|
|
||
"СВЯТОЙ" ТЕРРОР
ИНКВИЗИЦИЯ КРЕСТА
Ч5. "НАКАЗАНИЯ"
К каким же "наказаниям" присуждал своих "подопечных" трибунал инквизиции?
В первую очередь к епитимиям - от "легких" до "унизительных" (confusibles), затем к тюремному заключению, обычному или строгому, к галерам и, наконец, к отлучению от церкви и передаче осужденного светским властям для сожжения на костре.
Почти всегда эти виды наказании сопровождались бичеванием осужденных и конфискацией их имущества.
Отличительной чертой инквизиторского суда было то, что для него не существовало других смягчающих вину обстоятельств, как полное подчинение обвиняемого воле его палачей.
Нарбонский собор в 1244 г. указал инквизиторам, что они не должны мужа щадить ради жены, жену - ради мужа, отца - ради детей, единственным кормильцем которых он был; ни возраст, ни болезнь не должны были влиять на смягчение приговора. Ли Г.Ч. "История инквизиции в средние века".
Другой чертой инквизиционного суда было то, что, кроме осужденного, несли наказание и его дети и потомки, иногда вплоть до третьего поколения, которые лишались не только наследства, но и гражданских прав.
Николас Эймерик обосновывал право инквизиции наказывать детей за преступления отцов следующими соображениями: "Жалость к детям виновного, вынужденных заниматься нищенством, не может смягчить эту строгость, ибо, согласно божественным и человеческим законам, дети несут наказание за ошибки своих родителей".
Обычные епитимии, накладываемые инквизицией, - чтение молитв, посещение храмов, посты, строгое исполнение церковных обрядов, хождение по "святым" местам, пожертвования на благотворительные дела - отличались от такого же рода наказаний, накладывавшихся исповедниками, тем, что инквизиция применяла их к своим жертвам в "лошадиных" дозах.
Строгое соблюдение церковных обрядов, чтение молитв (иногда предписывалось повторять в присутствии свидетелей десятки раз в день одни и те же молитвы), изнурительные посты, пожертвования на богоугодные дела, многократное посещение различных "святых" мест (все эти наказания накладывались к тому же на одно и то же лицо) превращались в тяжелую обузу, длившуюся иногда годами.
При этом малейшее несоблюдение епитимий грозило новым арестом и еще более суровыми наказаниями.
Такие епитимии превращались в подлинные "подвиги благочестия" и не только морально терзали наказуемого, но и приводили его и его семью к полному разорению.
В XIII в. довольно популярным наказанием было принудительное участие в крестовых походах, однако инквизиторы впоследствии отказались от таких епитимий, опасаясь, что бывшие еретики "заразят" крестоносцев.
Но если столь изнурительными были "легкие" наказания, можно себе представить, каким бременем ложились на плечи жертвы инквизиции "унизительные" наказания.
В таких случаях ко всем перечисленным выше епитимиям прибавлялись еще следующие наказания - ношение позорящих знаков, введенных впервые св.Домиником в 1208 г. и "усовершенствованных" позднейшими инквизиторами, в виде больших холщовых нашивок шафранового цвета, имевших форму креста. В Испании на осужденного надевали желтую рубашку без рукавов с нашитыми на ней изображениями чертей и огненных языков из красной материи; на голову его напяливали шутовской колпак.
Позорящие нашивки осужденный должен был носить дома, на улице и на работе, чаще всего всю жизнь, заменяя их новыми, если они приходили в ветхость.
Обладатель таких нашивок был объектом постоянных издевательств со стороны обывателей, хотя соборы лицемерно призывали верующих относиться к носителям позорных знаков с "кротостью и сожалением".
Таким образом, как отмечает Г.Ч.Ли, ношение "креста, этой священной эмблемы христианства, превратилось в одно из самых тяжких наказаний".
В числе "показательных" наказаний, которым подвергались жертвы инквизиции, фигурировало публичное бичевание.
Осужденного, обнаженного по пояс, бичевал священник при всем честном народе в церкви во время богослужения; его бичевали во время религиозных процессий; раз в месяц он должен был ходить после обедни полуобнаженным в дома, где "грешил", то есть встречался с еретиками, и получать там удары розгой.
Весьма часто осужденный подвергался таким экзекуциям в течение всей своей жизни.
Снять с него такого рода епитимию, впрочем, - как и другие, мог только один человек, тот же, кто и присудил его к этому наказанию, - инквизитор, и он делал это на определенных условиях.
Следующим наказанием была тюрьма, причем пожизненное тюремное заключение считалось проявлением высшей степени милосердия.
Тюремное заключение было трех видов:
- каторжная тюрьма (murus strictissimus), когда заключенного содержали в одиночной камере в ручных и ножных кандалах;
- строгое тюремное заключение (murus strictus durus arctus), когда осужденный содержался в одиночной камере в ножных кандалах, иногда прикованный к стене;
- простое тюремное заключение, при котором заключенные содержались в общих камерах без кандалов.
Во всех случаях заключенные получали в качестве еды только хлеб и воду.
Постелью им служила охапка соломы.
Узникам запрещались контакты с внешним миром.
Инквизиция, была более заинтересована в отречении еретика от своих воззрений, чем в его героической смерти на костре.
"Оставим в стороне заботу о возможности спасения души, - пишет Г.Ч.Ли. - Обращенный, выдающий своих соумышленников, был более полезен для церкви, чем обугленный труп; поэтому не жалели усилий, чтобы добиться отречения. Опыт показал, что фанатически настроенные люди часто жаждали мучений и желали скорой смерти на костре; но инквизитор не должен был являться исполнителем их желаний. Инквизитор знал, что первый пыл часто уступал действию времени и мучений, поэтому он предпочитал держать упорствующего еретика, одинокого и закованного, в тюрьме в течение шести месяцев или целого года; к нему допускались лишь богословы и законоведы, которые должны были действовать на его ум, или его жена и дети, которые могли склонить его сердце. И только тогда, когда все усилия не приводили ни к чему, его "выпускали на волю", но даже и после этого казнь откладывалась на день, чтобы он мог отречься, что, впрочем, случалось редко, так как не уступившие до этого времени обыкновенно не поддавались никаким убеждениям". Ли Г.Ч. "История инквизиции в средние века".
Случалось, что инквизиторы взамен за предательство или другие оказанные им услуги, а иногда просто из-за недостатка тюремного помещения выпускали на свободу некоторые свои жертвы. Но это никогда не было амнистией или реабилитацией осужденных.
Следуя указаниям, данным Иннокентием IV в 1247 г., инквизиторы, освобождая заключенного, предупреждали его, что при первом подозрении он будет немедленно возвращен в тюрьму и жестоко наказан без всякого суда и следствия.
В XIII в. инквизиторы, осудив еретика, приказывали разрушить и сровнять с землей его дом.
Однако со временем стремление завладеть имуществом осужденных взяло верх, и инквизиция отказалась от такого рода действий.
В испанских и португальских колониях инквизиторы, среди прочих наказаний, осуждали свои жертвы на каторжные работы, используя в качестве рабской силы в монастырях, или посылали в Испанию служить на галеры, где их приковывали к сиденьям и веслам.
В отличие от светских судов, для которых смерть обвиняемого смывала его вину, инквизиция судила и преследовала не только живых, но и мертвых.
Вообще инквизиционный трибунал не признавал каких-либо смягчающих вину обстоятельств.
Ни пол, ни возраст, ни давность совершенного проступка, ни, наконец, смерть не спасали еретика от осуждения.
Инквизиция поступала столь же бесцеремонно с мертвыми, как и с живыми.
Инквизиция могла обвинить в ереси не только недавно, но и давно - сто или двести лет тому назад - умершего человека.
Основанием для дела могло послужить заявление любого фискала или сфабрикованный с этой целью "обличительный" документ.
В подобных случаях выносился приговор: останки еретика сжечь и пепел развеять по ветру, имущество же изъять у наследников и конфисковать.
Чаще всего такие процессы возбуждались с единственной целью завладеть имуществом жертвы, ибо инквизиция проявляла не меньший, а часто даже больший интерес к состоянию своих жертв, чем к "спасению их душ".
Деятельность инквизиции, как образно отмечает Г.Ч.Ли, протекала в "безумном вихре хищений".
Секвестр имущества подозреваемого в ереси автоматически следовал вслед за его арестом, причем конфисковывалось все - от недвижимости до домашней утвари и личных вещей арестованного. Вследствие этого семья жертвы инквизиции оказывалась лишенной крова и средств к существованию, ее ждало нищенство или голодная смерть - ведь за помощь, оказанную ей, грозило обвинение в сочувствии ереси...
В начале массового преследования еретиков на юге Франции часть конфискованных средств использовалась на строительство тюрем, которых явно не хватало для нужд инквизиции. В этот период еретики не только сами "финансировали" строительство своих темниц, но и участвовали непосредственно в их строительстве, что считалось особым знаком преданности церкви.
Впоследствии конфискованные средства делились между инквизицией, городскими властями и епископом.
Французская корона и Венецианская республика со временем стали присваивать в пользу своей казны награбленные инквизицией путем конфискации средства.
В папских владениях львиная доля награбленного поступала в папскую казну.
Значительная часть этих средств оседала и в карманах самих инквизиторов, их помощников, фискалов и "родственников".
"Алчность и фанатизм подали друг другу руку и в течение целого столетия были сильными двигателями жестокого, непрерывного и неумолимого преследования, которое выполнило свои планы и прекратилось только за отсутствием жертв".
Приговор "священного" трибунала считался окончательным и обжалованию не подлежал.
Теоретически, конечно, осужденный мог обратиться к папскому престолу с просьбой о помиловании или пересмотре дела. Но такие обращения были чрезвычайно редким явлением.
Сам осужденный, находившийся в руках инквизиции, был лишен физической возможности обжаловать ее действия. Его же родственники или друзья опасались делать это из-за боязни репрессий со стороны инквизиторов, считавших жалобы на их действия проявлением гордыни и чуть ли не доказательством еретических воззрений. К тому же жалобы подобного рода были совершенно бесполезны: папский престол, как правило, просто не принимал их во внимание.
Того из вероотступников, кто упорствовал в своих ошибках и не желал вернуться в лоно католической церкви, того, кто отказывался признать свои ошибки и примириться с церковью, того, кто, примирившись, вновь впадал в ересь, то есть становился еретиком-рецидивистом, а также осужденного заочно, а затем пойманного еретика - всех их инквизиция, действовавшая от имени и по поручению церкви, отлучала от нее и "отпускала на волю".
Эта невинная на первый взгляд формулировка таила в себе смертный приговор обвиняемому.
Осужденный "отпускался на волю" в том смысле, что церковь отказывалась впредь заботиться о его вечном спасении, что она отрекалась от него.
Обретенная таким образом осужденным "воля" влекла за собой не только позорную смерть на костре, но, по учению церкви, и вечную муку в потустороннем мире.
Наказание невообразимо жестокое, признавали богословы, но заслуженное для того, кто отказался от "материнской" опеки церкви, предпочитая служить дьяволу.
Упорствующий еретик не мог рассчитывать на христианское сострадание, милосердие, любовь. Его должна была поглотить не в фигуральном, а в буквальном смысле геенна огненная.
Но инквизиторы предпочитали, чтобы эту грязную работу за них выполняла гражданская власть.
Разные авторы по-разному пытались объяснить такую их щепетильность, тем более что церковь - не только в далеком прошлом, но и в наше время - провозглашает за собой право карать вероотступников всеми видами наказаний.
Считать, что инквизиторы, применявшие изощренные пытки к своим жертвам, морившие их голодом и холодом, бичевавшие их публично и, наконец, сопровождавшие их на костер и понуждавшие верующих подбрасывать охапки хвороста для того, чтобы он "веселее" пылал, стеснялись самолично казнить еретиков, вряд ли обоснованно и логично.
Объяснение этому следует искать в желании церкви превратить светскую власть в соучастника своих преступлений и одновременно продемонстрировать видимость того, что сама она, церковь, не убивала никого, не проливала крови.
И в этом проявились свойственные церковникам ханжество и лицемерие.
Неверно утверждение кардинала Оттавиани, что церковь лишена была возможности в этих делах влиять на гражданскую власть: ведь сожжение еретика совершалось гражданскими властями на основе церковного отлучения, с согласия, одобрения и по требованию церкви, которая до сих пор не сняла, не отменила ни одного отлучения из вынесенных трибуналами инквизиции, за исключением приговора Жанне д'Арк. (Следовательно, если исходить из католического вероучения, души сотен тысяч жертв "священного" трибунала продолжают гореть в адском огне преисподней...)
Итак, если еретик не отрекался от своих "ложных и ошибочных" убеждении, например если он отказывался произнести отречение, сформулированное инквизитором Эймериком:
"Клянусь, что я верую в своей душе и совести и исповедую, что Иисус Христос и апостолы во время их земной жизни владели имуществом, которое приписывает им священное писание, и что они имели право это имущество отдавать, продавать и отчуждать",
то церковь отрекалась от него, отпускала его "на волю", передавая гражданским властям с предписанием наказать по заслугам (debita animadversione puniendum).
В более поздние времена такого рода обращения сопровождались просьбами проявить к осужденному милосердие.
Оно проявлялось в том, что раскаявшегося смертника душили перед казнью или надевали на его шею "воротник", начиненный порохом, чтобы сократить мучения несчастного.
В XIII - XIV веках это происходило так:
Дольчино, который "проповедовал простоту первоначального христианства, общность имущества, учреждение христианской республики, свержение светских насильников и богачей во имя бедных и угнетенных" возглавил большое крестьянское восстание на севере Италии.
По приказу папы Климента V против Дольчино было организовано три крестовых похода.
Дольчино и два его ближайших сторонника, Маргарита и Лонджино Каттанео, были взяты в плен крестоносцами и переданы инквизиции, которая заточила их в темницу в г.Верчелли.
Несколько месяцев их держали в каземате прикованными за руки, за ноги и за шею к стене.
Смертный приговор был вынесен инквизицией по личному указанию папы Климента V.
Казнь произошла 1 июня 1307 г.
Маргариту сожгли на медленном огне на глазах Дольчино.
Затем его самого подняли на колесницу, и весь день возили по улицам, вырывая раскаленными клещами мясо, кусок за куском.
Дольчино вел себя геройски.
Палачи не смогли исторгнуть из него ни одной жалобы.
Он не молил их о пощаде.
"Только когда они, - свидетельствует современник, - вырывали нос, заметили, что плечи его слегка вздрогнули, и во второй раз, когда перед воротами Верчелли, которые называют "Порта Пикта", другая, еще более существенная часть его тела была отсечена, то слабый вздох вырвался из его груди и слегка вздрогнули мускулы ноздрей".
Подобной же жуткой казни подвергся Лонджино Каттанео в г.Бьелле.
О том, как совершалась казнь еретиков, сохранилось большое число описаний современников.
"19 октября в 3 часа пополудни (1592 г.) здесь предали казни Хуана де Луна, дона Диего де Эредиа, Франсиско де Айербе, Дионисио Перес де Сан-Хуан и Педро де Фуердес...
На рыночной площади соорудили деревянный помост с небольшим возвышением посередине, перед которым предаваемые казни должны были стоять на коленях.
Весь помост был обтянут черным сукном.
Дону Хуану де Луна отрубили голову ударом спереди, дону Диего - ударом сзади.
Двум другим перерезали горло и бросили на помост, на котором они, корчась, агонизировали и умерли.
Дона Педро де Фуердес удавили веревкой.
Когда он был мертв, его четвертовали на помосте, и все четыре части тела затем вывесили на разных улицах Сарагосы"...
Аутодафе в Лиссабоне происходило на площади Торрейру ду Посу, на которой возвышались трибуны, вмещавшие около 3 тыс. зрителей. На специальном помосте восседали члены королевского двора, церковные иерархи и инквизиторы, напротив размещались жертвы - еретики, упорствующие, "отрицающие", которым после молебна и соответствующей проповеди зачитывались приговоры, осуждавшие их на различные кары, вплоть до передачи в руки светских властей для "достойного наказания" - сожжения на костре.
Еретиков сжигали на площади Рибэйра сразу же после аутодафе. Тем, кто выражал желание умереть в католической вере, оказывали особую "милость" - их предварительно гарротировали, потом бросали в костер. Тех же, кто отказывался от католической веры, сжигали живьем, и для таких возводили костры четырехметровой высоты. Над костром устанавливался помост со столбом посредине. Туда взбирались по лестнице осужденный, палач и два проповедника-иезуита, не терявших надежды "образумить" еретика, пока его привязывали к столбу. Затем палачи спускались на землю.
Под исступленные крики толпы, фанатизм которой разжигали попы, палач и его помощники тыкали в голову осужденного длинными шестами с прикрепленной на концах горящей паклей. Гигантский костер горел иногда до двух часов, изжаривая в буквальном смысле слова осужденного. Во время "процедуры" окружавшие костер фанатики бросали камни в несчастного, норовя размозжить ему голову...
Жанна д'Арк была сожжена живой. В день казни ей едва исполнилось 19 лет. Ее осудили якобы за ведовство и ересь, в действительности же это была расправа над патриоткой, единственное "преступление" которой заключалось в том, что она подняла французский народ на защиту своей родины против англичан, захвативших тогда значительную часть французской территории.
Орлеанская дева была "верной дщерью господа", и, тем не менее, она погибла на костре.
Эта история, пишет один из современных американских философов, Б.Данэм, "поразительна потому, что при всей своей кажущейся невероятности действительно произошла; прискорбна потому, что тогда люди уничтожили то, пред чем должны были преклоняться; поучительна потому, что учит нас сомневаться во всем, чему мы верим, - во всем, за исключением великой силы основных человеческих идеалов". Данэм Б. "Герои и еретики. Политическая история западной мысли".
"На площади, - повествует Жюль Мишле, - были воздвигнуты три помоста. На одном из них помещались королевская и архиепископская кафедры, трон кардинала Англии, окруженный сидениями его прелатов. Второй предназначался для действующих лиц мрачной драмы: проповедника, судьи, бальи и, наконец, самой осужденной. Отдельно виднелся громадный оштукатуренный помост, заваленный дровами. Ничего не пожалели для костра, и он пугал своей высотой. Это было сделано не только для придания торжественности обряду сожжения, но и с определенной целью: палач мог достать только снизу до костра, расположенного на большой высоте, и зажечь его; таким образом, он не был в состоянии ни ускорить казнь, ни покончить с осужденной, избавив ее от огненных мук, как обычно делал с другими... Жанна должна была заживо сгореть. Поместив ее на вершине горы из дров, над кругом копий и мечей, на виду у всей площади, можно было предположить, что, долго и медленно сжигаемая на глазах любопытной толпы, она проявит, наконец, некоторую слабость, у нее вырвется если не признание, то, по крайней мере, несвязные слова, которые легко истолковать в желанном смысле; быть может, даже тихие молитвы или униженные моления о пощаде, естественные для павшей духом женщины".
Затем на голову Жанны надели бумажную митру с надписью "Еретичка, рецидивистка, вероотступница, идолопоклонница" и повели на костер...
Когда огонь уничтожил ее одежды, то раздвинули охваченный пламенем хворост, чтобы толпа могла видеть обгорелый труп и, таким образом, убедиться, что Жанна была женщиной. После этого ее тело обратили в пепел, который выбросили в Сену.
Постепенно выработался своеобразный ритуал, которого инквизиция повсеместно придерживалась.
Например, вот текст изданного испанцами "Кровавого указа" от 25 сентября 1550 г. о преследовании еретиков в Нидерландах: "...нарушители общественного спокойствия наказываются: мужчины - мечом, а женщины - зарытием заживо в землю, если не будут упорствовать в своих заблуждениях; если же упорствуют, то предаются огню; собственность их в обоих случаях конфискуется в пользу казны"...
Обычно казнь назначалась на праздничный день, население призывалось присутствовать на ней.
Уклонение от такого приглашения, как и проявления симпатий или жалости к казнимому, могло навлечь подозрение в ереси.
Костру предшествовало аутодафе, устраиваемое на празднично убранной центральной площади города, где в присутствии церковных и светских властей и народа совершалось торжественное богослужение, а затем оглашался приговор инквизиции осужденным вероотступникам.
Аутодафе устраивалось несколько раз в год, и на нем иногда подвергались экзекуции десятки жертв инквизиции.
За месяц до его проведения приходские священники оповещали верующих о предстоящем аутодафе, приглашая участвовать в нем и обещая за это индульгенцию на 40 дней.
Накануне аутодафе город украшали флагами, гирляндами цветов, балконы украшали коврами.
На центральной площади воздвигался помост, на котором возводили алтарь под красным балдахином и ложи для короля или местного правителя и других светских, в том числе военных и церковных, нотаблей.
Присутствие женщин и детей приветствовалось.
Так как аутодафе длилось иногда весь день, то у помоста строились общественные уборные, которыми могли воспользоваться в случае нужды почетные гости.
Накануне устраивалась как бы генеральная репетиция аутодафе.
По главным улицам города проходила процессия прихожан, возглавляемая членами конгрегации св.Петра Мученика (итальянского инквизитора - доминиканца из Вероны, убитого в 1252 г. за его злодеяния противниками инквизиции; был провозглашен патроном инквизиции). Члены этой конгрегации занимались подготовкой аутодафе - строили помост, подготавливали "рабочее место" - "жаровню", где предавали огню нераскаявшихся еретиков, и т.п.
Вслед за ними шла "милиция Христа", то есть весь персонал местной инквизиции с ее осведомителями - фискалами в белых капюшонах и длинных балахонах, скрывавших от людских глаз их физиономии.
Два участника процессии несли зеленые штандарты инквизиции, один из которых водружался на помосте аутодафе, другой около "жаровни".
Зеленый цвет символизировал инквизицию.
С зарей тюрьма инквизиции уже гудела точно улей.
Заключенных, понятия не имевших об уготовленной им участи, о степени наказания, к которому они присуждены, ибо только на аутодафе они узнавали об этом, стража готовила к предстоящему торжеству, а вернее, экзекуции. Их стригли, брили, одевали в чистое белье, кормили обильным завтраком, иногда для храбрости давали стакан вина. Затем набрасывали им на шею петлю из веревки и в связанные руки вкладывали зеленую свечу. В таком виде осужденных выводили на улицу, где их ожидали стражники и "родственники" инквизиторов. Особо злостных еретиков сажали задом наперед на ослов, привязывая к животным. Заключенных вели к кафедральному собору, где образовывалась процессия. В ней участвовали те же, что и накануне, теперь они несли штандарты приходов, затянутые в знак траура черной материей.
Фискалы несли санбенито и куклы, вернее манекены, изображавшие умерших, сбежавших или не пойманных еретиков, осужденных на костер.
Процессия, участники которой пели траурные церковные гимны, медленно направлялась к площади, где должно было состояться аутодафе.
Монахи и "родственники", сопровождавшие заключенных, громко призывали их покаяться и примириться с церковью.
Горожане наблюдали за процессией из окон домов или с мостовой.
Следуя указаниям церковников, многие из них осыпали заключенных бранью.
Однако запрещалось бросать в еретиков какие-либо предметы, так как практика показывала, что от такого метания могли пострадать не только жертвы инквизиции, но и сопровождавшие их солдаты из "милиции Христа".
Тем временем на месте аутодафе собирались светские и духовные власти и гости, занимавшие места на отведенных им трибунах, а также горожане, заполнявшие площадь.
Любителей поглазеть на аутодафе всегда оказывалось предостаточно.
С прибытием процессии заключенных усаживали на скамьях позора, установленных на помосте, несколько ниже почетных трибун.
Вслед за тем начиналась траурная месса, за ней следовала грозная проповедь инквизитора, которая кончалась оглашением приговоров.
Приговоры зачитывались по-латыни, заключенные с трудом улавливали их смысл, были они длиннющими, начинались цитатами из Библии и произведений отцов церкви, читались медленно.
Если осужденных было много, то на оглашение приговоров иногда уходило несколько часов.
Аутодафе венчалось экзекуциями: одних осужденных облекали в санбенито и шутовские колпаки, других стегали плетьми, третьих стражники и монахи волокли на "жаровню".
"Жаровня" располагалась на соседней площади, куда вслед за смертниками переходили церковные и светские нотабли и рядовые горожане.
Здесь накануне сооружался эшафот со столбом в центре, к которому привязывали осужденного; завозились дрова и хворост, которыми обкладывался эшафот.
Сопровождавшие смертников монахи и "родственники" пытались в эту последнюю минуту вырвать у своих жертв отречение.
О желании раскаяться осужденный мог дать знать только знаком, так как, опасаясь, что он будет агитировать перед народом в пользу ереси, его часто вели на казнь с кляпом во рту.
Когда зажигался костер, особо уважаемым прихожанам предоставлялось почетное право подбрасывать в огонь хворост, чем они приумножали перед церковью свои добродетели.
Хотя палачи пытались так устроить костер, чтобы он пожрал осужденного, не оставив и следа от него, эта цель не всегда достигалась.
В таких случаях обуглившиеся останки рвались палачами на мелкие части, кости дробились, и это ужасное месиво повторно предавалось огню.
Затем тщательно собирался пепел и выбрасывался в реку.
Подобной процедурой инквизиторы пытались лишить еретиков возможности заручиться останками своих мучеников и поклоняться им.
Если осужденный на костер умирал до казни, то сжигали его труп.
Сожжению подвергались и останки тех, кто был посмертно осужден.
В испанской и португальской инквизиции было принято сжигать на костре куклы, изображавшие осужденных (казнь in efigie). Такой символической казни подвергались осужденные на пожизненное заключение, а также бежавшие из тюрем или от преследований инквизиции ее жертвы.
В Испании аутодафе достигло поистине грандиозных по своим размерам, пышности и театральности форм.
Оно приурочивалось к большим церковным праздникам или торжественным государственным актам - восхождению на престол нового монарха, его женитьбе, именинам или рождению королевского сына.
В 1680 г. в Мадриде состоялось аутодафе в честь женитьбы Карла II на французской принцессе Марии-Луизе Бурбон, дочери герцога Орлеанского и племяннице Людовика XIV.
X.А.Льоренте отмечает по этому поводу, что "суровость инквизиторов была так велика и народное чувство было так испорчено, что думали угодить новой королеве и оказать ей достойную ее почесть, присоединив к брачным торжествам зрелище большого аутодафе из ста восемнадцати жертв, значительное число коих должно было погибнуть в огне и осветить последние моменты этих торжеств". Льоренте X.А. "Критическая история испанской инквизиции".
"В семь часов утра начали выходить солдаты веры, а за ними вынесли крест приходской церкви св.Мартина, одетый в черный покров, и вышли двенадцать священнослужителей в стихарях и вслед за ними сто двадцать осужденных, каждый - между двух служителей.
Тридцать четыре первых следовали в изображении, и мертвые и бежавшие, из коих тридцать два были отпущены и как таковые шли с коронами на голове, отмеченными пламенем...
Другие две статуи шли в санбенито, и у всех на груди начертаны были большими буквами имена тех, кого они представляли.
Из осужденных, представших во плоти, следовали одиннадцать покаявшихся и отрекшихся; одни - осужденные за двоеженство, другие - за суеверия, третьи за лицемерие и ложь: все с потушенными желтыми свечами в руках.
Лжецы и двоеженцы - с колпаками на голове, некоторые с веревками на шее и столькими узлами, сколько сотен плетей они должны были получить по приговору, дабы лучше можно было дать отчет о каждом осужденном в отдельности.
За ними следовало пятьдесят четыре еретика, примиренные, все в санбенито с полукрестами св.Андрея, а другие с целыми крестами и со свечами, как предшествующие.
Немедленно следовали двадцать один отпущенный, все с коронами на голове, в коротких плащах с пламенем, а упорствующие - с драконами среди пламени, и двенадцать из них с кляпами во рту и связанными руками.
Костер был шестидесяти футов в окружности и высотой - семи, и поднимались к нему по лестнице шириной в семь футов, сооруженной с таким расчетом, чтобы на соответственном расстоянии друг от друга можно было водрузить столбы и в то же время беспрепятственно отправлять правосудие, оставив соответственное место, дабы служители и священнослужители могли без затруднения пребывать при всех осужденных.
Костер увенчивали солдаты веры, коих часть стояла на лестнице, на страже, дабы не поднималось больше определенного необходимого числа лиц; но скопление народа столь увеличилось, что порядок не мог быть соблюден во всем и, таким образом, выполнено было если не то, что надлежало, то хотя бы то, что возможно было выполнить...
Засим приступлено было к казням: сначала удушены были гарротой возвращенные, засим преданы огню упорствующие, кои были сожжены заживо, с немалыми признаками нетерпения, досады и отчаяния.
И, бросив все трупы в огонь, палачи поддерживали его дровами, пока окончательно не обратили трупы в пепел, что совершилось часам к девяти утра"...
При колесовании приговоренного сначала распластывали на земле и привязывали к кольям. Затем палач медленно, по очереди разбивал вдребезги все крупные кости приговоренного тяжелым колесом, просовывал искалеченные конечности сквозь спицы, привязывал их, и поднимал изувеченного приговоренного, привязанного к колесу на верх шеста. Потом колдунов и ведьм сжигали, остальные расклевывались...
Вот так церковь превращала изуверство в развлечение.
Беспристрастно рассматривая деятельность церкви, нельзя не заметить за карамельностью Спасителя, обещающего рабский рай для своих рабов, его безжизненность без непрерывной эманации беспокойства, страха, страданий и мучений живых существ - слепых жертв очередного обожествленного некрофила; и изуверство становится явным, естественным процессом некромансерства. Проще говоря, изуверы всегда и везде черпали, черпают и накапливают могущество из эманации беспокойства, страха, страданий и мучений жертв, а "светская" власть из крови убиенных - это разделение и поныне показывает суть разделения власти. Нужно всего лишь не предавать себя "преданности до фанатизма" - этому обычному мороку заигравшихся лицедеев.
Таким образом создавался христианский "образ жизни", с таким энтузиазмом воспринятый впоследствии ревнителями буржуазного общества.
Факультативно:
Костер использовался инквизицией и для другой цели - уничтожения сочинений вероотступников, иноверцев и неугодных церкви писателей.
Факультативно:
Список архиепископа Кельна 1757 года
Плата взимаемая с обвиняемых, или с имущества обвиняемых, или с родственников обвиняемых, или с налогов, собранных с населения указана в имперских талерах (28.3 грамма чистого серебра), и в альбах (1/16 имперского талера)
За обезглавливание и сжигание, включая все - 5/26
За необходимую для этой процедуры веревку и за подготовку и разжигание костра - 2/0
За удушение и сжигание - 4/0
За веревку и за подготовку и разжигание костра - 2/0
За сжигание заживо - 4/0
За веревку и за подготовку и разжигание костра - 2/0
За разрывание заживо на колесе - 4/0
За веревки и цепи для этой процедуры - 4/0
За собирание тела, привязанного к колесу - 2/52
За отрубание руки или нескольких пальцев и обезглавливание, за все вместе - 3/26
То же самое; кроме того, за прижигание раскаленным железом - 1/26
За необходимую веревку и ткань - 1/26
Перед началом действительной казни за сдавливание преступника раскаленными докрасна щипцами, помимо вышеупомянутой платы за повешение, за каждый пункт в отдельности - 0/26
За отрезание всего языка или его части, а после этого за прижигание рта раскаленным докрасна железом - 5/0
За необходимые для этой процедуры обычные веревку, щипцы и нож - 2/0
За прибивание гвоздями к виселице отрезанного языка или отрубленной руки - 1/26
За телесное наказание, включая розги - 1/0
За порку - 0/52
За привязывание к позорному столбу - 0/52
За привязывание к позорному столбу и за порку, включая веревку и розги - 1/26
За устрашение показом орудий пыток - 1/0
За пытку первой степени - 1/26
За размещение в устройстве и раздавливание большого пальца руки - 0/26
За пытки второй степени, включая вправление конечностей после этого, и за использованную мазь - 2/26
Однако в том случае, если лицо должно быть подвергнуто пыткам обеих степеней, палачу надлежит получить за пытки обеих степеней, последующее вправление конечностей и за использование мази; за все это ему должно быть заплачено - 6/0
и т.д.