Этим утром я чувствовал себя симулякром. Копией того, чего нет. Мой оригинал остался во вчерашнем дне и лакает из чужой миски. Убил бы этого гада, если б смог догнать прошлое... Мне казалось, что я - потерянная тень. Словно вчера, когда я шёл в поликлинику, чтобы занять очередь к зубному, но передумал и замер на полушаге, я-тень, ведомый лучом солнца, скользнул дальше, свернул за угол и скрылся. Подлинник вернулся домой, втиснул задницу в продавленное кресло и, счастливо попёрдывая, провёл вечер за просмотром телепередач. А я танцевал на стене котельной, обнимая силуэты проходящих девушек, и пытался схватить за хвосты хитрых змей, повторяющих контуры веток рябины.
Подобравшись к заиндевелому окну, жаром дыхания растопил наледь на стекле и прижался к нему лбом, надеясь увидеть солнце. Солнце! Это ориентир для подобных мне, живущих меж мирами - нерушимый, как вечность. Светило светило всегда и своим постоянством вынуждало изменчивый мир быть ближе к реальности. Чтобы понять, где я нахожусь, нужно найти солнце и воткнуть в него взгляд. Если оно сморщится, как воздушный шарик, продырявленный сигаретой, и со свистом исчезнет в небытии, значит, всё, что вокруг - было лишь сором, глупостью, фантазиями... симптомом алкогольной абстиненции. Если же мой взгляд упрётся в жёлто-обжигающий бок, как в стену - получится, что я дома.
Мучительно обшарил мыльные клочья облаков и не нашёл искомого. Плотный сумрак съел день и готовился схавать меня. На загривке восстали мурашки и побежали вдоль позвоночника к заднице. Сфинктер испуганно сжался. Я шлёпнул ладонью по пояснице - мурахи перескочили на руку и помчались к плечу. Страх овладел мной, как женщиной: солнце исчезло!
Я заметался по комнатам, одержимый тревогой. Подобно Луне, кружил вокруг собственной оси, умудряясь оставаться лицом к окну. Форточка задребезжала, послушная моему рывку, и прямоугольник неба отразился в зеркале над мойкой. Картина - не шедевр, я набросал бы такую за пять минут щёткой для ботинок и ваксой мышиного цвета. Но дурочки-снежинки таяли от восхищения. Промозглый ветер защекотал огоньки конфорки, те ёжились и фыркали. Я пялился на небо, как будто зрел его впервые. Солнца нигде не было.
Необходимость что-то делать заставила меня натянуть ботинки, окунуться в ватник и выскочить на улицу. В холодной мгле сверкал гирляндами ларёк, похожий на праздничную туалетную кабинку.
- С наступающим, Лид! - дружелюбно поприветствовал я продавщицу. - Дай чекушку и пирожок.
Толстуха окинула меня взглядом и без слов выставила на прилавок самую дешёвую марку.
- С чем пирожок? - равнодушие в грубом голосе примораживало не хуже ледника в синих глазах.
- А с чем есть?
- С повидлом.
- Давай.
Под крышкой обнаружилось суровой красоты горлышко, в которое я немедля всунулся взглядом, пробуя реальность на прочность. Водка не закипела и не выплеснула наружу заспиртованные дельфиньи тушки, но это ещё ничего не доказывало. Во рту чикатило. Причмокнув губами, приник к холодному стеклу, будто целовал гроб мёртвой царевны. Пламя со вкусом сивухи обожгло, но не согрело. Мимо проковыляла стайка голубей. Задроченные жизнью насмерть птахи тяжко шаркали лапками по тротуару, отхаркивая крошки, и гадили под ноги идущим сзади. Разломав засохшую сдобу, я осчастливил пернатых подачкой. Они тут же устроили потасовку, долбя друг дружку клювами и матерясь. Настроение улучшалось: я знаю, что нужно! Я верну солнце.
Залпом обнулив бутыль, швырнул её в самую гущу птичьей схватки, расшибив кому-то дурную башку, и решительно зашагал на запад - туда, где видел солнце в последний раз.
* * *
Звук шагов - иглоукалывание тишины. Я исширял её всю, топоча по безлюдному проспекту. Ни одного человека навстречу, никого, кто мог бы подсказать, где найти солнце. Кабы не пробежки, мороз ощипал бы меня, как курицу. Будущее стелилось под ногами, с каждым шагом превращаясь в минувшее. Торопясь, я будоражил время, и оно спешило тоже... Из дымного далека выдвигались тёмные силуэты. Деревья, запутавшиеся в ветках, хмурые дома и люди. Вырванные из глухого мрака, они казались ближе, чем когда-либо. Облитая маревом разношёрстная гурьба сосредоточенно рассматривала горизонт.
- Братцы! - я окончательно убил безмолвие. - Что случилось?
- Чего орёшь? - просипело сбоку. - Не видишь, город хороним.
Над головами разлилось печальное пение флейты. Растолкав сгрудившихся, я подобрался ближе. Стоявший посреди дороги, угрюмый старик в ватнике, тренировочных штанах с пузырями, кедах и шапке-ушанке извлекал из корявой дудочки горькую, как шоколад, музыку. Не прекращая играть, он развернулся и пошёл по разделительной полосе к выезду из города, и толпа в молчании двинулась следом. Я присоединился к понурому шествию. Похоронная процессия возбуждала в ночи торжественность. Асфальт кончился, пастырь лихо перемахнул через дорожное ограждение, и мы попрыгали тоже. Под ногами захрустели камни подножия насыпи, взбираться было тяжело. Мелодия не прерывалась ни на миг, настойчиво маня за собой. Вершина встретила пронизывающими до дрожи порывами, то ли ветра, толкающего назад, то ли зудящего желания вернуться. Зрачки расширились, вмещая отражение осиянной электрическим светом панорамы грязно развалившегося поселения. Жители покинули его и собрались здесь, чтобы проводить в последний путь. Странно было узнать о долгожданном успении из чужих уст, ведь я наблюдал за динамикой болезни с самого заражения. Первый звоночек прозвучал, когда городок стал жиреть, питаясь деревянными домишками окраин и растя вместо них унылые панельные здания. Я не заметил, как очутился в центре, вкупе с ничтожными соседями и жалкими мыслями. Таких, как я, нельзя впускать глубоко в сердце, это чревато осложнениями. Моя бывшая поняла сие, спустя пять лет брака в выгребную яму прошлого, и выбраковалась. Немногим так везло в жизни... Город продавался под торговые места и послушно раздвигал улицы перед гостями, вскармливал периферию собственными соками, а гнил изнутри.
- Кто находится среди живых, у того есть надежда, - раздался сухой голос флейтиста. - Ведь и живой собаке лучше, чем мёртвому льву. Наш город издох, и ему уже всё равно. Он опустел с тех пор, как опустился, и мы могли смотреть на него свысока. Он утоп в распутстве, а мы оказались на распутье - гибнуть с ним или пойти своей дорогой. Мы выбрали и больше не жители, но мы живы, а он околел. Мы оставим его в сегодняшнем дне и уйдём в завтра, он же не уйдёт никуда, ибо его завтра - тлен.
Скорбные могильщики выстроились на краю насыпи за отбойником, внемля речи старика. Небо кидалось в нас звёздами, но не могло добросить и стремительно мрачнело.
- Так проводим прощальным взглядом наше прошлое, чтобы отвернуться навсегда! - воскликнул музыкант. Собравшиеся воодушевлённо зашумели, но тут же прикусили языки: снизу донёсся протяжный крик.
- Что за чертовщина? - недовольно проворчал пастырь. - Разве кто-то из наших остался? Нормальные люди спят!
Крик повторился протяжнее, в нём чувствовался явный ужас.
- Это Лидка, ларёчница, - простуженно просипел знакомый голос. - Сменилась, небось.
Орава беспокойно забормотала.
- Что такое?! - досадливо каркнул старик.
- Братва волнуется, сваливать надо, - отозвался сиплый. - Мы все тут её должники...
- Чёрт-те что, - вздохнул предводитель. - Ладно, пошли.
Снег покорно заскрипел под подошвами. Ватага неуклонно ввинчивалась в непролазную темень, за нашими спинами загибался свет и затихали вопли незадачливой кредиторши, чьи неплательщики сбежали жить.
* * *
Площадку для привала подготовила природа, близоруко сочтя её поляной. Треск сучьев расстрелял лес, и вскоре костры встопорщились алым. Обессиленные люди засыпали, сидя в обнимку на поваленных деревьях. Стряхнув сон с ресниц, я приблизился к музыканту. Вытянув ноги к огню, тот наигрывал на дудочке фрагменты неведомых мелодий.
- Не спится? - полюбопытствовал он.
- Вопросы не дают покоя. Почему именно сегодня?
- Было знамение и мы собрались.
- Какое знамение?
- А пропажа солнца - недостаточный повод? - хмыкнул дед. - Впрочем, может, оно и не пропало...
- Как это?
- Думаю, - отозвался старик, - оно почернело от горя и мы его просто не видим.
- То есть, чтобы солнце порозовело опять, надо его обрадовать? - вскинулся я.
- А, может, и пропало...
- Чёрт бы тебя подрал, - не сдержался я.
- Ты ждёшь ответов, которых я не знаю. Могу поделиться только догадками: его украли и заморозили; оно улетело, но обещало вернуться; это одноглазый Господь сморгнул, устав таращиться на нас... Какой вариант тебе нравится больше?
- Ни один, - сплюнул я в сердцах. - Без разницы: найти ли похитителей или уговорить светило, или убедить Бога...
- Или убить Бога... - понимающе кивнул старик. - Живые знают, что умрут, а мёртвые ничего не знают... И любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли, и нет им более части вовеки ни в чём, что делается под солнцем! Веруя в сие, мы жили и радовались дням, но солнце исчезло тоже. И более мы не знаем ничего.
- Короче, вы сами не понимаете, куда идёте, - резюмировал я.
- Никто не понимает, куда он идёт, - философски возразил собеседник. - Лишь думает, что знает, куда хочет попасть. И только, оказавшись там, куда стремился, способен сделать вывод, напрасно ли был проделан путь... У мудрого есть глаза, а глупый бродит во тьме. Но единая участь постигнет их всех. Спроси собравшихся здесь - куда они идут? Они ответят, что за мной. Но никто не интересовался, куда направляюсь я сам. Так за кем они следуют - за мной или моей флейтой?
- Я шёл на запад, к месту заката, - признался я.
- Не так глупо, как может показаться, - пожал плечами дудочник и взгляд его странно остекленел. - Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого. Ибо, где будет труп, там соберутся орлы. И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе...
- Ты к чему это, дед?
Старик встряхнулся и удивлённо промямлил:
- Бог его знает...
* * *
Чадящий факел отхлёбывал темноту, брызгая шипящими каплями жира. Проваливаясь в наст, я едва плёлся, но с каждым шагом ноги-ножницы отстригали от расстояния по четверти метра. С момента расставания с паствой, ведомой пением дудочки, прошло несколько суток. Внутренние часы сломались, и стрелки застыли, уткнувшись в полночь. Мрак одиночества окутал мир, беспечно проморгавший солнце. Ни звезды не горело в небе, светила пропали бесследно. Изредка я натыкался на грандиозные пепелища - люди старались держаться вместе и возжигали гигантские костры, отгоняя страх. Я шёл своей дорогой и разговаривал сам с собой, когда черноту проткнул след кометы. Она промчалась совсем близко! Узрев впереди отблеск пламени, я побежал. Споткнувшись в спешке, неудачно выронил факел, который немедля погас. Блик огня вдали появился снова, сосредоточив в себе Вселенную, и я рванул вдогонку. Неясная искорка подрагивала в воздухе, видимо, удаляясь. Может быть, я преследовал космического светляка? Но уж очень ярко пылало диво... Запыхавшийся, я рысил дальше. Безумная гонка по мёртвой равнине подошла к концу, и цель открылась моему взору.
Чёрт.
Натурально, мохнатый чертяка с пятачком, рогами-копытцами да хвостом загогулиной, облапивший сверкающую, как ёлочная игрушка, колючую звезду. Скрип снега под моими ботинками участился, и бес замер. Я, как подкошенный, шлёпнулся под прикрытие сугроба. Крутанувшись на месте, ворюга воздел ношу над головой, обозревая пространство позади. Я лежал, не дыша, и думал о Кубе, какой запомнил её по фотографиям. Давно подсев на тёплые воспоминания, я согревался ими на отдыхе. Умственный экстаз от жарких мыслей действовал, как алкоголь, и нейроны мозга отмирали, кайфуя. Не уснуть бы.
Наконец, чёрт попёр дальше. Недальновидно, братан! Я подкрадывался к рогатому, будто к влажноокой косуле, прихрамывающей по тропе к водопою. Повстречайся мне бедняжка в действительности, она не ушла бы! Сколько б не озиралась настороженно, пытаясь уловить опасность... Она б учуяла мой зверий запах за миг до того, как я опрокинул бы её наземь и вкусил горькой слюны из нежного и податливого, как оладушек, горла... В стремительном прыжке, рухнул нечистому на плечи: очумело пискнув, тот выпустил драгоценный груз, и искристый шар закувыркался, шипя на снег.
- Держи-и-е-ё-о-о! - завыл чёрт, а звезда юлила, разрастаясь, и вздымалась над землёй, пока не впилась в кожу неба гигантским клещом, и зависла там, присосавшись.
Придавив вертлявую нечисть коленом, я размашисто сотворил крестное знамение. Бес тут же утих и спросил обречённо:
- Что, блядь, черевички?
- Какие, блядь, черевички?! - рявкнул я. - Говори, сука, где солнце!
Тот мерзенько захихикал. Смех его - скользкий и мелкий, словно опарыши, сыпался из затхлой пасти и расползался по тишине. Отвращение передёрнуло затвор, я жахнул:
- Чего ржёшь? Чего ты ржёшь, падла?!.
- Слон... солнце потеряли... уах-ха-ха-ха-ха! - заливался наглец. Удар поддых смял его истерику, бес заперхал собакой, жующей шубу, но ржать не перестал. Я занёс руку, чтоб осенить его крестом вдругорядь.
- Сто-ой! - взвизгнул чёрт, извиваясь, и поспешно затараторил:
- Ты думаешь, солнце похитили - подошли тайком, огрели по темечку, и утащили? Всё было не так! Оно ушло само, потому что устало смотреть на вас. Сказало: "Вяжите!", и только тогда мы налетели, спеленали и уволокли, положили на лавку, а солнце раздвинуло ноги и безучастно смотрело, наконец-то, вверх. Ты думаешь, стырить светило так просто? Это тебе не звезда, которую можно даже в мешок не совать...
- И что делать? - оторопел я.
- А что весь мир делает? - с хитрым блеском в глазах, осведомился пленник. - Каяться!
- Да люди вечно молятся и казнятся, а солнца, как не было, так и нет. Надо вернуть его!
- Умный... - проворчал бес. - Но дурак. Сам убедишься, что затея глупа, как царская дочка. Придётся вспомнить былое... Цепляйся за шею, отвезу!
- Куда?
- К нам, на консервный завод!
* * *
Враждебное дыхание ночи замораживало сопли в носу, волосы звенели льдинками. Чёрт нёс меня по воздуху так быстро, что гордые орлы озадаченно махали вслед крыльями. Ветер ожесточённо бросал в лицо острую крупу, конечности немели от холода. Одной рукой вцепившись нечисти в загривок, вторую я держал на весу, сложив пальцы щёпотью, уверенный, что успею перекрестить беса, даже сброшенный с хребта. Ощущая мою решимость, тот вёл себя послушнее паркового пони, и всё ускорялся... Когда хвостатый начал снижение, мне казалось, что я уже умер, и потому окоченел. Чернота расступилась, открыв необъятную дыру в земле, что маслилась оплавленными краями, словно жерло проснувшегося вулкана. Навстречу пыхнуло таким жаром, что тело охватила вялость, а ватник немедля набряк влагой.
- Пристегните ремни! - хохотнул дьяволёнок и ринулся в центр поля, как в омут. Волосы на моей голове немедленно свернулись червяками и отпали, дымясь. Щетина просто исчезла, опалив скулы. Какой это был полёт! Если бы космонавтов, вместо испытаний на центрифуге, катали на чертях в Преисподнюю, человечество уже обживало бы Альфу Центавру! Пекло удушало, стискивая меня в раскалённых тисках, на оголённых запястьях вздувались волдыри, а в ушах клокотала закипающая кровь. На очередном резком повороте, захлебнувшись рвотой, не видя ничего вокруг, я на ощупь провёл тремя перстами вертикаль от демонического затылка до задницы. Запахло палёной шерстью. Бес истошно заверещал и вошёл в пике...
Обретя сознание, я почувствовал себя крайне неуютно. Зернистый пол впивался в бок каменной крошкой, перед глазами плыли багряные пузыри, любое шевеление приносило тупую боль. С трудом встал на ноги. Просторный зал не приносил иллюзии свободы, гранитный потолок нависал над головой тяжким бременем. Нечленораздельная кучка из рогов, копыт, шерсти и серной вони, лежавшая рядом, зашебуршилась. Видать, моему проводнику тоже пришлось несладко. Нечистый с плачущим хрюканьем распрямился, укоризненно посмотрел на меня и, шмыгнув пятачком, спросил:
- На завод, что ли?
- Ну.
Коридор уводил в глубь планеты, после двенадцатого поворота я прекратил подсчёт - адский лабиринт не поддавался анализу.
- Пустынно у вас, - заметил я.
- Все на заданиях, - пожал плечами бес. - Земля без света! Самое время для чертовщинки!
- А грешники где?
- У Данте, - фыркнул чертяка.
Консервный цех - обширное подземелье, заставленное чередой жутких агрегатов, сквозь которые вилась конвейерная лента - врЕзал по ушам безумным грохотом. Лязгали исполинские машины, скрипело-грюкало пространство. Из чёрного зева тоннеля над нами выезжали оранжевые звёзды, вроде той, спасённой, но совсем съёжившиеся. Комочки света смиренно катились по дорожке и попадали под грозно танцующие поршни.
- Что это? - шокированно спросил я.
- Прессовка, - безмятежно прокомментировал чёрт, наблюдая, как растоптанные светила брызжут искрами. - Там, дальше, вакуум-закаточный станок в банки упаковывает.
- И что это? - повторил я, ударив интонацией в "что".
- Модель верхнего мира, - пояснил чёрт. И, видя полное непонимание, осведомился:
- А скажи мне, почему я с тобой разговариваю?
- Жить хочешь, - я сердито сплюнул.
- Это ты, конечно, правильно заметил, - ухмыльнулся бес. - Но ты ведь в Бога не веришь, и крест для тебя просто символ...
- Но действует!
- Вот именно! А знаешь почему? - и, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Потому, что божественная любовь - слова. Добро, зло, любовь и ненависть просто части спектра. А есть только свет и его отсутствие. Человек, по образу и подобию, ярче солнца, если светит вовне... Священники много болтовни нагромоздили вокруг простого факта: нет ничего, лишь Бог и Дьявол. Человек - Бог, мир - Дьявол. День за днём, мир задавливает внутренний свет человека, консервирует его. Всё начинается со школы. Представь: ты идёшь в первый класс. Весь лучишься, в глазах играет детство...
Черт повернулся ко мне - у него лицо моей первой учительницы, по барабанным перепонкам ударил противный голос:
- Над чем ты смеёшься? Не вижу ничего смешного! А что будет, если тебе пальчик показать? Ты в курсе, что улыбка без причины - признак дурачины? Задави в себе радость сейчас, в детстве, чтобы в будущем не страдать! Ты мне спасибо скажешь, когда вырастешь... А что у тебя за взгляд? У порядочного человека не должны блестеть глаза! Посмотри на своих родителей - уважаемые люди! - у них же не блестят глаза! Бери пример, дурачок...
Ненавистная физиономия превратилась в харю декана:
- Вам нужно научиться держаться в рамках. Консервировать свет внутри себя - на потом, когда будет время... Нет, сейчас нельзя - вы же в институте! Сессия не за горами, учитесь - после спасибо скажете! Вы же ответственный человек! Ведите себя, как полагается...
Поганая харя преобразилась в женину моську.
- Я тебя не понимаю! - истерично заголосила она. - Почему ты не можешь жить нормально? Почему нельзя быть, как все - с консервной банкой вместо сердца? Обязательно нужно выпендриться! Ты ведь взрослый мужик - подумай о детях! Им скоро в школу, разве ты не хочешь, чтобы из них воспитали посредственностей? Они нам ещё спасибо скажут...
На голове жены выросли рога, нос раздался в пятачок, стервозность во взгляде сменилась насмешкой. Чёрт сказал:
- Человеческий мир - конвейер по выдавливанию света. И успешно работающий, ибо, чем развитее цивилизация, тем выше КПД. Такие, как ты - брак производства. К счастью, вас очень мало...
- Ну, а солнце тут причём?
Нечистый посмотрел на меня, как на идиота.
- Оно каждый божий день напоминало вам, что можно светить вне - и приносить радость! И луна, и звёзды сияли с одной целью... Когда на земле умирает человек-светильник, в небе зажигается новая звезда! Свет ведь - чистая энергия, которая существует, пока жив носитель. А небесное светило - энергетический концентрат. Консервация - единственный способ действенного противостояния...
- И куда попадают консервы? - невежливо оборвал я умника.
- На склад...
- Веди!
* * *
Консервированное солнце напоминало громадную, с кулак рыбака, сушёную хурму. Я пощекотал морщинистый отжимок пальцем - безрезультатно. Чувствуя себя до невозможности глупо, попросил:
- Солнце, вставай! Ты нужно нам!
Хурма хурмой, никаких эмоций.
Чёрт за спиной противно фыркнул.
Я умолял светило долго, приводил аргументы, корил за слабость, но оно не желало меня слышать.
Мохнатый спутник ржал в голосину, как некормленная кобыла.
- Дьявол бы тебя побрал! - рявкнул я, отчаявшись, и швырнул банку в стену. Глухо звякнув, ёмкость отскочила, вывалив содержимое. Бывшее солнце лежало, не двигаясь.
- Предупреждал ведь: безнадёжное дело затеял... - отсмеявшись, проговорил чёрт. - Знаешь, когда Соломон был не в себе, он читал надпись на кольце: "Всё проходит" и успокаивался. Но однажды средство не помогло, мудрец взбесился, сорвал кольцо с пальца и бросил на пол... И увидел надпись на внутренней стороне: "Да и хрен с ним!". Так, может, и хрен с ним?
- Креста боишься? - пролаял я. - Думаешь, с собой не совладаю, да отоварю по полной?!
- Дурак ты, - бес пнул солнце копытом. - Хоть и умный. Во мне света нет, но человеческое не чуждо...
- Эка загнул, - подивился я. - Свет не от человека, что ль?
- Свет от Бога. А человек - просто человек. Но за ним выбор.
Я задумался. Поднял голову:
- Давай, это... вези меня обратно!
Чёрт облегчённо вздохнул.
- Обратно можно и проще.
И, не успел я слова сказать, косматый прищёлкнул пальцами. Меня сорвало с места, как осиновый лист ураганом, сжирающим город. Закружило, завыворачивало так, что желчь прилила к горлу - и хрястнуло об землю. Вынув окровавленную морду из снега, я прошептал:
- Сука...
Со стоном поднялся. Абсолютная темень окутала меня, будто слепота. Рёбра холодил ветер, всовываясь в бреши прогоревшего ватника, ожоги нещадно саднили. Видимо, это конец.
...Куба. Золотой песок, намытый морем, устилал пляжи. Голубые волны совершали набеги на берег, меняя чудесные ракушки на газетную ветошь. Вода и небо, сплетённые в линии горизонта, походили на приоткрытый атлас... И солнце, солнце! Оно жарило негров с христианами, как рис с чёрной фасолью; а мулатки, жадные до жизни, отплясывали сальсу. Туристы важно кусали сигары за попки и, развалившись в тени пальм, попивали гаванский ром. Дни пролетали метеоритным дождём. Я купался, а вернувшись в отель, принимал душ, смывая с кожи запах Карибского моря. Кондиционер в номере трудился вовсю, охлаждая разгорячённое тело. Деликатный стук в дверь - на пороге стояла прекрасная кубинка. Я приветливо заулыбался, как вдруг девушка схватила меня за грудки и грубо затрясла, крича густым басом: "Мы пришли на свет!"
- Отцепись... - вяло отбивался я. - Ты хто?..
- Волхв, - ответила мулатка и побледнела, её лицо обросло бородой, а серые глаза заслезились. Испуганно отпрянув, я мучительно щурился, рассматривая метаморфозу. Окружающее сталновилось чётче, пока зрение, наконец, не отобрало у темноты горстку обступивших меня людей.
- Мы пришли вовремя! - ликующе пробасил бородач.
Передёрнув плечами, я со скрипом поднялся.
- Ага, спасибо... Повезло, что вы на меня наткнулись.
- Это не случайность - мы шли на свет! - повторил мужик.
- Какой такой свет? - раздражённо воскликнул я, озираясь. Вокруг не было ни огонька.
- Ты не видишь?- удивился бородач. - Посмотри на нас, мы стоим без факелов!
Действительно, фигуры окруживших меня людей едва прорисовывались во мраке. Они казались карликами, пока я не понял, что люди стояли на коленях.
- Ты излучаешь свет, - благоговейно сказал мужик. - Мы шли к тебе издалека, ведомые звездой.
Из-за тучи как раз высунулась сиротливая звёздочка. В кромешной тьме она казалась лазом на ту сторону. Бережно хранимые доселе, факелы были брошены наземь. Медленно, до меня начало доходить.
- Встаньте, - попросил я. И, когда они встали, мы пошли.
* * *
Вереница путников ползла по планете, и всё новые люди приобщались к шествию, приходя на сияние, льющееся из меня. Я щедро делился с каждым и видел, как в них, в одном за другим, зарождался свет, словно в груди зажигались лампочки. Годы терялись во мраке, а мы продолжали путь. Вечное недоедание обгладывало кости моих спутников, жестокий холод терзал на привалах, вымораживая кровь. Многие сворачивали с дороги, чтобы построить себе убежище и, добывая пропитание охотой, засыпАть в тепле и сытости. Но остальные продолжали идти. Они встречали смерть, заплутав во вьюге или сверзившись с утёса, или в бою с хищниками, или как угодно ещё. Но, когда погибал человек, пламенеющий изнутри - в небе загоралась звезда.
В час, когда пришёл мой черёд, космический шатёр над головой был усеян сверкающими точками. Они ободряюще подмигивали, словно говоря: "Здесь славно, друг! Присоединяйся, и мы зажжём это небо!"
Упокоенно, я сомкнул веки и выдохнул жизнь.
Мир изменился, когда я узрел его вновь. Раздался вширь, запестрел красками, похорошел. Сомлевшая Земля под моим знойным взглядом стягивала белую шубку и облачалась в сине-зелёное платье. Ошалелые птицы кувыркались в воздухе, потеряв направление. А люди изумлённо пялились вверх и вопили, глупо размахивая руками. С натугой я нашёл тех, с лампочками в груди - они стояли, обнявшись, смотрели на меня, и счастливые слёзы текли по их щекам.
В эти сутки не спал ни один человек. Ночью люди жгли костры на лугах и площадях, встревоженно переговариваясь, с надеждой поглядывая на небо. Когда я показался из-за горизонта, безграничные толпы взорвались воодушевлёнными криками и смехом.
Я-симулякр нёс миру свет. Я-подлинник отбрасывал тень, шагая в поликлинику, чтобы занять очередь к зубному.
(C) Дмитрий Метелица 23.12.2011
|