- Я думаю, ты все еще слишком мала для самостоятельной жизни!
- Мама! Мне уже сто шестьдесят лет!
- Это вообще не возраст!
- Ты хвасталась, что в сто пятьдесят уже в первый раз вышла замуж.
- Так времена какие были!!!
- Какие?!!!
- Янни, свет очей моих, давай так! Ты подселяешься, в течение года доказываешь, что можешь удержаться с отсеченной пуповиной. А потом делай что хочешь. Идет?
- Ну мам! Год!?
- Это вообще не срок!
- Оххх, ну ладно...
***
- Не может быть!
- Вот тебе крест! - Ежи размашисто перекрестился, а Янек, взглянул на длинную рубаху-каис, субун синего сукна и широкие зеленые шаровары приятеля и хитро сузил глаза. Конечно, несмотря на конец июня, в каменном полуподвальном помещении было довольно прохладно, но Янека смущал фасон.
- А ты в басурманскую веру часом не перешел?! А то батька-то твой, я слышал, католический обряд принял. Может и...
- От ты дурной! Церковь можно и поменять, а бога-то не меняют...
- Ну хорошо! Ты складно врешь! Всегда был мастак. Давай дальше!
Дружны они с Янеком никогда не были, в детстве разница в возрасте в несколько лет кажется непреодолимым препятствием для дружбы, но поскольку пацанвы в шляхтецкой Кульчице было немного, компания у них была общая. Товариществовали.
Впрочем, сам Ежи односельчанина в жизни бы не признал. Был белобрысый хлопчик, а нынче - усатый детина с саблей на боку. Но тот, когда вошел в лавку, сначала долго вглядывался, а потом вдруг перешел с плохонького немецкого на родное наречие. Языку Ежи не удивился, выходцы из разных воеводств Речи Посполитной в многолюдной и многонациональной столице австрийских Габсбургов были частыми гостями, попросту ответил привычное "Як справи, братику-серденько?". И это заставило посетителя захохотать, раскинуть руки и кинуться в объятья. Земляк.
- А я же из-за тебя потом тоже к запорожским казакам сбежал, - чуть позже рассказывал Янек, - матушка твоя письма чуть не всему селу читала. Мы завидовали - страх, все ждали пока подрастем. Мне почитай четыре года ждать пришлось.
- О! В это время я уже у турков в плену куковал. Там, кстати, и к одежде их приучился, - Ежи сунул руки в карманы своего распашного камзола, погладил вышивку, - многие удобства в ней есть, про какие наши и не задумываются. Вот к примеру...
Но про одежу Янеку было неинтересно.
- Как же так?! Ты ведь их бивал! Дрался с ними, а потом... жил не тужил?
Ежи неспешно налил в чашку какую-то пахучую жидкость, отхлебнул, покатал во рту...
- ...И язык выучил. И обычаям научился. Турки - тоже люди, хоть и муслимы. Смелый не тот, Янек, кто смерть от руки врага примет, а кто так выживет, чтобы это потом пользу принесло. Казак в плену живет не тем, что есть, а тем что будет. Вот и я ждал...
- И как же ты спасся?!
Эх молодость. Максимализм и непримиримость. Ехидство и недоверие, словно кислый сироп, заполняли интонации земляка. Но Ежи таким было не уколоть.
- А сербский купец Милорад Багич меня выкупил... Ему толмач шибко нужен был, он и...
- Так сербы же тоже под турками, - удивился Янек.
- Точно! Но сербы - христиане!
- Аа-а-а, - понимающе закивал односельчанин и тут же снова подозрительно скривился, - Толмач?! Ты что и сербский знаешь? .
- Ну, это долгая история. А у меня до вечера еще несколько встреч назначено и торфяного порошка закупить надобно, а то, вон рыба... - Ежи неопределенно махнул за спину рукой, - из-за войны плохая торговля стала. Я же не порохом торгую. А по Вене все более упорные слухи ходят, что Кара-Мустафа из завоеванной Венгрии идет прямо на столицу. Вы же, наверное поэтому тут?
- Ну-ну... - великого роста бог Ежи не дал, Янек возвышался над ним почти на голову, - у тебя кто в старшинах?
- Максим Чомуха.
- Не слышал. Где стоите?
- Ну, - Янек опустил глаза и принялся теребить жиденький ус, - вообще-то рейменту наш осавул генеральный - Леонтий Побожей, я с ним сюда прибыл... Но там кого только нет. И крестьяне, и мещане и даже монахи... Вместе с пахолками, я думаю, под тысячу душ наберется. Но я же раньше ушел, под Польской Короной в реестре не числюсь. Вот и решил спробовать сотню посерьезней поискать. И вознаграждение получше. Поброжу пару дней по Вене.
- Ну, где найти меня теперь знаешь. К вечеру вернусь. Ты покупать-то что-то будешь?
- Да я же и не выбирал еще!
Ежи стукнул кулаком в деревянную дверь подсобки и перешел на немецкий.
- Феликс, выходи!
В проеме появился толстый, лысый старичок с синими прожилками на носу. Здороваться с клиентом не стал, взглянул оценивающе н запорожца, ограничился кивком.
- Я на склады, потом через ратушу к Себастьяну и еще в пару лавок. Командуй тут! Скажи Джорджу, чтобы навел порядок в новых залах. Да! На все, что выберет этот казак, скидка пятьдесят процентов!
- Но герр Георг!
- Все! Это мой земляк!
И уже в дверях повернулся к Янеку.
- Если сможешь освободиться, вечером приходи. Еще побалакаем.
А история с языками была и вправду долгая и непростая. И ведь никому особо и не расскажешь.
***
В теории было непринципиально в кого подселяться, но Янни не могла без ритуалов. Мама ругалась, объясняла, что это нелепости и суеверия, что у их племени маликов достаточно магии без всяких дополнительных операций, но рациональные беседы не помогали. Например, если Янни с утра, высунув руку из гнезда не могла поймать в небе и утопить в море молнию, она боялась даже выйти в пространство, не то, чтобы чем-то там повелевать. В итоге к вечеру все заканчивалось раскорябанными в огонь руками и пламенеющими клочьями на голове.
Ориентируясь на ощущения, Янни приблизилась к крупному поселению и в мгновение ока оказалась возле скопления янычар, которые в чаду и суете ругались о чем-то на кухне. Запах жира, мяса, чеснока, лепешек. Красота.
- Один, два, три, - принялась считать юная малика по головам, одновременно автоматически проверяя, находится ли существо в состоянии дха'ийфа. Ей нужен был тринадцатый, - одиннадцать, двенадцать...
В кушхане не хватило людей. От расстройства Янни выдохнула так, что баранина на сковороде вспыхнула и моментально сгорела, а дёнер-кебаб с одного бока закоптился. Сделав шаг сквозь стену, Янина замерла. Вот он, тринадцатый. Спит. Именно то, что нужно! Юный, бритый. Не очень красивый, зато и не потный, как остальные в этом доме. В нем она поселится на ближайший год!
Янина закрыла глаза и вошла.
- Меркаба илк инсан вукудум, - прошептала она, разместившись внутри.
Физическое существо резко дернулось и открыло глаза.
- Це хто тут?! - хриплым шепотом спросил человек.
Он же не турок, вдруг поняла Янни. Хуже! Он даже не мусульманин... О, Аллах всемогущий! Что она наделала?
***
Ежи пробудился от короткого, неспокойного сна из-за какого-то странного, пронизывающего ощущения. Словно на него упала соломенная стена. В полутьме комнатушки не было видно ничего необычного. Правда, в воздухе можно было ощутить легкое цветочное благоухание, несвойственное этому пропахшему горячим маслом дому, но и только.
- Кто здесь?
Ежи затряс головой. В последние мгновения перед пробуждением ему почудился женский голос, хотя женщин тут точно быть не могло.
- Это я!
Ежи подскочил на лавке, привычно схватил пустоту на боку и поморщился от досады.
Казалось, что голос прозвучал сразу во всем черепе и в каждом из зубов.
- Кто Я?!
Тело было испугано. Это было хорошо. Через страх было проще всего взять в руки все нити и начать управлять.
- Я - Янни! Джинири.
- Джини... Э-э-э. Ты говоришь по-нашему?! - внезапно осенило Ежи.
- Я могу говорить на любом языке.
- Ага, - согласился казак, а потом вдруг понял, что все. Журавли полетели. Он все ждал, ждал, когда же его накроет после всех событий, после того, как он попал в плен и теперь трудится для своих врагов. Но совесть молчала, душа не болела и даже рана между ребрами почти затянулось. И вот пришло. Журавли полетели. Так его дед говорил про всех юродивых и ущербных мозгом. Красиво.
Янни ощутила, что теряет связь. Этот человек, конечно, боялся. Но не ее, а чего-то вне себя.
Внезапно распахнулась дверь.
- Что ты тут бормочешь? - в голосе бородатого Салиха не было недовольства, хоть и звучал он громко - Вставай! Иди за дровами!
- Да, эфенди!
Не успел Ежи шагнуть во двор, как голос в голове вновь ожил.
- Так ты - раб?!
Казаку показалось, что он услышал истерические нотки.
- Где ты?
- Я внутри тебя!
Точно! Ежи понял. Одержание! Вот как это называется! В него вселились бесы! Или, как минимум, один бес. Бесиха. Нужен батюшка. Но где в этой басурманской стране его найдешь?
Ежи судорожно полез за ворот, достал нательный крестик, поцеловал его и приложил ко лбу.
- Ай, - взвизгнула Янни, - ты что делаешь?! Жжет!
- А-а-а! - обрадовался казак, - не нравится крест православный?!
- Да причем здесь крест?! Мы металл... - и джинири тут же мысленно заковала себя в тысячи цепей, потому что чуть не выдала важную тайну джинов о том, что они терпеть не могут железа, серебра, меди и прочего сверкающего, холодного и твердого.
- Что, вы металл?
- Так ты раб?! - решила вернуться малика к прежней теме.
- А ты?!
- Я джинири! Я свободна уйти, когда пожелаю!
- Так пожелай прямо сейчас! Уйди из меня! Уйди, демон!
- Я! - Янни вдруг поняла, что человек ее подловил. Нет, она, конечно, может уйти. Но не может... - не указывай, что мне делать, тело!
- Изыди! Изыди! Изыди!
Человек принялся читать какую-то молитву и Янни почувствовала, как неустойчиво стало внутри. Она словно бы цеплялась за воздух.
- Где дрова!??? - теперь уже Салих был реально зол.
- Вот они! - Ежи с поленьями бросился в кухню, а Янни принялась размышлять.
Ей очень не нравилось то, что человек ее не боится. Причина, скорее всего, была в том, что он не верит в Аллаха. А значит, не верит и в нее - малику, и в джинири вообще. Нужно было понять, чем живет это существо. Для этого необходимо было лезть в мысли, в память, а Янни этого не любила. Долго. Холодно, колюче, муторно. Но делать нечего. И Джинири закрыла глаза.
***
После лепешки, брошенной Салихом на земляной пол в качестве ужина, Ежи почти поверил, что ему все почудилось. Усталость, недостаток сна, нервы. Шляхтич уселся на лавку и прислонился к стене. И тут вдруг его начало немилосердно трясти, в мыслях приключилась полная путаница, а затем его стошнило.
- Нет! Я не демон! - вновь раздалось у него в голове.
- О че-е-е-ерт, - простонал Ежи.
- И не черт. И не бес. Я - джинири!
- Да какая разница?!
- Важная! Джинири и люди - такалан! А демоны и ангелы - нет!
- Что еще за такалан?
- Мы - подотчетны. У нас есть свобода воли. Мы сами принимаем решения, кому служить и что нести в мир. И нас потом будут судить по нашим делам.
- А черти?
- Демоны! Они изначально злые, по природе. Аллах их сразу сделал такими. Их судьба предопределена. Их, как и ангелов, никто судить не будет, потому что они просто делают то, что должны.
- То есть они - не свободны?!
- Да!
- Интересная мысль. То есть свобода всегда имеет обратную сторону под названием "ответственность"?
Дверь резко распахнулась.
- Своим бормотаньем ты мешаешь мне готовиться к ночной молитве ише. Я прикажу избить тебя по пяткам! - Салих был спокоен, а значит, решение уже принял и наказания не избежать.
- Скажи, что ты пытаешься учить турецкий язык, чтобы быть более полезным, - зазвучал голос в голове Ежи, - ай, я лучше сама.
И рот Ежи тут же выдал что-то вроде "Ярарли олмаси ичин дилини ёгренмей калишьорум"
- Ого, - поднял брови Салих, - это похвально!
В бороде на мгновение сверкнули зубы, но тут турок увидел лужу с остатками пережеванной лепешки и брови снова сошлись на переносице.
Янни снова перехватила контроль.
- Это непроизвольная рвота, а значит, я не нарушал поста!
- Ого! - снова сказал Салих. Развернулся и вышел. Но через несколько секунд появился опять с небольшой чашкой в руках.
- Ты бледный! На! Выпей!
- Что это?!
- Пей! Это кофе!
- Горько!
- Ты глупый! Это вкусно и полезно!
Проследив, как Ежи, морщась, сделал несколько глотков, Салих выдернул из его рук чашку.
- До таравиха чтобы этого здесь не было, - турок ткнул пальцем в лужу.
И уходя отчего-то недовольно буркнул: "Завтра будешь помогать мне во дворе!"
***
- Что ты делаешь?
- А ты не видишь? Язык учу!
- Зачем? Я же с тобой!
- Ты сама сказала, что тебе нужно пробыть во мне год. А потом мне как жить здесь?
Янни ничего не могла с собой поделать. Ее невероятно цеплял этот человек. Он был... не такой. Ей даже казалось, что она... влюбилась? Ежи был какой-то чистый и внутренне свободный. Пожалуй даже, он был свободный и от этого чистый. Ей нравилось говорить с ним об этом.
- Почему ты на них не злишься?
- На кого?
- На тех, кто взял тебя в плен.
- Они делали, что должны.
- Но сейчас-то они тебя не отпускают! Ты не свободен.
- Когда на улице ливень и ты сидишь дома, ты же не злишься на ливень?! Он просто идет. Ты ждешь, когда условия изменятся.
До ливней Янни вообще дела не было, но она поняла, что имеет ввиду человек.
- Но ведь из дома ты к запорожцам сбежал! Не ждал условий!
- Про дом ты ничего не знаешь!
- Все знаю! Я была у тебя в мозгах!
- Если ты не замолчишь, я пойду пить кофе!
За долгий период нахождения в плену, Ежи не только приучился к горькому напитку, который действительно оказался очень бодрящим, но и обнаружил удивительную вещь - бесиха внутри него от запаха кофе впадала в дрему, а после приема напитка внутрь и вовсе засыпала на несколько часов.
Вначале казак пытался пить кофе на ночь, боясь, что во время его вынужденной беспомощности джиниха использует его тело для каких-нибудь пакостей, но от этого оказалось мало толку. От кофе в Ежи входила удаль, он начинал колоть или пилить дрова и таскать камни для стены. Салих был недоволен шумом, а малика при этом бессовестно дрыхла. А когда казака начинал морить сон, Янни приходила в себя и принималась болтать без умолку или что-то там считать внутри. И делала прочие непонятные вещи, из-за которых у Ежи по телу шли мурашки, волосы вставали дыбом, а то по спине пробегал жар.
Пару раз казак предпринимал попытки завести с местными разговор об их нечистой силе, но джинири почти сразу же заклеивала ему рот. Лишь однажды, напившись кофе, Ежи сумел на своем настоящем турецком перекинуться парой фраз с дервишем, который подтвердил, что джины не любят металл, а также сообщил, что эти существа обожают грызть кости. И Ежи понял, что его новое пристрастие - обсасывать за ужином бараньи ребрышки - скорее всего, не совсем его, а также вспомнил, что пару раз обнаруживал себя на заднем дворе возле баков с гниющими кишками.
Так что все не так все просто было с этой джинири... Пусть лучше спит подольше... Больше кофе, меньше голосов в голове.
***
Как-то раз по причине приближения Навруза Салих взял Ежи с собой в город, помочь донести покупки. Нужно было приобрести проросшей пшеницы для суманака и разного по мелочи. И хотя день еще не перевалил за середину, прежде, чем отправится в караван-сарай и по лавкам, эфенди устало улегся со знакомцами на тушаки дастархана, где принялся под негромкие звуки зурны попивать чай и вести неспешные разговоры.
Ежи, который остался ожидать у входа, уселся прямо в песок и взялся разглядывать развешенные на веревках полосатые ковры и прохожих.
На делегацию купцов он бы, пожалуй, не обратил особого внимания, сапоги с загнутыми носками, широкие шальвары, фески с кисточкой, все привычное, однако на запястьях парочки из путников были надеты брояницы - особые четки, которые у них в Запорожском войске носили православные бойцы из балканских стран.
- Янни, на каком языке они говорят?
- На сербском.
- Христиане! Ты знаешь сербский?!
- Я знаю все... Включая языки птиц, зверей и огня...
- Поможешь перевести?
- Да пожалуйста...
Выяснилось, что купцы возвращались из Пловдива в Белград, и Ежи пришлось соврать, что он был в этом городе ребенком.
Один из торговцев, представившийся Милорадом, удивился такому чистому сербскому произношению молодого человека, а узнав, что тот свободно говорит на польском, малорусском, венгерском, турецком и немецком, пришел в восторг и сообщил, что как раз такой полиглот ему и нужен.
Пока взрослый племянник Милорада с энтузиазмом рассказывал Ежи, как сильно изменился Белград, конечно, принявший под османами более восточные черты, но зато и заимевший множество ремесленных мастерских и новых рынков, куда привозят товары из Дубровника, Венеции, Греции и Австрии, и насчитывающий уже почти сто тысяч жителей, его дядя вел торг с бородатым Салихом.
И сторговался!
Через час Ежи был свободным человеком, которому были предложены хорошие условия найма, но только после того, как он окупит вложенные в него средства.
Через неделю казак оказался в Белграде.
***
- Янни, он - человек!
- Вот именно, мама! Он - человек. Он другой! Он интересный!
- Ты ведешь себя, как какая-нибудь пери!
- Ты сама просила доказать...
- Мне ты уже все доказала! Год прошел. Ты справилась без энергии рода. Возвращайся и займись своим делом!
- Нет, мама! Я останусь с ним.
- А его ты спросила?
Тут Янни смешалась, замолчала, а затем рассеялась и с бешеной скоростью помчалась над планетой, пробуждая мелкие вулканы и вызывая северные сияния.
Ежи она не спросила. Потому что видела, что на его одежде появляется все больше иголок и булавок и он все чаще пьет свой проклятый кофе.
Но она ведь джинири! А он всего лишь человек! Как он может ее отвергать?!
***
- Нет, Янек, - говорил Ежи вечером, - стрелять я не разучился. И даже саблей помахать могу, но только это уже не моя жизнь.
- Ну расскажи тогда, какая твоя? - Янек был однозначно разочарован и даже немножко зол, - как вообще ты попал в Вену?
И Ежи рассказывал.
Могущество Османской империи росло, а вместе с ним развивался и филиал Восточной торговой компании в Белграде. Ежи все чаще выполнял работу не столько переводчика, сколько ассистента. Ему понравилось торговать. Теперь, когда он уже не был никому ничего должен и ему удалось даже накопить немного собственных средств, он не видел никакого смысла в возвращении на войну. Подпоясанные кушаком длинные кафтаны с широкими рукавами нравились ему больше, чем жупаны, а фес стал привычнее, чем кобур.
Как то раз по каким-то своим секретным делам в Белграде оказался сам папский нунций, который узнав в разговоре, про службу Ежи в войске запорожском, негромко сообщил, что в Краков наплывают все новые и новые казаки и их быстро высылают в королевский обоз, поскольку это лучшая пехота, которую только можно выставить против турок.
Ежи, безусловно, порадовался, что его соратников так высоко ценят, но ни малейшего желания присоединиться у него не возникло. Наоборот, бродила в голове мысль отправиться в другую сторону - в Вену, которая во время одной из поездок поразила его своими широкими имперскими улицами, основательностью и размахом.
Пять лет назад Ежи так и сделал. Приехал сначала в Леопольдштадт, пообтерся немного, повыяснял, что к чему, а затем перебрался в Metropolis civitas Viennensium и открыл здесь собственную торговую компанию.
***
- Янни, - Ежи устало потер ладонями глаза.
Любопытно, он уже давно научился беседовать с джинири без слов, а вот жестикуляция оставалась, словно он разговаривал с кем-то вживую.
- Если ты еще раз попробуешь перехватить управление, когда рядом окажется фрау Мейер, - я плюну на все, поеду в Киевскую Лавру и тебя там изгонят, как самого банального мелкого беса. Слышишь? Ну что ты молчишь?
Янни все понимала. Они тысячу раз обсуждали вопрос свободы выбора и малика научилась не вмешиваться, пока Ежи не попросит. Ей даже нравилось служить ему, она бы могла и больше, могла сдвинуть горы, рассказать о его кульчицкой семье или заглянуть в будущее, да вот только казак предпочитал всего добиваться сам и лишь изредка обращался за помощью с переводом.
И даже это игнорирование можно было вытерпеть. Но недавно он познакомился с белобрысой большеротой длиннотелой ханум. С противными белесыми ресничками. С Леопольдиной. Самой мерзкой из человеческих существ. И ему она казалось прекрасной. За что? Просто потому что молчала и улыбалась.
Янни готова была разнести полпланеты, или в несколько движений разделить мэдхен на несколько отдельных Леопольдин. Но боялась тронуть и волосок на ее голове.
- Да... - джинири надолго замолчала, - я поняла.
***
- Я ценю вашу самоуверенность, но у Кары-Мустафы, как минимум, стотысячное войско! Его шапками не закидаешь! Может, на море османская империя и сдала позиции, но на суше они все еще остаются самой мощной силой.
- Да пойми ты, Ежи, янычары уже не те! Они потяжелели, обзавелись семьями, стали торговцами... Как ты, кстати! Им есть, что терять. Половину войска составляют наемники из захваченных стран, они тоже не жаждут умереть за чужого визиря. Правильно я говорю, пан Остап?
- Все верно, Янек, все верно! Но мне лично интересно, насколько глубоко сам пан... или теперь уже герр (?) Кульчицкий готов включиться в защиту этой страны? Ведь ясно же, что через пару недель турки будут здесь и в лучшем случае вашу столицу ждет приступ, а в худшем - осада...
В помещении пахло свечами, шнапсом и чем-то кислым. Вот уже третий день несколько казаков собирались за столом у Ежи, пили, гуляли за его счет, пели песни, но не уставали говорить обидное про патриотизм и братство. Особенно старался сотник Остап Егорчич.
- У вас, пан Ежи, из-за войны наверняка падает торговая прибыль. Ведь да?!
Ежи развел руки в стороны и покивал.
- Насколько она должна упасть, чтобы вы вступили в войско Кроны Речи Посполитой? Ян III Собеский, король Польский и Великий князь Литовский, между прочим, тоже неплохо платит за службу... Я утром навел в городе справки. Вы достаточно жестокий в торговле и мало склонный к жалости в деловых отношениях человек. Даже беспощадны, когда речь идет о выгоде. Я слышал, вы разорили парочку своих должников. Это хорошие качества для войны...
- Если ты решишь убивать воинов Аллаха, - голос Янни у Ежи в голове был грустен и тих. В последнее время казак далеко не всегда понимал, есть ли она еще внутри. Часто тихо было, независимо от того, пил ли он кофе. Лишь иногда по тому, как вдруг начинало трясти его тело или по спине пробегал жар, он догадывался о присутствии джинири, - то во время битвы всем войскам будет явлено чудо! Сначала у одного казака отнимутся руки и ноги, а потом он примется прославлять Пророка нашего на всех языках.
Ежи помолчал, глядя Остапу в глаза, затем обвел стол взглядом и улыбнулся.
- Хотите кофе?
- На Мальте, я помню, я пробовал кофе. Напиток для турок, ужасно противный. Буквально похожий на яд и отраву. Слюне на дает он пройти меж зубами. Христианскому рту он противен и гадок, - процитировал неизвестного автора один из гостей с длинным чубом. Сидящие за столом дружно взоржали.
- А я привык... - торговец пожал плечами.
- Пан Ежи, не уходите от темы! Мы пойдем в авангарде армии! У нас прекрасные бойцы! Легендарные! Слышали про львовского епископа Иосифа Шумлянского? Он сменил рясу на доспехи и нынче возглавляет хоругвь панцирных всадников. Под девять десятков человек, между прочим! Или киевский шляхтич Кшиштоф Ласко! Ходячий миф! Булава Войска Запорожского! Под ним хоругвь легендарных крылатых гусар! Элита! А полковник Апостол Павел-Ясеновский?! Так что?!
- Вот видите! У вас столько прославленных воинов! А в Вене не больше двадцати тысяч защитников. Возможно, я гораздо больше пригожусь здесь?! Вот, кстати! Вы вчера показывали мне "летучий листок" с текстом шутейного письма украинских казаков к турецкому султану. Не могли бы вы мне его оставить на ночь? Думаю, было бы неплохо переписать текст, перевести на немецкий и распространить среди жителей. Если не сейчас, то когда их дух начнет падать. Я с удовольствием потрачу на это часть своих средств и энергии.
- Значит, не поедете?! Ну что же. Покормите получше сегодня наших коней! Завтра с утра мы возвращаемся в войско.
***
Вставшая под городом армия великого визиря оказалась просто огромной. Слухи говорили о пятой части от миллиона. Дымы тысяч костров переваливали через мощные укрепления и наполняли мощеные улицы Вены запахом гари. Со всех сторон из-за городских стен беспрестанно доносилось лошадиное ржание, бряцанье металла, отдельные выкрики отдаваемых команд, выстрелы пушек. Днем и ночью общий гул напоминал о стоящей поблизости опасности. Иногда мимо несли раненых на стенах. Через некоторое время стало не хватать продовольствия. Рассказывали, что в нескольких кварталах начались эпидемии и даже беспорядки.
В один из дней, взглянув на бледное лицо Леопольдины, Ежи решил, что должен сделать что-то большее для приютившей его столицы. И отправился прямиком к графу Эрнсту Рюдигеру фон Штарембергу с предложением всей возможной помощи.
- Герр Георг-Франц Кульчицкий! Я слышал о вас! Говорят, вы знаете сто языков и еще столько же понимаете?! - комендант Вены имел смешные тараканьи усики, носил парик ниже плеч и ажурный платок на шее. Впрочем, выправка и манера произносить слова говорили о нем, скорее, как о солдате, чем как о вельможе.
- Слухи сильно преувеличивают. Но изучение языков действительно является, если хотите, моей страстью. Возможно, это как раз то, что могло бы вам пригодиться?
- Мне нравится, что вы предпочитаете сразу говорить о деле. Я знаю, что вы воевали. Также слышал, что несколько лет назад вы работали австрийским дипломатическим курьером и переводчиком в Стамбуле. Поэтому буду говорить с вами, как с солдатом и дипломатом. Как вы понимаете, под моей ответственностью огромный город. Старики, дети, матери... Открыть ворота, значит спасти многих из них. Думаю, и вам и мне, да и всем понятно, что долго нам не продержаться. Пятая неделя осады, люди вымотаны и деморализованы. Мы уже трижды отправляли курьеров в стан к императору Леопольду I и герцогу Карлу V Лотарингскому. Нам нужно понимать, придет ли от них подмога и, если да, то необходимо согласовать действия. На сегодня всех гонцов перехватили дозоры Кары-Мустафы. Пойманных подвесили за ребро на крюк.
- Янни, ты слышишь? - Ежи мысленно зашептал в голове.
- ...девять, десять, одиннадцать, двенадцать...
- Ясно...
Ежи подергал себя за усы и встал.
- Я готов.
- Вы понимаете, что вам придется пробираться через лагерь османов? И чем это грозит?
- Когда прийти за пакетом?!
- Вечером! Вы поедете один?!
Ежи на короткий миг задумался.
- Нет! Это будет подозрительно. Я возьму своего юного слугу, которого привез из Сербии. Джорджа Михайловича.
- Тогда до вечера.
***
В грязно-серых сумерках переодетый турецким купцом Ежи вышел в сопровождении помощника из западных ворот Шоттентор. Небо стояло низко, дымы стелились по земле, от этого слезились глаза. Начавшийся ночью ливень заставил доморощенных эмиссаров несколько часов прятаться в палатке-времянке арнаутов - набранных в Албании наемников. При них можно было говорить на сербском, а затем заплатить мелкой монетой. Однако, тот факт, что на просьбу помочь поблагодарить солдат на албанском, Янни никак не прореагировала, Ежи несколько напряг.
Бесконечное море турецких палаток, выраставших в рассветной дымке впереди, не давало возможности выбирать направление. Нужно было просто двигаться вперед. И они шли дальше.
Вот уже начался лагерь капикулы. Сонные солдаты выбирались из шатров и подтягивались к котлам у костров. Джинири молчала.