Мелкумова Анжелина : другие произведения.

Тайна графа Эдельмута

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман-фэнтези для детей.
    576 стр., твёрдая обложка, цена 93 руб.
    Заказать книгу можно здесь: nanten@yandex.ru

  
  
    []
  ТАЙНА ГРАФА ЭДЕЛЬМУТА
  
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  Этот старинный, пожелтевший от времени манускрипт можно всегда увидеть под стеклом в витрине Старой Ратуши Альтбурга. Он сохранился до нашего времени, может быть, потому, что запись велась на пергаменте - тонкой, особым образом выделанной телячьей коже (хотя в те времена уже вовсю пользовались бумагой), а отчасти и благодаря тому обстоятельству, что был замурован в стену.
  Его нашли в стене старого замка, название которого - Нахолме - дошло до нас из хроник города Альтбурга. Кусок стены ветхого, полуразрушенного временем замка отвалился и упал. А ударившись о скалу, развалился на куски. Выпавшие же из тайника в стене вещи оказались настолько удивительными, что, конечно же, тут же привлекли внимание археологов и историков.
  Не будем делать тайны из того, что всем и так известно: вместе со старинным манускриптом в стене столетиями были замурованы ещё три десятка человеческих черепов и непонятного назначения стеклянный сосуд с плотной крышкой.
  О том, откуда взялись черепа и каково назначение сосуда, мы гадали бы и по сию пору, если бы не вышеупомянутый манускрипт. Исписанный красивым витиеватым почерком и снабжённый собственноручными картинками автора, он был тщательно замурован в стену вместе с пустым сосудом и тремя десятками... нет, не черепов, конечно. На момент замуровывания то были настоящие человеческие головы.
  Мы не станем приводить здесь текст самого манускрипта. Написанный старинным языком и украшенный цветистыми выражениями того времени, он был бы во многом непонятен нашему читателю и быстро отвратил бы его от дальнейшего чтения. Но постараемся своими словами, вспомнив мелодию той эпохи, рассказать о приключениях, записанных столетия назад - волнующих приключениях маленькой девочки, владелицы замка - и о мрачной фигуре её постоянного сопровождающего, Монстра Без Головы.
  Смеем надеяться, что, используя текст манускрипта с картинками автора, кое-какие сведения из хроники города Альтбурга, а также сохранившиеся в старой части городcкого собора фрески с изображением "святой Эвелины", нам удастся более или менее достоверно воспроизвести события, описывающиеся в манускрипте, и сорвать покров с ужасной, прикрытой столетиями тайны - тайны графа Эдельмута.
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ 1
  
  
  ПОГРЕБЁННАЯ ЗАЖИВО
  
  
  "То была маленького росточка хрупкая девочка с бледным лицом и большими, доверчиво распахнутыми на мир глазами. Казалось, она всегда готова была ожидать чуда. И чудо явилось..."
  Из найденного манускрипта.
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 1
  
  про сто сребренников, фамильный замок и монстра, которого нет
  
  В слабом свете свечи на медном блюдце искрилась горстка порошка. Красивого. Зелёного, как изумруд.
  Жуткое снадобье. Достаточно одной щепотки - и человека больше нет.
  Узловатые пальцы взяли щепотку.
  - Сколько девчонке лет - одиннадцать? Для такой крохи щепотки будет более чем достаточно.
  Пламя свечи всколыхнулось - рука выудила из темноты перстень. Тцык! - отскочила крышечка, открыв в перстне полость. Щепотка просыпалась внутрь.
  - Скоро всё встанет на свои места. Да, скоро. Это ошибка, что девчонка существует!
  
  *
  Эвелина стояла на крыльце сиротского приюта, что при монастыре Святых Пигалиц и, вся дрожа от волнения, смотрела в сторону ворот. Прохладный ветерок раздувал полы алого платья.
  Алое бархатное платье и расшитая жемчугом шляпка... Её первая светская одежда. Сама настоятельница, матушка Молотильник, помогала ей в это утро надевать обновки.
  "Жемчуг вам очень к лицу, - говорила она, улыбаясь и пожирая её глазами. - А красный - ваш цвет, носите его всегда. Вы должны понравиться вашему отцу."
  Отец... Тот сказочный герой, о котором она всегда мечтала. Высокий, красивый и сильный. Он придёт к ней однажды ясным утром и заберёт навсегда из сиротского приюта. Невероятно, но мечта сбылась...
  Конский топот раздался за увитой плющом оградой. Сердце девочки отчаянно забилось в груди.
  В ворота монастырской ограды въехал некий господин. Он был важный и представительный, у него был длинный нос и шапочка с пёрышками, и весь он сиял - от раззолоченного пояса до шпор на сапогах.
  - Это вы, господин управляющий? - помахала с крыльца дородная настоятельница.
  О, нет, не отец - всего лишь "господин управляющий"... Девочка медленно перевела дыхание.
  А всадник соскочил с коня. Передал поводья слуге. Взбежал по пыльным ступеням сиротского приюта. Приблизившись к настоятельнице, почтительно поцеловал её руку.
  И тотчас перевёл взгляд на Эвелину.
  - Это она?
  Сияя улыбкой, настоятельница кивнула.
  Опустившись перед девочкой на одно колено, "господин управляющий" взял её худенькую обветренную руку.
  - Большая честь для меня - служить вашему сиятельству. Я ваш слуга, вы моя госпожа. По велению графа Шлавино я должен увезти вас из этого монастыря.
  Губы управляющего коснулись руки девочки...
  Вот так. Не больше и не меньше. Это выяснилось совсем недавно. О том, что Эвелина - не просто девочка. И отнюдь не безвестная сирота. А дочь графа Шлавино, похищенная десять лет назад.
  Граф искал её долго - все десять лет. Но никак - ну никак не мог найти. И вот один старик, бывший графский слуга, умирая, признался, что украл господского младенца и подкинул его на порог сиротского дома.
  Зачем украл? Просто так украл? Нет, не просто. Дело было так. Явился некий злодей в маске и сказал: "Вот тебе тридцать сребренников, за них украдёшь ребёнка." "За тридцать сребрянников не продаюсь", - гордо ответствовал слуга.
  Итак, за сто сребренников маленькую Эвелину похитили. Нехорошее было дело, плохое. Перед смертью старый слуга не забыл покаяться, указав место, где оставил ребёнка. Оказалось, графу не надо было далеко искать: в ближайшем городе, на первой же улице поверни за угол и жила все эти десять лет его дочь.
  ...Музыка, солнце, монастырский двор увешан ленточками. Хор воспитанниц сиротского дома исполнял "Боже, храни Эвелину". Матушка Молотильник подпевала:
  "Как великодушно было бы со стороны вашего сиятельства пожертвовать маленькую хорошенькую кругленькую сумму дому, в котором её взрастили с такой любовью, с такой..."
  Тут настоятельница замолкла и принялась искать платок, чтобы вытереть слёзы. Но никак не могла найти. А слёзы текли и текли - и капали на подкованные железом боты.
  Глядя на эту часть туалета матушки, Эвелина невольно вспомнила, с какой именно любовью её растили. Как с воспитательной целью запирали в комнате, если не успевала вовремя одеться. Как справедливо привязывали к койке в то утро, когда не проснулась по свистку. Как секли розгами за дурную привычку разговаривать со старшими вызывающе-тихим голосом. Самое последнее проявление любви Эвелина испытала совсем недавно - на прошлой неделе: кусая губы от избытка чувств, матушка Молотильник приковывала её цепью к стене в комнате, где обедали воспитанницы. А в руки сунула отшлифованную сотнями рук дощечку "Самая испорченная девица недели".
  ...Конечно же, Эвелина не прочь пожертвовать что-то в пользу сиротского приюта. Поскольку денег ей пока не дали, она сняла с себя большую сапфировую брошку. И протянула матушке Молотильник. Благодарно сияя, настоятельница нацепила брошь себе на воротничок.
  Под звуки рожков и рукоплескания девочек в одинаковых серых платках Эвелина села на коня. В бархатное седло, украшенное золотыми геральдическими ящерами.
  На другого коня вскочил управляющий графского замка. Рукой в жёлтой кожаной перчатке он взял её лошадь за поводья и заставил идти рядышком со своей. И слава Богу, потому что Эвелина боялась пошевелиться, ибо в жизни никогда не сидела в седле.
  Управляющий пришпорил лошадь - вороные тронули с места. Впереди двое слуг, сзади - четверо. Кавалькада с грохотом пронеслась по мостовой.
  Потом промчалась по дороге среди зелёных лужков и маленьких домиков.
  По лесу вокруг холма.
  И наконец остановилась перед графским замком.
  Замок... Он был огромный. Тёмный и величавый - ну прямо как из сказки про рыцарей. Нет, быть не может, чтобы это был...
  - Фамильный замок вашего сиятельства, - объявил управляющий. Он спрыгнул с лошади и повёл за уздечку её коня.
  - Замок пустует уже десять лет, - сказал он на пути к воротам. - Потому прошу ваше сиятельство простить за некоторую пустынность, может быть, мрачность, может быть, запущенность, общую запыленность... и почти полное отсутствие слуг.
  Эвелина хотела заверить, что она, конечно же, не сердится, нет-нет! А что замок пуст - это так таинственно! И просто здорово, что нет слуг и...
  Но от волнения проглотила язык.
  Между ними и замком протянулся широкий ров, заполненный водой. А через ров к ногам лошадей перекинули мост без перил.
  Страшно ехать, и чтобы не упасть, Эвелина схватилась за рукав управляющего.
  Тот повернул к ней свой длинный нос, поймал её жалобный взгляд... И неожиданно улыбнулся и приятельски подмигнул.
  Далее пересекли первый замковый дворик - он пустынен.
  Второй... Здесь из конюшни раздалось ржание лошади, на которое весело ответила лошадь управляющего, опрометью промчалась девочка-служанка, низко присела перед Эвелиной и исчезла за низкой сводчатой дверью.
  Ступеньки высокого крыльца... они поднялись к парадной двери.
  Отец... Тот сказочный герой, которого она ждала всю жизнь. Сейчас она увидит его. Он высокий, красивый и сильный...
  - Граф ждёт ваше сиятельство к обеду, - сказал управляющий. - А пока позвольте проводить вас в вашу опочивальню.
  Опочивальня была великолепна. Широкая, как... ну, да: как комната, в которой воспитанницы приюта каждое утро съедали свою кашу. А из узкого высокого окна... ах, что за вид открывался из окна! Сразу за зубцами замковой стены шли зелёные островки леса, меж ними блестела речка, а дальше - домики. Домики, домики... и лес вокруг. Как замечательно, наверное, гулять в лесу целый-прецелый день! А потом возвращаться, насобирав кучу цветов, обратно в...
  - ...замок. Называется замок Нахолме, потому что стоит на холме. Да, а пустует со времени смерти моего первого хозяина - графа Эдельмут. Он погиб на войне...
  Пока Эвелина любовалась видом из окна, управляющий рассказывал. Эвелина слушала невнимательно. Тем более что речь шла о прежнем владельце замка. Гораздо интереснее было наблюдать за самим рассказчиком. Он стоял в почтительной позе у камина - прямой, невозмутимый - и отутюженным в складочку голосом повествовал:
  - ...да, погиб на войне. Супруга его - ваша матушка - обвенчалась с нынешним... графом. Вскоре после этого произошло несчастье. Ваше сиятельство похитили во время прогулки вон из того лесочка, не успела нянька чихнуть. Итак, нянька отвернулась, чтобы чихнуть, повернулась - вас уже не было. После несчастья их сиятельства переехали... да, уехали из этого грустного места в свой замок Наводе. Супруга графа, ваша матушка, скончалась. И сейчас граф живёт как затворник, как я уже говорил, в замке Наводе.
  Солнце зашло за тучу, в комнате разом стемнело. В волнении прижав руки к груди, Эвелина призналась:
  - Ах, мне так страшно! Оттого, что уже сегодня, уже сейчас увижу моего отца!
  - Отца?.. - Управляющий скользнул взглядом. - О нет, ваше сиятельство, вы, наверное, ещё не до конца осведомлены. Существует одна небольшая деталь во всей этой истории...
  Тут дверь приотворилась и управляющего громко окликнули:
  - Бартоломеус!
  Извинившись, тот вышел.
  
  *
  В высоком кресле сидел граф: гордая осанка, сверкающие перстни, золотая цепь на груди.
  - Дочь моя! - поднялся он ей навстречу. - После стольких лет я снова вижу тебя. Ты выросла и стала похожа на мать. - Он смотрел, не скрывая любопытства. - Да, на мать.
  Обедали за длинным столом, покрытом белой скатертью. Блестели канделябры, звенели ножи. Прислуживал господин управляющий собственной персоной.
  - ...Ты видишь, дочь моя, Бог послал нам радость так неожиданно, что мы не успели подготовиться. В замке нет слуг, одни бестолочи. И потому Бартоломеусу приходится самому, собственнолично...
  Граф безостановочно болтал. У него были странно водянистые глаза и необычайно подвижные черты лица. Говорил он быстро, не забывая при этом улыбаться двумя рядами белых зубов. И выглядел при этом... Нет, не сказочным принцем. Стыдно признаться, но Эвелине вспомнилась зубастая лиса из басни.
  Шуршали салфетки, позвякивала посуда, играли тени на стене - Бартоломеус двигался бесшумно. Непонятно, прислушивался ли он к беседе своих хозяев или же пребывал в сонном полузабытьи - так бесстрастно было его лицо и механичны движения.
  - ...Чего только не рассказывают про старые замки, - говорил меж тем граф, разделывая зайчатину под белым соусом. - А вот про этот болтают, что... Бартоломеус! Что за зайцы водятся у вас тут в окрестностях? - Вилка его сиятельства зло боролась с ножом. - Тощие, как... А жёсткие, как... Что же касается слухов: от двоих... нет, троих... а то и четверых... - Граф на миг задумался. - Если не сразу от шестерых... так вот, по дороге в замок я слыхал одно и то же... Бартоломеус, вы мотаете на ус?
  - Какие слухи коснулись ушей вашего сиятельства? - Бартоломеус с салфеткой в руках подошёл ближе.
  - Жуткие слухи. - Граф поднял глаза. - Болтают, что каждую ночь в полнолуние в этом замке появляется... монстр.
  - Монстр, ваше сиятельство? - переспросил Бартоломеус. И звучало это примерно так же, как "ещё зайчатины, ваше сиятельство?"
  - Да, монстр. Монстр - и без головы. Какого мнения вы об этом? Ведь вы живёте в замке столько лет. Встречали вы тут монстра?
  Монстр! В ожидании ответа Эвелина затаила дыхание. Граф не сводил с управляющего любопытного взгляда.
  Но Бартоломеус остался невозмутим, как холодная гладь зеркала.
  - Нет поводов для беспокойства, ваше сиятельство. В замке нет монстра.
  Уверенный ответ управляющего поставил интересной теме точку. Беседа приостановилась. Граф погрузился в задумчивое молчание. Почти весь остаток обеда Эвелина ощущала на себе пристальный взгляд его водянистых глаз. Краснея и бледнея, она возила вилкой по тарелке, но от волнения не могла съесть ни кусочка.
  - Почему на столе нет цветов? - спросил граф. - Велите принести из сада розы.
  - Белые или розовые, ваше сиятельство?
  - На ваше усмотрение, Бартоломеус, на ваше усмотрение. Цвета, какой вам более приятен.
  Звенела посуда, мигали свечи. Перед глазами уставшей от впечатлений девочки мелькали то длинные унизанные перстнями пальцы графа, то длинноносый профиль управляющего, то круглая луна, всходящая из-за угловой башни замка...
  Вошёл слуга с ветками роз, поставил в вазу. Они были пышные, нежно-нежно-розовые и источали сладкий аромат.
  Наконец обед закончился. Выслушав пожелания спокойной ночи, девочка с облегчением выскользнула из столовой.
  
  *
  Стоя перед зеркалом, Эвелина примеряла маленькую шляпку голубого бархата. Вообще ей следовало страшно радоваться. В мгновение ока она стала богатой и знатной. Вся эта сказочная роскошь вокруг: и высокая кровать в кружевах и с балдахином, и большая кукла в пышном шёлковом платье, и весь дом, и сад за окном - всё принадлежало ей.
  Кукла! Забыв про шляпу, Эвелина подбежала к кукле.
  Она была очень большая, ростом почти с Эвелину. Лицо у неё было - лепная восковая маска, волосы настоящие, и оттого кукла смотрелась, как живая девочка. На щеках играл румянец, дорогой шёлк шуршал, а на шляпочной ленте вышито крупными золотыми буквами: "От любящего папочки".
  Ах, какая прелесть! "Изабель" - тут же нарекла её Эвелина.
  Тук-тук-тук! - постучались.
  - Да! - воскликнула Эвелина, обернувшись.
  Дверь приоткрылась, в дверную щель просунулись поочерёдно: два голубых глаза, курносый нос, потом худая шея. Внизу под ними несмело колыхалась синяя юбка и белый передник...
  Но вот глаза два раза громко хлопнули. Белобрысые брови над ними решительно сдвинулись...
  - Я в полном распоряжениии вашего сиятельства! - доложила служанка, окончательно объявляясь в комнате.
  Служанку звали Марион. Ростом она была ничуть не выше Эвелины. По стройности могла соперничать с метёлкой для вытирания пыли. А бледная была...
  - Как лебедь, - скромно похвалилась она, мельком глянув на себя в графское зеркало.
  Лет Марион было столько же, сколько и её госпоже - одиннадцать. Более того: она тоже была сирота.
  - Если не считать злой мачехи и её подлого сынка, - рассказывала Марион, примостившись по настоянию Эвелины на кресле рядом с куклой.
  Со времени смерти любимого отца и до вчерашнего утра Марион видела свою жизнь сломанной, а судьбу - несчастной. Вы спросите: почему до вчерашнего утра? Потому что именно вчера она узнала про найденную дочь графа.
  Вот он, может быть, где перст судьбы, заподозрила бедная сирота. И обрадовав мачеху сообщением, что, возможно, та больше её никогда не увидит, собрала котомку и без колебаний отправилась к графскому замку.
  Расчёт был верный. Поглядев на Марион, а потом на остальных жаждущих служить его дочери, граф понял: у этой худенькой и лёгонькой две добродетели - она не сможет много съесть и будет легка на помине.
  - И вот мы здесь, - закончила свой маленький рассказ новоиспечённая служанка.
  Кто - "мы", выяснилось тут же. Из-за синей юбки выглянуло ухо, два зелёных глаза, а потом и вся пушистая морда большого рыжего кота.
  - Фауль просто не мог оставаться, - пояснила Марион. - Он был, также как и я, глубоко нелюбим мачехой.
  ...Марион оказалась толковой служанкой. Застучали тарелочки, зазвенели чашечки - по графской опочивальне пронёсся пленительный запах горячих гренок. Макали в мёд, запивали молоком. Порядочно проголодавшись за обедом, Эвелина уплетала гренку за гренкой. Марион - о, ужас, если б увидел граф! - ела так, что за ушами трещало. Кот тоже не отставал. А наевшись гренок и напившись молока, свернулся уютным калачиком прямо посерёдке высокой кровати в кружевах и с балдахином.
  До самой темноты играли с куклой Изабель, изображая из неё то мачеху, то матушку Молотильник, то "испорченную девчонку". Потом вздумали обследовать весь графский замок. О, это была замечательная идея! Замок был такой большой и весь такой таинственный!..
  
  *
  Шли длинными извилистыми коридорами. Всё дальше и дальше... направо, через комнаты налево... Открывая всё новые и новые двери. Поднимаясь по лестницам... всё выше и выше. Заглядывая в громадные резные комоды. Проскальзывая мимо строгих рыцарских статуй. Заныривая в просторные кресла с высокими спинками.
  Да, он был очень-очень большой, её собственный замок, с гордостью думалось Эвелине. Пожалуй, тут поместилось бы три... пять... а то и дюжина сиротских приютов, что при монастыре Святых Пигалиц.
  В одной из комнаток, покрытый паутиной, висел большой портрет. На нём были изображены трое: дама с большими грустными глазами, пухлощёкий младенец у неё на руках и рыцарь с орлиным носом и золотой цепью на груди.
  - Клянусь Пресвятой Девой! - прошептала Марион, оглядываясь на портрет. - Эта дама - ваша покойная матушка! Те же глаза, тот же овал лица...
  Да, пожалуй, не признать этого было нельзя. И в таком случае младенец на коленях должен быть ни кем иным как самой Эвелиной. Большеглазая малышка в платье с пышными оборками забавлялась блестящей цепью на груди рыцаря.
  Да, но кто в таком случае рыцарь?..
  Только не отец, сходства абсолютно никакого.
  Эвелина пробовала попристальнее разглядеть портрет.
  Но портрет точно так же пристально воззрился на Эвелину. Чёрные глаза изображённого рыцаря смотрели прямо на девочку. И куда бы она не двинулись, взгляд следовал за ней.
  Стало жутко и как-то не по себе. В конце концов, смутившись, девочки выскользнули из комнаты вон.
  Дальше, дальше. Коридор за коридором. Дверь за дверью. В какой-то момент обе пожалели, что не прихватили свечи. В замке было интересно, но пустынно. И давно заброшенные комнаты ничем не освещались. А вечерняя тьма быстро заполняла замок.
  ...Возвращались уже наощупь. Ни зги не видя в темноте. Где же лестница, по которой они поднимались?
  Девочки долго - может быть, час, а может, три - блуждали по комнатам: из одной во вторую, из второй в десятую... из десятой в двадцать пятую - путаясь в портьерах и налетая в темноте на столы и стулья.
  - Ах, как нехорошо, что мы заблудились, - вздыхала Эвелина. - Может быть, граф волнуется и ищет нас повсюду?
  А Марион некстати выглянула в окно. Оно было узкое, стрельчатое, это окно, располагалось высоко, и в него вообще можно было не выглядывать. Но Марион всё ж таки привстала на цыпочки, потянулась и выглянула. И увидала круглую луну, сиявшую в ночном небе. И конечно, тут же вспомнила про монстра.
  - Полнолуние! Все знают, что монстр появляется в замке в полнолуние - когда луна круглая, как тыква. Он снимает голову - и ходит из комнаты в комнату. А если кого встретит - отдаёт бедняге свою голову и приказывает носить попятам...
  Вот так она сказала.
  И конечно же, стало очень страшно. Ещё страшнее, чем прежде.
  Правда, Эвелина попыталась было опровергнуть ложные слухи.
  - Нет никаких поводов для беспокойства, - повторила она слова Бартоломеуса. - В замке нет монстра!
  Но Марион это не убедило.
  - Самое главное в этом деле, - наставляла она, - упаси вас, ваше сиятельство, взглянуть на него, на монстра. Кто взглянет - тут же потеряет разум...
  - Н-нет н-никаких п-поводов для... - убеждала Эвелина побелевшими губами.
  - А придёт в себя - пожалеет, что сразу не отдал Богу душу. Потому что монстр затащит его в свою конуру...
  - Боже мой... - шептала Эвелина.
  - ...и снесёт его голову напрочь! - в экстазе продолжала Марион. - И поставит её к себе на полочку в свою коллекцию... да-да... где уже красуется много других человеческих голов!
  Такое жуткое утверждение опровергнуть было тяжело. Почти невозможно. Стиснув зубы, чтобы не стучали слишком громко, и подозрительно вглядываясь в каждый тёмный угол - о, Пресвятая Дева, страшно! - девочки в отчаянии искали лестницу - ту самую, по которой поднимались час назад.
  - Где же она, боже мой, где же она?! - со слезами вопрошала Марион.
  - Кажется, кажется, - дрожащим голосом отвечала Эвелина, - она была где-то тут...
  - Нашла! - торжествующе вскричала Марион, загремев по ступенькам.
  Цепляясь за перила, спускались вниз. Вниз и вниз...
  Внезапно лестница кончилась. И обе упёрлись в закрытую дверь.
  Рраз! - нажали они на ручку - и оказались в ярко освещённой комнате.
  - Боже, благодарю тебя! - всхлипнула Марион. И без сил опустилась на диванчик.
  Диванчик, устланный мягким ковром... отделанный мрамором камин, бронзовые подсвечники...
  - Это, должно быть, кабинет графа, - догадалась Эвелина. - Э-э... моего отца, - поправилась она.
  Да, несомненно, то был кабинет графа Шлавино. Размышляя так, Эвелина увидала вторую дверь - маленькую и узкую - ведшую из кабинета в соседнюю комнату.
  Всё ясно: там спальня, и граф почивает. Взять канделябр со свечой - и уйти? Или сначала попросить разрешения?
  Измерив шагами ковёр на полу, вытерев пальцем пыль с каминной полки и полюбовавшись узором на двери, Эвелина набралась-таки смелости и постучалась.
  На стук никто не ответил, а дверь оказалась незаперта. И поскольку никто не пригласил, пришлось войти самим.
  В спальне никого не было. И вообще - была ли то спальня?
  То есть, наверное... конечно... это могла быть и спальня. Если предположить, что графу нравилось спать на столе, уставленном стеклянными колбами: большими, маленькими, худыми и пузатыми, с зелёным, жёлтым и синим содержимым. Красиво. Загадочно и...
  А на столике у окна стояла весёлая круглая коробочка. И весёлой она смотрелась оттого, что доверху была полна разноцветных конфет: красных, зелёных, синих...
  - Ах, какая красота! - умилилась Эвелина. И подошла поближе.
  - Чудные конфетки, - облизнулась Марион. - И, наверное, вкусные.
  В этом сомневаться не приходилось. Они были такие кругленькие, нарядненькие, сверху обсыпанные сахаром...
  Дело в том, что в те далёкие времена девочки не каждый день ели конфеты. И даже не каждую неделю и не каждый год. А если уж говорить об Эвелине и Марион, то не забудьте, что ещё вчера одна жила в приюте, а другая - у злой мачехи. Сами подумайте: какие могли быть тут конфеты?
  Хотя, если честно, то Эвелина однажды попробовала настоящую конфету. Да-да, это было в тот день, когда в город приезжала принцесса Розалия. Со своей роскошной свитой она посетила монастырь и каждой девочке вручила по конфете. Ах, какая она была вкусная, эта конфета! Вкуснее, наверное, чем все конфеты на свете!
  Но вот девочки ходили вокруг стола - так и эдак, чтобы получше разглядеть нарядную коробочку - и похоже было... Да, ничего не попишешь: похоже было на то, что вот эти самые конфетки были ещё вкуснее, чем те, которыми принцесса угощала приютских девочек.
  Кроме того, разглядев хорошенько коробочку, девочки, представьте, обнаружили, что конфет - неравное количество. То есть, например, жёлтеньких было две, красненьких - две, а вот зелёненьких... целых три! Выходило, что одна зелёненькая - лишняя.
  Дальше - хуже. Потоптавшись ещё немного вокруг стола, девочки с тревогой установили, что не только зелёненьких было три. Но также и голубеньких!
  Крути не крути, но выходило, что две конфетки были лишние.
  Что было делать? Как быть?
  - Граф, наверное, очень расстроется, если вздумает подсчитать, - взволновалась Эвелина.
  - Но, может быть, мы сможем как-то помочь? Как-то исправить положение? - задалась вопросом Марион.
  Они задумались. Крепко-крепко. И наверняка бы до чего-нибудь додумались, не сомневайтесь, если бы...
  Если бы в кабинете за дверью не раздались тяжёлые шаги. В том самом, из которого они только что вышли.
  Бимм! - стукнулся со звоном канделябр за стеной.
  От неожиданности обе замерли.
  - ...И как я тебе уже говорил, действуй бесшумно.
  То был голос графа.
  Эвелина хотела было выйти и извиниться, что забрела не туда, и рассказать о том, как ей понравился её замок, и кукла, и попросить свечу... И она как раз обдумывала, что сказать сначала, а что потом, когда из соседней комнаты проскрипел незнакомый голос:
  - Да девчонка спит как сурок. Я нарочно постучался в её комнату. Никто не ответил.
  - Тем не менее, - ответил граф. - Мне не хватало ещё визгов и криков о помощи. Замок, правда, пустынен - это хорошо. Но есть управляющий, сторож... и прочая бестолочь. Лучше всего - действуй, пока она не проснулась. Раз, раз - и... Да, это самое верное: убей её прямо во сне.
  Чего-то они ещё говорили: деловито и довольно громко. Но ни Эвелина ни Марион не слышали. Они стояли за дверью "графской спальни" - ни живы ни мертвы от страха. О к-какой т-такой "девчонке" шёл разговор?.. Обе одновременно поглядели друг на друга.
  "Бедняжка её сиятельство!" - навернулись слёзы на глаза Марион.
  "Бедная славная Марион!" - сжалось сердце у Эвелины.
  - ...а не жалко ли вашему сиятельству убивать собственную дочь?
  Вот! Вот что расслышали они из графского кабинета!
  В ответ раздался жуткий хохот.
  - "Собственную дочь"? - Скрипели стулья - так граф умирал со смеху. - "Собственную дочь"? Ха-ха-ха-ха... Друг мой, у меня никогда не было собственной дочери!
  
  
  
  ГЛАВА 2
  
  про графа-проходимца, невинного кота Фауля и кукольную шляпку
  
  Больше всего на свете им хотелось убежать. Сейчас же, немедленно, далеко-далеко - в объятия мачехи или в сиротский приют при монастыре Пигалиц. Но чтобы убежать, нужно было пройти через кабинет. А в кабинете сидели: во-первых, страшный-престрашный граф Шлавино, а во-вторых... Эвелина глянула в щелку...
  Боже, что это был за мерзкий тип! Не тип - а расплывшийся в кресле кусок жира. Широкое как шар лицо... а зубы!.. Они были длиннющие и острые, как у сатаны с монастырской фрески - и торчали изо рта наподобие сабель!
  - Упырь! - прошептала Марион. - Ей-богу, упырь!
  - ...И вот что, Упырь, - сказал граф, перестав смеяться. - Чтоб никаких там ваших упырских штучек: с нападением из-за угла, питьём крови и прочее. Мне это глубоко противно. Всё должно быть прилично. Скажем... э-э...
  Поднявшись со стула, он задумчиво прошёлся взад-вперёд.
  - Скажем, так: не пережив выпавшего на её долю счастья, девчонка скончалась от сердечного удара. - Граф радостно потёр руки: - Да, это очень логично.
  - Жаль, - вздохнул Упырь. - А я, по-правде, надеялся. Кровь ребёнка, как известно, омолаживает на десять лет. И была у меня мыслишка, - похлопал он себя по колышащемуся животу, - чуток подмолодеть. Однакож в толк не возьму, чем же она не угодила вашему сиятельству, эта кроха?
  Не ответив, граф подошёл к окну.
  - Какая полная сегодня луна, - молвил он. - Круглая, как блюдо... Как то блюдо, на котором я смешал утром два порошка - синий и жёлтый. И что получилось, как ты думаешь? - обернулся он к Упырю.
  - Вовек не догадаться!
  - Зелёный. Зелёный порошок. Такой зелёный, как трава, на которую упал отец этой девчонки. Раненый моим мечом десять лет назад.
  - Дуэль чести? - понимающе закивал Упырь. - Перчатка, брошенная в лицо?
  - Нет, чести тут не было. Я напал на него из-за угла и удар пришёлся в спину.
  - Ага, месть! - догадался Упырь.
  - Месть? Нет. За что мне мстить графу? Он ничего мне не сделал. Нет, то была не месть, то была мечта. Я страстно мечтал жениться на его супруге, матери Эвелины.
  - Ну, теперь всё ясно, - заулыбался Упырь, обнажив длинные зубищи. - Несчастная любовь. Она была красива? Хороша собой?
  - Не так чтобы красива. И не больно хороша. Но она была богата!
   Стоя у окна, граф разглядывал маленькую красную звёздочку в тёмном-претёмном небе.
  - Ты знаешь меня с детских лет, Упырь. Мой отец был жалкий, совсем нечестолюбивый колдун. Жил в лесу, водил дружбу с лешими, любезничал с русалками. Такая жизнь ему нравилась. Мне - нет. Я всегда думал: мы, колдуны, обладая магическим даром, можем достичь многого. Большего, чем обычный человек. Я чувствовал себя полным сил, я готов был свернуть горы. Всю жизнь провести в хижинке? Нет, ни за что. Потому, едва достигнув взрослых лет, я тут же надел шляпу, сказал "адью" - и покинул отцовскую хижину.
  Граф опёрся ладонями о подоконник и так напряжённо воззрился на красную звёздочку, что та стала тускнеть.
  - Итак, я пришёл в человеческий город и поселился среди людей. Пылая желанием выковать своё счастье собственными руками, я взялся за дело, засучив рукава. Прежде всего, нужно было чем-то платить за чердак, что я снимал. Я устроился ловить бродячих кошек. Это было для меня совсем нетрудно. Ты же знаешь, я чую кошек за версту. Я стал грозой кошек. У-у, как они меня боялись! Наловив их с дюжину и обменяв на деньги, парочку-другую я уносил к себе домой. Для опытов. Потому что вечерами упражнялся в магии.
  Отвернувшись от окна, к облегчению красной звёздочки, граф сложил руки на груди.
  - Ты думаешь, колдунами рождаются? Нет, колдуны - это просто талантливые люди. Надо трудиться до седьмого пота, чтобы достигнуть чего-то. Я трудился до восьмого. Ты меня знаешь, я отмечен особой звездой. Я талантлив и удачлив, моя воля твёрже алмаза. Если я поставлю себе цель, то добьюсь во что бы то ни стало. Ничто меня не остановит: ни человеческие жизни, ни божьи законы. Я трудился днями и ночами, я упражнялся во многих областях - в астрологии, в алхимии - и кое-чего твёрдо добился. Но лучше всего у меня выходило готовить волшебные порошки. На то у меня открылся дар. Я стал яро изучать это дело и даже поступил на медицинский факультет университета в Салерно.
  Для учёбы мне нужны были деньги. Больше, чем приносила ловля кошек. И я быстро нашёл их источник. Я пробавлялся тем, что заходил иными вечерами на постоялый двор, где останавливались состоятельные путешественники. Подсаживался к ним - и незаметно, за беседой, подсыпал им в вино мой "соглашательный порошок". Ты знаешь: кто проглотит этот порошок, начинает со всем соглашаться. Так вот, я подсыпал порошок, а потом требовал у бедняги денег. Много требовал, - ухмыльнулся колдун, - бесстыдно много...
  Ну а днём я изучал медицину. О, это было страшно интересно. Ты знаешь, я открыл, что если захочу, могу увидеть внутренности любого человека. Я вижу, что у него и где болит. Я знаю ту травку, из которой можно сделать нужный порошок. Откуда знаю? Это загадка. Но я иду и нахожу её. Тёмной ночной порой... Так вылечил я домовладельца, сдававшего мне чердак, от ужасной болезни, изгрызшей его внутренности. Он умирал. Дни его были сочтены. Было страшно смотреть, что творилось в его в чреве. Будто гигантский рак забрался внутрь - и пожирал, пожирал, пожирал... В то время я был ещё юн и мягок душой. Не выдержав зрелища, я пошёл ночью в лес и нашёл там нужную травку. Я долго над ней колдовал - а утром отнёс ему порошок.
  Граф улыбнулся, вспоминая.
  - Он и сейчас живёт, этот толстяк - розовощёкий и весёлый... Тогда, в благодарность, он перестал брать с меня плату за чердак.
  - Ишь, ваше сиятельство - талант! - восхитился Упырь.
  - Талант... Я не собирался становиться лекарем. Лечить людишек, копаться над их недугами... - Граф поморщился. - Мне нужно было другое. Я верил, что с моими магическими способностями могу достичь большего. Как только? - я не совсем себе представлял. До тех пор, пока не повстречал графа Эдельмут.
  ...Это было ясным летним вечером. К тому времени я уже закончил учёбу, вернулся на родину и устроился помощником лекаря на одной из тихих улочек Альтбурга. В тот вечер я возвращался из лесу со своими травками. Вдруг навстречу мне выехали два всадника. То были граф Эдельмут и его молодая супруга. Возвращаясь с прогулки в свой замок, они ехали по лесной тропе. Он догонял её на своём скакуне. Она оборачивалась и смеялась. В общем, можно было сказать, не заглядывая в их сердца: они были счастливы. Вот тогда-то... Тогда-то я ясно понял, чего в этой жизни мне хотелось больше всего. Мне хотелось быть на месте графа. Весёлого. Богатого. И счастливого.
  На минуту в комнате воцарилось молчание.
  - Помню, как сильно тогда мне этого возжелалось, - глухо продолжал граф. - Так сильно, что я бросил все мои травки - и побежал без оглядки домой. ...Я размышлял недолго. Как раз в это время граф Эдельмут уезжал на войну. Я поехал следом.
  - Да-а, - покивал Упырь, - бедняга граф Эдельмут. Однако - ух, горю любопытством! - что было дальше-то?
  - Дальше я возвращаюсь в замок. Вот в этот, вот в эту комнату - здесь располагалась опочивальня графини. Представляюсь как викон Шлавино. Целую ручку графине и дрогнувшим голосом молвлю: так и так, своими собственными глазами видел, как супруг вашего сиятельства, доблестный граф Эдельмут, сгорел в своей походной палатке, подожжённой неприятелями. ...Плач, стоны, горе. Я плачу вместе со всеми. (Ты ведь знаешь, я умею плакать: у меня есть для этого особый порошок.)
  Граф засмеялся.
  - А по истечении определённого времени я прошу у её сиятельства ручки.
  - И не побоялись, что откажет? - удивился Упырь.
  - Откажет? После того как я подсыпал ей в вино моего "соглашательного порошка"? После него, друг мой, никто не отказывается. И ты бы не отказался съесть самого себя, дай я тебе его попробовать. Хочешь?.. - Граф направился к двери, за которой стояли стеклянный колбы.
  - Не-е-ет! - замахал руками Упырь.
  - Как знаешь, - шевельнул тот бровями. И снова усевшись на стул, довольно сложил руки на груди. - М-да... не прошло и месяца, как я был уже графом.
  - Ишь, небось, ваше сиятельство счастливы были, - замигал Упырь.
  - Счастлив? Гм... может быть. Два или три дня. До тех пор, пока не прочёл завещания, написанного графом Эдельмут перед его отъездом на войну.
  - И что же?
  - Что же... - помрачнел Шлавино. - Все свои владения - все до ниточки, до последнего камешка - граф завещал своей дочери, этой мерзкой девчонке Эвелине. Вот что!
  Наступила тишина.
  - Да-а, дела... - бормотал Упырь.
  - Таким образом я остался с носом. Само собой, я велел похитить девчонку. Само собой, кинуть в реку. Но за "реку" мерзавец слуга запросил с меня тысячу сребренников. Я, конечно, мог бы воспользоваться моим "соглашательным" порошком. Но не было времени его готовить - на следующий день приезжала моя дорогая супруга, гостившая у тётушки. Итак, сто сребренников слуге, чтоб украл, и пятьдесят няньке, чтоб чихнула.
  Граф вздохнул.
  - До сих пор себя виню. Терзаюсь и извожусь. Оттого, что не догадался после всего угостить слугу чаем с конфетами.
  - Не терзайтесь, ваше сиятельство правильно сделали. Не заслуживал он того.
  - Неверно, друг Упырь. Заслуживал. - Граф горько покачал головой. - Ох, как заслуживал... Ты же знаешь, я всё время вожу с собой коробку волшебных конфет. Они разного цвета: съешь одну - превратишься в таракана, съешь другую... - Внезапно замолчав, граф посерел лицом. - Мерзавец. Перед смертью он всё рассказал. И про злодея в маске... - Приложив к глазам маску, граф полюбовался на себя в зеркало. - И про сиротский приют...
  Граф скривился:
  - Теперь девчонка снова тут - наследница всего! - а я... Остался тем же проходимцем, что и был.
  Снова потянулось молчание. .
  - А как же порошок? - вспомнил Упырь. - Тот, что ваше сиятельство приготовили сегодня утром? Зелёный?
  - Что - порошок, - отмахнулся граф. - Я подсыпал его девчонке в еду. И внимательно следил за ней весь ужин. Но она не съела ни одного - ни единого! - кусочка. Уж эти мне сиротки - худые и голодные. Если б съела хоть кусочек, уже бы давно превратилась в лягушку.
  - Да-а, хлопоты... - невесело вздохнул Упырь.
  - И слава дьяволу, что не превратилась. - Граф встал, глаза его горели. - И слава дьяволу! Ибо ты ведь знаешь, какие слухи ходят обо мне в народе: что будто я колдун, что упражняюсь не только на кошках... Сам понимаешь: если девчонка исчезнет просто так, потянутся новые слухи. Потому самым правильным будет то, что сделаешь ты сегодня ночью.
  Стремительно пройдя к окну, граф вонзил глаза в красную звёздочку. Испуганно мигнув, звёздочка потухла.
  - Похороны будут пышные. Да, очень пышные. Пусть каждый, вплоть до последнего нищего, увидит наследницу графства в гробу: мёртвое лицо - в белом атласе и окружённое венками из ярких цветов... Иди, надеюсь на тебя. Помни про соглашательный порошок и не забудь про "сердечный удар". Убери её с моей дороги! - прохрипел он вдруг, сжав кулаки. - Это ошибка, что она существует!
  Подскочив в кресле, Упырь поспешно встал. И бормоча "сердечный удар - так сердечный удар... как вашему сиятельству будет угодно...", выполз из кабинета.
  Граф вышел следом.
  Звуки удаляющихся шагов... Потом всё стихло. Они ушли.
  
  *
  - Они ушли! - вскочила Эвелина. И тут же упала на стул, дрожа всем телом.
  Нет, бежать она не могла. Ей хотелось лечь и заплакать. Больше всего её огорчило, что отец... не только не оказался сказочным героем - он вообще не оказался отцом! Было горько, грустно и не хотелось жить в этом мире - таком жестоком, таком несправедливом...
  - Я хочу умереть, - сообщила она Марион. И всхлипнула.
  - Ваше сиятельство хочет умереть? - ужаснулась Марион. - Ваше сиятельство хочет попасть в руки упыря?!
  Это вернуло Эвелину к действительности.
  - А-а... что же мне ещё остаётся? - неуверенно пожала она плечами. Подошла к окну, поднялась на цыпочки, выглянула в ночь. Земли не было видно, только зубцы крепостной стены.
  - О, ваше сиятельство, надо бежать! Бежим из замка, пока вас не хватились! И... и знайте, ваше сиятельство: я буду вам служить до последней капли крови!
  При слове "крови" у Марион поплыло перед глазами - она пошатнулась и упала в кресло.
  Но ненадолго. Уже скоро девочки пробирались по тёмному коридору, а затем по лестнице - вниз, вниз, вниз...
  "По тёмному" - не совсем верно, потому что, вспомнив ночную неразбериху графского дома, прихватили по свече. И теперь направлялись в комнату Марион. Чтобы прихватить Фауля. Фауль ведь не виноват, что...
  Тут Марион остановилась как вкопанная.
  - Фауль! - вскрикнула она в отчаянии. - Он остался в опочивальне! Когда мы вместе приходили представляться вашему сиятельству... Он так и заснул на кровати... в кружевах и с балдахином!
  Скорее, скорее - повернули девочки обратно - нужно спасти Фауля, пока не пришёл Упырь!
  
  *
  Никогда, никогда ещё в своей кошачьей жизни Фауль не спал так замечательно. Посудите сами: вы лежите на широкой-преширокой пуховой подстилке, ваши лапки сжимают мягкий розовый шёлк, а ваш хвостик покоится на белой кружевной подушечке. Признайтесь честно: спали вы так хоть раз?
  То-то. А вот Фауль удосужился.
  Сны на таком сладком месте снились соответствующие. Толстая мышь была такой жирной, что идти не могла, и Фауль ловил её, лёжа на боку: тяп-ляп... ляп-тяп... Потом появился пруд: водичка чистая, прозрачная, а в ней рыбки... стаи золотых рыбок; махнёшь лапой - и нацепляешь на каждый коготок по одной, махнёшь лапой... Вдруг вода замутилась, и появилась огромная рука - рраз! - заграбастала Фауля поперёк живота... Прощайте, рыбки, прощай, пруд...
  "Не-е-ет!" - хотел закричать Фауль. А вместо этого получилось громкое "Мя-а-ау-у!"
  - Сумасшедший! - ужасалась Марион, затыкая коту морду рукой. - Ты погубишь нас всех, и прежде всего - её сиятельство. Бежим отсюда!
  С котом в объятиях они ринулись было обратно к двери. Но тут произошла заминка: Фауль пытался утащить с собой мягкое шёлковое покрывало, а Марион лихорадочно и потому не очень ловко отцепляла розовый шёлк от кошачьих когтей.
  Хотя, как уже было сказано, борьба с покрывалом длилась всего несколько мгновений, этого хватило, чтобы развернуть всё происшествие в другую сторону. Эвелина обвела глазами комнату. И в ночных сумерках увидала фигуру в кресле.
  Изящно склонённая головка, точёный носик, белый лик, на прямых плечах пышной волной лежат роскошные волосы. Откинувшись в кресле, незнакомка не сводила с Эвелины неподвижного взгляда широко раскрытых глаз.
  В первый момент Эвелина чуть не закричала от ужаса. Попятилась и, споткнувшись о кровать, упала на шёлковую перину.
  В следующий - уже пробиралась к креслу.
  Кукла. Всего только кукла... А какая отличная мысль пришла Эвелине в голову! Просто замечательная!
  Вот оно, может быть, спасение... Это должно подействовать! Обязательно должно!.. Взяв Изабель на руки (та была большая и тяжёлая), девочка потащила её через всю комнату на кровать.
  - Что это ваше сиятельство надумали? - скакала рядом Марион с котом на руках. - Как бы не стало поздно! А, ваше сиятельство?
  Суетясь и путаясь с пуговками, Эвелина напяливала на голову кукле свою ночную сорочку в розовых кружевах. Сорочка - так... рукава - так... Ведь кукла была почти одного роста с ней!..
  Теперь уложить в постель...
  Уложив куклу на место, где полагалось спать ей самой, Эвелина укрыла её одеялом. Всё отлично. Кукла была большая, и казалось, что в постели лежит Эвелина. Воск на лице делал её удивительно похожей на живую девочку.
  Вот только глаза... Поскольку глаза кукла закрыть не могла (в те времена куклы ещё не умели закрывать глаза), Изабель лежала, таращась в потолок.
  Но и тут Эвелина нашла выход: шляпка куклы и чепец Марион поменялись местами. Вот так: просторный чепец Марион как бы невзначай сполз на глаза куклы до самого носа - и теперь никто бы не подумал, что "Эвелина" не спит. Да и Марион в шляпке смотрелась великолепно - совсем как светская дама.
  - Всё в порядке! - ободряюще улыбнулась Эвелина. - Мы их хитро обманем!
  Натянув одеяло кукле до самого подбородка, она вскочила, бросила последний взгляд на Изабель... Настоящая девочка лежала в постели!
  - Ну, теперь пора!
  Схватив свечу, девочки бросились к двери. Взялись за ручку...
  - Боже, Богородица и все святые! - охнула Марион, замирая у двери. Из коридора по ту сторону двери послышались тяжёлые шаги.
  Кто-то прогромыхал к самому порогу опочивальни.
  Остановился.
  Тихонько постучал.
  Не помня себя от страха, девочки и кот метнулись вглубь комнаты. Где, где спрятаться?!..
  Стук повторился.
  ...Может, затаиться в сундуке?
  - Эх, спит, - раздался голос Упыря. - Это хорошо... хорошо, что спит.
  Сундук отпадал. Потому что Фауль бросился под кровать, за ним - Марион, и Эвелина - следом. Скорчившись под кроватью, едва успели затаить дыхание.
  В тот же момент дверь распахнулась. В спальню на цыпочках ввалился Упырь.
  - Ну, детка, - прошептал он, подходя к кровати, и башмаки его остановились в двух дюймах от носа Эвелины. - Всё, детка. Досматривай свой последний сон.
  Далее потянулась напряжённая тишина. Только поскрипывал башмаками Упырь: видно, ждал, когда кукла досмотрит последний сон.
  Тихо... Под кроватью темно, хоть выколи глаз. За спиной Эвелины слабо зашуршало. Тихонько повернув голову, девочка вгляделась во тьму.
  Два зелёных огонька зажглись, погасли и снова зажглись - это могнул Фауль. А из-за ушей Фауля глядела Марион. И вид у неё был просто ужасный: всё лицо перекосилось от страдания, нос сморщился, а глаза наполнились слезами. Бедная Марион! Казалось, ещё чуть-чуть - она не выдержит и разрыдается...
  И тут Эвелина поняла: Марион собиралась чихнуть.
  Здесь не было ничего удивительного: под кроватью было полно пыли. Слуг ведь не было, чтобы убраться. А пыль была. Десятилетняя. С тех пор как Эвелину похитили и замок опустел.
  Трагично было другое: если Марион чихнёт... Если только Марион сейчас чихнёт!..
  - Ах!.. - тихо мучилась Марион. - Ах-ах-ах!..
  И как раз в этот момент раздался гулкий удар. Баннццц!.. Как будто кто-то расколол глиняный горшок. Или кувшин. Или...
  - Отличный удар! - похвалил сам себя Упырь, не услыхав из-за звона, как Марион громко чихнула.
  Кукла Изабель, догадалась Эвелина. Пустое тело куклы - вот что разбилось!
  - Отличный сердечный удар, - радовался Упырь, потирая ручки. - Аж рёбра хрустнули. Эх, бедняжка... Не пережила счастья...
  И переваливаясь на кривых ножках, выкатился из спальни.
  ...Из-под кровати вылезали с опаской. Марион беспрестанно чихала, не различая ничего вокруг из-за слёз. Вон, вон из этого ужасного места! Подхватив кота, она первой выскользнула из спальни. За ней, взяв свечу, поспешила Эвелина.
  
  *
  - Куда мы сейчас?
  - Из замка вон. Схоронимся в лесу... потом в город!..
  Но легко было сказать "из замка вон". Внутренние покои замка были на удивление запутанные.
  Кажется, два или три раза они проходили одним и тем же коридором. Но точно трудно утверждать - может быть, четыре, а может, и все десять.
  Решив, что убегать надо через ворота, стали спускаться вниз, к воротам. И спускались, и спускались... пока не повеяло сыростью подвала.
  ...Поднимаясь обратно, чуть не столкнулись с Бартоломеусом. Тот стоял у портьеры, закрывавшей вход в гостиную, и не замечая девочек, прислушивался к доносившемуся оттуда разговору. А из-за портьеры явственно раздавался голос графа:
  - А неплохая оказалась мысль - с "сердечным ударом": девчонка никуда не пропала, а естественно перенеслась на небеса. Это не даст повода к кривотолкам...
  Дальше слушать не стали. Как ужаленные, понеслись прочь. Мимо резных комодов, мимо просторных кресел с высокими спинками, мимо рыцарских статуй...
  Бежали долго. Пока не оказались там, откуда начали блуждания - а именно у двери в спальню Эвелины. Причём уже не в первый раз. И далеко не в четвёртый.
  Господи, помилуй! Да как же выбраться из этого замка?
  Решили так: Эвелина со свечой пойдёт на разведку - посмотреть, что там - в другом крыле замка. А Марион с котом подождут здесь.
  Пообещав скоро вернуться, Эвелина ушла. А Марион, раздумывая над тем, считать ли везением, что именно её взяли в служанки к её сиятельству, или не считать, гуляла по коридору - туда-сюда, туда-сюда... Пока, завернув за угол, не столкнулась лицом к лицу с графом Шлавино.
  - О-о-о! - только и могла она сказать, став бледнее лебедя.
  Вид однако у его сиятельства был крайне мирный: небесно-голубой шлафрок, белоснежный ночной колпак с помпоном. Выглядело так, будто его колдовское сиятельство вот-вот собирались лечь в постель.
  - Что, - сказал он, поводив свечой во тьме за спиной служанки, - госпожа спит?
  - Ага... - От испуга Марион охрипла.
  - А ты, - поинтересовался он, продолжая вглядываться мимо неё в угол, где вырисовывалась дверь в спальню Эвелины, - чего тут ходишь?
  - Мы... - взволнованно прохрипела Марион, - тут... с котом... ловим мышей.
  - Ага, - покивал граф рассеянно, не сводя глаз с двери спальни. - Ловить мышей - хорошее дело... Только сейчас поздно уже... Спать идите, спать... Все мыши спят давно...
  Он даже был так любезен, что посветил Марион до её каморки. Пожелал спокойной ночи и приятных сновидений.
  Вслед за этим, резко развернувшись, устремился обратно к спальне.
  ...Сидя в своей каморке, Марион терзалась сомнениями. С одной стороны, господин приказал спать, и Марион рада была бы уснуть и забыть обо всём. Но с другой стороны, госпожа велела ждать в коридоре.
  И потом, как же быть, если её сиятельство явится - а вместо неё, Марион, её поджидает...
  Несколько мгновений позже, обняв Фауля, она уже торопливо пробиралась по коридору налево...
  "Мя-а-ау!.." - боялся Фауль. И перебирал в воздухе лапами, пытаясь бежать обратно.
  Вот как странно. Спальня её сиятельства была открыта. Кто ж в неё входил?..
  Разъяснилось всё быстро. Из спальни в коридор вылетел разъярённый граф.
  Он не бранился и не махал кулаками. Но просто взглянул на Марион...
  И служанку пробрал ужас. Ой, подумала она, ой-ой. И хотела вернуться в свою каморку... - спокойно спать и видеть приятные сны.
  Но цепкий взгляд водянистых глаз удерживал на месте.
  - Что-то угодно вашему сиятельству? - пропищала она как можно любезнее.
  - Дай-ка мне, - сказал граф вкрадчиво, - твой чепец.
  "Всего-то!" - обрадовалась девочка, облегчённо вздохнув.
  - Уж не смею спросить, зачем вашему сиятельству понадобился мой... - И сняла, стянула с себя поскорее...
  То был не чепец.
  А шляпка. И то не её, а куклы. С надписью на ленте: "От любящего папочки".
  
  
  ГЛАВА 3
  
  про графский перстень, душевную женщину и монстра, который всё-таки есть
  
  Так быстро Марион не бегала ещё никогда - за всю свою жизнь, уж это точно. Стучали башмаки, вызывая гулкое эхо в стенах каменных коридоров. Испуганно рычал кот, пытаясь перебраться на голову хозяйки.
  Граф гнался следом, размахивая свечой и спотыкаясь о полы голубого шлафрока. И некуда было спрятаться и негде укрыться!
  Самое жуткое было, что граф преследовал её молча.
  "Стой! - мог бы крикнуть он. - Погоди, отдай шляпку!"
  Или, к примеру: "Остановись сейчас же, глупая девчонка, я надеру тебе уши!"
  Или уж, в крайнем случае: "Стой, мерзавка, конец тебе пришёл, я превращу тебя в крысу!"
  Ничего этого он не сказал. А просто топал следом, тяжело дыша и хрипя от натуги.
  Безмолвно.
  И это, поверьте, было ужаснее всего.
  Они бежали по той части замка, где Марион ещё не привелось побывать. Именно тут-то, между белыми колоннами и большим гобеленом с рыжими лошадками, им и попалась Эвелина.
  Та шла навстречу по коридору. Увидав Марион, радостно заулыбалась:
  - Ах, как хорошо, что я тебя нашла! Я, знаешь ли, тут немножко заблудилась...
  Далее её сиятельство узрели графа. Свеча выпала из рук Эвелины, она тихо вскрикнула, подхватила юбки и припустилась прочь.
  Где ты, славный сиротский приют, голые стены возлюбленной кельи, любезный сердцу гомон голодных девочек после завтрака в пятницу?
  Жутким эхом отдавались их шаги в пустых коридорах замка. В полнейшей тьме, натыкаясь на холодные каменные стены, мчались они, сами не зная куда.
  Увы, продолжалось это недолго.
  Граф настиг обеих на лестнице. Дёрнулся вперёд и поймал Эвелину за рукав.
  - Спаси-и-ите-е! - в отчаянии закричала Эвелина, из последних сил пытаясь вырваться.
  Совершенно напрасно. Потому что в ответ на её крик послышалось обеспокоенное:
  - Иду, иду! Кого спасать-то? - Переваливаясь на кривых ножках, к ним спешил жирный Упырь.
  - ...Всё, девочка, - говорил граф, щёлкая крышечкой одного из своих перстней. Из перстня на ладонь ему высыпалась горсть зелёного порошка. - Играть в прятки мы больше не будем. Я вижу, ты и так всё знаешь. Не бойся, я не стану тебя убивать. Ты просто откроешь сейчас рот, проглотишь вот этот порошок - и...
  Он не договорил, потому что споткнулся о Фауля.
  Дело в том, что пока шли споры, Фауль пытался пролезть у графа между ног. Совсем так ненавязчиво, совсем так, знаете ли, застенчиво... Однако, увы, попытка оказалась неудачной.
  Нет-нет, кот не пострадал! Но ноги графа устоять не сумели: его сиятельство споткнулись, перекувыркнулись через голову, а зелёный порошок рассыпался по каменным ступенькам.
  Пока граф катился вниз по лестнице, девочки и кот торопливо бежали вверх...
  
  *
  Кажется, оторвались... Кажется, оторвались... Тяжело дыша, уже не в силах бежать, девочки шли вперёд.
  Звуков погони не было слышно. Но впереди - тупик. И дальше идти некуда. То есть абсолютно: коридор заканчивался одинокой запертой дверью.
  - К-как ты д-думаешь, они нас п-потеряли? - спросила Эвелина, изо всех сил нажимая на ручку двери.
  - С-с... уверенностью... с-с... уверенностью могу сказать, что п-потеряли, - отвечала служанка.
  Снова и снова Эвелина нажимала на ручку двери. Но нажимай не нажимай - если дверь заперта, то...
  Какое-то время стояли, прислушиваясь. В коридоре царила гробовая тишина. И прижавшись к Марион, Эвелина прошептала:
  - Ты знаешь... в приюте, где я жила... там было так уютно. А матушка Молотильник - это необыкновенная женщина. Душевная, милая...
  - Не может быть! - удивлялась Марион. - А я думала, милее моей мачехи нет никого на свете!
  Разговор прервал Фауль. Он вдруг выгнулся, зашипел, а шерсть на спине его встала дыбом. Ох, явно кот что-то чувствовал!
  - Ах! - вздрогнула Эвелина, прислушиваясь.
  А в следующий момент уже явственно застучало на лестнице. Загромыхало, зашелестело... Сюда кто-то шёл.
  Сюда кто-то шёл!
  Прижавшись к стене, Эвелина дрожала всем телом. Ах, боже мой... ах, боже мой...
  - Да, здесь пахнет кошкой, - говорил голос с лестницы.
  Жутко знакомый голос!
  - Даже, я бы сказал, котом. Погоди-ка... Да, без сомнений: котом, имя которого начинается на букву "Ф". Ты ведь знаешь, я чую кошек за версту. А тут и версты нет. Футов, я бы сказал... Футов, я бы сказал...
  В глазах у Эвелины начало темнеть, ноги сами собой стали подгибаться...
  - Нет, он явно где-то тут. Глянь-ка вон в той комнате, а я пока... - Шаги из-за стены направились прямо к девочкам.
  Боже всевышний, не оставь заботой своей сирот! Изо всех сил вжимаясь в самый угол дверного проёма, девочки принялись вспоминать молитвы.
  А шаги графа становились всё слышнее...
  А девочки дрожали...
  А тень графа метнулась по стене соседней залы...
  А девочки перестали дышать...
  Ах, если бы стать невидимыми! Совсем ненадолго! Совсем на чуть-чуть!..
  Девочки закрыли глаза.
  И именно в этот момент дверь за их спинами внезапно дрогнула. Да, именно в этот момент: дрогнула - и отворилась.
  Сначала в проёме появился свет. Потом - рука со свечой, потом - знакомая фигура...
  - Господин Бартоломеус!
  Не говоря ни слова, управляющий схватил обеих девочек за плечи и утянул в свою комнату. Затворил дверь...
  - Ах, дорогой господин Бартоломеус! - От волнения Эвелина так ослабла, что не то что не могла улыбаться, а еле стояла на ногах.
  - Скорее, скорее, - приговаривал управляющий, заталкивая обеих девочек в маленькую каморку без окон.
  Бартоломеус захлопнул за ними дверь - всё погрузилось в полную тьму.
  Далее раздался стук в дверь. Потом - голос графа Шлавино:
  - Добрый вечер, Бартоломеус. Ты ещё не спишь?
  - Нет, ваше сиятельство. Не имею привычки ложиться раньше полуночи.
  - Да... А не проходили ли тут служанка её сиятельства и... Не проходили?
  - Абсолютно никого, ваше сиятельство.
  Какое-то время царила тишина.
  - Ну, спокойной ночи, Бартоломеус. Сладких тебе снов.
  Стук захлопнувшейся двери возвестил о том, что граф ушёл.
  Девочки облегчённо вздохнули.
  Снова отворилась дверь. Вошёл Бартоломеус со свечой.
  - Всё в порядке с вашим сиятельством?
  Поставив свечу на стол, он поднёс руки к голове... и снял её с плеч.
  Глухой стук об пол: это Марион упала без чувств.
  А перед глазами Эвелины всё куда-то медленно поплыло. Потом чёрная пелена застлала её взор... и больше она ничего не помнила.
  
  *
  Очнулась она всё в той же комнате.
  Горели свечи. Бартоломеус, снова с головой, собирался, будто в дорогу. Но не одежда ложилась на дно дорожного мешка, нет - головы! Человеческие головы - мужские и женские, с закрытыми глазами - перекочёвывали с многочисленных полок в его сундучок. С полок - в сундучок, с полок...
  Монстр.
  А рядом лежала Марион с закрытыми глазами. Он убил её!
  Эвелина слабо пошевелилась. Бежать. Пока тот стоит к ней спиной и не видит.
  Бежать! Через ту дверь! Она, может быть, не заперта...
  Трудно было собраться с силами. Трудно заставить себя не дрожать, встать и сделать несколько быстрых шагов в сторону двери.
  Но надо. Только несколько шагов. Пока не обернулся!.. Взяв себя в руки, Эвелина приподнялась, встала на ноги, пошатнулась...
  Бартоломеус обернулся мгновенно. И, к ужасу Эвелины, бросился прямо к ней.
  - Спасите! - жалобно взвизгнула Эвелина, закрываясь руками.
  В следующий момент руки её были крепко сжаты, а о зубы стучался большой стакан.
  - Выпейте, ваше сиятельство, прошу вас, - настаивал монстр, пытаясь влить ей в рот какую-то отраву.
  Сил бороться не было. Голоса - кричать - тоже. Да и кто придёт на помощь? Граф Шлавино? Или Упырь?
  Из последних сил задрыгав ногами, Эвелина попробовала было отвернуться. Но содержимое бокала неотвратимо хлынуло в рот - и горячей волной проникло внутрь.
  "Я умираю", - поняла Эвелина, почти теряя сознание.
  А страшный монстр ослабил хватку и довольно закивал:
  - Отлично, ваше сиятельство. Сейчас вам станет лучше. Хорошее вино всегда помогает в таких делах.
  
  *
  ...Сидя на кровати, Эвелина молча наблюдала сборы. Рядом сидела очнувшаяся Марион. Тёрла глаза и непонимающе глядела по сторонам. Кот устроился рядышком со странным сундучком. И не спуская взгляда с летавших в руках управляющего вещей, водил мордой: туда-сюда, туда-сюда...
  Даже выпив вина, Эвелина всё ещё чувствовала себя как во сне. Это потом она узнала про удивительное племя Безголовых, менявших головы, как перчатки. И привыкла к Бартоломеусу - милому, забавному и полюбившему её, как никто и никогда. Сейчас же всё перемешалось в её сознании: "монстр", полный голов сундучок - и звучавший, словно из тумана, голос управляющего:
  - ...Я знал, что ваше сиятельство - не родная дочь графа Шлавино. Но я надеялся... всё же полагал... что родительские чувства... человечность... Нет... всего этого нет. Что граф - колдун, об этом можно было догадаться. Что лукавить? Я давно догадывался, кто виновник смерти моего прежнего хозяина... Ну и всё прочее... если не закрывать глаз... и так было на поверхности... Но сегодня... поставлены все точки над "i". Один неточный шаг - и вас убьют. Или превратят в какую-нибудь мерзость.
  Бартоломеус шагнул к Эвелине.
  - Ваше сиятельство, вам нужно бежать. Сейчас же, немедленно. Вон из замка!
  - Я готова, - как можно твёрже сказала Эвелина. И доверчиво подала руку Бартоломеусу.
  - И я! Я тоже! - вскочила Марион.
  - И мяу! - сказал Фауль.
  
  *
  Слава Богу, Бартоломеус знал замок, как свои пять пальцев. Ведя девочек за собой по тихим ночным залам, он не забыл прихватить для Эвелины её тёплый плащ, а для Марион - её вязаную шаль. Не раз и не два они слышали шаги и голоса графа. Но каждый раз Бартоломеус вовремя сворачивал и уводил своих спутниц в противоположном направлении.
  Проходя мимо графской опочивальни, Бартоломеус, к ужасу девочек, заглянул и туда.
  В опочивальне было пусто, в маленькой комнате с колбами - тоже. Деловито пройдясь по комнате, Бартоломеус обшарил все имевшиеся там комоды и ящички.
  - ...Потому что всё, что принадлежит проходимцу-графу, на самом деле принадлежит только вашему сиятельству и больше никому. И если мы найдём, к примеру, перстень... или деньги... или золотую цепь... м-м-м!..
  На столике у окна всё ещё лежала коробочка с нарядными конфетками.
  - М-м-м!.. - облизнулся Бартоломеус, сунув нос в коробочку. Но есть не стал. А хотел было спрятать себе за пояс...
  Но тут обе девочки замахали руками:
  - Выбросьте, выбросьте! Они заколдованные!
  Бартоломеус так поспешно выпустил из рук коробочку, что за раскатившимися по полу конфетами пришлось лезть под кесло, под стол и под диванчик.
  Такое происшествие принято называть счастливой случайностью. Случайностью - потому что произошло случайно, а счастливой - потому что заставило наших героев почувствовать себя счастливейшими людьми на свете.
  Ибо, напомним, что коробка с конфетами по-прежнему лежала в маленькой комнатке с колбами; и покуда наши горемыки ползали за конфетами, в соседний кабинет ввалилась целая толпа народу. Коей оказались (как узрели горемыки в замочную скважину): граф Шлавино, друг Упырь и трое графских слуг, прибывших с ним из другого его замка.
  - Это Безголовый, - гремел голос графа. - Я расколол его ещё за обедом, когда заставил выбрать розы. Он выбрал розовые. Известно, что Безголовые страстно любят всё розовое. Впрочем, я с самого начала догадывался, что он и есть монстр. Ты и ты, - махнул граф мечом, - взломайте его каморку, ищите потайную комнату. Монстра можете смело убить, это угодное Богу дело. Мою же дочь, если найдёте... Если он ещё не убил её... Боже, не допусти этого!
  Изобразив крайнюю тревогу на лице, граф на миг прикрыл ладонью глаза.
  - Так вот, мою дочь под охраной приведёте ко мне. А ты, - повернулся он к третьему слуге, - беги к воротам, предупреди привратника.
  После ухода слуг граф ещё долго сидел в кресле, покачивая ногой.
  - Так-так... - бормотал он время от времени, - так-так...
  Упырь бестолково семенил по комнате взад и вперёд.
  Казалось, прошла вечность и вот-вот наступит утро. А они всё не уходили. И троим горемыкам ничего не оставалось, как сидеть, почти не дыша, в маленькой комнатке с колбами и ждать.
  Однако всё в жизни кончается. Наконец граф вскочил.
  Но не покинул кабинет. А ткнулся в один угол, ткнулся в другой... Наморщил нос...
  - Друг, Упырь... я чую запах кота!
  Счастливый случай. По-другому это никак не назовёшь. Воистину судьба была на стороне наших горемык. А вы как думаете?
  Ибо только граф начал принюхиваться к воздуху, как далеко-далеко со стороны лестницы раздалось победное:
  - Нашли! Нашли! Нашли!..
  Гремя мечом, граф покинул кабинет. Следом утопал Упырь.
  А за ними, чуть погодя, и Бартоломеус с девочками.
  - Нашли, нашли! - слышали они краем уха, пробираясь по коридору в противоположную сторону. - Нашли потайную комнату, а там - головы!.. Господи помилуй!
  - Моя бедная коллекция, - сокрушался Бартоломеус, спешно спускаясь вниз по лестнице. - Ай-ай-ай, я собирал её столько лет. Но ничего, дайте срок - насобираю ещё побольше...
  Да, хорошо, когда ты полон надежд и впереди тебя ждёт только счастье и больше ничего. Такое бывает, но не каждый раз. Впереди были ворота - и их запирали на крепкие засовы.
  "Запереть ворота! - слышалось со двора. - На крепкие засовы! Не выпускать никого из замка! Приказ его сиятельства!"
  - А как же мы? - взволнованно бормотала Марион. - Как же мы?!
  А Эвелина в отчаянии кусала губы. Бедный Бартоломеус! Он не успел. А всё из-за неё. Если граф узнает...
  Беспрепятственно пройдя в темноте внутренний двор, выглянули в наружный. Там маячила алебарда привратника.
  Ну вот - а всё из-за неё!..
  Пока Эвелина ломала руки, Бартоломеус ломал себе шею. Сняв голову, сунул её в сундучок. А на пустое место приставил другую. Потом обернулся...
  (- Ох! - попятились девочки, вытаращившись на "графа Шлавино".)
   ...и голосом графа произнёс:
  - Пускай попробуют нас поймать. За ваше сиятельство я не задумываясь положу любую из моих голов.
  Отворили дверь. Ночной ветерок ударил в лицо. Из темноты двора вышел привратник - в кольчуге и с острой алебардой. Из-под шлема торчат рыжие космы, глаза круглые от страха.
  - Ваше сиятельство! Господин управляющий... то бишь - чёрт бы его унёс! - Безголовый Монстр не появлялся. Слава Богу! - глянул он на Эвелину. - Я вижу, её сиятельство целы!
  - Не болтай, а скорее отворяй ворота и выводи лошадей.
  Строго хмурясь, Бартоломеус накрепко запирал за собой дверь, ведшую во внутренний двор.
  - Живей, живей, да тех лошадей, что велел тебе намедни оседлать Безголовый Монстр.
  - Слушаюсь, ваше сиятельство!
  Из конюшни вывели осёдланных лошадей.
  На одну Бартоломеус посадил Эвелину, на другую - Марион с Фаулем.
  Уже направлялись к воротам, когда Бартоломеус вдруг хлопнул по своей графской голове:
  - Ах, безголовый болван! Совсем забыл одну вещь!
  И со словами "ждите меня, я сейчас" бросился к одной из башенок крепостной стены.
  Оставшись одни-одинёшеньки, девочки боязливо оглянулись. Мрачная громада замка высилась над головой, заслоняя ночное небо. Как злой великан, по-случайности выпустивший их только что из пасти и намеревавшийся снова проглотить.
  О, нет! Отвернувшись, девочки впились глазами в спасительные ворота.
  А они открывались слишком медленно, ох, слишком... Причём скрипели так, будто их не смазывали целых десять лет. Сначала поднималась высокая толстая решётка, потом...
  На скрип ворот распахнулось окошко в дверке, только что запертой Бартоломеусом.
  - Что делаешь, балда! - раздался окрик. - Зачем отворяешь ворота!
  Потом начал скрипеть подъёмный мост. Тот, что вёл через ров.
  - Пожалуйста, скорее, - робко попросила Эвелина.
  Двое подручных привратника напрягались как могли.
  - ...Закрой ворота сей же миг! - Голос из окошка превратился в визг. - Подними мост обратно!
  - Как же - закрою, - проворчал привратник. - Сам граф приказал.
  - Ну, сейчас я тебя!.. - В окошко высунулся острый кончик стрелы.
  Пи-иу-у-у!.. Стрела вонзилась в открывающиеся ворота.
  Ах, боже мой... боже мой!.. Хором взвизгнув, девочки испуганно переглянулись.
  Господи, да где же господин Бартоломеус?
  Пи-иу-у-у!.. Вторая стрела пролетела у Эвелины прямо над головой. Девочка в отчаянии обняла за шею коня и закрыла глаза...
  Но вот наконец опустился и мост. Бымм! - ударился он о землю с другой стороны рва.
  И почти тотчас же откуда-то вынырнул Бартоломеус. Он весь запыхался, а в руке держал небольшую клетку, в которой испуганно трепетала крылышками крохотная пичужка.
  - Моя любимая пеночка, - объяснил он. - Чуть было её не позабыл.
   Вскочив в седло позади Эвелины, тронул привратника за плечо:
  - Ты вот что, дружок. Если увидишь моё сиятельство в белом ночном колпаке и голубом шлафроке, знай: то Безголовый Монстр в моём обличье.
  - Батюшки святы, я ж умру на месте!
  - Не трусь. А алебарда у тебя на что?
  
  *
  Выехав из ворот замка, припустили вниз по холму. Дюжина-другая стрел просвистела им вслед. В ответ Бартоломеус помахал шляпой и раскланялся. Далее, уже не оглядываясь, поскакали вдоль лесной опушки.
  Ехали долго. И не по главной дороге, а петляя по просёлкам. Миновали лес и маленькую деревеньку. Теперь уже можно было не сомневаться, что скрылись от погони: Бартоломеус хорошо знал местность, тогда как граф Шлавино был тут чужаком.
  Незадолго до рассвета остановились на берегу речки, уставленной стогами сена.
  - Этой ночью я ещё не ложился спать, - вспомнил Бартоломеус, спрыгивая наземь.
  Приткнув лошадей к вкусному стогу сена, сами повалились поверх.
  - Милый, замечательный господин Бартоломеус, - бормотала Эвелина, зарываясь в тёплое ароматное сено, - спасибо вам за всё.
  - Что вы, ваше сиятельство, для меня счастье - служить дочери графа Эдельмута, моего бедного хозяина.
  С явным удовольствием скинув графскую голову, он пристраивал на плечах свою прежнюю.
  - Мой отец... он был высок и красив? - поколебавшись, спросила Эвелина.
  - Очень высок и невероятно красив, - подтвердил Бартоломеус не задумываясь.
  ...Круглая луна катилась по небу, сияли звёздочки. Марион с Фаулем уже давно спали. А Эвелина слушала, слушала и слушала рассказ Бартоломеуса о её отце.
  Уже засыпая, девочка пробормотала сквозь сон:
  - Тот портрет, в одной из комнат замка... - там мама, я и мой отец?
  Бартоломеус повернул к ней свой длинный нос. Долго смотрел, не мигая.
  - Да, ваше сиятельство...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"