В этот раз оно пришло к нему в образе девочки. Она стояла у входа в магазин и щурилась, глядя на солнце.
Утро началось с недолгого дождя, окропившего разогретые стекла матовых окон. Жара спала, краски небосвода немного сгустились, и стало легче дышать. Весна.
Паша вылез из маршрутки у музыкальной школы с угрюмым Лениным перед входом и пошел вдоль полосы каштанов. Ему только что больно наступили на ногу. На туфле остался след чьей-то - он даже не успел заметить эту сволочь - ребристой подошвы. Паша наклонился и вытер туфлю клетчатым платком. Мимо пробежал кудрявый мальчик-негритенок со скрипичным футляром. Люди спешили по своим делам.
"Твою же мать, - подумал Паша. - Плохой будет день".
Однако солнце светило так ярко, что он быстро подобрел и стал улыбаться всем прохожим девушкам, особенно тем, кто носил короткие юбки или оранжевые майки.
В магазин он решил зайти для того, чтобы купить йогурт и банку растворимого кофе.
- Привет, дядя, - сказала девочка. Ее две косички держались на резинках - розовой и ядовито-зеленой. На ней была белая майка и джинсы. Девочка улыбалась.
- Что? - переспросил Паша.
- Я говорю - привет, - повторила она, улыбаясь. У девчонки не хватало одного переднего зуба.
- Привет, - тупо ответил Паша.
- Как тебя зову-ут? - протянула девочка.
- Паша.
- Супер, - сказала девочка. И замолчала, опустив взгляд огромных глаз на асфальт тротуара.
Паша не знал, что делать и стоял, как столб. Ветер взъерошил ему волосы.
- А я потерялась, - сказала наконец девочка, поджав губы. Она произнесла это таким же точно тоном, каким сообщила бы: "а я из Армавира".
Паша хмыкнул.
- Ты уже большая, чтобы теряться.
- Да.
Снова воцарилось молчание, но Паша почему-то не спешил уходить. Мимо них пробежал бритоголовый тип в кожаной куртке. Он махал рукой и кричал: "Лена! Лена-а!!!". Паша и девочка проводили его скучающим взглядом.
- Чего тебе надо? - спросил Паша. Он опаздывал на работу, но уходить от странной девочки не хотелось. К тому же он уже чувствовал, что это все неспроста.
- Мне надо съесть твое сердце, печень и душу, - спокойно ответила девочка и вдруг демонически захохотала, - Ух-ха-ха-ха-ха!
Девочка молчала и улыбалась, наклонив голову. Солнце начинало припекать. Паша все никак не мог понять, попал ли он в игру девчонки, или в какую-то другую.
- Что же мне просили передать эти...
- Эти, - сказала девочка, выводя что-то пальцем на торце двери, - просили передать кое-что. Кое-что о тебе.
- Обо мне?
- Да.
Взгляд девочки остановился. Паша проследил за ним и увидел, что она смотрит на мобильник, болтающийся у него на груди.
- Да говори же, в конце концов! - не выдержал Паша.
- Хорошо, - сказала девочка. - Я хочу сообщить тебе день твоей смерти. День, час и количество минут.
Паша почувствовал, как в груди у него застучало сердце. Так всегда бывало, когда оно настигало его. Но в этот раз все было несколько сложнее. Еще он не был уверен, шутит ли девочка или нет. Ее лицо оставалось каменным.
- Ты понял? - серьезно спросила девочка.
- Ты шутишь?
- Ты понял?
- М-м... да, я понял тебя.
- Слушай: ты умрешь завтра, двадцать второго мая, в четырнадцать часов, сорок четыре минуты. Вот, - сказала девочка и снова заулыбалась.
Паша посмотрел на часы. Он опоздал на работу на сорок восемь минут.
* * *
- Туз пик.
- Верно...
- Я никогда не ошибаюсь.
- Круто, - он покачал головой. - Как ты это делаешь?
- Я просто никогда не ошибаюсь.
- Врачи ошибаются, диспетчеры - ошибаются, блин, Господь Бог ошибается, а ты...
- А я никогда не ошибаюсь.
Стол стоял в центре маленькой комнаты. Сверху свисала горящая желтым электричеством лампа в красном абажуре, слева был шкаф, а справа на стене висела картина. В комнате было сухо и пыльно, хотя за окном в сумерках сгустились тучи.
На столе в беспорядке рубашкой вверх лежали карты, около половины колоды. Вторую половину Гонджа держал в левой руке. Гонджа внимательно следил за картами, сидя на старом скрипучем стуле, Паша сидел напротив и ухмылялся.
Гонджа перетасовал колоду и вытянул карту.
- Еще одна, - сказал он, прихлопнув ладонью карту к столу.
- Четверка... э-э... снова пик.
- Ты угадал, - сказал Гонджа, хотя еще не видел карты. - Я и так это знаю.
- Да, я угадал.
Гонджа хрипло и сухо рассмеялся. Он был небрит и лохмат, у него были вечно красные глаза и длинные тонкие пальцы ловкого шулера. Гонджа продавал пылесосы и стиральные машины в большом красивом светлом магазине. Одетый с иголочки, сверкая вычищенными туфлями и стреляя улыбками, он вешал на уши клиентам длинную сладкую лапшу. Но сейчас, вечером, Гонджа был Гонджей - немытым, чуть пьяным и сонным подонком.
- Паша, как ты это делаешь?
- Хм... как бы сказать, чтобы не смешно получилось... ну...
- Ты просто знаешь, и все?
- Фу, как пошло, как прямо в боевике каком-то дебильном.
- Но это правильно?
- Нет, неправильно. На самом деле... - Паша почесал щеку. - Если ты сбацаешь кофе, я тебе расскажу. А я пока подумаю, как бы это лучше объяснить.
Гонджа развел руками.
- Пять минут, Паш, без базару.
- Я ничего не скрываю, Гонджа, - сказал Паша ему вслед, чуть повысив голос. - Я не фокусник.
- Я из тебя все вытяну, - крикнул Гонджа из другой комнаты. Затем последовали звук журчащей струйки и шипение слива унитаза. Потом шаги Гонджи, прошедшего на кухню.
"Надеюсь, он хоть руки догадается помыть", - подумал Паша. Гонджа открыл кран и загремел посудой.
Паша, скучая, пальцем таскал карты по столу. Остаток колоды ровной стопкой лежал напротив. Не заглядывая под рубашки, Паша мог назвать их все по порядку. Верхняя, например, была восьмерка бубен, за ней - двойка червей. Еще он знал, что у Гонджи зазвонит телефон, когда он вернется, и что новости будут хорошими. И еще - что где-то рядом корабль и море. Паша мог без труда узнать, где именно, но решил сделать самому себе маленький сюрприз.
Гонджа принес две ароматно дымящиеся чашки. Его мутные глаза блестели в предвкушении. Лежавший на полке сотовый Гонджи затянул грустную мелодию и завибрировал. Вжжжж... вжж... Паша улыбнулся.
- Да? Ага... Привет... Что?... Точно? Так это заеб... спасибо, брат, обрадовал... Да, приеду, конечно, примчусь... Да. Давай. Поздравляю.
Гонджа положил телефон обратно на полку. Он весь сиял.
- Хорошие новости? - спросил Паша.
- Да.
Паша не спросил, какие. Он и так это знал.
На настоящей фарфоровой чашке, которую Гонджа поставил перед Пашей, было что-то нарисовано синим. Это был синий парусник, качающийся на условных синих волнах. На самой высокой мачте развевался длинный треугольный флаг. Синий.
- Что ты видишь? - хрипло спросил Гонджа.
Паша вздрогнул. Он и не заметил, что, наклонившись, пристально разглядывает чашку.
- Я вижу кораблик и море. Клёвые у тебя чашки.
- Мамин подарок, - Гонджа шумно отхлебнул горячий кофе. - Ты мне что-то обещал сказать.
- Ах, да. Понимаешь, Гонджа, ты бы тоже, наверное, смог бы предсказывать, как я.
- Я? Смог бы?
- Да, смог бы предсказать погоду на завтра, видеть все карты в колоде, знать настоящего убийцу, выиграть в лотерею... Все то, что делаю я.
- ...Если бы...
- Да, если бы просто научился видеть все то, что вижу я.
- Что, например?
- Хм...
Паша отхлебнул кофе и, откинувшись на спинку стула, посмотрел в потолок. Он сидел так около минуты и все это время Гонджа молчал и ждал, изредка поглядывая на большие часы на стене.
Тик... так...
- Понимаешь, Гонджа, наш мир устроен очень просто... и в то же время охренительно сложно, - изрек Паша, все еще глядя в потолок.
Гонджа улыбнулся, но ничего не сказал.
- Все, что происходит вокруг, - продолжил Паша, - все случайно. Но случайности, конечно, не происходят сами по себе, все от чего-то зависит. Если бы я пришел на три секунды позже, тебя бы отвлекла ворона, близко подлетевшая к окну, ты бы взял колоду другой рукой и перетасовал ее по-другому. Если бы у тебя был другой отец, ты бы родился с руками другой формы и перетасовал бы колоду по-другому. Если бы на заводе произошел брак, и одна карта была бы чуть неровной...
- Я бы перетасовал колоду по-другому.
- Точно. Все варится в одном огромном котле, который постоянно трясет чья-то рука и перемешивает, перемешивает... Все меняется, но если знать, что от чего зависит, что с чем связано, можно просчитать, что будет, это ясно?
- Все ясно.
- Хорошо бы, конечно, все так просчитывать, но... это не в человеческой власти. Никто не может просчитать все наперед. Но я... я просто вижу как бы части, отдельные звенья этой цепи и вижу, каким образом они связаны.
- Как видишь?
Паша подумал секунду и сказал:
- Сейчас рядом с твоей правой рукой лежит колода карт. Я знаю, что верхняя - восьмерка бубей. Я это знаю, потому что на вон тех часах на стене три часа дня, без пяти минут. Если бы случайности сложились так, что в тот момент, когда я бы это сказал, было бы без четверти шесть, там была бы дама пик. Ясно? Я это знаю, хоть мы, конечно, не сможем этого проверить. Я не вижу, конечно, всей цепочки, но я просто знаю, мне это приходит свыше, как связаны те или иные вещи. Вот.
Лицо Гонджи застыло. Механическим движением он снял с колоды верхнюю карту и поднес к глазам. И стал на нее смотреть. Смотрел на нее и молчал так долго, что Паша уже забеспокоился.
- Офигеть, - произнес наконец Гонджа. - Так значит, все эти сказки про то, что предсказанное будущее можно изменить - туфта? Полная, да? Если ты только видишь, как все связано, то повлиять уже невозможно, все случится так, как сложатся обстоятельства? Так я понял?
- Да. Все правильно. Я никогда не ошибаюсь. Все предопределено.
Гонджа держал карту перед собой и смотрел на нее, качая головой.
Тик... так...
* * *
Паша давно привык к видениям и прочей дряни, которая лезла к нему с изнанки мира. Привык с детства. Если даже ты стал священником и несешь, как мечтал, в мир добро и покой, тебе все равно придется общаться с прихожанами, всякими - грязными, злыми, пьяными, бездомными. И Паша воспринимал глупых чудовищ икартины чьей-то смерти как неизбежность.
Чаще всего с ним случались такие вещи почему-то тогда, когда он ходил за хлебом в магазин рядом с домом. Однажды он увидел на прилавке огромную - с ротвейлера - зубастую красную жабу. Она сидела почти не шевелясь, двигались только глаза, наблюдая за людьми в магазине. Паша обвел покупателей взглядом. Люди никак не реагировали на жабу, скорее всего, решил он, никто, кроме него, ее не видит. Паша купил булку черного хлеба и бутылку пива и ушел, так и не решившись притронуться к жабе.
- Две булки белого, - сказал Паша продавщице за день до назначенного странной девочкой срока. - И бутылку "Очакова".
Двое студентов рядом с Пашей спорили, какую водку брать. Молодая мать, державшая за руку ребенка, разглядывала пачку пряников.
- Возьмите, - сказала продавщица.
Это простое слово будто ударило Пашу по голове. В эту секунду он взял у продавщицы куда больше, чем она просила.
- Эй, ну возьми же сдачу, блин, чего тормозишь? - Продавщица трясла над прилавком две мятые бумажки и пятирублевую монету.
Паша очнулся и посмотрел ей в глаза.
Он обнаружил, что это симпатичная блондинка, вроде бы ничего особенного, но выглядит мило, как пушистый котенок. А может, она понравилась Паше именно из-за того, что сегодня умрет. Такое с ним уже бывало. Если девушке суждено умереть, у нее всегда появляется что-то в глазах, нечто извращенно притягивающее, словно фильмы ужасов, где много крови и внутренностей.
Паша знал даже, как ее зовут. Маша. Мария Сергиенко. Сегодня ночью, вноль часов, сорок четыре минуты ее сердце остановится. Убийца к тому времени будет уже далеко.
Люди в магазине стали подозрительно коситься, но Паша ушел, не взяв у Маши денег. Он боялся, что ее рука окажется холодной, как у трупа. Паша шел, опустив голову, и смотрел только в землю, пока не прошагал метров триста.
- Придурок, - шепнула Маша и сунула деньги в глубокий карман белого халата. Пятерка выскользнула из пальцев и - дзынь - закатилась под прилавок.
* * *
Весь вечер Паша провел с Таей.
Первым делом они пошли в кафе, где встретили Гонджу, еле стоящего на ногах. С ним они пили пиво, вино и апельсиновый сок, и танцевали под бодрую музыку. Было весело.
- Что отмечаем? - спросила Тая, медленно вращаясь в танце и обнимаяПашу за шею. - Ты так и не ответил. С чего такая радость?
Паша пожал плечами.
- Тебя что-то беспокоит?
- Нет, ну что ты, мне просто интересно, в чем причина щедрости. - Тая осторожно улыбнулась. Так изящно, как она, переставлять по полу белые босоножки не могла ни одна девушка в мире.
- Тогда не думай об этом. Все путем. Мы сегодня кутим.
- Хорошо, - сказала Тая и поцеловала его в губы. На мгновение она повернула голову вбок, потом снова посмотрела Паше в лицо, тряхнула волосами и спросила: - Гонджа сегодня тоже оттягивается.
- Угу, - кивнул Паша, - у него событие, его брат, помнишь, может быть, Серега, он дочку родил. Да. Хотя Гонджа уже забыл, наверное, что отмечает.
- Ему б только пьянствовать. А где сам брат?
- Ушел полчаса назад. А Гонджа продолжает.
Тая кивнула, думая, казалось Паше, о чем-то совсем другом. Ее глаза блестели так же, как зеркальный шар под потолком. Паша провел по ее волосам указательным пальцем, и они продолжали танцевать.
Только музыка стихла, и пары стали раскатываться по столикам, как шарики, брошенные в центр стола, Тая схватила Пашу за руку и вытащила на темную улицу. Здесь было прохладно и тихо. Приглушенная музыка шуршала за стеной. Паша вздохнул, разглядывая строй матово блестящих в свете фонаря автомобилей.
- Тут хорошо, - сказала Тая. - Воздух такой свежий.
- Да, - согласился Паша.
- Не то, что в душном чертовом баре.
- Да.
Паша стоял на тротуаре, сжимая в руке ладошку Таи, глазел на машины и чувствовал себя счастливым. У него в груди как будто мирно урчал моторчик, и это означало, что все есть и будет хорошо. Тут даже не надо быть предсказателем.
- Не молчи, - прошептала Тая. - Скажи что-нибудь.
Паша попытался что-то сказать, он сам еще не понял что, но у него не получилось, из горла вырвалось только что-то нечленораздельное, как мурлыканье кота.
- Пойдем ко мне, - сказала Тая.
- Пойдем.
* * *
Было уже за полночь, они лежали в постели в полной тьме и болтали о всякой ерунде. Правда, в основном говорила Тая, Паша все больше молчал. Лежа на спине, он глядел в черноту так же, как за два часа до этого смотрел на автомобили и думал о том, может ли он сказать, что его короткая жизнь, в конце концов, удалась. Он перебрал уже все свои поступки, сохранившиеся в памяти, и решил, что вроде бы жил правильно, насколько мог. С другой стороны...
- Паша, - позвала вдруг Тая неожиданно сухим охрипшим голосом, - скажи... а это правда?
- Что?
- Что ты предсказатель, ну, умеешь видеть будущее наперед?
Паша улыбался, глядя в невидимый потолок.
- Кто тебе сказал?
- Гонджа... Да все говорят. Все знают. Ты что-то вроде пророка. Это правда?
Паша вздохнул.
- Да, правда.
- Хм, - сказала Тая и надолго замолчала.
В окно скреблись ветки орешника.
- И кто ты - Иисус Христос?
"Ну вот", - подумал Паша.
- Нет, - коротко ответил он и замолк, решив обидеться.
Но Тая не унималась, а сердиться на нее он никак не мог. Только не сейчас. Не в этот день. Не в эту ночь.
- А кто ты тогда? - спросила она.
- Я чувак, который умеет видеть будущее наперед.
- Хм.
Интересно, подумал Паша, что все-таки скрывается за этим "хм". А Тая между тем продолжила его пытать:
- И каково это - видеть будущее?
- Да нормально. Я всегда таким был, мне не с чем сравнивать.
- И что ты можешь предсказать?
- Да все.
- Как это - все? - Тая присела, зашуршав в темноте.
- Ну, в смысле, не все, что захочу. Но это может быть все что угодно.
- То есть, ты не сам решаешь, что тебе знать, а что нет?
- Тут все непросто. Что-то я могу видеть по собственному желанию, что-то мне навязывается, что-то от меня скрыто. Понимаешь, у меня есть некоторые обязательства и правила... Я как бы работаю на такой вот особой работе.
- И кто же твой босс?
- Этого я не могу сказать.
- Так я и думала. Все как в кино. А почему тогда никто тебя не знает?
- Ты же сказала, что весь город знает.
- Ты понял, о чем я. Тебя не покажут по телевизору, в газетах, даже в Интернете о тебе - ни строчки. А ты ведь - единственный прорицатель, блин, в мире!
- Да, единственный, наверное. Но я не знаю, почему так живу. Наверное, этот самый босс меня прикрывает.
Тая упала спиной на подушку.
- Бред. Это полный бред.
- Угу. Вся моя жизнь - бред. Я сам - бред. Слишком часто гуляю в других мирах.
Тая захохотала, зажимая рот простыней.
- Всякие у меня были парни, - сказала она, - вот только шизофреника еще не было. Знаешь, ты сам как будто из другого мира. Такие люди под этим небом не рождаются.
- Хм, - теперь уже хмыкнул сам Паша. - Я мог бы вполне родиться и не в этом мире.
- На Марсе, что ли?
- Да хоть и на Марсе.
Тая замолчала. Паша слышал, как она ворочается рядом, чувствовал ее тело, а сам думал совсем о другом. Он вспомнил сегодняшний поход за хлебом. Где-то совсем недалеко Машу Сергиенко насилует и убивает пьяный друг. Удары сыплются градом. Скоро Мария умрет, отморозок раскается, но поздно. В панике он вскочит в автобус, не вытерев окровавленных рук. Но в полумраке салона этого никто не заметит. Он убежит далеко, боясь оглянуться, сжавшись в комок на самом дальнем сиденье.
- Паш...
- А?
- Нагадай и мне что-нибудь. Предскажи, что со мной будет завтра.
- Нет.
- Почему.
- Не могу. Никак.
Маше Сергиенко осталось жить совсем чуть-чуть. Но Паша не спешит ей на помощь. Он давно уже выучил этот урок: будущее нельзя изменить. Он видел, как Маша умрет, он знает, что она умрет, и знает, что даже если он побежит сейчас к ней и вмешается, ее сердце обречено остановиться сегодня в ноль-ноль сорок четыре. Это так же очевидно, как и то, что Паша не остановит Луну, если она упадет на землю. Паша никогда не ошибается. Зато он может рассказать хорошей девушке Тае, что завтра начальник вызовет ее на ковер. А застенчивый коллега наконец-то решится пригласить ее в кафе. И будет просто убит отказом.
- Трудно, наверное, - сказал Паша, - встречаться с психом.
Тая приподнялась на локтях и поцеловала его в губы.
- Нет, что ты, ты не псих, ты мой собственный Нострик, Паша. Со странностями, но, в общем, клевый пацан.
- Точно.
- Слушай, ну предскажи мне все-таки что-нибудь на завтра.
- Хорошо, - сказал Паша. - Завтра ты встретишь нового друга. Именно там, где ты меньше всего будешь ждать с ним встречи. Он не успеет сказать и слова, как ты полюбишь его. Вот.
- Полюблю... Это все?
- Этого хватит.
- И что, сбудется?
- Я никогда не ошибаюсь.
Паша повернул голову. В темноте в воздухе висели зеленые цифры электронных часов.
00:44.
* * *
Проснувшись утром в тот день, Паша решил не идти на работу.
Он долго лежал лицом в потолок, не открывая глаз, и слушал как по ту сторону жалюзи птичьими голосами поет весна. Сейчас неплохо, подумал Паша, было бы лежать и вспоминать какой-нибудь только что приснившийся хороший сон. Только сны ему сегодня не снились. И Паша вспомнил жабу - красную, тупую, сидящую на прилавке в магазине.
Когда во дворе началась суета - заводились машины и мотоциклы, кричали что-то сонные соседи - и птицы пропали, Паша поднялся с кровати. Сходил отлил, поставил чайник.
Одному в квартире было хорошо.
Сегодня особенный день. Не нужно делать зарядку. Не нужно бриться. Не нужно чистить зубы. Не нужно улыбаться. Не нужно работать. Не нужно помнить. Не нужно верить в завтрашний день. Не нужно думать о послезавтрашнем. Не нужно любить.
Не нужно. Не нужно, не нужно, не нужно.
Сегодня можно покурить. И выпить. Идя по улице, орать во все горло. Можно плевать в небо и резать ножом витрины. Вау. Класс.
Можно не быть человеком. Но это уже слишком.
Для начала вот что. Паша оделся в джинсы, кроссовки и футболку, выгреб из шкафов и карманов всесвои деньги, сунул в карман лежавшую на зеркале еще одну важную вещь.Как пацан, спрыгал по ступенькам вниз, пулей вылетел из подъезда и побежал к остановке автобуса. На него смотрели как на идиота, ноему было все равно. Он летел. Как ангел, бля.
На автобус он еле успел, задержавшись у магазинчика - купил дешевого, но свежего и холодного, как Антарктида, пива. Водитель притормозил, стоило Паше постучать по железному гулкому боку машины. Казалось, морщинистый шофер с размытой наколкой на запястье чувствует особую Пашину энергию.
Паша рухнул на самое заднее сиденье и сделал глоток. Ка-айфф... Важная вещь оказалась ужасно тяжелой и оттягивала карман. Паша попытался пристроить ее поудобнее, но у него мало что получилось.
Что делать дальше, он еще не решил. Для начала он просто прокатится пару кругов по маршруту. Давно хотел это сделать, но всегда не хватало времени, на такую белиберду только детям его хватает. Теперь спешить незачем - все равно никуда не успеешь.
И все бы хорошо, если б, повернув голову, Паша не увидел особенного человека.
Человек был коротко стрижен, побрит и хорошо одет - на нем были туфли, брюки и кожаный пиджак на белой футболке. Но что-то выдавало в нем нездоровую особь в стае: может быть, навеки застывшее в одном, стыдливо-озабоченном, выражении лицо, или железно вцепившиеся друг в друга нервные тонкие пальцы, или синие, сбитые кулаки. Паша сразу его узнал. Человек был вполне симпатичным внешне, наверное, мог бы быть и веселым и приятным. Но Паша знал - этой ночью в 00:32 человек упал отсюда в преисподнюю. Его руки били ее по лицу. Не чьи-нибудь еще.
Паша так долго смотрел на него, что он почувствовал что-то и обернулся. Два молчаливых взгляда встретились. Один сидел, сцепив пальцы, другой - вцепившись в пивное горлышко. Прошло секунд пять, но оба молчали. Глаза человека ничего Паше не говорили.
- Что? - спросил Убийца.
- Ничего, - пожал плечами Паша.
Убийца хмыкнул и отвернулся.
Автобус проехал по Октябрьской вниз и свернул на Красную. Водитель включил радио "Ретро". Убийца смотрел в окно, на тянущиеся вермишелью тротуары, а Паша смотрел на Убийцу.
- Зачем ты вернулся в город? - спросил Паша. - Не пойму.
- Ты мне? - спросил Убийца.
- Тебе, конечно. Зачем вернулся? Ты же уже сбежал?
- Ты меня с кем-то путаешь, придурок. Я тебя не знаю, - ответил Убийца равнодушно-грубо. Возможно, у него было с собой что-то вроде оружия. Паша еще раз взвесил в руке важную вещь. Тяжелая.
Паша собрался.
- За что ты ее убил?
Убийца вздрогнул и поднял глаза. Паша подумал, что с такими вещами стоит быть осторожным.
- Кого? - спросил Убийца. Паша видел его насквозь, видел, как Убийца делает последнюю попытку скрыться за стеной непонимания.
- Глупый вопрос, - сказал Паша, опустошив бутылку до половины одним глотком. - Ты убил только одну девушку, и знаешь, о чем речь.
- Я никого не убивал.
- Да ладно тебе, я знаю про тебя все. Ты убил Машу, я хочу знать, за что.
Убийца ссутулился и уставился в пол. Он покраснел, как ребенок.
- Ты все видел, да?
- Да, можно сказать и так.
- А ты не думаешь, - сказал Убийца, вдруг вскинув голову и расправив плечи, - что ты можешь до завтра и не дожить?
Паше вдруг стало так смешно от этих угроз, что он расхохотался у всех на виду во весь голос. Недопитая бутылка неожиданно выскользнула из пальцев, и, упав, покатилась под сиденье, поливая пол бело-коричневой пеной. В салоне поднялся кисловатый пивной запах.
Пассажиры стали оглядываться назад, на Пашу. Когда они тут вели разговоры об убийствах, никому и дела не было.