Механник Ганн : другие произведения.

Амнистия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Тихон шёл в контору.
Ночная буря припорошила дорогу чёрным песком, надула у обочины косые угольные барханчики.
"Откуда суховей прах несёт, откуда бессонницу гонит?"
Ветер затих под утро. Ожили собаки, заскулили, затявкали в тоскливой перекличке. Протяжный стон антенны на крыше оборвался, словно лопнула тугая струна, и в щербатую дверь барака ударил встревоженный голос радиста: "Бугор, тебя в Управу. Срочно!"
"Летом пыль, зимой заносы", - думал Тихон, обходя грязно-чёрные языки. Топтать нетронутый сыпун не хотелось. "Наследил уже до смерти. Хватит!"
Со спины долетел натужный гул мотора. "Трёхтонка геодезистов", - узнал он, не оборачиваясь.
Грузовик поравнялся, хлопнул парусом транспаранта "Делай или воскресни!" и затормозил в клубах пыли. Из кабины оскалился чумазый водитель. Распахнулась дверца.
- Садись, бугор, подброшу!
Тихон поправил кепочку, прищурился.
- В посёлок?
- Ага! - водитель выщелкнул из портсигара папироску.
Тихон устроился на горбатом сидении, спросил:
- Новенький?
То, что незнакомец признал в нём бригадира шурфовщиков, не удивило.
Шофёр - молодой, суетной, кивнул и азартно пропел:
- Рано-рано спозаранку, я кручу-верчу баранку!
Машина прыгнула. Тихон твёрже упёрся ногами, схватился за скобу на двери.
- Зовут-то как?
- Агап.
- Давно у Мамы прописался?
- Второй месяц.
"Свыкся уже, переболел, а бушлат так и не сменил", - на засаленном сукне чернели пулевые подпалины.
- И как работа у землемеров?
- Палатки у них драные, сквозняк, - пожаловался Агап. - Лучше бы в барак определиться.
"Много ты понимаешь, дурень. Из бараков ход один - в шахты!" - Тихон отвернулся.
Вдоль дороги выстраивались в линию покосившиеся телеграфные столбы. Показалась змейка ручья Хухэ, скала Ябаган острой верхушкой царапала небо.
Машина скатилась к броду, скользнула боком. Прикусив мундштук, роняя пепел на грудь, Агап остервенело крутил руль. Мотор ревел.
- Чудное место, а, дядька? Мамой зовётся. А ведь и вправду Ма-ма! - сплюнув папироску, заголосил он.
- По названию реки, - Тихон тоже кричал.
- И не только, - подмигнул водитель.
"Соображает, залётный".
Грузовик вполз на дорогу. Тихон достал кисет, засыпал клок газеты табаком. Агап ткнул в плечо портсигаром.
- Не проймёт, - отказался бригадир и засмолил самокрутку. Ему вдруг нестерпимо захотелось поговорить за жизнь, расспросить паренька, узнать, нарушая все неписаные законы, за что тот получил расстрельную статью.
"Этого ещё не хватало!" - опомнился бригадир и почувствовал, как ожило, запылало грубое обветренное лицо.
- Раскис, - буркнул он сквозь зубы.
- Чего? - встрепенулся Агап. - А скажи, дядька, отчего горизонт чёрно-синий?
- Тундра горит.
- Люто! И солнце по кругу ходит, не заходит. Ночь, а можно книжки читать.
Тихон неодобрительно покосился на соседа:
- День-два - и комара кормить начнём.
"Тогда и почитаем", - закончил он мысленно.
В памяти промелькнула картинка утерянного прошлого: вырубки, дым, палящий свет полярного дня, слёзы на щеках и кулаках, и безумная, съедающая изнутри тоска. Он замотал головой, стряхнул хмарь, упёрся взглядом в грязное стекло. За окном появились столбы-сэргэ с реющими на ветру лентами-залаа.
"Уже? Быстро добрался!"
И вдруг накатило, пробрало до зуда по коже: "Про комаров вспомнил, олух! Без тебя тут прокормят кровососов. Кончился этот мир. Вышел! Готовь шкуру в дорогу!"
Тихон заёрзал ногами, почувствовал, как щемящее беспокойство сменяет беспричинная злость.
Агап вытирал шарфом пыль со стекла:
- За тебя, дядька, легенды ходят. Верно, что ты шесть раз возвращался?
- Семь! - отчеканил Тихон. - Вперёд смотри, чтец!
Парень насупился, навис над рулём. До посёлка не проронили ни слова.
 
Блеск солнца в окнах конторы походил на пожар. Казалось, вот-вот займётся крыша, пылающее здание осядет, рухнет в круговерти искр и истлеет на холме грудой дымящихся головёшек.
"Было бы так".
Грузовик остановился. Агап протянул пятерню:
- До свидания!
Тихон руку пожал: "Он ещё не знает, зачем в контору вызывают", - и заковылял к пожарищу. На крыльце поправил суконкой зеркало кирзачей, притопнул и услышал:
- Кого это нелёгкая принесла?
Рядом, покачиваясь с пятки на носок, заложив пальцы под портупею, недобро ухмылялся Фома. Его лицо чугунного цвета, рассечённое лоскутами отмирающей плоти, лишённое человеческих черт, окаймлял плотно повязанный платок.
- Заждались тебя, Тихон, измаялись.
Тихон смолчал, отступил к двери. Фома поймал за рукав, приблизился, задышал гнилью в лицо:
- Со счёта не сбился, землекоп? В который круг ада вступаешь? - загоготал, вывалил из-под платка дряблые щёки.
- Пусти, паскуда, - Тихон отдёрнул руку.
- Поговори, мразь! Я тебя на выселки отправлю, скотина дохлая!
- Не пугай, я пуганый! - Тихон рванул дверь на себя. - Сам-то воскреснуть не боишься, начальник?
- Осмелел, падла! Сгною!
- Сгноишь, когда вернусь, - буркнул Тихон и переступил порог.
 
На этаже пахло хлоркой и табаком. Секретарша Валя курила, сидя пред зачехлённой машинкой. Тихон нарочно громко затопал, застучал каблуками. Женщина отвела взгляд, произнесла неприветливо:
- Заходи, он ждёт.
Тихон снял кепочку, расстегнул телогрейку.
- Как ты, Валентина?
Она ткнула папироской в переполненную пепельницу, подняла пустые глаза, покачала головой.
"Третий год ждёт, - думал Тихон, - и вышел срок! Не вернётся муж. Не бывало такого. Только разве она поверит".
Он открыл дверь.
 
- Здравствуй, вкушающий воздух, - тяжёлым голосом выдал Тихон и замер у порога. - Ты звал - я пришёл.
Упираясь огромными ладонями в зелёное сукно пустой столешницы, с закрытыми глазами в кресле сидел Шоромбо-шаман. Из-за витой короны на его голове выглядывала рамка с портретом Вождя. Слева на стене висел чёрный бубен, справа автомат ППШ.
"Знакомые вещицы", - Тихон поводил скулами.
Качнулись косы с вплетёнными алыми лентами - шаман заговорил:
- Я устал спать с мёртвыми!
Голос звучал хрипло, грозно.
- Сила древних в тебе, - заученно бросил Тихон. Он знал, чувствовал нутром, что этот ритуал не для всех, и говорит суровый старик только с избранными. Кому-то просто вручали шонгар-шорилэ. Кусок бересты с кривыми письменами - пропуск в мир живых.
- Где очаг?
- На горе Жима, - шаман открыл глаза. - Подойди!
Тихон выдернул из кармана обрезок верёвки с узелками, выложил на стол.
- Здравствуй! - сказал старик.
Тихон нахмурился, гадая, с ним ли поздоровались. Шаман поводил пальцем по узелкам, поскрёб ногтём засохшую кровь на тугих нитях.
- Семь, - изрёк он и, распустив тесёмку на кафтане, вытащил веер птичьего крыла. - Твоя линия жизни теперь не нужна.
Крыло порхнуло над столом. Верёвка шевельнулась, скрутилась в кольцо. Бригадир попятился - от веера несло зимней стужей.
Медленно развязался первый узел. Стало темно. Тихон задрожал, слепо зашарил руками. Чёрнота всколыхнулась, расползлась, как лопнувшее полотно, и свет резанул глаза.
"Нет!"
Взбесившийся сержант с малиновыми петлицами на гимнастёрке бьёт его прикладом по голове, по шее, спине. Тихон падает лицом в пол, размазывает кровавое пятно по бетону.
"Суки!"
А в ответ громовое:
- Сдохни, падаль!
Второй узел.
Ледяной ветер с зарешеченного окна дует в лицо, сбивает дыхание, замазывает слезой глаза. Лихорадочно трясётся вагон, хочет сбросить застывшее тело со шконки, на неструганые доски, в грязь, в нечистоты. Нет сил.
"Как моё имя?"
В ответ бесконечное: - Тыг-дым, тыг-дым-дым!
Третий узел.
Серый потолок лазарета. Запах лекарств. В груди горит огонь. Пламя душит, сжигает вздох. Священник суёт крест в лицо.
"Исповедуйся, сын мой!"
В ответ ярость последних слов:
- Я не верю в Бога!
Четвёртый узелок, пятый, шестой...
Тихон сидел на полу, навалившись плечом на угол стола. Пальцы, спрессованные в кулаки, ослабли, разжались, превратившись в хищные лапы. Что-то коснулось головы. Он поднял глаза. Над ним возвышался старик, гладил по волосам.
- Ритм бубна совпадает с ритмом твоей души.
- Я... - начал Тихон и стиснул зубы. Предательски кольнуло в груди. Вновь пережитый стыд и страх сдавили сердце.
- Тэнгэри, зачем я умирал столько раз?
Шаман не ответил, повернулся спиной.
Тихон, пошатываясь, встал.
- Твой путь закончен, - устало произнёс старик. - Ты должен сделать выбор.
- Выбор?
Тихон упёрся в потёртое сукно стола, вздрогнул, прикоснувшись к измочаленной почерневшей петле. 'Не верёвка - издохшая змея!'
- Ты можешь уйти в мир живых, воскреснуть в последний раз.
"О чём он?"
- Или подарить сон другому и исчезнуть навсегда, - шаман скрутил верёвку, спрятал в рукаве.
Тихона тошнило. Приторно сладкий комок увяз в глотке. Он схватил себя за кадык, захрипел, выбрасывая слова:
- Что я могу выбрать? Кирку и лопату, и штык в спину. Что?! Райский фарт - рыть землю, грызть камень и умирать от чахотки? Ты об этом выборе говоришь, юкагир?
Старик молчал.
Тихон стёр рукавом пот с лица. Картинки прошлого тягуче наполняли его злостью и непокорностью.
- Я живу здесь, умираю там, возвращаюсь и вновь воскресаю в аду. Выбора нет! Я раб в мире рабов! Я труп, но, когда не хватает живых, приходят за мёртвыми. Кто различит нас на великих стройках родины? Кто вглядывается в настоящих и будущих покойников?
- Уходи!
- Куда?
- Мир мёртвых исчезнет для тебя на заходе солнца.
Тихон затрясся, рассмеялся беззвучно.
- Сейчас полярный день, великий шаман!
Старик вырос над столом.
- Ты увидишь закат!
Тихон отшатнулся и, не отрывая взгляда от каменного лица, шагнул спиной к двери.
- Вспомни имена предков, - шаман закрыл глаза, - имена... У скалы Ябаган найдёшь бубен. Спой песню. Свою песню.
 
Валя поднесла Тихону стакан воды. Пальцы у неё вздрагивали.
- Прости меня, родной! Дура я!
- Ты о чём?
Он выпил воду одним глотком, вытер мокрый рот.
- Злилась я. Мужа ждала, тебе завидовала. Ведь ты вон у нас какой. Сильный, удачливый! И смерть ничего не забрала. Словно завороженный, - она провела пальцами по его щеке. В глазах сверкнула сумасшедшинка. - И возвращался всегда, - вздохнула. - Тихонов Роман Ильич. Нам бы с Леонидом толику твоей удачи, штабс-капитан.
Тихон скрипел зубами - била мелкая дрожь, щипало в глазах.
- Ну, вот, покаялась, - прошептала женщина, улыбнулась уголками губ. - Я подслушала. Знаю, что уходишь навсегда.
Тихон мотнул головой, развернул Валю, взял за плечи.
- Он вернётся!
- Я знаю, - она заплакала, отвернулась. - Иди.
Тихон сорвался, загремел сапогами по лестнице, наполнил пустой зал эхом и уже на выходе остановил себя у зеркала, завешенного тряпкой.
"Есть ли те, кто помнит меня? Помню ли я их?"
Он сорвал чёрное покрывало и долго всматривался в тусклое отражение.
Начал шепотом:
- Ты был обречён на работу, и это твоё оружие. Ты жил настоящим и уничтожил прошлое.
Голос нарастал:
- Ты стал стариком, но не старел, ты входил в одну дверь и выходил в другую, ты познал, что любовь глупа, когда рядом смерть.
Голос сорвался на крик:
- Ты умирал, не замечая непрерывность тьмы, ты хотел жить, но полюбил смерть!
Закипела ярость - эхо вторило:
- Ты! Сука! Ответь, знаешь ли, что такое жизнь?!
Тихон ткнулся лбом в пыльное стекло и, обхватив раму руками, оторвал зеркало от стены, швырнул на пол. Хрустнул кирзачами по осколкам, вышел на улицу.
 
Его встретили солнце, ветер и Фома. Положив культю на кобуру, тот двинулся навстречу. Роман слетел с крыльца, стиснул кулаки в карманах и рявкнул:
- Уйди, гнида!
Ядовитая улыбка померкла. Вертухай отступил, задёргал опухшими пальцами портупею.
Из-за поворота выполз грузовик. "Делай или воскресни!" - светилось на солнце прорехами.
Агап затормозил, бросил руль и развёл руками:
- А судачили, что сгинул. Подбросить?
- Да, залётный!
- Садись.
Парень открыл портсигар.
- Прошу!
Машина тронулась. Роман принял папироску, скомкал мундштук гармошкой, закурил. В зеркальце плясала фигурка Фомы.
- Домой?
- Да! - Роман улыбнулся, выставил голову в открытое окно. Ветерок сорвал кепочку, подбросил в небо. Агап ойкнул и притормозил.
- До Ябагана без остановок! - Роман толкнул в бок.
- Хм! Жизни-то в вас прибавилось.
- Точно!
Распахнув фуфайку, Роман сдёрнул шнурок с шеи и протянул Агапу.
- Носи. Это лунница. Подарок мамы.
Вложил амулет в руку шофёра. Парень подбросил на ладони серебряный полумесяц, растерянно посмотрел на пассажира.
- Да ты не понял! - засмеялся Роман. - Моей мамы, моей!
У ручья остановились. Роман хлопнул дверью.
- Бывай, залётный! Завтра тут человека подбери. Леонидом зовут.
Он развернулся и зашагал к скале.
Начинался багровый закат.
 
 
 
Глоссарий:
 
"Юкагир" - одул, вадул (самоназвание - "могучий, сильный"), этел, этал (чукотское), омоки (устаревшее русское), вымирающий северный народ Российской Федерации.
 
"Шонгар-шорилэ" - юкагирская пиктографическая письменность на бересте.
 
"Мама" - река бассейна Северного ледовитого океана, левый приток р. Витим. Регион: Бурятия, Якутия.
 
"Лунница" - славянский символ. Форма амулета символизирует Луну, точнее полумесяц. Выступающие риски на Луннице являют собой лунный календарь. Слева - растущая Луна. Справа - убывающая. Количество рисок с двух сторон соответствует числу лунных дней.
 
"Тэнгэри" - в бурятской мифологии Верховное божество - Вечное Синее Небо - Хухэ Мунхэ Тэнгэри.
 
 "Гора Жима" - по бурятской мифологии священная гора на острове Ольхон (Байкал).
 
 "Столбы-сэргэ; лента-залаа" - атрибутика шаманских святынь, мест отмеченых духами.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"