Мельникова Юлия Владимировна : другие произведения.

Франики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Импровизированный Magikal mystery tour по историческому Закарпатью с еретиками и вампирами 18 столетия. Жутко, а что делать? За мной!

  љ Юлия Мельникова, 2011
  Травы, растущие из черепа. ("Франики").
  
  Аллах покровительствует этим несчастным краям, сшитым из лоскутков географического атласа. Даже не верится, что я забралась так далеко.
  
  0. - Пропали здесь прошлым летом двое туристов из Москвы. Последний твит: видели странных серебристошерстных собак с острыми торчащими ушками. Все. Больше о них ничего неизвестно.
  - Даже костей не нашли?
  - Это ж волки! Какие кости?! Сгрызли.
  - А зачем вы сюда едете? - поинтересовался водитель маршрутки. - Опасно же!
  - Раз еду, значит надо. Пока сама не увижу то, о чем хотела написать роман, ничего не получится.
  - А роман о ком? Наверное, об Уорхоле - Варголе?
  - Нет. О еврейских сектантах с чернокнижным уклоном. О масонах.
  - Которые кровь?
  - Которые в том числе и кровь. Правда, в основном животную, а не детскую.
  - А когда это примерно было?
  - Давно. В 18 веке. Сектантов этих ненавидели все, и нормальные евреи тоже. Из-за горстки отщепенцев клеймо вампиризма навесили на целый народ, а все не виноваты.
  - Стоило ли из-за этих вампиров столько ехать?
  - Думаю, да. Тысяча триста километров плацкартой укрзализницой, сто суринамских ежей ей в одно место. Но мне ужасно надоело сидеть в родном Нечерноземье - вампиры наши теперь партийные, их каждый день можно лицезреть по телеящику. Такое ощущение, что время остановилось. Где-то махровым цветом насаждают наночастицы, готовятся к концу света 2012, который, мне кажется, опять не состоится, но я не хочу участвовать в этом бедламе.
  Мне повезло - попался образованный водитель маршрутки. Он с отличием окончил техникум, правда, какой именно, позабыла. Честно предупредил и о волках-людоедах и о том, что бывают искривления времени. Идешь за грибами, заблудишься, а на тебя из схрона вылезают небритые ребята со шмайсерами.
  - Вечный жид бродит?
  - Бродит, окаянный, всех курей передушил на полонине. Поймали его один раз, связали, били, а толку - он вечный.
  - Интересно было бы с ним потолковать!
  - Он бывает у нас лунными ночами, в кемпинге "Аустерия".
  - Хм, странное название. Как у Юлиана Стрыйковского.
  - Мы ему свиные ребрышки кидаем.
  - И ест?
  - Ест, а что делать? Куриные сами обгложем.
  Закапал дождь. Гурт "Виероне" пел "Навищо", и змеиная карпатская дорога петляла мебиусом. Сейчас будет закладывать уши.
  - А сколько метров над уровнем моря?
  - Чего не знаю, того не знаю. Больше тысячи точно. Верите в ноль-трамвайчик?
  - Что из Львова везет мимо 2 маршрута, не заворачивая на Коновальца, прямиком в горы? Не особо. Это фэнтази.
  - Пани, это не фэнтази. Это наша жизнь.
  Я разглядывала зелень в тумане. Это - пар, поднимающийся из облаков недоваренного молочного киселя. Сколько раз мне доводилось обещать себе - никакого чаромутия, никакой Захидщины, надо, наконец, засесть за родное, орловское.... И сколько раз преступно нарушала свою клятву! Вернее, мне помогали ее нарушить. Но это - не оправдание. И судьба мертвых еретиков - не оправдание? Будет хуже, если я о них не напишу!
  А за орловское действительно можно засесть - лет так на 15 в Черные Дельфины, что ли, или в Белые Столбы. Если б это было не историческое....
  Значит, будет роман? Закарпатский? С масонами? С тамплиерскими руинами? С извращенцем Якубом Франком?
  ...... Алая мальва у потемневшей сельской церквушки. Мармарошская готика - деревянная драконья чешуя, острой стрелой протыкающая каждого иноверца, достойна воплотиться в текст. В ту церквушку вносят гроб, в нем лежит уснувшая девушка, белая сорочка ее украшена перемежающимися красными и черными лылыками, сцепленными коготь к когтю на конце крыла. Я никогда не встречала такого узора. На руку капает расплавленный воск, она кричит диким голосом.
  - Это взято из черновиков Гоголя-Яновского?
  - Ну что тут можно сделать? Писатель - всего лишь проводник.
  (Музыкальное сопровождение Шауль Резник "Ой, ти Галю" на иврите)
  Лылык - летучая мышь (диал., укр.) Пишется - лилик.
  
  Ситра ахара (другая сторона), или ситра де-смола "левая сторона", область нечестивых, демонических сил (каббалистическое).
  
  1. Якуб Лейбович-Франк. История жизни и ереси.
  Любой текст обязан с чего-то начинаться. Здешние странности уходят настолько далеко вглубь веков, что трудно выбрать подходящую точку отсчета. С иудео-мусульмано-католической секты Якуба Франка, чьи адепты исчезли - раз и вдруг - вместе с семейными архивами? Но она не появилась бы без предыдущей ереси - саббатианства (роман "Львив"), укоренившейся стараниями галицких эмиссаров лже-мессии Шабтая Цви. Имена ересиархов раскладываются матрёшками: нет одного без другого, каждый последующий тянет за собой предыдущих. С путаницей в словах. На иврите "цвиют" означает лицемерие, ханжество, двуличие, изысканную интеллектуальную игру в "другого" (в детстве я тоже в это играла, дети не понимают, что грех, что нельзя, а потом выяснилось: самая трудная игра - это игра в саму себя).
  <последователей Якуба Франка назову "франики", чтобы не путать с другими франкистами, генерала Франко в Испании. Почти что френики, почти что фрики>
  Когда город Станислав переименовали в Ивано-Франковск, мало кто мог подумать: новое название еще напоминает о другом мистике - еврейском ересиархе 18 века Якубе Лейбовиче - Франке (1726-91). Франк,- не совсем фамилия (станет ею позднее), а прозвище, данное турками. Чужак, иноверец, пришелец, европеец. Тогда еще помнили, откуда Европа - от "иври", тех, кто перешел за что-то. За реку Евфрат, за грань.
  Личность, надо признать, довольно демоническая, сознательно ставшая по ту сторону, но в этом прослеживается желание переиграть жизнь предыдущего неудачника, поэтому его немножко жалковато. Уже говорилось: предшественник Франка, Шабтай Цви, любил галицкую еврейку Сару Майер (Мейер, Меер), и, будучи под влиянием своего имиджмейкера Натана из Газы, уверявшего, что "Иерусалим-везде", а так же послушав личного астролога, наобещавшего ему славу в "другом городе на 7 холмах под гербом льва", неоднократно пытался родиться заново. В Галиции, поближе к Львову. Преемника он не назначил - умер неожиданно, но якобы намекнул, будто через 49 лет и 9 месяцев со дня своей смерти (или через 99 лет и 9 месяцев со дня рождения), появится в чужом теле где-нибудь на Львовщине или около того. Это не смешно, но ровно через 49 лет и 9 месяцев в Южной Галиции, недалеко от местечка Королёвка на Тернопольщине, в семье отлученных от синагоги саббатианцев, родился мальчик по имени Яков (Якуб, Якуп - варианты транскрипции).
  Достоверно живописать ранние годы Франка мы не можем, предположим лишь, что учиться он не любил, особенно ненавидел толстенный Талмуд, втайне мечтал сжечь эти проклятые книги к чертовой матери. Испытывал ненависть к добропорядочным отпрыскам благочестивых раввинов, на которых сваливал свои поступки, подглядывая в щелочку, как их лупцуют намоченными ивовыми прутьями. Законника-талмудиста из него не получилось, поэтому родители решили "определить по торговой части" и перевезли в Черновцы, а после - в Бухарест. Отсюда недоучившегося подростка стали посылать в Турцию за товаром. В Салониках Якуб тесно общался с группой сектантов "дёнме", оборотней-саббатианцев, пытавшихся изобразить из себя мусульман, но являвшихся жуткой сектой, где процветали оргиастические ритуалы. Заметив однажды, что в феске с кисточкой он нравится девушкам куда больше, чем без фески, принял для вида мусульманство, стал везде появляться в этом головном уборе. Однако религиозное рвение его оставалась во все той же плоскости иудейского сектантства, а планы на будущее неизменно связывались с турецкими "дёнме". За какие достоинства юный предприниматель Франк умудрился войти в круг сектантов, неясно, но, судя по всему, рано осознал: хорошими делами прославиться нельзя. Лидер тогдашних "дёнме", Берахья Руссо (Осман-баба), обвинялся современниками в гомосексуализме.
  Якуб много ездил по Турции, побывал на родине Шабтая Цви, в городе Измире (Смирне), посетил его дом, тогда еще не очень древний, помолился на могилах его отца, дяди и братьев, ища подсказки от уважаемого еретика. Это не помогло: настойчивый пришелец из Галиции попытался занять его место, но в иерархию "дёнме" чужой вписаться не мог.
  - Возвращайся домой, приказал ему Шабтай Цви, - приди во Львов ночью, в феске, запишись в гостинице прозвищем "Франк", и продолжи мое дело. Франк приехал в родные края, остановился в галицкой Королёвке, с 12 учениками, коих набрал по дороге, начал проповедовать.
  "... К середине XVIII века Подолия стала для иудаизма тем же, чем был Лангедок XII века для христианства: диссидентской провинцией, Подолия была единственным местом, где почти через сто лет после обращения Шабтая Цви множество евреев практически открыто исповедовало саббатианство. Устраивавший и еретиков, и еврейские власти status quo был необратимо нарушен после возвращения в Польшу Яакова Франка - уроженца Подолии, несколько лет прожившего в Турции, где он безуспешно пытался объединить и возглавить местных дёнме"
  Все эти группки и толки доморощенных "шебсов" жили в постоянном разладе и под мощным прессом ортодоксального еврейства. Франк приехал, когда саббатианская ересь пошла на убыль, еще немного - и она бы исчезла, оставив о себе смутную память в семейных преданиях, истертых молитвенниках, куда поспешили внести новую молитву за Царя Израиля, и синагогальных хрониках раздора. Внутри оставшихся верными ереси шел процесс создания новых групп и течений, но у их не оказалось ни ярких лидеров, ни четких представлений, куда же двигаться. Одна из тех групп выстраивалась, вероятно, вокруг еврейских погребальных обществ "Хевра Кадиша". Они были в каждом местечке, объединяя людей своеобразного пессимистического мышления, привыкших к смерти и даже немного прклонявшихся перед нею. У них имелся собственный, "готический", сказали бы сейчас, фольклор с покойниками, призраками и вампирами, а так же сложился нехитрый набор аллегорических символов (алхимических, масонских, каббалистических). Ко всему прочему у погребальных обществ годами тлели конфликты с раввинами, так как те не разрешали хоронить на еврейских кладбищах саббатианцев.
  Франк вполне мог найти среди обществ "Хевра Кадиша" своих единомышленников, а те, в свою очередь, за оказанную поддержку допустить еретиков проповедовать на кладбищах. "Франики" собирались тайно, под покровом ночи, в малолюдных местах. Особенно ценились склепы праведников, заброшенные мельницы, бани - традиционные места обитания нечистой силы. Здесь еще не стоит искать намеков на чернокнижие: молиться и размышлять на захоронениях советовали еще каббалисты цфатской школы, саббатианцы развили уже укоренившуюся традицию.
  Провозгласив себя новым воплощением Шабтая Цви (для чего имелись серьезные оккультные основания), Якуб Франк осмелился переиначить его учение. Первым делом галичанин поспешил разобраться с проклятым национальным вопросом. Тут не обойтись без пояснений: Шабтай Цви начинал сионистом, правда, весьма умеренным. Недаром сионистская газета конца 19 века называлась "hа-Цви" - именно он, мусульманин, призвал свой народ переселяться в еврейский квартал Иерусалима, а еще раньше жертвовал немалые средства бедствующим соотечественникам земли Израильской. Позже, вступив в орден Бекташи-Давудийя, нося тюрбан, он все равно оставался еврейским патриотом (с утопическим уклоном). Иначе бы не придумал с отчаяния львовскую авантюру, не сделал бы ставку на местное еврейство, известное своими бесконечными распрями...
  Франк, напротив, от утопий отвернулся. Он более чем здраво оценил геополитические реалии середины 18 века, признав: мессианского царства не будет, Высокой Порте лихорадить еще лет 200. Поэтому надо жить здесь и сейчас. Разрешил вмешиваться в чужие национальные распри. Поменьше еврейского, побольше европейского. Он продолжил линию саббатианского нигилизма и антиномизма - отрицания моральных норм, заявляя, будто бы с началом мессианской эры все ветхозаветные запреты потеряли свое значение, а значит, ДЕЛАЙ ЧТО ХОЧЕШЬ. Естественно, очень быстро франкизм стал модной ересью, обрел массу последователей, среди коих оказались весьма состоятельные люди.
  Меир (Меер) Балабан, историк львовского еврейства, отмечал, что " у 50-х роках XVIII ст. Львiв був свiдком дiяльности вiдомого сектанта того часу Якуба Франка i його послiдовникiв, що поклали початок так званому франкiзму. Франкiзм був одним iз останнiх рiзновидiв месiанських рухiв, що з"явилися в Українi i Польщi у другiй половинi XVIII ст."
  Последняя стадия болезни зачастую одна из тяжелейших. Город на 7 холмах под гербом Льва во 2-й раз, за небольшой по историческим меркам промежуток, переживает мессианское помешательство. И все же новый взрыв ереси, порожденный Франком, это уже повтор, автошок, за новым лидером шли дети тех, кто не дождался прихода Мессии ни в 1695, ни в 1706г. Они не могли поверить, что их отцы пали жертвой страшного обмана, ведь "в этой истории что-то такое было настоящее, искреннее". Успех Франка еще объясним и тем, что у раввинов, измученных многолетним противостоянием саббатианцам, уже не осталось сил опровергать новую версию надоевшей ереси.
  "Фраников" поначалу сочли неопасными, мол, огарки гаснущей свечи, сгинут без нашего вмешательства. Совпадение, но в начале 20 века, на волне дикой популярности эротического романа Арцыбашева "Санин", в губернском городе Орле возник кружок "половых мистиков", называющих себя "огарками". Добавим еще фактор коррупции: Франк и его жена Хана аккумулировали крупные суммы, могли платить огромные взятки, а "апостолы" приобретали земельные угодья и дома у обедневшей мелкой шляхты. Не брезговали "франики" и рейдерскими захватами чужой собственности, выгоняя из синагог своих противников.
  Всерьез бороться с еретиками стали лишь с июня 1756 года. Тогда, во время ярмарки в местечке Лянцкоруни (Подольская губерния) группа франкистов с Франком во главе, справлявшая оргию в доме, была - вроде бы случайно, кто-то подглядел в щёлку - поймана "с поличным" евреями. Уж не могли провести свою оргию не в ярмарочные дни - тогда б эта история не вышла за пределы местечка!
  Полиция арестовала Франка вместе с приверженцами. Всплывшие подробности ужасали даже в тот, весьма распутный, 18 век. Описывали исступленные пляски с раздеванием и онанизмом, экзальтированные моления "заумью", свальный грех, начинающийся с непроизвольных телодвижений истеричной женщины - заводилы, царапающей, избивающей себя, рвущей одежду. Вскоре в городке с говорящим названием Сатанов к раввинам обратились несколько разочарованных адептов Франка, уверявших, что их принуждали на оргиях к публичным сношениям с незнакомыми людьми, требовали участия во всяких гадостях, перечислять которые стыдно. В недостоверных источниках присутствуют, например, черный седер (анти-Песах) со сцеживанием в серебряный кубок крови живых жаб и нетопырей, квасной "мацой", кощунственные чтения отрывков из Торы, где все слова заменяли неприличными на ту же букву (возможности иврита здесь поистине безграничны) и тому подобный кошмар. Насколько это достоверно?
  Действительно, "в некоторых молитвенных собраниях крайних саббатианцев совершались действия и обряды, целью которых было вызвать моральную деградацию человеческой личности, ибо тот, кто опускался на самое дно, может скорее, чем кто-либо другой, увидеть свет. В перепевании этого тезиса на все лады апостолы радикалов, явившиеся из Салоник, и прежде всего Франк, поистине не знали устали" - цитата из авторитетного труда Гершома Шолема "Саббатианство и мистическая ересь". Саббатианцев еще до Франка подозревали в "обмене женами", практикуемом в хорошо знавших друг друга семьях, благодаря чему эти подробности долго не получали огласки. Они устраивали ранние браки своих детей, были случаи, когда мальчика 7 лет женили на девочке 5 лет, "дабы ускорить приход Мессии". Раввинами с особым возмущением подчеркивалось, что "родители слишком рано разъясняли детям различие полов, оставляли их наедине и укладывали спать на одно ложе". Тема "религиозные деятели vs секс-просвет" не устаревает никогда. Вспомним еще интригующий весенний "день овцы", праздник секты "дёнме" в Турции...
  
  
  
  "Херем (отлучение) провозглашают во Львове, Луцке, Дубне и, наконец, на заседании Ваада четырёх стран в Староконстантинове" Испуганный Франк бежит в Хотин, под турецкое крыло, но оттуда его выдворяют по просьбам местных жителей. На еретика обрушивается сразу и церковь (в лице каменец-подольского епископа Дембовского) и синагога (авторитетный львовский раввин Коэн Раппопорт). Но он скользким угрем ускользает, убедив епископа в желании принять святое крещение и разоблачить козни евреев-талмудистов.
  Франк инициирует знаменитый Львовский диспут 1759г., где публично бросает раввинам свою черную метку - кровавый навет. Доказательств питья евреями христианской крови, разумеется, нет, но он надеется на силу народных суеверий и поддержку иезуитов. "Диспут начался в Львове 17 июля 1759 года. Дамы из польского высшего общества продавали входные билеты, сбор шёл в пользу нуждающихся франкистов" Насколько они нуждались - вопрос тот еще. Когда власти попытались приступить к конфискации имущества "фраников", под опись попали огромные имения, земли, леса, мельницы, резная мебель красного и черного дерева, картины, статуи, породистый скот. Многие держали собственность, формально записанную на подставных лиц католического исповедания, поэтому вскрыть все не удалось. По итогам скоропалительно завершенного диспута Якуб Франк признает католицизм, уверяя, будто Каббала таит завуалированный принцип триединства высших начал.
  Ересь "фраников" базировалась на том, якобы Единый Первоисточник делится на три ипостаси (Святой Старец, Святой Царь и Святая Госпожа), а потому иудаизм здесь максимально приближен к христианству. Чтобы в полной мере выполнить свое предназначение, по мнению Франка, евреи должны поскорее перейти в эту веру, в чем он и начал убеждать их, рассылая по общинам т.н. "красные письма" (написаны красными чернилами).
  Евреи должны прийти в ближайший к дому костёл и посмотреть на роспись, где изображено все то, о чем так долго рассуждал он, читая Каббалу, а уж ксёндзы помогут "объяснить непонятное". Якуб Франк знал, на чем играть, чтобы ему поверили: местное население боялось "еврейского колдовства" и не сомневалось в существовании вампиров. Поэтому его разоблачения вызвали именно ту реакцию, на которую рассчитывал ересиарх (а так же его покровители-иезуиты). Только в один день в Львове крестилось 500 евреев, потом - около 1000. Католиками евреи становились не только под воздействием страха новых погромов и обвинений в ритуальных убийствах. Выяснилось, что крещением можно неплохо заработать! Лично Франк просил за крест подарить ему Буск и Глиняны. Первые крестившиеся "франики", ближайшие его сподвижники, получали фамилии своих крестных - польских аристократов, им дарили землю, деньги, должности. О католицизме они имели весьма странные представления, поклоняясь лично Якубу Франку и его дочери Абаре-Еве, "воплощении женского начала", "чистой Панне", называемой так же Святой Царицей (Малка-Кадиша), Ланью (Айяла) и т.д. Так как прекрасная лань должна была слиться в мистическом экстазе со своим оленем, реинкарнацией Шабтая Цви (цви-олень на иврите), а этой реинкарнацией себя полагал Якуб Франк, то пошли разговоры об инцесте. Традиционно адепты сект типа "фраников" хранили молчание обо всем, что не укладывалось в рамки тогдашней морали, чтобы не навлечь на "гуру" новых бед. Личная жизнь Франка сопровождалась скандалом: в 1752 году, когда ему было 26 лет, женился в Никополе (что над Дунаем) на 14-ти летней Хане, купеческой дочери. Мало того, что он был почти вдвое ее старше, и явно не красавец, зато жена отличалась яркой внешностью. Когда стала подрастать Абара-Ева, она занимала все большее место в жизни Франка, а позже, после смерти жены, возьмет в свои руки управление сектой.
  
  Но, независимо от того, опустился ли ересиарх до кровосмешения или остановился у самого края, упоминаются сексуальные оргии, когда ясна панна, "геверет" или "гвира", ("госпожа", ивр.), колотит захлебывающегося в слезах пана кожаными плетками. Примечательно: на парадных портретах Франк - в неизменной феске и в горностаевом воротнике, положенном только коронованным особам. А горностаи уличены в противоестественном способе размножения - насилием над не достигшими зрелости самками, когда скрытая беременность может длиться очень долго. Вот и думай теперь, врали или не врали свидетели оргий Франка.
  <Круг чтения "фраников" был своеобразен, жаль, большинство текстов, созданных при жизни Франка (так же, как и труды эпохи Шабтая Цви) до нас не дошло. Они читали сочиненную Франком пространную "Книгу слов панских" (Библия Баламута) и, конечно же, "Зоhар", каббалистический трактат. А так же - труды Аврахама Кардозо, Шмуэля Пинто, Аврахама Ровиго и его ученика Мордехая Ашкенази, Нехемии Хайюна, Яакова Коппеля Лифшица и, наконец, Йонатана Эйбешюца, выдающегося представителя саббатианской каббалы, носящей более или менее выраженный еретический характер. Йонатан Эйбешюц жил некоторое время во Львове и подвергся изощренной травле за то, что дал беременной женщине - по ее просьбе - каббалистический амулет "для благополучных родов". Ортодоксия увидела в амулете зашифрованное имя Шабтая Цви, и, хотя такие амулеты имели широкое распространение, почти перестав считаться крамолой, обвинили в поддержке "фраников". Скандал с Эйбешюцем вывел наружу разлом еврейства, и отчасти оказался на руку сектантам: раз ортодоксы накинулись на уважаемого человека, то чего ожидать простым людям? Из-за духовной цензуры пласт мистической литературы существовал преимущественно в рукописях. Кроме "Оз ле-Элохим" Нехемии Хайюна, других печатных книг саббатанцев не было. О ней - позже>
  
  В Каменце-Подольском, 17 июня 1757г., торжествующий Франк воплотил свою мечту - сжег Талмуд. Вскоре неожиданно скончался главный зачинщик сожжения, епископ Николай Дембовский, а его преемник даже не стал разговаривать с еретиками. Франк выполнил отведенную ему церковью роль пропагандиста католичества в еврейской среде, из "полезного друга" вмиг превратился в опасного сектанта (кем он, кстати, и являлся).
  Суд возобновил рассмотрение заведенных на него уголовных дел, и, несмотря на то, что показания на сектантов давались неохотно (все входившие в секту обязались молчать во имя общего дела), нескольких свидетельств оказалось достаточно.
  24 февраля 1760 года Франка арестовали и отвезли в Ченстохов (Польша), заключили в крепость при монастыре, где он оставался около 13 лет. В вину вменялись тяжкие преступления против религии и нравственности.
  З\к Франк пользовался привилегиями: в Ченстохове поселились родные и друзья, он все равно поддерживал контакты со своими сторонниками и не прекращал руководить сектой. В голове по-прежнему зрели планы. Например, упразднить все религии, а взамен них ввести единый закон ("дас" на идише), и разрешить прелюбодеяние. Франк считал, что он, как Мессия, вполне правомочен отменять старые заповеди...
  В крепости Франка потянуло к России. Сначала он сильно испугался вероятного вхождения части Польши в состав Российской империи.
  Что, если его дело пересмотрят по российским законам, более суровым к еретикам?! Ему и так едва удалось избежать казни! Франк отправил доверенных посланцев в Варшаву, к православному архимандриту, уверяя, якобы православие его давно интересует и он хочет перекреститься. "Франики" посещали Смоленск и Москву. Игра? Хотя интерес мог быть неподдельным - христианство восточного обряда в Европе казалось экзотикой.
  
  Особенно увлекала Франка область простонародных верований, далекая от официальных догм. Однако архимандриту поведали, что Франк регулярно меняет исповедания, млея от ритуалов, растянув, например, свой переход в католичество аж на две пышные церемонии, 1-я из коих прошла в Львове, в знаменитой Катедре (Латинский собор), а 2-я, завершающая, в Варшаве, при королевском дворе. Крестным отцом неофита Иосифа (Юзефа) - такое имя получил Якуб Франк - был Август III. И еретику было отказано.
  Впрочем, Франк все равно завязал отношения с Россией: он за деньги поставлял информацию и дезинформацию, используя в своих хитрых целях русских солдат, возвращавшихся домой из турецкого плена, и беглых старообрядцев, поселившихся на Буковине, в Белой Кринице.
  В феврале 1770 года в Ченстохове скончалась жена Франка, общение с адептами и помощь ему взяла на себя дочь Ева. Сыновья Франка, Рох и Иосиф, были увезены в Варшаву верными друзьями.
  Важные услуги, оказанные Франком и его сектой России, не остались без благодарности. При первом разделе Польши в 1772 году Франка выпустили на волю русские. Он сразу поехал в Варшаву, а затем в Брюнн (Брно), поближе к Praga magika, ибо в не менее магическом Львове Франка уже знали как облупленного и явно не ждали. Здесь начинается новая глава бурной жизни: за 13 лет заточения выяснилось, что большинство "фраников" стали богатыми дворянами и не хотят больше распространять ересь, но зато готовы оказать своему благодетелю солидную материальную помощь, наладить связи в высших кругах. За это "гуру" не станет разглашать некоторые подробности того, чем они занимались в его секте.
  Его дочь Ева выросла красавицей и уже блистала на светских приемах, кружила голову австрийским офицерам-масонам, ей даже приписывали роман с австрийским императором Иосифом II и ребенка от него.
  А ведь Ева росла, кочуя из одного местечка в другое, помогая родителям в сектантских заботах и не получая никакого светского воспитания.
  Даже назвать точную дату и место ее рождения мы не можем, скорее всего, Ева появилась на свет во время странствий семейства Франк, в овчарне или под явором, где-нибудь на территории современной Украины, Польши или Молдовы, и росла окружении людей развращенных, темных, малограмотных.
  Якуб Франк, к слову, плохо владел польским языком, потому уклонялся от публичных выступлений перед польской аудиторией, даже на диспуте он появился под занавес, предоставив главные слова иезуитам.
  Вел он себя плохо, многие, не зная рода занятий Франка, нередко принимали его за астролога, алхимика или бродячего комедианта, а его детей - за цыганят, до того они были неаккуратные, лохматые, дичившиеся. Откуда тогда шарм, откуда манеры?! Скорее всего, это врожденное: обаяние матери в сочетании с хитрым умом отца. Постепенно дочь все больше брала на себя руководство сектой и убеждала отца поддержать ее инициативы.
  Как-то раз влюбленные в Еву Франк австрийские офицеры разболтали: Вена готовит очередную войну с Турцией, и за содействие в этом можно получить в вечную собственность немалый кусок земель, объявив их своим суверенным княжеством.
  - Я устрою себе замок в Турьих Реметах! - возмечтал Якуб.
  Немедленно братство "фраников" реорганизовано в военный лагерь, стан ("маханэ"), состоящий из уланов, казаков и гусар. Франка не смущало, что он набирал "в казаки" еврейскую бедноту, потомков пострадавших от казацкой резни в 17в., что еретики-саббатианцы в предыдущие польско-турецкие сражения старались держать турецкую сторону. Секта его вполне может считаться предтечей молодежных военно-патриотических организаций. Имели ли отряды "фраников" свои знамена, девизы, знаки отличия вроде вышитых гладью контуров нетопырей, змей и ящеров, свои песни, свой устав - неведомо. Франк управлял, сидя на полушках в роскошном шатре, и изучал карты местности, держа их по привычке вверх ногами. Он очень походил на полковника Каддафи. Скупые свидетельства гласят, что импровизированные "воины Франка" жили в палатках на природе, занимались физическими упражнениями (гимнастикой), учились фехтовать и обращаться с оружием, подвергались должной идеологической обработке, где им говорили - Мессия придет в обличии воина, а не царя-пацифиста. Затея осталась историческим курьезом.
  Сделав состояние, Якуб Франк, всю жизнь переживавший по поводу своей безродности, в 1788 году купил у обнищалого немецкого аристократа, графа В. Эрнста фон Гомбург-Бирштейна его замок при Оффенбахе-на-Майне с правом полного суверенитета и приобретения титула. Там он и поселился. Секта еще действовала, рассылая по еврейским общинам "красные письма", своеобразный спам, призывающий присоединиться к ним и пожертвовать деньги. Приходили эти письма и в Санкт-Петербург, где их быстро взял под контроль соответствующие органы.
  Увидим, что это было нелишне. Политическая обстановка в Европе, связанная с раскройкой несчастной Речи Посполитой, реанимировала старые авантюрные проекты, призванные ослабить влияние России. Вновь всплыла мысль о самозванцах. Хорошо знакомые Франку русские переселенцы-староверы не могли поверить, что щедро помогавший им человек - простой галицкий еврей, а не какой-нибудь аристократ, вынужденный скрывать свою личность. Еще когда Франк сидел, они разнесли слухи, будто бы Ченстохове заточен сам российский император Пётр III, незаконно лишенный трона, а за спасение свое новый император дарует староверам свободу исповедания и уравняет в правах с никонианами. Десятки других Петров III-х, бродивших по российским просторам, вряд ли узнали о появлении нового конкурента в Польше, излюбленной стране всех российских самозванцев - Интернета не было, из-за границы вести просачивались медленно. Да если б узнали, не накостыляли бы: негласную "конвенцию самозванцев" Франк не нарушал, действуя в своем узком ареале, возможности его за толстыми стенами крепости все же оставались не беспредельными.
  Освободившись по нечаянной амнистии, вылетев, как сказали бы сейчас, удодом, любимой птичкой еретиков и колдунов, Якуб Франк грезил уже не Буском с Глинянами, и не Турьими Реметами, а Санкт-Петербургом.
  Обустраивая свой замок в Оффенбахе, он пригласил к себе на новоселье горстку россиян-эмигрантов, людей не слишком богатых, но сохранивших нужные ему связи. И как бы ненароком преподнес им кушанья на драгоценной посуде с вензелями ER, кои украшали вещи российской императрицы. На самом деле эти инициалы Франк повелел выбить на подарочном наборе, что предназначался Еве, но еврей-ювелир ошибся, украсив вместо латинской буквы F -R. А потом, заметив путаницу, решил ею воспользоваться: так Ева Франк начала изображать из себя тайную дочь Елизаветы Петровны и претендентку на российский престол. Вино, и, возможно, маленькие шарики опия, подложенные в бокалы, закрепили у гостей впечатление, что с Франком не все просто и их удастся вовлечь в большую игру. Наутро эмигранты поспешили разнести сплетню своим знакомым, отправить в Россию письма, свидетельствующие о явлении еще одной "княжны Таракановой".
  У Франка развернулась поистине царственная альтернатива! Мальчик из глубинки, ходивший босиком до поздней осени, воровавший у соседей крынки с маслянкой, битый двоечник, эмигрант, вероотступник, контрабандист и еретик, стал бы самодержцем всероссийским. При таком раскладе Франк получил бы новую горностаевую мантию (старая уже истрепалась за годы заточения), много золота и полную свободу действий.
  Что учудил бы он в России, какой бы стала наша страна в случае этого фантастического поворота - подумать страшно. Но никаких трех разделов Польши, никаких войн с Высокой Портой. Торжество ереси и шляхетского куража, уже волынские масоны пишут для России "Декларацию прав человека и гражданина", отменяется рабство, пытки и телесные наказания. Правда, у императора нет императрицы, но это поправимо: в Белой Кринице устраивались браки даже при недопустимой степени родства, староверы вполне могли "законно" обвенчать Якуба с любимой дочерью Евой. А что?! Умом и красотой она ничем не уступала императрице Елизавете Петровне. Не вышло у Франка с российским престолом. Но это не означает, что жизнь проиграна. Оставшиеся верными еретики разыгрывали импровизированные "шоу", называя замок "святым домом" и настойчиво приглашая паломников. Правда, этот "святой дом" больше смахивал на бордель и одновременно - на желтый дом. Каковы были тамошние порядки?
  В мемуарах Моисея Поргеса сообщалось, что на 1-й раз его долго промурыжили в "приемной", с пафосом рассказывая о Каббале, и лишь на 2-й раз, когда он согласился помочь материально, устроили короткую аудиенцию. Но не разрешили смотреть в лицо Евы Франк - только смиренно целовать ее маленькие босые ножки! А на стенах в "приемном покое" висели кощунственные портреты, изображавшие Франка и его дочь как на католических иконах, но с ивритскими надписями, и никого это почему-то не смущало. Его поразило богатое убранство замка, а так же странная настойчивость, с какой сектанты убеждали евреев принять католицизм. Ева Франк повела себя с гостем подозрительно ласково - гладила по волосам, прикасалась губами к щеке, предлагала усесться к ней на колени, называла его "мотек" (сладкий, ивр.) Но мальчик смутился и убежал, поняв, что тут творится нечто нехорошее. Зато другие не убегали, и Ева обольстительной Лилит приходила к гостям ночью. Поцелуи ее оказались горькими, а обнимать мешали какие-то наросты на спине - то ли кожаные крылья летучей мыши, то ли тяжелые совиные. Жертвы Евы просыпались утром с жуткой головной болью (она подмешивала что-то наркотическое в восточный напиток, который понемножку отливала из узкогорлого кувшина с носиком-клювом и ручками - змейками).
  В конце 18 века "франики" представляли собой скорее светский мистический салон Евы Франк, где ели, пили, танцевали и развратничали, а не то мощное религиозное движение, которое было раньше. Это уже не сколько ересь, сколько ролевая игра: черные тяжелые занавеси, причудливая мебель черного дерева, загорающиеся на стене еврейские буквы (намазаны фосфором), чаша-череп не то с вином, не то с кровью, медные подсвечники, где свечи вставляются в раскрытые гадючьи пасти и прочие атрибуты готической вечеринки. Они сравнивали себя с кораблем, плывущим в беспокойных волнах (позже этот образ перейдет к российским хлыстам - там тоже "корабли"). Корабль "фраников" уже заваливался на бок. Секта выдыхалась вместе с тяжело больным, редко показывающимся на людях Якубом Франком. Он считал себя всемогущим, а значит, бессмертным, и не верил докторам, хотя слабел день ото дня.
  В 1790-м, чувствуя приближение кончины, Франк созвал еретиков попрощаться. Явившиеся к его смертному одру "франики", настоящие и завязавшие, были уже не бедными вольнодумцами из глухих местечек, а состоятельными и даже знатными людьми. Они привезли своему "гуру" богатые дары, выслушали завещание. Что просил их сделать умирающий Франк? Что они клялись исполнить? - вопросы, не дающие ответа. Но, думаю, оффенбахский старец завещал "франикам" сеять раздоры, потому что без этого он жить не мог. Если все так, то "франики" слово сдержали...
  В 1791 году Франк умер в Оффенбахе -на-Майне и погребен по одним сведениям, на еврейском, по другим - на католическом кладбище по еврейскому обряду, ибо католики отпевать его не решились.
  Поле смерти лидера его "двор" некоторое время продолжал существовать усилиями Евы, ее советниками стали ближайшие последователи отца, братья Воловские (Шорр до крещения) и Андрей Дембовский (Иерухам Липманович). Еве приписывали с ними давнюю интимную связь, а так же то, что ее незаконнорожденный ребенок от австрийского императора отдан на воспитание в украинскую семью, но сохранил фамилию Франк. Честолюбивая красавица, удара плёткой от которой с нетерпением дожидались польские и австрийские аристократы, рискнула продолжить затеи Франка и укрепить положение секты.
  Когда к Еве нагрянули кредиторы с требованием вернуть гигантские долги, она смеялась над ними, кормя обещаниями "вернуть все, мне вот-вот брат из Питера пришлет". Наконец, в 1816-м терпение кредиторов лопнуло. В день, когда за Евой пришли, она легла на стол, накрылась белой простыней и умело притворилась мертвой. Укол иглы или ожог свечи она, наевшись опийных шариков, могла и не почувствовать. Ночью "покойницу" вынесли в саване из украшенного сургучными печатями замка и увезли далеко-далеко.
  Позже Еву видели - живой и довольной - на модном курорте в компании молодого любовника, чиновника-казнокрада. Сыновья Франка предпочли религиозной карьере политику, участвовали (под псевдонимами) во французской революции. Мозес Добрушка, которого прочили в его преемники в качестве руководителя секты в Оффенбахе, взошел в 1794 году на гильотину вместе с Дантоном под именем Юниуса Фрея. <фамилии типа Фрей, Фрай - не случайны. Освобождение - во всей широте смыслов - основа ереси, а свобода, тоже понимаемая очень широко, неотъемлемый атрибут новой личности. Сюда же - женское имя Геула (избавление, ивр.) >
  Кое-кто из сподвижников Франка сотрудничал с польскими масонскими объединениями, имена бывших "фраников" всплывают то в связи с масонскими ложами Галиции, то со шляхтичами-тамплиерами Волыни, то еще где-нибудь...
  Почему о "франиках" известно не очень много? Почему не сохранились архивы видных адептов, почему многие семьи вынуждены были скрывать свое происхождение от крещеных еретиков, намеренно беря польские и украинские фамилии - от крёстных, по названиям имений и т.д.? Во 1-х, потомки стыдились своих "неправильных" предков. Во 2-х, уже прошло слишком много времени с тех пор, как с турецкой границы вернулся странный проповедник в жесткой шапочке цвета запекшейся крови и впутал евреев в новый водоворот ереси. На дворе стоял 19 век, век hаскал"ы, еврейского движения Просвещения, когда смена вероисповедания считалась уже не священной жертвой, а юридической формальностью, и вспоминать подозрительных сектантов никому не хотелось.
  Есть, правда, 2 товара, которые лично у меня устойчиво ассоциируются с Якубом Франком: это неваляшки - крокодил в феске (их выпускает Котовский завод пластмасс в России) и молочный продукт под названием маслянка карпатская (украинская молочная кампания "Галиччина"). Крокодил в феске - образчик галлюцинации саббатианско-франкистского плана, а маслянка, в упаковке с иерусалимско-львовским гербом, намекает на мистическую связь этих двух городов и символизирует сладость запретного плода. Того самого, что с удовольствием сорвали "франики" и который до сих пор является причиной мелочных раздоров национально озабоченных граждан. А раз так, значит дело "фраников" живет и побеждает.
  Совпадение или нет, но в Армении армян, принявших унию с католической церковью (преимущественно это львовские армяне), зовут - "франги", И сами они себя иногда называют. Правда, в Армении это прозвище часто носит негативный оттенок - дескать, чужие вы стали, европейцы....
  
  Там, где у Сфинкса кончаются лапки, лучше не нужно подолгу стоять.
  Е. Горбовская.
  
  2. Саламандра на цепи.
  ... Привратник щелкнул тяжелым замком и отворил дверь.
  - Только недолго - шепнул он, скоро "пингвины" притащатся.
  Я зажгла черную свечу. Запахло ладаном и тем тяжелым ароматом, которым пропитались все лавки восточных сувениров. Белое надгробие цадика закапано воском. Белые листки записок не шевелились. В сыром углу жила стеснительная саламандра - ее оранжевое пятно резко бросилось в глаза.
  Не погладить ее? Слизь пахла прелой листвой. Саламандра вырвалась и уползла обратно в свой угол. Цепью, что ли, они ее приковали? Выдают, наверное, наивным туристам за ту, еще Бештовскую, 700-летнюю...
  Но дверь раскрылась.
  - Бегите. Едут "пингвины".
  - Можно посмотреть на них? Издалека?
  - Нет. Вы владеете ивритом и отобьете у нас официальную экскурсию.
  - Откуда знаете? Я ничего такого не говорила!
  - Кто иврита не разумеет, идет в самый красивый склеп, а там нет чудотворца. Вы же пошли именно туда, куда надо. Надпись-то не дублирована державной мовою, хоть нас за это не раз штрафовали!
  Перепалка с привратником продолжалась бы, но ворвался бело-голубой чистенький автобус, высыпали ученики ешивы и их учитель. Сознаюсь честно - иудейские религиозные церемонии на меня производят мрачное впечатление. Кажется, будто сейчас беспорядочный крик оборвется и все упадут на колени, но никто никуда не падает.
  Господи, Ты же обещал нам, а не выполняешь! Две тысячи лет не выполняешь! Что же это такое, а? Я ведь все делаю правильно! Ты нас больше не любишь, да? Ишмаэлю Агариному дал, а Ицхаку Сариному - не дал. Они - песок, мы - даже не камушки. Но мы все равно в Тебя верим.
  Лицо показалось знакомым. Да это "ребе с автоматом", за голову которого назначили жуткую цену. Он часто здесь бывает. Выступал на националистическом шоу и очень обиделся, когда молодая журналистка обратилась к нему - уважаемый мулла.... Злые языки даже утверждали, будто ребе пил с Корчинским кошерную водку в 90-е годы и допился о каких-то совместных отрядах самообороны. Кошмар какой-то. Нет, он с Дугиным дружит теперь. Они свиные головы оптом закупали, чтобы на террористов сбрасывать. Или я его с кем-то путаю?!
  
  В кемпинге "Аустерия" сказали, что вместе с раввином-скандалистом прибывают израильские волонтеры чистить старое еврейское кладбище.
  - Давно пора, а то чертополохи кругом, не подойти.
  - А я боюсь даже заходить туда, - встряла администраторша, - там могилы колдунов, ведьм. Их тайком хоронили в последнем ряду, у самых-самых бедных евреев, без плит, траву сверху срезали со слоем земли острой лопатой, а, закопав, клали обратно, чтобы не видно было свежего раскопа.
   - Мне бабушка рассказывала, - добавила молоденькая горничная, - в старину на кладбище даже гуси не заворачивали. Одна глупая девочка пошла туда и провалилась в прикрытую хворостом могилу. Ее нашли уже с объеденным червями лицом. И уши были кем-то отгрызены.
  Израильских волонтеров морально опекала - хотя опека эта казалась мне странноватой - местная ведьмочка под псевдонимом Яфина (настоящее ФИО ее разглашать не стану). Помимо оказания магических услуг, Яфина училась заочно в частном университете ближайшего города и трудилась помощницей депутата со смешной фамилией Сартия, которую он выдавал, в зависимости от собеседника, за грузинскую или за венгерскую. Выдвигался этот пан от партии националистического толка, не имевшей в окрестностях большой поддержки, и многие считали, что победой Сартия обязан темным обрядам своей помощницы. Должно быть, очень дорогое дело - избирательная магия!
  - Что еще делать, возмущенно оправдывалась она, -если приезжают туристы, начитавшись фэнтазийного бреда, требуют подать им живую карпатскую ведьму! Они не желают слушать, что последнюю ведьму отсюда выслали в 1947 году в Якутию, и она не вернулась. Я иду навстречу, насколько это возможно, когда рецепты и обряды утрачены, даю подержать в руках обычного карпатского полоза в серо-молочно-фиолетовые разводы, уверяя, будто он - мой колдовской помощник, выдаю австрийского ушана за альбиноса-стрелоуха, и даю им гвозди, выкованные моим прадедом, до того, как советская власть не конфисковала его кузню. Гвозди аутентичные, когда могла бы всучить магазинные.
  Яфина стояла напротив зеленой горы, раскинув огненно-рыжие волосы, перетянутые на лбу ободком в виде ужа, и ковыряла носом туфли кладбищенскую пыль. Вдалеке раввин с автоматом подгонял ошалевших от горного воздуха волонтеров. Что-то сильно сомневаюсь, будто они приехали только ради могил.
  - Еще я вышиваю, но разве этим у нас заработаешь? Ярмарка бывает раз в год - сказала она, помолчав. - Ничего дурного стараюсь не делать, не обманывать, в отличие от других, "чёрных" ведьм, я - белая. Я не врежу человеку. Не навязываю курс очистительных обрядов за тысячу евро, не снимаю порчу и венцы, которых никто не накладывал. Даже не вру. Потому что если человеку внезапно захотелось магии, он в это верит, не откажешь же!
  - Все равно это нехорошо, - возразила я, - наблюдая, как волонтеры запечатывают надгробие в полиэтиленовую пленку, надеясь, будто она предохранит от сырости, и рвут высокую жгучую крапиву. Народ здесь стихийно языческий, суеверия и предрассудки не изживались веками, мешая магию кельтскую, славянскую, германскую, еврейскую и не знаю какую еще.
  - Еврейскую? - удивилась Яфина, разве существует особая, еврейская магия?
  - То-то и оно, что отдельно ее, конечно, нет, -ответила я, - осторожно косясь на сгорбленного раввина, вступившего в неравный бой с чертополохом, но отдельные элементы, конечно, сохранились. Собственно еврейского в ней, вероятно, немного, ибо в Ветхом Завете сказано - "ворожеи не оставляй в живых",. Магия- явление языческое, а раз так, то правоверным она запрещена и должна караться строго. На костер, голубушка, на костер! Правда, всегда существовали те, кто пытался доказать, что существуют некие добрые силы, исходящие из Единого Источника, прибегать к их помощи иногда можно, если нет иного способа победить зло. Это исключительная, редчайшая мера. В истории было всего несколько человек, осмелившихся бросить вызов устоявшейся традиции, и открыто применить то, что стыдятся назвать еврейской магией.
  - И что с ними стало? Они погибли?
  - Не только телом, но и душой - этим злонамеренным еретикам раввины вынесли страшное проклятие, "херем", подразумевающее отлучение от общины, запрет на распространение их текстов. Слушая ежедневные слова проклятья, их души опускались все ниже и ниже, в глубины ада. Даже страшно представить, что там для них приготовили! Щели в скалах, кишащие скорпионами, камеры глубокой заморозки, ванны с расплавленной смолой, бесконечное наблюдение за сжиганием собственных произведений в железной печи, мириады кровожадных нетопырей, которых невозможно отлепить от тела. А главное - возвращение в самые грустные эпизоды своего земного бытия. Их, со всеми подробностями, каждый день надо пересказывать старому косматому черту...
  (при словах старый косматый черт волонтеры прыснули)
  Еще есть пытка утробной тоской по местам, где ты мог никогда не бывать, но от того они не становятся более чужими, ты все равно рвешься туда.
  Проклятый демон Сартия, заведующий ночными кошмарами, целыми адскими днями прокручивает перед ними один и тот же ролик.
  - Но я хотела бы точно знать, за что они наказаны. Должно же быть какое-то постановление, подписанное минимумом десятью авторитетными раввинами, с доскональным указанием причин и последствий! - сказала Яфина.
  - Сейчас будет вам постановление, - неожиданно произнес раввин с автоматом, присев на низенькую плетеную ограду, отложил оружие в сторону и монотонным голосом начал:
  
  3. Проезжая станцию Броды
  Когда вы едете во Львов и остается около 90 километров, поезд внезапно запинается на станции Броды, стоит там подозрительно долго, будто отдавая дань еще тем Бродам, из прошлого. Наблюдать из вагонного окна в дождь, ранним утром. Туман сгущается откуда-то снизу, слоистый, но легкий, рассеивается на мокрый перрон, на угрюмую бабушку с громадной метлой в руках, на бледно-бежевое здание вокзала, непропорционально огромное, напоминающее бывшую синагогу. Деревья опутаны зелеными шарами омелы, растения, берущего чужие соки, считающегося опасным зельем - и одним из символов ереси. Важные черные вороны Франца-Иосифа подлетают к намокшему жовто-блакитному флагу, нюхают его длинными острыми клювами, и, убедившись в несъедобности, разочарованно улетают.
  Американский турист, заплутавший во времени и пространстве, читает расписание поездов. Отсюда можно уехать в Европу, даже, наверное, в Стамбул, если еще не отменили Восточный экспресс.
  Мысли станция Броды вызывает разные. Кто-то вспоминает полегшую здесь, в Бродском котле, дивизию СС "Галиччина", кто-то ругает маму Зигмунда Фрейда, уехавшую отсюда в поисках счастья, кто-то ругает поэта Иосифа Бродского или сахарозаводчиков Бродских. А я вспоминаю собор раввинов в Бродах, в 1722 году, на котором ересь саббатианства была осуждена и проклята, все приверженцы ее отлучены, а книги и рукописи подлежали уничтожению как особо вредоносные. Кстати, этот собор должен был называться Львовским, ибо важные мероприятия надо проводить в административных центрах еврейского самоуправления. Кроме Львова, на эту роль мог претендовать Краков, Владимир-Волынский и др. Но по уважительным причинам (Львов оставался змеиным гнездом еретиков, они могли сорвать собор, кроме того, город к началу 18 века пришел в упадок) собор провели в Бродах.
  Я не стану подробно расписывать решения, все легко отыскать в энциклопедиях, сосредоточусь на том, что осталось за кулисами.
  До сих пор нет единого мнения: что это было? Спор во имя неба? Нелегитимное мероприятие по инициативе узкого круга ревнителей чистоты? Инквизиторское судилище? Попытка сведения счётов? Учтите: его участники целиком и полностью подчинялись суровым обстоятельствам, поэтому вердикт никак нельзя назвать объективным и взвешенным. Отнестись к еретикам снисходительно они остерегались, но и разбираться в истоках возникновения ереси, увы, никто не посмел.
  Но надо признать: раввинам в Бродах пришлось поторапливаться. Эта ересь уже давно вышла за узкие еврейские рамки и, по мнению духовенства угасающей Речи Посполитой, несла угрозу здоровью их паствы, а потому раввины обязаны принять к своим заблудшим соплеменникам меры инквизиторского характера. (Это что, крючья, дыбу и "железную деву" надо было одолжить на недельку у католиков?!)
  Принять решение об отлучении требовала сложившаяся международная обстановка. Длительные кровопролитные войны рождали образ внутреннего врага, а евреи, тем более еретики, идеально в него вписывались. В саббатианстве могли увидеть "троянского коня" Стамбула. Вадь Шабтай Цви состоял у Мехмеда 4-го на службе (привратником), жалованье получал, чем не агент?
  Опасались еретиков не только в Восточной Европе. Напрасно думать, будто Московия, находясь далеко, надежно изолирована от западных веяний. Для высшего православного духовенства мессианское брожение новостью не было, о ереси знали, но надеялись, авось пронесет. Любители теории заговоров увязывают даже раскол православной церкви 1666 года с присутствием в команде патриарха Никона монаха-расстриги, отуреченного грека, уличенного в скрытом исповедании "турецкой веры", даже в обрезании, и в намеренном искажении церковных книг. На пытке "монах" признался, что носил присвоенное ему "жидовское имя", но потом отказался от прежних показаний, начал заговариваться, помешался или изображал помешанного, и от него не добились истины....
  Одним словом, ересь подлежала херему по многим-многим причинам.
  Но, раз секта существовала много лет спустя после 1722г., значит, подействовало слабо. Более того, решения в Бродах направили ее в еще более тайное, подземное, русло, выбросили в бушующий океан.
  Отлучение от общины подталкивало еретиков к ассимиляции, к уходу сначала "в турки", позже - "в поляки". Там, из миссионерских соображений, им еще обещали помочь, когда единокровные братья отвернулись. Некоторые евреи шли в разбойники (в Закарпатье внезапно появляются "опришки", грабившие подвыпивших купцов), или даже прибивались к цыганскому табору, гадали на ярмарках, пекли ежей, обмазанных глиной, когда совсем нечего есть, сушили пеструю одежду на чужих плетнях.
  - Над ними светил сырный полумесяц, похожий на амулет-лунник, вдалеке ржали украденные кони, и жеребенок тонкими ножками пытался догнать ускользающий отсвет, и не мог, и удивлялся, и начинал сначала, вздохнула Яфина, смотря на невысокие горы, поросшие молодыми пушистыми ёлочками.
  - Хорошо, наверное, родиться цыганской еврейкой.... Такая кровь.... Бешеная, ярая, живая.... В моих жилах, увы, змеиная, холодная, равнодушная.... Кровь белых хорватов. Если они, конечно, были, эти белые хорваты.....
  - Змеиная? - удивился раввин, зря вы на себя наговариваете ерунду. - Но раз напомнили о змеях, завтра целый день о них трепаться будем, когда до Змийской Криницы доберемся.
  
  4. Змийская Криница.
   "...Жить - это значит развязывать и завязывать узлы - так учил его
  когда-то непрост - гадючник и дал ему целую связку шкурок ужей. Франц должен был распутать все узлы и завязать их снова по-своему..."
  Т.Прохасько. Непросты. Перевод А. Пустогарова
  
  Я осторожно раздвинула крепкие, напоминающие карликовые деревца японского сада, кустики брусники и уже потянулась за розоватыми, еще твердыми ягодами, как откуда-то раздался шип. В путанице старых зарослей гордо восседала уложенная спиралью крупная, под метр, гадюка, толстая и блестящая. По ее хребту, точно нарисованный тоненькой кисточкой, шел белый узор из многократно перемежающихся зубчиков. Гадюка согнулась пружиной, разогнулась для острастки, показала двоякий язык и, не обращая на меня малейшего внимания, стала лакомиться брусникой, аккуратно поддевая каждую ягодку кончиком носа и острой петлей язычка проталкивая ее в свою широкую пасть. Насытившись, гадюка улеглась, переплетясь в невозможный клубок. Беспокоить ее я не стала.
  - Заметили? Возможно, это гадючник, местное змеевидное демоническое создание, умеющее перевоплощаться - объяснила ведьмочка Яфина. -
  Правда, как этот гадючник выглядит,увы, представляю слабо. Змея, но толще и спокойнее обычной. Важная. Да к тому же ласунька (сладкоежка). Здесь к змеям особое отношение. Этот год - змеиный. Он от всех прочих отличается не только "урожаем" змей, но и тем, что тогда устраивают выборы (или перевыборы) своей королевы. Жаль, обычно о змеях мы вспоминаем лишь, когда в сводках новостей сообщают о покусанных грибниках. А ведь когда-то люди почитали чету змей-близнецов, змея и змеицу (змеиху) своими мифическими прародителями. Эти две похожие как две капли воды змеи полюбили друг друга, еще до начала времен, сидя в мировом яйце, где они срослись воедино (см. мифы об андрогине) и получили одну, общую душу. Вылупившись, брат и сестра посмели вступить в брак, не зная, что их любовь преступна. У них родились ужасные громадные монстры с множеством зубастых голов, с колючими гофрированными крыльями, с длинными острыми когтями на мощных лапах. Помимо неприглядной внешности, детки обладали склочным характером и неимоверной прожорливостью, грозящей полным истощением всех земных ресурсов. Огромные перво-змеи упоминаются в мифах разных народов, встречаются они и в источниках более позднего времени, уже подвергшихся литературной обработке (подвиги святых, убивших змея или дракона и т.д.) Считается, будто первая чета змей разлучилась (вернее, была разлучена насильно) и соединится только в конце времен. А пока змеица обитает где-то неподалеку.
  В еврейских средневековых трактатах попадается Даг-Нахаш - персонаж вавилонского бестиария идолов, противный рыбо-змей. У него серебряная чешуя, золотые перья (плавники в форме голубиного пера), живет он миллиарды лет.
  - Сейчас такая рок-группа есть - вспомнил раввин. - А если докопаться до халдеев, то у них и змея, и ящер, и рыба обозначались общим символом - "чешуйчатый"....
  На сей раз, он был в камуфляже с красными нашивками, а автомат замаскировал особым чехлом под зонтик.
  Ой пид мостом рыба з хвостом, золотинки пера,
  Ой ти любку другу маешь та я ще не вмерла - запела Яфина.
  - Вот, он под мостами любит прятаться - добавил раввин.
  - Под мостами еще русалки живут.
  - Мавки?
  - Неужели не может у галицкой мавки оказаться хананейского родича, лысого дядьки по имени Мавет - смерть? - поинтересовался он у Яфины.
  - Лысый дядька и у нас есть - обиделась она. - Тот, кто в пекло забирает. Черт.
  - А вот и Змийска Криница, старинный глубокий колодец, стенки его выложены камнем, а сверху - потемневший деревянный навес на витых резных опорах. Вокруг него всегда ползало много змей - гадюк, полозов, ужей, но они никого не трогали и даже стали деталями резьбы.
  Стилизованные изогнутые змейки, больше похожие на плывущих угрей или вьюнов, украшали навес, и опоры - перевитые 2 змеи - дополняли их. В сотне метров отсюда - речка, гнутая змеей. Примечательно, что в разных народных традициях змею отводился огонь, змеихе - вода. Отсюда поверья, что пожары устраивает большой змей (когда ползет по земле, от его жара образуется выжженная колея), а змеиный яд якобы нейтрализуется водой (укусив человека, шипит: "шукай дощак, бо умреш!")
  Радуга, особенно двойная - совместный атрибут, змея со змеихой так же, как сдвоенные, спаренные плоды, орехи и т.п.
  - Они якобы помогают кого-нибудь приворожить. В 6-м классе я сунула понравившемуся мальчику в карман куртки два колючих сросшихся каштана. Не знаю, зачем я это сделала - вспомнила Яфина.
  - Никогда не задумывались, отчего в русских сказках есть Змей Горыныч (правда, река Горынь, Змиевы валы и город Змиев теперь украинские), Змей Тугарин, но они все холостые, тяготеющие к земным девицам? Конечно, можно вспомнить Змею Подколодную и Гадюку Семибатюшную, но они смотрятся мелкими, мне подсказывают, что это - персонажи поздние. Дело в том, что за века женский змеиный образ постепенно размылся и стерся, но удержался у южных славян (ламия, хала, ала, змеица) . Несмотря на этническую пестроту Балкан и Карпат, на мощные иноземные веяния, там почему-то сохранилось немало архаики. У гуцулов запрещалось убивать гадюку - иначе может внезапно умереть мать. Это очень древнее поверье, из тех времен, когда у каждого человека имелся свой покровитель в животном мире, когда общий миф о змее-прародительнице еще не превратился в странный сюжет сказок.
  Отголоски культа змеихи-прародительницы проявляются в быличках о домовой змее, охраняющей хозяев (например, у болгар - межник или сайбия, синорник, громадный уж, защищающий каждый земельный надел, или ритуал похорон случайно убитой домовой змеи у сербов, когда змею, как человека, накрывают полотном и закапывают в землю), в сказочном сюжете о жене-змее, приносящей своему мужу богатство. Но, чтобы змеиха в сказке облагодетельствовала человека, ее надо либо спасти от гибели, либо подкармливать особой пищей (парным молоком, грудным молоком, даже сгущенкой в современных трансформированных байках), не произносить при ней запретных слов (нельзя называть ее гадюкой) и не сжигать ее прежнюю, змеиную шкурку или волшебные вещи.
  За колодцем на суку старой, прожженной молнией лещины, висел беленький коровий череп с небольшими, но крепкими рогами. На рогах уже кто-то успел навесить разноцветные ленточки, преимущественно синие и жёлтые. На ветру ленточки колыхались подвешенными змеями. Обгорелый ствол лещины был расщеплен, из него вылущивали небольшие щепочки, отчего старая лещина казалась изувеченной, но живущей вопреки людям.
  - Дикари! - возмутилась я, они думают, что громовица - дерево, пробитое молнией, защитит их, а чай из ее щепочек поможет от нервов.
  - Все то же самое, что и тысячу лет назад - согласился раввин. - Но, я вижу, вы к черепам неравнодушны?
  - Завела бы парочку под кроватью, да мама не велит. Еще Сальвадор Дали в дневниках признавался, что черепа, особенно слоновьи и носорожьи, здорово оживляют пейзаж. Но у него был знакомый махараджа, печально произнесла ведьмочка, а у меня махараджи нет....
  Череп тоже стал змеиным атрибутом наряду с яйцом. Известная нам с детства сказка "Теремок", оказывается, восходит к архаичному мифу о том, как давным-давно группа животных, среди коих затесалась и змея, поселились в обглоданном черепе. Были случаи, когда хитрая змея откладывала яйца в полость брошенного черепа и маленькие змейчики выползали на свет прямо из глазниц.
  По пути нам повстречались гущи папоротника, с головой скрывающие человека. Пройти их оказалось непросто. Еще змея охраняет цветущий папоротник, далее он видоизменялся в средство отпугивания змей. Так, словенцы района Верда в Иванов день рассыпают по дому и вокруг него папоротник, чтобы ядовитые змеи обошли их стороной .
  Есть папоротник, называемый ужовник. Якобы ужи его не в силах переползти, если положить спорами вверх - щекотно.
  - Не кажется ли странным деление папоротников по гендерному признаку? Грубые темные листья - мужские, нежные салатовые, с тонкой резьбой - женские. Они ведь тоже должны к архаичному мифу о страсти змея и змеицы отсылать. Венки опять же стараются сплести так, чтобы одна ветка мужского папоротника и одна женского. Я это хорошо знаю, признался раввин, я в детстве лето проводил у русской бабушки, в глухой деревушке севера европейской России и сам плел такие венки соседским девочкам. Это очень древний обычай, жаль, что сейчас он почти забыт....
  А воды из Змийской Криницы никто не попробовал.
  - Мы столь много болтали о змеях во всех подробностях, наверное, для того, чтобы выслушать что-то важное? - спросила я у раввина.
  - Вас не обманешь. Подробности нужны, чтобы понять одну легенду, исток которой приходиться на злополучное начало 1720-х годов. В 1721 году в Ужгороде (Унгваре) инквизиция сожгла в пылающей яме красавицу Марию Рац. Девушка якобы держала дома 7 прирученных ужиков. Ужиков инквизиторы велели изрубить на 7 кусков, немедленно перемешать, но куски на их глазах приползли из последних сил к целебному источнику и мгновенно склеились, едва спрыснутые живой минеральной водой.
  В тот же день в Ужгороде неожиданно сгорела дотла старинная церковь, очевидцы божились, будто из бушующего пламени выскочили золотые змейки, длинные и стройные. Их нельзя не сопоставить с карпатскими преданиями о летавицах и летавцах, мифических созданиях, когда-то имевших змеевидный облик, но со временем ставших все более похожими на людей. Из блестящей на солнце и парящей в облаках змеи летавица превратилась в красивую дикую деву, чьи золотистые распущенные локоны вьются, словно сотни малюсеньких новорожденных ужиков или веретениц.
  А летавец - ее брат, огненный змей-вихрь. Летавица, ветреница встречаются в публикациях Ю. Яворского и В. Гнатюка. В закарпатских быличках летавица выступает в роли существа, грозящего материнской утробе, младенцам. Играет она и роль мифической любовницы, при этом она параллельна летавцу - огненному змею, вступающему в любовные отношения с женщинами (обычно не в своем облике, а превратившись в погибшего или ушедшего мужа).
  - Чета летавца и летавицы, - заметил раввин, - напоминают мне, еврейские предания о гигантской рыбе Левьятине (в распространенной транскрипции - Левиафан), они парные, но он и она никогда не встретятся, иначе породят чудищ. Что левьятин - это кит, не должно смущать: помните, в Междуречье змея, и рыба, и ящер - один знак? Как, кстати, на иврите будет "ящерица"?
  - Летайя - подсказали волонтеры.
  - Летайя не летает, но есть же летучие драконы - мирные ящурки...
  - Итак, две змеи, брат и сестра, нарушают запреты небес, Дети от таких странных связей - необычные. Особо кровожадные, слишком крупные, или, наоборот, карлики. Это уже я говорил. Но могло быть и хуже - вампиры.
  Вампир просто так не появляется, его жизнь связана с родительским проклятием за попрание "табу".
  - Скажем, те же правители Румынии, из лона которых вышел всем известный граф Дракула, в народе считались нарушителями древнего правила - не заключать родственные браки. Но европейская аристократия, прикрываясь политическими выгодами, веками вела к алтарю кузена с кузиной. Естественно, это ударяло по их потомкам - наследственные болезни, связанные с кровью, уродства, слабоумие....
  - Вампиры простые, не коронованные - тоже дети нарушителей. Им важно родиться от живой матери, но от мертвого отца. (Сейчас, конечно, это возможно и без превращений). Дети вдовы, которая продолжает жить с покойным. Но "дети вдовы" - это уже отсылает к масонскому мифу об Адонираме или Хираме, сыне вдовы и первом Мастере, убитом, но продолжающим передавать свою волю из могилы (куст акации зацвел и указал место тайного погребения). Обратите внимание: в сказках и легендах герои не умирают насовсем. Взять ту же историю с Марией Рац. Напуганные свидетели уверяли, что даже после казни Мария будет насылать своих ужиков на города и веси. Сама она, спаленная до пепла костей, обернется белой волчицей, чтобы наблюдать за языками пламени (есть малоизвестный персонаж славянского фольклора, Змей Огненный Волк, оборотень, сохранившегося у белорусов и сербов), а надежной защитой от оборотня служит топор, коим разрубили змею и не помыли.
  - Кстати, в Талмуде встречается указание, что, если во время молитвы приползла змея, даже если она уже ногу обвивает и пасть разевает, трогать ее нельзя - разъяснил нам раввин.
  - Теперь начинаю догадываться, отчего сложилась присказка вроде "евреи со змеями братья, еврейки лягушкам сестры".
  - Хм, а у нас так про ведьм говорят - что они сестры змеиные.
  - Все равно обидно, даже если признать, что змейки красивые - обиделась Яфина. - Но откуда растут ноги у дурного обычая наделять другие народы демоническими чертами?
  
  5. Алые мальвы, опыленные лылыками (сон, современное).
  Предыстория - в "11" (http://www.proza.ru/2010/12/04/940), если не читали, то коротко - о любви двух одиноких эгоистов, Алии и Олексы.
   Нетопыри размахались - к вёдру.
  .... Олекса змий бархатный, словно лосиная шкура, не снятая, нет, та, что на живом лосе, нежненький, словно крылышко молоденькой летучки, прозрачное до жилок и хрупких косточек. Косточки, кстати, едва не стали поводом нашей разлуки. Приходит ко мне дама (бывшая графиня Батори, из тех самых Батори, откуда и Стефан Баторий, и кровожадная Аржбета Батори, ученица Дракулы), кладет на столик тонкую книжечку в истрепанной бумажной обложке цвета оберточной бумаги, в которую при советской власти сыр российский заворачивали.
  - Полюбуйтесь, говорит, что ваш Олекса разлюбезный в 1994-м году выпустил! Мало того, что непрофессионализм налицо, так еще и допущены антироссийские заявления! Читайте!
  Книжечка историческая, краеведческая, о роде Вишневецких, галицко-волынской масонерии, тайнах заброшенных замков и ущербе, нанесенном этим разнещасным замкам советской властью. Бумага серая, шрифт неважный, текст разбавлен ссылками на малоизвестных польских историков, причем перевод сделан на глаз, да и видно, что на редактуру в друкарне решили плюнуть, пойти кофейничать с бубликами, а потом совсем забыли.
  - Ну и что, говорю, это первый его драник, что в том дурного? Видно, как он этой темой увлечен, хотя, конечно, редактуры три-четыре не помешали б.
  Бывшая графиня красным накладным ногтем обвела наугад несколько фраз, отчего строки покраснели. Там говорилось о российской инвазии - слово "оккупация", родственное французскому "окупасьон" (это в том числе и приятное времяпровождение), Олекса терпеть не мог.
  - У нас инвазией, отвечаю, называется, когда глиста глотают. Чтоб похудеть.
  Тем более, обрадовалась дама, видите, как он вас оскорбил! Неужели после всего этого вы с ним дружить будете и совместное исследование продолжите?!
  - Буду, созналась я, буду. Такие фразы ничего не меняют.
  - Это не все, что хотела рассказать. Олекса, оказывается, еще и черный колдун. Да, да, я в этом толк знаю. Думаете, почему с ним столь быстро сдружились?
  - Мы переписывались несколько лет.
  - Причем тут переписка? Олекса приворожил вас по старинному польскому рецепту. Хотите, поделюсь? И, не дождавшись ответа, вытащила книгу.
  "Коли хочешь, чтобы тебя любая девушка полюбила - поймай нетопыря, накрой глиняным горшком (горшок должен быть не купленным за деньги, то есть или украденным, или лично сделанным). В полночь положи его в муравейник; на следующую ночь забери скелет - в нем найдешь вилы и грабельки. Притянешь девушку грабельками - и будет у тебя возлюбленная; если хочешь, чтоб был у тебя добрый приятель, - выбери парня и его притяни грабельками. А коли немилая сердцу станет изводить тебя ненужной любовью - ее оттолкни вилами, и она отвернется от тебя. Если кто будет набиваться к тебе в друзья недостойный и негодный - отпихни его вилами, и оттолкнешь навсегда. Так благодаря кости нетопыря окружишь себя любовью и дружбой"
  - Нетопырей у нас навалом, а горшок керамический он у меня выклянчил с кафедры. В нем папоротник в воде стоял, потом высох и горшок красивый, кустарной лепки, пустовал. Говорил, будто ему кактус пересаживать надо - уверяла бывшая графиня. Но нет у него никаких кактусов! Он вообще никогда растений дома не держал, зачем, говорит, когда им на земле удобнее.
  - Так вы коллега его? Тогда ясно. Зависть.
  - Мне ваш Олекса даром не нужен - скривилась дама, я за справедливость борюсь. Нетопыря вам не жаль, съеденного в муравейнике? Советую поинтересоваться - что зашито в уголке пиджака внизу, помните, у него есть древний пиджак в черно-серую мельчайшую клеточку? Внизу, слева. Пощупайте и убедитесь! Поймите, если б то были честные ухаживания, попытки привлечь внимание! Кроме того, он дилетант! Всю жизнь занимался староболгарским языком, который никому не нужен был и в советское время, а уж сейчас подавно, ему обидно, вот и подался в "масонщики", пыжится, хочет доказать сам не зная чего...
  - Кости нетопыря я проверю. Закроем этот разговор.
  - Проверьте непременно!
  - Но если выяснится, что Олекса съел вместо нетопыря молодую ласточку...
  - А что тоже привораживает? - оживилась бывшая графиня Батори.
  - Ага, пошутила я, кто целиком ласточку скушает, с перьями и косточками, и даже клюв ее разгрызет, тому счастье в любви будет! (надеюсь, графиня ласточек не ест)
  Бывшая графиня ушла, а я подумала, что все это глупости и даже если кости зашиты в нижнем уголке пиджака, это ничего, ровным счетом ничего не меняет. Слишком мы с ним сдружились, слишком.
  ... Моя рука опустилась в нишу между подкладкой этого злополучного пиджака и поношенной шерстяной тканью. Слева? Слева. Ничего не было.
  - Олекса! А где нетопырьи косточки? Те, что ты зашил?
  - Алия, я отродясь такой дурью не занимался! Про рецепт знаю, но не пытался губить бедную мышку!
  - Может, ты их в коробочку переложил?
  - Нету у меня никаких коробочек!
  - Значит, ты их выкинул. Или в стенку вмуровал на удачу.
  - Разбей стенку, проверь.
  - Знаю. Ты их вшил в другой пиджак.
  - Посмотри.
  Олекса распахнул шкаф.
  - Щупай, щупай. Когда-нибудь ты мне поверишь. Когда-нибудь ты меня полюбишь. И мы поедем в горы, в замок Шенбронов, на вскрытие одного изумительного склепа. Ты ведь любишь склепы?
  ... Перед поездкой к склепам мне приснился повторяющийся сон.
  Маленький закарпатский городок у самой границы, где непременно есть ратуша с часами, магнолии и райские яблони, из чьих мелких яблочек варят варенье, похожее на варенье из коричневки. Вокруг расстилаются старые буки, на склонах гор заросли одичалого барбариса и можжевельника, перемешанные с необыкновенно пушистыми ёлочками, бьют родники, усаженные турьим языком, щитниками и безщитниками , а на высокой водонапорной башне, обыгрывающей мотивы неоготики, свили гнездо благородные аисты. Размах их крыльев наводит на еретическую мысль о родстве с вымершими птеродактилями и птерозаврами, или с громадным красавцем кецалькоатлем, чей пористый скелет с клювастым черепом и громадным, почти медвежьим, глазом, пылится в музее палеонтологии.
  Деревянная сереющая церковь мармарошской готики с чешуйчатой крышей стоит в зарослях высоких алых мальв, отцветших черешен и розового каштана. Ночь. Вокруг нее разбросаны большие мшистые камни, на них лучше не садиться - сыро, холодно, между камнями пробиваются вытянутые стебли ирисов и нарциссов. В церкви открыты резные врата, сквозь окна виден огонь свечей. Внутри - аккуратный черный гроб на подмостках, обложенный со всех сторон цветками тех же алых мальв, и с двумя рушниками красно-черной вышивки по краям. В гробу лежит молоденькая черноволосая девушка, внешне она совсем не кажется умершей, а только уснувшей. Ее лицо бледно, большие карие глаза плотно закрыты, но ногти не синеют, нос не запал. Я рассматриваю ее вышитую сорочку, лылык красный, лылык черный, один держит когтем на конце крыла другого.
  Стоят лылыкы почему-то вверх головой, на тощих лапках, хотя всем известно, что нормальная летучка вверх головой долго не простоит. Глаза лылыков вышиты мельчайшим бисером, у черного - красные, у красного-черные. Крылья обозначены гладью аккуратно, со всеми складками и засорениями, а из пасти торчат миниатюрные кончики клыков. Несмотря на клыки и когти, лылыкы вышиты добродушные, с подобием улыбки. Они живые. Они непременно проснутся и вспорхнут опылять алые мальвы, неуверенно размахивая узкими крыльями и корча смешные рожи, стоит только нежным язычкам соприкоснуться со сладким цветочным нектаром.
  Во сне темно, но темнота летняя, не кромешная, не пугающая, глаза к ней медленно привыкают. Тишина. Ждешь кошмара. Ждешь монстров. Ждешь, что она поднимется из гроба и погонится за тобой. Свечи горят, от них в сырую прохладу церкви проникает едкий жар, легкий ветерок колышет лепестки сорванных мальв, задевает черные тонкие волосы покойницы, но та не просыпается. Я знаю, она не мертвая, она спит, но разбудит ее - в другом сне - капля расплавленного воска, случайно упавшего со свечи на белую руку. Мне и жутковато, и любопытно - чего ждать, если девушка очнется? Станет ли она, прокусив мою шею, жадно слизывать свежую кровь и сукровицу, или попытается удушить этими белыми ручками?! А вдруг прелестная покойница решит засунуть в гроб меня?!
  Я хожу вокруг гроба и думаю - небижчики не бегают, небижчики смирные.... Черт их знает, в этом сне смирные, в новом - вурдалаки! Вспоминаю, что вурдалаков на самом деле нет, это оговорка Пушкина, прочитавшего сербское "волкодлак" - волк-оборотень. Зачем меня сюда поставили? Почему нельзя уйти? Больше всего пугает то, что свеча может догореть и тогда капельки обжигающего воска упадут на ее руки.
  В церковь залетает старый общипанный пугач, садится на край гроба и нагло смотрит своими расширенными глазами. Девушка радостно приподымается, смотрит на пугача и говорит голосом бывшей графини Батори:
  - Прилетел, пугаченьку? А что стало с твоими крылышками?
  - Волки общипали. И от чупакабры досталось - буркнул пугач. - Вставай, нечего залеживаться.
  На этой фразе я проснулась. На потолке горел люминесцентный плафон, электричка к склепам еще не приехала. Никто не знает, что там будет. Может, мы еще застанем Вечного Жида в кемпинге "Аустерия", пообщаемся с демоном Озриэлем, свином хрюкающим. А пока нас ждал замок графов Шенбронов под Свалявою, где был убит последний олень Франца-Фердинанда. Того самого эрцгерцога (которого тоже вскорости убили). Согласно апокрифическому преданию, сочиненному местными жителями уже много позже 1 мировой войны, незадолго до своей трагической смерти, эрцгерцог приехал в гости к Шенбронам, затеял охоту на оленей, которых осталось настолько мало, что для VIP выпускали не диких, а прирученных подранков. Бедные олени до того привыкли к человеку, что прямо выходили к охотнику, поэтому их выпускали подальше, давали побегать, имитируя погоню. Наверное, эта жестокая игра аристократов и породила романтичное предание об убийстве самки оленя, оказавшей заколдованной девушкой, дочерью мельника или лесника.
  .... Молодая оленуха стремглав мчалась куда глаза глядят. Ей хотелось убежать как можно дальше от противного запаха, унюханного на наросте старого, расколотого молнией, граба. Когда оленуха была человеком, точно так пахла ненавидящая ее мать, и даже сейчас, в прекрасном оленьем обличье, она безумно, до дрожи беленького куцего хвостика, боялась всего, что напоминало ее. Забытая кем-то на суку у родника панамка из рисовой соломки, украшенная тонкой бежевой лентою, или разбитый, с перевязанными проволокой спицами, немецкий велосипед, прислоненный к перилам мостика. Или даже брошенная кем-то впопыхах на столике у загородного шале обертка от сливочной помадки - все пахло ей, жестокосердной матерью, все угрожало бедной оленухе. Если она узнает меня, то непременно убьет - думала она, нервно поводя изящными маленькими ушками. Такие же маленькие изящные ушки росли у нее тогда. Как же сильно ненавидела мать эти аккуратные ушки! Она запрещала ей сережки, запрещала прокалывать. Дергала и говорила: точечный массаж козелка способствует улучшению работы мозга, а у тебя настолько неправильные уши, что я затрудняюсь даже отыскать козелок.
  Копытца отражались в лужице. Оленуха остановилась и замерла, прислушиваясь и принюхиваясь. Нет, на сей раз она не оставила за собой никакого следа, а значит, есть шанс, что беглянку не выследят. Хотя уже прошло с тех пор, как она из девушки превратилась в оленуху и поселилась в Шенброновских угодьях, на пути между Свалявой и Мункачем, бедняжка не привыкла к свободе и все думала, не настигнет ли ее кара.
  Страшный, щекотавший печень, голос той, жуткой, демонической женщины, часто слышался ей в рокоте водопадов или в голосах отдыхающих, игравших в гольф или собиравших грибы и чернику на невысоких горах. В такие мгновения оленуха сжималась и зарывалась в землю, яростно вырывая себе подобие временной могилы.
  - Зачем ты роешь? - удивился однажды старый барсук, - разве где-то неподалеку волки носятся? Я их не чую.
  - Я почуяла запах женщины, которая мечтала меня погубить - ответила оленуха, разбрасывая комья черной земли с прелыми листьями. Зароюсь от нее.
  - Но тут никого нет - сказал барсук, недоверчиво качая головой. - Это тебе кажется, дурочка! Может, ты больна?
  - Она больна, а не я. Она ненавидит меня. Ой, страшно!
  Барсук ушел, ничего больше не проронив. А оленуха до ночи просидела в земле и только в темноте осмелилась вылезти. Теперь она наловчилась спасаться бегством. Тонкие сильные ноги уносили безрогую красавицу вдаль, туда, где пахло луковицами нарциссов, шафраном и можжевеловыми ягодами, а на лугу паслись стада кудрявых белых овец. Иногда оленуха перемахивала за низкую изгородь и прижималась к теплу овечьих боков, словно ища сострадания и жалости. Овцы чуяли ее чужой запах, но не прогоняли, лишь тихонько блея. Погревшись, она уходила столь же незаметно, как и появлялась. Овчары не гнали оленуху - в селах изредка приручали оленят, но, подрастая, многие уходили на волю, лишь в голодную пору пытаясь подкормиться у людей. Думали, наверное, что она одна из таких, полудиких, полу-ручных, пришла навестить места своего беззаботного детства. Но, на всякий случай, оленуха пригибалась, чтобы не выделяться среди низеньких овец, и поджимала свой хвостик.
  - Если она меня найдет, то по хвостику. Хвостик надо прятать, а еще лучше - отрубить.
  Несколько раз оленуха доверчиво тянулась к мальчишкам, пытаясь объяснить свою просьбу жестами - она выходила из леса, пыталась просунуть хвост в щели калитки, будто бы отрубая его, но эту странную просьбу никто не понял. Если бы по лесам бродил какой-нибудь помешанный на отсечении оленьих хвостов, она с радостью подставила бы ему свой коротенький обрывок. Режь, руби, кромсай, выдергивай!
  Но несчастная оленуха жестоко ошиблась. Из-за куста уже выглядывал охотник с ружьем, эрцгерцог Франц-Фердинанд, и именно он, а не та опасная женщина из иной, уже забывавшейся, жизни оленухи, выпустил в ее лоб роковые пули....
  И все началось сначала - девушка, ненавидимая родной матерью, боль и унижения, не было рядом теплых молочных овец, чтобы прислониться к их теплым бокам, только холодный месяц равнодушно и зло смотрел в черное, пустое окно, и руки, не помнящие гладкости оленьей шкурки, пытались нащупать мокрый от слёз носовой платок.
  - Странные мысли сегодня пришли мне в голову, поделилась Алия с Олексой, - мне кажется, что много лет тому назад я была здесь и носилась оленухой вот по тому склону, ныне поросшему молодыми лиственницами. Даже видела все оленьими глазами, нюхала оленьим носиком...
  
  6. Вампиры? Вампиры?!!! Вампиры!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
  
  Перед поездкой меня мама заставила взять всевозможные обереги и даже предлагала ясеневую палочку о 7 сучьях. Зачем? - удивилась я.
  - Ты ничего не понимаешь, там полно упырей!
  - Тут палочкой не обойдешься. Нужен компактный осиновый кол! Только как я его протащу через таможню?!
  Шутки шутками, а потом меня разобрало любопытство, - какое средство от них самое эффективное? Якуб Франк мог бы сказать - самому стать вампиром. Приятнее кусать, нежели терпеть укусы.
  
  "И знаете, ничья мни кровь не была так сладка, как их"
  (И. Франко, "Сожжение упырей в селе Нагуевичи в 1831 г.")
  
  В 17-18 веках, в ареале между Балканами и Карпатами, наблюдалась настоящая вампирская эпидемия. Сообщения из отдаленных, большей частью горных или предгорных местностей, с территорий нынешних Венгрии, Чехии, Словакии, Румынии, Молдовы, восточных районов Польши и западных областей Украины, а так же республик бывшей Югославии (особенно Сербии), поразительно схожи. Найдена поутру тщательно обескровленная домашняя живность. Обнаружены мертвыми пропавшие дети со следами звериных клыков на шее, Бредущие в предрассветной тиши мимо старинного кладбища паломники (или крестьяне, едущие на ярмарку) видят развороченные могильные холмы, вскрытые изнутри неведомой силой гробы, открытые заваренные двери склепов. Возможно, не было никаких вампиров, а за оживших кровососущих мертвецов буйное воображение принимало погребенных заживо.
  Так, в 1746 году французский монах-бенедиктинец, Дон Августин Кальме, выпустил "Трактат о привидениях во плоти, об отлученных от церкви, об упырях или вампирах, о вурдалаках в Венгрии и Моравии", где привел трагические истории людей, ошибочно принятых за умерших. Несчастные пытались выбраться из могил, к ужасу случайных свидетелей, что могло породить предания о вампирах. Вид бледный, с прокушенной губы капает кровь, клыки высунуты, под ногтями - земля, саван порван в клочья.
  <А нечего ночью на кладбище делать! ночью спать надо!>
  Другие исследователи винили родственные браки, приведшие к всплеску порфиризма, редкого наследственного заболевания, когда солнечный свет жжет кожу до волдырей, а вкусовые пристрастия резко изменяются, внезапно хочется чего-нибудь кровавого. Им действительно страдали представители некоторых аристократических родов Трансильвании, Галиции, Закарпатья. Почти все они состояли в родстве и представили современникам страшную картину вырождения. <с порфиризмом не следует путать, когда человеку просто нравится отсыпаться днем в гробу, жить ночью, носить черное и лакомиться кровью. Иногда это мода, иногда - следствие экстремальных условий жизни. Иван Франко признавался, что в дни бедной юности иногда вынужден был ночевать в гробу, в мастерской у знакомого гробовщика - не было денег на гостиницу >
  Однако на каждое село не наберешь столько погребенных заживо и столько мучающихся редким недугом аристократов! Кто ж тогда кусался?
  Из уст в уста передавались слухи об отлично законспирированной секте неких оборотней. Войти в нее могут лишь самые отпетые - беглые преступники, незаконнорожденные, монахи, продавшиеся нечистой силе, а так же, разумеется, евреи, потому что по народным поверьям, они издревле предаются поклонению дьяволу с одним рогом (второй рог обломался при падении в бездны ада). А так же обрекались регулярно подкармливать жертвоприношениями целое сонмище всевозможных демонов, иначе они начнут вредить окружающим. Средневековье, видим, продолжается, антисемитская мифология здравствует и поныне, а в просвещенный 18 века тысячи раз опровергнутый "кровавый навет" по-прежнему остается инструментом давления и шантажа.
  И хронологически, и географически это "вампирское поветрие" совпало с расцветом иудейского сектантства, которое органически впитывало в себя элементы разнообразных верований, заимствуя все - от суеверий славянского
  язычества до эсхатологии беглых старообрядцев, от католического мистицизма и до вероучения езидов Да что уж езиды! Проскальзывают аналогии саббатианства и раннего хасидизма с ямайской религией растафари, тоже возникшей из ветхозаветного мессианизма, а конопля, которую растаманы посадили на могиле царя Соломона, отлично растет и на склонах Карпат (забредший в мифический Яливец растаман в "Непросах" Прохасько - вовсе не случаен). Идея Якуба Франка создать новый синкрет, всеобъемлющую религию под названием "дат" весьма несвоевременна для 18 века, но современна для 21.
  <Сейчас бы его ересь назвали религией new age, и я ничуть не удивилась тому, что у неосаббатианского направления "денме-вест" есть аккаунт на Фейсбуке>
  Их козырь - непримиримая оппозиционность ортодоксальному истеблишменту, желание вовлечь в свой круг максимум участников, чтобы затем говорить уже не от имени маргинальной группы еретиков, а от имени большинства. Но только Якуб Франк бросил красную фишку "кровавого навета" своим же соплеменникам! Безусловно, ситуации, когда евреи поддерживали это обвинение, уже были и еще будут, например, нашумевший казус Брафмана с "Книгой кагала", но это выкресты, а Франк тогда еще не крестился. О том, как ересиарх до такого докатился, надеюсь, еще напишется, в главе о Львовском диспуте 1759г., но важно то, что говорят о вампирах и оборотнях именно тогда, когда Франк лично участвовал в оргиях "денме", чье название переводится именно "оборотни", "перевертыши", и пробовал там кровь....
  Тайный талисман секты - летучая мышь, лылык, всегда висящая вниз головой, предпочитающая тьму свету, считаемая кровожадным вампиром - или спутником вампира. Допускаю иные, менее мрачные, толкования: на саббатианство, чей основатель Шабтай Цви стал дервишем ордена Бекташи, мощное влияние оказала мусульманская мистика, И Цви, и его самозваные последователи не миновали учения суфиев, толкуя, разумеется, его для оправдания своей ереси. Одним из не очень известных знаков суфия тоже является летучая мышь, ибо суфий обязан видеть незримое, переворачивать устоявшиеся суждения, сочетать разные ипостаси (она и мышь, и птица, и мех, и кожа).
  Представляет интерес и такое предположение о семантике летучей мыши у суфиев: "... местное истолкование его как призыв к "бдительности" не представлялось мне достаточно убедительным, т. к. христиане считали летучую мышь дурным предзнаменованием, связанным с колдовством. .... Мне пришло в голову, что слово "летучая мышь" могло иметь и другое значение в арабском языке .... Я написал сейиду Идрису Шаху и получил такой ответ: "По-арабски летучая мышь называется "хуффаш" от трехбуквенного корня ХФШ. Другое значение этого корня - опрокидывать, разрушать, растаптывать. Возможно, это связано с тем, что летучие мыши обитают в развалинах. .... Но это еще не все. В суфийской литературе, а особенно в любовной поэзии Ибн аль-Араби из Мурсии, которая была известна во всей Испании, "развалины" означают ум, разрушенный упорствующим в своих заблуждениях мышлением и ожидающий возрождения. Последним значением этого корня будет "подслеповатый, видящий только ночью". Это может означать намного больше, чем просто "быть слепым, как летучая мышь". Суфии называют упорствующих в своих заблуждениях, слепыми по отношению к истинной реальности, а о себе говорят, что они слепы к вещам, представляющим ценность для таких людей. Подобно летучей мыши, суфий спит во время "событий дня", т. е. привычной борьбы за существование, которую обычный человек считает важнейшим делом, но он бдителен, когда спят другие" "
  "Хуффаш" - так шелестят ее крылья, в этом шелесте усматривали тайную молитву, находя скрытые Сакральные Имена.
  Смысловая связка "вампиры-еретики-летучие мыши" настолько часто встречается в массовой культуре, что ее просто надоедает рассматривать. Но нам придется вернуться к мышам из-за еще одного совпадения: львовские мастера похоронных дел назывались латинским словом "vespillones", а летучая мышь на той же латыни - "vespertillio". В своих черных длинных накидках или плащах, чьи полы развевались крыльями, они походили на нетопырей, выбирая их - наряду с совами - своими символами. Цеховая субкультура, кое-что из нее досталось в наследство нынешним "готам".
  Ересь "фраников" первоначально использовала еврейские погребальные общества, "Хевра кадиша", вербуя новых адептов.
  Конечно, замкнутые цеховые структуры, с особой формой одежды, клятвами, мифологией и символикой - характерны для средневековых европейских городов, в том числе и для Львова. Еврейские погребальные общества были во многом прибежищами маргиналов.
  Фокус в том, что для правоверного иудея, особенно для коэна, любое мертвое тело - это скверна, которой лучше избегать. Если коэн даже непреднамеренно, например, оказавшись в незнакомом городе, окажется на кладбище, в ветхозаветные времена требовалось соблюсти очистительные обряды. Коэн не имеет права никого хоронить. Смерть, погребение всегда ассоциировались с чем-то грязным дурным, что вполне понятно, учитывая жаркий климат прародины, где покойники быстро протухал и представлял громадную проблему. Не скармливать же грифам, где их столько взять?
  Однако так было, учили приверженцы саббатианской ереси, лишь до явления Мессии. В новую эру, которая, как они верили, скоро настанет, исчезнет само понятие ритуальной нечистоты, ибо старые законы отменяются. Поэтому глупо цепляться за талмудические запреты, если оскверненные станут первыми, и воскресший Мессия лично протянет руку презираемому еврейскому могильщику, и выведет его в райские кущи. То же говорили о ворах, контрабандистах, проститутках. <Кто был никем, тот станет всем.>
  Могильщики в средневековом городе замыкались в особую касту. Они не боялись ни чертей (шэдов), ни призраков, ни покойников, ни чумы, ни холеры. Современники приписывали им кровавые обряды, жертвами коих вполне могли стать неосторожные бродяги или потерявшиеся дети. Якобы, желая защититься от смертельных инфекций, служители кладбищ не только злоупотребляли густо замешанными на спиртах снадобьями, но и мазали парадные двери мозгом умерших, держали в карманах зашитые гвозди из гроба, выкапывали "заветные" косточки и т.д. Их боялись, но к ним шли, когда совсем худо - за приворотными зельями, за черепами для магических ритуалов, за кровью, потому что все трактаты и пособия требовали писать кровью, да не чьей угодно, да тщательно подобранной: летуче-мышной, жабьей, вороньей, заячьей, коровьей, козлиной....
  Естественно, что вампиры чаще всего предпочитали кладбища, нимало не смущаясь близостью храмов, часовен, распятий, которые зачастую возводились еще и потому, будто бы крест отпугивает нежить. Вампиром могли прозвать человека, чьи предки из поколения в поколение были связаны с похоронами, поэтому встречаются фамилии вроде Упырь (дети его - Упыревичи) и т.д. Кстати, если взять южнославянские, балканские традиции, то там вампиры - явление почти обыденное. Слово
  "вампир" в сербском языке - старинное имя собственное, производное от него - фамилия Вампирович.
  Считается, что вампиров занесли на Балканы венгерские монахи. Откуда? Точно неизвестно. Лишь несколько лет назад, в 2008-м, начало проясняться: высказана гипотеза о кавказских корнях слова "вампир", из малоизученных нихских языков восточно-кавказской группы. В одном из них встречается слово "гъомпиаре" - летучая мышь, от обще-нахского "гъама" - ведьма. Теоретически оно могло трансформироваться в вампира.
  Упырь (опырь) некоторые филологи выводят из "ube"r" - демона турецкого фольклора, слово вполне могло прийти на Балканы вместе с турками и остаться у славян. Однако как быть с персонажем по имени Упырь Лихой в древнерусской летописи (середина 11 века)? Чей он, упырь? Европеец или азиат? Есть предположение Яна Перковски об иранском происхождении этого ярого образа - имя манихейского божества Бана, который должен был сложить из камней могилу для того, чтобы спрятать в ней все Зло. Могилу вампира необходимо закидать камнями, чем тяжелее, тем лучше, а еще неплохо бы закатать в бетон. Есть примеры захоронения тех, кого считали вампирами, под гигантскими валунами.
  Еще их сжигают на костре из веток шиповника и терновника. Обычай прикарпатский, но доводилось встретить упоминание о сожжении в северных губерниях России множества колючих ветвей (какие попадутся) - вместе с ними должны сгореть и все неприятности...
  
  7. Аспиды и василиски (ненаписанная биография ересиарха Якуба Франка и дочери его, Абары-Евы).
  Почему ненаписанная? Слишком много разночтений одной судьбы, чтобы составить единственную версию. Взять хотя бы место и время рождения Франка. Сейчас модно ссылаться на Википедию, однако, на какую? В русской версии он однозначно родился около Королёвки на Тернопольщине, в 1726-м, в польской версии - "ur. 1726 w Korolówce na Podolu lub w Buczaczu"- или в Бухаресте! огромная разница! Дальше - еще больше. Еврейский историк С.М. Дубнов уверял, что Франк появился на свет не в 1726, а раньше - в 1720 в Бучаче. Встречаются сведения, будто малая родина его - Черновцы или маленький городок Тысменница на Ивано-Франкивщине, так как позже ересиарх будет претендовать на звание "тысменницкого антихриста".
  Если попытаться рассказать о Якове Лейбовиче по прозванию "Франк" библейски торжественно, то необходимо знать его родословную, "толдот".
  Появившись в семье, отлученной от синагоги собором в Бродах, новорожденный вряд ли был где-нибудь записан. Космополит! Разберись с таким! Родился он в Украине, а может быть, в Румынии, гражданство имел турецкое, женился на болгарской еврейке, сидел в польской тюрьме, был российским шпионом, общался со староверами - и похоронен бароном в Германии. Очевидно, Лейбовичи - евреи простые, не раввинской династии, не коэны, не левиты, генеалогическим древом своим не интересовались. Польская версия Википедии гласит, что его отец был учителем ("меламедом") в еврейской начальной школе ("хедере") или купцом.
  Тоже неопределенно, потому что на место учителя в хедере брали обычно тех, кто не способен ни к какому другому делу, а купец - это уже выше. Вероятно, отец его разорился, пошел с горя учительствовать, но к 17Франка 40-м поправил свои дела, опять занялся торговлей - уже в Бухаресте. Дед раньше жил в Калише, а мать происходила с Ржешува (Жешув, Рашев). Оба эти польских города дали блаженных, почитаемых католиками.
  Сам Франк позже уверял, будто его отец был раввином в Черновцах, но это ничем не подтверждено. Якобы под влиянием отца-еретика он начал увлекаться саббатианством, из-за чего был исключен из еврейской общины. Уехал в Турцию, где изучал Каббалу у раввина Иссахара Полячека. В 1752 году женился на Хане, состоявшей в саббатианской группе Иехуды Лев Това. Родом она из Никополя над Дунаем (ныне Болгария). 14-ти летняя красавица, купеческая дочь, выходит за уродливого и не совсем психически уравновешенного торговца 26-ти лет. Это любовь или гипноз, коему Якуб подростком научился от старой цыганки в Бухаресте. Именно через очаровательную и влиятельную жену Франк пытался добиться не только посвящения в эту секту в Салониках, но и претендовать на лидерство.
  Откуда такие амбиции у трудного подростка? Кем на самом деле был его первый учитель Каббалы? Наконец, из-за чего (или кого) он внезапно вернулся в Польшу зимой 1755 года?
  ... Конечно, все это началось гораздо раньше, когда, не выстояв за прилавком торгового дома Моргулиса в Бухаресте, своенравный паренек Яков Лейбович сумел уговорить отца отпустить его в Турцию, за товарами. Если бы купец средней руки, владелец лавки восточных украшений, не был давним знакомым семьи Лейбовичей, наняться к нему в помощники на время поездки Якову могли и не разрешить. Злые языки утверждали, что Лейбович отпустил сына заграницу, потому что устал отвечать за его проступки.
  Только перед поездкой ему, разбитому ревматизмом старику, пришлось мчаться в пригородное село, вытаскивать сына из цыганского табора, где Яков, обиженный после совершенно бесполезной порки, намеревался остаться навсегда. А еще раньше были истории с кражей гусей, с домогательствами к соседской девочке, с мошенничеством на ярмарке, где Яков в волошском костюме продал старого козла как дойную козу, привязав ему к брюху переделанный бычий пузырь вместо вымени, но был узнан....
  - Пусть едет - сказала мать, пождав губы. - Если уж турки из тебя человека не сделают, то больше некому.
  - Его на кол посадят через неделю - мрачно произнес отец, потирая спину, обтянутую поясом из собачьей шерсти. - В туретчине законы строгие.
  Остался бы он в Бухаресте, глядишь, свое дело б открыл да капитал наживал с турецких шалей в "огурцах", с серебряных подвесок с бирюзой и сердоликом, да с благовоний, в фигурные стеклянные пузырьки запечатанных. И вывеска красовалась - ""Заведение Лейбовича. Кальяны, платки, амулеты из Стамбула, Салоник, Измира. Открыто ежедневно, кроме суббот" Но не Моргулису служить ему предначертано, и не семейному делу, а хмурому господину, имен у которого много, обывателя в пот вгоняющих, и одно из имен этих - разрушитель.
  Поначалу вроде бы все складывалось нормально. Торговые науки хорошо считавший деньги парень освоил быстро и уже через неделю в Турции, вопреки прогнозам отца, оказался не на кол насажен, а на подушечку в кофейне, где заключалась первая самостоятельная сделка - покупка оптом подвесок с бирюзой. Однако мелкие провинциальные базары по пятницам и изделия небольших семейных мастерских, где веками изготавливают одно и то же, как дед, как прадед, и гордятся этим, его не устраивали.
  - Если хочешь заработать больше, надо ехать в Эфес, Измир, Эдирне, а еще лучше - в Салоники. Там есть все. Кроме того, в Салониках, - заявил купец, - мне предстоит задержаться по важным делам. А ты, чтоб время даром не терять, подумай - чем бы еще хочешь заняться?
  - Слышал я, что там живет рабби Иссахар Полячек, знаток тайной книги "Зогар".
  - Попроси стать его учеником. Торговле это не повредит, а мозги твои пора хорошенько проварить, иначе они скиснут, как старое варенье, в котором мало сахару.
  - Я не люблю учиться - отрезал подросток. - Школу давным-давно бросил, еле подпись свою ставлю, а уж почерк! Птичья лапа, никто не разберет. Отец нещадно драл меня ремнем телячьей кожи, но я на святом языке имя свое едва написать могу. От этих буковок глаза сохнут. Негоже мне в ученики к столь умудренному мистику нарываться. Да и предки мои большей частью люди неученые были, лесники, арендаторы, откупщики, воры....
  - Рабби Иссахар выбирает в ученики простаков - объяснил купец. - Ему интереснее мысли неучей вроде тебя, нежели рассуждения высохших старичков, которых мыши в синагоге подгрызают, а они и не замечают. Ему нужны свежие, открытые умы, не замутненные зубрежкой Талмуда.
  В этом (в ненависти к талмудизму) они совпали. Яков вспомнил, как однажды отец показал ему, маленькому, толстую старую книгу в темной обложке, и сказал: из-за нее вся моя жизнь пошла прахом. Еще раньше, до рождения сына, несчастный Иехуда Лейбович, попал под отлучение от общины за приверженность ереси. Вместе с ним пострадала и его жена, хотя она мирно варила вкуснейшую калиновую пастилу на продажу в панскую экономию, держала овец и вязала из их шерсти отличные жилеты, чулки, кофты, а не ходила скандалить в синагогу. Чадо их оказалось проклято строгими судьями еще в чреве матери, как будто в нечистоте и блуде зачатое, а не в законном браке, по всем традициям проведенном. Ведь собор в Бродах стольких детей объявил незаконными, не признав браки их родителей. Яков Лейбович тоже считался "мамзером", незаконнорожденным, если придраться, конечно. Поэтому не ладилось у него, искал себе занятие, не находил того, к чему душа пристанет, что нравилось бы по-настоящему. Торговля, конечно, хлеб дает, но не мотаться же с тюками на спине до старости! Пока силы есть, надо прибиться к чему-нибудь другому.
  В Турции этот некрасивый, с уродливым носом и липкими волосами, дерзкий мальчишка присмирел, напуганный слухами о строгих законах, помогал купцу искать товар, учился сбивать цену и довольно быстро, в месяц, заговорил по-турецки и немного на ладино, диалекте средиземноморских евреев. Вскоре он "акать" стал, слова округлять, чтобы все на гласные буквы оканчивались, местным подражая. И одеваться начал на восточный лад. Появился у него широкий пояс, рубахи длинные, расшитые, головные уборы по моде, скрывавшие его немного неправильную форму черепа, широкие штаны со складками, маскирующие худые, кривые, жилистые ноги, мягкие туфли и кошель кожаный, а еще трубка.
  Завершив торговые дела и накопив небольшой капиталец, увидел наконец того самого Иссахара Полячека, о котором купец каждый день истории смешные рассказывал - то как он козла на ярмарке продавал, то про спор в синагоге, который даже король польский слушать пришел, переодевшись иудеем, и про любовь несчастную к загубленной дочери трактирщика.
  Правда, другие называли раввина Полячека шарлатаном, его науку - темной водой в облаках, собиравшей, однако, большие пожертвования. Приписывали ему роскошный дом с персиковым и ореховым садом, с розарием и фонтанами, с белыми павлинами в птичнике, и двух молоденьких жен, спрятанных на тайной половине этого дома. Купец же уверял своего помощника, что раввин Полячек беднее мыши и вдов. Жилище мистика в самом деле убого - голые беленые стены, грубый стол, разбросанные старые книги и свитки, грошовый светильник, испускавший чад.
  - Понравилась тебе чужая сторона? - ласково спросил Якова седенький старичок в черной накидке и с коралловыми чётками на поясе. - Хочешь остаться среди моих учеников?
  - Понравилось, многоуважаемый рабби Иссахар. - Я хотел бы - если на то получу согласие родителей, поучиться здесь полгода. Вот вам мои скромные дары - и он протянул старцу красный бархатный мешочек, перевязанный желтой атласной лентой.
  - Это лишнее, - смутился раввин, но мешочек с пиастрами взял.
  Вскоре Яков Лейбович с благословения родителей стал брать уроки у загадочного мистика, и каждое занятие шло ему на пользу. Они повторили по главам Тору, а затем, вместо начал Талмуда, рабби Иссахар поднял желтый палец и, дождавшись гробовой тишины, тихо сказал кругу учеников, что вокруг иудейского закона возвели слишком много оград.
  - Талмуд, добавил он, - это высокая каменная ограда, где уже пробиты первые бреши, и чем дольше, тем больше будет разрушаться эта ограда. Настанет час, и от нее останутся мелкие камешки, коими дети начнут швырять в последних приверженцев старой веры.
  Ученики побелели от страха. Критиковали Талмуд многие, но лишь караимы, отколовшаяся секта, отвергали его полостью. Единственный, кто понял старого еретика, был новенький, Лейбович.
  - Вы абсолютно правы, рабби, произнес он, - как можно заставлять людей жить по законам, которые почти невозможно соблюсти, не нарушив других законов?! После Шабтая Цви говорить о Талмуде всерьез смешно. Столько бессмысленных запретов! Если бы они кого-нибудь останавливали от греха, тогда был бы в Талмуде прок, а так.... Я бы его сжёг, честное слово!
  Спор продолжался до глубокой ночи. Ученики выходили растерянные, со слезами на газах - ведь с рождения их приучали следовать всем правилам.
  А с юным вольнодумцем, вскоре получившим кличку Франк, старый учитель проговорил до утра. Проверку он выдержал.
  Чем дольше учился он у Полячека, тем больше собирал слухов и сплетен о нем. Говорили, что это не группа мистиков, обсуждающих по пятницам старинные трактаты, а оккультная секта, где практикуют египетскую магию, превращают палки в змей и обратно, колдуют над расплавленным воском, вылепляя части тела, которые хотят "сглазить". Против раввина, способного, например, поведать о сатане, демонах и как их вызвать к себе на подмогу, о приворотах и амулетах не с точки зрения Талмуда, ополчились все.
  Его ненавидела еврейская ортодоксия, это понятно, но Полячека одновременно не жаловали и мусульмане, с коим он вроде не вел никаких дел, называя колдуном. Настал час, когда преследуемый рабби Иссахар покинул Салоники, подарив Лейбовичу свой молитвенник. Молитвенник был саббатианский, напечатанный малым тиражом в одном из городов Магриба, без обложки и заставок, но зато с обгорелыми краями. Его вытащили из большого книжного костра.
  - Это единственное, что я смог забрать с собой после изгнания - признался старый еретик, - скажите спасибо, что единоверцы не устроили обещанное забрасывание камнями.
  - Обещаю, со мной ничего подобного не случится - меня не сожгут, напротив, я сам получу такую власть, что лично запалю костер.
  Раввин ойкнул и побежал вприпрыжку, чего нельзя было ожидать от колченого старца.
  - Господи, - подумал Полячек, - пришли мне ангела смерти до того, как этот многообещающий юноша начнет поджаривать всех, кто ему не понравился! А то ведь он и меня спалит!
  .... Родители Якуба по-прежнему жили в Бухаресте, долго не получая от сына никаких известий. Тогда он не любил эпистолярный жанр, отчетов не составлял (зато потом войдет в историю как первый спамер, рассылая навязчивые "красные письма" по всему свету). Если бы его редкие весточки сохранились, смотреть на них совестно - кривые падающие буковки, немыслимые сокращения слов, разве что языковое смешение привлечет филолога, и то вряд ли - не та птица наш еретик, чтобы особенности его лексики изучать. Гораздо интереснее то, как Франк вернулся в Бухарест.
  Внезапно отворилась дверь, на пороге предстал высокий, с некрасивым, но живым лицом и выразительными глазами, хорошо одетый мужчина. Они провожали мальчика Якова Лейбовича, а вернулся (ненадолго, конечно) мужчина Якуб Франк. С усиками. И с "акающим" акцентом.
  Отец не узнал его - думал, разносчик дрянных турецких безделушек, что не накопил на лавку и ходит от дома к дому. Чужой, чужой. Только нос от Якова Лейбовича. Вернулся он другим. К фамилии своей прибавлять - франк или френк, что по-турецки значит - иностранец. Трубку курит с янтарным мундштуком, заправляя ее не табаком, а сухими растертыми травами, странно пахнущими, носит кожаный пояс с бирюзовыми висюльками, хвастает, будто сшит тот пояс из хвоста гиены. Только грустит, дома оставаясь, в окно смотрит, жалуется - съедает его змий-горюн, извел всего.
  .... Вновь и вновь он уезжал в Турцию, оставался там подолгу, живя в Салониках, выбил турецкое подданство, завел нужные связи в купеческих кругах, которые по совместительству оказались и кругами саббатианскими. Деловой успех Франка напрямую вел к известности его в среде нераскаявшихся еретиков, влиятельной, денежной, горячей верой. Якуб посетил Измир (Смирну), богатый средиземноморский город, зашел в дом семьи Цви, увидел его родственников, с очень похожими лицами, торгующими английскими товарами, посмотрел интерьеры, погрустил, ничем не обмолвившись, что неугомонный Шабтай приходит к нему во сне.
  Побродил по берегу, где когда-то прогуливался гениальный мальчик, чертил палочкой на песке каббалистические формулы, высчитывая страшные даты испытаний еврейского народа. Смыли волны все эти черточки, будто не было ни 1648 года, ни 1666, ни 1759, ни 1941, ни 1948, ни других дат, и кто теперь все это знает, кто? Завернул паломник и на старое еврейское кладбище, где лежали предки Измирского авантюриста, отец его, дяди, два брата, а плита, для Шабтая предназначенная, еще валялась в высоких колючках.
  Бывал он даже в Скопье (столица Македонии), на могиле сосланного сюда Натана из Газы, пиар-менеджера лже-Мессии, а вот до Ульчина на границе Албании и Черногории не добрался.
  - Выше моих сил видеть место смерти Шабтая Цви, - признавался Якуб, - ведь я с ним говорю, он моя прошлая жизнь, а раз так, он для меня ничуть не мертв.
  А что еще ожидать от некроманта со стажем? для Франка общаться с покойниками более чем привычно.....
  В Скопье, на могиле лже-пророка при лже-месии, Франка "прорвало", и он объявил себя третьим, последним Избавителем рода людского. Когда паломника разбудили, назвался Иисусом Христом.
  Оставалось всего ничего - вернуться в Салоники, опровергнуть авторитет Барухи Руссо, этого Врухии.
  
  8. Эти страшные "денме" в Салониках....
  Говоря о "денме" или "селаникли", иудейско-мусульманской секте, появившейся в Турции конца 17 века (датой основания обычно называют 1683 год), следует помнить: она никогда не была единой. У ее истоков стояли люди из близкого круга Шабтая Цви, руководствующиеся его "18 заветами ", но лже-Мессия умер бездетным, не указав, кого считать своим преемником. Обещание же перевоплотиться он оставил настолько смутные (ждите меня где-то под Львовом, через 49 лет и 9 месяцев со дня рождения), что еретики растерялись. Этой неопределенностью ловко воспользовалась его некровная родня по линии второй жены, заявив, что только их "дом" - дом Мессии, и только они знают "истинную волю умершего Шабтая".
  К началу 18 века секта уже раскололись на Измирскую ветвь (Измирлар), и ветвь ученика Шабтая Цви, Якоба Керидо (Якоблар).
  Затем, в 1716 году часть Измирской ветви объявили сына Якоба Керидо, Берахию Руссо (он же Осман-Баба), воплощением Шабтая Цви. Так образовалась группа Каракашлар (на турецком буквально - чернобровые).
  Секта Каракаш вербовала себе сторонников в Германии и Польше.
  В 1720 году возникла группировка Капанджилар (владельцы весов), или весовщики, отвергающая авторитет Якоба и Берахии. Весы - один из распространенных символов Страшного Суда, на которых будут взвешиваться добро и зло в каждом человеке, а так же - атрибут торговли (примечательно, что искры ереси тлели в среде богатого купечества). Кроме того, сектанты применяли опиаты для расширения сознания и тщательно взвешивали дозы на маленьких аптечных весах, которые они старались держать при себе....
  Остановимся на фигуре Барухии Руссо (в другой транскрипции Берехия, Брухия, Берахия, Брухия., или Осман-баба). Еврейский каббалист, саббатианец, живший в Салониках, руководитель секты дёнме. Многие элементы его учения появились под влиянием суфийского ордена Бекташи, c которым община находилась в дружеских отношениях. Ратовал за отмену 36 запретов, устраивал оргии, практиковал гомосексуальные отношения со своими учениками. Точная дата смерти неизвестна, указывается и 1720, и 1721г. Однако некоторые уверяли, будто бы встречали господина Руссо в Салониках и много позже этой даты.
  К приходу Якуба Франка "денме" группировались вокруг ложного склепа господина Берахьи, а так же пытались доказать "божественную природу" его малолетней внучки, чье настоящее имя пропало, а осталось прозвище - Гвира или Наара Кадиша ("Госпожа" или "Святая девочка-подросток"). Впрочем, авторитет ее среди сектантов оставался слабым. Где это видано, чтобы лидером религиозной общины стала молоденькая девчушка?! Вот если бы породниться через нее с другой ветвью, и подождать, пока подрастет сын Гвиры..... Он-то и должен возглавить "денме" в будущем. Он, а не девочнка и не пришелец издалека.
  Незадолго до своей мнимой кончины господин Берахья строго-настрого наказал беречь девочку, постепенно подготавливая ее к будущему "служению". И пообещал, что если тот наглый щенок (то есть Франк) все-таки явится в Салоники, то он задушит его собственными руками, труп законопатит в бочку, пустит в море на радость акулам. Угрозы не для красного словца - молва приписывала Руссо кровавые расправы с соперниками и с теми, кого он по подозрительности, переходящей в манию, принимал за соперников. Его красивый сад, засаженный персиками и грецкими орехами, таил в себе человеческие кости, не раз запах разлагающегося мяса приманивал голодных шакалов и одичалых собак. Уже одного этого достаточно, чтобы желание стать "денме" исчезло напрочь у кого угодно, только не у Якуба Франка. Он лично пришел в богатый дом наследников Берахьи Руссо с рекомендательным письмом от раввина Полячека. Само по себе это ничего не значило бы, но содержание письма сильно озадачило сектантов. Первой тревогу забила девчонка Гвира.
  - Он сразу мне не пришелся по душе, -сообщила Гвира в письме своему деду, - боюсь, это нее из-за его внешности, и не из-за неприятного ломаного языка. Я более чем уверена - это, тот, о ком предупреждали, и пришел он, чтобы лишить меня власти. С детства я слышала эту историю - про мальчика, родившегося в конце 1726 года по христианскому календарю, в метель, в убогой мазанке у древнего торгового пути, ведущего во Львов, от отца-еретика и матери-еретички. Это он, наш губитель!
  И живой, но изрядно растолстевший Берахья помчался в Салоники убирать наглеца. Он обещал внучке вернуться ко 22 адара (месяц еврейского календаря, захватывающий часть февраля и часть марта), когда саббатиане отмечали "день овцы", странный экуменический праздник, изобретенный Шабтаем Цви. Сектанты приносили в жертву молодую овечку, выбирая ее весьма придирчиво (белая, здоровая, веселая), лакомились ее свежеприготовленным мясом, а ночью проводили тайный ритуал свального греха, считая, будто в зачатых 22 адара детей вселится душа Мессии.
  ... Поздним вечером Берахья сидел за темной шторой в потайной комнате, очень похожей на узенькую каморку, где сейчас делают фото на паспорт за 5 минут. Только вместо автоматической фотокамеры в ней стояло полированное кресло черного дерева, в виде крылатого дракона. Издалека оно казалось троном. Однако Берахья в кресло сесть не мог даже боком, поэтому в укрытии лежали засаленные подушки под его мощный зад.
  Темная штора могла бесшумно отодвигаться, и тогда взору беспокойного покойника открывалась вся картина празднества - подносы с кусками жарено овцы, ее голова отдельно на блюде, еретики, болтающие в сторонке, внучка в белом покрывале на голое тело, смуглое и тонкое.
  За ним следит обиженный Якуб Франк (его в секту не приняли), тогда еще никому особо не известный. На оргию он проник инкогнито, воспользуюсь подсказками своей жены Ханы, чьи родственники прошли посвящение в "денме" и знали, как надо себя вести, дабы сойти за "своего".
  Сборище еретиков опрокинуло его романтические ожидания. Вместо незабываемой мистерии Франк стал свидетелем театрализованной постановки с элементами садо-мазохисткой порнушки. Что там происходило, описано множество раз, поэтому я лишь напомню, что сначала были моления за построение нового царства справедливости, затем вышла Гвира, танцевала со светильником на голове, обнажаясь. Голая, она была совсем подростком, с родинками и царапинками, но взрослые мужчины с воем и плачем падали перед ней на колени, целовали пальцы ног и молились на нее так, как Франк видел в костелах. Ему вдруг стало жаль девчушку, обреченную вытирать слезы этим похотливым неудачникам. Несмотря на то, что вожделение витало в воздухе, Гвиру никто не домогался, единственное, что вымолил у нее один настырный еретик это прикоснуться воспаленными губами к левому, совершенно маленькому, соску. Гвира позволила ему это, склонившись, на несколько секунд, и удалилась.
  - Старый извращенец - подумал Франк, хотя сам любил извращения. Портретами растленых им малолеток уже было можно завесить все стены большой комнаты, но то безродные подростихи, но Гвира - из клана Мессии, а с ней так обращаются. Хорошо, неподалеку вадяется кожаная плётка.....
   Впрочем, за шторкой сидел ее дед, мощный, грузный драчун с пудовыми кулаками. Он следил за ходом оргии и за тем, чтобы его преемница налила аквау тофану (яд) в нужную чашу.
  
  И эта вредная девчонка говорит:
  - Саба (дед), а акву тофану добавлять?
  - Постой, внучка, я скажу, когда пора, а то ты всех потравишь!
  - А с ядозубом что деоать? На стол подать?
  - Ты что! (Ядозуб - это тропическая рыбина, в банке ее держат) Его доить надо! Осторожно, по капельке! С ядозубом перебарщивать нельзя - а то у нас уже места в саду не осталось, где кто-нибудь не закопан....
  Гвира - девочка красивая, смышленая, недаром ее дед и после мнимой смерти все Салоники терроризировал. На левой руке у нее браслет из хорошо снятой змеиной кожи, с блестящими молодыми чешуйками, и сама она молодая, резвая, словно та тропическая рыбка в банке. А Осман-баба - толстый, с пузом как у слонихи на 13 месяце, с задом бегемота и бородой бен Ладена.
  - Если кто расшалится, ты его плеткой, мужики это любят - учит ее дед.
  А потом она чаши перепутает, та с ручкой простой, яд - в чаше с витой ручкой. И умер старый сектант на 143-м году, а мог бы и до 230 прожить.
  Хорошая девочка Гвира, правда? Совсем как я.
  Увидев, что расплывшийся Берахья завалился на спину, Франк раздумывал около минуты и рванул из Салоник с такой скоростью, что вскоре его видели в Никополе над Дунаем, в нынешней Болгарии, в доме тестя, которому в подарок хозяйственный зять привез изумительной работы стул черного дерева.....
  С "дёнме" в Салониках не сложилось, но уже в 1754 году Франк организовал собственный мистико-оргиастический кружок, пока слишком малый, чтобы счесть его новой сектой, но все же. Кружок вступил в конфликт с консерваторами, не желавшими заполучить на свою голову еще одного Берахью Руссо, от которого покоя нет ни живым, ни мертвым (турки предполагали, что Берахья - оборотень, "uber"). В кружок, за неимением порядочных людей, Франк призвал двух полуграмотных бродяг, польских евреев по имени Нахман из Буска и Элиша Шор из Рогатина.
  Они представлялись раввинами, знатоками книги "Зогар", плакались, будто были изгнаны из своих родных краев за пропаганду "святой веры" (то бишь саббатианской ереси) и обречены скитаться, прося подаяние. И именно они подкинули ему мысль вернуться в Польшу, к страдающим без единого лидера сектам Подолии, Галиции, Буковины и Закарпатья.
  Сам Франк объяснял свое внезапное возвращение иначе. Якобы ему во сне явился Шабтай Цви собственной персоной и велел идти во Львов, посетив по пути старые саббатианские гнезда.
  - Как я узнаю эти места? - попытался возразить Франк. - Меня увезли еще ребенком, я почти ничего не помню!
  - Все очень просто. Однажды ты взойдешь на высокую гору, и тебя охватит такое волнение, что навернутся слезы в уголках глаз, и ты поймешь, что пришел туда, куда стремился.
  
  9. Дома.
  ...есть вещи, которые гораздо важней, чем судьба.
   Т. Прохасько. Непросты (перевод А. Пустогарова)
  
  Согласно польской версии Википедии, Якуб Франк возвращается в Речь Посполитую в начале декабря 1755 года. Пришел зимой, пешком, в поношенной одежде, разбитых цыганских сапогах и с небольшой суммой денег, зашитых в феску. Феска была единственным новым предметом гардероба, но не обольщайтесь, будто Франк обзавелся ею честно - украл у старика-шляпника. За это ему должны были отрубить руку. Под турецкой длинной рубахой (ее полы постепенно отрывались, превращаясь в длинные носовые платки, которые Франк, естественно, не стирал, а выбрасывал) у него ничего не было. Нижнее белье ему всегда мешало. Сверху - темно-серая курточка из толсто свалянного войлока. Когда-то ее украшал позумент и бахромки, но они давно обтерлись. Просторную рубаху стягивал узкий пояс телячьей кожи с медными язычками.
  К поясу пристегнут небольшой кривой нож с костяной рукоятью. Франк ни разу его не точил, нож с трудом разрезал яблоко. Никто не мог представить, что вскоре этот подозрительный странник станет популярным у евреев проповедником, говорящим от имени умершего мессии, и создаст секту, с которой будет играть в кошки-мышки католическая церковь Кошки, кстати, будут шестипалые, с гепардинкой, а мышки - крылатые, когтистые.
  Но пока - все не в его пользу: промозглая сырая ночь, предательски освещающая дорогу белая луна (в древних трактатах упоминается "левана"), сова-сплюшка, оповещавшая тьму, будто она уже спит, когда острые створки клюва сжимали пугливую полевку.
  Пересечь польско-турецкую границу законно Франк не решался. В куртку зашиты бумаги, свидетельствующие, что он - турецкий гражданин, купец, приехавший с товаром. Однако никакого товара на сей раз у него не оказалось. Несколько попыток ночью пролезть через заросшую камышом реку и ольховую, мокрую, кишащую змеями, лощину, провалились.
  Светало, и Франка ловили. Он исхудал, одежда изорвалась, вымокла, выгорела, никакая стирка в реке не вернет ей былых красок, сапоги прохудились, отбились щегольские медные пряжки, и только феска осталась темно-вишневой. Только через неделю какие-то крестьяне, говорящие на ломаном польском языке, согласились помочь ему. Они провели еретика буковым лесом, через папоротниковые дебри, а когда дебри кончились, сказали: все, пришли. Дорога, которую он представлял долгой и опасной, заняла минут сорок.
  - Это уже Польша? - переспросил ошеломленный Франк.
  - Польска, Польска - ехидно закачали головами его проводники, иди, иди.
  И исчезли. Сквозь землю провалились. Только что стояли - и вдруг нет никого. Ветер пшеницу колышет, на далеком дубе кобчик сидит, клюв чистит. Увидев Франка, кобчик уселся ему на феску, таращил глупые глаза. Молоденький кобчик, неизвестно откуда прилетел.
  Ночь Франк провел в чистом поле, среди чужой пшеницы.
  - И что же делать? - спросил он наутро, озираясь в сторону букового леса.
  У ног проскользнула медянка, слепая змейка, протыкающая человека насквозь.
  - Куда она поползет, туда и я.
  Медянка поползла налево, любимую еретиком сторону, и Франк поплелся за ней. В то, что медянка будто бы умеет пробивать человека насквозь, пулей, он не верил. Далее Франк скрывался в заброшенной избушке лесника и питался исключительно мясом молодых ежей (по рецепту Авиценны), Пиастры, зашитые в феску, берег - пригодятся в трудную минуту. Хорошо, хоть ежи бесплатные и хорошо прожариваются в кучке тлеющих углей. Иногда он обмазывал ежей влажной глиной, - это ему посоветовал цыгане.
  Когда пустой желудок прилипал к ребрам, думал - только бы не нарваться на тех, кто его знает! Огибал тернопольскую Королёвку - да и весь
  Тернопольский повет - за версту. Там жили старики, еще помнившие его родственников, хотя прошло уже больше двадцати лет, и не столь много было у Лейбовичей соседей, а знакомых - еще меньше, но осторожность не помешает. Черновцы тоже опасны - родители прожили там несколько лет, а мальчики, с которыми Якуб иногда играл у дровяного сарая, выросли и могли теперь его узнать. Неимоверно тянуло его только к королевскому крыжовнику, огромные дикие заросли этой кислой ягоды спускались за хатой вниз, к склону холма, где тек пересыхающей змейкой ручеек, и тянулись почти до самого леса. Всегда замечал, где растет крыжовник, подкарауливал птичку, неосторожно вивших гнезда в колючих ветвях, и пугал их, трепещущих, громко хлопая в ладоши. Брал пальцами остро колющие ветви, словно прикидывая, каково будет стоять на них босыми ногами. Крыжовник любит плохую, кислую землю, растет в тени, у каменных оград, на руинах и могилах, в проклятых местах и пустошах. Франк с его сектой тоже взрастали на гиблых местах, ведьминых кругах и полонинах, где совы губят перья о кривые сучья, камни и сухостой.
  Он ненавидел ухоженную, возделанную почву, аккуратные монастырские сады, панские цветники и оранжереи. Изогнутые корни, дуплистые стволы больных от старости деревьев, мхи, лишайники, чертополохи, папоротники, омелы, болота с пузырьками тухлости, развалины и паутинный тлен, обглоданные турьи черепа, груды костей и осиные гнезда - лишь там было ему светло и тихо. Разрушение было домом Якуба Франка, и он ревностно служил в этом импровизированном храме всемирного неустройства. Саббатианское стремление к разладу, расколу, отмежеванию выразилось в его характере необыкновенно четко. Каббалистические трактаты этой мутной поры упоминали хаос как наилучшее условие рождение нового мироустройства. Идея красивого разрушения старого захватила всю его еретическую душу, заслонив главное - мудрецы говорили не только о разрушении, но и о созидании, обновлении, реформе. Крушить старое надо с умом, что было явно не дано ни Якубу Лейбовичу-Франку, ни его последователям.... Почему реформистское движение в иудаизме получило распространение лишь после ухода последователей Франка с исторической сцены. Поэтому "апостолами" обновленной веры стали дети и внуки разочарованных "фраников", а центры реформизма идеально совпали с главными гнездами его ереси.
  Основная черта "фраников" - противоречие. Франк противоречил не только самому себе. Он не знал твердо, чего бы хотел в первую очередь: денег, славы, любви? Ему было нужно всё и сразу. Франк отличался непоследовательностью в речах и делах, что вводило в недоумение его адептов и заставляло искать новые отговорки. Да, сама саббатианская ересь не могла похвастаться четкостью построений, но "франкизм" максимально воплотил в себе всю ее абсурдную логику. Он не мог ужиться с вселившимся в него голосом Шабтая Цви. Два товарища по МДП непрестанно переругивались. Кроме всего этого, Франк видел демонов. Демоны приходили к нему разные, предлагали подчас противоположные вещи. Для современного психиатра это, конечно, весомый аргумент.
  Но для человека со средневековым сознанием, коим являлся Якуб Франк, плохо было не то, что он с ними общался, а то, что спешил исполнять их вредные советы. Если на нелепый путь странствий с заходами в языческие "места силы" надоумили именно они, рогатые, то это объясняет, почему Франк не отправился сразу, кратчайшим путем, во Львов, точку притяжения, а шатался, словно приготавливаясь к чему-то, через Бессарабию в Буковину, затем в Закарпатье, Подолию и Галицию.
  <В чем-то его перемещения совпадают с моей детской игрой - искать города и села с непонятными названиями в атласе, в затертом разделе "Украинская ССР и Молдавская ССР" а так же на приложениях к туристическому журналу 1970-х годов. Там были: Рудки и Мостика, Самбор и Хыров, Судовая Вишня, Берегомет и Рава Русская, Белз, Тухля, Свалява и Ужгород (последний представлялся мной исключительно ужиным). Перечисляю вперемешку, зная, конечно, что это - очень разные места разных географических областей. Тухлю (есть еще Тухолька) почерпнула не из атласа, а из воспоминаний Зощенко.>
  Франка могли манить в Закарпатье испарения сероводорода, выходящие кое-где наружу и сейчас, а так же минеральные источники, полезные его расшатанной нервной системе. Все-таки несколько лет напряженных интриг за лидерство в секте оборотней ("денме") надорвут кого угодно. Жаль, восстановить точные, с координатами, маршруты блужданий Якуба Франка по Украине сейчас вряд ли уже возможно. Изменилась карта местности, нет уже многих лесов, деревень и сел, переменили русла реки, сместились государственные границы. Могу лишь попытаться найти те места, мимо которых будущий лидер секты не смог пройти мимо, окажись он поблизости. Франк не вел дневников, не любил вспоминать свое криминальное прошлое, многое запамятовал, отличался безразличием к подобным частностям. Все его остановки походили одна на другую: ночь, дешевый постоялый двор, убогая каморка, скудный ужин и сон до полудня, когда уже неважно, в Черткове ты, или в Турьих Реметах....
  10. Турьи Реметы, турий череп.
  Франк скитается по лесам и горам, будто раскольник, опасающийся преследования, один, пешком, не ища ни новых впечатлений, ни знакомств, а только покоя. Переходит горные реки по шатким бревнам. Спит на пне тысячелетней пихты, свернувшись клубком. Определяет дорогу по звездам, словно первобытный. Находит съедобные мхи. Жарит гадюк. Молчит.
  Издалека, редко-редко, Франк видел одинокую фигурку пастуха, окруженную множеством белых и коричневатых, иногда черных точек - овец, и уходил в сторону. Ему не нужны были проводники и собеседники. Франк хотел разобраться в своих чувствах и мыслях, понимая, что турецкие годы легли на его душу, как ложатся на песчаную отмель чужие наносы, закрывая старые слои. Сквозь них не видно было уже ничего его собственного. < Современные помешанные жалуются, что их мысли крадет кто-то хитрый, называя этих невидимых похитителей - чекистами, инопланетянами и т.д. Но в 18 веке эти хитрые воры звались - демоны>
  Пройдя высокие горные перевалы, став свидетелем редкого зрелища - карпатского совопада, когда десятки мягких сов одновременно падают, словно звезды, с верхушек деревьев и с диким уханьем плюхаются вниз, Якуб Франк приблизился к Турьим Реметам.
  Туров там уже истребили, но в окрестностях еще водились коренастые медведи, волки, даже дикие коты, с необычайно густой шерстью, расчерченной темными полосами на светлом фоне и огромными желтыми глазами. На кончиках ушей у этих котов нервно дергались тонкие кисточки, роднившие их с рысью, а подушечки лап украшал страховочный слой сваленного, как войлок, меха - беднягам приходилось выманивать мышей из нор под ледяной коркой. Коты умели отлично маскироваться, сливаясь с высокой травой, со стволами деревьев, поэтому они видели путника, а путник даже не догадывался о существовании этих замечательных дикуш.
  Чувствуя в путнике чужака, природа оказывала Франку свое безмолвное сопротивление.
  Под ноги попадались камни с острыми краями, о которые еретик едва не поранил пальцы ног, торчавшие из краденых цыганских сапог, давно разорванных по шву. Ежи сворачивались в игольчатые шары и бросались на Франка, как на вражескую амбразуру. Заросли меловых папоротников закрывали глаза резными вайями, и он шёл, не видя дороги. Солнце пряталось за тучи, а если и выглядывало ненадолго, то дробилось и блекло в сетях буковых крон, становясь дырявым решетом. Мхи упрямо оказывались на южной стороне стволов. Запинаясь и спотыкаясь, беглец добрался до небольшой, идеально круглой, но абсолютно лысой поляны.
  На ней стоял валун, серо-коричневого цвета, со сколами и трещинами. Одна из трещин причудливо напоминала вилочку о трех зубцах. Из щелей прорастали мелкие, бледные, некрасивые верески и один малюсенький папоротник. В левом углу камня валялся обглоданный турий череп с рогами.
  Франку стало жутко. Он обожал черепа, но и от лысой полянки, и от валуна веяло угрозой. Чьему темному культу посвящен сей алтарь?
  Но страх пропал, и, успокоившись ("это все нервы!"), встал на самую вершину горы и долго стоял, смотря на лежащие перед ним Турьи Реметы. Взгляд его был строг, а руки жестко скрещены. Именно здесь Франк решил, что Библия несколько устарела, надо написать новую. Первые строки "Книги слов панских", или, как ее называли противники "фраников", "Библии баламута", влетели ему в голову именно тут, при помощи турьего черепа, почитавшегося мольфарами (колдунами, искаж., латин.) - "вещуном и вдохновителем".
  Обрадованный своим величием, Якуб снял феску, будто приветствуя закарпатское селенье, и начал спуск. При этом, правда, он зацепил край куртки о шипы, оставив клочки войлока. Шиповники, терновники и крыжовники "обожали" его, липли, льнули, ластились. Дальше с ним начало твориться нечто непонятное.
  
  Спустившись в село, первым дело направился почему-то к костёлу (его недостроенный шпиль виднелся издалека с горы), немного вздремнул на прохладной скамье темного дерева, вдыхая армат восточных благовоний, напоминавших ему Турцию. Потом, очнувшись с тяжестью в сердце, которая всегда терзала Франка, стоило ему увидеть во сне что-нибудь дурное, он начал озираться по сторонам. Вокруг статуи Мариам горели низкие толстые свечи, пламя их колебалось, лицо ее казалось ожившим, а взгляд грустным.
  На мгновение ему даже почудилось, будто с бледной щеки скатилась слеза - или таков был замысел неизвестно скульптора?!
  - Аттика Кадиша! (Предвечный), Малка Кадиша! (Святой Царь, ивр.), Шхина! - озарило еретика. Бездна прельстительных замыслов стремительно раскрылась перед ним, словно новые ворота в неведомые дали. Ведь для людей Эдома (так он называл христиан) его соплеменница Мариам была Ясной Панной, а именно она соответствует одной из ипостсей Б-жества, Ш"хине. В мистико-эротических стихотворениях, написанных на иврите средневековых книжников, она зовется Альма , Бетула .
  - Отныне, Айяла (Лань, излюбленный образ каббалистов и суфиев), я буду твоим верным слугой, - поклялся Франк, - и приведу к вере Эдома твой народ, чтобы он помнил твою чистоту и красоту.
  Франк начал бормотать обрывки странных молитв, откуда они взялись - сам не знал, из прапамяти, наверное, из недоученных уроков в хедере, из семейных церемоний, из экстатических восклицаний, обращенных к той самой Гвире - внучке Берахьи Русо. Отношение Франка к этой девчонке колебалось от ярости и злости к нежности и экзальтации, ведь при всей своей наглости Гвира, сама того не зная, помогла ему разобраться со стариком Берахьей, нечаянно его отравив. Разве ее маленькими ручками, перепутавшими чаши с зельями, не проявлена высшая воля?!
  Теперь, представляя себя в роли Берахьи, а в роли Гвиры - свою будущую дочь, Франк понимал: это для него слишком мало. Кто эти "денме"? Провинциальная секта, полу-веры, чья казна пустеет, а влияние ослабевает год от года. Скоро они станут никому неинтересны и превратятся в обыкновенных турок. А я не для того 5 лет к ним стучался, интриги проворачивая, чтобы ношение этой засаленной фески стало единственным моим достижением! Все это ничтожно по сравнению с новой религией, замысел которой Франк разрабатывал буквально на ходу, в горах, а окончательно сформулировал в тепле уютного костёла. Эта концепция, позже получившая название "дат", воображалась Франком как универсальная, абсолютно новаторская, разумная вера, которой еще никогда никто не придумывал. Религия new age. <А что придумаете вы, прошатавшись по горам пару недель, питаясь брусникой и черникой с гадючьим филе, да изредка - мясом белобрюхих ежей? Небось, не меньшую ересь! >
  Особое место в новой ереси Якуба Франка отводилось "вечной женственности", отождествляемому со Шхиной (спустя примерно век возрожденной в России философом Соловьевым, одним из переводчиков и интерпретаторов Каббалы). Поклонение этой ипостаси Франк перевел из оккультной - в самую что ни на есть эротическую плоскость, в оргии, где блуд и святость стали синонимами, а добродетель - непременно с прилагательным "оскверненная".
   - Народ израильский вижу я в образе прелестной девицы, пережившей бесчестье, - говорил Франк. - Прошла ночь, наутро косы ее уже убраны в "рога" (по-женски, она больше не может появляться на людях с распущенными волосами) и завязаны турецким платком. Рубашка ее замарана кровью и брошена в ушат, на белой коже темнеют синяки. За нее и стыдно, и жалко, но ее надо любить, ибо она - у Всевышнего одна из любимейших. Простим грех ее, грех вынужденный, ибо грозили смертью враги ее, но оставили душу в поруганном теле.
  Франк никогда не отличался красноречием, он не оратор но, все, что он растолковывал, подразумевало пласт мистики. Где и каждый получал возможность толковать по-своему. Мне, например, это образ напомнил средневековые католические миниатюры, изображающие синагогу, как "неправильную церковь", даже "анти-церковь", аллегорической женской фигурой в грязном и рваном одеянии (ветхость ткани означала непригодность завета Моисея), с головой козла (атрибут чернокнижия), с колеблющимися чашками весов (вместо равновесия). Могла б выйти сентиментальная картинка в духе мессианских христиан - еврея осенило в костёле! Увы, ее омрачает затертый мотив плагиата....
  Остановимся и вспомним: Франк предпочитал не создавать свои, а трактовать идеи, высказанные задолго до него. Идеи эти должны были хорошенько "отстояться", чтобы к ним привыкли и воспринимали уже не ересью, а вполне нормальной богословской мыслью. За то, на чем Франк сделал себе имя, используя как само собой разумеющееся, пострадали его предшественники. Но история помнит Франка, а их - только дореволюционная энциклопедия Брокгауза и Ефрона. <... Еще в начале 18 века, в Измире появился нищенствующий каббалист Нехемия Хайюн. Родом он из Сараево (ныне Босния и Герцеговина), много скитался, нигде не уживался, ища какую-ту "правду", не умея объяснить толком, в чем эта его правда состоит и где ее следует найти. В Измире жили родственники Шабтая Цви, хранившие небольшую, но ценную коллекцию книг и рукописей каббалистической тематики. Они боялись, что ради обладания этой коллекцией их могут убить фанатики из секты "денме", и хотели передать несколько книг совершенно посторонним людям. Нехемия получил от них рукопись, "Мехемнута де калла", приписываемую своему кумиру. Принадлежала ли она руке Шабтая или ее автором был один из учеников - доподлинно неизвестно. Рукопись была странная - именно поэтому возникли подозрения, что автором ее вряд ли мог быть Цви.
  Вероятнее всего, это придумал Авраам Кардозо, теоретик саббатианства, сам, кстати, еретик умеренный, потомок марранов. По крайней мере, содержание рукописи и то, что она попала в поле зрения в 1708г., а Кардозо умер двумя годами раньше и его ученики успели сильно ее подправить, указывали на Кардозо. Он пришел к выводу: евреи верят неправильно. Вместо Единого Б-га надо выделить несколько ипостасей ("парцуфим", ивр.). Одна, предвечная, Аттика Кадиша, Святой Старец,, сотворила мир и не вмешивалась в него, другая открылась евреям в своем царственном сиянии из ежевичного или тернового куста - Малка Кадиша, Святой Царь. Третья "парцуфим" - Шхина, виделась средневековыми каббалистами в образе прекрасной женщины, символизирующей душу, спешащую на встречу с возлюбленным - то есть с Царем. Эти образы встречаются в суфийской поэзии, их нельзя назвать сугубо иудейскими.
  Это очень близко к христианской доктрине триединства, но прямо признать Кардозо не рискнул - назвал ипостаси "тремя узлами веры", постоянно прибавляя, что они - всего лишь попытка заглянуть в тайну тайн, монотеизма не нарушающая. Невезучий Нехемия Хайюн пытался найти издателя для этой рукописи, но текст некстати попался ортодоксам, произведение было запрещено, а сам он снова оказался в бегах, на сей раз - в Иерусалиме. Однако и там Нехемию не поняли, лишь спустя несколько лет, в 1711, в свободной Венеции, он сумел напечатать крамолу - изменив ее заглавие и переделав. Кончилось все тем, что после счастливого признания в Праге, Амстердаме и Вене, Нехемия Хайюн умер где-то в Северной Африке, неизвестно где именно, примерно в 1730г., потеряв всех друзей и став отцом выкреста>
  Франк, идя проповедовать свою новую теорию, не мог не догадываться, что предлагает евреям "веру на вырост", на будущее, считая, что ему предстоит "терпеть муки и поношения", а может, даже погибнуть от рук наемных убийц, недовольных его пылом. В минуты экстаза он сравнивал себя с Мартином Лютером, с Уриелем д"Акостой.
  Tenże Bóg w trzech osobach naturą nierozdzielny - запишут позднее в "символ веры" Франка. Разве от этой фразы прямо веет глухими коридорами иезуитского коллегиума?! Представить столь дикую для иудейского сознания мысль в устах еврея, пусть еретика, пусть не соблюдающего, пусть знакомого с католичеством - ужасно. Но, несмотря на ее кощунство, идея Франка (точнее, Кардозо в интерпретации Хайюна) - гениальна. Да, раввины будут звать его - "ахер" (буквально - другой, иной). Инакомыслящий. Диссидент. Но для многих "ахер" - тот, кто служит "ситра ахара" - другой стороне бытия. Ничего, у него есть одно маленькое оправдание: Франк искренне поверил в свою старую новую теорию, что автоматически превратило его из беглого сектанта в миссионера и революционера. Да, в Великой Французской революции примут участие его дети и ученики, сам Франк к тому времени возляжет на смертный одр и только успеет шепнуть им "кое-что", но почву готовил он, еврейский Вольтер. Недаром друг просветителей, зачинатель еврейской Хаскалы (просвещения), Моисей Мендельсон, держал в ящике стола портреты Цви и Франка. Правда, он их при гостях убирал - в новую эру они уже были фигурами нон грата.
  
  11. Сатановский экзархат*, Чертковский диоцез*
  *- единицы территориального деления, принятые в католической церкви.
  Сатанов и Чертков - украинские города, старые гнезда саббатианской ереси. Названия получили за стойкое сопротивление жителей во время войн - Чертков мужественно оборонялся от турок в 17 веке, а Сатанов в древности оказался последней точкой расширения Рима - легионеры решили остановиться здесь.... И правильно сделали. А вФранк останавливаться не умел.
  История "фраников", или "зоаристов", или "авраамитов" - это большое уголовное дело, точнее, ряд уголовных дел. Первое дело на него завели в 1756 году, из-за инцидента в подольском местечке Лянцкорунь над Збручем (Лянцкорне, Лянцкорно, Лянцкоруново). Тогда Лянцкорунь переполняли съехавшиеся на большую ежегодную ярмарку купцы, среди которых оказалось несколько евреев, состоящих в секте Франка (тогда еще мало кому известной). Арендовав скопом на несколько человек номер в дешевой гостинице или ближайшее подсобное помещение (сарай, овин, ригу, конюшню - везде пишут разное), еретики совместили командировку с тайным ночным ритуалом. Об этом мог никто не прознать, но, некто любопытный, заметив, что из щелей сарая пробивается яркий свет, слышны веселые голоса, мужские, и один женский, стонущий, умоляющий, решил подсмотреть. Позже этот случайный свидетель рассказывал, что голые женщины били голых мужчин плетками, бичами, кнутами и даже длинными ужами (живыми или мертвыми, сушеными или свежеумерщвленными?), розгами, садились на них верхом, заставляя скакать на четвереньках, выкрикивая при этом еврейские молитвы и праздничные песни. В углах стояли светильники в виде ямкоголовых змей, а сам Франк сидел на кресле ("драконе"). По его жесту огни гасились, падала тьма, сектанты разбивались по парам (чужая жена с чужим мужем, или чужой муж с чужой женой), и начинался блуд невиданный. А в королеве оргии, танцевавшей с короной на голове, этот вуайерист узнал жену раввина из соседнего городка (какого конкретно, не уточняется). Женщина славилась своей красотой, но была, как гласят источники, лишена скромности. Сорвав со свитка Торы золоченую корону, Франк водрузил ее на голову этой женщине, называл ее Шхиной, пел и плясал вокруг нее, крича, что на него спустился дух многогрешного царя Давида. Еретики среди ночи ударили в музыкальные инструменты, так, что собаки со всех окрестных сел выли от ужаса и долго не успокаивались. В конце оргии Франк начал исступленно целовать красавицу , уверяя, что в ее лице он целует "мезузу", охранный миниатюрный свиточек, что прибивается к дверному косяку, и вошел в такой раж, что несчастная уже полагала себя полностью обесчещенной. Наутро ее вернули мужу, убедив, будто, сделав королевой праздника, оказали женщине высокую честь и за это она будет непременно вознаграждена - тем самым золоченым венцом с каменьями.
  Было это на самом деле или оппоненты приписывали секте Франка то, что ожидали от них? Если вся вина их состояла в экстатических выкриках и в том, что мужчины танцевали в обнимку с женщинами - "франики" подлежали суду религиозному, за нарушение предписаний веры, но не светскому. Несмотря на это, возмущенная толпа, связала Франка, как гуся, и потащила к польским властям, которые его сначала арестовали и допросили, но без пристрастия, потому гнев евреев вскоре утих, все разошлись спать, и никому из поляков не хотелось погружаться в чужие склоки.
  У арестованного полагается изъять личные вещи, поэтому, покопавшись в карманах, он достает забытый уже турецкий паспорт, на следующий день Франк пересекает границу - все близко, да еще и на казенный счет прокатился. Его адепты, задержанные во время скандала, отданы на поруки раввинам, а старостам общин велено следить за ними в оба и в случае чего немедленно сообщить властям. Чиновники спешат рассмотреть дело секты, пока ее лидер навсегда останется в Турции, считая, что он не посмеет вернуться в Польшу, боясь попасть под суд, и не окажет давление на свидетелей.
  Как бы ни так! Уже в марте 1756, через несколько месяцев, Франк снова пытался перейти нелегально польско-турецкую границу - соскучился! Остановили его у местечка Копыльничи, но, проверив документы, отпустили на все четыре стороны, а один чиновник ласково посоветовал ему не появляться в пределах Польши до окончания расследования. Мало ли...
  Спустя некоторое время аналогичный донос поступит на сектантов в городе Сатанове. После этого о Франке стали шутливо говорить, дескать, он принадлежит к Сатановскому экзархату, а когда конфликт между еретиками и ортодоксией разгорелся в Черткове, тут совсем стало очевидно, кому он служит. Для случайных совпадений слишком много - и Сатанов, и Чертков!
  Но еще большую рекламу сделал ему раввинский суд, вынесший отлучение (херем) всем, кто привержен идеям саббатианства, и запретил изучение "Зогара", причины помешательства многих мистиков, всем, не достигшим 30 лет. Чтобы утвердить это, раввины со всей страны съехались в Константинов - или Старо-Константинов, исключительно для него, дерзкого молодого человека! Но, вместо того, чтобы самим бороться с распространением ереси, они предпочли взвалить расследование на светские власти, которых Франк тоже не слишком интересовал. Речь Посполитая уже агонизировала, не за горами ее первый раздел 1772г. Дело постоянно замораживал, возобновляли, привлекая новых свидетелей, и, чем дальше это тянулось, тем выгоднее это было для секты. Вслушиваясь в каждое слово, светские чиновники, на коих возложили роль инквизиторов, не верили собственным ушам и постоянно переспрашивали, так ли они поняли допрашиваемых, не закралась ли в их слова ошибка? Некоторые даже незаметно пощипывали себя, дабы удостовериться, не снится ли им это дело, отдающее одновременно и "Декамероном", и "Молотом ведьм"? Благочестивые уважаемые евреи, многодетные отцы и матери, стыдливо опустив глаза в пол, признавались - добровольно, без внушений и пыток, они участвовали в возмутительных оргиях, беспорядочно совокуплялись в темноте с лицами всякого пола и даже с животными ("гашение огней", перекочевавший позднее в русские секты "хлыстов"). Порядочные на первый взгляд люди, оказывается, исполняли ритуалы черной магии, создавая себе "летающий трон" и улетали на этом "троне" аж на Кальварию (Лысая Гора в Львове, ближайшая к ним) и оскверняли кладбища. Околдованные, они танцевали нагишом на крышах склепов праведников, вырывали из могил черепа и кости, бегая на четвереньках (Франк внушил им, что они - голодные шакалы и должны есть мертвечину). Бросалась в глаза одна странность: почти все участники радений, плача, уверяли, как по сговору, хотя они могли никогда не видеть друг друга, будто лично ни в чем не виноваты, втянуты обманом.
  Они не признавали себя соучастниками преступлений, предпочтя удобную роль невинных жертв коварного гипнотизера. Твердили, якобы Франк им буквально вкладывал чужие, срамные мысли, притягивал их, словно кобра кролика, и не отпускал до тех пор, пока не будет отдано все самое лучшее.
  Избиение плетками и ужами - рядовое явление для восточных мистерий, да и для христианства тоже - еще совсем недавно города Европы сотрясали шествия кающихся с бичами и кнутами. А для египетского шоу "Изида собирает Осириса по кускам" жрец сам себя кастрирует - не понарошку! А крючья, продернутые йогами через кожу спины? Подумаешь, стегнули сушеным ужом по толстой заднице!
  Обмен женами?1 Но это придумал не Франк, все уже практиковалось задолго до него, а ныне даже показывается по телевизору - как раз вчера на канале "Перец" шла программа с аналогичным названием, и никто не поперхнулся.
  Еретиков обвинили по совокупности - зная, что они аморальны, подозревая куда большие вины и провинности, но, не умея точно доказать это. Вместо суда - шоу с участием общественности и ангажированных свидетелей, каждому из которых, по слухам, Франк лично платил за "красивые" подробности в показаниях, чтобы все увидели - это фарс, умная пиар-акция, и весть о нем разнеслась далеко....
  Хотя Франк - естественно, большой грешник. Перечислять ошибки ересиарха - занятие утомительное. Прежде всего, Франк был сластолюбец - во всех возможных и невозможных смыслах этого слова. Особой его привязанностью пользовались перезрелые абрикосы, персики и груши, которые приходилось подбирать на турецких базарах поздними вечерами, и ссориться из-за пары сочных плодов с окрестными нищими. Лакомился персиками и абрикосами постоянно, сырыми, сушеными, вареными в соку и в сиропе. А еще просил запечь горстку нежных плодов в шматке теста или в сыре из козьего или овечьего молока. Кроме абрикосов и персиков, он чувствовал смутную тягу к крови.
  Заходил в закуток резника, любовался капающими черными сгустками из перерезанных куриных шей, иногда в экстазе, с полузакрытыми глазами, слизывал свежие капельки с оставленного ножа, но страшно смущался, если кто-то это видел. Кровь - это не только прихоть гурмана, это еще и исток неимоверной похоти Франка, его помешанности на девственницах. За их кровь был готов платить золотом, и нередко спускал все добытое на покупку какой-нибудь маленькой, испуганной девочки из нищего предместья. Жертв он искал сам, никому не доверяя, отправлялся высматривать, вынюхивать, предпочитая некрасивых.
  В нем постоянно жил кто-то еще, "йецер ха-ра" на иврите, или "йецер горо" на идише, злое начало, существо, клонящее к греху и не позволяющее этим грехом остаться довольным. Франку непременно хотелось сделать нечто чудовищное, мерзкое, гадостное, и он никогда даже не пытался противостоять этому таинственному "нечто". Местом совершения своих мерзостей Франк выбирал кладбища. Так учили его не только "денме", но и собственный опыт. Мальчишкой впервые насладился своей сверстницей поздним вечером на заросшей одуванчиками могильной плите, и до конца жизни не мог отделаться от бесстыдных мыслей при виде гробов, крестов и склепов. Казалось, будто земные правила не распространяются на миры мертвых, где можно поступать как хочешь, ничего не стыдясь и не боясь. Странно, что извращенное восприятие не превратило Франка в некрофила - к покойницам, даже очень красивым, только что погребенным, не разложившимся, в полупрозрачных легких платьях, он не чувствовал никакой страсти, мечтая о живых, теплых, с бьющимися жилками. Прикоснувшись однажды к мертвой женской груди, Франк ощутил пустоту и отвращение.
  - Лягушка - сказал он и вышел из кладбищенской омывальни, больше туда никогда не заглядывая.
  
  Та, первая его девочка, запомнилась навсегда, особенно то, как он сорвал с ее шеи грошовые самодельные бусы, несколько грубо обработанных, неровных шариков бирюзы, и истертая нить порвалась, бирюза рассыпалась по белому, замшелому камню и затем он вместе с этой девочкой искал их.
  - Это от демонов - сказала ему тогда девочка, наивно не осознавшая, что сама уже оказалась в жуткой власти другого демона, и ото всех них амулетов не навешаешь.
  Кровь ее на вкус напоминала сгущенный донельзя сок калины . Его
  изредка давала Якубу мама, когда тот поправлялся после болезни. Он все время думал, где бы достать этот тягучий, приятный сок, и наконец-то отыскал, слизывая волчьим языком кровь с ног девочки, имя которой забывчивый Франк быстро запамятовал, а вот вкус крови на коже преследовал его и на смертном одре. Ничего не было его слаще, этой изумительной вкусной крови. И эта тема проходит кровавой нитью через всю его жизнь. И феска у него тоже была кроваво-красная.
  Историки уверяют, что именно там, в Хотине, прячась после скандала, Франк обратился в мусульманство, но, если бы он не переменил религию еще юношей, кто дал бы ему турецкое подданство? Скорее он подтвердил выбор, сделанный ранее, и, прося у турок поддержки, напирал именно на свою миссионерскую роль в Польше. На это намекает и новое название своей секты Франка - авраамиты. Турки, однако, его не поддержали, несмотря на то, что идея проповеди религии Общего Истока, заложенной еще Авраамом, не потеряла своей привлекательности и поныне.
  В это время Франк вырабатывает свою новую доктрину, ожидая решения суда, который все никак не состоится, и настойчиво ищет новых союзников.
  Никакой иной мощной организации, кроме католической церкви, ему не известно. Злой рок тащил еретика в раскрытую пасть кобры, к бискупу (архиепископу) Дембовскому....
  
  12. Короткая дружба иерарха с ересиархом.
  Якуб Франк сначала сжёг Талмуд, за что ему обещана кара, а затем выступил на Львовском диспуте с заявлением, будто бы евреи пили христианскую кровь в ритуальных целях. Все это стало возможным благодаря организационной, материальной и аморальной поддержке, оказанной ему католической церковью. То, что, вероятно, Франк был вампиром, "опырем", - добавляет этой истории пикантность.
  Николай Дембовский, католический иерарх, человек образованный, находящийся на пике церковной карьеры (бискуп, или архиепископ Подолии), потомок старинного дворянского рода, вдруг начинает общаться с малограмотным еврейским сектантом. Пишет о нем трогательные письма - нет, не в раввинат, не с просьбой "заберите своего еретика обратно!", а Папе Римскому, королям, европейской аристократии, убеждая оказать "новому мессианскому движению всестороннюю поддержку", а с самого Франка снять "все обвинения и наветы". Чем еретик подкупил важного церковника? Неужели у них обнаружились точки пересечения? Демонология, например, ведь Дембовский слыл неплохим экзорцистом....
  Дружба скорпиона и гадюки, где скорпион не может не жалить, такова его работа, а гадюка обязуется шипеть и кусаться - охарактеризовал их взаимоотношения один язвительный аристократ. Остается только удивляться, почему они до сих пор не отравили друг друга? Не успели, наверное.
  
  
  Обстоятельства знакомства с Дембовским благополучными не назовешь. В сложные годы, 1756-57, Франк метался, как барсук в клетке. Он суматошно ищет вход к католическому духовенству, считая, что они обязаны защитить его от преследований бывших единоверцев. Распря с евреями не унималась.
  К Дембовскому пришла мерзкая бумага, обвиняющая одного из адептов Франка в колдовстве и порче панских посевов, а это уже костер. Не столь давно, в 1738-м, богатом на аутодафе, в деревне Гуменец (в Подолии) сожгли "колдуна". Никто не исключал, что это не произойдет со всем чужим евреем подозрительной наружности и не менее подозрительных занятий (так власти характеризовали сектантов). А в 1740-х осудили "ведьму" Марию Рац в Ужгороде, и пожар, перекинувшийся от ее костра на старинную церковь, едва не спаливший весь ужиный город, оставался в памяти и десятилетие спустя. Таковы реалии "просвещенной" эпохи, и Франку со сподвижниками ничего хорошего грядущий светский суд не обещал (и небесный суд тоже).
  Неизвестно, как развернулась бы эта драма, может, Франк разделил бы судьбу бедной девушки из Ужгорода, если б не поспела помощь.
  В лице обаятельного законника, архиепископа Николая Дембовского, жившего в городе Каменце-Подольском, выполнявшего "по совместительству" пастырский надзор за приходами Львова (это потом очень пригодиться). У него сохранились светские связи и небесполезные знакомства среди влиятельного духовенства, а кроме этого, Дембовский соглашался изгонять бесов. Разъезжая по епархии, он сталкивался с народными суевериями, с сектами, с толками, ничего не страшась.
  Незадолго до того был вызван к девочке лет 9, терзаемым невиданным бесом-щекотуном, и спас ее, откопав в черных книгах, как надо обращаться к нему. Девочка оказалась сироткой, помогающей при трактире, а владели трактиром евреи из секты Франка. Оттуда Дембовский и узнал, что в недрах отвергнутого народа зреет что-то, очень близкое к признанию христианской веры, и называется эта секта "зоаристы", или "авраамиты".
  Сами они неохотно рассказывают о своих верованиях, объясняя, что их лидер, некий Лейбович по кличке Франк или Френк, свою книгу еще пишет, а как напишет, тогда и узнает мир о новой вере, равной которой еще не существовало. Архиепископ тот час же решился пригласить еретика на доверительную беседу, дабы выяснить, можно извлечь из его секты выгоду для церкви. И эта встреча состоялась очень скоро.
  ..... День был солнечный, в окно особняка били красные листья не облетевших кленов, а от золота липовой аллеи горело зеркало, висящее напротив окна и все в нем отражавшее по второму кругу. Якуба встретил сам архиепископ, по-домашнему, без церемоний. Разговор касался Талмуда и Каббалы. Давняя ненависть еретика к Талмуду оказалась истолкована Дембовским как отрицанием Ветхого Завета, а желание дать евреям новый Завет - признанием христианского Нового Завета. В конце беседы Дембовский, долго вглядывающийся в желтоватое от переизбытка желчи лицо ересиарха, вдруг вздрогнул плечом, словно отмахиваясь от неприятного воспоминания, и вскрикнул:
  - Погодите, да ведь мы уже знакомы! Помните, года два тому назад, в селенье под Старым Самбором?
  - Да-с, припоминаю, шепеляво - буркнул Франк. - Вы проезжали по дороге и остановились, заслышав вопли старосты. А я стоял, привязанный к столбу ремнем через живот, с кляпом во рту, с тщательно скрученными руками и ногами, беспомощный, за минуты до смерти... Благодарю Бога, что нашелся смелый человек, утихомирил толпу!
  Его не обрадовало, что Дембовский оказался тем самым ксендзом, видевшим его позор и оказавшим пойманному бродяге милостивое участие. Ведь его ждал терновниковый и шиповниковый огонь за то, что он - "опырь", вампир, несущий мор и голод, выматывающий из людей душу, заставляя их совершать бессмысленные поступки - например, плясать как в хорее часами на вершине холма, или бесцельно бродить по кругу, пока не упадешь замертво.
  <Опырь - вампир скорее энергетический, ему важна не столько кровь, сколько власть над сознанием, полное подчинение чужой воли. Он вселяется и диктует свою волю, что сближает поверье об опырях с еврейскими представлениями о диббуке. Диббук тоже вторгается в душу и щаслоняет прежнюю личность. Люди, умиравшие от опырей, мгновенно старились, худели, превращались в бледные тени самих себя. Опырь опасен. Он существо иное, человеческое и нечеловеческое одновременно, больше чем вампир, больше, чем оборотень, пришелец неизвестно откуда, и что на него действует - непонятно>
  Дембовский поинтересовался, зажила ли та ранка под коленкой, которую разъяренные крестьяне приняли за знак опыря, язву?
  - Тогда случайно, в лесу, поранился о бурелом и подвязал коленку обрывком носового платка, точнее, обрывком старой нижней рубашки. Когда меня раздевали, увидели капли крови и решили, будто я прячу язву. А сколько колючих ветвей для костра они натащили! Думаю, что староста остановил мою казнь вовсе не из человеколюбия - просто он боялся ответственности за самосуд, все-таки представитель власти - пытаясь сохранять веселое спокойствие, отвечал еретик, а на сердце у него прыгали жабы, и селезенка сигнализировала, что сейчас что-нибудь произойлёт. Но хорошее или дурное - этого он предвидеть не мог....
  - Самосуд не состоялся, - произнес Дембовский, стараясь быть поласковее, - я вижу, вы из нищеброда превратились сначала в контрабандиста, а затем в главу богатой секты. Конечно, вы не пророк, и уж тем более не Мессия, как уверяют некоторые, но, если это необходимо ради того, чтобы еврейский народ вслед за вами крестился, пожалуй, я не буду возражать. Хотя вам больше подходит звание тысменницкого антихриста...
  - Это люди меня так называют!
  - А не надо было выдумывать про себя! - наставлял его Дембовский.- Нельзя ж столько врать! То перешли пешком Карпаты за две недели, то приручили древнего ящера, то выдаете себя за племянника графа Сен-Жермена! Любопытно, а где вы родились и кто ваши родители? Только не надо про Бухарест и отца-раввина, про сефардскую фамилию, про дядю в Салониках.
  Франк взял себя в руки, и, убедившись, что Дембовскому навесить лапшу не получится, решился признаться.
  - Я ... не мог сказать правду. Да и мне говорил разное, а сейчас некого спросить - родители уже мертвы. С детства знал, что среди "шебсов" Галиции бытовало предание: новый Мессия должен родиться в Львове или где-то около, но Тысменница - это далеко, это маленький городок евреев-меховщиков и скорняков. Ничего доброго из Тысменниц, сами понимаете, быть не может. Да если подумать, не бывает в мире ничего хорошего, а люди - просто-напросто злые животные, "бэхамот", твари. <Сравните с цитатами из книги Дм. Донцова "Национализм", 1926г., где сказано - "Нiяка рiч не є добра ..."
  - Что ж, я все понял, оставим. Давно такие мне не попадались, разве что пан Антоний Перуцкй, черную душу которого я спасал, в самый последний миг успев вложить ему в рот освященный хлебец и прочесть отходную - сказал Дембовский. - И ногами дрыгал, и руками, и визжал, пришлось его за одеяло гвоздями прибить к кровати. Святую воду выплевывал. Характер! И вы такой же, пан Яков, или даже хуже. Но! Вы мне нравитесь. Пока я жив, вас не посадят, однако мои связи не безграничны. Трудно закрывать глаза на все эти доносы..... Что там, почитаем? О, совращение малолетних девочек.... Разрытие еврейских могил....... Кощунства, кражи, побои.......
  - А вы не закрывайте глаза, вы порвите эти цидульки! - выпалил Франк.
  - Порванное можно склеить, но восстановить сожженное - никогда, возразил Дембовский и швырнул в камин кипу доносов. Листы скукожились, вспыхнули и обратились в пепел.
  - Цель оправдывает средства, улыбнулся Франк, - точнее, цель гораздо выше ее средств. В особо исключительных случаях, конечно.
  - Однако слишком много стало таких случаев - ехидно заметил Дембовский. - Больше, чем приводил Макиавелли. ..... Теперь понял, какое отношение ваша секта имеет к христианству - вы его вывернули и говорите всем, что придумали новое.
  - Не скрою. Но с каждым годом у нас все больше последователей - парировал Франк. - И если вы поможете нам в наших бедах, то и я помогу вам крестить цвет польского еврейства. Вы получите столько гениев, что придется открыть пару новых монашеских орденов или переправить часть неофитов в унию, к базилианам.....
  - Это весьма заманчиво. Пожалуй, я соглашусь, - улыбнулся Дембовский. -
  Но вам придется выполнять немало наших условий.
  - Ваше высокопреосвященство, я с радостью...
  Условия, разумеется, выбирать не приходилось - Франку грозило несколько судов в светских и духовных инстанциях, и все склонялись к тому, что приговор будет суров - смерть, или пожизненное. Конкордат все же лучше тюрьмы и плахи.
  - Хотите еще белого китайского чаю? С тех пор, как между Речью Посполитой и Поднебеной установились торговые связи, я не в силах отказаться от чаевничания. И вареньице какое предпочитаете - ежевичное, малиновое, или из райских яблочек?
  Франк выбрал ежевичное. За белым чаем и темными вареньями придумали они черное дело - согнать раввинов на диспут, поставив их в заведомо проигрышные условия, не давая оправдаться, а еще устроить массовые сожжения Талмудов. Огромные костры и страх новых погромов заставят ортодоксию сдаться.
  - У них элементарно не останется выхода - сказал Франк, разглядывая коллекцию фарфоровых статуэток. - Ой, а это что за страшная собачка?
  - Это китайский демон, - ответил Дембовский, - утаскивающий нерадивых сановников прямиком в ад.
  С ощеренной собачкой в кармане Франк командовал сожжением Талмудов душным днем 17 июня 1757 года. Еще с ночи он следил за небом: если пойдет дождь или с утра будет сыро от росы, праздник огня придется отложить. Конечно, сжигать книги удобнее всего лютой зимой - чтобы бедняки отогрелись в тепле большого костра, но Дембовский, словно предчувствуя свою скорую кончину (он умрет спустя ровно 5 месяцев, 17 ноября), торопил ересиарха. Сотни Талмудов (а это книжища многотомная и выпускалась всегда в большом формате, в тяжелых переплетах) везли на возах, запряженных волами, на городскую площадь Каменец-Подольска. У возов стояли солдаты и с криками отгоняли евреев, пытавшихся спасти хотя бы один том. Зрелище выдалось восхитительным. Книги мгновенно вспыхнули от четырех поднесенных с разных сторон факелов. Зажигали и Франк, и Дембовский, и лучшие люди городатоже приложили свою руку. Ересиарху вдруг привиделся тощий монах ордена капуцинов (он узнал его по непременному капюшону), в коричневой рясе, подпоясанной конопляным вервием. Капуцин ощерился и так посмотрел на еретика, окруженного поклонниками, что тот мигом стих и загрустил. Вернувшись после сожжения в резиденцию Дембовского, Франк почувствовал себя дурно и лег спать, но сон не шел. Из стены выскочил этот же капуцин и зло смотрел на него.
  - Ничего хорошего из этого не выйдет - сказал монах и потушил светильник.
  Спросить у архиепископа, живой это монах или призрак, гость постеснялся.
  Перепуганные евреи Каменец-Подольского начали помаленьку креститься.
  Триумф "фраников" оказался коротким. Дембовский умер неожиданно; его преемник даже разговаривать с Франком не стал. Более того, у тех доносов, что сгорели в камине, обнаружились копии - кто-то слал их по всем инстанциям, светским и церковным, не жалея чернил. Суды вновь стали требовать к себе Франка и его "фраников" - хорошо, если только для свидетельств, а если нет? Без защиты иерарха он быстро сник и умолк.
  
  Но еще оставались в силе их совместный планы - например, скандальный диспут. Подготовка к нему началась еще при жизни архиепископа и шла под его неусыпным контролем. После похорон Дембовского Франк уехал из Каменец-Подольского во Львов. Заботливый архиепископ успел представить его своим высоким друзьям и даже помог оформить купчую на небольшой домик, доставшийся однажды по духовному завещанию одного бездетного алхимика, некого Антония Перуцкого, или Перуччи (его предки прибыли из Венеции и застряли в Леаполе). Опасаясь мести, Франк обустроил дом к приезду семьи, нанял охрану. И он, и дети, и супруга изучали катехизис под руководством иезуита, редко покидали стены дома, жили замкнуто. Диспут и крещение готовились им словно военная операция - карты, стрелки, фишки, расчет сил....
  Примечательно, что, разболтав всем о своем вещем сне, где голос велел идти во Львов, сам Франк прибыл туда лишь спустя четыре года (!!!!) по возвращении в Польшу! Четыре года он шатался черте где, в невозможных дырах, хоть звание "почетного туриста Закарпатской области" ему присваивай, а о львином граде - забыл, что ли? Нет, не забыл. Биография Франка повторяет иногда биографическую канву его предшественника. Шабтая Цви. Зная об этом, ересиарх боялся прийти во Львов и проиграть.
  А совпадения с историей Цви только укрепляли его предубеждение. Например, в смерти Дембовского "франики" обвинили раввина Коэна Раппопорта, однофамильца или дальнего родственника знаменитого львовского каббалиста Нехемии Коэна (Лембергера), погубившего в конце 17 века всемирные планы турецкого самозванца. Думал ли Франк мстить за свою прошлую жизнь, искренне считая себя воплощением Цви? И не был ли скандал на диспуте актом этой запоздалой мести?
  Летом 1759 года во Львове, при большом скоплении зрителей и служителей церкви, состоялся диспут между католиками и евреями. На стороне католиков и горстки примкнувших к ним еврейских сектантов под руководством Якуба Франка находился едва ли не весь город, когда как еврейской общине и раввину с двойной фамилией, сочувствовали даже не все соплеменники. Все больше евреев увлеклось идеями Франка и готовилось креститься. Это означало, что проигрыш раввинам обеспечен и надо молиться лишь о ничьей. Опасаясь гнева толпы, ересиарх явился лишь под конец диспута, доверив выступать своим последователям. Он плохо говорил по-польски и стеснялся предстать перед просвещенной аудиторией. Выступали яростно. Раввинам ничего не оставалось, кроме как обвинить секту Франка в кощунстве и попрании морали, а те в ответ бросили свой главный аргумент - "кровавый навет".
  - И эти люди, - орали еретики, - смеют говорить о морали, когда у них существует мрачная закрытая секта, пбющая кровь христианских младенцев!
  Публика ахнула. Еретики подыгрывали самым темным ее мыслям, и это могло б пройти без последствий, если бы в те годы не началась действительно эпидемия вампириства. Очагами, в селах Прикарпатья, в самих горах, на далеких хуторах, где жила одна, две, три семьи, в охотничьих сторожках, во времянках, в шалашах - происходили загадочные случаи укусов и ран. Какие-то неизвестные существа, не люди, не звери, нападали в отдаленных селах на домашнюю живность, кусали ей шею, вытягивали из ранки немного крови и безмолвно исчезали. Иногда нападали на маленьких детей, оставленных без присмотра, причиняя ужасную боль от незаживающих прокусов кожи - на шее, реже на животе. Следы и раны подвести под ритуальный характер не удалось - они наносились беспорядочно, не образуя никаких знаков, видимо, вцеплялись куда придется, ища жертву слабую, тихую. Ни запаха едкого, ни отпечатков лап, копыт, ног, ни перьев, ни меха, ни кожи.
  Подозрение сразу пало на евреев, про которых всегда что-нибудь сочиняли и считали виновными априори, потому что - евреи. Коэн Раппорот говорил много чего умного, но! Умные речи взведенную толпу бесят. Раввин выбрал неверную тактику защиты - скажут после, он начал клеймить секту, а это выглядело попытками оправдаться.
  Народ верил сектантам, им помогали, Франку, напомню, подарили особняк, к его детям иезуиты приставили своих учителей, а дети других еретиков бесплатно учились в иезуитских школах-пансионах, где им выдавали все - от штанишек и одеял до перьев и учебников. Франк намеренно уговорил прийти на диспут еврейскую бедноту, а богачам велел сидеть дома, дабы знатные польки не увидели жирные рожи "нуждающихся франкистов", которым они собирали пожертвования. Бедняки молчали. Им нечего сказать - они люди малограмотные, спорить не умеют, да стыдно выйти в народ в своем рубище, схожим с истрепанными одеждами монахов множества орденов. Сколько их! Иезуиты, бенедектинцы, капуцины, кармелиты босые и обутые, урсулинки, пиары, скараментки, павликане, францисканцы, доминиканцы..... И все готовы обнять своих новоиспеченных еврейских братьев.
  По рядам бродят продавцы ягод, паненки кушают только что собранную малину со сливками, вместо кока-колы подают модный напиток - кофе, и все ждут костра, приготовленного для раввинов. Но костра не зажгли, диспут завершился скандалом, когда Франку плюнули в лицо и обещали убить его дочь, а ересиарх плюнул в лицо и обещал сварить в котле сыновей обидчика.
  Победа церкви и "фраников" оказалась пирровой. Несмотря на все свои старания, Франк и его антисемиты проиграли: польские евреи, испугавшись не на шутку, обратились не в Краков и не в Варшаву, а сразу в Ватикан, умоляя разобраться в этом деле беспристрастно. Римская курия пригласила экспертов - христианских гебраистов, теологов, миссионеров, кто давно и всерьез изучал еврейские традиции, хорошо знал этот народ.
  Экспертиза показала, что обвинения ложны , что Франк - фальсификатор или пользовался источниками, фальсифицированными еще в средние века.
  А кем были те вампиры? Ведь Франк, берясь за "кровавый навет", полагал, что на самом деле у этого вампирского "поветрия" имелись реальные причины, никакого отношения к евреям не имеющие.
  Конечно, многое можно списать на психоз, но разговоров о кровопийцах слишком много, чтобы пройти мимо. Предания, страшилки, байки войдут в авторскую европейскую литературу, а народные первоисточники быстро забудутся. До какого-то момента народные истории вставлялись в книги, большого противоречия между "народным" и "официальным" не существовало. Напротив, историку аристократического круга все непроверенное было гораздо интереснее. Например, польский историк Грушецкий вслед за обывателями Львова верил в подземную сеть ходов под Святоюрской горой, а во время диспута напуганные горожане опасались, как бы евреи не разбудили спящего в той пещере дракона, и уже ощущали легкое колебание почвы под ногами.
  Откуда растут крылья у ходивших тогда "готических" слухов? На диспуте еще мог всплыть один страннейший фрагмент из книги "Зогар" - о летающем верблюде, вернее, о непонятном создании, похожем на дракона, Хайо Бишат, зверо-змее, которого переводчик назвал зачем-то верблюдом. Якобы каббалисты умеют вызывать его, а это чудище весьма агрессивное (если неправильно с ним обращаться), прямо кровохлебка на крыльях и с драконьим рулевым хвостом. Может, эксперименты с халдейской магией у "фраников" плохо кончились и зверо-змей вышел из-под контроля, начав нападать на мирных поселян?!
  Более правдоподобное объяснение (хотя и оно тоже невероятно) таково. В 1947 году, вскоре после присоединения Закарпатья к СССР, новые власти решили вскрыть фамильные склепы аристократии, оправдывая это тем, будто бы в них прячутся повстанцы. Вскрытия проводились при участии спецслужб и музейных работников, официально, с актами, составленными по всем правилам. В одной из усыпальниц рода Шенброн, 18 века, обнаружен странный ящичек сандалового дерева.
  Раскрыв его, гробокопатели увидели легкие, тонкие, изящные кости, похожие на птичьи. Они принадлежали .... тропическим рукокрылым, летучим мышам больших размеров, живущим в Южной Америке, Африке, Юго-Восточной Азии и Австралии. Вспомнили, что в 18 веке знать баловалась оранжереями, где наряду с южными растениями держали экзотических птиц, реже животных, стоивших безумных денег и не всегда переносивших долгий путь. Броненосцы, тапиры, муравьеды, амазонские удавы, попугаи, колибри.....
  Одна их этих причуд до смерти переполошила крестьян, работавших у представителей богатого рода австрийской знати - Шенбронов. Они денег не жалели, строя в Закарпатье, под Свалявой, прекрасный замок о 365 окнах. И привезли для украшения тропической оранжереи ... парочку летучих мышей семейства десмондовых, из Южной Америки. Прибыли мыши в большом деревянном ящике, обитом войлоком, с множеством просверленных дырок, дорогие голодные. Ящик боялись открыть - оттуда раздавался настойчивый писк и скрежет когтей. Мыши выпорхнули и повисли на лианах вниз головами. Крылья у них огромные, темно-коричневые, тельце хилое, но окаймлено хорошим рыжеватым мехом, ушки лисьи, зубки волчьи, глазки умильные, добрые-предобрые.
  - Лапочки! - воскликнули Шенброны и велели слугам кормить мышей. Но: ни улиток, ни фруктов, ни хлеба, ни ящериц, ни кузнечиков они не ели.
  - Так что же вы хотите, мои голодушки? Не принести ли вам на блюдечке взбитых сливок? Или отщипнуть кусочку страсбургского пирога? А какао? Или, может, жаркое изюбря под брусничным соусом?
  Вместо ответа мыши начали ритмично размахивать кожаными крыльями, всех потянуло в сон, и, дождавшись, пока аристократы уснут, вампиры надкусили бритвами пастей кожу, высосали немного крови, зализал ранку и та вмиг зажила. Если мышки питались кровью животных, кровь Шенбронов-то вкуснее!
  Плохо только, что вампиры крылатые летать начали по селам окрестным, детишек кусать для забавы, в колодцы забиваться или в сараях висеть. Раз был случай - пошел кожемяка в сарай, проверить, как дубятся кожи, на крюках повешенные, а одна кожа цап его за палец! Разумеется, громадные кожаные птицы скоро издохли, не приспособившись к климату, но воспоминания о них будоражили народ еще долго, переходя из уст в уста и приобретая совсем уж мифические черты (евреи-оборотни, тем более талисман секты - летучая мышь). Образы эти могли отразиться не только в быличках, но и рисунках, в вышивке, в росписях (например, художники из народа, расписывая в церквях сцены ада, снимали со сводов летучих мышей и срисовывали с них чертей). Только бы найти такую вышивку, где лылык красный, лылыу черный, сцеплены коготь к когтю....
  Диспут 1759 года стал для Якуба Франка началом конца, бурный успех вскоре сменился не менее бурными неприятностями. В это время впервые на арене истории показывается его дочка, Абара-Ева, которую Франк вел за руку в Латинскую Катедру креститься. Это стало ее первое появление на публике. К малышке потянулась польская знать, что и помогло впоследствии блистать при дворе и сохранить отцовский капитал от конфискации. Н о ее детстве и воспитании, а так же о том, передалось ли дочери болезненная тяга к крови, сведений практически нет.
  
  13. Не все о Еве Франк.
  Ребенок, выкупленный у демонов, всю жизнь обязуется служить им.
  Неизвестны ни точное место, ни точное время появления на свет единственной дочери Якуба и Ханы Франк, Абары-Евы. Это объясняется тем, что все надежды на будущее Франк поначалу связывал с сыновьями, Рохом и Иосифом. Девочка не могла претендовать на главенство. До поры отец не уделял ей особого внимания, Абара росла с матерью, с нянькой-цыганкой и детьми друзей Франка. Поэтому ересиарх даже не удосужился выправить дочке метрическое свидетельство.
  Родилась ли малышка в бессарабском Хотине (тогда Турция) или в Закарпатье, или в Галиции, не столь важно. Обманывая чиновников, позже она назовет себя уроженкой Лемберга (так стал зваться Львов в Австро-Венгрии), и в этом есть толика правды. Она крестилась вместе с отцом в Латинской катедре, родившись заново уже не еврейкой со странным именем Абара, а полькой Эвой. Первоначально дочь была нужна Франку для помощи в его магических опытах. Если следовать экспериментам, описанным в "Мюнхенской тетради ", для общения с демонами лучше всего использовать невинных детей; желательно мальчиков, но, если под рукой окажется девочка, то и она сойдет. Особенно нужны маленькие помощники для экспериментов с волшебными зеркалами - взрослый маг не всегда способен разглядеть четкие контуры прошлого, настоящего и уж тем более будущего....
  Она считалась красивой куклой, которую приятно показать гостям.
  Но, взрослея, Абара стала проявлять интерес к философии, теологии, алхимии, масонству - что редкость для девушек ее эпохи. Испытав разочарование в способностях сыновей, Франк из тюрьмы начинает готовить дочь к роли просвещенной королевы. Сыграть ее Абара должна не на балу, а в жизни, соблазнив австрийского императора и заставив его расторгнуть старый брак, короновав ее в Вене.
  Детство Абары - дикое, беспечное, в кибитке с парусиновым навесом, с цыганками песнями, танцами и ночными шатаниями по карпатским лесам.
  Игрушек мало: медвежонок (живой), волчонок (живой), да старая кукла-турчанка без лица. Медвежонок однажды убежал, а волчок жил.
  ..... Когда Абаре-Еве было лет шесть, она заболела дифтеритом и несколько дней висела в удушливом бреду между жизнью и смертью, терзаемая коварным Аскаротом. Этот демон насылает медленную мучительную смерть, при которой душа выходит из тела столь же тяжело, как репейник отделяется из клубка шерсти. Никто не в силах поручиться, выживет ли Абара или погибнет. Большинство детей умирали, и их души забирал к себе безжалостный Аскарот, чье тело красно и скользко, а пасть бездонна, покрыта гноящимися язвочками. Девочка лежала в жарко натопленной комнате постоялого двора, старые бревенчатые стены которого хозяин увешал яркими коврами из овечьей шерсти. На коврах бесконечно повторялся один и тот же узор - скромная фигурка, напоминающая вставшую на лапки летучую мышь со сложенными наполовину крыльями. На самом деле гуцулка выткала не мышь, а сокола, сидящего на скале, отвернувшего голову в сторону Востока, но фантазия мечущейся Абары превратили золотистую треугольную фигуру на синем фоне в страшного нетопыря. Злобного и кусачего, такого, что видела Абара на медальоне своего отца. Якуб никуда не выходил без этого медальона, называл его "мий любый лылычек", а идя мыться, неизменно прятал в ящичек и велел стеречь.
  - Уйди! - закричала она, показывая рукой на рисунок. Он крыльями хлопает и мне лицо задевает!
  Примостившись около постели, горько плакала Хана, ее мать, но она ничего не могла сделать, наблюдая, как покрываются липким потом руки и лоб дочки, падает мокрая холодная повязка, а тени от множества кривых ворованных свечей бешено прыгают по потолку.
  - Я вычитал в старых книгах - если отдать Аскароту другое дитя, то наше останется в живых!
  В этот миг дочь слабо вскрикнула и сбросила одеяло, высунув тонкие, исцарапанные терном, ноги с аномально искривленными пальцами. Левый мизинец у Абары был согнут. Аскарот уже пришел сюда, это верный признак, прошептал, бледнея от ужаса, Якуб.
  - Чего же ты медлишь? - закричала Хана, спасай ее, ты можешь!
  - За жизнь Абары я должен буду заплатить тремя другими жизнями - сказал он, помолчав. - Наша девочка останется в этом мире, если только я смогу сейчас убить троих любых детей. Тут неподалеку расположился на ночлег цыган-старьевщик, и его трое сорванцов спят под открытым небом.
  Хана вышла в другую комнату, беленую и светлую, где была огромная крестьянская печь, резной дубовый стол с лавками, взяла со стола турецкий кинжал, заткнутый в расшитые бисером ножны. Якуб подошел к ней и, осторожно выхватив кинжал из ножен, провел по лезвию кончиком языка. Оно окрасилось кровью. Он с удовольствием сглотнул ее, смакуя. Постояв минуту, услышал робкое - я тебя благословляю - и рванул прочь, не оглядываясь.
  Три цыганских мальца спали на голой земле усталыми зверьками, ничего вокруг не слыша. На шее у них висели засаленные мешочки, в которых могло оказаться что угодно - от сушеных черных ягод чертового ореха чилима, до амулета из мумифицированного гадючьего яйца. А может, какие-нибудь заговоренные травы или птичьи кости. Лица спящих освещала ущербная луна, чей огрыз напоминал испещренное оспинами лицо толстой кухарки.
  Франк закрыл глаза, и, вспомнив заклинание, машинально, не глядя, наугад воткнул кинжал прямо в сердце старшего мальчика. Тот не издал ни звука, только алая кровь полилась на выжженную солнцем траву. Среднего он заколол тоже тихо, а младший проснулся и посмотрел убийце в глаза, но его тот час же настиг удар. Никто ничего не видел. Кровь он присыпал горстками сухой земли, затем вытер кинжал о траву, потом о ствол осины, его любимого дерева, не раз горевшего от молнии, и, переждав время в ее тени, вернулся на постоялый двор.
  В сенцах, где чистоплотный владелец требовал оставлять уличную обувь и переобуваться в домашние турецкие туфли на мягкой подошве, с языками, убийца неожиданно споткнулся обо что-то шерстяное. То был ручной волчок, купленный еретиком у охотников и взращенный вместе с Абарой. В старину во многих общинах, в том числе и у евреев (задержался этот обычай лишь в Багдаде) маленьких детей защищал ручной волчонок, родившийся в один день и живший рядом с колыбелькой.
  Если волчок скреб когтями, значит, он отгонял демонов, кои всегда слетаются к беззащитным младенцам. Волочку даже давали из соски - для побратимства - немного сцеженного материнского молока, а кое-где женщины грудью выкармливали его, давая левый сосок - волчку, а правый - своему чаду. Абара тоже считалась молочной сестрой волчка, он игрался у ее колыбельки, позволял таскать себя за хвост. Время шло, волчок вырос, магическое покровительство кончилось, теперь считавший себя человеком волк таскался за семейством Якуба Франка по городам и весям. Ему уже давно предлагали продать волчка на шкуру - но Франк медлил, отговариваясь тем, что он побратим дочери, ее любимая игрушка. И вот теперь волчок валялся дохлым. Шкура его еще послужит ковриком для ног, поставленным перед кроватью в богатой опочивальне, если, конечно, к утру приедет старик чучельник, успеет содрать жесткую волчью шкуру. А нет, так сгинет и полетит в помойную яму на заднем дворе, куда сливают всякие отбросы и отходы.
  На постели лежала больная дочь. Франк положил руку ей на лоб. Лоб был теплый, уже не обжигал. Абара спала, дыша ровно и слаженно, будто никогда не болела дифтеритом и не заходилась в удушающем хрипе час назад, пытаясь урвать хоть малюсенький глоточек воздуха. Страшное позади. Абара выживет. Уже в следующее воскресенье она станцует по-турецки на ярмарке и получит главный приз - громадную корзину восточных сладостей, а толстый купец потреплет Абару по щеке и скажет - пане Якубу, вона чаривница, но наткнется на такой яростный взгляд, что едва язык не откусит.
  Счастливый отец уже показывал ей будущее в волшебном зеркале - роскошный дворец, потолок, облепленный амурами и розами, уютную, обитую малиновым бархатом, оттоманку. На ней пышно полураздетый
  мужчина овладевает красивой черноволосой женщиной, высокой, с родинками по всему телу, кусает ее пышную грудь, тянется мокрым языком к ее мраморной шее, а она брыкается ножками. Это - его дочь, любовница императора, дама полусвета.
  Согнутый мизинец нисколько не помешает ей в этих играх, даже удобно зацепиться им в сладкой судороге за край оттоманки. Да и кто разглядит эту дьявольскую метку сквозь парчовые туфельки?
  - Что ж, это тоже недурно - думает еретик, глядя на спящую дочь. - Расти, а дальше я тебя научу... Ты достойна быть королевой, а вот мне, хоть и увидел свет в бедной хате у местечка Королёвка, королем не стать....
  Чему именно научит Абару Франк, дурной отпрыск дурной эпохи? Кроме практики древних сексуальных мистерий, еще и азам гипноза, гадания на кофе, шарах, костях и арканах Таро, еще ритуальным танцам со змеями, надо ведь знать, за что хватать змею, чтобы она не цапнула. Но только не грамоте - когда Франк пытался нацарапать письмо по-польски, выходили адские каракули. Иврит ему тоже не давался, как и арамейский. В теологических спорах Франк выглядел явным профаном, но никогда не переживал из-за этого, просто шел напролом, высказывая безумные мысли, и претворял их во вполне живую идеологию "франкизма". Привык смотреть на звезды, странствовать с мешком за плечами, стучаться в избы, отламывать зубами ледяную корку с молока, грызть твердые лепешки, хлеб паломника, их пекли нарочно для милостыни и держали про запас....
  Франк улыбался оскалом, показывая обломанный край верхних зубов, и его собеседникам сразу становилось не по себе. Но почему - они не понимали. С ним страшно, вот и все. Глаза еще у него были жгучие, горячие, блестящие. И под левой коленкой всегда язва кровоточащая марлею завязана.
  Но почему дочь - Абара? Мистики любят экзотические имена, но только ли поэтому?
  Амулеты-змеевики и разгадка имени Абара.
  Ответ пришел неожиданно. Его подсказали славянские амулеты-змеевики.
  Ныне почти забытые, во времена Киевской Руси и много позднее они пользовались такой популярностью, что даже конкурировали с нательными крестами. В 19 веке археологические находки змеевиков породили долгий научный спор об их происхождении и расшифровке заклинательных надписей. Амулеты-змеевики оказались сопричастны с ересью "жидовствующих" и с "франиками" Якуба Франка, помогли отыскать корни странного имени его дочери.
  Амулеты-змеевики - это "двусторонние подвески в виде медальонов, несущие на одной стороне христианское изображение, а на другой - нехристианский мотив, так называемую змеевидную композицию. Последняя представляет собой изображение человеческой головы (реже женской полу-
  фигуры или полной фигуры), окруженной змеями".
  Змеевики исполнены из различных металлов и полудрагоценных камней, чаще всего - из яшмы (яшма - камень "змеиных" или "ящерично-лягушачьих" оттенков, зеленовато-бурая с красным и розовым). Неплохо было бы еще посмотреть амулет- змеевик из камня змеевика. Носили их, не сочетая ни с какими иными украшениями, причем змеиная, еретическая сторона амулета - к телу, а на виду - разрешенная, христианская. Чем не образец двоеверия?
  Любопытны названия разновидностей змеевиков: черниговская гривна, безобразный (упадочный), колесовидный сигматический, серповидный сложно пересекающийся мощный, облегченный, линзовидный .....
  Считалось, что змеевики охраняют сферу телесных низов" (лейтмотив едва ли не всех ересей!), защищают от злых чар, спасают от лихорадки, ломоты костей, истерии и т.д. Змеевики приближены к другому типу древних амулетов, тоже имевших широкое распространение - к лунникам. Иногда оба они совмещаются - змеевики бывают в виде серпа или линзы.
  Церковь, разумеется, явно языческие амулеты не одобряла, но, несмотря на это, змеевики, по-видимому, пользовались определенной легитимностью. Змеевики век от века эволюционировали в христианскую сторону, языческая часть их становилось все менее тщательной, стертой, схематичной, а лицевая, напротив, украшалась изображением креста, делившего на 4 сегмента, добавлялись фигуры святых, заклинания сменялись фрагментами молитв.
  Известны случаи, когда семейные амулеты-змеевики в честь каких-либо важных событий дарились храму и вмуровывались в иконостас, закрывая тем самым их неканоническую изнанку. Вокруг них складывались легенды - например, что Иван Грозный в приступе раскаяния повелел вмуровать в иконостас одного из соборов Троице-Сергиевой Лавры амулет-змеевик с капельками крови убитого сына, дабы он служил вечным напоминанием о злодеянии. Парадоксально, но одним из исследователей амулетов-змеевиков стал киевский митрополит Евгений (Болховитинов). Он первым указал, что прародиной змеевиков надо считать языческий Восток, откуда эти амулеты разошлись по христианскому миру. Так же он высказал идею о происхождении изображений на амулетах от синкретической секты христианских гностиков.
  Змеевидная композиция на обратной стороне медальона сопровождается надписью с заговором против коварного демона, чаще всего греческой. Однако есть амулеты с древнерусской надписью "Дъна", она может означать и жизнь, и смерть, конец, бездну. О явном наличии змеиных черт у Дъны говорит ее внешний облик: змеи вместо волос. "Дъна" - это нежит, нежить (общее славянское название для нечистой силы), имя ее напоминает о конце всего сущего в ужасных глубинах изначальных вод. Уходит своими корнями эта Дъна настолько глубоко в прошлое, что придется обратиться уже к индоевропейской мифологии. В "Мифах народов мира" В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечают: "...элемент *d/h/on, "вода", "источник", "течь"- может быть связан с древнеиндийским Дану, буквально "поток", женское водное божество, мать противника громовержца Вритры или семи змей [!], убиваемых громовержцем; или с авестийским danu, "поток", ... а также с мифологизированными образами рек в славянской и балтийской традициях..."
  Змеевики могли быть средством наглядной агитации секты богумилов (богомилов). Архимандрит Леонид высказал мнение, что "все эти "змеевики" есть не что иное как "богумильские наузы" (амулеты) - одно из средств, которыми богумилы старались пропагандировать в народе свои "дуалистические" верования заимствованные ими у гностиков, преимущественно же у их предшественников манихеев и павликиан".
  В конце 15 -начале 16 века новгородский архиепископ Геннадий (Гонозов), борец с "жидовствующими" еретиками ужасался, сообщая в письме: "Да с Ояти привели мне попа да дьяка, и они христианину дали крест-тельник, древо плакун, да на кресте том вырезан сором женской да мужской" (этот эпизод есть в моем романе "Рыцари Завета")
  Как расшифровать дерево-плакун? Плакучая ива? Ракита? Калина? Насколько натуралистичен "сором мужской и женский" на том кощунственном кресте - установить не удалось, образец не сохранился. В данном случае, поясняют авторы книги "Древнерусские амулеты-змеевики", "сором женской" мог быть изображен на кресте символически, вполне вероятно - в виде одной из модификаций змеевидной композиции. Заклинательная надпись на амулете-змеевике неожиданно уводит в 18 век, в Восточную Европу. Наверное, происхождение имени "Абара" оставалось загадкой, если б не неожиданно обнаруженный исследователем амулетов-змеевиков М. И. Соколовым в поздней греческой рукописи 18 века, демон, грызун человеческий костей, названный "авра черная почернелая, волосатая голова". Слова "черная почернелая" восходят к заговорному тексту амулетов-змеевиков, а "волосатая голова" - к иконографии головы Медузы Горгоны (чем дальше, тем чаще попадаются амулеты, где вместо множества извивающихся змей на ее голове просто нечесаная копна вьющихся волос).
  У дочери Якуба Франка были пышные, извивающиеся черными змеями, волосы....
  Непонятная "авра" по-видимому, указывает на змеевидного персонажа секты
  гностиков, именуемого "Абракас","Абрасакс" или "Абраксас" - из египетского пантеона, ассоциируется с победителем дракона, с Солнцем. Известны гностические геммы - человек со змеями вместо ног, окруженный греческими надписями, пятиконечной звездой, лунным серпом в любимой мистиками фазе "двурогости". Авра или Эвра вполне могла быть женской ипостасью этого Абракаса, сестрой-женой, в духе древнеегипетских мистерий. Видно, что ересиарх заранее мечтал, что дочь продолжит его служение "ситра ахара", темной, оборотной стороне и потому нарек
  ее в честь демона с амулета. Эта вредная "авра черная пречерная" стала
  мистической покровительницей девочки. И, наверное, желая хоть немного "уравновесить" демоническое, гибельное значение своего имени, Абара Франк добавила себе имя Ева (Хава) - дающая жизнь.
  Если попытаться отыскать еврейские аллюзии к имени Абара, в иврите есть слово "эвра" - птичье перо, птичье крыло. Еврейская нечистая сила наделяется птичьими чертами, она оборачивается совой, удодом, роняет перья, оставляет отпечатки птичьих лап или дает вместо нормальной человеческой тени силуэт птичьей головы. Поразительный художественный прием средневекового художника - прилепить всем героям "Агады шель Песах" птичьи головы. "Птичья Агада" - исток сюрреализма!
  
  14. Замарашка, дочь "опыря", богиня, куртизанка.....
  Вскоре после крещения Франк, под влиянием культа Ченстоховской Богоматери создал оригинальную эсхатологию, называя следующим Мессией свою дочь Еву. Тем самым он пытался обосновать преемственность своего "двора", как это делали другие сектанты саббатианского толка, те же "денме" в Салониках, где похожую роль отводили внучке лидера, Гвире, дерзкой девчонке лет 11-14. Оригинальность его оспаривается и другими примерами: задолго до Франка, например, в культах Латинской Америки жрецы объявляли своих дочерей-подростков "говорящими от имени небес", искали в их словах пророчества, а то и приносили в жертву каким-нибудь изуверским способом. В более близкие нам времена, в 1904 оду, на Алтае, произошла весьма схожая история, когда пастуху явился голос и приказал создать новую религию, миссию проповедничества которой возложил на его 14-ти летнюю дочь. Лично мне в этом безудержном обожествлении Франком своей дочери видится гипертрофированная родительская любовь. Недаром современники видели в ней нечто противоестественное, называя эти отношения инцестом. Но ересиарха чужое мнение волновало мало.
  - Моя девочка достойна короны - говорил Франк.
  Под короной он подразумевал не только земной венец - русский, австро-венгерский, но и священный, одну из ветвей Древа Сфирот - Кетер (на иврите - венец, корона). Пан Якуб в самом деле грезил короной - не далекой иерусалимской, а вполне осязаемой европейской. Той, что в пределах досягаемости. Когда ересиарху намекали, что корону дает кровь, Франк возмущенно морщился и отвечал: во мне, может, тоже кровь царская, не верите - разрежьте! Резать руку костяным ножом никто не решался. Мечты эти пришли к нему еще в детстве, когда, переехав вместе с родителями в Черновцы, посещал (недолго) тамошний хедер, еврейскую начальную школу. В нетопленной, но душной комнате с одним вечно закрытым окном, пристроенной к синагоге, будущий отступник тщетно пытался запомнить хотя бы одну фразу из Пятикнижия. Ничего не залетало в голову ленивого ученика, а если и залетало, то успевало незаметно выскользнуть через другое ухо. По стене ползли тараканы, черные и наглые, один из них едва не заполз отстающему Якубу бен Иехуде Лейбовичу в мозг, но, осознав всю опрометчивость поступка, немедленно выскочил наружу. Мозг еретика - не лучшее прибежище для одинокого черного таракана, ибо там ему слишком тесно в окружении иных "тараканов". Франк, признаваясь, что опять не выучил урока, презирал и соучеников своих, и растерянного учителя, и родителей, кои мало ругали сына за неуспехи. Выслушав длинную оскорбительную тираду, возводившего родословную маленького неумехи от самого Хама, ленивец принимался за фантазии. Мальчик видел себя на золотом троне, подписывающим указ об отрубании головы учителю, если, конечно, тот будет еще жив, и о четвертовании того вредного соседа, что не поделился с ним яблоком на перемене. Он верил, что эти глупые надежды сбудутся, но с годами, медленно идя к заветной цели, Якуб Франк вдруг перестал видеть себя королем.
  Видно, не показало ему волшебное зеркало и услужливый демон-зеркальщик, живущим в его ручке, ни короны, ни трона, а только один горностаевый воротник, и то довольно засаленный, с проплешинами. Зато несбывшиеся планы Франк перенес на свою дочь, Абару-Еву, и решил, что свернет горы, развернет мировые интриги, дабы надела она золотой венец с алмазами изумрудами и сапфирами. Почему не на сыновей, Роха и Иосифа, Франк не объяснял. Наверное, им не хватало должных качеств, чтобы стать королями, но достаточно для того, чтобы свергнуть других королей (сыновья Франка были участниками французской революции). Позже, когда девочку пора было обучить холь чему-то, потому что справиться с ней уже не было никакой возможности, и это в 7 лет, семья Франка пережила много неприятностей, сам он оказался в тюрьме, а ближайшие соратники в дом к себе неучтивую девочку отказались. Иосифа и Роха взяли, а Абару-Еву - нет.
  Она осталась почти у стен отцовской темницы, часто его навещала, разжалобив стражу, а время тикало, нужно было освоить письмо, чтение, этикет, танцы, а так же еще неплохо бы получить знания по географии, латыни, арифметике и катехизису. С катехизисом у Франка вышло кошмарно. Он и иудаизм не очень понимал, нахватавшись всякого бреда в Салониках, в магометанстве оказался не силен, а уж в христианском вероучении....
  Далеко расходился катехизис и то, что придумал Якуб Франк. Пришлось убедить жену Хану перебраться в львовский, тайный дом, пригласив туда для дочери наставника. Иезуита, родом обнищалого шляхтича, человека розовощекого, толстого и скрытного, с совиными серыми глазами. Чему учил Абару-Еву иезуит, сказать сложно, потому что прислан он был в семью Франка с миссией слежения. Однако читать в костеле латинский молитвенник, показывать на карте города и болтать на трех языках иезуит ее научил. А еще Абара-Ева перестала сморкаться в рукава, выедать землю из-под длинных нестриженных ногтей, подкладывать гостям в карманы лягушек и пиявок. Нормальная маленькая паненка из богатой семьи, умеет поклониться, танцевать и сверкает чисто умытыми, розоватыми на свет, ушами. Платьица ей стали шить красивые, длинные, с бантами, кружевом, оборками, почти как у тех дам, что приезжали утешить ее покинутую мать, Хану. Так же у Абары-Евы появилась милая комната, обитая гобеленом с голенькими толстенькими ангелочками, с ореховым трюмо, шифоньером и высокой кроватью с пологом в виде звездного неба. От императрицы Австро-Венгрии девочка получила в подарок золотой крест с жемчугом, серебряную шкатулочку с чьими-то высохшими косточками, сладко пахнувшими. Парадоксально, но почти дикой Абаре-Еве, растущей без запретов и без надзора, удалось в весьма короткий срок превратиться во вполне цивилизованную паненку. Такую же, какой были ее польские сверстницы. По-польски, а равно и по-немецки, она говорила уверенно, но заслуги иезуита в этом скромны - ученица с детства наловчилась копировать чужое произношение, и ее память хранила десятки песен на языках, кои Абара-Ева никогда не изучала, но воспроизводила близко к оригиналу. Песни эти были разноязыкие - еврейские, цыганские, украинские, турецкие, балканские....
  Нравится мне одна песенка болгарская, заявляла девочка, если ее просили спеть, и начинала, крутясь, вертясь, изображая надменную Ганчу:
  Танцует Ганча в хороводе,
  А вокруг Ганчи да два турка
  И два змея с нею играют.
  Но не любит Ганча ни единого,
  И ни турок, и ни змеев.
  Схватили тут Ганчу два змея
  И унесли высоко в пещеру.
  
  Словно два те змея, властолюбивый отец и не менее властолюбивая душа Абары-Евы, закинули ее высоко, а затем безжалостно сбросили в пропасть, откуда нет возврата. Она, названная в честь демоницы Абры (Авры), отвечающей за телесный низ, за матку, за утробу (и за сумасшествие, между прочим, тоже), рано проявила свою восточную, чувственную натуру.
  Напомним, что ее мать вышла замуж всего в 14 лет, а ее отец участвовал в оргиях секты "денме" в столь юном возрасте, что описать эти бурные ночи в Салониках автор не смеет, боясь попасть под стать о детском порно.
  Не забывайте: мало того, что Абара-Ева родилась наделенной диким темпераментом, еще воспитываясь в городе, где число борделей всегда превышало число храмов, а в храмах ночами не стеснялись, подкупив ксендза, совокупляться на скамейках, и на кладбищах среди могил. Даже днем, завернув в подворотню, можно увидеть такое, что и словам не опишешь, а на фасадах восседали голые античные дамы, и балконы изящные держали атланты, на фиговые листки которым архитектор пожалел гипса.
  Львов эпохи барокко был одним из самых беспутных мест Европы. Чего только не доводилось подслушивать - из баловства, в резных деревянных исповедальнях костёла! Блуд с братьями, племянниками, пасынками, с собаками, быками и даже козлами.
  Но самую любопытную историю своему духовнику поведала одна знатная пани, свидетельницей исповеди которой оказалась Абара-Ева. Пани созналась, что ночами к ней прилетает демоническая сущность, по облику - обыкновенный земной мужчина, но с кожаными черными крыльями, покрытыми тонким мелким пушком, и с острейшими крючьями на концах этих крыл, и совращает ее. История барочная, порождение излёта средневековья, которое в Львове немного задержалось.
  - Отчего же вы не сопротивлялись демону? - в изумлении воскликнул ксёндз (изумление было не слишком искренним - он хорошо разбирался в своих подопечных).
  - Ах, разве можно было ему противостоять? - вздохнула дама, он полностью парализовал мою волю, я лежала, словно мертвая, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни крикнуть.
  Абаре-Еве этот бред понравился, и она тоже захотела, чтобы к ней ночами прилетал такой демон. О том дочь, ничего не стесняясь (ее ведь так приучали себя держать - что нет запретных тем), спросила у отца, уже давно томящегося в Ченстохове, в крепости для особо опасных преступников.
  Якуб Франк неимоверно обрадовался - в меня Евця, в меня! - и поспешил дать кое-какие практические советы. Воспользовалась, правда, ими дочка позже - неловко было чертить гематитом (камнем-кровавиком) пентакли на роскошном ореховом паркете, когда в доме находится иезуит. Но, стоило только ее наставнику уехать, Абара-Ева вытащила отцову записку и проделала все в точности, и даже арамейские заклинания не переврала.
  Днем, к ее явному разочарованию, никто не пришел, однако ночью произошло нечто, отчего девочка в одной сорочке выскочила через окно в сад и долго бродила под одинокой сырной луной. С неба падали тонкие золотые стрелы, мелкие, узкие, неимоверно блестящие, уходили в даль пригородного леса, таяли в болотах и исчезали. Абара-Ева приняла падение с неба золотых гвоздиков (в польском языке звезды - "гвязды", я их представляю в виде мелких золотых гвоздиков, вбитых в небесную твердь) со своими магическими опытами и решила (по неопытности), что немного ошиблась. Соблазнитель с кожаными крыльями к ней еще не пришел, но не сомневайтесь, вскоре он явится дочери еретика во всем своем великолепии, и даже почти не будет пахнуть серой.
  ... Ее новый домашний учитель, второй иезуит Алоизий Комаровский, не только тщательно мылся, надеясь истребить запахи ада, коими он сильно пропитался, но еще и душился немного индийскими масляными каплями с иланг-илангом, хоть это и возбранялось строгим уставом. Придя к ним в дом, иезуит первым делом перекрестил все окна, двери и даже чердак, а затем прочел особую молитву, повелевающую демонам выйти.
  Абара-Ева сразу полюбила своего второго иезуита, потому что отец сидел в тюрьме, а маме вечно было некогда приласкать дочь - на нее упало руководство сектой.
  - Тебе только 9 лет, ты такая маленькая, как калиновая соня - шептал иезуит, но почему, Евця, ты такая взрослая? Мне даже страшно учить тебя - кажется, ты заешь больше....
  - А что делать, - вздыхала девочка, - я уже в ад спускалась.
  - Правда? В ад?
  - Когда умирала от дифтерита, меня уже демон за левую ногу схватил, а папа отшвырнул его и сказал - отдай ее, она моя! И поклялся, что я буду служить одному господину....
  - Бедная ты моя, Абара-Ева, невинное дитя, попавшее в пасть дьяволу, - кинулся к ней иезуит, и девочка горько зарыдала на его плече.
  - Я не хочу служить этому господину, призналась она однажды, - но отец все решил за меня. Придется жить....
  Хорошие девочки мечтают вырасти монашками, а плохие - куртизанками. К Абаре-Еве это не относилось: зная, что посвящена в служение злу, она всерьез хотела исправиться, а это лучше всего сделать в тихой обители, разводя овец и вышивая бисером. Если не получится, она намеревалась превратиться в калиновую соню, маленького, толстого, сонливого и большеглазого зверька, прячущегося в кроне старой калины. Сонь на свете жило не столь уж много. В античности сони считались изысканным лакомством, их жарили в меду, набивали орехами и подслащенными зернами. Сони были очень вкусные, а жир их целебен. Патрициям приносили сонь, запрятанных в особые сосуды с множеством мелких дырочек. Сонь осталось мало, и, чтобы стать ею, спящей 9 месяцев в году, придется изрядно помучиться. Да и заклинаний таких не найдешь ни в одной книге....
  - Калиновых сонь ты выдумала, Евця, есть сони орешниковые, боялычные, но не калиновые.
  - Они есть, я знаю - упрямо твердила она.
  Сердце иезуита дрогнуло, и ему ничего не оставалось, как спланировать похищение воспитанницы, дабы увезти ее в отдаленный монастырь, спасти душу. Все было готово, но внезапно Якуб Франк, почуяв неладное, приказал своим верным друзьям вернуть дочь в Ченстохов, не пускать больше к ней никаких учителей, кроме своих "фраников". Если бы Абара-Ева могла стать калиновой соней, спать, свернувшись идеальным кругом, всю зиму, а проснувшись ближе к лету, лакомиться сочными алыми ягодами, висеть, зацепившись длинным хвостиком, за ветки, сновать между терновниковых шипов...
  Но она родилась девочкой, а в эпоху провозглашенного Франком освобождения плоти девочкам отводилась роль блудницы в золотом платье с 7 накладными рожками, скачущей на ручном драконе, звере бездны. Абаре-Еве не нужно было искать дракона - он спал под Юрской горой Львова, надежно связанный по всем четырем лапам и по хвосту конопляным вервием, прочным и вечным. Ей ничего не стоило разбудить дракона и сесть на него верхом. Для нее не существовало слова "нельзя". Она была слишком мала, слишком зависима, чтобы понять, К ЧЕМУ готовит ее отец. Он отдал ее тьме. А тьма не терпит ни нежных калиновых сонь, ни доброты, ни ласки, которую одинокая Абара-Ева тщетно мечтала вымолить у всех, кто бы ни пришел к ней. Душа ее никого не интересовала, а вот лицом и телом она обещала пойти в красавицу мать. И каждый раз, смотря на влетавшую в его камеру дочь, старый греховодник Франк радовался - его план должен скоро исполниться.
  - Ты будешь королевой, а я - твоим королем - говорил он на иврите, чтобы не догадались стражники.
  И дочь не перечила. У нее уже завелась изумрудная диадема, похожая на ту, что до сих пор нацепляют на голову еврейские девочки во всем мире, играя роль царицы Эстер, только настоящая. В диадеме Евця и впрямь - королева. В 10 лет на нее уже заглядывались.
  Фразу - а давайте я поцелую вашу девочку, она такая сладкая! - заучила назубок. Одно только омрачало ее - ночью Ева стала часто просыпаться и бродить по залитой луной комнате, ощущая, что у нее сильно чешется спина и будто бы из хребта что-то готово вырасти. Правда открылась случайно - обернувшись на отражение своей очаровательной спинки в большом зеркале, девочка увидела едва прорезавшиеся тоненькие черные крылышки, бархатные внизу и нежные кожаные сверху. Крылышки были еще свернуты и росли медленно, но, когда они выросли и раскрылись, ужас ее стал беспределен. На концах Евины крылья заканчивались изящными черными когтями, царапающими и спину, и одежду. Спрятать крылышки под платье? Хорошо, тогда из-за спин торчали кости корсетов и во множестве складок крылья не просматривались, но все же Ева теперь не могла выбрать фасоны с вырезом сзади....
  Якуб Франк объяснил дочери, что, призывая крылатого демона, она перепутала местами слова в заклинании и вырастила себе крылья, с которыми придется жить. Спать на спине она больше не могла - становилось больно, а на животе - мешала растущая грудь, и бедняжка ложилась на бок или даже засыпала сидя в кресле. Переходный возраст - самый плохой период в жизни тех, кто связался с нечистью. Можно застрять в нем навеки, как это стало с Гарри Поттером. А чтобы перепрыгнуть на ступеньку выше, придется потратить немало сил на утомительную учебу. Не каждый это выдержит, особенно если твоя мать легла в могилу, а отец сел в тюрьму, если братьев увезли в чужие семьи, а ты осталась одна в большом доме, с учителем-иезуитом и двумя служанками. Старые кладбища, где она бродила с отцом, император велел уничтожить, и Ева гуляла в саду иезуитов, среди старых лиственниц, где ждал ее первый мужчина с нежными губами, тот самый красавец домашний учитель. Встречи с иезуитом в Иезуитском саду оборвались, стоило начальству узнать, насколько тесны оказались отношения взрослого мужчины с малолетней ученицей.
  Иезуита отослали из Польши в далекую восточную миссию, где он и сгинул. Для Евы потеря единственного понимающего человека на первый взгляд прошла незаметно, она не рыдала, отнесись ко всему так, будто сама хотела удалить из дома этого шпиона. Именно тогда произошел странный ее перелом - девочка вдруг увлеклась магией, Каббалой. Мужские науки, для мужского ума - считали в ту эпоху, и видели подсказку отца - мол, Франк в темнице велел дочери готовиться возглавить секту, ибо никто не верил в амнистию и в то, что он выйдет оттуда живым. Вряд ли бы упрямица стала бы изучать магию, если б не было у нее насущного интереса. Ева искала в отцовской библиотеке ответы на мучавшие ее вопросы. Как жить, если своей жизнью ты обязана силам тьмы? Может, магия подскажет, чем их обмануть?
  Из девочки она превратилась в очаровательную девушку, с круглыми щечками (в мать) и алыми пухлыми губами, с дугами бровей и россыпью черный змей-волос. Ее ножки, маленькие, как у китаянки, уверенно ступали по любым коврам и паркетам. Франк не беспокоился за ее судьбу - он знал, что Ева сделает все сама, но станет ли она "опырем", унаследует ли его тайный грех? Сама Ева признавалась, что любит кусаться, но тяги к крови у Евы не проявилось. Она была чересчур сексуальна, склонна к садомазохизму, избивала своих любовников то ремнями с шипами, то плетками, то ласкала их енотовыми хвостами, но предпочитала высасывать деньги и драгоценности, а не кровь и жизненные соки.
  Единственное, в чем она стала продолжательницей дела отца - это руководство сектой и самозванство.
  
  Ева Франк не княжна Тараканова?
  История крайне противоречивая, нет проверенных свидетельств, но известно, что уже в начале 1770-х годов, Ева начала вести собственную авантюрную игру, выдавая себя за других (княгинь, принцесс) и тем самым собирая деньги для помощи отцу, который освободиться только в 1773 году, когда русские войска откроют дверь его темницы.
  Сослаться особо не на что. Есть книга 1908 года, Лучинского "Княжна Тараканова" (перевод с польского Петручика). Мемуары князя Долгорукого, называют самозванку польской еврейкой - но польских евреек много, не факт, что это именно наша Ева. Есть переписка Глембрцкого, хранившаяся в Львове, в библиотеке графов Баворовских, где упоминается история самозванки и помощь, оказанная ей католическими иерархами и польской аристократией. Связь польской еврейки с Радзивиллом, тайные встречи в Несвиже, где он держал прелестную коханку подальше от сплетников, бегство в Италию, а оттуда - в Магриб, то ли в Марокко, то ли в Египет. Потом заманчивое предложение от русского графа Орлова - сыграть роль царской дочери. Это очень похоже вначале на судьбу музы предшественника Франка, Шабтая Цви - его Сару Майер держал в Несвиже тоже Радзивилл. И она на его деньги попала в Италию, а оттуда - в Египет...
  Писатель здесь обречен противоречить историкам. Что ни сочини, все будет выглядеть малодостоверным авантюрным романом, еще одной попыткой раскрыть личико княжны Таракановой. Роман "Золотая чара" или ""Княжна Тараканова" Фаины Гримберг, как и многие другие романы российских авторов, все-таки произведения художественные, с вымыслом, а мне хотелось бы выяснить точно, выступала ли Ева Франк в роли княжны Таракановой хоть недолго?
  Ева некоторое время подыгрывала настоящей самозванке, а потом оборвала эту интригу. Крысы, крепость - не ее удел, мало ей отца, заработавшего чахотку за 13 лет в сырой яме и умиравшего в муках от кучи всевозможных недугов, включая тяжелую форму ревматизма! Крысьи зубки не коснулись ее нежной кожи, голые хвостики не били по этим пухлым персиковым щечкам.
  Но! В 1770 году в Берлине появляется молодая женщина по фамилии Франк. Она явно иностранка, может, быть русская, может, полька. Вскоре следы ее теряются - незнакомка колесит по Европе, представляясь под разными именами.
  Реальная Ева Франк много ездила по Европе инкогнито. Она любила мистификации и розыгрыши. Не исключено, что в начале 1770-х годов, дочь ересиарха испытывала большие финансовые затруднения и подрабатывала, выдавая себя за преследуемую русскую княжну, внебрачное чадо императрицы и фаворита в Берлине. А в Париже - играла восточную принцессу, тайно приехавшую искать просвещенного мужа вопреки наказу строгого родителя, мусульманского правителя - эмира какого-то Вазастана (на карте такой страны нет, но есть Внутренний Вазиристан, спорная территория между Пакистаном и Афганистаном, кажется). В случае необходимости эти "рейды" быстро сворачивались, Ева приносила деньги больному отцу в темницу, и он получал от стражников поблажки - теплую постель, свежий воздух, кушанья из ресторана, переписку и свидания. Якуб Франк не спрашивал, откуда деньги - все и так понятно, дочь продавала свою красоту, обольщая богачей, грабила, подмешивая сонное зелье.
  
  15. Оффеньахский бесстыжий двор (по мемуарам М. Поргеса и протоколам допросов)
  Что творилось в последние годы жизни Франка, когда власть над сектой и ее имуществом перешла фактически в руки Евы, и несколько лет спустя после его смерти, достоверно известно из протоколов допросов свидетелей (групповое изнасилование, похищение и вымогательство, использование рабского труда), но они полностью на русский язык почему-то не переводились. Отрывки из них, перевод с немецкого (дело разбиралось уже в Австро-Венгрии, где немецкий - официальный язык), приводились историками и ужасали.
  Мемуары, или "Записка" Моисея (Мойзеса, Моше) Поргеса (1781-1870), жителя городка Замков под Прагой, раскрывают неприглядную картину быта секты времен ее упадка. Как и многие другие документы адептов "фраников", они были едва не уничтожены родственниками, если б не попались случайно еврейскому историку Натану Михаэлю Гельберу (1891-1966). Его заинтересовало, что автор мемуаров в юности, наслышавшись о чудесах Якуба Франка, пошел к нему пешком из Праги в Оффенбах, прожил в его замке некоторое время, где подвергся унижениям и фактически являлся рабом семьи "гуру". Точная дата мемуаров неизвестна; очевидно, Поргес, сделавший неплохую карьеру, на старости лет решил записать свои воспоминания, относящиеся уже к последним годам 18 века. В 1798 году Моисей бежал из дома, опасаясь призыва в армию, и решил отправиться в Оффенбах....
  Но страх загреметь в армию - не единственный предлог. Косвенным виновником того, что юноша попал в страшную секту и потом еле унес оттуда ноги, стал отец. Поргес-старший увлек сына мистикой Каббалы в возрасте 14 лет, пренебрегая запретом изучать ее до 30 лет; сам посоветовал учителя, некого Косовица, бывшего под влиянием Франка. Вот что он наплел мальчишке о своем кумире: "В последнее время объявился божий посланец. Некто, по имени Якуб (Иаков) Франк, которого ещё называют Ченстоховер. <.... > Его пророчества и обещание принести духовное и физическое избавление привлекло к нему множество приверженцев. Об этом разузнали власти и приговорили его к тюрьме. И Франк длительное время находился в ченстоховской крепости. А когда его, наконец, оттуда выпустили, он перешёл в христианство. Вместе с ним крестилась вся его семья и большая часть его последователей. Спустя какое-то время после освобождения он появился в Проснице, что в Моравии под именем барон Франк. В блеске и богатстве разъезжал он по округе в сопровождении собственной стражи. Известно, что в Проснице его посетил сам кайзер Йозеф II. Оттуда он переехал в Оффенбах, где основал свой дом и собрал множество верующих, большей частью из Польши. ... Когда Франк умер, его дочь, Гвира, взяла на себя руководство верующими".
  Коссвиц уверял, что эти люди - святые, и дом их - святой, надо прибыть туда, чтобы подготовиться к подвигу - принятию чужой веры. С помощью проводников беглец перешел границу, долго скитался по чащобам, кишевшим хищным зверем и не менее хищным людом. 60 гульденов он старался не тратить, а сберечь в подарок прекрасной дочери Франка, которую романтично называл Гвира - госпожа. В дороге Моисей нарвался на контрабандистов и очень испугался, не понимая, что более страшные испытания его ждут там, куда так стремится попасть. Но он не свернул, голодал, мерз, промокал, страдал. Медленно подбирался к заветному Оффенбаху, словно паломник к Иерусалиму....
  Наконец он добрался: "В открытый город Оффенбах я вошёл вечером. Моросил дождь, и было темно. Я стал выспрашивать у прохожих, где находится Польский двор, и мне указали на роскошное здание в другом конце города. Слёзы потекли из моих глаз, когда я увидел этот святой дом. Я был встречен молодым человеком, одетым в турецкое платье. Он обнял и расцеловал меня, называя братом, и сказал, что меня здесь давно ждут. Собралась толпа мааминим. Среди них выделялся почтенный пожилой мужчина в мундире полковника, с белоснежной бородой на благообразном лице. Звали его Цинский. Он привёл меня в свою комнату на втором этаже" В Оффенбахе Поргес сразу же столкнулся с кощунством, которое потрясло его душу - но он не ушел. "Потом меня завели в комнату, в которой, склонившись над толстыми фолиантами, сидели три длиннобородых старца, облачённых в польские платья. Здесь я был поражён, увидев на стенах эмблемы и символы, которым скорее пристало украшать стены католического храма. Ещё там был портрет Гвиры в виде святой Богородицы, и висели другие картины с еврейскими надписями. На одной из картин художник начертал те десять слов, которые были мне хорошо известны из праздничных молитв. Венец, мудрость, разум, важность, мужество, великолепие, победа, величие, царство, основа..."
  Его представили самой Гвире - то бишь Еве Франк: "Наконец отворилась дверь, и меня пригласили войти. Я не смел смотреть Гвире в глаза, только опустился перед ней на колени и целовал её ноги - так меня научили. Она произнесла несколько добрых слов. Хвалила моего отца и одобрила моё решение приехать в Оффенбах. Перед уходом я положил кошелёк с шестьюдесятью гульденами на стол и удалился, пятясь спиной к двери. Она произвела на меня сильное впечатление: не молодая, но привлекательная; руки и ноги её были чрезвычайно хороши; лицо выражало одухотворенность, скромность и доброту. Как мне позже стало известно, я ей тоже понравился".
  Начались серые сектантские будни, где выявилось деление на "массы" и "элиту": "По распоряжению Гвиры меня вскоре перевели в отделение "Либерия", состоявшее по преимуществу из молодых людей. Работой их было обслуживание господ за столом, а также сопровождение при ежедневных выездах и при воскресных посещениях церкви. Таким образом, я получил возможность - чаще всего за трапезой - ближе присмотреться к господам. Мне выдали егерскую униформу, а вместо шапки - каскетку из зелёной кожи, обтянутую металлической лентой. Служить в этом отделении считалось большой честью. Во время трапезы моё место было за стулом Гвиры. Господа обедали в большом зале и их обслуживали три наших человека. Остатки еды мы потом съедали. А другие питались из общей кухни. Их обед состоял только из супа с зеленью, что было очень мало. Каждое воскресенье совершался парадный выезд в церковь, и мы участвовали в нём, одетые в праздничные мундиры"
  В замке к адептам применялись физические наказания и строжайший контроль, существовал даже свой "кондуит": "Никакие разговоры с другим полом не допускались, жениться было совершенно запрещено. Однажды утром нам предложили, чтобы каждый, кто возбуждается при виде женщины, добровольно подставил спину для десяти ударов палкой. И почти все молодые люди решили подвергнуться подобной экзекуции. О таких случаях ежедневно докладывали одному из трёх господ, который записывал это в специальную книгу ("Книга откровений")"
  Примечательно, кем охранялась мемориальная комната покойного Якуба Франка. Очень похоже на почетный караул пионерок в советское время около какого-нибудь монумента вождям революции или дома-музея: "Рядом со столовой находилась "священная" комната. В ней хранились кровать и одежда "святого отца" - так здесь называли Франка, отца Гвиры и её братьев. В комнате этой всегда царил полумрак, потому что окна были постоянно завешены. Здесь мааминим совершали молитву, предварительно благоговейно опускаясь на колени. Заходить сюда разрешалось в любое время дня. Перед входом стояла стража из девушек, одетых амазонками и вооружённых мечами. В этот караул обычно назначались молодые и красивые девушки".
  Свидетельство из протоколов допроса раскаявшихся еретиков: "Покойного Франка там считали богом. В специальной комнате находится кровать, красное бархатное покрывало и пара брюк. Каждый, кто заходит в эту комнату, должен опуститься на колени и произнести молитву Франку.
   Так делали и пражане, которые гостили в Оффенбахе. В этой комнате свет был погашен"
  Секта - пылесос по отъему денег. Защитники клянутся, будто "франики" вымогали лишь у богачей. Но вот выдержка из протокола: "... Когда у оффенбахцев (у франкистов) появилась нужда в деньгах, старший (сын Я. Франка) велел сообщить, что ночью ему было слово; он собрал людей - состоятельных - и растолковал этот сон таким образом: те и те люди должны дать столько и столько денег. .... Они соблазнили нищего студента из Праги, у которого было только 20 фр., и он пожертвовал их на божий храм в Оффенбае". Юноша не сразу осознал нависшей опасности и решился на побег лишь после того, как в этом ему согласился помочь приятель. Но все равно Моисей Поргес сохранил нежные чувства к Гвире, то есть к Еве Франк, даже помнил имя ее собачки (длинное предлинное), и до конца дней не забыл последнего разговора с ней: "Я ушёл плача, потому что уважал и любил эту возвышенную женщину. А мне ведь тогда было всего 19 лет. В двенадцать часов ночи я покинул свой пост и немного прилёг. Но в два часа я уже встал, собрал одежду и бельё и связал их в платок..."
  Велико было ее очарование - все обвиняли Франка, его помощников, его сыновей, но не саму Еву, невинную жертву, принужденную быть и королевой секты, самозванкой, куртизанкой, но лишенной самого простого. Сотни ее любовников, среди коих были и короли, и промотавшиеся русские эмигранты, и этот наивный мальчик из пражского пригорода, Моисей Поргес - а того, кто ее любил бы просто Еву - не было....
  P.S. Судьба Поргеса сложилась хорошо: он сбежал, его не поймали (кого ловили, держали в подвале с кляпом во рту и даже, по слухам, убивали), вместе с братом заделался фабрикантом, потом даже избирался вице-бургомистром....
  
  16. Потомки "фраников": фото на память.
  Секта Якуба Франка любопытна не только своим еретическим, близким к религиям new age, вероучением, но и тем, что многие из ее последователей полностью отреклись от своих национальных основ, стали считать себя поляками и украинцами, в этом чувстве они оказались вполне искренни, даже успешны. У многих хороших галицких семей есть отдаленные еврейские корни, что, правда, скрывают - они этого стыдятся. Но есть ли дурное в том, что их предки отреклись от еврейства, стали деятелями чужих национальных движений? Ведь в годы 2 мировой войны это спасло им жизнь, а в древних иудейских книгах написано: спасший одну жизнь спасает целый мир. Да и для евреев эти сектанты в любом случае уже в 18 веке считались отрезанным ломтем, возвращаться некуда, оставалось жить жизнью окружающих народов,....
  Не будем их клеймить. Лучше устроим виртуальную фото-сессию, плавно переходящую в фоеш-моб. у памятника Мицкевичу в Львове, самому известному потомку "фраников", умершему в Стамбуле от холеры. Соберем всех тех, кто знает хоть немного, что их далекие пра...пра были крещеные евреи, воодушевленные Якубом Франком.
  - Кого мы видим! Пришла польская шляхта, разоренная, но гордая, держит в руках фамильные гербы - они приписывались к роду крестных, потому под одним гербом могут оказаться и поляки, и их еврейские воспитанники. Они стоят у самого памятника, прислонившись к столбу, на котором висит муза Мицкевича - гермафродит с раздвинутыми ногами, словно готовясь родить нового гения. - О, вот и Збигнев Бзежинский из Америки прибыл. Становитесь, становитесь. Как бы ни относиться к его геополитике, человек он неглупый, в почетный ряд! Политики, ученые, писатели, режиссеры, бизнесмены....
  За усыновленными шляхтой шествуют украинские националисты - у многих еврейские или польские фамилии, но это не столь важно - они живут здесь очень давно и вполне на это право. Ох уж эти работники идеологического фронта - опять перепутали! Нет, это не митинг по поводу России, Россия тут не причем, хотя... Приехала московская делегация, клянутся, что они тоже "дети гипнотизера Франка", их предков вывезли тайно российские помещики и держали под видом крепостных, а потом вписали в крепость. Что ж, пусть стоят, но от националистов их придется отгородить спецназом - а то подерутся.... - Но кого-то не хватает. Ах, да - Ясной Панны, Гвиры, которой все поклоняются. Но ее роль пусть играет Юлия Тимошенко - вся в белом, на тигре, украденном с агитационной листовки саббатиан конца 17 века.
  Шутки шутками, но "мавр" - Якуб Лейбович-Франк - свое дело сделал: все эти люди могли бы не родиться, а благодаря его ереси остались живы.
  Это, пожалуй, единственный плюс в страшном движении "фраников".....
  16 апреля-25 ноября 2011г. Орёл.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"