Я - Стас, зовут меня так, вернее, звали или еще будут звать, если повезет, не знаю, да и гадать не хочу, слишком неблагодарное это занятие при наших обстоятельствах. Говорю наших, потому что уже битый час несемся как угорелые по этим чертовым катакомбам, почти без света, не разбирая дороги и чуть ли не на ощупь. Кровь долбит в виски, сердце рвет грудь, а легкие только что не лопаются, в общем, состояние самое что ни на есть никудышнее. И ко всему прочему еще и страшно до жути, потому-то и ломимся куда глаза глядят, не запоминая ни куда сворачивали, ни как выглядят оставляемые позади тоннели, концентрируясь лишь на тусклом освещении под ногами и, с содроганием, на вызывающих марши мурашек по коже звуках позади. Спина мокрая, липкая, во рту противный, мерзкий привкус, руки сбиты и исцарапаны - иногда приходится буквально продираться через встречающиеся узкие лазы - а погоне все нипочем, преграды позади рушатся только так, с ходу, порождая звуки чудовищных обвалов и жуткие канонады трескающейся и лопающейся породы. И тогда все ревет и гремит, земля дрожит, передавая вибрации в и так предательски подгибающиеся колени, и становится только хуже, а в голове крутится лишь одна единственная мысль: "Как же я влип-то во все это дерьмо?"
Со мной еще четверо неудачников, незнакомых и несколько странных, судя по их одежде и редким фразам, кроме, разве что, одного - корешу моему, Владиславу, тоже выпал несчастливый билет, и теперь он пыхтит, сбивая ноги, за моей спиной, позади, периодически чертыхаясь и матерясь под нос, и ему тоже ой как несладко. И ладно бы еще знать, от чего драпаем, так ведь останавливаться и проверять не очень-то и хочется, слишком уж агрессивно настроено несущееся за нами нечто, слишком уж явные намерения питает. По крайней мере, как на меня. Бегущая впереди меня девушка вдруг спотыкается и летит вперед, безрезультатно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но стены абсолютно гладкие, словно специально отшлифованные, почти стекло. И мне чудом удается зацепить ее за руку и дернуть на себя, на рефлексах, чисто интуитивно, бездумно, и тут же аккуратно толкаю ее вперед. Бежать, только бежать, времени больше нет ни на что. Сзади в спину тут же врезается Влад, выдавая очередную нецензурную брань, а через мгновение темп вновь подхвачен и наши легкие в унисон продолжают гонять вязкий, слегка гнилостный воздух, разгоняя в крови кислород.
Вообще пейзаж вокруг довольно уныл и мрачен, мелькающие в своей однообразности стены почти ничем друг от друга не отличаются, представляя собой прорубленные в скале ходы разнообразной ширины и высоты. Иногда встречались и земляные пласты, но их, все же, было значительно меньше, ноги, в основном, месят грубую и твердую скальную поверхность. А довольно тусклый и откровенно хреново освещающий вокруг пространство свет, исходящий от впереди бегущего, не знаю, что там у него за фонарь такой, не дает зацепиться взгляду за что-то более толковое. И потому лишь голые и неровные, серые стены, такой же потолок и не менее ущербный пол, периодически заставляющие пригибаться и, чуть ли, не ползком пробираться дальше. Такого веселого спринта у нас было уже не мало, а учитывая прекрасную мотивацию, спешащую наравне с нами в ту же сторону и, в чем я абсолютно не сомневался, с несколько иными целями, происходящее все больше и больше походило на дурной сон.
Стены впереди вдруг стали расходиться, и мы оказались в небольшой, но достаточно высокой пещерке, заканчивающейся чуть дальше тремя почти одинаковыми выходами, с той лишь разницей, что два из них располагались в нескольких метрах над землей. Тут же мелькнула мысль: "Это типа чтобы не особо раздумывать?" И тут же исчезла, как только наш ведущий, его я, кстати, так еще толком и не рассмотрел, метнулся вперед, выбрав единственный очевидный вариант. Кстати, следуя за ним мы пока еще ни разу не наткнулись ни на один тупик и ни разу не попали в какое-нибудь более сложное положение, замедляющее наше позорное бегство. Хотя о каком позоре может идти речь, рвущая буквально на части проходы за нами тварь не только не отставала, но и, судя по звукам, даже слегка поднажала, ускорившись и немного приблизившись. И словно по закону подлости, когда беда не ходит поодиночке, притягивая к себе целый сонм подлянок и неожиданностей, зачастую весьма неприятных и неуместных, произошла еще одна гадость, и вляпаться в нее довелось почему-то именно мне.
Бежавшие впереди пронеслись по, казалось бы, ничем не выделяющейся на общем фоне поверхности так, как и положено, словно по обычной земле. У меня же под ногами тут же раздался треск, что-то грохнуло, смялось, порождая все усиливающуюся дрожь, и через мгновение я уже проваливался вниз, чувствуя, как по ребрам неприятно царапают острые края открывшегося зева. Влад, было, тормознул, ухватив за руки в попытке вытянуть, вытащить наверх, но меня словно утаскивало вниз, и никаких его сил, ни за что не хватило бы этому противостоять.
- Беги, мать твою! - выкрикнул из последних сил и ухнул во тьму.
Далее было лишь падение, недолгое, но довольно болезненное, локти и колени тут же стали кровоточить еще больше, а затылок теперь саднил, отдавая ноющей болью и долбя черепушку каждые пару секунд, словно напоминая, что хреново может быть еще и от этого. А потом рывок в пустоту и свободный полет, недолгий и отнюдь не менее страшный - в горле застыл ком так и не вырвавшегося вскрика. И вдруг резкий, неожиданный удар, спину пронзила раскаленная игла и тут же пришла тошнота, рот наполнился кровью. Некоторое время я просто медленно умирал, кончаясь от ощущений и прощаясь с жизнью, пока не понял, что сдохнуть так просто не удастся и придется еще помучаться. Время приобрело свойство резины...
Чуть позже, наконец, ощутив в себе силы разлепить глаза и сплюнуть кровь, с некоторым удивлением обнаружил, что, во-первых, вокруг довольно светло и можно вполне сносно разглядеть как потолок, так и противоположную стену небольшой пещеры, в которую несчастливая судьба выписала мне билет. А во-вторых, что не один, совсем не один, и это "не один" с таким же интересом, причем ничуть не меньшим, рассматривает и меня. А посмотреть было на что, благо освещение, хоть и тусклое, все же давало возможность более-менее сносно разглядеть замершего напротив напарника по несчастью. И констатировать факт - девушка, однозначно, но вот только несколько странная, и эта странность, не давая мне покоя, даже слегка отвлекала от собственного плачевного состояния.
- Ты кто? - просипел окровавленными губами, ощущая, как из уголка струйкой потек карминовый ручеек.
- Ты умираешь, - и в этой ее фразе совсем не было ни сочувствия, ни сожаления, просто голая правда, сухая и бездушная. И я вдруг понял, что она права, по всем ощущениям жить мне осталось совсем недолго, резь внутри усиливалась даже при вдохе-выдохе, чего уж говорить о каком-либо движении. Дерну пальцем и тут же окочурюсь - вот как, скорее всего, будет, и это печалило.
- Ага, - в груди вновь кольнуло, заставив скривиться.
- А я тут прячусь, - как-то отстраненно заметила та, сощурившись и пристально вглядываясь в меня, словно в попытке разглядеть нечто нужное и давно ожидаемое. Странное ощущение от взгляда, как на меня.
- Ага, - только и смог повторить, готовясь к очередной игле боли, но получил сразу две: там же, где и раньше, и еще одну, ниже: нутро вдруг начало скручивать и сворачивать мертвыми узлами, показывая, что хреново может быть еще и так, и вот эдак, а потом и так, и вот так.
- Скучно, - вымолвила незнакомка и вдруг, резко дернувшись, оказалась совсем рядом, лицом к лицу, зависнув сверху в считанных сантиметрах, - устала я, очень, понимаешь?
Я смежил веки, соглашаясь, а когда открыл глаза, девушка вновь сидела на старом месте, сверля меня омутами бездонных глаз.
Странная она, словно из воска, да и бледная, нездоровый цвет кожи, хоть и не портил ее внешнего вида, все же придавал какой-то неестественный, я бы даже сказал таинственный образ, будто она и не она вовсе. А нечто совсем иное, только кажущееся живым существом из плоти и крови. Невероятно умело и искусно вылепленная статуя, и даром, что только что двигалась и говорила, слишком уж бросалась в глаза ее необычная внешность. Вроде бы, все на месте, и в то же время все не так, в общем, затуманенный болью мозг так и не смог определиться с тем, кто же передо мной, обычная девушка или плод одурманенного сознания, уже ищущего отблеск света в конце тоннеля.
- А знаешь, мы ведь можем помочь друг другу, - интерес в ее глазах вдруг буквально вспыхивает на голом месте, - хочешь, расскажу как?
- Х-хочу, - с хрипом и присвистом, тяжело выдавливаю через силу, умирать не хотелось очень.
- Ты будешь жить, а я, наконец, освобожусь, скучно здесь, - и вновь улыбается.
Моргаю, переваривая услышанное.
- Ч-чего?
- Я дам тебе жизнь, вернее то, что здесь называют нежизнью, - почти смеется, и красиво так, зубки аккуратные, мелкие, - со всем прилагающимся.
Смотрю на нее непонимающе.
- Но ты должен сам этого захотеть, сильно и очень страстно, без этого не получится, - а глазами так и пожирает уже, чуть ли, дыры не прожигая.
- Х-хорошо, - рвется из груди через силу, да и о чем тут думать, почти кончаюсь от боли, и если бы не сведенное горло и начавшееся очагами распространяться по телу онемение, уже орал бы, как резаный.
- Тогда, - она вновь зависла надо мной, - целуй.
И прильнула ко мне губами. Шок. Холодные, мертвые и безжизненные. В них не было ни крохи тепла, лишь холод, моментально сковавший рот и начавший распространяться дальше, медленно и не спеша. И глаза напротив - глубокие, бездонные и смотрящие, как мне показалось, с такой надеждой и ожиданием, что мозг словно протрезвел, разом ухватив целостность картины. И главным в ней было то, что уйдет боль, исчезнет мука, прекратится агония и плевать на мрамор чужих губ и неестественность ее лица, плевать на то, что передо мной явно не человек и ожидать можно было всего, что угодно, плевать на все. Жить, я хотел лишь жить, и потому ответил, как мог, ощутив вкус ее рта и языка, страстно встретившего мои поползновения, почувствовал упругость девичьей груди, не менее мерзлой, чем уста. Ощутил тонкие руки у себя на шее, нежно обвившие так, будто и вправду между нами проскочила искорка любви, заставляющая сердца трепыхаться в унисон и почти петь в одну ноту. Вот только мое не трепыхалось, а рвалось вон, и с каждым мгновением его судороги становились лишь сильнее и резче, будто билось оно в последний раз. Но я не отступал, да и некуда уже было, меня словно одурманило, заставляя тонуть в омуте ее глаз, желая слиться с ней еще больше, это было сродни наркотику, хотелось еще и еще, без остановок и лишь нескончаемым продолжением феерических ощущений. А спустя мгновение ощутил ручеек чужеродной сущности, через поцелуй, ставший чем-то на подобии связующего элемента, с каждой секундой все более уверенно проникающий внутрь меня, стекающий с ее языка и устремляющийся в мое горло.
В нем тут же запершило, несильно так, слегка, будто бы отмечаясь о происходящем. И мозг воспринял это как данность, словно так и должно было быть, тем более что ее язык все порхал и сливался в танце с моим, завораживая и приковывая к себе, скрепляя не хуже стальных цепей, охватывая разум, волю, подчиняя желания и навязывая то единственное, что теперь только и имело значение. Ее увядание - и мое возрождение, и чем больше от нее передавалось, тем отчетливее это понималось, тем осознаннее становилось происходящее. Девушка отдавала свое естество, намеренно губя себя, отказываясь от дара жизни, от всего того, что позволяло ей существовать. А я впитывал, словно губка, все до последней капли, последней песчинки, поглощая так, словно ничего другого в этом мире больше не оставалось и ничто не имело значение.
Глаза напротив стали тускнеть, лицо слегка осунулось, потемнело, начали отчетливо выделяться скулы. Руки, до этого крепко, но осторожно поддерживающие мне шею, утратили силу и безжизненно опали. И теперь мы просто лежали, припав друг к другу губами и продолжая поцелуй, соединяющий наши сущности. На протяжении всего этого действа по телу продолжала разливаться прохлада, от былого едкого, колючего мороза, каждое мгновение захватывающего по сантиметру моего тела, не осталось и следа, а вскоре пропало и это, не оставив после себя совершенно никаких ощущений. Мир тонул в красках, в глазах рябило и плыло, мутнея, смешиваясь и распадаясь на невообразимые по своим формам и размерам элементы, от которых в голове все словно полыхало, грозя вот-вот взорваться. Миг же, когда всему пришел конец, отпечатался в памяти не самым лучшим образом, принеся ощущение некой недосказанности, чего-то неопределенного, не завершенного, будто незнакомка не успела передать всего, что задумала.
Наши уста разлепились, она в последний раз взглянула на меня полузакрытыми, потухшими очами, больше похожими теперь на два мутных болотца, и вдруг опала, съежившись и усыхая, прямо на мне, в считанных сантиметрах от лица. Ее тело кукожилось и покрывалось струпьями, комкалось и осыпалось, постепенно уменьшаясь в размерах, и все это на моих глазах, с немым ужасом наблюдающих, как еще пару мгновений назад живое существо с невероятной скоростью вычеркивалось из этого мира. Через несколько мгновений ее просто не стало, даже то немногое, что осталась после, вдруг осело прахом, и тут же разметалась по сторонам. Все было кончено. Ее не стало.
Дикое, непередаваемое чувство неопределенности, когда смотришь в одну точку, не зная, как это прервать, как закончить, обрушилось на меня совершенно внезапно. Ступор. Паралич мозга, ни мыслей, ни проблеска сознания, словно внутри черепушки что-то переписывалось, выстраиваясь в новые логические цепочки и запуская компьютер заново. Ощущения были сродни обреченности и, в то же время, похоже на ожидание чего-то нового, слегка омрачающееся утерей старого. Как-то так, объяснить словами подобное просто невозможно, лишь только испытать на себе, прочувствовать всю глубину происходящего, горечь потери и радость возрождения, все вместе, перемешанное и путающее так, что даже слов не подобрать, их просто бы, не хватило. Речь была забыта, как, впрочем, и все остальное.
Не знаю, сколько это длилось, но вот, наконец, мир вокруг дрогнул и сошел с мертвой точки, запускаясь и включаясь заново. Я моргнул раз, другой, третий и понял, что не дышу. Вернее, грудь тут же пошла вверх, нагнетая в легкие воздух, но и только, это уже не было нужно, будто дань традиции, почившей и ставшей теперь лишь привычкой, не более. И еще, боли больше не было, как и всего остального, появилось некое осознание, что ли, дающее возможность по-иному воспринимать себя и окружающее, что слегка сбивало с толку. Хотя чего я вру, не просто слегка, а конкретно, заставляя буквально цепенеть, так как с каждым мгновением это ощущение лишь усиливалось, и первая же попытка подняться тут же провалилась. Кулем упал наземь, буквально поглощенный, затапливаемый новыми для меня чувствами, и ох, как же их было много.
Вдруг дошло, что пещера не цельная, а дальняя стена замурована и залатана чем-то на подобии костяного покрова. Черт, не на подобии, это и были кости, причем много, и толстые, ни за что не сломать и не пробить, да и маскировка хороша. Некоторое время тупо лежал и пялился в стену, силясь понять, что со мной не так и как теперь быть. Но время расставило по местам все само, дав понимание и чувство уверенности, словно всю жизнь только этим и занимался. И если внутренне, душой, что ли, естеством, принято все это было, словно так и надо, то разум продолжал цепенеть, с трудом воспринимая открывшиеся возможности. Что говорить, свыкнуться с подобным оказалось не просто и получилось далеко не сразу, но первый шаг я, все же, сделал. Поднялся. Затем нетвердой, пошатывающейся походкой, словно и не на своих двух иду, сделал еще с десяток шагов, и вот, передо мной застыла непреодолимая преграда. Рука интуитивно коснулась поверхности, словно оглаживая, и восприятие изменилось, явив множество вошедших одна в другую толстенных костей. Их было чудовищно много, просто нереально сколько, наглухо запечатывающих один единственный отсюда проход, ели не считать дыры в потолке, через которую я свалился. Но до нее мне никак не добраться, слишком высоко. И, тем не менее, преградой это тоже не было, потому как часть сущности, до этого бывшая в девушке, и возводила этот заслон, и, скорее всего, именно от того, что гнало нас по тоннелям ранее. Очередной взмах руки заставил костяную тюрьму дрогнуть и начать расходиться, совершенно беззвучно, словно и не терлись сейчас друг о друга десятки и сотни громадных костомах, будто воздух не передавал здесь вибрации. Но объяснение было и этому, так было нужно, для конспирации, потому так и происходило.
Открывшийся проход оказался довольно большим, что в ширину, что в высоту, и лишь сам вход в пещерку был сродни бутылочному горлышку, словно естественная защита, выбранная совсем не случайно. И чем дальше я шел, тем больше уверялся в предположении, что все это действительно возводилось лишь с одной единственной целью - защититься, не дать до себя добраться. Это что же получается, она намеренно замуровала себя в этой клетушке? И сколько же тогда здесь просидела, совсем одна, взаперти? Как она там говорила, "скука"? Мысль пришла словно озарение, ей просто надоело жить, любое мыслящее существо при подобных условиях либо сойдет с ума, либо покончит с собой, не выдержав таких условий. А девица, или кем она была, явно уже перешла за обе эти черты и, вполне возможно, что не без ее помощи я и провалился в ту злосчастную нору. Хотя, кто наверняка знает, теперь уже никто.
Вздохнув, скорее по привычке, нежели по необходимости, сделал еще пару шагов и замер с занесенной вверх ногой - дальше защиты не было. Осознание этого просто появилось в мозгу, будто и всегда там было, мгновенно угнездившись и прочно заняв свое место. И тут же пришло еще одно знание, кусочек мозаики, без которого пока не складывалась вся головоломка или, хотя бы, ее часть. Во всей округе единственным и полновластным хозяином была поставленная для моего уничтожения могущественная тварь, загнавшая, поначалу, мою предшественницу в эти горы, уничтожившая все живое, что только попадалось на пути, и продолжившая гонять ее до тех пор, пока девушке не удалось спрятаться, схоронившись, в конце концов, в той каморке. Вот такое вот дерьмо, и я опять в нем, сделаю лишь шаг - и монстр обязательно узнает обо мне. И что тогда будет, оставалось лишь гадать. Найдет, убьет, или не убьет, к тому же, он еще гонит, наверное, Влада с теми двумя, или уже нагнал, в общем, полнейшая неизвестность. И что тогда остается мне, рискнуть и попытаться выбраться, ведь как-то же они сюда попали вдвоем, гоняясь и убегая, или не выходить и забиться в ту же пещерку, и сойти ума, в конце концов. Выбор казался очевидным, и я сделал шаг.
- ТЫ МОЙ...
Меня чуть не подбросило с перепугу, заставив лихорадочно оглядываться по сторонам, судорожно дергаясь и нервно моргая. Что за нахрен, кто здесь? Но - ничего, сплошная тишина. Почудилось? Так реально? Будто около самого уха чьи-то губы разошлись в зловещем шепоте или почти крике, прозвучав словно приказ и утверждение вместе взятые. В них не было сомнения, лишь гнев и возмущение, и требование, напоминание и много еще чего другого. Два слова буквально пробрали меня до глубины души, породив нездоровые, болезненные ощущения угрызения совести, укора и смятения, наглухо лишив возможности рационально соображать на некоторое время. И я оглядывался, вслушивался, чертыхался от собственной тени, постепенно приходя в себя. И в том, что нет, не почудилось, уверялся все больше и больше, как и в том, что губы, если они вообще были, шептали прямо в мою душу, в голову, порождая все то, что сейчас испытывал, и буквально дезориентируя, сбивая с толку. Гадкие ощущения, нехорошие.
А потом был бег, сначала неспешный, когда петляющий коридор змеей водил от одного полутемного чертога до другого, потом ноги несли меня уже во всю прыть, когда глаза свыклись со скудным освещением и неровности поверхности уже не вызывали какой-либо опасности. И чем дальше бежал, тем сильнее крепла уверенность, что оно уже близко, еще не почувствовало меня, но совеем скоро, еще немного, еще чуть-чуть и наверняка уловит мое присутствие. И тогда неизвестно еще, что эта тварь предпримет: отстанет от удирающей троицы и кинется на мои поиски, или продолжит их гнать до последнего. А в том, что они все еще живы, у меня не было ни малейшего сомнения, я буквально чувствовал три жизни уровнем выше и одну, лишенную одушевленности тупую машину позади них. Именно так, гнавшая их тварь была не более чем механизмом, или чем угодно еще, но только не живым существом, больше походя на запрограммированного робота, хотя и это сравнение казалось слишком далеким от истины. Но удивляться подобным ощущениям было некогда, совсем скоро, может через пять, а то, и десять поворотов мы выйдем на одну прямую, в один тоннель, и я все увижу своими глазами, и тогда решится все сразу и окончательно, жить мне, или нет. Так что ноги продолжали месить скальный пол, глаза цепко выхватывали все подробности уводящего вперед коридора, пыльного и явно рукотворного, кто-то когда-то знатно здесь постарался, выдалбливая все эти ходы, пещеры и гроты. Иногда встречающиеся помещения смахивали на какие-то склады, иногда на огромные залы, в которых некогда могли собираться неизвестные обитатели гор, решая свои извечные вопросы. Все могло быть, но не осталось от тех времен никакой памяти, лишь эти проходы, лабиринтами проходящие на многие километры через сеть гор. Это тоже было знание от предшественницы, обрывками всплывшее буквально пару секунд назад, странные это были ощущения. Бежишь, бежишь, и вдруг осознаешь то, о чем еще несколько мгновений назад не имел даже представления, вроде как в памяти всплывает нечто из детских воспоминаний, зыбкое, нечеткое и расплывчатое. И чем дольше ты на нем сосредотачиваешься, тем ярче и контрастнее оно становится, обрастает нюансами и становится более точным, полным и объемным. Но чудесами я бы это не назвал, нет, не так уж все сладко пока складывалось, что бы выглядеть чем-то положительным, вокруг так и витал ореол страха, еще не владеющего мной, но постоянно подстегивающего, словно напоминающего - не расслабляйся, все может обернуться еще более хреново, попробуй только зазеваться. И вот в такой атмосфере и двигался, ожидая каждую секунду какой-то гадости, хотя по ощущениям все еще не был обнаружен, тварь обо мне не знала, целиком поглощенная своей охотой.
Очередной виток чуть не дал мне закончить жизнь самоубийством, и я буквально на самом краю обрыва каким-то чудом умудрился вцепиться в край стены, судорожно сжав пальцы. Глаза же буквально прикипели к открывшейся картине, сразу расставившей все по своим местам, черт, как же странно играет-то с нами судьба. Внизу, где-то на расстоянии трех этажей раскинулось настоящее поле обломков и разрухи, укрывающих в слабоосвещенном пространстве довольно большое пространство. Некогда здесь явно что-то было построено, но сейчас все превратилось кучу каменных глыб, трещин, ям, рытвин и прочие признаки слишком долгого запустения, что бы нести в себе хоть какие-то признаки былого обитания. Лишь только где-то можно было углядеть края чудом сохранившихся стен, крыш и прочих признаков рукотворной деятельности. И посреди всего этого бедлама истерично скакала троица, прячась и удирая от ломящегося по прямой чудовища, возвышающегося над ними всеми на добрые метра два, а то и три. А когда тварь припадала на все конечности, то в холке почти равнялась с ними в росте, сразу же приобретая в длине и начиная противно сучить по земле сонмом костяных ног. Гадина оказалась тем еще уродом, хренова многоножка с жутким червеобразным зевом вместо головы и кошмарно выглядящей постоянно шевелящейся бахромой вокруг пасти. И когда очередной завал камня буквально разлетелся на куски под ее напором, обдав тучей гранитного крошева удирающие фигурки, у меня сформировалась идея, глупая, безрассудная, но, все же, имеющая шансы на успех. Ведь там, в той стороне, куда явно не добегут эти бедолаги, белело пятнышко выхода, такого далекого, и одновременно такого недостижимого. И если моя затея все же удастся, то... то лучше не загадывать, тем более, что и сам толком не знал, смогу ли исполнить задуманное.
Поначалу пугавшая высота была преодолена за считанные мгновения - перевалить через край, опуститься на руках и, молча про себя чертыхаясь, разжать пальцы, что бы тут же впечататься пятками в бетонной твердости поверхность. И... не почувствовать боли, что даже сбило с толку, но размышлять над этим было некогда, нужно еще пересечь метров сорок по почти открытому пространству, рискуя быть замеченным раньше срока. Да и потом, сработает ли, кто знает, слишком уж много тут зависело от посторонних факторов. И если бы не обстоятельства, никогда бы на подобное не решился. Наконец, добравшись до захоронения, протянул руку и уже более явственно ощутил покоящиеся под грузом тверди сплющенные осколки некогда целого скелета, огромного, гораздо более внушительного даже чем беснующаяся неподалеку тварь. И кстати довольно странно, что меня до сих пор не учуяли, потеряла нюх за все это время, что ли?
Ошметки скелета дернулись и заскрежетали в безуспешной попытке выбраться наружу. Но как бы я ни тужился, как ни пыхтел, ничего не выходило, слишком толстым и плотным был слой тверди, никак не пробиться, не вытащить. А сбоку уже вовсю причитали, крича и отвлекая монстра с одного на другого, и чудовище пока велось, бешено мечась из стороны в сторону. А потом гадина таки загнала беглецов и теперь неистово колотила конечностями и всему, чему только могла, явно разрываясь в выборе и уничтожая одну преграду за другой. И совсем скоро у них просто не останется, за чем прятаться, и тогда все, конец. Не им соревноваться в скорости с монстром, не им с ним тягаться, чудо, что все еще живы, так что медлить уже не имело смысла, пора.
- Эй, ты! - и что есть мочи, размахнувшись, швырнул подобранный с земли осколок камня. И попал, тут же ощутив на себе чужой взгляд: тяжелый, злобный, яростный, заставивший поежился, настолько недобрым прошило мою бренную тушку, недобрым и многообещающим. Раньше бы по спине уже маршировали мурашки, неся своей поступью волны страха, заставляя сердце забиться в истерике и ухнуть с истошным, позорным писком в одну из пяток. И даже больше. Но только не сейчас, внутри будто вырос стержень, нечто новое, другое, чего не было ранее, но ставшее теперь неотъемлемой частью, с которой придется осваиваться и знакомиться почти с нуля. В случае если переживу следующие минуты.
И в следующее мгновение сделал то единственное, ради чего все это и затевалось, на что делалась основная ставка, ради чего шел на такой риск. Тварь в считанные секунды преодолела разделяющее нас пространство и с диким ревом, рвущим барабанные перепонки, метнулась ко мне, широко распахнув ротовые пластины. Камень под моими ногами треснул и взорвался каменным крошевом, встретив и приняв на себя чудовищный бросок кошмарной гадины, не выдержав напора, сдавшись. А я, подобно пушинке, так и не успевшей вовремя отпрыгнуть в сторону и оттого лишь вскользь задетый и потому не раздавленный, летел в противоположную сторону, бешено кувыркаясь и пытаясь свести воедино пол, стены вдалеке и потолок, и себя во всем этом, в дезориентирующей мешанине мельтешащих образов и картинок. И упуская тот единственный шанс, ради которого все и затевал. Удар о землю, к удивлению, не принес никакой боли, и дал-таки ту драгоценную секунду, что и решила дальнейшее мое существование. Руки сами рванули вверх и в стороны, на пределе сил указывая захороненным под давшей слабину твердью костям выход наружу и те, подобно острейшим кольям, метнулись к цели. В одно мгновение тысячи почерневших обломков пробили землю и вошли в тело монстра, частью застревая в нем, иногда ломаясь и крошась о броню, а некоторые даже прошивали его насквозь. Жуткий, невообразимо громкий и ни в какое сравнение не идущий с предыдущими рев огласил своды пещеры. Нанизанная, словно мотылек на иголку, тварь пыталась слезть с пробивших ее костяных копий, ломая их и оставляя у себя внутри, разрывая внутренности и лишь еще больше насаживаясь на их обломки. Каждое ее движение только усугубляло и так незавидное положение, нанизывая монстра все больше и больше, у меня же уже просто не было сил додавить, будто поток, дающий мне все это, пересох, оставив после себя лишь слабый, ни на что не годный ручеек. И я тупо сидел, опершись о край приютившей меня глыбы, и смотрел на агонию чудовища.
Постепенно его метания стали затихать, а рев становился все тише, и тише, пока, наконец, и вовсе не перешел в какое-то подобие полудохлого ворчания. Краем глаза отметил движение - это умудрившаяся таки выжить троица собралась поодаль и с замиранием следила за агонией медленно издыхающей гадины. Им, небось, также не верилось, как и мне, слишком уж несопоставимы были наши силы, слишком уж малы шансы, и то, что мне подобное удалось, никак кроме как удачей нельзя было и назвать.
Влад, таки заметивший мою полусидящую тушку, начал осторожно пробираться ко мне, периодически бросая на продолжающего извиваться на кольях монстра опасливые взгляды. Да только зря, никуда тот уже не денется, слишком прочно нанизал себя, дурачина, слишком крепко засел, червяк безмозглый.
- Живой, - почему-то шепотом проговорил друг, осторожно присаживаясь рядом и все еще косясь на монстра.
- Бывало и похуже.
- Ага, - он, наконец, соизволил-таки повернуться ко мне и замер, постепенно округляя глаза. И мне это сразу не понравилось:
- Чего? - тут же сам собой с губ сорвался вопрос.
- Ты как себя чувствуешь? - слегка севшим голосом и, опять-таки шепотом, спросил он.
- Нормально, жить буду, а что?
- Твое лицо, - он перевел взгляд ниже, - и руки...
Пару мгновений мы молча буравили друг друга взглядами, потом я, все же, соизволил опустить глаза вниз - лучше бы я этого не делал. Кисти почернели и покрылись сеточкой трещин, кое-где проявились странного вида рубцы и нарывы, превращая кожу в некое подобие пористой, мелкоячеистой корки. При касании же создавалось ощущение, будто трогаешь пемзу, не так жестко, конечно, но от этого ощущения не становились менее кошмарными. Но хуже всего стало после того, как пальцы прошлись по щеке. Рот открылся сам собой, и закрылся, потом губы разошлись вновь, и снова сомкнулись, не в силах вымолвить ни звука. В груди же рос ком отчаяния, и также пришло понимание того, чем еще наградила меня незнакомка.
- Стас, ты... - Влад вновь попытался что-то сказать, и не смог, видя тщетность моих усилий, попытки свыкнуться с реальностью, осознать губительную правду, и по его лицу я видел, насколько ему жаль, друг действительно переживал и просто не знал, что сказать, чем помочь.
- Я, в порядке, - наконец просипел одними губами, замечая, как в нашу сторону направляются остальные двое.
- Главное, мы выжили, - кивает он.
- Выжили, - соглашаюсь, - а они? - показываю глазами в сторону приближающихся.
- Нормальные ребята, - вздыхает, - только потому и живы.
- Отлично, - и замечаю, как в ступоре замирают две фигуры, наконец рассмотревшие меня более детально. Лица вытянулись, глаза округлились, стоят, словно вкопанные, почти не дыша и вовсю пожирая взглядами. И нет в них никакой жалости и сочувствия, так смотрят на заразного больного, на мерзкую гадину, на мертвого, но еще опасного паразита, в конце концов. Их глаза сказали мне все, выдали всю правду.
- Ты теперь с ними, - шепчу Владу, не спуская с них глаз, - молчи и слушай, - и начинаю подниматься. Тело будто и не было в воздухе, отброшенное чудовищным ударом, будто не встречалось с землей, получая еще одно не менее мощное сотрясение. Не болело ничего, никаких переломов или кровотечений, абсолютно, в каждом члене мерно билась достаточная сила, что бы тут же сорваться с места и бежать, бежать, бежать.
- Не говори обо мне, не вспоминай, они - твой билет здесь, забудь обо мне, - и, полностью выпрямившись, прошептал на прощанье, - а теперь иди.
И отстранился, давая ему возможность сделать то же самое. И он понял, слава богу, понял. У нас с ним никогда не было недомолвок или сор, довольно редкие отношения двух закадычных друзей, и ведь никто в это даже не верил. Но так было. И потому он понял все. И медленно, словно во сне, сделал шаг назад, затем еще один и еще, пока не поравнялся с теми двумя. И теперь на меня таращилось уже три пары глаз: две с явной агрессией и неприятием, и одна с пониманием и сожалением.
- Я отпускаю вас, - хрип из горла вышел просто отменный, и именно что вышел, - живите, - и махнул рукой, давая понять, что сейчас им самое время ретироваться.
И троица медленно, все так же, не спуская с меня взгляда, принялась пятиться. Я закрыл глаза, а когда открыл, увидел лишь их улепетывающие спины. Ясно. Все верно. Так и должно быть. Одно чудовище умерло. Породив другое. Более сильное, более агрессивное и жестокое. И это все я, мда.
Глава 2
На душе было тоскливо и отчаянно хотелось забыться, зажмуриться, закрыть глаза и открыть их лишь для того, что бы убедиться в окончании кошмара, внезапно сломавшего мне жизнь. Перед глазами мелькали воспоминания, чудились родные, сочувственно кивающие и кривящие в кислых улыбках лица, а позже пришли видения из разряда "ах, как же я теперь без всего этого" и сердце заныло еще больше, хотя какое там, было ли оно у меня теперь? Пришедшая мысль нисколько настроения не подняла и апатия ко всему прочему лишь усилилась. Хреново быть мной, в общем.
Начавший внезапно накрапывать снаружи дождь стал последней каплей, и меня прорвало. Горло исторгло душераздирающий вопль и в неистовом отчаянии повторило его вновь, что бы затем огласить округу еще и еще одним. Это было прощание, со всем тем, что когда-либо было мне дорого, чем когда-либо являлся я сам. Хмурые, начинающие потихоньку греметь небеса высоко вверху, голое, безжизненное поле, окружающее вход, и каменный небосвод, укрывающий под собою бесчисленное множество тоннелей. Вот он я, вот моя теперешняя жизнь, моя суть и моя трагедия. Простирающийся дальше густой и разлапистый лес даже не брал во внимание, что мне до него, удел отверженных прятаться в глуши, а чудовищ скитаться в подземном мраке, скрываясь от посторонних взглядов. И кто же я, коль не чудовище, не монстр, утративший былую человечность. Дальше же сидел и тупо пялился наружу, на подбирающуюся все ближе ночь, укутывающую сумерками пядь за пядью. На расцвечивающийся искорками звезд тяжелый темный небосвод, почему-то казавшийся теперь гораздо более далеким и чужим, и даже враждебным, что показалось несколько глупым и неуместным. Какое дело небу до маленькой, крошечной песчинки под его бескрайними просторами, охватывающими столь многое, что ничтожное существо вроде меня не должно быть и заметно. Все вокруг казалось мрачным, чуждым, и никуда от этого деться я теперь не смогу.
- ВЕРНИСЬ КО МНЕ!!! - взрыв сверхновой, прозвучавшей в голове единой фразой, разом обрушил связь с реальностью и породил чудовищные судороги, бросив тело наземь и заставив биться в непрекращающейся истерике. Рот судорожно хватал губами несуществующий воздух, пытаясь нагнать его в остановившиеся легкие, глаза вылезали из орбит и еще немного, еще чуть-чуть, и вот оно, свершиться освобождение. Но так лишь казалось, через мгновение все пришло в норму и пытка продолжилась - последствия были лишь немногим менее мучительны, зато более продолжительны. В голове была каша, мозги оплавились и потекли, заструившись из-под носа, кончиков глаз, ушей и вообще отовсюду, откуда только было можно. Или то была кровь, не знаю, сознание двоилось и троилось, впитывая одну иглу боли за другой, беспощадно впивающихся в крошащиеся мозги.
Что за хрень со мной происходит? Руки отчаянно скребут по стене, будто это чем-то поможет. Голова льнет к холодной поверхности. Но боль и зуд не утихают. Хочется заскулить, да только не получается, горло выдает нечленораздельное бульканье, словно кровь со всего тела поднялась к горлу и теперь клокочет на выходе, готовясь низринуться из него водопадом. Не знаю, сколько жуткий мгновений подарил мне этот голос, но свой первый раз я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Впоследствии прошедшие часы и минуты почти ничем друг от друга не отличались, агония спадала постепенно, нехотя выдворяясь сначала из конечностей, покидая руки и ноги, затем сдавая оккупированные грудь и живот, пока, наконец, последняя ласточка не вильнула хвостом, заставив скривиться, заскрежетав зубами, и я вновь стал целостным. Единым целым, не разрываемым на части штурмующими мою бренную тушку волнами боли, погружающими сознание в пучину безумия.
- Что за черт? - губы вяло разошлись и вытолкнули наружу первое, что пришло в голову. Сейчас хотелось простого, услышать человеческую речь, ощутить себя целым и невредимым, защищенным от любых поползновений как извне, так и изнутри себя. Не знаю, насколько это помогло, но, сколько бы я ни прислушивался к своим ощущениям, все было - тихо, что ли. И даже показалось, что произошедшее не более, чем бред воспаленной фантазии, невесть как вырвавшейся из-под контроля и учинившей бунт. Да только стена напротив, зияла глубокими царапинами, а твердь подо мной на ощупь отдавала мокрым и была чернее ночи, словно кто-то пролил наземь мазут. С той лишь разницей, что "мазут" вытекал из меня. И тут меня посетила еще одна, казалось бы, совсем незначимая мысль - тьма. Вокруг была полнейшая, кромешная тьма, мрак и беспросветная темень, ведь даже снаружи, по идее, не должно было быть видно ни зги. Россыпи звезд на небе давно укрылись за до сих пор клубящимися, тяжелыми тучами. И хотя те уже не роняли наземь небесные слезы, но уходить пока не собирались. Так что свету здесь просто неоткуда было взяться.
Тем не менее, я отчетливо различал оттенки черного, выделяя контуры объектов вокруг и даже прикидывая расстояние до них, и это здесь, внутри, не снаружи. И сознание уцепилось, ухватившись за мысль обеими руками и не отпуская до тех пор, пока та не оформилась, приобретя иной смысл и, наконец, приведя к последующему выводу. То, что началось еще при свете дня, продолжалось. Я меняюсь даже сейчас, теряя что-то из старого и получая взамен новое, каждое мгновение прощаясь с собой сам того не осознавая. Но не теперь. Теперь... Рука непроизвольно поднялась к щеке и вздрогнула, наткнувшись на жесткую пористую массу. Чувствительность пальцев никуда не делась, впрочем, как и щека ощутила на себе касание отнюдь не из приятных. Шорох пучек выше, и вновь холод в груди, а сердце уходит в пятки - под правым глазом, чуть ниже века, образовалось нечто жесткое и грубое, своего рода барьером преграждая путь выше. И левое око оказалось в точно таком же окружении. Дальше - хуже.
Кисти рук, предплечья, все прекратило существовать таким, каким я его помнил. Это были уже не мои конечности, ставшие угольно черными, обтянутые матовой, жесткой и до жути твердой кожей. Причем при всем при этом, опять-таки, былая чувствительность от этого никуда не делась, позволяя прекрасно ощущать как движение воздуха вокруг, так и собственные прикосновения. Ногти антрацитовыми пластинами окаймляли каждый палец, служа, наверное, единственным, что хоть как-то отражало свет, так как я почти не сомневался, что подобные изменения коснулись меня всего. И догадка тут же подтвердилась: ноги, живот, плечи, все, до чего мог дотянуться взгляд, претерпевало существенные изменения.
К утру я облапал и общупал себя вдоль и поперек, ощутив всю горькую правду собственных догадок - каждый час добавлял моей внешности новые штрихи, изменяя и превращая по неизвестным мне меркам в непонятно что. Тело усыхало, становясь более жилистым, угловатым и каменным, что ли. Его твердость повысилась просто катастрофически, будто и не живое существо сейчас себя разглядывало и пробовало на вкус заново, а некий голем, вылепленный из того, что было под ногами. А именно из скал, земли, костей, в великом множестве затаившихся целыми пласты внизу, подо мной. И тут же ощутил, насколько расширилось чувствительность, я буквально знал, где, как глубоко, сколько и как давно. Знание роилось в голове подобно насекомым, расширяющим свой клубок по мере увеличения сферы интереса. Вон там, слева, к примеру, очень плотное скопление захоронений, глубоко, и прилично глубоко. И как только на той местности сконцентрировалось внимание, тут же пришли и другие подробности, будто я считывал пространство, приближая и выделяя для себя наиболее интересующие моменты. Это было... круто! И очень, по-другому охарактеризовать впечатление от осознанного я не мог. И все эти залежи чувствовались, как нечто свое, родное, что однозначно пригодится в хозяйстве и рано или поздно непременно будет использовано.
Дальше больше, еще не до конца стихли воспоминания о чудовищном голосе, в единое мгновение сломившего меня, а в голове помимо этого с поражающей скоростью уже носились несколько иные мысли. То, что становлюсь неким полутрупом, полу непонятно кем, пришлось принять как данность, по крайней мере, старался об этом пока не думать. И у меня получалось, тем более, на что обратить внимание с каждой минутой становилось все больше и больше.
Солнце еще не поднялось из-за горизонта, являя миру лишь краешек своего лика, а я, замерев около благополучно почившей твари, нанизанной на костяные копья, словно мотылек, меланхолично предавался размышлениям. Совсем недавно в ней ощущалось некое подобие жизни, позволяющее монстру двигаться и соображать, и каким-то образом мне это было понятно и не вызывало ступора. Более того, стало казаться, что стоит протянуть руку, и удастся запустить это чудовище заново. Ну, если и не запустить, то, по крайней мере, дать нужный толчок, начало для оживления. И вот откуда бралась такая уверенность меня и озадачивало. Нагромождение костей, плоти и мертвых жидкостей, все это было изъято у кого-то другого очень и очень давно, а потом соединено воедино и наделено подобием жизни. Или, как говорила незнакомка, нежизнью.
Но до чего же больная фантазия породила подобную сущность, додуматься до подобного мог только больной разум, нацеленный лишь на одно - найти и уничтожить. Впрочем, в этом я -то нисколько и не сомневался, на собственной шкуре ощутив заложенные в монстра приказы, да и незнакомка со своей сущностью передала непоколебимую в этом уверенность. То есть передо мной, можно сказать, был самый, что ни на есть, действенный образчик разрушительного творения. И если по уже моим тоннелям будут сновать подобные стражи, то хрен кто до меня здесь доберется. Мысль пронеслась и исчезла, а осадок, гаденький такой, попахивающий, остался.
А ведь придут, рано или поздно точно придут. Я помнил взгляды тех двоих, видел их перекошенные лица, как смотрели на меня, словно и не спас, а приставил ножи к горлу каждого. Нет, такие не забудут, и до добра это нас не приведет. Да и Влад, как он там, сумел как-нибудь устроиться? Мы-то оба парни пробивные, были, там, у себя, а здесь, кто его знает. Я вон, черный весь, как уголь, шахтер, мать его эдак, эх, и занесло ведь.
Дальше мысль застопорилась, и взгляд вновь уперся в бок развалившейся напротив туши. Броневые пластины монстра были буквально нашпигованы костяными копьями, продырявлены и разорваны во множестве мест. Да и сама тварь уже не выглядела столь угрожающе, скорее жалко, учитывая ее состояние - сплошные дыры, некоторые броневые пластины сорваны и буквально свисают на кусках мяса, обильно сочащихся какой-то гадостью. И вот это и есть тот самый жуткий монстр, от которого моя незадачливая незнакомка пряталась? Что-то не сходится. Покончить с ним оказалось на удивление легко и просто, или же мне повезло, или я чего-то недопонимаю. Может, время? Когда-то тварь и была исчадием смерти, но, спустя десятилетия или даже больше, подрастеряла былую мощь и получила то, что получила. Десятки костяных обломков в брюхо, буквально взорвавших нутро и прекративших ее существование. Логично? Кто его знает.
Интуитивно вытянул руку и воспроизвел смахивающий жест - одна из костяных пластин тут же с противным чавком отделилась от туши и отлетела в сторону, оголив темно-бурое мясо. Мертвое, и уже давно, но по прежнему способное выполнять необходимые функции: держать на себе костяную броню и служить дополнительным каркасом - все просто и понятно. Взмах, и еще одна пластина отлетает в сторону, а за ней вторая, третья, четвертая, пятая. Спустя несколько минут передо мной лежал лишь здоровенный кусок окровавленного, обильно сочащегося ихором мяса, обильно перевитого жилами и натянутого на внутренний скелет. Так как у монстра оказалось в наличие их два - большая часть башки имела внешний скелет и внутри состояла из сплошной мякоти, ни черепа, ни какой-либо другой костной ткани в ней не было. Почему так?
Но на ум ничего не приходило, и я продолжил потрошить тушу, абсолютно не удивляясь тому, как это у меня получается. Все выходило само собой, естественно, как движения рук или ног. Иногда даже не требовалось фокусировать взгляд, более старые кости и куски мяса отделялись проще всего, да и ощущались несколько по-иному, чем все остальное. Из чего сразу же сделал вывод - чем старше, тем лучше, тем проще и меньше усилий для воздействия. Так что процесс шел: в стороны летели ошметки, требуха, фонтанировал ихор и прочая мерзость, марая и увлажняя землю вокруг, сыпались кости, с неприятным звуком отделяясь от плоти и вылезая наружу. Дольше всего пришлось повозиться именно с головой, очень уж необычным было устройство ротового отверстия твари, да и сомнительным. Обычная челюсть с клыками казалась мне здесь более уместной. В итоге же, когда запал прошел, и разбирать уже было нечего, пошел процесс творения. Я серьезно загорелся идеей хоть насколько-то обезопасить себя в этих тоннелях, кто его знает, чего можно ожидать если и не сегодня-завтра, то, хотя бы, в ближайшее будущее. Да и если честно, то банально не верил этому миру, как не верил и себе, что вообще хоть что-нибудь получится. Но оно получалось, и довольно не плохо, прекрасно отвлекая от мыслей о будущем и жутком голосе, чье повторное появление чуть не свело меня с ума. Так что лепил я со всем усердием и рвением, на какое только был способен, а уж фантазии для этого у меня хватало.
Выбрав две более-менее подходящие костомахи, заставил их принять вертикальную позу и замер, прикидывая дальнейшие действия. Задумка была проста, мне нужны быстрые, сильные и ловкие стражи, абсолютно противоположные тому, что сейчас разбросано вокруг меня. Сочетание мощи и юркости, что бы их атаки оставались безнаказанными и позволяли буквально изматывать противника, если не удается одолеть его сразу. В голове уже был сформирован образ моего кошмарного и, не побоюсь этого слова, уникального творения, подобные твари в количестве даже двух штук, думаю, разобрали бы этого монстра в считанные минуты. Одна атакует, другая срывает броню и, вгрызаясь, вырывает целые куски мяса, и так раз за разом, пока враг не оказался бы разорван на части.
Следовательно, стоило учесть следующее. Ради мобильности стоило остановиться на четвероногом варианте, вернее, способном передвигаться как на двух, так и на четырех. Конечности должны позволять и быть способны выдержать особо сильные, крушащие и дергающие как удары, так и рывки. Что бы те же костяные пластины, в обилии сейчас окружающие меня, не стали для них какой-либо преградой. Подцепить и сорвать, а иногда и тупо пробить, приложив максимум усилий. Кстати да, вот, наиболее мощные удары требуют замаха, пусть тогда поднимаются во весь рост на задних лапах, и обрушиваю весь замах сверху вниз. Думаю, никакая броня такого не выдержит, а если и выдержит, то внутри уж точно внутри все будет всмятку. Туловище предпочтительно делать на подобии тарана, что бы можно было с наскоку уже наносить урон, буквально сминая с ног и увеча еще в прыжке. То есть грудь будет иметь утолщение или что-то на подобии нароста, укрепляющего поверхность для удара, значит, слегка выпуклое спереди. С головой решил не особо заморачиваться и остановился на обычной волчьей, только более крупной и опасной в виду увеличенной пасти и размеров клыков. Горлогрызка та еще будет, не думаю, что если кто-то сунется, останется равнодушным к подобной охране.
А далее пошел и сам процесс, не знаю, как оно все получалось, но кость размягчалась и текла, по указке вытягиваясь и послушно принимая ту форму, которую хотел. Если не хватало материала, в дело тут же шли разбросанные вокруг осколки, вливаясь в общую массу и намертво срастаясь. Обе задние лапы получили по жутковатой когтистой ступне, почти цельной, так как мясо использовать не хотел, да и вообще отказался от этой затеи, решив упрочнить тварь сверх меры и впрок, оставив для мякоти лишь те места, которые без нее ну уж никак не обойдутся. В итоге конечности гнулись коленями вперед, и каждая такая лапка прилично весила, толчки с земли наверняка будут оставлять глубокие рытвины. Надеюсь, скрываться мне не особо придется, а то с такой охраной довольно быстро найдут. Сухожилия из мертвого и разобранного по частям монстра прирастил с внутренней части и закрыл костяным кожухом, как оно все в итоге будет работать, ума не приложу, ну да там видно будет. А пока можно приниматься и за туловище. И вот тут-то вышла загвоздка, если с подвижностью ног я более-менее разобрался, то внутреннюю часть туши представлял себе весьма условно. По идее, это должна быть своего рода броня для основной движущей силы - сухожилий и мышц, и хотелось бы при этом всем упаковать все настолько компактно, что бы даже лишнего места не осталось. В итоге пришлось, сначала, выложить "мякотью" на земле форму твари, а потом сверху уже наращивать костный покров, создавая как несущую основу, так и защитную оболочку. Намаялся порядком, делалось ведь все на голом наитии, ну да подкорректировать можно будет и потом.
Мышцы плотно осели на первоначальном скелете, буквально вростая в костную ткань и создавая нечто на подобии канатов, плотно обвивающих каждый дюйм, и выглядело это весьма и весьма впечатляюще. Красно-бурые ошметки плыли и бугрились, впиваясь в темно-серый остов, облепляя его и закупоривая подобием бушующих волн, непрекращающимися приливами продолжающих наплывать и заполнять все пустующие участки. Потом жгуты сухожилий, извиваясь, словно змеи, вошли в новообразованную плоть и прочно заняли свои места, причем подстраховаться решил и здесь, пустив на каждую конечность порядка десяти таких жгутов. И самое простое - соединить ноги, руки и тело, скрепив все в конце костяными воротниками, плотно прилегающими к стыкам и дополнительно их бронирующими.
И последнее, голова, забравшая, по времени, чуть ли не больше, чем все до этого вместе взятое, я все никак не мог решить с формой и постоянно переделывал то одно, то другое. Сначала не понравилась хрупкость челюстей, высокая подвижность приводила к нежелательной слабости, и пришлось подкорректировать сей момент, пожертвовав длиной морды. Затем пасть не закрывалась из-за чрезмерного обилия зубов, частоколом выпирающих во все стороны. На это тоже ушло некоторое время. А в конце еще нарастил на кошмарную башку некое подобие редкой и короткой шерсти, использовав, опять-таки, костный материал, получив в итоге довольно острую щетину.
И когда на свое законное место встала и голова, пришло время того, что смущало меня больше всего - предстояло вдохнуть нежизнь в труп, заставить двигаться, соображать и повиноваться. Хотя на фоне всего того, что уже было проделано, в успехе можно бы и не сомневаться, да только в первый раз все приходится делать, так что...
Изнутри буквально плеснуло обжигающе холодным, заставив поморщиться и сбавить обороты, а потом уже более спокойно и целенаправленно устремилось к кукле. Я не видел, что это было, и даже толком не понимал, зато ощущал как нечто утекающее, убегающее из меня и передающееся трупу передо мной. Причем эта связь воспринималась как некая потеря, словно отдаешь частичку себя, жертвуешь без возможности сказать окончательное "прощай". И пока происходила эта напитка силой, во мне крепло ощущение обустройства внутри нового тела, я чувствовал, как моя сущность проникает в мертвые мышцы, бежит по сухожилиям и проникает в каждый сантиметр оживающих костей. Словно паразит, берущий под контроль каждый отвоеванный участок, точно так же происходящее отдавалось и во мне. Вот дрогнула жуткая лапа, сойдясь в громадный кулак и разжавшись, затем пришел черед другой, и по земле заскребли кошмарные когти, оставляя глубокие борозды. По всему костному покрову пробегали мелкие судороги, приводя огрехи и несостыковки конструкции в рабочий лад, исправляя то, на что у меня не хватило знания и умения. Стачивались и крошились острые стыки, вставали на место мышцы, наращиваясь или уменьшаясь, бьющая из меня энергия приводила все в порядок сама, абсолютно не требуя моего вмешательства.
Тело дрогнуло раз, другой, третий и начало подниматься, перевернувшись животом вниз, прочно упершись в твердь всеми четырьмя конечностями и еле слышно сопя. И вот это стало для меня полной неожиданностью, ведь ни голосовых связок, ни легких и всего прочего для издания подобных звуков я не делал, да и не предполагал даже. Но поднимающаяся передо мной с колен тварь рычала уже вполне отчетливо, исторгая из горла глухие и низкие вибрации. Макушка монстра сначала достигла моей груди, потом поднялась выше, наши глаза встретились, породив легкое "дежавю", и чудовище продолжило выпрямляться дальше, возвысившись надо мной на добрые полметра. И пока оно вставало, до меня, наконец, дошло - получилось. Следующие мгновения нельзя было сравнить абсолютно ни с чем, в них соединились и эйфория, и радость от успеха, и множество других приятных чувств, сконцентрировавшихся сейчас на жуткой жути, неподвижно замершей в каких-то считанных сантиметрах подле меня.
Ощущать себя и, себя внутри монстра, нельзя было сравнить ни с чем, что когда-либо испытывал. Просто наркотик какой-то, и еще мощь, мощь и разрушительная сила, откликающаяся из каждого миллиметра костяного голема, абсолютно подконтрольного и послушного любому моему желанию. Но больше всего меня раздирали эмоции не из-за этого, ведь кроме всего прочего, его глаза стали моими, его горло, руки и ноги, все, что в нем было, могло служить мне как в целостности, так и по отдельности. Не знаю, чего и как я там в него залил, но из-под костяных надбровных дуг обзор почти ничем не отличался от моего, те же цвета и краски, та же дальность и никаких помех.
- Пхривет, - хрипло выкаркало горло монстра, заставив довольно рассмеяться, - ну я и мхолодес.
И это "мхолодес" окончательно смыло остатки былой апатии, примирив с теперешней действительностью. Да, я урод, да, мое сердце больше не бьется, что порядком поначалу перепугало, и да, прошлой жизни больше нет и надо начинать все сначала, привыкать и лепить себя заново. Но и здесь, в этой нежизни есть свои плюсы и можно найти, чему радоваться и на что тратить свое время. И видит Бог, как только человек находит себе цель, его существование тут же кардинально меняется, становится осмысленным и ведет вперед, туда, куда смотрят глаза, не позволяя бесцельно топтаться на месте.
Следующие полчаса я наслаждался тем, что гонял монстра по всей пещере, разгоняя тварь до просто немыслимых для меня ранее скоростей, принуждая прыгать и карабкаться по стенам, кувыркаться и падать со всевозможных уступов, проверяя его на прочность. И кукла выполняла все прихоти в точности, без заминки и в то самое мгновение, когда хотел. Под конец же просто отпустил вожжи контроля и просто наблюдал за бешеными скачками по периметру. Монстр ни разу не оступился и не упал, все движения удавались ему без ошибок, резкие, сильные, быстрые. Тварь не уставала и не нуждалась в отдыхе, и пока будет хватать подпитки моей сущности кукла, словно робот, продолжит выполнять порученные ей задания. А влил я в нее немало, и что самое важное, по ощущениям моя суть внутри этого тела пока ничем не жертвовала, что могло означать что угодно. Гм, тут мысль сбилась, и эмоции слегка приутихли, слишком уж мало было известно обо всем этом. И если продолжаю чувствовать себя внутри этого голема, не значит ли это что, пожертвовав своей частичкой, ослаб сам? И что значит ослаб? Черт, как-то сразу сложно все стало.
К вечеру к первой твари присоединилась еще одна, утром еще и потом, когда солнце взошло в зенит, еще две, процесс получился запоминающимся и повторно шел уже быстрее и легче, а внутри меня становилось все меньше и меньше. И это единственное, что слегка напрягало, особенно волновал вопрос, что будет, если уничтожить такую куклу, чем это обернется для меня? Но отступать не хотелось, и дни сменялись ночами, твердь подо мной уже частью была перерыта и продолжала выталкивать из себя все новые и новые захоронения костных отложений. Не знаю, что тут когда-то произошло, но материала было полно, причем не только человеческого, встречались костомахи и просто невероятных размеров, будто великанов хоронили. И все это послушно и с охоткой перло наружу, проламывая пласты земли, камня и вырываясь на воздух, прямо перед мои очи. И шел отбор, сортировка нужного и не очень, росли кучи хлама и неликвида, который расходовать просто не видел смысла. Иногда попадались такие образцы, что даже их уплотнение не дало бы нужной твердости и прочности, настолько древними были останки.
И пока клепался очередной голем, остальные свободно разгуливали по пещере, патрулируя и позволяя изучать мое новое обиталище со всевозможных ракурсов одновременно. Башка от этого, сперва, слегка шла кругом, но потом привык и начал даже наслаждаться ракурсами обозрения, как ни как, но раньше мне были недоступны одиннадцать пар глаз кроме своих. И это оказалось действительно нечто. Мои волки облазили вдоль и поперек близлежащие тоннели, изучили и осмотрели каждое ответвление и каждый грот, каждую встреченную пещеру помимо основной, так что теперь я имел хоть какое-то представление о собственных владениях.
И первым, что стало ясно - я в еще более полной заднице, чем думал. Гора оказалась настолько же высокой, насколько и плотно охвачена непроходимыми зарослями дремучего, густого леса. Деревья предпочитали произрастать в такой близости и с таким интервалом, что поначалу даже просто не понял, куда несколькими днями ранее ускакала та злосчастная троица. Пока волк не обнаружил малоприметную тропку, почему-то густо поросшую с боков, но не тронутую местной фауной с земли. Трава и кустарники переплетались с такой частотой и упорством, словно кто-то специально позаботился о том, что бы скрыть проход к этому месту. И все, над головой лишь далекое и синее небо, и ни единого признака присутствия человека, хотя лично сам я видел двух аборигенов. Хотя, вполне возможно, что они такие же местные, как и я, кошмар, короче. А потом мысли оборвались и меня с неистовой силой скрутило вновь:
- ТЫ, МОЙ!!! - взрыв сознания произошел настолько же спонтанно, как и в прошлый раз, разнеся шрапнелью осколки мыслей и погрузив в пучину безумия, оставляя тело в беспросветных корчах и судорогах. Меня трясло и кидало по земле так, словно внутрь вселился бес и сейчас, наконец-то, празднует долгожданную свободу, вытворяя с внезапно обретенным подарком все, что только заблагорассудится. И когда сознание постепенно начало гаснуть, последнее, что увидел, это склонившиеся с жуткими оскалами морды волков.
Очухался я не знаю когда, и не зная, сколько так провалялся, в окружении плотного кольца всех без исключения волков, застывших чудовищными изваяниями в ожидании изменения ситуации. И это был первый сюрприз, довольно неплохо меня порадовавший, случись так, что над моим существованием нависла бы угроза, эти твари просто так в стороне не останутся. А будут рвать, метать и крушить любую опасность, вплоть до своего полного уничтожения. Если бы нашелся несчастный, пробравшийся внутрь в момент моего беспамятства, я бы нашел лишь его ошметки на стенах, полу и, возможно, потолке. Второй сюрприз оказался еще более приятен, позволив сбросить часть завесы с тайны происходящего, приоткрыв суть изменений и этого распроклятого голоса, врывающегося в мою чертову башку! Снова и снова, уже в третий раз!
Так вот оно в чем проблема всего и вся. Мать, у всего этого, оказывается, есть Мать! И это Ее голос ворочает кривыми грязными пальцами у меня в мозгу, это Она пытается докричаться и вернуть то, что считает своим. Вот от чего устала незнакомка, вот почему выбрала небытие, передав мне свою сущность, и объяснением того, для чего ей понадобился я, было не что иное, как невозможность сдохнуть просто так в принципе. Черт возьми, и теперь все это предстояло испытывать мне с завидной периодичностью и постоянством, ахренеть как весело, счастье, да и только.
Волки дрогнули и расступились, давая возможность выйти на свежий воздух, хотя дышать мне больше и не было нужды. Но хотелось как раньше, вдохнуть полной грудью, увидеть глубочайшей синевы оттенки и прочувствовать, как сразу же легчает на душе:
- Пошла ты, Сука! - на большее меня не хватило, да и крик вышел не особо громким, храбриться и бить себя в грудь после того, как тебе наглядно показали собственное место, казалось глупым. И облегчения это не принесло. Вокруг вовсю щебетали птицы, в кронах шумел ветер и жизнь ключом бушевала буквально в каждой пяди земли. А ты стоишь с опущенной головой, уставившись взглядом в иссохшие, черные ступни, и хмуро молчишь, понимая, что все это проходит мимо тебя. И все, что тебе остается, это свыкнуться с мыслью о том, что в любой момент тебя вновь опустят на самое дно, выдернут мозг и вывернут наизнанку, что бы впоследствии бросить, зная, что игрушка или сломается, или будет ждать следующего прихода. И кто знает, какой исход понравится Ей больше, возможно, для Нее это всего лишь игра.
Глава 3
Очередной приход я встретил уже более мужественно, сжав кулаки и стиснув зубы, но все равно в итоге повалился наземь, переживая сонм ярчайших и непередаваемых судорог. Четвертый раз уже не был так плох, как предыдущие, по крайней мере, когда знаешь, чего ожидать, переносишь все несколько проще. Хотя кому я вру, менее хреново не стало и сознание держалось на самой границе, то почти сваливаясь в пучину мрака, то с трудом выкарабкиваясь наружу. Разум же все ждал, когда чудовищная пытка прекратится, в бессилии переживая каждую минуту агонии.
За прошедшее время мой гарнизон значительно вырос, получив пополнение в виде дальнобойных единиц и, как бы ни банально это ни звучало, выбор пал на обыкновенных лучников. С той лишь разницей, что лупили они дай бог, и на расстояние в добрую пару сотню метров, если не больше. Всего их у меня был десяток, и пришлось потратить не один день, что бы мой взвод стрелков должным образом пристрелялся. А учитывая, что материала для стрел было порядком, хлопки выстрелов следовали один за другим без остановки. Признаться, я затаив дыхание следил за их первыми попытками, за тем, как они накладывают стрелы и постоянно мажут, как костяные пальцы вновь укладывают древко за древком и посылают костяную смерть в цель одну за другой. День спустя начались первые успехи, позволившие если и ненамного улучшить меткость моего воинства, то, хотя бы, научить их мазать более кучно. В итоге меня озарило, и я стал передавать "успехи" одного лучника другому. Опять-таки совершенно не понимая, как это происходит, но это помогло, и спустя пару дней все было окончено. А если понадобиться создать еще сколько-нибудь стрелков, база обращения с луком уже есть, главное, что бы в наличии был хотя бы один лучник.
А затем случилось то, чего я, как ни крути, ждал или опасался, не знаю, но это произошло. Со стороны леса раздались отчетливо приближающиеся отзвуки боя, сталь встречала сталь, лязгая и наверняка выбивая искры, почему-то представлялось все именно так, а потом пришло и понимание - сражаются на мечах или чем-то подобном. Никакой перестрелки, никаких взрывов и прочего, просто дикий перестук клинков, периодически затихающий и возобновляющийся вновь, только уже значительно ближе. Мог бы сказать, что к горлу подкатил ком, да только все это осталось в прошлой жизни, сейчас же во мне были лишь эмоции, и они не совсем представляли, радоваться или начинать паниковать, мельтеша из одной стороны в другую.
Первой мыслью было драпать, уйти поглубже в тоннели и затаиться, выжидая продолжения. Неужели за мной, неужели те двое настолько ненавидят, что решили прийти, несмотря даже на ужас, преследовавший их по тоннелям. Что во мне такого плохого, ради чего стоит рисковать, собирать людей, с оружием, и переться через этот чертов лес? Да, урод, и внешне скорее труп, нежели живой, и что такого, сразу резать-убивать?
Потом первые приступы паники ослабли, и ясность разума возобладала над глупостью духа. А с чего им тогда сражаться с кем-то? Охотники сами попали в чью-то ловушку? Черт, неопределенность убивает, совсем ведь ничего не знаю об этом проклятом лесе. Да и чего мне бояться, смерти? Так не могу ведь, как бы ни хотел, только не с этим телом. Да и эти тут, взгляд скользнул на жуткое воинство, продолжавшее патрулирование пещеры. Они вообще никогда не останавливались, бороздя периметр двойками и тройками, лучники с волками. Не знаю, почему так, но это было их решение, сбиться небольшими группками и увеличить между собой расстояние. Учатся они, что ли? Двадцать два зверя и тринадцать стрелков, не знаю, кого и сколько там принесла нелегкая, но вряд ли у них хватит сил справиться обычными клинками даже с третью. И опасения улетучились сами собой.
А спустя пару мгновений из пещеры наружу гигантскими скачками метнулись три тени, в считанные секунды преодолев голое пространство до первых деревьев, и с шумом вломившись в лесную чащу. Трещало все: трава, кустарники, даже молодые деревца не служили достаточно преградой для несущихся по прямой чудовищных тварей. Все-таки постарался я на славу, в каждой кукле было килограмм под двести, если не больше, а запаса прочности и подавно хватило бы гораздо на большее. Но лес, тем не менее, поражал, такой плотности и густоты красок мне еще никогда не доводилось видеть. Фауна вокруг была всевозможных форм и расцветок, не было видно ни земли, ни неба, лишь сплошные стволы и тьма тьмущая всевозможных оттенков зеленого, прорастающего буквально отовсюду. И я даже слегка пожалел, что могу лишь смотреть их глазами, но, ни ощутить запаха всего этого буйства, ни почувствовать гуляющий там ветерок, ничего из этого мне было недоступно. Хорошо еще, что звуки каким-то образом улавливались, хоть и не знаю как, слуховым аппаратом-то я для них не занимался.
А вакханалия битвы звучала все ближе и ближе, уже отчетливо слышны были чьи-то выкрики, возгласы перебранки и... отчетливо раздающиеся вопли боли. Похоже, там действительно кого-то убивали, всерьез и без сожаления, и жизни улетали одна за другой. Волки замедлили бег и уже более осторожно принялись приближаться, ловя каждый шорох и подмечая любую тень. Мое желание как можно незаметнее провести разведку было исполнено буквально, твари в конце вообще улеглись наземь и по-пластунски начали пробираться дальше. И когда лес таки расступился, позволив взглянуть на незваных гостей сразу с трех ракурсов, удивлению моему не было предела. Что за чертовщина тут творится, в какую эпоху я попал?
Черти, передо мной были черти и их бесовская чертовщина, все вокруг смешалось в безостановочной пляске клинков и жутких рыках, издаваемых громилами в черном. Какого хрена здесь твориться вообще?! Кто кого мочит?! Ясности не было никакой. А мельтешение фигур лишь ускорялось, изменяя положение сражающих ежесекундно. Более мелкие, скорее всего, люди, пытались банально выжить, отбиться и уйти глубже в лес, отступая и с огромным трудом сдерживая натиск превосходящего в силе и количестве противника. А тот теснил их на всех фронтах, и что-то подсказывало мне, что совсем скоро они таки добьются своего, и удел человека в этом бою был уже предрешен. И пока я схватывал все это, соображая, нужно ли вмешаться, взгляд выхватил очередную фигурку в толпе отступающих, и все было решено в ту же секунду.
Гончие вылетели в полнейшей тишине, оставшись незамеченными и став полнейшей неожиданностью для всех сражающихся. Их чудовищная скорость, масса и сила стали тем, чему трудно было что-либо противопоставить. Костяные лапы рвали плоть подобно бумаге, абсолютно не встречая сопротивления и оставляя в телах нападающих жуткие, глубокие раны, и чаще всего смертельные. Первые вопли страха прозвучали спустя мгновения после начала бойни и больше не прекращались, орали все, и люди, и громилы, пытающиеся хоть как-нибудь защититься, и должен признать, у них это выходило, хотя и не меняло исход боя. В какой-то момент я переключился на одну единственную гончую и воспринимал окружающее ее глазами, следил, как она наносит удары, рвет глотки и уворачивается. Ее грудь, морда и лапы не пересыхали от крови, обильно брызжущей поле каждой атаки, она не промахивалась и не допускала ошибок. Несколько раз ее ловили и зажимали с двух сторон, и тогда моя кукла впервые ощущала на себе атаки других, зубодробительные, должен заметить. И если бы не заложенная в нее прочность, она наверняка бы рассыпался в прах, противник оказался неожиданно силен. Неудивительно, что люди все время отступали.
И, тем не менее, битву я выигрывал. Костяные големы превосходили врага во всем, кроме численности, но и этого было достаточно. Они все больше и больше учились уворачиваться и наносить внезапные удары, не подставляясь под ответные. А их скорости можно было только позавидовать. Схватка для меня началась также внезапно, как и закончилась, и теперь вокруг стояла зловещая тишина. Мертвая, я бы сказал. Люди замерли в явном страхе, боясь лишний раз пошевелиться и не спуская глаз с моих костяных питомцев. Брошенный на одну гончую взгляд расставил все по своим местам, да уж, то еще зрелище, твари и вправду выглядели жутко, измазанные кровью, сгорбленные и готовые к рывку. Они не воспринимали оставшихся как своих, и ждали только лишь приказа, и бойня возобновилась бы. Но среди стоящих напротив для меня важным был всего один человек - Влад, живой и слегка потрепанный, в такой же одежде, как и все вокруг, с мечом в руке и запыхавшейся физиономией. И да, он тоже явно боялся, черт.
И я ушел, развернувшись и просто скрывшись в густой листве, не оборачиваясь и не дожидаясь благодарностей. Все что можно было - сделано, на большее пусть не рассчитывают, тем более, они наверняка были рады избавиться от меня. Путь домой не просматривал, отпустив тварей и позволив им добираться самим, в задумчивости устроившись под одной из стен и уставившись себе под ноги. Итак, Влад жив и, к тому же, не сам, то есть кое-как, но, все же, устроился. Есть здесь и люди и, что само собой из всего этого разумеется, какая-никакая, но инфраструктура, город, может, или селение. И все это на уровне средних веков, потому как объяснить мечи, щиты и прочее их обмундирование у меня по-другому не получалось. И есть еще кое-кто, к своему сожалению, здоровяков толком рассмотреть мне так и не удалось, слишком все быстро происходило, да и закованы те в латы были, дай бог, хорошо хоть гончим оказалось на это плевать. Рвали метал, как бумагу, значит, здесь я не оплошал, и это радует. Но что дальше?
Теперь все в курсе, что где-то здесь есть логово монстров, а потом, если та парочка никуда не делась, свяжут дважды два и пиши пропало, рано или поздно все равно придется решать эту проблему, если не хочу, что бы решили со мной. За Влада я не беспокоился, не выдаст, не из того теста, да и сам не пропадет, тем более, что и помочь ему ничем не смогу. Значит...
- ВЕРНИСЬ, ВЕРНИСЬ, ВЕРНИСЬ!!! - и снова мрак, и снова иглы боли долбят мозг, ввергая в пучину безумия и напрочь отключая от мира. И хотя глюки и спазмы делали свое дело все также безупречно, все же, мне удавалось это терпеть, хоть на одну ступеньку, но я поднялся над собой. И эта маленькая капля упала на мою чашу весов, хоть ненамного, но склонив ее в другую сторону. Придет день, и призывы Матери останутся без ответа, когда смогу во весь голос послать ее к чертям собачим. Пока же придется лишь терпеть, стиснув зубы и дожидаясь конца этой адовой муки.
В себя пришел ближе к вечеру, когда сумерки уже вступали в свои права, а небо только начинало прихорашиваться, разжигая по всему небосводу сотни ярчайших искорок. Ночи здесь вообще наступали довольно быстро, вроде бы еще и день был всего пару минут назад, а уже темнеет. Не успеешь оглянуться, а вокруг уже ни зги не видно, но я быстро к этому привык. Тем более что отсутствие освещения теперь не являлось для меня помехой, что в пещере, что дальше, в тоннелях, мрак ведь стоял полнейший, и ничего.
А дальше пошла странность за странностью, вернее, началось это все, скорее всего, еще раньше, просто заметил я это совсем недавно. Одна из гончих обнаружила остатки чужого присутствия, трава была смята и не успела еще выпрямиться, а чуть дальше поломаны оказались ветви кустарника. Да и вообще в округе нашлось довольно много таких любопытных примет того, что за мной уже некоторое время наблюдают, проявляя настойчивый интерес. Но как бы я не шерстил округу, сколько бы и как далеко не углублялся в лес, так никого поймать, или заметить не удавалось. Соглядатай убирался задолго до того, как у меня возникал к нему интерес, и так день за днем. Со временем по лесу барражировало уже около десятка гончих и это, наконец-таки, дало результаты, от меня отстали.
Кстати, я, спустя день после той схватки, все же вернулся на место побоища и перетащил в пещеру найденные трупы. Что примечательно, людей среди них не было, они забрали своих, видимо, для каких-то похоронных ритуалов. А вот то, что досталось мне, поначалу преизрядно удивило, мне еще никогда не выдавалось лицезреть представителей другой расы. Массивные, высокие, все как на подбор мускулистые, с широченной грудной клеткой и мощными конечностями, настоящие гиганты, учитывая все целиком. И как только люди их вообще сдерживали? В остальном же они во всем походили на нас, вернее, на людей. Руки, ноги, торс, голова, все обычное, никаких особых излишеств я не обнаружил, даже внутри. К слову сказать, давно заметил, что совсем перестал миндальничать с кровью, внутренностями и прочим дерьмом умерших, меня совсем не трогало, не напрягало и вообще не вызывало никаких негативных эмоций их состояние, внешний вид или то, что я с ними делал. Собственно, тогда и познакомился с этими ребятами, что натолкнуло на мысль о том, что вполне вероятно могут существовать и другие расы, помимо людей и этих. Да уж, забросила судьба-судьбинушка.
В общем, в последующие дни после обнаружения слежки вовсю готовился к обороне, ежечасно клепая лучников и гончих. Думать о том, что мне может предстоять, не хотелось, но оказаться неготовым я просто не мог. Худший исход, который приходил в голову, это подготовка к осаде, и уж если неизвестный был настолько хорош, что за все эти дни так ни разу и не попался на глаза, то считать их слабым противником было бы глупо. Да, убить меня почти нереально, по крайней мере, сам не знаю, что для этого нужно. От незнакомки мне передалось лишь то, что ни огонь, ни вода, ни расчленение мне теперь ничем не грозит. Естественно, до определенных пор, все в мире относительно и с нужным подходом можно банально заковать в цепи и сбросить посреди океана. Да и гарнизон у меня теперь почти вдвое больше, казалось бы, чего опасаться? Но я все еще толком не имел понятия о возможностях и ресурсах оппонентов, а потому, как всегда, решил перестраховаться.
И не удивительно, что обнаружил вторженца на самом краю своих владений, гончие засекли его мгновенно. Своими стал считать их после того, как проделал весьма заметную просеку посреди леса, обозначив для всех мое присутствие. Получилось весьма неплохо, и шириной и глубиной свидетельствуя о том, что о подобном позаботилась совсем не природа. И когда к границе из зарослей вышла фигура, закутанная в плащ и с мечом пояса, одна из кукол тут же дала знать о возможном посетителе. И одного взгляда глазами гончей хватило, что бы понять, кто это - Влад, собственной персоной, живой и здравствующий, и даже слегка пополневший, неплохо, видать, устроился.
Гончая медленно вышла из кустов, позволяя себя увидеть, и так же не спеша начала приближаться, мне не хотелось его напугать, и еще было интересно, к чему все это.
- Влад, - хрипло вытолкнуло горло гончей, и друг с облегчением вздохнул, явно ожидая чего-то подобного, а он, похоже, волнуется.
- Стас, ты? - немного нервно переспросил товарищ.
- Я, - слышать свои слова в подобном акценте, с хрипотцой и толикой низких вибраций было довольно непривычно. Ну, да выбирать не приходится, пару дней я еще пытался исправить этот эффект, но потом махнул рукой, хорошо еще, что вообще говорить через своих кукол могу.
- Есть разговор, - протянул он, - ты как, не против?
- Тут или у меня? - я был совсем не против, с той лишь оговоркой, что если Влад предложит тут, то общаться придется через куклу, но он решил иначе.
- Мне без разницы, жить буду? - и усмехается, засранец.
- Сволочь ты, пошли.
- Погодь, разговор будет долгий, у тебя есть что пожрать?
- Нет, - качаю костяной головой.
- Тогда жди, у меня с собой сумка.
И, скрывшись обратно в листве, вернулся уже с объемистым мешком, весело шоркающим и позвякивающим. Ничего себе, будто на пикник собрался, это о чем же таком он хочет поговорить, интересно. И, видя, что ему не особо комфортно его тащить, забрал себе. Путь к пещере не занял много времени, лес был мне не интересен, и потому жадничать и хапать территорию побольше я не стал, ограничившись лишь необходимым минимумом. А потому к пещере мы добрались довольно быстро.
- Привет, - вышел к нему навстречу, - как тебе мой макияж?
И я, расставив руки в стороны, стал картинно поворачиваться.
- Выглядишь хреново, - выдал он комплимент.
- Зараза ты, тебе бы на мое место.
- Ладно, шучу, ты, как, питаешься хоть чем-то, компанию составишь?
Пришлось покачать головой:
- Без понятия, я о себе вообще мало что знаю, приходится выяснять все на ощупь и практически в потемках.
- Ладно, где у тебя тут можно разложиться, с самого утра не ел.
В итоге расположились практически у входа, там как раз было неплохое нагромождение каменных плит, заменивших нам и стол, и стулья, да и освещения здесь было больше. Влад тут же поставил мешок на импровизированную столешницу и принялся выкладывать содержимое, достав сначала все свертки, а потом и парочку бутылок с довольно интересными гербами. Марка, что ли?
- Ты не поверишь, - начал он первым, - мы с тобой попали в такое место, что просто закачаешься, - и начал сервировку, разворачивая снедь.
- Как же, не представляю, - буркнул в ответ.
- А вот и нет, ты наружу почти не выходишь, а мне пришлось пол страны исколесить.
- Какой еще страны? - жратвы было просто немеряно, наверняка и на меня расчет был, но так как я отказался, то в него это все явно не влезет.
- Смотри, - из внутреннего кармана добротной куртки на свет тут же показалась карта и накрыла добрую треть нашего стола.
- Это то, что известно, но есть и неизвестные земли, мир тут пока еще не особо развит, сам видел, мечи, копья, арбалеты.
- Да уж, огнестрел нам только снился, - киваю.
- В общем, так, - по мере вводной он сновал пальцем по карте, - это мы, люди, государство называется Ниграль, вот здесь, в лесах, обитают сиемы, - Влад поднял на меня взгляд, - не поверишь, это эльфы.
- Чего?
- Я их сам лично видел, все как по книжкам, уши, леса, луки, тут такое творится, - друг покачал головой.
- А громилы тогда...
- А здоровяков я бы назвал орками, но, ни клыков, ни зеленой кожи они, к сожалению, не имеют - это маары, довольно агрессивные твари, в общем, вот этот кусок материка их, - ткнул пальцем в еще один участок на карте.
И тут до меня дошло:
- А это изображение моей горы, являющейся перекрестком всех трех стран.
- Именно, - Влад откупорил одну из бутылок и, отпив, предложил мне.
- Нет, спасибо.
- Как знаешь, - он сделал еще один глоток и принялся не спеша насыщаться, - в общем, сам понимаешь, орки, эльфы, мечи, - друг похлопал по своим ножнам, - замки и все остальное.
- И вернуться назад уже никак, - выдал я вдруг вслух.
- Никак, - покачал он головой, - да и незачем, ни мне, ни тебе.
- Незачем.
Походу, он довольно неплохо здесь обустроился, вон и одежка какая добротная, и оружие наверняка не из дешевых, судя по узорам на ножнах. И сам Влад не выглядит удрученным и несчастным, видать, действительно все нравится, нашел свой путь. И я, черный, как смоль, живой труп, выбитый из колеи жизни и вынужденный искать себя заново. Что нам делать там, дома, мне, такому, и ему, которому там почти ничего не светит, как и остальным сотням и тысячам выпускников, кроме извечных крысиных бегов под названием "жизнь".
- Спасибо, кстати, не думаю, что тогда спаслись бы, - шамканье с набитым ртом было его извечной проблемой, я даже скривился.
- Опять жрешь и болтаешь.
- А, ерунда, - и друг опять потянулся за бутылкой.
- И алкашом стал.
- Это вряд ли, у них тут ничего крепче пива и нет, вино слабое, а про спирт вообще не слышали.
- Ну, так научи, - тут же заметил я, - наградят посмертно.
- Ага, ты сам-то помнишь, что и как?
Пришлось отмахнуться.
- Эх, дураки мы с тобой, знали бы хоть что-то, могли бы так развернуться, - мечтательно закатил глаза товарищ, - а теперь только и остается, что бегать по лесам с мечом наперевес, кстати, тяжелая штука, и по ногам бьет постоянно.
- Пользоваться хоть умеешь?
- Не очень, уроки беру, но пока так-сяк, - и неопределенно повел рукой.
Я чуть не заржал, "так-сяк" в его случае всегда означало одно и тоже - процесс чуть не стоил жизни или какой-то иной части тела, в общем, проблемы были. Эх, Влад, Влад, ты нисколько не изменился, хоть и нацепил на себя всю эту сбрую и повесил клинок на пояс.
- И что вы тогда не поделили?
- Да ничего, эти варвары семьями живут, грабят соседние страны и друг дружку, а в тот раз на нас напоролись, ну мы и деру, в лесу хоть как-то можно отбиться, а дальше ты в курсе. Кстати, откуда эти? - кивает на барражирующих в извечном патруле гончих и лучников.
Я довольно улыбнулся:
- Нравятся?
- Нет, но противник жуткий.
- Это для охраны наделал, а то лазят в последнее время по лесам, не в курсе кто, часом? - и смотрю на него.
Пожимает плечами.
- Да что тут думать, мы ни причем, я первый после той бойни, орки, - он скривился, - маары, по лесам не очень любят шастать, комплекция не та, ты бы сразу увидел.
- Но я никого не видел, - качаю головой.
- Остаются эльфы, для них любая травинка укрытие, в общем, о тебе наверняка уже знают почти что все.
- Очень весело, - прозвучавшее мне совсем не понравилось.
- Да уж, но не настолько, как ты думаешь, - друг загадочно улыбнулся.
- Ну-ну, учитывая твои улыбочки, новости будут не из приятных.
- Как бы да, - вздыхает, - проблема в том, что сиемы просто никого к себе не пускают, маары просто всех грабят, а люди просто пытаются выжить.
- И тут просто появляемся мы, - киваю.
- Нет, тут уже не просто, - в ход идет вторая бутылка, - ты, я смотрю, вообще об интерьере не задумывался.
- Да зачем он мне, - кривлюсь, - у меня проблемы и побольше есть.
- Даже так, занятно, расскажешь?
- Потом как-нибудь, но ты отвлекся, продолжай.
Закончив рвать зубами кусок мяса, друг тут же не преминул удовлетворить мое любопытство:
- В общем, маары обнаглели настолько, что нигральцы пару раз высылали послов к эльфам, союз там и все такое, но те постоянно отказывали, а потом и сами попали под раздачу, но пока молчат. А эти варвары из года в год расходятся еще больше, в общем, мы с тобой попали чуть ли не в пик кипения этого котла.
- И тебе удалось выбиться в люди, а мне досталась судьба вот этого, - мрачно рассматриваю кисти рук.
- Прости, - Влад хмурится, подыскивая слова, но мне это и не нужно.
- Забей, я уже свыкся с этим, так что там насчет нас?
- Ну, помнишь тех двоих, парня и девушку?
- Ага, их взгляды забыть я вряд ли когда-либо смогу, - перед глазами тут же встают два лица, буквально испепеляющих меня на месте.
- Это да, нежить тут не празднуют.
- Так вот кто я для них.
- Они, скорее, называют это нежизнью, - поправился Влад.
- Плевать, - закрываю глаза, - так что они от меня-то хотят?
- Помощи, - и я поднимаю веки, встречаюсь с ним взглядом и понимаю, что друг не шутит.
- Просить помощи у того, кого настолько не понимаешь и ненавидишь?
Он некоторое время просто жует, наверняка собираясь с мыслями и выстраивая свою речь, эх ты, кому ты тут втирать собрался, я же тебя знаю, как облупленного.
- Несколько веков назад этот мир уже познакомился с тебе подобным, и последствия помнят до сих пор, - хмурится, - и я не стал бы их винить, поверь, то, что довелось мне повидать, так просто не забудешь, это был кошмар.
- Ну, ясно, и кошмар пришел вновь, - недовольно кривлюсь, - только ты передай им, что мне глубоко и с высокой колокольни, ты же меня знаешь.
- Знаю, - кивает, - и еще знаю, что поможешь, если попрошу я.
Тишина, повисшая после этих слов, все тянулась и тянулась, и никто не хотел ее нарушать. Наконец, он не выдержал и продолжил:
- Стас, мы проигрываем, реально проигрываем, я проигрываю, очередная подобная схватка может унести и мою жизнь. А ты меня знаешь, убегать и прятаться не буду, в первых рядах пойду.
Черт, ну и что тут скажешь, все верно ведь говорит, и ведь реально могу помочь, так, в чем же дело, что останавливает, не дает сказать "да"?
- И что они хотят от меня?
Но он начал совсем с другого:
- Та парочка оказалась дочерью местного полководца и ее телохранителем, и весьма деятельная, я бы сказал. Мне удалось помочь им потом в одном деле, мы сдружились, и это привело меня к тому, кто я сейчас и где нахожусь.
Даже так.
- Озвучишь? - улыбаюсь.
- Что-то типа посла доброй воли, по связям с общественностью и неживыми сущностями.
- То бишь со мной.
Кивает.
- А глава страны об этом всем знает, кстати, что у них тут, монархия, демократия?
- Монархия, и нет, не знает, это все начинания Ниаль.
Мои брови тут же взлетели вверх, если так можно выразиться о том, что от них осталось:
- Вау, и кто такая Ниаль, ты уже нашел себе подружку?
- Ага, нашел, - кривится, - эта та самая дочь полководца, в общем, долгая история, и у нас ничего с ней нет.
- Ага, - ехидно ухмыляюсь.
- Я серьезно.
- Верю, - продолжаю лыбиться.
- Короче, - Влад отмахивается и продолжает, кивая на карту, - как видишь, территория маар не достает до этой горы совсем немного, примерно несколько километров. И с нами они граничат по довольно широкой и бурной реке, просто так не переберешься, а все места переправ известны. И наиболее удобное и почти не охраняющееся вот здесь.
- Ну конечно, естественно она должна быть почти у меня под носом, - всплескиваю недовольно руками.
- Ага, ты везунчик.
- Очень смешно.
- Ладно, прости, в итоге и получается, что по суше у тебя всего два соседа, а со стороны воды - еще один, и очень агрессивный.
- Ну, мне их агрессия не страшна, - киваю на свое воинство.
- Это пока, их сила растет, и аппетиты тоже, плодятся как кролики, и хорошо еще, что у них постоянная междоусобица, а найдется какой-нибудь Чингис Хан, сам понимаешь.