Ада-Мэнтис : другие произведения.

По-вашему, Это Мимикрия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Я не люблю, когда мною хотят перекусить; когда мною украшают праздничный стол; когда меня хотят попробовать на вкус (понюхать, лизнуть). Я-то, в принципе, этого не боюсь - отравятся, а не отравятся, так подавятся, а если не подавятся, то уж несварение точно заработают. В общем, лично я против пожирателей душ.

"ПО-ВАШЕМУ, ЭТО МИМИКРИЯ..." ("ПРИТВОРЩИКИ")

  
   1.
   Это был первый день первой смены. Сейчас ему сильно хотелось спать в теплой постели, ну или, на худой конец, дремать под гудение телевизора в тепле с чашкой кофе в одной руке и бутербродом в другой, а вовсе не шататься по ночному холоду среди голых стволов. Можно было, конечно, не делать полноценный обход, а просто посидеть на одной из скамеек у волейбольной площадки, но как-то не по-летнему промозглым был сегодня ветер.
   Он застегнул до подбородка молнию спортивной куртки и пару метров неторопливо пробежался, хрустя ломающимися под подошвами сосновыми иголками.
   - Сань, - окликнул его издали другой охранник, выступая из темноты. - Как дела?
   - Холод собачий, еще немного и околею, - отозвался он, доставая из кармана сигареты. - Зажигалка есть?
   Они с минуту постояли, молча покурили и разошлись.
   Вообще охранников было трое, но один сидел на воротах и никуда не отходил, поэтому друг с другом они встречались редко.
   Санек прихлопнул подошвой окурок, с тоской воззрился на подсвеченный циферблат часов. КОШМАР. Ночь фактически только началась. По-идее пастись на улице следовало до самого рассвета, но за день детишки так набегались, что вряд ли им придет в голову именно сегодня устраивать ночную вылазку. Вытерпеть час-полтора и можно закругляться. Тем более, если что, можно свалить все на Ванька или Леху - "я, мол, ничего не знаю, это они проворонили"... Чуть терпения и все.
   Он вздохнул и медленно зашагал к проволочному забору, огораживающему лагерь со стороны леса. За спиной хрустнула ветка, где-то вдалеке пронзительно взвизгнула птица. Изо рта выплыло облачко пара. Вообще-то, отчасти ему нравилась подобная работа, было в ней что-то романтичное - ночь, тишина, полуголые скороспелые лолитки, умоляющие проводить до туалета...
   Санек вяло улыбнулся, прошел еще два шага. За спиной еле слышно зашуршала хвоя, но он бы не обратил на это внимания, если бы не внезапно накатившее тревожное чувство. Он машинально оглянулся и тут же увидел мелькающий среди стволов силуэт. Ребенок лет восьми-девяти на вид в одних трусах и майке быстро драпал в сторону дороги, петляя между соснами. Охранник стрельнул взглядом по ближайшему корпусу. Одно из окон было открыто.
   - Вот поганец! - пробормотал он и быстро зашагал вслед за убегающим, на ходу вытаскивая из кармана фонарик.
   Краем глаза он уловил какое-то движение слева и обернулся. Кто-то другой - более рослый, нежели первый - быстро пробежал мимо, мелькая в темноте, порубленной на полосы тонкими лезвиями прожекторов. Фигура тут же исчезла среди стволов, словно ее и не было. Первый убегавший тоже пропал из вида. Наступила тишина, нарушаемая лишь редким потрескиванием ветвей над головой. Лес был пуст.
   "Попрятались, гаденыши..." - Санек включил фонарик, пошарил лучом по стволам.
   Ни звука, ни движения.
   Охранником в лагере он работал всего дважды до этого, по три смены подряд, но беглецов ловил лишь раз. И дело то было ерундовое. Двум капризным третьеклассницам из-за чего-то не понравились ребята из отряда и на третьи сутки девчонки надумали вернуться домой. Было очень забавно наблюдать, как эти соплюхи в спешном ритме волокут свои огромные чемоданы по лесу, причем в противоположную сторону от ворот. В незнакомой обстановке, да еще и в темноте, дети легко теряются - ничего не стоит их слегка припугнуть, после чего они сразу же станут как шелковые.
   - Я вот вас к директору!.. - максимально грозно крикнул Санек, ощупывая лес лучом фонаря.
   Он шагнул вперед, под подошвой громко выстрелила переломившаяся ветка. Словно испуганный кролик, ребенок, что прятался за раскидистой елью метрах в десяти от охранника, метнулся в чащу, мигнув своей молочной белизной на фоне темных сосен. Охранник успел разглядеть лишь тонкий бледный профиль. Его обдало потоком ветра, пахнущим смолой и прелой листвой.
   Пацан бежал слишком быстро...
   Санек нахмурился. Что-то не увязывалось. То ли от хронического недосыпа его слегка подвели органы чувств, то ли мальчишка был самым быстрым из виденных им спринтеров. И потом... ведь где-то еще второй прячется...
   - Ну, если только поймаю!.. - менее уверенно пригрозил он в темноту.
   Еще одна бледная фигура мелькнула вдалеке и, молниеносно переместившись, замерла на месте прямо напротив него в каких-то паре сотен метров. Это был второй. Белый, словно посыпанный пудрой парень лет семнадцати - жилистый, но не тощий. Располосованный лучами прожектора, бьющего сквозь турник с металлической лестницей, он был похож то ли на привидение, то ли на странного очеловеченного кота-альбиноса. Буквально секунду он не мигая смотрел на охранника и вдруг, преодолев расстояние с нереальной скоростью, стремительно приблизился вплотную и резко ударил его по-касательной. Причем с такой силой, что тот пошатнулся, выронил фонарь и чуть не упал сам.
   Санек охнул, хватаясь за плечо, которое тут же отозвалось острой болью. В глазах запульсировали белые концентрические круги, сквозь которые он видел мигающие вдалеке силуэты. Теперь их было уже трое. Они неподвижно стояли плечом к плечу - нереально белые, различающиеся разве что по росту - маленький, средний и высокий. Он отступил, держась за подозрительно деформированный сустав и ошалело озираясь. Едко запахло мокрой землей, мхом и смолой. Он уткнулся спиной в проволочное заграждение. Плечо отозвалось обжигающей болью. Он машинально сжал пульсирующий сустав и почувствовал, что еще чуть-чуть и потеряет сознание.
   В мозгу наступило какое-то безмолвное отупение, его повело в сторону. Так, в абсолютной тишине, медленно оседая на землю, он еще какое-то время пялился на три замерших в глубине леса светлых силуэта, когда один из них - тот, что стоял посередине - внезапно рванул вперед и растаял сияющей полосой чуть ли не в двух шагах от него, обдав тугим потоком воздуха. Внутри живота повис тяжелый кусок льда.
   Наверху что-то сверкнуло, издав глухое металлическое бряцанье.
   Он запрокинул потяжелевшую голову и, окончательно потеряв ощущение реальности происходящего, какие-то доли секунды одним лишь мозгом фиксировал, как с верхушек ближайших сосен, извиваясь тугими хлесткими кольцами, выстрелили тонкие как нити железные цепи, ударили в тело, опутали стальной паутиной. Защемив складками кожу, они, словно живые, стянули запястья, туго обернулись вокруг шеи, пояса, бедер и резко дернули вверх, отрывая его от земли, сдавливая, ломая и выкручивая позвоночник. Визгливый ветер ледяной струей ударил в лицо и иглами набился в легкие. Уже теряя сознание от ужаса и боли, он увидел красивый пухлый рот с высунутым от напряжения кончиком острого язычка и две изящные женские руки, торопливо ощупывающие его грудь...
  
   2.
   После подъема умываться они пошли все вместе и в числе первых заняли умывальники. Вода была ледяная, с легким привкусом ржавчины, но именно это придавало ей определенный шарм.
   Старший облизнулся и вытер лицо. Сестра и младший стояли возле мутного зеркала и синхронно расчесывали жесткие белые волосы широкими деревянными щетками.
   В дверном проеме возникла американка из второго отряда и удивленно окинула взглядом пацанов. Следом за ней вошла одна из вожатых и заспанная переводчица.
   - Так, а что это молодые люди делают у женских умывальников? - удивилась вожатая.
   - Ой, извините, мы не заметили разницы, - ровными белыми зубами улыбнулся младший, отодвигаясь от зеркала.
   - Думать иногда полезно... - буркнула переводчица, с недовольным видом разглядывая полураздетого старшего.
   - Не беспокойтесь, мы уже уходим, - тот натянул белую футболку и, быстро переглянувшись с сестрой, направился к двери. - Извините, пожалуйста.
   Следом за ним вышел и младший.
   Переводчица еще пару минут размышляла, мрачно глядя на себя в зеркало, а потом принялась двумя пальцами умывать левый глаз.
   - Morning, Marin, - улыбаясь сквозь зеленую пену зубной пасты, поприветствовала ее американка.
   - Хеллоу, - вяло отозвалась "Марин", принимаясь за другой глаз.
   - That's happened last night? - ехидно поинтересовалась собеседница и сплюнула. - I think I heard something interesting...
   - Ага... Ветс кулл... - кисло отозвалась переводчица. - Айм ту.
   Американка засмеялась и подошла поближе к зеркалу, встав рядом со светловолосой, которая опытным глазом сразу отметила про себя, что волосы у той плохие, крашеные, мышцы тренированные, но лишнего сала больше, да и с обменом веществ какие-то проблемы. Между тем вожатая и переводчица наспех причесались и оставили их вдвоем. Американка какое-то время молча косилась на густую гриву сияющих волос стоящей возле, затем растянула лучезарную улыбку во все лицо:
   - I'm sorry honey. Your hair... - она постучала себя пальцем по лбу. - The hair... Do you understand?.. It's very... a-a-a... beautiful hair... оn your head... - она с сомнением поглядела на светловолосую, не зная, поняла ее та или нет.
   - First. Fuck off please, - сухо отозвалась девушка, небрежно закинула волосы за спину и весьма дружелюбно оскалилась. - And second. I know.
   Она еще раз улыбнулась и вышла, отпечатав в моментально сузившихся от яркого света зрачках выражение недоумения на лице американки.
  
   3.
   Лагерная публика постепенно просыпалась, кучками выползала из деревянных корпусов и стекалась к туалетам-умывальникам, сонно поеживаясь от утренних заморозков. Со стороны столовой пахло чем-то съестным. Светловолосая поймала запах ноздрями. Есть ей хотелось постоянно. Как и ее братцам. Это было ее первое утро, встреченное в российско-американском христианском лагере "Солнышко". Настроение было тоже ничего, хотя все привычно портила необходимость терпеть и выжидать.
   Она запрокинула голову и зафиксировала внимание на тоненькой, освещенной солнцем макушке высокой сосны, отмеченной лишь одной ей известным знаком. Она не могла дождаться, когда наступит ночь и можно будет туда забраться. Ей прекрасно было известно, что братья тоже борются с подобными искушениями, поглядывая на собственные уголки с запрятанной добычей, и от понимания этого становилось немного легче.
   Когда она была уже рядом с Клубом, ее нагнал младший и молча пошел рядом. Не говоря ни слова, они сели на одну из скамеек возле летней сцены и принялись разглядывать проходящих мимо, то и дело машинально поворачивая головы вслед особям наиболее приметного телосложения.
   - Брат возле корпуса, - спустя пару минут заявил младший, не глядя на сестру. - С ДЕВУШКАМИ. Ты понимаешь?
   Она ничего не ответила, провожая внимательным взглядом толстую особь из младшего отряда.
   - Ему до меня нет дела, - сказал младший.
   - Мне тоже, - не оборачиваясь, отозвалась светловолосая. - Каждый должен заботиться о себе сам.
   - Я вторую неделю питаюсь лишь гнилой падалью... - его прозрачное лицо ничего не выражало.
   Она поднялась со скамейки и пошла в сторону корпуса.
   Да, они были едины, так как их было мало, но каждый существовал независимо от других. Отдельный организм, взрослый, полноценный. Она знала, что перегрызет глотку любому, кто посмеет встать между ними, но не позволит оторвать ни кусочка от собственной добычи даже родному брату... Если ты слаб, ленив и пассивен - ты умрешь от голода и никто не станет тебя спасать.
   Она обошла двух мрачных охранников, стоящих возле ее корпуса, и никак не прореагировала на несколько донесшихся фраз из их разговора, хотя прекрасно знала, "куда девался...этот... И по кой черт он никому ничего не..."
   В отрядном домике мужская половина еще дрыхла младенческим сном, несмотря на увещевания очкастого переводчик, а женская - шумно носилась в полуголом виде, разыскивая в свалке чемоданов свои шмотки. Из-за всей этой толпы скачущего по кроватям мяса ей почти что стало дурно. Чувство голода обострилось чрезвычайно.
   - Слушай, ты не видела здесь зеленые джинсы? - спросила ее упругая розовая ляжка, заманчиво выглядывающая из-под ночной сорочки. - Тебя ведь Аней зовут, да?
   - Я Анюта, - поправила она и холодно улыбнулась, сглатывая слюну. - Зеленые джинсы на вешалке справа.
   Мельчайшие детали обстановки она фиксировала не задумываясь, автоматически, словно бы покадрово фотографировала их на всякий случай.
   - Спасибо, - поблагодарила издали манящая ляжка, прикрываясь травянистого цвета джинсой.
   - Не проблема.
   Она прошла к своей аккуратно застеленной койке у окна.
   - Привет. Ты ночью гуляла? - игриво спросил ее кто-то сбоку.
   Она внимательно посмотрела на смуглую большегубую особь, валяющуюся прямо в кроссовках поверх одеяла на соседней кровати.
   - Я проснулась во втором часу ночи. Смотрю: окно открыто, постель пустая, - объяснила та, хитро сощурившись. - Я подумала, если тебя не словят, то и я пойду. Это ж клево! Я хочу добежать до пятого отряда. У меня там парень... А вообще там как, нормально? Не очень опасно? Охрана не застукает?
   Светловолосая опустилась на койку, скрипнув пружинами.
   - Куда им... - равнодушно отозвалась она.
   - Клево, - обрадовалась особь и протянула руку ладонью вверх, словно уже жертвовала ее на общее благо, - меня зовут Юля.
   - Анюта, - равнодушно отозвалась светловолосая, пожимая конечность.
   Это имя ей дали еще в приюте. Для нее оно ничего не значило, являясь лишь своеобразным прикрытием, очередной маской "нормальности".
  
   4.
   В это утро американцы, рассадив отряд на ступенях деревянного крыльца, проводили вводную лекцию на тему "как впустить в свое сердце Иисуса". Русские дети тоскливо повздыхали, но против истины не попрешь, особенно когда посвящают тебя в нее насильно, да еще и под угрозой лишения завтрака.
   "Юля" расположилась на верхней ступени. От нее резко пахло мылом и свежевыстиранной одеждой. Сидящая рядом светловолосая, не обращая на нее внимания, сосредоточенно разглядывала свой отряд. Особенно заинтересовал ее один объект - высокий, плотный, краснощекий.
   "М-м-м... Килограмм пятьдесят шесть с половиной, повышенное артериальное давление, однако жироотложения незначительны, - рассуждала она. - Такого на пару суток должно хватить... Только крепкий, одна справлюсь?.."
   Объект листал свою библию в поисках иллюстраций и совсем не слушал, о чем распинались иностранцы. Не обнаружив картинок, он небрежно откинул книжку и принялся довольно громко беседовать с соседом, попутно обсуждая особенности женской психологии и физиологии. Он сперва даже не заметил, что на него пристально таращится худая альбиноска в белом комбинезоне. Сосед объекта, улыбаясь, толкнул его в бок. Светловолосая судорожно сглотнула, до боли сжав кулаки, опустила глаза и часто задышала. Приглушенное за период ночной вылазки чувство голода постепенно усиливалось, перерастая в нестерпимо острое желание.
   - Анют, - позвала ее сидящая рядом "юля". - Ты чего? Тебе плохо?
   - M-мehukas... Minun on nalka, - машинально отозвалась светловолосая, не заметив, что использовала не тот язык.
   - Чаво-чаво? - удивилась "юля".
   Светловолосая промолчала. Пытаясь отвлечься от созерцания недоступной на данный момент дичи, она переключила внимание на преподавательский состав.
   Сухощавая и нездоровая на вид сорокалетняя "стейси" вот уже полчаса подряд рассказывала слезоточивую историю об умершей от рака поджелудочной железы дочери и о своем последующем "неверии и отступлении от Господа". Слушать это занудство было довольно скучно. Кому-то, может, и было искренне жаль "угасший в страдании юный цветок", но уж точно не светловолосой. Для нее все вокруг были лишь кусками живого мяса - кое-где с жирком, с хрустящими сухожилиями, с застревающими между клыков теплыми пульсарами вен и артерий... Да, дичь может ходить, разговаривать, кричать и плакать, даже думать и переживать, но при любом раскладе она остается лишь дичью. Так уж повелось еще с начала времен.
   Светловолосая поддела и сковырнула когтем длинную стружку с деревянного настила крыльца.
   Смыслом всей ее жизни были охота и питание - это она поняла еще в раннем детстве. Она не радовалась этой жизни, но по какой-то странной программе была вынуждена существовать, причем именно так, а не как иначе. Она уничтожала одни куски мяса, но тут же рождались новые, другие - и так до бесконечности. Иногда ее мутило от осознания того, что это никогда не закончится... Она, наверное, даже рада была бы умереть, лишь бы никогда больше не чувствовать голода и не видеть ни единого человеческого существа. Но люди не исчезали, она не умирала, а соответственно и чувство голода не проходило. Мало того, с каждым новым витком времени оно обострялось все сильнее, становясь поистине нестерпимым.
   - ...Вечером мы идем на костер, - неприятно скрипучий тембр голоса вожатого привлек ее внимание. - Будем знакомиться. Надеюсь, что эти двадцать восемь дней мы проживем хорошо, дружно, без проблем и ссор, вдоволь пообщаемся с нашими американскими друзьями, будем познавать библейские истины, - он заулыбался крепкими желтыми зубами, - и, конечно, отдыхать и...
   - И молиться, молиться и еще раз...мочиться, - добавил спокойный голос кого-то из сидящих ниже.
   По русским рядам пронесся легкий смешок.
   - Говорила же матери, утром молитва, на ночь молитва, в полдень и вечером "чапелы" по часу, вставай в семь, ложись в девять, - шепотом возмутилась одна из женских особей по-соседству. - Тьфу! Монастырь.
   - Тюряга, - поддержал ее кто-то.
   - Точно, - кивнула молчавшая до этого "юля". - Тюряга строгого режима. Но ведь они для того и придуманы, чтобы у заключенных постоянно возникали мысли о побеге, верно? - добавила она тише и скосилась в сторону светловолосой.
  
   5.
   От костра нестерпимо несло горелой древесиной и жаром. Над огнем плавился и растекался сжиженный воздух. Светловолосая сидела, поджав ноги, метрах в четырех от костра и, жмурясь, смотрела на переливающиеся красными искрами угли. Все ее чувства сосредоточились на медленно раскручивающемся внутри черве, что уже начинал ощутимо посасывать из нее соки.
   - Ты чего как далеко отсела? - возле нее на корточки опустилась до черноты загорелая особь в короткой майке. - Комариков кормишь?
   - У огня жарко, - одними губами улыбнулась светловолосая.
   - Ну, дело твое. А то приходи, они там сейчас хлеб и картошку жарить будут...
   - Хорошо.
   Майка с кряхтением поднялась и ушла поближе к огню. Светловолосая сплюнула.
   От нарастающего голода уже сводило челюсти и крутило кишки. Лагерный ужин был всего час назад, но оказался настолько скромным, что она его фактически не ощутила. Подняться к вчерашней добыче не было никакой возможности - отряд сперва погнали на проповедь в клуб, потом в какой-то идиотский кружок рукоделия, где выдали каждому по леске и горстке бисера для плетения фенечек, а теперь все они находились под пристальным вниманием преподавательского состава.
   - Привет, - рядом присел щуплый объект, имя которого она не знала, да и узнать не стремилась. - Ты чего тут одна сидишь?
   - А есть смысл сидеть там и с кем-то? - немного поразмыслив, нехотя отозвалась она.
   - Ну-у, не знаю... Одному-то скучно...
   - А мне не скучно, - перебила светловолосая. - Я жрать хочу, а не составлять кому-то компанию.
   - Ну вот, - огорчился щуплый. - Я-то хотел девушку развеселить, а ее, оказывается, надо просто накормить...
   Пару секунд он сидел молча, а потом вдруг встал и ушел, оставив после себя лишь слабый запах сигарет.
   "Ни мяса, ни жира, ни мозгов", - мысленно прокомментировала его уход светловолосая.
   - Анюта, - позвали ее от костра. - Иди к нам, щас уже хлеб пожарится.
   Колышущиеся завитки огня, выбрасывая из себя хлопья пепла и искры, жаром обволакивали тающие во мраке лица, руки, ветви, фрагменты стволов, неба, ног и спин, растягивали до немыслимых размеров тени и жадно лизали протянутые над костром куски хлеба, нанизанные на тонкие обугленные веточки.
   - Вот... Еле отвоевал, - рядом со светловолосой присел внезапно выпавший из темноты щуплый объект и протянул открытый пакет чипсов и несколько печенинок.
   - Это что? - не поняла она.
   - Еда, - улыбнулся он.
   Она недовольно фыркнула.
   - Это не еда. Это жалкая пародия, - от обострившегося чувства голода светловолосая вновь начала терять свою маскировочную вежливость, однако принесенные продукты взяла.
   - А чего ж ты тогда хочешь? - удивился щуплый.
   - Тебя, - не раздумывая, ответила светловолосая.
   - Опа! - объект дернул бровью. - Однако... Может, хоть познакомимся сначала?..
   - Беседуете? - рядом возникла "юля" с пригоршней жареного хлеба. - Присоединиться можно?
   Щуплый замялся.
   - Чо, интим типа что ли? - весело хихикнула она.
   - Нет. Садись, - отозвалась светловолосая. - И хлеб давай сюда.
  
   6.
   Сожрав, наверное, с полбуханки жареного черного хлеба, а также принесенные щуплым чипсы и печенье, светловолосая, как и следовало того ожидать, не получила должного удовлетворения. Мало того, "юля" безостановочно трепалась про школьные выпускные экзамены, потом к ней присоединились еще двое, и тоска стала поистине невыносимой.
   Подошел старший брат светловолосой. Поздоровавшись и перезнакомившись со всеми, он пару минут сидел молча и просто разглядывал компанию, а потом, как бы невзначай, посмотрел на сестру. Она нахмурилась и помотала головой. Его глаза на секунду вспыхнули бледным мерцанием болотных огней и резко потухли. Он тихо рассмеялся сквозь сжатые зубы. Светловолосая поняла, что его вечер сложился намного удачнее, чем ее.
   - Так значит вы родственники? - неожиданно спросил щуплый. - Вы очень похожи...
   - Правда? А ваще-то это видно, предки ваши наверное тоже белобрысые? - моментально включилась в разговор "юля", вываливая в траву горку жареного американского зефира. - А вот я ни в мать, ни в отца не пошла, да и с братом мы ни капельки не похожи. Вот смотрите, я брюнетка, лицо круглое, нос маленький, да? А он - урод уродом. И при этом мы ведь близнецы...
   - Как так? - удивился один из подошедших.
   - Ну-у, мы ведь не однояйцовые...
   Сидящие рядом особи дружно заржали.
   - Дураки, - констатировала "юля", запихивая в рот кусок зефира.
   Светловолосая сумрачно смерила ее взглядом и поглядела на брата. Тот приглушенно засмеялся, моментально поняв, в чем дело.
   - Es geschieht dir recht mine nett mДdchen, - его белые зубы влажной полосой блеснули в темноте.
   - Mita mina sille taidan?!. - прошипела она.
   Все сидящие рядом особи дружно на них выпялились.
   - Это вы чего это? - "юлино" изумление с трудом пробилось сквозь зефирную блокаду во рту.
   - Мы с сестрицей полиглоты, - улыбнулся брат. - Это шутка такая. Семейная.
   - Перевести можно? - спросил кто-то из сидящих поблизости.
   - А какие еще вы языки знаете? - поинтересовался щуплый.
   Брат лишь криво усмехнулся, а светловолосая равнодушно пожала плечами и отвернулась - ей на самом деле было абсолютно все равно, на каком языке разговаривать. И иногда ее весьма напрягало то, что окружающим это кажется какой-то странностью или даже талантом. Она терпеть не могла, когда люди задают вопросы на эту тему.
   - А когда мы вернемся в лагерь? - спросила она через пару секунд, глядя на пляшущую тень у ног.
   - Ну, если прикинуть... - "юля", близоруко сощурившись, посмотрела на часы. - Сейчас пол второго, значить... часа в четыре или около того... Скоро.
   Светловолосая нахмурилась и посмотрела в темное небо. Сидеть без пищи еще три-четыре часа...
   - Извините, я вас покину, - она быстро поднялась и, не глядя на брата, мягко зашагала вглубь леса.
   - Подожди! Ты поссать? - крикнула ей вдогонку "юля", но светловолосая даже не обернулась, постепенно ускоряясь.
   В темноте ее глаза превратились в холодные светящиеся кружочки, резко обострилось обоняние. Чуть удалившись от костра, она расслабилась и начала вести себя более естественно - увеличилась скорость, осанка стала сутулой, звериной. Теперь она более походила не на человека, а на бледную, полупрозрачную от быстроты передвижения тень какого-то хищника с сияющей сердцевиной в центре стеклянного тела.
   Наконец, ей наскучило передвигаться понизу, и она скользнула вверх по шершавому сосновому стволу. Добравшись до макушки дерева, она замерла, обхватив его ногами, и мгновение сидела неподвижно, чувствуя свежий запах озона и прохладный ночной ветер, застрявший в ее колючих, вставших дыбом волосах. Сверху она видела костер - отсюда он уже не казался таким обжигающим и походил на огонек зажигалки. Прямо над ее головой висел белесый огрызок луны, превращающий небо в текучую массу из облаков, звезд и далекой ледяной пустоты.
   Светловолосая резко разжала пальцы, сильно оттолкнулась ногами, ударилась всем телом о тугой поток воздуха, и с бешеной скоростью понеслась в сторону лагеря, махом перескакивая с одной сосны на другую - к своей вчерашней добыче, испускающей на сотни километров вокруг чуть различимый запах мертвечины.
  
   7.
   На ночь они ели черный хлеб, обильно политый растительным маслом с солью. Кошмар, конечно, но он употребил целых три куска, хотя других воротило уже от одного. Тем не менее, в желудке урчало. Каждая клетка организма настойчиво требовала пищи.
   Отряд улегся быстро, хотя засыпать никто не собирался. На одной из коек пацаны постарше организовали собрание с рассказыванием страшных историй и похабных анекдотов. Его сосед с приятелем собирались часа в два идти мазать пастой девчонок. Малолетки швырялись вонючими носками, очкарик в углу у двери что-то читал с фонариком, а он лежал, глядя прозрачными глазами в потолок, и думал - где, а главное чем поживиться.
   Лагерная четырехразовая кормежка, пусть и с "добавками", его явно не спасала. Он знал место, где прицеплена вчерашняя жертва сестры, но старался о ней даже не вспоминать. За покушение на ее пищу... О-о-о, даже представить страшно...
   Он перевернулся на другой бок, уткнулся носом в подушку и тяжело вздохнул. В отличие от старших он все еще боялся смерти. Как своей, так и чужой. Он знал, что это больно и жутко. Убивать быстро он пока не умел, а смотреть на агонию и страдания истекающей кровью жертвы просто не мог.
   "Наверное, я заболел, - уныло подумал он и сжал пальцами кусок одеяла. - Наверное, я умру..."
   За десять лет существования, он еще ни разу не пробовал живой человечины, тем более не умел ее добывать. Да и, честно говоря, не горел желанием.
   Люди называли его Костиком и наличие имени ему определенно нравилось. Он не мог понять, почему сестра с братом столь равнодушны к этим индивидуальным меткам, да и вообще ко всем человеческим вещам. Иногда его радовала не только пища, но и то как его гладит по голове старшая воспитательница, подсовывая в карман сладкую шоколадную конфету, или даже походы в кино. Брат говорил, что со временем это пройдет. Брат говорил, что люди - это то же самое, что бутерброд с маслом. Брат говорил, что пора уже это понимать и начинать этим пользоваться. А сестра ничего не говорила, она просто отворачивалась и уходила. Костика это иногда сильно обижало.
   Подсознательно он чувствовал свою неправильность (брат называл это "деградацией породы"), но согласиться с этим не мог и даже отличительный признак - светло-рыжие веснушки на носу - не казались ему уродством, а скорее той желанной особенностью, что делает его ближе к людям.
   Он не разделял сестриной жестокости и ненависти по отношении ко всему человеческому виду, не нравилось ему и то, что она хочет умереть. Конечно же, сама она ему никогда такого не говорила, но он несколько раз видел, как опасно она балансировала на краю крыши соседней с приютом многоэтажки, словно бы собираясь спрыгнуть и разбиться. Ему не нравилось и то, как обходится с людьми брат, играя порой в слишком рискованные игры, вроде хранения жертв в приютском туалете. Он видел, что его брат и сестра вынуждены делать это и ничего не доставляет им радости. А ему казалось, что в жизни все-таки есть что-то хорошее...
   Он нащупал под подушкой вскрытый пакетик заплесневелых сухариков, еще утром найденный в кустах возле Клуба, и неторопливо разжевал один. Червяк внутри зашевелился и жадно присосался к пищеводу. Костику стало очень грустно.
  
   8.
   Она вернулась к костру, когда отряд начал дружно выть под гитару.
   - А я уж подумала, что придется идти тебя искать, - вякнула "юля".
   Светловолосая легла возле, сощурилась на огонь.
   - Гуляла?
   - Почти, - вяло отозвалась она.
   - Хотите анекдот? - рядом присел щуплый. - У одного мужика заболел живот. Пришел он к доктору, а тот говорит...
   - Не надо, - утомленно наморщилась светловолосая.
   - Чего не надо? - удивился щуплый.
   - Анекдотов не надо.
   - Ну, - огорчился он. - Ладно. А ведь неплохой анекдот...
   - Иди, расскажи мне, - позвала "юля".
   Щуплый внимательно смотрел на светловолосую.
   Она валялась с закрытыми глазами, вытянув ноги и подложив руки под голову.
   - Мне расхотелось, - сказал он и повернулся в профиль.
   - ...Как здоровоооо, что все мы здееесь сягооодня собралииись... - чахлым, словно осенняя травка, голосом гундосил очкастый переводчик.
   Вокруг него подковой сидели умиленные американцы и, слегка покачиваясь в ритм, зажаривали свой сладкий поролон. Русские дети тайком тискались или пытались отвоевать лишний кусок заморской жратвы. Вожатый дремал, от него попахивало пивком. "Юля" строила глазки ближайшим особям мужского пола, шумно смеялась над любой репликой, терла покрасневшие глаза. Щуплый неподвижно смотрел на огонь.
   Светловолосая ничего этого не видела. Она лежала на спине и слышала... она каждой клеткой тела ощущала, как растет под ней трава - холодная, колючая осока, как впитывает влагу земля, как по лицу ползают красные отсветы костра... А еще она чувствовала, как быстро переваривается в желудке огромный шмоток потрясающего сладкого мяса, успевшего подвялиться на июньском солнце, но от этого не потерявшего своей сочности. Она широко улыбнулась, хотя прекрасно знала, что сосущий червь впитал уже больше половины питательных веществ, и что через час-полтора она снова будет голодна.
   Странно, в этом году, буквально через месяц ей исполнялось пятнадцать. Подумать только - пятнадцать лет переездов с одного места на другое, две приемные семьи, вернувшие ее обратно в детдом только из-за того, что она не такая как все... Поиски братьев, сжеванные детские лица на чердаке, первая ускользнувшая жертва... Она помнила момент своего рождения. Как пятнадцать лет назад ее сосальщик покинул тело умершей матери и начал обрастать другой плотью - ею самой. Как медленно зарождались все новые и новые ощущения, желания, мысли. Как она поймала и до костей обглодала ту кошку... Она играла в куклы, как и все прочие девочки, но в отличие от них могла сломать шею соплюхе, что покусится на выданную не ей на завтрак булочку.
   "В жизни нет смысла, - думала она, прислушиваясь к собственному организму. - Это просто глупая шутка природы. Растения живут для того, чтобы сосать соки из земли, животные для того, чтобы есть растения, люди - чтобы есть животных, ну а мы, соответственно, замыкаем эту пищевую цепочку. Таков бессмысленный закон природы. Она просто постоянно пожирает сама себя и ничего более в этом нет..."
  
   9.
   Теперь она не хихикала, перешептываясь с девчонками, и не радовалась, что "умудрилась подцепить такого клевого парня". Теперь она даже не чувствовала боли от вывернутого позвоночника, скрученных рук и большой рваной раны в боку.
   - Пом-м-м...м-м-мамочка... - губы не слушались, рот перекосило.
   Реальность мигала, то проступая яркими разноцветными пятнами, то суживаясь до тошнотворно страшного квадратика. Ее раскачивало на ветру, но она не могла понять, где она и что произошло. Она лишь чувствовала, как по правой ноге течет что-то теплое и нежное. В горле - где-то в самом верху - с невероятной быстротой пульсировала тоненькая ниточка. Глаза резало от какого-то яростного белого света справа. Закрыть их она не могла - не слушалась ни одна мышца. Ее слух уловил непонятные ритмичные хрипы, но она не поняла, что это всего лишь ее дыхание.
   Перед застывшим стеклом глаз стояло красивое лицо, огромные зрачки, его сияющие, жесткие как щетина волосы. А затем - резкая, нестерпимая боль, шелковый пояс платья, впившийся в живот, и хлестнувший лицо ветер, тугой ватой забивший разинутый в крике рот. Она не знала, что...
   Она даже не понимала, что умирает.
   Она была вдавлена скрученной синтетической веревкой в ствол дерева на высоте более трех десятков метров над землей. Сломанное ребро прокололо легкое, и она судорожно заглатывала собственную кровь.
   - А-а-а...- еле слышно простонало горло.
   Ее звали Кристина - "Криска", как называли ее дома. Она сидела на вечной диете из-за излишнего веса и хронического гастрита, и не могла есть как сладкое, так и страстно любимую "салями"...
   Яркая луна блестела крупными каплями ледяного пота на лбу, подбородке и шее.
Квадратик сознания заполнился черными шевелящимися мушками и исчез. Через минуту он проступил, и она почувствовала, как ей страшно. Как ей...
   Потом она снова нырнула с головой в вибрирующую темноту, каким-то внутренним слухом улавливая глухой гул вытекающей из нее крови, которая почему-то казалась ей похожей на сгустившийся кефир, на плохо размешанную сметану. С комочками...
   У него была очень светлая кожа. Плотная такая, упругая. Словно натянутая на какую-то жесткую основу. Такая горячая... Такая белая...
   Один ее глаз смотрел куда-то вверх, словно пытался заглянуть под открытое веко.
В последнее свое выныривание она почувствовала, что ее трясет. Руки и ноги выкручивало против воли.
   - М-ма-м-м... - промычала она и каким-то крошечным кусочком сознания вспомнила, что оставила в чемодане вскрытую упаковку презервативов и испугалась, что ее найдет мама. Тут глаза опять заволокло, она закашлялась, судорожно хватая ртом воздух.
   А через минуту она просто мелко дрожала, уже не приходя в сознание...
  
   10.
   Светловолосая смотрела, как ее старший брат очаровывает очередную дичь - смазливую, круглолицую блондинку с вздернутым носиком и маленькими реснитчатыми глазками. Та уже вовсю хихикала над его шутками и поминутно поправляла прическу. Она явно подпадала под категорию любимых блюд брата - мягкий, теплый мясной шарик со слаборазвитым интеллектом и повышенной сексуальной активностью.
   - Uroczy... Smaczny pewnie, - усмехнулась светловолосая, бросив на брата многозначительный взгляд.
   Он только улыбнулся в ответ и еле заметно кивнул.
   Иногда она думала, почему они с братом выбирают дичь противоположного пола? И не могла найти ответ. Для спаривания? Бред. Не будет же лев сношаться с приглянувшейся ему антилопой. Или волк - с зайцем... Да и чрезмерная запасливость брата ее смущала. Ей было известно, что одновременно он заготавливал до шести особей, некоторых из которых не убивал, а просто калечил так, чтобы они не могли позвать на помощь. Добытым мясом он, естественно, никогда и ни с кем не делился, а потому нередко оно успевало протухнуть и загнить, не дождавшись своей очереди. Подобное расточительство было опасным (люди иногда все же ищут пропавших собратьев), да и, собственно, ненужным.
   Брат заметил ее пристальный взгляд, но вида не подал:
   - Так вот, звонит дама в элитный мебельный магазин, говорит: "Я бы хотела заказать дорогую кожаную мебель..." Администратор - ей, бодро: "Здравствуйте! Конечно! Обслужим! Каталоги на дом! Платить будете наличными или кредитными кар..?" - "Ой, вы знаете, у меня денег нет..." Администратор, грубо: "До свидания." - "...Деньги у мужа..." Администратор, очень бодро: "И снова здравствуйте!!!"
   Блондинистая особь зашлась смехом, отразившимся в ямочках на щеках.
   Брат, глядя на нее, широко улыбнулся и кончиками пальцев коснулся круглого плеча:
   - Слушай, Танечка, а может мы с тобой пойдем, прогуляемся?
   Особь, смущенно похихикивая, смотрела ему в глаза, страстно дыша пышной грудью. Левую половину ее лица прятала тень, на правой - красным растекся отсвет костра.
   Светловолосая наблюдала за ними через полуприкрытые веки.
   "Сомневается", - подумала она.
   Особь сморщила носик и скосилась на руку, лежащую на ее плече:
   - А может...мы... лучше...
   Светловолосая приподняла бровь и криво усмехнулась, приоткрыв белый клычок - обломы случались со старшим крайне редко. Он же казался ничуть не разочарованным, лишь на затылке опали вздыбившиеся было волосы.
   - Может, к костру тогда пересядем? - голос его сочился медом. - Они там что-то поют. Послушаем...Романтика...
   - Ой, мне такое нравится!.. - расцвела особь.
   Он встал, подал руку, чтобы помочь ей подняться, и они ушли.
   - Половина третьего, - задумчиво глядя в небо, сообщил сидящий поблизости щуплый.
   - Это ты к чему? - сонно выпялилась на него "юля".
   - Скоро в лагерь возвращаться...
   "Да, - помрачнела светловолосая, - более четырех часов без еды..."
   - Может, прогуляемся? Уже начинает светать... Красиво... - щуплый издалека смотрел на светловолосую.
   - А змеи? Ты не боишься змей? - полюбопытствовала "юля" и зевнула.
   - Тут нет змей...
   "Такое ощущение, что он хочет остаться со мной один на один, - светловолосая приподнялась на локте и пересеклась со щуплым долгим взглядом. - Словно напрашивается, чтобы его..."
   Да, СЪЕЛИ. Именно.
   Сначала ей показалось, что он, как и многие другие особи мужского пола "положил на нее глаз", точнее - заинтересован в спаривании. Но теперь ей почему-то казалось, что это не так.
   Он смотрел на нее, не отводя глаз.
   Странно, но он вдруг начал вызывать у нее жгучий интерес. Естественно, не как продукт питания (она понимала, что жрать его - только мучить свой желудок), а как что-то другое.
   Она усмехнулась. Забавно, но на какое-то мгновение он показался ей НЕчеловеком... Конечно, она знала, что щуплый никак не может принадлежать к их роду - тому не было ни внешних, ни поведенческих признаков, но что-то вынуждало воспринимать его иначе, чем потенциальную жертву.
   Светловолосая быстро поднялась, мягко ступая по траве, обошла развалившуюся на пути "юлю" и присела возле него на корточки.
   - Пожалуй, я не против, - сказала она.
   - Чо, интим? - обрадовалась "юля".
   Ей никто не ответил.
   Щуплый неторопливо встал, стряхнул с джинсов налипшую хвою, вытащил из кармана мятую сигаретную пачку, прикурил.
   - Пошли... - он стоял спиной к костру, и его лица фактически не было видно.
   Через его плечо светловолосая стрельнула ядовитым взглядом по сидящему у костра брату. Тот лишь улыбнулся.
  
   11.
   Она шла немного впереди.
   Да, действительно, начинало светать, и небо - до этого почти угольно-черное - стало едва заметно зеленеть.
   Щуплый шагал молча и курил.
   Отойдя от костра настолько, что стало не слышно голосов поющих, они увидели поваленное замшелое бревно и, не сговариваясь, сели. Помолчали. Светловолосая все время ловила ноздрями запах щуплого, силясь понять, чем таким от него пахнет помимо табака и жженых спичек.
   Он приоткрыл рот. Белесый никотиновый дым, извиваясь стрекательными щупальцами медузы, вяло пополз между губ.
   - Ну и что теперь? - поинтересовалась она, глядя в сторону.
   - Я хотел тебя спросить, - с каждым его словом изо рта вылетала струйка дыма, словно у него внутри был пожар. - Мне просто любопытно... - он посмотрел ей прямо в глаза. - Ты вообще чего-нибудь боишься?..
   Она нахмурилась.
   "Да, - чуть было не ответила она, - себя самой", но сдержалась и просто спросила:
   - А стоит ли вообще чего-нибудь бояться?
   - Ну-у, мало ли... - он отвел глаза и выпустил тугую струйку дыма вверх. - Жизнь такая странная штука...
   Ей вдруг показался крайне бессмысленной вся эта беседа. Нелепой и неприятной.
   Светловолосая вообще никогда не разговаривала с кем-либо дольше одной минуты. Даже с братьями. И уж тем более... (с человеком?)...
   - Мне надоело, я ухожу, - сказала она и спрыгнула с бревна на землю.
   - Подожди, - он моментально поймал ее за локоть.
   - Чего мне ждать?! - она резко развернулась и насмешливо посмотрела на него.
   И осталась стоять на месте. Он шагнул ближе.
   "Чем же от него пахнет?" - не могла понять она. Ей ничего не стоило вырвать свою руку из ее пальцев, но эта загадка с запахом ее останавливала. Никотин перебивал этот странный еле уловимый аромат, словно щуплый пытался спрятать его за более резким. Светловолосая разделяла людей по запахам на несколько категорий: недавно вымытые, воняющие грязью или потом, люди искусственно пахнущие (духи, лосьоны) и дети. Щуплый не относился ни к одному из этих подвидов - то, что он прятал за сигаретной вонью, больше напоминало по запаху какую-то пыльную, залежалую, облитую чем-то приторно сладким вещь, но никак не человеческую кожу.
   Она с полминуты молча его разглядывала. У него были слегка вздернутые к вискам зеленые глаза, блеклые ресницы и маленький прыщик возле носа...
   - Ну!
   Он запрокинул голову, словно заинтересовался чем-то весьма увлекательным происходящим в небе. На самом деле он очень боялся ее отпугнуть и думал, как бы сделать все помягче.
   - Могу я тебя спросить?.. - повторил он. - Нет, не так... Я давно за тобой наблюдаю и ты мне нра... - он осекся и посмотрел ей прямо в глаза.
   Она сперва нахмурилась, а потом вдруг поняла, что ее смутные опасения были напрасны, и кривенькая ухмылочка раздвинула уголки рта кровавым надрезом.
   - Я за тебя рада, - сказала она и прищурилась, разом отбрасывая всю свою подозрительность.
   Вид у него был растерянный.
   - А я могу...тебя... - он шагнул еще ближе.
   - Что? - безразличным голосом спросила она, хотя от его приближения ощутила тревожный холодок в паху и почувствовала, как неожиданно сбился ритм сердца.
   Секунду она смотрела в его сузившиеся до размера булавочной головки зрачки, а потом он слегка подался вперед и мягко коснулся неестественно холодными губами ее губ. Она на мгновение застыла...
   НЕТ!!!
   Ее волосы встали дыбом, она резко отпрянула, с силой отрывая его от себя, скакнула назад, превращаясь в размытую белесую полосу, и тут же врезалась спиной в ствол дерева, качнувшегося от невероятной силы удара. Что-то чужое живым извивающимся червем скользнуло внутрь нее по пищеводу и взорвалось внутри жгучими искрами боли.
   Лицо щуплого теперь было абсолютно спокойным.
   Она согнулась пополам, жадно хватая ртом воздух. Внутри ее желудка и кишок разливалась такая острая боль, словно сосальщик вдруг вырос до неимоверных размеров и теперь сжирает ее изнутри. Она вцепилась в сосновый ствол, соскребая слоистую кору когтями в попытке удержаться на ногах. Ее глаза стали ярко белыми, мечущимися, с огромными черными зрачками.
   Щуплый стоял на прежнем месте и с отстраненным любопытством за ней наблюдал.
   Она сипло взвыла от боли и попыталась закричать, но только мучительно закашлялась и начала сплевывать рыхлую распадающуюся массу желтовато-зеленого цвета с примесью крови. Мышцы свело и она, цепляясь за ветки, повалилась на колени. Она уже даже не могла двигаться. Жгучая, невыносимо острая пульсирующая боль разъедала все тело.
   А он просто стоял и смотрел...
  
   12.
   Он знал, что агония продлится считанные секунды. Сперва органы, затем кровь, паралич конечностей и асфиксия, когда откажут легкие. А через полчаса ему останется лишь высосать полупереваренную массу, оставив лишь живучего сосальщика для продолжения рода...
   Когда она перестала двигаться, он подошел ближе.
   Ее белые волосы смешались с хвоей и прошлогодними листьями. Она уже не дышала, прикусив посиневший кончик языка. Широко раскрытые глаза были до краев наполнены слезами.
Он присел рядом, прислонившись к стволу, и вдохнул запах свежего ночного леса.
   Он был доволен - теперь он неделю точно будет сыт. А потом можно заняться и братьями. Главное - не вспугнуть. В лагерь ему теперь возвращаться нельзя, иначе те могут заподозрить неладное, да и в лесу следовало бы вести себя осторожнее. Уже за двое суток эта троица умудрилась развесить на соснах по-меньшей мере пять обглоданных тел, а ведь одной из жертв была девчонка из старшего отряда... За приютских можно особо не волноваться, поскольку их всегда считают кем-то вроде потенциальных бунтарей и беглецов, сам он в отрядных списках не числится, но вот эта девчонка... Сегодня-завтра поднимется буча, ее начнут искать, а следом и всех прочих. Вполне возможно, что даже лес прочешут.
   Уже в день приезда чуть в стороне от лагеря он приглядел замечательную рощу полувековых дубов, под разросшимися корнями которых можно было свить уютное гнездо, отложить кладку и преспокойно дожить до августа. А потом предстояло отправляться на поиски новых альбиносов.
   К сожалению, этого вида мяса осталось действительно мало, его следовало экономить. Он не любил человечину и старался ее избегать, зачастую покрывая сотни-тысячи километров в неделю, чтобы найти нужную ему дичь. Конечно, доводилось ему и не есть месяц-другой, упустив наиболее догадливую или быструю жертву, но, тем не менее, он никогда не впадал в отчаяние. Он даже, наверное, отчасти гордился тем, что его редкий вид в борьбе за выживание не только отлично приспособился и замаскировался, но и обладал неким родовым чувством собственного достоинства, неторопливостью, спокойствием что ли...
   Но и он, на самом деле, боялся.
   Естественно, за свои недолгие семьдесят девять лет жизни он все же успел поднабраться кое-какого опыта и понять, что на каждого сильного имеется наисильнейший, на каждого быстрого - наибыстрейший, на каждого хитрого...
   Короче, он прекрасно понимал, что главное в жизни - это чтобы тебя не съели.
  

--------------------------------------------------

   P.S.
   Я не люблю, когда мною хотят перекусить; когда мною украшают праздничный стол; когда меня хотят попробовать на вкус (понюхать, лизнуть). Я-то, в принципе, этого не боюсь - отравятся, а не отравятся, так подавятся, а если не подавятся, то уж несварение точно заработают.
  В общем, лично я против пожирателей душ.
  
   25.06.98 - 15.06.1999г.
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"