Юрий Меркулов
Маямсину

Свирель

     . . . Холодный, бессмысленный день.

   Обычно такие дни начинаются с тяжелого, хмурого рассвета, когда солнца не видно и только рассеянный свинцовый свет постепенно заполняет безжизненные улицы.

Поднимается белесый туман, похожий на мертвенные останки развеявшихся призраков, исчезнувших, но оставивших за собой жутко-торопливые, холодные, мокрые прикосновения. Не видно капель моросящего дождя, но гладь луж осклизло-шершава, и кажется, что это не лужи, а чьи-то серые тела, не дышащие, не шевелящиеся, а, может, даже и мертвые. Но чьи-то пальцы шарят по лицу, лезут за воротник, хватают за горло. Сырая серость душит, все начинает колебаться, улицы сужаются, каменные стены начинают вздрагивать, их дрожь передается мостовой, огромные красные глаза домов кровожадно смотрят.

Но еще страшнее мертвенный взгляд синих окон. В них мелькают призрачные тени, огромные мертвенные отсветы мельтешат перед глазами.

Каменные громады давят, они всюду,... и нет спасения. И ты сам превращаешься в призрак с поднятым воротником, потухшими глазами и мрачным лицом.

Безвольно опустив плечи бредешь по мокрой черноте асфальта, стараясь не наступать на лужи, тянущиеся к тебе своими мокро-холодными языками, на щупальца осклизлых струй, текущих неизвестно куда, неизвестно откуда.

Никто не дает ответа: - "Зачем это все?"

"Зачем эта свинцовая серость будней и притворная радость праздников?"

"Зачем это притворство перед самим собой?" Все торопливо отворачиваются, пряча ложь, льющуюся из глаз . . .

Одиночество . . .

Как это страшно . . .

Чувствовать пустоту в груди . . .

Как это страшно . . .

Но еще страшнее уйти. Нет человека, который ушел бы с тобой. Кому ты нужен? Ведь у тебя ничего нет. Ты обречен . . .

У тебя один путь - замкнуться в себе, страдая от своей раздвоенности . . .

Вот она - жизнь. Скорее бы пришла ночь . . .

январь 1975