- Милый Ангел, ты не спишь? Прости, если я тебя разбудила, но бабушка говорила, ты никогда не спишь. Как же тебе повезло! Вот бы мне хоть немного побывать ангелом...
Девочка лет шести коленопреклоненно сидела на кресле и смотрела в окно с отдёрнутой занавеской.
- Милый Ангел, мамочка опять заболела. И завтра меня, наверное, отвезут к тёте Тоне. И я уже не смогу с тобой разговаривать. Не обижайся, пожалуйста. Но Серёжа и Виталик будут надо мной смеяться. Они ведь сами не умеют. Не знают даже, что ты есть... А ты ведь, конечно же, есть, прав...
За дверью послышались тихие шаги. Девочка соскочила с кресла и шмыгнула в кровать, под одеяло.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату затекла полоска тёплого жёлтого цвета.
Девочка лежала, не шелохнувшись с плотно закрытыми глазами, и почти не дышала.
- Маша, - позвал знакомый голос. - Маша, ты спишь?
Глаза распахнулись, как дверки в классе, когда звенит звонок на перемену.
- Нет, мамочка, - почти крикнула от радости Маша и уселась на кровати.
- Шшш, - мама нахмурила брови.
Маша легла, мама подошла и села рядом.
- Что ты опять делала? Чего не спишь?
- Считала баранок.
- Не баранок, а овец.
- Ну да...
- А ты знаешь, что маму обманывать нельзя?
- Прости, мамочка.
У Маши вдруг больно стало в груди. Секунду назад она говорила с ангелом и вот... Ей захотелось вскочить и обнять маму крепко-крепко. Так, чтобы, будто прирасти к ней, как большой древесный гриб на берёзе. Но мама в последнее время стала непонятной, как ночное небо во время грозы, то тихая бархатная, то вдруг как сверкнёт молнией.
Маша уже не могла терпеть эту грозовую ночь, ей так хотелось солнечного света.
- Маша, раз уж ты не спишь... - мама помолчала, потом тихонько вздохнула. - Папа завтра уезжает.
- Куда?
- По работе. Надо.
- На долго?
Мама потупилась.
- На неделю, - нахмурила брови. - Всё, хватит разговоров!
Маша с головой нырнула под одеяло, как рыбка, которую в тихом озере напугала очередная ночная вспышка. Мама положила руку ей на голову и смягчившимся голосом, но не без упрёка, добавила:
- Все нормальные дети уже спят.
Из-под одеяла появилось два больших глаза. И голосок как будто из-под воды пробурчал:
- Все нормальные дети сейчас слушают, как им читают сказ...
- Мария! - мама молниеносно встала. - И в кого ты такая умная? Ума не приложу. Все только о себе думают! Меня никому не жаль. Мне бы кто-нибудь почитал.
Маша снова спряталась. Не поворачивая головы, у самой двери, мама глухо произнесла:
- Спокойной ночи.
А Маша изо всех сил хотела прогнать этот твёрдый сухой комок. Вздохнула один раз, другой. И, наконец, выговорила:
- Спокойно ночи, мамочка.
Но её не услышала даже жёлтая полоска света. Дверь была плотно заперта с той стороны.
Когда маленькие солёные озерца в ушах стали уже невыносимо щекотать, Маша вычерпала их пальцами и снова села на кровати. Потом перебралась на кресло, у окна. Занавеска так и была отдёрнута. Очерченные белыми, а в темноте тёмно-голубыми, рамами на Машу глядели пёстрые квадратики неба.
Маша долго не могла ничего говорить, только смотрела на эти блестящие хрустальные льдинки и думала, что это, наверное, застывшие слёзы детей. Её, и разных других мальчиков и девочек. А когда наступит утро, эти слёзы соберутся в облака и прольются дождиком. И все цветы и деревья обрадуются, потому что они так хотели пить. И воробушки, и голуби обрадуются тоже...
Недавние солёные русла, наконец, совсем высохли, брови, будто крылья у выздоровевшей после болезни птицы, распрямились.
- Милый Ангел, я знаю, ты не можешь меня просить, но прости меня, пожалуйста. И, милый Ангел, сделай так, чтобы мама не плакала, чтобы она не кричала и чтобы не была грустной... Милый Ангел, сделай так, чтобы папа от нас не уходил. Пожалуйста, очень тебя прошу. Пусть мама и папа помирятся, пусть снова будут друг друга любить и улыбаться. Я больше ни о чём тебя не попрошу, только, пожалуйста...
Дальше Маша говорить не могла и только думала про воробушков, которые завтра напьются из перламутровых, словно раковины, хранящие жемчужины, луж.
Маша проснулась в кресле, где, свернувшись калачиком, она, беспокойно вздрагивая во сне, проспала всю ночь. Посмотрела в окно и даже не удивилась, что небо серое и мрачное, как потолок в кабинете у зубного, и дождик кропит очерченные теперь белыми рамами квадратики неба в окне.
Первая мысль была о папе.
* * *
С чего вдруг всё покатилось кувырком и когда, никто бы сейчас не сказал. А скорее просто уже не вспомнил.
Брак был поздним, Наташа и Виктор знали друг друга уже пять лет. Когда поженились, обоим было около тридцати. Родственники хвалили за рассудительность, разумный подход.
Маша родилась через девять месяца после свадьбы. И ей сразу досталась вся любовь, на которую только были способны молодые родители. Виктор после работы мчался домой, а Наташа, несмотря на ослабшее после родов здоровье, ни за что не соглашалась на няню. Прошла курс лечения, чтобы самой кормить дочь, не выпускала с рук, хоть врачи и убеждали поберечься. Наташе делали кесарево. Настоятельно не советовали заводить ещё одного ребёнка. Виктор молча, часто с восхищением, смотрел, как самоотверженно Наталья ухаживает за дочерью. Сам делал всё, что только мог, к чему его подпускали. Когда Маша подросла, начала понимать и говорить, она сполна своей нежностью и доверчивой отзывчивостью, на которую только способен ребёнок, благодарила за любовь родителей. Родственники не могли нарадоваться на разрешение, что уж тут таить, всё же имевших место опасений по поводу того, что ни Наталья, ни Виктор так долго не заводили семью.
Когда Маше исполнилось три, Виктор решил поменять работу. Он давно с юношества, да, наверное, с детства мечтал открыть мастерскую по художественной гравировке. Он когда-то пообещал себе, что непременно продолжит дело отца. И не просто продолжит, а разовьёт, сделает известным новый отцовский авторский стиль. Отец трудился в одиночку. Казалось, никогда и ни с кем, даже с семьёй, он не был так счастлив, как во время занятия этим своим ремеслом. Хотя домой приходил счастливый ещё и от того, что приходил домой, к своим любимым.
Виктор с детства влюбился в дело. Но после школы всё же пошёл на экономический факультет. Этим ведь - гравировкой - он всегда сможет заниматься в свободное время. Окончил с красным дипломом. Сразу предложили отличное достойное место. Потом семейные планы нужно было материально поддержать. И, казалось, об этой своей мечте Виктор совсем забыл. Но ребёнок и это непрестанно льющееся семейное счастье будто вдохнули в него новую силу, тесно стало в офисе, душно. Виктор нашёл в гараже инструменты. Не без страха попробовал. И понял, что, нет ничего он не забыл, и именно этим и хочет, да и хотел, заниматься всю свою жизнь, каждый день. Решился на мастерскую. Конечно, посоветовался с Наташей. Она безоговорочно согласилась. Виктор обещал, что времени с семьёй будет проводить больше, в мастерской-то он будет хозяином. И всё действительно пошло хорошо: помещение, инструменты, мастера нашлись... Накопленных средств для вложения в дело было достаточно. Но только времени, конечно, Виктору приходилось тратить намного больше, чем предполагал. Находить клиентов, налаживать контакты... Он приходил усталый, но счастливый... Техника отца действительно оказалась уникальной. О мастерской появились первые публикации... Виктор не ходил, а летал. Пока... Наташа однажды вечером не встретила его дома хмурым совсем неродным лицом. Плохое настроение, приступы раздражения, ясное дело, и раньше бывали, но сейчас какая-то веющая холодом отчуждённость и злость. Виктор вспомнил, как по дороге домой пробегал мимо ларька и краем глаза заметил жёлтые хризантемы, подумал, что это её любимые и что давно не дарил ей цветов, но какая-то другая, уже давно не дающая покоя, но такая приятная мысль снова захлестнула. И он забыл.
Наташа полулежала в постели, держа перед собой раскрытый журнал. Но не читала, ждала, что Виктор заговорит, и она, наконец, выплеснет наружу всё накопившееся. "Из-за чего?" - пробормотал Виктор про себя и пожал плечами. Видел сам, чего Наташа ждала, поэтому и не начинал разговор. Так не хотелось портить мирное приятное расположение духа, поддерживаемое этими светлыми чудесными мыслями. Принял душ, выпил стакан сока, сходил ещё раз посмотреть на трёхлетнюю Машу, сладко дремлющую в своей кроватке. Лёг, выключил большой свет. На тумбочке около Наташи горел светильник, она продолжала смотреть в журнал, так и не перевернув страницы. Лёжа на мягкой подушке, Виктор понял, что так нельзя, и уже собирался обернуться, чтобы высказать эту мысль, кажущуюся сумасшедшей, но всё же... Наташа опередила его и сухим мёртвым голосом произнесла:
- Я сделала аборт.
...Не было никакого первого мгновения. На Виктора сию же секунду эти слова глыбами навалились и придавили, нестерпимо врезались углами в грудь. Ведь это та самая мысль, которая ещё больше окрыляла его последнее время, с которой он шёл сейчас от Маши, которую он собирался высказать ей. Он мечтал о сыне, страшно хотел ещё ребёнка, а потом ещё... Он ведь и налаживал дело, чтобы всё досталось детям, сыну, сыновьям... кто-нибудь из них (главное, чтоб побольше было), наверняка, увлечётся, как не увлечься?!.
Слово "аборт", как язычок о стенки колокола, ходило и билось в груди. Внутри невыносимо гудело.
Он осознал себя сидящим на кровати. В носу страшно щипало. До боли сжатым кулаком он заставил себя не заплакать. И горечь нашла себе другой выход. Он, не помня себя, с силой ударил кулаком по тумбочке, светильник упал, лампочка со звоном разлетелась, Наташа вскрикнула.
- Ты!.. - вырвалось у Виктора. - Это мой ребёнок! Ты меня спросила?!
Он смотрел на неё в упор, и в её глазах, как в зеркале отражалась вся его злоба.
- А ты меня спросил?! Хорошо ли мне сидеть в четырёх стенах. Ты целый день в своей мастерской, занимаешься чем хочешь. Приходишь домой только спать...
- Да я, - он задыхался. - Да...
- Я, может, тоже хочу работать! тоже хочу чего-то добиться, кем-то стать!
- Да ты - мать! - он обескуражено смотрел на неё широко раскрытыми глазами.
- А ты отец...
Он весь, словно, поник, стих. Потом слабым голосом уже без напора и урагана проговорил:
- Но ты бы сказала... Мы бы... наняли... няню...
- Всё. Не надо теперь нянь.
Она помолчала:
- Никогда.
Он немного повернул голову вбок, продолжая в упор смотреть на неё.
- Что значит "никогда"? - спросил срывающимся голосом.
Напугано, жалко, беспомощно прозвучал его голос. А ей показалось равнодушно.
- У меня больше не будет детей. Я не могу... Врач сказал...
Он встал и пошёл на балкон - большую лоджию. Он любил здесь бывать, правда, давно не был. Когда-то придумал, что это балкон в театре, а сцена - небеса. Он обожал сидеть в плетённом кресле и смотреть на них. Что-то всегда волновало его при созерцании этих крохотных светлячков, так преданно восходящих над землёй каждую ночь, чтобы ей не было страшно или чтобы о чём-то рассказать... Его всегда притягивало к ним. Но в этот раз небо заволокло покрывалом облаков, спрятало даже эту последнюю поддержку.
Он сидел в плетённом кресле. Он хотел простить и не мог.
До четырёх утра он просидел вот так, временами вставал, полный решимости пойти к ней. Он понимал, знал, как тяжело ей должно быть сейчас. Но вспомнил себя дурака за минуту до того, как она сказала... Себя, полным надежд и мечтаний. Как можно было так предать?!.
Он так и не простил. Даже тогда, когда уже следующим вечером они помирились. Всё спокойно, скорее сдержанно, обсудили. Попросили друг у друга прощения. Договорились обо всём забыть. Он так ей этого и не простил. И как бы не скрывал, она чувствовала это, поэтому не простила себе.
* * *
Она пожалела о том, что сделала уже в следующую минуту после операции. Когда вышла из кабинета врача, вдруг поняла, что не может выйти на улицу, на свет, туда, где люди. Что хочет убежать в тёмный-тёмный подвал, сесть и плакать там. "Тогда зачем же я?.." - спросила себя и поняла, что незачем. Обернулась на дверь кабинета... Как ледяной клинок, её пронзила мысль, что теперь ничего не изменить. Она представила этого маленького... Его теперь не вернуть в неё. Как же так? Если бы она захотела... а она... хочет. Всё, не вернуть назад этого крошечного мальчика (она почему-то знала, что это именно мальчик) в неё. И как же ему плохо! Ведь она была его домом, его мамой. А теперь он... мёртв.
У неё случилась истерика, она задыхалась, плакала. Её отнесли в кабинет, сделали укол, она заснула. На скорой привезли домой. А Виктора дома не было. Когда он пришёл, она спала. Она решила не говорить ему. Потому что решила всё исправить. И как только оправилась через нескольких дней пошла к врачу. И тут ей стало ещё страшнее, чем было в тот день, потому что врач сказал: "Никогда". Он, может, и не говорил этого слова, а какие-то свои медицинские термины. Но это слово само встало перед ней...
Она приехала домой, а его опять не было. Она позвонила ему, просила прийти пораньше. Он сказал, что у него сегодня очень важный день, приезжает заказчик из Чехии. Её захлестнуло какой-то невообразимой злостью, которой она никогда не знала прежде.
Прошло три года, в которые они ссорились, мирились, убеждали себя и друг друга, что всё наладится, всё будет, как раньше. Пока не поняли, что больше уже невыносимо жить в этом скользком тумане лжи и притворства. Они даже не помнили, кто первым высказал мысль о разводе, настолько ясно она, казалось, жила в воздухе. И это было единственное решение проблем.
* * *
Маша сидела на ровно застеленной папиной половине и думала, что неужели ангел не помог или не услышал её... как вдруг в дверь позвонили. Мама устало перевернулась на другой бок в сторону Маши, подгребла под щёку подушку. Звонок прозвенел снова. Мама открыла глаза. Несколько секунд смотрела на застывшее лицо Маши, тоже сосредоточенно глядевшее на неё.
- Маша? - позвала мама, словно, чтобы удостовериться, что перед ней действительно её дочь, а не картинка из сна.
Маша счастливо расплылась в улыбке. Позвонили в третий раз.
- Да кто это? - мама откинула одеяло и резко села на кровати.
Маша молчала, хотя обычно с самого утра она говорит так много, что мама шутит, называя дочь их персональной радиоволной. Хотя мама давно уже так не шутила, да и никак.
Наталья накинула халат и пошла к двери. Маша молча последовала за ней. Мама ещё раз на неё обернулась, как будто дочь была сопричастна этому непонятному утреннему звонку в дверь.
- Иду, иду, - проговорила мама, а когда подошла к двери спросила:
- Кто там?
Никто не ответил.
- Кто там? - повторила мама.
- Виктор Роднин здесь живёт? - послышался из-за двери мягкий мужской голос.
- Да, - мама поторопилась открыть.
За дверью стоял высокий молодой мужчина с чёрными волосами, почти достающими до плеч, и короткой чёрной не очень густой бородой.
- Здравствуйте! - он широко улыбнулся, глаз совсем не стало видно, только две дуги, словно радуги.
Перевёл взгляд на Машу, которой показалось, что человек ей подмигнул.
- Здравствуйте, - Наташа удивлённо смотрела на незнакомца, не решаясь предположить, что может значить эта странная широкая улыбка.
- Вы меня не узнаёте? - наконец, спросил незнакомец, продолжая улыбаться.
- А-а-а, - Наташа немного повернула голову вбок, продолжая смотреть прямо. Она научилась этой привычке у мужа. - Ну, может... А напомните...
- Я - Александр - троюродный брат Виктора. Его мама Ольга Тихоновна - двоюродная сестра моего отца - Тихона Тихоновича. Его тоже, как и их отца Тихоном назвали. Интересно, что и отца Тихона - дедушки, то есть прадедушку тоже Тихоном звали. Такое вот династическое имя. Только нить прервалась. А меня зовут Александром. Просто - Саша.
Наталья впала в ступор.
- А меня Маша, - подала голос девочка и этим вывела мать из оцепенения.
- Да, вы проходите, - предложила Наталья.
- Спасибо! Хорошее имя - Мария. А кто назвал?
Гость вошёл в прихожую, стал расстёгивать своё длинное переливающееся от блестевших на нём мелких капель пальто.
- Там дождь, - проговорил он, будто оправдываясь, и продолжал улыбаться. - Так кто же Марией назвал?
- А?.. А-а-а. Маш, кто тебя назвал? - мама привыкла в последнее время все затруднявшие её вопросы спрашивать у дочери. И та неизменно отвечала, по-своему, конечно, но отвечала.
- Я не знаю, - честно призналась она.
- Ой-й, ты и не можешь знать, - мама, наконец, заулыбалась.
Гость тоже заулыбался ещё шире.
- Да, наверное... Я и не помню, - мама задумчиво собрала брови. - Надо у Виктора спросить.
- А его нет? - спросил гость.
- Ой, я ж и не сказала. Его и вправду нет. Но...
Мама замолчала, и словно что-то ожидая, глядела на гостя.
- Но... его можно подождать? - спросил он.
- Да, конечно. Тем более, если вы брат... Как вы сказали? троюродный? Он придёт... - мама опустила на секунду голову. - Ой, да я не одета. Подождите, вот в гостиной. Сейчас я сделаю порядок, приведу себя в чай... Ой, себя в порядок... Так, Маша, быстро одеваться.
Мама и Маша разбежались в разные стороны. А гость, продолжая улыбаться, но не так широко, а словно про себя, прошёл в гостиную и сел на белый диван перед стеклянным журнальным столиком. Маша первая появилась из своей комнаты с Мартиной в руках - самой красивой своей куклой с фарфоровым личиком и ручками и натуральными рыжими волосами.
Маша села на диван, напротив гостя. Она никогда не боялась чужих людей, а на этого ей было совсем легко смотреть.
- Да, - словно, наконец, получившая право говорить, Маша сразу принялась объяснять, - но у неё, знаете, есть большой недостаток.
- Какой же? - всерьёз удивился гость.
- Она очень обидчива. Не любит, когда я играю с другими куклами.
- Не может быть!
- Правда.
- Такая прелестная и в то же время такая обидчивая?..
- Да, - Маша выпятила нижнюю губу и подняла ладошку вверх, показывая, как она сама удивляется этому факту.
- А ты не пробовала с ней поговорить? Сказать, Мартина, ведь я люблю тебя ничуть не меньше, чем других кукол. Я люблю вас одинаково сильно.
- Нет, не пробовала, - ответила Маша и вдруг уставилась на гостя, - а откуда вы знаете...
В этот момент в комнату в бежевом домашнем платье до колен, с рукавами три четверти вошла Наталья. Она собрала волосы в высокий пучок, скрепила заколкой. Но зря ожидала от гостя хоть движения глаз в сторону её стараний. Он всё также, приветливо улыбаясь, смотрел ей в глаза, будто и не догадываясь, что у женщины есть другие части лица или тела.
- Всё хорошо? - приветливо улыбаясь, спросила она. - О, вы разговариваете, тогда ещё секунду.
- Конечно-конечно. Не беспокойтесь.
Наталья вернулась в спальню, схватила с тумбочки телефон, нашла в записной книжки "Витюша". "Как странно, - подумала, - "Витюша".
- Алло? Алло. Да. Послушай, тут приехал твой троюродный брат?.. Я не знаю. Какой-то. Зовут Александр... Сюда-сюда, домой пришёл. Твою маму упомянул. Про Тихона какого-то говорил... Не знаю... Откуда я... Ну, наверное. Ты придёшь? Хорошо... Да нет, нормальный, с Машей разговаривает. Хорошо. Давай. Ага. Пока.
Наталья вернулась в гостиную, но диван и кресло напротив были пусты. Зато открыта дверь на балкон. Наталья поспешила туда.
- Да, очень высоко, - говорил Александр.
- Я пускала самолётики отсюда и шары на день рождения. Самолётики летят вниз, а шары вверх.
- А ты не пробовала привязать самолётики к шарам?
- Не пробовала, - засмеялась Маша.
- Они бы как... - гость подошёл вплотную к бортику лоджии, опёрся руками и наклонил туловище вперёд.
Наталья невольно сделала шаг к нему, в голове вдруг промелькнула странная мысль.
- Полетели!.. Самолётики на шарах, - произнёс Александр и отошёл от бортика.
- Ну... пойдёмте чай пить? - спросила Наталья.
- Да.
Во время завтрака выяснилось, что Александр сегодня утром приехал в Москву и планирует задержать дня на три.
- А где вы остановились? - спросила Наталья, прекрасно представляя себе ответ и твёрдость, с которой она сейчас сможет ничего гостю, в общем-то совершенно незнакомому человеку, не предлагать.
- Пока нигде.
- Тогда, конечно, оставайтесь у нас, - непонятно как вдруг произнесла она.
В дверь позвонили.
Виктор Александра не узнал, но виду особенно не подал. Сразу взял на руки Машу, и это было его прикрытием. Хотя на руки взял почти машинально, так сильно тянуло его к ней сейчас, когда впереди так безжалостно близко маячило расставание.
Гость тоже тему родства не развивал и вообще не проявлял никакой неловкости. Напротив, так открыто вёл себя, что Виктору, да и Наталье, казалось, что в их доме давно знакомый, даже будто родной человек.
После завтрака Наталья незаметно поманила Виктора в комнату.
- Ты его помнишь?
- Ну, - Виктор замолчал. - Не то, чтобы помню. Но, кажется, мы знакомы...
- Я его уже пригласила.
- Да пусть живёт, конечно. Думаю, ничего опасного...
- Но ты... - Наташа запнулась, - пока останешься? Не буду же я с твоим троюродным братом, без тебя.
- Да это было бы странно, - с иронией произнёс Виктор. - Я бы ушёл, а он остался.
Виктор засмеялся, но быстро осёкся, сообразив, что может обидеть Наталью. Но увидел, что она тоже чему-то улыбается, и улыбнулся в ответ.
- Чудной какой-то! - сказала она.
- Да, но мне кажется, он хороший
- Да-да, я и сама вижу, что хороший. Они с Машей, не прекращая беседуют.
- Пусть живёт, - Наташа старалась казаться равнодушной, а сама чувствовала, какое громадное облегчение приносит ей тот факт, что момент, когда она должна остаться одна, отодвигается ещё на какое-то время.
Пока Виктор поехал заканчивать дела, Александр, узнав, что рядом парк, предложил сходить в него за грибами.
- Да что вы? - мягко возразила Наталья. - Какие грибы в парке? Да и конец июля только.
- Но мы поищем хотя бы... Нужно только что-нибудь, куда класть...
* * *
Они принесли домой почти полный пакет. Наташа никогда столько не видела. А под маленьким кустом орешника они нашли ежа. Наталья, конечно, знала, что парк густой, но что настолько!.. Маша уговорила взять ёжика домой, в гости, на денёк.
- Но завтра мы вернём его, хорошо? - впервые твёрдо сказал Александр.
- Конечно-конечно, я знаю, что ему лучше в лесу, но хотя бы на один денёчек.
Когда Виктор вернулся, он ещё в прихожей учуял любимый запах. Он обожал грибы. Он же и принялся их сразу готовить. Никто, как он, грибы не жарил.
Маша не замолкала ни на секунду. Она помнила каждый найденный ею гриб. И о каждом хотела сообщить подробно. Наконец, она вспомнила про ёжика.
- А ёжик, папа! Ёжик! - почти завизжала Маша и помчалась за коробкой с ежом, про которого все, честно говоря, забыли, пока возились с грибами.
Все четверо склонились над коробкой и молча наблюдали, как шебуршал по стенкам ёж. Наконец, папа вспомнил, что животное надо покормить.
- А что они едят? - спросила Маша.
- Мышей, - ответил гость.
- Мама, - жалобно подняла Маша глаза, - у нас есть хоть одна мышка.
- Этого ещё не хватало, - повела Наталья плечами.
- Но я думаю, что грибы-то он тоже будет, - предположил Александр.
Ёж оказался довольно прожорливым, что очень всех обрадовало. Маша попросила разрешения поставить коробку с ежом около своей кроватки.
Общими усилиями с грибами разделались только к двум часам ночи. Папа не позволил выбрасывать ни одного гриба. Но он же больше всех и старался, и поэтому страшно устал. Маша давно спала на диване в зале.
Наконец, насытившись разговорами больше, чем самими грибами, на вкушение которых уже не осталось сил (но хоть ежу досталось), решили ложиться спать.
- Мы Александра в зале ведь положим? - как можно более безразлично спросила Наташа.
Виктор ничего не ответил. И так всё было ясно. Ему придётся спать в одной комнате с Наташей - их бывшей спальне.
Давно Виктор не засыпал с таким мирным настроением духа, осознать которое хорошенько ему даже и не удалось. Так мгновенно, страшно измотанный, он сладко заснул...
Вдруг из сонного забытья Виктора вывело тёплое и мокрое прикосновение к щеке. Выбираясь из сладких грёз, он стал соображать, что бы это могло быть. Пока что-то с шумом не свалилось ему в ухо. Он резко открыл глаза. Новая капля снова громоподобно угодило прямо в ухо, и тогда он подскочил. КапИль с потолка, словно ободрённая вниманьем, закапала живее.
- Наташа, - беспомощно протянул Виктор. И ринулся к выключателю.
Наталья открыла глаза, но от яркого света снова зажмурилась. Наконец, закапало и на неё. Она подскочила. Оба уставились на огромное серое слезоточившее пятно на потолке. Всё стало ясно.
- Нас заливают!
Побежали в зал. Из открытой двери ванной равномерно плескаясь, растекаясь по коридору и залу, неслась речушка.
- Туфли! - завопила Наташа и бросилась в прихожую.
Виктор помчался посмотреть, как там Маша.
Гость мирно спал.
Такой бурной ночи у Виктора с Наташей ещё не было. Виктор бегал наверх, но соседей не оказалось дома. Хорошо, что они были знакомы. Виктор нашёл номер соседа Андрея. Тот уговорил, не вызывать аварийку, чтобы не ломать дверь, пообещал, что сейчас с ключом придёт мама. Мама то ли не хотела просыпаться, то ли так медленно ходила, но за то время, что Александр с Наташей вычёрпывали воду, которая всё продолжала прибывать сверху, Виктор потерял всякое уважение к старости. При этом терял он его вслух.
Наконец, бабулька приползла. Когда она показалась в дверях их незапертой квартиры, Виктор, не помня себя, выхватил ключ и помчался наверх, перекрыл вентили, как мог, вычерпал воду с пола в соседской квартире и поспешил на помощь Наташе в спасении паркета. Наташа уже поила чаем бедную бабушку, среди ночи проделавшую нелёгкий, прежде всего из-за страха, путь через два квартала. Виктор промолчал и продолжил спасение собственного паркета и квартиры соседей снизу.
Наконец, когда вместе они собрали с пола всю влагу, подставили ёмкости там, где впитавший как губка бетон продолжал слезоточить, вывесили на балкон все ковры и коврики, то обессиленные свалились на стулья на кухне. Бабулька с уже давно опустевшей кружкой продолжала молча наблюдать за событиями и надеяться, что её пожалеют и по крайней мере проводят до дома среди этой ужасной сгустившейся темнотой ночи. Несмотря на переполох, гость мирно продолжал спать. Маша тоже.
Виктор и Наташа сидели друг против друга за обеденным столом и, тяжело дыша, молча приходили в себя. Во главе стола, держась за кружку, как за поручень, сидела бабулька. Только сейчас Виктор осознал, что он в трусах и футболке. Посмотрел на мокрый заляпанный пеньюар Наташи из серебристо-розового превратившийся в пятнисто-лиловый. Она заметила его взгляд, оглядела себя, оба встретились глазами и в одно мгновение громко и безудержно захохотали. Бабулька крепче сжала кружку и пододвинула ноги под стул. Наташа и Виктор смеялись и не могли остановиться, потому что как только их глаза встречались, волна смеха накатывала на обоих с новой силой. Но сквозь этот, казалось, безумный смех Виктор ясно осознал, что уже очень давно не был так абсолютно счастлив. Он остановился, Наташа с вопросительным лицом тоже застыла. Бабулька нервно поёрзала на стуле и, стараясь, как можно более незаметно, сняла со спинки клюку и зажала в правой руке, левой она продолжала держаться за пустую кружку.
Наташа всё-всё прочла во взгляде Виктора: и сожаление, и надежду, и всё ещё... живую любовь. Прочла, потому что самой хотелось, чтобы именно это и было в его глазах. Он увидел, что она всё поняла, и уже разжал губы, чтобы прямо здесь сейчас сказать, наконец, что он давно, да, давно, простил её, что ничего ему не нужно в этой жизни, кроме их двоих, кроме неё и Машеньки, кроме того, чтобы только быть вместе. И пусть все слышат! Пусть слышит это совершенно неуважаемая им бабулька, этот спящий чудесный гость, эти кастрюли с грибами, которыми была заставлена вся кухня... И он открыл рот, чтобы произнести то, что она по сути уже слышала, но боялась поверить своему внутреннему слуху, поэтому с нетерпением ожидала этих слов от него. Невольно у неё разжались губы, словно помогая ему произнести это главное. И вдруг он так странно озадаченно на неё посмотрел и как закричит:
- Ё-ё-ёж!
Наташа даже выпятила голову от удивления.
- Чего? - тихо переспросила она.
Бабулька на чём свет стоит ругала своего остолопа-сына, который мало того, что заставил её идти среди ночи по этому ужасному городу... Да лучше бы она десять раз по этому городу прошла среди ночи, чем...
- Ёжик! - Виктор подскочил.
Наташа всё поняла:
- Где он? - спросила она.
Оба бросились рыскать по залу, как кровожадные хищники.
- Маша, говорила, она его рядом с собой поставит.
Наташа побежала в комнату, обсмотрела все углы, наконец, заглянула под кровать. Коробка была там. Ёж тоже. Воды в коробке не было, но уровень, где стенки разделялись на мокрые и сухие был сильно выше ежиного носа. Да и признаков жизни животное не подавало.
- Надо его перевернуть, - предложила Наташа.
- Я боюсь, - признался Виктор.
- Да что ж ты...
Наташа протянула руки к ежу, но отдёрнула.
- Я тоже боюсь, вдруг он уже мёртвый.
- А вдруг ещё нет.
Они снова встретились глазами.
- Так чего же мы ждём? - спросила Наташа.
Оба сорвались с места. Было решено ехать к ветеринару. Пока Виктор одевался, Наташа в Интернете нашла адрес круглосуточной лечебницы. Гостя решили не будить, а на случай, если проснётся Маша, решили оставить бабульку. Но на кухне её не было, кружка одиноко стояла на столе. Виктор бросился на лестницу, бабулька, конечно же, не успела далеко уползти.
Когда он сзади схватил её за плечи, женщина издала слабый вопль и грохнулась.
- Ё! Наташа! - завопил Виктор, пытаясь удержать грузную бабульку. - Да что же это за ночь такая! Я до утра не доживу!
Наташа помогла доволочь бабушку до дивана напротив гостя.
- Скорую? - спросила она Виктора.
- Не надо скорую, - тут же очнулась бабулька. И тут увидела лежащего напротив черноволосого и чернобородого мужчину.
- А-а-а! - вдохнула она и снова упала в обморок.
Виктор побежал за водой. Наташа обмахивала больную оказавшейся под рукой сырой половой тряпкой.
Виктор вернулся со стаканом, набрал воды в рот и обрызгал бабульку. Та снова открыла огромные от ужаса глаза.
- Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, - проговорила Наташа. - Мы вас не обидим. Побудьте, пожалуйста, немного здесь. У нас дочь шестилетняя спит, а нам надо ёжика - мы вчера его нашли - отвезти к ветеринару. А это брат Виктора - он спит, видите?
Бабулька вняла тихому мягкому голосу Наташи.
- Ну, побудете? Потом вас Виктор отвезёт на машине.
Бабуля недоверчиво скосилась на Виктора.
- Угу, - кивнула она.
- Вы можете спать, - продолжала убеждать Наташа, - только если Маша проснётся, объясните ей всё, пожалуйста.
- Угу, - снова кивнула бабулька и уже было совсем успокоилась.
Виктор стоял в прихожей, держа мокрую коробку с ежом. Наташа обувалась. Виктор обернулся на бабульку:
- Только не умирайте здесь, пожалуйста, мы скоро.
Бабуля опять широко раскрыла глаза.
- Ну, до свидания, - снова успокоил её голос Наташи.
Виктор никогда не знал, что так быстро можно ездить по Москве. В пять часов утра дороги были почти абсолютно свободны.
- Как же сразу про него не вспомнила?! - оглядываясь на заднее сиденье, где стояла коробка, беспокоилась Наташа.
- Не волнуйся, может, его ещё спасут? - подбодрял её Виктор. - Неужели и вправду существуют круглосуточные ветеринарные лечебницы?
- Конечно, - немного с негодованием возразила Наталья, несмотря на то, что сама узнала о них только что. - А если какому-нибудь животному станет плохо ночью? Разное ведь может произойти.
В регистратуре симпатичная белокурая девушка долго расспрашивала и, не торопясь, вбивала адрес и данные Виктора и Наташи. Виктор уже начал терять терпение. Наконец он не выдержал: