Конец августа, пятница, начало седьмого вечера, пасмурно и душно, дело к дождю. Остановки полны, маршрутки битком, дороги перегружены, люди торопливы и нахальны. На выезде из парковки с десяток легковушек смотрят зажжёнными фарами в дорожную пробку. Лавочник Саша Тишинов за рулём синего "Дэо" вторым в этой очереди. Он вспотел, раскраснелся, хмур - никудышная выручка, аренду подняли, цены растут, покупатели бранятся.
Первую красную "Мазду" пропускают, она дёргается, но глохнет; на заднем стекле два треугольника - один с восклицательным знаком, другой с туфелькой. Поток смыкается до следующего добряка. Тишинов с горечью сплёвывает в открытое окно.
"Мазда" включает аварийку, Тишинов снова плюёт в окно, крутит баранку объезжать. Навстречу сворачивает чёрный "Лексус", останавливается нос к носу.
- Куда ты выперся, кретин?! - кричит водитель "Лексуса", холёный дядя в белой сорочке при галстуке.
Тишинов кивком извиняется, включает заднюю, смотрит в зеркало - уже подпёрли.
- Назад! - машет Тишинов третьему.
- А нэт куда, - доносится из набитой арбузами когда-то белой "Четвёрки".
За рулём "Мазды" дамочка экспансивно разговаривает по телефону.
- Ты, правда, сломалась или просто поболтать?.. - в открытое окно окликает её водитель "Лексуса".
- Затор, барышня. Из-за вас, между прочим, - объясняет холёный.
- Гуляй полем, дядя, - отмахивается барышня, поднимая стекло. - Анют, да брось ты его, идиота старого, скрягу... - продолжается телефонный разговор.
Водитель "Лексуса", хмыкает, вдавливает и удерживает кнопку сигнала, Тишинов тоже врубает сигнал. Дамочка крутит пальцем у виска, бросает мобильник на пассажирское сиденье, заводит "Мазду" и быстро вклинивается в "черепаший" поток. Разъехались.
У кармана остановки голосует мужик в чёрном пиджаке. Тишинов не прочь таксануть, принимает вправо.
- Сотня, до "Фортуны" подкинешь? - открыв дверь, выпаливает мужик.
- Садись, почти по пути.
Чёрный пиджак заносит в салон запах одеколона и свежего пивного перегара.
- Таксуешь? - спрашивает он.
- С работы, - отвечает Тишинов.
- Жена, дети, объеденные подоконники, - хмыкает чёрный пиджак. - А мои в деревне у её родичей, холостякую.
- Неделя, как своих привёз... Сын, в первый класс пойдёт, с полчаса на мне висел. Соскучился, - поддерживает разговор Тишинов.
- А она? - спрашивает чёрный пиджак.
- Айсберг, - отмахивается Тишинов.
- Знакомая ситуация, - вздыхает чёрный пиджак и умолкает.
Тишинов тоже молчит. Ему вдруг становится мерзко, на душу опускается неприятный осадок, желание ехать домой совсем пропадает, но в желудке посасывает и урчит.
Эти два месяца Тишинов экономил на всём, включая обеды. Все свободные деньги он аккуратно высылал семье в деревню, а нормальной выручки, как назло, нет, и не предвидится.
- Где тормознуть, у ресторана? - спрашивает Тишинов.
- Какой там на фиг!.. У банка... кредит оплатить... Скоро закроется, чего и торопился...
Тишинов высаживает пассажира и едет домой.
В квартире он застаёт безмолвие, на кухонном столе куски хлеба, початые пачки печенья и вафель, всюду крошки, в раковине немытая посуда, в ванной остатки горы нестиранного, ещё с деревни, белья. В комнате старшего сына у компьютера сидит младший, дошколёнок Вася.
- Пап, привет, - не отрываясь от игры, говорит Вася.
- Привет карапузик, как дела? - привычно спрашивает Тишинов.
- Хорошо, - машинально отвечает Вася и, не дожидаясь следующих вопросов, продолжает: - К маме тётя приходила. Оксана, кажется. В кафе поехали, мне пиццу привезёт. Я ел, меня бабушка недавно кормила, Петька гуляет, за ним пацаны заходили, сижу недолго, глаза не болят, всё.
Тишинов невесело улыбается, гладит сына по голове, проходит в кухню, усаживается за стол. Он чувствует, как что-то тяжёлое подкатывает к печени и начинает её обсасывать, ему хочется смахнуть на пол весь это бардак, сбросить в ту же кучу грязную посуду из раковины и растоптать всё, пока не останется пыль, прах. Вместо этого он тяжело вздыхает, совершенно не задумываясь, убирает хлеб и печенье в хлебницу, вытирает стол, перемывает посуду, ставит стирать бельё.
Звонит мобильный.
- Да, - снимает трубку Тишинов.
- Привет, ты уже дома? - весело справляется Анна.
- Да, - сухо отвечает Тишинов.
- Я с Оксанкой, девочка с работы, в пиццерии. Вася пиццы захотел. Немного посидим. У неё проблемы с мужем, до развода дело... Чуть не забыла: сходи в магазин за горошком, оливье сделаю, и картошку варить поставь, яйца там, морковку... Ну, ты в курсе, да... Всё, пока, целую.
- В курсе. Пока, - нехотя отзывается Тишинов.
Снова подкатывает к печени, Тишинов усаживается на кухонный табурет, с минуту бесцельно смотрит в окно.
- Пап, иди сюда, - кричит Вася.
Тишинов вздыхает, идёт к сыну.
- Пап, а ты что там ешь? - спрашивает Вася, не отрываясь от экрана.
- Пока ничего, - отвечает Тишинов, а его желудок, вспоминая о голоде, начинает громко урчать.
- Ого, ты урчишь! - восклицает сын. - Я думал, ты пельмени ешь, я бы тоже слопал, - говорит Вася.
- Съел, а не слопал. Ты где таких слов нахватался? Значит, всё-таки голоден.
- Не голоден, - упорствует Вася, - но пельменей бы слопал.
- Съел!
- Ну, съел. Сваришь?
- Сварю, - досадливо выдыхает Тишинов. - А ну-ка рассказывай, чем тебя бабушка кормила? И когда?
- Ну... картошку жарила... помидоры ел... э-э-э, чай с печеньем ещё... - вспоминает Вася. - Недавно. Единичка, двойка, нолик и нолик на часах было.
- Ого! В двенадцать аж! А ну-ка, приятель, шагом марш от компьютера!
- Сейчас, пап, до сохранения дойду, - упрашивает Вася.
- Всё у тебя недавно и недолго. Марш отсюда, сказал! - повышает голос Тишинов.
Вася выпячивает нижнюю губу, толкает клавиатуру и, нарочито топая, шагает в гостиную, включает телевизор.
Тишинов приглядывает за пельменями, варит морковь и яйца, чистит картошку. Снова звонит мобильный.
- Саш, перегони мою машину, места не было, я её на дороге бросила. Ключи в кармашке сумочки. Да, ещё, звонила Машка, ну ты знаешь - хозяйка с мебели, в баню приглашает. Оксанка тоже идёт. Скидываемся по семьсот. Я займу, завтра отдать надо... А что я рабыня что ли?! Посидишь с Васей, не облезешь! Я два месяца с детьми провела...
- Аня, ты пьяна?.. - вставляет Тишинов, а в ответ ничего: связь оборвалась.
Тишинов чувствует как жар и холод одновременно движутся по телу. Трясущимися руками он кладёт нож на стол.
- Пап, скоро пельмени? - доносится из гостиной.
- Скоро! - кричит Тишинов, со злостью скидывая на пол миску с неочищенной картошкой. Он вскакивает, бежит в ванную, подставляет голову под струю холодной воды.
- Пап, ты чего?
В пороге стоит Вася. Он испуган.
- Ничего, сынок, всё в порядке, - говорит Тишинов. - Ты меня извини... Иди, мультики смотри, пельмени уже готовы.
На часах полночь. Петька торчит в инете и уплетает оливье, Вася, ухватив отцовскую руку, наконец, уснул. Тишинов переносит сына в его кровать, убавляет громкость телевизора.
"Роль мужчины в семье трудно переоценить, - слышит он голос приглашённой на передачу женщины-психолога, - но, к сожалению, большинство отцов не просто пассивны в семье, но и зачастую вовсе уклоняются от исполнения родительских обязанностей..."
Звонит мобильный.
- Саша, забери меня отсюда! Эти козлы прохода не дают! Я в туалете спряталась, чтобы позвонить. Оксанка, дура, связалась с отморозками. Машке по фиг, ты знаешь, она давно одна живёт...
- Ты, типа, не одна! - вырывается у Тишинова. - Ты где вообще? - едва сдерживаясь, спрашивает он.
- В кабаке на выезде из города... Поторопись... Я больше никогда...
- Твоё "никогда" я три года слушаю! Как кабак называется?
- Не знаю... Помнишь, перед деревней ты нас с Машкой забирал...
- Машку твою!.. Мать её!.. И тебя вместе с ней!.. Жди, выходи на улицу... - ожесточённо выговаривает Тишинов.
У кабака припарковано с десяток машин, у самого входа стоит такси, рядом с ним парень в кожаной курточке отчитывает девицу в мини. Тишинов паркует "Тойоту" Анны позади такси, глушит двигатель. Он на удивление спокоен, словно просто решил прогуляться, покататься на машине по ночному городу, словно где-то глубоко внутри Тишинова вдруг выключился тот самый механизм, отвечающий за беспокойство, за стыд, за сожаления, за всё, что терзало, давило, грызло и сосало его последние три года.
- Короче, Оксана, утром собираешь хархуры, и на хрен, к папе с мамой или к подружкам своим, шлюхам конченым! - громко заявляет парень.
- Ну и гуляй полем! - выкрикивает пьяная в дугу девица.
- Ключи давай, - требует парень.
- Какие тебе ключи?! От квартиры?! На, задавись! - кричит Оксана, запуская руку в сумочку. Её шатает, она ничего не может отыскать.
- От машины, дура!
Парень выхватывает сумочку, сам находит ключи, нажимает кнопку брелка, миганием фонарей отзывается красная "Мазда" с двумя знакомыми Тишинову треугольными знаками на заднем стекле.
- Какая встреча! - шепчет Тишинов. - Интересно, где моё Чудо? - приговаривает он, осматриваясь.
Парень расплачивается с таксистом, сажает девицу в "Мазду", они уезжают. Из-за угла выходит "Чудо" Тишинова.
- Скорее, поехали отсюда, - едва усевшись, говорит Анна.
- Пряталась за углом, чтобы муж Оксаны морду не набил? - хмыкает Тишинов. - Я бы не вступился, так и знай.
- С чего ты взял? Просто не видела как ты подъехал... С Машкой за углом стояли...
- Не надоело? - спрашивает Тишинов.
- Что?
- Врать не надоело? Я ведь твою Оксанку в глаза никогда не видел, просто предположил, что разборки у такси... Значит, всё-таки она...
- Да пошёл ты!..
Тишинов на миг вспыхнул, глянул на Анну так, что она испуганно отодвинулась к самой двери.
- Только попробуй, ударь, знаешь, что будет!.. И вообще, официально мы разведены, ты мне никто!..
- Руки марать о шлюху... - бурчит под нос Тишинов. - У них дети есть?
- У кого?
- У Оксаны твоей.
- Нету.
- Повезло парню, - заключает Тишинов. - Разбегутся без проблем.
- Ха-ха! Без проблем!.. Он в фирме её отца работает, вмиг пинком под жопу полетит...
- Хрень всё это. Другую работу найдёт, а заодно и жену нормальную... если такие ещё встречаются...
- Ага, библиотекаршу скажи, ха-ха-ха!.. Оксанка как раз в библиотеке работала!..
- Вот я и говорю, остались ли нормальные?..
- Чтоб из кухни не вылезали?! Трусы с носками стирали?! Белого света не видели?! Таких дур ещё поискать надо! А я жить хочу! Гулять хочу, танцевать, зажигать с подругами! Не блядовать, заметь, на хер вы, мужики, нужны, а жить! Скажи, дети у меня разуты, раздеты, не пригляжены! Что не работаю! Что не зарабатываю! Да больше тебя! А кто семью содержать должен?! Мужик! Какой ты мужик, если баба корячится на работе?! И я отдохнуть права не имею?! Да пошёл ты!..
- Эх Вася, Вася, ежели б не ты... - шепчет Тишинов.
- Ну да, Петька не твой, что о нём вспоминать, - спьяну ехидничает Анна, но тут же спохватывается: - Ой!.. - прикрывает рукой рот.
- Что ты сказала?! - Тишинов притормаживает, принимает вправо. - Петька мне так же дорог, как и Вася! Я же его с пяти лет!.. Он взрослый уже! Как твой поганый язык поворачивается такое говорить?! Сама знаешь, что родного отца "тот" называет, а меня папой и никогда иначе! Сука ты конченая!
Тишинова обдаёт жаром, ему очень хочется врезать по пьяной физиономии Анны, но он сдерживается.
Тишинов припарковывает машину в кармане остановки, включает аварийку, выходит. Трясущимися руками достаёт сигарету, закуривает, усаживается на бордюрный камень, пытается расслабиться.
Анна доходит до ближайшего куста, наклоняется. Слышится кашель и неприятный хлюпающий звук.
- Тьфу, - сплёвывает Тишинов, - Нет ничего омерзительнее блюющей с перепоя бабы.
Конец августа, суббота, начало седьмого вечера, пасмурно, небо второй день беременно дождём, но никак не разродится. Остановки пусты, маршрутки порожняком, дороги свободны, люди, как и в любой другой день, нахальны. На парковке рядом с Тишиновским "Дэо" стоит красная "Мазда", дверь настежь, вполоборота, выставив ножку в ядовито-красных лаковых "шпильках", девица в мини трещит по телефону. Тишинов узнаёт Оксану, подходит к своей машине, поднимает капот, делает вид, что копается в моторе, сам прислушивается:
- ...ну, как хочешь.
- Слушай, а я вчера с этими придурками никуда не ходила?
- Жаль, значит, мой идиот воспользовался. Всё болит, прикинь. Вот гад!
- А он не импотент у тебя?
- Вроде или нет? Ха-ха-ха!..
- Напомнить не хочешь? Вчерашний звонил, приглашал в ресторан... Их же трое было... Мне троих многовато, поделюсь... хотя... хи-хи!..
- Ну, нет, так нет. Зря.
- Пройдёт твоя голова, таблетку выпей...
- Ну, как хочешь. Передумаешь, звони. Пока, чмоки.
Оксана бросает телефон на пассажирское сиденье, захлопывает дверь, уезжает.
В квартире Тишинов застаёт безмолвие, на кухонном столе рюмки с недопитой водкой, недоеденные бутерброды, в раковине немытую посуду, в ванной снова нестиранное бельё. В комнате старшего сына у компьютера сидит Вася.
- Пап, привет, - не отрываясь от игры, говорит Вася.
- Привет карапузик, как дела? - привычно спрашивает Тишинов.
- Хорошо, - машинально отвечает Вася и, не дожидаясь следующих вопросов, продолжает: - К маме тётя Вита приходила. Они к ней поехали, сегодня обязательно пиццу привезёт. Я ел, меня бабушка недавно кормила, Петька гуляет, за ним пацаны заходили, сижу недолго, глаза не болят, всё.
- Бублик, - досадливо шепчет Тишинов.
- Я не хочу бублик, пап, - высказывается Вася.
- Я тоже не хочу, сынок, но жизнь стала слишком похожа на бублик - такая же невзрачная и закольцованная, а получаем мы от этого бублика всегда одну лишь дырку.