Начальник не мог спать. Уже вторую неделю он ворочался на влажных гофрированных простынях, стараясь забыться хоть на пару часов. Свет резал глаза даже через повязку, а постель казалась набитой камнями и крапивой, она кололась, кусалась, прилипала и делала все, чтобы втолковать Начальнику, что он знает очень мало поз для здорового сна.
Честно говоря, Начальнику спать не положено, и мириады его размноженных и распараллеленных сущностей бодрствовали, принимая бесконечные жалобы, мольбы и редкие восхищенные отзывы. Они вдыхали всевозможные фимиамы, исполняли просьбы, утешали, карали, являли чудеса, являлись сами, поражали громом, молнией, молотом, кувалдой, табуреткой, огненной струей, ядовитым хвостом, всевидящим оком, энциклопедическими знаниями и "Элегантной Вселенной". Строго в соответствии с верой и чаяниями страждущих. Но хотя бы одна его сущность должна была спать. Иначе Он сбрендит от беспрерывного скулежа жалобщиков и просителей, от заунывных песнопений, от жужжащей суеты и от этого вечного везде проникающего безжалостного света. О, как ему нравилось встречать бредущих по Последней Тропе в образе эскимоса, чьи глаза привычны к слепящему беснующемуся на снегу солнцу! Но... всех так встречать нельзя, каждому - по вере его картинка.
Начальник вздохнул и сел на кровати, широко расставив ноги и упершись в них локтями. Он опустил мокрый лоб в потные ладони, потер надбровные дуги, снова вздохнул и поднялся. Он вышел во внутренний дворик, надеясь на порцию прохлады и тени.
***
Патио жил по иным законам. Свет и Тьма, День и Ночь, Зима и Лето, Волки и Овцы, Елки и Палки мирно существовали бок о бок. Палки втыкались в колеса, елки плодились стеклянными шарами, волки держались поодаль от бешеных овец, а день и ночь не заморачивались хоть сколь-нибудь упорядоченным графиком.
Сейчас Патио был предрассветным. Над ним толпились бледные серые облачка, слегка тронутые холодным розовым бликом. Заросли прана-горошка, карабкающегося по серым каменным стенам, замерли в ожидании утренней раздачи капель росы. Маленький источник в условно-южной части двора деликатно журчал, наполняя изъеденную временем замшелую чашу из ракушечника, но не отказывал себе в удовольствии "промазать" струйкой и обмочить все, до чего мог дотянуться.
Больше всего от его проделок доставалось небольшому ярмарочно раскрашенному изваянию толстого кота, у которого давно уже от воды поблекли краски, и были вечно мокрые обвисшие усы.
Истукан не был шедевром камнерезного дела, обычная гипсовая фигурка-копилка, которую приволок откуда-то Геша и установил рядом с источником, находя это весьма забавным и остроумным. Начальнику было жалко кота, но он не решался отнести его поближе к горячей буржуйке в условно-северной части патио, потому что боялся обидеть брата. Геша, конечно, ничего не скажет, а только криво и снисходительно ухмыльнется и обязательно, ОБЯЗАТЕЛЬНО издаст хрюкающий звук, подчеркивающий его старшинство. Подумаешь! Родился всего на пять минут раньше! Геша тоже никогда не подходил к покосившимся низким кованым воротам в самой дальней, неизвестно-какой-условной части патио! А старший брат должен быть смелым! Так что нечего хрюкать тут!
Да нет, конечно, Геша не трус, да и сам Начальник тоже не робкого десятка, но подходить к воротам не хотелось. Черные, изъеденные рыжей ржавчиной чугунные переплетения цветов и птиц, створки которых были сцеплены какой-то ненадежной проволочкой, они почти беззвучно поскрипывали, тревожимые ветром, а за ними рождалась тишина. Гулкая и глухая. Страшная.
Иногда за воротами появлялись тени безбашенных Собачьих хранителей, бесшумные и бесплотные. Геша как-то давно в приступе отваги бросил одному из Стражей коридоров Калаби-Яу кусок хамона, чем поверг "мастиффа" в безмерное удивление. Глаза чудовища сначала расширились, потом остекленели, потом начали затягиваться бензиновыми разводами, и мощная грудь Стража ударилась в чугун. Но хлипкая проволочка на удивление выдержала, и "мастифф" лишь остервенело, слюняво и совершенно бесшумно грыз кованых птиц. С тех пор братья делали вид, что не испытывают ни малейшего интереса к этой части патио.
***
Пропитанная потом рубаха начала остывать, и Начальник поежился. Оглядевшись, он приметил лежащий на каменной скамье по-обыкновению-клетчатый плед, подхватил его и закутался, предвкушая приятную дрему в по-обыкновению-полосатом продавленном кресле возле остывшей буржуйки. Но спать почему-то расхотелось. Начальник нажал кнопку кофе-машины, внезапно подвернувшейся под руку, и заполучил надтреснутую фарфоровую чашечку с двойным эспрессо.
Едва он умостился в кресле, как июльское подутро* сменилось ноябрьским занудством, и дерзкий ветер вздулся над Патио. Вихрь остервенело кружил над двориком, но соваться вниз не решался, он только протянул свою прозрачную жесткую лапу, сорвал гигантскую пригоршню прана-горошка, утащил вверх и стал с упоением потрошить трофей, как щенок - важные документы.
Где-то скрипнула дверь... Ветер испуганно пискнул и удрал, опрокинув на Патио аллергенное облачко истерзанной праны. Ноябрьская хмарь снова стала июльским подутром.
В Патио вошел невысокий, упитанный, холеный и слегка лысоватый мужчина в золотом пенсне. Полы узорчатого парчового халата, небрежно подхваченные поясом, едва сходились на его кругленьком брюшке. Под халатом виднелись парчовый же жилет, мятая штапельная сорочка и строгие серые брюки с идеальными стрелками. Фэшн лук завершался лаковыми штиблетами и носками-невидимками.
- Дрямс, бро! - поприветствовал Начальника Гешефтмахер. - Опять ты пьешь эту гадость из автомата!
Он стряхнул с плеч прана-пух и вытащил из одного кармана закопченное мельхиоровое жазвье, из другого - ручную кофемолку и пакетик арабики. Как будто невзначай пнул буржуйку, и веселый огонек вспыхнул в ее пузе. Заправив мельничку пригоршней зерен, Гешефтмахер удобно расположился в соседнем кресле и принялся медленно крутить жернов, явно наслаждаясь процессом и поплывшим в воздухе бодрящим ароматом. Потом ловко вытряхнул из жазвье маленького хомячка и усадил на плечо, не преминув похвастаться Начальнику редкой породой пушистого комка - Homo-choko Kontorskij. Зверек тут же принялся забавно тереть мордочку лапами, попутно набивая жлобик прана-пушинками.
Засыпав свежемолотый кофе в турку, Гешефтмахер поманил пальцем источник. Родник оживился и весело плюнул водой и дафниями в предложенную емкость. Жазвье тут же было водружено на раскалившуюся буржуйку.
- Не расслабляйся, а то опять убежит, - сказал Начальник, глядя как брат, втиснув пухлые серые брюки между подлокотниками кресла, вытягивает свои короткие ножки, достает толстую сигару и с наслаждением ее обнюхивает.
- Не убежит, малОй. Куда ему бежать-то?.. - хмыкнул Гешефтмахер, блеснув золотой фиксой.
- Ой, да кофе всегда у тебя убегает.
- Всегда убегает, а теперь не убежит.
Тем временем жазвье плеснуло на буржуйку шипящей пенкой. Начальник рассмеялся, а маклер нервно дернул пальцем, и перед Начальником появилась надтреснутая фарфоровая чашка-клон, наполненная кофе по-сибаритски. Тот деликатно пригубил огненный напиток.
- Мммм... - промычал Начальник. - А чем этот твой кофе отличается от моего эспрессо?
- Ох, и бестолковый ты, малОй! - сморщился Гешефтмахер. - Поясняю еще раз. Ан-ту-ра-жем! Главное - создать обстановку. Вкус вторичен. В красивой обертке и фекалька - нямка. Не веришь? Спроси у людей, им неважно, что внутри, важно, как упаковано!
- А сам, почему не пьешь?
- Годы, брат... годы... - загадочно ответил старый проныра, спрятал сигару в карман халата и почесал пальцем зверька на своем плече, который уже раздулся от захомяченных крошек праны, и, охамев от королевского кумовства, скорчил рожицу подслеповатому коту-копилке.
Начальнику на мгновение померещилось, что усы гипсового истукана поникли еще больше. Но он отнес видение на счет мстительности Морфея и тряхнул головой.
***
- Опять бессонница? - сочувственно поинтересовался Гешефтмахер.
Начальник мелко кивнул и сказал:
- Ты знаешь, Геш, недавно ко мне забрела живая женщина. Предложил ей место богини домашнего очага. Отказалась... А она вся такая пышная, уютная, мягкая, прям, как наша мама. И взгляд такой же...
- Мама?! Бро, ты бредишь! Какая мама?! - изумился Гешефтмахер.
- Ну, кто-то же нас родил... - неуверенно промямлил Начальник.
- Оооо, недосып налицо. Ты все запамятовал? Нас родил Человек!
- Кааак? Когда?! - заявление старшего брата повергло бородатого малОго в шок.
- Когда-когда? Когда он сказал Первое Слово, - тон опытного мошенника не оставлял места сомнениям.
- Оооо. Ерунда! Человеки все время чего-нибудь мычали. - Начальник все-таки решил не сдаваться.
Гешефтмахер назидательно поднял палец:
- Да. Но! Первое слово стало Первым Словом, тем самым, которое было вначале, когда один произнес, а другой его ПОНЯЛ! Вот тогда мы и родились. И с тех пор люди нас все время наращивают и перекраивают на свой лад посредством абстрактного мышления.
- Хм... А почему, в таком случае, ты родился на пять минут раньше? - искал уязвимое место в теории бородач.
- Да потому что, бестолковый ты брат. Потому что Человек прежде, чем сказать, сначала зарядил кулаком в глаз ближнего своего!
- И что сказал?
- "Отдай Мое Хрючево!" - и Гешефтмахер закатился заразительным детским смехом. И отхохотав, добавил: - Да я забыл уже, малОй.
Пока братья предавались воспоминаниям, Homo-choko Kontorskij бесновался в своей безнаказанности. Он перебрался с плеча маклера на его проплешину и весьма оскорбительно жестикулировал по направлению гипсовой копилки. Начальнику снова померещилось, что истукан издал слабый звон и недоуменно-обиженно округлил глаза.
- Геша... А зачем люди всегда стараются нас разделить и рассорить?
- Ну,.. человечеству нужны ориентиры. Ты для них что-то вроде гигантского маяка, который дает возможность не сбиться с пути. Эдакий Прожектор Правильности. Практически Полярная Звезда, на которую уже давно никто не смотрит, но она должна быть. Четко на Севере. А я... я так... сборище низменных пороков, расцвеченных разными степенями фантазии. Поэтому ты обречен на Свет, а у меня не Тьма, а сплошная развлекуха и вечный праздник. Ну, кроме котлов с кипящим жупелом. - И Гешефтмахер скривил рот в легкой усмешке.
- А за что они со мной так, Геш?.. - тоскливо спросил Начальник. - Зачем они поместили меня в эту колоссальную лампу, на эту раскаленную жирную вольфрамовую нить, пусть она даже и венчает высоченный маяк?! Зачем они приговорили меня к этой пытке, Геша?! Ведь я не могу спать при таком освещении, мне жарко и я почти ничего не вижу! А потом они говорят, что мои пути неисповедимы! Да я тупо натыкаюсь на предметы, потому что слишком, слишком ярко! Хорошо, что есть атеисты, и хорошо, что живы мифы о Древних, в которых мы с тобой еще не отделены друг от друга. Это дает хоть немного теней, а иначе.. Иначе я ослеп бы нахрен!
И он вдруг испуганно зажал рот бородой. Но слово уже вылетело и упорхнуло черным дроздом.
- Ну-ну, братишка, успокойся.. Успокойся. Все будет хорошо... - Гешефтмахер снова вытащил свою Gurkha Black Dragon и раскурил.
Сигарный дым закрутился колечками, поплыл и коснулся лица Начальника. Он по-детски потер кулачками защипавшие глаза и... зевнул.
***
- Вот и ладушки, - улыбнулся старый плут. - Ты пока подремли здесь, а я что-нибудь придумаю. Я ж старший брат или где?
- А вдруг дождь?... - сонно промямлил Начальник.
- А ты под маркизочку... - сказал Гешефтмахер, бережно вытаскивая малого из кресла.
Придерживая под локоть, он отвел братишку под по-обыкновению-выгоревший тент над невесть откуда взявшимися в Патио непроницаемыми зеркальными витринами, возле которых стояло и манило россыпью подушек небольшое канапе.
- А ты под маркизочку, под маркизочку... Вооот.. хорошо, - приговаривал маклер, помогая Начальнику удобней улечься. - С Морфеем, бро, шутки плохи. Обидчивый он, да и ябеда к тому же. Вмиг Гипноса позовет. А уж если и этого обидеть, то Танатос за всех люлей отвешает. А нам оно надо? Правильно, не надо. Так что не будем ссориться с Морфеем.
Начальник уже сладко сопел, и Гешефтмахер, поправив подушку под разрумянившейся бородатой щечкой, вернулся к буржуйке.
- Киса! - тихо позвал Гешефтмахер.
И облезлый кот-копилка кинулся к хозяину со всех ног. Он вытирал усы о строгие серые брюки и оглашал Патио серебряным звоном, спрятанных внутри то ли монеток, то ли колокольчиков.
- Киса... киса... - Гешефтмахер одной рукой гладил кота, а второй листал телефонную книгу мобильника. - Ага.. Антоныч - отопительные котлы и газовое оборудование. Васильич - слесарь-аквамастер**. Михалыч... О! То что надо!
Он ткнул пальцем в строку и заорал:
- Михалыч? Приветствую- приветствую, дорогой! Выручай! Похоже, у нас здесь где-то нулевой провод оборвался: у братана в спальне лампы горят так, что спать не может. Пробовал ли он воспользоваться выключателем? Ой, это не знаю. У него вообще может отсутствовать идея выключателя. Но там и кондишн навернулся к гребеням. Что? Лампы скоро перегорят?! Ни в коем случае! Ни в коем случае этого нельзя допустить! Посмотришь?! О, отлично! Жду. Жду. Давай, до встречи!
Нажав отбой, Гешефтмахер потер лысинку. Нащупав на ней какой-то комок, он сгреб Homo-choko Kontorsk-ого в пригоршню и долго непонимающе смотрел на зверька. Потом скомкал хомяка, как ненужную бумажку, и швырнул в пасть коту.
Удаляясь в спальню Начальника, делец ткнул пальцем в другой телефонный номер:
- Алло, продажа и установка кондиционеров? Добрый день...
Следующих слов гипсовый истукан уже не слышал, он топорщил усы и сыто отрыгивал. Когда за хозяином закрылась дверь и лакированные шаги проглотила тишина, он медленно заковылял прочь...
***
Котяра вспрыгнул на чугунные косые ворота пушистым, важным и равнодушным. Он мыл свои нежные ушки, а псы захлебывались неистовым беззвучным лаем, и жгучая слюна капала с клыков на кованых птиц.
Черный дрозд поморщился и запел, призывая рассвет.
*подутро - безразмерное время суток, наступающее под утро.