Мы собрались в просторной комнате, которую занимал Грегор. Начальник не удостоил нас приглашением сесть, и потому мы стояли посреди комнаты, словно слуги, вызванные для получения приказаний. Что, впрочем, было правдой, ведь мы и впрямь были слугами. Жаль только, что Грегор порой забывал: служили мы Богу, а не человеку. Мне подумалось, что, быть может, настанет день, когда надменный Грегор поплатится за свою грубость и бестактность.
- Итак, ничего, - ледяным тоном подытожил наши доклады Фогельбрандт.
И в общем-то он был прав, ибо сообщить нам было практически нечего. Сперва Фёртер пространно излагал сведения, добытые при осмотре места преступления, но все его разглагольствования сводились к одному: ничего необычного и ничего примечательного. Да, несколько крестьян видели медленно ехавшего епископа, а один будто бы даже подбежал к нему, снял шапку и смиренно изложил какую-то просьбу, но не удостоился ни ответа, ни даже взгляда. Прелат просто двигался вперёд, и казался погружённым в раздумья или молитву.
- А может, просто задремал, - заметил Гофман. - Как случается с любым старым пнем, когда пригреет солнышко.
- Конюхи, садовник и привратник подтверждают эти слова, - вставил я. -Епископ ехал с полузакрытыми глазами и словно не замечал никого вокруг.
- Так бывает, когда человек погружён в глубокую скорбь, - неуверенно добавил Гофман.
- Отличалось ли это поведение от его обычного? - спросил Фогельбрандт, пропустив слова Хуго мимо ушей.
- Вот именно, Грегор, в том то и дело! Шеффер почти всегда заговаривал со слугами или хотя бы кивал в ответ на поклоны, - пояснил я. - Как ни странно, при всех своих слабостях он был человеком более чем учтивым. У меня сложилось впечатление, что он любил, когда придворные называли его "добрым господином".
- А был ли он таков на самом деле?
- И да, и нет, Грегор. Говорят, он порой слишком поспешно подписывал приговоры, но потом якобы искренне раскаивался в своей горячности и молился за души несправедливо осуждённых...
- Это, верно, здорово им помогло. Что коту ладан, - фыркнул Гоффман.
- Говорят: "что мёртвому ладан". - Фогельбрандт бросил на нашего товарища неодобрительный взгляд. - А вообще, молчи, если не можешь сказать ничего дельного.
Гофман покраснел, опустил голову и пробормотал что-то, вроде: "Конечно, Грегор".
- Кем были эти осужденные? - снова обратился ко мне настоятель.
- Никем влиятельным. К тому же последний такой случай был несколько лет назад. Зато потом, как говорили, Шеффер стал мягче и добросердечнее. Неизменным осталось лишь то, что он беспощадно взимал налоги, пошлины, сборы и вообще все положенные ему подати.
- Если бы за такое убивали, у нас уже не осталось бы знати, - усмехнулся Фогельбрандт.
Затем я подробно изложил беседы с придворными епископа, особое внимание уделив Конраду Пайперу и Теобальду Кранклю.
- Думаешь, один из них? Или оба? Сговор?
- Вряд ли, Грегор. Что им проку от смерти господина?
- А если Кранкль присвоил деньги? - предположил Фогельбрандт. - Ты же говорил, что он ведал финансами епископа. Представим, что Шеффер напал на след махинаций. Секретарю грозит не только позор, но и суд, нищета, а то и смерть. Он подкупает Пайпера, и вместе они устраняют епископа.
- Почему бы не инсценировать несчастный случай? Болезнь? Зачем устраивать такое необычное зрелище?
- Чтобы направить наши подозрения по ложному следу.
- Твоя версия меня не убеждает, Грегор.
Фогельбрандт вздохнул.
- Не беспокойся, Мордимер. Меня тоже. Слишком хлопотно, слишком опасно, слишком велик риск, что в какой-то момент всё пойдет не по плану. Гораздо проще было бы провернуть другую интригу.
- Например, свалить вину на одного из любовников епископа.
- Именно так, Мордимер, именно так. Зарезать Шеффера в постели, а затем прикончить его мальчика-фаворита будто пойманного на месте преступления или при попытке бегства.
Мы все на мгновение замолчали.
- Ты выяснил, кого из слуг не было в тот день во дворце?
- Конечно, Грегор. Я допрашивал всех с особой тщательностью. Каждый опрошенный должен был рассказать, кого видел во дворце после полудня, и чьё отсутствие могло броситься ему в глаза.
- И чьё же?
- В том и дело что ничье. - Я пожал плечами. - Да, нескольких слуг действительно не было в поместье, но все они были отправлены с конкретными поручениями. Я приказал проверить каждого, и у всех нашлось убедительное объяснение. Хотя, правдивы ли эти все эти объяснения ещё предстоит выяснить. Проверку этих деталей я поручил Пайперу, но сомневаюсь, что нас ждут какие-то откровения.
- А место? - спросил Грегор. - Кто-нибудь из вас интересовался историей того места? Холма, где сожгли Шеффера?
Мы с Андреасом и Хуго переглянулись и в один голос ответили отрицательно.
- Только то, что знали с самого начала, - ответил я за всех троих. - На вершине когда-то стояла каменная виселица. Крепкая. Большая. На ней можно было разом повесить восемь человек.
- Виселица в такой глуши, - повторил Фогельбрандт. - Вам, орлы мои, не показалось странным, почему её построили так далеко от какой-либо деревни? Не говоря уж о городе.
- Вероятно это древняя история, - пробормотал Фёртер. - Возможно, когда-то у подножия холма был город или хотя бы деревни, кто его знает...
- Вероятно! Возможно! Кто его знает! Так теперь выглядят отчёты инквизиторов?! - Прежде я никогда не видел Грегора в такой ярости.
Я опустил голову и краем глаза заметил, что мои товарищи поступили так же. Когда Фогельбрандт приходил в бешенство, оставалось лишь одно - втянуть голову в плечи и переждать бурю.
- Это целых четыре часа пути от дворца епископа, - спустя долгую паузу уже более спокойно произнёс Фогельбрандт. - Зачем убийце понадобилось столько хлопот?
- Какие хлопоты, если епископ сам приехал? - не согласился Гофман.
- Место глухое. Преступник мог подготовить всё, не привлекая внимания, - добавил Фёртер.
- Соорудить такой костёр, какой мы видели, - задача не из лёгких, - вставил я. - Но соглашусь что в этой глуши у него были все шансы сделать это не привлекая внимания.
- В округе есть несколько похожих холмов. Почему убийца выбрал именно этот, а не другой? - Фогельбрандт вернулся к значимости холма во всей этой истории.
- Значит, думаешь, что Висельная Гора играет особую роль? Хм... - Фёртер почесал нос. - Я немедленно разузнаю. Если трактирщик не знает, спрошу при дворе барона. Холм находится на его землях. Ты же понимаешь, о ком я? О том самом бароне, который охотился неподалёку в тот злосчастный день.
- Да-да, тот, который ничего не знает и ничего не видел, - махнул рукой Грегор. - За работу, Андреас. Разузнай там всё. - Не дожидаясь, пока Фёртер выйдет, он снова посмотрел на меня. - Больше никто не привлёк твоего внимания, Мордимер?
- Увы, Грегор. Все выглядят одинаково невиновными... или, скорее, - я криво усмехнулся, - одинаково виновными.
- Начнём тщательные допросы, - предложил Гофман. - По порядку. От простого конюха или поварёнка до офицеров и секретаря. В конце концов мы что-нибудь найдём.
Фогельбрандт прикрыл глаза.
- Сколько там всего прислуги?
- Около сотни, - пояснил я.
Наш начальник приоткрыл веки и устремил взгляд на Гофмана.
- Значит, ты предлагаешь, Хуго, начать пытать сотню людей. А нас, напомню, всего четверо.
- Мы можем вести допросы параллельно, привлечь палачей из...
- Мордимер?
- В крайнем случае это хоть какая-то идея, - неохотно признал я. - Хотя сомневаюсь, что игра стоит свеч. Зачем пытать людей, находившихся за двадцать миль от места преступления? Да ещё и сотню!
Грегор кивнул и скривился от явной боли. Даже такое лёгкое движение (да ещё частью тела, весьма далекой от источника мучений) причиняло ему невыносимые страдания.
- Трудно с тобой не согласиться, Мордимер. Хотя мысль Хуго не совсем лишена смысла. Мы ведь знаем, что осиное гнездо громче всего жужжит, если его резко встряхнуть...
Довольный Гофман поспешно закивал.
- ...однако идея квалифицированных допросов сотни людей силами четырёх инквизиторов кажется мне неудачной. - Улыбка застыла на лице Гофмана. - Это не означает, что мы не можем использовать эту идею как угрозу. Мордимер, сообщи Конраду Пайперу, что Инквизиция всерьёз рассматривает возможность ареста всех придворных епископа - от последнего слуги до первых помощников. Разумеется, с последующими допросами и, если понадобится, пытками. Если, конечно, к тому времени не найдётся настоящий виновник...
Фогельбрандт снова закрыл глаза, и я заметил, как дрожат его руки, сжимающие подлокотники кресла. Костяшки побелели от напряжения.
- Будем надеяться, это сработает, - закончил он слабым голосом.
- Грегор, прости за вопрос, но не стоит ли в этой ситуации уведомить Хез? Как ты и сказал, нас всего четверо... - осмелился предложить Гофман, и в этот раз его совет казался вполне разумным.
- Да. Да. Скоро... - прошептал Фогельбрандт. - А теперь идите. Идите же!
Мы покорно вышли из покоев настоятеля.
- Почему ты не прооперируешь его, Хуго? - спросил я, как только дверь закрылась.
Гофман пожал плечами.
- Да хоть сейчас! Только сперва сходи и уговори Грегора лечь под нож. - Он махнул рукой. - Ты даже не представляешь, сколько раз я его уговаривал. Я же вижу, как он страдает.
- Он боится? - я удивился, ведь всегда считал Фогельбрандта человеком из камня и стали.
- Боится, ещё как боится. Любой бы боялся... В его состоянии я даже не уверен, поможет ли операция. Если удалять всё полностью, - он скривился, - останется одна сплошная рана, Мордимер. А зараза в такую рану проникает проще простого.
- Хочешь сказать, Грегор умрёт?
- На мой взгляд, да. - Гофман понизил голос до шёпота: - Но вовсе не от геморроя.
- Не пойму, о чём ты?
- Что тут понимать? Он или повесится, или вскроет себе вены. Думаешь, можно долго терпеть такую боль? И голову даю на отсечение, Мордимер, именно поэтому Грегор не хочет уведомлять Хез.
Мы присели на скамью в нижнем зале трактира.
- Признаюсь, я запутался, - сказал я. - И не совсем понимаю связь между помощью из Хеза и больной задницей Грегора.
- Боже правый, ты что, влюбился, что ли, раз совсем не соображаешь? - Гофман покачал головой, глядя на меня с явным сожалением. - Грегор считает, что это может быть его последнее дело. И хочет раскрыть его сам, понимаешь? Остаться в памяти как проницательный и мудрый начальник. А не как заурядный инквизитор из захудалого отделения Священного Официума, который вынужден звать на помощь при первой же серьёзной проблеме.
- Думаешь? - Я искренне удивился, ведь никогда не подозревал, что Грегору так важна людская молва. - Но то, что мы сделали в прошлом году, и как очистили Бильштадт и окрестности... Разве этих деяний недостаточно, чтобы его запомнили?
- Люди, которых мы схватили и сожгли в Бильштадте, боялись Священного Официума. А этот убийца епископа бросил нам дерзкий и наглый вызов. Разве не так?
- Хм, трудно не согласиться. Но мыслит ли так сам Грегор? Не знаю...
- Я уверен, - Гофман поднялся с места. - Вот только не уверен, что нам следует делать с этой проблемой, - он сделал особый акцент на слове "нам".
- С геморроем Грегора? - наивно поинтересовался я.
- Ты прекрасно понял, о чём я.
Конечно, я понял. Хуго размышлял, не лучше ли нам самим известить инквизиторов из Хез-Хезрона о необычном и загадочном деле. Но загвоздка в том, что никто не жаловал инквизиторов, идущих в обход начальства. Если ты однажды ослушался старшего, кто поручится, что не сделаешь этого снова? Если отказался выполнить сомнительный приказ, кто гарантирует, что не откажешься и от важного распоряжения, просто потому что оно покажется тебе неправильным?
- Ты ведь врач, - заметил я, казалось бы, не к месту, но Гофман тут же уловил намёк.
- Разумеется, - широко улыбнулся он. - Разумеется. Ты прав. Но подождём ещё день-другой.
Так и волк будет сыт, и овца более-менее цела, подумал я. Ведь суть была в том, что Хуго как квалифицированный медик мог вынести вердикт что болезнь лишает Грегора способности принимать разумные решения. А как его заместитель, он обязан был в таком случае известить Хез-Хезрон. Таким образом, он избегал репутации нелояльного подчинённого, а наоборот, этот искусный манёвр в сложной ситуации должен был заслужить одобрение начальства.
***
Я с удовлетворением убедился, что Грегор всё ещё способен здраво мыслить, несмотря на мучающую его боль. Разумеется, его идея исследовать историю Висельной горы не была блистательной или гениальной и любой, кого не обременяли сверх меры работой (в отличие, скажем, от меня), рано или поздно пришёл бы к такому же выводу. Но, как бы то ни было, правда всплыла наружу: холм, где сожгли епископа, имел весьма любопытное прошлое.
- Мне повезло. Сын местного барона оказался страстным любителем истории, - Фёртер явно был доволен собой. - Кажется, знает обо всём, что происходило в этих землях со времён Христа.
В словах моего коллеги содержалось явное преувеличение. После смерти Христа наступили смутные времена, и если о событиях в Италии, Испании, Галлии или Малой Азии ещё можно найти достоверные сведения, то о происходившем в восточной Германии остаётся только строить догадки.
- Представьте, на этом самом холме, - продолжал Андреас, - язычники совершали человеческие жертвоприношения, сжигая людей заживо, чтобы умилостивить своих богов...
- Вот оно что! - хлопнул в ладоши Гофман. - Значит, это просто языческий заговор. Дело ясное!
Грегор испепелил Хуго взглядом, но не удостоил его ответом, лишь нетерпеливо подался вперёд:
- Продолжай, продолжай...
- Однако позднее, когда наша Церковь распростёрла над Германией милосердный покров святой веры, на Висельной горе сожгли всех языческих жрецов. А затем долгие годы там казнили тех, кого подозревали в приверженности Старым Богам.
- Демонам, - поправил его Гофман с явным укором.
- Для сожжённых это были не демоны, а Старые Боги, - Фёртер не смутило замечание. - Если место преступления имеет для убийцы значение, если он (или они) хотели нам что-то этим сказать... Но, что именно? Что епископ был язычником, и поклонялся Старым Богам?
- Я слышал вещи и невероятнее, - наконец вступил в разговор Фогельбрандт.
- Это правда, - поддакнул Андреас. - Епископы обычно учёные мужи, а мы знаем: нет худшего врага вере, чем учёный человек. Некоторые вопросы и гипотезы отделяет от отвратительной ереси всего лишь маленький шаг.
- Ладно, ладно, - проворчал Грегор. - К делу.
- Обыск во дворце ничего не дал, - вставил я. - И уж тем более я не нашёл следов языческих обрядов. Хотя... - добавил я после паузы, - дворец огромен, а в моём распоряжении была лишь прислуга епископа. Они могли что-то скрыть или провести поиски недостаточно тщательно.
- Если связать содержание письма с местом убийства, какие выводы напрашиваются? - спросил Фогельбрандт.
Я выждал, пока старшие коллеги выскажутся, но, видя их молчание, продолжил:
- Если представить Церковь древом, то иерархи - её корни. Убийца ненавидит Церковь. Он считает епископов не лучше языческих шаманов, потому и убил его там, где казнили язычников.
- Притянуто за уши, - после паузы пробурчал Грегор. - Хотя... не исключено. Значит, следуя твоей логике, перед нами не враг святой веры, а наоборот, её защитник!
- Защитник в собственном понимании, - поспешно вставил Гофман.
- Разумеется. В своём понимании, - повторил Фогельбрандт. - Тем не менее, это человек, считающий себя благочестивым. Возможно, это мнение разделяет кто-то ещё...
- Скорее всего.
- Благочестивее большинства. Благороднее.
- Профессор богословия? - предположил Фёртер.
- Нет. У нас человек действия, - возразил я, услышав предположение товарища. - Сильный и решительный. Мало таких найдёшь в университетах.
- Тоже верно, - согласился Гофман. - Там каждый второй преподаватель либо неудачник, либо содомит. Так уж повелось. Возможно их никуда больше не взяли, вот и пошли учить студентов, чтобы заработать на хлеб. Или соблазнились упругими мальчишескими задницами. - Он разразился скрипучим смехом.
- Знаешь, Хуго, я вот думаю, что хуже. Приступ геморроя или твои шутки? - произнёс Грегор. Гофман покраснел и опустил голову. Но, как я заметил, не от стыда, а чтобы скрыть искажённое яростью лицо. Фогельбрандт уже не обращал на него внимания. - Инквизитор, - заключил он. - Подозреваю, что это инквизитор. Исключённый из рядов Святого Официума за чрезмерное рвение или ушедший сам, когда его идеи не нашли понимания у коллег или начальства.
- Какие, например, идеи? - заинтересовался Фёртер.
- Вернуться к нашим, так сказать, корням. К тем временам, когда сердца инквизиторов горели так же ярко, как факелы в их руках. И когда целые города обращались в пепел от жара нашей веры.
- Хм! - только и ответил Андреас, задумавшись.
Мне казалось, Грегор вполне удачно развил мою мысль. Действительно, некоторые старые инквизиторы ностальгировали по временам, когда зло искореняли, даже если оно исходило из Рима или его ведомств. Можно даже сказать, особенно рьяно искореняли если оно шло из Рима.
- Мы ведь даже Папу сожгли когда-то, - пробормотал Гофман.
- Не Папу, а Лжепапу. И не раз, а несколько раз, - поправил Фёртер.
Я промолчал, хотя из уроков отца Ансельма, преподавателя прославленной Академии Инквизиции, помнил, что инквизиторы сожгли-таки с десяток настоящих, законно избранных пап, а не каких-то самозванцев. Правда, это было в Тёмные века - время, о котором мы по-прежнему знали мало (особенно учитывая, что слишком подробные знания могли оказаться весьма неудобными для многих). Говорят, средний срок правления Пап тогда не превышал года. И многие знатоки истории Святого Официума до сих пор вспоминали этот факт с нескрываемой ностальгией.
- Ищите бывшего инквизитора, - приказал Грегор. - Пожилого или в расцвете сил.
- Даже если такой и живёт в округе, вряд ли он станет болтать о своём прошлом, - заметил Андреас.
- Есть предложения получше?
- Написать в Хезу. В Кобленц. В Аахен.
Фогельбрандт закрыл глаза.
- Ещё не время, - после паузы произнёс он. - Ещё не время, - повторил увереннее.
- Как скажешь, Грегор, - вежливо ответил Андреас, хотя мне показалось, что ответ начальника его нисколько не удовлетворил.
Что ж, вероятно, он не удовлетворил никого из нас, но мы понимали, что сделали всё, что требовалось. Предложили ли инквизиторы уведомить епископа Хез-Хезрона о необычном деле? Предложили. Просили ли обратиться за помощью в другие отделы Инквизиции? Просили. Были ли их предложения отвергнуты? Были. Так что мы могли быть уверены в защите от служебных последствий (в случае чего вся ответственность ляжет на Грегора). Но это не меняло того, что для раскрытия дела нам нужен был энергичный, сильный и здравомыслящий руководитель. И я сильно сомневался, что в ближайшее время Фогельбрандт сможет таковым стать. И был уверен, что мои коллеги сомневаются тоже. Вопрос лишь в том, сделаем ли мы что-нибудь с этим, и если да, то когда?
***
Едва мы перевели дух после разговора у Грегора, как слуга трактирщика разбудил каждого из нас громким стуком в двери. Я не был в восторге, ведь за ставнями лишь едва забрезжил серо-розовый рассвет. Конечно, инквизиторы могут вставать с первыми лучами солнца и, стоя на коленях на холодных камнях, молиться до изнеможения. Но зачем? Не лучше ли выспаться как следует, чтобы с новыми силами послужить во славу Божию? Нам поспать не удалось, но все мы явились в покои Грегора, скрывая недовольство и изображая энтузиазм. У Гофмана это получалось примерно так же хорошо, как у лошади, которой рассказали, что её ведут на бойню. Фёртер держался лучше, но было очевидно, только мне удалось освежиться и безупречно одеться за столь короткое время. Впрочем, зря старался - наш начальник не потрудился облачится для встречи. Лишь на плечи накинул шерстяной халат, из-под которого выглядывал полинявший край ночной рубахи.
- Появилось ещё одно любопытное послание, - объявил Фогельбрандт, как только мы втроём собрались.
Он протянул нам лист бумаги, держа его за уголок двумя пальцами, будто письмо могло внезапно укусить. Поскольку ни Гофман, ни Фёртер не спешили взять документ, я решился протянуть руку. Развернул сложенный вчетверо лист.
На нём было красиво выведено те же семь слов, что и прежде:
- "Ибо уже секира при корне древ лежит", - прочёл я вслух.
Но в самом низу листа виднелась неразборчивая приписка. Буквы были такие мелкие, что на первый взгляд напоминали следы муравьиных лапок, обмакнутых в чернила.
- "Загляните в монастырь аделанок и спросите о настоятельнице", - удалось мне разобрать, и я поднял глаза на Грегора.
- Что ж, нужно спросить, раз наш друг так вежливо просит, - сказал Фогельбрандт. - Поблизости есть лишь один монастырь аделанок. Примерно в десяти милях к северу от Лютхофа. Я бы поехал сам, но... не смогу. Я видел, как тяжело ему было признать свою слабость. - Поезжай ты, Мордимер.
Между словами "ты" и "Мордимер" я уловил едва заметную паузу - будто он не был до конца уверен, стоит ли отправлять именно меня с этой, мягко говоря, деликатной миссией.
- Будь предельно осторожен, - продолжил Грегор. - И постарайся не втягивать нас в конфликт, по крайней мере пока мы не знаем, что на самом деле произошло.
- Разумеется, Грегор.
- Попроси аудиенции у настоятельницы. Если откажут, а я предполагаю... - он скривился от боли, глубоко вздохнул, прищурив глаза, - что откажут, тогда потребуй встречи с капелланом монахинь. Его зовут Базилий Корнхахер, живёт в деревне Зейниц, за городскими стенами. В зависимости от того, что узнаешь, действуй дальше.
- Насколько далеко я могу зайти?
Фогельбрандт надолго замолчал. Я чувствовал, как Гофман и Фёртер тоже напряжённо ждут ответа.
- Насколько сочтёшь необходимым, - наконец ответил наш начальник. - В рамках, предписанных законом, обычаем и здравым смыслом.
У меня было стойкое ощущение, что эти слова произнесены так, будто в будущем они станут частью его показаний... или оправданий перед начальством.
- Жесткие рамки, - заметил я.
Фогельбрандт удивлённо посмотрел на меня. Видимо, не ожидал, что я осмелюсь комментировать его распоряжения.
- Что такое?
- Имею ли я право войти на территорию монастыря, Грегор? Даже если придётся применить силу или хитрость? Могу ли я начать допрос монахинь, даже если против будет выступать настоятельница или епархиальный епископ?
- У тебя такие же права, как у любого инквизитора, - резко ответил Фогельбрандт. - И ты можешь ими пользоваться при условии, что, когда тебе выставят счёт ты сможешь его оплатить.
Конечно, конечно. Это я и сам знал, и не нуждался в разъяснении таких основ. Теоретически, сотрудник Святого Официума мог потребовать допуска к расследованию в монастыре и войти на его территорию в любой момент. Однако количество жалоб, протестов и обращений к высшим инстанциям, которые в таких случаях начинали сыпаться будто из рога изобилия, делало игру не стоящей свеч. Поэтому лучше было действовать мягко. Получить официальное разрешение епископа, затем посетить монастырь в присутствии капеллана, долгие годы служившего монахиням в качестве доверенного лица и исповедника. Разумеется, это произойдёт только в том случае, если мне не позволят предстать перед настоятельницей.
А ведь Фогельбрандт предполагал, что так и будет. То ли у него были сведения из другого источника, которыми он не хотел делиться, то ли он просто высказал свои подозрения и домыслы. Любопытно...
- Очень рад, Грегор, что ты оказываешь мне столь высокое, осмелюсь даже сказать, полное доверие, - произнёс я тёплым тоном.
И сам почувствовал, будто эти слова могут послужить мне оправданием в будущем расследовании касаемо наших действий. Было ли это воображением, предчувствием или трезвой оценкой реальности и прогнозированием грядущих событий?
Фогельбрандт кивнул, внимательно изучая меня взглядом. Я был уверен, что он прекрасно понимал, почему я сформулировал фразу именно так.
- Вы можете идти. А ты, Мордимер, останься на минуту, - распорядился он.
Когда Гофман и Фёртер вышли, Грегор долго молча смотрел на меня.
- Надеюсь, ты не обманешь моего доверия, - наконец сказал он, - и действительно будешь осторожен и осмотрителен.
- Есть что-то, что я должен знать? - осторожно поинтересовался я.
- Монастырь аделанок имеет дурную славу в округе, и слухи об этом дошли и до моих ушей, - ответил он. - Хотя не могу сказать, правдива ли эта репутация или лишь плод враждебных вымыслов. Так или иначе, настоятельница Констанция, дочь герцога Крещенци, молода, красива и влиятельна. У неё много друзей, которые не упустят возможности насолить нам, если мы допустим ошибку.
- Понимаю, - ответил я.
- Двадцать шесть лет - прекрасный возраст для настоятельницы богатого монастыря, не находишь? А Констанция, если память не изменяет, заняла этот пост четыре года назад, то есть ей было всего двадцать два года.
- О, мне доводилось слышать даже о трёхлетних полковниках императорской гвардии, - усмехнулся я. - Но, полагаю, в данном случае речь шла о внушительном приданом?
Фогельбрандт кивнул.
- Будь осторожен, - повторил он. - И сохраняй хладнокровие.
- Разумеется, Грегор. Я не подведу твоего доверия.
- Прежде чем отправиться в Лютхоф, вернись во дворец Шеффера и возьми у Пайпера, скажем, трёх солдат. Тебе понадобится сопровождение.
- Разумеется, Грегор, - повторил я.
Он ничего не добавил, и я вышел, размышляя о том, что наш начальник втравил меня в весьма деликатную ситуацию. Но что поделать? Кого ещё он мог послать с миссией, требующей ума, осмотрительности и хороших манер?