"Да прольются дожди на пастбища великого воителя"! Голос дервиша прозвучал тихо, но отчётливо. Его жёлтые, как у тигра, глаза светились опасностью. Вернее, опасность просто жила здесь, в этих глазах. "Войско сечевиков собирает обоз и покинет Эр-Равенну вместе со своим, позорящим воинскую доблесть огненным боем до той поры, пока царь Урменикенда не оплатит их кровь на новый срок. А он не оплатит, ибо не найдётся такого купца, который бы повёз драгоценное руно гор в венетские порты через земли, что пали теперь под копыта твоих коней! Снега уже легли на перевалы Среднего Пояса, воины страны Ур не смогут покинуть своих селений до весны, а дорога до самой Эр-Равенны ещё месяц будет доступна коню"...
***
Звук порождал каждый камень башни, начиная от тех, что зубцами обрамляли смотровую площадку и кончая теми, что устилали пол самого нижнего из подземных этажей. Звук не был тревожным. Он просто пел о том, что надо приготовиться к приёму посетителей. Пульсирующая, как бы утроенная мелодия, несла весть о том, что ожидаемые гости были всадниками, и что их было трое. Сырое утро, заставившее всадников закутаться в бурки, не позволило сказать о них большего.
Суеты не было. Старший домовой дух облекался плотью, представительного вякиля, в кухне разгорались тщательно подобранные по запаху поленья, а жар невидимого огня раскалил камни кухонной печи. Кухонные духи уже готовились отправить в этот ароматный раскалённый воздух гусиные тушки. Двое конюшных обтягивали свои волосатые тела бешметами и шальвари, выгребали из бород сухие травинки и натягивали сапоги.
Хозяин башни Дил-Донжон с облегчением прекратил свою сосредоточенную работу. С одной стороны, совершенствование своего собственного тела занятие, вне всяких сомнений, увлекательное и полезное, но с другой стороны, уж очень нудное и кропотливое. Кроме того, совершенству пределы не положены, а значит и сроки не определены. Посетители же были уважительным поводом отвлечься и сделать перерыв, возможно даже, приятный. Однако в недоделанном воплощении гостей встречать было явно неудобно.
Он плавно затормозил процессы в тканях, и отделился, перенося свою бесплотную материальную сущность в крылатое тулово крупного бурого нетопыря. Тем временем крышка саркофага, в котором лежало неоконченное тело, плотно закрылась. Через открывшиеся двери влажный, насыщенный мятным ароматом воздух вырвался в коридоры башни. Летучий мышь встрепенулся, отцепился от потолочной балки и спланировал на подоконник. Из окна были прекрасно видны ещё закрытые дворовые ворота.
Пока посетители будут спешиваться и обмениваться традиционными приветствиями со слугами, можно будет определиться в каком образе их встречать. Кто-то ищет мудрого Сараддама, а кто-то хитромудрого Когиса Храганнира. Каждому своё... и от каждого тоже!
Оказалось, что чёрные бурки защищали от промозглого осеннего ветра царя Урменикенда Вардания, и двух его спутников.
Нетопырь влетел в Зал Амулетов. Невысокие основания колонн подпирали потолок струящимися столбами зеленовато-голубого света. Освещение зала, в данном случае, было побочным эффектом. В потоке сил этого света, напитываясь ими, парили самые разнообразные предметы, как говорится, от меча до булавки. Многие из них, причём наиболее мощные и совершенные, изготовил сам Теофраст Когис Храганнир Сарраддам-Фор, а именно так звали хозяина этого зала и всей башни Дил-Донжон.
Нетопырь подхватил кулон в форме щита из бирюзы. Столб света вокруг этого кулона стал медленно гаснуть, а вокруг зависшего в воздухе крылана в том же темпе материализовались контуры человеческой фигуры. Этот амулет формировал совершенную голограмму, которая давала идеальную иллюзию естественного движения и речи. Однако этот амулет создавал не просто призрак, который можно было лишь видеть, его можно было совершенно естественно осязать. Он мог пользоваться любыми предметами. Кроме того, эта голограмма имела тень и отражалась в зеркалах. Единственное, что выдавало секрет - это отсутствие веса.
Тем временем гости успели побороть холод ночной дороги подогретым вином с пряностями и за стол сели уже с блестящими глазами. Здравицы в честь присутствующих, их родственников и пожелания процветания их владениям заняли лишь обусловленный приличиями минимум времени. Скоро беседа потекла в деловом русле. Говорил Варданий, а Теофраст наслаждался запахом жаркого, мысленно представляя его вкус, и слушал.
"Мы привезли дурные вести, мудрый Сарраддам. Нурутдин-сеид слишком быстро оправился после битвы на Чёрном Аббахе. Два дня назад он поставил свои шатры у крепости Бирдан, пока на своём берегу, но Самуран зимой коню по колено"...
"Это значит, что завтра конница нового эмира Ширвана встанет у границ князя Акопа в одном дне пути от этой башни" - разъяснил ситуацию Дарта Вездесущий. Это был, пожалуй, самый близкий к царю человек во всех государственных делах. Своим прозвищем он был обязан тому, что знал всё, что могло потребоваться его государю, а скорее всего, и гораздо больше, чем тому требовалось. И не только знал, но и действовал порой весьма жестоко, часто очень неожиданно, но всегда ничем не обнаруживая своего участия.
"Ну что же" - подумал гостеприимный хозяин, оглядывая своих гостей глазами летучей мыши, скрытой под сотканной амулетом личиной - "Хотите побеседовать с мудрецом - извольте".
"Думаю, сеид Нурутдин окажет Стране Башен такое же покровительство, как и мудрецам Мазандерана. Уважая мудрость веков, эмир Ширвана не будет преследовать своих врагов, если башни окажут им гостеприимство. На это Вы, государь и Вы, Дарта можете рассчитывать.
При всём том, славный государь может мудро использовать те пять дней, что остались до пятничного намаза, когда Нурутдин отдаст приказ перейти реку. Например, он может повелеть князю Акопу без боя оставить свои земли и уйти к Эр Равенне вместе со всеми своими людьми, не оставив противнику ни одной живой души, ни одного зерна, ни одного клочка сена. Отсутствие рабов и корма для лошадей задержит движение эмира на неделю, а воинов Акопа его нукеры перережут за три дня, потеряв не больше тысячи всадников из четырёх. Поскольку путь к венетам закрыт, можно попытаться продать весь, предназначенный им груз руна гор царю Гуруджи Давиду, скажем, за 4600 фунтов серебра. Сделка, конечно, не выгодная, да и провести такой караван под носом ширванцев, это очень рискованная проделка, но она позволит использовать доблесть сечевого войска ещё в течение месяца.
"Я благодарен тану Сарраддаму за советы, которыми я, на благо моего повелителя, обязательно воспользуюсь. Однако, выслушав советы мудрого Сараддама, я хотел бы знать, не предложит ли чего хитроумный Когис Храганнир"? - сказал Дарта, лукаво взглянув на хозяина башни.
Царь и наёмник вопросительно смотрели на сидящего напротив мудреца, пытаясь связать его с авантюристом, бывшим такой же сказкой, как Синдбад или Садко. Сарраддам, как известно всем, был очень стар, но всё ещё удивительно крепок телом. Морщины на его лице скорее свидетельствовали о пережитом, чем о прожитом. Движения его были медлительно-весомыми, но совсем не старчески тяжёлыми. Он неспешно поднялся, медленным рассеянным движением поправил густо поседевшие, но всё ещё роскошные черные пряди, над устало прикрытыми глазами, и степенно подошёл к окну. Рука скользнула по пуговицам длиннополой, наглухо застёгнутой мантии с широкими рукавами и закончила движение на кулоне.
Энергичным движением к гостям повернулся уже совсем другой человек. У него были те же черты лица, совершенно те же. Но... Это был, конечно, не юноша. Тем не менее, густая седина его волос плохо вязалась с энергичной улыбкой, обнажавшей здоровые ровные зубы, с блеском голубых глаз и с живой мимикой. Расстёгнутая мантия, плащом отброшенная за плечи, открыла куртку и широкий кожаный пояс шитые золотом. Они подчёркивали изящество почти юношеской фигуры, а высокие сапоги говорили о том, что их обладатель долго на одном месте не сидит.
"Ось, це ловко"! - хлопнул кулаком в ладонь Своротикруча. Царь и его шпион также по достоинству оценили артистизм перевоплощения. Всем троим не единожды приходилось менять свою внешность, а их амулеты, защищающие от колдовства, не смогли уловить точно отмерянный всплеск мгновенно и без остатка использованных сил.
"А что получит Когис Храганнир, если возьмётся провести сделку с руном гор и доставить 4600 фунтов серебра Царю Урменикенда в приемлемые сроки при условии, что Дарта Вездесущий и славный Своротикруча выполнят пару его поручений"? - спросил преобразившийся хозяин Дил-Донжона.
"С таким ловкачом, как Вы, я бы не стал играть в закрытую, будь у меня даже четыре туза и шут!" - произнёс кайсак, тряхнув оселёдцем - "Сначала хочу знать чего от меня надо"!
"Я бы тоже хотел это знать" - двусмысленно буркнул Дарта.
"Мне надо, чтобы Дарта нашёл корабельщика, который согласится тайно переправить купца и товар с одного берега Моря В Небесах на другой, не будучи излишне любопытным. И, что важно, это должен быть мерзавец, которому виселицы мало..." - начал Когис, царский шпион молча кивнул. "... Кроме того, мне надо чтобы атаман со своими людьми тайно доставил весь товар на мыс, что у Цовинара. К грузу должна быть приложена грамота, дающая её предъявителю все права на этот товар. На месте весь груз надо загрузить в лодку человеку, который покажет вторую половину этого камня" - слова сопровождались извлечением из незаметного кармашка продолговатого куска кремня, который Когис переломил без видимого усилия.
Наёмник согласно кивнул, убирая обломок кремня в свой кисет и думая про себя, что зрелищный фокус с кремнем может оказаться полезным и ему самому.
"Есть ли в этом доме перо и пергамент"? - раздался баритон царя.
***
"Если по истечении 10 дней, считая от нынешнего, Когис Храганнир доставит царю Варданию 4600 фунтов серебра, то означенный Храганнир, либо лицо им поименованное, получит пожизненное исключительное право от имени и по поручению царя Урменикенда осуществлять добычу руна гор, его переработку и торговлю им и изделиями из него, используя для этого работников и помощников, каких сам пожелает, и никто кроме обладать этим правом не может.
Подписано в день святого Петрониона Палестийского, лета от восшествия Сына 1210
Варданий,
Богопомазанный и благочестивый царь Урменикенда, князь Гумирийски и Ванандзорский, владетель Маратунский и Горрийский".
***
Тело получилось именно таким, каким и было задумано. Однако, для того, что требовалось сейчас, такая броская внешность подходила очень мало. Надо было что-то придумать.
Основу будущего образа создали шальвари и бешмет из кожи, какие любили носить торговцы и ремесленники средней руки. Сшиты они были не очень искусно и сидели мешковато, придавая фигуре излишнюю полноту и видимость неуклюжести. Ноги обулись в мягкие чувяки и длинные до колена пёстрые носки из толстой шерсти. Эта обувь сразу представляла своего хозяина, как типично сельского жителя. Утверждала в такой догадке и круглая войлочная шляпа. Надвинутая глубоко на лоб, она бросала на верхнюю часть лица тень, сквозь которую практической крестьянской смёткой поблескивали водянистого цвета глаза. Костюм дополнял тяжёлый широкий кинжал с прихотливо изогнутым лезвием. Яркий узор из разноцветных кожаных шнурков не только украшал куртку и кошель, служа оберегом от мелкой нечисти, но ещё и говорил о том, что хозяин этой одежды житель свободного аула. Князья наводили свои порядки только в богатых долинах. До горных деревушек в бесплодных ущельях им дела не было. Люди, что жили там, добывали свой хлеб торговлей, чаще всего контрабандной, нанимались проводниками и охранниками к караванщикам, но не брезговали, при случае, и грабежом. Однако, при этом, они строго придерживались своеобразных правил чести и традиций. Из широкого рукава свешивались чётки. Они были изготовлены из недорогого стекла и гармонично дополняли костюм. Бусины их не были одинаковыми. Одни были совсем прозрачные, другие - неравномерно окрашены в алый цвет, а некоторые казались каплями крови. Чисто выбритый, благородных очертаний подбородок явно не подходил к этому костюму. Бусины чёток скользнули между выбирающими пальцами и остановились. Подбородок стал быстро покрываться черными курчавыми волосами, а одна из бусин заметно потеряла в цвете.
Борода, густая и окладистая, придавала лицу полноту и округлость. Ещё немного поработав ножницами, Когис остался полностью удовлетворён сделанным и, накинув на плечи мохнатую овчинную бурку, вышел в коридор. У входа в башню его уже ждала выносливая лошадка, такая же неброская, как и его костюм.
Первый день из десяти отпущенных Когису Храганниру уже заканчивался, когда всадник в надвинутой на брови войлочной шляпе миновал поворот на Гандзакар. То, что ему предстояло шесть часов ночной дороги в горах, явно не причиняло ни всаднику, ни лошади никакого беспокойства.
***
Старшина гильдии ростовщиков Гарам Аммадила считал свою жизнь угодной его Богу, ибо тот всегда бывал милостив к старому Ахарону. Вот и сегодня головная боль - наказание за вчерашний грех, которому не сумел противостоять даже праведный Нух, ни свет, ни заря погнала его в харчевню за толикой араки. А в результате всё серебро Ахарона перекочевало к бородатому горцу в обмен на весьма и весьма увесистый мешочек с Песком Счастья. Иметь много серебра в городе, где собирается для набега армия, это я вам скажу - головная боль. Ну зачем головная боль бедному старому Ахарону, оно ему разве надо? А вот за крупинки Песка счастья, которые делают воина быстрым и могучим, если проглотить их с ложкой мёда, или открывают в блаженном сне двери рая, если их медленно прокаливать над огнём, дадут много, очень много. Особенно те, кто их уже не раз пробовал. Это таки будут очень серьёзные деньги. Раза в три или четыре больше, чем он отдал бестолковому горцу. Гой, он и есть гой! С гоями не получается честных сделок, а раз так Вы думаете гой обманет старого Ахарона? Да ни боже мой! Это старый, мудрый Ахарон обманет гоя!
***
После полуденной молитвы настало время писем. "Асхам Саддах, вякиль-хатып Гарам Амадила, ничтожный раб и верный слуга своего господина ширванского эмира, ... " - калам привычно вил вязь славословия - " ... приветствует просветлённой мудростью возвышающегося к ангелам арифа Сарраддама..." Мысли вякиля в это время были заняты поиском гладких и невинных слов, таких, чтобы только хозяин башни Дил Донжон понял истинный смысл написанного. А смысл этот был прост: Чтобы собрать запрошенное таном Страны Башен зерно придётся не только начисто вымести все амбары Гарама и области Аммадил, но и запустить руку в войсковые запасы. Поэтому, хотя Асхам Саддах и считает цену, в полтора раза выше установленной старшинами рынка и заплаченную вперёд, справедливой, он, при этом, находит себя вправе рассчитывать на помощь мудрого Сарраддама в будущем.
Войсковые запасы волею эмира неприкосновенны. Но, как убеждал себя вякиль-хатып, если Сарраддам, друг и наставник Вардания, станет другом Нурутдина, тогда... Тогда девственность воинских запасов будет важна не больше девственности богатой невесты! Зато благосклонность эмира может сделать его беком или даже... Ведь как звучит: "Фирзун Асхам Саддах ибн Карам абу Фарахи аль Амадил"!
Горец, посланец Сарраддама, прятал в густой бороде улыбку, глядя на то, как тщательно вякиль оттискивает печати, вкладывая всё своё старание в то, чтобы он, гонец, ни случайно, ни по умыслу не смог прочесть написанное.
Люди вякиля делали свою работу незаметно и споро. Отсутствие зерна на продажу обнаружилось только через три дня, и никто не мог толком сказать, куда же оно, всё-таки, делось. Это обстоятельство никого, впрочем, не обеспокоило - все запасы, как на зиму, так и для посева, были уже сделаны.
Вечерняя заря только занималась, а Дато из рода Туташхиа, чьим именем уже второй день пользовался Когис Храганнир, обогнал первую арбу с зерном, направленную вякилем в Дил Донжон. Крытые рогожей повозки, и всадник из горного аула никак не выделялись из множества таких же ароб и всадников, которые, исполняя волю царя и приказ князя Акопа, уходили из приграничного княжества. Второй день из десяти подходил к концу.
***
В опустевшей к раннему утру харчевне рыбацкой деревушки Цуваг аг Гюх разговаривали двое. Разговаривали тихо, так, что хозяин, клевавший носом за своей стойкой, даже интонаций не мог толком разобрать. Да он и не хотел. Очень даже не хотел. И причина была. Потому как вела там свои разговоры Большуха Форель. Это была большая причина. И неприятная. Помнится, пришлось чинить перила мостков, после того как Геворк отведал тяжёлой оплеухи Большухи. Перила починить удалось, а Геворка - нет...
Мужик, напротив Большухи, прятал лицо под низко надвинутой войлочной шляпой, откуда выглядывал только кусок бороды, зато его пояс выставлял напоказ кинжал замысловатой формы. Он поставил на стол небольшую шкатулку. Форель подцепила там что-то кончиком ножа, поднесла лезвие к пламени свечи, освещавшей стол, потянула воздух своим расплющенным носом и согласно кивнула.
Оставив на столе серебряную монету, пара, наконец, покинула харчевню. Начинался третий день из десяти.
***
"Пребывание в лучах света моего повелителя столь сладостно, что ищу для этого самый ничтожный повод! Но и повод воистину важен! Поэтому слова мои предназначены только для чутких ушей эмира"!
Согнувшийся в поклоне дервиш сделал такой властный жест посохом, что Нурутдин не стал бы утверждать, будто стража удалилась из шатра, повинуясь именно его знаку.
"Князь Акоп убоялся твоей доблестной конницы и уводит своих воинов к Эр-Равенне, а его подданные перепуганным стадом ринулись следом за ним. Звёзды не предвещают крови в первый день твоего пути к столице Вардания.
Варданий вознамерился продать царю Гуруджи руно гор по смехотворной цене. Однако, даже смехотворная для этой драгоценности цена, позволит оплатить продажную кровь наёмников. Это не слух, о надежда неба, ибо Лингвень Своротикруча, хоть и отправил посольство к Давиду с просьбой о проходе через его царство, сам остался в Эр-Равенне. Посольство его идёт с большой охраной и везёт подарков гораздо больше, чем нужно для такого случая. Но пусть эта уловка не притупит ржавчиной лжи булат твоего острого разума! Ценный груз везут какой-то другой дорогой.
Мой восхищённый взгляд зрит, как в будущем твоё мудрое решение ускорить, хотя бы на день, выступление воинов Единственного, даст драгоценные семена грядущей победы. Когда же ты, с дозволения Всевышнего, захватишь груз горного руна, огонь сечевиков не будет тебе опасен"!
***
"Интересно, чем эта бабища Форель так насолила вездесущему Дарте"? -размышлял Когис Храганнир, наблюдая, как последние мешки с зерном стаскивают в подвалы Дил-Донжона. Его взгляд скользнул вниз, туда, где дорога огибала склон, на котором утвердилась башня. По ней, сверкая наконечниками копий и вздымая клубы пыли, двигались конные сотни. Нурутдин двинул свои войска на два дня раньше. Было утро четвёртого дня из десяти.
***
Начало оказалось скверным. Это эмир Ширвана понял уже к середине первого дня похода. Князь Акоп оставил своё княжество без боя, но совершенно пустое, как муравьи оставляют муравейник перед наводнением. Ни одного человека, ни клочка сена, ни меры зерна, ни дирхема воинской добычи, как только ещё колодцы с собой не увезли!
За толстым шёлком шатра раздавались песни его нукеров, которые считали себя победителями. Как то они запоют завтра, когда нечем станет кормить коней?
Гонец, чья ещё не остывшая лошадь с хрустом дожёвывала последние горсти зерна во всём войске, сообщил, что по воле Всевышнего во всём Гарам Амадиле нет зерна на продажу. Попытки вякиля Саддаха закупить зерно привели лишь к тому, что его цена возросла более чем в пятеро. Но дело не в цене, а в том, что не за что было её платить. Верный нукер, правда, прихватил с собой незадачливого вякиля. Если не случится чуда, его голова на копье поможет на время успокоить воинов, но не ржущих от голода коней. А следует не только накормить стоящих лошадей, нужна ещё тысяча сытых скакунов, чтобы искать этот проклятый караван с горным руном. Если Варданий оплатит огненный бой - поход обречён!
Полог шатра приоткрылся и внутрь проскользнул усташи Мурад, личный кузнец эмира. "Да наполнится силой рука твоя, мой господин! К тебе гонец с радостной вестью, но он избегает лишних ушей и глаз. Каково будет твоё повеление"?
"Радостная весть сейчас, как дар Всевышнего! Жди у входа, я позову" - ровным голосом ответил эмир.
"Махмуд мудр и верен" - думал эмир, натягивая поверх кольчуги три шёлковых халата один на другой. "Значит, весть его важна, иначе бы не обеспокоил..." - руки между тем проверяли, насколько легко выходит из ножен слегка изогнутый, короткий меч, удобный для боя в шатре. Эмир трижды быстро хлопнул в ладоши.
Вошёл плотный, бородатый, довольно неуклюжий горец из местных. Судя по одежде, купец средней руки. Оружие Махмуд ему оставил, значит, честь того, кто послал этого гонца, высока, а сам гонец вне подозрений. Махмуд, как и положено верному слуге, остался за спиной вошедшего, сложив руки на животе рядом с рукоятью криса.
"Ариф Сарраддам из башни Дил-Донжон приветствует воителя из Ширвана". Вестник, не смотря на простецкий вид, говорил складно и легко. Видно вызубрил свою речь наизусть. "От вякиля из Гарам Амадила мне стало известно, что благородные скакуны твоих воинов находятся под угрозой голода. Будучи в сострадании к этим животным, я предлагаю тебе купить у достойного Дато 30000 полных мер зерна по цене рынка для их прокорма ".
"Ну да, он, конечно, не будет помогать мне! Всего лишь моим коням! Всё-таки наставник Вардания и его союзник... или теперь мой? Пожалуй, вякиль Саддах живой, полезнее чем мёртвый! Ведь перед выступлением он пытался обратить моё благосклонное внимание на этого Сараддама". Так эмир подумал, но ответил в том же духе: "Моя щедрость к благородным людям не имеет границ. Мудрый Сарраддам явил своё благородство, сострадая животным. Чтобы почтить его мудрость мы принимаем это предложение с благосклонностью. Когда мой вякиль должен быть готов принять зерно"?
"Груз велик, а ароб у меня маловато. Так что каждый день могу только по 5000 мер привозить. Ежели, конечно, с твоей светлостью сговоримся, чтобы серебро вперёд. А коли сговоримся, то первый караван уж тут".
Эмир сохранял спокойный, равнодушно-вежливый вид. Но с каким трудом!
"Воистину! Ты и Изру скорбящего рассмешить можешь! Куда же ты сложишь своё серебро, если у тебя ароб свободных нет? Это ведь без малого 6000 фунтов"!
"И то..." - оторопел купчишка - "... но 6 дней мне никак ждать невозможно..." Его рука скребла задравшийся от напряжённого мышления подбородок, так, что борода чуть не упёрлась в поля низко надвинутой войлочной шапки - "...это как же..."
"Ладно, Милосердный велел помогать помогающим. Завтра я намерен посетить замок "Ордена спутников", да будет на плече тех, кто оберегает паломников, рука Всемилостивого. Ты будешь сопровождать меня. Братья рыцари отсчитают тебе серебро по моему векселю и сохранят его.
На том и было решено.
Слава Великому и Милосердному, тучи начали рассеиваться. Этого хватит не только на то, чтобы сохранить всех коней до прихода зерна из Ширвана, но и на поиск каравана Вардания, которого не иначе, как Ибилис навёл на мысль о такой невыгодной, но такой спасительной для Урменикенда сделке.
Вечер повелитель Ширвана провёл над картами в обществе дервиша, а Дато и Махмуд допоздна спорили о том, как лучше крепить латные пластинки на кожаном доспехе - изнутри или снаружи. Закончился пятый день из десяти.
***
Готфрэй ван Фогт, совсем недавно получил место брата эконома в этом замке. Замок, городок, залив и озеро носили одно и то же имя Се Ван. Это было бойкое торговое место, конечно не столица, но далеко не рядовой придорожный замок ордена. Здесь была не просто расчётная контора, а серьёзный орденский банк с оборотом не меньше чем в Эр Равенне, хотя и не такой престижный. И рыцарь Готфрэй, укоряя себя в грехе чрезмерной гордыни, всё же считал себя достойным этого места. Он, конечно, не станет писать об этом своему наставнику Ольбрехту Полонскому, аббату ордена в Эр Равенне. Письмо, написанное особым кодом ордена, не должно содержать ничего лишнего. В его послании будет написано, что встреча воителя Ширвана прошла самым наилучшим образом. Как и ожидалось, Нурутдин Ширванский подтвердил все привилегии ордена и всех храмов Единого, независимо от того к каким церквям они относятся. Но самое главное, упрекая себя теперь ещё и за грех стяжательства, думал отец эконом, это то серебро, которое заполнило три из четырёх обширных подвалов замка. Ведь не всё же израсходует здесь Нурутдин. Закончит войну и вернётся в свой Ширван, взяв вексель, а серебро останется здесь. Впрочем, об этом тоже можно не писать, пока не возникнет ясность. А вот о том, как удалось уговорить одного приближённого к королю Нурутдину купца взять вместо крупной суммы серебра вексель, написать стоит.
Жесткие пальцы монаха-рыцаря, аккуратно закрепили длинную шёлковую ленту письма на лапке почтового голубя.
Увидев голубя, вылетевшего из окна башни в закатное небо, горец в мешковатой одежде удовлетворённо хмыкнул в свою густую бороду и направился к закрывающимся городским воротам. Завершался шестой день из десяти.
***
"О, надежда Ширвана! Известный тебе купец Дато спрашивал меня о том, каковы будут милости твои к человеку, который захватит караван драгоценного руна гор? Это тот самый караван, что Варданий отправил в Гуруджи."
Бывший вякиль Гарам Амадила, а теперь уже бек Асхам аль Амадил, по прежнему доказывал свою полезность.
Эмир думал. Ценность каравана, конечно, велика, но воины Ширвана до сих пор не смогли напасть на его след, а след этот теперь, наверняка где-то у границ Гуруджи, куда сейчас ему не добраться. Нет, в таких обстоятельствах Средоточие Мудрости велит быть щедрым.
Прозвучали эти мысли так: "По закону изустному это будет считаться военной добычей. Поскольку Дато-заде действует как мой союзник, то вся взятая без моей помощи военная добыча принадлежит только ему. И раз он, волею Вершителя судеб, мой военный союзник, то его грузы освобождаются от дорожной пошлины, а он сам, как воин эмира, от пошлины торговой. Мы желаем увидеть этот товар в полном его количестве прежде, чем слово наше исполнится, дабы определить вознаграждение за храбрость, если ценность этого товара не окажется сколько-нибудь значительной".
***
На закате того же дня Большуха Форель собрала своих молодцов, и её фелюка "Карга" исчезла в предночной озёрной мгле, загасив фонари. Между Двух Носов гребцы сложили вёсла. Ждать долго не пришлось. Вскоре в борт "Карги" стукнулся нос небольшого челнока. Матросы втащили на борт бородатого купца. По знаку Большухи вёсла бесшумно вошли в воду.
Трудно найти на сечи такого хлопца, который не нюхал бы жизни контрабандистов. Потому и не могли найти подсылы ширванского эмира пропавший караван. А караван вот он весь, на пяти вьючных конях. Чтобы так исхитриться, нужны были крепкие пальцы Куряты Хрипуна, лучшего в войске мастера по набивке тягиляев. Забил он драгоценное каменное руно в тючки по 30 фунтов также плотно, как в броню матерчатую пеньку вгонял. Коню грузно, а из-под рыболовной снасти и не видать ничего. Подсылы, что искали караван, за атаманом с его рыболовной командой не увязались. Хотят сечевики перед горным переходом осенней рыбки припасти, да и пёс с ними.
В вечеру уже на мысу палатки раскинули, костёр зажгли, пошли разом сети на ночь ставить. У костра три дядька сидят, кулеш варят. Вроде как сторожат. Да ведь со свету во тьму и не углядишь ничего. А вся ватага спиной к огню, да за кругом света сторожкое кольцо учинила. Каждый, вроде как, при деле. Кто снасть распутывает, кто закидывает, кто по дрова, кто до "витру..." Первым чёрную фелюку углядел сам Лингвень Своротикруча, да и то уже близ берега.
Огня приплывшие зажигать не стали. Через борт перевалились две грузные фигуры. Тяжело и вроде неуклюже, да вода то, даже и не плеснула. Лингвень пригласительно махнул рукой в сторону костра, и сам пошёл впереди. За ним подошел к костру бородатый горец, второй приотстал, держась в тени.
"Огоньком не поможете? Я свой кремень сломал" - сказал бородатый, протягивая Свортикруче кусок кремня. "И у меня такая же незадача" - ответил атаман, вытаскивая из кошеля свой обломок - "Посмотрим, может из двух один получится?" Обломки точно совпали.
Гей, хлопцы! Скидывай товар в лодью" - в полголоса распорядился Лингвень.
Кулеш ещё и закипеть не успел, как фелюка была загружена.
***
Полная луна отсвечивала на спинах дюжины гребцов. Лодка шла ходко, скоро уж и Два носа. Из трюма выбралась Большуха и подошла к нанявшему их купцу. "Хрень у нас получается, почтеннейший. Тут один твой тючок случайно лопнул, а в нём оказалось каменное руно. То, за которое мне снимут голову и эмир и царь. Так что цена плавания другая выходит! Иди за мной!" Она направилась на корму, где под палубой был устроен довольно вместительный жилой закуток.
Форель намеревалась просто придушить этого купчишку и выбросить его за борт. Она уже протянула руку - сорвать с него пояс с кинжалом, дабы добру не пропадать! Как вдруг купец сам бросил его на пол...
Полнолуние. Вместе с Луной в нём поднималось желание крови, власти, совокупления. Можно ведь и не убивать, можно... Позвать!
Она вдруг осела на огромный рундук, долгие годы заменявший ей кровать. Нечто властное чёрной звездной вспыхнуло в её голове, наполнило её тело, ударило мощной горячей волной в низ живота, затем в эту волну вновь погрузилась голова. Её не стало.
Силы Луны он впитывал всей поверхностью тела, освободив его от одежды. Зов срывал одежду с огромного, безобразного, мужеподобного тела женщины, давно забывшей свою суть. Зов срывал кору привычек и наросты предубеждений с разума, где живыми оставались только хитрость и подлость. Зов взрывал сердце, что ещё не рождало ничего кроме ненависти и отваги. Силой Зова ненависть, распыляемая на мелких соперников, превратилась в ненависть к собственной бессмысленной жизни, а отвага атаки стала отвагой принадлежать и открыться. Зов объединил их тела. Клыки вампира - часть его кровеносной системы, они объединяют круги крови его и того, кого называют жертвой. Кровь, попавшая в желудок, только пьянит, кровь, вошедшая в жилы, даёт могущество! Оба становятся на время единым организмом. Человек получает Силы вампира, вампир - Силы человека, при этом они сохраняют полностью собственные силы. Так можно излечить любую болезнь и любую рану человека. Так продлевают свою молодость вампиры. Но в ночь полнолуния вампир способен на большее, ибо это ночь любви и даров. Он не просто вошёл в её тело, как обычно мужчина входит в женщину, он рос в нём, объединялся с ним нераздельно, разрывал и менял его, доводя до совершенства. Всё лишнее превращалось в кровь, а кровь давала силу на преобразование. Он отдавал ей всего себя, все знания и опыт, накопившиеся в нём. Он забирал у неё, все, что она знала и умела. В какой-то момент они преобразились в нечто единое, а затем два вампира разъединились...
Гребцы похохатывали, слыша, как в сладострастном крике меняется голос их хозяйки. Каждый предлагал своё описание происходящего на корме и высказывал собственные предположения о том, чем всё закончится.
Рундук в коморке под палубой был залит кровью. Изящная, свитая из мощных мышц, фигура женщины выгнулась по-кошачьи, рука потянулась к одежде. Правильное лицо осветила довольная улыбка, эти огромные бесформенные тряпки ей были больше не нужны.
"Назови своё имя, младшая" - потребовал вампир.
"Дахонаго Теофраст Когис Храганнир-Фор, высший" - ответила она, наслаждаясь вкусом своего нового голоса.
"У нас ещё есть и дела" - сказал вампир, застёгивая пояс с кинжалом.
Тело Большухи дало им слишком много крови, чтобы оставаться трезвыми. Теофраст протянул своей новой подопечной чётки. Опьянение быстро покинуло их, а одна из бусин стала ярко алой.
Кусок шёлка, затягивавший неровно прорубленное в корме оконце, обвис трепещущими лоскутами, позволяя без плеска войти в воду хищному, гибкому телу новосозданной вампирки.
***
Купец еле вылез из трюма и, тихонько подвывая, пополз по палубе. За ним тянулся прерывистый темный след. Четверо гребцов, зная, что делать, поднялись, подхватили его за руки и за ноги, раскачали и... Двое, с треском столкнувшись лбами, выпустили руки купца, а двое, державших его ноги, разлетелись в противоположные стороны. Упавший на палубу "купец" извернулся угрем и вскочил раньше, чем остальные бросили вёсла. Кормщик, был ещё в развороте и только успел выпустить из рукава свой кистень, как его шея хрустнула от удара локтя. Кистень остался у вампира, который взвился в воздух, оттолкнувшись от летящего в озеро тела кормщика. В это время нос лодки ухватила мускулистая женская рука, и на палубу выметнулась вампирка. Вся её бывшая ватага была сейчас к ней спиной. Их отвлёк бой на корме. Двоим не дал повернуться удар, переломивший им шейные позвонки. Двое следующих оглянулись на непонятный шорох сзади, и застыли поражённые жуткой красотой возникшей перед ними обнажённой женщины. Это стоило им жизни. К тому моменту вампир завершил свой прыжок с пируэтом тем, что сбил с ног ещё двоих гребцов, схватившихся за ножи в середине лодки. Кистенём кормщика он, попутно, оглушил их товарища, сдуру потянувшегося за самострелом. Последний, оставшийся на ногах, пытался сделать выпад тесаком, но движение его руки было перехвачено вампиркой, продолжено, и он рухнул лицом вниз, запнувшись о скамейку, на которой сидел несколько минут назад. Последнее, что он услышал, это два глухих удара кистеня, - добивали его сотоварищей, а последнее, что почувствовал - острая боль сломанной шеи ....
Теофраст поигрывал чётками из ярко алого стекла. Крови было более чем достаточно. Опьяневшая от своего первого пира Дахонаго уже переоделась в костюм из роскошно расшитой жемчугом кожаной курточки, узких брюк и длинных, до середины бедра сапог.
"Если оденешь сверху халат, будет в самый раз"- сказал Теофраст, сталкивая за борт обескровленные трупы. "Сейчас отправляйся в башню, подбери себе нетопыря и амулеты. Я буду через пару дней". Он подождал пока лёгкий челнок перестанет быть виден в лунном свете, зажёг масляный фонарь, махнул им пять раз из стороны в сторону и стал ждать.
Через четверть часа он услышал плеск вёсел. Ещё через несколько минут люди, посланные в знак благодарности Асхам-беком, уже перегружали тюки с грузом в свою лодку, а купец Дато разливал масло в трюме "Карги".
Впоследствии никто особенно и не интересовался, куда исчезла Большуха вместе со своей ватагой и лодкой. Начинался восьмой день из десяти.
***
Эмир Нурутдин, солнце Ширвана, и прочее, прочее, смотрел на разложенные перед храмом Единого кипы драгоценного руна гор. "Славен и мудр господь, который, заповедовав правоверным трезвость при свете Солнца, разрешает отступить от этого правила в час, когда белую нить нельзя отличить от чёрной. А причина есть, причина радостная. Теперь наёмники больше не угроза. Завтра придут караваны с зерном, послезавтра кони перейдут на боевой рацион, и, на третий день, его конница встанет перед Эр-Равенной. Конечно, большой достархан сейчас устроить не получится, знающих причину праздника всего несколько человек. Вот с ними и будет пировать эмир после полного захода Солнца.
Тайный пир устроили в доме, который облюбовал себе для жительства купец Дато. Всю подготовку взял на себя услужливый Асхам Саддах. Эмир прибыл на праздник тайно, в сопровождении одного лишь усташи Махмуда. Это был знак особого благорасположения к хозяину дома. Правда, сам виновник торжества на празднике долго не высидел. Достойный купец оказался слабее чёрного, тягучего вина из Хор-Эзама. Впрочем, эмир тоже не стал долго задерживаться, а двое уже успевших сдружиться его слуг еле управились с возлияниями до восхода Солнца. С восходом Асхам-бек, приказав своим нукерам оберегать покой всех обитателей дома до вечера, отправился спать.
Как только за дверью затихли шаги приятелей, Теофраст поднялся и снял с внутренней стороны полога кровати находившегося в летаргической дрёме большого бурого нетопыря. Вампир одел на его шею мешочек с векселем рыцарского банка и чётки с алыми стеклянными бусами, а потом снова улёгся в постель, устроив нетопыря у себя на груди.
Нетопырь встрепенулся, становясь материальной частью бесплотной сущности вампира, а человеческое тело на постели застыло.
Через два часа ночного полёта нетопырь влетел в давно заброшенный склеп. Он ткнул лапкой в одну из завитушек каменного орнамента и исчез в открывшейся отдушине. Под свист выходящего воздуха, крышка саркофага сдвинулась, и из него выступил монах в коричневой рясе с одухотворённым лицом. Это лицо сразу узнали бы те редкие люди, которые были лично знакомы с Когисом Храганниром. Чётки и вексель были уже в его руках, а нетопырь занял место в саркофаге.
На рассвете от деревушки Кен-Тро на бодро трусившем ишаке отъехал монах в коричневой рясе с низко надвинутым от утренней сырости капюшоном. Он как раз поспел к открытию ворот и, естественно, отправился прямиком к монастырю рыцарей Ордена спутников, дабы в окружении единоверцев провозгласить утреннюю молитву.
В полдень к замку царя Вардания приблизилась внушительная кавалькада. Она состояла из пяти повозок, запряжённых нидландскими битюгами. Каждую повозку сопровождали два рыцаря ордена в полном конном вооружении с опущенными забралами на шлёмах, двое таких же рыцарей замыкали колонну, а ещё двое составляли свиту Ольбрехта Полонского, аббата орденского монастыря. Он один ехал, хоть и в полном вооружении, но с непокрытой головой. Рядом с ним трясся на ослике коричневый монах, лицо которого скрывал капюшон рясы.
Царь Варданий принял аббата незамедлительно, поскольку очень ценил невмешательство ордена в его политику.
После положенных по этикету приветствий кавалерствующий монах объявил: "Брат Теофраст реализовал свой вексель и попросил нас помочь доставить вашему величеству 4 580 футов серебра, по причинам, которые он сам изложит вашему величеству. Поскольку миссия эта уже выполнена, я покорно прошу разрешения удалиться". Просьба была удовлетворена, звон шпор рыцаря-монаха затих в дальнем конце коридора, а коричневый монах откинул капюшон с головы.
К государю были срочно призваны командир наёмников и управляющий горными разработками.
Обедал Варданий в малом покое, ограничив себя лишь обществом монаха и наёмника.
Это был девятый день из десяти.
***
Хрипящий конь, полосатый от пыли и пота, рухнул у рогатки, загораживающей въезд в Ширванский лагерь. Всадник в пыльной одежде дервиша, вовремя оставив седло, был уже на ногах. Крюк его посоха скинул с коня растерявшегося от неожиданности нукера, а сам дервиш мгновенно оказался верхом. От дикого визга, жеребец рванулся с места, как стрела из самострела. Стража у шатра эмира сумела остановить только коня. Дервиш прыжком дикого кота вкатился под полог шатра и распластался у ног эмира. "Пусть лишь уши солнцеликого услышат дурные вести, которые принёс тебе несчастный дервиш"! Эмир одним взмахом руки отправил из шатра вон и танцовщиц, и музыкантов, и нукеров ближней охраны.
"Шайтан украл у тебя победу, о повелитель! Сегодня в полдень коричневый монах привёз Варданию пять возов серебра. Его уже раздают наёмникам"! - жёлтые глаза избегали взгляда эмира.
Как раз в это время нетопырь с алыми чётками на шее засыпал на груди пробуждающегося бородача Дато.
***
Ширванское войско уходило в полном порядке и без всякой спешки. Наёмники Вардания скованы обозом с огненными припасами и догнать даже двигающуюся неторопливо конницу не в состоянии. Всадники Акопа малочисленны, их хватает только на то, чтобы издали следить за движением сотен эмира. Теперь даже последнему нукеру известно, что поход имел целью захватить драгоценное руно гор. Все видели это руно у ног любимца Единственного на полуденном намазе. А то, что уважаемый Дато-заде получил за это руно более чем щедрую плату, знают всего трое. Так что Нурутдин-сеид возвращался в Ширван с успехом и победой.
***
"Выпьем за войны, которые приносят нам удачу"! - подняла свой кубок новообращённая вампирка.
"Выпьем за тех, кто умеет извлекать прибыль из войн!" - подправил её сосед с тигриными глазами.
"Выпьем за тех, кто искусно организует войны, чтобы извлечь из них прибыль!" - подумал мудрый Сарраддам, но ничего не сказал. Он просто поднял свой кубок, чтобы ощутить приятный и возбуждающий солоноватый вкус тёплой, как будто из свежей раны крови.