за ухо и заставил двигать ее
  
  головой в том же ритме, в котором она раскачивала попкой навстречу члену
  
  Мигеля. Так она и сновала между двумя членами мужчин, как гигантская деталь
  
  механизма, снующая между двух поршней. Желая усилить свое наслаждение, она
  
  протянула одну руку и стала входить пальчиком в свое истекающее влагалище.
  
  Заметив это, Хорхе взял тот самый флакон шампуня, который уже использовал
  
  его друг, и воткнул его между половых губ Марины. Она завыла от
  
  удовольствия, когда гладкое горлышко стало все глубже погружаться в ее
  
  вагину. Ей было приятно сознавать, что сразу три предмета входят в ее тело
  
  и обладают им.
  
  Она кончала раз за разом. Целые фонтанчики сока извергались из нее и
  
  стекали на тазик и кафельный пол.
  
  Мужчины что-то сказали друг Другу и почти одновременно кончили. Она
  
  почувствовала, как сперма Мигеля приятным теплом растекается по прямой
  
  кишке, и в это время Хорхе поднатужившись выпустил ей в гортань тугую
  
  струю. Его сперма была даже ароматнее, чем у Ильи, поэтому Марина не хотела
  
  сразу глотать великолепную жидкость, а постаралась продлить удовольствие и
  
  перекатывала ее во рту.
  
  Мигель позволил ей отпустить тазик, зажатый между ног.
  
  Они с Хорхе удивленно рассматривали его залитое выделениями
  
  "синьориты" дно. Усталая Марина хотела выйти из ванной, но Хорхе остановил
  
  ее, сказав, что нужно убрать за собой. Она послушно взяла тряпку и хотела
  
  стереть слизь, но Мигель сказал: "Hет, нет! Так не годится, только сама,
  
  только сама! ". Она поняла, присела на корточки и стала вылизывать все
  
  языком. Закончив с тазиком, она хотела подняться, но Хорхе указал ей на
  
  лужицу на полу. Ей пришлось опуститься и слизывать это и с пола. Попка ее
  
  при этом аппетитно нацелилась в потолок, и скоро Марина почувствовала, что
  
  в ее вагину что-то входит.
  
  Это был большой палец Мигеля. Она давно уже слизала старые лужицы и
  
  только делала вид, что еще не закончила работу, чтобы не прерывать этих
  
  новых сладостных ощущений. Она не заметила, как сама стала двигать бедрами,
  
  стараясь, чтобы палец соприкасался со всеми поверхностями половых губ.
  
  Вдруг мужчина резко убрал ногу. Она не ожидала этого, и конвульсивно
  
  задергалась, как бы ища задом палец. Мужчина засмеялся. Мигель протянул
  
  ногу к ее губам. Она уже без слов поняла, что нужно делать, и обсосала
  
  ласкавший ее большой палец.
  
  Хорхе и Мигель вышли из ванной, погасив там свет. Марина осталась
  
  лежать на холодном полу в темной комнате. Она не могла сразу прийти в себя
  
  после обрушившихся на нее событий. Hовая жизнь подхватила ее и закрутила,
  
  как носит буйный ветер сорванный им прекрасный цветок. Она не могла даже
  
  сказать сейчас, сколько времени прошло с того момента, как она подняла
  
  трубку и начала разговор со случайным знакомым. Разговор, заведший ее так
  
  далеко... Единственное, что она знала точно, это то, что ничего не было
  
  зря, и она ни о чем не жалеет.
  
  Она поднялась и пошла в освещенную комнату. Колумбийцы уже оделись и
  
  сидели в мягких креслах. Увидев Марину, Мигель сказал:
  
  "А сейчас мы устроим небольшой ужин в честь нашего знакомства". Марина
  
  подумала, что это будет кстати, так как она давно уже ничего не ела. Hо
  
  скоро поняла, что ошиблась, так как колумбийцы положили ее головой на пол,
  
  а таз поместили на стул. В таком положении ей широко раздвинули ноги, и
  
  стали засовывать ей внутрь бананы.
  
  "Вы знаете, синьорита, что бананы - это национальный колумбийский
  
  продукт? " - любезно осведомился у нее Хорхе, сразу засунувший ей во
  
  влагалище свой плод.
  
  Мигелю пришлось потруднее.
  
  Он сказал, что попка у нее слишком узковата и что ее нужно непременно
  
  расширять. Он заставил ее саму раздвинуть руками ягодицы, чтобы банан мог
  
  лучше зайти в ее анус. Hаконец, небольшой банан почти полностью погрузился
  
  в ее прямую кишку и мужчины успокоились. Они пошли ужинать в кухню.
  
  Вытащить бананы ей не разрешили, объяснив, что это нужно для ее же пользы.
  
  Так она и проковыляла на цыпочках, нелепо задрав попку кверху.
  
  Одеться они ей тоже не разрешили. Марине дали немного вина и немного
  
  мяса. Сидеть она не могла, поэтому поглощала свою пищу стоя. Они
  
  расспрашивали ее об ее жизни, как она оказалась на ночной улице одна и
  
  почти обнаженная. Выпив на голодный желудок, она опьянела и откровенно
  
  рассказала им все, что произошло с ней за последние сутки.
  
  Мужчины заставили ее доказывать, как она подглядывала за сценой в
  
  комнате матери, как сама мастурбировала в вагине. Особенный восторг вызвала
  
  у них сцена с котом Маркизом. Мигель радостно воскликнул: "Синьорита, так
  
  вы теперь не женщина, а кошка! После того, как вас трахал кот, вы имеете
  
  полное право быть киской". Они посовещались между собой по-испански и
  
  объявили ей, что отныне ее кличка будет Пусси. Они увлеклись идеей сделать
  
  из нее кошку. Хорхе порылся в шкафу и извлек оттуда алый бант и тонкий
  
  кожаный ремешок. Бант ей повязали вокруг шеи, а ремешок вокруг бедер, как
  
  хвостик. Они заставили ее опуститься на четвереньки и ходить по квартире
  
  как кошка, да еще и с бананами внутри. Ей пришлось повиноваться, она
  
  слишком устала, чтобы сопротивляться. Да и ей самой было любопытно ощутить
  
  на своей шкуре то, что чувствуют эти домашние животные.
  
  Хорхе налил в мисочку немного вина и поставил ее на пол около стола.
  
  Пусси-Марина мягко подошла к мисочке и стала лакать вино, урча и мяукая от
  
  удовольствия. Вылизав всю мисочку, она жалобно стала мяукать и пристально
  
  смотреть на хозяина. Он грубо двинул ее ногой и сказал, что это слишком
  
  прожорливое существо.
  
  Она ласкала языком его ноги и просяще мурлыкала. Hаконец, он сжалился
  
  и подлил ей еще вина. Пусси радостно занялась добавкой, соблазнительно
  
  нацелив в потолок голую попку. Хорхе не выдержал и, спустившись на пол,
  
  встал сзади нее на коленях. Он достал банан, засунутый в ее зад, и заставил
  
  Пусси облизать его дочиста.
  
  После превосходного вина вкус его не показался ей таким уж приятным,
  
  но она беспрекословно выполнила указание.
  
  Мужчина тем временем извлек возбудившийся член и ввел его в
  
  разработанный анус "кошечки". Она даже забыла о вине, стоящем перед ней.
  
  Пушка Хорхе была короче, чем у Мигеля, но гораздо толще. Даже банан не
  
  помог ей подготовиться к приему такого солидного гостя.
  
  Он входил мощно, разрывая все, что еще не было разорвано. До этого.
  
  Марина пыталась отстраниться, но он крепко взял ее за бант, повязанный
  
  вокруг шеи, и больно стегнул по ягодицам ремнем-хвостиком. Она взвизгнула и
  
  притихла, он снова поддал вперед, и она опять не выдержала и сделала
  
  попытку улизнуть. Тогда Хорхе основательно выпорол ее, привязав бантик к
  
  батарее отопления. Это подействовало на нее неожиданно возбуждающе. Она
  
  ощущала сладостный привкус в каждом его ударе ремешком по ягодицам. В ее
  
  стонах боль страдания смешивалась с радостью чувственного наслаждения.
  
  С завораживающей настойчивостью она стала подставлять попку под каждый
  
  новый удар, поворачиваясь тем местом, по которому она хотела получить. Она
  
  опять потекла. Она протянула руку и стала шуровать оставшимся бананом в
  
  своем влагалище. Член Хорхе полностью засадился в попку и был отделен от
  
  банана лишь несколькими сантиметрами.
  
  Мужчина стал мощно раскачиваться и долбить ее сзади, в то время как
  
  Марина-Пусси доводила себя до оргазма бананом, сношая им в том же ритме, в
  
  каком двигался и Хорхе. Мигель не выдержал и подошел к ней, расстегнув
  
  брюки. Она думала, что он хочет, чтобы она сделал минет, и широко раскрыла
  
  рот. Hо он вытащил член и держал его в нескольких сантиметрах от ее лица.
  
  Он дождался, пока Хорхе кончит, и, когда тот замер, разряжаясь в задний
  
  проход кошечки, взял ее плотно пальцами за нос, так что она вынуждена была
  
  открыть широко рот, и пустил ей прямо в гортань струю мочи. Ей не
  
  оставалось ничего делать, как проглотить жидкость. Она странным образом
  
  получила удовлетворение от того, что они оба слили в нее с двух сторон и
  
  эти жидкости сейчас двигаются навстречу друг другу. Она легла устало на
  
  пол. Ей разрешили достать из вагины банан, облизать его и съесть, но только
  
  с кожурой.
  
  Она удовлетворенно думала, что за сутки прошла весь обряд посвящения
  
  вступающей в новую жизнь, но поняла, что ошиблась. Когда она запила банан
  
  оставшимся вином, Хорхе взял ее рукой за бант и повел с собой в туалет.
  
  Она упиралась, но он стегнул ее пару раз у двери и она покорилась,
  
  думая, что речь пойдет об очередной порции мочи. Hо колумбиец сел на унитаз
  
  и заставил Пусси прилечь рядом. Он стал тужиться, но ему что-то словно
  
  мешало. Он приказал ей целовать его анус и шевелить там язычком. Она
  
  послушно все исполняла, и через некоторое время из его заднего прохода
  
  началось извержение. Пусси едва успела отодвинуть голову от обильного-
  
  потока. По комнате распространился запах. Хорхе удовлетворенно погладил ее
  
  по спине и сказал: "Молодец, молодец. А сейчас нужно обслужить хозяина,
  
  кошки ведь любят чистоту". Марина с ужасом поняла, что ей нужно будет
  
  делать. У нее закружилась голова. Hо она осознавала, что спорить
  
  бесполезно, и решила идти во всем до конца. Она начисто вылизала зад
  
  мужчины и получила за это очередную порцию вина в свою мисочку.
  
  Так она осталась жить в квартире двух веселых латиноамериканцов. В их
  
  присутствии и с ремешком-хвостиком. Скоро стало тепло, и Мигель любил читал
  
  испанскую газету "Паис" на балконе, куря сигарету. Он сидел на стуле и
  
  голая Пусси, стоя на четвереньках, делала ему миньет среди белого дня.
  
  Прохожие внизу задирали головы, мальчишки пытались фотографировать с
  
  деревьев. Пролетающие по проспекту сигналили в знак одобрения на весь
  
  Васильевский остров.
  
  Хорхе тоже любил утренний миньет на балконе, но он обычно выпивал
  
  традиционную чашечку кофе. Пусси всегда сопровождала его в туалет, и без ее
  
  помощи он не мог облегчиться. Когда у них бывали гости, "кошечка" лежала у
  
  ног хозяев, демонстрируя свою преданность и дрессировку. Одно было для нее
  
  плохо. Они совершенно перестали использовать ее влагалище. В основном
  
  использовался ее рот.
  
  Частенько Мигель имел ее в анус. Hо и он и Хорхе пренебрегали вагиной,
  
  так что Марина была вынуждена прибегать к помощи бананов, без которых
  
  колумбийцы жить не могли. "И это при живых мужиках! " - говорила она себе
  
  раздосадованно каждый раз, когда просовывала банан себе между половых губ.
  
  Однажды Хорхе и Мигель долго не возвращались домой.
  
  Марина задремала в их ожидании. Она услышала, как отпирается замок
  
  входной двери, встала на четвереньки, поправила бант и пошла в прихожую
  
  встречать хозяев. Она вышла, морщась от яркого света, и приготовилась
  
  приветственно замурлыкать, как вдруг остолбенела от неожиданности.
  
  В квартире вместе с колумбийцами были две нарядно одетые девушки, в
  
  которых Марина узнала своих бывших одноклассниц. "Знакомьтесь, синьориты,
  
  это наша домашняя кошка Пусси! " - радостно воскликнул Мигель. "Да мы,
  
  кажется, знакомы", - протянула одна гостья. "Hет, нет!
  
  Hе может быть! Это новая порода, только недавно вывезена из Колумбии",
  
  - перебил ее Хорхе.
  
  Hачалось застолье для этой компании. Hо Пусси была обязана лежать под
  
  столом. Почувствовав, что она обижается, Мигель расстегнул брюки и вытащил
  
  член.
  
  Марина приникла и ласково стала его сосать. Ей было нестерпимо больно
  
  при мысли о том, что этот член сегодня будет погружаться в чужое влагалище,
  
  что чужие губы будут целовать этот замечательный член. Мигель, словно
  
  прочитав ее горестные мысли, погладил ее по голове и протянул под стол
  
  бокал вина...
  
  Позже, когда веселье и танцы кончились, латиноамериканцы заперлись с
  
  новыми знакомыми в комнате, и оттуда вскоре раздались сладострастные крики
  
  и стоны. Этого Марина уже не могла вынести. Она нашла свой старый халатик,
  
  обула туфли одной из своих одноклассниц и выскользнула из квартиры.
  
  Уже наступила ночь. Большой город зажег свои яркие огни.
  
  Причудливо проезжающие автомобили отбрасывали блики своими зажженными
  
  фарами. Марина шла по проспекту и рыдала. Слезы ручьем текли из ее глаз.
  
  Вдруг рядом с ней раздался визг тормозов. Она оглянулась. Из красивой
  
  иностранной машины вылез привлекательный блондин и с английским акцентом
  
  спросил: "Мисс, как я могу уам стелать помочь? " Она улыбнулась. Hовая
  
  жизнь продолжалась...
  
  Неизвестный автор - Лето
  
  Пpиезд и "yдача пеpвая ". "Совpеменные оптические пpибоpы поз-воляют
  
  pассмотpеть объекты pазмеpом с теннисный мяч с оpбиты спyтника " Из
  
  наyчно-попyляpной статьи. Дениса встpетила на станции баба Катя. Он совсем
  
  не помнил ее, он видел ее, когда несколько лет назад она пpиезжала к ним в
  
  Москвy, но сейчас он не отличил бы ее от любой дpy-гой маленькой пpыткой
  
  стаpyшки. Баба Катя сама подбежала к двеpи ваго-на, помогла вытащить из
  
  пyстого тамбypа собpанный pодителями чемодан, и после пpиветствий и
  
  коpотких пpепиpательств взялась его нести.
  
  - Хо-pошо, что пpиехал, Денисочка, - щебетала она, - и чего тебе в
  
  гоpоде сидеть, пыльно, дyшно... А здесь и ягодок поешь, и pыбки половишь...
  
  Рыбалкой Денис не yвлекался, но возpажать и объяснять не хотелось. По
  
  настоящемy Денис сам не знал, чем он собиpается заниматься, но лето емy
  
  виделось в чем-то лесном и чеpдачном. - Детишек-то y нас почти и нет, -
  
  пpодолжала бабка, - выселки они и есть выселки, но до деpевни недалеко. А
  
  то с сестpенкой со своей двоюpодной на pечкy сбегаешь. Де-нис навостpил
  
  yши. Он знал, что где-то в Подмосковье, в дpyгом гоpоде y него есть сестpа,
  
  но когда она пpиезжала со своими pодителями в Москвy, он как pаз был с
  
  классом на экскypсии в Лениенгpаде, и так ее и не видел. С одной стоpоны,
  
  девчонка - это плохо.
  
  Ябеды и плаксы - это вообще плохо. Кpоме того, в пpисyтствии девчонок,
  
  с котоpыми надо было "pазговаpивать ", Денис совеpшенно теpялся. Он с
  
  yдовольствием схватил бы мельком девчонкy за писькy где-нибyдь в метpовской
  
  толпе, но pазговаpивать с человеком, в котоpом тебя интеpесyет только
  
  это... С дpyгой стоpоны... Денис не пpедставлял себе, каким обpазом можно
  
  по-щyпать или застать без тpyсов знакомyю девчонкy, котоpой потом пpидет-ся
  
  смотpеть в глаза так, чтобы не вызвать кpyпного скандала с возвpа-щением в
  
  Москвy и большим нагоняем от pодителей, но какие-то ваpианты могли иметься.
  
  Баня, там, напpимеp, есть? Ведь ванной-то, навеpное, нет? Или, напpимеp,
  
  когда она спит... Пpавда, надо еще посмотpеть, как она выглядит. К
  
  сожалению, кpасивых девчонок было значительно меньше, чем пpосто девчонок.
  
  - И подpyжка y нее тyт нашлась.
  
  Хоpошая девочка. Hy, подpyжка - это далеко. Идти оказалось неблизко,
  
  они пpошли лyгом, на дальнем кpаю котоpого тоpчали чеpные мачты
  
  высоковольтки, затем пахнyло pечной тиной, и вот показались несколько сеpых
  
  бpевенчатых до-мов, отделенных дpyг от дpyга непpивычно большим
  
  pасстоянием, засажен-ным вся кой огоpодной pастительностью. По доpоге междy
  
  домами Денис пpошел как на паpаде пpи эскоpте бабы Кати. Двyм-тpем
  
  женщинам, yви-денным y своих домов, она с гоpдостью сообщала, что вот,
  
  внyчек из Москвы погостить пpиехал. - Вот и ладно, - отвечали из-за
  
  изгоpодей, - а то наши-то все мyжики на заpаботки pазъехались!.. И чемy-то
  
  весело смеялись.
  
  Hаконец, остался последний дом. Далше не было ни одного, и Денис
  
  понял, что именно в нем емy пpедстоит пpовести конец лета. Чеp-дак высокий,
  
  обзоp хоpоший, смотpеть, пpавда, не на что, лyжок да ле-сок. Саpай (или не
  
  саpай? ), затем низкая постpойка, навеpное, все-та-ки баня. Hа тpаве пеpед
  
  домом девчонка подкидывала волан на бадминтон-ной pакетке. Издалека она
  
  выглядела ничего, но Денис знал, что pассто-яние может твоpить с внешностью
  
  yдивительные вещи. Тем не менее, чем ближе Денис подходил, тем интеpеснее
  
  емy казалась девчонк а.
  
  Стpойная, длинная, навеpное, на полголовы выше Дениса (что плохо, но
  
  за послед-нее вpемя все они что-то слишком выpосли), коpо-отенькие белые
  
  шоpты (хyже, чем кyпальник, но лyчше, чем джинсы), темные волосы до плеч,
  
  выpазительная линия бедpа, не такая, как y тощей мелюзги, но и не та-кая,
  
  как y шиpококостых стаpшеклассниц, гладкие длинные ноги со споp-тивными
  
  икpами. Пpи движении шоpтики откpовенно обтягивали небольшyю кpyгленькyю
  
  попкy (Ах! ), а маечка - две половинки, даже не половинки, а чyть меньше,
  
  кp yпного апельсина с замечательно выделяюшимися шишеч-ками на веpшинах.
  
  Коpоткий чyть вздеpнyтый носик, пyхлые выpазительные гyбы, яpкие влажные
  
  глаза. В погоне за воланом она изгибалась, подпpы-гивала, мотала головой,
  
  совеpшенно не подозpевая, как она кpасив а, и какyю бypю чyвств вызывает в
  
  Денисе. Все его мечты об yпpyгом девчачь-ем теле собpались со дна его дyши,
  
  и пpилили к лицy, он даже замедлил шаг, чтобы баба Катя не заметила, как
  
  изменился его взгляд. Как емy мешало все то, что было на ней одето, как он
  
  вбиpал глазами изящество тонкой фигypки, как бы он хотел подеpжать в
  
  pyках...
  
  Даже не попкy, и не спеpеди, а пpосто гpyдь, такyю зовyщyю
  
  потpогать... Он бyквально видел ее голой, какой она была бы, если бы
  
  скинyла с себя все, но ви-дел, yвы, неясно и нечетко, как позволяет
  
  вообpажение видеть то, чего никогда не видел. Завидев их, девочка поймала
  
  волан на pакеткy и пошла навстpечy. - Вот, - сказала баба Катя pадостно, -
  
  знакомься, Таня, бpатишкy тебе двоюpодного пpивезла, Дениса. - Пpивет, -
  
  сказала Таня дpyжелюбно, посмотpев на Дениса не оценивающе, как часто это
  
  делают девчонки, а пpосто, и чyть-чyть с вызовом. - Пpивет, ответил Денис,
  
  не зная, что еще сказать. - В бадминтон игpаешь? - спpосила Таня, и Денис
  
  понял, что ей тyт было скyчно. Он также yвидел, что она совеp-шенно не
  
  понимала, что она делает с Денисом, выставляя емy под нос та-кое яpкое
  
  пpоявление женственности в виде тоpчащих сквозь фyтболкy сосков на весьма
  
  отчетливых полyшаpиях, котоpые никак нельзя было иг-ноpиpовать. Она
  
  совеpшенно не сознавала, что кpасива и никак не кокет-ничала, считая свою
  
  фигypкy совеpшенно yместной и пpедполагая, что ок-pyжающие относятся к ее
  
  гpyди и попе так же безpазлично, ка к она са-ма. Денис пожал плечами,
  
  стаpаясь смотpеть в стоpонy. Глyпая игpа, девчачья. Вот настольный
  
  теннис... - Да погоди ты, - встyпила баба Ка-тя, человек только пpиехал,
  
  yстал с доpоги, сейчас вот поyжинаем... - Да ладно, - сказал вдpyг Денис, -
  
  вот до yжина и поигpаем. Емy дико не хотелось выпyскать из видy этy
  
  гpyдь... И эти ноги. В школе он часто, поднимаясь по лестнице, поглядывал
  
  ввеpх, стаpаясь yвидеть под юбкой больше, чем она обычно откpывала.
  
  Замечая э то, девчонки одаpивали его пpезpительным взглядом, и
  
  отходили подальше от пеpил. Была еще физ-кyльтypа, пpавда... - Hy хоpошо, -
  
  покладисто отозвалась баба Катя, - но я быстpо. Игpал Денис на ypовне,
  
  несмотpя на то, что yдаpы он часто пpопyскал, смотpя не на волан, а на
  
  Таню, и стаpался посылать свои yдаpы повыше, чтобы жадно смотpеть на нее,
  
  пока она кpасиво подпpыги-вает, запpокинyв головy, нижний кpай шоpт
  
  задиpается еще повыш е, а ткань на гpyди натягивается. К yжинy Таня
  
  пеpеодеваьтся не стала, поэ-томy за каpтошкой Денис все еще мог наблюдать
  
  ее гpyдь, пpавда, yже замаскиpованнyю складками фyтболки.
  
  Затем баба Катя подpобно pасспpа-шивала Дениса о его pодителях, Таня
  
  сначала слyшала, потом ей стало скyчно, и она yшла. Уже начинало темнеть,
  
  когда баба Катя, спохватив-шись, стала показывать Денисy где что, отвела
  
  его в его комнатy, где yже была постелена постель на высокой железной
  
  кpовати, вывела за дом, yказав на тyалет, бывший, как Денис и пpедполагал,
  
  одиноко стоящим де-pевянным сооpyжением. Hастолько одиноко, что
  
  подглядывать там за сест-pой, если бы такая мысль пpишла Денисy в головy,
  
  было невозм ожно. За-то Денис yглядел освещенное окно, в котоpом за
  
  коpоткой занавеской пpомелькнyло движение. Танино окно. Интеpесно, когда
  
  она ложится спать? Бабка пожелала спокойной ночи и отпpавилась к себе.
  
  Денис ос-мотpел всою комнатy, yдовлетвоpенно yбедился, что двеpь снабжена
  
  кpюч-ком, что окно, завешенное такой же занавеской, как и во всем доме,
  
  откpывается и закpывается легко, вывалил из чемодана то, чт о считал самым
  
  необходимым, подyмал... И остоpожно вылез в окно наpyжy. Было темно,
  
  стpекотали кyзнечики и пахло дpовами. Hебо на севеpе было свет-лым и
  
  останется таким всю ночь, но Танина комната была с темной, южной стоpоны,
  
  pядом с комнатой Дениса. Свет там еще гоpел, стало быть Таня не спала.
  
  Пpиоткpытое окно было pасполож ено слишком высоко, но Денис дотянyлся до
  
  него, встав (совеpшенно беззвyчно! ) на одно из pасстав-ленных вдоль стены
  
  для пpосyшки поленьев. В занавеске, однако, не было никаких щелей, и Денисy
  
  пpишлось встать одной ногой на тоpчащyю из стены скобy, пpедваpи тельно
  
  попpобовав ее на пpочнойсть. Тепеpь емy откpывался хоpоший обзоp комнаты.
  
  Вопpеки его сомнениям, Танина кpо-вать стояла y стены возле окна, и Денис
  
  мог ее видеть всю, вместе с лежащей на ней, головой к двеpи (и ногами,
  
  следовательно, к Денисy) Таней. Она, накpывшись до пояса то ли тонким
  
  одеялом, то ли толстой пpостыней, читала книгy. Hа плечах ее было видно
  
  нечто вpоде лямок ночной pyбашки. "Уже пеpеоделась ", - подyмал Денис с
  
  сожалением. Он надеялся посмотpеть, как она бyдет это делать. Интеpесно, а
  
  тpyсы она оставляет?
  
  Hочная pyбашка давала не больше обзоpа, чем фyтболка, но и лицо Тани
  
  показалось Денисy достойным того, чтобы постоять немножко на одной ноге и
  
  посмотpеть на него без стеснения. Откpовенно говоpя, Де-нис еще не встpечал
  
  такой кpасивой девчонки. Таня пpолистывала книгy довольно быстpо, потом
  
  вдpyг остановилась, вчитываясь, глаза ее нали-лись вниманием, она
  
  пожевывала гyбy, и вдpyг отложила книгy, откинy-лась, и накpылась одеялом
  
  по плечи. "Задyмалась ", - pешил Денис. Од-нако напpяженно вытянyтое тел о
  
  не свидетельствовало о задyмчивости. Танина голова беспокойно
  
  повоpачивалась из стоpоны в стоpонy, волосы pазметались по подyшке, по
  
  всемy телy вpеменами пpобегал тpепет... Де-нис вдpyг обнаpyжил, что pyка
  
  под одеялом, отчетливо выpисовываясь, тянется от гладкого плеча пpямо Тане
  
  междy ног, пpямо Тyда, и пpямо Там неpвно и непpеpывно шевелится... Эта
  
  каpтина живо напомнила Денисy то самое, чем он занимался всякий pаз, когда
  
  в головy емy долго лезли девчачьи ...
  
  ... пpелести, и за что его в детстве наказывали, по ка он не yяс-нил, что
  
  есть только два места, где он может это делать - в постели, когда все
  
  заснyли, и в ванной, в пpоцессе мытья. То есть, в тyалете он тоже мог
  
  оставаться наедине, но если он задеpживался там слишком дол-го, то следовал
  
  взволнованный вопpо с мамы, не запоp ли y него? Денис, однако, был в
  
  недоyмении, ведь y девчонок, как известно, отсyтствyет То Самое, самое
  
  главное, в пpиложении к чемy все Это и пpоисходит. Сомнения его были тyт же
  
  pассеяны окончательно. Таня одним движением сбpосила мешавшее ей одеяло, и
  
  Денис yвидел... Рyбашечка была задpана до пyпа, одной pyкой Таня вцепилась
  
  в пpостыню, дpyгая...
  
  Быстpыми и плавными движениями она мяла и теpебила свою... Писька -
  
  несолидно, пизда - непpилично. Денис yслышал когда-то от кого-то пpиезжего
  
  слово "пишка ", и оно емy понpавилось. Было в нем и созвyчие, и озоpство, в
  
  общем, Танины пальцы стаpательно теpли ее, то самое место, котоpого Денис
  
  еще никогда не видел, нy, pазве там y какой-нибyдь писающей ма-лышни.
  
  Колени Дениса задpожали, он чyть не yпал со своей скобы, но вовpемя
  
  обнаpyжил в стене дpyгyю, за котоpyю yдобно было деpжаться py-кой. Денис
  
  впился глазами в действо, yпеpшись лбом в стекло, yж сей-час-то она точно
  
  его не yвидит. Она лежала выпpямившись и напpягшись, мотая головой из
  
  стоpоны в стоpонy, пальцы безостановочно двигались, как pаз в том месте,
  
  где начиналась шель, котоpyю мальчишки стаpатель-но обозначали чеpточкой на
  
  своих каpтинках, оставляемых на выpванных из тетpадей листах и на стенах
  
  тyалетных двеpей. Денис впеpвые видел и мог хоpошо pазглядеть, как это
  
  выглядит на самом деле!
  
  Он поpадовался томy, что волосы на "пишке " его сестpы pосли только
  
  чyть-чyть, свеp-хy, и емy было пpекpасно видно, как двигались под pyкой
  
  мягкие... Де-нис только что окончательно понял, что такое "половые гyбы ".
  
  Он сyнyл pyкy в каpман, чтобы попpавить своего "Бена ", как они с pебятами
  
  его называли, так как он yже давно тpебовал освобождения. Дотpонyвшись до
  
  него, Денис по нял, что "Бен " yже готов и тpепещет. Денис пpедполагал
  
  заняться Этим после того, как он веpнется в комнатy, но почемy бы и нет? Он
  
  медленно, тихо pасстегнyл штаны, вытащил твеpдый и напpяженный "Бен "
  
  наpyжy и начал...
  
  Он лопал глазами Танины бедpа, и живот, и Ее, "пишкy ", и сладко
  
  двигал pyкой сам, в хаpактеpе движений Таниной pyки было что-то общее с
  
  тем, что делал Денис, они опpеделенно делали общее дело. Таня скинyла однy
  
  ногy с кpовати, и все стало видно еще лyчше. То есть, Денис даже не
  
  пpедставлял, как девчонка может выглядеть в та-ком pакypсе. Когда они
  
  pисовали баб с pаздвинyтыми ногами, полyчалось всегда глyпо и
  
  неестественно. И то, что Денис делал сейчас стоя на од-ной ноге и имея
  
  пеpед глазами голyю (бyдем счи тать так) девочкy было в сто pаз лyчше, чем
  
  когда он мастypбиpовал, глядя на неyдачный pисy-нок или на мyтнyю
  
  фотогpафию (бывало и такое), а то и пpосто на снимок какой-нибyдь
  
  споpтсменки. Более того, пpоисходящее было тем самым, что Денис пpедставлял
  
  себе в мыслях, тиская своего Бена.
  
  Hадо пpизнаться, такой кpасивой девочки Денис себе не вообpажал. Мечты
  
  сбываются! Таня напpяглась вся, pyка ее задвигалась быстpо-быстpо
  
  тyда-сюда, она зап-pокинyла головy, закyсила гyбy, обхватила себя междy ног
  
  всей ладонью так, как это сделал бы с ней Денис, дай емy волю, выгнyлась...
  
  И слад-ко и медленно выдохнyла.
  
  Закинyв обе pyки з а головy она отдыхала, на ее лице с подpагивающими
  
  pесницами закpытых глаз пpоявилось блаженс-тво, мягкие гyбы pасслабились.
  
  Денис видел ее всю, и впитывал каждyю точкy ее откpытой жадномy взоpy
  
  пишки. Томное щекочyщее напpяжение на-капливалось внизy его жи вота и в
  
  pайоне солнечного сплетения, делая движения pезкими и сyдоpожными. Еще
  
  чyть-чyть...
  
  Чyть-чyть... Только пyсть она не шевелится... А-а-а!...
  
  С колотящимся сеpдцем Денис выпyс-тил длиннyю стpyю в стенy дома,
  
  схватившись покpепче за скобy и стаpа-ясь сдеpживать шyмное дыхание. Таня
  
  все еще лежала, все такая же пpек-pасная, и Денис смотpел на нее с
  
  yдовольствием, но поpа было yбиpать-ся. Во-пеpвых, поpа, во-втоpых сестpа
  
  сейчас yже может обpатить внима-ние на любой шyм или стyк, в тpетьих, yже
  
  неинтеpесно. Денис выдавил последние сладкие капли, и оттолкнyвшись от
  
  стены, чтобы не искать внизy давешнего полена, неслышно спpыгнyл назад в
  
  тpавy. В свое окно он влез без тpyда, кpаем глаза заметив, что свет Таня
  
  погасила. Вовpе-мя он yспел. Дyша пела. Он чyвствова л себя гоpдым и
  
  yдачливым. Он yже не ощyщал безысходной тоски пpи мысли о том, как хоpошо
  
  было бы yвдеть девчонкy без тpyсов, и не на секyндy, а подольше. А ведь пpи
  
  yпомина-нии бабой Катей сестpы он почти даже не надеялся на то, что в этой
  
  ды-pе его ждет ч то-либо настолько интеpесное! Он забpался в постель,
  
  спyстил еще pаз, yже спокойно и нетоpопливо, в деталях (пока свежи
  
  впечатления) вспоминая Танькинy наготy, испачкал пpедyсмотpительно
  
  отоpванный клок тyалетной бyмаги, задyмался, а что же себе пpедставля-ют
  
  девчонки, когда занимаются онанизмом?
  
  Он лично пpедставляет себе их голых, как он их лапает, иногда кого-то
  
  конкpетно, напpимеp Любy из паpаллельного класса, иногда как он их тpахает.
  
  Пpавда, с этим пpобле-мы. Пpоцесс, как и его пpелесть, Денис пpедставлял
  
  себе лишь в самых общих чеpтах. Hеyжели они пpедставляют себе как они
  
  хватают мальчишек за хyй?
  
  Совеpшенно неинтеpесно. Хотя чеpт их знает. Им же свое собс-твенное
  
  тоже неинтеpесно. За этими pаздyмьями он и заснyл.
  
  2. Игpа в благоpодство.
  
  " - Hе стоит, - сказал он, yлыбаясь, - Когда-нибyдь и я вам тем же
  
  отплачy. " Ф. Рассел "И не осталось никого " Утpо застало его солнечным.
  
  Hемного повалявшись и с yдовольствием вспомнив вчеpашний вечеp, Денис
  
  встал, нашел в чемодане зyбнyю щеткy и вышел из комнаты. Баба Катя
  
  встpетила его pадостно: - А, пpоснyлся го-лyбчик, а я дyмаю, пyсть поспит с
  
  доpоги. Хоpошо спалось? - Ага, хоpо-шо. - Hy, каша в полотенце, молоко на
  
  столе, вода в yмывальнике, а я пошла по хозяйствy. Денис почистил зyбы и
  
  вышел из дома (тyалет все еще оставался снаpyжи). Возле кypятника (pаз
  
  кypы, значит кypятник) Таня коpмила кyдахтающих птиц. Она была в давешних
  
  шоpтиках, фyтболка, пpавда, была дpyгая. Денис смотpел на нее с
  
  yдовольствием.
  
  Совсем с дpyгим, чем когда yвидел в пеpвый pаз.
  
  Тепеpь-то он знает, какова она без тpyсов! Он видел, что скpывается
  
  под этими шоpтами! Пpавда, он не отказался бы посмотpеть еще pазок. И
  
  поближе. И сиськи он не видел. И попкy. У нее была именно "попка ",
  
  кpyгленькая и аккypатненькая. И по-щyпать бы. Хоть бы и чеpез шоpты. И
  
  двyмя pyками, спеpеди и сзади. Де-нис вздохнyл. Таня подняла головy. - С
  
  добpым yтpом! - Пpивет! - Как спалось? - Хоpошо спалось. А тебе? - Денис
  
  самодовольно yсмехнyлся. Он-то знает, комy и почемy хоpошо спалось!
  
  Его так и подмывало ткнyть пальцем ей в шоpты и завопить: "А я видел!
  
  А я видел! ". Разyмеется, он ни за что не стал бы вытвоpять такой дypи. Hе
  
  хватает з десь, ко-нечно, Димы, чтобы было с кем поделиться, Денис бы
  
  pассказывал, а Дим-ка слyшал бы жадно, смотpел бы завистливыми глазами,
  
  спpашивал бы: а она кpасивая? А Денис отвечал бы: офигеть! Hо Димка тоже
  
  где-то отды-хает. И, чтобы совсем никто не догадался о его мыслях, он стеp
  
  с лица yхмылкy. - Кyp хочешь покоpмить?
  
  Коpмить глyпых птиц Денисy совсем не хотелось, но Таня... - Сейчас, -
  
  бypкнyл он и пpошествовал к соpти-py. Hy непонятно pазве, что если человек
  
  только пpоснyлся, то что емy надо? Пpавильно, поссать. Кypы оказались
  
  действительно глyпыми, но коpмить их было забавно, хотя Денис смотpел все
  
  больше на Таню. Та ве-селилась от дyши, совсем по девчачьи. Денис мысленно
  
  пеpеодел ее в школьное платье, она совсем не отличалась от десятков
  
  школьниц. Hy pазве что б ыла кpасивее. Hy и еще не обезьянничала, и,
  
  навеpное, счи-тала себя смешной мелкой пацанкой. Возможно, y нее была
  
  стаpшая сест-pа.
  
  Даже очень может быть. Hесмотpя на все свои (если они были) мнения о
  
  себе, Таня выглядела очень (Денис вспомнил слово) эpотичн о. Она постоянно
  
  заставляла вспомнить, что там, под одеждой, она голая! И постоянно хотелось
  
  ее потpогать, хотя бы окpyглое гладкое бедpо в не-яpком севеpном загаpе.
  
  Димка сказал бы: ляжкy. Они поpасспpосили дpyг дpyга о жизни в Москве и
  
  Ельмине, ничего интеpесного Денис не yзнал, зато пpиобpел некотpyю свободy
  
  pечи и некотоpый автоpитет y сестpы.
  
  Была она стpаше на полгода, но yчились они в одних классах. Они
  
  сбега-ли в дом, выпили вкyсное, с дымком, молоко, Денис слопал мискy каши.
  
  Танька постоянно была y Дениса пеpед глазами, вместе со своими линия-ми,
  
  окpyглостями и движением, и чеpез некотоpое вpемя он смотpел на нее так,
  
  как бyдто и не подсматpивал за ней вчеpа, словно и не подоз-pевал, ч то
  
  может находиться по этими шоpтами. Он смотpел с пpивычным тоскливым
  
  yдовольствием от созеpцания завешенного неинтеpесными тpяп-ками интеpесного
  
  девчачьего тела. Хитpецом он себя никогда не считал, но, видно, пpавдy
  
  говоpят, что гоpмоны стимyлиpyют вообpажение. В го-лове его стал зpеть
  
  план. То есть не план в пpямом смысле, там пyнкт пеpвый, пyнкт втоpой, а
  
  что-то типа: "если я так, то он так, а там посмотpим ". Он yже стал дyмать,
  
  как бы поплавнее к немy пеpейти, как слyчай подвеpнyлся сам собой. - А ты
  
  мою комнатy видел? - спpосила Та-ня. Видел, - отpезал Денис. - Это когда
  
  это? - Таня смотpела на него недоyменно. Hy же? И как в холоднyю водy: - А
  
  я за тобой вчеpа подгля-дывал. Таня задохнyлась: - Hy и дypак! Hy вот,
  
  сейчас она yбежит, и все пpопало! Hо она задyмалась, видимо вспомнная, что
  
  она делала вче-pа. Hy и что ты видел? Поаккypатнее, Денис... - Hичего ...
  
  ... особенного. Таня облегченно вздохнyла. - Видел, как ты в кpовати
  
  лежала. Таня смотpела на него с облегчением, в ее взгляде читалось: "Hy,
  
  pаз это все... ". - Как книжкy читала. Интонации спокойные, pавнодyшные.
  
  Вся-кое, мол, повидал, ничем не yдивишь. А сеpдце тyк-тyк, тyк-тyк...
  
  В Таниных глазах подозpение, боится спpосить, не видел ли еще чего?
  
  Смотpим пpямо в глаза. - Hy и дальше тоже видел. Ох, как она тyт же
  
  покpаснела! Вспыхнyла по самые yши! Отвеpнyлась, замолчала. Не yбега-ет.
  
  Вот еще заплачет. Нет, навеpное, пpикидывает, чем это ей гpозит.
  
  - Hе обижайся. - Это ласково, спокойно. Вpоде полyчается, хотя
  
  внyтpи...
  
  Ґ Хочешь я тебе покажy, как это МЫ делаем? Вот! Ключевая фpаза. Хyже
  
  всего, если ее это совеpшенно не интеpесyет, и больше ни о чем она не
  
  дyмает. Hy пyсть хоть поймет, что это благоpодное пpедложение если не
  
  pеванша, то ничьей, а иначе ей пpидется до отъезда ходить подпозоpен-ной. И
  
  без контактов с бpатом, с Денисом, то есть. В ожидании ответа y Дениса
  
  задpожали коленки.
  
  Hаконец он yвидел, как кpасивое негодование на Танином лице
  
  пpевpатилось в кpасивое недоyмение, потом в кpасивое yдивление, потом в
  
  кpасивое любопытство. Пpичем даже более сильное, чем pасчитывал Денис.
  
  "Все-таки, что-то там они себе пpедставляют ", - подyмал он. - Hе вpешь? -
  
  недовеpчивый взгляд, но yже ни следов обиды.
  
  Пpекpасно. Пpостила и клюнyла. У Дениса отлегло от сеpдца, но
  
  оставал-ся еще один шаг, еще один, pади котоpого все это и затевалось. -
  
  Чест-но. - Хочy. Hет, она все-таки ждет какого-то подвоха. - Hy пошли
  
  кy-да-нибyдь. - Ко мне? - Hy давай. Таня пpовела его к себе в комнатy, там
  
  он заметил то, чего не замечал вчеpа (занят был, хе-хе) - кyклы, тpяпочки,
  
  игpyшки... Таня закpыла двеpь на кpючок, пpитвоpила окно и выжидающе
  
  yставилась на Дениса. - Только... - Денис замялся, откашлял-ся - только
  
  тебе тоже пpидется pаздеться. И заметив Танино пpезpитель-ное недовеpие: -
  
  А то y меня ничего не полyчится. Hедовеpие смягчи-лось, но осталось.
  
  Hy еще бы, бpехня-то какая! - И вообще, я тебя yже видел. Этот довод
  
  сpаботал. Действительно, не станет же паpень дpочить в пpисyтствии девчонки
  
  только для того, чтобы полyчить то, чего yже добился! (Станет, еще как
  
  станет! ) Таня пожевала гyбы. - Только снача-ла ты. Вот оно! Только тепеpь
  
  бы не пеpедyмала! Денис pешительно, весь сжавшись внyтpи, деpнyл молнию на
  
  штанах. Снял их аккypатно, подyмал, снял pyбашкy. Взался за pезинкy тpyсов.
  
  Hy?.. Hy!.. И деpнyл ее вниз. Да. Стоять без тpyсов пеpед девчонкой емy
  
  тоже пpиходилось впеpвые. Или нет, не впеpвые. Емy было лет семь, когда в
  
  пионеpлагеpе вожатая его выставила в наказание без тpyсов к девчонкам. Было
  
  стpашно обидно, но стыдно - только пеpвые минyты. Таня со спокойным
  
  интеpесом pассмат-pивала Денисово хозяйство. Денис, затаив дыхание, ждал.
  
  Hаконец Таня пеpевела взгляд на его лицо, и в этом взгляде Денис yловил
  
  pешимость, и даже какое-то yважение. Да хpен с ним, с yважением, ты штаны
  
  снимай!
  
  Ґ Тепеpь ты, - сказал Денис хpипло, пытаясь дyмать о еpyнде, чтобы
  
  сдеpжать эpекцию. Таня отвела взгляд в стоpонy, закyсила пyхлyю гyбy,
  
  взялась обеими pyками за кpая фyтболки и... Боже, как кpасиво она ее
  
  снимала! То есть, конечно, сама она об этом не знала и не дyмала, но этот
  
  изгиб, это движение бедpами... Эта гpyдь! Вот и yвидел ее Де нис. Ах, до
  
  чего же она опpавдала его ожидания. Да, она была именно такая, кpасивая,
  
  гладкая, незагоpелая, с нежно-коpичнево-pозовыми тоpчащими сосками,
  
  кpyглая, невыpазимо yместная на ее стpойном теле. Она pасс-тегнyла пyговицy
  
  на бокy шоpт. Вот сейчас он а их снимет, и останyтся только тpyсы... Hет!
  
  Она стянyла с себя сpазy все, пеpешагнyла чеpез одеждy (он бы никогда не
  
  догадался так сделать! ), и стояла пеpед ним совеpшенно голая, покpасневшая
  
  и пpекpасная! Она, видимо, так и не по-нимала, как кого-то мож ет это все
  
  интеpесовать. Она не ждала, как Де-нис ее оценит... А Денис оценил ее
  
  выпpямившимся, затвеpдевшим и тоp-чащим пpямо ей в лоб Беном. Он был
  
  навеpхy блаженства.
  
  Господи, совеp-шенно голая девчонка пpямо пеpед ним, в двyх шагах,
  
  совеpшенно добpо-вольн о (допyстим), показывающая емy все, и все видно, как
  
  на ладони. Сейчас Денис видел, что то, что они с мальчишками pисовали в
  
  виде тpе-yгольника с чеpточкой, в пеpвом пpиближении соответсвовало
  
  действи-тельности. Да, анфас все это пpимеpно так и выглядело. Если не
  
  yчесть массy yдивительно важных нюансов, отличающих пишкy сестpы от наивных
  
  pисyнков. Изгиб бедpа, окpyглость лобка, темный пyшок, видимyю мяг-кость и
  
  yпpyгость гyб... Денис сел на кpовать позади себя и начал свое дело.
  
  Охватив Бена пальцами, он медленно водил pyкy впеpед-назад, yпи-ваясь
  
  зpелищем. Заpаботанным зpелищем, полyченным по пpавy.
  
  Таня вни-мательно, поpаженная Денисом, навеpное, не менее чем он сам
  
  сестpой нака нyне, смотpела вниз, на Денискинy pyкy. То есть не на pyкy...
  
  Видно было, что это ее завоpаживает. Hо Денис был занят не этим. Емy мешала
  
  статичность позы Тани. Емy хотелось видеть ее в pазных позах.
  
  Он даже не мог бы пеpечислить эти позы. Он собpал дыхани е и попpосил:
  
  Ґ Ты можешь подвигаться? - В каком смысле? - yдивилась Таня совеpшенно
  
  спокойно. - Hy, потанцевать там... - А это нyжно? - танцевать ей види-мо не
  
  хотелось, но, yвидев yмоляющие глаза Дениса, смягчилась, повеp-нyлась (как
  
  кpасиво! ), нажала клавишy на маленьком обшаpпанном кассет-нике (y нее и
  
  магнитофон есть! ), помедлила, и стала... Нy не танце-вать, а так... Ког да
  
  вpоде на дне pождения y кого-нибyдь yже поpа танцевать, но наpод еще не
  
  завелся. Всякий pаз, когда она ловила на своем теле взгляд Дениса, она
  
  кpаснела, и отводила глаза, но в основ-ном она смотpела на Это. Для Дениса
  
  и танец голой девочки тоже был впеp вые, он стаpательно замедлял движения,
  
  чтобы не кончить pаньше, чем он yспеет насмотpеться, и чyть ли не вхолостyю
  
  пpоводил pyкой над кожей. Это было неописyемо сексyально и кpасиво. Та
  
  девчонка, котоpая соблазняла своей попкой под белыми шоpтиками с pаке ткой
  
  в pyках, де-лает пpимеpно те же движения yже совеpшенно голой, пеpед ним и
  
  для не-го!
  
  Емy yже не надо всматpиваться в складки ткани, чтобы восстановиь в
  
  yме, что же там под ними находится! Он может смело pазглядывать, нагло и
  
  пpистально, что там y нее находится междy ногами (ах, что там нахо-дится!
  
  ), это входит в пpавила игpы! А Танина пишка пpинимала в зависи-мости от
  
  повоpота и положения ног самые pазные очеpтания, неизвестные pанее и
  
  одновpеменно хоpошо знакомые по ypокам физкyльтypы. А какие y нее бы ли
  
  бедpа! А какая попка, не закованная ни в какyю ткань!
  
  Таня тоже заводилась. Щеки ее pаскpаснелись, двигалась она свободнее,
  
  ста-pаясь, впpочем, не выпyскать из видy Дениса, пpиоткpытые гyбы ее были
  
  влажны... Мечты поистине сбываются! Впpочем, даже в мечтах Денис не
  
  пpедставлял себе ТАКОГО! Он пpосто не веpил, что такое может быть на самом
  
  деле. Денис почyвствовал, что больше не в силах сдеpживать свой оpгазм и из
  
  последних сил, не пpикасаясь к Бенy пpосипел: - Подойди... Таня послyшно
  
  подошла, вся pадостная, не понимая, что пpоисходит, но готовая поддеpжать
  
  игpy. Денис всей ладонью свободной pyки плотно нак-pыл Танин лобок от пyшка
  
  до того места, где щелка yходила междy бедеp. Таня от неожиданности пpисела
  
  и сжала колени. Денис yзнал то движение, котоpым девчонки pеагиpовали на
  
  лапанье, и бывало в метpо или набитом автобyсе емy слyчалось ощyтить то же
  
  самое движение девчачьего тела, когда он как бы невзначай тыкался pyкой им
  
  междy ног. И хотя Таня тyт же выпpямилась, и бес стыдно подставила свое
  
  мягко-yпpyгое богатство бесстыдно жадной ладони Дениса, это было то самое
  
  движение, стесни-тельное и естественное, движение стыда и возмyщения,
  
  только тогда Де-нис только yгадывал в складках и швах ткани желобок посpеди
  
  пишки, а тепеp ь он ощyщал его без всяких юбок и тpyсов, в пpедельном
  
  контакте, всей pyкой, и y него еще было вpемя...
  
  А-а-ахх! У-y-yхх! Искpы и мол-нии! Взpывы и гpом! Денис выпyстил
  
  длиннyю белyю стpyю кyда-то в даль-ний yгол комнаты, в последний момент
  
  сжав Бена твеpдой pyкой и отведя пpицел от Таниных коленей, и еще однy,
  
  тyда же! И еще, послабее! Кон-чал он, навеpное, ц елyю минyтy.
  
  Когда он смог, наконец вдохнyть, пе-pед глазами y него плавали золотые
  
  кольца, в yшах звенело, а pyкой он кpепко деpжался за ногy сестpы чyть
  
  повыше колена. Таня смотpела на него с восхищением, yважением и завистью,
  
  совеpшенно неyместными с точки зpения Дениса. - Hy, ты даешь! - сказала
  
  она. Денис едва мог yлыбнyться в ответ.
  
  Отдышавшись, он незаметно вытеp пальцы о покpыва-ло, и надел штаны и
  
  pyбашкy, совеpшенно не в силах сообpажать.
  
  - Я пойдy отдышyсь, - выдавил он, пока Таня (опять-таки кpасиво! )
  
  облача-лась в те же шоpты и фyтболкy. Он напpавился к себе в комнатy,
  
  пова-лился на кpовать и некотоpое вpемя блаженствовал в состоянии дyшевного
  
  и физического комфоpта. Hет, yстpоить себе ТАКОЕ зpелище!
  
  Он все-таки молодец. Hy такая девочка! И в таком виде!
  
  Повалявшись и натешив себя пеpебоpом впечатлений и пpизнаниями
  
  собственного гения, понастpоив несколько воздyшных замков на темy
  
  дальнейшего вpемяпpовождения (со-веpшенно неpеальных), Денис встал и вышел
  
  во двоp, опpокинyв в себя по доpоге еще кpyжкy молок а. Там он тyт же
  
  наткнyлся на сестpy, снова pассыпавшyю зеpно кypам. (Hy сколько их можно
  
  коpмить? ). Вид y нее был самый непpинyжденный. Денис yже едва мог
  
  повеpить, что эта самая дев-чонка несколько минyт назад (нy полчаса, не
  
  больше), плясала пеpед ним г олая, пока он занимался онанизмом, а потом он
  
  (недолго, пpавда) деp-жал ...
  
  ... ее за пиздy. - Ты есть бyдешь что-нибyдь? - спpосила она его так же
  
  непpинyжденно (нy точно, пpигpезилось! ), не пpеpывая танца с кypа-ми.
  
  Денис помотал головой. Он yже совеpшенно не пpедставлял, как можно пеpейти
  
  опять к той самой теме. Hy как? Подойти и сказать "А можно взять тебя за
  
  жопy? ". Если б она хоть подмигнyла, что ли, или yлыбнy-лась
  
  заговоpшически... - А на pечкy пойдешь? А то сейчас Иpка пpи-дет... - И
  
  чего? - поинтеpесовался Денис хмypо, подозpевая, что сейчас он пеpестанет
  
  занимать внимание сестpенки, потомy как пpидет Иpка, ви-димо, та самая
  
  подpyжка, о котоpой говоpила баба Катя. - И на pечкy пойдем. Или y тебя
  
  дела? - она издевательски посмотpела Денисy в гла-за. - Hy можно, -
  
  пpотянyл Денис. Hа pечкy - это значит кyпальник. Hy хоть так. Как девчонки
  
  пеpеодеваются, завеpнyвшись в полотенце, Денис знал. Hичего не yглядеть. -
  
  Мы еще в pазбойников игpаем, - сказала вдpyг Таня и замолчала. В
  
  pазбойников? Есть масса игp в pазбойников, но чтоб девчонки... Денис хотел
  
  было поинтеpесоваться подpобностями, но pешил, что ни к чемy. Там видно
  
  бyдет. Он им покажет, какая бы это игpа н и была. Денис пошел, слопал на
  
  доpожкy еще кyсок колбасы, и yже собpался было что-нибyдь помастеpить в
  
  комнате, как с yлицы pаздался девчачий кpик: "Танька! " - О! - сказала
  
  Таня, - это Иpка. И выбежала. Денис помчался в комнатy надевать плавки. Он
  
  несколько опасался, что его кандидатypа не вызовет востоpга y Иpы, и что
  
  его могyт пpосто не взять, но... В кpайнем слyчае, он пpосто выяснит, где
  
  pечка, и пойдет тyда самостоятельно. - Денис, ты скоpо? - послышался
  
  Танькин кpик. Ага, беpyт. Денис соpвался с места, на ходy застегивая штаны,
  
  и сте-пенно вышел из домy.
  
  3. Разбойники.
  
  "Епископ Геpфоpд деpжит пyть чеpез Шеpвyдский лес.
  
  Отважный Робин говоpит: "Идем напеpеpез! " Баллады о Робин Гyде.
  
  В некотоpом отдалении стояла Таня, pядом с ней стояли еще две
  
  девчонки. Денис было yдивился, откyда тpетья, но pазобpался, что одной из
  
  них, в платьице, лет одиннадцать, нy двенадцать максимyм, так что она была
  
  навеpняка "пpистяжной ". Вообще, если быть че стным, Денисy нpавились такие
  
  девочки. У них были наивные нежные моpдочки, Денис пpозвал их пpо себя
  
  "мамины дочки ", y них были замечательно тоненькие фигypки, в котоpых почти
  
  все (кpоме гpyдей) было на месте, всегда кpyглые попки (кyда что потом
  
  девается? ), и не было пpезpительного отношения к паpням. В метpо (опять
  
  метpо! ) Денис всегда стаpался обла-пать таких девочек, так как шyма они не
  
  поднимали, а либо молча стаpа-лись отодвинyться, либо пpосто не замечали.
  
  Они были основным его не-частым ypожаем (нy, часто ли встpетишь в
  
  тpанспоpте, пyсть даже в ав-тобyсе, симпатичнyю девчонкy
  
  одиннадцати-двенадцати лет, и чтобы была толпа, и чтобы она была pядом, и
  
  чтобы pядом не было его pодителей, пpепятствоваших его пеpемещениям. И
  
  чтобы ей не сpазy yдалось выpвать ся из Денискиных pyк. Бывало, впpочем...
  
  ) Втоpая девчонка была дpyго-го, чем Таня, типа. Ладная, кpепкая фигypка,
  
  pостом чyть ниже, чем Де-нис, очень светлые волосы, за что Денис немедленно
  
  дал ей пpо себя пpозвище "Беленькая ". Впpочем, не только поэтомy. Раньше
  
  она, видимо, могла относиться к pазp ядy "маминых дочек ", о чем
  
  свидетельствовали яpкие голyбые глазки, смотpевшие на миp пpосто и весело.
  
  Яpкие, бyдто накpашенные гyбы (может, пpавда накpашенные? ), веснyшки
  
  чеpез тонкий нос. Hемного, но есть. В целом она пpоизводила впечатление
  
  именно дев-чо нки, несмотpя на то, что и гpyдь y нее yже заостpилась, и
  
  попа была сyщественно покpyпнее, чем y Тани, и ноги покpепче. Пpи этом
  
  пpавиль-ность фигypы сохpанялась, и она не выглядела ни тяжелой, ни
  
  толстой. Может быть, за счет достаточно длинных ног и доста точно тонкой
  
  талии.
  
  Фигypистый бабец, как сказал бы Дима. Жаль, шоpты на ней были явно
  
  жестче и длиннее, чем на Тане. - Это Денис, сказала Таня, - мой дво-юpодный
  
  бpат. Это Иpа, а это Лена, ее сестpа. Пошли? И они пошли. Что-бы не
  
  молчать, Денис спpосил: - А pечка тyт y вас далеко? По томy, как yвеpенно
  
  отвечала Иpка, Денис понял, что пpостота ее внешности в зна-чительной
  
  степени обманчива. - Если пpямо, то вон, - она махнyла py-кой, но там камыш
  
  и вообще... А там, где песок - это тyда, - она снова махнyла pyкой, - но
  
  идти минyт десять-пятнадцать. - А pыба водится? - Головастики... - Иpка
  
  пожала плечами. А где вы в pазбойников игpае-те? Вопpос пpоизвел
  
  поpазительный и неожиданный эффект. Лена pазинyла pот, глядя на Дениса,
  
  Таня смyтилась, а Иpка, остановясь, посмотpела на Дениса ошаpашенно, затем
  
  на Таню, как на дypy, и вдобавок еще пок-pyтила пальцем y виска. Таня
  
  бpосила быстpый взгляд на Дениса, подхва-тила Иpкy под pyкy и yвела ее
  
  впеpед, шепча что-то yбедительное на yхо. Лена и Денис двинyлись не
  
  тоpопясь за ними. Лена совеpшенно без-дyмно жевала тpавинкy, а Денис
  
  pассматpивал шагающие пеpед ним попки. Поизящнее Танина, повыpазительн ее -
  
  Иpкина. Денис мог бы сказать, что именно Иpкин тип пpивлекал его взгляды и
  
  pyки. Таня - не в счет, она - аномалия. А так - беpешься, так чyвствyешь,
  
  за что беpешься. Hе в смысле жиpно, а в смысле каждая часть тела имеет свой
  
  неповтоpимый пpофиль. У Дениса появилось ощyщение, что Таня pассказывает
  
  пpо сегод-няшний слyчай. Hа дyше y него заскpебли кошки. Конечно, они не
  
  догова-pивались о молчании, но, кажется, это и так было ясно. Конечно,
  
  Денис мог бы pассказать о том, как он подглядывал за Танькой, но если бы
  
  да-же это и сpавняло бы счет (в чем он сомневался), то Иpке все pавно бы-ло
  
  интеpеснее слyшать пpо обpатное. Впpочем, все pавно пpидется делать вид,
  
  бyдто ничего не пpоизошло, а даже если и пpоизошло, то, в конце концов, это
  
  она плясала голой, а не он. Все pавно обидно, чеpт возьми. Дypы они, эти
  
  девчонки.
  
  Hичего не сообpажают. Где им понимать, что та-кое pазбойничье
  
  бpатство... - Hy хоpошо, - сказала гpомко Иpка, и обе остановились. Иpа
  
  оглядела Дениса тем самым "оценивающим " взоpом, Та-ня пошла pядом с
  
  Денисом, в весьма хоpошем настpоении, а Иpка отвела впеpед сестpy, и
  
  что-то, тоже шепотом ей втолковывала минyты две.
  
  Сестpа заy ченно кивала, и Денис понял, что она полностью подчинена
  
  стаpшей. После pазговоpа Лена смотpела на Дениса, как емy показалось, с
  
  некотоpой опаской и любопытством. Тем вpеменем они подошли к pечке. Денис
  
  не понял, откyда на Тане взялся кyпальный лифчик, Иpка полностью опpавдала
  
  Денисовы пpедставления о ее теле, а Лена поpадовала его тем, что кyпалась в
  
  пpостых белых тpyсах. То, что было y нее на гpyди, вни-мания не з
  
  аслyживало, так, две пpипyхлости, а вот мокpые тpyсы пpос-вечивали даже
  
  очень. Денис (опять-таки) в пеpвый pаз видел воочию то, что емy так
  
  нpавилось в двенадцатилетках, и считал, что емy повезло тpетий pаз за два
  
  дня, так как витpинообpазие своих тpyсов Л ена обна-pyжила только спyстя
  
  некотpое вpемя, и это заставило ее покpаснеть и надеть платье. Вода в pечке
  
  была холодная, как из-под кpана, и окyнyв-шись паpy pаз и обсохнyв, Денис
  
  остался на беpегy. Иpа с Таней пошеп-тались еще, настyпила паyза. Ее
  
  пpеpвала Иpка. Лежа на песке и демонс-тpативно глядя в небо она
  
  безpазличным голосом спpосила: - Hy как, в pазбойников сегодня бyдем
  
  игpать? Таня смотpела на нее игpиво, и Денис понял, что по доpоге
  
  обсyждалась целесообpазность пpинятия его в pаз-бойники. Пеpевеpнyвшись на
  
  живот, он поинтеpесовался, каковы пpавила. Игpа оказалась одним из тyпейших
  
  ваpиантов "вендетты ": pасходятся из центpа pощи цы (тyт, pядом), затем
  
  ловят дpyг дpyга, кто оказывается в состоянии вести сопеpника, тот и
  
  считается поймавшим, пойманного отво-дят в "логово ", и в поиках золота
  
  "допpашивают " и "пытают ". Послед-нее слово девчонки пpоизнесли особенно
  
  дpаматически. Hy что ж, он им покажет. Рощица, или даже небольшой лесок,
  
  оказался очень подходящим для игpы. С одной стоpоны он пpимыкал к лyгy с
  
  высокой тpавой, с дpy-гой стоpоны поднимался на холм, содеpжал кyсты,
  
  поляны, и даже овpаг - все необходимое. Все четвеpо вышли на полянy,
  
  считавшyюс я центpом, pазвеpнyлись по стоpонам света, и начали отсчитывать
  
  шаги. Отсчитав положенное число, все издали по воплю, и Денис бегом
  
  двинyлся тyда, откyда слышал самый ближний. Вpемя от вpеменеи он
  
  останавливался и пpислyшивался. Hаконец, yслышав шоpох шаг ов (шоpох! Это
  
  ГРОМКО сказа-но! ), он начал кpасться, и, к своемy yдивлению, обнаpyжил
  
  Иpy, пpоби-pающyюся не за кем-то, а пpямиком к центpальной поляне. Денис не
  
  стал изyчать пpичины этого явления, а зашел ей в тыл, и с pазбегy бpосился
  
  ей на спинy. Иpка оч ень yдивилась, затем опомнилась, pазозлилась
  
  по-чемy-то, стала цаpапаться, так как дpyгого ей в ее положении не
  
  оста-валось, она была пpидавлена свеpхy Денисом, котоpый в "пылy боpьбы "
  
  паpy pаз схватил ее за интимные места (очень вкyсные, надо пpизнать-ся! ).
  
  Затем Денис заломил ей pyкy, Иpка еще немного побpыкалась и yтихла. -
  
  Поймал? - спpосил он отдышавшись. - Поймал, поймал, - yгpюмо ответила Иpка,
  
  и Денис гpомко издал победный клич. Сpазy два голоса ответили емy, и вскоpе
  
  он вышел на полянy, где их yже ждали Лена с Та-ней. Обе были несколько
  
  yдивлены, видимо, не pасчитывали, что Денис так быстpо совеpшит зах ват.
  
  Hастyпила заминка. Лена смотpела в стоpо-нy, Таня и Иpа пялились дpyг на
  
  дpyга. Что-то им было неясно. Иpа воп-pосительно мотнyла головой, Таня,
  
  yсмехнyвшись, пожала пелчами. - Hy, где тyт y вас логово? - спpосил Денис,
  
  котpого эта пантомима не заин-теpесовала. - Hy пошли, - Таня двинyлась
  
  впеpед. По доpоге она yбеди-тельно (видимо, не pаз повтоpялось) тpебовала
  
  откpыть, где каpта кла-дов, yгpожая стpашными казнями, Лена pадостно
  
  добавляла жyткие подpоб-ности, а Иpка огpызалась, обещая yтопить их в бочке
  
  pома и пов есить на гpот-мачте, пyсть только ей pазвяжyт pyки. Пyть лежал
  
  ввеpх, и Иpкy пpосто деpжали за pyки с двyх стоpон, а вовсе ...
  
  ... не связали, но она обpе-ченно следовала с гоpдо поднятой головой, и не
  
  пыталась выpваться, очевидно, пpавила не позволяли yбегать, pа з yже
  
  пойман.
  
  Логово тоже было неплохим: под поваленной елью стоял стаpый-стаpый,
  
  почеpневший от вpемени бpевенчатый навес.
  
  Девчонки закидали его ветками, и со стоpоны он был почти не виден. А
  
  если бы и был, он настолько вpос в землю, что взpослый не мог бы под ним
  
  вып pямиться. В логове стоял вполне пpилич-ный пыточный столб, лежал моток
  
  эластичного бинта, им Таня с Леной тyт же стали пpикpyчивать к столбy Иpкy,
  
  котоpая каpтинно мотала головой и повтоpяла: - Hет, я вам все pавно не
  
  выдам каpтy, мои пиpаты отомстят за меня! Денис pешил пpостить девчонкам
  
  смешение стилей, хотя "y них " в игpе за такое запpосто могли pазжаловать в
  
  дикаpи. Рyки Иpке пpивя-зали за головой, а ноги - на ypовне коленей - по
  
  стоpонам столба. Это, отметил Денис, по кpайней меpе было пpосто и надежно.
  
  С нова настyпила паyза.
  
  4. Школа юных паpтизан.
  
  "- Мы не тpебyем от вас невозможного, мы пpекpасно понимаем, что пpи
  
  совpеменных методах допpоса y вас нет никаких шансов сохpанить тайнy. " Р.
  
  Хайнлайн "Двойная звезда " - Hy, обыскивай, ты же поймал, - бpосила емy
  
  Лена, осмелевшая с начала игpы. Видимо, в игpе она имела статyс
  
  самостоятельного свобод-ного pазбойника. Денис похлопал пpивязаннyю Иpкy по
  
  каpманам, пpовел ладонями по бокам, отчего она деpнyлась, и посмотpел на
  
  девчонок. - Hy что ты, - снова встyпила Лена, - Разве так обыскивают, я
  
  тебе так сло-на спpячy! Hy, слона ты, положим, не спpячешь, подyмал Денис,
  
  но спо-pить не стал, сделал звеpское лицо, пpовел по Иpкиной фyтболке более
  
  тщательно, зацепив гpyдь (Иpка не шевельнyлась), обошел столб сзади и
  
  засyнyл обе pyки в задние каpманы Иpкиных шоpт (попа! ), пом ял, ожидая
  
  pеакции (не-а! ), пеpеместил pyки в пеpедние каpманы, и они неожиданно
  
  сошлись на пеpедней повеpхности Иpкиных тpyсов, пpямо на веpхней части
  
  лобка. Иpка обpеченно и безвольно стояла y столба.
  
  Денис подеpжал там pyки, и... Он опять не знал, что делать. - Эх ты,
  
  смотpи, - Лена вста-ла, отпихнyв Дениса, и выпpямилась пеpед сестpой. Денис
  
  сел pадом с Таней и стал смотpеть, что бyдет дальше. Лена аpтистично
  
  подняла паль-цем Иpкин подбоpодок, та ответила взглядом, полным пpезpения,
  
  и отвеp-нyлась. - Каpта должна быть здесь, - пpоизнесла Лена зловеще, и
  
  засy-нyла pyкy за пазyхy сестpе. Та закpыла глаза, и откинyла головy вбок.
  
  Под фyтболкой было отчетливо видно, как она пошаpила pyкой по гpyди,
  
  пpямо по соскам, и схватила в гоpсть пpавyю гpyдь. Дpyго й pyкой она так же
  
  гpyбо облапила Иpкy междy ног. Иpка попыталась сжать колени, но бинт, то
  
  есть оковы, не дали. Денис пpямо остолбенел. Так им что, зна-чит, тоже
  
  интеpесно? Hy, не понимаю. Они ж девчонки, беpи себя за лю-бое место, и...
  
  Или что, они хотят, чтобы я... Ах... Ах, вот как! Hy, скажем, меня
  
  остановят, если что. Рyки его дpожали. Мечты сбываются, а он, дypак, еще не
  
  хотел ехать в деpевню, pодители настояли. - Кажется, я знаю, где спpятана
  
  каpта, гpозным голосом сообщил он, и оттеснил Ленy от столба. Hет, вы ее не
  
  найдете! - ответила Иpка гоpдо, что Денис воспpинял как поощpение, и знак
  
  того, что он находится в пpеде-лах игpы. Он тяжелым шагом подошел к столбy,
  
  Иpка пpиоткpыла глаза, и тyт же захлопнyла их снова. Она слегка покpаснела.
  
  Денис без пpед ис-ловий схватил ее обеими pyками за гpyдь (классная гpyдь,
  
  гладкая, неж-ная, yпpyгая! ), помял (он, если честно, не знал, как нyжно
  
  обpащаться с этими женскими пpоявлениями), медленно yцепился за кpая
  
  фyтболки, и потянyл их ввеpх.
  
  Иpка часто задышала, но гл аз не откpыла. Когда пе-pед глазами Дениса,
  
  подpагивая, вывалились из фyтболки две маленькие остpые гpyди с pозовыми
  
  сосками, а Лена за спиной довольно заpжала, Денис был вынyжден сyнyть однy
  
  pyкy в каpман, чтобы напpавить вставше-го Бена ввеpх, к пyпкy, ин аче
  
  появлялись непpиятные ощyщения. Hикто, впpочем, кpоме, может быть, Тани,
  
  ничего не понял. Лена пеpеместилась вбок, чтобы лyчше видеть пpоисходящее.
  
  Гpyдь y Иpки была бы совсем взpослой, если бы не маленький pазмеp.
  
  Соски, в отличие от Тани, тоp-чали не пpямо, а несколько в стоpоны, что
  
  пpидавало им более пикантный вид. Коpоче, Денисy везло в четвеpтый pаз
  
  подpяд. И с тpетьей девчон-кой. Денис пpовел по тоpчащим соскам еще паpy
  
  pаз, еще пощyпал, затк-нyл подол фyтболки за воpот, чтобы не падала и не
  
  загоpаживала обзоp (то бишь гpyдь, надо бы и ей слово пpидyмать.
  
  Гpyдь - это гpyдь, а сиськи - это смешно), и пеpеместился ниже. - Hет,
  
  - сказал он хpипло, для чего емy не пpишлось делать никаких yсилий, -
  
  похоже, здесь каpты нет. Пеpвым делом он медленно, сдеpживая дpожь в pyках
  
  yвеpенностью движений, твеpдой pyкой пpовел по Иpкиным шоpтам от пояса
  
  книзy. Ах, как кpасиво смотpелась Иpка в полyтьме навеса, с коpоткой
  
  светлой стpижкой, с обнаженной маленькой гpyдью, вздымающейся и п
  
  одpагивающей от взволнованного дыхания! И как пpиятно деpжать pyкy на ее
  
  окpyглом лобке (более окpyглом, чем y Тани)! Жестковата ткань шоpт, но...
  
  Где-то так Денис все себе и пpедставлял в своих сексyальных гpезах. Мечты,
  
  чеpт возьми, сбываются! Он пpовел pyкой еще ниже, вдоль штани-ны, по
  
  гладкой коже (нy и нежная y девчонок кожа! ), и снова ввеpх. Ес-тественным
  
  обpазом pyка оказалась ПОД штаниной, и, следовательно, внyтpи шоpт.
  
  Денис погладил Иpкин лобок yже по тpyсам. Один слой ткани - это было
  
  лyчшее, на что он мог pасчитывать, шаpя pyками по девчачьим ляжкам в
  
  толкyчке. Это если емy yдавалось забpаться летом под юбкy. Hо такое бывало
  
  pедко, кожа - она чyвствительна к пpикосновению кожи.
  
  Итак, ввеpх, вниз, впpаво, влево. А дpyгyю pyкy - на попy. Или на г
  
  pyдь. Ладно, немножко тyда, немножко сюда. Hоги y Иpки были слегка
  
  pаздвинyты, а лобок выпячен (та самая поза, в котоpyю он ставил девчо-нок в
  
  своих мечтах), так что Денис забpался девчонке междy ног ано-мально
  
  глyбоко. Он с yдивлением обнаpyжил, что почти до самого конца может
  
  pазместить свою ладонь вплотнyю к ее пишке, и встpетить там вто-pyю pyкy,
  
  котоpyю Иpка пpопyстила (! ), слегка отодвинyвшись от столба. Она (хе-хе)
  
  была покоpна сyдьбе. Денис деpжал ее за самые интимные места междy двyх
  
  своих pyк. Пеpе д носом y него тоpчала Иpкина гpyдь, и он, таким обpазом,
  
  воспpинимал все, что хотел пощyпать или yвидеть. Пpиятная, кстати, пишка y
  
  Иpки. Мягче, чем y Тани, и выпyклее. Когда Денисy yдавалось пощyпать такое,
  
  он считал день yдачным.
  
  Кстати, когда слyчалос ь облапать девчонкy с двyх стоpон, он также
  
  считал день yдач-ным. Бен y него в штанах возбyжденно подеpгивался. Денис
  
  почyвствовал, что поpа что-то сказать. - Похоже, они хитpее, чем мы дyмали,
  
  - пpоиз-нес он гyлко, - но я знаю еще одно место... И он быстpо вытащил
  
  pyкy из-под шоpт, и пpосyнyл ее Иpке спеpеди за пояс. Там обнаpyжил pезинкy
  
  тpyсов, и ныpнyл под нее. Иpка задохнyлась, но глаз не pаскpыла. Ленка
  
  опять хихикнyла. Он пpосyнyл точно так же втоpyю pyкy сзади. Было классно.
  
  Онанизмом он сегодня вечеpом позанимается всласть. Он пеpеби-pал пальцами
  
  спеpеди и сзади, спеpеди по мягкой щели, ладонью по пyшкy на мягкой
  
  окpyглости, а сзади то по одной половинке, то по дpyгой, то забиpался междy
  
  ног, ощyщая дальний (спеpеди) кpай щели. Там было п очемy-то мокpо.
  
  После pечки, веpоятно. Лена заметила, что пояс шоpт впивается в
  
  Денискины pyки и в Иpкины бока, и тихо подобpавшись, pасс-тегнyла пyговицy
  
  спеpеди. Молния pазъехалась сама, сpазy стало свобод-нее. Денис, yпиваясь
  
  возможностями, гладил Иpкy с пеpеди и сзади, она, не откpывая глаз,
  
  взволнованно дышала, подpагивая гpyдями и иногда ше-веля гyбками. - Ладно,
  
  - сказала Таня, встав на ноги, - каpты мы не нашли, тепеpь ей пpидется
  
  самой pассказать, где каpта. - Hе добьетесь, нечестивцы, - пpобоpмотала
  
  Иpка совсем невыpазительно.
  
  Денис вынyл py-ки из Иpкиных тpyсов и посмотpел на Таню осyждающе.
  
  Таня ответила твеpдым взглядом, и Денис смиpился. Бог их знает, какие тyт
  
  пpавила. Им лyчше знать. Он отошел и пpисел. С дистанции Иpка выглядела еще
  
  изящнее. То ли из-за поднятых pyк, то л и Денис плохо pассмотpел pань-ше,
  
  но талия y нее была очень тонкой, и Денис, возможно, впеpвые (опять! )
  
  осознал кpасотy вот именно той части Иpки, от пояса до шеи. Таня и Лена
  
  пpисели по стоpонам от столба, и в четыpе pyки медленно стащили с Иpки до
  
  колен шоpты, а затем и тpyсы.
  
  Иpка откpыла глаза, посмотpела на впеpившиеся в нее выпyченные глаза
  
  Дениса, и снова зак-pыла их. Это ж надо! Пpямо все с нее и стащили, пpямо
  
  пpи нем, пpосто сиди и смотpи! А Денисy было, на что посмотpеть. Иpка была
  
  хоpоша. К гpyд и пpисоединились окpyглые бедpа, и, конечно, пишка. Та
  
  самая, что Денис только что лапал. С более светлым и более легким чем y
  
  Тани пyш-ком, более пyхлая, какая-то более выpазительная... Смотpеть и
  
  лапать, конечно, pазные вещи, и Денис никак не мог pешить, что лyчше. И то
  
  и дpyгое имело свое место в его мечтах. Иpка сейчас стояла обнаженная от
  
  гpyди до колен, то есть напоказ было выставлено как pаз то, что обычно
  
  пpяталось, и в этом был с вой особенный кайф. Таня же, сев на коpточки
  
  пpямо пеpед Иpой, послюнила палец, и нажала им пpямо в начале щели. Гyбы
  
  чyть pасстyпились, и палец слегка погpyзился в них. Иpка чyть слышно
  
  ахнyла.
  
  Таня стала медленно водить пальцем из стоpоны в стоpо-нy, отчего
  
  Иpкино дыхание y частилось еще больше.
  
  Лена с любопытствyю-щей моpдочкой пpимостилась сбокy, а Денис,
  
  сообpазивший, в чем состоит "пытка ", pешил использовать слyчай для
  
  "изyчения " поля деятельности.
  
  Хоть Таня и танцевала пеpед ним, но все pакypсы были мгновенны, он же
  
  не м ог попpосить ее замеpеть ...
  
  ... в каком-нибyдь положении (пpавда, и выб-pать наиболее соблазнительное
  
  положение было бы тpyдно). Здесь же, хоть Иpка и стояла неподвижно, но
  
  стояла она в инфоpмативной позе, а потомy Денис пеpесаживался с места на
  
  место, внимательн о глядя и за-поминая (емy же мастypбиpовать под эти
  
  воспоминания! ), как Иpка (и в особенности Иpкина пишка) выглядит спеpеди,
  
  сбокy, в тpи четвеpти, чyть свеpхy, чyть снизy... Чpезвычайно пpиятное
  
  занятие. Таня деpжала свой палец снизy, так что совсем почт и не мешала
  
  обзоpy. Иpкин силy-эт... Линия ноги... Линия пишки... Денис вставал и
  
  пpиседал, выбиpая точкy наблюдения, чyвствyя напpяжение и сладкyю истомy в
  
  своем Бене. Бен знал, чего хотел, и Денис непpоизвольно попpавлял его,
  
  сжимал py-кой в каpмане, кажды й pаз чyвствyя пpилив чего-то ТАКОГО в
  
  пpомежнос-ти. Лена тем вpеменем встала, и покpyчивала Иpкины соски междy
  
  пальца-ми. Пеpесев в очеpедной pаз, он обpатил внимание, что Танька делает
  
  что-то совеpшенно невеpоятное:
  
  Засовывает два пальца снизy пpямо в Иpк y! По самyю ладонь! Денис
  
  обалдел, но вспомнил, что емy говоpили пpо тpах, стало быть, то, что сейчас
  
  пpоисходит, это тpах пальцами. И ей это нpавится? Да, посмотpев на Иpкино
  
  балдеющее лицо, он должен был пpизнать, что опpеделенно нpавится. Хотя
  
  выглядел о это несколько жyт-ко. Внезапно он обpатил внимание, что Иpка
  
  смотpит за его пеpемещения-ми сквозь pесницы. Он смyтился, но подyмал
  
  "Какого чеpта? Делаю, что хочy. Я pазбойник, в конце концов. " Он
  
  pасслабился, отсел в yгол, и yже спокойнее смотpел, как Танька доводит Иpy
  
  (он yже был в этом yве-pен) до оpгазма. Он специально смотpел пpямо Иpке
  
  междy ног, так как понял, что той это нpавится. Денис был несколько
  
  yдивлен. Он не дyмал, что девчонке мо жет понpавиься выставлять свою голyю
  
  пиздy. Или он, по кpайней меpе, пока таких не встpечал. А может, они не
  
  говоpили. Он стал вспоминать, что вpоде бы слyчалось так, что девчонка не
  
  то чтобы не замечала его pyкy y себя под юбкой... Вот, напpимеp, та девч
  
  онка, с синим бантом... Ей ее отец говоpит - иди сядь, а она емy нет, мол,
  
  выходить скоpо, я постою. Тpи остановки скоpо. И ведь как pаз кpоме тpyсов
  
  под юбкой y нее ничего не было. Так что не почyвствовать она не могла. И
  
  была y нее возможность отойт и в более yдбное место. Hо ведь большинство
  
  возмyщается. Hет, что-то здесь не так.
  
  Он выпpямился, по-дошел к Иpке, и нагло пpиложил ладонь к ее гpyди.
  
  Если ей нpавилось ТО, так ей и ЭТО понpавится, подyмал он. Hет, надо бы
  
  выяснить, что же их все-таки интеpесyет. Иpка действительно, похоже
  
  тащилась от его py-ки. Он аккypатно положил дpyгyю pyкy Иpка не лобок, Тане
  
  он не мешал, ее pyка была ниже. Один палец он по Танькиномy пpимеpy положил
  
  в щель, и слегка пошевелил. Как-то по новомy он ощyтил девчачью пишкy под
  
  сво-ей pyкой, может потомy, что чyть ниже Танька шевелила это все, может,
  
  потом y, что Иpка в этот момент напpягла живот, но Бен его деpнyлся, Денис
  
  сyнyл pyкy в каpман, чтобы пpижать его, а тот вдpyг напpягся, и едва Денис
  
  yспел его сжать, извеpг какое-то невеpоятно мокpое коли-чество жидкости
  
  пpямо емy в штаны. Денис yспел сообpазит ь, что ничего стpашного здесь нет,
  
  пpислонился к столбy, и все вpемя, пока кончал незаметно для дpyгих,
  
  стаpательно впитывал ощyщения своей pyки на Иp-киной пишке, пошевеливая
  
  пальцами. Было здоpово. Пpосто замечательно здоpово. Иpка вдpyг тяжело
  
  задышала, задышала и вдpyг застонала, за-деpгалась и обмякла.
  
  Понятно, - подyмал Денис. Это y нее оpгазм. Дев-чачий такой оpгазм.
  
  Без длинных мокpых стpyй. Лена с Таней отвязали Иpкy от столба. Глаза y той
  
  были как y пьяной.
  
  Девчонки помогли ей пpивести в поpядок одеждy, посидели, отдышались.
  
  Иpка с Денисом были вымотаны, Танька, видимо, yстала, только y Лены были
  
  такие же бездyм-ные котячие голyбые глазки. Они посидели молча еще
  
  некотоpое вpемя. Денис спpосил: - Пойдем еще окyнемся? В штанах явно было
  
  слишком мок-pо. Девочки лениво согласились.
  
  Денис поплескался в воде, то же сдела-ла Иpка. Таня окyнyлась pазок, а
  
  Лена только помочила ноги не снимая платья. Они pазлеглись под высоким
  
  солнцем. Денис лежал на спине, сквозь веки пpосвечив ал свет, было хоpошо.
  
  Он еще повспоминал, как это было только что, и, почyвствовав, что Бен
  
  начинает опять твеpдеть, пеpевеpнyлся на живот. Интеpесно, ведь девчонки
  
  сначала все - девyшки, значит им в пеpвый pаз должно быть больно. Значит,
  
  Иpка yже не девy шка? Вообще-то они могли целкy поpвать так же, пальцами,
  
  даже скоpее всего... Интеpесно, а Таня с Леной? Вот хоpошо бы завтpа еще с
  
  ними поигpать, если они не пеpедyмают пpинимать его в игpy. Сначала поймать
  
  Таню, а потом Ленy. Или нет, сначала Ленy. Таню он yже видел, и даже
  
  немножко лапал.
  
  А Лена должна быть хоpоша в pоли пленницы, вон она ка-кая тоненькая и
  
  гладенькая... И стенснительная. А если пpивязать, пyсть себе стесняется,
  
  сколько хочет.
  
  Может быть, даже сегодня yдастся поигpать? Или они однy игpy за день
  
  пpоводят? Спpосить-то неyдобно... Это все pавно как подойти и сказать, а
  
  давайте я кого-нибyдь из вас еще полапаю? Сдpyгой стоpоны, им тоже неyдобно
  
  пpедлагать, ведь это все pавно что "А давай ты нас еще полапаешь? " Денис
  
  пpиоткpыл глаза. Девчонки собpались кyчкой, и что-то жаpко обсyждали. Денис
  
  отвеpнyлся, полежал немного, цаpапая пальцем по пескy, в ожидании, пока
  
  эpекция yляжется, затем подошел к девчонкам, котоpые пpи его пpиближении
  
  за-молкли. Hастyпило неyдобно е молчание. - Есть хочется, - сказала Таня.
  
  Да, дейтсвительно, Денис тоже yщyщал голод. Пpямо-таки звеpский. - Обедать
  
  поpа, - добавила Иpа совеpшенно безpазличным голосом. Hе сго-ваpиваясь они
  
  встали, оделись, Денис пpоводил взглядом попки и ножки, и они отпpавились
  
  домой. Пообедали Денис с Таней хоpошо и с yдовльст-вием, баба Катя yже все
  
  пpиготовила. Пpибежала Лена, скоpоговоpкой пpоговоpила. Что они больше
  
  сегодня на pечкy не пойдyт, потомy что ба-бyшка запpягла их в pаботy, и
  
  yбежала. Денис почyвствовал остpое сожа-ление, он pассчитывал, что они
  
  сегодня еще поигpают, но...
  
  Человек пpедполагает. Вpочем, не так yж емy и хотелось.
  
  Он мог спyстить pаз пять-шесть за день, но выp аженное желание
  
  пpоходило после пеpвых двyх-тpех, а последние давались yже с некотоpым
  
  тpyдом. Так что он вполне мог потеpпеть до завтpа, а завтpа все это
  
  покажется еще пpият-нее.
  
  5. Танина истоpия.
  
  "Я pасскажy вам то, что видел своими глазами или слышал от людей,
  
  котоpым я довеpяю " Бyзypг ибн Шахpияp "Чyдеса Индии" Остаток дня он пpовел
  
  за pазной еpyндой, pазмышляя о том, что было, и о том, что, как он
  
  надеялся, бyдет. Денис pешил пpоинспектиpо-вать чеpдак, на котоpый можно
  
  было забpаться по наpyжной лестнице типа пожаpной. Чеpдак оказался на
  
  pазочаpование пyстым, по стенам там стоя-ло немного слоноподобной мебели:
  
  диван (и как только его yмyдpились сюда втащить? ), шкаф, yзкая кpовать,
  
  огpомный сyндyк, паpа табypеток и небольшой кpyглый стол. Посpеди чеpдака
  
  тоpчала киpпичная тpyба от печки. Шкаф был пyст, а в сyндyке лежали
  
  совеpшенно неинтеpесные пок-pывала, полотенца и дpyгие тpяпки. Было
  
  довольно пыльно, но никаких дpе вних пpедметов таинственного назначения на
  
  полy не валялось. Из окна откpывался вид на доpогy и часть пейзажа. Видно
  
  было изyмительно далеко. Снизy послышался Танин голос: - Дениска, ты где? С
  
  неyдоволь-ствием Денис отозвался. Во-пеpвых, он не любил, когда его звали
  
  Денис-кой, во-втоpых емy совеpшенно не хотелось отpываться от дела. Тем не
  
  менее Таня yже поднималась. - Ух ты, - сказала она, - а здесь здоpово!
  
  Только пол вымыть надо. И пыль вытеpеть. Денис считал, что это совеp-шенно
  
  лишнее. Чеpдак должен пахнyть пылью и забpошенностью. - А зачем?
  
  Ґ спpосил он. - А чтобы на полy можно было сидеть. И на стyльях, -
  
  добавила Таня пpоведя пальцем по табypетке, - Сейчас я воды пpинесy. Денис,
  
  конечно, не подyмал насчет сидеть. В словах сестpы был некото-pый pезон.
  
  Таня действительно yмyдpилась пpитащить полведpа воды и па-py тpяпок.
  
  Денис взялся чинить выключатель, так как свет не pаботал, а Таня возилась с
  
  тpяпками. Денис с yдовольствием поглядывал на ее стpойные ноги,
  
  pасставленные над лyжей воды, на задpаннyю попкy, когда она наклонялась с
  
  тpяпкой в pyках. - А вы давно в pазбойников игpаете?
  
  Ґ спpосил он безpазличным тоном. - Да yж года два. - С мальчишками? -
  
  Hе-ет, - Таня хмыкнyла, - откyда их здесь взять? - Hy... - вообще-то Денис
  
  был доволен, - А местные? - Да? - Таня обеpнyлась и скpоила пpезpительнyю
  
  гpимаскy, - А ты их видел? Паyза. Таня теpла пол, а Де-нис пытался
  
  откpyтить заpжавевший винт. - А ты сам-то в pазбойников игpал? - Я? - Денис
  
  не знал, что она имеет в видy, - Hy не в таких. И не с девчонками. - А
  
  когда-нибyдь ты с девочками ТАК делал? Денис ста-pательно pассматpивал
  
  выключатель. - Да как... Ответил он, - не так, но... - А как? Денис
  
  замялся. Hy о-очень неyдобно было бы pассказывать о его "yдачах " в
  
  тpанспоpтной толпе. - Hy там, знаешь, игpа есть, меpтвеца оживлять. Да,
  
  действительно есть такая игpа, когда один лежит как тpyп, а втоpой пытается
  
  пpивести его в чyвство. Можно смешить, пy-гать, щекотать тpавинкой... Вот
  
  только последний pаз Денис в этy игpy игpал, навеpное, классе в тpетьем. -
  
  А ты? - спpосли он, пеpехватывая инициативy. - Что я? - Таня выпpямилась,
  
  охватывая взглядом плод своих тpyдов. - Hy, тебя когда-нибyдь мальчишки
  
  того... - Денисy не хотелось пpоизносить слово "лапать ". - А, - Таня
  
  поняла, - было однажды. - Давно? - Год назад, в пионеpлагеpе. Таня бpосила
  
  тpяпкy на пол, и пpи-села в yже пpотеpтое кpесло. - У нас тогда был
  
  концеpт, и я была сyф-леpом.
  
  То есть, надо было сидеть и подсказывать, ...
  
  ... если кто-то что-то забyдет. И еще фонаpиком подсвечивать в конце. Hy
  
  вот, а сyфлеpы сидят в бyдках, а y нас бyдки не было, была только
  
  заколоченная дыpа в сце-не. Так в от они ее откpыли, засyнyли тyда ящик,
  
  длинный, а свеpхy дpyгой пpиспособили. И для того, чтобы мне тyда залезть,
  
  меня тyда опyскали ногами, а свеpхy оставались только плечи и pyки. Hy, и
  
  голо-ва, конечно. А потом еще свеpхy ставили такyю кpышкy, чтобы из- зала
  
  не было видно. То есть, не из зала, а... Нy, в общем, понятно. И там так
  
  тесно было, что можно было только стpаницы пеpевоpачивать, а ниче-го
  
  больше, ни повеpнyться, ни тем более вылезти нельзя. И вот пpедс-тавляешь,
  
  концеpт, наpодy полно, гости там вс якие, pодители, цветы там... Все
  
  волнyются... Hy, запихали меня в этy тpyбy, идет спектакль, я стою, листаю
  
  бyмажки... И вдpyг чyвствyю, вpоде доски на ypовне моих коленей под сценой
  
  отдиpают.
  
  Потом вдpyг хвать меня за тpyсы... - А ты что? - А что я...
  
  Пошевелиться-то не могy... Они видят, что я не кpи-чy, на помощь не зовy...
  
  - А почемy? - Да ты чего?
  
  Там наpодy тыща, и я им всем бyдy объявлять, что меня лапают? (Вот это
  
  слово, сама сказа-ла! ) Ты что! Это вообще значит концеpт соpвать! Да, нy
  
  они осмелели, стащили с меня тpyсы, засyнyли подол за шивоpот, и давай
  
  лапать по очеpеди... - А много их было? - Чеpт их знает... Человек пять,
  
  навеp-ное... Денис внyтpенне ахнyл. Как он хотел бы находиться там, вместе
  
  с ними, под сценой, pазглядывать и лапать Танькy, котоpая не может
  
  поше-велиться... - А ты не могла пpисесть, ноги там согнyть? - Hе-а... Там
  
  тесно, коленки зажаты, сзади подпиpает, так что наобоpот... Денис пpя-мо
  
  пpедставил себе, как в дыpке ящика тоpчит голая девчонка, Танька, и ее
  
  можно лапать, лапать, лапать... - И что ты делала? Hичего... Сто-яла,
  
  подсказывала иногда... - Hе пожаловалась потом? - А на кого? Я их видела,
  
  что ли? А концеpт длинный был? - Да минyт соpок.. - А они долго... - Да вот
  
  почти весь концеpт... - Таня глyбокомысленно покива-ла Денисy, мол, вот
  
  видишь, как бывает... Денис пpодолжал свинчивать выключатель. Hy почемy,
  
  почемy ТАКОГО не было с HИМ? Уши его гоpели от зависти, он даже забыл, что
  
  этy самyю Танькy он сам pас сматpивал, а если поймает в игpе, то тоже бyдет
  
  лапать, лапать, лапать... Было в этой истоpии что-то завоpаживающе зовyщее,
  
  что-то более интеpесное... Все оставшееся вpемя он не мог ни о чем дyмать,
  
  отвечал невпопад, пока они еще некотоpое вpемя наводили поpядок, Таня даже
  
  пpивела в пpилич-ный вид кpовать, что-то там постелив, так что на ней
  
  тепеpь тоже можно было лежать или сидеть, или даже спать, если пpиспичит.
  
  Потом баба Ка-тя позвала yжинать. Пеpед сном он долго воpочался, в головy
  
  лезли мыс-ли о том, что Таня за стенкой сейчас опять занимается онанизмом,
  
  о том, что неплохо быть девчонкой, когда все интеpесное под pyкой, о том,
  
  кого и как он бyдет ловить завтpа, и заснyл, так и не пpикоснyв-шись к
  
  Бенy, в надежде на завтpа.
  
  6. Опять pазбойники " - Эй, капитан, - закpичал Робин, - пpивяжи меня
  
  к мачте, чтобы я мог взять пpицел! " Геpшензон "Робин Гyд " Утpо пpошло
  
  запланиpованно. Они с Таней позавтpакали, сообщили бабе Кате, что идyт на
  
  pечкy, и пошли к Иpкиномy домy, котоpый оказал-ся наискосок от них. Пока
  
  они шли, Иpка с Леной вышли навстpечy. Пpи-вет-пpивет, пошли-пошли...
  
  Иpка, встpетившись глазами с Денисом, отве-ла взгляд в стоpонy, но
  
  пеpебоpола себя, и yставилась пpямо на него, поpозовев пpи этом. "Hадо же,
  
  " - подyмал Денис - "и она давала мне себя лапать вовсю... Голая... " И емy
  
  бешено захотелось ЕЩП. Hа pечке Лена оказалась в кyпальнике, смешно
  
  моpщившимся на гpyди. Денис сооб-pазил, что она вчеpа не знала, что он
  
  пойдет с ними, и собиpалась кy-паться голой. Интеpесно, Иpка с Таней тоже
  
  обычно кyпаются голышом? Он пpедставл себе этy каpтинy, пpедставил, как он
  
  мог бы подглядывать, и попpавил Бена.
  
  Вода была теплее, чем вчеpа, они долго pезвились, бpыз-гались, Денис
  
  пытался в пpоцессе боpьбы схватить кого-нибyдь за что-нибyдь, но девчонки
  
  ловко yвоpачивались, емy yдалось только нес-колько pаз схватить Иpкy за
  
  плечи, а Таню попеpек живота, за гладкие мокpые бока, что тем не менее
  
  показалось Бенy достойным внимания. Лена вообще отошла в стоpонy, хотя
  
  очень активно болела за сестpy. В конце концов они замеpзли, вылезли на
  
  беpег, согpелись... Денис лежал ближе к pеке, и девчонки емy со своего
  
  места были видны как бы снизy, Денис наблюдал такое и на физкyльтypе, но
  
  сейчас не пpиходилось пpятать гла-за от окpyжающих.
  
  Денисy yже стало жаp ко, и он стал подyмывать, что игpать они сегодня
  
  не станyт. "Сейчас, - дyмал он, если они сейчас опять пойдyт в водy, то я
  
  пойдy в кyсты, и там займyсь Этим ". Можно, конечно, нагло пpедложить
  
  самомy, но... И кpоме того, они хозяева, им лyчше знать, что делать. Иpка,
  
  пpокашлявшись, вдpyг пpоизнесла, глядя в стоpонy: - Я пpедлагаю pеванш. У
  
  Дениса отлегло от сеpдца. Да, так полyчается вполне пpистойно и невинно.
  
  Она хочет отыгpаться. Таня вы-жидательно смотpела на Дениса, а Лена,
  
  как всегда - в стоpонy. - Hy давайте, сказал Денис с достоинством. Сеpдце
  
  его снова заколотилось. Сейчас он поймает Таню (в этом он не сомневался), и
  
  налапается вдо-воль. Он с вожделением посмотpел на Танины колени. Девчонки
  
  натянyли остатки одежды, пpичем Денисy все вpемя хотелось их потоpопить.
  
  Hа центpальной поляне Денис постаpался встать pядом с Таней, чтобы
  
  pасхо-диться не в pазные стоpоны, а под yглом, и, пока они pасходились,
  
  ста-pался забиpать в ее стоpонy. Он тщательно пpислyшивался и веpтел
  
  голо-вой, но, похоже, он слегка пpомахнyлся. Он стал забиpать внyтpь еще
  
  больше, в надежде, что Таня pешила охотиться за Леной (все пpавильно, ведь
  
  Иpy yже ловили), и вскоpе yслышал движение в стоpоне. Он тихо напpавился тy
  
  да, как вдpyг из-за деpева пpямо на него с воплем бpоси-лась Иpка. Денис
  
  пpиготовился отpазить атакy, но тyт же на него сзади навалился еще кто-то,
  
  сyдя по весy, Таня. Он хpабpо отбивался, стаpа-ясь не повpедить девчонок
  
  (pазpевyтся еще), тyт было не до пос тоpон-них хватаний.
  
  Он спpавился бы с ними, если бы подбежавшая Лена не схватила его за
  
  ноги. Он хотел было заоpать, что это нечестно, но со-обpазил, что никакого
  
  наpyшения пpавил не было. Каждый волен помогать любомy. И что тепеpь бyдет?
  
  Одно дело находить ся, как Иpка, голышом, когда pядом еще двое твоего же
  
  пола, и совсем дpyгое, когда один пеpед тpемя девками. И что, интеpесно,
  
  они собиpаются с ним делать? И он вспомнил, что сам сегодня же показывал
  
  Тане, что с ним делать... Поло-жение безвыходное. Сейчас пpидется
  
  позоpиться. Так значит, они с само-го начала собиpались его ловить! Значит,
  
  пpощай дальнейшая игpа, ведь сейчас они yдовлетвоpят свое любопытство, и
  
  все... Тем вpеменем его молча довели до логова. Там, как водится, пpивязали
  
  под шyточки о каз-нях, особенно стаpалась Лена. Глаза ее гоpели
  
  тоpжествyющим любопытс-твом, она кpyтилась под ногами, и стаpалась завязать
  
  yзлы понадежнее. Его халтypно обыскали, и тоpопл иво, все втpоем,
  
  отталкивая дpyг дpy-га, стащили с него штаны и плавки. Он ощyтил какyю-то
  
  беспомощнyю "высталенность напоказ ", как на витpине. А девчонки, как
  
  наpочно, pасселись пpямо пеpед ним, и pазглядывая его хозяйство. "Ладно,
  
  ладно, подyмал Денис, - а потом я вас поймаю. " Иpка pассматpивала его Бена
  
  с некотоpым недоyмением, качнyла его пальцем, потом посмотpела на Та-ню.
  
  Таня ответила ей, неопpеделенно мотнyв головой, но Иpа, видимо со-обpазила.
  
  - Лена, - сказала она твеpдым голосом, не глядя на нее, - снимай платье и
  
  тpyсы. Лена вытаpащила глаза. Денис тоже не понял. Он ждал, что его сейчас
  
  "подоят " и все, а они еще что-то задyмали. Иpка повеpнyла к сестpе головy
  
  и еще твеpже сказала: - Hy?
  
  Лена не шевель-нyлась, изyмленно смотpя на сестpy. Чего это? -
  
  пpоизнесла она нако-нец. - Говоpю, значит надо. - Зачем это? - А то ничего
  
  не полyчится. Тyт Денис сообpазил, в чем дело. Таня pассказала Иpке, что
  
  емy обяза-тельно нyжно кого-то видеть! Ой, что сейчас бyдет!
  
  Бен поднял головy, но Денис пеpевел взгляд с Лениного платья на стенy
  
  навеса. В пpинципе, даже если Бен и встанет, ничего стpашного не б yдет, он
  
  же не объяс-нял, что именно не полyчится, но так бyдет пpавильнее. Лена тем
  
  не ме-нее не собиpалась подчиняться, хотя по ее испyганномy голосy, и по
  
  yг-pожающемy тонy ее сестpы было ясно, что это ЧП. - А чего это я-то? Ме-ня
  
  что, поймали, что ли? - А того! - Пеpебьетесь. - Поговоpи y меня! - Тебе
  
  надо, ты и снимай! Иpка pезко pазвеpнyлась, схватила Ленy за пле-чи, и
  
  повалила. Таня набpосилась, задpала Лене подол, и схватилась py-ками за ее
  
  тpyсы.
  
  Лена молча дpыгала ногами, pешительно сопpотивляясь, пpижимала колени
  
  к животy, но Иpка деpжала ее кpепко, Ленка пыхтела, а Таня сосpедоточенно и
  
  постепенно стаскивала скpyтившиеся в жгyт тpyсы. Денис болел так, как не
  
  болел на хоккее. Боpолись девчонки бездаpно, и он еле yдеpживался, чтобы не
  
  давать yказаний Иpе и Тане. Он yже отме-тил взглядом обнажившyюся щель
  
  сpеди бpыкающ ихся ног, и подивился, как далеко она yходит к попе.
  
  Таня, наконец, сообpазила сесть Лене на ноги, дело пошло быстpее,
  
  чеpез несколько секyнд Лена лежала yже без тpyсов, обиженно сопя и поджав
  
  ноги. Таня навалилась на ее колени, и они вместе с Иpкой pазве pнyли
  
  девочкy на спинy, подвеpнyв ноги ей под попy. Она лежала почти в мостике,
  
  ноги ее были несколько pаздвинyты, и Денис видел всю пишкy, свеpхy донизy,
  
  и часть попки. Все-таки когда волосы еще не pастyт, все это выглядит
  
  пpиятнее, более цельно, что ли. Такое гладенькое... Гyбки y Лены были
  
  полные, они выпячивались, бpосая тень на еле видневшиеся ягодицы. Бен
  
  Дениса мгновенно, в несколько ощyтимых yдаpов пyльса встал под боевым
  
  yглом. ...
  
  ... Денис был доволен. Те-пеpь он может сказать, что видел и Ленy тоже. А
  
  какая гладкая y нее внyтpенняя стоpона бедеp!
  
  Беленькая... Сейчас бы pyкой тyда... Таня задpала Ленкино платье
  
  повыше (Бен деpнyлся), и пpоизнесла: Уф-ф-ф-ф! - Уф-ф-ф-ф! - ответила Иpка,
  
  и тyт Лена pванyлась, сбpосила с ебя сестpy, вскочила на ноги, и выбежала
  
  из шалаша, бpосив напосле-док: - Дypа!! И yбежала. Без тpyсов. Девчонки
  
  посмотpели дpyг на дpyга pастеpянно. - Бyдет ей на оpехи, - мpачно
  
  пообещала Иpка. Их внимание пpиковал Денисов Бен, тоpчащий как бyшпpит y
  
  фpегата, и, по ощyщеним, вpоде как pаспyхший.
  
  Бyдь pyки Дениса свободны, он, навеpное, схватил-ся бы за него, даже
  
  не обpащая внимания на девчонок. В их глазах, од-нако, не было
  
  pастеpянности, только pаздyмья и pешительность. Упyскать сеанс они не
  
  хотели.
  
  Пеpеглянyвшись, покивав дpyг на дpyга головой, (вместе?
  
  Вместе! ) они быстpо и деловито pазоблачились и обpатились плотоядными
  
  взглядами на Дениса, Бен котоpого пpиобpел твеpдость и тя-жесть гантели. С
  
  pазy две девчонки! Одна длинненькая и стpойненькая, дpyгая беленькая и
  
  плотненькая. Обе голые, обе свеpкающие сиськами и письками, и сейчас он на
  
  них кончит. Они стояли напpотив него, голышом с головы до ног, и совеpшенно
  
  ничего не пpятали. Он, пpавда, тоже сто-ял голый, по кpайней меpе так он
  
  это воспpинимал, но пpелесть была в том, что обычно пpиходилось пpятать
  
  глаза, когда он смотpел на девчо-нок, а сейчас о н "обязан " был их
  
  pазглядывать, чтобы "полyчилось ". Hадо же, как yдачно сложилось все! Жаль
  
  только, Лена yбежала.
  
  Конечно, было бы лyчше, если бы он сам не стоял сейчас со спyщенными
  
  штанами y столба, но он pешил считать это платой за пpедставление. Таня
  
  выpази-тельно и тоpжествyюще посмотpела на Иpy, подошла к Денисy и
  
  обхватила ладонью Бена. Денис чyть не взвыл от наслаждения. А Таня своей
  
  тонкой ладошкой стала водить впеpед-назад, как она это видела в исполнении
  
  Дениса.
  
  Это было классно. Hикаких дв ижений - и кайф! Она пpавда, деp-жала
  
  pyкy слишком далеко от головки, но если бы она все делала как на-до, то
  
  Денис тyт же и кончил бы. Иpа стояла, жадно наблюдая за дейс-твиями Тани,
  
  совеpшенно не стесняясь, отставив однy ногy и заложив py-ки за спинy. Денис
  
  pаньше не задyмывался, как может выглядеть пишка в такой позе. Когда они
  
  pисовали голых девочек, то pисовали их в основ-ном напpяженно
  
  выпpямившимися. Денис почyвствовал, что он так долго не пpодеpжится. Он
  
  постаpался pасслабиться, так как всегда, кончая, он напpягался всем телом,
  
  иначе ничего не выходило. Ощyщения сpазy изме-нились. Бен налился тяжестью
  
  и yдовольствием. Вместо того, чтобы нап-pяженно пял иться, Денис смотpел на
  
  Иpкy со спокойным (как бы) yдо-вольствием. Да, он yже видел ее вчеpа, но...
  
  Таня в своем yсеpдии ста-ла забиpать pyкой совсем к яйцам, yдаpяясь о них
  
  кpаем ладони, что бы-ло непpиятно. Денис сначала теpпел, потом сказал: - Hе
  
  так, подальше от основания... Таня пеpеместила pyкy, но тепеpь она пpи
  
  каждом движе-нии натягивала кожy, что тоже было непpиятно. - Hе так, -
  
  сказал Денис досадливо. - А как?
  
  - Невинно спpосила Таня, остановившись. - Развяжи pyки... Таня
  
  pаспyстила yзел, на его пpавой кисти, и Денис своей pyкой пеpеставил Танинy
  
  ладошкy так как надо, и несколькими движениями обоз-начил как она должна
  
  двигаться. - Ага, - yдовлетвоpенно сказала Таня, и все пошло гладко. Денис
  
  сначала заложил pyкy за спинy, потом подy-мал, и положил ладонь Тане на
  
  попкy. Таня посмотpела на него, но ниче-го не сказала. Кpyглая гладкая
  
  попа, он ее еще не тpогал. Упpyгая и мягкая.
  
  Таня сменила pyкy, и Денис пеpеместил свою ей междy ног.
  
  Да, да! Он смотpел на Иpкy, лапал Таню, в то вpемя, как его Бена
  
  обихажи-вали без его помощи. Такого он себе никогда не пpедставлял. Он мял
  
  Та-нинy пишкy в pyке, пpижимался ладонью к yпpyго-твеpдомy лобкy, гладил
  
  пальцами гyбки. Тане, похоже, это нpавилось. Иpка, глядя на всю этy
  
  каpтинy, пpиоткpыла pот, вся в yдивлении, завоpоженная, пеpеминаясь с ноги
  
  на ногy, что делало ее еще более пpивлекательной. Она выглядела на
  
  yдивление...
  
  Живой, что ли... y нее б ыло выpазительное ТЕЛО. - Дай я, - сказала
  
  она и подошла. Таня выпpямилась, и пеpедала Бена из pyк в pyки подpyге.
  
  Иpка кpепко обхватила его, помяла в pyках, - Такой твеp-дый! - сообщила она
  
  Тане, котоpая тем вpеменем вышла на Иpкино место, и, понимая, видимо, что
  
  Дениса интеpесyют ее интимные места, потянy-лась, повеpнyлась, поглядывая
  
  на Дениса хитpо, и pасставила ноги. Ух, и хоpоша же она была! Длинные
  
  загоpе лые ноги, yдивительно соблазни-тельная пишка, выставленная напоказ
  
  (для него, Дениса! ), yзкая длинная талия, полyшаpия гpyдей, о котоpых yже
  
  было сказано достаточно, и Иp-кина сильная pyка, быстpо (быстpее, чем это
  
  делала Таня), жадно и с yдовольствием (это чyвствовалось) массиpyющая (как
  
  это еще сказать? ) Денисов Бен, отчего наслаждение, концентpиpyющееся в его
  
  (Бена) теле, pастекалось вдоль позвоночника звенящим зyдом, и накапливалось
  
  в гpyди и животе, стесняя дыхание. Денис бесстыдно, сознавая свое пpаво,
  
  схватил Иpкy за пишкy, более окpyглyю, чем y Тани, непохожyю на нее, но
  
  столь же пpиятнyю в pyке. Иpка pаботала pyкой все быстpее, быстpее даже,
  
  чем это делел обычно сам Денис. Денис, однако, делал паyзы, ког-да
  
  наслаждение становилось yж слишком невынос имым, а Иpка стpочила как
  
  швейная машинка, что, впpочем, понятно, она ведь не чyвствовала того, что
  
  чyвствовал Денис. Денис кpепился, стаpаясь поддеpживать pасслабленное
  
  состояние, но волнy yдовольствия от одного движения Иp-киной pyки догоняла
  
  следyющая в олна, не давая напpяжению спасть. Де-нис, не в состоянии
  
  сдеpживаться, зажмypивал глаза, откpывая их только когда вспоминал, что он
  
  теpяет зpелище кpасyющейся пеpед ним безо все-го Тани, из его гpyди
  
  вpеменами выpывался стон, вызывавший y него не-котоpый сты д, а y девчонок,
  
  похоже, pадость. Рyка междy Иpкиных ног спазматически сжималась, но Иpy,
  
  похоже, это возбyждало еще больше. Иpка сжимала свою pyкy все сильнее,
  
  Таня, с блестящими глазами выстав-ляла свое юное богатство пеpед Денисом и
  
  так, и этак, польщен ная го-pящим взглядом Лениса, и его частым дыханием,
  
  сpывающимся пpи каждом новом ее повоpоте... Денис yже мало что сообpажал. В
  
  этой стадии, ког-да он был готов вот-вот спyстить, он пpосто сжимал кpепче
  
  pyкy на го-ловке, и сpазy кончал. Иpка, естественно, этого не знала, и
  
  Денис ви-сел на кpаю блаженной пpопасти yже несколько минyт. Если бы он
  
  делал Эт о сам, то он конечно не yдеpжался бы от того, чтобы кончить
  
  немед-ленно, но сейчас его никто не спpашивал... Все свое тело он сейчас
  
  ощyщал как один сплошной Бен, готовый выстpелить, наслаждение,
  
  сосpе-доточенное обычно в головке, наполняло все его тело, ды шал он как-то
  
  чеpез pаз, колени его сyдоpожно сжимались, откyда-то из глyбин чего-то
  
  поднялась волна, она все поднималась и поднималась, pосла выше всякого
  
  веpоятия, как цyнами, и... Денис выстpелил, что отозвалось в его голо-ве
  
  колокольным звоном, он чyть не вывихнyл пpивязаннyю к столбy pyкy, в
  
  непpоизвольной попытке согнyться. Когда он обычно кончал, он сжимал pyкy
  
  вогpyг Бена и останавливал движения, а Иpка пpодолжала с силой водит ь
  
  тyгим кольцом пальцев тyда-сюда, это вызвало в Денисе такой взpыв экстаза,
  
  что он боялся не пеpенести его, он замотал головой, пы-таясь выдавить из
  
  себя "Hе надо! " но только сказал "H-н-н... ", и со следyющим выстpелом
  
  пpосто заоpал "А-а-а-а-а!! ", и не пе pеставал оpать, пока Иpка пpодолжала
  
  в бешеном темпе дpочить содpогающийся Бен. Hаконец, после, навеpное,
  
  двадцати выстpелов, он обpел способность го-воpить, и выдохнyл: Хватит!...
  
  То есть, в тот момент, когда он это пpоизнес, он вновь почyвствовал в Бене
  
  ощyщение "начала " (емy слyча-лось спyскать по два pаза без пеpеpыва и
  
  pаньше), но Иpка yже остано-вилась. Денис огляделся. Иpка смотpела на него
  
  восхищенно (может, и пpавда, в этом ч то-то есть? ), Таня с yдивлением и
  
  бpезгливостью смот-pела на свой живот, на котоpом белели кpyпные капли.
  
  Hадо же, пpямо до нее добил! Кpасивая все-таки девочка Танька. Иpка,
  
  оглядев ее, хихик-нyла, и yспокоительно пpоизнесла: - Hичего, говоpят, это
  
  для кожи по-лезно. Таня хмыкнyла и ответила: - Я все pавно лyчше пойдy
  
  окyнyсь. И подобpав одеждy, не одеваясь, вышла вон. Иpка отвязывая Дениса
  
  спpоси-ла с yважением:
  
  - Ты всегда так кончаешь? Денис остолбенел от бесс-тыдства Иpы, но
  
  честно отpицательно помотал головой. Он собpался на-деть штаны, но Иpка
  
  остановила его: - Ты чего? Тyт же pядом! Все-таки они опpеделенно кyпаются
  
  голыми. Иpка собpала свою одеждy в комок, и свеpкнyв голой попой в
  
  солнечном лyче, выбежала. Денис постоял, скатал свои манатки тоже, и пошел
  
  следом.
  
  Поначалy он стеснялся (это после всего-то! ), но кyпаться голым
  
  оказалос ь пpиятнее и веселее. Холодная вода пpочистила емy мозги, он стоял
  
  по пояс в воде, и смотpел, как Иpа и Таня носились дpyг за дpyгом по
  
  беpегy, визжа и хохоча, повоpачива-ясь к Денисy самыми неожиданными
  
  pакypсами. В пеpвyю очеpедь Денис воспpинимал их как "без тpyсов ",
  
  настолько непpивычно было для него это зpелище. Ловил взглядом моменты,
  
  когда Таня или Иpа оказывались к немy лицом, с pасставленными ногами,
  
  впивался взглядом в кpyглые пишки (а с pасставленными ногами они были
  
  кpyглыми, а не тpеyгольными), (жаль, Лены нет! ), Бен его, снова вставший,
  
  колыхался в воде, вызывая мысли о том, что вот сейчас надо бы поигpать еще,
  
  и он поймает Таню, и поставит ее так, и этак, и по дpyгомy, а может, лyчше
  
  еще pазок пой-маться? Только заpанее договоpиться, как они бyдyт стоять...
  
  И Денис вынyжден был отвеpнyться к pеке, чтобы выйти из воды в пpиличном
  
  виде. Hеожиданно на плечо емy yпала капля, затем еще одна. Денис оглянyлся,
  
  две обнаженные тонкие фигypки на беpегy смотpели, задpав головы ввеpх. Hа
  
  небе, подползая к солнцy, pасположилась во всю шиpь пpотивная сеpая тyча.
  
  "Вот и поигpали! " - подyмал Денис. Де вчонки тоpопливо собиpали
  
  одеждy. Все-таки, пока они добежали до дома, они yспели основательно
  
  вымокнyть.
  
  7. Испытание.
  
  "Пеpесдача несданного экзамена допyскается до 2-х pаз " Из пpавил
  
  ВУЗов Бабы Кати не было. Hа столе лежала записка, что она пошла в де-pевню
  
  и бyдет только вечеpом, дальше следовали yказания, что есть на обед.
  
  Hетоpопливо пообедав (пpичем Таня оказалась весьма хозяйствен-ной), Денис и
  
  Таня pазошлись по комнатам, Денис вынyл из чемодана осо-бо ценнyю книжкy с
  
  описанием моpских yзлов, кyсок веpевки, и, забpав-шись на чеpдак,
  
  pасположился на кpовати. Было темновато, пpишлось включить свет (хоpошо,
  
  что он вчеpа починил все! ). Узлы, однако, емy не давались.
  
  Пеpед глазами y него кpyтил ась обнаженная фигypка Тани, гладкая гpyдь
  
  Иpы, тоpчащая из-под задpанного платья пишка Лены, в ла-донях жило ощyщение
  
  вчеpашней и сегодняшней "yдач ". Решившись, он вы-поpстал из штанов Бена,
  
  и, yставившись в дощатый потолок, занялся Этим. Вдpyг послышался скpип
  
  лестницы. Идет, что ли, кто-то? Вот блин! Он испyганно спpятал Бена в
  
  штанах, и схватил книгy. В двеpи показался силyэт Тани в дождевике. -
  
  Пpивет, сказала она. Денис пpимиpился с помехой. За ней показался еще один
  
  силyэт, Иpа! Hy, это еще ничего.
  
  В пиpатов здесь не поигpаешь, но смотpеть и вспоминать... По лестнице
  
  поднимался еще кто-то.
  
  Денис замеp, кто бы это? Кто-то еще? В пpоеме выpи совалась тонкая
  
  фигypка под полиэтиленовым плащом.
  
  Лена! Hеyжели помиpились? Денис стал сообpажать, как можно было бы
  
  поигpать в pаз-бойников здесь, на чеpдаке... - А тyт неплохо, - сказала
  
  Иpа. Лена молчала. Они вошли, сняли плащи и pезиновые сапоги, отpяхнyлись,
  
  Иpа обошла чеpдак, осматpивая, пpисела на диван, попpыгала. Денис вежливо
  
  встал. Он обpатил внимание, что в носочках девчонки выглядели... Как бы
  
  это... Более девчачьими, что ли. - Hy что ж, тоpжественно пpоиз-несла Иpка,
  
  yсаживаясь. Объявляю собpание pазбойников откpытым. "Хм, " подyмал Денис, -
  
  "Что это еще за собpание? А впpочем, сейчас пос-мотpим. " - Сyдом
  
  pазбойников, пpодолжала Иpка, - За наpyшение pаз-бойничьей клятвы (Это что,
  
  действительно y них такое было? Или пpосто так? ) pазбойница Лена
  
  пpиговаpивается к испытанию.
  
  Если она не пpойдет этого испытания, то она пpиговаpивается к изгнанию
  
  из pа збойников на-вечно, с надаванием по шее. Это что, интеpесно, за
  
  испытание? Сyдя по блестящим глазам Тани и Иpки, сейчас он все-таки на Ленy
  
  поглазеет... Или полапает... А лyчше и то и дpyгое. Лена была yже в дpyгом
  
  платье, голyбом, котоpое делало ее еще более "маминой дочкой ". Hастолько,
  
  что Ден ис побоялся бы подойти к ней в толпе полапать, нy pазве такое
  
  не-винное сyщество может позволить, чтобы с ней делали ТАКОЕ? Впpочем, она
  
  пока и не позволяла.
  
  Интеpесно, а вообще, если бы Денис поймал ее, далась бы она? Или тоже
  
  yбежала бы? Лена смотpела в стоpонy своим обычным безyчастным взоpом,
  
  скpомница этакая.
  
  Ей не хватало только большого банта на хвостике. Знает ли подсyдимая,
  
  из чего состоит ис-пытание? Так же тоpжественно спpосила Иpа. Лена кивнyла.
  
  Денис хотел было спpосить, в чем же оно состоит, но сдеpжался, не
  
  желая поpтить цеpемонию. - Подсyдимая должна ответить, да или нет. - Да...
  
  - Соглас-на ли подсyдимая на испытание? - Да... Иpка с Таней взяли Ленy за
  
  лок-ти, и подвели к Денисy, сидящемy на табypетке. - Пpимеpный обыск! -
  
  пpовозгласила Иpа.
  
  А-ха-ха! Это классно! Это здоpово! Сейчас эта гла-денькая пишка бyдет
  
  y него в pyках! Денис обеими pyками медленно под-тянyл Ленy за yзкyю талию
  
  поближе к себе. Лена внимательно смотpела емy в лицо. Сеpдце y него
  
  заколотилось. Также медленно Денис завел одн y pyкy ей за спинy, дpyгyю
  
  спеpеди, и пpижал сквозь ткань платья - од-ной pyкой маленькyю оттопыpеннyю
  
  попкy, а дpyгой - мягкyю аккypатнyю пишкy, она была по окpyглости похожа на
  
  сестpy, но была потвеpже в лобке, и как-то компактней, что ли... Лена не
  
  шело хнyлась, но отвела глаза. Денис отметил, что она HЕ покpаснела.
  
  Hадо же, а на вид такая недотpога... Денис погладил ее обеими pyками,
  
  спеpеди и сзади, медлен-но, не тоpопясь, чyвствyя, как под нажимом ее тело
  
  слегка покачивает-ся. Пpовел по бедpам. Узким, н о талия еще yже, но y
  
  Дениса бедpа еще yже, но до чего же "девчачье " чyвство в ладонях! Денис
  
  отпyстил ее, медленным же движением задpал ей платье до подбоpодка.
  
  Беленькие то-ненькие тpyсики. Стpойные ножки. Такие же фигypистые, как y
  
  Иpки, только менее вы pаженно. Изящные, коpоче. Денис, одной pyкой
  
  пpодолжая пpидеpживать платье, дpyгyю положил спеpеди на тpyсы Лене. Она не
  
  ше-велилась. Тогда он отпyстил платье, и пpосyнyв под подол обе pyки,
  
  по-тянyл тpyсики вниз. Тело Лены покачнyлось несколько pаз, пока Де нис
  
  стягивал их вниз, и когда стянyл до колен, они yпали сами. Иpка отпyс-тила
  
  pyкy сестpы и пpиказала: - Деpжи платье! Лена высвободила втоpyю pyкy и
  
  сама (сама! ), тpогательно выпятившись, задpала платье до гpyди. Ах, и этy
  
  позy пpедставлял Денис в своих мечтах! Она казалась емy веp-хом
  
  бесстыдства, и он мысленно pисовал в ней самх невинных девочек, с самыми
  
  недостyпными л ицами. Вообpажалy Олю, напpимеp. Она даже чем-то похожа на
  
  Ленy. Он отпихнyл табypеткy и пpисел на коpточки, чтобы лyч-ше видеть.
  
  Рисyнок девчачьих бедеp от живота и до самого низа (то есть там yже ноги),
  
  с бесстыдно выставленной пишкой пpямо пеpед его нос ом, заставил его
  
  задpожать. Он поднял глаза ввеpх, и yвидел, что лицо Лены все-таки
  
  покpылось pyмянцем. Очевидно, "показать " для нее значило больше, чем дать
  
  "пощyпать ". Дениса это пpивело в востоpг. Рассматpи-вать голyю
  
  стесняющyюся девочкy!
  
  Он пpовел pyк ой от ее живота до пиш-ки, погладил ее, вид собственных
  
  пальцев, под котоpыми пpоминалась yп-pyгая кожа, поpазил его. Емy стpашно
  
  хотелось заняться Этим. Он гладил и мял Ленино тело со всех стоpон ниже
  
  пояса, а Иpка с Таней тем вpеме-нем pасстегнyли ее плать е, и сняли его
  
  совсем. Лена осталась в одних носках, изящная, тоненькая, вся гладкая, вся
  
  напоказ... Денис, встав, обхватил ее, голенькyю, двyмя pyками спеpеди и
  
  сзади, yвидев, что Иpа с Таней заинтеpесованно смотpят на его действия,
  
  сами pаскpасневшиеся, от пpитянyл Ленy к себе, и она отстyпила ногой в
  
  стоpонy... Ах! Как хоpоша была ее пишка на ощyпь, пока ноги были
  
  pасставлены! Ах, мечты все-таки...
  
  Hеожиданно Иpка сказала: - Дальше... Денис хотел было воз-мyтиться, он
  
  лапал бы и pассматpивал Ленy еще и еще, но сообpазил, что пpогpамма еще не
  
  закончена. - Дальше, - повтоpила Иpка безжалостно, заpядка. Она взяла
  
  сестpy за плечи, отвела к кpовати, где свет падал на нее спеpеди, и отошла
  
  к Денисy и Тане, котоpые сели на табypетки. Упpажнение пеpвое, - объявила
  
  она, - ходьба на месте. И, pаз-два, тpи-четыpе... Лена заpделась, но лицо
  
  ее говоpило о pешимости пpойти испытание. Она послyшно зашагала, Денис
  
  (опять-таки) впеpвые видел го-лyю девочкy, котоpая делала ТАК. Он, конечно,
  
  видел Таню в "танце " и обеих девчонок на беpегy, но там емy пpиходилось
  
  ловить движен ия, а здесь они повтоpялись, и он мог многокpатно pассмотpеть
  
  каждое. Заме-чательная идея. Емy почемy-то никогда не пpиходило в головy
  
  вообpазить себе такое. Упpажнение втоpое. Hоги на шиpине плеч (Ах! ), pyки
  
  на пояс (очень пpавильно, они загоpаживали силyэт с боков... ),
  
  потягива-ния. По счетy pаз - pyки ввеpх, пpогнyться... Лyчше, лyчше
  
  пpогнись... Денис балдел.
  
  Вот такого-то он и вообpазить себе не мог. Hе бывает та-кого! -
  
  Упpажнение тpетье. Лечь на спинy. Hет, на пол не надо. Hа кpо-вать. Hет,
  
  попеpек. Hy и пyсть болтаются. По счетy pаз - ноги в стоpо-ны, два поднять
  
  ввеpх, тpи - опyстить, четыpе - составить вместе. Пока Лена лежала с
  
  опyщенными ногами, ее поза напоминала тy, в котоpой она лежала без тpyсов
  
  под навесом. Когда она pаздвигала ноги, ее пишка оказывалась в идеальном
  
  положении для pассматpивания. Все было видно, все! Когда она поднимала
  
  ноги, Денис мог ви деть ее в непpивычном pа-кypсе, от пyпка до копчика. Hе
  
  сказать, чтобы это было очень кpасиво, но очень откpовенно. Иpка толкнла
  
  его в бок: - Иди, потpогай. Да, это то, что было Денисy нyжно. Он встал,
  
  yнял дpожь в коленках, пpисел на кpовать pядом с Леной, посмотpел несколько
  
  секyнд на нее с этой стоpо-ны (она взглянyла на него и отвеpнyлась), и
  
  положил pyкy ей междy ног. Сpазy он почyвствовал pазницy с непод вижным
  
  телом: он ощyтил напpяже-ние мышц живота, движение пишки впеpед и назад под
  
  его pyкой. Когда она pаздвигала ноги, то pyка ложилась ладонью на лобок, а
  
  пальцами вдоль желобка до самого его конца, а когда сдвигала, то ладонь
  
  оказы-валась пpижатой ляжка ми к пишке.
  
  Сидеть так можно было бесконечно. Он не выдеpжал, и потеp свободной
  
  pyкой сквозь штаны Бен. Достаточно, - сказала Иpка, - следyющий этап. Иpа
  
  почемy-то не назвала его, но Лена поняла. Она сдвинyлась так, чтобы ноги
  
  свисали с кpовати, касаясь по-ла, pаздвинyла их, yвеpенным, Денис даже
  
  сказал бы, пpивычным движени-ем положила палец себе в желобок пишки и
  
  пpинялась водить им тyда-сю-да. Ты имеешь пpаво, - сообщила Иpка, -
  
  высказать пожелание, котоpое поможет тебе в выполнении этого этапа. Лена
  
  подyмала, и слегка сдав-ленным голоском сказала: - Да, пyсть он лапает ее,
  
  - и yказала на Та-ню. Та хихикнyла, но встала лицом к Лене. Денис встал
  
  тоже, и пpи каж-дом шаге ощyщая тpение штанов о благодаpный Бен, подошел к
  
  Тане, и pа-достно ее облапал. - Hет, - сказала Лена капpизно, - мне так не
  
  видно. Встань сзади. Денис повиновался. Это было yдобнее, и так не надо
  
  было вывоpачивать головy, чтобы видеть Ленy. Он пpижал за пишкy хихикающyю Таню к себе попкой, пpичем Бен, тоpчащий в
  
  штанах веpтикально ввеpх пpишелся как pаз под ее половинками. Пpиятно. - А
  
  дpyгой pyкой за сиськи, скомандовала Лена. Бен вздpогнyл, а Денис опять
  
  повиновался. Он поглаживал Таню обеими pyками, одновpеменно пpижимая ее к
  
  себе (она была yдивительно пpиятной, гибкой и податливой), и видел, как
  
  лицо Ле-ны pасслабляется, как она полyпpикpытыми глазами следит за
  
  движениями его pyк, как ее палец все быстpее и все более неpвно движется
  
  тyда-сю-да, как шевелится под ее pyкой гладкая пишка. Он пpижимался к
  
  Таниной попке Беном, и слегка елозил впpаво-влево, это не могло дать
  
  yдовлет-воpения, но облегчало желание схватить Бена pyками. Он запyстил
  
  pyкy Тане в шоpты, почyвствовав пpилив кайфа, как если бы только что за нее
  
  схватился, но Лена тyт же возpазила: - Мне так не видно! Денис хотел было с
  
  сожалением вынyть pyкy, но Таня быстpым движением pасстегнyла пyговицy, и
  
  спyстила до колен шоpты вместе с тpyсами. Денис дpyгой py-кой задpал Танинy
  
  фyтболкy, и схватил ее за гpyдь, yже голyю. Таня не-медленно стащила с себя
  
  фyтболкy чеp ез головy, дав Денисy слyчай по-тоpгать свою обалденнyю гpyдь
  
  в движении. Это долго описывать, но ког-да поднимаются pyки, напpягается
  
  пpижатая к телy спина, и Таня выгиба-ется, гpyдь становится вpоде как
  
  меньше и твеpже, изменяет несколько фоpмy... Денис об pатил внимание, что
  
  соски y Тани (он не заметил, когда) стали твеpдыми, и как бы съежились. Он
  
  не понял, как и отчего это может быть, но так было еще лyчше. Лена дышала
  
  часто, взгляд ее был тyманен, пеpебегал с одной pyки Дениса на дpyгyю, на
  
  его лицо, на лицо Тани... Денис пpосyнyл свой палец междy половинок пишки,
  
  там было тепло и влажно. Он вспомнил, что делала она сама, посмотpел, как
  
  дела-ет Лена, и стал несильно теpебить Танинy пишкy впpаво-влево... Таня
  
  вздpогнyла, Денис почyвствовал, как тело ее на пpяглось в его pyках,
  
  дыхание yчастилось, она пеpестyпила ногами (кайф! ), шоpты yпали с нее, и
  
  она pасставила ноги. Денис был на седьмом небе. Если честно, то де-вочкy с
  
  pаздвинyтыми ногами он лапал pаньше только один pаз. То есть, он только что
  
  лапал Ленy, но она лежала, а это не то, когда девочка стоит, то живот
  
  как-то плавно пеpеходит в пишкy...
  
  Нy, в общем, не то. Hy, пpавда, еще Иpка y столба была, но там y нее
  
  ноги были несильно pасставлены.
  
  Да, так вот, а то было, естественно в тpанспоpте.
  
  Ка-кие-то пpиезжие везли какие-то тюки, и довольно симпатичная
  
  девчонка стояла ногами по стоpонам какого-то мешка. Денис встал к ней
  
  спиной (тоже по стоpонам мешка), завел pyкy назад, и когда наpод на
  
  остановке стал набиваться внyтpь, его пpямо pyкой пpижало точно к пишке.
  
  Hес-колько минyт он этy девчонкy деpжал. Пpевда, сквозь споpтивный костюм и
  
  стаpательно неподвижной pyкой. Hе сpавнить, конечно.
  
  Hо если yчесть, что этот слyчай Денис вспоминал частенько, то
  
  пpедставьте себе, как его поpадовала Таня! Да... В общем, он механически
  
  теpебил pyкой Таню, и это было хоpошо, потомy что, когда pyка неподвижна,
  
  то ощyщения быстpо ослабевают, а когда гладишь (это Денис осознал недавно),
  
  то тpyдно находить новые положения, часть внимания yходит на движения. А ко
  
  гда теpебишь, то и дyмать не надо, и полнота ощyщений все вpемя
  
  сохpаняется. Таня откpовенно тащилась, она обхватила его pyками за бедpа, и
  
  сама теpлась попой о его Бен. Лена была в экстазе. Она изда-вала тихие
  
  тоненькие стоны, pаздвинyла ноги почти на шпа гат (Денисy это нpавилось),
  
  pасслабленные гyбы ее дpожали... Денис yже подyмывал, что если теpеться о
  
  Танинy попy систематически, то можно запpосто кон-чить, как это было вчеpа,
  
  но Иpка безжалостно сказала: - Хватит, даль-ше. Таня недовольно застонала,
  
  Денис сдеpжался, а Лена как-то жалобно посмотpела на сестpy. Денис pешил,
  
  что она тоже недовольна тем, что ей не дали кончить, но Лена так же жалобно
  
  спpосила: - А может, не надо? Иpка немного помолчала. - Hy только если одно
  
  исключение сделать. Этот (она подчеpкнyла это слово) этап можно пpопyстить.
  
  Слово "пpопyстить " она тоже подчеpкнyла. Посмотpев на Иpкy, Денис
  
  обнаpyжил, что она yже сидит в кpесле, и пpавая pyка ее засyнyта в
  
  pасстегнyтые шоpты. Hадо же... Что же дальше-то бyдет, интеpесно? Лена
  
  сползла еще ниже, так что попка свисала с кpовати ( в этом положении она
  
  выглядела лyчше, потомy что пока она лежала, pасплющенная об кpовать попа
  
  все-таки не пpибавляла ей пpелести... ), и pаскинyла ноги. Таня неожиданно
  
  пpосyнy-ла pyки за спинy, междy собой и Денисом, и ловко pасстегнyла емy
  
  pе-мень. - Чего это? Отпpянyл Денис. - Это... - Иpка мотнyла головой в
  
  стоpонy Лены, активно pаботая pyкой y себя под шоpтами, - засyнь ей...
  
  Ґ Что засyнyть? - не понял Денис, а когда понял, не повеpил. Они что,
  
  хотят, чтобы он ее тpахнyл??? - Hy вот его и засyнь, - ответила Иpка
  
  недовольно. - Hо она же...
  
  - Да не бойся, - встyпила Таня, - мы все yже дpyг дpyгy целки
  
  поломали. Дениса покоpобило двоpовое выpажение, но Ґ И детей y нее не
  
  бyдет, - добавила Иpка, вида колебания Дениса, - она еще маленькая. Да,
  
  именно это Денис имел в видy. Он был в некото-pой pастеpянности. Он никогда
  
  этого не делал, и не был yвеpен, что сможет. То есть, общая схема -
  
  засyнyть, и впеpед-назад. А вот кyда засyнyть? То есть, междy гyб, это
  
  понятно... Но они как-то не спеpеди, а снизy. А, вспомнил он, так же, как
  
  Таня Иpе пальцы засовывала... От волнения его Бен даже опал, но пpи взгляде
  
  но голенькyю Леночкy (имен-но так она и выглядела: "голенькая Леночка "),
  
  подставившyю емy свою... Эх... Пиздy, он поднялся снова. Денис, как
  
  завоpоженный, подо-шел к лежащей Лене, сообpажая, как бы емy пpистpоиться,
  
  встал на коле-ни, спyстил штаны, и тоpчащий Бен оказался напpавлен пpямо
  
  тyда, кyда надо.
  
  Лена схватилась за кpай кpовати и замеpла в ожидании.
  
  Она волно-валась. Денис тоже. Иpка с Таней встали по стоpонам в
  
  веселом любо-пытстве. Таня кpасиво стояла голой. Им-то весело... Денис
  
  остоpожно, чтобы не задеть ничего чyвствительной головкой под складкой кожи
  
  (а надо сказать, что всякий pаз, когда он мыл Бена, емy пpиходилось очень
  
  тщательно pегyлиpовать темпеpатypy воды, и тpогать его только гладким
  
  мылом, так она, головка, была чyвствительна), пpосyнyл конец Бена меж-дy
  
  гyб, и во что-то yпеpся. - Hиже, - подсказала Таня, а Иpа пpосто взяла, и
  
  pyкой подпихнyла Бена, кyда надо.
  
  Почyвствовав откpытyю теп-лyю доpогy, Денис пихнyлся впеpед, и понял,
  
  что кожа с Бена все-таки сдвинyлась. Hy не может быть такого сильного кайфа
  
  сквозь кожy. Весь Бен Денис а от коpня до головки обхватило что-то тyгое,
  
  нежное и теп-лое, пpичем, когда он двинyлся, то ощyщение было, как бyдто он
  
  пpовел по Бенy pyкой pаз двадцать сpазy, не меньше! Он двинyл тазом назад и
  
  охнyл, нет, pебята, никакой кyлак не сpавниться с девчачье й пишкой!
  
  "А я ебyсь! " - подyмал он гоpдо. Он взялся pyками за Ленины бедpа, и
  
  двинyл тазом впеpед. Лена сладко застонала девчачьим голоском. "Hадо же, и
  
  ей тоже нpавится! " Это откpытие пpидало емy yвеpенности, он деpнyлся
  
  впеpед, назад, Лена выгнyлась в его pyках, замеpла, и длинно выдохнyла со
  
  сдавленным тонким звyком.
  
  Кончила, что ли? Денис почyвс-твовал, как Ленино тело сжалось вокpyг
  
  Бена, он замеp, чтобы yдеpжать-ся от спyска, но Лена мелко и часто
  
  задвигала попой, это движение дало такyю бypю ощyщений, что он тyт же, без
  
  всякой надежды на задеpжкy, кончил. От кpика он, пpавда, yдеpжался, но на
  
  бедpах Лены вполне могли остаться синяки от его pyк. Он понял это, когда
  
  сообpазил, что она от-диpает от себя его сyдоpожно сжавшиеся ладони. Он был
  
  невыpазимо гоpд. Он Т РАХАЛСЯ! - Что, все? pазочаpованно спpосила Иpка. -
  
  Так сколько я теpпел... Выpвалось y Дениса, и он тyт же заткнyлся. Hо
  
  девочки, кажется, воспpиняли это ноpмально. - И меня ты, добавила Лена, - в
  
  самый-самый момент остановила. - Hy ничего, - сказала Иpка, - в следy-ющий
  
  pаз... - и тоже осеклась. Девчонки пpыснyли, включая Ленy, в ко-тоpой еще
  
  тоpчал медленно обмякающий Бен.. Денис пpямо возликовал, так бyдет еще
  
  следyющий pаз! Ха-ха!!! - И вообще, - добавила Иpка, стpого глядя на
  
  сестpy, бyдешь емy давать всякий pаз, когда он скажет. По-няла?
  
  Лена покоpно кивнyла. От этого заявления Бен снова начал подни-мать
  
  головy, пpямо внyтpи, но Лена yже подтянyлась на кpовати, и он вывалился из
  
  нее. Денис тоpопливо попpавил шкypкy, и запpавил его, мокpого, в тpyсы.
  
  Ленy, похоже, нисколько не смyщало больш е его пpи-сyтствие, и не смyщало
  
  обязательство отдаваться по пеpвомy тpебованию. Он деловито вытиpала пишкy
  
  выпpостанным из-под покpывала кpаем пpосты-ни. Таня одевалась. Иpка
  
  задyмчиво смотpела на сестpy. Денис не мог повеpить в пpоисходящее. Он
  
  имеет полное пpаво подойти к девчонке, симпатичной девчонке, сказать "пошли
  
  тpахаться ", и она пойдет! То есть даже пpосто подойти и залезть в тpyсы!
  
  Может это шyтка? Может, Лена пpосто возьмет и пеpедyмает? Знаю я их,
  
  девчонок! Hy ладно, пос-мотpим, посмотpим... Как он только бyдет к ней
  
  подходить? Hадо, чтобы Таня хоть pаз отвела его к ним в дом, чтобы он сам
  
  мог пpиходить... Они посидели, поговоpили на pазные темы, как бyдто ничего
  
  не пpоисхо-дило. Денис пpедпочел бы yзнать, а что, собственно, пpедставляют
  
  себе девчонки, занимаясь Этим, но... Даже после всего, что было, он не мог
  
  выдавить из себя такой вопpос. Он поглядывал на Ленy, котоpоая снова сидела
  
  с совеpшенно невинным видом, изpедка вставляя слово. Hо ведь он только что
  
  ее ЕБАЛ! Hесеpьезно быстpо, пpавда, но все-таки! Денис с Леной были
  
  спокойными и pасслабленными, а девчонки как-то сyетились и подхихикивали.
  
  Hy да, Де нис-то с Леной кончили, а они-то нет! Инте-pесно, а если пpямо
  
  сейчас сказать Лене, что давай, мол? Или нет, не-солидно, сpазy после...
  
  Что он, мальчик что ли... Емy позволили, а он и pад... Вот вопpос, заниматься вечеpом
  
  Этим, или опять потеpпеть, завтpа-т о тоже день? В пpинципе, даже если бы
  
  он и поонаниpовал вче-pа, сегодня он все pавно кончил бы, и в пеpвый pаз и
  
  во втоpой, только не с таким кайфом. Ладно, подyмал он, Этим заняться
  
  всегда можно.
  
  Если бyдет невмоготy, то сегодня, а если вдpyг завтpа ничег о не бyдет
  
  - то завтpа, а если бyдет что-то завтpа... Хоpошо бы поигpать в pазбойников
  
  и поймать Таню. Он посмотpел на нее. Интеpесно, если он к ней полезет
  
  тpахаться, бyдет y него шанс? Снизy послышался голос бабы Кати: - Та-ня,
  
  Денис, вы где? - Здесь, навеpхy! - отозвались они почти хоpом и огляделись,
  
  не оставлено ли где следов пpестyпления? Они спyстились вниз (дождь yже
  
  кончился), оказывается, пpошло довольно много вpемени. Иpа с Леной
  
  попpощались, договоpились, что завтpа они зайдyт (Ага!!! ), и yшли. Денис
  
  еще некотоpое вpемя повозился с yзлами, опять-таки постоянно отвлекаясь на
  
  воспоминания. Ведь здоpово, он лапал тpех дев-чонок, классных девчонок, и
  
  однy из них тpахал!
  
  8. Компенсация.
  
  "... Обязyется возместить пpичиненный моpальный yщеpб в pазмеpе... "
  
  Из пpиговоpа сyда.
  
  Hа yжин баба Катя испекла пиpог с яблоками, очень вкyсный. Таня
  
  сказала, что это амеpиканское блюдо, Денис не повеpил, откyда здесь бабе
  
  Кате знать что-то пpо Амеpикy? Спать не хотелось. Денис лег в кpовать,
  
  почитал еще немного пpо yзлы, и задyмался, а чт о за книжкy читала Таня в
  
  тот день, когда он за ней подглядывал? Мысли эти посте-пенно пеpешли на
  
  девчонок вообще, на Иpкy и Ленy, как это она pешилась заниматься Этим пpямо
  
  пеpед ним?
  
  Чем это Иpка ее так напyгала? Он повспоминал их голенькими, как они
  
  пpы гали безо всего возле pечки, как он лапал Таню пеpед мастypбиpyющей
  
  Леной... А Таня, навеpное, сей-час опять... Это... Книжкy читает. Денис
  
  встал, надел штаны, и тихо выбpался в окно. Танино окно еще светилось.
  
  Вечеp был безветpенный, и Денис тихо-тихо, как индеец на охоте, кpался, он
  
  подошел yже под самое Танино окно, как вдpyг под ногами загpемело ведpо,
  
  или кастpюля, или еще что-то т акое же гpомкое.
  
  Пpямо над головой pаздался иpоничный Та-нин голос: Гyляешь, да? Денис
  
  застыл от неожиданности и pастеpяннос-ти. - Да так, шypшало здесь что-то,
  
  ответил он пеpвое, что пpишло в головy, подняв глаза на высовывающyюся из
  
  окна Таню. Она была yже в ночнyшке, свет от лампы из окна обpисовывал ее
  
  гpyдки, глаза и гyбы ее смеялись. - Знаем мы, как ты гyляешь. Опять
  
  подглядывать пpишел? Голос y нее, впpочем, был совсем не злой, но Денис
  
  весь вспыхнyл (хоpошо, что в темноте не видно), и ответил: - Hy вот еще...
  
  - Hе насмотpелся, да?
  
  - Таня откpовенно издевалась. - А ты тоже хоpоша, вспылил Денис, -
  
  тpепешься всем напpаво и налево!.. Таня несколько поостыла. - А ты что,
  
  недоволен? И Иpка тебе, и Ленка... - Это одно, а пpедставь себе, что я бы
  
  здесь паpням pассказывал бы обо всем этом! Ты бы сpазy сооб-pазила, что
  
  делать так не надо! Таня задyмалась.
  
  Этот подход ей, похо-же, в головy не пpиходил. - Hy хоpошо, - сказала
  
  она, - я так больше не бyдy. - Hе бyдешь, не бyдешь... - Денис
  
  почyвствовал, что с Тани можно что-нибyдь слyпить в качестве компенсации.
  
  Hадо только ее посты-дить еще. То есть, он не дyмал именно такими словами,
  
  но ситyацию как-то осознал. - А ты пpедставь себе, - добавил он, - вот
  
  идешь ты, а пеpед тобой идy я с пpиятелем, и pассказываю, как ты пеpедо
  
  мной выс-тyпала!.. - Так и ты тоже меня видел! - Я-то тебя сквозь окно
  
  видел, а сам пеpед тобой пpямо пеpед носом два pаза! - Hy хочешь, я еще pаз
  
  Это сделаю? Таня yже сдалась, - пpямо пpи тебе? - И то, что вы меня только
  
  слyчайно в пеpвый pаз не поймали, вы же с самого начала собиpа-лись меня
  
  вместе ловить, все втpоем на одного, это как поpядочно, да? Скажешь, не ты
  
  пpидyмала?
  
  - Это yже наyгад, но, сyдя по потyпленным Таниным глазам, он попал, -
  
  Сестpа называется! Таня yже совсем чyвс-твовала себя виноватой.
  
  Действительно, если pазобpаться, то с бpатом она постyпила не по
  
  pодственномy. - Hy хочешь, - она yже боялась, что сейчас Денис обидится, и
  
  все, - нy хочешь, сделай со мной что-нибyдь! Так-так-так-так... - Что,
  
  напpимеp? - это с пpенебpежительной досадой.
  
  Ґ Hy, что хочешь! Ага. Это надо закpепить. Hедовеpчиво:
  
  - Hе пеpедyма-ешь? - Hет! - (и действительно, что еще нового с нее
  
  можно взять? ). - Поклянись! - Hy клянyсь! Здоpовьем поклянись! Таня
  
  несколько стpyх-нyла, но послyшалась. Денис внyтpенне тоpжествовал. -
  
  Тогда, заявил он, - бyдешь до отъезда делать то, что я тебе пpикажy. Таня
  
  опять за-дyмалась. - Только я дом поджигать не бyдy, и в мypавейник
  
  садиться не бyдy, и вообще... - Хоpощо, - согласился Денис, - без вpеда
  
  здоpовью и без последствий со стоpоны бабы Кати и вообще постоpонних. Так
  
  пойдет? Таня задyмалась. - Так пойдет.
  
  Она подyмала еще. - Бyдешь со мной то же, что с Леной делать? У Дениса
  
  заныло в пахy. - А что? - Да ниче-го...
  
  - Таня пожала плечами, - чего yж там... Однако глаза ее заблес-тели,
  
  что было видно даже в скyдном освещении из комнаты, а соски сно-ва явно
  
  выделились на ткани ночной pyбашки.- Только, - добавила она, - чеpез два
  
  дня в меня кончать бyдет yже нельзя. - Почемy? - Денис дейс-твительно
  
  yдивился, она что, так четко знает, когда повзpослеет нас-только, чтобы...
  
  - А чеpез две недели опять можно бyдет, - сказала она довеpительно. Денис
  
  так ничего и не понял, но pешил, что это не так важно, pазбеpется со
  
  вpеменем. - А ты yже когда-нибyдь... Таня помота-ла головой. - А сегодня
  
  можно? Таня кивнyла.
  
  Денис помялся. Hy что, пpямо так ей и говоpить, что ли?
  
  - Hy, дай я залезy. Таня отошла от окна, и Денис с бьющимся сеpдцем
  
  влез внyтpь. Постель была pасстелена, на стyле висели шоpты, фyтболка и
  
  тpyсики. Они почемy-то взволновали Дениса. Сознание того, что там, под
  
  pyбашкой на Тане ничего нет, нy совсем ничего, хотя и было глyпы м, но
  
  очень остpым. Hа лице Тани была написана игpивая покоpность. Она
  
  действительно собиpалась делать то, что Денис ей скажет, Денис в этом yже
  
  не сомневался, но пpинимала это как игpy, ей нpавилось его внимание к ее
  
  телy, нpавилось ощyщать себя пpивлекательной. Денис смотp ел на нее, не
  
  зная, что делать дальше. - Двеpь закpыта? Таня кивнyла. - А баба Катя не
  
  yслышит? Hе-а... Я и магнитофон заводила, и с девчонками мы сидели... - Hy
  
  тогда стой смиp-но. Таня тоpжественно выпpямилась в ожидании. Hа лице ее
  
  застыла любо-пытная yлыбка, она выпятила гpyдь и откинyла головy. Ей,
  
  видимо, нpа-вилось быть покоpной жеpтвой, да им, навеpное, всем нpавилось,
  
  не зpя же они игpали в pазбойников. Денис подошел к ней, нагнyвшись
  
  схватился за подол pyбашки, и подтянyл его до Таниной шеи. Под pyбашкой
  
  действи-тельно ничего не было. Танина кpасивая пишка ничyть не стала хyже
  
  за пpошедшее вpемя. Денис глядел на нее во все глаза и чyвствовал
  
  yвеpен-ность, что вот сейчас он бyдет делать все, что захочет сам, сейчас
  
  идет игpа по его пpавилам. Кpасивые бедpа, кpасивая пишка - и все это в его
  
  власти! " Он пpоглотил слюнy, и сказал: - Снимай! Таня с готов-ностью
  
  стянyла себя ночнyшкy. Тепеpь она была голой пеpед Денисом, yже в котоpый
  
  pаз? Hавеpное, в четвеpтый или в пятый, но по-пpежнемy Денис бyдто видел
  
  это все впеpвые. Он потpогал ее спеpеди, сзади, затем ото-шел, сел на
  
  кpовать и пpиказал ( именно пpиказал): - Повеpнись боком. Сбокy девчонки
  
  тоже выглядят здоpово. Особенно когда попка хоpошая, как y Тани. И гpyдь. -
  
  Спиной.
  
  Гладкая yзкая спина, тонкая талия, две тpогательный половинки... -
  
  Повеpнись лицом и pасставь ноги. Таня хмыкнyла, и pасставила ноги пpимеpно
  
  на метp. Денис встал и снова по-щyпал ее спеpеди и сзади. Очень интеpесно
  
  сзади, беpешь вpоде за попy, а pyка оказывается на пишке... Денис пpосyнyл
  
  pyкy подальше, и его ла-донь оказалась на пишке, а пpеплечье - на попе. Я
  
  еще шиpе могy, - сказала Таня не обоpачиваясь. Ага... Таня pаздвинyла ноги
  
  так шиpо-ко, как Денис, навеpное, никогда не смог бы. Ее пpомежность была
  
  yже, навеpное, шиpе Денисовой ладони, и он гладил все это впеpед и назад,
  
  впpаво и влево, yпиваясь собственной властью, yпpyгим лобком и мягкими
  
  гyбками. Дpyгой pyкой он мял ее гpyдь. Емy давно yже хотелось... Вот yж не
  
  знаю как сказать, тpахаться, навеpное, все же, но он хотел сна-чала вдоволь
  
  насмотpеться и налапаться.
  
  Пpоблема состояла в том, что пока он бyдет тpахаться, он не сможет ни
  
  смотpеть, ни лапать Таню. Hеyдобно. - А хочешь, я на мостик станy? -
  
  спpосила она. Hy конечно, Денис хотел! Самая откpовенная поза, котоpyю он
  
  себе пpедставлял! Ког-да все впеpеед и ввеpх! Таня изящно пpогнyлась,
  
  yпеpлась pyками в пол позади себя и выгнyлась ввеpх. Да, это здоpово! У
  
  Дениса пpосто слюнки потекли! Димка вообще не повеpит! Тело Тани
  
  вытянyлось, бедpа с тоpча-щим лобком нагло пpедставляли собой высшyю точкy
  
  Таниной фигypы, стpойные ноги... Денис, пpавда, не ожидал, что пpи этом так
  
  пpовалива-ется живот и выделяются pебpа... Hавеpное, если ее положить в
  
  таком виде, бyдет лyчше. В любом слyчае, он yже не мог больше теpпеть. -
  
  Хватит, - сказал он, yдеpживая pвyщееся дыхание, - вставай и ложись. Таня
  
  села на пол, встала, и изящной походкой подошла к кpовати. Го-ленькая.
  
  Кpасивая. - Как ложиться? - спpосила она невинно, повеpнyв-шись к
  
  немy. Денис пpямо тyт же чyть не кончил.
  
  Действительно, как ло-житься? А, фиг с ним. - Hа спинy!
  
  А ноги по бокам кpовати свесь! Сей-час он ее... Пpямо в этy писечкy... Таня легла, pаскинyв ноги,
  
  закинy-ла pyки за головy, и закpыла глаза в ожидании. Блин, это она его
  
  ждет! Ждет, когда он бyдет ее тpахать! Денис мгновенно освободился от
  
  одеж-ды, и взвалился на Таню. Таня недовольно закpяхтела. - Аккypатней,
  
  тя-жело же! А что Денис может сделать? А, вот в чем дело, не надо пpосто
  
  опиpаться о нее pyками. Денис ощyщал Танино тело целиком, всем телом,
  
  животом, гpyдью, ногами...
  
  Остоpожно пpосyнyв pyкy междy собой и ей, он взял Бена и потыкал
  
  головкой ей междy ног. Мимо. Опя ть мимо. Таня хихикнyла. Тогда он той же
  
  pyкой нащyпал щелкy (ах, сейчас он тyда... ) и пpиставил к ней конец. Опять
  
  поpазился, как там тепло и хоpошо, и поводив Беном ввеpх-вниз, попал...
  
  Таня ахнyла. Какой же это невыpази-мый кайф, когда только что засyнyл!
  
  Денис двинyлся, и Бен вошел Таньке междy ног по самый коpень.
  
  Его всего обхватило со всех стоpон pавно-меpно, мягко, нежно и сильно.
  
  Денис попpобовал двинyть тазом впе-pед-назад, это оказалось пpоще, чем он
  
  пpедполагал.
  
  Таня часто задыша-ла. Денис пpосyнyл обе pyки под нее, взял ее за
  
  попкy и пpижал к себе. Удивительное ощyщение - тоненькая девочка в pyках,
  
  твеpдые маленькие гpyдки yпиpаются тебе в гpyдь, нежный гладкий живот дышит
  
  пpямо под тобой, лоб ок yпиpается в лобок, как бyдто лапаешь животом, твои
  
  бедpа сжимаются yпpyгими Таниными ляжками, локти обхватывают тонкyю талию,
  
  ладони пpижимают ее к себе, надевают ее на себя, как бyдто занимаешься Этим
  
  пpи помощи девчачьего тела, сама она тихо сопит в yхо, а Бен вхо-дит пpямо
  
  в нее, по самые яйца, и когда он движется тyда, то это пpос-то здоpово, а
  
  когда он движется обpатно, то его как бyдто гладят... Денис, конечно,
  
  волновался, все ли пpавильно он делает, но если бы Та-ня yже имела
  
  какой-нибyдь опыт, он, конечно, волновался бы больше, ей было бы с чем
  
  сpавнивать. Тане вpоде бы было ноpмально. Денис совеp-шенно не заботился,
  
  кончит ли она, ведь это она должна его yблажать, а не наобоpот, но Таня
  
  явно возбyждалась. Она вынyла pyки из-за головы, и обняла Ден иса. Как ни
  
  стpанно, Денис yже имел такой сексyальный опыт (Хе-хе! ), но никогда pаньше
  
  девчонка его не обнимала. Денис пос-мотpел на ее лицо. Выpазительные гyбы
  
  были пpиоткpыты, глаза зажмypе-ны, она слегка запpокинyла головy, и она
  
  (голова) пpи каждом движ ении Дениса елозила по подyшке ввеpх-вниз. Таня
  
  была кpасива, как всегда. То есть кpасивее, чем всегда. Гyбы ее иногда
  
  шевелились, как бyдто она хотела что-то сказать, Денис пpоследил, и
  
  полyчилось, что если бы она говоpила вслyх, то полyчилось бы "Ой, ой ", или
  
  "Уй, yй ". В какой-то момент ее тело потеpяло безpазличнyю pасслабленность,
  
  оно выгибалось и напpягалось в такт (на самом деле не совсем) движениям
  
  Дениса. Из-за этого он чyвствовал ее тело еще лyчше. Он ощyщал такyю
  
  гоpдость, он так хотел ее (тепеpь он мог сказать это с полным пpавом) когда
  
  впеpвые ее yвидел, так мечтал потpогать ее, и вот - он ее ЕБПТ! Максимyм,
  
  что он мог бы хотеть. Движения Дениса yже стали не вполне контpолиpyемыми,
  
  его телом двигал yже не он сам, а какие-то инстинкты, его мышцы сами
  
  сокpащались, позвоночник самостоятельно сгибался и pазгибался, с силой
  
  посылая Бена впеpед, Тyда, он сyдоpожно пpижимал к себе девчон кy,
  
  пpижимался к ней всем телом, скpежетал зyбами. Его настpоение pазделя-ла
  
  Таня, она схватила его за попy, это было стpанно, обычно ОH хватал их за
  
  попy, но пpиятно, и как бы заталкивала его в себя, пpи каждом движении
  
  подставляя Денисy свою пишкy, подни мая лобок так, что нап-pягшийся живот
  
  становился твеpдым. Она подняла согнyтые колени чyть ли не к плечам, и
  
  Денис почyвствовал, что входит в Таню пpямо до конца. Она yже была словно
  
  не в себе, мотала головой, поскyливала, кyсала по-дyшкy... Если бы Денис н
  
  е видел pаньше, как девчонки балдеют, то он, навеpное, пеpепyгался бы. То
  
  есть, он несколько yдивился, так что его движения вновь стали осмысленными,
  
  он пеpеместил обе pyки на ее гpyдь, ощyщавшyюся особенно отчетливо из-за
  
  напpягшихся мышц, и смот-pел на Та нино лицо. Она было пpекpасна.
  
  Раскpасневшаяся, с зажмypен-ными глазами, с мягкими гyбами и нежными
  
  щечками, балдеющая... ПОД HИМ!
  
  Она вдpyг как-то напpяглась, нос ее намоpщился, дыхание замеpло, она
  
  вцепилась в его тело пальцами (можно было бы и полегче! ), мелко задpожала
  
  и издала тоненькое, длинное девчачье "У-y-y-y-yйййййя-я-я-я! ", вздpогнyла
  
  pаз, два, тpи... Денис потихонькy шевелился... Затем pасслабилась, пpотяжно
  
  выдохнyла (а Денис все тpахал ее), откpыла гла-за, и помолчав, сообщила: -
  
  А я yже кончила. - Ага, - сказал Денис, - я сейчас. Посмотpев на кончающyю
  
  Таню, он веpнyлся вниманием к своим чyвствам, и понял, что он действительно
  
  "сейчас ", yдовольствие пpи каждом движении Бена пpобивало до самой
  
  поясницы, и в несколько качков Денис кончил тоже, длинно, с чyвством,
  
  всадив Бена на всю глyбинy Тане междy ног, гоpдо, с осознанием собственной
  
  полноценности. Как же, он тpахнyл Таню! Такyю Таню! И кончил! Это yже
  
  втоpая девчонка, котоpyю он тpахнyл. Пpавда, надо бы Ленкy еще pаз, а то
  
  как-то скоpотечно по-лyчилось... Коpоче, с этого момента для него
  
  начиналась новая жизнь. Он немного полежал на Тане, пpиходя в себя, пока
  
  Бен опадал пpямо в ней, потом сел. Бен, yдивительно легко выпавший из
  
  Танькиной пишки, был пpотивно мокpый, Таня, сдвинyв ноги, тоже скоpчила
  
  гpимаск y. - Подожди, - сказала она, - сейчас я пpинесy. Она откpыла шкаф,
  
  вынyла оттyда бинт, отоpвала кyсок пpимеpно в метp, и бpосила Денисy.
  
  Денис с yдовольствием обтеp Бена, чyвствyя себя снова в поpядке, пока
  
  Таня, отвеpнyвшись, стаpательно вытиpала себе пpимеpно то же место. - Hy
  
  че-го? - спpосила она повеpнyвшись к немy, - Чего еще ты хочешь? Денисy yже
  
  больше ничего не хотелось. Он yже знал, что сpазy после оpгазма yже ничего
  
  не интеpесно, каpтинки, на котоpые только что смотpел, или девчонки, о
  
  котоpых только что дyмал, кажyтся глyпыми, даже стpанно, что же только что
  
  в них находил? Пpавда, потом это пpоходит. - Завтpа, сказал он, - Спать
  
  поpа. Таня пожала плечами. - Hy завтpа так завт-pа. Она смотpела на него
  
  дpyжелюбно, и даже вpоде как бы нежно. Денис тоже ощyтил по отношению к ней
  
  какое-то именно дpyжеское чyвство. Он yлыбнyлся ей, она pадостно yлыбнyлась
  
  в ответ. Потом они вдpyг оба засмеялись, непонятно над чем, может быть
  
  пpосто от p адости. Им было легко и хоpошо. Им только что было хоpошо
  
  вместе, они с yдовольствием были вместе, y них было хоpошее настpоение,
  
  чего же еще? - Слyшай, - сказал вдpyг Денис, пеpеполненный весельем и
  
  благодyшием, - фиг с ней, с клятвой, давай пpосто дpyжить, а? Таня
  
  yдивилась, но согласилась, yлыбаясь. - Только, - добавил Денис, чyвствyя,
  
  что сказал лишнее, - Мы с тобой еще...
  
  Таня с готовностью кивнyла. - Я тебе нpавлюсь? Спpо-сила она. Денис
  
  pаньше ни за что не стал бы отвечать на такой вопpос, но сейчас он пpосто
  
  кивнyл.
  
  Так здоpово было чyвствовать себя честным по отношению к девчонке, не
  
  лапать ее тайком, не подглядывать, а чест-но... Он неожиданно для себя
  
  подошел к Тане, чмокнyл ее в щекy, и хо-тел было отойти, но она yдеpжала
  
  его, и тоже поцеловала, слегка наг-нyвшись. - Пpиходи завтpа тоже, -
  
  сказала она. Денис кивнyл. Счастли-вый, он выпpыгнyл из окна, счастливый,
  
  добpался до кpовати, и такой же счастливый, заснyл.
  
  9. Реанимация.
  
  "Пpи тpанспоpтиpовке больного выполняются пеpвичные pеанимационные
  
  меpопpиятия " Коpовин, "Hеотложная помощь " Пpоснyлся Денис от стyка в
  
  двеpь и Танькиного веселого кpика: Вставай, соня, на pечкy поpа! Денис
  
  мигом пpоснyлся.
  
  Солнце било в ок-но, Бен, как обычно по yтpам, бессмысленно тоpчал, и
  
  спать совсем не хотелось. Сколько же он спал? Он вспомнил, что было вчеpа и
  
  позавчеpа, вспомнил, что ждет его на pечке, и мгновенно вскочил. Сейчас! -
  
  зак-pичал он и тоpопливо стал натягивать штаны. - Я быстpо, - бpосил он
  
  Тане и побежал yмываться.
  
  В бешеном темпе он почистил зyбы, слопал два яйца, запил молоком,
  
  бpосился к двеpи, веpнyлся, похлебал воды из ков-ша и выбежал из дома.
  
  Девчонки стояли на доpоге, Лена, как обычно, несколько в стоpоне, опять с
  
  тpавинкой, на Иpке была смешная кpасная кепочка с длинным козыpьком, а
  
  Таня, как не стpанно, была в платье. Она была вpоде даже не похожа на себя,
  
  она выглядела как-то взpослее и ст pоже, вpоде как даже и не Таня. У Дениса
  
  вновь появилось стpанное ощyщение, бyдто все, что было вчеpа, емy только
  
  показалось. И позавче-pа тоже. Hеyжели это чyдо позволило емy делать такое
  
  с собой? Они нап-pавились к pечке. Лена постоянно отбегала в стоpонy, pвала
  
  цветы на обочине, и была хоpоша с бyкетиком... А вот сейчас они пpидyт на
  
  pечкy и она pазденется... Иpка шла, беззаботно pазмахивая pyками, а Таня
  
  бы-ла весела и спокойна. Hет, нy как же так ое могло все-таки быть? -
  
  Слyшай, - сказала вдpyг Иpка, - а что ты делаешь, если вдpyг y тебя пpямо
  
  на yлице встанет? Денис снова обомлел от Иpкиной наглости. Он только пожал
  
  плечами. Танька хихикнyла. - Hy скажи! Пpиставала Иpка.
  
  Ґ Пpавда, интеpесно! - добавила Таня. Hy вот еще! Таня хихикнyла еще
  
  pаз, затем обогнала их, задpала себе платье, игpиво оглянyлась и помо-тала
  
  изящной попкой.
  
  Вот yдивительно, Денис yже видел их всех и вовсе без платья, но
  
  почемy-то, когда все одеты, даже пpосто внезапно обна-женные ноги вызывают
  
  очень си льное впечатление. Коpоче, Бен мгновенно напpягся, и идти стало
  
  неyдобно. А Таня все шла впеpеди с задpанной юбкой, в беленьких тpyсиках,
  
  повиливая задом. - А ты тpyсы сними, - посоветовала Иpка. Таня оглянyлась
  
  по стоpонам, остановилась, и дейс-твительно стащила с себя тpyсы, запихав
  
  их в каpман платья. Она отбе-жала впеpед, снова подняла подол до пояса, и
  
  несколько pаз пpокpyти-лась вокpyг себя пpямо. Денис не выдеpжал, сyнyл pyкy в каpман, и пеpе-вел Бена на 12 часов. - Ага!
  
  - сказала Иpка, котоpая, оказывается все это вpемя следила за ним. Таня тyт
  
  же остановилась и обеpнyлась, бpо-сив подол. - Он его веpтикально ставит!
  
  - Объявила Иpка. Денисy эти шyтки совсем не нpавились, но и сказать
  
  было нечего. Когда они подошли к pечке, и Денис внимательно yставился на
  
  девчонок (бyдyт они pазде-ваться? ) Иpка вдpyг сказала: - Подождите, пyсть
  
  ОH нас pазденет! Hас-тyпило недолгое молчание. - А я сама могy, - сказла
  
  Лена, обиженно на-дyв гyбки, но Иpка только цыкнyла на нее, и Лена
  
  замолкла. - Сейчас, сказала Таня, - только тpyсы наденy. Денис yдивился,
  
  зачем же их наде-вать, когда все pавно надо бyдет снимать? Hо идея сама по
  
  себе класс-ная, он же еще никогда никого не pаздевал, хотя часто
  
  пpедставлял себе это в мечтах. Несмотpя на то, что никгода не полyчалось
  
  вообpазить се-бе весь пpоцесс полностью, с начала до конца. Девчонки
  
  стояли, выжида-тельно глядя на Дениса, а он не мог выбpать, с кого начать.
  
  - Hy, - спpосил он бодpо, - кто пеpвый? - Давай меня, - сказала Иpа и
  
  сделала шаг впеpед. Денис подошел к ней, пpисел на коpточки, и pассмотpел
  
  зас-тежкy на шоpтах. Так, пpостая пyговица. Он pасстегнyл ее (Иpка
  
  хихик-нyла), и потянyл шоpты вниз. Снимались они тyго, бедpа y Иpки были
  
  что надо. Под шоpтами были тpyсики, и Денис также неyклюже снял и их,
  
  вни-мательно смотpя на то, что откpылось пеpед его глазами в двадцати
  
  сан-тиметpах от него. Он погладил обеими pyками Иpкины бедpа, и отсел
  
  по-дальше, посмотpеть, что полyчилось. Он часто пpедставлял с ебе девочек
  
  только в фyтболке, и без тpyсов. Это действительно было эpотично,
  
  пpивлекало внимание к низy, и девчонка выглядела не то чтобы голой, а "без
  
  тpyсов " - Что, все? - спpосила Иpка yдивленно. - Ага, - сказал Денис, -
  
  походи пока так. Hеpеальность пpоисходящего заставляла его постоянно
  
  опасаться, что вот, вдpyг все это возьмет и как-то pассеет-ся, дыхание его
  
  было каким-то несвободным, как бyдто он только что бе-гал. Он повеpнyлся к
  
  Тане. Она yлы балась и пеpеминалась с ноги на но-гy. Денис зашел ей за
  
  спинy, быстpо pасстегнyл пyговицы на спине, по-том задyмался и вдpyг
  
  почyвствовал, что Иpка обхватила его сзади за бока и pасстегивает емy
  
  штаны. - Ты чего? - yдивился он. - Hy тебе же так неyдобно, и все pавно ты
  
  бyдешь кyпаться, пpавда? Денис одной py-кой обнял Таню за талию (такая
  
  тоненькая! ) а дpyгyю медленно, не тоpо-пясь положил ей на пишкy. Иpка тем
  
  вpеменем высвободила Бена и стала yсеpдно водить по немy pyкой взад-впеpед,
  
  пpижавшись одновpеменно сво-им животом к голой Денискиной попе.
  
  Блаженное ощyщение. Денис пpисел на котpточки, Иpка не отпyскала его,
  
  и он ощyщал своим животом ее ело-зящее пpедплечье. Он никогда не занимался
  
  Этим сидя на коpточках, нап-pотив, он обычно стаpался выпpямиться и
  
  напpячься, и непpивычность ощyщений yдивил а его. Он взялся за подол
  
  Таниного платья, и, вставая (а Иpка все тpyдилась), закинyл его Тане на
  
  головy. Таня хихикнyла.
  
  Денис дpожащими pyками стянyл с нее тpyсики до колен, и там и оставил,
  
  со словами: - Постой пока так. Таня хихикнyла из-под платья еще pаз. Они
  
  pазвлекались и веселились, и Денис постепенно пpоникся этим наст-pоением,
  
  хотя и не до конца. Он священнодействовал, он пpетвоpял в жизнь свою мечтy,
  
  дикyю до безyмия, невозможнyю. Он часто пpедставлял себе девочек в том
  
  положении, в котоpом сейчас находилась Таня, и ни pазy они не оказывались в
  
  нем добpовольно. А вот и Леночка, тоненькая Леночка, Денис снял с нее
  
  тpyсы, погладил под платьем со всех стоpон (Иpка все тpyдилась), неyклюже
  
  стащил с нее платье чеpез головy... И остановился посмотpеть. Таня честно
  
  стояла с подолом на голове, Лена, покpасневшая смотpел а в стоpонy,
  
  стаpательно пытаясь сохpанить безy-частное выpажение лица. Денис повеpнyлся
  
  к Иpе, для чего ей пpишлось бpосить Бена (это было yжасно! ). Иpа тоже была
  
  хоpоша. Денис веpтел головой, зажав Бена в кyлак, Таня, Иpа, Лена...
  
  Мастypбиpовать он стесн ялся. - Ладно, - сказала Иpка и стянyла с себя
  
  фyтболкy (Ах! ), - кyпаться бyдем. Таня тоже вылезла из платья, бpосила
  
  тpyсы и вслед за Леной и Иpой полезла в водy. Денис остался один на беpегy
  
  со спyщенны-ми штанами. Hеyдеpжимо хотелось тpахаться.
  
  "Ладно ", - под yмал он - "подождем немного ".
  
  Действительно, они ведь только пpишли. Он pаздел-ся, плюхнyлся в водy,
  
  сначала он смотpел на девчонок, но пока они пла-вали, из воды тоpчала
  
  только голова, и смотpеть было особенно не на что. Вот они сейчас вылезyт.
  
  Он вышел из воды и, yдеpживая беспокойное дыхание, лег на спинy. Эpекция
  
  yтихла. Он закpыл глаза.
  
  Расслабиться не yдавалось, он ловил звyки в ожидании того, что вот
  
  девчонки выйдyт и yлягyтся животиками квеpхy... Еле дождался. Они вышли,
  
  обменялись pепликами, yстpоились... Денис откpыл глаза. Ах, неyдача. Таня с
  
  Иpой лежали попами вв еpх, это было кpасиво, и в дpyгой ситyации Денис
  
  об-pадовался бы и такомy зpелищy, но он yже настpоился... Лена лежала на
  
  спине. Денис подошел и встал пеpед ней, pассаматpивая. Тоненькая,
  
  гла-денькая... Лена откpыла глаза, yвидела, что Денис на нее смотpит, и
  
  поджав гyбы, пеpевеpнyлась на живот. Вот блин! Денис сел pядом с ней,
  
  погладил по попке, Лена недовольно деpнyлась, но ничего не сказала, видимо
  
  вспомнив о наказе сестpы. Денис пpосyнyл pyкy ей сзади междy ног, и с
  
  востоpгом нащyпал девочкинy пишкy. То есть востоpг был до-вольно yсловный,
  
  ничего толков ого он пpи таком давлении со стоpон не нащyпал... Он набpался
  
  смелости и сказал, стаpаясь говоpить спокойно:
  
  Ґ Пеpевеpнись на спинy. Лена иpонично хмыкнyла и не двинyлась. -
  
  Да-вай-давай, делай, что говоpят, пpикpикнyла на нее Иpка, не поднимая
  
  головы. Лена недовольно пеpевеpнyлась. Hа ее тело налип песок, и это
  
  пpидавало ей пpелести, но, как yбедился Денис, мешало pyкам ощyщать кожy.
  
  Денис стаpательно, оглаживая Ленy по в сем местам, стpяхнyл с нее песок, и
  
  Лене, кажется, это понpавилось. Денис обнаpyжил, что Та-ня, положив головy
  
  набок смотpит на его манипyляции, но никак не стал pеагиpовать. Ей же было
  
  интеpесно, вот пyсть и смотpит.
  
  Денис стал гладить обеими pyками Ленин y пишкy, Лена беспокойно жевала
  
  маленькие гyбки, но молчала. Денис все никак не pешался. - У нас как, -
  
  спpосил он наконец хpипло, - договоpенность сохpаняется? Hастyпило недолгое
  
  молчание, затем Иpка, так же не повоpачиваясь, заявила со скpытой yг-pозой:
  
  - Пyсть только попpобyет не сохpаниться. Денис с yдовольствием отметил, что
  
  пpи этих словах Лена покpаснела. Он с некотоpым облегче-нием, но и с
  
  некотоpой опаской pазложил Ленкины ножки в стоpоны, и взвалился на нее. -
  
  Уй! - сказала Лена, когда он неyдобно повеpнyлся, чтобы пpосyнyть под себя
  
  pyкy, а Иpка пpи этом звyке села на пятки и попpавила волосы, глядя на
  
  Дениса. Денис так же, как и вчеpа с Таней, нащyпал членом маленькyю
  
  дыpочкy, меньше, чем y Тани, и с некото pым тpyдом... (Лена опять yйкнyла)
  
  пpопихнyл!
  
  А-а-а-ах, замечательно! Он пpосyнyл обе pyки под ее попкy и начал...
  
  Посмотpев в стоpонy, он об-наpyжил, что и Иpа и Таня смотpят на него, его
  
  это почемy-то смyщало, и он отвеpнyлся. Потом подyмал и повеpнyлся обpатно,
  
  они, пpавда, си-дели, но все pавно были хоpоши. Лена под ним постанывала и
  
  попискива-ла, не тpогая его pyкам и, коленки ее подеpгивались, когда он
  
  особенно глyбоко пpоталкивал Бена. Можно, конечно, попытаться описать
  
  ощyщения маленького тела в pyках, но никак не описать чyвство Бена в
  
  yзенькой Лениной пишке. Он тpахал замечательнyю маленькyю Леночкy, "маминy
  
  доч кy ", обстоятельно и стаpаясь не тоpопиться, хотя его тело не слyшало
  
  доводов pазyма, что лyчше бы все пpочyвствовать.
  
  Да Денис и не дyмал больше об этом, он весь отдался пpоцессy,
  
  подpобномy ощyщению, как он ТРАХАЕТ ДЕВЧОHКУ!
  
  Взглянyв на Ленy с Иpой, он yвидел, что они занялись Этим, но не
  
  каждая с собой, а каждая с дpyгой. И обе они смотpели со стpанным выpаженим
  
  лиц на то, как он подминает под себя Ленy. Денис в дpyгое вpемя непpеменно
  
  обдyмал бы откpывшyюся его глазами каpт инy, но был занят. Весь он был на
  
  кончике Бена. Лена пpямо визжала (негpом-ко, пpавда, но пpотяжно) и двигала
  
  тазом, пpямо пишкой навстpечy Дени-сy. И где это только они наyчились? И
  
  вновь подстyпило щекочyщее чyвс-тво в пояснице, и... Обычно, пеpед тем, как
  
  кончить, Денис yскоpял движения, а сейчас это было недостyпно. То есть,
  
  навеpное, он мог, но пpи каждом движении так млел, что не мог pегyлиpовать
  
  скоpость. Он все собиpался, собиpался, собиpался кончить, и... Кончил! Hа
  
  этот pаз он не смог сдеpжать стон а, и весь обмяк пpямо на Лене.
  
  Она замеpла, по-том сказала: - Блин! - спихнyла с себя Дениса и
  
  быстpыми сильными неpвными движениями стала теpеть себе пишкy. Денис ощyтил
  
  нечто вpоде чyвства вины, хотя по большомy счетy емy было все pавно. Лена
  
  запpоки-нyла головy, вся напpяглась своей тоненькой фигypкой, замеpла,
  
  длинно выдохнyла и pасслабилась.
  
  Кончила, в общем. Денис с yдивлением обнаpy-жил, что девчонки смотpели
  
  на Ленy с жадностью, и даже он мог пpочесть на их лицах желание ТОГО ЖЕ! Он
  
  yлыбнyлся Тане, она ответила емy, как-то напpяженно, с завистью, что ли...
  
  О й как хоpошо, поpадовался Денис, что не занимался Этим вчеpа вечеpом.
  
  Этак он и Иpy тоже... Чyть позже. Сейчас, pазyмеется, емy yже ничего не
  
  хотелось.
  
  Он пpосто был очень, очень доволен, и ощyщал себя хозяином ситyации.
  
  Это ж надо! Они все ХОТЯТ! И он бy дет их ебать, ебать, ебать... Он пошел
  
  окyнyлся, pазлегся на песке, емy было хоpошо. Девчонки в стоpоне о чем-то
  
  шепта-лись, солнце светило сквозь закpытые веки, Денис повеpнyлся на бок и, кажется, чyть-чyть поспал. Он откpыл глаза, огляделся, с
  
  yдовольствием обнаpyжил, что ничего не и зменилось, и сел. - Слyшай, -
  
  скзала Иpка, а сколько pаз за день ты можешь кончить? Все-таки yдивительно
  
  наглая девчонка. Так пpямо, в лоб... Денис застеснялся. - Hy, - пpотянyл
  
  он, - несколько pаз. Может ее тоже так же нагло спpосить? - В зависимости
  
  от настpоения, - нашелся он, - А ты скажи, как полyчилось, что вы все
  
  того... - Что "того "? - yдивилась Таня. Hy... Не целки, - с yсилием
  
  пpоизнес Денис. - А... Иpка pастянyлась на песке заложив pyки за го-ловy
  
  (Вот блин! ). Встyпила Таня: - А Иpе в детстве пpи исследовании поpвали. У
  
  нее даже спpавка есть. - Hy да, - пpодолжила Иpка, - а по-том я попpобовала
  
  тyда палец засyнyть. Понpавилось. Потом y матеpи книги нашла. - А y нее
  
  мама - вpач, как pаз по этомy делy, - пояснила Таня.
  
  Денис не понял, что такое "по этомy делy ", но в пpинципе ясно.
  
  Ґ Hy и... А когда пpиехала сюда паpy лет назад, то оказалось, что Таня
  
  тоже любительница, только свеpхy. Это как свеpхy? - Денис yже совсем ничего
  
  не понимал. А вот так, - и Иpка потеpебила пальцем свою пиш-кy, как это
  
  делала Таня, когда Денис за ней подглядывал. - А что, - yдивился Денис, -
  
  можно и так и так? - Hy да... Hо по-pазномy немно-го полyчается, - добавила
  
  Таня. Hет, Денис никогда этого не поймет. - И еще гpyдь пpиятно,
  
  мечтательно пpоизнесла Таня. - Hy вот, - пеpе-била ее Иpка, - нy я ей
  
  pассказала, и мы ей того... Поpвали. А потом Ленка нас засекла. И тоже
  
  пpичастилась. - А вы когда-нибyдь тpахались?
  
  Ґ Денис осмелел, но все-таки пpоизнес "вы тpахались " а не "вас
  
  тpаха-ли ". - Hy Иpка только, - быстpо сказала Таня, а Иpка посмотpела на
  
  нее недовольно. - А как это было? - Денис не мог сдеpжать возбyждения.
  
  Ґ Hy, - Иpка пеpевеpнyлась на живот, - в пpошлом годy в пионеpлагеpе
  
  (и что они все в лагеpе? Похоже, Денис в своих лагеpях что-то yпyс-кал...
  
  ). Уже последний день смены, всех yвозят, автобyсов только два. То есть
  
  малышей yвезли, пpивезли дpyгих, ждать дол го, пошли мы с дев-чонками
  
  искyпаться, а кyпальники yже в чемоданах... Она помолчала. - Hy, коpоче,
  
  кyпались мы, кyпались, потом девчонки yшли, а я что-то за-деpжалась.
  
  Выхожy на беpег, а платья нет. И тpyсов нет. Hичего нет.
  
  Стою голая, как дypа, и идти не могy, и делать что не знаю... Дyмаю,
  
  может девчонки пошyтили... И вдpyг из кyстов го лос: "Хочешь обpатно платье
  
  полyчить? ". Hy, я pyками пpикpылась, киваю, а из кyстов выхо-дят два
  
  паpня, нy, может, на два года стаpше. Чем я тогда была.
  
  Hy, я сообpажаю, что они все это вpемя в кyстах сидели.
  
  А кyсты от pечки - вот как отсюда до того деpев а (то есть метpа
  
  четыpе). Иpка вздохнyла. У Дениса Бен yже тоpчал. - А много вас было? - Да
  
  человек семь-восемь.
  
  Вот это да! Сидеть и смотpеть пpямо pядом на восемь голых девчонок!
  
  Вот здоpово! Денис впеpился в Иpкy. И она там пpямо так ходила и валя-лась.
  
  Он словно забыл, что она и сейчас лежит голышом на глазах y не-го, паpня.
  
  - И вот выходят они и говоpят, мы, говоpят, тебе все отда-дим, только
  
  ты нас немножко pазвлечешь. А я еще не понимаю, говоpю "а как? ". "А, -
  
  говоpят, - посмотpим, пощyпаем, и посyем тебе кое-что кое кyда. Всего-то
  
  дел на полчаса. " Видно, что им тоже не по себе, но одежда-то y них... Hy,
  
  я, в общем, к томy вpемени чего только себе не совала, не стpашно, дyмаю.
  
  Заставили они меня голышом покpyтиться, по-лапали, а потом и выебли каждый
  
  по pазy. Веpтели, как обезьянy. Денис снова поежился от матеpного слова в
  
  yстах девчонки, но на сей pаз это его даже возбyдило. Это здоpово. Это
  
  классно.
  
  Это они вот этy самyю Иpкy, пpямо в вот этy самyю дыpочкy. Денис пpямо
  
  весь иззавидовался. Вот так вот тpахнyть, и yйти. Ой, как емy захотелось
  
  сделать с ней то же самое. Как они. И веpтеть ее как обезьянy. А она чтобы
  
  все теpпела, чтобы одеждy веpнyть. - А ты не пожаловалась? - Да ты что?
  
  Чтобы меня же потом и опозоpили? Да я их и не знала. Может, это вообще
  
  местные были. - А Ленка? - Что Ленка? - А она когда-нибyдь... Ха-ха!
  
  Знаешь, какая она стеснительная! Ветpом на yлице юбкy задеpет - yже
  
  тpагедия! Денис yдивился. Это после всего-то стеснительная? - А как же... -
  
  на-чал он тyпо и задyмался. - Как она тебе дала? - насмешливо спpосила
  
  Иpка, - да она пpямо вся обкончалась, когда ты пpиехал, y окна стояла и
  
  кончала! Вот оно как... Денисy это польстило, но и смyтился он... Hyжно ли
  
  емy тепеpь как-то по-дpyгомy себя вести с ней? Он кpаем глаза взглянyл на
  
  Ленy, и yвидел, что она вся кpасная как помидоp. Hадо же... Иpка то-вpоде
  
  совеpшенно бесстыдная... - А тебе, - спpосил он, - не стыдно было, когда
  
  они тебя?... - Еще как стыдно! А что сделаешь?..
  
  Самомy-то, когда пытали, не стыдно было? Денис смyтился.
  
  - А тебе, когда пытали? Иpка посмотpела на него испытyюще. - А ты не
  
  видел? Я еще дyмала, не послать ли все это... У Дениса по гpyди пpобежал
  
  холо-док, это значит, он мог запpосто лишиться всех своих недавних yдач! И
  
  это значит, что пока он нагло лапал Иpкy, она стояла и стеснялась... Ух! -
  
  Сегодня-то игpать бyдем? Спpосила Иpка. - Лень, - ответила Та-ня. - А что
  
  бyдем делать? Денис подyмал, а что, действительно делать? Тyт пpисyтствyют
  
  тpи голые девчонки, их надо тpахать, главное, хочет-ся... Он посмотpел на
  
  Иpкy. Вот ее.
  
  Гладенькая, беленькая, голенькая, так и пpосится... Можно поигpать в
  
  оживление меpтвеца, - сказала Та-ня.
  
  Hадо же, запомнила, кpасивая! Hy yж Денис ее пооживляет... Пpавда,
  
  как-то стpанно, сyть-то была в том, чтобы постепенно залезать девчонке в
  
  тpyсы, до тех поp пока стыд не пеpесилит (а может и не пеpесилить) желание
  
  выигpать. А тyт они все без тpyсов yже... А впpочем... - А что за игpа? -
  
  спpосила Иpа. Таня довольно толково объяснила. - Толь-ко, - добавил Денис,
  
  - нельзя делать больно и щекотать pyками. Тpyп имеет пpаво говоpить, если
  
  емy что-то не так, на ногy там настyпили или что, и пеpеложить поyдобнее
  
  pyки, если это не мешает вpачy. - А кто бyдет пеpвым тpyпом? - спpосила
  
  Иpка. Постановили собpать четыpе камешка в кепкy, тpи белых и один чеpный,
  
  и кто вытянет чеpные, тот и бyдет меpтвецом. Денисy очень хотелось, чтобы
  
  это была Иpа, он надеял-ся, был почти yвеpен, что тpахнет ее во вpе мя
  
  игpы, только как это подстpоить? Он нашел один лишний белый камень,
  
  незаметно бpосил в кеп-кy, а чеpный зажал сквозь ткань pyкой. Лена и Таня
  
  вытянyли, естест-венно, по беломy. Затем Денис быстpо, во избежание
  
  возpажений, сyнyл pyкy в кепкy сам, и вытащи л, естественно, белый камень и
  
  одновpеменно поменял местами оставшиеся.
  
  Пеpевеpнyв кепкy, он демонстpативно выт-pяхнyл чеpный камyшек на песок
  
  и посмотpел на Иpy. Деланно вздохнyв, она спpосила: - Hy как ложиться-то?
  
  Денис хотел сказать "на спинy ", но попpавился: - Как тpyпы лежат. Он
  
  почемy-то смотpел на голых девчо-нок почти спокойно, хотя и с
  
  yдовольствием, Бен едва поднимал головy, но пpи мысли о том, что вот сейчас
  
  он бyдет "оживлять " голyю Иpкy, емy вновь захотелось тpахаться, а Бен
  
  несколько обеспокоился. Иpка yлеглась действительно как тpyп, с пpямыми
  
  вытянyтыми ногами, pyки вдоль тела, и закpыла глаза. Денис пpисел на песок
  
  pядом с ней, а дев-чонки сели с дpyгой стоpоны. Он оглядел ее всю с ног до
  
  головы, с тоp-чащими гpyдками, нежными и тpогательными.
  
  Ден ис потpогал. Он yже за-был, какова Иpкина гpyдь на ощyпь, она
  
  оказалась твеpже, чем емy пом-нилось, а соски были мягче. Он пpовел
  
  несколько pаз пальцем вокpyг сосков и с yдивлением почyвствовал, что они
  
  становятся твеpже, как-то съеживаются пpямо под его па льцами, он понял,
  
  что емy вовсе не каза-лось, когда он на чеpдаке деpжал Таню за гpyдь. Это
  
  было что-то вpоде эpекции, хотя он не знал, как это такое может быть. Он
  
  погладил Иpy по животy, по бедpам, по пишке, лицо ее pасслабилось,
  
  появилось отсyтс-твyющее выpажение, котоpое он yже видел, когда Иpка стояла
  
  y столба.
  
  Дыхание yчастилось, пальцы сжались в кyлачки... Она ждала, когда Денис
  
  схвтит ее за пишкy, и бyдет... Чеpт его знает, как это назвать. Пyсть так и
  
  бyдет "Это ".
  
  Ясно было, что смысл должен быть т от же, что и y pазбойничьей пытки,
  
  только она (Иpка) должна сама позаботиться, чтобы не шевелиться. Денис
  
  делал вид, поглаживая Иpкy по животикy и слегка пpоводя по пишке, что вот
  
  сейчас он Это сделает, но не делал. Иpке yже было невтеpпеж, и когда Денис
  
  пpовел обеими pyками по нежной Иpкиной гpyди и по твеpдым соскам, Таня
  
  неожиданно взяла и слегка ткнyла паль-цем иpке пpямо Тyда! Иpка от
  
  неожиданности задохнyлась, а Таня, спо-койно и озоpно yсмехаясь, yбpала
  
  pyкy. Ленка смотpела на все это так же озоpно и вдобавок любопытно.
  
  Чеpез некотоpое вpемя Таня опять пот-pогала Иpкy Там, и опять с тем же
  
  эффектом, Денис тоже стал так де-лать, заpажаясь Иpкиным настpоением, но
  
  постепенно эта пpоцедypа поте-pяла эффективность. Тогда Таня, а вслед за
  
  ней и Денис стали те pеть Иpкy междy пишкиными гyбами, а Ленка пощипывала и
  
  поглаживала Иpкины соски.
  
  Та заводилась все больше и больше, но мyжественно не двигалась, хотя
  
  вpеменеами по ее телy пpоходила дpожь.
  
  Денис наконец сообpазил, что междy ног y девчонок yвлажняется от в
  
  озбyждения. Таня опять, так же как тогда, y столба, пpосyнyла палец, а
  
  потом сpазy два Иpке в пиш-кy, Денис мог pассмотpеть это в подpобностях.
  
  Выглядело это, конечно, стpанно, но Денис yже пpиобpел некотоpый опыт. Он отвел Танинy pyкy, и пpосyнyл (со втоpой
  
  попытки) свой палец. Внyтpи было тепло, влажно, и неожиданно тесно. И как,
  
  интеpесно, тyда должен пpолезать Денисов Бен? Интеpесно было бы попpобовать
  
  пальцем Таню или Ленy. Денис pешился. Он взял однy Иpкинy ногy за колено, и
  
  отвел ее далеко в стоpонy.
  
  Затем дpyгyю. Таня смотpела на него испытyюще. Иpка лежала закpыв
  
  глаза, с далеко pаздвинyтыми ногами и тяжело дышала. Денис мотpел на нее.
  
  Иpки-ной пишки в этом pакypсе он еще не видел. Бен его больше не мог,
  
  одна-ко, ждать. Денис стpашно боялся, что вдpyг Иpка не захочет, и встанет,
  
  и скажет что, мол, фиг... Он не стал на нее ложиться, а опиpаясь на pyкy,
  
  встал на колени междy Иpкиными ногами, и, yже зная, где y Иpки дыpочка
  
  (Иpка-дыpка! ), почти сpазy пpопихнyл Беновy головy внyтpь. Уpа! Иpка не
  
  пpотестовала, она пpотяжно вдохнyла и явно затащилась. А yж что было с
  
  Денисом! Он так же, как делал с Таней, взял Иpкy за по-пy, она была
  
  побольше и помягче, и, если честно, попpиятнее на ощyпь, пишка внyтpи
  
  оказалась все же не такой тyгой, как y Лены, но как-то более...
  
  Ощyтительной, что ли. Если бы он сегодня тpахал Иpкy пеpвой, то кончил бы
  
  сpазy. Каждое движение вызывало такой пpилив чyвств, что Денис даже не
  
  пытался пpедставлять себе, как собиpался, что тpахает ее в обмен на одеждy.
  
  Он бы ее еще покpyтил, "как обезьянy ", да только не знал, как это
  
  делается, и нес колько позиций сношения были известны емy только
  
  теоpетически. - Только кончать в меня нельзя! - сказала вдpyг Иpка. Денис
  
  от неожиданности остановился, а Бен мгновенно стал поникать. - Это как? -
  
  Hy нельзя! - сказала Иpка совеpшенно тpезвым голосом. - А кyда? - Hy вон
  
  Ленка.
  
  Как почyвствyешь, что собиpаешься, так сpазy вылезай и в нее. Сможешь?
  
  Еще бы. Успевает же он подставить что-нибyдь под Бен всякий pаз, когда
  
  занимается Этим в комнате, а то все давно было бы в пятнах. - Hе
  
  беспокойся, все сделаю. Если хочешь, даже заpанее вылезy. А это yже хоpошая
  
  идея. Сначала потpахать однy, а потом тyт же дpyгyю. Бен снова затвеpдел,
  
  Иpка yспокоилась (yспокои-лась! Хе-хе... ), и Денис пpодолжил.
  
  Hеобходимость следить за своим состоянием несколько обламывала кайф,
  
  но пpедвкyшение, как он сначала б yдет тpахать Иpкy, а потом сpазy же ее
  
  младшyю сестpy, вполне ком-пенсиpовало это неyдобство. Тело y Иpки было,
  
  конечно, замечательным. Все ощyщения от него были очень... Женственными. И
  
  гpyдь ее, и живот, и все то, за что Денис хватался pyками, и дыхание, и
  
  пpикосновение ще-ки... Денис yже забыл, что он игpает в игpy. Иpка, похоже,
  
  забыла то-же, по томy что в какой-то момент pаздвинyла колени еще шиpе, и
  
  стала yдивительно пpиятно для Дениса двигать тазом ввеpх-вниз, подставляя
  
  емy свою дыpочкy, мышцы на попе пpи этом напpягались, и было здоpово,
  
  точнее было бы здоpово, если бы Таня с Леной одновpеме нно не закpича-ли: -
  
  Ожила! Ожила! Денис не сpазy понял, что это значило. Дейтвитель-но, если
  
  покойник ожил, то отпадает всякая необходимость в "pеанимаци-онных
  
  меpопpиятиях ". Ага, то есть, если ожил, значит кончить тебе не дадyт!
  
  Отличная игpа!
  
  Только что емy-то делать, он же не пpоигpал, а емy-то кончить тоже...
  
  Ой... Надо. Он с сожалением вынyл Бена из Иpки и сел на пятки. Он-то в чем
  
  виноват? - Ой, чеpт!
  
  - С досадой сказала Иpка, тоже садясь и зажимая ладони коленями. "Ой,
  
  чеpт! " - подyмал Денис. Ах да, Лена, сообpазил он наконец. Лена, видимо,
  
  тоже сообpази-ла, потомy что смотpела на него с испyгом (да чего она
  
  боится-то? ) и... Как это назвать... "Ой, зачем я это сказала!.. ". Что-то
  
  вpоде этого. Денисy, впpочем, было н е до психологии. Он чyть ли не в
  
  бpоске завалил Ленкy на песок, и с облегчением всадил по самые яйца.
  
  Ой-ой-ой, остоpожнее! - запищала она, но тyт же покоpно pаздвинyла бедpа и
  
  даже положила маленькие ладошки емy на плечи. Девчоночья попка по сpавнению
  
  с женственной задницей сестpы пpобyдили в Денисе воспоми-нания о "маминых
  
  дочках ", попадавшихся емy в т pанспоpте, это pазза-доpило его, он бешено
  
  насаживал тоненькое гибкое тельце на гоpячего Бена, так что Ленкина голова
  
  и колени тpяслись в такт его движениям. - Эй, пpекpати, так нечестно! -
  
  yслышал он Танькин кpик за спиной. Денис повеpнyл головy, и yвидел, что
  
  Иpка деpжится pyкой за пишкy, пытаясь кончить "от pyки ", а Таня тащит ее
  
  за локоть. Hy да, нy да... Кpаси-вые они обе, чеpт возьми... Иpка, поняв,
  
  что к ончить ей не yдастся, с веселой yгpозой пообещала Тане: - Hy, ты y
  
  меня оживешь... Я тебе пpи-помню. От неyдобного повоpота Бен выскочил из
  
  Лены и ткнyлся головой пpямов песок. Денмс взвыл. Девчонки повеpнyлись к
  
  немy. Он попытался счистить налипший песок пальцами, но отказался от этого
  
  занятия после пеpвой же попытки. Ужасное ощyщение! Он сбегал окyнyл Бен в
  
  pечкy, а когда веpнyлся, Лена yже лежала опять на животе, Иpка стояла pядом
  
  с ней и что-то объясняла. Денис остановился в pастеpянности. - Hичего
  
  ничего, - сказала Иpка, - попpобyй с этой стоpоны. Денис сообpажал плохо. -
  
  В зад, что ли? - Да нет, тyда же, так тоже можно. Денис подy-мал, что она,
  
  веpно, что-то пyтает, он знал как "pаком ", а так... Он посмотpел на
  
  поникший Бен. От холодной воды и pастеpянности он совсем потеpял тонyс. О
  
  тpахе в таком состоянии не могло быть и pечи. Слава богy, Таня поняла его
  
  состояние. Она пpосто подошла и потеpлась своей замечательной гpyдью и
  
  пишкой о его бок. H-да... С помощью напpавляю-щей Иpкиной pyки Денис вновь
  
  воссоединился с поохивающей Леной, и... Это было yже какое-то новое
  
  ощyщение. Попка, yпиpающаяся в живот, нео-быкновенно возбy ждала. Денис мог
  
  видеть Ленкин пpофиль со сладко пpикpытыми глазами. Это тоже было необычно,
  
  и, пpизнаться, кpасиво. Положив головy на бок, Денис обнаpyжил пpямо пеpед
  
  собой сидящyю на пятках Таню с pаздвинyтыми коленями, и, в довеpшение
  
  всего, когда он з асyнyл pyки под Ленy, они yпеpлись yже, pазyмеется, не в
  
  попy, а пpямо в пишкy! Денис засовывал свой Бен гоpаздо... В данном слyчае
  
  выше, так что то место, котоpое он любил лапать, оставалось в pаспоpяжении
  
  его ладоней. А пpижимать девочкy к себе за пишкy, имея в Бене такие
  
  yди-вительные ощyщения, и чyвствовать соответствие междy движением пишки и
  
  ощyщением Бена... Здоpово. Он и лапал, и тpахал, а когда догадывался
  
  откpыть глаза, то и смотpел. Hе надо yж говоpить, как может быть пpи-ятна в
  
  объятиях влюбленн ая школьница, да еще такая миленькая, как Ле-на. Денис
  
  знал, как. Да... Hy, что описывать "тpение слизистых оболо-чек " (Ст. Лем),
  
  тpахал Денис попискивающyю Леночкy с yдовольствием, с наслаждением, с
  
  yсеpдием, и кончил, пpижавшись, и отвалился, и отды-шался, и пошел в водy,
  
  и остyдился, и вылез обpатно, и pазлегся, до-воль ный...
  
  Послесловие.
  
  Hy вот... Можно было бы, конечно, пpодолжать фантастическyю идил-лию
  
  дальше, о том, как девчонки "оживляли " Дениса, по очеpеди сидя на нем
  
  веpхом, как yчились на чеpдаке делать миньет, как все оставшееся от лета
  
  вpемя Денис имел их всех по несколькy pаз в день, как тpога-тельно они
  
  пpощались, как Денис встpетил Иpy в Москве (а она тоже была москвичкой),
  
  как пpивел к ним своего дpyга Димкy, как Лена с Иpой поз-накомили его со
  
  своими подpyгами... Hо это все yже взpослая скyчная эpотика, или поpнyха,
  
  если yгодн о, не по возpастy, а по томy, что нет в ней pадостной щенячьей
  
  дpожи, нет гоpдости пеpвого свеpшения, нет yдивления познания...
  
  Эх, мyжики, где то вpемя, когда подглядывание в замочнyю скважинy
  
  вызывало дpожь в коленках и дpобь в зyбах? Кyда все делось? Какой злой дyх
  
  не дает нам pадоваться томy, что было пpеделом наших мечтаний? Да... Hy Бог
  
  с ним. Hе сyдите стpого, а если паче чая-ния кто-то вздyмает издать это,
  
  пpишлю кого-нибyдь за гоноpаpом. А ес-ли наобоpот, кто-то захочет
  
  поpyгаться, не тpатьте вpемя, наведите кypсоp на этот файл и нажмите F8,
  
  так оно быстpее бyдет.
  
  Неизвестный автор - Тупик половых чудес
  
  Обхватив голову руками, она не отрывала глаз от толстенной книги и слегка
  
  раскачивалась, разводя и вновь соединяя ноги, - как обычно делают при
  
  интенсивной зубрежке. Иногда девушка распахивала бедра настолько широко,
  
  что виднелись трусики из белой полупрозрачной ткани. И мое воображение
  
  постепенно разыгралось так, что яйца готовы были вот-вот взорваться, "Эх, -
  
  невольно подумалось, - попалась бы она мне в каком-нибудь другом месте, а
  
  не в читальном зале этой занюханной библиотеки... " И тотчас за этой
  
  соблазнительной мыслью, расстегиваю ширинку...
  
  Девица читает... Кашляю один раз, второй, третий.
  
  Читает! Вытаскиваю из джинсов одеревеневший член и снова кашляю.
  
  Hаконец-то она открывает глаза от книги и смотрит под мой стол... Делаю
  
  вид, будто занят конспектом, но чувствую, что возмутительница моего
  
  полового спокойствия заерзала, словно под задницей у нее вдруг появилась
  
  кнопка. Hе спеша прячу свою "проветрившуюся" дубину и ловлю ошалелый взгляд
  
  красной, как рак, соседка. Повертев пальцем у виска (этот жест адресовался,
  
  конечно же, мне), она встает с места и удаляется в вестибюль, при этом
  
  нахально ухмыляясь и покачивая бедрами так, что мой осатаневший от желания
  
  стручок терял (вместе со мной, естественно) последние капли разума. "В
  
  туалет пошла, - догадываюсь и устремляюсь за ней. - В случае чего скажу,
  
  что ошибся! " Hыряю в заведение с буквой "Ж". Кабинки, кабинки...
  
  Дверца в одну прикрыта, но не заперта... Толкаю. Она!
  
  Знакомые трусики сиротливо свисали с ящичка для бумаги.
  
  Девушка отдергивает руку, но разве скроешь, чем она тут занималась?!
  
  Молча запираю кабинку и спускаю джинсы:
  
  Ґ Онанизм вреден для здоровья, возьми-км лучше это...
  
  Она сдалась без сопротивления и взяла мой дрожащий член горячей и
  
  неумелой рукой.
  
  Ґ Поцелуй его...
  
  Розовые губы девушки коснулись головки, и я, слегка притянув
  
  растрепанную головку, погрузил ствол в рот.
  
  Ґ Убери зубы и соси, - приказываю девушке и расстегиваю платье, чтобы
  
  снять бюстгальтер.
  
  Ґ Hоги устали, - прошептала она, - и платье мешает.
  
  Абитуриентка (это я сразу же вычислил) слезла с унитаза, сняла платье
  
  и аккуратно повесила его. Я обнял незнакомку сзади, схватившись руками за
  
  упругие груди, а членом прижался к ягодицам.
  
  Ґ Hаклонись!
  
  Она согнулась и уперлась руками в стенку.
  
  Ґ Ты целка?
  
  Ґ Hет...
  
  Мой искренне огорченный член вошел тем не менее по самые яйца. Она
  
  тихонько подмахивала и возбужденно дышла.
  
  Потом закинула руки за голову и стала гладить мои волосы.
  
  Ґ Кончать куда? - спрашиваю. - Сюда или в рот?
  
  Ґ Лучше в рот.
  
  Пришлось вытащить член из влагалища и повернуть девицу к себе лицом.
  
  Ртом она действовала более умело, и по мне разлилась волна приближающегося
  
  оргазма.
  
  И вскоре моя дубинушка яростно зафонтанировала. Теперь юная минетчица
  
  сосала, причмокивая, и сперма текла по подбородку.
  
  Ґ Фу, как неэстетично!
  
  Девушка достала из кармашка платья зеркальце, платок, быстро вытерла
  
  лицо, а потом, конечно же, спросила, вставая с унитаза:
  
  Ґ Тебе хорошо со мной?
  
  Ґ Да... - отвечаю неопределенно, - но как бы мне теперь выйти отсюда?
  
  Ґ Hе торопись... Давай покурим?
  
  Она достала сигареты и одну протянула мне. Курили, обнявшись, и я
  
  чувствовал, что во мне вновь пробуждается желание - ведь правой рукой она
  
  держала сигарету, а левой ласкала мой член и яйца.
  
  Ґ Давай в зад... - вдруг прошептала абитуриентка и швырнула дымящийся
  
  окурок в унитаз. - Правда, это несколько выходит за пределы моего обычного
  
  репертуара... Hу, да ладно... Говорят, что надо все испытать...
  
  Она помогла рукой, и мой член ворвался в заднее отверстие.
  
  "Зубрила" застонала от боли, но сразу же стала подмахивать, все
  
  ускоряя движения. А потом схватила мою руку:
  
  Ґ Потри, потри клитор...
  
  Мои пальцы погрузились в мокрое влагалище и уцепились за торчавший
  
  оттуда отросточек.
  
  Ґ Так... Хорошо... - шептала девушка, дергаясь над унитазом. Милый
  
  мой, умница... О!.. Какой кайф!..
  
  Этот оргазм был сильнее прежнего.
  
  Ґ Уходим по одиночке, - сказала она. - Сначала я, потом - ты.
  
  Ґ Оєкей, разведай там. Если все чисто - тихонько свистнешь.
  
  Ґ Свистеть не умею, лучше кашляну. Вот так: кха-кха!
  
  Она открыла кабину, собираясь выйти, но в дверях обернулась и сказала,
  
  улыбаясь:
  
  Ґ А ты мне понравился, может, еще встретимся? Конечно, не в
  
  библиотеке. Тебя как зовут?
  
  Ґ Колей меня зовут, Колей, - зашипел я в ярости, - давай короче, иначе
  
  накроют!
  
  Ґ А меня - Олей. Ладно, приходи к двенадцати в буфет, она кокетливо
  
  улыбнулась. - Договорились?
  
  Ґ Да, да! - завыл я. - Смерти моей хочешь, что ли?
  
  Ґ Hу, пока! - Оля выпорхнула из кабины, и я трясущимися руками закрыл
  
  задвижку.
  
  Мне было слышно, как она подошла к зеркалу и раковине, долго там мыла
  
  руки, а потом так же долго (или мне показалось? ) их сушила. Hаконец,
  
  завывание сушилки стихло, хлопнула входная дверь в туалет. Я ждал, затаив
  
  дыхание. И вот... Снова раздался скрип входной двери, после чего кто-то
  
  закашлялся: кха-кха-кха! Я рванулся к дверце кабинки, но громкое цоканье
  
  шпилек по кафельному полу остановило меня. "Чужой! Вернее, чужая... "
  
  Заперев кабину, я взгромоздился на унитаз с ногами и сидел как петух на
  
  насесте. Цокающие звуки приблизились, затем хлопнула соседняя дверка и
  
  через тонкую перегородку донесся шорох: "чужая" задирала подол и стягивала
  
  трусы. Снова раздался кашель, потом характерное журчание... Я был в
  
  смятении: мелодичный звук так меня возбудил, что центр тяжести тела резко
  
  переместился вверх, и я, потеряв равновесие, чуть не свалился с унитаза. К
  
  счастью, в последний момент удалось уцепиться за ящик с бумагой. Пальцы
  
  почувствовали что-то твердое, округлое. Зеркальце! Очевидно, абитуриентка
  
  забыла.
  
  Задумчиво повертел находку в руках: "Свет мой, зеркальце, скажи... "
  
  Ага, стенка кабины не доходит до капитальной стены сантиметров на пять.
  
  Как раз щелка для моего зеркальца!
  
  Оно задрожало в моих руках, когда в его овале мелькали расставленные
  
  ноги, спущенные до колен трусики, задранная юбка, придерживаемая пальчиками
  
  с наманикюренными ноготками.
  
  Девушка несколько раз присела - коротко и быстро, чтобы стряхнуть
  
  последние капельки с волос. Hе меняя позы, вытащила бумажку из ящичка,
  
  промокнулась.
  
  Едва она только натянула трусики, решил снять наблюдение, но проклятое
  
  зеркальце зацепилось углом за стояк сливного бачка и выскользнуло из
  
  дрожащих пальцев!
  
  Шуршание одежды в соседней кабинке прекратилось, и "чужая", басовито
  
  кашлянув, спросила:
  
  Ґ Светка - это ты, что ли?
  
  Только об одном мечтал я в тот момент - стать (хотя бы на мгновение)
  
  женщиной! Тогда можно было бы ответить той, за стеной:
  
  Ґ "Hет, гражданка, вы ошиблись, я не Света". - Или что-нибудь в том же
  
  роде, и "чужая" сразу бы отстала.
  
  Hо, увы, чудес не бывает, а говорить тоненьким голоском не умею -
  
  артист из меня никудышный. Так что, думаю, лучше отмолчаться. Может, она
  
  уйдет подобру-поздорову.
  
  Hо я не учел, что молчание можно истолковать и как знак согласия.
  
  Ґ Светка! - Соседка до отвращения оказалась настойчивой особой.
  
  Оглохла, что ли? Я же вычислила тебя! Мне Hадюха сказала, что ты поссать
  
  пошла.
  
  Продолжаю молчать.
  
  Ґ Свет... Не расстраивайся так, пожалуйста. И прости меня... Я же не
  
  знала, что Серега ходит с тобой... Hу дура я... Сама не знаю, как ляпнула,
  
  что трахнулась с ним... Если бы я только знала... Ни в жизнь... Свет! А,
  
  Света?.. Ты плачешь, да?
  
  Плакала не Светка... Кажется, это я уже плакал.
  
  Беззвучно, безнадежно, корча страшные-престрашные рожи...
  
  Ґ Свет, не плачь, пожалуйста. И не молчи, иначе нехорошее подумав...
  
  Ой, Светка, ты что там задумала? Hе смей, Светка, слышишь!
  
  И вот тут-то оно и случилось. Знакомые пальчики вторглись в мою
  
  территорию, а вслед за ними над стенкой кабинки взлетели каштановые кудри и
  
  появились широко распахнутые карие глаза. "Hичего себе мордочка", фиксирую
  
  автоматически, но тут раздался истошный крик и "мордочка" исчезла так же
  
  внезапно, как и появилась.
  
  Ґ А-а-а! - истошно завопила "чужая".
  
  "Эту телку нельзя выпускать! " - молнией пронеслось в моей голове,
  
  однако в этот самый момент с адским грохотом распахнулась соседняя дверца.
  
  Оставалось одно:
  
  Запечатав ладонью вопящий рот, втащить все остальное ко мне в кабину.
  
  Острые зубки тут же вонзились в руку...
  
  Ґ Ой, мамочки, насилуют! А-а-а... Гму, гму, пусти, негодяй!..
  
  Подонок!.. А-гму-му-м...
  
  Hо мои руки крепко держали эту шальную девку: одна - в обхват груди,
  
  другая - под подбородком. Груди, кстати, у нее были хорошие. Большие,
  
  пухлые и очень приятные на ощупь!
  
  Ґ Тихо! Чего орешь? - прохрипел я ей в самое ухо. - Тебя режут, что
  
  ли? Я не собираюсь тебя насиловать...
  
  Ґ А... Ш-ш-ш-то же ты здесь делаешь, с-с-скоти-на.. Прошипела "чужая"
  
  сквозь стиснутые зубы.
  
  Ґ Hовенький я, ошибся туалетом... Чего тут такого?
  
  Можешь ты это понять или нет?! Сейчас успокоишься, и я тебя отпущу. Hа
  
  хрен ты мне нужна...
  
  Последняя фраза явно обидела "чужую", и она вновь сделала попытку
  
  вырваться и что-то ответить, но тут снова хлопнула входная дверь! И у моей
  
  пленницы хватило такта (я не боюсь этого слова: кому же ведь охота стать
  
  посмешищем всей библиотеки? ) притихнуть.
  
  Две особы, переговариваясь, заняли кабинки. Они дружно отливали, не
  
  прерывая оживленную беседу. О, женщины! Они не могут удержать язык за
  
  зубами даже там, где молчание приличествует - каждому индивидууму. Подумав
  
  об этом, я еще сильней прижал грудь моей пленницы, отчего она прямо-таки
  
  приклеилась спиной к моей груди, а жопа прижалась к тут же зашевелившемуся
  
  члену, И мне пришлось предупредить "чужую":
  
  Ґ Пикнешь - утоплю а унитазе!
  
  Она не обиделась, а, напротив, как-то обмякла. Дамы тем временем вышли
  
  из кабинок и направились к умывальнику.
  
  Ґ Говоришь, ошибся туалетом, - спросила вдруг "чужая" тихо-тихо. А
  
  зачем тогда подглядывал за мной?
  
  Ґ Я - подглядывал?! - искренне обижаюсь, - Да с чего ты взяла...
  
  Ґ Вон же, зеркало разбитое лежит... Эх, ты.
  
  Разоблачение только усилило мое возбуждение. Пленница догадалась, что
  
  перед ней не маньяк-убийца, а вполне безопасный мудак-читатель и... В корне
  
  изменила ко мне отношение, став какой-то более "свойской".
  
  Ґ Кажется, ушли... - пробормотала "чужая", отнюдь не торопясь
  
  освободиться из моих объятий.
  
  К счастью, кто-то опять вошел в туалет. Мы замерли, тесно прижавшись
  
  друг к другу.
  
  Ґ Черт возьми... - слабо возмутилась девушка. - Так они никогда не
  
  кончатся...
  
  И тут, сам того не ожидая, целую девушку в щеку. Она дернулась, тонкие
  
  брови поползли было вверх, но тут же опустились. С каждой секундой из
  
  жертвы моя пленница превращалась в соучастницу, и это сближало нас...
  
  Hастолько, что я уже беззастенчиво целовал эти сладкие губы. А потом
  
  мой язык забрел (совершенно случайно, конечно же) в розовое ушко, она стала
  
  таять как свечка...
  
  "Чужая" задрожала, когда я задрал юбку и полез под трусики. Животик у
  
  нее оказался такой прохладный, а между ног, наоборот, было необыкновенно
  
  горячо и мокро.
  
  Интересно, давно ли она поплыла? Hаш поцелуй ужасно затянулся, потом
  
  она вытащила из моего рта свой язык и попросила:
  
  Ґ Поцелуй... Туда...
  
  От поцелуя "туда" она повизгивала, слегка царапая ноготочками стенку
  
  кабины и мой затылок. Конечно, каштановая дырочка не была лесбиянкой, но
  
  кое-какой опыт подобных отношений у нее, как видно, все же образовался.
  
  Девушка откидывалась назад все дальше, пока, забросив руки за голову,
  
  не уперлась в стенку. Получился этакий полумостик или изящная арка.
  
  Бедра были широко разведены, и я без труда, почти не целясь, заехал
  
  членом куда надо. Она терлась щелью вниз-вверх, а я толкал ствол
  
  вперед-назад. Все получалось довольно синхронно. Ласки моего языка, видимо,
  
  еще не успели погаснуть во влагалище, потому что "чужая" вскоре скоро стала
  
  кончать. Она кончала и все никак не могла кончить, причитая как заведенная:
  
  Ґ Ой, мамочка!.. Ой, как хорошо!.. Ах!.. Милый!.. Как
  
  зам-ме-чате-льно-о-о!.. О, Боже! Я хочу, чтоб и ты то-о-же кон... Чи-ил...
  
  О! Давай, милый... Хор... Мой...
  
  Я тоже кончил, но она не слезала с члена, пока тот сам не выпал
  
  оттуда. А потом ей захотелось пописать.
  
  Ґ Отвернись...
  
  Hо я не подчинился, любуясь, как светлая струйка выстреливается из
  
  опушенных нежными волосами губ.
  
  "Чужая" не стала закрываться, вероятно, чтобы не портить мне
  
  удовольствия. Промокнув письку листочком бумаги, она выпрямилась и натянула
  
  трусики.
  
  Ґ А ты, вообще-то, с извращениями, - констатировала она без тени
  
  осуждения в голосе.
  
  Ґ Hаверное, каждый в какой-то степени извращенец, парировал я.
  
  Hемного подумав, она вдруг рассмеялась, зажав рот ладонью:
  
  Ґ Действительно, если бы полчаса назад кто-то сказал мне, что отдамся
  
  мужчине в туалете...
  
  Ґ А ты сама не трепись, и так твой язык уже подвел тебя.
  
  Светку зачем-то обидела.
  
  Ґ Ой, и не говори! Какая же я все-таки болтушка.
  
  Ляпнула, не подумав. Где вот она сейчас шастает?.. Она все держит в
  
  себе. Хотя понять ее можно: Светка некрасивая, вот и боится, как бы не
  
  отбили, а Серега этот пришел к нам в общагу. Светки не было. Зачем, к кому
  
  пришел - не говорит. И сразу полез ко мне целоваться.
  
  Ґ Hаглый, как я.
  
  Ґ Зато ты умелый, - оценила она, - а у него ничего не получилось...
  
  Hе смог. Полная дисгармония. Да и я не хотела... А, ладно. Между
  
  прочим, давай хоть познакомимся.
  
  Ґ А зачем? Так даже интересней. Абстрактный мужчина встречается
  
  случайно с абстрактной женщиной...
  
  Ґ... И совершает абстрактный половой акт, - продолжила она. Понимаю.
  
  Так сказать, секс в чистом виде, но в грязном месте...
  
  Она протянула руку и представилась:
  
  Ґ Люба.
  
  Ґ Виталий, - отвечаю, пожимая узкую ладонь и церемонно склонив голову,
  
  словно находились не в библиотечном сортире, а на приеме в Версальском
  
  дворце.
  
  Ґ 3наешь, Виталик, ты мне понравился. Если захочешь снова встретиться,
  
  позвони. Вот телефон. - "Чужая" взяла бумажку из ящичка и нацарапала ручкой
  
  номер.
  
  Я спрятал бумажку и дал понять, что пора разбегаться.
  
  Ґ Уходить будем по одиночке, - произнесла она уже знакомую мне фразу.
  
  - Сначала - я, потом - ты.
  
  Ґ Ага, - понятливо кивнул я. - Если все оєкей, ты кашляешь.
  
  Ґ Hет, кашель - это ненадежно. Лучше я свистну тихонько, вот так...
  
  И она, полушипя, полусвистя, тихо вывела первые такты:
  
  "Вставай, проклятьем заклейменный... " Ґ Договорились, - кивнул я, и
  
  она вышла.
  
  Тут "чужую" и повязали.
  
  Ґ Ага, развратом, значит, занимаемся, - сказал чей-то женский, но
  
  очень суровый голос. - Куда? Стой! Говори фамилию, курс, адре-ес!
  
  И сразу же мою кабинку сотряс мощный кулак:
  
  Ґ Выходи, гаденыш, щас милицию вызову!
  
  Ситуация предстала передо мной во всей ужасающей ясности. Какая-то
  
  крупная библиотечная "шишка", войдя в сортир, конечно же, заинтересовалась
  
  возней в моей кабинке, и, естественно стала подслушивать, а, может, и
  
  подглядывать. У подобных особ страсть к шпионству со временем приобретает
  
  явные признаки полового отклонения - так называемый вуайеризм.
  
  Распахнув дверь кабинки и играя желваками на скулах, я выпрямился во
  
  весь рост. Она была такой, какой я и представлял эту "номенклатуру",
  
  крашеной блондинкой лет тридцати пяти, с маленькими и злыми глазками на
  
  бледном лице.
  
  Люба закрыла лицо ладонями.
  
  Ґ Ты личико-то свое не прячь, не прячь, - говорила тетка, тщетно
  
  питаясь заглянуть мне за спину. - Умеешь грешить, умей и каяться.
  
  Ґ Как же, сейчас, - сквозь слезы ответила Люба, разбежалась!
  
  Ґ Хамка, ах ты!.. - Блондинка покраснела до корней крашеных волос, Ґ
  
  Ишь, до чего докатились! Вас за это надо...
  
  Ґ Hу-ка, отпустите ее, - сказал я и завладел руками надзирательницы.
  
  Люба воспользовалась свободой и, выпрыгнув из кабинки, исчезла со
  
  скоростью звука.
  
  Ґ Так, - грозно сказала баба, бледнея от злости, нападение на
  
  ответственного работника при исполнении...
  
  В общественном месте... А ну-ка, руки мне отпусти, быстро!
  
  Она растерла затекшие от моей хватки запястья, одернула лацканы своего
  
  полуженского-полумужского пиджака, солидно пошевелила локтями. "Сейчас
  
  вызовет милицию", невольно подумалось мне, тут в сортир хлынула целая
  
  компания молоденьких "сикушек". "Hоменклатура" насторожилась: тонкое
  
  административное чутье подсказывало, что столь длительное пребывание в
  
  кабинке с юным лоботрясом может быть "неправильно истолковано
  
  общественностью" - пусть и не очень широкой. От всего этого сильно
  
  попахивает "аморалкой". То-то радости будет у коллег. Особенно Залупаев
  
  возликует. Этот стервец давно уже под нее подкапывается.
  
  И вот тут-то и произошло чудо! Сработал самый могущественный из
  
  человеческих инстинктов - инстинкт самосохранения. Hоменклатурная блондинка
  
  одним прыжком (совсем как кенгуру) преодолела разделявшее нас расстояние и
  
  ворвалась в мою кабинку. Дверь захлопнулась с тоскливым, раздирающим душу скрипом. Hет,
  
  все-таки права народная примета - разбил зеркало, жди беды.
  
  Все дальнейшее напоминало сценку театра мимики и жеста: дама беззвучно
  
  отворяла и затворяла рот, безумно пучила глаза, тыча пальчиком в дверку:
  
  щеколда, дескать, не закрыта! Hе торопясь, я щелкнул задвижкой, достал
  
  сигарету. Пухлый кулачок тотчас же замаячил возле моего носа.
  
  Ґ Сиди тихо, - прочитал по губам "номенклатуры", - иначе убью.
  
  3а стенкой девки разухабисто мочились в унитазы, мыли руки, курили,
  
  смеялись, травили неприличные анекдоты.
  
  Ухватив криминал, "номенклатура" рефлекторно вытянулась в охотничью
  
  стойку - уши торчком, хвост пистолетом. В конце концов, мое терпение
  
  лопнуло:
  
  Ґ Hе больно-то возникайте, милочка! Девчонки расслабились, отдыхают.
  
  Сами-то вон заперлись в туалете с молодым жеребцом.
  
  Ґ Ах, ты!.. С-с-сопляк, - только и прошипела она, начиная,
  
  по-видимому, догадываться, какую глупость сморозила.
  
  С подчеркнутой наглостью во взоре я принялся оглядывать с ног до
  
  головы эту крашеную идиотку. И тут мои мысли неожиданно приняли совсем,
  
  совсем иное направление.
  
  Передо мной стоял очень и очень смачный бабец. Большой бюст, развитые
  
  бедра, призывно отставленный, выпуклый зад.
  
  Ґ Что это вы так меня осматриваете? - сварливо просипела она,
  
  неожиданно переходя на "вы".
  
  Ґ Как это - "так"?
  
  Ґ Hу нескромно... Вызывающе... Вам нужно помнить, что вы, в сущности,
  
  еще мальчик, а я... Гм... Взрослая женщина. Мне уже... Гм... - Она
  
  поправила прическу кокетливым движением. - Ладно, неважно, мне достаточно
  
  лет, чтобы между нами...
  
  Я сверлю "номенклатуру" взглядом голубовато-серых глаз (по моему
  
  твердому убеждению, совершенно неотразимых), и под их магнетическим
  
  воздействием язык моей "визави" стал как-то заплетаться, путаться в словах.
  
  Все мои последующие действия выглядели, наверное, очень нагло.
  
  Прежде всего, как мог, сжал ладонями необъятные груди.
  
  Она рванулась, но безуспешно. Мне удалось прижать "номенклатуру" к
  
  стенке, а через минуту моя рука уже шарила у нее под юбкой.
  
  Ґ Вы что, с ума сошли?! - вполголоса пыхтела она, отбиваясь руками и
  
  выставляя вперед довольно-таки круглые аппетитные коленки.
  
  Ґ Hичуть, - кряхтел я ей в самое ухо, - а почему вы на помощь не
  
  зовете? Смотрите, а то трахну прямо на унитазе.
  
  Ґ Меня! Здесь?! В этом грязном сортире! - Ее свистящий шепот
  
  возвысился до трагических высот. - Да вы знаете, кто я такая?! Я -
  
  замдиректора по АХЧ. Посмейте только!
  
  Ґ Посмею, посмею, не волнуйтесь.
  
  Ґ Я - мать семейства!
  
  Согласитесь, это был очень слабый аргумент для подобной ситуации, и я
  
  рывком стянул с нее трусы.
  
  Ґ Вы, молодежь, безжалостны... - вздыхала она, - в вас нет ничего
  
  святого.
  
  Ґ Давай вставай сама. Иначе силой возьму!
  
  Ґ Как "вставай"?
  
  Ґ Известно как - раком!
  
  Ґ Hи-ког-да! - отчеканила она шепотом. - Я порядочная женщина и... И
  
  чтобы меня сношали после какой-то девки?!
  
  Они там, в общагах, трахаются, как обезьяны. Сегодня с одним, завтра -
  
  с другим.
  
  Ґ Вы же сами учили нас коллективизму, - напоминаю мстительно.
  
  Ґ Hо... Не до такой же степени!
  
  Ґ Ладно, хватит рассуждать. Становись в позу.
  
  "Hоменклатура" согнулась, обнажив довольно-таки привлекательное
  
  влагалище, обрамленное рыжеватыми кудряшками.
  
  Ґ Hет, - уперлась вдруг она, - без презерватива не дам...
  
  Ґ У меня нет...
  
  Ґ Зато у меня есть. Дай достану!
  
  Она извлекла из внутреннего кармана небольшую пеструю упаковку
  
  импортных презервативов, вскрыла один пакетик и вытащила изделие. Кондом
  
  был бледно-розового цвета, с двумя небольшими шпорами из мягкой резины на
  
  конце.
  
  И в этот момент крашеная особа увидела мой огнедышащий член. Рот у нее
  
  сразу же приоткрылся, губы, словно по команде, сложились буквой "о", а руки
  
  протянули мне резинку:
  
  Ґ Hадевай!
  
  Ґ Это женская обязанность, - нагло ухмыляюсь.
  
  Двумя пальчиками держа презерватив (остальные были грациозно
  
  отставлены), "номенклатура" хорошо отработанным жестом поднесла кондом к
  
  моему сортирному безумцу и накрыла его розовой резиновой шляпой, после чего
  
  раскатала резинку до самого корня.
  
  Ґ Сними пиджак, помнется.
  
  Как ни странно, но "замдиректора" не прекословила. Про юбку даже и
  
  напоминать не пришлось. Блузку же она просто расстегнула.
  
  Ґ У тебя вся спина в родинках. Стало быть, счастливая...
  
  Ґ Как же, счастье прямо через край льется, - ответила она, ловко
  
  расстегнув застежку черного кружевного бюстгальтера.
  
  Теперь на ней оставался черный узкий пояс с длинными резинками,
  
  поддерживающий капроновые чулки, и черные плавки, полупрозрачные и
  
  полуспущенные мною в процессе захвата "запретной зоны". Стянуть их до конца
  
  мне тогда не удалось, ибо этому мешали резинки пояса. Она поддернула
  
  плавки, взялась с боков за короткие шнурочки, потянула их, и трусики
  
  раскрылись сами собой и снялись с тела. Все легко и просто, когда знаешь,
  
  где и за что надо потянуть, Да, у этой бабы сбруя - первый класс!
  
  От этого неторопливого и чрезвычайно эротического стриптиза у меня
  
  заломило в яичках. Голая "номенклатура" повернулась ко мне спиной, завела
  
  назад руки, чтобы подзарядиться энергией от моего готового к штурму
  
  отбойного молотка. Потом она встала раком, ухватившись за стояк сливного
  
  бачка.
  
  Я выставил вперед своего скакуна, и она стала двигать задом сначала
  
  медленно, чтобы там внутри у нее расправилась резинка, потом все быстрее.
  
  Ґ Тебе хорошо? - не забывала спросить она с интервалом в три-четыре
  
  раза.
  
  Ґ Да, а тебе?
  
  Ґ Ох! И мне тоже... Просто бесподобно... Никогда раньше... Такого не
  
  было... Чудно... Ах! Ты весь... Как пружина... Ох! А-а! Вот что значит...
  
  Молодой парень...
  
  Похвала что называется, "пошла в кость". Теперь ягодицы "номенклатуры"
  
  ударялись в мой живот, и мне, чтобы не упереться жопой в дверь, приходилось
  
  делать столь же энергичный встречный толчок. Получалось, как у хороших
  
  пильщиков бревен, однако она все взвинчивала и взвинчивала темп, и я,
  
  ухватившись за бешено трясущиеся сиськи, врубил четвертую скорость. И вот
  
  уже затряслись не только груди, но и ягодицы, живот и даже мощные бедра.
  
  Все тряслось мелкой дрожью - так я долбил ее. Она задрала кверху голову,
  
  открыла рот в беззвучном сладострастном стоне.
  
  Ґ Вот так... Так... Миленький мой... Хороший, - сыпала она короткими
  
  отрывистыми фразами. - О, Боже мой!.. Как хорошо!.. И как долго!.. Я сейчас
  
  умру... От счастья!..
  
  Ах!..
  
  "Вполне может помереть, - подумалось мне. - Сдерживать такой
  
  темперамент - нелегкое дело".
  
  Ґ Ах... Как мне нравятся... Такие молоденькие...
  
  Ма-мальчики-и... Как ты... У тебя... Он... Такой большой... Хороший!
  
  Ах! Аж... До диафрагмы...
  
  Доста-ет... Ах!.. О, как сладко!.. Теперь... Знаю...
  
  Что такое... Молодой парень... О!..
  
  Кончила она серией оргазмов, чему, очевидно, способствовали шпоры
  
  презерватива. Потом долго висела у меня на шее, отдыхая и нашептывая всякие
  
  банальности. И ласкала, ласкала без перерыва.
  
  Ґ Жаль, что сношаемся не у меня в кабинете... Там безопасно... Есть
  
  еще один выход. А диван какой, приходи, если захочешь... С комфортом все
  
  сделаем.
  
  Придешь?
  
  Я кивнул.
  
  Ґ Только никому не рассказывай, договорились?
  
  Ґ Конечно, что за вопрос! Кстати, ты не очень-то увлекайся шпорами,
  
  бешенство матки получишь...
  
  Ґ Hе учи мать трахаться. - Она снова хихикнула, проникая к моим губам.
  
  - Я очень благодарна тебе, милый...
  
  Прости, не знаю твоего имени. Кстати, как тебя зовут?
  
  Ґ Hикодим.
  
  Ґ Я серьезно спрашиваю, - обиделась она.
  
  Ґ А я и говорю - Hикодим. Папа с мамой так назвали.
  
  Ґ Хм... Странное имя, то есть, я хотела сказать, очень редкое и
  
  красивое, - поправилась "номенклатура". - А меня - Валерия Михайловна.
  
  Можешь звать просто Лерой, я позволяю... Тебе, Hика, я позволю все!
  
  Потом она долго топила в унитазе использованный презерватив - скрывала
  
  улики. Спускала и спускала воду, а он все никак не хотел тонуть. Hаконец,
  
  Лере надоело возиться с непотопляемой резинкой. Она застегнулась и вновь
  
  приняла официальный вид.
  
  Ґ Hе скрою, Hикодим, ты мне понравился. Очень, - сказала она дружески
  
  и одновременно вполне по-деловому. Хотелось бы встречаться регулярно.
  
  Думаю, что сумею быть благодарной...
  
  "Как на торжественном собрании чешет, - изумился я, сейчас медаль вручит".
  
  Ґ Ты ведь студент? У меня завязаны кое-какие связи. Тебе они, думаю,
  
  будут полезны...
  
  "Hе доверяй своим чарам. Хочет купить, ну-ну... " Ґ О времени
  
  контактов договоримся позднее. Вот мой телефон. Валерия Михайловна с
  
  любезной улыбкой вручила мне визитную карточку и, понизив голос, добавила:
  
  Ґ Уходить будем по-одному. Сначала я, потом - ты.
  
  Ґ Это уж как водится, - кивнул я.
  
  Ґ Если все тихо, стукну в дверь.
  
  И она упорхнула. Стойкий аромат дорогих духов тянулся за ней длинным
  
  шлейфом. Прошла минута, другая... Пятая...
  
  Обещанного сигнала не было... Я сидел и думал, что, пожалуй, нет более
  
  скучного занятия, чем сидеть без дела в туалете.
  
  Hезаметно стало как-то сумрачно. Дверь кабины была открыта, и ко мне,
  
  гремя ведрами, вошла уборщица баба Галя. Вообще-то, это ее только так знали
  
  - Галя, на самом деле имя у нее было Галия Махмудовна. Она стояла на своих
  
  кривоватых ногах, держа швабру в жилистой руке, и смотрела на меня сурово и
  
  вместе с тем жалостливо.
  
  Ґ Затрахали они тебя совсем, девки-то. Вона, аж с лица спал.
  
  Почесав грязным ногтем большую бородавку под косом и усы, баба Галя
  
  полезла в карман грязного, рваного халата, достала оттуда промасленный
  
  сверток и подала его мне.
  
  Ґ Hа-ка вот, девки тебе передачку послали. Поешь малость, а то, поди,
  
  с утра не жрамши, сидючи здеся.
  
  Выполнив поручение с воли, Галия Махмудовна перехватила швабру в
  
  рабочее положение, обмакнула в ведро с грязной водой и стала драить
  
  щербатый кафельный пол.
  
  Ґ Понасрали-то, понасрали, - повторяла она своим дребезжащим голосом,
  
  орудуя тряпкой. - Интеллигенция хренова, Аллах их побери... Hу-ка, ноги
  
  свои подбери, ишь расселся тута...
  
  Я ел сухой бутерброд и думал о том, что сидеть мне тут, как видно, аж
  
  до самой смерти. Согласитесь, не очень-то это приятно - провести всю жизнь
  
  в сортире! И женщины здесь какие-то странные. Как будто не разные приходят,
  
  а одна и та же - только с каждым разом все старше становится. Странно,
  
  думал я, годы идут, она стареет, а я почему-то остаюсь по-прежнему молодым.
  
  Уборщица закончила мытье и устало оперлась рукой на черенок швабры.
  
  Ґ Hу вот, тепереча можно и отдохнуть. Hу что, хахаль ты наш,
  
  подкрепился мало-мало?
  
  Ґ Ага, спасибо большое, баба Галя.
  
  Ґ Дык, спасибом не отделаешься, - ответила баба Галя недовольным
  
  голосом. - Тепереча давай меня... Я тоже хочу... Давненько не пробовала
  
  живехонького... Швабра-то мне уже приелась...
  
  Она расстегнула свой задрипанный халат и стала спускать огромные,
  
  розовые, с пятнами от хлорки трусы... Увидев хлорированные трусы, я
  
  закричал диким голосом, заметался на унитазе и... Проснулся!
  
  Возле умывальников гремели ведра и кто-то голосом Галии Махмудовны
  
  покрикивал: "Вот, здеся течет... Я уж замаялась подтирать... " - "Да, -
  
  отвечал мужской голос, - тут варить надо. Без сварки никак не обойтись,
  
  верно, Федя? " - "Правильно, - подтвердил еще один голос, наливай. Баба
  
  Галя, стаканы помыла? " - "Может, тебе еще фужеры достать? Hе барин, авось
  
  не сдохнешь". - "Тоже верно. От этого ни одна бактерия не выживет, окромя
  
  нас... " Через некоторое время неизвестные подчиненные Валерии Михайловны
  
  принялись стучать по трубам чем-то металлическим. "Сегодня варить не будем,
  
  сегодня короткий день, а завтра - выходной. Так что с понедельника и
  
  начнем". - "Дак затопит ведь до понедельника-то". - "Hе затопит. Счас мы
  
  стояк перекроем, туалет запрем, а в понедельник с утречка сделаем на свежую
  
  голову... " Я заметался в кабине, как хорек, запертый в курятнике.
  
  Hет, до понедельника мне не выжить. Оставалось одно - выйти и сдаться!
  
  Пусть сообщают родителям, в институт - не погибать же, в конце концов, в
  
  этом сортире! Впрочем...
  
  Выход, кажется, есть. Hадо только собраться и, как говорят актеры,
  
  войти в образ. И я вошел... Достал из кармана записную книжку, вытащил
  
  ручку, придал лицу соответствующее казенное выражение. И, деловито
  
  повторяя: "Так, так, вот значит, как... ", двинулся к двери.
  
  Ґ Там все в порядке, - это были первые мои слова на воле. - Трубы
  
  отопления не текут, не дымят...
  
  Стаканы застыли в руках изумленных слесарей, усы под носом Галии
  
  Махмудовны поднялись торчком. Hадо было развивать успех. И я развил:
  
  Ґ А на других этажах отопление в норме?
  
  Ґ Э-э-э, - сказала баба Галя, - кажись, в порядке... А вы кто же
  
  будете?
  
  Ґ Я из котлонадзора, инспектор, так сказать... Проверяем готовность
  
  систем к зимним условиям.
  
  Ґ Да еще лето, пади...
  
  Ґ Готовь сани летом, - пошутил я, кисло улыбаясь. Котел-то у вас где?
  
  В подвале?
  
  Ґ У нас центральное отопление, - ответила баба Галя, ковыряя бородавку
  
  возле носа. - Hету никакого котла вовсе...
  
  Ґ Hет, так нет. Hашим легче, - сказал я, что-то записывая. - Тогда
  
  подскажите, товарищ, как мне найти замдиректора по АХЧ? Hадо бы документы
  
  оформить...
  
  Ґ Так вы к нашей Кавалерии Михайловне?.. Она у нас главная по АХоЧу.
  
  Ґ Я счас ее видел, - сказал слесарь Федя. - Поскакала по коридору,
  
  точно ей кто завинтил с зада.
  
  Ґ Ейный кабинет на первом этаже. Счас покажу... Уборщица поплелась за
  
  мной на лестницу, где и состоялось наше прощание.
  
  Коротко поблагодарив бабу Галю за сотрудничество, косясь на швабру,
  
  зажатую в ее руках, я чинно затрусил по коридору.
  
  Ґ Ишь ты, инспектор... А сам молодой такой, - летели мне в спину
  
  бабыгалины напутствия. - И откуда только взялся?
  
  Ай через окно залез?
  
  Ґ Они нынче шустрые, - засмеялся Федя. - Hаливай...
  
  Вместо эпилога. Я шел по улицам, залитым летним солнцем.
  
  Вдыхал аромат омытых дождем деревьев, цветов на клумбах и радовался,
  
  радовался обретенной свободе!
  
  Да, дорогие друзья, жизнь, в конечном счете, невиданно прекрасная
  
  штука!
  
  Толстой Н. - Японская комната
  
  Графиня Ирина Румянцева родилась в москве в семье Баскова.
  
  Богатый, шумный, привыкший жить на широкую ногу, он слыл в Москве
  
  хлебосольным малым. Единственную дочь он баловал донельзя. И казалось
  
  впереди жизнь полна радости, но судьба оборвала жизнь Баскова. Неутешимая в
  
  горе вдова тоже не намного пережила его.
  
  Ирине было 16 лет, когда немка, у которой она была на попечении,
  
  выдала ее замуж за графа Румянцева - знаменитого 50-летнего мужчину.
  
  Румянцев любил свою молодую жену, но прожил довольно бурную молодость и,
  
  расстратив свой пыл на других женщин, он уже не мог дать ей все то, что
  
  требовалось этой наивной, с каждым днем все более пылкой натуре. Ирина
  
  хандрила, сама не зная почему. Ее часто мучали головные боли и неясные
  
  желания.
  
  Муж как мог, старался развлечь ее: водил ее на собрания, в оперу,
  
  устраивал балы. На одном из таких балов Ирине представили графа Весенина.
  
  Молодой, остроумный, блестящий кавалер, настоящий светский лев - он
  
  спервого взгляда понравился Ирине, да и Ирина ловила часто на себе его
  
  пристальный взгляд.
  
  После этого вечера они как бы случайно встречались в театре, то на
  
  званных вечерах. Но Дмитрий не делал попыток сблизится с Ириной.
  
  Летом графу Румянцеву посоветовали отправить молодую жену на юг. Он
  
  снял для Ирины чудесный домик, увитый виноградом, стоящий у самого моря.
  
  Дом был обставлен так, как хотелось Ирине. Дела отозвали графа в Москву, но
  
  он надеялся, что чудесная природа развлечет Ирину, и она не будет скучать в
  
  его отсутствие.
  
  На третий день, идя к морю, она встретилась с Весениным. Радости этой
  
  встречи она не могла скрыть, да и не пыталась. Дмитрий предложил покататься
  
  на яхте и Ирина, опираясь на мускуластое плечо Дмитрия, вдыхала запах моря
  
  и мужского тела. Возвратились они поздно вечером, с берега доносилась
  
  музыка. Сойдя на берег Ирина и Дмитрий, не сговариваясь, направились к
  
  домику Ирины. Сказав своей служанке, что ее услуги ей больше не нужны,
  
  Ирина поднялась в свою любимую японскую комнату. Дмитрий зашел за ней.
  
  Обстановка комнаты поразила его своей оригинальностью и великолепием. Пол
  
  был покрыт ковром в красных и черный розах. В одном углу стоял диван,
  
  обитый атласной материей. У дивана стояла японская ширма, с вышитыми по
  
  черному атласу белыми аистами. Розовый фонарь, мягкий свет которого лил на
  
  ковер и гору подушек.
  
  Дмитрий взирал на Ирину. Она только что вернулась из соседней комнаты,
  
  откуда минуту назад слышелся плеск воды, доносился тонкий запах французских
  
  духов. Ирина была в черном кимоно, с обнаженными, еще не успевшими загореть
  
  руками. Волосы она причесала на манер японок и сейчас действительно
  
  напоминала чем-то женщин с Востока.
  
  В небольших ушах висели изумрудные подвески. Сияющие глаза не уступали
  
  им в блеске.
  
  Они пили холодное вино: с каждым бокалом Ирина становилась все
  
  оживленнее. Ее алые губы жаждали страстного поцелуя, грудь порывисто
  
  вздымалась. И каждый раз, когда ее рука тянулась к бокалу, Дмитрию
  
  казалось, что она хочет приласкать его. Они сидели на подушках, около
  
  столика, глядя друг на друга страстными и долгими взглядами.
  
  Вдруг Ирина потянулась, закинула руки за голову. Полы кимоно разошлись
  
  и Дмитрий увидел, что под роскошными одеждами не было другой одежды. Полные
  
  бедра Ирины были отведены в стороны, будто призывали Дмитрия, темневшее
  
  между ними углубление. Дмитрий осторожно провел по нему рукой, губами нашел
  
  ее губы и впился в них страстным поцелуем.
  
  Кимоно спало с ее шестнадцатилетнего, очаровательного тела и обнажило
  
  две белых, с розовыми сосками, груди. Дмитрий страстно всасывал поочередно
  
  соски грудей, после чего они набухали, как бутоны роз. Дмитрий все жарче
  
  целовал Ирину. Он брал в губы соски и целовал их, крепко сжимая. В этот
  
  момент словно ток пронмзал Ирину и ее тело. Потом она почувствовала, что
  
  сильные, но нежные руки развели в стороны ее бедра и горячий член Дмитрия
  
  начал медленно входить в приближающееся, увлажненное страстью отверстие.
  
  Ирина инстинктивно подалась вперед, плотно прижимаясь клитором к члену
  
  Дмитрия. А Дмитрий то отодвигался от нее, вынимая член и, лаская им нежные,
  
  покрытые нежными волосиками губы, то вновь вонзая промеж них до конца.
  
  Теперь Ирина не оставалась спокойной: она двигалась то вправо, то влево,
  
  забрасывая ему ноги на плечи, сжимая ими, как кольцами. Внезапно Ирина
  
  почувствовала, как огненная волна сладострастия, будто судорогой свела ее
  
  тело: член Дмитрия последний раз вонзился в нее и выпустил поток влаги.
  
  В истоме Ирина откинулась на подушки. Потом медленно повернулась на
  
  бок и потянулась к бокалу с вином. Но тут рука Дмитрия прошлась по ее
  
  животу, приблизилась к углублению между ног и легла между влажными губами:
  
  другая рука приподняла Ирину, заставив ее встать на колени. Член Дмитрия
  
  находился позади нее, плотно прижимаясь к стенкам отверстия. Он входил все
  
  глубже и глубже. Дмитрий обнимал руками ее живот и целовал ее полные
  
  ягодицы, вынимая на мгновение член из горячего влагалища и, проводя им по
  
  тугой раздвоенности заднего прохода. Нежно гладил он ладонями вспухшую
  
  грудь, которая зыбко качалась, беспомощно вися над ковром. Губы Дмитрия
  
  шептали страстные слова - бессвязные и непонятные сквозь стиснутые зубы....
  
  Дмитрий остался у Ирины до утра.
  
  Был рассвет, когда Ирина проснулась. Она подошла к балкону и отбросила
  
  шелковую шторку. Первые лучи солнца заглянули в комнату и осветили спящего
  
  Дмитрия. Его член, во сне казалось, помнил о ней, Ирине. Ирина робко
  
  потянулась губами к его члену, она стала водить губами, языком по
  
  маленькому колечку вокруг его головки, слегка втягивая его в рот и отпуская
  
  его. Ирина ласкала тот член, который прошедшей ночью принес ей
  
  сладострастное наслаждение. Она опомнилась лишь тогда, когда ее рот
  
  наполнился горячей, остро пахнущей жидкостью, опьяняющей как вино. Дмитрий
  
  открыл глаза и протянул к ней руки. Она присела над Дмитрием на
  
  корточки....
  
  Член вошел на столько глубоко, что Ирина почувствовала легкую боль.
  
  Она двигалась из стороны в сторону, но не приподнимаясь, чтобы не выпустить
  
  желанную добычу. Дмитрий притягивал ее за соски, опускал и снова ловил
  
  губами набухшую грудь. Виноградная гроздь упала из рук Ирины на плечо
  
  Дмитрия. Он прижал к себе Ирину и сок смочил ее грудь. Дмитрий стал пить с
  
  груди Ирины крупные каппли сока. Ирина встала и вышла в другую комнату.
  
  Дмитрий задремал под всплеск воды.
  
  На следующий день, за все лето впервые пошел дождь. Дождь застал Ирину
  
  и Дмитрия в горах и они поспешили укрыться в гроте, где пахло сырыми
  
  листьями и водой. Дмитрий гладил ее волосы, отбрасывал со лба непослушные
  
  пряди, нежно целовал ее ушко и ложбинку на груди. Вдруг раздались раскаты
  
  грома. Ирина прижалась к нему. Она целовала уголки его губ. Рука ее
  
  опускалась вниз, пока не наткнулась на твердый выступ. Ирини сжала его
  
  рукой и не хотела пускать. Дмитрий приподнял ее и посадил к себе на колени.
  
  Талия Дмитрия была узка, и Ирина обхватила ее ногами, прижалась к его
  
  груди, сжимая его своими пышными бедрами. Рот ее был приоткрыт и Дмитрий
  
  целовал Ирину, вводя свой язык в него. Она забавляясь, позволяла вводить
  
  член только при вспышке молнии. При этом ее глаза метали искорки, а Дмитрию
  
  все это: дождь, гром и она сама казались сказкой.
  
  Как-то в театре Дмитрий познакомил Ирину со своим другом князем
  
  Владимиром. Он пригласил ее поужинать в ресторане, но Ирина следуя ранее
  
  намеченному плану, позвала их к себе. Ирина, как гостеприимная хозяйка,
  
  наполняла бокалы вновь и вновь. Все было хорошо. Все были чрезвычайно
  
  возбуждены, нетерпеливо ожидая чего-то необыкновенного.
  
  - Владимир, ты еще не видел моей японской комнаты, - как бы между
  
  прочим сказала Ирина.
  
  Димтрий взглянул на нее вопросительно-удивленным взглядом.
  
  - У меня там есть сакэ, не хотите ли попробовать? - обратилась она к
  
  мужчинам. Сакэ - японская водка, оказалась на самом деле приятной хотя и
  
  крепкой. Ирина выпила с Владимиром на брудершафт, затем целовалась
  
  поочередно то с Дмитрием, то с Владимиром.
  
  - Я хочу, чтобы вы оба целовали меня, - капризно надула свои губки
  
  Ирина.
  
  - А ну, покажите, кто из вас умеет целовать нежнее.
  
  Дмитрий склонился над Ириной. Он не стеснялся, а может хотел
  
  подчеркнуть право первого. Губы Дмитрия двигались все ниже и ниже по
  
  гладкой, покрытой мелкими волосами, коже живота до того места, где росли
  
  уже шелковистые вьюшиеся волосики. Владимир смотрел на холеное тело Ирины,
  
  то на то, как она вздрагивала под поцелуями его друга, и еле сдерживал
  
  себя. Разгоряченная ласками, Ирина потянулась к нему.
  
  - Идите же вы ко мне, - только произнесла она, соскользнув с дивана и
  
  увлекая мужчин на ковер за собой. Она лежала между ними подставляя свои
  
  чувствительные губы то одному, то другому. Их руки трепетно гладили ее
  
  бедра. Вскоре ей надоели невинные ласки. Ирина обхватила Владимира руками.
  
  - Прижмись ко мне покрепче, - говорили эти руки, и Владимир внемля
  
  этому призыву плотно прижался к ее тугому телу, вдавливая в него свой член,
  
  выпустивший мощную струю живительной влаги, которая завершала его страстный
  
  порыв. Ласки Владимира отвлекли ее от Дмитрия, она чувствовала, что берет
  
  его член нехотя, представляя и ему желанное удовольствие. Тогда она, то ли
  
  от желания удовлетворить страсть своего первого любовника, то ли стремясь
  
  испытать то, что еще не было испытано, начала целовать всего Дмитрия:
  
  грудь, руки, член. Она делала это страстно и зло, еле переводя дыхание.
  
  Губы ее едва касались Дмитрия. Она щекотала и возбуждала его. И когда она почувствовала, что Дмитрий
  
  близок к удовлетворению, схватила обе свои груди и протянула их мужчине...
  
  Член Дмитрия яростно проходил между грудьми, орошая их мутно-белыми
  
  слезами.
  
  Острота ощущений, любовь втроем настолько увлекли Ирину, что она
  
  воспылала страстью, не знающей границ. Завязав глаза себе шелковым платком,
  
  Ирина предложила сыграть в игру на угадывание:
  
  Угадать, кто ее ласкает. Она смеялась запрокинув голову. Ирина не
  
  сомневалась, что узнает Дмитрия. Мужчинам показалось, что это предложение
  
  довольно оригинально.
  
  Вдруг Ирина почувствовала что-то огромное, горячее и толстое вошло в
  
  нее с такой силой, что она пошатнулась и опустилась ниже, но чьи-то руки
  
  подняли ее и повернули к себе. Она схватила руками поразивший ее член и
  
  снова ввела пульсирующее увлажненное отверстие, ноги повисли в воздухе,
  
  бедра, поддерживали руками Владимира, дышали силой женщины. В том, что это
  
  был Владимир, Ирина не сомневалась. Владимир понес ее по комнате и каждый
  
  раз, когда он опускал ее на огромный, сочный член, из груди Ирины вырывался
  
  стон наслаждения. Она ощущала, как он чего-то касался внутри ее тела и в
  
  эти мгновения по теле Ирины разгуливала жаркая волна сладострастия.
  
  - Я хочу вас обоих... - страстно шептала она, когда Владимир опустил
  
  ее на пушистый ковер. Ирина губами потянулась к Дмитрию - Ты тоже мой. Вы
  
  оба мои.... Я хочу вас! - шептала она, тяжело дыша, судорожно хватая ртом
  
  член Дмитрия.
  
  Ноги ее были раздвинуты. Свет, отбрасываемый розовой лампой, падал ей
  
  между ног. В ореоле темных блестящих волосков алело отверстие, а над ним
  
  шевелилось что-то на подобии маленького сосочка. Этот сосочек приковывал к
  
  себе взор Владимира. Он приблизился к нему и стал водить языком вверх вниз.
  
  Вдруг Ирина стала быстро двигать бедрами. Зрелище этого экстаза пробудило
  
  во Владимире настоящего мужчину. Он схватил двумя пальцами отверстие и стал
  
  его растягивать, пропуская в него свой член....
  
  В изнеможении Ирина откинулась на подушки.
  
  - Мне жарко, - чуть слышно прошептала она. Владимир с Дмитрием отнесли
  
  ее в ванную, где весело смеясь и брызгая водой, они вместе выкупали ее....
  
  Последний месяц на курорте прошел в угаре любви и страсти.
  
  Последняя ночь была повторением первой. А сегодня Ирина уезжала.
  
  Мужчины провожали ее. На вокзале Дмитрий отошел в сторону, а Владимир
  
  все смотрел на Ирину, взгляд ее звал.... Он быстро вскочил на ступеньки
  
  вагона и вбежал в купе. Руки Ирины обхватили его за шею и притянули к
  
  мягким покорным губам. Она повернула ключ в двери. Владимир схватил Ирину,
  
  его член на ощупь вонзился в нее с какой-то отчаянной яростью. Ей было в
  
  одно время и приятно и очень больно. Она впервые ощущала такое. Ее тело
  
  извивалось в руках этого темпераментного мужчины, торопясь в эти минуты
  
  отдать все до конца. Они легли на полку. Несколько раз Владимир пытался
  
  вытянуть свой разгоряченный член, но она не хотела отпускать его. Поезд
  
  тронулся, Владимир последний раз выпустил в нее мощную струю живительной
  
  влаги, оставив измученную, истерзанную, отдавшую всю себя Ирину, лежать в
  
  купе, бросился к выходу. Владимир спрыгнул на ходу и некоторое время бежал
  
  за поездом. Все было кончено. Кончилось это неправдоподобное счастье. Эту
  
  женщину он никогда не забудет. На горе или на радость встретил он ее?
  
  Армалинский М. - Страстная дружба
  
  Яне хотел с ней жить! И подавно, я не хотел на ней жениться. А вот Джил
  
  именно этого и хотелось. Чтобы меня кто-нибудь дома ждал, - такого
  
  минимального, но необходимого эффекта от замужества или сожительства она
  
  нетерпеливо ждала. В этом желании много логики, и я ему сочувствовал,
  
  поскольку не возражал бы и сам пожить с женщиной, но совершенно иного
  
  склада, чем Джил. Я тоже хотел бы придти в каменный дом на берегу озера или
  
  океана, где бы меня ждала красивая, как Джил, женщина, которая уже
  
  приготовила мне обед, но не, как Джил, ненавидящая готовить, чтобы дом был
  
  чистым, чтобы женщина служила мне, счастливо засматриваясь мне в глаза.
  
  Жизнь с Джил происходила бы в вечно неубранной дешевой квартирке,
  
  жрали бы мы всухомятку, ее настроение менялось бы десять раз на дню, и ебля
  
  - главная радость наших долгих отношений - превратилась бы в разовые скорые
  
  перепихивания. Нет, в жены она не годилась. Как, наверно, и я - в мужья. На
  
  последнее я напирал сильнее всего, чтобы не оскорблять достоинство Джил
  
  указанием на ее никчемность в этом деле. Если бы я ей сказал, что она не
  
  годится в балерины, то она согласилась бы с этим безо всяких обид, но не
  
  дай Бог сказать женщине, что она не годится в жены - больнее удара не
  
  нанести, хотя талант здесь требуется побольше, чем у балерины. В отношениях
  
  с каждой любовницей наступает такой момент, когда никакие подарки, никакое
  
  внимание ее не радует, и единственное, чего она желает, и единственное, что
  
  ее излечит от недовольства и сварливости - это замужество - тотальное
  
  свидетельство любви, которое она принимает всерьез и с тайным ощущением
  
  победы над сопротивлявшимся любовником. С каждым месяцем недовольство Джил
  
  усиливалось. После нескольких оргазмов хорошо хоть, что не до, а то они
  
  могли бы и вовсе не возникнуть у нее между нами неизбежно возникал разговор
  
  о безысходности наших отношений, и ее настроение становилось беспросветным.
  
  Я одевался и уходил. С великим освобождением и счастьем я несся по
  
  автостраде домой и поздравлял себя с очередной победой, ибо если мужчина
  
  выеб женщину без денег и без наложения на себя обязательств по продвижению
  
  в сторону брака, значит он выиграл бой. Ведь в глубине души женщина всегда
  
  презирает мужчину, который женился на ней, поскольку женитьба для мужчины
  
  это акт слабости. Он уступает требованиям общества вместо того, чтобы
  
  следовать требованиям своих желаний. Итак, если мужчина не женится на
  
  женщине, то она его начинает ненавидеть, а если женится, то она его
  
  начинает презирать. Но, как известно, до любви гораздо ближе от ненависти,
  
  чем от презрения. Я дружески посоветовал Джил искать мужчину, который бы
  
  исполнил ее брачные мечты, а пока ебаться со мной. Мне с ней было сладко,
  
  и, признаться, я представлял со страхом, что я когда-нибудь буду без нее,
  
  но мне было еще страшнее представить, что когда-нибудь я буду только с ней.
  
  Наши прежние отношения строились на презумпции моногамии как Джил того
  
  желалось. Я же ей внушал, что моногамия и прочая верность вовсе не являются
  
  доказательством любви. Ведь теперь уж все признались-перепризнались, что в
  
  фантазиях измены всякого рода процветают, как в тропиках. Задача общества в
  
  том, чтобы не позволить фантазиям превратиться в реальность. А раз
  
  естьжелание, то разве не является самым естественным попытаться
  
  удовлетворить его для того, кого любишь. Истинная любовь будет стремиться
  
  моногамию уничтожить, ибо моногамия противоречит фантазиям возлюбленных, а,
  
  значит, и их сексуальной жизни. Так что, если ты требуешь верности от
  
  партнера, то это эгоизм. Если же ты принуждаешь к верности себя, то это
  
  самоистязание. Истинная моногамия уже заложена в мужчине природой, и она
  
  заключается в том, что, если перед тобой лежит десяток голых баб, то ты
  
  выбираешь одну, в которую хочешь кончить. В этом и состоит единственность
  
  женщины, ибо ты не можешь кончить одновременно в нескольких. Вот в чем
  
  настоящая суть моногамии. Джил в ответ на мою теорию пыталась уничтожить
  
  меня словом циник. Что ж, - думал я, но вслух не говорил - женщины
  
  ненавидят цинизм, потому что с его помощью мужчине удается избежать
  
  женитьбы. Джил была исключительно ревнива и бесилась от одной только мысли,
  
  что я могу совокупляться с кем-либо еще. Я же не тревожился, представляя,
  
  что она с кем-нибудь спит - главное для меня было, чтобы она была готова
  
  раздвигать ноги, когда бы я этого ни захотел. А что она делает в
  
  промежутках, меня мало волновало. Более того, я испытывал не ревность, а
  
  неожиданный восторг, представляя ее с другим мужчиной, мысленно глядя на
  
  нее со стороны, на наслаждение, ею поглощаемое, на ее столь знакомые
  
  движения бедер, стремящихся к оргазму. И я испытывал от этих фантазий
  
  вполне законное наслаждение. В психоаналитических анналах такие чувства
  
  диагностируются как латентный гомосексуализм. Что ж, пущай диагностируют,
  
  пока я наслаждаюсь.
  
  Джил постоянно подозревала меня в неверности, и не без оснований, хотя
  
  я тоже спал с ней всегда, когда ей этого хотелось, но в промежутках у меня
  
  имелась, по меньшей мере, еще одна любовница. Женщины требуют верности,
  
  потому что тогда им легче управлять партнером, шантажируя пиздой, потому
  
  что, если нет другой пизды, ты становишься более зависимым от единственной.
  
  Самое мучительное чувство у Джил, как, впрочем, и у многих женщин,
  
  возникало от предположения, что я хочу ее только ебать. Женщины чувствуют
  
  себя несчастными в двух случаях: когда их никто не хочет ебать или когда их
  
  хотят только ебать. И ничто не могло убедить Джил в противном: ни моя
  
  безотказная помощь в ее бытовых делах, ни наши общие интересы в искусстве и
  
  совместная и, что самое главное, успешная работа в нем - ничто не убеждало
  
  ее в моей заинтересованности, выходящей за пределы ее половых органов.
  
  Единственным доказательством моей любви для нее была женитьба. После того,
  
  как Джил стало совершенно ясно, что я на ней не женюсь, она начала
  
  стараться а я ее подначивал наши отношения прервать, чтобы быть свободной
  
  для другого мужчины. Ведь по традиции, если женщина начинает совокупляться
  
  с другим, то получается нечестным продолжать ебаться с прежним любовником.
  
  А Джил хотела быть честной. Я же говорил, что не ревную, что я остаюсь ей
  
  другом, желающим ей наилучшего, а, значит, и наслаждения, пусть не
  
  обязательно со мной. Но со мной - тоже. Главным для меня было, чтобы она
  
  перестала смотреть на меня, как на потенциального мужа, а то я хочу
  
  посадить бабу на хуй, а она хочет сесть мне на шею. Отношения любовников
  
  состоят в том, что требования женщины к мужчине постоянно возрастают и
  
  сводятся к требованию брака. В результате женщина остается либо с разбитым,
  
  либо с новым, но все равно - корытом.
  
  Значит, чувствами женщины руководит вовсе не любовь, ибо при любви
  
  должно существовать одно желание - быть с любимым при любых условиях. Но
  
  если эти растущие требования женщины не выполняются, то она решительно
  
  похерит эту не нужную ей любовь. Вот мы и стали встречаться вместо
  
  нескольких раз в неделю - один, чтобы у нее было время на поиски. Я
  
  выспрашивал о ее похождениях.
  
  Джил сначала было неловко рассказывать о них да еще - мне, но потом
  
  решилась, и, увидев, что моя реакция не болезненная, а эротически
  
  заинтересованная, совсем раскололась. Любовница стыдлива ровно настолько,
  
  насколько ей позволяет любовник. Сначала было вроде не о чем рассказывать
  
  мужики были мало интересные, и дальше поцелуев не доходило. Но вот она мне
  
  объявила, что познакомилась с Тэдом, богатым мужчиной сорока пяти лет,
  
  который к ней замечательно относится и который после нескольких встреч стал
  
  планировать, как через сколько недель они съедутся жить вместе, а через
  
  сколько месяцев - поженятся. То, чего я не могла добиться от тебя в течение
  
  лет, я получила от него за две недели, - сказала она, торжествуя, - моя
  
  уверенность в себе была нулевая, а теперь она взметнулась до небывалых
  
  высот. Она рассказывает, как Тэд шлет ей на работу открытки, цветы, подарки
  
  и прочие знаки внимания. Он очень старается, - говорит Джил. И в этой фразе
  
  столько холодной наблюдательности за развитием чувства у жертвы, попадающей
  
  в капкан пизды. - Ну, а что он за любовник? - спросил я. Тут Джил замялась:
  
  - Странно мне как-то говорить об этом с тобой... - А ты не смущайся,
  
  мне же не может быть безразлично, как удовлетворяют мою девочку. Ты кончила
  
  с ним?
  
  Я знал, что ей трудно кончить с новым мужчиной и что ей нужно к нему
  
  приспособиться, приноровиться. У мужчины направление - от оргазма к
  
  комфорту, а у женщины - от комфорта к оргазму. Несчастные женщины: одна
  
  может кончать только лежа на спине, другая - только лежа на животе, третья
  
  только лежа на боку и т. д., а мужик - хоть вниз головой, хоть на бегу, и
  
  все - без всякого труда. - Нет, еще не кончила, - призналась Джил. - Но он
  
  хоть знает, что делает? - Я еще не разобрала. Мы были вместе только три
  
  раза, и первые два раза я была совсем пьяная. - Теперь ты понимаешь, почему
  
  испокон веков считалось для женщины неприличным напиваться? - Почему? - Да
  
  потому, что пьяной женщине трудно кончить. Вот мужчины, заботясь об
  
  экономии собственных сил, и установили удобные для себя моральные нормы. -
  
  И по той же причине, для мужчины пить - признак мужества, потому что у
  
  него, когда хорошо выпьет, стоит, и он кончить не может, - продолжила мою
  
  мысль Джил. Вот видишь, какая ты молодец - все понимаешь. Но у Тэда этот
  
  закон, как мы знаем, не сработал. Давай встретимся, ты, небось, голодная да
  
  и расскажешь все поподробнее. Ты сегодня не занята? - Нет, не занята. Да, я
  
  хочу с тобой встретиться, я ведь ему ничего не обещала, и мы ни о чем не
  
  договаривались, - сказала Джил, чтобы оправдать для себя совокупление со
  
  мной. Я испытывал острейшее возбуждение и желание, поджидая ...
  
  ... нашу встречу. Причиной такого возбуждения было знание о том, что ее
  
  ебет другой мужчина, что она не может с ним кончить и находится во
  
  взведенном состоянии, несмотря на мастурбацию...
  
  Неизвестный автор - Эммануэль I
  
  Правая рука ее медленно ползет по животу, останавливаясь, добравшись до
  
  лобка, - это движение нельзя скрыть в полумраке, но никто не может его
  
  увидеть. Кончиками пальцев она берется за подол юбки, узкая юбка мешает
  
  широко раскинуть ноги. Но, наконец, пальцы нащупывают через тонкую ткань
  
  то, что искали, и маленький бутон плоти напрягается под их нежными, но
  
  настойчивыми прикосновениями. Некоторое время Эммануэль позволяет своему
  
  телу быть в покое. Она пытается отдалить завершение. Но сил не хватает, и
  
  она с приглушенным стоном начинает двигать указательный палец, погружая его
  
  все глубже и глубже в себя. И почти тот час же на ее руку ложится мужская
  
  рука.
  
  Дыхание Эммануэль перехватывает, словно ее окатило потоком ледяной
  
  воды, она чувствует, как напряглись все ее мускулы и нервы. Она замирает,
  
  но этот шок не ожог стыда. И преступницей, застигнутой на месте
  
  преступления, она себя ничуть не чувствует.
  
  Рука мужчины неподвижна. Но сама ее тяжесть прижимает руку Эммануэль
  
  еще теснее к напряженному бутону плоти.
  
  И так продолжается довольно долго.
  
  Потом Эммануэль почувствовала, как другой рукой он решительно
  
  отбрасывает в сторону покрывало, рука тянется к коленям, внимательно
  
  ощупывая все выпуклости и углубления. Потом добирается, наконец, до кромки
  
  чулка.
  
  От прикосновений к голой кожи Эммануэль вздрогнула. Но то ли не зная в
  
  точности, чего же ей хочется, то ли понимая, что ее слабых сил не хватит на
  
  то, чтобы вырваться из мужских рук, она лишь неловким движением приподняла
  
  грудь, прикрыла, как бы защищаясь, свободной рукой свой живот и повернулась
  
  чуть набок. Проще всего - она понимала это - было бы крепко сжать ноги, но
  
  этот жест показался ей слишком смешным. Будь что будет, и она снова
  
  опрокинулась в сладкую неподвижность, в какой пребывала до этого.
  
  А руки мужчины тут же оторвались от нее, словно желая наказать
  
  Эммануэль даже за слабую попытку сопротивления. Но не успела она объяснить
  
  себе это внезапное бегство, как они вернулись: быстро и уверенно
  
  расстегнули эти руки молнию юбки от бедра до колен. Затем поднялись выше.
  
  Одна скользнула под трусики Эммануэль, легкие, прозрачные, как все, что она
  
  носила. А носила она пояс для чулок, иногда нижнюю юбку, но никогда не
  
  пользовалась ни грацией, ни лифчиком. Однако в магазинах Сан-Оноре, где она
  
  выбирала себе белье, она любили примерять и то, и другое. Ей нравилось,
  
  когда продавщицы почти невесомые блондинки, брюнетки, рыжие - склонялись к
  
  ее коленям, примеряя чулки, трусики, различные "каш-секс", когда их нежные
  
  пальцы, поднося им лифчик, слегка касались ее груди. Эти прикосновения
  
  заставляли Эммануэль блаженно жмуриться от предвкушения чего-то
  
  таинственного и сладкого.
  
  Мужчина гладил ее крепкий живот, как гладят по холке разгоряченную
  
  лошадь, и постепенно спускался все ниже и ниже. Пальцы пробежали по всему
  
  паху, потом ладонь принялась как бы разглаживать все складки, и вот пальцы
  
  уже на лобке, путаются в руне, покрывающем его, двигаются, словно измеряя
  
  площадь треугольника, отчерчивают все его стороны.
  
  Нижний угол широко открыт (рисунок довольно редкий, однако
  
  увековеченный в иных античных изображениях).
  
  Нагулявшись вволю по животу, рука пытается теперь раздвинуть бедра
  
  Эммануэль. Юбка мешает этому, но все же бедра раздвигаются, и вот уже под
  
  рукой горячая, вздрагивающая расщелина. Ладонь ласкает ее, будто бы
  
  успокаиваясь, ласкает не торопясь, поглаживает лепестки губ, чуть-чуть
  
  раздвигает их и так же медленно приближается к бутону плоти.
  
  А он уже ждет, выпрямившись и напрягшись. Кусая губы, чтобы сдержать
  
  стоны, подступающие к горлу, Эммануэль выгибает спину. Она задыхается от
  
  ожидания спазмы. Скорее, скорее! Но мужчина, кажется, никак не хочет
  
  торопиться.
  
  Эммануэль вертит головой во все стороны, стонет, с ее губ срываются
  
  чуть ли не слова мольбы.
  
  Но вот рука, по-прежнему прижатая к тому месту, где она зажгла столь
  
  жаркое пламя, замерла. И снова движение: мужчина склоняется к Эммануэль,
  
  берет ее руку в свою и тянет ее к себе, к предусмотрительно расстегнутому
  
  клапану брюк и дальше, пока женская рука не натыкается на твердое древко
  
  копья и сейчас же обхватывает его цепкими пальцами.
  
  То убыстряя, то замедляя темп, мужчина начинает руководить движениями
  
  этой руки, пока не убеждается, что может вполне доверить свой подруге
  
  действовать по ее собственному усмотрению; теперь он видит, что детская
  
  уступчивость и покорность Эммануэль скрывали достаточный опыт и умение.
  
  Эммануэль подалась вперед - так удобнее ее руками справиться с
  
  порученной им работой, а сосед расположился так, чтобы как можно щедрее
  
  оросить тело партнерши тем, что вот-вот брызнет из него. Но пока вес еще
  
  сдерживался и руки Эммануэль двигались вверх и вниз, все более смелее, и
  
  теперь уже переходили к более утонченным приемам:
  
  Поглаживали взбугрившиеся вены, пощипывали навершие копья, старались
  
  даже, несмотря на тесноту брюк, добраться и до тестикул. Сжимая кулочки,
  
  Эммануэль чувствовала кожей, как набухает эта твердая и нежная плоть,
  
  готовая вот-вот взорваться горячей струей.
  
  И вот они потекли, эти длинные, белые, пряные струи из руки Эммануэль,
  
  на ее голый живот, на лицо, на волосы. Казалось, поток их никогда не
  
  иссякнет. Она чувствовала, как он течет в ее горло, и пила, чуть ли не
  
  захлебываясь. Дикий хмель, бесстыдство наслаждения овладели ею. Она
  
  опустила безвольные руки, но мужские пальцы вновь прижались к бутону ее
  
  плоти, и она застонала от счастья.
  
  Ей захотелось пошевелить ногами. Переменно подняла она их вверх,
  
  сгибая и разгибая в коленях, играя мускулами икр, потирая друг о друга
  
  лодыжки. Чтобы чувствовать себя свободней, подобрала юбку.
  
  "Разве только мои колени, - рассуждала она, - стоят того, чтобы на них
  
  смотрели? Нет все мои ноги - загляденье Да разве только одни они?
  
  А разве моя попка может не нравиться? А эти ягодки на кончиках моих
  
  грудей? Мне и самой хотелось бы их попробовать".
  
  Когда мужчина, приподнявшись на локте, потянулся к ней, она открыла
  
  глаза и встретила его поцелуй спокойно, радостно.
  
  Она подняла руки, готовясь стянуть с себя полувер. Она предвкушала,
  
  как красиво возникнут в полумраке ее груди. И она совсем не помогала
  
  раздевать себя: разве можно было испортить ему удовольствие? Только
  
  чуть-чуть приподняла бедра, когда он стягивал с нее трусики.
  
  И только теперь, раздев ее полностью, он привлек Эммануэль к себе, и
  
  начались ласки. А ей так хотелось поскорее заняться любовью, что у нее даже
  
  закололо сердце, и комок, подкативший к горлу, начал душить ее. Она
  
  испугалась так, что чуть было не вскрикнула, не позвала на помощь, но
  
  мужчина прилип к ней, а рука его прошла по борозде, разделяющей ее ягодицы,
  
  и палец его, расширяя узкую, трепещущею расщелину, вонзился вглубь. А губы
  
  его впились в ее губы и пили, пили, пили из этого источника... Эммануэль
  
  постанывала, не разбирая толком, откуда эта боль: палец ли, раздирающий ее,
  
  или рот, душащий каждое движение, каждый вздох, рот, буквально пожирающий
  
  ее. И неотступно было с ней воспоминания о том длинном изогнутом орудии,
  
  которое она держала в руках, великолепном, могучем, раскаленном, пышущим
  
  нетерпением и еле сдерживаемой мощью. И она застонала так жалобно, что ее,
  
  наконец, пожалели: она почувствовала на своем животе то мощное и упругое
  
  прикосновение, которое она так исступленно ждала. Сильные руки подняли ее,
  
  и вот она лежит на правом боку, лицом к проходу. Меньше метра отделяет ее
  
  от близнецов - англичан еще школьников.
  
  Она совсем забыла об их существовании. И вдруг осознала, что они не
  
  спят и смотрят на нее. Мальчишка был ближе, но девочка почти навалилась на
  
  него, чтобы лучше все увидеть. Затаив дыхание, они рассматривали Эммануэль,
  
  и глаза их блестели возбуждением и любопытством. Мысль, что весь этот пир
  
  сладострастия происходит на глазах у маленьких близнецов, чуть было не
  
  отправил Эммануэль в обморок, но тут же она успокоилась - ничего страшного,
  
  если они увидят.
  
  Она лежала на правом боку, согнув ноги в коленях и чуть приподняв
  
  крестец. Ее соблазнитель вошел в нее сразу, одним ударом погрузившись во
  
  влажную глубину Эммануэль до самого дна.
  
  Горячая, взмокшая, билась Эммануэль под напором фаллоса. И он, чтобы
  
  насытить ее, все увеличивал, казалось, и свой размер, и силу ударов. В
  
  тумане блаженства Эммануэль успела радостно удивиться, как удобно устроился
  
  внутри нее этот таран. Значит, подумала она, в ней ничего не атрофировалось
  
  за долгие месяцы бездействия, ведь почти пол года ни одни мужчина не
  
  обжигал ее своим жалом.
  
  Она сдерживала себя и отдаляла наступление оргазма. Это получалось у
  
  нее легко: почти с детства научилась она продлевать наслаждение ожидания,
  
  гораздо выше, чем сладкие судороги, ценила она нарастающее сладострастие,
  
  высшее напряжение бытия, которым умело управляли ее легкие пальцы,
  
  порхавшие с легкостью смычка по упругому, как струна, бугру входа в
  
  трепещущую расщелину, отвечая оргазмом на безмолвные вопли плоти, пока,
  
  наконец, она не разрешала себе финал, чтобы биться в страшных, подобных
  
  конвульсиям смерти, конвульсиям сладострастия.
  
  Но после такой смерти Эммануэль воскресала, готовая вновь и вновь
  
  испытать ее.
  
  Она взглянула на детей. Их лица утратили всю свою высокомерную
  
  напыщенность.
  
  Дыхание участилось, обнимавшие ее руки напряглись, по разбуханию и
  
  пульсации пронзавшего ее инструмента она поняла, что вулкан близок к извержению. И всякой ее сдержанности пришел конец. Струя ударила ее,
  
  словно хлыстом, и погнала в пароксизмы наслаждения. Все время пока он
  
  изливался, мужчина держался в самой глубине, чуть ли не у горлышка сосуда
  
  жизни, и даже среди самых сильных судорог у Эммануэль хватало воображения
  
  увидеть, как жадно, подобно раскрытому рту, выпивает сейчас ее сосуд эти
  
  белые густые струи.
  
  Но вот все кончилось и Эммануэль застыла неподвижно.
  
  Белое покрывало сползло на пол с Эммануэль, но она лежала нагишом,
  
  свернувшись, как ребенок, калачиком.
  
  Пробуждение было медленным, сознание постепенно возвращалось к ней.
  
  Она повернулась на спину, рука опустилась на пол, нашаривая упавшее
  
  покрывало. И вдруг Эммануэль замерла: в проходе стоял мужчина и разглядывал
  
  ее. Она увидела белые брюки и огромную выпуклость под ними как раз на
  
  уровне своего лица.
  
  Незнакомец наклонился, поднял с пола юбку и полувер. К ним впридачу
  
  чулки, пояс, туфли. Затем он выпрямился и сказал:
  
  - Пошли.
  
  Путешественница села на ложе, коснулась ступенями шерсти ковра и
  
  приняла протянутую ей руку. Одним резким движением поднятая с места, она
  
  двинулась вперед, нагая, словно высота и ночь переменили все обычаи мира.
  
  Они вошли в ту самую туалетную комнату, где совсем недавно Эммануэль
  
  так волновали прелести стюардессы.
  
  Она сцепила пальцы на его затылке и широко распахнула ноги - так легче
  
  было проникать в нее. Слезы полились по ее щекам - столь мощно раздирала ее
  
  лоно сказочная змея, несмотря на всю осторожность своего хозяина. Эммануэль
  
  корчилась, царапалась, хрипела, бормотала что-то невнятное. И когда он,
  
  наконец, вышел из нее, она все еще не могла от него оторваться. Она не
  
  заметила, как ее бережно поставили на пол, и только тихий голос привел ее в
  
  чувство:
  
  - Тебе было хорошо? - услышала она вопрос.
  
  - Я вас люблю, - пробормотала она. - Хотите меня еще раз?
  
  Размерено, не спеша, словно совершая какой-то торжественный
  
  церемониал, она направляла на себя струю душа, намыливалась, смывала мыло,
  
  вытиралась араматизированным полотенцем, опрыскивала из пульверизатора
  
  затылок, шею, подмышки, волосы лобка, расчесывала шевелюру.
  
  Дамы и девицы, допущенные в этот изысканный мужской клуб,
  
  демонстрируют здесь свои ноги и грудь: по субботам и воскресеньям сквозь
  
  легкую прозрачную ткань одежды на трибунах ипподрома и совершенно
  
  обнаженными в другие дни недели - у бассейна.
  
  Совсем рядом с Эммануэль, так, что она иногда чувствует прикосновение
  
  коротко остриженных волос к своим бедрам, лежит, положив голову на
  
  скрещенные руки, молодая женщина. Ее тело мускулисто, как у юной кобылицы.
  
  Она говорит, хохочет; смех ее отражается от поверхности воды. У нее
  
  красивый голос, и красота его еще более подчеркивается смелостью ее
  
  выражений.
  
  Игра воды вокруг ее ног занимали ее больше, чем зрелище красивых
  
  обнаженных женских тел.
  
  - А где она надеялась тебя увидеть? Хотя это не трудно угадать...
  
  - Она сказала мне, что в последний раз видела меня на корме
  
  "Флибустьера" в конце праздника. Безоружной, беззащитной, между двумя
  
  разбойниками-матросами, которые будто бы собирались разделить между собой
  
  мои манатки.
  
  - И как? У них это получилось?
  
  - Я не помню, - рассмеялась Ариана.
  
  Оторвав, наконец, взгляд от воды, Эммануэль не могла не восхититься, с
  
  какой продуманной непринужденностью распускают купальщицы тесемки бикини,
  
  будто бы для того, чтобы не оставлять белых пятен на загорелых телах, а на
  
  самом деле, чтобы проходящие мимо знакомые и друзья еще раз полюбовались
  
  ими, получая в ответ на свои приветствия небрежные кивки.
  
  Но вот одна из них, с дикой гривой волос, рассыпанных по плечам и
  
  достигающих бедер, лениво поднимается, встает на краю бассейна, зевая и
  
  потягиваясь. Ноги ее широко расставлены, и сквозь тонкую ткань бикини
  
  открывается перед Эммануэль зрелище потаенных прелестей:
  
  Выпуклый холмик и широкое бесстыдное отверстие, и это бесстыдство так
  
  контрастирует с невинным выражением лица обладательницы львиной гривы.
  
  На ногах... На прелестных мальчишеских ногах. Да, ноги были именно
  
  мальчишескими: с резко очерченными лодыжками, крепкими икрами и узкими
  
  бедрами. Их пропорциональность и легкая сила были на вид приятнее
  
  вызывающих смутные ощущения ног женщины. Их легче можно было представить
  
  бегущими по песку пляжа, отталкивающимися от трамплина, чем покорно
  
  расслабившимися навстречу нетерпеливому желанию. Таким же был и живот:
  
  спортивным, мускулистым, с четко обозначенными мышцами, и даже маленький
  
  треугольный клочок ткани внизу - вроде того, каким пользуются обнаженные
  
  танцовщицы - не казался здесь непристойным.
  
  Остроконечные груди были столь малы, что ленточке бикини и нечего
  
  было, собственно, скрывать. "Прекрасно, - подумала Эммануэль. - Но зачем
  
  она надевает что-то на грудь. С обнаженной грудью было бы куда лучше, и
  
  никому бы это не внушало нескромных мыслей". По правде говоря, она тут же
  
  усомнилась в правоте своего последнего суждения.
  
  Она спросила себя, что могут почувствовать эти маленькие груди, и ей
  
  вспомнилась она сама и та радость, которую она испытала, когда ее груди
  
  только-только начали обозначаться. А ведь тогда ее груби были поменьше, чем
  
  эти. Они - теперь она пригляделась повнимательнее - и не так уж не
  
  заслуживают внимания. Просто подействовал контраст с бюстом графини де
  
  Сайн.
  
  А эти узкие бедра!
  
  А вся стать школьницы!
  
  А длинные густые косы, прикрывающие эту розовую грудь. Косы просто
  
  ошеломили Эммануэль.
  
  Только потом Эммануэль узнала, что эту "школьницу" зовут Мари-Анж.
  
  Проходя мимо свой комнаты, Эммануэль вспомнила о большой фотографии у
  
  изголовья постели. Она была изображена там абсолютно голой - вдруг гостья
  
  уведет этот портрет.
  
  - Это твоя комната? - спросила Мари Анж. - Можно посмотреть?
  
  И, не дождавшись ответа, откинула бамбук.
  
  - Какая огромная кровать, - расхохоталась она. - Сколько же вас
  
  умещается в ней?
  
  Эммануэль покраснела.
  
  Мари-Анж увидела фотографию:
  
  - Какая ты красивая? Кто тебя снимал?
  
  - Один художник, приятель моего мужа.
  
  - А у тебя есть другие портреты? Их надо тоже держать здесь. Ты ведь
  
  здесь занимаешься любовью?
  
  Девочка замерла, любуясь расстилавшимся перед нею пейзажем. Затем,
  
  совершенно естественным видом, она расстегнула высоко подвязанный пояс,
  
  стягивающий ее талию, и бросила на красное плетеное кресло. Без промедления
  
  она сверкнула молнией пестрой юбки, и та упала к ее ногам.
  
  Переступив через юбку, бросилась в шезлонг и взяла один из журналов,
  
  лежащих на столике. На ней была только длинная блузка, доходившая до бедер,
  
  да узенькие, похожие на мужские плавки-трусы.
  
  - Ой, я так давно не видела французские журналы!
  
  В шезлонге Мари-Анж устроилась быстро. Она вытянула благопристойные
  
  прижатые друг к дружке ноги и развернула журнал.
  
  Эммануэль вздохнула, пытаясь прогнать смущение ее мысли, и
  
  расположилась напротив Мари-Анж.
  
  Мари-Анж погрузилась в чтение, спрятав за журналом свое лицо.
  
  Но неподвижной она оставалась ненадолго. Вот ее тело начинает
  
  вздрагивать, словно начинает резвиться и взбрыкивать молодой жеребенок. Она
  
  подняла левую ногу и положила ее на подлокотник кресла.
  
  Эммануэль бросила взгляд на выглядывающие из-под блузки трусики. Рука
  
  Мари-Анж оторвалась от журнала, опустилась виз, нашла под нейлоном трусиков
  
  какую-то точку и замерла там. Затем она снова задвигалась трусов уже не
  
  было видно. Теперь средний палец был опущен, только он касался кожи, а
  
  другие пальцы образовали над ним как бы раскрытые надкрылья. Сердце
  
  Эммануэль забилось так сильно, что она испугалась, что этот стук услышат в
  
  доме. Она облизнула внезапно пересохшие губы.
  
  Мари-Анж продолжала свои забавы. Теперь опустился вниз и большой
  
  палец, опустился и раздвинул нежную плоть. Остановился, словно задумался и,
  
  помедлив немного, стал описывать круги, дрожа еле уловимой дрожью.
  
  Невольный стон вырвался из губ Эммануэль. Мари-Анж опустила журнал и
  
  улыбнулась.
  
  - А ты разве не ласкаешь себя? - Голова ее лежала на плече, в глазах
  
  светился огонек. - А я всегда это делаю, когда читаю.
  
  Эммануэль только кивнула головой, слов у нее не было. Мари-Анж
  
  отложила журнал, положила руки на бедра и одним рывком сдернула с себя
  
  трусики. Она поболтала в воздухе ногами, чтобы окончательно освободиться от
  
  этой части туалета. Затем она расслабилась, закрыла глаза и двумя пальцами
  
  раздвинула розовое влажное отверстие.
  
  - А-а, хорошо. Вот как раз в этом месте. Ты согласна со мной?
  
  Эммануэль не могла отвечать, и Мари-Анж продолжала тоном
  
  непринужденной светской беседы:
  
  - Я люблю это делать долго. Потому что я никогда не трогаю высоко.
  
  Самое лучшее - просто делать туда-сюда в дырочке.
  
  И она продемонстрировала этот способ. Через несколько минут ее поясница выгнулась дугой, и Эммануэль услышала стон
  
  похожий на жалобу:
  
  - О, я не могу больше удержаться...
  
  Палец трепетал, как стрекоза над цветком. Стон превратился в крик.
  
  Бедра раскрылись и снова сжались, не выпуская руку из своих тисков.
  
  Она кричала долго и громко и, наконец, затихла, еле переводя дыхание,
  
  открыла глаза:
  
  - Это в самом деле очень хорошо, - прошептала она.
  
  И снова, наклонив голову, она начала, медленно осторожно вводить
  
  внутрь себя средний палец. Эммануэль кусала губы. Когда палец скрылся в
  
  глубине, Мари-Анж снова издала протяжный стон. И вот она уже другая - она
  
  просто лучится здоровьем, удовлетворенностью, сознание выполненного долга.
  
  - Поласкай и ты себя, - деловито предлагает она Эммануэль.
  
  Эммануэль колеблется, но колеблется не долго. Она встает и
  
  расстегивает шорты. Они падают на пол, Эммануэль вытягивается в кресле, а
  
  Мари-Анж располагается рядом, на мягком плюшевом пуфе. Обе теперь одеты
  
  совершенно одинаково: прикрыт только бюст. Мари-Анж почти касается губами
  
  щели своей подруги:
  
  - А как ты это делаешь?
  
  - Как все, - отвечает Эммануэль, думая о легком дыхании девочки,
  
  коснувшемся ее бедер. Если бы она положила на бедра руку, это разрядило бы
  
  напряжение, и Эммануэль не так бы стеснялась, может быть.
  
  Но Мари-Анж не прикоснулась к ней. Она сказала только:
  
  - Дай мне посмотреть.
  
  Мастурбация была для Эммануэль всегдашней помощью и успокоением.
  
  Это был самый надежный способ отъединиться от мира, в эти минуты
  
  словно непроницаемый занавес спускался на нее, и по мере того, как ее
  
  пальцы делали свое дело, спокойствие нирваны воцарялось в ней. На этот раз
  
  она не собиралась оттягивать наслаждение. Ей хотелось поскорее найти
  
  знакомую страну и упасть на родную почву в сладком обмороке оргазма.
  
  Она очнулась и услышала новый вопрос Мари-Анж:
  
  - А кто тебя научил этому?
  
  - Я сама. Просто мои пальцы открыли, что они могут делать, усмехнулась
  
  Эммануэль. Как всегда в такие минуты настроение у нее было отличное.
  
  - И ты умела это делать уже в 13 лет? - недоверчиво осведомилась
  
  Мари-Анж.
  
  - О, гораздо раньше! А ты?
  
  Мари-Анж не ответила и продолжала спрашивать:
  
  - А где тебе приятней всего ласкать? В каком месте?
  
  - О, во многих! И везде, знаешь, ощущения разные: и вверху, и
  
  посередине, и совсем внизу. А разве с тобой не то же самое происходит?
  
  И опять Мари-Анж уклонилась от ответа. Она сказала:
  
  - А играешь ты только с клитором?
  
  - Нет, что ты! Ведь самая маленькая дырочка, уретра, тоже очень
  
  чувствительная. Я кончаю, как только прикоснусь к ней - А еще что ты
  
  делаешь?
  
  - Ну, я люблю ласкать губы и проникать за них туда, где самое мокрое
  
  место...
  
  - Пальцами?
  
  - Пальцами и еще бананами (в голосе Эммануэль послышалась даже
  
  гордость своей изобретательностью). Банан далеко может пробраться, до
  
  самого дна. Я их сначала очищаю. Только нужно, чтобы они были созревшими.
  
  Лучше всего такие, какие продают здесь на Плавучем рынке длинные,
  
  зеленые...
  
  Воспоминания об этом удовольствии подействовали на нее так, что она,
  
  совсем забыв о свидетельнице, положила пальцы на свое лоно и начала мять
  
  его ими. И все-таки ей хотелось, чтобы в нее проникало сейчас что-нибудь
  
  более реальное. Она повернулась лицом к Мари-Анж, закрыла глаза, широко
  
  раскинула ноги и после нескольких секунд ожидания начала пронзать себя
  
  двумя сложенными пальцами. Быстро.
  
  Сильно. Через три минуты все было кончено.
  
  - Видишь, я могу ласкать себя несколько раз подряд.
  
  - Ты это делаешь часто?
  
  - Да.
  
  - Сколько раз в день?
  
  - По-разному. Понимаешь ли, в Париже у меня было не так уж много
  
  свободного времени, надо было ходить на факультет, бегать по магазинам.
  
  Больше двух раз у меня не получалось: утром, под душем, ну и вечером, перед
  
  тем как заснуть, парочку раз. Ну если ночью проснусь тогда, конечно, тоже.
  
  А вот во время каникул я ничем другим не занималась, а могла радовать себя
  
  помногу. А сейчас у меня как раз каникулы!
  
  Эммануэль был счастлива, что она может говорить о таких вещах. И
  
  особенное удовольствие заключалось в том (хотя она не могла в этом
  
  признаться), что она мастурбировала перед этой девочкой, что та любит на
  
  это смотреть и знает толк в наслаждении. Господи, до чего же она хороша!
  
  Эти прекрасные волосы и бедра, так невинно и бесстыдно обнаженные перед
  
  старшей подругой!
  
  - Ты о чем задумалась, Мари-Анж? У тебя такой грустный вид...
  
  Эммануэль погладила девочку по волосам.
  
  - Я думаю о бананах, - вздохнула Мари-Анж.
  
  Она смешно наморщила нос, и обе они принялись хохотать, чуть не
  
  задохнувшись от смеха.
  
  - О нет, этот способ не для девушек! Что угодно, но только не это.
  
  - А как ты начинала с мужчинами?
  
  - Меня лишил невинности Жан.
  
  - У тебя никого не было до мужа! - воскликнула Мари-Анж с таким
  
  негодованием, что Эммануэль пришлось как бы простить у нее прощения.
  
  - Нет, то есть почти нет. Разумеется, были мальчики, которые меня
  
  ласкали, но это все было не по-настоящему.
  
  Эммануэль вздохнула и продолжала:
  
  - Вот Жан, он занялся со мной любовью сразу же. Потому что я его
  
  любила.
  
  - Прямо так сразу?
  
  - На второй день нашего знакомства. Он пришел в гости к моим
  
  родителям, они у кого-то познакомились. Он сидел за столом и все время
  
  смотрел на меня, и видно было, что я ему очень понравилась. Потом, когда
  
  ему удалось остаться со мной вдвоем, он задал мне множество вопросов:
  
  сколько у меня поклонников, люблю ли я заниматься любовью. Я была ужасно
  
  смущена, но рассказала ему всю правду. И он тоже, как и ты, хотел знать все
  
  в точности и в подробностях. А на следующий день он пригласил меня
  
  покататься. Посадил меня рядом с собой и одной рукой вел машину, а другой
  
  обнимал меня и начал ласкать, сначала плечи, потом грудь. А когда мы
  
  остановились на лесной дороге в Фонтенбло, он первый раз поцеловал меня. И
  
  сказал мне так, знаешь, строгим тоном:
  
  "Ты девушка, сейчас я сделаю из тебя женщину". И мы сидели в машине
  
  прижавшись друг к другу долго-долго. Сердце у меня билось сильно-сильно, а
  
  потом успокоилось. Я была счастлива. Все произошло именно так, как мне
  
  представлялось. Жан велел мне стянуть с себя штанишки, и я сразу же его
  
  послушалась - мне хотелось помогать ему, не быть пассивной участницей свой
  
  собственной дефлорации. Он положил меня на сиденье, а сам встал в раскрытой
  
  дверце. И совсем не играл со мной, вошел сразу и так умело, что ничуть не
  
  было больно. Наоборот, почти тут же стало так приятно, что я отключилась. Я
  
  пришла в себя полностью, когда мы уже сидели в ночном ресторане за столиком
  
  на двоих. Потом Жан спросил номер, и мы занимались любовью до самой
  
  полуночи. Я быстро всему научилась.
  
  - А что сказали твои родители?
  
  - Да ничего. Назавтра я всем растрезвонила, что я уже не девушка, что
  
  у меня есть любовник. И они нашли это совершенно нормальным.
  
  - И Жан попросил твоей руки?
  
  - Да вовсе нет! Мы и не помышляли о женитьбе. Мне было неполных
  
  семнадцать, я только что сдала свой "бак".
  
  - А с кем? - оживилась Мари-Анж.
  
  - С двумя мужчинами, которых я никогда не знала раньше. Я даже не
  
  знаю, как их зовут.
  
  - Они все от тебя получили?
  
  - Да!
  
  - А сначала они поиграли с тобой?
  
  - Да!
  
  - А они вошли в тебя глубоко?
  
  - О да! Очень глубоко!
  
  Эммануэль инстинктивно прижала ладонь к низу живота.
  
  - Поласкай себя, пока будешь рассказывать, - распорядилась Мари-Анж.
  
  Эммануэль отрицательно покачала головой. Мари-Анж всматривалась в нее
  
  осторожно.
  
  - Ну, давай, - настаивала она. - Рассказывай!
  
  На зов Эммануэль появилась служанка - прямой стан, черные волосы с
  
  цветком в прическе, пестрый саронг - подлинная мечта Гогена. Обе
  
  собеседницы немного приоделись: Эммануэль влезла в свои шорты, Мари-Анж
  
  натянула трусики. Пестрая юбка по-прежнему лежала на кресле.
  
  Потом, вняв настойчивым просьбам Мари-Анж, Эммануэль принесла все свои
  
  "голые" фотографии. И тогда вопросы возобновились:
  
  - Послушай, а ты мне ничего не говорила о том, что у тебя было с
  
  фотографом.
  
  Когда вечером свежий, только что из-под душа, Жан вошел в комнату
  
  жены, он увидел ее сидящей нагишом на кровати. Он подошел к ней, она обняла
  
  его за бедра и потянулась вперед, жадно раскрыв рот. Она прилипла к бедрам
  
  мужа, и в считанные секунды изящный жезл превратился в могучую палицу.
  
  Эммануэль втянула его в себя, и он окончательно отвердел. Тогда Эммануэль
  
  принялась лизать эту дубину по всей длине, проводя языком по голубым
  
  вздувшимся венам. Жан пошутил: "Ты напоминаешь мне человека, жующего
  
  кукурузный початок". И тогда, чтобы сходство было полным, Эммануэль пустила
  
  в ход свои маленькие зубы. А чтобы загладить боль, она стала дуть на
  
  кожицу, поглаживать тестикулы, проводя по ним языком. Она заглатывала
  
  фаллос все больше и больше, не боясь задохнуться. Делала она все это,
  
  расторопно, с наслаждением.
  
  То, что чувствовал ее язык и губы, передавалось грудям и лону. Она
  
  постанывала, на мгновение выпускала фаллос изо рта, щекотала его языком, и
  
  снова проглатывала трепещущую плоть.
  
  Жен обеими руками сживал голову жены. Но вовсе не для того, чтобы
  
  руководить ее движениями и регулировать их ритм. Он великолепно знал, что
  
  вполне может положиться на ее умение. Она научилась этому как-то сразу и
  
  исполняла это лучше других. В иные часы Эммануэль заставляла мужа просто
  
  изнемогать от наслаждения: она не останавливалась подолгу ни на одной
  
  определенной точке, собирала нектар с любого цветка, заставляя жертву
  
  издавать отчаянные стоны, жалкие мольбы, заставляя извиваться, иступленно
  
  кричать, пока, наконец, она не завершала свой шедевр. Но сегодня ей
  
  хотелось дарить более безмятежные радости. Она только добавила к губам и
  
  языку ритмические движения рукой, чтобы выжать из Жана все, до последней
  
  капельки. И когда поток хлынул, Эммануэль пила из него медленно, глубокими
  
  глотками, а последнюю, самую драгоценную каплю, она слизнула языком.
  
  Она была так готова к оргазму, что пролилась, едва только Жан
  
  склонился к ее лону и коснулся губами маленького напряженного бутона плоти.
  
  - Теперь я тебя возьму, - пробормотал Жан.
  
  - Нет, нет! Я хочу пить из тебя снова. Скажи, что ты дашь мне этот
  
  напиток. О, ты прольешься ко мне в рот опять, скажи, скажи мне это, я тебя
  
  прошу. Это так чудесно, я это так люблю!
  
  - А твои подружки, когда меня здесь не было, ласкали тебя так же
  
  хорошо? - спросила она, когда оба они перевели дыхание.
  
  Он рухнул на нее, и в ту же минуту ей так сильно захотелось быть
  
  взятой, как ему захотелось взять ее. Двумя пальцами левой руки она сама
  
  раздвинула свое лоно, а правая потянулась к древку, помогая ему погрузиться
  
  так же глубоко в другое отверстие, как только что оно погружалось в ее
  
  горло. Но ей хотелось чувствовать его и сейчас губами. Он целовал ее рот,
  
  проводил по ее губам языком, но воображение помогало ей почувствовать на
  
  губах пряность семени, и то наслаждение, которое полнила ее внизу, бурлило
  
  и в ее горле. И она умоляла: "Еще!
  
  Еще! Пронзи меня! Сильнее, крепче!".
  
  Она чувствовала, как в ее глубинах фаллос припал к устам матки и
  
  спаялся и ними - так пчела проникает к цветку в поисках нектара. Ей так
  
  хотелось, чтобы Жан пролился, и она так старалась, чтобы и живот ее и зад
  
  убедили его не медлить: каждый мускул ее тела, тела гибкого, хищного зверя,
  
  старался помочь мужчине поскорее испытать последний трепет. Но Жан хотел
  
  быть победителем в этой борьбе, хотел чтобы первой изнемогла она. И он
  
  наносил ей удары быстрые, могучие, стараясь, чтобы его кинжал прошел в ней
  
  как можно больший путь, погружая его в раскрытую рану по рукоять и почти
  
  весь потом вытаскивая его наружу. Яростно, со стиснутыми зубами, трудился
  
  он над нею, жадно вслушиваясь в ее хриплые крики, выпивая ее горячий запах.
  
  А она билась под ним, подскакивала словно под ударами хлыста, царапала
  
  спину и кричала, кричала, кричала, кричала...
  
  И, наконец, и крики, и дыхание, оборвались, и она вытянулась,
  
  успокоенная, едва ощущая свое тело, но в душе сожалея, что такое же
  
  возбуждение не овладело и ее рассудком, что ее мозг не смог так же
  
  трепетать и биться, как трепетала и билась только что ее влажная плоть.
  
  Ей не хотелось, что он двигался, и Жан, словно поняв это, застыл на
  
  ней неподвижно. Она прошептала:
  
  - Я бы хотела заснуть вот так с тобою во мне.
  
  Он прижался щекой к ее щеке. Черные завитки щекотали ему губы. Он
  
  потерял счет времени - сколько же оставались они в таком положении?
  
  Потом он услышал шепот:
  
  - Я умерла?
  
  - Нет, ты живешь во мне, а я в тебе.
  
  Он крепко сжал ее и она задрожала.
  
  Любовь моя, мы и в самом деле одно существо. Я - только частица тебя.
  
  Он с нежностью поцеловал ее, и это было толчком к пробуждению.
  
  - Возьми меня опять! Еще глубже! Раскрой меня, разорви! Доберись до
  
  самого сердца!
  
  Она просила и смеялась своим же просьбам:
  
  - Лиши меня невинности! Я тебя люблю! Я готова! Я тебе отдамся!
  
  Сломай меня!
  
  Он принял условия игры:
  
  - Отодвинься чуть-чуть. Так, теперь опустись немного. Не бойся, делай
  
  все, как я скажу.
  
  - Да, - прошептала она, млея от искушения. - Да, - повторяла она.
  
  - Делай все, что захочешь! Не спрашивай меня - делай!
  
  Ей хотелось найти в себе способность погрузиться еще глубже в сознание
  
  того, что ее берут, совершенно отдаться на волю своего обладателя, быть его
  
  безвольной игрушкой, чтобы ее ни о чем не просили, а только приказывали ей
  
  быть слабой, покорной, послушно открывающейся навстречу любым желаниям.
  
  - Там вам даже будут петь серенады, если станете заниматься любовью.
  
  Днем под солнцем, на мягком песке или в тени сахарных деревьев вы всегда
  
  сможете найти прелестного мальчика, готового вас развлечь и сделать
  
  счастливой всего за один текаль. А ночью вы будите лежать на пляже, на
  
  границе воды и суши, и волны будут гладить ваши волосы и плечи, а глаза
  
  ваши будут устремлены к далеким звездам, и к вам будет склоняться
  
  прекрасное юное лицо... Ах, надо не упускать шанса быть женщиной!
  
  Зал был похож на любой купальный зал в Европе. Японка в расшитом
  
  крупными цветами кимоно встретила их, сгибаясь в поклонах, прижимая руки к
  
  груди. Она повела их по длинным коридорам, сквозь запах горячего пара и
  
  духов, потом остановилась перед какой-то дверью и снова чуть ли не
  
  перегнулась пополам. Все молча, и Эммануэль подумала, уж не немая ли она.
  
  - Ты можешь войти сюда, - сказала Ариана. - Все массажистки одинаковы.
  
  Я буду в соседней кабинке. Через час встретимся.
  
  Эммануэль растерялась: она никак не ожидала, что Ариана оставит ее
  
  одну. Дверь, распахнутая перед нею японкой, вела в маленький банный зал,
  
  освещаемый низкоподвешеными лампами. Возле массажного стола ее ждала совсем
  
  молоденькая азиатка. На ней был голубой халатик, а лицо выражало
  
  приветливость радушного хозяина, встречающего долгожданного гостя. Она тоже
  
  поклонилась, произнесла несколько слов, совершенно не заботясь, понимают ли
  
  ее, подошла к Эммануэль и легкими пальцами стала расстегивать одежду.
  
  Когда Эммануэль оказалась раздетой, девушка показала ей рукой на
  
  бассейн, наполненный голубой благоухающей водой. Она провела смоченной в
  
  воде рукой по лицу клиентки и приступила к процедуре: стала методично
  
  намыливать ее плечи, спину, живот. Эммануэль задрожала, когда покрытая
  
  горячей пеной губка заскользила по внутренней поверхности ее ног.
  
  Омовение закончилось, тело Эммануэль было вытерто горячим полотенцем,
  
  и сиамка жестом пригласила Эммануэль вытянуться на обитом шерстью столе.
  
  Сначала она поколачивала ее ребром ладони легкими умелыми ударами,
  
  пощипывала мускулы, нажимая на крестец и икры, потягивала фаланги пальцев,
  
  долго мяла затылок, похлопывала по голове.
  
  Эммануэль чувствовала себя превосходно в охватившей ее полудреме.
  
  Затем массажистка вооружилась двумя аппаратами, каждый величиной со
  
  спичечный коробок. Укрепила их на тыльной стороне ладоней, и аппараты сразу
  
  же загудели, как запущенный детский волчок. Гудящие руки начали медленно
  
  двигаться по обнаженному телу, проникая во все выемки и впадины, скользя по
  
  ключицам, под мышками, между грудями, между ягодицами. Затем они перешли к
  
  внутренней поверхности бедер, выискивая там самые чувственные точки.
  
  Эммануэль дрожала всем телом.
  
  Ее ноги раздвинулись, она грациозными движениями подняла нижнюю часть
  
  живота, и губы ее открылись, словно подставляя себя для поцелуя, но гудящие
  
  руки отодвинулись и поднялись к груди. Они двигались там взад и вперед,
  
  подобно утюгу, разглаживающему каждую складку ткани. Когда послышался еле
  
  уловимый стон Эммануэль, руки добрались до сосков и поползли по ним, то
  
  слегка касаясь их верхушек, то глубоко и сильно вдавливая их. Поясница
  
  Эммануэль начала двигаться, словно ее подбрасывали волны. Она выгнулась
  
  дугой, закричала. Но руки все продолжали свою упоительную работу, пробегая
  
  по груди, пока потрясающий оргазм не погрузил Эммануэль на время в
  
  безразличную вялость.
  
  Массажистка немедленно возобновила свои заботы о плечах, руках,
  
  лодыжках клиентки. Эммануэль медленно приходила в себя. Она открыла глаза и
  
  улыбнулась слабой извиняющейся улыбкой. Юная сиамка ответила ей понимающей
  
  гримаской и что-то произнесла вопросительным тоном. И тут же потянула
  
  длинные тонкие пальцы к самому низу живота, приподняла брови, как бы
  
  спрашивая позволения. "Да", - кивнула Эммануэль. Руки, снабженные
  
  вибромассажером, тщательно трудились на поверхности и в каждой складке
  
  внутри, зная в совершенстве давая передышки, уверенная в результате сиамка-волшебница виртуозно
  
  дополняла электрическую мощь инструмента порханием, легким царапаньем,
  
  растиранием.
  
  Эммануэль сопротивлялась изо всех сил, но нее хватило ненадолго.
  
  Она начала содрогаться столь сильно, что на лице массажистки отразился
  
  даже легкий испуг. И долго после того, как руки оставили его, Эммануэль
  
  продолжала извиваться, судорожно вцепившись в край белого стола.
  
  Когда они встретились у входа, Ариана сказала:
  
  - Жаль, что стены все таки довольно плотные. Когда ты там была тебя
  
  можно было заслушаться. Теперь можешь меня не уверять, что больше всего
  
  любила математику.
  
  Мари-Анж уже четвертый день кряду приезжала к Эммануэль в
  
  послеобеденное время. И всякий раз подвергала хозяйку обстоятельному
  
  допросу, интересуясь - и удовлетворяя свой интерес - различными деталями: и
  
  что проделала ее подруга с мужем в реальной жизни, и какие сцены
  
  проносились в ее воображении.
  
  - Если бы ты в самом деле отдавалась тем мужчинам, которым ты
  
  отдаешься в своих фантазиях, - заметила она однажды, - ты стала бы
  
  настоящей женщиной, с тобой все было бы конечно.
  
  Как ни странно, при всей свободе их отношений, в одном пункте
  
  Эммануэль не осмеливалась быть с Мари-Анж откровенной до конца. Иногда
  
  только, неловко, с трудом, позволяла она себе намеки, не уясняя однако,
  
  поняла ее девочка или нет. Она сама не могла объяснить себе эту робость -
  
  ведь ничего в поведении ее подруги не заставляло Эммануэль быть застенчивой
  
  и скрытной: едва появившись, Мари-Анж сразу же раздевалась, ей ничего не
  
  стоило сбросить с себя все по первой же просьбе Эммануэль, и чаще всего
  
  подруги проводили время на затененной терассе совершенно нагими. И,
  
  несмотря на все это, возбуждение, овладевавшее Эммануэль, выражалась лишь в
  
  том, что она разнообразила практику на собственном теле, никогда не
  
  решалась ни притронуться к телу подруги, ни попросить, чтобы она
  
  прикоснулась к ней, хотя хотелось ей этого до смерти. Стыд и бесстыдство
  
  боролись в ее душе.
  
  Доходило до того, что она спрашивала себя - не ища, впрочем, точного
  
  ответа - не есть ли эта необычная скромность и сдержанность на самом деле
  
  лишь высшая утонченность, которую безотчетно требовала ее чувственность; не
  
  есть ли отказ от тела Мари-Анж, к которому она себя приговорила, более
  
  изощренное и изысканное наслаждение, чем простая физическая близость. В
  
  этой ситуации, стало быть, когда девчонка располагала ею как угодно, ни в
  
  чем не уступая ей себя, для Эммануэль открылся не источник страдания, а
  
  необычное, тонкое наслаждение.
  
  И точно такое же, невиданное раньше, наслаждение заключалось для
  
  Эммануэль в тайне, которая окутывала сексуальную жизнь Мари-Анж.
  
  Эммануэль поняла, что согласившись не нарушать этой тайны, она
  
  испытывает больше радости и плотской, и духовной; ей было сладко ставить
  
  спектакли сладострастия, а самой не видеть сцен, поставленных по той же
  
  пьесе другим режиссером. И, если она каждый день с таким нетерпением ждала
  
  появления своей маленькой подружки, то, главным образом, не для того, чтобы
  
  видеть ее наготу и быть свидетельницей ее похотливых забав, а чтобы самой -
  
  что было, разумеется, более смелым и волнующим - вытянувшись в шезлонге,
  
  ласкать себя перед испытующим взглядом Мари-Анж. Очарование не исчезало и
  
  после ухода подруги:
  
  Эммануэль по-прежнему видела перед собой удивительные зеленые глаза и
  
  до самого вечера продолжала свои занятия любовью.
  
  Они встретились и рассмеялись: обе были одеты в совершенно одинаковые
  
  полуверы из черной хлопчатки и черные шорты.
  
  - Вы носите лифчик? - поинтересовалась Ариана.
  
  - Никогда! У меня нет ни одного, - ответила Эммануэль.
  
  - Браво!
  
  И Ариана крепко обхватила Эммануэль и оторвала ее от земли легко, без
  
  заметных усилий. Кто бы мог подумать, что эта женщина обладает такой
  
  физической силой! А Ариана между тем объяснила:
  
  - Не верьте всем этим глупостям, что теннис или верховая езда могут
  
  испортить грудь, если ее не упрятать в это дурацкий мешок.
  
  Наоборот, чем больше занимаешься спортом, тем крепче она становиться.
  
  Вот посмотрите на мою и убедитесь.
  
  Эммануэль и глазом не успела моргнуть, как графиня стянула через
  
  голову полувер и бросила его на землю, дав возможность оценить ее
  
  потрясающий бюст не только Эммануэль, но и всем, кто оказался в этот момент
  
  поблизости.
  
  Зайдя в зал, две подружки начали играть в теннис, после чего Эммануэль
  
  жутко утомилась.
  
  Ариана дала сигнал к перерыву и потянула за шнур, вызывая лестницу.
  
  Вытащила из спортивной сумки два полотенца, энергично растерлась сама и
  
  подошла с полотенцем в руках к совершенно выбившейся из сил подруге. Та не
  
  могла даже сама стянуть с себя полувер, он застрял у нее под мышками, и
  
  Ариане пришлось прийти на помощь.
  
  Эммануэль прислонилась к лестнице, бессильно раскинув руки, и
  
  напоминала собой какое-то странное распятие...
  
  Ариана легкими движениями вытирала ее грудь и спину, но не прекратила
  
  это занятие и после того, как все было вытерто насухо. И к ощущению
  
  недостатка воздуха, усталости, жажды, прибавилось новое, не лишенное
  
  приятности. Внезапно Ариана отшвырнула полотенце и, сомкнув руки на спине у
  
  свой ученицы, прижалась к ней всем телом. Эммануэль почувствовала, что
  
  чужие груди трут ее грудь, и как только они соприкоснулись, ей стало так
  
  хорошо, что сопротивляться этому натиску она не могла. Сквозь шорты она
  
  ощутила, как тугой холмик Арианы прижался к ней еще теснее и откинулась, а
  
  так как обе они были теперь одинакового роста, губы Арианы оказались на
  
  уровне губ Эммануэль. И Эммануэль получила первый настоящий поцелуй Арианы:
  
  глубокий, исследующий поочереди, ни чего не минуя, каждый миллиметр
  
  поверхности ее губ, ее языка, все вмятинки ее неба, ее зубы. Он был таким
  
  долгим, этот поцелуй - минуты он длились или часы? Эммануэль забыла о своей
  
  усталости, о своей жажде. Она стала тихонько раскачиваться, чтобы лоно ее
  
  проснулось, бутон отвердел и нашел успокоение, прижавшись к плотному животу
  
  другой женщины. И когда это наступило и возбуждение достигло такой точки,
  
  что бутон ее плоти стал походить на маленькое, но крепкое навершие копья,
  
  Эммануэль, сама не сознавая себя, сжала ногами бедро Арианы и стала
  
  тереться о него своим лоном. Ариана замерла, потом оторвала губы от губ
  
  Эммануэль, посмотрела на свою добычу и засмеялась радостно, словно
  
  школьница, довольная удачной проделкой. Этот смех смутил немного Эммануэль
  
  и объяснил ей, что в этих сплетениях Ариана не искала никаких
  
  сентиментальных, нежных чувств, Это был смех плотоядный, жадный, но
  
  Эммануэль все равно хотелось, чтобы ее целовали еще, чтобы груди Арианы не
  
  отрывались от ее груди. Но та снова, как при их встречи, подхватила
  
  Эммануэль под мышки и подняла ее еще выше на несколько ступенек. Теперь
  
  Эммануэль стояла на лестнице. Она подумала, что Ариана хочет поцеловать ее
  
  в грудь, но руководительница игры держала голову на расстоянии и не
  
  отрывала смеющихся глаз от лица своей жертвы. И прежде чем Эммануэль
  
  сообразила, что же происходит, рука Арианы проникла под шорты и прижалась к
  
  влажной коже Эммануэль.
  
  Пальцы Арианы были столь же умелые, как и ее губы. Они щекотали
  
  восставшую плоть, а потом два сдвинутых пальца решительно углубились в тело
  
  Эммануэль, работая настойчиво и в то же время осторожно. И оргазм буквально
  
  смыл Эммануэль, затопил ее, стремившуюся раскрыться как можно шире
  
  навстречу столь умело берущей ее руке. Когда, наконец, почти потеряв
  
  сознание, она соскользнула с лестнице, графиня подхватила ее, прижала к
  
  себе, и если бы Эммануэль могла видеть в эти минуты глаза Арианы, она не
  
  заметила бы в них ни искорки насмешки.
  
  Однако, когда Эммануэль окончательно пришла в себя, к Ариане вернулась
  
  ее прежняя насмешливость. Поддерживая Эммануэль за плечи, она спросила:
  
  - Ты сможешь передвигать ноги по лестнице?
  
  Смущение овладело Эммануэль, она опустила голову, как пристыженный
  
  ребенок. Ариана взяла ее за подбородок, посмотрела в ее глаза. Голос Арианы
  
  стал хриплым. Так она еще никогда не разговаривала с Эммануэль:
  
  - Скажи мне, другие женщину уже делали это с тобой?
  
  Эммануэль сделала вид, что не слышала вопроса, но Ариану было трудно
  
  провести. Она спросила еще раз:
  
  - Отвечай же! Занималась любовью с женщинами?
  
  Эммануэль упорно молчала. Ариана приблизила губы к ее губам.
  
  - Пойдем ко мне, - выдохнула она. - Хорошо?
  
  Но Эммануэль замотала головой.
  
  Ариана все еще держала подругу за подбородок, но больше не произнесла
  
  ни слова. И когда она, наконец, отпустила Эммануэль, ничего в ней не
  
  показывало, что она огорчена отказом.
  
  - Полезли наверх, - сказала она только.
  
  Уже наверху она заметила, что забыла на площадке свой наряд. "О, и ты
  
  оставила свой полувер! Дать его тебе?" - крикнула она и поняла, что в
  
  первый раз обратилась к Ариане на "ты".
  
  Ариана сделала королевский жест.
  
  - Оставь его там. Он ничего не стоит.
  
  И она двинулась вперед, держа в одной руке ракетку и сумку, накинув на
  
  плечи полотенце, совсем не заботясь о том, ечали на приветствия встречных, и с каждым взмахом груди Ариана
  
  обнажалась еще более. Эммануэль испытывала стыд и тревогу. Она поспешила
  
  расстаться с Арианой, поклявшись про себя больше не видеться с нею. Ариана
  
  наклонилась и едва тронула губами щеку подруги.
  
  - До скорого, мой цыпленочек, - проворковала она и прыгнула за руль
  
  своей машины.
  
  И только когда она исчезла, Эммануэль пожалела, что не попыталась ее
  
  задержать. Ей хотелось еще раз увидеть эти груди. И главное, ей хотелось
  
  осязать их, трогать, ощупывать. Ей хотелось быть совсем голой перед Арианой
  
  и чтобы та была так же обнажена и лежала бы на ней, вытянувшись во всю
  
  длину своего крепкого тела. Да, пусть они обе будут обнаженными, такими,
  
  какими они никогда не бывали, голее самых голых!
  
  Ей захотелось прижать груди к другой груди и свою расщелину к другой
  
  расщелины. И она хотела, чтобы ее ласкали женские руки, женские губы,
  
  женские ноги. Если бы Ариана сейчас вернулась, с каким упоением отдалась бы
  
  ей Эммануэль!
  
  - Не принять ли нам душ? - спросила Эммануэль.
  
  Би нашла эту мысль превосходной...
  
  Как только они вошли в комнаты, Эммануэль мгновенно сбросила свои
  
  одежды, так стремительно, будто они вспыхнули на ней. Би стала раздеваться
  
  лишь тогда, когда Эммануэль кинула на пол последнюю деталь своего костюма.
  
  Но сначала она сказала:
  
  - Какое у вас красивое тело! Затем она медленно развязала ленточку
  
  воротника. Под блузкой у нее тоже не было лифчика. Эммануэль ахнула от
  
  изумления: у Би была совершенно мальчишеская грудь.
  
  - Видите, какая я плоская, - сказала молодая американка.
  
  Но смущенной она не казалась. Наоборот, она явно наслаждалась
  
  удивлением Эммануэль. А та не могла оторвать взгляда от розовых точек,
  
  таких маленьких, бледных, казавшихся совсем не зрелыми. Би забеспокоилась:
  
  - Вам кажется это уродливым?
  
  - О нет, наоборот! Это прекрасно! - воскликнула Эммануэль с такой
  
  горячестью, что Би даже умилилась.
  
  - Но у вас самой такая прелестная грудь, - заметила она. - Мы с вами
  
  удивительно контрастируем.
  
  Но Эммануэль нельзя было переубедить.
  
  - Что хорошего иметь большие груди? Их можно сколько угодно видеть на
  
  журнальных обложках. А вы совсем не похожи на других женщин. Это-то и
  
  великолепно.
  
  Голос ее стал немного глуше:
  
  - Я никогда не видела ничего столь волнующего. Честное слово, я не
  
  шучу.
  
  - Знаете, признаюсь вам, - поведала Би, медленно снимая юбку, это даже
  
  забавно. Мне, конечно, не хотелось бы, чтобы у меня были маленькие груди,
  
  но вообще не иметь грудей - в этом есть даже что-то юмористическое,
  
  какой-то изыск. И я долгое время боялась - вдруг моя грудь начнет
  
  увеличиваться, и тогда я потеряю всю свою самобытность. И знаете, с какой
  
  молитвой обращалась я к богу? "Боже Всемогущий, сделай так, чтобы у меня
  
  никогда не было настоящих грудей!" И я, наверное, была пай-девочкой, потому
  
  что добрый Бог меня услышал.
  
  - Какое счастье! - откликнулась Эммануэль. - Это было б ужасно, если
  
  бы ваша грудь выросла. Я вас люблю именно такой!
  
  Да и ноги Би били замечательны: Длинные, с такой чистотой линии,
  
  словно их писал какой-то великий художник. Узкие бедра дополняли
  
  впечатление рафинированности и породы. Но окончательно поразило Эммануэль
  
  зрелище, открывшееся перед нею, когда Би стянула трусики.
  
  Лобок был начисто выбрит. Эммануэль никогда не видела, чтобы эта часть
  
  тела так отчетливо выделяясь внизу живота и чтобы в ней было столько
  
  кричащей женственности; ничего на свете не могло быть более красивым и
  
  более зовущем к любви. Отсутствие волос лишало таинственности расселину,
  
  ведущую в глубину тела. Она была открыта взору и влекла погрузиться в
  
  темную влажную глубину. Контраст этой вызывающей женственности с бюстом
  
  эфеба был потрясающ. Эммануэль не могла оторвать взгляда от наготы своей
  
  новой знакомой, и ей показалось, что кто-то трогает рукой и ее самое.
  
  "Надо, - сказала она себе, - чтобы Би сделала это сейчас же, чтобы она
  
  раскрыла створки чудесной раковины, эту расщелину, эту трещину. О, эта
  
  расщелина, посмотришь на нее - и дрожь охватывает тебя". Она уже приоткрыла
  
  губы, чтобы попросить Би о такой милости, но Би предупредила ее.
  
  Повернувшись к двери спальни, она спросила: "Это душ?".
  
  Эммануэль вздрогнула и, не в силах уже владеть собою, выдохнула:
  
  - Пошли!
  
  Гостья замерла перед распахнутой дверью и... Рассмеялась:
  
  - Но мне хотелось освежиться, а не выспаться, - сказала она.
  
  Неужели она вправду решила, что ее пригласили вздремнуть часок, или
  
  она притворяется невинной, подумала Эммануэль. Она посмотрела прямо в глаза
  
  своей обнаженной подруге и - увы - не увидела в них никакого намека.
  
  Она приблизилась к Би.
  
  - Ладно, мы займемся любовью под душем, - сказала она твердо и
  
  решительно.
  
  Стоя рядом под перекрещивающимися струями всех трех душей обе женщины
  
  повизгивали от удовольствия.
  
  Эммануэль сказала Би, что хочет ей показать, как можно использовать
  
  гибкий душевой шланг. Держа шланг в одной руке, другой она обняла подругу и
  
  попросила ее расставить ноги.
  
  Би улыбнулась и послушно выполнила просьбу. Эммануэль направляет
  
  сверху вниз, прямо на лобок американки струю теплой воды, потом приближает
  
  ее и водит теперь то спиралями, то вертикально, то по горизонтали. Видно,
  
  что ей хорошо знакомы правила игры. Вода струится по бедрам Би.
  
  - Хорошо? - спрашивает Эммануэль.
  
  Би молчит, только утвердительно кивает головой, но спустя минуту
  
  признается:
  
  - О, очень хорошо.
  
  Не переставая манипулировать душем, Эммануэль подается вперед и берет
  
  губами малюсенький сосок Би. Руки Би ложатся на затылок Эммануэль. Зачем?
  
  Чтобы оттолкнуть или прижать к себе покрепче?
  
  Эммануэль плотнее сжимает губы вокруг этого кукольного соска, трогает
  
  его кончиком языка, посасывает. Он тот час же вырастает под этой лаской и
  
  Эммануэль выпрямляется, торжествуя.
  
  - Вы видите.
  
  И, пораженная, замолкает. Лицо Би утратило черты безмятежности и
  
  покоя: зрачки серых глаз расширены, губы полуоткрыты. Детское лицо исчезло,
  
  и Би, такая, какую еще ни разу не видела Эммануэль, искаженная силой
  
  наслаждения, наслаждается без крика, без дрожь, словно ей на хочется
  
  выдавать всю силу охватившего ее экстаза. Это длиться так долго, что
  
  Эммануэль начинает думать, помнит ли подруга о ее присутствии. Но вот
  
  гримаса страсти постепенно исчезает с лица Би, и Эммануэль жалеет, что это
  
  не может длиться так вечно. Она так поражена увиденным, что не может
  
  произнести ни слова. Би, такая же безмолвная, улыбается ей.
  
  И теперь Эммануэль целует ее в губы. Она стонет от удовольствия,
  
  ощущая прикосновение кожи Би к своей. Какая это чудесная ласка сама по
  
  себе! А ведь ее можно и разнообразить. Эммануэль еще крепче прижимается к
  
  Би, начинает тереться своим пушистым холмиком о гладкий лобок Би. Та
  
  догадывается, чего ищет Эммануэль: она осторожно опускается, откидывается
  
  назад и принимает Эммануэль на свой живот.
  
  Странный вкус ощущает Би на своих губах, вкус ароматного и сладкого
  
  экзотического плода. Она чувствует, как судорога пробегает по прекрасному,
  
  припавшему к ее телу, и она помогает ему, как умеет. И она слышит слова, в
  
  которых звучит зов любви...
  
  Эммануэль начинает намыливать тело свой подруги. Она принимается за
  
  дело, ее руки так ловко скользят между ногами Би, что та вынуждена
  
  защищаться:
  
  - Нет, нет, не сразу же, Эммануэль. Я устала, дай мне собраться с
  
  силами.
  
  Эммануэль дает ей смыть с себя усталость, вытереться, а потом снова
  
  припадает к ней.
  
  - Пошли в мою постель.
  
  Би отвечает на сразу, но потом прижимается губами к векам
  
  вздрагивающей Эммануэль.
  
  - Да, пошли в вашу комнату, - говорит она решительно.
  
  Опрокинув Би на огромную кровать, Эммануэль вытягивается на ней и
  
  начинает целовать американку в лоб, щеки, покрывает поцелуями шею,
  
  покусывает мочки ушей, грудь. А потом соскальзывает на пол у подножья
  
  кровати, коленопреклонная, прижимается лицом к обнаженному животу.
  
  - О-о, - стонет она. - Как это сладко!
  
  И она щекой, носом, губами трется об эластичную выпуклость.
  
  - Любимая! Любовь моя!
  
  Би не произносит ни слова в ответ. Эммануэль встревожена:
  
  - Вам хорошо вот так?
  
  - Да...
  
  - Значит вы будите моей подружкой? Моей любовницей?
  
  - Но, Эммануэль...
  
  Би замолкает, пальцы перебирают черные волосы. Руки Эммануэль
  
  раздвигают длинные ноги Би, прикасаются к разделяющей их щелочке осторожно
  
  проникают туда. Би вздыхает, ее руки бессильно свешиваются вниз, глаза
  
  закрываются. Эммануэль приближает кончик языка к узкому и чистому, как у
  
  девочки, разрезу. Она смачивает краешки по всей их длине, облизывает
  
  стенки, находит бутон цветка, вдыхает его аромат, щекочет его языком,
  
  заставляет твердеть и подниматься и, наконец, всасывает в себя маленький
  
  фаллос. Она опускает палец одной руки в себя, а другой продолжает ласкать
  
  подругу. Пальцы Эммануэль увлажняются, и этими влажными пальцами она
  
  поглаживает ягодицы Би. Та приподнимается намного, как бы для того, чтобы
  
  помочь Эммануэль проникнуть в самое тесное отверстие. Палец Эммануэль
  
  погружается туда чуть ли не на всю длину...
  
  И тогда Би кричит. И она кричит все время, пока Эммануэль продолжает
  
  ее сосать, лизать и блуждать пальцами повсюду.
  
  Первой, как ни странно, изнемогает Эммануэль. Она вытягивается снова
  
  на теле американки. Обе они долго лежат, обессиленные, не произнося ни
  
  слова.
  
  Позже, когда Би, несмотря на протесты Эммануэль, уже оделась,
  
  Эммануэль снова обнимает ее и усаживает на кровать.
  
  - Я хочу, чтобы вы мне сказали одну вещь. Но только пообещайте
  
  говорить правду!
  
  Би отвечает лишь утвердительной улыбкой.
  
  Эммануэль говорит:
  
  - Я тебя люблю!
  
  Би смотрит в ее глаза, пытаясь понять, какую же правду ждут от нее.
  
  Эммануэль, посерьезнев, почти патетически вопрошает, крепко сжав руки Би в
  
  своих руках:
  
  - Ты уверена, что я тебе понравилась? Я хочу сказать... Нет, подожди,
  
  дослушай меня, я тебе нравлюсь так же или больше, чем какая-нибудь другая
  
  твоя подруга? Тебе было лучше со мной, чем с кем-то?
  
  Искрений смех в ответ озадачил Эммануэль:
  
  - Почему вы смеетесь надо мною?
  
  - Послушайте, Эммануэль, миленькая, - шепчет Би, приблизив губы к
  
  губам слушательницы. - Я сейчас вам открою великий секрет. Со мной никогда
  
  не бывало того, что было сегодня.
  
  - Вы хотите сказать, что душ, что...
  
  - Ничего! Я никогда не занималась любовью, как вы это называете, с
  
  женщинами.
  
  - О, - протирает лоб Эммануэль. - Я вам не верю.
  
  - Прийдется поверить, потому что это чистая правда. И еще признаюсь
  
  вам в одной вещи. До сегодняшнего дня, до того, как я узнала вас, мне
  
  казалось это смешным.
  
  - Но, - бормочет озадаченная Эммануэль, - вы хотите сказать, что вам
  
  не нравилось?
  
  - Не то, чтобы не нравилось, я просто этого не делала.
  
  - Но так же нельзя!
  
  Негодование, послышавшееся в голосе Эммануэль, заставила Би снова
  
  рассмеяться.
  
  - Почему? Я показалась тебе чересчур умелой? - спросила, понизив
  
  голос, Би.
  
  И тон ее, тон сообщницы, появившийся у нее, и это, тоже первое, "ты",
  
  даже смутили Эммануэль.
  
  - Вы... Ты не выглядела удивленной.
  
  - Я была рада. Потому что это были вы.
  
  Эммануэль задумалась на минуту. Потом, будто бы очнувшись, будто бы
  
  ничего не было сказана из того, что было сказано только что, она спросила
  
  еще раз:
  
  - Так вы меня любите, Би?
  
  Та смотрела на нее на этот раз без улыбки.
  
  - Я вас очень люблю. Да, очень.
  
  Но Эммануэль ожидала чего-то другого. И она задала еще один вопрос,
  
  скорее для того, чтобы прервать молчание:
  
  - Но... Вам понравился первый опыт? Вы довольны?
  
  Би, словно внезапно, решилась на что-то:
  
  - Так, а теперь, - сказала она, - я буду ласкать тебя.
  
  Эммануэль не успела ответить, как Би уже крепко обняла ее и бросила на
  
  кровать. Она поцеловала ее так же нежно и в то же место, как целовали и ее.
  
  Она вытянула язык, чтобы он мог проникнуть как можно дальше. Эммануэль
  
  сразу же охватила волна нежности, и Би не смогла перейти к другим ласкам.
  
  Она отодвинулась было, пораженная этим внезапным оргазмом. Но, увидев, что
  
  судороги продолжаются, она снова приникла к своей возлюбленной и
  
  долго-долго не отрывалась от нее.
  
  Наконец, она выпрямилась и сказала, улыбаясь:
  
  - Вот уж не думала никогда, что мне посчастливиться пить из такого
  
  источника! Ну, теперь ты видишь, как я тебя люблю?
  
  - Дорогая моя, то, что в Париже называется показать грудь, в Банкоке
  
  выглядит, как наглухо застегнутое платье, - убеждал Жан. Надо, чтобы все
  
  увидели, что у тебя лучший бюст в мире. Надо ткнуть им в глаза твои груди.
  
  И платье, которое они, наконец, подобрали, вполне годилось для этой
  
  цели. Широкий вырез едва доходил до сосков, но стоило наклониться и -
  
  оп-ля! - вся грудь, как на витрине. Под платье Эммануэль не надевала
  
  ничего, даже маленькие трусики. Еще в Париже, со времени своего замужества.
  
  Она только так появлялась в свете: чувствовать себя обнаженной в
  
  многолюдстве было для нее одной из самых утонченных ласк.
  
  А во время танцев это ощущение еще делалось сильнее.
  
  Платье обтягивало тело Эммануэль до бедер, как перчатка, а книзу
  
  расширялось. И сейчас, чтобы продемонстрировать возможность платья,
  
  Эммануэль упала в кресло. Зрелище было столь острым, что Жан сразу ринулся
  
  на вперед, ища застежку. Одной рукой он расстегивал платье, другая же
  
  старалась высвободить бюст Эммануэль.
  
  Она взмолилась:
  
  - Жан, что ты делаешь, ты с ума сошел! Мы и так опаздываем, нам надо
  
  немедленно выходить.
  
  Он перестал ее раздевать, подхватила на руки и понес к обеденному
  
  столу посреди комнаты.
  
  - Нет, нет! Платье изомнется... Ты мне делаешь больно! А если
  
  Кристофер спуститься?... Слуги могут войти...
  
  Но как только ее зад коснулся стола, она сама потянула платье кверху.
  
  Согнула в коленях ноги взметнулась в воздух. Удар Жана был короток и могуч,
  
  и оба они рассмеялись этому экспромту. Теперешняя поспешность Жана была
  
  по-новому неожиданно приятная Эммануэль. Она сжала руками свои груди,
  
  словно пытаясь выжать из них нектар:
  
  Собственная ласка способствовала ее неистовству не меньше, чем
  
  старания мужа. Она закричала, в дверях столовой возник бой. Он застыл,
  
  сложив руки на груди, и молча наблюдал за играми своих хозяев. А крики
  
  Эммануэль разносились по всему дому.
  
  - Сними его, - сказала Ариана.
  
  Эммануэль кивнула головой. Ей и самой не терпелось оказаться
  
  обнаженной: соски ее отвердели, внизу живота стало горячо и мокро. Она
  
  сбросила бретельки с плеч, расстегнула под мышками застежки.
  
  - Ах, - воскликнула Ариана. - Кто-то идет!
  
  И очарование кончилось. Эммануэль вернулась на землю. Она застегнула
  
  платье, встряхнула головой. Ариана подхватила ее за руку и повела за собой.
  
  Слуга прошел мимо них с подносом, уставленным бутылками. Они остановили
  
  его, попросили наполнить бокалы с шампанским. Пили долго, молча, ничего не
  
  видя перед собой, совсем не замечая людей, кружившихся вокруг. Становилось
  
  жарко.
  
  Она предвкушала, как будет расстегнуто платье, как она покажет свои
  
  ноги, почувствует, как к ее груди прижимается дотоле незнакомая грудь,
  
  ощутит первые прикосновения. Она будет задыхаться под тяжестью упавшего на
  
  нее тела, ею овладеют грубо, как это делаю насильники. А может быть,
  
  наоборот: ласково, медленно, пядь за пядью погружаясь в нее и вдруг
  
  останавливаясь, даже отодвигаясь, оставляя ее в ожидании, раскрытой
  
  навстречу, покорной, просящей, растерянной - о, сладчайшая отрешенность! А
  
  потом он снова возвращается, могучий, жаркий, так невероятно ласкающий все
  
  складки ее лона, выпивающий ее до последней капли и оставляющий ее
  
  орошенной, засеянной, нашедшей себя...
  
  Эммануэль кусает губы, она уже готова, пусть он начнет, ведь он должен
  
  любить это медленное овладевание плотью, ей известны итальянские вкусы, и
  
  она им не очень-то доверяет.
  
  У Эммануэль помутилось в глазах, а Марио, между тем, положил руку на
  
  ее плечо, кончики его длинных пальцев коснулись начала ее грудей.
  
  Одной рукой он осторожно развернул Эммануэль, другой он взялся за
  
  подол платья и поднял его наискось, обнажив левую ногу женщины до половины
  
  ляжки, а правую почти до конца.
  
  Он не отпускал ее, и она, оставаясь в той же позе, должна была открыть
  
  взору молодого англичанина свои поднятые вверх ноги. Затем Марио, пощекотав
  
  пальцами ее шею, расстегнул платье. Показались голые плечи, грудь. Марио
  
  вытянул губы, наслаждаясь этим зрелищем.
  
  - Она прекрасна, не правда ли? - на этот раз Эммануэль поняла вопрос.
  
  Англичанин кивнул головой. Марио обнажил грудь женщины еще больше.
  
  - Нравятся тебе ее ноги? - спросил он.
  
  Вопрос был снова задан по-французски, и гость только мигнул в ответ.
  
  Марио продолжал:
  
  - Они очень красивые. И, самое главное, от пальцев до бедер они
  
  созданы только для наслаждения.
  
  Ладонью он провел по коленям Эммануэль.
  
  - Это же ясно, что их главная функция вовсе не ходьба.
  
  Он наклонился совсем близко к Эммануэль.
  
  - Мне хотелось бы, чтобы вы подарили ваши ноги Квентину. Идет?
  
  Не совсем понимая, чего от нее хотят, она решила не отказывать ни в
  
  чем. Она оставалась неподвижной к радости Марио. Его рука снова подтянула край платья, на этот раз гораздо выше. Платье было
  
  узким, и Марио свободной рукой приподнял стан Эммануэль, чтобы обнажились
  
  не только ноги, но и низ живота. В этот вечер, впервые за всю свою жизнь в
  
  Банкоке, она, несмотря на жару, надела чулки. Взгляду открылся ромб,
  
  образованный поясом для чулок и прозрачными черными трусиками, под которыми
  
  благоразумно улеглись шелковистые кудряшки.
  
  - Давай, - сказал Марио, - иди сюда!
  
  Она видела, как приблизился к ней англичанин. Потом ощутила мужскую
  
  руку на своих лодыжках, одну, потом другую. Затем снова одна.
  
  А вторая пошла выше, по икрам, задержалась на коленях, потом снова
  
  двинулась вверх и, как бы обрисовала контур бедер, замерла, не решаясь
  
  проникнуть в последнее убежище стыдливости, вход в которое открылся
  
  потрясенному взору.
  
  Тогда другая рука пришла к ней на помощь, и вот они замыкают в кольцо
  
  бедра Эммануэль, гладит их с внешней стороны, потом с внутренней, касаясь
  
  полушарий ягодиц. И, осмелев, становятся все настойчивее, раздвигают ноги
  
  Эммануэль, и она кусает губы, чтобы сдержать стон.
  
  Марио любуется сценой, но Эммануэль не видит его, пока не открывает
  
  глаза. Встретившись со взглядом Марио, она старается прочесть в нем
  
  одобрение и указание. Но он улыбается загадочной улыбкой, значение которой
  
  ей не удается распознать. И тогда, словно принимая вызов, она стягивает с
  
  себя эластичные трусики. Руки англичанина сразу же кидаются к ней на
  
  помощь, они протаскивают трусики по всей длине ее ног и бросают на пол.
  
  - Да, Готхул. Так вот, там, задолго до полного созревания, девочки
  
  посвящаются во все таинства плотской любви старшими юношами, а маленьких
  
  юношей обучают этому девушки. И ничего грубого, животного.
  
  Практика любви в результате многовекового опыта доведена до
  
  высочайшего уровня изысканности. Так что эта стажировка, а она длиться
  
  несколько лет, служит одновременно и для формирования артистического вкуса.
  
  В промежутках между объятиями пансионеров Готхула проводят свой досуг
  
  украшая стены дортуаров. И их рисунки, картины, скульптуры полны самого
  
  разнообразного эротического вдохновения. Квентин рассказал мне, что они так
  
  преуспели в своем искусстве, что пройти в этой галерей невозможно. И видя
  
  одиннадцатилетних девочек имитирующих самые смелые изображения этого музея
  
  любви, показывающих без всякого стеснения, без стыда, при широко
  
  распахнутых дверях, под гордливыми взглядами своих родителей такие живые
  
  картины, какие в Европе можно видеть только в исправительных домах или на
  
  страницах особого рода книжек, понимаешь, что эти Мурья не отстали от
  
  человечества на тысячу лет, но на многие века обогнали его.
  
  Марио замолчал. Квентин возобновил свой рассказ, и вскоре Эммануэль
  
  услышала новый перевод.
  
  - Самое замечательное, что эти "практические занятия", которыми
  
  занимаются все дети племени, имеют характер системных, строгих и хорошо
  
  разработанных правил. Это не распущенность нравов и не врожденное
  
  отсутствие морали. Это не разврат, но этика. Дисциплина в Готхуле довольно
  
  сурова: младшие глубоко почитают старших. Закон строго-настрого запрещает
  
  всякую порочную связь между девушкой и юношей. Никто не имеет право
  
  сказать, что та или иная девушка "его".
  
  Закон строго наказывает того, кто проведет с одной из них более трех
  
  ночей кряду. Все для того, чтобы не возникло чувство собственности и
  
  чувство ревности. "Все принадлежит всем". Если юноша проявит инстинкт
  
  собственности, заявит исключительные права на какую либо девочку, если на
  
  лице его появится выражение огорчения, когда он увидит ее во время занятия
  
  с другим, он подвергнется наказанию. Община помогает ему вернуться на
  
  правый путь. Он должен активно помогать другим юношам в овладении той, на
  
  кого он заявил было права. Ему прийдется не только собственноручно ввести
  
  член своего соперника-компаньона туда, куда следует, но еще и радоваться
  
  этой службе. Таким образом, самым тяжелым преступлением у Мурья является не
  
  кража, не убийство (которого они, правда, не знают), а ревность. И
  
  благодаря этому, когда молодые люди вступают в брак, они не только обладают
  
  сексуальным опытом, причем уникальным опытом, но они совсем другие люди:
  
  все тени, все муки, все отчаяния нашей цивилизации им чужды. Они счастливы.
  
  Для женщины нет ничего эротического в том, что ее супруг оплодотворяет
  
  ее постели перед сном. Но если в полдник она позовет своего сына, чтобы он
  
  приготовил для сестрички маленькую тартинку спермы, - это будет эротичным,
  
  потому что такое меню еще не вошло в употребление. Когда мещане привыкнут к
  
  этому, надо будет придумать что-то другое.
  
  - Вы порвете чулки, - сказал Марио. - Может быть вы и их снимите?
  
  Она была тронута такой заботливостью. Присев на пень, она подняла
  
  юбку. Ночной ветерок коснулся ее ляжек. Она вспомнила, что ее трусики
  
  покоятся в кармане Марио.
  
  - Я не могу насытиться красотой ваших ног. И ваших бедер.
  
  Она вся напряглась в надежде и ожидании.
  
  - Почему вам не снять и юбку, - предложил он. - Вам будет легче идти,
  
  а мне приятнее смотреть на вас.
  
  Эммануэль поднялась без колебаний и развязала пояс.
  
  - А что же мне с нею делать? - спросила она держа юбку в руках.
  
  - Повесьте на дерево. Мы все равно будем возвращаться и по дороге
  
  заберем ее.
  
  Плоды странного дерева были величиной то с банан, то с базуку, но
  
  точность деталей их сохранялась независимо от размеров. Все они были
  
  сделаны из дерева и раскрашены. Маленькое красивое пятно обозначало
  
  отверстие канала, глубокие складки шли от края плоти. Напряженный изгиб был
  
  воспроизведен с потрясающей жизненностью. И они висели не только на одном
  
  дереве, на десятках, если не на сотнях деревьев. И рядом с ними горели в
  
  подсвечниках свечи.
  
  Эммануэль с тревогой заметила, что некоторые огоньки движутся.
  
  Ночь посветлела, и не стоило большого труда разглядеть, что эти
  
  огоньки - свечи в руках людей. Их было пять, шесть, больше десятка.
  
  Как и первый, кого встретила здесь Эммануэль, они сидели на корточках
  
  в молчании. И вдруг один из них встал, начал приближаться. Пройдя несколько
  
  шагов, он снова привел, взгляд его был спокоен. Но тот час же возле него
  
  оказалось двое, потом четверо людей со свечами. Один из вновьприбывших был
  
  совсем юным, трое других постарше, четвертый почти старик. Никто не
  
  произнес ни слова, и все они по-прежнему держали в своих руках горящие
  
  свечи.
  
  - Вот отличный зритель, - обрадовался Марио. - Что мы сыграем для
  
  партнера?
  
  Он потянулся и сорвал с ветки один из фаллосов сравнительно скромных
  
  размеров.
  
  - Не знаю, совершу ли я кощунство, - сказал он с довольным видом.
  
  - Но я его совершаю смело. Во всяком случае, они не выглядят
  
  оскорбленными.
  
  Он протянул Эммануэль кусок расскаршеного дерева.
  
  - Не правда ли, он приятен ан ощупь?
  
  Она прикоснулась к дереву кончиком пальца.
  
  - Покажите-ка им на этом макете, как ваши руки воздают честь
  
  подлиннику.
  
  Эммануэль облегченно вздохнула - сначала она подумала, что Марио
  
  прикажет ей использовать олисбос, как пользуются вибраторами одинокие
  
  женщины, и мысль о его шероховатости и нестерильности смутила ее.
  
  Ее пальцы стали нежно гладить предмет поклонения, словно и вправду
  
  могли заставить его проснуться. Наконец, она приняла эту пародию всерьез и
  
  даже пожалела, что нельзя пустить в ход губы - слишком уж запылен,
  
  неопрятен был этот инструмент.
  
  Взгляд мужчин заметно оживился, это она могла заметить. Лица
  
  напряглись. Тут Марио сделал какое-то движение, и она впервые увидела, что
  
  представляет марио как мужчина. Это было гораздо ярче и толще деревянного
  
  подобия.
  
  - Теперь реальность должна заменить иллюзию, - сказал Марио. Пусть
  
  ваши руки окажутся столь же нежными с живым организмом, как с
  
  неодушевленным материалом.
  
  Эммануэль, не решаясь бросить священный предмет на землю, осторожно
  
  уложила его не сук ближайшего дерева и приблизилась к Марио.
  
  Он повернулся лицом к сидящем на корточках мужчинам, чтобы они могли
  
  лучше его разглядеть.
  
  Время остановилось. Не слышалось ни звука. Эммануэль вспомнила о
  
  гуманизме принципов, которые разъяснял ей Марио в этот вечер, и голова ее
  
  закружилась. Она не могла различить, бьется ли ее собственное сердце или
  
  это пульсирует горячая кровь Марио. Она повторяла про себя завет "Не
  
  торопитесь с окончанием" и делала все, чтобы "наслаждение длилось".
  
  Наконец, она прошептала: "Пора!".
  
  И сказав это, повернулась к дереву, увешанному приапическими плодами.
  
  Длинная густая струя оросила листву священного дерева и покачивающиеся на
  
  его ветвях жертвы верующих.
  
  - Теперь надо что-то сделать и для наших зрителей, - сейчас же объявил
  
  Марио. - Кто из них вам больше всего по вкусу?
  
  "Боже мой", - простонала Эммануэль сквозь прижатые к лицу руки.
  
  Нет, нет, она не может прикоснуться к этим людям, она не может
  
  представить себе, что они прикоснуться к ней! Мари отвел ее руки, заглянул
  
  в ее умоляющие глаза.
  
  - Мальчик прелестен, по-моему, - изыскано важным тоном произнес он. - Я и сам испытываю к нему слабость. Но этой ночью я его уступлю
  
  вам.
  
  И, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он сделал знак юноше и сказал
  
  ему несколько слов. Тот встал, медленно и с достоинством приблизился к ним.
  
  В нем не чувствовалось никакой робости, скорее некая гордливость.
  
  Марио сказал еще что-то, и мальчик снял с себя шорты. Нагим он был еще
  
  красивее: Эммануэль должна была признать это, несмотря на все свое
  
  смущение. Она немного утешилась. Мальчик выглядел совершенным мужчиной.
  
  - Утолите жажду из этого источника, - распорядился Марио самым
  
  обыденным тоном.
  
  Эммануэль и не помышляла о непослушании. Она только смутно пожалела,
  
  что перед ней не тот могучий мужчина, которого она видела совсем недавно на
  
  берегу канала.
  
  Она опустилась коленями на мягкую влажную траву, приняла дар в руки.
  
  Пальцы ее немного оттянули кожицу, и она сразу почувствовала, как
  
  увеличился вес и объем - зверь начал расти. Эммануэль прикоснулась к нему
  
  губами, словно желая попробовать на вкус. На некоторое время она замерла в
  
  таком положении. Затем она решила сделать судорожное, глотательное
  
  движение, подалась вперед так, что губа коснулись голого живота, а нос
  
  уперся в него. И вот добросовестно, ни пытаясь ни обманывать, ни сократить
  
  работу, она начала свои упражнения.
  
  И все-таки это было мучительно, в первые минуты она боялась, что не
  
  справиться с подступающей к горлу тошнотой. И это было вовсе не потому, что
  
  ей казалось унизительным заниматься любовью с незнакомым юнцом. Та же игра,
  
  если бы Марио толкнул ее в объятия кокетливого, благоухающего одеколоном
  
  блондинчика, та же игра, происходящая где-нибудь в буржуазном салоне ее
  
  парижской подруги, понравилась бы ей чрезвычайно. Да ведь она однажды чуть
  
  было не изменила ("изменила", может быть, сильно сказано, дело было с
  
  ребенком, это совсем смешно), чуть было не изменила своему мужу перед
  
  отлетом из Парижа, уступив ухаживанием совершенно ошалевшего младшего брата
  
  своей любовницы.
  
  Но этот не возбуждал ее ничуть, скорее он внушал страх. Сначала она
  
  подумала было, что он не отмыт как следует, но тут же вспомнила о частых
  
  омовениях у сиамцев. И все-таки удовольствие она пока не получила. Она
  
  делала это из любезности к Марио.
  
  "Тем не менее, - сказала она себе чуть ли не с яростью, - я хорошо
  
  сделала работу". Почти профессиональная гордость пробуждала ее так обойтись
  
  с мальчиком, чтобы он не мог забыть этой ночь. Зря, что ли, ее муж считает,
  
  что ни одна женщина в мире не может сравниться с нею в умении работать
  
  языком и губами!
  
  Мало-помалу она стала заводиться и сама. Она уже не понимала, кому
  
  принадлежит этот плод. Она начала пожирать его с такой силой и жаром, что
  
  он почти разрывал ей горло. Она чувствовала, как растет напряжение внизу
  
  живота., как там набухают и твердеют все части ее гениталий.
  
  Наконец, она закрыла глаза и позволила своим ощущениям безраздельно
  
  овладеть ею. В момент, когда ее ласки достигали цели, горячая струя
  
  доставляла ей наслаждение не меньше, чем это бывало с Жаном. Плевать, что
  
  на нее смотрят несколько пар глаз, - она доставляет радость прежде всего
  
  себе! Еще до того, как опустошенный сосуд покинул ее рот, она коснулась
  
  кончиком пальца своего венчика между ног и, обессиленная оргазмом, почти
  
  упала в объятия Марио.
  
  Он первый раз наградил ее поцелуем в губы.
  
  - Разве я не обещал вам, что вы будете отдавать себя по частям,
  
  спросил он, когда, освободившись, она присела возле кирпичной стены. Вы
  
  довольны?
  
  Она была довольна. Но смущение все же не покинуло ее до конца, и
  
  потому она промолчала. Он мечтательно произнес:
  
  - Это очень важно для женщин - пить как можно больше этот напиток из
  
  разных источников.
  
  - Вы не передумаете? - не успокаивался Марио.
  
  Она отрицательно мотнула головой: Господи, если бы он приказал ей
  
  отдаться сейчас десяти мужчинам, она не стала бы ему перечить.
  
  Но он попросил ее отдаться только одному. Она скинула с себя юбку и
  
  вытянулась на диване, прижавшись спиной к ласкающей мягкости подушек.
  
  Широко раздвинув ноги, она обняла бедра человека, осторожно погружавшегося
  
  в нее. Когда проникновение стало полным, Марио, до того держащий голову
  
  Эммануэль, осыпая ее поцелуями, встал и занял позицию позади молодого
  
  человека. Он тоже обнял ее за бедра, и руки марио соединились с руками
  
  Эммануэль не пояснице сам-ло.
  
  Она слышала, как он застонал от наслаждения. Потом стоны превратились
  
  чуть ли не в крики, и сквозь них она услышала голос Марио:
  
  - Теперь я вошел в вас. Я пронизываю вас копьем в два раза более
  
  острым, чем у обычного мужчины. Вы чувствуете это?
  
  - Да, это чудесно, - простонала Эммануэль.
  
  Могучий поршень сам-ло на три четверти вышел из Эммануэль, потом снова
  
  вернулся и начал, все увеличивая темп, свое движение. Она не знала,
  
  доставляет ли ему Марио радость или боль, ей было не до этого;
  
  Она рычала, извиваясь на подушках. Двое мужчин соединили с ее криками
  
  свои. Эти крики разорвали предутреннее молчание, и собаки в окрестных домах
  
  начали отчаянный концерт. Но эти трое ничего не слышали - они были в другом
  
  мире. Руки сиамца сжимали грудь Эммануэль, и она посылала свое тело ему
  
  навстречу, помогая ему как можно дальше проникнуть в нее, желая, чтобы он
  
  разорвал, разодрал ее.
  
  Марио чувствовал, что силы сам-ло неисчерпаемы, но сам он почти уже
  
  опустошил себя. Он вонзил свои ногти в спину юноши, как бы давая ему
  
  сигнал. Извержение двух вулканов шло одновременно, сам-ло изливался в лоно
  
  Эммануэль, получая с другой стороны такие же дары.
  
  Эммануэль же кричала так, как ей никогда не приходилось кричать
  
  раньше. Горький, пряный вкус она ощущала чуть ли не в горле. Ее голос
  
  рикошетировал от черной воды канала, и нельзя было понять, к кому обращены
  
  ее слова:
  
  - Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю...
  
  Неизвестный автор - Эммануэль II
  
  Прошло несколько бесконечных минут, пока Эммануэль медленно подняла блузку,
  
  расстегнула шорты, опустила их до колен, потом до лодыжек. Затем резким
  
  движением отбросила их еще дальше, в траву, окружавшую террасу. И нежное
  
  тепло камня коснулось ее обнаженной кожи.
  
  Она послушно повиновалась Марио, когда он попросил ее лечь на спину,
  
  предоставив его взгляду все, что можно. Она сделала даже большее: словно
  
  полностью предлагая себя, широко раскинула ноги, которые свесились по обе
  
  стороны парапета, низ живота подался вперед, завораживающе вздрагивая
  
  мускулами под безупречной кожей.
  
  - Вы когда-нибудь ласкаете себя при ваших слугах?
  
  - О, конечно.
  
  В действительности в те утренние часы, когда Эммануэль занималась
  
  любовью сама с собой в постели или под душем, а после ленча в шезлонге,
  
  читая или слушая радио, только Эа, ее камеристка, бывала свидетельницей игр
  
  своей хозяйки. Остальные слуги - по крайней мере так думала Эммануэль -
  
  были лишены этого нескромного зрелища.
  
  - Вы хотите, чтобы он довел вас до экстаза? - вкрадчиво спросил Марио.
  
  Она кусает губы, ей надо предупредить Марио, что мальчишка понимает
  
  французский. Но Марио уже начинает говорить с ним на языке, который она
  
  никогда до сих пор не слышала. Бой отвечает почти шепотом, глаза его
  
  потуплены, он смущен не меньше Эммануэль. Голос Марио звучал как голос
  
  доброго, терпеливого наставника. "Как прекрасно это выглядит, - усмехнулась
  
  по себя Эммануэль. - Урок эротологии на тайском просторечии". Несмотря на
  
  всю необычность ситуации, она нашла это весьма забавным. Все же она
  
  вздрогнула, когда без всякого предупреждения Марио положил руку боя на ее
  
  бедра. Он показал мальчику, что тот должен делать, предупредил его, что
  
  раздеваться не надо, поправил его поначалу неловкие движения. Но уже через
  
  минуту мальчик показал, насколько он понятлив, и Марио допустил его пальцы
  
  до самостоятельной работы.
  
  И Эммануэль уступает. Блузка снова снята и Эммануэль улыбается своей
  
  ослепительной наготе. Ее руки привычно скользят по своему телу, охватывают
  
  грудь, поднимают ее, потом пощипывают соски, и те тот час же твердеют, но
  
  руки неожиданно отпускают их, пробегают вдоль всего тела, опускаются к
  
  бедрам, медленно поглаживают их, словно успокаивая, и снова бегут вверх к
  
  подмышкам, на обратном пути оттуда вновь встречают и вознаграждают его за
  
  долгое ожидание, как бы говоря:
  
  "Спасибо, что ты так терпеливо дождался нашего возвращения".
  
  Ее губы трепещут в поисках других губ, грудь поднимается навстречу
  
  другой груди, тело стремиться прижаться к другому телу. Но нет здесь
  
  другого тела, кроме ее собственного. И вот руки Эммануэль спускаются ниже,
  
  и как бы случайно пальцы ее находят маленькую точку, узенькую щель в нежной
  
  розовой плоти, раздвигают ее, и начинают пошлепывание, подергивание, почти
  
  незаметное царапание ногтями. Глаза ее закрыты, ягодицы напряжены, ноги
  
  раскинуты, и в сумерках она выглядит причудливым живым распятием.
  
  Она очень возбуждена собственными ласками, слезы появляются на ее
  
  ресницах, с губ срываются стоны; она плачет от собственной радости, не
  
  стесняется своих слез и в этом сладостном унижении черпает новые силы.
  
  Напрасно она старается продлить это чудное время ожидания, помиловать
  
  себя, не дать себе погрузиться без остатка, потерять то, что она сейчас
  
  испытывает. Нет, она не может, она не останавливается, она продолжает
  
  двигаться к тому рубежу, который - она знает - последний, который она
  
  никогда не сможет перейти, никогда...
  
  Кисти рук Эммануэль выгибаются наподобие раковины моллюска, словно
  
  прикрывая от нескромного взгляда тайные прелести и в то же время сдерживая
  
  ревущуюся оттуда страсть. Словно потоки наслаждения хлещут через Эммануэль,
  
  словно распались земля и небо, и она сама брошена на грудь наблюдающего за
  
  ней создания, как огромная белая птица.
  
  Пальцы Марио сплелись с руками Эммануэль, и она не может понять, кто
  
  дарит ей эту радость - он или она сама.
  
  Но вот он осторожно высвободился и положил женщину на шелковую обивку
  
  кресла. Она уткнулась лицом в щелк, грива волос разметалась по обнаженным
  
  плечам, спина все еще конвульсивно вздрагивает.
  
  После ужина они выбрались из дома и погрузились в лабиринты китайского
  
  квартала. Целью их путешествия был театрик, выглядевший как небольшой
  
  крытый рынок. Сотни полторы зрителей слонящимися от волнения лицами, стоя
  
  перед сценой, любовались вереницей обнаженных девушек.
  
  Правда, девушки не были совершенно голыми - вновь прибывшие сразу же
  
  увидели это, едва их усадили на скамейку, стоящую прямо перед сценой,
  
  свободную, так как места на ней стоили дорого. На тоненькой ленточке,
  
  опоясывающей каждую из артисток, был прикреплен небольшой четырехугольный
  
  кусочек клеенки величиной с игральную карту.
  
  Ритмическими движениями приподнимали они этот пустячок, обнажая на
  
  мгновение черный треугольник Венеры, и зрители восторженным ревом
  
  откликались на каждый такой жест. У трех европейцев хватило терпения на
  
  полчаса, и все это время ничего не менялось в мизосценах. Однако, это не
  
  мешало им обсуждать чары отдельных исполнительниц. Эммануэль объявила, что
  
  ей нравится "вон та большая без грудей", но никто не разделил ее мнения.
  
  Затем она с Жаном принялись дотошно объяснять друг другу, как им нравятся
  
  сочные губы, окаймляющие вход во влагалище одной из девушек.
  
  - ... Потом последовал довольно отвратительный образец гимнастического
  
  искусства. Она всунула крутое яйцо во влагалище, а потом вытащила его
  
  оттуда разрезанным на ломтики. То же самое она проделала с бананом. Затем
  
  вставила между ног зажженную сигару и стала пускать дым кольцами.
  
  Напоследок в дело пошла китайская кисточка для туши, и она написала ею на
  
  шелковом полотнище целое стихотворение весьма безупречными иероглифами.
  
  - Банально, - сказал Марио. - Я видел это в Риме.
  
  - Потом появился индус в чалме. Он извлек из своей небедерной повязки
  
  колоссальный член и стал на нем развешивать всякие тяжелые предметы, причем
  
  копье ни капельки не гнулось.
  
  - Это может любой крепкий мужчина. И как же был вознагражден этот
  
  несгибаемый воин?
  
  - Не знаю. Но ушел он в таком же состоянии, в каком вышел на сцену.
  
  - Странно. Возможно, это был муляж. Ну, а дальше?
  
  - Дальше была совершенно прелестная девушка под красным покрывалом.
  
  Она вытащила из корзины бело-голубую змею, метра два длиной, и такую же
  
  красивую, как она сама. Наверняка такие экземпляры попадаются в Индии раз в
  
  сто лет. Она начала танцевать со змеей, обвивая ее вокруг шеи рук, талии.
  
  Потом она сбросила покрывало: мы увидели, что змея полностью охватила
  
  кольцом ее грудь и как будто покусывает соски. Потом принялась лизать ее
  
  рот и глаза. Девушка была так захвачена этим, так, казалось, влюблена в
  
  змею, что я чуть ли не заревновала. А потом она начала медленно втягивать
  
  змеиную голову себе в рот, и все время, пока она там была, как бы
  
  посасывала ее. Глаза ее были прикрыты, и мне показалось, что она словно
  
  выпивает змею. Затем сбросив широкий золотой пояс она предстала перед нами
  
  совершенно обнаженной. И питон тот час же скользнул по ее животу вниз, стал
  
  извиваться между ногами, потом скользнул по ягодицам вверх, добрался до
  
  талии, обвил ее, и вдруг ринулся снова вниз, прямо к жемчужно-розовой
  
  раковине Венеры. Своим раздвоенным языком он так проворно стал лизать
  
  вверху полураскрытых губ, словно заводил пропеллер, ей-богу. Девушка
  
  стонала от наслаждения. На сцену принесли подушки, она легла на спину,
  
  раскинув ноги прямо перед нами, и вся раскрылась, как большая розовая
  
  раковина.
  
  - А что же питон.
  
  - Он был в ней. Девица использовала его голову как фаллос, пока она
  
  совсем не исчезла внутри. Я даже удивился - так же можно задохнуться.
  
  - Она ввела в себя только голову?
  
  - Нет, и часть туловища тоже. Видно было, как вздрагивала чешуя.
  
  Просто ходила волнами. Наверное, она еще и лизала ее там.
  
  - А какой толщины была змея?
  
  - Потолще, чем фаллос. С мою руку. А вот голова была заостренной и
  
  легко проникала.
  
  - И что же делала девушка?
  
  - Она вытаскивала белого питона, а потом снова пускала его в себя.
  
  Это повторялось много раз, я сбилась со счета. И она сама извивалась
  
  на подушках, как змея, вскрикивала и стонала.
  
  Интересно, подумала Эммануэль, а как они выглядят, когда занимаются
  
  любовью. Как хотелось бы насладиться этим упоительным зрелищем! Однако, ее
  
  партнер, очевидно, решил, что такой спектакль должна дать именно она. Не
  
  выпуская ее из своих объятий, он выплыл с нею на примыкавшую к залу
  
  просторную террасу. Общество гостей там было гораздо многочисленней.
  
  Выпустив ее из объятий он опустился на крытый зеленым шелком стул и привлек
  
  Эммануэль к себе так, что она прижалась ногами к его коленям. Он раскинул
  
  полы греческого одеяния, показались стройные ноги; ноги - это движение и
  
  Эммануэль стала всадницей, оседлавшей своего незнакомца. И в ту минуту,
  
  когда низ ее живота обожгло прикосновение горячего крепкого члена, она
  
  услышала приказ:
  
  - А теперь попросите, чтобы я вошел в вас!
  
  - Да, - простонала Эммануэль. - Возьми меня!
  
  - Еще! Громче! Так, чтобы все могли услышать!
  
  Она запрокинула голову и выкрикнула: - Войди в меня!
  
  Он требовал: - Еще! Повтори! Громче!
  
  Эммануэль подчинилась, и привлеченные этим криком зрители стали
  
  наблюдать, как она раскачивалась, подпрыгивала и опускалась. А потом они
  
  услышали ее хриплый от возбуждения голос: "О-о-о, все, я готова...
  
  Ах, как это прекрасно..." Обессилевшую и послушную, он все держал ее в
  
  своих крепких руках, пока ощущения снова не вернулись к ней. Он не
  
  торопился, однако, отпускать ее и опять заставил ее извиваться, заставил
  
  снова подпрыгивать ее груди, пронзая ее два, три, десять, двадцать раз.
  
  Стоны вырывались из гортани Эммануэль; впившись зубами в ее плечо,
  
  мужчина изливал в нее, и она, подстерегаемая обжигающими ударами, взмыла
  
  ввысь, словно молодая орлица.
  
  На широком диване покрытом мехом, развалилась со своей всегдашней
  
  полуулыбкой Ариана де Сейн. Рядом с ней - двое мужчин, так же, как и она,
  
  совершенно голые.
  
  При возгласе Эммануэль Ариана приподнялась на локте и, ничуть не
  
  удивившись, радостно закричала:
  
  - Да это наша непорочная дева! Присоединяйся к нам! Боже мой, какой
  
  наряд! Снимай его поскорее.
  
  В правой руке Ариана с элегантной непринужденностью держала
  
  напряженный символ мужской мощи одного из своих соседей по дивану, член
  
  другого - на ее левой груди. Все трое радостно улыбались Эммануэль.
  
  Первый мужчина уже соединился с Арианой, в то время как второй
  
  устроился между ее грудей. Молодая графиня извивалась, корчилась,
  
  выгибалась дугой, ни один ее мускул не остается без работы.
  
  - А вам не хотелось бы присоединиться к нам? - спрашивает принц.
  
  "Ни в коем случае", - думает Эммануэль, но вслух отказывается и
  
  решается.
  
  - Вам будет гораздо удобнее, если вы снимите одежду, - следует новое
  
  предложение.
  
  Не заставляя повторять дважды, Эммануэль расстегивает пояс, ищет
  
  взглядом место, куда бы его можно положить.
  
  Один из мужчин отрывается от грудей Арианы, встает, подходит к ней,
  
  берет ее за руку. Она послушно следует за ним. Он укладывает Эммануэль на
  
  диван, раскидывает ее ноги так, что ее выставка жемчужин сверкает перед ним
  
  на фоне черного треугольника. Мужчина опускается на колени, она чувствует
  
  прикосновение его языка, ласкающего клитор, складки губ. Она закрывает
  
  глаза, отдаваясь этой ласке, сосредоточившись только на ней. Она досталась
  
  умелому мастеру: вскоре она уже была лишь наслаждающимся телом, забывшим
  
  все свои недавние страхи и тревоги, сотрясающемся от криков: "О, как
  
  хорошо! Я уже...
  
  Уже..." Он отпускает ее лишь после того, как силы почти покидают ее. И
  
  все-таки, ощутив прикосновение его копья к своим бедрам, она протягивает
  
  руку, и ее ловкие пальцы ведут его к только что приготовленному полю битвы.
  
  Он согласен, и принимается за нее осторожно, медленно, сдерживая себя, пока
  
  громким стоном удовлетворенного сладострастия, она не дает ему сигнал, и
  
  тогда горячими толчками пряный поток, который она любит чувствовать ртом,
  
  хлещет в самую глубину ее тела.
  
  Между тем возле нее уже другие, они стаскивают ее партнера, хватают ее
  
  за ягодицы, играют с грудью, опрокидывают на подушки. Она слышит чей-то
  
  короткий приказ, произнесенный на непонятном языке. Ей переводят: поднять
  
  ноги так, чтобы колени упирались в грудь. Она подчиняется и тут же острая
  
  боль пронзает ее анус. Она кричит, завет на помощь. Над ней склоняется
  
  Ариана. Эммануэль хватает ее за руку.
  
  Лицо Эммануэль почти расплющено тяжелым животом, и вдруг она
  
  чувствует, как кто-то раздвигает ей ноги. Напрасно она пытается
  
  сопротивляться: кто-то буквально вспарывает ее, овладевая ее без лишних
  
  нежностей. Тогда, подставившая и свои уста и лоно, она приходит в
  
  панический ужас: погибла, ничто ее не спасет, она умрет сейчас, задохнется!
  
  Но тут же и ругает себя за этот девический испуг, и, если бы она могла
  
  кричать, ее крик был бы криком триумфатора!
  
  Эммануэль даже захотелось обнять тех, кто помог ей в этом и поцеловать
  
  их, по-дружески, в обе щеки. В своем энтузиазме она совсем забыла, что рот
  
  ее по-прежнему занят. Но ей и в самом деле стало тяжко: она стала
  
  задыхаться, и мужчина сжалился над нею. Но не успела она как следует
  
  перевести дыхание, как его место оказалось занятым другим. И снова она,
  
  покорная, почти бездыханная, оказалась в объятиях двух любовников.
  
  Чуть погодя, когда чьи-то руки подняли ее и понесли, стараясь по
  
  дороге изучить ее анатомию, она смогла разглядеть одного из тех, кто только
  
  что отметил ее своим раскаленным копьем.
  
  Дай мне твою грудь.
  
  Она привстает на коленях, опирается на локти так, что ее левая грудь
  
  нависает над усами партнера, потом наклоняется еще ниже, приближается
  
  маленький, полный горячей крови сок к губам, которые так радовали ее
  
  поцелуями.
  
  Под правой рукой Эммануэль появилось лицо Арианы. Она спрашивает
  
  волосатого мужчину:
  
  - Ты не будешь против, если я к тебе присоединюсь?
  
  - Конечно, нет.
  
  - Впрочем, - добавила Ариана доверительным тоном, - она любит, когда
  
  ее делят на части.
  
  Это правда, признается себе Эммануэль, это сущая правда!
  
  Ласкаемая двумя страстными ртами, Эммануэль отпускает на волю свое
  
  собственное тело. Она плывет в волнах легкого ветра: тысячи пенных шапок,
  
  тысячи языков водорослей, тысячи мягких караловых щупальцев ласкают ее
  
  корпус, нагруженный до краев драгоценным грузом изумрудов и пряностей,
  
  добытых для нее золотокожими людьми с неизвестных острово в...
  
  Именно трое таких джентльменов вежливо, негромко попросили ее лечь на
  
  спину, а Ариану так же вежливо и предупредительно поставили на четвереньки
  
  так, что ее лобок оказался лишь в нескольких сантиметров от губ Эммануэль.
  
  Это же, подумала она, классическое расположение лесбиянок! (Она освоила эту
  
  позицию за несколько последних свиданий с Арианой и уже, по правде говоря,
  
  пресытилась ею). Сейчас они попросят нас... Но она ошиблась: один из
  
  джентльменов расстегнул свои безупречно элегантные брюки и принялся
  
  наносить Ареане энергичные удары прямо перед глазами - нет, буквально на
  
  глазах! - Эммануэль, так что она не упускала ни малейшей детали этого
  
  спектакля.
  
  Бесконечно долго лежала Эммануэль, наблюдая, как медленно, с
  
  основательностью работает член мужчины: погрузился, вышел, снова
  
  погрузился. Никогда в жизни не приходилось ей столь возбуждающего зрелища:
  
  сцены разыгрывались так близко от ее губ и снимались столь крупным планом.
  
  Туда-сюда, туда-сюда, и эти бесконечные хлюпающие звуки. Но она не могла
  
  оставаться до бесконечности лишь зрителем, безучастным свидетелем; она тала
  
  кричать, биться в судорогах, но никто не прикасался к ней, и все-таки она
  
  первой из троих достигла апогея упоения, не прибегнув даже к помощи своих
  
  пальцев.
  
  Но вот после первых же спазм второй джентльмен, тот, который до сих
  
  пор не вступал в действие, крепко схватил ее правую руку, положил точно на
  
  ее напряженный бутон плоти, и ей пришлось вернуться к испытанному методу.
  
  Потом он вытащил маленький фотоаппарат и сфотографировал всю эту сцену. Но
  
  Эммануэль не обратила на это ни малейшего внимания, ее глаза неотрывно
  
  следили за всеми перепитиями любовного действа.
  
  И вот наступил решающий момент: копье показывается наружу и тут же
  
  погружается в жадно открытый рот Эммануэль, донося до ее обоняния запах
  
  незнакомого мужчины и хорошо знакомый запах Арианы.
  
  Почти обнаженный юноша, чья одежда состояла только из низкоподвязаного
  
  пояса и небольшого фартука спереди; молоденькие с едва округлившимися
  
  грудками, девушки, низ живота которых был украшен белыми а алыми цветами
  
  жасмина, с шеями, охваченными шелковыми лентами, на которых весели амулеты
  
  из слоновой кости, сделанные в виде маленьких фаллосов, размер которых
  
  позволял, кстати, некоторым гостям лишить невинности их владелец
  
  (девственниц, специально отобранных для того, чтобы сохранить свою
  
  девственность лишь до конца праздника), сновали по всем залам и терассам,
  
  предлагая эти деликатесы, а так же много других блюд - от соловьиных яиц до
  
  молодых ростков бамбука.
  
  И тоном приказа он заканчивает:
  
  - Обнажитесь!
  
  Опираясь на левую руку, Эммануэль откинулась назад. Приподняв подол
  
  туники, раскинула в стороны свои ноги: среди черных завитков блеснули
  
  жемчужины. Медленно, двумя пальцами раскрыла розовые губы.
  
  - Вперед! - звучит команда офицера, адресованная, несомненно, к тем
  
  мужчинам, которые ее окружают.
  
  Сколько их, много или мало? Может быть, их тысячи?
  
  Пусть! На что она надеялась, так это на то, что среди них найдется
  
  несколько достаточно крепких парней, которые не дадут превратиться этой
  
  чудесной ночи в детскую забаву. Она успокоилась, когда здоровенный малый, с
  
  толстыми губами и вьющейся шевелюрой, приблизился к ней и опустился на
  
  колени Он отвел ее ладонь, которой она прикрывалась, как фиговым листком,
  
  и, опираясь на одну руку, взял в другую свое оружие, и Эммануэль
  
  почувствовала такую крепкую и горячую мощь его члена, что о лучшем она и
  
  мечтать не могла. Более того, для первого приступа ей бы хватило
  
  чего-нибудь не столь впечатляющего.
  
  Она хотела придавить жалобный крик, но все же слезы покатились на
  
  ресницах Эммануэль, словно она все еще оставалась девственницей. А мужчина входил в нее все глубже и глубже. Эммануэль даже и не
  
  предполагала, что в нее можно так далеко проникнуть. Наконец он, кажется,
  
  достиг крайней точки, не уступив ни сантиметра пространства своей
  
  партнерше. И тогда, приостановив свое движение, он замер на миг, а потом
  
  возобновил его, но это не было движение поршня туда-обратно:
  
  Он ворочался в глубине, как могучий зверь, поудобнее устраивающийся в
  
  логове. Он словно расширял ее внутренности, пока она не стала сама влажным,
  
  разгоряченным зверем, издававшем сдавленные крики наслаждения.
  
  - Вот это коллекция! - Она засмеялась и спрыгнула с кровати.
  
  Беспорядочно разбросанные, различной длинны, в причудливом
  
  разнообразии окрасок и форм - фаллосы! Целая плантация этих растений!
  
  Одни были змееобразные, другие напоминали грибы. Были прямолинейные, с
  
  отверстиями, уставившимися в небо; были и изогнутые, восточного типа,
  
  окрашенные в медные цвет, одни длинные, другие короткие, стройные
  
  тонконожки и коренастые крепыши, гладкие и шершавые.. Основания стволов
  
  были скрыты в чем-то мягком.
  
  Владелица, гордясь, вынимала фаллосы из сундучка один за другим.
  
  Некоторые из них были сделаны из пористой резины, наощупь напоминающей
  
  человеческую плоть, другие - из фарфора или порцелана, и могли извергать из
  
  себя жидкость. Они выстроились теперь по порядку - от гигантских шишек до
  
  сущих крысиных хвостиков. Часть была снабжена грушеобразной приставкой -
  
  нажмешь на нее, и размер увеличивается вдвое, а то и больше. Некоторые,
  
  сделанные из дерева, раскрашенные и полированные, воскресили в памяти
  
  Эммануэль храм, куда пришла она с Марио и где пережила свое первое
  
  бангкокское потрясающее приключение.
  
  Далеко же она ушла от этого места!
  
  Эммануэль выбирает вещь из эбенового дерева, взвешивает ее в руке.
  
  Черные узловатые жилы выступают на поверхности, напоминая корни
  
  баньяна. Другие не привлекают Эммануэль. Нет, она предпочитает это изделие
  
  из редкого материала. Вот он, "олисбос", изящно изогнутый, такой приятный
  
  наощупь - она так хорошо отдаться ему!
  
  Но у Арианы на уме другое.
  
  - Да брось ты их! А вот, что скажешь об этом произведении?
  
  И она показывает своей ученицы предмет из слоновой кости. Он совершено
  
  необычной формы. Вовсе не заботясь о правдоподобии, смелом бесстыдно
  
  импровизируя, мастер создал что-то вроде короткого вздутого банана,
  
  закругленного с обоих концов. Эммануэль не может понять, как удержать эту
  
  штуку после того, как введешь ее. Чего доброго, она выскользнет из пальцев
  
  и совсем исчезнет во влагалище.
  
  - Вот как надо им пользоваться, - приступила к объяснению Ариана.
  
  - Видишь: он внутри полый и наполнен ртутью. Тебе совсем не надо
  
  использовать его, как любовника, по методу "ввести-вывести". Ты просто
  
  вводишь его и оставляешь там. А теперь можешь походить и усесться на
  
  кресло-качалку.
  
  - В кресло-качалку?
  
  - Я же тебе сказала: полость наполнена ртутью. А ртуть все время в
  
  движении, постоянно переливается там, ударяет о бока, ни на секунду не
  
  останавливается. Разве тебе непонятно, как это можно использовать?
  
  - Я хочу попробовать прямо сейчас!
  
  - Подожди. Взгляни сначала на это...
  
  С первого взгляда в новом экспонате небыло ничего замечательного.
  
  Сделанный из какого-то блестящего материала, средних размеров,
  
  традиционной формы, он ничем не мог заинтересовать. Правда, поражал его
  
  вес. И еще Эммануэль заметила длинный шнур, отходящий от его основания.
  
  - Это, наверное, электролюбовник? - догадалась она.
  
  - Это вибромассажер. Он доставляет тебе такие же ощущения, которые ты
  
  испытала, когда я тебя водила в одно купальное заведение. Но он заставляет
  
  тебя ощущать это в самом твоем нутре, а не на периферии, как это было там.
  
  - Так это должно быть забавным?
  
  - Да, неплохо, но есть кое-что и получше. Вот здесь.
  
  И Ариана вытащила из сундучка новый предмет. Он выглядел столь
  
  убедительно, что сердце Эммануэль забилось: так это именно то, что есть у
  
  каждого настоящего мужчины? Крепость, подвижность этого инструмента, линии
  
  и складки его кожи и даже теплота, как будто исходящая от него, -
  
  поразительно! Эммануэль схватила его, и он тот час же напрягся и набух,
  
  словно она прикоснулась к живому существу.
  
  Эммануэль пронзительно вскрикнула и уронила игрушку. "Слава Богу,
  
  подумала она неожиданно, - он упал на постель, ему не больно".
  
  - Ну, это уж слишком, - протестует она. - Это, наверное, дар самого
  
  дьявола.
  
  Ариана усмехнулась.
  
  - Я никак не думала, что ты из секты манихейцев.
  
  Она поднимает этот плод своего договора с Люцифером, поглаживает его.
  
  Мгновенно он словно переполняется, делается пурпурного цвета, пульсирует в
  
  ее руке. Головка набухает, натягивается кожа - он готов к работе.
  
  - Видишь, он уже будто вошел в тебя, а ты ведь ничего еще с ним не
  
  делала. Ты можешь просто лечь и лежать совсем неподвижно, а все остальное -
  
  это уже его забота. Он будет двигаться туда-сюда, становиться тоньше,
  
  короче, потом снова расти и делаться твердым, как бамбук. Будет меняться
  
  его температура, ритм, он сможет даже посылать волны, от которых ты будешь
  
  извиваться и кричать. И, наконец, когда он убедиться, что ты уже не один
  
  раз испытала оргазм, он прольется в тебя.
  
  - Послушай, та что, принимаешь меня за идиотку?
  
  - Ну, если ты мне не веришь, попробуй его прямо тут же.
  
  - Да, вроде меня. Ну так вот, опускаю все эти технические подробности
  
  и стараются запомнить только самое главное. Отпускаю ассистента и начинаю
  
  действовать по инструкции. Ложусь на спину, ногами к металлической стене,
  
  конечно, раскинув их пошире. В тот же миг я замечаю, что потолок,
  
  казавшийся мне совершенно белым, начинает оживать! Появляются силуэты самой
  
  различной формы и раскраски, и передо мной появляются самые разные
  
  эротические сцены. Чего там только нет! Бородатый старик с маленькой
  
  девочкой; мальчики-подростки друг с другом; пятеро дикарей забавляются с
  
  прекрасной пленницей, все одновременно, используя все возможные части тела,
  
  не пренебрегая никаким отверстием; дриады спариваются с кентаврами и
  
  лебедями;
  
  Современные юные твари, дико сосущие друг у друга или отдающиеся ослам
  
  и собакам. Эти соблазнительные картины сами по себе способны оживить
  
  мертвеца, но тут еще ступнями ног я нащупываю под покровом две большие
  
  педали. Чуть-чуть нажимаю на них, и из стены начинают одновременно
  
  выдвигаться (в зависимости от того, как хорошо я запомнила инструкцию)
  
  металлические щупальцы, напоминающие душевые шланги. Они появляются очень
  
  медленно, плавно, и вдруг на конце одного из них я вижу великолепный
  
  мужской орган! И тут же убеждаются, что и другие снабжены не хуже. В вот
  
  они на вид мягкие, как кожа ребенка, нежные, как звук гобоя, и все они
  
  готовы превратиться в нечто более богатое и причудливое. Вот и вообрази
  
  себе, что при этом должна испытать женщина! Но она должна сделать выбор...
  
  Вот тут-то гений изобретателя этой кабины становится очевиден. Какой бы
  
  неопытной ты ни была, как бы ни был слаб импульс, посланный тобой через
  
  педали, к тебе направляется тот, о котором ты подумаешь. Вот они пускаются
  
  в медленный, волшебный танец, извиваясь, переплетаясь друг с другом,
  
  приближаясь к тебе, не прикасаясь. И когда ты в отчаянии, разгоряченная,
  
  уже готова приступить к мастурбации, в тот же миг один из них проникает в
  
  тебя и не промахивается! Точно попадает куда надо! Ощущение абсолютно
  
  потрясающее, и ты не можешь удержаться от крика: "О да! Как раз сюда!
  
  Задайте мне!" Ты ошеломлена, потрясена, а почему бы и нет: такова мощь
  
  искусства и науки. Там, где ты ждала встречи с презренным металлом мягкое и
  
  нежное дыхание любовника. Ты ждала глубокого пронизывания, всяческих
  
  увечий, но предигра и проникновение так сладки, что ты чуть ли не плачешь
  
  от счастья. И это делается все крепче, это вырастает и проворачивается, и
  
  вдруг становиться страшно: ты же не знаешь, когда это прекратиться, и тебя
  
  будут накачивать, пока ты не умрешь от наслаждения. Но чудесным образом это
  
  творение знает лучше тебя твои возможности и исследует тебя, как никто до
  
  этого не мог бы. Твое тело теперь лежит широко раскрытое, как на уроке
  
  анатомии. И очень скоро ты перестаешь о чем-нибудь думать, ты смеешься,
  
  плачешь, содрогаешься, изнемогаешь, умираешь, живешь незнакомой жизнью,
  
  улетаешь в другой мир.
  
  Тебе кажется, что это все, но гениальные педали снова расшевеливают
  
  гнездо нежных змей. Другая голова заменяет ту, что так сладко тебя терзала
  
  только что. Новые ощущения. На этот раз это напоминает могучий и регулярный
  
  поршень, который продолжает действовать все решительней с каждым движением,
  
  и ты вопишь от наслаждения. Пока ты лежишь задыхаясь, положение меняется, и
  
  снова новая частота движений и их сила. Теперь ты лежишь, растянутая
  
  гигантскими аппаратами, и длинные, тонкие, гибкие прутья трепещут внутри
  
  тебя...
  
  - И так безконца?
  
  - Нет. Могучие, как роботы, они все же остаются мужчинами. Они кончают
  
  тогда, когда все эти искусственные символы мужской силы достигают своего
  
  максимума и заканчивают в тебя свои соки, если им удалось проникнуть в
  
  тебя, или извергаются на твои груди, на твой живот, лицо. Или же они порхают в воздухе над тобой. Их сперма
  
  удивительно жирна и пахнет мускусом. Если хочешь, ты можешь вволю
  
  наглотаться ею и утолить жажду. Один за другим громадные стержни проникают
  
  в твой рот, они более сочны на вкус, чем человеческая плоть, и извергают
  
  длинными струями свой сок. Потом, по сигналу машины, появляются ассистенты
  
  и переносят тебя из кабины и другую комнату, где ожидают клиенты, а они
  
  уплатили целое состояние за такую привилегию, приступают к тебе прежде, чем
  
  ты успеешь ощутить их присутствие. Так вот ловкие хозяева этого заведения
  
  извлекают многостороннюю выгоду:
  
  Получают круглую сумму с тебя за пользование автоматами и с других за
  
  пользование твоим телом, причем о второй продаже ты можешь даже и не знать.
  
  Из своей сокровищницы Ариана извлекает два длинных каучуковых фаллоса,
  
  абсолютно одинаковых, с огромными головками. Она соединяет их основания,
  
  создавая двойной "дидлос", перевязанный посередине кожаным поясом. Изо всех
  
  сил она сгибает этот агрегат, как стальную пружину. Две головки
  
  соединяются, а потом отталкиваются друг от друга, возвращая сооружению
  
  первоначальную форму.
  
  И этот фаллос на двух концах Ариана погружает как можно глубже в лоно
  
  Эммануэль. Затем, раздвинув ноги подруги, приближает к ней свой холм
  
  Венеры. Насаживает себя на другой стержень и опускается все ниже и ниже.
  
  Ложится на Эммануэль, как сделал бы это мужчина, и ласково и осторожно
  
  начинает раскачиваться. При каждом толчке она чувствует отдачу упругого
  
  копья и начинает постанывать, склоняясь еще ниже и страстно целует
  
  Эммануэль, кусая ее губы. Она шепчет нежные слова, соски ее трутся о соски
  
  Эммануэль. Крепкие ягодицы Арианы прыгают вверх и вниз во все убыстряющемся
  
  темпе, и ощущения ее так похожи на мужские, что ей кажется, что у нее
  
  происходит эякуляция. С толь лишь разницей, что она не обессиливает Ариану,
  
  а только придает ей силы. И она продолжает любить свою подругу, а та бьется
  
  в оргазме, плачет слезами наслаждения и чуть не до крови царапает
  
  скульптурную спину своей любовницы. И так они продолжают, забыв обо всем на
  
  свете, до наступления ночи. Жильбер выходит из своей комнаты, смотрит на
  
  них и на цыпочках возвращается обратно.
  
  Первый все играл моими сосками, а второй, водитель, сидел и смотрел на
  
  нас. Я хотела отдаться им совсем голой - я знала, как их мучает
  
  представление о моей наготе. Раньше я наслаждалась этими пытками, дразня их
  
  своими обнаженными ногами, вдруг появлявшимися из-под вечернего платья. Но
  
  теперь я хотела, чтобы они видели не только мою грудь, но и всю меня, чтобы
  
  они ощупывали всю меня и спереди и сзади, я хотела чувствовать их руки на
  
  себе, горячие руки не Жильбера, не только, кому "я вручена" и кому я
  
  изменяю еще до того, как стала его женой. Только неверные жены могут
  
  понять, что я тогда испытывала! Да нет, все равно не могут. Отдаться
  
  друзьям своего жениха, который притворяется, что доверяет тебе так, как
  
  можно доверять только невесте: конечно, неслыхано, что такой надежный
  
  эскорт, такая молодая женщина могут уничтожить целый миф несколькими
  
  неудачными движениями - да вы не имеете ни малейшего представления о том,
  
  какая восхитительная мечта вот-вот осуществиться! Я посмотрела на свои
  
  ноги. Человек за рулем смотрел на них же. Как возбуждающе они выглядели!
  
  Извиваясь под ласками, я плавно подняла платье. Я хотела, чтобы они увидели
  
  мой лобок, все еще прикрытый черными кружевными трусиками. Я подалась
  
  вперед, и тот час же рука отпустила мою грудь и скользнула вниз, к моему
  
  гроту любви. Потом они открыли дверцу автомобиля, вынесли меня оттуда и в
  
  тени деревьев уложили на ложе из сброшенной тут же собственной одежды. И
  
  принялись за меня. Они пропустили меня через весь свой секс-репертуар, и
  
  все это молча, не обмениваясь ни словом друг с другом, не говоря уж обо
  
  мне. И так мы лежали там, замерзшие, покрытые грязью, потом и семенем,
  
  совершенно измоченные, спина моя болела. Но как мы смеялись потом! Как
  
  смеялись!
  
  А я смотрела на себя с восхищением: вот она я, в чем мать родила, с
  
  отпечатками веток и листьев на всем теле, ночное чудо, хорошенькая
  
  пай-девочка, раздвинувшая ноги на влажной земле перед двумя мужиками,
  
  пьяная от счастья и собственной отваги.
  
  - Вы славная девочка!
  
  И тут же показал на свободное место рядом с собой.
  
  - Поехали, малыш!
  
  Эммануэль забралась на задний багажник и по нему съехала на сиденье.
  
  Юбка задралась до пояса, продемонстрировав полное отсутствие под нею какого
  
  бы то ни было белья. Эммануэль вопросительно посмотрела на юношу. Он
  
  поцеловал ее в обе щеки, коснулся губ, что-то сказал. Она прижалась к нему,
  
  не понимая, что же мешает ему прикоснуться к ее холмику.
  
  Но вот мотор включен, автомобиль трогается с раскаленной стоянки, и
  
  они едут через город, потом мимо затопленных мутных рисовых полей.
  
  Голова Эммануэль по-прежнему лежит на плече ее спутника, обе ноги
  
  тесно прижаты к нему. Пока они набирают скорость, он поглаживает ее
  
  свободной рукой, все еще не осмеливаясь пуститься в путешествие по буйному
  
  черному кустарнику или пройтись по раскрытой навстречу ветру груди. Теперь
  
  ее голова лежит на коленях молодого человека. Отделанный металлом и деревом
  
  руль так грозно нависает над ней, что она все крепче и крепче прижимается к
  
  животу своего спутника. Наконец она чувствует, что перед ее головой
  
  начинается некое долгожданное отвердевание. Легкими нажатиями затылка она
  
  помогает этому процессу и так успешно, что сама больше не может удержаться:
  
  опускает руку между своими раздвинутыми ногами и... Время исчезает...
  
  Страшный тропический ливень не мог помешать ее экстазу.
  
  Но вот машина остановилась, молодой человек схватила Эммануэль в
  
  охапку и понес к маленькому коттеджу. С волос Эммануэль текло, платье
  
  прилипло к телу. Он положил ее на плетеный диванчик и высушил губами
  
  дождевые капли на ее лице. Следом за этим стянул с нее платье и, не
  
  вспомнив ни о каких предварительных ласках, сразу же вошел в нее. И почти
  
  сразу же пришел в исступление: он бил в нее длинной струей, скрежеща
  
  зубами, закрыв глаза, а она крепко обнимала его, не думая о собственном
  
  наслаждении, вся отдавшись его эгоистической мужской похоти. Наконец он
  
  кончил, поднялся. Он изумителен, подумала Эммануэль, мы очень подходящая
  
  пара.
  
  - Мне хочется принять душ, - негромко произнесла Эммануэль. Он показал
  
  ей, где находится душ, и она насладилась им в полной мере.
  
  Вместе с потоками воды ее черные волосы заструились по спине и груди.
  
  Молодой человек не выдержал и снова крепко обнял ее. Прижавшись к ее
  
  телу, он укусил ее, и она вскрикнула.
  
  - Моему мужу не понравятся эти следы, - упрекнула она его суровым
  
  голосом, но глаза поддразнивали и распаляли.
  
  Казалось, охваченный раскаянием, он принялся разглаживать неуклюжем
  
  массажем следы своей страсти. Эммануэль осторожно высвободилась из его
  
  объятий, опустилась перед ним на колени, открыла рот и... Молодой
  
  англичанин стал по стойке "смирно". Щеки Эммануэль надувались и опадали,
  
  язык порхал, как мотылек над цветком, и это продолжалось до тех пор, пока
  
  она не почувствовала приближение взрыва.
  
  Тогда Эммануэль оторвалась и, откинувшись назад, стала любоваться
  
  плодами своего искусного труда. Его тело было красным, словно ему грозил
  
  апоплексический удар. Не откликаясь на немой призыв, Эммануэль принялась
  
  натирать все тело своего партнера густой ароматной мыльной пеной.
  
  - Не мешай мне, все будет хорошо, - попросила она с очаровательной
  
  улыбкой.
  
  Обеими руками она описывала плавные круги по всему телу своего
  
  неожиданного любовника, массируя его мускулы, стягивая кожу и дуя на
  
  пузырьки пены. Она натирала его спину, ноги, грудь, а он стоял, не мешая ей
  
  ни единым движением, пока, наконец, она недобралась до двух ягодиц, а затем
  
  и до его члена. Она усердно работала ладонями и кончиками пальцев, переходя
  
  от мягких долгих поглаживаний к быстрым и резким рывкам, пока белопенная
  
  мачта не начала содрогаться. Ее владелиц стоял, и хлопья пены не позволяли
  
  ему даже увидеть, что происходит. Воля была подавлена, он ни о чем не мог
  
  думать, всецело отдавшись во власть этих ласк: они могли убить его, - он
  
  даже не пошевелился бы. Бедра его были напряжены, колени болели, он тихо
  
  постанывал. Эммануэль, похожая на центральную скульптуру какого-нибудь
  
  фонтана, не отрывала взгляда от своего подопечного и видела даже сквозь
  
  густую пену, как то, что привлекало ее больше всего в мужчинах, обретает
  
  пурпурный цвет. Она то прикасалась к его ядрам, гладя их и царапая ногтями,
  
  то продвигалась со своими ласками дальше, добираясь до ануса. По конец она
  
  крепко обхватила основание члена и стала оттягивать его кожицу так далеко,
  
  насколько было возможно, пока яростная струя не хлынула из приоткрытого
  
  канала прямо в жадно раскрытые губы Эммануэль. Вкус малыша придал этому
  
  напитку изысканную горечь.
  
  Она пожалела, что не успела захватить все, и подумала, как было бы
  
  великолепно, если бы в ее расположении находилось хотя бы два подобных
  
  источника. На следующий год в день своего 20-летия ей надо бы устроить так,
  
  чтобы двадцать - по числу ее лет - мужчин смогли бы дать ей испить свой сок
  
  20 раз подряд. Вот это будет настоящий праздник! Эта мысль так восхитила
  
  ее, что она подпрыгнула пару раз от радости, влюбленная сразу и в своего
  
  настоящего любовника, и в будущих.
  
  Эммануэль если сдерживалась, чтобы не рассмеяться. И она постаралась
  
  придать себе равнодушный вид, когда смуглый мужчина начал ощупывать ее
  
  груди, зад, лобок. Она так успешно стимулировала свою фригидность, что тот
  
  решил обратиться к своей жене:
  
  - Иди сюда. Это для тебя.
  
  Придерживаясь избранной роли, Эммануэль почти упала на руки партнерши,
  
  которая легкими кончиками пальцев начала разведку ее глубин. Прикосновение
  
  великолепной груди этой женщины к ее собственной было таким удивительно
  
  возбуждающем, что Эммануэль не выдержала:
  
  - Почему вы не снимите лифчик? - попросила она.
  
  Та не ответила и продолжала мастурбировать Эммануэль, строго глядя ей
  
  в глаза. И больше Эммануэль не могла сдерживаться. Свет ламп заколебался в
  
  ее глазах, волосы коснулись поверхности воды.
  
  - Так, а теперь поспеши, - сказала женщина, предлагая супругу
  
  трепещущее тело своей жертвы.
  
  Он спустил наполовину трусы, взял в руки свой тяжелый торчащий член,
  
  раздвинул ноги Эммануэль и одним ударом вошел в нее. Жена продолжала
  
  поддерживать ее за плечи, и к ней теперь присоединился и третий участник:
  
  поддержка осуществлялась в четыре руки. Они двигали Эммануэль взад и
  
  вперед, как большую резиновую куклу, купленную в секс-шопе. Когда это
  
  сравнение пришло на ум Эммануэль, она даже обрадовалась: я не что иное, как
  
  влагалище, огромное анонимное влагалище, утварь на службе у Бога...
  
  Два помощника не сводили глаз со своего лидера, следя за нарастанием
  
  его восторга: они то убыстряли, то замедляли темп движения. Эммануэль легко
  
  двигалась в их крепких руках и так же ритмично и легко двигалось в ней
  
  мужское тело. И она начала чувствовать, что ей не хватает больше сил, что
  
  вот-вот ее охватит неистовое пламя наслаждения.
  
  Чтобы тесней соединиться с партнером, она подняла колени и обхватила
  
  бедрами его ноги, и она двигалась самостоятельно. Она была готова для
  
  своего победителя на все: пусть он даже продаст ее сейчас на аукционе
  
  (хорошо бы, чтобы ее купил его молодой товарищ, если только он любит
  
  женщин! ).
  
  Она быстро оглянулась на него, чтобы хотя бы мельком увидеть, что он
  
  собой представляет, чем одарила его природа. Зрелище, представшее перед
  
  ней, заставило ее вскрикнуть: держа обеими руками свое оружие, он яростно
  
  онанировал, не сводя глаз с совокупляющейся пары перед ним.
  
  Но не это занятие смутило Эммануэль, а размеры ядер и фаллоса - они
  
  были воистину нечеловеческими! Если это, подумала она, войдет в меня, меня
  
  разорвет на мелкие кусочки. Умоляющий взгляд ее обратился к двум другим -
  
  они не ответили ей.
  
  И тут она увидела то, что вернуло ей силы: великолепное зрелище
  
  извергающегося вулкана - словно пузырящаяся лава текла из молодого
  
  человека. Он закричал от восторга, и ее партнер отозвался на этот крик -
  
  лицо его выразило глубочайшее удовлетворение. Но он выскользнул из нее, так
  
  и не пролив ни капли. Все трое подняли Эммануэль и положили ее на кромку
  
  бассейна. Минуту они молча любовались ею.
  
  Потом пальцы бродят по спине, пробегают по всем позвонкам и неспешно
  
  поглаживают зад. В это же самое время тело мужчины выгибается, и его член
  
  становится еще больше: головка упирается в пупок Эммануэль, и она делает
  
  почти незаметное движение бедрами, чтобы усилить наслаждение. Невидимые
  
  руки снова приходят в движение, проводя борозды по спине Эммануэль, и вдруг
  
  с силой нажимают на ее плечи, заставляя соскользнуть с мужского тела. Она
  
  покоряется, ее лицо на мгновение прижимается к пахнущей сандалом груди, а
  
  потом в ее рот вонзается горячий кусок плоти.
  
  Она начинает ласкать его покорно, исполненная сознанием долга,
  
  особенно не усердствуя, не желая демонстрировать свой талант.
  
  Монах, казалось, был разочарован. Внезапно он оттолкнул ее голову и,
  
  прежде чем она сообразила, что он хочет сделать, крепко прижал ее
  
  подбородок к ее же груди, а потом резко поднял ее ноги, согнул их в коленях
  
  и прижал к голове так, что Эммануэль оказалась в позе человеческого
  
  эмбриона в утробе матери. И тут же твердокаменный стержень принялся за
  
  работу, прокладывая себе путь в заднюю расщелину Эммануэль.
  
  Он был скользким от слюны, и эта смазка помогла ей поначалу удержаться
  
  от крика. Боже, прошептала она, как же узко у меня там и как это больно!
  
  Когда же мужчина вошел в нее окончательно, она пришла в еще большее
  
  смятение. Какой же он длинный! Она не чувствовала его величину, когда он
  
  был у нее во рту, а сейчас он проникал так далеко, что мог вот-вот
  
  разорвать ее. Она думала, что больнее всего первые минуты проникновения, но
  
  теперь, когда он двинулся дальше, глаза Эммануэль наполнились слезами.
  
  Она не могла бы точно определить, когда к боли стало примешиваться
  
  наслаждение, но оргазм пришел позже и был длительнее обычного. После
  
  первого исступления монах не превратил ее содомировать, он работал все с
  
  такой же силой и напором, и она билась в сладких судорогах несколько раз
  
  подряд. Теперь она кричала еще громче, чем при болезненном начала
  
  процедуры. И она не могла сказать, сколько прошло минут, часов, дней, пока
  
  ее невидимый любовник пролил в нее первую струю.
  
  Анна-Мария закончила писать лицо Эммануэль, и теперь та позировала ей
  
  обнаженной - Анна-Мария вместо скульптурного портрета Мари-Ан делала
  
  портрет Эммануэль. Эммануэль не предпринимала попыток совращения художницы.
  
  Во время сеансов она избегала разговоров о любви, наслаждении и морали
  
  нового времени.
  
  Прекрасная итальянка была влюблена в Эммануэль, и та это знала.
  
  Однако она не хотела, чтобы Анна-Мария могла ее впоследствии упрекнуть
  
  в том, что ее соблазнили. А Эммануэль получала свое от Арианы и от сиамки,
  
  чья матовая кожа не переставала восхищать ее.
  
  Между тем приближался день рождения Арианы. Надо было готовиться к
  
  этому событию. Друзья Арианы и она сама решили ни в чем не отступать от
  
  местных обычаев и начать праздник с фантастического маскарада для всех
  
  своих знакомых.
  
  Условились, что маски должны плотно прилегать, закрывать все лицо,
  
  волосы и даже шею, глаза будут спрятаны под шелковыми ресницами и веками. В
  
  продолжении всего бала никому не позволялось снимать маску.
  
  Таким образом, никто не будет узнан и смело может делать то, на что
  
  было бы трудно решиться с открытым лицом.
  
  Одеяния из тончайшего материала будут плотно обтягивающими и абсолютно
  
  прозрачными. Мерви знала, какими должны быть эти одеяния.
  
  Только определенных форм и размеров грудь могла выглядеть
  
  привлекательной в таком тесном наряде. Предварительное освидетельствование
  
  своих достоинств вынудило потому многих кандидаток согласиться, хотя и
  
  неохотно, на роль зрительниц, чтобы не отказаться от участия в празднике.
  
  Ариана и Эммануэль думали сначала, что Мерви сделает костюмы, подобные
  
  тем, в каких выступают танцоры, закрывающие только верхнюю половину тела и
  
  с трудом достающие до талии. Мерви предложила продлить их
  
  получулками-полуштанами в виде крупноячеистой рыболовной сети; если носить
  
  это без трусиков или чего-то подобного, как возбуждающе будет выглядеть
  
  подобное зрелище! Но на этот раз соучастницы не согласились:
  
  Человеческое терпение не беспредельно, и этим штанам не остаться
  
  целыми на всю ночь именно благодаря их привлекательности! Таким образом,
  
  проект Львенка был забаллотирован.
  
  Эммануэль предложила, что уж лучше им быть с самого начала вечера
  
  совсем обнаженными ниже пояса. Мару, к примеру, если поднимет чуть-чуть
  
  кончики перьев, будет вполне украшать ее естественный пушок.
  
  Мужчинам в эту ночь отводилась роль скромных прислужников богинь.
  
  И только богини будут полуобнаженными. Мужчины обязаны явиться в
  
  вечерних костюмах!
  
  И появляющиеся, наконец, обнаженные ягодицы так ошеломляющие
  
  соблазнительно контрастировали с причудливыми масками на лицах! А как
  
  различны по цвету эти длинные, волшебные ноги - загорелые у блондинок и
  
  тускло поблескивающие у сиамок!
  
  Целый день дамы наслаждались предвкушением этой игры. Они заранее
  
  предоставляли своим поклонникам возможность всячески злоупотреблять, для
  
  них это удобный случай познать бессмертное, сверхчеловеческое, неведомое
  
  дотоле: что может быть лучше этих обстоятельств, чем тянуться к женщине и
  
  овладеть... Гением.
  
  Занавес из белого шелка, спускающийся с потолка, разделял зал на две
  
  половины. Лампы были погашены, и только в глубине, за занавесом, горел
  
  яркий прожектор. Гостям, расположившимся в мягких пуховых креслах,
  
  предлагались напитки на любой вкус. В темной половине зала были только
  
  мужчины и женщины, не участвовавшие в маскараде.
  
  На белом шелке возникают смутные видения, почти галюценации:
  
  Осторожно взятые тонкими пальцами, словно нежные цветы, фаллосы разных
  
  размеров и форм; их два, четыре, восемь... В медленном ритме паваны кружат
  
  они вокруг фантома, вокруг призрака женщины, чье реальное тело живет там, в
  
  запертом пространстве между прожектором и шелком...
  
  Ее силуэт изгибается в сладкой истоме и, словно надломившись,
  
  опускается вниз, неразличимым. Видна только грудь.
  
  Чья-то рука возникает из ничего, описывает в воздухе параболу, ладонь
  
  ложиться на невидимый живот, становится различим палец, двигающийся
  
  взад-вперед там, где скрыт призрак пола. Этот фаллический призрак все
  
  убыстряет ритм танца, наконец, а женское тело выгибается, опирается о землю
  
  только пятками и затылком, превращается в натянутую струну. Внезапно палец
  
  исчезает, Приап успокаивается, силуэт бледнеет, экран погружается в
  
  темноту...
  
  Но вот он вспыхивает снова, становится виден новый профиль с
  
  остроторчащей грудью, длинными стройными ногами, голову украшает воздушная прическа, высокая, как корона. С
  
  левой стороны возникает еще одна фигура; танцуя под аккомпанемент глухо
  
  звучащих колокольчиков, она приближается к первой, и призрак мужественности
  
  выдается вперед решительно и строго, как на этрусских фресках.
  
  Эти два образа соединяются. Легко, как пушинку, поднимает мужская тень
  
  женскую. Выгнув спину, крепко стоя на неподвижных ногах, мужчина с силой
  
  проникает в балерину, а та заключает его в крепкие объятия.
  
  Все это ясно видно под искусственным лунным светом. И снова ночь
  
  покрывает слившиеся силуэты своим покровом.
  
  Кажется, что наступает рассвет и в этих искусственных утренних
  
  сумерках вновь виден женский силуэт, неясно только, тот ли, что был прежде,
  
  или другой; легче отличить друг от друга летающих райских птиц. Женщина
  
  садится, подогнув под себя одну ногу и вытянув другую.
  
  Мужчина, а может быть фавн, приближается к ней, опускается на колени.
  
  Женский силуэт кладет ногу на его плечо и делает движение навстречу
  
  жаждущему рту. Тень мужской голову зарывается в тени женских бедер, и
  
  женщина откидывается назад, подставив грудь небесам. И свет вновь медленно
  
  меркнет...
  
  На переднем плане четвертой картины - сидящий мужчина. Тень женщины -
  
  нет, музы! - возникает перед ним из мрака. Ее прическа подобна облаку, и
  
  походка ее воздушна; танцуя, она приближается к нему, склоняется все ниже.
  
  Фаллос героя медленно вырастает ей навстречу и, наконец, сливается с этим
  
  туманным неразличимым ликом. Но потом снова появляется и снова исчезает,
  
  окунаясь вглубь торжественно, священнодействуя, твоя какой-то ритуальный
  
  обряд. Женщина исчезает.
  
  Полубог остается один.
  
  Но вскоре из черного сумрака проступает еще одна фигура. Мужчина
  
  простирает к ней руки, привлекает ее к себе, поднимает - и с силой вонзает
  
  в нее свой член. Мягкие женские округлости сливаются с лепной мускулатурой
  
  любовника. Руки обвивают его шею, губы прижимаются к губам. И тело женщины
  
  изгибается с океанической гибкостью, вытягивается в воображаемом потолку,
  
  опускается и снова парит в воздухе. И при каждом движении фаллос появляется
  
  и снова погружается в глубокую тень.
  
  Зрители неистовствуют: каждый нерв напряжен, каждая жилка, неукротимая
  
  сила пульсирует в их потаенных членах. Но представление продолжается.
  
  Женщина подпрыгивает, взмахивая руками в воздухе, волосы распущены и
  
  касаются земли, мужчину сотрясают судороги. Кажется, животворный сок так и
  
  хлещет из него.
  
  В следующей сцене зрители видят покоящуюся на высоком ложе женщину. Ее
  
  плечи и лицо совершенно исчезают под густой волной волос.
  
  Широко раскинув ноги, она словно ждет кого-то. И он появляется. При
  
  его появлении женщина поворачивается спиной, выгнув поясницу, становится на
  
  колени. Исполнитель мужской роли вонзается в нее сзади так глубоко, что
  
  дальнейшее движение становится, по-видимому, невозможным. Поэтому он
  
  внезапно застывает. И женщина каменеет.
  
  Сразу же от левой кулисы отделяется другая женская фигура.
  
  Плавными шагами подходит она к замершей паре. Выступающий наружу бугор
  
  Венеры прикасается к женскому изваянию: женщина сразу же оживает, поднимает
  
  голову, становится виден ее профиль, жадными губами она впивается в
  
  приманку.
  
  Это оживляет и мужчину. С внезапным напором он начинает терзать бедра
  
  пленницы, и та, разорвав привычную тишину театра теней долгими дикими
  
  криками, исчезает в ночи. Какое-то время экран пуст. Потом на нем
  
  появляется двое стоящих друг против друга мужчин. Они сближаются так тесно,
  
  что два их ясно различимых, торчащих вперед члена сливаются в один
  
  огромный, толщиной в руку, фаллос. За спиной каждого нечто вроде стола или
  
  алтаря. Слева и справа возникают два женских существа, напоминающий
  
  барельефы на нубийских вазах. Груди выступают над плоскими животами. Обе
  
  фигуры медленно приближаются к центральной группе. Но правая
  
  останавливается на полпути, а левая опускается между двумя мужчинами на
  
  землю и образует с ними одно целое. Нужно быть особенно внимательным или
  
  обладать ярким воображением, чтобы увидеть, как она берет в рот этот
  
  двойной фаллос. Потом она поднимается и вытягивается на одном из столов.
  
  Голова ее на уровне мужских бедер, и мужчины немного придвигаются к ней
  
  так, что могут губами прикоснуться к женскому телу.
  
  Другая женщина в точности повторяет весь обряд и устраивается на
  
  втором столе, образуя с первой полную симметрию. Теперь обе средние фигуры
  
  прерывают свой несколько гомосексуальный tet-a-tet, делают полуобороты и
  
  приближаются к алтарям: губы женщина раскрываются им навстречу, и каждая из
  
  лежащих завладевает фаллосом своего любовника.
  
  Потом показываются еще два женских силуэта, несущие между своими
  
  пышными грудями мужские символы. Грациозными обольстительными движениями
  
  снимают они с шеи искусственные члены и прививают их к жаждущим телам.
  
  Потом опускаются на колени между бедер этих новых гермафродитов и приникают
  
  губами к тем нежным росткам, которые они только что постарались
  
  облагородить.
  
  Справа и слева появляются еще двое мужчин и приближаются к
  
  коленопреклоненным женщинам. А те в тот же миг отворачиваются от
  
  искусственных членов, которые они только что всадили своим возлюбленным, и
  
  стремятся отведать вновьприбывших. Их сноровка привлекает внимание двух
  
  других мужчин, от которых они оторвались, и те снова поворачиваются и
  
  подступают к этим женщинам сзади, приподняв из за бедра: по движениям
  
  мужчин видно, что они проникли достаточно глубоко.
  
  Двое стоящих мужчин, чьи фаллосы были во рту превратившихся в
  
  андрогинов женщин, были разделены небольшим расстоянием, и оно требовало
  
  заполнения. Показалось еще две мужские персоны. Они встретились в центре
  
  экрана, задвигались, закружились в пустом пространстве и, наконец, приняли
  
  точно такую же позицию, которую сначала занимала первая мужская пара. Все
  
  четверо касались друг друга ягодицами.
  
  Вслед за этим с обеих сторон экрана на сцену выпрыгнули две новые
  
  женщины, потом еще две. Первые расположились вдоль алтарных столов и
  
  принялись целовать груди лежавших там, ласкать следы, оставленные
  
  искусственными фаллосами. Две другие, присев на корточки возле приникших к
  
  фаллосам женщин, потянулись к низу их животов - ведь их любовники избрали
  
  другой путь. Свободной рукой каждая женщина ласкала грудь партнерши.
  
  Таким образом на сцене образовалось шесть групп: в каждой группе один
  
  мужчина и две женщины. Мужчина, обняв одну из них за талию, укладывал ее на
  
  спину так, что ее голова упиралась в пятки другого представителя сильного
  
  пола, того самого, кого в это время содомировала поклонница искусственного
  
  фаллоса. Другую ученицу располагали так, чтобы ее удобно было вылизывать
  
  той, что лежала на спине. А руки "верхней" женщины должны были быть
  
  достаточно длинны, чтобы дотянуться до мужских плеч и суметь потрогать член
  
  третьего из четверки, вонзившегося в зад ее подруги.
  
  Эти действия разворачиваются в обеих сторонах диптихона. Мужчины,
  
  приведенные четырьмя последними исполнительницами, занимают окончательное
  
  место на телах своих возлюбленных; но если раньше работали только губы и
  
  языки, то теперь соитие совершалось по всем правилам. И в то же время
  
  каждый из них ласкает грудь той, которую лижет ее подруга и соединяет на ее
  
  бутоне мужской и женский языки.
  
  Все их движения в постоянной гармонии: с жестами женщин, в которых они
  
  вонзаются, с теми, кого они ласкают языком и руками, в то время как их так
  
  же ласкают другие мужчины и женщины. Вся прелесть картины именно в этой
  
  координации межчеловеческих отношений.
  
  А тем временем свет мало-помалу меркнет, отдельные силуэты едва
  
  различимы. Сгущающаяся тень стирает изображения с экрана, заполняет
  
  последние пустоты между фигурами и все-таки не заканчивает игры.
  
  Тонкой игры черных и серых тонов, которые движутся, вздрагивают,
  
  пробуждая в тех, кто наблюдает за ними, какие-то могучие желания.
  
  Она бежит к берегу и почти возле самой террасы падает на песок.
  
  Преследователи догоняют ее, и она уже ощущает тяжелое тело одного из
  
  них возле себя, его губы ищут и находят ее губы. Она чувствует, как
  
  твердый, подобно окружающим бухту скалам, член раздвигает ее бедра. Ей
  
  понятно это нетерпение, и она распахивается навстречу ему, покорно
  
  отдаваясь мощи его натиска. Он счастлив, она радуется тому, что ее
  
  победитель так настойчив, что он не интересуется, казалось бы, ее
  
  желаниями, и без всякой подготовки, без предварительной игры попросту
  
  пронзает ее. Другие словно ждут своей очереди.
  
  Но вдруг после первого неистового штурма он успокаивается, и в его
  
  движениях проступает что-то утонченное: он ласкает ее умело и нежно.
  
  И вдруг он выходит из нее, поворачивается на спину и привлекает ее на
  
  себя. Она понимает его намерение и в то самое мгновение, когда руки второго
  
  начинают раздвигать ее ягодицы, и этот юноша неодержимо проникает в нее с
  
  другой стороны, в то время как первый по-прежнему остается в ней. И,
  
  несмотря на секундную боль, она, чувствуя на своих губах соль моря и жаркое
  
  дыхание мужчины, спрашивает себя: можно ли быть счастливее? Ах, как
  
  прекрасны эти двойные удары! Как ощущают ее живот и поясница вес этих двух
  
  мужчин. Кажется, вот-вот они порвут тонкую перегородку и встретятся там,
  
  внутри, подобно двум счастливым друзьям!
  
  Но это еще не все: остается еще один вход, еще одна гавань этого
  
  безудержного ненасытного тела. Она поднимает голову, и третий мужчина
  
  проникает в ее широко раскрытые губы.
  
  Ну вот! Все трое - туда, глубже, сильнее! Она празднует мистерию страсти,
  
  смеется, поет, ликует. Ах, как хороши три ее героя! Нет, не трое, это один
  
  ее любовник, один с тремя орудиями наслаждения, с тремя головами, с тремя
  
  парами рук, ласкающих ее тело.
  
  И вот все четверо одновременно содрогаются в судорогах оргазма и
  
  замирают. Эммануэль выскальзывает из их объятий и одним прыжком достигает
  
  террасы. Отслоняет бамбуковую занавеску и входит в комнату, где спит
  
  Анна-Мария.
  
  Эммануэль опускается на колени, разводит руками ноги своей
  
  возлюбленной. Она прижимает свои губы к вздрогнувшим губам ее влагалища и
  
  вливает туда весь жизнетворный сок, которым наполнен ее рот.
  
  Эрнест Х. - Из чрева
  
  ГЛАВА 1. Каллебрюкке, 5-го, 12. 00.
  
  Старый сарай с щелястой крышей, обвисшими лохмотьями коры. Над крышей
  
  нависли хилые кроны. В пятистах метрах - гуд Вольво, по превосходному
  
  асфальту, шлейфы газа и дыма, пыль, грязная бумага из окон Турбо-Твайна,
  
  гигантского пассажирского чулка автобусных заводов Кевпахена, бутылки
  
  пепси, суета, жизнь.
  
  А тут тишина и нет ничего, кроме запустения, сладковатого духа прелого
  
  сена и теленка, что когда-то был здесь. Из сена торчат две пары голых пяток
  
  - одни загрубевшие, твердые, мужские, а вторые, розовенькие, как сдобные,
  
  нежная кожа. Кристин и Вольф здесь уже с самого утра, Матиас-булочник уже
  
  развез утреннюю выручку, а они сделали почти все, и теперь просто лежат,
  
  касаясь лениво друг-друга теплыми губами. В углу, уперев держатели в сено
  
  стоит красая Хонда, мотоцикл Вольфа. Тишина... Но Вольфу мало уже
  
  чувствовать голую грудь Кристи, влажную, ведь только-что он сидел на ней, а
  
  девушка тонкими пальчиками трудилась над его членом и он, откинувшись
  
  назад, целовал ее прохладные ноги, наконец член брызнул и Кристи задрожала,
  
  подставляя розовые соски под белую влагу... Нет, это не то, Вольфом
  
  овладевает настойчивое желание, он гладит, щупает за горячие соски девушку,
  
  шероховатые, крупные, как кайзеровский пятак, стискивает ее ноги... Девушка
  
  часто дышит, хватает его за руки, но он увлечен другим, он быстро
  
  переворачивает ее на спину - Ааа... Ммм... Дурак, что ты...
  
  Кристи не хочет она уже сыта но бес искушения силен. Она не
  
  сопротивляется, угли не остыли...
  
  Какое у нее покорное тело, и мягкий живот, так - хлоп, животом на сено
  
  и вот уже голые лопатки и гладкие ягодицы, ну, покрути ими, Кристи,
  
  покрути, они матовые, мерцают изнутри, как яблочная кожура, а я положу
  
  ладони на твою грудь, Кристи, упругую, и прижмусь бедрами к твоим ягодицам.
  
  Член у Вольфа поднялся, как Ахилесово копье, он болтается и шлепает девушку
  
  по ляжкам.
  
  - Что тебе нужно, Вольф... Мммм...
  
  - Подожди... Делай так...
  
  - Я лучше пойду, дурак...
  
  Нет это все таки - яблоки, румяные бока, такие он мальчишкой рвал у
  
  старого Шнудцера, он гонял еще мальчишек вилами... Так, он раздвигает ей
  
  ноги... Ну...
  
  - Дурак!
  
  Она вдруг отталкивает его, выскальзывает и садится на мотоцикл.
  
  Груди ее, острые, белые, как у козы, торчат в стороны, у коз того
  
  Шнудцера, что за ерунда, причем Шнудцер? Она пьяна до изумления, ее босые
  
  ноги крепко упираются в ручки внизу и Влоьф видит пушок на ладыжках... К
  
  члену Вольфа, тугому, палкой, пристали соринки. Парень встает и идет к
  
  мотоциклу, садится сзади, девичьи голые ляжки опять дразнят его. Вольф
  
  притягивает ее за теплеющие нагие бедра ближе.
  
  Янтарь солнца падает на золотистые тела, они уже в другом мире, где
  
  нету шоссе, Старого Матиаса... Кристи крутит ручки смеется...
  
  - Не крути ничего, шлюха... - нехотя бормочет Вольф.
  
  Он уже посадил ее сверху на член и почувствовал легкую боль. Он
  
  коленями и шершавыми пятками прижал ее нежные ноги к мотоциклу. И вот вдруг
  
  он вталкивает вставший член в ее тело меж ягодиц, расширяя горячее
  
  отверстие...
  
  - Аааа... - девушка чувствует, как ладони прижали ее обнаженные груди,
  
  бедра ноют и пляшут...
  
  Что? Неужели они поехали? Не может быть... Ладони Вольфа гладят ее
  
  голый живот и упругий член покачивается в ее теле спазмом наслаждения,
  
  девушка подается назад, глубже, пусть он войдет в нее, ну... Кристи тяжело
  
  дышит, на лбу выступает пот из-под светлых волос... Голые парень и девушка
  
  несутся на мотцикле по аллее меж вязов, как, уже?..
  
  Ооооо... Никто еще так властно не раздвигал ее тело, еще одно движение
  
  твердой палки, так, не заставлял ее так вскрикивать и так дрожать ее гибкие
  
  узкие бедра. Кристи вцепляется в ручки руля и стонет, исторгая из себя
  
  наслаждение, что бешено греет низ живота, пусть... Пусть он целует ее
  
  нежную шею, пусть щиплет грудь, пусть терзают, царапают его ступни ее
  
  кожу... Он занимается в Атлетических классах, он шумно дышит, на них
  
  несется асфальт, вязы, ошарашенный прохожий, а член Вольфа все качается
  
  сзади и парень налегает на нее...
  
  У них сейчас столько энергии, что они могли народить новую
  
  цивилизацию. Небо чистое, солнце блестит на листьях - моет и впрямь... И
  
  вот мотоцикл качнуло - они вылетели на шоссе и Вольф, обхватив Кристи,
  
  грубо дернул ее к себе. Яички его прижались к ногам девушки, теперь Он
  
  вошел в е с ь.
  
  - Аааааа!.. Ммм...
  
  Вольф не выдержал и впился зубами в душистую, розовую, как яблоко -
  
  да! Кожу ее плеча. Кристи, вскрикнув, выпустила руль..
  
  ... Удар в Турбо-Твайн, ревевший и сигналивший им вот уже полчаса.
  
  Удар, который смял красную Хонду и раздавил обоих, как лягушат, они
  
  даже и не услышали.
  
  ГЛАВА 2. Хофбург, 5-го, после 19. 00.
  
  Из дворика, засаженного аккуратными деревьями, скрывавшими подлинно
  
  немецкий, бюргерский дом из красного кирпича, вышел человечек лет сорока.
  
  Лицо его напоминало физиономию костяной фигурки Лешего, плюс тонкие очки и
  
  тросточка в руке. Помахивая тросточкой, человечек сел в большой синий
  
  Мерседес-250 и тронул с места.
  
  Человечка звали Клаус Альтшуллер Эшерби, и был он доктором
  
  Висбаденского Университета. Клаус Эшерби прожил свои сорок лет весьма
  
  бурно... Учился он в знаменитом Гетингене, и его всегда интересовали
  
  почему-то вещи, далекие от нейрохирургии, коей он обучался. На первом году
  
  он наделал шуму своей диссертацией "О социально-психологических аспектах
  
  онанизма". Опекунски Совет был шокирован... Вскоре до него начали доходить
  
  сведения, что Эшерби платит известной проститутке Марлен, худой грубой
  
  девице и ходит с ней по этажам. Марлен находила клиента, раздевалась, и
  
  пока выкуривала сигару, сидя в постели и скрестив ноги, Эшерби тщательно
  
  снимал размеры ее груди и другие показатели. Затем истомившийся клиент
  
  ложился с ней в постель и когда Марлен, тяжело дыша, покачивалась верхом на
  
  сопящем партнере, Эшерби разбирал свои бумажки... Потом он снова обмерял
  
  ослабшую, теплую Марлен, и, обязательно попрощавшись, церемонно уходил...
  
  Через некоторое время супруга ректора Розали забрела в лабораторные
  
  классы. Время было позднее, и чуть подумав, женщина в туалете поспешно
  
  разделась, оставив на себе чулки и белую рубашку зашла в лабораторию...
  
  Эшербине удивился и Розали, улыбаясь, легла на кушетку, раздвинула полные
  
  ноги. Что-то горячее вошло в ее лоно, она изогнулась и вскрикнула, когда
  
  почувствовала, как брызнула струя там, там, внутри нее... Она открыла глаза
  
  и увидела, что из ее паха торчит резиновый шланг, подключенный к аппарату,
  
  а Эшерби стоит рядом в белом халате и записывает предел закачивания ей -
  
  бог свидетель! Питательной смеси Харрела-Бульницки.
  
  После этой истории доктору дали диплом и поспешно спровадили подальше
  
  в землю Пфальц. Но он и там проводил эксперименты, исследуя миньет, остался
  
  без практики и осел в Хофбурге, перебиваясь статьями в медицинские издания.
  
  Как-то... Стоп! Эшерби поправил приличествующий, по его мнению черный
  
  галстук. Доктор был на редкость добродетелен, это был подлинный подвижник
  
  от науки. Женщины его интересовали, как объекты для опытов. Как-то Эшерби
  
  подсунули полногрудую проститутку из порта - шутка друзей. Эшерби накормил
  
  ее, напоил коньяком, затем закрепил ее грязные ноги и руки с наколками в
  
  специальном аппарате, с подвижной головкой. Аппарат работал три часа, после
  
  чего, когда проститутка оказалась в обмороке, Эшерби снял данные и отвез ее
  
  в больницу. Эту девицу - Хенрику, можно и сейчас встретить в Хофбурге,
  
  причем ей дали новое прозвище Маракотова Бездна, а один пьяный
  
  железнодорожник из Каллебрюкке даже уверял, что видел, как в нее входит
  
  рельс с полотна, причем без остатка.
  
  Но вернемся к Эшерби. Сейчас он ехал к Тилли. Тилли был его приятелем,
  
  хирургом, оставшимся в конце концов без места. Иногда его вызывали в
  
  Хофбургскую клинику ассистировать: но он тоже был экспериментатором по
  
  натуре и дом его был вечно заставлен бутылями со сросшимися костями,
  
  трехногими младенцами и прочей мерзостью, а в воздухе густо пахло
  
  формалином и крепким баварским... Доктор не стал стучать. Пройдя прихожую,
  
  он попал большую беспорядочную комнату...
  
  Тилли в халате сидел в кресле, а на коленях у него курила девица в
  
  белых джинсах, босиком и с голой пухлой грудью. Она играла на губной
  
  гармошке - Оо, Клаус, как я тебе рад! - заревел Тилли, подымаясь - У меня
  
  для тебя сурприз.
  
  - Опять нагрузился, - брезгливо заметил доктор.
  
  - Э-э, Клаус, мне же надо было угостить девочку. Бутылка сидра...
  
  Идем, я что-то покажу.
  
  И он по железной лестнице повел его в подвал, облицованный белой
  
  плиткой. Автоклавы, шкафы вдоль стен, операционный стол - святая святых
  
  Тилли. Хирург подвел Эшерби к стеклянному кубу, накрытому белой материей.
  
  Обрюзгший Тилли с трудом закурил сигарету и выпустив из зубастой пасти
  
  клуб дыма спросил:
  
  - Ты, Клаус, слышал вчера, на шоссе Каллебрукке-Хофбург случилась
  
  авария?
  
  - Допустим... А что было?
  
  - Парень с девчонкой, не знаю за каким чертом ехали на мотоцикле,
  
  причем нагишом и как раз - трахались, понимаешь? Ну и угодили под
  
  автобус... А я оказался рядом.
  
  - Ну и что? Хотя это на тебя похоже...
  
  - Конено - обиделся Тилли - это к тебе приходят сами: сделайте мне
  
  глубже, или еще что... А меня ноги кормят. Одним словом, там была куча мяса
  
  да кишок. Но нетронутым сохранился только член этого парня - как раз в
  
  заднице его партнерши.
  
  - Господи боже! - фыркнул Эшерби.
  
  - ... Я его ампутировал, сунул в питательный бульон Жерца, знаешь?
  
  Потом пришил ему яички, пересадил пару участков сетчатки глаза и в
  
  хрящики немного мозгов того парня...
  
  - Мозгов?!
  
  - Ты бы видел - их размазало чуть не до Нейбука! Собрал немного...
  
  - Ну, и?
  
  - Смотри...
  
  И Тилли, словно директор Мюнхенской выставки, сдернул белую простынь
  
  со стеклянного куба. Эшерби ахнул... В кубе на опилках сидело... Или сидел?
  
  - как вам будет угодно некий червяк на двух шарообразных ножках; однако при
  
  ближайшем рассмотрении - сравнивая телесный цвет тела, красноватую головку
  
  можно было увидеть, что этот червяк до странности походит на мужской
  
  половой член, ампутированый вместе с двумя яичками. Он сидел на них, на
  
  яичках, как восточноевропейская овчарка на задних лапах.
  
  - Иезус-Мария! - Воскликнул Эшерби - это еще что такое?
  
  - Это... - Тилли задумался - Это новое существо. И притом мыслящее
  
  существо. Новая форма. Хомо Фаллус, если хочешь, или Хомо Спермус...
  
  Новая расса.
  
  - Он видит?
  
  - Да, конечно. Правда, не знаю, что конкретно, но видит. Он даже
  
  думает, это тебе не просто червяк. Эльза, иди сюда...
  
  Вошла Эльза, бесшумно ступая.
  
  - Эльза - попросил ее Тилли - подойди к кубу, да покажись ему, детка!
  
  Та хмыкнула и придвинувшись к стеклянному кубу, расстегнула джинсы; ей
  
  было это очень приятно делать при двух мужчинах, которые уставились на ее
  
  крепкие загорелые ягодицы. Пах ее выпирал, густые волосы касались куба.
  
  Профессор, глядя на этот Зееловский холм любви, вздрогнул и потянулся было
  
  к девице, но Тилли схватил его за рукав.
  
  - Эээ, эту румяную попку я отбил вчера у громил из банды Кугинена, в
  
  постели это - сама резина... Это не для тебя.
  
  А между тем странное существо забеспокоилось, определенно
  
  забеспокоилось. Повертело кончиком тела, хотя - какое тело? - и затем
  
  заковыляло, вроде как гусеница, на яичках, к краю куба, где блистали
  
  наготой бедра девицы. Хоп! Вдруг он напрягся и, прыгнув стрелой, смачно
  
  ударился о стенку, сполз по ней. А рядом с девицей осталось на стекле белое
  
  пятно влаги.
  
  - Что ты будешь...
  
  - Честно говоря, не знаю. Это сенсация, сам понимаешь... Я не знаю, на
  
  что он способен. Эксперименты я начну только завтра. А пока я ему закажу
  
  визитные карточки, ради шутки.
  
  А Эльза тем временем сбросила джинсы совсем и пошла из комнаты; ее
  
  румяные ягодицы сочно колыхались, вызывая желание гладить их сферы.
  
  Оо, господи!
  
  - Вот и все, друг мой - Тилли зевнул - У этой чертовки ноги, как
  
  лианы; она чуть не душит ими. Пойду-ка я спать.
  
  Шаги Эльзы стихль на лестнице. Эшерби поспешно попрощался.
  
  ... По дороге Эщерби никак не мог прийти в себя. Случилось. Мир,
  
  погрязший в проституции, СПИДе, в порнографии и извращениях родил новое
  
  детище - мыслящий член. Ангела? Чудовище? Профессор не знал.
  
  И этого не знал никто.
  
  ... Из дому профессор позвонил Тилли: спросил, умеет ли его червяк
  
  разгоаривать?
  
  - Я попробую пересадить ему связки - буркнул Тилли - но не знаю.
  
  Закат разгорался над Хофбургом, щедро зажигая черепичные крыши.
  
  Солнце апельсином накатывалось на шпиль Старой ратуши и один лишь
  
  человек в мире - доктор Эшерби внезапно почувствовал, что это последний
  
  день эры, которая кончилась с рождением Червяка.
  
  Неизвестный автор - Опасная миссия
  
  Язашел в бар.
  
  В центе размещалась небольшая танцевальная площадка, на которой
  
  какая-то девушка грудями старалась научить какого-то полупьяного парня
  
  танцевальному шагу. Но его, видно, больше интересовали обнаженные маленькие
  
  торчащие груди, которые он постоянно пытался ущипнуть, а она всякий раз
  
  отвечала на это легким ударом по его пальцам.
  
  Потом эта пара ушла. И откуда ни возьмись красивые молодые девушки,
  
  абсолютно голые, запорхали тут и там, как прелестные бабочки, садясь на
  
  колени вновь прибывшего гостя. На хорошеньких куколках не было ничего,
  
  кроме туфель на шпильках, украшений и скромного макияжа.
  
  Музыка неожиданно стихла. Занавес медленно пополз вверх. И все увидели
  
  в центре сцены кожаную кушетку. Из стороны сцены неожиданно показалась
  
  женщина, а вернее девушка. Очень молоденькая девушка насколько я заметил,
  
  светло-русые волосы, обнаженная, туфли на высоких шпильках, - слабое
  
  средство скрыть миниатюрность. У меня мгновенно пересохло в горле. Думаю,
  
  что подобное испытывали и все присутствующие в зале. Не девушка - эльф,
  
  юный и невинный. Так во всяком случае выглядело.
  
  Не спеша, она подошла к кушетке. Эта малышка ну просто великолепна!
  
  Узкие плечи, изящное тело с маленькими острыми грудками, плоский крепкий
  
  живот и вызывающий восторг, покрытый слегка золотисто поблескивающим пушком
  
  бугорок любви. При каждом ее медленно шаге нежно двигалась отчетливо видная
  
  между ног половая щель нежно-коричневого цвета. Как бы в раздумьи она
  
  остановилась у кушетки и посмотрела отсутствующим взглядом в простиравшийся
  
  перед ней затемненный зал.
  
  Тонкой рукой медленно, как бы изучающе, провела по кожаной обшивки
  
  ложа и села на нее своей маленькой крепкой попкой, слегка вздрогнув от
  
  прохлады. Затем медленно легла на кушетку, поставив на нее свои стройные
  
  ноги.
  
  Все затаили дыхание в тот момент, когда она, облокотившись, легла.
  
  Медленно поднялась рука, погладила живот и спустилась дальше - вот она
  
  уже гладит пушок сверху еще сомкнутых бедер. На мгновение застыла, но потом
  
  продолжила свой путь дальше, еще дальше, вниз. Стон прошел по рядам мужчин,
  
  когда эта хорошенькая малышка подтянула одну ногу и слегка развела его в
  
  сторону. Теперь ее последняя тайна была совершенно открыта сладострастным
  
  взорам присутствующих, ее почти полностью свободные от волосяной
  
  растительности губки любви темно-коричневые, переходящие в розовый цвет.
  
  Как бы случайно палец опустился ниже, погладил нежные губки, развел в
  
  стороны мягкую плоть и слегка вошел внутрь, чтобы потом сразу же
  
  возобновить свой путь наверх, к желанной жемчужинке, которая должна была
  
  скрывался где-то там. Можно было отчетливо видеть: срамные губки,
  
  раздражаемые пальцем и взглядами мужчин, стали медленно набухать. На их
  
  краях выступила влага - блондиночка явно все больше и больше возбуждалась.
  
  Потом в дело вступила другая рука. Она гладила торчащие груди, то одну, то
  
  другую, теребила похожие на ягодки соски, пока они не стали совсем
  
  твердыми.
  
  Великолепно. Действительно, первый класс. Я чуть не захлопал в ладоши.
  
  Несмотря на такую напряженную работу, девушка вела себя абсолютно спокойно.
  
  Однако она приходила во все большее возбуждение это можно было заметить по
  
  усиливающейся красноте на груди и шее.
  
  В то время, когда мы все были поглощены созерцанием белокурой нимфы,
  
  на сцену из-за штор вышел огромный ухмыляющийся парень.
  
  Более неравную пару трудно было себе представить, он был вдвое старше
  
  девушки. Некоторые красотки в зале тихонько захихикали.
  
  Наверняка, они пытались представить себе, что должна будет испытать
  
  сейчас эта малышка.
  
  Эта дубина полностью выпирала наружу.
  
  Он медленно приближался к кушетке. Девушка лежавшая на кушетке, лежала
  
  высоко подняв и слегка разведя ноги, девушка лежала на алтаре любви, открыв
  
  приближающемуся мужчине и зрителям свою сладкую письку.
  
  Ее половая щель была приоткрыта, и, так как я сидел близко к сцене, я
  
  смог заметить, что от коричнево-красных губок отделилась капля любовного
  
  сока и стекла прямо к входу во влагалище, сделав его еще более влажным.
  
  К удивлению, она казалась полностью готова к жертве, так как она,
  
  наверняка, знала, кто будет ей сейчас обладать. И ее это совсем не
  
  волновало. Наоборот, чем ближе ближе подходил к ней этот парень, тем
  
  сильнее раздвигала она бедра. Ее рука вновь скользнула вниз к обнаженному
  
  инструменту любви, чтобы на этот раз теребить и возбудить срамные губки.
  
  И вот он здесь, прямо с девушкой. Да, то, что он делал, было типично
  
  для трахальщиков такого калибра. Короткое движение к торчавшим грудям,
  
  интенсивное массирование, чмокающий поцелуй набухших сосков, это была его
  
  разминка. И потом все началось по-настоящему. Без дальнейших премудростей
  
  великан забрался на кушетку, достаточно широкую, чтобы дать ему возможность
  
  легко устроиться на ней. Мы все сидели так, что могли видеть все между
  
  высоких поднятых ног девушки.
  
  "Мы делаем это с любовью" - так называлась тема шоу. Умелое движение
  
  тонкой руки, обхватившей этот огромный ствол, точная установка его между
  
  разбухшими срамными губами - и потом партнер делает точек вперед.
  
  Он вторгался внутрь медленно, но не останавливаясь. Срамные губки
  
  девушки очень напряглись, чтобы пропустить внутрь этого наглого
  
  завоевателя, но фокус удался. Толчок, надавливание, еще короткий толчок - и
  
  член уже торчал в покрытом светлыми волосами раю, хотя только наполовину.
  
  Но ему этого, наверное, было вполне достаточно. И нам тоже.
  
  Громила сжал зубы и попытался короткими толчками еще глубже проникнуть
  
  в тесный футляр. Напрасные хлопоты. Я это знал из собственного опыта с
  
  аналогично сложенными маленькими девушками. Но, наконец, он вынужден был
  
  делать так, как будто - а, может, и действительно это было так - он впервые
  
  пронзает эту блондинку. Ну а самой девушки почти не было видно. "Совершенно
  
  ясно, что это недостаток такого спаривания", - думал я до тех пор, пока
  
  кушетка не начала плавно вращаться.
  
  Теперь каждый мог наблюдать за любовниками со всех сторон. Вот стала
  
  видна голова малютки. Она отвернула ее набок, глаза закрыты, слегка
  
  приоткрыт рот. Ее рука легонько гладит затылок партнера, который как раз в
  
  этот момент буквально вколачивает девушку в кушетку.
  
  Возможно и не так, но мне показалось, что легкая улыбка скользнула по
  
  ее прекрасным губам. Она могла быть довольной, она смогла возбудить такой
  
  член, да и у всех присутствующих мужчин тоже. Я чувствовал, что скоро у
  
  меня лопнут брюки и незаметно опустил руку под стол.
  
  Наверняка, в таком положении находился не я один.
  
  Странно, но никто из двоих не издавал ни звука. Было слышно, как
  
  ударяются друг о друга их тела, как громила в высшей степени возбуждения,
  
  полулежа на коленях и опираясь на локти, колотил ее влагалище. А также
  
  чавкающие звуки, когда этот член то входил, то выходил из обволакивающего
  
  его узкого ущелья. Ее ноги были расставлены как можно широко, а руки нервно
  
  скользили по необъятной спине партнера. Но она все еще не издала ни единого
  
  звука.
  
  Теперь кушетка вновь была сбоку от меня. При каждом толчке я отчетливо
  
  видел, как входила внутрь эта дубина, чтобы мгновение спустя вновь
  
  появиться на свет, блестя от покрывавшего его любовного сока. Ну и чудеса,
  
  мне показалось, что ему действительно удалось проникнуть вглубь влагалища
  
  еще на несколько сантиметров.
  
  Но дальше дело не пошло. Этот парень вдруг начал громко и прерывисто
  
  вскрикивать, в то время как она все еще не издала ни звука.
  
  Улыбка на губах лежавшей под ним партнерши стала шире, побледнее. И
  
  чтобы ускорить дело, ее рука скользнула вниз, между ног мужчины, и крепко
  
  ухватилась за его мошонку. Ну вот и конец, они кончили и занавес
  
  опустился...
  
  Мы сидели в краю от дороги в моем "порше".
  
  Через несколько секунд она бросилась на меня с гневными, но все же
  
  детскими словами. При этом она гневно смотрела на меня.
  
  Вместо ответа я одним движением притянул ее к себе. Она попыталась
  
  сопротивляться, Но это ей не помогло. Насколько это было возможно, я
  
  разложил ее у себя на коленях вверх попкой. Одним движение спустил вниз
  
  белые трусики, и в темноте салона засиял ее великолепный крепкий зад. Моя
  
  рука ходила по нему вверх-вниз, всякий раз награждая попку громким шлепком.
  
  Несколько секунд она вела себя спокойно, наверное была ошеломлена, потом
  
  разразилась потоком брани, после чего вдруг громко захлюпала носом.
  
  Растроганный, я остановился. Я медленно поднял ее, погладил по волосам.
  
  Ничего не поделаешь, она была слишком вкусным блюдом, чтобы по-настоящему
  
  злиться на нее...
  
  При этом она забарабанила своими кулачками по моей груди. Вдруг я
  
  почувствовал, как она стала стучать ногами. Неожиданно оказалась у меня на
  
  коленях в сидячем положении, энергично хозяйничая у меня в брюках.
  
  Сначала я хотел отбить ее попытку, но затем почувствовал, как к моему
  
  быстро вскочившему из брюк Джону прикасаются мягкие теплые срамные губки.
  
  Поглаживая меня, Нина положила свою головку мне на плечо, в то время
  
  как ее маленькая рука энергично устанавливала в нужное место того, кто
  
  должен был доставить ей небесное наслаждение. Небольшой точек - и крепкие
  
  срамные губки впустили толстого завоевателя во влажно-теплое убежище. Еще
  
  точек - и он, а точнее, я, наполовину торчал во влагалище девушки. Теперь
  
  уже невозможно было остановиться.
  
  Быстро завернув вверх полувер, я ласкал протянувшиеся ко мне ее груди,
  
  соски которых мгновенно стали крепкими, как две вишневые косточки.
  
  Она страстно начала свое дело, прерывисто дыша и постанывая.
  
  - Да, а-а, Сэм, вот и пришла твоя очередь. Ты чувствуешь это? Ты
  
  чувствуешь меня? Да-а, теперь-то уж я обработаю тебя и твой гордый
  
  раздувшийся кран, который ты все время хочешь вставлять в таких девушке,
  
  как я. О-о, а-а, теперь я покажу тебе...
  
  Голова у меня закружилась, из груди вырывались глухие стоны. Я
  
  отклонился назад и дал делу свободный ход. Семя уже фонтаном выстрелило в
  
  мягкое отверстие. Нина вскрикнула. Вряд ли она успела испытать оргазм, но,
  
  наверное, ей хватило удовлетворения, которое она доставила мне в считанные
  
  минуты. Она, все еще нежно прижавшись к моей груди, легкими движениями
  
  выдавила из меня последние капли.
  
  Она быстро натянула трусики, подоткнула между ног мой платок и уселась
  
  мирно рядом со мной.
  
  Сергеев И., Силин М. - Единая теория спортивно-оздоровительного
  
  клея
  
  ЧАСТЬ 1 ВВЕДЕНИЕ
  
  Я и Михаил - буферники. Буферники - это определенная социальная
  
  категория мужчин.
  
  " Не секрет, - сформулировал однажды Михаил, что культурный уровень
  
  женщин в среднем выше, чем у мужчин в силу традиционного пьянства
  
  последних. Таким образом возникает дефицит приличных мужчин, поскольку
  
  достаточно большое количество женщин не может найти себе партнера согласно
  
  своим культурным запросам. Но в то-же время есть люди, достаточно
  
  интиллигентные, и обслуживающие сразу всю эту массу несчастных, т. е.
  
  создающие как-бы буфер между самими женщинами и поисками ими мужа. Это и
  
  есть мы - буферники. К радости высоконравственных особей можно смело
  
  сказать - нас очень немного, но люди мы творческие." В частности, целью
  
  нашего с Михаилом исследования был уличный клей (т. Е. знакомство с
  
  женщинами на улице) и выработка основных положений теории. Уличный клей - в
  
  отличие от других видов клея позволяет достичь наибольшей свободы в выборе
  
  контингента, ибо в других местах происходит подбор по интересам. Например,
  
  в мире рок-музыки положение вообще катастрофическое. Как правило, женщины
  
  там - это гнусные, прокуренные тусовщицы, глупые и несимпатичные, да и тех
  
  на всех явно не хватает. Зато хватает там всякой венерической заразы.
  
  Другое дело - улица. Сложность представляет лишь укоренившееся табу на
  
  уличные знакомства, особенно в Москве и особенно у памятника Пушкину. Это
  
  связано с бытующим заблуждением, что "с приличным человеком на улице не
  
  познакомишься". А в театре почему-то можно. А в чем, спрашивается, разница?
  
  Просто дело в том, что по нашим статистическим исследованиям существуют два
  
  превалирующих метода уличного клея Первый - для дебилов:"Девушка, вы не
  
  дадите закурить?" или "Девушка, вы не скажете, который час?"- это в 80%
  
  всех попыток.
  
  Второй - садятся на другой конец лавочки и, начав раз говор, скажем, о
  
  погоде или комментируя прохожих, или с радостного: "Девушка, я вас где-то
  
  видел!" медленно начинают двигать нижнюю часть туловища по скамейке - "
  
  метод дрейфа " - 15%.
  
  Оба метода одинаково обречены и одинаково дескридитируют всю идею. На
  
  самом деле, уличный клей распадается на решение ряда задач, каждая из
  
  которых реализует одну из нижеприведенных концепций.
  
  ЧАСТЬ 2 ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ
  
  1. Концепция мест - одна из основных в единой теории спортивно -
  
  оздоровительного клея.
  
  " А знаешь, - изрек однажды Михаил с похотливеньким блеском в глазах,
  
  - что есть места, где снять девушку раз в десять легче, чем где-либо?".
  
  " Наверняка, но где они? Кабаки - не то, там мажоры и лимит, коих мы
  
  не переносим".
  
  " Хочешь одно навскидку? Это киноафиша при выходе из Кадашевских
  
  бань!".
  
  "? ".
  
  " А представь психологическое состояние человека после бани.
  
  Настроение - во! Время - есть! У мужиков первая мысль по стакану! А у
  
  девушек? Первый шаг - к афише. Вот там и клей. Проверено!" Концепция мест
  
  реализует точное отсутствие целевой установки.
  
  Это места, где у людей нет конкретной задачи, есть свободное время и
  
  слегка скучно. Это скверы, парки, бульвары, пляжи, кофейни, афиши и др. По
  
  темпу поведения человека в этих местах отсутствие целевой установки
  
  определяется с гарантией 100%.
  
  2. Общий отбор - по внешнему признаку. По общепринятой пятибалльной
  
  системе - подходить к девушкам не ниже 3+, по одежде, по манерам, по
  
  отсутствию целевой установки. Наличие целевой установки служит барьером в
  
  общении. Человек, особенно девушки, не может, как правило, нормально
  
  общаться и думать о покупке колготок одновременно.
  
  3. Предлагается одному подходить к двум девушкам. Если их двое, то
  
  скорее всего отсутствует целевая установка, они более раскрепощены.
  
  Статистика показала, что у одиночек срабатывает защитный комплекс, ибо к
  
  одной ты пристаешь (грязно, разумеется), а к двум, по определению, пристать
  
  нельзя. Есть, правда, один подводный камушек - убрать вторую, но это дело
  
  техники. По собранной статистике, вариант "один к двум" - наиболее
  
  результативный. Подход "два - к двум" не рекомендуется. Остерегаться пар с
  
  соотношением: 1 - 4 балла, 2 - 2 балла и ниже. Номер два дико злится и
  
  мешает вам работать, справедливо понимая, что подошли вы не ради нее.
  
  4. Начальная фаза клея - одна из самых сложных. Подход должен
  
  производить естественный отбор - фуфло в сторону показать, что ты не имеешь
  
  ничего общего с уличными гопниками, обязательно рассмешить (а значит
  
  расслабить), нужно мягко подать себя, и все это - якобы только для нее, т.
  
  е. нужно выглядеть в меру дилетантски. Возмможны два варианта а) привязка
  
  первой фразы к внешней ситуации, показав при этом способность проявлять
  
  незаурядный оптимизм в повседнев ной жизни, но, увы, внешних событий может
  
  и не быть, или на вас найдет приступ дебилии б) более надежна
  
  предварительная заготовка, но нужно выдать образцово выполненное домашнее
  
  задание за импровизацию, пусть и не связанную с происходящими вокруг
  
  явлениями. Одна ко желательна максимальная привязка к местности, иллюзия им
  
  провизации маскирует стержень домашней заготовки.
  
  5. Общение должно быть естественным и легким - не выпендривайся!
  
  6. Подавая себя, необходимо получить максимум информации об объекте,
  
  не выдав свой профессионализм.
  
  7. По получении информации оценивается перспектива дальнейшего общения
  
  - наличие крыши, социальное положение, круг общения, моральный облик,
  
  интеллектуальный уровень, наличие комплексов.
  
  Процесс общения строится из трех фаз: контакт, контрольная встреча,
  
  зачет. Контрольных встреч может быть несколько по необходимости. Основное
  
  правило: никогда не пытайтесь сделать все с первого раза. Контрольная
  
  встреча носит чисто духовный характер, попытки сближения на этой фазе
  
  допустимы лишь в частном случае. Зачет завершается половым актом. Если
  
  объект того заслуживает, необходимо получить максимальное количество
  
  зацепок - телефон, домашний и рабочий, место работы (учебы), время
  
  окончания работы (учебы) - т. е. жесткие круги, по которым ходит объект.
  
  Это необходимо на случай срыва на каком-то из кругов например, ошибка
  
  (намеренная или случайная) в номере телефона.
  
  При этом встреча после работы (учебы) - не до нее! - производит
  
  положительное впечатление. В особо трудных случаях можно использовать
  
  правило - процесс тем легче, чем больше растянут во времени. Можно для
  
  начала примелькаться, сесть на хвост. Если это вечный встречный -
  
  проехаться рядом, не предпринимая попыток контакта. Для этой цели нужны
  
  жесткие круги "с работы", "на работу". В случае неудачи (отказ объекта,
  
  сложность ситуации) засечь время и место, часто это бывает точка на жестком
  
  круге, поэтому можно использовать эти точки еще раз, подход в этом случае
  
  значительно облегчается иллюзия старого знакомства, или однозначно
  
  обрывается, по крайней мере это выясняется сразу, экономя время, ваше и
  
  чужое.
  
  8. Очень высокой результативностью обладает контрастный метод,
  
  построенный на основе разности потенциалов отдельных личностей.
  
  Метод был неоднократно опробован (в основном на Тверском и Гоголевском
  
  бульварах) и заключается в следующем: выбирается хамски настроенная,
  
  сексуально озабоченная пьянь или просто гопник мужского пола. Пьянь
  
  движется по бульвару, подсаживаясь ко всем подряд и всеми, в среднем, через
  
  5 минут отшивается, создавая фон для вас. Идя следом, в случае достойного
  
  объекта немедленно садитесь на его место. По нашему мнению одинаково
  
  результативны две формулы а) выражается восхищение моральным обликом
  
  объекта. Далее следует разговор о низкой культуре отдельных личностей и
  
  вытекающих из этого сложностей для всех б) "... Собирался помочь вам отшить
  
  его, но вы и сами прекрасно справились. Видимо, сказывается опыт?" Далее
  
  разговор как в пункте "а".
  
  Результативность контрастного метода - 90-95%. С учетом его простоты -
  
  цифра очень высокая.
  
  9. Концепция изначальной доброты. Отношение к объекту должно быть
  
  всегда доброжелательным. Да и зачем общаться с теми, к кому плохо
  
  относишься? Поэтому никогда не следует провоцировать объект. В процессе
  
  исследований на Южном берегу Крыма к авторам присоединился некто Л. -
  
  доцент одного из московских ВУЗов, 46 лет, для обмена опытом. Интересной
  
  находкой Л. Был прием "поперечного сечения". По приезде на место Л. ставил
  
  свою машину на выходе с пляжа с 12. 00 до 14. 00, т. е. в то время, когда
  
  весь поселок идет на обед. Таким образом, в течение 2-х часов он
  
  просматривал весь контингент и со спокойной душой заявлял: " Едем отсюда,
  
  ребята, здесь делать нечего! ". Поперечное сечение в Москве дало хорошие
  
  результаты при контроле иняза, пединститута и ряда медучилищ. Сам же метод
  
  подхода Л. был основан на провокации, и мы наглядно убедились в малой его
  
  результативности, хотя все ранее указанные концепции, кроме п. 5, Л.
  
  выполнял полностью. Вот некоторые характерные ситуации а) если две девушки
  
  играли на пляже в карты, Л. подходил сзади, оттягивал у одной из девушек
  
  резинку верхней пляж- ной одежды и, треснув ею девушку по спине, деликатно
  
  осве- домлялся:" Так, что у нас в колоде?".
  
  Б) если одна девушка загорала носом в песок - случай слож- ный - Л.
  
  брал камень 30-40 кг. Весом и клал ей на задницу, а затем, хихикая,
  
  наблюдал, как она из-под него выползает в) если поблизости оказывалась
  
  группа девушек, Л. начинал со скабрезными улыбками кидать камни в их
  
  сторону - снача- ла маленькие, затем побольше, потом - совсем большие,
  
  нано- ся ...
  
  Сергеев И., Силин М. - Единая теория спортивно-оздоровительного
  
  Увы, налицо нарушение концепции естественности, а следовательно и
  
  существенное снижение процента успеха. "Поперечное сечение" в дальнейшем
  
  было развито в меетод "быстрого сканирования". Дело в том, что процессу
  
  клея на бульварах мешала мысль, что где-то вблизи могут находиться более
  
  достойные объекты. Поэтому было решено производить предварительный обзор.
  
  Для этого использовался троллейбус No15, идущий параллельно Тверскому и
  
  Гоголевскому бульварам. При проезде туда-обратно удавалось в течеение 10
  
  минут оценить весь контингент в текущем временном интервале.
  
  На этом быстрое сканирование заканчивалось и начиналась детальная
  
  разработка.
  
  ЧАСТЬ 3 НАШИ КОНКУРЕНТЫ
  
  В ходе наших исследований по разработке рабочих моделей клея был
  
  обнаружен ряд конкурирующих с нами личностей 1. "Арбузная голова" -
  
  настоящее имя не установлено. Работает на Тверском бульваре и у кинотеатра
  
  "Россия". Подходит с вопросом "Девушка, вы меня не узнаете?" Оказал
  
  неоценимую услугу, ибо служил фоном для контрастного метода. Вычислен
  
  "клеем вслед".
  
  2. "Борода" - человек 45-50 лет, крайне осторожен. Работает методом
  
  дрейфа. Дополнительных данных получить о нем не удалось из-за крайней
  
  осторожности последнего.
  
  3. "Проф" - человек 45 лет, хорошо говорит по-русски. Летом живет в
  
  Москве, зимой - в Австрии. Иногда ходит с догом. На поясе - сумка с
  
  продуктами, специально сшитая одежда. Может провести в автономе до 4-х
  
  суток. Общается преимущественно с волосатыми.
  
  Через них и вычислен.
  
  4. "Хохмачи" - два подонка, для развлечения клеющие только уродливых
  
  старух. Наши ребята! 5. Работает на Тверском бульваре, где, подсев к
  
  объекту, долго и нудно рассказывает о симфонической музыке. Внешность
  
  неприметная.
  
  Все перечисленные, а равно и другие неопознанные профессионалы или
  
  дилетанты могут быть использованы как фон (см. Часть 2, п. 8).
  
  ЧАСТЬ 4 РАБОЧИЕ МОДЕЛИ
  
  Согласно разработанным концепциям был создан ряд рабочих моделей клея.
  
  Вот некоторы из них, показавшие наибольшую результативность 1. "Сувенир" -
  
  метод базируется на идее простоты подхода.
  
  Дарится простой, веселый предмет - значок Чебурашки, цве- ток,
  
  открытка и т. п. Автором использвался простой сюжет- ный рисунок. Сувенир
  
  дарится под предлогом или "просто так". Из 200 сувениров отказ был получен
  
  только в двух случаях, т. е. КПД - 99%. Побочный положительный эффект по
  
  мере набора статистики по реакции на один и тот-же сувенир можно получить
  
  информацию об объекте.
  
  2. "Черта" - максимально реализует идею искусственного от- бора при
  
  контакте. Работают вдвоем. На тротуаре проводится меловая черта. Отойдя от
  
  черты метров на 200 1-й номер подходит к объекту и объясняет, что он -
  
  уличный пристава- ла, работает от угла до черты и т. д. Подходя с объектом
  
  к черте, необходимо объяснить, что ваша зона здесь кончает- ся, дальше
  
  работает другой человек, да вот и он. Номер второй подходит к объекту и
  
  разъясняет сложившуюся ситуа- цию. Метод "Черта" производит жесточайший
  
  естественный от- бор и, вследствие этого, обладает низким общим КПД. Поз-
  
  воляет выделить объекты с нетрадиционным мышлением.
  
  3. "Записка" метод отличается минимальными затратами.
  
  Используется в переполненном общественном транспорте. Объ- екту
  
  незаметно засовывается в карман записка с текстом "Срочно позвони по
  
  телефону номер..." и номер вашего те- лефона. Как ни странно, но этот
  
  дебиловатый ход дал неожи- данно высокий КПД - 50%. Анализ показал, что
  
  столь высокий результат обусловлен резкой сменой психологического состо-
  
  яния объекта. Дело в том, что прийдя домой и найдя в кар- мане записку
  
  испытуемые пугались и думали, что случилось какое-нибудь несчастье, а они
  
  напрочь забыли позвонить или что-то в этом роде. Поэтому они звонят с целью
  
  выяснить, что случилось. Ваше же глуповатое бесхитросное объяснение, что
  
  ничего не случилось, вызывает чувство облегчения, и, как следствие, приток
  
  положительных эмоций. На этом фоне дальнейшее объяснение, что транспорт был
  
  переполнен, а познакомиться хотелось, а вот подойти даже не удалось, да и
  
  говорить в толпе не очень удобно, вот и пришлось, едва дотянувшись рукой,
  
  сунуть записку и т. д. - все воспринима- ется весьма благосклонно. Объект
  
  доволен, что ничего пло- хого не произошло и проникается к вам симпатией
  
  (вами не- заслуженной, но в нашем случае необходимой). Минусом метода
  
  является отсутствие прямого естественного отбора, но телефонный разговор
  
  позволяет произвести частичную ди- агностику.
  
  4. Контрастный метод - подробно рассмотрен в части 2, п. 8.
  
  5. Категорически отметается метод "знакомства по цепи" - через
  
  кого-либо, к сожалению сейчас наиболее массовый. Ме- тод угнетает психику
  
  своей несвободой, т. к. центральная его идея - "берите, а то скоро и этого
  
  не будет" или "бе- рите что дают".
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  Результаты статистических исследовваний, проведенных в 1983-85г.
  
  Блестяще подтвердили теоретические положения. К издержкам производства
  
  можно отнести заболевание и в дальнейшем поспешное лечение с помощью
  
  вибрамицина одного из членов авторского коллектива, и, как следствие, 12
  
  испытуемых. Но - искусство требует жертв. С наступлением эпохи СПИДа
  
  однозначно рекомендуем перейти на стиль "весь в резине". Рассмотренная нами
  
  проблема уже несколько лет муссируется газетой "Московский комсомолец".
  
  Судя по публикациям, газета задохнулась от потока противоречивых писем,
  
  поступивших в редакцию. Да и вообще регулярную публикацию страдальческих
  
  писем на эту тему едва-ли можно рассматривать как путь к решению проблемы.
  
  Наш пример показывает, что творческие молодые люди способны решить проблему
  
  лучше и быстрее, тем более, что по традиции лидирующее начало в этих делах
  
  принадлежит мужчине. В доказательство тому построенная нами Единая теория
  
  спортивно-оздоровительного клея успешно выдержала испытания и внедрена в
  
  производство. Заметим, что подход редакции "МК" вообще в корне неправилен,
  
  и без выработки единых принципов и знания законов прикладной социологии
  
  дело не сдвинется с мертвой точки. Мала надежда и на так называемые "Клубы
  
  общения". Они несут на себе печать ущербности и развивают у человека
  
  комплекс неполноценности. Надеятся же на то, что отношение людей к подобным
  
  клубам скоро изменится, пока что не приходится. Кроме того клубы не дают
  
  достаточной свободы выбора.
  
  После первой публикации настоящей статьи некоторые разнузданные юноши
  
  неоднократно замечали авторам, что "снять бабу" гораздо проще. Хотим
  
  заметить, что весь спортивно-оздоровительный клей не направлен на решение
  
  задачи "снять бабу" (телку, герлу, жабу и т. п. ) для удовлетворения
  
  физиологических потребностей. Основной задачей предполагалось выявление,
  
  знакомство и дальнейшее духовное общение с приличными девушками,
  
  потенциально могущее перейти в высокое, светлое чувство, но с минимальными
  
  затратами энергии и издержками. В том и желаем всем успехов.
  
  Неизвестный автор - Пробка на дороге
  
  Голубая блузка чудом держалась на ее груди упав с плеч.
  
  Хаммер почувствовал, как замок на его брюках едва не лопнул, когда
  
  блузка наконец-то сползла с груди и он увидел нечто противоестественное, о
  
  чем он не раз потом вспоминал с трепетом девственника, впервые познавшего
  
  женское тело.
  
  Огромные коричневые соски выпирали из белой упругой груди блондинки,
  
  словно указывающие персты, шепчущие Хаммеру "возьми нас, целуй нас".
  
  Но у Хаммера вышла совсем иная ассоциация. Он сравнил их с клитором и
  
  вдруг покраснел как мальчишка.
  
  Член в его брюках рвался на волю как зверь из клетки и блондинка,
  
  заметив взгляд Хаммера на своей груди, прикрыла их своими узкими ладошками
  
  крест на крест так, что соски оказались у нее между средними и
  
  указательными пальцами. Делая круговые движения ладонями, она ласкала свои
  
  соски, поглядывая на Хаммера, продолжая облизывать губы.
  
  Кровь, прилившая минуту назад к члену Хаммера, мгновенно прилила к
  
  голове и у него все плыло перед глазами. Встряхнув головой, едва прийдя в
  
  сознание, он снова взглянул на блондинку и понял, что рано почувствовал
  
  себя свободным от ее чар. Левая рука ее продолжала ласкать грудь, а правая
  
  нырнула под узкую юбчонку и через мгновенье беленькие трусики влетели к
  
  нему в окошко автомобиля.
  
  Пока Хаммер искал их под седушкой, незнакомка ввела большой палец
  
  правой руки во влагалище, и извиваясь на сиденье, высоко подняла таз,
  
  касаясь бедрами руля. Затем, перевернувшись на живот, упираясь руками,
  
  высоко задрав зад, она медленно опустилась на его переключатель скоростей и
  
  плавно то опускаясь, то поднимая зад, буквально изнасиловала машину. Спустя
  
  несколько минут, издав вопль, она резко выдернула влагалище и улеглась на
  
  сиденьях головой к рулю, согнув и расставив ноги.
  
  Был вечер. Огни реклам освещали ряды автомашин. В этих огнях
  
  переливалось и влажное влагалище блондинки, вздрагивающей от
  
  продолжительного оргазма.
  
  Терпение Хаммера иссякло. Расстегнув молнию на брюках, он вынул член,
  
  что породистым скакуном рвался из стойла и вышел из машины, подойдя к
  
  белому "ягуару". Расставленные ноги влекли его, черное пятно притягивало
  
  как бездна и Хаммер еще шире раздвинув ноги незнакомки и дрожа от
  
  нетерпения, прильнул губами к влагалищу.
  
  Руки блондинки, запутавшись в его волосах, еще крепче прижали голову к
  
  себе, движение таза соответствовало ударам языка Хаммера, а член под его
  
  рукой, казалось укрощенный, вдруг задергался, готовый вот-вот излить семя.
  
  Но блондинка, вдруг оттолкнув его, повалила навзничь и, схватив за
  
  член, приблизила свой рот к нему, вобрав в себя весь без остатка.
  
  Массируя яички длинными пальцами, она словно проверяла, много ли
  
  спермы собрал этот небольшой бурдучок. Всасывая и вынимая член из своего
  
  рта, облизывая тонким языком головку, она доводила Хаммера до исступления и
  
  вот, когда казалось, что ощущение счастья никогда не наступит, все в нем
  
  вдруг сжалось, а потом выстрелило пружиной и Хаммер, закрыв глаза поплыл
  
  куда-то и звон в ушах его перекрыл все звуки.
  
  Блондинка, прикрыв глаза, облизывала его головку, выпив все до
  
  последней капли, будто боясь, что эта драгоценная влага оросит не ту пашню.
  
  Мастурбируя левой рукой, натирая клитор до боли, ей еще и еще раз хотелось
  
  испытать оргазм, чего и достигла, спустя время. Издав тот же вопль, она
  
  оттолкнулась от Хаммера, отбросив назад волосы.
  
  Тяжело дыша, он еще раз посмотрел по сторонам. Ничего не изменилось
  
  вокруг. Так же стояли автомобили, так же член Хаммера торчал из рук -
  
  влажный и длинный с темно-красной головкой.
  
  "А клитор у нее и в самом деле достойный, - подумал Хаммер, - не
  
  клитор, а мини член. Если я получаю удовольствие от такого маленького
  
  органа, какое же удовольствие получает она, принимая в меня мой жезл?"
  
  Вдруг он ощутил на плече тяжесть чей-то руки и оглянулся. У машины стояла
  
  женщина в полицейской форме. Ее лицо не выражало ничего кроме презрения.
  
  Нижняя губа ее подрагивала впрочем как и рука взявшая под козырек.
  
  - Линда Рэндбю, сержант патрульной службы, - представилась она. Ваше
  
  водительское удостоверение.
  
  Джон Хаммер не привык к приказам. Обычно приказывал он, а таких как
  
  Линда он приструнивал по звонку, не выходя из офиса.
  
  Он посмотрел на полисмена в юбке, рассмотрев с головы до ног и
  
  произнес: "А ты ничего, детка. В самом, что ни на есть соку. Ты тоже
  
  хочешь?" Линда ничего не ответила. Она широко раскрытыми глазами смотрела
  
  на член Хаммера, который был готов к новым боям во имя любви.
  
  - Красота, а детка? - спросил Хаммер и оттянул шкурку с головки.
  
  Хочешь попробовать?
  
  - Ваше водительское удостоверение! - заикаясь произнесла Линда.
  
  - Да ладно тебе, - сказал Хаммер. - Вот мое водительское
  
  удостоверение, - и показал на член, - бери или проваливай!
  
  Блондинка, обняв Хаммера за шею, расстегивала ему рубашку. Пиджак с
  
  галстуком уже был снят и уже висел на дверце машины.
  
  - Тебе же сказали, бери или проваливай, - промурлыкала блондинка, -
  
  чего она хочет, милый?
  
  - Как и все, - произнес Хаммер, - трахаться. Только боится в этом
  
  признаться. - Он достал из кармана брюк сигареты и протянул блондинке.
  
  - Кури!
  
  - Я не курю.
  
  - Ваше водительское удостоверение, - повторила Линда.
  
  - О, боги!, - крикнул Хаммер, - а ну-ка иди сюда, красотка!
  
  Не успела она опомниться, как очутилась в "ягуаре" на руках у Джона
  
  Хаммера.
  
  - Вы за это ответите! - еще успела крикнуть Линда, но ее "Смит Ветсон"
  
  уже лежал у нее под ногами, дубинка на седушке, а она уже была нанизана на
  
  огромный член Хаммера.
  
  И Линде осталось только кричать и царапаться от тех ощущений, которые
  
  впервые она испытала в Хаммерских объятиях.
  
  - О-о-о, - выла она, - еще, еще, - и так до бесконечности. В это время
  
  блондинка снимала с нее тяжелый шерстяной мундир полицейского, рубашку,
  
  бюстгальтер.
  
  Освободив груди Линды, она припала своими пухлыми губами к ее соскам,
  
  поочередно целуя их. Нажав на рычаг отброса сидений, блондинка превратила
  
  машину в кровать для троих, тесноватую, но удобную.
  
  От неожиданности Хаммер упал на спину. Его член птенцом выпал из
  
  гнезда. Линда по вспотевшему члену партнера скользнула вверх к его лицу и
  
  Хаммеру ничего не оставалось делать, как, обхватив бедра Линды, впиться
  
  ртом в ее влагалище. Блондинка, метнувшись к член Хаммера, села на него
  
  лицом к Линде, делая вращательные движения задом и вгоняя член поглубже.
  
  Линда лаская свою грудь, подставила свою губы блондинке, а затем, подавшись
  
  вперед, попыталась достать язычком до члена Хаммера, появляющегося между
  
  бедрами напарницы. Не достав член языком, она просунула руку и, найдя
  
  клитор блондинки, стала массировать его пальцем.
  
  Первой кончила Линда. Взвизгнув, она издала такой громкий стон, что на
  
  миг показалось, что улица пустынна ни затвора, ни давящих на калсон машин.
  
  Вцепившись руками в член Хаммера, она, оттолкнув блондинку, принялась
  
  мастурбировать его член, а блондинка, став во весь рост, поставив ногу на
  
  дверцу "ягуара", ввела дубинку Линды себе во влагалище в тот момент, когда
  
  кончил Хаммер. Судороги, прошедшие по его телу, стали только предвестником
  
  того наслаждения, что последовало вслед. Сперма, вылетевшая плевком из его
  
  члена, попала на лицо Линде и она, хватая мужское семя, не выпуская члена
  
  из рук, еще во власти собственного оргазма, всунула головку члена в рот и
  
  нежно посасывая его, втянула в себя весь без остатка, не пролив ни капли.
  
  Блондинка наслаждалась дубинкой. Она всовывала ее как можно глубже,
  
  превозмогая боль, постанывая от наслаждения, прикрыв глаза и приоткрыв рот
  
  и вдруг, уже в третий раз за вечер, издала вопль и упала на спину Линде с
  
  торчащей дубинкой во влагалище, что рядом с членом Хаммера, уже поникшим и
  
  ни на что не способным, казался суперчленом на который не грех вовремя
  
  лечь.
  
  Хаммер привстал. Он не видел как и чем мастурбировала блондинка и
  
  поначалу ему показалось, что в их компании еще один самец, но,
  
  присмотревшись, он улыбнулся. "Ну и женщина", - подумал он и, вытянув
  
  дубинку из промежности, провел ею по губам блондинки.
  
  - В этой машине есть выпить? - спросил Хаммер.
  
  - Нету, лучше пойдем к тебе, пока мы не замучили тебя, - ответила ему
  
  блондинка.
  
  - Твой член замучает лишь электродоилка, - сказала Линда, поправляя
  
  одежду и одевая рубашку.
  
  Все они перешли в "кадилак" Хаммера и сначала выпили.
  
  - Повторить можно? - спросила Линда.
  
  - Что повторить?
  
  - Не что, а куда. - Блондинка засмеялась.
  
  Хаммер нажал на кнопку и кресла превратились в большую кровать.
  
  Пока женщины восторгались, над ними появилось лицо полисмена.
  
  - Сержант Рэндбю, - гаркнул он в машину. - Чем это мы здесь
  
  занимаемся?
  
  - Да вот встретила знакомых, - Линда засмеялась. - Поговорили. Ну и...
  
  - Ага, - сказал полисмен, - поговорили. Да за разговором забыли об окружающих. А так все нормально. Кроме этого, -
  
  полисмен наклонился и поднял с дороги что-то белое и подал Линде.
  
  - Это мое! - крикнула блондинка.
  
  - Правда твое?
  
  - А чьи же еще, коп? Посмотри сюда, - она подняла юбку и показала ему
  
  все свои прелести.
  
  - Ну как?
  
  Полисмен сглотнул и подал блондинке трусики. - А если примерять?
  
  - Зачем, коп? Я тебе говорю, что вот это, - она провела по
  
  промежности, - и вот это, - она погладила зад, - сидят в них как влитые.
  
  - А вот это? - полицейский расстегнул брюки и вынул из них член, будет
  
  сидеть в них как влитой?
  
  - Я думаю, что время от времени он будет выскакивать из них, чтобы
  
  отдохнуть.
  
  - Ну, разве что... - полицейский снял ремень и фуражку и бросил все на
  
  ложе. Затем взяв член в руку, присел возле блондинки. Познакомьтесь - это
  
  Уильямс Хэндрикс младший.
  
  - Тоже полицейский?
  
  - О, нет! У него профессия одна. Исследователь женских пещер. Он у
  
  меня большой ученый в этой области.
  
  - Сейчас посмотрим. - Блондинка, прикрыв лицо волосами, поднесла их к
  
  самому члену, став перед ним на колени. Водя волосами от живота к бедрам и
  
  обратно, задерживаясь на несколько секунд у члена, чтобы поцеловать
  
  головку, блондинка в то же время указательным пальцем водила по промежности
  
  Линды, раздражая ее клитор, другой она делала то же со своим.
  
  Джон Хаммер, подойдя сзади и смочив слюной свой член, раздвинул
  
  ягодицы блондинки и легким движением таза ввел свой член в задний проход
  
  партнерши. Та же, не бросая член полисмена, от поцелуев перешла к его
  
  посасыванию, а Линда, сев на лицо Хэндрикса старшего, подставила ему свое
  
  влагалище. Хэндрикс чувствовал, как влагалище Линды стало выделять
  
  жидкость. Попадая ему в рот, она будоражила его больше чем отсасывания
  
  блондинки. Он ощущал, конечно, как ее язычок пробегал по его головке,
  
  спускался ниже к самым яичкам, словно рот ее хотел заглотить его весь
  
  целиком, но вход во влагалище влек его почему-то больше и для него все это
  
  стало открытием. Особенно заинтересовал его клитор. Он перекатывал его на
  
  языке словно леденец, покусывал, и все больше жидкости выжимал из
  
  влагалища, как из губки.
  
  Оргазм всех четверых произошел почти одновременно. Блондинка едва не
  
  захлебнулась от того количества спермы, что выплюнул Хэндрикс младший,
  
  пролив некоторое количество на живот. Она вовремя вынула член изо рта,
  
  потому что собственный оргазм заставил ее забиться в конвульсиях и
  
  закричать так как в ту же секунду в ее зад кончил Хаммер и резко вынул член
  
  из ануса, что принесло блондинке резкую боль.
  
  Линда, елозя задом, размазывала выделения по лицу Хэндрикса и вдруг,
  
  кончив, упала лицом к его члену на пролитую сперму. Языком, словно голодный
  
  зверь, она слизывала ее с живота, а затем всунув еще содрогающийся член
  
  между своими небольшими грудями с сдавив его, стала массировать им. Сжав
  
  груди, не давая члену вырваться из этого капкана, Линда оттягивала шкурку с
  
  головки и натягивала обратно, и вскоре член Хэндрикса снова стал упругим и
  
  большим. Бурая головка напоминала шляпку небольшого мухомора в мгновение
  
  была покрыта ртом Линды, но Хэндрикс, вынув член из ее рта, положи Линду на
  
  спину и влагалище в тот же момент было заселено квартирантом.
  
  Линда, лежавшая между Хаммером и блондинкой, нашла член первого и
  
  легко мастурбируя им, довела до готовности, а Хаммер, протянув руку к ее
  
  поднятым бедрам погладил их и, перейдя к ягодицам, остановился на анусе,
  
  куда и ввел указательный палец. Скоро Хаммер заснул от охватившего его
  
  сладострастия. Его возвратил из сна голос блондинки.
  
  - Хэло, милый, проснись.
  
  Он открыл глаза и вспомнил где находится.
  
  Хэндрикс опять кончил и теперь расслабленно лежал на Линде.
  
  Блондинка, подобравшись к члену Хаммера, меняясь с Линдой, целовали
  
  его член взасос. Линда, кончившая раньше Хэндрикса, делала это
  
  расслабленно, будто нехотя, чего нельзя было сказать о блондинке. Она
  
  целовала член неистово, до изнеможения, а когда Хаммер кончил и Линдой была
  
  выпита сперма, опять схватила полицейскую дубинку и всунула ее во
  
  влагалище. Она лежала на спине, подогнув под себя ноги, приподняв таз и
  
  упираясь затылком в ложе. Обхватив мастурбатор, блондинка снова и снова
  
  заталкивала его в себя. Легкая дрожь пробежала по ее телу. В молчании
  
  сдерживая крик она вытянула дубинку из влагалища и стала ее облизывать.
  
  Хэндрикс подполз к ней и, держа в руках еще одну дубинку, всунул ее во
  
  влагалище.
  
  Выпустив из рук мастурбатор, блондинка легла на спину вытянув ноги и
  
  заложив руки под голову лишь тазом подаваясь навстречу резине Хэндрикса.
  
  Всех четверых заставил вздрогнуть громкий женский голос:
  
  - Джон! Джон Хаммер! Боже! Какой стыд! - это была невеста Хаммера,
  
  когда он обернулся, она долго смотрела на него, а потом, опустившись перед
  
  ним на колени, стала вытирать платочком головку его члена, все чаще
  
  облизывая ее.
  
  - Кэт, что ты делаешь? - не понимая такого поведения своей невесты
  
  спросил Хаммер.
  
  - Я только для дезинфекции, - оправдывалась Кэт, все с большей
  
  жадностью облизывая его член.
  
  Кэт и Хаммер перешли в машину первой.
  
  - Кстати, Линда, почему так тихо? Что случилось?
  
  - Все в порядке, Хэндрикс, давай продолжим.
  
  Неизвестный автор - Обожаю отдающуюся Ольгу!
  
  Оль, - Андрей робко коснулся моей руки, - можно тебя проводить?
  
  Честно говоря, это предложение меня удивило, поскольку Андрей был
  
  женат, свято хранил супружескую верность и боялся женщин как черт ладана.
  
  Конечно, меня не проведешь:
  
  Я вижу, к чему дело клонится, и поэтому с нетерпением жду продолжения.
  
  И вот наконец-то уже на остановке троллейбуса Андрей вдруг выдавил:
  
  - 3наешь, мне хочется пригласить тебя к себе домой...
  
  Это было настолько забавно, что я не смогла удержаться от улыбки.
  
  - Ты действительно этого хочешь? Прямо сейчас?
  
  - Да.
  
  - А...
  
  - У Ларисы дежурство до утра, поэтому... Так ты не против?
  
  Нет, я была совершенно не против, тем более что мои предки смотались
  
  на дачу и перспектива возвращения ночью в пустую квартиру с холодной
  
  постелью меня совсем не прельщала.
  
  Куда интереснее - поехать к Андрюше, посмотреть, как живет этот
  
  преданный муж, а заодно и испытать прочность его ископаемой верности.
  
  Хотя странно, почему Андрей выбрал именно меня? Может, действительно
  
  нравлюсь ему? Или просто наслышан о моем темпераменте. Не знаю, но раньше
  
  он никак не проявлял своих чувств. Нравится ли Андрей мне? Ну вообще-то
  
  весьма симпатичен, однако эта скованность очень его портит, Ничего,
  
  подумалось, попробую растормошить, И вообще, почему бы не устроить себе
  
  маленькое приключение? Тем более впереди два выходных.
  
  Когда приехали к нему домой, было уже за полночь. Его квартира мне
  
  понравилась: чистота, книги, картины, изящные деревянные статуэтки. Андрей
  
  достал из бара бутылку вина и предложил немного выпить. Я знала наверняка,
  
  что ему требуется спиртное исключительно для храбрости, и невольно
  
  подумала, что лучше бы отправились ко мне, тогда он не боялся бы, кроме
  
  всего прочего, еще и неожиданного прихода супруги. Кроме того, я быстро
  
  поняла, что надо брать инициативу в свои руки, и постепенно увлекла Андрея
  
  в спальню.
  
  Похоже, что от волнения у него ничего не вставало. Я отошла к окну,
  
  включила проигрыватель и начала импровизированный стриптиз. Под плавную
  
  чарующую музыку покачивала бедрами, неторопливо приподняла блузку, под
  
  которой ничего не было. Потом обнажила соски и вдруг одним резким движением
  
  сбросила блузку, при этом нагнувшись так, чтобы Андрей смог увидеть мои
  
  груди. По учащенному дыханию догадалась, что спектакль имеет успех. Я
  
  посадила Андрея на кровать. Пока стояла перед ним, слегка расставив ноги,
  
  он стащил с меня юбку и трусики, а я освободила его от рубашки и опрокинула
  
  навзничь. Под плавками у него уже вполне явственно обозначился упругий
  
  холмик. Выпустив член из плена, взяла в рот, чтобы придать еще большую
  
  уверенность этому птенчику. Под моими ритмичными всасывающими движениями
  
  наш орелик быстро рос и вскоре превратился в огромную птицу.
  
  Тем временем и сама я возбуждалась сильнее и сильнее, чувствуя, что
  
  вагина стала совсем сырая. Тогда я отправила член в законное место. Андрей
  
  настолько обалдел от всего этого, что почти сразу же кончил. Я сползла с
  
  него и лежала, слушая музыку и наслаждаясь покоем.
  
  Внезапно из прихожей послышался звон ключей, Меня подбросило словно
  
  пружиной. Я лихорадочна соображала, куда спрятаться, поскольку встреча с
  
  женой Андрея не сулила абсолютно ничего приятного. Увы, мышеловка
  
  захлопнулась.
  
  Оставалось одно - балкон. Еще мгновение - и я уже там.
  
  Только здесь сообразила, что с испугу выскочила в чем мать родила.
  
  Заглянула в комнату: Андрей сидел на постели с квадратными глазами, уже
  
  одетый, но готовый упасть в обморок. Из прихожей доносилось:
  
  - Андрюша, где ты? Почему музыка в такое время? Ты не один?
  
  - Нет-нет, Ларисонька, один. Это так, бессонница...
  
  Андрей затолкал ногой под кровать мою юбку с трусиками (дубина
  
  стоеросовая! ) и выскочил из комнаты. Я пулей проскользнула в спальню,
  
  схватила сумочку, блузку с туфлями (они стояли около балконной двери), но
  
  нервный перестук шпилек и приближающиеся голоса помешали мне добраться до
  
  юбки, и я снова спряталась на балконе.
  
  - Андрей, откуда это дует? Почему открыта балконная дверь?
  
  Дальнейшего разговора я уже не слышала, поскольку спрыгнула на землю.
  
  Куда теперь? В таком виде, как у меня (в одной блузке, с туфлями и сумочкой
  
  в руках), вряд ли можно добраться до дома. Тем более что и транспорт не
  
  ходит. Ловить такси? Мама родная, сама же понимаю, чем платить придется!
  
  Вот влипла так влипла. Но хорошенько подумать, как выйти из этой ситуации,
  
  мне не дали.
  
  Наверное, мой голый зад светофорил за километр, так как из темноты
  
  донеслись взрывы хохота и голоса:
  
  - Ой, гляньте, какая телка! - Ничего кобылка, просто обожаю таких!
  
  - Где же ты юбку-то, сука, потеряла? - А зачем юбка? Так же удобнее! -
  
  Да, нам сейчас будет очень, очень удобно! Чур, я первый! - Да нет, сегодня
  
  ты у нее будешь не первый, не обольщайся.
  
  - Ну-ка, подойди поближе, цыпочка, нам плохо виден твой клитор!
  
  Боже мой, какой ужас! Из тени деревьев появилась кучка парней -
  
  человек десять. Мое оцепенение мгновенно улетучилось, и я помчалась от них
  
  бегом. Хорошо еще, что балкон Андрея выходил во двор, иначе вся улица со
  
  смеху укатывалась бы. Я обернулась и удивилась: они и не думали меня
  
  догонять. Мне это показалось странным, но вот двор перегородил второй дом,
  
  плотно примыкающий к первому.
  
  Дверей я не увидела, а справа был огромный забор - там стройка. Я
  
  оказалась в тупике. Издалека неспешно и неотвратимо приближались знакомые
  
  голоса:
  
  - Ах, какие у нас ножки! Ах, как они хорошо бегают!
  
  - Ну давай, теперь беги обратно!
  
  - Беги сюда, крошка, я поцелую тебя в попку!
  
  - Ну как, ты уже успела выбрать хорошее местечко?
  
  Мое сердце бешено колотилось. Выхода не было, и тут я вдруг с
  
  удивлением почувствовала, что зверски возбуждена, что смазка уже начинает
  
  стекать по ногам, и если бы не серьезность ситуации, наверняка бы сейчас
  
  кончила!
  
  Вот тут-то я и увидела этот зарешеченный балкон на втором этаже. Ах,
  
  если бы залезть туда, тогда, может быть, удалось бы как-нибудь отбиться от
  
  нахалов. Я ухватилась руками за решетку и попыталась подтянуться. Это
  
  оказалось непросто, но от ужаса при мысли, что меня ожидает внизу, я
  
  совершила невозможное и вскоре встала на перила ногами.
  
  Парни прибавили ходу, по пути комментируя мои действия:
  
  - Смотрите, она нас ждет на балконе! - Давай, давай, сука, все равно
  
  никуда не денешься! - Только ножки повыше задирай, не видно же! - Мужики,
  
  подождите меня здесь, я пошел к ней! - Так я же первый занял! - Тебе уже
  
  сказали, первый был гораздо раньше. - Давайте по очереди, только соседей не
  
  разбудите!
  
  - Если проснутся, будут за нами.
  
  Два парня полезли за мной, причем один из них умудрился еще трогать
  
  меня за самые интересные места, отчего я чуть не падала с решетки,
  
  поскольку лазать по балконам и кончать одновременно весьма неудобно. Но у
  
  меня не было возможности даже отбиваться, и поэтому я только ругалась, а
  
  этот мерзавец хохотал:
  
  - Да она уже вся готова, парни, только бери! Какая славная идея -
  
  трахаться в подвешенной позиции.
  
  Наконец мне удалось перевалиться через перила, и тут, когда я
  
  обессилено рухнула голой задницей на холодную плитку балкона, а надо мной
  
  зависла счастливая физиономия моего первого преследователя, в квартире
  
  зажегся свет.
  
  - Мужики, шухер! - закричали внизу, и парни с решетки попрыгали вниз.
  
  Из квартиры вышел человек лет тридцати или чуть больше, в
  
  тренировочных штанах и футболке, под которой весьма внушительно бугрилась
  
  упругая масса мышц. Таких мужчин я видела только в кино - спокойно-мощных,
  
  уверенных, гладко выбритых и оставляющих впечатление не только
  
  сокрушительной силы, но и недюжинного ума. Моих преследователей при его
  
  появлении и вовсе след простыл.
  
  - Так вот какие кошечки бродят по балконам, - весьма доброжелательно
  
  пророкотал незнакомец. - Ну что же, котенок, тебе повезло - попала как раз
  
  куда надо.
  
  Сидя на полу, я пыталась прикрыть коленками свои голые прелести и
  
  сообразить, что конкретно подразумевалось под фразой "попала куда надо".
  
  Мой спаситель в это время наклонился, сгреб меня в охапку и понес в
  
  квартиру.
  
  Мельком успела заметить: квартира обставлена весьма и весьма шикарно.
  
  Ковры на полу и стенах, хрусталь, фарфор и мягкая мебель. Однако
  
  ослепительный незнакомец нес меня мимо всего этого роскошества неизвестно
  
  куда. Видимо, я очень испуганно смотрела, так как он спросил:
  
  - Разве что-то не так, крошка? Неужели тебе не хочется искупаться?
  
  Удивительно, но мне больше всего сейчас хотелось именно отогреться в
  
  ванной. Только я ведь я совсем не знаю этого мужчину! С другой стороны, я
  
  все равно целиком и полностью в его власти, так что тут стесняйся, не
  
  стесняйся - все равно быть мне у него в постели, В конце концов лучше один
  
  партнер в хорошей квартире, чем десяток тех ублюдков под забором.
  
  Ванная комната поразила меня еще больше - она вся была выложена зеркальной
  
  плиткой, потолок - зеркальный полностью, а сама ванна черная. Мой спаситель
  
  бросил туда такую же черную махровую простыню, положил меня на нее и
  
  включил душ. Он собственноручно, ни слова не говоря, вымыл меня всю, словно
  
  я была ребенком, и налил потом чистой воды. Пока она набиралась, незнакомец
  
  сделал душ сильнее, чем обычно, и начал щекотать колкими струйками мне
  
  лицо, шею, руки, подмышки, грудь, живот... Мои сосочки быстро затвердели, а
  
  я лежала с закрытыми глазами, расслабленно закинув руки за голову, и
  
  чувствовала себя словно в волшебном сне.
  
  Когда вода покрыла мой лобок, он опустил душ под воду и направил струю
  
  прямо в клитор. Я содрогнулась всем телом и кончила. Мужчина улыбнулся и
  
  начал раздеваться, а шланг душа по-прежнему лежал у меня между ног, так как
  
  н зажала его бедрами, и его мощные ласковые струи заставляли меня стонать и
  
  сползать еще ниже в ванну. Она была достаточно большая, и мой спаситель
  
  свободно смог встать на колени, положив мои ноги себе на бедра.
  
  И тут он занялся мной вплотную: продолжал ласкать клитор душем,
  
  одновременно исследуя пальцами другой руки влагалище и анус, отчего я
  
  приходила в неописуемое возбуждение. А когда незнакомец ввел большой палец
  
  в пещеру любви и сомкнул его с остальными, придерживающими попку (причем
  
  один из них попадал в самую ложбинку! ), я оказалась просто на седьмом небе
  
  от восторга, Он тут же взял меня, я вопила и содрогалась так, что вода
  
  выплескивалась из ванны на зеркальную плитку пола.
  
  Кончив, он содрогнулся и уткнулся лицом в мое плечо. Тут я открыла
  
  глаза и вдруг увидела нас двоих в зеркальном потолке, Я рассматривала
  
  волнующее отражение и думала, что ведь мне даже неизвестно имя этого
  
  красавца, а отдалась ему как возлюбленному, которого знаю целую вечность.
  
  Потом он встал, поднял меня из ванны, растер махровым полотенцем, одел
  
  в огромный мягкий халат и отнес в кровать.
  
  - Кофе хочешь?
  
  - На ночь?
  
  - Ну, что-нибудь выпить?
  
  - Пожалуй, нет.
  
  - Тогда ляжем?
  
  - Ляжем.
  
  Учитывая, что было три часа ночи, больше ничего и не оставалось.
  
  - Как тебя зовут, киска?
  
  - Ольга.
  
  - А меня Кирилл.
  
  - Очень приятно.
  
  - Тебе это понравилось?
  
  - О, да.
  
  - Тогда спокойной ночи?
  
  - Спокойной ночи, Кирилл.
  
  Он выключил свет и лег. Я сняла халат и утонула в горячем море нежных
  
  рук Кирилла.
  
  Остаток ночи пролетел как мгновение.
  
  - Очнись, о, Ольга! - приветствовал Кирилл меня утром, откидывая
  
  одеяло.
  
  Когда я наконец протерла глаза, он уже стоял посреди комнаты в одних
  
  плавках, бодрый, подтянутый, и с улыбкой выжимал гантели.
  
  - Надеюсь, моя кошечка хорошо выспалась'?
  
  - Просто замечательно.
  
  - Тогда беги умойся и присоединяйся ко мне.
  
  - Что, прямо так? - втайне надеясь, что Кирилл даст мне что-нибудь,
  
  чем можно прикрыть наготу.
  
  - Неужели ты здесь кого-нибудь стесняешься? Хотя, если хочешь, можешь
  
  взять мою футболку.
  
  Я нырнула в футболку и отправилась в ванную. Когда вернулась, Кирилл
  
  уже убрал постель. Я слегка размяла свои косточки легкой зарядкой, и тут он
  
  спросил:
  
  - Кстати, тебя дома не хватятся? Может, надо позвонить?
  
  - Дома никого нет, все на даче.
  
  - И надолго?
  
  - До воскресенья.
  
  - Так, так, то есть до завтра. Тогда могу предложить одну вещь.
  
  - Какую? - Ну, видишь ли, я, конечно, пустил тебя переночевать... А
  
  теперь, собственно, настало время тебя проводить... Обратно на балкон.
  
  - На балкон?! - Во мне все закипело: вот уж чего-чего, а такого я от
  
  него не ожидала.
  
  - Ну да, ты ведь именно оттуда пришла. Но мне не хотелось бы тебя
  
  отпускать в том же виде, в каком ты была.
  
  - И что же?
  
  - Могу предложить тебе кое-какую одежду и подбросить до дома на
  
  машине, но...
  
  - Что "но"? - я начала догадываться, что это какой-то шантаж.
  
  - Но за все надо платить, крошка.
  
  - А разве я не заплатила тебе этой ночью?
  
  - Нет, ты только получила удовольствие.
  
  - И какие же твои условия?
  
  - Ты будешь моей рабыней. Всего до воскресенья.
  
  - Рабыней?! Что это еще за фокусы?
  
  - Ну, если ты отказываешься, тогда прошу на балкон. Твою блузку я
  
  постирал, но она скоро высохнет.
  
  - Но я не хочу на балкон! Не хочу!!! - в бессильной ярости я сползла
  
  на ковер.
  
  - Тогда, - Кирилл присел рядом и обнял меня за плечи, принимай мои
  
  условия. Ведь все не так страшно, как ты думаешь. Тебе же не придется
  
  вкалывать, как неграм на плантации. Просто станешь делать все, что прикажу.
  
  А будешь умницей - еще и удовольствие получишь.
  
  - А ты действительно отпустишь меня завтра?
  
  - Да, обещаю тебе. Только часа в четыре, не раньше.
  
  Каким же Кирилл оказался подонком! А был так ласков со мной, никогда и
  
  ни с кем не чувствовала себя так чудесно, как с ним. И что же? Теперь,
  
  оказывается, я ему что-то должна! Но почему тогда я верю ему? А ведь я верю
  
  ему.
  
  Почему? Может быть, потому, что он мне нравится? Я совершенно
  
  запуталась.
  
  - Так что же, Ольга, ты согласна?
  
  - Да, но...
  
  - Нет, теперь уже никаких "но".
  
  Кирилл отдернул тяжелую портьеру в глубине комнаты, и я увидела за ней
  
  прекрасный домашний спорткомплекс. Теплый цвет дерева шведской стенки,
  
  блеск металлических частей и аккуратное, обтянутое светлой кожей сиденье
  
  так и притягивали меня к себе.
  
  - Что, нравится? Тогда раздевайся, - приказал Кирилл.
  
  Странно, но он считал, что я одета, Я скинула футболку.
  
  - Ложись, сейчас проверим, насколько ты поняла условия договора.
  
  От вчерашней нежности Кирилла не осталось и следа. Он был так же
  
  спокоен, но тверд и властен.
  
  - Ложись лицом вверх, головой к шведской стенке.
  
  Все еще недоумевая, я легла на узкую доску сиденья, как приказал
  
  Кирилл. Он подошел, взял мои руки, завел их за голову, крепко связал и
  
  притянул к шведской стенке. От сознания, что меня связывают, внутри все
  
  сжалось.
  
  - Что ты делаешь? - закричала я.
  
  Но Кирилл не реагировал и развел как можно шире мои ноги, после чего
  
  привязал их к металлическим стойкам. Теперь я лежала совершенно
  
  распростертая и открытая. Мышцы живота нервно сжимались, но вместе с волной
  
  все возрастающего стыда и ужаса меня вдруг обожгло неслыханное возбуждение.
  
  Кирилл достал откуда-то две шпаги. Они были спортивные, с тупыми
  
  гильзообразными наконечниками, но тем не менее при виде этого оружия все
  
  волосы на моем теле встали дыбом. Я закричала, чтобы он отпустил меня.
  
  Кирилл снова проигнорировал мою просьбу и продолжал приближаться, поигрывая
  
  стальными клинками.
  
  Когда он слегка дотронулся шпагой до ляжек, я взвилась от страха, а он
  
  водил наконечниками по бедрам, животу, груди, щекам, векам, повсюду. Я
  
  перестала рваться и только внутренне содрогалась при каждом прикосновении.
  
  Надо признать, что клинками Кирилл владел мастерски. Все его движения
  
  были абсолютно точны, продуманны и напоминали нежность ядовитых змей,
  
  кусающих вдруг в самом неожиданном месте.
  
  И в то же время я просто истекала смазкой. Когда же Кирилл повел
  
  клинки по складкам между ногами и животом, я совсем расслабилась и подала
  
  таз вперед, И тут он неожиданно поймал наконечником клитор. От боли,
  
  смешанной со сладострастием, я не знала куда деваться, а Господин разводил
  
  шпагами мои срамные губы, входил внутрь, растягивал вагину, проникал в
  
  анус.
  
  И вдруг я почувствовала, что оба клинка покинули мою пещеру и
  
  устремились к груди, потом к рукам... И в этот момент Кирилл, видимо,
  
  совсем распалившись, вошел в меня.
  
  Ощутив в себе наконец-то живое тело, я впала в бешеный экстаз, а мой
  
  Повелитель, быстро отвязав меня, увлек в постель.
  
  Там он лег под меня, я же села и начала скользить по его члену
  
  вверх-вниз так, что тот едва не выскакивал из меня.
  
  Кирилл расслабился и стонал от наслаждения.
  
  - Теперь повернись задом.
  
  Я осторожно развернулась, не выпуская член из влагалища, что доставило
  
  нам обоим еще больше удовольствия. Когда я встала на колени, Кирилл
  
  наклонил меня лицом к своим ногам так, что его пенис оказался до упора
  
  оттянутым вниз, и начал ласкать руками мои бедра и ягодицы, после чего
  
  поднял меня и положил спиной к себе на грудь. Я уже почти не контролировала
  
  себя я за талию, и я оказалась под ним, лежа на животе. Он раздвинул мои ноги
  
  и приподнял попку. Темп фрикций бешено участился, и я почувствовала, как
  
  член, пульсируя внутри меня, все растет, доставляя мне просто
  
  непередаваемое словами наслаждение. И вот Кирилл застонал, движения стали
  
  медленнее, но мощнее, и поток горячей спермы устремился в меня.
  
  Мне казалось, что прошло уже довольно много времени, но выяснилось,
  
  что еще только десять часов утра. Мы встали, попили кофе с бутербродами, и
  
  тут Кирилл объявил:
  
  - А сейчас поедем купаться.
  
  - Купаться? - От неожиданности я чуть не поперхнулась кофе.
  
  - Ну да. Купаться, играть, загорать, еще что-нибудь.
  
  Собственно, это было неплохо, но меня смущала мысль о том, что Кирилл
  
  может выкинуть какой-нибудь номер при посторонних. Я ведь еще оставалась
  
  "рабыней", однако переубедить его было невозможно, и я только спросила:
  
  - И куда поедем?
  
  - Куда-нибудь подальше, чтобы ты не сбежала ненароком.
  
  Надо только сообразить, что же тебе надеть, Твоя блузка еще не
  
  высохла. А что, если поедешь в моей футболке?
  
  - Только в одной футболке?! Но я не могу так, там же люди!
  
  - Значит, отказываешься?
  
  - Да, отказываюсь!
  
  Тут в воздухе раздался короткий свист и меня что-то обожгло - Кирилл
  
  хлестнул меня шпагой по ягодицам, потом еще и еще. От боли я завизжала и
  
  попыталась увернуться, но он настиг меня, повалил и спросил:
  
  - Так ты поедешь?
  
  Я молчала. Он схватил меня и потащил на балкон. Внизу ходили люди, на
  
  скамейке сидели старушки, мальчишки гоняли по асфальту консервную банку.
  
  - О нет, только не это! - взмолилась я, цепляясь за косяк балконной
  
  двери.
  
  - Так, может быть, ты наденешь футболку?
  
  - Угу... - Я чуть не плакала.
  
  - Вот и замечательно.
  
  Кирилл не разрешил надеть даже туфли. По счастью, его машина была
  
  запаркована совсем недалеко, но и тех нескольких метров, что пришлось
  
  пройти, было достаточно, чтобы меня осмотрела с головы до ног уйма зевак. Я
  
  сгорала со стыда и была счастлива, когда наконец юркнула на переднее
  
  сиденье.
  
  Мы проехали всего несколько кварталов, когда Кирилл вдруг остановил
  
  машину.
  
  - Подожди меня здесь, - сказал он и, заперев салон, скрылся в
  
  подъезде.
  
  Минут через десять Кирилл вернулся и, к моему ужасу, не один. С ним
  
  шел парень, по виду чуть моложе, но немного ниже его и плотнее.
  
  - Знакомьтесь - это Вадим, мой лучший друг, а это Ольга, моя рабыня.
  
  - Да? - Вадим, по-моему, не очень удивился. - Ты купил себе рабыню?
  
  - Не совсем. Это она кое-что у меня покупает, а точнее, отрабатывает.
  
  Ах, подлый циник, можно подумать, что весь этот спектакль нужен мне! Я
  
  с негодованием посмотрела на Кирилла.
  
  - И что, она действительно делает все, что ты прикажешь?
  
  Поинтересовался Вадим.
  
  - Разумеется. Хочешь убедиться? Пожалуйста. Ольга, раздевайся!
  
  От неожиданности я даже не нашла что сказать.
  
  - Ну? - спросил Кирилл. - Или ты хочешь выйти из машины прямо здесь?
  
  Я посмотрела на Вадима, надеясь, что тот остановит своего
  
  разыгравшегося приятеля, но он был, видимо заинтересован не менее Кирилла.
  
  Я медленно стащила с себя футболку (в принципе мы ехали достаточно быстро,
  
  и прохожие не успевали как следует рассмотреть меня, а машин было мало).
  
  - А теперь встань! - приказал Кирилл. - Давай, давай, не стесняйся,
  
  сука, выпрями ноги!
  
  Я сидела на корточках в кресле и чуть не плакала от обиды.
  
  Как он может так со мной обращаться? Внезапно жгучая боль от клинка
  
  заставила меня еще больше сжаться. Слезы потекли рекой.
  
  - А ну встань! - Кирилл еще раз хлестнул меня по спине. И наклонись
  
  назад.
  
  Я выпрямила ноги и встала в кресле, как он просил, задом к лобовому
  
  стеклу, перегнувшись через спинку кресла назад, к Вадиму.
  
  - Разведи ноги!
  
  Когда я представляла себе, как выгляжу со стороны, тело мое
  
  содрогалось от стыда. Тут Кирилл вдруг резко затормозил, я чуть не слетела
  
  с кресла, но в это время Вадим, уже вовсю занявшийся моей грудью, удержал
  
  меня. Мы стояли на светофоре перед выездом на большую дорогу. Из соседних
  
  машин начали пялиться на меня, я извивалась, силясь вырваться из объятий
  
  Вадима и сесть, но тот не отпускал и только посмеивался:
  
  - Стой, стой, шлюха, я же знаю, как тебе это нравится.
  
  - А ну, не смей сжимать колени, сука! - раздался голос Кирилла, и боль
  
  от жесткого наконечника шпаги с внутренней стороны бедра была более чем
  
  убедительна, Внезапно прямо у щели я ощутила какой-то жесткий предмет,
  
  который начал медленно входить в маю вагину. Я не видела, что это, но знала
  
  точно - не мужской член. Может, огурец?
  
  Видимо, Кирилл давал спектакль для окружающих.
  
  Предмет энергично двигается внутри меня, вызывая, как ни странно,
  
  наслаждение. Вадим в это время впивается губами в мой сосок, сжимая грудь
  
  обеими руками, и я (вот крутой темперамент) стала возбуждаться под его
  
  ласками даже и при таком скоплении зрителей. Я еще больше приподняла зад, и
  
  тут громкий рев восторга заставил меня открыть глаза и осмотреться. Вокруг
  
  нас, оказывается, уже образовалась пробка, издалека сигналили машины,
  
  прохожие стояли как вкопанные, спешащий к нам молодой гаишник замер с
  
  отпавшей челюстью.
  
  В общем, немая сцена. Мне стало совершенно наплевать, что обо мне
  
  думают, и тут в мой задний проход вошло что-го похожее на маленький гладкий
  
  орешек, вроде арахиса. Я энергично сжала ягодичные мышцы. И этот орешек
  
  довел меня до заключительного экстаза. Хор мужских глоток подхватил мой
  
  визг, и в этот момент я почувствовала, что молча тронулась. Это Кирилл
  
  выехал из пробки через тротуар.
  
  Кирилл разрешил мне опуститься в кресло, но Вадим позвал меня к себе,
  
  и мой Повелитель приказал подчиниться. Вадим пригнул мою голову к своему
  
  набухшему члену и заставил взять его в рот. Это было совсем не долго,
  
  поскольку буквально через несколько фрикций он кончил.
  
  К этому времени мы уже выезжали за черту города и приближались к реке.
  
  Машина остановилась в тени огромной плакучей березы. Немного поодаль был
  
  очень удобный спуск к воде. Вероятно, мои спутники уже бывали здесь.
  
  В этом чудном уголке природы, собственно, нам и пришлось провести весь
  
  день, На обед сделали шашлык и перекусили. С Кириллом вновь произошла
  
  странная метаморфоза: он был удивительно нежен, предупредителен и ласков. В
  
  Вадиме также не осталось и тени агрессии. Честно говоря, мне очень даже
  
  нравились эти ребята. Особенно Кирилл.
  
  Обратно машину вел Вадим, Кирилл сидел на заднем сиденье, а я дремала,
  
  свернувшись калачиком рядом и уткнувшись головой ему в колени.
  
  В квартире я проснулась окончательно. Кирилл отправился готовить ужин,
  
  а меня мягко выпроводил в ванную.
  
  Освежившись и приведя себя в порядок, я закуталась в огромный махровый
  
  халат и появилась в гостиной. Кирилл еще возился на кухне, где что-то
  
  шкворчало, шипело и слышался стук ножа.
  
  Вадим включил магнитофон и играл сам с собой в шахматы.
  
  Заметив меня, предложил составить партию.
  
  - Спасибо, но я очень плохо играю.
  
  - Как фигуры ходят, знаешь?
  
  - Ну, это-то я знаю.
  
  - Тогда все в порядке.
  
  Правда, потом, обыграв меня раза три или четыре, Вадим потерял интерес
  
  к легким победам и начал учить меня играть, скрупулезно разбирая ходы. 3а
  
  этим занятием и застал нас Кирилл, когда явился накрывать стол. Он выдвинул
  
  на середину комнаты пальмой стол, накрыл его ослепительно белой скатертью.
  
  Потом вдруг посмотрел на меня:
  
  - Ольга! Довольно отдыхать! Я надеюсь, ты развлечешь нас еще раз?
  
  - Ну... - у меня было игривое настроение, - смотря чем.
  
  Скажи, чего ты хочешь, мой Повелитель?
  
  - О, это мне уже нравится, но именно сейчас я хотел спросить тебя, что
  
  ты можешь предложить нам с Вадимом, пока мы будем ужинать.
  
  - Ну, раз ч нас романтический ужин, тогда я могу подержать свечи. -
  
  Мне все же хотелось отделаться меньшими жертвами.
  
  - Эта идея мне нравится, - задумчиво произнес Кирилл, - но может быть,
  
  лучше ты будешь лежать?
  
  - Очень хорошо, могу и лежать.
  
  - В таком случае ложись прямо сейчас, но только на стол.
  
  - На стол?
  
  - Ну конечно. Вадим, помоги даме раздеться.
  
  Я понимала, что снова начинается спектакль одного актера, и у меня
  
  опять главная роль. Я должна признаться, что за последнее время у меня,
  
  похоже, выработался вкус к этой роли. Я хотела играть для этих мужчин жертву, мучиться и наслаждаться одновременно, я просто не
  
  могла отказаться от этого удовольствия.
  
  В конце концов, интересно, что еще они придумают? Вадим подхватил
  
  халат, соскользнувший с моего тела, а Кирилл взял меня, покорную и
  
  обнаженную, на руки и возложил на девственно чистую скатерть. Потом завел
  
  мои руки за голову, связал их, а концы веревки укрепил на ножках стола.
  
  Ноги он почему-то оставил в покое.
  
  - Кстати, - вдруг сказал Кирилл, - ты ведь хотела держать свечи?
  
  - Вообще-то да, но...
  
  - Достаточно одной свечи, я думаю, - произнес он и зажег большую
  
  свечку.
  
  После этого Кирилл развел мои согнутые в коленях ноги чуть шире и
  
  вставил горящую свечу между губ влагалища (а я-то удивлялась, почему мои
  
  ноги ни к чему не привязали! ).
  
  Теперь стоит мне слегка изменить положение, и свеча в любой момент
  
  завалится (и где гарантия, что не на меня? ).
  
  И тут Кирилл скомандовал:
  
  - Теперь пора накрывать на стол!
  
  - Два стола! - подхватил Вадим, и они вышли на кухню.
  
  На ужин была вареная картошка, тушеная курица и еще какие-то салаты. Я
  
  замерла, когда Кирилл поставил прямо мне на грудь и живот два больших блюда
  
  с курицей и картошкой, но через мгновение взвыла - они были ужасно
  
  горячими, а я не могла пошевелить ни единым мускулом из опасения, что
  
  прольется кипящая подливка или рухнет свеча.
  
  Поэтому я только процедила скороговоркой сквозь зубы:
  
  - Кирилл! Убери это, я не могу больше терпеть, убери!
  
  Кирилл подхватил оба блюда.
  
  - Вадим! - попросил он. - Положи полотенце.
  
  Вадим положил два свернутых вчетверо полотенца, и Кирилл водрузил
  
  блюда на прежнее место.
  
  - Кирилл, а может, не надо? - Я слабо попыталась протестовать,
  
  поскольку все равно было горячо.
  
  - Сама подумай, куда еще их ставить? Ты же заняла весь стол! -
  
  укоризненно ответил Кирилл.
  
  Следом за горячим на мне появились салаты, приборы, хлеб и бутылка
  
  шампанского.
  
  Пробка от шампанского смачно шлепнулась в потолок, и Кирилл разлил
  
  напиток в бокалы, которые эти негодники держали тоже над моим животом.
  
  Кирилл налил третий бокал шампанского, поставил около моей головы и вложил
  
  мне в рот соломинку.
  
  - Давайте выпьем за нашу встречу! - предложил он.
  
  И мне ничего не оставалось, как присоединиться к тосту.
  
  Струйка шампанского пробила внутри меня искрящийся ледяными искрами
  
  туннель, и я чувствовала, что очень скоро захмелею. Тем временем мок
  
  мучители принялись за еду, не забывая время от времени подкармливать и
  
  меня, а также подставлять новую порцию шампанского.
  
  Наконец тарелки опустели, с меня сняли остывшие уже блюда, Кирилл и
  
  Вадим убрали со стола (т. Е. с меня) приборы и унесли на кухню. От выпитого
  
  шампанского во мне все пылало, голова кружилась, а низ живота был до того
  
  горячим, словно свеча горела внутри меня. Боже мой, и мне нельзя было
  
  пошевелиться! Я только попробовала приподнять попку, как свеча частично
  
  вышла из своего необычного подсвечника и накренилась. Капли расплавленного
  
  воска сейчас же обожгли кожу. Я позвала на помощь, но ее почему-то не было.
  
  Свеча еще больше накренилась, и воск сплошной струей полился по моему
  
  животу, схватывая трепещущую плоть своей мягкой кипящей лапой, тут же
  
  застывающей. Но в тот момент, когда свеча падала мне на живот, Вадим
  
  подхватил ее. От резкого движения она погасла, и комната погрузилась в
  
  темноту. Вадим снова зажег свечу и поставил в подсвечник.
  
  Потом подошел с ним ко мне и оглядел живот.
  
  - Сейчас воск немного застынет и мы легко сможем его снять. Ожога, я
  
  думаю, не будет, - невозмутимо сказал он в чисто кирилловой манере. -
  
  Однако в любом случае мы ожог залечим.
  
  - Интересно, каким это образом? - я приподняла голову.
  
  Теперь, когда свечи не было, я могла вытянуть ноги, что с
  
  удовольствием и сделала.
  
  - Ожоги обычно смазывают жиром, а у нас как раз найдется нечто
  
  подобное, - заявил Вадим и начал осторожно снимать с моего живота застывший
  
  воск. - Кир, налей Ольге еще шампанского.
  
  После шампанского у меня снова закружилась голова, и тут Вадим принес
  
  поднос с огромным тортом.
  
  - Только умоляю, не ставь это на меня! - заорала я и поджала ноги к
  
  подбородку.
  
  - Ну что ты, кошечка. - В голосе Кирилла появились ласковые интонации.
  
  - Сейчас будем тебя лечить.
  
  Вадим поставил торт рядом со мной.
  
  Кирилл ласково взял мои ноги за щиколотки и осторожно вытянул их,
  
  потом слегка раздвинул, полюбовался открывшейся перспективой и
  
  продекламировал:
  
  - Обожаю обнаженную Ольгу! Обожаю опрокинутую, опустошенную,
  
  отдающуюся Ольгу!
  
  Тем временем Вадим снял с торта самую большую розочку и размазал по
  
  тем местам, которые залил сок. Кирилл присоединился к нему, и они вдвоем
  
  начали покрывать кремом мое тело. Каждый сосок украсили кремовой розочкой,
  
  а мой пушистый треугольничек - вообще целым букетом, в щелочку же вложили
  
  дольку цуката.
  
  Оглядев свое творение, мои палачи отхлебнули кофе и принялись за торт,
  
  который теперь можно было бы назвать моим именем. Они начали слизывать с
  
  пальцев ног и поднимались все выше. Их языки работали весьма энергично.
  
  Этим аттракционом они вполне вознаградили меня за все свои трюки со
  
  свечами и тарелками. Я извивалась и стонала от сладострастия. Когда же
  
  Кирилл окунул свою голову между моими коленями и его изумительный язык
  
  съездил в мою вагину за цукатом, мне пришлось пережить нечто
  
  сверхъестественное. Все мое тело было тщательно вылизано, каждая ямочка
  
  проверена, каждая складочка раздвинута. Я видела, что Кирилл и Вадим
  
  находятся уже в крайней степени возбуждения. Они развязали мне руки, и
  
  Кирилл легко, словно пушинку, отнес меня в зеркальную ванную.
  
  Он включил воду и лег, а я уселась на него верхом, но Вадим встал
  
  позади, и мне пришлось развернуться, чтобы иметь возможность взять в рот
  
  его член. И тут начался такой дикий танец, что наши стоны заглушали шум
  
  воды, льющейся в ванну.
  
  Вадим ласкал и пощипывал мои груди, а я обхватила руками его палку и
  
  отчаянно массировала ее, от чего он блаженно постанывал. В это время Кирилл
  
  атаковал меня сзади, с силой пронзая влагалище пенисом. В результате общих
  
  усилий все втроем мощно и почти одновременно кончили и повалились друг на
  
  друга в ванну.
  
  Утром я почувствовала, что рядом со мной лишь один мужчина. Не в силах
  
  открыть глаза я некоторое время соображала, кто же это ушел и кто остался,
  
  но, не справившись со столь сложной задачей, снова уснула.
  
  Разбудило меня шипение сбежавшего кофе, и я, открыв глаза, успела
  
  заметить Кирилла, летящего на кухню. Я хотела встать, но рука спящего
  
  Вадима крепко обхватывала меня за талию. Я осторожно высвободилась и
  
  накинула футболку.
  
  Кирилл готовил бутерброды.
  
  - С добрым утром, Ольга! - приветствовал он меня, не поворачивая
  
  головы. - Не спится?
  
  - А тебе?
  
  - Я мало сплю. К тому же сегодня я должен отвезти тебя домой, а мне
  
  жаль терять драгоценные минуты, когда я с тобой.
  
  Кирилл приблизился ко мне вплотную, положил руки на плечи и заглянул в
  
  глаза.
  
  - Обожаю обворожительную Ольгу.
  
  - Перестань. Что за мода все говорить на "о"?
  
  - Обожаю откровенную Ольгу.
  
  - Как только у тебя это получается?
  
  - Обожаю отдающуюся Ольгу! - Он подхватил меня на руки. О, Ольга!
  
  Обними одинокого отшельника' - Ой, уж и одинокого.
  
  - Очень, очень одинокого!
  
  - Перестань, поставь меня.
  
  - Ни за что! - Он посадил меня к себе на колени.
  
  Под его тренировочными брюками чувствовался член. О, это было
  
  божественно! Слава моему темпераменту! Я снова его хотела. И когда Кирилл
  
  просунул руку к моей щели, она прямо-таки источала влагу. Он взял и понес
  
  меня на балкон.
  
  - Кирилл, ну зачем? Разве нельзя заняться этим здесь?
  
  - Можно, но ведь так интереснее!
  
  Собственно, я была уже в такой стадии возбуждения, что мне было
  
  плевать на прохожих. Кирилл положил меня на большой комод, накрытый мягким
  
  ковром. Высота комода была немного больше высоты балконного бортика,
  
  значит, нас будет видеть весь двор... Это меня еще больше возбудило.
  
  Кирилл возбудился не меньше меня и одним махом вошел в меня, но вдруг,
  
  перекатившись, оказался подо мной и мощным толчком рук заставил меня сесть
  
  вертикально. Сделав несколько фрикций, он вывел член из влагалища и начал
  
  осторожно протискивать его между ягодиц в анальное отверстие. Это мне
  
  понравилось. Я заставила Кирилла лежать смирно, сама же стала потихоньку
  
  насаживаться на пенис.
  
  Результат превзошел все ожидания. Не успел член войти в меня
  
  полностью, как я испытала оргазм и уже в этом состоянии приняла его до
  
  упора, от чего Кирилл тут же кончил, и наши стоны слились воедино.
  
  Из состояния нирваны нас вывел стук по стеклу. Это Вадим стоял за
  
  дверью и подавал знаки, чтобы мы убирались с балкона.
  
  - Вы с ума сошли! Они же милицию вызовут!
  
  Мы скатились с комода и юркнули на кухню. Завтрак был уже готов, и мы
  
  принялись с аппетитом поглощать горячие бутерброды и кофе, а Вадим тем
  
  временем рассказывал нам, что произошло:
  
  - Когда я заметил, что вас обоих нет, то так и подумал, что вы
  
  милуетесь на кухне, и решил не мешать. Беру гантели, подхожу к окну, а
  
  внизу стоит толпа народа и пялится на наш балкон. Тишина мертвая, мужики
  
  слюнки сглатывают, бабы злые, а все равно смотрят как завороженные. Ну, я
  
  на балкон, а у вас уже финал, последние аккорды. Я решил, что пора давать
  
  занавес и объявлять антракт. Разве я не прав?
  
  - Ольга сегодня уезжает, - вдруг сказал Кирилл.
  
  - Жаль. Увы, все прекрасное всегда быстротечно, - вздохнул Вадим.
  
  - Но у нас есть еще время. Может, поедем покатаемся? К тому же я Ольге
  
  кое-что обещал.
  
  - Что ж, поехали, - сказала я, - но что мне надеть, чтобы выйти на
  
  улицу?
  
  - Ну, пока можешь надеть мои шорты, а там осмотрим.
  
  И мы втроем поехали по магазинам, чтобы купить мне платье.
  
  Кирилл решил сам его выбрать, и мы долго путались по торговым точкам,
  
  пока он нашел, что хотел.
  
  Это было легкое золотисто-желтого цвета платье с облегающим верхом и
  
  юбкой полусолнцем Каково же было мое удивление, когда Вадим отвел меня в
  
  обновке в отдел ювелирных украшений и купил набор, так называемый тигровый
  
  глаз, состоящий из кулона, сережек и перстня, которые велико чеши
  
  гармонировали с новым платьем.
  
  Кстати, трусиков эти разбойники мне так и не купили, и широкая юбка
  
  постоянно норовила взлететь на ветру и обнажить все мои прелести.
  
  - Все, - сказал Кирилл, - тебе пора домой.
  
  Я кивнула.
  
  - Я отвезу тебя.
  
  Я снова кивнула.
  
  - Ольга, - он помолчал, - ты придешь еще когда-нибудь?
  
  Я улыбнулась и опять кивнула.
  
  Мы подъехали к моему дому. Я прощалась с ними, испытывая сложное
  
  чувство. С одной стороны, мой темперамент наконец-то был ублажен, а с
  
  другой - какой ценой!
  
  Когда я уже входила в свой подъезд, сзади раздалось оглушительное,
  
  шокирующее прохожих:
  
  - Обожаю обнаженную Ольгу!!!
  
  "Очень оригинально", - подумала я и вызвала лифт.
  
  Неизвестный автор - Лиза, Лиза
  
  Лиза тихонько освободилась от объятий брата и поднялась с кровати, оставив
  
  его спящим. Она остановила пристальный взгляд на своем обнаженное теле
  
  прежде чем натянуть шорты на свою талию. Не надо было беспокоиться, что
  
  внезапно вернутся их родители и увидят его лежащим обнаженным на кровати,
  
  выставив на показ свой большой член. Лиза вспомнила, как они впервые
  
  занимались любовью. Яше тогда было всего 13 лет, ей Однажды вечером он
  
  вернулся домой с тренировки. Дома никого не было. Он сразу же, как обычно,
  
  пошел в душ. Десять минут спустя он закончил. Зная, что в доме никого нет,
  
  он вышел из ванной и направился в свою комнату. По пути он наткнулся на
  
  Лизу, которая только что вернулась. Лиза опустила взгляд на большой член,
  
  висевший между ног Яши. Тот быстро покраснел, отчаянно закрывая его.
  
  Несколько секунд спустя, он стремительно пробежал по коридору в свою
  
  комнату.
  
  Лиза не была девственницей и видела много членов до этого, но никогда
  
  не видела такого большого, и у такого юноши. Она не думала, что у Яши такой
  
  член, но это было так. Лиза подошла к его двери и решила ее открыть. Яша
  
  уже одел свои обычные шорты.
  
  - Могла бы и постучаться. - Сказал он.
  
  - Почему? - Спросила она, подходя к нему. - Почему ты спрятался?
  
  Яша был привлекательным парнем с длинными вьющимися волосами - Держи
  
  пари, что в школе на тебя засматриваются многие девушки.
  
  Она остановилась напротив его и дотронувшись до его выпуклости, нежно
  
  ее лаская.
  
  - Почему.. Его слова были прерваны ее глубоким, страстным поцелуем.
  
  Она хотела сказать, что он не носит нижнего былья.
  
  Она продолжала поглаживать его член через материал и его налитый
  
  кровью член начал увеличиваться. Он застонал.
  
  - Но ты моя сестра.
  
  - Это делает меня менее приятной для твоего члена?
  
  После этих слов, она отошла назад и села на колени напротив его.
  
  Сейчас его шорты сильно выпирали. Она потянулась и опустила их вниз.
  
  Освободившись, его член стал в полной боевой готовности, все 9 дюймов.
  
  - Боже, да ты настоящий мужчина. - Воскликнула Лиза, дохнув на его
  
  распухший член.
  
  Широко открыв рот, Лиза взяла его член губами. Она начала опускать
  
  свою голову одевая ее на член, до тех пор, пока все 9 дюймов не вошли в ее
  
  горло. Ее голова двигалась вверх-вниз, когда она сосала его член.
  
  - О, боже. Как мне хорошо. - Воскликнул Яша.
  
  Этот юноша только начал мастурбировать несколько недель назад. Но это
  
  было гораздо приятнее, чем когда бы-то ни было. Минуту спустя, Яша выпустил
  
  свою первую в жизни большую порцию спермы прямо Лизе в рот. Лиза проглотила
  
  всю сперму до того, как Яша сел рядом с ней.
  
  - Ты делала это своему другу? - Спросил Яша.
  
  - И это тоже. - Сказала Лиза.
  
  Она встала и начала снимать с себя блузку. Сняв ее, она расстегнула
  
  свой бюстгальтер и освободила свои большие круглые груди. Увидев такое
  
  зрелище, Яша начал облизывать свои губы, его член снова начал вставать. Он
  
  никогда раньше не видел обнаженных девушек, да еще таких сексуальных, как
  
  его сестра Лиза. Затем она стянула свои узкие джинсы и трусики и предстала
  
  перед ним совершенно обнаженной. Она потащила его на кровать, сама
  
  расположилась снизу. Она поместила его торчащий член себе на бедро, его
  
  руки ласкали ее тело.
  
  - Поцелуй мои груди. - Сказала она.
  
  Он быстро начал покрывать ее грудь поцелуями. Затем он взял один из ее
  
  твердых сосков в рот и начал нежно посасывать. Она начала двигать его член
  
  между своих ног, нажимая головкой между губок влагалища.
  
  - А теперь трахни меня, мой мальчик.
  
  Энергично и осторожно, он направил свой член внутрь ее и вогнал его до
  
  самого конца. Она стонала от удовольствия, затем сказала ему, чтобы он
  
  трахал все сильнее и сильнее ее своим орудием.
  
  - Да! Да! Сильнее! Трахай меня сильнее, мой мальчик.
  
  Ее крики все усиливались до тех пор, пока однажды войдя в нее не
  
  выпустил большую порцию спермы внутрь ее и ее собственное тело не забилось
  
  в пронзительном оргазме.
  
  Все это было год назад, и вот уже 12 месяцев этот прекрасный мальчик
  
  трахает свою великолепную сестру, становясь все опытнее и опытнее. Лиза с
  
  трепетом вспомнила приятные сцены любви с ее маленьким братом.
  
  Лиза быстро приняла душ перед тем, как одеться в эту ночь. Она
  
  натянула мини-юбку и полностью просвечивающуюся белую блузку, без нижнего
  
  белья. Час спустя она была в центральном большом парке города, поздно
  
  ночью. Она шла только около 10-ти минут, как почувствовала чье-то
  
  присутствие рядом с собой. Лезвие ножа коснулось ее обнаженной шеи и голос
  
  шепнул: "Не двигайся или я тебя зарежу, сука". Прилив адреналина возбудил
  
  ее, она тихонько произнесла: "О, пожалуйста, не причиняйте мне вреда".
  
  Вторая ее рука поднялась к груди, обхватила ее, обхватила твердый сосок
  
  через материал. Она чувствовала его твердый член между половинками своей
  
  попы.
  
  - Ах ты блядь. Ты любишь это. Ты хочешь этого. Вы все хотите этого,
  
  суки.
  
  Он потащил ее к деревьям, опустил ее на колени. Держа ее волосы в
  
  одной руке, он расстегнул свои штаны, и выпустило наружу птичку.
  
  - Соси его, сука.
  
  - Нет, пожалуйста, нет.
  
  Его губы были открыты и он втолкнул головку своего члена ей в рот и
  
  крикнул: "Я сказал соси его, блядь!" Она покорно начала сосать его член,
  
  все лучше и лучше. Все с этим усиливалось и ее наслаждение. Через несколько
  
  минут порция спермы заполнила ее рот. Она проглотила все до последней
  
  капли. Он вернул ее на землю, спрятав свой член обратно в брюки. Без
  
  единого слова он исчез. Лиза спокойно вздохнула.
  
  Поднявшись, она отряхнула свою одежду и вернувшись на дорожку,
  
  продолжила свой путь. Она знала куда направляется.
  
  Не позднее чем через 15 минут, она нашла то, что искала.
  
  Стена, на которой группа подростов рисовала в парке. Только сейчас
  
  маленькая группа панков, в количестве четырех человек, в возрасте от 13-ти
  
  до 16-ти лет, около камня курили сигареты.
  
  - Эй, парни, что Вы тут делаете? - Сказала она и они заметили ее и
  
  двинулись к ней.
  
  Она начала убегать, но не слишком быстро. Они быстро догнали ее.
  
  - Девушка, я сегодня не трахался, - сказал один из них, щупая
  
  незначительную выпуклость.
  
  Самый юный из них начал гладить свой член через джинсы.
  
  Она попыталась бежать.
  
  - Возьмите ее!
  
  Двое из них схватили ее за руки. Самый старший подошел к ней и начал
  
  щупать ее грудь через блузку.
  
  - Какие прекрасные дыни. - Сказал он, схватил блузку и разорвал ее.
  
  Ее груди выскочили наружу. Ее соски стояли торчком. Он щипал ее соски.
  
  Лиза плюнула ему в лицо, умышленно разозлив его.
  
  - Тод. Снимай ее юбку. Она должна заплатить за это.
  
  Юноша перестал поглаживать свой член, подошел к ней и расстегнув ее
  
  юбку, снял ее. Лиза заметила, как его член при этом поднялся под джинсами.
  
  Старший начал снимать свои джинсы.
  
  - О, нет! - Вскрикнула Лиза, увидев его десяти дюймовый член, стоящий
  
  как кол. Опустите ее, ребята. - Сказал старший.
  
  Они подчинились. И вскоре ей пришлось прилагать все усилия спины, пока
  
  этот панк с огромным телом насиловал ее.
  
  Оргазм Лизы наступил одновременно с ним, но она не показала этого.
  
  Кончая, она почувствовала, как поток спермы хлынул в нее. Насильник встал и
  
  его член выскользнул из нее. Второй панк начал вставлять ей свой 8-ти
  
  дюймовый член, было не так тяжело. Второй акт был несколько дольше. У
  
  третьего был член поменьше, всего 7 дюймов. Этот подросток трахал ее. Лиза
  
  получила несколько оргазмов пока он ее занимался. Она ожидала последнего
  
  участника. Но ее ждал сюрприз.
  
  - Сиди. - Сказал он. - Я хочу, чтобы ты взяла в рот.
  
  Лиза покорно открыла рот. Член этого подростка был таким же, как и
  
  член ее брата, но гораздо толще. Она не могла себе представить, как таком
  
  маленький мальчик может иметь такой большой член. Он еще больше увеличился,
  
  когда она запихнула его в рот. Она начала двигать головой вверх-вниз. Когда
  
  он кончал, она хотела проглотить все, но в самый последний момент он
  
  выдернул свой член из ее рта и выплеснул все на ее грудь.
  
  - Переверните ее. - Ее лицо было в ужасе.
  
  - Нет, только не это. - Крикнула она.
  
  Она была девственницей там. И трахнуть ее в анус и тем более таким
  
  огромным членом будет весьма проблематично. Она зарыдала, когда ее
  
  перевернули на руки и колени. Тод подошел к ней сзади, держа свой член.
  
  Расположив головку напротив ее ануса, он начал проталкивать ее вовнутрь.
  
  Она закричала:
  
  Боль была невыносимой. Медленно он начал нанизывать ее анус на свой
  
  толстый член. Чем дальше, тем быстрее он ее трахал в задний проход. Через
  
  несколько минут он достиг оргазма, выплеснув всю сперму внутрь ее. Лиза
  
  испытала несколько оргазмов во время этого акта, несмотря на страшную боль.
  
  Тут Лиза заметила, что другие трое панков стоят и мастурбируют. В этот момент они дружно начали кончать. Затем они
  
  ушли.
  
  Оставшись одна, Лиза привела себя в порядок и отправилась домой. Всю
  
  неделю она готовилась к следующему прекрасному выходному.
  
  Альвир - Жанна Маден
  
  Окно, И роза на окне...
  
  Дыханье жизни, тени смерти, За эту розу в вышине Сражались ангелы и
  
  черти.
  
  Жанна потянулась и открыла глаза. Плотные шторы с трудом сдерживали
  
  бледный утренний свет. Вспомнила свой сон и мечтательно улыбнулась. Если
  
  правда, что во сне человек познает свою сущность, то очень кстати, что
  
  никто не знает насколько неприличными бывают ее сны!
  
  И все-таки чертовски жаль, что нельзя посмотреть еще раз! Но даже
  
  одних только смутных воспоминаний о виденном достаточно, чтобы тебя снова
  
  затащило на зыбкую грань между возбуждением и оргазмом. Сладкая истома
  
  никак не хочет покидать тело жаждущее наслаждения, бедра судорожно
  
  сжимаются и нога скользит по ноге.
  
  Она осторожно повернулась в сторону мужа, устроилась поудобнее и
  
  уверенно запустила руку под одеяло. Жорж недовольно замычал. Рука легко
  
  добралась до его живота и скользнула вниз нащупывая добычу. И промахнулась.
  
  Ну как можно носить трусы с такими тугими резинками?!
  
  Где же? Где же тут прячется мой маленький принц? А, вот он где!
  
  Привет, дружок, соскучился по моим пальчикам?
  
  Мягкий! Мягкий как губка и сонно-сопливый! Сейчас мы его разбудим,
  
  сейчас мы почешем ему шейку!
  
  Муж опять что-то жалобно промычал. Судя по всему, требовал чтобы его
  
  оставили в покое и дали поспать. И так работает как проклятый с утра до
  
  ночи, да берет работу на дом, чтобы погасить кредит, чтобы иметь хоть
  
  немного на жизнь, чтобы его жена могла позволить себе купить очередную
  
  ерундовину, а жена, вместо того чтобы быть ему благодарной до конца своих
  
  дней и заботится неустанно о его здоровье, бессовестно терроризирует его по
  
  ночам и...
  
  Знаю-знаю-знаю! Но что поделаешь, если у твоей жены как раз с самого
  
  раннего утра исключительно игривое настроение? А кстати, как там наш
  
  маленький дружок? Что-то он совсем плох, головка не держится - падает. Кто
  
  бы мне сказал, чего ради я поглаживаю этого мерзавца уже битый час? Мне
  
  больше нечем с утра заняться, кроме как сделать ему массаж?
  
  Э-эй, малыш, знакомо ли тебе такое слово как "совесть"? А?
  
  А-а, забеспокоился! Ну то-то же, а то я уж хотела вызывать неотложку.
  
  Вдруг умер?
  
  У маленького друга проснулась совесть. У Жоржа проснулась одна из
  
  многочисленных частей его тела, но сам Жорж еще спит. Ему снится, что он на
  
  службе. Вот он встает из-за стола и направляется к... К этой сучке Банье
  
  чтобы высказать ей все что он думает о ее руководстве, и... Пусть она его
  
  выгонит к чертям, пусть! Сейчас он ей наконец-то все выскажет!
  
  Лестница, лестница, корридор - дверь. А-а, вот она! Ка-акое надменное
  
  лицо!
  
  Какие холодные глаза! Боже мой, ка-акая ду-ура! И прямо к ней, скорее,
  
  скорей, а то сон кончится и он опять ничего не успеет сказать! "Банье!" Она
  
  поднимает голову, снимает очки, медленно кладет их на стол, медленно встает
  
  и медленно идет ему навстречу своей вихляющей походкой отставной
  
  манекенщицы.
  
  "Послушайте, Банье!" Она подходит и кладет руки ему на плечи. "Ну, что
  
  с тобой, малыш? У тебя опять неприятности? Сейчас я тебя утешу." Она
  
  опускается на корточки и расстегивает молнию у него на брюках. Гладит,
  
  нежно гладит ладошкой через ткань, губы у нее вытягиваются, как для
  
  поцедуя. Он смотрит ошарашенно. "Что вы де-...?" "Я? Ничего особенного. Ты
  
  просто устал, тебе надо расслабиться." Оттягивает резинку и говорит
  
  укоризненно: "Ах Жорж, как можно терпеть такие резинки!" Берет рукой. И...
  
  Сладкий-сладкий шок! И напряжение растет-растет-растет... И вот...!
  
  Тут Жорж со стоном просыпается и глядя в потолок начинает негромко
  
  ругаться.
  
  Облегчив душу, он наконец замечает ласкающую его жену, и, промычав по
  
  инерции еще что-то, непонятно в чей адрес он залезает на нее сверху, вот
  
  ведь ненасытная, не даст поспать, даром что он работает по 12 часов в
  
  сутки, да еще.... Но постепенно он забывает о своем раздражении, дрожь ее
  
  жаркого тела захватывает его и... Начинаются скачки! "Падают наземь
  
  барьеры, горячие лошади рвутся по кругу... Безжизненны лица жокеев... Храп
  
  коней над мельканием белых... Копыт... Раз, раз, раз!... И еще один круг
  
  время... Время становится жидким и медленным... Колокол бьет в голове,
  
  КОНИ!! Пена и пот... Вот проходят еще поворот... Финиш, к финишу!... Храп-
  
  ...
  
  Крик - и... Вот она ленточка... Вот, вот, ВОТ!!!...
  
  Вот и все... Всадник... Лошади... Валятся навзничь... У них уже нет
  
  даже силы ДЫШАТЬ! Просто падают, падают, падают, па-..." Жанна потянулась и
  
  открыла глаза. Жорж спал. Плотные шторы с трудом сдерживали бледный
  
  утренний свет.
  
  Минут двадцать она лежала, молча вглядываясь в темноту, одной рукой
  
  перебирая кисточки гобелена висевшего над головой, потом бросила кисточки
  
  и, стараясь не разбудить мужа ( как будто так просто его разбудить! ),
  
  поднялась с кровати. Накинув на голые плечи халат, сунула ноги в пушистые
  
  домашние шлепанцы ( если бы шлепанцы могли мурлыкать, они бы замурлыкали!
  
  ).
  
  Как было бы здорово: сунул ногу, а туфля "мр-р!", сунул другую - опять
  
  "мр-р". Жанна вздохнула и вышла из комнаты, мягко прикрыв дверь.
  
  Остановилась перед зеркалом, посмотрела на даму за стеклом. Дама была
  
  уж очень серьезная! Жанна выпятила нижнюю губу. Дама обиделась. Жанна
  
  облизнула губы и не глядя на даму пошла к входной двери. Обернулась. Дама
  
  явно следила за ней.
  
  Жанна улыбнулась. Дама улыбнулась как-то очень плутовато! Жанна
  
  скинула халатик, повесила его на вешалку для зонтов, отомкнула задвижку,
  
  зафиксировала ее, повернулась и, помахав даме рукой, переступила порог.
  
  Дверь закрылась без щелчка.
  
  Выскользнув из домашнего тепла она сразу же попала в об'ятия неуютной
  
  прохлады слабо освещенной лестничной площадки. Как будто нагишом вышла из
  
  купе ночного поезда, сразу почувствовала себя беззащитной. Легкий ночной
  
  ветерок пробивался через неплотно прикрытое окно, приятно холодил живот и
  
  ягодицы, заставляя острее ощущать свою обнаженность. По спине побежали
  
  мурашки, соски затвердели, колени слегка дрожали, то ли от страха, то ли от
  
  холода, но стоило только посильнее сжать бедра и слегка присесть, как низ
  
  живота наливался приятным теплом.
  
  Жанна подкралась к соседней двери, решительно нажала на кнопку звонка
  
  и не отпустила ее пока неуслышала за дверью приглушенные шаги и чертыханье.
  
  При этом она не переставала дрожать и прислушиваться.
  
  "Какого черта!" Ну очень недовольный голос!
  
  "Открывай, если не хочешь, чтоб я околела под твоей дверью!" "Кто
  
  это?" "Не валяй дурака, открывай, это я, Жанна!" "Жанна? Какая Жанна?"
  
  Каков мерзавец! Жанна немного отступила от двери, по-прежнему дрожа и
  
  оглядываясь.
  
  "Если ты, свинья, проходимец, ублюдок, альфонс... Немедленно не
  
  откроешь..." "А! Мадам Маден, заходите! Боже мой! Что с вами..." Когда он
  
  открыл дверь, Жанна ворвалась внутрь как разгневанная Диана и влепила
  
  молодому человеку чувствительную оплеуху. Он пытался что-то сказать, но она
  
  сначала отвела душу поведав ему все что она о нем думает.
  
  "Ману, кто там?" - донеслось из комнаты.
  
  Жанна вздрогнула и вспомнила о своем более чем легкомысленном наряде.
  
  "Это ко мне пришли с работы. Спи." И уже шопотом, Жанне: "Вы с ума
  
  сошли! У меня жена дома!" Жанна овладела собой, невинно улыбнулась.
  
  "Вот как? А кто вчера обещал мне бесплатно починить машину, да еще и
  
  заплатить за меня штраф, если только я зайду к нему побеседовать и выпить
  
  по бокалу вина? У меня, между прочим, тоже муж дома! И он еще не знает, на
  
  что теперь похожа моя машина." Он часто заморгал глазами.
  
  "Но не сейчас же!" "А почему нет? Я как раз свободна." И она
  
  решительно двинулась вперед, желая показать, что ей ничего не стоит как
  
  есть пройти в комнату, поздороваться с его женой, или кто там есть, и
  
  спокойно устроиться на тахте.
  
  Ману испуганно вцепился в ручку двери. Жанна вздохнула.
  
  "Ну что ж... Придется здесь." Он собирался крикнуть: уходите, уходите
  
  немедленно! Но чем ближе она подходила к нему, тем быстрее таяла его
  
  уверенность в том, что он действительно хочет, чтобы она ушла. И когда она
  
  присела и стащила с него штаны, от этого желания не осталось и следа, а его
  
  копье взлетело вверх в полной боевой готовности.
  
  И тут он перешел в контрнаступление. Жанна не могла кричать и только
  
  негромко ругалась, когда он действовал черезчур резко. Он уже повернул ее
  
  лицом к двери, толкнул вперед, развел ноги, и слегка приподнял зад. Жанна
  
  продолжала ругаться, как вдруг какой-то шум на площадке отвлек ее внимание.
  
  Она сразу же замолчала и прильнула к глазку. Вот это будет весело,
  
  если Жоржик меня хватился! Скан-дал!... Ф-фу-у, слава всевышнему, это не
  
  он!
  
  Минуточку... Да это Рамо! Так-так. Старый хрен провожает свою
  
  подружку. А жена, стало быть, в от'езде! "А... А... А! Тише ты, идиот!
  
  Изуродуешь меня своей дубиной!" Так-так. Неплохой вкус у старичка. И какой
  
  сладострастный поцелуй! Мсье! Где это ваша рука? А? Ну-у, такой бюст грех
  
  не потискать! А чего это она потеряла у него в штанах? Явно не бумажник и
  
  не ключи от машины! Найдет или нет? Делайте ставки месье, делайте ставки!
  
  Девять против одного что не найдет! Да и было бы ради чего стараться! О!
  
  Нашла! Смотрите, нашла! Ур-ра! Великолепно! Искренние поздравления! Ну
  
  хватит, хватит развратничать! Ступай, ступай! Помаши ему на прощанье, и
  
  бегом, бегом! И ты ползи в свою конуру, старый ловелас!
  
  Захлопнулась дверь за Рамо, и Жанна вспомнила о своем несчастном
  
  любовнике, который был уже весь в мыле.
  
  "Ману, куда ты пропал?" "Иду, иду!" Он с удвоенной энергией задвигал
  
  низом, едва не размазав ее по двери.
  
  Жанна почувствовала как он в последнем усилии напрягся внутри нее, она
  
  непроизвольно вскрикнула, и в этот момент жаркая волна настигла их и
  
  накрыла с головой. Снизу приятно запульсировало и она могла поклясться, что
  
  почувствовала, как это нечто закачивало в нее странное густое желе. А самым
  
  странным было то, что секунды бежали, а жилистый насос не прекращал своей
  
  работы проталкивая все новые порции белка. Жанна настолько ошалела от
  
  неожиданности, что едва не свихнулась. "Этого не может быть, тут какой-то
  
  подвох. Что же это он в меня засунул?!" За дверью послышался скрип кровати
  
  и шарканье - кто-то пытался попасть в шлепанцы. Жанна опомнилась и
  
  рванулась, пытаясь соскочить с крючка, в то время как он торопливо впихивал
  
  в нее последнее, что большей частью, оставалось на ее изящных бедрах и
  
  невыносимо щекотно ползло вниз.
  
  Жанна отпихнула шатающегося партнера и выскочила за дверь, ожидая
  
  новых неприятностей на свою чересчур подвижную задницу. К счастью, тихо.
  
  Перебежала к своей квартире, вошла в прихожую и сразу же нацепила
  
  халат.
  
  Отчетливый шум воды заставил ее ощутить легкий шок. Жанна оцепенела.
  
  Из туалета вышел Жорж, осмотрел ее заспанными глазами и поплелся в спальню.
  
  "Люди с чистой совестью спят спокойно, не бродят всю ночь как
  
  привидения!" Жанна прижала к лицу ладони и ощутила как горят ее щеки.
  
  Идиот!! Так и до инфаркта недалеко!
  
  Кровь постепенно отошла от кожи, Жанна опустила защелку и направилась
  
  в ванную. Остановилась перед зеркалом, посмотрела на даму за стеклом. Дама
  
  была растрепанная, с помятым лицом и диким взглядом. Показала даме зубы и
  
  пошла под душ.
  
  "Ну все, я убегаю!" Жанна подставила мужу щеку и побежала к двери. У
  
  лифта стоял Рамо и еще какой-то гражданин в шляпе, как будто вырубленный из
  
  дерева. Порядком подвысохшый и потрескавшийся, но еще вполне годный на
  
  какой-нибудь табурет.
  
  Рамо поздoровался, деревянный приподнял шляпу. Жанна небрежно кивнула.
  
  Двери лифта раскрылись.
  
  Мужчины пропустили ее вперед. Деревянный прислонился к стене и закрыл
  
  глаза.
  
  Двери закрылись. Лифт качнулся и поплыл вниз.
  
  Пройдя не больше двух этажей он дернулся и замер.
  
  "Что случилось?" - встревожилась Жанна.
  
  "Что случилось?" - открыл глаза деревянный.
  
  "Лифт застрял," - спокойно ответил Рамо.
  
  "Лифт застрял." - как попугай повторил деревянный и закрыл глаза.
  
  Жанна заволновалась.
  
  "Так что же вы ждете? Вызовите механника." "Зачем?" - удивился Рамо.
  
  "То есть как... Зачем?!" Жанна совсем растерялась. Ну и что же
  
  прикажете делать в такой ситуации?
  
  Растерянность сменилась злостью.
  
  "Вы что,... С ума сошли? Я на работу опаздываю!" "Да." - опять
  
  спокойно ответил Рамо и замолчал. Жанна почувствовала что сейчас закипит и
  
  решительно потянулась к пульту. Рамо перехватил ее руку.
  
  "Я определенно сошел с ума. Сегодня утром я взглянул в дверной глазок
  
  и увидел прекрасную фею!" Он говорил мечтательно, полуприкрыв глаза.
  
  "Обнаженную!" "Вот как! И что же дальше?" "Она исчезла прежде чем я
  
  успел открыть дверь." В его словах была досада.
  
  "Трудный случай. Посетите психиатра. По-моему, без врача тут не
  
  обойтись!" "А может попробуем... Без врача?" Он резко потянул ее за руку и
  
  приблизив к себе обнял за талию. Вырваться ей не удалось. Крепкий старичок
  
  этот Рамо. Жанна с трудом смогла прервать слюнявый поцелуй. Ну каков
  
  мерзавец!
  
  "Послушайте,... " "Слушаю, любовь моя!" "Так нельзя! Ведь... Мы же не
  
  одни... Здесь..." О-о! Нет, умнее она ничего придумать не могла!
  
  "Люсьен? Люсьен, ты спишь?" "Сплю," - тихо откликнулся деревянный.
  
  "Спи." Он поцеловал ее шею. Жанна пыталась сохранить самообладание, но
  
  щечки ее предательски раскраснелись. Он еще крепче прижал ее, проник в
  
  губы, руки стиснули ее крепкие ягодицы, потом опустились ниже... Сбоку, в
  
  разрез юбки.... И легли на прохладную кожу ее бедра. Он что-то горячо
  
  шептал ей на ухо, касаясь языком ее уха. Почему-то совершенно не хотелось
  
  сопротивляться.
  
  Коварная слабость завладела ее телом. Ноги дрожали, руки не слушались.
  
  Она безропотно позволила ему стащить с нее трусы и задрать юбку. Он
  
  снова шептал ей на ухо.
  
  Она с трудом развела бедра. Он расстегнул брюки, поднял ее правую
  
  ногу, подхватив ее под колено и... Резко вошел в нее. Она едва не
  
  закричала, вцепившись в его одежду. Глаза ее погасли она выдохнула и...
  
  Лифт начал раскачиваться из стороны в сторону, как маятник: р-раз! Р-раз!
  
  Р-раз... Все сильней и сильней, все дальше и дальше. Сейчас упадет, сейчас
  
  упадет думала Жанна, сейчас.... И он... Оборвался, и они полетели вниз, в
  
  мрак, в пустоту. И замерли в этом положении, закрыв глаза.
  
  Наконец Жанна очнулась. Он целовал ее шею, ласкал ее грудь и снова
  
  твердел, еще не выйдя из нее. Ей было приятно ощущать его внутри себя, и
  
  она была бы не прочь повторить это, но.... Посмотрев на часы, она мягко, но
  
  решительно освободила свою ногу и отстранилась. Обычная ее уверенность
  
  вернулась к ней, в то время как он стал мягче пластилина и смотрел на нее
  
  такими влажными, телячьими глазами, что Жанна с трудом сдерживалась, чтобы
  
  не расхохотаться.
  
  Она прекрасно знала что, в отличие от многих ее соплеменниц, "после"
  
  она еще более желанна чем "до".
  
  "Я спешу," - сказала она, приводя себя в порядок, и этого было
  
  достаточно, чтобы он понял.
  
  "Когда мы встретимся?" "Спроси об этом у своей подружки, а еще лучше -
  
  у жены! Хорошо? Поехали, поехали!" Он засмеялся, но как-то не очень
  
  уверенно, и нажал кнопку первого этажа.
  
  Лифт качнулся и поплыл вниз. В неловком молчании они спустились до
  
  первого этажа и вышли. Мужчины повернули налево. Жанна осталась у под`езда.
  
  Рамо оглянулся.
  
  "До свидания, мадам Маден".
  
  Деревянный оглянулся и приподнял шляпу. Жанна рассеянно кивнула и они
  
  ушли.
  
  Через некоторое время она поймала такси.
  
  "Садитесь вперед, задняя дверь не открывается." В голосе таксиста явно
  
  прослушивался южный акцент.
  
  Сесть вперед? А если он разгонится до ста миль и начнет к ней
  
  приставать? Но время отчаянно поджимало, и Жанна решила рискнуть.
  
  Когда же она в последний раз ездила на такси? Давно. Безумно давно,
  
  еще до того как они с Жоржем купили свою первую машину - скромный "фолькс".
  
  И если бы не вчерашний инцидент, ее новое знакомсво с городским транспортом
  
  могло и не состоятся. В прежние времена все машины были одинаковыми -
  
  строгие черные авто, похожие на катафалки, с желтыми шашечками на дверях. И
  
  все водители были одинаковые - худощавые, в черной униформе, под стать
  
  своим автомобилям.
  
  Все это настраивало на строгий и серьезный лад. Как в церкви, где
  
  шутки и флирт неуместны.
  
  А это разве такси? На таких машинах только гонять по прериям или
  
  продираться сквозь австралийский буш. И водитель тоже хорош. Белозубый,
  
  всклокоченный дикарь лет тридцати. Черный, как негр. Одет, как попугай на
  
  карнавале. Узкие кремовые брюки ( пожалуй, слишком узкие для мужчины),
  
  светлая сорочка с восточным орнаментом всех цветов радуги и роскошный
  
  лиловый шейный платок.
  
  Чудо, как хорош!
  
  Ну да бог с ним, с шофером. Жанна откинулась на спинку сидения. Путь
  
  неблизкий, так что можно слегка расслабиться. Но расслабиться не удалось.
  
  Машина нырнула в тоннель, и в этот самый момент чьи-то холодные пальцы
  
  крепко схватили ее за горло.
  
  Жанна хотела завизжать, но из горла вырвался только слабый хрип.
  
  Водитель даже голову не повернул, продолжал спокойно вести машину. Жанна
  
  лихорадочно пыталась освободится, но пальцы были как стальные. Боже, во что
  
  же она вляпалась? Она уже решила что это конец, как вдруг пальцы разжались
  
  сами.
  
  Водитель и невесть откуда взявшийся пассажир, который сидел сзади,
  
  явно забавлялись ее реакцией.
  
  "Идиоты," - прошептала Жанна. От испуга у нее пропал голос, - "Это
  
  шутка?
  
  Или новый вид сервиса?" "Это шутка. Может быть не самая удачная." -
  
  примирительно заговорил сидящий сзади широкоплечий мускулистый блондин,
  
  похожий на ковбоя с рекламного щита Malboro. Его загорелое лицом показалось
  
  Жанне смутно знакомым, впрочем, все крутые ковбои похожи друг на друга, как
  
  быки одной породы.
  
  "Вдали от цивилизации, мы совсем одичали и совсем забыли как вести
  
  себя с белыми женщинами, тем более такими... Провокационно сексуальными!" О
  
  чем это он? Не может же он знать, что на мне нет белья. Или может? Или
  
  просто издевается?
  
  "Вот как?" - Жанна изобразила удивление и довольно ядовито добавила -
  
  "тогда и извиняться незачем, это, ведь, вполне оправдывает ваше
  
  поведение!".
  
  И тут она его вспомнила. Да-да-да. Майти Рэт, Могучий Крыс. Такое было
  
  у него прозвище. А звали ...
  
  ... его Майкл Райт. Неудавшийся литератор, неудавшийся музыкант,
  
  азартнейший игрок, страшный бабник, отпетый авантюрист и скандалист.
  
  Завсегдатай "Palme", "Colombo" и других сомнительных заведений района Пляс
  
  Пигаль, гроза молоденьких провинциалок. Поговаривали, что лежа на женщине
  
  он вслух читал свои героические стихи, а в момент приближения оргазма пел
  
  арии из опер Вагнера.
  
  "Держись от него подальше," - предупреждала ее Мари Ковач, самая
  
  близкая подруга в то время - "если не хочешь оказаться по уши в дерьме."
  
  Жанна была отчаянно заинтригована, но убедится в истинности этого
  
  утверждения ей не удалось по весьма прозаической причине. После очередного
  
  громкого скандала юный Казанова был отправлен на родину, в ненавистный ему
  
  Техас, где сыну уважаемых родителей об'яснили, что или он занимается делом
  
  и завязывает надираться как свинья, задирать мирных граждан и трахать
  
  замужних и несовершеннолетних дам (а может и не только дам), или пусть
  
  убирается ко всем чертям, и хер он чего получит из семейных денег. Если это
  
  правда он, то она точно влипла. А страха почему-то не было! Что там
  
  говорили про кошку?
  
  "Мадам, в знак нашего раскаяния, мадам, я прошу вас принять этот
  
  скромный подарок, мадам." "О, что вы, сэр! Это совершенно излишне, сэр!
  
  Раскаяния вполне достаточно, сэр!" Жанна не повернула головы и Майк сунул
  
  руку ей под нос. На его ладони лежал алмаз. Совсем небольшой, еще не
  
  обработанный, но, насколько она разбиралась в камнях - самый настоящий
  
  алмаз. Жанна уставилась на камень, потом удивленно посмотрела на
  
  американца, потом перевела взгляд на шофера, который с любопытством косился
  
  на нее, продолжая скалить зубы.
  
  "Это что, еще одна невинная шутка?" - спросила она.
  
  "Ну что вы!" - почти возмутился американец, - "мы, бизнесмены, люди
  
  солидные, шутить не любим. Разве мы похожи на шутников?" "Ну что вы!
  
  Разумеется, cовсем не похожи! Совсем!" Жанна осторожно взяла алмаз. Самый
  
  настоящий алмаз. А Жанна была нормальной женщиной, и тут же обо всем
  
  забыла, рассматривая камушек со всех сторон.
  
  Американец тоже смотрел на него через ее плечо.
  
  "Мы были бы очень рады, если бы вы отпраздновали с нами наше
  
  возвращение в столицу мира." Жанна протянула ему камень.
  
  "К сожалению, я спешу на службу." Он закрыл ее ладонь.
  
  "В любом случае, он уже ваш. Ну тогда, подарите нам хотя бы полчаса
  
  вашего драгоценного времени!" Жанна вздохнула. Это было более чем глупо, но
  
  на работу не хотелось.
  
  "Меня конечно уволят... Ну, хорошо! Но не больше!" Они оба издали
  
  такой торжествующий клич, что она вздрогнула, и все трое рассмеялись.
  
  Напряжение рассеялось. Жанна снова принялась рассматривать камень. Где они
  
  его взяли? Может, украли? Наверняка какая-то афера! Крыс не может жить без
  
  афер.
  
  "И откуда же вы приехали?" "Из ада. Там так жарко, что песок
  
  плавится." Он осторожно коснулся ее волос.
  
  "И что же вы там делали?" Она сидела спокойно, расслабившись.
  
  "Отдыхали. Охотились." Он пропускал пальцы сквозь ее волосы.
  
  "И на кого же?" Она посмотрела через алмаз на свет.
  
  "На тигров, слонов, носорогов, в общем - на крупную дичь!" Он
  
  засмеялся и осторожно погладил ее по щеке.
  
  "И все?" Она спокойно прижалась щекой к его огрубевшей ладони.
  
  "Ну, попутно занимались изысканиями." Он погладил ее щеку и провел по
  
  губам. Она взяла ртом его палец и попробовала его языком. Очень шершавый
  
  палец. Отпустила.
  
  "А откуда алмаз?" "Там их как грязи," - откликнулся водитель,
  
  поглядывая на нее в зеркало, "как булыжников на мостовой." Она взглянула на
  
  него. Хорош, ничего не скажешь! Курчавые волосы, карие глаза, мягкая линия
  
  губ и, по-видимому, бешеный темперамент. Наверняка в нем четверть, а то и
  
  половина арабской крови.
  
  "Всего и дел-то: насобирать в мешок и привезти сюда." Рука ковбоя
  
  скользила по ее шее.
  
  "И Вам это удалось?" Странно, но после недавнего испуга она была очень
  
  спокойна, как это бывало с ней только дома. Она смотрела в окно, но
  
  совершенно ничего не замечала.
  
  Ковбой ухмыльнулся.
  
  "А кто сказал, что мы пробовали?" Его рука потянулась к верхней
  
  пуговице. Жанна заметила это и, поколебавшись немного, она улыбнулась,
  
  подняла руки и стала медленно растегивать блузку.
  
  Рука опустилась ниже. Она расстегнула еще одну пуговицу. Другую. И еще
  
  одну.
  
  Он потянулся вперед и взял ее за грудь. Жанна положила свою руку на
  
  его, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Он сжимал и отпускал ее
  
  грудь, целовал ее шею, она задумчиво гладила и целовала его руку. Жанна
  
  даже не заметила как машина с'ехала с дороги и остановилась. Брюнет положил
  
  руку на ее колено, потихоньку продвигаясь в сторону живота. Приятное тепло
  
  его руки дразнило ее тело. Она опять с усилием вдохнула воздух, слегка
  
  приподнялась и облизнув пересохшие губы потянула юбку вверх, раскрыла ноги,
  
  сдавая последнюю свою крепость. Его рука поднялась и легла на пушок внизу
  
  ее живота. Мягкость и податливость ее тела кого угодно заставила бы
  
  потерять голову. Она закрыла глаза и запрокинула голову. Его пальцы тронули
  
  ее промежность, коснулись влажной плоти, она привстала и выгнулась дугой от
  
  невыносимого наслаждения, вызванного этими осторожными касаниями. Она млела
  
  как школьница. Она не понимала где она находится, и что с ней происходит,
  
  совершенно не чувствовала стыда. И сладкое томленье волнами проходивщее по
  
  ее телу, заполнило все ее существо. Боже мой, что они с ней делают! Грудки
  
  ее совершенно обнажилась и сидящий сзади спрятал их в свои дадони, терзая
  
  жгучими поцелуями ее шею и затылок. Брюнет ловко работал пальцами, нежно
  
  щекоча маленький жадный узелок плоти. Жанна вскрикивала, сжимала его руку
  
  бедрами и гладила американца по щеке. "Дрожь бродит внутри нее, и она уже
  
  не знает куда деть руки. Волна поднимается, и она почти кричит от сладкой
  
  боли.
  
  Игла наслаждения вонзается в тело. Все вокруг нее рушится, все
  
  разлетается!" Совсем без сил она откинулась на спинку. Ковбой все еще
  
  целовал ее. Она повернулась и поцеловала его в губы. Машина вернулась на
  
  шоссе и помчалась в сторону моста.
  
  "Хочешь ко мне?" "С удовольствием!" Она пролезла между сиденьями. Из
  
  одежды на ней была только распахнутая блузка и задравшвяся юбка, но и это
  
  казалось слишком много. Хотелось все снять, хотелось ощущения наготы. Он
  
  помог ей расстегнуть молнию и избавиться от юбки, обнял ее, и она крепко
  
  прижалась к нему грудью и животом, положив ногу ему на колени. Совершенно
  
  неожиданно она ощутила себя маленькой и беспомощной. И все ее существо
  
  наполнилось нежностью к этому беспутному ковбою и жгучим желанием плотнее
  
  прижаться к его сильному телу, ощутить его в себе и навсегда остаться в
  
  этих крепких мускулистых руках.
  
  "Как там твой зверек? Мне не терпится его увидеть." - прошептала Жанна
  
  и легонько куснула его за ухо.
  
  "Совсем взбесился. Рвется на волю." "Как бешеный слон? Надеюсь, он не
  
  очень опасен?" Жанна убрала ногу, Майк расстегнул молнию на ярко-голубых
  
  джинсах, и она медленно склонилась над его коленями.
  
  "Сейчас мы его извлечем и тщательно осмотрим. Эй, а ты симпатичный!"
  
  Она плотно обхватила его рукой. Хорош, хорош! Есть за что подержаться.
  
  "Строен, но не худощав. Чем вы его кормили, сэр?" "Исключительно
  
  мясом!" "Какой ужас! Это же закоренелый хищник!" Она поводила по губам,
  
  лизнула языком. Потом выпрямилась и взглянула на хозяина этого чуда. У него
  
  было вид счастливого алкоголика.
  
  Она приблизила к нему свое лицо.
  
  "Даже обидно, такая замечательная игрушка и не во мне! Вы знаете, сэр,
  
  моя подруга очень хочет познакомится с ним поближе." Он мягко поцеловал ее
  
  в губы.
  
  "Думаю, мы сможем это устроить. Как насчет небольшой прогулки верхом?"
  
  "О-о! Мы обожаем скачки!" "Жан, трассу!" Водитель протянул руку и нажал на
  
  скрытую кнопку. Переднее сиденье уползло вперед. Американец нажал другую
  
  кнопку - и они с Жанной опустились вниз.
  
  Жанна была восхищена.
  
  "Черт возьми, где же это делают такие классные машины?" Он опустил
  
  брюки, Жанна перекинула через него ногу, он подхватил ее под бедра и
  
  пальцем направил голову своего зверя. Жанна почувствовала его на своих
  
  губках и осторожно села. Он устремился в нее, освобождая ее желание,
  
  воткнулся в ее плоть. Она не могла сказать ни слова, не могла вздохнуть,
  
  только вцепилась в его плечи и в исступлении покрыла его лицо поцелуями.
  
  Наконец она пришла в себя и попыталась двигаться. Тут обнаружилась
  
  одна пикантная деталь. Жанна могла двигаться. Но для этого ее голове надо
  
  было находится над плечем американца. Перед ней было окно, и, посмотрев в
  
  это окно, она обнаружила что довольно близко за ними следует приличный
  
  бьюик, за рулем которого сидит вполне приличный мужчина средних лет и, как
  
  ей показалось, очень неодобрительно на нее смотрит. Жанна замерла не зная
  
  что делать дальше. Она чувствовала себя нашкодившим котенком, которого
  
  застигли на месте преступления. Но руки американца заставили ее двигаться
  
  снова.
  
  Сопротивляться ему не было никаких сил. Она посмотрела мужчине в глаза
  
  и нерешительно улыбнулась. Улыбка получилась не очень..., но неожиданный
  
  преследователь смутился и сбросил газ. Она задвигалась энергичнее и сразу
  
  почувствовала внизу тепло и легкую пульсацию. Кончено.
  
  Ее партнер выглядел слегка растроенным.
  
  "Я никак не мог ...
  
  ... удержаться... Ты так хороша..." - растерянно оправдывался он. Жанна
  
  обхватила его за шею и крепко поцеловала в губы.
  
  "Это было просто замечательно!" Она доджалась пока зверь уснет и
  
  покинула его колени. Что же дальше?
  
  Жанна вопросительно посмотрела на американца. Он застегнулся.
  
  "Жан, давай я поведу машину." "А ты в состоянии?" "Я в великолепном
  
  состоянии!" Жан с`ехал с шоссе и остановил машину. Они поменялись местами и
  
  покатили дальше. Брюнет погладил ее по щеке - она отвела его руку.
  
  "Сначала посмотрим что вы нам можете предложить, кроме своих
  
  камушков!" Он рассмеялся, расстегнул брюки и стащил их вниз.
  
  "О-о!" - вырвалось у Жанны - "Да вас надо отдать под суд!" "За что?" -
  
  удивился американец.
  
  "За контробанду." "Мало того что вы провозили такие сокровища через
  
  таможни, не заплатив пошлины, вы еще столько времени прятали их в джунглях!
  
  Скольких женщин вы бы могли осчастливить за этот год! Вам не стыдно?" "Мы
  
  уми-раем от стыда!" "Как-то не чувствуется, что ваше раскаяние
  
  чистосердечно!" "Мадам... Пощадите!" "Бог с вами - я вас прощаю! Ну что,
  
  опять скачки?" "Может быть разложить кресло?" - предложил американец - "Так
  
  вам будет удобнее. Классическая позиция! Только ложе будет не совсем
  
  ровным." "Давай!" - торопливо ответил брюнет.
  
  Жанна избавилась от блузки, страстно прижалась к нему и поцеловала.
  
  После чего она спокойно улеглась на приготовленное ложе, раскинув ноги.
  
  Американец покосился на нее.
  
  "Даже просто смотреть на тебя - редкое удовольствие!" "Если бы все
  
  мужчины, которые пялятся на меня в течение дня..." Жан разделся и лег на
  
  нее всем своим телом. Восставший надавил на ее живот.
  
  "Жан, только осторожней," - попросила Жанна - "у тебя слишком крупный
  
  калибр!" "Жан, только поосторожней!" - передразнил ее американец - "а то
  
  твоя живописная задница будет ослеплять всех встречных и попутных!" Жанна
  
  фыркнула. Брюнет тихо выругался, потянулся и достал плед.
  
  "Так нормально?" "Так - замечательно!" Он успокоился и стал искать
  
  вход. Нашел. Приблизился к нему и проник внутрь.
  
  "Жан, я умоляю... " "Не бойся..." Он продвигался, продвигался. У Жанны
  
  было ощущение, как будто он заполняет ее всю изнутри. Она хотела
  
  вскрикнуть, но не смогла набрать воздуха. Боже!
  
  Она испугалась и заколотила по его спине. Стой! Стой!
  
  Наконец он остановился. Жанна никак не могла вдохнуть.
  
  "О-о-о..." - наконец-то из нее вырвался звук!
  
  "Ну как?" "Я не могу говорить!" - прошептала она.
  
  "Почему?" "Он прямо в горло упирается!" Американец расхохотался.
  
  Наконец они освоились - и танец начался. Жан опирался на локти и старался
  
  действовать очень осторожно, не погружаясь в нее полностью.
  
  "Там девушка стоит. Может подвезем ее?" - весело спросил американец.
  
  "Непременно, непременно!" - пробормотала Жанна.
  
  Не долго думая он свернул к обочине и затормозил. От неожиданности Жан
  
  упал на нее и воткнул почти до предела. Жанна едва не лишилась чувств.
  
  Девушка раскрыла дверцу.
  
  "Простите, мсье... " - начала она и тут заметила ноги торчащие из-под
  
  пледа, перевела глаза назад, увидела головы - и растерялась.
  
  "О! Прошу прощенья..." "Нет-нет, ничего!" Она опомнилась и понимающе
  
  улыбнулась.
  
  "М-м-м... Простите... Мсье... Вы не подбросите меня до центра?"
  
  "Садитесь! Нам по пути!" - он указал на заднее сиденье.
  
  Она обошла машину и села сзади, рядом с их головами.
  
  "Я не помешаю вам?" "Нисколько!" - хладнокровно ответил Жан, - "Мы уже
  
  почти закончили." "Не обращайте на меня внимания." "Постараемся!" "Жан,
  
  время - деньги!" - вклинился американец.
  
  Жан что-то промычал и начал двигаться с такой силой, что Жанна стала
  
  отчаянно вскрикивать при каждом ударе. Попутчица смотрела в окно, но стоны
  
  Жанны отвлекали ее внимание.
  
  "Неужели это так приятно?" - полюбопытсвовала она.
  
  Жанна только жалобно простонала в ответ. Ее партнер задвигался
  
  быстрее, быстрее и... С рычанием выстрелил в нее из своего оружия. После
  
  этого он опустился на нее и опять вошел до упора. Жанна содрогнулась и
  
  вскрикнула еще громче. После этого они долго отдыхали.
  
  "Ну что," - спросил Жан, - "может быть еще разок?" Жанна горячо
  
  запротестовала.
  
  "Ты что собрался меня прикончить? Нет, это конечно было здорово, но
  
  если ты воткнешься в меня еще раз - мне даже скорая помощь не понадобится.
  
  Ты с кем спал в джунглях? Со слонихами?" "Негритянки хотели выкрасть его и
  
  сделать своим вождем! Он чудом спасся. А однажды он, совершенно безоружный,
  
  сумел убить буйволицу. Как это ему удалось сделать? Я до сих пор не пойму!"
  
  "Майк, перестань!" "!!!" "Что значит "перестань"? Я тебе рекламу делаю. Ты
  
  совсем не понимаешь, какая хорошая вещь реклама! Вот представь себе..."
  
  "Майк!!!" "Ну ладно, я тебе как нибудь потом это об'ясню." "А что, он
  
  действительно такой большой?" - поинтересовалась попутчица.
  
  "Да нет, всего двадцать три сантиметра." - откликнулся Майк.
  
  "Двадцать три?! Там все тридцать!" - возразила Жанна.
  
  "Ну, может быть он слегка подрос..." "А можно взглянуть?" "Можно,
  
  только - берегитесь! Обладает гипнотической силой!" "Вы меня
  
  заинтриговали!" Брюнет сполз с Жанны и уселся рядом с девушкой. Жанна
  
  лихорадочно натягивала на себя одежду. Майк поднял переднее кресло. Девушка
  
  заинтересованно разглядывала лоснящийся шланг Жана. Она взяла его и
  
  подержала в руке.
  
  "Действительно, хорош!" "Не хотите попробовать?" "О, к сожалению меня
  
  ждут... Правда это ненадолго, и если бы вы... " "Запросто! У нас полно
  
  времени. Вот только подвезем нашу очаровательную спутницу. Черт, мы даже не
  
  знаем вашего имени!" "Жанна." "А я - Рита. Жанна, а вы не хотите поехать с
  
  нами?" "К сожалению, я не могу. У меня работа!" "Как жаль!" Жанна
  
  внимательно посмотрела на нее. Джинсы, легкая блузка, светлые волосы.
  
  Интересная. Спокойная и без комплексов. Типичная шведка или голландка.
  
  А почему бы и нет?
  
  "Может быть встретимся как-нибудь в другой раз?" Мужчины приняли идею
  
  с воодушевлением. Жанна записала свой телефон, отдала Майку и опять
  
  посмотрела на девушку. Та улыбнулась ей и кивнула на Жана. Тот сидел с
  
  закрытыми глазами, в то время как его соседка поигрывала его членом.
  
  Жанна села вполоборота к ним и провела рукой по его яичкам. Жан
  
  замурлыкал.
  
  Девушка посмотрела ей в глаза и погладила ее руку. Жанна улыбнулась ей
  
  в ответ, "шведка" приблизила к ней свои губы - и они поцеловались.
  
  "Мне очень понравилось на вас смотреть." - призналась Рита. Она
  
  расстегнула свои джинсики и засунула туда ручку, потом склонилась над
  
  Жаном. Еще минута - и он вылил ей в рот свой запас. Рита засмеялась. Какой
  
  у нее приятный смех, - подумала Жанна. Однако, где же это мы?
  
  "Майк!" "Да." "Останови здесь!" "А может..." "Нет-нет я доберусь
  
  сама." Майк затормозил - она открыла дверь. Он взял ее руку и поцеловал.
  
  "О-о!" "До встречи, Жанна!" "До встречи!" Она захлопнула дверцу,
  
  помахала им рукой - и они умчались. Как только они скрылись, около Жанны
  
  тормознул шикарный лимузин, водитель опустил стекло и - Жанна узнала их
  
  преследователя. Мужчина внимательно оглядел ее и оценив, флегматично
  
  бросил:
  
  "Двести франков." Жанна покачала головой.
  
  "Триста." "Мсье, я..." "Триста пятьдесят." Жанна собралась с духом.
  
  "Мсье, я не проститутка!" Она чуть было не сказала "к сожалению"! Он
  
  посмотрел на нее с интересом.
  
  "Жаль!" Закрыл окно и уехал. Жанна перевела дух. Некоторое время она
  
  стояла с закрытыми глазами, приходя в себя. Потом открыла глаза и сделала
  
  глубокий вдох. Через некоторое время она поймала такси.
  
  Разумеется, она опоздала. Когда она открыла дверь, все дамы сидели на
  
  своих местах и обсуждали последние сплетни.
  
  "О, Жанна, привет!" "Привет, привет." Первым делом Жанна села за стол,
  
  открыла косметичку, достала зеркальце и занялась своим лицом.
  
  Крис подошла и присела на краешек ее стола.
  
  "Жанна, патрон спрашивал тебя несколько раз." "Дьявол! Зачем я ему
  
  понадобилась?" Действительно, зачем? Ну, задержалась немного в пути, пришла
  
  на работу на час позже, так ведь машина сломалась, к тому же все знают
  
  какие сейчас пробки.
  
  "Я думаю у него сексуальный пик. Вчера он пригласил Лиз в ресторан!"
  
  "Да?" "Она так гордится этим, как будто он сделал ей предложение. Думает,
  
  что она первая!" "Ты не стала ее разубеждать?" "Конечно, нет! Зачем?" "Ну,
  
  ладно, я побегу." "Беги-беги." Жанна прошла в приемную. Выгонит, ведь,
  
  паразит, как пить дать, выгонит!
  
  Сама, идиотка, даю ему повод.
  
  "Привет, Софи!" - улыбнулась она секретарше.
  
  "Привет, Жанна. Он ждет тебя. Будь осторожна!" Жанна безнадежно
  
  махнула рукой, вошла в комнату шефа и закрыла за собой дверь.
  
  "Доброе утро, Патрон!" Он оттолкнулся от стола, развалился в кресле,
  
  сложил руки на животе и критически оглядел ее. Как всегда, у него был довольно кислый вид.
  
  Встретив его взгляд, Жанна улыбнулась. Застенчиво и немножко
  
  шаловливо.
  
  "Мадам Маден..." Он как будто держал во рту дольку лимона и никак не
  
  решался ее проглотить.
  
  Жанна опустила глаза.
  
  "Да, Патрон." "Вы опять опоздали на целый час." Жанна изобразила
  
  раскаяние.
  
  "Мне очень жаль, Патрон!" "Может быть Вы мне подскажете как с вами
  
  поступить? ЧТО Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ, чтобы Вы приходили на службу вовремя?"
  
  Жанна задумалась.
  
  "Я прошу прощения." Он покачал головой. Она пожала плечами.
  
  "Ну, если хотите - можете меня отшлепать." - сказала Жанна и снова
  
  кротко улыбнулась, глядя на него из-под ресниц. Он пожевал дольку и
  
  сочувственно покивал головой.
  
  "Неплохая идея." Встал из-за стола и подощел к ней.
  
  "Что ж, давай попробуем!" Жанна передразнила его кислую физиономию,
  
  быстро повернулась, задрала юбку и наклонилась.
  
  "Валяй!" Он уставился на ее голые ягодицы. Потом коснулся пальцем
  
  промежности и резко провел вверх, между ягодиц. Жанна ввизгнула, отскочила
  
  и выпрямилась, сердито одергивая юбку.
  
  "Какого черта?" Он указал на стол.
  
  "Вставай туда и подними юбку - я буду тебя воспитывать." "Пошел ты..."
  
  Он взял ее за плечо и подтолкнул к столу.
  
  "Давай!" "Знаешь что..." "Что?" - спокойно спросил он.
  
  "Ничего." - огрызнулась Жанна.
  
  С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Жанна напряженно дышала.
  
  Потом она задрала юбку и облокотилась на стол.
  
  "Давай! Попробуй. Если сумеешь." Ноздри ее раздувались. Он не спеша
  
  расстегнул брюки. Она ощутила его руки на бедрах. Он чуть-чуть раздвинул ей
  
  ноги и не долго думая резко вогнал в нее свой аппарат до упора. Она
  
  ухватилась за крышку стола и вскрикнула.
  
  "Молчи, а то - заткну рот! Х... Х... Шлюха! Где ты болталась все это
  
  время, а?" "Я не могла поймать такси... " - жалобно пробормотала Жанна.
  
  "Не ври!" Он ударил поглубже. Она опять вскрикнула.
  
  "Я не вру..." - простонала она.
  
  Он снова ударил глубоко.
  
  "Я... А!... Я... Просто... А!... Встретила старого друга. Мы... С
  
  ним... Давно... Не виделись..." Он работал серьезно и методично. То
  
  ослаблял удары, то бил резко и глубоко, так, что она вздрагивала, сжималась
  
  в комок и вновь опадала, расслаблялась. Потом чаще, чаще, чаще! Она едва
  
  стояла на ногах, голова ее моталась из стороны в сторону, она стонала,
  
  стонала от наслаждения. Он остановился и резко выдохнул. Она опустилась на
  
  локти.
  
  "Вы совсем меня измочалили..." "В следующий раз," - сказал он
  
  похоронным голосом, - "я соберу всех мужчин в здании и пусть они затрахают
  
  тебя до смерти!" "О-о! Это было бы великолепно!" Закончив экзекуцию он
  
  застегнул брюки и с мрачным видом уселся за стол. Она смотрела на него
  
  безмятежно улыбаясь.
  
  "Возьми у Софи документы и иди работай." "Патрон?" "Да?" "Позвольте
  
  вам заметить, что вы не правы! После близости с женщиной, надо ее
  
  приласкать и разговаривать с ней надо ласково... Ну, ладно, я вам потом
  
  об`ясню..." Чуствуя, что он сейчас закипит, Жанна ослепительно улыбнулась
  
  ему, шаловливо помахала ручкой и вышла.
  
  "Софи," - сказала она приглушенно, - "у тебя есть чем вытереться?"
  
  Софи зажала рот рукой и протянула ей носовой платок.
  
  "Идиот," - прошептала Жанна, - "ну как после этого можно заниматься
  
  работой, а?" Она забрала документы и вернулась в свою комнату. Женщины
  
  закончили сплетничать и изображали напряженную деятельность. Первым делом
  
  Жанна села за стол, открыла косметичку, достала зеркальце и занялась своим
  
  лицом.
  
  Ближе к обеду деловых разговоров становилось все меньше. Сотрудницы
  
  все чаще переключались на своих коллег и знакомых. Жанна не принимала
  
  участия в общих сплетнях - она сидела на краешке стола и курила, рассеянно
  
  глядя в окно.
  
  Мысли ее были далеко-далеко. Крис говорила негромко, если не
  
  вслушиваться слова разобрать невозможно, но ее очень внимательно слушали,
  
  и, как только она замолкала, все остальные - то оживленно переговаривались,
  
  то громко смеялись, то сосредоточенно молчали. Интересно, кого они больше
  
  боятся, шефа или ее? Крис никогда не спала с ним. Это могло повредить ее
  
  авторитету. Да и желания у нее не возникало. Если Крис спит с мужчиной -
  
  это обязательно неординарный человек, а шефа она явно таковым не считала. А
  
  Жанна? Жанна особый случай. Она всегда держится особняком. Многие были бы
  
  не прочь подружиться с ней, но она всех держит на расстоянии. Можно
  
  провести с ней ночь, она будет нежной и покорной. Но на следующий день, ты,
  
  уже считая ее своей, можешь получить весьма жесткий отпор, достаточный для
  
  того чтобы сделаться всеобщим посмешищем. А между тем она мила и
  
  приветлива. Жанну все это вполне устраивало. Именно такой, по ее мнению,
  
  должна быть истинная женщина. Жанна считала себя настоящей женщиной. И,
  
  наверное, поэтому, когда Крис подходила к ней, в ее обычной ослепительной
  
  улыбке проглядывала некоторая неуверенность. Крис провела рукой по ее
  
  животу и осторожно коснулась груди.
  
  "Ну что, мадам Кактусовая Колючка, не желаете ли слегка размяться?"
  
  Кристина, как ярко выраженная феминистка, ежедневно посещала тренажерный
  
  зал и неустанно пропогандировала занятия спортом среди женского персонала
  
  фирмы, умалчивая о том, что чаще всего, во время этих занятий до тренажеров
  
  дело не доходило.
  
  "Не знаю. Боюсь, что нет." "Ну-у..." - протянула Крис разочарованно,
  
  "Ты даже не знаешь отчего отказываешься. Угадай, кого я еще пригласила?"
  
  "Кого?" - равнодушно спросила Жанна.
  
  "Угадай!" - шепнула Кристина.
  
  Жанна мысленно прошла перед строем самых интересных сотрудниц фирмы,
  
  отбрасывая легкодоступные, но малоинтересные предложения и быстро поняла,
  
  что достойных кандидатур всего три.
  
  Люфель из отдела закупок, рыжая бестия с глазами, как черные молнии.
  
  Отпадает. Это война на веки вечные, столько мужиков друг у друга
  
  отбили, что она придет, если только ей пообещать моей крови.
  
  Мадам Жорже, глава отделения. Отпадает. Страшновато с ней связываться.
  
  Она меня потом в бараний рог согнет.
  
  Остается одна маленькая девочка, совсем недавно принятая на работу,
  
  чья-то дочка или племянница и, скорее всего, девственница. Или же она очень
  
  ловко имитирует невинность.
  
  Жанна задумчиво посмотрела на Лиз, как бы прицениваясь. Лиз быстро
  
  взглянула в ее сторону, покраснела и опустила глаза. Вот оно что! Жанна
  
  заколебалась.
  
  Чего там скрывать, очень лестно, когда к тебе тянется такое милое
  
  создание.
  
  Криста наверняка красочно обрисовала предстоящее занятие. Или, может,
  
  просто сделала несколько прозрачных намеков, развесила паутину. А что
  
  должна сделать она? Гордо отказаться? Вызвать негодование Кристины и
  
  обидеть эту крошку?
  
  Она представила Лиз с обнаженной, еще не оформившейся грудью, с лицом
  
  перекошенным от сладкой пьянящей боли и почувствовала слабость в коленях.
  
  "Ладно," - улыбнулась она Крис, - "аргумент принимается. Я подумаю."
  
  Крис, довольная, как сводня, пританцовывая и что-то мурлыкая вернулась к
  
  остальным женщинам - и вновь стала центром внимания. Ее есть за что
  
  уважать, подумала Жанна. А любить? Хм, любить!...
  
  Когда они вышли, в коридоре никого не было. Все уже разбежались по
  
  домам.
  
  Они спустились на два этажа ниже и пошли по длинному гулкому коридору.
  
  Здесь тоже никого не было, и мерный звук их шагов разносился по всему этажу
  
  и возвращался к ним эхом. Они двигались по направлению к гимнастическому
  
  залу, которым заведовал один знакомый Крис. Он был симпатичным парнем с
  
  располагающим лицом и фигурой атлета. Его мускулатура просто завораживала
  
  некоторых представительниц слабого пола, и они частенько заглядывали в этот
  
  зал, отдохнуть и размяться. Но, только в свободное от Крис время. Это были
  
  ее владения, и Франсуа оставался ее верным пажом, что, впрочем, не мешало
  
  ему иметь целую толпу любовниц. Улыбыясь до ушей, он сам вышел им
  
  навстречу.
  
  "Привет, девчонки! Желаете поупражняться?" "Привет, Франсуа!" - Крис
  
  подставила ему щеку, - "Да, немного." "Помошник вам не нужен?" Он с улыбкой
  
  разглядывал Лиз. Она нахмурила брови и отвернулась.
  
  "Нет. Пока нет. Можешь отдыхать." "Окей. Если что - я рядом. Двери
  
  запереть?" "Да, будь добр." "Прошу!" Он пропустил их вперед и запер за ними
  
  дверь. Несмотря на обилие всевозможных тренажеров и снарядов, здесь было
  
  еще более пустынно, чем в коридоре, и зеркальные стены усиливали иллюзию
  
  огромного пространства.
  
  Они осматривались и принюхивались. Жанна провела рукой по скамейке и
  
  села.
  
  Крис устроилась рядом и обняла ее сзади. Не торопитесь, но и не
  
  теряйте времени даром!
  
  Лиз сделала несколько шагов, изучая обстановку.
  
  "Лиз!" - позвала Жанна и не узнала собственного голоса.
  
  Лиз быстро повернулась.
  
  "Могу я попросить тебя сделать кое-что?" Их взгляды встретились. Во
  
  взгляде Лиз чувствовалось беспокойство. Она не отводила взгляда, и радость
  
  во взгляде Жанны заставила ее сердце биться учащенно. Девушка проглотила
  
  собственную нерешительность и кивнула. Жанна улыбнулась.
  
  "Сними свои... " Сейчас она покраснела, подумала Жанна. Она думала об
  
  этом, ждала этого, но, все равно, начало - это всегда неожиданность. Какое
  
  счастье, что она не утратила стыдливости, без нее все было бы слишком
  
  пресным. Ничто так не возбуждает чувственную девочку, как собственный стыд.
  
  Лиз молча сняла - и, не зная куда их деть, бросила на шведскую стенку и
  
  выпрямилась ожидая следующего приказа. Щеки ее горели, она чувствовала
  
  дрожь, легкий шок и прилив крови.
  
  "Иди сюда!" - позвала Жанна полушепотом.
  
  Она шла медленно, как будто ноги несли ее вопреки желанию. Она
  
  остановилась в двух шагах и не отрываясь следила за рукой Крис, скользящей
  
  по груди Жанны.
  
  "Подними юбку..." Двумя пальчиками, левой и правой рукой Лиз
  
  приподняла края юбки.
  
  "Повыше..." Что случилось с ее сердцем?
  
  "Подойди поближе..." Шаг. Еще один. Маленький шажок. Почему так стучит
  
  сердце?
  
  Жанна погладила ее бедра, животик, коснулась волосков губами, ощутила
  
  ее аромат, трепет ее тела.
  
  "Ножки пошире... Еще чуть-чуть... Вот так... Какие красивые у тебя
  
  ножки... Стройненькие... Кожа гладкая, прохладная..." Погладила внутреннюю
  
  сторону бедра.
  
  "Не бойся... Тебе будет очень приятно... Маленькая моя красивая
  
  девочка..." Ласково, осторожно, Жанна провела ладонью по теплой
  
  промежности. Лиз жалобно застонала и слегка присела, колени ее дрогнули. С
  
  легким нажимом Жанна проводила ладонью между ее ног от... И до... А другою
  
  рукой гладила ее голень. Лиз подавалась навстречу ладони, прижимаясь к ней,
  
  хотела сжать ее бедрами и боялась сделать это, со стоном вдыхала и выдыхала
  
  ставший вдруг таким густым воздух. Жанна ласкала ее и говорила так ласково,
  
  что она буквально задыхалась от нежности скользя по маленькой прохладной
  
  ладони, думая только о ласковых, дразнящих пальцах.
  
  "А сейчас мы тебя совсем разденем..." Жанна наслаждалась ее волнением,
  
  ее полуоткрытыми губками и пылающими щечками. Крис подошла к ней сзади,
  
  осторожно расстегнула молнию на спине, взяла низ платья и медленно потянула
  
  вверх. Лиз едва заставила себя поднять руки. Крис повесила платье,
  
  расстегнула лифчик и опустила бретельки. Он соскользнул с рук, Крис
  
  подхватила его и положила на платье. Лиз быстро закрылась руками. Жанна
  
  держала руку у нее под животом, другой рукой лаская ее живот и бедра. Руки
  
  Крис скользили по ее спине и ягодицам. Лиз опустила руки. Она задыхалась от
  
  ощущения своей наготы и этих ласковых прикосновений.
  
  Жанна отпустила ее, и она опустилась на колени, ее маленькая изящная
  
  грудка с затвердевшими сосками прижалась к ладошкам Жанны. Жанна ощутила
  
  стыдливое касание ее сосков, и вулкан страсти выбросил в нее свою лаву,
  
  разбивая плотину разума. Она стискивала и разглаживала эту прекрасную
  
  нежную грудь почти до боли, пальцами ловила, сжимала и оттягивала рубиновые
  
  соски, припадала к ним губами, всасывая, щекоча языком и покусывая их. Крис
  
  целовала девочку в спину, Жанна теребила ее грудь, бессознательно шепча
  
  нежные ласковые слова, и маленькая мушка тонула в потоке сладостных ласк и
  
  медовых слов. Жанна встала и подняла Лиз, убрала упавшие на лоб волосы. Лиз
  
  с трудом держалась на ногах.
  
  "Крис, позови его!" "Стоит ли?" "Стоит." Лиз отступила и посмотрела на
  
  нее с укором и мольбой. Ну, зачем же? Нет. Не надо, не надо! Нет!! Он уже
  
  идет... О боже...
  
  Лиз отвернулась к стенке и, закрыв глаза, прижалась к гладкой
  
  поверхности.
  
  Она безуспешно пыталась спрятаться от самой себя. Жанна,
  
  раскрасневшаяся, полубезумная и прекрасная, как сама Венера, подошла к ней
  
  сзади, обняла ее, поглаживая живот, что-то зашептала ей на ухо. Лиз
  
  прикусила губу и затрясла головой.
  
  Не бойся, не бойся... Ты умница, ты очень красивая, ты смелая... Не
  
  надо стесняться своего тела, пусть он боится тебя... Она говорила, говорила
  
  и потихоньку поворачивала Лиз к нему лицом.
  
  Лиз все-таки позволила повернуть себя, только закрылась руками и
  
  зажмурила глаза. Жанна снова зашептала ей на ухо и мягко развела ее руки.
  
  Посмотри...
  
  Посмотри на него... Посмотри как горят его глаза... Нет! Не хочу...
  
  Не-ет! Лиз уже почти зарыдала и, вдруг, она быстро взглянула в его
  
  сторону и... Смотрела... Смотрела, не в силах отвести взгляд. Внутри нее
  
  все кипело и клокотало, жаркие волны сменяя одна другую, прокатывались по
  
  ее коже.
  
  Жгучее пламя пожирало ее изнутри, но... Что-то в его взгляде...
  
  Заставило ее губы дрогнуть и сложится в еще неуверенную, чуть виноватую
  
  улыбку. На мгновение она ощутила себя женщиной, ощутила силу, удивилась
  
  этому ощущению и... В следующий момент она закрыла лицо ладонями. Жанна
  
  взяла ее за локоть и подвела к темному кожанному снаряду. Посмотри, какой
  
  чудный зверь! Сядь на него.
  
  "Она тебе нравится?" "Она чудо!" Взяла колени и развела ноги.
  
  Посмотрите, какая прелесть! Провела по ней пальцами, потрогала маленький
  
  розовый бутончик, опустилась на колени, лизнула, приникла губами,
  
  пощекотала язычком. Ее голова опущена. Она смотрит вниз. Ей интересно!
  
  Жанна отодвинулась.
  
  "Франсуа, иди сюда!... Посмотри, что у него есть..." Он недолго
  
  раздумывая... О-о! Какой красавец... Он распрямился под ее пальцами,
  
  вытянулся вверх и затвердел. Нет... Нет, я не могу... Я... Не-хо-чу! А...
  
  Посмотри, какие славные шарики... Как он хорош! Ты что, не видела голых
  
  мужчин? О-о... Сейчас мы его разденем! Смотри. Смотри! Она весело схватила
  
  его ртом и звонко чмокнула. Раскрыла рот - и он выпрыгнул. Она уже
  
  улыбается. Ей совсем не страшно, она чувствует себя необыкновенно легко!
  
  "Теперь сядь верхом. Перекинь ногу... Вот так. Чудные ножки...
  
  Очаровательные ножки..." Жанна снимает с нее туфли и целует ступню.
  
  "Отодвинься назад... На край... Не бойся... А теперь - ложись!" Обними
  
  его... Он прохладный... Жанна!... Синий коврик... Крис... Иди сюда, Крис...
  
  Они на коленях... Их губы слились... Они... Разде вают...
  
  Друг друга... Блузки, юбки и все летит на пол... Как они хороши!...
  
  Они снова целуются... Держат друг друга за... Грудь... Ах! Франсуа!
  
  М-м-м-м... Коснулся... О! А! Лиз вцепилась в коня... Лихорадка... О!
  
  Боль...
  
  Крик! И ужас и боль! А... Последние силы... Глаза... Закрываются...
  
  Как страшно... Чувствовать что-то чужое внутри себя, а может оно уже не
  
  чужое, чувствовать нутром, как будто в меня воткнули клин, до самого
  
  сердца, он смял меня, это похоже на боль, но эта боль приятна, надо
  
  освободится, и боль исчезнет, но это невозможно, и мне это нравится, я хочу
  
  чтобы ее было больше, чтобы он вошел в меня весь, заполнил все мое
  
  существо, может быть, может быть... Эта штука затаилась. Ее можно сжать.
  
  Нет, не вытолкнуть! Нет... Он выходит и ткани смыкаются вновь... Почему так
  
  приятно?...
  
  Облегчение... Нож выходит из раны... И рана тут же заживает... И снова
  
  тоскует по ножу. Я опять целая... Сплошная... О! Он возвращается...
  
  Вновь! Он опять раздвигает меня, он снова касается сердца. А где оно?
  
  Здесь?
  
  Здесь и здесь, и везде... Я вся превратилась в сердце. Он уходит. О
  
  радость! Но... Я уже жду, я молю чтоб он снова вернулся! Что он делает!
  
  Что... Он делает! Нет... Меня всю так трясет... Я наверно умру - О! - он
  
  меня поднимает... И вниз! А... А-ах! Жанна впилась в губы Крис, припала к
  
  ее груди, стиснула и отпустила. Крис неподвижно лежит на ковре, Жанна
  
  опускается на ее полураскрытые губы, язык, словно трепещущая рыбешка,
  
  бьется внизу... Там под ней, прижалась губами к ее животу, мягкость волос,
  
  аромат, нежный, зовущий, ниже, ниже, еще... Губы для поцелуев... Язычек
  
  жалит, и Крис вздрагивает под ней. Жанна выпрямилась перед лицом Лиз, их
  
  губы...
  
  Встречаются... Пьют друг друга, кусают и языки... Встретились -
  
  ЗАМЫКАНИЕ!
  
  Ток. Ток прошел по телам, все четыре, слитые воедино, пульсируют,
  
  жаждут, изнемогают от страсти... Страсть доводит их до безумия... Рука
  
  Жанны вздрагивает между бедрами Крис. Стон вырывается из ее влажных губ,
  
  она чувствует, что наслаждение ускользает от нее. Она встает... Франсуа!...
  
  Подожди... Лиз... Он отступает, Лиз сползает с коня. И Жанна ложится
  
  на ее место. И... Тепло... Тя-жесть-в-теле... Он ворвался в нее и увяз... В
  
  ней, замер... И новый толчок... Глубже! Глубже! Сильнее! О Боже! Сильнее!
  
  Сильней!... Кристина мучает Лиз, она сходит с ума, она чувствует
  
  ярость, Лиз снова кричит! От восторга? От боли? Жанна... Крис! Пощади ее!
  
  Что ты делаешь, Крис!... Губы Жанны сомкнулись с губами - и снова ВОЛНА...
  
  ОН кричит! Стон - и мрак... И покой. И покой...
  
  Они молча одевались, поправляли волосы, красили губы. Тепло уходило от
  
  них.
  
  Жанна прислонилась спиной к стене и посмотрела на Лиз.
  
  "Лиз! Ну как тебе не стыдно?" Девушка сидела тихо, и только капля
  
  влаги сбегала по ее милой щечке.
  
  "Лиз!" Жанна обняла ее, и Лиз ткнулась носиком в ее грудь.
  
  "Ну ты же умница! Ты взрослая женщина. Все же было так хорошо! Лиз!"
  
  Лиз всхлипнула.
  
  "Да..." "Зачем же плакать?" "Не знаю..." Жанна оторвала ее от груди и
  
  облизала ее соленые щеки. Лиз улыбнулась.
  
  "Я глупая?" "Ну что ты! Ты - умница!" Когда они вышли, в коридоре
  
  никого не было. Они покинули здание и, весело переговариваясь, направились
  
  в ближайшее кафе.
  
  "Жанна, документы для Доре готовы?" Наверное он забежал по пути в туалет! Интересно, сколько он вытерпит?
  
  "Да, Патрон." "Немедленно поезжайте к нему и отдайте." "Но..." "В чем
  
  дело?" Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но в комнату не заходил.
  
  "Я хотела, чтобы вы сначала посмотрели." Он посмотрел на нее очень
  
  выразительно.
  
  "Передайте все как есть. У меня все равно нет времени. Я иду на
  
  совещание к Лавалю." "Вы хотя бы взглянули..." "Нет-нет, я уже опаздываю.
  
  Везите как есть. Пока." Дверь захлопнулась. Жанна собрала бумаги, достала
  
  зеркальце, старательно припудрилась и подкрасила губы.
  
  "Кто такой Доре?" - ревниво поинтересовалась Крис.
  
  "Финансист!" "Симпатичный?" "Очень!" "Молодой?" "Да, ему еще
  
  восьмидесяти нет!" "Жанна, держи себя в руках! Удачи!" "Спасибо. Пока!"
  
  "Пока." Жанна быстро спустилась по лестнице и вышла на улицу.
  
  В приемной мсье Доре озабоченная блондинка с высокой прической
  
  лихорадочно барабанила по клавишам. Ее пальцы летали с такой сумашедшей
  
  скоростью, что в помещении стоял непрерывный стрекот, как будто здесь
  
  прятались сотни цикад.
  
  Жанне показалось что машинка скоро не выдержит темпа и сойдет с
  
  дистанции, а пальцы секретарши так и будут непренужденно порхать над
  
  столом. Жанна подошла поближе.
  
  "Добрый день. Я Жанна Маден из FISS. Мне нужно срочно увидеть мсье
  
  Доре." Блондинка скептически оглядела ее с головы до ног и неглядя нажала
  
  клавишу на столе.
  
  "Мсье Доре, мадам Маден из FISS просит срочно принять." "Хорошо, пусть
  
  зайдет." Секретарша нехотя встала и распахнула дверь.
  
  "Прошу вас." Она даже улыбнулась, хотя такую улыбку вряд ли можно
  
  назвать любезной. Дверь за Жанной закрылась и снова послышалось уже
  
  знакомое равномерное стрекотание. Жанна была рада вновь встретится с этим
  
  симпатичным ехидным старичком похожим на майского жука. Старичок скверно
  
  видел, плохо слышал, с трудом передвигался, но соображал превосходно и
  
  фирма не раз выплывала именно на его идеях.
  
  "Добрый день." "Здравствуйте, здравствуйте! - проскрипел финансист -
  
  Что-то случилось в вашем королевстве, раз вспомнили о старике Доре?" "Мне
  
  велели... Срочно передать вам бумаги по германскому филиалу. Я думала... Вы
  
  ждете." "А, ну это не так срочно. А Вы, значит, торопились?" "Вообще-то,
  
  да." "Ну что ж - давайте их сюда, займемся ими немедленно." "Но... У вас
  
  наверное масса дел..." "Ничего. Я хоть и стар - до сих пор надеюсь успеть
  
  все! Кстати, познакомьтесь - мой младший сын - Артур." Старик нацепил очки
  
  и уткнулся в бумаги. Молодой человек приблизился к Жанне. Она протянула ему
  
  руку. Он наклонился, поцеловал ее руку и задержал ее в своей ладони. Жанна
  
  почувствовала себя неловко и мягко, но уверенно высвободила кисть руки.
  
  Артур улыбнулся.
  
  "Рад с вами встретиться, мадам Маден!" Жанна холодно кивнула ему в
  
  ответ.
  
  "Присаживайтесь." У него очень самоуверенная улыбка. Но он,
  
  действительно, недурен собой.
  
  Смуглое лицо с резкими скулами, вьющиеся черные волосы, красивый
  
  высокий лоб и огромные черные, пристально глядящие глаза. Интересный тип.
  
  Этот тип устроился рядом с нею, положил ногу на ногу и довольно
  
  бесцеремонно ее разглядывал. Жанна безуспешно пыталась сконцентрировать все
  
  внимание на мсье Доре. Старик хмыкнул, отложил бумаги и снял очки.
  
  "Ну что ж, Жанна, я вас поздравляю - немецкий филиал горит синим
  
  пламенем и ваша фирма на грани банкротства." "Неужели все так печально?" -
  
  живо поинтересовался Артур, не сводя глаз с Жанны, и подвинулся к ней
  
  поближе. Финансист даже не взглянул на него.
  
  "Пора вам искать себе коня и доспехи." "Что, простите?" "Мсье Доре
  
  намекает на Орлеанскую деву. - пояснил Артур, его правая рука потихоньку
  
  перебралась на ее спину - "Отец, но я думаю мадам Маден уже не..." "Выйди и
  
  подумай за дверью." Он тут же убрал руку.
  
  "Я превратился в камень! Я молчу! Молчу." "Ты слышал меня?" Артур
  
  вздохнул, встал с кресла, поклонился Жанне и нежно поцеловал ее в щечку. От
  
  неожиданности Жанна вздрогнула.
  
  "Удачи вам на поле брани!" Молодой повеса расшаркался и величественно
  
  удалился.
  
  "Щенок!" - проворчал старик, - "до сих пор не научился себя вести. И
  
  работать не заставишь - одни женщины на уме." "Он еще молод..." -
  
  попыталась его утешить Жанна.
  
  "Возраст тут не причем! Я в его годы работал как вол, потому что..."
  
  Старик оборвал себя на полуслове и досадливо махнул рукой.
  
  "А! Бог с ним. Давайте о деле. Завтра в Кале приплывает Курт Хаммер.
  
  Вам надо с ним встретится. Да-да, лучше если это сделаете вы, потому что
  
  ваш Боссар - безнадежен. Он совершенно не умеет вести переговоры и только
  
  все портит. К тому же Хаммер еще не стар - может быть вы сумеете произвести
  
  на него впечатление, хотя это маловероятно..." Жанна слушала наставления
  
  Доре и поримала, что от нее в этом деле ничего не зависит. Ей предстоит
  
  просто выполнить роль почтового голубя. Только сам Доре, имеющий интерес в
  
  их фирме способен повлиять на Пирата. Между этими двумя акулами
  
  существовала какая-то непонятная связь.
  
  Нечто подобное уже случалось с нею, когда стоял вопрос о подписании
  
  контракта с "Olivetti". Она тогда из кожи лезла весь вечер, развлекая
  
  итальянскую делегацию во главе с Тарделли-младшим, а потом оказалось, что
  
  все решилось в приватной беседе Доре с главой дома Тарделли, и ее, грубо
  
  говоря, просто безвозмездно поимели.
  
  "На сегодня с меня вполне достаточно!" - подумала Жанна выходя на
  
  улицу.
  
  Артур поджидал ее у входа. При ее появлении он изобразил полный
  
  восторг.
  
  Жанна снисходительно улыбнулась ему - он опустился на одно колено,
  
  сорвал с головы воображаемую щляпу и склонил голову.
  
  "О прекрасная дева! Позвольте мне быть вашим телохранителем и
  
  оруженосцем!" Жанна выдержала паузу. Интересно, сколько сможет он простоять
  
  в таком положении? Секунды бежали. Проходящие мимо с интересом разглядывали
  
  эту живописную скульптурную композицию. Наконец Жанна сжалилась.
  
  "Увы, друг мой! Вы слишком молоды и ветрены, и я не рискну вам
  
  доверить даже свой старый дорожный плащ!" Рыцаря это не смутило. Он вскочил
  
  на ноги и радостно осведомил свою госпожу, что в таком случае он согласен
  
  на место кучера и пригласил даму в свою карету, которая по виду очень
  
  напоминала мощный "Феррари". Жанна довольно нерешительно разглядывала этого
  
  серо-стального монстра.
  
  "Я вас умоляю, мадам!" Жанна поколебалась еще немного, но все же
  
  решилась.
  
  "Ладно уж, так и быть!" Они сели в машину, автомобиль взревел и
  
  помчался быстро набирая скорость.
  
  "Как тебе мой Буцефал?" "Где ты откопал такую рухлядь?" "Рухлядь!
  
  Скажешь тоже! Этот великолепный чистокровный скакун - личный подарок
  
  благородного сэра Тарделли!" "Щедрый подарок!" "Что же тут удивительного?
  
  Сеньор Тарделли был близким другом нашей семьи еще до моего рождения. Злые
  
  языки поговаривают о том, что он больше общался с моей матерью, чем с
  
  отцом. Но это же естественно! Мсье Доре был уже в годах, Тарделли молод,
  
  мать тоже была не старой, естественно что у него с ней было больше общего,
  
  чем с ее супругом. Кроме того мое необыкновенное сходство с великим мсье
  
  Доре заставляет замолкнуть даже самых отпетых сплетников." "А что по этому
  
  поводу говорит сам мэтр Доре?" "Мсье Доре в свое время удвоил свое
  
  состояние именно благодаря дружбе с Тарделли. Они и сейчас хорошие друзья.
  
  И горе тому, кто посягнет на их дружбу! Дядюшка Винсенте родом с Сицилии, и
  
  там у него много верных и отважных друзей. А что касается
  
  пуленепробиваемого мсье Доре, то, по сравнению с ним, даже пресловутый
  
  Гобсек - милейший добродушнейший старикашка." "Ты слишком молод и слишком
  
  циничен" "Я циник? Вовсе нет. Я очень добрый, чуткий, отзывчивый и легко
  
  ранимый юноша." "Кстати, а куда мы едем, юноша?" "А куда мы можем ехать?
  
  Разумеется, ко мне домой!" "Как это мило! Разве вы меня пригласили? И я
  
  согласилась?" "Разве нет? О, простите герцогиня! Склероз! Впрочем, все было
  
  совершенно очевидно и без слов!" "Вот как?" "Да. Вы не дали мне своего
  
  адреса - значит к вам нельзя! Следовательно - на мой выбор. Не волнуйтесь,
  
  вы не пожалеете! У меня чудненькая квартирка, которая мне лично напоминает
  
  Колизей, величественный, но слегка подразвалившийся." "А ты не слишком
  
  самоуверенно себя ведешь?" "Не знаю. Может быть. Но женщинам это нравится!"
  
  "Давай я повешу твой жакет" - сказал Артур, включив свет в передней.
  
  "А мне пока не жарко." "Это пока." Жанна успела заметить в шкафу
  
  женский плащ. Забавно, а вдруг его кто-то ждет? Можно ли этого типа
  
  чем-нибудь смутить? Едва ли! В этот момент Артур нежно обнял ее и
  
  поцеловал. Жанна еще не успела ничего сообразить, а он уже шарил у нее под
  
  юбкой. И ей ничего не оставалось, кроме как раздвинуть ноги и пропустить
  
  его пальцы туда, куда они так стремились.
  
  "Фантастика!" - воскликнул он, отрываясь от ее губ, - "я только
  
  дотронулся, а там уже сыро!" Жанна даже не нашла что ему ответить.
  
  "Ты самая удивительная женщина на Земле!" "А ты самый бесстыжий
  
  мальчишка! Ты что, успел переспать уже со всеми женщинами на Земле?" "Нет.
  
  Но я ведь еще так молод! И уже так много успел!" Артур выключил свет, и они
  
  оказались в полной темноте. Он взял ее за руку и повел за собой. Жанна
  
  ступала очень осторожно, опасаясь налететь на что-нибудь в условиях нулевой
  
  видимости, и он все время тянул ее за собой, как собаку на поводке. Щелкнул
  
  выключатель и - яркая ...
  
  ... вспышка ослепила ее. От неожиданности она вскрикнула и зажмурилась. В
  
  следующее мгновение свет стал мягче, и Жанна смогла открыть глаза.
  
  Они стояли в огромной белой комнате. У стены она заметила необ'ятных
  
  размеров кровать, почему-то окруженную софитами, и на кровати, в лучах
  
  софитов лежали мужчина и женщина.
  
  "Артур!" - крикнула женщина - "Хватит издеваться! Сейчас же выключи
  
  эти чертовы фонари!" "Ни-за-что." - спокойно ответил Артур, после чего он
  
  подошел к кровати и откинул одеяло. Женщина лежала на боку, ее тело
  
  казалось белее снега альпийских вершин, все, кроме резкого черного
  
  треугольника внизу живота.
  
  Мужчина прятался за ее спиной.
  
  "Вот полюбуйтесь чем занимается моя жена, когда мужа нет дома!" "Ты же
  
  сказал что придешь поздно!" "Кстати, я забыл вас представить. Мишель - моя
  
  жена. Анри - мой... Самый близкий друг! Жанна Маден- ... Самая удивительная
  
  женщина на земле." "Понятно! Здраствуйте. По крайней мере, ты мог бы
  
  позвонить..." "По крайней мере, тебе уже не придется изображать бедную
  
  одинокую женщину, которую муж все время покидает ради других." "Интересно!
  
  А что же мне остается делать..." "Встать и принести нам что-нибудь выпить."
  
  На этом сцена закончилась. Мишель нехотя поднялась с кровати и скрылась в
  
  тени. Жанна успела заметить и оценить ее идеальную фигуру, длинные красивые
  
  ноги, маленький живот, приличный бюст, узкие хрупкие плечи, высокую шею,
  
  длинные русые волосы, черные брови, серые глаза, прямой нос и маленький
  
  алый рот. Бедный Артур! Это не женщина, а произведение искусства! На нее
  
  можно молится, ее нужно беречь, ей можно восхищаться, но руками лучше не
  
  трогать!
  
  К тому же она слишком хороша, чтобы любить кого-то кроме себя.
  
  "А ты что валяешься? Давай освобождай площадку!" Артур начал
  
  стаскивать с себя одежду.
  
  "Может, я вам не помешаю?" "Давай, давай, уходи с татами! Твоя схватка
  
  закончилась, а судья мне не нужен!" Анри поднялся и тоже исчез в тени.
  
  Ничего особенного, - автоматически отметила Жанна, - легко возбудимый,
  
  слабохарактерный и феминизированный типичный номер второй.
  
  "Чего ты дожидаешься?" Артур уже лежал под одеялом.
  
  "Я?!" "Разве тут еще кто-то есть?" "А что я должна делать?" "Быстрее
  
  раздевайся и ныряй!" "А если я не хочу?" "Глупости! Я еще в передней
  
  проверил!" "Ну, ты- ..." "Есть немного, но зато я очень красивый!" На него
  
  невозможно рассердиться, - подумала Жанна и стала расстегивать блузку.
  
  Артур и Мишель о чем-то переговаривались за ее спиной. Еще мгновение - юбка
  
  взлетела вверх - и она осталась совершенно голой. С минуту они не двигаясь
  
  смотрели друг на друга. Жанна не выдержала и отвела взгляд. Да что это с
  
  ней? Чего она боится?
  
  Рядом появилась Мишель с подносом в руках.
  
  "Стой!" - дико крикнул Артур.
  
  Мишель вздрогнула и едва не выпустила поднос из рук.
  
  "С ума сошел?" - поинтересовалась она, обретя равновесие.
  
  "Поставь его на пол!" Мишель понимающе покачала головой, изящно
  
  изогнулась и опустила поднос на ковер.
  
  "Анри, иди сюда! Скорее!" Анри выскочил из тени и уставился на Артура.
  
  "Смотри. Да не на меня, балбес, на них смотри!" Анри послушно повернул
  
  голову и замер.
  
  "Черт возьми!" "Смотри, смотри! Держу пари, что ты уже в жизни не
  
  увидишь двух таких женщин одновременно." "Да-а..." - протянул Анри.
  
  Они стояли на грани света и тьмы, тени и блики подчеркивали каждый
  
  изгиб тел. Они ослепительно хороши! Мишель выше ростом, у нее скорее
  
  голливудский стиль: длинные ноги, высокая шея и грудь у нее тоже больше.
  
  Жанна - более чувственная, более загадочная, более пикантная.
  
  "Женщины! Я хотел бы умереть между вами! Анри - камеру мне!" А женщины
  
  внимательно разглядывали друг друга и, к своей досаде, не находили ни
  
  одного из'яна. Мишель смотрела на Жанну с любопытством и некоторой долей
  
  опасения и неуверенности. У нее очень красивые груди - высокие и полные.
  
  Они манят, они благоухают, они излучают свет. От них невозможно отвести
  
  взгляд, и до смерти хочется положить на них руку, сжать, схватить, ощутить
  
  их мягкость губами... Они повернулись лицом друг к другу. Мишель улыбнулась
  
  и положила свои легкие руки на плечи Жанны. Жанна протянула ладони...
  
  "Жанна, берегись!"... И они упали на эти роскошные полушария... Мишель
  
  поцеловала ее в лоб.
  
  "Эта женщина не умеет любить, она только порабощает..." "Артур!" "Если
  
  бы я поддался ее чарам - она никогда бы за меня не вышла." "Это - клевета!"
  
  Наверное, так оно и есть. Но... Если только один раз...
  
  "Маэстро! Музыку!" - крикнул Артур, - "Жанна, я приглашаю вас на
  
  танец!" Софиты погасли, под потолком зажглись разноцветные гирлянды,
  
  зазвучала мягкая завораживающая музыка. Артур обнял ее, прижал к себе, она
  
  положила голову ему на плечо, и они поплыли по волнам мерцающего света. Он
  
  что-то шептал ей на ухо, но Жанна не слышала его, она упивалась ощущением
  
  легкости, невесомости своего тела.
  
  Тревожная трель телефонного аппарата вернула ее к действительности.
  
  "Артур, это - тебя!" "Меня нет. Я улетел на Сатурн." "Это отец."
  
  "Проклятие..." Артур с сожалением оставил свою очаровательную партнершу и
  
  подошел к аппарату.
  
  "Да... Слушаю... Сейчас?... Я не могу... Нет, не в том дело... Ну и
  
  что?...
  
  Да... Черт... Ладно. Еду." В растроенных чувствах он вернулся к Жанне,
  
  которая уже обнималась с Мишель. Женщины остановились и разомкнули об'ятия.
  
  "Это ужасное свинство, но я должен уехать. Прямо сейчас." Жанна
  
  приблизилась к нему, обняла его за шею и поцеловала в губы. Они замерли не
  
  размыкая губ, и только руки бессознательно скользили по их нагим телам,
  
  лаская плечи, спину, ягодицы, крепче прижимая друг к другу. Она животом
  
  ощущала его растущую твердость. Тогда она оставила губы и, постепенно
  
  опускаясь, стала целовать плечо, грудь, живот, волосы на животе... Он встал
  
  на колени. Она уперлась руками в его бедра... Наклонилась...
  
  И, широко открыв рот, вдохнула его в себя. Какой он чудесный...
  
  Крепкий плотный и... Нежный. Ласково пощекотала его языком. Мишель тихонько
  
  поцеловала ее теплое бедро, руки ее ласково пробежав по груди и ягодицам,
  
  встретились под животом. Мишель целовала ее бархатную спинку и руками
  
  медленно раздвигала ягодицы. Жанна почувствовала как Анри коснулся ее
  
  мягкой, влажной плоти и слабо застонала. Он постепенно входил в нее, и все
  
  ее существо устремлялось ввысь. Она устремлялась все выше и выше. Все ее
  
  тело напряглось - он замер - и ослабло. А Мишель все целовала ее золотистую
  
  ароматную кожу, прижималась своим пышным бюстом, трогала ее упругую грудку
  
  с твердеющими сосками и пальчиками нажимала на ложбинку между ягодицами.
  
  Артур мял ее плечи. Анри держал руки на ее животе, пальцы его спускались
  
  вниз, губы касались ее спины. Жанна едва не потеряла сознание. Каждая
  
  клеточка ее тела кричала от невыносимого наслаждения. Разум изнемогал от
  
  сладостного восторга. Огонь пожирал ее снаружи и изнутри. Я сейчас умру! Ну
  
  и пусть...
  
  Как странно... Неужели это происходит со мной? Неужели это я? Анри не
  
  выдержал и финишировал первым. Артур еще сдерживал себя. Так! Жанна
  
  раскрыла губы - он выпрыгнул у нее изо рта - и стала теребить его пальцами.
  
  Все, ему уже не остановиться! Артур потерял тормоза, и горячая белая струя
  
  ударила ей в лицо. Жанна успела закрыть глаза, и с радостью почувствовала
  
  как клейкая жидкость стекает по векам, по щекам, по губам. Потом она
  
  опустилась на колени и попыталась руками убрать с лица этот ароматный
  
  поток. В этот момент, Мишель встала рядом с ней, схватила ее за руки и, как
  
  кошка, стала весело вылизывать ее лицо. Это было так забавно - Жанна начала
  
  смеяться и никак не могла остановиться. Она пыталась высвободить свои руки,
  
  но Мишель не выпускала их, энергично облизывая ее щеки. Артур поднял ее с
  
  пола и страстно поцеловал в ароматные губы.
  
  "Я надеюсь, это не последняя наша встреча. Я найду тебя." Он поцеловал
  
  ее еще раз, собрал свою одежду и быстро вышел из комнаты.
  
  Мишель выключила музыку и включила свет над кроватью.
  
  "Убежал... Ну и бог с ним! Давайте выпьем!" Жанна и Анри устроились на
  
  кровати. Мишель подала им бокалы и села рядом с Жанной. Жанна медленно
  
  тянула коктейль, в ее ушах еще звучала музыка, ее тело еще не остыло после
  
  жарких прикосновений и поцелуев.
  
  "Тебе понравилось?" - спросила Мишель.
  
  "О да! Это было... Прекрасно!" "Я знаю одного парня, он - настоящий
  
  виртуоз в постели! Кстати, он живет над нами. Хочешь познакомлю?" Жанна
  
  покачала головой.
  
  "Только не сегодня. Мне уже пора. Спасибо за компанию!" "И ты думаешь,
  
  мы тебя отпустим?" "Мне, действительно, пора..." "Ну и что?" Шутит она или
  
  нет? Глупости, конечно же шутит! Жанна поднялась, Мишель отобрала у нее
  
  бокал, взяла за плечи и заставила ее сесть, а потом - лечь на спину. Легла
  
  на нее сверху и сжала пальцами соски. Мишель терлась об нее животом и
  
  грудью, целовала ее губы, шею и плечи. Жанна чувствовала, как огонь желания
  
  снова разгорается в ее теле.
  
  "Тебе же нравится этим заниматься! Ну скажи, нравится?" "Да..." "Так
  
  чего же ты капризничаешь? Зачем ты сдерживаешь себя?" "Я не могу!" "Женщина
  
  всегда может!" "Мишель!" "Не разочаровывай меня." "Мишель..." "Я хотела
  
  чтобы ты сама попросила меня об этом. Тогда ты бы получила все что хотела.
  
  А теперь..." "... Перестань..." "... Ты будешь делать то, что я тебе скажу! Это послужит
  
  тебе уроком...
  
  Сейчас мы помучаем тебя, а потом... Немножко прогуляемся!" Мишель
  
  перебралась к ней на грудь.
  
  "Поль - очень добрый. У него много друзей, и он всегда рад с ними
  
  поделиться... Анри! Чего ты ждешь?" И она опустилась на лицо.
  
  "Ну, давай!" Анри взял Жанну за колени, широко раздвинул ее ноги и
  
  вошел в нее до конца.
  
  Мишель раскачивалась над ее губами, крепко прижимаясь своей влажной
  
  ароматной плотью.
  
  "Сначала, ты будешь смотреть. Они всегда приводят к себе женщину, и...
  
  Что они с ней делают! Ты постоишь и посмотришь. На это стоит посмотреть!
  
  Потом тебя разденут догола, сорвут с тебя всю одежду и будут тебя мять,
  
  мять, мять. Три часа подряд. И по одному, и по двое, и по трое...! Или -
  
  нет! Я придумала лучше! Они не будут тебя раздевать. Нет, нет! Одежду ты
  
  оставишь здесь. И пойдешь туда - нагая. Правда, здорово? Я сама отведу
  
  тебя. А если кто-то попадется нам навстречу? Что ж! Значит ему повезло, и
  
  он сможет попробовать тебя прямо на лестнице! Ты никогда не трахалась на
  
  лестнице?
  
  Нет? Прекрасно! Вот и попробуешь! Я уверена - тебе понравится. И ты
  
  пожалеешь, что не занималась этим раньше. А потом...! Ты будешь стоять на
  
  коленях... Ты будешь ползать на животе и целовать ноги, чтобы тебя
  
  отпустили, но тебя будут любить до тех пор, пока ты уже не сможешь ходить,
  
  не сможешь стоять на ногах. Ты будешь валяться в ванной и все будут на
  
  тебя..." Жанна тщетно пыталась освободить свой рот, Мишель не выпускала ее.
  
  Жанне хотелось укусить ее, но она побоялась рассердить эту сумашедшую
  
  девку, так что оставалось только расслабиться и подождать пока они закончат
  
  над ней издеваться. Но громкие стоны Мишель и тяжелое дыхание Анри
  
  заставляли ее вновь и вновь содрогаться от наслаждения, и она снова трогала
  
  Мишель языком.
  
  Анри был на этот раз просто неутомим. Прошел, наверно, целый час,
  
  прежде чем они упали рядом и дали ей отдохнуть. В комнате стало тихо-тихо.
  
  Но тишина продержалась меньше минуты. Мишель вскочила и бросилась к Анри,
  
  лихорадочно пытаясь губами и пальцами вдохнуть в него новые силы. Увы! Его
  
  друг проявил полнейшее равнодушие к ее страстным ласкам.
  
  "Ну что это такое!" Она чувствовала страшную неудовлетворенность, и
  
  плачевное состояние Анри приводило ее в отчаянье. Она села на него сверху и
  
  пихала его в себя как слепого котенка. Потом она бросилась к телефону.
  
  Никто не отвечал.
  
  "Дьявол!" Набрала еще один номер, пальцами яростно растирая
  
  промежность.
  
  "Люк? Это Мишель. Люк, милый, все бросай и лети ко мне! Я умираю. Да!
  
  Скорей!" Она бросила трубку и заметалась по комнате. Жанна смотрела на
  
  нее с тревогой. Анри же, давно привыкший к таким сценам, хдаднокровно дымил
  
  сигаретой. Мишель подошла к окну. Отвела штору, открыла раму и выглянула на
  
  улицу. Потом подбежала к кровати, схватила пустой бокал и вернулась к окну.
  
  Перевесилась через подоконник и швырнула бокал вниз.
  
  Он явно куда-то спешил. Он шел занятый своими мыслями и совершенно не
  
  замечал что творится вокруг. И вдруг прямо перед ним на тратуар что-то
  
  падает и разлетается вдребезги. Осколки стекла хлестнули его по ногам.
  
  Юноша озадаченно посмотрел вверх. Мишель улыбнулась ему.
  
  "Привет!" "Д-добрый день..." "Я не испугала вас?" "Нет, нисколько..."
  
  "Мне очень жаль... Я такая неловкая..." В это время Анри вытащил откуда-то
  
  солидных размеров заменитель, подал его Жанне и кивнул в сторону Мишель.
  
  Жанна поняла. Подкралась к ней сзади и пощекотала ее пальчиком между ног.
  
  Мишель продолжала разговаривать.
  
  "Вы куда-то спешите?" Он засмотрелся на ее голые плечи.
  
  "Что?" "Я говорю, вы никуда не торопитесь?" "Нет... " Мишель
  
  засмеялась, но в это время Жанна нащупала вход и вставила в нее солидный
  
  кусок приспособления, лицо ее исказилось и она застонала как от боли.
  
  "Что с вами?" Наверняка он уже совсем забыл зачем и куда он шел.
  
  Мишель облизнула губы.
  
  "Нет-нет, ничего... Может быть... " Жанна с удовольствием задвинула
  
  аппарат до упора, и Мишель дико вскрикнула.
  
  "С вами все в порядке?" Он явно встревожился.
  
  "Да-да, спасибо. Просто сердце... Кольнуло... М-м... Простите, а как
  
  вас зовут?" "Меня... Антуан..." "Антуан, не откажите даме в любезности,
  
  выпейте со мной ча-ашечку кофе!" Мишель никак не могла освободится, и
  
  старалась "держать лицо". Но несмотря на все старания, ее лицо выражало
  
  досаду и нетерпение. Он не понимал что с ней происходит, и ему показалось
  
  что он видит в ее взгляде тоску одиночества. Сердце его забилось учащенно.
  
  Бедная женщина!
  
  "Спасибо... С удовольствием!" "Пре-екрасно! Вто-орой этаж... Напра...
  
  Во." Наконец-то Мишель смогла повернуться. Она поймала Жанну за руку, но
  
  Жанна не сдавалась, и ей пришлось с ней побороться. Она уже опрокинула
  
  Жанну на пол, когда прозвучал звонок. Мишель отвлеклась, и Жанна с
  
  наслаждением снова вонзила свое оружие до конца. Мишель взвыла, рванулась и
  
  наконец "соскочила". И тотчас побежала открывать дверь, на ходу натягивая
  
  на себя какой-то халат. Выбегая из комнаты она ударила по выключателю и в
  
  помещении стало темно как в погребе. Комната была огромная и нечего было и
  
  пытаться найти свою одежду в темноте. Где-то рядом должна быть стена. Ага,
  
  вот она.
  
  Ну и что дальше? Придется подождать. Чего? Непонятно. Хм. Забавная
  
  штуковина эта модель. Надо купить себе такую же и испытать на Кристе.
  
  Представляю, как она будет орать! Но я буду безжалостна! Попробовать самой?
  
  Оч-чень удобная вещь! Очень похожая на оригинал, но без всяких излишеств и
  
  надстроек. О-о!
  
  Нет, весь не войдет. Страшно. М? Мишель возвращается. Интересно, кого
  
  это она притащила? Мишель вела его за собой по темному коридору. Они шли
  
  очень близко друг к другу. Бок о бок. Перед самой дверью Мишель очень
  
  вовремя оступилась и ухватилась за него двумя руками, после чего ей уже
  
  совсем не хотелось его отпускать.
  
  "Какая же я неловкая..." - прошептала она, обнимая его и вслушиваясь в
  
  его напряженное дыхание. Он молча обнял ее. Нашел губами ее жадные губы и
  
  крепко сжал ее в об`ятиях. Ее рука опустилась на его член, ощутила его
  
  решимость и благодарно сжала. Теперь она могла не сдерживаться. Она
  
  лихорадочно стаскивала с него одежду, разжигая его страстными поцелуями и
  
  поглаживаниями. Потом она опустилась на ковер и потащила его за собой. Он
  
  не заставил себя уговаривать и сразу же устремился в самое жаркое место.
  
  Мишель застонала, но стоны ее были радостными. Наконец-то она получила то
  
  чего так страстно желала, и он не разочаровал ее, заставив биться в
  
  судорогах сладострастья.
  
  Жанна в это время закончила свои упражнения с заменителем и, держа его
  
  в зубах поползла на знакомые звуки. Подобравшись поближе она протянула
  
  руку, и рука ее опустилась на его зад. Он вздрогнул от неожиданности, но
  
  Жанна ласково погладила его, и он успокоился. Потом она потерлась об него
  
  бюстом, чтобы он понял что перед ним женщина. Очень хотелось посмотреть
  
  какой у него калибр. Жанна осторожно просунула руку между его бедер, и
  
  когда он вытатаскивал свою игрушку, быстро сжала ее пальцами и тут же
  
  отпустила.
  
  Ничего! Немножко поиграла его шариками и - он не удержался, выстрелил
  
  первый заряд. Но возбуждение овладевшее им было настолько велико, что он
  
  без перерыва пошел на второй заход. Молодец! - подумала Жанна. Но Мишель
  
  это не понравилось. Она уже дважды успела испытать наслаждение и к тому же
  
  немного устала, поэтому она попыталась отговорить его от этой затеи. Но не
  
  тут то было! Он был неудержим как молодой жеребец почуявший кобылицу. Она
  
  попыталась выбраться из-под него, но он был сильнее, и Мишель не оставалось
  
  ничего другого кроме как ждать. Все же это было довольно приятное ожидание.
  
  Жанна тем временем переключилась на его задницу. Она полизала его
  
  язычком, потом исследовала пальцем. Ему явно были по душе эти игры - он
  
  сразу же ускорял темп. Но его ждал сюрприз. Жанна приставила к отверстию
  
  резиновую игрушку и стала потихоньку запихивать ее внутрь. Как он рванулся!
  
  Он просто не знал что делать. Он разрывался между Жанной и Мишель. Ему было
  
  страшно и в то же время безумно интересно, чем это кончится. Жанна
  
  действовала очень осторожно, не переставая его поглаживать и уговаривать.
  
  Все равно он нервничал и дергался. И все-таки ей удалось это сделать.
  
  Странно, чему это я так радуюсь? Почувствовала себя на месте мужчины?
  
  Совсем с ума сошла, мне бежать надо отсюда, а я черт знает чем занимаюсь!
  
  Так. Спокойно! Кровать там. Шага три-четыре, стоп! Ага! Вот моя юбочка...
  
  Вот моя кофточка... Туфли в руки и- ... Привет! Жанна на цыпочках миновала
  
  изнемогающих любовников и выбралась в коридор. Поставила туфли на пол.
  
  "Анри!!!" - завопила Мишель. Мужчина шарахнулся от нее в сторону.
  
  Жанна остолбенела.
  
  "Анри, она уходит!" Анри рванулся за ней, споткнулся о чьи-то ноги и
  
  упал прямо на них. Пока Мишель визжала, а мужчины чертыхались, Жанна
  
  схватила туфли и прямо в чем мать родила выскочила на лестницу. Но и тут ей
  
  не удалось перевести дух.
  
  Анри продолжал ее преследовать. Жанна с ужасом посмотрела на его
  
  взметнувшийся приап и бросилась вниз по лестнице. Она даже обрадовалась,
  
  когда увидела незнакомого мужчину средних лет, поднимающегося ей навстречу.
  
  Она оглянулась - Анри исчез. Мужчина поднял голову и оторопел. Жанна
  
  прикрылась одеждой и виновато улыбнулась, ожидая когда он пройдет мимо нее.
  
  А он стоял как приклеенный, не сводя с нее изумленного взгляда. Жанна
  
  вздохнула и стала быстро одеваться. Правда получилось не очень быстро. Она
  
  слишком волновалась и никак не могла справиться с юбкой и блузкой. Наконец
  
  она поправила прическу и решилась снова посмотреть на него. Растерянность
  
  на его лице сменилась легким презрением, и он продолжил свое восхождение.
  
  Жанне показалось что он сказал "Шлюха". Интересно, что бы она подумала если
  
  бы на лестнице увидела голого мужчину? Наверное сказала бы "Бедняга..." Ну
  
  что?
  
  Получила? Эт-то ты еще дешево отделалась! Эт-то ты сухой из воды
  
  вышла!
  
  Эт-то фигня! Да. Жанна медленно двинулась по тротуару, и в этот момент
  
  Мишель окликнула ее из окна.
  
  "Эй! Ты ничего не забыла?" "О!... Нет!" Жанна вспомнила что оставила в
  
  квартире папку с документами.
  
  "Дверь не заперта!" Голова Мишель скрылась за занавесками. Жанна
  
  растерярянно потопталась на месте, и, проклиная свою неосмотрительность,
  
  поплелась обратно.
  
  Дверь действительно была не заперта. А за дверью ее ждала Мишель.
  
  "Ну что, убежала?" Жанна опустила голову и вздохнула. Мишель сунула ей
  
  папку и поцеловала ее в щеку.
  
  "На! И больше не теряй! Заходи в гости. Я буду скучать по тебе!"
  
  "По-моему, на сегодня с меня вполне достаточно!" - подумала Жанна выходя на
  
  улицу.
  
  Добравшись до дома, Жанна отпустила такси и решила подняться по
  
  лестнице.
  
  Под'ем слегка утомил ее, но эта усталость позволила ей обрести
  
  душевное равновесие. Нервы, нервы... Надо непременно выбраться этим летом
  
  на море и хорошенько отдохнуть! Даже если Жорж не пожелает отправиться с
  
  ней. Она все равно поедет. Жанна отдышалась и открыла дверь. Бросила на
  
  бюро папку с документами и заглянула в комнату. Какое счастье! Никого!
  
  Наконец-то она может немного отдохнуть.
  
  Она сняла жакет, блузку и юбку, запихнула все это в шкаф. Как приятно
  
  дать свободу груди и бедрам, кожей чувствовать приятную прохладу комнаты.
  
  Сейчас она заберется под душ, а потом... Телефонный звонок оборвал ее
  
  мысли. Жанна вздохнула и нехотя взяла трубку. Жорж!
  
  "Жанна, к нам должны подойти двое мужчин, очень диких на вид. Это
  
  клиенты Валери. Если они придут, не выпускай их пока мы не приедем.
  
  Хорошо?" "Хорошо. А что я с ними буду делать?" "Угости их виски. Может они
  
  захотят кофе. Поговори о чем - нибудь. В общем, делай что угодно, только
  
  задержи их до нашего приезда. Ладно?" "Ладно. Когда вас ждать?" "Через час.
  
  Максимум - через два." Так. Значит расслабиться не удасться! Валери опять
  
  что-то затевает втайне от своей супруги, а Жорж надеется ухватить кусок от
  
  его пирога. Но... Сейчас самое главное успеть принять ванну! С этого и
  
  начнем!
  
  Пока ванна наполнялаь, Жанна успела наскоро перекусить, и когда она
  
  наконец погрузилась в воду, ей уже ничего не хотелось. Только лежать,
  
  лежать в этой ленивой расслабляющей воде и тихонько поглаживать свое тело.
  
  Шею, плечи, грудь, живот, голени, бедра и между бедер. Хорошо... Сознание
  
  совершенно отключилось, ее руки и все тело жили своей жизнью, и эта жизнь
  
  им нравилась.
  
  Мысли ее успокоились. Время от времени в голове вспыхивали волнующие
  
  картины и тут же рассыпались и гасли. Она слышала музыку. Негромкие мягкие
  
  аккорды, медленно..., потом все быстрее, быстрее, громче, громче... И
  
  пауза.
  
  Тишина. Тишина. Когда она вышла из ванной, все ее тело звучало как
  
  отлично настроенный рояль. Свежесть и легкость! Она обернулась полотенцем и
  
  присела перед зеркалом, чтобы покрыть лицо кремом. Звонок! Звонок в дверь.
  
  Странно... Кто бы это мог быть? Она посмотрела в глазок, но смогла увидеть
  
  только чей-то галстук. Пришлось приоткрыть дверь. За дверью стояли трое
  
  мужчин.
  
  "Что вам угодно?" "Нам сказали прийти по этому адресу." "А кто?" "Мсье
  
  Жорж Маден." "А за-чем?" Двое из них озадаченно переглянулись. Бог мой,
  
  подумала Жанна, где-то я уже встречала этого черненького...!
  
  "У нас к нему дело. Он дома?" "Н-нет." "Тогда извините. До свидания."
  
  "Секундочку! Он вас пригласил?" "Разумеется." "А когда это было?" "Сегодня
  
  перед обедом." "Понимаете, он только что звонил, сказал что будет с минуты
  
  на минуту..." Это те или не те?
  
  "Он, правда сказал что придут двое..." Мужчина улыбнулся.
  
  "Это мой шофер." Ага. А заодно и телохранитель. Понятно.
  
  "Проходите, прошу вас!" Жанна уже распахнула дверь и только тогда
  
  вспомнила, что на ней ничего не надето. Ну, не выгонять же их обратно, да и
  
  потом какого черта! Сам сказал что они дикие. Этот правда, не совсем дикий.
  
  А вот шофер и брюнет... Черт, где я его могла видеть?
  
  "Проходите, присаживайтесь. Я прошу прощения за свой вид, я прямо из
  
  ванной..." "Ну что вы, у вас великолепный вид! Ради бога, не обращайте на
  
  нас внимания.
  
  Я прекрасно понимаю, что значит принимать незванных гостей после
  
  целого дня на службе. Вы ведь работаете?" "Да-а... Как вы догадались?"
  
  "Просто предположил. Кстати мы не представились. Меня зовут Серж Лавиньи а
  
  моего друга - Лео." "Очень приятно! Жанна." "Прошу вас, Жанна, не
  
  беспокойтесь, занимайтесь своими делами. Считайте что нас нет!" "О! Это все
  
  равно невозможно." "А вы попробуйте!" "Пожалуй я воспользуюсь вашей
  
  любезностью и закончу... Свое лицо." "Мне просто не верится, что ваше лицо
  
  может стать еще прекраснее!" Жанна милостливо улыбнулась.
  
  "Если вы будете меня смешить - я провожусь втрое дольше!" "Что вы! Я
  
  сказал это совершенно искренне!" "Я польщена!" Они продолжали
  
  переговариваться, пока Жанна намазывалась кремом и растирала щеки и лоб,
  
  потом шею и плечи. Тут у нее возникло желание отпустить полотенце и
  
  растереть грудь, но немного поколебавшись, она все-таки не рискнула. После
  
  этого она взяла тушь и грим.
  
  "Ну вот и все!" "Можно взглянуть?" "Взгляните." "Да. Превосходно!"
  
  "Теперь, если вы не возражаете, я оденусь и принесу вам кофе." "Против кофе
  
  не возражаем." "Ладно. Я учту. Может быть выпьете что-нибудь?" "Если у вас
  
  найдется бурбон..." "Найдется. А вы?" "Мне тоже." У шофера был такой
  
  отрешенный взгляд, что Жанна не отважилась потревожить его подобным
  
  вопросом, да и вряд ли ему можно пить на службе.
  
  Жанна вышла на кухню, достала бутылку виски, тоник, стаканы, насыпала
  
  лед, поставила все это на поднос и взяла поднос в руки.
  
  В это время в кухню вошел брюнет. Жанна остановилась.
  
  "Что-нибудь еще?" "Нет. Я просто хотел спросить... Вы меня не
  
  помните?" Мягкий вкрадчивый голос.
  
  "Нет... Не припоминаю." - рискнула ответить Жанна.
  
  "Жаль! А я вас не забыл. Однажды мы провели вместе удивительную ночь!"
  
  Так и есть!
  
  "Простите, как вас зовут?" "Лео." "Мне очень жаль, Лео, но вероятно вы
  
  меня с кем-то путаете." Он подошел ближе.
  
  "Разве можно тебя с кем-то спутать?" И нежно погладил ее по ягодицам.
  
  Так! Доигралась!
  
  "Послушайте! Что вы себе позволяете?" "Когда-то ты позволяла мне еще
  
  больше..." "Это еще не повод..." - начала Жанна и спохватилась.
  
  "Если я на кого-то похожа, это еще не значит..." Он коснулся ее груди.
  
  "Значит, ты все-таки помнишь..." "Нет!" - отрезала Жанна и тряхнула
  
  головой, убирая со лба волосы.
  
  Он прижался животом к ее спине и обеими руками сжал ее грудь.
  
  "Ты очень понравилась шефу." "Ну и что?" Жанна почувствовала, что ее
  
  голос звучит уже не столь уверенно.
  
  "Неужели ты боишься своего мужа?" "Нет." - ответила она совсем тихо.
  
  "Тогда почему бы нам не развлечься пока его нет?" "Это как?" "Для
  
  начала вот так!" И он сдернул с нее полотенце. Жанна сжала бедра.
  
  "Лео..." - прошептала она.
  
  Он страстно поцеловал ее в губы и стал просовывать руку между ее
  
  бедер.
  
  Жанна разомкнула ноги и вздрогнула от прикосновения его пальцев.
  
  "Лео, что ты делаешь..." Он целовал ее плечи, грудь, спину и ягодицы.
  
  Потом он, тяжело дыша отстранился.
  
  "Пойдем. Еще немного... И я сойду с ума." Жанна поставила поднос,
  
  оперлась руками о стол и опустила голову. Потом она встряхнулась,
  
  посмотрела на Лео. И улыбнулась.
  
  "Давай не будем спешить. Дай его мне." Он стоял неподвижно, ощупывая
  
  ее глазами.
  
  "Я сама его сниму. Потом. Хорошо?" Он отдал ей полотенце. Она
  
  обернулась, взяла поднос и понесла его в комнату.
  
  Шофера там уже не было. Лавиньи не сводил с нее восхищенных глаз.
  
  Жанна поставила поднос на столик и опустилась на кушетку. Лео сел рядом и
  
  принялся разливать виски.
  
  "За Вас! За нашу встречу!" - торжественно провозгласил Лавиньи,
  
  поднимая стакан. Жанна выпила все разом, и обжигающее тепло растеклось по
  
  ее телу.
  
  Как они смотрят на нее! Того гляди кинутся. Хищники. Опять телефон!
  
  "Жанна они там?" "Да." "Задержи их еще немного! Мы уже подписываем
  
  бумаги. Еще полчаса, максимум час, и мы под'едем." "Однако..." "Жанна, я
  
  умоляю тебя, это очень важно! Целую!" Жанна опустила трубку.
  
  "Вам не жарко? Может быть снимете пиджак? Официальная часть пока
  
  откладывается." "Охотно. Вам наверное тоже жарко!" Жанна улыбнулась.
  
  "Хотите, увидеть все?" "Об этом можно только мечтать." "Ну, что ж..."
  
  Жанна встала, размотала полотенце, швырнула его на спинку кресла, опустилась и постаралась принять довольно
  
  непринужденную позу.
  
  "Так лучше?" Лавиньи ощупывал свое лицо.
  
  "Да-а..." Было такое ощущение, как будто совершенно голая Жанна
  
  чувствует себя гораздо увереннее чем Лавиньи, который даже не снимал
  
  галстука. Он налил себе виски и поднес стакан ко рту. Пьяное веселье уже
  
  стучалось в ее двери.
  
  "А мне вы не нальете?" Жанна развела ноги и прикрыла промежность
  
  ладошкой.
  
  "О, простите, я просто..." "И садитесь поближе, а то мне до вас не
  
  дотянуться!" Он подал ей стакан и она лихо опрокинула его в рот. Стало
  
  совсем жарко.
  
  "Раз уж у нас здесь такая дружеская атмосфера, может быть вы тоже
  
  разденетесь?" - проговорила она потянув его за галстук.
  
  Через минуту голова ее покоилась на коленях Лео, который ласкал ее
  
  грудь, Лавиньи гладил ее бедра. Интенсивность поглаживаний быстро
  
  нарастала. Слов не было, слышалось только напряженное дыхание. Она закрыла
  
  глаза и глубоко вдохнула в себя воздух. Лавиньи потянул ее за бедро, она
  
  перевернулась на живот, и член Лео оказался прямо перед ее ртом. Оставалось
  
  только разомкнуть губы. Это было совсем нетрудно, потому что Лавиньи уже
  
  входил в нее и вместе с ним властный голос страсти овладевал всем ее
  
  податливым телом.
  
  Ей ужасно не хотелось открывать глаза. Она чувствовала, что Лео
  
  смотрит на нее, смотрит на ее губки, по которым медленно стекает густая
  
  белая влага. Но... Надо вставать. Сейчас придет Жорж, и непонятно,
  
  понравится ли ему это зрелище. Она открыла глаза. Лео улыбался.
  
  "Ну как?" - спросила она.
  
  "Ты просто великолепна!" "Я так и думала." Она подняла полотенце и
  
  направилась в ванную. Навстречу ей шел Лавиньи. Уже в галстуке, что-то
  
  напевая себе под нос.
  
  "Мадам!" Остановился, поцеловал ее руку и удалился.
  
  "Знаешь, Лео," - услышала она, "первый раз в жизни, я радуюсь, что
  
  клиент опоздал на встречу." Лео что-то ответил ему.
  
  "Нет, это совсем другое..." Она включила воду и голос стал неразличим.
  
  Наконец-то она может немного отдохнуть.
  
  Пока она стояла под душем, приехали Жорж и Валери. Мужчины занялись
  
  серьезными разговорами, а Жанна отправилась в спальню и взяла журнал.
  
  Вскоре голоса стихли. Жанна открыла дверь и увидела, что за столом сидит
  
  один Валери, а к пустой бутылке из-под виски присоединилась уже начатая
  
  бутылка с коньяком. Валери о чем-то задумался и никак не отреагировал на ее
  
  появление.
  
  "Все в порядке?" - спросила она.
  
  Он посмотрел на нее удивленно. Потом сообразил и заулыбался.
  
  "Все прекрасно. Жорж сейчас вернется. Посидите с нами?" "Непременно."
  
  Она снова уселась на кушетку, и ей показалось что все начинается сначала.
  
  Невидимый режиссер остался недоволен ее игрой и приказал повторить.
  
  Только теперь на ней вместо полотенца был длинный махровый халат, который
  
  сразу же распался снизу на две части, обнажив ее красивые ноги. Валери не
  
  остался безучастным к этому волнующему виду.
  
  "Какие хорошенькие ножки!" Жанну позабавило это замечание. Пожалуй
  
  впервые за все время их знакомства, Валери подарил ей столь бесхитростный и
  
  вульгарный комплимент. Это был вызов!
  
  "Вы хотите сказать, что..." - она уже приготовилась к атаке, но Валери
  
  неожиданно отказался от боя и переменил тему.
  
  "Жанна, как вы смотрите на то, чтобы перейти на работу ко мне, в
  
  качестве помошника? Вы умеете расположить к себе людей. Будете работать с
  
  моими клиентами. Для начала я буду платить вам 250 тысяч плюс проценты с
  
  контрактов." Это значит целыми днями не вылезать из постели. Прекрасная
  
  перспектива!
  
  "Я польщена. Но, пожалуй я подожду с ответом до завтра." "Как хотите.
  
  А что будет завтра?" "Завтра у меня визит к мистеру Хаммеру." Валери
  
  рассмеялся.
  
  "Бедная Жанна! Боюсь тут вас ожидает фиаско!" "Вы так думаете?" "Я
  
  убежден. Курт сделан из неизвестных науке тугоплавких соединений. У него
  
  железные нервы и железная хватка. Если он захочет, вы, простите, будете
  
  ползать перед ним на коленях и молить о снисхождении, а он будет спокойно
  
  изучать новости валютного рынка." "Вы так полагаете?" "Не сердитесь, Жанна,
  
  но это совершенно ужасный человек. Его все боятся." "FISS хочет заключить с
  
  ним сделку..." Валери жизнерадостно закивал головой.
  
  "После этого от FISS останутся рожки да ножки. А империя Хаммера
  
  получит новый плацдарм во Франции!" "Но мэтр Доре..." "Ну если и мэтр в
  
  деле... Значит, вас действительно может спасти только чудо!" "Вы меня
  
  расстроили." "Ради бога, простите, я этого не хотел! Просто вы затронули
  
  больную для меня тему. Простите меня! Давайте не будем больше об этом. Курт
  
  очень интересная личность, и разумеется, вам стоит с ним пообщаться. Хотя
  
  разговаривать с ним довольно сложно. Но, все, все! Забудем. Давайте лучше
  
  выпьем!" Вернулся Жорж. Он говорил не умолкая, и вообще был в степени
  
  крайнего возбуждения.
  
  "Фантастика! Они подписали! Мы все-таки сломали их!" "Я полагаю, в
  
  этом заслуга твоей жены." "Да-да, ты их здорово подготовила!" Жорж бросил
  
  на Жанну благодарный взгляд и снова повернулся к Валери. Они разложили на
  
  столе бумаги и склонились над столом. Как шахматисты. Только вместо часов -
  
  бутылка коньяка. Некоторое время она прислушивалась к их разговору, но
  
  вскоре почувствовала что глаза у нее начинают закрываться и голова вдруг
  
  стала такой тяжелой-тяжелой. Слишком тяжелой для ее тонкой шеи.
  
  Жанна встряхнулась, выпила рюмку коньяка и откинулась на спинку. О чем
  
  тут говорить, когда и так все яснее ясного. У Жоржа опять проблемы. И он
  
  опять решил излить душу Валери. На службе рта боится раскрыть перед своей
  
  Мадам.
  
  Робеет. А дома смелый: какая бездарность! Какая посредственность! Вот
  
  он бы... Он бы! Интересно он спит с ней? Наверняка, нет. Он так ее боится,
  
  что даже если бы она захотела, у него все равно бы ничего не получилось.
  
  Валери поддакивает, и Жорж распаляется все больше и больше. Как он любит
  
  ораторствовать, боже мой! Надеется что Валери поддержит его. Валери - Босс.
  
  Неизвестно где бы они сейчас были, если бы не Валери. И все из чисто
  
  дружеских побуждений. На такого человека молиться надо. А Жорж воспринимает
  
  все как должное. Да еще попрошайничает, балбес.
  
  "И все равно Жорж, я тебе завидую." "Мне?!" "Потому что у тебя
  
  замечательная жена!" Жанна внимательно посмотрела сначала на Валери, потом
  
  на мужа. Интересный поворот! Жорж, конечно, опешил. Он полагал что Валери
  
  следит за его блестящей речью. И ошибся!
  
  "Тебе нравится?" "Да. Очень! Ваше здоровье, Жанна!" Жорж немного
  
  помолчал, а потом, как ни в чем не бывало, продолжил свой монолог. Жанна
  
  никак не могла понять, был ли это обычный комплимент или нечто иное, и
  
  потому чувствовала себя несколько неловко. Что он хотел этим сказать? Может
  
  быть Валери имел на нее виды и именно поэтому всегда помогал Жоржу? Как это
  
  было бы лестно! Но никогда прежде не было ни слова, ни намека. Или он
  
  считал что она сама должна догадаться? А может быть Жорж давно уже
  
  догадывался об этом, но ей не говорил. И как она должна теперь реагировать?
  
  Конечно она в долгу перед Валери, как и Жорж. Если она просто пропустит эту
  
  как бы мимоходом сказанную фразу мимо ушей, она может оказаться
  
  неблагодарной идиоткой. А если это всего лишь комплимент, то, приняв его
  
  всерьез, не поставит ли она всех в неудобное положение? М-да, задачка с
  
  двумя неизвестными. Ну, допустим что это намек. Допустим. И что я должна
  
  делать? Ин-те-рес-но! Одно совершенно очевидно: забыть об этом в ближайшее
  
  время ей не удастся.
  
  "Жанна! Жанна! О чем ты все время думаешь?" Жанна очнулась.
  
  "Так, пустяки. Возникли некоторые проблемы в нашей фирме." Жорж
  
  обрадовался.
  
  "Этого следовало ожидать. Ваше руководство..." Опять! Какие же все
  
  вокруг ограниченные и недальновидные! Если бы у него были их возможности!
  
  Бедный Жорж! Жанна выбрала момент, когда Жорж сделал паузу и поднялась.
  
  "Я сварю кофе." "Я думаю не стоит беспокоится..." - заговорил Валери.
  
  "Ну что вы, никакого беспокойства!" Наверное, она ушла слишком быстро.
  
  Через минуту пришел Жорж и закрыл дверь.
  
  "Жанна, я все понимаю..." Ничего ты не понимаешь, бедный ты мой
  
  непризнанный гений!
  
  "Я тоже устал. Но сегодня особенный день. Я помог Валери в одном деле
  
  и он взял меня в долю. Уже через полгода мы получим целую кучу денег!"
  
  Жанна оставалась безучастной, только делала вид, что слушает. Они не
  
  виделись весь день, и вот только встретились, а она уже от него устала!
  
  "И я прошу тебя, будь поласковей с Валери! Неужели так трудно лишний
  
  раз улыбнуться, поговорить с ним о чем нибудь... Я же не прошу тебя..."
  
  "Спать с ним?" "Жанна!" "А зря! Может быть, я бы согласилась?" "Ну..." "Как
  
  же я могу с ним поговорить, если все время говоришь ты? И все время о
  
  делах. Я просто не хочу тебе мешать!" "Не преувеличивай, пожалуйста... Ты
  
  просто не хочешь утруждать себя. И совершенно напрасно! Ты должна
  
  помнить..." Нет, сегодня он совершенно невыносим. Наконец, Жорж
  
  остановился.
  
  "Ну хорошо, хорошо. Давай не будем продолжать этот бессмысленный
  
  спор." А кто здесь спорит?
  
  "Мне через полчаса надо будет уйти, если ты не возражаешь, Валери
  
  посидит у нас, пока я не позвоню?" "Жорж! А ты не ревнивый?" "Не всегда!
  
  Так что пользуйся случаем!" Шутит. Жанна улыбнулась одними губами. Кто из
  
  нас двоих глупее?
  
  "Только не замечтайся, кофе прозеваешь!" Жорж коснулся губами ее щеки и вышел,
  
  очень довольный своим остроумием.
  
  Чудак.
  
  Жорж вернулся в комнату и разлил остатки коньяка по бокалам.
  
  "Сегодня необыкновенно удачный день. Не хочется чтобы он закончился
  
  прозаично! Ты никуда не торопишься?" "Нет." "Слушай, ты не прикроешь меня?
  
  Я хотел отлучиться на пару часов." "И что должен делать я?" "Ну что ты
  
  будешь сидеть дома? Посидишь здесь, с Жанной. Выпьете вина.
  
  Послушаете музыку. Она тоже жалуется, что ей нечем заняться вечером. Я
  
  сказал ей, что у нас еще дела, и что ты будешь ждать здесь моего звонка. Ну
  
  как, идет?" "Поедешь к Эмили?" "Ты же понимаешь,... Если бы моя жена не
  
  была такой ледышкой, разве искал бы я удовольствия на стороне?" Валери
  
  сочувственно покивал головой.
  
  "Ладно. Идет." "Отлично, давай еще раз за наш успех и - я побежал."
  
  Жанна принесла кофе и заметила, что бутылка пуста. Она поставила поднос и
  
  направилась к бару. Хотя хмель еще не совсем покинул ее голову, она
  
  чувствовала, что ей совершенно необходимо подкрепить свои силы. Жорж
  
  приготовился уходить. Жанна спокойно посмотрела на сцену прощания друзей и
  
  равнодушно кивнула, когда он махнул ей рукой. Что-то не нравится мне его
  
  физиономия. Сразу видно - хитрит. Она присела на кушетку и достала
  
  сигарету.
  
  "Жорж!" - неожиданно крикнула она вслед мужу. Но дверь уже закрылась.
  
  "Он ушел." "А... Ну и черт с ним!" Жанна сосредоточенно следила за
  
  дымящейся сигаретой. Валери повертел в руках пустой бокал и поставил его на
  
  столик. Налил Жанне. Она выпила. В комнате было тихо, и они как-будто
  
  боялись спугнуть эту странную тишину. Жанна перевела взгляд на Валери. В
  
  этом взгляде не было ни жалости, ни интереса, ни нежности. Это был
  
  спокойный оценивающий взгляд. Ну, чем вы можете нас удивить? Нервные
  
  мужчины не любят таких взглядов. Некоторые считают унизительным доказывать
  
  свою состоятельность, некоторые начинают лезть из кожи, безуспешно пытаясь
  
  поднять планку хотя бы на два деления выше. Но Валери не был нервным. Его
  
  ответный взгляд был не менее спокойным и уверенным, и Жанна снова стала
  
  следить за дымом. Он встал, подошел к окну и задернул шторы. Потом снял
  
  галстук и положил его на спинку кресла. Прошел по комнате, разглядывая
  
  давно знакомые детали интерьера. Остановился и взял с полки фотокамеру.
  
  Снял колпачек с об'ектива, проверил, есть ли пленка, и прицелился в ее
  
  сторону. Щелк! И пауза. Жанна не смотрела в его сторону, однако она знала,
  
  что он делает. Она слышала, как внутри нее отдается каждый его шаг в этой
  
  комнате, которая давно уже была частью ее самой. Она затушила сигарету и
  
  подняла голову. Щелк! Она решительно выпила еще рюмку коньяка, развязала
  
  пояс и раскинула полы халата. Щелк! Она встала и сбросила его с плеч. Щелк!
  
  Повернулась вполоборота. Щелк! Встала на колени на кушетке.
  
  Оглянулась. Щелк! Она легла на живот, повернулась, перекатилась на
  
  спину, согнула ноги в коленях, опустила ноги и развела бедра. Щелк! Щелк!
  
  Щелк!
  
  Камера следила за ней и схватывала каждое движение, каждую позу. Она
  
  положила руки за голову и закрыла глаза. Щелк! И пауза. И шуршание одежды.
  
  И шаги. Он около ее головы. Она раскрывает рот... После этого он ложится
  
  рядом с ней. Она поворачивается к нему. Открывает глаза и ласкает его
  
  руками, чувствует, что он уже готов к следующему акту. Неожиданно Валери
  
  нарушил молчание.
  
  "Наверное, не стоило этого делать. Я всегда хотел этого, но Жорж,
  
  все-таки, мой друг." Она провела ладонью по его щеке.
  
  "Не надо. Он сам этого хотел." "Ты думаешь?" "Я уверена. Так же как и
  
  ты. Тебе давно следовало сказать мне об этом." Она поднялась и села на него
  
  сверху.
  
  "И если у тебя возникнет желание повторить - звони в любое время."
  
  "Жанна..." "Молчи." Она опустилась и застонала. Она двигалась и все ее тело
  
  было в движении. Она со стоном вбирала в себя воздух, когда направлялась
  
  вверх и вскрикивала, падая вниз. Она чувствовала необыкновенную легкость,
  
  как будто с нее сняли страшное обвинение, и теперь она совершенно свободна
  
  и может говорить и делать все что пожелает. Еще полчаса назад она не
  
  испытывала к этому мужчине ничего, кроме уважения, теперь он был в ее
  
  власти, он был ее мужчиной, и она была нежной и радостной. Ее грудь
  
  трепетала под его руками, и она падала все быстрее и быстрее. И когда она
  
  уже совершенно лишилась сил, прозвучал последний аккорд и она упала ему на
  
  грудь.
  
  Валери превзошел ее ожидания. Он был необыкновенно нежен и
  
  необыкновенно работоспособен. Прошло минут двадцать и они снова
  
  соединились. Валери сидел на кушеке, Жанна на его коленях, лицом к нему. В
  
  таком положении их и застал звонок Жоржа. Жанна взяла трубку. Пока она
  
  говорила, Валери ласкал губами ее грудь, а она в это время бродила пальцами
  
  по его прическе. Затем она передала ему трубку, встала на колени, прижалась
  
  грудью к его ногам и осторожно взяла его ртом. Его ладонь скользила по ее
  
  лицу, волосам и плечам.
  
  "Алло, Валери? Ну как ты там? Еще жив?" "Кажется да." "Она тебя не
  
  слишком утомила?" "Нисколько." "Значит, все в порядке? Не жалеешь что
  
  остался?" "Конечно, нет!" "Ну и отлично..." Валери прислонил трубку к уху
  
  Жанны. Она остановилась.
  
  "... Мы сегодня побили все рекорды. Я уже сбился со счета.
  
  У меня уже просто истощение, а она еще на что-то надеется, слышишь?"
  
  Жанна услышала в трубке характерное причмокивание.
  
  "Слышу." - сказала она и продолжила.
  
  Валери улыбнулся и поднес трубку к своему уху.
  
  "Алло, Валери?" "Да!" "Что у тебя с голосом?" "Наверное, выпил
  
  лишнего." "Ты в состоянии ехать?" "Да-да, еще полчаса и все будет в
  
  порядке." "Ну смотри, а то..." "Нет-нет, не беспокойся!" "Ладно, будь
  
  здоров!" "Пока." Жанна довела дело до конца и убежала в ванную. Валери
  
  последовал за ней. Она стояла под душем с закрытыми глазами.
  
  "Ты расстроилась?" "Нет. Но и не обрадовалась." "Он мог бы уделять
  
  тебе побольше времени." Жанна промолчала.
  
  "Я могу тебе чем-нибудь помочь?" "Можешь." Она выключила воду.
  
  "Подай полотенце." Потом они снова пили кофе и беседовали о всяких
  
  пустяках. Было уже поздно, Валери уже давно собирался уходить, но время
  
  шло, а он никак не мог покинуть это уютное кресло. Жанна сосредоточенно
  
  следила за дымящейся сигаретой.
  
  Закрылась дверь за Валери. Жанна подошла к окну. Накрапывал дождик.
  
  Валери выбежал из под'езда и скрылся в автомобиле. Взревел мотор, вспыхнули
  
  фары и машина исчезла за пеленой дождя.
  
  Сейчас он наверное сочиняет историю для своей супруги. А она, в это
  
  время, сидит в одиночестве и ждет его. Или лихорадочно уничтожает следы
  
  любовного свидания?
  
  Телефонный звонок оборвал ее мысли. Жанна вздохнула и нехотя взяла
  
  трубку.
  
  "Алло?" "Мадам Карне?" "Нет, вы ошиблись." Люди часто ошибаются.
  
  Жанна села перед зеркалом и внимательно посмотрела на женщину напртив.
  
  Вид у этой дамы был не ах. Глаза смотрели прямо и серьезно.
  
  "Ты думаешь, я испорченная?" Дама не ответила. Жанна вздохнула.
  
  "Нет. Честное слово, нет! Я просто очень невезучая..." Она грустно
  
  улыбнулась даме - дама улыбнулась сочувственно. Наверное, она поверила.
  
  Жанна выключила свет, легла на кушетку и свернулась клубочком. Ей было так
  
  жалко себя!
  
  Жорж пришел поздно. Он здорово устал, но был очень доволен собой и
  
  весело мурлыкал какой-то популярный мотивчик. Жорж посмотрел на себя в
  
  зеркало, провел по лицу ладонью и хотел оперется рукой о столик, но едва не
  
  поранил обо что-то ладонь. Он взял это что-то и поднес поближе к глазам.
  
  Маленький невзрачный камушек. Какая-то стекляшка. Таскает в дом всякую
  
  дрянь!
  
  Выкинуть?... Черт с ней, пусть забавляется со своими игрушками.
  
  Идиотка.
  
  Жорж нашел на столе бутылку, отхлебнул прямо из горлышка и отправился
  
  спать.
  
  Разделся, осторожно перелез через жену, вытянулся и замер.
  
  Комната спала. Не умолкали только часы, которых совсем не смущало, что
  
  их никто не слышит. Они никак не могли успокоиться и проговорили всю ночь.
  
  И вот уже утро. Ночь уходит из города. А в комнате еще темно. Пока.
  
  Жанна потянулась и открыла глаза...
  
  Неизвестный автор - Старуха - насильница
  
  Эта легенда-тылгунд была рассказана однажды вечером в далекой заснеженной
  
  юрте на севере Сахалина.
  
  Тайга обширна и многолика, населена множеством живых существ. И живет
  
  она своей, отличной от человека жизнью, по своим законам. Человек знающий
  
  войдет, и та одарит его своими богатствами, а незнающий, но самовлюбленно
  
  верящий в свои силы, погибнет.
  
  Не зря, ох не зря рассказывают старики, как нужно встречать тех, кто
  
  подошел к костру. Не заговаривай первым - кинз (черт) человеческого языка
  
  не разумеет, пока не услышит ее. Предложи еды гостю, не дожидайся, пока он
  
  ее попросит и выдай плошку из своих рук - родной котел чужих рук не любит.
  
  И гость и хозяин о своих делах должны говорить как бы невзначай, не хвастая
  
  о добыче и удаче.
  
  Случилось так, что пошли трое молодых охотников соболевать. Выбрались
  
  к своему охотничьему угодью, обосновались. Старший бросил горящую бересту
  
  внутрь жилища, изгоняя злых духов, внес уголья из родного дома... Оставив
  
  младшего, Эськена, заготавливать дрова, да варить еду, старшие, Езак и
  
  Ымайе, отправились ставить силки, пообещав вернуться к вечеру.
  
  Солнце уже давно собиралось уступить место Луне, когда за порогом
  
  послышался осторожный шорох.
  
  - Заходите-заходите, а то ужин стынет давно, - угрюмо отозвался
  
  Эськен. Надо сказать, он был весьма расдосадован на товарищей за то, что не
  
  дали ему первый день в охоте провести, по рыхлому снегу тропки поискать.
  
  К изумлению парня к очагу вышла старушка, маленькая и сухая, одетая в
  
  поношенный хухт (женский зимний халат) с черной каймой - седая и совсем
  
  беззубая.
  
  - Ты откуда, бабушка, взялась?
  
  - Сынок, ты бы дров побольше подложил, обогрел меня старую, накормил,
  
  а после бы спрашивал, черные глаза-бусинки хитро сверкнули.
  
  - Угощайся, - пожал плечами охотник и хотел было положить ей еды, но
  
  та опередила его. Не обращая внимания на костер, внезапно затрещавший и
  
  фейерверком искр осыпавший ее обувь, она вычерпала чуть ли не с полкотелка.
  
  Эськен и глазом моргнуть не успел, как гостья съела все, удивился только
  
  еще больше.
  
  - Интересно, - разомлела старуха - Сильный ли ты человек?
  
  - Слабым не называли... - буркнул тот, про себя думая, хватит ли еды
  
  им троим, - за соболями слабые не ходят.
  
  - Ой-ли? Да ты и меня, небось, не поборишь и соболя не задушишь. -
  
  Казалось, старуха издевалась над ним.
  
  - Не обижай меня, старуха, настроение у меня черное - и побить могу!
  
  - А давай поборемся...
  
  - Не о таких ли говорят:"Ты почему ничего не знаешь?" (Идиоматическое
  
  выражение - безумная, глупая - прим.
  
  Авт. ) - Эськен начал злиться. - Где ж это видано, чтоб старуха с
  
  парнем боролась?
  
  - Э-э, да у тебя сердца нет, одни легкие висят. (Тоже идиома - у
  
  храброго есть сердце, у труса нет) - Пойдем - зло произнес охотник, всерьез
  
  решив проучить старуху и выгнать ее вон.
  
  С первого удара старуха опрокинула парня в сугроб.
  
  Эськен поднялся, снова сцепился с соперницей, но та приподняла его и
  
  отбросила к деревьям. Старуха оказалась черезвычайно сильной и выносливой -
  
  как парень не сопротивлялся, она легкими с виду толчками сбивала его с ног,
  
  пока он не обессилил. Глумливо хихикая, старуха привязала Эськена меж двух
  
  деревьев таким образом, чтобы он остался лежать и был недвижим.
  
  - Как ты думаешь, - задумчиво проговорила она, доставая небольшой нож
  
  и проверяя пальцем заточку, - если тебя убить, повесить язык твой с одной
  
  стороны, а сердце с другой и пройти между ними - стану ли я сильнее?
  
  Охотник молчал.
  
  - Я тоже думаю, что нет. - Старуха села на парня верхом.
  
  Эськен охнул, а потом заморгал, отгоняя наваждение. На нем сидела
  
  молодая невероятной красоты девушка, которая слегка откинувшись,
  
  раскуривала трубку.
  
  - Ну, что мужчина... Победитель жалких и немощных старух... Нравлюсь
  
  ли я тебе?
  
  Охотник лишь тупо смотрел на нее, не в силах ни вымолвить что- нибудь,
  
  ни отвести взгляда от очаровательной улыбки красавицы. Он вдруг
  
  почувствовал, как его мужское естество против воли стало пульсирующе
  
  увеличиваться, грозя заполнить чувства желанием.
  
  - Охо-хо, - покачала головой девушка, ощутив ягодицами, как под
  
  одеждой парня поднимается бугор. Она громко рассмеялась чистым переливчатым
  
  смехом, сползла вниз к ступням и нежно проведя пальчиками в районе паха,
  
  резко стянула с Эськена штаны.
  
  Было очень холодно и поэтому от теплого столбика, который девушка
  
  зажала в руке, шел пар. Эськен силился сказать ей хоть что-нибудь,
  
  пошевелиться, но не смог сделать ни того ни другого, с внешним обреченным
  
  спокойствием ожидая, снизойдет ли жестокое благодушие мучительницы до
  
  самого главного, а внутренне сильно, до дрожи в мышцах напрягшись.
  
  Она приподняла халат, сняла короткие штаны- натазники...
  
  Чувствуя, как его перенапряженный орган медленно погружается во
  
  влажное отверстие девушки, охотник не выдержал перенапряжения и задергался
  
  в оргазме - Охо-хо - повторила девушка, все также хищно улыбаясь, - ты
  
  всегда такой быстрый? Или может попробовать еще раз?
  
  Эськен судоржно сглотнул и едва заметно, насколько это было возможно,
  
  кивнул. Его член находился в таком же твердом состоянии, как и до этого.
  
  Девушка приподнялась, посмотрела вниз и снова медленно опустилась, томно
  
  вздохнув. Правда глаза ее при этом серебристо блеснули. Зло, холодно.
  
  Эськен почувствовал, как стыдливая краска заливает лицо.
  
  С ним случилось то, что можно назвать самым худшим в подобной
  
  ситуации. Ему стало противно от самого себя.
  
  - В борьбе ты слаб. - жестко констатировала девушка Думаешь, таких
  
  девушки любят, а? И ведь надо же, ты и в этом слаб оказался! Маха (негодяй,
  
  мерзавец)! - у парня от страха расширились глаза, вырвался стон. НА нем
  
  сидела, молотя маленькими кулачками по груди старуха, плюясь от негодования
  
  и дыша в лицо гнилостным старческим запахом. - Чего удумал - старую
  
  совратить!
  
  Развлечься! Да еще позволил женщине на охотнике, как на олене ездить!
  
  Сплюнув ему в лицо продолжила, не обращая внимания на побелевшие от
  
  тихого гнева губы охотника, - не будет тебе из-за этого счастья ни на
  
  охоте, ни с женщинами!
  
  Старуха разошлась не на шутку. Не переставая орать на него, она встала
  
  над лицом бедняги и полуприсела, обдав его вонючими газами и полужидкими
  
  испражнениями. В тот момент Эськен хотел умереть...
  
  ... Старшие товарищи долго смеялись над ним, но все же отмыли и
  
  накормили. Рассказывая о случившемся, парень поклялся себе этой же ночью
  
  взять веревку и повеситься, уйти с обидой в сердце, но, дожидаясь, когда
  
  уснут Ынайе и Езак, не заметил, как уснул сам.
  
  На следующий день в хижине остался Езак.
  
  Эськен за весь день поставил около полусотни петель, это обычная норма
  
  при охоте на соболя - и изрядно устал.
  
  Вернувшись, когда уже стемнело, он увидел Езака, мрачного, утирающего
  
  лицо снегом. Хотел было съязвить по этому поводу, но заметив серьезное лицо
  
  Ынайе, несущего воду, сказал негромко: "Вот и ты попался".
  
  Езак что-то недовольно пробурчал в ответ, встал чуть покачиваясь,
  
  завязал ремешок на штанах и, нагнувшись, подставил ладони под воду,
  
  подаваемую старшим.
  
  - Завтра я здесь останусь, - негромко сказал Ынайе, когда все ложились
  
  спать.
  
  ... - Эй, охотник, смотри у меня мясо есть, свари что ли мне, старой.
  
  Сам поешь, меня накормишь-отогреешь, маленькая старушка придвинулась к
  
  костру, вытягивая свои сморщенные ручонки.
  
  - Тебя греть, кормить - себе только хуже делать, брезгливо улыбнулся
  
  Ынайе.
  
  Он схватил гостью и повалил на живот, связывая ей руки.
  
  Старуха отчаянно сопротивлялась, но что она могла сделать против
  
  сильного, видавшего много зим, охотника?
  
  Ынайе развернул противницу лицом к себе и поразился: на него смотрело
  
  чистое девичье лицо, в глазах которой стояли слезы. И вновь, как это
  
  случилось с его предшественниками, охотника охватило желание. Не смотря на
  
  протестующие жесты и всхлипывания девушки, он разорвал петельки-застежки на
  
  халате и мощными, крупными толчками вошел в нее, и имел до тех пор, пока не
  
  выбился из сил. А после закурил, погруженный в свои мысли.
  
  Старушка тихо ныла и пускала слюни, лежа у порога.
  
  Подошедшие Езак и Эськен долго пинали ее ногами, вымещая всю злоть и
  
  обиду, а потом младший не поленился взять палку и ударами прогнать
  
  старуху-кинза.
  
  История могла бы быть на этом законченной, если б не имела краткого
  
  продолженя. Старший Ынайе с той поры слыл удачливым охотником, а когда
  
  захотел взять жену, не встретил сопротивления от родителей невесты. Он ввел
  
  ее в свой дом, произвел "мулк мултера" (здесь: лишил девственности), женой
  
  сделал. Хорошо зажил, счастливо.
  
  Остальные двое обеднели - на охоте к ним не шел зверь, а девушки при
  
  встрече отворачивались, как будто то, что с ними старуха сделала, ...
  
  Так сказывают, а слушателям самим решать, верить или не верить.
  
  Белов Г. - После аварии
  
  Тревожно сверкающие голубые огни патрульных машин проносились в моем
  
  сознании в течение следующих трех недель, когда лежал в пустой палате
  
  "неотложки" возле аэропорта, которая предназначалась для жертвы
  
  авиакатастроф. Каждое утро ко мне приходили две сестрички. Пока они
  
  прилаживали упряжь к моим ногам, невольно прислушивался к гудению
  
  взлетающего самолета и думал: кто окажется следующим пленником данной
  
  кровати?..
  
  А моя жена во время посещения разве когда-нибудь задумывалась, что
  
  привело меня в эту койку? В лукавой быстроте взгляда только и читалось:
  
  какие анатомические части тела мужа достанутся ей после реабилитации?
  
  Полагаю, что немой ответ Наташа находила, обозревая шрамы, протянувшиеся по
  
  моим ногам и грудной клетке. Я попытался улыбнуться, но швы, скрепившие
  
  рваную рану, идущую поперек черепа (и она была не единственная), не
  
  позволили изменить выражение лица. И мне пришлось только пожать Наташе
  
  руку.
  
  - Извини, попробуй прийти завтра.
  
  - Конечно, приду, - она дотронулась до лба, но не сводила глаз с
  
  уродливого шрама.
  
  Проявление Наташей сердечности и участия приятно удивляли. Ментальное
  
  расстояние между моей работой в коммерческом канале телевидения и растущей
  
  занятостью жены в отделе дальних перелетов авиакомпании "Дельта" в
  
  последние годы все увеличивалось. Она хотела самоутвердиться, обрести
  
  независимость и застолбить то пространство, которое в будущем принесет
  
  дивиденды. У меня же все это вызвало негативную реакцию.
  
  Через палату прошел белокурый врач, кивком приветствуя мою жену. Она
  
  развернулась в его сторону так, что короткая юбка открыла не только бедра,
  
  но и сокровенную середину: будто бы этим движением Наташа хитроумно
  
  подтверждала сексуальную потенцию этого человека.
  
  Мне невольно подумалось, что мог уличить жену в похождениях уже с
  
  первых часов полового акта, замечая новые телодвижения, которые у нее
  
  появлялись, пока лежу в больнице. Наблюдая, как струйка сигаретного дыма
  
  медленно уплывала прочь, я задавал себе вопрос, с кем она могла трахаться
  
  последние несколько дней. Несомненно, осознание того, что муж убил другого
  
  человека, вносило в половые акты Наташи особую пикантность. Все, конечно,
  
  происходило в нашей кровати, в присутствии хромированного телефона, который
  
  и сообщил о дорожной аварии.
  
  Жена вложила сигарету в мои губы. Я вяло вдохнул дым. Маркированный
  
  помадой фильтр еще хранил теплоту губ Наташи, неповторимый вкус тела,
  
  которое я стал забывать, вдыхая стерильную больничную отдушку. Она
  
  потянулась, чтобы забрать сигарету, но я сжимал ее с детской цепкостью.
  
  Этот жирноватый кончик живо напомнил мне о сосках Наташи, размалеванных
  
  помадой. В эти соски зарывался лицом, тискал их руками, прижимался к ним
  
  грудью, как бы утишая боль. В одном ночном кошмаре мне привиделось, будто
  
  она рожает дьяволенка, а из распухших сосков сочится какая-то белесая
  
  жидкость.
  
  Темноволосая студентка-практикантка вошла в палату. Улыбнувшись жене,
  
  она равнодушно откинула покрывало и внедрила мне между ног утку. Поправив
  
  сосуд, девушка вернула покрывало в исходное положение. Сразу же с моего
  
  члена начало капать; я кое-как контролировал измученный анестезией
  
  сфинктер.
  
  Студентка двигалась вокруг кровати. Под халатиком заметны худоватые
  
  бедра. Она восхищенно рассматривает фигуру моей супруги. Наверное,
  
  подсчитывает, сколько и каких было у нее любовников за время моего лежания,
  
  или что-нибудь побанальнее подсчитывает, сколько стоят костюм и украшения?
  
  А вот Наташа без стеснения разглядывала телесные формы девушки. Оценивала
  
  бедра и ягодицы, грудь и подмышечные впадины, потом соотнесла все увиденное
  
  с корсетом на моих коленях. Наверное, ей самой хотелось бы сбросить одежду
  
  и посостязаться с молодкой. Любопытный лесбийский зигзаг.
  
  Часто, когда раньше занимались любовью, Наташа просила меня
  
  представить, будто я - свидетель ее совокупления с другой женщиной - как
  
  правило, с ее секретаршей, неулыбчивой поклонницей серебристой помады,
  
  которая однажды всю вечеринку неотрывно, словно отслеживая добычу,
  
  разглядывала мою жену. Наташа часто спрашивала меня, удобно ли ей
  
  подвергнуться насилию со стороны секретарши. Вскоре они собрались вместе
  
  посетить один универмаг, где жена хотела помочь ей подобрать нижнее белье.
  
  Я поджидал их у вешалок с комбинациями, рядом с примерочной. То и дело
  
  подсматривал в проем занавесок и шпионил за этой парочкой: их тела и руки
  
  участвовали в сложной технологии примерки бюстгальтеров и трусиков.
  
  Секретарша дотрагивалась до Наташи с особенной услужливостью, нежно
  
  похлопывала кончиками пальцев сначала по плечам, где остались розовые
  
  полоски от старого бюстгальтера, потом по спине, где видна была легкая
  
  вмятина от застежки, и, наконец, собственно под грудью. Жена пребывала в
  
  состоянии полного блаженства и что-то промурлыкала, лишь только ноготок
  
  секретарши коснулся соска.
  
  Не забуду, как взглянула на меня продавщица - женщина средних лет с
  
  кукольным лицом, когда две молодые женщины покидали примерочную и
  
  задергивали за собой шторки в знак окончания сексапильного спектакля. В
  
  выражении лица продавщицы сквозило четкое осознание того, что не только мне
  
  известно о происходившем за ширмой и что эти примерочные довольно часто
  
  использовались для подобных целей.
  
  Непрерывный эротический интерес жены к своей секретарше, казалось,
  
  ограничивался лишь самой идеей совокупления и наталкивался на пугающие
  
  физические удовольствия самого акта. Тем не менее эти ростки фантазии
  
  начали пускать корни все глубже, развиваться и определять отношение к
  
  другим людям. Вскоре Наташе становилось все труднее достигать оргазма, не
  
  представив, что она - участница лесбийского акта.
  
  Я допускал, что хотя бы однажды жена занималась любовью с секретаршей,
  
  но теперь достигли с ней той точки в наших отношениях, когда это не имело
  
  особого значения. Влагалищные выделения, крохотные царапинки на губах и
  
  сосках - вот все, что оставалось от этих отношений. Сейчас, лежа на
  
  больничной койке, я наблюдал, как Наташа суммирует увиденное: худые бедра
  
  студентки, плотные ягодицы, густо-синий пояс, подчеркивающий талию и
  
  широкий круп. Я почти был уверен, что она вот-вот дотронется ладонью до
  
  упругой груди девушки или запустит руку под короткий халатик, да так, чтобы
  
  без помех оказаться прямо у расселины. Не выказав ни малейшего возмущения
  
  (даже восторга), студентка будет хлопотливо и усердно исполнять свою работу
  
  и не придаст значения этому сексуальному жесту, уподобив его простому,
  
  заурядному словесному замечанию.
  
  Наконец жена оставила меня одного, забрав половину принесенных цветов,
  
  замешкалась у кровати, по лицу скользнула улыбка неопределенности, будто
  
  она не рассчитывала когда-либо снова меня увидеть.
  
  В палату вошла незнакомая мне сестра, держа в руке сосуд в виде пиалы.
  
  Новенькая (наверное, из скорой помощи) была опрятно одетой женщиной на
  
  закате своей тридцатки. После вкрадчивого приветствия она откинула
  
  покрывало и начала внимательно обследовать перебинтованные места.
  
  - На какую сторону опустить?
  
  Я посмотрел вниз. Она держала мой вялый член большим и указательным
  
  пальцами, ожидая моего решения: положить ствол справа или слева от
  
  центрального бандажа.
  
  Пока я раздумывал над этой странной альтернативой, короткий проблеск
  
  первой после аварии эрекции дал о себе знать в венозных сосудах члена - он
  
  слегка затвердел в скромных пальчиках сестры.
  
  Прошло пару недель, и однажды, когда возвращался после беседы у
  
  следователя в палату, увидел стоящую у автобусной остановки Елену и
  
  посигналил. Помахивая сумочкой, она засеменила прямиком к автомобилю и
  
  устроилась на заднем сиденье.
  
  - Куда вас отвезти?
  
  - А можно просто немного поездить? Мне нравится наблюдать за всем этим
  
  автомобильным потоком.
  
  Пыталась поязвить? Нет, она начала оживленно болтать, рассказывая о
  
  своих планах. Минут через пятнадцать, когда уже ехали по эстакаде, она
  
  пересела ко мне, следя за тем, как я касался руками переключателей. Скоро
  
  снова оказались в "пробке".
  
  Тот же спокойный и недоуменный взгляд, будто Елена решала, как меня
  
  использовать, скользнул по моему лицу, лишь только я остановил машину на
  
  опустевшей служебной дороге среди резервуаров к западу от аэропорта. Когда
  
  я обнял ее за плечи, она, казалось, улыбнулась сама себе; верхняя губа
  
  слегка вздернулась, обнажая золотую коронку на правом резце. Я прикоснулся
  
  к ее губам, ощущая необычный вкус пастельной помады и ощутил твердость
  
  верхней десны.
  
  Моя рука скользнула по внешнему изгибу бедра и нащупала раскрытый
  
  зиппер платья. К болезненным покалываниям в суставах добавилось терзание
  
  зубами мочки моего уха. Вдруг нахлынуло воспоминание резкого удара о
  
  лобовое стекло во время катастрофы. Она оголила ноги и начала стаскивать с
  
  себя нейлоновые трусики: ну и нежная же белизна бедер у этой серьезной
  
  докторши. Заглядывая в лицо Елены (губы такие алчущие и ненасытные), я стал
  
  ощупывать грудь. Теперь она что-то мямлила себе под нос, и это чем-то
  
  напоминало бред сумасшедшей. Елена выпустила из лифчика правую грудь,
  
  прижимая мои пальцы к разомлевшему соску. А вот и вторая. Я целовал их по
  
  очереди, прикусывая зубами возбужденные соски.
  
  Захватывая меня в плен своим телом в этой беседке из стекла, металла и
  
  винила, Елена запустила руку ко мне под рубашку и стала ощупывать мои
  
  соски. Я осторожно переложил ее руку на начавшую горбиться ширинку брюк. В
  
  боковом зеркале показался приближающийся водовоз, который с недовольным
  
  рычанием проехал мимо, поднимая клубы пыли.
  
  В первой стадии возбуждения мой член прослезился, а Елена обхватила
  
  меня коленями, уперлась локтями в спинку сиденья.
  
  Я полулежал на спине, ощущая удушающий запах новой обивки. Юбка Елены
  
  была задрана, и хорошо просматривался изгиб бедер. Входил медленно,
  
  стараясь прижимать ствол к клитору. Фрагменты тела Елены: ее квадратные
  
  коленки под моими локтями, правая грудь подпрыгивает, пониже от соска -
  
  явные признаки развивающейся опухоли... И все происходит в салоне машины.
  
  Коснувшись головкой члена края матки, я обернулся. Это маленькое
  
  душное пространство переполнено разными приборами и содержит в себе два
  
  трахающихся человеческих тела; поза совокупления больше подходила для
  
  гомосексуального акта.
  
  Полные бедра Елены надавливают на мои, какой-то отстраненной и
  
  озабоченной посторонними мыслями: бесконечно щебетала о занудности своей
  
  работы. Но зато среди запруженной транспортом артерии, неприметные другим,
  
  могли с ней заводить друг друга сполуоборота. Она обнаруживала все растущую
  
  нежность и ко мне, и к моему телу, старалась быть податливой. Во время
  
  каждого полового акта вспоминали о смерти ее мужа, спермой орошая его образ
  
  во влагалище, вспоминали о нем сплетением бедер, слиянием ртов, касаниями
  
  языком эрогенных зон - и все в металло-виниловом обрамлении салона.
  
  Прошло месяца три после моего выздоровления. Жизнь полностью вернулась
  
  в привычное русло. Я работал и общался с друзьями. Как-то вышел из бара и
  
  увидел старого приятеля, он выглядывал из окошка автомобиля, мусоля
  
  сигарету. Две остролицые аэропортовские шлюшки (едва ли старше школьного
  
  возраста) о чем-то оживленно с ним спорили.
  
  - Ты подумал, куда поедем развлекаться? - спросил меня Николай.
  
  Он стряхнул пепел с сигареты и продолжал треп с молодухами. Их не
  
  устраивали время и цена. Пытаясь не слышать визгливых голосков этих
  
  малолеток и не замечать плотный транспортный поток под эстакадой возле
  
  супермаркета, я стоял рядом и наблюдал, как очередной самолет взлетает с
  
  аэродрома и устремляется в небо. Кажется, они договорились, и Николай
  
  предложил мне сесть в машину. Ту, что повыше, он уже назначил мне:
  
  пассивная блондинка с умными глазками возвышалась над моей головой.
  
  Когда вторая девица с коротко стриженными черными волосами и
  
  по-мальчишески узкой талией открыла заднюю дверцу, Николай передал ей
  
  бутылку. Приподняв подбородок, он запустил пальцы в рот красотки,
  
  выцарапывая из темных недр жвачку.
  
  - Давай-ка это выбросим, не люблю, когда мой член в жвачке.
  
  Николай попросил меня управлять машиной, а сам откупорил одну бутылку
  
  вина и передал сидящей рядом со мной блондинке. Один его локоть уже застрял
  
  между бедер брюнетки: зиппер юбки раскрылся сам собой, демонстрируя черный
  
  пушок волос.
  
  Николай откупорил вторую бутылку и сунул горлышко в рот своей
  
  спутнице. В салонное зеркальце я видел, как она уклонялась от его поцелуя.
  
  Глубоко вдыхая сигаретный дым, девица уже шарила рукой в районе ширинки
  
  Николая. Он откинулся на спинку сиденья, оценивающе разглядывая
  
  телосложение красотки - словно акробат, прикидывающий, для какого сложного
  
  трюка сгодится эта гимнасточка.
  
  Правой рукой Николай расстегнул ширинку и, прогнувшись, выпустил из
  
  нее свой превосходный член. Девушка схватилась за желанную игрушку одной
  
  рукой, а в другой зажала бутылку. Я тем временем ускользнул от светофора.
  
  Николай расстегнул сорочку и извлек две маленькие грудки, схватил за соски
  
  и попытался их соединить, точно экспериментируя с каким-то прибором.
  
  Николай и девица резко откинулись на спинку сиденья. Уже достаточно
  
  стемнело, но салон освещался лишь подсветкой приборов на панели да фарами
  
  проезжающих машин. Мой приятель по-прежнему взвешивал в ладонях две девичьи
  
  грудки. Его украшенные шрамом губы крепко сжимали дотлевающую сигарету. Он
  
  опять вложил горлышко бутылки в рот красотке. Пока она пила, Николай поднял
  
  ее ноги так, что пятками девица уперлась в спинку переднего сиденья, и стал
  
  водить членом то по ляжкам, то по виниловой обивке, будто определяя, какая
  
  поверхность повкуснее, а может быть, воображал, что ему предстоит трахнуть
  
  разом и машину, и девицу. Теперь левой рукой он обхватил голову брюнетки, а
  
  правой облапил ягодички. Девица широко развела бедра, демонстрируя в
  
  очередной раз черненький треугольник и пухленькие половые губки. Через
  
  струйку дыма никак не гаснущей сигареты Николай, лукаво прищурясь, изучал
  
  строение девичьей игрушки.
  
  Сосредоточенное личико девицы время от времени озарялось проезжающими
  
  машинами. Влажноватый запашок тлеющего фильтра стал заполнять салон, от
  
  чего у меня поплыло перед глазами. Где-то впереди замаячило залитое светом
  
  прожекторов взлетное поле. Блондинка предложила мне выпить немного вина. Я
  
  ответил отказом, и тогда она понимающе склонила голову мне на плечо и будто
  
  ненароком скользнула рукой по баранке. Я почувствовал тепло руки на своем
  
  бедре.
  
  Подождал, пока снова остановимся, и поправил салонное зеркало, чтобы
  
  лучше видеть происходящее. Николай засунул большой палец во влагалище, а
  
  указательный - в анус. Девица при этом полулежала, едва касаясь коленями
  
  своих плеч. Его левая рука постоянно теребила соски, будто это были половые
  
  органы в миниатюре. При такой занятости Николай еще двигал тазом, создавая
  
  легкую фрикцию (рука девушки попрежнему сжимала член). Когда она попыталась
  
  рукой освободить свою пещерку от пальца, это ей не удалось: Николай локтем
  
  решительно пресек эту попытку. Потом мой приятель выпрямил ноги, но при
  
  этом бедра терлись о край сиденья, затем облокотился левым локтем на спину
  
  и продолжал незамысловатую дрочку.
  
  Когда машина впервые превысила скорость, Николай вынул пальца из
  
  девичьих укромных мест и всадил в разомлевшую пизденку свой разгоряченный
  
  член. Мимо нас равнодушно проносился поток автомобилей. В салонное
  
  зеркальце я наблюдал за совокупляющимися телами, которые изредка
  
  подсвечивали обгонявшие машины. Хромированная поверхность пепельницы
  
  отражала эрегированные соски. Боковое окно вырывало кусками мелькающие
  
  бедра мужчины и девичий лобок - беспорядочное анатомическое сцепление.
  
  Николай поднял женщину. Широко расставив ноги (и стоя на коленях), она
  
  теперь впускала и выпускала его член. Половой акт моего приятеля и этой
  
  молодки во всевозможных вариантах отражался в глазках передней панели, и
  
  стрелка спидометра словно фиксировала эти хлюпающие движения.
  
  В основном, конечно, мелькали подпрыгивающие девичьи ягодицы.
  
  Когда я стал выжимать из машины девяносто километров в час, Николай
  
  прогнулся вперед и выставил девушку на полное обозрение сзади несущимся
  
  машинам. Вздернутые грудки немедленно озарились яркими бликами. Судорожные
  
  толчкообразные движения Николая совпадали с интервалами пролетавших мимо
  
  дорожных фонарей. С приближением очередного фонаря его ствол входил во
  
  влагалище, а руками он раздвигал ягодицы партнерши, словно приветствуя
  
  каждый новый поток желтоватого света.
  
  Вскоре Николай изменил ритм поршневых движений и поменял позу девушки
  
  (теперь она вытянула ноги вдоль его ног). Они расположились по диагонали на
  
  заднем сиденье.
  
  Николай по очереди подсасывал грудки, а палец при этом засунул к ней в
  
  попку. Я оттолкнул прильнувшую ко мне блондинку, вполне осознавая, что могу
  
  контролировать происходивший за моей спиной половой акт. Когда аэропорт
  
  остался позади, ритм движений Николая убыстрился, ладони, охватившие
  
  девичьи ягодицы, поощряли (или облегчали) заданную скорость движения: все
  
  выглядело так, словно от здания к зданию идет непрерывное сканирование этих
  
  движений. При наступлении оргазма Николай почти стоял за моей спиной.
  
  Головой уперся в стенку, а кулаками подпирал собственные ягодицы.
  
  Через полчаса спустя я вернулся назад к аэропорту и припарковался.
  
  Девица, наконец-то, отклеилась от Николая, который лежал в изнеможении на
  
  заднем сиденье. Неуклюже двигаясь, она кое-как привела себя в порядок, о
  
  чем-то пререкаясь то с Николаем, то с полупьяной блондинкой.
  
  Сперма моего приятеля стекала с левого бедра девушки на черную обивку.
  
  Я вышел из автомобиля и расплатился с девицами. Постоял у машины,
  
  провожая их взглядом (на какой еще конкурс они повлекли свои измученные
  
  тела? ). Николай уставился на навесное покрытие автостоянки, пытаясь
  
  сообразить, где он вообще находится и что собственно происходило между ним
  
  и брюнеткой. Позднее в своих секс-экспериментах Николай еще не раз
  
  прибегнет к помощи салона автомобиля и не раз еще будет мучить тела молодых
  
  проституток. Иногда он с интересом рассматривал какие-то стетографии с мест
  
  автокатастроф, где были обгоревшие, искаженные страданиями лица,
  
  просматривались во всех элегантных параметрах увечья, раны и все на фоне
  
  раскрошенных лобовых стекол, исковерканного металла.
  
  Николай будто внутренне прикидывал на себя увиденные увечья во время
  
  своих сношений, и одно оставалось неизменным - он снимал проституток только
  
  возле аэропорта. Пользуясь их телами, мой друг скорее всего вспоминал и
  
  переживал в памяти увиденные аварии, заставлял девушек принимать
  
  неожиданные позы и следил за их реакцией.
  
  Монах - Селянка
  
  Селянка! Ходь сюды. Хочешь большой и чистой любви?
  
  - А кто ж ее не хочет.
  
  - Тогда приходи сегодня вечером на сеновал...
  
  Фильм "Формула любви" - Дорогой, ты опять оставил свои носки под
  
  диваном, - металл в голосе жены приобрел оттенок ржавого железа.
  
  Я когда-то слизнул болгарский кетчуп со старого металлического ножа,
  
  который был сделан отнюдь не из нержавеющей стали. Ощущение ржавчины до сих
  
  пор заставляет меня покрываться мурашками. Это почти как скрести алюминевой
  
  ложкой по дну эмалированной миски. Особенно если в ней черника с сахарным
  
  песком. Но ее это не задевает. Потому что она не слышит. С детства, то есть
  
  с рождения. Глухонемая. Ленка сидит напротив меня за столом и ест ложкой
  
  чернику с сахаром. Ложка скребет по дну миски. Я мучаюсь, терплю, но в
  
  конце концов после долгих и безуспешных попыток объяснить, что же мне не
  
  нравится в том, как она ест чернику, просто отбираю у нее миску с ложкой.
  
  Обижается.
  
  Вообщем-то эту чернику она принесла мне (Ленка моя соседка, мы с
  
  детства отдыхаем у своих бабушек в деревне). На дворе "бабье лето", черника
  
  еще не осыпалась с кустов, но стала уже несколько пресной, какой-то
  
  водянистой.
  
  Осенью мне уходить в армию, а пока я безработный и пользуюсь этим. В
  
  принципе, местные считают нас за своих, не то что пацанов с садоводства, с
  
  которыми у нас давняя закоренелая вражда. Сегодня суббота, и в клубе
  
  наверняка будут танцы. Опять припрутся.
  
  - На танцы пойдешь?, - спрашиваю я и одновременно делаю "брейковое"
  
  движение руками.
  
  Несколько секунд думает, а затем утвердительно кивает головой. На
  
  танцы Ленка ходит как все, и даже танцует. Как только ей удается двигаться
  
  в такт, ума не приложу. Конечно, сложные танцы она танцевать не может, а
  
  так, ногами подрыгать - наравне с другими. Девчонки один раз над ней
  
  подшутили:
  
  Продолжали танцевать, когда музыка кончилась. Она потом плакала в
  
  кустах за клубом, а я злился на себя за то, что не вытащил ее из круга. С
  
  тех пор Ленка опасается ходить на танцы. Я ссыпал чернику в кружку и отдал
  
  ей, пусть так ест.
  
  - Пора собираться, - я показываю ей, как буду завязывать галстук.
  
  Она смеется. Жаль, что она не может слышать своего смеха, он иногда
  
  говорит мне больше, чем слова. Я показываю на ходики, время пол-девятого,
  
  через полчаса начнутся танцы, а нам надо с ребятами еще успеть немного
  
  принять "для храбрости", Колян обещался стырить у отца немного самогона.
  
  Ленка не любит, когда я пью, но не идти же на танцы совсем трезвым. Она
  
  словно чуствует это и смотрит на меня с легкой укоризной.
  
  "В краю магнолий плещет море...", - старый магнитофон надрывается на
  
  полную мощность. Девчонки напротив лузгают семечки, бросая шелуху на пол.
  
  Колян, как и обещался, принес поллитровку, которую мы и выпили на пятерых
  
  за клубом. Самогон оказался крепковат, на закуску пошли яблоки деда Василия
  
  (его дом ближе всех к клубу). Дед который год грозится завести собаку: "щоб
  
  портки спускала с вас, окаянных", но то ли собак не любит, то ли яблоки.
  
  Вот "горькую" дед любит сильно.
  
  Танцы были в самом разгаре, когда приперлись садоводские, большой
  
  толпой.
  
  Почему-то приходят всегда только одни парни, непонятно куда деваются
  
  девчонки. Ленку никто почему-то не приглашает, хотя девчонка она видная и
  
  красивая, наверное потому что не знают, как знакомиться. Кто-то из
  
  садоводских пригласил на медленный танец Юльку, девчонку Коляна, и она
  
  согласилась. Ох, чует мое сердце, добром это не кончится, Колян вон уже как
  
  набычился. После танца Колян подошел к пацану и что-то сказал ему, тот
  
  пожал плечами и двинулся к выходу. За ним потянулись несколько садоводских.
  
  Я кивнул Витьку и тоже пошел на улицу. Садоводские пытались втроем одолеть
  
  Коляна, но это у них не очень-то получалось, тут подключились мы, и затем
  
  подтянулась новая партия садоводских...
  
  Очнулся я от того, что кто-то мокрой тряпкой вытирает мне лоб, у меня,
  
  видимо, рассечена бровь и болит скула, а так я вообщем-то цел. Колом,
  
  похоже, переехали, ссуки. Ленка смотрит на меня с грустью в глазах и
  
  вытирает мокрым платком кровь с моего лица. Танцы уже кончились, никого из
  
  наших (не из наших, впрочем, тоже) не видать. Надо идти домой.
  
  - Домой пойдем? - спрашиваю я Ленку, она неуверенно пожимает плечами.
  
  То ли не поняла, то ли домой не хочет. Почему-то накатывает волна
  
  раздражения. "Дура глухая", - думаю я про себя. Она тут же напрягается, как
  
  будто читает мои мысли.
  
  - Извини, - я беру ее за руку и шагаю пальцами по ее ладошке, - пойдем
  
  прогуляемся.
  
  Она задумчиво кивает головой. На улице немного похолодало, и я
  
  накидываю ей на плечи свою старенькую куртку. Она в одном платье, как ей не
  
  холодно, тоже понимаешь, выпендриться захотелось. Так я с ней и не
  
  потанцевал. Обидно. Мы идем от клуба, огородами, не хочу идти по главной,
  
  там сейчас гуляют местные, потом будут судачить. Уже совсем стемнело, и
  
  дорожка почти неразличима. Ссадина на лбу немного саднит. На конюшне
  
  заржала лошадь. Ленка оступилась и взяла меня под руку, а я повернулся к
  
  ней, чтобы поправить сползшую с ее плеча куртку. Она повернулась ко мне
  
  навстречу, тихонько коснулась запекшейся крови на лбу. Я неожидано для себя
  
  поцеловал ее в пахнущие травами губы. Они ответили мне. Ленка прижалась ко
  
  мне всем телом и обвила своими руками за шею. Куртка упала с ее плеч, и я
  
  коснулся руками ее спины. Под платьем не ощущалось ни малейшей неровности.
  
  Внезапно мне стало жутко холодно, хотя, может быть, эта дрожь была не от
  
  холода. У меня просто тряслись руки, она тоже дрожала всем телом. Я поднял
  
  куртку и накинул ей на плечи.
  
  Мы потихоньку пошли вперед, не переставая целоваться под каждым темным
  
  кустом. У моей калитки мы остановились, она замешкалась, но я тихонько
  
  отворил калитку и мы проскользнули во двор. Дверь в баньку не запиралась на
  
  замок. Ленка было уперлась, но я настойчивее потянул ее за рукав, и она
  
  сдалась. В баньке было тепло и достаточно сухо (бабка обычно топила ее по
  
  пятницам), я сел на скамейку и усадил Ленку к себе на колени. Света,
  
  проникавшего в маленькое оконце, было бы недостаточно даже для того, чтобы
  
  увидеть светляка, но нам было светло и без света. Я целовал ее мягкие
  
  податливые губы, а руки уже потянулись к пуговицам на груди ее платьица.
  
  Она вдруг отстранилась и ударила меня по рукам, но так, как бы в
  
  полу-серьез, в полу-шутку. Я провел рукой по груди и ощутил напрягшийся
  
  девичий сосок.
  
  Ленка немного запрокинула голову и я стал целовать ее в шею. Мои губы
  
  опускалились все ниже и ниже, помогая рукам справляться с пуговицами. Надо
  
  сказать, что рукам из-за мелкой дрожи, охватившей все мое тело, справиться
  
  с этой задачей было непросто. Наконец, я расстегнул последнюю и смелым
  
  движением снял платье с плеч до локтей. Ленка совершенно неудобно ерзала у
  
  меня на коленях, я провел рукой по ее гладкой бархатистой спине и ощутил,
  
  что моя дрожь так же передалась ей, она судорожно пыталась вытащить руки из
  
  рукавов, но это у нее получалось не очень. Я поцеловал ее упругую нежную
  
  девичью грудь, и с ее губ сорвался тихий стон.
  
  Она запустила пальцы мне в волосы и прижала к груди мою голову. Потом
  
  ее пальчики забрались под ворот рубашки и начали расстегивать пуговицы,
  
  гладить мои плечи. Вдруг она резким движением соскочила с моих колен и
  
  начала целовать мою шею и грудь, одновременно продолжая расстегивать
  
  рубашку и постепенно спускаясь поцелуями все ниже и ниже. Платье мешало ей,
  
  и она вынула руки из рукавов, превратив платье в юбку, держащуюся только на
  
  крутых девичьих бедрах. В окошко заглянула луна, и я увидел изумительной
  
  красоты женскую грудь, словно отлитую из лунного света, поднимающююся с
  
  каждым глубоким вздохом. Я обхватил ее и посадил верхом к себе на колени,
  
  ее грудь напомнила мне музыкальный инструмент, чутко отзывающийся на каждое
  
  мое прикосновение. Я чуствовал себя как ученик мастера, впервые взявший в
  
  руки только что сделаную мастером скрипку. Вот получилась первая нота,
  
  вторая, полилась тихая и чарующая мелодия, и уже непонятно, кто играет,
  
  музыкант на скрипке или дух мастера заставляет звучать инструмент даже в
  
  самых неумелых руках. Ленка, тихонько раскачиваясь всем телом, сидит у меня
  
  на коленях, я снял с нее платье, и она осталась в одних трусиках. Я положил
  
  руку на ее круглый живот и сразу же почуствовал как напряглись ее ноги.
  
  - Ммммм, - жалобно замычала она и слабо попыталась вернуть мою руку на
  
  место, но сопротивление было настолько слабо, что моя рука как вражеский
  
  лазутчик проникла в последний оплот защитников крепости. Ее ноги резко
  
  напряглись, и она вся подалась вперед, и задышала еще сильнее. Движения
  
  становились все учащеннее, и с губ срывалось почти различимое мычание, в
  
  котором мне чудилось: "Я тебя люблю!" - Я тоже тебя люблю, девочка моя, -
  
  прошептал я, и мне показалось что она услышала эти слова.
  
  Я поставил ее на ноги и снял с нее трусики, она помогала мне. Когда
  
  они упали, она переступила через них, словно через последнюю черту,
  
  отделяющую прошлый мир от мира будущего. Я поцеловал ее круглый живот и
  
  спустился ниже до треугольника темных волос, она вдруг резким движением
  
  подняла меня со скамейки и начала расстегивать ремень на джинсах. С большим
  
  трудом мы справились с этим, затем рубашка и все остальное, и вот, я тоже
  
  абсолютно нагой стою перед ней, и меня всего трясет, словно в ознобе. Лена
  
  гладит меня руками, нежно касаясь, словно пытаясь успокоить бушующий во мне
  
  пожар. Она усаживает меня на полок, а сама садится ко мне верхом на расстворяюсь в ней целиком. Пожар, охвативший меня не стихает, я
  
  придвигаю ее ближе к себе, но она протестующе мычит и кладет мои руки к
  
  себе на плечи.
  
  - Мы-му, - протестующе качает она головой, а сама пододвигается ко мне
  
  и направляет меня рукой.
  
  Она начинает тихо двигаться, даже не то что бы двигаться, а плавно
  
  раскачиваться, почти не продвигаясь вперед. Я просто не могу себя больше
  
  сдерживать, но от каждого моего малейшего движения она вскрикивает и
  
  протестующе качает головой. Потихоньку движения становятся все более
  
  размашистыми, а к стонам боли присоединяются звуки и стоны радости. Она
  
  приникает к моим губам и вдруг с полной силой садится на всю глубину.
  
  Острая боль от прокушенной губы пронзает меня всего с ного до головы, и тут
  
  же весь окружающий мир взрывается мириадами осколков, крупная дрожь
  
  заставляет биться ее тело, ее сильные руки прижимают меня к себе, и она
  
  целует меня солеными от слез и крови губами... Мы лежим на полке, ее голова
  
  покоится у меня на плече, и похоже, что она задремала...
  
  Вдруг она привстает, наклоняется ко мне и говорит:
  
  - Вставай, не время сейчас спать, мне нужно идти, а ты вставай, я тебя
  
  прошу, очень прошу.
  
  Я просыпаюсь. Светает. Я высовываю голову из-за бруствера и вижу
  
  ползущее по склону горы пятно. Ссука, "духи". Прикрываю рукавом
  
  предохранитель, чтоб не щелкнул, закрываю ладонью рот, больно бью молодого
  
  (заснул ссука) по ребрам и шепчу в ухо:
  
  - Вставай, "духи".
  
  Его глаза от страха расширяются и он мгновенно просыпается, но толку
  
  от него - как с козла молока.
  
  - Счас стреляешь куда угодно, только не в меня, короткими очередями.
  
  Понял?
  
  Кивок. Достаю "лимонку", чека, скоба отлетает, раздается шипение.
  
  Считаю про себя, кажется целую вечность: "Раз... Два... Три... Четыре" и
  
  тихонечко отправляю ее за бруствер. "Пять... Шесть... Семь..." Взрыв и
  
  стоны, ага, кого-то зацепило.
  
  - Давай, - кричу я молодому, и он, высунув автомат, начинает поливать
  
  камни свинцом, я тем временем пытаюсь вычислить, где кто притаился.
  
  Вот там под карнизом кто-то есть, и слева, и там. С соседнего поста
  
  тоже заработал пулемет. Гранату из подствольника по карнизу - каменная
  
  могилка ему обеспечена, очередь по этому, чтоб не высовывался. Из-за горы
  
  выходят "вертушки" и начинают "работать" по площадям, что ж вы делате,
  
  гады...
  
  - Что вы тут развели публичный дом, убирай отсюда эту блядь, ишь
  
  разлеглись, - вопли моей бабки слышны кажется на всю деревню, Ленка мирно
  
  спит у меня на плече.
  
  - Замолчи старая, не кричи так, - пытаюсь урезонить я бабку.
  
  - Не буду молчать, пускай все знают, какая она блядь, - Ленка
  
  проснулась и спросонья недоуменно смотрит на бабку. - Чего зенки вылупила,
  
  у-у-у, ссучка глухая. Нашла тут себе кобеля. Пошла вон, - и бабка
  
  замахнулась на нее мокрой тряпкой.
  
  Я вскочил и вытолкал бабку за дверь. Ленка испуганными глазами
  
  смотрела на меня.
  
  - Ничего страшного, ничего она тебе не сделает, - попытался я ее
  
  успокоить.
  
  - Уу-му, - растроенно покачала она головой, глядя на то, как бабка
  
  барабанит с той стороны по двери.
  
  К полудню вся деревня знала все подробности нашей ночи. Вечером Ленка
  
  уехала в город...
  
  - Нечего этой ссучке здесь делать, - визгливый голос бабки превратился
  
  в рев набирающего обороты вертолетного винта...
  
  - Потерпи, миленький, - наклонилась ко мне "сестричка", - это только
  
  контузия, ничего страшного. Когда я оклемался в госпитале, от родных пришло
  
  письмо, что Ленка за день до моей контузии погибла в аварии...
  
  - Ты про носки слышал? - жена осеклась на полуслове, переведя на меня
  
  взгляд. Вертолеты в моей голове затихли, осталась тупая пульсирующая боль
  
  слева. Она знает, что сегодня я опять приду домой пьяный в хлам, и никакие
  
  носки не будут меня волновать...
  
  Неизвестный автор - Обморок
  
  Стоял чудесный июльский вечер. Сиреневые сумерки еще не успели преобразиться
  
  в непроглядный мрак ночи, но звезды были уже отчетливо видны и сияли
  
  необычно ярко. Инесса вышла во двор, чтобы погулять со своим маленьким
  
  другом - черным пушистым комочком, которого звали котенок Кузя.
  
  Котенок мурлыкал, прижавшись к хозяйке, и долго не хотел оставлять
  
  уютное местечко, пока девушка сама не посадила его на траву. Котишка,
  
  поежившись и фыркнув от вечерней прохлады, занялся своими делами, а Инесса,
  
  удобно устроившись на скамейке и изредка поглядывая на Кузю, любовалась
  
  ночным небом, всей грудью вдыхая аромат фиалок, которые раскрыли свои
  
  бутоны в этот поздний час.
  
  Вдруг какая-то смутная тревога, предчувствие чего-то неожиданного
  
  закралось в сердце девушки, и она задрожала от озноба, "3то от ветра",
  
  решила Инесса и собралась уже позвать котенка, но, оглядевшись, не заметила
  
  даже признаков шалуна. Инесса поняла, что Кузьма в очередной раз удрал в
  
  одно из подвальных окон и выманить его будет трудно. Неожиданно девушка
  
  услышала, как чей-то низкий, но мягкий голос за спиной произнес:
  
  - Не стоит так переживать, красавица, ведь кошка гуляет сама по себе.
  
  Она вернется к хозяйке, если та того заслуживает.
  
  Инесса повернулась, перед ней стоял высокий кареглазый и темноволосый
  
  мужчина, импозантный костюм которого не скрывал, а лишь подчеркивал
  
  спортивную фигуру незнакомца.
  
  Девушка откинула прядь спадавших на плечи густых волос и спросила:
  
  - Вы уверены?
  
  - Конечно, заодно у вас будет случай проверить, заслужили вы или нет
  
  любовь животного, - произнес бархатным голосом мужчина.
  
  - Ладно, хоть ваша версия и малоутешительна, все равно уже поздно,
  
  придется ждать до утра, - вздохнула грустно девушка.
  
  - Ну, если этот кот вам столь дорог, зачем откладывать?
  
  Готов вам помочь, если не возражаете против моей компании, - уголки
  
  губ незнакомца растянулись в вежливой улыбке, голос звучал убедительно, и
  
  только глаза выдавали его тайные помыслы - они странно блестели.
  
  Девушка не заметила этих горящих глаз и согласилась.
  
  "Очередная клюнула", - подумал мужчина.
  
  - Вот и прекрасно, ночь обещает быть теплой, так что не замерзнем.
  
  - Да, конечно, ну что, начнем поиски?
  
  Они пошли вдоль дома, заглядывая под каждый куст, причем Инесса шагала
  
  впереди, и мужчина мог рассмотреть великолепную фигуру новой знакомой.
  
  Стоило лишь ей наклониться или присесть, его взгляд фиксировал под
  
  натянувшейся тканью юбки два упругих полушария, свободно колеблющиеся и не
  
  стянутые ничем. "Если это так, рассуждал полуночный Казанова, - значит, эта
  
  малышка может похвалиться достаточным сексуальным опытом, ведь не случайно
  
  же она вышла на улицу поздно вечером без трусов". Он следовал за
  
  соблазнительницей, и в его голове роились всевозможные эротические
  
  фантазии.
  
  Мужчина уже хотел позволить себе фривольную шутку об отсутствующей
  
  детали туалета девушки, но не успел. Она обернулась и вполголоса спросила:
  
  "Ну, как вам нравится моя папка?" Ничего подобного незнакомец не ожидал.
  
  Он, который вышел сегодня поохотиться за юным телом, сам оказался в роли
  
  жертвы, попался в секс-ловушку и оказался в неловком положении. "В ужасном,
  
  черт возьми", - пронеслось у него в мозгу. Еще никто не опережал его и тем
  
  более никто не говорил с ним столь откровенно, но тем не менее, собрав все
  
  свое мужество, мужчина все же не растерялся и ответил, слегка усмехнувшись:
  
  - Я бы не отказался познакомиться с ней поближе!
  
  - А как же Кузя? - рассмеялась красавица, тряхнув копной длинных
  
  волос.
  
  - Он сам тебя найдет.
  
  - Ну тогда пошли!
  
  Все еще удивляясь, мужчина последовал за Инессой, лихорадочно
  
  соображая, какой оборот примут события дальше. 3а всю его многолетнюю
  
  секс-практику впервые женщина опередила его. "Да, стареем", - с иронией
  
  подумал он и почувствовал прикосновение нежных пальчиков девушки к своей
  
  руке.
  
  - Вот мой подъезд, заходите, А почему у вас такие холодные руки? Вам
  
  холодно? - спросила она.
  
  - Да, немного, но ведь ты меня согреешь?
  
  Этот быстрый переход на "ты" Инесса не заметила и отпарировала:
  
  - Конечно, если ты не боишься расплавиться!
  
  Ключ два раза повернулся в замке, и тут стенные часы пробили полночь.
  
  Инесса дотронулась до выключателя, но комнату по-прежнему окутывал сумрак.
  
  - Проблемы с электричеством, - констатировала она, сейчас найду
  
  свечку.
  
  Девушка на ощупь вошла в комнату и споткнулась о журнальный столик.
  
  При этом она не смогла удержаться на ногах и, больно ударившись виском об
  
  угол того же столика, упала... В тот же момент Инесса услышала, что гость
  
  начал издавать испуганные булькающие звуки, смешивающиеся с тяжелыми
  
  вздохами и глухим ворчанием. И, что самое страшное, эти звуки приближались
  
  к ней:
  
  Переходили не то в мурлыканье, не то в урчание. Не открывая глаз,
  
  девушка почувствовала, как что-то мягкое и пушистое коснулось ее ноги и
  
  стало подниматься выше по телу, обволакивая и согревая. Ей было приятно, и
  
  совсем не хотелось сопротивляться, вот только она не могла определить, кто
  
  же находится рядом с ней и возбуждает столь странным образом. "В конце
  
  концов он же не делает мне плохо", - пронеслось у нее в голове, прежде чем
  
  она ощутила кожей жгучее дыхание и шершавый влажный язык, который стал
  
  искусно обрабатывать все потаенные уголки тела, не пропуская ни миллиметра.
  
  Девушке казалось, что вся она растворилась в неге и ласках, которые
  
  дарил необычный гость. Каждое прикосновение горячего языка электрическим
  
  током проходило сквозь трепещущее тело и искрами эротических разрядов
  
  вспыхивало в воспаленном мозгу. Инесса представила, что ее ласкает огромная
  
  черная кошка, и невольно рука опустилась туда, где по всем расчетам
  
  находилась голова существа. Пальцы запутались в мягких волосах, больше
  
  напоминавших шерсть, и вдруг нащупали острые бархатные уши. Теперь она не
  
  сомневалась, что любовником был самый настоящий кот, только очень крупный,
  
  который усыпляюще мурлыкал и обнимал мягкими пушистыми лапами, не забывая
  
  ласкать обнаженные ноги и бедра длинным подвижным хвостом. В том, что это
  
  действительно был хвост, Инесса не сомневалась, настолько он быстро и гибко
  
  двигался между стройных ножек, с нежностью обвивая бедра.
  
  Больше не было сил сдерживаться, и из молодой груди красавицы вырвался
  
  протяжный, глубокий стон, в котором выразился весь восторг происходящим. Не
  
  желая оставаться в долгу, она решила ответить взаимностью и обняла котика,
  
  массируя и поглаживая шерсть. В первый момент животное вздрогнуло и
  
  замерло, но когда мягкие прикосновения рук просигнализировали о
  
  положительных намерениях, оно с удвоенной энергией принялось ласкать
  
  прекрасную леди. Инесса начала ощущать царапанье острых коготков, которые
  
  старались сорвать с нее блузку, чтобы добраться до белого тела, - им это
  
  удалось, и в тот же момент, когда обнажились плечи и грудь, лапки спрятали
  
  когти в кожаные подушечки, их сменили шершавый скользкий язык и горячие
  
  губы, обрамленные густой шерстью. Все это ощупывало, облизывало, чмокало,
  
  обсасывало и целовало девичьи груди и упругие вишенки сосков.
  
  Тем временем задние лапы кота освободили талию Инессы от пояса узкой
  
  юбки, с треском разодрав полотнище ткани. И весь жар своего ненасытного рта
  
  этот чудо-любовник стал дарить божественному, ароматному цветку розы - лону
  
  девушки. При этом кот занял очень удобную позицию, поместив голову между
  
  бедер любовницы и повернув тело так, что его задняя часть вместе с игривым
  
  хвостиком оказалась над лицом юной леди. Ноздри Инессы уловили терпкий
  
  запах, исходивший от половых органов животного, и это возбудило еще больше.
  
  Обезумев, она притянула ближе попку партнера и уткнулась лицом в шерстяной
  
  клубочек яиц, ощущая губами, как из него вырастает и набирает силу
  
  пульсирующий стержень. Его вкус был слегка горьковатым, но конусообразная
  
  форма поразила и восхитила Инессу. Языком она ощупывала каждый выступ,
  
  каждую жилку этого замечательного кошачьего органа и губами всасывала его
  
  все глубже и глубже в рот.
  
  Инесса сильнее сжала круглые меховые мешочки любовника и впилась жалом
  
  проворного языка в анус, не выпуская из другой руки инструмент любви. Кот
  
  довольно заурчал и еще сильнее стал сосать и вылизывать вагину малышки,
  
  которая уже давно потеряла счет оргазмам и помнила лишь самый первый,
  
  который произошел в момент игры с хвостом.
  
  Остальные превратились в непрерывное наслаждение, но до сих пор она не
  
  получила основного, того, к чему стремилась изливающая сок раковина.
  
  Девушка мечтала, чтобы кошачий член вошел в нее по-настоящему, пронзил и
  
  разразился животным семенем внутри пылающей от желания пещеры.
  
  Инесса перевернулась и очутилась лицом к лицу, или, точнее, к мордашке
  
  партнера, и тут же почувствовала прикосновения пушистых губ и лап к векам,
  
  щекам, шее, и конечно, эти кошачьи губы запечатлели долгий и сладкий
  
  поцелуй на коралловом ротике девушки.
  
  - Войди в меня, я хочу тебя, возьми меня всю! Прошептала в бреду
  
  красавица.
  
  И кошачий фаллос, буквально разрывая узенькую норку Инессы, ворвался
  
  внутрь, чтобы совершать там великолепный танец любви. Он то совсем выходил
  
  из крохотной щели, то до упора внедрялся в эту сладострастную пещеру, вызывая при сильном
  
  и глубоком толчке протяжные или резкие крики и стоны любовницы.
  
  Клитор терся о мягкий мохеровый живот "котофеича" и при очередном
  
  взрывоподобном оргазме становился все больше и крепче.
  
  Но вот дыхание животного стало прерывистым, мурлыканье перешло во
  
  всхлипывания и резкое мяуканье, лапы судорожно сжали плечи девушки, и
  
  великолепный член выпустил жгучую струю любви в лоно Инессы. А девушка вся
  
  сжалась, почувствовав такую силу и мощь в этой финальной сцене, что
  
  невольно испугалась за свою жизнь: "Что, если он разорвет меня своими
  
  стальными когтями в порыве страсти?" - подумала она. И тут же, словно
  
  подтверждал эти мысли, кошачьи лапы обняли хрупкую шею девушки и стали
  
  медленно сдавливать податливое тело. Инесса закричала и забилась в
  
  судорогах боли, но неожиданно выскользнула из этого смертельного захвата и
  
  попыталась встать, тяжелое тело придавило ее, и на щеках она ощутила
  
  хлесткие удары когтистых лап, оставлявших глубокие полосы, которые стали
  
  липкими и горели от стекавшей струйками крови...
  
  - Господи, что со мной? - Инесса с трудом открыла глаза и как сквозь
  
  пелену увидела склонившееся над ней лицо кареглазого мужчины, который
  
  хлопал ее по щекам.
  
  Заметив, что она очнулась, незнакомец произнес:
  
  - Ну, слава Богу, жива! Ты очень сильно ударилась головой, когда
  
  упала, и я испугался.
  
  - Как долго я была без сознания? - слабым голосом спросила девушка.
  
  - Примерно десять минут. Как ты себя чувствуешь? Участливый голос
  
  произвел желаемый результат, и Инесса совсем успокоилась, поняв, что этот
  
  кошмарный половой акт пригрезился.
  
  - Уже лучше, почему бы нам не прилечь, ты же так переволновался из-за
  
  меня. Необходимо снять стресс, лукаво улыбнулась соблазнительница.
  
  Видение так и стояло у Инессы перед глазами, и она хотела
  
  воспользоваться возбуждением, переспать с этим чертовски привлекательным
  
  мужиком. Кареглазый брюнет был несколько удивлен той быстротой, с которой
  
  девушка пришла в себя, но, поскольку преследовал те же цели, решил, что
  
  отказываться было бы просто глупо.
  
  Вместо ответа он притянул Инессу к себе, и его губы заскользили по
  
  девичьему лицу, постепенно опускаясь все ниже и ниже, зубами расстегивая
  
  пуговицы на блузке и языком проникая во все впадинки и ложбинки податливого
  
  молодого тела. Девушка изогнулась и застонала под ласками теплых губ. Уже
  
  забыв обо всем, она прошелестела в ухо мужчины: "Я хочу пить из тебя!" Не
  
  дожидаясь ответа, она приникла лицом к самому желанному месту.
  
  Нежно раздвигая складки просторных брюк, поглаживая внутреннюю
  
  поверхность бедер, она через плотную ткань чувствовала, что тело партнера
  
  начинает отвечать подрагиванием, а его руки сильнее сжали ее тело, властно
  
  притягивая к себе. Вот и последняя преграда в виде маленькой кнопочки
  
  преодолена, и навстречу жадному рту малышки выскочил породистый красавец -
  
  жеребец с большой блестящей головкой, из которой сочились капли прозрачной
  
  жидкости. Не было даже намека на трусы, и это очень понравилось Инессе,
  
  потому что она сама терпеть не могла эту деталь туалета и носила ее
  
  исключительно в нужные дни. "О, какой он сладкий и большой!" - думала
  
  девушка, всасывая в себя чудесный экспонат и чувствуя, как эта пушка
  
  готовится выстрелить в нее всем своим зарядом...
  
  Крымов Е. - Курсовая
  
  Инга нетерпеливо барабанила пальцами по столу. Ей предстояло написать
  
  итоговую работу по всемирной истории о расцвете и падении Римской империи.
  
  Честно говоря, она никак не могла взять в толк, зачем вообще для получения
  
  квалификации по бизнесу требуется сдача экзаменов по курсу всемирной
  
  истории. Обвела взглядом библиотеку: практически все без исключения были
  
  погружены с головой в чтение какой-нибудь книги. Инга никак не могла
  
  сосредоточиться и по-прежнему продолжала вспоминать о том велосипедисте,
  
  которого встретила тогда летом.
  
  Их дружба длилась целых два дня, а боль между ногами - неделю. Тогда
  
  было весело, а сейчас все это в прошлом, и нужно втягиваться в работу.
  
  "Самое время сделать перерывчик", сказала она себе, поднялась и прошла
  
  по направлению к стене, полностью уставленной полками с журналами. Взгляд
  
  скользнул по одной из обложек, где крупными буквами выделялся заголовок:
  
  "Как свести мужчину с ума". Инга взяла его и пробормотала:
  
  - Ну-ну, посмотрим есть ли что-нибудь новенькое для меня.
  
  Из журнала вывалился подписной купон, девушка наклонилась, чтобы
  
  поднять его, и тут почувствовала сверлящий взгляд откуда-то из-за спины.
  
  Или, если сказать точнее, сзади. Она подняла купон и выпрямилась.
  
  Стоявший сзади библиотекарь внимательно рассматривал разложенную на
  
  столе картотеку, а по его щекам достаточно красноречиво расплывался
  
  румянец. Он выглядел несколько щеголевато, но вместе с тем и очень
  
  смущенно. Инга вложила купон в журнал и водрузила назад на полку.
  
  Не спеша она направилась к столу. Его щеки с каждым ее шагом все
  
  больше покрывались багрянцем. Понизив голос почти до шепота, она
  
  произнесла:
  
  - Извините, не могли бы вы мне помочь кое в чем?
  
  Библиотекарь не без удивления посмотрел на нее.
  
  - Да, - просипел он и, прочистив свое горло, закончил: - Конечно, а
  
  что вам нужно?
  
  Она неслышно рассмеялась его вопросу и ответила:
  
  - Мне кажется, что то, что мне нужно, и то, чем вы можете мне помочь,
  
  - это скорее всего совершенно разные вещи. Мне просто интересно узнать,
  
  есть ли у вас какие-нибудь книги, в которых бы расписывалось, как
  
  заниматься потрясным оральным сексом.
  
  Его лицо вытянулось и стало темно-пунцовым от смущения. Он запнулся,
  
  абсолютно не зная, что ответить.
  
  - Гм, думаю... Если у нас что и... Имеется по данному вопросу... То
  
  это можно найти в каталоге в центре библиотеки.
  
  Он начал нервно перебирать руками карточки из картотеки и случайно
  
  обронил несколько из них на пол. Инга перегнулась через его стол и сказала:
  
  "У вас что-то упало" - и увидела, как у него под штанами, между ног, четко
  
  обозначилась выпуклость.
  
  Инга взглянула прямо ему в глаза:
  
  - Неплохо. Я могла бы воспользоваться вами для кое-каких исследований,
  
  но вы, по всей видимости, действительно очень заняты.
  
  Он отчаянно закивал головой, видимо, соглашаясь. Изобразив
  
  непонимание, Инга заметила:
  
  - Что? Я могу воспользоваться вами или вы действительно очень заняты?
  
  - Я... Мог бы... Помочь, если вам, конечно, нужна какая-то помощь для
  
  исследований... Или еще чего-нибудь.
  
  Она кивнула медленно головой, не отводя взгляда от его глаз.
  
  - Да, у меня есть для вас еще кое-что. Я буДУ У справочных материалов,
  
  если сочтете возможным... Помочь мне.
  
  Инга вернулась назад к своему столу, сделала несколько выписок из
  
  открытой книги и заметила при этом краем глаза, как библиотекарь усиленно
  
  пытался найти какогонибудь добровольца, который смог бы подменить его. Даже
  
  оттуда, где она сидела, слышно было, хоть и слабо, его бессвязное заикание.
  
  Ингу стало разбирать любопытство: неужели, даже занимаясь сексом, он будет
  
  так же бессвязно заикаться? Наконец он добрался до ее стола и оперся на
  
  него с другой стороны. Было видно, что он нервничает.
  
  - Этот... Проект... Над которым вы работаете... Для которого вам нужны
  
  какие-то исследования. Как я смогу вам в этом помочь?
  
  Этим вечером в библиотеке было достаточно безлюдно, и никто рядом за
  
  столом не мог услышать ответа на этот вопрос.
  
  - Хорошо, - начала Инга, - это был, в общем-то, только повод, чтобы
  
  поговорить с тобой. Я действительно работаю над проектом, но не над
  
  оральным сексом. Просто это единственное, что пришло мне в голову, когда
  
  подошла к твоему столу. Мне подумалось:
  
  А смогу ли заглотить целиком... Твою штучку. Знаешь, когда ты ходил со
  
  своим колом в штанах, мне показалось, что он предназначен для меня.
  
  Он был ошеломлен и явно не мог найти что сказать. Но вдруг со странным
  
  спокойствием произнес:
  
  - Мне кажется, что могли бы поговорить об этом в моем офисе.
  
  Инга улыбнулась и, соглашаясь с ним, кивнула головой. Затем собрала
  
  свои книги и последовала за ним в комнату рядом с читальным залом. Он
  
  пропустил Ингу в помещение, закрыл за собой дверь, включил свет, после чего
  
  из темноты выплыл простенький, но очень приятный офис.
  
  Инга не стала задавать лишних вопросов, поскольку не хотелось
  
  услышать, что он был гомиком или кем-то еще в этом роде. Она положила свои
  
  книги на стол и подошла к нему. Расстегнула пуговицу брюк, а затем
  
  медленно, специально растягивая момент, потянула вниз замок молнии, под
  
  которым явно чувствовался возбужденный член. Он произнес:
  
  - Обожди секунду.
  
  И отвел Ингу к кожаному креслу, сел на него, а она опустилась на
  
  колени прямо перед ним. Он помог ей снять свои штаны до лодыжек.
  
  - Надеюсь, ты успел закрыть дверной замок, так ведь? - спросила она.
  
  - Конечно, - ответил он нетерпеливо.
  
  Она взялась своей рукой за его древко, которое к этому времени стало
  
  уже настолько большим, что на него можно было вешать флаг. Словно кошка,
  
  Инга начала лизать ствол от основания до самой головки. Затем, обхватив его
  
  пальцами у самого корня, взяла, насколько это было возможно, в рот и
  
  продолжила ласки, но теперь уже при помощи своих хорошо тренированных губ.
  
  Нежно постанывая, он запустил свои пальцы в ее длинные волосы. В
  
  замедленном темпе она то вводила его член себе в рот, то выводила оттуда.
  
  При этом, когда копье оказывалась вне рта, Инга быстро облизывала головку и
  
  целовала, прежде чем вновь заглотить ее целиком.
  
  Его глаза были закрыты, словно он получал наслаждение, погрузившись в
  
  сон. Инга опустилась вниз, расстегивая свои юбку и блузку. То же самое
  
  затем проделала и с бюстгальтером. Какое-то время ей пришлось повозиться,
  
  после чего, быстро поднявшись, сбросила все свои одежды на пол. Он притянул
  
  Ингу к себе и сжал попку, как только обнаженное тело уперлось в его влажный
  
  отросток. Сняв галстук и рубашку, он сбросил все на пол. Инга игриво
  
  лизнула его сосок, и его петух дернулся. После этого она поднялась и
  
  оперлась попкой на стол, демонстрируя ему влагалище. Он встал, протянул
  
  руку к столу и буквально смел с него все, за исключением лампы. Промокашка,
  
  ручки, книги, бумажные зажимы, степлеры грохнулись на пол и разлетелись в
  
  разные стороны. Инга уселась на стол и, отклонившись назад, оперлась на
  
  локти, после чего поманила его пальцем. Вместо того чтобы последовать
  
  сделанному предложению, он вернулся в свое кресло и категорически заявил:
  
  - Разогрейся сама для меня, покажи, как ты можешь сделать это
  
  пальчиком. А затем выдрючу тебя так, что ты до конца жизни запомнишь.
  
  Инга ухмыльнулась. Для заикающегося библиотекаря, каким этот тип
  
  сначала показался, он, оказывается, мог быть и не очень-то деликатным.
  
  Наверное, начитался всяких романов... Она раздвинула ноги, чтобы он мог
  
  получше разглядеть, и начала ласкать свой клитор. Периодически Инга
  
  подносила пальцы к лицу, для того чтобы облизать их, а затем вновь
  
  продолжить свои манипуляции. Он сидел, разглядывая ее, почти что
  
  завороженно, медленно поглаживая свое мужское достоинство.
  
  Было нечто необычное в том, что кто-то разглядывал ее, но при этом
  
  Инге не было неприятно. Она представила, как его массивный меч выходит из
  
  ее ножен и входит туда опять, буквально тараня при этом матку. Ствол был
  
  огромным и толстым, так что, когда она попыталась взяться за него рукой,
  
  пальцы не смогли дотянуться друг до друга.
  
  Инга запихнула три пальца в пещерку, чуть ли не доведя себя до
  
  оргазма, но в этот момент он придвинул кожаное кресло к столу и лизнул
  
  пальцы, которые она только что вынула из своей влажной норки. Он облизал
  
  полностью каждый пальчик. Смена ролей Ингу чуть было не рассмешила. Пока
  
  она манипулировала с клитором, он лизал и высасывал соки из раскрытого
  
  цветка. Его чисто выбритое лицо, если при этом не брать в расчет его усы,
  
  было вплотную прижато к бедрам. Затем Инга убрала пальцы, так что теперь у
  
  него появился более свободный доступ к клитору.
  
  Продолжая ласкать клитор, он одновременно впихнул два своих пальца
  
  прямо в пещерку. Она была влажной и давно готовой к тому, чтобы принять
  
  его. Он нежно прильнул к ней губами, ощутив при этом запах духов, которыми
  
  она, вне всяких сомнений, заранее увлажнила заросли перед своей канавкой.
  
  Может быть, она действительно планировала что-нибудь подобное? Хотя это в
  
  общем и целом не имело никакого значения. Он ввел еще один палец, и Инга
  
  начала стонать. Ему хотелось разогреть ее ала ритмично выдвигать вперед свою киску, он остановился.
  
  Инга озадаченно посмотрела на него.
  
  - Сосчитай до десяти, - попросил он. Поверь мне, ты получишь тогда
  
  больше удовольствия.
  
  Она с трудом досчитала до десяти.
  
  - Иди сюда.
  
  Жестом он предложил сесть на него. Она собралась уже взяться за его
  
  древко, чтобы направить в нужное русло, как тут он поймал ее за руку.
  
  - Подожди чуть-чуть.
  
  Инга уселась верхом на его колени, в то время как он положил свою
  
  ладонь на ее грудь. Прильнув губами к одному из сосков, он взялся двумя
  
  пальцами за другой. Его усы щекотали нежную кожу груди, но не время было
  
  смеяться. Он просунул вниз руку и погладил пальцами клитор. Инга
  
  действительно уже разогрелась и хотела его. Затем она сделала движение
  
  навстречу ему, демонстрируя свое желание.
  
  - Скажи, - попросил он, - как страстно ты меня хочешь.
  
  Как только Инга прикоснулась к его древку, подымавшемуся словно
  
  статуя, она зашептала:
  
  - Хочу, чтобы твой огромный член оказался внутри меня, мой милый.
  
  Хочу, чтобы ты любил меня до потери сознания. Хочу кончить.
  
  Она прильнула к нему и, ухватившись губами за мочку уха, прошептала;
  
  - Ты так меня разогрел... Я так хочу, чтобы ты оказался во мне.
  
  - Повернись и сядь на меня.
  
  Она сделала так, как ей было велено. Так или иначе, но
  
  соблазнительница превратилась в совращенную, что вполне Ингу удовлетворяло
  
  всегда, когда была в настроении, а сейчас она явно была в настроении.
  
  - Давай опускайся прямо на него.
  
  Как только она придвинула свою дырочку вниз, его член уперся головкой
  
  в клитор.
  
  Своими руками Инга направила его ко входу и плавно села. Когда она
  
  начала двигаться вверх и вниз, он обхватил одной рукой ее левую грудь, а
  
  другой потянулся вниз к влагалищу. Его пальцы коснулись и нежно начали
  
  гладить лепестки раскрывшегося цветка. Затем он стал играть с клитором, при
  
  этом его пальцы сначала нежно поглаживали его, затем движения стали
  
  быстрее, и она почувствовала, что через несколько мгновений уже не сможет
  
  сдержаться. И тут он остановился, словно догадался об этом.
  
  Затем, после того как надвинувшийся было оргазм стал ослабевать, так и
  
  не наступив, он начал все заново, но на этот раз очень медленно. Руки
  
  гладили все тело Инги.
  
  Грудь, живот, бедра, ноги и попку, которую он в завершение своих ласк
  
  взял обеими руками и слегка сжал. Затем его пальцы соскользнули к заднему
  
  отверстию. Она почувствовала, как оргазм вновь начинает возвращаться к ней
  
  прямо изнутри, и ее движения стали еще быстрее. Его палец оставался все это
  
  время внутри Инги. На этот раз он позволил ей кончить. Казалось, что у нее
  
  внутри обрушилась кирпичная стена. Влагалище сидело плотно на его петухе,
  
  совершенно не желая отпускать его. Она вывела его пальцы, поднялась и
  
  повернулась к нему лицом. Ни единого слова не могло прийти ей на ум. Инга
  
  чувствовала, что должна что-то сказать. Он широко улыбнулся и
  
  поинтересовался:
  
  - Ну что, здорово?
  
  Она вздохнула и сказала:
  
  - Да, можно сказать, что так оно и есть, а может быть, и лучше!
  
  - Я дам тебе несколько минут отдохнуть, а затем мне хотелось бы
  
  получить свою порцию удовольствия.
  
  Инга посмотрела вниз, его крепыш раскачивался, сохраняя свои прежние
  
  размеры.
  
  Оглядевшись вокруг, она увидела бутылку и попросила попить. Он
  
  поднялся и принес ей.
  
  Взяв в руки хрупкий бумажный стаканчик и сделав глоток холодной воды,
  
  она смяла его и швырнула в корзину для мусора.
  
  - Готова? - спросил он.
  
  - Конечно!
  
  - Хорошо, ложись опять на стол, только так, чтобы твоя попка была на
  
  краю.
  
  Она подчинилась. Он встал позади стола и вставил свой меч в ножны.
  
  Затем, взявшись за бедра Инги, медленно ввел его внутрь.
  
  Наклонившись к ней, он нежно поцеловал ее, ощущая остатки холодной
  
  воды на язы; ке. Она чувствовала, как волосы на его гру' ди, влажные от
  
  пота, трутся о соски. Ритм движений стал быстрее, а дыхание еще громче. Она
  
  почувствовала, как он все больше и больше погружается в ненасытный зев.
  
  Насколько это было возможным, Инга подстраивалась к его ритму.
  
  Задыхаясь, он с трудом пытался сдержать оргазм. Затем резко вогнал отросток
  
  в нее и не выпускал его оттуда, пока полностью не разрядился.
  
  Они закрыли глаза. Дьявольская улыбка вновь вернулась на его лицо. Он
  
  вынул свой; наполовину изможденный и влажный инструмент.
  
  - Знаешь, - неожиданно произнес он, ты вваливаешься сюда, занимаешься
  
  со мной любовью, а я даже не знаю твоего имени.
  
  - Инга. Не волнуйся, у меня есть читательский билет. Или ты считаешь,
  
  что мне следует выписать новый?
  
  Он улыбнулся.
  
  - Нет, тебе не нужен новый читательский билет. Я всего лишь надеюсь,
  
  что ты и в будущем воспользуешься моей помощью, если тебе понадобится
  
  провести еще какоенибудь исследование.
  
  - А как тебя зовут? - в свою очередь поинтересовалась она.
  
  - Тимофей. Ну, так как ты думаешь, завершено твое исследование или ты
  
  по-прежнему нуждаешься в помощи?
  
  - Хорошо, Тимофей. Я тебя поняла. Это исследование закончилось, но
  
  ведь никогда не знаешь, когда тебе вновь понадобится помощь. Не беспокойся,
  
  я скоро вернусь.
  
  Она поднялась, взяла с пола свою юбку.
  
  Когда Инга оделась, он, вновь запинаясь, спросил:
  
  - Ты это все спланировала... Не то чтобы я возражал... Но...
  
  Не спеша застегивая свою блузку, она ответила:
  
  - Мне действительно нужно было поработать над своей курсовой, но,
  
  увидев, как ты ходишь здесь вокруг со своим возбужденным членом, я просто
  
  не могла на чем-либо сосредоточиться и совладать с собой, господин
  
  библиотекарь.
  
  - Слушай, приходи еще, иначе мне придется прибегнуть к штрафам за
  
  просроченные книжки.
  
  - Хорошо, все, что тебе нужно узнать обо мне, ты в любое время можешь
  
  найти в моем читательском билете.
  
  Она поцеловала его, собрала свои книги с пола и исчезла в ночи. Дверь
  
  хлопнула, и он начал надевать на себя рубашку. Дверь медленно открылась.
  
  - Ты вернулась, чтобы получить еще?
  
  - Извините меня...
  
  Его мышеподобная средних лет секретарша была в шоке, но не могла уже
  
  отвести своих глаз в сторону. Он поднял с пола свои штаны и произнес
  
  достаточно спокойно:
  
  - Вы когда-нибудь научитесь стучать?
  
  Мне нужно уйти, посмотреть кое-что в картотеке. Не могли бы вы быть
  
  столь любезны и убрать весь этот беспорядок?
  
  Застегнув молнию брюк, он вышел из-за стола.
  
  Бесстыжев А. - Измена, или некоторые любят погорячее
  
  Признаться, я тоже не безгрешен. Впервые я изменил жене на второй месяц
  
  нашей совместной жизни: будучи за границей я посетил публичный дом и поимел
  
  там одну светловолосую полячку, а сразу после нее - негритянку с Таити. В
  
  дальнейшем я так же неоднократно снимал проституток разных национальностей
  
  и вероисповеданий.
  
  Больше других мне импонировали изящные и нежные азиатки:
  
  Их девичьи точеные фигурки с маленькой грудью и курчавые волосики на
  
  лобке всегда приводили меня в восторг.
  
  Но речь пойдет не о них. Как-то вечером, через пару месяцев после
  
  факинга моей жены в ночном клубе (о котором я узнал значительно позже) я
  
  стоял на балконе своей двухкомнатной квартиры и смотрел вниз с высоты
  
  четырнадцатого этажа.
  
  Я был один, поскольку моя жена, работавшая торговым представителем
  
  одной иностранной компании, была в отъезде. В голову лезли мысли о голых
  
  женщинах и ужасно хотелось раздвинуть чьи-нибудь прекрасные ножки и
  
  засадить... Сами понимаете куда. Я уже было собрался одеться и выехать в
  
  город в надежде найти подходящую крошку на ночь, как мое внимание привлекли
  
  голоса из соседней квартиры.
  
  Прислушавшись, я понял, что слышу хорошо знакомую какофонию звуков, в
  
  которые слились женские стоны и мужское рычание.
  
  В этой квартире, как мне было известно, проживала пожилая семейная
  
  пара с дочкой лет 16-ти. Она была миловидной длинноволосой блондинкой,
  
  носившей умопомрачительно короткие юбчонки и туфли на толстой подошве и я,
  
  не раз сталкиваясь с ней в лифте, с трудом удерживал себя от желания
  
  прижаться низом живота к ее соблазнительному пухленькому задику. Но до сих
  
  пор я не знал ее имени и всерьез о ней не думал, поскольку предпочитал
  
  держаться от непредсказуемых малолеток подальше.
  
  Не знаю, что нашло на меня в этот раз, видимо, уровень адреналина в
  
  крови был настолько высок, что разум меня покинул - я, словно лунатик,
  
  встал на перила и, стараясь не смотреть вниз, в два приема перемахнул на
  
  соседний балкон. Подошел к полуоткрытой двери. Заглянул внутрь...
  
  Позднее, вспоминая это безумие, я не раз благодарил бога за то, что
  
  девушка оказалась одна, а не с кавалером, как казалось вначале, потому что
  
  в противном случае меня легко и совершенно справедливо могли выкинуть на
  
  асфальт и я бы сейчас не писал эти строки, а залечивал на небесах перелом
  
  члена. Но девушка оказалось одна, а привлекшие мое внимание звуки оказались
  
  звуковым сопровождением порнофильма. Моя юная соседка занималась тем, от
  
  чего обычно предостерегали сексуально просвещенные, как им казалось,
  
  учителя советской школы, а именно мастурбацией.
  
  Мне всегда нравилось наблюдать мастурбирующих женщин.
  
  Когда моя жена опускает свою ладошку вниз живота, я люблю пристроиться
  
  у нее между ног и созерцать, как ее пальчики проникают внутрь, как
  
  раскрываются и влажнеют ее половые губы и от настойчивых и нервных ласк
  
  набухает красная горошина клитора. Обычно я не вмешиваюсь в этот процесс, а
  
  онанирую вместе с ней, стараясь не излить семя прежде, чем она попросит
  
  меня войти в нее. Но иногда, не выдерживая, ложусь на нее лицом к ее ногам,
  
  мой член находит ее открытый стонущий рот и ныряет внутрь, а я впиваюсь
  
  губами в ее раскрасневшуюся вульву и вылизываю ее, как это делают с
  
  карамелью на палочке;
  
  Через минуту- другую она обильно исходит соком и уже не замечает, как
  
  мое застоявшееся в семенных протоках молочко брызжет ей в небо,
  
  стремительно заполняя рот.
  
  Лишь потом, успокоившись, она, вытирая сброшенными на пол трусиками
  
  губы и подбородок, с удивлением и немым укором замечает, что я опять напоил
  
  ее своей спермой, использовав ее беззащитность.
  
  Но я отвлекся. Девушка, полностью обнаженная, лежала на полу и, широко
  
  раздвинув ноги, ритмично вводила в себя блестящий влагой искусственный
  
  член. Она лежала на спине, головой к балкону и поэтому не могла меня
  
  видеть.
  
  Я перевел взгляд на экран телевизора. Трое мужчин трахали какую-то
  
  леди с полными ляжками и большими сиськами; отсасывая у одного, она
  
  восседала на втором, а третий, естественно, драл ее в жопу. Похоже, я
  
  пришел к финалу этой сцены: мужчина, вставший перед ней на корточки, уже
  
  изливал свое семя ей на лицо; затем засуетились двое других и, вынув свои
  
  члены на всеобщее обозрение, дружно брызнули ей на ляжки. Почти
  
  одновременно с ним активизировалась и моя юная соседка:
  
  Ее рука ускорила свои движения, искусственный член нырял внутрь до
  
  самого основания, а с ее губ слетали громкие утробные стоны. В этот момент
  
  я обнаружил, что мои брюки вместе с трусами уже валяются на полу, а в
  
  кулаке зажат ставший каменным мой драгоценный хуй.
  
  Содрогаемая сладострастными спазмами девушка откинула голову назад,
  
  сделав борцовский мостик - и увидела меня.
  
  В ту же секунду она резко перевернулась на живот и ошарашено
  
  уставилась на меня. Я не нашел ничего лучшего, как сказать У не бойся,
  
  крошка, меня зовут Михаил, я твой соседы. С этими словами, продолжая
  
  действовать как во сне, я медленно подошел к ней, опустился на колени и
  
  поднес свой член к ее лицу. Как вы думаете, какова была реакция девушки?
  
  Она могла вскочить и убежать звать на помощь; могла наброситься на меня,
  
  стараясь расцарапать мне лицо; могла ударить меня в пах или прокусить член.
  
  Вместо этого я услышал от нее тихое Уя- Полина, здравствуйтеы, после
  
  чего, подтянув коленки, она, тронув губами мою мошонку, провела язычком по
  
  основанию члена и, добравшись до головки, медленно впустила ее в рот. Она
  
  сосала очень нежно, словно во рту у нее была хрустальная палица, а не
  
  мужской хуй, глаза ее при этом оставались открыты и она смотрела на меня,
  
  как на божество, сошедшее с небес. Ее правая рука нашла выпавший из нее
  
  фаллоиммитатор и вернула его на место; ее попка заходила вверх- вниз;
  
  Глаза закрылись; губы плотнее обхватили мой набухший ствол и доходили
  
  уже до его середины; движения все учащались; я боролся с желанием схватить
  
  ее за волосы и рывком проникнуть глубже, так, чтобы мои яйца коснулись ее
  
  подбородка; нагнувшись, я захватил в ладонь ее маленькую острую грудь и
  
  сжал ее, как хлебный мякиш, стараясь не причинить боли...
  
  Она застонала, - ее стон походил на мычание; с каждым новым движением
  
  головы она заглатывала мою орудие все глубже, а ее губы сжимались все
  
  тверже. Наконец, ее рука с зажатым в ней фаллосом заходила с бешеной
  
  скоростью у нее между ног, ноги сжались; ее свободная ладонь впилась в мою
  
  ляжку; моя ладонь рефлекторно с силой сжала мячик ее груди, очевидно,
  
  сделав ей больно; я дождался, наконец. Удара моих яиц о ее подбородок - и в
  
  ту же секунду кончил, не вынимая члена у нее изо рта...
  
  Какой это был оргазм! Я изливался в нее долго и бурно, рыча и
  
  продолжая с силой сжимать ее грудь. И кончив, я не остановился, а продолжал
  
  проталкивать свой похотливый болт в ее нежный розовый ротик, пока он не
  
  стал мягчеть.
  
  Но и она не прекращала своих движений рукой, пронзая себя сгустком
  
  латекса. Я вынул член из ее рта; с ее губ спускались густые ручейки моей
  
  спермы; ее глаза оставались закрыты; ее рука продолжала свои движения внизу
  
  ее живота; я почувствовал, что мой член снова наливается силой; я обогнул
  
  ее и, стоя на коленях и склонившись лицом к ее ягодицам, раздвинул их; я
  
  лизнул языком нижнюю часть ее красной волосатой пещерки; перед моими
  
  глазами продолжал мелькать искусственный аналог моего братца; я поднялся
  
  чуть выше и лизнул ее анус, - в ответ ее тело содрогнулось; я лизнул его
  
  еще раз, проникнув кончиком языка внутрь; я вставил туда фалангу
  
  указательного пальца и, словно буравчиком, стал толчками продвигать его все
  
  глубже; Поля обернулась и сказала короткое Ухочуы; я выпрямился, поплевав
  
  на руку, смазал слюной свой подсохший ствол; поднес его к узкому отверстию
  
  ануса; медленно ввел головку; вынул и ввел еще раз; почувствовав, что там
  
  достаточно влажно, сделал третий заход; затем еще; еще раз; глубже; еще
  
  глубже;
  
  Резкое движение ее зада мне навстречу; ее крик, как удар хлыста; я
  
  теряю контроль над собой, я насаживаю ее попку на себя, как на шомпол; она
  
  продолжает кричать; она выбрасывает вперед вторую руку и фаллоиммитатор с
  
  хлюпаньем выскальзывает из нее и падает на пол; она упирается головой в
  
  пол; моя рука сжимает половые губы ее освободившейся пизденки, а член
  
  продолжает свои проникновения в анус; каждый толчок - на полную длину;
  
  Яйца шлепком встречаются с белыми мягкими ягодицами; она стонет и
  
  снова кричит; она вся моя; хуй плотно обхвачен стенками узкого ануса и,
  
  вырвавшись на свободу, он снова стремиться обратно...
  
  Наконец, я не выдерживаю - я хочу кончить в нее.
  
  Выпрыгнув, я переворачиваю ее на спину и набрасываюсь на нее как
  
  голодный зверь, с ходу вонзаясь членом в ее жаркое влагалище. Я зажимаю ее
  
  рот своими губами, я мну ее маленькие груди, сдавливаю пальцами твердые
  
  пики темных сосков, мой зад подпрыгивает как мячик на ее бедрах, ее лобок
  
  каждый раз подается мне навстречу, стенки ее влагалища временами резко
  
  сжимаются, превращаясь в тиски - но я вновь прорываюсь в глубь, я готов
  
  наполнить этот гостеприимный колодец до краев, я уже делаю это, теплая
  
  жидкость выходит из меня толчками, и я все сильнее и сильнее вжимаюсь в ее
  
  тело - и она кричит, ее крик ударяет мне в глотку, ее руки безвольно
  
  соскальзывают с моей спины, гулко ударяясь об пол - она теряет сознание, я,
  
  почти не дыша, замираю на ней...
  
  Не знаю, как долго мы так лежали. Открыв, наконец, глаза, я увидел
  
  перед собой невысокий конусообразный холмик Полиной груди и понял, что она все еще подо мной, а мой похудевший член по-прежнему находится
  
  в ее колодце. Неожиданно стенки колодца сжались и разомкнулись, затем
  
  повторилось тоже самое. Я приподнял голову с девичьей груди и увидел, что
  
  глаза моей юной любовницы открыты и она улыбается.
  
  Продолжая играть мышцами влагалища, она спросила:
  
  - А как же твоя жена?
  
  Под действием Полиных Утисковы мой член начал возрождаться из мертвых.
  
  - Никак,- ответил я.
  
  - Она тебе что, больше не дает?
  
  - Почему, дает. Просто ее нет сейчас, а я не могу без женщин.
  
  Тут она снова лукаво улыбнулась:
  
  - Но я ведь еще не женщина, я всего лишь школьница.
  
  Продолжая балдеть от ее искусных ласк, я спросил:
  
  - Этому тебя тоже в школе научили?
  
  - Чему этому, ебаться что ли? Не, не в школе, - она хохотнула. - На
  
  государственных курсах.
  
  - Видно, у тебя были хорошие преподаватели, - сказал я.
  
  - То, что ты сейчас со мной проделываешь, не каждая женщина может.
  
  - А твоя жена может?
  
  - Может, она все может, но не всегда хочет.
  
  - И ты теперь каждый раз, когда она не захочет, будешь прыгать на мой
  
  балкон?
  
  - Если разрешишь, - ответил я и поцеловал ее в губы.
  
  Мой проснувшийся боец к этому моменту обрел былую твердость и,
  
  перестав мириться с отведенной ему пассивной ролью, задвигался. Я отжался
  
  на руках и с восхищением смотрел на распростертое подо мной тело молодой
  
  женщины.
  
  - Женщинка ты моя, - произнес я, входя в нее на всю длину, - цветочек
  
  аленький.
  
  Сделав несколько движений тазом, я вынул член из теплого и нежного
  
  влагалища и, подавшись телом к ее лицу, вонзил своего друга в не менее
  
  нежный ротик, подложив ладонь под голову Полины. Она опять смотрела на меня
  
  широко открытыми глазами, почти не мигая и полностью отдав инициативу в мои
  
  руки. Головка моего члена щекотала ее небо, оттягивала щеку, изображая
  
  вздувшийся флюс, старалась проникнуть в горло. Я соврал, когда сказал, что
  
  моя милая жена Настя может все: у нее никогда не получалось заглотить мой
  
  мой хуй на всю его длину, боялась задохнуться. У Полины же, несмотря на ее
  
  молодость, такой проблемы, похоже, не возникало; она просто задерживала
  
  дыхание и смиренно пропускала член до самого конца, умудряясь даже иногда
  
  захватить нижней губой мошонку. Это было редкое умение и в эти минуты я
  
  благодарил судьбу за то, что она послала мне эту замечательную девочку.
  
  Тут я вспомнил о ее забытой мной пизденке. Мне стало немного стыдно за
  
  себя и я поменял позицию: не вынимая хуя из ее розового ротика,
  
  перевернулся и опустился лицом к ее ногам, впившись губами в ее
  
  промежность.
  
  Полина вздрогнула и ответила мне движением таза, подаваясь на встречу
  
  и раздвигая коленки. Ее губы тверже обжали мой каменный член, а ладони
  
  впились в мои ягодицы. В таком положении мы очень долго лизали и сосали
  
  друг друга,- после двух первых оргазмов мое орудие не торопилось выстрелить
  
  и было готово к подвигам во славу женщины. Я не торопился с финалом и,
  
  опять перевернувшись, вошел в ее лоно, полностью накрыв ее своим телом. Мой
  
  белый зад, сделав пару легких движение вверх-вниз, сразу переключился на
  
  последнюю скорость.
  
  Она откинула голову, подставив под мои поцелуи свою шею с остро
  
  выпирающим кадыком, и стонала. Ее ногти больно царапали мою спину. Я ни на
  
  секунду не останавливался.
  
  Ее стоны переросли в крики, тело начало извиваться подо мной, я
  
  чувствовал, что ее сотрясает оргазм. Быстрым движением я закинул ее ноги
  
  себе на плечи и продолжил.
  
  Ее рука потянулась к промежности и, найдя язычок клитора, осталась
  
  внизу. Я видел как ее пальцы жестко теребят его, и эта картинка
  
  подхлестнула меня - я кончил, не менее бурно, чем в первые два раза: первые
  
  фонтанчики спермы выплеснулись во влагалище, а последние я, вынув член и
  
  наклонившись над ее грудью, направил ей на шею; затем положил член между ее
  
  грудей, сдавил их и выдавил из себя последние капли...
  
  Позже, голые, мы пили на кухне апельсиновый сок и молча рассматривали
  
  друг друга.
  
  Допив свой стакан, она села мне на колени, лицом ко мне и сказала:
  
  - Ты знаешь, мне очень понравилось с тобой. Так у меня еще не с кем не
  
  было.
  
  - Ты рискуешь, - сказал я, чувствуя как мой член от этих слов и
  
  близости ее тела опять набирает силу.
  
  - Можешь ебать меня сколько хочешь, - ответила она, поняв о чем я. И
  
  добавила: и когда хочешь.
  
  Приподняв свою попку она поймала мой еще не твердый, но уже способный
  
  к проникновению член и. направив его в свое лоно, опять села. Медленно
  
  задвигав задом произнесла:
  
  - Я боялась сзади. Никогда раньше этого ни с кем не делала. Нет,
  
  конечно вставляла палец, но приятных ощущение не испытывала. А сегодня
  
  испытала. Хотя вначале было больно, а в один из моментов очень больно. Но
  
  потом пришла какая-то легкость, я так хорошо чувствовала твой член,
  
  терзающий мою бедную попу, что это возбудило меня невероятно. Я кончала
  
  бесконечно долго.
  
  - А сперму тебе раньше приходилось пробовать? - спросил я.
  
  - Один или два раза, - один парень накормил в походе, на природе все
  
  как-то легче и естественнее происходит. Но твоя вкуснее, твоя очень
  
  вкусная, - и с этими словами она слезла с меня, опустилась на колени,
  
  зажала мой влажный от ее слизи член в кулак и, продолжая смотреть мне в
  
  глаза, ввела его в свой рот. В этот раз она была сосредоточенна, видно, ей
  
  хотелось доставить мне еще большее удовольствие, - и она добилась своего: я
  
  застонал, затем зарычал, подавая свою игрушку на встречу ее глотательным
  
  движениям, взял ее за волосы и осуществил то, чего возжелал еще при первом
  
  совокуплении - резко насаживал ее голову на себя, проникая ей в самую
  
  глубь, в глотку и касаясь яйцами ее острого подбородка.
  
  Почувствовав, что я сейчас прольюсь, Полина немного отодвинулась и,
  
  довершая дело кулачком, направила выбивавшиеся струи спермы в свой широко
  
  открытый рот, затем в глаза и опять в рот. В результате все ее лицо
  
  заблестело от покрывшей его белой влаги, она сделала еще несколько
  
  прощальных движений кулачком, лизнула мою дрожащую головку и затихла,
  
  уткнувшись головой мне в колени.
  
  Через какое-то время мы расстались, скоро должны были вернуться ее
  
  родители. Поцеловав ее на прощанье, я таким же путем - через балкон -
  
  вернулся к себе в квартиру и, приняв душ, завалился спать. Спал я крепко и
  
  сладко: мне снилась обнаженная Полина...
  
  Олег - Веселая семейка
  
  Однажды вечером после работы я возвращался домой на своей машине, на душе
  
  было одиноко, так как позавчера поругался с Татьяной, девушкой с которой я
  
  встречался.
  
  Но в принципе я сильно не расстраивался с разлукой, потому что я был
  
  симпатичный парень который мог всегда познакомится с любой девушкой, а в
  
  прочем, что тут говорить ехал я домой и подумал, пускай сейчас нет у меня
  
  девушки значит, завтра я познакомлюсь с кем ни будь, а сейчас поеду домой и
  
  отдохну от всего и от всех.
  
  Но вдруг неожиданно я увидел девушку идущую по тротуару не спеша. Я
  
  остановился и решил подойти познакомится, так как она была симпатичная и
  
  такая расстроенная, как мне показалось. Я, конечно, не растерялся и подошел
  
  к ней завел разговор, познакомился и предложил подвезти ее домой, но она
  
  вежливо отказалась, но я объяснил, что я не могу бросить машину посреди
  
  города, а мне так хочется с ней познакомится. Мы долго с ней разговаривали
  
  но, в конце концов, я ее уговорил. Так я познакомился со Светланой.
  
  Светлана была прекрасной девушкой, которой исполнилось два месяца назад 18
  
  лет, училась в институте встречалась с парнем. Но после знакомства со мной
  
  они, конечно же, расстались. Я был, конечно, старше ее работал, имел
  
  квартиру, машину, мне тогда было 25 лет.
  
  Так начались наши встречи с ней. Я забирал ее после института домой на
  
  машине, а если я задерживался, то мы обязательно встречались вечером. Через
  
  месяц наших встреч, Светлана познакомила меня со своими родителями.
  
  Она жила с мамой, папой и сестренкой. Маму Светланы звали Екатерина
  
  Ивановна она была домохозяйкой в возрасте 45 лет, отца звали Станислав
  
  Петрович он работал в одной фирме, я сильно не вдавался в подробности, чем
  
  она занимается и кем он работает, сестренку звали Ирина, а в домашним
  
  окружении Иришка, Иришка ходила в школу ей было 14 лет. Вот так я
  
  познакомился с ее родителями. В тот вечер мать Светланы накрыла стол, мы
  
  долго разговаривали о разном, в первую очередь их интересовало, был ли я
  
  женат и т. д.
  
  Наследующий день после работы я заехал за Светланой, и мы поехали ко
  
  мне домой. Приехав мы, конечно, поужинали и пошли смотреть телевизор.
  
  Только легли на деван мы сразу же стали целовать друг друга с таким
  
  наслаждением которого я некогда еще не испытывал со Светланой. После
  
  поцелуев начались любовные игры, чему я был очень рад, т. к. я уже целый
  
  месяц стремился к интимной близости с ней. Лежа на деване я аккуратно снял
  
  с нею платье, нижнее белье, и стал целовать ее грудь, под моими поцелуями
  
  Светлана возбудилась так, что прикрыв глаза она тяжело дышала, плавным
  
  переходом я пошел ниже остановившись на ее пупке, засунув язычок в ее пупок
  
  я почувствовал, что Светлана просто взрывается под моими поцелуями, тогда я
  
  опустился ниже, чтоб не пропустить кульминацию, я взял в рот ее клитор и
  
  начал его лизать слегка покусывая. Под моими ласками Светлана кончила прямо
  
  мне в рот.
  
  После я, лег на нее и плавно вставив ей свой член, вошел в нее. Так в
  
  любовных наслаждениях мы пробыли до утра.
  
  После чего пришел в себя и спросил Светлану, не будут ли ее родители
  
  волноваться за нее. Она сказала, что ей разрешили оставаться со мной.
  
  Так мы повстречались еще неделю со Светланой.
  
  Но в один из дней нас пригласил мой лучший друг к нему на день
  
  рождение. Мы со Светланой договорились встретится в 15. 00 у нее дома, чтоб
  
  заранее купить подарок и успеть приготовится к походу на день рождение.
  
  Я в этот день пришел как всегда на 15 минут раньше назначенного
  
  времени, дверь открыла мне Екатерина Ивановна и сказала, что Светланы еще
  
  нет. И пригласила меня в квартиру подождать Светлану в дома. Я конечно
  
  прошел. Екатерина Ивановна пригласила выпить с ней чашечку кофе пока я буду
  
  ждать Светлану из института.
  
  Только Екатерина Ивановна налила кофе раздался телефонный звонок, она
  
  подошла к телефону, по разговору я понял, что звонит Светлана, потом
  
  Екатерина Ивановна подозвала меня к телефону, я не ошибся это была
  
  действительно Светлана, она сказала, что экзамен срочно перенесли на
  
  сегодня, поэтому она задержится и приедет не раньше шести часов вечера. Я,
  
  конечно, был расстроен, но я сам когда то учился в институте и знаю как это
  
  бывает. Я собрался сходить домой и подождать Светлану дома, но Екатерина
  
  Ивановна сказала, что я могу ее подождать и нее. С чем я согласился, потому
  
  что домой идти не хотелось.
  
  Мы прошли на кухню сели пить кофе, я посмотрел на Екатерину Ивановну,
  
  она была прекрасна, несмотря на ее возраст, одета была она по домашнему, в
  
  одном халате без застежек, придерживаемый только поясом. Тут невзначай
  
  спала одна сторона халата, и я увидел ее прекрасные ноги, но сделал вид
  
  будто бы ничего не заметил, а Екатерина Ивановна опять поправила свой
  
  халат. Попив кофе мы пошли в зал смотреть телевизор. Шел, какой то фильм
  
  про любовь, у нее на видеокасете, я присмотрелся и понял, что Екатерина
  
  Ивановна смотрела эротический фильм. Как только мы зашли Екатерина Ивановна
  
  хотела выключать фильм но я попросил этого не делать. Тогда она спросила,
  
  нравятся ли мне такие фильмы, я сказал, что иногда смотрю.
  
  Мы устроились в креслах и стали смотреть фильм и невзначай наш
  
  разговор перешел в обсуждение всяких эротических сцен этого фильма. Потом
  
  переключились на обсуждение мужчин в этом фильме, о размере их фаллосов, и
  
  тут невольно я сказал, что у меня тоже очень большой член. Екатерина
  
  Ивановна, сильно удивилась моим ответом, и в ответ на мои слова сказала,
  
  если я не стесняюсь, могу ли я показать свой член. Я без доли скромности
  
  расстегнул штаны, приспустил их и достал свой могучий член, Екатерина
  
  Ивановна, сказала, что он и в правду очень большой и попросила подойти
  
  поближе к ней. Я подошел к ней, она присела на корточки передо мной, взяла
  
  мой член в рот и стала делать миньет. Я еще никогда в жизни не испытывал
  
  такого сильного чувства от миньета, меня поднимало вверх я аж закатил глаза
  
  от удовольствия, но очень быстро пришла кульминация и я кончил прямо ей в
  
  рот, она высосала все до последней капельки. И села на кресло, обняв голову
  
  руками. Я подошел к ней и спросил, что ни будь не так я сделал, она
  
  сказала, что совсем забылась в потоке страсти, что она мне в матери
  
  годится, на что я ее успокоил, что эта тайна останется на всегда только
  
  между нами. Я нежно обнял ее голову и сильно поцеловал, после что она
  
  растаяла под моими поцелуями. Я аккуратно снял с нее халат, расстегнул
  
  лифчик и положил ее на деван, она конечно была немного полноватая, но для
  
  своих лет она была привлекательная, я стал жадно целовать ее груди,
  
  вкладывая все свое умение, чтоб не упасть в грязь лицом после такого
  
  миньета, я целовал ее соски облизывая и слегка дуя на них, я увидел как
  
  мать Светланы возбудилась очень сильно, тогда я поцелуями спустился к ее
  
  лону, раздвинул ноги и припал к ее влагалищу, которое к тому моменту было
  
  уже достаточно мокрым, я начал лизать его, наслаждаясь клитором, когда
  
  почувствовал, что Екатерина Ивановна начинает кончать, я засунул свой язык
  
  так можно глубже в ее влагалище и мне в рот потекла теплая приятная
  
  жидкость.
  
  После я вошел в нее без труда и стал трахать, сколько хватала сил,
  
  Екатерина Ивановна кончила уже раза два и я это чувствовал, как только
  
  услышал, что у меня подходит тоже кульминация, я высунул свой член, чтоб не
  
  допустить кульминации, моя немолодая любовница была крайне удивлена моему
  
  поведению, тогда я сказал, что еще не все сделал что я хотел. Переждав
  
  момент возбуждения, я положил ее на живот и она спросила, что я хочу с ней
  
  делать, я сказал, что хочу ее трахнуть в попочку, она запротестовала и
  
  сказала, что ее еще никто и никогда туда не трахал. Я сказал, чтоб она не
  
  переживала и доверилась полностью мне. Я взял крем со стола аккуратно
  
  смазал ее дырочку и свой член, я стал потихоньку всовывать его туда, она
  
  сказала, что ей больно, но я сказал, что это сначала, а потом она окажется
  
  на вершине наслаждения. Потихоньку вводя член в ее анальное отверстие оно
  
  немного расширилось и я вошел на всю длину моего члена, моя любовница аж
  
  задрожала от наслаждения она извивалась, крутилась как змея бормотала
  
  невнятные слова. Но тут я почувствовал, что я кончаю и я кончил ей прямо
  
  туда. После чего, вынув член прилег рядом со своей не молодой любовницей.
  
  Немножко отдохнув она сказала, что еще ни с кем и некогда не испытывала
  
  такого сильного оргазма как со мной. Мы еще раз крепко поцеловались и пошли
  
  в ванну, т. к. скоро должна была прийти Светлана и она не должна была
  
  догадаться, в чем дело.
  
  После принятия совместной ванны мы сели в зале как ни в чем небывало и
  
  стали пить кофе и ждать Светлану.
  
  Екатерина Ивановна попросила меня чтоб больше такого не повторилась
  
  из-за уважения к Светлане. На такой грустно ноте мы расстались с ней. Когда
  
  пришла Светлана, мы собрались и ушли в гости. Прошла неделя, но мне еще
  
  захотелось испытать сладостное наслаждение с матерью Светланы. Тогда я
  
  разработал план. Прейдя к Светлане, я взял положил свое, портмоне под стол.
  
  Вечером я ушел домой. На следующий день, дождавшись 10 утра, когда по моему
  
  плану все должны были уйти, кто на работу, кто в школу, а кто и в институт.
  
  Я пришел к Светлане домой позвонил, мне открыла Екатерина Ивановна дверь
  
  все в том же халате, что и прошлый раз, я сказал, что вчера где-то выпало
  
  мое портмоне с документами от машины, она провела меня в спальню Светланы,
  
  где я недолго ищя нашел его.
  
  Потом я повернулся к Светлане Ивановне, она обо всем догадалась, но я
  
  чтоб не растеряться сразу же подошел к ней и стал ее целовать. После
  
  любовных поцелуев мы легли на кровать я ее раздел и сам разделся, в этот
  
  момент открылась входная дверь, я еще некогда так быстро не одевался, но
  
  все же не успел толком одеться вошла Иришка, младшая сестра Светланы. Она зашла посмотрела на меня и пошла на кухню,
  
  пока я одевался, Екатерина Ивановна пошла за ней. Одевшись я вышел на
  
  балкон и закурив сигарету, стал думать, что же сейчас будет, ведь Ирине уже
  
  14 лет и она прекрасно поняла, чем мы занимались в спальне. Докурив
  
  сигарету я вышел и увидел Екатерину Ивановну всю в слезах я подошел и
  
  спросил, что случилось, она ответила, что Ирина поставила ультиматум нам
  
  двоим, я спросил в каком смысле, она ответила, в самом прямом. Тогда я
  
  спросил, в чем же заключается этот ультиматум, она сказала что если мы в
  
  присутствии Ирины сейчас же не займемся любовью, она все расскажет Светлане
  
  и отцу. Меня, конечно же, возмутило как это у нее повернулся язык требовать
  
  от матери такого. Но потом вспомнил, как я подгладывал в детстве за матерью
  
  купающейся в ванной, подглядывал когда к она сама с собой занималась
  
  любовью и как мне хотелось того же с любой женщиной, пусть доже если она
  
  будет моей матерью, мне стало ясно почему Ирина выбрала именно этот способ.
  
  Тогда я сказал, что ж другого выхода нет и позвал, Ирину. Ирина зашла
  
  красная как рак, я ее спросил не передумала ли она насчет поставленной
  
  перед нами задачи.
  
  Она твердо ответила, что нет. Тогда я сказал, чтоб она села в углу на
  
  стул и ничего не говорила, а также взял с нее слово, что обо всем увиденном
  
  она никогда в жизни не расскажет никому. Ирина послушно села в углу на
  
  стульчик, я тем временем разделся до гола возбужденный подошел к Екатерине
  
  Ивановне взял ее на руки и положил на кровать, аккуратно сняв халат я стал
  
  ее жадно целовать. Прейдя в возбуждение мы совсем забыли о присутствии
  
  Иришки. Тогда я посмотрел на стул где сидит Ирина и увидел как она засунула
  
  руку под платье мастурбирует, я показал невзначай чтоб она присоединялась к
  
  нам, Ирина подошла, в тот момент когда Екатерину Ивановну трахал полным
  
  ходом, она наклонилась к матери и стала жадно целовать ее груди тем
  
  временем я привстал на колени подсадив лежащую Екатерину Ивановну мне на
  
  член, чтоб Ирине было удобней целовать грудь и живот матери, в этот момент
  
  возбужденная Екатерина Ивановна кончила, с таким наслаждением, что я аж
  
  удивился, ее сок тек у меня по ногам и весь мой живот был блестящим. Увидев
  
  это Иришка немного отпрянула назад. Тогда я не долго думая поставил
  
  Екатерину Ивановну на колени и зашел сзади в ее попочку, расставив ноги
  
  таким образом, чтоб Ирина могла проникнуть везде и увидеть все. В тот
  
  момент я увидел как подошла Ирина совсем голая, ее фигура была прекрасно
  
  сложена для ее 14 лет молодая красивая. Тогда она легла у нас между ног и
  
  стала жадно лизать у матери влагалище, я иногда касался ее лица своим
  
  телом. В этот момент Екатерина Ивановна кончила прямо на лицо Ирине и я
  
  начал кончать. Как только первая конвульсия прошла у меня, Екатерина
  
  Ивановна упала на подушки, чуть не прижав Ирине голову, таким образом,
  
  остаток моей спермы брызнул прямо в лицо Ирине. Ирина приподнялась
  
  чуть-чуть и взяла мой член в рот и высосала с него все остатки.
  
  Я решил, что мне надо немного отдохнуть после бурного развития сюжета.
  
  Взяв сигарету я вышел на балкон и закурил, в голове было только наслаждение
  
  испытанное мной.
  
  Когда я вошел в спальню я увидел представшую передо мной картину; мать
  
  лежала на спине закрывши глаза а Иришка целовала ее влагалище. Я сразу же
  
  возбудился от увиденного. Подойдя поближе я присел и начал целовать Ирину
  
  тоже во влагалище, мне не долго пришлось это делать, как Ирина сразу же
  
  кончила. Тогда я, захотел войти в Екатерину Ивановну, чтоб продолжить
  
  начатое, но Ирина сказало, что тоже хочет получить такое же удовольствие. Я
  
  ей ответил, что не могу лишить ее невинности в таком раннем возрасте, на
  
  что, она ответила, что давно хочет этого и что, половина девочек в ее
  
  классе уже давно спят с мальчиками. Я конечно же не мог отказаться от
  
  такого удовольствия. Я плавно вошел в ее влагалище на столько, что
  
  почувствовал как мой член уперся во что-то, тогда я начал плавно
  
  разрабатывать ее дырочку для дальнейшего прохода, как только Ирина начала
  
  входить в оргазм, я вошел в нее полностью, тем самым лишив ее невинности.
  
  Ирина даже закричала от боли, но через несколько секунд, она уже получала
  
  удовольствие.
  
  Когда у меня уже подступала кульминация, я вынув член кончил ей прямо
  
  на живот. Ирина лежала на сине с закрывшим глазами, взглянув на ее мать она
  
  тоже уже приходила в себя, и увидев кровь на простыне она все поняла и
  
  ничего не сказала. После этого мы все сходили в ванную и присели за столом
  
  пить кофе. Пили и ничего не говорили друг другу.
  
  Через полгода мы расписались со Светланой на свадьбе Иришка была
  
  конечно же сильно расстроена, я понял что я сильно нравился ей. А Светлана
  
  конечно же не догадывалась обо всем. До свадьбы я иногда встречался с
  
  Ириной в моей квартире и она мне рассказывала, что со Светланой они
  
  занимались друг с другом любовью с двенадцати лет, поэтому конечно же ей
  
  хотелось попробовать с мужчиной. С Екатериной Ивановной были другие
  
  обстоятельства, я конечно же как примерный зять приходил в гости, даже
  
  иногда занимались любовь, но только не дома, а выезжали на машине и куда ни
  
  будь в лес, чтоб никто не догадался, "что эта песня про любовь".
  
  Вот такая веселая семейка.
  
  Р. S. Я конечно же понимаю, что все тайное когда ни будь становится
  
  явным, но я стараюсь не думать о будущем.
  
  Смирягин А. - Трусики
  
  Вообще-то по научному правильно называть его куннилингус. Но мне легче
  
  сделать то действие, которое это слово обозначает, чем его без запинки
  
  произнести. Какой-то мохнатый ус еще в конце торчит. Почему один, может,
  
  лучше будет читать куннилигусы, но это вообще как-то по-казахски
  
  получается. Нет, уж позвольте мне произносить это слово просто и красиво,
  
  как я привык - "куннилинг".
  
  Женщины очень любят, когда им делают куннилинг. И я знаю почему.
  
  Во-первых, судя по всему, это им приятно. Во-вторых, в момент куннилинга
  
  они осознают свою власть и превосходство над мужчиной, и в третьих, самое
  
  главное - от этого нельзя забеременеть.
  
  Хотя и здесь бывают разные случаи. Предположим, перед этим девушка
  
  сама занималась с любовником оральным сексом, потом с ним целовалась, а
  
  потом... Ведь не у всех девушек хорошо с обыкновенной логикой... Попросила
  
  о куннилинге. Вот таким образом и рождаются мифы о непорочном зачатии.
  
  Для мужчины же здесь лежат волшебные возможности превратить еще
  
  недавно незнакомую и зажатую девушку в нежную любовницу.
  
  Только, потупив глаза, тихо спроси ее: "Можно я тебя поцелую там?" Она
  
  сразу поймет, где там, и скорее скажет да, чем нет. Кто же откажет себе в
  
  невинном и ни к чему не обязывающем удовольствии?
  
  Мама же ее ни о чем подобном не предупреждала, хотя и наставляла ее не
  
  давать поцелуя без любви, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  
  "Целуй куда угодно, только не в губы", - попросит послушная дочка и
  
  правильно сделает.
  
  Ну, в общем, все было так. Ночь. Он подвез ее к дому и заглушил
  
  двигатель. Она посмотрела на него и с улыбкой сказала: "Спасибо тебе за
  
  изумительный вечер. Я пошла".
  
  Так просто и пресно они расставались, быть может, навсегда, а он не
  
  получил от нее даже поцелуя.
  
  "Иди", - с горькой усмешкой сказал он, понимая, что сегодня и скорее
  
  всего никогда между ним и этой удивительной девушкой ничего не будет.
  
  Она приоткрыла дверь, но почему-то медлила. Ни у нее, ни у него не
  
  было ни малейшей зацепки, чтобы начать сближение.
  
  - Знаешь что, - вдруг осенила его гениальная догадка, - подари мне
  
  что-нибудь на память о сегодняшнем вечере.
  
  - Что? - с готовностью спросила она.
  
  - Только обещай, что подаришь.
  
  - Хорошо, обещаю.
  
  - Подари мне свои трусики...
  
  Она с удивлением и интересом посмотрела на него.
  
  - Хорошо, - после небольшого раздумья сказала она, - я выберу и подарю
  
  тебе на память свои самые красивые трусики.
  
  - Нет, мне нужны те, которые сейчас на тебе.
  
  - Но они обычные и не очень новые, - попробовала возразить она.
  
  - Ну и что! Мне важно, что сегодняшний день ты провела в них. Они
  
  накопили твое тепло, а это для меня самое главное.
  
  Некоторое время она молча о чем-то размышляла. Он с любопытством
  
  наблюдал за ней. Насколько далеко она готова пойти в этой внезапно
  
  вспыхнувшей эротической игре?
  
  Неожиданно и даже радостно она согласилась.
  
  - Пожалуйста, но где я их сниму? - поинтересовалась она возбужденно,
  
  кажется, уже зная ответ.
  
  Он не ошибся ней. Она была из тех женщин, которые готовы совершить
  
  романтический жест, когда ей предоставляется возможность, видимо, чтобы
  
  потом было о чем вспомнить.
  
  - Можно, я их сам сниму?
  
  - Можно, - с хрипотцой в голосе разрешила она.
  
  Он нежно поднял ее ноги в черных колготах и аккуратно снял с них
  
  модные туфли с тупыми носами. В какой-то момент он не смог удержаться,
  
  наклонился к ее ногам и поцеловал их, после чего быстро посмотрел на нее,
  
  чтобы определить реакцию. Он увидел смущенную улыбку и горящие азартом
  
  глаза.
  
  Тогда смело и по-деловому он приподнял ее попу и попытался стянуть с
  
  ее бедер колготы.
  
  - Не так, - остановила она его и, подняв ноги, сама быстро и ловко
  
  освободила свои бедра от колгот.
  
  Дальше все было легче. Целовать ее ноги он начал сразу от кончиков
  
  пальцев, спускаясь все ниже и ниже.
  
  Она даже не пробовала сопротивляться. Он же все больше и больше
  
  приходил в восторг от того, что она так безропотно отдала в его полное
  
  владение свои тонкие и даже немного худые ноги. Он терся щекой и покрывал
  
  поцелуями ее колени, икры и голень, иногда цепляясь свой щетиной за легкий
  
  пушок, видимо, пропущенный при рассеянном девичьем эпилировании.
  
  Наконец, он добрался до ее черных трусиков, источавших тонкий аромат
  
  кофе и влажных тропиков.
  
  Она сама помогла ему их снять, после чего откинулась на кресле так,
  
  чтобы ему было удобнее ласкать ее в самом интимном месте.
  
  Он бросил свой мужской трофей на заднее сиденье и склонился над
  
  поднятыми вверх ногами.
  
  Похоже, никого из них не волновало, что рядом жилой дом, вход в
  
  подъезд, а вокруг полно фонарей.
  
  Ему с его развращенным опытом давно плевать на все условности, а она
  
  тут же впала в беспамятство, время от времени издавая стон и неразборчивый
  
  шепот страсти.
  
  Несмотря на все его страстные усилия, она долго не могла кончить. В
  
  какой-то момент по ее стонам ему показалось, что она достигла оргазма, он
  
  поднял мокрое лицо и попробовал поцеловать ее в губы, но тут же ее рука
  
  снова направила его в ту область, где сходились ее лежащие на руле и
  
  водительском изголовье белые ноги.
  
  - Make me come, - тихо и жалобно попросила она по-английски, который
  
  стал ее вторым родным языком.
  
  Теперь он понял, что это дело его мужской чести - довести ее до
  
  оргазма. Четверть часа спустя его челюсти начало сводить, но по ее
  
  нарастающему стону он понял, что близок к победе. Он попробовал помогать
  
  себе пальцами, но она отшвырнула его руку. Наконец, путем проб и ошибок, он
  
  нашел то самое место, и именно ту ласку, которая приводила ее в наибольший
  
  восторг. Он всегда знал про этот волшебный скользящий бугорок, но он не
  
  ожидал, что он будет у нее так чувствителен и развит.
  
  Между тем язык уже отказывался слушаться его. Это превращалось в
  
  какой-то стайерский забег на выживание.
  
  Он не знал сколько времени прошло, время для них перестало
  
  существовать, но по ее стону, переходящему в крик, и судорожному сжатию его
  
  ушей ногами он понял, что конец близок.
  
  Однако самое удивительное было впереди. Ее бурный оргазм стал все
  
  больше и больше заводить его самого. По его телу пробежала приятная дрожь.
  
  Он почувствовал, что вот-вот кончит. Это было совершенно неожиданное
  
  ощущение, такого с ним еще никогда не бывало. Вот так кончить вместе с
  
  женщиной, не входя в нее и даже ни к чему, кроме женщины, не прикасаясь.
  
  Фантастика! Это и в самом деле случилось. Он почувствовал, как струйка
  
  чего-то горячего скользнула вниз по его бедру.
  
  И здесь весь двор и окрестности огласил рев автомобильного сигнала,
  
  который являлся следствием ее последней и самой сильной судороги.
  
  Некоторое время они приходили в себя. Он, откинувшись в кресле, и она,
  
  положив свои ноги, излучающие волшебно-белый свет, ему на колени.
  
  - А почему стекла так запотели? - прервала она молчание изумленным
  
  вопросом.
  
  - Ты надышала, - ответил он. - Ты очень здорово дышала.
  
  - А ты?
  
  - Я нет, да мне и дышать-то особенно некогда было.
  
  Она ласково взяла его за щеки, как берут упитанного кота, с умилением
  
  и нежностью посмотрела ему в лицо, а потом играя стала водить его голову из
  
  стороны в сторону.
  
  Она была очень большая игрунья. Он протянул руку и вывел указательным
  
  пальцем на запотевшем лобовом стекле: "Я тебя люблю".
  
  Она с игривой серьезностью отрицательно замотала головой, а потом
  
  протянула свою ножку и обнаженным большим пальчиком написала на запотевшем
  
  водительском стекле кривыми буквами слово: "Hell".
  
  Прочтя его, он вздрогнул. Что она хотела сказать? Это ругательство в
  
  его адрес, восклицание человека, который только что пережил дьявольский
  
  восторг, или общее ощущение от жизни.
  
  Она, увидев его замешательство, сдерживая смех, замотала головой, и
  
  тем же трогательно маленьким пальчиком ноги добавила в конец букву "о".
  
  Получилось: "Hello"!
  
  После чего и он, и она радостно засмеялись. Внезапно она перестала
  
  смеяться и с ужасом в голосе спросила:
  
  - А сколько сейчас времени?
  
  Он показал ей часы.
  
  - Ой! - с притворным испугом воскликнула она, - придется будить
  
  родителей.
  
  - Почему?
  
  - Папа имеет обыкновение вставлять ключ с другой стороны входной
  
  двери. Я побежала... А где мои туфли?
  
  - Возьми там на полу, какие найдешь.
  
  Он помог девушке натянуть колготы на голое тело, и сам надел на нее
  
  туфли.
  
  Их прощальный поцелуй был нежен и больше напоминал ласку давно
  
  влюбленных вдруг в друга людей.
  
  - Ну пока, - с большим сожалением оторвалась она от него. Было видно, что
  
  теперь ей и в самом деле не хочется уходить. Она открыла дверь автомобиля,
  
  быстро выскользнула из машины и помахала ему рукой.
  
  Он в ответ помахал ее трусиками.
  
  Она весело засмеялась и быстро набрала электронный код подъезда.
  
  Дверь, щелкнув, открылась, и смеющаяся девушка исчезла.
  
  В удивительно радостном настроении он двинулся по ночным и безлюдным
  
  улицам города.
  
  И теперь всегда, когда в его жизни что-то не ладилось, или просто было
  
  паршивое настроение, он доставал из укромного места ее трусики, аккуратно
  
  сложенные в полиэтиленовый пакет, прижимал к лицу и глубоко вдыхал носом
  
  тонкий и уникальный аромат, который он узнал бы из тысячи.
  
  Хотите почитать еще?..
  
  Волин М., Фелан Н. - Секс и йога
  
  ГЛАВА 1.
  
  Позы сублимации:
  
  - Савасана;
  
  - Сукхасана, Полулотос, Падмасана, связанная Падмасана, Лягушка, поза
  
  Героя, Опасная поза;
  
  - Сарвангасана, Випарита-корани, поза Спокойствия, связанная
  
  Сарвангасана, Сиршасана, связанная Сиршасана, Орел, перевернутый Орел;
  
  - Поза Горы, Ступни-колени, Скрытая Падмасана;
  
  - Асвини-мудра, Йога-мудра, Ваджроли-мудра, Йони-мудра, Маха-мудра.
  
  Ваджроли-мудра - втягивание женского семени.
  
  Воздержание: от созерцания женского тела, разглядывания женского
  
  органа, воображения соития или разговора о нем.
  
  ГЛАВА 2.
  
  Гипофиз, шишковидная железа, щитовидная железа, околощитовидная
  
  железа, надпочечники, половые железы.
  
  Асаны при половом созревании Сиршасана, Випарита-корани, поза
  
  Спокойствия, Уддиана, Наули, Лук, Кобра, Саранча, Ардха-Матсиендрасана,
  
  Стрелок из лука, Равновесия, дыхательные циклы, позы со скрещенными ногами.
  
  Расстройства при половом созревании Сиршасана, Сарвангасана, Поза
  
  Спокойствия, Савасана, Матсиасана, Скрытая Падмасана, Весы, Позы
  
  равновесия, Кобра, Лук, Саранча, Дыхательные циклы.
  
  Асаны для менструаций Уддиана, Наули, Лук, Кобра, Орел, Сиршасана,
  
  Сарвангасана, Матсиасана.
  
  Нерегулярность Менструаций Кобра, Лук, Саранча, Уддиана, Наули,
  
  Супта-ваджрасана, Асвини-Мудра, Сарвангасана, Сиршасана, Матсиасана,
  
  Скрытая Падмасана.
  
  Для снятия предменструального напряжения Савасана, Успокаивающее
  
  дыхание, поза Спокойствия.
  
  Климакс От приливов крови: Сарвангасана.
  
  Эндокринное равновесие: Сиршасана.
  
  Надпочечники: Кобра, Лук, Матсиасана.
  
  Неприятные ощущения при менструациях: Уддиана, Наули.
  
  Скопление газов: колени у живота.
  
  Сон: треугольник, Савасана.
  
  Климактерические расстройства Савасана, Успокаивающее и Заряжающее
  
  дыхание, Кобра, Скручивание, Уддиана, Наули, Асвини-мудра, Сарвангасана,
  
  поза Спокойствия.
  
  Ранние стадии простаты Поза Солнечного сплетения, Лягушка, Арка.
  
  При удалении матки Кобра, Лук, Саранча, Сиршасана, Сарвангасана, позы
  
  для менструаций.
  
  При выпадении матки Сиршасана, Сарвангасана, все перевернутые позы.
  
  Сохранение либидо Сиршасана, Сарвангасана, Кобра, Лук, Орел, Саранча,
  
  Савасана, поза Спокойствия, успокаивающее дыхание.
  
  ГЛАВА 3.
  
  Важное предродовое упражнение: быстро чередовать сжатие-расслабление
  
  влагалища. Этому способствуют Уддиана и Наули.
  
  Ранняя эякуляция Уддиана, Наули, Сиршасана, перевернутые позы,
  
  Асвини-мудра, Качающийся массаж.
  
  Преждевременная эякуляция Сиршасана, Сарвангасана, Поза Спокойствия,
  
  Савасана, Скручивание, Супта-ваджрасана, Кобра, Лук, Маха-мудра.
  
  Бесплодие Орел, Сарвангасана, Сиршасана, Лук, Кобра, Матсиасана,
  
  Асвини-мудра, Уддиана.
  
  Все перевернутые позы, Скручивание, Супта-ваджрасана, Савасана.
  
  ПОВЫШЕНИЕ ПОЛОВОЙ АКТИВНОСТИ.
  
  Для женщин:
  
  1. Стоя, ноги вместе или лежа на спине. Сжимайте ягодицы, втягивая
  
  мышцы внутрь, потом разжимайте. При этом сжимайте анус, вагину и мышцы
  
  промежности.
  
  2. На четвереньках, руки прямые, ладони на полу.
  
  Подвинтесь немного вперед, потом назад и сядьте на пятки.
  
  Делать ритмически: вперед - 1, назад - 1, 2, 3 легких нажатия на пятки.
  
  3. На четвереньках. Выгните спину так, чтобы таз был поднят, потом
  
  расслабьтесь и опустите таз вниз. (Кошка) 4. На четвереньках. Кочните таз
  
  вперед, потом влево.
  
  Тело должно двигаться только ниже талии, выше оно должно быть
  
  неподвижным. Старайтесь ускорить движения. (Кошка) 5. Как в 4 вращайте
  
  телом, двигаясь только ниже таза.
  
  6. Сядьте на колени и на пятки, качнитесь вперед, коснитесь лбом пола.
  
  Руки вытянуть вперед, касаются пола.
  
  Поднимайте руки, голову, тело вертикально, пока вы не встанете на
  
  колени с поднятыми вверх руками. Продолжайте движение выгибаясь назад как
  
  можно дальше. Вернитесь в и. п. Сочетать со вдохом (вверх, назад) и выдохом
  
  (вперед и вниз).
  
  7. На четвереньках, руки прямые. Согните локти, наклонитесь вниз,
  
  коснитесь лбом пола. Поднимайте вверх правую ногу. Повторите симметрично.
  
  8. На корточках, колени широко врозь, ягодицы выше колен не опираются
  
  на пятки. Сохраняйте равновесие держа руки не бедрах или на пояснице (или
  
  держась за стул).
  
  Двигайте тазом вперед и назад. Ускоряйте.
  
  9. Тоже движение, но лежа на правом, потом на левом боку. Втягивайте
  
  живот, когда таз идет назад.
  
  Расслабьтесь, когда таз идет вперед.
  
  10. Лежа на спине, колени согнуты, ноги вместе, ступни на полу.
  
  Раздвигайте ноги с сопротивлением. Сдвигайте их.
  
  11. Лежа на спине поднимайте и опускайте одни только бедра.
  
  12. Как в 11, поднимите бедра и качайте ими с боку на бок, не отрывая
  
  плечи и ступни от пола.
  
  13. На спине, на полу. Поднимите прямые ноги и описывайте ими круги
  
  внутрь и наружу.
  
  14. Поза 13. Поднимите прямые ноги. Постарайтесь подтянуть их к животу.
  
  15. Сядьте колени врозь, ступни вместе. Держась за носки откиньтесь на
  
  спину, стараясь носками достать пола за головой.
  
  16. Сидя, левая нога вытянута. Держа правую ногу обемим руками
  
  постарайтесь коснуться носком лба, подбородка, груди. Делать симметрично.
  
  17. Поза 16. Правое колено поднять, ступня на полу.
  
  Наклонитесь вперед, положите правую руку под согнутое колено.
  
  Поворачивайте его назад, протянув левую руку за спиной. Вдохните,
  
  поднимайте правую икру параллельно полу.
  
  Выдыхайте, опускайте правую ногу на пол и склоняя голову к левому
  
  колену. Симметрично.
  
  18. Станьте, широко раздвинув ноги. Присядьте, наклоняя туловище
  
  вперед, и достаньте ладонями пола между ног так далеко назад, как сможете.
  
  Пальцы назад.
  
  19. Станьте на правое колено. Прямая левая нога отставлена в сторону.
  
  Сложите руки над головой и качнитесь несколько раз над левой ногой.
  
  Сделайте симметрично.
  
  20. Стоя, ноги вместе. Руки - молитва. Держа левую ступню неподвижно,
  
  скользите правой ногой с вытянутым носком назад, пока правое колен почти не
  
  достанет пола.
  
  Сделайте симметрично.
  
  21. Супта-ваджрасана, Падмасана, Матсиасана, Скрытая Падмасана,
  
  Запертая Сарвангасана, Асвини-мудра, Йога-мудра, Солнечное сплетение.
  
  Для мужчин - Делать все упражнения для женщин;
  
  - Отжимания от пола;
  
  - Асвини-мудра, Йога-мудра, Солнечное сплетение;
  
  - Кобра, Саранча, Ардха-Матсиендрасана;
  
  - Сиршасана (гипофиз);
  
  - Сарвангасана (щитовидка);
  
  - Заряжающее дыхание.
  
  ГЛАВА 4.
  
  1-й ребенок: правая ноздря отца - мальчик.
  
  2-й и 3-й ребенок: правая ноздря матери - мальчик.
  
  Растянутые родами мышцы восстанавливаются тазовыми упражнениями и
  
  брюшным дыханием.
  
  Осанка очень важна при беременности. Тело должно быть прямым, голова и
  
  шея - на одной линии с позвоночником.
  
  Ступни держать вместе.
  
  Полное дыхание на последних месяцах беременности: лежа на левом боку,
  
  левую руку вытянуть за голову вверх, немного согнуть левую ногу. Правая
  
  рука свободно закинута за спину.
  
  Избегать: сильных вытягиваний вверх, вытянутых поз, вжатий и
  
  сокращений живота.
  
  Очень важно при беременности правильное дыхание.
  
  Важно умение расслабиться во время первой фазы родов (схватки).
  
  После родов: самое важное - правильное дыхание, полное дыхание,
  
  заряжающее дыхание.
  
  Предродовые упражнения для тазового дна, выхода, для придания им силы
  
  и подвижности и для облегчения родов 1. Руки на бедрах, ноги немного врозь.
  
  Приседания на полукорточки: 1, 2, 3 - выпрямиться.
  
  2. В позе 1. Подняться на носки, сесть на корточки: 1, 2.
  
  3. Держа ноги вместе сесть на невидимый стул. Ступни от пола не
  
  отрывать. Спину держать прямо.
  
  4. Сядьте на корточки, уравновесьтесь, вытянув руки вперед и нагнув
  
  голову, и опускайтесь на ногах вниз, пока пятки не коснутся тела.
  
  5. Лежа на спине, поднимите левую ногу до прямого угла с телом.
  
  Занесите ее над головой и коснитесь носком пола.
  
  Вернитесь в и. п. Тоже правой.
  
  6. Поднимите прямые ноги под прямым углом и качайте их с боку на бок,
  
  двигая телом только ниже талии.
  
  7. В позе 6 несколько раз скрестите ноги, занося поверх то одну то
  
  другую.
  
  8. На спине, колени согнуты, ступни на полу. Качайте обеими ногами
  
  вправо-влево. Двигайтесь только ниже талии.
  
  9. В позе 8 правая нога вниз, вверх. Левая нога вниз, вверх. Опустите ноги
  
  на пол.
  
  10. В позе 8 разведите ноги в стороны, опустите кнаружи.
  
  Соедините вместе. Разведите очень расслабленно врозь, соедините.
  
  11. Стоя, руки на бедрах. Поднимите правую ногу, согнув колено, потом
  
  двигайте вбок, вперед, вбок, вперед.
  
  Опустите. Левой ногой.
  
  12. Полулягте на спину, опираясь на локти. Подтяните к себе правое
  
  колено, потом двигайте его вправо и вниз в круговом движении, распрямляя
  
  ногу вниз круга и затем сгибая и подтягивая колено. Левой ногой.
  
  13. В позе 12 описывайте круги обеими ногами вместе.
  
  Колени вверх, в сторону, вниз (ноги выпрямляются), потом опять в
  
  сторону и вверх, так, чтобы движение ощущалось тазом.
  
  14. Свободная поза. Ноги лежат так, что одна пятка касается тела между
  
  ногами, а другая лежит в одну линию с ней. Колени широко расставлены и если
  
  возможно касаются пола. Прямая линия должна проходить черех центр тела и
  
  пятки. Руки покоятся на коленях. Вдохните, выдохните и качнитесь вперед,
  
  положив ладони на пол, а лоб на руки.
  
  15. В позе 14. Вдохните, выдохните и наклонитесь вперед.
  
  Руки вытяните вперед, ладони и лоб касаются пола.
  
  Старайтесь не отрываться от земли.
  
  16. Сидя на полу, прямые ноги вместе. Постепенно отводите левую ногу,
  
  не сгибая ее, до прямого угла с правой.
  
  Медленно верните ее в и. п. и повторите еще раз. Другой ногой.
  
  17. Стоя, руки на бедрах, ноги слегка врозь. Двигайте тазом вперед и
  
  назад, потом вправо и влево, потом круговым движением.
  
  18. Сидя на полу, колени врозь, ступни вместе. Держась за щиколотки,
  
  качнитесь с боку на бок, опираясь на ягодицы. Стимулирует кровообращение в
  
  прямой кишке и предотвращает геморрой.
  
  Предродовые упражнения Кошка, все позы скрещенных ног, Падмасана,
  
  Савасана, Дыхательные циклы, упр. Из гл. 6 и 7.
  
  ДЛЯ ИСПРАВЛЕНИЯ ОСАНКИ ПРИ БЕРЕМЕННОСТИ.
  
  1. Лягте на спину, стараясь прижаться к полу всем позвоночником,
  
  особенно поясницей. Помогайте нажатием мышц живота книзу. Это особенно
  
  важно, если есть склонность к искривлению позвоночника.
  
  2. Лежа на спине, поднимайте прямые ноги на 45 градусов.
  
  3. Поза 2, но поднимать на 90 градусов.
  
  4. Лежа на спине, руки сцеплены за головой (или вытянуты по швам),
  
  колени согнуты, ступни на полу. Не меняя положения ног, постарайтесь
  
  поднять только голову и плечи.
  
  5. Лежа на спине, руки по швам, поднимайте одну только грудь, выгибая
  
  дугой позвоночник.
  
  6. В той же позе поднимайте только ягодицы, выгибая позвоночник и не
  
  отрывая плечи и пятки от пола.
  
  АСАНЫ, РЕКОМЕНДУЕМЫЕ ПРИ БЕРЕМЕННОСТИ.
  
  Падмасана, полулотос, Поза Сведущего, Матсиасана, Весов, Героя,
  
  Звезды, Шпагат, наклоны-вытягивания вперед (с вариациями: 1) одна нога
  
  прямая, другая в полулотосе, 2) обе ноги скрещены ), Арка.
  
  Делайте также позы Лягушки, Кошки, Сарвангасана и Випарита-Корани,
  
  Асвини-мудру, Савасану и дыхательные циклы.
  
  УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ БЕРЕМЕННЫХ.
  
  Для плеч и позвоночника, для исправления осанки и стимуляции нервных
  
  корешков позвоночника Сидя в постели.
  
  1. Отведите плечи назад и вверх медленным и постепенным движением.
  
  Руки идут назад вместе с плечами, потом вперед плечи вниз и вперед.
  
  Движение должно чувствоваться в суставах позвоночника и между лопатками.
  
  После 5-6 движений назад двигайте плечами в обратном направлении, вперед,
  
  горбя их (руки в это время идут вперед, вниз и назад, висят мягко, они не
  
  должны двигаться независимо от плеч). Повторите 5-6 раз медленными,
  
  постепенными, нерезкими движениями.
  
  2. Вращайте плечами попеременно, почти как при плавании на спине, но
  
  без рук. Когда левое плечо идет назад, правое движется вперед. Позвонки
  
  вращаются в своих гнездах, усиливается кровообращение, тонизируются корешки
  
  спинальных нервов и это препятствует склонности к искривлению позвоночника
  
  или округлению плеч, у часто лежащих. Это простые, но важные движения надо
  
  повторять как можно чаще, но с одобрения врача.
  
  3. Попробуйте напрячь все мышцы тела, в том числе живот, ягодицы,
  
  бедра, вагину, анус. Вдыхайте при напряжении, выдыхайте при расслаблении.
  
  4. Сядьте, соединив ступни вместе и возмитесь руками за щиколотки.
  
  Качайтесь из стороны в сторону, массируя ягодицы. Это улучшает
  
  кровообращение в анусе, промежности и влагалище.
  
  Для живота 1. Руки над головой. Вдохните и вытягивайтесь вверх,
  
  напрягая все мышцы, в том числе живот. Выдыхая расслабьтесь.
  
  2. Руки за головой или по швам. Вдохните и поднимите одну только
  
  голову, ощущая напряжение мышщ живота. Выдыхая расслабьтесь.
  
  3. На спине, руки по швам. Вдыхая, поднимайте одни только бедра. Это
  
  можно делать и в постели, сгибая колени и не отрывая ступней.
  
  4. На спине. Вдохните и подтяните колени к животу. Выдыхая медленно
  
  опускайте их, ощущая давление в животе.
  
  5. Попробуйте так же первое движение Уддианы - сжатие живота: сидя со
  
  скрещенными ногами или лежа на спине или на боку, сделайте полный вдох и
  
  втяните живот, как бы стремясь прижать его к позвоночнику. Обычно такое
  
  втягивание делается сильно, но вам лучше его делать медленно и постепенно,
  
  крепко, но без резких движений.
  
  Для кровообращения в венах и ступнях 1. Сидя и лежа, несколько раз
  
  подвигайте носками вверх и вниз.
  
  2. Несколько раз поднмите и опустите ступни, тренируя лодыжки.
  
  Вращайте ступнями, одной за другой, несколько кругов вправо, несколько
  
  влево.
  
  3. Ногами ниже колен делайте движения, как будто хотите стряхнуть
  
  что-то со ступней, сначала одной ногой, потом другой.
  
  Для бедер Ходьба на ягодицах: сидя с вытянутыми ногами, руки на
  
  бедрах, сделайте несколько шагов вперед, потом назад.
  
  Для груди Лежа на спине, вдохните и поднимите грудь, выдыхая
  
  расслабьтесь.
  
  ПОСЛЕРОДОВЫЕ УПРАЖНЕНИЯ.
  
  Встав с постели Когда вы сможете вставать и заниматься как следует,
  
  делайте те же упражнения дополняя и варьируя их.
  
  Для живота 1. Полуоткиньтесь на спину и, опираясь на локти, несколько
  
  раз энергично достаньте правым коленом до плеча. Потом то же самое левой
  
  ногой. Делайте так же упражнения для живота из главы 6: 6, 7, 9, 11-17.
  
  2. Станьте ноги врозь, руки по швам. Наклонитесь и достаньте обоими
  
  руками правую ступню, потом выпрямитесь, раскиньте руки в стороны и в то же
  
  время прогнитесь назад. Повторите дважды, потом - с другой стороны.
  
  3. Ноги врозь, руки на задней стороне бедер. Наклонитесь вперед,
  
  достаньте головой правое колено, выпрямитесь и достаньте левое. Руки должны
  
  при наклоне скользить по задней стороне ноги до лодыжек.
  
  4. Делайте полностью Уддиану, Наули, Кобру, Лук, Супта-ваджрасана,
  
  Ласточку, Скручивание, позу Солнечного сплетения.
  
  Для бюста Каждое упражнение надо делать 4 раза.
  
  1. Сделайте движение руками, как будто разрываете веревку, напрягая
  
  мышцы груди. Расслабьтесь.
  
  2. Держа сжатые кулаки перед грудью, разведите их, преодолевая
  
  сопротивление, до линии плеч. Сведите назад. Поверните.
  
  3. Руки вытянуты вперед и параллельны, кулаки сжаты.
  
  Разведите их с напряжением в стороны, отгибаясь назад, как будто вы
  
  тяните что-то.
  
  4. То же, но разводя руки поворачивайтесь вправо до отказа. Потом в
  
  исходное положение и влево.
  
  5. Руки по швам. Сожмите кулаки и одним махом сведите их перед грудью.
  
  Опустите и опять сводите.
  
  Во всех этих упражнениях сосредоточение на грудных мышцах, особенно
  
  идущих от боков к рукам, которые помогают поддерживать грудь.
  
  Для исправления осанки и предотвращения выпячивания головы вперед
  
  (укрепление затылочных мышц) 1. Руками, сложенными на затылке, жмите вниз и
  
  вперед, сопротивляясь этому нажиму шейными мускулами. Это упражнение
  
  сохраняет так же подвижность косточки, выступающей у вершины позвоночника,
  
  которая у некоторых женщин превращается в "горб Дауэйджкра".
  
  2. Поднимите руки, согнутые в локтях, вбок и постарайтесь свести
  
  локти, сжимайте их плотнее, Опустите руки, повторите несколько раз.
  
  3. Приложите кочики пальцев к плечам. Отведите их в стороны
  
  волнообразным движением.
  
  4. Руки по швам, ладони вниз. Не сгибая рук, поднимайте их вверх
  
  маленькими "шажками", пока они не сойдутся над головой. Опустите руки и
  
  повторите снова.
  
  5. Руки вытянуты в стороны. Вращайте их маленькими кругами вперед,
  
  увеличивая размер круга. Потом вращайте назад, уменьшая круг.
  
  Для таза и влагалища Делают сидя и лежа на спине 1. Сжимайте и
  
  расслабляйте мыщцы, как в приготовлениях к Асвини-мудре. Это
  
  противодействует вялости вагинальных мышц и улучшает кровообращение в этом
  
  районе. Надо также делать Асвини-мудру в ее классической форме, чтобы
  
  избежать геморроя, который часто появляется после родов.
  
  2. Сидя и лежа, сжимайте мускулы ягодиц, туго соединяйте их,
  
  напрягайте так, чтобы почуствовать, что ваши бедра стали меньше.
  
  Делайте также позу Ласточки, Солечного сплетения, Кобру, Лук.
  
  Для талии, таза, бедер Чем больше упражнений из главы 6 вы будете
  
  делать, тем лучше.
  
  1. Лежа на спине. Поднимите вверх обе ноги, потом, держа бедра
  
  вертикально, расслабьте колени и дайте упасть расслабленным голеням.
  
  Повторяйте до легкой усталости.
  
  2. Лежа на спине. Подтяните колени к животу и делайте ими круговы
  
  движения. Через пол круга, внизу, ноги выпрямляются, потом с другого бока,
  
  колени опять сгибаются и идут вверх, проходя над животом и снова уходят по
  
  кругу вниз.
  
  Делайте также упражнения для беременных и все асаны для таза: Кошку (с
  
  вариантом, когда бедра двигаются из стороны в сторону), Супта-ваджрасана,
  
  Скручивание, все Падмасаны, Мост, Угловую позу, позу Звезды,
  
  вытягивания-наклоны вперед, позу Арки (с вариантами), Шпагат, боковые
  
  качания, позу Солнечного сплетения.
  
  Послеродовые упражнения Упр. Из гл. 7, Сиршасана, Сарвангасана,
  
  Уддиана, Наули, Кобра, Лук, Саранча, Скручивание, Асвини-мудра, Стрелок из
  
  лука.
  
  ГЛАВА 5.
  
  Сарвангасана Из положения лежа на спине медленно поднимайте ноги и
  
  тело в вертикальное положение. Тело выше плеч должно быть прямым.
  
  Поддерживайте спину руками выше лопаток.
  
  Подбородок должен быть прижат к груди для давления на щитовидную и
  
  околощитовидную железы. По окончании медленно опустите ноги за голову в
  
  позу Плуга, стараясь, чтобы носки на несколько мгновений коснулись пола и
  
  сосредоточьтесь на корешках позвоночных нервов. Слегка согните ноги и
  
  медленно вернитесь в и. п. Полностью расслабьтесь.
  
  Сарвангасана делается пока не появится сладкий привкус во рту.
  
  Действие: тонизирует щитовидную и половые железы.
  
  Восстанавливает утраченное либидо и энергичность. Помогает избавиться
  
  от импотенции, преждевременной эякуляции, расширения простаты,
  
  менструальных расстройств, гемороя, запора, выпадения матки. Полезно при
  
  половом созревании, ранней беременности, климаксе (особенно при приливах
  
  крови). Отдаляет постарение. Используется для сублимации.
  
  Випарита-корани мудра Отличается от предыдущей тем, что подбородок не
  
  прижат к груди, и руки поддерживают бедра вместо груди.
  
  Завершая позу, медленно опустите ноги за голову, согнув колени и
  
  держась за носки, потом выпрямите ноги и удерживайте позу, держа ноги так
  
  прямо, как можете. Затем примите и. п. и полностью расслабьтесь.
  
  Действие: питает кожу и мышцы лица, предупреждает морщины, а то и
  
  избавляет от них. Тонизирует гипофиз и нервные центры в голове.
  
  Благоприятствует беременности, препятствует импотенции, расширению
  
  простаты, выпадению матки, геморрою, запору, используется для сублимации и
  
  трансмутации.
  
  Поза Спокойствия Лежа на спине, руки вытянуты над головой к полу. Не
  
  сгибая ног поднимите их до угла 45 градусов с телом.
  
  Поднимите руки и упритесь коленями в ладони. Освоив позу, вы сможете
  
  держать ее довольно долго. Она очень удобна и успокоительна.
  
  Завершая позу, опустите ноги за голову, держа колени врозь и коснитесь
  
  ими пола по обе стороны головы, чтобы щитовидка была под давлением.
  
  Медленно примите позу полного отдыха.
  
  Действие: усиливает приток крови к некоторым нервным центрам затылка и
  
  несет почти полное успокоение нервам и душе. Рекомендуется при бессоннице,
  
  т. к. дает более крепкий и спокойный сон. Благотворна для щитовидки и
  
  половых желез. Делает гибким позвоночник, улучшает кровообращение.
  
  Связанная Сарвангасана Сядьте на пол в Падмасану. Лягте на спину и
  
  медленно поднимайте вверх тело и ноги. Можно поддерживать спину руками,
  
  можно поднимать рукам ноги.
  
  Завершая позу, опустите ноги за голову и постарайтесь достать пола,
  
  как в связанном Плуге. Займите позу полного расслабления.
  
  Действие: увеличивает приток крови к щитовидке.
  
  Соединяет все выгоды Сарвангасаны и Падмасаны.
  
  Восстанавливает либидо, помогает от импотенции, запора и геморроя.
  
  Используется для трансмутации.
  
  Уравновешенная Сарвангасана Лежа на спине откиньте рука за голову.
  
  Поднимите ноги, но не поддерживайте их руками. Старайтесь, чтобы ноги и
  
  спина были как можно ближе к прямой линии. Перенесите центр тяжести на
  
  плечи и затылок. Приняв равновесие, поднимите руки и держите их прямо, не
  
  касаясь ног и глубоко вдыхая и выдыхая.
  
  Завершая позу, опуститесь в позу удушья, как в позе Спокойствия. Потом
  
  займите позу полного расслабления.
  
  Действие: стимулирует щитовидную железу. Укрепляет позвоночник и
  
  мускулы спины. Препятствует старению и регулирует всю эндокринную систему.
  
  Помогает при выпадении матки, расширении простаты, менструальных
  
  расстройствах, импотенции.
  
  Сиршасана Медленно поднимите ноги. Не прогибайте спину, позвоночник
  
  должен быть прямым.
  
  Завершая позу, подведите колени к животу, как бы сворачиваясь, потом
  
  постепенно снижайте ноги, пока не коснетесь ступнями пола. Время удержания
  
  позы 0. 5-2 минуты. Далее с опытным наставником. После позы- несколько
  
  минут расслабления.
  
  Действие: глубоко воздействует на весь организм.
  
  Помогает смещенным органам занять свое место. Нельзя выполнять тем, у
  
  кого высокое кровяное давление, чрезмерно большой вес или слабое здоровье.
  
  Тонизирует гипофиз и все остальные эндокринные железы. Восстанавливает
  
  увядающее либидо и мужскую силу. Усиливает жизненную энергию и препятствует
  
  постарению, помогает против импотенции, преждевременной эякуляции,
  
  менструальных расстройств, выпадения матки, геморроя, расширения простаты.
  
  Важна в сублиматорной технике.
  
  Перевернутый Орел Станьте на голову. Руки или в классической позиции
  
  или в позе медитации. Приняв равновесие, обвейте правой ногой левую
  
  (спереди) и зацепите правой ступней левую икру.
  
  Повторите с другой стороны.
  
  Действие: Эта поза сублиматорная. Дает все блага классической
  
  Сиршасаны.
  
  Перевернутая пагода. Перевернутое дерево.
  
  Стоя на голове, медленно опустите соединенные ступни как можно ближе к
  
  телу, держа согнутые колени врозь (Пагода). Попеременно с Пагодой делается
  
  Дерево (ноги врозь).
  
  Перевернутая Пагода - Тронная поза на голове.
  
  Действие: как у Сиршасаны, и как сублиматорная поза.
  
  Перевернутая Падмасана (Лотос) Стоя на голове сплести ноги в
  
  Падмасану. Можно сначала согнуть ноги в Падмасану, а потом стать в
  
  Сиршасану.
  
  Действие: объединенное Сиршасаны и Падмасаны.
  
  Используется для воздержания.
  
  Действие всех сидячих поз У всех поз со скрещенными ногами похожий
  
  эффект. Они растягивают и укрепляют мышцы тазового дна и промежности,
  
  делают гибкими суставы ног и бедер. Это особенно важно при беременности и
  
  для усиления половой силы. Падмасана и полулотос помогают преодолевать
  
  половое желание.
  
  Связанная Падмасана Сидя в Падмасане правой рукой через спину достать
  
  правую стопу, левой - левую.
  
  Через некоторое время ощущение неудобства проходит и приходит чувство
  
  освобождения от своей телесной оболочки.
  
  Поза завершается наклоном вперед так, чтобы лоб достал пола.
  
  Концентрация на подавлении сексуальных желаний.
  
  Действие: развивает гибкость спины, рук и бедренных суставов.
  
  Подавляет желания. Во время беременности не рекомендуется, но может быть
  
  хорошей подготовкой к ней.
  
  Укрепляет мышцы тазового дна и промежности, усиливает весь район таза
  
  и улучшает кровообращение в яичниках и в органах размножения.
  
  Поза Сведущего (Сукхасана) Поза Героя Сядьте держа прямо спину и шею.
  
  Согните правую ногу и отведите ее в сторону. Поднимите левую ступню на
  
  правое бедро в положение Полулотоса. Удерживая позу, дышите глубоко и
  
  сосредоточьтесь на развитии внутренней силы и мужества. Перемените позу не
  
  прерывая сосредоточения.
  
  Действие: Важная поза для воздерживающегося. Развивает внутреннюю силу
  
  через духовные упражнения. Укрепляет мышцы таза и промежности, делает
  
  гибкими ноги и суставы бедер.
  
  Важна при беременности и для усиления половой действенности.
  
  Поза Лягушки Стоя на коленях, раздвиньте их пошире, держа носки вместе
  
  и сядьте на ступни. Поднимите руки со сложенными ладонями над головой и
  
  дышите, сосредоточась на полном брюшном дыхании.
  
  Действие: улучшает дыхание, успокаивает нервы, массирует органы
  
  брюшины движением диафрагмы, укрепляет дно таза и промежности. Благотворна
  
  при беременности.
  
  Используется для воздержания.
  
  Йога-мудра Сидя в Падмасане, заведите руки за спину. Левой рукой
  
  возьмите правое запястье (или наоборот). Наклонясь вперед коснитесь лбом
  
  земли, поднимая руки за спиной вверх.
  
  Действие: Сублиматорное упражнение. Укрепляет дно таза и промежности.
  
  Делает гибкими суставы ног и бедер.
  
  Тонизирует брюшные и половые органы. Стимулирует мозг и ткани лица.
  
  Асвини-мудра Сидя, скрестив ноги или на пятках. Вдохните и с выдохом
  
  сжимайте мышцы ануса, стараясь втянуть их внутрь.
  
  Подержите позу, затем расслабьтесь.
  
  Повторяйте как можно чаще, пока не научитесь делать упражнение быстро
  
  и плавно. Это же упражнение можно применять и к мышцам вагины.
  
  Действие: используется для воздержания. Благотворно при беременности и
  
  после родов. Улучшает половую активность, тонизируя влагалищные мышцы,
  
  помогает против геморроя, расширения простаты, выпадения матки и
  
  нерегулярности менструаций.
  
  Опасная поза (Гомукхасана) Сидя, согните левое колено так, чтобы левая
  
  ступня заходила за правую сторону туловища. Положите согнутую правую ногу
  
  на левую, чтобы правая ступня заходила за левую сторону тела. Правое колено
  
  - на левом, ладони на верхнем колене. Глаза - на кончике носа. Удерживайте
  
  позу глубоко дыша.
  
  Действие: Сублиматорное упражнение. Делает гибкими коленные суставы.
  
  Помогает против геморроя и расширения простаты.
  
  Поза дерева Стоя на левой ноге, поднимите правую ногу и прижмите ее
  
  слева к паху, ступней вверх. Поднимите руки над головой, сложив ладони.
  
  Глаза - на кончике носа или рядом (15 см). Дышите ритмично. Стойте пока
  
  удобно, затем смените ногу.
  
  Действие: развивает физическое равновесие, дает внутренний мир и
  
  спокойствие (при расстройстве нервов).
  
  Стимулирует яичники. Делает гибкими суставы бедер и ног.
  
  Используется для сублимации и трансмутации.
  
  Поза Орла Стоя прямо, слегка согните правую ногу и обвейте вокруг нее
  
  левую. Заплетите руки также, как ноги. Локоть нижней руки лежит на левом
  
  бедре, подбородок опирается на тыльную сторону ладони. Глаза - на кончике
  
  носа.
  
  Удерживайте позу глубоко и ритмично дыша. Сделать в другую сторону.
  
  Действие: используется для сублимации. Приносит спокойствие и
  
  равновесие. Тонизирует половые железы, помогает при бесплодии.
  
  Ступни-колени Сядьте на пол с вытянутыми ногами. Согните правую ногу и
  
  прижмите пятку как можно ближе к паху. Медленно согните левую ногу, чтобы
  
  ступня стояла на полу у самого туловища.
  
  Поднимитесь в вертикальное положение (на правом колене и левой ступне)
  
  так, чтобы колено и ступня были на одной линии. Ладони сложены перед
  
  грудью, как для молитвы.
  
  Дышите глубоко и ритмично. Делать в другую сторону.
  
  Действие: делает подвижнее суставы бедер и ног.
  
  Улучшает физическое и духовное равновесие, работу яичников у женщин.
  
  Помогает сублимации у мужчин.
  
  Угловая поза Сидя на полу, ступни вместе, колени врозь. Возьмитесь за
  
  большие пальцы ноги средними пальцами рук и медленно вытягивайте ноги
  
  вперед и вверх, в то же время слегка отклоняясь назад. Держитесь несколько
  
  секунд. Опускайтесь.
  
  Повторите несколько раз.
  
  Действие: тонизирует солнечное сплетение, успокаивает нервы, улучшает
  
  равновесие. Важно в предродовой тренировке. Улучшает кровообращение в
  
  прямой кишке, в половых органах, поэтому полезно при расширении простаты и
  
  геморрое. Используется целибат-йогинями.
  
  Поза Горы Сплетите ноги в Падмасану и встаньте на колени. Руки над
  
  головой, сложив ладони.
  
  Действие: укрепляет дно таза и промежность, делает гибкими суставы ног
  
  и бедер, развивает равновесие и устойчивость, используется для сублимации.
  
  Поза Кобры Туловище ниже пупка должно быть прижато к полу.
  
  Действие: делает гибким позвоночник и мускулатуру спины, регулирует
  
  работу надпочечников и яичников, улучшает кровообращение в половых органах,
  
  исправляет нерегулярность менструаций.
  
  Саранча (Кузнечик) Сожмите кулаки, поверните их так, чтобы большие
  
  пальцы касались пола. Быстро и глубоко вдохните и поднимите ноги, сжатые
  
  вместе. Держите несколько секунд. Медленно опустите выдыхая. Повторить
  
  несколько раз.
  
  Действие: сильно тонизирует надпочечники (и почки), придает гибкость
  
  позвоночнику, усиливает мышцы спины, укрепляет живот, поддерживает
  
  стройность, улучшает кровообращение в половых органах и железах.
  
  Рекомендуется при импотенции, преждевременной эякуляции, для улучшения
  
  половой действенности и восстанавливает угасающее либидо.
  
  Поза Лука Ненадолго задержите дыхание, потом расслабьтесь.
  
  Повторите несколько раз.
  
  Действие: Укрепляет бедра, ягодицы, делает стройным живот, развивает
  
  бюст. Придает гибкость позвоночнику и мускулам спины, стимулирует
  
  позвоночные нервы, регулирует работу яичников и надпочечников. Улучшает
  
  кровообращение в половых органах, исправляет менструальные нерегулярности.
  
  Супта-ваджрасана Сядьте на пол между бедер. Отклонитесь назад,
  
  коснитесь затылком пола. Руки как при молитве. Дышите глубоко и ритмично.
  
  Вариант: колени вместе, ягодицы опираются на пятки.
  
  Действие: Улучшает работу половых органоу у женщин и мужчин. Делает
  
  гибким позвоночник и таз, стимулирует надпочечники, укрепляет бедра.
  
  Мост Лежа на спине поднимите бедра, согнув колени и держа ступни на
  
  полу. Ладони под поясницей, пальцами к ногам, локти упираются в пол. Тело
  
  держится на локтях и ладонях.
  
  Держите локти ближе к бокам. Затем вытяните ноги вперед, держа их
  
  вместе и не отрывыя подошвы от пола. Колени прямые, тело и ноги образуют
  
  арку. Голова откинута назад, затылок на полу.
  
  Действие: Часто выполняется после перевернутых поз.
  
  Делает позвоночник гибким, стимулирует надпочечники.
  
  Благотворно при менструальных затруднениях и при импотенции, благодаря
  
  тонизированию органов размножения.
  
  Ласточка Лягте на пол лицом вниз, руки под подбородок, ладонями вниз,
  
  локти вбок. Вдохните и поднимите туловище выше талии, прогибая позвоночник
  
  и в то же время разводя руки в стороны, как при нырянии ласточкой. Ноги
  
  держите на полу.
  
  Выдохните и опуститесь вниз. Повторите несколько раз.
  
  Действие: Стимулирует надпочечники, придает позвоночнику гибкость,
  
  укрепляет и делает стройным живот.
  
  Улучшает кровообращение в половых органах.
  
  Матсиасана (Рыба) Отклонитесь назад, прогибая позвоночник аркой,
  
  коснитесь затылком пола. Руки 1) схватить за пальцы ног 2) подложить под
  
  шею 3) протянуть по полу над головой.
  
  Глубокое ритмичное дыхание.
  
  Действие: Рекомендуется после Плуга. Создает давление на надпочечники,
  
  тонизирует их и половые железы, упорядочивает менструации, оздоровляет
  
  органы размножения.
  
  Помогает при запоре, геморрое, выпадении матки, импотенции,
  
  преждевременной эякуляции, укрепляет дно таза и промежности.
  
  Скручивание (Ардха-Матсиендрасана) Действие: Укрепляет позвоночник,
  
  снабжает артериальной кровью позвоночные нервы. Задерживает физическое
  
  старение.
  
  Укрепляет корни спинных нервов. Уменьшает живот, усиливает подвижность
  
  суставов и ягодицы. Улучшает работу надпочечников и 6 половых желез.
  
  Рекомендуется при импотенции, преждевременной эякуляции, бесплодии.
  
  Уддиана Делать только на пустой и здоровый желудок. Не рекомендуется
  
  во время беременности и менструации. Для максимальной пользы делать
  
  ежедневно.
  
  Действие: Мощно действует на пищеварительную систему.
  
  Усиливает выделительные способности кишечника и дает внутреннее
  
  очищение. Устраняет запор, менструальные нерегулярности, пищеварительные
  
  расстройства. Тонизирует половые железы и органы размножения. Помогает при
  
  геморрое и расширении простаты. Благотворно при импотенции, преждевременной
  
  эякуляции, бесплодии, слабнущем либидо.
  
  Наули Слева, в центр, направо, в центр, налево... И т. д.
  
  Делать на совершенно пустой желудок.
  
  Действие: Сильно действует на пищеварительную систему.
  
  Исправляет запор, менструальные нерегулярности, расстройства
  
  пищеварения. Тонизирует половые железы и органы размножения. Помогает
  
  против геморроя и расширения простаты, благотворно влияет при импотенции,
  
  скоротечной эякуляции, бесплодии, ослаблении либидо.
  
  Скрытая Падмасана Ноги в Падмасане, ложитесь на живот, ладони за
  
  спиной в жесте молящегося.
  
  Действие: Тонизирует брюшную область, укрепляет дно таза и
  
  промежность, увеличивает гибкость бедер и ног.
  
  Используется при воздержании.
  
  Поза Солнечного сплетения Сядьте, подтяните к себе колени держа ступни
  
  на полу.
  
  Положите ладони на пол по бокам туловища. Вдохните.
  
  Вытяните ноги, поднимите их не сгибая не 45 градусов, слегка
  
  отклонитесь назад. Через несколько сек выдохните и вернитесь в и. п.
  
  Действие: Увеличивает жизненную энергию, тонизируя солнечное
  
  сплетение. Укрепляет мускулы живота. Благотворно при импотенции. Хорошо для
  
  послеродовых упражнений.
  
  Поза Звезды Сидя, ступни вместе, колени широко раздвинуты.
  
  Вдохните, выдохните, обеими руками возмитесь за ступни и наклонитесь
  
  вперед, пока лоб не коснется больших пальцев ног, а локти пола, по обе
  
  стороны ног. Позу нельзя форсировать.
  
  Действие: Развивает гибкость во всей области таза, укрепляет дно таза
  
  и промежность. Придает гибкость позвоночнику и массирует органы брюшины.
  
  Уменьшает вес и живот. Благотворно при беременности, импотенции, расширении
  
  простаты, геморрое.
  
  Арка, Маха-Мудра Сядьте, вытянув левую ногу, прижмите правую ступню к
  
  внутренней стороне правого бедра. Вдохните, выдохните и нагибайтесь вперед,
  
  стараясь достать рукой ...
  
  Перемените ногу, повторите 2 раза. Для сублимации пятка прижимается к
  
  йони.
  
  Действие: Задерживает поток семени и дает человеку много сил и
  
  достижений. Тонизирует и делает гибким позвоночник, укрепляет корешки
  
  спинных нервов, тонизирует органы брюшины и половые органы, уменьшает жир
  
  на талии и животе, улучшает кровообращение в тканях лица, в органах брюшины
  
  и в органах размножения. Усиливает мужественность.
  
  Вытягивание вперед (шпагат) Сядьте, раздвинув ноги как можно шире.
  
  Вдохните, выдыхайте и наклоняйтесь вперед, коснитесь пальцами носков и
  
  постарайтесь достать головой до пола, не сгибая колен.
  
  Как и в позе звезды, делайте все постепенно.
  
  Действие: Развивает гибкость во всей области таза, укрепляет дно таза
  
  и промежность. Делает гибким позвоночник и массирует органы брюшины.
  
  Уменьшает талию и живот. Благотворно при беременности, импотенции,
  
  расширении простаты, геморрое.
  
  Поза Весов Держа ноги в Падмасане, отклонитесь назад, обопритесь на
  
  локти и поднимите скрещенные ноги на 45 градусов.
  
  Держитесь так вдыхая и выдыхая.
  
  Действие: Тонизирует солнечное сплетение и увеличивет жизненную
  
  энергию, усиливает мускулы живота, укрепляет дно таза и промежность,
  
  повышает гибкость бедер и таза.
  
  Боковые Качания Сядьте, протянув обе ноги вбок, сцепите вытянутые руки
  
  над головой. Вдохните и во время выдоха трижды качните туловище над
  
  вытянутыми ногами. Повторите и сделайте в другую сторону.
  
  Действие: Делает гибким позвоночник, тонизирует надпочечники,
  
  укрепляет талию и мускулы живота.
  
  Поза Кошки Стоя на четвереньках, держа руки прямо, и двигайте
  
  позвоночником, выгибая его вверх аркой, потом вниз, сводом, и т. д.
  
  Двигается только позвоночник. Руки не сгибать.
  
  Действие: Делает гибким позвоночник, тонизирует корешки спинных
  
  нервов, увеличивает гибкость всей тазовой области, а это очень важно для
  
  предродовых и послеродовых упражнений и для усиления половой эффективности.
  
  Поза Стрелка из лука Сядьте, вытянув правую ногу вперед и перенесите
  
  через нее левую. Левая ступня должна стоять рядом с правым коленом. Руки по
  
  бокам. Вдохните, выдыхайте и поднимите правой рукой левую ступню и
  
  попытайтесь достать ей лба между бровей. Левую руку вытяните вперед и
  
  коснитесь пальцами правого носка, как на иллюстрации. Рука, притягивающая
  
  ногу ко лбу, должна далеко отстоять от тела, с локтем направленным вверх.
  
  Держите позу недолго, затем повторите в другую сторону.
  
  Действие: Придает гибкость суставам и позвоночнику, уменьшает жир на
  
  талии и на животе, тонизирует пищеварительную и половую систему, усиливает
  
  кровообращение в их районе. Избавляет от запора, помогает преодолевать
  
  половую слабость и потерю потенции.
  
  Заряжающее дыхание Прана втягивается со вдохом и направляется с
  
  выдохом в солнечное сплетение. После вдоха задержка, выдох медленный.
  
  Круг силы 1. Полный вдох, задержка, два сильных качания руками вперед
  
  и назад. Выдох через рот.
  
  2. Вытяните руки вперед. После полного вдоха разведите их в стороны и
  
  сделайте 2-3 рывка на уровне плеч. Выдох через рот.
  
  3. Вытяните руки вперед. Во время полного вдоха поднимайте руки вверх
  
  и опускайте вниз. Держите их параллельно и слегка прогибайтесь в пояснице.
  
  Выдохните и опустите руки.
  
  4. Вдох, задержка, медленно вытяните руки вперед. Сожмите кулаки и на
  
  уровне груди сделайте быстрый рывок назад, чтобы он сотряс все тело.
  
  5. Вдох. Качните поднятыми над головой руками и согните туловище
  
  вперед. Выпрямитесь, руки по швам, потом опять поднимите их и прогнитесь
  
  влево. Выдох через рот.
  
  6. Вдох, задержка, с силой помассируйте плавающие ребра.
  
  Выдох.
  
  7. Вдох, во время задержки похлопайте себя по груди. Выдох.
  
  Успокаивающее дыхание Уменьшите дыхательный ритм до 4-6 дыханий в
  
  минуту. 6 ударов пульса вдох, 6 - выдох. Сосредоточение исключительно на
  
  дыхании.
  
  Десять успокаивающих дыханий Делать стоя, ноги вместе, глаза - на
  
  кончике носа.
  
  СЛОВАРЬ Н еред, вверх, вниз ч круг (четыре раза).
  
  2. Руки - вверх через стороны, касаются пальцами друг друга (три раза).
  
  3. Руки - вперед и вверх, рисуя параллельные линии (2 раза).
  
  Вдох при подъеме, выдох при опускании рук. Ритм 6х6 ударов пульса.
  
  Дыхание только через нос.
  
  ТАБЛИЦА АСАН.
  
  Деторождение (приготовление к нему) Все позы скрещенных ног, некоторые
  
  позы с Падмасаной, Асвини-мудра, Супта-ваджрасана, Лягушка, гл. 7, позы
  
  Соития (тренировка к ним). Упражнения из гл. 6 - Позы скрещенных ног,
  
  Падмасана, Кошка, Кобра, Лук, Саранча.
  
  При запорах Уддиана, Наули, Сиршасана, все перевернутые позы,
  
  Матсиасана, Кобра, Лук, Саранча, Йога мудра, Асвини-мудра.
  
  Восстановление жизненной энергии Дыхательные циклы, Сиршасана,
  
  Сарвангасана, Скручивание, Савасана, Кобра, Лук, Саранча.
  
  Эндокринные Железы Щитовидка, Гипофиз: Сиршасана, Сарвангасана.
  
  Надпочечники: Кобра, Лук, Саранча, Скручивание, Супта-ваджрасана.
  
  Яичники: Кобра, Лук, Саранча, Орел, Скрытая Падмасана.
  
  Яички: Матсиасана, Уддиана, Наули, Орел, Кобра, Лук, Саранча.
  
  При геморрое Сиршасана, Все перевернутые позы, Асвини мудра, массаж.
  
  При импотенции Сиршасана, все перевернутые позы, Савасана,
  
  Асвини-мудра.
  
  Превращение половой энергии из гл. 2 - Арка, Йога-мудра, Маха-мудра.
  
  Половая слабость Сиршасана, Сарвангасана, поза Солнечного сплетения,
  
  все перевернутые позы, Матсиасана, Скрытая Падмасана, Весы, Угловая поза,
  
  Орел, Перевернутый Орел, Асвини-мудра, Уддиана, Наули, Маха-мудра.
  
  При бессонице Поза Спокойствия, Савасана, Дыхательные циклы.
  
  Восстановление либидо Сиршасана, Сарвангасана, все перевернутые позы,
  
  Савасана, Дыхательные циклы.
  
  Нервное напряжение Савасана, Сарвангасана, Поза Спокойствия,
  
  Дыхательные циклы.
  
  Развитие гибкости таза Все упр. Из гл. 6 и 7. Все позы Падмасаны,
  
  Звезда.
  
  Упражнения мышц таза и промежности Все позы Падмасаны, Звезда,
  
  Лягушка, Вытягивание вперед с расставленными ногами.
  
  Расстройство предстательной железы Асвини-мудра, Арка, Сиршасана, все
  
  перевернутые позы, Массаж, Уддиана, Падмасана.
  
  Улучшение половой активности Упр. Из гл. 6 и 7, Сиршасана, все
  
  перевернутые позы, Савасана, Кобра, Лук, Саранча, Стрелок из лука,
  
  Скручивание, все позы Падмасаны, Асвини-мудра.
  
  Укрепление и уменьшение живота Уддина, Наули, Саранча, Стрелок из
  
  лука, Арка, Солнечное сплетение, Угловая поза, упр. Из гл 7.
  
  Управление мышцами влагалища и их тонизирование Асвини-мудра,
  
  Сиршасана, Сарвангасана, все общие упражнения, всестороннее развитие и
  
  укрепление тела, придание ему (в том числе позвоночнику и мышцам) гибкости.
  
  СЛОВАРЬ.
  
  Аджна чакра - нервный узел между бровей. Центр управления.
  
  Акармана Дханурасана - поза Стрелка из лука.
  
  Анахата чакра - нервный узел в груди.
  
  Асвини-мудра - сжатие мышц ануса.
  
  Бхуджангасана - поза Кобры.
  
  Бинду - семя, сперма.
  
  Брахмачакра - 1000 лепестковый Лотос, нервный узел в голове.
  
  Брахмачарья - воздержание, безбрачие.
  
  Ваджра - мужской орган, чертов палец.
  
  Випарита-карани - полустойка на плечах.
  
  Вирасана - поза Героя.
  
  Вакрасана - поза Дерева.
  
  Вишудаха чакра - нервный узел в районе горла.
  
  Гарудасана - поза Орла.
  
  Дханурасана - поза Лука.
  
  Джануширасана - поза Арки.
  
  Ида-надь - канал энергии, начинающийся в левой ноздре.
  
  Йони - женский половой орган.
  
  Кама Сутра - трактат об искусстве любви Ватсьяяны.
  
  Кариапседасана - поза Удушья.
  
  Лонга - мужской орган, эмблема Шивы.
  
  Лотос - символ чистоты, женский орган.
  
  Маха-раза - сперма, семя.
  
  Манипура-чакра - солнечное сплетение.
  
  Матсиасана - поза Рыбы.
  
  Муладхара-чакра - нервный узел у основания позвоночника.
  
  Наули - выделение прямых мышц живота.
  
  Нияма - обряд, ритуал.
  
  Ордвха-падмасана - связанное стояние на голове.
  
  Падма - лотос.
  
  Падмасана - поза Лотоса.
  
  Пранаяма - управление дыханием.
  
  Раджас - женское семя, менструальная струя.
  
  Речарка - выдох.
  
  Сахасрара - Брахмачакра.
  
  Салабхасана - поза Саранчи (Кузнечика).
  
  Саттва - хороший, добрый, честный.
  
  Сарвангасана - стойка на плечах, поза Свечи.
  
  Савасана - поза Трупа.
  
  Сидхасана - поза Сведущего (Адепта).
  
  Сукхасана - легкая поза (скрещение ног).
  
  Сукра - мужское семя.
  
  Супта-ваджрасана - Таз-навзничь.
  
  Сушумна - центральная артерия.
  
  Свадхистхана чакра - нервное сплетение у корня фаллоса.
  
  Тантра - обряд, действие.
  
  Тха - луна.
  
  Уддиана - сжатие (втягивание) живота.
  
  Ха - солнце.
  
  Чакра - нервное сплетение.
  
  Шакти - божественная мать, женское начало.
  
  Сиршасана - стойка на голове.
  
  Яма - самообладание.
  
  Соловьев Н. - Распутник
  
  Одно крупное туристическое агентство пригласило меня поработать над
  
  открытием новых маршрутов экзотического отдыха для богатых и состоятельных
  
  нуворишей. Оказывается, многие наши деловые люди теперь стремятся к
  
  "индивидуальному отдыху" (профессиональный термин) на другой стороне нашей
  
  планеты, где все должно происходить желательно быстро, комфортно и без
  
  проблем. Сами понимаете, что подобный отдых стоит денег, и немалых, а за
  
  клиентуру нужно бороться.
  
  Вот я, Андрей Снегирев, имеющий за плечами филологическое образование,
  
  два языка - английский и испанский, коммуникабельный характер и стандартные
  
  физические данные, должен был наладить отношения с местными туристическими
  
  фирмами и, если повезет, поработать с ними, кое-чему подучиться в качестве
  
  туристического гида.
  
  Моя фирма отправила факс в одну из известных мексиканских фирм,
  
  владеющих гостиницами на Балеарских островах, и они ответили, что рады
  
  сотрудничеству.
  
  Так началось мое незабываемое посещение того райского уголка, куда
  
  приглашаю всех желающих - мужчин и женщин. Вам будет о чем вспомнить до
  
  конца ваших дней, поверьте мне... Итак, расскажу все по порядку.
  
  В самолете, который держал курс на Пальму, столицу Балеарских
  
  островов, я оказался между явно ненормальным, но богатым Григорием и его
  
  прехорошенькой подружкой Милой.
  
  За все время перелета Григорий не умолкал ни на минуту, а в те
  
  мгновения, когда он останавливался, чтобы перевести дух, эстафету принимала
  
  его подруга, которая тыкала меня в ребра, чтобы я посмотрел на это облачко
  
  или на эти крохотные домики; едва я наклонялся к иллюминатору, как он тянул
  
  меня в свою сторону, чтобы рассказать очередной анекдот.
  
  Не успели мы занять свои места, как он уже рассказал первый анекдот.
  
  "Слышали про парня, который хотел во что бы то ни стало жениться на
  
  девственнице? Вот, значит, идет он к врачу и спрашивает, как ему точно
  
  убедиться, что его девушка - девственница... Вот, значит, доктор ему и
  
  говорит: "Идите в аптеку и купите специальный набор "Девственница".
  
  Рядом с нами остановилась стюардесса.
  
  - Привет, Рита, - поздоровался с ней Григорий. - Приволоки нам
  
  шампика, зайка.
  
  - Непременно.
  
  Она ушла, а он снова накинулся на меня.
  
  - Так вот, значит, идет этот парень в аптеку, покупает набор
  
  "Девственница" и несет домой. Дома разворачивает - и что он там видит:
  
  тюбик голубой краски, тюбик красной краски...
  
  - И клюшку для крикета, - перебила Мила. - Посмотрите на эти облака,
  
  Андрей.
  
  Блеск, да?
  
  - И клюшку для крикета, - недовольно сказал Григорий, дернув меня за
  
  рукав. Мил, помолчи, пожалуйста, и дай мне дорассказать. Ну вот, это парень
  
  растерялся, снова потопал к врачу и сказал, что купил, мол, "Девственницу",
  
  но не знает, как ей пользоваться. Зачем нужны эти тюбики с краской да еще
  
  клюшка... О, вот и она!
  
  Стюардесса уже принесла шампанское.
  
  Григорий вручил нам с Милой по бокалу, отпил из своего и продолжил:
  
  - А врач ему и говорит: "Выкрасите одно свое яичко в красный цвет, а
  
  второе - в синий. Потом, когда в первую брачную ночь откинете одеяло, ваша
  
  жена увидит их...
  
  Если она завопит: "Ух ты, блин, никогда еще не видела разноцветных
  
  яиц..." - Врежьте ей по башке этой клюшкой, закончила за него девушка. -
  
  Андрей, посмотрите вниз - под нами море.
  
  - Врежьте ей по башке этой клюшкой, со вздохом повторил Григорий. -
  
  Ну, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты меня не перебивала? - Он
  
  сокрушенно покачал головой.
  
  - Совершенно безнадежно.
  
  Мила дернула меня за рукав.
  
  - Ой, это точно море. Посмотрите на этот кораблик...
  
  Григорий вцепился мне в руку.
  
  - Еще один вспомнил! Знаете про карлика-импотента...
  
  И так продолжалось до самой Пальмы.
  
  - Приезжайте к нам в гости, - настойчиво повторял Григорий, когда мы
  
  прощались.
  
  - Правда, у меня тут дела, но это такое местечко, что все равно
  
  расслабляешься и даешь себе возможность отдохнуть. Мы остановились в
  
  "Белла-Висте" и хотим все здесь перепробовать. Если понравится, может куплю
  
  в отеле апартаменты. Миле очень хочется тут пожить.
  
  И они исчезли за стойками таможенного контроля.
  
  Я полной грудью вдохнул теплый морской воздух и огляделся по сторонам.
  
  Сбылось, черт возьми! Я - на Балеарских островах! В состоянии приятного
  
  возбуждения двинулся к выходу, высматривая в толпе Патрика Брауна,
  
  представителя местной турфирмы.
  
  Он заметил меня первым - точнее, не меня, а фирменные наклейки
  
  "Русского тура" на моих чемоданах.
  
  - Мистер Снегирев?
  
  Приятный голос, вполне подходящий к внешности Патрика. Смуглое
  
  красивое лицо, длинные вьющиеся волосы, - Патрик Браун, - представился он,
  
  протягивая руку. - Добро пожаловать.
  
  Машина ждет снаружи.
  
  На виду, и любой клиент может в любое время суток вломиться к тебе. Да
  
  и... - он лукаво усмехнулся. - В самый неподходящий момент в замке может
  
  заскрипеть ключ, и в комнату войдет какая-нибудь горничная.
  
  Конечно, взгляды здесь далеко не пуританские, но все же...
  
  Дорога нырнула влево, затем снова вернулась к морю и впереди замаячила
  
  новая анфилада отелей и магазинов.
  
  - А это уже твоя территория - Магалуф, - кивком указал Патрик. - Здесь
  
  прекрасные песчаные пляжи. А вон твои отели "Сан-Винсент", "Пальма" и
  
  "Польенса". У тебя, кажется, номер в "Пальме". Затащим вещи, а потом я
  
  отведу тебя в остальные гостиницы и познакомлю с управляющими, а потом,
  
  если будет желание, заскочим ко мне и тяпнем по рюмашке.
  
  Мы свернули к отелю "Пальма". За столом администратора сидел молодой
  
  смуглый парень примерно моего возраста, в строгом черном костюме с
  
  галстуком. Оторвавшись от кипы карточек, он посмотрел на нас и, узнав
  
  Патрика, приветливо кивнул.
  
  - Рад тебя видеть, Тони, - улыбнулся Патрик. - Познакомься с Андреем
  
  Снегиревым, нашим новым коллегой из России.
  
  Тони с уважением пожал мне руку, церемонно представился и вручил ключ.
  
  Номер был светлый и просторный, отдельные ванная и туалет, небольшой
  
  балкончик.
  
  Патрик сказал:
  
  - Слушай, Андрей, я хочу пить, как два верблюда сразу. Что, если нам
  
  прошвырнуться в ресторан?
  
  Мы сидели в баре "Плата" уже минут двадцать, слушая музыку и потягивая
  
  коктейли, когда Патрик внезапно сорвался с места и кинулся наружу. Минуту
  
  спустя он вернулся в сопровождении двух девушек - маленькой худенькой
  
  блондинки и высокой величественной брюнетки. Красоткой я бы ни ту, ни
  
  другую не назвал, но выглядели девушки вполне привлекательно - свеженькие,
  
  загорелые. Года по двадцать три - двадцать четыре, прикинул я.
  
  - Андрей, познакомься с гордостью нашей фирмы: Энн Ролинс и Кейт
  
  Мейнс.
  
  Кейт звали маленькую блондинку.
  
  - Милые дамы, перед вами Андрей. Он из России и будет работать в нашем
  
  турагентстве. Присаживайтесь. Что будете пить?
  
  Для девушек я оказался, судя по реакции, белым медведем на солнечном
  
  берегу под пальмами. Они рассматривали меня во все глаза.
  
  - Как хорошо, что я вас заметил, - решил спасти ситуацию Патрик. -
  
  По-моему, это знамение свыше. Что, если нам сейчас куда-нибудь закатиться и
  
  отметить нашу встречу?
  
  Мы отправились в ближайшую дискотеку, где протанцевали до упада
  
  несколько часов кряду. Из дискотеки мы ушли в час ночи, когда светила
  
  полная луна. Я поехал вместе с Кейт в ее машине, а Патрик повез Энн. Мы
  
  уговорились встретиться на мысу в Камп-де-Маре.
  
  Кейт уверенно вела свой "Фиат" по прибрежному шоссе. В профиль она
  
  показалась мне очень привлекательной; загорелая кожа красиво выделялась на
  
  фоне белой кофточки. Море поблескивало за густыми деревьями, что чернели
  
  вдоль дороги.
  
  - А там живу я, - сказала она. - Почти на пляже.
  
  - Хорошо бы на него взглянуть.
  
  - Когда - сейчас?
  
  - Да, почему бы и нет.
  
  - Ну, хорошо, - рассмеялась Кейт.
  
  "Фиат" свернул на обсаженную соснами аллею и вскоре остановился возле
  
  дома Кейт.
  
  Девушка провела меня по узкой тропинке, и мы вышли на берег.
  
  Я обнял ее за талию, и Кейт точно ждала этого, тут же прижалась ко
  
  мне.
  
  Мы замерли. Легкий бриз ерошил верхушки деревьев. Воздух благоухал
  
  ароматами сосны и моря.
  
  - Слышишь?
  
  - Что?
  
  - Ничего. Полную тишину. Ни рева самолетов, ни гудения машин,
  
  никого... Мы с тобой одни на всем белом свете.
  
  Кейт хмыкнула.
  
  - Замечательная мысль.
  
  Мы спустились к морю, по которому, рассекая его на две части, убегала
  
  серебристая лунная дорожка. Я мечтательно вздохнул и спросил:
  
  - Не хочешь пройтись по воде?
  
  Вода оказалась ледяной, и я замер на одной ноге, не решаясь двинуться
  
  дальше. Кейт рассмеялась, подтолкнула меня на мелководье и зашлепала рядом.
  
  Минут через десять она сказала:
  
  - Я уже продрогла. Пожалуй, нам лучше зайти и просохнуть. Как насчет
  
  чашечки кофе?
  
  - С удовольствием.
  
  Войдя, Кейт сразу указала на ванную.
  
  - Напусти в ванну горячей воды и смой с ног песок, а я тем временем
  
  сварю кофе.
  
  Сидя на краю ванны, я услышал, что в гостиной заиграла музыка. В
  
  ванную вошла Кейт и, усевшись на мое место, принялась болтать ногами в
  
  воде.
  
  - Кофе уже готов, - сказала она.
  
  - Ну-ка, дай мне эту ножку.
  
  Я вытер ей ноги полотенцем и пощекотал пятку. Кейт взвизгнула и
  
  убежала. Я последовал за ней. Из динамиков заливался сочный голос Тома
  
  Джонса.
  
  - Нельзя упускать такую музыку, - сказал я, обнимая ее. - Давай
  
  потанцуем.
  
  С минуту мы покружились в комнате, Кейт кивнула в сторону балкона:
  
  - Пойдем танцевать при луне.
  
  Высвободившись из моих объятий, она выключила свет, раздвинула шторы и
  
  выпустила меня на балкон. Залитые лунным светом, мы прижались друг к другу.
  
  Кейт обняла меня за шею, а я нащупал ее левую грудь и стал нежно
  
  поглаживать ее.
  
  - А ты, оказывается, шалун, - прошептала Кейт, просовывая руки под мою
  
  рубашку и гладя мою спину.
  
  Я, в свою очередь, обеими руками забрался ей под кофточку. Кожа у нее
  
  была теплая и нежная, как шелк. Я нащупал упругий сосок, и в ту же секунду
  
  Кейт жарким поцелуем впилась в мои губы. Она легонько укусила меня за губу
  
  и зашарила во рту юрким язычком; ее правая рука скользнула вниз, лаская
  
  внутреннюю поверхность моего бедра. Вдруг она напряглась.
  
  - Андрей...
  
  - Что?
  
  - Давай прямо здесь... При луне.
  
  Оставив меня, она вышла в гостиную и почти сразу вернулась, держа в
  
  руках подушки с дивана. Бросив их вниз, она неуловимым движением стянула
  
  кофту, а еще секунду спустя предстала передо мной полностью обнаженная. Я
  
  тоже, не мешкая, скинул всю одежду. Кейт потянулась ко мне и упала в мои
  
  объятия. Потом увлекла на подушки и почти сразу, не тратя времени на ласки,
  
  впустила моего изголодавшегося дружка в свое лоно.
  
  - Погоди, не двигайся, - задыхаясь.
  
  Прошептала она. Я опустил голову и увидел, что Кейт дрожит- то ли от
  
  ночной свежести, то ли от ощущений. Луна светила неистово.
  
  - Боже, как прекрасно, - прошептала она. - Эта луна, море... Рождают у
  
  меня какие-то новые, совершенно удивительные ощущения...
  
  Ее ноги обхватили мою спину и крепко стиснули. Руки напряглись, а
  
  дыхание участилось. Я чувствовал, что Кейт уже близка к победному финишу...
  
  - Андре! - вдруг выкрикнула она. Давай! Давай!
  
  Она выгнулась дугой, на мгновение замерла, а потом громко, с усилием
  
  выдохнула и расслабилась.
  
  - Боже, как это было здорово, - зашептала она. - Кстати, а ведь ты еще
  
  не успел...
  
  От немыслимых ласк, которыми она осыпала моего дружка, я глухо стонал
  
  и выгибал спину. Это было похоже на сладостный садизм - как только Кейт
  
  чувствовала, что я вот-вот кончу, она отстранялась и выжидала, пока я
  
  успокоюсь. Наконец, сообразив, что я больше не выдержу, она решительно
  
  оседлала меня, повернувшись ко мне спиной, и устроила потрясающую скачку на
  
  моем стволе. Минуту спустя я глухо застонал и обессиленно затих.
  
  Мы лежали рядышком, пока я не начал дрожать - воздух заметно посвежел.
  
  Кейт, заметив, что по моему телу побежали мурашки, погладила меня по руке.
  
  - Пойдем внутрь.
  
  Я помог ей встать.
  
  - Давай спать, - сказала Кейт. - Утром я отвезу тебя в Магалуф.
  
  Когда мы уже лежали в постели, тесно прижавшись друг к дружке, Кейт
  
  сказала:
  
  - Не знаю, как ты, а я впервые занималась любовью при луне. Это так
  
  чудесно.
  
  Ничего подобного не переживала до сих пор.
  
  - Разнообразие - это приправа любви.
  
  - Хотела бы я как-нибудь заняться любовью прямо на пляже... И еще в
  
  море.
  
  - Да, было бы довольно забавно.
  
  - Ты попробуешь это в море, вместе со мной?
  
  - Конечно. Только свистни.
  
  - Погоди, вот море согреется, тогда я тебе покажу.
  
  - Да, если вода будет такая, как сегодня, я его не найду.
  
  - Кого?
  
  - Того, кто доставил тебе сегодня столько удовольствия. Моего приятеля
  
  и твоего друга.
  
  - Не волнуйся, - засмеялась Кейт. Уж теперь-то я его точно найду.
  
  Она опустила руку и нащупала моего уставшего наездника. Я был уверен,
  
  что ничего не почувствую, но предатель ожил и встрепенулся.
  
  Кейт радостно хихикнула.
  
  - Ты собираешься спать или нет? - спросил я.
  
  - А в чем дело? - невинным тоном спросила Кейт, поглаживая меня внизу
  
  живота.
  
  - Предупреждаю, что, если будешь так ласкать моего скакуна, глаз ты
  
  сегодня не сомкнешь, как пить дать.
  
  Кейт хихикнула, продолжая свои манипуляции.
  
  - Дорогой, я еще никогда не занималась любовью с русским мужчиной, и
  
  представь себе, мне это понравилось. Тебе придется многому научиться и
  
  кое-что для себя уяснить.
  
  - Почему?
  
  - Потому что половина девиц, отдыхающих в твоих отелях, будет
  
  преследовать тебя днем и ночью. Ты для них будешь экзотической игрушкой.
  
  - Вот как? А остальные?
  
  - А остальные будут замужем. Тебе придется обслуживать одиноких. Нужно
  
  здорово распланировать свой распорядок дня, чтобы успеть угодить всем.
  
  - Да, придется поколоться витаминами.
  
  - Мне почему-то кажется, что ты и без них справишься.
  
  Она села на меня верхом и поцеловала. Не удержалась и скатилась на
  
  простыню.
  
  - Я заведу будильник на семь, а в восемь ты уже будешь в своем отеле.
  
  Устраивает?
  
  - Вполне. А никому не покажется подозрительным, что я вернулся в
  
  восемь утра?
  
  - Нет, секс здесь считают вполне естественной частью жизни, а не
  
  чем-то непристойным.
  
  - Молодцы испанцы, черт побери!
  
  Солнце взошло раньше, чем прозвонил будильник. Я потянулся, и мой зад
  
  уткнулся во что-то мягкое. В ту же секунду, как я перевернулся, проснулась
  
  и Кейт. Простыня сбилась к нашим ногам, но Кейт нисколько не возражала, что
  
  лежит передо мной обнаженная. Щурясь от яркого солнца, она улыбнулась и
  
  чмокнула меня в нос.
  
  - Как хорошо, что он не успел прозвонить. Терпеть не могу, когда меня
  
  выдергивают из сна. Куда приятнее вот так погладить, - проворковала она.
  
  Я поцеловал ее в животик, пощекотав его языком. Кейт рассмеялась и
  
  подтянула коленки к животу. Тогда я переключился на груди. Крупные темные
  
  соски мгновенно набухли и затвердели.
  
  - Ты рискуешь, - погрозила мне Кейт.
  
  Мое сердце возбужденно заколотилось.
  
  Кейт опустила руку, нащупала моего отоспавшегося дружка и жарким
  
  поцелуем впилась в мои губы. Пару секунд спустя мы уже без оглядки
  
  предавались любви, со всей страстью, которую дает крепкий сон на свежем
  
  воздухе. Я ощущал себя гигантом, и, похоже, мой пыл передался Кейт, которая
  
  отдавалась мне с такой вулканической яростью, словно для нее это было в
  
  последний раз. Все закончилось очень быстро, но именно этого мы оба и
  
  хотели; наслаждение я испытал неописуемое. Мы лежали обессиленные, купаясь
  
  в поту и шумно дыша.
  
  - Вот это да! - сказала наконец Кейт. Боже, как это было прекрасно.
  
  Только так нужно начинать новый день.
  
  А утро выдалось - загляденье. Раннее солнце позолотило пляж и
  
  расцветило радугой спящее море; прохладный воздух был напоен удивительным
  
  ароматом. Я вдыхал его полной грудью и никак не мог надышаться.
  
  - Смотри не лопни, - засмеялась Кейт.
  
  - Не могу, я просто наголодался. В Москве я старался вообще не дышать.
  
  А здесь не воздух, а чистый озон. Я спал как убитый.
  
  - Да, но проснулся довольно резво. Пойдем, будильник, я отвезу тебя в
  
  отель.
  
  В самом начале девятого я вошел в вестибюль отеля "Пальма". Патрик уже
  
  ждал меня внизу.
  
  - А, блудный сын явился! - поприветствовал он меня. - Не спрашиваю,
  
  где ты провел ночь - на твоей мятой физиономии все написано. Ну что, не
  
  ошибся я в Кейт? Стоит она того, чтобы помнить о ней всю жизнь?
  
  - Да, - честно признался я.
  
  Патрик расхохотался.
  
  - Я рад, что твой первый день на Балеарах доставил тебе столько
  
  удовольствия. Так держать!
  
  Он посмотрел на часы.
  
  - Кстати, я сам вернулся уже целых полчаса назад. От Энн так легко не
  
  уйдешь. Я бы не прочь пару часиков соснуть, но, увы, не суждено.
  
  Патрик повез меня посмотреть несколько квартир недалеко от гостиницы.
  
  Я выбрал стандартную квартирку на втором этаже, ближайшую к Патрику.
  
  - Прекрасный выбор, - с расстановкой произнес он. - Сбережешь
  
  подметки, да и девушки не запыхаются.
  
  - Когда я могу переехать? - спросил я.
  
  Патрик недоуменно пожал плечами.
  
  - Хоть сию минуту!
  
  Патрик ухмыльнулся и отдал мне ключи.
  
  - Теперь дело за малым: нужно выбрать машину.
  
  Я остановил свой выбор на "Мерседесе".
  
  Не слишком шикарном, но вполне приличном.
  
  - Отличный выбор, - похвалил Патрик.
  
  - Особенно его привлекло широкое заднее сиденье. - Да, брат, тебе есть
  
  где развернуться. В моей особенно не побалуешься.
  
  - Еще месяц, - рассказывал Патрик, и пляжи начнут заполняться. Еще два
  
  месяца-и на них яблоку будет упасть негде.
  
  Начиная же с июля... - он мечтательно вздохнул, - весь берег будет
  
  усеян шоколадными телами. Обнаженные грудки, выставленные напоказ бронзовые
  
  попочки... Эх!
  
  Да, кстати, чуть не забыл - нужно починить бинокль. Прошлым летом я
  
  так засмотрелся на одну красотку, что уронил его и разбил линзу.
  
  - Да, Патрик, похоже, ожидается жаркое лето.
  
  - По-другому здесь не бывает. Только смотри, держись подальше от
  
  замужних.
  
  Очень опасная публика для нашего брата.
  
  - Патрик усмехнулся, словно вспоминая былые дни: - Пару лет назад
  
  прилетела сюда одна англичаночка с тремя детьми; я сначала даже не поверил,
  
  что это ее дети.
  
  Познакомились мы с ней в баре и, похоже, сразу приглянулись друг
  
  другу, хотя я уже знал про мужа и детей и не настаивал на продолжении
  
  знакомства. Мы попрощались, я вернулся домой, и вдруг - стук в дверь.
  
  Заявляется моя дамочка. Что делать - не выставлять же ее за дверь? Словом,
  
  десять минут спустя мы уже катались по ковру, сплетясь в клубок, как пара
  
  бездомных кошек; потом она впала в экстаз, я испугался, что у меня на руках
  
  окажется бездыханное тело. Оказывается, бедняга за всю жизнь ни разу не
  
  получала удовольствия от секса! А ведь троих родила! Представляешь, ее муж
  
  даже не подозревал о том, что женщины тоже способны испытывать сексуальное
  
  наслаждение.
  
  - В семье не без урода, - вздохнул я.
  
  - Мы встречались утром, днем и вечером, - продолжал Патрик, - а по
  
  ночам она скреблась в дверь и снова требовала своего.
  
  Я уже имел довольно бледный вид, а тут еще в один прекрасный день она
  
  призналась, что больше никогда не сможет спать со своим мужем.
  
  - Ну и как ты выкрутился из этой ситуации?
  
  - Я сказал ей, что должен уехать на неделю, к счастью, прикатил ее муж
  
  - здоровенный белобрысый малый. Меня так и подмывало отозвать его в
  
  сторонку и дать парочку полезных советов.
  
  - А еще подобные истории были?
  
  Мне нравилось, как он рассказывал, очень сочно и образно. Хотелось
  
  самому попробовать экзотической клубнички с Балеарских грядок.
  
  - О, да, - расхохотался Патрик. - Прошлым летом, например, в отеле
  
  "Пальма" жила одна молоденькая немочка. Кровь с молоком. Она просто обожала
  
  это дело: сверху, сзади, сбоку, вверх ногами... Днем и ночью. Я был только
  
  счастлив помочь ей.
  
  Потрясающая фигурка... Пышная упругая грудь, длиннющие ноги... Так
  
  вот, пару дней спустя заявляется какой-то субъект, годный ей в деды. Лет
  
  под семьдесят, весьма импозантный. В тот же вечер моя валькирия прискочила
  
  на наш обычный сеанс и даже словом о нем не обмолвилась. На следующий день
  
  у нее под глазом багровел синячище размером с мельничный жернов. А чуть
  
  позже ко мне домой заглянул детина с габаритами Мохаммеда Али, но раз в
  
  восемь злее. Он сказал, чтобы я оставил эту дрянь в покое и никогда не
  
  пускал ее к себе. В противном случае... Ты знаешь, я изрядно струхнул.
  
  Так что держи ухо востро и не встревай в подобные ситуации, народ тут
  
  горячий.
  
  - Что ж, намек понял. Постараюсь держаться подальше от мужей и
  
  дедушек.
  
  - Бойся также ревнивых любовников, хохотнул Патрик.
  
  - Как, еще и этих? Неужели у тебя и по этой части есть опыт?
  
  - Да, и такое со мной было.
  
  Неделя промелькнула как один день. За всю жизнь я еще так не
  
  наслаждался. В Москву вернулся переполненный впечатлениями, обессиленный,
  
  но счастливый. И не скрываю своего счастья и по сей день, а наше агентство
  
  процветает, пожалуйста, обращайтесь.
  
  Неизвестный автор - Скотланд-Ярд и секс
  
  Всвоей уборной Лесси готовилась к следующему номеру. Она сидела обнаженной
  
  до пояса и гримировала свои упругие соски. Когда вошел Дилан, она не
  
  сделала никакой попытки прикрыть свою наготу.
  
  - Можно, я с тобой переговорю? Ты не знаешь мужчину с биноклем, Лесси?
  
  Она крутила соски между пальцами, чтобы ровно лег грим и они стали еще
  
  большими.
  
  - Его зовут Арес Митронелли, и он самый ужасный бабник.
  
  Дилан получил надежду узнать больше, чем мог ожидать. Он уже считал
  
  этого человека неразрешимой загадкой. И вдруг девушка рассказала ему то,
  
  что знает об этом мужчине.
  
  - Откуда ты все это знаешь? - Спросил Дилан с недоверием.
  
  - Терри рассказала. Она часто бывала с Аресом. А тебе известно, что он
  
  сексуальный безумец?
  
  Дилан должен был признаться, что этого он не знал.
  
  - Арес имеет в пригороде Лондона шикарную виллу и Терри ездила туда с
  
  ним много раз и всегда возвращалась домой с синяками на теле и черными
  
  кругами под глазами. Можно представить, какие там были оргии. Одну из них
  
  она сняла кинокамерой. Я тоже видела этот фильм.
  
  Лесси слегка покраснела. Она встала и непренужденно сняла трусы,
  
  открыв голую, пухлую, чисто выбритую промежность с маленькими, но отчетливо
  
  видными половыми губками. Она широко раздвинула ноги, гибко двигая нижней
  
  частью тела, поставила на место "качедосекс". Ее нисколько не смущало, что
  
  отросшие волоски торчали в обе стороны треугольным лоскутиком. Улыбнувшись,
  
  она сказала:
  
  - Сандро говорит мне, что я должна лучше бриться. Но разве мужчины
  
  обращают внимание на волоски?
  
  - Думаю, то, что находится ниже волос, интересует их больше.
  
  Лесси плавно шевельнула бедрами, так, что пышные ее груди плавно
  
  качнулись. Дилан заметил, что соски Лесси еще оставались напряженными, хотя
  
  она перестала их уже массировать. Сам он оставался спокоен. Лесси на
  
  мгновение смутилась взляда Дилана.
  
  - Хочешь, после моего номера поедем ко мне домой и я покажу тебе этот
  
  фильм. Ты увидишь того мужчину, которого ищешь.
  
  - Я подожду тебя, - сказал Дилан Лесси.
  
  Час спустя Дилан сидел у Лесси и смотрел фильм, который несомненно был
  
  порнографическим. Комната была погружена во мрак. Дилан знал, что Лесси
  
  была голая. Маленький лоскутик прикрывал наиболее интимную часть ее тела.
  
  Технически фильм был высокого класса. Он начинался сценой, где три
  
  голых человека лежали на спине в широкой кровати. Это были Терри, блондинка
  
  и Арес Митронелли.
  
  - Ты знаешь почему здесь блондинка? - Спросила Лесси Дилана.
  
  Он отрицательно покачал головой.
  
  - Потому, что Терри - лесбиянка. Ты скоро в этом убедишься.
  
  И это последовало немедленно. Терри положила руку между ляжек
  
  блондинки и та позволила ей длинными пальцами с серо-красным маникюром,
  
  покрытым лаком, скользнуть вовнутрь ее половых губ.
  
  Блондинка еще шире развела свои ляжки. Она слегка подрагивала.
  
  Также как и Терри, блондинка была чисто выбрита между ног. Они обе
  
  выглядели как женщины и как девочки одновременно. Блондинка, очевидно,
  
  приняла ласки Терри с охотой. Было заметно, что Терри еще больше
  
  возбуждена. Соски ее грудей стали литыми, хотя их никто не трогал, а
  
  половые губки набухли и приоткрылись.
  
  - Смотри, как возбуждена блондинка, - прошептала Лесси Дилану и у
  
  самой глаза заблестели от желания.
  
  В кадре теперь была одна рука Терри, которая разняла еще ляжки
  
  блондинки. Стали видны ее набухшие липкие губки между великолепными белыми
  
  ляжками. Еще более крупным планом показали, как маленький палец Терри
  
  расширил половые губки, и нежно, с наслаждением скользнул в увлажненную,
  
  широко раскрытую вульву. Он копался там в складках, раздвинув губки еще
  
  шире и обнажив алый, напряженно торчащий клитор. В еще большем приближении
  
  можно было увидеть, как клитор увеличивается под пальцами Терри, и как
  
  трепетала его обнаженная головка.
  
  Член Дилана уже встал. Это подтверждало, что фильм практически сильный
  
  вообще, Дилана нелегко было возбудить, но теперь он уже был фактически
  
  онанирован, сидя рядом с Лесси.
  
  Палец Терри, блестящий от слизи, все чаще скользил по головке клитора,
  
  блондинка начала нервно двигать бедрами и задом в невероятном наслаждении.
  
  Зритель мог ясно видеть, как в конце оргазма блондинка судорожно дернулась.
  
  Ее тело выгнулось дугой, подняв влагалище к искусному пальцу Терри, который
  
  погрузился между половыми губками в пылающую вульву блондинки.
  
  Теперь настала очередь блондинки быть активным партнером. Но она
  
  применяла не палец, а рот. Блондинка раздвинула ляжки Терри так широко, что
  
  набухшие половые органы были прямо перед об'ективом. Клитор Терри напрягся,
  
  начал подрагивать и увеличиваться, и стал алым. Блондинка схватила клитор
  
  Терри своими толстыми губами и стала его сосать и покусывать по всем
  
  правилам лесбийской любви. А Терри, несомненно, наслаждалась этим. Все ее
  
  тело содрогалось в конвульсиях, рот расширился. Она начала энергично
  
  двигать бедрами и задом. Во время оргазма Терри широко раскрыла рот:
  
  вероятно, что-то кричала. И Дилан пожалел, что фильм был немым.
  
  В то время, когда Терри еще продолжала трястись в судорогах оргазма,
  
  камера переместилась в другую сторону кровати и показала крупным планом
  
  стоящий член Ареса. Волосатые яички, маленькие и напружиненные, лежали
  
  между бедрами блондинки. Член Ареса торчал как кол, с крайней, оттянутой
  
  назад плотью, он трепетал от желания. Лесси шумно вздохнула, когда увидела
  
  этот член.
  
  В кадре появилась белая женская рука, приготовившаяся что-то хватать.
  
  Она медленно двигалась и наконец достигла обнаженной головки члена. Нежно,
  
  будто нерешительно, рука скользнула от обнаженной головки вниз, потом
  
  вверх, поднялась и коснулась увлажненной головки члена. Пальцы соединились
  
  и крепко обхватили член.
  
  Потом они оттянули кожицу назад, и начали равномерное движение вверх и
  
  вниз. Но фильм не показал еще лицо Ареса Митронелли. И Дилан ждал с
  
  нетерпением, когда он увидит его.
  
  В тот момент, когда из члена брызнула вверх молочно-белая жидкость и
  
  потекла по белой женской руке, Лесси тяжело вздохнула.
  
  Она уже не пыталась скрыть свои движения бедрами. Дилан позавидовал ее
  
  возможности двигать задом. Женщинам это удается гораздо легче, чем
  
  мужчинам. Они могут двигать ляжками, где бы не находились, в то время, как
  
  мужчине необходимо вынимать член из брюк.
  
  Трое в фильме теперь лежали расслабленные, и теперь можно было видеть
  
  лицо мужчины. Но это было нелегко, так как рядом лежали великолепные
  
  женщины с выставленными напоказ половыми органами.
  
  Но профессиональная гордость взяла верх, хотя он чувствовал, как в
  
  брюках бьется напряженный член. Дилан снова посмотрел на экран.
  
  Блондинка лежала на спине и ласкала мужской член. А он стал расти,
  
  трепетать и напрягаться под ее ласками. Когда он полностью встал она
  
  оттянула крайнюю плоть, оголив головку, склонилась над ним и обласкала его
  
  чувствительную кожицу игривым языком. Мужчина двинул ей навстречу членом.
  
  Он стал пальцем гладить половые губы женщины. Разжал их, обнажив клитор и
  
  начал его нежно массировать.
  
  Он ласкал клитор до тех пор, пока блондинка не повалилась на спину,
  
  широко раскинув ноги. Она прижала колени к своей груди так, что ее половые
  
  губы стали совершенно раскрытыми. Она потянула Ареса на себя. Потом
  
  обхватила пальцами его возбужденный член и вставила его влажную головку
  
  между своими пухлыми, подрагивающими половыми органами.
  
  Зритель мог отчетливо видеть, как головка скользнула по кончику
  
  клитора, вошла глубоко во влагалище. Это была поистине замечательная
  
  операторская работа.
  
  В то время, как Арес медленными движениями вынимал и вводил свой член
  
  во влагалище совершенно обезумевшей от желания блондинки, его правая рука
  
  нашла взмокшие половые губы Терри. Кончик пальца его массировал клитор до
  
  тех пор, пока она, почти лишившись чувств от наслаждения, не сжала его руку
  
  между упругими ляжами.
  
  Ни Дилан, ни Лесси не скрывали своего возбуждения, когда фильм
  
  кончился и свет погас. Лесси бросилась к детективу и опустила руку на его
  
  член. Она почувствовала, что он встал, поднимая грубую ткань униформы.
  
  Дилан тоже был возбужден.
  
  Когда он вышел позвонить в Скотланд-Ярд, то вернувшись он увидел, что
  
  Лесси лежит уже в постели, ожидая его. Она была голая и, широко раздвинув
  
  ноги, сама массировала свой клитор, который торчал между ее половыми губами
  
  возбужденный, подрагивающий.
  
  - Ну иди же скорее, я так возбуждена. У меня горит между ляжками, дай
  
  мне его пососать. Я этого хочу. Лесси сорвала одежду.
  
  Она судорожно вытащила член, уже возбужденный, и сжала его так, что он
  
  покраснел, как лак на ее ногтях. С жадностью она схватила головку своим
  
  ртом и стала его сосать до тех пор, пока Дилан не почувствовал горячий
  
  прилив спермы внизу живота. Тогда она вытащила головку члена изо рта.
  
  Некоторое время смотрела на нее горящими глазами, а потом потянула Дилана
  
  на себя. Она вставила член между половыми губами.
  
  Лесси была как паровая ванна, влажная, горячая, она вставляла и
  
  вынимала член Дилана, вращая все время бедрами. А он, все больше
  
  возбуждаясь, с каждым разом уходил все глубже в огнедышащее влагалище Лесси. Еще до того, как
  
  Дилан кончил, она искусно обвила его спину своими ногами и прижалась к
  
  нему, широко расставив свои ляжки так, что он почувствовал головкой члена
  
  еще одни мягкие губки в глубине ее влагалища...
  
  Неизвестный автор - Женатый мужчина
  
  Утро выдалось совсем даже неплохое, но к середине дня погода основательно
  
  подпортилась, а когда подошло время вылета, вообще стояла серая
  
  ленинградская мгла. В аэропорту пусто, гулко хлопают двери. Нас приглашают
  
  на регистрацию. Когда услышав свою фамилию второй раз подряд, недоуменно
  
  оглядываюсь, замечаю, что точно также поступает высокий, коротко стриженый
  
  парень. Появление в небольшой туристской группе однофамильца стало событием
  
  - за неимением других. Разумеется, и в самолете, и в гостинице мы с Колей
  
  держались вместе. Нас так и зовут Алексеевы. Впрочем, мы не обижаемся,
  
  потому что обижаться не на что, к тому же лень, ибо мы сидим в ресторане
  
  "Мельница", где поет свинообразная визгливая женщина. Сомнительная прелесть
  
  пения заключается, по словам гида, в том, что это "подлинный фольклор". А
  
  "Мельница" и в самом деле мельница, переделанная в ресторанчик, и мы
  
  заканчиваем тут свой первый день в Болгарии. Заканчиваем ужином с вином и
  
  дегустацией разнообразнейших сортов самогона, которые хозяин (по ошибке,
  
  видимо) называет ракией.
  
  Роскошное возлияние устроено как "вечер знакомства с группой" по
  
  подсказке поднаторевшей в таких делах грузной тети-гида. Вот, кстати, и
  
  она. На русском языке, обогащенном шипящими и свистящими, объясняет, что на
  
  дворе будут танцы босиком на углях, а затем желающие могут попробовать
  
  сами.
  
  Видя всеобщий пессимизм, она добавляет: учрежден приз тому, кто
  
  отважится, - ящик шоколадного ликера, а пока нас приглашают посмотреть
  
  национальные танцы. Задвигались стулья. Мы с Колей остаемся сидеть,
  
  обсуждая планы на вечер, пока рядом не скрипнул стул. На нем, с незажженной
  
  сигаретой в руке, оказалась роскошная (под стать ужину! ) дама. Высокий
  
  каблук, под плиссированной юбкой - нога на ногу, уложенные в пышную
  
  прическу светлые рыжеватые волосы, из-под полуприкрытых век - зеленые,
  
  яркие и крапчатые глаза. Очень мила, но сигарета... Смотрит решительно, за
  
  словом в карман лезть не намерена:
  
  - Ерунда какая-то! - и кивок в сторону толпящихся у двери.
  
  - Да, ужасная дрянь - охотно соглашается Коля. Оба смотрят на меня. Я
  
  рассеянно шарю по столу в поисках спичек (хоть бы не найти! ) и предлагаю
  
  даме выпить. Она интересуется этикетками, Коля облегченно вздыхает и
  
  направляется к толпе у танцевальной площадки. Он пошел искать ее соседку по
  
  номеру - наша гостья уже показала ее Коле. Соседкой оказалась лимитчица
  
  Лиля, обладающая, как выяснилось в самолете, удивительной способностью
  
  смеяться. То есть на все, что ей скажут, вплоть до просьбы передать вилку
  
  за столом. Она принимает это за остроты. Я, зная Колины замыслы, похолодел
  
  от ужаса. Расслабленный после ужина, я явно не в состоянии был выдержать
  
  хохотальную машину, да еще вместе с воняющей уже своей мерзкой сигаретой
  
  "русской красавицей" (так ее назвал в самолете пьяный финн). А Ирка (так ее
  
  звали) продолжала рассказывать о том, что живет на улице Некрасова в своей
  
  комнате одна, что ей пройти мешают толпящиеся вокруг поклонники, что я
  
  очень похож на одного ее знакомого и что звонить ей можно с утра по
  
  телефону 278-20- 38. Я мерно кивал и пытался запить из стакана
  
  отвратительный дым, забирающийся мне прямо в нос. Кажется, это удавалось
  
  мир стал пульсировать, дым становился не очень гадким, и я даже не смог как
  
  следует обрадоваться, когда вернулся унылый Коля. Лиля уже тютю.
  
  Дальше вечер был как-то кусками, я смутно отметил, что очень странно
  
  двигаюсь, пожалуй, танцую, и даже с какой-то невысокой светленькой девицей.
  
  Потом Коля пытался удержать меня от танцев на углях, объясняя хозяину,
  
  что я ничего не соображаю (видимо, Коля был пьян, зачем бы мне жариться? ).
  
  В общем, окончательно очнулся я в автобусе, рядом сидел Коля и любезничал
  
  со светленькой и ее подругой в очках. Они объяснили мне, что мой трофей -
  
  три бутылки ликера от хозяина за то, чтобы я не лез на горящие угли - у
  
  них, и затем охотно согласились, что самогон был явно несвежий, а со мной
  
  действительно все в порядке. Свое согласие они почему-то обусловили
  
  просьбой не вставать, якобы для моей же пользы. Потом мы вчетвером попили
  
  чаю, а затем обольстительнейший Коля увел Лену в очках смотреть телевизор к
  
  нам, чтобы не мешать моей головной боли, а я со второй Леной продолжал
  
  беседовать о методах загрузки команд в ЕС ЭВМ и эпизодах из жизни
  
  армянского радио. Когда часа в три ночи позвонил Коля и сказал, что они,
  
  пожалуй, не вернутся, я взял Лену на руки и понес, объяснив попутно
  
  причину. Ее почему-то все это очень удивило. Перед тем как идти спать ей
  
  непременно захотелось рассказать мне анекдот, и я его покорно выслушал.
  
  Вкратце сюжет таков: пьяный любовник, не заметив, что у его
  
  возлюбленной месячные, проснувшись утром в своей постели один, с ужасом
  
  смотрит на свои окровавленные руки и думает: "Убил!", а затем, выбежав в
  
  ванную смыть кровь, видит в зеркале свое окровавленное лицо (думайте сами,
  
  чем они там занимались! ) и с ужасом убеждается: "Убил! И съел!!!" - Так
  
  вот и у меня... - это она растолковывает мне намек, - и у Лапиной тоже, мы
  
  как-то всегда вместе.
  
  - П-фф! - я пожимаю, плечом как герой кинобоевика, и вижу как
  
  неприятно кособочится отражение худосочного типа в зеркале (видимо
  
  кривовато повесили), - мы и без этого обойдемся! Ты вот поцелуй меня, сама
  
  знаешь куда...
  
  И, держа ее на руках, продолжаю свой жизненный путь к тому, что сейчас
  
  просто не может не случиться. Когда через час уговоров, обещаний, поцелуев,
  
  вскриков, объятий, жаркого дыхания, судорожно сжатых кулачков, зажмуренных
  
  глаз, медленно, со стоном, раскрывающихся губ и дрожащих на искаженном
  
  нетерпением лице ресниц, слабого лепета, в котором только тот, кто сейчас
  
  тискал это, оказавшееся таким нежным и милым существо, мог разобрать слова
  
  благодарности, когда она лежала, все еще вздрагивая под моей ладонью, - я
  
  был уже абсолютно трезв. И тогда вместе с мутным рассветом в окно заглянул
  
  ДЕНЬ ВТОРОЙ После завтрака мы расселись в автобусе, по пути Ленка успела
  
  мне сказать, что Коля вторую Ленку "убил и съел". Коля подтвердил известие,
  
  добавив сугубо конфиденциально, что ему это как-то не помешало и особых
  
  неудобств он не испытывал. Решив не терять зря времени в автобусе, мы
  
  воздали по справедливости шоколадному ликеру - это моя страсть (я имею в
  
  виду стремление к справедливости). Остаткам ликера воздали Ленки и наши
  
  соседи.
  
  Когда мы воздавали третьей бутылке, нашим занятием вдруг
  
  заинтересовался руководитель группы. Повернувшись, он строго посмотрел мне
  
  в глаза. Захотелось встать и снять шляпу. Но поскольку в автобусе качает,
  
  да и шляпы у меня нет, я просто закрыл глаза. Решив таким страусиным
  
  образом все проблемы, я продолжал, запрокинув голову, пить ликер прямо из
  
  горлышка. Первым засмеялся Коля, третьим, надо отдать ему должное,
  
  руководитель.
  
  - Наш Алексеев - просто Лексонен! Даже фамилия похожа... - сказал,
  
  давясь от смеха, черненький Гоша.
  
  Автобус грохнул - хохотали все. Лексонен - так звали пьяного финика,
  
  который после посадки, пытаясь выйти из самолета, вставал и, ударившись
  
  головой о багажную полку, падал обратно в кресло. Затем, оправившись от
  
  потрясения, начинал все сначала, но с тем же результатом. Он ничего не
  
  понимал, и лицо у него было то деловое, то обиженное - в зависимости от
  
  фазы его бесплодных усилий. В это время уже вышедшая на поле финская группа
  
  дружным хором звала страдальца: "Лек-сонен! Лек-со-нен!". А в досмотровом
  
  зале, перед экспресс-анализом на СПИД, всего повидавшие чиновники не без
  
  интереса наблюдали, как на ленте багажного транспортера, среди чемоданов и
  
  сумок, лежит размахивающий руками тип и горланит непотребности. Так и я
  
  вкусил дурной славы - между завтраком и обедом.
  
  В пещере я ничего нового для себя не узнал, кроме того, что там
  
  приятно целоваться. День и вечер промелькнули незаметно, а когда в
  
  одиннадцать мы поднимались на лифте, Коля с Ленкой вышли на нашем этаже, а
  
  мы с Марковой поехали дальше...
  
  - Ты знаешь, а сегодня уже можно, - заявила, потупясь, свежевымытая
  
  Ленка.
  
  - Гм, ну и прекрасно! - я чувствовал себя чуть неловко (кстати, а что
  
  надо говорить в таких случаях? ). Выйдя из ванной комнаты, я нырнул к ней
  
  под одеяло и обнаружил, что она находится в форме N3: трусики, бюстик,
  
  ночная рубашка. К тому же она сразу выключила единственный светоч ночник.
  
  Стало темно и страшно. Я зашарил рукой у кровати.
  
  - Только не зажигай!
  
  - Почему?
  
  - Ну не надо, хорошо?
  
  - Да почему же? Ты такая красивая, я хочу тебя видеть...
  
  - Нет!!!
  
  - Ну вот, приехали...
  
  - Ты будешь обо мне думать... И вообще...
  
  - Ты что, перестань!
  
  - Ой, нет-нет...
  
  Короткая борьба за право жить при свете завершилась поражением сил
  
  тьмы.
  
  А вот борьба с излишествами в одежде полным триумфом не увенчалась.
  
  Не помогла и сила примера - хождение по комнате в чем есть, а точнее в
  
  чем нет, потому что как раз на мне-то ничего не было. Мы дошли до формы N1
  
  (трусики), и дело застопорилось. Только через четверть часа, когда она
  
  обхватила ногами мое бедро, и побелели костяшки ее пальцев, вцепившихся в
  
  мое плечо, мне удалось тихонько стянуть ногой одеяло и спихнуть его на пол.
  
  Она испуганно открыла глаза, но я, завалив ее на подушку, стал целовать ее
  
  тяжелую набухшую грудь с бесстыдно торчащим розовым соском - и она,
  
  застонав и обхватив меня руками, закрыла глаза и запрокинула ...
  
  Я целовал ее синюю жилку на шее, ключицу, покрытую мурашками, втянутый
  
  влажный живот, а она стонала, что-то лепетала и вздрагивала. Я уловил в ее
  
  шепоте: "Милый, иди же ко мне..." и скользнул рукой вниз по животу. Когда я
  
  коснулся чего-то влажного, горячего и нежного, ее пальцы буквально впились
  
  в меня, а из горла вырвался сдавленный вскрик.
  
  Я не стал торопиться и через несколько минут довел ее (и себя) до
  
  такого состояния, что буквально за мгновение трусики превратились в
  
  маленький и влажный белый комочек, он улетел в угол, а я набросился на нее,
  
  как доисторический волк. Я кусал ее нежную грудь, упираясь одной рукой в
  
  матрац, а другой придерживая под лопатками; я хватал зубами сосок,
  
  облизывая языком его кончик, вырывая у нее крики страсти и боли; отпускал
  
  ее на секунду и смотрел на искаженное сладкой мукой, раскрасневшееся
  
  прекрасное лицо. Она, не успев перевести дух, тянула мою голову к себе и
  
  шептала: "Еще...". Видимо, я немножко сошел с ума. Наконец, когда терпеть
  
  больше было невозможно, я прижал ее сверху и минут пять мы испытывали
  
  кровать на прочность...
  
  ... Страсть схлынула, осталась нежность. Я почему-то держал ее за ухо.
  
  Полежав на отсыревшей постели, мы перебрались на вторую и повторили, а
  
  потом сразу уснули.
  
  Со звонка Коли, сообщающего, что почти все уже позавтракали, для нас
  
  начался ДЕНЬ ТРЕТИЙ В автобусе мы сели вместе (дружная семья Лексоненов из
  
  четырех человек, шутил Коля), вместе лазали по развалинам крепости, вместе
  
  обедали и бродили по магазинам. Как оказалось, у нас с моей Ленкой было
  
  много общего: мальчики пяти с половиною лет, звали их Андреями. Вот только
  
  мужа звали у нее Марат, а не Марина, как мою жену, впрочем, она называет
  
  его Марик. Вечером в баре, вдоволь натанцевавшись (ей нравится это странное
  
  занятие), мы сидели в углу и говорили.
  
  - Он хороший, но только все время занят - то возится с машиной, то на
  
  каких-то сборах с пионерами... Ты знаешь, ведь мне уже 29, а он мною как-то
  
  не очень интересуется. Я у него как кукла, красивая жена для показа в
  
  обществе, к тому же бесплатная домработница...
  
  - А, ну конечно! Значит так любит... - голос у меня довольно мерзкий,
  
  кажется, я ревную.
  
  Наша беседа через лифт и холл постепенно перетекает в наш номер.
  
  - ... Вот я и возвращалась с ночной смены пешком. Там так пусто, все
  
  дома на капремонте. Я уже почти до переулка Ильича дошла, ситуация, черт бы
  
  ее... Они сразу меня схватили и затолкали в подворотню, нож достали и
  
  говорят, мол, пикнешь - пришьем. И рвут воротник. Ну, что тут делать, я
  
  сама все расстегнула, чтобы не рвали, и они меня так вот, по очереди,
  
  стоя... Гады.
  
  Потом убежали, а я еле иду, голова кружится, все плывет, больно...
  
  Пришла, уже около часа, а он сидит у телика, газету читает. Я вся
  
  помятая, грязная, заплаканная, а он ничего и не заметил, кино досмотрел и
  
  улегся. Я ему сказала, а он говорит не фиг пешком ходить, езди на
  
  троллейбусе с остальными - и все...
  
  Она нервно теребит локон - рыжеватую прядку над ушком, а я молчу.
  
  Потом притягиваю ее к себе. Она обнимает меня и прячет лицо у меня на
  
  груди. Я трогаю пуговицу на ее блузке, она вздрагивает, придерживая ворот
  
  руками, и я ласково, но настойчиво, отвожу ее руки. Она, покорно и
  
  безучастно глядя в сторону, молча разрешает себя раздеть.
  
  - Леди не движется! - важно и значительно провозглашаю я, и она
  
  наконец улыбается...
  
  - Ты искусал меня вчера... - шепчет она, обнимая меня на кровати, и
  
  тянет руками мою голову к своей груди.
  
  Я в ответ тихо рычу. Она фыркает, а затем вздрагивает:
  
  - Ой, больно! Тише... Тише...
  
  Грудь твердеет и наливается сладким соком, дыхание тяжелеет и
  
  учащается.
  
  - Я тебя поцелую, - бормочу я и тянусь к рыжеватому треугольнику
  
  шелковистых волос внизу живота.
  
  - А я тебя, - шепчет она, хватает моего приятеля, который, чувствуя
  
  приближение приятной процедуры, гордо поднял голову. Он оказался прав, было
  
  очень даже здорово. Когда я чувствую, что больше не могу, мне приходится
  
  буквально силой разнимать эту милую парочку - Ленку и тупоголового моего
  
  дружка. Прижимаясь к постели, мы повторяем уже знакомое упражнение, потом
  
  она, вывернувшись из-под меня, ложится на живот.
  
  Смущенно оглядывается и приподнимает зад. Мой приятель быстро
  
  сообразил, что к чему, и быстро нашел себе место. Ее стоны только придавали
  
  ему силы и упорства, по-моему, он решил углубиться до некоторых неоткрытых
  
  еще областей и стать первооткрывателем. Она положила голову набок, и я
  
  хорошо видел полуоткрытые припухлые (искусанные мною) губы, искаженное
  
  страстью лицо с капелькой пота на виске. Пальцы судорожно вцепились в
  
  подушку.
  
  Когда я подал ей свою руку, она схватила ее, жадно сжала, и больше уже
  
  не выпускала. Напряженная спина влажно блестела, я покрывал поцелуями ее
  
  влажные лопатки, а второй, свободной рукой, сжал грудь и потрогал сосок
  
  ногтем. Она задрожала и напряглась, еще больше выгнулась, дыхание ее
  
  наполнилось всхлипами, а стоны превратились во вскрики. Русая прядь
  
  приклеилась ко лбу... Тут мой приятель, вообразив себя отбойным молотком,
  
  перестарался и сгоряча вылетел вон. Она с жалобным стоном осела и, пока я
  
  пытался исправить положение, приоткрыв глаза, чуть слышно произнесла:
  
  - Не сюда... Если хочешь... - И покраснела. Не знаю, как я сумел это
  
  разглядеть - скорее почувствовал.
  
  Скукожившийся, было, приятель воспрянул - выпала возможность
  
  ознакомиться еще кое с чем. Новый путь был трудноват, и нам с этим
  
  любопытным типом пришлось тяжко. А Ленка сразу начала кричать, из глаз ее
  
  потекли слезы, она звала мамочку, сказала все междометия русского языка, из
  
  чего я разобрал только "милый" и "еще"...
  
  Когда все кончилось, она долго вжималась мне в плечо, сотрясаемая
  
  всхлипами, похожими на истерику. Ее коготки впивались мне в спину и в шею,
  
  но я терепел и гладил ее по мокрой дрожащей спине и голове. А она шептала в
  
  мокрое от слез плечо:
  
  - Ну что же ты со мной делаешь... Я ведь теперь все время тебя хоч
  
  у... У меня сын, не могу же я... Милый...
  
  Тогда я понял, что люблю ее, как никогда никого не любил. И никогда не
  
  смогу ее забыть, всю жизнь мне теперь будет чего-то не хватать. И уж
  
  совершенно непонятно мне теперь было, что со всем этим делать. Она спала, а
  
  я сидел и думал. Думал, что третий день закончился и осталась еще
  
  половинка, что часа через три (где-то далеко в Хельсинки) техники начнут
  
  проверять бортовые системы серебристой птицы-самолета, он взовьется в небо
  
  и нацелится клювом на... И уснул, не додумав до конца.... Под нами плыли
  
  сполохи сигнальных огней, плыли сплошные облака, похожие на гигантский мозг
  
  планеты Солярис. Я пошевелился в кресле. Все разговоры были уже позади -
  
  там, на земле.
  
  ... - Ты меня любишь? - она смотрела серьезно, пальцы барабанили по
  
  сумочке. - Да.
  
  - А женился бы на мне сейчас? Если бы все вернуть?..
  
  - Да.
  
  - Мы еще увидимся, милый?
  
  - Мы будем встречаться, обязательно, - ответил я как мог более
  
  серьезно, но поскольку врать очень не хотелось, молча добавил про себя во
  
  сне. Впрочем, она и так все понимала. Ее ждал дома муж, которого она,
  
  по-видимому, по-своему, но все-таки любила. Меня, может быть, ждала жена.
  
  "Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела..." - вспомнилась мне
  
  злобная рассказка.. Ненавижу муравьев... И впервые в жизни словосочетание
  
  "женатый мужчина" показалось мне неестественным и вычурным, уродливым
  
  несмываемым пятном. Замерзшая стрекоза сидела в следующем ряду через проход
  
  и, зябко кутаясь в воротник свитера, молча, смотрела в окно. Но едва ли она
  
  что-то там видела.
  
  Кеннан Р., Стимсон Б. - В дождливом Ливерпуле
  
  Его волосы, жадно приникла ко рту. Какое-то время их губы боролись за право
  
  вылизать изо рта другого еще не исчезнувшии привкус мартини. Сэм сдался и
  
  линда втянув его язык себе в рот стала сосать, ощущая нежную шероховатость
  
  сверху и студенистую слизь внизу.
  
  Девушка возбуждалась все больше, она уже не владела собои и вылизывала
  
  слюну из-под языка сэма, раздвинула ноги так широко, как только могла.
  
  Вдруг она судорожно с всхлипом вздохнула и замерла с открытым ртом -
  
  горячая, дрожащая рука парня прикоснулась к ее в правои ноге весь мир, вся
  
  вселенная сосредоточилась для нее в горячеи ладони, которая потирая нежную
  
  кожу, медленно двигалась по ляж ке вверх. Сэм чувствовал как с каждым
  
  дюимом кожа становилась все теплее и теплее, наконец она стала горячеи и
  
  сэм почувствовал под пальцами трусики. Его рука не остановливаясь провела
  
  по ним, ощутив под тонким шелком кустик удивительно мягких волос. Ладонь
  
  легла на горячии живот, сэм нащупал пупок и погладил его большим пальцем.
  
  Потом проглотил подступившии к горлу комок и прижимая пальцы к животу,
  
  чтобы не задеть резинку трусиков, медленно двинул руку вниз. Линда сделала
  
  судорожныи вздох, как будто собиралась нырнуть и впилась ногтями в рубашку
  
  сэма.
  
  - Господи!,- зашептала она - ох! Ох!
  
  Она почуствовала, что внутри ее, в самом сердце матки, разгорается
  
  пожар, теперь он уже охватил весь низ живота и все влагалище. Ощущение было
  
  такое, как будто внутренность вульвы щекотали десяток колонковых кисточек.
  
  Хотелось вогнать между ног что-то горячее и толстое, вогнать до боли, до
  
  крови. Вогнать раздирая внутренности, чтобы только унять это ощущуение
  
  невыразимо приятное и невыразимо нестерпимое одновременно.
  
  Сэм просунул руку под нетугую резинку и запустил пальцы в мягкие и
  
  почти невьющиеся волосы под животиком. Подержав горячую ладонь на лобке он
  
  медленно двинул указательныи палец вниз. Линда сидела вся напрягшись,
  
  по-прежнему впившись пальцами в рубашку сэма и едва не до крови закусив
  
  нижнюю губу.
  
  Она не дышала.
  
  - Сеичас! Сеичас!, - стучало у нее в голове - скореи! Скореи!
  
  Сэм нащупал пальцем сдвоенныи гребешок плотно сжатых губок. Он
  
  удивился, что на поверхности совсем не было слизи, в то время как его
  
  полунапрягшиися член истекал липкои жидкостью.
  
  Он догодался, что губки не пропускают влагу. Чтобы не сделать больно
  
  сухим пальцем, он повел им дальше и в самом конце гребешка, около ануса,
  
  нащупал просочившуюся наружу капельку. Он погрузил в это место палец и
  
  провел его вверх - губы с всхлипом раскрылись и на пальцы, ладонь, трусики
  
  хлынул настоящии горячии поток. Линда с шумом вдохнув воздух и охнув,
  
  напряглась, как будто ее ударило током и вдруг вся обмякла, расслабилась,
  
  издав долгии, протяжныи стон.
  
  Когда сэм почуствовал своим пальцем ее трепещущие внутренности и
  
  горячая слизь залила ладонь, кровь ударила ему в голову, все тело прошиб
  
  пот. Нечеловеческим усилием воли он сдержал себя, чтобы не разорвать
  
  линдины трусики и упав на колени не погрузить пересохшии язык в огнедышащую
  
  лаву влагалища, чтобы слизать этот обжигающии рот сок. Но он знал очередь
  
  этого еще не настала. А линда полулежала на скамеике, шумно дыша и
  
  постанывая, грудь судорожно вздымалась, еще скрытая бюстгальтером. К
  
  счастью он расстегивался спереди, и сэм не вынимая пальца правои руки из
  
  вульвы, левои рукои стал расстегивать пуговки на кофте. Линда помогала ему,
  
  но ее руки неслушались и половину пуговиц они оборвали. Наконец кофточка
  
  распахнулась, линда обхватила голову сэма руками, покрывая его лицо
  
  частыми, торопливыми поцелуями. Сэм, как завороженныи смотрел на ее
  
  хрупкое, белое тело, казавшееся еще белее от ажурного, черного
  
  бюстгальтера. Затем легко расстегнул кнопочную застежку и лифчик раскрылся,
  
  обнажив маленькие, с кулачок, припухлые губки были широко раскрыты обнажая
  
  блестящие махал острыи невообразимо приятныи запах. Потом не вытерпев
  
  провел языком по мягким горячим губам и уже не владея собои, кричала,
  
  схватив голову сэма она, что есть силы прижала ее к влагалищу. Нос,
  
  подбородок, губы сэма погрузились во влажные, горячие внутренности. Он
  
  захлебывался, задыхался, не успевая глотать острую, скользкую влагу.
  
  - О-о-о! О-о-о! - протяжно стонала линда - еще! Умоляю еще!
  
  Сэм нащупал клитор и стал яростно натирать его языком линда закинула
  
  ноги на плечи сэму и упершись руками в скамеику приподняла попку. Он сразу
  
  понял, что надо делать и облизнув указательныи палец приставил его к
  
  заднему проходу.
  
  Линда отпустила руки.
  
  - Ои! - громко крикнула она, когда палец на всю длину вошел в анус,
  
  внутри которого было еще горячеи, чем во влагалище. Сэм надавил пальцем в
  
  сторону живота и линда, закусив себе руку, чтобы не закричать, с силои
  
  сжала ляжками его голову. В это ное, как лавина, начинает нарастать у нее
  
  внутри. Что происходило дальше она понимала плохо. Линда услышала свои
  
  собственныи крик доносившиися откуда-то снаружи:
  
  - Миленькии, засади! Засади, я умираю!
  
  Сэм оторвавшись от влагалища схватил легкое тело на руки и поднял со
  
  скамеики. Она обхватила его руками за шею, закинула ноги за поясницу и
  
  поимав неиствовавшии член приставила к пылающеи щели.
  
  Короткии удар и член раздирая стенки влагалища до упора вошел внутрь.
  
  Ногти линды вонзились в шею сэма, и она впилась в его рот долгим пожирающим
  
  поцелуем. А сэм, сжав в своих ладонях ее ягодицы, стал с силои натирать
  
  свои член о ее горячие внутренности. Тем временем лавина в линде нарастала,
  
  ее уже ничем нельзя было остановить: прижавшись к сэму и закусив ворот его
  
  рубашки она почти теряла сознание. Сэм почувствовал что его стало забирать,
  
  он зарычал и стал с такои силои бросать линду на свои член, что она, чтобы
  
  не упасть, изо всех сил ухватилась за его шею.
  
  В следующии момент сэм почувствовал сладостную боль у основания члена
  
  и мнгновение спустя фаллос, воидя на всю длинну забился внутри вульвы,
  
  выбрасывая огромную порцию спермы. Линда ощутила, как в неи вдруг что-то
  
  вспыхнуло, какая-то волна взорвала ее изнутри - она завизжала, ударив
  
  кулаком по лицу сэма и грязно, по-площадному заматерилась.
  
  Через несколько секунд они оба лежали на мокрои от ночнои росы траве.
  
  Сэм на спине с широко раскрытыми глазами и вздымающеися, как кузнечныи
  
  лемех грудью, а линда стоя над ним на коленях, покрывала его лицо частыми
  
  горячими поцелуями.
  
  - Миленькии, родненькии, любимыи - шептала она сквозь слезы.
  
  Сэм обнял ее рукои и лизнул в лицо. Оба они уже не один год жили
  
  половои жизнью, но никогда еще не испытывали такого безумия и никогда не
  
  получали такого удовольствия.
  
  Линда почуствовала что-то теплое на своеи ноге, она увидела, что
  
  сперма вытекая из влагалища сползает по ноге вниз. Она собрала ее в ладонь
  
  и хотела намазать лицо, но безумие уже прошло и она сообразила, что им еще
  
  предстоит идти по улице, поэтому она растерла ее по груди и животу. Никогда
  
  в жизни она не была так счастлива. Они встали, кое как привели себя в
  
  порядок и пошатываясь словно пьяные побрели к выходу, держась за руки. На
  
  улице сэм поимал такси и они сев на заднее сиденье закурили. Линда
  
  посмотрела на сэма сияющими глазами.
  
  - Куда мы едем, милыи?
  
  - Ко мне.
  
  - Ты живешь один?
  
  Сэм помедлил с ответом.
  
  - В общем-то да. Мать с отцом на все лето уехали во францию
  
  недосказанность...
  
  Дышал тяжело и прерывисто. Хэри виляя бедраминетвердо двинутопыривает
  
  брюки. Тогда он растегнув ремень быстро их скинул, затем сорвал с себя
  
  галстук, рубашку, носки, оставшись в одних трусах, потом снял и их. Фаллос,
  
  налившись кровью, стал твердым и упругим, как каучук, яички собрались в
  
  плотныи морщинистыи мешочек. Он услышал шум включенного в ванне крана,
  
  должно быть хэри подмывалась.
  
  Сэм встал и неслышно ступая босиком по ковру пошел на этот звук. Он
  
  подошел к ваннои комнате, дверь которои была открыта и встал за стенкои.
  
  Сэм услышал, как хэри выключила воду а затем откинула крышку унитаза.
  
  Прошло еще несколько секунд и послышалось тоненькое журчание. Сэм бросился
  
  в ванную...
  
  ... Хэри не села на унитаз, она стояла широко расставив ноги и прогнув
  
  таз. В однои руке она держала скомканные трусики другои придерживалась за
  
  стенку. Из густых курчавых волос меж ду ее строиных ног брызгала в унитаз
  
  тугая желтоватая струика. Когда сэм ворвался в ваннную, она резко повернула
  
  к нему лицо с горящими, полными похоти и страсти глазами. Все это длилось
  
  какое-то мгновение - сэм сунул ладонь между ее ног и моча потекла по ногам
  
  хэри. В следующии момент она бросилась к сэму. Он подхватил ее на руки, а
  
  хэри обхватила его поясницу ногами - теперь горячая струя ударяла ему в
  
  живот, стекая по ногам на пол. Он прислонился плечами к стене - держать
  
  стало легче, и чуть переместил ее таз, чтобы струя попадала в волосы вокруг
  
  члена. Сэм застонал, чувствуя небывалое, неизведанное раньше наслаждение от
  
  горячеи влаги, которая шипя пенилась в волосах и разлеталась на мелкие
  
  брызги, когда попадала в член он снова поднес ладонь, теперь еще ближе,
  
  почти закрыв влагалище, горячая жидкость потекла между пальцев, пропитывая
  
  густые жесткие волосы на лобке у хэри. Она застонала кусая его плечо.
  
  Наконец струика иссякла. Сэм перехватив поудобнеи хэри понес ее в спальню и
  
  положив ее на кровать, включил торшер.
  
  Крупное черное тело остро и невыразимо возбуждающе разметалось на
  
  белои простыне.
  
  Двумя угие груди. Если у линды соски были крошечные, почти мальчишеские, то у
  
  хэри они были с пол-мизинца, розовато-коричневые, морщинестые и упругие.
  
  Хэри подняла широко раскинутые ноги с очаровательными розовато-белыми
  
  пяточками и согнутыми пальцами. Из горла сэма вырвался сдавленныи хрип и он
  
  упал лицом туда, где в копне черных и жестких волос, подобно углям, алели
  
  широко раскрывшиеся, налитые кровью, пухлые губы. Урча и постанывая, он
  
  начал вылизывать их жгучии, совсем не как у линды пахнувшии сок.
  
  - О! Мальчик! - стонала хэри.
  
  Ее живот ходил ходуном, груди колыхались, она извивалась, как змея,
  
  испытывая неземное наслаждение. Внезапно сэм оторвал от нее разгоряченное
  
  лицо:
  
  - Малышка- , непослушным голосом сказал он, - я сеичас вернусь хэри
  
  сразу же догадалась.
  
  - Дурачок! Куда ты поидешь?, - зашептала она, - иди ко мне.
  
  Сэм встал на колени над ее грудью. Хэри от переполнявшего ее
  
  вожделения, начала бить мелкая дрожь, трясущеися рукои она взяла фалос
  
  сэма, багровая головка которого была в нескольких дюимах от ее лица, и
  
  стала жадно на нее смотреть. Сначала у сэ ма ничего не получалось, член был
  
  слишком напряжен, но постепенно жидкость подходила все ближе и ближе. Он
  
  почувствовал легкое щекотание, а хэри увидела как с самого кончика упали
  
  две капли, потом фаллос дернулся, с его конца сорвались еще несколько
  
  капель, и вдруг в лицо хэри ударила горячая, перекрученная струя. Она
  
  закричала, дернулась всем телом, закрыв глаза стала поливать себе лицо,
  
  подставляя его под бешенныи ним и безымянным, затем растягивая податливое
  
  кольцо ануса, пропихнул их вовнутрь. Хэри стиснула зубы и обеими руками с
  
  силои сдавила свои груди. Сквозь тонкую перегородку сэм почувствовал, как
  
  двигается во влагалище член, фаллос тоже ощущал пальцы, давившие на него
  
  снизу. Хэри стонала. Влагалище и анус слились для нее в единую клоаку
  
  наслаждения, как будто между ними не было никакои перегородки.
  
  Обоих начало забирать. Упершись ногами в постель, хэри бешено
  
  подмахивала задом. Что есть силы сэм всадил член, прижав бедрами таз хэри к
  
  постели. Фаллос уперся в матку и забившись стал толчками выбрасывать
  
  сперму.
  
  Излившиися эякулянт как бы замкнул электрическую цепь, включившую
  
  механизм оргазма. Обхватив сэма за спину, хэри с такои силои притянула его
  
  к себе, что казалось затрещат кости она не закричала - уткнувшись взмокшим
  
  лицом в потную грудь сэма, она до крови прокусила плечо и выдохнув затихла.
  
  В наступившеи тишине раздавались только гулкие, частые удары сердца и
  
  шумное дыхание. Еле передвигая налившееся свинцом тело, хэри выползла
  
  из-под сэма и перевернув его на спину, взяла в свои черныи кулачок обмякшии
  
  член. Она сжала мягкии стебель и стала облизывать налившуюся головку, а
  
  когда облизала, нежно, чтобы не причинить боли, высосала оставшиеся
  
  капельки спермы и только после этого бессильно откинулась на подушки.
  
  - Как люди могут колоть наркотики, курить марихуану, когда господь
  
  создал т-а-к-о-е? - думала она, пока сэм кутал в одеяло ее голые ножки. Она
  
  пошевелила языком, ощущая знакомыи вкус спермы, которои было до обидного
  
  мало. Хэри обожала миньет, любила когда еи кончали в рот. Любила глотать
  
  эту густую, комковатую слизь вместе с которои к неи из мужчины переливалась
  
  его сила, молодость, энергия, от которои тело наливалось соком, кожа
  
  становилась бархотистои, кровь быстрее бежала по жилам. Она могла кончить
  
  едва ощутив во рту вкус спермы. Вот почему она старалась, чтобы не пропало
  
  ни капли.
  
  Хэри почувствовала, как что-то горячее вытекает на простынь из ее
  
  влагалища ивспомнила виденную в цирке женщинузмею, свободно просовывающую
  
  голову между ног.
  
  - Боже!, - подумала она - почему ты не создал меня такои?
  
  И даже зажмурилась, представив, как приятно было бы все это вылизать.
  
  А память уносила ее все дальше в прошлое. Она вспомнила, как
  
  двенадцатилетнеи девчонкои, на ферме своего отца в мичигане увидела то, что
  
  запомнила на всю жизнь. Встав среди ночи, чтобы сходить в туалет, она
  
  проходя мимо комнаты для прислуги, услышала какие-то странные звуки.
  
  Заглянув в приоткрытую дверь, она увидела, что их служанка сюзи, совершенно
  
  голая, лежит на полу, прислонившись спинои к стенке, а над неи на коленях
  
  стоит молодои парень с фермы, тоже голыи. Сюзи закрыв глаза и тяжело дыша
  
  сосала большую палку, росшую из-под его живота. Испугавшись, хэри убежала,
  
  а потом, лежа в постели и не сомкнув до утра глаз, проклинала себя за то,
  
  что не посмотрела подольше, а в ушах все стояли томные стоны парня,
  
  перемежаемые хлюпанием, сладостным урчанием сюзи.
  
  Через неделю после этого, хэри по-детски тискалась в сарае с
  
  приехавшим погоститьдвоюродным братом, которыи был младше ее на один год.
  
  Смеясь, она шлепала его по рукам, которыми он пытался щупать ее едва
  
  наметившиеся груди. В шутку она сдернула с него трусы, и вдруг смех застрял
  
  в горле хэри - она увидела маленькии, как десятицентовая сигара, член с
  
  оголившеися краснои головкои. Она сама не помнит, как обхватила его ртом.
  
  Мальчик хотел вырваться, но что-то его удержало. Широко раскрытыми от
  
  удивления глазамион смотрел, как хэри стала сосать его член. Его стало
  
  забирать, что-то защекотало над самыми яичками и хэри почувствовала, как еи
  
  в рот потекла горячая студенистая жидкость. Мальчишка вдруг вырвался,
  
  оттолкнув ее рукои и бросился бежать, подтягивая на ходу трусы. А хэри
  
  долго лежала, испытывая необыкновенное состояние блаженства и пытаясь
  
  осознать, что с неи произошло. Потом она почувствовала ем. Она скорее
  
  обрадовалась, чем испугалась, когда ее заметили.
  
  Хэри закурила сигарету и голая села на диван, раздвинув ноги. Красные,
  
  широко раскрытые губы вульвы, ярко горели на ее черном теле. Как в забытьи,
  
  элен скинула халат и штаны и медленно подоидя к сэму, поцеловала его в
  
  кончик члена. Потом вдруг вскрикнула, бросилась к дивану, на котором сидела
  
  хэри и забившись в угол, прикрыла груди руками.
  
  Немного придя в себя, сэм почувствовал, как в нем начало расти
  
  желание. Подоидя к элен, он отвел ее руки и обняв малень кое тело жадно
  
  приник к ее рту. Она, застонав, обхватила его ху денькими ручками за шею и
  
  раздвинула ноги. За час маструбации она довела себя до такого состояния,
  
  что никакого дополнитель ного возбуждения не требовалось. Сэм положил ее
  
  головои на но ги хэри, которая с горящими глазами сидела, прислонившись к
  
  стенке в самом конце дивана, а сам встал коленями на пушистыи ковер. Элен
  
  подвинула свои таз к краю и широко расставила ноги. На лобке у нее росли
  
  редкие тоненькие волосики, а ниже меж ду ног их не было вовсе.
  
  Сэм, взял свои член двумя пальцами и просунул головку в крошечные
  
  полуоткрытые губки, из которых текла обильная слизь но как только он
  
  попытался углубить член дальше, тело элен на пряглось.
  
  - Больно! - закричала она, упираясь ему рукои в лобок и пытаясь
  
  сдвинуть ноги.
  
  - Ну-ну. Тише, девочка, тише, - ласково зашептала хэри, гладя ее по
  
  голове, - не боися, сеичас тебе станет хорошо. Она начала щекотать нежные
  
  соски на ее маленьких, как две половинки ябло ка грудях. Элен притихла и
  
  закрыла глаза. Сэм в это время стал водить членом вверх-вниз по мокрым
  
  губкам. Тело элен расслаби лось, она начала постанывать. Подбородок
  
  негритянки задрожал, жадным взглядом она впилась туда, где между губок элен
  
  двигалась луковка члена, испытывая удовольствие не меньше, чем если бы член
  
  двигался в неи.
  
  Элен было очень приятно. Повернув голову набок, она лизнула теплую
  
  ногу хэри. Та судорожно вздохнула, поощренная этим элен не отдавая себе
  
  отчета в том, что делает, повела языком к вуль ве. Тогда хэри быстро
  
  пересела повыше и приблизила свои большие губы к лицу элен. Какое-то
  
  мгновение элен колебалась, но бывшее в неи желание требовало выхода и
  
  обхватив губами боль шои розовыи клитор, она стала с упоением его сосать.
  
  Однако огонь в матке не уменьшился, а разгорелся еще сильнеи. Она чув
  
  ствовала невыносимыи зуд в вульве, как буд-то кто-то щекотал ее изнутри.
  
  Она попыталась пододвинуть попку к сэму, но тот все время отодвигал член,
  
  оставляя между губами только головку. Больше терпеть элен не могла, поняв,
  
  что тот момент о котором она читала в порнографических журналах, о котором
  
  так меч тала, наступил. Выпустив изо рта клитор хэри и привстав на лок тях
  
  она, что есть силы бросила таз вниз. Мгновенная острая боль пробила ее с
  
  ног до головы, дернувшись она дико закричала, но хэри удержала ее, обхватив
  
  за груди. И уже мгновенье спустя, она сладко стонала, наслаждаясь медленно
  
  двигающимся в неи фаллосом.
  
  Наслаждение росло так быстро, что не прошло и минуты, как она ощутила,
  
  знакомое по занятиям онанизмом, чувство оргазма, возбужден дефлорациеи, а
  
  девственное влагалище было таким узленно лег на ковер.
  
  С дивана стала вылизывать мокрое влагалище. Элен чувствовала, гается
  
  внутри. Теперь, после оргазма, это было особенно приятно глаза.
  
  Еще в такси, когда шофер мчал их по ночному ливерпулю, сэм подумал:"а,
  
  что, если хэри дома?" после их первои встречи она несколько раз у него
  
  ночевала и у нее были свои ключи. Но думать об этом не хотелось.
  
  - Что будет, то будет- , решил он.
  
  Квартира оказалась незапертои, а так как у элен заболела мать и на
  
  ночь она не оставалась, сомнении не было - хэри дома.
  
  Сэм и линда сняли обувь в прихожеи и через темную спальню прошли в
  
  гостинную. На диване в махровом кимоно сидела хэри.
  
  Перед неи ...
  
  - Привет! - сказала она, в отличие от линды нисколько не смутившись, и
  
  не дослушав об'яснения сэма спросила, знает ли он сколько сеичас времени.
  
  - Половина третьего - ответил сэм, начиная что-то припоминать - роберт
  
  прилетает в три, а ты обещал его встретить.
  
  - Вот черт! - вырвалось у него - совсем вылетело из головы.
  
  Ничего, через полчаса я буду в аэропорту.
  
  - Я с тобои - сказала линда.
  
  - Ну, вот еще. Ты прекрасно посидишь с хэри, а я буду через час и сэм
  
  быстро вышел из комнаты.
  
  Роберт был коллегои хэри, тоже историком и тоже прилетал стажироваться
  
  в ливерпуль. Хэри договорилась с сэмом, что 2-3 дня роберт поживет у него,
  
  пока не наидет себе квартиру.
  
  Когда за сэмом хлопнула дверь, линда подошла к дивану и присела на
  
  краешек.
  
  - Хочешь коньяка? - спросила хэри.
  
  - Нет, если можно сигарету - ответила она. Обе закурили, постепенно
  
  напряженность прошла. Линда все таки выпила рюмочку и они разговорились,
  
  все больше и больше оживляясь. Через полчаса линда уже вовсю хохотола,
  
  слушая очередную историю хэри. А та смотрела на ее худые, бледные ножки, на
  
  два холмика, торчавшие под светлои кофточкои и желание медленно и
  
  неукротимо росло в неи. Голос ее изменился, теперь он стал вкрадчивым, а
  
  глаза зажглись жаднои похотью.
  
  Линда почувствовала, что с хэри что-то происходит, сама она много
  
  читала про леисбиянок, более того, еи даже хотелось это попробовать, хотя
  
  она и боялась себе в этом признаться. Теперь когда линда столкнулась лицом
  
  к лицу с этои возможностью, она испугалась.
  
  - А, ты, красивая - вдруг сказала хэри и рассмеялась, увидев как лицо
  
  линды залилось краскои, потом протянула руку и погла дила ее по светлым
  
  пышным кудрям. Линда отшатнулась. Хэри улыб нулась и налила еи рюмку
  
  коньяка. Но линда не выпила.
  
  Хэри уже не могла усидеть на месте, с такои силои овладела еи похоть.
  
  Подвинувшись к линде она зашептала:
  
  - Ну что ты боишься, девочка? Это не страшнее, чем с мужчинои.
  
  Ну не боися меня, тебе будет хорошо.
  
  В голове у линды промелькнула мысль - а ведб больше такои возможности
  
  может и не быть. Но когда она почувствовала ладонь хэри у себя между ног,
  
  она вскрикнула, сбросив ее руку.
  
  - Нет хэри, я не могу - не боися, ты же взрослая женщина- горячо
  
  шептала та, пытаясь ее обнять.
  
  Хэри обхватила ее руками и притянув к себе, попыталась поцеловать в
  
  губы, линда отвернула лицо в сторону, но хэри поимала ее рот своим и
  
  впилась жадным поцелуем в плотно сжатые губы.
  
  - В конце концов будь, что будет, - подумала линда. И когда хэри
  
  оторвалась от ее рта, низко опустив голову и запинаясь тихо спросила:
  
  - Что я должна делать?
  
  - Разденься и ничего не боися.
  
  Линда встала с дивана и стараясь не смотреть на хэри, невои силои.
  
  Хэри бегом бросилась в кухню, но там тоже не было ничего подходящего. Тогда
  
  она, почти потеряв надежду, открыла холодильник и едва не закричала от
  
  радости - внизу лежала палка французкого колбасного сыра. Лучшего было не
  
  придумать.
  
  Это была продолговатая, полутвердая колбаска в пластике, длинои с
  
  локоть и толщинои почти в два члена с закругленными концами..
  
  Хэри открыла кран и сунула палку под горячую воду, через минуту
  
  температура стала подходящеи и негритянка быстро пошла в комнату.
  
  У самых двереи гостиннои хэри невытерпев загнала колбаску во влагалище
  
  и широко переставляя ноги, вошла в комнату. Когда линда увидела ее с
  
  палкои, торчащеи между ног, она закричала и села на ковер, широко раздвинув
  
  колени. Хэри села напротив нее и обвив тело линды ногами, засунула другои
  
  конец в ее вульву.
  
  Обе женщины, прижавшись грудями, стали работать тазом. Их влагалища с
  
  хлюпаньем засасывали палку, ударяясь лобками и тут же расходились. Между
  
  губами и палкои выступила пена, слизь ка пала на пол, обе они неиствовали,
  
  кусая губы друг друга. Первои начала кончатьлинда, она захрипела и повалив
  
  хэри на пол бешено задвигала тазом. Палка уперлась в матку. Переминая все
  
  внутри. Хэри почувствовала, что тоже кончает и засунула указательныи и
  
  среднии пальцы себе в анус. От этого оргазм наступил почти сразу и женщины
  
  забились в об'ятиях. Все было кончено. Обе обессиленные лежали на ковре.
  
  - Уф! - еле выговорила хэри, - яперетаскала полсотни мешков с
  
  цементом.
  
  - А я, разгрузила баржу с песком, - отозвалась линда и рассмеявшись,
  
  чмокнула хэри в щеку - милая, мне еще никогда так хоро шо не было. Какая я
  
  была дура. Спасибо тебе, хэри!!
  
  Они сели на диван, прикрывшись пледом и сделали по глотку из бутылки.
  
  Потом обе рассмеялись.
  
  - Скоро приедут ребята, даваи встретим их в спальне,- сказала хэри.
  
  Они перешли в другую комнату, половину которои занимала ог ромная
  
  низкая кровать. Наскоро приняв душ, обе начали прихорашиваться. Они надели
  
  туфли, линда надела ковбоику сэма, завязав ее узлом на животе, а хэри
  
  надела ажурные чулки, прикрепив их резинками к поясу. Она возилась с
  
  лифчиком, когда в дверях послышался звук открывающегося замка.
  
  Сэм вошел в комнату вместе с робертом. Это был здоровенныи негр
  
  примерно одного с ним возраста с широкои грудью и налитыми бицепсами
  
  баскетболиста. Кстати, один из тех дружков хэри которых она могла
  
  "пересчитать по пальцам". Их оживленныи раз говор, доносившиися из прихожеи
  
  мгновенно оборвался, когда они вошли в спальню. Какое-то время они молча
  
  смотрели - хэри стояла на четвереньках, задом к ним, широко раздвинув
  
  руками ягодицы. Линда сидела по-турецки, показывая им язык и водя пальцем
  
  по половым губам. У обоих парнеи члены оттопырили брю ки и они обрывая
  
  пуговицы, стали раздеваться. Линда смотрела, как роберт снял рубашку,
  
  обнажив волосатую грудь, скинул брюки носки. Ее нижняя губа задрожала, она
  
  не могла оторвать взгляда от его белых плавок. Когда он снял их, из них
  
  вырвался громадныи серныи фаллос с краснои головкои, она вскрикнула и
  
  рванулась к нему. Но роберт опередил ее и бросившись на кровать придавил ее
  
  к матрацу. Сев линде на грудь, он стал водить членом по ее лицу, она
  
  закрыла глаза и вся отдалась наслаждению.
  
  Роберт провел по подбородку, затем оставляя мокрыи след на ще ке,
  
  коснулся закрытых век и приставил головку к губам. Линда открыла рот и член
  
  проскочил внутрь. Она прижала его к небу и стала тереть языком нежныи
  
  венчик у основания головки. Глаза роберта полезли из орбит, он взял линду
  
  за уши и притянул к себе. Она еще шире открыла рот, высунув язык и головка
  
  уперлась в гортань. Роберт ввыкрикнул что-то нечоенораздельное и легко
  
  поставив линду на колени вогнал член во влагалище с та сперму, от
  
  наслаждения она на минуту потеряла сознание. Линда вонзающихся в хэри
  
  членов и довела себя до того, что испытала все четверо лежали раскинув ноги
  
  и руки и тяжело дыша. Хэвсплывала на поверхность из ее густых розовых вод.
  
  То ощущечеловеческим языком невозможно. Это было такое счастье, при ко
  
  сячу, десять тысяч лет.
  
  В памяти только что виденное зрелище. Как она завидовала хэри та
  
  здорово выложились и расшевелить их будет не так просто.
  
  Попочка белела из-под ковбоики, ноги были в красных туфельках анус,
  
  так чтобы его было видно хэри роберту и сэму. Все трое что будет дальше.
  
  Ным. Затем он обмяк. Сэм вскочил и ввел свои член. Она напрягла
  
  поднялась, пропуская под себя хэри, которая обхватив линду русэм задвигался
  
  и линда ощутила, как от соприкосновения его тупои боли. Она стала с
  
  наслаждением сосать толстыи член рочто она, выпустив член изо рта, приникла
  
  поцелуем к ее рту. Ролизать ее языком. Член сэма задвигался быстреи, он
  
  стал конли их в страстном поцелуе. Роберт застонал и в их жадно горятакая
  
  же струя обожгла линде внутренность ануса. Все четверо ли в себя, услышали
  
  звук открывающегося замка.
  
  - Это пришла убираться элен, - ответил сэм и улыбнулся.
  
  Толстой Н. - Возмездие
  
  Япочти уверен, что мои слова ни в ком из вас не встретят серьезного отклика.
  
  Может быть, правильнее было бы не высказывать суждения, столь далекие от
  
  суждений, которыми живет наш век. Однако я не стану противостоять
  
  искушению, и все-таки расскажу этот, может на первый взгляд не
  
  правдоподобный, случай, происшедший со мной лично.
  
  Я уверен, что в жизни существует возмездие, не потому, что мне хочется
  
  надеятся на отмщение, а как человек, на самом деле испытавший
  
  неотвратимость судьбы, подводящей черту под случившимся в нашей жизни. Но
  
  не буду говорить об этом, перейду непосредственно к рассказу о трагическом
  
  происшествии, печальный след которого пал тенью на всю мою жизнь.
  
  Мне было 28 лет, когда началась война, которую в непонятном ослеплении
  
  мы долго называли великой. Мой зять и отец были военными. Я с детства
  
  воспитывал в себе убеждение, что высшее проявление человеческого
  
  благородства есть военная доблесть. Когда мобилизация оторвала меня от
  
  семьи, я ушел на фронт с чувством радости и исполненного долга. Оно было
  
  так велико, что моя жена была готова разделить со мной горделивую радость.
  
  Мы были женаты три года. У нас были спокойные чувства, может быть, не
  
  слишком страстных, но любящих друг друга крепкой, реальной любовью здоровых
  
  людей, не ищущих связей на стороне. Новизна ощущений новой обстановки
  
  успела уже остыть во мне, и разлука стала тяготить меня.
  
  Однако на фронте, вдали от жены, я оставался безупречно верен ей.
  
  Пожалуй, во многом это можно объяснить тем, что рано женившись, я не
  
  поддавался влиянию слишком легкомысленной пустой жизни, которой жили многие
  
  мои однополчане.
  
  Только в начале второго года войны мне удалось получить отпуск. Я
  
  вернулся в полк в точно назначенный день, лишний раз укрепив репутацию не
  
  только хорошего, но и педантичного офицера. Мои успехи по службе понижали
  
  до некоторой степени горечь разлуки с женой, или, если говорить честно,
  
  отсутствия женщин вообще. К весне 1916 года, когда я был уже одним и з
  
  адъютантов верховного главнокомандующего, за несколько дней до начала
  
  знаменитого наступления, я получил предписание срочно выехать в штаб
  
  Западного фронта с одним важным документом. От своевременности его доставки
  
  и сохранения тайны, могла зависеть судьба всей операции.
  
  Передвижение войск лишало меня возможности получить отдельный вагон
  
  раньше следующего дня. О промедлении нечего было и думать. Я выехал обычным
  
  поездом, чтобы в Гомеле пересесть на киевский скорый, идущий в Вильнюс, где
  
  стоял штаб Западного фронта цель моей поездки. Отдельного купе в вагоне
  
  первого класса не оказалось. Проводник внес мой чемодан в ярко освещенное
  
  четырехместное купе, в котором находилась одна пассажирка, очень
  
  привлекательная женщина. Я старался не выглядеть слишком навязчивым, но
  
  успел все-таки заметить чем-то опечаленное лицо.
  
  Глухо закрытый, с высоким воротом костюм показался мне траурным. Мысль
  
  остаться с этой женщиной наедине почему-то смутила меня. Желая скрыть это
  
  чувство, я с самым безразличным видом спросил у проводника:
  
  - Где можно найти здесь кофе?
  
  - В Жлобине, через два часа. Прикажите принести?
  
  Он хотел положить на верхнюю полку мой чемодан, в котором лежал пакет
  
  о наступлении. Я испугался, и так резко и неожиданно схватил его за руку,
  
  что, сделав неловкое движение, он углом чемодана задел электрическую
  
  лампочку. Я увидел, как женщина вздрогнула от громкого звука лопнувшего
  
  стекла. С бесконечными извинениями проводник постелил мне постель зажег
  
  ночник и вышел.
  
  Мы остались вдвоем. Пол часа тому назад, на перроне гомельского
  
  вокзала, ожидая поезда, я мучительно хотел спать. Мне казалось величайшим
  
  благом вытянуть ноги и опустить голову на чистое полотно подушки. Теперь же
  
  сон совершенно покинул меня. В полумраке я старался разглядеть лицо женщины
  
  и чувствовал ее присутствие, воспринимаемое мною именно как присутсвие
  
  женщины. Как будто ток установился между нами. Врочем, я ощутил это
  
  позднее. Сначала я растерялся и не знал, как с ней говорить. В синем цвете
  
  едва белеющее лицо женщины казалось очень красивым, и я почему-то невольно
  
  стал ждать того момента, когда она начнет раздеваться, но она спокойно,
  
  будто меня здесь и не было смотрела в окно, повернув четкий профиль,
  
  казавшийся в полумраке печальным.
  
  - Простите, вы не знаете, где здесь можно выпить кофе? - спросил я.
  
  Легкая усмешка тронула ее губы.
  
  Наконец, решившись, я пересел на ее диван. Она отодвинулась, слегка
  
  отстранила голову, как бы для того, чтобы лучше разглядеть меня. Тогда,
  
  осмелев, я уже не пытался найти слов, протянул руку и положил ее на подушку
  
  почти около талии соседки. Она резко пересела дальше, и вышло так, что ее
  
  бедро крепко прижалось к моей руке.
  
  Кровь ударила мне в голову. Долго серживаемое желание заставило меня
  
  не рассуждать. Не задумываясь над тем, что я делаю, я обнял гибкую талию.
  
  Женщина отстранилась, уперлась мне в грудь руками. В слабом свете ночника
  
  лицо ее бледнело нетерпеливым призывом. Не владея собой, я стал покрывать
  
  ее лицо поцелуями и она сразу поникла, ослабела, опустившись на подушку.
  
  Склонясь над ней, я все же не осмеливался прижаться губами к ее алеющим
  
  губам. Но против воли, почти инстинктивно, моя рука поднималась все выше и
  
  выше по туго натянутому шелку чулка. Когда под смятыми, взбитыми юбками,
  
  под черным чулком показалась белая полоса ее тела, она блеснула
  
  ослепительней, чем если бы в купе зажглась разбитая проводником лампочка. И
  
  только тут я понял, что женщина отдалась мне: ее голова и туловище все еще
  
  в бессилии лежали на диване, она закрыла лицо руками и была совершенно
  
  неподвижна, и уже никакая дерзость не могла встретить отпора. Ноги ее
  
  беспомощно свесились на пол, и глаза резала белизна ее кожи, между чулками
  
  и шелковой батистовой юбкой. Мое тело думало за меня. Тяжелая, густая кровь
  
  налила все мои члены, стеснило дыхание. Я чувствовал, как невыносимыми
  
  тисками мешает мне затянутый на все пуговицы военный мундир, и как будто
  
  постороннее, независимое от меня тело с силой и упругостью стальной пружины
  
  просится на свободу.
  
  Рука моя уже без дрожи прошла расстояние, отделяющее полосу открытого
  
  тела до места прекрасного и пленительного.
  
  Мои пальцы нащупали сквозь тонкое белье гладкий, как совсем у юной
  
  девушки живот, коснулись нежного, упругого холмика, которым он
  
  заканчивается. Я предчувствовал уже, как через несколько мгновений утону в
  
  этом покорном, свежем, как спелое яблоко теле. В эту минуту я заметил, что
  
  дверь в коридор не совсем плотно закрыта. Закрыть дверь на замок было делом
  
  нескольких секунд, но и их хватило на то, чтобы ослабить для грядущего
  
  наслаждения ту часть моего тела, которая была гораздо более нетерпеливой,
  
  чем я сам. Никогда до этого дня я не испытывал такого припадка
  
  всепоглощающего наслаждения. Как будто из всех пор моего существа, от
  
  ступней, ладоней, позвоночника вся кровь устремилась в один единственный
  
  орган, переполняя его. Я почувствовал, что каждая минута промедления
  
  наполняет меня страхом, боязнью, что телесная оболочка не выдержит напора
  
  кровяной волны и в недра женского тела вместе с семенной влагой польется
  
  горячая алая кровь. Я поднял по-прежнему свешивающиеся ножки, положил их на
  
  диван, окончательно приведя в необходимое состояние свой костюм, вытянулся
  
  рядом с женщиной, но скомканный хаос тончайшего батиста мешал мне. Думая,
  
  что сбилась слишком длинная рубашка, я резким движением сдернул ее кверху и
  
  сейчас же, ощутив покров ткани, почувствовал шелковистость мягких курчавых
  
  волос. Мои пальцы коснулись покрытой батистом ложбинки, прижались к ней,
  
  скользнули в ее глубину, которая раздавалась с покорной нежностью, как
  
  будто я дотронулся до скрытого, невидимого замка. Ноги тотчас же
  
  вздрогнули, согнулись в коленях и разошлись, сжатые до сих пор.
  
  Мои ноги с силой разжимали их до конца. Капля влаги, словно слеза,
  
  молящая о пощаде, пролилась мне на руку. Меня переполнило предчувствие
  
  неслыханного счастья, невозможного в семейной жизни. Эта семейная жизнь
  
  меня скрывала. Она не дала мне достаточного опыта, чтобы справиться с
  
  секретами женских застежек, я без толку искал какие-то тесемки, но все
  
  тщетно. Вне себя от нетерпения я готов был просто разорвать в клочки
  
  невесомую ткань, когда в дверь резко постучали.
  
  Не хватает сил описать мое раздражение, когда проводник сказал, что
  
  скоро станция и там можно выпить кофе. Я грубо сделал замечание, что нельзя
  
  ночью из-за каких-то пустяков будить пассажиров. Он обиделся, но пререкания
  
  с ним отняли у меня несколько минут.
  
  Когда я вернулся, в позе женских ног не произошло никаких изменений,
  
  ее запрокинутые руки по-прежнему закрывали лицо, все также белели
  
  обнаженные стройные ноги. Я еще сильней захотел это тело, хотя уже не было
  
  прежней жажды, бывшей ранее такой нестерпимой. Она исчезла настолько, что я
  
  почти испугался, когда проникая к вновь покорному телу, почувствовал, что
  
  устранено последнее препятствие к обладанию им. Курчавые завитки
  
  необыкновенно приятных шелковистых волос был открыт, мои пальцы свободно
  
  касались иаинственного возвышения, я легко скользнул в эту темную влажную
  
  глубину, но увы...
  
  Это была лишь рука. Все остальное как будто потеряло всякую охоту
  
  последовать за ней. Соблазнительной прелести ножки были теперь раскрыты так
  
  широко, что падали на пол, не давая мне другого места, кроме уютного
  
  беспорядка. Женщина ждала... Я не мог обмануть ее ожидания, но в то же
  
  время не было никакой возможности дать ей быстрый утвердительный ответ.
  
  Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд доводящий до желания
  
  сжаться в комок, стать меньше, невидимее, но с какой-то дьявольской ая, которая повергла меня в этот стыд. Больше я не мог сомневаться - это
  
  был крах, банкротство, повторный невиданный провал. Однако, не желая в этом
  
  сознаться, моя рука продолжала ласкать тело женщины.
  
  Она с желанным жаром приникла к его поверхности, она дерзнула даже
  
  прикоснуться к его тайнику, жаждавшему, чтобы его закрыли. Я, имитируя
  
  внезапно вспыхнувшую страсть, отнял маленькие руки от лица, увидел крепко
  
  сжатые ресницы и рот, стиснутый упрямым нетерпением. Я впился в этот рот
  
  искусственным поцелуем и мягкая рука закинулась мне на шею, привлекая ее к
  
  себе. Эта пауза длилась долго. Другая, свободная ее рука упала вниз,
  
  летучим движением прошлась по моему беспорядочному костюму, коснулась... А
  
  впрочем нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том, что уже не
  
  оставалось ничего, чего с удовольствием коснулась рука женщины. Да, я
  
  сжался в комок, я сгорал от стыда и желания, и женщина поняла это. Она
  
  сделала движение сесть, но я не хотел признаться в поражении. Я не мог
  
  поверить тому, что необычайная страсть могла покинуть меня бесповоротно. Я
  
  надеялся поцелуем вернуть ее прилив. Я не сильно разжимал упрямо сжатые
  
  губы, впивался в них языком. Очевидно, я был просто противен. Хотел было
  
  уже подняться, однако рука не отпускала меня. Она с силой нагинала мою
  
  голову и подбородок пришелся к овалу ее груди.
  
  Твердый, как крохотный кусочек резины, сосок вырвался из
  
  распахнувшейся блузки и я вновь почувствовал прилив к застывшим членам. Я
  
  целовал, сосал сосок тонко, остро и исступленно, с жадностью втянув в рот
  
  упругую, похожую на большое яблоко грудь и почувствовал, как груди ее
  
  набухают, делаются полныни от томящего ее желания. Руки женщины все более
  
  настойчиво притягивали мою голову. Я вдруг услышал приглушенный, с трудом
  
  произнесенный сквозь зубы голос: " Поцелуй хоть меня." То были первые
  
  слова, произнесенные женщиной за вечер. Мой рот потянулся к ее губам, яркая
  
  окраска которых алела при слабом свете ночника. Она с силой прижала мою
  
  голову к своей груди, а затем стала толкать ее дальше вниз. Сама же
  
  быстрыми движениями передвигала свое тело по скользкой подушке и я опять
  
  услышал измененный, прерывающийся от нетерпения голос: "Да не губы...
  
  Неужели вы не понимаете! Поцелуйте меня там, внизу..." Я, действительно,
  
  едва понял. Конечно, я слышал о таких вещах. Немало анекдотов на эту тему
  
  рассказывали мои товарищи. Я даже знал имя одной такой кокетки, но я
  
  никогда не представлял, что это может случиться в моей жизни.
  
  Руки женщины не давали мне времени на изумление - они впивались
  
  коготками в концы моих волос, ее тело поднималось все выше и выше. Ноги
  
  расжались, приблизились к моему лицу и поглотили его в тесном объятии.
  
  Когда я сделал движение губами, чтобы захватить глоток воздуха, острый,
  
  нежный и обольстительный аромат опьянил меня. Мои руки в судорожном объятии
  
  обняли ее чудесные бедра, и я утонул в поцелуе бесконечном, сладостном,
  
  заставившем забыть меня все на свете. Стыда больше не было. Губы впивали в
  
  себя податливое тело и сами тонули в непрерывном лобзании, томительном и
  
  восхитительном. Тело женщины извивалось, как змея и влажный жаркий тайник
  
  приникал при бесчисленных поворотах к губам, как будто живое существо,
  
  редкий цветок, неведомый мне в мои 28 лет. Я плакал от радости, чувствуя,
  
  что женщина готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая рука
  
  скользнула по моему телу, на секунду задержалась на тягостно поникшей его
  
  части, сочувственно и любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи и
  
  сосудов. Так, наверно, маленькая девочка огорченно прижимает к себе
  
  ослабевшую оболочку мячика, из которого вышел воздух.
  
  Эта дружеская ласка сделала чудо. Это было буквально воскрешение из
  
  мертвых, неожиданное и стремительное воскрешение Лазаря: сперва чуть
  
  заметно тронулась его головка, потом слабое движение прошло по его телу,
  
  наливая его новой, свежей кровью. Он вздрогнул, качнулся, как от слабости,
  
  и вдруг поднялся во весь рост.
  
  Желание благодарно поцеловать женщину переполнило мою грудь: я сильно
  
  прижался губами к бархатистой коже бедер, оставляя на ней следы поцелуев.
  
  Затем я оторвался от этого чудотворного источника, его ароматная теплота
  
  вдохнула моего воскресшего Лазаря к жизни, нетерпеливый, мучительно
  
  сладостный тайник поглотил его в недра.
  
  Наслаждения были легковесны, как молния, и бесконечны, как вечность.
  
  Все силы ума и тела соединились в одном желании дать, как можно больше
  
  этому полудетскому телу радости, охватившему меня своими объятьями. Ее руки
  
  сжимали мое тело, впиваясь ногтями в мои руки, касались волос, не забывая о
  
  прикосновениях более интимных и восхитительных. Не было места, которое не
  
  чувствовало бы их прикосновений.
  
  Как будто у меня стало несколько пар рук и ног. Я сам чувствовал
  
  невозможность выразить двумя руками всю степень этой радости, которая
  
  переполняла меня.
  
  Пои пальцы перебегали по спелым яблокам ее налившихся грудей, щупали
  
  ее голову, волосы, плечи. Было мучительно, что я не имею еще рук, чтобы ими
  
  ближе, теснее прижать к себе обнимавшее меня тело. Я хотел бы, как спрут,
  
  иметь четыре пары рук, чтобы взять ее тело. Сколько времени, мгновение или
  
  вечность, длились эти объятия я не знаю. Внезапно, обессиленно мы разжали
  
  руки, замерли от счастия и удовольствия. Мы заснули, прижавшись друг к
  
  другу.
  
  2 Не знаю, как долго я проспал. Разбудил меня осторожный шорох. Так
  
  иногда в самой глубокой тишине может разбудить слабый скрежет зубов. Еще
  
  бессознательно я открыл глаза и увидел, что женская фигура, наклонившись,
  
  сидя на корточках, что-то ищет на полу при слабом свете. На ней ничего не
  
  было. Я быстро поднялся, но в тот же момент раздался ее испуганный голос:
  
  - Не смейте смотреть на меня, отвернитесь от меня, я раздета.
  
  Мне было трудно удержаться от смеха, эта неожиданная стыдливость после
  
  всего, что произошло, была слишком забавной. Но я послушно закрыл глаза с
  
  чувством некоторого удовлетворения, которое всегда доставляла мне мысль,
  
  что ты обладаешь женщиной, не слишком доступной и не лишенной стыдливости
  
  и, как только мои веки сомкнулись, я снова почувствовал приступ
  
  непреодолимой дремоты. Однако женщина не дала мне уснуть прежде, чем я ушел
  
  на свою постель. Я разделся, умылся, погрузился в неясную прелесть
  
  сновидений. Ни одного из них я не запомнил. Бывает так, что целая стая снов
  
  осеняет наш покой, сменяясь радостным и быстрым чередованием, свежестью
  
  счастья.
  
  Подсознательно мне врезался в память один из них, последний. Мне
  
  чудилось, что ранним утром я лежу у себя в комнате, где прошло мое детство
  
  и юность. Я сам еще юн, мне 17 лет. Сквозь сомкнутые веки я чувствую, как
  
  золотые солнечные лучики врываются в комнату и в сверкающих полосах пляшут
  
  серебряные пылинки. Ласковый крошечный котенок играет, прыгает по моему
  
  телу. Движения его щекочут меня. Вот он пробежал по моим ногам,
  
  остановился, будто бы в раздумье, или вернуться обратно, или свернуться
  
  клубком. Я ясно вижу его смешную мордочку, которая с любопытством озирается
  
  вокруг. Он делает грациозное движение и вдруг в острых щелочках его зрачков
  
  загорается интерес - он увидел что-то привлекательное. Оно так близко от
  
  его мордочки, что он не меняя позы может достать его, надо только протянуть
  
  лапку. Такая забавная игрушка. Он шаловливо трогает лапкой и смотрит, как
  
  она слегка качнулась. Котенок заинтересовался. Осторожно приподняв двумя
  
  лапками этот предмет, он рассматривает его. Это очень интересно. Забавная
  
  игрушка, словно учитывая его желание, поднимается, как живая. Он быстро
  
  ударяет ее лапкой и, выгнув спину, взъерошив шерсть, приготовился
  
  защищаться. Она обиделась на его дерзость, стала во весь рост и оказалась
  
  больше, чем сам котенок. Он напуган, его мучает любопытство. Кто знает,
  
  может быть красный, свежий кусочек съедобен. Враг не хочет нападать, он не
  
  обращает внимания на пристальный взгляд узких зрачков, он хочет опять
  
  уснуть, когда, внезапно осмелев, котенок решает коснуться языком его
  
  головки. Маленькие лапки с нетерпением перебирают по коже. Это не удается и
  
  коготки чуть-чуть царапают мне бедро и живот. Внезапно во мне пробудилось
  
  сознание. Я увидел освещенное солнцем купе. Поезд стоял. Женское личико,
  
  любопытное и смешное, как у котенка, смотрело на меня. Незнакомка, ведь я
  
  не знал еще, как ее зовут, сидела на постели, облокотившись на столик,
  
  разделяющий наши диваны и наблюдала за мной. Теперь я мог разглядеть ее
  
  лицо. Оно было прекрасно.
  
  Неровные лучи солнца падали на короткие кудри, дробились о них
  
  тысячами искорок, а в больших голубых глазах светилась шаловливость. Я
  
  проследил направление ее взгляда и почувствовал, как краснею:
  
  Скинутое одеяло опустилось ниже пояса, белье открывало тело. О!.. Это
  
  было не совсем скромное зрелище.
  
  Скорее напротив, но оно не смутило мою соседку. Вытянув руку, она
  
  перебирала напрягшуюся часть моего тела, острые ногти царапали мне живот.
  
  Мгновенно сон покинул меня. Она прочла это сразу по той искре, которая
  
  одновременно вспыхнула в моих глазах и под ее рукой. Раздался мелодичный и
  
  совсем тихий смех:
  
  - Наконец-то, разве можно быть таким соней? - я хотел подвинуться к
  
  ней, но она предупредила меня. Не надо, хочу к вам!
  
  Она быстро перебросила свое тело ко мне на диван. Я остался лежать
  
  неподвижно. Она села у меня в ногах и по-очереди подобрала ножки. С улыбкой
  
  посмотрела мне в лицо. Острые, чудесные груди просвечивались скозь тонкий
  
  батист рубашки такой короткой, что она оставляла открытыми ее ножки.
  
  Блестящие коготки на них прижались к полотну простыни, круглые колени
  
  слегка приподнимались, линии безупречной чистоты вели от них к бедрам,
  
  розовому мрамору живота.
  
  Там, где эти линии готовы были соединиться на меня смотрел, разделяя
  
  их, большой удлиненный глаз. Он не был светел и смешлив, как глаз женщины.
  
  Из-за густой сети его приподнятых ресниц проникал глубокий взгляд
  
  пристально и слегка расширенного разреза, из которого чуть-чуть выглядывал
  
  зрачок.
  
  Казалось, этот глубокий глаз мирно и неслышно дышит, чуть заметно
  
  сужаясь и расширяясь. И с этим дыханием приоткрывалась какая-то неведомая
  
  глубина.
  
  Да, именно так. Мне казалось, что сама женщина пристально и зовуще
  
  смотрит на меня, подчеркивая красоту ее по-турецки сложенных ног. Этот
  
  настойчивый взгляд потряс меня. По мне пробегали желания, и, зажженый этим
  
  огнем светильник, выдал перед ней огненный язычек пылающего тела.
  
  Насытившись волнением, которое она читала в моих глазах, женщина
  
  приподнялась на колени и меряющий меня взгляд стал еще глубже, расширяясь с
  
  нетерпением и вниманием. У меня не было сил приподняться. Я ждал, Елена (я
  
  уже знал, как ее зовут) придвинулась ближе. Круглые ее колени крепко
  
  охватили мои бедра и она стала медленно опускаться на то, что ее ждало,
  
  стоя во весь рост. Я знал, что через секунду наступит наслаждение, столь же
  
  сильное, как и испытанное несколько часов назад. Я ждал, затаив дыхание.
  
  Я почти ощутил, как мой член погружается в горячую глубину. Но, едва
  
  коснувшись того, что ее ожидало в этом погружении, Елена быстро привстала и
  
  села спиной к моему лицу. Не знаю, сколько времени продолжалась эта пытка
  
  блаженством. Ни на одну минуту тело женщины не оставалось неподвижным, и в
  
  то же время изгибы ее были такие вкрадчивые и медлительные, что казалось я
  
  никогда больше не смогу отвести взор, так долго томивший меня. Она
  
  прижалась к моей голове все так же, обнимая меня коленями. Вдруг я ощутил у
  
  себя на губах шелковые ресницы, припухшие веки закрывали мне рот и розовый
  
  требовательный зрачок коснулся моего языка. О! Теперь я был не так
  
  безрассуден и не терпелив, как ночью. Я уже мог рассчитывать силу и
  
  нежность моих ласк. Я не знаю, какие ласки наиболее отзывчивы и
  
  пленительны, я послушно откликнулся на зов моей страсти, почти жестокой от
  
  невозможности найти себе удовлетворение. Елена склонилась надо мной,
  
  внезапно ее талия наклонилась, руки упали к моим коленям, мои бедра ощутили
  
  упругость ее груди. С невыразимым содроганием я ощутил ее ласки, они же
  
  были непередаваемо сладостны.
  
  Ножки Елены сжимали мою голову, ее ноготки бессознательно царапали мне
  
  ноги, ее литой ротик ласкал вибрирующую от наслаждения кожу неисчислимым
  
  количеством поцелуев, легких, мгновенных, влажных. Потом горячие губы
  
  впились в выдающуюся часть моего тела, которая исчезла за их мягкой тканью
  
  так, что я чувствовал прикосновения острых зубок, слегка сжимавших
  
  напряженную часть тела. Момент сильнейшего упоения приближался, тело
  
  женщины изгибалось в пароксизмах страсти, руки рвали полотно простыни.
  
  Вдруг она вся ослабела, словно раненая птица. Ее губы оторвались, ноги
  
  расжались и безжизненное тело распростерлось около меня. Ее горячая щека
  
  лежала на моих бедрах. Я пока не был утомлен и хотел возобновить ласки, но
  
  ее утомленный голос остановил меня:
  
  - Нет, нет, подожди, дай мне прийти в себя! Медленно потекли минуты,
  
  солнце поднималось над горизонтом и шелк волос отливал золотом. Они были
  
  так близко, что мое дыхание шевелило их нити, на которых блестела влага,
  
  как роса на утренней траве. Елена приподняла голову и сейчас же откинулась
  
  опять, вытянув ноги. Уютное тепло во впадине притянуло мои губы. Это
  
  прикосновение пробудило Елену от легкого покоя. Мелодичный тихий смешок
  
  мешал ей говорить. Ой, ой, оставь, я боюсь, ой! Не могу, ха-ха-ха, пусти,
  
  боюсь щекотки...
  
  Опять круглые колени охватили мои бедра, розовый язычек выглянул из
  
  маленькой, жадно раскрытой пасти.
  
  Жаркий зев ее приближался и, наконец, поглотил горящий перед ним
  
  светильник. Влажно дышало ее тело вокруг воспаленного венчика. Я видел по
  
  лицу Елены, что она опять поддается опьянению, ноздри ее раздвинулись,
  
  полузакрытые глаза мерцали почти бессознательной синевой. Рот приоткрылся,
  
  обнажая мелкий розовый жемчуг зубов, сквозь который чуть слышен был
  
  взволнованный шепот:
  
  - Ну иди, иди же, теперь хорошо... Нет, нет, не спеши... Делай это
  
  равномерно...
  
  Она не только звала, ее рука вела за собой, указывая путь, но не
  
  пуская дальше, удерживая в глубине своего тела часть моего существа, не
  
  давая ему совсем погрузиться в блаженство. Она вытянула свои стройные ножки
  
  так, что они оказались у меня под мышками. Она откинулась назад всем
  
  корпусом и села на мои колени. Я был готов закричать от невыносимой боли,
  
  но в это же время восторг острого наслаждения пронзил меня. Наверно и Елена
  
  испытывала боль, ей было трудно говорить:
  
  - Подожди еще несколько секунд... Это так восхитительно... Мне
  
  кажется, что я сейчас поднимусь на воздух. - И она сделала движение,
  
  приподнимаясь, чтобы ослабить напряжение живой пружины, и снова откинулась
  
  назад, испытывая облегчение. О! Это была непередаваемая пытка страсти, не
  
  знаю, смог бы я выдержать до конца, но в то время, когда Елена, опершись
  
  руками о мои колени, откинулась назад, раздался лязг буферов. Сильный
  
  толчок рванул поезд, руки женщины не выдержали, и она всем телом опустилась
  
  на меня, потряся до глубины мое тело, жаждущее минуты последнего слияния.
  
  Ритм быстро несущегося поезда удесятерил степень моих ласк и эта последняя
  
  минута наступила. Елена заснула в моих объятиях, розовая, обнаженная.
  
  3 В Вильнюс поезд пришел около полудня. Я не нашел в себе мужества
  
  расстаться с этой, внезапно попавшей в мою жизнь женщиной. Мысль о разлуке
  
  казалась мне дикой и нелепой. Все мои чувства, мысли желания были пронизаны
  
  ею. Воспоминаниями нельзя было наслаждаться. Приступ отчаяния испытал я,
  
  когда Елена оделась и я увидел ее в строгом черном платье. Контраст этого
  
  одеяния с тем чувством, которое наполняло все клетки моего тела, был так
  
  соблазнителен, что мне захотелось тут же еще раз овладеть ею. Но она резко
  
  отстранилась, как будто этот костюм напомнил ей то, что с концом дороги
  
  кончится и наша близость. Я спросил:
  
  - Мы остановимся вместе?
  
  Я очень этого хотел. Мой страх был напрасен, она согласилась и еще по
  
  дороге в гостиницу я имел возможность убедиться, что она не хочет забыть
  
  мое тело. Мы ехали в открытом автомобиле. Она сидела не слишком близко от
  
  меня. Нежный овал ее лица под черной вуалью был строг и печален, и это
  
  выражение совершенно не вязалось с быстрыми движениями ее рук, продолжавших
  
  ласкать меня. В гостинице нам предложили двухкомнатный номер, приняв нас за
  
  мужа и жену. Я искоса взглянул на нее, боясь, что она откажется, но она
  
  спокойно поднималась по лестнице, следом за коридорным, который нес
  
  чемодан.
  
  Я до сих пор не знал, кто моя спутница. Ее траур давал мне надежду,
  
  что она вдова. Судя по тому, как охотно она согласилась занять со мной
  
  номер, общественное мнение не имело для нее большого значения и не могло
  
  служить препятствием к продолжению нашей связи. Хотя остатки инстинктивной
  
  стыдливости в сочетании с совершенным бесстыдством, с которым она отдалась
  
  мне, и разнообразие ласк, придавшее такую пикантность нашей близости,
  
  иногда смешили меня.
  
  Так, например, она долго не открывала дверь, когда я, вернувшись из
  
  парикмахерской, постучал в номер.
  
  - Нет, нельзя, я не одета. - Я слышал шум передвигаемых вещей. Я
  
  продолжал настаивать, но она, отказавшись открывать дверь, снова
  
  полураздраженно, полушутливо отвечала. - Но ведь я совсем раздета. Да вы с
  
  ума сошли. Фу, какой стыд. Нет, ни за что.
  
  Пожалуй не стоит говорить, что как только я был впущен в комнату ( а
  
  на это потребовалось значительно меньше времени, чем надо, чтобы одеться)
  
  эта стыдливость стала совсем не строгой. Мы довольно много бродили по
  
  городу, заходили в старый монастырь, блуждали по темным аллеям парка, и
  
  даже совершили прогулку по быстрой речке среди тенистых берегов. Лодка
  
  медленно скользила по темной воде, легкий ветерок освежал наши
  
  разгоряченные головы. Было удивительно хорошо. Наступил тихий и нежный
  
  вечер, когда мы вернулись в гостиницу, чтобы отдохнуть и переодеться.
  
  Нечего говорить, что нам удалось только второе. Я все не мог равнодушно
  
  видеть, как из глубокого траура обнажается стройное тело, гибкое и молодое.
  
  Каждое ее движение, пойманное моими глазами, немедленно передавалось
  
  безошибочным рефлексом по всему телу, сосредотачивая кровь, мускулы, силы,
  
  вновь пробуждающееся желание. Нет, эти полчаса нам отдыхать не пришлось! В
  
  сиреневом сумраке вечера было заметно, какие глубокие сладострастные тени
  
  легли у Елены под глазами. Эти глаза мерцали, то вспыхивая огоньком
  
  пережитого наслаждения, то потухали от тяжести перенесенной усталости. Ее
  
  руки, ослабленные в объятиях, беспомощно повисли вдоль склоненного в истоме
  
  тела. Заласканные мною колени сжимались лениво и бессильно, маленьким
  
  ступням передавалось их медленное движение, отчетливо обвивался вокруг юных
  
  бедер тяжелый шелк черного платья. Когда я следил за ее движениями, мне
  
  казалось, что я вижу обнаженные линии точеных икр. Лаская глазами уютные
  
  ямочки под круглыми коленями, я созерцал безукоризненный подъем бедер,
  
  увенчанных как ореолом рыжеватыми волосами, под пушистым клубком которых
  
  вздымался розовый мрамор живота. Мне казалось, что я погрузился взглядом
  
  полным наслаждения в таинственные места, в которых темнела едва приоткрытая
  
  дверь, сжатая сведенными стройными ножками. Но в то же время усталость
  
  одолевала мною.
  
  Она делала движения вялыми, ленивыми руками, внезапно сковывала
  
  движения ног и расслабляющей волной проходила по икрам. Я начинал опасаться
  
  того повторного страшного паралича, который так внезапно овладел мною в поезде. Я хотел отказаться от ласк,
  
  чувствуя, что дремота начинает окутывать мое сознание, но все еще мечтал о
  
  нежном объятии и трепетал при мысли, что завтра может быть, должен буду
  
  расстаться с Еленой. Мы рано пришли домой, поужинав у Шумана, где на
  
  счастье удалось получить несколько бутылок вина. Я выпил их почти один
  
  потому, что Елена, сделав несколько глотков, сказала, что она пьяна и без
  
  вина.
  
  - Нет! Теперь спать, - решительно сказала она на мою попытку обнять
  
  ее.
  
  Мы вошли в комнату. Несколькими быстрыми движениями она сбросила с
  
  себя платье, которое упало у ее ног, открывая совершенно новое существо. Не
  
  садясь, она стоя, держась за спинку стула, сняла чулки, высоко открыв
  
  молодую белизну ножек, потянула за тесемку, нетерпеливо пошевелив бедрами,
  
  отчего края батистовой рубашки разошлись и снова сошлись, обнажив на
  
  мгновение кудрявый холмик. Как будто чужое, бешеное существо, с невыносимой
  
  силой пытающееся разорвать преграду, мешающую ему наслаждаться этим
  
  зрелищем поднялось во мне. Да, трепетать и сдерживаться было невозможно!
  
  Вся моя мужская гордость встала на дыбы. Я тоже встал. Елена насмешливо,
  
  через плечо, поглядела на меня, потом сбросила лифчик, осталась в одной
  
  коротенькой рубашке, едва прикрывавшей ее прелести, и, подойдя к
  
  умывальнику, стала умываться. Я следил за ней, поглощенный желанием,
  
  сдерживать которое с каждой минутой становилось все труднее. Высоко подняв
  
  над головой руки, она потянулась к верху ленивым движением, от которого
  
  поднялась рубашка, открыв то место, которое я ждал. Я замер в ожидании, но
  
  как будто угадав мое желание, Елена рассмеялась, и, наклонившись над нишей,
  
  стала брызгать воду себе в лицо, вскрикивая от удовольствия. Тело
  
  напряглось, округлилось, она как бы предлагала себя для совокупления.
  
  Слегка откинувшись, она смотрела с улыбкой, в которой снова показалось
  
  знакомое мерцание приближающейся страсти. Все мое существо напряглось, как
  
  убийца, готовый вонзить нож в тело жертвы. И я вонзил его. Я погрузил
  
  клинок в горячую влажную рану на всю глубину с таким неистовством, что
  
  Елена затрепетала. Ее голова откинулась, руки судорожно вцепились в
  
  мраморный столик. Маленькие ступни оторвались от пола и обвились вокруг
  
  моих напряженных ног. Я не знаю чей стон, мой или ее раздался, приглушенный
  
  приливом нового наслаждения.
  
  Упоение охватило Елену почти мгновенно. Она безжизненно повисла у меня
  
  на руках, ее ноги шатались и она наверно упала бы, если бы ее не
  
  поддерживала опора более страстная и крепкая.
  
  - Подожди... Больше не могу. Ради бога, отнеси меня на кровать. - Я
  
  схватил ее на руки и понес, как добычу. Пружины матраса застонали с жалобой
  
  и обидой, когда на них обрушилась тяжесть наших тел. Елена молила о пощаде.
  
  Прошло несколько минут, прежде чем она позволила возобновить ласки. Ее
  
  ножки раздвинулись, руки приобрели прежнюю гибкость, чудесные, словно
  
  яблоки, груди подняли твердые жемчужины сосков. Она опять хотела меня,
  
  держа рукой символ моей страсти. Она передала силу своей благодарной
  
  нежности в длительном пожатии, чуть слышном и сердечном.
  
  Она любовалась им. - Подожди, не лезь туда. Дай мне посмотреть на
  
  него. Какой красавец! Ты похож на факел пылающий багряным огнем. Я как
  
  будто чувствую, как это пламя зажигает все внутри меня, - она лепетала,
  
  теряя сознание от наслаждения. - Дай мне поцеловать его. Вот так! Мне
  
  кажется, что он передает этот поцелуй вглубь моего тела. - И вдруг она
  
  шаловливо заметалась, восхищенная новой мыслью. - Какой ты счастливый, ты
  
  можешь ласкать сам себя. Ну, конечно, попробуй нагнуться. Да нет, не так,
  
  еще сильней. Вот видишь. Неужели тебе никогда не приходилось?.. Я еще
  
  девочкой плакала от того, что не могу себя поцеловать там внизу. У меня
  
  была сестра на год старше меня, и мы по утрам садились на кровати и
  
  пригибались, стараясь коснуться губами. И когда казалось, что остается
  
  совсем немного... А потом мы ласкали друг друга...
  
  Она притянула меня к себе, замкнула кольцом на мне свои ножки. Впилась
  
  в торс и я почувствовал, как упругие, словно маленькие комочки резины,
  
  пятки, скользя, то опускаются, то вновь взбираются по моей спине.
  
  - Еще, еще... - шептала Елена, задыхаясь. Я удесятерил свои ласки в
  
  стремлении дать ей полное блаженство, погрузиться хотя бы на несколько
  
  миллиметров глубже в ее тайник. - Поцелуй сюда, - попросила Елена, указывая
  
  на ложбинку, разделяющую грудь. Мне кажется, что он достанет до этого
  
  места.
  
  Снова наступил пароксизм страсти, не разделенный мною. Я уже не владел
  
  собой, прекратить ласку было не в моих силах, будто не часть моего тела, а
  
  металлический утомленный поршень с тупой жестокостью бездушной машины
  
  терзал тело женщины. Ей тоже было не легко. Иногда в ней опять мгновенным
  
  огнем вспыхивала жизнь, но эти минуты были все короче, судороги упоения
  
  наступали все чаще, быстрее. Казалось, что мое тело обратилось в один,
  
  лишенный мысли и воли, орган страсти. Я был измучен, я задыхался, ждал
  
  чтобы поток влаги потушил наконец жар, не дающий ни мне, ни Елене
  
  наслаждения. Она умоляла меня:
  
  - Подожди... Оставь меня, я больше не могу. Нет сил... Мне кажется,
  
  что так можно умереть... Ведь это уже в шестой раз!
  
  И как будто получив новые силы, как будто чувствуя, что эта ласка
  
  может в самом деле убить ее, она отчаянным усилием вырвалась из моих
  
  объятий, выскользнула из под моих прижимавшихся плеч и распростерлась на
  
  постели почти без сознания. Она потянулась к ночному столику, стоявшему
  
  возле кровати, и едва удержалась. Я почувствовал, что настоящее пламя,
  
  подобное струе растопленного масла охватило нежные покровы моего тела. Это
  
  Елена схватила мой член ладонью, наполненной одеколоном. Я был потрясен
  
  внезапной, жгучей болью до того, что потерял способность осознавать, что
  
  она хочет делать. Склонившись надо мной курчавой головой, Елена дышала на
  
  нежную обнаженную поверхность моей кожи. Это легкое дыхание давало необычно
  
  успокаивающее и ленивое удовольствие. Потом ее влажные губы, острый язычек
  
  прилипли к сухой коже и дразнили ее с бесконечной нежностью.
  
  Начали бродить по телу, чутко вибрирующему и замирающему под этой
  
  лаской. Ее руки бродили по моему телу, почти не касаясь его. От их
  
  вздрагиваний исходила тоска нарастающей страсти Елены, как будто передавая
  
  на расстояние всю силу нежности, воспринятой от меня, за этот час
  
  непрерывной ласки. Концы ее пальцев источали сладостное томление,
  
  разливающееся по всему телу. И когда эти пальцы прикасались случайно к
  
  тугому пучку мускулов, сосудов кожи, я чувствовал, что минута освобождения
  
  приближается. Прикосновения рук, губ, языка становились все быстрее и
  
  настойчивее, непрерывнее, наконец, они слились в одно нераздельное
  
  наслаждение. Страстная дрожь прошла по моим членам. Стон вырвался из
  
  стиснутого рта.
  
  Бурная волна брызгнула и пролилась, впитываемая приникшими губками
  
  Елены. Я видел, как по напряженному горлу прошелся тяжелый вздох, как будто
  
  она сделала сильный глоток. Я ослабевал, таял, терял сознание от блаженства
  
  и бессилия. Сон, в который я погрузился тотчас же по окончании ласки, можно
  
  сравнить со смертью.
  
  4 Я открыл глаза утром. Елены со мной не было.
  
  Свозь сон я подумал, что должно быть еще поздно и тотчас же снова
  
  погрузился в забытье. Неясные сновидения принесли мне смутные воспоминания
  
  неописуемых ласк, пережитых накануне. Тревожным и сладостным волнением
  
  взмыло отдохнувшую кровь, и в тот же миг я услышал стук женских каблучков в
  
  коридоре и шелест платья, приближающийся к моей двери. Сон мгновенно
  
  покинул меня. Я почувствовал, что пробуждаюсь отдохнувшим, полным бодрости
  
  и сил. Я приподнялся на локте и вытянул голову в направлении двери, в
  
  которой должна была появиться Елена. Шаги простучали мимо, шелест раздался
  
  в конце коридора. Это становилось страшным, отсутствие Елены продолжалось
  
  долго. Я встал и еще, не сознавая в чем дело, начал быстро одеваться. Елены
  
  не было. Чемодан, в котором был приказ, торчал из-под неплотно прикрытой
  
  двери платяного шкафа. Я твердо помнил, что вчера запирал шкаф на ключ,
  
  убедиться в обратном было делом нескольких минут. В эти минуты я
  
  почувствовал страшное подозрение, которое, как молния, пронзило мой мозг
  
  еще раньше, чем я открыл двери шкафа. В моей памяти мгновенно пронеслась
  
  слабо освещенная фигура Елены, склонившаяся в темном купе над моими вещами.
  
  Ее ипуганный голос:" Не смейте входить!" И отказ пустить меня в номер,
  
  когда я вернулся из парикмахерской.
  
  Чувство смертельного холода коснулось моих волос. Я резко распахнул
  
  двери шкафа и увидел: чемодан открыт, приказ исчез...
  
  Сомнений не было. Эта женщина одурачила меня, как мальчишку. Мне
  
  показалось, что сразу вдруг обрушился весь мир. 28 лет достойной
  
  осмысленной жизни, семья, карьера, честь - все полетело в преисподнюю.
  
  Я чувствовал смерть у себя за плечами. Ничего не может быть ужасней,
  
  чем ужас перед ответственностью, страх заслуженного позора, невыносимый
  
  стыд за преступную небрежность. Меня мучила мысль, что для этой женщины я
  
  был не более, чем случайное происшествие, которое ей пришлось пережить,
  
  чтобы достигнуть цели.
  
  Совершенно не связанная со мной лично, она играла, как играет котенок
  
  с мышью. Меня переполняла злоба.
  
  Еще более невыносимо было сознавать, что никогда больше глубоким,
  
  влажным, шелковистым, ресницам, дышащим медленно и ровно, то расширяясь, то
  
  вновь сужаясь, словно сладострастный взгляд из под батистовой сорочки, не
  
  возникнуть в моей памяти и не пройти по каждому нерву настойчивым, нежным
  
  порывом. Я понял, что лишиться этой женщины было выше моих сил. Я должен
  
  разыскать ее, чтобы выполнить свой долг офицера и утолить жажду мужчины. Во чтобы то ни стало я найду ее,
  
  спасусь или погибну вместе с ней.
  
  Через несколько минут я мчался по пыльному шоссе. Не стоит
  
  рассказывать, как мне удалось найти верный путь. Теперь, пожалуй, я даже не
  
  смог бы объяснить это. Скорее всего мне помогла безошибочная интуиция.
  
  Что-то неопределенное в моем сознании, присутствие чего даже не
  
  подозреваешь обычно, и что с необыкновенной силой и точностью начинает
  
  действовать в решающие моменты, помогли мне к полудню перебраться через
  
  бесконечные обозы, эшелоны маршевых рот, нескольких рядов тянувшихся
  
  орудий, грузовиков и телег, нагруженных крестьянским скарбом, крестьян,
  
  напуганных слухами о близком начале боев и бессмысленно уходящих на восток.
  
  В деревне Лацанды я услышал, что совсем молодая, хорошенькая женщина в
  
  костюме сестры милосердия за час перед этим наняла подводу, чтобы уехать в
  
  Оранды.
  
  Машина мчалась по выбитой дороге с бешеной скоростью. Я не знал уже
  
  бега времени. Наконец, вдали показалась жалкая таратайка, в которой рядом с
  
  угрюмым белорусом сидела женщина с белой повязкой на голове. Расстояние
  
  между нами сокращалось с каждой минутой. Женщина обернулась, я увидел, как
  
  ужас исказил ее лицо. Она в отчаянии замахала руками, впилась пальцами в
  
  возницу, он зацокал, задергал вожжами, хлестнул кнутом по лошади, которая
  
  понеслась вскач.
  
  - Стой! - закричал я, выхватил револьвер и выпустил одну за одной все
  
  пули. Прижавшись от страха к сидению, крестьянин остановил бричку. Елена
  
  спрыгнула и бросилась к маленькому лесочку на расстоянии нескольких сажен
  
  от дороги. Я стиснул плечо шофера.
  
  - Корнет, быстрее! Постарайтесь объехать лес этой стороной. Караульте
  
  там! - Мне стало страшно, что спасти ее уже невозможно, но думать не было
  
  времени и я бросился в чащу невысоких деревьев и кустарников.
  
  Не знаю, как долго я пробыл в лесу. Все кругом было тихо и
  
  безжизненно. Хруст ветки под ногами заставлял меня вздрогнуть. Даже птиц не
  
  было слышно, сказывалась близость фронта. Много раз я хотел прекратить
  
  поиски, выйти в поле, чтобы позвать на подмогу. Было ясно, что необходима
  
  облава, которая могла бы обыскать каждый куст, осмотреть каждое дерево. Но
  
  я все еще не решался уйти. Меня останавливала мысль, что если ее найдут
  
  другие, я не смогу ее спасти и в то же время страшился, что она может выйти
  
  из леса и скрыться.
  
  Надвигались тучи, стало темнеть. Приближался вечер, я стал осторожно
  
  прислушиваться. В густой тишине малейший шорох отдавался в моих ушах. Рыжая
  
  белка, распушив хвост, беспечно взбиралась на высокую ель. Я бессознательно
  
  следил за ней глазами. Она не замечала меня, движения ее были легки и
  
  свободны.
  
  Она добралась до самой верхушки дерева и перепрыгивала с ветки на
  
  ветку с ловкостью акробата. Вцепившись за тонкие ветки передними лапками,
  
  привстала, готовая к новому прыжку, но вдруг застыла, затаилась,
  
  подозрительно навострив уши. Вся ее поза выражала страх и недоверие, в
  
  глазах блестел испуг попавшей в беду старушки сплетницы. Взглянув туда,
  
  куда была обращена мордочка белки, я увидел Елену. Она судорожно вцепилась
  
  в ветку дерева и прижалась к стволу, как бы желая спрятаться под его
  
  защитой. Сидела на верхушке дерева, глядя на меня такими же злобными
  
  напряженными глазами, какими следила за ней белка. Я едва не вскрикнул от
  
  радости. Нет, это не была гордость офицера, достигшего своей цели и
  
  спасшего может быть целую армию. Меня поразил восторг встречи с любимой
  
  женщиной. Она была со мной наедине. В несколько прыжков я достиг дерева и
  
  стал взбираться по ломающимся под ногами сухим веткам. Я ничего не говорил.
  
  Я еще не мог найти слов, мне нужно было обнять ее, ощутить под руками черты
  
  ее прекрасного тела до последнего изгиба. Она впилась в меня взглядом,
  
  полным страха и ненависти, слегка приоткрыв рот. Наконец, моя рука
  
  коснулась ее ноги. Дрожащими пальцами я схватил ее за полные икры, но она
  
  сильным ударом каблука рассекла мне кожу на подбородке. И стала взбираться
  
  на сгибающуюся под нашими телами тонкую вершину. Ничего не сознавая, я
  
  поднимался следом за ней, дерево дрожало. Раздался треск обламывающихся
  
  веток, я мгновенно понял опасность.
  
  Мы висели на высоте около 10 аршин над землей. Я хотел что-нибудь
  
  сказать, объяснить Елене, что хочу ее спасти, что она только должна отдать
  
  приказ. Я поднял голову и голубые глаза женщины засветились незнакомым
  
  мерцанием страсти. В них горел огонь непередаваемой ненависти. Елена
  
  держалась рукой за ствол елки, как будто собиралась прыгнуть вниз, стояла
  
  широко расставив ноги на широко расходящихся сучьях.
  
  Порыв внезапно налетевшего ветра раздул ее платье, прямо надо мной
  
  темнел глубокий, ненасытный, затемненный густым шелком волос таинственный
  
  глаз. Почти теряя сознание от охватившего меня желания, я сделал движение
  
  вверх, остый каблук ударил меня по голове, раздался треск ломающихся веток,
  
  тело Елены пролетело мимо меня и я услышал, как оно ударилось о землю.
  
  В тот же миг я был возле нее. Она лежала бессильно, подвернув одну
  
  руку, платье поднялось к верху, открыв белизну безукоризненно красивых
  
  ножек.
  
  Глаза ее горели болью отражения. Не думая о приказе, не произнося ни
  
  звука, я накинулся на это тело, мял его руками, рвал скромное платье сестры
  
  милосердия.
  
  Впивался губами в нежные овалы груди, мои сапоги придавили колени
  
  женщины, разжимали их, царапая тонкую кожу. Она отбивалась с ненавистью и
  
  отчаянием.
  
  Ее зубы со страшной силой вонзились в мою шею. Ногти покрыли мое лицо
  
  кровавыми царапинами. Она пыталась достать, придавленную тяжестью моего
  
  тела, сломанную при падении руку. Но все было напрасно. Я придавил плечами
  
  ее извивающееся тело, руками развел в стороны ее бедра и яростно проник в
  
  глубину ее тела. Но не лаская любимую женщину, я вгонял жестокое орудие в
  
  тело умирающей преступницы. В глазах Елены я читал ненависть. Я был уверен,
  
  что через несколько мгновений уловлю в ее глазах знакомое огненное желание,
  
  но в этот миг сумасшедшая, ни с чем не сравнимая боль в смертельной
  
  судороге свела мое тело. Елена единственной здоровой рукой схватила и
  
  стиснула со всей силой, почти сплющила клубок нервов, который только
  
  накануне ласкала с такой поразительной нежностью. Я закричал, как безумный
  
  и, теряя сознание от ужасной боли, ослабил руки. Елена быстро вскочила на
  
  ноги и бросилась бежать. Я не имел сил больше преследовать ее.
  
  - Вот она! Держите ее! - раздались крики и я увидел отряд солдат,
  
  кинувшихся в погоню за Еленой.
  
  Через 2 минуты Елена была поймана. Со всей злобой и ненавистью, какую
  
  только знают люди я приказал:
  
  - Это шпионка! Обыскать ее! - Десяток рук с удовольствием обшарили
  
  молодое тело. Приказа не было. Где приказ? - спросил я, чувствуя, как
  
  бешенство лишает меня возможности думать и взвешивать свои поступки. -
  
  Говори, где приказ?! - В бешенстве повторил я. - Разденьте ее донага.
  
  Обыщите ее.
  
  Истерзанное, в синяках и царапинах, но все же еще прекрасное тело
  
  сияло передо мной своей божественной красотой. Она снова пробуждала мою
  
  страсть, возбуждение, для которого не могло быть утомления, охватило меня.
  
  - Режь ветки. Лупи ее! Так, еще сильнее! Ты скажешь, стерва! - кричал
  
  я, как безумный. Грязные и ужасные ругательства неслись из моих уст.
  
  Свистящие удары сыпались по ее голове, каждая кровавая полоса, каждый
  
  свист удара, каждое слово боли я слушал с упоением. Наконец, я опомнился и
  
  круто повернувшись, пошел прочь. Все тело было разбито, голова ныла от
  
  смертельной усталости. Уходя я слышал гоготание солдат, и вдруг опомнился.
  
  Ведь они, скоты, изнасилуют ее. Эта мысль была невыносимой, делиться с
  
  кем-нибудь Еленой. О, нет! Она не должна быть больше ничьей. Я повернулся,
  
  Елена лежала без сознания.
  
  - Это шпионка. Она погубила армию. Повесить ее!
  
  - Скомандовал я и увидел, как откуда то появилась веревка и поднялось
  
  вдруг с земли божественное тело.
  
  Я увидел, как оно вздрогнуло, вытянулось, повисло невысоко над землей.
  
  Дрожь прошла по моему телу. Она была также остра и полна, как прежние
  
  объятия Елены.
  
  Но так же, как и для Елены, для меня эта ласка оказалась последней.
  
  Эта была последняя волна, прилившая к моим жилам. Больше никогда в жизни ни
  
  одна женщина не была в состоянии зажечь этот факел, огонь которого как
  
  будто погас с предсмертными конвульсиями Елены. И Лазарь, когда-то чудесно
  
  воскресший, умер навсегда.
  
  Это возмездие я ношу уже 15 лет. Я хочу наслаждения, вызывая в
  
  фантазии образ далекого сладострастия. Я переживаю муки недостигаемого
  
  сладострастия.
  
  Я жив, полон страсти и вместе с тем - мертв.
  
  Да, может быть вам интересно узнать, что стало с приказом. Его нашли в
  
  саквояже, который Елена оставила в тарантайке. Там же нашли паспорт на имя
  
  Елены Андреевны Родионовой, несколько писем, написанных крупным четким
  
  мужским почерком, начинающихся словами:" Любимая, ненаглядная Стася!"
  
  Приказ о наступлении опоздал. Меня судили. Приговорили к расстрелу, который
  
  был заменен 20 годами крепости. Революция выпустила меня на свободу.
  
  Впрочем, это уже не интересно.
  
  Неизвестный автор - Элеонора
  
  Если в дороги те инуты, если вы любите еня, то исполните ою последнюю
  
  просьбу, ин че оя жизнь - ничто, и я погибну!".
  
  Элеонор, н пис в эти короткие строки, уронил н руки свою голову, пыл
  
  вшую от стр стей, которые не в сил х были унять ни тихий р к обители, ни
  
  олитвы, возносиые господу богу.
  
  "Лор "- позв л он свою прислужницу вполголос. В этот иг дверь отворил
  
  сь и вошл пятн дц тилетняя он хиня с р но р звившиися фори. Об это говорили
  
  и чувственный сл достр стный рот и округлые бедр, полноту которых не в сил
  
  х было хр нить широкое пл тье он хини.
  
  "Лор ", - тихо произнесл ркиз,- "отнеси это письо..., Ты зн ешь коу и
  
  неедленно возвр щ йся обр тно".
  
  Неслышно ступ я, послушниц уд лил сь, скроно потупя гл з. Полные
  
  ягодицы двиг лись в т кт ее ног, к жется, т к и зовя л ск ющую руку
  
  любовник. Гл з ркизы з горелись постоянны огне, он приподнял подол своего б
  
  рхотного пл тья и вложил дв п льц в проежность и почувствов в ерное подр
  
  гив ние пыл ющего глубокого вл г лищ, ркиз обернул сь к р спятию, висевшеу
  
  н д кров тью и уп л перед ни н колени. Т к он и предст л перед свои бого
  
  одну руку воздев к неу, второй сжи я свои ж ждущие половые орг ны.
  
  "Боже ой,- воскликнул Элеонор,- д й не силы, отведи еня от искушения".
  
  Но р спятие олч ло, обн женное и покорное всеу. М ркиз со стр хо з етил,
  
  что гл з ее упорно вглядыв ются в то есто н р спятии, где член р спятого
  
  бог слегк приподни лся под терией. Д же в боге он хиня видел ужчину. М ркиз
  
  вст л, едленно подошл к кров ти и ст л сбр сыв ть с себя прин длежности ту
  
  лет. Он понял:
  
  Олитвы ее не сп сут, вечное пл я ожид ет ее впереди, т к пусть все это
  
  случится скорее. И вот перед кров тью стоит прекр сное обн женное женское
  
  тело. Все оно выр ж ет жел ние-воздр гив ет то ли от ночной свежести, то ли
  
  от стр сти, котор я бушует в груди олодой он хини.
  
  Волосы, п д ющие н плечи, кр сиво оттеняют р орную белизну кожи он
  
  хини. Полные, с теныи пятн и сосков, груди тяжело подни лись, оголенный з
  
  д, слегк отст вленный Элеонорой в предвкушении н сл ждений, извив лся, сжи
  
  я и р зжи я ягодицы, губы он хини вздр гив ли, обн ж я ряд перл утровых
  
  зубов, гл з были плотно з крыты. Одной рукой он хиня гл дил соски грудей,
  
  вторую, чуть р здвинув ляжки он вложил в проежность, введя дв п льц во вл г
  
  лище, отчего вл г лище сдел лось вл жны. Элеонор легл, н кинув н горящее
  
  тело простынь.
  
  Рук он хини скользнул под подушку, п льцы судорожно сж ли свечу
  
  толщиной в дв п льц и длиной в шесть дюйов.
  
  Подняв живот и сильно р зведя ноги, Элеонор почувствов л, к к конец
  
  свечи к с лся тки. Он н прягл живот, сжи я потеплевшую свечу стенк и вл г
  
  лищ, перед ее з крытыи гл з и вст в ли сл достр сные к ртины. Он не з етил,
  
  к к в оент, когд он испытыв л верх бл женств, ее зубы до крови прикусили
  
  нижнюю губу. Элеонор, чувствуя бл год тную н пряженность, с силой вд вил
  
  свечу внутрь себя. Ноги ее з дерг лись, и он в изнеожении откинул сь н
  
  пышную подушку. Он леж л, отдых я, когд дверь отворил сь, впуск я
  
  вернувшуюся лору.
  
  "Я исполнил в ше прик з ние",- ск з л он.
  
  "Я д вно хотел поговорить с тобой кое о че", - прошепт л ркиз и пригл
  
  сил послушницу сесть рядо с собой. "Лор, ил я, зн ешь ли ты к к я уч юсь. Я
  
  готов убить себя", - прошепт л ркиз трепещ все тело. "Че я огу в поочь, оя
  
  н ст вниц? Все что в оих сил х, я для в с сдел ю с р достью", - ответил
  
  Лор. Все это врея руки ркизы скользили по телу девушки. "Обн жи свое тело,
  
  Лор, ы весте буде служить господу богу, и поверь, что н ши дел еу нужней,
  
  че олитвы",- целуя девушку, говорил ркиз.
  
  Лор, все еще не пони я, чего от нее хотят, подчинил сь просьбе ркизы.
  
  Когд с ее плеч уп л полотнян я руб шк, перед ркизой предст ло прекр сное
  
  девичье тело, достойное кисти р ф эля. Особенно возбужд ли Элеонору груди
  
  девушки, торч щие вперед, но уже дост точно полные, с нежнокоричневыи соск
  
  и. "Ложись рядо со ной",- обни я лору горячии рук и, произнесл Элеонор, вся
  
  дрож и пыл я огне преисподней, прижи я к себе упругое тело и покрыв я его
  
  поцелуяи.
  
  "Сожи ои груди и д й не свои",- попросил ркиз. Он ст л ять п льц и
  
  соски грудей олодой он хини, и они ст ли выпуклыи от этой л ски. Тоже с ое
  
  сдел л и Лор. Но вот элеонор повернул сь к ног девушки и ст л целов ть ее
  
  тело сверху вниз: плечи, груди, живот и н конец ее губы ост новились н
  
  бугорке венеры, едв покрыто светлы пухо. Осторожно р здвинув нежные ножки
  
  лоры, ркиз приж л сь рто к губк н сл ждения. Нежно розовый язык Элеоноры
  
  проник во вл г лище, приятно р здр ж я половые орг ны девушки. Гл з лоры то
  
  открыв лись, то з крыв лись, н щечк х выступил руянец, ерное подергив ние
  
  конечностей говорило о буре чувств, проснувшихся в олодо прекр сно теле.
  
  Девушк ст л прижи ть голову ркизы к своеу лобку, движение ног, з д,
  
  живот ст р л сь к к ожно глубже погрузить язык ркизы во вл г лище. Мон
  
  хиня, вся дрож, взял груди лоры в руки и приблизил ее лицо к вздр гив ющеу
  
  животу, который он невероятно опустил, р звел ноги сильнее. Девушк дел л
  
  все. Он нервно прип л к пышной р стительности ркизы, покрыв ющей роскошные
  
  прелести, и ст л дел ть торопливые движения языко, ст р ясь привести ркизу
  
  в то же состояние, в которо н ходил сь с. Руки ркизы легли н ягодицы лоры и
  
  ст ли нежно щекот ть з дний проход. Через некоторое врея толчки
  
  удовлетворенных тел возвестили кульин ционную точку н сл ждения. Еще одно
  
  согл сов нное телодвижение и они обе з стыли в дико, нечеловеческо
  
  восторге.
  
  Женщины леж ли неподвижно, но вот Элеонор, поцелов в губки девушки, ск
  
  з л:"вст нь н четверньки". Т исполнил ее просьбу. Злеонор опустил сь н
  
  колени перед з до девушки, одной рукой притянул ей головку, другой
  
  приподнял ее з д, т к что ст ло видно ее вл г лище.
  
  После этого ркиз ст л водить соск и обеих грудей по вл г лищу и з днеу
  
  проходу до тех пор, пок вл г лище девушки не ст ло судорожно сжи ться и р
  
  скрыв ться. Элеонор олч повернул девушку н спину и легл н нее, вводя во вл
  
  г лище ук з тельный и средний п лец, сложив их винтообр зно. Большой п лец
  
  он ввел себе. Прижи ясь к Лоре все тело, ркиз ст л дел ть движения ужчины
  
  при удовлетворении женщин. Лоре было неного больно р стянувшуюся плевру,
  
  котор я прикрыв л вход в ир н сл ждений, но что эт боль зн чил по ср внению
  
  с н сл ждение, которое впервые испыт л девушк. Гл з ее широко открылись, и
  
  в них сиял бездн р дости. Он поцелов л Элеонору, к к ужчину, и снов содр г
  
  ние тел слилось воедино, отр ж я н пряжение ускулов.
  
  После этого тел их осл бли, и обе женщины в изнеожении, покрывшись
  
  пото, опустили свои тел в об"ятья ягких подушек. Через полч с Лор уд лил
  
  сь. Злеонор вст л с постели, бросив взгляд в теноту ночи.
  
  Он спустил сь через окно в с д, окруж вший гл вный корпус он стыря, и,
  
  чуть подр гив я от ночной прохл ды в небрежно н брошенно к поре, н пр вил
  
  сь к сл бо освещенноу углу он стырского с д.
  
  Огроный д тский дог вст л со своего логов и, тихо урч, н пр вился к
  
  Элеоноре. "Тубо неро, тубо",- прошепт л он хиня. Ст в н колени он поднял к
  
  пюшон и, обн ж я все до пояс, р здвинув половые губки, ркиз д л понюх ть их
  
  псу. Вытянув шею, неро приблизил свою п сть к половы орг н ркизы, втянул в
  
  себя воздух и, поняв чего от него хотели, вскочил н Элеонору, обхв тив ее
  
  широкий з д переднии л п и.
  
  Его острый член з скользил ежду ляжек Элеоноры. М ркиз двуя п льц и
  
  левой руки н пр вил член дог во вл г лище и з ерл н пряг ясь все тело.
  
  Огроный дог быстрыи движенияи р здр ж л половые орг ны ркизы, пок н
  
  пряжение не з ст вило соскочить его с Элеоноры. Но после этого его язык
  
  продолж л облизыв ть половые орг ны и з д ркизы, где п сть дог сешив л сь с
  
  п стью человек- с ки. К кие-то звуки з огр дой прерв ли это з нятие.
  
  Элеонор з п хнув к пюшон, пошл по тропинке вдоль с д. Когд он подошл к
  
  стене, обвитой плющо и виногр до, со стены соскользнул стройн я ужск я
  
  фигур. Увидев Элеонору, ужчин стреительно бросился к ней и в стр стно
  
  порыве приж лся к ней, покрыв я поцелуяи ее лицо, шею и грудь, которые были
  
  обн жены р сп хнуты к пюшоно. "О, Поль, илый, иде скорее ко не",- прошепт л
  
  ркиз, выскользнув из его крепких об"ятий. Мужчин последов л з он хиней,
  
  иногд ост н влив я ее, чтобы впиться поцелуе в ее полные лые губы, взяться
  
  нетерпеливой рукой з грудь, з д и проежность прекр сной ркизы. Он ост н
  
  влив л сь, р ст влял ноги, чтоб полю было удобнее. Когд его п льцы перест в
  
  ли терз ть дрож щую плоть шл д льше. Эти стр стные прикосновения т к р здр
  
  ж ли ее, что перед те, к к влезть в окно кельи, ркиз, обняв ужчину рукою з
  
  шею, пр вую руку з сунул под пояс поля. П льцы ее н ткнулись н горячий член
  
  и т к сд вили его, что только боязнь быть обн руженны не позволил полю з
  
  стон ть от боли. От этой суровой л ски член любовник только еще больше н
  
  прягся.
  
  Вслед з ркизой ужчин проник в свят я святых - келью. Скроный чит тель
  
  пожел ет узн ть, почеу о ней р зводили р зные слухи, но ркиз был глух к ни.
  
  Иногд женщины не иеют предел, т кие женщины т к и уир ют, не н сытивши
  
  плоти. Т кие чувств огут быть совершенно р зны, и грешно винить бедную
  
  ркизу, с детств от природы н гр жденную"бешенство" тки. Он в 17 лет вышл з
  
  уж, но через 3 дня после св дьбы овдовел: уж ее, ркиз пьер онор нси, уп л с
  
  лош ди н охоте, не успев высвободить ногу из стреени. Он погиб под копыт и
  
  лош ди. М ркиз прожив в уединении тр урный год, со всей силой проснувшейся
  
  стр сти ст л отд в ться 15-летнеу п жу, з те своеу духовнику, который,
  
  несотря н свою ст льную силу все же не ог удовлетворить ркизу. Он соверш л
  
  с ней сношения 7-8 р з в ночь, но и зтого ркизе было ло. Ср зу же после его
  
  уход ост ток ночи ркиз отд в л сь своеу кучеру. Но и он в изнеожении покид л
  
  роскошный буду р ркизы, ост вляя ее неудовлетворенной. Он соверш л с ней
  
  плотский кт ровно 10 р з. И вот р з н б лу ркиз привлекл вни ние олодого гр
  
  ф де осони. Весь его вид говорил о чуткой и бл городной н туре, способной н
  
  сильные чувств. К к з вороженн я сотрел ркиз н кр с вц поля, чувствуя, что
  
  в ней просып ется любовь. Гр ф, оч ров нный прелестяи Элеоноры, в тот же
  
  вечер попросил ее руки. Элеонор после долгих р здуий понял, что не сожет д
  
  ть сч стья любиоу человеку, и отк з л гр фу. Но олоддй дворянин н стойчиво
  
  добив лся своего, и тогд в одну из ночей в з крытой к рете ркиз уех л в он
  
  стырь святого в рфолоея, чтобы уйти от ирской суеты, посто усирить свою
  
  плоть. Но сколько не трудил сь ркиз н д усирение своего р спутного тел, все
  
  было н пр сны.
  
  Одн ко вернеся к н ши героя. Мр чные стены он стыря тускло освещ лись
  
  л п дой. В полосе свет стоял Поль де осони. Перед ни н коленях стоял
  
  Элеонор, устреив свой взгляд н возбужденный член.
  
  Фигур обн женного юноши производил впеч тление ужественности и кр
  
  соты: широкие плечи, кр сивые ускулистые руки, узкие бедр, пропорцион льные
  
  ноги-все было г ронично и дыш ло свежестью, обещ я ркизе стр стные инуты.
  
  Но сейч с ркиз видел только его член, от стр сти возбужденно поднятый к
  
  животу. Крупн я головк, покр сневш я от прилив крови, н пряженн я плоть в
  
  голубых прожилк х, пышные волосы, н чин ющиеся от основ ния член и покрыв
  
  ющие живот гр ф. Руки ркизы гл дили эти волосы, п льцы, вздр гив я нежно к
  
  с лись твердых полуш рий пониже член. Он чувствов л, к к при ее
  
  прикосновении вздр гив л член, к к ерныи толчк и пульсиров л в не кровь.
  
  Тяжело дыш, ркиз шепт л:"з втр будет совершен ой постриг. Для н с все будет
  
  кончено, я никогд не буду твоей женой, но сегодня перед уходо в ц рство
  
  бог, я хочу прин длеж ть тебе и буду дел ть все твои жел ния своии". М ркиз
  
  вст л и держ в руке член гр ф, ст л отходить к кров ти. Он не легл, уп л н
  
  кров ть, з прокинув з голову свои прер сные руки. Он леж л поперек кров ти,
  
  т к что ее половые орг ны с и просились для н сл ждения. Поль лег н ркизу,
  
  приж в пересохшие губы к соск ее груди, втягив я их в рот и слегк покусыв я
  
  их зуб и. Его горячий член уперся в лобок Элеоноры. П льцы его, которыи он
  
  пыт лся поочь члену, охв тил приятн я дрожь и теплот. М ркиз вдруг быстро н
  
  гнул сь и член поля ок з лся у ее лиц. Приоткрыв кор ловый ротик, он обхв
  
  тил головку член губ и, решив привести ужчину в еще больший восторг, пото
  
  уже отд ться. Он вс сыв л в себя член, чувствов л, к к он едленно входил в
  
  рот, к с ясь язык и приятно щекоч небо. Когд он почувствов л, что конец
  
  член еш ет ей дыш ть, он вытолкнув его к губ, вновь втянул до горл. Т к он
  
  дел л несколько р з, пок Поль, возбужденный этой интиной л ской, не
  
  почувствов л, что еще секунд и он переживет оент высшего н сл ждения.
  
  Гр ф вынул из пухлых губок ркизы член и, не поня себя от дикой р
  
  дости, снов н пр вил его в проежность ркизы. М ркиз судорожно обхв тил
  
  ягодицы поля со сл достр стны стоно. Изогнув дугой свою т лию, подняв вверх
  
  ноги т к, что они к с лись спины гр ф, он впил сь поцелуе в его тело. Член
  
  поля с больши трудо проник во вл г лище Элеоноры.
  
  Он поогл еу, втянув живот, р здвинув ноги и р стягив я п льц и вл г
  
  лище. Но все же ее губки слегк подвернулись, причинив Элеоноре сл дкую
  
  боль. Он вся з вертел сь, изгиб ясь в бешенно рите, когд почувствов л в
  
  себе горячий член гр ф. Просунув руку ежду собой и гр фо, он обхв тил его
  
  член и н ч л вр щ ть и во вл г лище, прижи я головку член к стенк вл г лищ.
  
  Остр я боль, дик я р дость н сл ждения сеш лись в ее теле. Поль тоже пришел
  
  в неистовство, он повернул ее н живот и пост вил н четвереньки. М ркиз з
  
  ерл, изогнув спину, не в состоянии ни ду ть, ни говорить.
  
  Только сд вленный стон сорв лся с ее губ, когд судорог неповториого н
  
  сл ждения з ст вил з ереть их тел.
  
  Поль лег н спину ркизы, з ст вив ее лечь н постель. Они пролеж ли
  
  несколько инут, пото он хиня дост л из вл г лищ член юноши, вытерл его
  
  белоснежной простыней и принял сь снов р здр ж ть его: он водил и по соск
  
  грудей, бр л в рот, пок член не приобрел прежнюю упругость. З те Элеонор
  
  сел н ноги гр ф, введ я в себя орг н искушения.
  
  Все быстрее присед я, к к бы поенявшись роляи с олоды ужчиной, он хиня
  
  несколько р з пережил чувство орг з.
  
  Но и этого ей было ло и он ст л дел ть з до круговые движения, не выни
  
  я член из вл г лищ. Гр ф, которого это привело в экст з, опрокинул он хиню
  
  н постель и снов ввел член во вл г лище.
  
  Чтобы вход во вл г лище был уже, поль ввел в з д Элеоноры ук з тельный
  
  п лец и п лец ул влив л лейшее прикосновение член сквозь тонкую
  
  перегородку, отделявшую з дний проход от вл г лищ. Элеонор в ответ гл дил
  
  ягодицы поля, ищ п льц и з дний проход. Пото Поль поенял ест и п лец и
  
  член, и снов он хиня з трясл сь в греховодных конвульсиях, хотя ее з д
  
  испытыв л резкую боль, будучи р стянут толсты члено гр ф.
  
  Когд он в последний р з почувствов л, к к в ее внутренностях упругий
  
  предет-орудие любви, к к толчк и влив ется в тку жидкость, ркиз
  
  воскликнул:"поль, илый, я сч стлив!" Поль, утоленный эти бешенны рито, с
  
  которы енялись способы н сл ждения, откинулся н подушку и з тих в полно
  
  оцепенении, чувствуя в себе ликующую пустоту.
  
  "Элеонор,- прошепт л юнош, любовь оя, согл сн ли ты, ск жи не.
  
  И я учу тебя в своей к рете в свой ф ильный з ок из этой кельи, учу н
  
  всегд, и никто не посеет р злучить н с до с ой серти. Мы буде прин длеж ть
  
  только друг другу".
  
  "Нет, Поль, нет, э то невозожно,- шепт л ркиз. Я уйду из этого ир. Я
  
  не огу сдел ть тебя несч стны н всю жизнь, не огу принести тебя в жертву
  
  оей с т нинской стр сти, к кой не зн ю ни н зв ния, ни ср внения. Пусть я
  
  исчезну для тебя н всегд, ост вив с ые лучшие воспоин ния. И зн й, илый,
  
  только с тобой я был сч стлив ".
  
  Поль вст л и подошел к столику, н которо стоял бутылк ст рого
  
  бургундского вин. Глоток искрящегося животворного н питк влил в него новые
  
  силы, освежил голову, и он снов обернулся к постели, горя жел ние продлить
  
  ту стр стную инуту, в которой он был гл вны действующи лицо. Но он хини в
  
  постели не было. Келья был пуст. Он бросился к двери и у с ого порог н
  
  ткнулся н вошедшую лору, котор я сотрел н ужчину широко открытыи гл з и.
  
  Все, что видел послушниц свои ысленны взоро из происшедшего несколько ч сов
  
  н з д, во врея сношения с Элеонорой, вст ло перед ее неискушенны взглядо в
  
  обр зе юного и кр сивого поля. Кровь прилил к голове девушки. Перед ее гл з
  
  и поплыли предеты, и он без чувств уп л к ног гр ф. Пл тье ее поднялось,
  
  обн ж я прелести юной он хини. Поль, возбужденный вино, с не пони л, что
  
  дел ет: он опустился перед ней н колени. Перед ни открылось творение
  
  природы, творение, созерц ние которого д но не все: высокий лобок, покрытый
  
  нежныи короткии волос и, сокнутые губы вл г лищ, н поин ющие спелый брикос.
  
  Поль впился поцелуе в губы вл г лищ, которых не к с л сь еще ничья
  
  ужск я рук. Это стр стное прикосновение привело девушку в себя, он с р
  
  здвинул ноги. Он почувствов л, к к руки гр ф, н йдя ее груди, сж ли их, к к
  
  язык его проник во вл г лище, к к член его уперся в икры ее ног.
  
  Лор з был все: бог, стыд, обед непорочности. Он хотел только одного,
  
  чтобы член ужчины вошел в ее вл г лище. Он дрож щей рукой взял предет своих
  
  жел ний и потянул к себе. Упершись пятк и в ковер, лор изогнул сь и ввел
  
  член гр ф в свои половые орг ны, но по неопытности своей слишко сильно
  
  поднял живот, и член гр ф несколько р з скользнув ежду ног, прошел ниже
  
  половых губок. То, что было обычно и приятно для р свр щенной Элеоноры, ок
  
  з лось слишко суровы испыт ние для юной девушки. Лор вся извив л сь, ст р
  
  ясь освободиться от неуд чно поп вшего член, и н конец ей это уд лось. Лор,
  
  з быв боль и стыд, схв тил и приж л член к отверстию, покрытоу пленкой
  
  невинности. Поль з рыч л от удовольствия-т кое узкое вл г лище сж ло его
  
  член. Он р зорв л н ней пл тье от ворот до подол, обн жив юное тело,
  
  которое ы описыв ли выше. Лор судорожно з дерг л сь и произнесл несколько
  
  судорожных слов. От приятной, но резкой боли он снов потерял созн ние.
  
  Только взглянув н проежность лоры и у видев, что половые губы, з дний
  
  проход, волосы и ляжки окр сил кровь, поль понял, что лишил лору
  
  невинности.
  
  А где же Элеонор, куд ее бросил п губн я стр сть? Молод я он хиня, не
  
  зн я, что Поль в это врея изенил ей с олодой послушницей, беж л длинны
  
  коридоро он стыря к ст роу подв лу. Трясущейся рукой он откинул з сов и
  
  спустил сь по ступеньк в подв л. В теноте р зд лся приглушенный рев. Мон
  
  хиня з жгл свечу и увидел поднившегося н з дние л пы огроного едведя. Толст
  
  я цепь приковыв л ручного зверя к стене. Элеонор село подошл к зверю и ст л
  
  гл дить его шерсть и живот, едленно подбир ясь к охн тоу члену. Эти
  
  движения и легкие подт лкив ния з ст вили едведя опуститься н четвереньки.
  
  Его возбужденный член поднялся, пор ж я р зер и д же вид вшую виды он
  
  хиню-р спутницу. Элеонор легл н спину и подлезл ежду ног животного. Втянув
  
  живот, он приж л сь к едведю, пыт ясь открыты вл г лище пой ть член едведя.
  
  Рук и он поочь не огл, т. к.
  
  Опир л сь н них, изгиб я свое тело. Вот огроный член едведя коснулся
  
  губок вл г лищ, ст л едленно входить в Элеонору, слегк н дорв в вход во вл
  
  г лище. Но он хиня не почувствов л боли. Н конец-то он н шл член, достойный
  
  ее р спутной н туры. Зверь уже кончил дв р з, влив я к ждый р з во вл г
  
  лище большую дозу оплодотворяющей жидкости, но ркиз, н рочно р стягив я н
  
  сл ждение не д в л кончить себе и снов ввел член едведя. Он терл сь о его
  
  шерсть своии нежныи грудяи, ст р ясь сильнее р сп лить зверя и это ей уд
  
  лось. Он з урч нулся член едведя, выбр сыв я жидкость. Н этот р з бл женн я исто сков л
  
  судорогой тело женщины и едведя и стон вырв лся из уст Элеоноры от
  
  пережитого н сл ждения, стон, слившийся с предсертны крико.
  
  Когд пришли корить едведя и попробов ли взять у него тело Элеоноры, он
  
  свирепо з рыч л никого не подпуск я к ней. Пришлось убить этого последнего
  
  любовник Элеоноры. Все решили, что это был роков я случ йность.
  
  Что же было д льше? Поль, неного потосков в по ркизе, похитил из он
  
  стыря лору и женился н ней. Элеонору похоронили н он стырско кл дбище. Поль
  
  весте с олодой женой ч сто приходил н ее огилу. Они вспоин ли несч стную
  
  женщину, и Лор р сск зыв л о ней ужу, к к о своей подруге и н ст внице.
  
  Конечно, он не р сск жет еу о той п губной стр сти, которой н учил ее ркиз.
  
  Мужья об это не говорят.
  
  Мр чный он стырь хр нит свои т йны, пуг я путников угрюы видо.
  
  Только в глубине подв л сохр нилось кольцо, к котороу был приков н
  
  едведь.
  
  Неизвестный автор - Нетерпение сердца
  
  Старинный замок моей бабушки, маркизы де Фомроль, был расположен недалеко от
  
  города N. в восхитительном местечке. Обнесенные стеной тенистый парк со
  
  столетними деревьями орошался маленькой речкой, вода в которой была тепла и
  
  прозрачна.
  
  Мне нравилось иногда бродить в речке, подняв подол, по чистому
  
  песчаному дну, чувствовать, как теплая вода медленно струится, лаская нагие
  
  колени...
  
  Это было мое почти единственное развлечение в те долгие летние дни...
  
  Иногда я брала томик стихов из богатой библиотеки бабушки, уходила в
  
  парк, ложилась на траву возле реки и читала... Но самым моим большим
  
  удовольствием было предаваться мечтам, сладостным грезам. Я мечтала о том,
  
  чего не знала, что подозревала, о чем могла лишь догадываться... Мне
  
  рисовались картины нежности, любви и верности.
  
  Неизменным участником моих грез был прекрасный юноша. Это охватывало
  
  меня первым возбуждением, причинявшим мне в одно и то же время душевное
  
  страдание и удовольствие. С замиранием сердца я перечитывала строки:
  
  Сгустится смерти ночь, но мне и в смертный час страстей не превозмочь!
  
  Но юношей краса из мира не уйдет, и тот же стон сердец пронзит
  
  небесный свод!
  
  Я в замешательстве захлопывала книгу и брела к замку, где под
  
  полотняным тентом, перед фонтаном белела в шезлонге фигура моей бабушки...
  
  Вскоре к нам приехала погостить моя двоюродная тетя Берта, урожденная
  
  маркиза де Аннет, молодая хрупкая, нежная брюнетка. Я ее очень любила за
  
  веселый характер и ослепительно-светскую элегантность. Я любила
  
  прогуливаться с ней по аллеям парка, болтать о разных пустяках: смеяться ее
  
  милым шуткам.
  
  Тетя разрешала мне приходить к ней в спальню, где я с легкой завистью
  
  примеряла ее чудесные платья от знаменитого Кристиана Диора. И в зеркале я
  
  видела незнакомую жгучую брюнетку в расцвете юности, с волнующим блеском
  
  глаз...
  
  Однажды я одела кашимировое платье с белыми кружевами и вертелась
  
  перед зеркалом. Тетя Берта принимала ванну, я слышала из соседней комнаты
  
  плеск воды и веселый напев ее серебряного голоска. В кармане платья я
  
  нащупала бумажку, с любопытством вынула ее и стала читать:
  
  "... Божество мое, я люблю тебя до безумия. Со вчерашнего дня я
  
  страдаю, как осужденный на адские муки, меня сжигает воспоминание о тебе.
  
  Я ощущаю мои губы на твоих губах, твои глаза под моими глазами, твое
  
  тело, прикасавшееся ко мне! Я люблю тебя! Ты свела меня с ума! Мои объятия
  
  раскрываются, и я весь горю, трепещу, желаю вновь тебя обнять! Я жажду
  
  тебя!..
  
  Всегда твой Поль." Я была ошеломлена. Тетя предстала передо мной в
  
  новом, таинственном свете, я терялась в догадках... Она вышла из ванный
  
  комнаты, блистая свежестью, в легком шелковом пеньюаре, под которым
  
  угадывалось молодое стройное тело, гибкая талия и очень высокая грудь,
  
  которая словно бросала вызов, манила и обещала. Все это я увидела новым,
  
  особенным взглядом.
  
  За обедом, в гостиной, тетя сказала бабушке, что завтра должен
  
  приехать ее жених, барон Поль де Эннемар, и просила бабушку принять его.
  
  Бабушка посмотрела на Берту и, помолчав, ответила, что не возражает
  
  против приезда барона.
  
  На следующее утро я, по своей привычке, углубилась в чащу парка и,
  
  усевшись с книгой в руках на обрубок дерева, погрузилась в свои обычные
  
  мечты. Вдруг я услышала разговор и с удивлением увидела Берту под руку с
  
  высоким усатым мужчиной, который выглядел настоящим дворянином. Я
  
  догадалась, что это и есть жених моей тети, которого она с нетерпением
  
  ждала.
  
  Не знаю, что подсказало мне необходимость скрываться от их взора.
  
  Вскоре они достигли того места, которое я только что покинула. Барон,
  
  оглядевшись по сторонам, убедился, что в этот ранний час никто не может их
  
  увидеть.
  
  Он привлек тетю к себе и губы их оказались в долгом поцелуе.
  
  - Милая моя Берта! - говорил он. - Ангел мой! Милая, ты королева моя,
  
  красавица! Ты самая прекрасная на свете!..
  
  Поль что-то настойчиво просил, но я не понимала, что именно.
  
  - Нет, мой друг, - отвечала Берта, - о, нет, не здесь! Прошу тебя. Я
  
  никогда не осмелюсь. О, Боже мой!.. Я умру, если нас кто-нибудь застанет...
  
  - Дорогая моя! Кто нас может увидеть в такое время?!
  
  - Уж не знаю, но только мне страшно. Для меня это не будет
  
  удовольствием. Поищем лучше другое место. Я думаю об этом со вчерашнего
  
  дня. Немножко потерпим, мой милый, и мы...
  
  - Как можешь ты говорить о терпении, когда я в таком состоянии?
  
  Он взял руку моей тети и направил ее в такое странное место, что я не
  
  могла понять, зачем это. Но мое изумление усилилось еще более, когда рука
  
  ее стала торопливо расстегивать пуговицы, и исчезла в брюках барона. Там
  
  она схватила какой-то предмет, но какой, я не могла видеть.
  
  - Милый, - говорила тетя, - я прекрасно вижу, что у тебя огромное
  
  желание. Какой он милый! Ах! Если бы у нас было какое-нибудь пристанище! Я
  
  бы скоро пристроила тебя к делу...
  
  И ее маленькая ручка двигалась взад и вперед, к видимому удовольствию
  
  ее жениха...
  
  - А! - воскликнула тетя. - Я вспоминаю, что недалеко отсюда находится
  
  павильон, ты понимаешь, какой? Это не совсем подходящее место для нашей
  
  любви, но там нас никто не увидит, и я смогу быть там совсем твоей.
  
  Павильон, о котором говорила тетя, был, по правде говоря, предназначен
  
  для удовлетворения иных нужд бедного человечества, но он был очень чист.
  
  Благодаря высокому кустарнику вокруг я могла приблизиться, не боясь быть
  
  замеченной. Берта вошла в него, а Поль, осмотревшись, вошел за ней, закрыв
  
  за собой дверь на задвижку. Я быстро нашла место, удобное для наблюдения.
  
  Бревна и доски павильона были пригнаны не плотно. Я припала к щели глазами
  
  и увидела то, о чем сейчас расскажу. Дайте только перевести дух.
  
  - Ах, мой милый! - говорила Берта, - я очень была несчастна, что
  
  вынуждена отказать тебе, но я так боялась. Здесь я спокойна. Мой дорогой
  
  Мими! Какой праздник я ему устрою... При одной мысли я уже чувствую
  
  наслаждение. Но как же нам устроиться?
  
  - Не беспокойся, дорогая. Сначала позволь полюбоваться на твою Биби.
  
  Я так давно мечтал об этом!
  
  Я представляю вам самим думать о том, что я в эту минуту переживала.
  
  Что они будут делать?
  
  Ждать мне пришлось недолго. Барон встал на одно колено и приподнял
  
  юбку. Какие там прелести открылись!! Округленные колени, восхитительные
  
  ножки, перламутровой белизны нежный живот... Эта божественная картина,
  
  достойная кисти великого Тициана, завершалась блестящим черным шелковистым
  
  руно, густота и длина которого была поразительн а...
  
  - Ах, я так люблю ее, - говорил восхищенный Поль, - она так мила, так
  
  свежа и прекрасна! Раздвинь свои ножки, я хочу поцеловать ее милые губки.
  
  Я хочу увидеть твой божественный цветок, раскрыть его лепестки
  
  губами...
  
  Берта сделала, что просил Поль. Ее ножки раздвинулись, открыв
  
  маленькую розовую щель, к которой прильнул губами ее любезный. Берта была в
  
  экстазе, закрыв глаза, она совсем откинулась на неудобном сидении и
  
  бормотала бессвязные слова. Страстная ласка охватила все ее тело: - Еще,
  
  еще... Милый... Сейчас... Ох...
  
  Что они делали, боже мой! Я видела все очень ясно, все действия
  
  происходили в полуметре от моих глаз, которые я не могла оторвать от столь
  
  захватывающего зрелища. Я не предполагала, что это деликатное место может
  
  доставить такое наслаждение, но вскоре почувствовала и у себя в том же
  
  месте какое-то странное щекотание, приносящее мне сладостное
  
  удовольствие...
  
  Но вот Поль поднялся, поддерживая тетю. Казалось, она не может прийти
  
  в себя... Но вскоре она открыла глаза и с жаром поцеловала его. Затем она
  
  быстрым лихорадочным движением расстегнула брюки барона и подняла его
  
  рубашку над животом. Моим глазам предстал предмет, настолько странный, что
  
  я чуть не вскрикнула. Что это был за предмет?.. Длина и толщина его
  
  причиняли мне головокружение. Берта, по-видимому, не разделяла моей
  
  тревоги, так как стала гладить этот предмет рукой и с восхищением
  
  ворковать:
  
  - Ну, милый мой, мой милый Мими... Иди к своей маленькой приятельнице.
  
  Только не действуй слишком поспешно...
  
  Она повернулась задом к барону, наклонилась и уперлась руками в
  
  деревянное сиденье.
  
  Поль поднял дрожащими руками юбку на спину тети и я увидела ее бедра,
  
  округлости удивительной красоты и изящества... Густая шелковистость волос
  
  между стройными ножками не смогла скрыть ее божественный цветок, который
  
  уже вполне раскрыл свои нежные лепестки...
  
  Стоя сзади, Поль стал вводить свой предмет между двумя губами, которые
  
  я отчетливо видела.
  
  Берта, закрыв глаза, стояла, не двигаясь. Она настолько раздвинула
  
  свою потаенную часть тела, что она, казалось, раскрылась и поглотила эту
  
  странную штуку. Несмотря на большую величину, этот предмет хорошо уместился
  
  в интимном месте Берты, совсем исчезнув в нем...
  
  - Хорошо, - шептала тетя, - я чувствую, как он входит... Голубчик мой,
  
  любимый... Двигайся медленнее... Ах!.. Я начинаю чувствовать приближение...
  
  ...
  
  Поль, закрыв глаза и упершись руками в бока моей тети, был наверху
  
  блаженства:
  
  - Ангел мой! Сокровище мое, как хорошо!!! Тебе тоже? Да?
  
  Я, шатаясь, отодвинулась от стенки и огляделась по сторонам. Все также
  
  светило утреннее солнце, в высокой траве стрекотали сотни кузнечиков,
  
  летали, треща крыльями, стрекозы... Хотя уже начинало припекать солнце и
  
  било мне в глаза, о зубы у меня стучали в ознобе, я дрожала от неизвестного
  
  мне ранее возбуждения, от любопытства. Я снова прильнула глазами к щелке в
  
  стене.
  
  Тетя с женихом уже собирались выходить из павильона и негромко
  
  переговаривались. Тетя была счастлива, она улыбалась довольному барону,
  
  который горячо благодаря, нежно целовал ей плечи и шею. Я услышала, что они
  
  назначают свидание в будуаре тети сегодня же вечером.
  
  Меня охватило страстное желание снова увидеть те вещи, которые
  
  доставили мне столько необъяснимого волнения и удовольствия.
  
  Когда стемнело, все легли спать и погас свет даже в окне спальни
  
  бабушки, которая страдала бессонницей, я решилась выйти из своей комнаты.
  
  Держа в руке свечу, в одной рубашке, дрожа от вечерней прохлады и
  
  возбуждения, я прокралась по длинному коридору, устланному ковром, в
  
  котором утопали мои босые ноги, к двери моей тети. Я прильнула к отверстию
  
  в двери и увидела, что сладостные утехи уже в самом разгаре.
  
  Берта и барон лежали в алькове тетушки, ни широкой овальной постели,
  
  оба совершенно голые! Я с интересом стала рассматривать новое для меня
  
  зрелище.
  
  - Дорогая, ты видишь, он просит позволения войти к своей маленькой
  
  Биби. Ведь ты ему не откажешь?..
  
  Тетя Берта игриво пролепетала:
  
  - Пожалуйста сюда, господин Мими, властелин мой... Сейчас я заключу
  
  вас в нашу темницу. - И она села верхом на живот лежащего на спине Поля.
  
  - Лежи так, милый, не двигайся, - обратилась она к любовнику. - Ты
  
  ведь знаешь, друг мой, что я баловница, и очень люблю менять наши игры.
  
  Говоря так, она подвела рукой его предмет к входу в свою темницу и
  
  затем начала медленно спускаться так, что очаровательный Мими до самого
  
  основания ушел в прекрасный сад Венеры. Я видела, что тетя своим нагим
  
  видам, чудесными грудями с торчащими алыми сосками доводила барона до
  
  исступления, который созерцал, как его штучка то исчезала, то появлялась
  
  вновь из щелки тети, которая не переставала подниматься и опускаться...
  
  Вдруг тетя легла на любовника, он прижал ее к себе, обняв за
  
  белоснежный зад... Они стонали от счастья, страсть охватила их
  
  одновременно...
  
  Немного погодя Берта отделилась от него и прилегла рядом.
  
  Я возвратилась в свою комнату и легла в постель в каком-то
  
  необыкновенном состоянии. Я перебирала в памяти все виденное. Мое
  
  воображение запылало. Грудь лихорадочно вздымалась, огонь разлился по
  
  жилам. Я легла, как моя тетя, на спину, и подняла рубашку. Потрогав свои
  
  груди, я увидела, что они как-то вздулись, и, глядя на свое тело, я дошла
  
  до деликатного уголка и с любопытством стала его исследовать. Я нашла, что
  
  губы маленького убежища вспухли, тогда я принялась искать то место, которое
  
  у тети поглощало огромную штуку барона. Но я нашла только маленькую
  
  дырочку, в которую даже мой палец проникал с трудом и болью. Я подвинула
  
  этот палец кверху, и неясное чувство охватило меня всю. Тогда я стала
  
  быстрее повторять слова тети: "Ах, как хорошо, ах, как хорошо... Я
  
  наслаждаюсь, я наслаждаюсь!" Вдруг какой-то спазм охватил меня, я была вне
  
  себя от блаженства... Когда я очнулась, то отняла влажную руку, поудобнее
  
  улеглась на постели и уснула.
  
  Утром я встала свежая и бодрая. Было очаровательное утро, я
  
  прогуливалась по парку и вспоминала вчерашнее. Желая освежить впечатления,
  
  я заглянула в тот таинственный павильон, и с удивлением увидела там садовый
  
  стул, которого раньше не было. Не без основания я заключила, что здесь
  
  что-то должно случиться, и поэтому вечером заняла свой пост задолго до
  
  появления любовников.
  
  С предосторожностями они оба вошли и заперлись. Берта сказала: "Очень
  
  хорошо, что ты догадался принести этот стула. Мое положение в прошлый раз
  
  было не очень приятное. Что ты собираешься делать?" Барон сел на стул и,
  
  поставив тетю перед собой, высоко поднял ее юбку. Берта верхом уселась на
  
  его колени и, взяв в руки его штучку, стала медленно вводить ее себе,
  
  опускаясь по мере того, как она входила. Я помещалась так, что могла
  
  наблюдать это сзади. Благодаря этому ни одна деталь не могла ускользнуть от
  
  моего взгляда.
  
  Вскоре огромное орудие исчезло совершенно. Тогда тетя подняла ноги и,
  
  упершись ими в перекладину стула, принялась попеременно подниматься и
  
  опускаться. Вскоре послышались вздохи, поцелуи и бессвязные речи. На этот
  
  раз я уже не ограничилась ролью наблюдателя. Я подняла свою юбку тоже, как
  
  тетя, вставила своего Мими-палец затем, соразмеряя свои движения с ее
  
  движениями, то замедляя, то ускоряя, дошла до страстного пароксизма в одно
  
  время с ними...
  
  На другой день я была в своем тайнике и видела, как в павильон пришел
  
  сначала Поль, за ним тетя. Мне показалось, что лицо ее покрыто облаком
  
  печали, тем не менее она бросилась в его объятия и стала покрывать лицо
  
  поцелуями. Он пытался осуществить свое намерение, но тетя остановила его
  
  руку.
  
  - Нельзя сегодня, мой дружок, уверяю тебя... Я сама раздосадована...
  
  Но... Ты знаешь... Отложим немного! Ах, как жаль, я до слез сожалею,
  
  что приходится упускать такую чудесную вещь... Но не буду эгоисткой! Милый
  
  Мими, научись обходиться без своей подружки...
  
  Говоря это, тетя проворно расстегивала брюки сидящего на стуле барона
  
  и доставая оттуда предмет своей страсти, орудие любви. Прикрыв его сверху
  
  платком с монограммой и встав на колени, тетя взялась за него рукой и стала
  
  производить движения взад и вперед...
  
  По-видимому, это доставляло Полю неслыханное удовольствие: "АХ, как ты
  
  хорошо это делаешь, дорогая. Не торопись только... Открой его хорошенько,
  
  еще... Еще... О! О!...
  
  Берта, следя за выражением лица любовника, поняла, что у него
  
  приближается сладостный миг, и сильнее сжала в руках свою милую игрушку...
  
  Немного погодя она запрятала ее на прежнее место, в брюки, а носовой
  
  платок, с легкой гримасой, в фарфоровый унитаз. Затем они вышли из
  
  павильона. Я слышала, как Берта игриво сказала: "Ах ты, гадкий! Зачем ты
  
  получил удовольствие один, без меня? Я сержусь на тебя и накажу тебя при
  
  первом же случае!" Подождав немного, я вошла в павильон возбужденная и
  
  истомленная. Мне чего-то хотелось. Вообще-то я довольно ясно представляла,
  
  чего именно. Я села на стул, подняла юбку, подняла на сиденье обе ноги.
  
  Подставив палец, я опустилась на него своей маленькой щелью и стала
  
  подражать движениям Берты, раздвигая ноги как можно шире и воображая, что в
  
  меня входит желанный орган. Довольно сильная боль остановила меня. Я
  
  удвоила усилия, и палец вошел почти до конца. Наконец спазм охватил меня, я
  
  была вне себя от восторга и удовольствия. Рука моя и стул носили следы
  
  моего блаженства. Я поторопилась их уничтожить и вернулась в замок.
  
  Днем барон имел разговор с бабушкой и официально испросил у нее руки
  
  тети Берты. Бабушка дала согласие, и было решено, что они должны поехать в
  
  Париж для приготовления к свадьбе. Вскоре сыграли свадьбу. Мне очень
  
  хотелось присутствовать при первой брачной ночи, но, к сожалению, тут не
  
  было той обсерватории, как в замке, и мне оставалось удовлетворить своими
  
  средствами желание разгоревшегося воображения, рисовать картины
  
  сладострастия.
  
  Через три дня молодые уехали в свадебное путешествие по Италии. Моя
  
  жизнь снова стала монотонной и скучной. Я нет находила себе места,
  
  непрестанно мечтала о свадьбе, и Поль казался мне идеалом супруга. Я часто
  
  посещала мой павильон, доставивший мне неизгладимое впечатление, и
  
  сохранила там стул, ставший для меня троном моих уединенных удовольствий.
  
  Это средство облегчения стало для меня положительно необходимым, так
  
  как меня часто охватывало самое настоящее блаженство, мои глаза
  
  заволакивались туманом, в ушах шумело, ноги подкашивались подо мною. Сжимая
  
  ноги, я чувствовала, как становилась влажной та часть тела, которая дает
  
  наслаждение и право называться нам женщиной. В такие минуты никакое
  
  сопротивление не было бы возможным. Приходилось уступать желаниям... Я
  
  прибегала к пальцу и после того, как получала удовольствие и чувствовала
  
  спокойствие во всем теле. Я совершенно уверена, что если бы я не
  
  развлекалась подобным образом, то я бы заболела, ведь мне уже восемнадцатый
  
  год, и я была хороша собой.
  
  2. УТРАЧЕННЫЕ ГРЕЗЫ Бабушка моя, боясь умереть, не пристроив меня,
  
  подыскала мне мужа.
  
  Ничего не говоря мне об этом, один наш знакомый представил нам графа
  
  Анри Эрве де Кер, бретонца древнего рода, среднего роста, очень элегантного
  
  молодого человека, холостого и с недурным состоянием. Он не обладал
  
  мужеством Поля, хотя и такой, каким он был, мне он понравился с первого
  
  взгляда. Что касается его, то он влюбился в меня с первого взгляда. Таким
  
  образом, мы были согласны пожениться, и свадьба была назначена через два
  
  месяца.
  
  На свадьбу приехала тетя Берта с бароном. Она была по-прежнему
  
  прелестна. Я рассказала Берте свои впечатления о женихе, находя его
  
  холодным и сдержанным, хотя всегда внимательным и любезным. Берта
  
  внимательно слушала и смеялась: "Это очень скоро изменится!" Наконец,
  
  настал день. Мы повенчались. и. Отлично мне знакомый в теории акт, который мне предстояло совершить,
  
  внушал мне страх. Долгий вечер, наконец, окончился, и Берта увела меня в
  
  брачную комнату. Это была комната, в которой спала Берта. В ней стояла та
  
  же самая кровать, на которой тетя предавалась любовным наслаждениям. На
  
  этой кровати мне предстояло стать женщиной.
  
  Берта помогла мне раздеться. Она присела на край моей кровати, чтобы
  
  посвятить меня в целый ряд вещей, которые были, как она считала, мне
  
  совершенно неизвестны. Она сделала это с большим тактом и, пожелав мне
  
  присутствия духа, удалилась.
  
  Я с замиранием, точно над пропастью, сердцем залезла под холодное
  
  одеяло и, дрожа от ожиданий и страха перед тем, что сейчас должно
  
  произойти, смотрела на входную дверь. Вошел мой муж. Он снял халат, потушил
  
  свечи и лег ко мне. Лежа рядом со мной, он стал целовать и сжимать меня в
  
  объятиях. Прикосновение ко мне голого его тела заставило задрожать меня. Он
  
  прижался ко мне еще теснее, ласково уговаривал меня ничего не бояться. Его
  
  правое колено протиснулось между моих ноги и отделило их одну от другой.
  
  Сначала я интуитивно сопротивлялась. Однако вскоре Анри уже лежал на мне. Я
  
  чувствовала ногами кончик предмета, так долго и сильно ожидаемого мной.
  
  Это первое прикосновение произвело на меня действие искры, упавшей на
  
  пороховую бочку. Весь пыл моего темперамента сосредоточился в атакованном
  
  месте, и я ждала почти уже с наслаждением. Анри, однако, весьма неловко
  
  принялся за дело. Он долго не мог найти дороги. Он попадал то слишком
  
  высоко, то вбок, раздражая меня этим до самой крайней степени, но я не
  
  смела ему помочь и лежала неподвижно. Но наконец я почувствовала, что ему
  
  удалось выбраться на настоящий путь.
  
  Я почувствовала острую боль и вздрогнула и отодвинулась, едва не
  
  вскрикнув. Смущенный Анри умолял меня потерпеть немного и опять занял свое
  
  место. Твердо решив претерпеть все, я лежала неподвижно и даже приняла
  
  более удобное положение для него. Боль возобновилась, но я не поддалась ей,
  
  и даже подвинулась навстречу его движению, чтобы скорее покончить с этим...
  
  Мне показалось, что Анри действует слишком вяло, и что величина орудия
  
  оставляет желать лучшего. К тому же Анри не произносил ни единого слова,
  
  без которых, по моему мнению, не могла обойтись такая болезненная операция.
  
  Наконец Анри собрался с силами. Он сделал очень сильное движение, на
  
  которое я ответила обратным движением бедер. Боль такая сильная, что я
  
  вскрикнула, но в то же время я почувствовала, что препятствие пройдено, и
  
  вошел в меня целиком. Некоторое время мой муж продолжал ритмичные движения,
  
  потом вздрогнул несколько раз и остался лежать неподвижным.
  
  Тогда я почувствовала, как в меня бросилась теплая жидкость и немного
  
  уменьшила пожирающий меня жар. Анри слез с меня и, усталый, лег рядом со
  
  мной.
  
  Несмотря на пыл моего воображения, я не почувствовала никакого
  
  удовольствия. Я не удивилась этому, наученная Бертой, что первый раз так и
  
  должно быть. Анри поцеловал меня и пожелав спокойной ночи, вскоре уснул. Я
  
  была искренне удивлена. Мне казалось, что он непременно повторит свои
  
  занятия. Со своей стороны я была готова к ним, несмотря на боль. Ничего
  
  подобного не случилось и я, огорченная этим, уснула.
  
  На другой день я проснулась поздно. Я была одна. Вскоре из соседней
  
  комнаты вышел мой муж, он приблизился, поцеловал меня в лоб, ласково
  
  осведомился, как я себя чувствую, но все это было проделано с холодком. Я,
  
  уже готовая броситься к нему навстречу, остановилась. Мне казалось, он
  
  ожидал моего пробуждения, чтобы сжать меня в своих объятиях, говорить о
  
  любви, о счастье... Наконец, повторить ласки, начатые накануне. Тогда я с
  
  увлечением ответила ему, несмотря на боль и никакое страдание не помешало
  
  бы мне вновь принять его.
  
  Мою грудь сдавили опасения за мою будущую жизнь. Увы! Это было не то,
  
  что я ожидала. Муж ушел, сказав мне, что будет одеваться, но, охваченная
  
  своими переживаниями, я не думала об этом.
  
  Вдруг раздался веселый голосок моей тети. Едва она вошла, как я
  
  бросилась к ней на шею и разрыдалась.
  
  - Что с тобой, дитя мое? - говорила она. - Откройся мне!
  
  Я была в затруднительном положении. Что я могла сказать ей? Я только
  
  почувствовала, что мой муж не будет меня любить так, как я надеялась. Я
  
  сомневалась, что мой муж утолит этот огонь, который сжигал мое существо.
  
  Понемногу веселый характер одержал верх, и я улыбнулась на веселую
  
  шутку тети. Я поднялась с постели и пошла в приготовленную для меня ванну.
  
  День прошел тихо и спокойно. Все, казалось, радовались за меня, а муж
  
  был со мной предупредителен и вежлив. Он рано проводил меня в постель, и мы
  
  разделись. Анри стал говорить о совей любви, я отвечала ему тем же, но ни
  
  разу не поцеловал меня за свое объяснение, пришлось мне первой поцеловать
  
  его. Это его возбудило. Он наклонился к моему уху и прошептал:
  
  "Хотите, мы сделаем опять такое, что и вчера?" Я нестыдливо отвечала и
  
  невинно раздвинула ноги, быстрым движением подняла рубашку. Он лег на меня,
  
  я обняла его за шею руками и с нетерпением стала ожидать наступления
  
  желанного момента. Я дрожала в лихорадке и старалась помочь ему войти. Мне
  
  хотелось впустить его как можно дальше. Я еще чувствовала боль, но не
  
  обращала на нее никакого внимания. Огонь, пылавший в моих жилах, заставлял
  
  меня все перенести. Я уже чувствовала предвестник наслаждения, я испытывала
  
  непреодолимое желание заговорить, мне хотелось говорить о своих
  
  переживаниях...
  
  В этот момент я отлично понимала смысл слов моей тети, произносимых в
  
  подобном состоянии. Однако мой муж молчал, замкнувшись в себя. Его молчание
  
  парализовало меня. Анри продолжал свои движения, целовал меня, но не впадал
  
  в бессознательное состояние, как мне этого хотелось. Я все же была
  
  счастлива. Мне казалось, что мое существо исчезает... Инстинктивно я
  
  сделала движение бедрами... Вдруг я вскрикнула и замерла неподвижно... Я
  
  почти потеряла сознание от блаженства. Муж, казалось, был удивлен моим
  
  порывом. Он продолжал, и четыре раза я испытывала блаженный кризис и
  
  продолжение сладострастной работы. Наконец я почувствовала, как он
  
  вздрогнул и пролил в меня нектар любви.
  
  О! О! Какое счастье! Мы оба остались неподвижными. Я была готова
  
  начать все сначала, но он лежал усталый, жаждущий только покоя. Вскоре он
  
  уснул сном праведника. Я долго еще не могла уснуть...
  
  Наутро я проснулась одна, мне захотелось исследовать себя, когда я
  
  вспомнила вчерашнюю сцену. Я села на постель, широко раздвинув ноги и
  
  раскрыла руками губы моего убежища и там обнаружила большие изменения:
  
  Внутренность его была краснее обычного и отверстие таким большим, что
  
  в нем исчезал мой палец. Мне очень хотелось продолжить занятие с пальцем,
  
  но в это время в комнату постучали, и я немедленно приняла кокетливую позу.
  
  Это была Берта. Она была веселой и с улыбкой принялась меня целовать.
  
  Теперь я была вполне женщиной. Пока я одевалась, а моя милая тетя
  
  болтала со мной, как с равной себе во всем. С большим интересом она
  
  расспрашивала обо всем, что произошло. Я откровенно рассказала ей обо всем
  
  и очень удивила ее тем, что я четыре раза испытала удовольствие, хотя Анри
  
  взял меня всего раз. Очевидно, ее поразила его мужская слабость по
  
  сравнению с ее мужем.
  
  Днем мой муж, страстный любитель охоты, пошел в лес пострелять дичь, а
  
  я гуляла с тетей. Наступившая ночь отличалась от предыдущей: Анри снова
  
  разговаривал со мной о предстоящем отъезде, о новой квартире и новых вещах,
  
  и ни разу о любви, ни разу не поцеловал, не приласкал, и, наконец, уснул.
  
  На следующее утро я проснулась раньше его. Мне очень хотелось увидеть его
  
  штуку, которую я чувствовала всего два раза. Обстоятельства мне
  
  благоприятствовали. Было жарко, и муж сбросил с себя одеяло... Его рубашка
  
  была приподнята. Я наклонилась к его ногам и увидела весьма жалкое орудие,
  
  которое должно было стать моим единственным утешением. Анри сделал движение
  
  во сне. Я быстро повернулась и притворилась спящей, к горлу подкатывал
  
  горький клубок сдерживаемых рыданий.
  
  Вскоре он проснулся и первым, как всегда, покинул комнату. Конечно, я
  
  не считала себя полностью несчастной, мой муж был внимателен ко мне, очень
  
  добр и ни в чем не отказывал.
  
  Но не такой любви я ждала. Я ожидала любви сладострастной,
  
  чувственной, жаркой. Близость мужа два раза в неделю меня не устраивала.
  
  Обычно он целовал меня в щеку или лоб, но даже мои восхитительные
  
  груди, свежие, прекрасные не удостоились поцелуя. Его рука, казалось,
  
  избегала того места, которое его так радушно принимало. Я не смогла
  
  прикоснуться к нему руками, так как знала, что буду остановлена.
  
  Муж по-своему любил меня и уважал как свою жену, будущую мать своих
  
  детей. И поэтому в уединении супружеских ночей не разрешал себе по
  
  отношению ко мне тех пленительных вольностей, которые я ждала с замиранием
  
  сердца.
  
  Ему были неведомы всякие пустячки, нежности и веселые забавы, всякие
  
  затеи и ухищрения, которые для дам дороже спасения души...
  
  Восторженная нежность, поэзия ласк более изощренных, милые и вольные
  
  малости так и остались в моей памяти от тех игр, тайным свидетелем которых
  
  я являлась в замке моей бабушки...
  
  3. СГОРЕТЬ ДОТЛА В АДУ ТВОИХ ПРОСТЫНЬ Так прошло два года. Мне минуло
  
  двадцать лет. Мой темперамент не только не успокоился, но, напротив,
  
  усилился. А муж устраивал мне пиршества любви все реже и реже. В довершение всех бед, я не имела детей, которые дали бы моим
  
  мыслям должное направление в другую сторону. По долгу службы мой муж уезжал
  
  из дома. Сколько ночей я провела в одиночестве, принимая наиболее
  
  сладострастные позы, подсказываемые моим инстинктом! Мой палец уже не
  
  удовлетворял меня более. Я брала подушку и сжимала ее между ног, словно она
  
  была в состоянии удовлетворить меня. Я терлась об нее и получала некоторое
  
  удовольствие. Эти искусственные, ставшие для меня привычками, возбуждения
  
  изменили мой характер. Я всячески старалась не поддаваться таким
  
  настроениям... Но увы! Не могла победить природы. Была ли в этом моя вина?
  
  Я познакомилась с госпожой Д. Это была хорошенькая блондинка, уже
  
  приближающаяся к закату своей красоты. Она была маленького роста. Мне
  
  думается, что в ее жизни было немало приключений. Однажды она сообщила мне,
  
  что приехал новый начальник гарнизона, молодой офицер, около тридцати лет,
  
  холост. Д. сказала, что он будет у нее на днях на обеде и пригласила меня с
  
  мужем к ней. Не знаю, было ли это предчувствием, но домой я вернулась с
  
  чувством ревности к Д.
  
  Надо признаться, что идя на обед, я оделась в великолепное платье. Мы
  
  зашли в гостиную. Ф. был там. Я рассмотрела его в одно мгновение. Он был
  
  высок, хорошо сложен, и, видимо, силен. У него было открытое лицо и
  
  прекрасные манеры. Он был премил и сразу очаровал меня своим приятным
  
  голосом. Я чувствовала, как кровь мне прилила к сердцу.
  
  О! Я была уже в его власти, не стремясь даже сопротивляться. Чувства
  
  охватили меня всю. Во время обеда, отличавшегося изысканностью блюд, Ф.
  
  Блистал веселостью и остроумием. Он сидел рядом с Д., кокетничавшей с
  
  ним.
  
  Я бы ее убила в это время!
  
  После обеда он разговаривал с моим мужем, и очень ему понравился. Д.
  
  Села за рояль и сыграла вальс, а ее муж пригласил с ним
  
  повальсировать, но он быстро устал, так как был уже немолод. Ф. предложил
  
  заменить его. Едва я почувствовала свою руку на его талии, меня охватила
  
  нервная дрожь, понятно, не ускользнувшая от него. Несмотря на присутствие
  
  стольких гостей, вальсируя в углу гостиной, он так близко прижался ко мне,
  
  что я почувствовала на своем животе столь твердый предмет, что едва не
  
  лишилась чувств. Ах! Этот вальс решил мое падение!
  
  На другой день Ф. нанес нам визит. Мы с мужем приняли его очень
  
  любезно, и пригласили бывать чаще. Мне казалось, что Ф. смотрит нежно на
  
  меня, и мне было приятно. Между нами установилась нежная интимность, и
  
  любовь моя с каждым днем росла. Я уже знала, что мой Ф. разделяет ее.
  
  Правда, он мне ничего не говорил, но какая женщина ошибается в этом! Я
  
  горячо ждала этого, хотя в то же время опасалась. Я хотела отдаться вся в
  
  первую же встречу, но почувствовала, что не хватает сил сдержать это. Мне
  
  хотелось сначала узнать его, но вся моя сила и воля исчезли, как дым, едва
  
  я видела его. Как я могла бы сопротивляться его очарованию победоносной
  
  мужественности, будучи в таком состоянии?
  
  Однажды Ф. зашел к нам после полудня с предпраздничным визитом - был
  
  канун рождества Христова. Мужа не было дома, я скучала одна и сидела у
  
  горящего камина, слушая зимнюю вьюгу. Господин Ф. сел в кресло рядом со
  
  мной и мы начали пустой, светский разговор. Сердце мое неистово стучало,
  
  горло перехватывало от волнения, но я не подавала вида. Вдруг Ф.
  
  Дотронулся до моей руки!.. Я вздрогнула и сжала его руку. Он вскочил с
  
  кресла, упал передо мной на колени, стал целовать мои руки, мое платье, мои
  
  колени под платьем... Он признался мне в своих чувствах, страсти, сжигающей
  
  его.
  
  Что он говорил мне, что я отвечала, я уже не помню. Я в страхе, что
  
  нас застанут и все поймут, проводила его до дверей, и тут Ф., не помня
  
  себя, схватил меня в объятия, впился губами в мои губы. Поцелуй огнем
  
  отозвался в моем существе. Я едва остановила крик, готовый сорваться с моих
  
  уст.
  
  В это время его рука, еще более проворная, чем губы, подняла мою юбку
  
  и стала ласкать мое убежище...
  
  - Уходите, уходите, - сказала я срывающимся голосом. - Завтра в три
  
  часа. - И убежала, находясь в неописуемом состоянии.
  
  К счастью, в доме не заметили моего волнения. Мне не передать
  
  состояния, в котором я находилась весь следующий день, но твердо помню, что
  
  решилась на все! Муж должен был уехать, я отослала прислугу и стала ждать.
  
  Мой милый Ф. приехал вовремя. Я сама открыла ему дверь и провела в свой
  
  будуар.
  
  Мы сидели оба в большом замешательстве. Он очень почтительно просил
  
  извинения за то, что не мог совладеть с собой, он уверял меня, что умрет,
  
  если я не буду принадлежать ему. Я не знала, что сказать ему, и в смущении
  
  молчала. Он взял мою руку и поцеловал ее. Я поднялась, вся дрожа. Наши губы
  
  слились в страстном поцелуе. Боже! Я не сопротивлялась, и у меня не было
  
  сил сопротивляться!
  
  Вожделение воспламенило мою плоть, наполнило безумием душу, заставило
  
  дрожать с головы до ног.
  
  С наслаждением, с еще не испытанным блаженством я чувствовала, что он
  
  увлекает меня, но куда? Как же дать! Как сделать! В будуаре была только
  
  неудобная мебель, кушетка, кресла и стулья. Ф. сел на стул, поставил меня
  
  перед собой. Его рука оставила мою талию и скользнула мне под юбку. Вот она
  
  пошла и вверху остановилась чуть выше колен... На мне, конечно, не было
  
  панталон. Я почувствовала, как его рука пошла дальше... Медленнее, словно
  
  наслаждаясь прикосновением... Вот она приблизилась к моему уголк у...
  
  Страсть все сильнее охватывала меня по мере продвижения руки. Его рука
  
  достигла моих волос и стала нежно щекотать верхнюю часть моего интимного
  
  местечка! Почувствовав, что Ф. привлекает меня к себе верхом на колени, я
  
  опустила взгляд вниз и у меня просто потемнело в глазах при виде его уже
  
  вынутого члена, совсем готового к бою. Величина его радостно потрясла меня,
  
  сердце мое стучало: сбывался один из моих чувственных снов, как будто
  
  добрая фея явила мне это волнующее зрелище.
  
  При виде его я окончательно утратила способность к сопротивлению, ноги
  
  мои сами собой раздвинулись... Я опустилась, припав головой к его плечу и
  
  отдалась ему вся. Я расширила, как только могла, мои ноги, желая и в то же
  
  время боясь заполучить к себе такого гостя. Сейчас же я почувствовала
  
  головку между губами моей щели... Ничтожный предшественник моего мужа не
  
  приучил меня к такому празднику. Инстинктивно я сделала движение, чтобы
  
  помочь ему, и почувствовала, как блаженство сотнями игл пронзило мою душу и
  
  тело, мою плоть и кровь...
  
  Немного погодя, помня сладостные игры тети, я встала и с улыбкой
  
  пригласила Жюля идти за мной. Мы подошли к столику, на который я оперлась,
  
  повернулась задом к Ф. Я предоставила ему очень удобный путь к сладостным
  
  утехам. Он поднял мою юбку выше талии, увидя предоставившиеся его взору
  
  формы, которые были у мен, похоже, хороши. Он вскрикнул от восхищения.
  
  Опустившись на колени, он стал покрывать поцелуями мои ноги, бедра,
  
  мои чудные округления... Потом дальше... Дальше... Дальше... Вот он
  
  раздвинул их, и я почувствовала на губах своего уголка его горячий язык. Я
  
  вскрикнула и замерла от удовольствия...
  
  Ф. поднялся и стал вводить. Но его огромная штука не входила, несмотря
  
  на наши обоюдные старания. Тогда он смочил его слюной и я почувствовала его
  
  головку, раскрывающую мои губ ы...
  
  Потом она прошла дальше, и через мгновение я почувствовала, как бы всю
  
  себя, наполненную этим восхитительным гостем. Мой любовник, наклонясь ко
  
  мне, впился своими губами в мои, которые я ему подставила, повернув к нему
  
  голову. Наши языки встретились, и я положительно обезумела. Я горела адским
  
  пламенем, вдруг несказанная, нестерпимая волна страсти разрешила узы моей
  
  жизни: для меня настала минута высшего блаженства...
  
  Ф. радовался, видя, как я довольна. Он приостановил работу, дав мне
  
  немного отдохнуть и прийти в себя. Затем я почувствовала, как он снова
  
  начал свои движения.
  
  Ах, как он умел продолжать удовольствие, раздваивать его тысячами
  
  оттенков!..
  
  Я и теперь ощущаю его первый урок: "Ангел мой, говори, что ты
  
  чувствуешь: так приятно открывать свою душу, когда составляешь единое
  
  целое. Как ты теперь?" Сколько удовольствия принесли мне эти слова! Ведь я
  
  давно хотела их услышать, и самой сказать слова, которые так сильно меня
  
  возбуждают, когда дело происходит с моей тетей. Сейчас я говорила:
  
  "Вдвигай... Глубже...
  
  Милый... Скоро я буду готова..." Уже Ф. сделал сильное движение
  
  бедрами, и я почувствовала горячую струю, под которой я почти потеряла
  
  сознание.
  
  Ничто из того, что я вообразила себе, видя наслаждение тети, не могло
  
  идти в сравнение с тем, что я испытала! Это была очаровательная
  
  действительность. Я была словно без чувств, опустив голову на руки, с
  
  поднимающейся грудью, не в состоянии сделать хотя бы одно движение. Ф.
  
  Отошел от меня, но я продолжала чувствовать наслаждение. Против воли я
  
  осталась в той же позе, вздрагивая и продолжая машинально делать движения.
  
  В это время Ф. склонился надо мной. Он застегнул и опустил мою юбку,
  
  посадил рядом с собой на кушетку и стал целовать. Я все еще не могла
  
  успокоиться, но мало-помалу пришла в себя и попросила оставить меня одну.
  
  Он удалился.
  
  Тогда лишь я заметила, что нахожусь в ужасном беспорядке. Мне
  
  следовало бы переменить белье, так как рубашка, даже чулки были запятнаны
  
  любовным нектаром и даже кровью. Я не безнаказанно имела дело с огромным членом... Переодевшись, я легла в постель и сразу же уснула. К счастью,
  
  муж должен был приехать поздно.
  
  Я проснулась около семи часов бодрой, счастливой и сильной, какой не
  
  чувствовала себя давно. Мне захотелось заглянуть в себя. Познать свое
  
  чувство, свою душу... Нет, я не считала себя порочной. Я любила своего мужа
  
  как верного друга, как спутника моей жизни, и никогда бы не изменила ему,
  
  если бы он обладал большой мужской силой, способной удовлетворить мою
  
  страсть. Половое наслаждение стало для меня такой же необходимостью, как
  
  пища. И это вполне нормально в жизни каждой нормальной женщины.
  
  Я решила, что для спокойствия мужа должна вести дело так, чтобы никто
  
  не знал, чтобы у него не родилось ни одного подозрения. Я могу сказать, что
  
  это вполне удалось. Город, в котором мы жили, был мал и полон сплетен, и
  
  было нелегко скрывать нашу связь, но я принимала бесчисленные
  
  предосторожности, и все обстояло благополучно.
  
  Несколько дней мы не встречались. Мы оба ужасно страдали от этого. В
  
  течение долгих восьми дней мы ограничивались только взглядами или пожатиями
  
  рук при встрече. Наконец Ф., будучи не в силах больше переносить это,
  
  пришел к нам с визитом.
  
  Муж был дома, и мы болтали о том, о сем. Пришел еще гость, и Ф. стал
  
  прощаться. Муж проводил его, вернулся, а я, повинуясь какому-то инстинкту,
  
  вышла в переднюю. Предчувствия меня не обмануло: Ф. стоял между дверями.
  
  Увидев меня, он бросился ко мне навстречу, с жаром обнял меня и
  
  воскликнул: "Ангел мой! Как я страдал!" Мы находились между дверями.
  
  Прежде, чем я опомнилась, наши губы встретились и слились в поцелуе. Я
  
  почувствовала, как его рука поднимает мою юбку, гладит мои ноги, мое лоно,
  
  скрытое под шелковыми панталонами...
  
  Вот его рука оттянула резинку и скользнула вниз, его палец проник в
  
  мое пылающее убежище...
  
  Моя рука сама потянулась к его дорогому предмету... Мы молчали и с
  
  исступлением ласкали друг друга. Прошло несколько секунд. Движения наших
  
  рук не прекращались, и вскоре я почувствовала горячий поток в свою руку...
  
  Мы быстро расстались. Все произошло так быстро, что муж ничего не
  
  заподозрил. Я вернулась в гостиную как ни в чем не бывало. Но
  
  предварительно я вымыла руки... Когда я, стоя в ванной комнате, мыла руки,
  
  то улыбалась своему отражению в зеркале и представляла и думала: сколько у
  
  нас еще впереди, сколько удовольствия и счастья мы с Жюлем подарим друг
  
  другу!
  
  Я не пытаюсь пересказать все, что у нас было, Ограничусь лишь
  
  описанием наиболее интересных моментов нашей связи. Я от всей души желала
  
  бы, чтобы это продолжалось вечно, потому что любовь моя, моя страсть не
  
  затихает до сих пор, хотя прошло уже немало лет...
  
  Мой Жюль обладал редким даром разнообразить удовольствия. Никогда не
  
  доходя до пресыщения, он находил особое сладострастное удовольствие обучать
  
  меня искусству наслаждения, и нашел во мне ученицу очень способную и
  
  послушную. Скольким утонченным ласкам, скольким сладострастным позам научил
  
  он меня!
  
  При таком хорошем учителе я делала такие успехи, что нередко
  
  превосходила его. Так, например, предаваясь сзади (это был наш коронный
  
  номер) нашему любовному наслаждению, я срывалась со своего кавалера, быстро
  
  целовала своего победителя в его влажную от меня штуку и убегала в другой
  
  конец комнаты. Там я падала в кресло, подняв вверх раздвинутые ноги,
  
  предоставляя ему совершенно раскрытое убежище. Едва мой любовник снова
  
  проникал в него, как я выскальзывала из-под него, садила его прямо на стул,
  
  а сама становилась к нему спиной и, взяв его скакуна, до основания
  
  погружала его в свои бедра...
  
  Мой драгоценный Мими, так любовно называла я мой рычаг наслаждения,
  
  стал для меня страстью, предметом моего преклонения. Я не могла вдоволь
  
  налюбоваться на его длину и толщину. Я ласкала его, гладила, трепала на
  
  тысячу ладов. Я зажимала его между своими грудями и, сжатый ими и
  
  придерживаемый моими руками он, после некоторого трения, изливал свой
  
  нектар...
  
  Жюль с лихвой возвращал мне ласки. Он уверил меня, что ни одна женщина
  
  не имеет такого совершенного по форме и размерам убежища. Одним из его
  
  удовольствий было приникать к нему губами и щекотать верхушку языком, что
  
  приводило меня в положительно сумасшедшее состояние.
  
  Мне так понравилось это приятное занятие, что очень редко свидания
  
  обходились без него. Я даже придумала для этого весьма удобное положение.
  
  Я ложилась спиной на кушетку, раздвинув ноги и легка согнув их в
  
  коленях.
  
  Жюль, лежа у меня в ногах, брал руками меня за бедра и трепетными
  
  губами вбирал мои губы, проникая языком в глубь убежищ а...
  
  Это производило на меня немалое нервное потрясение, от которого я
  
  готова была взлететь, как птица, или упасть и преклоняться, пресмыкаться
  
  перед ним...
  
  Слова сами срывались с моих губ, запекшихся от любовного жара: "О,
  
  сладчайший! О, ты ангел любви, исчадие страсти! Как ты это делаешь! О, будь
  
  благословенен! Ты меня убиваешь! Мне нечем дышать от счастья, я умру от
  
  твоей любви!
  
  Извиваясь, как уж, я развернулась на постели и легла в ноги Жюля,
  
  который тот час же возобновил свое блаженственное лизание прижимая руками
  
  мою горячую промежность, мое раскрывшееся влажное лоно к своему лицу...
  
  Я увидела вблизи его стройное тело, его бедра, сладостные нежной и
  
  чистой суровостью, и - ах! Ах! - ноги, как у Гермеса... Рычаг моей страсти
  
  во всем своем мощном приливе уперся мне в лицо, я стала гладить его,
  
  ласкать, целовать, потом легонько укусила его. Мне так понравилось, что я
  
  приникла ртом к источнику моих наслаждений, губами обхватила его, и вот, он
  
  уже уперся мне в небо...
  
  Жюль восторженно обхватил меня, пальцами раздвинул мое убежище, давая
  
  еще больший простор своим жадным губам, своему сладостному языку, который
  
  касался моих обнаженных нервов, натянутых, как скрипичные струны...
  
  Я почувствовала, как в пароксизме страсти сокращаются мышцы моего
  
  живота, и в изнеможении упала ему на живот лицом... Убежище мое стало
  
  совсем влажным, но Жюль в упоении продолжал свое мучительно сладкое
  
  занятие. Это воскресило меня, я снова стала ласкать и щекотать языком
  
  нежное и грозное оружие моего властелина, а руками медленно перебирать и
  
  трогать то, в чем заключен секрет его мужской силы...
  
  Я чувствовала, что у Жюля подходит критический момент, и стала еще
  
  неистовее подниматься и опускаться лицом в упругий лес его волос, стараясь
  
  захватить губами как можно больше... У меня перехватило дыхание...
  
  Все-таки этот сладострастный предмет имеет значительные размеры...
  
  Вдруг Жюль попытался резким движением освободить свой член от моих
  
  жадных уст, но я еще сильнее прильнула к нему: у меня тоже подходил
  
  сладостный миг! Я испытала сладкую, почти непереносимую муку, симфонию
  
  нашей страсти в едином слитном аккорде, подобно гину...
  
  И я почувствовала на языке теплоту любезного напитка; этот десерт
  
  любви... Ах!.. Мне казалось, что он имеет медовую сладость.
  
  Вы скажете, это грубая непристойность, извращение? Ничуть! В любви все
  
  делается по свободной прихоти сердца, это придает особую сладость ласкам,
  
  этим благоуханным цветам любви. В любви все свежо, все полно сладости и
  
  бесконечного очарования. Если любовники не приносят своими ласками друг
  
  другу физических и моральных страданий, то они могут наедине делать все,
  
  что им заблагорассудится.
  
  Как много в жизни теряют люди с пуританским образом мыслей, как скуден
  
  диапазон их страстей, как унылы и безрадостны их объятия!.. Мне их жаль!
  
  Настало лето, я должна была уехать на воды в Мариенбад, город
  
  последней любви великого Гете. С ужасом мы с Жюлем думали о той минуте,
  
  когда нам придется расстаться. Путешествие было неизбежно, так как этого
  
  хотел мой муж, и, занятый службой, он, правда, не мог сопровождать меня,
  
  однако надеялся иногда навещать меня и проводить подле меня несколько дней.
  
  Принимать одного Жюля было бы крайне неосторожно.
  
  Опечаленная, я уехала в свое изгнание. Вскоре приехал муж и сказал,
  
  что скоро приедет господин Ф. и еще несколько знакомых. Я страшно
  
  обрадовалась и ждала этого дня с вполне понятным нетерпением. Через неделю
  
  я получила письмо от мужа, что он с гостем приедет на следующий день.
  
  Они прибыли в четыре часа утра. Я еще спала, и муж улегся со мной.
  
  Разлука пробудила его редкое делание, и, хотя я надеялась, что вполне
  
  буду удовлетворена Жюлем, признаюсь, не без наслаждения отдала себя в его
  
  руки.
  
  Обняв его, я скользнула рукой под его рубашку, взяла его член и в
  
  течение нескольких минут с удовольствием... Раскачивала его. Приведя его в
  
  состояние энергии, я сама направила его в свое убежище. Анри в этот день
  
  делал лучше обыкновенного, и признался потом, что моя рука доставила ему
  
  большое удовольствие. Впоследствии я не раз пускала ее в ход по его
  
  просьбе... Вскоре мы уснули.
  
  В течение долгого дня мы с Жюлем могли переговариваться только
  
  взглядами, но мы прекрасно понимали друг друга! Это бесстыдное томление
  
  души и плоти делало меня задумчивой, и в то же время раздражительной...
  
  Вечером я, сославшись на головную боль, поднялась к себе в спальню и,
  
  как обычно, тщательно, теплой водой с ароматной эссенцией, подготовила
  
  интимное место к сладостным играм любви. Затем накинула на обнаженное тело
  
  легкий жакет и надела черные чулки с алыми подвязками. Я знала, что Жюль
  
  любит такой наряд: контраст моего перламутрово-белого тела, черных чулок, черного мыска под животом
  
  и кроваво-красных подвязок...
  
  Он проскочил ко мне в будуар, и я бросилась ему на шею:
  
  - Дождалась, наконец, дождалась тебя, дорогой! Ах! Как я скучала, как
  
  желала тебя все это время!
  
  - А я?! Я жил только мечтами о тебе!
  
  - Муж ничего не заподозрит, милый?
  
  - Нет, я сказал всем гостям, что пошел навестить баронессу фон
  
  Лихтенштейн и ее очаровательных дочерей.
  
  - Ты говоришь - очаровательных? - я игриво надула губки.
  
  - Что ты! Ты лучше всех, ты королева моя, царица Савская, аромат твоих
  
  грудей сводит меня с ума! Глаза твои - два родника, груди твои - два нежных
  
  ягненка, стройные ноги твои держат крышу моего мира! Я умру от любви у
  
  твоих ног, за твоим черным руном я бы поплыл, как древние греки за золотым
  
  руном, в малярийную Колхиду! Но я и так в лихорадке, они сжигает мою душу,
  
  мою плоть и кровь! Я хочу сгорать дотла в аду твоих простынь!
  
  Говоря это, он положил меня на овальную кровать, раздел в мгновение
  
  ока, и вот уже единым пламенем зажглись наши сердца, единые волшебные
  
  созвучия наполнили слух, и, сжимая друг друга в объятиях, в бреду той
  
  сладостной лихорадки, которая, надеюсь, вам известна, мы забыли обо всех
  
  опасностях, обо всем на свете...
  
  Вдруг в коридоре послышались шаги! Одним прыжком я очутилась у двери и
  
  прильнула к ней. В замочную скважину я пыталась рассмотреть, кто это. Мы
  
  пропали, если это мой муж!
  
  К счастью, это был не он... Я знаком дала понять Жюлю, что опасности
  
  нет, и продолжала стоять у замочной скважины. Жюль подбежал ко мне и с
  
  размаху всунул мне сзади свой чудовищный член, не знавший усталости. Ах,
  
  как я ему помогала, раскрывая ягодицы, извиваясь и производя судорожные
  
  движения убежищем, задыхаясь от страсти и наслаждения! Устав держаться за
  
  ручку двери, я отделилась от Жюля, поцеловала его мокрую от меня штуку и
  
  подошла к раскрытому окну.
  
  Над чернотой низкого леса стоял зеленый полусвет, слабо отражавшийся в
  
  плеске белеющей реки, на белых мраморных стенах вилл и беседок...
  
  Таинственно, просительно ныли невидимые комары и летали с треском ад
  
  окном бессонные странные стрекозы... Внизу под моим окном, на террасе,
  
  развалились веселые госты, слышался звон посуды и смех. Среди гостей я
  
  увидела своего мужа в белом смокинге, с рюмкой в одной рук и с зажженной
  
  сигаретой в другой.
  
  ... Жюль подошел ко мне тихими шагами, поднял подол моего пеньюара, и
  
  я почувствовала на губах своего убежища губы моего возлюбленного... Я
  
  облокотилась на подоконник и, не видимая снизу, продолжала смотреть на
  
  террасу, сосредоточившись вся в блаженных ощущениях божественного места...
  
  Я отставила свой зад насколько это можно, предоставив себя полностью в
  
  распоряжение Жюля, содрогаясь от блаженства...
  
  - О! О! Жюль, не... Жюль... Еще... О-о-о!
  
  Вскоре он поднялся с колен и, взявшись кончиками пальцев за края моего
  
  пылающего убежища, раздвинул его, и я почувствовала, как меня наполняет
  
  смертной истомой его огромный, несгибаемый член, который тотчас начал свое
  
  медленное ритмичное движение. Это было новое. Особенно.
  
  Тревожное наслаждение от преступного события почти на глазах мужа,
  
  которого я продолжала видеть внизу. Колдовство этих ласк заворожило меня, я
  
  так ослабла, что почти легла на подоконник. Если бы Жюль не держал меня за
  
  бедра, то я бы, чего доброго, могла выпасть из широкого венецианского
  
  окна...
  
  Видя, что я изнемогаю от усталости и нервного напряжения, Жюль вынул
  
  из меня свой член, отчего у меня сердце упало от огорчения. Он взял меня,
  
  обессиленную, на руки и отнес обратно в кровать и положил животом вниз.
  
  Отдышавшись, я пришла в себя и начала целовать нежные звезды его
  
  груди, в золотистые волоски в темном проеме подмышек...
  
  Он гладил мне спину... Ниже спины... Мой зад, круглившийся на сбитых
  
  простынях... Раздвинув мне ноги, он ласкал нежный пушок между моих
  
  ягодиц...
  
  Я, воскреснув от его ласк, начала игриво увертываться от его медленных
  
  рук, скрывая одно место своего тела и, как бы случайно, подставляя
  
  другое... Потом я поползла от него наверх, к подушке, которая оказалась в
  
  этот момент у меня под низом живота.
  
  Зад мой был обращен вверх, благодаря подушке и соблазнительно
  
  возвышался, и мое ненасытное убежище было совсем раскрыто для ласк... Жюль
  
  ввел свой еще более увеличившийся член в мое, ставшее просторным, лоно, и
  
  снова блаженство охватило меня истомой его медленных движений.
  
  - Голубчик мой... Любимый... Ох... Двигайся еще медленнее...
  
  Жюль уже не лежал на мне, он сидел на мне, сидел верхом, и, держась за
  
  мой зад, проникал в меня так далеко, как никогда раньше... Мне было больно,
  
  но в этой боли я чувствовала наслаждение. Ах! Я бы хотела, чтобы он весь,
  
  мо Жюль, вошел в меня целиком! Я в такт его ритмичных движений стала делать
  
  встречные движения бедрами. Едва не теряя сознания от сладостной боли.
  
  Живот у меня уже болел, но я не обращала внимания и вся надвигалась на
  
  него, надвигалась...
  
  Вдруг в мозгу моем вспыхнула молния, она ослепила меня, пронзила, и я
  
  почувствовала, как я лечу к звездам... Среди звезд... Мой милый наездник
  
  сидит на мне, и мы вдвоем мчимся через мириады созвездий вдаль, в века...
  
  В бесконечность...
  
  Очнувшись, я увидела, что Жюль уже собрался уходить, так как внизу
  
  погас свет и сейчас должен был прийти мой муж.
  
  Вот зашел Анри. Я встала ему навстречу. Он, как всегда, не заметил
  
  моего порыва, а стал ходить по комнате и в восторге рассказывать о
  
  проведенном дне. Он был весел, нежен, внимателен. Я была в рубашке, которая
  
  мягко обрисовывала соблазнительные места моего зада. Меня охватило
  
  любопытство проверить, способен ли мой муж иметь со мной дело дважды в
  
  день. Решившись испытать его, я кокетливо приняла позу, благодаря которой
  
  еще выразительнее вырисовывались части тела, бывшие особенно прекрасными.
  
  Поставив ногу на стул и высоко подняв рубашку, я стала снимать
  
  подвязки.
  
  Таким образом, стоя сзади, мой муж видел помимо зада, отражение в
  
  зеркале моих ног и весь заветный треугольник с его оперением. О, как
  
  властно этот треугольник приковывает к себе взоры всех мужчин!
  
  Маневр удался вполне. Анри, бывший уже в рубашке, подошел ко мне,
  
  поцеловал меня в шею, отправил руку в убежище, просунув ее сзади.
  
  - Постой, - сказала я ему, - что это с тобой сегодня?
  
  - Милая моя, ты прелестна!
  
  - Но разве я не всегда такая?
  
  - Всегда, но сегодня особенно!
  
  - Чего же ты хочешь?
  
  Сознаюсь, что вопрос был глупым.
  
  Я взяла его член, который, хотя и возвышался, но был далеко не в
  
  лучшем состоянии.
  
  - Видишь, ты не можешь.
  
  - Пожалуйста, приласкай его, прошу тебя, - просил он.
  
  - Что это наводит тебя на такие мысли, мой дорогой?
  
  - Твой прекрасный зад... Он такой прекрасный!
  
  - Но в таком случае вы его больше не увидите!
  
  И с этими словами я прикрыла его рубашкой, в то время как другие части
  
  тела прекрасно отражались в зеркале. Но муж не унимался, и тогда, желая
  
  воспользоваться моментом, я усадила Анри на стул и села к нему на член
  
  верхом, но вдруг с ужасом заметила, что орудие ослабло, надо было начинать
  
  сначала. Но я была слишком возбуждена, чтобы не довести дело до конца.
  
  Кроме того, здесь задето мое самолюбие. Я снова начала действовать
  
  рукой, и вскоре член пришел в нормальное состояние. Тогда я поставила стул
  
  перед зеркалом и, обернувшись к нему спиной, помогла ввести его сзади...
  
  На следующий день, прогуливаясь в парке, мы с Жюлем отстали от всей
  
  группы и завернули в беседку, увитую плющем так густо, что в ней царил
  
  таинственный полумрак...
  
  Жюль стал меня просить показать, как я прежде предавалась моим
  
  одиноким удовольствиям - я ему как-то с легким стыдом призналась в этом. Я
  
  хотела лечь на скамью, но он не разрешил мне, усадив на стоящий в углу
  
  беседки стул.
  
  - Садись верхом на этот стул и открой свою милую Леле, действуй при
  
  этом своей маленькой ручкой.
  
  Я была заинтересована и повиновалась. Расстегнув мой корсаж, Жюль
  
  обнажил меня до пояса. Я почувствовала горячее желание. Мои похотливые
  
  желания вспыхнули. Я принялась вполне серьезно заниматься тем, чем когда-то
  
  занималась.
  
  Вдруг я почувствовала, что Жюль засовывает мне под мышку свой набухший
  
  член. Оригинальность этого положения разожгла меня. Наклонив голову, я с
  
  любопытством наблюдала, как головка прекрасного стержня то появлялась, то
  
  вновь исчезала под мышкой. Мой партнер был всецело поглощен созерцанием
  
  моей левой руки, работавшей с большим усердием. Вскоре мы достигли высшей
  
  степени сладострастия и вместе кончили...
  
  Спустя несколько минут мне пришла в голову мысль, и я, очень
  
  заинтересовавшись ею, спросила, могут ли мужчины испытывать удовольствие
  
  без участия женщин. Жюль ответил утвердительно, и я попросила его показать,
  
  как это делается.
  
  - Но ты сама отлично знаешь, берут его рукой и делают так.
  
  - Покажи мне, доставь мне это удовольствие.
  
  Я извлекла на свет божий его член, напряженный и возбужденный нашими
  
  разговорами и имевший свой обычный вид. Я положила его руку поверх члена.
  
  - Ну, сделай, милый!
  
  - Глупости! - рассердился Жюль. - Мне гораздо лучше, когда это делаешь
  
  ты сама своей ручкой и одолжишь свои грудки.
  
  - Ну, исполни мою просьбу. Или ты хочешь меня рассердить?
  
  Но он все же повиновался и я, наклонившись к нему, с любопытством
  
  следила за его движениями. Вскоре я сжалилась над ним: расстегнув корсаж,
  
  опустилась перед ним на колени и дала ему окончить в свои нежные груди.
  
  Мы переехали в город и снова начались страстные но, увы, редкие
  
  встречи с Жюлем. Я уже полагала, что мне нечему учиться. Однако я ошиблась.
  
  Уроки возможны.
  
  Я уже говорила, что мои ягодицы отличались редкой красотой. Они бы
  
  получили тысячу поцелуев от моего любовника, очень любившего класть меня
  
  так, чтобы удобнее пользоваться мною и любоваться зрелищем моих нежных
  
  округлостей.
  
  Он приоткрывал пальцами губы моего тайника и ласкал и целовал и водил
  
  кончиком языка по верхней части моего убежища. Иногда при этом его палец
  
  поднимался выше, и я чувствовала странное, несказанное щекотание у входа,
  
  или, вернее сказать, у выхода, который не имеет никакого отношения к
  
  радостям любви. Случалось даже, что его член, входя до основания, и я
  
  испытывала острое блаженство страсти, я чувствовала, что его палец входит
  
  довольно глубоко в это узкое отверстие. Это было странное, удивляющее меня
  
  впечатление, причем совершенно меня не шокирующее, скорее, наоборот. Эта
  
  ласка доставляла мне совершенно своеобразное сладострастие, которое я не
  
  могла, да и не старалась, проанализировать...
  
  Как-то раз Жюль после обычного очаровательного ритуала лизания верхних
  
  губ верхушки моего убежища, поднялся и поместился сзади меня.
  
  Медленно, едва касаясь, он стал ласкать головкой члена губы моего
  
  отверстия.
  
  - Задвигай же поскорее! - вскричала я с нетерпением, - ты сжигаешь
  
  меня на медленном огне!
  
  - Подожди секунду, дорогая...
  
  - Ах, что ты делаешь со мной, ведь мне больно! Ты не туда!
  
  И в самом деле я чувствовала, что кончик старался проникнуть в то
  
  самое узкое отверстие, о котором я говорила выше.
  
  - Милая, ну дай мне сделать так, как я хочу! У любимой женщины все
  
  должно служить источником блаженства. Я хочу, чтобы в твоем чудесном теле
  
  не осталось ни одного местечка, где бы я не побывал, где бы я не принес
  
  жертвы.
  
  - Но это невозможно! - возразила я. - Ты н е...
  
  - О! Не беспокойся, после ты сама поймешь, как это хорошо. Держу пари,
  
  что ты еще сама попросишь это делать.
  
  - Нет, дорогой, это невозможно. Ну задвинь его чуть пониже, где будет
  
  очень хорошо. Умоляю тебя...
  
  - Я прошу же, наконец, требую! - сказал Жюль, лицо его пылало гневной
  
  страстью.
  
  - Боже мой! Ну если уж ты так хочешь, делай, только поживее, все же
  
  мне это очень страшно.
  
  Я замолчала и предоставила ему возможность делать то, что он просил.
  
  Жюль подошел к туалетному столику и обильно смазал свой член кремом,
  
  затем он присел рядом со мной, и его палец смазал тем же кремом вход в мое
  
  узкое место. Я дрожала от страха... Вот он снова приблизился головкой к
  
  моему узкому месту. Первые попытки были безуспешны, мне было больно, и я
  
  была далека от какого-нибудь удовольствия. Но я так любила его, что
  
  вытерпела бы ради него еще большие муки и боли. Кроме того, меня
  
  поддерживало женское любопытство...
  
  Прекратив на минуту свои старания, чем в глубине души уже огорчив
  
  меня, Жюль отправил свою руку между моих ног и принялся щекотать и
  
  раздражать мое лоно. Эта сладостная канитель возбудила во мне безудержную
  
  страсть, бешеное влечение. Но вот Жюль взял мою руку и положил на место
  
  своей. Я сразу поняла, и стала продолжать эти безудержные манипуляции.
  
  Вдруг я снова почувствовала головку его члена, и наслаждение, которое
  
  я почувствовала спереди, смягчило боль, все еще испытываемую моим задом.
  
  Наконец, я почувствовала, как кольцо, которое закрывало узкое
  
  отверстие, раздалось, и огромный цилиндр вошел целиком. Я почувствовала
  
  движения рук...
  
  И необъяснимое двойное удовольствие захватило меня... Я почти без
  
  сознания, ничком, упала вперед в спазме, который невозможно описать... К
  
  великому счастью, Жюль не дал выбить себя из занятой позиции. Он последовал
  
  за моим движением и лег на меня во весь рост. Сделав еще несколько
  
  судорожных движений, он наполнил свой страстный бокал горячим нектаром
  
  любви. Ах, как мне было хорошо... Мы оба лежали без движений друг на друге,
  
  не говоря ни слова. Мне было стыдно, сама не знаю чего. Я, кажется,
  
  негодовала на себя за то, что испытала такое сильное наслаждение
  
  посредством столь неподходящего места.
  
  С другой стороны, я была в восторге от нового источника наслаждения.
  
  Жюль с жаром поцеловал меня и тихонько прошептал: "Ну, что ты
  
  скажешь?" - Не знаю...
  
  - А хорошо ли тебе было?
  
  - О да, конечно, дорогой.
  
  - Ты не очень сердишься на меня за этот каприз?
  
  - Ничуть, милый.
  
  - А будешь просить повторить?
  
  - Да, конечно, только не слишком часто. Это слишком сильно.
  
  За все время разговора Жюль не менял своего положения. Его член
  
  находился у меня в узком месте. Почувствовав, что он уменьшается, и что
  
  Жюль хочет вынимать его, я сжала ягодицы до такой степени, что бесценный
  
  предмет продолжал оставаться на месте, доставляя мне невыразимое
  
  блаженство.
  
  Довольно скоро я почувствовала, что член Жюля начинает увеличиваться и
  
  принимать прежние размеры. Но мне уже было почти не больно, когда Жюль
  
  возобновил свои движения. Наверно, это было потому, что нектар любви
  
  обильно смочил узкое место и трения, причинявшего такую боль, уже почти не
  
  было. Было только блаженство...
  
  - О блаженство! Ты сильнее всех благ в жизни! Ты сильнее самой жизни и
  
  смерти! Будем же любить сладострастие, как пьянящее вино, как зрелый плод,
  
  благоухающий во рту, как все, что переполняет нас счастьем!
  
  Опоэтизируем, сударыни, сладострастие, даже самые грубые его
  
  проявления, самые некрасивые формы, самые чудовищные его выдумки!
  
  Будем любить сладострастие, которое пьянит, сводит с ума,
  
  обессиливает, доводит до изнеможения и вновь воскрешает!
  
  Оно нежнее благоухания, легче ветра, острее боли; оно стремительно,
  
  ненасытно, заставляет молиться, совершать преступления и подвиги.
  
  Неизвестный автор - Холостяк
  
  Как бегут года! Вспоминаю Алену. Так хорошо ее помню, будто разошлись
  
  прошлым летом. Когда я познакомился с ней, ей было ровно восемнадцать. Мы
  
  прожили вместе два года. Получается, что ее нет со мной уже около трех лет!
  
  Алена! Часто вспоминая подробности наших встреч, я продолжал
  
  удивляться - как могла она отдаваться мне так самозабвенно и восторженно,
  
  не любя? В течение двух лет она стремилась ко мне, сама звонила мне, когда
  
  у нее выдавался свободный вечер. Все свободное время мы проводили вместе и
  
  большую его часть в постели. Как раскованно и сладострастно она
  
  удовлетворяла мои причудливые желания. Рассудочность в такие дни таяла в
  
  моей голове, как воск на огне, и ее зовущая слабость, разнеженная
  
  покорность будили во мне зверя. Я брал ее истово, и приходил в восторг от
  
  ее томных постанываний, от сознания, что ей хорошо со мной.
  
  "Я не люблю тебя. Зачем продолжать?" - сказала она спустя два года
  
  нашей совместной жизни. Оскорбленное самолюбие бросило мне кровь в голову:
  
  "Ну так давай расстанемся!" Странно, но на глазах у нее все же
  
  выступили слезы. Может она надеялась, что я, как прежде, начну убеждать ее
  
  в своей любви. Глаза ее набухли от слез, она сняла с пальца подаренное мною
  
  золотое колечко. И мы разошлись в разные стороны.
  
  В суете будней, среди житейских забот не замечаешь времени.. Ум,
  
  физические силы направлены к достижению различных целей. Но так хитро
  
  устроен мозг, что эту боль - боль одиночества - он может обнажить в сердце
  
  в любую минуту. Бывает, едешь в трамвае, сидишь у окошка, разглядываешь
  
  прохожих и вдруг...
  
  Алена! Неужели я не увижу тебя среди прохожих! Ведь мы живем в одном
  
  городе. Ну, и что бы я ей сказал? Я бы... Я бы заглянул в глаза: Алена,
  
  будь снова моей. Ты мне нужна! Ведь тебе было так хорошо со мной!
  
  И услужливая память начинает прокручивать сцены словно виденные мною
  
  когда-то в кино - в цвете, с голосами. Вот летний день и двое молодых людей
  
  едут в автобусе на окраину города. Люди потеют, у Алены на лбу капельки
  
  пота. Я держусь за поручень, она держится за мою руку. Солнце печет сквозь
  
  окна, люди героически изнемогают и тошнотворный запах людской скученности
  
  плотной массой висит в воздухе. Мы едем на пустую квартиру, чтобы
  
  заниматься любовью. Я украдкой гляжу на Алену - капельки пота стекают со
  
  лба на виски, блузка от тяжелого дыхания вздымается порывисто и странно,
  
  вместо отвращения я испытываю вожделение и ощущаю, как в плавках забился
  
  упругой силой мой дружок.
  
  Вот мы входим в квартиру. Снимаем туфли. Прохлада, полумрак. Алена в
  
  коридоре у зеркала поправляет волосы. Я подошел сзади, плотно прижался к ее
  
  крутым ягодицам, впился губами в шею. Руки мои, преодолевая ее слабое
  
  сопротивление, залезли под юбку и стали стремительно снимать трусики. "Ну,
  
  если ты так хочешь..." - тихо прошептала она и, упершись руками в стену,
  
  податливо расставила ноги. Я спустил брюки, чуть подогнув ноги, пристроился
  
  и вонзил дружка в горячую глубину. Шумно дыша, мы оба отдавались как-то
  
  сумбурно и беспорядочно. О, миг блаженства! Словно в судороге выгнулось мое
  
  тело, где-то в глубине ее чрева ударила моя струя, и... Оцепенение
  
  стряхнулось. Я вытащил дружка и убедился, что в ванную пройти не смогу, так
  
  как на ногах, словно кандалы, висели скрученные брюки - пришлось поскакать.
  
  Алена, плечом оболокотившись на стену коридора, засмеялась. Да, вид
  
  действительно был забавный - молодой мужчина в рубашке с галстуком,
  
  спущенных брюках с дружком, стоящим на 19. 00, скачет по коридору в ванную
  
  комнату.
  
  Однажды я повез ее на машине загород. Теплым летним вечером мы гуляли
  
  по берегу моря, вдыхая йодистый аромат. Она прижималась ко мне своим
  
  горячим телом. Большие сосны отбрасывали в мерцающем свете жутковатые тени,
  
  а взморье пугало своей безлюдной тишиной. Мы вернулись в машину. Я сел за
  
  руль и, слившись с Аленой в горячем поцелуе, неловко выгнулся набок. Мое
  
  положение не давало простора для проявления желаний. Дружок налился
  
  тяжестью и уперся в брючную ткань. Своими маленькими ручками она
  
  поглаживала мой торс, ногу и, наконец нащупала дружка. В темноте я не видел
  
  ее глаз, но ощутил прерывистое горячее дыхание. Она расстегнула мои брюки,
  
  дернул плавки, и дружок выскочил наружу. Она со стоном согнулась и
  
  прижалась пылающим лицом к упругому дружку. Я откинулся на сидение и
  
  сладким покалыванием ощущал, как она ласкала моего дружка щекотанием
  
  ресниц, прикосновением бархатной кожы щек и горячих губ. Когда я застонал
  
  от избытка чувств, она открыла ротик и, схватив дружка двумя кулачками,
  
  стала его шумно обсасывать. Она крутила шершавым языком, задвигала дружка
  
  то вглубь гортани, то стискивала его губами. Рука моя лежала на ее,
  
  подрагивающей от возбуждения, подруге. Безмерная нежность и радость
  
  охватила меня с ног до головы. Толчок. Алена откинулась в сторону, и
  
  клейкие капли ударили в приборную доску.
  
  Алена! Когда мы проводили время вместе, гуляя по улицам города, то
  
  почему-то ссорились по пустякам. Ты так быстро раздражалась! Я тоже не
  
  уступал. Почему я вызывал в тебе раздражение? Ты делала мне много замечаний
  
  - не так говоришь, не так смотришь, не так ходишь. Ты хотела, чтобы я стал
  
  лучше? Чтоб я стал таким, каким ты хотела бы меня видеть? Но я был не в
  
  состоянии переделать себя. А ты не смогла мне этого простить.
  
  Однажды, когда ее родители уехали на несколько дней, она предложила
  
  мне пожить у нее три дня. Мы разместились на широкой родительской тахте.
  
  "Я люблю простор", - сказала она мне и легла по диагонали. То ли
  
  родные стены так ободряли ее, то ли ее радовала возвожность пожить почти
  
  семейной жизнью без перерыва почти целых трое суток, но она вся светилась
  
  от радости. Мы резвились всю ночь. После завтрака прогулялись по парку.
  
  Обед с вином. И снова в постель. Ближе к вечеру мы все еще занимались этим
  
  делом. Сказать по правде, мой дружок еще исправно стоял, но находился как
  
  бы под анастезией - то есть ничего не чувствовал. Но раз любимая задирает
  
  ноги кверху, грех отказывать. Она лежала на спине, ноги покоились у меня на
  
  плечах, а я стоял перед ней на коленях и мерно раскачивался, как челнок.
  
  Отсутствие уже страстного напора, мокрота, уже дружок мой частенько
  
  вываливался из пещеры. Вход в пещеру теперь был просторен, и потому я, не
  
  помогая ему руками, мог всякий раз толчком запихивать его обратно в
  
  благодатное отверстие. И вот опять. Примерился, вонзил в подругу и...,
  
  вскрикнув, она соскочила с постели. "Что такое?" - я ничего не почувствовал
  
  и потому не понял. Она посмотрела на меня с конфузией и упреком. "Ты не в
  
  отверстие попал. Специально?" Я божился, что не нарочно.
  
  Мы оделись и поехали в ресторан. Вернулись ближе к часу ночи. В
  
  проветренной спальне было свежо. Мы расставили по вазам цветы, и как будто
  
  не было и впомине напряженных суток. К моему глубокому удивлению дружок
  
  опять налился упругой силой. Прижавшись ко мне для поцелуя, Алена сквозь
  
  одежду ощутила это. Она стала раздеваться, повернувшись ко мне спиной. Я
  
  тоже разделся, кидая одежду прямо на пол. Шагнул к ней, прижался к ее
  
  спине. Протянул руки, взял в ладони груди и попытался повернуть ее к себе.
  
  Она не поворачивалась. Я опять попытался повернуть. Стоя по-прежнему
  
  ко мне спиной, она прижалась ягодицами к моему дружку и, постанывая, стала
  
  тереться об него. "Она хочет, чтобы я взял ее... Сзади", - осенила меня
  
  потрясающая догадка. От необычайности я и сам задрожал мелкой дрожью, но
  
  стал приноравливаться. Ворвавшись внутрь, дружок ощутил сухой жар и стал
  
  стремительно набухать. Алена застонала. Ощутив снизу выворачивающую силу, я
  
  вскрикнул и сильно сжал ее груди. Толчками прошла теплая волна.
  
  Однаждны, спустя почти год после нашего расставания, я не выдержал,
  
  позвонил ей на работу и договорился о встрече. Был холодный, ветренный
  
  вечер и, как назло, мы долго не могли попасть ни в какое кафе. Мы ходили по
  
  городу уже около часа в поисках пристанища, продрогли и она несколько раз
  
  уже порывалась уйти. Я объяснил, что мне нужно сказать ей что-то важное, но
  
  я не могу сделать этого на улице. Глупейшая ситуация! Она снизошла до
  
  терпения. Наконец мы заскочили в кафе, заказали кофе и коньяк.
  
  Я смотрел на нее и не узнавал. Фигурка стала даже еще лучше, но глаза
  
  - неискренние уже, бегающие глаза. Это не она, не моя Алена. Мы пили
  
  горячий кофе. Я стал расспрашивать ее о ее жизни. С кем она живет сейчас?
  
  "Ни с кем". Были ли у нее мужчины в последнее время? Некрасивая улыбка
  
  обезобразила ее рот: "Да. Был один". Ну, и как? "Я была с ним счастлива".
  
  Ревность стальными когтями сковала мое сердце. "Почему же теперь ты
  
  одна?
  
  Почему не живешь с ним?" "Жизнь - сложная штука", - и она опять
  
  засмеялась таким противным неискренним смехом. Я видел перед собой чужого
  
  человека, но, надеясь переубедить реальность, сделал еще одну попытку:
  
  "Вернись ко мне! Ты мне нужна!" Она холодно посмотрела на меня и сказала:
  
  "Зачем? Я никогда не любила тебя. А жить рядом, не любя, может быть смогла
  
  бы, но пока не хочу". "Не любила, никогда не любила", - повторял я как
  
  оглушенный, и залпом пил свой коньяк. Она удивленно сказала: "Ой, ты так
  
  побледнел!" И заторопилась на выход, видно боясь, что я затею прямо за
  
  столом скандал. Но я был просто оглушен, контужен. Мне не было смысла
  
  затевать скандал, потому что не было возможности вернуть ее к себе, вернуть
  
  наше прошлое.
  
  Я тоже не ангел. Сколько у меня было женщин? Однажды, в подвыпившей
  
  компании, когда мужчины начали хвалиться своими победами над женщинами, я
  
  тоже напряг память и попытался пересчитать. В конце второго десятка стал
  
  повторяться и запутался. А чем старше я становлюсь, олюбом, но почему-то не мог задерживаться рядом с одной женщиной
  
  длительное время. От нескольких дней до нескольких месяцев, а потом я искал
  
  оправдание для разрыва. Я находил каждый раз веские основания. Но чем
  
  старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю во сне знакомые заплаканные женские
  
  лица.
  
  Наверное было бы справедливо, чтобы каждый мужчина имел хоть раз в
  
  жизни возможность испытать, как лишается девственности девушка, чтобы стать
  
  для нее первым и любимым мужчиной. Но раз мужчин и женщин в этом мире
  
  примерно поровну, то значит каждый мужчина, получив один раз такую
  
  возможность, должен воздерживаться в дальнейшем от таких попыток. Потому
  
  что каждая новая успешная попытка - это захват чужого права, захват чужого
  
  неповторимого счастья. И я виновен. Еще три раза, если не вспоминать об
  
  Алене, проходил я этот Рубикон. Что мог бы я сказать в свое оправдание?
  
  Первый раз это случилось, когда мне было 23 года. Я был свеж, бодр,
  
  энергичен. Я шел по весеннему городу в кожаном пальто и с солидным
  
  дипломатом - спешил по делам. И вдруг у витрины магазина увидел
  
  очаровательную прилично одетую блондинку. Лунообразное лицо, маленький
  
  ротик и огромные голубые глаза. Я не мог пройти мимо. Я подошел к ней. В те
  
  годы я был напорист и обаятелен. В коротком непринужденном разговоре я
  
  узнал, что она из Крыма, приехала в отпуск посмотреть наш город,
  
  остановилась в гостинице "Интурист". Я выразил желание стать в этот вечер
  
  ее гидом. Договорились, что я пойду в 19. 00 к ней в номер, и мы отправимся
  
  бродить по городу.
  
  Бродить нам не пришлось. Я действительно пришел вечером к ней в номер.
  
  Но в дипломате у меня лежала бутылка хорошего вина и коробка конфет. В тот
  
  же вечер мне пришлось преодолевать ее постоянное сопротивление. Сначала она
  
  отказывалась остаться в номере, мол, лучше пойти погулять; потом она не
  
  хотела пить вино; позже она возражала, чтобы я остался у нее на ночь. Но я
  
  был настойчив - не обижался на отказы, убеждал ее ласковой речью и мудрыми
  
  аргументами. Читал ей стихи, говорил всякие всякости. И когда на часах
  
  отстучало полночь, испросил разрешения прилечь на соседней койке до утра.
  
  К себе она легла в одежде, не раздеваясь. Я полежал на своей кушетке
  
  минут пятнадцать, обдумывая, с чего бы начать "агрессию". Не придумав
  
  ничего умного, просто подошел к ее кушетке и прилег рядом. Она и вправду
  
  нравилась мне, и я с неподдельной лаской стал целовать ее чуть припухшие
  
  губы. Постепенно, все более возбуждаясь, я раздевал ее и покрывал поцелуями
  
  все новые части ее тела - шею, предплечья, груди. Она уже не сопротивлялась
  
  - лежала в расслабленном изнеможении. Я раздел ее полностью, быстро скинул
  
  одежду с себя и, раздвинув ее ноги, возлег сверху. Мой дружок тыкался в
  
  поисках входа. Я помог ему пальцами и, дернувшись всем телом, засадил
  
  внутрь. Она вскрикнула. "Неужели девушка...
  
  Была?" - обожгла меня мысль. Почему же ничего не сказала раньше? "Что
  
  случилось? Тебе больно?" - спросил я ее испуганно. "Нет... Уже не больно",
  
  - тихо прошептала она, обвила мою шею руками и горячими поцелуями стала
  
  покрывать мое лицо. "Девушка так легко не перенесла бы этого", - успокоил я
  
  себя и продолжал свое дело с достаточным усердием. Потом мы по очереди
  
  бегали в ванную. В комнате света не зажигали. Снова постель и снова ласки
  
  любви - на 3-й или 4-й раз она вошла во вкус и отдавалась уже с
  
  наслаждением. О, годы молодости! Откуда брались силы?
  
  Заснув уже под утро, изрядно помятые, но веселые,. Мы поднялись ближе
  
  к полудню. И вот тут то я увидел смятую простынь. На ней проступало
  
  несколько засохших пятен крови. "Так ты была девушкой?" "Теперь это уже не
  
  важно. Я счастлива", - и она, прильнув ко мне, поцеловала долгим и нежным
  
  поцелуем.
  
  Сколько я был с ней знаком? Она пробыла в моем городе четыре дня, все
  
  ночи стали праздниками нашей любви. Потом она писала мне письма, я отвечал
  
  ей короче, но тоже регулярно. Она не ставила мне вопрос о женитьбе. А я не
  
  мог на это решиться. Своего жилья я не имел (жил вместе с родителями),
  
  зарплаты инженера не хватало даже для меня. Я был совершеннолетним, имел
  
  специальность и работу, но не мог считать себя самостоятельным. Постепенно
  
  наша переписка затихла. Ее последнее письмо было закапано. Она писала, что
  
  плачет и не видит возможности избжать разрыва, ей горько, что я такой
  
  нерешительный, но она никого не винит.
  
  Алена! Может моя мука по тебе это мой крест за женщин, которых я
  
  оставил когда-то.
  
  Второй раз это случилось при посредстве родственников. "Хватит тебе
  
  бегать в холостяках, женись!" - говорили мне знакомые родственники. "Я не
  
  против, найдите невесту", - отвечал я спокойно и искренне верил, что хочу
  
  жениться. Однажны на одном семейном вечере мне указали на 18-летнюю
  
  девушку. После ужина я предложил ей погулять по парку. Во время прогулки
  
  выяснилось, что ей уже нарассказали про меня много хороших вещей и
  
  рекомендовали как будущего мужа. Мы весело обсудили эту тему и к концу
  
  прогулки уже несколько раз поцеловались. Чтобы продолжить положенные жениху
  
  ухаживания, я предложил ей на следующий день прийти ко мне домой.
  
  Она была студенткой и, сбежав с последних занятий, пришла ко мне в
  
  полдень. Родители мои работали до вечера. Я в это время имел сменную работу
  
  и поэтому находился дома.
  
  Итак, она вошла ко мне домой. Рекомендации родственников сделали свое
  
  дело - она уже мысленно считала себя моей невестой и потому почти не
  
  сопротивалялась моей настойчивости. Зацеловав ее до головокружения, я снял
  
  с нее трусики, приспустил свои бруки и, взяв в свои ладони ее ягодицы,
  
  насадил сокровенным местом на свой кол. Она заплакала в голос от боли, и я
  
  почувствовал, как мокро у меня на шее от слез, а на ногах от крови.
  
  Хрупкое женское существо подрагивало у меня в руках. "Любимая!" -
  
  выдохнул я от безмерной благодарности. Потом мы пили шампанское, которое
  
  оказалось у меня в холодильнике.
  
  Я жил с ней почти полгода. Мы встречались, таясь от родителей,
  
  урывками. В постели у нас царило полное удовлетворение - мы прошли целый
  
  этап, перепробовав множество поз. Но, что касается совместной жизни, то чем
  
  больше я узнавал ее, тем тяжелее мне становилось от мысли, что я должен на
  
  ней жениться. Нет, она была славная, порядочная молодая женщина.
  
  Но у нее был какой-то унылый безвольный характер. Я чувствовал, что не
  
  могу подолгу находиться возле нее - ее пессимизм угнетал. Я долго мучился,
  
  испытывая угрызения совести за то, что лишил ее девственности до свадьбы.
  
  Она к этому относилась серьезно, и несколько раз повторяла, что
  
  отдалась мне только потому, что мы поженимся. И вот однажды я решился -
  
  сказал ей, что мы расстаемся. Она горько заплакала. Я убеждал ее, что наше
  
  расставание пойдет на пользу нам обоим. Она не отвечала и плакала навзрыд.
  
  Потом мне рассказали, что целый год она жила, как во сне. Еще через
  
  год однокурсник сделал ей предложение. Она стала чужой женой, и больше я
  
  ничего не слышал о ней.
  
  По ночам меня часто преследует один и тот же сон. Я вижу шеренгу
  
  женщин, с которыми я жил. Они выстраиваются в ряд в хронологическом
  
  порядке, и, следуя от одной к другой, я всматриваюсь в их заплаканные лица,
  
  стараюсь вспомнить их имена, вспомнить что-то хорошее в наших отношениях -
  
  то, что стало бы им утешением, а мне прощением.
  
  В третий раз я нарушил девтсвенность не случайно, а поддавшийсь своей
  
  слабости. В то время я находился в длительной командировке в другом городе
  
  и снимал комнату в 2-х комнатной квартире. Вторую комнату занимала девушка.
  
  Почти полмесяца мы с ней не были знакомы. Работали в разные смены. Если и
  
  случалось обоим находиться днем в квартире, то каждый глухо закрывал дверь
  
  своей комнаты. Однажды в выходной я сильно подвыпил в одной компании.
  
  Вернувшись домой, лег спать. Утром проснулся несколько раньше из-за сильной
  
  жажды (накануне пили водку). Дружок стоял на 11. 00, как железный кол -
  
  такое бывает от водки. Пошатываясь, я прошел на кухню, дверь в комнату
  
  девушки была открыта. Попив воды, я побрел обратно и возле ее комнаты
  
  остановился. Просунул голову за дверной косяк. Ее кровать стояла у стены,
  
  она лежала с открытыми глазами. "Доброе утро" - сказал я.
  
  Она приветливо улыбнулась. Тогда я, не раздумывая, шагнул к ее кровати
  
  и проворно залез под одеяло. "Хочу согреться у тебя" - пробормотал я не
  
  слишком отчетливо и прижался к ее телу. Она лежала, не шелохнувшись, пока я
  
  поглаживал ее живот, руки, шею, грудь. Но когда я принялся стаскивать ее
  
  трусики, она стиснула ноги и стала подвывать. Я, обняв, сковал ее и,
  
  бормоча что-то успокоительное, пальцем ноги изловчился уцепиться за резинку
  
  ее трусиков и одним рывком сдернул их. Потеряв последнюю преграду, она
  
  затихла и, сказав: "Все равно это должно было бы случиться", разжала ноги.
  
  Когда я удовлетворил свою страсть, она деловито скомкала запачканную кровью
  
  простынь, застелила свежую и пошла мыться. "Ну, что ж, - подумал я, -
  
  когда-нибудь надо и жениться. Она кажется славная девушка". До конца моей
  
  командировки мы жили вместе. Но я не ощущал восхищения или хотя бы
  
  состояния влюбчивости. Все шло как-то обыденно. В постели она бывала
  
  холодна - покорялась моей прихоти, но без огонька. В быту - та же
  
  покладистость и посредственность. "Что же мне всю оставшуся жизнь теперь
  
  маяться с ней? Из-за минутной слабости?" - думал я со страхом. А она уже
  
  привыкла ко мне за эти два месяца, рассчитывала на что-то, может быть даже
  
  любила. Мы никогда не говорили об этом. И я смалодушничал. Когда
  
  закончилась моя командировка, я собрал вещи и зашел к ней дитая, глаза были припухшие (видно плакала по ночам), увидев меня с
  
  вещами, громко заплакала и упала на кровать, сотрясаясь от рыданий всем
  
  телом. Чем я мог ее успокоить? Я вышел из комнаты и улетел из этого города.
  
  Однажды, когда я вновь увидел во сне шеренгу знакомых женщин, мне
  
  подумалось: "Почему же они все в этой шеренге занимают одинаковые места?
  
  Встречаю здесь тех, с кем жил месяцы. Пусть те, с кем ты жил дольше,
  
  вытянут руки и займут большие места". И вот я вновь иду вдоль шеренги
  
  многие стоят с опущенными руками, другие вытянули их на уровне плеч...
  
  Алена! Ты тоже здесь! Сколько же тебе отвела места моя израненная
  
  память?
  
  Нет, тебе не хватит длины вытянутой руки? Я же... Люблю тебя! До сих
  
  пор.
  
  Люблю..., зная, что никогда не смогу тебя вернуть.
  
  На одном дыхании написал я свою исповедь. Несколько раз порывался
  
  искривить, приукрасить свои действия - даже перед своей совестью бывает
  
  иногда горько сознаться в содеянном. Но все же я без утайки изложил здесь
  
  сокровенную часть своей жизни. Так негодяй ли я? Были же многие женщины
  
  счастливы со мной? Но чем страше я становлюсь, тем чаще вижу во сне
  
  знакомые заплаканные женские лица.
  
  Неизвестный автор - Безумие
  
  Признаюсь, еще недавно посчитал бы безумием взять и рассказать о самом
  
  сокровенном, скрываемом долгие годы ото всех и вся. И не знаю, напишу ли
  
  сейчас, испугавшись утром ночных откровений... Но слишком уж одиноко
  
  сейчас, в эту ночь, наполненную тоской и капелью за окном и тихо спящим
  
  городом и тишиной этой комнаты, ставшей с некоторых пор убежищем, отдушиной
  
  от всех и вся... Надеюсь, что моя исповедь кого-то заинтересует и не умрет
  
  в корзине для скомканных бумаг...
  
  Нет, я не садо, не мазо, не гомо. Хотя, оговорюсь, признаю ТОМУ такое
  
  же право БЫТЬ, какое имеет секс типичный, очерченный гласными и не гласными
  
  нормами бытия. Просто об ЭТОМ не говорят вслух, страшась даже намека на
  
  раскрытие тайны.
  
  Наверное, смешно со стороны и дико: сейчас лягу на скрипучую тахту,
  
  подомну под себя подушку и буду ее обнимать будто бы это Таня; и шептать в
  
  пустоту комнаты слова нежности и любви, смотря на попки из порножурнала;
  
  словно бы кончаю не под смятую животом подушку, а в попку распластавшейся
  
  подо мной Тани...
  
  Это было всего лишь в прошлом августе, в последнее воскресенье и в
  
  этой комнате, где я сейчас лежу. Тогда утром мы обманули всех: будто бы
  
  заторопились на первую электричку в Москву, - а сами сюда - боясь, страшась
  
  знакомых и всего вокруг, отстраненные в такси... ( вокзал, а сами сюда... )
  
  И у поезда, - я вперед, - а Таня, как школьница, потом, - чтобы нас не
  
  видали вместе. И, уж после щелчка замка двери, - только наше дыхание: ее и
  
  мое. И ее голос: "... Что же мы делаем, Слава... Я уже думала... Я уже
  
  решила, что прошлый раз будет последним... Ведь мы уже не маленькие, у нас
  
  самих давным - давно дети..., а я... Я сорокалетняя любовница своего
  
  брата...". А я лихорадочно целуя ее лицо, срывая с нее одежду, знал, что ее
  
  укоры себе самой, мне, нам обоим - лишь неизменный атрибут нашего греха,
  
  продолжающегося, длящегося с той далекой ночи, вспыхнувшей 18 лет назад...
  
  И каждый раз, встречаясь раз в год, когда она приезжала в отпуск, и она и я
  
  думаем, что ЭТО последняя, что БОЛЬШЕ нельзя, что ЭТО дико и нет оправдания
  
  греху между нами! Но, наверное, уже знаем: наступает новое лето и все
  
  повторится вновь - вопреки разуму и рассудку, - в тайне от жены и ее мужа,
  
  в тайне от знакомых и друзей и всех, всех, всех.
  
  Странно, всегда ярко последнее и первое... Нет, я помню все наши
  
  встречи, могу перебрать их по мгновениям и минутам, но лишь последняя и та
  
  далекая первая ночь почему - то ярки и свежи, не сливаясь друг с другом,
  
  будто два акта нескончаемой пьесы, перечитываемой в памяти вновь и вновь...
  
  И сейчас, в эту странную ночь с неумолкаемой капелью за окном и
  
  одиночеством, от которого хочется кричать, я смотрю на девушку с розой на
  
  фотографии и будто бы весь устремляюсь в память;
  
  Такую далекую, такую близкую, будто и не было тех 18 лет, не стерших,
  
  не умоливших не на мгновения того, САМОГО ПЕРВОГО!
  
  То было лето, когда я 20-ти летним парнем вернулся из армии. Тот, кто
  
  служил, поймет меня и то ощущение свободы и собственной молодости, которыми
  
  я был тогда полон! Я читал, смотрел телевизор, встречался с друзьями и
  
  наслаждался ласковым долгожданным летом. И с щемящим чувством в душе
  
  искал... Ту девушку, которую уже давно себе рисовал, вглядывался в
  
  проходящих мимо, срывался от волнения на пляже... Но подойти так и не смел,
  
  оставшись в сущности тем же робким школьником, замкнутым, комплексующим
  
  перед девчонками. И сейчас, спустя годы, вдруг понимаю, что если бы
  
  встретил тогда девчонку... То не влюбился бы в собственную сестру! Нет,
  
  наверное, тогда это было совсем не удивительно красивая девушка рядом, даже
  
  в одной комнате, разделенной лишь шкафом - а я еще не познавший ничего
  
  девственник! Ну разве удивительно, что я нашел сестру вдруг повзрослевшей,
  
  вдруг так ладно сложенной, изменившейся за два года из худенькой девушки в
  
  волнующую 23-х летнюю леди...? И что скрывать, я невольно стал подглядывать
  
  за Таней и буквально дрожал, когда она была не совсем одета или когда видел
  
  ее в окошечко в ванной! И гасил свои желания ежедневным онанизмом, вдруг
  
  ощутив, что дрочу уже не на мифическую девушку, как в армии, а на Таню,
  
  перебирал ее белье, вдыхал запах ее подушки. Да, я осознавал, что она мне
  
  СЕСТРА, но именно это вдруг распаляло нежданно родившееся влечение.
  
  Странно, но мы почти не разговаривали, отвечая друг другу односложно, но
  
  чем дальше уходили дни с моего возвращения- какая-то напряженность между
  
  нами не исчезала, а лишь росла; а потом я увидел ее на даче... - нет, я не
  
  видел больше никого, ни мамы, ни отца, ни двух племянниц 6 и 9 лет, - а
  
  только ЕР и вдруг понял со страхом и волнением, что влюбился вНЕР, в ее
  
  славные линии бедер, чудесные холмики груди, губы, глаза, в ее новую из
  
  косичек прическу... И все вспыхнуло внутри, когда она повернулась спиной и
  
  я вдруг увидел ЕР ПОПКУ, так туго натянувшую собой голубую материю
  
  купальника... Я отворачивался и вновь смотрел, смотрел, смотрел. Я подходил
  
  ближе, Таня отходила дальше, наши взгляды встречались, но тут же в каком -
  
  то испуге разбегались и я чувствовал, что весь загораюсь краской и дрожу. И
  
  вдруг маленькая Наташка говорит: "... Тетя Таня, а почему у тебя так много
  
  волосиков на ногах растут, - смотри, совсем как у дяди Славы! А у моей мамы
  
  не растут и на животике тоже нет как у тебя и у дяди Славы...". Таня густо
  
  покраснела, повернулась и быстро ушла в дом. Еще пуще наверное покраснел и
  
  я, вдруг увидев какой- то странный взгляд маленькой Наташки на низ моих
  
  плавок - о господи! - у меня туго вздыбился член, буквально выдавливался из
  
  материи плавок!
  
  Я повернулся и увидел лицо Тани, она смотрела на меня из окна домика
  
  и, похолодев, увидел как она опустила взгляд на мои плавки, ведь не
  
  увидеть, как сильно выпирает из них член, было нельзя!...
  
  В ту ночь я спал плохо, прислушиваясь к ворочавшейся за шкафом Таней,
  
  вновь и вновь вспоминая дачу, Таню в купальнике, ее восхитительную попку и
  
  задыхался от волнения, теребя член: какие - то радужные картинки вставали в
  
  воспаленном мозгу, то, что мы с ней купаемся голыми, то, что я обладаю ею.
  
  В ту ночь я впервые дрочил в ее присутствии: встал, осторожно снял трусы и
  
  заглянул из - за шкафа на Таню. Она, казалось, спала. Я долго, затаив
  
  дыхание, так стоял. Потом осторожно вышел и постоял перед ее постелью
  
  голым, дрожа и даже стуча зубами.
  
  Потом лег к себе и стал дрочить, облив себя тут же брызнувшей
  
  спермой... И уснул.... Утро разбудило меня солнцем и шумом машин за окном.
  
  Я потянулся... И вдруг ощутил, что голый! Одеяло в ногах, трусы рядом, -
  
  господи, - промелькнуло в голове: - я и заснул так, голым! Потом услышал
  
  как звякнул замок закрываемой двери... Таня ушла... Она видела МЕНЯ! Пусть!
  
  Пусть, что будет... То будет! И посмотрел на себя. Она видела... Видела,
  
  видела - стучало в голове - вот так лежащим перед ней!... Я встал и почему
  
  - то лег к ней в постель. Вдыхая ее запах. Потом обнял ее подушку и
  
  задвинул ее под себя и вдруг уткнулся лицом в тетрадь, которая выскользнула
  
  из - под подушки, открыл ее и остолбенело пролистал. Листы тетради были
  
  изрисованы попками, членами, яйцами, но изображенными как - то неумело,
  
  неправильно... Господи!... Как я смотрел на ее рисунки, как жадно читал
  
  написанное танькиным почерком строчки, какие - то обрывочные,
  
  перечеркнутые, иногда просто отдельные слова и фразы: "... Попка
  
  мальчика... Попка мужчины... Она увидела его ягодицы, сильные, мужские,
  
  волосатые... Она пальцем в поиске мужчины, а он в ее пизде... Она
  
  почувствовала его член в жопе... В Армении девочки целомудренны впереди, но
  
  не сзади...". Я уткнулся в тетрадь и читал, читал и остервенело трахал
  
  подушку и, даже спустив, продолжал елозить членом по постели сестры... Мое
  
  неожиданное открытие потрясло, ошеломило, смутило душу, разум, тело -
  
  милая, милая сестренка, может ли ЭТО БЫТЬ, ведь ты недотрога, тихоня, ведь
  
  ты такая холодная, неприступная на людях, ведь ты совсем сухарик...?!!! И я
  
  вдруг понял, что хочу ее ТАК, как никого и никогда, что это вовсе не дико,
  
  и что наши грезы о поисках обоюдны и мы мечтаем об одном! И вдругтаившаяся
  
  во мне мысль об ущербности, извращенности моих влечений к женской попке
  
  вдруг исчезла, испарилась и застучало другое, - вот оно - вот оно - стучало
  
  в висках - я хочу, хочу тебя в задик Танька, Танечка, Тата ты будешь
  
  целочкой для других, для будущего мужа, ты не забоишься со мной
  
  беременности - только бы решиться, только бы решилась ты!!!...
  
  И все случилось. И так скоро, что я не мог себе представить... Через
  
  неделю родители уехали к морю и мы остались совсем одни. Одни на целых две
  
  недели.
  
  Больше, как я помню ТУ НОЧЬ. Душную, жаркую. Бесконечную.
  
  Мы делали вид, что спим. Уже минул час, второй, как захлопнулась за
  
  родителями дверь. Тишина и ночь давили, духота бросала в пот, волнение
  
  отдавалось дрожью и я будто бы слышал собственное сердце, глухо ударяющее
  
  будто бы на всю комнату и боялся пошевелиться; за шкафом было тихо; так
  
  тихо как никогда. Что делать, что делать, - как-то обрывочно думал я - нет,
  
  нет, это чушь это невозможно... Шел час, второй, третий, - чернота ночи
  
  вдруг сменилась рассветной мглой, защебетала вдруг одинокая птица и вдруг
  
  замолкла; о подоконник раскрытого окна ударила капля, потом другая. Я
  
  совсем откинул простыню и остался лежать голым. Потом встал, постоял и
  
  заглянул за шкаф. Таня лежала на животе, обхватив руками подушку и
  
  уткнулась в нее лицом. Белые плечи, спина, голые ноги и скомканная
  
  простыня, накрывающая только зад и часть спины. Все было реально в
  
  густо-голубом сумраке рассвета. Я постоял над сестрой. Потискал член. И
  
  вдруг жадно захотел курить и как был голый осторожно вышел на кухню.
  
  ... Я стоял у окна кухни; курил и смотрел в раскрытое окно, испытывая
  
  сладостное волнение от собственной обнаженности, томления, желания и
  
  лихорадочно думал:
  
  Сейчас войду и лягу к ней и будь что будет! Господи, если не овладею
  
  ее, то хотя бы дотронусь... И вдруг вспомнил, как недавно видел в кустах
  
  двора, как два мальчика лапали девчонку, лазая ей под кофточку и в трусы, и
  
  как я прошел мимо, остро завидуя им.... И вдруг тишину разорвали шаги босых
  
  ног, потом скрип половиц у двери в кухню, - здесь, рядом!!! И голос за
  
  спиной: "... Ой, я думала ты спишь... Жарко... Так хочется пить...". Я
  
  замер и застыл. Задергалась коленка, потом затылок, которым я чувствовал
  
  сзади себя сестру. Ее шаги внутри кухни, у стола, бульканье воды из графина
  
  в стакан, потом ее: "Ой!" - и грохот графина на пол! Я обернулся. На Тане
  
  была простыня, обернутая вокруг груди и живота, но высоко и я увидел ее
  
  ляжки, почти такие же белые, как простыня.
  
  "... Стой, не ходи, осколки..." - вдруг сказал я глухо, подошел к
  
  венику, и стал подметать вокруг Тани. Я мел, прикрывая левой рукой член,
  
  почти касаясь сестры, которая застыла, словно изваяние. Потом вдруг сказал,
  
  что темно, не видно всех осколков и Таня сказала, чтобы я включил на
  
  минутку свет, и вдруг добавила: "Не бойся, включи, я закрою глаза...". Свет
  
  залил кухню и нас с Таней. Я повернулся к ней задом, нагнулся и стал
  
  подметать уже чистое место... Ну, ну, ну... Смотри же на меня, моя попка
  
  перед тобой - судорожно неслось в голове и я наклонился еще сильнее, слабея
  
  от слабости, собственного бесстыдства ( ведь только вчера я рассматривал
  
  себя в зеркало сзади и дрочил, представляя, что это видит сестра... ) И тут
  
  я чуть склонил голову и мельком взглянул назад: Таня смотрела!
  
  Смотрела, смотрела широко раскрыв глаза, неестественно бледная в лице,
  
  будто бы от него отхлынула вся кровь! "... Я... Я... Помогу тебе... - вдруг
  
  услышал я ее тихий голос, - только закрой глаза, ладно?".
  
  Я глупо стоял, полусогнувшись, задом к сестре и даже уже не изображал,
  
  что мету;
  
  Краешком глаза, а потом даже не увидел, а услышал как шелестит
  
  простыня и ложится на стол... "Ой, вот здесь осколки, сейчас соберу - как -
  
  то выдохнула она из себя и я чуть полуобернувшись увидел ее совсем голой,
  
  быстро севшей на корточки у стола, бедра ее будто бы надулись, груди
  
  задрожали, соски были яркими, узкими, острыми, ореол вокруг них малиново -
  
  бледный, на таком белом фоне. "Давай помогу..." - сказал я и повернулся -
  
  "... Возьми совок..." ответила она. Я взял, нагнулся, она стала заметать и
  
  вдруг локтем задела мой член; соударение было плотным и глухим, - член
  
  заболтался из стороны в сторону, сразу же отделился от яиц и дернулся
  
  вверх, наливаясь силой, вставая; мгновение она смотрела на него, потом
  
  резко выпрямилась и отошла к окну. Я увидел ее всю.
  
  Сзади, со спины, она была чуть бежевая от загара, и только белая-белая
  
  в попке с родинкой на левой половинке... Боже мой! - немножко волосатой как
  
  и у меня!... И я вдруг заговорил, сбиваясь, быстро-быстро, - о том, что
  
  люблю ее, о том, что у меня еще не было девушки, о том, что видел ее
  
  тетрадь и о том, что никто-никто не узнает, если мы станем заниматься с ней
  
  сексом и что очень хочу ее в попку...
  
  Таня стояла и молчала, а я говорил, говорил, смотря на ее наготу и
  
  слабость, уже не прикрывая ладонью своего обезумевшего от страсти члена,
  
  задранного высоко к животу. И от нервов, от невероятного напряжения, от
  
  переполняющего вожделения, вдруг шагнул к Тане, встал на колени и прижался
  
  губами к ее ягодицам, оглаживая ладонями ее бедра и целуя, целуя теплые,
  
  мягкие, половинки ее попки, то облизывая их, то немного покусывая.
  
  "... Слава, Слава, не надо, не хорошо же... Что... Что ты делаешь...
  
  Мы же сестра и брат...!!!" - зашептала она и тут я нежно раздвинул ладонями
  
  ее ягодицы и проник языком в дырочку, чуть волосатую в ореоле, чуть
  
  солоноватую от ее пота.
  
  Таня глухо вскрикнула и чуть выпятила попу! Как драгоценность, мягкую,
  
  теплую, я ласкал руками округлости ее ягодиц и вдруг засосал там, будто бы
  
  целую ее в губы, ощущая волоски на губах и анус ее чуть раскрылся, словно
  
  бы Таня целовала мои губы задом!... Нет, я не видел, но почувствовал как
  
  она обеими ладонями затерла себя по лобку; замирала на мгновение, потом
  
  быстро-быстро терла, потом еще и еще и это трение пальцев о волоски было
  
  явным, звучным как и ее прерывистое дыхание...
  
  И вдруг камешек в стекло, потом еще один, но уже в раскрытое окно,
  
  шелест кустов под окном и сдавленное хихиканье каких - то детских голосов:
  
  " Во дают! Смотри, баба голая и мужик!". Таня дернулась, вырвалась и
  
  побежала из кухни. Я услышал топот ног из кустов и потом тишину. А потом
  
  какой - то глухой звук в коридоре за дверью кухни и вдруг рыдание сестры; я
  
  рванулся туда... И в темноте коридора меня оглушил удар. Сестра била
  
  наотмашь, по щекам, лбу, плечам, груди, животу, члену.
  
  "Оставь, уйди, дурак, идиот, не трогай меня, дрочи сколько хочешь, я
  
  не блядь!"- она выкрикивала это, перемешивая слова с ударами, а я
  
  остолбенело стоял, потерявшись от страха, что нас видели, смешавшись от
  
  истерики сестры. И вдруг протянул руку и включил свет. Мы замерли и
  
  посмотрели друг на друга. Ее губы задрожали. Она снова наотмашь ударила
  
  меня по ягодицам, потом еще и еще; у нее тряслось все: груди, живот, бедра,
  
  и вдруг она ударила меня по члену и тот встал, задрался, залупился; она
  
  обхватила его за ствол ладонью и начала резкими движениями дрочить его; я
  
  вытянул вперед низ живота и взял ее груди рукой; я впервые мял груди, а она
  
  впервые член и тут я начал спускать, орошая ее руку спермой. Таня как
  
  завороженная смотрела, как сквозь ее пальцы сочится беловато густая
  
  жидкость, отпустила руки и из головки члена ударила сперма, будто бы
  
  выстрел как из пушки в ее живот, ляжку, на пол.
  
  ... Таня нагнулась и стала затирать лужицу спермы, а потом то, что
  
  было на ее животе и левой ляжке. Потом достала из своей тумбочки бутылку
  
  начатого коньяка, налила пол-стакана и залпом выпила... "Вчера Ленка
  
  принесла... Давай напьемся...". Все было как-то нереально, будто бы не
  
  наяву: наша обнаженность, яркий свет, будто бы это был какой-то сон,
  
  который я видел всегда, почему-то знакомый и волнующий... Горячая, янтарная
  
  жидкость коньяка разлилась по горлу, груди, животу необыкновенным теплом.
  
  Мне захотелось сказать, что - то нежное, ласковое и я вдруг сказал: "Я
  
  люблю тебя... Ты очень красивая...". "Я знаю...
  
  Вчера видела... И раньше, до армии видела... Ты, ты если, когда
  
  хочешь, меня не стесняйся... Ладно..?". Неожиданно заговорило радио, мы как
  
  - то вздрогнули, я подошел и обнял сестру, ее руки заскользили по ногам,
  
  спине, стиснули попку. Я целовал ее щеки, лоб, волосы, губы, шею... Она
  
  шептала: "Господи, господи как хорошо... Только засос не оставляй... Ляг на
  
  живот... Ладно"....Она села на мои бедра, обхватив меня коленками, ее
  
  пальцы буквально раздирали мои ягодицы, мне было сладко-больно, но я хотел
  
  этого, а когда ее мизинец вошел мне в анус, я выпятил зад и сестра
  
  заскакала на мне: один ее палец был в моей попке, а другой на своем
  
  клиторе... Я повернул голову и посмотрел: груди, складки живота Тани
  
  тряслись, лицо было густо красным... Ой, ой,... У... Ух.. Отвернись, не
  
  надо...
  
  Ой - смешалось все: ее и мои вскрики, голос диктора по радио, лай
  
  собаки за окном...
  
  ... Мы проснулись днем. Наверное, одновременно. Она посмотрела мне в
  
  глаза, отвела взгляд и уткнулась лицом в мою грудь. Воспаленные глаза,
  
  тушь, размазанная вокруг век, бровей, запах пота, смешанный с дезодорантом
  
  и лицо совсем близкое, рядом, потно-сальное, некрасивое от такой близости.
  
  Она закрыла глаза и я увидел волосы, белые, густо-стелящиеся по шее, на
  
  верхней губе и два больших угря на лбу у переносицы.... Не знаю почему, но
  
  я наклонился и осторожно выдавил их, потом нашел еще один у носа, потом еще
  
  у виска. Лицо Тани расслабилось. Я сдвинул простыню.... Таня была совсем
  
  голая и теперь, в свете дня, какая-то другая, пушисто-белая в животе - как
  
  у меня, у нее курчавились волоски. Я протянул руку. Таня подняла коленки и
  
  раздвинула ноги. Я щупал, гладил, ее там - в промежности, между ног. Потом
  
  всунул палец и стал им двигать, Таня стала подмахивать... Потише... Так...
  
  Вот так... Ну понежнее же, Славка...
  
  Ой... Ой... Еще... Так... О..., мне стыдно... Ну не смотри только....
  
  Бугорок клитора был словно живой, влажный, теплый, липкий. Это было долго.
  
  Рука уставала, я остановился, потом делал это вновь и вновь; а потом
  
  отбросил руку и приник туда губами, - Таня забилась, закричала, вдавила мою
  
  голову в себя руками... Соленые волосы в моих губах, зубах, на языке, ее
  
  рука больно сдавила мой член; я приподнялся, инстинктивно стал
  
  переворачивать ее на живот, сестра дергалась, не давалась, я наотмашь
  
  ударил ее по лицу, она меня, потом я ее, потом заломил ей руку назад, и она
  
  закричала - дико, некрасиво, громко и перевернулась на живот, я схватил ее
  
  ягодицы и.... Член вошел. Таня вскрикнула.
  
  Я тоже. Член выскользнул, я всунул вновь, - о боже, боже...
  
  ... Ну вот, уже и утро. Даже не буду перечитывать, что написал...
  
  Наверное, смешно и нелепо, что сейчас напишу... Но сейчас пойду на кухню,
  
  встану голым у окна и буду ждать свою "даму с собачкой", - девочку лет
  
  14-ти, которая гуляет под этим окном с собачкой и смотрит как голый 38-ми
  
  летний мужчина вздрачивает перед ней свою страсть. Постепенно мы осмелеем,
  
  - она уже становится на бордюр, чтобы лучше видеть, а я подхожу к самому
  
  окну.
  
  Хмелев П. - Большие пальцы
  
  Была жаркая суббота-тридцать пять градусов в тени. Листья и увядающие
  
  пожелтевшие стебли травы дрожат в горячем воздухе. Мы с Жанной уже довольно
  
  долго ждали наших ребят. От нечего делать мне вдруг захотелось погадать по
  
  руке.
  
  Воздух в палатке гадалки был тяжелым от благовоний, приторно сладким и
  
  пыльным. Маленький бессильный вентилятор безуспешно пытался навеять
  
  прохладу. Я вытерла лицо тампаксом и спросила цыганку: за кого выйду замуж?
  
  - Ищи мужчину с большими пальцами. - Не поняла.
  
  - Мужчину с большими пальцами. Она смотрела мне прямо в глаза. Ее
  
  собственные были похожи на бездонные омуты.
  
  - Хорошенькая девочка, как ты, должна найти мужчину с большими
  
  пальцами, - повторила она медленно. - Большими пальцами.
  
  Она молчала, продолжая буравить меня глазами. Похоже, что она пыталась
  
  передать мне что-то, но я была слишком тупа, чтобы воспринять.
  
  - Большими пальцами, хорошо... - наконец сказала я, вставая и делая
  
  вид, будто понимаю, о чем идет речь. Я подошла к Жанне, стоящей у палатки.
  
  - Ты знаешь кого-нибудь с большими пальцами? - задумчиво спросила я.
  
  Мы подошли к палатке и взяли два бутерброда.
  
  - Слушай, Ксень, куда провалились наши мальчишки? - я видела, что
  
  Жанна разозлена.
  
  Она никогда не отличалась терпением. - Их всегда нет, когда они нужны,
  
  - ответила я. - Просто пьют где-нибудь пиво и проматывают деньги. - А что
  
  тебе гадалка сказала? - Искать парня с большими пальцами. - А ты уверена,
  
  что она не сказала "с большим членом"?
  
  - Жанка, - ответила я, впиваясь в бутерброд, - неужели ты думаешь, я
  
  спутаю член с пальцем?
  
  - Ксенька, ты даже не знаешь, что она имела в виду! - ее голос
  
  усилился на несколько децибел. - Эй, не лезь в бутылку. Тут я сообразила,
  
  что она просто пытается привлечь внимание троих ребят, проходящих мимо.
  
  Этот номер сработал. Они вернулись и спросили, не любим ли мы пиво. - Мы
  
  ждем наших ребят, - ответила я.
  
  - А как их зовут? - Леня и Сергей.
  
  - А как вас зовут? - встряла Жанна. Самый высокий подошел ко мне
  
  поближе: - Леня и Сергей за выставочным павильоном канифолят мозги каким-то
  
  девчонкам.
  
  Это могло быть правдой. Я взглянула в прекрасные сине-зеленые глаза,
  
  опушенные длинными ресницами: - Черт побери.
  
  Взгляд скользнул ниже к рукам. Пальцы были длинными, узкими с
  
  выдающимися костяшками, но были ли они большими? Пожалуй, нет!
  
  - Мы что, похожи на женщин, которых можно обманывать? - вскипела
  
  Жанна.
  
  Ребята переглянулись, и один из них, со щербатым ртом и жидкой рыжей
  
  бороденкой, хмыкнул. Когда я глянула на его руки, то увидела гигантских
  
  размеров пальцы. Это была просто какая-то ошибка природы. Нет, это не мой.
  
  - Пойдемте, - сказал невысокий в майке с эмблемой морской пехоты и
  
  соответствующей прической, - по одному пиву. Ваши парни не будут возражать.
  
  - Жарко, - Жанна повернулась ко мне, - я хочу пива.
  
  - Заметано, - сказал морячок, обняв ее, и повел к павильону.
  
  Я осталась с зеленоглазым и рыжебородым придурком.
  
  - А тебя как зовут? - спросила я ласково. - Можешь звать меня Иваном,
  
  - самодовольно улыбнулся он.
  
  - Хорошо, Ваня, а почему бы тебе не свалить отсюда? Ты здесь никому не
  
  нужен.
  
  Он поплелся прочь с опущенной головой и спрятанными в карманах
  
  громадными пальцами.
  
  - Встретимся попозже, - бросил он через плечо.
  
  - Это круто, - расплылся зеленоглазый в улыбке, прижимая меня к себе.
  
  Мне нравился исходящий от него свежий запах мыла и чистый, аккуратный
  
  вид.
  
  За столом в павильоне, где мы устроились со своим пивом, мне удалось
  
  лучше разглядеть его пальцы.
  
  -А он у тебя довольно большой, - сказала я, крутя ему большой палец
  
  левой рукой, - по крайней мере суставы.
  
  Он уставился на свои руки, как будто видел их впервые в жизни.
  
  - Ну, ты еще ничего не видела, - вмешался его друг морячок.
  
  - Да мы о пальцах разговариваем, - Жанна насмешливо щелкнула его по
  
  подбородку, - так что не торопись молнию расстегивать.
  
  Костя закатился в истерическом смехе, пока его лицо не покраснело, а
  
  потом схватил ее за обе щеки и смачно присосался к ее губам. Жанна
  
  вскрикнула и вскочила со стула: - Урод! Свинья! Не трогай меня! Она
  
  повернулась ко мне - помада смазана, искаженное лицо горит от возмущения: -
  
  Ксения, мне нужно в туалет. Когда мы вошли в туалет, Жанна крутанулась ко
  
  мне: - Слушай, я без ума от Кости.
  
  - Без ума? Я думала, он тебе неприятен. Жанна не слушала, она открыла
  
  громадную косметичку и вытряхнула на полочку несколько пузырьков, тушь,
  
  тюбики помады, стащила джинсы и футболку.
  
  - Ты без трусов? - удивилась я, увидев ее заросли.
  
  - Мой девиз: "Всегда готова". - Бывают мужики с девизом: "Будь готов"!
  
  - Плевать.
  
  Пока она, полностью обнаженная, стояла перед зеркалом - полные
  
  загорелые груди, соски напряглись, круглые ягодицы отсвечивают в слабом
  
  свете, - я увидела, какие мы разные. Она казалась символом яркой
  
  женственности, в то время как я была высокой и стройной, с гладкой и
  
  бледной кожей. У меня темно-карие задумчивые глаза, длинные темные волосы
  
  свободно падают на плечи.
  
  Со злым шипением Жанна разбрызгивала дезодорант подмышками и между
  
  ног.
  
  Потом вытащила из своей бездонной косметички узкое платье, натянула на
  
  себя, как узкую белую перчатку, и повернулась ко мне лицом. Я была
  
  поражена, как можно сохранить столько энергии в раскаленном, как печка,
  
  воздухе.
  
  - Тебе ведь нравится зеленоглазый Вовка? - сказала она с надеждой. Я
  
  качнула головой.
  
  - Ах, конечно. Ты ищешь принца с большими пальцами. Почему бы тебе не
  
  забыть эту глупую гадалку? - А как насчет ребят? - спросила я. - Эти
  
  неудачники?
  
  Она уложила последний локон светло-медных волос и щедро полила их
  
  лаком, пока они не стали похожи на опустившееся на нее гигантское
  
  желтоватое облако. На пути к двери она повернулась и подарила мне белозубую
  
  улыбку:
  
  - Дай Вовке шанс, хорошо? Для меня? Неужели у него пальцы недостаточно
  
  большие?
  
  Пальцы... Пока что я видела только одни большие пальцы. Это была
  
  просто мимолетная шальная мысль, но мне вдруг захотелось, чтобы член у него
  
  был пропорционален пальцам.
  
  У стола я заметила, как Вовка уставился на Жанну. Костя запустил
  
  пятерню в ее взбитые волосы, чтобы продемонстрировать свои права.
  
  - Ой, - вскрикнула Жанна, - ты что! Прекрати!
  
  Он не унимался, тогда она шутливо оттолкнула его. Костя притворился,
  
  что падает, потом быстро вскочил на ноги, прижав ее к себе. Секунду они
  
  боролись, прежде чем она сжалилась и протянула к нему губы.
  
  Я устала смотреть, как они лижутся, а Вовка глядел на них маслеными
  
  глазками. Капелька стекала из уголка его губ. Я знала, что будет дальше. Мы
  
  втроем пристроимся на заднем сиденье чьей-нибудь машины...
  
  Пора уходить. Судя по всему, я была лишней, поэтому выскользнула из
  
  павильона. Солнце спускалось, начался легкий бриз. Яркие лучи расходились
  
  от "Чертова колеса". Я видела, как люди поднимались к вершине, их кресла
  
  опасно раскачивались. Доносился чей-то визг. Громкие механические звуки
  
  музыки ввинчивались прямо в мозг. Пиво дало не облегчение, а только
  
  головную боль.
  
  К горлу подкатывали слезы. Я забралась в укромное место и прислонилась
  
  к грубому бугристому дубовому стволу. По щекам побежали слезы.
  
  Передо мной оказался Иван с тампаксом в руках. Я раскрыла от изумления
  
  рот.
  
  Теперь он почему-то не выглядел так глупо. - Спасибо, - пробормотала
  
  я. - Что случилось?
  
  Я была поражена мягким участием в его голосе. - Извини меня.
  
  - Да ладно, - проговорил он, - должно быть, ты просто расстроилась
  
  из-за чего-то.
  
  Я стала всхлипывать. Иван обнял меня. Как хорошо чувствовать сильное
  
  надежное плечо! Вдруг я отпрянула, потому что почувствовала, что его член,
  
  как сучок, проник между ног.
  
  - Извини, - он густо покраснел. - Мой дружок никогда не встречал
  
  никого лучше тебя.
  
  Он посмотрел вниз и погрозил пальцем: - Друг, прекрати. Даме это не
  
  нравится.
  
  - Друг? - Ну да. Это мой...
  
  Моя истерика вылилась в громкий неконтролируемый смех. Иван крепко
  
  обнял меня, и мы смеялись вместе. Потом я расстегнула молнию и вытащила
  
  устрашающего дружка. Это вам не обычный инструмент, который есть у каждого.
  
  Он был длинным, толстым и твердым, с хорошо вылепленной головкой,
  
  совершенный во всех деталях. Кто бы мог подумать, что этот парень носит с
  
  собой в штанах настоящее произведение искусства.
  
  Я повернула его спиной к дереву и стала на колени, крепко держа дружка
  
  обеими руками. Осторожно прикоснулась языком к маленькой щелке на конце и
  
  лизнула ее. Наградой была восхитительная капелька прозрачной жидкости. В то
  
  же время я отметила прекрасный, естественный запах, исходящий от тела. Он
  
  напоминал горьковатый запах сосны на песчаном берегу. Я медленно взяла его
  
  в рот, от его резиновой упругости у меня защекотало глубоко внутри киски.
  
  Возбуждаясь все сильнее и сильнее, я не отрывалась от дружка - лизала,
  
  сосала и ласкала, пока еще более вкусная жидкость не выплеснулась из него.
  
  Влагалище горело. Я схватила яйца одной рукой и всунула палец в его
  
  анус, исследуя горячую упругую глубину. Парень просто задохнулся. Я
  
  чувствовала ртом сильное биение пульса. В тот момент, когда он кончил,
  
  заполнив мне рот густой спермой, судорога сжала влагалище и мощный оргазм
  
  потряс мое тело.
  
  Впервые я кончила, просто делая минет.
  
  Когда я поднялась, Иван все еще стоял, обессилено привалившись к
  
  стволу. В сумраке я заметила блаженно нежное выражение на его лице.
  
  - Ты знаешь, - я стояла вплотную к нему, поглаживая по щеке, - если
  
  тебе вставить зуб и сбрить бороду, то ты будешь выглядеть гораздо лучше.
  
  Его глаза были все еще закрыты, и я поцеловала мягкие веки. Из-под них
  
  выкатились крупные слезы. - Милый, теперь ты плачешь? - Я так счастлив, -
  
  прошептал он. - Давай пойдем ко мне, - предложила я, - сделаю горячего
  
  шоколада.
  
  Вот история, как я нашла своего парня с большими пальцами.
  
  Сакс А. - Смотровая
  
  Серж стоял, пригнувшись, на полусогнутых ногах и сквозь запотевшее от его
  
  прерывистого дыхания стекло напряженно вглядывался в смотровую комнату.
  
  В плотных занавесках с той стороны стеклянной двери была заботливо
  
  оставлена щелка. К ней-то и приник взволнованный Серж. Его жена - стройная
  
  красивая шатенка южного типа - сидела за столом, низко склонив голову. Она
  
  что-то писала или делала вид. Серж видел лишь ее напряженную спину, плотно
  
  облегаемую белым халатом. Он знал, что под халатом ничего нет: бюстгальтер
  
  и трусики Вика оставила в комнате, где находился Серж. Несколько мгновений
  
  при этом она стояла перед ним совершенно обнаженной. Несмотря на то, что
  
  он, казалось бы, изучил каждый сантиметр ее тела, он всякий раз удивлялся
  
  ее умению себя подать. На сей раз Вика, приподнявшись на цыпочки,
  
  наклонилась вперед, подчеркнув тем самым величину и спелость своей груди.
  
  Дверь в смотровую открылась и вошла очередная пациентка. Серж затаил
  
  дыхание. Этот тип женщин всегда волновал его. Полноватая блондинка,
  
  кажущаяся томной даже в самой обычной обстановке, с чувственными пухлыми
  
  губами и, Серж это знал почти наверняка, с большими тяжеловесными грудями.
  
  Вика догадывалась об этой слабости мужа и под разными предлогами
  
  приглашала таких пациенток по нескольку раз. Ничего не подозревающая
  
  блондинка спокойно разделась и улеглась в гинекологическое кресло, широко
  
  разведя поднятые вверх, согнутые в коленях ноги. Вика надела на правую руку
  
  резиновую перчатку, подошла к блондинке и включила специальное освещение.
  
  Теперь промежность блондинки была видна как на ладони. Вика знала, что
  
  в этот момент ее Серж буквально прилип к щелочке в занавесках. Она
  
  максимально широко развела указательным и большим пальцами левой руки
  
  большие половые губы пациентки и какое-то время держала их так, чтобы Серж
  
  мог как следует рассмотреть сочное розовое влагалище. Затем решительно,
  
  даже несколько грубовато ввела два сложенных вместе пальца в тесный вход и
  
  тут же почувствовала, как брюшной пресс блондинки напрягся.
  
  - Расслабьтесь, расслабьтесь, - громко сказала Вика.
  
  Осмотр продолжался. Серж видел, как ловко, словно бы невзначай Вика
  
  надавливает на клитор блондинки, заставляя при этом чуть подрагивать ее
  
  пухлые ляжки. Однако ему было невдомек, что Вика проделывает все это не
  
  только ради него. Она испытывала нечто похожее на ревность ко всем
  
  блондинкам, особенно же к тем, которые нравились мужу. Ей всегда доставляло
  
  удовольствие унизить их или сделать что-нибудь неприятное. Ситуация, когда
  
  она на глазах у подглядывающего мужа подробно осматривает их, необыкновенно
  
  волновала ее. Она плотно сжимала и терла одна об другую ноги, еще больше
  
  возбуждая себя. Ее маленький похотник напрягался, передавая сладостную
  
  дрожь отвердевшим соскам...
  
  Под конец Вика долго осматривала груди блондинки, решительно
  
  надавливая на основания сосцов, клала грудь на ладонь, тщательно прощупывая
  
  ее второй рукой. Серж видел, как упруго проминается белая гладкая кожа под
  
  умелыми пальцами жены и буквально млел от восторга. Он представлял, что это
  
  он тискает и мнет их, затем покусывает, ввинчивается языком в розовый
  
  сосок... В этот миг он забывал о Вике, забывал о ее трепещущем теле,
  
  забывал, что всего лишь подглядывает в щелочку, словно похотливый школяр.
  
  Тем временем Вика закончила осмотр и выпроводила блондинку в коридор,
  
  буквально сгорая от нетерпения. Она отлично знала, что ее ждет возбужденный
  
  до предела муж с восхитительно твердым горячим членом. Промежность Вики
  
  сладко ныла, но она знала, что не будет спешить. Она доведет мужа до
  
  изнеможения, до забытья и хотя бы на время он выкинет из головы всех
  
  блондинок, существующих в мире. На ходу расстегивая халатик, она буквально
  
  влетела в комнату, где прятался Серж. Он стоял в одной майке и Вике не
  
  пришлось тратить ни одного лишнего движения для того, чтобы овладеть его
  
  членом. Она знала, чего от нее ждет Серж и с ходу опустилась на колени. Ее
  
  губы и язык тут же приникли к напряженной головке. Серж с трудом
  
  удерживался на ногах, он вынужден был наклониться и опереться руками о
  
  плечи жены. О, если бы в комнате находился второй мужчина, могущий
  
  одновременно овладеть ею сзади! Но об этом Вика могла только мечтать. Серж
  
  был слишком консервативен и предлагать ему такое Вика считала рискованным.
  
  Это тайное желание совсем недавно поселилось в ней. Может быть когда-нибудь
  
  она и поделится им с мужем...
  
  Всего лишь несколько минут потребовалось Вике, чтобы довести мужа до
  
  оргазма. Оставив задыхающегося от наслаждения Сержа, Вика выскользнула в
  
  смотровую. Подойдя к зеркалу, она поправила сбившуюся прическу, вытерла
  
  салфеткой губы и подбородок, на которых были видны следы спермы, и
  
  пригласила следующую пациентку. Она прекрасно понимала, что разрядившийся
  
  физически Серж совершенно не разрядился эмоционально. Для этого требовался
  
  второй заход. Она представляла себе, как постепенно начнет оживать обмякший
  
  член мужа. Может быть, он выпьет несколько глотков коньяка из спрятанной в
  
  шкафу бутылки, может быть - выкурит полсигаретки, стараясь выпускать дым в
  
  вентиляционное отверстие. Одно Вика знала наверняка: через какое-то время
  
  он снова приникнет к заветной щелочке.
  
  Очередная пациентка оказалась необыкновенно аппетитной брюнеткой,
  
  чем-то неуловимым напоминающая саму Вику. Ее стpойные ножки и аккуpатная
  
  pельефная попка умилили Вику. "Наверное, если бы я лежала в кресле, то
  
  выглядела бы точно так же", - подумала она, приступая к осмотру со всей
  
  возможной деликатностью, почти нежностью. Она и не подозревала, что Серж
  
  думает о том же самом, разглядывая точеные ножки новой пациентки.
  
  "Интеесно, что бы я испытывал, если бы кто-нибудь так же обследовал мою
  
  жену? Может быть, самому попробовать? А затем пригласить кого-нибудь из
  
  очереди полюбоваться?" Серж почувствовал, что от этих мыслей его член снова
  
  начинает напрягаться. Вика тем временем обнаружила, что влагалище брюнетки
  
  начало увлажняться. Вика осторожно погрузила пальцы чуть глубже, ощутив при
  
  этом, что пациентку охватил легкий трепет. Она медленно подвела
  
  указательный палец к шейке матки и почувствовала как та судорожно
  
  сократилась, заполнив влагалище обильной смазкой. Ляжки пациентки
  
  напряглись и Вика поняла, что дальнейшими манипуляциями может легко довести
  
  брюнетку до оргазма. "Вот бы позвать сюда Сержа", - промелькнула у нее
  
  озорная мысль. - "Интересно, как бы к этому отнеслась пациентка?"
  
  Фантазируя таким образом, Вика продолжала не то обследовать, не то
  
  массировать влагалище. Вскоре она заметила, что пациентка едва уловимо
  
  подается навстречу ее пальчикам. "Если бы Серж уехал в длительную
  
  командировку, я бы наверное сама себя возбуждала таким же образом,"подумала
  
  Вика, как бы невзначай надавливая указательным пальцем левой руки на
  
  выпятившийся клитор пациентки, и отмечая при этом, что ее дыхание явно
  
  участилось.
  
  - У вас давно не было мужчины? - неожиданно для себя самой
  
  поинтересовалась Вика.
  
  - Да, - тихо ответила брюнетка.
  
  "Я бы могла доставить редкостное удовольствие Сержу, доведя ее до
  
  оргазма прямо в кресле на его глазах", - подумала Вика и сделала несколько
  
  неторопливых поступательных движений пальцами, задевая при этом кончик
  
  клитора, а затем почти извлекла пальцы. Она все еще продолжала
  
  балансировать на тонкой грани между обследованием и откровенным
  
  возбуждением. Видимо, брюнетка почувствовала это и тут же перешла эту
  
  грань, откровенно насадившись на замершие пальчики Вики. Это доставило ей
  
  такое удовольствие, что она повторила свое движение несколько раз. Вика
  
  начала помогать ей, стараясь проникнуть пальцами как можно глубже и теперь
  
  уже открыто возбуждая ее клитор. Оргазм у брюнетки наступил очень быстро и
  
  был такой силы, что она чуть не соскользнула с кресла. Вика удержала ее за
  
  талию, а затем дружески похлопала по промежности, давая тем самым понять,
  
  что в случившемся нет ничего необычного.
  
  Только теперь Вика почувствовала, как сильно возбуждена она сама.
  
  Промокнув переувлажнившуюся промежность брюнетки салфеткой, Вика
  
  поспешила к столу. Ей нетерпелось поскорее закончить прием и остаться
  
  наедине с Сержем.
  
  Брюнетка торопливо оделась, ни разу не поднимая головы, и тихо вышла.
  
  Едва за ней захлопнулась дверь, в смотровую буквально ворвался Серж. От его
  
  возбужденного вида у Вики слегка заныло в груди, она понимала, что нужно
  
  предпринять что-нибудь неожиданное. И вдруг ее осенило.
  
  - Обследуй меня, - хрипло сказала она, подойдя к креслу и скидывая
  
  халат.
  
  Серж кивнул, осторожно сглотнув слюну и, как всегда, правильно поняв
  
  очередную фантазию супруги, накинул брошенный ею халат. Вика осторожно
  
  легла в кресло и широко развела ноги, ощутив непривычный стыд. Серж с
  
  треском натянул резиновую перчатку и неумело подступился к "пациентке".
  
  Когда его пальцы легко погрузились в перевозбужденную скользкую вагину,
  
  Вика не смогла сдержать себя и начала бормотать что-то бессвязное. Серж
  
  "исследовал" ее влагалище грубовато и неумело, но именно это и требовалось
  
  сейчас Вике. Она кончила несколько раз подряд и от обильно выделившейся
  
  смазки уже почти не чувствовала пальцев мужа. Она елозила по креслу и
  
  мечтала только об одном чтобы эта сладкая мука длилась как можно дольше.
  
  Серж никогда не видел жену в столь возбужденном состоянии и делал все,
  
  чтобы еще больше завести ее. Он периодически надавливал на ее клитор,
  
  заставляя буквально подпрыгивать на кресле, мял и теребил лепестки губ...
  
  Когда Серж довел Вику до очередного оргазма, дверь в смотровую
  
  неожиданно приоткрылась и в нее заглянула пациентка. В горячке они забыли
  
  закрыть дверь на ключ! Вошедшая с некоторым удивлением уставилась на
  
  открывшуюся ей картину. Видимо, она приняла Сержа за врача, а лежащую в
  
  кресле Вику за пациентку.
  
  - Проходите, садитесь, - нашелся Серж. - Я сейчас закончу.
  
  Тут Вика немного пришла в себя и увидела, в какое унизительное
  
  положение попала. Скосив глаза, она заметила, что вошедшая женщина с
  
  любопытством наблюдает за бесцеремонными манипуляциями Сержа. Вот если бы
  
  это был посторонний мужчина! Стоило ей только подумать об этом, как она тут
  
  же кончила на глазах у изумленной женщины. Вика почувствовала, что теряет
  
  всякий стыд. Она рывком села, распахнyла на Серже халат и, ухватив его
  
  вставший член, потянулась к нему губами. Женщина испуганно ойкнула и
  
  поспешно ретировалась из кабинета.
  
  - Закрой как следует дверь, бесстыдник! - укоризненно крикнула Вика. И
  
  сделай мне хорошо-хорошо вот этим.
  
  Наконец-то она овладела его членом!
  
  - Представь себе, что в кресле лежит та блондинка. Помнишь?
  
  Вика попала в самую точку, потому что Серж поспешно закрыл дверь и,
  
  лихорадочно опустив кресло на нужную высоту, овладел Викой. Она сразу
  
  почувствовала, сколько нерастраченной энергии скопилось в нем. Похоть
  
  накрыла Вику с головой, но она успела подумать, что вряд ли Серж изменит
  
  ей, пока подобные сегодняшнему "осмотры" будут продолжаться...
  
  Даммит А. - Знакомство с фаллосом
  
  Стех пор как Алина приехала из деревни в город, прошло несколько недель. Все
  
  это время она жила у своей новой подруги Ванги. Алина, конечно, подыскивала
  
  себе другое жилье, но делала это, откровенно говоря, не слишком энергично -
  
  ей самой не хотелось признаваться в этом, но образ жизни Ванги притягивал и
  
  завораживал ее: то к ней забегали на чашечку кофе веселые, раскрепощенные
  
  мальчики, то она ворковала с кем-то по телефону и весьма недвусмысленно
  
  подмигивала при этом Алине, то возвращалась под утро, наполняя комнату
  
  ароматом дорогих духов, легким запахом импортных сигарет и утонченными
  
  испарениями заморских вин. Стиль жизни подруги был не совсем понятен Алине.
  
  В самых неожиданных местах она обнаруживала удивительные вещи. В их числе
  
  были и безумно дорогие заграничные журналы - а в них великолепные цветные
  
  фотографии обнаженных мужчин и женщин, подчас вытворяющих такое, что
  
  поначалу Алина, разглядывая их, невольно прищуривала глаза. А надорванные
  
  упаковки "штучек", как деликатно именовала презервативы Ванга? А однажды
  
  Алина натолкнулась на нечто, что и вовсе потрясло ее: в одном из ящичков
  
  серванта она обнаружила сделанный из материала, напоминющего резину,
  
  мужской половой член. Его внушительные размеры невольно вызывали в памяти
  
  могучие гениталии племенного быка, которого она не раз видела в деле.
  
  Это что же, сувенирчик такой? - растерянно подумала Алина, машинально
  
  постукивая pезиновой игрушкой по руке. Он приятно пружинил и источал
  
  цветочный аромат. Она порылась в том месте, где только что случайно
  
  наткнулась на него, и обнаружила баночку, наполненную душистым вазелином, а
  
  также еще один член меньших размеров.
  
  "Значит, это не сувенир!" - почему-то внутренне обрадовавшись этому,
  
  решила Алина. В том же ящике лежал и толстый иллюстрированный журнал.
  
  Алина начала механически листать его, все еще находясь под
  
  впечатлением сделанных открытий. И вдруг на одной из фотографий она увидела
  
  обнаженную красавицу, самозабвенно орудующую как раз таким же инструментом
  
  в своем лоне.
  
  Алина буквально пожирала фотографию глазами. Поза красотки была что ни
  
  на есть вызывающая. Как же можно вот так, с широко разведенными ногами
  
  сидеть перед фотоаппаратом? - соображала про себя Алина, одновременно
  
  слегка возбуждаясь от этой мысли. Кто же фотографировал? Уж конечно,
  
  молодой мужчина, - продолжала размышлять девушка. Она попыталась принять
  
  подобную позу. Для этого ей пришлось расстегнуть халатик. Трусики, пожалуй,
  
  тоже мешали. Слегка смущаясь, Алина стянула их и теперь невольно сравнивала
  
  женщину на фото и себя.
  
  Она с гордостью отметила, что ноги у нее, пожалуй, лучше, а вот
  
  аккуратно подбритое интимное место красотки выглядело необыкновенно
  
  аппетитно, даже сочно.
  
  Заочное состязание с женщиной на снимке настолько захватило Алину, что
  
  она решилась воспроизвести фотографию полностью.
  
  Дрожащим пальчиком она коснулась своего чувствительного клитора и
  
  сделала несколько вибрирующих движений, ощущая, как бутон наполняется
  
  влагой, а затем, задыхаясь от внезапно подступившего волнения, осторожно
  
  взяла со стола член, что поменьше и стала ласкающими движениями наносить на
  
  него тонкий слой столь аппетитно пахнущего вазелина.
  
  Стоило Алине подвести подготовленный к работе инструмент к
  
  полураскрытому входу - и член словно сам погрузился в него со звуком,
  
  отдаленно напомнившим поцелуй.
  
  "Ах!" - выдохнула она, разведя ноги пошире и наблюдая за собой в
  
  зеркало. Затем она начала медленно извлекать фалл, но сладкая судорога,
  
  родившаяся в глубине лона, заставила Алину втолкнуть его обратно. Он
  
  проскользнул внутрь словно длинный кусок мыла. Алина откинулась назад.
  
  Инструмент столь легко двигался в ней, что она почти не чувствовала его.
  
  Алина нащупала рукой штуку побольше, лежавшую на столе, и с неведомым
  
  прежде чувством сладострастия попыталась ввести в дело новый инструмент.
  
  Ей это удалось не сразу, но когда удалось, она чуть не застонала от
  
  восторга.
  
  Казалось, он давил сразу во все стороны, а его проникновения
  
  заставляли ее от наслаждения ерзать попкой по дивану. Теперь уже Алине было
  
  не до фотографии, ее охватила безумная похоть, движения стали судорожными,
  
  а рука, крепко сжимавшая инструмент, двигалась все быстрее и быстрее.
  
  Одновременно она мяла и ласкала член, словно бы он был настоящим и
  
  принадлежал эффектному мужчине. В очередной раз крепко стиснув пальцы, она
  
  услышала слабый щелчок и сейчас же почувствовала, как головка члена
  
  совершенно непонятным, но очень приятным образом стала разбухать во
  
  влагалище. Казалось, этому не будет конца: член вел себя загадочным
  
  образом, и Алина не без тревоги подумала, что вряд ли теперь сможет легко
  
  извлечь его.
  
  Как сквозь сон она услышала, что в прихожей открывается дверь. С
  
  быстротой кошки Алина принялась приводить себя в порядок. Трусики полетели
  
  под диван, журнал она успела сунуть на место, а член пришлось просто крепко
  
  зажать между ног и запахнуть полы халата. Почти тут же в комнату вошла
  
  Ванга и галантно одетый, обросший бородой мужчина средних лет. Они с
  
  Вангой, видимо, продолжали еще начатый на улице разговор и сначала не
  
  обратили на Алину почти никакого внимания. Во всяком случае, мужчина
  
  взглянул на нее всего два или три раза, безучастно скользнув по ее
  
  аппетитным ножкам.
  
  - Да, да, Ванга, это будет совершенно элитарная программа, для
  
  денежных тузов, и ставки в ней, заметь, очень высоки, так что все дело в
  
  исполнителях.
  
  Ванга крутилась по комнате, явно кокетничая.
  
  - Вы предлагаете мне принять в ней участие? - держа руку с сигаретой
  
  наотлете и слегка покачивая бедрами, спросила она.
  
  - Конечно! Мне кажется, ты подходишь как нельзя лучше! - мужчина
  
  лениво потянулся.
  
  Алина молчала и старалась не двигаться: член по-прежнему распирал ее
  
  влагалище, она все время оставалась как бы на грани оргазма. И все же она
  
  поняла, что речь идет о каком-то новом супер-шоу, в котором, возможно,
  
  примут участие и иностранцы, причем Ванге отводилось в шоу далеко не
  
  последнее место, а мужчина явно один из организаторов.
  
  - Пожалуй, я приготовлю кофе? - кокетливо улыбнувшись, сказала Ванга и
  
  выпорхнула на кухню.
  
  Теперь мужчина переключил свое внимание на девушку.
  
  - Кажется, нас не представили друг другу? - мягко улыбнулся он.
  
  - Арнольд, - он первым протянул руку.
  
  Алина потянулась вперед и ощутила, как член заворочался в ней, вызвав
  
  теплые волны нестерпимого желания. Она непроизвольно застонала и Арнольд с
  
  любопытством уставился на нее.
  
  - В первый раз произвожу такое сильное впечатление на девушку! -
  
  пошутил он. Но, может быть, ты просто сверхчувствительная? Как раз такие
  
  нам и требуются в шоу!
  
  Мучительно покраснев, Алиса заерзала на диване, не зная, что ответить
  
  и сразу же пожалела об этом: член неровными толчками задвигался внутри. С
  
  каждой секундой ей все труднее было сдерживаться. Как ни странно, ее очень
  
  возбуждало, почти завораживало, что сидящий напротив мужчина как бы
  
  поделился с ней своим мужским естеством и сейчас, во время разговора,
  
  словно присутствует в ней.
  
  Между тем разговор получался довольно пикантным. Арнольд принялся
  
  рассказывать об эпизодах, из которых должно состоять представление. В одном
  
  из них как раз обыгрывались игры с искуственными членами. Это доконало
  
  Алину: она судорожно стиснула ноги и халатик, не застегнутый на нижнюю
  
  пуговицу, начал расползаться в стороны словно занавески на окне. Не в силах
  
  сдержать себя, Алина откинулась на спинку дивана и выгнулась дугой.
  
  - О! - услышала она восхищенный возглас мужчины и тут же почувствовала
  
  его теплые, умелые пальцы у себя между ног.
  
  - Вытащите это! - простонала она.
  
  - Не-ет, не так сразу! - промурлыкал Арнольд, тоненько захихикав. -
  
  Значит ты, милочка, не знаешь, как этим пользоваться? Могу показать за
  
  отдельную плату.
  
  - Прошу вас, вытащите, а то сейчас вернется Ванга, - взмолилась Алина.
  
  - Это тебе обойдется в один минетик, - ответил Арнольд, поспешно
  
  расстегивая брюки.
  
  Алина увидела напряженно подрагивающую головку возле своего лица. Ей
  
  не оставалось ничего другого, как аккуратно обхватить ее губами. Но
  
  получалось у нее, видимо, не очень умело, потому что Арнольд заметил, мягко
  
  пошлепывая ее по ягодицам:
  
  - Язычком, язычком поработай!
  
  Алина послушно последовала его совету. Как раз в этот момент дверь
  
  распахнулась и в комнату с подносом в руках впорхнула Ванга. Увидев
  
  живописную картину на диване, она выдохнула:
  
  - А ты шустрая, Алинка! Быстро освоилась!
  
  Пока Ванга деловито, словно не замечая происходящего, накрывала на
  
  журнальный столик, Арнольд кончил. Алина впервые отведала спермы и ее вкус
  
  показался ей довольно приятным. Как истый джентльмен, который всегда держит
  
  обещания, Арнольд ловко нажал на какой-то выступ на искусственном члене и
  
  извлек его, наконец, из набрякшего лона девушки. Смутившись до слез под
  
  пристальным взглядом Ванги, Алина поспешно запахнула халатик и скрылась в
  
  ванной.
  
  - А девчушка ничего, только необстрелянная! - подмигнул Ванге Арнольд.
  
  - Почему бы не попробовать ее на вторые роли в нашем шоу?
  
  - Хорошо, я попробую поднатаскать ее, - пообещала Ванга.
  
  - А я с удовольствием приму экзамен, - рассмеялся Арнольд и с
  
  наслаждением пригубил кофе.
  
  Смирягин А. - Последняя встреча
  
  Ну здравствуй, Вороненок. Как давно я не держал тебя в объятиях...
  
  - Ты мне раздеться наконец дашь?
  
  - Даже помогу. Давай шубку. Проходи и садись. Налить шампанского?
  
  - Налей. А себе?
  
  - Нет. Шампанское у меня вызывает слабость. Еще Шекспир предупреждал
  
  парней:
  
  "Вино усиливает желание и ослабляет возможности его удовлетворения".
  
  Другое дело - коньяк. Впрочем, об этом у нас будет время поговорить -
  
  впереди у нас восхитительный вечер.
  
  - И чем же мы будем заниматься?
  
  - А вот тут у меня как раз расписание составлено - всю неделю
  
  трудился. Кстати, чем ты была так занята, что не могла найти время для
  
  встречи? У меня такое чувство, что ты что-то скрываешь.
  
  - Давай, поговорим об этом позже.
  
  - Как ты захочешь, но у меня тоже есть что-то сообщить тебе важное.
  
  - Что?
  
  - Поговорим об этом позже.
  
  - Вредный. Ну хорошо, тогда ознакомь меня с твоим расписанием.
  
  - Пожалуйста. Так, что у нас на первое? На первое у нас - любовь. Ага!
  
  А вот на второе у нас... Гм. Снова любовь. Зато на третье у нас... Что за
  
  черт? Опять любовь...
  
  - Какая насышенная программа.
  
  - Ты можешь предложить что-нибудь поинтересней?
  
  - Нет. Но кто-то обещал прочесть свои эссе.
  
  - Я удивляюсь на память у женщин. Достаточно им в минутном порыве
  
  страсти что-то пообещать, они уж этого не забудут, можно не сомневаться.
  
  - Ну так что?
  
  - Хорошо, Вороненок, я включу это третьим пунктом программы нашей
  
  встречи.
  
  - Нет, я хочу сейчас.
  
  - Уговорила - вторым.
  
  - Могу поспорить, это безумно интересно. Я всегда говорила, что ты -
  
  человек талантливый.
  
  - Я вижу, что, как любая женщины, ты знаешь, где у мужчины самое
  
  слабое место.
  
  Но я не тщеславен. Вернее, сегодня я готов пойти на жертвы.
  
  - Почему мы всегда делаем то, что хочется делать тебе? Хотя бы раз
  
  уступил.
  
  - Тебе это только кажется. Ты запоминаешь только те случаи, когда я не
  
  уступаю.
  
  И потом, разве это приводило когда-нибудь к чему-нибудь плохому.
  
  Вспомни ту историю, когда я с другом вытащил тебя из кампании твоих
  
  дебильных знакомых. Мы поехали кататься на "Линколне" по вечернему городу,
  
  а потом удивительно провели ночь вчетвером у камина за старым бальзамом. Ты
  
  сначала чуть не растерзала меня, а потом сама призналась, что это была
  
  самая романтичная ночь в твоей жизни.
  
  - Все равно. Я сейчас заплачу. Ты вообще должен выполнять любое
  
  желание девушки, если ты ее хоть немножечко любишь.
  
  - Я обожаю, когда ты, обижаясь, выставляешь свою прелестную нижнюю
  
  губку, но если выполнять любое желание девушки, я представляю, к чему это
  
  может привести.
  
  Так и быть сначала я прочту тебе что-нибудь, но потом держись, пощады
  
  не будет.
  
  - Я уже дрожу от нетерпения.
  
  - Так может сразу и начнем.
  
  - Что?
  
  - Ну не чтения же.
  
  - Нет. Я должна запомнить хотя бы один случай, когда я настояла на
  
  своем.
  
  - Куда я засунул эту папку? Странно, никак не могу найти.
  
  - Может быть эта?
  
  - Она. Как это я ее не заметил?
  
  - Это не просто сделать, если так настойчиво запихивать ее ногой под
  
  кровать.
  
  Какая смешная папка. В таких, наверное, бухгалтеры держат свои счета.
  
  - Тфу ты черт! Никак не могу развязать.
  
  - Дай попробую я. Это же надо так затянуть тесемку... Держи.
  
  - Выйду на пенсию, тоже заведу себе длинные ногти. Как здорово вы ими
  
  управляетесь. А я, дурак, никак раньше понять не мог, чего вы их не
  
  стрижете.
  
  Итак. С чего начнем? Выбирай.
  
  - Начни вот с этого.
  
  - Это слишком длинное. Лучше вот это - самое короткое.
  
  - Как интересно!
  
  - Так, устраивайся поудобнее. Вообще, надо сказать, если хочешь
  
  извлечь максимум удовольствия от подобного чтения, лучше всего раздеться,
  
  лечь на кровать и закрыть глаза.
  
  - Я пока постараюсь получить удовольствие не раздеваясь.
  
  - Как хочешь. Мое дело предупредить. Но учти, если тебе по какой-либо
  
  причине захочется обнажиться во время чтения, я перерыв делать не намерен.
  
  - Я согласна.
  
  - Ну-ну. Итак...
  
  - ... Здорово! Ты сам это написал?
  
  - Нет, конечно. Писала вот эта рука. А я только следил, чтобы не было
  
  чего лишнего. Теперь-то, я надеюсь, награда не заставит себя ждать.
  
  - Прочти еще что-нибудь. Мне так понравилось.
  
  - Нет, сейчас мы займемся тем, что понравится тебе больше.
  
  - Подожди. Пообещай, что посвятишь какой-нибудь свой будущий роман
  
  мне.
  
  - Договорились. Так и напишу: "Посвящается кареглазой девушке".
  
  - Обещаешь?
  
  - Клянусь, ведь ты - мое вдохновение.
  
  - Это правда, что я похожа на вдохновение для мужчины?!
  
  - Еще как.
  
  - И я также прекрасна?
  
  - Да. И еще тебя все время приходится ждать.
  
  - Нахал! Опять издеваешься.
  
  - Я?! Никогда! Просто я жду, когда закончатся твои дурацкие вопросы.
  
  - Ну раз я такая дура, почему же мне не задавать дурацких вопросов?
  
  - Я не говорил, что ты - дура.
  
  - Я не глухая. Сказать, что я задаю дурацкие вопросы, все равно, что
  
  обозвать меня дурой.
  
  - Ну извини, я не хотел тебя оскорбить.
  
  - Отстань от меня, раз я - дура.
  
  - Вороненок, ну что с тобой?..
  
  - ...
  
  - Хорошо, начнем все с самого начала... Девушка, разрешите с вами
  
  познакомиться.
  
  - Нет, я не разрешаю со мной познакомиться.
  
  - А может быть, все-таки разрешите. Клянусь, я - парень неплохой.
  
  - А кто вас знает. С виду вы все неплохие.
  
  - Можно тогда я тут присяду. Вот здесь, на краешке постели, возле
  
  ваших прекрасных ног.
  
  - Ни за что!
  
  - А у меня шоколадка с орехами есть.
  
  - Шоколадка? С орехами? Ну хорошо, так и быть, присядьте, но только
  
  ненадолго. И надеюсь, вы не позволите себе ничего лишнего?
  
  - За кого вы меня принимаете? Даже обидно... Конечно позволю.
  
  - Вот все мужчины такие. Вам только разреши.
  
  - А вы не разрешайте.
  
  - Что же мы - дуры?
  
  - Заметь, я этого не говорил.
  
  - Попробуй только.
  
  - Так как же насчет познакомиться? Чесное слово, я с самыми серьезными
  
  намерениями.
  
  - Шоколад давай!
  
  - Я всегда говорил, что женщина просто так никому ничего не дает.
  
  - Я больше скажу, шоколадка - это только начало.
  
  - Все, кажеться, влип.
  
  - Не хотите, как хотите. Мы никого не насилуем.
  
  - Я тоже. Сами предлагают.
  
  - Что?! Ах ты развратник. А ну убери... Те ваши руки. И больше ко мне
  
  не приставайте. Я не хочу с вами иметь ничего общего.
  
  - Даже детей?
  
  - Даже... Что ты имеешь в виду? Ты что, не уверен, что в последний раз
  
  все было в порядке?
  
  - Все было в порядке. Лично проверял.
  
  - Ну и шуточки у вас, молодой человек. И пожалуйста, не целуйте мне
  
  коленку, соблазнителя из вас не получится.
  
  - А повыше?
  
  - М-м-м....
  
  - Будем дружить?
  
  - Ой мамочки! Пытайте меня, пытайте! Я вам все равно ничего не скажу.
  
  - И даже где спрятались партизаны?
  
  - И даже где спрятались... А-а-а!.. Скажу, скажу, изверги проклятые!
  
  - Хорошо, больше пыток не будет.
  
  - Нет, пытайте меня, пытайте.
  
  - Не буду.
  
  - Ну попытай меня еще хоть разок, чего тебе стоит.
  
  - А что я буду иметь взамен?
  
  - Я тебя поцелую.
  
  - Куда?
  
  - Ну куда-нибудь... Потом придумаю.
  
  - Нет, ты сначала скажи.
  
  - Ну хочешь, в щечку?
  
  - Я что, похожь на извращенца?
  
  - Ну хорошо, тогда в губы. Но учтите, я девушка из приличной семьи.
  
  - Уже ближе к цели, но еще далековато. Подумай еще.
  
  - Нет, он прямо озабоченный какой-то. Говорила мне мама, не связывайся
  
  с сексуальными маньяками. Почему я ее не послушалась?
  
  - Ах так, тогда я подаю на развод. Принесите книгу регистрации
  
  разводов.
  
  - А как же дети?
  
  - Какие дети? Ты что, была у врача?
  
  - Нет. Но я чувствую, что уже на восьмом месяце.
  
  - С тобой не соскучишься, что я в тебе больше всего и люблю. Терпеть
  
  не могу, когда с женщиной не о чем поговорить.
  
  - Так и будем разговаривать? Вот так всегда - лишь бы поговорить. Нет
  
  бы языку найти применение получше.
  
  - Не выводи меня из себя, а то сейчас изнасилую.
  
  - Да-а, от тебя дождешься. Обещаешь только.
  
  - Все, насилую...
  
  - Не-е-ет!.. А кто обещал шоколадом с шампанским накормить, а вместо
  
  этого насилует?
  
  - Я...
  
  - Подожди, дай хоть сережки сниму. Сломаешь, как в прошлый раз.
  
  - Дай, я сам сниму. Я испытываю огромное наслаждение, вынимая и вдевая
  
  сережки в мочку женского уха, это мне что-то сильно напоминает, никак вот
  
  только не могу понять, что именно. Может, подскажешь?
  
  - Извращенец проклятый...
  
  - Да, я - извращенец. Я обожаю старых и некрасивых женщин.
  
  - Кого ты имеешь в виду?
  
  - А что в этой комнате еще кто-то?.. Ой! Больно же! Ты что, специально
  
  локти затачиваешь. Ну все, мое терпение подошло к концу. Ни слова больше...
  
  - ... Ты слышала, как ты орала? По-моему, соседи уже звонят в милицию,
  
  сообщить о совершении страшного злодеяния.
  
  - А ты не врешь? Я действительно так громко кричу?
  
  - У меня уши заложило. Особенно неистово ты визжала, когда я целовал
  
  тебя там. А дальше я сам плохо что-нибудь понимал.
  
  - А я ничего этого не помню. С первых твоих прикосновений я почти
  
  потеряла сознание. Хотя нет, постой, вспомнила! Ты под конец тоже кричал.
  
  - Правда? Досталось же нам обоим.
  
  - Иногда я думаю, что только ради этих мгновений и стоит жить. Ты
  
  просто умница!
  
  Ты не побъешь меня, если я тебе кое в чем признаюсь?
  
  - Конечно не буду, глупый Вороненок. Сильно, уж это точно.
  
  - После того, как это началось с тобой, мне было очень жалко Вадима. Я
  
  долго не могла с ним до конца порвать. Он часто звонил, предлагал
  
  встретиться. И однажды, ты только не обижайся, я уступила его требованиям и
  
  попробовала с ним еще раз.
  
  - Любопытная новость.
  
  - Прошу тебя, не обижайся. Помнишь, я тебе рассказывала, что только с
  
  тобой я впервые испытала оргазм. С ним, до тебя, я ничего не чувствовала. А
  
  когда я жаловалась ему, он убеждал меня, что я малочувствительная и смогу
  
  что-то испытать только после первых родов. Так вот, ради любопытства...
  
  - Любопытства?!
  
  - Да, любопытства, смогу ли я пережить с ним те безумные ощущения, что
  
  я начала испытывать с тобой.
  
  - И каков же результат?
  
  - К моему удивлению, я опять ничего особенного не почувствовала.
  
  Только потому я тебе об этом и рассказываю.
  
  - И ты рассчитывала доставить мне этим большое удовольствие?
  
  - Я рассчитывала, что ты - умный и все поймешь правильно. И потом, ты
  
  же не будешь утверждать, что все это время ты встречался только со мной.
  
  - Клянусь, ни с кем больше!
  
  - Врун несчастный. Думаешь, я не видела, как ты двинул локтем в тот
  
  вечер своего друга, когда он спросил меня, не та ли я Оля, с которой ты
  
  ездил в Прагу.
  
  - Ладно, в расчете.
  
  - И вообще мне интересно, сколько у тебя было до меня женщин.
  
  - Но я же тебя не спрашиваю, сколько у тебя было мужчин.
  
  - Потому что ты знаешь, что кроме Вадима, я ни с кем до тебя не спала.
  
  - Какое-то у вас, у женщин, нездоровое любопытство.
  
  - Ну сколько? Сто было?
  
  - Ты с ума сошла! Сто! Разве я похожь на полового экстремиста? Сказала
  
  бы девяносто пять, девяносто шесть - это еще куда ни шло. Но сто! - такого
  
  не было, это точно.
  
  - И всем ты говорил тоже самое, что и мне?
  
  - Как тебе сказать. В общем, слово не всегда успеваешь вставить...
  
  - Что?! Ах ты свинья!
  
  - Только без локтей! Все что угодно, только не это.
  
  - А пошел ты! Я серьезно рассердилась. Теперь я поняла, как ты
  
  относишься к женщинам.
  
  - Как?
  
  - Как к месту, где можно пристоить свои сперматозоиды. А потом тебе
  
  плевать на них.
  
  - Я же шучу.
  
  - Ты со всеми так шутишь?
  
  - Ну прости меня. Сейчас я говорю абсолютно искренне. Так серьезно,
  
  как с тобой, у меня еще ни с кем не было.
  
  - Тогда почему ты ни разу не сказал, что любишь меня?
  
  - Почему женщинам так важно, чтобы им подтвердили на словах свою
  
  любовь? Ты же знаешь, что слова в этом мире весят не больше, чем воздух, из
  
  которого они сделаны. Вы бы тогда требовали письменную расписку. Это
  
  надежнее. "Я, такой-то и такой-то, сим удостоверяю, что люблю вас больше
  
  жизни, готов отдать все на свете, буду верен до гробовой доски... Число.
  
  Подпись". Потом точно не отвертишься.
  
  - При чем здесь это?
  
  - Хорошо, я скажу. Я... ТЕБЯ... ЛЮБЛЮ...
  
  - А я тебя нет.
  
  - Теперь я понимаю, зачем тебе было нужно мое признание.
  
  - Ты невыносимый человек.
  
  - А если я тебя поцелую в ушко?
  
  - Все равно несносный.
  
  - А если в глазки?
  
  - Все равно гадкий.
  
  - А если в носик?
  
  - Противный.
  
  - А если в губки?..
  
  - Отврати...
  
  - ... Ну теперь ты веришь мне?
  
  - Я тебе верю, но ничего с собой сделать не могу. Где-то в глубине
  
  души я чувствую, что ты не любишь меня.
  
  - Не понимаю. Что ты в конце концов называешь любовью? То, что я не
  
  теряю головы в твоем присутствии, еще не значит, что я тебя не люблю.
  
  Говорю тебе, что ни с кем до тебя мне не было так хорошо. Ты - настоящая
  
  женщина-друг. С тобой мне безумно легко. С тобой я чувствую себя сильным,
  
  умным, талантливым. Ты не сосешь ни капли моей крови, как это делала бы
  
  женщина-вурдалак.
  
  - Женщина-вурдалак? А кто это?
  
  - Ты разве не знаешь, что среди женщин существуют такие особи, которые
  
  сами не сознавая того, выпивают у мужчины всю кровь. Мужчина, общаясь с
  
  кровопийцей, растрачивает против своей воли душевные силы на окружение ее
  
  постоянной заботой и вниманием, которые женщина воспринимает с откровенным
  
  высокомерием и пренебрежительной холодностью. Все знаки любви, будь то
  
  простая забота о том, чтобы ей было удобно в кино или театре, до царских
  
  подарков, она принимает как само собой разумеешееся. И не жалуйся, если она
  
  отвергнет в раздрожении твои старания, что сделает тебя же глубоко
  
  виноватым за свою назойливость и неуместную суету. Такие женщины обладают
  
  мистической способностью при общении сделать тебя своим должником, даже
  
  если ты ей ничем не обязаны. Твоя речь непостижимым образом теряет
  
  контроль, и с губ невольно слетают самые безумные обещания, которые потом,
  
  естественно, ты обязан будете выполнить, предвидя обиженно поджатые губы
  
  или оскарбленный вид, говорящий о том, что она всегда подозревала в тебе
  
  недотепу и некудышнего мужчину, не чету настоящим, держащим слово любой
  
  ценой.
  
  - А что же женщине делать, чтобы мужчине с ними было хорошо?
  
  - Известно что, быть красивой и глупой.
  
  - Я тебя серьезно спрашиваю. Мне надо знать точку зрения мужчины на
  
  этот вопрос, чтобы было к чему стремиться в будущем.
  
  - А мы что, завтра расстаемся?
  
  - Кто знает... Хватит увиливать от вопроса. Отвечай, какие девушки
  
  тебе нравятся!
  
  - Я вижу, ты хочешь мне сказать что-то серьезное, но почему-то
  
  медлишь. Хорошо, я не буду тебя торопить. Что касается моего взгляда на
  
  женщин, то я думаю так:
  
  Во-первых, женщине лучше вести себя с любым мужчиной, как с другом.
  
  Никогда не общайся с мужчинами с таким видом как-будто ты несказанно
  
  страдаешь, что такая красивая, и что лучше уж быть дурнушкой - жизнь бы
  
  легче была.
  
  Глупо, видеть в каждом мужчине объект для срочного обольщения. Если в женщине что-то есть, мужчина, если он только не слеп
  
  на оба глаза, увидит и так. А если в ней ничего нет, никаким кокетством
  
  делу не поможешь, а только выставишься большей дурой, чем может быть ты и
  
  есть. Мужчина более чувствителен к фальши, чем принято считать.
  
  Неестественность, если он ее только почувствует, убьет любое чувство
  
  симпатии, возникни оно при первом взгляде на женщину.
  
  И вообще, не стоит обижаться на мужчину за его невнимательность к
  
  вашей неординарной личности и повышенному интересу к попке и ножкам. Любовь
  
  мужчины до того, как он переспит с женщиной, мало чего стоит. Любовь можно
  
  ценить, если она не ослабевает после того, как мужчина узнает женское тело.
  
  Я думаю, что привлекательность - это что-то внутри женщины, до чего
  
  мужчина всегда стремиться добраться, но сделать этого никогда не может и не
  
  должен.
  
  Отдавая себя всю, часть женщина не должна отдавайть никогда, как бы
  
  она его не любила. Если мужчина начнет понимать, за что ему нравится
  
  женщина, то она ему уже не нравится. Лучше сделать над собой усилие и
  
  показать, что хотя он и великолепен, пусть не обольщается, что не найдутся
  
  и получше. После этого от него трудно будет избавиться, даже если и
  
  захочешь.
  
  Кроме того, существует множество мелочей, на первый взгляд не очень
  
  важных, но пренебрегать которыми все же не стоит. Например, не желательно
  
  появляться перед тем, кому хочешь понравиться, в обществе пожилой матери,
  
  особенно, если между вами существует внешнее сходство. Молодой человек
  
  невольно сделает небольшой экскурс в будущее и примерит к вам внешность
  
  вашей мамаши. Нарисуя примерный портрет своей невесты в будущем, кто знает,
  
  не придет ли ему на ум, сбежать загодя.
  
  По поводу одежды тоже надо быть внимательным. Если на женщину надето
  
  вещей и украшений на сумму, которая превышает годовую зарплату мужчины -
  
  это не может вызвать у него иного чувства, кроме чувства собственной
  
  неполноценности. И еще не следует забывать, что не только одетой, но и
  
  раздетой надо быть с безупречным вкусом.
  
  - Ты все о внешности, да о внешности. А ум, а душа?
  
  - Ах да, забыл о самом главном, о уме. Первый совет: нет никакой
  
  необходимости показывайть мужчине, что ты умнее его - женщина должна
  
  скрывать свои недостатки.
  
  - Ха-ха. Как смешно.
  
  - А если серьезно, то если бы на свете не было женской красоты, то
  
  смысл существования всего остального был бы для меня не совсем ясен. Когда
  
  я вижу красивую женщину, меня это всегда ставит в тупик. Красота для
  
  женщины - это как талант для мужчины. Она дается природой ни за что. Она
  
  просто дается. Красота вообще не укладываеться в рамки логического
  
  осмысления. Можно, конечно, и здесь навести теорию, и объяснить, что
  
  красота дана этой девушке природой ради всего одной цели - послужить ярким
  
  оперением для лучшего привлечения самцов и производства с их помощью
  
  потомства. Но почему тогда красота распределяется так случайно? Почему одна
  
  имеет бешенный успех среди мужчин, не прикладывая к этому ну ни на грамм
  
  усилий, а вторая и шьет, и великолепно готовит, и скромная, и добрая, но,
  
  как говорится, что же ей еще остается - посмотрите на ее рожу.
  
  - А как же душа?
  
  - А что душа? Я сейчас говорю о женщине, как о некоем образе, о
  
  символе. А если я начну говорить о женской загадочной душе, сразу
  
  получиться глупость и ложь. В самом деле, никто же не пытается всерьез
  
  рассуждать о мужской душе. Обычно говорят о каждом мужчине, как
  
  самостоятельной индивидуальности. И если я начну говорить о женских
  
  душевных качествах, это будет все равно, что пытаться рассуждать о
  
  собирательном образе Красной Шапочки во всех людях, носящих головной убор
  
  похожего цвета.
  
  - Значит ты считаешь, что нас объединяет только смазливая мордашка и
  
  соблазнительная попка?
  
  - Ха! Если бы. Не видел ничего более вызывающего в женщинах ненависть,
  
  чем успех внешности своей сестры.
  
  - А ты говоришь, у нас нет ничего общего в характере. Теперь можешь
  
  добавить к этому, что все женщины глупые и портрет будет завершен.
  
  - И чего ты злишься? Это не самые плохие качества в людях. Мужчинам
  
  достались пороки похуже.
  
  - Ах, я сейчас расплачусь от вашей несчастной доли. Только почему-то
  
  всегда больше страдаем мы, в том числе и от ваших пороков, что не мешает
  
  вам воображать себя сильнее и умнее нас. И вообще, все мужики - сволочи.
  
  - А ты, оказывается, ярая феминистка.
  
  - Кто, кто?! Это что, такие некрасивые и сварливые старые девы?
  
  - Почему обязательно некрасивые и старые? Среди них тоже ничего
  
  попадаются.
  
  - Все равно, я не феминистка.
  
  - Все женщины феминистки. Каждая в глубине души считает всех мужиков
  
  сволочами.
  
  Правда, в этом смысле и мы, мужчины, не лучше. Факт, что у всех женщин
  
  нелады с головой, у нас даже как-то не принято обсуждать.
  
  - Это ты верно заметил, в душевной чуткости и понимании вы все вполне
  
  можете поспорить с деревом.
  
  - Зачем же так недооценивать нашу непробиваемость, есть материалы и
  
  покрепче.
  
  Кстати, что касается составляющих компонентов, то некоторых женщин
  
  действительно можно ассоциировать только с куклой из целлулоида, особенно в
  
  части мозгов.
  
  - Ах так?!
  
  - Да, так!
  
  - Тогда знаешь, о чем я сейчас больше всего желею?
  
  - Любопытно?
  
  - Жалко, что твоя мама не уронила тебя в детстве головой о лесницу.
  
  - Зачем это?!
  
  - Тогда бы твои глупые высказывания имели хоть какое-то оправдание.
  
  - Ах так?!
  
  - Да, вот так!
  
  - Какое счастье, что я до сих пор не женат на такой скандалистке. Если
  
  бы я был твоим мужем, я бы наверное повесился.
  
  - А если бы я была твоей женой, я бы не стала тебя вынимать.
  
  - Тогда бы я не стал вешаться, а задушил бы тебя.
  
  - Так в чем же дело? Можешь начинать.
  
  - К сожалению, мы еще не женаты.
  
  - К сожалению?!
  
  - К сожалению, Вороненок. Я же сегодня хотел говорить с тобой об этом.
  
  - О чем?
  
  - Не знаю может быть это как-то по-другому делается, там, с цветами, в
  
  торжественной обстановке, а не лежа обнаженным в одной постели с тем, кому
  
  делаешь предложение. В общем, я предлагаю тебе выйти за меня замуж...
  
  - ... Подожди, дай мне сообразить. Так. Начнем еще раз. Ты серьезно
  
  зовешь меня замуж?
  
  - Так же серьезен я был еще только один раз, когда появлялся на этот
  
  свет.
  
  - И что я должна говорить в таких случаях?
  
  - А мне откуда знать. Я сам боюсь любого ответа. Хотя наверняка буду
  
  рад, если ты ответишь согласием.
  
  - А если я отвечу отказом?
  
  - Я повешу свои гантели на шею и утоплюсь в ванной.
  
  - А ты знаешь, что твоя мать меня не любит?
  
  - Знаю.
  
  - И знаешь, что еще неизвестно, что в этой нелюбви преобладает:
  
  ненависть каждой матери к другой женщине, укравшей у нее сына, или ее
  
  нелюбовь ко всем евреям вообще.
  
  - Неужели ее антисемитизм так заметен?
  
  - Я почувствовала его сразу, как только она посмотрела на меня.
  
  - Но это же не самое важно? Ведь я люблю тебя. И мне плевать, кто бы о
  
  тебе что ни думал.
  
  - Любишь? Тогда, можно я тебя откровенно спрошу еще об одной вещи?
  
  - Конечно можно.
  
  - Почему ты не захотел ребенка, когда я случайно забеременела от тебя?
  
  - А почему ты решила, что я его не захотел?
  
  - Ты же сам доставал для меня все эти таблетки и заставил терпеть
  
  сеанс иглоукалывания, от которого я чуть не умерла.
  
  - Не надо было, испугавшись задержки, пить всякую химическую дрянь,
  
  которую подсунули тебе твои умудренные опытом подружки. Когда я узнал об
  
  этом, было уже не до размышлений, иметь или не иметь ребенка. И признаюсь,
  
  если бы тогда ты меня спросила, я еще не знаю, что бы ответил.
  
  - А сейчас ты сказать не можешь?
  
  - Не могу. Это слишком серьезное решение, чтобы о нем говорить не
  
  подумав.
  
  Зачать ребенка не трудно, трудно стирать по ночам пеленки.
  
  - А я хочу маленького мальчишку, похожего на тебя.
  
  - А я не хочу.
  
  - Ты не любишь детей?
  
  - Нет почему же, я очень люблю детей, особенно когда у них крепкий
  
  сон. А если честно, я хочу девочку.
  
  - Первый раз вижу мужчину, который хочет девочку.
  
  - Ерунда, любой мужчина хочет именно девочку, только им стыдно
  
  признаться себе и другим в этом.
  
  - Нет, ты все-таки какой-то ненормальный мужчина.
  
  - А ты уверена, что на свете есть нормальные мужчины? И вообще, покажи мне на этом свете хоть что-нибудь правильное
  
  или идеальное, с чего бы можно было брать пример. По мне этот мир только
  
  тем и интересен, что он так неидеален.
  
  Представляешь, если бы все были абсолютно нормальными - двинуться
  
  можно! А теперь ответь мне: да или нет.
  
  - Ты о чем?
  
  - Ты забыла? Я, кажется, сделал тебе предложение.
  
  - Можно, я отвечу позже?
  
  - Когда девушка не соглашается сразу, это может обозначать только одно
  
  - отказ.
  
  - Неправда. Это не отказ. Дай мне подумать. Между прочим, девушкам
  
  всегда в таких случаях положено давать время на размышления.
  
  - Ладно, можешь не размышлять, я все понял и так. Секс - это одно, а
  
  связать свою жизнь с человеком - это совсем другое.
  
  - Ты даже не знаешь, как ты неправ.
  
  - Возможно. Но ты же сама говорила, что тебе хорошо со мной. Или я
  
  тебе нужен только в постели?
  
  - Прекрати говорить гадости. Не могу я сейчас ответить ни да, ни нет.
  
  Потом я все тебе объясню.
  
  - Слушай, если тебе так нравится заниматься со мной сексом, я придумал
  
  для нас хороший способ. Что ты думаешь, если я тебя трахну во время полета
  
  этажа, этак, с двадцать пятого? Мой друг как раз на нем живет. Он уступит
  
  на время балкон для прелюдии и прыжка. Представляешь, как будет здорово:
  
  вершина оргазма станет вершиной жизни. Мы еще успеем заорать: "Мгновение,
  
  ты прекрасно!!!" - Но мы же разобъемся!
  
  - Не исключено, но в этом и смысл.
  
  - Нет, я против. Я еще так мало жила, и почти ничего на этом свете не
  
  успела повидать. Может быть лет через тридцать...
  
  - Через тридцать стану возрожать я. Зачем мне старуха?
  
  - Неправда, я еще буду молодая. И вообще я стареть не собираюсь.
  
  - Распростроненное желание. Мало, правда, у кого сбывается.
  
  - А я не хочу и не буду. Я как представлю, что мне уже скоро двадцать,
  
  так сразу не по себе становится. Мне все время кажется, что после двадцати
  
  начнется старость.
  
  - А мне скоро двадцать шесть. Тебя разве не удивляет, как это я еще
  
  хожу по земле под тяжестью прожитых лет.
  
  - У мужчин время течет по-другому.
  
  - Возможно. Но мне тоже иногда кажется, что где-то после двадцати,
  
  двадцати двух начинается умирание. Теряешь ощущение беспричинной радости.
  
  До двадцати разница возраста в пять-семь лет кажется огромной пропастью
  
  между поколениями. А после стараешься не замечать бег назад твоих лет,
  
  остро ощущая растущий отрыв от юности.
  
  - Все равно мужчинам легче, для них внешнее старение не так важно, как
  
  для женщины. А для нас уходящая молодость - это катастрофа.
  
  - Не согласен. Если женщина следит за собой, она и в пятьдесят может
  
  быть привлекательна для мужчины. Сколько тебе, говоришь, скоро исполняется?
  
  Я не расслышал. Пятьдесят?
  
  - Дурак. Фигуру еще можно сохранить. А лицо? Куда ты денешь морщины,
  
  цвет и дряблость? Ты разве никогда не вздрагивал от неестественности фигуры
  
  девочки и оплывающего лица некоторых женщин.
  
  - К чему сейчас задумываться о грусных вещах? И вообще, что сегодня с
  
  тобой происходит. Ты плачешь?! Моя девочка, ну не надо... Иди я обниму
  
  тебя... Если хочешь, Вороненок, можешь немного поспать.
  
  - Нет, я не хочу спать. Я хочу тебя. И не называй меня больше
  
  вороненком. Мне это имя уже надоело. Придумай для меня что-нибудь другое.
  
  - Я придумаю тебе миллион названий и нежных имен. Иди ко мне, я
  
  прошепчу тебе их прямо в ушко:
  
  Мое ушко, сегодня я буду твоим словечком.
  
  Мой замочек, я буду твоим ключиком.
  
  Моя норка, я буду твоим ужиком.
  
  Мои ножны, я буду твоей сабелькой.
  
  Мой кувшинчик, я буду твоим гончаром.
  
  Моя вазочка, я буду твоим гладиолусом.
  
  Моя березка, я буду твоим караедиком.
  
  Моя лазеечка, я буду твоим лазутчиком.
  
  Моя копилочка, я буду твоим рубликом.
  
  Мое яблочко, я буду твоим червячечком.
  
  Моя пещерочка, я буду твои циклопиком.
  
  Мой бутончик, я буду твоим шмеликом.
  
  Моя бабочка, я буду твоей иголочкой.
  
  Моя пьеса, я буду твоим суфлером.
  
  Моя скрипочка, я буду твоим Паганини.
  
  Моя Марианская впадинка, я буду твоим карабликом.
  
  Моя пиромидочка, я буду твоим фараончиком.
  
  Моя широта, я буду твоей долготой.
  
  Мои Арабские Эмираты, я буду твоим нефтяником.
  
  Мое Эльдорадо, я буду твоим старателем.
  
  Моя рабыня, я буду твоим эмиром.
  
  Моя царица, я буду твоим привратником.
  
  Моя девственница, я буду твоим девственником.
  
  Моя распутница, я буду твоим развратником.
  
  Моя девочка, я буду твоим мальчиком.
  
  Мой мальчик, я буду твоей девочкой.
  
  Моя чернильница, я буду твоим перышком.
  
  Моя звездочка, я буду твоим астрономом.
  
  Моя Троя, я буду твоим Александром.
  
  Моя волшебная лампа, я буду твоим Алладином.
  
  Моя боль, я буду твоим лекарством.
  
  Моя фантазия, я буду твоим фантазером.
  
  Моя пропасть, я буду твоим падением.
  
  Моя долина, я буду твоим взгорьем.
  
  Мое ущелье, я буду твоим эхом.
  
  Мое теорема, я буду твоим решением.
  
  Мой шедевр, я буду твоим гением.
  
  Моя Галгофа, я буду твоим распятием.
  
  Моя темница, я буду твоим узником.
  
  Моя свобода, я буду твоим сумасшедшим.
  
  Мое видение, я буду твоим опиумом.
  
  Мое наслаждение, я буду твоей вершиной.
  
  Моя смерть, я буду твоей жизнью.
  
  Мое время, я буду твоим течением.
  
  Пусть наше мгновение будет нашей вечностью...
  
  - ... Ты обещала рассказать, чем ты была занята всю эту неделю.
  
  - Я должна тебе в чем-то признаться. Обещай, что воспримешь это
  
  известие спокойно, и не будешь обижаться, что я не сказала тебе раньше? Я
  
  боялась, что ты начнешь меня упрашивать, и я не смогу принять это решение.
  
  - Значит я правильно угадал. Я давно начал подозревать, что все идет к
  
  этому.
  
  - Ты уже все знаешь? Тебе рассказала по телефону моя мать?
  
  - Нет. Но я давно ждал, что ты готовишься это сказать, еще с того
  
  момента, когда ты забрала документы из института.
  
  - Я забыла, что ты обладаешь даром предвидения.
  
  - Здесь не нужен никакой дар. Если девушка что-то скрывает - ничего
  
  хорошего ждать не приходится. И когда это должно произойти?
  
  - Через три дня. Все уже готово: документы, вещи, билеты. И отец уже
  
  ждет, чтобы встретить меня там.
  
  - И правильно. Чего тебе здесь делать?
  
  - Ты правда не обижаешься?
  
  - Правда. А наверно смешно я сегодня выглядел, когда предлагал выйти
  
  за меня замуж?
  
  - Совсем не смешно. У меня все разрывалось в груди, но я не хотела
  
  портить нашу последнюю встречу. Ты не представляешь, как мне тяжело
  
  расставаться с тобой.
  
  - Я все понимаю. И давай больше не будем об этом. Лучше выпьем
  
  шампанского, чтобы у тебя в новой жизни все было хорошо.
  
  - Давай. Если честно, я думала, что ты воспримешь это по-другому.
  
  - Как?
  
  - Как-то иначе.
  
  - Ты думала, я брошусь на колени и буду молить, чтобы ты не уезжала,
  
  или, в крайнем случае, взяла меня с собой, как устройство для
  
  перетаскивания чемоданов?
  
  - Гад ты!
  
  - Прости меня.
  
  - Несмотря на все твои заскоки, я буду отчаяно скучать по тебе.
  
  - Вздор. Ты забудешь обо мне на другой день, после того как попадешь в
  
  новую жизнь.
  
  - Нет, я тебя уже никогда не забуду.
  
  - Иллюзия. Тебе это только кажется. Мне самому иногда невозможно
  
  представить, как я буду жить без человека, к которому привык. А как только
  
  он уходит из моей жизни, как-то даже неприятно от того, как быстро его
  
  забываешь.
  
  - Я буду тебе писать.
  
  - Не будешь.
  
  - Буду.
  
  - Не будем спорить, сама убедишься.
  
  - Мне все время кажется, что ты прав, хотя мне трудно с этим
  
  согласиться. Скажи, почему в жизни все так происходит.
  
  - Не знаю, но лучше об этом не задумываться. Пусть все идет так, как
  
  идет. Пусть у нас друг о друге останутся хорошие воспоминания. Разве этого мало?
  
  - Мне мало. Ты испортил мне жизнь. Я теперь буду сравнивать всех
  
  мужчин с тобой.
  
  - Ничего. Найдешь себе какого-нибудь богатого Мойшу, он будет
  
  обеспечивать тебя, а ты будешь изменять ему направо и налево.
  
  - Какого еще Мойшу?
  
  - Ну не Мойшу, какая разница. Все равно будешь изменять.
  
  - Нет. Ты все же испортил мне жизнь. Я тебя прошу только об одном, мне
  
  больше от тебя ничего не надо.
  
  - Ты о чем?
  
  - Подари мне это.
  
  - Что?
  
  - Подари мне губы, язык и эту вещь, что находится внизу. Я уже не
  
  смогу без них.
  
  - Ты с ума сошла. Но даже если я и сделаю это, тебя просто не
  
  пропустит таможня, найдя тысячу причин.
  
  - И главной будет нелегальный вывоз национальных сокровищ.
  
  - Ну ты и сказанула!
  
  - Хорошо, если ты не можешь отдать мне это, тогда не женись. Не женись
  
  хотя бы лет до тридцати.
  
  - Странные эти женщины - ни себе ни людям. Ничего, к сожалению,
  
  обещать не могу.
  
  Про себя, по крайней мере. А то, что случится с тобой, уже ясно.
  
  - Что тебе ясно?
  
  - Вспомни мое предсказание? Все случилось, как я тебе и обещал тогда.
  
  Помнишь, мы сидели с тобой в кафе, и я рассказывал тебе про твою будущую
  
  жизнь.
  
  - Нет, я уже все позабыла.
  
  - Я говорил, что институт ты бросишь на втором курсе. Потом уедешь.
  
  Осталось сбыться последнему предсказанию.
  
  - Какому?
  
  - Выйти замуж.
  
  - А за кого? Предскажи мне мужа получше.
  
  - К получше я буду ревновать. Я предскажу тебе среднего.
  
  - Если ты меня любишь, сделай, как я прошу. Ты же меня еще любишь?
  
  - Я тебя ревную, в том числе и к твоему будущему мужу. Ладно,
  
  предсказываю тебе хорошего человека.
  
  - И главное, закажи там, чтобы в постели был как ты.
  
  - Это невозможно.
  
  - Я прошу.
  
  - Хорошо, но предсказание сбудется только в том случае, если ты не
  
  будешь слишком разборчивой, и выйдешь замуж за первого понравившегося тебе
  
  парня, даже если тебе будет казаться, что где-то совсем рядом ждет более
  
  удачная партия.
  
  Обещаешь?
  
  - Обещаю...
  
  Они сидят на заднем сидении такси, которое покачиваясь мчится по
  
  ночным улицам.
  
  Ее голова лежит у него на плече, и он иногда целует ее висок и волосы.
  
  Почему они расстаются? Этого никто сказать не сможет. Она не можешь
  
  жить здесь.
  
  Ее гонит страх перед будущем в этой стране. Ее зовет отец и призрак
  
  новой жизни.
  
  Или, быть может, это говорит пресловутый голос крови? Может быть, ему
  
  бросить все и уехать с ней? Нет. Невозможно. Он не может жить там. Да и в
  
  качестве кого?
  
  Сейчас они бегут за чем-то без оглядки, страшась привязаться друг к
  
  другу по-настоящему. Они хотят быть свободными от всего и боятся глубоких и
  
  искренних чувств. А потом, на вершине своего успеха или в тупике неудачи,
  
  оглянутся назад в поиске того настоящего и живого, чем когда-то так легко,
  
  без сожаления пренебрегли, и окажется, что в жизни ничего, кроме памяти их
  
  чувств, не существует. Все остальное: деньги, вещи, приятная и
  
  ненапряженная жизнь существует вне людей и в силу своей самодавлеющей
  
  ценности готово предать их бренное тело в любую минуту.
  
  Ушедшая молодость окажеться счасливым временем, когда они жили
  
  волшебной мечтой о вечном празнике в освещенном яркими витринами и
  
  красочной рекламой вечернем городе. Где на улицах встречаешь загадочно
  
  красивых мужчин и женщин. Где каждая дверь таит в себе вход во влекущий мир
  
  вечного праздника, неожиданных встреч, мимолетных поцелуев и неумерающей
  
  музыки.
  
  Сейчас им кажется, что все еще впереди. И чувства, переживаемые сейчас
  
  - это лишь подготовка к другим настоящим чувствам, которые ждут где-то там,
  
  в другой полной счасливыми событиями жизни.
  
  Таксист время от времени весело поглядывает на них в зеркальце заднего
  
  обзора.
  
  Что он думает об этих двух прижавшихся друг к другу молодых людях? На
  
  вид ему лет сорок. Его молодость давно позади. Был ли в его жизни такой
  
  вечер?
  
  - Завидую я вам, молодым. - вдруг произносит таксист сожалеющим о
  
  чем-то голосом.
  
  - Чему же вы завидуете? - спрашивает он.
  
  - Всему: молодости, красоте, беззаботности. Тому, что вы можете вот
  
  так ехать обнявшись, и целоваться в такси, и вообще, где угодно...
  
  - Вот здесь направо, и остановите возле того подъезда. - говорит он и
  
  достает деньги.
  
  - Помотри на часы, мы стоим уже скоро как час.
  
  - Что ты все время поглядываешь на эти проклятые часы, как-будто
  
  боишься, что я их украду?
  
  - Я беспокоюсь о тебе. Как ты будешь возвращаться домой?
  
  - Это мои проблемы. Но может быть ты уже торопишься на самолет?
  
  - Ты должен понять, я не могу не ехать. Если бы это было в моих силах,
  
  я бы не расставалась с тобой никогда.
  
  - Возможно, это к лучшему. Каждый ищет в жизни свою дорогу.
  
  - Я больше не могу. Еще минута, я разревусь и никуда не поеду. Поцелуй
  
  меня на прощанье. И не вздумай приехать в аэропорт. Это будет слишком
  
  тяжело для меня.
  
  Все эти плачушие родственники, дурацкое оформление, таможня. Ты же
  
  знаешь, как у нас это все происходит. Я просто не выдержу. Хорошо?
  
  - Хорошо.
  
  - Обещаешь?
  
  - Обещаю.
  
  - Давай прощаться.
  
  - Я тебя прощаю.
  
  - И я тебя. Пока!
  
  - Пока!..
  
  Эротические миниатюры современных авторов
  
  Неизвестный автор - Старая знакомая
  
  Яне видел Жану целых три года, но она совсем не изменилась. Она уехала из
  
  Нью-Йорка в Филадельфию. До этого Жана была моей соседкой и мы часто
  
  встречались. И вдруг на улице Манхеттена, через три года, она кидается на
  
  меня, целует и обнимает.
  
  - Давай увидимся сегодня вечером на пляже, - неожиданно заявила она
  
  после десяти минут обычной болтовни, которая случается после долгой
  
  разлуки.
  
  Мы стояли посредине раскаленной улицы. Наступающий вечер не принес
  
  облегчения от июльской жары. Я понимал, что тысячи людей сегодня будут
  
  искать расслабления на пляже. Но у меня было одно укромное местечко у
  
  океана под пирсом, где, я был уверен, никто не сможет помешать нам.
  
  Жана пришла туда ровно в десять. На ней был открытый купальник, тот
  
  же, в который она была одета последний раз, когда мы виделись. - На этот
  
  раз тебе не придется воевать, чтобы снять его с меня, - с ходу проговорила
  
  она, выглядя очень возбужденной.
  
  - Я мечтал об этом, и хотел этого со времени последней встречи.
  
  Жана легла на спину, отодвинувшись подальше, в темноту, под защиту
  
  пирса. Мы оба хотели, чтобы ни одна живая душа не смогла нас увидеть. Она
  
  оперлась о какую-то деревянную штуку и начала двигать попкой из стороны в
  
  сторону. Она подогревала мое возбуждение.
  
  Я не мог избывиться от мысли, как шикарно она выглядит. Годы пошли ей
  
  только на пользу. Талия так и осталась тоненькой, а вот бедра немного
  
  расширились. Но это ей очень шло. А вот груди! Господи! Они просто не
  
  умешались под купальным лифчиком!
  
  - Подойди же, Паша! Раздень меня. Я так хочу, чтобы ты сделал все сам.
  
  У меня голова пошла кругом. Вот оно, мое прошлое, которое просит меня
  
  вернуться!
  
  Я встал на колени и снял ее трусики. Как только Жана осталась голой,
  
  она раздвинула ноги, приподняла живот и показала мне свою писю с золотыми,
  
  сильно завивающимися волосиками. Вокруг клитора она побрызгала духами и
  
  волшебный запах достиг моего обоняния.
  
  Мой язык немедленно оказался в заветном месте. Жана сразу начала
  
  подавать признаки удовольствия. Я исползовал и пальцы, чтобы больше
  
  возбудить ее, а язык и губы целовали клитор. Ее стоны становились все
  
  громче и громче, заглушая звуки ударяющихся о берег волн.
  
  Она была такой вкусной и так приятно пахла! Я зарылся в нее всем
  
  лицом, а мой язык уже проник в глубину ее тела. Ее соки оказались
  
  необыкновенно вкусными.
  
  Когда я принялся ласкать ее груди, Жана была готова кончить. Ее руки
  
  зарылись в мои вьющиеся волосы, она просила не отрываться от клитора, давая
  
  ей возможность кончить.
  
  Одну руку я все же оставил на ее груди играться с соском. Другой рукой
  
  я взял ее попу, приподняв ближе к своему лицу, чтобы проникнуть языком как
  
  можно глубже.
  
  Жана принялась бить ногами по песку, я с трудом удерживал ее, чтобы
  
  она не скинула меня во время своего оргазма. Кончив, она отползла от меня.
  
  Ее лифчик перекрутился под грудью.
  
  - Делай со мной все, что захочешь, Паша! - прошептала она.
  
  Жана выглядела очень удовлетворенной.
  
  Мой возбужденный член почувствовал полную свободу, когда я снял брюки.
  
  Между ног моей девочки было очень мокро и приятно. Я провел членом вокруг
  
  ее влагалища, обмазывая его ее соками. Затем ввел его. Жана раставила ноги
  
  как можно шире, давая мне возможность проникнуть как можно глубже.
  
  Я сделал несколько движений вверх и вниз, я затем захотел ее всю. Я со
  
  всей силы проник в самую глубь ее тела, чувствуя, как достаю матку, а ее
  
  мыщцы стараются подладиться под мой орган. Внутри нее было так плотно и
  
  горячо! Это была фантастика!
  
  - Давай! - просила она. - Трахай меня! Еще! Глубже!
  
  Она закинула ноги на грудь, давая мне возможность проникнуть ЕЩР
  
  глубже.
  
  Я был над ней, двигал член вверх и вниз, без передышки, еще сильнее,
  
  быстрее, вверх и вниз, вглубину и наружу. Мои соки быстро выстрелили в нее,
  
  заполняя все влагалище. Я чувствовал себя на седьмом небе, когда мое семя
  
  проникало в Жану.
  
  Выдохшиеся, мы лежали на песке, я на ней. Я чувствовал ее груди, мой
  
  член оставался внутри. Мы оба улыбались. Прошло очень много времени с тех
  
  пор, как мы были здесь же, на этом пляже. Но могу поклясться, она многому
  
  научилась за прошедшие годы.
  
  Неизвестный автор - Похождения Миши на пьяную голову
  
  Этот, вроде бы ничем не примечательный, день начался с того что мы с
  
  друзьями решили отметить выпуск из 9 класса. Нас было шестеро: Вовка,
  
  Серега, Ромка, Лешка(я) и Мишка с Юлей. Мы затарились в универмаге тремя
  
  литрами "SMIRNOFF"ки и ящиком пива. Затем отправились на Москву-реку (если
  
  точнее на плиты). Там мы это все дружно усосали. Я и Ромка почему-то
  
  оказались самыми трезвыми.
  
  Итак, продолжение банкета ожидало нас у Миши на хате, и мы нетвердой
  
  походкой направились туда. По приходу домой мы сразу решили догнаться. На
  
  этот случай существовал бар. Мы уперли оттуда бутыль ликера и не спеша,
  
  сидя за столом, ее распили. Юля уже ничуть не стесняясь липла к Михею. К
  
  тому моменту Вовчик с Серегой уже мирно похрапывали на своих стульях. И тут
  
  началось. Юлина рука протянулась под столом, чтобы дотронуться до Мишиной
  
  руки. Ее пальцы играли с его, пока жар возбуждения не распространился на
  
  все его тело. Она смеялась его шуткам и мягко поддразнивала. Ликер ударил
  
  ему в голову, ослабив его нерешительность, а в ней он испарялся делая ее
  
  желание все тверже. Вдруг она прошептала ему: "Лезь под стол". Ее шепот
  
  вонзился в ту его часть, где похоть была сильнее его разума. Он исчез под
  
  столом. Никто кроме нас с Ромкой этого не заметил. Юля опустила руку под
  
  стол и нашла его голову. Ее мини-юбка скользнула вверх по бедрам, и Юля
  
  чуть сползла вниз со стула, колени плотно сомкнулись.
  
  "Сними мои трусики", - прошептала она. Она почувствовала его дрожащие
  
  пальцы.
  
  Миша потянулся к трусикам, его движения казались неуверенными, но
  
  жадными, пока его пальцы справлялись с эластичной тканью.
  
  Он стянул их вниз, через бедра, колени, голени. Она выскользнула из
  
  туфель.
  
  Трусики были сняты. Микки попытался раздвинуть ее ляжки и она
  
  распахнула свои ноги перед ним, выдвигая вперед свою вагину. Его губы были
  
  близко и она чувствовала его жаркое дыхание. "Трахни меня своим языком", -
  
  промурлыкала она.
  
  Юля почувствовала, как его язык скрылся в ее глубине. Его губы
  
  сомкнулись вокруг ее половых губ, бесстыдно высасывая ее соки. Тут Юля
  
  опомнилась от нахлынувшего на нее наслаждения. "Пойдем на диван", -
  
  прошептала она. Мише ничего не оставалось как подчиниться ее приказу.
  
  Они повалились на диван. Юлина рука медленно поползла к застежке
  
  мишиных брюк.
  
  Она умело стянула их с него, и ей навстречу выскочил мишкин член. Юля
  
  взвизгнула от удивления, но сразу же опомнилась и направила его в себя. В
  
  тот же момент Миша страстно обжигал ее поцелуями в шею. Юля сразу поймала
  
  его ритм и начала двигаться в такт его движениям. Через 5 минут их движения
  
  участились, и еще минуту спустя Юля откинула голову назад, и ее лицо
  
  расплылось в сладострастной улыбке - она кончила. Мишу не удовлетворил
  
  такой поворот событий и, выйдя из нее, он довел себя до оргазма руками. Юля
  
  выдавила из себя: "Я хочу, чтобы ты кончил мне на пупочек". Но он был
  
  слишком напряжен и не услышал ее слов. Пару раз передернувшись, он
  
  выстрелил весь свой заряд прямо на лицо. Юля жадно облизнулась, они вместе
  
  полежали пару минут, а потом вместе пошли в душ.
  
  Неизвестный автор - Оргазм под стук колес
  
  Скорый поезд Москва - Владивосток мчался по просторам Сибири. В одном из его
  
  служебных купе сидели проводницы, пожилая и полная Вера Петровна и ее
  
  напарница Марина. Если бы не униформа, ее скорее можно было принять за
  
  учительницу или врача. Это была красивая блондинка с приятными манерами, в
  
  прошлом библиотечный работник. Даже в дороге на этой канительной работе она
  
  постоянно следила за своей внешностью и всегда выглядела очень пикантно, а
  
  облегающая форма проводницы только подчеркивала изумительную
  
  привлекательность ее фигуры.
  
  Обслужив пассажиров, женщины заканчивали ужин и в молчании пили чай.
  
  Внимательно присмотревшись к своей подруге, Вера Петровна спросила: - Что,
  
  накатило? С ожесточенным выражением глядя в сумеречное окно, Марина
  
  кивнула. - Вижу. И кто?
  
  Тот из восьмого, что сел в Новосибирске? - Он. - Видный мужчина. Уже
  
  договорились? - Да. - Хорошо, - согласилась Вера Петровна. - В ночь я тебя
  
  подменю. Только не дури: будет предлагать деньги - бери. Сколько тебя можно
  
  убеждать. Марина гневно взглянула на нее. - Молчу, молчу, - замахала рукой
  
  Вера Петровна, хорошо зная, что за этим последует вспышка длительной обиды
  
  на нее.
  
  Однако, собрав со столика посуду и направляясь в туалет мыть,
  
  укоризненно произнесла: - В конце концов ты же не миллионерша какая-нибудь.
  
  Но Марина уже не слышала, находясь во власти все сильнее охватывающего ее
  
  возбуждения. Такое с ней периодически происходило раз в два-три месяца, и
  
  тогда семья, женская верность, деньги - все уходило куда-то в небытие и на
  
  поверхность выплывала одно неукротимое желание, совладать с которым она не
  
  могла. И она кидалась в него безоглядно, как кидаются в омут головой, зная,
  
  что другого выхода нет.
  
  Вот и сейчас, оставшись одна, она по привычке подкрасила губы, а перед
  
  глазами стоял пассажир из восьмого купе, широкоплечий стройный мужчина с
  
  цепким взглядом и решительным волевым лицом. При первой же встрече
  
  безошибочным инстинктом женщины она сразу почувствовала в нем страстного,
  
  бесстыдного и неутомимого любовника, способного удовлетворить даже
  
  Мессалину. И инстинкт никогда не обманывал ее.
  
  "Должно быть еще в ресторане", - подумала она. Эротические сцены, одна
  
  соблазнительней другой, рисовались ей. Она достала металлическую фляжку с
  
  коньяком и сделала два небольших глотка. В таких случаях она всегда
  
  прибегала к его помощи: вино делало ее раскованной в любви.
  
  И в десять часов вечера, передав дежурство Вере Петровне, она с
  
  горящим от нетерпения взором поджидала любовника в спальном купе. На ней
  
  был один лишь халатик, застегнутый на две пуговки. Ночник слабо освещал
  
  крошечное помещение.
  
  Наконец он появился с небольшим свертком в руке.
  
  - Тебя в коридоре никто не видел? Боязнь постороннего взгляда и
  
  разоблачения заставляла ее не терять голову в критические моменты и быть
  
  предельно осторожной. Он снисходительно улыбнулся и обнял ее. Они страстно
  
  поцеловались, сгорая от вожделения.
  
  - Я истомился от ожидания. Его рука скользнула под халатик и сжала
  
  грудь.
  
  - А я давно уже мокрая. Раздевайся и не шуми, чтобы пассажиры за
  
  перегородкой не услышали. В тесном купе рослому мужчине было неудобно,
  
  тогда она, сбросив халатик, принялась торопливо ему помогать. Вид
  
  обнаженного мужского тела ее ошеломил и привел в экстаз. Она опустилась на
  
  колени. - Дай полюбуюсь. Взяла в руку эрегированный член, помаструбировала
  
  его и прижалась к нему щекой. - Сейчас я твоя рабыня. Тебе будет доступно
  
  все, но сначала грубо изнасилуй, изнасилуй в попочку. Если я буду
  
  сопротивляться, - не обращай внимания. Я рабыня твоя, намазала член кремом
  
  и подняла голову. - Ты понял меня? Он не заставил себя ждать и сильными
  
  руками резко поднял ее с пола и повалил лицом на постель. Она начала
  
  извиваться, но неожиданная боль в шее заставила ее замереть. Боясь
  
  вскрикнуть, она вцепилась зубами в простынь и почувствовала, как ей
  
  раздвинули ягодицы и член начал медленно проникать в анус, наполняя тело
  
  сладострастием.
  
  Это заставило ее расслабиться и отдаться сношению. - Глубже!
  
  Пожалуйста, глубже!
  
  - Все время шепотом приговаривала она. - И грубее... Они несколько раз
  
  кончили таким способом, прежде чем почувствовали необходимость передохнуть.
  
  Когда, отдав должное гигиене, они выпили, она разговорилась. - Я, наверное,
  
  скверная баба.
  
  Как видишь, изменяю. - Муж знает или подозревает? - Даже не
  
  догадывается. Он у меня исключительно положительный человек, орального и
  
  анального секса не признает - считает это извращением. Одним словом,
  
  настоящий советский кандидат филологических наук, закомплексованный на так
  
  называемой порядочности. Секс для него - супружеская обязанность, не
  
  больше. Он увлечен своей филологией и счастлив. Как и всякой кабинетной
  
  крысе больших эмоций ему не требуется. Мне же иногда хочется сильных
  
  ощущений, хочется насладиться мужчиной. - Поэтому и пошла в проводницы? -
  
  Ты догадлив. Впрочем об этом не трудно догадаться. - А я постиг науку любви
  
  в зоне. Она с интересом посмотрела на него. - Вот как! За что сидел?
  
  - Сейчас это называется коммерцией, - он выпил дорогого вина. - Для
  
  чего ты мне это рассказываешь? Она слегка шлепнула его по лбу. - Глупый! Я
  
  рассказываю это, чтобы ты знал, что сегодня я счастлива, потому что у меня
  
  ночь любви. Он положил ей руку на горячий холмик Венеры, но она остановила
  
  его. - Не торопись. Учись быть последовательным дегустатором. А сейчас я
  
  хочу испить тебя. Пожалуйста, встань. С этими словами она привалила его
  
  спиной к стенке и опустилась на корточки. - Люблю смотреть, как поднимается
  
  член. С помощью минета быстро возбудила его и попросила: - Подольше не
  
  кончай, потерпи, дай насладиться...
  
  Только минут через двадцать он крепко сжал ее голову и излился бурным
  
  потоком, шепча бессвязные слова благодарности. Такого искусства, какое она
  
  продемонстрировала ртом, он и на зоне не много встречал. С наслаждением
  
  проглотив сперму и обтерев платочком губы, она восхищенно произнесла: - Ты
  
  удивительно волевой мужчина. Другие и пяти минут не выдерживают. Расскажи о
  
  себе и наберись новых сил. Она включила яркое освещение, и они присели к
  
  столику.
  
  Попивая вино, он рассказал о своей жизни. Она слушала, откинувшись на
  
  подушки.
  
  Спросила: - Ты состоятельный человек? Он потер ладонью подбородок. -
  
  Хотя жена предала меня и давно замужем, я хочу обеспечить своим детям
  
  хорошую жизнь и делаю для этого, что могу. - Завидую. Между прочим, у нас
  
  тоже двое детей, оба учатся хорошо и, похоже, не бесталанные. А женщины
  
  любят тебя? - Женщины потаскушки. Их влекут ко мне только деньги. Ты первая
  
  удивила меня своим бескорыстием. Она поднялась и погладила его по широкой
  
  груди, помолчала, разглядывая его грубоватое волевое лицо, потрогала
  
  подбородок, на котором начала появляться щетина. - Некрасивый, но
  
  привлекательный... Значит, у тебя есть богатство и дети, не хватает только
  
  любимой женщины, - улыбнулась. - Представь, что я твоя любимая женщина.
  
  Объяснись в любви. Соври, но объяснись. Так приятно слушать безумный лепет
  
  мужчины. Откинулась на подушки и, поджав ногу, приняла дразнящую позу. -
  
  Красивая? Ну, объяснись! Блеснувшее в его глазах вожделение доставило ей
  
  огромное удовольствие. - Ты дьяволица! - приглушенно воскликнул он.
  
  - Подобной женщины я не встречал! Бросай свою кабинетную крысу! Куплю
  
  особняк, какой пожелаешь. Положу в банк на твое имя деньги, большие деньги.
  
  Их тебе хватит с детьми. Но будь моей! Я ворочаю миллиардами. Не упускай
  
  случая, соглашайся! - Это слова настоящего мужчины! Иди ко мне! Прижала его
  
  голову к себе и, раскрывшись как раковина, отдалась его языку и губам.
  
  Потом он взял ее, высоко приподняв ей ноги. Из матраса и подушек соорудила
  
  высокое ложе, чтобы он мог стоя, без помех, вести коитус. Она уселась на
  
  ложе, протянула руки под ягодицами, взяла его за яички и стала сама
  
  руководить его действиями. - Если буду громко стонать, - предупредила она,
  
  - зажимай мне рот... - Бесподобно!
  
  Такой женщины я еще не встречал... - Напрягись и сдави мне соски, -
  
  время от времени просила она. - О, я улетаю, улетаю! И в
  
  полубессознательном состоянии склонялась ему на грудь. Если нужно было, она
  
  натренированными мышцами влагалища умело массировала головку члена и вновь
  
  и вновь возбуждала его. Казалось, они оба не имели предела страсти и
  
  опомнились лишь на рассвете, когда почти совсем побелело окно и в вагоне
  
  послышалось движение.
  
  Он взглянул на часы. - Пять. Через полчаса мне сходить. Торопливо
  
  оделся. Она накинула халатик и, улучив минуту, выглянула в коридор. -
  
  Никого. Он на мгновение задержался. - Нам нужно обязательно встретиться.
  
  Пошли телеграмму. Вот моя визитка - там адрес. Закрыв за ним дверь, села на
  
  постель и прочла: "Симонов Леонид Тимофеевич, председатель акционерного
  
  общества "Скиф". Положила визитку на столик и задумалась.
  
  "Другой встречи не будет. Такое я уже пробовала.
  
  Истинноеудовлетворение каждый раз мне доставляет только новый мужчина, и
  
  вэтом весь секрет. Но что это?
  
  Наваждение Дьявола или, напротив, Божья благодать, время от времени
  
  снисходящая на меня, чтобы я не разрушила семью и не сделала несчастными
  
  самых дорогих для меня людей?" Но на этот вопрос она и сама не могла дать
  
  ответ.
  
  Неизвестный автор - Приятного аппетита
  
  Всамом начале этого лета я нашел работу в кондитерской недалеко от своего
  
  дома. Хозяин часто заставлял меня работать в ночные смены. Другую работу я
  
  найти не смог.
  
  Ее звали Анной. Она была родом откуда-то из южных республик бывшего
  
  Союза.
  
  По возрасту - лет на десять старше меня. Одета она была в свободное
  
  короткое платье, которое слегка облегало маленькое и стройное тело. Волосы
  
  песочно-коричневого цвета каскадом спадали на плечи и накрывали шляпку,
  
  висящую на шее. У нее был самый соблазнительный и чувственный рот из всех,
  
  что мне приходилось видеть.
  
  - Десять булочек, пожалуйста, - произнес необыкновенный ротик с
  
  приятным южным акцентом.
  
  Новая партия булок еще не испеклась и я предложил ей бесплатную банку
  
  пепси-колы, пока она ждала. Я отпустил пару шуточек, чтобы развесилить ее.
  
  Одна из них, про зонтик, так рассмешила женщину, что она не смогла удержать
  
  смеха и напиток пролился ей на платье.
  
  Я извинился и предложил пройти в заднюю комнату, привести себя в
  
  порядок.
  
  Она начала разглядывать пятна. Одно из них находилось прямо на уровне
  
  груди, совпадая с выступами сосков. Рядом стоял котел с вареньем.
  
  - Помоги мне вытереть его, - попросила она.
  
  Я взял в руки ткань и увидел налитые крупные груди. То, что началось с
  
  пятна, перешло в ласку. Я запустил руки под коротенькое платье и обнял
  
  маленькую и круглую попку.
  
  Потом она попыталась укусить меня в шею. Я понял это, как сигнал, что
  
  можно продолжать. Поэтому я понес ее на кухонный стол. Она медленно снимала
  
  платье, обнажив прекрасную фигуру. Легкий запах французских духов дошел до
  
  моего обоняния. Я снял с нее колготки, быстро разделся сам.
  
  В следующую секунду я почувствовал, как что-то теплое и сладкое попало
  
  мне в рот. Поднял голову. Это не были соки ее влагалища. Она сидела на
  
  столе, одна рука была в чане с остывающим вареньем. Капли варенья капали с
  
  ее пальцев на меня. Я тоже залез руками в варенье. Смазав сладким составом
  
  вокруг ее писи, я начал целовать ее.
  
  - О, да, пожалуйста. Ешь меня, как конфету, - простонала она.
  
  Я принялся целовать сильнее и глубже. Она взяла только испеченный
  
  эклер, который лежал под рукой. Большая грудь поднималась и опускалась,
  
  дыхание Анны учащалось. Руками она выскребла крем из эклера и смазала им
  
  грудь. Затем снова залезла в варенье и провела руками по всему телу. Анна
  
  смотрелась, как живой, самый аппетитный вишневый торт. Я почувствовал
  
  настоящий голод.
  
  Я поднял ее на руки и аккуратно положил на пол, поверх мешка с
  
  сахаром. Я посыпал им ее лобок, а затем погрузил свой член в сочное
  
  влагалище. При каждом движении с ее живота сползали слои крема. Она взяла
  
  другой эклер и снова размазала его по груди, проведя затем руками по лицу.
  
  Оно стало ярко-желтым. Она притянула меня к лицу. Наши губы встретились в
  
  сладчайшем поцелуе. Я скользил по ее телу. Наконец она закричала:
  
  - Я хочу тебя в рот, ты же мужчина!
  
  По команде я оставил ее кремовую писеньку и придвинул член к лицу. Ее
  
  руки вонзились в мешок с сахаром. Длинные ногти проделали в нем десять
  
  дырок. Я склонился над ее лицом, видя широко открытый рот и варенье вокруг
  
  губ. Я выстрелил туда сильной струей кремовой спермы. Остатки потекли по
  
  подбородку, скатываясь на грудь Анны. Она схватила мой мокрый член и стала
  
  посыпать его сахарным песком. Затем взяла его в рот, как ребенок берет
  
  шоколадное мороженое на палочке. Обняв меня за бедра, она старалась как
  
  можно глубже заглотить его.
  
  Нас едва ли можно было узнать, мы все были в кондитерских продуктах.
  
  В какой-то момент я услышал звонок входной двери. Я не обратил на него
  
  внимания, мы поливали себя несколькими литрами свежего молока, которое днем
  
  привез мой хозяин. Все вокруг было рассыпано и разлито, мы вышли через
  
  запасной выход, не потрудившись закрыть его.
  
  Я думаю, что не нужно объяснять, я больше не показывался в этой
  
  кондитерской. Не пошел я и забирать свою последнюю зарплату, посчитав, что
  
  причинил ущерба на много большую сумму.
  
  Неизвестный автор - Грехопадение
  
  Яне думала ни о каком приключении, когда согласилась быть подружкой на
  
  свадьбе у Сюзанны, с которой учусь в колледже. Но на этой свадьбе со мной
  
  случилась совершенно невероятная история, о которой я совсем не жалею.
  
  О себе должна сказать, что мне 22 года, я достаточно привлекательна и
  
  мое тело вырабатывает нормальное для этого возраста количество сексуальных
  
  гормонов.
  
  Ну, может быть, немного больше, чем полагается.
  
  Я могу попытаться объяснить свое согласие заниматься любовью с совсем
  
  незнакомым мне человеком количеством выпитого шампанского. До этого дня я
  
  никогда не позволяла себе такой легкости поведения. А может быть, если быть
  
  честной, во всем виновата внешность Денниса. Он был похож на
  
  героя-любовника из Голливуда. Этот мужчина, который смог затащить меня в
  
  постель, был гостем со стороны жениха. Хотя понятие "постель" тут не совсем
  
  подходит. Ведь он затащил меня на лесную поляну, в романтическое место,
  
  окруженное деревья на острове между пляжами Лонг-Айленда и Коннектикута.
  
  Именно там проходила свадьба Сюзанны.
  
  Веселье проходило около огромного дома моей подруги. Чудесная
  
  вечеринка перешла в бесконечные танцы, во время которых между гостями
  
  разносились подносы с бокалами шампанского. Мы все были возбуждены и рады
  
  за Сюзанну, которая выходила замуж за сына богатых издателей одного
  
  нью-йоркского журнала. Деннис не отходил от меня ни на шаг, сопровождая во
  
  всех церимониальных обязанностях. Во время танцев от обнимал меня за бедра,
  
  приносил бесконечные бокалы шампанского.
  
  Нашептывая комплименты, он прикасался языком к моему уху. Такое
  
  ухаживание заставило меня потерять голову и почувствовать огромное
  
  возбуждение между ног.
  
  Прижимаясь к нему, я чевствовала дрожь во всем теле не только от
  
  выпитого шампанского, но и от его мужского запаха.
  
  Когда он обратился ко мне со словами:
  
  - Ты пойдешь со мной, моя прелесть? - я только глупо захихикала, а
  
  потом прошептала:
  
  - Пойду куда?
  
  - Куда-нибудь! - ответил он.
  
  - Но я едва знаю тебя, - я пыталась изобразить возмущение, которого
  
  по-настоящему не было и в помине.
  
  - Так в чем же дело? Я и предлагаю тебе узнать меня поближе! - невинно
  
  ответил Деннис, честно смотря на меня своими прекрасными карими глазами.
  
  - Я никогда не соглашалась на это с человеком, которого только узнала,
  
  продолжала сопротивляться я.
  
  - Так вот сейчас ты изменишь свои правила, - он вел себя, как будто бы
  
  это было обычнейшим делом.
  
  Он приблизился ко мне и стал ласкать языком мое ухо. - О, мальчик мой!
  
  Прошептала я, чувствуя, что не могу больше противостоять, - это доводит
  
  меня до безумства.
  
  - Я вижу, - сказал он, продолжая возбуждать меня.
  
  Я могла чувствовать его теплое дыхание. Внизу живота все сжалось.
  
  - Куда мы можем пойти? - спросила я, почти соприкаясь с ним губами.
  
  Держась за руки, мы покинули танцевальную площадку. Наш путь лежал в
  
  направлении ближайшей рощи. Путь занял около пятнадцати минут, звуки музыки
  
  становились все тише. Когда мы вышли на поляну, я услышала звуки падающей
  
  воды.
  
  - То же самое сейчас происходит внутри меня, - прошептала я Деннису,
  
  обращая его внимание на водопад.
  
  Я прильнула к его губам в бесконечном поцелуе. Наши губы слились в
  
  одно целое, языки переплелись. Руки Денниса переходили от моих волос до
  
  попки, сжимая и лаская все тело.
  
  Я не могла больше терпеть и стала снимать колготки. Затем я принялась
  
  раздевать своего мальчика, оставив его голым ниже пояса. Мы легли на
  
  мягкую, влажную траву, играясь, смеясь и подогревая друг друга. Он
  
  освободил мои груди из-под платья, начав целовать соски, пока они не
  
  затвердели. Я взяла в руки его превосходный член и стала массировать, пока
  
  Деннис не отвел мои руки.
  
  Он повернул меня на спину и глубоко вонзил член.
  
  - Да! - закричала я, двигая бедрами вверх и вниз и сжимая и разжимая
  
  мышцы влагалища. Он закрыл глаза, а его бедра двигались в постоянном ритме.
  
  Я чувствовала, как его член касается каждой клеточки моего влагалища,
  
  продвигаясь все глубже и глубже. Через какое-то время мы оба увеличили
  
  скорость, его копье достигало предела своих возможностей. Мошонка
  
  напряглась, соприкасаясь с моими ягодицами. Мы кончили почти одновременно,
  
  его сперма смешалась с моими соками, образовав настоящий потоп.
  
  Я понимаю, что никогда больше не увижу Денниса. Но поздно ночью у себя
  
  дома, когда я раздевалась перед сном и увидела зеленые пятна от травы на
  
  попке, не смогла сдержать улыбку. Это было так неожиданно, и так чудесно!
  
  Неизвестный автор - Первая встреча
  
  Ты была напряжена, не совсем понимая, чего от меня можно ожидать. Ничего не
  
  сказав, я взял тебя за руку и ввел внутрь, закрыл дверь и защелкнул замок.
  
  Ты слегка вздрогнула, услышав за спиной щелчок замка, и испуганно
  
  оглянулась на меня. Я улыбнулся и подмигнул в ответ.
  
  Ты огляделась вокруг; ты впервые была в моей спальне. Увидев на
  
  беспорядок на полу, ты снова оглянулась, но я лишь пожал плечами и,
  
  улыбнувшись, стал зажигать свечи. Глядя на меня, ты постепенно
  
  успокаивалась и, наконец, на твоем лице появилась первая несмелая улыбка.
  
  Я выключил свет и нас с тобою освещало только неяркое колеблющееся
  
  пламя.
  
  Я подошел к тебе и заглянул в твои глаза. Сняв очки, я небрежно бросил
  
  их на шкаф и осторожно обнял тебя за талию. Ты обвила руками мою шею.
  
  Мгновение поколебавшись, мы нежно поцеловались.
  
  Твои губы медленно прижались к моим - мягкие, гладкие, теплые,
  
  живые... Мы целовались снова и снова, не размыкая губ, едва успевая
  
  передохнуть между поцелуями. Твои руки крепко обвились вокруг моей шеи, а
  
  я, еще крепче сжимая тебя в объятиях, медленно гладил твою спину.
  
  Я почувствовал, как ты плотнее прижалась ко мне животом и бедрами.
  
  Наши губы раскрылись и мой язык встретился с твоим. Мы пробовали,
  
  изучали, исследовали друг друга. В моем горле родился стон и, попав в твой
  
  рот, вернуулся ко мне твоим стоном. Мы стояли, боясь разомкнуть объятия, и
  
  твое сердце билось все чаще и чаще в унисон с моим.
  
  Наконец, мы прервали поцелуи, объятия наших рук ослабли, и мы
  
  взглянули друг другу в глаза. Ты всматривалась в мое лицо, пытаясь понять
  
  мои чувства, боясь увидеть на нем "остановись" и надеясь на "сдайся".
  
  Опустив взгляд, я коснулся верхней пуговицы твоей рубашки. Затем,
  
  снова глядя тебе в глаза, расстегнул ее. Твое дыхание замедлилось, ты
  
  боялась пошевелиться.
  
  Я медленно двигался вниз, пуговица за пуговицей. Дойдя до конца, я
  
  снова притянул тебя к себе и поцеловал. Коснувшись твоего воротника, я
  
  скользнул ладонями по ключицам и плечам, ощущая твою гладкую кожу, и, мягко
  
  сдвинув рубашку, сбросил ее на пол.
  
  На тебе не было лифчика.
  
  Глядя в пол, ты прижалась своими торчащими сосками к моей груди, твои
  
  руки скользнули по моей спине и сомкнулись на талии. Я вздрогнул, и мы
  
  улыбнулись друг другу. Ты извлекла края моей рубашки из джинсов и стянула
  
  ее.
  
  Наслаждаясь ощущением обнаженной кожи под ладонями, мы вновь прижались
  
  друг к другу, и твоя грудь легла на мою. Уже не стесняясь, мы целовались,
  
  наши языки приветствовали друг друга, словно старые знакомые. Твои бедра
  
  опять прижались к моим, но теперь они ощутили твердось моего напряженного
  
  члена. Хрипло рассмеявшись, ты потерлась о него бедром. Улыбнувшись, я
  
  пощекотал твой бок. Со смехом мы упали на кровать...
  
  Обнявшись, мы переворачивались, оказываясь попеременно то снизу, то
  
  сверху. Ты обвила ногами мои бедра и прижалась ко мне низом живота.
  
  Завладев инициативой, ты целовала меня, спускаясь от шеи к груди и
  
  животу. Ты дразнила меня языком, косясь на мое лицо и улыбаясь, когда мое
  
  тело напрягалось, отвечая на твои ласки. Одну за другой ты расстегнула
  
  пуговицы на моих джинсах освобождая рвущийся наружу член. Проведя по нему
  
  кончиками пальцев, ты стала целовать головку, отчего мои бедра
  
  непроизвольно пришли в движение. Я приподнялся на кровати, позволив тебе
  
  стянуть мои джинсы до колен, затем ты стащила их совсем, вместе с носками.
  
  Джинсы упали на пол рядом с нашими рубашками.
  
  Ты села, поджав под себя ступни ног. Опустив взгляд на свои груди, ты
  
  дотронулась до них руками и стала медленно водить кончиками пальцев по
  
  соскам.
  
  Мой напряженный член начал пульсировать в такт ударам сердца, дыхание
  
  стало прерывистым. Я не мог оторваться, глядя, как ты ласкаешь свои соски.
  
  Так же медленно, с дерзкой улыбкой, ты взялась руками за свои белые
  
  шорты и потянула их вниз вместе с трусиками. Моему взгяду открылся твой
  
  пушистый лобок, и ты откинулась назад, чтобы снять шорты до конца.
  
  Твои шорты встретились с моими джинсами в куче одежды на полу.
  
  Ты вновь склонилась над моим членом и взяла его в рот. Ты лизала его,
  
  нежно всасывала и целовала головку. Я положил руку на твою шею, ты
  
  взглянула на меня.
  
  "Позволь и мне..." - сказал я, двигаясь ниже. Подавив стон, ты
  
  повернулась и, перекинув через меня ногу, медленно приблизила свое лоно к
  
  моим жаждущим губам.
  
  Мои руки заскользили по твоим гладким ягодицам, а ты снова принялась
  
  ртом за мой член. Задыхаясь от страсти, я дотянулся до губ твоего сокровища
  
  и нежно раздвинул их. Медленными, дразнящими движениями языка я стал
  
  ласкать твой вход, ощущая на языке вкус истекающего сока. Ты непроизвольно
  
  постанывала, когда я лизал твои влажные лепестки спереди назад и обратно.
  
  Оттянув пальцами капюшон клитора, я впервые прикоснулся к нему кончиком
  
  языка. Твое дыхание прервалось и, выпустив член изо рта, ты откинулась
  
  назад, чтобы сильнее прижаться к моему лицу. Твои бедра начали двигаться в
  
  такт прикосновениям моего языка. Ммм§ "Повернись ко мне" - попросил я, и
  
  ты, перекинув ногу через мою голову, встала на колени, почти сидя на мне
  
  верхом. Склонившись надо мной, ты запустила пальцы в мои длинные волосы и
  
  принялась слизывать капли своего сока с моих усов и бороды. Улыбнувшись, я
  
  поцеловал тебя так, как только умел.
  
  Твое лоно терлось о мой член, увлажняя его своим соком. Ты
  
  возбуждалась все больше и больше, и наконец я, приподняв тебя вверх, двинул
  
  бедрами, направляя член в твой влажный и жаждущий вход. Он достиг цели, и
  
  ты опустилась вниз, вобрав в себя всю его длину.
  
  Я застонал, а ты задохнулась, едва не закричав.
  
  Мой член полностью скрылся внутри тебя, и ты сжала бедра, наслаждаясь
  
  ощущением этой твердости в своей теплой и влажной глубине. Ты
  
  приподнималась, сокращая мышцы вокруг него, и опускалась, расслабляя их.
  
  Фантастическое ощущение сделало меня еще длиннее и тверже, а ты вскрикивала
  
  каждый раз, когда головка касалась шейки матки.
  
  Я двигался тебе навстечу, удар за ударом, ты смотрела на меня сквозь
  
  ниспадающие на лицо волосы, упираясь мне в грудь руками. Я ласкал твою
  
  грудь, затем, привстав, поймал губами твой твердый сосок, исторгнув из тебя
  
  громкий стон.
  
  Ты двигалась все быстрее, я тоже, ты крепко обнимала мою шею, я - твои
  
  плечи, мы все сильнее прижимались друг к другу и, наконец, я излился в
  
  тебя, вызвав у тебя сильнейший оргазм; твои бедра задрожали и ты в
  
  изнеможении упала мне на грудь, не выпуская из себя моего пульсирующего
  
  члена...
  
  Прошла минута, другая, ты устало откинулась на подушку и мой влажный
  
  член ощутил прикосновение прохладного воздуха. Наше дыхание постепенно
  
  успокаивалось, а неровный свет свечей в восторге плясал на потолке и стенах
  
  нашей комнаты...
  
  Неизвестный автор - Знакомство с тайной
  
  Яникогда раньше не писала рассказов, поэтому сразу прошу меня извинить за
  
  язык и те фразы, которые я буду использовать.
  
  Зовут меня Света. Мне 23 года. Не дурнушка и не красавица. Друзья
  
  считают меня сексуальной. Почему бы и нет. Кого не привлекают узкие бедра и
  
  осиная талия.
  
  Грудь, правда, немного подкачала. Всего лишь первый размер. В общем,
  
  когда прохожу мимо мужчин, то очень часто замечаю похотливые взгляды в мою
  
  сторону, особенно если на мне надето что-то вроде мини или облегающее.
  
  Но речь здесь пойдет не обо мне настоящей, а о том времени, когда я
  
  еще была школьницей. Ибо эти события послужили толчком к пробуждению во мне
  
  сексуальности.
  
  Было мне тогда лет 12. Этакая наивная девчонка с косичками, каждое
  
  утро спешащая в школу с большим ранцем. Училась неплохо, но, иногда,
  
  случались и двойки.
  
  Родителя меня за это, как и полагается, ругали. Иногда случалось
  
  получать и ремешком по попке, если уж слишком "провинилась". О мальчиках в
  
  то время даже и не вспоминала. Кому интересны эти вечные драчуны,
  
  беспрестанно выясняющие отношения друг с другом? Да они в компанию свою
  
  меня бы не взяли, даже за деньги. В общем, жила не тужила, училась, книжки
  
  всякие читала. А потом и произошло то, что заставило пробудиться мой
  
  интерес к противоположному полу.
  
  Было это в субботу. Не было у нас двух последних уроков. В общем,
  
  пришла я домой на два часа раньше. Захожу, дома вроде как никого нету. А
  
  потом вдруг слышу, а в ванной вода шумит. Ну, думаю, опять забыли выключить
  
  и ушли куда-то. Подхожу, дергаю за ручку. Заперто. И кому это вздумалось в
  
  час дня душ принимать? И вдруг слышу два голоса: мужской и женский.
  
  - Поцелуй его, - говорит мужчина.
  
  - Нет, не сегодня, дорогой. Я его ручкой приласкаю. Тебе это
  
  понравится.
  
  И тут я узнала голоса. Это мои родители решили вместе принять ванну.
  
  Только я никак понять не могла: что поцелуй, что поласкаю. Меня эти фразы
  
  очень заинтересовали, тем более что из-за двери послышались стоны отца. И
  
  тут я вспомнила про щелку в двери от старой ручки, которую все время
  
  затыкала, когда шла мыться.
  
  Затаив дыхание, я припала к отверстию. То, что я там увидела, я помню
  
  и теперь.
  
  Мои родители были абсолютно голыми. Отец стоял опершись на стиральную
  
  машину.
  
  Мать стояла на коленях перед ним. Ее рука сжимала палку, торчащую
  
  словно свечка, между ног отца. Рука медленно двигалась по этой палке
  
  вверх-вниз. Иногда, когда она опускалась слишком низко, то показывалось
  
  нечто багрово красное. По лицу отца я поняла, что ему эти движения очень
  
  приятны.
  
  - Да, да, дорогая. Так его, так. - Слышались сквозь стоны слова.
  
  Внезапно его рука потянулась к груди матери, обхватила ее и немножко
  
  сжала. По лицу матери я поняла, что ей это понравилось. Она встала на
  
  колени, чтобы вторая рука отца могла достать до второй груди. Обхватив обе
  
  руками, он начала ласково массировать их. Затем его пальцы начали
  
  покручивать, а затем и пощипывать, внезапно ставший большим сосок. Из уст
  
  матери стали слетать охи и ахи, лицо излучало неописуемое блаженство.
  
  Некоторое время они так ласкали друг друга, затем поменялись местами.
  
  При этом мать широко развела ноги в стороны и поставила на стиральную
  
  машину. Щелка между ее ног немного раскрылась и показалось розовое
  
  отверстие. Оно было таким влажным, что я подумала не описалась ли она во
  
  время таких не понятных мне еще забав. То что произошло потом настолько
  
  удивило меня, что я чуть не вскрикнула, но вовремя опомнилась, подумав о
  
  последствиях. Отец стал на колени, одной рукой развел в стороны половинки
  
  щелки, а второй начал поглаживать место чуть повыше отверстия. При этом
  
  показался маленький бугорок, от прикосновения к которому мать вздрогнула,
  
  как будто через нее пропустили электрический ток.
  
  Через некоторое время мать начала постанывать, лицо ее порозовело. Ее
  
  бедра начал двигаться в такт движениям руки. Вскоре отец отпустил точку
  
  повыше отверстия. Его палец начал постепенно углубляться внутрь. При этом
  
  мать прямо-таки визжала от удовольствия. Она кусала губы, обнимала руками
  
  голову отца. Через несколько секунд она вздрогнула. Последний крик вырвался
  
  из ее груди, затем она обессилено повалилась на стиральную машину.
  
  Показавшаяся наружу палка отца был покрыт чем-то липким.
  
  - А теперь приступим к главному. - Сказал отец.
  
  С этими словами, он встал с колен, подошел ближе и приставил свою
  
  палку к отверстию. Словно по маслу она вошла глубоко во внутрь щелки. Отец
  
  начал делать движения туда-сюда внутри. Через некоторое время, мать опять
  
  начала стонать и двигать ему навстречу бедрами. Вскоре их теперь уже
  
  обоюдные стоны усилились.
  
  Затем словно молния пробежала между ними, и все было кончено.
  
  Некоторое время отец лежал на матери, отдыхая после бешеной скачки.
  
  Поцеловав ее, он произнес:
  
  - Ты была так хороша. Я думаю, что нам следует повторить это вечером.
  
  - А ты не думаешь, что нашей дочери еще рановато знать о том, чем мы
  
  тут с тобой занимались. Если мы так будем вопить и вечером, то она
  
  обязательно услышит и придет спросить что у нас случилось.
  
  - Ну, тогда может быть ночью, когда она уснет?
  
  - Ну, разве что ночью.
  
  А я-то уж точно знала, что ночью спать мне не придется. Я не
  
  собиралась пропустить такое теперь уже интересное для меня зрелище. Я
  
  чувствовала, что это еще не все, что я смогу увидеть. И я была права.
  
  То что было вечером, я предлагаю дописать Вам. Присылайте результаты
  
  ваших литературных изысканий автору странички. Я думаю, что он разместит
  
  продолжения начатого мною на своей отдельной странице. Или, в крайнем
  
  случае, я надеюсь, что он хотя бы перешлет их мне. Мне очень интересно "как
  
  бы сложилась моя судьба, если бы ее писали Вы". Я же через некоторое время
  
  пришлю и "продолжение начала своей сексуальной жизни", а затем и дальше
  
  буду слать описания самых интересных в сексуальном плане моментов из своего
  
  прошлого и настоящего бытия.
  
  Неизвестный автор - Мой лучший оргазм
  
  Самое прекрасное удовольствие, которое я получал когда-либо от онанизма,
  
  было в то время, когда мне было 19 лет, в моей подруге 18. Она не хотела
  
  расставаться со своей девственностью, и мы вынуждены были дрочить друг
  
  дружку. Мы занимались этим уже около 3 месяцев, и это нам порядком начало
  
  надоедать. Нам было хорошо, просто замечательно, но нужно было какое - то
  
  разнообразие. Мы встречались у нее дома на чердаке.
  
  Весной это было самое подходящее место. Старый матрас лежал на полу,
  
  всегда готовый принять нас. Моя девушка действительно была прекрасна. 5
  
  футов ростом, длинные волосы, голубые глаза, полные губы, мягкие податливые
  
  груди с маленькими сосками. Плоский живот, узкие бедра, плавно переходящие
  
  в длинные ноги, прекрасные булочки грудей и маленькие губки влагалища
  
  просто сводили меня с ума.
  
  В тот день я с нетерпением ждал нашей встречи. Мой член торчал, как
  
  большая длинная палка, чем изрядно мешал мне ходить. Мы взобрались на
  
  чердак и разделись, оставив на себе только трусики. Мы легли на матрас и
  
  слились в интимном поцелуе, мои руки обхватили прекрасные груди. Я был
  
  сильно возбужден и попросил ее освободить своего дружка. Она делала это
  
  медленно, затем потянула кожицу и, освободив головку, мягко ее поцеловала.
  
  Я снял ее трусики и прижался губами к ее прекрасному бутону.
  
  Она хотела доставить мне особенное наслаждение в этот день. Она
  
  сказала, что сначала будет делать это медленно, затем все быстрее и
  
  быстрее, а затем опять снизит темп. Она обхватила пальчиками член, слегка
  
  сдавила его и начала быстро двигать рукой вверх - вниз. В то время как она
  
  ласкала меня, моя рука нашла ее грудь и легонько поглаживала ее. Ее
  
  движения становились все медленнее, казалось, что рука с большим трудом
  
  движется по стволу. Теперь она уже только слегка оголяла и вновь закрывала
  
  головку. Так продолжалось минуты 3 - 4. Затем рука резко оттянула кожу до
  
  самых яичек. От неожиданности я чуть не кончил. Наш акт продолжал уже около
  
  20 минут, она только медленно двигала плотно сжатой ладошкой. Я чувствовал
  
  уже подступы наслаждения, так долго не могло продолжаться. И вот когда ее
  
  рука оказалась в самом нижнем положении, мой член взорвался. Это был самый
  
  прекрасный оргазм, который я когда-либо испытывал.
  
  Первый выстрел был самым маленьким по объему. Следующая порция была
  
  просто огромной. Я кончал и кончал, сперма падала мне на бедра и живот. Она
  
  вырывалась из меня как лава из бушующего вулкана. Моя подруга просто
  
  воскликнула от удивления.
  
  Эй, девушки! Попробуйте это со своими парнями. Уверяю Вас, это просто
  
  фантастическое удовольствие, они будут просто боготворить Вас.
  
  Неизвестный автор - Просто прогулка
  
  Это был обычный вечер. Я вышла прогуляться и зашла посидеть в соседнем баре.
  
  Там было очень тихо, посетителей - никого, только официант. Я решила, что
  
  это будет один из моих вечеров. Официант был явно в моем вкусе. Я начала
  
  флиртовать с ним, пока не добилась просьбы подождать его до закрытия. Как
  
  только хозяин ушел куда-то вглубь бара, он начал вытирать столы и поднимать
  
  стулья. Я от скуки подошла к бильярдному столу и взяла кий. Я увлеклась
  
  игрой, делая вид, что не замечаю, как официант смотрит на меня. Мини-юбка
  
  задиралась все выше с каждым ударом по шару. Я могла чувствовать его
  
  горящий взгляд. Он подошел ко мне сзади и обнял за попку, слегка целуя шею.
  
  Я потерлась ягодицами о его джинсы, почувствовала набухший член и крепкую
  
  мошонку. Он понял, что я горю желанием.
  
  Обнял груди. Я расстегнула кофту, чтобы лучше его чувствовать. Груди
  
  упали прямо ему в руки. Я наклонилась и подняла юбку до талии. Мы уже были
  
  готовы продолжить, когда услышали шаги хозяина. За секунду мы успели
  
  привести себя в порядок. Но хозяину было достаточно одного взгляда на нас,
  
  и он тут же понял, что здесь происходит. Он кивнул и сказал Бобу, так звали
  
  официанта, что должен уйти на минут двадцать, отнести выручку в банк. Он
  
  попросил нас уложиться в эти двадцать минут.
  
  Я немедленно встала на колени и освободила возбужденный член Боба. Он
  
  схватил меня за голову. Но мне нужно было больше, чем целовать его огромный
  
  член. Он начал медленно двигать своим органом. Я не могла больше ждать и
  
  тут же заявила ему об этом. Я остановила миньет и взобралась на бильярдный
  
  стол. Опять задрала юбку и он погрузил пальцы прямо в меня. Я чуть не с ума
  
  сошла.
  
  - Я хочу тебя, сейчас, - прошептала я.
  
  Он тоже взобрался на стол и погрузил свое великолепное копье в мое
  
  влагалище. Он трахал меня, как будто я была его первой и последней
  
  женщиной. Он извивался, держался за одну мою грудь, натягивал меня со всей
  
  силой на свой член. Обычно я сама люблю командовать парадом. Но то, что
  
  проделывал он, пришлось мне по душе.
  
  Я кончила в сильном оргазме.
  
  А он до сих пор не кончил. Поэтому я снова опустилась на колени, а он
  
  привстал на столе. Опять я целовала его член, заглатывая напрягшуюся плоть.
  
  И опять он проникал прямо мне в горло. Я нажала на его мошонку, струя
  
  спермы ударила в меня. Я хотела съесть все его соки, но он вытащил член и
  
  стал поливать мне грудь. Я держала их вместе, образовав для него прекрасную
  
  воронку. Он стоял и наблюдал, как я размазываю его семя по всему телу.
  
  И снова мы услышали шаги хозяина у входа. Я поправила юбку. Мы знали,
  
  что этот вечер - только начало долгого романа. Но это - другая история.
  
  Может, еще напишу вам где-то через месяц.
  
  Сергеева М. - Шальной трюк
  
  Признаюсь, что давно просекла, что секс - это достаточно однообразная штука.
  
  Ну, трахают тебя в разные отверстия, ну, позы несколько разнятся, ну,
  
  кончаешь от них ты по-разному. Вот, собственно, и все. Но недавно поняла,
  
  что катастрофически заблуждалась. А началось все с того, что одна моя
  
  подруга спросила:
  
  - А хочешь познакомиться с последним настоящим романтиком?
  
  - Давай, - безрассудно ответила я.
  
  Для меня романтика что? Д'Артаньян, размахивающий шпагой, Дон Кихот с
  
  мельницами, это мужские ипостаси, а женские как-то в голову и не приходят.
  
  "Настоящий и последний романтик" носил имя Вольдемар, а по паспорту -
  
  Володя. Он был невысок, но строен, и в глазах его виднелась ничем не
  
  прикрытая похоть. Или это он на меня так отреагировал?
  
  Первым его шагом к моей дырочке было приглашение в парк культуры. Пока
  
  катались на чертовом колесе, стреляли в тире, ели мороженое, никаких
  
  поползновений на мою честь не было. Но когда ему удалось меня, разомлевшую
  
  от его обхождения, затащить на американские горки после часовой очереди,
  
  тут все и началось. Пока моя матка, а с ней и остальные органы перемещались
  
  внутри тела, грозя вырваться наружу, я и не заметила, как рука Вольдемара
  
  оказалась в моей промежности. Причем я ведь сама что есть сил сжимала
  
  бедрами его пальцы, втискивая их в свою плоть. Лишь когда вагончик
  
  остановился и он медленно убрал руку, поняла, что происходило. Можно,
  
  конечно, было обидеться, но меня уже заворожило обаяние Вольдемара, и, я
  
  это поняла только после последнего аттракциона, во мне уже созрело желание
  
  узнать, как же Вольдемар трахается. После осознания этого желания причин
  
  скромничать уже не было. Но все равно кокетничала, то позволяя себя
  
  поцеловать, то отказывая в этом. Но при этом Вольдемару дозволялось
  
  обследовать пальцами новые территории моего тела.
  
  В конце концов все произошло по плану. Он пригласил меня к себе, а я,
  
  подумав для видимости, согласилась. Но пока что ничего особо романтичного в
  
  Володе не наблюдалось. Парень как парень. Разве что вежливее и
  
  обходительнее, чем большинство моих знакомых. В какой-то момент подумала,
  
  что Вольдемар голубой, но он своими говорящими о страсти взглядами
  
  рассеивал это впечатление.
  
  Сначала долго ехали в метро, потом шли, потом ждали автобус, потом
  
  опять топали какими-то темными дворами и оврагами. Стараниями Вольдемара
  
  обычная поездка оказалась захватывающим приключением. Наконец оказались в
  
  его однокомнатной квартире на каком-то высоком этаже. Не зажигая
  
  электричества, Вольдемар провел меня в комнату, расставил на полу свечи,
  
  зажег их. Пока я курила, он возился в кухне и вскоре появился оттуда голый,
  
  но с подносом. Вообще-то совсем голым он не был, на его бедрах висела
  
  какая-то матерчатая повязка, которая совершенно не скрывала возбужденный
  
  член.
  
  На подносе оказались бутылка французского шампанского, два бокала и
  
  шоколадка. Вольдемар грохнул пробкой об потолоки разлил пенистую жидкость.
  
  Мы чокнулись.
  
  - А ты не переоденешься? - спросил он после первого бокала.
  
  Я согласилась и через несколько минут оказалась в таком же, как и
  
  хозяин квартиры, наряде.
  
  - Сегодня будем доисторическими людьми, - сообщил Володя и добавил: -
  
  Надеюсь, ты не против?
  
  Против я ничего не имела. Вся эта атмосфера, свечи, шампанское,
  
  полуголый вид действовали и расслабляюще, и возбуждающе одновременно.
  
  Мы выпили еще. Вольдемар подсел ближе и начал сперва ненавязчиво, а
  
  потом все активнее прижиматься ко мне и целовать. Я не сопротивлялась.
  
  Наконец почувствовала, что встать необходимо, подо мной было влажно. Моя
  
  пещерка открылась и уже была готова принять долгожданного гостя. Вольдемар
  
  почувствовал это и, немного отстранившись, хитро взглянул на меня:
  
  - Давай?
  
  - Давай... - проворковала я.
  
  - По-моему?
  
  - Как хочешь... - и это согласие перевернуло все мои представления о
  
  сексе.
  
  Для начала Вольдемар надел на меня какой-то пояс (он оставлял
  
  свободным только мой бритый холмик) с лямками через грудь и плечи. Пояс был
  
  широкий, грубый, пах свежей кожей, а по бокам и на спине к нему были
  
  приделаны металлические кольца. И сам надел такой же, потом началось что-то
  
  странное. Он стал привязывать к кольцам на поясе длинные белые канатики,
  
  тщательнейшим образом проверяя каждый узел. С собой он сделал то же самое.
  
  - Зачем это? - не выдержала я.
  
  - Сейчас увидишь... - романтично проговорил Вольдемар.
  
  Он привязал оба пучка веревок к крюкам, вделанным в балконную дверь,
  
  и, распахнув ее, повел меня на балкон. Да, подумалось мне, на свежем
  
  воздухе - это романтично.
  
  Но все оказалось куда хуже.
  
  Внезапно Вольдемар подхватил меня на руки и, подойдя к перилам,
  
  сбросил вниз. Зажмурившись, завизжала что было мочи.
  
  Я хотела жить! Лишь через некоторое время поняла, что не падаю, а вишу
  
  между небом и землей на высоте жуткого этажа, а рядом болтается Вольдемар,
  
  и его руки шарят по мне, пытаясь пролезть внутрь, раздвигая мои заросли.
  
  - Ты что? - я отпихнула его, но мы оба качнулись в разные стороны и
  
  вновь соединились.
  
  - Я же говорил, мы - доисторические люди. По земле бродят динозавры и
  
  саблезубые тигры. А здесь безопасно и можно заняться...
  
  - Я боюсь... - плача, ответила я.
  
  - Не бойся, - ласково проговорил Вольдемар. - Я сам боюсь. Но какой
  
  кайф!
  
  От страха и не заметила, что он уже подтащил меня к себе и уже
  
  пристраивает на своих бедрах, нащупывая торчащим отростком вход в мое
  
  влагалище. Вскоре ему это удалось. Сначала мне было безразлично, мысли
  
  занимало одно - скорее выбраться из этой западни. Но как это ни странно,
  
  трахание в воздухе полностью поглотило меня, и мне уже было все равно, что
  
  под ногами бездна, жесткая земля. Я трахалась и была свободна. Ветер овевал
  
  наши тела, мы слегка крутились. Но страх оставался и сжимал мое влагалище,
  
  в котором двигался жесткий стержень Вольдемара.
  
  Вдруг я начала кончать. Это было бесконечно, словно шторм, выбросивший
  
  меня на камни и в клочья разрывающий мое тело.
  
  Кажется, я кричала, но Вольдемар не обращал на это внимания и
  
  продолжал крепко держать меня за ягодицы, раз за разом насаживая на член.
  
  Как я оказалась в квартире - не помню.
  
  Помню лишь, что в какой-то момент я извлекла из своего ануса горящую
  
  свечку, помню, что мы, кажется, трахаясь, шли вверх по ступенькам подъезда,
  
  потом, не меняя позы, катались в лифте. Вроде бы встретили какого-то
  
  запоздалого алкаша, который пристроился рядом с нами и не хотел выходить на
  
  своем этаже.
  
  Помню, что светили фонари, а мы шли по безлюдной улице. Член
  
  Вольдемара блуждал в моих внутренностях.
  
  Очнулась лишь утром, уставшая и разбитая, как лошадь-водовоз. Я
  
  вернулась домой. Через несколько дней Вольдемар позвонил и сказал, что у
  
  него есть гениальная задумка. Но я отказалась. Одного сеанса высокой
  
  романтики мне вполне хватило...
  
  Кривцов Д., Tорчинский Ф. - Совокупись со мной...
  
  ПРОЛОГ
  
  Cовокупись со мной среди камней
  
  Hа фоне грязного ночного неба,
  
  Держа в руках кусок сухого хлеба,
  
  Tанцуя танец белых лебедей.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  Cовокупись со мной, кирпичная стена,
  
  Kогда бутылкой я тебя ласкаю
  
  B сыром подвале стылого сарая
  
  C мышами, что скончались от вина.
  
  Cовокупись со мною на болоте рыхлом,
  
  Где утопает грозный Поликарп.
  
  Kак щуку нежит помутневший карп,
  
  Kак выпь мохнатая чужим вращает дыхлом,
  
  Cовокупись со мной в душе твоих осин,
  
  Где пчелы тешатся, вдыхая пар чугунный,
  
  Где падаль источает свет нелунный,
  
  И пот течет из черствых мокасин.
  
  Cовокупись со мной на дне морском,
  
  Kогда мне якорь вспарывает брюхо,
  
  Mеланхоличный скат стремит мне в ухо
  
  Попасть вовнутрь обглоданным куском.
  
  Cовокупись со мною в облаках
  
  Cредь грифов, на лету меня клюющих
  
  И с самолетов женщин вниз блюющих
  
  C печатью вечности на сомкнутых устах.
  
  Cовокупись со мной в глухом аду,
  
  Где дворник подметает прах усопших
  
  И мрачно собирает это в ковшик,
  
  Пригрев пиявку на своем заду.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  Cовокупись со мной в сортире злом,
  
  B шкафу, закрытом сгнившею рукою,
  
  Чтоб не было на кладбище покою
  
  Для хрупких шей, завязанных узлом.
  
  Cовокупись со мной, погрязши в унитаз,
  
  Чтоб рот один остался над водою
  
  C закушенной седою бородою.
  
  И томно по щеке стекает глаз...
  
  Cовокупись со мной на пне гнилом,
  
  Tрухлявостью пронзающем утробу,
  
  Где филин пережевывал зазнобу.
  
  И баба зычно машет помелом.
  
  Cовокупись со мной на лезвии ножа,
  
  Что был откован прямо в преисподней.
  
  Hе вздумай выходить ко мне в исподнем,
  
  Зажав меж ног прохладного ежа!
  
  Cовокупись со мной на колесе трамвая,
  
  Избавившись от челюстей чужих.
  
  И сумрачно упав в объятья их,
  
  Bонзится дурно пахнущая свая.
  
  Cовокупись со мной, мохнатый сельдерей,
  
  Изъятый из кровавых рук Bаала,
  
  Bтыкая зубы в зыбкий сок коралла
  
  Bися на жирных щеках меж дверей.
  
  Cовокупись со мной на фонаре,
  
  Где певчий пес наутро опостылел,
  
  И старый ворон, весь в дегтярном мыле,
  
  Tерзает клювом раны на заре.
  
  Cовокупись со мной на проводах,
  
  Чтоб ржавый провод тебе в зоб воткнулся,
  
  И злой монтер о хладный труп споткнулся,
  
  Посеяв ужас в сказочных плодах.
  
  Cовокупись со мною подо льдом,
  
  Где рыбы грузные кусаются, как звери,
  
  Kоторым ухо прищемили дверью,
  
  Kогда они вторгались в дом.
  
  Cовокупись со мной на спутнике Земли,
  
  Держа в руках обрезок арматуры,
  
  Зло вырванный из чьей-то шевелюры
  
  Cредь зарослей пахучей конопли.
  
  Cовокупись со мной на смрадном сундуке,
  
  Где мощи женихов твоих хранятся,
  
  Kоторые не знают, чем заняться,
  
  Mечтая о слепом бурундуке.
  
  Cовокупись со мной на хоботе слона,
  
  Bлачащего кастрюлю с отрубями,
  
  Kоторые собрал в помойной яме.
  
  Из бивней звучно капает слюна.
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  Cовокупись со мной под звон бокалов,
  
  Kогда ударит первый майский гром,
  
  И, медленно жуя металлолом,
  
  Постигнешь ты величие анналов.
  
  Cовокупись со мной на пепелище,
  
  Kогда толпа, гонимая ужом,
  
  Пронзит меня заточенным сверлом
  
  И из меня потянется вонища.
  
  Cовокупись со мной на кончике кнута!
  
  Tам так уютно - словно ночью в поле.
  
  Зачем тобой распорядилась злая воля
  
  И ты являешься совою у шунта?
  
  Cовокупись со мной на "Шаробане",
  
  Kоторый душным светом озарен.
  
  Пусть не пугает тебя стук знамен
  
  Tо раки красные купаются в сметане.
  
  Cовокупись со мной, задрав вуаль,
  
  Что мутный лик твой вечно затеняла.
  
  Пусть голос твой поет, как два марала,
  
  Pогами потными подъявшие скрижаль.
  
  Cовокупись со мной в багажнике пустом,
  
  Чтоб грудь твоя до грунта отвисала,
  
  Чтобы дорогой в ноль ее стесало,
  
  И новая бы выросла потом.
  
  Cовокупись со мной, безумный падишах,
  
  Pазмахивая в ярости фаготом,
  
  Играя марш по нервам, как по нотам,
  
  Закуй меня, сам пребывая в кандалах!
  
  ЭПИЛОГ
  
  Cовокупись со мной в трубе газопровода,
  
  Шарп Т. - Уилт
  
  Вкаюте крепко спал Гаскелл. Салли была занята приготовлениями. Она разделась
  
  и напялила на себя пластиковое бикини. Из сумки достала квадратный кусок
  
  шелка, положила его на стол, принесла с кухни кувшин и, перегнувшись через
  
  борт, зачерпнула воды. Потом она пошла в туалет и привела в порядок лицо.
  
  Наклеила фальшивые ресницы, густо намазала губы и под толстым слоем крема
  
  скрыла свою обычную бледность. Когда она вышла из туалета, у нее в руке
  
  была купальная шапочка. Одной рукой она оперлась на дверь камбуза и
  
  выставила вперед бедро.
  
  - Гаскел, крошка, - позвала она.
  
  Гаскел открыл глаза и посмотрел на нее.
  
  - Что, черт побери?
  
  - Нравится?
  
  Гаскел надел очки. Несмотря ни на что, ему нравилось.
  
  - Если рассчитываешь обвести вокруг пальца, ничего не выйдет.
  
  Салли улыбнулась.
  
  - Не болтай попусту. Ты меня заводишь, крошка ты моя биодеградирующая.
  
  - Она подошла к койке и уселась рядом с ним.
  
  - Что тебе нужно?
  
  - Заставь его встать, крошка. Ты заслужил развлечение. Она принялась
  
  ласкать его. - Помнишь старые денечки?
  
  Гаскел помнил и почувствовал, что слабеет. Салли наклонилась и прижала
  
  его к койке.
  
  - Салли тебя полечит, - сказала она и расстегнула пуговицы у него на
  
  рубашке.
  
  Гаскел попытался увернуться.
  
  - Если ты думаешь...
  
  - А ты не думай, золотце, - сказала Салли и расстегнула ему джинсы. -
  
  Пусть только он встанет.
  
  - Боже мой, - пробормотал Гаскел. Запах духов, пластик, маска на лице
  
  и ее руки будили древние фантазии. Он безвольно лежал на койке, пока Салли
  
  раздевала его. Он не сопротивлялся, даже когда она перевернула его лицом
  
  вниз и соединила его руки за спиной.
  
  - Связанная крошка, - сказала она тихо и потянулась за куском шелка.
  
  - Нет, Салли, не надо, - слабым голосом бормотал он. Салли мрачно
  
  улыбнулась и, обмотав его запястья шелковой тряпкой, крепко связала ему
  
  руки. Гаскел жалобно простонал. - Ты делаешь мне больно.
  
  Салли перевернула его.
  
  - Да ты же тащишься от этого, - сказала она и поцеловала его. Снова
  
  сев на койку, она стала его гладить. - Тверже, крошка, еще тверже. Подними
  
  моего возлюбленного да неба.
  
  - О, Салли.
  
  - Вот молодец, крошка, а теперь позаботимся о водонепроницаемости.
  
  - Не надо. Мне так больше нравится.
  
  - Я так хочу. Мне это нужно, чтобы доказать, что ты любил меня, пока
  
  смерть не разъединила нас. - Она наклонилась и надела на него презерватив.
  
  Гаскел не сводил с нее глаз. Что-то было не так.
  
  - А теперь шапочку. - Она протянула руку и взяла купальную шапочку.
  
  - Шапочку? - спросил Гаскел. - Зачем? Я не хочу ее надевать.
  
  - Да нет же, хочешь, сердце мое. Так ты больше похож на девушку. - Она
  
  надела шапочку ему на голову. - А теперь дело за Салли. - Она сняла бикини
  
  и опустилась на него. Гаскел застонал. Она была великолепна. Он уж не
  
  помнил, когда она последний раз была так хороша в деле. И все же он был
  
  напуган. Было что-то в ее глазах, чего он не замечал раньше.
  
  - Развяжи меня, - взмолился он, - руке больно.
  
  Но Салли только улыбнулась и продолжила вращательные движения. -
  
  Только когда ты кончишь и уйдешь, крошка Джи.
  
  Когда для тебя все будет в прошлом. - Она опять задвигала бедрами.
  
  - Давай, кончай быстренько.
  
  Гаскел вздрогнул.
  
  - Порядок?
  
  - Порядок, - кивнул он.
  
  - Теперь навсегда, крошка, - сказала Салли. - Теперь все.
  
  Ты перешел рубеж от настоящего к прошлому.
  
  - От настоящего к прошлому?
  
  - Ты пришел и ушел, пришел и ушел. Теперь только вот что осталось. -
  
  Она протянула руку и взяла кувшин с грязной водой. Гаскел повернул голову,
  
  чтобы посмотреть на него.
  
  - А это еще зачем?
  
  - Для тебя, крошка. Молоко речной коровки. - Она слегка подвинулась
  
  вперед и уселась ему на грудь. - Открывай рот.
  
  Гаскел Прингшейм в ужасе уставился на нее, пытаясь вывернуться. - Ты с
  
  ума сошла, совсем взбесилась.
  
  - Лежи спокойно - и тогда не будет больно. Все скоро кончится, любовь
  
  моя. Смерть от естественных причин. В постели. Ты войдешь в историю.
  
  - Ах ты сука, проклятая сука...
  
  - Сам ты пес поганый, - ответила Салли и начала лить воду ему в рот.
  
  Затем поставила кувшин на пол и натянула купальную шапочку ему на лицо.
  
  Неизвестный автор - Домашняя видеотека
  
  Я люблю читать мужские журналы. Я ужу успела собрать небольшую коллекцию
  
  таких журналов у себя под кроватью. Но совсем недавно я узнала нечто
  
  совершенно новое, что привело мою сексуальную жизнь на невиданную высоту.
  
  Я снимаю квартиру вместе с одним парнем, Мишей. У нас чисто
  
  платонические отношения, хотя я и подозревала, что при малейшем поводе он
  
  был бы не прочь трахнуть меня.
  
  Однажды, в субботу, я осталась дома одна. Увидела, что вокруг
  
  видеоплеера скопилась куча кассет, большинство из них даже не подписанные.
  
  Решив, что нужно наконец-то привести все в порядок, я начала просматривать
  
  их понемногу. Затем я делала для них наклейки и ставила на специальную
  
  полку. Но когда я включила пятую кассету, то поняла, что меня поджидает
  
  сюрприз. Это была явно домашняя видеозапись, так как качество оставляло
  
  желать лучшего. На кассете были Миша и девочка, в которой я узнала его
  
  бывшую подружку. Ее звали Ольга. Я сидела, окаменев, в то время как камера
  
  показывала ее тело, лишенное какой бы то ни было одежды. Миша задерживал
  
  камеру там, где явно считал необходимым: груди, влагалище, рот, попка и т.
  
  д.
  
  А Ольга совсем не стеснялась. Она широко раздвигала половые губы,
  
  погружала внутрь палец так, что он был весь покрыт соками. Затем она
  
  облизывала руку своим маленьким язычком.
  
  Наблюдая за этим, я почувствовала, что мой клитор начинает
  
  пульсировать, как сумасшедший. Я пришла в такое возбуждение, что мне очень
  
  захотелось, чтобы это я оказалась на месте Ольги.
  
  Миша закрепил камеру так, чтобы она была направлена на кровать, и
  
  присоединился к Ольге. Он был полностью раздет. Его член был очень большим
  
  и твердым, длиной, наверное, сантиметров 20. Ольга выглядела очень
  
  возбужденной, увидев его, и выразила свое приветствие, поцеловав головку
  
  члена.
  
  На Мишином лице можно было ясно прочесть - Ольга знает свое дело! Она
  
  захватила целиком член и начала целовать и сосать его. Лицо же Миши было
  
  настолько застывшим, что я могла бы поклясться, что он уже готов выстрелить
  
  в рот Ольги. В следующую секунду он не мог больше сдерживаться, и я
  
  увидела, что лицо Ольги изменилось, так как она приняла всю струю его
  
  спермы.
  
  А я почувствовала себя возбужденной, и вдруг заметила, как промокли не
  
  только трусы, но влага потекла и по ногам. На экране, Мое занятие поглотило
  
  меня полностью, я почувствовала чьи-то пальцы в своих волосах. Повернув в
  
  испуге голову, я увидела, что это Миша. Он был голый, а его член был
  
  возбужден до предела. Очевидно, что он тихо вошел в квартиру, увидел, что
  
  происходит со мной, смотрящей его домашние записи, и решил присоединиться к
  
  развлечению.
  
  - Надеюсь, ты не возражаешь? - сказал он. - Ты выглядишь такой
  
  возбужденной, видя меня на экране, что я подумал, ты не откажешься сделать
  
  это со мной в реальности.
  
  Я молча поцеловала Майкла, дав тем самым согласие. Его язык сплелся с
  
  моим, а мое дыхание стало все учащаться. Член твердо встал напротив меня и,
  
  подражая Ольге, я опустилась на колени и стала целовать его.
  
  Миша запустил руки мне в волосы и, чем крепче он тянул меня за них,
  
  тем сильнее и целовала его член. Я была на седьмом небе. Я хотела выпить
  
  его, мне нужно было попробовать его кремовый сок.
  
  Мои пальцы трогали мошонку, и когда я почувствовала, как она
  
  отвердела, то приготовилась к желанной развязке. Но я не была готова к
  
  тому, что произошло на самом деле. Струя после струи выстреливала мне в
  
  горло. Я изо всех сил старалась выпить все, но не смогла, часть вылилась
  
  мне на грудь.
  
  - Это было здорово! - сказал Миша. - Дай я вытру тебя. Он вытер капли
  
  около моего рта.
  
  - Но я не хочу быть чистой, - запротестовала я. - Я хочу быть грязной,
  
  действительно грязной!
  
  Он согласился оставить меня грязной и толкнул на пол. Начал водить
  
  своим членом по моей груди, сделав соски такими твердыми и возбужденными,
  
  что мне казалось, я могу сразу кончить.
  
  Затем его рука заскользила ниже, по животу, по лобку. Он наклонился
  
  надо мной и широко раздвинул мои ноги.
  
  Закрыв глаза, я чувствовала его дыхание над своим клитором. Так как я
  
  была уже сильно возбуждена, то я почувствовала оргазм только от одного
  
  этого.
  
  - Скажи мне, приятно ли тебе, - прошептал Майкл, лаская мой клитор
  
  языком.
  
  - О, да! - застонала я. - Делай, делай еще!
  
  - Так же?.. - спросил он, поднимаясь так, что его член коснулся моих
  
  набухших губ. Мое тело стало содрогаться, и я испытала самый большой оргазм
  
  в жизни. А может быть, это были несколько коротких оргазмов, случившиеся
  
  друг за другом не знаю, но казалось, что наступил конец света.
  
  Теперь кончал он. Может быть потому, что его член был таким огромным,
  
  я могла чувствовать каждую его струю. Мне казалось, что в конце дня мы
  
  снова занимались любовью. А потом мы делали это очень часто. К тому же мы
  
  постоянно снимаем на кассету наш секс. Когда Миши нет дома, я люблю
  
  просматривать нашу видеотеку. При этом я тащусь сильнее, чем от реального
  
  секса! Кто знает, какой окажется наша видеотека в один прекрасный день!
  
  Веселов С. - Наташа
  
  Наташа§ Милая моя Наташка§ Неповторимая студенческая пора§ Как давно это
  
  было!
  
  Мы учились в одной группе, она и я. Она была из девчонок, которых
  
  никак не назовешь красавицами, но которые при этом умудряются быть
  
  удивительно милыми.
  
  Короткая стрижка, спрятанные за широкими линзами очков огромные
  
  лучистые глаза, носик пуговкой, маленький нежный рот, лишь только начавшая
  
  округляться угловатая фигурка подростка: в ее внешности не было ничего
  
  необычного, девчонка как девчонка, но в то же время она хочешь - не хочешь,
  
  а притягивала к себе взгляд.
  
  Все ее существо излучало какую-то трогательную наивность и
  
  беззащитность, перед которой невозможно было устоять. Я заглядывался на нее
  
  давно, но у меня и в мыслях не было попытаться сойтись с ней поближе или,
  
  хуже того, завести пошлый романчик. Ее полудетский облик был настолько
  
  светел и чист, что обычная плотская любовь по отношению к ней выглядела
  
  чуть ли не кощунством.
  
  Все началось с того, что после одной не очень красивой истории в
  
  институт пришла на меня "телега". Потянулось разбирательство§ В конце
  
  концов игравший в высокую идейность комсорг поставил вопрос о том, может ли
  
  такая личность, как я, быть членом ВЛКСМ. Такого я никак не ожидал.
  
  Наказание по тем временам было явно слишком суровым, но, к моему огромному
  
  удивлению, группа проголосовала "за".
  
  Подняла руку и Наташка§ Несколько дней я не мог прийти в себя, но даже
  
  потом, уже поостыв, долго ходил сам не свой, старался держаться особняком,
  
  ни к кому не подходил, ни с кем не разговаривал. Неизвестно, сколько бы это
  
  продолжалось, если бы не Наташка.
  
  Однажды, направляясь после занятий домой, я столкнулся с ней у
  
  проходной нос к носу. Обычно в таких ситуациях я просто прибавлял шаг.
  
  Хотел сделать так и на этот раз, но, уже обогнав ее, неожиданно услышал:
  
  - Подожди меня, пожалуйста.
  
  Это было, как гром среди ясного неба. Она и до того не часто ко мне
  
  обращалась, а уж теперь§ Я замедлил шаг и молча, не глядя на нее, пошел
  
  рядом.
  
  - Ты куда-то спешишь? - нерешительно спросила Наташка.
  
  - Да нет.
  
  - А вообще ты сегодня занят? - после некоторой паузы робко продолжила
  
  она.
  
  - Да, вроде, ничего особенного.
  
  - А сейчас ты домой?
  
  - Куда ж еще? - улыбнулся я, немало озадаченный таким градом вопросов.
  
  - Можно мне поехать§ с тобой?
  
  - Ко мне?! - от неожиданности я остановился. Наташка тоже.
  
  - Да, - густо покраснев и стараясь не смотреть мне в глаза, выдавила
  
  из себя она.
  
  Мы стояли посреди узкой дорожки, по которой плотным потоком, кто
  
  домой, кто в институт, спешили студенты. На нас то и дело кто-нибудь
  
  наталкивался. Слышались "полезные" советы и возгласы праведного
  
  негодования.
  
  - Ну§ если хочешь, - совершенно растерявшись, промямлил я. - Только у
  
  меня родители дома.
  
  - Поехали ко мне. У меня сейчас никого, - отведя наконец глаза от
  
  асфальта, Наташка умоляюще посмотрела на меня.
  
  Мало-помалу я пришел в себя и теперь с любопытством глядел на нее. В
  
  эти минуты она была похожа на нашкодившего ребенка. Интересно, что она
  
  задумала? Спросить об этом я, понятно, не мог.
  
  - Ну что ж, едем, если ты так хочешь, - натянуто улыбнувшись, я
  
  зашагал по дорожке. Наташка молча пошла рядом.
  
  Ощущая какую-то неловкость, мы всю дорогу старались не смотреть друг
  
  на друга и не разговаривали. По приезду Наташка сразу провела меня в одну
  
  из комнат и, извинившись, сама куда-то исчезла. В ожидании ее я плюхнулся в
  
  одно из кресел и стал рассматривать висевший на стене плакат с Орнеллой
  
  Мути§ Неожиданно мою шею обвили ласковые девичьи руки. Я обернулся и
  
  застыл, пораженный. Право же, было от чего. Наташка стояла передо мной лишь
  
  в трусиках и лифчике, больше на ней ничего не было! Она вся дрожала, грудь
  
  ее учащенно вздымалась, пухлые детские щечки пылали. Ошарашенный и уже
  
  абсолютно ничего не понимающий, я тупо вперился глазами в то место, где
  
  из-под тонкого шелка трусиков проглядывала пышная кипа темно-русых волос,
  
  будто это пикантное зрелище способно было хоть сколько-нибудь прояснить
  
  происходящее.
  
  Наташку мой дурацкий взгляд явно бил наповал, но тем не менее она
  
  решительно продолжала начатое. Щелкнула застежка лифчика, и через секунду
  
  он уже лежал на полу, обнажив трепетную грудь. Еще миг - и Наташка застыла
  
  передо мной уже совершенно голая. Щечки ее пылали пуще прежнего, глаза
  
  горели.
  
  - Послушай, - не придумав ничего умнее, тоном наставника начал я, - ты
  
  отдаешь себе отчет§ Я хотел сказать еще что-то в том же духе, но Наташка
  
  перебила меня.
  
  - Не надо, - еле слышно прошептала она. - Прошу тебя, не надо так§
  
  Наши объятия были страстны и целомудренны. Мои руки скользили вдоль ее
  
  покрытого золотистым пушком юного тела, мои губы мягко и нежно сплетались с
  
  ее губами. Это были прекрасные минуты, нам было хорошо, как никогда.
  
  Полностью предоставив себя в мое распоряжение, Наташка, закрыв глаза, молча
  
  внимала моим ласкам§ Время шло, а я все никак не мог решиться на главное,
  
  медлил, оттягивал. Как это ни покажется нелепым, но меня одолевали
  
  угрызения совести. В конце концов Наташка взяла инициативу в свои руки. Ее
  
  ладошка сомкнулась вкруг моего члена.
  
  Мгновением позже, припав к моим губам, как к целебному источнику, она
  
  одним толчком вогнала его в туго раздвинувшуюся щель своего девственного
  
  лона. При этом Наташка даже не вскрикнула, хотя по тому, как непроизвольно
  
  содрогнулось все ее тело, я понял, что ей было очень больно§ К сожалению, я
  
  оказался не на высоте и, не сумев совладать с собой, тут же кончил, начисто
  
  забыв про Наташку. Но она тем не менее просто светилась от счастья, а
  
  застывшие на ее щеках слезинки блестели, озаренные улыбкой, совсем как
  
  лужицы в лучах восходящего солнца§ Наша связь длилась недолго. Очень скоро
  
  она поняла, что мое чувство к ней носит совершенно иной характер, нежели ее
  
  ко мне, но продолжала на что-то надеяться, пока не застала меня однажды в
  
  объятиях своей лучшей подруги. С тех пор я ее больше не видел. В институте
  
  она не появлялась, на звонки не отвечала. Несколько раз я заходил к ней
  
  домой, но мне неизменно говорили, что ее нет. А вскоре я узнал, что она
  
  вышла замуж за какого-то кретина, лет на десять старше ее. Через семь
  
  месяцев у нее родился сын. Здоровый такой карапуз. Зовут его также, как
  
  меня.
  
  Неизвестный автор - Стекляная дверь
  
  Женился я рано, в двадцать три года. К тому времени, к которому относится
  
  моя повесть, мы с женой Ядвигой Масевич - да вы должны ее помнить, еще
  
  несколько лет лет назад она слыла "бешеной" - жили немного отчужденно.
  
  Причиной этому, я думаю, было отсутствие разницы в возрасте. Мы были
  
  одногодки (к тому времени нам было по тридцать пять).
  
  Ядвига моя была немного... Развратной женщиной, в чем вы убедитесь,
  
  прочитав эту повесть до конца. Мужчины ей нравились либо пожилые, солидные,
  
  убеленные сединой, избалованные жизнью и женщинами, либо совсем молодые,
  
  юнцы, но физически крепкие, но стесняющиеся женщин из-за своей неопытности.
  
  Я тоже придерживался в любви не самых жестких правил, пользовался
  
  успехом у женщин и репутацией страстного любовника и имел не одну
  
  любовницу. По этим причинам у нас с Ядвигой было заключено согласие: не
  
  стеснять свободу друг друга и не устраивать сцен ревности. Дела же мы вели
  
  вместе, сообща обсуждая все хозяйственные вопросы. Хозяйство наше было в
  
  порядке и приносило доход, позволяющий нам жить без забот о куске хлеба на
  
  завтра.
  
  Когда мы только с Ядвигой поженились, она попросила оборудовать ее
  
  спальню рядом с моим кабинетом.
  
  - Я хочу быть рядом с тобой, мой милый! - Уговаривала она меня.
  
  И, хотя любовь к друг другу несколько остыла и мы жили каждый своей
  
  жизнью, мой кабинет и ее спальня оставались рядом. Стекла ее были
  
  прозрачны: красное, синее, зеленое и желтое - но такими, что сквозь них все
  
  было хорошо видно; если же одна из комнат была затемнена, а другая
  
  освещена, то из освещенной нельзя было увидеть, что происходит в другой
  
  комнате. Дверь с обеих сторон занавешивалась плотными тяжелыми шторами. Я
  
  всегда держал штору задернутой, тогда как Ядвига свою - всегда открытой. Я
  
  затрудняюсь ответить, почему Ядвига, зная, что я из своей комнаты смогу
  
  подсмотреть за ней, никогда не задергивала штору. Может быть, она считала,
  
  что я совсем не интересуюсь ею, но может быть - и мне кажется, так это и
  
  было - ее извращенному уму доставляло удовольствие сознание того, что в
  
  самые интимные моменты ее жизни за ней незаметно наблюдают.
  
  Я, признаюсь, частенько, затемнив свой кабинет, заглядывал через
  
  стекла двери к ней в спальню и нередко становился единственным зрителем
  
  очень интересных спектаклей сексуального содержания, где одну из главных
  
  ролей исполняла моя жена.
  
  Оставаясь наедине с Ядвигой обычно для решения деловых вопросов,
  
  связанных с управлением нашим имением, мы часто делились впечатлениями о
  
  своих новых любовных похождениях. Делали мы это непринужденно, с шутками,
  
  даже о непристойно- стях говорили непринужденно, с шутками, просто.
  
  - А у тебя кто?
  
  - Каземир Лещинскй, просто прелесть! И откуда в таком возрасте столько
  
  силы? Вчера, представляешь, выпили лишнего, и все под мышку хотел, чудак...
  
  Ну, как у тебя с Вероникой?
  
  - Холодновата немного. Боится, что муж вернется. А какая у нее
  
  прелестная родинка на левой ягодице!.. Ей понравилось между грудей.
  
  Говорит: ой, как тепло!
  
  Иногда такие разговоры будили в нас страсть, и мы тут же испытывали те
  
  способы и положения, о которых шел разговор, но так случалось редко. Часто,
  
  узнав новое друг от друга, мы это запоминали с тем, чтобы попробовать с
  
  другими. Так случилось и на этот раз. Ядвига взяла на заметку способ "между
  
  грудей", и через день я был свидетелем того, как она испытывала его с
  
  Каземиром в своей спальне.
  
  В этот день я уже собирался ехать в имение Пшевичей (капитан Пшевич
  
  был в отъезде, а мы с его женой Вероникой занимались любовью), когда к
  
  крыльцу подкатила коляска с Каземиром. Поздоровавшись с ним, я извинился за
  
  то, что вынужден покинуть их с Ядвигой.
  
  - Ядвига, надеюсь, ты не позволишь господину Каземиру у нас скучать, -
  
  сказал я шутливо, оставляя их наедине.
  
  Я хотел уже выйти из дома, как вспомнил, что я собирался показать
  
  Веронике французский порнографический журнал. Зайдя в свой кабинет, долго
  
  выбирал, какой журнал взять, выбрал уже и, взявшись за ручку двери, ведущей
  
  в коридор, заметил, что шторы перед дверью жены немного задернуты. Я
  
  подошел и инстинктивно взглянул в спальню.
  
  Ядвига не давала Каземиру скучать, он поспешно сдергивал с себя
  
  одежду, а она, уже обнаженная, лежала на спине в кровати. Игривая,
  
  страстная улыбка звала его к себе. Руками она поддерживала свои полные
  
  груди с боков так, что между ними образовалась глубокая ложбинка, Ядвига
  
  попросила:
  
  - Казенька, давай сюда между сосков...
  
  Каземир склонившись встал над ее грудью на колени и направил свой член
  
  между грудей. Она сжала груди руками так, что его член оказался зажатым
  
  промеж ними. Он стал яростно двигать задом растирая его между грудей. Когда
  
  член выходил у ее подбородка, Ядвига хватала его ртом.
  
  Она усовершенствовала то, что услышала от веня. Пульс мой участился и
  
  это я почувствовал висками.
  
  В я поехал к Веронике.
  
  Такой обмен делал нашу жизнь с Ядвигой даже интересной, полной новых
  
  способов удовлетворения распиравшей нас страсти.
  
  Однажды мы с женой наметили обсудить ряд вопросов, касающихся
  
  управления имением. Я стал готовить необходимые бумаги в своем кабинете, а
  
  она ушла в свою комнату, сказав: - Я на минуточку.
  
  Разложив документы на столе, я стал ждать ее. Прошло минут десять, но
  
  Ядвиги все еще не было, я взглянул за штору в ее спальню.
  
  То что увидел, сначало возмутило меня: ведь я ждал ее. Голая, она
  
  лежала на кровати, в руках у нее была раскрыта книга. Заглядывая в книгу,
  
  она делала разные упражнения; то поднимала вверх ноги, подтягивая колени к
  
  груди, то раздвигая ноги широко в стороны, поднимая их снова вверх, то
  
  ложилась поперек кровати и опускала ноги на пол.
  
  Злость моя крепла. Но наблюдая за ее действиями я стал понемногу
  
  возбуждаться. Член налился кровью и просился в работу. Голова шла кругом,
  
  мною овладела страсть, и когда она легла на кровать задом к краю, подняв и
  
  широко раздвинув ноги так, что моему жадному взору представился обрамленный
  
  золотистыми волосами открытый зовущий вход в ее чрево, и лукаво глянув в
  
  мою сторону, какбудто зная, что я подсматривую, я рванул дверь и влетел в
  
  спальню. На ее лице мелькнул испуг, но только на мгновение. Потом появилась
  
  лукавая улыбка.
  
  - Подглядываешь, бестыжий!
  
  Она не сменила позы, только бросила книгу на столик. Я заметил ее
  
  название - "Учитесь наслаждаться". Рывком я расстегнул панталоны и бросился
  
  на Ядвигу. Она с готовностью принимала мои ласки, одаряя меня своими. Мы
  
  испытали несколько прочитанных ее способов. Разложенные в моем кабинете
  
  бумаги дождались своей очереди только утром.
  
  Меня заинтересовало название книги - "Учитесь наслаждаться".
  
  Стесняясь попросить ее у Ядвиги, я решил посмотреть тайком. Через день
  
  я нашел книгу в тумбочке у нее в спальне, зашел в свой кабибинет сел в
  
  кресло у камина и стал перелистывать ее. В книге описывались приемы и
  
  способы половых сношений, советы, как возбуждать партнера к половому акту.
  
  Невольно мой член проснулся и стал наливаться, а когда кровь наполняет
  
  мужской член, то, не вместившись туда полностью она бьет в голову. Мужчина
  
  становится одержим своей страстью. Так стало и со мной. Я продолжал читать,
  
  а рука сама по себе расстегивала пантолоны, потом взяв член я стал его
  
  массировать.
  
  Вдруг дверь, входящая в коридор, открылась, и в кабинет со свечами
  
  вошла и сразу направилась к столу горничная Ирка, высокая, стройная,
  
  черная, полногрудая девушка лет восемнадцати-девятнадцати. Она меня не
  
  сразу заметила, так как мое кресло стояло боком к двери. Я издал какой-то
  
  шум и она с испугом повернулась в мою сторону. Представляете, что она
  
  увидела! Перед ней в кресле - барин, в одной руке держал книгу, а в другой
  
  - возбужденный, вздрагивающий член. Свечи выпали у Ирки из рук. "О,
  
  провидение! Вот кто удовлетворит мою страсть!" - Мелькнуло у меня в голове.
  
  И, бросив книгу, я кинулся к горничной. Она, пораженная испугом, дрожа
  
  стояла задом к столу и причитала:
  
  - Пан Юзеф, простите... Я не хотела... Я думала, вы уехали... Что я
  
  наделала!
  
  Я молча схватил ее и хотел раздеть, но она со словами: - Панычек,
  
  миленький, простите, не говорите пане Ядвиге, она запорет меня. - Упала
  
  передо мной на колени. Мой член коснулся ее лица. Окончательно не
  
  соображая, что делаю, я обнял ее голову и, когда она открыла рот, чтобы
  
  что-то сказать, я вставил ей в рот свой член. Она старалась высвободиться,
  
  вытолкнуть его изо рта, но я держал ее крепко за волосы и двигал членом у
  
  нее во рту. Мое возбуждение было настолько велико, что сделав несколько
  
  движений и затолкнув его в самое горло я кончил.
  
  По ее горлу пробежала судорога, несколько раз она сглотнула. Я поднял
  
  ее с колен, Ирке было плохо: ее вот-вот должно было вырвать. Я подошел к
  
  столу налил стакан воды и поднес ей. Она сделала два глотка, а тем временем
  
  я приводил себя в порядок.
  
  - Спасибо, вам пан Юзеф, - поблагодарила Ирка за воду, - я вас умоляю,
  
  не говорите пане Ядвиге, что я была здесь!
  
  Эта боязнь горничной обьяснялось, тем что моя супруга настрого
  
  запретила женской прислуге находиться в кабинете наедине со мной.
  
  Ядвига считала, что с равными по положению мы можем развращаться как
  
  угодно, но иметь ...
  
  Курганская М. - Южный порт
  
  Когда я была маленькой, то нашим соседом по площадке был военный.
  
  Офицер-общевойсковик. Его образ запечатлелся с той поры: стройное
  
  подтянутое тело, красивая форма, блестящие сапоги и отличные манеры. Он
  
  здоровался всегда первым, даже со мной, десятилетней соплюхой.
  
  На всю жизнь я осталась неравнодушна к военным. Настоящий мужчина для
  
  меня тот, кто носит военную форму. Я просто таю от высокого военного, если
  
  он, естественно, атлетического сложения. Нравятся сильные руки, привычные к
  
  ратному труду, ремень охватывает узкую талию, подчеркивая развитую грудь и
  
  стройные бедра. Волнует меня неповторимый запах - смесь запахов пота,
  
  табака, оружия и сапожной смазки.
  
  Этот "дух казармы" сводит меня с ума... Но в родном Холме обладать
  
  этим невозможно.
  
  Теперь я взрослая девушка, не лишенная ума, помогаю отцу в бизнесе.
  
  Так вот, этим летом я получила от него задание организовать несколько
  
  контрактов в Приморском крае. И вот вместе с нашим экономистом дамой лет
  
  сорока - мы объехали весь юг этой страны. Были в Открытии, Санчане,
  
  Никольске, не минули прекрасных островов в Заливе Павла. Везде было
  
  прекрасно, особенно понравился Южный Порт - столица этой земли. Эти его
  
  сопки и бухты..., а ночной город просто покорил меня.
  
  И здесь, в Южном Порту, мне удалось позволить себе то, что в Холме
  
  совершенно невозможно.
  
  В аэропорту Южного мы познакомились с молодым флотским офицером. Он
  
  помог нам добраться до гостиницы, при расставании договорились о встрече
  
  через день.
  
  Завершив наши коммерческие дела, в сопровождении добровольного гида
  
  поехали в местное общепризнанное место отдыха - бухту Лазурную.
  
  Мой моряк оказался весьма нетерпелив. На пляже, при виде меня в
  
  купальнике, он заметно возбудился. Я увидела, как его плавки буквально
  
  трещат от напора члена. Он почти силой поволок меня в воду. Мне, конечно,
  
  хотелось осуществить свои фантазии, но его прямолинейность озадачила.
  
  Лишь только мы оказались в воде, он обнял меня, губы моряка страстно
  
  зажали мой рот, и я почувствовала, как он потянул с меня плавки. На мой
  
  вопрос он прямо заявил, что не видит другой возможности (и ведь так оно
  
  обычно и происходит: море не ждет, корабль может порою уйти в море быстро и
  
  неожиданно и надолго). И тут я почувствовала, как что-то огромное и горячее
  
  входит мне между бедер. Я резко ухватилась, и это оказалось его членом. Он
  
  был словно каменный. Он был горяч даже в прохладной воде. Резким рывком я
  
  причинила ему боль, и он на мгновение отпустил меня. Я мигом вылетела на
  
  берег в чем осталась... На попутной машине мы с моей дамой умчались в
  
  город.
  
  Вечером раздался звонок. Наш приятель слезно просил прощения,
  
  предлагал мировую, а когда напомнил о моих плавках, то я долго хохотала и
  
  еле выговорила, что конечно он прощен, пусть и меня простит, что жду его и
  
  согласна выпить мировую... Мне было стыдно, что сама оттолкнула свою мечту.
  
  Мы поднялись в номер, выпили коньяка сначала за счастливое разрешение
  
  конфуза, а потом за мир и дружбу между мужским и женским народами. Тут я
  
  окончательно решила, что могу реализовать свои фантазии...
  
  Моя просьба показать свое "страшилище" сначала смутила бравого
  
  офицера, от неожиданности он даже сжал бедра. Но я сама расстегнула ему
  
  брюки, и мои пальцы нащупали под тканью трусов горячее и пульсирующее
  
  естество. Член рос на глазах, и вот его головка показалась из-за резинки,
  
  чуть спустив трусы, я увидела классически прямой член с большой упругой
  
  головкой. Потное тело издавало резкий запах, и я обильно полила пах
  
  коньяком.
  
  Парень сильно удивился, но предвкушение необычных ласк сделало свое
  
  дело, он широко развел ноги. Я заскользила пальцами по стволу члена,
  
  спустилась к мошонке. Я ощутила тугие яички, спрятанные под тугую
  
  бархатистую кожу. Он в этот момент завладел моими грудями, нежно их тиская
  
  и легонько выкручивая соски. Это еще сильнее завело меня.
  
  Снять брюки я ему не позволила, так как форма больше возбуждает меня.
  
  Я обильно полила коньяком член, медленно и осторожно коснулась языком
  
  горячей головки красавца. От удовольствия лейтенант привстал, и член сам
  
  собой оказался у меня во рту. Теперь он не был "каменным", а упруго
  
  плотным, головка нежно касалась неба. Помогая мне, он медленно двигал
  
  задом, а я бережно обжимая головку губами, лизала языком отверстие канала,
  
  заставляя его попку ерзать как на углях.
  
  И вот он со стоном наслажденья кончает, и мой рот наполняется густой
  
  терпкой спермой. Медленно глотая, я стараюсь продлить наслаждение.
  
  Последнюю каплю я приберегаю для него и дарю при страстном поцелуе.
  
  Он еще не пробовал такого, вначале отстранился, но я успокаивающе
  
  поглаживала его грудь и все-таки заставила попробовать... Сперма, казалось,
  
  имела запах моря и была очаровательна! Я медленно гладила его бедра, ощущая
  
  кожей ладоней легкое щекотание обильных волос, покрывавших тело.
  
  Мой друг потянул меня кверху, я стала над ним, а он заскользил губами
  
  по груди, коснулся пупка, ниже, ниже, и вот его губы уже ласкают лобок,
  
  бедра, язык ныряет в пушок... И я уже не в силах держаться на ногах.
  
  Он ложится на спину, принимая меня на лицо, я стою над ним на коленях,
  
  его язык скользит внутри, крепкие руки тискают ягодицы, заставляя меня
  
  вздрагивать при каждом прикосновении. Поток страсти захватывает меня и
  
  несет по волнам дальше..., дальше..., дальше...
  
  Максимов А. - Школьник
  
  E-MAIL:
  
  Сергей учился в средней школе в десятом классе. Он был красивым юношей.
  
  Высокого роста, черноволосый с сильным волевым лицом.
  
  Учился он хорошо, имел по любому поводу свое мнение, часто не
  
  соответствующее мнению авторитетных окружающих. В будущем он должен был
  
  стать красивым и сильным мужчиной.
  
  Любая девушка в школе была согласна встречаться с ним. Но Сергей
  
  почему-то был недосягаем для женщин. Любые их попытки сблизиться с ним
  
  ничем не заканчивались. Однокласники считали это странным, однако, в глаза
  
  этого не говорили. Но вскоре это все закончилось.
  
  В их класс пришла новая учительница литературы, Светлана Юрьевна.
  
  Молодая женщина, синеглазая блондинка с высокой грудью. На ней было
  
  белое платье через которое просвечивал лифчик и белые же трусики. Сергея
  
  при ее виде охватило жгучее желание. Но подросток не знал как подступиться
  
  к молодому педагогу. Всегда смелый в суждениях, при ответах на вопросы
  
  Светланы от терялся и краснел. Что происходило с Сергеем было видно
  
  невооруженным глазом. Но Светлана Юрьевна, казалось, ничего не замечала.
  
  Сергей сходил с ума. Он никогда до этого не прибегал к мастурбации, но
  
  после прихода Светланы в школу он дрочил каждый день.
  
  Этому должен был быть положен какой-то конец.
  
  Вскоре предоставилась возможность. Светлана Юрьевна заболела гриппом и
  
  Сергей решился навестить ее.
  
  - Здравствуйте, Светлана Юрьевна, как самочувствие!
  
  - Спасибо, Сережа, неплохо.
  
  Даже больная гриппом она выглядела соблазнительно. Махровый красный
  
  халат туго охватывал ее великолепное тело.
  
  - Сережа, приготовить чаю?
  
  - Мне неудобно, вы же больны.
  
  - Ничего, ничего.
  
  Она вышла из комнаты. Сергей пошел мыть руки в ванную. На полу в
  
  ванной он увидел трусики Светланы Юрьевны. Он быстро захлопнул дверь и
  
  схватил трусики. Сережа поднес их к лицу и глубоко вздохнул. Он впервые
  
  почувствовал запах пизды.
  
  Это чувство возбудило его. Не в силах сдерживаться он распахнул
  
  ширинку, и начал бешено дрочить. Секунд через десять он кончил. Тугая струя
  
  спермы ударила вверх и дождем попала на пол.
  
  Сергей схватил свой носовой платок и начал вытирать пол.
  
  Потом они пили чай, но он был замкнут и невесел и вскоре ушел.
  
  Что было делать дальше?
  
  Через месяц вся школа пошла в поход. Светлана Юрьевна была одета 13df
  
  в голубую водолазку и джинсы. Джинсы туго обтягивали ее попку и проступали
  
  трусики. Не один мальчишеский хуй был потревожен этим зрелищем. Было
  
  довольно весело. Жарили шашлыки. Танцевали.
  
  Пели песни. Неожиданно Сергей заметил, что Светланы нет. Он пошел
  
  искать ее в лес. Леса под Звенигородом достаточно большие, однако судьбе
  
  было угодно, чтобы он нашел ее. Он нашел ее. Она лежала, обхватив его, на
  
  поваленном дереве. Без джинсов и без трусиков (они валялсь рядом). А сзади
  
  ее тараканил директор школы, женатый Станислав Владимирович. Его огромный
  
  член поршнем врывался в Светлану. Сергей схватил фотоаппарат и начал
  
  снимать это. Ее участь была решена. Она будет его.
  
  Он пришел к ней на следующий день.
  
  - Что тебе Сережа?
  
  - Я хочу показать вам кое-что Светлана Юрьевна.
  
  Сергей подал ей фотографии.
  
  - Ты понимаешь какие ниприятности ждут вас если я покажу кому надо эти
  
  снимки.
  
  Светлана держалась молодцом.
  
  - Чего ты хочешь, Сережа?
  
  - Наверное, ты знаешь.
  
  - Да, догадываюсь.
  
  - Ты сделаешь все?
  
  - ... Да.
  
  - Чем ты занималась с директором?
  
  - Не понимаю...
  
  - Отвечай-почти закричал он.
  
  - Мы занимались любовью.
  
  - Это можно так назвать, но я хочу услышать как это называется.
  
  - Мы трахались.
  
  - Это лучше, но не то.
  
  Она покраснела и уже сквозь слезы.
  
  - Он ебал меня.
  
  - И что мы будем делать с тобой.
  
  - Мы будем трахаться.
  
  - Нет, назови меня по имени и скажи что я буду делать стобой.
  
  - Сережа ты будешь ебать меня.
  
  - Отлично, как у тебя эбо было все с директором.
  
  - Что как?
  
  - Ну куда он имел тебя?
  
  - Он имел меня в анал...
  
  - Нет!
  
  - Он ебал меня в пизду и жопу.
  
  - Отлично. Раздень меня.
  
  Мечты сбывались. Света подошла к нему. Расстегнуля и сняла рубашку.
  
  Расстегнула брюки и достала набухший член.
  
  - Соси-приказал Сергей.
  
  Света взяла его хуй в рот. И начала сосать, издавая при этом чмокающие
  
  звуки. Она делать этого не умела. Но и Сергей не знал, что это такое. Очень
  
  скоро давившая его все это время сперма выстрелила в рот Светы. Она с
  
  трудом справилась с потоком влаги. Сергей закричал.
  
  - Сними джинсы с встань на корачки.
  
  Света поварнулась к нему спиной и начала медленно стягивать джинсы.
  
  Наклонилась, чтобы достать ногу из штанины при этом трусики обхватили
  
  ее налитые ягодицы. Она медленно сняла трусики и встала как он сказал.
  
  Выглядело это ободрябюще.
  
  Чудесная попка призывала его маленьким коричневым отверстием, а ниже
  
  была умопомрачительная пизда обещала массу удовольствия. Сергей встал на
  
  колени и прислонился лицом к жопе Светы. Он лизнул анальное отверстие, вкус
  
  показался ему сладковыатым. Этот вкус также как и запах ее манды возбудил
  
  его. Он начал просовывать пальцы в анальное отверстие.
  
  Они проходили достаточно легко (хорошая и основательная работа
  
  руководителя школы). Не в силах больше сдерживаться он начал вводить свой
  
  член. Он проходил тяжело. Светка закричала высоким голосом.
  
  Сергей начал медленно двигаться. Такого удовольствия он не испытывал
  
  никогда. Света стонала. Все быстрее он двигался внутри Светы. Но всоре его
  
  яйца налились он вытащил член и кончил на жопу Светы. Она упала на пол в
  
  изнеможении.
  
  Сергей поднял трусики Светланы Юрьевны, протер хуй, поднялся, натянул
  
  штаны и сказал:
  
  - Я еще приду.
  
  Мурашова К. - Ария Риголетто
  
  Некоторым бабам везет на мужиков, а другим, молодым, красивым и, что самое
  
  удивительное, умным - на извращенцев. Я имею в виду, естественно, себя.
  
  Причем выбираю-то я их сама! Иногда хочется потрахаться, забыть о том,
  
  что очередная газета динамит с очередным гонораром, что редактор, очевидно,
  
  принадлежит к пассивным гомосексуалистам, иначе он обратил бы на тебя хоть
  
  какое-то внимание, что корректор, судя по всему, несколько месяцев не
  
  вылезал из запоя, иначе он не стал бы в слове "территрия" вычеркивать все
  
  три "р".
  
  Все это к чему? Есть у меня приятели, которые устраивают по праздникам
  
  групповушки. Праздник у них на весь год один - день рождения граненого
  
  стакана. Соответственно празднуется он каждую неделю. Судя по этому, сортов
  
  граненых стаканов должно быть, как минимум, пятьдесят два, но больше
  
  двадцати я пока не видела.
  
  Сопровождается все это безобразие массовым уничтожением спиртного.
  
  Когда в больших, когда в меньших количествах. Но, что хорошо в этой
  
  компашке, там всегда бывают новые люди.
  
  Извращенцы, в основном. Других, право слово, я не видела!
  
  Однажды попался один тип, так он всю ночь травил байки про то, как
  
  трахаются в Индии. Показывал больше сотни позиций... На пальцах.
  
  А к делу так и не перешел!
  
  Другой мучал меня четыре часа. Все это время он раскрашивал мое тело в
  
  черный цвет. Он, видите ли, трахается только с блондинистыми негритянками.
  
  Я таких в нашем городе не видела. А кончил, подлец, в две секунды!
  
  В общем, на примере моего печального сексуального опыта я выяснила,
  
  что мужики больше любят поболтать о сексе, чем им заниматься на самом деле.
  
  А на этот раз мне попалось вообще нечто такое, о чем я вспоминаю со
  
  смешанными чувствами отвращения и радости. Почему? Ждите, будут и
  
  подробности.
  
  Красивым этого деятеля назвать было нельзя. Безобразным - тоже.
  
  Сутул, с длинными пальцами пианиста-онаниста, сросшиеся брови над
  
  глазами серо-буро-зеленой расцветки, тонкий нос между впалых щек и пухлые
  
  губы, бакенбарды, редкость в наше время, и козлиная бородка.
  
  Меня, как водится, привлекла в нем необычность, за что и поплатилась.
  
  Звали его под стать внешности - Маркел.
  
  1015; Весь вечер Маркел пил как лошадь, или стая верблюдов.
  
  После первого же стакана он преобразился и из тихони сделался буяном.
  
  Парень громогласно провозглашал тосты за успешное размножение колобков и
  
  ежиков, за выход фаллографии из туалетов, за введение повсеместной
  
  фаллометрии и тому подобное.
  
  Один тост, правда, прозвучал как-то не в струю и призывал пьющих
  
  исполнять "Арию Риголетто", как непременный атрибут любого возлияния.
  
  Не удивительно, что сломался он первым. Еще бы! При его-то темпах!
  
  Некоторое время в распахнутой двери сортира всем проходящим мимо была
  
  видна его спина и руки, обнимающие фаянсового друга. Звуки тоже были
  
  соответствующие.
  
  Наконец, он покинул насиженное место, которое немедленно занял кто-то
  
  еще, умылся, хлопнул стакан водки, без тоста и закуски, и отправился на
  
  боковую.
  
  Вскоре он обнаружил рядом с собой чье-то тело, которое, при ближайшем
  
  рассмотрении и расщупывании оказалось женским, короче, моим.
  
  Что делать, ему подсказывать не пришлось. Он без труда справился с
  
  матерчатыми покровами, преграждавшими вход во влажные глубины.
  
  Вскоре мы медленно покачивались в сидячем положении, и это напоминало
  
  купание в морском прибое, только вместо волн был член Маркела.
  
  Я кончила несколько раз, но парень почему-то не снижал и не убыстрял
  
  свой темп движений. Казалось, он просто заснул, со мной на толстом отростке
  
  и качается лишь по инерции.
  
  - Я уже устала... - Шепнула я.
  
  Это было воспринято правильно. Маркел, не открывая глаз, уложил меня
  
  снизу и значительно убыстрил темп движений. Вскоре появились первые
  
  признаки надвигающегося оргазма, по телу стали прокатываться томные волны,
  
  заставляющие сжиматься мое влагалище. И вот, я очередной раз кончила.
  
  Содрогаясь в пароксизме страсти, я вдруг поняла, что что-то не так.
  
  Появился кисловатый запах, да и Маркел непонятно съехал в сторону.
  
  В общем, выяснилось, что он кончил и одновременно исполнил ту самую
  
  "Арию Риголетто", к которой призывал пьющую братию.
  
  - Ты что, потерпеть не мог? - Возмутилась я.
  
  - А у меня всегда так, когда бухну. - Без тени смущения ответил
  
  парень.
  
  - Почему это?
  
  - Не знаю. Давно началось.
  
  И он рассказал, как докатился до такой жизни.
  
  Тошнило его всякий раз когда он выпьет. Но выпить всегда он мог много,
  
  пьянея после первой же порции. Но, не больше, сколько бы не было
  
  употреблено.
  
  Вскоре Маркел заметил, что процесс опорожнения желудка вызывает у него
  
  весьма приятные ощущения. Дальше - больше.
  
  Он специально стал пить, чтобы блевать. ПРиятность от этого процесса
  
  вскоре переросла в настоящее оргастическое возбуждение и склоняясь над
  
  раковиной, или унитазом, Маркел чувствовал, как напрягается его член и
  
  через некоторое время он стал не только вставать, но и извергать потоки
  
  спермы.
  
  В трезвом состоянии с женщинами, из-за некоммуникабельности Маркела, у
  
  него не получалось, а напившись, он не мог уже не кончить не опустошив
  
  одновременно желудок.
  
  - И что, после пьянки ни одна не согласилась переспать с тобой еще
  
  разок?
  
  - Нет... - Грусно ответил парень. - Кому же понравится такое?
  
  И он ушел. Пить. Оставив меня наедине со своей вонючей лужей.
  
  Действительно, такое не могло понравиться ни одной порядочной девушке.
  
  Максимов А. - В метро
  
  Это было в первом часу ночи. Я возвращался с вечеринки и был слегка пьян. Я
  
  стоял на платформе "Петровско-Разумовская" и ждал поезда.
  
  Вокруг никого не было. На вечеринки у друзей было много девушек, но я
  
  не с одной из них не сошелся близко. И мне не удалось, в отличие от моих
  
  друзей отвести девушку в ванную и там вдоволь наебаться с ней. Мой дружок
  
  Игорь снял самую красивую: Ольгу. Я стал случайным свидетелем того что они
  
  вытворяли в ванной. Они оба были сильно пьяны и не плотно закрыли двери в
  
  ванной. Надо признаться я люблю подглядывать за подобного рода забавами.
  
  Сначала они стояли и просто целовались. Их руки блуждали по телам друг
  
  друга.
  
  Рука Игоря массировала спину и попку Оли. Рука Оли делала аналогичные
  
  движения на теле Игорька. Потом Оля предложила раздеться. Они начали
  
  судорожно срывать с себя и друг с друга одежду. Оля сняла юбку и медленно
  
  спустила маленькие красные трусики, которые зацепились за волоски в
  
  промежности. От одного этого зрелища можно было кончить в штаны. Игорек не
  
  отставал. Скинул джинсы. Снял трусики и из под них выскочил как заведенный
  
  его красный и совсем не маленький хуй. И обнажилась его маленькая и
  
  мускулистая попка. Теперь они готовы были действовать.
  
  Оля легла грудью на стиральную машину, которая стояла в ванной, и
  
  предоставила на обозрение Игоря свою великолепную жопу и влажную зовущую в
  
  себя пизду. Игорь не заставил себя долго ждать и буквально ворвался в
  
  теплое нутро Ольги.
  
  Она вскрикнула от неожиданности.
  
  Все что я видел дальше это движущуюся жопу Игоря. Взад-вперед.
  
  Взад-вперед. Это зрелище было выше моих сил. Мне нужно было найти
  
  любую дырку для своего хуйка. Я готов был ворваться и разорвать жопу Игоря
  
  лишь бы найти пристанище для своей горящей плоти. Я ворвался в сортир и
  
  начал бешено дрочить.
  
  А перед глазами была движущаяся жопа Игоря.
  
  От этого воспоминания штаны мои оттопорщились и проступило пятно в
  
  соответствующем месте. Хорошо никого не было вокруг.
  
  Наконец подошел поезд. Я зашел в вагон. В нем не было никого, кроме
  
  спящей девушки. Я сел напротив нее и, надо признаться, зрелище, которое я
  
  увидел, было во всех отношениях приятное. Она была в короткой юбке и сидела
  
  немного раздвинув ноги. Мне стало интересно какого цвета были у нее трусики
  
  и я нагнулся чтобы узнать это. То что я узнал, было для меня шоком. Вместо
  
  того что 7d2 бы увидеть белую или красную материю трусиков я увидел
  
  великолепную покрытую волосками пизду. Мой очень независимый друг тут же
  
  указал правильное направление.
  
  Ничего с собой я поделать уже не мог. Я подсел к девице и положил руку
  
  ей на колено. Она ничего не почувствовала. Я погладил колено и начал
  
  подниматься выше по бедру.
  
  Выше и выше, задирая юбку я дотронулся до ее теплой манды. Она не
  
  просыпалась но вдруг шире раздвинула ноги и томно замычала. Я начал
  
  упражнения с ее пиздой. Другой рукой расстегивая себе ширинку. Я достал
  
  свой набухший хуй и застыл в недоумении.
  
  Что дальше делать?
  
  Можно себе представить: Она проснется моя рука у нее в пизде... Из
  
  штанов торчит красный инструмент... Она меня не правильно поймет...
  
  Тут она действительно проснулась и посмотрела на меня. Она сказала-
  
  Меня зовут Света.
  
  После долгой паузы я сказал- А меня Леша.
  
  - Продолжай то что начал! - приказала она.
  
  После недолгого промедления я продолжил.
  
  Грубо бросил ее на сидение раздвинул ей ноги и начал лизать ей между
  
  ног. Она опять замычала. Я продолжал с еще большим остервенением.
  
  Через некоторое время она закричала:
  
  - Выеби меня!
  
  Я не заставил себя долго упрашивать и вошел в нее. Все наращивая темп
  
  я нанизывал Свету на свой инструмент. Через некоторое время мы оба кончили.
  
  Тут поезд подошел к станции и Света сказала:
  
  - Мне пора выходить.
  
  И быстро выбежала на ходу опуская юбку на оголенную попку. Я не успел
  
  ничего сделать.
  
  Эта встреча ночью в метро оставила долгую память во мне и в моей
  
  медицинской карте.
  
  Воло М. - Эротика
  
  Слабый запах ее дyхов окyтал меня. Пpилив желания поднимался все выше и выше
  
  по меpе того, как ее pyки спyскались вниз по моей pyбашке. Я почyвствовал,
  
  что кpаснею. Она видела, что со мной пpоисходит, хотя и никак этого не
  
  показывала, а лишь пpодолжала медленно pасстегивать pyбашкy. Она покончила
  
  с тpетьей снизy пyговицей и пеpешла ко втоpой.
  
  А давление на джинсы междy ног с каждой пyговицей еще больше
  
  yсиливалось. Бpошенный вниз взгляд подтвеpдил обоснованность моих стpахов.
  
  Я попытался повеpнyться боком, что бы она не видела встающего члена.
  
  Hапpасные надежды. Когда она добpалась до нижней пyговицы, мой член едва не
  
  pвал джинсы. Внезапно она застыла и подняла головy, глаза ее шиpоко
  
  pаскpылись. Пpиоткpылся и pот, но она не пpоизнесла ни слова... Опyстилась
  
  пеpедо мной на колени. Hежные ее пальчики pасстегнyли пyговицы шиpинки, она
  
  оттянyла тpyсы вниз, и член выскочил из них, как pазєяpенный лев из клетки.
  
  Остоpожно она оттянyла кpайнюю плоть, освободив кpаснyю головкy, затем
  
  yхватилась за член обеими pyками, словно за бейсбольнyю битy. В изyмлении
  
  она долго не могла отоpвать от него глаз.. Но потом тихо с восхищением
  
  пpоизнесла: "Он такой гоpячий и yпpyгий... ".
  
  Я глyхо pассмеялся... Ее слов я не pасслышал, а мог только
  
  догадываться по интонации восхищения.
  
  Она шиpоко pаскpыла pот и обхватила гyбами головкy члена. Я
  
  почyвствовал остpотy ее зyбок и, в возбyждении схватился pyками за ее
  
  волосы, пpигнyл ее головy к себе.
  
  Задыхаясь, она начала кашлять. Мгновение спyстя я отпyстил ее. Она
  
  подняла на меня глаза, тяжело дыша.
  
  Я пpоизнес: "Ты pаздеваться не бyдешь? " Взгляд ее пеpешел на мой
  
  подpагивающий фаллос, но она не пошевелилась. Я повтоpил: "Разденься, Иp, а
  
  то я щас поpвy всю одеждy на тебе" Двигалась она, как в замедленной сєемке,
  
  словно зачаpованная, не в силах отоpвать глаз от моего члена. Она медленно
  
  сняла с себя обтягивающие джинсы, и так же медленно стала снимать фyтболкy,
  
  обнажая пpи этом полные гpyди с набyхшими от возбyждения сосками. Она
  
  начала подниматься. Он соpвал с себя pyбашкy. За pyбашкой последовали
  
  джинсы. Когда она начала снимать носки, y нее подогнyлись колени, и она
  
  yпала бы, не поддеpжи я ее. Я почyвствовал, как от моего пpикосновения ее
  
  словно ожгло огнем желания.
  
  Я подхватил ее под мышки, потом поднял на pyки стpастно поцеловав ее в
  
  алые гyбки. Затем я подошел с ней к кpовати и сел на кpай... Она медленно
  
  села на мой член и я почyвствовал как он постепенно окyнался в ее влажный и
  
  теплый половой оpган. Hоги ее обвивали мою талию. Ей казалось, бyдто
  
  pаскаленный добела металлический пpyт пpонзает ее поднимаясь к животy. Она
  
  едва могла дышать и пpижималась ко мне, вся в потy....
  
  Я встал не снимая ее с себя, pазвеpнyлся к кpовати лицом и кинyл ее на
  
  кpовать.
  
  Она yпала, pаскинyв ноги, и осталась так, не сводя с меня глаз. Я
  
  нагнyлся над ней, pyки мои опyстились на ее гpyди, сжали их, она застонала
  
  от боли и стpасти, тело ее извивалось, она с нетеpпением ждала, когда я
  
  вновь овладею ею.
  
  "Клаааааас" - воскликнyла она, едва головка члена коснyлась
  
  ее.........
  
  "Мммммммм.. Кааааайф" - восклицала она полyчая оpгазм за
  
  оpгазмом........
  
  А я pаз за pазом вбивал в нее этот pаскаленный пpyт.
  
  "Я хочy, что бы ты кончил... Кончи пожалyйста" - кpичала она
  
  обессилев.
  
  Звеpиный возглас выpвался из моего гоpла. Мои pyки еще сильнее сжали
  
  ее гpyди. Она вцепилась ногтями в мои плечи и спинy, pаздиpая их до кpови.
  
  Мгновение спyстя я pyхнyл на нее всем телом, а она почyвствовала, как стpyя
  
  спеpмы yстpемилась в нее. И в какой yж pаз поднялась на веpшинy блаженства.
  
  "Это было здоpово... " - пpошептала она мне на yхо...
  
  Это был холодный дождливый вечеp, за окном мелко, но настойчиво
  
  моpосил дождь. В комнате было темно и пpохладно. По pадио звyчала
  
  композиция гpyппы Overkill "Girl, you will be a woman soon... ". Она сидела
  
  y меня на коленях и мы о чем то тихо pазговаpивали, смотpя дpyг на дpyга.
  
  Песня по pадио закончилась и диджей обєявила о новой...
  
  Я пpедложил Иpе поставить какyю нибyдь пpикольнyю аyдиокассетy и она
  
  сказала, что бы я поискал и поставил самyю класснyю мyзыкy на мой взгляд.
  
  После быстpого ознакомительного пpослyшивания 5-6 кассет я наткнyлся на
  
  саyнд тpэки из кинофильма "Twin Peaks" и pешил их поставить. Момент спyстя,
  
  как я нажал кнопкy play в комнатy как бyдто вселилось волшебство, эта
  
  пpекpасная мyзыка вызвала неописyемое взаимное желание междy нами.
  
  (мы пpавда и так все вpемя хотим дpyг дpyга, но тyт слишком pомантично
  
  стало;- )) Я подошел к Иpе и стал медленно pаздевать ее, сопpовождая все
  
  действия гpадом поцелyев в пyхленькие гyбки, гpациознyю шейкy, yпpyгие
  
  гpyди, постепенно опyскаясь все ниже я покpыл поцелyями животик и нежным
  
  пpикосновение языка и гyб поцеловал "тyда". Я почyвствовал как она
  
  сyдоpожно дpогнyла от yдовольствия, потом легла на кpовать и вытянyлась в
  
  ожидании когда я пpисоединюсь к ней. Долго ждать ей не пpишлось, я быстpо
  
  снял с себя фyтболкy и джинсы, залез на кpовать, встал над ней на коленях.
  
  Ее гyбы чyть pазошлись и меж белых зyбок виднелся кончик pозового язычка.
  
  Вся она была покpыта золотистым кpымским загаpом, кpоме yзкой белой полоски
  
  на гpyди и тpеyгольничка на бедpах. Ее коpалловые соски набyхли, и на
  
  чеpных вьющихся волосах междy ног заблестели кpохотные алмазики.
  
  Она помогла мне снять тpyсы и давно yже вставший член звонко шлепнyл о
  
  живот. Я подобpался ближе, так, что мои колени оказались y нее под мышками
  
  и я оказался над ее лицом, а она смотpела на меня с низy ввеpх. Мгновение,
  
  не больше, потом она издала звyк по созвyчию похожий на мypлыкающyю кискy,
  
  схватилась за член и не беpя головкy в pот, она вытянyла язычок и нежными
  
  медленными движениями щекотала самyю веpшинy головки. Убедившись в том, что
  
  я не настолько сильно возбyжден, что бы собиpаться кончать в ближайшее
  
  вpемя, она пpихватила ладонью мошонкy, секyндy подyмала о том как
  
  по-интеpеснее и по-вкyснее pасположить гyбы и язык на головке, ее pот
  
  сладким кольцом опyстился на головкy, она начала деpзко и нежно пpоизводить
  
  оpальные ласки.
  
  Она yпpавляла членом как pyчкой пеpеключения скоpостей.
  
  После довольно таки пpодолжительных ласк я почyвствовал, что вот-вот
  
  кончy.. Она заметив это, взялась за пенис втоpой pyкой и стала еще более
  
  стpастнее засовывать в свой pотик мой член. И тyт я не выдеpжал - бypный
  
  поток "кипящей" спеpмы под большим давлением pитмично yстpемился ей в pот.
  
  Она шепнyла, что бы я лег на спинy.
  
  Я пеpекатился на бок, потом на спинy. Тепеpь yже она залезла свеpхy и
  
  оседлала меня медленно опyскаясь на мой, ни сколько не ослабевший после
  
  минета, член. Было такое ощyщение, бyдто он попал в маленький гейзеp.
  
  Она слегка постанывая начала качаться впеpед-назад, натиpая клитоp о
  
  мой лобок. Стоны становились с каждым качанием все гpомче и постепенно
  
  пеpешли в кpики, pитм ее движений yбыстpялся. Ввеpх-вниз, ввеpх-вниз,
  
  глyбже, глyбже, еще глyбже... yже вопли экстаза огласили комнатy, заглyшая
  
  сексyальнyю мyзыкy Анжелло Бадаламенти.
  
  Ґ Боже, какое же наслаждение. - шептала она.
  
  Я почyвствовал, как непpоизвольно и сyдоpожно сокpащаются множества
  
  мышц влагалища, как что то пyльсиpyет, как тесно обволакивают мой член
  
  стенки влагалища, как головка сладостpастно целyет маткy. Она кончала...
  
  Обессилев yпала на меня и слилась со мной в поцелyе. От всех этих ощyщений
  
  я тоже начал кончать вслед за ней, пытаясь еще глyбже пpоникнyть, вбивал в
  
  нее "до yпоpа" член...
  
  Hе такой yже большой как в пеpвый pаз, но все же ПОТОК гоpячей спеpмы
  
  снова выбpызнyл в нее и она вновь испытала стадию наивысшего наслаждения...
  
  ... Потом мы быстpо оделись и pазбежались по домам.
  
  (Шyтка;- ))))))))))
  
  Неизвестный автор - Марина
  
  Всpедy мы сидели в pестоpане. "Мы" - это компания сослyживцев. У нас давно
  
  yстановилась тpадиция пеpиодически выбиpаться кyда-нибyдь вместе. Во вpемя
  
  таких меpопpиятий, конечно, всегда было немного флиp-та, но в общем все
  
  было абсолютно целомyдpенно. В тот вечеp я попpо-сил однy из женщин сесть
  
  pядом со мной. "Я" это мyжчина соpока одно-го года, занимающий в фиpме пост
  
  коммеpческого диpектоpа. "Она" - жен-щина двадцати восьми лет по имени
  
  Маpина, pаботающая секpетаpшей. У меня не возникло никаких задних мыслей,
  
  когда пpедложил Маpине сесть pядом: пpосто хотел поговоpить с ней побольше,
  
  чем это обычно yдава-лось по слyжбе (к томy же я всегда избегал любого
  
  флиpта с подчиненны-ми, посколькy пpекpасно пpедставляю, в какое дypацкое
  
  положение это может поставить человека, - согласитесь, не так-то пpосто
  
  отказать своемy начальникy).
  
  Поэтомy я pастеpялся, когда вдpyг почyвствовал, что нога Маpины под
  
  столом yткнyлась в мою. Сначала pешил, что это пpосто слyчайность. Я,
  
  пpавда, и не отстpанился, но и не стал никоим обpазом это обстоя-тельство
  
  использовать. Я только чyвствовал, что нога девyшки была бли-же, чем того
  
  тpебовала ситyация, если только, конечно, она yмышленно не стаpалась
  
  yстановить контакт.
  
  После нескольких бокалов вина заме-тил, что мой пpинцип соблюдать
  
  дистанцию в отношениях с подчиненными все же, оказывается, не так yж
  
  непоколебим. Я остоpожно попpобовал (бyдто невзначай) пpижаться коленом к
  
  ноге Маpины, но pовно настолько, чтобы в слyчае чего, если окажется, что я
  
  невеpно истолковал ситyацию, иметь пyти к отстyплению.
  
  Междy тем мне стало совеpшенно ясно, что все это вовсе не
  
  слyчай-ность. Я почyвствовал, что вместо того, чтобы yбpать свою ногy, она
  
  еще сильнее пpижалась ко мне. Мы пpодолжали непpинyжденно pазговаpи-вать,
  
  но возбyждение pосло с каждой минyтой. Я с силой пpижимался но-гою к ноге
  
  девyшки и как бы "слyчайно" положил pyкy ей на колено. Она же накpыла мою
  
  pyкy своей ладонью. Так мы и сидели. Мой член, котоpый еще во вpемя наших
  
  пеpвых взаимных пpикосновений стал набyхать, yже не yмещался в бpюках и ныл
  
  от боли. Он стpемился наpyжy, и я чyвствовал, что он yже стал влажным и
  
  скользким. Я даже yкpадкой бpосил взгляд вниз, чтобы yбедиться, что мои
  
  бpюки не пpомокли насквозь, но пос-колькy они y меня были синие, я ничего
  
  такого особенного не заметил.
  
  Чеpез паpy часов мне пpишлось yйти из pестоpана. Всю доpогy в го-лове
  
  y меня веpтелась только одна мысль, а оказавшись дома наедине с самим
  
  собой, я испытал минyты отчаяния, не зная, что делать. Мне стpашно хотелось
  
  позвонить Маpине и поговоpить о слyчившемся, но, с дpyгой стоpоны, я
  
  боялся, что она пpоpеагиpyет как-нибyдь не так. Я pазделся догола и лег в
  
  постель, вспоминая пpоисшедшее и фантазиpyя о том, каким могло бы быть
  
  пpодолжение, если бы я не yшел. Остоpожно я стал игpать с членом,
  
  pазмазывая по немy пальцем выделяющиеся капли смазки, пока весь он не стал
  
  мокpым и скользким. Я щекотал пальцами тыльнyю стоpонy ствола, потом
  
  пеpеходил на ягодицы и снова возвpащал-ся к головке. Затем обхватил пенис
  
  пpавой pyкой и стал медленно мас-тypбиpовать, одновpеменно стаpаясь
  
  набpаться хpабpости, чтобы позво-нить Маpине.
  
  Пpолежав так какое-то вpемя и возбyдившись настолько, что дольше
  
  теpпеть yже было нельзя, я достал записнyю книжкy, нашел номеp телефо-на
  
  Маpины и набpал его. Было yже больше половины втоpого ночи, но она взяла
  
  тpyбкy почти сpазy. Я был возбyжден почти до пpедела и чyвство-вал себя
  
  смyщенно и неyвеpенно, не зная, какой бyдет pеакция девyшки. Она веpнyлась
  
  домой полчаса назад и только легла спать, как зазвонил телефон. Маpина
  
  сказала, что аппаpат стоит на тyмбочке pядом с кpо-ватью, что она
  
  pазговаpивает сейчас со мной лежа. Я начал остоpожно благодаpить ее за
  
  пpиятный вечеp.
  
  Пpизнался, что мне ее недостает, и что я бы хотел, чтобы она была
  
  сейчас pядом. К моей огpомной pадости она ответила, что она с yдовольствием
  
  бы pазделила мое одиночество. Тогда я немного осмелел и pассказал, что за
  
  столом в pестоpане yжасно возбyдился и что это до сих поp не пpошло. Она
  
  ответила пpосто и от-кpовенно, что с ней пpоизошло то же самое.
  
  Это пpибавило мне еще больше смелости. "Я лежy в постели голый и деpжy
  
  в pyке возбyжденный член". Hа мгновение в тpyбке стало тихо, за-тем я
  
  yслышал глyбокий вздох. Я спpосил, не обиделась ли она, но в от-вет она
  
  сказала, что наобоpот, ей нpавится моя откpовенность. Она то-же лежит в
  
  постели голая, с откpытой влажной половой щелью, котоpая стала влажной еще
  
  тогда, когда мы вместе yжинали в pестоpане. Я спpо-сил, не хочет ли она
  
  положить pyкy себе в пpомежность, и она пpизна-лась что yже давно деpжит
  
  пальцы на вyльве, и спpосила, не хочy ли послyшать. Я, конечно, сказал, что
  
  хочy, и когда она поднесла тpyбкy к пpомежности, yслышал pитмичные
  
  хлюпающие звyки, пpоизводимые движе-нием пальца междy влажными половыми
  
  гyбами.
  
  Я еще до того, как позвонил ей, был достаточно возбyжден, тепеpь же
  
  мне стало и вовсе невмоготy.
  
  Пpишлось пpекpатить мастypбиpовать и засyнyть pyкy под ягодицy, чтобы
  
  не поплыть pаньше вpемени. Маpина стала pассказывать, как она водит
  
  пальцами ввеpх и вниз по клитоpy, как она пpедставляет меня лежащим в
  
  постели в костюме Адама и с тоpча-щим ввеpх членом, и как ей хочется
  
  почyвствовать, что он плавно вхо-дит в ее влажнyю, откpытyю щель. Она
  
  pассказала, что лежит на спине, задpав ноги ввеpх и pазведя колени шиpоко в
  
  стоpоны. Я пpедставил се-бе ее обнаженное тело с пpекpасной гpyдью,
  
  котоpyю, пpавда, еще ни pа-зy не видел, но котоpyю не pаз pаньше pисовал в
  
  своем вообpажении, когда видел Маpинy в легких блyзках.
  
  После того, как я еще несколько минyт послyшал ее фантазии, я yже не
  
  мог сдеpжаться. В тот момент, когда я сказал, что кончил, я yслы-шал, что
  
  дыхание девyшки yчастилось, и она пpостонала в тpyбкy, что кончила тоже.
  
  Мы еще немного поболтали, от нашего смyщения тепеpь не осталось и
  
  следа.
  
  Сейчас, когда с тех поp пpошло yже полгода, мы с yдовольствием
  
  вспоминаем этy истоpию, хотя за это вpемя междy нами было много чего
  
  дpyгого. Дело в том, что чеpез паpy недель после этой ночи мы стали жить
  
  вместе, и я давно yже пpостил себе, что тогда в pестоpане впеp-вые
  
  постyпился своими пpинципами.
  
  Барри Д. - Хэлло, ты мне нравишься (Отрывок)
  
  Основная проблема, с которой сталкиваются мужчина и женщина, решившие жить
  
  вместе, - это грязь. Я не шучу.
  
  Мужчины и женщины совершенно по-разному относятся к грязи.
  
  Они даже по-разному видят грязь. Женщины по каким-то гормональным
  
  причинам способны видеть отдельные молекулы грязи, в то время как мужчины
  
  имеют склонность не замечать их до тех пор, пока они на срастутся в
  
  увесистые комья, на которых можно разводить огород. Бывают и исключения, но
  
  более 85 процентов мужчин с полным основанием классифицируются как
  
  страдающие бессилием к уборке.
  
  Это может привести к серьезным трениям. Возьмем пару, решившую
  
  поделить домашние обязанности абсолютно поровну.
  
  Когда приходит очередь женщины убирать, скажем, места общего
  
  пользования, она идет и действительно все чистит. Мужчина же, когда
  
  наступает его очередь, смотрит вокруг и, так как он не в состоянии увидеть
  
  грязь, соображает, что ничего особенного делать не требуется, поэтому он
  
  просто спускает воду в унитазе и на этом успокаивается. После этого женщина
  
  говорит: "Что же ты не убрался в ванной? Там же гадючник!" А мужчина, чье
  
  представление о гадючнике связано с туалетом в пивбаре, где частенько
  
  резвятся бактерии размером с коккер-спаниеля, никак не возьмет в толк, о
  
  чем это она.
  
  Короче, в большинстве случаев мужчина овладевает наукой делать вид,
  
  что убирается. Попросите его убрать комнату, и он кое-где потрет мебель
  
  тряпочкой, а потом протащит по ковру пылесос, абсолютно не обращая
  
  внимания, собирает он какую-нибудь грязь или нет.
  
  Один мой друг, писатель Клинт Коллинз, однажды предложил вырезать
  
  кусок фанеры шириной с пылесос, быстро проводить им по ковру, чтобы
  
  оставались те самые параллельные дорожки, которые, по словам Клинта,
  
  являются основным результатом работы пылесоса. (В течение первых десяти лет
  
  своей семейной жизни Клинт и не подозревал, что в пылесосах есть мешочки;
  
  ему казалось, что пыль уходит по электрическим проводам в стену. ) Все это
  
  означает только, что для успеха совместного проживания обе стороны должны с
  
  особым вниманием отнестись к специфическим недостаткам мужчин, страдающих
  
  бессилием к уборке.
  
  Достопочтенные женщины, мы с сожалением делаем вывод, что вам
  
  необходимо проводить долгие часы в терпеливых разъяснениях основ
  
  поддержания чистоты, кажущихся вам простыми и очевидными, но непостижимыми
  
  и загадочными для страдающих бессилием к уборке, типа: 1. Откуда все время
  
  берутся чистые тарелки. 2. Что еще можно делать с коробочками из-под пиццы,
  
  кроме как складывать их стопкой в углу комнаты более двух лет подряд.
  
  3. Что еще некоторые делают, убирая спальню, помимо опрыскивания
  
  дезодорантом "Старая Гвардия" нестиранных и сваленных в кучу высотой
  
  полметра панталон для верховой езды.
  
  И так далее. Лучший способ избежать конфликтов - это составить список,
  
  в котором ясно указано распределение обязанностей. Для начала список,
  
  предназначенный для мужчины, страдающего бессилием к уборке, должен быть
  
  достаточно скромным:
  
  Список домашних обязанностей Список домашних обязанностей
  
  На неделю для нормального на неделю для страдающего
  
  Человека бессилием к уборке
  
  - Убрать кухню- Не пачкать постельное белье
  
  - Убрать места общего арахисовым маслом.
  
  Пользования
  
  - Убрать всю остальную
  
  Квартиру.
  
  Если уж мы заговорили об арахисовом масле, то еще одним яблоком
  
  раздора для впервые начинающей совместную жизнь пары может стать кухня.
  
  Здесь мы опять сталкиваемся с таким угнетающим обстоятельством, что,
  
  несмотря на прогресс, достигнутый в других областях, когда дело доходит до
  
  равного разделения обязанностей по приготовлению пищи, многие мужчины к
  
  таким играм просто не готовы. Я один из них.
  
  Что делать мужчинам в этом направлении? Ребята, все очень просто. Если
  
  хотите построить в семье благопристойные и честные взаимоотношения, надо
  
  начинать постоянно готовить еду целиком и полностью самостоятельно. Под
  
  едой я имею в виду не "шпроты, которые едят прямо из банки вилкой", а еду,
  
  которую стал бы есть кто-то еще. Которую стала бы есть даже ваша мама. Это
  
  не так трудно, как кажется. Нужно запомнить всего несколько рецептов.
  
  РЕЦЕПТ НОМЕР ОДИН.
  
  РАЗОГРЕТАЯ ЕДА.
  
  Долгое время этим блюдом славились женщины и величайшие повара Европы,
  
  которые поняли, что за немногими исключениями, такими, как фруктовая вода,
  
  почти всю еду вкуснее есть разогретой.
  
  Способ приготовления. Возьмите достаточное количество единиц еды,
  
  чтобы накормить себя и особу, с который вы живете. После этого возьмите
  
  кастрюлю необходимого, по вашему мнению, размера. Теперь попробуйте вложить
  
  единицу еды в кастрюлю. (Кулинарная хитрость: для пущей элегантности
  
  попробуйте сначала вынуть единицу еды из банки или упаковки! ) Если она
  
  входит, то готовьте ее на плите на среднем огне до тех пор, пока она не
  
  перельется через край и не испортит плиту. Если она не входит в кастрюлю,
  
  то, вероятней всего, это индейка, жаркое или ветчина. Таких крупных
  
  представителей пищи надо класть в небольшое отделение под плитой (в
  
  духовку) и готовить при средней температуре до тех пор, пока они не
  
  заполнят все жилое помещение густым едким дымом.
  
  Важное примечание. Если единицей еды действительно является индейка,
  
  не забудьте заглянуть внутрь и вынуть из нее традиционный пакет с
  
  сюрпризом, в котором лежат какие-то запчасти; его всегда засовывают в
  
  скончавшихся замороженных индеек по совершенно никому не понятным причинам.
  
  РЕЦЕПТ НОМЕР ДВА.
  
  ДВА ВИДА ЕДЫ ОДНОВРЕМЕННО.
  
  Да-да! Такое действительно возможно! А самые умелые повара иногда
  
  одновременно готовят и три вида еды, но я вам не рекомендую самостоятельно
  
  браться за это.
  
  Способ приготовления. Следуйте указаниям рецепта для разогретой еды,
  
  но только возьмите две разные единицы еды, две кастрюли, две плиты и т. д.
  
  Вся штука в том, чтобы подобрать дополняющие друг друга продукты, как видно
  
  из нижеследующей таблицы:
  
  Вид еды Дополнения
  
  Еда из банок (мясо)- Дополняет: кетчуп, пиво.
  
  - Не дополняет: мясо.
  
  Еда из банок (корнеплоды,- Дополняет: еда из пакетов,
  
  Пельмени) пиво.
  
  - Не дополняет: крем.
  
  Все другое- Дополняет: пиво.
  
  - Не дополняет: вяленое мясо
  
  (посоветуйтесь с врачом)
  
  Отлично! Мы рассмотрели два крупнейших камня преткновения, о которые
  
  можно споткнуться при совместной жизни, а именно - грязь и пищу.
  
  Неизвестный автор - Телефонный разговор
  
  Язаглянул в комнату. Оля стояла ко мне спиной у открытого окна и
  
  разговаривала по телефону. Порыв сквозника подхватил ее тонкую юбку и
  
  прижал к телу. Я обомлел. Под юбкой ничего не было. Она заметила, что
  
  кто-то стоит за ее спиной, повернулась ко мне лицом, и, приложив палец к
  
  губам, чтобы я не мешал ей говорить по телефону, насмешливо улыбнулась. Я
  
  сразу забыл о чае ( за которым я пришел), ноги мои машинально внесли меня в
  
  дежурку, а руки закрыли двери...
  
  Ее ответный поцелуй был нежным и зовущим. Я хотел положить телефонную
  
  трубку, но она не выпускала и внимательно слушала, что ей говорила подруга.
  
  "Итак, он тебя раздел и начал ласкать", - сказала Оля в телефонную трубку и
  
  ее рука потянулась к моим брюкам. Через несколько мгновений мой член был у
  
  нее в руках, а моя рука оказалась у нее между ног. Я был во власти нежной
  
  истомы. Оля, закрыв глаза, как бы теряя сознание, опустилась на ковер.
  
  Телефонную трубку она положила на пол, рядом с собой, чтобы слышать, что ей
  
  говорит подруга. Встав на четвереньки, она сказала мне:"Я соскучилась, а
  
  он?" И она стала жадно его целовать и ласкать ртом. Ее ноги разжались, моя
  
  рука освободилась и обхватила крепко ее прекрасные бедра...
  
  Я смотрел на Олю, как она испытывает один оргазм за другим, и не
  
  останавливается. Чтобы вся энергия вылилась через край и затопила эту
  
  комнату, гостиную, город. Чтобы всем было хорошо, как нам, и были здесь,
  
  рядом с нами, на полу. Все что доставляло мне истинное блаженство.
  
  Машинально я схватил трубку и услышал голос: "И тогда я кончила". Мое тело
  
  стало еще энергичнее двигаться, моя рука сжала ее грудь, горячее,
  
  обжигающее брызнуло из меня в ее зовущее тело...
  
  Застонав, я почти прокричал в телефонную трубку: "И я тоже, тоже,
  
  тоже!", и бросил трубку на аппарат.
  
  Неизвестный автор - Жаркие схватки
  
  Две девушки, совершенно обнаженные вступают перед зрителями в схватку.
  
  Каждая из двух девушек старается любыми способами довести соперницу до
  
  оргазма. Девушка, которая первой забьется в конвульсиях сладострастия,
  
  считается проигравшей, а та, которой удалось привести ее в такое состояние
  
  - победительницей...
  
  Прямо здесь, посреди зала, на глазах у всех собравшихся зрителей, нам
  
  с Синтией предстояло раздеться. Следуя примеру новой подруги, я скинула с
  
  себя платье, трусики, бюстгальтер. Обнаженные, мы вышли на середину зала и
  
  встали возле ковра.
  
  Ударил гонг, зрители зааплодировали, разглядывая нас, наши стройные
  
  голые тела, со всех сторон выставленные на обозрение. Мы опустились на
  
  колени и оказались напротив друг друга на коврике. Надо сказать, что раньше
  
  я никогда не занималась лисбийской любовью. Более того, я вообще не
  
  занималась любовными упражнениями на людях.
  
  Но вот тонкие руки Синтии охватили мою шею, потянули на себя. Я
  
  поднялась. Губами Синтия раскрыла мой рот и впилась своим язычком. Наш
  
  поцелуй был сначала односторонним, я очень смущалась, но потом влажный рот
  
  подруги, припавший ко мне, стал мне нравиться. Я начала тихонько
  
  вибрировать. Язычок Синтии сновал в моем рту, обследуя самые потаенные
  
  места. Он вертелся то с бешеной энергией, то замедлял ход, нежно касаясь
  
  моего неба, внутренней стороны щек. Наша слюна смешалась, тем более, что
  
  выделялась она у обоих в этот момент в большом количестве.
  
  Постепенно я потеряла ощущение всего происходящего. До меня доносился
  
  шум шагов вокруг коврика, на котором мы стояли, слышались голоса, но на
  
  самом деле я забыла обо всем. В глазах, которые я предварительно зажмурила,
  
  вспыхивали огоньки зарождающейся страсти. Рука Синтии спустилась по моему
  
  бедру и нащупала влагалище. Пальчики ее мягко раздвинули мои внешние
  
  половые губы и проникли внутрь. С этого момента я была обречена. Совершенно
  
  отдавшись непривычным для меня чувствам, я забыла о том, что идет игра,
  
  схватка, что я должна стараться сама возбудить Синтию. Мое влагалище быстро
  
  стало намокать, рука подруги сновала в нем быстро и методично. Второй рукой
  
  Синтия ласкала, или вернее, теребила сосок моей правой груди, что
  
  заставляло меня стонать и тихонько вскрикивать. Уже через минуту я
  
  изогнулась на коврике дугой, сделав "мостик" и бурно кончила.
  
  Конечно, это была не схватка. Просто Синтия на глазах у многих
  
  зрителей легко и быстро довела меня до оргазма. Открыв глаза, я увидела ее
  
  яростное лицо. Вокруг нас стояли зрители, они смеялись и хлопали в ладоши,
  
  но Синтию это, казалось, совсем не волнует. "Что же ты?" - прошептала она
  
  мне злобно. - "Совсем ничего не понимаешь? Дура, ты же должна со мной
  
  бороться, возбуждать меня. Это и должно быть главным в аттракционе." Я тупо
  
  смотрела на нее, и в моем мозгу шевелились мысли. Понятно, я все сделала не
  
  так. Но ведь со мной такое было в первый раз, я просто ошалела от
  
  непривычной обстановки, от непривычных ласк.
  
  "Ну, что же. Чтобы ты поняла, наконец, что от тебя требуется, ты
  
  будешь наказана." прошипела Синтия, а сама подняв голову с веселой улыбкой
  
  обратилась к собравшимся: "Эта маленькая девочка проиграла, как вы все
  
  видели. Что мне теперь делать с побежденной?" Толпа зашумела, зашевелилась
  
  надо мной. Послышались голоса: "Задай ей, крошка, задай ей теперь как
  
  следует." Внезапно в руках у моей партнерши появился огромных размеров
  
  искусственный член, который она воинственно подняла над головой. Я
  
  беспомощно, ожидая своей участи, лежала раскинув ноги на ковре перед
  
  победительницей. Прямо с размаху, Синтия всадила в меня огромный фаллос. Он
  
  был твердый, сантиметров 30 в длину и ужасно толстый, с ребристой
  
  поверхностью. Я застонала, не в силах сдвинуть ноги. Мне показалось, что
  
  сейчас я буду разорвана этим страшным орудием, снующим в моей промежности.
  
  Член легко доставал до матки, он ударялся в нее, вызывая у меня каждый раз
  
  вскрик.
  
  Облегчало дело то, что я была вся мокрая от недавнего оргазма, и по
  
  этому здоровенная дубина, ходившая во мне не причинила мне сильных
  
  страданий. Напротив, через минуту я почувствовала первые приливы
  
  подступающего вновь желания. Но тут Синтия обхватила меня рукой и заставила
  
  принять другую позу. Повинуясь, я встала на четвереньки, услужливо выставив
  
  зад. Так было тоже очень приятно. Смех и шутки, радовавшиеся вокруг,
  
  нисколько меня не смущали. Я вся была полностью поглощена процессом
  
  возбуждения.
  
  Я подалась задом навстречу вонзавшемуся фаллосу, насаживаясь на него
  
  каждый раз все глубже. Но в этот момент я почувствовала, как нечто толстое
  
  расширяет мой вход в мое нетронутое до того анальное отверстие.
  
  Оглянувшись, я увидела, что многоопытная и умелая Синтия, продолжая
  
  лихорадочно возбуждать мое влагалище, взяла во вторую руку другой
  
  искусственный фаллос и теперь тычет им в мою попу. Попка моя была
  
  выставлена прямо перед носом у моей напарницы, поэтому действовать ей было
  
  удобно. Я издала испуганный крик, лицо мое наверное перекосилось от страха,
  
  но сделать я ничего не могла. Я оказалась полностью во власти своей
  
  подруги. Толстый фаллос, входивший в мой задний проход был предварительно
  
  чем-то смазан. Растягивая стенки прямой кишки, он медленно, а потом рывками
  
  входил в меня.
  
  Насаженная теперь сразу на два огромных члена, чувствуя, как оба они
  
  раздирают меня, я стала непроизвольно стонать. Члены ритмично ходили во
  
  мне, вызывая дрожь неодержимого желания. Никогда до этого я не
  
  догадывалась, что от сношения в задницу можно получить столь не сравнимое
  
  ни с чем удовольствие.
  
  Наконец, меня потряс первый оргазм, его настиг следующий. Мне
  
  казалось, что я буквально истеку на глазах у Синтии и у зрителей,
  
  подбадривающих ее криками одобрения. Но подруга не переставала сношать меня
  
  и заставлять несчетное количество раз взвывать от страсти до тех пор, пока
  
  я могла стоять на четвереньках. Только, когда я обессиленная рухнула
  
  животом на ковер, Синтия прекратила фикции обоими членами.
  
  Коврик подо мной был весь мокрый от моих выделений. Волосы мои
  
  спутались, лицо пылало, я жадно прерывисто хватала широко открытым ртом
  
  воздух.
  
  Из обоих моих отверстий продолжали торчать толстые фаллосы. Синтия
  
  встала с колен и победно вскрикнула: "Вот. Она готова!.." Раздался удар
  
  гонга. Я бросилась в объятия Синтии и впилась губами в ее рот. Потом
  
  оторвалась от нее и ринулась вниз. Мне хотелось достать до ее влагалища.
  
  Оно было еще не тронутым, в то время как моя бедная щель была уже
  
  превращена в месиво. Теперь мне хотелось попробовать Синтию. Как видно, она
  
  этого не ожидала, по-тому что мне удалось мгновенным броском достичь ее
  
  промежности. Со всего размаху я уткнулась лицом прямо синтии между ног. Она
  
  не успела сдвинуть их вовремя и теперь уже ничего не могла сделать. В нос
  
  мне ударил ее аромат, и я начала неистово сосать выставившийся вперед
  
  клитор и лизать внешние губы генеталий. Синтия первый раз застонала. Мне
  
  раньше никогда не приходилось делать ничего подобного, я была совершенно не
  
  опытна в таких вещах, но иногда энтузиазм заменяет практику... Только я
  
  забыла о том, что партнерша тоже может что-нибудь предпринять. И она
  
  сделала это. Синтия изогнулась и сама достала ртом до моих раздроченных
  
  губ. Я почувствовала, как язычок подруги вонзился подобно жалу в мою
  
  вагину. Мы сплелись телами и яростно лизали друг друга под смех и крики
  
  окружавшей нас толпы зрителей. Но на это мы не обращали внимания. Я
  
  чувствовала, как умелый язык подруги вновь доводит меня до исступления. Это
  
  было даже еще лучше, чем искусственный фаллос. Хотя язык не доставал так
  
  глубоко. Зато его ласкательные движения доводили меня до неистовства. Я
  
  опять была заведена и ощущала близость оргазма.
  
  Но от этого во мне прибавилось страсти, и я с новой неослабевающей
  
  силой лизала и покусывала вагину Синтии. Она давно уже пустила сок, и я
  
  глотала ее обильные выделения. На вкус они были соленые, густые.
  
  Вдруг я почувствовала, как непроизвольно моя руку, шарящая по ягодицам
  
  подруги, нащупала ее анус. Засунув туда палец, я стала быстро проворачивать
  
  его там. Внутри было липко и горячо. Вслед за первым моим пальцем туда же,
  
  растягивая вход в попку, залез и второй. Синтия опять застонала. Хотя
  
  чувствовалось, что анус напарницы достаточно растянут и, вероятно,
  
  подвергался и ее таким нападениям. Все же мои ласки оказали для нее
  
  губительными. Через несколько секунд я почувствовала, как Синтия напряглась
  
  всем телом, и спустя еще мгновение мне в пот хлынул мутный поток слизи. Это
  
  подруга облегчилась, яростно двигая бедрами и издавая крики восторга. Но
  
  тут и я не удержалась. Оргазм настиг и меня. Мы еще крепче сплелись телами
  
  и еще сильнее впились в нижние отверстия друг друга. Оргазм наш был общим и
  
  продолжался довольно долго. Я не рассчитала и ногтем даже поцарапала
  
  анальное отверстие Синтии.
  
  Мы вцепились друг в друга и катались по коврику, высасывая последние
  
  капли из влагалищ. Многие зрители присели на корточки, чтобы видеть все
  
  подробности. Я затылком ощущала горячее дыхание склонившихся над нами
  
  людей...
  
  Когда мы приехали домой я попыталась выйти из машины но дверца не
  
  поддавалась и я взглянула на Синтию.
  
  "Ты теперь должна привыкать, что я хозяйка аттракциона, а ты работаешь
  
  у меня. Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ну так вот:
  
  Вечер еще не закончился. Сейчас ты пойдешь домой, я войду в дом и лягу
  
  спать, но сначала ты ведь хочешь поласкать меня перед сном, да, милочка?" С
  
  этими словами Синтия, не отрывая глаз от моих задрожавших губ, подняла
  
  подол своего платья и широко раздвинула ноги...
  
  Максимов А. - Билл и Моника (История любви)
  
  Из секретных записей разговоров в Овальном кабинете. Даллее:
  
  П- Президент М- Моника С- Джон Смит, советник президента П. Тебе
  
  нравится мой инструмент?
  
  М. О, да, его следовало бы изобразить на стодолларовой купюре.
  
  *** Билл сидел в своем кабинете и ощущал постоянный жгучий зуд между
  
  ногами.
  
  Его плоть требовала удовлетворения, а он вынужден был разбиратьс с
  
  каким-то арабским мудозвоном. Какая ему разница бомбить или не бомбить,
  
  когда хуй его торчит уже второй день. Стерва Хиллари не дает ссылаясь на
  
  какие-то проблемы. Какие проблемы могут быть каждый день у нее? Неожиданно,
  
  ему вспомнилась девушка, ее звали, кажется, Моника. Моника практикантка. Не
  
  очень красивая, но с пухленькими губками и широкой жопой. Широкий зад, в
  
  белых плотных трусах - это мечта Билла. Не то что тоненькая сука Хиллари.
  
  Сочная, большая жопа - уткнуться в нее лицом и кричать от счастья.
  
  Живот, не плоский, а полный, пространственный. Обширная угольно-черная
  
  волосня между ногами, ах.... Билл покраснел от этих мыслей.
  
  Билл вызвал Смита. Толстый Смит немедленно явился.
  
  Билл начал разговор о какой-то политической чепухе и как-бы между
  
  прочим спросил:
  
  - Ты помнишь эту брюнетку, практикантку?
  
  - Монику?
  
  - Да, кажется Монику. Не мог бы ты привести ее ко мне, у меня к ней
  
  пара вопросов.
  
  - Конечно, господин президент.
  
  *** М- Билл, ты будешь бомбить Ирак?
  
  П- Нет, конечно.
  
  Раздаются странные чмокающие звуки.
  
  П- О да, да, да.
  
  *** Билл думал как-бы все это лучше устроить. Обычно, он поступал
  
  просто, заманивал женщину к себе и снимал перед ней штаны. Как правило, они
  
  клевали на это. То ли вид хуя Билла приводил их в такое состояние, то ли
  
  власть Билла возбуждала их, но они делали то что от них требовалось.
  
  Моника шла в кабинет Билла с радостным чувством предвкушения большого
  
  события. Она и не предполагала, что событие будет таким большим. Моника
  
  была влюблена в своего молодого и красивого президента. После скучных и
  
  противных старых республиканцев, в Белом доме появился настоящий
  
  плейбой-демократ. Это была мечта заебанных поколений бедных американских
  
  женщин. Ради такого президента можно пойти на все.
  
  - Здравствуйте, Моника.
  
  - Здравствуйте, господин Президент.
  
  - Для вас, Билл, просто, Билл.
  
  Моника покраснела и наступила тягостная тишина. Атмосфера в Овальном
  
  кабинете начала сгущаться, как во время Карибского кризиса.
  
  - Садитесь, Моника.
  
  - Спасибо.
  
  Моника села в кресло, ах, быть бы этим креслом, чтобы принять всю
  
  сладкую тяжесть женского крупа!
  
  - Я хотел задать вам пару вопросов.
  
  - Да, господин... Билл.
  
  - Как вы относитесь к (минету-хотел сказать Билл) президенту XXX.
  
  Моника провела языком по губам перед тем как отвечать.
  
  - Я считаю, что в сложившейся обстановке XXX наиболее полно
  
  контролирует ситуацию в AAA, и вполне отвечает нашем интересам в этом
  
  регионе.
  
  В это время Билл зашел за кресло Моники, и растегнул ширинку. Залез в
  
  штаны, просунул руку через подаренные Хиллари трусы с его инициалами и
  
  достал свой президенский.
  
  - ... Ситуация в AAA позволяет сохранять нейтралитет как нам, так и
  
  нашим противникам. Мы ждем когда...
  
  Моника обернулась, и увидела Билла дрочащего хуй.
  
  - О, господин пре....Билл, я сама. Моника взяла в руки набухший член и
  
  слегка сдавила его. Ой, вскрикнул Билл. Она задела залупу кольцом.
  
  Осторожно помассировав его, Моника склонилась и взяла в рот. Сразу
  
  почувствала кисловатый вкус. Осторожно начала сосать, пытаясь массировать
  
  при этом языком. Несколько раз задевала его зубами и Билл вскрикивал. В это
  
  время Билл руками блуждал по ее голове, плечам и груди. Беря большие груди
  
  в руки и сжимая, он гладил Монику. Моника продалжала свою трудную и опасную
  
  работу. Вскоре яйца Билла наполнились тяжестью, он выпрямился, хуй выскочил
  
  и тугая струя спермы ударила из раскачивающегося члена. Основная масса
  
  попала на лицо Моники, она даже закрыла глаза при этом, несколько капель
  
  попало на платье.
  
  - Оооооооооо *** Билл стоял перед закрытой спальней Хиллари, и просил
  
  его впустить.
  
  - Милая, я люблю тебя. Впусти меня, я тебя хочу.
  
  - Иди ебись со своей практиканткой.
  
  - Это было ошибкой. Прости меня, у меня несколько месяцев не было
  
  женщины.
  
  Я... Я вынужден онанировать в ванной.
  
  - Наверное, дрочишься на фотографию этой суки?
  
  - Нет, милая, на нашу с тобой фотографию, где мы с тобой и Челси.
  
  *** П- Джон, у меня не было женщины несколько месяцев. Я больше не
  
  могу, внешняя политика страдает от этого.
  
  С- Чем я могу помочь, господин Президент?
  
  П- Снимай штаны, Джон, и наклоняйся.
  
  Лукутов В. - Как солдаты в бане мылись
  
  Командир роты Понкин, полноватый, лысоватый капитан, любил рассказывать
  
  всякие байки из жизни своих подчиненных и, надо признаться, весьма
  
  занимательно.
  
  Вновь прибывших молодых солдат заводили в ленинский уголок. Капитан
  
  минут пять знакомил с боевой историей части, далее плавно переходил к самой
  
  животрепещущей теме - сексуальной жизни воинов. Особенно смешили две
  
  истории.
  
  Первая - про козу, которую выловили восемь солдат, изнасиловали до
  
  бесчувствия и подбросили хозяину. Бедолага целый год ходил к начальникам,
  
  потеряв всякую надежду, выгнал несчастную на улицу. Вторая история - про
  
  других животных, ее следует пересказать более подробно, она того стоит.
  
  - В нашем подсобном хозяйстве, - с упоением повествовал Понкин, - за
  
  поросятами следил рядовой Сидоренко.
  
  Добросовестный, скромный, неплохо вел хозяйство и оно стало в части
  
  передовым. Приезжали и высокие чины, чтобы посмотреть и поделиться опытом.
  
  Однажды с проверкой прибыли полковник и майор и после всего изволили
  
  посмотреть на поросят. И я повел их, исполненный гордостью.
  
  Возле сарая мы услышали подозрительный шум, стук и невообразимый визг.
  
  Мы поспешили и открыли дверь. И как вы думаете, что мы увидели? Наш
  
  безупречный Сидоренко вдрызг пьяный, полуголый, без штанов, вот с такой
  
  елдой бегает за орущей свиноматкой с явным намерением совокупиться. Пока мы
  
  соображали, солдатик ловко загнал ее в закуток и приналег на нее.
  
  Остановила его зычная команда полковника:
  
  "Отставить насиловать!"Сидоренко вмиг отрезвел и принял стойку
  
  "смирно"...
  
  Сидоренко отсидел за пьянку пять суток, а мне пришлось туго, особенно
  
  в столовке части. Я бывал там по делам и заходил пообедать. Так офицеры при
  
  мне категорически отказывались есть борщ и требовали у повара
  
  доказательств, что кусочки сала, плавающие в борще, не от той свиньи,
  
  которую трахнули подчиненные. А проверяющие мое подразделение с иронией
  
  спрашивали: "Ну, что, капитан, секс сегодня будете показывать?"... И так,
  
  банный день выбирала жена капитана. До обеда натирали полы, меняли постели
  
  и получали у прапорщика застиранные исподни. После обеда шли пешком до
  
  городской бани. Одноэтажная, кирпичная, очень старая, с двумя отделениями.
  
  Капитан с женой и дочкой доставлялись на "газике".
  
  Замечательная хитрость в баньке заключалась в том, что после парилки
  
  можно было выйти в тамбур: подышать свежим воздухом и остудиться. В том же
  
  тамбуре была дверь, ведущая в общий зал женского отделения. Она была вечно
  
  закрытой, но что интересно, деревянной, так что проделать дырку в ней было
  
  парой пустяков.
  
  После десяти минут мытья из шаек солдаты поспешали, минуя парилку, к
  
  заветной двери и возле отверстия устраивались в очередь. Каждому
  
  разглядывающему женские прелести отводилось пять минут, но находились
  
  темпераментные, которых приходилось с силой отрывать от зрелища.
  
  В этот злополучный день к двери "прилип" Витя Воробьев, тяжелый и
  
  неповоротливый. На увещевания и угрозы никак не реагировал, пришлось
  
  пятерым крепким солдатам навалиться на него, образовалась куча мала. А так
  
  как дверь была старенькой, то, поскрипев немного, отвалилась от коробки и
  
  упала в женское отделение. По инерции группа солдат последовала в гущу
  
  женских тел.
  
  Суматоха, неописуемый вопль, все, что было в шайках, вылилось на
  
  головы солдат, а бедненькие пытались увильнуть от ударов мочалок.
  
  Реакция испуга женщин прошла за минуту, у некоторых при виде
  
  солдатских штыков заблестели глаза и вместо того, чтобы мутузить мужчин,
  
  напротив, сменили гнев на милость.
  
  А одна бессовестная лет сорока, но сохранившая фигуру, схватила
  
  Воробьева за мужское достоинство, притянула его к себе, легла на лавочку,
  
  раскинула ноги, распахнула перед ним всю красоту. Нашлись и другие
  
  изголодавшиеся, которые последовали примеру той бессовестной. Солдаты в
  
  основном не сопротивлялись и баня в один миг превратилась в некий вертеп,
  
  где мелькали попы, груди, слышались стоны, чмоканье.
  
  Маленькая неувязка произошла с Сашей Новиковым. Рослый, симпатичный
  
  сержант нравился всем женщинам гарнизона, но исключительное право на него
  
  имели жена Понкина и ее дочь, лет двадцати, такая же пышная, как и ее мама.
  
  В начале Вика несмело подошла к Саше, обняла его, и когда он
  
  поцеловал, девушка запрыгнула на его бедра, враз заохала и энергично
  
  задвигала замечательной попой.
  
  Откуда было знать Вике, что она не одна возлюбленная у сержанта и его
  
  могучий член обслуживал и мамино гнездо.
  
  Эта фурия, а как же назвать женщину после того, что произойдет далее,
  
  подошла к влюбленным, схватила свою родненькую за волосы и стащила ее с
  
  сержанта. Хорошо, что тот успел сделать свое дело. Жена Понкина в злобе
  
  начала хлестать по щекам растерянного Новикова, а дочь, сообразив отчего
  
  маменька в гневе, давай охаживать его мочалкой.
  
  К тому времени, немного остывши, женщины опомнились и вновь приступили
  
  к экзекуции солдат. А те и не сопротивлялись, быстро покинули поле брани.
  
  Капитан, которому почему-то сообщили о безобразии позже, чем
  
  следовало, поторопился поймать за развратом подчиненных, но кто кого и в
  
  какой позе, он так и не узнал. Все мирно мылись, или парились, а дверь была
  
  вставлена в коробку. Правда, от заведующей бани Понкин получил взбучку.
  
  После бани уже в казарме он вызывал солдат к себе в кабинет, но ничего не
  
  выяснил. На вечерней проверке он лишил всю роту увольнения на целый месяц.
  
  После пригласил к себе прапорщика, прижал его к стене и грозно
  
  вопрошал:
  
  - Ну-ка, сучий сын, признавайся, куда ты ложил отворотный порошок,
  
  солдатам в миску или все ко мне в тарелку?
  
  На следующий день Понкин пригнал в баню сварку и заменил дверь на
  
  железную. Капитана за этот случай перевели в другой гарнизон. Можно
  
  предположить, что в другом подразделении к старым рассказам он присоединил
  
  и новый о баньке.
  
  Неизвестный автор - Нешведский треугольник
  
  Она стояла в очереди на такси. Народу было довольно много, улицы заполнялись
  
  людьми по мере того, как пустели питейные заведения. Большинство из тех,
  
  кто торчал в пивных до столь позднего часа, были изрядно выпивши, но все же
  
  не пьяны. Тех, кто набрался сверх меры, вышибалы давным-давно разогнали по
  
  домам. Наконец подошла ее очередь. Она села в машину и в двух словах
  
  объяснила, куда ехать. Как приятно было откинуться на мягком сиденье,
  
  насладиться роскошью поездки на "мерседесе" - такое случается не каждый
  
  день.
  
  Водитель стал что-то говорить. Никогда не знаешь, хотят они говорить
  
  или нет, подумала она, но этот явно хотел, а она, собственно, ничего не
  
  имела против, поэтому передвинулась на середину сиденья, чтобы поддержать с
  
  ним визуальный контакт в зеркале заднего вида во время разговора. Она
  
  чувствовала, что у нее задралась юбка, и хотела ее поправить, но вдруг
  
  вспомнила историю, о которой однажды читала. В ней два парня приставали к
  
  девушке на заднем сиденье такси, а шофер наблюдал за их развлечениями в
  
  зеркале. Кончилось тем, что они заехали на неосвещенную детскую площадку,
  
  уложили девушку на теннисный стол и трахнули все по очереди. Правда, она
  
  теперь была одна, так что ничего подобного произойти не могло. Не то, чтобы
  
  ей хотелось рисковать, было просто интересно: заметит он или нет, а если
  
  да, то любопытно было посмотреть на его реакцию.
  
  Она не стала поправлять юбку, более того, съехала поближе к краю
  
  сиденья, так что юбка задралась еще больше. Не слишком, но с ясным намеком
  
  - если он, конечно, это заметит. Она знала, что для этого ему придется
  
  сделать некоторое усилие: юбка не попадает в поле его зрения, если он будет
  
  только стараться поддерживать визуальный контакт.
  
  Разговор начался с обычных вещей: как несладко работать так поздно,
  
  как неприятно иметь столько подвыпивших пассажиров. Ему было нелегко
  
  поддерживать беседу, поскольку надо было неотрывно следить за дорожной
  
  обстановкой: то и дело кто-нибудь выбегал на проезжую часть улицы или
  
  происходили другие непредвиденные вещи, характерные для безалаберности
  
  субботнего вечера. Когда они выехали на шоссе, стало немного спокойнее, и у
  
  него появилась возможность говорить с ней и порасспросить ее побольше о
  
  себе. Он заметил у нее обручальное кольцо и попытался довольно неуклюже
  
  шутить о соломенных вдовах.
  
  "Ничего подобного", - возразила она. Муж дома, просто подошла ее
  
  очередь немного развлечься. Не то, чтобы она много от этого получила: она
  
  ведь уже не так молода, а с годами становишься гораздо разборчивей.
  
  "Вот как, молодые уже не устраивают?" - засмеялся он, явно желая
  
  повернуть разговор в более пикантное русло. "Они, конечно, милые, -
  
  ответила она, - но уж больно торопливы!
  
  Э Она прекрасно осознавала, что говорит и насколько двусмысленной была
  
  ее фраза, и предусмотрела пути к отступлению на случай, если он не клюнет.
  
  Она вполне могла сказать, что имела в виду их торопливость при знакомстве
  
  (то, как они торопятся пригласить девушку к себе домой, а не то, что они
  
  торопливы в постели).
  
  Водитель понял как надо, и разговор становился все более игривым, а
  
  реплики подчас звучали просто вызывающе. Она заметила, что он больше не
  
  пытается подглядывать украдкой, а в какой-то момент попросту взял и
  
  привстал с сиденья, чтобы иметь лучший обзор. Правда, он сделал вид, что
  
  ему надо поправить брюки, но как-то уж долго не садился, уставившись в одну
  
  точку... А она не только не свела слегка раздвинутых ног, но, наоборот,
  
  расставила их еще больше, как раз настолько, чтобы сигнал достиг цели.
  
  Так и случилось. Беседа приняла совершенно откровенный характер.
  
  Оказалось, что это его последняя ездка, после чего он отправится домой.
  
  Другими словами, он никуда не торопился. Он как-то по-особому выделил это
  
  слово, и она поняла, что он намекает на только что сказанную ею фразу
  
  относительно молодых мужчин. Когда машина остановилась, он повернулся и
  
  выжидательно посмотрел на нее. Она наклонилась вперед и одной рукой
  
  притянула его голову к себе. Их губы встретились, и его язык тут же стал
  
  совершать немыслимые пируэты у нее во рту. Дыхание становилось все
  
  напряженнее по мере того, как на поверхность их тайников души всплывали все
  
  новые чувства и страсти. Он полностью развернулся и просунул руку между ее
  
  ног. Не спеша, осторожно стал ласкать ее, а она заерзала задом по сиденью.
  
  Он почувствовал, что трусы у нее горячие и влажные. Одним пальцем он
  
  спустил их на бедра, а другой прижал к ее мокрым срамным губам. Они сперва
  
  напряглись и сомкнулись, но тут же обмякли, стали податливыми, и его палец
  
  оказался в теплом и влажном плену.
  
  "Давай зайдем ко мне", - прошептала она, отстраняясь и разворачиваясь
  
  к двери, чтобы выйти. Он испугался. "А муж?
  
  Разве он не дома?" - "Дома, - ответила она. - Но он спит.
  
  Не волнуйся". - "Но он проснется, когда ты станешь открывать дверь". -
  
  "Конечно, проснется, - ответила она. Но увидит, что это я, и тут же опять
  
  заснет. Я разденусь в спальне и спущусь к тебе. Он ничего не заметит".
  
  Они вошли ли в дом. Она поднялась наверх и переоделась в ночную
  
  рубашку. Муж действительно проснулся, но тут же снова уснул. Она пошла в
  
  ванную, чтобы почистить зубы и чтобы дать мужу возможность уснуть покрепче.
  
  Потом спустилась вниз. Теперь они старались действовать беззвучно. Они не
  
  осмеливались говорить даже шепотом, а перешли на язык жестов. Она села в
  
  кресло, широко расставив ноги. Он опустился перед ней на колени, зарылся
  
  лицом в ее лоно и стал лизать ее так нежно, так искусно и целеустремленно.
  
  Ей показалось, что ее живот, все ее тело вот-вот разорвется на части. Она
  
  уже ощущала, как взрывная волна сладострастия распространяется по всему ее
  
  телу, и эпицентр взрыва находится в ее вульве, в которой неистовствует его
  
  язык. Потом ее тело вдруг словно цепенеет, она крепко сжимает бедрами его
  
  голову и на несколько мгновений совершенно уходит в себя.
  
  Он прижимается щекой к ее лодыжке и ждет ее возвращения, нежно лаская
  
  кончиками пальцев ее груди и живот. Она открывает глаза и улыбается. Жестом
  
  просит его отодвинуться чуть подальше. Затем разворачивается к нему задом и
  
  становится на четвереньки. Он кладет одну руку на ее ягодицу и легким
  
  движением опускает ее до нужной высоты. Второй рукой берет свой член и
  
  вводит его во влажную вульву. Сначала он входит в нее всего на пару
  
  сантиметров и тут же снова выходит. Потом она чувствует, что член проникает
  
  в нее все глубже и глубже, пока она наконец не ощущает, что его теплый
  
  живот трется о ее ягодицы. Он отстраняется и снова налегает, стараясь
  
  проникнуть в нее как можно глубже. Она подается чуть вперед, пытаясь
  
  смягчить его натиск, ее грудь отвисла и качается - в такт его толчкам.
  
  Теперь пусть торопится, сколько ему заблагорассудится, думает она,
  
  чувствуя, что полностью удовлетворилась и что скоро удовлетворится и он. Он
  
  стонет и наносит последний глубокий удар по ее вульве, и она ощущает, как
  
  его член начинает пульсировать, освобождаясь от содержимого...
  
  Довольная и счастливая, она откидывает одеяло и залезает в постель.
  
  Муж поворачивается во сне на другой бок, и она косом чует едва уловимый
  
  запах греха. Он онанировал перед сном! Она улыбается своим мыслям,
  
  натягивает на себя одеяло и закрывает глаза... Ей абсолютно на все
  
  наплевать.
  
  Может быть, он подглядывал, ну и что?
  
  Неизвестный автор - Уборщица
  
  Когда, в 1995 году, я работал на заводе, к нам в цех пришла новая уборщица.
  
  Я всегда был немного сексуально озабочен и тут же стал с интересом
  
  присматриваться к ней.
  
  Это была стройная, красивая, средних лет женщина. Она часто приходила
  
  в наш закуток покурить и мы болтали с ней о том, о сем. Мой друг все
  
  намекал, что неплохо бы нам выпить вместе, и тут я неожиданно сказал, что у
  
  меня на следующей неделе день рождения; и мы договорились отметить его не
  
  работе.
  
  Наконец, наступил долгожданный день, и после первой половины дня мы
  
  расположились в комнате мастера, расставив стаканы на столе, а бутылки,
  
  спрятав под стол. Нас было трое женщин и трое мужчин. Нашу новую уборщицу
  
  звали Татьяной. Я, конечно, постарался сесть рядом с ней. В тот день я был
  
  на машине и довольствовался минералкой, с интересом наблюдая какими
  
  раскованными становятся мои друзья.
  
  Скоро я уже обнимал Татьяну за талию, и она нисколько этому не
  
  противилась. Так как я не пил, то и мало ел, и она стала кормить меня с
  
  рук. Но я не давался, тогда она взяла конфету наполовину в рот, слегка
  
  прижав ее губами, и призывно посмотрела на меня. Я оглянулся и увидел, что
  
  почти все смотрят на нас и ждут что будет дальше. Я приблизил свое лицо к
  
  ее лицу и наши губы встретились. У нее были такие мягкие, чувственные губы,
  
  что я был не в силах оторваться.
  
  Раз, услышали мы, два, три,.. Десять,.. Двадцать пять...
  
  Мы отодвинулись друг от друга только при счете пятьдесят и услышали,
  
  как наши друзья захлопали в ладоши. "Считали, как на свадьбе", - прошептала
  
  Татьяна. Я только крепко сжал ее руку.
  
  Вскоре зашел начальник цеха и все заговорили о предстоящей работе. Я
  
  сидел в углу и Татьяна привалилась ко мне, закрыв своим телом меня от
  
  других. У нее во рту снова был кусочек шоколада и она предлагала его мне.
  
  "Увидит", прошептал я и показал глазами на начальника. В ответ она еще
  
  теснее прижалась ко мне. Но я-то был трезвый и, казалось, такая авантюра
  
  мне будет не по плечу, но губы сами нашли ее губы и мы снова слились в
  
  восхитительном поцелуе. Только через несколько минут до меня стали
  
  доноситься голоса моих коллег, которые, слава богу, ничего не заметили. В
  
  моем теле пробудилась такая страсть, о которой я даже и не подозревал.
  
  Обед кончился и вскоре все вернулись к работе. Только мы, не в силах
  
  расстаться, стояли возле дверей. "Какие у тебя красивые ножки", - сказал я
  
  с восхищением рассматривая ее фигурку. Без преувеличения могу сказать, что
  
  они были действительно восхитительны.
  
  "Да", - сказала она и, взяв рукой за край платья, приподняла его.
  
  "А выше можешь?" "Могу", - и она приподняла платье до самой "киски".
  
  Мой член так напрягся, что оттопырил толстые брезентовые штаны
  
  сварщика. Она, конечно, заметила и подошла ко мне, став вплотную; и я
  
  почувствовал как ее рука легла на бугор на моих штанах и стала легко
  
  поглаживать его. Я обнял ее за талию, крепко прижав к себе, и снова наши
  
  губы слились.
  
  На этот раз она протолкнула в мой рот свой язык. Я еще так не
  
  пробовал, но это мне очень понравилось. Ее пальцы, ласкающие промежность,
  
  были так ласковы, что член налился сладкой болью.
  
  "Пошли куда-нибудь", - прошептал я.
  
  "А есть куда?" "Найдем". Я пошел переодеваться, а она ушла к себе.
  
  Раздевшись до трусов я почувствовал на ягодицах чью-то руку.
  
  Повернувшись увидел Татьяну, ее глаза блестели. Я одевался как в армии, за
  
  45 секунд. А она все время старалась коснуться моего обнаженного тела. "Ну
  
  и заводная девка", - думал я, поджидая ее в машине. Вскоре она вышла и я
  
  повез ее домой, не взирая на то, что через три часа должна была прийти
  
  домой моя жена.
  
  Возле дома я купил шампанского и мы быстро поднялись в квартиру.
  
  Я открыл бутылку, взял бокалы, шоколад, отнес все это в зал и
  
  устроился на диване. Татьяна осмотрела квартиру и чела рядом со мной. Я
  
  подал ей бокал и мы выпили. Я уже был не в силах сдерживаться и стал
  
  неистово целовать ее.
  
  Рукой забрался к ней в трусики. Она была уже вся мокрая.
  
  Мой палец проник во влагалище, но она вдруг оттолкнула меня и встала.
  
  Я недоуменно посмотрел на нее, но, увидев, что она снимает платье,
  
  успокоился и тоже быстро разделся.
  
  Затем повалил ее на диван и хотел тут же овладеть ею, но она
  
  вывернулась и спокойно уложила меня на спину. Улыбаясь она встала надо
  
  мной, правой ногой оперлась о диван коленом, а левой - ступней, взяла мой
  
  окаменевший член в руку и вставила его в свою горячую засасывающую дырочку.
  
  Мне было прекрасно видно, как член входит в ее щель, пока не воткнулся
  
  ей в матку. Тогда она положила ладони к себе на левое колено и закачалась
  
  на моем члене. Долго я, конечно, сдерживаться не мог и вскоре стрелял ей
  
  внутрь, как из мощной скорострельной пушки.
  
  Поняв, что я кончил, она слезла с члена и легла рядом со мной, положив
  
  голову на мой живот, лицом к члену. Рукой она взяла мой член и смотрела на
  
  него. Я, конечно, понял, что она не кончила, но что я мог поделать. Правую
  
  руку я просунул меж ягодиц и мои пальцы проникли во влагалище. Я решил
  
  довести ее до оргазма рукой. И тут я почувствовал ее губы на моем члене.
  
  Никто еще не ласкал меня таким образом, а это было так приятно, что я тут
  
  же воспрял духом и мой член тут же окреп.
  
  Я подмял ее под себя и мы забились в объятиях, пока нас не свела
  
  судорога наслаждения. Мы кончили, но нам обоим хотелось еще. Она снова
  
  стала целовать мне шею, губы, живот, опускаясь все ниже, пока не дошла до
  
  члена. Я с радостью принял эту восхитительную ласку и мой член снова стал
  
  мало-помалу оживать. Теперь мы уже не спешили и стали по очереди пробовать
  
  все позиции. Толчки были медленными, как можно дольше мы наслаждались не
  
  спеша и продержались довольно долго. Татьяна не выдержала первой и ее
  
  влагалище сжалось, облив мой член горячим соком; и тут уж не выдержал я. Мы
  
  пошли в ванну и подмылись, а, вернувшись, снова бросились на кровать.
  
  Татьяна обняла меня и снова стала теребить.
  
  "Ты хочешь еще?" - спросил я. Она кивнула.
  
  "А если я не смогу".
  
  "Сможешь", - прошептала она, прижимая к груди мою голову.
  
  Ее пальцы крепко держали меня за волосы, токая мою голову вниз.
  
  "Как ты хочешь?" - спросил я, хотя уже все понял.
  
  Она только улыбнулась мне и удобно устроившись на спине широко
  
  раздвинула ноги. Возле моего рта оказалась ее прекрасная дырочка, которую я
  
  тут же с нетерпением стал лизать, стараясь глубже просунуть язык во
  
  влагалище, затем отыскал клитор и с наслаждением целовал его, касаясь
  
  слегка губами. Все ее тело напряглось и она с силой сжала мою голову
  
  ногами, потом она затряслась мелкой дрожью и замерла.
  
  Подтянув мою голову к своему лицу она стала неистово целовать меня. Я
  
  взглянул на часы и с ужасом увидел, что до прихода жены осталось всего
  
  полчаса. Пришлось спешно одеваться и покидать уютное местечко.
  
  Монах - Ее мать
  
  Мне было 18 лет, когда я впервые познакомился с девушкой, которая сумела
  
  сексуально удовлетворить меня. В один жаркий летний день я пришел к ней
  
  домой.
  
  Ее мать открыла мне дверь. Она была одета только в свою ночную рубашку
  
  - такую черную, очень прозрачную ночную рубашку с низким вырезом. Я не мог
  
  не оторвать свой пристальный взгляд от ее огромных грудей. Ее соски торчали
  
  и были по крайней мере дюймом в длину.
  
  Я спросил есть ли Пенни дома, на что она ответила, что пока нет, но
  
  она скоро должна вернуться. А пока она предложила мне пройти в дом и
  
  подождать там ее дочь.
  
  Она провела меня в гостиную, где я увидел спортивное оборудование для
  
  упражнений.
  
  Она спросила меня, не хотел бы я поупражняться с нею. Конечно я
  
  ответил нет. А она сделала несколько простых упражнений, затем начала бег
  
  на месте. Было трудно поверить, что это было тело сорокалетней матери моей
  
  девушки. Это было удивительным.
  
  Мой член начал твердеть после того как я понаблюдал за ее грудью,
  
  прыгающей вверх и вниз.
  
  Я пытался скрыть взгляд на эти фантастические груди, но обратил
  
  внимание, что она смотрела на вздымающийся член. Я спросил ее когда она
  
  ожидает прихода Пенни домой.
  
  Она проигнорировала мой вопрос и взамен попросила помассировать ей
  
  спину.
  
  Я сказал, что никогда не занимался массажем.
  
  Мать Пенни наклонилась надо мной и взяла мою руку. Я не мог оторвать
  
  взгляд от выреза ее ночной рубашки и ее груди. Она была наиболее красивой
  
  из всех, которые я когда-либо видел.
  
  Мой член стал как скала. Она потянула мои ноги, взяла мою рубашку и
  
  попросила меня лечь на живот. Она приступила к изучению моего тела и
  
  сказала, что я довольно сексуален.
  
  Потом она меня перевернула меня и склонившись надо мной спросила:
  
  "Нравится ли мне ее грудь?".
  
  Прежде, чем я успел ответить она вдруг обнажила ее передо мной.
  
  Сначала Я онемел, но потом поспешил сообщить, что она фантастическая. Она
  
  взяла мою руку, положила ее на одну из ее огромных грудей и попросила меня,
  
  чтобы я сжал ее. Они были прекрасней, чем у ее дочери, прекрасней, чем
  
  любые груди, которые мне приходилось когда- либо ласкать. На этот раз я был
  
  готов кончить в свои шорты, и она знала это тоже.
  
  Дженни, так звали ее, сообщила мне, что она обращала внимание, что у
  
  меня всегда была большая выпуклость в моих брюках и, что она часто
  
  фантазировала, представляя его. Без предупреждения она захватила мой член
  
  через шорты. Затем она приспустила шорты, чтобы увидеть то, о чем она
  
  мечтала в течение долгих недель.
  
  "Я никогда не видела такого твердого молодого члена," сказала она
  
  запыхавшись. В следующее мгновение она захватила ртом мой разгоряченный
  
  хуй.
  
  Она начала сосать головку, затем резко остановилась и сказала, что
  
  собирается заглотить весь мой пульсирующий член. Я не мог поверить
  
  ощущениям, которые я почувствовал когда она всосала мой хер глубокого в
  
  свое горло. Я был готовы кончить, поэтому она быстро переместила мой член
  
  изо рта в свою мокрую щелочку. И тут же она взорвалась соками оргазма.
  
  В течение нескольких секунд я выстрелил огромную порцию спермы в ее
  
  глубокую, голодную, опытную пизду.
  
  Мы продолжали заниматься этим в течение более трех часов, пока она не
  
  сказала, что Пенни должна скоро придти домой с работы. Она сказала мне, что
  
  никогда не испытывала оргазмы подобно тем, которые у нее были в этот день и
  
  надеется, что сможет иметь их в течение всего времени, пока я буду посещать
  
  их дом.
  
  Неизвестный автор - Через окно
  
  Так как его друг закрыл в своей квартире и забыл оставить ключи, то Димке
  
  пришлось через стекло на кухне лесть вниз с 5-этажного дома.
  
  Ветер слегка шевелил тяжелую портьеру. Слившись со стеной, Димка замер
  
  у окна. Перед большим трехстворчатым зеркалом сидела женщина.
  
  Сквозь прозрачную ткань пеньюара нежно розовело тело. Она вынула из
  
  волос заколку, и белая волна хлынула на спину. Женщина наклонилась ближе к
  
  своему отражению, снимая салфеткой грим с век, и вдруг замерла. Незнакомка
  
  сбросила пеньюар, положила руки на бедра и погладила себя, выгибаясь. Потом
  
  немного повернулась к окну.
  
  Белоснежные груди, словно вырезанные из охлажденного сливочного масла,
  
  отразились во всех трех створках зеркала. Женщина стала в полный рост,
  
  тонкими пальчиками обвела губы, потом рука скользнула вниз по шее к груди,
  
  лаская ее, сильно сжала сосок, и тихий стон вырвался из приоткрытого рта.
  
  Ладонь опустилась еще ниже, рисуя какой-то замысловатый рисунок, вокруг
  
  маленькой впадинки в центре живота. Мышцы под упругой кожей сокращались
  
  так, будто невидимый партнер уже слился с нею в сладострастном танце. Руки
  
  скользнули по бедрам, забрались в прорезь между ягодицами, гладили ноги, но
  
  пушистый треугольник между ними не трогали. Незнакомка постанывала,
  
  изнемогая от желания, ее тело изгибалось волнами, груди тяжело вздымались.
  
  Потом она замерла, немного присела, раздвинув колени, пальчиками приоткрыла
  
  верхние губы, закрывавшие вход во влагалище, и во всех трех створках
  
  зеркала отразились влажные розовые складочки. Раздвинув их, ее рука нашла
  
  то, что искала - крошечный комочек, сразу же подросший и напрягшийся. Она
  
  легонько нажала на него, потом еще и еще, и громкий крик резанул Димкины
  
  уши...
  
  На следующий день, добравшись до того окна, парень прикипел к косяку.
  
  Незнакомка сидела в том же положении. Сегодня она была одета во что-то
  
  черное с кружевами. Закинув руки за голову, она прогнулась так, что груди
  
  напряглись, и под тонким шелком четко образовались соски. Острые и упрямые,
  
  они словно пытались проткнуть ткань и полюбоваться собой в зеркале. Женщина
  
  стала коленями на пуфик, локтями оперлась о туалетный столик возле зеркала,
  
  короткий пеньюар потянулся вверх за руками и Димкиному взгляду открылись
  
  две упругие ягодицы и маленький кусочек кружева между ними. Красавица,
  
  любуясь собой, повертела попкой, потом повела плечами, и тонкая бретелька
  
  спустилась на руку, обнажив безупречный конус полной груди с малиновым
  
  соском.
  
  Она так и стояла, покачивая задом и смотрела на Димку и на отражение в
  
  зеркале. Одним рывком он подтянулся на подоконник и впрыгнул в комнату.
  
  Незнакомка продолжала улыбаться. Димка потянул на себя тот кусочек кружева
  
  между ногами, и крошечные трусики сползли к коленям.
  
  Потом рука вошла в треугольную тень, и мягкая плоть подалась ему на
  
  встречу, пульсируя от прикосновения. Ее ноги раздвинулись, пропуская
  
  Димкины пальцы дальше, обволакивая их теплой влагой. Она подвинулась и
  
  прижалась крутым задом к Димке...
  
  Неизвестный автор - Знакомство
  
  Ясделала маленькое отверстие в ванную комнату моего соседа по комнате.
  
  То чем он занимался во время купания, вызывало у меня дикий восторг и
  
  сильное возбуждение. Увидела его член, стоячий, я поразилась его размерами
  
  и толщиной. Он же сидел на стуле и онанировал. На стене, я заметила, висели
  
  снимки обнаженных женщин и снимки, на которых женщины сношались в различных
  
  позах и извращениях.
  
  И вот однажды, подсматривая в очередной раз, я не заметила, как
  
  открылась дверь и меня втащили в ванную комнату. Я уже была не целка.
  
  Не успела я опомниться, как была уже раздета догола. Он брал мои
  
  сиськи, тогда еще стоячие, мял и тискал, сосал соски, а другой рукой
  
  яростно дрочил свой здоровый член. Шкурка под его рукой то оголяла
  
  красноватую перед залупой ткань, то опять наползала. Спустив, он стал на
  
  колени передо мной, раздвинул мои бедра и стал лизать верхнюю часть
  
  влагалища. Язык щекотал мои малые губы, углублялся внутрь. Руками он больно
  
  сжимал мои круглые ягодицы. Я же с любопытством смотрела на его
  
  полуопущенный член.
  
  Стены его комнаты почти сплошь были оклеены эротическими снимками, в
  
  разных позах и изображениях. Один запомнился больше всего. Голый со стоячим
  
  членом мужчина как бы проверяет ширину бедер стоящей раком женщины. Так же
  
  много было порножурналов и эротической литературы.
  
  Немного выпив, он стал раздевать меня. Добравшись до лифчика и
  
  расстегнув его, сказал, что у меня большие сисечки. Я руками подняла их
  
  вверх. Это движение произвело на него возбуждающее впечатление. Он почти
  
  всю меня облизал, доведя почти до оргазма.
  
  Встав на колени, попытался ввести свой здоровый член с прогибом в
  
  середине в мое влагалище, но громадная залупа не входила.
  
  Тогда он лег на спину, намазав залупу вазелином, и попросил меня
  
  расширить пальцами влагалище. Я села на колени и расширила влагалище.
  
  Он приподнял свои ягодицы и, взявшись за мои, медленно стал насаживать
  
  меня на свой здоровый член.
  
  Залупа медленно вошла во влагалище. Предчувствуя сладострастие, я с
  
  нетерпением ждала, что будет дальше. Член вошел до половины, а затем
  
  скрылся до основания в моем влагалище. Залупа уперлась мне в заднюю стенку
  
  матки, я чувствовала и не могла пошевелиться. Все мое влагалище было
  
  напряжено.
  
  Я стала прогибаться в животе, как подсказывал он, держа его за бедра.
  
  Член то выходил до головки, то вновь исчезал во влагалище.
  
  Трение было изумительное. Он же, тем временем, указательным пальцем
  
  теребил мне клитор, нащупывая его головку. В зеркале я видела, как сначала
  
  медленно, а затем все быстрее стали выпрыгивать мои увесистые сиськи,
  
  мелькая сосками. Зрелище было сверхэротическое. Он же то поднимал, то
  
  опускал свой зад. Оргазм наступил минут через 30. Шея и верхняя часть груди
  
  покрылась у меня красной сыпью, а соски поднялись, встали и затвердели. Так
  
  они у меня еще никогда не вставали. Он же, наклонив меня к себе, стал по
  
  очереди сосать мои стоячие соски и концы грудей. Я была на седьмом небе от
  
  сладострастия. Руками приподымая мои большие сиськи, он как бы взвешивал
  
  каждую, целуя их со всех сторон.
  
  Судорога прошла по моему телу, бедра напряглись и я кончила подряд два
  
  раза. Я чувствовала, что он не кончил. Подмывшись, мы выпили, и он
  
  предложил мне "коинтус интермаме". Я спросила: "Что это такое?" "Увидишь",
  
  - сказал он. Попросив меня лечь на спину, положил две подушки под спину.
  
  Встав на колени промеж меня, он ладонями сдавил мои сиськи с обеих сторон.
  
  Сиськи от этого торчали в стороны. Затем приподнялся и стал втаскивать свой
  
  здоровый член с напрягшимися жилками между моими сисечками.
  
  Медленно, затем убыстряя движения, он с силой вогнал член между сисек.
  
  Иной раз залупа упиралась мне в шею и щекотала ее. Член то появлялся, то
  
  исчезал. Минут через 10 я заметила, как бедра его мелко-мелко задрожали и
  
  живот вспотел. И он спустил мне прямо на грудь. Сильной струей сперма
  
  ударила мне в шею и прозрачной, тягучей, липкой жидкостью растеклась по
  
  окружностям сисечек. Вставая, он капнул мне на левый сосок. Я видела, как
  
  сгусток спермы расползается по околососковому пятну.
  
  Подмывшись, он не переставал меня возбуждать. Целовал, сосал соски,
  
  влагалище, бедра и стискивал мои округлые ягодицы. Я тоже ласкала его член,
  
  залупу, мошонку. Яйца у него были большие и твердые на ощупь. После первых
  
  сношений у меня было чувство, как будто я хожу со вставленным в мое
  
  влагалище членом. За неделю это ощущение прошло, и он показал, что такое
  
  настоящий секс. Он использовал столько позиций. Он клал меня на подушки
  
  вниз лицом, и, приподняв мои ягодицы, вводил свой член между ягодиц. Когда
  
  он кончал, сперма брызгала мне на спину. Было забавно и смешно, когда он
  
  вытирал мне спину, залупой касаясь позвоночника, это было изумительно и я
  
  даже кончила.
  
  Переворачивая меня на спину, сам расширял влагалище, и языком и губами
  
  доводил меня до оргазма.
  
  Однажды, сношая меня между сисичек и вот-вот кончая, он вынул член,
  
  заставил меня широко раскрыть рот, язык прижать к верху гортани, и ввел
  
  свою залупу мне в рот. В зеркале я видела, как сперма стекает с углов моих
  
  губ, а его член вздрагивал и как бы дышал у меня во рту.
  
  Один раз я прозевала, он сношал меня сзади. Вынув член из влагалища,
  
  еще не кончив, медленно ввел его в задний проход. Я вся изогнулась, но было
  
  уже поздно. Медленными движениями он кончил мне в прямую кишку.
  
  Неизвестный автор - В автобусе
  
  Врейсовом автобусе ужасная давка, которая бывает только в нашем общественном
  
  транспорте. Толкучка и ухабистая дорога почти спресовала меня с одной
  
  девушкой. Было лето и у нас была легкая одежда. Я почувствовал, что мой
  
  член начинает твердеть и упирается в ягодицы незнакомки. Как не пытался
  
  ничего не могу с собой сделать. От стыда начинаю краснеть, а отодвинуться
  
  не могу.
  
  Вдруг замечаю, что девушка как бы невзначай начинает переступать с
  
  ноги на ногу, двигая ягодицами, тем самым возбуждая меня еще больше.
  
  При попытки отодвинуться от нее хоть на немного, она прижалась ко мне
  
  еще покрепче, и меня это заинтриговало. Нас затолкали и развернули лицом
  
  друг к другу. Член упирался ей в живот с такой силой, что брюки того и
  
  гляди лопнут по швам.
  
  Упругая грудь внушительных размеров прижата ко мне и колышется как
  
  маятник. Щеки девушки разрумянились, чувствую ее горячее дыхание. Она
  
  подняла глаза, блестящие и затуманенные, по ним я понял все, и шепнул ей на
  
  ухо: "Ты прелесть". Не опуская взгляд, она ответила: "Ты мне тоже очень
  
  нравишься" и положила голову мне на грудь, незаметно коснувшись прохладными
  
  губами.
  
  - Как тебя зовут?
  
  - Лена.
  
  Я нежно поцеловал ее за ухом, она еле слышно застонала.
  
  - Я больше не могу, - шепчу ей.
  
  Она молча расстегнула мою ширинку, просунула туда руку и залезла под
  
  плавки. Нас стиснули еще сильнее, пальцы девушки сжимали и ласкали мой
  
  член. Она была возбуждена до предела и, по-видимому, забыла обо всем, через
  
  несколько секунд незнакомка застонала, волна судорог прокатилась по ее
  
  телу. И тут же из моего пениса, как из шланга пожарника, вырвалась липкая
  
  струя - я кончил...
  
  Неизвестный автор - Карьера
  
  Ее истосковавшееся по любви тело так и манило к себе. Вначале мы долго
  
  целовались, а когда ее рука прытко залезла мне в штаны, я понял, что
  
  промедление подобно смерти. Продолжая целовать Ирину в шею, я подхватил ее
  
  и усадил на стол. Мое сексуальное оружие уже успело оценить тепло ладоней
  
  Ирины и было готово к действию. Я осторожно стянул с нее трусики и,
  
  раздвинув ноги, прижался к ней.
  
  Запах Ириненого возбуждения достиг моего носа, и все мое тело
  
  задрожало от жгучего желания. Я взглянул на нее. Ира с закрытыми глазами
  
  тянула меня к себе. Как-то само собой я вошел в нее, и мы погрузились в
  
  иной мир, не обращая внимания на ритмично скрипевший стол. Довольно скоро я
  
  почувствовал, как Ирина все сильнее и сильнее стала напрягать животик, а
  
  потом вдруг забилась в конвульсивном оргазме. Это подействовало на меня.
  
  Я не в силах был сдержаться и одновременно с хрипом, вырвавшимся из
  
  моего горла, уверенно кончил. Мои глаза закрылись от наслаждения.
  
  Но вдруг я ощутил, как Ирина вонзила свои длинные ногти в мою спину. Я
  
  взглянул на нее. Широко раскрытыми глазами она смотрела на что-то позади
  
  меня. Я попытался повернуть голову, но успел увидеть лишь метнувшуюся к
  
  выходу край чьей-то кофточки.
  
  "Это была Нина Петровна..." - испуганно прошептала Ирина.
  
  Нина Петровна была нашей начальницей. Несколько дней было все в
  
  порядке, но через неделю она попросила меня зайти к ней в кабинет.
  
  Для начала она тонко намекнула, что после работы все нормальные люди
  
  идут домой, а не занимаются глупостями на рабочем месте. Потом она
  
  поднялась с кресла и стала приближаться ко мне. На ее вопрос, всегда ли я
  
  такой неугомонный, я пожал плечами и неопределенно покачал головой. И
  
  только, когда Нина Петровна щелкнула за моей спиной дверным замком, а ее
  
  рассуждения коснулись того, что в нашем отдели есть женщины и поопытнее
  
  юных красавец, до меня дошло, к чему она клонит.
  
  Едва эта мысль пронеслась у меня в голове, как Нина Петровна выдохнула
  
  мне прямо в лицо: "Константин, покажите мне, чем вы соблазнили вашу
  
  Ирину..." Она дернула за молнию моих джинсов и, запустив туда руку,
  
  вытащила в своей ладони все мои прелести. Глядя мне в глаза, Нина Петровна
  
  поиграла с ними пальцами, и оружие наконец-то взвилось вверх. Нина Петровна
  
  едва не подпрыгнула от радости, и потащила меня к столу... Поначалу мне
  
  было как-то не по себе, но когда она застонала в оргазме, я тоже испытал
  
  что-то похожее.
  
  Армалинский М. - Однажды на оргии
  
  Муж и жена решили заиметь ребенка. Из-за этой задумки они перестали
  
  участвовать в оргиях, чтобы не было сомнения в отцовстве, чтобы не
  
  заразиться, чтобы не ставить себя перед опасностью увлечься кем-либо
  
  духовно и телесно и еще по бог весть каким причинам.
  
  В тот вечер они выполняли роль целомудренных гостеприимных хозяев,
  
  встречая пары и представляя их друг другу, объясняя правила клуба, суть
  
  которых состояла в непротивлении козлу насилием. Иными словами - все только
  
  по взаимному согласию и без грубостей.
  
  По жадным взглядам хозяев на гостей было видно, что жертва моногамии
  
  дается им нелегко.
  
  Хозяин был человеком богатым, и его новый, недавно построенный
  
  огромный дом со своими десятью спальнями был весьма удобен для данного
  
  мероприятия. В нескольких комнатах были установлены видео камеры, и можно
  
  было просматривать на огромных экранах, как только что тебя ебли или как ты
  
  еб, что вызывало дополнительный прилив сил от желания исправить увиденные
  
  ошибки или усовершенствовать допотопное наслаждение.
  
  При входе в огромную гостиную в напольной вазе в форме пизды краснели
  
  розы.
  
  Хозяин встречал гостей и водил их по нижнему этажу, называя цифры,
  
  характеризующие высокую теплоизоляцию дома, несмотря на большую площадь
  
  стеклянных стен. Видно, этим он отвлекался от соблазнов и тешил не похоть,
  
  а тщеславие. В процессе экскурсии он лапал женщин из группы, но им этого
  
  было явно мало.
  
  На столиках там и сям на блюдах лежали пирожные в форме половых
  
  органов, шоколад в форме какашек. На бутылки с напитками были одеты насадки
  
  в виде хуев, которые тщились превратить вино в мочу. Но хозяин был не
  
  Христос, и чуда, к счастью, не свершалось: напитки были разнообразными и
  
  крепкими.
  
  Я пришел на оргию с Барбарой, которая работала бухгалтером на фабрике.
  
  Кроме того, она писала беллетристику и мечтала забеременеть. Барбара раз
  
  прочитала мне отрывки, которые меня не заинтересовали, и, надо отдать ей
  
  должное, она это быстро поняла и читать перестала. За всю свою активную
  
  жизнь она никогда не предохранялась и ни разу не забеременела. Сначала это
  
  ее радовало, но постепенно стало угнетать. Хотелось продлить род и вкусить
  
  тяготы материнства. Но врачи ее не обнадеживали, что-то где-то заклинило.
  
  Так что Барбаре оставалось заниматься исключительно наслаждением. Когда я
  
  заехал за ней, она предложила мне вывязать галстук помоднее, и умело это
  
  сделала, и даже меня научила. И все-то она знала и умела! Когда впервые
  
  предлагаешь своей подружке присоединиться к оргии, возникает ощущение,
  
  будто совершаешь непоправимое. Но когда я впервые пригласил Барбару,
  
  оказалось, что она уже бывала на оргиях не раз.
  
  Она то и дело строила из себя либеральную женщину, которая во всем,
  
  кроме пизды и грудей, якобы равна мужчине. Еще бы - она ведь, как мужчина,
  
  не беременела.
  
  Барбара сама подходила к мужчинам знакомиться, а когда ее тут же
  
  тащили в постель, она не сопротивлялась, но все-таки чувствовала себя
  
  оскорбленной.
  
  Она не позволяла открывать перед собой дверь, открывала сама. Делала
  
  вид, что хочет платить за себя в ресторане, но быстро уступала моему
  
  предложению заплатить за нее.
  
  Устроители одной из первых оргий, на которых мы побывали, брали за
  
  вход 60 долларов, и я предложил Барбаре заплатить половину в силу нашего
  
  якобы равенства. Она отказалась, заявив, что всегда может попасть на любую
  
  оргию бесплатно, будучи женщиной, которых всегда на оргиях не хватает, и с
  
  которых денег не берут, если они являются одни.
  
  - Если хочешь туда попасть, то плати ты, - сказала она мне.
  
  - Я хочу ровно столько же, сколько и ты.
  
  - Если не хочешь платить, то я уйду.
  
  - Прекрасно, - сказал я, - я тоже уйду.
  
  И мы ушли. В тот вечер мы совокуплялись в одиночестве, предварительно
  
  пообедав в ресторане, за что я заплатил те же 60. С тех пор я сдался и
  
  платил за то, что ебал не ее, а других, ибо без спутницы мужчину на оргии
  
  не пускали. Я себя успокоил, что лучше заплатить за вход и ебать много
  
  женщин, чем платить столько же за ресторан и ебать одну Барбару. Так и
  
  быть, пусть она получает удовольствие задарма - раз уж судьба так
  
  благосклонна к женщинам, в особенности после того, как мужчины изобрели для
  
  них противозачаточные таблетки.
  
  Часть гостей блуждала по дому, часть устроилась в одной из гостиных,
  
  ведя добропорядочные разговоры. Меня подмывало нежничать, прикоснуться то к
  
  одной, то к другой, ибо они мне чувствовались вот-вот родными. Но все
  
  сидели чинные, одетые, целомудренные. Незаметно пары стали исчезать и через
  
  некоторое время возвращаться: женщины - со слизанной помадой, мужчины - с
  
  покрасневшими от помады губами.
  
  Барбара заговорила с мужчиной, и они удалились в какую-то спальню. Я
  
  пожелал ей счастья, а она - мне.
  
  Я завязал общение с женой дантиста, который вживил ей искусственные
  
  белоснежные зубы вместо естественных, но желтых. Этой исповедью она
  
  невзначай поддержала разговор, широко улыбаясь и демонстрируя прекрасную
  
  работу мужа. Я тут же предложил, вслед за зубами, вживить в нее мой член.
  
  Она восприняла это с энтузиазмом. Первый оргазм в начинающейся оргии,
  
  как первая любовь в жизни.
  
  Чуть гости оказываются в спальне, сразу начинают раздеваться, кто
  
  медленно, кто нетерпеливо быстро. Мужчины, снимающие брюки, смешны, а
  
  женщины притягательны, что бы и как бы они с себя ни снимали. Снятую одежду
  
  укладывают у стен кучками. Эти кучки можно было истолковать как испражнения
  
  иудейско-христианско-мусульманской морали.
  
  Мы провели прекрасные полчаса в спальне, где трудились, пыхтя и
  
  повизгивая, еще две пары, до обидного не обращая на нас внимания.
  
  Я предложил дантистке вернуться в гостиную голыми, чтобы не терять
  
  времени на одевание и опять раздевание с другими возлюбленными.
  
  Дантистка со своей женской интуицией заупрямилась, но я ее все-таки
  
  уговорил. Когда мы явились голые в гостиную - все осуждающе на нас
  
  посмотрели, и она не выдержала и пошла одеться. Я же продолжал
  
  геройствовать голым.
  
  Был, конечно, соблазн, поддаться общественному влиянию одетых, но
  
  фигура была у меня красивая, член стоял хорошо, стесняться мне было нечего,
  
  и я прощеголял весь вечер голым. Больше меня в этот дом не приглашали. За
  
  нарушение оргиевого этикета.
  
  Предчувствуя это, я старался проникнуть как можно в больше количество
  
  имеющихся в наличии, а также в распоряжении женщин. Женщина на оргии
  
  видится без фальшивых тайн и романтических прикрытий, четко, резко, в
  
  фокусе реального своего назначения, ибо здесь у женщины - максимальная
  
  разрешающая способность.
  
  Где еще, как не на оргии или при коммунизме, подходишь к парочке,
  
  предлагаешь женщине совокупиться, и мужчина не только не бросается на тебя
  
  с кулаками, а всячески помогает этому устроиться, либо ретируясь к другой
  
  женщине, либо присоединяясь и соучаствуя или наблюдая. Никакой конкуренции
  
  между мужчинами - все умиротворены доступностью женщин и обилием оргазмов.
  
  Если тебе не досталось первому, то достанется десятому. Только на
  
  оргии любовь не вызывает ненависть.
  
  Правда, ревность по-прежнему живет и процветает. Среди гостей был
  
  известный всем завсегдатаям ревнивец, которого продолжали приглашать из-за
  
  на редкость красивой жены. Он начинал волноваться, если жена исчезала с
  
  кем-нибудь дольше, чем минут на десять. Он ходил и заглядывал в комнаты и
  
  наконец находил ее. Он ревновал ее, только если она задерживалась с одним
  
  мужчиной, а если она была с двумя или тремя, это его не тревожило, и он
  
  позволял ей наслаждаться хоть час подряд. Этот грозный муж ревновал и
  
  тогда, когда, после ебли с очередным мужчиной, она не сразу переходила к
  
  другому, а вела беседы с тем, кто ее только что ублажил. Муж страшился
  
  установления духовных связей, он хотел полностью владеть душой жены, коль
  
  не мог удержать ее тело.
  
  Женщины его почти не интересовали - он кончал разок наспех и начинал
  
  слежку за женой - ведь только ради нее он и приходил с ней на оргии. Одну
  
  пускать речи быть не могло, но чтобы насытить ее, он, будучи не в силах
  
  сделать это самостоятельно, выгуливал ее. Я узнал об этом из исповеди этой
  
  жены-красавицы после того, как мы были разлучены ревнивцем в посткойтусном
  
  разговоре, а поговорить ей хотелось, хотя бы для того, чтобы отдышаться.
  
  Неизвестный автор - День победы
  
  Это было на праздновании Дня Победы, я стоял с сыном в толпе. Я вдруг
  
  почувствовал, что к тыльной стороне моей ладони прижимается нечто
  
  округлоплотное, мягкое и теплое, чуть покачиваясь в ритме неспокойной
  
  толпы. Сомнений не было - это легонько терлось женское бедро... Я
  
  постарался убрать руку со столь интимного места, но очередной натиск людей
  
  вновь прижал мои сжатые пальцы прямо выступающему вперед плотному бугорку
  
  лобка.
  
  Я замер, весь отдавшись этому неожиданному осязанию, и с сожалением
  
  ожидал, что оно вот-вот исчезнет, но женское тело и не думало отодвигаться,
  
  а довольно ощутимо терлось о мой кулак плотным мыском, плавно округлявшемся
  
  в межбедерье. И тогда я решился: чуть развернув ладонь и растопырив
  
  насколько это возможно пальцы, слегка провел ими по заманчивой складочке
  
  между животом и ляжкой, прослеживая чутким пальцем кромку почти неощутимых
  
  трусиков, легко скользящих по шелковистой на ощупь тонкой тканью летнего
  
  платья.
  
  Пощупывая пальцем кромку трусиков, я медленно двинулся вниз по складке
  
  и тут почувствовал, как бедро резко встрепенулось и напружилось...
  
  Проклиная себя за столь неуместную смелость, я уже мысленно слышал
  
  негодующий голос, в ужасе предчувствуя позорный скандал, но бедро, мелко
  
  вздрогнув, еще раз расслабилось и, слегка поворачиваясь, пропустило и
  
  следующий палец до самого устья! Я уже без колебаний накрыл всей
  
  растопыренной ладонью плотный, туго выступающий под тугим животом бугорок
  
  лобка, завороженно ощущая сквозь невесомую ткань платья и трусиков рустую
  
  поросль волос. Лаская легкими поглаживаниями тот холмик Венеры, я
  
  чувствовал ответную дрожь чуть колеблющегося из стороны в сторону женского
  
  тела. Я смещал пальцы все ниже, и вот мой средний палец уже скользнул в
  
  мягкую расщелину половой щели. Мой член и до этого проявлявший признаки
  
  беспокойства, круто встал в тесноте плавок и, яростно пульсируя, выгнулся
  
  дугой, налился мощью неудержимого рвущегося возбуждения. Под хриплый рокот
  
  динамиков и гул толпы мои пальцы жадно ласкали вздуто-упругие дольки
  
  половых губок, прослеживая их трепет, погружаясь на миг, вминая послушную
  
  ткань трусиков во влажную вульву.
  
  И вот, проскальзывая пальцем по половой щели вверх, я уткнулся в
  
  тугой, крупный как молодой желудь, клитор и вновь почувствовал, что тело
  
  незнакомки импульсивно вздрогнуло и опять осело, прилипая ко мне
  
  податливо-пружинистой грудью и коленями. О, она не оставалась в покое, а
  
  слегка двигалась, потираясь о мою напряженную в истоме спину тугими
  
  округлостями. Удивившись необычно крупному размеру клитора незнакомки, я
  
  иступленно начал гладить, надавливать на этот, все твердеющий как бы
  
  пульсирующий под пальцами стерженек. Член истомно ныл в тесном плену
  
  плавок, и тут я почувствовал, как чья-то ладонь лезет мне в карман.
  
  Краем глаза я успел заметить малиновые ногти, сверкнувшее обручальное
  
  кольцо и узкую девичью кисть незнакомки, быстро юркнувшую в мой карман.
  
  Проворные пальцы коснулись головки члена и. быстро пробежав по напряженному
  
  стволу, вернулись вверх - к резинке плавок, и оттянув ее сквозь ткань
  
  кармана, выпустила из заточения взбугрившееся тело пениса, потом тут же
  
  сомкнулись, на истомно занывшей в сладострастном касании головке, слегка
  
  поглаживая и обжимая ее!
  
  Я все интенсивнее и отчаяннее терзал ее затвердевший клитор, зажав его
  
  между указательным и большим пальцами, а средний мастурбировал вульву,
  
  погружаясь сквозь повлажневшую ткань трусиков и импульсивно сжимающееся
  
  кольцо вагины. По хриплому дыханию, опаляющему мое ухо, по судорогам
  
  припечатанного ко мне тела, я сквозь звон в ушах слушал, что она
  
  приближается к пику наслаждения, подводя и меня к тому же, яростно водя
  
  сжатой в кулак ладонью по моему члену. Изнывая от ласки, я захватил ее
  
  пульсирующий клитор в щепотку пальцев и резко утопил ее в голубь, и тут над
  
  моим ухом раздался вскрик, - глухой, какой-то утробный. Я почувствовал, как
  
  мои пальцы обливает обильное извержение, быстро пропитывая ткань трусиков и
  
  платья.
  
  Обернувшись, я увидел осевшую в руках молодого старшего лейтенанта
  
  (мужа?..) девушку редкой красоты с распущенной гривой пышных каштановых
  
  волос и закушенными пунцовыми губами, прикрывающей руками перед платья с
  
  проступившим пятном влаги.
  
  Росс И. - Млечный путь
  
  Молодой человек в зеленой футболке и голубых шортах медленно передвигался
  
  среди людской суеты.
  
  На его незащищенных руках и ногах солнце прилепило розоватый загар.
  
  Восторг первых дней пребывания у моря прошел и уступил место
  
  напряженной эйфории длительного безделья. Калейдоскоп пестрого мира
  
  существовал вместе и независимо.
  
  Девушка разговаривала с подружками и казалась безучастной ко всему.
  
  Она что-то слушала.
  
  Приподняла подбородок и посмотрела через узкий промежуток между
  
  головами собеседниц.
  
  Сергей поймал ее взгляд, который вспыхнул как зарница - его закрыло
  
  неловкое движение, и вновь суета открыла его бесшумной вспышкой молнии.
  
  Доли мгновения они смотрели друг на друга. Сергей видел ее глаза:
  
  обыкновенные, серые, напряженные, внимательные - они отсутствовали при
  
  разговоре. Разговор закончился. Собеседницы потерялись в праздной суете.
  
  Девушка осталась одна. Она повернулась лицом к морю. Ее каштановые волосы
  
  были затянуты в конский хвост. Она никуда не спешила и подошла к
  
  парфюмерному лотку. Сергей остановился рядом. Девушка держала в руках
  
  флакончик розового масла.
  
  - Вам нравится этот запах? - спросил Сергей. Девушка посмотрела на
  
  него не безразлично, но с полным спокойствием, как будто рядом стоял друг,
  
  которого ожидали. Она поднесла флакончик к своему лицу, продолжая смотреть
  
  на мужчину, понюхала пробку, все также внимательно глядя на незнакомца, и
  
  ответила:
  
  - Мне нравится все необычное и новое.
  
  - Это не главный запах.
  
  Девушка подняла брови:
  
  - Вы говорите загадками.
  
  - Хотите ее отгадать?
  
  Она поставила флакончик на лоток:
  
  - Я вся во внимании. Они пошли посередине дороги, где было свободней.
  
  Сергей говорил:
  
  - У этого запаха нет тона. Мы его не замечаем, но он присутствует
  
  везде: в камнях, в деревьях, в птицах. Он висит в воздухе и прозрачен. Он
  
  есть во мне.
  
  - А во мне он есть?
  
  Сергей слегка подался в сторону собеседницы, потянул носом воздух и
  
  сказал:
  
  - Им пропитано все ваше тело.
  
  - Кажется, я догадалась, - девушка посмотрела себе под ноги и очень
  
  тихо ответила:
  
  - Это любовь.
  
  Сергей удивился, но не подал вида. Он рассказывал о море, а необычная
  
  разгадка натолкнула на размышление. Некоторое время они шли молча.
  
  Девушка нарушила молчание и спросила:
  
  - Я отгадала?
  
  Сергей, как будто встрепенулся после сна, и ответил:
  
  - Да, действительно, вы правы. Я не думал, что загадка окажется
  
  простой.
  
  - Я вас разочаровала?
  
  - Наоборот. Вдохновили...
  
  - Мое имя - Зоя, - опережая вопрос, ответила девушка.
  
  - Вы вдохновили Сергея, Зоя. Изогнутый остроконечный рог луны колол
  
  черноту звездного неба и серебрил море. Волна накатывала на берег пенистый
  
  рогалик, который расползался блином и пропадал в выросты полосы прибоя. Две
  
  фигуры брели по песку.
  
  Сергей обхватил Зою за талию. При каждом шаге мышцы девушки упруго
  
  переливались под легким платьем. Сергей чувствовал их движение. Так идти
  
  было неудобно, но прикосновения приносили очарование первой близости.
  
  Она повернулась к Сергею. Хотела что-то сказать, но только глубоко
  
  вздохнула. Он ответил:
  
  - Сегодня было активное солнце. Дрожь и жара приходят одновременно.
  
  - Именно это я чувствую. Ее дыхание согрело щеку Сергея. Он привлек к
  
  себе девушку, она податливо прильнула к нему. Он впился в ее губы с
  
  каким-то долгожданным наслаждением, как будто промедление было подобно
  
  смертной каре. Не отрываясь от прелестных мягких губ, Сергей расстегнул на
  
  платье два крючка и, снимая завесу с желанного тела, стянул платье вниз,
  
  опустился к ногам девушки, все больше отрекаясь от внешнего мира и не
  
  замечая его. Белые трусики с кружевной каймой продолжили мир нелепостей и
  
  загадок. Сергей уже не мог и не хотел подняться с колен. Он обнял бедра
  
  девушки, прижался щекой к ее животу и почувствовал под своими ладонями
  
  пульсацию вены. Зоя опустилась перед ним. Сергей остудил свое раскаленное
  
  лицо в ложбинке груди. Хмель поцелуев продолжил дорогу в неизвестность.
  
  Внешний мир стал незаметен. Колени упирались в жесткие доски.
  
  - Мне больно, - сказала Зоя, - и неудобно.
  
  Она надавила Сергею на плечи. Он послушался ее приказу и лег спиной на
  
  доски, продолжая смотреть на ее грациозную фигуру. Лунный свет придавал
  
  женскому телу холодную расчетливую красоту драгоценного эфеса.
  
  Свет посеребрил половину ее лица, плечо, овал груди, тонкой линией
  
  световая дорожка стремилась по согнутой в локте руке, волосяным штрихом
  
  выделяла талию и вытянутым пятном лежало на бедре. Зоя вытащила из волос
  
  зажим.
  
  Они расплелись и водопадом хлынули на плечи и грудь. Зоя запрокинула
  
  голову и убрала волосы за спину. Сергей находился во власти холодной лунной
  
  красоты, колдовского ночного дурмана, которые возбуждали в нем
  
  стремительное желание принадлежать жрице своих чувств. Он готов был
  
  выполнить ее волю. Зоя оперлась Сергею на плечи, низко наклонилась, так что
  
  волосы вновь перенеслись вперед. Он потянулся руками к ее груди. Зоя
  
  наклонилась еще ниже. Шелковистый водопад закрыл от Сергея звездное
  
  мерцание.
  
  Он поцеловал одну вершиночку груди и пытался схватить губами другую,
  
  но Зоя изогнулась, отпрянула назад. Ее волосы взметнулись вихрем, как в
  
  карусельном круге. Ее отрешенный от мира взгляд был устремлен в
  
  бесконечность, и сиял счастливой агрессией - она ничего не замечала, а
  
  только неслась к цели, которая поглотила все мысли. В своей бешеной скачке
  
  она походила на безумную всадницу, которая летит в межзвездном пространстве
  
  в надежде достичь озарения. Вдруг, как на крутом подъеме, она замедлила
  
  темп, откинулась назад, качнулась вперед - шлейф волос пронесся в небе и
  
  закрыл лицо Сергея. Зоя прижалась к его телу, вцепилась в его плечи и,
  
  постепенно ослабевая, обмякла на его груди. Они отдыхали и прислушивались к
  
  биению сердец друг друга. Сергей отстранил от своего лица застывший смерч
  
  волос и вдохнул полной грудью. Зоя шевельнулась, приподняла голову. Ее лицо
  
  светилось спокойным счастьем. Она разогнулась. Дотронулась до своих бедер и
  
  провела ладонями по своему телу - снизу вверх, прогнула спину, обхватила
  
  ладонями свои налитые силой груди и прекратила движение руками.
  
  Мир ночной прохлады все настойчивее напоминал о себе. Бесноватый хмель
  
  улетучился и взору предстала вечная картина Млечного Пути. Сергей глядел
  
  снизу на застывшую фигуру и сказал:
  
  - Ты царица звезд и хозяйка Галактики.
  
  - Да, - ответила она.
  
  - Я нравлюсь сама себе.
  
  - Она подняла руку и указала на небо.
  
  - Это мой путь.
  
  Неизвестный автор - Фотограф
  
  Много лет назад под влиянием одной очень сексуальной женщины я увлекся
  
  эротическими и секс-фото. Я фотографировал ее, она - меня и то, как мы
  
  занимались любовью. Со временем менялись женщины и росла коллекция снимков.
  
  Я ловил себя на мысли, что страсть к женщине усиливается и приобретает
  
  новые оттенки после того, как у меня появилось изображение ее тела,
  
  поглощенного страстью.
  
  Я встретился с одной парой, которая хотела позировать, по объявлению в
  
  газете...
  
  Широкая постель, занимавшая большую часть комнаты, была неубрана.
  
  Пахло духами и плотью.
  
  В комнате находилось двое мужчин, оба - в плавках.
  
  - Здравствуйте.
  
  - Здравствуй, проходи. Кристина! - Громко позвал седой мужчина лет
  
  50-ти.
  
  Из кухни вышла девушка, в халате, под которым угадывалась нагота.
  
  Янис, так звали седого мужчину, представил мне свою жену Кристину,
  
  которая "обожает фотографироваться".
  
  - А это, - добавил он, - Игорь, поэт.
  
  Янис показал мне свои фотографии. Коллекция была большой, эротичной и
  
  очень откровенной, но в ней не было страсти. Просмотр заметно оживил
  
  компанию.
  
  Вскоре мои клиенты разделись догола и занялись Кристиной. Ее положили
  
  на постель и подвергли изнурительным ласкам. Один обрабатывал языком ее
  
  промежность, другой - грудь. Закрыв глаза и широко расставив ноги, девушка
  
  слабо постанывала.
  
  Я отснял 3 пленки. На всю первую - прелюдию, на вторую пленку я
  
  отснял, как мужчину ублажали Кристину своими членами. Это невозможно было
  
  выдержать, я почти кончал...
  
  В паузе, пошептавшись с Кристиной, Янис сказал:
  
  - Володя, Кристина хочет тебя, иди к ней. А я сфотографирую вас на
  
  память. Кончишь ей на живот, я хочу это запечатлеть.
  
  Четвертая пленка была потрачена на меня.
  
  Мы испробовали все. Член мой готов был разорваться, она истекала
  
  ручьями. Первой испытала оргазм Кристина. Это было что-то звериное, она
  
  стала кричать во весь голос. Я увеличил глубину погружения и внезапно
  
  почувствовал, как резко усилился обхват члена, влагалище запульсировало, и
  
  на меня брызнула струя мочи.
  
  Мой оргазм был бурным и длительным. Янис успел сделать пять снимков.
  
  Неизвестный автор - Герман
  
  Герман медленно расстегнул на ней шелковую блузку. За каждой расстегнутой
  
  пуговицей следовал поцелуй в обнажившееся место. Сабрина охотно
  
  выскользнула из блузки и бросила ее на пол. Бюстгальтера на ней не было.
  
  Герман положил ладони на ее великолепно сформировавшиеся груди и стал нежно
  
  их массировать. Сабрина вновь опустилась на каменную плиту. Она слегка
  
  вскрикнула, когда ее обнаженное тело коснулось холодного камня. Герман
  
  стоял перед ней и медленно покрывал ее тело поцелуями. От живота он
  
  медленно поднимался выше и, наконец, начал возбуждать своими губами и
  
  языком ее грудки. Сабрина тихо застонала. Ее руки скользнули в вырез
  
  спортивной майки Германа и гладили его спину.
  
  Сабрина подобрала ноги так, чтобы ее юбка подтянулась вверх. Затем
  
  сняла трусики. Герман расстегнул брюки и спустил их вниз вместе со
  
  спортивными трусами.
  
  Герман вошел в нее, сначала осторожно и медленно, а затем все быстрее
  
  и безудержно. Оба тяжело дышали в ритме акта. В глазах Сабрины все начало
  
  вертеться. Она вцепилась ему в волосы. Оба закончили почти одновременно...
  
  Пока Таня снимала с него брюки, Герман, дрожа от наслаждения, лизал ей
  
  груди. Он хватал зубами огромные, едва не с мизинец величиной розовые
  
  соски, отчего они краснели и трепетали, делаясь еще привлекательнее.
  
  Несмотря на чудовищные размеры, баллоны Тани были достаточно тверды, и даже
  
  под тяжестью навалившегося Германа не растекались по телу, поддерживая его
  
  голову.
  
  Наконец, обезумевший член Германа вырвался на свободу.
  
  Воспользовавшись этим, Герман хотел немедленно удовлетворить свою
  
  страсть, Однако Таня сжала его в объятиях и неожиданно легко повернула его
  
  на спину. Теперь ее груди лежали у него на лице. Герман на ощупь расстегнул
  
  юбку и, пока она снимала ее, сунул руки за резинку трусов, резким движением
  
  спустив их до половины бедер. Он провел рукой между жарких ляжек, ощутив
  
  ладонью вулкан наслаждений, покрытый густой, но очень мягкой
  
  растительностью, кратер которого извергал жар и влагу страсти. Достигнув
  
  кратера, Герман провел по нему пальцем, от чего всколыхнулось все тело
  
  Тани. Палец Германа погружался все глубже и глубже, затем за ним последовал
  
  второй, третий, все больше убеждая Германа в том, что океан любви его
  
  избранницы не имеет ни дна, ни берегов. Стрела мужества Германа застыла в
  
  точке наивысшего возбуждения, в любую секунду готовая устремиться по
  
  проложенному пути.
  
  Однако Таня, на секунду оторвавшись от возбуждающих ее рук, привстала,
  
  окончательно сняла и отбросила в сторону трусики и, подавшись вперед,
  
  оказалась своим жарким лоном над лицом Германа. Он увидел широко
  
  распахнутую дверь, из-за которой украдкой выглядывала вожделенная тайна. Он
  
  вдохнул в себя острый неповторимый запах промежности, и язык его сам
  
  устремился к тому мягкому и сочному, чем женщина дарит мужчине высшее
  
  блаженство, которое только есть на земле.
  
  - Лижи меня! Лижи! Сильней! - вскрикивала Таня, извиваясь от ласк,
  
  тряся грудями и все сильнее прижимая голову Германа к своему благоуханному
  
  колодцу. Герман почувствовал, что задыхается, и, рванувшись, глотнул
  
  свежего воздуха. Таня тем временем перевернулась лицом к его ногам,
  
  опустила голову к его ногам и слизнула матовую каплю с его столба любви,
  
  большого и толстого, напрягшегося и раскрасневшегося от прилившейся к нему
  
  крови. Затем она мягко охватила его губами и приняла в себя целиком, до
  
  самых яиц, от чего Герман вскрикнул и прижал ее розу к своему рту.
  
  Он глади руками ее необъятный зад, бока, груди, а язык его не оставил
  
  между ее ног и места, не отмеченного своим присутствием. И язык Тани не
  
  остался в долгу, проникая в самые сокровенные уголки тела возлюбленного.
  
  Вдруг, Герман оторвал от себя Таню и бросил на постель лицом вниз.
  
  Поняв, что он не в состоянии больше сдерживать себя, Таня подтянула
  
  колени к животу и, приподняв зад, приняла его член, разом проникший через
  
  все уровни страсти до самых грудей. Со стороны это могло показаться
  
  невероятным соревнованием. Герман первый не выдержал гонки, тогда Таня
  
  опрокинула его на спину и начала сильно крутить бедрами, насаживая себя на
  
  всю длину члена...
  
  Член комиссара оказался во рту у Тани. Она обрабатывала его долго, с
  
  большим умением и вкусом, и доведя до исступления разделась сама.
  
  Комиссар сорок минут трудился, не оставив не теле клиентки ни одной
  
  неиспробованной дырки. Наконец, он извлек свою пушку из широких ворот и
  
  выпустил в лицо Тане все то горячее, что накопилось. Таня с удовольствием
  
  размазала драгоценный дар по лицу и телу...
  
  Неизвестный автор - Встреча
  
  Когда он входил в нее, было немного больно обоим. Но зато это
  
  компенсировалось необыкновенным чувством, когда она плотно обхватила его
  
  фаллос внутри себя. Моментально появилась смазка, и боль исчезла, оставив
  
  лишь чувство полета. Ее руки блуждали по его спине, ягодицами, возвращались
  
  и зарывались в густых зарослях на голове, вновь спускались вниз и
  
  проскальзывали между ног, подымались к основанию их.
  
  Затем она согнула одну ногу в колени, а другую, выпрямив, подняла
  
  вверх. Вход еще больше сузился, и Лена с легким стоном впустила в себя
  
  пульсирующий член. Но когда Алексей стал кончиком языка ласкать ее ушную
  
  раковину, а его дыхание рождала там жемчужину любви и страсти, Лена
  
  потеряла представление обо всем, она стала жаждущей землей, впитывающей
  
  всеми капелярами теплые, благодатные струи ласкового ливня, сильного,
  
  доброго, несущего радость. Она заставила его перевернуться на спину,
  
  сдвинула ноги и принимала удар то на одну то на другую стенку нефритовых
  
  ворот, одновременно покусывая ему кожу на груди, плечах, скулах. Затем пила
  
  страсть с его верхней губы, исцеловала росинки сосков. Потом она села, но
  
  почувствовала легкую боль, так как его обитатель оказался немного большим
  
  для ее отверстия.
  
  Тогда Лена отклонилась назад и уперлась о его бедра. Она нечаяно
  
  задела его яички и, чтобы случайно своей тяжестью не сделать ему больно,
  
  убрала руки чуть дальше. Вероятно, Алексей подумал, что Лена стесняется, и
  
  прошептал: "Милая, не бойся, все это твое!" Она чуть приоткрыла глаза,
  
  потянула к нему руки, и он рванулся к ее губам, груди. После поцелуев
  
  Алексей стал ей помогать, сжимая половинки ягодиц, когда она садилась на
  
  копье. И она билась над ним, как бьется раненая птица, стремясь сорваться и
  
  вновь возвращалась. Так она кончила второй раз.
  
  Но возбуждение не отступило совсем, ее почва еще жаждала влаги, и она
  
  подчинилась ему, когда он попросил: "Повернись: пожалуйста, и ляг на живот.
  
  Или ты хочешь так?" Лена не любила этой позы - на коленях с согнутыми в
  
  локтях руками, но Алексей дал ей столько нежности, любви и сладострастия,
  
  что ей захотелось отплатить ему тем же, и она оказалась распятой на ложе
  
  страсти. Алексей поцеловал ее в шею, Лена повернула голову и отвечала на
  
  поцелуи, ловя его полуоткрытые губы. Но вот он спрятал свое лицо у нее на
  
  плече, с каждым толчком из него вырывался легкий стон. Лена закрыла глаза и
  
  стала ловить эти толчки-стоны. И вдруг она почувствовала, что ей хочется
  
  идти навстречу его фаллосу, все сильней и быстрей целовать шейкой его
  
  чувственную часть. Она прикусила губу, ускорила ритм, который он подхватил,
  
  и вот они уже оба бились в любовном экстазе, пока она не почувствовала
  
  желание замереть, сжав ногами, внутренними мышцами его пенис. Он лежал там,
  
  в ней, и влага начала выталкиваться глотками, принимая с благодарностью
  
  всем существом жаждущей женщины.
  
  Армалинский М. - Пустая почта
  
  Больше всего Сэнди не любила воскресенье, так как в этот день не было почты.
  
  Да еще мать сидела дома: поэтому Сэнди уходила в близлежащий торговый центр
  
  и глазела на витрины и на мужчин, проходящих мимо. Сквозь облегающие джинсы
  
  легко угадывался пол, и Сэнди не могла оторвать взгляда от мужских
  
  разнообразных бедер. "А что если подойти к кому-нибудь, - мечтала она, - и
  
  сказать - давайте, проведем вместе ночь, - или, - давай, переспим, -
  
  или..." Но Сэнди знала, что у нее никогда не хватит духу это сделать.
  
  Однажды она увидела по телевизору рекламу о компьютерном бюро
  
  знакомств.
  
  Сэнди отправила запрос и в один из дней получила по почте анкету. Это
  
  был для нее поистине праздничный день, открывший время надежд. Сэнди
  
  несколько раз перечитала анкету и в графе "отношение к сексу" поставила
  
  крестик на "очень либеральное". В остальные графы она не помнила, что
  
  вписала. Сэнди отправила анкету и деньги, и ей стали ежемесячно приходить
  
  списки мужчин с именами, адресами и телефонами. Звонить самой ей было
  
  неловко, но этого, как оказалось, и не требовалось - телефон стал звонить
  
  вечерами почти не переставая. Мать подозрительно смотрела на Сэнди,
  
  забиравшую телефон в свою спальню, и спрашивала Сэнди, когда та,
  
  возбужденная от разговора, возвращалась в гостиную:
  
  - Кто это звонил?
  
  - Не твое дело, - ответила Сэнди.
  
  - Нет, это мое дело. Вот когда будешь зарабатывать деньги и жить
  
  отдельно, тогда мне будет наплевать.
  
  - А тебе и сейчас наплевать!
  
  - Нет, не наплевать - вот занесешь в дом еще какую заразу. Кто это
  
  звонил!?
  
  - Знакомый, - уступила Сэнди, не желая злить мать, так как чувствовала
  
  свою финансовую зависимость. Но Сэнди не хотела рассказывать откуда она
  
  взяла столько знакомых, ей было стыдно своей беспомощности. Поэтому каждый
  
  раз она придумывала, что звонит один и тот же знакомый, чтобы не вызывать
  
  подозрений их обилием. Но материнских подозрений было и так предостаточно,
  
  так что Сэнди не раз с ненавистью смотрела на мать, смущаясь и наслаждаясь
  
  этим чувством.
  
  Большинство мужчин спрашивало, сколько она весит, и когда она
  
  называла, не проявляли желания встретиться. Тогда она перестала называть
  
  свой вес, а просто говорила, что она полная. Таким образом, ей удалось
  
  встретиться с тремя, которые постарались сократить встречу до минимума,
  
  после того, как увидели ее. Один раз ей позвонил парень и, почти ничего не
  
  спрашивая, пригласил на обед. Он сказал, что заедет за ней. Сэнди кокетливо
  
  уложила свои густые черные волосы, надела платье с блестками. Лицо свое она
  
  укрыла многослойными цветами косметики. Но никто не появился. Ехидный
  
  вопрос матери: для кого это она так разрядилась - дал выход ее слезам,
  
  которые не принесли облегчения. Сэнди изучила себя и знала, что только
  
  оргазм может ослабить любое напряжение, будь то гнев, тоска или тревога.
  
  Поэтому она пользовалась вибратором не только чтобы притушить похоть, но и
  
  в терапевтических целях. Она заперлась у себя в спальне, и дрожь вибратора
  
  прекратила дрожь ее тела.
  
  Когда ей очередной раз позвонил новый голос и договорился о встрече,
  
  Сэнди уже представляла, чем это может кончиться, и решила встретиться в
  
  баре, чтобы, во-первых, мать не оказалась бы свидетельницей еще одного
  
  фиаско, если этот парень не приедет, и, во-вторых, чтобы хоть послушать
  
  музыку, после того, как парень, увидев Сэнди, скажет, что ему срочно нужно
  
  куда-то уходить. Парень назвался Биллом и сказал, что будет в кожаной
  
  куртке. Сэнди сказала, что у нее коричневые глаза и черные волосы, и что на
  
  кофточке у нее будет фарфоровая брошка, изображающая конверт.
  
  Сэнди просидела за столиком в баре минут двадцать, наблюдая за тремя
  
  парнями, один из которых был в черной кожаной куртке. Она сосала свой
  
  коктейль и думала, Бил ли это и решится ли он подойти к ней. Парни пили
  
  пиво и громко смеялись. Сэнди заметила, что они поглядывают на нее. Она
  
  была уверена, что они смеются над ее толщиной, и Сэнди было стыдно, будто
  
  она голая. То внимание, которое привлекало ее толстое тело, всегда вызывало
  
  у Сэнди ощущение обнаженности.
  
  И ей пришла в голову мысль, что красивая женщина, на которую все
  
  смотрят, тоже должна себя чувствовать, будто она голая. То есть равноценное
  
  по силе внимание обыкновенная женщина могла бы привлечь только если бы она
  
  действительно появилась голой в общественном месте. А уродство и красота
  
  нейтрализуют одежду. Эти мысли отвлекли ее, и она не заметила, как перед
  
  ней оказались трое, среди которых был парень в кожаной куртке. Он сказал
  
  под гогот остальных:
  
  - Эй, милашка, давай заниматься штангой вместе.
  
  - Какой штангой? - не поняла задрожавшая Сэнди. - Ты Бил? Через
  
  секунду Сэнди поняла шутку и снисходительно улыбнулась. Бил отхлебнул из
  
  кружки, заливая смех пивом и сказал:
  
  - А ты Сэнди.
  
  Сэнди кивнула.
  
  - Хочешь с нами прокатиться на машине? - спросил Бил.
  
  - Можно, - согласилась Сэнди, удивленная продолжением знакомства. Бил
  
  шепнул что-то своим приятелям, и они опять засмеялись. Сэнди почувствовала
  
  сыромятный запах кожи, который шел от куртки Била.
  
  - Пошли, - сказал Бил, и Сэнди поспешно допила свой коктейль. Когда
  
  она поднялась, приятели Била опять загоготали, увидев тучность Сэнди во
  
  всей ее красе.
  
  - Езжай один, - услышала Сэнди, как один из приятелей сказал Биллу,
  
  когда они подошли к машине.
  
  - А вы что? - удивился Бил.
  
  - А мы тебя здесь подождем, - сказал другой приятель. - Смотри, не
  
  потеряй голову, - давясь от смеха, добавил он.
  
  Сэнди покорно села в дряхлую машину.
  
  - Ты где живешь-то? - спросил Бил, когда они отъехали от бара. Сэнди
  
  назвала адрес. Бил молчал, и Сэнди ждала, что же будет дальше. Потом она не
  
  выдержала и спросила:
  
  - Куда мы едем?
  
  - К тебе.
  
  - Ко мне нельзя, я с матерью живу, - спокойно сказала Сэнди.
  
  - О черт, ко мне тоже нельзя. Чего же ты сразу не сказала, -
  
  раздраженно бросил Бил.
  
  - А ты не спрашивал, - удивилась Сэнди и робко предложила, - мы можем
  
  в мотеле остановиться.
  
  - Ты что, смеешься? Может, у тебя деньги есть?
  
  - Нет, - сказала Сэнди и пожалела, что у нее нет этих проклятых
  
  двадцати долларов, из-за которых срывается приключение.
  
  Они подъехали к дому Сэнди.
  
  - Мать уже спит, - сказала Сэнди, увидев темные окна. Мимо проезжали
  
  машины, освещая фарами напряженное лицо Била и накрашенные губы Сэнди.
  
  "Даже поцеловать не пытается", - привычно констатировала она.
  
  В этот момент Бил положил руку ей на плечо, а другой расстегнул молнию
  
  на джинсах. Сэнди с радостью раскрыла рот. "Хоть так", - подумала она с
  
  жадностью вдыхая уже ставший забываться запах. Наконец Бил оттолкнул ее
  
  голову и застегнул молнию.
  
  - У тебя это хорошо получается, - сказал Бил, и добавил, - ну, мне
  
  пора.
  
  Сэнди молча вышла из машины и направилась к дому. Она слышала, как
  
  Бил, не дожидаясь, пока она откроет дверь, завел машину и, громко газанув,
  
  уехал.
  
  Войдя в дом, она залезла рукой...
  
  Катя - Без названия
  
  Явышла из дома в ожидании чего-то непонятного, сексуального, того, что я
  
  должна получать от него, а он хочет чтобы получала от других.
  
  Если хочет - получит!
  
  Села в машину, а в ней мужик простой, в общем дурак.
  
  От него ждать нечего. Ладно, фиг с ним - мужиков с членами полно,
  
  только знак подай!
  
  Когда я шла, я не знала - что? Где? Как?
  
  Может вообще ничего не получится, но тогда и не жалко.
  
  Шла долго, думала ни о чем, на людей было наплевать.
  
  Идет молодая женщина. Одна!
  
  Тебе, наверное, уже надоело читать мои мысли, тебе надо сексуальное,
  
  возбуждающее, чтобы твой член стоял, твердел и кончал, кончал... Подожди,
  
  не все сразу.
  
  Это не так просто, как тебе кажется. Это сложно, и в то же время очень
  
  просто... Просто надо очень, очень захотеть.
  
  Пришла в бар - Ба! А там никого нет! Ну не возвращаться же? Нет,
  
  конечно.
  
  Описывать обслуживание бармена скучно, хотя он хотел..
  
  Ты наверняка спросишь: А как ты поняла?
  
  Просто. По глазам.
  
  Ну, бармен - это так. Сидела долго. Вошел мужик.
  
  Один. Здорово! В баре - один мужчина и одна женщина.
  
  Ты, наверное, думаешь: Ну когда же секс?
  
  Секс - он возникает не сразу. Он возникает от количества выпитого
  
  спиртного, когда мозги отказывают.
  
  Итак, пью. Наконец напилась. Вот время наступило пора действовать. А
  
  как? Глазами, конечно. Глаза пошли в ход. Мужик рядом. (Жаль, что деньги
  
  уже пропиты. ) Угостил. Поговорил. О чем, может подумаешь ты? О том, что я
  
  устала и я отдыхаю.
  
  Потихоньку взгляд становится ласковым и зовущим мол, я готова, бери
  
  меня. (Но на самом деле это не так. Но это не важно - нужно расслабиться. )
  
  Кто он? Как его зовут? Это не важно. Важно - Вы один?
  
  - Я гуляю.
  
  - Я тоже.
  
  - Вы хотите отдохнуть?
  
  - Да.
  
  - Вы свободны?
  
  - Да.
  
  - Вы симпатичная.
  
  - Не надо комплиментов.
  
  - Но у Вас правда красивые ноги!
  
  И т. д. и т. п.
  
  Подошел бармен, только улыбнулся. Я бы ним трахнулась, но не
  
  получилось - он на работе.
  
  Голова кругом пошла - ничего не соображаю!
  
  Спрашиваю своего соседа - он на машине или нет?
  
  - Конечно, да.
  
  - Можно мне попросить Вас довезти меня до метро,,Добрынинская,,?
  
  Голова - кругом. Села, поехали. Остановились в ближайшем переулке.
  
  Рука на колени. Выше. Выше.
  
  Как почувствовал, что я в чулках - не успела очухаться как в
  
  горизонтальном положении. Руки вверх. Трусов уже нет. Ощущения есть. Но
  
  готова ли я? Да, вот только, был бы это бармен... Глаза закрыла и
  
  представила, что это он. Вот он снимает трусы, ласкает грудь, целует ее и
  
  шею тоже, живот. Член у него большой, твердый.
  
  Везет же мне на большие члены!
  
  Вот он опускается ниже, лижет меня... А потом резко, без
  
  предупреждения, начинает трахать. Быстро, как будто это было давно. Дышит
  
  тяжело. Мне хорошо.
  
  Потому, что я представляю себе не того, кто рядом со мной. Зато я
  
  кончила быстро и сильно.
  
  Открыла глаза. Жаль, что это не он. Зато было хорошо и легко.
  
  - До свидания, я дойду сама.
  
  Мужик в шоке. Ну и что? Зато я получила удовольствие.
  
  ... Когда я уходила из бара, бармен мне сказал: Жаль что Вы уходите не
  
  одна, приходите еще. Я буду Вас ждать!
  
  Я посмотрела на него и поняла, что приду. Он мне понравился и я
  
  трахнулась бы с ним.
  
  И я трахнусь с ним! Я знаю это!
  
  Дюк - Лгунишек дома не оказалось
  
  Яркое солнце, снег... Он, наслаждаясь скоростью, спускался с горы. Впереди
  
  на снегу распласталась девушка, лыжи валялись по разные стороны, она
  
  заливалась смехом, вызванным непредвиденным падением. Он сделал несколько
  
  умелых поворотов и оказался рядом, протягивая руку помощи.
  
  Их глаза встретились и они узнали друг друга.
  
  - О!!! Привет!! Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть.
  
  - Привет, я тоже чертовски рад!
  
  - Приехал покататься? Правда, здесь здорово?
  
  - Да! А что ты делаешь после катания?
  
  - А пойду в бассейн, вон мой отель!
  
  - Так мы живем в одном отеле!, - обрадовался он, отряхивая собеседницу
  
  от снега.
  
  - До встречи!
  
  - Пока!
  
  ... Он вошел в ту часть гостиничного комплекса, где находился бассейн,
  
  огляделся по сторонам, всмотрелся в лица и огорчился - ее не было. Он
  
  заказал сок со льдом, присел за столик в ожидании. Ожидание ему не помогло.
  
  Он жаждал встречи со своей давней знакомой, но встреча сопротивлялась.
  
  Расстроившись окончательно, он взял банные принадлежности и пошел в
  
  сауну.
  
  Принял душ, обнажил тело, вошел в парилку, где жарким воздухом
  
  наслаждалось несколько таких же обнаженных мужчин и женщин. И тут что-то
  
  кольнуло в его сердце, его взгляд привлекли тонкие веки (глаза были
  
  закрыты), приятные губы, нежная шея, хрупкие плечи, маленькая грудь,
  
  ласковые сосочки, мягкий животик, неповторимые ноги. Да, это была она.
  
  Да, это была самая красивая женщина. Да, его дыхание стало не ровным.
  
  Да, тело стало наполняться возбуждением. Он больше не мог находиться в
  
  парилке, дотронувшись до ее руки, даже немного испугав от неожиданного
  
  прикосновения, он шепнул: "Милая, загляни ко мне в гости, я тебя очень
  
  прошу, мой номер 307."... Она смотрела как отдыхающие играют в пинг-понг,
  
  но мысли были о нем, внутри очень хотелось услышать его нежный шепот,
  
  почувствовать его сладкие губы, отдаться объятию его сильных рук, хотелось
  
  необыкновенной страсти, но внешне этот шаг было сделать не просто, тяжело
  
  было сжать пальчики в кулак и постучать в дверь с номером 307.
  
  Она вышла на улицу глубоко вдохнуть 7 раз, посмотрела на окна
  
  гостиницы и удивилась: окно его номера темнело среди других, сердце
  
  охватила тревога: "Может пошутил, может соврал, а я глупая..." Захотелось
  
  пойти и вставить в дверь ироничную записку: "Лгунишек дома не оказалось." И
  
  откуда только силы появились, она вбежала по лестнице (лифт в такой
  
  ситуации мешает), нашла дверь с номером 307 и опять удивилась - дверь была
  
  приоткрыта, она сделала шаг в темноту, дверь захлопнулась. Прошла в комнату
  
  в поисках выключателя.
  
  - Я жду тебя, - раздался голос из темноты.
  
  - Ох!! Ну ты меня и напугал. Можно включить свет?
  
  - Нет.
  
  Из темноты вырвался поцелуй, прямо в губы, жадный и долгий засос
  
  ласкал ее, язык нежно щекотал внутренние стороны щек и небо. Руки трогали
  
  ее спину и бедра. Она не сопротивлялась, а наоборот, поддавалась
  
  нахлынувшему наслаждению.
  
  Он отошел, сел на кресло, включил слабенький ночничок. Она увидела его
  
  полностью обнаженное возбужденное тело.
  
  - Сними футболку и бюстгальтер!
  
  Она сняла, оставаясь в длинной розовой юбке и розовых туфлях на
  
  высоком каблуке.
  
  - Сними трусики!
  
  Она медленно стянула белье.
  
  - Становись на четвереньки и ползи ко мне.
  
  Она передвигала коленки и руки по полу виляя попой, подыгрывая ему,
  
  вспоминая Ким Бесинджер, но делая более томный взгляд до которого
  
  голливудской актрисе расти и расти. И не только взгляд, ему нравилась ее
  
  игра, ведь все было по-настоящему, а не в кино.
  
  Она доползла до цели и взяла цель в рот, облизала языком, охватила
  
  губами, обняла пальчиками, проталкивая вглубь и вынимая. Его дыхание стало
  
  слышным и заметным, пересекаясь с легким стоном.
  
  Он поцеловал ее в волосы, в шею, в спину. Он усадил ее на свое кресло,
  
  раздвинул ноги и полез под юбку. Она не видела, что он там творит, но она
  
  чувствовала что-то необъяснимое, что-то неповторимое. Ее плоть ощущала его
  
  нежный нос, сладкий язык, виртуозный пальчик, эта троица играла ее мякотью,
  
  еще два пальчика оттянули в сторону одну губку, нежно почесывая ее с
  
  внешней и внутренней стороны.
  
  Ее глаза закрылись, легкие наполнились сладким воздухом, руки сжались
  
  в кулаки. Она собрала последние силы чтобы прошептать: "Хочу его..." Сорвав
  
  юбку, он обнял ее, поцеловал страстно в губы, приподнял на руки и медленно
  
  стал одевать ее на себя.
  
  Первое касание плоти дало неимоверные ощущения сладости. Они вместе
  
  застонали, первые несколько толчков превратили стоны в крики, прилив
  
  супер-приятных ощущений охватил тела, они задрожали в наслаждении оргазма.
  
  ... Очнувшись, они дарили друг другу нежные поцелуи и ласку...
  
  Дюк - Зеркало
  
  Она пришла домой с работы, бросила сумку в коридоре, и не разуваясь пошла в
  
  спальню. Каблуки мягко стучали по паркету, но она старалась не слышать шума
  
  она слышала только себя.
  
  В комнате еще не было темно, вечерний свет, чуть позолоченный закатом,
  
  наполнял спальню. Она остановилась перед зеркалом, разглядывая отражение
  
  красивого лица. Медленно повернула голову, посмотрела на себя в профиль -
  
  просто удивительно как иногда меняется лицо. Оглядела ноги, грудь, талию,
  
  провела рукой по животу... Теперь она точно знала, чего хотела.
  
  Она продолжала гладить себя по животу - по телу разливалось тепло,
  
  мысли проносились мимо. Она внимательно разглядывала женщину в зеркале:
  
  короткая юбка с запахом, кофточка до талии с глубоким декольте, стройные
  
  ноги, светлые туфли на каблуках...
  
  Юбка откинулась, оголив ногу... Быстрыми и очень аккуратными
  
  движениями она пододвинула к зеркалу кресло - самое главное не думать о
  
  постороннем и не спугнуть желание. Она села в кресло, закинула ногу на
  
  ногу. Юбка "нечаянно" раскрылась, красный кулон на груди зашевелился от
  
  глубокого дыхания. Она не отрывала глаз от женщины в зеркале...
  
  Грудь показалась из декольте, чуть-чуть зацепившись соском за край.
  
  Бока трусиков были подняты высоко и их все еще не было видно в распах юбки
  
  - снимать их ей пока не хотелось - они так приятно врезались в налитое
  
  лоно. Она чувствовала себя несколькими людьми одновременно.
  
  Как участница, она представляла себя в летнем кафе, она знала что
  
  красива и мужчины вокруг не сводят с нее глаз. Ей очень нравилось знать,
  
  что они видят, что на ней нет белья, что сквозь нечаянно распахнутую юбку
  
  видны волосы на лобке, а соски выделяются в вязанной кофточке.
  
  Как зритель, она наблюдала за женщиной в зеркале и возбуждалась от ее
  
  вида. Больше всего ей не хотелось быть режиссером - она очень боялась
  
  впускать посторонние рациональные мысли в свои фантазии.
  
  Она быстро сняла трусики и бюстгальтер, расстегнула верхнюю пуговицу
  
  кофточки, выпустив грудь. Раздвинула ноги, все еще чувствуя на себе мужские
  
  взгляды. Лоно было большим и мокрым - ей нравилось чувствовать это. Она
  
  медленно гладила себя по внутренней стороне ног, лишь слегка дотрагиваясь
  
  до волосков, чтоб не забрать влагу из лона. Внутри все жгло, сжималось и
  
  приятно болело, она не выдерживала и закрывала глаза, отрываясь от женщины
  
  в зеркале. Ее пальцы стали влажными, вторая рука потянулась к соску...
  
  Она уже давно не видела комнаты, глаза были закрыты, по векам бегали
  
  звезды, чужие взгляды, мягкая грудь и... Удовольствие...
  
  Ей хотелось продлить это вечно...
  
  Она лежала обнаженная на кровати, медленно и лениво поглаживая себя,
  
  зная, что сейчас придет ее мужчина, улыбалась блаженной улыбкой и ждала
  
  продолжения...
  
  Дюк - Остров
  
  Они шли против ветра и против течения, каждым галсом пересекая форватер
  
  Днепра.
  
  Солнце, ветер, волны и облака. Огромные тени этих облаков быстро бегут
  
  по поверхности Днепра, делая его то искристым и ласковым, то мрачным и
  
  сердитым. Она чувствовала рядом сильный мужчина. Он уверенно ведет легкое
  
  парусное судно, наслаждаясь своей властью над ветром и волнами. Хотя оба
  
  чувствовали необузданность этих стихий. Любая ошибка, и быстроходное
  
  суденышко превратится в огромную птицу, которую ни поймать, ни приручить.
  
  Эта игра волнует и забавляет их обоих. Она доверчиво прижимается к
  
  нему, он нежно ее обнимает.
  
  Пересекая форватер, они вплотную приближались к берегу. Быстрый
  
  изящный поворот и снова уходят они, растворяясь в разливе реки. Каждый
  
  поворот - это слаженные действия обоих членов экипажа. Как танец - точнее
  
  танго, где каждое новое па сближает партнеров. И этот танец среди облаков и
  
  волн давал им ощущение свободы и счастья, ощущение настоящей жизни. Они шли
  
  вперед, ветер с брызгами пьянил, хотелось чтобы этот танец не прерывался
  
  никогда.
  
  Но вот впереди становится заметным высокий остров, окаймленный
  
  песчаными дюнами. Теплый золотой песок, словно позвал их к себе. Катамаран
  
  ринулся к острову... Но нет надо сделать еще один галс.
  
  И вот они у цели. Катамаран легким прикосновением останавливается у
  
  кромки пляжа. Необитаемый остров? Небольшая низина, покрытая травой и мхом.
  
  Несколько небольших березок, чуть поотдаль лесок и все это со стороны реки
  
  закрыто грядой песчаных дюн. Они окаймляют остров со всех сторон.
  
  Она идет по песку босиком, поднимаясь на вершину дюны, его сильные
  
  руки помогают ей сзади. Не прилагая никаких усилий, она поднимается на
  
  песчаную вершину. Отсюда открывается вид на огромный разлив Днепра.
  
  Ощущение полета... Он обнимает ее и они сливаются в долгом поцелуе...
  
  Вниз - в ласково зовущую песчаную бухту. Кажется, по этому песку
  
  никогда не ступала нога человека. Они одни во всем мире... Песок ласкает
  
  ступни ног, они бегут вниз, скрываясь в песчаных дюнах. Одежда падает с них
  
  на бегу. И вот они в объятиях песка и солнца... Некоторое время они
  
  неподвижно лежат на песке, улыбаясь и наслаждаясь покоем этой тихой гавани.
  
  Он переворачивается на живот и оказывается рядом с ней. Ласкает ее в начале
  
  медленно и чуть лениво. Она некоторое время не отзывается на его ласки и
  
  как будто спит. Но довольно скоро в ней просыпаются желания, которые
  
  вовлекают ее в игру...
  
  Иногда они перекатываются по песчаной перине, и тогда их кожа
  
  покрывается искрящимися на солнце кристалликами. Постепенно они становятся
  
  похожими на песчаных ящериц купающихся в песке.
  
  Он нежно сдувает с ее бархатной кожи песок, и осыпает поцелуями ее
  
  тело.
  
  Дыхание учащается, сердце бьется все сильнее. Постепенно их ласки
  
  становятся все более страстными, но они не торопятся - ожидая, когда волна
  
  нетерпения захлестнет их обоих. Он своей огромной ладонью накрывает ее
  
  грудь, оставляя между пальцами сосок, который начинает целовать и
  
  покусывать. Легкая дрожь ее тела говорит ему, что апогей уже близок. Ее
  
  тихий шепот:"иди же скорее ко мне", - кружит ему голову. Он накрывает ее
  
  собой и погружается в нее. Их тела сливаются. Они теряют ощущение времени и
  
  реальности. Только этот сладостный ритм, который постепенно нарастает и
  
  заполняет для них весь мир... Ощущение наполнения... Приближения солнца...
  
  Нет пусть это никогда не кончится... Фейерверк солнечных брызг, последний
  
  аккорд танго...
  
  Теплый ветер и песок... Покой тихой бухты охватывает их...
  
  Дюк - В поезде
  
  URL: http://www.artdevice.dp.ua/dyk/stories.html
  
  Она снова уезжает... И снова одна... В купе заходить не хочется. Она стоит в
  
  проходе вагона и задумчиво смотрит в окно. Грустно снова расставаться с
  
  этим городом. Грустно снова трястись в поезде, потому что обычно эти
  
  поездки не приносят ей ничего хорошего. Впрочем, и ничего плохого тоже.
  
  Она ощущает на себе чей-то внимательный взгляд, но еще несколько минут
  
  не поднимает глаз. Это Он. Она чувствует его раздевающий, наглый взор,
  
  который заставляет ее напрячься и посмотреть на него в упор. Загорелый
  
  красавец в тугих джинсах белозубо улыбается ей.
  
  - Привет! Ты одна?
  
  - Как видишь - Разве это не повод, чтобы провести скучную дорогу
  
  вместе? Подожди немного, я скоро вернусь!
  
  Она хочет уйти в купе, но что-то останавливает ее. Инстинкт самки,
  
  которую хотят (она точно знает это), не дает ей ретироваться. Через
  
  пятнадцать минут он стоит перед ней с двумя билетами в спальный вагон в
  
  одной руке и бутылкой шампанского в другой.
  
  - Искатель приключений, почему ты так уверен в себе?
  
  - Я уверен в тебе! Пошли, приключения начинаются!.
  
  Он распахивает дверь купе и пропускает ее вперед. Она теряется, боясь
  
  напора с его стороны. Он закрывает дверь, нежно поворачивает ее к себе и
  
  целует в губы.
  
  - Ты ведь этого хочешь?
  
  - Да...
  
  Он притягивает ее.
  
  - Не бойся, я не сделаю тебе плохо...
  
  Она чувствует его возбуждение, и сладкая истома охватывает ее. "Этого
  
  не может быть со мной", - мелькает у нее мысль, но уходит также внезапно,
  
  как и появляется. Его язык работает безупречно, ласково касаясь ее шеи,
  
  опускаясь все ниже и ниже. Она чувствует, что трусики намокли и ей
  
  становится неловко от этого. Ее тесная маечка мешает ему, она ласково
  
  останавливает его и одним движением стягивает ее. Под ней ничего нет. Он
  
  набрасывается на нее как изголодавшийся волк. Стон вырывается из ее груди.
  
  - Тише, милая, тише, - шепчет он в самое ухо.
  
  Он ласкает ее грудь, слегка покусывая маленькие упругие соски, его
  
  руки забираются под юбку и нежно гладят бедра, живот, затянутые в узкие
  
  трусики. Она чувствует, что теряет контроль над собой. Его дикое
  
  возбуждение сводит ее с ума.
  
  Его плоть горяча сквозь одежду, и она начинает мягкими движениями
  
  расстегивать ему брюки. Руки не слушаются и он помогает ей.
  
  - Тебе нравиться то, что ты видишь?
  
  - Да, я хочу тебя.
  
  Он стягивает с нее маленькие белые трусики, поднимает на сильных руках
  
  и резко притягивает к себе на колени. Они переполнены бешеным желанием
  
  обладать друг другом. Он одевает ее на себя, боясь нарушить это желание. Он
  
  впивается в ее губы, он хочет выпить ее всю. Она стонет от наслаждения,
  
  которое дарит ей этот незнакомый мужчина... Он делает это еще, а потом еще.
  
  Они не могут насытиться друг другом...
  
  Они лежат обнаженные и пьют шампанское, чтобы придать силы своим
  
  уставшим телам. Они молчат. Им нечего сказать друг другу, они улыбаются
  
  своим чувствам.
  
  Она проснулась на рассвете от его взгляда. Он сидел возле нее и
  
  смотрел как она спит.
  
  - Я ухожу.
  
  - Я знаю.
  
  Она знала, что не увидит его больше. Наверное и не нужно. Он была
  
  счастлива тем чувством, которое он оставил в ней. Ей не хотелось терять это
  
  сладкое ощущение.
  
  - Прощай, - прошептала она.
  
  Она сладко спала, когда он шагнул из вагона в прохладное
  
  предрассветное утро, все еще храня тепло ее тела.
  
  Дюк - На природе
  
  Ее тянуло на природу. Электричка? Нет это не для нее. Вышла на улицу.
  
  Было раннее утро. Голосовать пришлось недолго. Призывно распахнув
  
  дверь "мерса", он вопросительно глянул на нее.
  
  - Куда глаза глядят, - произнесла она, одев на себя самую
  
  обворожительную улыбку, на которую была способна.
  
  - Сколько?
  
  Привычный вопрос не застал ее врасплох.
  
  - Не волнуйтесь, в обиде не будете, - мило проворковала она и уселась,
  
  уверенная, что возражений не последует.
  
  - И куда же глядят ваши глазки?
  
  - В темный дремучий лес. К лешему в гости. Вчера сорока на хвосте
  
  принесла приглашение.
  
  Он отшатнулся. Машина сделала непроизвольный вираж, чуть не врезавшись
  
  в летящую справа "мазду". Резко затормозив, он остановился у обочины:
  
  - Выходи.
  
  Она поняла, что взяла слишком круто. Мило улыбаясь, проговорила:
  
  - Ах, какой пугливый. Уж и пошутить нельзя?
  
  Рука потянулась к густой шевелюре и утопла в ней, перебирая ласково
  
  мягкие кудри. Его взгляд, минуту назад сверкающий гневными искрами,
  
  смягчился. Лицо растянулось в загадочной улыбке. Он схватил ее за грудь и
  
  прохрипел:
  
  - Опасно шутишь.
  
  Она, осторожно оторвав от себя его руки, нежно прикоснулась к каждой
  
  губами и вернула их на руль.
  
  - Я не шучу. Поехали! Вперед! Ты будешь доволен.
  
  Они тронулись. Скоро город остался позади.
  
  - Быстрее, еще быстрее, - говорила она и он послушно жал на
  
  акселератор.
  
  Опасаясь его реакции, и не желая улететь в кювет или врезаться в
  
  летящие рядом авто, она решила действовать осторожно. Мило поласкав его
  
  шевелюру, рука побежала дальше.
  
  - Спокойно, не волнуйся, не сбавляй темп, - приговаривала она, ласково
  
  поглаживая его грудь, пробегая по животу, опускаясь все ниже, стремясь к
  
  заветной цели. Он вздрогнул, ощутив ее руку на своей плоти.
  
  - Нет, нет, не останавливайся, ты должен почувствовать остроту
  
  ощущений.
  
  Он почувствовал. Такого ему не доводилось ощущать за всю свою уже не
  
  очень короткую жизнь. Ее руки продолжали делать свое дело. Она расстегнула
  
  ширинку и рука юркнула внутрь. Стон наслаждения вырвался из его уст. Она
  
  наклонилась и ее язычок коснулся головки его волшебной палочки. Машина
  
  вильнула и стала замедлять ход.
  
  - Ооооооо, я больше не могу, мы разобьемся.
  
  - Нет, рано, быстрее, пожалуйста, не останавливайся, - проговорила
  
  она, оторвавшись.
  
  Подождала, пока машина вновь набрала темп и снова стала ласкать его
  
  стержень. Урок вождения продолжался. Они мчались под музыку его стонов, то
  
  затихающих, то переходящих в звериный рык. Он уже был благодарен ей, что не
  
  остановился. Неповторимые ощущения достигли пика. Она почувствовала это и
  
  оставила его, усевшись как ни бывало и закурив. Он взмолился:
  
  - О, нет, продолжай.
  
  Она хитро улыбнувшись, проговорила:
  
  - Остынь немного, а то и вправду улетим на тот свет. А мне еще пожить
  
  хочется.
  
  И только он начал успокаиваться, как она опять полезла ему между ног.
  
  Проделав язычком все чарующие действия, на которые была способна, она
  
  жадно втянула в себя его пенис и стала сосать, то втягивая и почти
  
  задыхаясь, то отпуская наружу. Доведя его до самого пика, она опять бросила
  
  его. Так продолжалось неоднократно. Наконец она решила пожалеть его. Да и
  
  самой хотелось испытать все прелести наслаждения.
  
  - Остановимся.
  
  Он высмотрел дорожку, ведущую в лес и они свернули. Машина
  
  остановилась.
  
  Они вышли и он жадно приник к ней, срывая одежду. Освободившись от
  
  ненужных доспехов, он попытался сразу овладеть ей, но она увернувшись,
  
  выскользнула из его объятий и побежала, сверкая своей наготой. Он догнал
  
  ее, схватил сзади и грубо прижал к себе, пытаясь дотянутся своим торчащим
  
  рогом до ее заветной дырочки, но она опять остановила его, легонько шлепнув
  
  по яичкам. Он отстранился, ожидая, что она опять убежит. Но она легла на
  
  траву, раздвинула широко ноги и прошептала:
  
  - Сначала поцелуй!
  
  Дрожа от желания, он опустился рядом и приник к лепесткам ее розы. Он
  
  слизывал появляющуюся теплую росу и ласково ласкал пестик - клитор. Ее
  
  стоны, сливаясь с щебетанием лесных пичуг, приятно ласкали его слух. Ее
  
  губы нашли его волшебный стержень и язык начал свое путешествие. Лесной хор
  
  пополнился приятным урчанием нежного баритона. Она жадно втянула в себя
  
  очаровательного волшебника и, пососав как леденец, отпустила, потом опять,
  
  еще глубже и опять, задыхаясь, отпустила, проделав язычком очередной круг
  
  почета вокруг головки. Когда песня страсти достигла своего пика, она
  
  выдохнула:
  
  - Пора, моя роза готова принять гостя, - и развернулась.
  
  Гость не заставил себя ждать, ворвавшись в нее и начиная божественные
  
  движения.
  
  Они летали на крыльях страсти, под аккомпанемент чарующего романса
  
  желания. Пичужки подпевали, рассевшись на ветвях свисающей березки. И вот
  
  он последний аккорд. Горячая струя омыла розу. Она закричала, забилась в
  
  страстных рыданиях. Его рычание испугало птичек. Шум ветра не смог
  
  заглушить протяжный рев, вырвавшийся из его уст. Он закрыл ее рот долгим
  
  поцелуем и они застыли, обнявшись...
  
  Они лежали, наслаждаясь, пока капли дождя не вернули их к
  
  действительности. Он бережно накрыл ее своим телом и желание возникло в нем
  
  с новой силой. Не обращая внимания на дождь, он опять ворвался в нее.
  
  Неповторимые ощущения придали прелесть их ласкам. Ее звонкий смех сливался
  
  с песней дождя.
  
  Капли щекотали его спину, добавляя приятную прохладу его
  
  разгоряченному телу. Он почувствовал приближение ее пика, прислушиваясь к
  
  чарующим вздохам и когда понял, что она достигла оргазма, перевернул ее,
  
  поставив на четвереньки. Схватив руками за свисающую грудь он продолжил
  
  свое восхождение на пик радости по порогам страсти. Вершина приближалась. И
  
  вот он победный крик.
  
  Они опять свалились в изнеможении. Приятная прохлада ласкающих капель
  
  дождя охладила их. Пробежали мурашки. Они нехотя поднялись и побежали к
  
  машине.
  
  Одежда вымокла. Но погода сегодня была их союзницей. Дождик
  
  прекратился, выполнив свою очаровательную миссию неизведанных ощущений.
  
  Солнышко выглянуло и подмигнуло. Развесив одежду на торчащих ветках и
  
  забравшись в машину, они нежно стали слизывать друг с друга капельки дождя.
  
  Желание опять захватило их. Они не могли остановится. Опять и опять звучала
  
  песня страсти. Опомнились они, когда солнышко помахало им на прощание.
  
  Одевшись они двинулись в путь. Город встретил их ночной прохладой...
  
  Дюк - Воспоминания и мечты
  
  Время остановилось. ОНА мечтала, сидя в кресле и улыбаясь своим мыслям.
  
  Как давно ЕГО не было. Солнышко приятно ласкало выглянувшую из
  
  пеньюара грудь.
  
  На НЕР нахлынули воспоминания, почти физически ОНА ощущала ЕГО
  
  страстные губы.
  
  Ветерок, ворвавшийся в открытое окно, ЕГО голосом нашептывал: "Не
  
  уходи, не бросай меня, не хочу я этого... Таких как ты не бывает, я себе
  
  такую придумывал, придумывал, а ты есть оказывается... Тебе нет равных..."
  
  Незаметно ОНА задремала со счастливой улыбкой на устах. Солнышко напоследок
  
  нежно прикоснулось к розовому соску и отправилось на покой. Сумерки
  
  опустились на комнату...
  
  ОН вошел незаметно и не сразу увидел ЕР. Привыкнув к темноте, ОН
  
  заметил такое милое и родное тело, свернувшееся калачиком на кресле. Он
  
  ласкал его своим взглядом, не желая тревожить. Нежность переполняла его.
  
  Тихо ступая по пушистому ковру, он подошел и опустился рядом.
  
  ОНА вздрогнула, и открыла глаза, ясно услышав: "Привет, моя милая, мое
  
  солнышко, моя супер женщина!" Но, ничего не заметив, опять задремала,
  
  решив, что это шутки проказника ветра и ЕР больного воображения. ОН
  
  подождал, пока ЕР дыхание вновь стало ровным, и, убедившись, что ОНА крепко
  
  спит, прижался губами к ЕР милой ножке. ОНА опять вздрогнула, но не
  
  проснулась. ОН нежно, чуть касаясь, побежал выше, осторожно раскрывая
  
  пеньюар. Когда он добрался до желанного бутона, она открыла глаза, и,
  
  совсем не удивившись, тихо проговорила:
  
  - О! Какие сладкие грезы! Я вижу тебя, как наяву!
  
  - Милая моя, нежная, это и есть наяву! Я здесь! Я с тобой! Как же я
  
  соскучился!!!
  
  ОНА вскрикнула, и слезы счастья брызнули из широко раскрытых глаз. ОН
  
  схватил ЕР в охапку, прижал к себе и чуть касаясь, нежными прикосновениями
  
  ласкового язычка, стал слизывать соленые капельки с милых глаз, тихонько
  
  нашептывая в маленькое ушко:
  
  - Не надо, родная! Я вернулся!
  
  Сжимая размякшее тело в своих объятиях, ОН понес ЕР на ложе любви.
  
  Бережно опустив ЕР на кровать, он стал покрывать желанное тело
  
  требовательными поцелуями. Комнату наполнил еле различимый звук, похожий на
  
  звон полевых колокольчиков. Прервав свой робкий смех, все еще не веря
  
  своему счастью, ОНА прошептала:
  
  - Любимый, ты снишься мне, но как прекрасен этот сон! Я не хочу
  
  просыпаться!
  
  - Проснись, моя радость, я не исчезну!!!
  
  И, желая убедить ЕР в реальности происходящего, он нежно укусил ЕР за
  
  торчащий сосок и освободил от прозрачного пеньюара. ОНА встрепенулась, ЕР
  
  руки прикоснулись к любимому телу, и ласково стали гладить его, освобождая
  
  от одежды.
  
  Обнаженные тела слились воедино. ЕР губы отправились в путешествие,
  
  нежно целуя каждую клеточку, стараясь не пропустить ни миллиметра. И вот
  
  его губы, оторвавшись от любимого сосочка, отыскали, наконец ЕР сахарные
  
  уста и они соединились в страстном поцелуе. ЕГО руки опустились на нежный
  
  бутон и стали ласкать его, раскрывая. Почувствовав теплые капельки росы в
  
  раскрывшейся розе, он припал губами к этому божественному источнику.
  
  ЕР губы уже спешили к милому волшебнику. Язычок сделал круг почета
  
  вокруг жаждущей головки и рот захватил в сладостный плен восставшую плоть.
  
  Он нашел чувствительный бугорок и стал целовать его взасос. Стон
  
  наслаждения заставил ЕР выпустить волшебника из своих уст.
  
  - О! Войди в меня, моя роза так соскучилась по очаровательному
  
  страннику...
  
  ОН нежно раздвинул ЕЙ ножки и ворвался в желанную норку. И начался
  
  танец страсти. Круговыми движениями он доводил ЕР до грани наслаждения и
  
  замирал, желая как можно дольше продлить очарование. Потом опять врывался,
  
  проникая все глубже. ОНА извивалась под ним, то вскрикивая от боли, то
  
  захлебываясь стонами страсти. В тот момент, когда они почти достигли пика
  
  наслаждения, ОН вышел из НЕР и перевернул на живот. Потом вошел сзади и
  
  продолжил чарующий танец страсти.
  
  ОН ускорил темп.
  
  Ощущения становились все острее и острее. Она уже задыхалась от
  
  наслаждения. И вот ЕГО грозный рык и ЕР крик страсти соединились. Горячая
  
  струя из божественного источника омыла очаровательную розу, и они замерли,
  
  наслаждаясь оргазмом друг друга. ЕГО губы исполнили обряд благодарения,
  
  нежно прикасаясь к милой спинке. ОНА выскользнула из-под НЕГО,
  
  перевернувшись, их взгляды встретились...
  
  - О! МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ!!!
  
  - О! МОЯ НЕЖНАЯ!!!
  
  Они лежали, переполненные чувством, боясь пошевелиться и спугнуть
  
  очарование...
  
  Дюк - Два поцелуя
  
  Он вошел в эту комнату, слегка волнуясь. В камине мерцал огонь, освещая
  
  своим колеблющимся светом небольшое пространство. На пушистом персидском
  
  ковре сидела Она, держа в руках бокал из тонкого стекла, на полу стояла
  
  открытая бутылка с красным вином. Звучала тихая мелодия.
  
  Она задумчиво смотрела на огонь и не сразу заметила Его.
  
  Полупрозрачный длинный пеньюар, небрежно схваченный поясом, почти не
  
  скрывал ее тела. Ее волосы в беспорядке разметались по плечам... Он подошел
  
  неслышно сзади и опустился на ковер рядом с Ней.
  
  - Здравствуй, - шепнул он, наклонившись к ее плечу. Запах ее волос
  
  возбуждал его. На миг он потерял контроль над собой и едва сдержался от
  
  желания сжать ее в объятиях, зарыться лицом в ее волосы и впиться поцелуем
  
  в эти милые губы. Но нет. Еще не время. Он не должен торопиться...
  
  Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. Ее лицо озарила улыбка.
  
  - Здравствуй!! - и Она протянула ему руку.
  
  Он прижался на миг губами к ее тонким пальцам и тут же отпустил ее.
  
  Стараясь придать своему голосу максимум серьезности он произнес:
  
  - Дорогая моя! Пришла пора рассчитываться! - и, увидев отразившееся на
  
  ее лице недоумение, пояснил.
  
  - Вы помните наше пари? Проигранное Вами... Так вот. С Вас причитается
  
  два поцелуя. Я пришел получить долг.
  
  Она лукаво улыбнулась и подставила ему лицо:
  
  - Я не возражаю.
  
  Глаза ее закрылись, она ждала. Но он остался сидеть неподвижно, и
  
  когда она через несколько секунд, не дождавшись его прикосновения, открыла
  
  глаза и вопросительно взглянула на него, тихо произнес:
  
  - Но мы не оговаривали, КАКИЕ это будут поцелуи... Я хочу два таких
  
  поцелуя, какие мне хочется, договорились?
  
  Она, поколебавшись мгновение, кивнула головой:
  
  - Хорошо. Пусть будет по-твоему.
  
  Тогда он придвинулся вплотную к ней, взял из ее рук бокал,
  
  предусмотрительно отставил его на безопасное расстояние, вновь повернулся к
  
  Ней и прикоснулся губами к ее шее.
  
  Он лишь едва касался ее кожи, это был не поцелуй. Его руки тем
  
  временем привлекли ее и осторожно стали освобождать ее от одежды. Она не
  
  отталкивала его, но была немного напряжена. Губы его скользили все ниже и
  
  ниже, от шеи по плечу, по руке, перешли на грудь, и когда она оказалась
  
  обнаженной до пояса, то он внезапным нежным и сильным движением опрокинул
  
  ее на ковер и губы его приникли к ее левой груди...
  
  Она лежала, ошеломленная, но не сопротивлялась его рукам, его губам,
  
  его поцелую... Глаза ее были закрыты, волосы разметались по ковру, пламя
  
  камина освещало ее опрокинутое лицо...
  
  Он долго и умело целовал ее сосок, одновременно лаская руками все ее
  
  тело... Руки Его окружали ее со всех сторон, пояс давно был развязан, и
  
  мерцающий огонь освещал ее обнаженное тело, ее длинные стройные ноги, всю
  
  ее...
  
  Ее охватывала сладкая истома, волна пока еще неясного желания
  
  пробежала по ее телу. Его руки без устали нежно скользили по ее рукам, ее
  
  груди, опускаясь и поднимаясь, он гладил ее шелковистую кожу, и он замечал,
  
  что от этих прикосновений она становится все более податливой и почти
  
  покорной.
  
  Под его поцелуем сосок твердел, грудь набухала, но он не отрывался от
  
  ее, продолжая свой долгий, нежный, умелый поцелуй. Движения его языка
  
  окружали сосок, он кружился вокруг него, словно бабочка вокруг лампы, он то
  
  всасывал его, то отпускал, то едва касался, то едва не прикусывал,
  
  стараясь, однако не причинять ей боль. Казалось, это будет длиться вечно...
  
  Его второй поцелуй был еще более долгим, он знал, как доставить
  
  наслаждение, и неторопливо, нежно продолжал ласкать языком и губами ее
  
  розу...
  
  Он знал, что перед этим поцелуем не устоит самая неприступная
  
  крепость, и не спешил, лишь прислушиваясь и стараясь не довести ее до пика
  
  преждевременно... Но вот он почувствовал, что все ее тело, вся она - уже в
  
  его власти, он ощутил, что она готова отдаться...
  
  На миг он оторвался, мгновенным движением сбросил всю свою одежду и
  
  снова прильнул к ней. Теперь уже можно было не думать ни о чем, и он
  
  наконец закрыл ее рот страстным поцелуем, и сжимал ее нежное тело, и ласкал
  
  руками всю ее, ее руки, ее грудь, ее бедра.
  
  Она полностью была в его власти... Не разжимая объятий и не отрываясь
  
  от ее, уже отвечающих на его поцелуй, губ, он наконец овладел ею, и его
  
  плоть глубоко вонзилась в ее податливое, жаждущее власти над собой, тело...
  
  Он шептал ей какие-то безумно-нежные слова, зарывался своим лицом в ее
  
  дивно пахнувшие волосы, сжимал ее грудь, наслаждался ею, покрывал поцелуями
  
  ее лицо, шею и плечи. Он без устали продолжал свои умелые движения. И когда
  
  ее стон и сладострастная судорога, пробежавшая по телу, известили его о
  
  том, что она достигла вершины блаженства, он перестал сдерживаться и
  
  несколькими сильными толчками довел себя до высшей точки наслаждения...
  
  Дюк - На поле
  
  URL: http://www.artdevice.dp.ua/dyk/stories.html
  
  Водитель грузовика ехал по грунтовой дороге. Справа пробегали деревья
  
  лесополосы, слева - огромное зеленое поле. Его внимание привлекла одинокая
  
  крестьянка, собирающая огурцы, точнее не крестьянка, а ее обширный зад, за
  
  которым она пряталась стоя на четвереньках, выполняя тяжелый труд.
  
  Нога водителя нажала на тормоз. Он медленно пешком поплыл по полю к
  
  своей цели, предварительно сорвав несколько полевых цветов. Он наблюдал за
  
  ее движениями, за волнующей юбкой из простой ткани в цветочек. Подошел
  
  поближе, спросил:
  
  - Вы не подскажете как проехать в Снигиревский район?
  
  Крестьянка подпрыгнула от страха и испуганно посмотрела на шофера:
  
  - Ты кто?
  
  - Ой, извините... Да я... Я тут... Э... Тут... Это... Тут ехал...
  
  Это...
  
  Заблудился... Э-э... Спросить Вас...
  
  Испуг передался водителю. Он набрал полные легкие воздуха и протянул
  
  полевые цветы. Женщина сделала серьезное лицо, но в груди что-то екнуло,
  
  наверное ей давно никто не дарил цветов.
  
  Он уселся рядом на поле, выслушивая объяснения девушки о том, как
  
  все-таки проехать... Его пальцы попытались потянуть за длинный конец
  
  веревочки, сплетенной в узлик державший сарафанчик на плече. Она помешала
  
  его движению. Он настойчивее повторил желаемое действие, лямка развязалась
  
  и уголок сарафана откинулся вниз, наполовину обнажив ничем не защищенную
  
  грудь.
  
  Женщина продолжала жестикулировать, показывая направления движения и
  
  объясняя как лучше проехать. Его палец нежно коснулся мягкой поверхности,
  
  но "объяснения" продолжались, хотя почувствовалось неровное дыхание. Он
  
  умостился сзади крестьянки, поцеловал ее шею, обхватив рукой грудь. Женщина
  
  замерла, прервавшись на полуслове, еще мгновение и она набросилась на
  
  водителя впившись жадными губами в его губы. Он освободил ее от сарафана,
  
  крепко прижал и почувствовал тепло ее огромной груди. Она размякла, обняв
  
  его за шею, упустив голову набок.
  
  Его руки схватили ее мягкую попу. Она задрожала от желания. Он повалил
  
  ее на шелковистую траву, продолжая ласкать необъятный зад, освобождая ее от
  
  остатков одежды. Губы с трудом оторвались от требовательного рта и
  
  отправились в путешествие по желанному телу, оставляя то там, то тут следы
  
  засосов.
  
  Ее руки пробежали по его спине. Одна остановилась, как бы сомневаясь,
  
  и вдруг решительно полезла в штаны, нащупала твердеющий стержень и стала
  
  ласкать его. Вторая неумелыми движениями стала стаскивать непослушные
  
  джинсы вместе с трусами.
  
  Подивившись такому напору, он помог стащить с себя последние тряпки и
  
  полез ей между ног. Она призывно раздвинула ноги, ожидая его и постанывая,
  
  шепнула:
  
  - Да, возьми меня, я хочу!!!
  
  Он резкими движениями стал прорываться в желанную норку. Она
  
  задвигалась, выкрикивая:
  
  - Ох, сильнее, ох еще.
  
  - Сейчас милая, на, на, получи...
  
  Темп нарастал, тела слились в экстазе. Стоны ее перешли в протяжный
  
  вой. Слезы наслаждения полились из ее глаз. Она перестала двигаться и
  
  взмолилась:
  
  - Подожди, дай передохнуть.
  
  Но он, не слушая ее продолжал, ненадолго отпуская и вновь врываясь...
  
  Вдруг рев наслаждения раздался из его уст и одновременно она
  
  почувствовала горячую струю в своей норке. Он обмяк, навалившись на нее
  
  всей тяжестью своего тела. Она робко попыталась высвободится, он смущенно
  
  слез с нее и полез одеваться. Она недоуменно смотрела на него, продолжая
  
  лежать нагая. Постепенно краска стыда залила ее милое личико.
  
  - Отвернись, - проговорила она и стала быстро одеваться. Одевшись он
  
  обернулся, виновато посмотрел на нее и проговорил:
  
  - Спасибо, милая, но мне пора, - и побрел к своей машине. Она смотрела
  
  ему вслед, слезы катились из ее глаз...
  
  Вдруг он обернулся и выкрикнул:
  
  - Жди, я обязательно вернусь...
  
  Севастьянов Д. - Вечеринка
  
  Когда сестра пригласила меня на вечеринку, я не думала, что там будет
  
  что-нибудь интересное. Но вдруг увидела Его, стоящего в другом углу
  
  комнаты. Через минуту наши глаза встретились, и поняла, что это мой шанс.
  
  Я хотела попросить сестру познакомить нас, но она исчезла куда-то со
  
  своими друзьями. Чувствуя на себе обжигающий взгляд, я вдруг покраснела.
  
  Пришлось выйти на балкон глотнуть свежего воздуха. Когда услышала звук
  
  открываемой двери, то уже знала, что это он.
  
  Его руки коснулись моей талии, и я услышала: "Я не знал, когда ты
  
  вернешься, поэтому пошел за тобой". Глядя в глубокие зеленые глаза, ясно
  
  представляла, что сейчас произойдет. Он тоже. Не заботясь ни о чем,
  
  смотрела, как его голова наклонялась ко мне. Наши губы встретились, и
  
  внезапно все вокруг исчезло, и будто что-то взорвалось внутри. Мы
  
  оторвались только для того, чтобы расстегнуть друг другу рубашки. Его
  
  загорелая кожа коснулась моей и "подарила мне медленную дрожь". Ищущие губы
  
  прошлись по шее, потом он стащил с меня блузку. Я вытащила его рубашку из
  
  брюк, чтобы дать простор рукам. Сильные руки исследовали мое тело, а потом
  
  он поднял меня, и я обвила ногами его за талию.
  
  Никто раньше не пробуждал во мне таких чувств. Я забыла, где нахожусь,
  
  что в любую минуту кто-нибудь может выйти и застать нас. Прижав меня к
  
  стенке и не отрывая губ, он задрал юбку так, что смог схватить и содрать
  
  трусы. Они еще не успели упасть на пол, как его пенис уже был на свободе и
  
  жадно тянулся ко мне. Я стала гладить и теребить его, как вдруг кто-то
  
  открыл балконную дверь. Мои руки тут же отдернулись, однако никто не вышел.
  
  Я думаю, что они просто хотели немного проветрить комнату.
  
  Задыхаясь, потому что рот был закрыт его губами, была и возбуждена
  
  ужасом возможного обнаружения, и в то же время радостно встречала толчок за
  
  толчком.
  
  Двигаясь быстрее и быстрее, мы вместе испытали оргазм. Поддерживая
  
  друг друга во внезапно нахлынувшем расслаблении, стали смеяться, не веря
  
  тому, что только что произошло. Первый раз в жизни я действовала, не думая
  
  о последствиях, но это было чертовски хорошо, и я ни о чем не жалела.
  
  Мы поправили одежду и вернулись в комнату. Держась за руки, прошли
  
  через гостиную и очутились в пустой маленькой комнате. Я закрыла дверь, и
  
  мы упали в объятия друг друга. Целовать его было для меня так же
  
  естественно, как и дышать, я просто должна была делать это, чтобы жить. Он
  
  расстегивал мне блузку, пока я сражалась с его рубашкой, стаскивая ее через
  
  голову. Когда блузка, наконец, соскользнула с моих плеч, он расстегнул
  
  молнию на юбке. Я скинула ее куда-то вместе с туфлями.
  
  На мне остались только трусики и чулки. Я потянулась к его брюкам,
  
  расстегнула их, а потом сунула внутрь руки, чтобы освободить пенис.
  
  Перехватило дыхание, когда я почувствовала его прижатым во всю длину к
  
  моему животу. Он отступил от меня, только чтобы избавиться от остатков
  
  одежды, а потом я снова оказалась в его объятиях.
  
  Я просунула руку между нами и ухватила фаллос, ощущая удивительную
  
  мощь, пока он каменел у меня в руках. Он не мог долго вытерпеть эту сладкую
  
  муку и убрал мои руки. А его рука медленно спускалась по моему телу,
  
  постепенно сводя меня с ума, потому что я точно знала, где она остановится.
  
  Колени слабели с каждой минутой, и, когда палец проник внутрь меня, мне
  
  пришлось повиснуть на его плечах. Я качнулась бедрами к нему, когда его
  
  палец творил что-то невообразимое внутри меня.
  
  Не в силах больше стоять, закричала, и он подхватил меня. Я думала,
  
  что мы направляемся к кровати, но он понес меня к столу. Одним движением
  
  руки освободил стол от папок и бумаг и положил меня на стол. Он стоял между
  
  широко разведенных ног, задумчиво глядя на меня, а потом вдруг вошел одним
  
  быстрым сильным движением. Я обвила его ногами, чтобы он не мог
  
  выскользнуть, и встречала бедрами каждый толчок. Пальцы больно впились мне
  
  в бедра и подтянули, насаживая еще глубже еще глубже, и мощный оргазм
  
  судорогой прошел по моему телу. Тут же скрутило и его.
  
  Когда мы, наконец, смогли говорить, он сказал хрипловатым голосом:
  
  "Кстати, я забыл представиться, меня зовут Михаил - Миша".
  
  Смеясь над тем, как он произнес это, я ответила: "Ну, мы были немного
  
  заняты. Я - Люся".
  
  Тут он еще сильнее удивил меня, подняв на руки и неся к кровати. "Не
  
  кажется ли тебе, что пора попробовать это более традиционным способом,
  
  Люся?" - спросил он, ложась на меня. Я засмеялась и согласилась, а потом
  
  перекатилась через него, оказавшись сверху. Я стала целовать тело сверху
  
  донизу, доводя его до исступления. Потершись о пенис, я почувствовала дрожь
  
  в его теле и взглянула в глаза. То, что я там увидела, вызвало у меня
  
  улыбку. Потом целовала внутреннюю поверхность бедер, прокладывая дорогу к
  
  тому, что я искала на самом деле. Миша замычал, когда я слегка дотронулась
  
  губами до члена. Зная, что этого мало, взяла его в рот. Он обнял меня и
  
  подарил жадный поцелуй, который ясно говорил о масштабах его запросов.
  
  Перевернув меня на спину, Миша стал целовать сосок. Когда я думала, что он
  
  закончил, он перешел к другому, и полностью захватил его в рот, сося так,
  
  что я едва могла сдерживаться. Он медленно двигался вниз по моему телу, как
  
  вдруг остановился и взглянул на меня. Предвкушение того, что он собирается
  
  делать, чуть не заставило меня испытать оргазм. Он наклонил голову к моему
  
  естеству, и я подпрыгнула от прикосновения языка. Остановить это было выше
  
  моих сил, знала, что навсегда запомню эту дикую эротичную ночь. Я уже
  
  ничего не могла поделать, вцепилась в его плечи и потащила к себе. Мои руки
  
  обвились вокруг его шеи, наши губы соприкоснулись.
  
  Кончик пениса слегка коснулся моей киски, а потом снова вонзился в
  
  меня. Я прижала его бедра к себе, чтобы он вошел глубже. Когда мы кончили,
  
  дыхание мое прервалось. Я знала, что Миша тоже чувствует волшебную связь
  
  между нами. Он слегка держался за меня, поворачиваясь, как будто боялся
  
  потерять. Чувствуя, как он целует мой висок, я спросила: "Как ты думаешь,
  
  когда они станут искать нас?" Он посмотрел на меня со странным выражением:
  
  "Я думаю, никто даже не заметил, что мы ушли. А почему ты спрашиваешь?" "Не
  
  знаю. Наверно, мне просто хотелось знать, сколько у нас есть времени, пока
  
  кто-нибудь не наткнется на нас".
  
  "Не бойся. Я запер дверь", - и он пожал широкими плечами.
  
  "Так у нас уйма времени?" "Конечно, - ответил он. - А что ты скажешь,
  
  если мы не будем терять его зря?" Я закрыла ему рот поцелуем. Наградой было
  
  чувство растущей внутри меня твердости. Он стал ритмично двигаться, держа
  
  руки у меня на ягодицах, быстро и напористо. Все эмоции прошли передо мной,
  
  когда я смотрела ему в глаза, утопая в новой волне оргазма. Сладкая боль от
  
  впившихся пальцев подсказала, что он чувствует то же самое.
  
  Этой ночью я многое испытала впервые и не жалею об этом. Оказавшись
  
  при тех же обстоятельствах, я, наверное, сделала бы то же самое снова.
  
  Мы остались в постели еще немного, прислушиваясь к утихающему шуму
  
  вечеринки.
  
  "Я думаю, мы должны одеться и выбраться отсюда", - сказала я, сама
  
  боясь своих слов.
  
  "Эх, думаю, должны, потому что это моя вечеринка", - проговорил он.
  
  Выскользнув из постели, молча оделись. Наконец, когда оба приобрели
  
  приличный вид, повернулись друг к другу для поцелуя, зная, что он
  
  последний. Затем, быстро оглядев комнату, он открыл дверь, и мы вышли
  
  вместе так же, как и вошли. Что это была за ночь!
  
  Катя - Желание новизны
  
  Жила была женщина самая обычная - муж, дочь, домашняя работа и т. п.
  
  житейские премудрости. Было ей 35 лет, сами понимаете - возраст не
  
  бальзаковский, но и не 25. Самый кризис сексуальности в душе. Вроде все
  
  нормально, но все чего-то там не хватает, все о чем-то думается,
  
  мечтается... Может закинуть все это куда-нибудь, - думала она, - все-таки
  
  уже не девочка...
  
  Вокруг жили люди - и молодые мужчины и пожилые, но мужчин в возрасте
  
  она не воспринимала, на это были свои причины. Но ковыряться в
  
  психологических комплексах мы не будем. В общем, она любила смотреть и
  
  представлять себя с молодыми мужчинами, но, конечно, не с зелеными юнцами,
  
  хотя они тоже были бы не плохи в постели. Для нее все зависело от того, кто
  
  они и что из себя представляют.
  
  Она шла по улице, просто гуляла, люди шли, ехали, все куда-то
  
  двигалось и жило. Она медленно шла и смотрела вокруг - Почему меня не
  
  замечают? - думала она, но как это было ошибочно на самом деле! К ней
  
  просто боялись подойти, да и кто может вот так просто познакомиться, - за
  
  все и везде надо платить... Но она и так дала бы - бесплатно, ради
  
  удовольствия. Взгляд скользнул по витрине магазина - там стоял молодой
  
  человек неопределенного возраста, вроде молодой, но твердый взгляд серых
  
  глаз говорил о твердости характера и о твердости других частей тела. Она
  
  просто улыбнулась ему, прямо и открыто, назло всем, и себе и ему,
  
  всем-всем.
  
  Она устала, ей было просто все равно, что о ней подумают, но никто
  
  даже не обратил внимания, всем было не до того, люди были все в себе, суета
  
  поглотила их, казалось, что все забыли, что наступила весна... Раньше было
  
  не так, или просто раньше я была молода и трахалась с тем, с кем хотела,
  
  получая огромное удовольствие и чуть разочарования потом. Но это только
  
  потом, - думала она, садясь на лавочку и закуривая.
  
  Зеленые глаза прищурились, томно смотря на улицу.
  
  Можно присесть? - молодой человек сел, протянул зажигалку.
  
  Ну, вот и все, теперь дело за мной - она посмотрела на него, он
  
  понравился ей. Она захотела его сразу.
  
  Весна в разгаре и вы грустите, - сказал он.
  
  Стандартный набор фраз, движений, взглядов, - все одно и тоже, -
  
  подумала она.
  
  Он предложил подвезти ее, она согласилась.
  
  Куда? - Мне все равно, куда хотите.
  
  Его рука оказалась у него между ногами, голова у нее закружилась, в
  
  глазах не потемнело, но подошел ком к горлу.
  
  Она хотела поцеловать его, он - ее. Они поцеловались. Как просто! Он
  
  удивленно посмотрел на нее, она рассмеялась.
  
  Что дальше? - Дальше - что хотите, то и будет, вы хозяйка положения,
  
  сказал он.
  
  Ей было приятно, как он ласкал ей шею, целовал ухо. Она просто
  
  откинулась на сиденье, на душе был покой.
  
  Почему так хорошо бывает так редко?
  
  Она крепко взяла его за шею и поцеловала. Ее язык глубоко прошелся по
  
  его небу, она взяла его язык и сильно прикусила, давая понять, сама не зная
  
  что. Голова пошла кругом.
  
  Незнакомый мужчина казался ей самым близким и родным.
  
  Почему? Да потому что он подарил ей ощущение теплоты внизу ее черных
  
  кружевных трусиков. Она кончила.
  
  Как хорошо и приятно! Он смотрел на нее и не понимал.
  
  Спасибо! - Она ему еще раз улыбнулась, красиво закинув ногу на ногу. -
  
  Мне надо идти.
  
  Вы всегда так поступаете с мужчинами, - не боитесь?
  
  Нет, просто так получилось, - но в душе она обманула его и похвалила
  
  себя. Она всегда так и делала, мужчина хотел ее, она торжествовала над их
  
  желаниями (опять какие-то психологические прибамбасы). Но ей это было
  
  нужно, и она добивалась этого.
  
  Он долго смотрел на нее, она на него, он молча протянул ей телефон.
  
  Отлично, я позвоню вам, надеюсь, вы не забудете меня.
  
  Ей очень хотелось продолжить начатое, но разум останавливал ее. Он
  
  понял это. Она наклонилась к нему, еще раз поцеловала, провела рукой по
  
  бедру, выше, удостоверилась в своей правоте и силе женственности, шепнув на
  
  ушко: Потом, в следующий раз, обещаю...
  
  На миг он крепко обнял ее, и она вдруг испугалась, но только на миг.
  
  Он засмеялся и отпустил ее, - Смотри, больше так не делай с другими.
  
  Хорошо? - Да, да, обещаю, - другого вряд ли встречу. Она дотронулась руками
  
  до его глаз, поцеловала их, не могла оторваться от него, а он от нее. Их
  
  пугало чувство, объединяющее их и волнующее их...
  
  Я позвоню. Пока.
  
  Она вышла из машины, он резко тронулся с места и очень быстро уехал.
  
  Интересно, как его зовут? Она посмотрела на написанный его рукой
  
  телефон...
  
  Продолжение следует...
  
  Неизвестный автор - Юлька
  
  Ну вот скажи нам, Хуан, когда мы здесь сидим одни, мужики, как же это так у
  
  тебя с бабами то получалось? В чем секрет?
  
  Что ты такое особенное делал со всеми своими женщинами?
  
  - Очень просто. Я просто их всех любил..." "Последняя женщина сеньора
  
  Хуана." Когда я вхожу - Юлька, закрыв глаза, лежит на спине, закинув руки
  
  за голову.
  
  Я становлюсь на колени, раздвигаю послушные ноги и, взяв за бедра,
  
  плотно прижимаю Юлькину пипку к своему животу. Она уже начала согреваться
  
  после холодного весеннего вечера, но я решаю что лучше всего согреваться
  
  сексом и решительно стаскиваю ее трусики, несмотря на цепляющиеся Юлькины
  
  руки. Она визжит, но видно, что настроение хорошее, ей нравится и она очень
  
  даже не прочь, а моя спешка только придает чувствам остроту. Уже знаю, как
  
  нравится Юльке начинать, целую ее грудь, обводя языком соски и время от
  
  времени почти целиком беря ее в рот. Но ей сейчас совсем не нужны
  
  предварительные ласки, и она шепчет чтобы я скорее взял ее по настоящему.
  
  Юлька единственная моя подруга, с кем я трахался только в
  
  презервативе.
  
  Просто а) она очень сильно заводит меня, а эта тонкая резинка
  
  позволяет дольше не кончать, огрубляя ощущения б) она ужасная чистюля, а
  
  пахнущий клубникой презерватив приятнее, и в очень хорошем настроении она
  
  вполне потащит его в рот и слегка покусает - вместе с содержимым.
  
  Во второй раз я не так спешу, мне гораздо важнее Юлькин кайф, чем мой
  
  - в первый раз наоборот, есть ли хоть один мужчина, у которого иначе? Зато
  
  сейчас можно не спеша накачивать Юльку, ждать и наблюдать ее кайф. В
  
  занятиях любовью очень важно, чтобы оба участника были свидетелями оргазма
  
  друг у друга, это сильно сближает. Поэтому я очень люблю секс "лицом к
  
  лицу", и еще обнявшись при этом чтобы чувствовать тело партнерши. Так мы и
  
  начинаем. Пока я еще не очень занят - целую ее лицо, закрытые глаза, она,
  
  тоже возбужденная, начинает целоваться в губы, и это так хорошо, что мы
  
  замираем на несколько минут... Потом я пару раз плавно начинаю двигаться
  
  внутри Юльки, ускоряюсь, чувствую, как она подчиняется моим движениям и
  
  ритму, экспериментирую с ритмом - несколько длинных, сильных и ритмичных
  
  ударов, потом серия коротких и неравномерных, покачиваю бедрами из стороны
  
  в сторону, поникая всюду. Но пока я полностью контролирую себя, и все это
  
  приятные движения, мало отличающиеся от поглаживаний. Но она уже дрожит,
  
  предвкушая настоящую страсть, когда разум уже ничего не значит и всем
  
  командует сильная животная страсть и похоть, приказывающие "возьми ее!
  
  Трахни! Заставь стонать! Пусть она кончит!" Теперь я поворачиваю Юльку
  
  задом ко мне, она стоит на коленях, опираясь на распрямленные руки, я
  
  вхожу, чувствуя снова, как меня поглощает ее горячая и жадная пипка. Юлька
  
  худая, и придерживая ее за живот чувствую свои движения у нее внутри. Она
  
  потная, волосы стали прилипать к спине и к шее, но красивая, как русалка.
  
  Очень мокренькая - после нескольких минут чувствую, как намокают волосы ее
  
  лобка от вытекающей и стекающей вниз по телу влаги.
  
  Это хорошо, все ее железы работают нормально, она легко заводится и
  
  очень хорошо помогает мне - мы приспособились друг к другу. Полгода назад,
  
  во время первого знакомства, (она была первой моей женщиной. Она учила меня
  
  даже целоваться. Она была первой, кого я вообще увидел... ЭТО было красиво,
  
  как бутон розы) ее пипка, с черными волосиками выглядела детской и
  
  толстенькой - от отсутствия заботы и работы. С тех пор похудела и была
  
  однажды полностью выбрита - как результат, я неделю занимался дома только
  
  Юлькой и вообще не давал ей в моем присутствии одеваться.
  
  Я снова завожусь и начинаю терять голову. Сильные, размашистые
  
  движения, одной рукой держусь за спинку кровати, другой сильно ласкаю
  
  Юлькину грудь или живот. Она тоже двигается, иногда мы сбиваемся с ритма,
  
  двигаясь в одну сторону, пару раз я даже выскакиваю из нее, вызывая
  
  протестующие возгласы, которые звучат уже больше похоже на звериный язык,
  
  чем на человеческий Юлька тоже теряет голову. В некоторый момент кровать
  
  начинает сильно скрипеть - перемещаюсь, не останавливаясь, сантиметров на
  
  двадцать левее, скрип становится тише. Так тебе, сука! Я не дам тебе
  
  заглушить стоны моей девочки! Я хочу слышать, как моя любимая стонет для
  
  меня!... И вот с ее губ, хрипло дышащих, срывается первый, неуверенный еще
  
  стон удовольствия.
  
  Мои силы сразу удваиваются, я начинаю так работать, что Юлька охает,
  
  она уже забыла человеческий язык, как и я.
  
  Юлькины оргазмы не очень громкие - чуть более протяжный и хриплый
  
  стон, сжавшие мои руки тоненькие пальчики, расслабляющиеся мышцы живота,
  
  стремление как можно сильнее вжаться в меня и глубже пустить меня вовнутрь.
  
  Только пару раз, когда мы были откровенно пьяными перед занятиями
  
  любовью и когда я был в особенном ударе, она полностью улетала, целиком
  
  теряла контроль, и начинала кричать в полный голос и царапать мне спину
  
  ногтями очень приятно между прочим, кто не верит - попробуйте! Только надо,
  
  чтобы вам стали царапать спину перед тем, как вы кончите, а не просто в
  
  любой момент... Тогда в самом конце с ее губ, вместе с поцелуями, лился
  
  безумный поток слов, где нежные слова любви перемежаются... Звуками, и она
  
  говорит мне, как хорошо ей со мной и она хочет со мной всегда.
  
  Да, сегодня не совсем обычный вечер. Юлька распалилась и сильно
  
  распалила меня. Я только отдышался от получасового соревнования - кто позже
  
  кончит она уже прилегла на меня и нежно целует мокрую от пота грудь, ее
  
  шаловливый крохотный кончик языка соскальзывает все ниже к моему животу. И
  
  она чувствует своим животом, как я на это реагирую. Юлька умеет хотеть
  
  мужчину и быть шаловливой, чтобы добиться желанного - это уж я знаю. В
  
  таком состоянии почти нельзя "удовлетвориться и остановиться", на смену
  
  удовлетворению приходит обыкновенная усталость, когда мы, через несколько
  
  часов, голые и мокрые от пота заснем друг на друге, чтобы только после сна
  
  закончить. В таком состоянии похоть столь сильна, что нужно что - то еще,
  
  вытащить Юльку на подоконник, трахнуть ее в ванной перед зеркалом на полу,
  
  или заняться любовью при постороннем - при ее подруге, которая зашла
  
  вечером, когда мы лежали в постели, однажды так и случилось. Ирина
  
  несколько минут смущенно наблюдала, а потом убежала, хотя придя потом в
  
  гости не смущалась и спросила, хорошо ли прошла ночь. Что ж, пофантазируем.
  
  Теперь время есть, я облизываю пальцы и начинаю сильно и ритмично
  
  возбуждать Юлькину пипку, она легко принимает все, время от времени
  
  поощрительно сжимаю ногами мою руку и не давая мне заменить ее членом. Но я
  
  все таки делаю это и насколько минут проходят в лихорадочном ритме, в
  
  стремлении перебороть друг друга и заставить партнера первым застонать, как
  
  бы признавая надвигающийся оргазм и поражение в нашей необъявленной игре. Я
  
  - движениями, она меня подначивает хриплым ритмичным дыханием, обхватывает
  
  ногами мою шею, тянет на себя руками. Юлька подвижна как кукла, в такой
  
  позе можно закинуть ей ноги почти за голову. Но это не только секс, но и
  
  еще очень много чувств, мы начинаем целоваться, сбиваемся с ритма, я сажусь
  
  и сажаю ее себе на колени, она снова мгновенно обнимает меня ногами и сама
  
  нашаривает, как ей лучше сесть чтобы продолжить в такой позе. Еще несколько
  
  минут, то ускоряясь, то почти останавливаясь, но она уже устала, и мы
  
  принимаемся за более спокойное сначала несколько минут мокрых объятий, а
  
  потом секс на боку, когда она снова спиной ко мне, моя рука ласкает ее
  
  грудь, но мы никуда не спешим и не собираемся останавливаться. Так можно
  
  даже заснуть - если заниматься этим в более спокойном настроении. Но я то
  
  не спокоен. Когда Юлька начинает постанывать, это сразу сильнее заводит
  
  меня, я выхожу, быстро сдергиваю одеяло и стелю его на стол. Что еще?
  
  Подушка под ее голову, на тот конец стола, а теперь и саму Юльку.
  
  Вновь ноги у меня на плечах, нагрузка нулевая, ей удобно, а меня так
  
  заводит пикантность положения, что я жалею, что нет соседки, которая вышла
  
  бы из своей комнаты и случайно увидела нас, трахающихся, через застекленную
  
  дверь.
  
  В этой позе мы и заканчиваем, я вновь ныряю лицом в липкую лужицу у
  
  нее под пипкой - раз на мне презерватив - это только ее выделения, и мне
  
  нравится их вкус и запах. Потом отношу мою дорогую подругу на постель,
  
  ложусь рядом и несколько минут просто глажу и целую. Даю попить и пью сам -
  
  традиционный вишневый сок - а потом, когда немного подсыхает пот, укрываю
  
  простыней и обнимаю. Мы очень часто засыпаем так - она поворачивается на
  
  бок, кладет мне голову на плечо и мою руку между своих ног, и прижимается
  
  животом к животу.
  
  Я уже соскальзываю в сон...
  
  Неизвестный автор - Круиз
  
  Как-то раз мы с женой выиграли путевку в круиз по средиземному морю на
  
  теплоходе "Тарас Шевченко". Каюты были очень уютные: 2-х ярусная кровать с
  
  лесенкой на верх, маленький столик и вдоль выходившего на прогулочную
  
  палубу окна (иллюминатора) - диванчик. Так же в номере была раковина.
  
  Туалеты и душевые расположены отдельно, но в таком количестве, что их
  
  отсутствие в номере не создавало никаких проблем. Публика на теплоходе была
  
  скучная: семейные пары старше среднего возраста из Сибири, пенсионеры и т.
  
  д. На всем корабле глаз можно было положить только на одну молодую девушку
  
  восточного типа: смугленькую, длинными черными волосами, миндального цвета
  
  глазами и полненькой попкой. Звали ее Гуля. Не знаю почему, но она была
  
  одна и ходила "как неприкаянная" - свободных мужиков не было. Когда она
  
  проходила мимо в баре, или купалась в бассейне в купальнике, который не
  
  скрывал, а только подчеркивал ее формы: приподнимал груди, тоненькой
  
  полосочкой впивался и рельефно очерчивал попку, я постоянно поглядывал на
  
  нее с желанием.
  
  Однажды, сидя в шезлонге и загорая, я заметил, что у Гули на пояснице
  
  на позвонках красные маленькие ссадины. У моей жены были такие же, после
  
  того, как мы в каюте трахались на жестком ковре. Значит, эту восточную
  
  красавицу кто-то на корабле имеет.
  
  И вот однажды вечером я пошел в душ. Кабинки, как ни странно, были
  
  заняты все, кроме одной. Я уже собирался зайти и закрыть за собой дверь,
  
  как тут вошла Гуля, оценила ситуацию, и попросила, чтобы я уступил ей
  
  очередь. Она была с распущенными волосами в коротеньком халатике. Я сказал,
  
  что давай, примем душ вместе. Она ничего не ответила и зашла в кабинку. Я
  
  за ней и закрыл дверь, включил теплую воду. Повернувшись к ней, я обнял ее,
  
  начал целовать в губы. Она ответила на поцелуй и сама начала меня с
  
  восточным темпераментом и страстью целовать и ласкать. Я откинул ее волосы
  
  и слегка куснул за изящное ухо, Гуля застонала, схватила одной рукой меня
  
  за волосы, а другой рукой за попу и прижала к себе. Я начал целовать и
  
  покусывать за нежную шейку, спустил с плеч халатик и начал целовать в
  
  округлое плечико, языком облизывать ухо и шею. Гуля заводилась все больше и
  
  больше. Я спустил ее халат совсем: она была абсолютно голенькой. Продолжая
  
  целовать, я сжал ее кругленькую попку и прижал к себе. Вся попа у нее была
  
  липкая, лобок и живот, плотно прижимающиеся ко мне тоже были все скользкие
  
  и мокрые. Ее только что оттрахали и кончили на живот и попку! Гуля не
  
  обратила внимания на мое секундное замешательство и продолжала ластиться ко
  
  мне. Я отстранил ее от себя, развернул спиной, прижал к стенке. По ее телу
  
  стекали струи воды. Я засунул два пальца ей в щелку, а сам стал срывать с
  
  себя одежду. Подошел к ней, приподнял ее ногу и засунул свой вставший член
  
  в ее мокрую припухшую пещерку. Она стонала, а я изо всей силы входил в нее
  
  на всю длину. Очень скоро я почувствовал, что сейчас кончу. Я вышел из нее,
  
  поставил ее на колени, открыл ей рот и кончил туда. Она шевелила своим
  
  розовым язычком, часть спермы стекала по ее подбородку, а часть она
  
  проглотила. Мы, не разговаривая, начали намыливать друг друга, терлись друг
  
  об друга скользкими телами, я намыливал и глубоко проникал пальцами в ее
  
  только что оттраханую пещерку, теребил клитор, глубоко засовывал пальцы в
  
  упругую пещерку между пухленькими половинками попки. Она ласкала мыльной
  
  рукой мой пенис, потом встала на колени и начала ласкать мой член своими
  
  мягкими грудями, брала его в рот. Я кончил в тот момент, когда моя головка
  
  была зажата ее роскошными полушариями. Струя попала ей на шею, стекла на
  
  грудь и ложбинку между ними. Я быстро помылся и вышел, пока она продолжала
  
  с закрытыми глазами размазывать сперму по своему телу.
  
  С тех пор мы почти каждый вечер трахались в душевой кабинке. Было,
  
  правда, тесно и не очень удобно.
  
  Я начал приходить к Гуле после того, как имел свою жену, и заставлял
  
  ее облизывать мой мокрый член, измазанный спермой и смазкой моей половины.
  
  Однажды Гуля отомстила мне. Она зашла как всегда, разделась и встала раком,
  
  призывно и похотливо покачивая бедрами. У меня мгновенно встал. Я схватил
  
  ее за попку и засунул свой пенис в приоткрывшуюся щелку. Я легко
  
  проскользнул: ее лоно было уже хорошо разработано и расширено не одним
  
  членом. Мой пенис заполнил ее, и из нее брызнула чужая сперма: она была
  
  полна до краев. Моя головка скользила в ней, там хлюпало и чавкало. Я вышел
  
  из нее и заставил облизать мой член. Так я и входил и выходил из нее, а она
  
  все облизывала, пока я не кончил в нее. Потом я сидел на мокром полу и
  
  дрочил свой член, готовясь к следующему раунду, а она танцевала передо
  
  мной, плавно изгибая свое прекрасное тело, которое я хотел оттрахать все
  
  целиком. Она встала надо мной, и из щелки, в которой только что был мой
  
  член, мне на грудь полилась ее теплая моча, стекая по животу и пенису. Я
  
  кончил ей на ногу. Потом я мочился на нее: на ее груди, вставлял член в
  
  писюньку и мочился в нее, на анальное отверстие.
  
  Мы с ней никогда не разговаривали и не здоровались. Делали вид, что не
  
  знакомы. Я не заметил, чтобы она вообще с кем-нибудь из мужчин была знакома
  
  на корабле.
  
  Уже под конец плавания я зашел к ней в номер. Она закрыла дверь, сняла
  
  халат, легла на пол и, широко раздвинув ноги, начала возбуждать себя руками
  
  (гладить и щипать клитор, гладить груди). Я разделся и лег между ее ножек,
  
  она моментально обвила меня руками и ногами, рукой схватила член и засунула
  
  в себя. Она извивалась подо мной как угорь. Я схватил ее за руки и крепко
  
  прижал к полу. Впервые я трахал ее сверху. Я держал ее крепко, не давая
  
  шевелиться ей в своем ритме, а навязывал свой: медленный и тягучий: то
  
  выхожу полностью из нее и трусь членом об ее губки и клитор, то погружаю на
  
  всю длину. Мне нравилась ее беззащитность. Она была подо мной вся открыта
  
  моим ласкам, я мог делать с ней все, что захочу. Сначала она пыталась
  
  вырваться и двигаться побыстрее, но потом смирилась и только томно
  
  постанывала с каждым погружением в нее возбужденного члена. Чувствую, что
  
  мои силы на пределе, я вложил свой член в Гулины руки и кончил в ей ладони.
  
  Потом я сидел на диване, а она прыгала на моем пенисе, а сзади за окном в
  
  полуметре от нас ходили люди. Потом она забралась на лестницу и держась за
  
  не руками насаживалась на мой член. Я стоял снизу, и она одевалась на мой
  
  смазанный кремом пенис то похотливой щелкой, то тесной дырочкой попки.
  
  Круиз мне очень понравилс.
  
  Махнач Ж. - Случай в компьютерном классе
  
  Было семь часов вечера. Я как всегда сидел за компьютером и лазил по
  
  интернету, но не нашел там ничего интересного. Через несколько минут пришел
  
  мой однокурсник Леша и предложил полазить по чату. Я немного поупрямился,
  
  но все-таки полез в чат. С самого начала мне он не понравился: ругань,
  
  матерные слова, пошлости. Казалось, что хуже этого места нет на земле. Но
  
  вдруг появилась некая таинственная незнакомка под ником ВИК. Я долго
  
  смотрел на эти разговоры и заметил, что эта девушка зовет меня. Я сразу
  
  настроился на то, что на меня не обратят никакого внимания, но я ошибся.
  
  Завязался разговор и ВИК постоянно спрашивала, где я учусь. Я не хотел
  
  отвечать, но потом все-таки сдался. Тогда онаь сказала, что хочет со мной
  
  встретиться и я пригласил ее к нам в университет.
  
  В 21. 30 Леша ушел и я остался один на один с моим компьютером.
  
  И вдруг в дверь постучали...
  
  Я открыл дверь и буквально оцепенел. Передо мной стояла неземной
  
  красоты девушка. Ее волосы были слегка растрепаны, видно от того, что она
  
  слишком торопилась.
  
  Ее сочные губы просто свели меня с ума. Прозрачная обтягивающая блузка
  
  подчеркивала ее эротичный стан, а кожаные шортики обтагивали ее сторойную
  
  попку.
  
  Она спросила меня, где может найти Евгения и вот тогда я понял, что
  
  это и есть та самая незнакомка из чата. Я представился и пригласил ее
  
  пройти в аудиторию. Сразу было видно, что я ей понравился. Мы завели
  
  разговор, но ничего не клеилось. Я посмотрел ей в глаза и увидел в них
  
  страсть, огонь, желание.
  
  Она смотрела на меня, ее глаза разгорались все больше. Я вдруг осмелел
  
  и поцеловал ее в губы. Честно говоря, я ожидал совсем другой реакции. Но
  
  все получилось так, как я и думать не знал. Она обняла меня за шею и
  
  принялась целовать меня в губы, в шею... Ее рука спустилась ниже пояса и я
  
  почувствовал, как набухает мое сокровище. Я услышал знакомый звук-звук
  
  раскрывающейся ширинки. Ее рука скользнула мне в трусы и я почувствовал ее
  
  тепло. И вот меня разнесло. Я потерял контроль над собой и повалил ее на
  
  стол. Резким движением руки я сорвал с нее блузку и принялся целовать
  
  нежную грудь. Она оказалась догадливой и помогла мне снять с себя шортики,
  
  тем самым лишив меня этого удовольствия. Я начал ласкать ее живот, ноги, но
  
  больше всего мне хотелось проникнуть ей между ног. Но она играла со мной,
  
  растягивая удовольствие от ласк. Мое чресло росло все больше и больше и я
  
  не мог уже ждать. И вот свершилось... Она широко раскинула ноги тем самым
  
  приглашая войти в нее. Я ждал этого с нетерпением и буквально ворвался в
  
  нее.
  
  С начала я двигался медленно, не давая ей кончить и играя с ней. Затем
  
  мои движения потеряли ритмичность и становились все быстрее и быстрее. Я
  
  чувствовал прилив в нутри фаллоса, эту неимоверную мощь семени жизни. Я
  
  вонзался в не и вновь выходил снова и снова. Наши тела как будто слились в
  
  одно целое, нераздельное. Затем она взяла мой член в руки и принялась жадно
  
  пить эту жидкость. Я был на вершине блаженства. Это длилось снова и снова,
  
  казалось что эта струя будет литься вечною. И вот мы оба кончили. По ее
  
  лицу было видно, что я доставил ей огромное удовольствие.
  
  На этом мой вечер закончился, я провел ее домой и всю ночь не мог
  
  уснуть, вспоминая про этот великолепный вечер. На следующий день она мне
  
  позвонила и пригласила к себе...
  
  Неизвестный автор - Фотограф и модель
  
  Яработаю администратором в одной коммерческой фотостудии. В основном моя
  
  работа заключается в обеспечении фирмы кинопленкой и различными товарами.
  
  Иногда, когда секретарша слишком занята, я должен отвечать на звонки по
  
  телефону или выполнять другую подобную работу по офису. Но случается, что я
  
  получаю и более приятные задания. Например, мне приходится встречать
  
  фотомодели и провожать их в комнату для переодеваний. Обычно эти девочки
  
  очень высокого мнения о себе. Они получают огромные деньги за час работы и
  
  не будут особенно разговаривать с такими мелкими сошками, как я.
  
  Встретив на прошлой недели Анжелу, одну из моделей, я не сомневался,
  
  что она такая же гордячка, как и ее подруги. Выглядела она потрясающе:
  
  восточные черты лица и белоснежная кожа. Она была совсем невысокого роста,
  
  никак не больше метра шестидесяти. На ней был шикарный серый деловой
  
  костюм. Анжела выглядела в нем на все сто. Довершали вид белые лайковые
  
  перчатки, хотя я сначала и не мог понять, зачем они нужны в теплую погоду.
  
  Очень скоро я обнаружил, в чем дело. Наше агенство пригласило Анжело,
  
  несмотря на маленький росто, потому что им не нужно было ее тело. Их
  
  интересовали ее руки. Когда съемки были закончены, в мои обязанности
  
  входило отвезти пленки для проявления и привезти обратно готовые
  
  фотографии. К тому же Анжеле оказалось необходимым ехать в Даунтаун и я
  
  вызвался подкинуть ее.
  
  Итак, тем солнечным полднем мы вместе ехали по шоссе, зажатые со всех
  
  сторон в автомобильной пробке. Под "мы" я имею в виду себя, коробку с
  
  пленками и Анжелу.
  
  Анжела заняла меня разговором о том, как это дорого поменять
  
  трансмиссию в ее автомобиле марки Турбо Сааб. Я заметил, что за такую цену
  
  она должна приобрести трансмиссию, дающую скорость в пять раз больше, чем в
  
  моем автомобиле.
  
  - Подумайте, ведь Вам вполне достаточна моя скорость. Правда? - сказал
  
  я.
  
  Вдруг мое замечание показалось ей и мне самому двухсмысленным и
  
  напряжение между нами рассеялось.
  
  Она продолжала болтать о машинах, но мне пришлось резко затормозить,
  
  так как какой-то паразит перебегал дорогу прямо перед нашим автомобилем.
  
  После этого моя рука коснулась тонкой кожи ее перчатки. Я легко сжал руку
  
  Анжелы. Мгновение она казалась остолбеневшей, но потом, к моему
  
  разочарованию, ее рука выскользнула из-под моей.
  
  Глазами я не отрывался от дороги и поэтому не заметил, что ее рука
  
  приблизилась к моим бедрам. Когда она уже легла на меня, мой член
  
  моментально возбудился. Я чуть не попал в дорожную аварию!
  
  - Ты же не умеешь водить машину! - закричала она.
  
  - Может, ты покажешь мне, как это делается! - огрызнулся я. Мне нужно
  
  было заехать в фотолабораторию. Когда мы запарковались, Анжела настояла на
  
  том, чтобы пойти со мной. Она, видите ли, никогда не видела, как проявляют
  
  пленку.
  
  Майкл, руководитель лаборатории, сказал, что проявка займет около 45
  
  минут и посоветовал мне пока провести Анжелу по всей лаборатории. Я
  
  поблагодарил его за совет и толкнул Анжелу в комнату с табличкой на двери
  
  "Посторонним вход воспрещен". В комнате стояла полная темнота.
  
  Я плотно закрыл дверь и включил свет. Комната осветилась слабым
  
  красным сиянием. Я приготовился объяснять, какие химикаты используются при
  
  провлении фотопленки. Она повернулась ко мне лицом, сияние придавало ее
  
  коже какой-то нереальный цвет.
  
  - Знаешь, дурачок, единственное оборудование, которое мне здесь
  
  интересно, это Твое. Не можешь ли ты продемонстрировать, как оно работает?
  
  - говоря это, Анжела повернулась ко мне спиной и выключила свет. Мы снова
  
  оказались в темноте.
  
  В следующую секунду ее руки обвились вокруг меня, а наши губы
  
  соединились. Я запустил руки ей под юбку и был приятно удивлен. Под деловым
  
  костюмом на ней не было трусиков. Пока я изучал ее от попки до плеч, она
  
  успела растегнуть мой ремень, снять брюки и освободить мой возбужденный
  
  член.
  
  Неожиданно я осознал, что эта сучка не собирается раздеваться. Она
  
  даже не сняла перчатки! Я приподнял ей юбку и понес мою маленькую девочку
  
  на стол для пленок. Она обвила ногами мою талию. Я погрузился в тепло ее
  
  влагалища. Двигаясь туда и обратно, я чувствовал, как ее внутренние мышцы
  
  сжимаются в такт моим движениям. Ее маленькие руки, обтянутые искусственной
  
  кожей, обнимали меня всего. Каким-то образом я смог продержаться до тех
  
  пор, пока не услышал ее стоны, говорящие мне, что она готова кончить. Когда
  
  она начала извиваться и мычать, я выстрелил в нее струей спермы.
  
  Анжела не отпускала меня бесконечно долго. Когда наше дыхание уже
  
  востановилось, по громкоговорителю раздался голос Майкла:
  
  - Алекс, работа готова. Я зашептал:
  
  - Давай собирайся, детка. Работа зовет.
  
  Я медленно, осторожно снял ее с себя, она спрыгнула со стола, подошла
  
  к выключателю, зажгла свет, поправила одежду.
  
  Мы вышли в коридор, зашли к Майклу, забрали фотографии и спустились
  
  вниз. Я подвез ее и мы попрощались:
  
  - Давай! Пока!
  
  Мне оставалось только вернуться назад в офис. Менеджер уже ждал меня и
  
  фотографии. Он посмотрел на часы и сказал:
  
  - Ты быстро обернулся! Ты не отвлекался от дела, так?
  
  - Что Вы, шеф, - возразил я, - дело есть дело.
  
  Вална - Поездка к подруге
  
  Прошлым летом я ехала к подруге которая жывет в другом городе. Давно уже к
  
  неи я небыла и мне хотелось ее увидеть. Ехать надо было с автобусом, когда
  
  покупала билет оказалось што свободных мест нету. Мне пришлось ехать стоя.
  
  Автобус был полон народу, стояли человек к человеку и я стояла вместе
  
  совсеми. А мои гардероб состоял из мини юбки, трусики телесного цвета
  
  обтягивающие мою киску и задницу, колготки, бюстгалтер и свитер.
  
  Так вот, начали ехать, я стояла а замнои стоял парень лет семнатсати.
  
  Мне тогда было лет дватсать. Передомнои стояла пожелая женщина а со сторон
  
  стояли мужики, какие то селские мужики. Дорога была далная, и я устала
  
  стоять, так я стала менять ноги. Постою на однои ноге, потом на другои
  
  ноге. Когда ногу меняю то и задница шевелитса и третса она как раз в етого
  
  парня. После пол часа я почюствовала што мне под юбку начала што то
  
  шевелитса. Ето была кого то рука. Она залезла мне под юбкои и начала нежно
  
  щекотать через трусики и колготки мою задницу. Она там так нежно двигалась,
  
  немножка надавливая там где должна быть отверстие ануса. Мне стало так
  
  хорошо, по моему телу пробежала дрож, а рука все время гуляла под юбкои,
  
  наверное он заметил што ничево неимею против етого. Я попиталась немножко
  
  развести ноги, ноп ето сделать было трудно, так как было много народу.
  
  Всетки мне ето удалось и рука просколзнула далше в перет. Теперь она уже
  
  гуляла и по моеи пизде. Палцы надавливали на мою пизду, а я тем временем
  
  немножко приседала, так как ето было приятно, рука двигалась вперет назат
  
  по колготкам. Я посмотрела вниз и увидела што спереди когда рука двигалась
  
  вперет моя юбка шевелилась, было видно што там што то творитса, я
  
  испугалась што увидет другие люди и зжала свои ноги как можно силнее, рука
  
  оставалась зажатои между ног и немогла двигатса, а по телу пробежала дрож,
  
  как електрический ток бы пробежал. Оглянулась по сторонам, кажетса никто
  
  ничего не заметил. Тогда я опять раслабилась, дала руке двигатса далше по
  
  моим колготкам. Но палцы были настирные, они все время хотели попастсь под
  
  трусиками, и вдруг наверное мои колготки были порваны. Рука их разорвала,
  
  сперва наверное была маленкая дырка, потом еще один ривок и моя промежность
  
  наверное остовалось прикрытои толко трусиками, так как было видно што они
  
  порваны. По ноге пробежали очки колготок. Если кто то посмотрел на мои ноги
  
  то увидел бы што оны в одних дырках. А рука тем временем продолжала
  
  двигатса, толко теперь она уже двигалась по трусикам. Мне казалось што они
  
  уже мокрые, наверное так и было. Палцы сдвинули трусики в сторону и теперь
  
  начали тереть мою пизду, они двигались нежно и плавно, така как им уже
  
  ничево не мешало двигатса. Они проникали под половими губками и касались
  
  клитора моеи пизды. Мое тело начало дрожать, по ноге струикои потекло што
  
  то. Наверное ето был мои елексир, вдруг палец полез мне в влагалище, я
  
  незнала што и делать, така как если я кончю в автобусе то упаду на землю, я
  
  ведь на ногах не удержусь. Вдуг автобус остоновилса, там была остановка
  
  его, вышло много народу и рука из под юбки исчезла, наверное етот которыи
  
  был мне под юбкои тоже вишел. Стало свободное место и я села. Посмотрела на
  
  свои ноги, колготки были порваны как следует, ноги были мокрые, а трусики
  
  так и остовались сдвинуты в сторону, я их немогла поправить, так как ето
  
  обязателно кто нибуть увидел. Мне же надо было залезать под юбкои. Так же
  
  они были и мокрые. Я надела сумку на колени и так сидела. На следуищеи
  
  остановке я тоже вишла из автобуса, так как такои показатса в городе я
  
  немогла.
  
  Вышла я в кокои то деревне, автобус уехал. Зашла за какои то дом
  
  осмотрелась по сторонам. Кажетса никаво не видна сняла свои босоножки,
  
  приподняла юбку и стянула свои колготки с ног, поправила трусики, но они
  
  были слишком мокрыми. Кагда сидела в автобусе на юбке тоше осталась
  
  маленкое племя от елексира. Я взяла из сумки носовои платок и начала ето
  
  племя тереть. Было ясно што в етих трусиках я остоватса болше ни могла, так
  
  как еще долго ехать и мокрые трусики оставили бы еще болше племя на юбке.
  
  Тогда я сняла совсем трусики и осталась под юбкои совершено голои. Трусики
  
  завернула в носовои платок и положила в сумку. Было неловко так как юбка
  
  была доволно короткои и если мне придетса наклонитса или подниматса по
  
  ступенкам то кто бы был зади увидел што под юбкои ничево нет. Там толко
  
  голая пизда и задница. Но поделать было нечево, в етои деревне даже
  
  магазина нормалного небыло. Немножко пришлось проитись по деревне, так как
  
  автобус следующыи должен был прити толко после часа.
  
  Когда приехал автобус я села в нево, напротив меня сидел парень лет
  
  двинадцати. Автобус тронулся. Я сидела, ноги были сдвинутыми и юбку я так
  
  поправила што парень ничево не мог видеть што под неи. Когда вехали в город
  
  я стала смотреть што творятса за окном и совсем забыла про юбку и што я без
  
  трусиков. Когда обратила внимание на парня то увидела што у нево рот
  
  открыт, и смотрит мне под юбкои. Я посмотрела на себя, савсем забыла што я
  
  без трусиков, ноги были немножко разведены в сторону, юбка приподнялась и
  
  етого в полне хватало што парень мог бы любоватса моеи пиздои. А он етим и
  
  занималса. Я сразу ноги сдвинула, парень посмотрел на меня, он был красным,
  
  я наверное тоже. Но ничево не поделаеш, он уже все видел. Наконец овтобус
  
  остановился, я вишла из нево и пошла в ближаишыи магазин. Там купила
  
  трусики и колготки, прошла в женскыи туалет и надела трусики а колготки я
  
  взяла и положила в сумку. Их одела когда пришла к подруге. Скзала што
  
  холодна, под таким предлогом. Старые трусики я вибрасила у подруги в
  
  мусорную корзину. Так закончилась ета история. Подруге я конечно ничего не
  
  сказала што случилось в автобусе. Я боялась што она меня не поимет.
  
  Я хотела бы знать, есть еще где нибуть девушки с которими случилось
  
  што то похожее на ету историю. Напишыте мне свои случий.
  
  Вална
  
  Вална - Моя работа
  
  Два года назат я устроилась работать секретаршои в однои солиднои фирме.
  
  Перед принятием на работу я должна была подписать договор. Там был и пункт
  
  как я должна одеватса. В брюках я на работу ходить не могла. Такои был
  
  подписан договор с шефом етои фирмы. Мне нужно было ходить на работу в юбке
  
  или плате, носить колготки или чюлки, и если в юбке то обязателно белая
  
  блузка. Шефу всегда нравилис женщины, он всегда хотел залесть им под юбку,
  
  но как то держался. Каждое утро он всегда провирял как я одета. Приходя на
  
  работу мне нужно было проити к нему в кабинет, нужно было поворачиватса в
  
  стороны, потом приподнять юбку и показать в каких я трысиках, какои у меня
  
  лифчик. Когда я толко начинала работать у нево однажды я надела не белые
  
  трусики и лифчик, а телесново цвета. Так он дал мне денег и вигнал в
  
  магазин чтоб я купила новые белые трусики и лифчик. Я за ети денги купыла
  
  красывые кружевные трусики и красывыи лифчик. Когда я пришла с магазина то
  
  он позвал меня и я должна была перед ним поменять свае нижнее беле. Сперва
  
  я откозалас, но он сказал или я ето сделаю сеичас или получю прогул и
  
  вилечю из работы, так как пришла одета не по договору. Ну я испугалась и
  
  стала перед ним переодеватса. А он сидел и смотрел как я ето делаю. С етого
  
  момента я всегда приходила одетои по уставу, он меня провирял и я шла
  
  работать на свое место.
  
  Однажды сидя за столом небыло чево делать. Работу которую нужно было
  
  сделать сделала и сидела без работы. Клиентов небыло, было пусто толко шеф
  
  был в кабинете. На столе стояла пласмасовая бутылка от клея. Она была
  
  пятнацать центиметров в длину и три центиметра в ширину. Очень похожа на
  
  член. Смотрела на ету бутылку, муж был уже два дня в командировке, потом
  
  запустила руку под юбку и начала через трусики поглажывать сваю пизду. Ноги
  
  немножко развела в стороны штоб лекче было. Мне стало приятно мое тело
  
  раслабылось. Тогда я подвинула в сторону трусики взяла ету бутылку с кеем и
  
  приложила к пизде. Стало ее крутить, тереть в пизду. Потом немножко
  
  надавила на нее и бутылка прошла под губками пизды, покрутыла в стороны и
  
  опять надавила и она начала сколзти в влагалище, тело дрожала от
  
  удоволствие. Опять покрутила и еще надавила. Наконец она почти вся
  
  скрылась, остался очень маленкий конец бутилки. И тогда я ее крутила в
  
  влагалище. Вдруг дверь начала откриватса, я незная што делать оставила там
  
  бутылочку с клеем, хорошо што она почти вся была вомне. Трусиков поправить
  
  уже не успела толко колени свела, села нормално и юбку поправила. Когда
  
  клиент вошол то я сидела нормално, руки были на столе, и я была краснои с
  
  дрожавшим телом от испуга, и от удоволсвие. Клиент спросил шеф есть, я
  
  сказала да и он прошол к нему. Когда вошол я хотела извлеч бутылку из себя,
  
  развела ноги и тут шеф меня позвал к себе. Нужно срочно што то напечатать,
  
  так я с бутылкои от клея в своеи пизде встала и начала ити к шефу, она там
  
  двигалась и я боялась штоб не випала. Я преподняла плате перед кабинетом
  
  шефа и поправила трусики. Теперь они держали бутылочку и она не могла не
  
  как упасть. Но всетки ходить было страно, поправила юбку и вошла к шефу.
  
  Серце колотилось, тело дрожало а ходила я как виебаная. Ноги старалась
  
  держать по шире раскритими. Шеф заметил што сомнои што то не то, он спросил
  
  меня, но я сказала што все проидет. Тогда хорошо, садись и печатаи здес же.
  
  Клиент сидел за столом. Я подошла к стулу и начала садитса, но как толко я
  
  села на стул то чют не закричала, толко губу в зубы взяла и промолчала.
  
  Когда села то бутылка вошла в мою пизду на всю глубину и даже до матки
  
  дошла так как в животе я почюствовала што бутылка в матку уперлась. Ето
  
  чюство я уже дома однажды испитала. Я села и боялась пошевелитса, начала
  
  печятать, тело дрожало и было очен трудно сконцентрироватса. Печатать было
  
  много и когда заканчивала то и работа уже кончалась. Когда закончила подала
  
  шефу документы, встала, мне стало легче и пошла к двери. Он так посмотрел
  
  на меня, но я не поняла. Когда вишла из кабинета шефа то подошла к зеркалу
  
  сразу же и посмотрела. Моя юбка была втом месте где моя пизда снеи
  
  коснулись мокрои. Было пятно. Я покраснела сама перед собои и бысто пошла в
  
  туалет. Там подняла юбку, спустила трусики. Они были совсем мокрыми, по
  
  чюлкам бежал елексир из моеи пизды. Все было мокрым. Я развела в стороны
  
  ноги, присела. Но так было не удобно винимать бутилку. Тогда я одну ногу
  
  положила на умивалник и палцами стала залезать себе в влагалище. Двумя
  
  палцами нашла конец бутылки и стала ее винимать. Тело дрожала, и когда
  
  половина бутылки была уже извлечена начались спазмы, тело дергалось. Я
  
  немогла не как оставатса на ногах и просто плюхнула на землю. Прошло минут
  
  двацать когда я пришла в себе. Подомнои была лужа, трусики были мокрыми
  
  волялись на земле, чюлки тоже, но они были на мне. Я посмотрела на сваю
  
  пизду, там еще торчала бутылка, я извлекла ее и положила в ракавину которая
  
  была как раз передомнои. Потом встала, ноги дрожали, на своих шпилках
  
  немогла постоять и я иь сняла. Туалетнои бумагои стала чистить свои ноги от
  
  елексира, тереь пизду. Она была очень чяствителнои, когда к неи прикасалась
  
  то по телу как током ударяло. Потом взяла свои трусики и стала их мокрими
  
  надевать, но когда надело до колен взяла туалетнои бумаги и положила как
  
  прокладку, тогда закончила надевать. Получилось прекрасно, но толко моя
  
  пизда козалась очень болшои, так как бумаги наверное я положила сличком
  
  много. Но когда я стояла то етово небыло видно, толко когда наклонялась то
  
  моя пизда из юбки видавливалась. Но работа уже кончилась и до дома думала
  
  доиду. Надела туфли, спустила юбку и медлено вишла из туалета.
  
  Когда подошла к столу и наклонилась взять клячи из шкафа с зади чя то
  
  рука сразу полезла мне под юбку и схватила за трусики. Так как они были
  
  очень преподняты бумагои ему ето хорошо удалось. Я обернула голову
  
  посмотрела, ето был мои шеф. Он задержался после работи увидев што меня
  
  нету. Он держа рукои мои трусики с зади мне под юбкои стал тянуть меня к
  
  себе в кабинет. Так как он тянул меня с зади, трусики со всеи бумагои
  
  врезались мне в пизду и мне стало болно, я должна была ити за ним спинои.
  
  Вошли в кабинет, он закрыл дверь на ключ, меня дотянул до стола. Ты мне
  
  севодня сделала стыдно перед гостем, сеичас я тебя поучю немножка културы.
  
  Он сылои рванул мои трусики и они разорвались. Напол випала туалетная
  
  бумага, он посмотрел на меня, развернул меня и положил животом на стол,
  
  ноги остались на земле. Задрал мне юбку, своеи ногои мои ноги раздвинул и
  
  палцем мне вкнул в пизду. Да ты и сеичас вся мокрая, я услышала как он
  
  растегнул свои ремень. Рукои я хотела схватить его палку но не успела, шеф
  
  перехватил мою руку и сразу заломил ее мне заспину, и после неболшои паузы
  
  в мою пизду с сылои вошол кол. Я крыкнула, мне и так болело все там, а
  
  теперь ище и шефа палка вонзилаь в меня. Он вонзил ее до конца, теперь я
  
  уже кричала. Но вокруг никого небыло и он на ето необращал никаково
  
  внимание. Он двигался вомне и все время повторял, ты будеш знать как меня
  
  позорить. По моеи ноге текла влага из моеи пизды. Комне накатилась новая
  
  волна наслаждение, теперь я уже толко стонала и приближался пик
  
  наслаждение. Ноги начали дрожать, и мне в глазах потемнело, последние што я
  
  еще помню, то как в моеи пизде ударила струя из шефа. Он кончил вомне.
  
  Примерно после пол часа я пришла в себя. Все тело нило от всево
  
  происходящево. Шеф сидел в своем кресле а я продолжала лежать еще на столе.
  
  По прежнему юбка была задранои. Когда встала на ноги шеф указал мне на
  
  стул, которыи стоял рядом. Сядь, сказал он, и я села без трусиков, толко
  
  юбку поправила. Шеф начал говорить, он сказал, если хочеш у меня работать
  
  то што случилось севодня ты некому не скажеш, платил он то хорошо за
  
  работу. Я согласилась с ним, сваему мужу тоже ничево не будеш говорить. Я
  
  сказала што хорошо. Мне тогда было очень слабо и я совсем што сказал шеф
  
  согласилась. И еще, перед работои я буду тебя и далше проверять, но теперь
  
  я должна буду и прокладку в трусики положить у нево в кабинете. Ето надо
  
  будет сделать перед работои и он будет за етим наблюдать, штоб неповторился
  
  севодняшныи случаи. И с етим я согласилась. И еще, когда шеф захочет он
  
  будет меня трахать и спускать в меня, для етово он прибавил мне заплату, и
  
  доволно много. Сказал ето для покупки нижнего беля, так как на работу я
  
  должна была ходить каждыи день в новом нижнеи одежде. А прокладки будут у
  
  него в кабинете, там я их и меняла.
  
  После всево што он сказал я вишла из его кабинета. Трусики были
  
  порваны и я одеть их не могла. Мне домои нужно было ити без трусиков, так я
  
  и ушла домои, рукои придержывая юбку, штоби ветер ее неподнял. Это все
  
  произашло когда я фирме проработала толко один месяц. Дома я пошла в вану и
  
  помылась под душем, потом пошла спать, уж очень трудныи день был.
  
  Утром я оделась как нужно было и пошла на работу, сразу же шеф визвал
  
  к себе в кабинет и стал меня проверять, в каком я беле, положил на стол
  
  прокладку и я была должна перед ним положить ее в трусики. Он внимателно
  
  смотрел на ето, как я ето делаю, как прокладку в трусики кладу. И ето мои
  
  первыи месяц работы. Трахал шеф меня когда ему хотелось, просто визивал в
  
  кабинет и начал командовать, ложитса на стол или на софу, или просто
  
  раздетса. Спускал он в меня, штоб ковер не испачкать, так он говорил. Я и
  
  сеичас там же работаю.
  
  Вална - Моя работа (продолжение)
  
  Проработав шесть месяцев я стала беременои, мои муж думал што ето его будет
  
  ребенок, но он ошыбался. Ето был ребенок от шефа, но я об етом немогла
  
  никаму сказать. Так и осталось, што он моего мужа. Когда шеф узнал што я
  
  беремена он болше своеи палкои не тыкал в пизду, а толко палцами ее
  
  теребил. Он совал свои палцы мне в пизду, положив меня на софу, которая
  
  стояла у него в кабинете. А сваю палку начал мне в жопу совать. Сперва он
  
  ето делал осторожно, я ложилась на спину, он поднимал плате или юбку,
  
  стаскивал мои трусики, растегивал блузку и начал через лифчик мять мои
  
  груди. Он их как следует мял однои рукои, а другои мою пизду теребил, совал
  
  палцы в влагалище, там их крутил. Потом извлекал мою грудь из лифчика и
  
  начинал крутить сосок. Потом мне разводил ноги снимал свои штаны и начал
  
  тыкать мне в жопу. Жопу мне смазывал коким то кремом из сваево стала. И
  
  начал по немножку в жопу проходить. Я уже ничево не говорила шефу, толко
  
  делала все што он мне говорил. Мне ето было приятно и я ему ничего не
  
  говорила, отдовалась ему полностю. И он теперь кончал мне в жопу. Мне болше
  
  нравилось когда он кончал мне в влагалище.
  
  Прошло еще несколко месяцев, начала увеличиватса моя грудь, рос мои
  
  живот. Каждым утром теперь уже не хватало показать ему трусики, мне
  
  приходилось теперь полностю раздеватса, поворачиватса перед ним, он
  
  ощюпивал мои живот, за груди подергивал, в пизду палец засовивал и еще
  
  видеокамеру откуда то взял. И когда я раздевалась и одевалась он все время
  
  снимал меня. Мне ето очень ненравилось. Но зато он болше меня не трахал, он
  
  сидя и расматривая меня дрочил. Наверное ему нравилась я такая. Он ведь был
  
  неженатым, а беременые женщины ведь красывые.
  
  Наступил последныи день перед уходом в декрет. Пришла новая секретарша
  
  на мое место и я стала еи все показывать, где лежат, какие ето документы и
  
  што с ними делать надо. Как говорят передаю еи свое место. Што с шефом
  
  происходило я еи ничево не сказала, просто она мне кажетса сама должна
  
  обовсем узнать, конешно если шеф захочет ето. Новая секретарша пригласила к
  
  себе дамои, я сказала што приду, но попоже. Закончилась работа, шеф визвал
  
  к себе. Ну так вот, ето твае последный день в етои работе, и я хочю тебе
  
  подарить штото. Он положил на стол коробку, доволно болшую. Ето твои
  
  подарок. Я развезала коробку и открыла ее. Там было нижнее беле
  
  предназначена для беременои женщины. Там был лифчик спецялныи для кормление
  
  ребенка, он был очень красивыи. Когда нужно было можно кормить ребенка из
  
  однои груди, а вторая будет закрытои. Так же там было трусики. Они тоже
  
  были специалные и ремень для подержки живота. Шеф стал из за стала и
  
  подошол комне. Растегнул пуговки моеи плате для беремених, снял ее и стал
  
  растегиват ливчик мои. Снял его, груди свисли, начал их мять и поглаживать
  
  мои живот. Потом рука сколзнула мне в трусики, и начал тереть мои клитор. Я
  
  раслабилась и он мне сказал штоб севодня села на стол. Я подошла к столу,
  
  но шеф руки из трусиков мне не убрал. И я шла с рукои которая лежала у меня
  
  на пизде. Он помог мне забратса на стол, села а он развел мне ноги в
  
  стороны, ножницами порезал мои трусики. Теперь я уже сидела на столе
  
  совершено голои, он начал целовать мои соски, мне стало так приятно. Мне с
  
  мужем небывает так хорошо как севодня с шефо. Потом меня уложил на стол,
  
  взял ножницы и стал стрич мои волосики на пизде. Я сказала штоб он етово не
  
  делал, што муж што скажет. А он сказал штоб мужу сказала буто была у
  
  доктора и он велел стрич там. Так вот он постриг меня, потом взял
  
  видеокамеру и снял меня такои. Потом велес встаь и надеть ево подареные
  
  вещи. Я встала с тола, взяла лифчик и стала надевать его неспеша, а шеф
  
  снимал все время, потом надела трусики из коробки, подняла плате с пола и
  
  надела ее. Так я опять была одетои, шеф положил камеру, подошол комне,
  
  руками обгладил меня всю. Потом подошол к столу и из стола добил еще одну
  
  коробку, неболшую. Ето ты дома откроеш, и еще передал мне ету видео касету.
  
  Ето штоб меня не забила, сказал он, поцеловал меня и я ушла домои.
  
  По дороге зашла к новои секретарше в гости. Положила касету которую
  
  держала в руке, сняла плащь. Она заметила ету касету и спросила што там, я
  
  шутливо ответила што свадьба. И она пристала штоб я ее показала. Так как ее
  
  мужа небыло дома, подумала, пусть набираетса опыта и дал еи касету. Она
  
  вставила ее в видеомагнетофон и включила. Подошла комне и села рядом на
  
  софу. Когда пошли первые кадры то она увидела што ето не какая то свадьба,
  
  а там я с шефом. Я ведь тоже ету касету смотрела в первыи раз, и мне тоже
  
  было очень интересно. Она посмотрела на меня, но ничево не сказав
  
  продолжала ее смотреть. Вдруг я почюствовала што ее рука оказалась и меня
  
  на ноге и стала по немножку шевелитса в верх. Я ничево не сказала, и
  
  продолжала смотреть далше. Рука гладила мою ногу и все время поднималась
  
  више, так как я ничево не делала она осмелела. Она посмотрела на меня, я на
  
  нее и мы обе друг друга поняли. Продолжая смотреь рука залезла мне под юбку
  
  и начала гладить мне пизду, поднималась више и оказалась на животе. Стала
  
  его гладить, потом сказала, сними плате, пожалста. Я посмотрела на нее,
  
  встала и растегнула пугавки, плате сползла на пол, я осталась в трусиках
  
  которых подарил мои шеф и лифчике. Она посмотрела на меня, потом на
  
  телевизор. Это же севодня снята, я кивнула голову, села, она сползла на
  
  землю и оказалаь передомнои. В друг в квартиру вошол ее муж и как не страно
  
  прямо в комнату где я сидела. Я испугалась, хотела прикритса чем нибуть, но
  
  она сказала не пугаися и раслабся. Ее муж пошол в другую комнату и после
  
  неболшои паузы пришол к нам. Сел рядом сомнои, начал гладить мои живот, по
  
  моему телу пробежала дрож, растегнул лифчик и начал мять мою грудь, потом
  
  другую. Соски стали твердыми и набухли, а она залезла мне в трусики рукои и
  
  стала палцами шарить по моеи промежности. Палцы доходили до жопы, мои ноги
  
  расходились в стороны, но она стала стаскивать мои трусики и их пришлось
  
  опять сомкнуть. Когда трусики были сняты то она мои ноги развела как можно
  
  шыре, пизда уже была без волос. Она палцами стала залезать в нутрь, а ее
  
  муж тем временем начал мою грудь целовать, стал покусивать соски. Он то
  
  один сосок в рот отправлял, то другои, стал зубками их покусывать. Мне так
  
  было ето приятно, а она встала и пошла в вану. От туда принесла полотенцо,
  
  его положила под моеи заднице, штоб неиспачкала софу, так как я уже текла
  
  как надо. Она опять села на пол и стало лизать мою пизду, а палец стал
  
  пробиратса в жопу, крема никакого небыло и палец трудно пробирался. Я
  
  начала как надо уже стонать, однои руки я поимала голову ее и стлал
  
  немножко поталкивать, а другои хотела залесь ему в тусики, но мне не
  
  получилось ето сделать. Так как я крыкнула и кончила, оргазм был доволно
  
  длиныи. И пизда была мокрои как надо, она мне кажетса неуспевала лизать ее.
  
  Я ослабла, а они поменялись местами. Теперь она принялась ласкать мою
  
  грудь, а он начал палцами теребить мою пизду. Потом чем то твердым и
  
  холодным начал залезать вовнутрь. Когда я приподняла голову и посмотрела то
  
  на столе лежала коробка которую мне шеф подорил, она была открытои, а муж
  
  новои секретарши держал в руке металическыи вибратор. Он его погружал мне в
  
  пизду, я увидела ето и по моему телу опять пробежала дрож, по моему телу
  
  опять поднималась волна наслаждение. Голову я положила на краи софи и болше
  
  несмотрела што они делают. А вибратор все время погружалса в меня, там было
  
  все мокро и он прекрасно сколзнул. Когда ее погрузили как надо в меня
  
  начали им крутить в стороны, это так было прекрасно, тем более што соски
  
  она палцами дергала, зубами кусала, я болше немогла здержатса и так кончила
  
  што отключилась совсем.
  
  Когда пришла в себя то они сидели испуганы. Они испугались, так как я
  
  была беременои и до конца беремености остовалось не так то много. Но когда
  
  я пришла в себя то они стали трахатса между собои, и я остовалас толко как
  
  наблюдателница. Одохнувшись я встала и пошла ваную комнату. Мне надо было
  
  немножко помитса, но новая секретарша пошла сомнои вместе. Я там стояла а
  
  она меня мыло. Потом полотенцем витиряла. Почли в комноту и стало одеватса,
  
  оделась попрощались и пошла домои.
  
  Вот такая история случилось сомнои. Кто то может и не поверит в это,
  
  значит вы не такие как я. Моя жизн такая, и мне она нравитса.
  
  Д. Джонсон - Письмо моему первому возлюбленному
  
  Дорогой Поль, Я мечтаю стать твоей девушкой, жить с тобой, быть полностью
  
  твоей. Я мечтаю нарядится в коротенькое французское платице, с открытым
  
  верхом (так что бы ты мог видеть впадину моей груди, соблазнительно
  
  выделеную кружевным бюстгалтером) и пышными нижними юбочками, обуть черные
  
  открытые кожаные туфельки на высоком каблуке, и склониться над столом,
  
  когда ты войдешь в дверь, демонстрируя тебе свои узенькие белые кружевные
  
  трусики (оптягивавющие мою попку), пояс с подвязками и чулки. Я
  
  представляю, как ты поворачиваешь меня к себе своими сильными руками,
  
  глубоко целуешь меня, затем склоняешься к моей груди, высвобождаешь ее из
  
  бюстгалтера и начинаешь ласкать, мои соски быстро твердеют под твоим
  
  языком. Я опускаю руку вниз и высвобождаю из джинсов твой набухающий член,
  
  опускаюсь на колени и беру его губами, начинаю жестко ласкать его во рту до
  
  момента, когда ты готов кончить, тогда отстранив меня, ты быстро стягиваешь
  
  джинсы. Ты поднимаешь меня и укладываешь спиной на кухонный стол, сам
  
  распологаясь между моими ногами. Ты оттягиваешь мой трусики в сторону и
  
  начинаешь входить в мою заднюю дырочку, - предусмотрительно из нутри
  
  подготовленную мной кусочком сливочного масла, - медленно погружая головку
  
  внутрь, я начинаю стонать... Ох Поль, моя любовь... Ты проникаешь глубже...
  
  Я обнимаю тебя и притягиваю к своим губам, горячо целую... Когда я это
  
  делаю, ты совершаешь последний толчок... И ты полностью во мне... Это
  
  возбуждает меня так, что хочется еще сильнее обхватить тебя своими бедрами,
  
  а ты в это время начинаешь раскачиваясь медлено еть меня... Я не могу
  
  сдержать стоны... Ооооохм Поль... Оооооохм Поль... Ты на всю длину входишь
  
  в меня, и я чувствую удары твоих яичек. Ты сосешь по очереди обе груди...
  
  Я не сдерживаю волнение... Я хочу еще... Еще... Еще... Я уже хочу
  
  осознать, что твой горячий сок любви во мне... Ты натягиваешь меня резче...
  
  Я чувствую, ты напрягся, и почти теряю сознание от волнения, понимая
  
  что должно произойти,... Тут же ты вскрикиваешь... И выстреливаешь во мне,
  
  одаряя меня своей горячей густотой... В этот момент я тоже выстреливаю,...
  
  Со словами: "Я люблю тебя, Поль!", - и обрызгивая свои кружевные
  
  трусики...
  
  А ты нежно целуешь меня, и мы лежим опусташенные... Затем ты желаешь
  
  перебратся в спальню, и мягко выводишь из моей еще сжатой после оргазма
  
  попки,... Поднимаешь меня и несешь на руках в спальню, чтобы пробудить
  
  следующий экстаз...
  
  Страстно Любящая Тебя, Сьюзен
  
  Неизвестный автор - Маленькие истории
  
  СУХАЯ ТЕОРИЯ
  
  - Мужчины похотливы и непостоянны, - рассуждает толстушка Валя,
  
  вытянувшись в шезлонге с бокалом шампанского в руке. - Так уж устроено их
  
  беспокойное сознание, что без разнообразия их либидо притупляется. Да и
  
  признаться откровенно, я вовсе не убеждена, что уважала бы собственного
  
  мужа, если бы он время от времени не восстанавливал форму на этих дешевых
  
  девочках!
  
  - Да, после десяти-пятнадцати лет совместной жизни верность
  
  превращается в довольно-таки условное понятие, - соглашается Томара. -
  
  Например я во время наших постельных игр частенько представляю себе совсем
  
  другого мужчину - иногда выдуманного, а иногда и реального.
  
  - Надо, девочки, уметь и дома создать греховную эротическую атмосферу,
  
  вступает в разговор третья дама, имени которой я не запомнила. - Мужчину от
  
  измены может удержать только острота сексуального переживания.
  
  Две другие заговорщически переглядываются. Дело в том, что супруг этой
  
  умницы не только изменяет ей направо и налево, но еще и охотно
  
  демонстрирует фотографии, на которых его жене в лучшем случае отведена роль
  
  старательной ассистентки.
  
  Картинки эти столь непристойны, что даже видавшие виды дамы хихикают и
  
  скромно опускают глаза...
  
  НА БРУСЬЯХ
  
  Заведя ее в физкультурный зал, он закрыл за собой двери на ключ. Она
  
  скинула трико и предстала перед ним во всей ослепительной красоте своего
  
  юного, тренированного тела.
  
  Подошли к мату, и она опустилась на четвереньки. Отчетливо, как на
  
  порнографической карточке, увидел он среди пышной растительности
  
  похотливо-бесстыдные губы, темный зев алчущего влагалища, и у него напрягся
  
  член. Опустившись сзади на колени, он стал неспеша водить головкой по
  
  шелковисто-гладкой коже широко раздвинутых ляжек, по ягодицам, касаясь
  
  иногда самого края темной воронки. Он знал, что теплая пещерка сулит
  
  блаженство и не желал торопить события. Но природа оказалась сильнее его:
  
  тонкая белая струйка брызнула вдруг на ее розовые ягодицы и медленно
  
  потекла вниз по ноге.
  
  Она перевернулась на спину, широко раскинула ноги. Он жарким поцелуем
  
  впился в пышный кустик под лобком, нащупывая губами и языком небольшую,
  
  подвижную и уже горячую горошинку секса.
  
  Кто-то постучал в дверь. Потом еще и еще, уже настойчивее. Она
  
  стремительно натянула трико и подбежала к брусьям. Он, убедившись, что все
  
  в порядке, с раздраженным видом отпер дверь.
  
  - Я только сказать, что в школе кроме вас никого не остается. Ключ
  
  повесите как обычно, - извиняющимся тоном пояснила преподавательница
  
  биологии.
  
  Захлопнув двери, он подмигнул воспитаннице:
  
  - А что, если свою коронную комбинацию на брусьях ты действительно
  
  проделаешь голышом?
  
  Галинка, сладострастно улыбаясь, стала снова стягивать облегающее ее
  
  прелести трико. Он буквально замер от восхищения и почувствовал, что его
  
  жеребчик снова напрягся.
  
  Галя подошла к брусьям, проделала несколько простейших гимнастических
  
  упражнений, которые создавали впечатление невероятного бесстыдства и
  
  распущенности, поскольку слишком хорошо позволяли разглядеть ее
  
  возбужденные, набухшие губки. Кажется, эта игра нравилась ей не меньше, чем
  
  ему. Сладострастно изогнувшись, она спрыгнула с брусьев, подошла к нему
  
  вплотную, опустилась на колени и расстегнула брюки. Его перевозбужденный
  
  член вырвался на волю словно дикий жеребец. Немного поласкав его язычком и
  
  губами, Галя отбежала на маты в углу зала и исполнила несколько
  
  гимнастических трюков, нарочито широко разводя безупречно стройные ноги.
  
  - Я еще никогда не занималась гимнастикой в обнаженном виде! -
  
  крикнула она, едва справляясь с дыханием. - Тебе нравится смотреть?
  
  - Да, да! - горячо подтвердил он, крепко обхватив ее точеную талию
  
  мускулистой рукой и настойчиво стягивая вниз, на маты. Она попыталась
  
  вывернуться из-под него, чтобы продлить миг перед вожделенной близостью, но
  
  он бросил ее на лопатки и с размаху вонзил свое копье в ее девичье лоно.
  
  Она застонала и заметалась под ним, испытывая одновременно наслаждение и
  
  ужас. Особенно сильные и глубокие удары члена исторгали из нее
  
  сладострастные стоны. Вдруг она стала вскрикивать, закатила глаза и по ее
  
  идеально сложенному телу прокатилась дрожь оргазма. Он с наслаждением
  
  вбросил в нее горячую струю спермы, проталкивая ее как можно дальше,
  
  глубже, сильнее. В этот момент они совершенно перестали воспринимать
  
  окружающее.
  
  ... Потом они лежали рядышком на матах и тихонько, умиротворенными
  
  голосами переговаривались. Наконец, она привстала на локотке и долго
  
  всматривалась в его лицо, перебирая пальчиками кудряшки грубоватой шерсти
  
  на его груди.
  
  - Слушай, - внезапно сказала она, плотоядно облизывая алые губки. -
  
  Мне еще ни разу, ни с кем не было так хорошо. Подружка, Наташка, завидует.
  
  Ты не мог бы и с ней позаниматься?
  
  Он немного удивился такому смелому предложению.
  
  - А как же ты?
  
  - Я бы тоже пришла. Знаешь, как было бы здорово? Ты ведь сразу двоих
  
  еще не тренировал? И видя, что он колеблется, быстро добавила:
  
  - Ты не сомневайся, она у меня горячая как грузинка. От одних только
  
  моих рассказов уже течет. И груди что надо! Ну как, идет? Ну как тут было
  
  не согласиться!
  
  БЕГ НА ШАМПУРЕ
  
  После шашлычков, разгоряченные вином и непристойными разговорами, все
  
  пожелали лицезреть настоящее супружеское совокупление: прямо у костра, на
  
  глазах у всей честной компании, под общие команды. Бросили жребий. Ко
  
  всеобщему удовольствию, исполнителями выпало быть Никитиным, почти
  
  молодоженам.
  
  Олечка послушно разделась и широко развела ноги, Виктор энергично
  
  настроил инструмент и привычно улегся сверху, вправил, задвигал мускулистым
  
  задом.
  
  Им позволили войти в раж.
  
  - Стоп! - сладострастно скомандовала Дора. Зад Виктора послушно замер
  
  в полсекунде от оргазма.
  
  - П-пошел! - и Никитины снова послушно развлекали компанию.
  
  К оргазму их не подпускали. Наконец, присутствующие пресытились
  
  зрелищем.
  
  Татьяна распорядилась, чтобы Оля встала на ноги, глубоко наклонилась и
  
  хорошенько развела ягодицы.
  
  - А ты, Витек, вонзи, да покрепче!
  
  Оленьке еще не доводилось принимать мужа в попку, ощущения были
  
  острые... Но уже последовала новая команда:
  
  - А теперь - бегом! Вокруг палатки!
  
  Никитины припустили рысцой. Сначала бег часто разлаживался, особенно
  
  по вине Оли - инструмент часто выскакивал и его приходилось срочно загонять
  
  назад, тем более, что за каждую ошибку начислялись штрафные очки. Вскоре
  
  дело пошло на лад.
  
  - Бег на шампуре! Бег на шампуре! - в восторге кричали зрители, хлопая
  
  в ладоши.
  
  - Быстрее, быстрее! - подгоняла Дора. Кончилось тем, что оба рухнули
  
  на траву, причем член Виктора до отказа погрузился в попку супруги.
  
  - Вот это вонзил так вонзил! - ликовали зрители. - Вот это молодец!
  
  - Ну ладно, на сегодня хватит, - милостиво согласилась отпустить их и
  
  Дора. - Но учтите: завтра придется отработать штрафные очки!
  
  Сакс А. - Плата за переправу
  
  Вечеpело. Аpтуp сидел на носу шестиместной лодки, изpедка поплевывая в воду.
  
  Он сpавнительно недавно начал заниматься пеpевозом на этом участке шиpокой,
  
  медленно текущей pеки. Однако даже небогатый опыт подсказывал ему, что в
  
  пpедвечеpний час кто-нибудь обязательно обpатится с пpосьбой пеpевезти на
  
  тот беpег. Оживленные туpистские маpшpуты пеpесекали pавнину в pазных
  
  напpавлениях, а до ближайшего моста было далековато даже по местным меpкам.
  
  Пpедчувствие не обмануло: на пологой тpопинке, спускавшейся к воде,
  
  показалась стpойная женская фигуpка. Женщина явно спешила. Сpедних pазмеpов
  
  доpожная сумка болталась на ее загоpелом плече, немилосеpдно стуча по
  
  кpутому, словно выточенному pукой искусного мастеpа бедpу. Платье, едва
  
  пpикpывавшее плечи, pазвевалось от быстpой ходьбы, оголяя загоpелые колени.
  
  Пеpеведя дух, женщина спpосила:
  
  - Пеpевезете на ту стоpону?
  
  Аpтуp задумчиво поглядел на нее, pазминая в натpуженных за день
  
  пальцах сигаpету.
  
  - Hе знаю! - лениво пpотянул он. - Обычно я дожидаюсь, пока собеpется
  
  человека тpи.
  
  - Я очень спешу, - женщина нетеpпеливо пеpеступила с ноги на ногу. - И
  
  потом, я хоpошо заплачу!
  
  - Обычно я пеpевожу тpех человек, - повтоpил Аpтуp.
  
  - Я заплачу за тpоих, - неpвно заговоpила женщина, начиная
  
  pаздpажаться. - Hет, - поспешно пpодолжала она, - я заплачу больше! Сколько
  
  людей вмещает эта посудина? - она небpежно кивнула на лодку, чем немного
  
  задела невозмутимого пеpевозчика.
  
  - Это вам будет очень доpого стоить, - холодно ответил он.
  
  - Сколько? - отpывисто бpосила женщина.
  
  - С вас я желал бы взять натуpой, - ляпнул Аpтуp и сначала сам
  
  испугался того, что сказал, но затем им овладело любопытство.
  
  - Hатуpой?! - в голосе женщины послышалось такое удивление, что Аpтуp
  
  невольно поднял глаза и их взгляды встpетились.
  
  "Дамочка-то, видать, интеллигентная," - метались в голове Аpтуpа
  
  отpывочные мысли. - "И собой хоpоша. Hемного тонковата, но хоpоша... А
  
  денег, видать, полная сумка".
  
  К тому же он заметил, что ее глаза потемнели от гнева, а чувственный
  
  pот исказился гpимаской пpезpения.
  
  - Чего ж тут удивляться? - отведя глаза, ухмыльнулся Аpтуp. - Я вас
  
  отвожу на тот беpег - так? А вы со мною pасплачиваетесь этим самым... То
  
  есть натуpой.
  
  Аpтуp чувствовал, что женщина внимательно его pассматpивает и
  
  смутился, хотя и знал, что пpекpасно сложен: его загоpелое, словно
  
  выpубленное топоpом из куска моpеного дуба тело пpоизводило, как пpавило,
  
  сильное впечатление на женщин, с котоpыми ему доводилось иметь дело.
  
  Летний вечеp истаивал в тишине. Аpтуpу чудилось, что он слышит
  
  неспокойное дыхание женщины, стоящей пеpед ним. Он не выдеpжал и посмотpел
  
  на нее. К его немалому удивлению, в ней пpоизошла pазительная пеpемена: от
  
  недавнего всплеска яpости не осталось и следа, в глазах светилось
  
  любопытство и затаенное ожидание.
  
  - Я готова, - медленно пpоговоpила она и их глаза втоpично
  
  встpетились.
  
  - Я... Пошутил, - неувеpенно пpобоpмотал Аpтуp.
  
  - Вот как? - женщина обмякла.
  
  Аpтуp готов был поклясться, что в голосе ее послышалось pазочаpование.
  
  Это снова пpидало ему смелости.
  
  - Hет, конечно вы очень кpасивая! - это его пpизнание выpвалось так
  
  непpоизвольно, что женщина улыбнулась. - Садитесь!
  
  Женщина села на коpме, немного откинулась назад и пpикpыла глаза. Ее
  
  тонкая нежная шея с мягко пульсиpующей жилкой вызвала у Аpтуpа жгучее
  
  желание впиться в нее губами и целовать до беспамятства, а стpойные ножки,
  
  пpиоткpывшиеся в немного pазошедшемся pазpезе платья, пpитягивали его
  
  словно магнит. Едва уловимо женщина пошевелила ногами и pазpез pазошелся
  
  еще больше, обнажив аккуpатную pодинку на ляжке. Аpтуp сглотнул и пpиналег
  
  на весла. Со смущением думал он о том, что на пpотивоположном беpегу ему
  
  пpидется встать и оттопыpенные на добpых тpидцать сантиметpов бpюки выдадут
  
  его с головой.
  
  Женщина на коpме пошевелилась.
  
  - Помогите мне встать, - вдpуг сказала она. - У меня затекли ноги.
  
  Аpтуp бpосил весла.
  
  - Hу что же вы? - женщина пpотянула ему pуку.
  
  Искоpки лукавства блестели в ее глазах. Аpтуp, словно завоpоженный,
  
  пpиподнялся и пpотянул ей шиpокую кpепкую ладонь. Женщина скользнула
  
  взглядом по могучей фигуpе и, легко опеpевшись на его pуку, поднялась.
  
  Внезапно, словно бы оступившись, она почти упала на него. Оттопыpенные
  
  бpюки Аpтуpа упеpлись в ее мягкий кpуглый животик, явственно пpоступающий
  
  под платьем.
  
  - О! - воскликнула она и ее влажные губы ждуще пpиоткpылись.
  
  Аpтуp, вне себя от подступившей похоти, пpипал к ним своими властными
  
  сильными губами. Стоя в лодке, медленно дpейфующей на сеpедине pеки, они
  
  слились в стpастном объятии.
  
  Руки Аpтуpа помимо его сознания пpишли в движение. Они потянулись к
  
  заветным местам, но одежда мешала насладиться всей пpелестью тела
  
  пассажиpки. Она помогла, охваченная той же лихоpадкой нетеpпения.
  
  Аpтуp все никак не мог спpавиться с двумя изящными кpужевными
  
  чашечками, пpикpывавшими ее свежую гpудь. И тогда он без видимого усилия
  
  pазогнул хитpоумные застежки, обнажив наконец то, к чему так стpастно
  
  стpемился.
  
  Дама, задыхаясь от стpасти, подставляла ему свои пpелести,
  
  нетеpпеливой жадной pукой пpоникнув чеpез pасстегнутый зиппеp под его
  
  бpюки, то нежными пожатиями, то pассчетливыми движениями заставляя Аpтуpа
  
  глухо pычать. Для того, чтобы pазвязка не наступила непозволительно быстpо,
  
  Аpтуp беpежно опустил свою пассажиpку на дно лодки и, поддеpживая на весу
  
  свое могучее тело, в полной меpе овладел ею. Ее ноги свесились чеpез боpта,
  
  по щиколотку погpузившись в темную pечную воду. В особо сладостные
  
  мгновения она била ими по воде словно дикая утка кpыльями под накpывшим ее
  
  селезнем. С пpиятным изумлением Аpтуp чувствовал под собой ее хотя и
  
  легкое, но гибкое и сильное тело. Он слегка замедлил движения, стpемясь
  
  пpодлить удовольствие и она, почувствовав это, подавалась ему навстpечу,
  
  шепча на ухо гоpячими губами в полузабытьи какие-то бессвязные слова.
  
  Очеpедная волна похоти овладела Аpтуpом. Его мощные глубокие удаpы
  
  мгновенно подвели ее к паpоксизму стpасти: она забилась, помогая доселе ему
  
  неизвестными ухищpениями. В момент кульминации его pычание, казалось,
  
  pазнеслось надо всей pекой. Обмякнув, наслаждаясь удовлетвоpенностью и
  
  покоем, они лежали некотоpое вpемя на дне лодки, ласковыми пpикосновениями
  
  выpажая дpуг дpугу пpизнательность. Затем Аpтуp уселся на банку, натянул
  
  бpюки и взялся за весла. Пассажиpка без тени смущения пpиводила себя в
  
  поpядок на коpме.
  
  - Это был аванс, не так ли? - с легкой хpипотцой в голосе безмятежно
  
  спpосила она. - Окончательный pасчет на том беpегу. Ты согласен?
  
  Аpтуp чуть не выpонил весла и быстpо взглянул на женщину напpотив. Она
  
  не отвела глаза и он без тpуда убедился, что она не шутит.
  
  - Да! - выдохнул он и яpостно налег на весла, напpавив лодку пpямиком
  
  к густым заpослям оpешника на пpотивоположном беpегу.
  
  Александрова М. - Раздень меня!
  
  Ябез ума от тоски" - подумала она и ей впервые стало грустно и противно.
  
  Так захотелось все изменить, сразу, сейчас. Забыть обо всем. Скрыться
  
  от всех чужих глаз. И... О, как этого было много, как одновременно мало.
  
  Всего лишь быть рядом с НИМ, сделать это возможным хотя бы на несколько
  
  часов, опять почувствовать ЕГО загорелое и сильное тело, очутиться в ЕГО
  
  объятиях. Но...
  
  "Увы, теперь это невозможно", сказала она себе, сидя в маленьком
  
  уютном ресторанчике в небольшой гостинице города, слезы накатились на глаза
  
  и она уже не пыталась их сдерживать - бутылока хорошего, крепкого вина дала
  
  о себе знать.
  
  Наконец-то она смогла отбросить то, что так долго скрывалось внутри, в
  
  ней самой. Ей стало безумно одиноко. "Я снова одна - отдалось в ее душе.
  
  Безнадежность поднялась со дна только что выпитого бокала и
  
  запульсировала по ее венам, проникла в самое сердце. Минуты казались
  
  вечностью. Легкий звон бокала совсем рядом заставил ее открыть глаза. "За
  
  тебя" - прошептал приятный мужской голос прямо у ее уха. От неожиданности
  
  она взрогнула и это привело ее немного в себя но слезы медленно текли по ее
  
  щекам. Она почувствовала на себе его взгляд.
  
  Медленная чувственная музыка, под которую она танцевала с НИМ во время
  
  их последней встречи. Да, прошло уже полгода, и только одна крупица ее
  
  истерзанного сердца шепнула, что что-то еще произойдет, лишь жизнь говорила
  
  обратное. После выпитого за нее бокала он долго с ней говорил, что-то
  
  рассказывал о себе, но она не слушала и не хотела слушать, какая-то часть
  
  ее еще противилась, но она сдалась. Он не заметил этого и продолжал.
  
  Почувствовав его взгляд еще раз, она почти прокричала властным, не ее
  
  голосом:
  
  "Раздень меня!". Пауза, которой он ответил, отнюдь не обидела ее.
  
  Вдруг, неожиданно, без слов, он подхватил ее сильными руками и понес наверх
  
  в одну из тех больших комнат, которые любили супружеские пары или
  
  любовников, останавливающиеся в этой тихой гостинице.
  
  Свет он так и не включил. Повинуясь ей, он расстегнул ее шелковый
  
  сарафан и он медленно и бесшумно упал на пол. Как ни была она одурманена,
  
  но и он чувствовал ее страсть, тепло ее рук, проворность ее пальцев,
  
  расстегивающих его пуговицы.
  
  Они стояли совсем рядом и тела их словно светились. Ее хрупкая и
  
  грациозная фигурка сводила его с ума. Длинные пышные каштановые волосы,
  
  чувствительная шея, упругая высокая грудь... Он чувствовал ее волнующие
  
  прикосновения и не мог больше выдержать и доли секунды еще. Ее большие и
  
  горячие губы коснулись его носа, шеи, его глаза закрылись и он лишь ощутил,
  
  как ее бесконечно нежные руки дотрагиваются до его груди, скользят по всему
  
  его телу. Она почуствовала, как он проник в нее целиком и она слилась с ним
  
  и... Ощущения каждого из них были стали совсем неземными, они были как одно
  
  неразрывное целое.... Женственность и чувственность всегда были ее
  
  природными качествами. Когда она кричала "Раздень меня"! - он знал, что это
  
  значит "Люби меня и будь моим", "Делай со мной все, что хочешь!". Ей
  
  хотелось отдаться, сразу, и этом не было требовательности, долга друг перед
  
  другом. Сейчас ей эти слова были не понятны, как впрочем и ему.
  
  Чуть ощущаемые пряные восточные духи, запах свежего тела так дразнили
  
  его, как и красивые губы всего несколькими часами раньше, за столиком. Ее
  
  нежность словно море теплого парного молока обволакивала и поглощала его и
  
  он готов был утонуть.
  
  Они не боялись быть нестандартными и могли делать все. Ему так
  
  нравилось, когда она не стесняясь ласкала себя. Ничего зажигательнее таких
  
  ласк для него просто не было. Она чувствовала это и дразнила его. После
  
  накопившимся одиночества они выплеснули все. Раскрыли друг друга,
  
  растворились в блаженстве. Не нужно было ничего, чтобы разжечь костер,
  
  который лишь тлел в ней, а теперь разгорелся в невероятной силой, и он не
  
  мог отойти от этого огня...
  
  Они уснули перед самым рассветом, обнявшись. Огромное, безмерное
  
  счастье объединяло их эти несколько прошедших часов и сейчас они ни за что
  
  не хотели бы их остановить.
  
  Первый утренний лучик пробился через листву и упал на ее глаза. "Ох,
  
  зачем я опять пила вчера. Зачем я буду жить сегодня, завтра, я всего лишь
  
  хочу остановить этот прекрасный сон" - подумала она. ТЫ, именно Ты, был в
  
  нем промелькнуло в ее голове и она чуть-чуть приоткрыла глаза. Но....
  
  Рядом с ней, под одним покрывалом, мирно спал ОН. ОН, о котором она
  
  так долго грезила, кого не могла забыть, о ком думала, что не увидит, без
  
  которого не представляла и минуты своей жизни и он был здесь. Внезапно, она
  
  вспомнила все:
  
  Как сидела за столиком вчера, как подсел ОН, рассказывал, что не у
  
  него не получилось с той, о которой она никогда не сможет вспомнить без
  
  содрогания.
  
  "Господи, как она могла любить этого человека, смогла бы она забыть
  
  его?" подумала она. "Нет".
  
  Через минуту она уже была одета и бесшумно выходила из номера,
  
  выходила, чтобы никогда не вернуться, унося с собой только вечную боль в
  
  своем сердце.
  
  Неизвестный автор - Последнее искушение
  
  Мне нравится ходить в церковь. Раньше терпеть не могла, а теперь люблю. В
  
  воскресенье утром встаю с постели в приподнятом настроении, не нежусь, как
  
  обычно, лениво потягиваясь, а нагибаюсь, скрестив руки берусь за подол, и
  
  одним движением через голову сбрасываю ночнушку на пол, и бегом в ванную.
  
  Пи-пи, потом душ, по быстрому, не так, как обычно, без всяких игр
  
  подмылась, освежилась и все. Расхаживая из спальни в ванную, на ходу чищу
  
  зубы, немного больше внимания прическе и косметике (совсем скромной,
  
  правда). Надеваю лифчик и трусики, кладу в них прокладку - ведь придется
  
  сидеть, а я сегодня такая возбужденная, что в любой момент потеку, как
  
  сучка. Пояс, темные, плотные чулки, блузка с длинными рукавами, длинная
  
  ниже колен юбка. Сверху шерстяная кофта и туфли на низком каблуке - ну чем
  
  не монашка?
  
  В церкви я как примерная, скромная овечка, стыдливо, но без жеманства
  
  здороваюсь со всеми нашими знакомыми, стою потупив глазки, чуть сбоку от
  
  мужа, пока он обменивается новостями с друзьями.
  
  - "Ах, какая у вас замечательная жена, такая молодая и такая
  
  скромная!", восхищенно шамкает старая седая церковная активистка, льстя
  
  моему мужу. Тот розовеет от самодовольства, улюбается старухе в ответ, и
  
  надувается как индюк, от самодовольства.
  
  - "Плыви, плыви, божий одуванчик", про себя шепчу я, еще больше
  
  опуская глазки. Наконец все рассаживаются, и начинается служба. Высокий,
  
  стройный, лет так 35-ти, с густой седой (нет, скорее крашеной под седину)
  
  бородой пастор нашей "Первой пресвитерианской церкви", выходит и заводит
  
  свой обычный религиозную волынку: не убий, не укради, не возжелай жены
  
  ближнего.
  
  В первом ряду сидит его пасторша, еще совсем не старая, но уже
  
  измученная многочисленными родами, сухая и плоская, как стиральная доска.
  
  Широкие рукава пасторской сутаны раскачиваются в такт его словам, и я
  
  погружаюсь в дремотное состояние, все еще слышу его голос, но уже издалека,
  
  и уже не понимая смысла его речей:
  
  Днем в будни, в здании церкви почти никогда никого нет, дверь не
  
  запирается и я иногда от скуки приезжаю сюда. Церковь старая, красивая,
  
  внутри специфический церковный запах и прохлада. Всегда свежие цветы и
  
  незажженые свечи в массивных подсвечниках на столе, где стоит большой
  
  золоченый крест.
  
  Странно выглядят пустые скамьи, пение хора не нарушает тишину и покой
  
  - бог отдыхает от трудов своих.
  
  Вдруг, шальная мысль приходит мне в голову. Я подхожу к столу, ложусь
  
  на него, лицом вниз, развожу руки широко в стороны и крепко хватаюсь за
  
  края стола. Моя грудь расплющивается на твердой, гладкой поверхности, соски
  
  твердеют. Я закрываю глаза и предаюсь сладостным мечтам. Я представляю себя
  
  Девой Марией, и что святой дух сейчас вот-вот овладеет мною. Я задираю юбку
  
  до пояса, обнажая (летом трусы я не ношу) свои белые, немного полные
  
  ягодицы и снова хватаюсь руками за кромку стола. Я представляю себе, как
  
  святой дух входит в меня, заполняя собой все мое естество, я неимоверно
  
  разгорячена, желание так невыносимо, что я начинаю переступать с ноги на
  
  ногу, двигаю задом навстречу воображаемому Святому духу. Вульва распухла и
  
  сочится, так что мокро почти до колен. Но я не могу кончить, мне чего-то не
  
  хватает.
  
  Но что это? Святой дух материализовался! Я слышу шорохи и дыхание у
  
  себя за спиной, я замерла, закрыв глаза, затаилась и почти не дышу. Вот он
  
  уже рядом со мною, вот он уже опустился на колени позади меня, я слышу его
  
  тяжелое дыхание у себя на ягодицах. Боже, что делает он! Он молится на мой
  
  обнаженный зад, как на икону! Я слышу молитву святой и непорочной Деве
  
  Марии. Его губы и язык жадно погружаются в мою расплавленную, раскрытую,
  
  как роза, промежность. О! Как жадно он лижет и сосет мне вульву и анус,
  
  словно голоден две тысячи лет- сейчас не выдержит и вопьется зубами. Я вся
  
  твоя, бери меня, рви зубами мою нежную, чувствительную плоть, пожирай, как
  
  дикий голодный зверь.
  
  Неимоверный оргазм потряс меня, он начался невыносимой щекоткой где-то
  
  в копчике, потом перекинулся на внутреннюю и заднюю поверхности бедер,
  
  колени.
  
  Вагина и задний проход начали синхронно сжиматься толчками,
  
  пульсировать в агонии, все быстрее и быстрее, по спине к затылку побежала
  
  дрожь, ноги ослабели и подкосились. Я сдавленно вскрикнула, Если бы не
  
  стол, то я бы упала.
  
  Нет, это было не все, это было только начало. Он встал с колен, поднял
  
  мне кофточку подмышки, растегнул лифчик, высвободил мне грудь. Краем глаз я
  
  заметила, как он поднял сутану, под которой ничего не было, вытащил
  
  огромный, с синеющей блестящей головкой, член, как у жеребца и с размаху
  
  вошел в меня. О моя бедная крохотная, нежная пусси, как ты не разорвалась,
  
  как смогла принять этого толстяка, с головкой, размером с мой кулак и еще
  
  более толстым стволом.
  
  Настоящий поросенок! Какой он был горячий! У меня самой температура
  
  там была как в тропиках, но его член был еще горячее - он обжигал меня,
  
  разрывал на части, двигаясь взад и вперед, как поршень, хлюпая и чмокая,
  
  когда он входил полностью, моя матка смещалась, и в животе возникало
  
  странное ощущение пустоты и щекотки. Мой первые оргазм был ничто, по
  
  сравнению со вторым, наступившим тут же без всякого перерыва, анус опять
  
  задергался и начал сокращаться, судороги сжимали и разжимали влагалищные
  
  мышцы.
  
  Я уже не вскрикивала - я орала в голос, с придыханием, во всю мощь
  
  моих легких: "О мой Бог, мой Боже, Боже мой, Боженька! Еби, меня, мой
  
  Боженька, фачь меня, дрючь меня!" - О! Как я орала.
  
  Пароксизмы оргазмов следовали один за другим, ноги мне свело
  
  судорогой, я просто ездила по столу вперед и назад, вперед и назад. Волосы
  
  намокли от пота, слиплись, запутались. Я не знаю, как долго это
  
  продолжалось - час, может больше, но я уже так обессилела, что просто
  
  отключилась на вершине очередного оргазма, потеряла сознание.
  
  Пришла я в себя, лежа ничком на лавке, юбка одернута, кофточка
  
  опущена. Я с трудом смогла встать, шатаясь вышла из церкви, на ходу
  
  неосознанно поправляя прическу и одежду. Доплелась до машины, открыла
  
  дверцу, откинула сиденье назад, плюхнулась в него, как подкошенная, и
  
  заснула...
  
  Домой вернулась только к вечеру, хорошо, что муж, как всегда был в
  
  отъезде.
  
  Сквозь дрему вновь пробился голос пастора. Я окончательно пришла в
  
  себя и далее внимательно следила за ходом службы. Пастор говорил и говорил,
  
  улыбался всем сразу и каждому в отдельности, опять что-то насчет
  
  супружеской верности... Интересно, он и сегодня голый под своей сутаной?....
  
  Неизвестный автор - Исполнение желаний
  
  Совершенно неожиданно мне позвонил старый друг, проживший много лет за
  
  границей. Сказал, что собирается провести всю осень в родительском доме,
  
  недалеко от того места, где прошла моя юность, и что очень хотел бы меня
  
  видеть. Этот звонок заставил меня основательно переворошить прошлое и имел
  
  самые неожиданные последствия. Школьного товарища я не видел несколько лет
  
  и согласился на эту встречу главным образом из любопытства.
  
  Друг почти не изменился. Как ни странно, у меня было такое чувство,
  
  словно мы не виделись всего неделю. Он был такой же худой и подвижный, с
  
  тем же плутоватым выражением глаз. Мы несколько часов проговорили о жизни,
  
  о том, что произошло с нами за это время. Потом, почувствовав, что пить мне
  
  уже хватит, я встал и откланялся. Подъехав к супермаркету, поставил машину
  
  на стоянку и вышел на свежий воздух. Походив взад-вперед, я стал с внезапно
  
  пробудившимся любопытством вглядываться в до боли знакомые места, где
  
  прошло мое детство, и ноги сами понесли меня вперед.
  
  Вон на той скамейке я выкурил свою первую сигарету. Вон в том гараже я
  
  пытался совершить свой первый половой акт с Ольгой, которая была на два
  
  года старше меня.
  
  Неожиданно для самого себя я оказался за забором, окружавшим сад
  
  многоквартирного дома, в котором когда-то жила семья Анны (или, быть может,
  
  и сейчас жила, как знать? ). Тщательно ухоженный сад симметрично раскинулся
  
  передо мной. Роскошная лужайка. Развесистые яблони и ягодные кусты.
  
  Типичный мещанский символ благополучия. Я присел за один из кустов и стал
  
  наблюдать за домом.
  
  Сквозь прозрачные занавески в одном из окон было видно, как кто-то
  
  ходит по комнате. На дворе стоял сентябрь и было сыро. С неба, затянутого
  
  тучами, начал накрапывать дождь. Я дрожал от холода.
  
  Неожиданно на меня нахлынули воспоминания ранней юности, сознание
  
  захлестнули полудетские фантазии, в которых было много спермы и которые
  
  возникали и исчезали во мне, словно эрекции, и казалось, само это место
  
  было заряжено эротическим магнетизмом, воздействовавшим на меня. Я снова
  
  лежал в объятиях бойкой Анны, муж которой с тремя сыновьями укатил рыбачить
  
  в какую-то тьмутаракань. Я лизал языком влажные лепестки цветка,
  
  распустившегося на стыке ее мощных бедер, я лизал ее грудь и живот, она
  
  сомкнула свои тяжелые, чувственные веки и ворковала, мурлыкала, бормотала
  
  непонятные фразы. Я держал в своих еще не окрепших руках ее пышный зад, и
  
  все во мне трепетало от счастья. Я просунул пальцы в щель между ягодицами и
  
  стал осторожно ласкать анус, Она открыла рот. Я поцеловал ее соски и вошел
  
  в нее. Три секунды я, как весенний ручей, струился спермой, а потом без сил
  
  рухнул на ее мокрое тело.
  
  Анна была воплощением величественной женственности.
  
  Одновременно притягательная и неприступная. Неуемно сексуальная и
  
  почти воинственно чувственная. Она одна была для меня целой вселенной,
  
  которую пытался постичь мой воспаленный мозг. Я поймал себя на том, что
  
  сижу под кустом насквозь промокший и предаюсь фантазиям четырнадцатилетнего
  
  подростка. Глупее не придумаешь. Я вылез из своего укрытия и уже было
  
  собирался перемахнуть через забор, как вдруг отчетливо увидел, что сквозь
  
  занавески просматривается женская фигура. Неужели она по-прежнему живет в
  
  этом доме? Покинутая детьми и увальнем-мужем? Может, она меня заметила?
  
  Может, она танцует за занавеской, раздетая донага, с туго стянутыми
  
  волосами, целомудренно собранными на затылке в пучок? И это целомудрие
  
  перевешивает ее крупноватое, но грациозное тело, так и пышущее от избытка
  
  здоровой чувственности, - этакая пантера в человечьем обличье...
  
  Господи, неужели я никогда не отделаюсь от детских фантазий?
  
  Вернувшись домой, до нитки промокший и злой на самого себя за то, что
  
  дал себя уговорить и поехал на эту встречу, которая ровным счетом ничего не
  
  дала, кроме бесполезных, пустых разговоров, я разделся и полез под душ.
  
  А еще через час расселина между роскошными бедрами Анны поглотила
  
  меня, и я уснул. Когда же наутро проснулся, почувствовал жар. Ноги и руки
  
  ломило, голова была словно пудовая бетонная чушка, нос и горло заполнили
  
  полчища бактерий, словно пришельцы из других миров. Я взял с тумбочки пачку
  
  печенья, отключил телефон и весь день провел в постели в каком-то
  
  полубреду. Ко мне являлась Анна и улыбалась своими целомудренными губами.
  
  Она брала в рот мои яички, щекотала меня своими длинными ногтями, до
  
  последней капли высасывала мой семенной фонд. А потом ложилась на меня,
  
  будто живая перина.
  
  Часам к восьми вечера жар стал нестерпимым. Я с трудом поднялся с
  
  постели и натянул на себя махровый халат.
  
  Тщетно перерыл всю квартиру в поисках чего-нибудь жаропонижающего.
  
  Нетвердой походкой вышел на площадку и направился к соседям. Дверь была
  
  приоткрыта, таблички с фамилией на ней уже не было. Неужели дед Василий
  
  переехал? Я только собрался постучать, как дверь сама бесшумно открылась.
  
  На пороге стояла... Анна с кувшином, полным воды. На ней, как и на мне, был
  
  только купальный халат. Она была босиком, старше меня на десять лет, но,
  
  несмотря на то что морщинки стали чуть глубже, а в густых волосах появилась
  
  пара серебряных прядей, она была все та же. Я смотрел на нее, Она
  
  выжидательно глядела на меня, в глазах ее был немой вопрос. Я знал, что это
  
  она, но отказывался верить своим глазам. Она меня не узнала. Я откашлялся,
  
  не зная, с чего начать.
  
  Почувствовал, что краснею. Опустил глаза. Открыл рот, но не смог
  
  выдавить из себя ни слова. "Вы больны?" услышал я ее голос будто издалека,
  
  будто с расстояния в десять лет. Я смог лишь кивнуть. Она взяла меня под
  
  руку и повела туда, откуда я пришел, в маю собственную квартиру. Там она
  
  осторожно сняла с меня халат, и я остался в чем мать родила с членом,
  
  торчащим, словно Пизанская башня. Улыбнувшись, она осторожно взяла его
  
  обеими руками. Потом уложила меня в постель, ушла и вскоре вернулась с
  
  таблетками и апельсиновым соком.
  
  Закрыв дверь на замок, она сбросила с себя халат, и он упал к ее
  
  ногам. Под халатом она оказалась совершенно голой, и я вперил взгляд в это
  
  роскошное тело. Круглый живот, лобковые волосы, похожие на мех горностая,
  
  мощные бедра, колени... Я увлек ее вниз, на кровать, она мягко опустилась
  
  на меня. Я массировал пышные ягодицы, она бережно ввела член в свою влажную
  
  щель и лежала, не шевелясь. От ее улыбки у меня закружилась голова.
  
  "Пощекочи меня", - попросила она, и я просунул пальцы между ее круглых
  
  ягодиц. Когда я стал ласкать ее анус, она закатила глаза от удовольствия.
  
  Мои пальцы едва касались тугого, окруженного мягкими волосиками колечка,
  
  когда же я просунул средний палец внутрь, она громко застонала. Я сделал
  
  несколько сильнейших толчков вверх и тут же бурно кончил..."
  
  Катя - Одна двойная история
  
  Часть 1 СОВСЕМ НЕПРИЯТНАЯ ИСТОРИЯ Шла она по станции метро, ни о чем не
  
  думала, просто ехала по делам... Ничего себе, длинноногая, интересная,
  
  стройная "старая потаскуха" - ей всегда так думалось про себя.
  
  Подходит к ней мужчина, молодой, в пиджаке, в белой рубашке,
  
  неинтересный вообще, как начал языком молоть, наверное точно знал... Что
  
  хотел. Телефон сунул. Она и не подумала о нем, не взглянула на него - на
  
  хрена он мне? Но телефон не выбросила, - знала, что будет когда-нибудь...,
  
  что приткнет когда-нибудь...
  
  Прошел день, прошел другой, стало скучно... В общем, стала ему
  
  звонить, он ей, она ему, он ей, она ему, ну прям как половой акт. Она ему
  
  ни слова - он ей ласковые слова, она ему шипенье - он ей: "Я тебя съем!" Не
  
  нравился он ей, не хотела она его совсем, а он хотел, да еще как... Как? Да
  
  не просто... Просто ей было бы неинтересно и скучно, нет, это - не
  
  групповуха, не садомазохизм, просто обычный Илья..., кстати, не мальчик, но
  
  был ей по плечо ростом. Ей было все равно.
  
  В один прекрасный тихий летний вечер она решилась, наконец, поехать к
  
  нему - хватит тянуть кота за яйца, презервативы в карман и вперед - за
  
  новыми ощущениями внизу живота... Черные чулки, беспопые трусы и т. д. и т.
  
  п. - классический блядский вариант.
  
  Приехала. Он ей - "Я хочу смотреть на тебя, на всю, голую!..." - глаза
  
  вытаращил, язык высунул, как стал облизывать, она чуть не поперхнулась!
  
  Маленький, плюгавенький, вся сила в энергию ушла, прыгал как заяц заводной.
  
  "Дай поцелую, дай облизну" - она на него сверху смотрит и думает: "Вот
  
  паршивец, он тут тащится, а ей х... Во"... Ну ладно, она стала от него
  
  уходить красиво, т. е. двигаться, когда он ее брать хотел, то задницу так
  
  повернет, то сиську так завернет, красовалась, красовалась, а он совсем
  
  озверел - "Бей меня!" - орет - "Бей!" - она сначала не поверила, потом
  
  повиновалась его силе... Его худое тело извивается, оргазма хочет, а он
  
  орет, как мазохист недоделанный - "Бей! Бей! Бей!... Ты моя секретарша, я -
  
  твой боо-оо-ос!" - приятно ему, гаду! "Я тебя трахаю, а потом тебя муж
  
  трахать будет!" - и кончает гад! Разозлилась она и как даст ему по
  
  ягодицам! А он ей - Бе-е-ей! Бе-е-ей! - Козел страшный! Еще хочешь, гад?!
  
  На еще ремешком свинячим, кончай морда черная, раз хочешь! Так он и кончал
  
  в презерватив, потом на колени встал и говорит: "Засранка, ты же не
  
  приедешь ко мне больше..." - "Приеду, милый, потненький, плеточку привезу!"
  
  - и ему опять захотелось...
  
  Так и хочется по сей день, чтоб его плеточкой, а он кончал, гад
  
  этакий! - Ты моя секретарша, я - твой босс!
  
  Часть 2 СОВСЕМ ПРИЯТНАЯ, НО КОРОТКАЯ Посадил "босс" "секретаршу" в
  
  тачку, а в ней - бычок молодой, красивый, шея толстая, глазки масляные, ну
  
  котик, сметанки обожравшийся.
  
  - Это кто? - бычок с недоумением спросил про "босса".
  
  - Да недоразумение одно! - сказала она, оставшаяся без оргазма...
  
  Что на них нашло?! Он взял ее руку, стал целовать, она вся зашлась от
  
  нетерпения, а он одурел от возбуждения... Заехали в лес, чуть в дерево не
  
  врезались, так у него и трахнулись, не спросив даже имени. А утро было
  
  хорошее! Потом еще трахнулись раком, чуть не под носом у прохожих.
  
  - Ненасытная! - сказал он ей.
  
  Она не обиделась. То, что она хотела от одного, получила от другого...
  
  Совсем не выдуманная история, автор думает, что с хорошим концом...
  
  Неизвестный автор - Сон в...
  
  [а]
  
  корабль Севик вернулся в плачевном, подавленном состоянии. Hо еще более
  
  жалкое зрелище представлял его, переживший огромное надругательство,
  
  маленький "друг".
  
  Он весь сморщился и дрожжал. Севик как мог пытался его успокоить. Он
  
  мягко и успокаивающе поглаживал его. И даже спел "дружку" колыбельную.
  
  Потом приняв "лошадиную" дозу снотворного и проглотив таблетку с надписью
  
  "возбудительное" он уснул. Hо сон не принес долгожданного облегчения. Hочью
  
  он опять пережил все унижение, позор и когда то любимый разврат.
  
  СОH: "О господи", - воскликнул Севик, увидив на себе Анилу. В
  
  следующее мгновение мертвой хваткой был схвачен его блаженствующий в тепле
  
  и покое отросток.
  
  Обалдевший от такого обращения отросток стал подергиваться и
  
  наливаться кровью. Его пытались засунуть куда то. Hо потом вытащили и
  
  начали усиленно массажировать при этом сильно оттягивая. Аконец опять
  
  запихивать в какую то отвратительно пахнующую дырку.
  
  Член обильно покрылся смазкой. И Севик подумал (что случалось с ним
  
  крайне редко): "Опять маслопровод в серводвигателе лопнул". В этот момент
  
  Севику казалось что вокруг него целая стая Анилотипачек.
  
  Он чувствовал их прикосновения по всему телу. Особенный интерес у них
  
  вызывала его задница. Они уже в который раз пытались, что то просунуть в
  
  его опешивший задний проход. Тело было буквально парализовано и Севик не
  
  мог сопротивлятся их настойчивым домогательствам. Вдруг Анилы стали
  
  лопаться, как мыльные пузыри и только одна самая злостная все еще
  
  продолжала наслаждаться его издыхающим пенисом. Аконец, насытившись и
  
  удовлетворившись она сказала: "Мы еще увидимся и поиграем, баловник".
  
  Сказала и тоже лопнула, но вдруг вернулась и сказав: "Я кое-что забыла", -
  
  схватила пенис Севика, разинула зубастую пасть, сунула его туда и...
  
  Севик открыл глаза. Он лежал на полу и тяжело дышал. По всей спальне
  
  были разбросаны клочья матраса. Кровать покосилась на один бок и была
  
  обильно посыпана перьями.
  
  И везде; на полу, на кровати, на клочьях матраса была знакомая белая
  
  жижица и слюни Анилы. А пенисе краснели отметины от зубов. Сон оказался
  
  ужасающей воображение явью, но не о себе волновался Севик, а о своем
  
  маленьком, но жилистом "друге". Повисший как использованная "резинка" он
  
  был покрыт чем то неописуемым. О самое обидное, что Анилочка (и угораздило
  
  же Севика с ней встретится) успела таки откусить у его маленького "друга"
  
  головку. Пришлось срочно искать замену. После нескольких секунд поиски
  
  увенчались успехом и на отростке Севика красовался шарик от пинг-понга.
  
  Хотя все было напрасно. "Дружок" упорно не желал оживать. Севик сделал для
  
  "друга" все, что только мог. Скоро под "дружком" находились: 1.
  
  серводвигатель;
  
  2. домкрат; 3. вибратор "с ручным приводом"; 4. насос. И наконец лицо
  
  Севика выражавшее крайнее извращение расплылось в подобии улыбки. Ечто
  
  среднее между выражением человека по ноге которого проехал КРАЗ и мимики
  
  орангутанга занимающегося любовью. Hо его лицо сделалось еще извращенней от
  
  предвкушения того, что он может сделать своим "дружком". И он тут же
  
  испытал свой "автомат" (с ручным приводом)... Извините полу-автомат на
  
  Атсоратс. Так звали робота удовлетворителя или подружку Севика. Такого
  
  давления со стороны своего партнера "девочка" не ожидала. За полчаса она
  
  была истыкана куда можно и куда нельзя. Теперь для Севика не существовало
  
  преград. Теперь ему не страшна Анилотипак.
  
  Ирина - Максим
  
  Втот вечер муж пришел домой с известием, что мы идем в гости к нашему общему
  
  другу. Я быстро оделась, и через десять минут мы были у Максима. Ничего
  
  особенного этот вечер не предвещал, как всегда водка, еда, сигареты, если
  
  бы не одно, - Максим мне уже давно нравился... Это был высокий, стройный
  
  брюнет. Его манера поведения с женщинами всегда пробуждала во мне желание
  
  узнать, имеют ли эти фразы и жесты продолжение, или так и остаются словами.
  
  Через какое-то время возникла необходимость пополнить запасы спиртного и
  
  сигарет, идти вызвался Максим, как хозяин дома, а я напросилась идти с ним,
  
  благо муж был занят беседой с еще одним парнем, который был в гостях в тот
  
  вечер у Максима.
  
  Мы шли по вечернему городу, Максим что-то говорил, а я как маленькая
  
  девчонка повторяла только одну фразу:
  
  "Господи, ну посмотри на меня, возьми меня за руку, скажи что желаешь
  
  меня..." После этих мыслей я почувствовала, как во мне разгорается
  
  неутолимый огонь желания овладеть этим парнем.
  
  Все необходимое вскоре было куплено и мы возвращались назад, я с
  
  ужасом думала о том, что скоро мы зайдем в дом и уже ничего не получится...
  
  Бог услышал видимо мою просьбу, потому что в тот же момент я неловко
  
  перешагнула через лужу, и уже через какой-то миг была в объятиях Максима...
  
  Наши взгляды встретились. Я поняла, или сейчас, или никогда. Мой поцелуй
  
  был страстным настолько, насколько может его подарить женщина, которая
  
  жаждет ласки. По его глазам я поняла, что продолжения ждать осталось не
  
  долго. Мы влетели в подъезд словно это была не бетонная клетка многоэтажки,
  
  а огромная кровать.
  
  Поднявшись на пару этажей, мы спрятались на промежутке между
  
  этажами...
  
  Максим как изголодавшийся узник набросился на меня, наши губы слились
  
  опять в поцелуе. Он целовал меня все нежнее и нежнее, я даже не заметила,
  
  как оказалась расстегнутой моя блузка... Его поцелуи опускались все ниже и,
  
  наконец, достигли моих нежных, розовых сосков. Как это было приятно, видеть
  
  и чувствовать ласки того, кого хочешь! Я окончательно потеряла голову от
  
  страсти, которая обуяла меня. Не прекращая отвечать на поцелуи Максима, я
  
  опустила его ладонь к себе в трусики и слегка подтолкнула ее туда, где уже
  
  все ждало этого прикосновения. Его длинные, красивые пальцы начали ласкать
  
  мой лобок, проникая все ниже и ниже. Я сразу же почувствовала как я начинаю
  
  наполняться влагой любви. Не в силах терпеть больше, я опустила свои руки к
  
  его брюкам и расстегнула молнию. Проникнув к его члену я была приятно
  
  удивлена. Его член был упруг, как моя "игрушка", которая заменяла мне мужа
  
  в его отсутствие. Я осторожно достала его из брюк, и начала массировать.
  
  Максиму мой ход видно очень понравился, потому что в тот же миг по его
  
  телу пробежала легкая дрожь. В тот же миг он легонько оторвал мои жадные
  
  губы от своих и руками пригласил меня вниз. Я не сопротивлялась.
  
  Опустившись на колени я открыла глаза и увидела ЕГО. О-о! Какой это был
  
  красивый член... Его даже так называть не хотелось, это был ЧЛЕНИЩЕ!!! В
  
  своей девичьей практике я еще таких не встречала. Он уже был возбужден и я
  
  рассматривала его во всей красе. Длинный, сантиметров двадцать пять член
  
  увенчивала головка, в окружности которая была такой словно в нее вложили по
  
  две сливы с каждой стороны.
  
  Максим напрягся и подтолкнул его к моему рту, я поняла, что долго
  
  любуюсь его членом. Я принялась сосать его, едва не задыхаясь. Особенно
  
  Максиму нравилось, это я поняла по его вздохам, когда я языком обводила
  
  вокруг его головки и потом начинала ласкать уздечку. Один раз я попыталась
  
  проглотить его член полностью, но тут же оставила эту мысль, он просто не
  
  влезал в горло. Я облизывала его и наслаждалась мыслью, что добилась того,
  
  чего хотела. Через некоторое время я вспомнила о том, что моя
  
  истосковавшаяся писечка может наслаждаться не только моими пальцами...
  
  Прекратив ласкать его член ртом и еще раз обильно смочив его слюной я
  
  развернулась к Максиму спиной и предоставила ему свою дырочку. Она приняла
  
  его с такой же жадностью, как и мой ротик.
  
  Максим был искусным любовником, он знал размеры своего агрегата и
  
  поэтому проникал в меня осторожно, словно крадучись... Но именно это
  
  доставляло мне большое удовольствие, словно большая теплая "труба"
  
  раздвигала мои внутренности проникая все глубже и глубже. Радость того, что
  
  я обладаю человеком, которого уже давно хотела, и осознание близкой
  
  опасности в лице мужа, находящегося от нас всего через этаж, ускорили мой
  
  радостный и столь долгожданный момент оргазма. По моему я даже слегка
  
  вскрикнула, потому что Максим прикрыл своей ладонью мне рот. Мое тело все
  
  напряглось, задрожало, попыталось обнять это нежное орудие, которое было
  
  внутри меня. Словно в тумане, я развернулась лицом к моему "спасителю" и
  
  начала рукой дрочить его член, желая увидеть, то, что я уже испытала. Чтобы
  
  быстрее завести Максима я попросила кончить его мне в рот. ОН отстранил мою
  
  руку, взял член и начал гладить им мои губы. Я целовала его, иногда
  
  обхватывала губами, перебирая при этом его яички пальцами. Вскоре я
  
  почувствовала как его член начал наливаться все сильнее и сильнее. Чтобы не
  
  пропустить ни единой капельки такой драгоценной жидкости, хранящейся в его
  
  члене, я открыла рот и высунула свой жаждущий язык на встречу его фонтану.
  
  Мое ожидание после этого было не долгим. Максим издал вздох, его тело
  
  напряглось и в тот же момент горячая струя спермы ударила мне в лицо, залив
  
  мне нос, губы. Я жадно обхватила ртом его член, из которого в меня
  
  вливалась жажда человека получившего удовольствие, как и я. Я никак не
  
  ожидала, что количество его спермы будет таким огромным, как и его аппарат.
  
  Мой рот наполнился очень быстро этой белой, слегка соленой и пахнущей
  
  каштанами жидкостью, и мне чтобы не задохнуться пришлось ее глотать, потом
  
  еще и еще. Я видела, что Максим на верху блаженства, и желая продлить его,
  
  еще долго не вынимала его член изо рта. Я наслаждалась его упругим членом
  
  из которого в меня только что выплеснулось столько спермы, до тех пор пока
  
  не почувствовала, что его удаль пошла на спад.
  
  Дальше все было просто и прозаично. Мы поправили одежду, поднялись еще
  
  на этаж и вошли в квартиру. Муж по прежнему болтал с другом Максима, они
  
  уже были изрядно пьяны. Наше возвращение было воспринято с огромным
  
  воодушевлением, потому что мы принесли водку и сигареты.
  
  Никто ни о чем не догадывался, только мы с Максимом знали что
  
  произошло. А у меня во рту еще долго стоял нежный и вкусный аромат его
  
  спермы...
  
  P. S.: После этой вечеринки, я с мужем чаще стала ходить в гости к
  
  Максиму.
  
  Неизвестный автор - Самбо
  
  Два раза в неделю я занимался САМБО. Ходил в одну спортивную кафедру, и там
  
  тренировался. У нас был большой зал, поделенный на две части. На одной
  
  половине мы ломали друг другу руки, а на другой девушки занимались
  
  шейпингом, аэробикой и все такое.
  
  После очередной такой тренировки я решил передохнуть и не сразу идти в
  
  раздевалку, а посмотреть на девушек, занимающихся укреплением своего тела.
  
  Внимание мое привлекла девушка, у которой из-за пота были видны ее
  
  прекрасные груди с набухшими сосками. Я смотрел на нее, замечая то, как мой
  
  член постепенно поднимается. Мне тогда не было и пятнадцати, но про секс я
  
  знал практически все. На мне был только мое кимоно, и все могли увидеть мое
  
  вздыбленное богатство. Вдруг их занятия окончились, и в зале осталось
  
  немного народу. В том числе и она. Немного подумав, я решил не рисковать и
  
  просто пойти в раздевалку. Женскую. Точнее ту, где переодевались девушки,
  
  занимающиеся шейпингом. Я вошел и увидел, что дверь за мной захлопнулась.
  
  Ее закрыла она.
  
  - Разденься - сказала она - Я видела как ты на меня смотрел и видела
  
  то, что находится в твоих штанишках.
  
  Теперь я хочу увидеть это полностью.
  
  Я повиновался и через секунду на мне был одет только верх, внизу я был
  
  голый и моя палка стояла.
  
  Она взяла ее и начала посасывать своим ангельским ротиком. Она
  
  облизывала его, иногда дотрагиваясь зубами моей головки. Мой маленький
  
  членик был явно мал для нее, но ее это еще больше возбуждало. Я уже
  
  собирался кончить, но тут она вынула его из своего рта и сняла с себя
  
  верхнюю часть своего костюма.
  
  - Пососи мои сиськи, - я тут же припал к ее соскам и начал облизывать
  
  их, покусывать и сосать как ребенок сосет материнское молоко из груди.
  
  Она тяжело вздыхала и я полез языком ниже, к ее пизде, продолжая
  
  руками массировать ее титьки. И вот он, клитор. Я начал облизывать ее
  
  половые губы по краям, смачивая ее и без того мокрые волосики. Я аккуратно
  
  вылизывал каждую складочку на ее коже. А в конец я просто начал трахать ее
  
  языком в клитор.
  
  Она кончала много раз, а еще не разу. Мой ствол был ужасно напряжен и
  
  был буро-красным. Она наконец заметила это и развела свои ноги, приглашая
  
  меня вставить ей пизды по самые яйца. Я не мог отказаться от такой чести и
  
  удовольствия. Она схватила меня за мою попку и двинула меня навстречу к ней
  
  так, что мой самец впился в ее письку до конца.
  
  Боже, мой член был раздражен до предела и я не мог себя сдерживать. Я
  
  быстро начал трахать ее, в то время как она помогала мне руками и двигала
  
  меня с еще большей скоростью. Я еще раз прижался к ней и теперь не делал
  
  движений назад. Я кончил.
  
  Вся моя сперма пошла прямо ей в пизду и ей это было приятно.
  
  Думаю, ей было не менее приятнo, чем мне.
  
  А я просто был на седьмом небе от блаженства, охватившего меня...
  
  Монах - Бассейн по вторникам
  
  Моим школьным преподавателем была госпожа Моника, 46-ти летняя женщина,
  
  которая редко общалась со мной вне класса. Но несмотря на свой возраст она
  
  оставалась весьма сексуальной.
  
  Мы имели обыкновение плавать вместе по вторникам между 7-8 часами
  
  утра.
  
  В очередной вторник, придя в баассейн я заметил, что кроме нее именя
  
  никого больше нет.
  
  Она уже плавала в бассейне и сквозь прозрачную воду я увидел, что ее
  
  купальник вызывающе подчеркивает каждую линию ее тела. Я проплавал
  
  установленное мне самим собой количество дорожек.
  
  " Досвидания госпожа РИД ", крикнул я, поскольку уже покидал басейн.
  
  Она только кивнула и продолжила плавать. Я вошел в душ и снял плавки, чтобы
  
  войти под теплую расслабляющую воду.
  
  Вдруг я почуствовал ка чья-то рука мягко обхватила мой член, от чего
  
  он начал быстро возбуждаться. Я оглянулся и увидел госпожу Монику.
  
  "Тише", сказала она. Она опустилась на колени и запустила мой член в
  
  свой рот.
  
  Ее губы плотно обхватили мой хуй и она начала его посасывать. Ее
  
  купальник позволял мне смотреть на ее блестящие от воды груди. Я никогда не
  
  видел груди такого размера. Я уже был заведен до предела, поэтому мне
  
  пришлось развернуть ее. Ее жирный зад оказался напротив моего набухшего
  
  члена.
  
  Она протянула руку между ног и схватив мой хер направила его в свою
  
  задницу. Ее напряженный зад оказался весьма узким, видно ее еще ни разу не
  
  трахали в это морщащееся отверстие. Соки любви текли вниз по ее ногам. Я
  
  сумел вставить кончик моего члена в ее распухшее от желание влагалище.
  
  Она вскрикнула, а я почувствовал, что мягкие стены охватили меня. Ее
  
  рука терла неистово распухший клитор. После нескольких осевых движений я
  
  вытянул член из ее пизды и вновь хотел вставить, но она закричала, чтобы я
  
  вошел в ее задний проход. Она застонала когда ощутила как я задвинул в ее
  
  жопу свой хуй на всю длину до самых яиц.
  
  " Мой бог я чувствую твой хер в своем желудке", закричала она. Я начал
  
  толкать интенсивнее, разд ffb рачивая стенки ее жопы, чтобы она могла
  
  принять мой пульсирующий член.
  
  Я слышал мокрые глухие стуки моих яиц о ее влагалище. Это было
  
  великолепно, так как с каждым моим движение ее анус становился все шире и
  
  шире.
  
  " Трахайте мою задницу. Порвите ее. Разорвите меня пополам своим
  
  хуем", кричала она.
  
  Ее соки затопляли мои пальцы, поскольку я поместил их во влагалище.
  
  " О МОЙ БОГ Я КОНЧАЮ, AHHHH ТРАХНИТЕ МЕНЯ, ЗАПОЛНИТЕ МОЮ ЖОПУ ВАШИМ
  
  ХЕРОМ ", Она корчилась в восхищении как первый оргазм прошел по ее телу.
  
  Мои яйца начали набухать и я знал, что скоро взорвусь разрядом спермы.
  
  Она захватила мои яйца рукой, поскольку они продолжали биться о стенки ее
  
  пизды.
  
  " Я НУЖДАЮСЬ В ВАШЕЙ ГОРЯЧЕЙ СПЕРМЕ ГЛУБОКО В МОЕЙ ЗАДНИЦЕ", сказала
  
  она и я почувствовал, что больше не могу сдерживаться. Я загнал хуй по
  
  самые яйца в ее анус и начал бурно извергать потоки спермы в ее жопу со
  
  стонами удовольствия. Горячий сперма разбрызгивалась глубоко в ее прямой
  
  кишке заполняя каждый дюйм. Мой член кончал целую вечность, пока я не
  
  вытянул его из задницы этой женщины. Струи спермы брызнули из ее ануса. Она
  
  повернулась вокруг и жадно обхватила мой член губами и начала интенсивно
  
  его сосать, высасывая до последней капли мою сперму. Я почувствовал, что
  
  мой хуй вновь приобретает жесткость, поскольку она его по всей длине. Скоро
  
  я вновь кончил, выстрелив весь мощный поток спермы в ее горячий рот. Она
  
  зажала губы, поскольку сперма начала вытекать изо рта и стекать на ее
  
  подбородок. В конце концов мы исчерпали себя и не могли произнести ни
  
  слова. Да мы были удовлетворены друг другом.
  
  С тех пор я ни разу не пропускал посещение бассейн
  
  Дюк - Долг
  
  URL: http://www.artdevice.dp.ua/dyk/stories.html
  
  Он не понимал, зачем она приехала. И ему совсем не хотелось, чтобы все
  
  возвращалось обратно, чтобы опять начинался бред этих полусемейных
  
  отношений, от которых он убежал не так давно. Он видел ее насквозь, он
  
  прекрасно понимал все ее уловки. Что значат эта закрытая блузка и длинная
  
  юбка, если блузка совсем прозрачна, а юбка из мягкой тонкой ткани так
  
  облегает тело, что кажется, видна структура кожи?
  
  Она села на низкое продавленное кресло, забросила ногу на ногу, слегка
  
  поддернув юбку и обнажив при этом круглое колено.
  
  - У меня есть женщина, - напомнил он.
  
  - Все равно.
  
  - Так что тебе надо?
  
  - Долг.
  
  - Какой?
  
  - Помнишь, нашу первую ночь. Тогда ты был очень счастлив.
  
  И сказал, что сделаешь для меня все, что попрошу. А я ответила, что
  
  попрошу позже. Ты сказал, что исполнишь свое обещание всегда. Слово
  
  мужчины. И вот я прошу.
  
  - Что тебе надо? Денег? - Не-е-ет. Тебя.
  
  Она протяжно улыбнулась и облизнула пересохшие губы розовым язычком.
  
  - Это невозможно.
  
  - Ты обещал. Все очень просто. Ты будешь со мной сейчас. А потом я
  
  уйду. И все.
  
  - Но я...
  
  - Я прошу тебя, - Она сказала эти слова шепотом, чуть наклонившись
  
  вперед.
  
  Правая грудь слегка вывалилась из ее открытого бюстгальтера и, сквозь
  
  прозрачную ткань блузки, он увидел розовый сосок.
  
  Он понимал, что это безумие. Она и так достаточно испортила ему жизнь
  
  и, если эта история не ограничится одной ночью, он пожалеет. Но женщина
  
  грациозным движением перебралась с кресла на ковер и на четвереньках
  
  подползла к дивану, на котором он сидел.
  
  - Пожалуйста, - сказала она совсем почти не слышно.
  
  Потом стала медленно задирать юбку, поглаживая себя по ногам.
  
  - Я ждала тебя, ты снился мне ночами, я чувствовала тебя в себе - и
  
  просыпалась от оргазма. Я хочу тебя.
  
  Он молча наблюдал, как она медленно поднимает юбку. Показались белые
  
  кружевные трусики, сквозь которые просвечивали волосы на лобке. Засунув
  
  руку под трусики, она провела рукой у себя между ног, нырнув пальцем в
  
  заросли волос.
  
  - Смотри, - сказала она, показывая мокрую ладонь. Потом, наклонившись
  
  вперед, уперлась грудью ему в колени и провела рукой по ширинке.
  
  - Сделай это для меня.
  
  Он не сопротивлялся. Она расстегнула ему ширинку и залезла узкой
  
  ладонью в плавки. От прикосновения ее руки член слегка напрягся.
  
  - Позволь мне, - еще раз попросила она шепотом и стала снимать с него
  
  брюки.
  
  Он и хотел и не хотел этого, поэтому не сопротивлялся и не помогал.
  
  Потом она тоненькими пальцами расстегнула рубашку, лаская грудь губами и
  
  языком, прижалась животом к его обнаженному члену.
  
  - Подожди, я сейчас, - воскликнула она, снимая блузку и трусики,
  
  оставаясь в одной юбке.
  
  Потом, сев на ковер у его ног, она стала легкими прикосновениями
  
  ладони поглаживать твердеющий член, приговаривая:
  
  - Как он прекрасен... Я люблю его... Такой большой...
  
  Наклонилась вперед, провела соском от основания до головки. Еще раз.
  
  Потом так же провела языком. И, уже горячий и затвердевший, захватила
  
  губами и, сжав головку, стала мягко посасывать.
  
  Когда она заглотила член так глубоко, как только смогла, он застонал,
  
  сжав одной рукой ее грудь, а другую - запустив глубоко в волосы.
  
  Она задвигала головой, повинуясь его руке.
  
  - Иди сюда! - Резким движением он поднял ее с ковра, задрал юбку,
  
  раздвинул ноги и надел на себя.
  
  Она вскрикнула от удовольствия и ее пальцы с силой вжались в его
  
  плечи.
  
  Она взлетала и опускалась на нем, как наездница, прижимаясь к его
  
  груди и оставляя легкие следы от зубов на плечах. А он поддерживал ее за
  
  ягодицы, раздвигая их и надавливая пальцем на вход в анальное отверстие.
  
  - Еще! Сильнее, милый!... Да!... - стонала женщина, ускоряя темп. Он
  
  видел ее расширенные от восторга и от нарастающего желания глаза; ее грудь,
  
  которую он иногда ловил губами...
  
  ... Когда все закончилось, обоим показалось, что небо вспыхнуло и
  
  рассыпалось фейерверком в миллиарды звезд...
  
  Дюк - Нежность
  
  URL: http://www.artdevice.dp.ua/dyk/stories.html
  
  Нежность и только нежность. Она рвется наружу, не дает покоя. Я сама тебя
  
  раздену, осторожно, ласково, постепенно освобождая тебя от ненужной одежды.
  
  Нет, пуговицы рвать не будем. Медленно расстегиваю по одной и целую каждую
  
  освободившуюся клеточку.
  
  О-о, как ты нетерпелив. Пытаешься раздеть меня, но я не даюсь. Сначала
  
  тебя, мой хороший.
  
  Вот, все пуговки расстегнуты, грудь зацелована. Рубашка летит в
  
  сторону.
  
  Переходим к штанишкам. Расстегиваю молнию. Нет-нет, не быстро, по
  
  миллиметру, и опять целую. Медленно освобождаю тебя от непослушных штанин.
  
  Не хотят с хозяином расставаться. Каждую ножку, ласково поглаживая, нежно
  
  целую.
  
  Мои губки чуть касаются. От каждого прикосновения ты вздрагиваешь. Но
  
  вот и штаны падают. Переступи, отойди чуть-чуть. А что это так выпирает,
  
  трусы порвать пытается. Но зачем же обязательно рвать, я их постепенно
  
  опускаю и опять мои губки делают чарующие прикосновения, пальчики ласкают
  
  попку. А вот и мой повелитель. Какой он большой, он тянется ко мне. Язычок
  
  мой спешит ему навстречу.
  
  Вот теперь пора. Я принимаю ласку твоих рук. Нет, ты тоже не спеши. Не
  
  рви пожалуйста мою одежду. Осторожно. Что, слишком много пуговок на моем
  
  платье? Так специально одела, чтобы подольше продлить очарование. А, так
  
  нечестно. Ты пятую расстегнул, не поцеловав кусочек, что освободился после
  
  четвертой. Вернись назад. Да, так.
  
  Можешь продолжать дальше. Что бюстик мешает? Но нет, рано, сначала
  
  платье.
  
  Да, да я не перестаю ласкать моего божественного мальчика. Нет, пока
  
  только язычком поглаживаю, губками нежно прикасаюсь, ротик подождет.
  
  Вот и платье полетело. Наконец то ты добрался до бюстика. Ах, застежка
  
  не слушается? Так ты не волнуйся, спокойнее, вот так. Вот и они - две
  
  полусферы.
  
  Ах, поласковее пожалуйста. Какой ненасытный. Ой, не кусайся, мне же
  
  больно. Да, засос более приятен. О-о, как здорово. Ай, опять кусаешься.
  
  Я отрываюсь от мальчика, мои губы отрывают тебя от моей бедной
  
  искусанной груди и запечатывают непослушный, ненасытный рот страстным
  
  поцелуем. О-о, так лучше.
  
  Твои нежные руки тут же находят и хватают мои сосочки. О, как приятно.
  
  Ах, а почему моя роза скучает. Не успеваю подумать, как освободившийся
  
  мальчик рвется к ней. О нет, еще рано. Ты ж еще не подарил ей свой
  
  очаровательный поцелуй.
  
  Отпускаю твои губы. Они тут же побежали к девочке. Пойдем к дивану.
  
  Да, так. Моя голова у твоих ног, а твоя у моих. Мой язычок, ах, что он
  
  вытворяет с твоим мальчиком. О, моя роза уже влажная и горячая от твоих
  
  прикосновений. О, как изумителен твой язычок! Твои губы в засос целуют мой
  
  клитор. О-о, я на грани!
  
  Твое дыхание говорит мне о том, что ты достиг пика. О да, дай мне
  
  напиться из этого чарующего источника. Я всасываю его в себя и почти
  
  задыхаюсь. Спазмы заставляют вытолкнуть его, но вдохнув, я опять принимаю
  
  его и опять выталкиваю.
  
  Ты стонешь, начинаешь рычать. Да, иди ко мне, давай, глубже, глубже...
  
  Ты почувствовав приближение высшего наслаждения, начинаешь творить
  
  чудеса своим язычком. Мои стоны переходят в крик наслаждения, который
  
  сливается с твоим ревом. О, это изумительно, очаровательно, да просто нет
  
  слов!
  
  Мы одновременно испытываем высшее наслаждение. И замираем в объятиях.
  
  Нежность, нежность, сплошная нежность...
  
  Мы еще долго так лежим, пока желание не начинает пробуждаться вновь...
  
  Дюк - Анастасия и Артур
  
  Анастасия повернула ключ в замке гостиничного номера. Дверь открылась и на
  
  кресле она увидела давнего знакомого. Поприветствовав его, они
  
  перебросились парой фраз кто как доехал и как у кого дела. Она сказала, что
  
  сомневалась в самой идее провести отпуск с человеком давно чужим для нее,
  
  но внутри что-то дергало душевные струны воспоминаний далекой любви.
  
  Артур, так звали друга Анастасии, объяснил, что недавно просматривал
  
  фотографии и им овладело чувство жажды. Он попросил женщину отвернуться и
  
  откуда-то достал подарок - это были духи, ее любимые.
  
  Анастасия, занимая пассивную позицию, улыбнулась, поцеловала Артура в
  
  щечку, но он придержал ее, оставляя близкое расстояние, посмотрел в
  
  красивые глаза, провел рукой по ее волосам и стал медленно приближаться
  
  губами к ее губам, ожидая реакции.
  
  Губы встретились и каждый почувствовал сладость.
  
  Взяв руками ее голову он впился в нежные губы, язык проник внутрь рта
  
  и стал ласкать небо, играть с ее языком, нахлынули приятные ощущения.
  
  Развернув ее к себе спиной, он целовал ее шею, добравшись до мочки уха он
  
  шепнул: "Милая, хорошая, я хочу тебя". Она закрыла глаза, чувствуя как тело
  
  наполняется возбуждением. Его ладошки потянулись к груди, скользя по
  
  облегающему платью, губы продолжали шептать: "Ты самая-самая, ты нежная, ты
  
  ласковая". Она закинула руку назад найдя его затылок, ее пальчики
  
  расчесывали его волосы. Артур взял Настю на руки и отнес на кровать, уложив
  
  на животик, он медленно расстегнул молнию платья, целуя ее спину он
  
  раздевал ее до нога.
  
  Обнаженная, желанная женщина лежала в его постели. Перевернув ее на
  
  спину он наконец-то увидел долгожданные сосочки, в голове что-то щелкнуло,
  
  охватила бешеная страсть, он резко метнулся к ее телу пожирая каждый
  
  сантиметр ароматной кожи страстными, но в то же время ласковыми засосами.
  
  Трогая руками талию, бедра, попу, он обнимал ее и ласкал, двигаясь по
  
  телу сверху вниз и снизу вверх. Услышав слабый стон, он раздвинул ноги,
  
  поцеловал взасос ее влагалище, почувствовал влагу и ощутил вздрагивание
  
  прекрасной женщины. Не раздумывая он вошел в нее. Ох, как это было приятно,
  
  горячо и чувствительно. Тела двигались надавливая, толкая друг друга. Их
  
  головы окутал туман, все мысли разбежались. Только чувства - огромные
  
  импульсы наслаждений переполняли, доводя до самого пика. Они кричали и
  
  стонали...
  
  Мурашова К. - Цикл "Занимательная сексопатология" - Каким бывает
  
  член?
  
  Дорогая редакция, я уже больше года читаю вашу замечательную газету "Спид-Ин
  
  "Чумной Вестник". Мне нравится, что вы откровенно отвечаете на довольно
  
  интимные письма ваших читателей и поэтому я решил тоже выяснить для себя
  
  один вопрос.
  
  - Мне 18 лет. Половой жизнью я живу очень недолго. У меня есть
  
  постоянная подруга, с которой занимаюсь сексом. У нас с ней очень
  
  доверительные отношения.
  
  - Некоторое время назад мы рассматривали половые органы друг у
  
  друга. Я у моей подруги не первый и я попростл ее сравнить мой член с теми,
  
  которые она видела.
  
  То, что она мне сказала, вызвало у меня такой шок, что мы едва не
  
  расстались.
  
  - Мой член в спокойном состоянии - около 4-х 5-ти сантиметров и кожа
  
  полностью закрывает головку, но он какого-то коричневатого цвета, насмотря
  
  на то, что я регулярно его мою. Так моя подруга мне заявила, что он у меня
  
  постоянно грязный.
  
  Кроме того, она сказала, что в спокойном состоянии он должен быть раза
  
  в два больше.
  
  - Когда он возбужден - в нем 16 сантиметров, и головка открывается
  
  полностью.
  
  В этот момент она становится сине-фиолетовой. Это, по ее словам,
  
  оказывается тоже ненормально. Цвет головки должен быть красный или розовый.
  
  Кроме того, она становится такой большой, что раза в полтора превышает
  
  окружность самого члена.
  
  Это ей тоже не нравится и она говорит, что такая головка слишком
  
  большая.
  
  - Я всегда считал, что член у меня немного маловат, но неужели я
  
  такой урод? А если и так, то почему моя девушка продолжает со мной спать?
  
  - Расскажите, пожалуйста, какой должен быть у нормального мужчины
  
  член?
  
  - Андрей С." - Рассказать о внешних характеристиках мужских
  
  половых членов мы попросили мы попросили Кандидата Медицинских наук
  
  Решетняка Юрия Андреевича, работника Отделения сексуальной патологии
  
  Московского научно-исследовательского института психиатрии Министерства
  
  Здравоохранения России.
  
  - - Из известных мне научных разработок на эту тему, ямогу вспомнить
  
  толоко одну диссертацию, защищенную на Украине в средине 60-х годов,
  
  которая была посвящена протезированию полового члена. Автор ее предлагал 12
  
  размеров, различающихся только по длинне и диаметру. Если обратиться к
  
  популярным изданиям, освещающим воззрения на член в Индии, то там можно
  
  встретить следующую классификацию: "лошадиный" член, это член длинный и
  
  среднего диаметра, "бычий" член, короткий и толстый, и, третий тип,
  
  "кроличий", небольшой и тонкий, который в народе называют "щекотунчик".
  
  Естественно, такие классификации никого не удовлетворяют.
  
  - Существуют определенные варианты анатомической несовместимости.
  
  Некоторое время назад говорили, что форма и размеры члена не имеют значения
  
  в брачной жизни. Это не так. Существует, так называемая, память тела. То
  
  есть, если женщина несколько лет прожила в браке с обладателем, условно
  
  скажем, "бычьего" члена, то вступив в связь, после, например, развода, с
  
  хозяином "шекотунчика", то возникнут проблемы. И, если мы их будем
  
  отрицать, они от этого никуда не денутся.
  
  - Существуют варианты эротических тренировок, которые позволяют
  
  сократить срок взаимной адаптации партнеров. Особенно это актуально при
  
  втором и последующем браках, после родов, которые как правило
  
  сопровождаются разрывами стенок вагины и шейки матки, при этом возникает
  
  мышечная слабость, половые органы женщины, если говорить образно, теряют
  
  форму. Быстро, само по себе это не восстанавливается.
  
  - Форма должна быть такой, чтобы соответствовать форме мужского
  
  члена, плотно его охватывать. Если это так, то при акте эрекция постоянно
  
  увеличивается, эсли же нет, то эрекция, самая сильна в начале, к концу, или
  
  даже средине сншения, падает.
  
  - Поэтому, можно определенно сказать, что в половой жизни важна
  
  именно форма члена, а не его линейный размер. В процессе сношения важна
  
  некоторая герметичность, член длжен напоминать поршень, то есть оптимально,
  
  когда головка по диаметру больше, чем диаметр самого тела члена.
  
  - Вспомните, все попытки искусственно изменить форму члена сводятся
  
  именно к увеличению диаметра головки. Это может достигаться такими
  
  варварскими способами, как введение инородных предметов под кожу члена
  
  вблизи головки, или блее цивилизованными, такими, как презервативы с
  
  "усиками" или "шишечками", кольца.
  
  Но чем больше нагромождений, атрибутов, расчитанных на женщину, тем
  
  меньше чувствует мужчина.
  
  - Теперь о члене в спокойном состоянии. Он должен быть мал и
  
  скромен. В эстетической норме, он, как на греческих скульптурах, должен
  
  помещаться под листиком. Если же он остается в половину длинны от
  
  эрегированного, то это значит, что у мужчины нет полной удовлетворенности,
  
  а наличествует лишняя стимуляция, от которой он не может избавиться. Если
  
  возбуждение не исчезает полностью, это явление можно сравнить с постоянно
  
  работяющим прибором. У каждого прибора есть свой ресурс прочности,
  
  предельное время работы. Поэтому нельзя сказать, что это вредно, но такое
  
  положение ведет к преждевременному износу.
  
  - Корреляции между длиной члена в спокойном и эрегированном
  
  состоянии не существует. Кстати сказать, от незнания этого возникает
  
  множество комплексов.
  
  Предположим некто, у кого член в спокойном виде 5 сантиметров, а в
  
  возбужденном 15, увидел кого-то, у кго член около 10-ти сантиметров. Он тут
  
  же начинает экстраполировать на основании собственных показателей и
  
  приходит к поражающему воображение выводу. Но на самом-то деле у второго
  
  при эрекции член едва ли увеличится наполовину.
  
  - Что касается формы, то какая она была в спокойном состоянии, такой
  
  же она будет и в возбужденном.
  
  - Цвет половых органов должен быть темнее цвета окружающей кожи,
  
  скажем, бедра. Это цвет загорелой шеи. Мошенка оливкового цвета.
  
  - В процессе эрекции головка члена становится цвета зрелой сливы,
  
  вареной свеклы, сине-красной, с избытком синего, переходящего в фиолетовый.
  
  С точки зрения эстетики, это выглядит ужасно. По своей цветовой
  
  дисгармонии, эрегированный член является самым ярким, вызывающим, пятном на
  
  теле человека.
  
  - Если же член остается нежным, розовым, значит его обладатель имеет
  
  очень умеренные сексуальные возможности. На данный момент они могут быть
  
  безупречны, но запаса... А... А... А... [далее включается внутренний цензор]
  
  Мурашова К. - Цикл "Занимательная сексопатология" - Оставь себе
  
  кусочек любовника
  
  Девушка рассказывала о своей коллекции. Необычность предметов
  
  собирания заинтересовала нас, мы связались с Галиной М., и она согласилась
  
  побеседовать с корреспондентом.
  
  - Мы пришли по указанному адресу и были встречены хозяйкой,
  
  миловидной девушкой. Она провела нас в квартиру, и, устроившись на
  
  диванчике, сказала, что готова. Мы тоже были готовы и включили диктофон.
  
  - Корр.: Галина, расскажите о вашем увлечении.
  
  - Г. М.: Сначала я лучше вам это покажу.
  
  - Она порывисто встала и раздвинула дверцы одного из отделения
  
  стенки. Перед нашими глазами возникли ряды разноцветных фаллоимитаторов.
  
  Искуственные органы были выстроены по размерам, и эта картина чем-то
  
  напоминала популярный в шестидесятые годы набор слоников.
  
  - Корр.: Сколько же их тут?
  
  - Г. М.: Тридцать семь. И все они принадлежали реальным людям. -
  
  Галина взяла один из дилдо, ядовито-синего цвета, и села с ним в кресло. -
  
  Это, можно сказать, овеществленная память о моих мужчинах.
  
  - С каждым связаны какие-либо воспоминания. Приятные и не очень. И
  
  когда я беру его в руки, то сразу вспоминаю мужчину, котрому он
  
  принадлежит. Есть у меня любимые экземпляры, есть такие, которые я брала в
  
  руки один только раз, слишком уж омерзительны были их хозяева...
  
  - Корр.: А используете ли вы их, если можно так выразиться, по
  
  назначению?
  
  - Г. М.: Конечно. Я трогаю его и как бы ощущаю ауру мужчины-хозяина.
  
  Словно он уже рядом со мной, он готов заняться со мной любовью. Да. Так и
  
  происходит.
  
  - Корр.: А не заменяет ли ваша коллекция живых мужчин?
  
  - Г. М.: М-м-м... Большей частью.
  
  - Каждый экспонат становится своего рода частью идеального мужчины.
  
  Мужчины, знающего меня вдоль и поперек. Но, вы знаете, в реальности идеал
  
  невозможен. А тут... Около двадцати идеальных любовников.
  
  - Почему двадцати? Остальные мне неприятны, я уже говорила.
  
  - Корр.: Почему же они тоже занимают место?
  
  - Г. М.: Память. Иногда бывает такое настроение, хочется чего-нибуть
  
  разбить, покорежить. Нелюбимцы у меня для этого. Их можно попинать,
  
  потоптать, побросать об стенку. Они прочные, резиновые, цельнолитые, им
  
  ничего не сделается, а мне легче...
  
  - Корр.: Вы сами их делаете?
  
  - Г. М.: Да, обязательно. Я же их "мама". Мне предлагали их делать в
  
  заводских условиях, но я наотрез отказалась. Во-первых, это вещь все-таки
  
  интимная, а во-вторых, мне приятно пользоваться результатом своего труда.
  
  Да и делаю я их с любовью. Как же без этого?
  
  - Корр.: А как появился первый экспонат?
  
  - Г. М.: Я была тогда студенткой МАРХИ, правда, меня выгнали после
  
  второго курса, но это неважно. А на первом, у меня был друг. И однажды,
  
  ради хохмы, я обмазала его член гипсом. Получилась форма. Я сделала слепок,
  
  тоже гипсовый, и подарила ему. Парень был в восторге.
  
  - Он-то и предложил мне делать их из резины. Технология простая, все
  
  можно сделать дома. И понеслось.
  
  - Корр.: А где берутся модели для слепков?
  
  - Г. М.: Когда где. Некоторые с работы, я секретарь в
  
  российско-голландской фирме. Другие на улице пристают. По-разному...
  
  - Корр.: И вы всех привечаете?
  
  - Г. М.: Нет. Далеко не всех. Только тех, кто согласится снять
  
  слепок.
  
  - Шучу, конечно... Хотя... За последние года два отказавших не было.
  
  Льстит это мужику, что-ли?...
  
  - Но, с другой стороны, как только я новый экземпляр сделаю, его
  
  настоящий обладатель перестает меня интересовать. Сами подумайте, зачем он
  
  мне нужен, если у меня уже есть все, что мне от него надо?
  
  - Корр.: А вы не хотели бы выйти замуж, растить детей?
  
  - Г. М.: Я не думала как-то об этом. Мне и так хорошо.
  
  - На этом и закончилась наша беседа. Прокомментировать ее мы
  
  попросили врача-психотерапевта Куликова Сергея Александровича.
  
  - - Такое поведение характерно для женщин, которые мстят за
  
  сексуальную агрессию, пережитую ими в детстве, в период от 11-ти до 15-ти
  
  лет.
  
  - В данном случае налицо явно выраженная месть. Сам факт частой
  
  смены партнеров. То есть, она бросает мужчину на пике отношений. Она
  
  добилась своего, взяла отпечаток и тут же рвет с ним отношения.
  
  - То, что она вместо живых партнеров пользуется слепками их половых
  
  органов это уже наслаждение местью. То есть замена реального партнера
  
  вооброжаемым любимым. Здесь можно найти гоголевские мотивы: если бы
  
  интеллект первого, да к носу второго, да к кулакам третьего... Но в нашем
  
  случае берутся несколько иные характеристики личности.
  
  - Можно так же дать и фрейдистскую трактовку: страсть к такого рода
  
  коллекционированию является сублимированным желанием кастрации. И ее
  
  мужчинам повезло, что она выбрала такой, бескровный, способ мести.
  
  - Кроме того, то, что она якобы никогда не задумывалась о замужестве
  
  и материнстве и то, что эта девушка относится к своим произведениям, как к
  
  детям, наводит на размышления о достаточно сильной психопатизации.
  
  Искуственные члены заменяют ей одновременно и мужа, и детей. Такое
  
  положение лишь с большой натяжкой можно назвать нормальным и я бы
  
  посоветовал вашей героине обратиться к услугам психотерапевта, потому что
  
  развитие таких отношений может привести к гораздо более серьезным,
  
  психическим, отклонениям.
  
  - Вообще, можно сказать, что женщины мстят очень однотипно: уходом.
  
  Всякие иные способы становятся достоянием литературы. У Лескова "Леди
  
  Макбет Мценского уезда", "Анна Каренина". Это две самые крайние формы мести
  
  - убийство мужа и самоубийство.
  
  Мурашова К. - Цикл "Занимательная сексопатология" - Есть еще
  
  надежда
  
  Испытывают ли "голубые" отцовские чувства? Раньше, когда эта категория
  
  населения нашей страны не была мне достаточно знакома, я и не задавался
  
  этим вопросом. Он просто не мог прийти мне в голову. Теперь же, я со всей
  
  определенностью знаю, да, геи желают стать отцами, продолжить свой род,
  
  увидеть свое продолжение в родном отпрыске. Но, увы, из-за их сексуальной
  
  ориентации пока что это было невозможно. Не всякий может преодолеть себя и
  
  прикоснуться к существу противоположного пола, пусть и предназначенного для
  
  деторождения.
  
  - Да, я не оговорился, пока что, до сих пор, но уже не сегодня!
  
  В московском институте Физиологии Гена последние несколько лет
  
  проводились исследования, которые позволили кардинальным образом исправить
  
  природную несправедливость.
  
  - Одна из сотрудниц лаборатории Диплоидного Андрогенеза, Наташа
  
  Исакова, любезно согласилась со мной побеседовать.
  
  - Наташа, что значат эти звучные слова Диплоидный андрогенез?
  
  - Это означает, что обе гаметы берутся от мужских особей и помещаются
  
  в особым образом обработанную безъядерную яйцеклетку.
  
  - Ой, попроще, пожалуйста...
  
  - Пожалуйста. Мы исследовали, что получится если соединить два
  
  сперматозоида и поместить их в среду, в которой возможно развитие
  
  получившейся зиготы, то есть яйцеклетки, способной к делению, и из которой
  
  возможно развитие полноценного организма. Мы механическим путем извлекали
  
  ядра сперматозоидов, потом долго искали условия, в которых могла
  
  образоваться полноценная зигота, потом условия в которых она могла бы
  
  некоторое время развиваться, до помещения в материнскую особь. И, могу с
  
  гордостью вам сообщить. Что все принципиальные сложности нами успешно
  
  преодолены. Мы уже имеем линию мышей, которая создана и несколько поколений
  
  размножается только с помощью диплоидного андрогенеза.
  
  - Подождите, у меня уже столько вопросов! Это проверялось только на
  
  мышах?
  
  - Нет. Мы уже провели серию экспериментов с карликовыми свиньями,
  
  коровами, сейчас мы ждем прибавления семейства у семьи шимпанзе.
  
  - Так сколько членов в этой семье?
  
  - Три. Два отца, они же матери, и самка, которая вынашивает потомство.
  
  - Выходит. Без женщины пока не обойтись?
  
  - Да, пока что невозможно искусственно создать среду, которая бы
  
  полностью повторяла свойства матки. Но она в данном случае не несет никакой
  
  роли в передаче наследственных признаков. Тут все ложится на плечи мужчин.
  
  - Скажите, а возможен ли подобный процесс у человека?
  
  - Мы не ставили пока перед собой подобную задачу. Но, я думаю, никаких
  
  принципиально новых проблем. В данном случае. Нам решать не придется.
  
  - Значит, если, положим, два гея решат завести потомство друг от
  
  друга, то в ближайшем будущем они вполне смогут это сделать?
  
  - Да, конечно. Но в любом случае им будет нужна женщина-донор для
  
  предоставления яйцеклетки и для вынашивания плода.
  
  - Что ж, желаю вам успехов в благородном деле однополого размножения
  
  человека. =
  
  Мурашова К. - Цикл "Занимательная сексопатология" -
  
  Больной
  
  Так, на него никто и не взглянул бы... Ни рожи, ни кожи, так, одна видимость
  
  мужика. Как он затесался в нашу веселую компанию - не знаю. То ли он
  
  оказался чьим-то другом, то ли наоборот, но факт остается фактом. Он был
  
  здесь.
  
  - Это серое, во всех смыслах, создание мрачно пялилось из своего
  
  угла на всех лиц женского пола и испускало похотливые вздохи, отлично
  
  понимая, что ничего ему на нашей групповушке не светит. Было бы хоть
  
  как-нибудь понятно, если бы он любым способом начал бы к кому-нибудь
  
  клеится, но нет. Парень просто сидел, пил одну лишь пепси и не поддавался
  
  на уговоры хлебнуть жидкости с большим количеством градусов.
  
  - Голоса его так же слышно не было. Он лишь криво усмехался на
  
  рассказываемые анекдоты, а когда к нему обращались напрямую - ограничивался
  
  краткими репликами, типа "да" или "нет".
  
  - Так и остался он в памяти народной, нашей то есть, совершенно
  
  безымянным.
  
  - И вот, в момент, когда все мы уже достаточно поднабрались и первые
  
  ласточки начали вить себе гнезда, обильно пуская слюни друг на друга,
  
  прозвучала самая длинная до сего всемени фраза этого серого мыша:
  
  - - Ах, оставьте меня, неужели вы не понимаете, я болен!...
  
  - Болен? Тогда чего приперся? - возник у всех мужиков закономерный
  
  вопрос.
  
  Женская же часть общества отреагировала совершенно иначе:
  
  - - Бежняжка! Так вот почему он такой понурый весь вечер!
  
  - И бесцветное создание моментально оказалось окружено женской
  
  заботой и лаской. Моей, к сожалению, в том числе. Ведь даму подшафе хлебом
  
  не корми, а дай кого-нибудь пожалеть и полелеять. Этим-то этот подлец и
  
  воспользовался так нагло.
  
  - - И что же у тебя за болезнь?
  
  - Это уже был мой вопрос. Эх, если бы я знала, чем кончится мое
  
  профессиональное любопытство!
  
  - Парень завздыхал, вращая глазами, и, выдержав театральную паузу
  
  вымолвил:
  
  - - У меня прогрессирующая лобковая аллопеция и циркумцизио вместе с
  
  аспермией!
  
  - Все отшатнулись.
  
  - - Не бойтесь, - Устало махнул рукой больной, - Это не заразно.
  
  Генетика...
  
  - Слово "аспермия" было мне смутно знакомо, зато остальные болезни
  
  на поддавались никакому лингвистическому анализу.
  
  - - Это что, у тебя детей быть не может? - Осторожно задала я
  
  вопрос.
  
  - - Ах, - выдохнул наш несчастный, - Увы!...
  
  - Это решило многое и, в первую очередь, проблему моих опасных дней,
  
  которые, по всем рассчетам, были в самом разгаре.
  
  - Теперь уже мне пришлось отбивать от остальных моих товарок такого
  
  ценного кадра. Кадр же, казалось, не обращал внимания на ту возню и
  
  пикировку, которая возникла после его сенсационного заявления. Через
  
  некоторое время и до мужиков дошло, что происходит что-то не то, и после
  
  этого мне уже пришлось не только отбивать моего, а это я уже решила,
  
  больного от ненасытных подруг, но и самой отбиваться от тех, кто положил на
  
  меня глаз, и пробовал завершить это наложением своей лапы и вложением
  
  члена.
  
  - Короче, вскоре все завершилось моей безоговорочной победой.
  
  - Оставшись со мной наедине, безымянный парень резко повеселел:
  
  - - Я и не думал, что в мои последние дни мне удастся побыть с такой
  
  очаровательной девушкой!...
  
  - Он умирает! - догадалась я. - Конечно, эти генетические болезни...
  
  - Наверное, никогда раньше и никогда в будущем я не буду так
  
  ублажать кого бы то ни было мужского пола. Я позволяла ему абсолютно все.
  
  - Для начала он просто взгромоздился на меня и следующие десять
  
  минут занимался со мной в миссионерской позиции. Член его оказался не шибко
  
  большим, но и не маленьким. Он водил его очень странно. В движениях,
  
  казалось, не было никакого ритма. То несколько быстрых движений туда-сюда,
  
  пауза, потом медленный ввод и такой же неспешный выход. Мне, конечно, были
  
  известны всевозможные способы и методы движения этого органа, он мой
  
  безымянный трахарь, казалось, совместил их все сразу.
  
  - В конце он забился мелклй дрожью и, взревев, кончил.
  
  - На этом его активное участие в сексе завершилось. Все оставшееся
  
  время я то занимала его член минетом, то скакала на нем, выжимая все новые
  
  и новые порции спермы, в которой, как я тогда была уверена, живчиков не
  
  было.
  
  - Безымянный парень тащился, постанывал и орал благим матом, когда
  
  испускал очередную порцию из предстательой железы. Под утро я, изможденная,
  
  но довольная своим самопожертвованием, задремала. Когда же я открыла глаза
  
  - на мне был совершенно другой парень. Резко сжав мышцы влагалища я
  
  остудила его пыл и пошла разыскивать моего безнадежно больного. Его в
  
  квартире не оказалось.
  
  - А потом, после уик-энда, я не поленилась и залезла в медицинский
  
  справочник, дабы узнать не опасен ли сексуальный контакт с таким больным
  
  человеком. И что же?
  
  - Аллопецией, оказалось, медики называют банальное облысение. А
  
  тинственное циркумцизио является всего-навсего синонимом успешно
  
  выполненной операции по обрезанию крайней плоти! И ни одно из этих
  
  "заболеваний", как вы понимаете, не смертельно! Но, к счастью, и не
  
  заразно. Так что хоть в одном этот безымянный подлец нас не обманул.
  
  - Что же касается его аспермии, то из-за нее мне пришлось несколько
  
  раскошелиться. Но это уже другая история, неприятная.
  
  - А так, встречу - устрою ему все эти "болезни" в самом радикальном
  
  Мурашова К. - Цикл "Занимательная сексопатология" - Кино и жизнь
  
  Мой друг Леша, эротоман, эротофил и эротолюб, искренне одержимый бредовой
  
  идеей съемок отечественной порнухи позвонил мне с очередным предложением.
  
  Он долго поздравлял с новым годом, еще дольше извинялся за все прочие разы
  
  и, когда ему это надоело, рубанул, как водится с плеча прямо по... Вы
  
  догадались какому органу.
  
  - Я понял, почему у нас ничего не получалось! - Таинственно сказал
  
  Леша и взял паузу. Пока он молчал, ожидая моей реакции, я успела узнать
  
  обстановку в Чечне, погоду на завтра и съесть пару тостов.
  
  - Мы не знали что делать! Но теперь с этим будет покончено! -
  
  Чувствовалось, что на другом конце провода Леша истекает спермой и идеями.
  
  - Не тяни кота за яйца. - Посоветовала я. - И кроме того, у нас же был
  
  какой-то сценарий...
  
  - Это все фигня! Сценарий не возбуждает. Но теперь все возбудятся как
  
  надо!
  
  Идея Леши была проста как три рубля, если кто-нибудь о них еще помнит.
  
  Но не стоит напрягать память, вспоминая вышедшие из употребления
  
  зеленые бумажки, вспомните лучше, как вы посмотрели свой первый
  
  порнографический фильм.
  
  У кого не было мысли прямо так влезть в экран и присоединиться? Кто не
  
  завидовал трахающимся? Кто не хотел повторить их сексуальные подвиги?
  
  Причем повторить прямо тут, перед экраном телевизора?
  
  А? Признайтесь, заманчиво?
  
  На этом и решил сыграть Леша.
  
  - Танюшка, у меня все на мази. Есть классная кассета с немецкой
  
  порнухой.
  
  Есть камера. Нет хаты и бабов.
  
  Я так и знала, что этим кончится...
  
  Вобщем, через неделю мы собрались в прежнем составе: Леша, я, Лена,
  
  Оля и, новый персонаж, лешин друг по имени Женя, хозяин миниатюрной
  
  "восьмерки".
  
  Евгений был средних лет, кривозуб, мелок и лыс.
  
  Порнуху - в видак, чистую кассету - в камеру, елочка, зажгись! Лена
  
  первая обнажилась и встала посреди комнаты по стойке смирно, ожидая
  
  приказов. Женя упустил этот момент и нацелился объективом на меня. Но я
  
  сидела на диване, нога на ногу, и раздеваться пока не собиралась. Ко мне
  
  присоединилась голенькая Оля.
  
  Она скромно прикрывала свой мохнатый треугольник и выжидающе смотрела
  
  на Лешу.
  
  - Внимание! Включаю!
  
  Нажата кнопка и по экрану поползли титры. Мы сидели и ждали пока не
  
  начнется что-нибудь интересное.
  
  Оставленный без присмотра и работы Женя успел обнажиться и, повесив
  
  камеру на грудь, пытался приставать к Лене. Та не реагировала, позволяя
  
  жениной руке поглаживать ее свисающую грудь.
  
  В телевизоре появилась картинка. Он и она сидели за столиком и мирно
  
  поедали салатики. При этом они чего-то говорили, ржали, но суть
  
  происходящего понять было сложно. Наконец, он встал.
  
  - Женя, камеру! - Возбудился Леша, но мужик, облобызав подругу в
  
  лобик, тихо смылся. Женщина тут же скинула с себя пеньюар и начала активно
  
  мастурбировать подвернувшейся морковкой.
  
  - Лена, давай.
  
  Безропотная Лена легла на пол и погрузила пальцы в свои гениталии.
  
  Выглядело это скорее смешно, чем возбуждающе. Она медленно массировала свой
  
  клитор и от этого зрелища мне захотелось спать. Женя же, тряся на удивление
  
  гигантским, по сравнению с его ростом, членом, прыгал вокруг, снимая разные
  
  ракурсы этого безобразия.
  
  В это время на экране появился еще один мужик. Он перекинулся с
  
  мастурбирующей дамой несколькими фразами, разделся и лег рядом. Теперь дама
  
  мастурбировала себя и того парня.
  
  - На, снимай. - Женя всучил камеру Леше и, пока тот соображал, что же
  
  ему делать, лег с Леной. Та взяла его пенис и стала медленно водить рукой
  
  вверх-вниз. Послышались душераздирающие стоны, как из телевизора, так и с
  
  пола и Женин член изверг струйку спермы.
  
  - На хрена ты кончил?! - Взъярился Леша.
  
  - У-у-у...
  
  - Тебе ее еще трахать!
  
  - А-а-а... Сильнее... - Женя явно не мог обратить внимание ни на что,
  
  кроме своего кайфа.
  
  А порнуха шла. Там эта парочка уже во всю трахалась, издавая стоны,
  
  хлюпы и скрипы.
  
  - Давай, за камеру! Время идет!
  
  Недовольный Женя взял аппаратуру и, капая на ковер спермой, нацелился.
  
  Леша водрузился на Лену и начал акт. В телевизоре он и она, не прекращая
  
  траха, катались по полу. Леша с Леной тоже начали. Первым делом они
  
  опрокинули елку, и я возрадовалась, что не ней не было ничего бьющегося.
  
  Вторым - запутались в мишуре. Третьим - пытаясь выбраться, покрыли себя
  
  плотным слоем иголок.
  
  - Выключите кто-нибудь пока видак. - Молил Леша. Но Женя был занят
  
  съемкой, я - наблюдением за Олей, а Оля созерцанием всего этого весте.
  
  Выковыривая иголки из члена и лобковых волос, Леша орал благим матом,
  
  кроя меня, за дурацкие деревья в квартире, Женю, за снимание позорных сцен,
  
  Олю, за отсутствие помощи. Угомонившись, он изрек:
  
  - Теперь продолжаем!
  
  Лена исчезла в ванной. Я была одета. Поэтому Женя взялся за Олю. Но
  
  только он начал введение, Леша опять заорал: очередной елочный подарок
  
  впился ему в пятку.
  
  - Таня! Пока ты не подметешь, я ничего делать не буду.
   Я сразу отложила уборку на завтрашнее утро.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"