Этот день Томас запомнил на всю жизнь. То было 4 декабря 1947-го. Шел холодный, мокрый, снег. Ветер, подхватывал тяжелые снежинки и, посылал их то в лицо, то в спину. Было раннее утро, и едва открывшиеся глаза с трудом переносили сияние снега лежащего на мостовой. Рядом шла мисс Рудс. То была своевольная, сильная, в прямом смысле слова большая женщина. И, вдобавок, нянька Томаса. Пройдя отрезок в четыре квартала они, наконец, добрались до приходской церкви Святого Павла. Дело в том, что в здание церкви так же находилась и церковная школа, в которой и предстояло провести часть своей жизни Томасу. Это мрачное здание не приносило никакого желание в нем селиться, но делать было нечего, святое "НАДО" теряло всякий компромисс, когда исходило из уст мисс Рудс.
Шел день за днем и год за годом, а Томас все так же жил в церковной школе и ходил в церковный хор. Спустя четыре года Томаса окончательно покинул оптимизм на безоблачное и счастливое будущее и появился риск подхватить рак. Ладно бы тоненькие дамские сигаретки, но табак отца Митчала явно больно бил по легким десятилетнего мальчика. Делать было нечего, скучные и монотонные дни безумно долго тянулись, а скрасить вечер затяжкой густого табачного дыма до боли сильно хотелось, глядя, как это делают старшекурсники. Вот и молодые Джон и Томас стащили у отца Митчала мешочек табака и покуривали его холодными вечерами мечтая о небольшом домике у калифорнийского пляжа.
Спустя два года лучший и единственный друг, и соратник в войне за выживание в стенах церкви Джон, покинул Томаса. Нет, не в лучший мир он ушел к счастью (хотя если в лучший - то к несчастью), а просто переехал в Ливерпуль. С тех пор жизнь Томаса стала ещё больше скучней и однообразней.
Так и продолжалось ещё пять лет, вплоть до того прекрасного дня когда Томасу опротивело все на свете и он решил искать счастья по миру. Послав в задницу преподобного отца Митчала с его учебниками и "всем прочим дерьмом" он хлопнул дверью и перевернул страницу своей истории.
Началом следующей главы стал вокзал имени Норманна Уэльса, из которого Томас отправился в путешествие по миру. Первой остановкой в путешествии стал старый добрый Ливерпуль. Там, посреди ветвистых улочек Томас абсолютно случайно столкнулся со своим другом детства. Тот рассказал ему о своей жизни, о своей группе которую он недавно создал вместе со своим приятелем Полом. Томас же в свою очередь рассказал о пяти годах одиночества. Причем рассказ состоял лишь из одного предложения: "- Это были чертовски дерьмовые пять лет!" Затем рассказал о своем побеге из церковной школы, эту часть рассказа Джон выслушал с особым интересом! Ещё бы! Никто бы и не подумал что Томас способен на что-то большее чем строить рожи отцу Митчалу за его спиной. Выпив пива, Джон, который заразился энтузиазмом Томаса, двинул речь, которая привела в некоторое замешательство Томаса. Но лишь из-за последней фразы - "Знаешь Томас, мне тоже дьявольски осточертела Англия! Давай двинем, куда глаза глядят! Вернее куда палец тычет!" Томас с глупой улыбкой посмотрел на Джона, а тот хитро улыбаясь, поплелся шатающейся походкой к шкафу, долго в нем копался и, наконец, вытащил оттуда зачахлый глобус. С торжествующей улыбкой он поднес его к носу Томаса "- Не правда ли я гений??" Глупая улыбка Томаса постепенно переросла в тупую, а торжествующая улыбка Джона в азартный оскал зверя учуявшего охоту.
- Господи, Томас! Какой же ты тугодум! Давай ткнем в глобус пальцем и куда он попадет туда и отправимся!
На этот раз тупая улыбка сползла с лица Томаса и сменилась аналогичным Джону азартным оскалом.
-Стой, а как же Пол?- спросил Томас с сомнением.
- Уж этот-то долго думать не будет!
Томас толкнул глобус и тот закрутился. Джон ткнул пальцем и попал в Россию, на Москву.
Спустя два дня трое приятелей уже мчались на всех порах в столицу СССР.
По прибытии молодых людей ждало некоторое удивление. Если в поезде количество иностранцев не вызывало особого удивление, то толпы молодых людей различных национальностей, цветов кожи, религиозных и жизненных убеждений вызывало некоторое сомнение в том что они попали действительно в Москву. Редкие слухи, доходившие до Ливерпуля о нравах, царящих в столице СССР, не очень состыковывались с тем, что они видели перед глазами. Они уже были готовы смириться с вездесущей цензурой и нескончаемым преследованием Святой НКВД, а тут - оппа! сотни иностранцев гуляют по улицам первопрестольной везде шум, музыка, песни... Спустя некоторое время семеро молодых людей из Голландии явно в ненормальном состоянии жестами объяснили друзьям, что в Москве проходит четвертый международный фестиваль молодежи и искусства.
Послушав под открытым небом на красной площади Эдиту Пьеху, молодые люди отправились бродить по городу. Джон где-то слушал о московском музее рок-н-ролла, и друзья решили посетить его. Старый лавочник кое-как объяснил им, как нужно туда доехать и молодые люди сначала на автобусе, а позже на электричке спустя шесть часов наконец добрались до места назначения. Выйдя на улицу их ждало некоторое удивление - они были далеко загородом, на землю опускалось ночь, с одной стороны дороги было безграничное поле кукурузы, а с другой - небольшой городок с единственным двухэтажным зданием с небольшой проржавелой вывеской "РОК-Н-РОЛ". Войдя внутрь, молодые люди убедились, что это никакой не музей, а самые обыкновенный паб, разве что с площадкой для музыкальных выступлений. Делать было нечего, возвращаться в такой час в отель было не на чем, хотелось есть, спать и больше всего выпить, а в пабе если нет возможности поспать, то выпить и поесть, рассчитывали они, наверняка удастся. Так и поступили. Расположились они за небольшим столом в углу паба, поблизости с какими-то молодыми людьми как они позднее поняли - французами. В тот момент, когда Джон с Полом декламировали своему другу одну из композиций их репертуара, к ним подсела молодая француженка и спросила кто они и откуда, представившись "Мэри из Парижа" и представив своих спутников съемочной группой канала "Жюсьен".
Дальнейшие события проистекали с поразительной скоростью. Спустя час вся компания уже вместе распевала песню "Can't Buy Me Love". Спустя день, Мэри свела молодых музыкантов с организаторами фестиваля и молодым людям предложили спеть песню на вечернем представлении. Вечером над красной площадью гремели голоса Пола Джона и Томаса, исполнявших песню "Yesterday". А спустя две недели Мэри поведала Томасу, что она беременна. Трудно описать реакции Томаса, когда он узнал эту весть, но уже на следующее утро он вместе с Джоном и Полом ехал на поезде в Италию - следующее назначении в их путешествии, а Мэри же вся в слезах мчалась домой, во Францию. Так и окончилось путешествие Джона, Томаса и Пола в Москву и командировка Мэри на четвертый международный фестиваль молодежи и искусства в Москве. Причем у Джона и Пола осталось куча эмоций и множество историй, у Томаса ребенок где-то во Франции, а у Мэри куча неприятностей и увлекательная жизнь о которой и будет идти речь далее...
Глава вторая. Бонни и Клайд.
- Боже, у тебя кровь, дорогая! Ты поранилась?
Бонни провела пальцами по губам, увидев кровь, она одновременно почувствовала ее вкус на языке.
- Хлеб. Он черствый, - ответила она и проглотила следующую ложку маиса. Они сидели друг напротив друга и молча жевали пресную кашу и грызли твердый хлеб.
Наконец она не выдержала и швырнула в мужа тарелкой.
- Черт! Клайд! Не этого ты мне обещал! Я не шла на это когда мы женились! Ты обещал мне платья, море, путешествия! И что у меня сейчас?? Лохмотья! Я никогда не уезжала из этой дыры! Мне это осточертело! - она запнулась и зарыдала, порой, сквозь слезы ругая мужа.
А тот сидел, опустя голову и тоже сдерживал слезы, потому что понимал, что она права. Он ее обманул, подвел. Ему было обидно, что он допустил этого. Было обидно за то, что она произнесла вслух то, что они на протяжении пяти лет умалчивали друг от друга.
- Сделай что-нибудь, Клайд, - произнесла она еле слышно.
- Хорошо, дорогая, - Он взял потрепанную куртку со стула и вышел из хибары.
Она ждала его долго. Сначала считала часы, затем минуты, а потом и секунды. Она сидела в углу, на полу, по щекам текли слезы, а она беспрестанно повторяла:
-Пожалуйста, вернись, родной. Вернись. Ничего не надо, просто вернись. Я люблю тебя, люблю...
Она повторяла это раз за разом, так прошел день, и наступила ночь.
Наконец дверь заскрипела, и Клайд вошел. Бонни бросилась к нему на шею и стала покрывать его лицо поцелуями.
- Ты вернулся, Клайд! Я так боялась! Боже! Как же я боялась! Не уходи больше, Клайд! Я не смогу без тебя! Прости мне то, что я тебе наговорила! Это все не так! Я люблю тебя, Клайд.
- Я тебя тоже люблю, детка, - ответил он, улыбаясь, я придумал план. Мы разбогатеем, детка! - воскликнул он. Его глаза светились от радости, давно она не видела его таким, тот блеск в глазах за который она его полюбила, теперь, спустя столько лет, вновь вернулся к нему.
- Что ты придумал, Клайд?
- План! Это потрясающий план! Завтра уже мы уедем отсюда! Куда ты хочешь? Хочешь в Европу? Франция? Испания? Ну же! Скажи! Куда ты хочешь, чтобы мы отправились первым делом? Не молчи же, Бонни! Черт! - воскликнул он и расхохотался, - я же не даю тебе и слова вымолвить!
- Клайд, у тебя бред, - прошептала она с испугом.
Клайд улыбнулся ей.
- Нет, детка, просто я действительно придумал план.
- Расскажи мне его.
- Пока не могу. Не обижайся. Я действительно не могу тебе сейчас рассказать его. Завтра. Завтра утром я уйду и вернусь с кучей денег!
- Что ты задумал Клайд...
- Завтра, - он поцеловал ее в губы, - завтра все расскажу. А сейчас идем спать, мне нужно выспаться.
Клайд не дал ей больше ничего спрашивать и потянул в постель. Они уснули, крепко обнявшись. А посреди ночи Бонни проснулась от кошмара. Ей приснилось море, они бежали к нему, схватившись за руки, и уже у самой воды Клайд исчез,... она искала его по берегу, но его нигде не было, он как сквозь землю провалился, вымотавшись, она рухнула на песок и тоже исчезла,... а перед глазами остался только пустынный пляж. Она смотрела на него откуда-то сверху, и было ощущение что это и не она вовсе, а кто-то другой, а ее самой и ее мужа уже не было. Нигде.
Во второй раз она проснулась уже под утро, Клайд еще спал. Она тихо встала и поплелась к графину с водой, по дороге она зацепила его куртку, она упала на пол, а под ней оказались два револьвера Смит и Вессон. Бонни взяла один из них, сжала в руке.
- Господи, пусть мой сон не будет вещим, - прошептала она и положила оружие обратно.
Клайд проснулся в восемь, скудный завтрак уже ожидал его на столе, он медленно все съел и встал из-за стола.
- Мне пора, Бонни, - сказал он очень серьезно.
- Подожди минутку, я уже почти собралась, - ответила она ему.
- Куда ты?
- С тобой.
- Нет, Бонни, нет. Не в этот раз.
- Да, Клайд, да! Я даже не буду спорить с тобой. Либо мы идем вместе, либо не идет никто, выбирай - она заглянула ему в глаза.
Клайд не мог устоять, и они вышли, держась за руки. На улице стоял их старенький кадиллак, Клайд сел за руль, а Бонни рядом, он завел мотор, и они тронулись.
Когда они подъезжали к банку полил дождь. Фары прорезали дождевую завесу и освещали темный асфальт. Бонни и Клайд задумчиво вглядывались в дорогу, никто не хотел нарушать молчание.
Машина подкатила к зданию и они, наконец, посмотрели друг на друга.
- Пошли? - нарушил молчание Клайд.
- Идем.
Они взяли по пистолету и вошли в банк.
В банке был всего лишь один охранник, он дремал сидя в кресле у выхода из банка. Клайд приставил ему пистолет к голове и похлопал по плечу.
- Тише, парень, - сказал он шокированному охраннику, а затем обратился к персоналу, - всем оставаться на своих местах, это ограбление, дамы и господа!
Все присутствующие медленно обернулись на голос Клайда, казалось, что они еще не проснулись и не совсем понимают что происходит.
Бонни тем временем просунула кассирше темный мешок и приказала собрать все деньги, та дрожащими руками принялась исполнять приказ.
- Вы нас не убьете, сэр?- к Клайду подошла маленькая девочка лет пяти, - нет, маленькая мадмуазель, - улыбнулся Клайд, - мы вас не тронем. В это время охранник воспользовавшись тем, что Клайд отвернулся, выхватил пистолет и нажал на курок.
- Клайд! - закричала Бонни, и выстрелила в охранника, тот, схватившись за живот, повалился на пол, в это время все находившиеся в зале женщины как по сговору завопили. - Молчать всем! - перекричала их Бонни, - услышу хоть писк и вы все покойники!
- Клайд, - продолжила она уже другим голосом, - Ты ранен?
- Все в порядке, детка, слегка зацепило, - он улыбнулся ей натянутой улыбкой. В этот момент ей больше всего хотелось все бросить и придти ему на помощь, но она не могла, так как знала, что стоит только опустить пистолет и живыми они отсюда уже не выйдут. Она только лишь оглядела его со страданием в глазах и, борясь со слезами, вновь направила ствол на кассиршу. Та, тем временем, уже собрала все деньги и передала их Бонни.
- Валим, отсюда, дорогая, - прошептал Клайд, и в этот момент они услышали звук приближающихся сирен. Они посмотрели друг на друга с отчаяньем в глазах.
- мы не выберемся отсюда, дорогой, прошептала Бонни.
- Не говори глупости, детка, конечно же, выберемся, - ответил Клайд без уверенности в голосе.
Банк тем временем окружили машины полиции, а из громкоговорителя уже зазвучал голос шерифа, призывающий грабителей сдаваться.
Клайд, истекая кровью, но всеми силами стараясь чтобы Бонни это не увидела, поплелся к окну. Картина его не обрадовала. Люди в форме уже стояли у каждой щели банка. Выход был только один, через парадную дверь и целый взвод полицейских.
- Немедленно выпустите заложников и выходите с поднятыми руками! - услышали они голос шерифа.
- Боже, Клайд, я не хочу в тюрьму!
- мы туда не попадем, дорогая, - улыбнулся ей Клайд.
- обещаешь? - спросила она со слезами в голосе.
- Обещаю, - он подошел к ней и поцеловал ее в губы.
- держи их на мушке, детка.
- Хорошо, дорогой.
Клайд толкнул дверь и вышел на улицу и тут же все стволы направились на него. У входа стояло около семи машин, посчитал Клайд, и у каждой машины по двое-трое полицейских, итого по десять на человека, прикинул он, а пуль на двоих было только пятнадцать. При самом удачном раскладе, когда они выпустят все пули, их тела превратятся в решето.
- Так дело, черт возьми, не пойдет, - процедил он сквозь зубы, и потом, уже громче добавил:
- Доброе утро, шериф Дональд!
- И тебе Клайд, утро доброе! И зачем ты, дьявол тебя возьми, затеял это дело?
- давненько я не ел черной икры, сэр! Страсть как соскучился!
- Думаешь, ты ее отведаешь в тюрьме? Или ты рассчитывал в Раю полакомится?
- да нет же, сэр! В народе говорят, что в Сан-Франциско есть чудный ресторан, где подают отменную икру!
- Боюсь что тебе не удастся ею полакомится сынок, не дури, сдавайся. Ты к тому же ранен, тебе не удастся уйти.
Клайд лишь усмехнулся на это.
- Бонни тоже с тобой?
- А как же, мы с ней не разлей вода!
- если ты сейчас же сдашься, я обещаю похлопотать за тебя перед прокурором.
- спасибо, но я, пожалуй, откажусь, шериф. Лучше подгоните мою машину поближе к входу и дайте нам свободно уехать, если конечно вам дороги жизни заложников.
- Клайд, брось дурить, - сказал шериф уже с полной серьезностью.
- Боюсь, что не могу, сэр, я уже заказал столик в ресторане.
- ну как знаешь, Клайд! Подгоните его чертову машину, - крикнул он полицейским.
Клайд вернулся в банк.
- все в порядке, Бонни?
- Да, дорогой, а у тебя? Как себя чувствуешь?
- Как в сказке, детка.
- Да, и в прям как в сказке, сказала она с грустью, Клайд подошел к ней и взял ее руку в свою, - Прости, что я втянул тебя в это, малышка.
Бонни улыбнулась и поцеловала его.
- Все в порядке. Все будет хорошо.
- Эй, ты, - позвал Клайд служащего банка, - ты пойдешь с нами.
- Вы меня убьете, сэр?
- Если будешь хорошим мальчиков, нет.
- Я буду, сэр! - сказал он с готовностью.
- Вот и отлично! Значит не о чем переживать! Пошли. Он пропустил его вперед и вышел следом, Бонни прикрывала его сзади. У входа уже стаяла их машина.
- Ты не передумал, Клайд?- спросил шериф.
- Нет, сэр. Мы, как и вы, действуем по плану! Садись в машину, - обратился он к клерку.
Бонни села за руль, Клайд сзади держал клерка под дулом и они двинули через коридор полицейских. Те, проводив их на прицеле, сели по машинам и двинулись следом. Так они и доехали до границы, полицейские так и не решились напасть на грабителей, и те, выехали из штата и помчались дальше, засыпая под скрип колес.
Клерку, все это видимо пришлось по вкусу, и скоро он уже сменил Бонни за рулем и повез их к побережью. Первой остановкой у них оказалась заправочная станция. Они залили полный бак, Бонни купила медикаменты и наложила Клайду повязку, и они поехали дальше.
Когда же они, наконец, успокоились, Бонни остановила машину, и Клайд обратился к клерку.
- Как тебя хоть звать, друг?
- Джереми, сэр.
- Очень приятно, Джереми. Как себя чувствуешь?
- Взаимно, сэр. Отлично, сэр. Мне ужасно весело с вами!
- Неужели?
- Да, сэр. Я впервые путешествую с настоящими грабителями!
- Неужели?
- Честное слово, сэр!
- это конечно очень здорово, Джереми. И мы безумно рады, что тебе весело, но, думаю, здесь нам придется разлучиться.
- понимаю, сэр.
- держи, это тебе за твои услуги, - Клайд протянул ему пачку стодолларовых купюр.
- О! Нет, сэр! Благодарю! Я делал это абсолютно безвозмездно!
- Я понимаю, - улыбнулся Клайд, - прими это как подарок.
- спасибо, сэр, - Джереми взял пачку и спрятал ее в карман.
- удачи тебе, Джереми, - произнесла Бонни.
- и вам, мэм. Всего доброго! - Джереми вышел из машины и поплелся в обратную сторону, и вскоре скрылся в темноте.
- приятный малый, - произнес Клайд, и они помчались дальше.
Они ехали еще часа три, в небе им светило полное небо звезд и полная луна. Бонни спала на пассажирском сидении, что-то неслышно говоря во сне.
Они остановили у мотеля лунный свет и сняли там комнату во дворике. Клайд пошел в магазин и вернулся с французским батоном, фруктами и вином.
Они посидели немного за столом, выпили за удачное дело и поговорили о том, где они теперь будут жить. Бонни предложила поехать во Францию, снять там комнатку и открыть цветочный магазин, а Клайд хотел поехать к океану, купить там домик на берегу и жить тихой и размеренной жизнью... на этой ноте они уснули, крепко обнявшись, а проснулись от звука разбитого стекла. Вскочив с постели, они увидели за окном мигание сирен и кучу копов окруживших домик. Клайд схватил пистолет и бросился к окну, тут же прозвучали выстрелы и он упал сраженный тремя пулями.
- Клайд! - закричала Бонни, - Клайд! Нет!
- Прекратить огонь! - послышался чей-то крик из разбитого окна, и выстрелы прекратились.
- Боже, Клайд, нет! Ты не умрешь! Бонни упала рядом с мужем на грязный ковер мотеля, весь усыпанный сигаретным пеплом и крошками еды и принялась трясти Клайда.
- Бонни... - прохрипел Клайд, - Бонни! Ты рядом...
- Да, дорогой! Я здесь! Я с тобой! Пожалуйста, не умирай!
Клайд хотел что-то сказать, но не успел, он умер с открытыми глазами.
Бонни заглянула в его остекленевшие глаза, одинокая слеза скатилась по ее щеке и упала ему на губы, она нагнулась и поцеловала его, ощутив вкус своих слез. Затем встала, взяв оба пистолета, и разрядила их в полицейских, когда ее выстрелы умолкли, затрещал полицейский автомат и Бонни упала рядом с Клайдом.
- Увидимся на побережье, дорогой, - и Бонни отправилась догонять мужа.
Глава третья. Боб Марли.
Жан-Луи Раймонд жил в алжирском квартале на севере Парижа. Это было его собственное желание. Семь лет назад он побывал с коллегами в Алжире при гуманитарной миссии, именно тогда его и привлекла солнечная страна с ее сказочными фруктами, добрыми людьми и дешевой и качественной марихуаной. Вот и вернувшись на родину, он поселился в алжирском квартале, о чем ни разу не пожалел. Он и не представлял, что в двух сотнях метров от города, в котором он привык жить, может существовать настоящий Алжир! Здесь была абсолютна другая жизнь, другие нравы и понятия. Тут было что- то свое, родное для него.
Вернувшись в это утро домой, он плюхнулся на диван и открыл бутылку пива. Он почти три дня безвылазно пробыл в клинике, в которой работал. Дело в том, что в больнице возникли проблемы с персоналом, и теперь всем приходилось работать по семь, а то и по восемь смен в неделю. Вот и он отработав три смены подряд, наконец, очутился дома. Засунув руку в потайной карман куртки, он вынул небольшой прозрачный пакетик с травой. То был подарок его соседа Ахмеда - назвавшего траву - "улетной штукой из России". Одна фраза "из России" уже вызывала сомнение в ее "улетности", но выбирать не приходилось - идти на соседнюю улицу к Абдулу не было сил, а расслабиться было просто необходимо. Вот он и скрутил самокрутку и закурил....
Первая мысль, пришедшая в голову после большой затяжки была не самая оптимистичная - во первых горло словно обожгло, а все сосуды в теле сжало до такой степени что он почувствовал как его глаза тут же покраснели. Сделав еще парочку затяжек он потушил косяк, и повернувшись на бок решил поспать. Но прошла буквально минута, как раздался звонок в дверь. Это была его медсестра, жившая поблизости. Оказалось, что она шла из больницы, и там срочно требовалось его присутствие. Сразу пять женщин собиралось явить на свет новых людей. Раймонд попытался кое-как объяснить, что он сейчас не может делать операцию - не в том состоянии пребывал, но нескончаемые упрашивания вызвали мысль, что трава была "из России", а выпил он всего лишь пол банки. Спустя полчаса он уже был в больнице. Срочно требовалась его помощь в шестой палате, в которой лежала молодая девушка, впервые рожавшая. Ещё через полчаса он вел операцию.
Все шло хорошо до того как он почувствовал что-то неладное. В глазах стало мутнеть, а руки все больше дрожали. Он выронил скальпель, которым собирался перерезать пуповину, да так неосторожно, что та поранила малыша в районе правого глаза. Кровь потекла у ребенка и залила ему глаза, увидев это, Раймонд почувствовал, что сам теряет зрение... И правда, через секунду зрение его покинуло и он в безумном приступе страха упал на пол.
Эта история могла бы ужасно закончиться, если бы Раймонд не проводил операцию в нерабочее время. Глав врач клиники решил не производить много шума и Раймонд отделался обещанием больше не употреблять наркотики во время работы, хотя сам поклялся их не употреблять вовсе. Что касается зрения, то оно вернулось к нему спустя только три дня. Знакомый врач из Института наркологии объяснил ему, что это была причина употребленной им марихуаны неизвестного состава. Вернее состав был известен. То была самая обыкновенная "афганка", но в ней содержалось непонятное вещество, которой доктор так и не смог узнать. Матери же ребенка объяснили это случайность, но она была в таком шоке после операции, что даже не заметила пореза на личики дитя.
Спустя четыре года после рождений ребенка, Мэри решила отдохнуть от Парижа, который ей безумно прискучил. Она была готова ехать куда угодно. Лишь бы не в Москву. Главный редактор телеканала на котором работала Мэри предложил ей два варианта- либо ехать на космодром Байконур, наблюдать пуск ракеты-носителя "Восток 8К72К", либо ехать в Бирму, где, как докладывают секретные источники, генерал Не Вин вот вот собирался провести военный переворот. Выбирать между Россией и Мьянмой в любое другое время было бы проще простого, но в данный момент с Россией было связанно слишком много плохих воспоминаний, чтобы останавливаться перед опасностью, которую подстерегала поездка в Бирму, так что Мэри поспешила поковать чемоданы на Бирму.
На второй день после прилета в Бирму, попав вместе с сыном под перестрелку учиненную бойцами генерала Не Вина, Мэри прокляла все на свете включая собственное легкомыслие когда она приняла решение прилететь сюда. И не зря. Спустя ещё два дня, телевизионную станцию, на которой расположилась съемочная группа Мэри, вместе с ее ребенком, напали повстанцы и захватили всех журналистов в плен. Вечером Похитители выдвинули требования - враждующая сторона должна была в срочном порядке сложить оружие я объявить себя побежденной стороной, в случае невыполнения требований, похитители пообещали убить всех журналистов, включая четырехлетнего ребенка. Но правительство Бирмы было слишком ужесточенно беспределбными действиями Не Вина чтобы так легко пойти на уступки. Они решили протянуть ещё сутки, в ответ на что похитители выполнили часть своей угрозы и объявили что двое из пленных были казнены. Правительство Бирмы испугавшись международного натиска наконец объявило о разоружении, в ответ на что похитители выпустили половину пленных, пообещав выпустить остальных когда генерал Не Вин станет во главе государства. Среди освободившихся пленных оказалась и Мэри. Но без сына. Его не смотря ни на какие просьбы повстанцы не выпустили считая ребенка своей главной козырной картой. Через несколько суток, при перестрелки в центре Бирмы Мэри была опаксно ранена и в критическом состоянии была отправлена во Францию. Ранение вызвало кому, и Мэри на долгие месяццы впала в забытье. Тем временем Роланд - сын Мэри, был освобожден из плена и усыновлен за неимением родственников у Мэри, супружеской парой из Ямайки, оказавшимися в то время во Франции. Вернувшись вместе с усыновленным ребенком на Ямайку, молодая семья счастливо зажила не зная никаких проблем, не считая материальных. Всю свою молодость Роланд провел со своим двоюродным братом Робертом Неста Марли, хотя тот и был гораздо его старше, но тем не менее искренне радостно возился с младшим братишкой. Он посвящал его в историю своего города, в суть музыки, которую сочинял. Они вместе сидели вечерами на террасе своего дома и слушали истории Джо Хиггса - наставника Боба. Так и тянулись годы, день за днем... Вплоть до того дня, когда Роланду исполнилось 20 лет и он захотел повидать свою мать.
Коллеги Мэри, рассказали приемным родителям Роланда историю знакомства Мэри с Томасом, а те, в свою очередь, поведали ее Роланду. Вот он и решил начать свои поиска с самого начала - то есть с подмосковного паба рок-н-ролл.
Приехав в москву, он разыскал сий достославный паб. Но, на месте его ожидала неприятная весть - там, где должен был распологаться паб, стоял обыкновенный двухэтажный жилой дом. Дверь открыла молодая девушка с двумя косичками обвязанными вокруг головы на манер хиппи. Из ее рассказа Роланд узнал что паб закрылся в 1960 году, по причине скоропастижной кончины его хозяина, ее дяди. А сейчас она здесь живет со своей подругой, вместе с которой они приехали из Омска, а ещё что ее зовут Оля, а подругу Света и что они учатся в институте и хотят стать врачами... и ещё много чего, что Роланд совсем не хотел знать, но это уже было неважно, потому как знакомство уже состоялось и Оля по всему не собиралась в скро=ом времени отпускать гостя. Оказалось что Роланд и Оля довольно схожи во взглядах на жизнь и уже к вечеру они вместе покуривали косячок, глядя на то, как солнце уходит за кукурузное поле...
Проснулся Роланд на утро с одной мыслью - что же я наделал?? Но размышлять было поздно, по городку уже разнесся слух что у Оли наконец появился жених. Причем этот факт радовал всех кроме Светы и самого Роланда. Что что, а создавать семью не входило в планы благочестивого растамана. Но тут судьба распорядилась по своему и Роланд, смерившись с ее волей день ото дня все меньше стал задумываться о том что же он наделал. Оля оказалась замечательным человеком с которым можно поговорить, помолчать и покурить травку, а большего Роланду было и не нужно. разве что разыскать маму... Но об этом после.
То было 18 июля 1980 года. вся Москва и СССР была на высочайшем уровне напряжения от готовящегося открытия Олимпийских игр, а Роланд от того что с минуты на минуту мог стать отцом. Оля вот уже как вторую неделю лежала в больнице и собиралась родить Роланду ребенка. Он спешил в роддом и несся по улице Олеко Дундича, когда его остановил какой-то молодой человек.
- Курнуть, вкинуться, ширнуться? - Задал он малопонятный вопрос Роланду. Но вопрос для Роланда оказался вполне ясным, так как он улыбнулся и ответил:
- Заверните курнуть и побольше.
- Афганка, палестинка, анзорка?
- Анзорка? Что это?- спросил Роланд барыгу. Золотая фикса заблестела на солнышке у барыги.
- А ты попробуй, не пожалеешь, - сказал он продолжая улыбаться. Роланд решил попробывать. Почему бы и нет? сегодня он станет отцом, да и Оле обесболивающие сейчас кстати.
Присев на лавочку во дворе больницы Роланд затянулся волшебным дымом... Сосуды сжало ужасным спазмом, глаза налились кровью и прирожденный растаман понял что это отменная трава. выкурив наскорую косяк, расчитанный на семерых, Роланд встал и сразу же сел. Глаза обволокла сначала пелена тумана, а затем ночь... Роланд потерял зрение и закричал от страха. Некоторое время он не мог придти в себя от страха, а затем стал понимать в чем дело. Все из-за этой травы! Но эффект не может продолжать долго - тешил он себя наивной надеждой - я посижу чуть-чуть и скоро зрение вернется". Вечером медсестра передала ему привет от Оли, пожелание поскорей выздоравливать и приезжать взглянуть на сына. По ее словам, родился прекрасный, здоровый ребенок. Утром его разбудили звуки фейерверка раздававшиеся оттуда, где открывались Летние Олимпийские игры. Прошло две недели, Роланд в темных очках сидел во дворе своего дома рядом с Олей и своим малышом, Оля рассказывала ему о том как сейчас луна закрывает солнце, а Роланд слушал ее покуривая травку и пуская в небо волшебный дым марихуанны, думая о том что самые счастливые дни своей жизни он встречает в темноте...
Глава четвертая. Любовь.
Он сидел у себя в комнате глубоко задумавшись. Из динамиков до слуха еле доносилась музыка. Фрэнк Синатра пел песню про свою дорогу. Мысли его были далеко отсюда. Он вспоминал, как ещё вчера был счастлив, как говорил перед прощанием слова любви той, которую любил больше всех на свете, и которую продолжал любить и сейчас. Он знал, что это любовь. Хотя она так не считала. Она не верила в любовь. Для неё это было неизвестное чувство. Он вспоминал, как со смущением в первый раз признавался в любви, вспоминал, как дрожали у него руки и отчаянно билось сердце. Но ей почему-то легко удавалось признаваться ему в любви. Он тогда ещё было подумал что может это из-за того что она на самом деле не испытывает это чувство, но он тут же отбрасывал эти мысли так как не мог сомневаться в ее любви. Он был слишком счастлив для этого, слишком ослеплен. А сейчас, вспоминая те мысли, он понимал, что тогда был прав. Что все её слова если и не были ложью, но в то же время не были правдой. Он вспоминал, как она отворачивалась, краснея потому, что стеснялась его. Он вспоминал её улыбку, её волосы. Грудь еле выдерживала стуков сердца. Сейчас бы он все отдал, чтобы вновь, хоть на миг, прочитать в её глазах любовь. Но этому не суждено было случиться.
Стрелка на часах остановилась на полуночи. Внезапно песня оборвалась, и он оказался в тишине. И тут он не выдержал, схватил куртку и выскочил во двор. Через 15 минут он уже гнал прочь из города, оставляя там своё счастье. Где-то в уголочке сердца оставалась надежда на то, что ещё не всё потеряно. Но он не хотел тешить себя мнимой надеждой. Он нажал на акселератор, и машина понеслась по серпантину.
Спустя несколько минут он уже стоял на краю горы, в метре от колес земля обрывалась и внизу темнела земля. Постепенно землю скрывал нарастающий туман. Сюда, на вершину горы он не поднялся, но через несколько мгновений земля в обрыве уже потерялась из виду. Он застыл, глядя на огни ночного города. Никогда раньше он не замечал как прекрасен его город. Никогда раньше он не любил её так, как любил в эту минуту. Одинокая слеза стекла по щеке, но он тут же вытер её, стыдясь своей слабости. Открыв бардачок, он достал оттуда записную книжку и ручку и принялся исписывать её буквами. Он писал, как любит её, он признавал все свои ошибки, он простил ей все обиды, просил прощения за те, что причинил ей. Закончив свою записку он пробежался по ней глазами, но тут понял как глупо все это и, разорвав её на мелкие части, выкинул в окно, где ветер, подхватив обрывки, унес их прочь. Он взял другой лист бумаги и долго думал над тем, что же написать на нем. Несколько минут провел он в размышлениях и затем быстро написал лишь одно слово и сжал бумажку в руке. Он последний раз взглянул на огни города и, нажав ногой на акселератор, скрылся навечно в тумане.
На утро в местных газетах описывалось ужасный несчастный случай, произошедший ночью. И лишь один человек знал, что это был вовсе не несчастный случай. Лишь один человек понял смысл слова "помни".
Глава пятая. Стивен Кинг.
Мальчика назвали Анзором. В честь города, в котором им предстояло провести остаток своих дней. Как их черт занес в этот город находящийся то ли в Азии, то ли в Европе, берега которого омывали волны моря, а тыл подпирали многовековые горы, история не самая захватывающая, так что прибережем ее на другой раз.... А сейчас сказ пойдет об Анзоре, встречавшего свое совершеннолетие на пологом скате горы, именуемой ни как не иначе, нежели Пологий-Скат-Горы, в компании странного незнакомца, назвавшегося Джоном из Кальи.
Пологий-Скат-Горы представлял собой, как вы, наверное, уже поняли - пологий скат горы. Да только это был не обыкновенный пологий скат горы которое наверняка нарисовало вам ваше воображение, дело в том что покрыто оно было не иссохшей травой и не отливало коричневым, нет... то был ярко-зеленый Скат, покрытый, самой что ни на есть настоящей марихуаной, или же, как ее обозвал сэй Джон - бес-травой. Расположившись лагерем посреди Пологого-Ската-Горы Анзор, часом раньше познакомившийся с Джоном, закрутил воистину растаманскую самокрутку, улегся на не без сожаления скошенные стебли конопли, которые в ближайшем будущем намеревался пустить в оборот чем и оправдывал свой, по растаманским законам беззакония, необъяснимый поступок, всем своим видом дал понять незнакомцу, что целиком и полностью превратился в слух и готов хоть вечность слушать рассказ Джона о его жизни и приключениях. Стоит признать что намек не остался незамеченным и тот повел свою длинную историю начав ее со слов:
- Говорю, спасибо тебе, сэй.
Вряд ли во всем Срединном Мире кто-то мог с точностью назвать год, в котором пребывал. Не говоря уже о числе или же дне недели. Часто бывало трудно отличить день от вечера, а утро от сумерек. Бывало, путник не успеет закончить свой скудный обед, как солнце скрывается за горами, и небо где-то в дали горизонта и, одновременно - казалось бы в двухстах метрах, отсвечивает ярко красным... И, прикрыв веки, воображение рисует в красных отсветах чей-то глаз, проникающий в глубины мозга, души и сердца...
То же самое испытал и Джон, когда солнце, только что пекшее загоревшие плечи и спину, вдруг скрылось за горизонтом. Он с грустью оглянулся назад, окинул взором пройденный путь и, тяжело вздохнув, вновь уставился на горизонт, на сотни и тысячи миль пути, на горы, высившиеся вдали, бескрайние степи и поля, темные леса, которые ему предстояло пройти в поисках душевного покоя и избавления от мучения совести.
В небесах ярко светили звезды, а здесь, на земле, теплый ветерок теребил черные как смоль волосы Джона, обдавая его жаром... Джон представил на миг что это не ветер, а дыхание той, которую потерял и которую искал за каждым поворотом длинного пути что пройденного, что грядущего... Этого мига хватило чтобы унести его в далекие воспоминания. Сигарета выпала из его дрожащих рук и он провалился то ли в сон, то ли в транс... Он мысленно вернулся в тот день, когда еще не носил на поясе оружия, а в сердце - ран.
Этот год, на странность, выдался урожайным. Колдунья с Кооса, последователь печально известной Риа, и та ошиблась, напророчив засуху и гибель скота. Скот конечно гиб и мутанты, на некоторое время канувшие в лету, порою вновь рождались, но засухой по - крайней мере не пахло. Так что поля цвели зеленью, а работа не стихала ни на час. И в конце каждого рабочего дня, весь люд сбивался в кучки и начиналось обсуждение урожая. А затем, кто-нибудь обязательно произносил слово "стрелки", толпа затихала, а затем вновь вспыхивали разговоры о днях давно минувших... когда пришли стрелки и устроили бойню, которые многие ставили в один ряд с битвой на Иерихонском холме. Затем весь люд расходился по домам, чтобы с наступлением утра вновь приняться за работу, которая хоть и выматывала, но приносила радость. Спустя некоторое время свет во всех домах гас и даже "Приют Путников" закрывал свои ставни. Город погружался в темноту и лишь в двух домах продолжал гореть свет, в доме колдуньи с Кооса и Джона Кавальски. Первая молила дух колдуньи Риа, все еще обитавшего в доме чтобы та дала ей сил и открыла неизведанное, а второй молил судьбу дабы та снабдила урожай марихуаны силой, да сей поры невиданной... На этот раз судьба оказалась более милостивой, в чем Джон и убедился едва легкие его заполнились тяжелым и терпким дымом марихуаны.
Когда Джон пришел в себя, солнце клонилось к закату. В этой точке земли время текло по всем законам, так что Джон сделал вывод что пробыл в забытье не меньше суток. Суставы скрипели, а тело ломило от боли. Он с трудом поднялся с кресла в которое и уселся перед тем как отдал должное урожаю, которое с таким трудом и любовью взращивал. Спустя час он уже мчался на всем ходу к Спуску, на котором его ожидало свидание с Мэри Джейн. Солнце тем временем уже почти скрылось и на Меджис опускалась ночь.
"Темнота- друг молодежи" - любили поговаривать в Меджисе до того как мир сдвинулся и "темноту" заполонили грабители, мутанты и слуги Алого Короля. Но не смотря на это Джон все равно обожал ночь. Это было время когда он мог быть наедине с самим собой. Или же наедине с Мэри, причем скрытый от посторонних взоров.
Но на Спуске Мэри не оказалось. Он прождал ее час, два, а затем расстроенный побрел домой. Вероятно мачеха прознала про свидание и запретила выйти Мэри - тешил себя Джон подходя к городу, от которого не смотря на поздний час доносился гул толпы. Джон прибавил шагу и вскоре увидел на центральной площади огромную толпу людей. Судя по всему все жители Меджиса собрались здесь в эту минуту. По непонятной причине у Джона быстрее забилось сердце и предчувсвую беду он врезался в гущу людей. До джона донесся плач женщины, а подойдя ближе он увидел что это рыдает жена мэра, который лежал у нее на руках и был судя по всему мертв. Джон только хотел спросить что произошло как кто-то схватил его за рукав и повлек из толпы людей. Отойдя за угол незнакомец остановился и скинул с лица капюшон, Джон узнал двоюродного брата Мэри, который был влюблен в последнюю и изо дня в день строил козни Джону, считая что тот похитил у него причитавшуюся ему по праву Мэри. Джон нахмурился предчувствуя что Фрэнк опять начнет ныть, но тот остановил его взмахом руки и повел свою речь:
- Сейчас не время, Джон выяснять отношения. Я знаю что ты меня ненавидишь и ты знаешь что это взаимно. Но к тому же ты знаешь что я люблю Мэри и следовательно ни смотря ни на что я хочу чтобы она была счастлива. Но мертвой счастливой ей точно не бывать.
-Что ты хочешь этим сказать? - перебил его Джон.
-Слушай. Ты видел мэра, его только что закололи. И сделал это, по показаниям свидетелей ни кто иной как Мэри.
Джон побледнел как мертвец но ничего не сумел сказать.
- Я знаю, звучит это невероятно, но тем не менее так. Я встретил ее у кабака, она несла в руках нож и была вся в крови. Сначала она меня не узнала и прошла мимо, но Я ее окликнул и она вернулась. Она была в шоке. Похоже это убийство ее удивило так же как и нас с тобой, но тем не менее она это сделала.
- Может...
-Нет, Джон. Она сама мне рассказала. Сейчас нет времени все тебе пересказывать. У нее не было выхода, на должно была его убить... иначе погиб бы ты... Не скажу что меня бы это очень опечалило, но ей вероятно тебя оказалось более жаль нежели нашего досточтимого мэра, ну да ладно! Я отвлекся. В общем она доверилась мне, зная как сильно я ее люблю и что я никогда ее не предам. Она уже мчится в Канзас и просила передать что будет ждать тебя там. Она не могла передать тебе это лично, так как телохранители мэра ее повсюду ищут. Ищут и тебя, так что тебе нельзя терять ни минуты. Возьми моего коня, он стоит здесь, за углом и мчись в Канзас, там есть гостиница Лунный свет, она будет тебя ждать в ней. Поторапливайся.
- Зачем ты это делаешь, Фрэнк? Ты же ненавидишь...
- Да, я ненавижу тебя, но я люблю Мэри. Мне плевать на тебя, мой друг, но для Мэри я хочу лучшего - сказал Фрэнк и улыбнулся Джону в свете луны.
- Я не знаю как благодарить тебя..
- Ничего не надо! Садись на коня и уноси отсюда свои ноги!
Джон не смог устоять перед неожиданно проявившемся благородством Фрэнка и обнял того.
- Я буду вечно это помнить, Фрэнк.
- Ага, я не сомневаюсь - Фрэнк еще раз махнул Джону, накинул капюшон и побрел к толпе, Джон же тем временем вскочил на коня и помчался вон из города.
Тем временем Фрэнк вернулся и смотря в след удаляющемуся Джону громко расхохотался, а затем обернулся к толпе и что было сил закричал что знает кто убил мэра. На миг воцарилась тишина, а затем все загалдели в один голос призывая сказать кто предатель.
- Я только что возвращался в город и столкнулся с Джоном Кавальски, тот бежал из города, был перепачкан в крови и судя по всему он опять курил сою бес-траву. Но мой вопрос что произошло, он угрожая мне пистолетом скинул с коня и помчался вон. Затем остановился, крикнул что я могу балатироваться в мэры, расхохатался и помчался дальше. Я ничего не понял, но решил что он обкурился, сейчас пришел сюда и вижу что мэр мертв.
Толпа загудела в ответ на эти слова. "В погоню!" - крикнул кто-то из гущи и многие вскочив на коней помчались в след за Джоном, готовые растерзать его за убийство мэра. Фрэнк же, тем временем злобно ухмыляясь побрел на Спуск, где Мэри ждала Джона.
* * * *
Спустя полчаса Джон услышал приближающуюся погоню, он спрыгнул в кусты и решил переждать пока всадники не проедут вперед, чтобы затем продолжить путь за ними. Поравнявшись с ним, разгневанные жители остановились чтобы дать передохнуть лошадям и Джон услышал что те ищут его по подозрению в убийстве мэра. И тут его озарило что все было подстроено Фрэнком для того чтобы завладеть Мэри, пока Джон будет бежать за ее призраком в Канзас. Он прокрался по опушке подальше от горожан, вскочил на коня и помчался обратно в Меджис. Сердце тянуло его на Спуск и туда он и отправился, а прибыв увидел распростертое тело Мэри. Джон спрыгнул с коня и бросился к еще живой девушке. Увидя кровь на разорванном платье возлюбленной Джон не смог сдержать слез и они потекли у него по щекам. Он прижал ее к груди и стал молить чтобы та не умирала. Спустя минуту пульс девушки так ослаб, что джон решил что она умерла, но в эту секунду она открыла полные ясности прекрасные глаза и прошептала его имя.
- Мэри! - воскликнул Джон придя в неописуемую радость от сознания того что его возлюбленная жива, но она прервала его поднеся палец к его губам
.- Джон, - прошептала она, - я не далась ему. Он пришел и стал говорить что ты убил мэра, что ты предал меня и бежал.. Но я ему не поверила. Я сопротивлялась. И он в гневе ударил меня ножом. Джон. Ты ведь не предавал меня?
-Господи, нет! Конечно нет, любовь моя! Я...
-Тише. Мои минуты сочтены, ты знаешь. Ты должен бежать. Он сделает так что все решат что ты убил этого проклятого мэра и тебя убьют. Я не хочу этого. Я хочу чтобы ты жил. Обещай мне это.
- Обещаю - промолвил Джон, уже не пытаясь сдержать слез, они так и капали ей на лицо смешиваясь с ее слезами, а затем текли вниз по шее, где сливались с кровью.
- Джон. Я люблю тебя. И я... - Мэри закрыла глаза и умерла у Джона на руках, не успев закончить фразу.
Джон закричал от горя и рухнул без сознания на грудь той, которую любил больше жизни.
Очнулся я уже в темнице, а ну утро меня должны были казнить.
-Но ты жив, - заметил Анзор, у которого тоже текли по щекам слезы, - как это произошло? Расскажи.
- Мне удалось сбежать. Я убил четырех стражников и двух ни в чем не повинных людей, которые оказались у меня на пути.
-Что было дальше, - спросил Анзор, который никогда прежде не слышал ничего более невероятного чем эта повесть.
- Дальше? Дальше я шел, шел и шел. И иду до сих пор. И буду идти до тех пор пока не найду Фрэнка и не вырву его сердце из груди. Пока не отомщу этому сукину сыну за то что он убил Мэри и... моего сына.
-Это хотела тебе сказать Мэри перед тем как... ушла?
Но Джон ничего не ответил, он лег на траву и уставился окаменевшим взглядом на звезды, что-то неслышно напевая. Вероятно песенку, которую пела ему Мэри. Или быть может песенку, которую он напевал бы своему сыну, укладываю его спать. Анзор не знал ответа на этот вопрос. Да и не хотел знать. И не хотел знать того, что ему рассказал Джон. Он знал, что на протяжении всей его жизни в нем будет жить память об этом необыкновенном человеке и его необыкновенно ужасной истории.
Глава шестая. Покер.
Этим утром ко мне пришло письмо. Задрыпанный желтый конверт покрытый пылью. Я ещё удивился сколько это он пролежал на почте пока кто то не додумался послать его дальше и почему на нем нет следов от рук почтальона? Вот на моих пальцах остались пятна пыли странная пыль, вязка, похожая на плесень.
На конверте имя и адрес моего дяди. В последний раз я его видел в далеком детстве. Как то мы гостили у него. Я вскрыл конверт, в письме дядя просил приехать к нему. Сказал что я могу взять друзей и погостить у него.
Это было так странно... такое ощущение что дядя за несколько тясяч километров прочел мои мысли, столь потаенные, что я сам вспомнил о них только прочтя с бумаги.
Спустя некоторое время мы были уже готовы. Все как и я с радостью приняли приглашение.
Спустя не сколько дней мы были на подходе к дому.
Этот дом... знаете на что он похож? На дом из фильма ужасов. Посреди леса, заброшенный, он стоял во многих километрах от мира. Я уже даже не помню когда дядя уехал туда.
Есть такое время - когда ночь уже кончилась, а утро ещё не началось. Такой час когда в голову лезут страшные фантазии, плохие мысли. А иногда между вечером и ночью бывает час безумно на него похожий. Густые сумерки. Ты не видишь темнот, ты ее чувствуешь.
В такой час нам и предсал дом. Презнать честно по спине пробежали мурашки. Даю зуб - и у моих друзей тоже. Мы переглянулись, но молодая кровь не дала нам долго чувсвовать страх. Вскоре послышались шутки, чей то смех и мы пошли дальше. Я опередил друзей сказав что пойду вперед и приготовлю дом к их прибытию.
Увидев дом в близи я по меньшей мере удивился. Как же он изменился! Это уже не гостеприимный дом моего дядюшки, это дом отшельника. А со стороны и вовсе заброшенный дом для душевнобольных. Это первая мысль которая приходит в голову когда ты видишь этот дом - прямоугольный дом с мансардой и верандой по всей ширине. И эти деревянные окна... ужасно много окон. Когда смотришь на них ночь, кажется что за каждым желтым свечением происходят какие-то ужасы. Больные люди, опыты, боль и смерть...
Я отбросил эти мысли и вошел на веранду. Похоже этот день поклялся меня удивлять. Я не мог признать что несколько лет назад я проводил здесь веселые дни своего детства, не мог поверить что вечерами сидел здесь, на кресле и слушал истории моего дяди. Нет, это чужое место. Когда я уезжал отсюда, вместе со слезами я оставил здесь частичку себя, когда вернулся нашел только слезы.
Левая стена веранды была обвешана открытыми полками. На них была кучу бесполезного хлама. Старым банки от краски с засохшей краской, странные бутылки всевозможных форм, и непонятным содержанием, мотки веревок, лески, ящики с инструментами и гвоздями. Все это в такой же пыли что и на конверте.
В начале передней стены - дверь. Белая, но от времени пожелтевшая как и весь дом. Дальше, такие же полки с таким же хламом. За ним кухонный шкаф. Перед ним огромный телевизор. Справа отнего валялись два больших фанаря,я зачем то опробывал их. Один оказался рабочим.
Ещё на веренде остались два дорогих моему сердцу предмета - два кресла. Одно деревянное- моего дяди, и второе большое, мягкое - моё.
Я зашел в дом. Все осталось таким же, но в то же время чужим. Весь первый этаж занимал огромный зал, по бокам которого велись лестницы наверх. В центре большой диван и ещё два поменьше и стол. В центре стены огромное окно, по бокам два старинных шкафа с тарелками и сервизами.
Я обошел весь дом, но дяди нигде не было.
Мы были одни в доме, и одни в радиусе многих миль вокруг.
В холодильнике было много еды, ездить в город часто было не очень удобно, поэтому мой дядя закупался примерно раз в месяц. Кроме этого в подвале хранилась уйма сушенного мяса, консервов, напитков и прочего.
После длительного путешествия с его придорожными забегаловками, сухими бутербродами и всякой прочей дряни,мы м большим аппетитом набросились на нормальную еду. Плотно пообедав мы взяли по банке пива, сигарете и превратили обеденный стол в покерный.
Нас было пять человек, мы все были друзьями, у нас была куча денег и никаких забот.
Очень редко мы играли на деньги, в основном игры были на интерес, либо на желания.
Да, возможно кому-то игра в покер на желания покажется детской забавой, но в наших играх часто бывали такие желания, что проигравшие предпочли бы игру на любые деньги.
Помню, как-то зимой, мы сидели в нашем любимом кафе, пили кофе, курили, разговаривали, играли... Джек и Стюарт пошли в all in. Стюарт проиграл и Джек должен был загадать желание. Он думал над ним с час. Мы успели сыграть раз сорок, пока он наконец не заговорил.
- Стюарт, - помню как сейчас, как он начал говорить, - ты слышал историю про Кэтти с Уолт-стрит?
- Ничего не припоминаю.
- Может кто-то слышал? - обратился он к нам, мы же в ответ пожали плечами.
- Так вот, где-то с год назад на Уолт-стрит жила одна девушка - Кэтти. Ей было 17 лет, она училась в местной школе и подрабатывала в кафе "Уинстон". В тот день, ее сменщица не вышла на смену и ей пришлось остаться в вечернюю смену. Как нам известно вечерняя смена длится до полуночи. И вот, доработав, она вышла из кафе и пошла на стоянку, где стоял ее велик. И когда она, черт возьми, дошла до него, из-за машины вышел какой-то ублюдок, закрыл ей рот повалил на землю и изнасиловал ее... потом пустил ей пулю в лоб, сел в машину, включил мигалки и поехал патрулировать улицы...
- Это был коп? - спросил Стюарт.
- Это был офицер, гребанной полиции США.
- Его арестовали?
- Конечно. Была куча улик, и столько же доказательств, но похоже кому-то не хотелось чтобы офицер полиции попал на скамью заключенных за изнасилование и дело спустили на тормозах. Он вышел, а мать Кэтти покончила с собой. Отец свихнулся, а маленькая сестренка оказалась в приюте. Как вам такая история?
- Черт подери, это чертовски ужасно, но таких случаев происходит по десять каждый день. К чему ты это все нам рассказал? - спросил его Джереми.
- А к тому, Джереми, что мое желание к Стюарту заключается в том чтобы он отправился прям сейчас к этому ублюдку в дом и сделал то, что должно было сделать правительство, а я, как друг Стюарта, не могу не пойти вместе с ним. Как на счет вас?