Аннотация: Написано в соавторстве с Еленой Юрьевной Раскиной. Опубликовано с сокращениями в "Литературная газета + Курьер Культуры: Крым-Севастополь", N16(67), 27 авг.-9 сент. 2010 г.
7 января 1918 года в Новочеркасске, занятом частями Добровольческой армии, было неспокойно. На Дон надвигались войска красных, с северо-запада нависали немцы, которые, на основании Брестского мира, заключенного большевиками с Германией, заняли Украину. В городе то и дело гремели выстрелы, по улицам настороженно вышагивали ощетинившиеся штыками патрули, кто-то хватали и уводили неизвестно куда люди в поношенной военной форме. Мирные обыватели прятались от смуты за запертыми дверями домов. Но и в этот тяжелый час двери церквей были открыты для тех, кто приходил в храм помолиться, и для тех, кто просил о таинстве венчания, отпевания или крещения. В тот январский день в Новочеркасске как раз состоялся обряд венчания необычной пары - в полутемной, нетопленой церкви, под звуки перестрелок и артиллерийской канонады, в присутствии немногих свидетелей, без хора и зажженных паникадил. Невеста была совсем молодой, стройной, темноволосой, а сорокапятилетний жених, солидный генерал, годился ей в отцы. Однако оба они выглядели счастливыми, несмотря на опасную неопределенность будущего и напряженные лица четверых свидетелей-шаферов: генерала Маркова, полковника Тимановского и двух адъютантов. В этот холодный январский день узы брака соединили командующего Добровольческой армией генерала Антона Ивановича Деникина и Ксению Васильевну Чиж, которая незадолго до этого приехала к жениху на Дон. С этого дня и до последних земных дней они прошли свой путь вместе...
Добрая весть для 'дяди Антона'.
Молодая жена Антона Ивановича Деникина была дочерью генерала Василия Ивановича Чижа, знакомого Деникину еще с тех пор, когда он молодым офицером служил в Царстве Польском, на западных окраинах Российской империи, казавшейся тогда незыблемой... В те далекие годы капитан Деникин был горячо и пылко влюблен в мать Ксении, жену генерала Чижа. Немолодой генерал прощал своему младшему другу платонические ухаживания за супругой, тем более, что был немало обязан последнему: однажды на охоте Деникин спас Чижа от разъяренного кабана. Впрочем, осторожный и дальновидный Деникин сам не позволял себе переходить 'грани приличия' в отношении супруги 'его превосходительства' и ограничился дружескими визитами к чужому семейному очагу. Десятилетняя дочь генерала Чижа Ксения была в восторге, когда в гости приходил 'дядя Антон' - он любил баловать девочку подарками: то роскошной куклой в пышном платье с оборками, то занятными книжками, то сладостями. Дочь Антона Ивановича и Ксении Васильевны Марина Деникина-Грей говорила, что ее родители познакомились... на крестинах. Действительно, Антон Иванович впервые увидел Ксению на ее крестинах, и даже представить себе не мог, что через много лет станет мужем этой малышки.
Девочка подрастала, превратилась в очаровательную, умную и волевую барышню, окончила незадолго до Первой мировой войны Институт благородных девиц в Варшаве, затем училась в Петрограде на курсах профессора-историка С.Ф.Платонова. Ксению увлекали гуманитарные науки: история, литература, обществознание. К Антону Ивановичу Ксения относилась по-прежнему тепло и уважительно, любила беседовать с ним и прислушивалась к его мнению в житейских вопросах. У Ксении появился 'перспективный' жених - молодой блестящий офицер-кавалерист, впоследствии сгоревший в адском горниле Первой мировой. Однако 'родственной душой' для нее этот лихой красавец не был, что, наверное, позволило ей относительно легко пережить потерю. Родители Ксении к тому времени развелись, отец женился вторично. Ксения порой чувствовала себя совсем одинокой, ей казалось, что во всем мире у нее остается только одна родная душа - 'дядя Антон'. В октябре 1915 г. Ксения первой написала популярному фронтовому генералу Деникину, имя которого нередко мелькало на страницах сводок с театра войны. Сначала их переписка была теплой, дружеской, но не более того, но постепенно письма становились все нежнее и нежнее. Поначалу Деникин видел в Ксении свою былую любовь: она была очень похожа на свою мать, но потом понял, что перед ним не просто помолодевшая 'копия' некогда любимой женщины, а близкий человек, и, к тому же, весьма дельная помощница и советчица. Когда-то, навещая Ксению в варшавском институте благородных девиц, Антон Иванович стыдил ее за пальцы, вымазанные чернилами, теперь он с нежностью подносил эти пальцы к губам....
В архиве Ксении Васильевны Деникиной сохранилось 96 писем генерала к будущей жене. Их переписка продлилась до августа 1917-го, то есть до момента ареста Деникина по приказу Временного правительства и заключения в Бердичевскую тюрьму по обвинению в участии в мятеже генерала Корнилова. В апреле 1916 г. Антон Иванович написал Ксении: 'Я иногда думаю: а что если те славные, ласковые, нежные строчки, которые я читаю, относятся к созданному Вашим воображением идеализированному лицу, а не ко мне которого Вы не видели шесть лет, и на внутренний и внешний облик которого время наложило свою печать. Разочарование? Для Вас оно будет неприятным эпизодом, для меня - крушением... Письмо придет к Пасхе. Христос Воскресе! Я хотел бы, чтобы Ваш ответ был не только символом христианского праздника, но и доброй вестью для меня...'. Ответ Ксении стал для генерала доброй вестью. Она ответила Деникину взаимностью, но попросила немного повременить со свадьбой. Ксения раздумывала несколько недель, и все это время Деникин, по его собственным словам, 'переживал такое напряженное настроение, как во время боя, исход которого колеблется'.
Этот бой генерала Деникина закончился победой. Венчаться жених и невеста решили по окончании войны. Тогда, в 1916-м, они и представить себе не могли, что будут венчаться после крушения Российской империи, в полутемной холодной церкви, без гостей и хора, под аккомпанемент артиллерийской канонады... Тем не менее, брак оказался счастливым. Его не омрачили ни война, ни эмиграция, ни слабое здоровье молодой жены, ни то, что вместо долгожданного сына у Деникиных родилась дочь, названная Мариной. Сам Деникин называл свою единственную дочь Машей...
Дочь генерала Деникина стала известна в русской эмигрантской Европе под именем Марины Грей. Это имя Марина Антоновна выбрала в качестве литературного псевдонима. Марина Антоновна унаследовала от матери незаурядные литературные способности, глубокий интерес к истории и философии. Уже в эмиграции Ксения Васильевна Деникина сотрудничала в русскоязычных газетах и журналах, была одним их авторов знаменитой парижской газеты 'Русская мысль', много писала о 'Белом движении'. Ксения Деникина - автор книги мемуаров 'Mimizan-sur-Guerre, le journal la ma m;re' ('Мимизан во время войны, воспоминания матери'). Они были опубликованы Мариной Деникиной-Грей уже после смерти матери, в 1976 г., и переизданы в 2004 г.
Сама Марина Грей (в последнем браке - графиня де Кьяпп) написала немало книг и киносценариев. И почти все они так или иначе связаны с непреходящей болью Гражданской войны в России и эмиграции, с Первой и Второй мировой войнами. В последние годы своей долгой, но удивительно яркой и противоречивой жизни, Марина Грей жила в аристократически-королевском парижском пригороде Версаль, вместе с мужем Жаном-Франсуа де Кьяппом. Граф де Кьяпп, историк, по происхождению - корсиканец, считался специалистом по эпохе Людовика XV и Людовика XVI, а также по Французской революции. Графиня де Кьяпп любила говорить, что ее сын Михаил очень похож на деда. Сын Марины Антоновны - журналист. Литературные способности в этой семье, по-видимому, передаются по наследству, как и память о России и Гражданской войне, расколовшей страну надвое.
Ксения Васильевна Деникина прошла вместе с Антоном Ивановичем его тяжелый и трагический путь - от Гражданской войны до изгнания, путь, отмеченный горечью поражений. Почему же генералу Деникин и возглавляемые им Вооруженные силы Юга России (ВСЮР), как и все 'Белое движение', были обречены на катастрофический провал?
Детство полководца.
Существует мнение, что основные черты характера человека проявляются у него еще в детстве, и принципы, поведенческие модели и комплексы, сформировавшиеся тогда, 'путешествуют' со своим обладателем всю жизнь. С этим можно поспорить, но только не в отношении Антона Ивановича Деникина, генерала, сыгравшего важную и во многом роковую роль в руководстве белых в годы Гражданской войны в России.
Будущий военачальник, политик и писатель родился 4 (16) декабря 1872 г. в маленьком польском городке Влоцлавек, находившемся под властью Российской империи. Его отец, офицер пограничной стражи, произведенный в майорский чин за участие в подавлении польского восстания 1863-64 гг. и вышедший в отставку в 1869 г., происходил из крепостных Саратовской губернии. Иван Деникин являл пример типичного старого служаки, выдвинувшегося из 'нижних чинов' - малограмотного и грубого, но по-своему честного и великодушного. Мать, Эльжбета Вжесинская, была из 'хорошей', но обедневшей польской семьи. Умная и умевшая приспосабливаться даже к самым суровым обстоятельствам женщина, именно она занималась воспитанием сына и всегда имела на него большое влияние. Показательно, что мать Деникина проживала с ним до самой своей смерти в 1916 г., и при ее жизни генерал не осмеливался строить матримониальных планов.
Несмотря на бедность, в которой жила семья Деникиных (пенсия отца составляла всего 36 рублей, а после его смерти сократилась до 20; мать подрабатывала шитьем), Антон получил неплохое образование сначала во Влоцлавском, а затем - в Ловичском реальных училищах, делавших уклон на точные науки. Впрочем, нельзя сказать, чтобы учеба шла гладко. 'После трех лет лавирования между двойкой и четверкой (в реальных училищах была пятибалльная система - прим.авт.), после постоянных укоров родителей, вынужденных и вымученных объяснений и уколов самолюбию дома и в школе, в моем характере появилась какая-то неуверенность в себе, приниженность, какое-то чувство своей 'второсортности', - писал в своих мемуарах А.И.Деникин. Не всегда умея блеснуть знаниями, юный Деникин, тем не менее, проявил иное важное качество: упорство, граничившее с упрямством. Благодаря усиленной зубрежке, он сумел к выпуску существенно улучшить свои результаты, особенно преуспев в математических дисциплинах. Компенсацию комплексу неполноценности подросток находил в стремлении к лидерству, при чем 'официальному'. В 7-м классе его, как 'благонадежного православного юношу', директор училища назначил 'старшим' по ученической квартире.
В обязанности Антона Деникина входило докладывать, не ведут ли его соквартиранты 'опасных' разговоров и не общаются ли на лишенном в империи официального статуса польском языке. В характере будущего генерала в те годы проявилась еще одна черта: будучи человеком твердой воли, он, тем не менее, умел соблюдать внешнюю мягкость в общении и ловко сглаживал конфликтные ситуации, когда сила была не на его стороне. Так Антон сам разговаривал по-польски со своими приятелями-поляками (но немедля перешел с ними на русский, как только 'вышел в офицеры'), а при мальчишеских 'разборках' дрался только тогда, когда, по его собственным воспоминаниям, 'позволяло соотношение сил' (но тогда уж жестоко 'поколачивал' своих оппонентов).
В детстве и ранней юности берет начало еще одна черта характера Деникина - подчеркнутая религиозность, без которой в Российской империи практически невозможно было сделать успешную карьеру. Несмотря на то, что мать генерала была католичкой, он был, по собственным словам, 'воспитан в русскости и Православии' и с 9-ти лет стал церковным служкой. Впоследствии Деникин писал, что в ученические годы на всю жизнь твердо определил для себя религиозные взгляды: 'Отметаю звериную психологию Ветхого завета, но всецело приемлю христианство и Православие'.
Стремление к карьере военного проявилось у Антона Деникина, можно сказать, 'с младых ногтей'. Если верить его мемуарам, лежавшему в колыбели младенцу Антону, по старому поверью, принесли на выбор игрушечную сабельку, книжку, крест и рюмку, чтобы узнать его грядущий жизненный путь. Ребенок без колебаний ухватился за саблю. Мечты о военной службе, 'представлявшейся в ореоле сплошной лихости и веселья', будущий генерал пронес через все ученические годы. В 1890 г., по окончании учебы, записался вольноопределяющимся в дислоцировавшийся в Плоцке 1-й Стрелковый полк. Той же осенью он успешно поступил в Киевское юнкерское училище, определив тем самым свою дальнейшую судьбу. За годы учебы Деникин зарекомендовал себя серьезным и дисциплинированным юнкером, неплохо успевавшим по основным дисциплинам. Но в юнкерском коллективе, где господствовали одновременно культ товарищества и жестокий 'цук' (аналог 'дедовщины'), Антон, осторожный, скрытный и, как говорится, 'себе на уме', не завел близких приятелей. В последующие годы он практически не поддерживал отношений с бывшими однокашниками, что совершенно не типично для существовавшего во все времена и во всех странах 'курсантского - кадетского - юнкерского братства', но неплохо характеризует его личность.
Под знаменами Российской императорской армии.
Выпущенный в 1892 г. с чином подпоручика, Деникин был направлен во 2-ю полевую артиллерийскую бригаду, расквартированную в Седлецкой губернии, на польских землях российской короны. Там молодому офицеру довелось полной мерой хлебнуть буйных развлечений, смертной тоски и бесперспективности провинциального гарнизона. В своих неоконченных мемуарах 'Путь русского офицера' Деникин рисует едва ли не пасторальную картину военного быта и рассыпается в комплиментах 'солдату старой русской армии, храброму, сметливому, чрезвычайно выносливому, крайне неприхотливому и вполне дисциплинированному'. Остается только добавить, что, при хорошем личном (рядовые) и сильном младшем командирском (унтер-офицеры, фельдфебели) составе, офицерский состав Российской императорской армии был, мягко говоря, очень неоднозначным, о чем будущий генерал стыдливо умалчивает. Несомненно, под овеянными славой былых побед русскими знаменами служило немало старательных, талантливых, по-настоящему благородных офицеров. Однако, наряду с этим, некомпетентность и пренебрежение служебным долгом существовали на всех уровнях, усугубленные разгульным образ жизни младшего офицерства, карьеризмом и сомнительными предпринимательскими проектами - старшего. Что же касается общего увлечением азартными играми, то господами офицерами подчас проигрывались не только казенные средства, но и куда более важные вещи. Отстраненное в лучшем случае и презрительное - в худшем обращение офицеров с 'нижними чинами' в сочетании с довольствием последних, которое неплохо выглядело "на бумаге", но выдавалось с существенными перебоями, порождало в войсках глубокую отчужденность между командирами и солдатами. При этом настоящие "отцы-командиры" встречались отнюдь не редко, но 'правили бал' в офицерском корпусе, к сожалению, не они. В такой армии сделал карьеру Деникин и такую армию он защищал в своих печатных трудах. Вернее сказать, в основном признавая провалы в подготовке и организации царской армии, он не желал увидеть их первопричину...
Хорошо отдавая себе отчет, что 'в войсках' карьеру сделать нелегко, в 1897 г. Деникин предпринял энергичный рывок наверх, в Академию генерального штаба. Успешное окончание академии открывало широкие служебные горизонты. Но учеба пошла у него не лучшим образом: не лишенная серьезных недостатков в оперативно-тактической области, имперская военно-академическая программа, тем не менее, требовала почти энциклопедических знаний. Деникину случалось и провалить экзамен, и получить у профессоров нелестную характеристику своих способностей. Однако была область, которую он за время учебы изучил досконально: военная бюрократическая система России. Поэтому, когда в 1899 г., немного недобрав баллов по успеваемости (11 из 12), капитан Деникин был выпущен "без прав приоритета в причислении к корпусу офицеров Генерального штаба", он умело задействовал именно бюрократический механизм. Мощная кампания апелляций, рапортов и прошений в Военное министерство, в Главное Артиллерийское управление и самому государю, развернутая Деникиным для пересмотра результатов его выпуска, может по праву считаться самой блестящей из его побед. Мастерски сыграв на противоречиях высоких инстанций и имея твердость отвергнуть предложенные компромиссы, 'въедливый' капитан добился своего. В 1902 г. он получил заветное причисление к Генштабу. После годового командования ротой в 183-м Пултусском пехотном полку 'для выслуги ценза' Деникин был назначен в штаб 2-й пехотной дивизии в Брест-Литовске.
Разразившаяся вскоре Русско-японская война стала боевым крещением подполковника Деникина и позволила его личности предстать в более выгодном свете. Безрассудная смелость, свойственная российскому императорскому офицерству, была присуща Деникину в более разумной форме. Обладая несомненной личной храбростью, он был чужд бравады и рисковал только тогда, когда это сулило ему успех. Подав с началом боевых действий рапорт о переводе в действующую армию, Деникин некоторое время занимал на Дальнем Востоке ряд штабных должностей. Затем, 28 октября 1904 г., он вступил в должность начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии и Восточного отряда генерала Ренненкампфа (того самого, роль которого в поражении российских войск в Восточной Пруссии в 1914 г. до сих пор дискутируется). Участвуя в динамичных конных рейдах, Деникин неплохо проявил себя как штабной офицер. В успешном бою местного значения у Цинхечена 23-28 ноября 1904 г. он командовал авангардом отряда. На фоне прискорбных поражений армии, Цинхечен был преподнесен в России как 'победоносное сражение', и сопка, на которой подразделения Деникина вели бой, получила прозвище 'Деникинской'. За Русско-японскую войну 'подающий большие надежды' подполковник собрал щедрый урожай наград (ордена Св.Анны и Св.Станислава) и отличных характеристик. Там же он стал свидетелем принципиально другого подхода к службе в уральских и дальневосточных казачьих частях, где 'не было сословных подразделений' и бытовала 'родственная и сословная близость между офицерами и казаками'. Особенное впечатление на него, офицера 'классической' имперской школы, произвел эпизод, когда по окончании кампании казачьи сотни 'считались' со своим начальством, получая компенсацию за не выданное довольствие и потраченные личные средства. Однако сделать выводы Деникин не пожелал.
Очевидно, что он не понял и не принял первой русской революции 1905-07 гг. Эти события, ставшие 'последним предупреждением' о невозможности сохранения архаичного, косного и репрессивного сословно-монархического устройства, были восприняты Деникиным (и большинством офицерства) как совокупность неорганизованных бунтов 'мастеровых, мужиков и запасных солдат', на которые следовало смотреть исключительно через прорезь прицела. Половинчатый и несовершенный императорский манифест 30 октября, который стал единственным нерешительным шажком царизма в направлении модернизации России, Деникин воспел как 'событие огромной исторической важности, открывшее новую эру в государственной жизни страны'. Тогда-то окончательно оформились политические воззрения Деникина. Он сам декларировал их как 'умеренные монархические'.
В 1905 г., путешествуя по железной дороге из Маньчжурии в Петербург, Деникин также попрактиковался в создании 'Добровольческой армии' в миниатюре. Совместно с тремя другими полковниками, он сколотил 'дежурную часть из офицеров и солдат, вооруженных собранными у военных револьверами', захватил поезд и так пробился через охваченные революционными волнениями Сибирь и Урал. 'Бог хранил', - скромно описал он эту экспедицию в своих мемуарах.
'На Германской войне...'
После войны полковник Деникин некоторое время служил на штабных должностях в Варшаве и в Саратове, в 1910-14 гг. командовал 17-м Архангелогородским пехотным полком, а в июне 1914 г. был произведен в генерал-майоры. Через месяц началась Первая мировая война, которой было суждено унести в небытие Российскую империю, но принести имени Деникина ореол славы. Он встретил ее генералом для поручений при командующем войсками Киевским военным округом и с началом боевых действий был переведен на должность генерала-квартирмейстера 8-й армии. В составе Юго-западного фронта 8-я армия сражалась в Галиции против австро-венгерских войск. В сентябре того же года Деникину удалось добиться открывающего большие возможности высшему офицеру 'собственного командования'. Он получил под начало 4-ю Стрелковую бригаду, имевшую почетное прозвище 'Железной' и отличную боевую репутацию. В этой должности и началось движение будущего вождя 'Белого движения' к широкой популярности. В 1915 г. бригада была развернута в дивизию. 'Положение бригады (дивизии) в 8-й армии было совершенно особое, - писал об этом времени Деникин. - Железным стрелкам почти не приходилось принимать участия в позиционном стоянии... Обычно после кровопролитного боя бригада выводилась Брусиловым (командующим армией - прим.авт.) в резерв... для того, чтобы через два-три дня опять быть брошенной на чью-либо выручку в самое пекло боя, в прорыв или в хаос отступающих частей'. С такой мобильной частью энергичному и честолюбивому офицеру, не чуждающемуся военных корреспондентов, (а Деникин был именно таким, плюс благообразная внешность и приятные манеры) несложно было заставить говорить о себе и на фронте, и в тылу. Выражаясь современным языком, командир 'железных стрелков' был мастером 'PR-а'. Официальная пропаганда империи остро нуждалась в героях, которые бы оттенили безрадостные известия о тяжелых поражениях и бессмысленных позиционных боях. '4-я Стрелковая' дралась неплохо, записав на свой счет немало тактических успехов в боях против австрийцев и германцев (оплаченных ценой тысяч солдатских жизней, но кого это волновало?), и вскоре эффектно остриженную 'по-фронтовому' голову Деникина увенчали лавры полководца, а грудь украсили ордена Св.Георгия. В 1916 г. после знаменитого 'Брусиловского прорыва' из рук императора Николая II он получил и Георгиевское оружие с бриллиантами, был произведен в генерал-лейтенанты и назначен командовать 8-м корпусом на Румынском фронте. Оговоримся, что на должностях выше комдива особых военных дарований Деникин не проявил, однако в полной мере реализовал свою любовь к комфорту и мещанскому образу жизни.
Февральская революция 1917 г., явившаяся для Российской императорской армии началом конца, для генерала Деникина означала стремительный карьерный взлет. Присягнув Временному правительству, он по протекции военного министра Гучкова получил пост начальника штаба верховного главнокомандующего (тогда - генерала Алексеева). Новые возможности, предоставленные высоким положением, Деникин использовал для выхода на политическую сцену России, активно группируя контрреволюционно настроенное офицерство. Его резкие выступления были не лишены красноречия и даже аллегоричны по форме: 'Нет силы в той безумной вакханалии, где кругом стремятся урвать все, что возможно, за счет истерзанной родины'; "Берегите офицера! Ибо от века и до ныне он стоит верно и бессменно на страже государственности'; 'Вы втоптали наши знамена в грязь, поднимите их и преклонитесь перед ними... Если в вас есть совесть!' Глава Временного правительства Керенский охарактеризовал их как 'музыку будущей военной реакции'.
Борьба в высших эшелонах военного командования вскоре вернула Деникина на фронт - на сей раз командующим сначала Западного, а затем Юго-западного фронтов. После того, как он выступил в поддержку провалившегося мятежа генерала Корнилова против Временного правительства, для Деникина началась полоса тяжелых испытаний. 29 августа 1917 г. он был арестован и помещен в тюрьму в Бердичеве, а затем переведен в Быхов, где со своими сподвижниками содержался Корнилов. Так переплелись судьбы этих двух генералов, ставших впоследствии во главе 'Белого движения' на юге России. Именно во время 'Быховского сидения' между ними установился дружеский контакт, основанный на идеологической близости. Нужно сказать, что в сравнении с бескомпромиссным и аскетичным Корниловым Деникин был мягче и даже либеральнее, чем и объясняется лидирующая роль первого в этом тандеме.
От Быхова до Новочеркасска.
19 ноября 1917 г., после того, как большевики захватили власть, и агонизирующую армию захлестнула волна убийств озлобленными солдатами 'золотопогонников', исполняющий обязанности 'главковерха' (верховного главнокомандующего) генерал Духонин отдал приказ освободить Деникина, Корнилова и других 'быховских сидельцев'. Этим он спас их от неминуемой расправы, но сам на следующий день погиб на штыках революционных матросов. Оказавшись на свободе, Корнилов, Деникин и другие приняли решение разделиться и пробираться на Дон, где собирались готовые к отпору большевикам силы. Деникину удалось проделать этот путь по подложным документам 'помощника начальника перевязочного отряда', проявив при этом недюжинные актерские способности. Бесчинствовавшие повсюду 'самодемобилизованные' солдаты не только не тронули замаскированного генерала, но не раз помогали ему в пути. Военных медиков уважали все побывавшие на фронте!
Прибыв в Новочеркасск, Деникин возглавил 1-ю (и единственную) дивизию Добровольческой армии, созданной генералами Корниловым и Алексеевым из офицеров, юнкеров и гражданских, пожелавших сражаться с большевиками. Первоначально насчитывавшая всего 4 тыс. человек, 'Добрармия' сразу же оказалась втянута в жестокие бои с красными, то уходя из-под удара, то атакуя сама. Периодически пополняясь за счет присоединявшихся отрядов единомышленников и добиравшихся поодиночке противников большевизма, 'добровольцы' до середины 1918 г. все равно оставались очень малочисленным даже по меркам Гражданской войны соединением. Только благодаря своей боеспособности, храбрости и непримиримой жестокости они представляли на Юге России заметную силу. После того, как 31 марта 1918 г. при неудачном штурме Екатеринодара был убит генерал Корнилов, командование 'Добрармией' перешло к Деникину, исполнявшему должность его помощника. Обосновавшись в Таганроге, где он после утомительных мытарств по дорогам смог наконец с удобством устроиться в резиденции командующего, Деникин предоставил руководить боевыми операциями своим отчаянным старшим командирам (Маркову, Дроздовскому, Врангелю, Кутепову, Шкуро и др.), а себе выбрал иное поле деятельности. Он не только проявил себя хорошим военным администратором, превратив кочующую полупартизанскую армию во внушительную регулярную силу (к осени 1918 г. - 35 тыс. бойцов), но и активно включился в политическую деятельность по сплочению белого движения'. 8 января 1919 г. Деникину удалось создать и возглавить Вооруженные силы Юга России (ВСЮР), в которые, помимо 'Добрармии', вошли Донская, Кубанская, Кавказская, Крымско-Азовская, Туркестанская (а впоследствии и т.н. 'украинская галицкая') армии, Черноморский флот, Каспийская флотилия и другие соединения - свыше 160 тыс. чел. Выказав талант дипломата, Деникин добился от начавших военную интервенцию в Россию стран Антанты (в основном Великобритания, Франция и США) признания своих 'диктаторских полномочий' и оказания ВСЮР военной и финансовой помощи.
В то время, как Добровольческая армия под командованием Деникина отправилась в свой первый поход, Ксения Деникина оставалась в Ростове - никому не известная, под девичьей фамилией. Когда Новочеркасск освободили от большевиков, Ксения Васильевна вернулась в город и сняла себе скромную меблированную комнату. В том же доме поместилось несколько развеселых и вечно нетрезвых офицеров из знаменитого Дроздовского полка. Комнат в доме было мало, офицерам стало тесно, и они решили попросту вышвырнуть никому не известную барышню на улицу. Ксения запротестовала: 'Как же это вы хотите выгнать из дому жену вашего командующего?', - спросила она. 'Ну, дамочка, если вы жена генерала Деникина, то я в таком случае - персидский шах!', - захохотал один из офицеров. К большому смущению офицеров, 'мадемуазель Чиж' предъявила свидетельство о венчании, доказав, что она - жена командующего Добровольческой армией. Об этом прискорбном инциденте был немедленно извещен комендант города, и 'негалантные' дроздовцы на следующий же день отправились на позиции.
В 1919 году Ксения Васильевна жила в Екатеринодаре, занятом белыми, где ее навещал Антон Иванович. Встречи супругов были редкими, но переписка постоянной: Антон Иванович писал жене при каждой удобной и неудобной возможности - с фронта, из-под Ставрополя, из станиц, городов. деревень. Генерал мечтал, когда 'все закончится', купить клочок земли на Дону или в Крыму и выращивать капусту. 'Моя программа, - сказал он однажды представителям кадетской партии, - сводится к тому, чтобы восстановить Россию, а потом сажать капусту'. 'Ох, Асенька, - писал Деникин жене, - когда же капусту садить?'. Но генералу не довелось заняться скромным трудом огородника на Родине: обрабатывать свой небольшой участок земли ему пришлось во французском городке Мимизане.
Единственная дочь генерала Деникина Марина родилась в Екатеринодаре (Краснодаре) в 1919 г., в бывшем доме предпринимателя Фотиади, где тогда квартировала Ксения Васильевна Деникина. Обстановка у Деникиных была подчеркнуто скромная: в личной жизни генерал никогда не использовал власть себе во благо. Молодая жена прекрасно понимала, что муж 'довольствовался таким жалованьем, которое не позволяло ему удовлетворить насущные потребности самой скромной жизни'. Ксения Васильевна, продемонстрировавшая себя экономной и предприимчивой женщиной, сама изыскивала средства для содержания дома и ребенка.
Деникин во главе ВСЮР - дорогой интриг и разгрома.
12 июня 1919 г. Деникин номинально принял главенство адмирала Колчака как 'Верховного Правителя Русского государства и Верховного Главнокомандующего Русских армий', получив взамен должность его 'заместителя'. Очевидно, памятуя, как унаследовал от Корнилова 'Добрармию', генерал не исключал возможности так же унаследовать от Колчака власть над страной. Однако здесь, как говорится, 'нашла коса на камень'. Амбиции, энергия и умение лавировать между силами и обстоятельствами помогли Деникину построить грандиозное на первый взгляд здание белого движения на юге России. Но ему не хватило смелости и широты взглядов, чтобы скрепить свое творение адекватной общественной и экономической политикой. Декларируя преданность единой и неделимой России и заигрывая с монархически настроенными элементами, Деникин неоднократно заявлял: 'Я работаю над освобождением России. Форма правления - для меня вопрос второстепенный'. Второстепенными были для него и вопросы внутренней политики на контролируемых территориях, где белыми реально осуществлялись только два мероприятия: мобилизация и реквизиция. Слабые попытки создания 'декоративных' гражданских органов власти и дилетантские маневры в экономической области не выдерживали конкуренции с формулой Власти Советов и доходчивыми большевицкими лозунгами, сулившими 'землю - крестьянам, заводы - рабочим'. Деникин упустил из виду, что революционные войны выигрываются не столько военной силой, сколько именно политическими программами. Отложив решение вопросов о государственном и экономическом устройстве страны 'до после победы', белые вожди сами отдали все козыри в руки большевиков в большой игре, где ставкой была Россия.
'Звездная болезнь' и ограниченность мышления Деникина категориями старой царской армии привели его к грубым ошибкам и в военном строительстве. Генерал не понимал, что в гражданской войне массовая мобилизация при отсутствии всенародной поддержки приводит не к укреплению, а к ослаблению армии. Отборные 'цветные' офицерские и добровольческие полки 'Добрармии', развернутые в дивизии и корпуса за счет насильно поставленных под ружье крестьян и пленных красноармейцев, утратили свою прежнюю отчаянную отвагу и умение драться насмерть. Все с меньшей отдачей воевали за Деникина донские и кубанские казаки, свободолюбивого духа которых и стремления к самостоятельности он до конца не понял. Согласно свидетельствам самих деникинцев, дисциплина в их частях была крайне невысока, процветали мародерство и пьянство, а наступление обычно сопровождалось самыми отвратительными жестокостями по отношению к местным жителям и пленным. Нельзя сказать, чтобы Деникин поощрял подобное поведение войск. 'Нет душевного покоя, каждый день - картина хищений, грабежей, насилия по всей территории вооруженных сил. - писал он, - Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи'. Следует признать, что сам Деникин был совершенно чужд стяжательства, охватившего в годы войны многих белых генералов. Современники вспоминают, что он всегда жил исключительно на свое жалование и даже носил скромное старое обмундирование. Белогвардейскими мемуаристами, в частности, описан занятный эпизод, когда теплой весной 1919-го командующий ВСЮР ходил в зимней черкеске и охотно объяснял всем, что 'штаны последние изорвались, а летняя рубаха их не может прикрыть'. Деникина гораздо больше заботило, какое впечатление оставит он о себе у сподвижников, а, быть может, и у потомков. Человек, обладавший несомненным личным обаянием и принципиальный в частной жизни, он заслужил у многих мемуаристов белого движения характеристику 'простого честного офицера', который, якобы, 'не стремился к власти и тяготился ею'. Однако дальше прекраснодушных сожалений о падении нравов своих подчиненных он, как командующий, не пошел, чтобы не оттолкнуть от себя многих полевых командиров (типа Мамонтова, Май-Маевского или Шкуро), замешанных в бесчинствах и расправах, однако хорошо воевавших. Деникин, скорее организатор, чем полководец, нуждался в них для грязной работы; тем он запятнал и свое имя. Не удивительно, что к 1919 г. в народе продвижение белых стали расценивать как возврат старого режима и даже хуже, а окрепшие войска Рабоче-Крестьянской Красной Армии в основном превзошли своих противников по качеству и боеспособности. Тем более, талантливых военачальников, отлично умевших воевать именно в реалиях гражданской войны, у большевиков тоже хватало - Фрунзе, Буденный, Егоров, Тухачевский и др. В таких условиях начатый Деникиным 3 июля 1919 г. поход на Москву закончился полным провалом. Для ВСЮР наступили черные дни: тяжелые военные поражения и внутренние расколы следовали один за другим. Под натиском Красной Армии белые сдавали город за городом и область за областью. К концу марта 1920 г. деморализованные остатки их войск сконцентрировались в районе Новороссийска. Началась эвакуация в Крым, которому суждено было стать последним оплотом белого движения в европейской части России.
В ходе провальной осенне-зимней кампании 1919-20 гг. среди руководства ВСЮР все чаще поднимался вопрос о некомпетентности Деникина и его ответственности за поражения. В качестве претендента на роль нового главнокомандующего называли талантливого и несгибаемого кавалериста Врангеля, с крайне харизматической личностью которого белые связывали свою последнюю надежду. Однако сейчас Деникин, как всегда тщательно заботившийся о своей репутации, сам не собирался держаться за власть. Осознавая ничтожность шансов на успех белого движения, он не желал, чтобы окончательный разгром ассоциировался с его именем. 4 апреля 1920 г. он довольно легко сложил с себя полномочия, издав ставший широко известным лаконичный приказ: 'Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. Всем, шедшим честно за мною в тяжелой борьбе, - низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию'. Вечером того же дня в сопровождении всего нескольких человек генерал поднялся на борт британского миноносца, доставившего его в Константинополь, где его ждала семья. Оттуда на линейном корабле HMS 'Emperor of India' бывший главнокомандующий ВСЮР отправился в Лондон.
Черствый хлеб изгнания.
По прибытию в британскую столицу вокруг обстоятельств стремительной отставки Деникина разгорелся крайне неприятный для него скандал. Осенью 1920 г. в печать попало содержание телеграммы британского министра иностранных дел лорда Керзона своему советскому коллеге Чичерену, в которой говорилось следующее: 'Я употребил всё своё влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что, если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и вашими... Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию...'. Сам Деникин поспешил выступить с опровержением. 'Как раньше, так и теперь я считаю неизбежной и необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины', - написал он, однако бывших соратников по борьбе эти патетические фразы не особенно убедили. Неприязненный шепоток о том, что 'Деникин бросил армию в результате сговора англичан с большевиками' преследовал его на протяжении всей долгой жизни в эмиграции. Вероятно, поэтому генерал предпочел воздерживаться от активного участия в белоэмигрантских организациях (если не считать довольно пассивного членства в РОВС в 1926-31 гг.) и вел тихую жизнь семейного человека, писателя и публициста. Самым масштабным литературным произведением Деникина стал пятитомный труд 'Очерки русской смуты', увидевший свет в 1925 г. Эта книга, содержащая огромный объем материала о революции и Гражданской войны в России, написанная с несомненным талантом, тем не менее, может быть отнесена скорее к мемуарной литературе со всеми характерными для нее особенностями. Перу Деникина принадлежит также ряд других исторических, публицистических и художественных произведений.
Переехав сначала из Англии в Бельгию, оттуда - в Венгрию, а оттуда - снова в Бельгию, в 1926 г. Деникин с семьей наконец прочно обосновался в Париже. Он выступал с лекциями и активно сотрудничал в русскоязычной газете 'Доброволец'. Будучи востребован как публицист и аналитик международного положения, генерал наконец смог обеспечить себе и своей семье скромный уют тихих обывателей. Вероятно, в личном плане это и являлось пределом мечтаний амбициозного военачальника и политика.
В изгнании Ксения Васильевна Деникина стала известна, как журналистка и публицист. Она много писала, собирала в своем доме цвет русской литературной эмиграции. У Деникиных - и в Париже, и в городке Мимизан близ Бордо - постоянно бывали такие известные поэты и писатели, как Константин Дмитриевич Бальмонт, Иван Сергеевич Шмелев, Александр Иванович Куприн, Иван Алексеевич Бунин. Марина Антоновна Деникина с детства учила наизусть стихи Бальмонта, а Ксению Васильевну Бальмонт называл 'чтимой и очаровательной, очень мне дорогой'. Бывала у Деникиных и Марина Ивановна Цветаева.
В годы Второй мировой войны, после падения Франции и начала немецкой оккупации страны, Деникин перебрался в маленький городок Мимизан, не в последнюю очередь, чтобы избежать поступивших от гитлеровцев 'настоятельных предложений' о переезде в Берлин. Категорически не приемля нацистский режим, Деникин по мере сил пытался удержать бывших белоэмигрантов от сотрудничества с ним. Он с живым сочувствием следил за борьбой Красной Армии и событиями на фронтах. Однако политические убеждения генерала не претерпели при этом существенных изменений. 'Оставаясь непримиримым в отношении большевизма и не признавая советскую власть, - писал он в те годы, - я считал себя всегда, считаю и ныне гражданином Российской империи'.
Летом 1941 года, после нападения нацистской Германии на Советский Союз, немецкие оккупационные власти арестовали в Париже и по всей Франции многих видных деятелей русской эмиграции - как мужчин, так и женщин. Когда перед домом Деникиных в Мимизане близ Биаррица остановился немецкий военный автомобиль, Антон Иванович работал в своем огороде. Ксения Васильевна находилась в доме; немецкий офицер приказал ей собираться и следовать за ним. Она выбежала сообщить мужу, что немцы забирают ее. Генерал сначала не поверил, что не он нужен гитлеровцам. 'Да ты с ума сошла, - закричал он жене, - они, наверное, за мной...'. Тем не менее, существует мнение, что Ксению Васильевну и ее племянницу с мужем, также живших в Мимизане, арестовали и некоторое время продержали в тюрьме в качестве заложников, чтобы оказать давление на Деникина. Потом гитлеровские спецслужбы, видимо, решили, что семидесятилетний старик, страдавший приступами грудной жабы и воспалением предстательной железы, уже не опасен. Жену генерала и ее родственников отпустили. На сотрудничество и любые контакты с немцами Деникин так и не пошел. Напротив, его памфлеты-брошюры 'Брест-Литовск', 'Международное положение. Россия и эмиграция' и 'Мировые события и русский вопрос' попали в нацистский указатель 'Запрещенные книги на русском языке'. Такие книги, согласно приказу оккупационных властей, подлежали изъятию из книжных складов, магазинов и библиотек.
По окончании Второй мировой войны Деникин ненадолго вернулся в Париж, однако угроза депортации представителей русской эмиграции в СССР заставила его вскоре перебраться в США. Там, на закате жизни, Деникин вновь попытался включиться в общественную деятельность. Он обратился к верховному командующему силами Союзников в Европе генералу Эйзенхауэру с требованием прекратить "выдачу сталинскому режиму" бывших советских военнопленных и выступил с резкими антисоветскими заявлениями. 'Советы несут страшное бедствие народам, стремясь к мировому господству, - писал Деникин в 1946 г., - Наглая, провокационная, угрожающая бывшим союзникам, поднимающая волну ненависти политика их грозит обратить в прах все, что достигнуто патриотическим подъемом и кровью русского народа'. Престарелый генерал интенсивно трудился над своими новыми литературными проектами: мемуарами 'Путь русского офицера' и аналитикой 'Вторая мировая война и эмиграция'. По воспоминаниям близких, он старался максимально загружать работой каждый свой день, словно боялся не успеть сказать самое важное... Смерть оборвала этот запоздалый взлет планов. 7 августа 1947 г. Деникин умер от сердечного приступа в больнице Мичиганского университета в Энн-Арборе. Бывший вождь белого движения на Юге России был похоронен на кладбище в Детройте. Над свежей могилой взвод солдат Армии США троекратным салютом отдал воинские почести старому генералу из далекой России, о котором 'джи ай', наверное, знали только то, что очень давно он 'сражался с красными'...
В 1952 г. казачья община США организовала торжественное перенесение останков Деникина на казачье Св.Владимирское кладбище в городке Кесвилл (штат Нью-Джерси), а 3 октября 2005 г. прах генерала и его супруги упокоился, наконец, в родной земле - в московском Донском монастыре.
После переезда в США, Ксения Васильевна Деникина работала в Славянском отделе Колумбийского университета, по-прежнему много писала, в частности, трудилась над мемуарами, впоследствии опубликованными дочерью. Ксения Васильевна пережила своего генерала почти на тридцать лет: дочь увезла ее в Париж, где эта выдающаяся женщина провела остаток своей жизни. Ксения Васильевна умерла в 1973 г. и была похоронена на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
___________________________________________Михаил Кожемякин, Елена Раскина.