Уже давно отшумели метели, сошел снег, и проснулась природа. Там, где лежали сугробы, зазеленела трава, а на деревьях зашелестели листочки, радуясь теплому ветру и яркому солнцу.
Старая заброшенная деревенька, стряхнула с себя зимнюю тоску и даже как бы помолодела вместе с ожившей природой. Единственная улица, расположенная вдоль дороги, по которой давно уже никто не ездил, принарядившаяся, как кокетка, в зеленую шаль с легким прищуром покосившихся от старости домов, пристально вглядывалась вдаль, а не появится ли кто из той далекой юности, когда она была молода и полна счастливых и трудолюбивых жителей. Грустно вспоминая о том, как в те далекие годы она была полна народом, как днем ребятишки весело бегали по ней, а вечерами на завалинках степенно сидели старики, провожая взглядом проходящую мимо них подрастающую молодежь, которая весело пела песни под заливистые звуки гармошки.
Деревенька тихо и незаметно теряла милых ей односельчан. Кто-то уезжал в города, а потом лишь изредка появляясь погостить в отчий дом, кого-то скорбно уносили на погост, провожая в последний путь, плачем и горькими слезами, с поминками и добрыми словами в адрес ушедшего. И так год за годом деревня старела и безлюдела. Людей становилось все меньше, а гости приезжали все реже. Все больше домов сиротливо и грустно взирало пустыми глазницами окон на этот мир.
На самом краю этой деревни в старенькой, потемневшей от времени избушке, проживал дед. Единственный житель этой умирающей деревеньки. Много лет назад он появился как-то неожиданно и тихо. И сразу вжился в размеренную жизнь сельчан, как будто жил здесь с рождения, ни чем особенным не выделяясь от коренных жителей, славящихся доброжелательностью и гостеприимством. Так же как все он работал не покладая рук, так же как все отмечал праздники. Единственное его отличие от остальных было то, что к нему никто не приезжал, и он был немногословен. Семьей он так и не обзавелся, и одиноко коротал долгие зимние вечера за тем, что подшивал односельчанам валенки. Сельчане приняли его таким как он есть и лишних вопросов не задавали. Да и он иногда только отшучивался, если кто-нибудь, задавал ему вопросы.
Зима в этом году выдалась очень снежной и морозной. Застудившись, дед почти всю зиму пролежал в кровати, лишь изредка выходя из избушки, чтобы набрать снега, принести немного дров и растопить печь. Лечился, заваривая травы собранные летом. Старик дул на горячий отвар, мысленно погружаясь в воспоминания, где он был то совсем маленьким, где была мама, то взрослым, когда у него была семья и дети, то те моменты, когда он уже стал дедом. Воспоминания текли, неспешно сменяясь, как кадры в кино, выхватывая из прошлого, то грустные, то смешные истории его долгой жизни.
Так прошла зима. Весну дед встретил, так и не оправившись от болезни, подолгу лежа на кровати, и лишь изредка сидя в видавшей виды фуфайке и валенках, на старом покосившемся крылечке, греясь в лучах весеннего солнца. А мысли все текли и текли в его старой седой голове, как весенние ручейки, журчащие рядом с крылечком. Ему вспоминалось, как он мальчишкой пускал по таким ручейкам, выструганные из коры перочинным ножичком кораблики, как приходил домой с промокшими ногами и как отец незлобиво делал ему наставления, и как иногда мать в наказание ставила его в угол. Погруженный в мысли дед, грустно улыбался таким воспоминаниям, и был счастлив тем, что в его жизни были такие события. Были мама и папа, были сестры и брат, был дурманящий запах жареной картошки со стаканом молока.
Очнувшись от воспоминаний, дед тяжело поднимался и шел в избу, ложился на кровать наблюдал за солнечными бликами, бегающими по потолку. Так прошел апрель. С каждым днем ему становилось только хуже. Ожидаемое улучшение не наступало. Дед все реже поднимался с кровати и все чаще мысли останавливались на том, что пришло его время.
Однажды он очнулся, когда солнце было уже высоко и на улице все было залито теплом и светом. Только в избушке было прохладно и тихо, если не считать назойливой мухи, которая нудно жужжала и билась в оконное стекло. Дед лежал и слушал этот надоевший звук, который и разбудил его. Встать и выгнать эту муху, уже не было сил. Он лежал и смотрел на солнечный зайчик, отброшенный маленьким зеркальцем на потемневшую от времени стену. Лежал и смотрел.... В угасающем сознании был только этот свет, который в какой-то момент вдруг стал нестерпимо ярким и притягательным. И дед почувствовал легкость и счастье полета, как в детских снах, когда он много раз парил над Землей. И он полетел! Туда, к свету, туда, где его ждали Любовь и Счастье, счастье осознания Вечности и Бессмертия! И в угасающем сознании всплыли строчки, которые он когда-то написал:
Мне часто снятся сны, что я летаю,
Легко, свободно над Землей парю.
Ведь о полетах с детства я мечтаю,
Чтоб окунуться, хоть на миг в зарю.
В безбрежном океане искупаться
И смыть с души всю тяжесть прошлых лет.
Самим собою до конца остаться
В конце тоннеля видеть яркий свет.
Преодолеть земное притяженье,
Парить, раскинув руки и вдыхать,
И ощущать у вечности мгновенья,
И каждое мгновенье умирать.
Вобрать в себя всю силу мирозданья
И до последней капли все впитать.
Всю радость Жизни, ближнего страданья,
Чтоб в дар Всевышнему всего себя отдать......
А на улице все так же светило солнце, колыхались ветки на деревьях от налетевшего ветерка, и все так же было пустынно на улице покинутой деревни. Все так же плыли облака по весеннему голубому небу, и все также бурлила жизнь в больших городах, где в одном из них жил ничего не ведая, внук ушедшего деда. Все так же, но не так.... Не стало человека. Не стало еще одного Мира. Мира, который создал этот Человек. Человечество стало беднее еще на один Мир...