|
|
||
Имени меня
...Я опять просыпаюсь от ощущения отсутствия Оливии.
Еще сумрачно и отсутствие Оливии тревожит. Я быстро одеваюсь и высовываюсь наружу.
...Утренний туман сеет мелкие холодные капли на мокрую темную траву... фиолетовыми тенями подчеркивает мрачность поляны вокруг кордона... но Оливия, одетая в мою куртку, не обращает на это внимания... разгоряченная Оливия "увлечена утренней зарядкой". Меня успокаивает то, что в качестве гантели Оливия использует револьвер. Для Оливии револьвер всегда был "тяжеленной железякой"... и... я не могу сдержать улыбки при виде замершей и зажмурившейся Оливии, указательными пальцами обеих рук давящей на "тугой спуск" и "целящейся" в "желаемом направлении" заряженным револьвером...
...Незаметно для Оливии я спускаюсь вниз по "экзотической" лесенке и, не торопясь, посещаю "заведение", а потом умываюсь... и Оливия не упускает возможности "окропить" меня с мокрых пальцев...
...Я приглашаю Оливию "прогуляться на "отлив" за дровами, и Оливия с восторгом принимает мое предложение.
...Мы выходим из сумрачного леса, и мир преображается...
Только ранним-ранним утром можно увидеть такие насыщенные, яркие цвета... а каждая травинка усыпана алмазными каплями росы... и каждая капля сверкает, как упавшая звезда...
...Я веду Оливию северной дорогой, выходящей "на отлив" возле ручья - там всегда много сухих дров. Я объясняю Оливии, что эта дорога более красива, чем вчерашняя... но вижу, что Оливии подозрительны мои объяснения...
...На "отливе" Оливия видит такое множество медвежьих следов, что старается держаться ко мне поближе, забывая о том, что моя куртка на ней... не ощущая тяжести револьвера в кармане...
Я быстро набираю хорошую охапку дров, и мы возвращаемся.
Оливия принимается за женские хлопоты у стола, а я разжигаю огонь в печке, и, пока дрова разгораются, приношу из колодца два ведра свежей воды, выливаю одно ведро воды в большую чистую кастрюлю и ставлю кастрюлю на печку...
Пока мы неторопливо едим, пьем чай, вода нагревается.
...Оливия приводит все на кухне в порядок, а я стаскиваю все наши вещи сверху и укладываю их в рюкзаки - не доверяя Оливии укладывать ее рюкзак потому, что идти придется весь день без отдыха...
...И снова знакомая северная дорога... мы выходим "на отлив".
На отливе я показываю Оливии, что медвежьи следы разные, и скоро Оливия сама свободно различает, когда и сколько медведей бродило по отливу, но, увидев свежий медвежий след, Оливия не может поверить, что медведь шел почти перед нами - до тех пор, пока я не показываю ей этого медведя, роющегося в куче водорослей... и Оливия инстинктивно закрывает рот ладошкой, чтобы сдержать женский "Ах"... и недоверчиво смотрит на меня зелеными бездонными глазищами... и не верит сама себе...
...Медведь увлечен утренними поисками еды, он "весь" в разбрасываемой мощными когтями куче скользких водорослей...
...Океан глушит шум наших шагов, и мы подходим к медведю опасно близко, поэтому приходится остановиться и ждать пока медведь нас заметит. Ждать приходится долго... хотя мы стоим на открытом месте. Наконец, медведь нас замечает и лениво скрывается. Непонятно, наблюдает ли он за посягательством на его кучу водорослей... поэтому я веду Оливию почти по воде... плавно и быстро... не выпуская из правой руки револьвер... только скрывшись за мысом, я кладу револьвер в карман куртки.
Весь путь мимо кучи водорослей, принадлежащей медведю, Оливия возбужденно таращится на берег, пытаясь увидеть медведя в зарослях, забыв мой запрет смотреть на медведя. Приходится напомнить Оливии, что медведям оч-чень не нравится, когда на них "смотрят", а вес медведя, особенно медведицы, может почти достигать тонны, причем эта зверь-гора без труда догоняет лошадь... Про лошадь я зря сказал... возмущенная Оливия меня перебивает, называя жестоким мужским шовинистом... я поправляюсь, соглашаясь заменить лошадь конем... или даже жеребцом... коварно улыбаясь, Оливия говорит, что я грубиян.
К счастью, нам нужно переходить реку...
...На первый взгляд река кажется мелкой...
Оливия, сняв ботинки, по-бальному подняв пальчиками штанины, пробует переправиться без моего одобрения.
Я с интересом наблюдаю, как придавленная рюкзаком Оливия пытается найти брод, осторожно наступая на острые камни нежными розовыми подошвами... сверхъестественно извиваясь... - такого чудесного балета я еще не видел... по словам Оливии, в детстве Оливия "подавала большие надежды" и мечтала стать балериной, но... повзрослев, Оливия нашла балет глупым и смешным - так инстинкт заставил Оливию предпочесть глупому балету жизненно необходимый в беременности коллаген ягодиц и бедер...
...Плавное течение манит Оливию гладкостью волн... скрывая острые камни в глубине...
Оливия злится своим неудачам и все выше задирает штанины... но безуспешно, перейти реку в таком виде Оливии не удается... естественно... потому что брод на полосе отлива.
Наконец, Оливия прекращает безрезультатные попытки найти брод... немыслимо извиваясь, возвращается... и злобно смотрит на мою улыбающуюся физиономию... я вижу, что Оливию злит мой самодовольный вид... но Оливия вынуждена подчиниться мне, и начинает, извиваясь и шипя, снимать брюки... И я не могу оторвать глаз от этого дивного зрелища...
Оливия замечает свою власть надо мной... и наслаждается своей властью надо мной... устраивая настоящий стриптиз... и даже снимает рюкзак... но не может его удержать от грубого падения на камни...
Падающий рюкзак разрушает волшебство стриптиза Оливии. Оливия делает вид, что так и задумано, чтобы уложить в рюкзак брюки.
...Пока Оливия возится с рюкзаком, я шустро снимаю ботинки и брюки, привалившись к вынесенному штормом в устье реки большому дереву... успеваю принять образ "мачо"... и в образе "мачо" помогаю Оливии надеть рюкзак... но не рискую идти впереди Оливии.
...Оливия удивляется, когда мы выходим в океан почти на сотню метров, но невысокие океанские волны только облизывают колени Оливии, и Оливия понимает, что мы на верном пути.
В полосе прибоя камни обкатаны, и идти сравнительно нетрудно.
Переправа не занимает много времени, даже несмотря на то, что на середине переправы Оливия предлагает посмотреть на реку с необычной точки зрения... а потом мы смотрим на чаек... к счастью, океанская вода намного теплее речной.
На берегу я заставляю Оливию тщательно вытереть ноги... проверяю стельки в ее ботинках... сам одеваю на Оливию носки... Оливия бунтует, не понимая предстоящей трудности пути... в качестве "отступного" я разрешаю Оливии самой надеть брюки... но лично зашнуровываю ботинки Оливии.
Надев на Оливию рюкзак, я заставляю Оливию пару раз чуть подпрыгнуть, чтобы проверить, как подогнан рюкзак... результат меня удовлетворяет, и я снаряжаюсь тоже.
...К удивлению Оливии мы выходим на хорошо укатанную дорогу, и Оливия спрашивает, что это за дорога, которая неожиданно начинается от мелкой реки. Я объясняю Оливии, что это дорога в два поселка... Оливия еще больше удивляется, ориентируясь на дикость вокруг. Приходится занудно объяснять, что когда-то возле реки был большой поселок, с храмами, и река была больше. На следующей речке тоже был поселок, но поменьше, и вот между этими поселками была хорошая дорога. А к реке шла дорога, чтобы брать воду... Люди в поселках занимались разведением красной рыбы, а потом, когда рыба возвращалась на нерест - ловили ее и обрабатывали. Жили хорошо, спокойно. Но потом началась война, поселки завоевали красноармейцы, и прежних жителей выгнали. Новая жизнь в поселках не заладилась, много домов "пустили на дрова", все пришло в упадок, и поэтому после извержения рядом расположенного вулкана поселки вообще бросили...
...После моих слов мы идем по брошенной дороге в траурно-тягостном молчании...
Внезапно Оливия останавливается так неожиданно, что я налетаю на нее, и полуобхватываю ее талию левой рукой, ощущая напрягшийся живот Оливии...
Выглядывая из-за спины Оливии, я вижу в нескольких десятках метрах, на дороге, вставшую на дыбы огромную медведицу, из-за левой мощной ноги которой выглядывает маленький, любопытный медвежонок.
Я легко похлопываю Оливию по напряженному животу пальцами и шепчу Оливии: "Спокойно... смотри на дорогу перед медведицей... не двигайся"... а сам осторожно вытягиваю правой рукой из кармана куртки револьвер... медленно кладу руку с револьвером на правое бедро Оливии, направляя ствол револьвера в сторону медведицы... и медведица замирает, ее настораживают мои перетекающие, уверенно-медленные движения и появление черно-блестящего, вороненого ствола револьвера на бедре Оливии... и медведица устремляется взглядом в зрачок револьверного ствола... а я тихонечко оттягиваю Оливию в сторону с дороги... Оливии приходится нелепо шаркать подошвами... но Оливии спокойна, хотя и напряжена.
Видя, что мы уступаем дорогу, медведица левой лапой, матово блеснув 10-15-сантиметровыми острыми когтями, нежно-невежливо отшвыривает медвежонка назад, и он откатывается с обиженным воплем неудовлетворенного любопытства... и тут же исчезает... и медведица поворачивается, чтобы исчезнуть, но неожиданно бросает на Оливию повелевающе-гасящий взгляд доминантной самки... и ошеломленная Оливия напряженно застывает в убийственном взгляде уверенной в себе матерой хищницы... нервно дрожит в преодолевающем усилии... я крепче прижимаю Оливию к себе, предупреждающе выдвигаю револьвер с бедра Оливии в сторону медведицы... и медведица, извернувшись, одним прыжком бесшумно исчезает...
"Какая она сильная" - восхищенно, но безжизненно говорить Оливия... просит пить... выпивает всю, запасенную на переход, воду... и замолкает... надолго.
В молчании мы переходим реку "Ночку"... молча проходим мимо японского каменного четырехгранного столба с иероглифами... Оливия молчит... идет, понурив голову... Меня это беспокоит...
...Низкий полог тумана сеет мелкой моросью... но песок сухой, тепло солнца пробивает бесцветную завесу тумана и сушит песок, хотя и не может согреть.
Я беру Оливию за руку и поражаюсь ледяной холодности руки Оливии... и жалею, что мы не в деревне... там бы я развел в кружке с горячим молоком пару больших ложек меда, ложку свежеспахтанного масла, так, чтобы масло плавало по поверхности почти кипящего молока маленькими солнышками, и заставил бы Оливию пить эту оживляющую смесь большими ложками... но мы не в деревне...
...Я вижу, что Оливия неудержимо гаснет... лицо Оливии становится нечеловечески белым... и я решаюсь применить древнейший способ разжигания огня.
Я затаскиваю Оливию на сухой песок, сбрасываю на песок свой рюкзак и с трудом освобождаю Оливию от ее рюкзака - Оливия ничего не осознает и тело Оливии застывшее...
Я вытаскиваю из рюкзака Оливии ее полотенце, быстро расстегиваю куртку Оливии, вытаскиваю рубашку Оливии из брюк и начинаю растирать холодную спину Оливии... ребра Оливии... груди Оливии...
Оливия не сопротивляется... только хнычет, что ей больно...
Когда спина Оливии становится теплой, я застегиваю куртку Оливии, но расстегиваю ее брюки, стягиваю с Оливии белье и, придерживая брюки Оливии, растираю ледяные ягодицы Оливии... стягиваю белье и брюки Оливии до ее лодыжек и растираю бедра, голени Оливии... размышляя о том, что даже открытие способа добывания огня не обошлось без женщины... но Оливия не согревается, только хнычет, что ей больно... и действительно, ягодицы Оливии ледяные... поэтому я решаюсь применить древний мужской способ - неожиданно для Оливии я сгребаю запястья, груди, плечи окоченевшей Оливии под левую руку, заставляя Оливию нагнуться... и большие белые ягодицы Оливии высвечиваются из-под куртки...
Легкой рукой, но с оттяжкой, так, что кончики пальцев покалывает, я шлепаю Оливию по правой ягодице, потом, помня о нежности цветка Оливии, по левой... и еще раз по левой, потому что шлепать Оливию по левой ягодице неудобно и шлепок получается не таким четким... Оливия застывает в ступоре... а я в бешеном темпе продолжаю шлепать Оливию по ягодицам, начинающим пламенеть... и шлепки получаются замечательно звонкими...
Под моей левой рукой взрывается бомба!... но я успеваю отскочить.
Крутнувшись на спутанных ногах, Оливия чуть не падает, но не отрывает от меня взгляда полного ярости и шипит как змея: - "Ты не смеешь -шь -шь!!!" Я парирую: "А ты не гасни!" Оливии нечего возразить и она приседает, чтобы разобраться с брюками... и не отрывает от меня яростного взгляда... а я нахально заявляю: "Ага, испугался! Ты еще кипятком пописай!" Неожиданно для самой присевшей Оливии, из ее тела действительно вырывается горячая струя и звучно ударяет в песок, не успевающий вобрать бесстыдную струю Оливии... Оливия инстинктивно устраивается в удобную женскую позу... и появляется лужица, покрытая пеной... но Оливия не отрывает от меня взгляда, полного ярости, и не видит этой лужицы... и не останавливается... или не может остановиться... до последней капли... и Оливии становится лучше... Оливия привстает, чтобы одеться... и только тогда Оливия осознает, что происходит... но Оливия не стыдится, а с вызовом говорит мне: "Видел!" И я отвечаю: "Видел. Действительно кипяток." Оливия оглядывается через правое плечо, видит покрытую пеной лужицу... пар, поднимающийся от исчезающей лужицы... и краснеет... пытается шагнуть... роняет из рук одежду... вытягивается... закрывает лицо ладошками...
Я невозмутим. Призраком я оказываюсь возле Оливии... приседаю... одеваю Оливию в белье, наслаждаясь пламенем ягодиц Оливии... тщательно расправляю белье на поясе Оливии... на пламенеющих ягодицах... на ногах Оливии... и вижу маленькое влажное пятнышко на белье Оливии... снизу... и чувствую новый, внутренний запах Оливии... и говорю Оливии: "Какой у тебя интересный новый запах! Теперь я понимаю, почему некоторые извращенцы просят женщин пописать на них золотым дождем..." и Оливия смущается еще больше... и когда я надеваю на Оливию брюки, Оливия, из-под ладошек, жалобно спрашивает: "Но мы же не извращенцы?" И я с достоинством отвечаю Оливии: "Естественно! Мы с тобой до неприличия нормальные люди!" И я надеваю рюкзак на Оливию...
...К моему удивлению морось прекращается, хотя все так же прохладно.
Разгоряченная Оливия опять вертит головой, успевая все заметить - и оранжево-голубую веревочку, которую Оливия, подобрав с "отлива", "незаметно" запихивает мне в левый карман куртки... и большой, квадратный камень с иероглифами, который Оливия, к ее большому сожалению, не может даже перевернуть... и я переворачиваю камень, чтобы иероглифы были лучше видны... и язык черного, сверкающего песка... но идти приходится очень долго, и Оливия устает... восстановить силы не помогают даже недолгие остановки, только усилием воли Оливия заставляет себя идти... а к вечеру становится еще и холодно... и перед подъемом на плато мне становится ясно, что Оливия с рюкзаком этот крутой подъем не одолеет... и поэтому я решаю идти по камням.
Сначала путь действительно легкий, но потом камни становятся больше... еще больше... по огромным камням приходится карабкаться... а потом Оливии встречается глубокий колодец, в черной, сырой глубине которого гипнотизирующе-слякотно проблескивают острые камни... и колодец затягивает в себя Оливию... и Оливия клонится в колодец без сопротивления... с какой-то покорной обреченностью... и только обжигающее пламя моей ярости пробуждает Оливию... заставляет Оливию вцепиться в мою протянутую ей руку...
Я оттаскиваю Оливию от хищного колодца и, держа за лямку рюкзака, яростно тащу на сухие камни... и только там я разрешаю Оливии остановиться и отдышаться... связывая нижние концы лямок рюкзака Оливии той оранжево-голубой веревочкой, которую Оливия так удачно нашла "на отливе"... и понимая, что я мог бы втащить на плато рюкзак Оливии, и Оливия смогла бы безопасно преодолеть подъем.
...Весь дальнейший путь по камням я не выпускаю из рук Оливию... и это помогает Оливии... Оливия даже оживляется, начинает интересоваться, как долго еще идти... и я успокаиваю Оливию... я говорю, что идти еще недолго... правда, еще один мыс вносит коррективы в мои слова - но этот мыс - последний перед местом стоянки... и камни становятся меньше... и меньше... а после разбитой шхуны вообще скрываются в сыпучем черном песке.
...Идти по сыпучему крупному черному песку трудно, но безопасно и недалеко, радует и еще и то, что Оливии становится жарко...
...Я выбираю место стоянки на взгорке и быстро ставлю палатку, но Оливия все равно успевает замерзнуть, поэтому я загоняю Оливию в палатку и говорю ей, чтобы она надела на себя все, что найдет, пока я сделаю еду. Оливия, стуча зубами от холода, говорит, что она есть не хочет... честно говоря, я тоже... поэтому я соглашаюсь с Оливией, и говорю, что будем пить чай.
Костер разжигается быстро, воды я наливаю немного, и она быстро закипает. Я открываю банку сгущенного молока, и четверть содержимого выкладываю в кружку Оливии, кладу сверху пакетик с заваркой и заливаю кипятком... всовываю горячую кружку в ледяные руки стучащей зубами от холода Оливии... себе тоже кладу ложку сгущенного молока и так же пакетик с заваркой, завариваю кипятком и ныряю в палатку к Оливии... в холодную палатку.
Оливия держит в руках полную кружку и не пьет, а только "греется"... Я возмущен! Оказывается, Оливия не знает, что горячий чай нужно пить с ложки! Показываю...
После быстро "выпитой" кружки "чая" Оливия согревается... и тут же ей куда-то "надо"... я разрешаю Оливии пойти "куда надо" в сопровождении револьвера - это Оливию отрезвляет... поэтому Оливия соглашается, что мне нужно выйти первым и все осмотреть.
Я вылезаю из палатки и внимательно обследую окрестности, только после осмотра я говорю Оливии, что можно выйти, и Оливия скрывается в стороне "отлива", но шебуршится недалеко... а я подкладываю в костер дрова, и пламя становится большим...
Возвращающаяся Оливия не обращает внимания на мой замечательный костер, ныряет в палатку и начинает там "возиться".
Я оставляю Оливии револьвер и иду за водой... набираю полный котелок. Пока вода греется, я набираю запас дров...
И снова пиршество со сгущенным молоком... но в этот раз Оливия еле "допивает" приторный "чай"... и требует сна. Я соглашаюсь, оставляя костер гореть, но мне не спится... жутко мерзнет спина, а у Оливии замерзают руки... и я обнаруживаю, что Оливия легко одета. После недолгой борьбы Оливия становится похожей на капустный кочан... но больше всего мне нравится моя идея укрыть груди Оливии сложенной рубашкой... на которой нет пуговиц... и Оливия согревается... и почти засыпает, когда я, не выдерживая жуткого холода, морозящего мне спину, начинаю выяснять причину этого жуткого холода. Внутри палатки все кажется мне нормальным, стенка палатки даже теплая... но я чувствую, что тепло просто высасывается! Я вылезаю из палатки... и понимаю, что я сражаюсь за свое тепло с громадой вулкана. Это сразу меня успокаивает.
Приходится просить Оливию вылезти из палатки.
Оливия в полусне вылезает, встает возле входа и изумленно смотрит, как я отвязываю дно палатки от шпилек... и не удерживается... спрашивает, что я делаю... "Гиперболоид Меркулова" - отвечаю я гордо. Оливия не рискует дальше общаться со мной, несомненно потрясенная супер-научным словом... а когда я вытягиваю из-под палатки фольгированный алюминием коврик вообще отходит в сторону, ясное дело, чтобы не мешать. Я кладу коврик на крышу палатки и ныряю в палатку за малым рюкзаком. Достав из палатки малый рюкзак, я обтираю им алюминий, снова привязываю дно палатки к шпилькам и опять ныряю в палатку, чтобы сдвинуть все вещи в океанскую сторону. Потом я засовываю в палатку коврик и придавливаю его край в середине палатки вещами. Включив в палатке фонарик, я высовываюсь из палатки, чтобы позвать Оливию.
...Я поднимаю взгляд вверх и вижу грудастую Оливию... и "западаю" на грудастую Оливию... и осознаю очевидный женский секрет - "кто владеет грудями женщины - тот владеет всей женщиной"...
Оливия с опаской раскрывает руками вход... извне заглядывает в палатку... видит блистающую алюминием драконо-чешуйчатую поверхность гиперболоида... и не решается влезать в палатку... драконо-чешуйчатый блеск алюминия пугает Оливию... но когда я гордо поднимаю верхний край коврика, Оливия все понимает и просто ломится в палатку. Я устраиваю Оливию на правом боку, ближе к середине и тщательно закрываю вход палатки, закладывая щели у нижней части входа вещами, выключаю фонарик, а потом ложусь, согревая спину Оливии... накрывая нас ковриком...
И мы проваливаемся в сон как в смерть... но не гаснем в гиперболоиде имени меня...
Юрий Меркулов и Оливия Тани.