Так у человека жизнь устроена, что приходится почти весь год крутиться веретеном да суетиться, что челноку ткацкому. Весной сев, летом уход за полям да грядками, за живностью да за домом, осенью урожай собрать да на хранение заложить, чтобы до следующей осени живот не подвело... Только зимой, к Рождеству от суеты этой нужной, конечно, что же скажешь, но всё ж суеты, избавиться и можно. Время приходит на год прожитый оглянуться, себя этим прожитым измерить, да на будущее намётки сделать, новое что-то в себе заложить, чтобы не торчать на одном месте пень пнём! Так и живут люди от Рождества до Рождества, как по ступенькам в небо поднимаются.
В давние времена жил посередь земли нашей на каменном её поясе народ один. Народ как народ, под богом ходил, летом в полях да со скотом, зимой по лесам да по горам - за дровишками да охотой. Зимы, правда, в тех местах поболее, чем лета было, ну так это земля такая строгая, да суровая. Людям тем своя земля северная, да серьёзная люба была. Радели над землёй своей и стар, как говорится, и млад.
И жил в том народе некий славный юноша.
Славным то он, конечно, потом стал и не сразу, а началось всё с одного случая...
Так вот, паренёк этот, малец ещё почти, только вот, вроде, от мамкиного подола оторвался, придумал, как лавины зимние прутиками ивовыми остановить, да так, чтобы с работой той даже детишки малые справиться могли играючи, а мужчины бы от охоты, да других важных дел зимних не отвлекались, и лесу опять же сбережение...
Подошёл к старикам, да запнулся-засмущался: "Как же мне, птенцу желторотому, перед седовласыми речь держать, чтобы невеждой нахальным не выглядеть"?! Тут-то слова все в горле и позастряли. Краснеет, заикается, прутик ивовый в руках теребит, а толком сказать ничего не может. Ну и прогнали его, чтобы времени людей значительных и важных понапрасну не тратил. Хорошо ещё, что тем же прутиком его самого и не отстегали. Да стыд-обида, она, ведь, погорше боли!
Убежал он подальше от посёлка - носом хлюпает, слезу в кулак прячет.
Слышит, вдруг: " Дзинь" да "Бряк, да "Тук-тук-тук", да снова - "Дзинь"! Глянул за валун-скалу под снежной шапкой и видит: наг, мастер-кузнец работу свою колдовскую работает.
Много чего про них, про нагов, рассказывают. Говорят, что все вещи колдовские опасные из их мастерских только и выходят, но и волшебные вещи, добро несущие, тоже только их работа. Всё делают, всё могут! Хоть бесу копыта подковать, хоть ангелу меч навострить. Вроде и не к добру и не ко злу, а как повернёшь, так оно и выйдет... Змей, он змей и есть, куда хочет ввернётся, да из любой передряги вывернется! Вот только никто из людей северной земли с нагами и не встречался. Живут титаны эти в странах жарких, да у гор огнедышащих. Для работы кузнецкой жить там сподручнее выходит, от жары змею только сил прибавляется, а вот от холода он слабеет, снулым становится... Потому в наших северных землях вещей таких колдовских и нет, всё трудом да потом добывать приходится, без волшбы...
Так что вроде, зима наша нагам не ко времени и не к месту, да чего только под рождество не случается, на то и Рождество!
- "Опять, наг-мастер, каверзу какую людям готовишь"? - окликивает паренёк мастера чешуйчатого, змеехвостого.
- "Я, то"? - хмыкнул мастер - " Я то вещи свои для пользы-помощи творю-создаю. Это Вы, люди, сами из них вред извлекать ухитряетесь. Огнём - города жжёте, буквами - доносы пишите... Эх! Ну да ладно! Говори с чем пришёл"?
- "Да вот... " - и рассказал он нагу-змею, как получилось.
_ "Ну что же" - говорит наг - "Мысль дельная, и дело возможное, и затея полезная. Только негоже мне к людям ходить, чтобы чужие мысли за свои выдавать.
Мы лучше вот как сделаем... Подарю-ка я тебе подарочек, как то на Рождество и положено, самый что ни на есть рождественский ..." - и берёт с наковальни маску серебряную, которую, как раз и мастерил, да пареньку то и подаёт. Тонко серебро, как струя родниковая, холодно, прозрачно.
- "Вот такая штучка-заморочка изо льда-серебра выделанная. Каким бы огнём тебя изнутри ни жгло, а вид твой, да слова правильно-спокойными будут. Как снежинки мудрости небесной. Носи-владей"! - сказал да и пропал. То ли в небо взвился, то ли в щель меж скал забился, а только нет его, как не бывало. Лишь маска в руках лучами солнечными играет-перезванивает.
- "И-Эх! Была - не была"! Приложил паренёк маску к лицу. Приятно да ласково холодит серебро колдовское. Глянул в зеркало воды студёной, что в проруби ледяной, а маски то на лице и не видно никакой. Руками за щёки схватился - здесь личина, на месте. Так изделана, что пальцами только видна-ощутима, а глазам невидима-прозрачна. Смотрит отражение на паренька оторопелого лицом молодца доброго да разумного.
- " Ай да подарок"! - и бегом со всех ног к дереву тому, где у костра общинного старейшие с мудрейшими речи ведут, да новости от сплетен отшелушивают.
Добежал. Раскраснелся, запыхался. Открыл рот воздуха набрать, дух перевести, а маска уж лицо холодит, а изо рта её уж речь льётся - гладкая да разумная, толковая да уважительная.
Подивились и старый, и умелый, и знающий, и опытный откуда разумности столько в молодой голове. А мысль дельную чего же делом и не испытать, хуже от того никому не станет...
"Ай да Титан, умелец хитро-мудрый, спасибо тебе"! - думает в радостях паренёк. Пришёл домой и маску в ларь спрятал.
Вроде бы и кончилась сказка рождественская, да так вышло, что ненадолго.
Поссорила чаша хмельная двух друзей до боя, до драки. Закадычные друзья были, да вот теперь во злобе хмельной норовят друг другу кадыки вырвать. Никто им в запале этом не указ, ничьё слово не закон.
Снова пришлось маску надевать. Дохнула маска на драчунов словом холодным да резким, как ветер северный, вьюжный с ледников морозных. Съёжилась злость-отвага хмельная, через ноги нетвёрдые сквозь землю провалилась. Тут драке злобной и конец, да стыду-совести человеческой начало.
Так и пошло. То властитель, поиздержавшись, мытаря неурочно зашлёт, то купчина проезжий от жадности цены непомерные ломит, то сёстры завистливые приданное поделить не могут...
Всё чаще маску из ларя вынимать приходится. Да тут ещё соседи от ближних к дальним молву-бывальщину о молодце разумном-рассудительном разносят. От дальних да от ближних ходоки идут с просьбами да просьбицами, с поклоном да благодарностью. Так и перестал наш паренёк ту маску снимать. И то сказать, смешно да суетно по сотне раз на дню ларь открывать - закрывать. Даже спал в маске, благо сон в ней спокоен, без сновидений.
Долго ли, коротко ли, повстречалась молодцу девица одна, словом нежным да искренним звучащая. Маска ей доброжелательно и правдиво отвечает, а искренности, да нежности то и нет. А и откуда им взяться - маска-то снегом порождена. Снег, он хоть и мягок, да жесток больно. Блестит серебром, да только нет от этого серебра прибытку! Лишь воды толика в ладони замёрзшей и остаётся, а воду в руках удержишь ли! И добра желать, это ещё не добро делать, да и правда - не истина!
Вздохнула девушка и ушла для другого звучать.
"Ну и ладно" - думает молодец - "Не до нежностей сейчас. Дел - эвон - не в проворот"! Подумать подумал, да не задумался и живёт себе дальше. А чем дальше, тем больше не живёт, а поживает.
Встретилась другая, молодуха-красавица чернобровая. Улыбается молодцу тепло, игриво со значением, а маска ей в ответ уважительно, да без понимания. Да и где маска, изо льда кованная, тепло возьмёт, откуда у льда прозрачного своё значение, скрытое, внутреннее. Не умеет он, лёд, игрой своих лучей, прямых да ясных, предлагать то, что может и не случится даже, и принять такое лёд тоже не умеет. Ясно всё у льда да понятно, точно да взвешено, только уж больно нудно, да скучно...
Не погасло лукавство девичье. Не погасло, да за чужим плечом скрылось, как солнышко за горку закатилось зорькой вечерней.
"Ну и к лучшему" - думает молодец - "Не время играм, коль забот полон рот"! Опять подумал только, а не задумался о том, что не живёт - поживает, а жизнь свою проживает!
А третью девицу он сам нашёл. Посмотрели они друг другу в глаза взглядом общим, одним, и не нужна больше маска стала. Снял её мужчина (Время то быстро бежит - подрос паренёк!), да не тут то было. За годы приняло лицо форму маски и норов её холодный. Только глаза и светятся. Вот тогда и призадумался, тогда и жить начал.
Ладошка девичья щёки холодно-серебряные снаружи греет, а сердце, ею же и подаренное, изнутри кровью горячей разогревает.
Оживает потихоньку лицо. Улыбка теплеет, в глазах огоньки играют, губы нежным словам учатся...
Вот такие они, настоящие сказки рождественские, войдёшь в неё лишь раз, а прожить можно всю жизнь... Это уж как жить будешь!