Шатски Михаил : другие произведения.

Дважды оглядываясь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    События романа разворачиваются в 2017-2022 годах и изложены не хронологическими слоями. Неочевидный, медленно раскручивающийся треугольник приводит Марка в сложный конфликт с собой, который он проговаривает в множественных диалогах и рефлексиях. Фокус повествования плавает между абстрактно-философским уровнем восприятия и рваной повседневностью, захватывая близкие для многих темы циничных отношений, "вырастания" из тусовки, страданий в корпорациях, азиатских путешествий, и, конечно, войны на Украине, которая изменила все.
Обложка [Алента Толстоброва]
   ДАННАЯ КНИГА ЯВЛЯЕТСЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ, НЕ ПРОПОГАНДИРУЕТ И НЕ ПРИЗЫВАЕТ К УПОТРЕБЛЕНИЮ АЛКОГОЛЯ, СИГАРЕТ И НАРКОТИКОВ. КНИГА СОДЕРЖИТ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЕ ОПИСАНИЯ ПРОТИВОПРАВНЫХ ДЕЙСТВИЙ, НО ТАКИЕ ОПИСАНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ, ОБРАЗНЫМ И ТВОРЧЕСКИМ ЗАМЫСЛОМ, И НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ПРИЗЫВОМ К СОВЕРШЕНИЮ ЗАПРЕЩЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ. АВТОР ОСУЖДАЕТ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ, СИГАРЕТ И НАРКОТИКОВ.
  - А нельзя ли попросить девушек повторить имена? - произнес Марк в воздух, не обращаясь ни к кому конкретно.
  Та, что вошла первой, выглядит поигручей. Смотрит нагловато, не отводя взгляд, будто это она выбирает, а не ты. Явно напрашивается. Наверное, только зашла на смену. Зато вон та явно более испорченная. С ней не обломаешься. И грудь повыше, хорошая двоечка.
  - Девочки, давайте покружимся, покружимся.
  Они кружатся, расставив руки в стороны, чтобы не рухнуть на скользком ламинате с 15-сантиметровых платформ. Синхронность ни к чему, лучше бы поворачивались по очереди. Как рассмотреть восемь задниц сразу?
  Одни поинтересней спереди, другие сзади. У второй справа, которая тоже в шорт-листе, платье с интересной спинкой. Хотелось бы рассмотреть еще пятую в лимонных велосипедках.
  Еще раз? Хостес угадывает желание клиента по растерянному виду. На то она и хостес. Девушки, кружимся ещё раз, помедленнее!
  Марк шутит про балет, но прерывность в голосе выдаёт волнение. Он откашливается, пытаясь обыграть неловкость.
  После того как модели вновь повторили свои имена, их главная делает дирижёрский взмах пухлой ручкой с наращенными коралловым ногтями, и обнажённый караван медленно направляется к выходу. Как только последние плечи скрываются в проёме, хозяйка притворяет дверь и присаживается на диван рядом с Марком. Из коридора тут же доносится сюсюканье и заливистый ржач. Наверное, справиться с оцениванием легче, если превращаешь происходящее в игру.
  - Ну что? - располагающе, почти по-приятельски, уточняет хостес. - Определились?
  Наверняка, сама не раз так выходила к стенке перед клиентами. Какой у нее был псевдоним: Бэлла, Мерилин, Миа? Втерлась в доверие к хозяйке, села на кассу и стала пастушкой. Или сливала сплетни подруг? В таких местах проходишь неплохую школу жизни. Главное не увлечься и вовремя спрыгнуть с карусели.
  - Пусть, ну, давайте, пусть будет первая, - произносит Марк, который начиная фразу еще не знал, чем ее закончит.
  - Светленькая? Анжелика. Прекрасный выбор.
  Хозяйка распахнула лежащий на алебастровом столике прейскурант в старомодной кожаной обложки, напоминающий затасканное меню в армянских кафе. "Могу предложить вам комплексную релакс-программку за 14 тысяч. Полтора часика. Совместный расслабляющий душ, клубничка или стоун по выбору, боди-массаж, веточка сакуры, имитация поз и эротический массаж до полного расслабления. Если останется время девушка сделает классику. Массаж строго без интима. Дополнения: фут массаж, встречные ласки, доминация..."
  - Нет-нет, допников не надо, - со знанием дела остановил ее Марк. - А возможно ли: час с двумя расслаблениями?
  Хозяйка захлопнула прейскурант как бы отбросив церемониал и начиная говорить по-деловому.
  - Двойное расслабление есть только в двухчасовых программках. Иначе вы просто не успеете.
  - Может, попробу...
  Один из телефонов в ее руках замигал. Последнюю фразу она договаривала уже в трубку. "Буквально через 5 минуточек у меня комнатка освобождается. Да-да, наберу".
  Максимум услуг за минимум денег - явно не в политике заведения. Но попытаться стоило.
  Марк отсчитал три красненьких хабаровска и положил на рундтиш слева от дивана, на котором они сидели. Дивана слишком мягкого и низкого, как раз такого как надо, чтобы выглядеть именно так как ты себя здесь чувствуешь. Взять купюры из рук она суеверно отказалась (даже левой рукой). Верит в низкие энергии? На груди между "дряблых сестер" завалился золотой крест. Или этот жест был призван подчеркнуть, что происходящее здесь не ради денег, а вознагражденье - это лишь смиренное принятие благодарности и вынужденная необходимость. "Девушка принесёт вам сдачу. Пока располагайтесь. Комната вас устраивает? Вы остаётесь здесь".
  - А нет ли комнаты с окном?
  - Комнаты с окнами заняты. Здесь есть кондиционер - вам будет хорошо. Чай, кофе, спиртные напитки? Ах, да, я уже спрашивала.
  Пахнущая куревом Анжелика, с совершенно иным выражением лица, без налёта заигрываний и милоты, появилась через 10 минут и за член отвела Марка в душ. По дороге он пытался посчитать, во сколько ему обошлось её промедление. Вряд ли стоит возмущаться, а то можно испортить и оставшееся время. И кто тогда потеряет больше?
  Подушечки пальцев, едва касаясь скользили, по спине вниз. У щиколотки они делали острый U-разворот и снова отправлялись к шее. Приятно, что тут скажешь. Если бы она еще не спешила. Впрочем, сидя здесь сутками, сложно не застрять в автоматизмах. Сколько она обхаживает за день? Сколько здесь вообще комнат? Её дыхание, ох. Чем она это делает? Грудью, губами?
  Тайки вылизывают языком каждую складку от мочки уха до мизинца, и само собой все, что встретилось по пути. Занятьеце не для брезгливых. Азия, хранят традиции. А здесь - получите всевдоевропейский гибрид-эрзац: вместо языка нос, вместо желания доставлять желания получать. За дополнительные 5к могут засунуть палец в зад и покрутить туда-сюда. Называется "урологический допник". А вместе с тем современная урология не рекомендует без нужды тревожить железу, особенно если она восполена.
  - Переворачиваемся на спинку, - вкрадчиво шепчет она сиплым голосом.
  "На спинку". Господи, да скажи, как все нормальные люди: на спину. Опять спешит.
  Сквозь серую черноту Марк видел, как Анжелика собирает волосы в гульку, набирает из дозатора в ладошку массажное масло. Хотелось позадавать ей притворно-милые вопросы - откуда она приехала и как сюда попала? Но стоит развязать ей рот, как она прекратит сеанс, завалится рядом и будет трепаться все оставшееся время. Ну уж нет. Деньги - услуга. Потрепаться можно и в баре.
  - Так хорошо? - мягко уточнилась Анжелика, прижимая его ступни к своей облитой маслом груди. Органы, которых у тебя нет, всегда привлекают. Эту мягкость ни с чем не спутать. Если ли бы я был женщиной, то только бы и делал, что с утра до вечера играл с собственной грудью.
  Нигде во вселенной время не летит так быстро как в дрочильнях. Если бы можно было выбрать место и состояние, которые человек готов продлить навечно, словно растворившись в них, покидая пределы Солнечной системы в межгалактическом воянджере, то немалая доля мужчин Земли выбрала бы подобные места досуга и утех. Конечно, при условии, что девушек хотя бы раз в пять лет можно перевыбирать. Первую, при проходе сквозь кольца Сатурна. Вторую, на излёте девятой планеты, третью - в пределах досягаемости Альфа-центавры.
  Надо подстраховаться: креонировать баб в жидком азоте ещё на Земле, набить ими хвостовой отсек, как в фильмах про интерстеллар-полёты, а дрон-помощник будет по команде размораживать их наподобие пиццы в микроволновке. В праздничные дни - можно по две. Меню в бортовом компьютере из 4317 женщин (62% - европейски, 31% - азиатски, 7% - иные), средний возраст 24 года (опыт важен), рубрикатор по темпераменту, стране происхождения, физическим параметрам, профилю образования (а как же разговорчики?), размеру ступни. В карточке - расшифровка генома, хроника половой жизни, информация о семье, увлечениях, навыкках, вредных привычках, бывших. Ох, феминисткам это не понравится (но фемок не берут в "Ноев ковчег", так что плевать). А потом пожалуйте в хвостовой отсек орбитального гарема, где вы можете растить сад, играть в аркады или стратегии (женщины не любят стратегий), пиздеть за жизнь, читать, плавать в плазменном бассейне, пить дженериковый десертный херес Педро Хименес, наслаждаться видом на равнодушный Млечный путь, тестировать арсенал бортовых секс-игрушек, сделать подсадку эко и завести ребёнка или же вновь заморозиться до следующей побудки, возможно, через пару сотен лет.
  Жизнь скучна. Совершенно прекрасно, что часть эволюционного пути homo sapiens пролегала через тактильные эротические удовольствия. Когда-нибудь прогресс сотрёт их или заменит чем-то более искуссным вроде дизайнерской химии, которая заставит дофамин, серотонин, эндорфин и других ребяток послушно трепетать как кобра под дудочку индийского беде. Точнее нет, появится что-то ещё, следующий уровень сложности. Что-то в свете чего старые кайфы померкнут.
  Марк попросил передать вибрирующий телефон. Мама. Кто же ещё звонит в такое время. Как чувствует. Он приподнялся на локтях и как можно естественнее произнёс: "Да-да, мама, привет! Алло!" И тут же пожалел, что поддался чувству вины. Анжелика перекатись на край кушетки и, прокатив пальчиком по многооборотному прецизионному переменному резистору, сделала магнитолу тише. Доносившийся из неё пустынно-саксофонный нью-эйдж накрыло одеялом.
  - Сыночек, ты не спишь? Я что-то так переживаю. Плохой сон приснился. Я недолго. Ты будто уехал с этим твои приятелем дурным, нерусским. Тима, Дима, забыла имя. Уехал и письмо пришло. А там твои волосики в конверте. А самого письма нет. Такие как бы детские. И я звоню-звоню тебе, а голос не твой. Я же знаю твой голос. Ой, и я как испугалась. Думаю, пойду встречать. А там женщина чёрная стоит, по колена в земле, страшная. "Котята, котята", - говорит. И в руках коробку держит. А я боюсь заглянуть. Голос такой жуткий: "Котята, котята".
  На края кушетки Анжелика без спроса закурила айкос. Серый дым как пыль смешался с черным воздухом в причудливый перистый крендель марокканской пепельницы. Той самой, что водила лабиринтами на кухне вместе с Темо, Филиппом и Никой. Тревожный голос матери разматывал ее узор. Марк не вслушивался в слова. Они длились, вибрировали, слабо сияли. Голос проникал сквозь него в эту комнату, в дыхание Анжелики, пошлый безжизненный светильник-каплю с треснутым стеклом, раскладной дерматиновый топчан. Как когда-то в детстве колыбельная матери наполняла его бесконечной, льющейся, магической добротой-амброзией, так сейчас её неразгаданные сны заражали ум волнительно-болезненные метаниями.
  Марк отнёс трубку от уха. Короткая одноразовая простыня скомкалась. Китайцы режут их на раскройных станках под свой хоббитовский рост. Руки касались холодного дерматинового покрытия кушетки. Он ничего не чувствовал. Мысль, что до него тут потели сотни мужиков, не способствовала расслаблению.
  В дверь постучали. "Анжелика, время!" На три минуты девушка ускорилась, но потом встала и засобиралась, извинившись, что Марк может продлиться или в противном случае будет штраф. "В следующий раз берите двухчасовую программку, чтобы всё успеть". Вот жопа, опоздала, весь сеанс тянула время, не желая пачкать руки, а теперь еще и напустила фальшивого сожаления.
  Анжелика проверила телефон, накинула мятный шёлковый халатик с пучеглазым драконом на кармане и проминающей походкой в одноразовых марлевых шлепках повела гостя лабиринтом комнатушек к выходу.
  Тысяча рублей сдачи ждала на столике. Завязывая шнурки, Марк по стоящей у входа обуви попытался составить собирательный образ гостя.
  "Как вам девочка? Всё понравилось?"
  Семь, нет, восемь пар. Да тут целая футбольная команда. Нью-бэлэнсы, стэлсон, лоэб.
  Сказать ей, что эта сучка схалтурила? Сфера услуг так работать не должна. Платить и обламываться - это нехорошо, нехорошо и всё. Плохая карма.
  "Ждём вас снова в гости, зовите друзей, телефон знаете".
  
  ***
  Работа занимала 3/4 времени Марка, но менее 1/10 его мыслей. Всякий раз, когда он входил в персиковый подоблезлый особнячок в Басманном переулке (старая низко высотная Москва, спокойный исторический центр говорят дураки) где располагался злосчастный налоговый ФГУП, его плечевой пояс непроизвольно закрепощался, а зубы начинали покусывать внутреннюю сторону губ.
  "Тебе надо свалить из этой гнилой дыры, иначе ты всё проебешь", - внушал ему Темо. - "Ты встал в ряд, который не едет!"
  По истоптанным коридорным дорожкам перемещались менеджеры: с нижних этажей наверх в направлении начальства, - с папками в руках, обратно вниз - без папок. В названиях должностей на пластиковых кабинетных табличках так много слов, что при среднем темпе ходьбы до конца их не дочитать. Помощник руководителя аппарат первого заместителя генерального... оп, снова не успел!
  Ряд и правда не ехал. Классическая карьерная ловушка: жаль бросить, нет сил продолжать.
  "Марчелло, ты Кафка! У вас там шизоидные клерки в пиджаках с замусоленными рукавами ходят в туалет по стеночке набирать воды в чайник. И ты среди них, тык-тык-тык, ходишь там (он скорчил рожу и сделал калечный жест рукой). Ты осознай это! Нельзя торчать в госконторском болотце, и испытывать творческие муки. Ты инопланетянин! Это трагедия, конфликт...
  - Хорошая стюардесса улыбается до конца.
  Марк романтизировал своё будущее на госслужбе. Казалось, вот-вот что-то произойдёт. Ему предложат должность или выстрелит одно из старых знакомств, или? Или что? Уверуй, что имеешь - и обретешь.
  - Бомжи сожгли дворницкую в доме первой жены. Я там храню зимнюю резину, - рассказывал Малик, один из немногих коллег с кем Марк худо-бедно общался.
  Малик был натуральным чёрным татарином из Набережных Челнов. В 90-ые он стоял на Луже рядом с Чичваркиным, потом добывал алмазы в Мали и потерял там фаланги двух крайних пальцев на левой руке. Интересно, что у него там еще в трудовой.
  - А как началось? Бухой бомж вскрыл дворницкую и умыкнул велик. Дворники решили разобраться. Нашли бомжа. Велик само собой продан. Ну, как быть? Восточную мудрость не вспомнили. Просто дали ему пизды.
  Малик счищал снег с лобового стекла щеткой с отломанной рукояткой. Чтобы дотянуться до середины, ему приходилось ложиться животом на капот.
  - Бомжи живут в хорошо организованном сообществе. Вертикально интегрированная, вот это вот все. Этот побитый кинул клич, они собрались и пошли мстить. Ты не представляешь, целая палестинская интифада! Камнями кидались, облаву провели! Вот, а на следующий день подожгли дворницкую! Приехало три пожарных расчёта! Хорошо успели! Я - мусульманин трижды перекрестился, что обошлось. Квартира у нее не застрахована! Жадная дура, а я ей говорил, даже деньги переводил. Мне их война стоила двух пар летней резины 22 радиуса, вот! На минуточку, 40 тысяч рублей...
  - Поговори с ними по-человечьи, может, стащат чьи-то колеса тебе, - посоветовал Марк. - В качестве компенсации.
  Малик раздосадовано бросил щетку в багажник.
  В начале тебе кажется, что место, в котором ты находишься, - не такое уж убогое (в самом начале ты точно знаешь, какое оно, но мозг в отсутствие опыта и альтернатив блерит первое впечатление - прочь беспокойный рой! - и затем уже бактерии самоувещевания и надежды подъедают остатки).
  Надежды - это иллюзии. Но требуется время, чтобы это понять.
  А пока, пока ты видишь то, что хочешь: у тебя все будет не как у всех. И подтверждение тому, во-первых, - директор налогового департамент Храмов в хорошем трэвэлер-сьюте от Boggi, с МБА Лондонской школы экономики за плечами, костюме в принципе не таком уж и дорогом, особенно если брать на сейле, но все же. И который к тому же находится в начальной фазе возраста, характеризующегося стеканием лица и утолщением ногтевых пластин, а значит ещё может сделать карьерный рывок в топ-менеджмент международной компании с релокацией в Европу или основать собственный бизнес, какой-нибудь там консалтинговый бутик или центр НИР на подрядах. Во-вторых, восхищенно-завистливые разговоры о некоем Илье Матвееве, с которым ты лично не знаком (поскольку тот уволился до твоего прихода), удачно ротировавшемся в Аппарат Правительства замдиректора департамента, что открывает перед ним неплохой государственный трек. В-третьих, тесные личные контакты генерального с несколькими крупными коммерсами, их совместные полеты на Бурдж Халифу на бизнес-джетах, субботний пинг-понг в Барвихе с выездным поваром и хаммамом, наверняка что-то ещё, что в купе даёт тоненький фитилёк: однажды шеф может меня сосватать на неплохой позишн к одному из своих дружков. Эти щедрые, маслянистые свидетельства того, что даже здесь трансфертые лифты, карьерные каналы и хорды как-то бегают, да ещё и в те места, куда при прочих равных было б не попасть, а значит нужно отыскать точку входа, выждать момент, вставить гребенку в паз, и.
  И вот ты ждешь, терпишь. Подсушиваешь тонкие усики тревоги: ах, да все будет нормально или "как-то будет".
  Мнительный, нарциссический ум карьериста всецело подвержен гипертрофированной каузальной атрибуции с кучей ложных, им же достроенных взаимосвязей. В своих многоступенчатых, вышколенных годами рефлексиях он коварно избирателен, он смыкает два-три-пять-и-более удачных примеров сверхселективной выборки, в тонких местах добавляет костыли в виде классических аффирмаций "ты моложе", "ты умнее", "кто, если не ты", беспощадно ампутируя очевидно кричащие факты из десятков историй, закончившихся в аналогичных обстоятельствах буквальной неудачей, когда другие, такие как ты, либо увольнялись, либо к 40-45 сгнивали в проперженных, дерматиновых офисных креслах, прозябая в луже стаявших амбиций, хотя окончили МГУ, слыли "неплохими профильщиками в своём сегменте" и не начинали рвать когти из офиса за 5 мин до окончания рабочего дня или подпивали по кабинетам дешманского вискаря из "Магнолии" как, в частности, сотрудника отдела каммералок или административщики, или те же айти, которые вообще полдня едут на энергетиках, а в 17.30 дергают чеку на банке с ягой, еще до того, как вдавят клавишу power off с синим диодом на блоке питания компа, и привет!
  - Марк, привет!
  - Доброе утро, Ксения Михайловна.
  И вот ты работаешь (как бы работаешь). Но рано или поздно возникает колкий вопрос: как долго стоит тянуть лямку, прежде чем начать рыпаться? Два года? Пять лет? Тут тебе никаких горизонтальных перемещений как в Японии. И никаких HR менеджеров по толерантности как в Норвегии. Ноги начинают гарцевать, в горле всплывает поплавок пресыщения, а чувство попадания в капкан безжалостно сжимает кольцо на мошонке. Этот вопрос как камушек в ботинке. Он трет и трет, чуть-по-чуть до мяса, до кровавой никогда не заживающей раны.
  Механизмы фенотипической адаптации предустановлены в человеческих мозгах. Более того - они тяготеют к гомеостазу. Проще говоря, твой характер решает за тебя. Увы и ах, мозговые рецепторы заглушены под фактор риска. Миллиарды нейронов, эволюционно запрограммированных на самосохранение, вешают намордник: не рискуй. Отчего спрэд между более-менее адекватным осознанием ситуации (что ты застрял в конторе как енот в мусорном баке) и началом кататонических подёргиваний с желанием совершить перевалку в горшочек поудобнее, может занять чертовски много времени. А чертовски много времени - как бы это не звучало - это так долго, что твоё разочарование разъест и твой характер, и твои надежды, и твоё будущее, в котором мерцает ублажение эго от ожидаемой победы.
  - Доброе утро, соболезную.
  - Соболезную, понедельник. Доброе утро.
  Непокой, ну что же я здесь прею, настигает волнами. Сначала холодная пенка щекочет пятки, ничего, даже приятно. Потом тревога бьет по ногам, заставляя на время терять баланс. Уже прокрадываются мыслишки. Но ничего, с собственными мыслями ты всегда справишься. Человек ловко выигрывает в игру, в которую играет. Тем более что за каждой волной следует долгий, усыпляющий откат. Это периоды, когда ты думаешь: у других тоже жопа, сейчас нет смысла дергаться. Или: ну, а куда я пойду?
  И вдруг (херрракс!) волна бьет тебя по роже и сбивает с ног. Качественные изменения настолько явны, что игнорировать их невозможно. Ты узнаешь, что друзья зарабатывают больше тебя, кто-то замутил бизнес на стороне, вышел на маркетплейс или возит детали из Китая, или даже просто стал руководителеми коллектив. А кто-то вообще влез в закупки, настроил дела и уехал на Бали. А ты? Ты все ждешь повышения?
  Твоя система установок вскипает и начинает беспорядочно ускоряться как арканоид. Шарик хаотично рикошетит по нейронам, создавая самый бредовые комбинации, как напуганный кот, запрыгнувший на пианино. На заднем фоне идёт массированная атака виртуальных шизоидных схем в стиле: что делать, что делать, вот если Боря К. уволится и Сергеича поставят на его место, то откроется ставка, и будет удобный повод переговорить с руководством и/или как только завершу проект, доложусь линейному руководителю и как бы намекну, что посматриваю по сторонам, а он точно передаст эту инфу наверх, а если нет, тогда уже увольняться, потому что найти работу параллельно это нереал.
  На пике подобной комбинаторики, особенно если ты женат (а женам в силу наличия свободного времени и склонности сравнивать свою жизнь с жизнями подруг свойственно строить "наверстывающие планы", превосходящие возможности семьи, оказывая тем самым изнуряющее, нервно-психическое давление на партнеров), - нарыв может лопнуть, и скопившаяся с мозгах бормотуха из накопленных обид, усталости и эгоцентричных ожиданий-хотелок может быть атонально впрыснута в морду начальства высокого уровня при первой удобной возможности, скажем, после рядовой понедельничной планёрки в 10 утра или в ходе одного из личных докладов, часто крайне претенциозно и несоразмерно представленному поводу.
  Естественной реакцией руководства на такого рода эскападу в лучшем случае становится попытка облагоразумить взбрыкнувшего сотрудника, пустив в ходе отеческую беседу под названием "сам через это прошёл" с ловкими сопутствующими попытками выяснить, какие карты у него на руках. Есть ли у этого взбаламученного психа твёрдый офер от другой компании? Или, возможно, трансгрессивному демаршу предшествовало одно из неудачных управленческих решений, ухудшивших его условия, или конфликт с коллегами?
  Чаще всего, причина очевидна сразу. Сотрудник сам раздает фонтаном все, что налопатил в своей голове за годы бдений. А после того, как ножи оголены, кружить нет смысла: если ты не в конец отшнурившийся девиант, приходится вываливать все, что есть.
  Переговорщики со стороны руководства понимающе кивают, отчерчивают в блокнотик, соединяют пальцы в иероглифы. Однако быстрых решений после подобных эксцессов никогда не следует. Вместо них образуются обещания подумать, еще раз вернуться к этому вопросу после ПМЭФ, посмотреть объективку и посоветоваться с кадрами. И все это сдобрено рахат-лукумной, поддерживающей улыбкой, похвалами в адрес сотрудника и высокой оценкой его работы и прочими социальными "поглаживаниям".
  В общем-то, все страдают, это правда. Но как-то будет. Не столь быстро, как хотелось бы, не сразу, но непременно. А, может, ещё и лучше. Лучше? Ох, и правда, лучше - это ведь всегда лучше, чем как-то просто. Ну: хорошо, что поговорили. Смело, но правильно. Я вас услышал. Будем вместе думать. Вы не переживайте. Вы большой молодец, ваш опыт нужен компании.
  Все это, конечно, реактивная реанималогия, чтобы снять криз, притушить аффект и выиграть время. Бунтарь отряхивается и идет зализывать раны, дабы прийти в себя, по праву считая, что совершил волевой поступок, а-ля рывок, обозначил проблему, и, при условии аккуратного поддавливания-сопровождения состоявшейся беседы, с ироничными ссылками на выдавленные из руководства обещания "подумать" в перспективе полугода, с чем чёрт ни шутит, может что-то да и вырулить.
  Однако правда жизни такова, что подобные эскапады, вынося запрос сотрудника на поверхность, также создают обратный контур сопротивления. Когда сотрудник, притязает на то, что по каким-либо причинам не может быть немедленно ему дано, своим поведенческим ожиданием, принятой позой обиженного, создаёт такую патовую напряжённость, что способ ее разрешения часто один: унять амбициозного выскочку, указав ему место.
  И вот теперь, когда раунд завершён, но вопрос с повышением не продвинулся, а лишь подвешен, возникает философский момент, "эффект выхода", выпадения, избавления от иллюзий. Длится он недолго. Но не прочувствовать его нельзя. Давящая на человека ото всюду реальность как бы отступает, разжимается, и в образовавшемся пузыре, обретя силы свободно шевелить конечностями, он может перегруппироваться, отсоединиться от закрепощающих его концепций и перевыбрать что-то для себя. Перевыбрать самого себя. Если же этот момент будет упущен, то отступившая реальность вновь сожмется, вдавив тебя назад в обшарпанное офисное кресло с рычажком регулировки наклона (для сна с задиранием ног на стол), демотивировав на долгие годы.
  - Начнется бардак, ты про это? Старый аргумент: если не он, то кто? - дипломатично защищался Марк. - Надо пошерудить кочергой и найдутся люди. Сам же он научился в пути.
  - Взрывы в Волгограде, рязанский сахар, Чечня, - это его учеба? - настаивал Максим, перекатывая карандаш из руки в руку.
  - Горбачев мирно попукивал в своем Фонде. Ельцин доживал под защитой, Центр в Ёбурге имеет. Лужок, даже Лужок, тусовал на пасеке в Альпах. Медведеву никто не мешает спиваться. Почему ты считаешь, что с ним не пройдет?
  Малик отстраненно наблюдал за перепалкой.
  - В 90-ых пили много, да, но рефлексировали. Люди гадали о будущем, выбирали. Мы ждали Европу. Думали, мы как они. В нулевых мы почти стали как они! Мы путешествовали, учились в Европе, появилась современная российская культура (на которой, кстати, так и едем до сих пор). А что теперь? Полтора процента мирового ВВП меряется членом с хозяевами мировой финансовой систем, не имея под боком ни одного полноценного союзника. Турция? Иран? Даже хитрожопый Лукашенко сразу тю-тю, как только становится горячо!
  - А Китай?! Индия покупает нефть выше "потолка".
  Марку хотел сменить тему, кидая однозначные взгляды в сторону Малика, чтобы тот угомонил своего приятеля.
  - Экономикой труднее заниматься, чем кромсанием карт. В экономике надо понимать. Тут если обосрался, то не скажешь - мы так и хотели, все идет по плану. Сейчас никто не хочет признавать, что всё началось не с Крыма, а с рокировочки. Мы сами упустили свой шанс, сами!
  - Европа хоть когда-то была нашим другом? Нет! Мы проиграли "холодную войну", мы отстали, у нас депопуляция. Для них мы - Луна. Неосвоенная территория с ядерными ракетами по периметру.
  - "На Темзе нету корешей".
  Время на работе тянулось медленно как в санатории. Марк смотрел через окно на обшарпанную, кирпичную стену дома, пытаясь сосчитать, сколько кирпичных плашек умещается в рядок.
  - Вчера у сестры жены чуть не повесился кот по имени Шон. Запрыгнул на стремянку и запутался в бечевках.
  Малик травил свои байки. Он выдумывал их на ходу.
  - Сестра вернулась домой, а котяра висит в мотке с высунутым языком. Весь вечер отпаивала зверя молоком с жирностью 15%, накапала валерьянки на когтеточку.
  - Шон осознал, что дверь открыта.
  - Рука с пузырьком валерьянки так дрожала, что, думал, кружку разобьет. Себе капает и коту, себе и коту. Говорит, вся жизнь перед глазами... А когда я шуруповертом руку пробил и не мог рубашку погладить, так она прикинулась, что голова болит, ой, даже не хочу.
  
  ***
  На выходных решили выбраться за город. Обоим хотелось вменить обстановку и на время забыть о работе. Марк полистал интернет и остановился на Клязьме. На картинках были изображены деревянные домики скандинавского типа на фоне осеннего леса. Аня пожала плечами и согласилась.
  Собирались наспех. В то холодное субботнее утро особенно хотелось спать. Перед выходом появилось ощущение, что никто не хочет ехать и из затеи выйдет одно мучение. Аня зачем-то поставила стирку и теперь ждала, пока достирает. Однако все успелось. Она проворно развесила белье и была готова раньше его. Стояла одетая в коридоре и слегка раздражённо смотрела, как он все никак не оденется. Марк нацепил обувь, когда вдруг вспомнил, что не положил провод от телефонной зарядки. А затем еще раз вернулся помазать лицо увлажняющим кремом и зачем-то полез в интернет. Аня закипала.
  Автомобильный поток начал ускоряться только после того, как над головой прошумел многополосный МКАД. Сбоку проплыл один торговый молл, второй, какой-то рынок и на этом признаки наличия денег у местных жителей оборвались. За окном развернулось пустое, сомнабулическое Подмосковье. После густой столичной застройки обветренно-припыленные областные города-сателлиты смотрелись случайными, мало освоенными цивилизациями. Синие указатели с названиями деревень уводили в места, где разворачивался "белый обрыв". Так в детстве Марк представлял себе границу мира: белый фон и больше ничего.
  Вдоль трассы потянулась бескрайняя промзона. По мере движения на фоне бетонной флоры грибовидными наростами медленно поднимались группы промышленных труб. Вытекающие из них свищи белого дыма подвисали в небе, как если бы сама Планета выпускала пар через ржавые, зловонные импланты.
  Зимняя неподвижность приковывала. В городе коммунальщики не церемонятся со снегом. Снегоуборочные машины сгребают его с проезжей части на пешеходные тротуары, откуда потом дворники лопатами скидывают его обратно на дорогу, чтобы он разносился колесами машин и быстрее таял. В процессе перемещения с шоссе на тротуар и обратно снег превращается в чёрно-желтую рыхлую кашицу, которая затем твердеет и лежит у бордюров до поздней весны. Аня любила шутить, что городские власти тратятся на иллюминацию, чтобы отвлекать внимание людей от грязи под ногами.
  Замелькали шашлычные и ночлежки. В городе рекламные вывески скромно горят, а в Подмосковье - они еще и мигают, чтобы приманивать дальнобоев. Гирлянды в витринах и на деревьях напоминали закарлючки, будто кто-то неаккуратно расписывал ручку, и ее след замер в свечении.
  У каждой забегаловки стояло па парочке грузовиков. Значит народ есть. В одном журналистском расследовании Марк читал, как репортерша месяц прожила в придорожном трейлере-борделе на трассе Москва-Дон. Такие же страсти человеческие, как и везде, - любовь, деньги, описывала она тамошний быт. Проститутки выходили замуж за проезжих водил и уезжали вместе с ними в никуда. Ведущая с педагогическими интонациями комментировала, что девки с мозгами всегда пристроятся.
  Однако есть и те, кто лезет в эту грязь не ради денег, а за плотским. Хотят, физики. Все лучше, чем 12-часовая смена за прилавком магазина. А некоторые верят, что среди тысяч пролетающих машин встретят единственную любовь и отправятся туда, где кончается радуга. Так уж устроен человек. Впереди всегда светлое будущее, а позади - черная тающая пирамидка, подплавленная с краев. Постепенно размягчаясь, она уходит вниз, превращаясь в лужу латексно-глянцевой слизи.
  Марк прощелкал свой стандартный набор из двух радиостанций - Silver Rain, Культура. В утреннее время ни интересных передач, ни хорошей музыки. Кхх-кхх, самый большой в мире аэростат Федора Конюхова приземлился в Саратовской области, установив мировой... кххх... Госдума рассмотрит законопроект о запрете майнинга и оборота криптовалюты в России, кхх... Марк нежно убрал ноги Ани с торпеды и достал из бардачка сумку со старыми дисками. В приемнике зашипели барабанные щетки, с третьего такта проснулся саксофон.
  Аня вздохнула. Она не выносила джаз в дороге. Ллойд звучал отменно. От его артикуляции Марка кинуло в пустые переулки наподобие тех, что располагаются с тыльной стороны небоскребов, с пожарными лестницами и мусорными контейнерами. Кхх... Правительство Венгрии решило селить мигрантов в грузовых контейнерах... Аня вернула на новости.
  Дважды тормозили на заправках взять капучино. От кофеина разгулялся аппетит и почти всю мелкую еду, купленную с собой, умяли по дороге. Когда добрались до места, задние сидения были завалены обертками.
  Доехали так быстро, что Аня не успела попроситься за руль. Ее так расстроил этот факт, что она заявила, что будет вести машину всю обратную дорогу.
  Она по-хозяйски выгребла пустые упаковки из салона, проверив, не попалось ли среди них чего съестного. Марк отправился на ресепшн брать ключи.
  Регистратура представляла из себя отдельно стоящее, костурбатое зданьеце-сторожку с полуразрушенным крыльцом. У входа курил поджарый мужичок, манерно выгнув спину как версальский придворный. Черная кожаная куртка была застёгнута на одну нижнюю пуговицу, задравшись выше пупка.
  Внутри сидела немолодая мадам. Ее волосы были окрашены поверх седины в фиалковый цвет. Краска лежала так неравномерно, будто она сама втирала ее в волосы. На ее жилетке висела огромная как орден Ленина, старомодная брошь с местами выпавшими из нее стразами. Она так сильно оттягивала лацкан, что вместо титульного вензеля была видна лишь тыльная сторона с защелкой.
  Стол администраторши был усеян стеклянными статуэтками как продают в Крыму на каждом повороте. Преобладали собачки. Ровными рядками они были выставлены на белоснежную салфетку носами к окну. Бытовое язычество глубоко сидит в русском характере, подумал Марк. Может быть, если похитить одну из фигурок, хозяйка навсегда потеряет покой.
  В дальнем углу костром потрескивал маленький телевизор с трубочным экраном. Раритет. Тут же скотчем к книжной полке была примотана громоздкая рогатая антенна с поналепленными бумажными бабочками. На экране Киркоров тряс чёрной гривой, выпучив глаза. Его пиджак в драгоценной россыпи переливался как млечный путь. Удивительно, что при всех невероятных невротических кульбитах, которые тело певца проделывало на сцене, он умудрялся открыть рот и строить глазки барышням в первых рядах.
  Ни сказав ни слова, администраторша взяла паспорт Марка и лягушачьими пальцами принялась перебирать заявки на размещение в бумажной картотеке. Она располагалась в аккуратном деревянном сундучке. Навык был отточен до совершенства - картонные карточки сами магнитились к подушечкам пальцев.
  - Номер 102. Завтраки с 7.00 до 10.30. В день выезда ключи сдать не позже 12 часов дня. Не позже 12, иначе будет штраф. Если хотите баню - вот телефон, - интеллигентным тоном отчеканила управительница с фиолетовым хаиром и положила на стойку ключ с брелком из спортлото.
  Марк поблагодарил ее и вышел.
  Комната как будто отдавала сыростью. Однако, если чуть принюхаться, запах пропадал. И внутри, и в коридорах - все выглядело как в кукольном домике -бутафорское, сделанное для вида: картонная лампа, распечатанная картина, пластиковые фрукты в вазе.
  - Да здравствует СССР, - сказала Аня, в точности прочитав его мысли, и как октябренок поднесла руку ко лбу. - Хоть бы шторы сменили, а то целые ковры на окнах. Это они так пахнут?
  Она взяла край портьеры в руку и понюхала его. Нет, чистые!
  Марк с разгона в обуви прыгнул на кровать. Она два раза жалобно проскрипела. Обернувшись, он ждал, что Аня прыгнет за ним вслед. Но она достала из сумки свой телефон и замерла с задумчивым лицом.
  - Да с кем ты там пишешься? - возмутился он. - Тебя в последнее время не вытащить из телефона.
  - Да так, - одернулась она. - Зафтычила в инст. Прости. Во сколько ужин?
  Ее телефон провибрировал ещё и ещё раз. Она не стала смотреть. Чтобы перевести тему с безразличным видом взялась разбирать сумки.
  От скуки Марк глотнул вискаря и предложила рубануть в пинг-понг. На входе в корпус он заприметил кетлеровский стол. В детстве он неплохо играл. Перед домом было сооружено некое подобие теннисного столика - бетонная плита, водруженная на металлическую арматуру. В десяти метрах от стола пролегала дорожка, которая вела из дальних домов в универмаг. Местные алкаши называли ее - Великим шелковым путем. По ней всегда тянулся поток людей, что гарантировало дворовому теннису неиссякаемый приток зрителей. Ни дня не обходился без того, чтобы какой-нибудь прохожий не попросил ракету, чтобы вспомнить пару подач. Особенно это дело полюбляли алкаши, которым казалось, что руки помнят. Редко кто удивлял. Обычно "залетные" гасили в воздух, извинялись и уходили. Но встречались и исключения. Одним летом к пинг-понг плите прибился мужик, который преспокойно обыграл всех пацанов, включая тогдашнего чемпиона Виталика Мартыщенко по кличке Обезьяна. Мужик снимал майку, "чтобы не мешалась", прикуривал вонючие "Родоппи" и, по-борцовски сгорбив спину, показывал олимпийский класс. Подача и подкрутки, которые Марк от него перенял, не раз выручали его.
  Мячик не держался на столе дольше трех-четырех ударов. Аня старалась не ошибаться, не любила проигрывать. Но ее подводил азарт. Душа требовала красивого очка. Когда мяч отскакивал повыше, она тушевала и всякий раз промахивалась. Шарик улетал в потолок и укатывался за горшки с вянущими кротонами и сансевиериями.
  Марк в очередной раз нагнулся. И вдруг растеряно замер.
  - У меня дежавю, - произнёс он, глядя в одну точку.
  Аня смотрела на него без особого удивления. Она утерла рукавом лоб и тяжело дышала. Давай подавай!
  Странное ощущение. Он положил ракетку на стол.
  - У меня прямо сейчас дежавю, - повторил он. - Мне снилась эта сцена лет 6 или 7 назад.
  - Что? Как я играю? - уточнила Аня и похлопала рукой по ракетке, снова показывая, что готова принимать. - Если тебе это снилось, то тебе должно быть известно, что в этой игре я победю.
  - Тебя это не удивляет?
  - Удивляет, - пожала она плечами. - Но я отношусь к этому проще. Подумаешь, глюк системы. Кстати, дежавю считается еще и признаком некоторых психических расстройств.
  Они еще немного постучали и оставили затею. За ними заняла другая пара.
  Воздух был совершенно не как в Москве. Прозрачный, вкусный, с ароматами хвойной смолы и коры. Не хватало термоса с чаем, чтобы пустить внутрь тепло. Они шли по освещенной тропинке к мангалам. Как сложно отложить дела и выбраться из города. Вечно кажется, что это зря потраченные ленивые выходные. Но стоит решиться, как миллион раз называешь себя дураком, что не выбрался раньше.
  Если мне снился этот момент, значит этот сценарий неизбежен? И следовательно - я двигаюсь по судьбе, так? Или мне снилось множество вариантов будущего в разное время, у меня были и другие сны, и я попал лишь в один из них?
  Аня не находила предмет разговора таким уж интересным.
  - Хочешь сказать, все предопределено?
  - Если да, то да. Каждый мой выбор и все события за годы не создали погрешности в линии моей жизни. Я пришел туда, куда должен был прийти. А это не только мои поступки, но и поступки других. То есть миллиарды обстоятельств с такой точностью и плотностью, которая позволила, например, нам с тобой познакомиться в клубе и оказаться здесь.
  Аня потирала лоб, который чесался от шапки.
  - Почему тогда дежавю проявилось сейчас? - резонно уточнила она. - Если жизнь движется по сценарию, то дежавю должно продолжаться непрерывно. Логично?
  - Логично, - кивнул он. - Ты ведь не рассчитываешь, что у меня есть ответ? Может, есть какие-то контрольные точки? Я не знаю...
  Завязался спор, что смотреть по ящику. Марк требовал оставить "Брат-2": Бодров вместе с братом и Мэрилин варили раков на Брайтон Бич. Аня настаивала на мелодраме "Близость", с бывшей подружкой Леона Киллера и еще совсем зеленым Джудом Лоу. Мы этот фильм уже смотрели! - орал Марк, задрав руку с пультом от телевизора. А "Брата-2" ты что не смотрел!? Она щекотала его.
  Марку позвонила мама. Воспользовавшись моментом, она выхватила пульт и переключила на свой канал. Ему совершенно не хотелось говорить с матерью. Он поставил телефон на беззвучку и сунул под одеяло, чтобы не испытывать угрызений.
  - Не поговоришь с мамой? - удивилась Аня.
  - Завтра. Переключай обратно!
  - Нет!
  Нужна особая обстановка, чтобы говорить с родителями. Лучше выбрать момент самому. Поделиться чем-то хорошим, немного послушать и быстро закончить. Иначе можно долго тонуть в объяснениях, почему у тебя такой голос, где ты, с кем и чего невесёлый.
  Выиграв борьбу за фильм, Аня не насладилась победой. Она быстро провалилась в сон. Свежий воздух действовал как теплое молоко, успокаивал и усыплял. Мышцы ее глаз и рта расслабились. От дыхания трепыхалась прядь волос, Марк убрал ее наверх. Он пытался дышать с ней в такт. Ее вдохи и выдохи были короче. Он отставал, ждал, когда ритмы опять совпадут. И они совпадали. Так они расходились и сходились, пока они не дышали в унисон. Марк придвинулся ближе, чтобы вдыхать ее воздух. Она отдавала теплый сладковатый ветерок, который он втягивал и тут же возвращал.
  Забавно, неделю назад она была ему противна, и вдруг он так отчетливо чувствует их связь. Влюбленность позволяет видеть человека без искажений, без шумов. Она собирает воедино обрывки наших отчаяний мечтаний и заполняет ими изнутри трещины нашего измученного эго. Внутренняя энергия перестаёт рассеиваться. Она копится в нас: мы наливаемся ею и благодаря ей растем как резиновый шар.
  Проснулись легко. Загородная атмосфера дарила телу ощущение лёгкости. Энергии было столько, что хотелось кататься по кровати. Думали поспешить на завтрак, но поняли, что опоздали. Можно еще поваляться.
  В утренней дремоте Марк слышал, как Аня входит в ванную и снова ложится. Даже с закрытыми глазами он угадывал, что она делает. Прошел ещё час, прежде чем она первой пританцовывая пошла в душ. Он скинул одеяло и клацнул телек. В гостиничных номерах руки тянутся к пульту. По первому крутили теннисный турнир. Ельцинский спорт. Малоизвестный хорват и немец добивали матчпоинт. У немца был невероятно хлесткий форхэнд с лассо как у Надаля, зато он мазал первую подачу.
  Анин телефон завибрировал в ногах. Марк вытащил его и непроизвольно глянул на экран. Два сообщения от Snoopy. Конечно же, он знал пароль. "Жду не дождусь, когда мы вместе прыгнем в море". Марк нахмурился и не сразу догнал, о чем речь. Он крутанул переписку. Чат сплошняком состоял из смайликов и сердечек, "обнимаю", "мой хороший", "скучаю".
  В висках застучало. Горло сцепил спазм. Он погасил экран и отбросил телефон в сторону. Лицо, шея и грудь вспыхнули. В голове рвалось, распадалось что-то похожее на тетрисные кубики, составленные в сложные фигуры. Неужели они спят? Этот тот, с кем она ужинала в Москве? Она все недели не вылезает из телефона
  Прошло десять секунд. Пятнадцать секунд. В ванной комнате выключился душ. Она могла выйти в любую секунду. Она не любила вытираться. Все же он схватил телефон и с третьего раза набрал пароль, руки дрожали. Текст плыл в глазах. Взгляд выхватывал отдельные фразы, каскад фоток, тропические пейзажи, береговая линия, дорогой номер в отеле "Four Seasons Langkawi". Марк поднял глаза. Лангкави, Лангкави. Это вообще где? Малайзия? Селфи завернутого в полотенце худощавого парня лет 40 в солнечных очках. Марк не видел его раньше. Он отшвырнул телефон.
  Так значит у нее есть любовник, и он зовет ее в Малайзию? Взгляд бегал с тенниса на душевую дверь. Он злился, что вышел из переписки слишком быстро. Пока она возится в душе, можно было еще прочитать. Взять в третий раз?
  Он чувствовал спазм лицевых мышц. На лбу и скулах словно змеи шевелились жилки. Он отшвырнул одеяло и нервно задрыгал коленями. Попытался перестать, но не смог. И что? Как поступить? Сделать вид, что ничего не случилось? Попытаться вызнать?
  Матчпоинт был доигран. Победу одержал хорват. Теннисисты пожали друг другу руки, поблагодарили судью и принялись раздавать автографы. Стеклянными глазами Марк пялил в стену мимо телеэкрана. Кажется, он прокусил нижнюю губу.
  Дверь ванны распахнулась. Она вышла в двух полотенцах, на теле и вокруг головы и, не глядя, прошла к окну, где стояла её сумочка. Взяла что-то из косметики и шлепнулась в кресло, подпилить ноготь. Она подняла глаза и вздрогнула. Настолько ее испугал его вид.
  - Что случилось, Марк? - спросила она с тревогой.
  Марк отвернулся к окну. Он не успел подготовиться. И не хотелось показывать обиду, слабость, страх. Оба чувства сгущались в нем помимо воли.
  - Что такое, Марк? - еще тише повторила она.
  Он не знал, что говорить. Только промямлил: "Ничего". Голос был не его. По ее взгляду он понял, что выглядит страшно.
  - Да ты себя видел? Ничего?!
  Комната замерла. Диктор в телевизоре продолжал комментировать завершившийся матч. Марк остервенело тер ногой о простыню, на пятке мог остаться ожег.
  - Я залез в твой телефон, - выдавил он.
  Ногтем большего пальца руки он со всей силы давил в ладонь.
  - Я... я увидел твою переписку... И мне не понравилось то, что я там увидел, - сказал он, пытаясь справиться с волнением.
  Он перевел на нее взгляд и увидел, как она побелела. Её нога медленно опустилась на пол. Она нервно запахнулась в полотенце потуже.
  Марк ждал, что она что-то произнесет. Но она тупо смотрела на него и ждала его дальнейших действий. Он встал и заходил по комнате взад-вперед.
  - Я не знаю, зачем я так сделал... почему полез, - быстро заговорил он.
  По ее лицу он понял, что не ошибся в догадках. Гнев постепенно раскручивался, давая силы говорить. Этот хрен шлёт тебе обнажённые фотки. Ты шлёшь ему сердечки... Что это, Аня?.. Я не понимаю... Бля, Аня, это предательство?
  Он непроизвольно вскинул руки вверх. Аня в испуге дернулась. Она боится, что я ее ударю? Ее били до этого? Он застыл. Не знал, что говорить.
  Вдруг она схватила свой телефон в руки и жалобно залепетала.
  - Марк, да ты чего? Да ты чего? Что ты придумал? - скулила она. - Этот человек - партнёр в нашей компании. Он просто "хороший друг". Он просто раньше вылетел на корпоратив...
  Только теперь до Марка дошло, что история про корпоратив в Азии и была прикрытием для поездки. Паззл сложился. Он перестал ходить как шакал в клетке и сел на кровать.
  - А то, что он шлёт свои фотки, - продолжала Аня. - Ну, у него такая манера. Он странный. Он со многими так общается...
  Марк не верил своим ушам. Столь наглой лжи он не ожидал. До этой секунды он не был уверен в ее измене. Но сейчас, когда она взвилась, все стало очевидно. Он тяжело дышал, его мутило.
  - Откроешь переписку? Почитаем вместе? Если это просто дружба!
  Он то орал, то переходил на шепот.
  Она удалила чат. Марк запрокинул голову и нервно хохотал. Как? За одну секунду удалила чат? Когда ты успела? Ай, шустрая, ай опытная.
  - Марк, пожалуйста, успокойся, хватит, - взмолилась она. - Между нами ничего не было и нет! Ну, флиртует он со мной, ну что тут поделать?
  Ситуация стало абсурдной. Было противно смотреть, как сложив брови домиком и сделав детский голосок, она ломает комедию, доказывая, что ему показалось. Надо было закрыться с ее телефоном в туалете и прочитать все до конца, пока не сядет батарейка.
  Она продолжала что-то говорить, но он не слышал. Он погрузился в мысли, как быть дальше, как же быть? Прошла, должно быть, минута. Аня забилась в кресло, повторяя, что никогда бы так не поступила.
  - Зачем ты так со мной? Чего тебе не хватало? Мы живем вместе, спим вместе. Не довольна чем-то - так скажи! - метался он. - Что теперь делать? Что я должен делать, скажи мне!
  - Марк, хороший мой, не говори так, не говори, пожалуйста, - шептала она в слезах. - У меня никого, кроме тебя... Я бы ни за что не смогла...
  Это с ним она встречалась, когда поздно вернулась домой. Вот почему она там много сидела в телефоне. Выдумала историю про корпоратив и решила съездить к нему в Малайзию.
  Марк было противно на нее смотреть. Он сидел на корточках у стены, обхватив голову руками.
  - Если ты не хочешь - так сваливай! Собирай шмотки и сваливай! Зачем так поступать? - орал он.
  - Марик, Маричка, все не так, я прошу тебя, - подхныкивала она. - Я люблю тебя! Клянусь!
  Она подошла и протянула руки, чтобы обнять его. Он грубо откинул их. Находиться рядом было невозможно. Наспех надев штаны, свитер и схватив куртку, он хлопнул дверью. Еще со времен сериала Коломбо он помнил, что те, кто больше всех утруждаются объяснениями, и в конце концов оказываются настоящими преступниками.
  Куда ты, Марк? Куда ты уходишь? Она осталась одна. Телекомментатор восторженно описывал повторы.
   Марк сбежал по лестнице. Пронесся мимо поникших от сквозняков растений, теннисного столика, стойки регистрации. Нерасторопная женщина в дверях пыталась затащить внутрь помещения детскую коляску с ребенком. Одной рукой она придерживала дверь, а другой заносила задние колеса на высокий порожек. Она не заметила, что передний мост зажат дверью и из-за этого коляска застряла. Марк отстранил ее и резким движением рванул коляску на себя. Крепление хрустнуло, коляска въехала внутрь. Женщина ахнула, но ничего не сказала.
  Свежий воздух. Перчатки, шарф, телефон - всё осталось в комнате. В кармане пуховика была только шапка. Очень кстати. За ночь температура упала ниже десяти.
  Вот и выбрались за город, вот и отдохнули. Шлюха, просто клубная шлюха! Господи, какой же ты мудак! Сам во всем виноват!
  Он зачерпнул рукой пригоршню снега и попробовал его на вкус.
  А вдруг погорячился? Врубилась паранойя. Надо все же успокоиться, разобраться. Нет! Тогда зачем она удалила переписку? Бред... Какой ещё партнёр компании? Так не бывает. Пиздит. Вот сучка. Корпоратив на Лангкави?.. Ха! Как отказать, когда зовут в "Four Seasons" потюленить? Там, наверное, полный фарш - лебеди из полотенец, игристое за завтраком, спа. Хм, с ним-то вообще все понятно. Решил проплатить девочку в отпуск на вжих-бах. Стандартно. Уезжаешь - вроде никто не нужен. А по прилету два дня и готов три конца переплатить, лишь бы кому-то впердолить. От морепродуктов яйца распирает! Устал дрочить, бедняга!
  Ночная бабочка, ну кто же виноват... ночная бабочка. А ей-то что? Нахаляву пробздеться на чудо-остров - это сказка. На Новый год никуда не сгоняла. "Разве я не заслужила отдых?" Вот дрянь! Может это месть? Тупо плевок в лицо?
  Скорее всего, они уже трахались. Вряд ли она летела бы к незнакомому чуваку. Да и он бы не потащил непроверенную. Знал, что она в отношениях? Как минимум - подозревал. Это ж палится. После свиданок она ехала домой, не ночевала с ним. Интересно, где они трахались? В отелях? Или днем бегала к нему с работы?
  Ах ты тупой дебил! У тебя под носом! Главное сейчас не пускаться в разговоры. Собрать шмотки и выпроводить к хуям. Правды все равно не узнать. Если такой сюжет всплыл, то фиг знает, что еще. Что "под водой" - лучше и не знать! Вся из себя скромная, обиженка, а ебется напропалую! Живет полной жизнью! Учись, учись, Марк, как надо!
  Жизнь сама рубит. Может оно и к лучшему, что вскрылось! А потому что нечего в ночных клубах знакомиться. Чего ты ждал? Искал в жопе алмазы? Иришка вон тоже месяц до секса комедию ломала. "Можно я воспользуюсь ванной?", "Сюда можно присесть?" А сама шлюха шлюхой, пробу негде ставить. "Хочу, чтобы в наш первый раз все было красиво. На даче точно нет..." А потом начинается: "У меня мероприятие на выезде". А фотографии с поездки где? В пизде! Эта по сравнению с ней еще шушпанчик. Просто хотела и тут, и там. Корпоратив, блин! Не могла ничего получше придумать, ой тупая. Зачем я вообще с ней связался?! Эти фотографии на шпильках в фейсбуке с пафосными подписями и под каждой - десять комментариев от мужиков: "Роскошно!", "Потрясающе выглядишь!", "Палехче!" Ты же все это видел!
  Сейчас она еще зарядит, что беременна. Вот тогда покувыркаешься! А что, женишься на телке, которая изменяла тебе и всю жизнь будешь потом ковырять ранку...
  Так, все, надо расставаться. Все. Больше ничего не будет! Она сейчас все запутает, заговорит. Правильно поступил или неправильно. Да и насрать. Надо развиваться, идти вперёд, зарабатывать. Надо заниматься собой и своей жизнью!
  Огни отелей так заманчиво горят... Ночная бабочка, ну кто же виноват... Мда, Марк, это твой косяк. Самолюбие задето, вот и все! Тебе не отношения жаль, не ее, а себя. Предпочли другого! Не ври себе. Ты слишком хотел кого-то зацепить тогда в клубе. Хотел утереть нос Филу, что можешь найти телку не хуже Ники, щелкнув пальцами! Доказать чуваку, которого на тот момент он знал пару часов! Вот, теперь наслаждайся!
  Она сейчас, наверное, настрачивает этому Snoopy. Прорабатывают план. Вот дрянь. Надо было жестче с ней себя повести, прижать ее и добиться объяснений. Слабак! У кавказца она бы на коленях ползала с красными соплями. Как же я не разглядел эту шлюху, как же я ммм.
  Марк продрог. Он на автомате брел по длинной вьющейся тропе. Где в просвете между стволов замелькало снежное плато замерзшей воды, но спускаться к нему было еще минут десять. Решительным движением он развернулся на 180. Мимо пробежали с ног до головы обваленные в снегу дети.
  Путь домой казался в два раза длиннее. Холод пробрался в позвоночник и бил дрожью изнутри. Или это нервы? Только бы не простудиться.
  На подступах к жилому корпусу он заметил сидящую у входа Аню. У него не было плана. Не глядя на нее, он прошел мимо и поднялся в номер. Черт, нет ключа. Пришлось вернуться на ресепшен за запасным. Аня уже стояла в холе. У нее был сосредоточенный и испуганный вид. Еще бы, актриска, сейчас будет задабривать.
  - Давай поговорим, - сказала она ему в спину. - Дай мне шанс объясниться.
  - Ключ!
  Марк протянул руку вперед.
  Кажется, она не понимала, чего он от нее хочет. И еще несколько раз повторила, что ей надо высказаться.
  - Дай мне ключ, - грубо настаивал Марк.
  Он принялся собирать вещи. Брал и кидал в сумку все, что попадется под руку. С мороза из носа потекли сопли. Каждые пять секунд он разгибался, тяжело выдыхал из-за спазма в пояснице и шмыгал.
  Аня продолжала лепетать на заднем плане. Повторяла, что не собиралась с ним спать, что он просто друг и ей это не надо. Ага, классика: "Он просто друг!" - кривлялся про себя Марк.
  - Там на Лангкави будет его жена! - отрывисто добавила Аня. - Она должна была помочь мне с билетами. Там будешь мой шеф и весь наш офис!
  После каждой фразы она замирала в ожидании реакции. Марк посмотрел на нее с уничтожающим презрением. Какая жена? Что ты несешь? Он не говорил, он орал. Какая жена станет покупать билет для левой телки? Лучше молчи! Прошу тебя, заткнись!
  Аня сникла и прикусила губы. От повышенного голоса она терялась. Черта, присущая девушкам со строгим отцом. Отказавшись от попыток разговорить Марка, она рухнула лицом в подушку. "Я не поеду домой", - глухо сказала она, лежа лицом вниз.
  Марк не слушал. Он швырнул сумку к двери и начал переодеваться.
  - Сейчас мы вернемся домой, и это будем уже совсем другие мы... Я не хочу домой! За что? Я этого не заслужила! Я не хочу!
  - Собирайся, я отвезу тебя, - равнодушно сказал он. Когда она подняло лицо - подушка была мокрой от слез.
  - По-жа-луй-ста, у меня немеют руки, - скулила она, потирая кисти. От всхлипов ее тело дергалось. Марк вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
  Обратно ехали в полной тишине. Аня отвернулась к окну и боялась повернуться. Изображает из себя несправедливо обиженную? Что ей еще остается делать.
  Как назло, на полпути встали в глухую пробку. У дороги шло строительство церкви. Двое киргизов перли телегу с цементом. Хм, мусульмане строят православную церковь. Боковым зрением он поймал на себе их безразличные глаза. Всю историю Запад искал пути на Восток. Теперь же Восток устремился на Запад. Час реконкисты азиатов?
  Аня решила предпринять последнюю попытку. Марк, я тебя прошу, не позволяй этой ерунде разрушить наши отношения! Зачем ты так?
  - Ерунде? - снова вскрылся Марк. - Ты напиздела про корпоратив... Ты собралась умотать на остров с каким-то слащавым хером... У тебя телега битком набита его фотками, сюсю-мусю! Ты выдумала, что там будет его жена. Ты меня совсем за мудака держишь?
  Она испугано отвернулась. Машина остановилась у подъезда. Марк смотрел на руль. Она забрала свою сумку с заднего сиденья и вышла.
  Посыпались смски. Если не хочешь, то я не поеду. Наши отношения дороже любого отдыха. Она наговорила десяток голосовых, в которых повторяла одну и ту же чушь.
  Марк долго переваривал. Вдруг он загнался? И, наконец, ответил. Раз весь их офис выезжает в Малайзию, пусть скинет бронь чьих-то билетов или письменное подтверждение от двух коллег. На что она тут же самоуверенно ответила, что завтра все пришлет.
  Мысли Марка устремились к Snoopy. Он залез в фейсбук и через список Аниных друзей попытался отыскать знакомое лицо. В первой же пятерке поиск показал - Андрей Snoopy Кудинов. Доступ к профилю ограничен. Но точно он.
  Недолго думая, Марк настрочил короткое сообщение в директ.
  "Андрей,
  Мы не знакомы. Однако вы можете знать мою девушку - Аню Ш. На всякий случай, мы четыре месяца живем в месте. Очень теплые отношения. Она глотает мою сперму, я делаю ей анилингус. Я ни в коем случае не против дружбы. Надо общаться, ходить по выставкам. Но я тут обнаружил, что вы отдыхаете в Малайзии, куда чудом Аня собралась на корпоратив. Вы не объясните мне такое совпадение? Боюсь, что нам потребуется личная встреча после вашего возвращения!"
  Он клацнул "Enter" и сообщение ушло. Руки дрожали. Он опустился в кресле и глубоко дышал.
  К удивлению, через два часа пришел ответит. Марк уже лег, когда характерный звук фейсбучного мессенджера в телефоне разбудил его.
  "Я действительно знаю Анну и рад, что мы дружим. Вас не знаю. Свои вопросы - задайте ей".
  ***
  Оборачиваясь назад, кажется, что тревожных звоночков, оповещающий о приближающейся катастрофе, было предостаточно, и чей-то ум наверняка сложил разрозненные паззлы в стройную картину с крупной красноватой надписью "ВОЙНА". Но на практике я знал лишь одного человека, который в декабре (за два-три месяца до злосчастных событий) взял поверх 30-летней ипотеки потреб-кредит в ВТБ на максимально акцептованную сумму 3,2 млн рублей и махнул её в Юнистриме на баксы. Не бог весть что, но хоть что-то. Остальные лишь следили за словесной перепалкой Путина, Байдена и Столтенберга как за прыгающим мячиком в пинг-понге, считали звонки Макрона в Кремль в разгар его предвыборной и слушали десятки итераций принципов новой архитектуры международной безопасности по России, включая нейтральный статус Украины, нерасширение Альянса, отказ от инфраструктуры близь границ и блаблабла.
  Путин тактически врал: мы не собираемся нападать, военные заканчивают учения и возвращаются в места дислокации, у Минских соглашений есть потенциал. После безрезультативных консультаций мидаков, Грушко и Рябкова, сложилось ощущение, что Кремль фрустрирован, разочарован и как будто меняет агрессивно-ультимативную риторику в сторону смягчения.
  Американцы - надо отдать им должное - последовательно, буквально ежедневно, в рамках брифингов Белого дома, объявляли даты возможного вторжения, начиная с декабря и вплоть до Олимпиады. Сначала достаточно буквально звучало - 16 февраля, потом день закрытия Олимпиады - 19 февраля, и потом "со дня на день".
  Это было так абсурдно с учётом серьёзности повода, что стало казаться ирреальным. Календарь нападения России на Украину превратился в мем. Тут даже здравомыслящие люди потеряли нюх: волки, волки! - классика.
  Мои личные аргументы были следующими: во-первых, никто не нападает в дату, названную противником, тем более, когда над головой повис серп санкций. А, во-вторых, делать то, чего от тебя ждут, - совершенно не стиль Путина, насколько мы изучили его повадки за эти двадцать лет. Наконец, в-третьих, осуждение всего цивилизованного мира, многочисленные жертвы, еще более тяжелые санкции нависали над страной так явно, а выгоды от наведения порядка в ЛДНР казались столь призрачными, что политическому raison detre становилось все сложнее отыскать какие бы то ни было коврижки от возможной силовой кампании.
  Казалось, мы наблюдаем апофеоз медиавойны, участники которой давно не задумываются о доказательствах и фактах, а лишь заливают эфир пропогандистской патокой. Бои Псаки с Захаровой в информационной грязи, перекрестные оральные реверансы Лаврова-Блинкена, сумасшедший блеск в глазах ботоксного Путина и манерная хитреца старого, глубоко маразматичного Байдена, но не более того.
  Все так устали от эскалации и одновременно так привыкли к ней, что не испытывали никаких новых эмоций, не считая ощущения инерционного изумления. Это реально происходит? Или они сговорились и издеваются? Люди ждали, чем разрешится нагнетание, а главное: как Запад будет репутационно выходить из логически-пропагандистского тупика, куда сам себя завел? Нельзя же полгода обещать войну, а потом заявить: а ничего не было. Потом - когда события стали стремительно разворачиваться - мы ещё долго удивлялись, как все же хорошо сработала западная разведка. Как говорили - так и случилось. Думаю, впредь можно ей доверять.
  И вот 21 февраля состоялся знаменитый театральный Совбез, где вся военно-политическая номенклатура страны гласно и единогласно поддержала признание ЛНР/ДНР. Заикающийся от волнения Нарышкин, тоже, кстати, либерал, сразу поддержал и присоединение новых территориальных единиц.
  В отличие от 2014 года, ситуация разыгрывалась в открытую, что, конечно же, имело под собой мотив, заключавшийся в намерении публично сконструировать коллективную ответственность. Чтобы никто потом не тяфкал против ветра как с Крымом.
  Мишустин предложил дать партнёрам пару дней перекурить, остальные более-менее твёрдо ответили: признавать.
  Путин вобрал подбородок, как выдвижной ящичек, и самодовольно водил подушечками пальцев по краю стола. Самодовольно, потому что риторика Кабинета складывалась точно так, как он хотел.
  Вечером врубили обращение деда в консервах, в котором тот заявил, что во всём виноват блядский Ленин, и он признаёт ЛНД/ДНР. Тут же показали ролик как Путин, Пушилин и этот вялый третий подписали документы о признании.
  Дальше все разыгрывалось как по нотам. События происходили ни медленно, ни быстро, но настолько феноменально, что осознание отставало на сутки. Ты просыпался, еще раз перечитывал новости о случившемся и только тогда понимал, что не спишь.
  На утро в Госдуму был внесёт законопроект об использовании военной силы на территории ЛНД/ДНР. 23 февраля полетели ракет и выдвинулась тяжёлая техника.
  А на следующий день пустили ещё одни консервы, снятые из того же деревянного интерьерчика, напоминавшего ж/д купе. Дед объявил о начале военной операции. За пару часов до обращения мировые СМИ взорвались поступающими сообщениями о начавшихся обстрелах.
  Заковидившийся Жириновский накануне был помещён под ИВЛ с искусственной вентиляцией лёгких. Сумасбродный экспрессивный пророк новой России, который в ходе политических дебатов не раз снайперски формулировал мета-смыслы происходящего еще до того, как политологи, независимые журналисты и военкоры, западные мониторинговые миссии и прочая, и прочая подвозили съедобные объясняловки. К всеобщему сожалению, в силу тяжелого состояния здоровья сейчас он был лишён возможности прокомментировать "заваруху заварух". Блогеры писали, что Жирик - как гибнущая от утечек метана канарейка в угольной шахте - выпилился из реальности за день до трагических событий, предоставив шоку от происходящего бесконечно расползаться в образовавшейся медийной тишине.
  И так началась операция по принуждению Украины к любви. Пробач менi, моя кохана, Що я в життя твоє ввiрвавсь. Карта боевых действий выглядела красненькой и с большим количеством разнонаправленных стрелочек. Масштаб операции явно выходил за пределы территории Донецка и Луганска. Чтобы понять это, не нужно было кончать академию генштаба.
  В офисе все молчали. Люди боялись комментировать происходящее, потому что их могли уволить. Тем, кому было 30, наблюдали третий тотальный крах экономики России за свою недолгую жизнь. Дальновидный народ быстро смекнул, чтобы это за неделю-две на расхлебать, и начал валить заграницу. Пандемию никто и не вспоминал. Война в считанные дни перекрыла все, что было до.
  По случаю исключения России из Совета Европы экс-премьер Медведев, большой либерал и инноватор (ездивший к Джоббсу в Кремниевую долину), заявил о возможном возвращении в России смертной казни. Интересное решение. Его знаменитая фраза: свобода лучше несвободы раскрылась и задышала по-иному. До этого на протяжении трех лет он если и появлялся на экране, то с сильно отекшей и бугристой от подпития рожей, заявляя что-то из второплановой повестки, а тут мало того, что жив, так еще и сразу в топ радикальных новостей.
  Появилась острейшая нужда осмыслить происходящее. Зачем надо было нападать? Что последует за этим? Кто наши союзники? Закроют ли границы и будет ли введено военное положение? Предстоит ли переход к плановой мобилизационной экономике?
  Возможно, потребуется определенная смелость признать, что русский мир - это не что иное как реакционное говно. За 20 путинских лет ничего не изменилось. Молодежь как хотела, так хочет жить и работать на Западе. И таким изощрённым способом власти решили провести водораздел и лишить всех даже потенциальной возможности либерально-буржуазной жизни, вывода капиталов, перспектив жизни и обучения детей в Европе, стремления ментально быть там?
  Или это претензия на исторический передел глобальных сфер влияния? Да, сейчас прольется кровь, но настанет день, когда мы и украинцы, а может быть и рiднi бъялоруси будут жить в одном неославянском государстве и им будет в нем хорошо. А сейчас, пока разыгрывается колода карт, нужно создать "рычаг" для переговоров с коллективным Западом, кошмарить Украину до тех пор, пока она, превратившись коллапсирующее государство с разрушенной инфраструктурой и убывающим населением, своими нескончаемыми просьбами о финансовой и военной помощи не утомит Европу и США, и не создаст условия для большого разговора о новом миропорядке.
  Или нет. Это многоходовка, единственной целью которой служат планы перейти к жесткой автаркии, порвать связи с внешним миром и как можно дольше удерживать власть в осаждённой крепости?
  Россия сильна мобилизацией. Русскому хорошо в лишениях. Бездействие и личные неудачи теперь можно легко объяснить злосчастными обстоятельствами. Давление извне придает обществу форму, которой иначе у него нет. Форма сама по себе воспроизводит смысл. Миллионы силовиков обретают предназначение, алкаши в регионах энтузиазм гореть здесь и сейчас без оглядки на будущее.
  Как решение одного человека может так сильно изменить жизнь каждого? Не просто каждого, а каждого рожденного после, детей их детей. Да и какой ценой?!
  Казалось, что Путин изобрел кратчайший путь как за 10 дней сделать 140 млн человек бомжами. Если бы лучших экономистов и футуролог собрали вместе и дали им задание за неделю уничтожить 640 млрд долларов национальных резервов, остановить биржи и добиться трёхзначной инфляции, то не факт, что они бы с этим заданием справились.
  Оппозиционный журналист Кац метко сравнил первые недели войны с лучевой болезнью. Человек схватил большую дозу радиации, и пока не ощущает всех трагических последствий в полной мере. Однако проходит день-два и его органы медленно отказывают, ткани отмирают.
  Если бы происходящее было компьютерной игрой, то в каждый отдельный момент Путин должен был бы поступить так как он и поступал, чтобы тащить ситуацию дальше вниз. Так отчего же ему не поступить так в реальной жизни, коль у него вся власть?
  Люди творческих профессий и люди с деньгами стали валить пачками, в основном через Ереван и Стамбул, оставляя стремительно дешевеющие квартиры и бизнесы агентам на продажу. Все, что ты видел вокруг - все помещения, бизнесы, кафе и магазины, производства и банки - все продавалось. Границу со дня на день могли закрыть, все это понимали.
  Каждый день несколько десятков мировых брендов заявляли об уходе с российского рынка. Список был столь внушительным, что в какой-то момент это стало казаться не правдоподобным. Гергиева выставили из Мюнхенской филармонии. Спортсменов вышвырнули из международных чемпионатов. Безумный Красовский зачем-то сжёг страницу загранпаспорта с американской визой. Блогеры, пытаясь сохранить толику иронии, обсуждали, будет ли на прощание побит мировой рекорд по продолжительности очереди в Макдачку на Тверской, установленный в 1990. Есть вещи, которые, ты думаешь, при твоей жизни уже не произойдут - пустая ковидная Москва, война на Украине. Но нет. Извольте бриться.
  Странным образом, это мало кого пугало. Одни считали, что это фарс. Западные сети продолжали платить аренду и в любой момент могли вернуться. Другие, что это не более чем способ вызвать в обществе недовольство. Люди вздыхали о 14-ом айфоне, который, вероятно, будет не купить, тарили впрок кроссовки и косметику, но в душе скорее покорно принимали факт того, что эпоха H&M, ИКЕА, McDonalds, Uniqlo, Nike в России завершилась. Среда потребления в России трансформируется. Лишенные всех этих "привилегий" регионы даже радовались дискомфортам Москвы и крупных городов. Сколько ты возьмешь с собой на тот свет?
  ЦБ давно готовился к отключению от свифта и даже несколько хорохорился на фоне слухов о планируемых ограничениях. Набиуллина прямо говорила: у нас все готово на любой сценарий. Но когда Госдеп и Еврокомиссия объявили о заморозке стратегических резервов России на 400 млрд долларов, пафос Центробанка и Минфина резко поутих. Потеряли половину кубышки. Но даже оставшейся половины, увы, хватит на очень большую войну.
  Акции Сбербанка в Лондоне стоили 1 цент и их не брали. Может быть, настало время тратить сбережения и покупать? ВТБ и Сбер подняли ставки в рублях до 20%, в валюте до 8%. Ипотека подскочила с реальных 11 до 25%. Замаячил технический дефолт.
  Началась охота на имущество миллиардеров за границей. Абрамович, самый хитрый, тут же отдал Челси в какой-то мутный фонд, который стал его продавать. Усманов увильнул. Остальных - почти без исключений накрыло.
  Казалось, добро предано забвению и торжествует абсолютное зло. Никто не видел в ситуации ни единого плюса. Путин все поставил на кон, и явно собирался идти до конца.
  Пропаганда пёрла из всех щелей. Людей охватил вшивый патриотизм. Истинный патриотизм - этот тот, который не имеет под собой никакой причины. Без сомнения - это был именно он.
  Путин привел в готовность ядерные силы. Отличное решение. Доллар в обменниках шарахнул до 153 руб. Эко Москвы, Дождь, Новую газеты и десятки других либеральных изданий прикрыли за одну секунду. Один остроумный аналитик сказал, что теперь в России всё будет по любви, так как денег не останется ни у кого. Девки трахаться за шашлык на даче. Колонизация Марса, биотехнологии, термоядерный синтез, 21 век, а мы решаем государственные задачи путём обстрела Горловки из Градов.
  Первую неделю Минобороны не раскрывало число жертв. Однако телеграм-каналы пестрили кадрами с оторванными конечностями, сожженными танками, примотанными к столбам мародёрами. Все понимали, жертв много. Видео взятых в плен удивляло: совсем молодые парни, якуты, сибирякам, подписавшие двухмесячный контракт, с нулевой мотивацией. Может быть, в этом и состоял план: направить молодых некровожадных, чтобы на-цыпочках под шквалом ракет пройти до Киева?
  По всем каналам стали крутить бьющих копытом раздроченных чеченцев. Пугают как Карабасом-Барабасом нерадивых детей? Память об отрезанных головах с Первой Чеченской еще жива. Народы, которые исторически промышляли грабежом, посланы на фронт вдалбливать хохлам в генетическую память цену "поворота чубатой головы налево"?
  О господин, мы сами виноваты. Мы рабы. Когда он менял Конституцию, сажал несогласных и душил свободу слова, верстал реестр иноагентов, денонсировал международные институты по правам человека - надо было выходить на улицы и бить витрины, не взирая на запрещающие это антилиберальные законы. Чего уж теперь? Малик не выдержал и нажрался на работе. Надо пойти и сдаться в плен хохлам прямо сейчас. Их примут в ЕС, и нас выпустят по амнистии с европейским видом на жительство. Таков мой план!
  Вера в царя - это форма психологической защитной реакции. Она выскакивает у русского на автомате. Лучше начинать адаптироваться сразу. Были те, кто записался в Едро и перевел 5 тыс. руб. в Фонд поддержки Донбасса, чтобы, как только начнется охота на ведьм, первым хлопнули не их.
  Марк, меня промыли, я всё понял! Это судьба русского человека. Когда на Руси было иначе? Проблема не в происходящем, а в том, что такие как ты и я сформированы под другую страну. А эта страна построена как архаичное государство. Здесь по-другому никогда не будет. Империя должна воевать - Грузия, Сирия, Украина, что дальше? Либо адаптация, либо пошел вон. Как власти управлять этим быдлом? Как объяснить татарину и чеченцу, что они должны терпеть и платить налоги? Ошибкой было думать, что 20 лет потребления и накопления, тучные нефтяные годы - это навсегда. Нет!
  Может быть, Путин и правда честно выиграл все эти четыре сезона президентских выборов? Если он, глазом не моргнув, приводит в боеготовность ядерные силы, а в людях это будит пышный патриотизм, надо признать, этот человек знает свой народ. И раз он прав в этом, то, вероятно, прав и в чем-то другом. Возможно, кашка все же сварится, пускай и с львовско-чеченскими комочками, неприятно скрипящими на зубах, но это время. На пять лет врубить хохлам Скабееву, Соловьева и Шейнина и все "украинские националисты" будут орать со слюнями за великую Россию.
  "Нам пизда", качал головой Макс. Невозможно выиграть войну против всего мира, когда у тебя в союзниках одна Беларусь.
  Активисты захватили дом Дерипаски в Лондоне и дочери Путина на юге Франции. Шуточки про "клуб 8 лет", весьма популярные в первые дни, утратили аргументационную основу и стали казаться тупыми. СМИ запустило странную мета-ироничную мульку, что специально обученные укрофашистские бандерогуси, оснащенные химическим оружием, могут нанести удары по приграничным целям. Собчак покинула Россию. "Честному" телевизору был, конечно, противопоставлен "лживый" интернет. Но увы и ах, 2022 год - это время, когда телевизор все еще уверенно побеждал в войне за власть в общественном сознании.
  На 11-й день войны стало более-менее понятно, что наступление захлебнулось. Убитых чеченцев хоронили в свиных шкурах. Русских пленных кастрировали. Появились фото с отрезанными головами и прочие прелести войны. В России стали судить за желто-синие эмблемы (все еще продолжая судить за радугу). Те куцые приграничные территории, что успели отхапать, быстренько и не бесспорно признали частью России. Не бесспорно, хотя бы потому что над ними не был установлен контроль. Признали, и тут же тактически отступили, не в силах удержать.
  Смыслы еще более размылись. Что бы ты не утверждал сегодня - завтра это радужно расплывалось как детская раскраска на водной основе. Лозунги за денацификацию и демилитаризацию Украины звучали все абсурднее, особенно после заявлений, что свержение власти на Украине и не является целью военной операции, а также гласных признаний Зеленского в том, что он - еврей.
  Славянск, Азовсталь, Бахмут, введение "потолка цен" на нефть, частичная мобилизация, дроны над Кремлем, ядерное оружие в Белоруссии, марш справедливости Пригожина, прилеты по Белгородской области, многочисленные индексации и выплаты силовикам, обмены пленными, - это долгая, мрачно красивая гирлянда на пластиковой елочке в валдайское резиденции, произведенной, к слову сказать, в Европе. Рядом с гирляндой за алебастровым кофейным столиком играют дети. Телевизор выключен.
  
  ***
  - Хей, бой! - крикнула Ника и впрыгнула в прихожую, когда Марк открыл дверь. Капли с заснеженного пальто разлетелись по сторонам. Улыбнувшись, Марк растер их по руке.
  На ней была большая вязанная шапка как носили в том сезоне. В руках Ника держала ананас. Пританцовывая, она поднесла его к голове и заморгала.
  Следом ввалился Филипп. Его локти были растопырены как у краба. Кажется, он поднабрал, шмотки поднатянулись.
  - Зря вы не поехали. Тай - реально заряженное место, реально!
  - Лучше Бали? - усомнился Марк, выпутываясь из его объятий.
  - Другое, другое... - ответила Ника, стаскивая промокшие Тимберы вместе с носками.
  Они были бодры, лучисты и напитаны тайским солнцем. За две недели Фил и Ника выложили такое количество фото вечеринок, закатов, мотопутешествий и вилл, что спрашивать, как они отдохнули не было смысла. Кроме того, Фил по привычке оттуда дважды звонил Марку пожаловаться.
  Темо сидел на кухне и крутил. На столе лежала папиросная бумага, свистки, табак, гриндер, ножницы и другие курительные причиндалы. Ни дать, ни взять - скрупулезный часовщик в маленьком мастеровом чипке.
  Темо, Филипп и Ника до этого не встречались, хотя были наслышаны. Без пяти минут - лучшие друзья, заявил Марк, представляя присутствующих друг другу. Ника сделала несколько кружливых па.
  У меня сегодня что-то с координацией, рассмеялась она и рухнула на диван. Фил склонился над столом, наблюдая за руками Темо. Что начали раньше: курить коноплю или делать из нее корабельные канаты?
  Аня опаздывала. Ей кровь из носа после работы забежать нужно было на какую-то встречу. Просила начинать без нее.
  - Хотите прикол? - сказала Ника. - История моей подруги.
  Её глаза блестели. Она жестикулировала в типичной для неё манере.
  - Ей снится сон, она полюбила дельфина. Не того, который "там, куда я ухожууу, веснаааа...", а настоящего, который млекопитающее. Всё красиво! Они вместе плавают в море, общаются. Такая платоническая морская фантазия.
  Филипп достал из пакета две бутылки вина и поставил на стол.
  - И уплывая он называет ей точный день, когда он будет в Сочи: последние выходные января!
  - Я этого дельфина знаю, - сказал Марк. - Он в Евпатории в стриптиз-клубе работает.
  Темо скептически покачал головой. Мол, очередная "остроумная" история.
  - Слушайте, что дальше. Эта дура, Лиза, моя подруга, конечно, решила, что сон вещий. Купила билет на эту дату, и полетела. Пришла на пустой пляж.
  - Дай угадаю, дельфин сидел в баре и не сразу её узнал? - перебил ее Фил.
  - Нет! - крикнула Ника. - На пляже было пусто. Два дня гуляла она по холодному Сочи. А на вылете в аэропорту встретила своего бывшего с женой, ха, представляете?
  Ника хлопнула себя ладонями по щекам и широко раскрыла глаза. Парни переглянулись. Конец истории?
  - Найти этого дельфина и сдать в аквариум на водное шоу, - сказал Марк, чтобы поддержать ее. Если он пропитый, кто его возьмет?
  - Порубать на акулий суп. Китайцы вместо акульих плавников кладут в него, что попало.
  Ника намастила себе подушку и взяла в руки лежащий рядом альбом по графическому дизайну. Ммм, отличная полиграфия. Кажется, ее история никого не приколола. Публика еще не разогрета.
  - Расслабься, ты уже в искусстве, - подбадривающе сказал Темо.
  Он поднял джоинт к свету, лампы проверяя насколько добротно выполнена работа. После, сунул белую "свечку" себе в рот и медленно вытащил, сделав губы трубочкой. Он пересидел на десятках кухонь, проделывая подобное. Как попить чайку.
  - Я тебе рассказывал, как Жорика тормознули менты, когда он был накуренный? Десяти минут не прошло как он дунул. Мудак сел за руль и попал под дежурный патруль. В общем, выходит из машины, подает документы. В башке сразу калькулятор, сколько придется чехлить денег. Но тут: "Все в порядке, счастливой дороги". Возвращают документы, все в порядке. И что делает этот накуренный мудак? Садится на пассажирское сиденье своей тачки. Сел, закрыл дверь и ждёт, когда поедем.
  Ника рухнула со смеху.
  - Мент уже тормознул следующую тачку, косится на него. Типа какого чёрта, чувак? А Жорик вместо того, чтобы изобразить, что капается в бардачке или просто открыть дверь и обойти на водительское, решил перелезать прям в машине. Мент в шоке.
  Марк включил вытяжку. Зажёгся диодный свет, загудела тяга. Стоять так близко друг к другу было непривычно. Филипп давил объемом мышц. Его пот смешался с парфюмом и приторно звучал в привычном запахе квартиры. Марк поменялся с Никой местами.
  С верхнего шкафчика он стянул фарфоровую пепельницу и поставил на стол. Пару лет назад он притарабанил ее с барахолки в Марокко.
  Ника принялась вертеть предмет. Классический ближневосточный орнамент: тонкие загогулистые узоры, похожие на виноградную лозу, оплетали стенки. Сочный фиолетовый, терракотовый и глянцевый белый. Эмаль облупилась по краям.
  Джоинт прошел первый круг.
  Марокканец на ночном рынке пытался тогда что-то объяснить на своем. Он тыкал пальцем то в пепельницу, то в свои глаза, изображая процесс наблюдения, или чего? Только сейчас Марк, смекнул, когда люди курят, их взгляды прикованы к пепельнице.
  Ника закашлялась.
  Орнаменты притягиваю взгляд и ведут. Они - воронка для мыслей. В ней они извиваются, блуждают, повторяя застывший ритм. В этих ветвлениях тысячи лет практик: шаг верблюжьих караванов в пустыне, сдержанный танец невесты, цветение пустынных цветов. Марк залип. Джоинт задержался в серых пальцах Темо. Он сделал длинную через кулак, чтобы не подпалить бороду, и раскрошил хабарик.
  - Кстати, что с музыкой?
  - Я разберусь, - очнулся Марк.
  От яркости ноутбука пришлось прищуриться. Выбор был не прост. Электроника или инструментал? Он принялся скролить библиотеку.
  - Ну что там? - раздался нетерпеливый голос Филиппа. - Хочешь, я поставлю?
  Марк ковырялся уже минут пять. Стрелка нашла зеленый треугольник "Play". Из колонок полился неспешный африканский high-life. Cложный, умный, под хриплым негритянским голосом. То, что надо.
  В этой комнате легче дышалось. Возвращаться к остальным не хотелось. Он прикрыл глаза. Пусть за дорогой следит кто-то другой.
  - Где у тебя штопор, епте?
  Хорошо, что люди научились записывать и передавать музыку. Звуки архивируют моменты. Ингредиенты той химии, конечно же, утеряны. Хотя бы свидетельства сохранены.
  В комнату пританцовывая вошел Темо. Ну и коготь этот твой Филипп. Пытается произвести на меня впечатление. Темо говорил шепотом, чтобы его слов было не расслышать в кухне.
  Коготь - не коготь, а вон какую телку шкварит.
  - А Ника сладкая, - признал Темо. - Милая, маленькая шкатулка с сюрпризом. И совсем ещё чистая. Ты был прав, к сожалению. К сожалению, для тебя, мой трусливый, неудачливый друг.
  - Что?
  - Она совсем не врубается в свою красоту, малышка. Как ты мог ее упустить?
  Филипп снова заорал про штопор. Интересно, может ли у них получиться? Сначала мне казалось, что они совершенно непохожи, а теперь вроде и похожи...
  Темо прекратил делать пластичные взмахи и замер в экспрессивной позе из Пины Бауш.
  - Похожи и непохожи?
  - Да, похожи и непохожи, как Ближний и Дальний Восток.
  - Нет, ты че! - возмутился Темо. - Она быстро свалит от него. Увидишь.
  - Но не сейчас. Похоже они плещутся в гормональных волнах.
  Негрила набирал остроумный соляк на струнах. Было слышно, как ороговевшие пальцы слайдят по грифу. Только ухо привыкает к рифу, он транскрибировал в другой лад, и рушил логику.
  Теперь уже Ника кликнула из кухни. Мы их бросили, надо вернуться.
  - Вот и Аня всегда злится, когда я долго не иду! - сказал Марк. - Что у женщин за прикол такой с терпением?
  - Не с терпением, а с вниманием7
  Вино было рОзлито по бокалам. Ника переместилась на пол. Темо - подальше от всех, под венесуэльскую картину. Убедившись, что всем комфортно и у всех все есть, Марк приглушил верхний свет. Во рту продолжал гулять горьковато-подсушенный привкус, который не забивался даже высокотонинной риохой.
  Все четверо покачивались в такт музыке. Было чертовски приятно видеть, что всем хорошо.
  - Например, когда ты чего-то хочешь и непрерывно об этом думаешь, то это никогда не наступает, так? - задумчиво произнесла Ника. - Но стоит отвлечься от мыслей и спустя какое-то время это событие случается. Вы замечали?
  Никто не отреагировал.
  - Или, наоборот, ты вот собрался в отпуск и всем рассказал. И тут бац и по совершенно немыслимым обстоятельствам все срывается. Мне еще мама в детстве говорила, чтобы ничего не говорить наперед, а то не сбудется.
  В ее задумчивом лице змейками зашевелились мелкие мускулы. Филипп пренебрежительно фыркнул.
  В холодильнике был виноград. Взяв со стола бутылку, Марк долил остатки, подождав пару лишних секунд пока последние капли упадут в бокал Фила. Примерно поровну.
  - А мне интересно, как в будущем будет устроена индустрия развлечений, - подхватил Темо.
  - Насчет кино - я знаю! - встрепенулась Ника. - Это будут не сюжеты, не фильмы, а визуальные ряды с полным погружением, воздействующие на бессознанку. Такие гипнотические, калейдоскопические трубы с магией.
  Зазвучала знакомая мелодия. Внутренний приемник Ники поймал волну, и она начала покачиваться в такт.
  - Нет, нет. Это будет апгрейженая камера сенсорной депривации, где ты находишься голый в невесомости, и она при помощи сенсоров воссоздает ощущения. То, как бы наполняется водой, то тропическим лесом, то женскими телами, то паучьим страхом. Ты путешествуешь по ощущениям. Можешь ощутить себя лобстером, слоном, посмотреть на мир глазами примата. Геном будет расшифрован, мы сможем повторить опыт любого вида.
  Темо глядел на всех так, будто его посетила мысль на миллион долларов. Но Филиппа и Темо больше интересовала расслабленная, танцующая Ника.
  - Это трансценденция как в фильме Кроненберга! Или Содерберга. Черт, я всегда их путаю. Как станции Новослободская и Новокузнецкая.
  Встав у Фила между ног, Ника терлась о него спиной. Её совершенно не смущало, что на нее смотрят. Бандерольки, наполненные энергией внимания, улетали к ней.
  - Почему перестали делать продуманные компьютерные стратегии как раньше? Дюна, Старкрафт? Индустрия игр пошла по пути упрощения и развлечения.
  Лицо Темо скривилось. При чем здесь игры?
  - Чувак, твоя проблема в том, что ты - геймер предыдущего поколения, - произнес он, казалось бы, очевидный ответ. - Закрываешь глаза и видишь, как на тебя прёт босс из "Zero Tolerance" под жуткую, повторяющуюся музыку.?
  Ника подняла вверх руку с бокалом и изобразила обход шеста. Я помню только: "Thank you Mario, but your princess is in another castle!" - сказала она с плохим акцентом. Ага, английского не знает.
  Трек закончился. Ника рухнула в объятия Фила. Он едва успел подставить руки.
  Небо задерживало отдачу вкуса. Нотки подвяленных сухофруктов, слив, древесной коры. В краешках скул - остаточный кожистый привкус виноградной косточки. А вот это будет поинтереснее, надо не забыть сфотографировать этикетку. Марк повернул бутылку к себе. Крестьянские натруженные руки собирают спелые гроздья в деревянные тележки. В какой стране, в каких интерьерах, кем и по какому поводу будет открыта эта бутылка? Виноград - великий путешественник.
  Как и грибы.
  - Да-да, - эмоционально отозвалась Ника. - Раньше мне казалось нелепым, что в греческой мифологии есть бог виноделия. Зачем нужен целый бог для одного продукта? Для ягоды?!
  - Теперь ты поняла то, что греки понимали пять тысяч лет назад?
  - Теперь я поняла.
  Полутьма в комнате перестраивалась в преломлениях уличных бликов. В какой-то момент стало совсем темно. А когда проблеск снова облил стену, Марк увидел глаза Темо, устремленные на Веронику.
  - У человека неизбежно происходит фиксация на каких-то вещах, - настаивал Марк. - Это свойственно каждому. Просто у художников и режиссеров - это очевидно и на виду! Например, вы замечали, что во многих фильмах Феллини присутствуют лошади.? Мертвые лошади на пляже, цирковые лошади, детские лошадки. Будто бы он проиграл пари и не может этого не показать их в каждом фильме!
  Он соединил большой палец и мизинец, и потирал их, как жуки потирают свои лапки.
  - У Линча - это черный кофе, - продолжал Марк. - Вечно повторяющийся эпизод, как один из персонажей заказывает кофе и выплевывает его на белую салфетку, пьет и морщится и так далее. Что он хочет этим сказать, что?
  - Джон Ли Хукер и цветные носки. Подходит? - вставил Темо.
  - Далее. У Дали - костыли, выдвижные ящики... С художниками вообще легко. Все они всю жизнь рисуют одно и тоже - море, лес, натюрморты, одно и тоже.
  Человек ограничен, только и всего. Он находит что-то и тиражирует это, вот и всё, размышляла Ника. Шлифовать - да, преодолевать - нет.
  Ника играла плечами под мягкий вайб, вываливающихся из колонок трещоток и труб. Плечи - это оружие. Хотя и не такое опасное, как ноги.
  - Лучше скажи мне, почему евреи так безвкусно одеваются? Я раньше думала, это стереотип, а теперь думаю: это национальная черта.
  В паузе между треками ушастый Темо расслышал, как гудит вытяжка. Они забыли ее выключить.
  По центру была прицеплена открытка. На ней класс обучения пограничных собак. Черные и золотистые ретриверы сидят полукругом вокруг клипчарта, а девушка в полицейской форме им что-то показывает. Наверное, полдня мудохались, чтобы так ровно рассадить собак для фотки. Инструктурша смахивала на молодую Друбич с её скучающим, сомнамбулическим, припухлым лицом. Как назывался тот фильм? Молодое тело - чистый архив. Оно не хранит воспоминаний о страдании, ранее совершенных ошибках.
  - Просто выключи вытяжку и возвращайся. Что ты там встал?
  Ника прильнула к Филиппу. Тени оконной рамы крестом легли на ее спину, по-христиански благословив союз или же, напротив, поставив X на их связи? Хорошо, что Ани нет, а то бы она сейчас тоже льнула, а меня бы раздражало.
  - Вот какие-то слова мне нравятся, а другие нет, - сказала Ника. - Мне, например, нравится слово "Mississippi" по-английски. В нём - три двойные согласные и много "i" c точкой. Мне нравится слово "рамада", не знаю почему, просто нравится.
  - Есть такое слово?
  Она продолжала вспомнить.
  - Гуттаперчевый. Каракас. Ласка.
  Все были приглашены на экскурсию по коридорам её нравится-не нравится. Филипп говорил, что дома Ника может трепаться два часа сама с собой не умолкая.
  - Территория. Клён. Парабола. Боже, как же мне нравится слово "парабола".
  Марли вошел в комнату и сел на то место, где стояла колонка. Он сделал сиплый вдох и незаметно присоединился к разговору. Его пение лежало поверх струн, струясь живым по неживому словно вьющаяся змея по бетонной плите. Он не пел, он говорил.
  - Терпсихора, - сказала Ника. Судя по интонации, она была близка к исчерпанию запаса любимых слов. Вот и конец игры.
  Мы все цветы, которые распускаются в разное время. Кто-то на закате жизни, кто-то - в ее начале, одни - плодоносят, другие - неплохо смотрятся засохшими. И когда где-то возникнет новый причудливый вкус, причудливый вид, все вокруг кричат: "Ах!" Черт, да как же назывался тот фильм?
  - И ещё - куркума, - произнесла Ника и теперь уж точно закончила.
  Новое - вот главная приманка, думал Марк. Старое новое и новое новое. Ценно то, что трудно повторить. Но значимо ли это только потому, что трудно повторимо? Понимал ли Марли, что являет миру в интонациях своего голоса? Ведет ли он путём, который без него бы не был найден?
  С расстояния в сто лет любая эпоха сжимается в пятно, с расстояния в триста - в точку, в тысячу - занимает свое крохотное место в великой монаде и постепенно исчезает в ней. Весь классицизм одинаков, ренессанс одинаков, модерн одинаков. Сотни великих мастеров воспроизводят канон.
  Возможно, однажды мы поймем, что культура в 99% случаев несет в себе нулевой сигнал. Местами она заходит на территорию травмы, любви, ностальгии, десятков других чувств, и этим прекрасна для коротания вечеров, но вызванный ею эффект, по сути, ничем не отличим от реакции тела на зимнее море или красиво облупившуюся побелку на стене. Ансамбль средневековых витражей, реяние тёплого воздуха, импрессионистская техника мазка - это игра ребёнка в камушки на пляже. Авторское видение, не более того: дай-ка взглянуть через твои глазницы. Другого способа сохранить оригинальность просто нет. Дробление и дробление до предела.
  - Марчелло, снимай чехлы, ты нам нужен, - окликнул его Фил. - Тебя совсем угандошило.
  Марка вздрогнул. Кажется, он выпал минут на пять. Его выплюнуло из мыслей, ох далеко заплыл. Глаза совсем привыкли к пушистому сумраку.
  Темо сделал пару кликов в ноуте и заиграла "When the Music is Over", the Doors. В комнату вошел Моррисон. Что ж отличный выбор. Прекрасный текст, прекрасные ноты. Совершенно другая атмосфера.
  Помню, там был противного сладкий, банановый ликёр. Она не осталась на ночь. Уехала и потом не отвечала на звонки. Наверное, я что-то не так сказал.
  Эта песня... ммм, until the end... она сшила два момента. Ощущение того вечера, забытое. Ощущение одиночества. Одиночества как агрессии к себе.
  Она спросила, в какую кружку ему налить кофе? Так мило. Ведь у нас и правда есть любимые и нелюбимые кружки. Я тогда сказал: "Налей-ка в "Элвиса", которого мне Саша придарили на Минорке. Одна телка наливает тебе кофе в кружку, подаренную другой.
  А затем, когда кофе долго не остывал, она достала из ящика охапку вилок и сунула в чашку, чтобы металл охладил кипяток. Может быть, надо было остаться с ней на подольше? Странности даже лучше классной задницы, ты как бы потом берешь их себе.
  Моррисон, медленный скуластый здоровяк в белой рубашке, шаман, допевает второй куплет. Расставив руки, он отпускает микрофон и медленно кружится на сцене. У него там - леса и горы, и плавный полет. И воздух. Вибрации нервной системы пульсируют точками и тире.
  - Знаешь, спать в компании, это ещё хуже, чем сидеть в телефоне, - сказал Фил в своей типичной нравоучительно-навязчивой манере.
  - Реальность, куда ты бежишь, может быть интереснее. Разве нет?
  - Нет.
  - Или да, и я просто релятивист.
  - Даже если ты релятивист, это не доказывает твою правоту, - подхватил Темо.
  - Как и мою неправоту.
  - Это снова релятивизм.
  - Ты предлагаешь мне спор в рамках твоей концепции релятивизма, где я не могу доказать свою неправоту.
  - Так ты согласен?
  - Если и отчасти да, то кто позаботится о моём эго?
  - Я позабочусь. Но только после того, как ты позаботишься о моём!
  - Типа покормить соседского кота, когда свой голодный?
  - Покормить того, кто попросил.
  - Как ты меня заебал!
  Я лежу на снегу в горах. На мне лыжный комбинезон. В ногах ощущается тяжесть от громоздких ботинок. Снежинки падают на лицо, от чего мышцы подёргиваются. Кроны темных сосен беззвучно раскачиваются на краю склона. Сосны никогда не падают, прочно приделаны. Порыв, затем движение, затем снова порыв.
  Слышны звуки сноубордического лагеря. Музыка маленьких ресторанчиков, голоса, гул подъёмника. Я знаю, что будет дальше: арендованные шкафчики для аутфита, фуникулер в деревню, бряцанье ботинок об асфальт, автобус, обветренные мясные лица, слипшиеся волосы, тесный номерок.
  Много лет назад я также лежал в сугробе у подъезда. Мне пять или шесть. Рядом бабушка беседует с соседкой. Обсуждают, что за хулиганы вышвыривают пакеты с мусором из окон. Эти пакеты не долетают и повисают на деревьях, а потом со временем прорываются и завонявшийся за это время мусор частями сыплется всем на головы. А это мы с Юрцом.
  И вот мне 26. Я в Бангкоке на пряной, людной Коасан-роуд. Патлатый, потный таец в бандане кусает микрофон в переполненном баре, а компания за соседним столом подпевает ему, размахивая в воздухе зелеными бутылками с Бинтангом. От жары тела людей кажутся мягкими. Протискиваясь между гостями, официантка-таечка пытается не дотрагиваться до их потных тел. Она без белья с неидеальной грудью, молодец.
  Сколько длится звук, исчезая?.. Сколько длится память, исчезая?.. Они - лишь импульсы, дрожащие, истончающиеся, иссякающие в черноте. Я вернусь туда ещё более больным и более пустым, вернусь и не почувствую ничего.
  - Если музыка - это язык образов, то Шнитке - это шизоидный ромб, Шёнберг - текст из одних подлежащих, Лео Брауэр - средневековые крепости в полях, - рассуждал Темо.
  - А кто Моррисон? - уточнила Ника.
  - Возможно, Моррисон - это природа? - отозвался Марк.
  Ника перемела к Темо. Они в полголоса вели беседу. Она громко рассмеялась и на секунду с улыбкой оперлась лбом на плечо Темо. Вот это да! Сукин сын, нашел ключик!
  Марк кинул взгляд на Фила. Тот не обратил внимания. Горьковатая ревность мгновенно перебила послевкусие косяка, с которым не могли справиться три бокала красного. Быть может, ВСЕ ЭТО БЫЛО НУЖНО ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НИКА ПОЗНАКОМИЛАСЬ С ТЕМО? - прорезалось в омраченном уме Марка.
  - Дамы и господа, я приглашаю на сцену "Guns"n"Roses", - гнусавым голосом конферансье огласил Темо и переключил трек.
  - Просим! - подхватила Ника и захлопала ладошкой по ноге. - Мы достаточно разогреты для рока! Пушки и розы! Пушкин и розé? Нагружай!
  - Белые розы, белые розы... блин, а как будет по-английски "неприкрыты шипы"? - спросила Ника.
  - Rose is a rose is a rose is a rose, - тихо произнес Марк.
  - Uncovered sheep"s/ships? Разоблаченные овцы или раскрытые корабли? - заблеял Филипп, передразнивая ее. Ника не выдержала и прыгнула, чтобы наподдать ему. Они вместе повалились на пол. Фил крепко обнял ее и загрыз в шею, от чего она довольненько завизжала.
  Темо равнодушно перекинулся взглядом с Марком. Его верхняя губа изогнулась.
  После мягкого психоделического рока композиция звучала грязно. А может быть гости готовы к модальному джазу? Не попробовать ли тихонько подстелить.
  - Я всегда был убеждён, что секс - это самое глубокое духовное переживание, которое дано людям, - произнес Марк, глядя на то, как Филипп и Ника катаются по полу как по ромашковому полю.
  - А сейчас?
  - А сейчас мне кажется, совместное музицирование - глубже. Оно требует подготовки, работы. Музицирование как бы подальше от физиологии, повыше. Если бы меня спросили, следующий миллион лет ты хочешь непрерывно трахаться или импровизировать, я бы выбрал музыку.
  Марк дотянулся до прохладных клавиш лэптопа. Зазвучала композиция с одной из поздних пластинок Кейта Джарретта - "Last Dance". Джаррет играл здесь в нетипичной манере. Он лаконичен, нетороплив, словно застенчивый подросток в незнакомой компании. В его фразировках много воздуха, благодаря чему больше работает то, чего он не договаривает чем то, что он говорит.
  - Потеря близкого человека - тоже сильнейший духовный опыт, - сказал Темо. - Разве нет?
  Многие музыканты на протяжении карьеры развиваются от простого к сложному. И где- то на этом пути обретают собственный стиль. Но всякое усложнение - это учеба, поиски. В то время как подлинное творчество - это часто возвращение к себе. Дойдя до конца в своей эволюции большинство музыкантов остаются там, по сути, завершив становление. В зоне технического совершенства их мастерство находится в трудно досягаемой безопасности. И лишь немногие, дойдя до этого персонального предела, находят силы, чтобы освоить возврат и, будучи обогащенными многолетним опытом, вновь обращаются к простате.
  Джаррет был невероятно гнутым с первых пластинок. Он был из тех, кто начал со сложного. Септаккорды сыплют из его рояля так плотно, что слух не успевает их подбирать. Слушатель выпадает. И Джаррет не ждёт его. Единственное спасение - отдышаться в топоте теплого контрабаса или барабанных брейках в надежде, что следующие пассажи будет доступнее. И, конечно же, это не так. Джаррет становился еще сложнее на протяжении 80-ых, 90-ых и даже нулевых, но в "Last Dance" он обретает смирение. Он раскаивается за всю ту сложность, которой терзал нас. Все, что было в его музыке до - эгоизм, после - спокойствие и любовь. С ними он возвращается из своего музыкального скитания.
  - Еще вина? - спросил Филипп, которому было некомфортно без разговоров. Никто не ответил. Кажется, он был единственным, кто не слушал пианиста.
  Вступило контрабасное соло. Струны набирали бемоли и тяжелели, тяжелели, пока окончательно не свалились в тугую фломастерную контроктаву. Басист ушел очень далеко. Оставалось ждать, где он вынырнет. И вот - он на поверхности, подхватывает Джаррет, в музыке вновь появляется аллюзия начальной темы, которая теперь воспринимается совершенно иначе.
  - Друзья, не хочу вас расстраивать, но вино закончилось! Надо грести в магаз, - недовольно проговорил Фил, который сам же и выхлебал последние полбутылки.
  Должна ли великая музыка быть красивой? Джаррет отвечает: нет, не должна. И приходит к красоте.
  - Ну что, идём в магаз?
  Надо пошевеливаться, если хотим успеть. Стрелки торчат на половину одиннадцатого. Темо и Ника увлажнились в уголке и не обращали внимания на происходящее. Вот хитрожопый мудак. Марк вздохнул, похоже компанию Филу придется составить ему.
  Диодный свет коридора резал глаза. В углу дверей - наклейка с динозавром. Старый добрый трицератопс с тремя рогами. Наверняка, лепил щенок из 38 квартиры. Интересно, почему от трёх рогов эволюционно отказались? Или это всё выдумки учёных?
  Фил с восхищением змейкой провел пальцем между металлическими кнопками лифта. Спустился по левому столбику и поднялся по правому, завершив полный круг в точке, откуда начал.
  - Жаль, что в этой кабинке нет кнопки "Повторить коктейль!" или "Вызвать массажистку!".
  Супермаркет располагался с обратной стороны дома, но чтобы добраться до него приходилось обогнуть огороженную парковку. Московские инфраструктурные несовершенства.
  Марк наступал точно в следы Фила, чтобы не черпануть кроссовки снег. Парный спорт требует доверия, а Фил постоянно менял темп.
  Над входом в магазин предательски двусмысленно светилось "С*ПЕРМАРКЕТ". Так сразу и не сообразишь, что буква "У" перегорела.
  "На тебя давит атмосферный столб весом 750 тонн? Щас коньячком подлечим. Терпи, Савва. В армии же терпел...". У входа как обычно тёрлись левые типы.
  Прямиком по курсу стоял торговый остров-стекляшка с гаджетами и чехлами для мобильных. Вся лицевая витрина - с изображением Путина. Путин с голым торсом на рыбалке, Путин верхом на лошади, Путин в терминаторских очках, Путин на трибуне. Всего около десяти Путиных на любой вкус. На некоторых чехлах поверх портрета был налеплен золочёный герб или триколор с надписью "Верю в Россию!" - двойной патриотический эффект длится дольше.
  Ярусом ниже вниманию покупателей предлагались чехлы с портретом Патриарха, Кужугетыча, Собянина и Лаврова. А где премьер? Патриарх косился в направлении секции женского белья с грудастыми бабищами.
  Тут же красовалась забегаловка с шавухой. Заканчивая смену, азиат сонно чистил шомпол из-под горелой курятины, словно ратный меч от крови врагов.
  - А может влупим по шаве? - встрепенулся Фил. Поздно, сняли терминал.
  Единственная работающая касса СПЕРМАРЕКТА пикала как бит даб-степа. Марк неловко уставился на кассиршу. Она необычно двигалась, в точности как крупное пернатое. Наверное, в прошлой жизни была рябчиком или вальдшнепом, вила гнездо, резко вертела головой. Вот как сейчас, ты видел, видел? Фил ничего не видел. Когда такая схожесть найдена - отвязаться от нее невозможно.
  Марк на автомате подошел к кондитерке. Полгода назад он купил здесь вкуснейший маковый штрудель. Много влажной начинки, тонкая корочка. С тех пор он каждый раз проглядывал эту полку, но технологи вывели эту позицию с закупок из-за мелкого срока хранения.
  Отдел алкогольной продукции начинался со черной стены кока-колы с изображением Санты. Вот же блин, американский напиток присвоил себе легенду о рождественском деде на оленях и эксплуатирует ее в маркетинговой стратегии несмотря на то, что в головах большинства кола до сих пор ассоциируется сугубо с запивкой.
  Научились красиво заворачивать. Филипп держал двумя пальцами как паршивого котенка картонный сундучок с набором мини-шотов. Обычно такие встречаются в дьюти-фри, на ход ноги, пиу-пиу и отпуск уже начался.
  Выбор вина - небыстрое дело. Марк отдал инициативу Филу. Сейчас верняк будет вертеть этикетки битых полчаса, апеласьон контроле, Бургундия или Бардо, а вот калифорнийский зинфандел с ничегошной этикеткой, хотя вот по акции и тоже ничего. Свидетели вынуждают нас казаться лучше. И речь здесь не про голубей (которые всегда наблюдают с подоконников). Однако Фил, на удивление быстро, вытащил из глубины полки два испанских пинотажа и уверенно заявил, что надо брать вот это. Марк с уважением кивнул. Пожалуй, этот случай войдет в историю, как самый быстрый выбор вина, с которым ему приходилось иметь дело. Фил маскулинно зажал обе бутылке между костяшками одной руки.
  Подвох крылся, где не ждали. Дойдя до витрины сыров - Филипп встал как вкопанный, глядя на желтые бочонки, треугольнички и нарезки с красной кожуркой. Так-так. Он медленно выставил на прилавок вино, шоколадки и йогурты, и принялся читать составы на этикетках. Читать составы сыров! Усатый продавец отдела с крепкими папайскими руками сдернул с крючка тесак и сделал шаг по направлению к нему. Знай своего клиента. Марк вздохнул.
  Позади в алко-отделе вертелась магнитизирующая парочка. Двое выглядели как супер-герои Марвела. Мужчина в тяжелых байкерских сапогах выше щиколотки и кожаном плащ с косым бортом. Дама в косухе-поддергайке, на кэблах и в агрессивном вечернем макияже.
  - Ты можешь мне объяснить, за кой черт бабы постоянно мажут руки кремом?
  В его корзинке: ветка винограда и шоколадка. Что ж неплохо. Завтрак готовить она точно не собирается. Ошибка. Придут, а жрать-то захочется. Надо всегда брать пакован пельменей или пиццу, пусть не богемно смотрится в корзине, зато гарантирована сытая отрыжка и за доставку переплачивать не надо.
  Этот слишком соленый, скривился Фил.
  Сначала ты боишься их отказа, потом боишься их "да". Женский ум становится мужским, получив возможность сравнения. Нельзя давать им становиться опытными. Сейчас она - мужчина, а он - женщина. Со стороны все так очевидно. Эх, мужчины вечно тонут, а женщины всегда наплаву.
  - Это? - спросил он свою спутницу, показывая бутылку красного.
  - Почему бы и нет.
  Почему бы и нет - значит мне плевать, рожай скорее. Интересно, они уже успели заскочить в аптеку? Сейчас будет - лифт, ключи, свет в прихожей. Ой, прости, у меня не окончен ремонт. Музыкальный канал по телеку. А потом, ой, зачесалось, ПЦР на 14 ИППП, красные титры в правом столбце и вперед - 10 дней антибиотики, пробиотики и местно мирамистинчик, а может кое-что из аппаратной стимуляции перепадет, тогда вообще кайф, в 7 утра вставать и чухать в поликлинику до работы.
  - Этот слишком пресный, - замахал руками Фил. - Молодой, нет.
  - Мы возьмем вот этот, - решительно встрял Марк, ткнув пальцем в первый попавшийся сыр. Усач показал ногтем, сколько будет чекрыжить. Будет примерно грамм 300, говорит. Конечно, он же профи, весь день тут сыры рубит. Когда кинул шмат на весы, зеленое табло пикнуло: 487 грамм. Говнюк косоглазый. На 200 грамм ошибся. Ничего личного?
  Там в рыбном отделе девушка разговаривает с карпом в аквариуме. Она что, читает ему молитву? - пытал маму прохожий ребенок в лыжном костюме.
  Всех детей так одевают. Они валяются в земле как свиньи, наряжай - не наряжай.
  Стоящая первее всех в очереди покупательница в синем пуховике деловито докинула пачку детского орбита к двум банкам энергетика на ленте.
  По которому женщины рассовывают покупки по пакетам? Химию отдельно - тут понятно, а остальное?
  Вернуться в теплую квартиру так приятно.
  - Вы двое такие свежие с мороза, прям как белье после стирки, - сказала Ника.
  Вид у обоих был загадочный вид. Темо точно догадывался, что Марку любопытно, каково им было наедине и о чем они болтали. Взгляда он мастерски избегал.
  За время их отсутствия перешли на эмбиент. В песочных реющих волнах почти не происходило изменений. Диджей строил мост, чтобы совершить переход в другую тему. Блок за блоком он выстраивал канал, по которому мы сейчас побежим, вах, молодец, я прям увидел этот световой тоннель. Теперь отдых.
  - В ней есть прикол, - тихо произнес Темо, когда Филипп и Ника зачирикали о своем, освежив бокалы. - Знаешь, как в турецких чашечках для чая.
  Марк скривился. Господи, да в чем угодно есть прикол, чувак.
  - Я сказал только, что в ее эмоциях есть прикол и привел пример чашечек, которые вроде как мелковаты, руки обжигают, но.
  Манера разжевывать мысли раздражает. Темо не смог закончить предложение. А это раздражает еще больше. Блин, да ты накуренный, разозлился Марк. Накуренный так, что готов звать маму.
  - Марк! - громко воскликнула Ника. - Темо мне рассказывал, какой ты космический! Я вот думаю, как ты вообще работаешь на своей работе? Твои коллеги знают, какой ты на самом деле?
  Она светилась марципановой морковкой. Марк не ожидал прожарки. И тем более не ожидал, что во время их винного вояжа, они говорили о нем. Эта якобы забота и интерес к его персоне были совершенно не к месту. Звучит почти как жалость.
  - Ну, приходится претворятся нормальным. Я не знаю... а чем я должен заниматься? Сидеть на неудобном стульчике без спинки у фортепиано в полупустом джаз-клубе и часами перебирать клавиши Корга с органными бэнками под жиденькие аплодисменты гостей ценителей посложнее?
  А рядом на сцене мои лучшие друзья. Такие же потерянные по жизни, сонные, живущие в убитых, необставленных, затрапезных комнатушках люди. И наши матери считают нас кончеными, стесняясь рассказывать о нас подругам.
  Марк открыл рот, чтобы забить еще пару гвоздей в гроб своего творческого альтер-эго, и замер. Ани до сих пор нет дома. Он напрочь забыл о ней. Она говорила, что задержится на полчасика. Телефон показывал полночь. Даже не написала.
  - Что такое, Марк?
  Неприятный спазм ударил под дых. В груди кольнуло чувством страха, как бывает в детстве, когда понимаешь, как убрел далеко от дома и не помнишь, как возвращаться. Марк вышел в коридор и механически набрал ее номер. Пять гудков, шесть гудков. Наконец, она взяла трубку и коротко ответила: "Буду через двадцать минут, захожу в метро". Отключилась. Да ну а что я паникую? Ну, задержалась. Сейчас, наверняка, расскажет.
  - Что случилось? - переспросила Ника.
  - Все в порядке, - отмахнулся Марк.
  Беседа продолжалась, но он пропускал половину слов мимо ушей. Никак не избавиться от беспричинных чувств, особенно когда это мерзкое чувство тревоги. И это не первый раз. Неделю назад она также пропала часа на четыре-три. Тайные свиданки?
  Кое-как он протерпел 20 минут, и еще 20. Аня все не приходила. Марк сделал над собой усилие, чтобы не звонить. Ему хотелось, чтобы она знала, что он взвинчен и ведет счет на минуты, но показать себя испуганным и слабым он не мог.
  Ключ хрустнул в личине час спустя. Он не сдержался, вышел к ней. Бросив беглый взгляд и убедившись, что Марк скорее растерян, чем зол, она спокойно стянула "луноходики", мельком поздоровалась с гостями, которые совсем раскисли на полу, и скрылась в ванной, ничего не сказав.
  Вы чего в такой темноте сидите? Аня зажгла противный верхний свет. Первое, что она увидела, - пустые бутылки, обертки от шоколадок, стол в табачной трухе с раскиданными по нему раста-причиндалами. Кое-где винные кляксы и пепел. Диванный плед, подушки на полу. Она набрала воды в чайник, щелкнула кнопку и ушла в комнату.
  - Прости, я встречалась с другом, - шепнула она Марку. - Подумала, зачем буду вам мешать?
  Приторный, высокомерный тон - это хуже привычки разжевывать свои мотивы. За ним с неизбежностью следует мгновенный семейный скандал без я-высказываний, а с что ни на есть переходом на личности. В руках она держала телефон и печатала. Это что, месть такая? Какая-то новая игра? Марк ждал, что она скажет дальше. Какой еще друг в три часа ночи?
  Похоже, она и не думала объясняться. Допечатала свою депешу и мягенько спросила, когда уйдут твои гости, мол, устала. С акцентом на слове "твои". В эту секунду Фил выронил бокал с вином - дзиньк. Попало на диван. Не отстирывается? Да ничего он темный, высохнет. Какой бы эта тайная встреча с другом не была, она явно придала ей уверенности. Когда уйдут "твои друзья"?
  Марка двигался от обескураженности к бешенству, но не кратчайшим путем, а через районы острейшего саспенса. Да с кем ты там переписываешься? Он оказался настолько не подготовлен к ее дерзости, что не мог найтись. Раньше она так себя не вела.
  - Ты могла позвонить?
  - Ну, ты тоже мог. Я знала, что ты с друзьями. Че дергать?
  - Дергать? - ехидным тоном повторил Марк. - Мы ведь договаривались, я ждал тебя, ей!
  Аня, наконец, запеленговала, что он готов к жесткому разговору. Поправив волосы и пробежав глазами по углам, она решила сбавить обороты. Ей ни к чему разбор полетов среди ночи. Нет-нет, не сегодня. Марк резко встал. Пора выпроваживать всех по домам.
  Объяснять ничего не пришлось. Когда он вернулся в кухню, Ника и Фил стояли на ногах. Темо потягивался. Марк без слов развел руками. Отлично посидели, надо бы повторить. Ника из коридора махнула на прощание Ане, остальные крикнули, целоваться никто не полез.
  Марк только успел сказать, что это пиздец какое странное поведение с ее стороны и она явно чего-то не договаривает, как Аня сделала шаг вперед и крепко обняла его. Было ли это извинением или уловкой - он не понял, не видел ее лица.
  А, может, ревнует к Нике? Осадок после того злосчастного двойного свиданья?
  - Нам надо сменить обстановку, - наконец, заговорил Марк, наклонившись к ней. - Уедем на выходных в какой-то подмосковные сателлит? Номер для новобрачных, сырники на завтрак, настоящий лес?
  Она ответила, когда они уже лежали в постели. Да, но только не на этих выходных. У нее, видите ли, опять важная встреча. Перенести нельзя.
  Очевидно, она лжет. Зачем так долго думать? Если действительно есть план на выходные, говори сразу. Пытается показать, что я могу ее потерять?
  Марк повернулся на другой бок. Сна ни в одном глазу. Ноготь на ноге цеплялся за простыню, как же бесит. Он дотянулся до него рукой и попытался отодрать.
  
  ***
   "Мой дорогой Марчелло!
  В Мюнхене пятый день по-библейски дождит и от этого просто раскалывается голова. Намотала на лоб тряпку и хожу по дому. Оно так слегка сдавливает виски и ничего, заодно и голову можно не мыть. Арабы все-таки знали толк в медицине. От них много чего осталось. Хотя в итоге все проебали, как и евреи. Ездят теперь к фрицам лечиться.
  Недавно меня скрутила волна из отвратительной смеси зависти, тоски и ущербности. Моя старая знакомая, первая немецкая подружка, лишившая меня ментальной девственности, спустя 6 лет написала мне в фейсбуке. Я полистала ее профиль и взгрустнула. Она такая классная. Училась в Лондоне. Защитила диссер в Берлине. Дважды была в Индии подолгу. Год в Ирландии. В самом начале, когда нам было по 22, это я громче всех раскрывала рот: мы должны изменить мир. И где теперь эти евреи? Кристина вооона где, а я в говне. Да еще и в чужом. Конечно, у меня никогда не было поддержки. Но для меня почему-то аргументы эти слабые, как струйка гонорейщика. Очень грустно. Грустно очень.
  Все дни думаю о своей несчастной жизни. (От этого, наверно, и голова болит.) Мне 36, нет места кораблю. Мой цветок никто слезами окропить не хочет. Вернее, хочет, конечно. Но не тот, чьи слезы сладки. И все в том же духе. Я несчастна. Впрочем, это от неустроенности. Как ты тогда писал: "Душа - гнилая груша, нечего даже обрезать. Надо выкидывать целиком". Вчера еще муж сестры сказал, что скучает по прежней сумасшедшей Лелечке, творческой и безбашенной. Как посмел? Я разозлилась, потому что процесс натягивания на себя лямок ответственности и взрослости меня и так тяготит. И когда мне показалось, что вот уже почти можно почувствовать себя сознательной, он мне заявляет такую мерзость. Вы мужики вечно против шерсти.
  Со всеми своими самцами опять поругалась. Надоели в который раз. Пошли в пизду. (Ох, не повторить бы судьбу Настасьи Филипповны). Тот страдающей депрессией двадцативосьмилетний итальянец из Турина, о котором я писала, еще вертится на большой орбите. Даже смешно. До сих пор пишет, моя прекрасная Бавария. (Так Ева Браун называла секретаршу Гитлера). Только вот сам итальянец совсем не тот. Где именье, где вода? Честно сказать, не очень понимаю, чего он приблудился. У них ведь холухи-гастарбайтерши, да и итальянки огого, темпераментные, курят в мундштуках. А я, кстати, мучаюсь, что не могу бросить (надо влюбиться). Может на контрасте? Впрочем, что за комплексы. А то как брюнетка завидует голубоглазой блондинке и покупает синие контактные линзы. Мы иностранцев никогда их не поймем, не познаем - я это еще со своим хорватом поняла. Они - продукт другой среды. И дети, о Боже, какие же они дети! Во истину, евреи - самый древний народ.
  Короче, расстроилась и решила звякнуть бывшему. А он, падла, таким спокойным голосом со мной говорил, что я сразу поняла, снова кого-то нашел! Я-то думала, ему и вправду понравился мой римский профиль, ямочки - все остальное, за что я сама, будь я мужчиной, могла бы себя любить.
  А вообще еще, знаешь, - странные вещи открываются. У него была пара друзей педиков - постоянно их вспоминаю. Прям кладезь знаний о жизни. Я по ним пронаблюдала, например, вот какую вещь. Мы, оба пола, мужчины и женщины насколько привыкли к тому, что мы разные, что чувствуем себя в этом конфликте очень комфортно. Когда же пол одинаков - невозможно сказать "да кто поймет этих мужиков?" или "ну, баба, что с нее взять"?! У гомов этого нет и все непонятки разбираются на месте досконально. Полное отсутствие стереотипов! Впрочем, едва ли стоит обобщать. Может, только эти двое такие продуманы. Но факт остается фактом. По ним скучаю больше, чем по бывшему. Вы, мужчины, исчезаете, уходите, улетаете, убегаете. И делая это, так и не узнаете главного о женщинах. Как жаль.
  Даже анализировала себя с косяком. Ушло два грамма. Пришла к выводу, что мне просто не удается до конца раскрыть партнеров. У меня все в антифазе. В начале знакомства, когда я чувственна и открыта, хочу бесед и рыцарских поступков, - им нужен только секс. Не успели узнать, чем я занимаюсь, а уже мысленно пристраивают член нам в рот. А потом, когда я привыкаю, раскрываюсь и начинаю спокойно заявлять потребность - они начинают лить сопли о тяжелой судьбе и секс куда-то девается. Причем считается, что вторая часть - это уже как бы сами отношения. А когда трезво анализируешь, получается, их как таковых и не было. Ах, Марик, любила ли я кого-то в этой инкарнации? Любовь требует душевной чистоты. У меня ее нет! Я - старая, циничная стерва. Чего лукавить, хочу чтобы меня крепко схватили за зад и выволокли со шлепками и в меру сильным хватанием за волосы. Чуть-чуть сада-маза - следующая ступень шао-линя после покусываний.
  Чего же я хочу? Меня тут снова потянуло в зимние горы и леса. Размышлять, фотографировать замерзшие ручьи. Твой джаз - это совсем другое, я этого не понимаю. Хотя если прижмет, могла бы подстроиться. Ты вот сохнешь по своей капризной Катерине. А она пустая, я тебе как баба говорю. Ничего в ней нет. Еще и кожа плохая, судя по фото. Все женщины об одном: любыми способами выйти замуж, сесть на шею и продолжиться. Остальное только маяние и результат неудачной эволюционной мутации с протекающей крышей. Она еще прибежит, вот увидишь. У баб есть такая отложенная функция в поисках тепла и ласки вдруг вспоминать про тех, кто был к ним добр. Другой вопрос - ты ее не примешь. Умные животные иногда делают друг другу больно ради игр, но она перегибает. В ней живет страх, надо копать, откуда и что. Хотя сосала бы, наверно, технично. В наше время на заводе профессионала найти сложно. Омочим же рукава наших кимоно слезами!
  Я бы хотела быть мужчиной. Вы - другая история. Вечно озабоченные конкуренцией и комплексом неполноценности в разных вариантах. По типу у кого член больше. Ах, ничего нового, мон шэр. Только лес со временем становится все более непроходим. Подкапливается хронь, нервяки, расстройства. Зубы! Штифты, коронки, костная ткань, парадонтит, - все дорого! Парус чинить не хочется. Сидишь себе и смотришь как другие потихоньку движутся в своих направлениях, так надменно норовя задеть тебя бортом. Ждут ли нас там волшебные солнечные острова, самаритянки, спелые папаи?
  Ходила намедни в лесбийский сексшоп. Закупилась дорого и со вкусом. Сначала стеснялась. Выбирала подруге лесбе, точнее - помогала советом. Всякие набалдашники и жужжалки с дистанционным управлением. Почему-то все время в голове вертелся Terminator Rising. А потом влюбилась - в белый, перламутровый, изысканной формы, сделан будто для меня. Правда все китайское. Представляю фабрику вибраторов под Гуаньчжоу, перестроенную из военного завода. В общем - купила. И с гордостью сообщила немецким друзьям, что моя интеграция в немецкое общество завершена. Пришла домой, всплакнула. Будто под одиночеством подпись поставила. Потом начала ржать. Вибратор так и лежит до лучших времен. Даже дала ему имя. Тебе не буду говорить, а то выстебешь. Имя моей первой любви. Ох, все же бабы сентиментальны под любым слоем дерьма. Когда засыпаю и вспоминаю, что он в полуметре от меня, лежит в шухлядке, - сразу фантазии плещут. Представляю половой акт в стиле оргий Кубрика в "Eyes Wide Shot" только с реквизитом, неграми, пони и в присутствии гостей. В конце - исполин кончает и втирает сперму рыжей бабе в волосы. Зрителям противно, но никто не в силах отвернуться. Эх, до просветления еще далеко.
  Тут еще ржачная история приключилась. Была на гриле в честь дня рождения хорошего приятеля, настоящего тирольца. Обычно такие мероприятия скучны, и я занимаюсь тем, что задрачиваю туземцев. Хотя и это надоело. В этот раз были два ГДР-овца, которые ненавидят местный типично баварский империализм. Вспомнили "Ну, погоди", дедушку мороза и пионерские лагеря. Меня, естественно, понесло в просвещение масс с кайфом от ублажения своих комплексов. Однако, вернемся к косякам. Этот тирольский Патрик, которого я весь вечер называла Павликом, явно неровно ко мне дышит и, должна признать, за последнее время так раскачал торс, и вообще весь такой экстремал и летчик (хотя профиль совершенно не мой) был весьма заботлив и даже для снятия вселенского напряжения раздобылся травкой. Впрочем, и это стандартно. Еще там присутствовал некий Дженс, твою мать, чувак, который хочет обзавестись девушкой, чтобы быть как все. Зрелище хуже бабского в подобной ситуации. Естественно, он завизировал сингла в моей скромной персоне и пошел свиньей, но как-то не особо удачно, хотя и не нагло. Не тренировано что ли. Тут тирольский Павлик достает комок гаша. У меня в голове эхолотом проплывают мысли Дженса: вот сейчас долбану, релаксну, будет легче замолаживать. О, горе Дженсу. После первой же хапки он завис как зимний желудь на ветке и до конца вечера ровным счетом ничего с этим поделать не мог. Как эмпат, я видела время и пространство его глазами: сожаление, что вот оно, ускользает из рук баба, надо же что-то предпринять, причем все это в slow motion. После двух предложений, произнесенных в течение 20 минут, он тушевался, извинялся и говорил, что потерял нить. Когда его наконец попустило, он попросил светлого пива, сделал пару глотков и немного очухался. Этим баварцам, пиво - просто живая вода какая-то. И обрадовавшись ложному ощущению возвращения сознания выдал фразу: уф, ну меня и вспучило! Тут же понял, что сказал, засмущался и пересел подальше. Знаешь как это сложно, когда человеколюбие и ржач сходятся в тебе волнами? Что поделать, секс из жалости - не мое. Будучи в прекрасном расположении, перед уходом спела для немецких гостей "Катюшу".
  Что я все о себе, да о себе? Несколько раз перечитывала то твое письмо про Катерину. И всякий раз меня посещало ощущение ирреальности твоей любви. Ты то как одуревший от голода медведь щемишься за ней по метафизическим лесам своих фобий, то как Экзюпери после крушения самолета равнодушно умираешь от самотерзаний в равнодушных марокканских пустынях. Форма твоей кастрюльки нестандартна и сложно подобрать крышечку. Ты многое осознаешь и контролируешь, но на инстинкте у любого возникает сбой. Вот хлам и валится из подсознанья. Все эти любовные обломы создают для тебя как для творческой личности питательную среду. Более того, мне сдается, ты смакуешь свое страдание! Здесь на лицо какая-то хитрая смесь из комплексов, которые дают легкий эмоциональный инфантилизм, и избегания. Неуверенность в себе, гиперрефлексия, умеренный нарциссизм - вот это все. Ты утонченка-усложненка, проникновенный и умный и при этом не слюнтяй и не педик (боже, это так здорово! И так редко!), но ты потерян. Ты вечно в сфинксах, фантазмах и ветряных мельницах, вечно в болезненном недовольстве собой, которое тут же переносится на недовольство всей жизнью - и где-то здесь ты тонешь. Мне это ох как нравится. И я уверена, нравится вимногим телочкам. Поэтому не могу однозначно сказать, что строит исправлять. Но это со стороны, мы не пара, и я на безопасном расстоянии от твоих загонов. А каково внутри - не могу знать. Как бы то ни было, мой рецепт - напихать в рот первой встречной малолетке. Худое бледное тело, большая грудь, наивное личико. Ведь ты пойми, важно, чтобы любовь была вначале. Пусть дальше трэш, измены, грязь. Но вначале важно голубое небо, сладенько, с душой. Иначе что потом вспоминать? Поэтому забывай про Катерину, забывай!
  П.С. У меня кактус расцвел, и это не метафора! Пять лет назад сестра отказалась его пересаживать. Думала, сдох. Вот разродился двумя огромными цветками. А я, знаешь ли, слежу за ним как за источником примет. Переезжает со мной из квартиры в квартиру. Так что жди хороших новостей в следующем письме! Мы с Кацумото делаем тебе ручкой! Не бзди, все распетляем и заживем! Пиши мне!
  Твоя такая разная и дружески любящая тебя Леля!"
  Марк закончил читать и замер в кресле. На лице лежала задумчивая улыбка.
  Некоторые потайные ячейки в нашем мозгу можно открыть как банковские ячейки только двумя ключами. Один у тебя, другой - у одного из друзей. Когда в нашем распоряжении неожиданно оказывается второй ключ, открывается дальнее воспоминание, как новый фрагмент большой карты. Он вдруг связывает разрозненные участки памяти и проводит нас чуть дальше вглубь, к следующему темному пятну, где нам вновь потребуется другой и его ключ. Увы, нельзя знать заранее, с кем и когда мы его найдем.
  Как много утекло с прошлого письма. Читая ее отповедь о неудачных отношениях с Катериной, Марк понял, как отдалился от них за непродолжительное время отношений с Аней. Джоинт оказывается, еще держал. Эти инди-куши вечно такие долгоиграющие из-за большой концентрации сативы. Он вглядывался в черноту комнаты, в то место, где спала Аня и испытывал необъяснимый прилив нежности и благодарности к ней. Парадокс. Она делает ему больно, а он впервые за почти три месяца их отношений осознает: теперь она его женщина. Жизнь с ней - и есть его жизнь.
  Тело ощущает влагу, когда погружается в нее. Когда тело целиком в воде - ощущения среды нет. Ощущение сменяется состоянием. Надо начать шевелиться, чтобы ощутить её вновь. Равно также и с чувствами. Мы ощущаем, как влюбляемся и втягиваемся в связь с новым человеком. Однако внутри этой связи - шевелений, свидетельств окружающей среды не так много, будто бы фокус разворачивается изнутри связи (где мы оба) вовне (где остался остальной мир). И только в тот момент, когда мы решаем устремиться вовне, чуть надорвать союз, достигнутой состояние (гомеостаз наших отношений с женщиной) нарушается, прорывает оболочку и через ее бреши внешнее потоком вхлынывает вовнутрь, отрезвляя нас и сравнивая атмосферу в отношениях и вне их, возвращая нас в объективный мир.
  Аня высунула голову из-под одеяла и спросила, который час. Она проспала около двадцати минут.
  - Пожалуйста, принеси мне стакан воды. Нехолодной.
  
  ***
  Офисный коридор с неприятным кварцеватым светом вел к "водопою", небольшому тамбуру в конце этажа, где стояли очистные баллоны для фильтрации воды, похожие на микро-ядерный реактор. У водопоя кишела жизнь. Особенно, когда наступало время пить чай: первый раз между завтраком и обедом, чтобы очухаться от утренней дремоты, и второй раз классический файв-оклок, чтобы убить время до окончания рабочего дня.
  Из бухгалтерии голосами героев меланхоличных российских сериалов бубнил "Рен-ТВ". Поскольку контакта с коллегами было не избежать, Марк инициативно просунулся в полуоткрытую двери и поздоровался. Корпулентная бухгалтерша Наташа хлопала рукой по наваленным на стол бумагам в поисках степлера. "Вот только что был здесь!" В профиль она напоминала молодую, чуть располневшую Салму Хайек. "Распродажа телок, распродажа телок... Белые спелые, страстные ужасные, мелкие проворные..." На ее мониторе светилась зеленая полянка Windows на фоне светло-голубого неба. В углу экрана был раскрыт пасьянс.
  Следующий за бухгалтерией кабинет принадлежал герою труда Крышко или сокращённо - ГТК. Старик в отличие от кудахтающих бухгалтерш предпочитал находиться за закрытой дверью. Более того, иногда не открывал ее, даже когда стучались. ГТК практиковал японский метод чистого стола и был единственным старожилом во конторе, который ежедневно прочитывал все законодательные изменения в Налоговый кодекс. Разросшаяся до потолка драцена в его кабинете, нашедшая опору в стоящей позади нее напольной вешалке с накиданными на нее не развязанными галстуками, скукожилась и пожухла от непрерывного курева. Когда Марк поравнялся с его дверью, ГТК дважды из выстрелил трескучим кашлем.
  - Марик, как жизнь? Долбишь местных или приезжих? - крикнул на весь коридор Бекжан, выходя от ГТК курортной походкой. Пижон. Костюм в оксфордскую клетку, коричневые "монки". Черные туфли легче сочетать, но коричневая обувь всегда поинтересней. Перейти на коричный - это большой личностный скачок, признак зрелости.
  Застать Бекжана в офисе было удачей. Он проводил в нем по паре часов раз или два в неделю. Бекжан числился в подразделении финмониторинга, при этом все знали, что он - приставленный сотрудник ФСБ. Он особо и не скрывал. В его кабинете скромно маячили памятные вымпелы Лубянки, мило сочетаясь с обособившимися неподалеку иконками. Кольца в носу аборигенов, сумки Луи-Витон у юных девушек, флажки ФСБ на стене - суть одно. Я - член комьюнити. Марк протянул ему руку.
  Сейчас будет история о кровопускании в ивановской деревне или об чистке в шалфейных земляных банях посреди тайги. Бекжан обожал народное целительство после многодневных запоев.
  - В твоем возрасте надо спускать не меньше 3-4 раз в неделю. Простата - это железа, ей нужно работать, раз-раз, раз-раз, - рассуждал Бекжан, подняв кулак вверх и сжимая его как помпу. - Мастурбация - не то. Так простата полностью не опорожняется, будут застойные. Ты, конечно, можешь добавить "кеглю" к зарядке, но в твоем возрасте это абсурд.
  Из-за угла показался Яковлевич, формальный руководитель Бекжана. Он разминал затекшие ноги.
  Бекжен принял боевую стойку и сделал Яковлевичу приглашающий жест нападать. Широковатый браслет на его часах скользнул под пиджак. Они дружили семьями.
  - Вот, Яковлевич, запустил простату, теперь страдает. Че, подтекает? - выпалил Бекжан, глядя как Яковлевич, и правда не лишенный аденомных симптомов, начал расстегивать замок брюк, не дойдя до уборной.
  - Как ни придешь, никогда нет бумаги, - возмущался Яковлевич.
  Бумага заканчивается, потому что многие из соображений гигиены стелют ее на стульчак, а иногда в два слоя.
  - Начиная с 35, максимум с 40, тебе нужно ежегодно делать урологический чек-ап. Рекомендую НИИ урологии на Парковой. Там институт, профессура, они следят за европейской наукой. Сейчас уже не лазают пальцев в жопу. Они все видят по спермограмме.
  В новостных лентах висел Лавров, усталый, с большой вытянутой головой, похожий на грустную лошадь. Российский МИД требовал вернуть дипломатические дачи в США. Вопрос статусный, но не сутевой. Вокруг него быстро поднялась собачья свадьба. Мол, дипломатам будет негде пить на выходных.
  Марк завалил ноги на стол.
  - Я вот не понимаю, у нас кризис или нет? - заговорил Макс со входа. - Прямая линия с Президентом - прям приём русского народа у психотерапевта! Точнее - у психиатра! Всё хорошо, экономика чуть подросла вопреки негативным прогнозам, у нас исторически низкая безработица, в этом году мы произведем более 130 млн тонн пшеницы! И тут же: число проживающих за чертой бедности увеличилось на три миллиона! Так, между прочим, заявляет, невзначай! А я скажу, это еще мало, на три миллиона, Я хожу в магазин и вижу: цены растут на 50% или сразу на 100%.
  Макс ходил по кабинету взад-вперёд. Он обратил внимание, что дверь притворена неплотно и с силой захлопнул её.
  - А как бюджет верстают? Минфин только и думает, где бы деньжат прищипнуть! У госкомпаний всё распихано - с особо стружку не снимешь: там инвестпрограммы, рост тарифов, прожженные сидят, те же бывшие чинуши! МСП? Бизнес в России весь на ладан дышит. 90% российских бизнесменов продолжают заниматься бизнесом только потому, что не могут его продать! Остаются люди. В кармане налогоплательщика всегда найдётся копейка для государства. Жилые дома надо ремонтировать? Ввели сбор за капремонт! Дороги строить? Запустили "Платон". За алкашку - акциз. За сверхдоходы - повышенный налог. За ресурсы - НДД. Учителям пересчитали зарплаты с почасовой на подушевую - теперь не за уроки, а за количество учеников платят! Потом этот, как его, ввели какой-то ёбаный курортный сбор! Утилизационный сбор! Ну, скажи мне, какого хера я должен оплачивать государству развитие курортной инфраструктуры?
  - Это всё Америка виновата. Мстят нам и миру за рабство...
  - Народ больше не хавает концепцию внешнего врага!
  - Хавает, хавал и будет хавать.
  - Дед так насобачился отвечать на вопросы, что его не прошибешь. Ссышь в глаза, что божья роса! Его в лоб - про Донбасс, про 20 миллионов нищих, про падение доходов... А он там шуточку пробросит, там пальцем пригрозит.
  - Ну, а как ты хочешь, он 30 лет на эти вопросы отвечает.
  Бекжан не мог стоять спокойно. Он дергал ногой, совал руки в карманы, играл там пальцами. Если бы Марк не знал, что он проплывает по 5-км на открытой воде, то решил бы, что его крутит абстинентный синдром.
  - Делаешь УЗИ мошонки, мочевого с функцией, трузи, сдаешь спермограмму и бакпосев, и приходишь на консультацию, - не успокаивался Бекжан. - Иначе, если упустишь ситуацию, пол квартиры отдашь за лечение. И неизвестно чем кончится.
  Каждая новая партнерша - это новая флора. Поэтому ты почти гарантировано цепляешь букашек-чебурашек. А если не повезет - атипичную форму ИПП (Бекжан произнес на одну "П" меньше положенного), которую могут не поймать мазки. Из-за китайских реагентов. Сейчас все регенты - фабричное китайское фуфло. Надо самому заказывать, я только Швейцарию беру.
  Три-четыре воспаления и результат - спайки в яйцах, кальцинаты в простате, транзиторное варикоцеле или вообще эпидидимит, и привет! Люди в 35-40 лет со стомой ходят: дырка в животе, оттуда шланг и мешочек. Хотя если бы они пару раз в неделю делали упражнение кегля, зажимать анус на двадцать-тридцать секунда пока едешь в метро, то не знали бы бед! Тренированный "огурец", мышца от яиц к жопе, - это залог хорошего кровообращения.
  Марк наморщился. Он не мог взять в толк, почему коллега с пустого места в карьер кинулся стращать его последствиями хронического простатита, а главное - откуда у него столько фактуры по теме.
  - Мне один из лучших урологов города, который генералов лечит, Трапезов (ты, кстати, запомни фамилию, это такое дело, пригодится) металлическим бужом через залупу внутрь на 15 сантиметров залазил и токи пускал, чтобы шишку в канале убрать. Ее узи не показывает, а трансректально он ее нащупывал. Вот такая, размером с черешню. Простреливало по нервным каналам до пятки. Вот так, наискосок. Это, чтобы ты знал, самая сильная боль, которую мужчине доводилось перенести в жизни. Резкий, игольный спазм с долгим-долгим откатом, как судорога на грани с потерей сознания.
  - Так, Бекжан, стоп. Если мне потребуется совет - я сразу к тебе обращусь.
  Хуже всего в мелком офисе то, что тебе некуда спрятаться. Когда ты на месте - все знают, где тебя найти, и лезут с болтовней. Когда ходишь по коридорам - еще хуже. Марк закрывался в туалетной кабинке, закрывал глаза и сидел так по 10-15 минут. И даже там дергают ручку.
  Сейчас будет совещание по застройке стенда на ПМЭФ. Как за три бюджетные копейки изьебнуть нечто такое, чтобы вызвать восторг у министра финансов. Руководство часа два будет занято, и это отличный момент.
  Главное, чтобы кабинка была после уборки с запахом дезинфектора. Без чиркашей на фаянсе, подтёков под стульчаком, переполненного ведра и прочих нечистот, которые легко сбивают тонкие настройки. Некоторые любят запираться в кабинках, срать битый час и курить, листая новостные ленты в телефоне, а потом этот бленд никотина и дерма висит полдня, пока его не снюхают другие.
  По регламенту техничка проверяет туалеты трижды в день: в 8 утра до начала работы, в 12 и в 17. В начале своей мастурбационной практики Марк бегал спустить по первому позыву, как правило в районе 10-11 утра, и надо признать это был худший временной слот, потому что люди активно испражняются как раз по приходу на работу.
  Кабинок в мужском туалете две, три пары туалетов на этаже, плюс ещё одна пара на входе, где всегда грязнее всего из-за большого потока, и пара в технической зоне. Если кабинки на третьем и втором этажах уделаны, то приходилось тащиться в техническое крыло, предназначенное для обеспечивающего персонала с отвратительным мрачным зеленым кафелем и надтреснутыми стульчаками. Позже, изучив повадки коллег лучше, Марк установил порядок посещения уборной в 12.05 и ни минутой позже, когда все прибрано как по заказу для него, чисто и блестит, а то что химией попахивает резковато - можно потерпеть.
  Первым делом Марк проверял дверную ручку, проверяя щеколду, вешал на неё пиджак, ссал, смывал, опускал крышку унитаза, и, стоя с расстегнутой ширинки, принимался листать порнохаб. Давно пора бы оформить платную подписку и прекратить мытарства, но, конечно, не сегодня.
  Для тех случаев, когда поиски чрезмерно затягивались, в заметках был сформирован список с именами порно-актрис, чья игра однажды вспенила тестостерон в крови. Пять-десять минут скроллинга сайта - это нормально, но не больше. Санитарная обстановка не располагала к долгим поискам новой искренности. Вот в таких случаях файлик и выручал. Дарсиа Ли, Лана Роудс, Алекса Грейс, Мишель Кар, Элис Миллер, Али Рей, Натали Стар, Райли Рид, Кейт Курай, Хейли Рид, Клаудиа Джемсон и другие влажные подруги.
  Мобильный телефон устанавливался в настенный диспенсер для туалетной бумаги. Выемка в его пластиковой крышке была как специально создана для айфона. Держится как надо, с небольшим наклончиком и точно не соскочил.
  Если в соседней кабинке никого, можно добавить звук на две палочки. Ну, а нет, так нет. Левая рука отматывает полоску туалетки, ловко складывает её в несколько слоёв в некое подобие бумажного кармашка, чтобы был наготове.
  Дрочка в офисном клозете без шансов уступает расслаблению в ванной и тем более в гостинице. Здесь в любую секунду может скрутить чувство мерзости. Взгляд зацепится за чёрный волосок на стульчаке, подсохшие следы харчка или жамканную бумажку в ведре и всё, спонтанно нахлынувший облом! Нужно максимально абстрагироваться и тренировать самоконтроль для полного погружения в телефонный экранчик. Здесь только влажность её рта, щекотка от прикосновения шелковых, ламинированных волос, хрюканье, мягкие складки. Ты в недосягаемой капсуле офисных удовольствий, слюнявые волны омывают щеки, ты копаешь и копаешь, пока на донышке не блеснет кристалл. Видишь его? Иди на свет.
  Кривая вена привычно вздувается. Член наливается бордовым цветом словно азербайджанский баклажан. Не время вспоминать о бывших.
  Плитка с щербатой цементной затиркой в десяти сантиметрах от лица, имитация под Метлах. Бугристые антрацитовые швы-канальчики с обсыпавшимися фрагментами, как будто бы изодраны ногтями. Если их легонько поскрести, то кафель вывалится.
  Всегда наступает момент, когда кажется, предыдущий ролик был поинтересней. Хватаешь телефон из выемки и начинаешь отлистывать вкладки. Если план Б заранее не подготовлен, в двух случая их трёх суетиться - это ошибка.
  Залапанная хромовая клавиша слива, которую никогда не протирают, растрёпанный лысоватый вантуз, табличка "Бумагу в унитаз не бросать!". Сегодня тот самый день, когда уровень тестостерона недостаточен, чтобы поднять тебя над мерзостью клозета. Марк вдавил локтем клавишу слива.
  
  ***
  Плохо освещённая комната отдыха в сауне заполнилась мужчинами. Здесь царит смрадная духота деревенской избы. Люди расположились по стенам на деревянных физкультурных лавках. Их собственная одежда навешана над их головами. Хоть что-то можно рассмотреть только там, где висят потолочные плафоны. Запотевшие. Один из мужчин достал бордовый термос с облупившимся изображением лилии. Он налил кипяток в алюминиевую крышку и передал по кругу, предлагая каждому сделать глоток.
  Марк здесь не впервой. Он совершенно голый. Другие люди сидят и стоят в полуметре от него, но из-за пара ничего не разглядеть. Все в радостном предвкушении.
  Из помывочной вбегают женщины, парами и по одной. Некоторые весело и удивленно выглядывают из двери, словно из окна кукольного домика. Перешептываются. Они распарены. На ходу накручивают на себя промокшие простыни, облепляющие их тело. Намеренно делают это небрежно.
  Рыжая, молочная девица, вытянув шею, кричит подругам, чтоб поторопились. Она в нерешительности кусает нижнюю губу, осматривается. К ее спине жмётся соседка.
  Девушки разбредаются по помещению. Их распаренные тела испускают клубы пара. Те, что выбрали себе мужчин, начинают их ласкать. Одна на полпути в дальний угол опустилась на колени и продолжила путь на четвереньках. Другая, ближе к Марку, трется грудью о чьи-то колени.
  "Что я здесь делаю? Я же не люблю баню". Марк видит себя со стороны. Это сон?
  По полу сквозит. Чтобы не дать ногам замерзнуть, он поставил их на шлепки. Змейка от висящей позади куртки впивалась в спину.
  Брюнетка гладит живот и бедра, откинувшемуся назад толстяку. Из-за наваленной одежды не видно его лица, только широко выставленные ноги.
  Одна плавно перекатывается к Марку. Ее руки совсем близко. Он пытается разглядеть ее лицо, но она уворачивается. Лица словно нет. Он убирает ее волосы, пытаясь отыскать глаза. Она снова и снова уворачивается. По-японски поджав ноги, она спускается губами и носом по его бедрам вниз. Просовывает руку между его ног и медленно тыльной стороной руки проводит по промежности. Как только последний палец отрывается от его тела, она берет его член в рот.
  Ей, наверно, холодно на бетонном полу. Марк подталкивает к ней резиновый шлепок.
  Сосед грубо отталкивает гейшу и уходит в парную.
  Марк опускает взгляд. Там уже другая. Лежит в его ногах, оперев щеку ногу. Одной рукой она крутит волосы, другой дрочит ему. Марк протягивает руку, чтобы потрогать ее грудь, но рука отяжелела и прилипла к лавке.
  На пальце заметен крупный заусенец. Он слегка воспален. Отдернув руку, он присматривается к ранке. Омертвевшую кожу лучше убрать. Он бережно начинает ковырять ее. Не больно. Кожа отходит, а рана все не заканчивается. Кожа как резиновая. Какой глубокий корень у ногтя! Он отдирает кожу дальше, приближаясь к середине второй фаланги. Это нормально? Кусок омертвелой кожи свисает с пальца. Нет, дальше срывать нельзя. Марка в страхе сжимает палец. Несколько человек собрались вокруг него и наблюдают.
  Он с выдохом раскрыл глаза. Палец цели и невредим. На часах горит 11.27. Неприятный дневной свет обличал пыль на темной мебели. Наспех стащенные ночью вещи - футболка и штаны - лежат на полу как свернувшиеся кошки. Марк проковылял в уборную, глотнул воды из фильтра и снова лег, перевернув подушку на прохладную сторону.
  Окончательно продрав глаза через полчаса, он взял телефон. Пропущенных не было. На экране светилось два сообщения. Первое: "Привет. Я в Лионе. Сорри, не сразу заметила". Отписка Катерины. Холодная, пустая смска спустя три дня. Второе сообщение от Филиппа: "Как ты, бро? Потеряли тебя вчера". Новый знакомый, которому досталась отличная девушка. Марк равнодушно бросил телефон на пол с высоты опущенной руки.
  И тут же поднял его.
  В списке вызовов на первом месте светился незнакомый номер. Он сохранил его как "Anna Slowlife". Надо бы поискать в мессенджерах ее фото. Что-то в ней есть.
  Место, которое Марк выбрал для первого кофе, пустовало в это время дня. Винтажные светильники, дагестанские ковры, неон, пальмы вдоль окон - типичное современное кафе. Еще недавно парафраз американского Вильямсбурга и берлинского Кройцберга считался концептуальным для столицы. Теперь же этот интерьерный архетип стал бесконечно повторяться. Хозяева тренируются на маркетах еды и дворовых вечеринках - бургеры, тосты с авокадо и яйцом пашот, ризотто с белыми грибами, - а когда набирают достаточно поклонников, зажмуриваются и кидаются в арендный омут.
  Марк угнезился у окна. Депутат Мизулина на плоском экране рассуждала о пожизненном надзоре за педофилами. А че, интересная будет у кого-то работа. Официант ожидаемо подошел с вопросами, не желает ли Марк воды. В ответ на что он из вежливости принялся изучать меню.
  Аня вошла и мелко постучала ногами, чтобы сбить снег с ботинок. Не заметить Марка в полупустом кафе было сложно, но она продолжала осматриваться. Он поднял руку. Тугие пуговицы плохо поддавались окоченевшим пальцам. Её лицо при дневном свете выглядело иначе. При знакомстве трудно разглядеть человека таким, каким мы будем знать его позже. Первое мнение часто ошибочно. Женщины со своей интуицией здесь во всеоружии, а мужчины с их логикой неуклюжи.
  Последовало много мелких, волнительных движений. Она сняла и сложила шарф, поправила волосы, достала из сумки телефон, покрутила кольцо на пальце. Сумка no name, не из брендовых. И все же в ее манере лёгкий промельк чего-то искушенного, оценивающего, ломаного. Чем ты мальчик меня удивишь? Только бы не модельное агентство, психфак МГУ, йога, тренинги, путешествия и незаконченный роман. Неоднозначное прошлое девушек превращается в маленькую морщинку в складке рта, прищуре глаз. Эту морщинку не спрятать и не заколоть ботоксом. В ней кроется восьмиместный Фалькон с прохладным шампанским с проложенным в GPS-навигаторе курсом на Сардинию. Но не только он. Еще полный контроль за передвижением и сигаретные ожоги на спине, которыми клиенты метят шлюх.
  Комок смурных, путаных домыслов роем промчался в голове и как внезапный антициклон. В середине нулевых эскорт захлестнул Москву. Редко какая красотка не соприкоснулась с этой порчей. Высокие цены на нефть, многомиллиардные госзакупки, бонусы корпораций, мегастройки, обналичка вызвали экспоненциальный рост индустрии развлечений. Одним из несущих столпов которой стала сфера интим-услуг. Денежки текли из бизнес-проектов в клатчи к девчулям, не прекращавшим пировать. Ах, нулевые. В казино проигрывались стратегические предприятия. Четыре из пяти полос на Моховой, напротив Кремля, на выходные перекрывали под парковку клуба, который и так не мог вместить всех желающих. Владельцы меховых салонов в три утра по звонку открывали лавки, чтобы вдрызг пьяный гость мог купить своей подружке манто мексиканского тушкана, и тут же на заднем сиденье отыметь ее на нем. Третий Рим ликовал.
  Однако время - Дарвин. Тучные годы миновали и от былых потех остались только слезы. Народ обеднел и зажил по-старому. Но память-то осталась. Тем, кто хватил сладкой жизни, ее не забыть.
  Бесконечно далёкий от взрослого мира Марк порой не мог избавиться от ощущения, что, например, эта девушки в районе 30 - осколок тех тусовок. Он не хотел быть дураком, как и никто не хочет. Он знал, что пройдёт час и полутона её манерности спрячутся, заштрихуются в ее движениях и словах, пока, возможно, со временем ему не удастся переоткрыть дверцу в ее прошлое и только тогда, если это и вправду произойдёт, он сможет отыскать эту черту случайно подмеченную черту и точно установить, что это, не ошибся ли он в своих скоропалительных суждениях и откуда взялась эта дьявольская искушенность. Люди считают, их мысли не видны, ха, как бы не так.
  Официант извлёк из фартука блокнот с истрепанными краями и приготовился записывать. Аня выбрала цезарь с курицей, а не креветками, потому что у них грустные глазки. Марк - пасту. Гарсон повторил скучный заказ и ушёл.
  - Как закончился тот вечер? - поинтересовался Марк.
  На самом деле он хотел знать, скольким мужикам она дала телефоны. Цифру! Я хочу цифру! Однако Аня лишь посетовала на тухловатый вайб, под который не вышло потанцевать.
  - Любишь подрыгаться? - улыбнулся он.
  Разговор клеился свободно. Никто не напирал. Марк смотрел на её руки. Чуть крупноватые кисти с выпирающими косточками. Из-под рукава блузки вильнул хвостик татуировки в виде рунического символа.
  - Я работаю в окологосударственной конторе, - с выдохом признался Марк. Он не любил этот вопрос.
  - Аналитик?
  - Менеджер, - подтвердил он с замятым взглядом.
  У жизни странные законы. Человек не может прямо следовать к цели. Всюду понаставлены ловушки.
  - Хм, а как ты расслабляешься?
  Она дольше обычного взглянула Марку в глаза. Пальцы играли ремешком от сумки, сдавливая сделанную ею небольшую петельку.
  - Сейчас время духовных исканий в условиях мегаполиса. Саморазвитие теперь продаваемый продукт.
  Может, спросить прям в лоб, сколько у нее было парней? Ужасно знать о другом только то, что он сама о себе рассказал. То есть наврал.
  - У тебя были долгие отношения? - спросила она.
  Задавать тот же вопрос в обратную сторону - старый прием. Застаёт врасплох.
  - Ближе всего я подобрался к ней на школьном новогоднем вечере. Мы выпили с парнями немного паленого вина в туалете для смелости. Я сильно нервничал. Ходил взад-вперед по коридору. Всё не мог решиться. Сейчас или никогда. Наконец, выдохнул и ринулся к ней, а когда приблизился, то случайно наступил ей на ногу и сильно повредил ноготь. Она была в открытой обуви. На этом и закончилось.
  Аня смеялась и часто поправляла волосы. Теперь она медленно меняет позы, поглаживая кисти. Это хорошие знаки.
  - Пока не стала встречаться с старшаком? У него сильно курили в семье - и отец, и мать. Аж от собаки пахло сигаретами. Она еще кашляла мелкими туберкулёзными хлопками. В то время у малолеток была тема, носить вещи парней, с которыми они переспали. И вот она пришла к третьем уроку в его стремном свитшоте.
  - Ваш заказик, - пропел официант. Он довольно своеобразно ставил тарелки на край стола и подталкивал их гостю. Двигая цезарь, он мастерски объехал солонку с перечницей и припарковался тютелька в тютельку между приборами и телефоном. Аня ножом и вилкой раздвинула овощи салата и заглянула внутрь латукового "колодца".
  Возможно, надо вести себя понахрапистее, чтобы подчеркнуть свой интерес? Она аккуратно наколола на вилку половинки черри,
  - В то время мне было все равно, есть у меня отношения или нет. Возможно, это странно прозвучит, но мне нужна была девушка, чтоб о ней не думать.
  - И сейчас так? - спросила она.
  Оппа, а вот это было лишним. Раньше я не понимал о себе и женщинах чего-то важного. Точнее думал, что понимал, но впоследствии это оказывались ложным.
  Каждые пять лет понимаешь, что был дебилом. Уже даже не пять, а три... Ешь-ешь, я поговорю. А потом я поем, а ты что-нибудь расскажешь...
  Она со смехом кивнула.
  Я хотел отношений без песка. В смысле, чтобы по-честному. Чтобы я любил, она любила. Чтобы не нужно было строить, приспосабливаться, понимаешь драматизм утопии?
  Есть одна история. Пару лет назад мы с другом на Сицилии недалеко от Агридженто. Познакомились там с русской девушкой. Она работала в кафе на пляже. Постоянно рассказывала про своего парня, итальянца Марио или Марко. А перед самым отъездом, я случайно узнал от бармена, что они расстались примерно год назад. Он женился на другой и живет в Сиракузах. А эта баба продолжает травить байки, что они вместе. Зачем?
  - Затем чтобы к ней не клеились туристы.
  - А я думаю, что в своей голове она по-прежнему с ним. Наши бывшие становятся историей, которую мы рассказываем, и рассказываем, и рассказываем.
  - Нет, это надуманно. Она сказала, чтобы от нее отстали. Да и бармен мог соврать. Кто знает?
  Счет за еду оказался совсем небольшим.
  - Че, домой не потащил ее? - спросил Темо.
  Выслушав все в своей обычной молчаливой манере, угу и ага, он вывел итог: "Аня не катит. Тебе надо браться за ту другую".
  Ту другую?
  Как ее там, Нику?!
  Феномен Темо заключался в том, что он озвучивал то, в чем Марк не мог себе признаться.
  Заскакивал тут в гости к Джаби. Он звонит мне и говорит: "Приезжай, братан, нужен твой совет по бизнесу". Ну, приехал, а они там с Икусом наглухо убитые на ютубе рыбалку смотрят. Рыбалку, блядь! Как мужики стоят с удочками и ждут клёва! Это даже не плейстейшн.
  Но одну прикольную вещь я всё-таки услышал. Джаби оказывается ходил в трек в Гималаи. "Кривым" летишь до Катманду и оттуда джип. Делал кольцо вокруг Аннапурны. Дошел до 4700 метров и спустился. Не дошёл до перевала один день. Говорит, восхождение - философская тема. Ты набираешь в день в среднем по 700-800 метров высоты. И с каждым днем тебе хуже. А за спиной рюкзак под 20 кило. То есть когда ты видишь по "Discovery" чуваков, которые в одиночку плетутся по снегу выше 6000-7000, им не тяжело и холодно. Они на грани смерти. Их кроет по полной программе. Плетутся на таблетках-разжижжителях крови.
  - Да уж, эти люди...
  - Поехал бы туда с телкой?
  - Чем иметь девушку и мыкаться в Тай, лучше дрочить и ездить в горы одному.
  Аня написала первой. Не прошло и двух часов. "Ну что ж, по-моему, все хорошо. Спасибо за ужин".
  Они встретились на Патриарших спустя день. Она была в баклажанном пальто и коричневых кедах. Когда он подошёл, ее глаза заискрили. Она готова.
  Природа замедлялась к зиме. Лебедей куда-то увезли. Остался только их вмерзший в лед домик. Без птиц пруд выглядел унылым котлованом. Но люди все равно гуляли. Где-то же надо пить кофе, дышать. Разгорячившийся пацан наяривал круги вокруг качели. Приглядывающая за ним бабушка с юрким лицом держала наготове сок с трубочкой и печенье.
  Аня начала подрагивать и жаться.
  - Поедем ко мне? - как мог, уверенно спросил Марк.
  Он произнёс это и понял, что чего-то не хватает в этой фразе. В таких делах нужно быть тактичнее. Никто не хочет думать, что им хотят воспользоваться. Однако он пожала плечами и кивнула раньше, чем он придумал, что говорить.
  Дорогу до дома молчали. По радио обсасывали массовое бегство чеченских геев в Европу. На светофорах Марк осторожно поворачивался к ней. Удивительно, как она быстро все решила. Два передних автомобиля ехали с одинаковой скоростью. Несколько других то ускорялись, то отставали. Это было похоже на игру: не наступать на стыки плитки или мерить стуком пальца промежутки между светильниками на эскалаторе. Порядок среди хаоса и попытки синхронизироваться.
  Когда у Марка появилась машина, лет десять назад, он сажал своего тогдашнего друга Макса и они вместе катались взад-вперёд по Тверской: до Телеграфа и назад до Белки. Марк мечтал, что именно здесь встретит девушку, которую подкинет до дому. И вот он едет по Тверской. Все, что он думал, вновь обернулось неверным.
  Пока Аня была в ванной, Марк воспользовался моментом, чтобы побросать висящие на стуле вещи в шкаф и убрать немытые кружки. Он на лету переоделся, открыл окно в спальне и вернулся на кухню.
  - Давай вина или чего-нибудь?
  - Я не пью алкоголь, - ответила Аня.
  Она села на диван, по-детски поджав ногу, и осмотрелась. Некоторые мужчины специально создают дома странную обстановку, чтоб легче было брать женщин. Книги, винил, старое чешское пианино Petroff, сумка с теннисными ракетками. На стенах несколько картин. И все это в 40 метрах.
  - Красиво, - сказал Аня, задумчиво кивнув на самую большую картину.
  Три размытые полосы тёмно-красного, синего и бордово-зеленого цветов. В мазках проступала фактура дерева, травы и мешковины. Чтобы добиться такого эффекта, художник накладывал холст на различные поверхности.
  - Венесуэльский художник, Нино Моро - сказал Марк, наливая воду в чайник. - Здесь изображён вид на пляж из окна его дома.
  Рассевшись на диване, они болтали.
  - Знаешь, у меня непростые отношения с родителями. Родительская ревность часто превосходит родительскую любовь, - с сожалением отметил Марк. - Родительские наставления - это как миганье фар встречных автомобилей. Тебя предупреждают об опасности, но пока ты доберешься до неё, ее уже возможно не будет.
  - Это понятно. Опыт непередаваем. Но мама растила тебя всю жизнь. А девушки приходят на готовенькое. К сожалению, многим сложно принять, что свобода детей неизбежна. Может быть, матери просто хотят, чтобы ваши женщины были лучше их? - добавила она.
  - А, по-моему, несчастнее всего те, кто не хотел расстраивать маму.
  Она аккуратно держала кружку промеж колен. Его рука совсем близко.
  - У меня есть теория, что первых детей делают по-пьяне, а вторых - чтобы сохранить брак.
   В свете лампы её волосы выглядели темнее. Блики съедали кончики. Она продолжала вглядываться в картину как в ночное окно, показывая профиль с прямым, правильным носом и высоким лбом.
  - Ты заставала, как твои родители занимаются сексом?
  Марк чувствовал, что они похожи и, пожалуй, он смог бы с ней сойтись. А потом с мясом придется выдирать из себя связавшие их невидимые нити, когда она или он потребуют себя обратно.
  - Я думаю, брак моих родителей просуществовал бы вдвое меньше, если бы отец умел пользоваться компьютером. Она была нужна ему, так как без ее помощи он не мог делать футбольные ставки.
  Аня положила себе на колени подушку. Её взгляд, как долгая сигаретная затяжка, проник в него. Каких-нибудь пару месяцев назад на этом же месте, где сейчас сидит она, сидела Катерина и каждую минуту поглядывала на свои дорогущие Омеги. Она всегда от него убегала, всегда была для него занята.
  Что быстрее приведет к цели: изображать с ней равнодушие или неожиданно прижать лопатками к стенке, чтобы стакан укатился под диван?
  Что вообще Катерина делает в Лионе? У неё там любовник? Наверняка богатенький. Она и его не любит. Никого не любит. С такими как она - превращаешься в идиота. Начинаешь с ней вести себя так, как ненавидишь, когда другие так себя ведут с женщинами.
  - Еще чаю?
  С Аней легко. Она не выпячивает свою духовность, чтобы через нее приходилось продираться. Когда смешно - она смеется, когда скучно - грустит. Это так по-женски.
  - Когда-нибудь мы также будем гадать о том, что происходит в душе наших детей, - сказала она.
  - Если они будут.
  Аня подошла к окну. Запотевший кружок на стекле от ее дыхания расширялся и сжимался. Руки свободно свисали вдоль спины. Идеальный момент. Марк сделал несколько шагов по направлению к ней, но занервничал. Пик желания приходится на момент, когда его подхватывает страх оттого, что ты вдруг осознаешь, как можешь сплоховать.
  Механический хрип чайника нарастал.
  Сейчас она попросит вызвать ей такси. А потом будет так тупо снова звать ее на свиданье. Снимай чехлы!
  Кажется, она закрыла глаза, чтобы упростить задачу. Марк медленно развернул её к себе. Она послушалась и часто задышала ему в подбородок. Упали на диван. Аня перекинула через него обе ноги.
  - Тебе дать во что переодеться?
  Выйдя из ванны, она прошмыгнула под одеяло в полотенце.
  В ту ночь они не переспали. Было то душно, то холодно вне зависимости от того, открывали они или закрывали окно. Постоянно хотелось пить.
  Утром она спешно оделась и уехала. За ночь ее лицо осунулось. Глаза воспалились из-за не смытой с вечера косметики.
  Вторая чашка чая так и остались на подоконнике нетронутой. На ободке виднелся след ее помады. Марк вылил ее в раковину.
  Через два дня Аня приехала сама и привезла большой кусок морковного торта.
  - Да? - спросил Марк.
  - Да. Но только в презервативе.
  Ее тело пахло кокосовым молочком. Она дрожала Марк попробовал жёстче, но она остановила его.
  - Ты меня по душу загоняешь, - сказала Аня, удаляясь второй раз в ванную.
  - Блин, прости. У меня давно не было секса, - стандартно оправдался он.
  - Давно это сколько?
  Билла Эванс негромко переговаривался с Лафаро. Высочайшая степень осознанности в музыке. Изящные, законченные и неоспоримо уместные музыкальные фразы одного находят продолжение в другом. Контрабасист и барабанщик переспрашивают, извиняются, шутят и так по кругу.
  - Тебя не раздражает музыка, которая играет?
  - Нет.
  Наступило их второе утро. Марк проснулся до будильника. Она лежала с открытыми глазами. Завтракать не стали - так и разъехались по работам. Когда спускались в лифте - обнялись. В двойном отражении зеркал Марк увидел выражение ее лица. Теплое. Впрочем, она могла догадаться, что он будет смотреть и изобразить блаженство.
  
  ***
  В субботу позвонила Ника и напомнила по выставку. Её подруга Доминика пристроилась моделью и это будет "Очень круто! Очень круто!" Ника и Доминика - вот так сочетаньеце, они серьезно?
  Встретились около шести, перекусили и отправились по координатам. В такси Ника не умолкала, делясь своим восхищением о подруге.
  - Это человечище! - буквально визжала она. - Вы не представляете, насколько она крутая! Её выгоняли с каждой лекции! Она первой принесла мне Уитмена и Боулза! Первой стала гонять по Москве на мопеде! Шила сама себе одежду! Жила летом в Парке Горького в палатке!
  Филипп одновременно с ней в другое ухо пытался рассказывать Марку о предстоящей выставке Harley-Davidson, на которую они непременно должны пойти.
  - У неё был проект, - заливалась Ника. - Она каждые три часа делала фото места, где находилась. Даже ночью! У неё на руке были часы с напоминанием: они пикали, она просыпалась, делала снимок и ложилась спать дальше! И так в течение трёх лет. Был сайт, где она вывешивала бесчисленные ленты этих фото!
  Выставка проходила в пространстве "rR" недалеко от Флакона. Все типично: старое промышленное здание, неон, жужжащая очередь из ряженых хипстеров на входе. Билет оказался ни разу не дешёвым, но Филипп покровительски расплатился за всех.
  Вместе с входным билетом каждому выдавался фонарик. Зачем? "Чтобы хоть что-то разглядеть за уплаченные деньги". Народ игрался в солнечные зайчики на потолке. В воздухе попахивало усталым металлом, стекловатой и подвальной плесенью. Афиша многозначительно умалчивала о деталях события.
  Пространство выставки представляло собой сферический купол размером с школьный спортзал. Вдоль стены были навалены кучки земли, утрамбованные в виде могил. Над каждой из них висели портреты современных российских художников - Кабакова, Пепперштейна, Уно Моралеса, Новикова и других. Над самой большой кучей, видимо, олицетворявшей коллективное захоронение, водружалась табличка с надписью "Школа Родченко". В центре зала, под куполом, на месте воображаемого алтаря висела "распятая девушка".
  - Это она. Это Доминика, - шепнула Ника.
  Доминика была полностью обнажена. Её грудь красиво распадалась по сторонам. Лицо и тело были покрыты чёрной ваксой. Из "прибитых" к кресту ладоней струилась ультрамариновая краска, напоминавшая американскую карамель. Доминике явно подфартило с генетической лотерей, формы её тела были близки к идеальным.
  - Странно, что попы не пронюхали об этой выставке, - заметил Марк. - А то её бы быстро прикрыли. Надругательство над распятием и сиськи в одном футляре явно находятся в запрещённой части спектра чувств верующих, не правда ли?
  Рядом двое геев вели концептуальный спор. Искусство и религия не сегментированы!.. Что есть искусство? Прежде всего, самовыражение, а следовательно - символ. А вера? Вера - чистый символ. Только более плотно структурированный, догматиизированный и атрибутированный. Но сознание человека не делает различие в символах. Такова природа логики - привет, Гегель - сознание сводит всё воедино. Даже противоположности. Полярность жизни и смерти, реальное и воображаемое, творение художника и творение Христа - есть равнозначные символы. Это - десятки смыкающихся плато Делёза и Гваттари! Это - ризома! Фрагменты тела без органов препарированы, чтобы соединиться в сознании. И вот мы видим, как они соединяются. Мы видим здесь - смерть авторов, все эти могилы художников, и смерть Бога в образе объекта искусства. Автор - это бог, а бог - это искусство. В этом суть.
  Слушать их и смотреть на обнаженное тело Доминики можно было бесконечно. В базисе - голая женщина и распятие. А это - аннигиляция символа. Главный вопрос, искупает ли жертва, будь то человек и его тело, грех художника, притязающего на роль творца? Здесь нам никуда не деться от Лакана и означающего желания. Ведь это - неприкрытой эротизм, а следовательно травма.
  - Марк, давай я вас познакомлю? - воодушевленно спросила Ника.
  Она смотрела не него с таким видом, будто сама офигевала от высказанной идеи. Марк растерялся.
  - С ней можно делать всё, - тихо сказал Фил и похлопал Марка по спине.
  Нет-нет, модернизму чужд концепт смерти. Художник говорит, что все авторы мертвы, их идеи мертвы. И единственная живая форма - это старая форма. В конце концов здесь нет ничего, кроме ее прекрасного тела, а следовательно - твоего желания. Потенция через смерть, потенция через жертву Христа... Да!
  Выставка закрывалась через час. Пришлось пошататься по окрестностям дизайн-завода. Наконец, До выбежала к ним. После увиденного одежда, длинный чёрный плащ и зелёные кроссовки, делали ее еще краше. Во внешности читались восточные нотки. Смугловато-оливковый оттенок кожи и миндалевидный разрез глаз сочетался с пухлыми как две сардельки губами. Вишенкой на торте был низкий голос с ярко-выраженной лессировкой шипящих. Она пользовалась им с изяществом, произнося глухие звуки так мягко, как у немцев звучит слово "Hannover".
  Взгляд До чуть дольше задержался на Филиппе, который тут же надул грудь как брачующийся павиан. Ника рассыпалась в комплементах в адрес выставки, пока та пыталась отрыть в сумке айкос. На что она ответила, что вообще-то по изначальной задумке там должен висеть мужик и поэтому все трактовки о выставке, привязанные к женскому телу, напрочь лишены смысла.
  Быстро перекурив, решили дернуть в новый бар "Стойка информации". Туда же в скорости обещал подтянуться её друг. Глупо было полагать, что у нее нет друга. В Питере любят старенькие, набитые места, а в Москве обязательно подавай свежак. Марк остроумничал, пытаясь завоевать внимание новой знакомой.
  - Просто в Питере нет новых мест, - ответил Фил. - Куда ни ткнись, там ещё Блок или Николай 2 бухал.
  Такси проехало добрых полпути, как планы поменялись. Отзвонился приятель До и сказал, чтобы вместе прежнего адреса та "прямиком пилила к Зибору".
  - Мы пилим к Зибору! - сказала она и показала таксисту локацию в телефоне. - Вы ведь не против смены места дивертисмента?
  Ника тактично поинтересовалась, не будут ли они лишними. Всё же чужая квартира, незнакомые люди. Может нам лучше отцепиться? Но До уверенно ответила, что никаких проблем.
  Квартира начиналась грудой мокрой обуви в прихожей. Пестрые боты как разбившиеся парами хомячки жались друг к дружке. На стене напротив двери, где обычно висит зеркало, красовался плакат с хипповым шимпанзе на унитазе. Коробки, труба от пылесоса, 10-литровки из-под воды. Квартирке явно не хватало женских рук. Единственным украшением пространства был дорожный велосипед, висящей на крепежных крагах вдоль коридорной стенки. Нулевая баранка, сидушка в чехольчике, ну точно любимец хозяина. Из кухни доносились бравада.
  До скинула пальто на коробки, как у себя дома, и проследовала на шум. В кухне толпился десяток людей. Судя по мусорным кулькам в проходе народ висел не первый день. Протиснувшись меж спин-локтей, она примагнитилась к бицепсу рослого парня. Тот широко улыбнулся и поцеловал её в губы явно теплее, чем это делают друзья. Марк нашел глазами Нику: видела, видела? Она сочувствующе развела руками.
  Пока Марк обходил присутствующих, здороваясь с каждым за руку (в начале всегда попадется тот, кто жмет очень сильно, и дальше уже ты жмешь всем оставшимся сильнее обычного), Филипп по-свойски цапнул стоящую на столе бутылку и уже оглядывался в поисках бокалов. Че, фиксанём по дринку, сосредоточенно пробубнил Фил, раз уж зашли на огонек?
  - Уверен? - проверил его намерение Марк, который не ощущал желания пить в незнакомой компании.
  - Уверен как никогда, - настойчиво ответил Фил и бряцнул горлышком о стакан.
  Народ разбился по компашкам и пережевывал квази-концептуальные дискуссии. Фил, Ника и Марк стояли ровно в эпицентре болтовни: вращайся и слушай, похоже на ручку приемника, улавливающую волны радиодиапазона. Вот только бы выбрать, в каком направлении вкинуть ухо.
  Ника взяла курс на северо-запад, интуитивно подтянувшись ближе к До и ее парню. Все ж подруги.
  До распустила волосы, и её лицо совершенно скрылось под волнистыми слоями. Марк подошел к щуплому пареньку в майке "Спутник 1985", чтобы послушать историю про осьминогов. Их геном вроде как сложнее чем у человека, расщепленная нервная система с возможностью координировать каждое щупальце в отдельности, и они настолько разумны, что могу пройти тот долбаный вертолет в Half-Life 2. Эксперт по осьминогам слегка манерничал, складывал пальцы в итало-грузинскую щепотку и тряс тыльной стороной ладони.
  Кроме Ники и До в кухне была ещё одна, третья девушка. Тоже несвободная, но плевать, потому что не красотка. Миниатюрная брюнетка полулежала на своём друге, кажется, просто друге, поджав под себя ноги. На ней была футболка c Брюсом Ли и чёрные хлопковые чулки с катышками и поплывшими швами.
  - Как только появится возможность раздуплиться с американскими визами и снимут ограничения на въезд, мы с Борей двинем до Burning Man, бродить по сказочным мирам, - продолжал парень в очках. - Это будет великое путешествие. Владивосток-Луна, всем привет!
  Кажется, его звали Йосик. У него было притягательная манера артикулировать, хватая воздух руками будто он рвет невидимые апельсины. Марк наконец придумал, как ему поудобней пристроиться, чтобы всех было слышно и видно, а самому не на виду.
  - Когда въезжаешь в лагерь в пустыне Блэк Рок, то чувак, который проверяет у тебя билет и шмонает тачку, говорит: "Добро пожаловать домой!" Блин. Ты скитался по жизни все это время. И путь, который ты прошел, вел тебя именно в это место, на этот долбаный фестиваль.
  Матовый кухонный плинтус, тянувший по полу вдоль темно-вишневого гарнитура, имел форму лесенкой, которая в угловом стыке, из-за неровного схождения, образовывала нечто похожее на несуществующую фигуру со скопившимся в углу налетом или плесенью. В попытках замаскировать интерьерный изъян в уголке стоял белый стаканчик с веточкой высохшего физалиса с красными маковками.
  - Это промывка, снос оперативки, обнуление, дефрагментация диска. Исчезают все в выработанные за жизнь взгляды, привычки, принципы, стереотипы, личные комплексы, стиль, вкусовые предпочтения. Табула раса. Он постоянно повторял: я - пассажир, который ничем не управляем, и лучшее, что я могу здесь, - это насладиться моим земным временем. Главное - не сопротивляться, все принимать. А у чувака больше ста "выходов", прикинь! Почему бы не доверять найденным им вещам?
  В кухню бесшумно прокрался пушистый кот. Он осмотрелся в дверях, сделал две перебежки и принялся лакать воду из стоящего в углу "водного".
  Это как будто ты никогда не видел красный цвет, продолжал Йосик. Он тыкал пальцем в красную этикетку на бутылке с виски для убедительности. Не видел, и вдруг тебе показали. Вот он, гляди. И ты видишь! А затем показываешь его другим, а они не в силах разглядеть. Вот разница до Burning Man и после, сечешь?
  - Но не обольщайся, первый раз ты промотаешь всё в визуалке, если не забэдтрипит, - заметила темненькая третья. - Как Зибор, когда он под кислой поехал в храм к Матроне святую воду пить.
  - Нет, первый раз Зибора был со мной, - встрял Йосик. - Ты про другой раз. Тогда он намешал диссоциативы с добом.
  Народ перетек из кухни в зал и расселся, кто на пол, кто на диван.
  Зал был обставлен аскетично: диван, кресло, пара подушек на полу. Коралловый бумажный китайский фонарик струил волшебный свет, проявляя неровности на стене. Он как волшебный лесной старичок собрал всех вокруг себя.
  Филипп и Ника разместились в углу. Марк напротив. Фил прихватил с собой бутылку и методично подливал на пол пальца. Ему было неинтересно, он тыркался в телефоне, мял шею. Ника с интересом слушала.
  Доминика потирала ноги друг о друга. Зудит так, словно муравьи по влагалищу бегают. Её долговязость, индейская внутренне свободолюбие, низкий мышечный тонус, будто она только и делает, что лежит, в сочетании с безразличной уверенностью в том, кто главная красотка в комнате, стягивали к ней внимание как минимум трёх присутствующих, включая Марка В её глазах - привычка побеждать по дефолту. А вот это лишнее. Интересно, какова она в постели?
  Если таких неприступных кисок не получается заполучить, их тянет проучить. Красотки предчувствуют признаки нагнетаемой агрессии за невербально высказанное "нет" и пытаются не давать мужикам повода, но их "нет" это уже повод. А еще мужиков просто тянет на занятых баб, потому что это безопасно. У них ведь уже есть мудак для ответственности и капризов, которому достались вершки, а тебе могут достаться сладкие корешки.
  - Хах, ох я помню, на Бали, кинули шмотки и вышли на пляж. Сидим, охлаждаемся Бинтангом, терминатор глотает остатки солнца, красиво. К нам подваливает местный пацан без футболки и спрашивает: "Do you want some water?" Шлём его куда подальше. Он снова: "Water? Drink, drink! Wand water?" И ровно через сутки мы с Зибором сидим на том же месте пляже, обожравшись грибов так, что я понимал, что нас не смыло в открытый космос только по шлепкам, которые все также лежали на расстоянии вытянутой руки (дальше в темноте я был не в состоянии что-то разглядеть). Шлепки - единственная константа, ей богу, все остальное - смешивается и вращается, ночь, песок, Зибор в едином бульоне. Я думал, раз шлепки здесь, значит и мы здесь. Правда, потом Зибор сказал, что, по его мнению, мы все же летим, просто шлёпки летят вместе с нами.
  А что происходит на мета-уровне, размышлял Марк. Йосик явно самый прохаванный, все внимание на нем. И пришмочен неплохо, значит при деньгах. Чем интересно он занимается? Они с Филом и Никой здесь чужаки, их не звали и не ждали. Фил хоть со своей телкой, а я вообще. Но зато все расслабленные: кто хочет пить - пьет, кто хочет курить - курит. Эта черненькая третья, единственная свободная добыча. Сейчас на виду у всех никто не будет проявляться, да и не такая она красотка, а вот ближе к финалу...
  - В общем, сидим. От гортани до желудка - сухой столб. Пить хочется так, что воздух царапает горло. Тебя месит.
  При этих словах Йосик помотал головой восьмеркой.
  - И тут, догнав каким-то ошметком сознания, Зибор говорит: "Где же этот вчерашний мальчик?" Он был так нужен посреди той вселенской пустыни!
  - Думаешь, он знал?
  - Он знал! - вспыхнул Йосик.
  - На пляже многие трипуют! - подтвердила черненькая третья. - Мальчик как истинный посланник света нёс вам спасение за 95 центов, а вы его прогнали, эх вы.
  - Тогда, на пляже, мы битых полтора часа по дну ползали. Кидало так, что. Зибор первый снял чехлы. Ухватил меня за подмышку и стал дергать. Решили звонить знакомой, которая живет на острове на постоянке. К нашему удивлению, та взяла трубку и даже обрадовалась звонку. Говорит, сегодня в одном баре кринжовый движ. Они с подругами уже красятся. Подруги?! Нам похуй, лишь бы кто-то подобрал и позаботился. Договорились, что нас зацепят через час у серф-школы. До школы - сто метров, не больше. Мы как две медузы-желе, встаем, идём ловить такси в отель, чтобы переодеться. До дороги тридцать шагов. А кажется, что идём бесконечно. Левая нога, правая нога. И дорога не приближается. Песок затягивает вниз. Левая нога, правая. Как в отель зашли не помню. Зибор твердо решил мыться. Еле убедил его, что мыться нахуй. Легкая паника, что брать с собой? Это же целое путешествие. Деньги, телефон, ключи. Так, главное деньги. Вайфай в номере врубился. Сообщения из Москвы приходят. Бывшая, родители, вся вот эта хуйня. Сразу миллион мыслей: зачем я здесь? Еле вырвались из коварных лап медиа. Я даже клип с Бритни в телеке мельком успел глянуть. Она уже в юности была теплая, видно по глазам. Обезбашенка. Садимся вдвоём на мой мопед. Зибор за руль. Трогаемся. А вот это зря. Едем. Вроде всё знакомо, поворот направо у 7-eleven, палатка с соками. Поворот налево. И тут врубаемся, что вообще не врубаемся, где едем. Просто стоим посреди трущоб. Фонарей нет, магазинчиков нет, людей нет. Какие-то дворы, дети бегают. Какая-то курица в плетеной корзине. Куда рулить - непонятно. Мы давай назад - еще хуже заехали.
  Рассказывая, Йосик непрерывно смотрел на парня До, бородача в черном худаке, будто остальных не было в комнате. Они точнехонько друзья. У Йосика была по-парфеновски заразительная манера говорить рубленными фразами, будто он каждый раз посылает тебе сообщения, пакеты со словами.
  Светильник подмешивая в воздух пиксели незримого очарования, щепоть таинственности. Ресницы маленького черного платья отбрасывают тень-расчёску на свои же веки, в уголках стеклянных шариков подрагивали в рыжевато-прозрачных бликах. Происходило то, что принято называть - "своя атмосфера". Поймав это ощущение, сразу вспоминаешь, где еще была "своя атмосфера". Это случается нечасто, требуя известной нейропластичности, но в ячейках памяти без труда отыскивается один из сюжетов, и только бы не сентиментальный, чтобы не утащил, и вот, ах черт, может быть другой? Но слишком поздно.
  Было странно быть здесь без Ани, вернуться в статус одиночки. Свободная касса! Когда он только привыкнуть к ней успел? К нам. Марк не чувствовал боль от разрыва, возможно, где-то внутри она собирала силы, но сейчас ее не было. Если бы Аня написала и попросилась обратно, он бы ее отверг. Но эти вспышки памяти - ее глупая панама, с которой в дождь стекает пять симметричных ручейков, фирменный фруктовый салат из йогурта с виноградом, мерзлявость - они еще здесь.
  - Я тебе не надоела? - спросила Аня, как только они остались одни.
  В кафе она держалась, а как только вышли сползло. Слова звучали твердо и жалобно, рот расквашен. Аня повернулась, чтобы взглянуть Марку в глаза, но капюшон помешал ей. Вышло нелепо. Марк сделал вид, что не замечает ее серьезности. Прохожие говорили о Питере: "У Моньки опять кожа на лапах потрескается. Надо ей те чуни в "Бетховене" купить, которые видел?"
  Она села в машину. Марк оставался снаружи. Он поднял голову, разглядывая хаотичное движение снежинок. Белое на белом. Дышалось хорошо. Из-за пушистого снега машины будто стали тяжелее. Многие не успели переобуться и буксовали. Зелёные и желтые доставщики с термо-боксами за спиной, как матичные компьютерные боты, перебегали в неположенном месте, пользуясь неторопливостью машин.
  Сидя в кафе, Марк был готов расстаться с Аней тут же. Охваченный чувством неуверенности в себе, он испытывал всепоглощающий стыд перед Филиппом и Никой за ее молчаливость, ее стиль, всю нее. Но теперь, когда он понял, какой ничтожной весь вечер чувствовала себя она, и лишь обиделась, а не обозлилась, его пронзили досада, стыд и ненависть к себе. Марк раздраженно жевал губы.
  Дома она налила чай и сразу ушла в спальню. На ее языке это означало: не хочу говорить. Вот они были парой, а теперь - двое разных людей в одной квартире. Он молча лёг у её ног. Расстроенной она выглядела взрослее. Немного наклоняя ее чашку, то в одну, то в другую сторону, он попытался привлечь ее внимание.
  - Ты как будто меня стесняешься, Марк... Ты боишься, я не соответствую твоим друзьям?
  - С чего ты взяла?
  Краска залила его лицо. Она права и даже нечего ответить.
  - Ты весь вечер не обращал на меня внимания ... Ты... ты был как чужой, равнодушный, жестокий...
  Она остановилась, чтобы не расплакаться. Резким движением откинула его руку. Потянулась тяжёлая минута. Когда она повернулась, её глаза растаяли и вытекали наружу. Мда, его внимание к Нике там, в кафе, в процессе глупых демагогий о политике удалось скрыть разве что от официанта.
  Марк убеждал себя, что не влюблялся в Аню. Он с самого начала ощущал скрытый брак их отношений, но верил, что для Ани он остается в слепом пятне, для нее все идет хорошо. И вот сегодня, хмм. Он крутил мысли, переставляя местами причины и следствия, пока не упирался в этот чертов ужин, где всё превращалось в бессмыслицу.
  Аня вздрогнула.
  - Принести, пожалуйста, попить.
  Пятиминутный сон лишил её сил.
  - Ой, что-то как-то прям не знаю... - промурчала она.
  - Что? Голова?
  - Мне приснилось, что мы расстались, - нехотя ответила она.- Ты сказал, что больше не хочешь встречаться. Я потом долго по улице гуляла... Там, где мы вместе были, где заброшенная водонапорная башня и дом страшный с привидениями, помнишь?
  Марк почувствовал себя застигнутым врасплох.
  - Во что я был одет? Я выкину эти вещи, и тогда в реальности этого никогда не произойдёт.
  - Ах, Марк, - простонала она. - Я не помню...
  - У Зибора как всегда гениальная идея: припарковать мопед и пойти пешком разведать дорогу пешком. Никому и в голову не приходит, что бросить мопед в трущобах - это бред! Ставим мопед, идём. Понимаем, что окончательно заблудились. Ни людей, ни машин. Я в принципе отказываюсь понимать, как такую дырень можно было найти в центре сверхтуристической Куты? Там же на один квадратный метр -десять человек, два мопеда, автомобиль и три мартышки. У меня паника, что я не смогу вернуться к мопеду и плакал мой депозит 400$. У Зибора паника, что он не вернуться в прежнюю жизнь, потому что никогда не отпустит. И тут он выдаёт вторую гениальную мысль: поймать такси и поискать мопед с таксистом. Ловим первый попавшийся тук-тук. За рулём худой пацан с кривыми зубами. Молодой, а голова облезлая как павлинья жопа. Лицо плавает пузырями. У меня аж по позвоночнику пробежало. Не могу на него смотреть, жуткий, глаза - две черные вороньи дырки, а Зибор разговор с ним затеял. И о чем? О том, как так проектировался город, что два шага ступил и не можешь мопед найти. А тот: property, property. Кажется, мы тупо к кому-то во двор заехали. В машине душно, ох как сейчас помню. Запах химических ароматизаторов щиплет глаза, радиация. Мы не можем объяснить, куда ехать. Ржем. Потому что когда пацан говорит, он поворачивает голову и кажется, что пытается нас укусить. Мопед точно проебали. Решили, что депозит 400$ - пополам. Зибор свои 200, стати, так и не вернул!
  Марку хотелось размять спину. Он тянулся к ногам, ощущая, как движется поясничный позвонок. Надо возобновить утренние тренировки в Филях. Советские мазайки. Хороший захват и положение тела в воде - вот над чем стоило бы поработать, чтобы выплывать из 20 минут не на пульсе 35. Топишь кисть в воде, потом высокий локоть и тянешь руку за счет продольных мышц спины назад так, чтобы площадь отталкивания была максимально большой, вплоть до полного выпрямления (которое никто не делает), здесь важно держать кисть параллельно воде, затем пронос и вкладывание.
  - Решаем ехать прямиком на место встречи в серф-школу, - продолжал Йосик. - Приезжаем. Полчаса в запасе. Как могло получиться так быстро? Непонятно. Через дорогу - пляж. Гребем туда. Надо пересечь проезжую часть. Машины несутся словно межгалактические корабли, и после них в воздухе остаётся след, который можно трогать. Вся дорога - сплошной цветной поток проводов, словно на смазанном фото. Зибор умоляет меня попросить кого-то из прохожих, чтобы нас перевели. Орет: "Они же нас раскатают по трассе как лягушек! Они же нас ненавидят!" А я бы рад, да не могу просить - язык распух во рту. Простояли минут пять. Я делал какие-то жесты руками.
  - Ну, вы черти! - мотал головой кудрявый.
  - Выходим на пляж. Пляж другой. Хотя были здесь полчаса назад. Океан поражает. Махина! Кто придумал? Бог велик! Этот его неповторимый шум. Пшшш, пшшш - как миллионы голосов. Такой сложный. И очень качественный - как на дорогих студийных мониторах. Зибор ударился в откровения: это души мертвых шепчут, это память планеты. Блин, как на школьном конкурсе эпитетов - выдавал минуты две весь хлам из подсознания. Воздух прохладный, но песок не остыл. Короче, идеальная подача - как в мишленовском ресторане.
  - В мишленовском ресторане, где ты никогда не был, - снова перебил его кудрявый.
  - Десять шагов к воде. Ноги приятно буксуют. Наступаешь и песок отвечает. Это как играть с котом. Я бы шел так месяцы и годы. А че? Вдруг слышим сквозь прибой "Звуки Му". Гитара, голос. Не говоря друг другу ни слова, идём на звук в черноту. На берегу кружком сидит компания, горит пара свечей в бутылках. И дед пилит на гитаре. С виду как бомж. Морда пропитая, голое тело. В армейском берете. Люди молча раздвигаются, чтобы мы сели. Садимся. Тут же кто-то сует мне в руку пиво. Старик поет с хрипотцой, попадает. Возраст добавляет глубины. И медленный бисерный шум прилива в паузах между словами и боем струн - пшшш, пшшш - о господи, у меня и сейчас мурашки. Сыграл Дрейка, ту грустную песню, ну ты помнишь. Как её там?
  - Джексон Франк! - отозвался парень в рейбенах.
  - Молоток! Джексон Франк! Всё по классике. Зибора выкинуло в астрал и разорвало на ошметки. Я его звал-звал, он не откликался.
  Человеческий голос воистину совершенный инструмент. "Приемник" в башке идеально настроен на его вибрации. В принципе логично - и там человек, и тут человек. Никаких транзисторов, микросхем, рупорков, пищалок между ними, только два стаканчика и веревка.
  Там, кстати, в кругу костра сидел забавный австралиец на инвалидной коляске. Обе ноги и рука в гипсе. Он взял gap-year в университете, чтобы объехать мир. Прилетел из Перта на Бали и на пятый день, проезжая на закате по рисовым полям, поймал лицом летучую мышь и от неожиданности улетел в бетонный сток вдоль дороги. Три перелома, порванное лицо и сотрясение. Теперь из-за страховки пять месяцев вынужден сидеть на острове. Его утром сотрудники отеля выкатывали на пляж под пальмы в памперсе и ночью увозили. Так он говорил: "Бог справедлив! Оставил мне одну руку, чтобы я мог пить!"
  Прошел год, пока мы вот так сидели. Я состарился. Помню, как хотелось в туалет, но я боялся не найти пути обратно. Осень, зима, весна, лето и снова осень, а мы всё сидим и пьём пиво, причем все ту же бутылку, первую ее треть. Местный пацан притарабанил соленые орешки. Кажется, тогда я единственный раз в жизни и сказал, что счастлив.
  И вот Зибору звонит Ритон, с которой мы забились у серф-школы, звонит и голосит, где мы есть, потому что концерт уже начался, и они не могут ждать. Пиздец. Мы-то про неё забыли. Кое-как встаём. В глазах все дрожит, вертится. Опять океан, песок, шаги. Огни витрин выжигают мозг лазером. По пути заходим в 7/11. Не можем не зайти, витрины "так заманчиво горят". Этот магазин точно делал наркет. Там есть всё, что нужно страннику: сладенькое, солененькое, туалет. Набрали полные карманы дерьма: маршмеллоу, карамель, сушеное манго. Приходим к серф-школе. Девчонки дождались, молодцы. Только их не одна, а трое. Хорошо, что тачка большая - все уместились. Зибор на переднем, я на заднем. После пляжа - совсем другая атмосфера.
  - То есть вы с ними поехали на вечеринку?
  - Ну, да! - ответил Йосик, удивившись как можно было упустить эту часть преамбулы. - Та девушка, Рита, она, видимо, нечасто водит тачку. Сначала забыла сняться с ручника, потом боялась сдавать задом переулке. Всё время прижималась к другим машинам, забывала про поворотник. В общем, рулила очень аварийно - я не мог расслабиться. В качестве соседки на заднем мне досталась девушка- инструктор по фридайву. Рита проходила у неё курс и взялась свозить её на вечеринку. У неё было такое странное лицо как будто бы её расплющило давлением от пребывания на глубине, расплющило и слегка скрутило. Взгляд умный, но с мимикой что-то не то. И всю дорого мне приходилось на нее смотреть, потому что ее лицо в двадцати сантиметрах от меня.
  - Тебя просто мазало.
  - Вот я и подумал, хорошо бы свериться с Зибором, мажет меня или нет. Шепчу ему сквозь музыку: Зиб, Зиб, прочитай сообщение. А я ему как раз строчу про эту дайвершу, что слева. Но он растворился в белых разделительных полосах шоссе и молчал до конца пути.
  Я помню, что-то пробовал рассказывать, про деда на пляже, про мальчика с пивом, но никто меня не понимал. Только я рот открою, все как давай ржать. Все, кроме этой дайверши. Я так и не понял почему. Только моя перекошенная соседка секла тему, выслушал все мои истории.
  - И это в очередной раз доказывает, что страшные тёлки зашли эволюционно дальше, - подметил кудрявый.
  Возможно, ты прав. Но в тот момент я подумал, что, вероятно, она тоже вмазанная и поэтому врубается. Хотя когда бы она успела?
  - Заскочили на заправку. Зибор не рискнул выходить (сказал, что высоко слезать со ступеньки), а я полез за водичкой. Зря, зря, зря я это сделал. У меня был пик. Захожу внутрь - этот чертов свет ламп, люди с обезображенными лицами, грязь, шум. В машине мягенько работал кондей, на улице жара, в магазе снова холодильник. Теряюсь среди стеллажей. Мозг взрывается от того, сколько людей трудились над созданием вкусов и обёрток этих съестных вещей, чтобы продать их нам. Не могу выбрать пиво. Ищу вишневую бельгию - бурун де фландер. Расплачиваюсь. Кассир - местный с паталогической прогнатией и прыщами на губах. Наверное, непрерывно доедает просрочку. Стараюсь не глядеть на него, чтобы не обидеть. Выхожу - машины нет. Пиздец.
  - Возвращаюсь в маркет. Вдруг там два выхода? Нет. Снова выхожу на дорогу. Машина на том же месте. Хммм, радостный сажусь на прежнее сидение. Дайверша уже не такая страшная. Зибор очнулся и крутит приёмник в поисках минимал-техно. И тут я ее спрашиваю: а как ты пришла к такому занятию как фри-дайв? Она: пару лет назад я впервые попробовала в Египте и выяснилось, что у меня для этого идеальные данные: объем легких, восприятие давления и перегрузок. В 33 нашла подводную супер-способность. Я еще думаю: офигеть, а чему тут радоваться? Я бы от такой супер-способности только расстроился.
  Короче, так и приехали. Метров за 200 до бара вдоль дороги начинается парковка: сотни мопедов плотно как домино. Народу море. Доносятся звуки музыки. Рита ругается, что нет парковки. Зибор наотрез отказывается выходить. Я с ним солидарен. Куда идти? Любопытно, конечно, но нафиг? Я так удачно поджал ноги. У пива отличный вкус вишневой косточки. И песня клеевая по радио играет. Девчонки нас фактически вытряхнули из салона во враждебную среду. Зибор уковылял ссать в рисовые поля. Ему орут: вернись, в траве могут быть змеи. Он не слышит. Вообще он только мешался всем в тот вечер. Мне реально было за него стыдно. Глухонемой, потерянный дебил, за которого надо платить!
  Заходим. Заведение начинается как шоу-рум с мотоциклами, серфами и шмотками. Чего? Оттуда через внутренний двор - к сцене и бару. Людей, думаю, несколько тысяч. Звук роскошный. Сразу вспомнил Function One в Солянке. К моему удивлению, тут лучше, чем в машине. Меня дико накрывает. Зибор вцепился в руку и цедит мне на ухо: "Только не теряй меня! Только не теряй!"
  Мимо плывут вереницы лиц. Я вижу, как по ним дорожками струится пот, вены на шее, чувствую аромат их шампуней, косметики, стирального порошка на майках. Восприятие так обострено, что по взглядам легко угадать мысли. Пьяные безобразно скомканы. Старшее поколение прочитать сложнее. Шугаюсь австралийцев. Они высокие и раскаченные как люди Атлантиды. На каждом - выцветшие татуировки, которые будто бы чахнут и просят сил.
  - Зря вы полезли в мясо.
  - Я подумал, как странно, что одни люди изображают других в виде картинок на своем теле. И изображение людей на деньгах - это тоже странно, да?
  - Нет, - одновременно ответила девушка в чулках и парень До.
  - Там было несколько проходов, по которым двигались потоки людей. Один - к бару, другой - от бара к сцене, третий - на выход. Мы гуськом друг за другом толкаемся по первому. Еле дошли. Я свободнее выдыхаю. Хоть не видеть в сантиметре от себя эти перекошенные рожи. И тут же понимаю, что хочу в туалет. Зибор-то поссал в змеиных полях, а я терпел с заправки. В туалет идти через весь танцпол. Это кажется нереальным. Вспоминаю Одиссея. Начинается легкая паника.
  Девчонкам наплевать, они пританцовывают и ржут надо мной. Прошу фридайвершу сходить со мной, она думает, я прикалываюсь. Начинаю лезть через людскую кашу. У меня видение, что вокруг - древняя баталия. Люди бьются голыми руками, идут друг на друга стеной, а я как дезертир хочу смыться. Иду-иду, обтирая пот соседних спин, и вдруг в один прекрасный момент понимаю, что пристраиваюсь за огромным мужиком, который, судя по всему, идёт туда же, куда и я. У биатлонистов это называется рюкзачить?
  Танцующие буквально расступаются перед ним, как море перед Одиссеем, бля, перед Моисеем. К тому же, кажется, он - местная знаменитость. С ним то и дело все здороваются, хлопают по плечу, кричат. Сначала с ним, а потом со мной, полагая, что мы вместе. Помню, меня высадило: откуда этот тип может знать столько народу? А потом думаю, а ладно, какая разница. Лишь бы дошли. Дошли! Перед туалетом длиннющая очередь. Хватаюсь за голову, потому что когда цель близко невозможно терпеть. Слава богу, это в женский.
  - А вот, ещё один плюс быть мужчиной.
  - Помню, потом долго искал Зибора - в тот вечер он был моим братом. А он вообще глаза в стакан опустил, жмется к стене. Только подхожу к нему, он сразу: "Давай съебём отсюда, пожалуйста". Перед Ритой неудобно. Они нас столько ждали. Надо чуть-чуть посидеть. Забились на ступеньках, куда ввинчены широкие дюбели. Наблюдаем за толпой. Играло что-то похожее на Майка Олдфилда. Люди из разных уголков мира, и мы среди них.
  Эмоции чертовски поверхностны. Люди на самом деле не чувствуют того, что изображают. Их улыбки врут, смех, слезы - это социальное кривляние. Они как блюда, плохо разогретые после морозилки, всегда-всегда холодные внутри. Точнее - ок, не всегда-всегда, - но часто.
  Русских видно сразу даже в толпе людей в одинаковых шортах и майках Rip Curl. Они угрюмые, на высадке и палят на всех. Там была такая тема: местные русские чики, которые живут на острове на постоянке (на постоянке - это от полугода) и зарабатывают на жизнь удаленным smm и пересдачей вил, приводят на тусовки прилетевших отпускников, которым как раз и пересдали втридорога свою виллу, и стреляют друг на друга глазками, мол, у кого экспонат круче. На тропикозе им дико охота секса, но западло путаться с туристами, а местных дефицит.
  В комнату впихнулся заспанный парень в мятой футболке с надписью "Thug Life". Увидев его, Раджа пулей выскочил из-под стола и унёсся в коридор. Зибор, и ты здесь! - воскликнула До и кинулась к нему. - Иди-ка сюда, обниму! В кухне раздался хохот.
  - Доминичка, ну ты че, это его квартира! - крикнул кудрявый.
  Зибор неспеша попил воды, зачесал назад волосы и улыбнулся. Он видел, что внимание присутствующих обращено к нему, но не понимал, чего от него ждут. Что? - развёл он руками и улыбнулся ещё шире.
  - Йосик нам рассказывает про ваш балийский трип!
  - Когда ты на заправке попал в портал?
  - Именно.
  - Это все хуйня по сравнению с тем, как я окисленным летел из Барселоны, - заявил он и снова попил воды. Его, очевидно, смущало присутствие незнакомых. Он поглядывал на Марка и Филиппа с Никой.
  - На тот момент меня держало вторые сутки, - начал Зибор. - Я думал, что усну. И даже дунул, но пёрло хоть убей. Четыре часа до вылета. Куда деваться? Надо ехать в аэропорт. Вызвал такси. Перед выходом - глянул в зеркало. Глаза с кровью как у быка. Представляешь, сколько информации влетело в них за двое суток? Аэропорт под кислой - хуже клуба. Я начал теряться. Где? Что? Менты, собаки. Кое-как зарегистрировался, догрёб до своего места в самолёте, сел и перекрестился. Место - как назло - не у прохода или окна, а в центре. А слева и справа от меня две женщины. Они постоянно пытались переговариваться. Попросили меня пересесть, но я не хотел шевелиться. Надел капюшон и затянул его до маленькой дырочки и высунул в нее нос, чтобы ничего не видеть, только дышать. Перед вылетом звякнул Йосику. Спрашиваю: "Что делать, если держит третьи сутки?"
  Все перевели взгляд на Йосика.
  - А чё я ему скажу? У меня такого не было... Я ему говорю: "Хлопни чуть вискаря - точно вырубиться".
  - Да, так и говорит: "Хлопни вискаря". Я на последние и взял в дьютике бутылку. Прям в дырку от капюшона засовывал горлышко и пил по глоточку. Вкуса нет вообще. Пустой компот. Даже язык не щиплет. Спрашиваю соседку: "Вы не могли бы понюхать? Он палёный?" Она отвернулась. В общем, сидел внутри капюшона как в отшельник в раковине, наверное, час. Стало скучно. Уже взлетели, все обедают этой пареной, картонной едой. А меня преееет. Думаю: надо отвлечься. В спинке кресла - экран. Там кое-какие фильмы. Поставил Крёстного. Три раз смотрел, но люблю. Какая игра актёров! Каков сюжет! Когда первую жену Майкла взорвали, я не смог сдержать слёзы. Допиваю вискарь, плачу. Слезы бегут по щекам. Аж футболка намокла. Соседки слева и справа от меня, что? Ржут. Спрашивают, что я плачу? Говорю: "Фильм охуенный!" А их прям разрывает от хохота. Под конец фильма я задремал. На самом деле - не задремал, а погрузился в мысли. Открываю глаза и понимаю, что выворачивает. Я выдул бутыль вискаря на пустой желудок. Видимо, алкоголь не лёг. Начинаю подрываться с кресла, чтобы выйти. И не успеваю! Как дам на себя! Хохотухи не ожидали такого сброса. А прям много! Еще волна, еще! Они как давай визжать! И в разные стороны! Бутылка падает, укатывается. Народ оборачивается. Я комкаю футболку, чтобы как-то удержать блевоту, ужас, стыд. Пробираюсь по коридору в туалет, ноги не слушаются. Коридор вращается как на орбитальной станции. Блевотина льет с меня вниз. Падаю! Встаю. Очередь у входа! Расталкиваю их. "Извините, извините". Залезаю в кабину и ах! Весь в нечистотах: футболка, штаны. Переодеться не во что! Передо мной еще кто-то насрал - воняет хоть прыгай за борт!
  - Ей-ей, Зибор, давай без натурализма, тут девушки.
  - Хорошо, что меня в аэропорту Йосик встречал.
  - Я не поверил своим глазам, - завопил Йосик. - На дворе зима. Он в шортах и худи на голое тело. Похудел килограмм на десять! Глаза безумные! Волосы смяты!
  Народ разбился по кучкам. Зибор и Йосик продолжала вспоминать свои приключения. Доминика и другие - заговорили о выставке.
  Марк глубоко задумался. Парадоксально, что общество осуждает наркоманов, но при этом они часто кажутся более тонкими и интеллектуальными людьми. В детстве мамы внушают нам, чтобы держались от "этих" подальше. А затем мы вырастаем и сами становимся торчками и убеждаемся, что все наоборот: мать не разобралась, а наркоманы - это соль земли и общаться с ними как читать самую мудрую книгу.
  Глаза Вероники блестели. Она также была исполнена любопытством. "Я слышала от крутых друзей, что это сильнейшее переживание за всю их жизнь. Оттуда возвращаются с ответами: аюаска, лсд, кет. Но я решила, что открою эту дверь только после того, как рожу детей".
  - Это не как в "Я - Кристина", когда ты греешь шнягу в ложке из-под йогурта, которой мама каждое утро кладёт тебе в школьный рюкзак. Один раз - и ты все поймешь. "Как сказка приятна, как сон глубока..."
  - Но как 200 микрограмм вещества, которое было случайно синтезировано швейцарским химиком, может открывать пусть к познанию? Это ведь иллюзия!
  - Возможно, да, это прекрасная иллюзия. Но что есть жизнь?
  - Ты никак не подготовишься к трипу, - продолжал Йосик. - Единственный совет, который я бы дал: надень удобную обувь.
  Зибор обернулся к Йосику и крикнул.
  - И не мешай ни с чем! Моя ошибка состояла в том, что я сразу не стал жрать ЛСД, а зашёл с...
  - Зибор! Отвали!
  - Твои сомнения понятны, - сказал Йосик. - Ты боишься, что у тебя протечёт крыша, так? Что ты нанесешь себе непоправимый вред. Возможно, этот страх тебя остановит. Или же ты пройдешь через него и окажешься там. Но мой тебе второй совет: окажешься в ситуации выбора, говори "да".
  Йосик загадочно улыбался и чокнулся с пустым бокалом Марка, показав, что разговор окончен и не нужно больше вопросов. Марк был заражен.
  
  ***
  В первые выходные декабря резко потеплело, и они поехали погулять в останкинский парк. Хотелось схватить в надвигающуюся зиму немного деревьев и воды.
  Сидели обнявшись в зеленом театре с остывающим чаем: двое в пустом атриуме и никого вокруг. Стволы шатались, будто стремились оторваться и улететь.
  - Не суй мне этот плед под нос. Он воняет псиной, - возмущалась Аня.
  Подсобравшиеся у пруда люди щедро крошили хлеб на голову уткам. Пернатые устремлялись к еде, проворно толкаясь лапами, но тут же сбавляли темп и меняли направления. Почему не улетели? - спросила Аня, нагнувшись к ним. Стоящий неподалеку мальчик с недоумением на лице обернулся. Утки патетично закрякали.
  Марк убрел вперед и, обернувшись, смотрел как ее колени по очереди мелькают в разрезе пальто.
  Если под ногами попадались жуки или черви, она брала палочку и переносила их в кусты подальше от ног прохожих. Иногда она делала это несколько раз подряд. Червяк падал с палочки, и она снова осторожно его поднимала.
  Их связь перерастала в конкубинат. Аня привезла пижаму с мишками и кое-что из косметики. Положила их на стиральную машину и сказала: "Поживете пока здесь".
  - Количество вещей в гардеробе женщины должно быть не меньше количества ее настроений, а то будет непорядок!
  Она рассматривала в телефоне шмотки на фарфэтче.
  - Ах, знал бы ты, скольких женщин в этой жизни спасло умение одеваться!
  При всей поверхностности знакомства в клубе, за Аней не волочился хвост неприятных сюрпризов в виде незавершенных отношений, прощупывания материальных возможностей партнера. По крайней мере тогда так казалось.
  Он лежал на диване и не мог понять, сколько у него в запасе сил.
  - Куда пойдем сегодня?
  - Не знаю. А чего хочется?
  - Не знаю.
  Измученный работой к концу недели максимум, что он мог, - смотреть в кино, засыпая к середине фильма. В такие вечера он становился раздражительным, а она пока с трудом сглаживала эти углы. Хотелось ее выгнать, но он сдерживался, замолкая на весь вечер, что она болезненно воспринимала как холодную жестокость по отношению к ней.
  - Когда люди умирают, кто удаляет их страницы в фейсбуке? - спросила она, сидя на подоконнике.
  Марк молча смотрел в потолок. Она захлопнула книжку и отложила в сторону.
  - Мне тут одна девочка рассказывала, что она во время гипноза вспомнила прошлую жизнь. Прям детей, дом, в котором жила. В Америке это вообще распространено. И, представляешь, люди находили эти дома в других штатах. Всё совпадало! Как тебе? Регрессивный гипноз называется.
  - Вдруг в прошлой жизни ты была черепашкой? Вспомнишь, одну воду в глазах и рыбки плавают.
  - Нет! Это невозможно! После черепашки ты должен был стать млекопитающим и только потом человеком. Причём сначала женщиной, а уже потом мужчиной.
  - А позапрошлую жизнь можно вспомнить?
  - Ты сначала прошлую вспомни.
  
  - И че, вы уже прям живете вместе? - интересовался Фил, гуляя с собакой. - Колокольчик в волосах, вся хуйня?
  Да нет, пытался сбавить обороты Марк. Она иногда остается. Так удобнее. Ей на работу ближе, и мне её ночью отвозить не надо.
  - Да, ладно, ладно. Засуетился. Она с пятницы у тебя. А сегодня вторник! Факты говорят за себя! Мы с тобой, между прочим, месяц не можем встретиться.
  Марк перевёл разговор на Нику, поинтересовавшись как у них? Она капризничает. Хочу так, хочу вот так. За ней надо носиться. В голосе Фила звучала усталость.
  - Побей её и отвези в травмпункт, - посоветовал Марк.
  - Ага, ещё не известно, кто кого побъ... Рубен, фу! Иди сюда! - заорал Фил в трубку. - Брось, фу! Кому сказал, тупой ты пёс!
  Марк отдалил трубку, чтобы не оглохнуть.
  Пусть маленькие капризы не лишают тебя больших удовольствий, искренне посоветовал он, когда Рубен вернулся к установленной субординации. Этот период надо перетерпеть. Она классная.
  - Советы не катят, знаешь такое? - огрызнулся Фил.
  
  ***
  Неоновая черно-красная вывеска в виде карамельного сердца мигала в глубине переулка. Магазин для укрепления семьи "Белый кролик"". Зашли. Все по классике: измученная запирсингованная продавщица с непрокрашенными корнями, характерный запах латекса и лубрикантов, звуки сексуальных сцен из динамиков. Аня сразу устремилась к вибраторам с таким чувством, как как разве что расчувствовавшиеся мамаши бросаются к вернувшимся с отдыха детям. Марк подошёл к линейке фаллоимитаторов, которые как матрешки мал-мала-меньше гантельками стояли в стройный рядок.
  К чему такое стремление к натурализму: вены, кривизна? Это европейская традиция. Японцы и корейцы предпочитают гладкость. Консультантша взяла с прилавка электронную указку и стрельнула красной точкой в дальний угол, где покоились более гладкие и компактные агрегаты, упакованные цветные коробочки.
  Непростой выбор. Ане приглянулся анальный кляп, но она не решалась. Дважды ставила его на место и вновь возвращалась повертеть. Больно уж хорошо отлит. Она взвешивала его на ладошке, оценивая потенциальные риски для внутренних органов, и одновременно улыбаясь ему как котенку.
  В итоге перекинулась на более компактный, приятный наощупь вибратор с пультом. Его цена привела Марка в ужас.
  - Произведено в Дании, поэтому, - заявила продавщица. - Достойная вещица. Силикон высшей категории. Полностью гипоаллергенный. Шесть режимов. У меня самой такой.
  "Купите то, что понравилось его партнерше", - ехидно передразнивал консультантшу Марк, когда она вышли. Ему было жалковато денег. "А вот еще съедобная смазка с холодком, а вот насадка с усиками, а вот батареечки".
  Все эти штуки только отвлекают друг от друга. Если ты сомневаешься, давай я верну... Когда надо, Аня умела ломать комедию. Краешки рта опустились вниз.
  Марк не мог избавится от мысли о кляпе. Наверняка у нее был мужик, который тыкал в нее всеми этими игрушками и теперь она скучает по ним.
  - Включи-ка свою музыку. Ту, что играла тогда.
  - Когда это - тогда?
  - Ну в прошлый раз.
  - Какой ещё прошлый раз?
  И потом битый час не могли лечь, потому что отрыть в плейлисте тот самый, которая въелся ей в память, было невозможно.
  - Нет, там была такая атмосфера как надо.
  Голые и мокрые после душа вдвоем, прижавшись в одном кресле, они отслушивали десятки треков, не самых легких.
  - Маркуша, тебе надо подкачать мышцы. Ты очень худой. Хочу, чтобы у тебя были руки-базуки. Я слышала, что бодибилдеры втирают сперму в мишци, чтобы они наливались. Только ты так не делай, ладно?
  Они взяла из холодильника творожок и забралась с телефоном под одеяла, чтобы пролистать свои ленты.
  - Марк, а ты веришь в первую любовь?
  - В смысле - в любовь с первого взгляда?
  - Ну да, я так и сказала.
  - Не верю, - ответил он с набитым ртом.
  -Ты чёрствый. Как я вообще с тобой живу? Или ты специально меня злишь?
  Теперь он попеременно делал наклоны, чтобы размять спину. Медленно тянулся вверх и в стороны. Она свесилась с кровати и с любопытством смотрела.
  - А как ты считаешь, убийство человека - это сильный духовный опыт? - вдруг спросила она, продолжая что-то читать.
  О господи, откуда эти вопросы? Кажется, ответ был ей не нужен.
  - Помнишь, я рассказывал про Фила и Веронику? Ту пару, с которой я познакомился в тот же вечер, что и с тобой? Они предлагают попить кофе.
  - Нет, не помню, - сказала Аня. - А да, помню! Байкер и его соседка? Давай, почему нет.
  Спящее, расслабленное тело кажется мягким. Древние считали, спящий - не одухотворён. Сознание покидает тело на ночь. Может, ли оно заплутать в пути и не найти дорогу назад?
  - Ты спишь? - шепотом спросил Марк
  - Угу.
  - Чувствуешь, что я тебя трогаю?
  - Ууу.
  - Что ууу?
  - Неа, - вдруг громко ответила она и перевернулась на другой бок. - Я уже сплю.
  Она всегда засыпала быстрее. Как будто её выдергивали из розетки. Песочная луна смотрела в окно своей привычной стороной. Белёсая, зернистая сепия её света наполняла комнату.
  Любви в любых отношениях ровно столько, сколько в ней холодности и отвращения. Все со временем становится неидеальным. Просто ещё одним таким же как у всех. Желание прерывно, оно мерцает. Почему Аня? Почему она? В том клубе было столько женщин. Это как лабиринт. Где-то скрыт следующий ход, который выведет на новый уровень. Случайное знакомство ведет на случайную вечеринку, где ты знакомишься со случайной девушкой и, бах, вы живете вместе, она спит на твоей руке.
  
  ***
  Темо переезжал в очередную временную хату на Гончарной. Как обычно в таких случаях ему требовалась помощь с вещами. Пока они таскали разваливающиеся в руках коробки из коридора к лифту, и из лифта в багажник, Марк рассказывал ему о слабинке, которую дал с Аней.
  - После Индии, мне казалось, я стал другим человеком. И что? Пять дней в Москве - и вот она моя старая жизнь, вот Аня и привет мои старые ошибки!
  Вещи впритык уместились в машину, хотя все до последнего выглядело так, будто придётся мотаться дважды.
  Они напоследок поднялись в квартиру, чтобы проверить газ, свет и воду. Темо прошёлся по пустым комнатам и запер дверь, сделав какой-то жест рукой, то ли прощаясь так с местов, то ли случайно.
  - Телки так избавляются от чувства вины. Ты ее подловил и ей было важно снова стать в собственных глазах хорошей.
  - Это слишком тонко, - покачал головой Марк.
  Вещи на заднем сиденье загораживали задний вид. Пришлось вывешиваться из окна, чтобы выехать с парковки.
  - Честно, я устал об этом думать, - продолжал Марк. - Филипп мне ноет про свою Нику. Я тебе ною про Аню...
  Темо крутил ручку радиоприёмника, и Марка это раздражало. Это ведь не его машина.
  - Вопрос на самом деле прост: хочешь ли ты продолжать с ней или нет?
  Марк скривился. Не дожидаясь его ответа - Темо продолжал.
  - Предложи ей спать время от времени. Съебётся - сука, согласится - дура.
  Марк вернул приёмник на прежнюю радиостанцию.
  - Пока ты не расхочешь её, ваша связь в каком-то виде будет выживать. Более того, пока она жива, все остальные девушки будут скорее противны, чем приятны. Но это не точно. Я проверяю эту версию.
  Съемные квартиры до заселения весьма похожи. Новое жильё выглядело чище, потому что было светлее предыдущего из-за планировки окон, но в целом производило впечатление такой же убогой хаты с еще не выветрившимся духом предыдущих квартирантов.
  Одна из двух комнат была заперта под ключ. В ней хозяйка хранила мебель и ковры-приданное для дочери. В жару, если принюхаться, оттуда начинало тянуть подъездной гнилью. Эта весна не была особо тёплой, но почему-то запах появился раньше.
  - Знаю-знаю, но когда принюхаешься, то не так уж страшно, - пожал плечами Темо.
  - Я поражаюсь, ты эстет, а терпишь такие вещи...
  - А выбор есть?
  Марк из любопытства подёргал запертую дверь.
  - Приезжай вечером на покер, - сказал Темо, когда они прощались. - Геннадич про тебя спрашивал. Ему всё не даёт покоя то, как ты "переехал" его сэт флэшом на ривере. Да и отвлечёшься.
  - Посмотрим, - отмахнулся Марк и уехал.
  
  ***
  Приближалось безвременье январских праздников. Спать, читать, смотреть фильмы. Выйти среди ночи на улицу подышать морозным воздухом. Зайти в полупустой бар. Потом из двух недель ничего не вспомнишь.
  Фил и Ника купили билеты в Тай. Узнав об этом, Аня расстроилась.
  - Блин, ничего не могу решить, - признавался он Темо.
  - Давай я решу. Если вы полетите, она за себя заплатит?
  - Аня? Вряд ли, - покачал головой Марк.
  - Тогда не езжай! - сказал Темо и жестом умыл руки, словно сделал большое дело.
  - С другой стороны, что такого? - рассуждал Марк. - Мы живем вместе два месяца. Сгонять в тепло было бы круто... Проверим друг друга на отпуск, так сказать.
  - Тогда езжай! - переобулся Темо.
  Марк молчал. Он не понимал, в чём сомнения.
  - Вот это типичный ты, - продолжал Темо. - Метания на пустом месте и никакого решения в итоге.
  Тема пристально смотрел ему в область переносицы, помешивая пенку капучино.
  - Если ты хотел, ты бы не сомневался, - продолжал он. - А с Никой бы поехал?
  Марк грустно ухмыльнулся. Он посмотрел на часы.
  По новостям рассказывали, как грабитель загипнотизировал кассиршу в ювелирном, и та отдала ему кассу и двухдневную ломбардную скупку из сейфа. Интересно, что покажут камеры видеонаблюдения? С другой стороны, почему нет, люди же отдают деньги цыганам.
  Марк сидел в машине с запрокинутой головой и смотрел на снег. Темо любил повторять: "Спасение в фарме. Слопал таблетку, перегруппировал нейроны, пощекотал эндорфинчики и ходишь счастливый. Женщины? Отпуск? Работа? Да, плевать, это поток! Сегодня так, завтра сяк! Если бы запрещенные препараты не подмочили репутацию химии, а правительства не было такими жопами, мы бы уже сейчас так жили! Весь цивилизованный мир давно не смакует симптомы, а воздействует на них. Ты - это не твое тело, не твои чувства, не твои проблемы. Всем можно управлять. Как твой адвокат, советую начать с 5htp".
  Марго, старинная подруга Ани, и ее муж Стас к приходу гостей запекли курицу в духовке и купили вина, много вина. Гости сидели на тесной кухоньке и обсуждали сериалы. Стол выглядел так, будто за ним целый день без присмотра играли дети. Грязные тарелки, кожура от мандаринов, айкосы и телефоны. Две двухлитровые бутылки кока-колы возвышались посреди стола как сталинские высотки на фоне московского пейзажа. Первое, что сделала Аня, налила себе воды из-под крана и проглотила вторую таблетку обезболивающего.
  Хозяйка дружественно провела опоздавших по дому. Комнат было ровно столько, чтобы говорить о них во множественном числе. Как оказалось позже - этот ритуал она проделывала со всеми прибывшими. Курица по маминому рецепту, шторы два месяца ждали, а эти креманки, помнишь, мы их вместе на свопе в Цветном купили? Аня кивала.
  Стас громко спросил из кухни, где коньяк в тот момент, когда Марго перешла к новой весьма удачно купленной мебели. Проведя рукой по ламинированному фасаду, Марк поинтересовался, не Икея ли? Глаза Марго зло блеснули. Когда она отвернулась, Аня сделала ему знак, чтобы он молчал. Один-два икеевских предмета это абсолютно ок в любом интерьере, и нечего тут цепляться.
  Из стены над кроватью как усы двух огромных тараканов торчали оголенные провода под "застрявшие в доставке офигенские светильники". Между усами, на месте тараканьего рта, красовался свадебный фотопортрет Марго и Стаса. Стас был в огромной бабочке а-ля Кот Леопольд.
  Кумачевые подушки, шили на заказ. Марго сделала акцент на редком словечке: кумачевые, подчеркнув его мимикой. На подушки никто не посмотрел. Взгляд невольно цеплялся за стоящую в углу татлинскую башню из гладильной доски, двух велосипедов и груды коробок.
  - А где будет стоять стереосистема? - с издевкой поинтересовался Марк, коль им с Марго не судьба стать друзьями. Когда они выходили из комнаты, он потянулся, чтобы дзинкнуть велосипедный звонок, но Аня вовремя перехватила его руку.
  Застольный народ приближался к кондиции. Марк плеснул себе колки, скрестил ноги и принялся наблюдать. Соседка так и говорит: "Вот, как умрет Вартан, муж ее, так сразу и начну ремонт. У него от жадности давление скачет. Если видит новые салфетки в кухне, сразу приступ!"
  Человеческая комедия, прекрасно. Кажется это тот самый момент, когда нужно смеяться. Уже можно?
  Одна из девушек, сидящая напротив, в вечернем обтягивающем платье не по случаю не в первый раз бросила на Марка взгляд. Она единственная за столом хранила молчание и, кажется, единственная, здесь без пары. Иногда её покалывали смешинки, но в целом, как и положено, одиночкам на такого рода посиделках она скучала.
  - Так они, прикинь, закатили по колесу и выложили в фейсбук статус, что планируют жениться! И че? Че, утром удалили. У них отношения развиваются только, когда оба в неадеквате.
  Аня ни с того, ни с сего заявила Марго, что они с Марком планируют новый год в Мексике. Марк не должен был этого слышать. Впрочем, плевать.
  Марго, которая до сих пор не пила, от этой новости опрокинула бокал и скомандовала Стасу налить ей еще.
  - "Doom", потом "Quake III" - говорил сосед Стаса с лицом дохлой рыбы. - Но потом пришел "Counter-Strike" и всё изменил.
  Обтягивающее платье вильнула бровями и, взяв тонкие сигареты, встала, обнеся красивой бедрами угол стола. Пойти за ней из чистого любопытства? Марк аккуратно обернулся на Аню, которая отчаянно наваливала подругам житейские советы, но встретился со взглядом совершенно точно ненавидящей его Марго, которая, ко всему прочему, могла видеть сцену с этой легкой девицей. И секунду поразмыслив, Марк решил не рисковать.
  На другом конце стола включили СБПЧ на телефоне. С досады Марк ляпнул себе неведомого салата и вилкой начал рисовать на тарелке вифлиемскую звезду. Или прогуляться? Жаль балкона нет.
  Из окна спальни открывался вид на дворик и укатанные рубероидом крыши муниципалок. Единственный фонарь был окружён кольцом света, обрезавшим вид вдаль. Под фонарем стояла пустая бутылка пива. Чисто питерская тема.
  Позади раздался шорох. Марк обернулся. Луч коридорного света прорезал комнату наискосок. Перешагнув через него, в комнату на цыпочках ступила визави в вечернем платье. В комнате царила полутьма. Было не разглядеть ни её глаз, ни лица.
  Мягко-коварным движением она притворила дверь и принялась медленно-медленно обходить комнату. Пальцы слегка касались стены: от шкафа к полкам, от полок к комоду. Будто она слепа и читает кистями.
  Застигнутый врасплох Марк стоял, упершись крестцом в подоконник. Ладошки мгновенно вспотели, в шее пульсировала вена. Наверное, нужно что-то сказать? Она и так сделала за него всю работу: пришла сюда. Он отчаянно душил волнение.
  Взгляду открылся чистый нуар. Она шла и шла, будто его не было в комнате. Расстояние между ними сокращалось. Сейчас она пройдёт длинную стену, повернёт направо, сделает пять шагов, и упрётся в него. И что тогда? Марк уже ощущал запах её приторно-цветочного парфюма.
  Вдруг вверь комнаты приоткрылась. В проеме повисло лицо Ани. Его сердце замерло.
  - Ты чего здесь один в темноте?
  Ступающая вдоль стены гостья застыла. Если бы Аня сделала шаг вперед или приоткрыла дверь чуть шире, то увидела бы её. Но сейчас она полностью оставалась в тени.
  - Снова ноет низ живота. Хочу домой, - добавила она и ушла собираться.
  Марк, не оборачиваясь, вышел вслед за ней. Марго и Стас прохладно поохали, что, мол, так поздно приехали и так рано покидают их, даже не поговорили, и надо как-нибудь спокойно вчетвером собраться, можно прям на следующих, ладно.
  На сквозняке в подземном переходе стояла старушка. Прохожий мужчина притормозил возле нее и полез в задний карман. Бабулька приподняла голову. Но он лишь достал из брюк мобильный телефон и, не обратив на неё внимания, прошел мимо. Марк открыл было свое портмоне, но в ту же секунду переход разбил отдаленный лязг приближающегося поезда. Аня схватила его за руку, и они побежали. Громыхающий поезд унёс их в тоннель. Сквозные составы - чудо для попрошаек, которым теперь не нужно переходить из вагона в вагон.
  Марк ощущал, что последнюю неделю между ними с Аней першило. Она стала взрываться без повода, чаще отказывалась от прикосновений. В ней шли изолированные процессы, доступ к котором для него был закрыт.
  Мог ли осадок от встречи с Филиппом и Никой длиться так долго?
  Он поделился с ней историей про суицидного кота, но в ответ Аня лишь хмыкнула и сказала, что кот был глупым, иначе б не полез.
  - Марк, прекрати! Это напоминает поедание ракообразных. Ее раздражало, что Марк ковыряется в ногах во время разговора.
  Очевидно, он должен был догадается, что не так. В чём дело, Ань? Это просто болючие месячные... Она строгала салатик, так как тоже не смогла поесть в гостях.
  - Ты еще спрашиваешь? Марк! Дело в тебе
  Она швырнула нож на разделочную доску.
  - Мне кажется, я совершенно тебе не нужна!
  Она собрала губы. Небольшое красное пятнышко на её щеке, лопнувший кровеносный сосуд, стало заметнее.
  Она теребила кончик вафельного полотенца. Что-то не так с нами. Что-то не так. Я хочу чувствовать заботу... Все вокруг счастливы, а мы?..
  
  ***
  Секретарша поливала цветы стаканчиком из кулера. Ее образ в точности соответствовал имени - Каролина Каземировна Ульшиц-Балановская. "Мисс экстравагантная провинциальность", как называл ее Бекжан. "Мы из псковских дворян".
  На ней было ковровое платье-балахон в бордовых пионах, белые пластиковые бусы размером с орех и несметное количество брякающих браслетов, которые она потуже закатывала к локтям. Балахон обтягивал выдающуюся грудь, облаченную в конусовидный бюстгальтер. Глядя на нее, Марк вспоминал историю одной американской порно-актрисы, имя которой он, конечно, забыл, чьи силиконовые баллоны взорвались от резкой перемены давления при посадке самолета, получившей выплаты по страховке, которые позволили ей начать новую жизнь, ну как ее там.
  Каролина Каземировна поприветствовала Марка наклончиком головы и поинтересовалась, неужели и он тоже хочет попасть? Смесь материнства и нимфомании, которые она излучала, вызывал непроизвольное желание дистанцироваться как можно дальше от этой липко-вкрадчивой вежливости с подтекстом. Черт их поймешь, баб 50 плюс, то куском тортика угостят, то норовят сесть жопой на лицо.
  Приемная генерального директора была запружена руководителями среднего и высокого звена. Шесть человек мужского пола. Преимущественно мятые, геморроидально-редикулитные, жалковато виноватые, отсчитывающие дни до пенсии мужичонки с критически низким энергетическим уровнем, но хорошо прокачанным чутьем на аппаратные интриги, умением уходить от ответственности и обтяпывать внеплановые аудиторские проверки. Уважаемые коллеги, так сказать.
  Старик любил томить подчинённых. Абсолютный рекорд ожидания - 4.5 часа. За это время можно долететь до Испании. Такая честь выпала руководителю службы снабжения после одного из проигранных судов о признании закупки фиктивной. Он сидел, стоял, прел и сопел у кабинета долгие часы, без права отойти в уборную и вернуться, переосмыслив за это время свою жизнь и карьеру, и, внимание - вишенка на торте, по итогу, так и не попав к руководителю в тот день. Так шеф по-номенклатурному подчеркивал превосходство своего времени над временем подчиненных: ценность каждой секунды, каждого слова и каждого вздоха в его кабинете несравнима даже с годом любого, кто ожидает у его двери.
  На всю организацию было двое, пользовавшихся привилегией входить без стука. Первый - управляющий делами, седовласый еврей Баснин. Ретардантный, по-старомодному статный, бывший дипломат, отбарабанивший на закате карьеры генконсулом в Камбодже, с золотыми часами и торчащим из нагрудного кармана гребешком, непрерывно курил и кашлял так громко, что было слышно через кабинет. В его выцветшем взгляде отражалась бессмысленность карьеры почти любого российского дипломата - годы безделья и томления в Африке и Азии, пристрастие к алкоголю и куренью крепких сигарет, присутствие странных редких словечек и, конечно же, привычка припасти кратенький анектодик на каждый день (чаще всего с оборота Комсомолки). Глядя на него, первое, что думаешь: этот Баснин долго не протянет. Однако этот дед многих удивил, заделав ребенка в свои 70 с хвостиком. Говорил так: сделать ребенка нет проблемы, вот вырастить, выучить, это ммм. Мудрец. Они с шефом подолгу вспоминали комсомольскую молодость, секретарей обкомов и горкомов, реформы Косыгина и Гайдара, и вообще мило проводили время. Баснин умел льстить и слушать. Мудрец.
  Вторым вхожим без очереди был татарин Рамиль Ахвадеевич, ловкач и сплетник. Прожив двадцать лет в Москве, он до сих пор с трудом изъяснялся по-русски. Визитной карточкой Ахвадеевича служил хронический ринит и широченные брюки а-ля Ким Чен Ир. Чем он занимался по службе - никто не знал. Ходил слушок, что Рамиль Ахвадеевич ведёт семейный бизнес шефа, не весь, разумеется, а один из. По крайней мере из кабинета руководителя он всякий раз выходил с таким перепаханным и озадаченным лицом, будто ему поручено к четвергу спроектировать ГЭС и шмыгал носом с двойной силой.
  Марк осторожно поинтересовался, как там обстановка внутри, пытаясь оценить шансы подписать у шефа плановый отпуск.
  Получив ответ, он присвоил ситуации четвертую категорию сложности. Внутри застряли ни много, ни мало, те самые корифеи - Баснин и Рамиль Ахвадеевич. Зашли на минутку, сперва один, потом второй, и вот заседают почти два часа, третий раз кофе попросили.
  - Третий кофе - значит скоро выйдут, - подметила Каролина Каземировна. - Не помню случая, чтобы просили четвертый.
  Толкущиеся на пяточке коллеги, естественно, были недовольны пополнением листа ожидания. Они выдышали весь воздух в небольшом помещении, неравноценно наполнив его отдушкой пота с подмешанными к нему бледными нотками дезодорантов.
  Я точно не стану таким как они, зарекается каждый новичок, приходя на практику в этот "дом папочек и табличек". Я вырасту быстрее и уйду. А если нет, то, почувствовав точку невозврата, дерну стоп-кран и уволюсь в никуда.
  Что эти сопляки знают о фатализме, царящем в душе клерков? Фатализме, взращённом десятилетиями труда в госучреждениях? Чтобы, как они выражаются, дернуть стоп-кран - нужна воля, нужен дух, а выравнивание чашечек весов, аргумент туда, аргумент сюда, затягиваются на годы.
  Ступив сюда, они уже таковы как мы и даже хуже, потому что отрицают часть себя, которая втаскивает их в унылые карьерные мытарства, а именно эта часть, будучи спрятанной глубоко внутри, в отличии от многих других преходящих энтузиазмов, имеет свойство крепнуть и матереть, мимикрируя сквозь года, приобретая такие гибридные формы, что ее не вытравит и не вытащит клещами ни один КТП-специалист, гипнолог и даже телесно ориентированный терапевт.
  Один из ожидающих директоров, Руслан Дмитриевич, психовал. Его большие пальцы крутились барабанчиков друг вокруг друга с такой скоростью, что он мог взлететь. Отношение Марка к нему резко изменилось, после того как Руслан Дмитриевич дошел до финала корпоративных соревнований по пинг-понгу. Бился как тигр, принес собственную ракетку в чехольчике, прыгал, скакал, кричал. Есть же что-то человеческое внутри этих кондовых непроницаемых клерко-футлятров.
  Дверь в кабинет шефа как по волшебному велению распахнулась и из нее с по-генеральски сосредоточенным видом выскочил Рамиль. Ни на кого не глянув, он фирменной походкой "ног разной длинны" проследовал мимо коллег и стал уменьшаться в коридоре. Следом медленно выполз Баснин, пожал каждому ожидающему руку, подмигнул секретарше и тоже побрел. Народ спохватился поправлять галстучные узлы, полагая, что сейчас всех пригласят.
  Каролина Каземировна нажала кнопку громкой связи и перечислила шефу ожидающих в приемной. По именам. От высшей должности к низшей. Нарушение порядка в этом вопросе не раз провоцировало перепалки между уважаемыми руководителями, а зачем нам это. Повисла пауза. Через громкоговоритель было слышно, как шеф жевал.
  - А Марка я разве вызывал? - раздался на всю приемную хрипловатый голос. Он зацепился за Марка, потому что его фамилия прозвучала последней. Особенности внимания: хватай, что ближе.
  - Нет, Артур Аркадьевич, не вызывали, - залепетала Каролина Каземировна. - Он инициативно.
  Она повернулась к Марку и, приложив руку ко рту, шепнула: "Ты по какому вопросу?" "По личному", - так же шепотом ответил Марк.
  - Пускай войдёт, - объявил шеф, видимо, поддевшись любопытству.
  Любопытство легко кладет на лопатки важность, долг, совесть и все остальное. В кучке директоров пронёсся ропот: "Что такое... Сколько можно?.. Ну, что за бардак?"
  Марк поправил волосы, стукнул костяшкой в дверь и вошел.
  Шеф развалился в кресле и курил. Глаза блестели проницательностью хищника. За его спиной висел портрет молодого Путина, чьи глаза тоже блестели, но совершенно иным потусторонним блеском с оттеночком блатного нахальства 90-ых.
  Портреты Президента двадцатилетней давности в чиновничьих кабинетах умиляют. Правитель стареет в жизни, но не на фото, которые на протяжении десятилетий нет необходимости менять. Светлый лик навечно замер, как в старом загранпаспорте с вырезанным ФМС номерком.
  Артур Аркадьевич повертел в руках заявление на отпуск, видимо, ожидая чего-то большего от инициативного визита. Кажется, в эту секунду он держал заявление вверх ногами.
  Какие изящные ногтевые пластины, таких не встретишь у людей в метро. Бледновато-розовые, плоские, с идеальной кромкой, без единого заусенца. Даже у бальзамического Ленине не такие, а ему лучшим маслицем промакивают.
  - Куда поедешь?
  - Пока не решил. В Азию, в тепло.
  Нельзя давать много информации. Прицепится. Начнутся нравоучения. Он же староформатный. Скажет: надо отдыхать в Сочи, на Алтае, на худой конец в Дубае, там погода не подводит, сервис, да и как отстроились, тоже нефтяная держава. О господи, сейчас начнется, воздуха набрал в щеки.
  - С девушкой?
  Шеф поднял брови, очевидно, желая усилить всевластия, хотя куда там.
  Вообще-то вся эта история - это нарушение личных границ, на минуточку. Следующий шаг: а покажи-ка фотку девушки. А девушки нету, оппа.
  Марк понял, что плохо подготовился. Было ожидаемо, что шеф начнет ковырять.
  А че, вот так бы и залепить ему: планирую чипово сгонять в Индию, чтобы окислиться (да-да, я знаю, что это затрапезное помойное местечко давно списано в утиль, хуже Бали, Тайя, Ланки, Турции, Греции, Карибов и всего остального, но я необъяснимо хочу ГРЯЗИ и ТРЭША!!!). К тому же тамошние "капли", чище слез девы Марии, седые мужчины привозят с высоких гор. По крайней мере, так говорят!
   Пепел с сигареты упал на то место заявления, где предстояло поставить подпись. Это знак: тлен тронул твои желания. Артур Аркадьевич спохватился и стряхнул его тыльной стороной ладони. На листе остался грязный черный мазок. Сейчас скажет: иди перепечатывай. И снова ждать в приемной. Хотя можно было сдуть и никаких проблем.
  - Поеду один, - ответил Марк, изображая равнодушный вид.
  Шеф сделал долгую затяжку.
  - Всё развлекаешься.
  Этот высокомерный воспитательный тон способен вывести с пол-оборота. Ему ли не плевать? Он что, заботится? Думает, я останусь там, уволюсь и придется искать нового дурачка, которые будет носить ему бумаги. Смакует свою власть: подпишу - не подпишу, а ты сиди и нервничай.
  Наверное, он стал таким крупным руководителем благодаря своим ногтям. Бывают конкурсы ногтей? Цвет, форма, кантик, "рисунок" на пластине.
  Он прикуривал старым Dupont с отделкой под черный лак с карамельными жилами. Когда шанхайская таможня потребовала сдать бензиновую зажигалку в багаж, он стал звонить послу, требуя связаться с китайской таможней и истолковать им дипломатический статус. Кто будет звонить китайской таможне за час до вылета? Еще одна его черта: стращать окружающих абсурдно прихотливыми просьбами, потому как общие правила безопасности разъединят его с излюбленной вещицей на время полета. Этот мелкотравчатый копченый китаец будет вертеть его личный предмет в своих липких плебейских руках с совершенно иными ногтями, короткими, слоящимися, с наросшей на них кожей. Ногтями той формы, с которыми не стать генералом или послом.
  - Закрой до отъезда свои вопросы, доложись по каждому, - сказал шеф и двумя пальцами той же руки, в которой тлела сигарета, по воздуху пустил листок в направлении Марка.
  
  ***
  Днём солнце раскаляло воздух до невероятной температуры. Даже в тени зонта можно было сгореть до коржей. И поскольку ветер совсем не дул, искать спасения оставалось только в гесте под вентилятором. В час-пик почти все уходили с пляжа. Кроме тех, у кого оставались последние дни перед отлётом, а также местных и арабов, которые, кажется, могут шариться под открытым солнцем и в плюс пятьдесят.
  Бродячие торгаши не давали покоя. Не проходило и десяти минут, чтобы кто-то не начал тыкать в лицо платками или бусами. Высушенные от солнца старики с желтыми глазам, сморщенные как персиковая косточка, садились у шезлонга и молча начинали раскладывать товар. Они не столько торговли, сколько побирались. Все происходило будто не для твоего внимания, а так. При этом они приговаривали что-то на хинди. Отказ их не пугал. Услышав грубые слова, они какое-то время продолжали сидеть в надежде на жалость, а потом медленно собирали товар обратно в корзину и брели к следующим отдыхающим.
  Двое пляжников листали сводки в бесплатных отельных газетёнках. Играющие на берегу мальчишки лет 7-8 нет-нет да поглядывали на сиськи девушек постарше. Огромный седой мужик, похожий на Дракулу, размазывал крем от загара по волосатой груди и плечам. Волос на теле было столько, что крем не проникал сквозь них, окрашивая их в условно белый. На его запах обильно слетались мухи.
  Ни в тот, ни на следующий день Алёны не было в "Blue Diamond". Марк искал её, чтобы поговорить о случившемся, но вместо неё за стойкой вертелась индианка и еще одна тётка с дрэдами.
  Прошёл ещё день. Наконец, он не выдержал и спросил индианку, где та русская девушка, что работала здесь до неё.
  - Tomorrow. Tomorrow. Jimmy together go Hampi. Tomorrow here, - ответила та, с трудом складывая английские слова в фразы, что было типичным для местных.
  На следующий день ближе к вечеру Алёна и правда появилась. Джейми возил её на мотоцикле вглубь страны, где расположен древний город Хампи. Город славился уникальными храмовыми комплексами, вырубленными в цельных скалах, за что его уважали клаймберы, а ещё слыл самыми отвязными на всю Индию обезьянами, которых там селилось многие тысячи.
  Рука Джейми была перебинтована выше локтя. Оказалось, что одна из мартышек бросила в него со стены храма пустую стеклянную бутылку. Хорошо не в голову. Пришлось ехать в медпункт и зашивать.
  А поездка в медпункт для местных - большой стресс. Здешние клиники - разбитые посреди пустыни кишлаки из белого брезента, пыльные снаружи и заставленные пластиковыми боксами и пакетами с разноцветными таблетками внутри, и все как один не вызывают никакого доверия. Максимум за чем сюда может сунуться здравомыслящий человек - это обработать рану.
   Рассказывая историю с мартышкой, Алёна давилась от смеха. Бутылка, которую в Джейми бросила мартышка была из-под ирландского Джеймисона. Алена без конца повторяла фразу "Джейми-Джеймисон" рядом с непроницаемым лицом Джейми, который явно не кайфовал от разговоров о нем на непонятном ему языке смешанных со смехом подруги.
  - Хампи - это чистая Месопотамия! - с большим чувством говорила Алена, размахивая руками. - Настенные рисунки, следы древней цивилизации. Это так необыкновенно, так чудно! Как наш город Владимир, ты был там? Мы, русские, любим всё величественное, всё такое Гранд! А индусы - больше по-атмосферке.
  Она снова махнула рукой на Джейми и звонко захохотала. Тот недобро заиграл желбаками и отвел взгляд.
  На его кислотную исповедь Алёна никак не отреагировала. То ли такая обратная связь была для неё привычным делом, то ли её мысли были заняты другим. По её осунувшемуся лицу было видно, что она не отошла от изнурительной мотопоездки. Единственное, что её, как показалось Марку, по-настоящему удивило так это то, что его так "разложило на молекулы" от половинки. То, о чём он рассказывал, по её словам, больше напоминало 500-700 микрограмм, то есть даже не одну, а 2-3 целые марки.
  - Может, у тебя восприимчивая психика, а?
  По ее мнению, обо всём этом Марку следовало поговорить с Брюсом, бывалым калифорнийцем, который знает "все вдоль и поперёк по этой теме". Он начал расширяться и окисляться ещё в 60-ых, а сейчас на пенсии осел на Гоа.
  - У Брюса более 200 "выходов", - сказала Алёна, многозначительно подняв брови. - Это если не считать всего остального, что он принимал по пути.
  - Он, между прочим, полный тезка американского астронавта, который выходил в открытый космос без страховки, в одном скафандре. Забыла, как его звали... -добавила она.
  - Макэндлесс, Брюс Макэндлесс, - сказал Марк со знанием дела. - После его полетов такие выходы запретили... Я читал об этом!
  - Да, точно! - обрадовалась Алена. - Мы его между собой называем - "бесконечный Брюс", endless Bruce. Но теперь он только микродозит по возрасту.
  При любых раскладах, Алена советовала не циклиться на случившемся, а наслаждаться отпуском. Если вдруг Марк почувствует, что готов повторить путешествие, то завтра у них "очередная вечеринка" по случаю отъезда её хороших друзей и там можно будет съесть целую. В ответ на что Марк решительно замахал руками.
  В углу бара все это время сидел задумчивый парень. Он вертел в руках бутылку пива, стирая большим пальцем с этикетки капли влаги. Его смятый и одновременно блаженный взгляд блуждал мимо людей, как это бывает у персонажей Кэвина Спейси, когда тот играет психов.
  Любопытство Марка удвоилось, когда тот повернулся в пол-оборота и на его майке стало можно прочесть надпись "Барнаул". Двух "Барнаулов" на крохотном гоанском пляже быть не могло. Именно за ним бежали собака и кот в то утро, когда Марк два часа ел на рассвете орешки у магазина.
  - Это Руслан, - сказала Алена, перехватив его взгляд. - Догадайся, из какого он города?
  Алена разразилась фирменным сардоническим хохотом.
  - Он тусует здесь каждый день. Уже знаменит как разношерстная собака.
  - В смысле? - поинтересовался Марк.
  - Ну, каждый знает собак, которые носятся на районе, но среди них есть одна, с пестрым окрасом, и вот она...
  При этих словах она щелкнула пальцами.
  - Хочешь я вас познакомлю? Будете вместе тупить?
  Марк обижено глянул на нее. У него было иное представление о проводимом здесь времени.
  - Или познакомься с ним сам, - предложила Алена, выкрутившись из неудачной фразы. - Не буду ничего про него пока рассказывать. Сам все узнаешь! Он - Чувак!
  - Чувак?
  Это был долговязый парень c короткой стрижкой и правильными, мужскими чертами лица. Примерно того же возраста, что и Марк. Помимо пресловутой серой майки на нём были черные шорты и рюкзак Адидас, выдававшие в нём отсутствие каких-либо эстетских вкусов. Но несмотря на гоп-стиль, в Руслане ощущалась порода. В каком-нибудь COS или Stone Island он легко бы мог сойти за креативного директора BBDO или международного консультанта McKinzie.
  - Хм, я видел его ночью, в трипе. Мне запомнилась его майка, - задумчиво ответил Марк.
  Будучи по природе застенчивым, он всегда мялся перед импровизированными знакомствами.
  - Да, у него их всего две, - хихикнула Алена. - Эта и красная с надписью "Chicago Bulls". Неделю одна, неделю другая.
  Марк перехватил блуждающий взгляд Руслана и кивнул ему. Он уже дернулся вперед, чтобы представиться, когда понял, что тот не заметил его жеста и отвернулся в сторону, глубоко погружённый в мысли.
  Алёна не стала церемониться. Подошла к Руслану и заправски стукнула по плечу.
  - В нашем клане прибыло, -воскликнула она. И когда он повернулся - ткнула пальцем в нос Марку.
  Руслан оглядел ее, затем Марка, медленно улыбнулся голливудской улыбкой, и кивнул обоим, но ничего и не произнёс.
  - Вы тут пообщайтесь пока! - сказала Алена и, воспользовавшись моментом, упорхнула к Джейми, который к тому моменту окончательно разнервничался от ожидания.
  Улыбка Руслана медленно стянулась, но не сошла до конца, застыв в краешках рта. Его взгляд остался также вежлив и рассеян, как будто бы он не планировал говорить, а вернулся к комфортному для него путешествию по стенам бара и лицам людей. Марк также не нашёлся и отошел.
  У него были планы. Из памяти не выходил один уютный книжный магазинчик вверх по дороге. Все разы, что он проходил мимо, небольшая, набитая б/у-шными томами лавка была полна людей. После беглого осмотра полок, Марк остановился на Воннегуте. Книга называлась - God bless you, Mr. Rosewater. Книга стояла на полке в четырёх экземплярах. Следовательно, должна было пользоваться спросом. Марк выбрал самый крепкий переплет и кинул на стол перед продавцом. Пока тот записывал себе в амбарную книгу ее название, он с удовольствием пробежался глазами по сотням выставленных в ряд путеводителей "Lonely Planet" за спиной хозяина.
  С той первой ночи он не включал телефон. Он зарядил его, но не включал. Внутри установилось мирное спокойствие и не хотелось его нарушать.
  Местная еда стала привычной. Впрочем, есть почти не хотелось. Весь день можно было запросто перебиваться соками и фруктами. Всё остальное организм брал от солнца. Главное при заказе a la cart было не забыть сказать заветную фразу - "not spicy", иначе вилка от остроты могла расплавиться прям в рисе.
  Удивительно, как быстро в отпусках обрастаешь привычками. Если отдых - есть смена обстановки, то в любой новой обстановке человек стремится тут же устаканить свой распорядок. Выбрать места для еды и покупок, и даже любимый лежак, на который он будет приходить каждый день. Без нужды инстинкт оседлости уверенно побеждает инстинкт любопытства.
  Каждый вечер Марк ходил в одну и ту же чайную, в один и тот же ресторан и в одну и ту же часть пляжа на сансеты. Люди играли здесь на барабанах, танцевали, раздавали сладости. Каждый делал, что хотел, пока красная звезда опускалась в море и все вокруг меняло цвет. Золотистые тела людей под вечерним солнцем становились темно-коричневыми. Белый песок - желтым. Море - черно-синим. После чего все расходились по забегаловкам ужинать и готовились к вечеринкам, а Марк по долгу сидел на ночном пляже один в паре метров от моря и размышлял обо всем. Воздух медленно остывал, а кожа еще горела от дневного солнца.
  В течение дня подворачивались случайные знакомства, его звали на ужины и в гости, но он отказывался.
  По посёлку расклеили объявления о том, что состоится Night Market. В джунглях периодически организовывали что-то вроде блошиного рынка с живой музыкой. За время своего существования он разросся до внушительных размеров и больше напоминал фестиваль. В тропической неторопливости это события стремились посетить буквально все.
  Чтобы доехать до места, Марк не поленился арендовать мопед. Он был не ахти каким водителем, поэтому осторожничал и не топил выше 60 км/ч. Дорога постоянно петляла и на каждом перекрёстке приходилось сверяться с сидящими на обочине местными. Внимательно выслушав вопрос, прохожие все как один сначала по-мышиному замирали, а затем, покачивая головой с бока на бок, вскидывали палец в нужном направлении.
  Обстановка маркета напоминала школьную дискотеку, на которой зажгли свет, застав всех врасплох. Девушки в восточных халатах и чалмах, леопардовых комбинезонах, полупрозрачных тканях с длинными серьгами-висючками составляли добрую половину гостей. С едой в пластиковых тарелках и стаканчиками они бродили между рядами, разглядывая друг друга. Как ни странно, на маркете было много детей, которые с криками носились взад-вперёд.
  Уже в билетной очереди двое босоногих парней приветливо предлагали купить у них гашиш. Примерно также как в Москве на улицах одно время предлагали купить косметику Орифлейм. В Индии быстро привыкаешь к тому, что дуть также естественно, как и не дуть.
  Продавцы еды не деликатничали. Девушки сами подходили и настойчиво предлагали попробовать их сэндвичи, салаты или кейки. Тем, кто заморочился с готовкой еды, было важно всё продать.
  - Вы из тех, кто съедает всё самое вкусное сразу или оставляет на потом? - крикнула по-русски рыжая девушка из палатки. - Потом может ничего не остаться!
  На картонном щите на нескольких языках повторялась фраза, которая по-русски звучала так: "Шавуха+мазь=бесконечноть". Марк понял, что попал на российский ряд и быстро свернул вглубь.
  Среди амулетов, мини-картин с видами закатов и кораблей, трубок для куренья и дешёвого китайского шмотья отыскать чего-нибудь стоящего не удалось. Догуляв последний ряд, Марк отправился к сцене, откуда побрякивал дрянной инди-рок и куда равно или поздно стягивались все. Десяток надутых девчонок вертелись вперед сценой в суфийских воронках. Подходить ближе к хрипящим колонам было опасно для ушей.
  Чуть поодаль от основной массы людей Марк разглядел Руслана. На нём была сине-красная майка "Chicago Bulls". Руслан несколько раз взглянул на Марка, видимо, тоже пытаясь понять, он ли это или не он, но не изобразил ничего похожего на приветствие. Решив не повторять свой неудачный опыт приветствия, Марк отвернулся первым.
  Через пару дней, в "Blue Diamond", когда между ними наконец завязался диалог, Руслан нехотя признался, что в первый день отдыха купил у Алёны двадцать порций 2cb и нагружался им каждый вечер перед выходом "в свет", и поэтому когда Марк появлялся в поле его зрения со своими мини-диалогами, он просто мог не понять, что тот существует на самом деле, ведь утром или днём, то есть до приема психоделика, пока он еще был в адеквате он никогда его не встречал, а появлялся Марка всегда как назло ровно "на пике прихода""
  - В трипе, увы, нельзя сделать экзит, дернуть стоп-кран, отдышаться, - сокрушался Руслан.
  Он обитал на Арамболе месяц. Это была его первая поездка за пределы России. Он бродил, скучал и предавался своим размышлениям.
  Он показал Марку на телефоне фотки своей квартиры в Барнауле. В ней не было ничего, кроме голых стен, матраца, музыкальных колонок и стопок книг.
  Непрерывное употребление 2cb, насколько об этом мог судить Марк, смывало его все дальше от берега. Гоняться за ним ему было не под силу, оставалось лишь довольствоваться "присутствием" Руслана в те моменты, когда он "выныривал" сам.
  Единственное, что прочно связывало Руслана с бренной реальностью это скудный бюджет. У него было около 12 долларов на день. Пять из которых уходили на жильё, остальные - на еду и минимальные перемещение. Он мог бы сэкономить на наркотиках и получше питаться, но сразу волевым решением решил затариться на все, чтобы не дать слабинку.
  - Ошибка всей моей жизни, что я десять лет лопал дрянь - колёса, мефедрон, "аптечку". А надо было сразу жрать ЛСД, - задумчиво рассуждал Руслан. - Знаешь, в Барнауле особенно нечем заняться. Поэтому если хочешь чего-то новенького - это только новая книга, новый фильм или новые вещества.
  Вначале он даже пробовал работать. Сидя на сансете, он рассказывал Марку, что дольше всего ему удалось продержаться в транспортной компании, которая занималась перевозками из Китая. С 10 до 18 прел за ноутбуком в душном офисе и следил за стрелками часов.
  - Там везде на стенах были развешаны черно-белые фотографии котиков и новогодние поздравления. Их печатала бухгалтерша на струйном принтере и расклеивала, чтобы "создать атмосферу".
  - Оо, можешь мне не рассказывать, что такое офисная культура. Розовый пластмассовый ежик с ручками и иконка на клавиатуре.
  Вместе с Русланом в кабинете сидели еще трое. Их задача заключалась в том, чтобы разруливать проблемы с документами и грузами. Что возили в фурах из Китая и в Китай - не знал ни Руслан, ни водилы. Им давали в зубы перемотанный коричневым скотчем пакет документов под роспись, и они отбывали в Поднебесную. Там они отгружали товар, загружали другой, получали такой же пакет и возвращались. Если на границе фуру вскрывали - они связывались с офисом, на место выезжал специальный человек.
  Но однажды груз застрял еще до границы. Это было эксклюзивом, потому как от места погрузки до границы было не более 30 километров. Ранее ничего подобного не случалось. Первым делом предположили, что машина попала под облавную операцию таможни, которая временами устраивала чос, но оказалось, что фуру тормазнули по наводке.
  Руслана вместе с переводчиком Борей и главным решалой конторы по прозвищу Вахтанг отправили на разборку. Для Руслана это была первая и единственная подобная командировка.
  - Я документы делаю. Зачем вообще моя скромная персона могла понадобиться в таком щекотливом деле?
  Вахтанг знал о ситуации больше других или, как бывалый в этих делах, раньше других почуял неладное. Услышав о командировке, он залпом выкурил три сигареты и пошел объяснять шефу, что не может ехать из-за болезни. В ответ тот начал орать в трубку как дикий кабан. Голос шефа звучал так громко, что все четверо в комнате слышали каждое слово: "За что я тебя там держу, старого мудака? К утру и тушью! Чтобы фуры были в Бийске у заказчика! Иначе будешь у меня как в армии - с говном на лопате вокруг офиса бегать!"
  - На тот момент, шеф сам еще не врубился, что проблема не в китайцах. Его кинул партнер. Или, может быть, знал, но в душе надеялся, чтобы ему каким-то образом удастся вырвать груз или выплатить деньги в рассрочку, - продолжал Руслан.
   Доехали быстро. Даже не успели поспать. Нервничали. Переводчик Боря, мужик лет 50, - типичный персонаж из 90-ых, лысый, с золотым зубом и алкоголической трясучкой, всю дорогу рассказывал про свои ходки. Говорил, захлебываясь в словах, но при этом монотонно, всю дорогу. В конце он виновато признался, что "изрядно успел подзабыть" китайский. Мол, на встрече чем смогу - тем помогу, но если будут экономические термины, то выкручивайтесь сами.
  - Я еще тогда рассмеялся, помню, - добавил Руслан, затягиваясь сигаретой. - Как термины? Мы все были уверены, что нас пристрелят или отпиздят.
  Встреча проходила на обочине трассы. Приходилось перекрикивать летящие по шоссе машины. Длилась она, слава богу, недолго. Китайцы сразу пустили в ход древние переговорные техники. Экономические термины не использовались. Для начала всем троим по разу дали кастетами. Руслану и Вахтангу досталось под дых, а вот Боре - в морду.
  - Боря упал как мешок с картошкой, бабах! Начал громко стонать и ползать в дорожной пыли. Мне казалось, что он буквально ест землю. Я еще подумал, что так ужасно не может быть, и он наверняка симулирует. Помню, лежу рядом и шепчу ему: "Боря, тише, тише, не пались". И понимаю, что слова не вылетают из рта, а вместо этого только надуваются кровавые пузыри.
  Главного переговорщика, Вахтанга, за волосы потащили в фургон. Было видно, как жирный китаец орет ему в лицо. Это продолжалось минут пятнадцать, но, казалось, что намного дольше. Он кричал и ходил вокруг него, иногда задерживаясь за спиной. В этим мгновения Вахтанг, должно быть, начинал прощаться с жизнью.
  - Я не знал, как себя вести, - говорил Руслан. - Лежать? Или вставать и бежать? Помню, у меня вертелась на уме эта фраза и Армагедона, играл? It"s a good day to die! Решил претвориться, что без сознания. Вспомнил, как в детстве учили вести себя, если встретил в лесу медведя. Боря тоже притих. Но лежать с закрытыми глазами, когда кругом обидчики, страшно. Хочется посмотреть, что там происходит. Как Вахтанг строит переговорную стратегию? А смотреть тоже страшно, потому что заметят и навалят ещё.
  Наконец, китайцы поняли, что на встречу приехали не те. Они долго курили и ругались, решая как быть. Потом ушли в машину звонить. В тот момент мы с Борей смекнули, что это шанс. Подняли с земли Вахтанга, кинули его в тачку и дернули к границе. Так все и закончилось. Они не поехали нас догонять. В итоге у Бори оказалось сломано два ребра и разорвана селезёнка, у Вахтанга - палец на руке. Сам Руслан отделался ссадинами. Даже неудобно было перед коллегами.
  - В тот же день я уволился. И больше никогда не работал, - продолжал он, затягиваясь. - Не то, чтобы я обчитался Лафарга и возомнил себя ультралевым автономом, нет, просто в Барнике все работы такие, с угрозой для жизни. Нормальных работ просто нет. Ну, или стройка.
  - А деньги? - интересовался Марк практичной стороной дела.
  - Денег нет. Но и переживаний на этот счет особых тоже нет, - Руслан произносил слова отрывисто, как если бы он находился под водой и каждый раз выныривал. - В моей книжке было написано: надо отбросить крышу, стены и основу нашего Я, чтобы соединиться с едиными Абсолютом. Так я и поступил.
  Незаметно стемнело. Они брели по инерции в направлении "Blue Diamond". Пляж был усыпан гоанскими аборигенами. Тут и там сидели зачарованные, непромытые кришнаиты. Загорелые, не очень красивые девушки с дрэдами разминались для танцев и кручения огня. Женщина с длинными распущенными черными волосами гадала на картах таро, метая огромные карты на разостланный перед ней платок. Чуть выше маленький бородатый гуру в белом собрал вокруг себя кольцо слушателей. Чертов Диснейленд, если смотреть на все трезвым взглядом.
  - Я размышлял о страхе, - произнес Руслан вдогонку. - Размышлял и решил, что страх - это неверная информация о будущем, только и всего. Неверная информация...
  У него была шанкаровская манера повторять некоторые мысли по несколько раз. Часто после этого он замолкал, а спустя какое-то время возвращался и продолжал с той же точки.
  - Неверная информация о будущем, да... - всплыл он. - Знаешь, один мой приятель Рома надумал рулить в Москву искать работу. Он долго телился, находил предлоги не ехать. Но в итоге матушка его фактически вытолкала. Короче, поехал. У вас там есть статуя собаки на станции метро, которой нужно тереть нос на удачу, да?
  - Да, Площадь Революции.
  - Так вот Рома перед каждым собеседованием ездил тереть эту собаку, представляешь? Дебил суеверный. Но история не об этом. История про страх. После очередного неудачного собеседования, он решил прогуляться. Шёл-шёл куда глаза глядят. Устал идти. Сел в троллейбус вроде бы по пути. Едет полчаса. Стемнело. Люди почти все сошли как обычно бывает, когда троллейбус приближается к конечной. Вы, кстати, как называет троллейбус - троляша?
  - Нет, траллик, - не сразу отреагировал Марк, провожая взглядом идущую в противоположном направлении девушку в купальнике.
  - В общем в траллике почти никого. За окном непролазные промзоны. И едет, как назло, медленно, на мосту растягивается пробка. Он вторую неделю в Москве, ничего не знает. И вот - появляется легкий страх. Рома думал, что заехал в глухомань. Денег на такси нет. Как выбираться? Садиться в обратном направлении, торчать на остановке, мерзнуть. Ночь. И вдруг траллик выруливает на огромное, хорошо освященное шоссе и останавливается у гигантского торгового центра рядом с метро. Конечная! Счастливый Рома на радостях выбегает и решает заглянуть в торговый центр поссать. А там - ночь распродаж, Блэк Фрайдэй. Праздник, полно народу, сцена и на ней играет его любимая группа - Би-2! Еще пять минут назад он проклинал все на свете один в ночном холодном троллейбусе и вот он уже на концерте своей любимой группы. Смекаешь, о чём я?
  - Да, что бояться глупо, - кивнул Марк.
  - Да, не надо делать волн...
  Они зашли в "Blue Diamond" как к себе домой. Алёна кивнула им из бара. Сегодня она была в белом. Сквозь легкий облегающий топик проступали коричневые соски.
  Руслан засуетился. Они ему нравилась, чего Марк раньше не замечал. Каждую минуту он поглядывал на неё и прятался.
  - Ходишь сюда смотреть на неё? - посмеивался Марк. - Почему не пригласишь "потанцевать"?
  Руслану казалось, что она держит его за "странного типа".
  - А сам ты себя за кого держишь?
   Алёна и правда имело детскую черту посмеиваться над гостями, но он ни разу не слышал, чтобы она что-то говорила про Руслана.
  - Как насчет того, что страх - неверная информация о будущем? Бояться глупо? - подначивал его Марк.
  Руслан был непроницаем.
  - Я думаю, что Джейми ебёт её ноги в сапоги, - ответил он.
  - Ноги в сапоги?
  - На Кавказе, чтобы баран не убежал, его ставят в сапоги, не слышал?
  Следующим утром было решено идти к баньяну, огромному многолетнему дереву с лианами, которое росло в сорока минутах ходьбы вверх по джунглям и слыло местной достопримечательностью. На ходу Руслан закинул в рот двойную порцию 2cb и запил соком, как если бы это были мятные конфеты. Впрочем, Марка почти перестали удивлять подобные вещи. Здесь на Гоа "в транзите" был каждый второй, а норма - это, как известно, то, что встречается чаще, а не то, что мы приняли считать нормой.
  У баньяна, к которому они шли, по слухам триповал сам Джон Леннон. В Ливерпуле подобных деревьев наверняка нашлось бы немало, но здесь в Индии этот факт создавал растению неплохую рекламу. А люди любят истории. И поэтому дерево с историей про Леннона быстро обрело статус места силы, где считал нужным побывать каждый уважающий себя наркоман.
  Путь пролегал через нешуточные джунгли. Кроны деревьев отбрасывали плотную тень, отгораживая царство леса от солнца. Мелкая листва, подобно мурмурации сотен крохотных птиц, подавалась под ветром в разные стороны и с новым порывами возвращалась назад.
  Тропинка вела вдоль райского ручейка, осыпанного дикорастущими цветами. Продвигаясь по этой сказочной бело-зеленой пасторали, можно было представить себя где угодно, только не в Гоа, где антисанитария и грязь - вездесущая норма.
  Ещё до первого привала Руслана начинало потихоньку забирать. С его слов, алтайские леса очень "молчаливы", не в пример местным. Многообразие звуков взрывало ему голову. Слух терялся среди шума листвы, журчания воды, стрекотания цикад и чириканья птиц, рассеиваясь и рассеивая сознание.
  Дорога круто взяла вверх и говорить на ходу стало труднее. Хотя Руслан и без того перестал отвечать на слова. Футболки прилипли к спине, по лицу струился пот.
  В какой-то Руслан сказал, что почти достиг "первого плато", и скоро сможет "нормально общаться". Он всегда так говорил, но потом снова долго молчал.
  Навстречу, тяжело дыша, прошли две женщины с 70-литровыми дойтеровскими рюкзаками. Они дружелюбно кивнули, сказав "hallo" с немецким акцентом, и последовали вниз.
  - Вспомнил, как мамаши с колясками сидят у подъезда, а ты тащишься мимо них убитый наглухо с пивом в пакете.
  Руслан "вернулся".
  - Но ты не думай, что в Барнауле одни наркеты, - сказал он. - Как в той немецкой книге, где девчонка готовила героин в ложке, которую ей мама клала вместе с йогуртом в школу.
   - Это забавно, что ты сейчас вспомнил немецкий фильм, потому что недавно мимо нас прошли две немки, - подметил Марк.
  - В последнее время я интересовался фильмами про одиноких людей, - продолжал он. - Знаешь, ну, люди, которые гуляют одни по улице, пьют кофе и откровенничают с незнакомцами?
  - Иногда спят с кем-то для остроты сюжета? В рамках новой волны много такого кино.
  Под ногой хрустнула ветка. Руслан споткнулся и чуть не упал. Он поднял ее и швырнул в лес.
  - Одиночки честны. И поэтому режиссеры часто добры к таким людям.
  - Они и сами из них? Такие, эммм, люди с "базовыми настройками", которые прошли мимо многих ловушек жизни.
  - Кроме одной...
  Руслан не ответил.
  - А чем ты вообще Барнауле занимаешься? - вдруг спросил Марк.
  Пауза продлилась какое-то время.
  - У меня была машина, я парковал её напротив сквера в нашем районе и смотрел на прохожих, - сказал он. - Когда мимо проходили симпатичные девушки, я брелком включал фары. Я представлял, что эти девушки - андроиды, и я уничтожаю их лазером. Ну так, на полчаса хватает, потом скучно. Еду домой читать или к Ромику.
  - А если Ромика нет?
  - Огромный плюс Ромика в том, что он всегда дома и никогда не занят.
  - И все же, если он ушел в магазин и его нет?
  Тем временем они пришли. Размеры баньяна впечатляли. Он возвышался как небоскреб среди пятиэтажек. Огромные лианы свисали с исполинского ствола, напоминая обрезанные электропровода. Тень от кроны отбрасывала пятно изумрудного оттенка, которое покрывало все вокруг. Звуки леса здесь чудным образом стихали, уступая место ветерку.
  К удивлению, площадка вокруг баньяна была залита бетоном, что смотрелось скорее уродливо. Единственное логическое объяснение, которое приходило в голову заключалось в том, что в сезон дождей здесь всё могло размывать от селей, а бетон был самым дешёвым способом решить проблему. Плита была измалевана неряшливыми граффити. Вдалеке была навалена куча мусора, которая изрядно попахивала на жаре.
  Вокруг ствола баньяна расположилась группа людей с виду напоминавших не то йогов, не то бомжей. Некоторые медитировали. Остальные общались и курили гашиш. Они обрадовались вновь подошедшим и начали жестами подзывать Марка и Руслана присоединиться.
  Руслан, не замечая их приветствий, замер перед впечатляющем явлением флоры. Он задрал голову вверх и медленно водил взглядом по могучим ветвям. Но не прошло и минуты как он обернулся и произнес: "Ну и жопа! Валим отсюда!" Марк едва успел сделать круг вокруг ствола. Причем Руслан произнес это так громко, что даже глубоко медитировавшие йоги открыли глаза и с изумлением посмотрели в его сторону.
  Одна девушка среди сидящих йогов была ничего. Ее взгляд и взгляд Марка на секунду встретились. В ней было что-то от Катерины, в ее взгляде. Она смотрела на него ее глазами. Уходя, Марк еще раз обернулся как бы на дерево, но на самом деле на неё, желая забрать поглубже в себя это воспоминание.
  - А как у тебя с тёлками? - спросил Марк.
  Он сомневался, в состоянии ли Руслан говорить. Его взгляд был напрочь отсутствующим. Но попытаться стоило, так как Марк полагал, что в измененном сознании тот способен генерировать интересные размышления. Однако ответа не последовал. Руслан говорил, не когда от него этого ждали, а когда считал нужным.
  Чтобы заполнить паузу Марк вкратце рассказал ему, а на самом деле скорее самому себе, историю про Аню и их разрыв. И рассказывая в очередной раз почувствовал, как до сих пор на нее обижен и как сильно хочет, чтобы она продолжала предпринимать попытки восстановить их отношения, ублажая его самолюбие.
  - Мой тебе совет. Возьми сигарету, напиши на ней имя своей бывшей. Выкури. А бычок смой в унитаз, - сказал Руслан. Тон его голоса был совсем не шуточным.
  Он пожалел, что начал потрошить прошлое.
  - Все истории моих отношений - это повторяющийся сценарий, - пробубнил Марк, размышляя вслух. - А если я не попадаю в свой сценарий, мне не интересно.
  - Но ты осознаешь, что никогда не увидишь Лондон, если все время будешь летать в Париж? - спросил Руслан
  - Да, пожалуй, я хотел бы увидеть все города мира... Но возможно секрет в том, что я актер одной роли. Рейсы из моего аэропорта летают в одном единственном направлении.
  Руслан затянулся сигаретой.
  - Твоя Аня или как ее там. Она вернётся, - произнес он. - Вернётся через месяц или через год, или через три года. Она вернётся через много лет, когда, измучившись с другими мужиками, которым не нужна, вспомнит о тебе, который ее любил и придет как к источнику. Придет за теплом.
  - Но будет поздно, - оборвал его Марк. - Да и с чего ты взял, что я ее любил?
  - Это видно из того, как ты о ней говоришь, - сказал он и заглянул в Марка добрыми наркоманскими глазами. И добавил, уже отвернувшись. - Я знаю все про любовь. У меня ее никогда не было.
  Марк задумался над этой загадочной фразой. "В смысле никогда не было? Не любила мать и не было искренних отношений с девушками?"
  Мимо прошла небольшая компания.
  - У тебя не закончилась депрессия расставания, - продолжал Руслан. - И это нормально. Депресс - лечебный бальзам. Ему радоваться надо.
  - Мы никогда не перестаем искать и все же в конце всех наших поисков, мы оказываемся в исходной точке, - процитировал Марк.
  - И созерцаем это место как в первый раз, - закончил Руслан. - Я знаю эту фразу, это Эллиот?
  Приятно удивленный Марк кивнул.
  - Мы всегда продолжаем жить так, как жили, только с новыми объяснялками. Плюс черствеем. А надо бы делать выводы и становиться гибче, иначе...
  - Да брось, к твоей ситуации можно прикрутить любую философию. Хотя на самом деле вопрос всегда в том, что ты предпримешь дальше? Снова запустишь свой сценарий? Очевидно, что тебе трудно дается выбирать, потому что ты боишься ошибиться. И это давит на тебя. Попробуй понять, что ложки не существует.
  - Моя проблема в том, что я идеалист, - вздохнул Марк. - Я излишне...
  - Марк, мы - это организованные группы атомов, которые хуй пойми из чего состоят. Мы летим в необъятной расширяющейся вселенной на остывающей звезде. И все умрём, возможно передав свои гены, возможно нет. В основе всей твоей жизнедеятельности лежат законы физики, затем химии, а уже затем психологии и социологии. А ты зацепился за какую-то мысль и позволяешь ей управлять твоей жизнью.
  - С этим аргументом всегда сложно спорить.
  Марк наслаждался своим новым приятелем. С момента трипа его психика все еще находилась в приподнятом, подвижном состоянии. Будто бы он протер лобовое стекло.
  - Ну, а что насчёт тебя? - нарушил тишину Марк, не оставляющий надежды вывести Руслана на откровения. - Ты сказал, что у тебя никогда не было любви?
  Его подмывало спросить в лоб про Алёну.
  - В последний раз я очаровался девушкой, когда ехал на автобусе в аэропорт месяц назад. Она вышла, и весь мир опустел, - его тон был и шуточным. - А так, я давно один. Мой уролог не советует, конечно. Простата - ведь железа. Ей надо регулярно работать. А в остальном... я не парюсь
  Он развел руками.
  - Ромик говорил, что в Москве почти в каждом доме есть салон эротического массажа? - спросил Руслан. И пустился в рассуждения о том, как несовершенно человеческое общество в плане удовлетворения такой базовой потребности как секс.
  - Есть такое.
  - У меня была подруга, которую я думал любил. Зазнобу звали Бу. Она была балериной в барнаульской труппе. Танцевала партию одного из лебедей...
  Руслан обернулся, чтобы увидеть лицо Марка. Он, вероятно, счел, что уже этот факт должен произвести впечатление. Марк живо представил, как Бу, должно быть, умела широко раскидывает крепкие, хорошо растянутые шпагатом ноги, но в лице сохранил полное равнодушие.
  - Меня многое в ней бесило, но нам было хорошо вместе.
  Он на мгновение замолк, а потом вдруг рассмеялся, вспомнив что-то.
  - Знаешь, у нее иногда случались обмороки. В том числе и в общественных местах. И она всегда надевала бельё из одного комплекта, чтобы хорошо выглядеть в случае, если врачи станут ее осматривать.
  Отношения с ней были полны знаков. Например, я слышал песню на улице, приходил домой, а она вдруг начинала ее напевать. Или на работе кто-то рассказывали про Шри-Ланку и в тот же вечер дома она показывала мне фото и говорила, как бы здорова махнуть туда когда-нибудь. Она была подключена ко вселенной. Вселенная говорила через нее.
  Когда Руслан говорил о Бу, его лицо было другим.
  - С ней я начал баловаться веществами. Ей не хватало реальности, она искала воображаемого...
  - Ах, вот оно что.
  Он усмехнулся и замолк. И, как всегда, было непонятно, сколько продлится эта пауза. Как ошибка 403 на компьютере - бах, связь оборвана.
  - Я делал всё, что она хотела. Все, то она хотела.
  Было видно, как Руслан укатился в дальние мысли и воспоминания, как внутри его шевелятся болезненные пласты.
  - Она поехала на день рождение к подруге, а когда вернулась, собрала вещи и сказала, что уходит.
  Марк ждал объяснений.
  - Думаю, был период, когда я делил ее с другим мужиком. Мне следовало бы понять это раньше.
  - Как ты знаешь, что делил? - спросил Марк.
  - Хммм, она согласилась взять кота.
  - Кота?
  - Да, кота. Все просто. Тут явная причинно-следственная связь! Я уговаривал ее завести кота, она отказывалась. Причем отказывалась аргументировано и категорично. А затем однажды вечером, после того как задержалась на работе, таким виноватым голосом говорит: "Ладно, я согласна завести кота!"
  - И ты думаешь, она это из чувства вины?
  - Я даже знаю, с кем она трахалась. У него там отдельная комната под ИТ-оборудование... И гантели стоят. Наверняка, в шкаф ее упер и долбил сзади. Она часто просила так делать.
  - Хмм, - буркнул Марк. - А я-то думал, это я параноик...
  Солнце забралось совсем высоко. Марк изнывал и хотел уже скорее прийти к воде.
  Марк задумался об Ане. Слушая Руслана, он ощутил, как ему не хватает того эмоционального наполнения, которое привносят отношения. Как он скучает по чужому присутствию. Как бы неоднозначно и запутанно все не было, долго без женщины находиться нельзя. Это вредит, потому как атрофирует внутреннее взросление, убирает объем из всех точек зрения. Он ощутил это так отчетливо, как, возможно, не ощущал никогда.
  - Я хочу рассказать тебе историю и закончить этот разговор, - произнес Руслан. - Тем более, мы почти пришли. Помимо Ромика - у меня есть ещё один товарищ по прозвищу Борода. Однажды, Борода вырулил мощных кристаллов у барыги из Бийска. Он в одиночку слопал их и его швыряло больше трёх часов до первого плато. В трипе он встретил Ромика, которого будто бы тоже дико бомбило, и который набросился на Бороду со словами: "Бля, Борода, зачем ты мне это дал?!" В на утро Борода, когда пришёл в себя, решил набрать Ромика и поделиться с ним трип-репортом, а тот в свою очередь так вдохновился, что не удержался и раздобыл тех же кристаллов у того же барыги и тоже по-полной угорел с бэдтрипом на три часа. А на утро звонит Бороде и говорит: "Бля, Борода, зачем ты мне это дал?"
  Марк улыбнулся.
  - Змея проглотила свой хвост...
  - Ты не находишь, что нарики очень завистливы к трипам друг друга?
  - Это не важно, хотя ты прав и это девятая мирская дхарма, - пресек Руслан его сарказм. - Я хочу сказать, что вокруг нас всегда имеется множество карм, не начавших действовать.
  - Тааак, - протянул Марк, пытаясь не потерять ход его мысли.
  - Мои отношения с Бу и твои с Аней - это не все отношения с этими женщинами, а лишь один их сценарий.
  - И какая тут связь? Борода запрограммировал повтор?
  - Да, именно так.
  - Да ну хуй его знает, тут и от второй стороны много зависит.
  Джунгли закончились. Из листвы высунулся пляж. Потные и запыханные они спешили поскорее окунуться в океан и промочить горло чем-нибудь холодненьким. Поход к баньяну занял около двух часов.
  - Иншалла! - воскликнул Руслан и ринулся в синюю воду.
  Вода ласкала тело как миллион поцелуев его любимой Бо. Марк издали видел, как сверкают на солнце его белоснежные зубы и радостно щурятся глаза.
  И хотя Марк не собирался повторять свой психоделический опыт, ему было невообразимо интересно наблюдать за Русланом, слушать его.
  Рядом отдыхала семья арабов с тремя детьми. Их нечасто встретишь в Индии. Мать семейства с ног до головы в чёрной парандже медленно зашла в море. На Бали арабки серфят в паранджах.
  - Тебе не кажется, что пророк Мухаммед переборщил с правилами? - сказал Марк, когда Руслан повалился на песок.
  - Перегнул палку?
  - Мне тоже не нравится, что на мою женщину пялятся мужики. Но паранджа - слишком радикальное и примитивное решение вопроса. Борясь с чувством ревности и заниженной самооценки, ты внутренне растешь, мужаешь, а тут? Или я не прав?
  - То были другие времена.
  Марк открыл свою книгу, оставив Руслана наедине с собой.
  Один из главных героев, писатель-фантаст, описывает межгалактическую экспедицию за пределы нашей солнечной системы, в которой участвуют представители различных видов, и в том числе земляне. Но в отличие от людей, другие межгалактические виды более высокоразвиты и используют для взаимодействия межтелесную телепатию, получая от собеседника всю информацию целиком и сразу, а не посредством двусмысленного и путанного языка. Люди способны говорить не то, что думают и по-своему интерпретировать то, что ними услышано. Однако путешествие занимает миллионы световых лет, в нем проходит значительная часть жизни, и чтобы не скучать в подобные кампания всегда брали землянина, чтобы тот забавлял другие, более развитые виды, обучая их человеческому языку. Вдруг внезапно корабль принимает сообщение о том, что Млечный путь перестал существовать и у них на борту оказался последний представитель Земли, учитель русского языка, теперь по праву весьма дефицитный в галактике.
  Марк спал и ему грезилась зимняя Москва, Патриарши. Пруд замерз и домики лебедей стоят вмерзшие в снег, как будки ледяных собак.
  День близился к концу и поднявшийся ветер гнал людей с пляжа. Многие шли спиной вперед, чтобы песок не летел в глаза. Двое отдыхающих рядом девушек пытаясь спасти свои растрепанные волосы. Мелодия, звучащая из их портативной колонки, весь день не давала Марку покоя. "Я знаю эту песню или нет?" - вертелось в уме. Девчонки не доели, купленные у пляжного торговца арбуз и бананы, которые закисли на жаре в пакете, и теперь они обсуждали на неизвестном языке, забрать ли их домой или оставить здесь.
  Справа два возрастных араба или еврея, черт их поймешь, негромко пели песню. Ветер уносил слова их песни в другом направлении. Эта средиземноморская культура петь, она была у русских, но мы ее потеряли.
  - Да, потеряли к хуям, - поделился мыслями Марк. - Потеряли как вересковый мед.
  - Нефть нас испортила, - смеясь ответил Руслан.
  - Нефть и Путин.
  - Путин-то здесь причем? Это все твои долбанные концепции...
  
  ***
  "Мой драгоценный Марчелло, свет очей моих!
  Боже, как я люблю твои письма. Спасибо, что не забываешь свою старую Арину Родионовну. И вот - твое вознаграждение.
  Я тебе как баба говорю: твоя Аня - чистопробная шлюха, на ней пробу негде ставить. Выкинь из головы свои гаммы страданий юного Вертера. Хотя нет, лучше оставь. Без них ты не будешь так мил. Выкинь что-нибудь другое. Она просто любит трахаться. Я таких за версту вижу. У меня таких баб только на работе - две. Знаешь, как сложно конкурировать, когда у одной грудь шикарная трёшка и талия, а второй 25 лет?
  Посмотри на факты, и ты увидишь достаточно подтверждений. Познакомились в клубе, это раз. Переспали на втором свидании, это два-с. Врала как сивый мерин, что у неё кроме тебя никого нет, это три. А факты - упрямая вещь.
  Я понимаю, прекрасно понимаю, что неприятно, оскорбительно для мужского достоинства и больнее самых болючих месячных, но! Но хорошо, что так вскрылось! А не прошёл ещё год или два. Гнать её в шею, а рефлексию отключить. Вот мой рецепт. При повторении малейших симптомов, приближении хандры или воспоминаний о милых поездках за город, - косячок. Через месяц - как рукой!
  Ты пишешь, ваши отношения быстро развились, и всё так складно шло, пока не произошло, что произошло. Нет! Марк! Ошибка была думать так. Ты уж прости меня за грубость. Ты был сражён её поступком, потому что у тебя были неверное представления о ней. Ты думал, что это огурец, а это помидор. Это ты считал, у вас отношения, а она нет! Мужики в этом плане тупее. Вам если только под нос что-то попадётся, - заметите. А бабы думают нон-стоп!
  Давай теперь про меня. У меня - перипетии. Два месяца сплошняком череда злоключений (Боже, как мы долго не списывались)! Проколола колесо. Разбила телефон. Воспалилась поджелудочная. Такое со мной случалось только когда сестра выходила замуж (я завидовала, дурой была). Напасти перекинулись даже на Кацумото - бедный кот подхватил неведомую заразу и блевал три дня и три ночи. Откуда эти страдания Иова?
  Я прям нутром чувствовала - приближается что-то большое, какая-то огромная неприятность! И не ошиблась! Проходит неделя и меня увольняют с работы! Сверху пришла бумага о сокращении штата. Кто первый на выход? Ясное дело, мигранты. Я - шоколад, подушку в зубы, сериалы, - впала в депрессию. Знаешь, Марик, я на той стадии саморазвития, когда в сомнительных ситуация начинаешь видеть и положительные черты. Но тут и моей великой философии не хватило. Реально опустила рукава как несчастный Пьеро. Столько планов насчет путешествий, столько отложенных в магазинах шмоток, корм Кацумото, а я без денег!
  Но оказалось, судьба готовила мне подарок! Уже через неделю я вышла медработником в футбольный клуб. Я ведь по первому образованию - медик. У мужа сестры там близкий друг работает. Схватил меня не глядя. Хотя предлагала ему фотку в белом халате. Теперь совсем другая жизнь. Я, знаешь ли, похорошела, зацвела. Сижу под Мюнхеном на спортивных сборах. Кругом леса, пруды и утки крякают. Каждый день наблюдаю голых мужиков на медосморах. Имею твердое намерение соблазнить одного полузащитника. У него ноги - два мясистых окорока. Представляю, как он обхватывает меня ними и сжимаем. Меня аж крутит от этого. Придумала план - сшить Кацумото майку с его футбольным номером, сфоткать и показать ему. Он наверняка скажет: ой, как это мило! А я отвечу: "Мой кот - ваш поклонник! Но приболел... Вот если бы вы нашли минутку навестить несчастного зверя..." Затащить его дальше в постель - дело техники, а техника у меня на высоте. Да, и футболисты, знаешь ли, не программисты - инстинкты не притуплены.
  Короче, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Всё, что уходит, - надо отпускать. Всё течёт, всё меняется. И меняется к лучшему. (Хотя с другой стороны - совершенно ничего не меняется и не течёт, но ты об этом не думай!) Не забывай Лёлю! Пиши!
  П.С. Кстати, как тебе красавчик Трамп? Как же он чертовски похож на нашего Ельцина, не находишь? Такой же чудотворец и баламут. Только лоска от избытка бабла побольше. У богатых, знаешь, другое агрегатное состоянии по жизни. И ещё хамоватый. Видел, как он общался с космонавтами и, узнав, что те на орбите пьют собственную отфильтрованную мочу, обрадовался, что он не космонавт? Обама, как ни крути, был интеллигентный негр. Бабочку надевал по случаю. Говорил. Жену ценил. А вообще, знаешь, скучаю по старику Кадаффи - вот кто умел устроить настоящее шоу! А нынешние все - это типичная мелкота. Ким Чен Ын на Роллс-ройсе и тот не дотягивает. Ладно, об этом, как говорится, в следующей серии! Цёмки!"
  
  ***
  В тот день Марк включил телефон. Экран несколько минут молчал, а затем шквалом вывалил пропущенные сообщения и звонки. Когда сидишь на месте, то кажется, никто тебе не звонит, но стоит только оказаться заграницей как ты понимаешь, сколько мусора приходит каждый день. Больше всего попыток дозвона было от родственников, которым, конечно же, давно надо было набрать, много от Филиппа, один от Темо и один от Ани. Отписав всем классической фразой, что слухи о его кончине сильно преувеличены, Марк виновато пообещал больше не отключаться.
  Сообщения Филиппа напоминали несвязный поток. Он писал, что они всерьёз разосрались с Никой. И как это обычно бывает из-за денег. Фил сетовал, что она села ему на шею и ничего не хочет делать. Выставлял Нику капризным ребенком, желающим извечно веселиться, которым она явно не была, во всяком случае не таким, каким он ее изображал.
  "Контроль и страх, и больше ничего, ах Фил..." Думать за Филиппа совершенно не хотелось. Слишком вгружаться в тяготы чужих пар - скорее женская черта, хотя и весьма заразная.
  По пути домой он купил несколько кусков мармелада в магазинчике, который показал ему Руслан. Наркоманы лучше всех знают, где раздобыться годным сладеньким. Тыква с черникой, мята, абрикос и ваниль - каждый мягкий квадратик загадывал загадку.
  Марк спешил принять душ и переодеться. Вечер обещал быть экстравагантным. В самом конце деревни находился бар с плоским, совершенно несоответствующим своему духу названием - Sport Heroes. Каждый вечер, в районе 8, здесь вслед за выступлением местной группы, которое Руслан называл "музыкой для пищеварения", начинался джем. Всем желающим гостям предлагалось подняться на сцену и исполнить, чего душе угодно. Для поддержания боевого духа бармен наливал смельчакам нашару шотик зелененькой дряни.
  Марк не любил самодеятельность. Дилетантство способно отбить вкус и к достойным вещам. Но Руслан был лишён предрассудков на сей счёт. Наткнувшись на бар, он решил без обиняков, что выйдет и сыграет, чего бы ему это ни стоило. Единственное, что его останавливало - это желание немного порепетировать, а гитара для репетиций не находилась. Он подумывал даже отказался от затеи, но стоило ему чуть ослабить довлеющее над ним желание, как спустя день-два, оно наносило ему мощный ответный удар в виде нового прилива сыграть. В конце концов он перестал с этим бороться и решил, что должен. А если и собьётся, то ничего, это всё равно будет засчитано как победа.
  День был выбран заранее. Руслан долго настраивался и, чтобы отрезать пути к отступлению, озвучил решение играть Марку и даже компашке незнакомых девиц на пляже.
  Когда Марк зашёл за ним, чтобы вместе идти в бар, Руслан сидел на кровати в трусах и брынчал рукой на воображаемой гитаре. То, как он не мог выбрать играть ли ему - Агату Кристи или Би-2, не могло не вызывать смех у Марка. Взгляд Руслана был жалобно-тревожным.
  - Наше желание слышать музыку - это тоска по колыбельной. Пой жалостливо, и публика тебя полюбит, - сказал Марк.
  Марк запомнил эту мысль, но по-настоящему понял ее гораздо позже.
  - Вставай, Джо Пас, зал разогрет и жаждет твоей крови!
  Каким-то образом о предстоящем шоу прознала Алёна. Сплетни по деревне расползаются быстро. В отсутствие хоть сколько-нибудь значимых событий, этот, казалось бы, незначительный каминг-аут Руслана привлек её. Когда они вдвоем вошли в бар, она с Джейми и ещё одной подругой уже сидела за столиком.
  Увидев её, Руслан развернулся и вышел прочь, ни сказав ни слова. Марк выскочил за ним вслед.
  - Ты чего? - смеялся Марк.
  - Я не могу играть при ней! - заревел он как динами-машина Марку в лицо.
  - При ком? - прикинулся Марк, будто не понимает, о чем речь, но быстро сообразил, что эта тактика не сработает.
  Конечно, это был фарс. В душе Руслан хотел, чтобы она была в зале. Марк чувствовал это и, чуть подождав пока тот выпустит пар, легко сломал его словами о том, что в какой бы день тот не пришёл играть, если в зале не будет Алёны, то он никогда не сыграет для неё.
  Руслан помялся для близира, и позволил себя уговорить. Теперь, когда он шел в обратно направлении своей фирменной расхлябанной походкой, над ним ярко светила луна. Марк незаметно достал телефон и сделал фото.
  - Ну, бля, хуй с ним, пошли.
  Помимо Алены и уткнувшегося в телефон Джейми, за столиком была Настя. Это была полноватая, широкоскулая девушка балтийского типажа, с проблемной на лице и плечах кожей. Марку знал ее, потому как Настя регулярно заглядывала в "Blue Diamond" поскучать за баром и частенько надевала топы с изображением зверушек - кроликов, медведей и попугаев. Так и сейчас на ней были футболка с изображением котенка, чье беззащитное лицо бесформенно растянулось по ее груди. Из левого глаза кота выпирал расплывшийся сосок.
  В баре курили как в китайском роддоме. Приходилось махать руками, чтобы хоть как-то вдохнуть. Руслан на нервах тоже схватил лежавший на столике кисет табака и фильтры, и на скорую руку начал крутить. Из конца самокрутки, как с волосы из носа, торчала копна табака.
  Все трое, Алена, Настя и Джейми, успели сделать заказ и допивали, кто пиво, кто коктейли. Марк долго вертел в руках пластиковую страницу меню, а затем заказал сразу две порции белого, которое здесь наливали в крохотные бокальчики.
  Руслана был непроницаем. Он сидел с видом магазинного охранника, которого покинули все жизненными силы.
  - Может, тебе накатить? - предложил Марк.
  Играющий на сцене бэнд успел всех утомить плоскими вариациями кантри. На часах было почти восемь. Дивертисмент было пора прекращать. Народ свистом и аплодисментами погнал музыкантов со сцены. Ведущий засек реакцию публики и стал делать солисту знаки, мол, пора закругляться.
  Музыканты щедро раскланялись и покинули сцену. Пара проворных техников расчистили площадку для более интересной части вечера. Марк подбадривающе пихнул Руслана в бок.
  Индус-конферансье прокашлял в микрофон что-то неразборчивое, из чего интуитивно стало понятно, что джем-сейшн открыт, микрофон свободен, после чего без лишних реверансов вручил гитару первому гостю. Зал прошелестел жидкими аплодисментами.
  На сцену не без труда выбрался здоровенный дед. Почтенного возраста, с огромной седой как у дикобраза гривой, большим пузом и свисающей с него будто скатерть со стола гавайской рубашкой. Он постучал пальцем по микрофону и глуховато выдохнул прокуренным голосом: "Bob Dylan, Things Have Changed".
  Марк настроился на худшее. Но когда тот забрынчал, звук удивительным образом оказался даже чище, чем во время концерта. Главная задача джемов - не распугать посетителей, которые притащились выпить. Поэтому при появлении ненадежных солистов, звуковик первым делом приглушает звук, и усердно шаманит с ручками микшера.
  Далеко не всех интересовало происходящее на сцене. Люди шушукались, пили и смеялись. Атмосфера в целом была весьма располагающей.
  Дикобраз залпом отыграл три песни, сдал "весло" и вернулся за столик, где его ждала жена.
  Выступление было прекрасным. В том плане, что никто его особо не заметил.
  В зале вскинулась еще пара рук. Желающие сыграть были, хотя и прятались. Типичный трюк: делать вид, что забрел случайно, и вдруг отпадно сыграть на удивление своей спутницы.
   Воспользовавшись паузой, конферансье на этот раз более членораздельно выговаривая слова, сделал объявление о том, что в клубе вводится новое правило. С этого вечера время джем-сейшенов будет ограничено продолжительностью его сигары.
  - I do usually smoke about one and a half hours, - уточнил он.
  При этих словах он вытащил из кожаного футляра толстенную сигару "Romeo&Juliette", с третьей попытки раскурил её, чавкая во включенный микрофон, после чего поднял ее вверх, показывая всем, что, мол, всё честно, сигара настоящая и гореть будет долго.
  Народ мгновенно оживился и начал буквально щемиться на сцену, подсаживаясь ближе, чтобы поднятые руки было легче заметить.
  Вторая выступающая, совершенно обычная тетка в джинсовой куртке, жутко фальшивила. Ее проваленный тембр давал уверенную фору хрипоте старого дикобраза. Она могла бы пугать им непослушных детей. Марку, глядя на нее, представлялись то поющие у Баррикадной афганцы, то нетрезвые менты к караоке.
  Чужие неудачи помогает справиться с собственным страхом. Ты видишь, как позорятся другие, и вроде ничего. Руслан не шевелился и не говорил. Пена на его пиве совсем остыла, а он даже и не пригубил.
  - Тебя что кондрашка хватила?
  Алена и Настя заказали на двоих кокосовый пирог и ушли в свои разговоры.
  - Каждый знает, что десерт вкуснее есть вилкой чем ложкой, - смеялась Алена, протягивая свой прибор подруге.
  Марк завел разговор о випассане, которой тут болели почти все, но мало кто пробовал.
  Джейми, как и все индусы, не брал в рот ни капли спиртного. Перед ним стоял чай. Он макал в него пастилу и быстро проносил в рот, чтобы не капать на стол, а затем чванно обтирал липкие пальцы влажным пакетиком чая. Такая противная типично индусская манера.
  Когда Марк ловил его взгляд, Джейми улыбался. Однако эта улыбка напоминала скорее защитный рефлекс. Он явно предпочел бы провести вечер без Алениных, так сказать, дружков. Роль бойфренда давалась ему нелегко, притом что индусы по природе скромны, стеснительны и ощущают себя ниже белых.
  "Интересно, как бы их союз выглядел в Москве?" - думал Марк.
  Джейми незаметно для других, так ему казалось, водил пальцем по Алёниной шее. Настя делала вид, что не замечает, хотя раздражалась. Содержимое ее стакана закончилось, но она продолжала втягивать через трубочку крошки льда.
   "Как было бы здорово сейчас оказаться в настоящем джаз-клубе, крохотном, дымном. Понаблюдать за руками старого пианиста, услышать, как в мундштуке хлюпает слюна альт-саксафониста".
  Руслан резко направился к сцене. Подойдя к конферансье с сигарой, он сделал жест, что хочет быть следующим, и присел на край сцены. Кудрявая девушка за синтезатором допевала свой слезоточивый романс.
  Сидящий рядом парень, который, видимо, настроился быть следующим, что-то крикнул в адрес ведущего, но тот миролюбиво развел руками и жестом показал ему, что после Руслана непременно выступит он.
  - А что он будет играть? - взвизгнула Алёна и завертелась на стуле.
  Она пересобрала волосы в хвостик. Джейми заерзал, но быстро взял себя в руки и восстановил на лице гримасу равнодушия.
  Руслан не оборачивался в зал. Но по тому, как он телепал ногой, было понятно, что нервничает. Если сейчас он скажет по-русски, что посвящает эту песню Алене, то Джейми этого даже не поймет, думал Марк. "А вдруг поймет и завяжется потасовка? Индусы редко дерутся поодиночке. Нападают целой кучей..."
  Руслан взял гитару в руки и растеряно обвел заведение взглядом. За медленным выдохом последовал тихий перебор. Арпеджио лилось неровно. Он как-то ускорился, но быстро понял, что спешит, и стал сбавлять. Зазвучало "Серебро". "Вот это да", - подумал Марк. - "Кто бы мог подумать?" Русская компания в дальнем конце зала, услышав знакомую песню, захлопала. Кто-то свистнул.
  После первого припева Руслан перешёл на бой и запел увереннее. На протяжных тонах он подскуливал, придавая из без того грустной песне оттенок жалостливости. Он хотел закрыть глаза, но был вынужден поглядывать на гриф, боясь промазать.
  Настя сунула ладошки под попу и покачивалась в такт. Алёна переводила Джейми отдельные фразы.
  Вторую петь Руслан не стал. И правильно сделал. Вернулся за столик героем. Улыбку было не сдержать. Прежде чем сесть, он влил в себя пол бокала своего тёплого пива. От волнения он сильно вспотел и теперь, расставив руки в боки, проветривал подмышки.
  С дальнего стола к нему протиснулся парень, чтобы чокнулся бутылкой. "Братишка, спасибо", - выдал он. - "Моя любимая, внатуре, бля, песня. С Наташкой моей первый раз танцевал под нее, когда все началось. Люблю ее и тебе такую же внатуре найти желаю. Всех благ тебе, удачи, от души". Он допил, поставил пустую пляшку им на стол и пошатываясь удалился.
  Внимание перетекло к очередному выступающему. Джейми пошептался с Аленой, и они удалились, прихватив с собой Настю. Без них стало полегче, хотя и выяснилось, что эти трое забыли закрыть счет на дозаказ. Марк и Руслан, ни говоря ни слова, ударились горлышками бутылок и опустились в креслах ниже.
  Интерес к происходящему на сцене угасал быстрее, чем сигара дикобраза. Никто уже не ждал ничего годного. Хоть бы досидеть до конца.
  Женщина в сетчатом манто затянула колыбельную на неведомом языке, макая руки в клавиши и делая волны головой.
  - Когда я смотрю на музыкантов-любителей, то осознаю, какие классические композиторы - гении, - рассуждал Марк. - Ваять большие формы, слышать полифонии и передавать в звуках переживания - одна из высших форм психической активности, если не самая высшая. Классические исполнители и джазмены - те реже гении, там в основном такие, знаешь, ну отличники с признаками таланта. А вот металлюги и электронщики - натуральные троечники. Примочки и контроллеры спасли им жизнь! Что-то там ковыряются себе с паяльником...
  Руслан ответил взглядом с оттенком скепсиса. Он крутил косяк под столом. В упаковке табака лежал комок гаша. Он засунул в него пальцы и аккуратно крошил. От регулярности этого занятия его ногти давно не отмывались. Из-под них можно было выковырять с пол грамма.
  Закончив это дело, он закурил. Штырь конопляных смол разнёсся по залу. Несколько голов с интересом обернулись в его сторону. Но так как с сигаретами вокруг сидело множество гостей, вычислить, кто здесь шмалит дурь было непросто.
  Раскрыв в изумлении глаза от такой дерзости Марк ждал, когда к ним подойдёт охранник. Он был уверен, что тот сделает это особенно грубо. Буквально схватит их за шкирбан и выкинет на улицу как пьяных казиношных шлюх.
  Ничего подобного не произошло, да и не могло произойти. Только мужик с соседнего столика, крепкий красивый австралиец, молча протянул руку, показывая, что не прочь дёрнуть. Руслан затянулся в последний раз и передал ему косяк. Тот сделал длинную хапку и, не раздумывая, пустил свечу дальше по залу, пока та не пропал в дальних рядах.
  Но тут случилось нечто странное. Австралиец закашлялся. Согнувшись в пополам, весь красный, он стал неистово выкашливать галлоны воздуха и бить себя руками в грудь. Марк и Руслан смотрели на него не шевелясь. Казалось, их сосед сейчас взорвется. Припав со стула на колено и обхватив руками шею, как в приступе асфиксии, он хрипел и булькал.
  - Он не сдохнет? - тихо спросил Марк, без намека на эмоции.
  - Ошибка чужого косяка.
  К курильщику через весь зал кинулась жена, стоявшая в очереди в бар. На ходу она схватила стакан с водой с соседнего стола и со звоном вставила мужу в зубы, из которого тот принялся хлебать как слепой котенок. Еще два низких сиплых хрипа, и он смог вернуться за стол. Приступ миновал.
  Марк и Руслан, не говоря ни слова, переглянулись и попросили счет.
  Уже встав со стола, Руслан решил чуть тормознуть, чтобы скрутить второй в дорогу.
  - Чтоб не на ногах под фонарем, - пояснил он. - Ща быстро.
  Джем близился к концу. "Последний выход", - хрякнул дикобраз и затушил остаток сигары об язык. Тонкой струйкой с его языка поднялся едва заметный дымок. Публика в восторге захлопала.
  Последние музыканты были непохожи на других. Они долго возились с большими кофрами. Что там у них? Наконец, трое зрелых бородатых мужчин с ближневосточной внешностью поднялись на сцену. Они выглядели как египтяне или скорее - ливанцы. Двое были одеты в белые саванны, а один, с более темным, кобальтовым оттенком кожи, в черные брюки и длинную рубаху до колен.
  С ними были их собственные инструменты - два африканских ручных барабана и лютня или ситар. Ни Руслан, ни Марк, точно не знали названия. Инструмент выглядел как большая деревянная груша с грифом, заломленным назад у самого конца.
  Косяк был готов. Руслан сделал жест к выходу, и они поднялись со своих мест. Официант тут же отдал их столик семье китайцев из шести человек, долго томившихся в проходе.
  Полился тихий-тихий, теплый мембранный звук барабана. Сквозь людские голоса ритм проникал в слух не сразу. Требовалось насторожится, чтобы вычленить низкие вибрации из общей какофонии. Щелчки пальцев по натянутой коже ввели медитативный такт. Казалось, ритм проходил не через уши, а через воздух, сквозь поры, вместе с вибрациями пола, стен, сквозь ступни, волосы, подрагивание ресниц.
  Марк почти дошёл до конца зала, когда подумал, чтобы можно было бы и задержаться. Он обернулся на сцену и натолкнулся на спину Руслана, который встал как вкопанный, также повернув голову на арабов.
  Вступил второй барабанщик. Его кисти повторяли ритмический рисунок, акцентируя слабую долю и добавляя легкое тремоло в паузах в конце квадрата.
  Зал покорно затих. Даже идущие вдоль бара прохожие стали подтягиваться к окнам веранды. Как в старинных сказках, когда правитель страны неожиданно скидывает капюшон своей тоги посреди базарной площади, чтобы все могли его лицезреть.
  Магический ритм вводил в транс. Рисунок повторялся с минимальными изменениями, неизменно возвращаясь к главной теме. Эти сообщающиеся кольца повторений напоминали, с чего всё началось и как далеко мы теперь. Цикл был похож на движение по стеблю дерева вверх: от ствола по длинным закрученным стеблям ветвей до края и назад к стволу, теперь по стеблю вправо и назад к стволу, дальше вверх, а затем снова влево, и снова вправо. Звук объединил всех в караван.
  Вступила лира и через пару тактов зазвучал вокал. Гармонический минор, в котором пел араб, привнес в музыку ближневосточный лад. Голос вкрадывался издалека и тянулся дрожащими линиями. Он набирал силу в самых неожиданных местах и, пройдя пик атаки, резко обрывался, уступая ритмическим акцентам. Ситар и барабаны смешались в мелодию где-то внизу, а голос парил над ними и как бы стекал сверху на ритм как полосы северного сияния.
  Марк покачивался, закрыв глазами. Музыка откинула его обратно в трип, когда он брел с пляжа в "Blue Diamond" повидать Алёну, а размытые огни ночных баров смешивались и закручивались в калейдоскоп. Он плыл в орнаменте марокканской пепельницы на своей московской кухне, по канту которой ветвились виноградные усики, а где-то сзади Аня, мило поджав ноги на диване, пересказывала ему свой неудачный день. Он совсем ребенок, идет рядом с дедушкой, который снизу кажется таким огромным. Дед покачивается из стороны в сторону и сопит, потому что несёт два тяжелых ведра с водой на огород. В ведра накиданы листья лопуха, чтобы при ходьбе вода не выплёскивалась наружу.
  Музыка закончилось. И в конце, как и в каждом конце, Марк почувствовал, что остался один. В зале наступила тишина. А через секунду тишина наступила в голове.
  Она исчезающая. Она исчезла.
  Он не успел ничего подумать или сказать, как ритм возобновились. Усилившееся арпеджио лиры с низким гортанным пением мгновенно увлекло на глубину, дав залу лишь вдохнуть. Спираль из повторений, ствол и долгий караван вернулись и повторялись, повторялись, повторялись.
  Выступление потрясло зал. Гости хлопали, не желая отпускать музыкантов. Тем не менее бар закрывался.
  Вещь, которую они исполнили, длилась более двадцати минут. Не к месту строгий конферансье не позволил им исполнить на бис, видимо, опасаясь, что вторая может быть не меньше.
  Руслан подошёл к одному из арабов, пока тот паковал в чехол свой барабан. Оказалось, что все трое профессиональные музыканты и путешествуют с инструментами, чтобы не прерывать репетиции. Они познакомились утром на пляже и без репетиций решили сыграть.
  Такого окончания джема никто не мог бы предсказать. Это был щедрый подарок. Марк мог поклясться, что запомнит это на всю жизнь.
  
  На следующий день Руслан запланировано уехал на двухдневный ретрит в джунгли. В один из ашрамов приехал старый мастер с базовым курсом по пранаяме. Руслан читал его книгу. Кроме того, на него часто ссылался сам Шри-Шри Рави Шанкар.
  Вернулся он оттуда злым и наглухо простуженным. Носоглотка отекла, глаза блестели простудной краснотой. Ночной слиппер-бас с лежачими местами для сна, на котором он ехал, оказался неотапливаемым. Тогда как температура по ночам опускается до 8 градусов и ниже. В билете об этом говорилось мелкими буквами. Но кто читает написанное мелкими буквами в билетах? Даже сами индусы, привыкшие к каждодневной жаре, избегают ночных рейсов, на которых перемещается исключительно местная лимита.
  Со слов Руслана, лежачие места в автобусе шли вторым ярусом под самым потолком. Ровно над головой на каждом месте располагался встроенный вентилятор. Однако непонятно из-за чего все вентиляторы были с корнем вырваны, а вместо них на потолке зияли дыры, из которых всю ночь тянул сквозняк. Спрятаться от холодного потока воздуха было некуда. Автобус битком. Даже проход был забиты людьми. Не имея при себе тёплой одежды, Руслан запихнул в дыру от вентилятора все, что у него было - носки и футболку, чтобы заглушить поток воздуха, но всё равно наглухо простыл.
  В Гоа болеют месяцами. Инфекция имеет свойство осваиваться в организме в жару. На пляже даже через музыку баров слышно, как люди на лежаках сморкаются по двадцать раз на дню.
  Простуда перебила весь эффект ретрита. С заложенной головой и температурой трудно практиковать пранаяму. И всё же главная перемена произошла. По возвращению Руслан решил тормознуть с 2cb (коль скоро тот все-равно закончился)
  - Хотя бы недельку, - добавил он, заметив скептическое выражение на лице Марка, Алёны, Насти и других завсегдатаев "Blue Diamond".
  - Там на ретрите была одна русская девушка, - рассказывал он. - Очень странная. Она постоянно рисовала людей со скрюченными пальцами. Мы разговорились. Когда ей было 11 лет - в неё попала молния. Она пережила клиническую смерть. Лежала с трубками, и мама протирала ее влажной тряпкой. Фото показывала: волосы выпали, под глазами чёрные круги как у панды. Выкарабкалась. С тех пор рисует то, что видит. Как тебе?
  - Продаёт?
  - Что продает? Уродов?
  - Да. Может, маркетинговая легенда? Художники - они такие, - рационально рассудил Марк.
  - Я б не купил, - сказал Руслан, поглядывая вдаль на идущую по берегу пару. - Да и на ретрите! Ну, сколько ты там продашь? Там все бомжи.
  По сложившейся за отпуск традиции - они лежали под пальмой в самом малолюдной части пляжа. Солнце совершало свой обычный круг. Белые точки на небе иногда превращались в чаек.
  Они часами разговаривали и затем часами молчали. За две проведенные вместе недели их мысли стали течь похоже. Чувство юмора тоже нашло свою модальность. Как это порой бывает - ты не можешь шутить с незнакомым человеком так, как шутишь с другими, но потом начинаешь делать это как-то иначе, и это работает. Опять же только с ним, а с другими снова нет.
  В эту часть пляжа почему-то не совались тусовщики, семейники, гламурные подростки с модными барбершоповскими стрижками, их чикули и прочая шваль, которой на Гоа было предостаточно. Но что особенно важно, сюда почти не доходили торгаши. Дно берега здесь было менее пологим, и большинство это отпугивало. С этого края пляжа мелькали только местные. Здесь можно было отдыхать хоть голым. Уснуть, проснуться и уснуть снова, никого не встретив.
  
  Марк пытался не думать о конце отпуска. И вместе с тем с каждым закатом день возвращения приближался. Последние дни - главные дни. Теперь ты сам - часть места, в которое приехал. Твой распорядок дня, повадки, темп сливаются с темпераментом твоего пляжа. Местные перестают тебя замечать. Их мишень - вновь прибывшие бледнокожие.
  С одной стороны, даже хотелось домой. Каким бы вкусным не был чай - он надоедает. Надоедает море, надоедает еда, надоедаешь себе в отпуске ты сам. С другой стороны, внутри нарастало явное того, что он не может продолжать жить так раньше. Он потерял ориентиры. Психоделический опыт - великий разъединитель и атомизатор. Он расщепляет косность Я, показывая, что ничего из того, что принято считать незыблемым на самом деле нет. Твое Я - это лишь череда решений, выборов, а в конечном счете - мыслей (чаще всего заимствованных), и что под этим всем, выбранным и как бы навсегда приятным для себя, давно пустота, инерция и привычка. Сейчас, когда часть его сознания стала как бы внешним наблюдателем величественной конструкции эго, этой вавилонской башни, которая строилась на протяжении жизни - сначала родителями, школой, обществом, а затем достраивалась им самим, он был в силах это разглядеть.
  Марк оглядывался на себя назад и его жизнь в Москве казалась беспечно брошенной. Его мысленное внимание облетало её словно вертолёт в поисках места для посадки и не находило его. За какие-нибудь жалкие две с половиной недели, что он провёл здесь, мир, к которому он привык, исчез. Ядерный взрыв, который он увидел, выйдя на террасу в ту ночь, все стер.
  Увы, даже оставшихся дней не было. Отпуск всегда заканчивается раньше календарного конца. Знакомые, родственники, шеф с работы приходят прямо в твой гест и сообщают о накопившихся будничных делах.
  Аня тоже пописывала о том, как скучает. Вот сучка. Писала, что у неё "кое-что для него есть". Услышав это от Марка Руслан небрежно сострил, что "кое-что" - это? наверняка, анализы о наличии половой инфекции или ей просто нужны деньги.
  Приятно, когда рядом есть человек, который ведет себя как друг. В Москве его вразумлял Темо, здесь Руслан.
  В конце каждого года Марк подводил для себя итоги личного конкурса в номинации "Человек года". И хотя на дворе был январь, он присвоил этот почетный титул Руслану досрочно.
  - Где ты хотел бы жить? - спросил Марк. - Барнаул - это ведь дно...
  - Пробитое дно, - задумчиво ответил человек года, счищая с ноги песок сухой палочкой.
  - Жить в странах без зимы - это так... правильно? - не смог подобрать более удачное слово Марк. - Не ощущать этого круговорота из времен года, когда природа увядает и просыпается, а? Надо уезжать... надо уезжать... во мне всегда сидела эта мысль... Говорят, на теплых островах и старая хронь навсегда покидает.
  Рядом с полотенцем на мокром песке Руслан стройными буквами написал "Напрасная юность". И теперь заботливо делал вокруг нее багет из ракушек. Светлые и темные он старался чередовать, создавая эффект гирлянды.
  - Берлин! Думаю, я мог бы уехать в Берлин, - сказал он. - Походить на техно-вечеринки, блошиные рынки. Устроился бы работать в виниловую лавку. Говорят, там можно здорово экономить на одежде и жилье. Мне это нравится.
  Ракушки кончились. Лишенный возможности закруглить багет, он затоптал надпись, а на ее месте сделал ванночку для ног.
  - А как насчёт Москвы? В качестве перевалочного пункта?
  - Нет. Я смог пробыть в Москве неделю. Всё. Поплавок всплыл...
  Он провёл ладонью по горлу и закатил глаза, как делают гангстеры в боевиках.
  - Вы все там бегаете-бегаете, - продолжал он. - Все в Москве ищут работу! Это все не для меня...
  Он выбил нос. Автобусная простуда одолевала его. Марк уговаривал его заглянуть в медицинский кишлак за антибиотиками.
  - В Европе, при всех её преимуществах, проще не будет, - возражал Марк, который, впрочем, сам любил Берлин. - Возникнут обстоятельства, о которых ты сейчас и не догадываешься: нехватка русскоязычной культурной среды, изоляция, ощущение человека второго сорта, отсутствие возможности делать вещи, к которым привык...
  - Морально будет проще... произойдет разгерметизация, понимаешь?.. Все остальное - не так важно.
  Марк смотрел на ровный океан. Хотелось как в сказке, спросить у него один из вечных вопросов и получить ответ.
  - Нынешнее поколение немцев - те ещё бывалые черти, - ухмыльнулся Марк. - Они помнят героиновую пандемию 80-ых, расцвет панка и субкультур 90-ых. Те, кто сейчас гуляют с ретриверами по Шпандау и мирно макают в горчичку "карри-вурст" в переходах s-bahn - двадцать пять лет назад "по дну ползали".
  Марк дочитал свою книгу. Герой, сумасшедший миллиардер, вышел из матрицы и растворился в небытии, как и положено всякому пришельцу. Можно было вернуться в книжный и за доллар поменять ее на другую, но повесть оказалась настолько хороша, что он решил оставить ее как сувенир с отпуска.
  
  Чтобы добраться до Гоккарны и вернуться нужны были минимум оба дня, то есть все время, что у него оставалось. Поездка выглядела не вполне рациональной. Он только измучается. Но Руслан так живо рассказывал об этом месте, что мысль не отпускала. Решать надо было прямо сейчас.
  Марк сунул самые необходимые вещи в рюкзак и задумал смотаться туда-обратно на такси. Переплачу, но сэкономлю время.
  Ехать предстояло около пяти часов. Раздолбанный шарабан громыхал по плохой дороге как больничный лифт. Гремело все - подвеска, двери, дворники, зеркала, багажник и даже чертов брелок на ключе зажигания. В окне тянулись бесконечные деревни с выставленными на дорогу торговыми палатками как по пути из аэропорта. Люди вдоль дороги заглядывали внутрь машины.
  Марк примостил рюкзак под голову и разложился на драпировке заднего сидения. Он слушал своей единственный плейлист по кругу.
  Водитель второй раз предложил сделать остановку на перекус, но Марка так прикачало, что не смог бы засунуть в себя и трёх сушеных абрикос.
  Когда они прибыли на место, навигационные сумерки постепенно сменялись на астрономические. Но было еще хоть что-то разглядеть. Когда же прибыли на место, ночь уже лежала как нефть.
  Окружающее пространство выглядело так будто они заехали в центр чёрной дыры. Ни фонарей, ни зданий, ни даже луны. Только едва различимое для глаз поле и шум волн вдалеке. Марк решил, что спросонья не может продрать глаз или таксист, мать его, ошибся. Но тот уверенно махал рукой и повторял: "Hotel, hotel. Go-go". Ехать дальше он не мог. И без того весьма условная земляная автодорога сузились до пешей тропы.
  Марк впал в замешательство. Меньше всего ему хотелось оставаться одному в поле и среди ночи разыскивать ночлег. Телефон, конечно, сел. Даже подсветить дорогу нечем. Он решил не вылезать из такси требовал, чтобы водила позвонил в один из отелей, чтобы его встретили. Иначе не заплатит. Усталый раздраженный от тяжёлой дороги, которая растрясла все кишки, он уже сто раз пожалел, что заварил эту кашу с поездкой. Сидел бы сейчас в "Blue Diamond" и слушал россказни Руслана о кризисе краут-рока на барнаульской сцене.
  Неожиданно подвернулась удача. На горизонте, как глаза бешеной собаки, замаячили две фары. Еще одно такси? В ста метрах от них остановился микроавтобус, из которого высыпала группа людей. Судя по речи, израильтяне. Их много тут в Индии. И их легко узнать по двум признакам - они одеты как бомжи и беспробудно накурены в хлам. Такие - потомки хиппи. Их шестеро: три пары. Или два "тройничка". Все одновременно и наперебой говорили.
  Марк спросил, знают ли они дорогу, и они закивал. В руках у них были туристические фонари. На душе отлегло. Таксист получил свою пачку ветхих рупий и был отпущен.
  Пройдя с километр по полю, он убедился, что без фонаря он был обречен. Поле оказалось предгорным плато. Тропинка скоро стала каменистой и нырнула вниз, местами обрываясь на крупных булыжниках, так что приходилось сползать по ним на жопе. Где-то, наверняка, должен быть другой путь, но так, видимо, было короче. Или надутые израильтяне двигались наугад. Их там в Цахале учат на утреннюю зорьку бегать на Массаду и обратно, им это раз плюнуть, а я животное домашнее.
  Наконец, они вышли на пляж. Стало светлее. Океана по-прежнему было не видно, но он ощущался. Прибой шипел над правым ухом. Дальше предстояло идти по влажному ночному песку. Шлепки-вьетнамки рвались от такой ходьбы. Он попробовал их снять, но песок был холодным.
  Шли минут двадцать. Чертов таксист, вот завез.
  Израильтяне достали телефон и принялись звонить. Марк отхлебнул вискаря из фляги и сделал пару тяг. Так-то лучше. Из ночи появился высокий, улыбающийся парень, видимо их друг. Пришел, чтобы встретить. Скоро все вместе прибыли на место. Деревня оказалась прямо за нами, но в ней не горел ни один фонарь.
  Хостел, куда они вошли, представлял собой бамбуковую хижину. Марк не побеспокоился о ночлеге заранее, так как изобилие гестхаусов в Индии делало эти хлопоты излишними. На крайняк многие индусы пускали переночевать в свои дома. Однако Гоккарна стала неожиданным исключением. Сонная хозяйка с огорчением на лице закивала головой и сказала, что мест нет. Вновь прибывшие гости разместятся на полу в комнатах своих друзей. Они условились об этом заранее, хотя это нарушение правил дома. Но больше она никого не пустит.
  - Its midnight. Where should I go? Any other guesthouses around? - вежливо как мог спросил раздраженный Марк.
  Он выговаривал английские слова членораздельно как мог, чтобы она его поняла.
  - No-no, full-full, - шепелявила старуха, пытаясь поскорее отделаться от Марка и уйти спать.
  Усталый и злой он продолжал настаивать, чтобы она что-то придумала. Возможно, у неё есть раскладушка, лишний матрац, подстилка? Что-нибудь? Он готов заплатить. Вот! Не может же он мыкаться по деревне?
  Однако индусы не понимают таких разговоров. Хозяйка спокойно ответила, что он может разместиться в любом месте её дома, где ему понравится, если такое место он найдет, и плата за это ей не нужна.
  Марк остался один в крошечном коридоре. Китайские настенные часы с кошечкой показывали 0.45. Через приоткрытую дверь в комнату он видел, как его проводники расстелили спальники и забрались в них спать. Он прошелся вперед, аккуратно приоткрыл двери нескольких соседних комнат. Везде плотняком спали люди. Они недовольно оборачивались на бьющий в глаза коридорный свет.
  В глазах мутнело от усталости. Еще и накурило. Состояние было таким, что Марк был готов завалиться хоть в проходе. Он швырнул в угол рюкзак и попытался пристроиться на полу, отодвигая ногами сваленную груду кроссовок и шлепок. Но напольная керамическая плитка успела остыть и её холод безжалостно пробивался к телу. Проснуться с воспалением лёгких и простатитом он не хотел.
  Окончательно разнервничавшись, он вышел во двор. У входа, как во многих индийских дворах, стоял пластиковый стул. К его ручке была прикручена консервная банка с окурками. Из-за повышенной влажности и жары в ней успешно развивался процесс брожения. Пришлось открутить пепельницу и отнести в угол террасы.
  Холодно не было. Но Марк все же напялил кофту, валявшуюся на дне рюкзака, и как бездомная собачонка примостился на жестком стуле ждать рассвета.
  Стрекотание насекомых лезли в уши хуже гула Кутузовского проспекта. У фауны явно происходил шабаш. Эти цикады или кто они там словно взбесились и наперебой насвистывали, нащёлкивали и нацокивали сотни скрипучих тоненьких звуков.
  Удобное положение все не находилось. Спина в согнутом положении затекала, и пятиминутная дремота прерывалась от боли в мышцах. Нужно было менять сторону.
  - Ебёная Гоккарна, - думал про себя Марк. - Приехал!
  Обнадёживало только то, что с каждой сменой положения тела, когда Марк он невольно приоткрывал глаза, горизонт светлел. И по мере того, как экспозиция нарастала и пейзаж менял оттенки от светло-чёрного к песчано-серому и далее к мутно-голубому, стали проявляться детали ландшафта.
  Гестхаус стоял на песчаном пляже. В это трудно было поверить, но всего в ста метрах впереди находился бесшумный океан. Он лежал ровный как платок. Не колыхался и не шумел. Не удивительно, что Марк не заметил его, хотя по идее они плелись вдоль берега всю дорогу от спуска.
  Слева и справа пляж был зажат черными комками гор, которые, видимо, и заслоняли лунный свет. По ближней из них они спустились. Бухта выглядела совершенно дикой. Она была похожа на один из тех затерянных в океанах пляжей, где пираты хранят свои сокровища. Помимо дома, в котором мирно спали накуренные еврейчики, здесь размещалось еще три таких же хибары. Не мудрено, что спальных мест не хватало.
  Несколько тёмных пятен на пески пошевелились. В зернистом рассвете Марк принял их за валуны. Но это были люди в спальных мешках, ночевавшие под открытым небом.
  Марк впервые крепко задремал. И тут же его разбудил рёв за спиной. Непонятно откуда взявшиеся белые, горбатые коровы плелись на пляж по тонкому проходу вдоль хижины. На шее у каждой был нацеплен тибетский колокольчик с катающимся шариком. Выйдя на пляж, животные брели куда-то в дальнюю часть. По мере удаления, цвет их шерсти сливался с цветом песка, от чего казалось, что по пляжу движутся только рога.
  Люди в спальниках, услышав звук колокольчиков, высунули головы, чтобы поприветствовать священных животных. Теперь стало лучше заметно, что вокруг них на пески расставлены свечи в футлярах, лежат термосы и другие вещи.
  Из соседнего дома вышло несколько человек. Двое мужчин и женщина. Они расстелили коврики на песке и уселись в позу лотоса лицом к воде. Солнце должно было вот-вот начать входить. Они вышли вобрать первые лучи.
  У воды, деревьев, песка только начали появляться цвета. Но деревня понемногу просыпалась. Женщина в красном халате стала мести двор от ночного песка. Стулья в патио были перевёрнуты с вечера. Над входом можно было прочесть вывеску "Ayurvedic Food, Massage and More".
  Это второй рассвет, который он встречал за этот отпуск. Причем оба - сидя на белом пластиковом стуле. Первый - у ночника с солеными и сладкими орешками, второй - скрючившись с дороги, здесь, в Гоккарне.
  Место ничего. Оказаться бы здесь снова, возможно, с девушкой, и они бы так же переночевали под открытым небом в этой ядерной красоте. Почему сейчас все не так? Мое время - голая форма, blosse form. В нём ничего нет. В утренней дремоте наши мысли сворачиваются, как сворачиваются в ночи спящие листья растений. А полегчавшие потоки мыслей в полусне проворно взбегают по стеблям до самых дальних ветвей, куда им не хватает сил добраться днём. Там, на верхушке крон, нас, спящих, ждут открытия. Но вынести их за собой из сна невозможно. Все находки тают по дороге к пробуждению вниз. После пробуждения невозможно восстановить путь, пройденный в полусне. Он оказывается несравнимо длиннее, и мы с удивлением обнаруживаем, что забыли, где совершили поворот. Связующую цепь не воссоздать. Теперь только сама жизнь способна привести нас туда, где мы были во снах.
  Пляж опустел. Пары собрали спальники и ушли досыпать в соседний дом. Йоги закончили поклоны солнцу. Хозяйка соседнего дома, коровы - тоже пропали. Осталась пустая бухта и голодные чайки.
  До открытия кафе оставалось не меньше двух-трех часов. Марк не ел со вчера. Дождавшись восьми утра, он обошёл все три дома, и ни в одном из них не было места для ночлега.
  - А почему не строят еще, если не хватает?
  Местные семьи выступают против застройки бухты, чтобы не разрушить атмосферу, пояснила девушка и поклонилась.
  - Здесь мало людей потому, что их должно быть мало, - добавила она.
  Кое-как добродяжничав до полудня, лишенный идей, чем еще здесь заняться, Марк по самой жаре прошел путь обратно до стоянки такси, загрузился в ровно такой же тарантас и вернулся на и отправился в путь обратный.
  Весь остаток вечера он проспал. Тело болело, будто кости залили свинец.
  На телефоне висело единственно непрочитанное сообщение от Алёны. Она писала, что вечером в "Blue Diamond" будет вечеринка и что он обязан быть. Слово "обязан" было выделено красным. А в конце сообщения стояла куча восклицательных знаков, смайлов и сердечек. Выглядело подозрительно, но не похоже на стандартную рассылку.
  Марк нашёл Руслана в придорожной забегаловке, где тот всегда ужинал в это время. Он жевал с плейером в ушах.
  - Сотрудников Баскин-Роббинс увольняют, если они не улыбаются, ты знал? - поприветствовал его Марк.
  Вместе они отправились в бессменный бар.
  У выхода на пляж сидела кучка индусов. Стоило встретиться с одним из них взглядом, как они предлагали купить у них гаш.
  - Я вот смотрю на них и думаю, что они как станции для запуска ракет, - произнес Марк. - За каких-нибудь 10 долларов отправят тебя в космос прям отсюда. Страшно представить, что любой идущий по пляжу человек может взорвать себе башку так вот запросто.
  - Куда удивительнее, что большинство десятки раз проходят мимо и даже не задумываются об этом.
  - "Следующий шаттл на Венеру отправляется через 20 минут", - мог бы кричать стюард, одетый в серебристую лайкру. В руках у него поднос, где в китайских пиалах лежат таблетки кетамина, мета и ЛСД. Он проходится по салону и раздает их как барбариски в Аэрофлоте.
  - Возможно, однажды так и будет, - ответил Руслан. - У дилеров будет свой кабельный канал, свои СМИ, рекреационные центры для вертикального туризма в швейцарских Альпах.
  В "Blue Diamond" всё как всегда. Пара симпатичных девчонок в купальниках танцевали с бокалами. Алёна носилась за стойкой. Джейми следил за ней из зала.
  За те две недели, что Марк наблюдал их отношения, видимо, многое произошло. Если в начале Алёна будто стеснялась Джейми, то теперь они, очевидно, притрахались и выглядели как пара.
  Джейми по-дружески обнял Марка, чем удивил его. Однако все сразу встало на свои места.
  - В честь чего вечеринка? - поинтересовался Марк, когда Алёна, разделавшись с заказами, подбежала и его поцеловала.
  - Как!? - воскликнула она. - Это вечеринка в честь тебя! Ты ведь завтра уезжаешь!
  Только сейчас он заметил на стене позади столиков на небольших индийских флажках висит надпись: "Farewell Party! Goodbye Mark!"
  Первой мыслью было, что его попросят заплатить за всех. Но, слава кришне, здесь так не принято. Вечеринка была дружеским жестом и не более. Подавляющее число людей в кафе не предполагали, что стали ее соучастниками. Они как ни в чем ни бывало потягивали коктейли и трудолюбиво крутили свои кривые джоинты. Марк почувствовал теплую благодарность. Всегда приятно, что о тебе подумали.
  Руслан приветливо улыбался с другого конца барной стойки. Он, конечно, знал. Может быть, он и организовал. Марк подошел и без лишних слов чокнулся с ним горлышком бутылки, а затем лбом.
  Он замер, глядя на море. Его красивый мужественный профиль был совершенно спокоен. Таким он и остался в памяти Марка навсегда. Сидящим за барной стойкой в темно-синей майке "Барнаул" с открытым чуть грустным лицом, блуждающим в бесконечных мыслях его персональным Человеком года. Он знал, что его сознание существует, но не знал, что оно из себя представляет. Внутри него, как и в каждом из нас, его Я жило жизнью, о которой ничего нельзя сказать.
  Индия погружалась в летаргию. С высоты полёта - почти без света и огней - она выглядела заброшенной, пустой. Деревья - нервные окончания. Море - память. Воздух - время. Все вместе они и есть мир. Или лишь его эмблема? Неразборчивые виды стирались в овальном иллюминаторе, оставаясь ниже, ниже и все больше позади.
  Вращающаяся на шесте танцовщица грациозно замерла, запрокинув голову назад. Вечная роза в стеклянной колбе. Она должна быть символом неувядаемой красоты, но она лишь символ запустения. Одинокое шоссе и шум колес. Большой палец набирает смс подруге, держа телефон внутри сумки. Ленты света фар в лентах трасс и ленты памяти. Диски автомобиля как колесо сансары вращаются обратно, но на самом деле тащат нас вперед к концу.
  С растрепанными волосами она курит на краю постели. Ей удается лучше рассмотреть интерьер: низкую хрустальную люстру, паркет, фотографии детей на комоде. В такси по дороге домой она втыкает наушники и ставит любимую песню Земфиры. Она в своей детской комнате. Мечтает, как станет стюардессой и побывает в Австралии. "Мы в Москве все как рыбы-гладиаторы. Мы должны завоевать свою свободу", - шепчет ей подруга после тренировки на пилоне. Какие рыбы-гладиаторы? Может, рабы?
  Электронный голос капитана заставили Марка вздрогнуть.
  - Наш самолет совершил посадку в Домодедово. Просьба оставаться на местах до полной остановки самолета. Температура за окном...
  
  ***
  Они встретились у входа в бар "Whistleblower". Фил был давно преисполнен желанием встретиться, но Марк чувствовал, что не готов. Он согласился только чтобы убедиться, что не разучился говорить за эти недели.
  Филиппэ прибыл без Ники. Издалека завидев Марка, он расплылся в чеширской улыбке и полез обниматься.
  - Отдохнул?
  - Отдохнул, как говорится, со всеми вытекающими, - саркастично ответил Марк.
  Они задержались у входа, пока Фил курил. Марку не очень-то хотелось тухнуть в помещении. К тому же пахабно оформленная входная группа, облачённая в ржавые металлические листы с неоновыми буквами, обещала мало интересного.
  - Может ну его? Пройдёмся, подышим?
  Рядом тусовались шайка подростков. Кич-бомж-стайл. Обсуждалась старая история с "Синим китом". Русской группировке удалось организовать так называемую игру, суть которой заключалась в выполнении необычных заданий, часто связанных с жестокостью и причинением вреда другим людям или себе. Выполнив одну миссию, игрок получал новое, более сложное задание и так пока игра не закончится тотальным селф-хармом. Несколько людей в разных городах в свое время прошли её до конца. Слава богу, организаторов упаковали, и "Синий кит" не выплыл в мировой океан.
  - Уверен, что хочешь внутрь? - повторил Марк свой вопрос.
  Филипп щелчком отстрельнул сигарету в бетонный вазон и нырнул в проем.
  У рамки металлоискателя он вальяжно протянул охраннику руку с таким видом, будто знал его всю жизнь, хотя наверняка видел впервые. Жест в стиле руководителей, которые здороваются с официантами, охранниками, парковщиками, чтобы показать окружающим милость.
  Нет ничего более жалкого, чем попытки задёшево изобразить тяжелый люкс. Окна были завешены бархатными шторами. По стенам раскиданы картины с мики-маусом и стекло. Если бы в зале зажгли свет, ресторан сошёл бы за гомельскую бургерную.
  Москва не терпит дилетантов. Люди тусуются десятилетиями. Их глаз не проведёшь. Место для лощёных хачей и инфантильных реперов.
  Стойка из искусственного камня излучала янтарно-бархатистый свет. Гости одной рукой держали бокалы, а второй гладили её как большого доброго тигра.
  Нарисованные брови приобрели в Москве черты стихийного бедствия.
  - Когда через двадцать лет эти бабы найдут свои старые фотки, то их брови будут такой же характерной чертой времени как мода на потнички в 80-ых или прича-платформа.
  Филипп не спрашивал про отпуск. Его голова было забита другим. Неделю назад они разбежались с Никой, и он метался в поисках решения: возвращать или отпустить.
  Разрыву предшествовала драматическая ссора. Оба наговорили лишнего. На вопрос, что конкретно произошло, Фил не мог ответить. Сказал только, что в какой-то момент Ника полезла драться. Видимо, оба были под веществами. Он вышвырнул её за дверь и следом за ней все ее вещи. На утро она купила лоток яиц и закидала его машину. Яйца затекли в кондиционер, затухли и провоняли салон. Они сутки переписывались. Фил приезжал выбивать дверь. Плакал. Порезал себе руку, псих, ребенок, идиот.
  Его ноздри раздувались от гнева. Он закидывал в глотку шоты текилы один за другим.
  По его движениям чувствовалось, что он затоплен переживаниями. Как любой человек в подобные моменты, он искал логику в поступках Ники, перебирая её слова, слова, слова.
  - Она мне знаешь, что заявила: ты определись для себя, чего ты хочешь? Это я определись? Я? Она живёт у меня, ест у меня, спит у меня... она... за всё плачу я! В чём определись?
  Разобраться в том, что он нёс было трудно. Очевидно, что дело не в конкретной ссоре. Накопилось и взорвалось.
  Фил никогда никого не слышал. И наверняка не слышал Нику в спорах. Не то, чтобы Марк автоматом был на ее стороне, но, зная это, просто не особо пытался вникнуть в жалобы. Пусть выговорится и на этом всё.
  Быстро пьянеющий Фил полз по своим мыслям к выводу о том, что им с Никой, пожалуй, пора разойтись.
  - Знаешь, братан, мы давно перестали спать, - добавил он. - Сначала паузы неделями. Потом месяцами. Она пускает в ход свою истерику, а я вижу: ее просто отодрать надо! И не могу! Она так мне противна, так меня заебала! И замкнутый круг. А у нее не как у всех баб, выпустит пар и успокоится, а только еще сильнее раскручивается как динами-машина!
   Марк молчал и слушал.
  - Скажи, хоть что-нибудь! - рявкнул Фил.
  Он тёр лицо.
  - Женись на ней, - вдруг произнес Марк, глядя ему в глаза.
  - Что?
  Филипп не ожидал. Он поставил рюмку на стойку и подался вперёд. Его голова наклонилась. Он хотел что-то сказать, но два раза схватив воздух нервно рассмеялся.
  - Женись на ней, - спокойно повторил Марк. - Она классная. А сомнения... сомнения всегда будут.
  - Да куда женись? Что ты несешь? Ты где был последний час, когда я все рассказывал?
  Фила прорвало. Последовала тирада о том, почему это невозможно.
  - Она говнистая девка, хитро выебанная, расчётливая... свой интерес... Какой там женись... Ты ее не знаешь. Женись - это дети, общее имущество. Это последствия, все серьезно. Она только на своем кармане. Пожирнее, и чтобы не работать.
  Он мотал головой из стороны в сторону.
  - У меня были тёлки в миллион, в триллиард-секстиллиард раз лучше, - кричал он. - Она должна быть мне благодарна за то, что живёт у меня, что я таскаю её по ресторанам, покупаю сумки. Она хоть раз приготовила ужин? Нет, лежит на диване, устала, не в ресурсе! Хоть раз погуляла с собакой? Нет, это моя собака, сам с ней и гуляй! Это не модель отношений, то не ее принципы. С мамой моей разговаривать не хочет! Друзей видеть не дает! Кроме тебя одного, кстати! И только ноет, что мы так скромно живем по сравнению с другими.
  - Ты задет, я понимаю. Но ты уверен, что через неделю вы не будете вспоминать эту историю со смехом?
  - Ээ, нет! - крутил головой Фил, склонив подбородок на грудь, как зубр. - Я буду вспоминать со смехом, но один, без этой дряни.
  - Я не понимаю... Не было измены, не было жести, - настаивал Марк. - Вам нечего делить! Дети? Имущество? Ну, подустали друг от друга, ну и что? Все же было хорошо.
  Он запнулся, потому что какое собственно его дело? По недоброму блеску в хрусталиках Филиппа читалось, что внутри него всё так и стеллит раздражением. Он хотел проучить Нику, щёлкнуть ей по носу, наказать. Хотел грубо оттрахать ее в рот в душевой, когда она беспомощно держит руки за спиной, как он любит и выставить со слезами за дверь. Хотел, чтобы она приползла к нему, а он бы ее отверг, но не знал, как это сделать. Вот какой совет от него он ждет.
  Возможно, он недоговорил. Но Марк был не в том состоянии, чтобы лезть в это дерьмо дальше. У него и самого хватало, что обдумать.
  Размышления о чужих отношениях возвращают к своим. За время отпуска в Индии и после него он так и не ответил Ане на сообщения, которые та писала Аня, и она перестала, но положа руку на сердце, он бы хотел, чтобы она продолжала писать.
  Марк вспомнил, как Аня смешно надувала живот, прикидываясь беременной, чтобы ей уступали место в метро. Как она разламывала каждую ягодку малины, прежде чем съесть, чтобы убедиться, нет ли там жуков, а если был - кричала как сумасшедшая. Как она уходила плакать в ванную, включая воду в умывальнике. И как она любила иногда останавливаться у проезжей части и подолгу смотреть на задние фары машин, именно задние, а не "передки". Никогда нельзя знать, что будешь помнить.
  Никто не любит менять своих решений. При мало кто замечает, как наши решения со временем меняются сами собой помимо нашей воли. Марк достал телефон и настрочил сообщение.
  Она тут же ответила: "Можно я приеду?".
  Когда она зашла в квартиру, то казалась старше. Так падал свет. Опять вся на чёрном -джинсы, свитшот, конверсы. Конверсы зимой - ее стиль.
  - Как дела?
  - В порядке. Спасибо зарядке.
  Она сделала несколько вдохов и стало понятно, что она дрожит. В её душе ревел стадион. Она писала, что ей плохо, что она скучает. Но до этой секунды, Марк не допускал, что это может быть правдой.
  - Скажи честно: вы трахались со Snoopy?
  - Нет! Клянусь!
  Даже сейчас, видя её такой избитой и взволнованной, он знал, что это может быть игра.
  Аня молчала. Его ход. Чем дольше он смотрел на неё, тем больше понимал, что все время их отношений не знал ее. Они хитрее, она взрослее. Могли ли столь глубокие перемены произойти из-за их расставания? Возможны ли такие перемены без нового партнера? И сюда она пришла, чтобы закрыть старые счета и убедиться, что это не она плохая, а он лицемер и слабак.
  - Ты очень, очень изменился, - глухо шепнула она.
  Он собрался ответить, но не успел. Она сделал два шага и остановилась перед ним так, чтобы он смог ее чувствовать.
  - Можно обниму?
  Под любым слоем мыслей - наш чувственный мир журчит своим ручейком. Встреча со старым любовником сдирает с нас шкуру, какой бы толстой она не была.
  Аня коснулась его коленкой. Ты этого хотел? За этим ты меня позвал? Она прижалась. А тело помнит. Чёртова химия.
  Она лежала в своей обычной позе на спине и, поджав ноги, и как всегда хотела пить. Не дожидаясь пока она попросит, Марк принёс ей ее любимый стакан.
  Вспыхнувшие в коридоре чувства стекли. Он вспомнил "измену", вспомнил вранье, лощеную рожу Snoopy.
  - Ты злишься? - шепнула она. - Жалеешь, что это случилось?
  Она знала его как облупленного. Он отвернулся к окну.
  - Пожалуйста, уезжай.
  Она встала с постели и медленно подошла. Присела на корточки и лбом прижалась к коленям.
  Он смотрел на её выступающий хребет. В лунном свете под лопатками просматривалась незагорелая полоска купальника. Загар в такое время года?
  Он понял, что не может поверить ей и простить. Что теперь будет подозревать ее в каждой мелочи и мнить себе то, чего нет.
  Когда она стояла в коридоре одетая, весь её вид говорил о том, что она не понимает, почему он так поступает. Она отказывалась верить, что эта встреча была обманом, а эти её мучения - его месть. На её лице было столько движений и чувств, что ещё секунду, и она разродится истерикой. У него паранойя или она способна так играть?
  Он видел в окно, как она вышла из подъезда и через парковку не спеша пошла к воротам. Её фирменная походочка с вихлявостью в бедрах. Обернётся или нет? Когда угол дома почти обрезал вид, она остановилась и достала телефон.
  Он взял в руки свой и посмотрел на экран. Но экран молчал.
  
  ***
  - Сынок, ты просто послушай. Хотела с тобой говорить, ой, поговорить. Тьфу, заговариваюсь... Я вот все думаю-думаю, тебе пора присматривать себе невесту. Время идет... Это все равно небыстро. Вот как другие находят? Надо выбирать такую, ну, для серьезных отношений, на перспективу. Именно под себя, чтобы совпадало. Лучше из полной семьи, с образованием, чтобы и готовить умела, и поговорить... Даже если она с ребенком будет - ничего страшного... Мы его вырастим. Тебя же вырастили...
  - Мама, с каким еще ребёнком? - удивился Марк.
  - Подожди минуточку, неважно, ты послушай, эта твоя Аня - это ненужное дело.
  В её голосе усилился нервный напор. Она говорила, сдерживая эмоции, но они просачивались через ее тон. Она запинаясь.
  - Прости, я, может, грубая, может, злая я, не знаю... Куда нам эта Аня?
  - Нам?
  Марку меньше всего хотелось защищать Аню, но такого нарушения границ он не терпел.
  - Где её носило всю жизнь, эту Аню? С кем? Нельзя брать из-под ста мужиков. Ты прости. У нее своя дорога - у тебя своя. Найдется другая.
  - Откуда ты знаешь?
  - Знаю, я знаю! Надо продолжать искать. Вот как люди? Может, тебе поступить в другой ещё институт - там посмотреть? В институте проще выбирать. Ты ведь и умный, и красивый, а то тебе все попадаются какие-то, как бы сказать, несерьезные, мягко сказать. Прям шалавы. Ты смотри на людей. Ведь полно хороших девочек, достойных. Вот твой приятель, Дима или как его там, как удачно женился.
  - Какой еще Дима?
  - Родители у девочки врачи. Врач - благородный труд. Нам в семье просто необходим врач. Чем плохо? Вот где он нашел эту девушку, ты спроси у него? Может он и тебе подберет?
  - Я даже не понимаю, про кого ты говоришь!
  - Все ты понимаешь. Или у нее подруга есть? И сразу наладится, все по-другому пойдёт... Ты не стесняйся, спроси... Он же друг, он подскажет.
  - Мама, хватит, пожалуйста, - пытался прервать её Марк, начина беситься.
  Он попытался перевести тему.
  - Как у тебя дела? Как здоровье, мам?
  - Да какие тут дела, одна только работа, и очень за тебя переживаю. Я всё плачу-плачу, старая стала. Очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.
  - А сейчас что, все плохо?
  - И помочь хочется, и не знаю как. Ни карьеры, ни семьи. Ну как так?
  - Действительно, ну как так!
  - А помнишь, та у тебя была подруга Настя, которая тебе варенье из Греции возила? Может быть она? Где она сейчас?
  - Понятия не имею. Это лет 8 назад было.
  - Да, она не красавица, и пусть, а и не надо, чтобы красавица была, зато может порядочная. Хотя бы знаешь, чего ждать. Главное, чтобы не совсем бедная была. Бедная нам не нужна. А то учить ее, лечить.
  - Мам! Что других тем нет? - рявкнул он в трубку. - Все будет хорошо. Терпение!
  Когда она начинала эти разговоры, он был не в силах себя контролировать. Её слова вскрывали как не вскрывало ничто!
  До 30 женщины считают, любовь к парню - сильнее любви к родителям, а после 30 - что любовь к детям сильнее любви к парню. В каждом ее слове он ощущал манипуляции и попытки повлиять на его решения. С возрастом Марк всё сильнее чувствовал, что ищет в женщинах противоположность матери, чтобы никогда, никогда в жизни испытывать того, что заставляла его испытывать она.
  Мать каждого человека как его привычка. Со всеми вытекающими. И рассуждая о детско-материнских отношениях даже полностью абстрагировавшись от родовых переплетений и кровных дел, можно сказать, что чисто технически она - это тот человек, который пробыл рядом с нами дольше всех. И из этого не вырваться. Но когда матери из каких-то собственных внутренних перекосов начинают использовать свое влияние на детей, чтобы уменьшить собственные страдания, которые как им кажется в этой связи весьма сильны, а у детей уже есть причины, почему они не могут поступить так, как хотела бы мать, и это их личные причины, непонятные и неизвестные близоруким матерям, то возникает ситуация, когда родитель все усиливает и усиливает свой натиск, будучи уверенным, что жмет на верный рычаг, ведь всю жизнь он исправно работал, а ребенок все больше упрямится и мучается, потому что не может послушаться, но и не слушаясь, причиняет матери боль.
  Под конец разговора она вспомнила, зачем звонила.
  - Сегодня же день рождения деда, - произнесла она шепотом. - Восемь лет прошло, а будто вчера.
  - Восемь лет, да...
  - Он приходил ко мне ночью во сне. Жалел меня и просил, чтобы я сильно не расстраивалась.
  Они заплакала. Раздражение Марка тут же схлынуло и сменилось пустотой. Стало жаль мать, лишённую поддержки. Он собирался сказать ей что-то тёплое, но она сломанным голосом сказала, что устала и бросила трубку.
  После таких разговоров Марк несколько часов ходил накрученный как китайская игрушка с автоподзаводом. Ее слова оставляли синяки. Как он не анализировал их и не пытался выстроить защиту - они как гамма-лучи проникали сквозь любые доспехи и кромсали всё внутри.
  
  ***
  Поездки на дачную стройку раздражали Марка. Проделать сорок километров от Москвы и обратно в воскресенье, в свой единственный выходной, - к этому сложно привыкнуть. Только возвращаясь обратно в город, ближе к середине дня, он начинал ощущать что-то похожее на свободное время.
  Докручивалась последняя неделя октября. Снег выпадал уже дважды и вот - снова таял. Волоколамка в это время напоминала изъезженную земляную канаву вроде тех, что дети палкой проделывают в мокром песке для своих игр. Кривая, заполненная тромбами из скапливающихся машин, с накатанными на обочинах грудами рыхлого, грязного снега - она вызывала отвращение и желание больше никогда ее не видеть. Только лес поверх шоссе, просвечивающийся марлей ветвей, можно было с натяжкой назвать красивым, когда вид не прерывался ветхими безжизненными домами, вплотную примыкавшими к дороге.
  Очарование серединной полосой приходит с возрастом. Если вообще приходит. В юности этот пейзаж угнетает. Но, вероятно, с годами эти виды, медленно накапливаясь в нас, начинают мало-помалу откликаться. Сперва чуть заметным фоновым излучением, затем - сильнее. Пока, наконец, мы окончательно не установим связь с их холодным равнодушием как частью себя. Тогда они обретают способность спонтанно увлечь за собой из самой глубины длинную, причудливую гирлянду оттенков ностальгии, отрешенного покоя, размышлений и фрагментов почти забытых воспоминаний о местах, где, возможно, мы росли или часто бывали. Тогда - их можно не раздражаясь любить, разглядывать, слегка касаясь и отпуская. Паря в их мутной невесомости среди навеянных ними образов, как в подводном мире среди прозрачно-пустых, отчужденных медуз.
  Живя в России, трудно не планировать побег. Мысли об эмиграции - привычка многих. Впадая в меланхолию, Марк любил помечтать, как однажды сделает это. Он не стал бы говорить друзьям, закрывать дела. Собрался бы наспех, распихал деньги по карточкам и сел на ближайший сапсан до Питера или самолет Стамбул. Не важно, как это будет. Важно успеть сделать это молодым. Когда у тебя ещё есть время, твои родители живы, поток чист, и ты можешь не гадать о том, когда и кем ты вернешься, чтобы начать с начала.
  
  Ты, наверное, сейчас у родни. Развалилась на диване в своей любимой американской кофте, закинув ноги на грядушку, а твоя огромная, лохматая собака без породы лижет твою руку, твой идеальный маникюр. Интересно, расстались бы мы сейчас, если бы тогда сошлись? Я в Берлине, ты в Париже. Немного писем, немного телефонных разговоров. Мы скучаем. Встречаемся где-то на нейтральной территории, быть может, в Берлине. Спорим, что заказать на ужин.
  Ты пришла первой. Не заходя в гостиницу, с небольшой дорожной сумкой сразу приехала сюда. В самолете кормили кое-как и ты, конечно же, раздражена, хотя знала. Внутри вся клокочешь. Хотя знала, что часовой перелет - это всегда вода и сэндвич.
  Резкие как рвущаяся бумага взгляды: вначале много коротких, к концу первого бокала - длиннее. Ты привыкаешь ко мне, я привыкаю. В кафе почти нет людей, и официант подходит к нам слишком часто.
  Держишься прохладно. Не помню, чтобы раньше ты носила такую обувь. Рассказываю, как долетел.
  Еще немного и каждую паузу в разговоре заполняет смех. На твоем лице новые морщинки. С ними легче. Они - подсказки. Двигаясь по ним, я перестану сбиваться с пути к тебе. Наша близость превращается в момент, который будет приятно вспоминать. И прямо сейчас ты и я это понимаем.
  После двухмесячного расставания мы делимся накопившимися новостями, словно дети, играющие в теплом море, показываем друг другу найденные ракушки и камешки, куда-то бежим и падаем, позволив волнами нас догнать. Спешно расплачиваемся, выходим. Твои любимые перчатки падают в грязь. Злишься. Зря. Завтра куплю тебе новые. Прохожие мужчины оборачиваются. Как закрыть их глаза?
  Наконец-то ты голая в каких-то красных комнатах. Пахнешь самолетом. Из окна видно воду. Без сентиментальности - пришли и ты сразу в душ. Соединяю пальцем родинки на твоей спине.
  Мы ещё здесь, дышим одним воздухом, но я уже начинаю предощущать страдания, которые ты мне причинишь. Обсуждала ли ты меня с подругами? "Он странный..." Или - "все сложно... я пока не уверена..."
  Недовольна волосами. Второй раз надолго уходишь в ванную. Лучше бы я снял два отдельных номера. В пучке было лучше. Все дело в линии шеи. Мужчине важно видеть.
  "Слушай, мужчина, давай-ка не умничай". Распускаешь пучок.
  Взгляд. Этот равнодушный взгляд.
  "Рвемся на полоски длинные, разветвляемся". Зачем я коверкаю Лагутенко?
  Отворачиваюсь к стене, чтобы ты могла снять полотенце. Ты все еще не любишь свою грудь. Ах, этот блевотный политес.
  Почему нельзя спокойно полежать? Сразу куча звонков, сумка, блеск для губ.
  "Ты чем-то недовольна?"
  "А ты чем-то недоволен?"
  Актриса, какая же ты актриса - вся фальшивая. Все эти якобы непринуждённые жесты, словно я на тебя не смотрю. Манипуляции, ходульное позерство. Еще одна самовлюбленная дура.
  Я должен написать тебе, Катерина. Все сказать и поставить точку. Предоставить тебе повод не ответить, сделав мне больно, или ответить, дав понять, что между нами лес, чтобы когда я вновь тебя увижу, ты уже не смогла бы причинить мне такую же сильно боль, поскольку сделала это раньше в своем письме. Хватит ли мне смелости написать? Хватит ли ее потом тебе, меня оттолкнуть? Я всегда знал тебя такой, какой ты жила в моей голове. Я до сих пор тебя не знаю. И поэтому даже твое отсутствие не мешает мне продолжать неотвратимо тебя ощущать. И да, я знаю, тебе на меня насрать. Как жаль!
  Все те разы, что я уходил, я уходил не от тебя, а от разговора, в котором боялся не сдержаться и вывалить на тебя все, что выдумал. Потому что вдруг, поняв, как сильно я хотел бы быть с тобой, ты бы окончательно потеряла ко мне интерес. И теперь ты, даже не отбросив нас, должно быть, ищешь новое, чтоб двигаться вперед. Но ты забыла, что мы никуда не движемся. А лишь траекториями мыслей и слов создаем в себе каналы течения вещей и людей, наслаждаясь или огорчаясь тем, что после них на нас оседает. Нам нужно забыть, чтоб начать искать что-то вновь, и снова, разочаровавшись новым, пытаться забыть, чтобы в семьдесят в кресле-качалке, греясь в оправданиях этих жалких, выдуманных нами же страстей, вдруг не признаться бы кому, что на самом деле ничего не было. Не было тебя, не было писем, не красной комнаты.
  Взгляд Марка вышел из точки. Машина въехала в город, и он автоматически делал музыку громче. Вспомнив, становишься слабым.
  - Эй, что к чему? - раздался в трубке голос Темо. - Я на Патриках. Заскакивай прямо сейчас, э?
  В будничном тамбуре часто забываешь подумать о том, чем займешься в свободный вечер.
  - Адрес помнишь?
  
  - Физика важнее души. Телки пересекают границы за оргазмами, - самодовольно улыбнулся Темо. - Три месяца она летала ко мне в Тбилиси каждые вторые выходные. У меня стоял на нее, как ни на кого. Разве что муж и ребенок немного напрягали.
  - Никаких принципов - только обстоятельства... - вздохнул Марк.
  - Ну, почему? Она была искренней. В конце концов, не изменяет или трус, или тот, кто осторожничает так как разоблачение может его потопить! То есть опять же трус. К тому же она говорила, что может развестись и приехать ко мне.
  - И ты верил?
  - Хм, не знаю... нет, не верил... и да, верил... Её покрытое мурашками тело - не врало. Просто, когда представишь, что она станет твоей женщиной и сможет вот также с кем-то спать, быстро трезвеешь!
  - Ну, гипотетическая возможность измены - это еще не повод...
  - Ну, короче, на самом деле она стала намекать, чтобы я оплачивал ей билеты. Думаю, обломалась, когда я отказался. Любовь, деньги...
  Все эти осмысливания постфактум гроша ломанного не стоят, когда знаешь подоплеку.
  - Видел тут недавно её фотки. Она с новым чуваком. Хорошо выглядит. Может, и правда развелась. Или пошла дальше.
  На лице Темо появилась черствая циничная гримаса.
  - Пошла по рукам как поднос с закусками, - добавил он.
  Марк пожал плечами.
  - Любвеобильная женщина как родник. В нём утоляют жажду многие путники.
  - Дарвинизм, конечно, хмм... - произнес Темо. - Всегда считал, что он закончился где-то на уровне обезьян. Кстати, помнишь Жорика? Тот, что записал истерики матери на диктофон и шантажировал ее? Звонил из борделя на Тульской. Просил закинуть ему 20 тысяч в долг. Говорит - влюбился, но нет денег продлиться.
  - Терпеть не могу шлюх, - поежился Марк. - Этот запах. Как не мойся - три дня будешь пахнуть. И еще у них кожа такая тонкая, словно из подмышки...
  - Я тебе так скажу. Надо делать шлюху из своей женщины.
  - В смысле?
  
  Он поднялся к лифту, рассматривая разрисованную стену подъезда. "Не бейте мух - они как птицы". Местное ТСЖ решило сохранить воспоминание о 90-ых. "Россия - психотронная тюрьма!" "Ударим по СПИДу рукой онанизма!" с жилистым кулаком. Быть может, люди, писавшие это подростки, теперь приезжают сюда в дорогих костюмах навестить стареющих родителей. А стены помнят.
  Темо квартировался в съемной однушке. Он отпер замок и не сказав ни слова, вернулся в кухню. На нем был арабский темно-серый саван в пол. При невысоком росте, абсолютно лысой голове и бороде, которая стала для Марка новостью, наряд завершал шаманско-индейский образ.
  - Залипаешь? - крикнул Марк с порога, шаря глазами по стене в поисках вешалки.
  Вешалки не было. Отвалившийся крючок лежал в вазочке. Пришлось кинуть куртку на стоящую у входа стиралку.
  - Я после того случая - дважды у нее ночевал. Оба раза - стелила мне на диване. Зачем, спрашивается, звала?
  - Может быть, у нее стыковка с другим чуваком? - предположил Темо. - Это версия Б. А версия А, и я настаиваю на ней: держит тебя как запасной аэродром.
  Выражение лица Темо было преподавательски высокомерным.
  - У меня так было с Кристи. С тобой она вся выдержанная, манерная. У нее куча требований и правил. А с другим она просто трахается. И к тому чуваку у нее нет требований. Какие требование, если у нее нет на него серьезных планов? Она не ждет от него подарков, не ждет джентельменских поступков. Он даже не оплачивал ей такси до дома, прикинь? Игры отдельно, удовольствия отдельно.
  Кухня занимала не больше шести метров. Почти все место съедал стол. Если один человек стоял, то второму уже приходилось сидеть, чтобы не мешаться.
  На высоте глаз из стены выходил спиралевидный, чугунный радиатор, покрашенный под антрацит, напоминавший глубоководную мину. Советский промдизайн иногда выдавал стоящие вещи. На радиатор были намотаны красные китайские фонарики. Шнур от них был проброшен почти через все помещение. Чтобы включить фонарики, сначала нужно выключить вытяжку, что Темо и сделал.
  
  - А, любая телка как парковочное место. Если ты его не занял, будь уверен займет кто-то другой. Зря ты идеализируешь свою Катерина. Она такая же как все. И могла поступать, как угодно.
  Темо гладил свои волосатые ноги с недоразвитыми, атрофированными икрами.
  - Когда ты начинаешь ностальгировать о ней, то становишься сентиментальным как проститутка, которой уделили немного внимания и доброты. Для тебя она - смутный объект желания, травма, виноград с верхней ветки.
  - Какой еще виноград?
  Марк подошел к окну и глянул вниз. Мокрый асфальта у подъезда был расчерчен шинами машин как черновой эскиз. Дряблая, обшарпанная пятиэтажка напротив портила вид. Зато сразу за ней виднелся особнячок с шехтелевскими чертами. По его крыше лазили два мужика.
  - Находясь внутри истории, ты никогда не знаешь, насколько все серьезно. Были девушки, которых, мне казалось, я любил, но мы расставались, и я в миг их забывал. И были те, которые, наоборот, проходили по касательной, но спустя время - начинали мучить незавершенностью отношений.
  Темо достал заварник и сыпнул в него чай из стоящей рядом стеклянной банки. На столике появились две аккуратные китайские пиалы размером с солонку. Он сделал холостой пролив и разлил по первой.
  - Знаешь, всякий раз, когда я встречаю старых подруг, которые мне когда-то нравились, - рассуждал Марк. - Я всякий раз я думаю...
  - Какое счастью, что у нас ничего не получилось?
  - Нет! Это само собой! Я думаю, насколько же я их не понимал!
  - Поэтому надо знакомить с родителями. Чтобы как бы в контексте.
  Он полез в холодильник. Оттуда появился небольшой кусок сыра и орешки.
  - Я вообще перестал понимать, как можно с кем-то жить. Другой человек! У него свой опыт, свои взгляды. Я помню, как через год совместной жизни с Иришкой, сидя на диване и слушая ее обычный вечерний рассказ о том, как прошел её день, меня как громом прошибло! Я так отчетливо увидел перед собой совершенно чужого человека, другое существо, понимаешь? Я понял, что не знаю её! Она мне не принадлежит. Кто она? Откуда она здесь?
  - Ты накуренный был?
  - Нет!
  - На крайняк возьмем себе малолеток! - усмехнулся он. - Сядем им на уши, воспитаем под себя. Пока они не решат, что достойны большего и не свалят.
  - Не продолжай - и так ясно, что война проиграна.
  - А ты не считаешь, что выбирая малолетку - ты выбираешь девушку, которая не вполне тебя устраивает, но в силу возраста может измениться?
  Марк пытался навести на столе порядок. Он отодвинул к стене пепельницу и старые пустые чашки и компульсивно принялся тереть стол салфеткой.
  
  Темо обладал интуитивным умением в нужные периоды оказываться рядом, а в сложные отдаляться, и в итоге оказавшись среди тех немногих людей, которые не потерялись со временем. В свои 40 он успел попробовать себя в разных делах, начиная от ресторанного бизнеса и заканчивая продажей картин, но так ни в чем не задержался. Грузины умудряются не работать, даже когда в этом есть нужда, а уж когда нужды нет, и подавно.
  Дни напролет Темо встречался с людьми. Легко сходился, многим помогал. Его обычный будний состоял из переездов от компании к компании: с одними пил кофе, с другими курил, разнося свежие сплетни и попутно решая вопросы. Марк называл его "субкультурным диспетчером".
  Они сдружились, когда Темо после трех лет разбежался с Соней. Девушкой голодной до всего, что касалось светских событий. Что-то пошло не так. Даже друзьями остаться не смогли. Наверняка что-то серьезное - измена или аборт. После этого Темо был нужен компаньон, который не связан с их общей тусовкой, чтобы не в одиночку курсить по ночной Москве. Как, к сожалению, часто бывает - если ты приятный человек для окружающих, то лично непременно несчастен.
  
  Марк вышел в остывший вечер. Краски стухли, словно от монохромного фильтра. В воздухе висела мелкая морось, от которой все вокруг было напитано влагой. Если не знать времени суток, можно было подумать, что начинает светать. И только квадраты света в домах выдавали поздний час. Он был рад, что зашел.
  Следуя за вращением осени, прихватывающий прозрачный холод брал повсюду свой тяжелый меланхоличный аккорд. Это читалось в каждом встреченном потоке, который волнообразно беспокоил еще кое-где сохранившуюся листву, которая вот-вот должна было отвалиться как клоки шерсти на бездомной собаке.
  Подернуло мимолетным ощущением бессмысленности, которое, словно дежавю, пронизывает именно этот цикл времен года - осень-зима. Марк втянул плечи и зашарил по карманам в поисках ключей от машины. Он достал с заднего сидения скомканный шарф и намотал его на шею. Не хотелось вот так заканчивать выходной.
  Спиридоньевка ветвилась каменными коробками. Взгляд заскользил впереди ног, время от времени чиркая по ребрам зданий и вослед проезжающих мимо машин. Размытое настроение вернулось.
  
  - Ты слишком упорствуешь, что ли. Поиск подруги должен быть не стратегией, а тактикой. Нельзя заниматься этим всерьез. Это надо делать попутно. У тебя слишком сложный вход... Опыт решает!
  - Опыт? Ломать руку - тоже опыт. Нахрен он мне нужен, если он ограничивает в будущем.
  Сдержанная усмешка Темо свидетельствовала о том, что он согласен.
  - Я и не спорю. Опыт не ведёт к любви... опыт ведет к шлюхам...
  Он включил онлайн-радио с ноутбука. Заиграла латина. Иногда по ночам на этой радиостанции устраивали неплохие погружения, к тому же у них была необычная ротация. После фри-джазовой композиции мог зазвучать русский романс, а следом - густой левтфилд. Ну не прелесть?
  - Или не так. Опыт просто открывает тебе короткий путь. Даже если он ведет к шлюхам, то шлюхи вновь возвращают тебя к любви.
  Темо произнес это с особо противной высокомерной интонацией бизнес-коуча. Марк терпеть не мог нравоучений.
  - Знаешь, я помню школу, - продолжал Марк. - Парней и девочек было примерно поровну. И все десять лет школы мне нравилась одна единственная - Маша Кузнецова. Одна! Ну, и потом еще одна на год младше, но её не берём. Параллель - это три класса. Примерно по 30-35 человек в каждом. То есть условно 100 человек. Соответственно - ориентировочно 50 баб. Ты понимаешь, большинство из них я видел каждый день. Слышал, как они отвечают на уроках, видел, как едят в столовой, бегают на физкультуре и что рисуют в тетрадках на полях. Согласись, за десять лет школы об окружающих копится приличное количество информации? Ты с высокой степенью достоверности изучаешь, кто из них самовлюбленная дура, кто "шестёрка", а кто давалка из семьи алкашей. В школе ты знаешь всё про каждого. И я тебе скажу, что тогда, в детстве, я отчётливо понимал, что все эти девчонки вокруг - пиздецовые. Все, кроме Маши Кузнецовой.
  - Её яд на тебя подействовал?
  - Она была моей Дульсинеей Тобосской...
  - И в каком классе ты двинул вперед свои пешки?
  - Только в девятом! - с разочарованием в голосе произнес Марк. - Точнее ни в каком... Но в девятом был эпизод! Ничего не вышло... Неважно. Я это к тому, что в моем идеалистичном мире Маша Кузнецова была единственной, кто проходил мои фильтры.
  Марк отклонился на стуле назад и запрокинул голову.
  - Но школа кончилась.
  - Да, школа кончилась! И важно то, что все эти сумасшедшие бабы разбрелись по миру и замаскировались! Кое-как научились одеваться, краситься, как-то себя подавать. Некоторые даже похорошели... Генетика имеет значение, как ни крути.
  - То есть ты признаешь, что пропустил пару пассажиров? - риторически вставил Темо.
  - Я не об этом! - почти вскрикнул Марк. - Все женщины вокруг неадекватны в пропорции 1:50. И трагедия в том, что у тебя нет десяти лет как в школе, чтобы в этом разобраться.
  - Прав!
  Темо пытался зашазамить играющий на заднем фоне трек.
  - Все усложняется, - рассуждал Марк. - Если ты не вытащил себе подругу жизни из школы или института - шансов попасть в десятку дальше крайне мало. Конечно, ты привыкнешь, притрешься к любой, но в ваших отношениях скорее всего не будет того, что могло бы быть, если бы это была девушка, отфильтрованная десятью годами школы...
  - Я всегда говорил, что жениться надо на младшей сестре лучшего друга.
  Темо скрутился на стуле. Чай после второго разлива остался нетронутым.
  - А помнишь Ладайкину? На первом свидании съела в ресторане на 40 тысяч и не дала! Только села за столик, как давай орать: "Бутылку Моёт, пжлста!" Да, у нее был стиль!
  - Хорошие телки рассыпаны по жизни как дозаправки в воздухе. Их ровно столько, чтобы ты мог долететь до пункта назначения.
  
  Улица похожа и непохожа на Москву. Безлюдно. Достаточно прилизанная вдоль, но с неуютными, плохо благоустроенными дворами, если смотреть в промежутки между домами. Она будто пыталась выдать себя не за ту, кем является. Мы все иногда так поступаем. Только вот следом за ложью в поступках начинают лгать и чувства, создавая искажения. "Женщина, которая лжет и мужчина, который верит - вечная фигура".
  Послевкусие от разговоров с Темо быстро распространились по телу как попавшая в воду марганцовка. "В начале сложно почувствовать, затем - понять, что именно мы чувствуем? Хотим ли мы этих долбаных чувств?"
  Идя по жизни, мы отбрасываем десятки женщин, потому что, нам кажется, они не те. Но когда вдалеке начинает мерцать желанный выбор, мы сжимаемся в комок страха. Страх выставляет невидимые электрические заборы. Ты видишь, что за его стеной, но не можешь пройти туда. И что в итоге? У тебя нет шансов не попасть туда, где ты есть.
  Пожалуй, мы слишком многого требуем от женщин. Сами обесцениваем их слова и поступки, прокручивая в голове миллионы раз. Зачем? Слишком много лишнего. Много ненужных притязаний, ожиданий. Медленно вытекающая наружу, отработанная энергия, - вот что такое твои чувства. Красиво и бесполезно. Как будто неведомая вселенская сила сосет их из нас, чтобы напитать себя. Пасёт, как муравьи тлю.
  Залог счастливых отношений в том, чтобы вовремя остановится. Отвлечься от партнера и позволить себе делать те вещи, которые мы делали до его появления, чтобы чувствовать себя хорошо. Иначе, со всеми этими соплями и перепадами мы быстро друг друга заебем.
  Холод забирался под пальто. Марк застегнулся на все пуговицы. Пора переходить на пуховик. А то опять сопли с октября по апрель. Фыркающий спаниель с серо-голубыми глазами Иисуса на секунду замер, позволив себя рассмотреть, и засеменил во черные дворы. За ним продрожало тускло освещенное телефонным экраном лицо, размахивая поводком.
  Марк ускорил шаг. Ночь прилипала плотнее. Жаль, что так далеко убрел. Растр чугунной ограды, выстроенной вдоль бульварной аллеи, сливался в единый пастельный мазок, вжууух. Торчащий поперек бульвара кусок гвалтового Арбата с изобилием подсвеченных фасадов, витрин и рекламы мельтешил и переливался как психоделический луна-парк. Не зря кто-то назвал эту улицу вставной челюстью Москвы. Ее пошлость не удалось усмирить даже собянинским архитектурным бюро, а уж они старались: отсюда хотелось бежать как из медицинского кабинета.
  У реальности есть структура. Наше восприятие, как кошачьи усы, как игла, скользит по ее рельефу, считывая спрятанные в ней послания. И чем точнее твой прибор, тем больше он наковыряет? Или без шансов и лучше расслабиться и получать удовольствие?
  А вот знаменитый переход от Арбата к Воздвиженке, где всю жизнь тусовались музыканты и бомжи. Набитое местечко. В витринах ночных киосков и без света можно было разглядеть разномастный ширпотреб. Журналы, выпечка, сувениры, нижнее бельё, церковная утварь. Ходовой товар с наценкой 50%. Раз в пять лет мэрия сносит эти ларьки как самострой, а потом вновь сама же ставит в рамках мер по созданию дополнительных рабочих мест и поддержки малого бизнеса. Удобно. Датая женщина, глядя в свое переливающееся отражение, подтягивала сползшие колготки напротив церковного ларька. В метре от нее на полу стояла недопитая банка и валялась сумка.
  И все же бульвар умиротворяет. Удивительная полоса порядка в эпицентре вечно бегущего города. В конце всегда просматривается воздушное окно, оно-то и спасает. Закольцованная хрень, точнее - полузакольцованная из-за порванного реками Замоскворечья. Големные перила моста напоминали отечные женские ноги. Так и хочется их потыкать шилом, чтобы выпустить жирок.
  Вывеска бара "Матильда и страпон". Что-то новенькое. "Пуэрториканцы" будили аварийках под знаками запрещенной парковки. Подвез ее из клуба пьяную - лупанула минет, так как не осталось денег на карте. Притча во языцех таксомоторной секты, фу. Хоть сполоснуть-то Аква-минерале успел или прям так?
  
  - С возрастом начинаешь уважать пары, которые продержались хотя бы десять лет. Отношения, пронесенные через года, - ценность. Помню, как в сноубордическом лагере в Сочи на вечеринке в честь открытия было какое-то дикое количество взрослых пар - по 45 и 50 лет. И все они отлично смотрелись. Я спросил себя: почему? Думаю, их объединяет общая страсть, к которой приклеивается общий круг общения, общие ценности... Они по-настоящему близки! По-настоящему! Я помню тогда стоял на танцполе, смотрел на них и думал, что никогда не умел отдаваться отношениям. Я пользовался женщинами, находился с ними в символических сделках. Уставал, уходил. Наверное, тут что-то из детства. А они - вот смогли... И теперь у них есть то, чего нет у меня. Они доехали...!
  Темо снова задрал ноги на холодильник и закурил.
  - Вот представь такую ситуацию, - сказал Темо. - У тебя две пластинки. Ты ставишь первую - там отличнейшая музыка. Огонь. Но есть вторая. И вот дилемма. Если ты откроешь вторую, то никогда не сможешь вернуться к первой. Если не откроешь, то так и не узнаешь, что на ней. Каков твой выбор?
  Марк скривил лицо. Он молчал. Как-то совсем не думалось.
  - Знаешь, раньше я всегда выбирал второй вариант - пойти за новым, посмотреть, что там. А сейчас... Я думаю, вопрос в том, как сильно тебе понравилась первая пластинка. Если сильно, то надо остановиться. Плюс, меняя телок, ты как бы вертишься по малому кругу и не доходишь до следующей стадии: дети, совместный быт и все такое.
  Табак от сигареты попал Темо в рот, и он пытался поймать его на языке краешком пальца.
  - Я люблю всех своих бывших, - вдруг сказал Марк, глядя Темо прямо в глаза. - Некоторым из них, я так ни разу и не говорил этого. Думаю, рано или поздно твоя Настя проявится. Женщины всегда возвращаются к тому, кто был к ним внимателен и добр. Ветер, который всегда возвращается.
  
  Здесь ощущение пространства меняется. Спуски набережных - одно из немногих мест в центре, где можно увидеть горизонт. Река в бетоне как полузатопленный тоннель, и параллельно водам медленно терракотовыми кирпичами течет Кремлевская стена. Атоллы её башен с водружёнными рубиновыми звёздами светятся в черноту как сигнальные маяки. Маяки страны, которая обречена скитаться меж берегов Европы и Азии. И тут же эти отражённые звёзды, млея в неровной воде, уже как бы обретают иную жизнь, жизнь звёзд морских.
  Кремль крутой. Он как футляры Вавилона. Еще бы, итальянцы строили. Хоть тут подсуетились. Если бы еще не этот грузный, чугунный силуэт Петра как одинокий палец.
  Большая политика за стеной: там холодно и нет друзей. Наша стратегия - щёлкнуть весь мир по носу и продолжать жить плохо. Зато решения, назначения, циферки-папочки, желтые телефоны с баранками, длинные коридорчики с зелеными ковровыми дорожками. Поздно ночью, после череды утомительных совещаний, поставить что-то из раннего Бил Эванса, откинуться в кресле с видом на колокольню Ивана Великого и закурить косяк. Тоже есть свой шарм.
  Марк замер. Пейзаж походил на мультимедийную проекцию с ультравысоким разрешением. Просеянный, тонкий свет фонарей добавлял нереальности в фон. Если не обращать внимание на неонового верблюда в витрине магазина восточных ковров и проезжих машины, то тишину нарушала лишь искрящаяся в воздухе морось. Вот так поздним воскресным вечером в центре многомиллионного мегаполиса можно встретить совершенную пустоту. Чертов верблюд, я помню его ещё со студенческих времён.
  
  - Где-то я читал, что в США устраивают вечеринки бывших.
  Марк стоял одетым и проверял содержимое карманов: телефон, ключи. Коврик с чилийским орнаментом сбился, обнажив разрушающийся паркет.
  Вообще, мне нравится, что мы дожили до сознательного возраста и не определились. Женись в двадцать пять и надейся, что завалил кабана вслепую. Или дотяни до 40, выстрадай свое, и пойми, что не можешь жениться вообще!
  Они пожали руки. Марк вышел на тёмную лестничную клетку вызывать лифт.
  - Когда увидишь ее - не спугни, - сказал Темо вслед, высунувшись из двери.
  Глаза блестели в темноте. Его слова звучали таинственно, претендуя и на пафос, и на откровение. Дверь лифта распахнулась. Желтый свет облил растерянное лицо Марка.
  - Трагедия мужчины в том, что кого бы он не выбрал - он всегда ошибется, - парировал он и шагнул в кабину.
  Дверь с грохотом захлопнулась, и лифт рывком тронулся вниз. Темо остался один. "Отец говорил, хмм... У старших - агрессия к молодым", - буркнул он себе под нос и захлопнул дверь.
  
  Стекло в такси приятно холодило лоб. Мы излишне доверяем реальности, полагая, что всё увиденное, услышанное, постигнутое - это истина, и она навсегда останется такой. Нет! Уже через секунду все иначе, а в твоем мозгу в лучшем случае - бледная копия.
  Уже нет Катерины. Она - настоящая, живая - давно стала другой. Где-то просыпается, планирует свой день. А та она моя, она со мной. В серости этого неба. Мерцает едва уловимым отражением наших старых встреч на поверхности уставшего ума. Крем её запаха медленно таит на иглах моей памяти. Мягкость кожи ютится на кончиках пальцев.
  Страх осознанного возвращения сильнее синдрома отмены. Ты как к компьютерной игре бежишь по комнатам большого пустого дома, а через окна видно пиксельную траву. Ты на границе программы. Дверь есть, но войти нельзя.
  "Завтра покер. Не проеби". Марк сунул телефон в карман.
  
  ***
  Главной достопримечательностью покерных посиделок был парень по имени Нурик, который их же и устраивал. На заре 90-ых в гуще бардака, отец Нурика умудрился влезть в приватизацию завода по производству щебня, с вырученной долей перекрутился в розничной торговле, а оттуда по кривой перешёл в чистый гостиничный бизнес, вовремя обзавёлся кое-какой коммерческой недвигой и стал средней руки рантье. На аккумулированной материальной базе он без особого напряга прокоптил все нулевые и половину десятых, купив для души школу авто-картинга, где любил кататься пьяный, и сбоку-припеку ресторанчик, служивший теперь пристанищем для покерных сборищ сына. Впрочем, бытовало мнение, что все это лишь фасад, а кормит его ни много, ни мало обнальный транзит через Кипр. На пять лет вперед у него была проплачена кабина в Сандунах, куда он каждый первый четверг месяца ездил обкашливать вопросики с отставным генералом ФСБ и экс-советником главы Центробанка.
  Сам ресторан был безнадежно убыточным. Попытки привести его финансы в порядок были давно оставлены. "Люблю его как нерадивого ребенка", - повторял глава семейства и отмахивался от советов.
  Заведение по умолчанию стало офисом Нурика. Здесь поводились встречи, подбивались дела. Сам он фактически жил здесь. И при этом совершенно не занимался управлением. Лишь одну менеджмент-опцию он держал на личном контроле - подбор персонала. Не щадя живота своего, Нурик отсматривал официанток, проверяя чистоту их ногтей и вихлявость походок, была в том потребность или нет.
  Покерный стол с игрой в кэш здесь возник сугубо из скуки, задолго до того, как гэмблинг в Москве запретили. А когда к всеобщей неожиданности это произошло, "катушка" у Нурика приобрела еще и шарм табуированного досуга. Народ прознал, что по четвергам здесь собираются "свои", и приладился методично заезжать по приглашению и без. Зная хитрожопого Нурика, близкий круг мог подумать, что это спланированный маркетинговый ход для раскрутки кафе, однако рано или поздно все убеждались, что это не так.
  Чтобы старые друзья не потрошили друг друга на деньги, Нурик тихонько приглашал катнуть состоятельных партнёров отца. После многих лет праздности, изнуренный официантками Нурик он творчески обрёл себя в этом как организатор и интриган. Его задача состояла в том, чтобы сделать всех счастливыми. Взрослые дяденьки-борщи хотят потусоваться с молодежью: послушать их разговоры, почувствовать себя мудрыми, и готовы за это платить, - пожалуйста. Ближний круг хочет, чтобы ему подналили банк, и для этого не прочь распахнуть дверь клуба гастролерам, - какие проблемы! Каждую из игр посещал базовый состав из трех-четырех завсегдатаев (всех их Марк хорошо знал), остальных Нурик точечно выдергивал из бесконечного числа отцовских бизнесов.
  Марк числился в ближнем кругу. Как всяк кружок по интересам покер был хорошей отдушиной: че, разговорчики за жизнь, редкие персонажи. Он был не прочь катнуть, но сильно влипать не хотел. Кроме того, ставки били по карману. В поисках баланса Марк взял за правило - появляться не реже раза в месяц, не докупаться больше одного раза, если бай-ин слит, и не засиживаться дольше двух утра.
  - А, Марчелло пожаловал, сам лично дорогой, - крикнул Кеша, подняв вверх руку. Несколько голов обернулось. Остальные были сосредоточенны на игре.
  Кеша был по-своему уникальным человеком: преподаватель йоги и алкаш. Два года назад он вывез жену и дочь на Шри-Ланку, а сам вынуждено вернулся в Москву по делам, обещав выслать денег на обратный билет. Поговаривают, что жена и дочь до сих пор там. Денег у Куши не водилось. На покер он подтягивался исключительно снять будничный тремор. По дружбе Нурик милостиво начислял ему двести вискаря за счет заведения (если больше - тот начинал дуреть), и Кеша мирно цедил их целый вечер. Закупался он по минималке и прел на блайндах. Валетов из суеверия сбрасывал. Карты без картинок - за карты не считал вообще.
  Марк пожал Кеше руку, которую тот безадресно протянул куда-то вбок. И по кругу обвел сидящих взглядом. За столом сидел лучший состав. Он скинул пиджак и припарковался на единственное свободное место.
  - На сколько?
  Нурик достал из кейса с фишками "кассу", розовую косметичку жены с изображением целующихся пингвинов.
  - На двести, как обычно, - ответил Марк, оценивая стэки соседей.
  Поскольку многие за столом видели Марка впервые, также как и он их, он ощущал на себе изучающие взгляды напряженных, тяжело дышащих тел.
  - Ты как? - негромко спросил Марк, пока Нурик отсчитывал ему фишки.
  - Лечу три сотни, - грустно ухмыльнулся тот.
  В качестве приглашенного в центре стола тучный армянин, который представился Рубеном. Его нехилый стэк, возвышающийся на игорном столе как великая гора Арарат на вскидку превосходил количество фишек всех остальных игроков за столом. По обе стороны от него, словно вокруг блюда с едой, как две сарделины лежали его мощные, упитанные руки в золотых часах и браслетах.
  Геннадич, самый взрослый и состоятельный из "основного состава", компенсировал свою невзрачную внешность дорогой одеждой и аксессуарами. Ростом под два метра, худой, с длинной вырубленной кадыком шеей, он напоминал стервятника, сходство с которым было не скрыть, когда он надевал любимую короткую кожаную куртку с пушистым меховым воротником. Под низ Геннадич предпочитал шелковые рубашки с мелким орнаментом - огурцы, клетка, цветочек. Давным-давно на обложке школьных тетрадей размещали голограммы со скрытым трехмерным изображением. Говорят, если сесть ближе к Геннадичу, то можно увидеть нечто подобное. Принимая во внимание его усыпляющую манеру говорить - после десяти минут диалога собеседник постепенно уплывал в его гипнотических одеждах.
  Если Кеша промывал женщинам мозги, но и пальцем их не трогал, то Геннадич ни капли не интересовался тем, что у баб внутри, зато болезненно жаждал их тел. Нурик говорил, что Геннадич по возрасту колет тестостерон и поэтому у него сверхестественной спермогенез. В стрип-клубах и борделях Геннадич проводил времени больше, чем дома. Причем с годами пристрастие только усугублялось.
  Геннадич был настолько хорошо известен на московском рынке интим-услуг, что в какой-то момент шлюхи стали его узнавать. Казалось бы, и что? Однако самого Генндича, как большинство российских предпринимателей, тяготевших к полной анонимности, этот факт не на шутку озадачил. Смекнув, что столь странная известность ни к чему, он стал изыскивать более деликатные пути съёма. Помучавшись на тиндере, он исключил его для себя как "медленный вариант с обидной долей брака", и перешел на секс-туры выходного дня. Он садился на водилу и ехал в подмосковный город, где все происходило в лучших традициях столичного десанта. Первое время, поражаясь дешевизне сексуальных услуг в провинции, вожделеющий, обколотый гормонами Геннадич заказал не по одной, а сразу по две, три и даже по пять девушек. Стоимость "пакета" там и одной элитной чики в Москве была примерно равна. Однажды девушек поназаказывалось так много, что для них понадобился микроавтобус. Угоревший Геннадич на радостях вместе с двумя десятками шлюх а нем так и укатил в Москву, показывать им Красную площадь.
  Для особых случаев, так называемых неберучек, у Геннадича была безотказная, в деталях отработанная схема. Он назначал свидание на Фрунзенской набережной, куда подкатывал на небольшом, но очень милом катерке. Всем известно, Москва - город дешевых понтов, а лодка какой-никакой эксклюзив. На речной прогулке с шаманским, быстро поднаполнив сториз в инстаграмме, не подготовленные для такого отдыха девушки быстро замерзали. Примерно к этому времени баркасик успевал дойти до загородного ресторанчика на воде, где морякам и путешественницам сам бог велел согреться горячительным. Здесь их тела окончательно размокали от яда старого паука. В паре километров у Геннадича был дом. "Ах, забыл покормить кота!" - произносил он в какой-то момент. И под занавес, чтобы обеспечить себе максимально качественный секс, прямо вот так вот запросто на первом же свидании он предлагал выйти за него замуж. Ну, что за день! Девушки уплывали в ряби оранжевых и зеленых огурцов его рубашек.
  Сейчас за покером Геннадич сидел угрюмым, больным. Мешки под глазами собрались в множество мелких складок. Проигрывает?
  Игра шла третий час. Первый нервяк спал. Народ молча пялил во флоп. В игре остался Рубен и еще один парень в чёрной рокерской куртке с ореховой перегородкой на лбу. Ему явно не хотелось колировать рейз Рубена. Мужественное лицо портили широко посаженные камбалиные глаза. Где-то мы встречались, хм.
  - Фил, мозги не еби. Пас или что? - сорвался Кеша.
  - Мозги не еби, играй RnB.
  - Если пасну, покажешь карты? -процедил Филипп, пытаясь сохранить лицо.
  - За твои деньги все, что пожелаешь.
  Сидящий от него по правую руку Геннадич, хвастался фотографиями детей.
  Нурик сгреб со стола карты. После первых раздач он обыкновенно отлучался в два нуля. Синдром раздраженного кишечника и гастроэзофагиальный рефлюкс. Возвращался с мраморно-бледным носогубным треугольником, заказывал порцию кашки, чтобы успокоить кишечник и какое-то время сидел сосредоточенным на вулканизации собственного ЖКТ. Однако сейчас, спустя пару часов игры, он был абсолютно в норме, даже повизгивал как мопс.
  - Не стоило газовать. Believe this or believe not, - оправдывался Фил, желая выставить свою ошибку как досадную случайность.
  Покер - вечная работа над ошибками. А ошибок в покере хватает. В жизни повторяющиеся ситуации могут быть разделены годами, а иногда десятилетиями. Человеческой жизни не хватает, чтобы выработать для них типовые решения. В покере же - ты находишься в непрерывном повторении и как следствие, непрерывном совершенствовании стратегии
  - Как, кстати, Терек с Рубином сыграли?
  Кеша вертел в руке бокал, смешивая остатки виски со льдом.
  Никому кроме Рубена не шла карта. Позвали, называется, налить банк! Рисунок игры становился рваным. Все хмыкали и потирали лбы.
  Такие ямы попросту пересижываются. Нет другой тактики, кроме как методично скидывать "слабые руки", изредка влезая по шансам банка.
  - Вот и все, а ты боялась - даже юбка не помялась, - радовался он, собирая фишки в столбики нервными пальцами. Филиппу доехал стрит на ривере.
  - Не верю, что человек произошел от обезьяны, - заявил Кеша, пялясь в работающий без звука телевизор на стене, где крутили рекламу, как две макаки, стоя на табуретках, чистили зубы электрическими зубными щетками.
  - Ты хоть во что-то веришь, филистимлянин?
  Нурик явно держал это словцо наготове. Кеша открыл было рот, чтобы ответить, но лишь немного повозил нижней челюстью и глотнул виски.
  - Вот вы смеетесь, - продолжал Кеша. - А мой остеопат сказал, что все регулирующие системы человека, там нервная, пищеварительная, дыхательная, какая еще, хм, лимбическая. Так вот все они, они все по отдельности встречаются у других видов. Но как бы в измененном виде. Как бы! Причем у отдельных животных они более развиты, более совершенны. Что это значит? Что они тестировались на них, пока наиболее удачным образом не сложились в человеке.
  - Инопланетная теория происхождения видов? - с ухмылкой отозвался Рубен.
  Кеша не собирался спорить с армянином. Армяне любой разговор сведут к геноциду 1915 и там положат на лопатки.
  Рубен как курочка по зернышку наживал стэк. Нурик сгреб жирную раздачу и теперь сидел в нулях.
  - Я скоро поеду, - тихо сказал Филипп, залипая в телефоне. - Кто-нибудь был в Slowlife? Какой-то новый бар?
  - Вроде открытие было месяц назад. Там ничего, - ответил Рубен.
  - Может кто-то хочет?
  В такси Фил широко раздвинул ноги, сильно залезая и на вторую половину сиденя. Киа Рио тронулась с красного, пробуксовав на мокром снегу. Оба по инерции подались вперед.
  Фил поймал взгляд Марка на недобитый рукав и рассказывал, как они с бывшей пару лет назад набили на предплечьях имена друг друга: он - Инга, она - Филипп. Ошибка, блин! Через месяц расстались из-за ее кота, который прыгал среди ночью на лицо, драл винтажный эдинбургский честер и блевал так что на паркете оставались проплешены. У них желудочный сок разъедает столярный лак, не пойму? Короче, сразу сводить не стал. Так и проходил с "Ингой" целое лето. А потом уже взялся бить всю руку.
  - Добил бы пять букв "-лятор". "Ингалятор" нормально! - не удержался таксист, показав в зеркало заднего вида крупные щербатые зубы и несколько раз, качаясь взад-вперёд, лупанув рукой по рулю. - Понял, да?
  Филипп не смеялся.
  - Эх, ви еще савсэм молодой! В жизни все - компромисс. Все! Межу тем, что действительно ви хотеть и худшим! Вот взять меня! Я бы сейчас хотел домой к семье в Абхазию! Это мине - наилучший вариант! А какой наихудший? Работать в Одинцово на стройке или совсем не был бы на работе. Вот, я сейчас здесь. Машина, тепло. Это компромисс! Ни то, что хотел, но и ни совсем плохо - среднее... Даже когда обнимаешь красивую дэвушку за талию - это компромисс между тем, чтобы поднять руку выше и взять ее за грудь или опустить ниже и схватить за зад! И татуировка твоя - тоже компромисс, да, да?
  Фил и Марк смотрели каждый в свое окно. Свет встречных фар делал грязные разводы на лобовом стекле слишком заметными. Тонкие струйки таящего снега проделывали себе дорожки в налете и ниже соединялись в более широкие канальчики. Только один ручеек не струился не по правилам. Марк следил за ним пару секунд, пока его не смахнули "дворники".
  - А почему расстались? - спросил Фил.
  - Ну, люди расстаются.
  Яркий свет фар от встречной машины залил салон ярким светом. Глаза Филиппа блеснули. В них читалась растерянность. Словно большой белый дракон, спящий в глубине его мыслей, вдруг приблизился к поверхности. Сейчас он был совсем другим: уязвимым, робким, ищущим.
  - Она хотела идти дальне, а я был не готов, - ответил Марк, когда Фил перестал ждать ответа. Уголки его рта опустились вниз.
  Не желая показаться слабым, он принялся теоретизировать. Сказал, что якобы прошел ту стадию, когда ввязываешься в отношения ради отношений. Так он считал. Но не смог отказать себе в удовольствии насладиться ею. Пока дело не зашло слишком далеко. А это, видишь ли, случается очень быстро.
  - Знаешь, что больше всего меня раздражает? - сказал Марк. - То, что даже когда все закончилось, ты никогда не знаешь, была ли она той самой или нет. Верный ответ в конце не показывают, вот
  - Все, что в начале отношений слегка раздражает, со временем начинает просто бесить! Манера пять раз на дню звонить маме, советоваться-советоваться. Красить брови как Кобзон, ох бля. Думаешь я капризничал? Да у них с возрастом начинают переть мужские гормоны, тут ничего не поделать. Они расценивают мужское поведение как предательство. Они не понимают, не понимают, что им врали с самого начала!
  Вдоль дороги один за другим потянулись рекламные брандмауэры. На самом большим из них аппетитная, гладко отфотошопленая девушка в купальнике, нежно вбегала в голубую лагуну. Под ним по нечищеному снегу перлась пожилая женщина с сумками. Вдруг она остановилась и посмотрела Марку в глаза как фильме ужасов. Удивительно как человек спиной чувствует, когда на него смотрят.
  - Положи двух животных в одну корзину - что будет? Они поранят друг друга. Невольно, своими движениями... Конечно, когда мы вместе, мы делаем друг другу больно, да! Но через эти раны только глубже затекает привязанность.
  Марк запнулся, видимо, избегая слова "любовь". Он старался говорить негромко, чтобы водила не слышал его слов.
  Фил признался, что только выдохнул. Те отношения с Ингой были самыми гнутыми в его жизни. Возможно, единственными отношениями, которые у него по-настоящему были.
  - Понимаешь, о чём я? Застрял как в стоп-кадре.
  Марк был озадачен спонтанной откровенностью нового знакомого. Два дня назад он сам изливал душу Темо о своих навязчивых чувствах к Катерине, а теперь совершенно незнакомый чувак в такси наваливает ему и того похлеще. Двое сентиментальных мужчин на заднем сиденье одной машины - это слишком.
  - Первый раз случилось в машине. Спина за секунду потная. Сердце стучит как набат. Картинка уплывает. И нагнетается из-за того, что не понимаешь, станет еще хуже или отступит? Я ехал в левом ряду, как сейчас помню. Даже перестроиться не успел. Встал на двойной сплошной на аварийке, опустил стекло, высунул голову и дышу как пес. Пытался позвонить Инге, руки дрожат, по номерам не попадаю.
  Фил рьяно жестикулировал.
  - Циклишься на каких-то мыслях и не можешь отпустить. Они как залежалые фрукты - не успел съесть, и они гниют. Психика зажевывает пленку. Это как выбивание опоры, как пропущенные удары в корпус. Валит тебя плашмя и ничего не поделаешь. Я суп не мог из-за того, что руки дрожали. Пока ложку несешь - половина проливается. Суешь в рот, по зубам стучит, - продолжал Фил. - Пил азолептин и феник. Хорошо прибивает к земле, растворяет нервные сгустки. Только в сон рубит. Главное не перепутать утро и вечер.
  - Ээ, парни, я сейчас такую вещь скажу, да, - снова вмешался водила. - Когда беда эта случается, у меня у брата было, надо ехать в горы, там искать ручей, с гор бежит. Ну, горный ручей, знаешь да? И искупать прям всё тело. И после этого обязательно там переночевать. На утро чистый будешь...
  - Так мы сейчас к Инге?
  - Нет, - ответил Фил. - Увидишь.
  В окне проплыл неоновый верблюд. Красный октябрь, приехали. Лучший комплимент для культурного места в Москве, это констатация, что здесь ты как будто не в Москве. На октябре ты как будто бы не в Москве, и это доставляет.
  Одетые в тонкие ткани девушки-худышки выскакивали из такси и спешили вглубь золотого острова. Причёски, коротенькие платья, клатчи, нетерпеливый смех. Они семенили по набережной, прижимаясь друг к дружке, аккуратно ступая в дырки в рыхло-сорбетной черноватой кашице из мокрого снега, земли и реагентов. Такой грязи нет больше нигде в мире. Она метафизична.
   Филипп задержался у припаркованного на обочине кастомного Харлея, со знанием дела разглядывал обозначения на топливном баке.
  - Как-то был я мотопутешествии, - мечтательно сказал он уже на ходу. - Мы ехали на двух мотоциклах парами. Я вторым номером. Серпантин. Чтобы мягче входить в повороты, ты добавляешь свой вес к весу водителя. Через пару часов перестаешь ощущать сцепление с трассой. Летишь. Каждый встречный автомобилист вам сигналит, моргает фарами... Кайф.
  Он запрокинул голову назад, согнул колени и изобразил, будто держит руль.
  - Я помню, всю дорогу мы слушали один плейлист. А потом, когда доехали, открыли бутылку вина п послушали его вместе.
  - Великий опыт, - согласился Марк. - Я бы хотел его иметь.
  Поток людей сгущался. По правую руку потянулись бары, манящие внутрь коробки с дымом и музыкой. Один за другим люди всасывалиь под светящиеся козырьки.
  У входа в бар "Slowlife" простиралась огромная лужа. Ожидавшие своей очереди гости стояли прямо в воде.
  - Че там? - окликнул Фил стоящих позади очереди людей. Несколько человек отвлеклись от своих телефонов и оглядели его.
  Хочешь попасть в королевство - сначала пройди через стражу. Этот со мной! Фил ткнул пальцем в лоб Марка. Одновременно к охраннику приблизились две в пух и прах разодетые красотки. На блондинке были обтягивающие легинсы, на второй - маленькое черной платье, которое чуть скрывал игрушечный плащик. Обе энергично выстреливали вперёд лакированные туфли. Девушки наспех по-светски с кем-то льстиво помурмуркали, поцеловавшись и поздоровавшись с охранником, - прошли.
  Лестница в бар вела прямиком на третий этаж. По мере того, как все четверо поднимались, музыка становилась громче, поглощая гул улицы и голоса людей на входе. Марк считал ступеньки, двадцать пять - двадцать шесть, не отрывая взгляд от танцующих впереди обтянутых икр. Их хозяйка подиумно вышагивала на цыпочках, чтобы каблук не застрял в металлической сетке. Она обаятельно задевала коленом о колено, и когда на долю секунду ее голые ноги соприкасались, в промежности оставался небольшой кокетливый просвет. Если бы она поставила ноги вместе, то между внутренними сторонами бедра поместилась бы ладонь.
  Блондинка стала подниматься медленнее, позволяя себя обогнать. Тридцать четыре - тридцать пять. Подруга тоже сбавила. Она распахнула сумку и на ходу стала рыться. Надо же, высокий уровень координации в команде. Но этот трюк никогда не проходит. Марк и Фил, не сговариваясь, сбавили темп вместе с ними, планируя пройти оставшиеся ступени в столь же приятной компании.
  Вошли. Атмосфера заведения пахнула в лицо фальшивым праздником. Для вечера четверга народу было прилично. Кожаные штаны и маленькое черное платье растворились среди людей.
  Бар представлял собой просторную веранду. По левой стене тянулся бассейн с множеством надувных жёлтых уточек. Под куполом висел муляж космического корабля, красиво подсвеченный переливающейся графикой. Всюду были понатыканы горшки с раскидистыми экзотическими растениями, обернутыми в неоновые ленты. Марк потрогал листья одного из них. Живое. Хм, вложились по-серьезному.
  - Ну как те?
  Хорошо отработанным движением Филипп скинул куртку с плеч и ловко поймал её в полёте. Всё шевелилось. Стайки людей перетекали из бара к танцплощадке, от танцплощадки в туалет и дальше вглубь. Человек в отличие от животных он не чирикает, не шипит, не свистит. Но когда люди собираются вместе - они издают речь. Скопление людей - говорит.
  Марк испытал секундную тревогу. Пока Фил демонстрировал класс, он сунул руку в задний карман, где обычно лежит портмоне, и понял, что там его нет. Карточки, водительские права, деньги. Ах, ты ж черт. Но тут же сообразил, что перекладывал его в нагрудный карман, где он, конечно, и лежал.
   За входом в гардероб располагались уборные. Сквозь распахнутую дверь в дамскую комнату было видно, как несколько девушек чистят перышки, строя гримасы своим отражениям в крупных винтажных зеркалах. Высокая, очень худая красотка, ближе к двери, поправляла бретельки гламурных доспехов. Другая, подвижная, с кудрями, в блестящей ярко-зеленой юбке в пол, наводила губы светофорным красным. Прицельный резкий оборот головы со вскидыванием волос как неожиданный бросок кобры. Застигнутый врасплох Марк отвёл взгляд.
  - А здесь ничего, есть куда деть глаза.
  То в одном, то в другом конце барной стойки компашки лопались заливистым хохотом. Иногда для стоящих рядом это становилось неожиданностью. Девушки вытягивали шеи и заламывая руки. Мужчины надували грудь.
  Фил сделал знак, что отправляется на поиски Вероники. Он суетился. Поправлял причёску. Доставал телефон и снова прятал. Чесал локти. Она ему и правда нравится, думал Марк.
  Оставшись один, он отправился в путешествие по заведению. Оказывается, за бассейном есть второй внутренний бар. Там под софитами стоял стол для пинг-понга, где двое парней пытались удержать мяч. Здесь было пустовато. Лишь за одним из столом сидели люди. Загорелый иностранец лет пятидесяти просунул руку между букетом цветов и фруктовой тарелкой на тонкой ножке и разливал шампанское. С виду грек или итальянец, а может турок. Или еврей. Средиземноморье не разберешь. Девчонки хлопали в ладоши от нетерпенья. Когда пузырьки, наконец, вспенились во флейтах, компания звонко чокнулась и выпила. Подружки повернулись друг к другу лицом и со сладкой улыбкой поцеловались, прикрывшись ладонями так, чтобы спутник не увидел самого интересного.
  Русские телки не брезгливы. Спят со всеми без разбору - китайцами, неграми, арабами, евреями. В общем-то, ну и что? В любой точке мира можно встретить русскую или хохлушку приятной внешности под ручку с местным. Куда только не заносит этих Наташ и Юль. Нет другой нации, чьи женщины смешивались бы так охотно. Нефть и женщины - две бессменные основные экспортные группы великой страны. Хотя на всё можно посмотреть с другой стороны. Пусть так, но они идут к лучшей жизни. Ещё неизвестно кто честнее.
  Пока девушки отвлеклись, опытный ухажер проворно наполнил их бокалы. Поднявшаяся пена осыпалась по стеклянным стенкам. Он привстал, чтобы подать флейты дамам, и как бы невзначай присел рядом с одной из них. Да, ощущение уходящего времени вкупе с осознанием упущенных возможностей с возрастом делают мужчин решительнее. А только решительный мужчина способен преодолеть то высокомерие, надменность и спесь, которым так полны малолетки.
  Диджей смекнул, что пора наваливать. Публика бодрее задвигалась в такт как стайка планктона. Бар - наследник средневековых пиров при дворах, светских балов и египетских оргий. Клуб вобрал и унаследовал всё. В какой-то мере, разумеется. Здесь каждый выглядит так, словно ежесекундно пытается отсюда уйти, но решил ненадолго задержаться. В таких местах, как нигде, Марк ощущал свои противоречия. Он, как и все, хотел знакомств. Но на деле, он пил и терял, либо не пил и тогда неизбежно оценивал, а оценивая - снова терял. У девушек всё иначе. Они быстрее становятся опытными и учатся выбирать.
  - Двойной со льдом!
  Он окликнул бармена в рэперской кепке. Несколько человек у стойки с кредитками в руках недовольно обернулись в его сторону. Простите, простите. А зачем сразу двойной? Заношу ногу над пропастью.
  На другом конце стойки крутилась одна, одетая с офисным шиком в белую блузку и черные строгие брюки. Прямой, римский нос придавал ей волевую остроту. В просвете между второй и третьей пуговицей мелькал край белья цвета едва распустившейся фуксии. Вот бы снова его увидеть. Положив руку на бедро, она покачивалась, то замедляясь, то начиная с новой силой выводить восьмерку.
  Вроде ничего. Сложная. Иди, ку-ку, не рассусоливай. Решение меняет реальность. Ты здесь - она там. Но стоит дернуться и поплывет весь тетрис. Одно за другим, бах-бах-бах.
  Бармен катнул Марку бокал по стойке. С приятным звуком тот проскользил к его руке.
  Она знает, что я на нее смотрю, но продолжает делать вид. Игра уже началась. Слова, которые он сейчас скажет, не так важны. Стукнув о зубы льдом, Марк прогулочно направился к ней. Медленно, чтобы она заметила его до того, как он заговорит.
  Он встал почти вплотную, однако она так и не обернулась. Как же по-разному человек воспринимается на расстоянии и вблизи. Издалека глаз улавливает длинные волны. По ним мозг составляет впечатление о темпераменте, энергетику, нраве. Вблизи тело излучает нечто другое. Эта информация - в большей степени эмоциональна. Близкий контакт всегда нервный. Но полностью оценить другого можно только тогда, когда он заговорит.
  - Путешествуете одна?
  В ее макияже была лёгкая небрежность, свойственная людям с плохим зрением. Когда, взглянув на него, она прищурилась, он понял, что не ошибся.
  - Я тут с другом, - продолжил Марк. - Ээм, мы не планировали вылазок. Ведь четверг. Играли в покер, а потом как-то появилась мысль.
  Третья пуговица не давала покоя. Он стоял так близко, что стоило опустить глаза вниз, как он сорвет куш. Она молчала. Защитная поза. Пора отваливать? Может быть, пролить на неё виски и сжать ее грудь так, чтобы она закричала?
  - Я удивлён, что здесь столько людей... Ты кого-то ждешь?.. Там внутренний бар, кстати, есть, видела?
  Слишком много Я-высказываний, Марк. Я удивлен, я тут с другом. Надо строить фразы иначе. Уже сколько раз...
  Ни сказав ни слова, она сделала шаг в сторону. Вполне однозначный жест. Развернувшись на 180 как караульный, он ушагал в другой конец стойки, отхватив от нее напоследок еще один, самый презренный из всех, провожающий взгляд, будто бы она завернула ему с собой кусок мерзкого праздничного торта, который он не доел за столом.
  Ты меня не знаешь, наверное, думает она. Удивительно, как внимание нежеланных мужчин будит в женщинах темные стороны. Вспомним так называемую "триаду" - маккевиализм, психопатия, нациссизм или, нет, что там третье?
  - Перезарядить? - крикнул бармен Марку в ухо, указывая пальцем на пустой бокал.
  Марк вздрогнул. Он не заметил, как опустошил его.
  Он опрокинул остатки льда в рот, пережевывая горечь поражения. Мудрость в том, чтобы обращать внимание на это, а не на то. Не тонуть в рефлексии, а рисковать и получать его снова. На том и порешили.
  На горизонте замаячил Фил. Он стоял спиной. На его шее висела девушка. Этого ещё не хватало. Чужие ласки раздражают.
  Фил начал поворачиваться. Марк отвернулся, чтоб дать увидеть себя первым. Игра в то, кто более важен.
  - Ага, нашел тебя, - крикнул Филипп. - Знакомься. Это - Вероника. Вероника по прозвищу Ника.
  Перед Марком возникло два веселых глаза, выбросивших хлопушкой горсть ярких золотистых эмоций и прозрачных спиралек. Она оказалась красивее, чем он ожидал. В ее чертах жил дух старинного русского романса, чего-то книжного и сказочного, мистики незнакомой девушки из виноградника. Такой тип красоты принято называть чистым.
  На Нике не было косметики, кроме помады. Яркие губы заостряли ее образ в направлении сексуальности. Но только на первый взгляд. Ямочки, пушистые брови тут же гасили это впечатление. Ее всю такую переполненную простых, чарующих вибраций, хотелось вспороть ногтем как подарочную бандероль.
  Марк смущенно кивнул в знак приветствия, что-то прокряхтел и сделал большой глоток из пустого бокала, пытаясь спрятать в дружелюбности свое восхищение. Растерянность Марка была похожа на то, как подросток жмет все кнопки на зависшем компьютере, когда во время просмотра порно в комнату заглядывает мать. Конечно же, он не успел сгруппироваться. Она заметила, что произвела эффект.
  - Может быть, найдем стол? - пожал плечами Фил, который и не заметил того, что произошло.
  Отсутствие мыслей часто создает впечатление глубокой задумчивости. Пропустив Нику вперед, Фил негромко спросил: "Ну как она тебе?" Марк наклонился: "Я не ожидал". Фил вскинул брови и зарделся в улыбке.
  Они вошли во внутренний бар с пинг-понгом и заняли столик в углу. Музыка была чуть тише и было легче общаться.
  Распивающая шампанское компания из иностранцев и русских девушек, за которыми ранее наблюдал Марк разбилась по парам. Средиземноморский альфач расстегнул сорочку на вторую пуговицу и неприятно возил языком по своим эстрадно белым имплантам.
  Фил отправился в бар. Они остались за пустым столом.
  - Ты друг Фила? - спросила Ника, сунув замерзшие ладошки под попу. - Он про тебя не рассказывал...
  - Мы познакомились сегодня. На покере. К концу вечера ты, возможно, будешь знать меня лучше, чем он.
  - Если к концу вечера я узнаю тебя, а он меня, то тебе надо получше узнать его, чтобы конструкция сработала.
  Марк обожал лабиринтный тип мышления у женщин. Кажется, Ника уже знала про него все.
  - А как вы познакомились? - развернул разговор Марк, краем глаза поглядывая как Фил толчется у бара.
  - Мы живем в одном доме, представляешь? Гуляли с собаками. Собаки нас и познакомили. Начали рваться друг другу как взбесившиеся. Мой Охман вообще невозмутим, а тут. Поглядим, к чему их прославленный нюх нас приведет.
  Она выглядывала на танцпол сквозь окно. Ей хотелось быть там, а не здесь.
  - А у тебя есть девушка? - спросила она, ковыряя пальцем трещину в деревянном столе.
  - Нет, - честно ответил Марк. - Только что я попытался подкатить к одной. Такой, знаешь, бизнес-леди в белой блузке, но, увы, не был понят.
  - Такой высокой, в черных брюках? - оживившись уточнила Ника, показывая в направлении бара. - Это Настя. Я знаю ее по журналистской тусовке. Мы общаемся. Могу ее позвать, хочешь?
  Марк удивился такому развороту. Взгляд метнулся влево, затем вниз. Как же лучше? Краешек белья не давал ему покоя.
  - Хотя, по-моему, у нее есть парень, - прибавила Ника, сделав озадаченное лицо. -Она тебе понравилась?
  Марк мялся.
  - Не могу сказать, что она мне понравилась. Но она мне понравилась, - сформулировал он. - Я думаю... я думаю, что может и не стоит. Может быть, она интроверт и не любит, когда нарушают ее личное пространство?
  - Интроверт, танцующий у бара в ночном клубе? - справедливо усомнилась Ника. - Я думаю, мужчина может быть интроверт или экстраверт, а у женщины нет темперамента. Женщина стихийна. Согласен?
  Вопрос заставлял задуматься. Но так просто сдаться собеседнице Марк он не мог. Кто угодно может оказаться кем угодно.
  - Надо подождать пару часов пока телочки поднапьются. Только за нос потрогал, а у нее уже трусики мокрые, - резонно заметила Ника, оценивая ситуация на танцполе через то же окно.
  Вот это да. А в ней есть курехинский дисторшн. Если, кто и напьется, то через час их уведут те, кто угощает.
  - Вы, парни после 30, начинаете валять дурака. Тыркаетесь к каждой юбке со своей ущемленной психикой, а потом жалуетесь, что женщины какие-то не такие. Сейчас психология шагнула - взял консультацию, упорядочил мозги и все как рукой.
  - Лично я курю и экономлю на психологе, - исповедался Марк.
  Фил подоспел с тремя цветастыми коктейлями.
  - Лучше скажи мне, - продолжал Марк. - Отказ девушки от знакомства - это препятствие, которое надо преодолевать или нет?
  - Есть одна фраза, которая мне очень нравится: "Мама, мы никогда не сможем адаптироваться".
  Выпили. Пока Фил перетягивал внимание Ники своими нахрапистыми флиртом, Марк спокойно, без волнения и спешки, смог разглядеть новую знакомую. Ее прелесть состояла в том, что она не осознавала своей красоты. Как это редко. И как подкупает. Родители с детства вдалбливают симпатичным дочуркам, какие расчудесные те красотули, какой ротик и какие пальчики, закладывая прочный фундамент для будущего мировоззрения соски. В Нике было ровное понимание, что ее красота ей не принадлежит. Она парит над ней, как духи в виде больших воздушных змеев парят за спинами героев в японском аниме.
  - Я хотел бы иметь смелость жить без условностей, - рассуждал Марк, разумеется, в расчете на то, что его слова проникнут в уши Ники. - Стать путешественником, бродячим псом. Сесть на пароход в Дакар, быть серфером, битником. Ходить по миру с рюкзаком и плейером в ушах, меняясь плейлистами со случайными знакомыми на пересадках в аэропортах. Звонить старым друзьям с маяков на неизвестных островах. Растить бороду.
  - О, обожаю людей, которые мыслят, как в самолетах! Я называю это философией долгих стыковок.
  Ника мечтательно толкала соломинкой лед в бокале и крутила волосы. Привычка думающих людей. Не проникнуться ею было невозможно. Наблюдая за Никой, Марк вдруг понял, как изголодался по чувствам за те месяцы, что истязал себя рефлексиями о Катерине.
  - А деньги? - прагматично спросил Фил. Ему было некомфортно в подобных разговорах. К тому же его злило, что внимание подруги переманено.
  Он второй раз пробно, ужасно невовремя и неловко, брал ее за руку. Она второй раз аккуратно ее вынимала, используя как повод необходимость жестикулировать. Сквозь эти жесты чувствовалось, что между ними еще ничего не решено.
  - Идентичность всегда обретается за счет утраты конкурентоспособности. Ты выпадаешь в поисках себя, и выпадая становишься неконкурентным. В этом смысле шизофрения или другое крепкое отклонение - билет в высокую культуру без пересадок. Ты не играешь, ты такой. Псих не способен выдержать мейнстрим и вынуждено обретает пристанище в уникальности. Ему нет нужды соответствовать и за счет ЭТОГО при удачном стечении обстоятельств он получает шанс проскочить на самый верх!
  Марк был вынужден отстаивать позицию, которая была ему не близка. Он часто прибегал к этому упражнению на модальную логику ради спора.
  - Искусство - говно. Все, что происходит с тобой - это твое, живое. Ты можешь пощупать этот стол, этот стакан, спросить о чем-то людей вокруг. Или не спрашивать. Даже если ты ничего не делаешь, лежишь на диване - это ТВОЙ непосредственный опыт. А фильм, книга, картина - это чужое. Это - потребление. Смекаешь? Кто-то писал или снимал это, он самовыражался. Это переварено им и интерпретировано. Все, что ты потребляешь как искусство - вторично. И поэтому мертво. Простая ведь мысль по сути? Читать книги - это в каком-то смысле, это рыться в чужом белье... Если ты переживаешь что-то, то лишь потому, что ассоциируешь с собой. Если нет, мы обычно называем это плохой литературой. Не автор велик, коль заставил тебя плакать, ты велик, потому что смог прочувствовать. Ты плачешь - о себе. И чем более ты открыт, а твой внутренний мир развит, тем проще тебе будет находить себя в покачивании ветвей, чашке чаю. Все - ты.
  - Я смотрю, слушаю, читаю и благодаря этому чувствую, мыслю. Это уже мой опыт. Что с этим не так?
  - Ты замечала, что взрослые люди часто перестают читать, смотреть кино? Твои родители читают? Почему? Потому что из любого произведения торчит автор. Его фантазии, его амбиции. Его фальшь? Он сидел и сочинял это, чтобы стать селебрити, понимаешь, а ты тратишь на это свое время.
  В голове засело слово "фальшь". Почему одни слова нравятся, а другие раздражают?
  Алкоголь слегка замедлил и немного приподнял. На этом хорошо б остановиться. Теперь динамики издавали более приятные звуки. Пульсирующий бит как стук огромного нечеловеческого сердца. Хотелось прильнуть к мягенькому акустическому грилю, чтобы раствориться. На его фоне вычерчивались и тут же распускались орнаменты. Они то принимали вид искаженных лиц, то объемных незавершенных фигур.
  Танцующие девушки от духоты чаще запрокидывали головы назад и проводили руками по волосами. Их рты раскрылись как бутоны. Подрагивающие в воздухе бокалы переливались в потоке шума.
  На телефоне засветилось имя Темо.
  - Как там покер? Судя по спокойному голосу, он был дома.
  - Я свалил. Занесло на вечеринку. С забавной парой познакомился - Филипп и Вероника. Они обжимаются за столиком, а я пью.
  - Не бухай. Иди знакомься.
  - А ты че там?
  - Сейчас сварю сосиски и буду счастлив!
  - Чтобы стать счастливым, тебе не нужны сосиски. Счастье - внутри тебя!
  - Ладно, давай, нанизывай там. Мпуа.
  Марк покосился на бармена. У них здесь что привычка орать всем на ухо?
  Фил изловчился и приобнял Нику. Пошла горячая вода, вот сукин сын. Так значит я им мешал? Он фыркнул и двинул на большой танцпол.
  Народу поднабилось. Протискиваясь между компаниями, он попадал из одного аромата духов в другой. О господи, они как кривляющиеся дети. Пейте уже быстрее и валите домой.
  Каждая женщина хочет казаться моделью: бедра вперед, голову на бок. Через двадцать лет наше время высмеют за глупое стремление воспроизводить образы, без поправок на "исходный материал", который как ни крути имеет значение. К тридцати-сорока годам мужская голова прилично заполняется типажами женщин. В какой-то момент все они склеиваются в гигантскую бабу-гибрида, отчего ложно кажется, что все женщины вокруг знакомы и ясны. Хотя, конечно, нет.
  Но чтобы ощущать разнообразие, лучше цеплять молодых. Не потому что у них новенькое тело, и они как правило обходятся дешевле, а потому что они несут в себе нечто новое, то чего не было до них.
  Да-да-да, голая умозрительная, бесплодная теория, как же ты в ней хорош, Марк. Быть трезвым и анализировать, и выпить и действовать - не одно и тоже.
  Бросаешь ей приманку - взгляд, жест - но твои ловушки остаются нетронутыми. Удивительно, что некоторые женщины как будто бы совсем не испытывают влечения. Знаменитая московская фригидность. Пробуешь на другой - нет, все работает.
  Он вышел на балкон и, опершись о перила, обрушил взгляд вниз. Из-под навеса вышла девушка с айкосом и телефоном в руках. Она нелепо вытянула руку, чтобы проверить, не идет ли дождь, будто по остальном телу было непонятно.
  Мелькнула та с веселой лисьей мордочкой, которую он заприметил еще в первый обход. Идеально ровные волосы лились по спине. Пользуется утюжком?
  Люди приходят в бары вроде как отдыхать, а сами заморачиваются и грузятся весь вечер.
  Знакомства как выстрелы в запертую дверь. Попал - не попал? Есть девушки, которым можно пол ночи затирать отборные истории и ничего. В их эмоциональность не проникнуть. Точки входа совершенно в другим месте. И где же? Это как искать нипель у футбольного мяча. Важно вертеть туда-сюда, менять темы, быть то смешным, то жестким, пока ее глаза не вспыхнут.
  - Я думаю, мы еще не пришли, знаешь, к более совершенной форме того, как люди могли бы знакомиться, - сказал Марк.
  Стоящая рядом девушка сделала вид, что прислушивается к его бреду. Убрав прядь за ухо, она подалась чуть ближе и, привстав на цыпочки спокойно ответила.
  - Ну, а ты чего заморачиваешься?
  Марк понял, что она трезва, а вот он нет.
  - Как тебя зовут?
  - Катя.
  - Катя?
  - Нет, Катя!
  Сарказм? Этого еще не хватало. Вот бы лучшая Катерина ответила на то ночное сообщение.
  Собаки прошлого залаяли громче.
  Встречного вопроса о том, как его зовут не последовало. Всем известно, что женщины так поступают, когда не желают поддержать беседу. Кай топит сердце Снежной Королевы.
  - А я - Марк, - крикнул он.
  - Очень приятно, Макс, - кивнула Катя.
  На ее пальце сверкнуло обручальное кольцо с огромным камнем. Вечный вопрос: брендовое поскромнее или якутские брильянты, но понажористей. Или она намеренно надела его на этот палец, чтобы отшивать мужиков?
  - Ты здесь одна?
  - С другом, - кивнула Катя.
  В этот же момент из толпы вырисовался парень в черном худаке. Она соскочила с барного стула к нему навстречу, на ходу доставая из жопы платье, застрявшее как занавеска в окне. На баре остался ее недопитый коктейль. Забывать бокал - одна из отвратительнейших привычек. Как бы быстро ты не вернулся - официанты успеют его подобрать.
  Сейчас она ему расскажет, как к ней подвалил один расписной мудак. В другой жизни это ты мог бы стоять здесь с бокалом, а я удалился бы с твоей хладнокровной киской.
  - Сделай еще один, пожалуйста, - крикнул Марк бармену.
  Посмотрев на противоположный конец стойки, где час назад стояла Настя в белой блузке, он убедился, что сейчас ее там нет. Зато их первый с Филом объект желания, черные кожаные штаны, припарковалась неподалеку с весьма презентабельным мужчиной, иностранцем, что в рейтинге русских баб всегда безоговорочный топ. Эмоции наливались в ней как гроздья винограда, и она щедро кормила ими своего знакомого, который только и успевал самодовольно отплевываться улыбками-косточками. На нем был ладненький, темно-синий пиджак с неополитанским плечом, светлый брюки. Какая-то розовая финтифшлюшка торчала из петлицы, вот пижон. Длинные волосы в меру небрежно уложены назад. Все еще редкий для наших мест стиль "smart casual". Она без умолку насюсюкивала ему на ухо, упираясь грудью в предплечье. Старый трюк, который девочки использовали еще в школе.
  - Ты куда пропал? Мы тебя ищем, ищем!
  Рядом нарисовался Фил. Да пошел ты в трещину, ищем-ищем. Нашел себе красотку, вот и сиди.
  Фил расслабился и чувствовал себя увереннее. Жабры сдулись.
  Лохматый парень с фотокамерой дотронулся до плеча Ники. Собрав волосы, она замерла в позе барби. Покупаешь камеру для творческих экспериментов, а потом бабах и это становится работой.
  Опьянение сгустилось. Веки медленнее катались вверх-вниз по слизистой. Марк ловил себя на том, что он то и дело облизывал сухие губы - типичный нетрезвый жест. Медленные мысли, как разбухшие неповоротливые мухи, проделывали себе петляющие норы в прокуренном воздухе, делая траектории размышлений все более странными.
  Вокруг стали больше дымить. Дым хлопьями закисшего молока тянулся из палочек вверх к муляжу космического корабля, где зависал в прозрачно тонких причудливых формах.
  Главные красотки вечера разъехались по домам, их больше не поймать в толпе. Повсюду гудело пьяное общение, стаканы, толчея. Люди устали кривляться и тупо пьют. На лица вернулись привычные выражения. И надменность? Мы трагически неравны и рано или поздно это вылезает. Бедные начинают презирать богатых. Местные - приезжих. Страшные - красивых. Одинокие - парных, а парные одиноких.
  Девушка обвивала шею спутника рукой, взгромоздив свой подбородок на его плечо, и равнодушно разглядывала другого мужчиной за его спиной. Но и тот уже ей не мил.
  У колонки давно мялся сильно накуренный чувак. Его руки жили своей жизнью, делая нервные движения, будто он рвал с ветвей фрукты и складывал в живот.
  
  Картинка замедляется, и мы можем рассмотреть ее причудливые формы. Красоту, робость, неискренний смех. И вновь ускоряется, наполняясь событиями как парус фрегаты, чтобы унести наши желания вперед. Фрагменты мыслей, как огромные скопления в пространственном эфире, приближаются к полю зрения, ты не успеваешь их ухватить. И вот они петляющими, постепенными кривыми отлетают прочь. Лица людей тускнеют и расплываются как водяные знаки на периферии глаз. Караван их лиц текут куда-то влево. "Я вижу их. Но что я вижу? Что я вижу? Существует ли их жизнь на самом деле? Выбирают ли они как выбираю я?".
  Нетрезвые женщины, теряя силы, клонятся как уставшие цветы. Их чары разгаданы. Никто не спешит поднять остатки пожухлой беспомощности. Сейчас все они куклы с бездушными пластиковыми лицами. Самодовольные зрачки гнездятся в ртутной грязи потекшей туши. Кожа бугриста и воспалена от бюджетненького макияжа. Вырисованные брови. Ходульные походки. Она упустили момент вовремя свалить, и теперь им хана.
  Марк оборачивался в потоке. Он не помнил Катерину. Она размолота, рассыпана. Остатки чувств вытекали из него как мед из оставленных на тарелке сот. Реликтовый свет прошлой влюбленности, ее тотемы, медленно покидали его. Он тянулся-брел к другим женщинам, к их слабеющим телам. Ника врезалась в глаза. Он замер, словно вышел к морю. Она танцевала прям у сцены, не глядя по сторонам. Складки бегущих по ней волн, сборки платья, спокойно облегали тело. Мгновенные серьезности как крики чаек. Прерванный, заполаскавший юбку шаг. Она тонула и всплывала в волнах посторонних рук.
  Вот бы дать ей в рот.
  Вечер разочаровывал. Марк чувствовал, что выпадает. Его охватил приступ нелюбви к себе. Раздражало, что опять один, и опять нужно заставлять себя быть остроумным, веселым. Ника теперь позволяла Филу обнимать себя. Он подошел к ней сзади, и они качались вместе. Он, как назло, не совершал ошибок - спокойно стоял рядом и слушал. Похоже, сегодня у них все сложится.
  Уйти или остаться? В холе больше воздуха. Уйти! Давно пора. Отражение в зеркале выглядело измученным и злым, будто он сорок лет бродил по пустыне.
  Она стояла, широко расставив ноги. Коротковатые брюки цвета соли с перцем и каблуки создавали рельефное напряжение в мышцах ног. Марк приближался к ней по мере продвижения очереди в гардероб.
  - Еще две куртки, и мы потеряем шанс познакомиться.
  Он пытался выглядеть расслаблено и как можно трезвее.
  Она улыбнулась. Щель между передними зубами. Мило. Редкая особенность в эпоху брекетов.
  - И что?
  Улица встретила дождем. На влажном мраморном парапете проступили желтые, белые и красновато-коричневые жилы. Пролежав тысячи лет в земле эти червивые лабиринты добрались до человеческих глаз.
  Ночное небо завалило тучами. Антрацитовый градиент оконтуривал дома над набережной, отсекая нависающую над ними хмарь. Казалось, до города докатывается рассвет. Набухая где-то сзади, он вот-вот пробьет облака. Что вряд ли, слишком рано для такого праздника. Самые красивые рассветы, конечно, на Тихом океане, где-нибудь во Владивостоке. Очарование зимней Шаморы. Гелиевый шар всплывает между островов и промысловых барж, медленно всасывалось из терминатора в туманы. Солнце там не похоже на плазменную, остывающую звезду. Оно похоже на растворяющуюся в мутном мареве таблетку, бесцветную выжженную дыру. Боже, как давно это было. Какой абсурдной тогда виделась взрослая жизнь. Дни напролёт ты сидел на лавочке у подъезда и смотрел как уставшие взрослые прутся с работы, а потом орут друг на друга в окнах. Что с ними не так? В чем их боль? Казалось, в жизни только и надо немного размутиться с деньгами, а дальше петлять налегке. Если есть в кармане пачка сигарет, как говорится. Все что после - это хроника карты. Той ее части, которую ты успеваешь открыть. Все мы искалеченные скитаемся по жизни, а время заливает нам глаза мыльной водой. Чем все закончится? Грязным матрацем в Гоа?
  Только прошлое реально. Реальность, увы, нет.
  
  ***
  Предчувствие путешествия превращает нас в существо Вольтера с тысячей чувств. Наши поры раскрываются, впуская внутрь больше окружающего мира, внутренности вновь обретают подвижность, живот урчит, в висках пульсируют вены, дыхание учащается, детский непокой следопыта и первооткрывателя захватывает ум.
  Перед выходом из дома Марк присел на край кровати. Он вытянул ноги перед собой, поставив их на пятки, чтобы не пачкать паркет. Бабушка была хранителем этой традиции в их семье. Это называлось "присесть на дорожку". Когда все были собраны и одеты, а такси ждало внизу, она командовала занять места и показывала пальцем "Тихо, тссс!" Все, кто где стоял, садились - на диван, на спинки кресел, на пол, - и замирали. В тишине было слышно, как грузно дышит дед. Его огромный живот вздувался и опускался как старые цеховые меха, перекачивая галлоны воздуха. Минута не проходила. Секунд десять, не больше. Все вскакивали, чтобы тащить сумки на лестничную клетку и прощаться. Бабушка кричала: "Бегом-бегом, такси ждать не будет!" А дед кипятился: "Зачем такси, ишь ты? Нашли куда деньги тратить! Сел на трамвай, да поехал! Сумки легкие!" Делом Марка в эти моменты было стоять в стороне и не мешать взрослым лить слезы, суетиться и охать.
  Уезжать лучше, чем оставаться. Тот, кто уезжает - движется навстречу новому, а кто остается - переживает утрату. Марк усвоил это с детства. Родители, пока еще были вместе, на долгие месяцы уезжали на заработки, оставляя его с бабушкой. Он мог не видеть мать и отца по году. И так на протяжении всей школы. Постепенно родители превратились в голос в телефонной трубке.
  Из-за разницы во времени мать звонила ранним утром, когда он спал. Бабушка проносила телефон через длинный коридор и совала трубку ему в постель: "Мама, мама, тебе звонит". Спросонья Марк с трудом связывал слова. Обычно говорила она, а он слушал. В первую очередь ее интересовали две вещи: успеваемость в школе и здоровье бабушки. "В школе пятерки, Марик?" "Как бабушка? Приступы повторялись?" Марк обижался, что мать не спрашивает его про другое, про самое важное... Тем более, что потом сквозь сон он слышал, как те же вопросы мать задает бабушке, и та в подробностях рассказывает ей, что говорили на родительском собрании и что у него в дневнике, а потом ропщет про безмозглых эндокринологов, дорогие уколы и обещает есть меньше сладкого.
  Гремя пластиковыми колесами китайского чемодана по асфальту, Марк шел в направлении красной "М". Два музыканта орали в переходе под расстроенную гитару: "Я тосковал по тебе в минуты расставанья, Ты возвращалась ко мне сквозь сны и расстояния..." Похожий на якута парень с шишками на щеках и отекшими веками гасил без медиатора по струнам окоченевшими пальцами и наверняка, сам того не замечая, сдирал их в кровь. В ногах, как беспардонная пышногрудая женщина, раскинулся гитарный кофр. На внутренней стороне откидной крышки, обитой синим бархатом, была налеплена фотография молодого Егора Летова и виднелась надпись: "Как долог путь отсюда, как короток сюда", ниже - номер карты Сбера.
  Лента перил двигалась быстрее ступеней эскалатора. Выстроившиеся друг другу в затылок люди перехватывали руки, когда она уплывала вниз, лягушачьи шлепая ладонями о резиновый держатель. Над головами медленным каскадом плыла реклама ипотечных кредитов. На плакатах был изображен фигурист Ягудин с придурковатой извиняющейся полуулыбкой и бокалом мохито. Рекламщики с каждого щита трахали своих заказчиков за их же деньги. Фигурист предлагал москвичам однушку на Нижегородской улице по цене от 12,4 млн. И это на падающем-то рынке.
  Приткнув чемодан в угол, Марк распутал наушники и клацнул плейлист. Свой звук создает ощущение капсулы. Его лицо сияло. "Все вокруг живут свой обычный день, а я уезжаю".
  Пара молодых таджиков, парень и девушка, ютились на платформенной лавке. Он нежно приобнял её, а она положила голову ему на плечо. Наверняка им негде обменяться жидкостями: ни жилья, ни денег на кафе. Вот и торчат часами, где теплее - в подземных переходах и метро. Кругом гремят поезда, как война, а они застыли, провалившись в себя.
  В наушниках меланхолично лилась бергмановская "Windmills of your mind". Одна из самых красивых из когда-либо написанных песен. Странная, образная, умная. Жаль, что не разобрать слов.
  "Следующая станция - Белорусская. Переход к Аэроэкспрессу в аэропорт Шереметьево". Каждый будний день по пути на работу эти слова вылетают из приемников, но ты их не осознаешь, пропуская мимо ушей, и только сейчас они звучат для тебя, зовя в открывшийся портал, ведущий к неизвестность.
  Тронулся поезд или перрон? Сколько не живи, а эта оптическая иллюзия не покидает. Состав медленно обогнал шагающих по платформе людей, технические здания, торговые точки и, покинув пределы платформы, начал ускоряться. Смотреть из окна было не на что. Бетонные заборы с граффити и нагромождения гаражей. Кое-где церкви. Темо считал, что православные храмы - это замаскированные космические челноки. Не зря же у них такая форма. Если начнется серьезная заваруха, то попы погрузятся на них и улетят на Луну. Там, на ее тёмной стороне, разбита орбитальная база с полностью автономным обеспечением. В Константинополе, во дворце Святого Петра, расположен единый командный центр, откуда будет пилотироваться транзит. Ракетное топливо для полёта российской группировки стоит в вечном резерве у Минобороны.
  В аэропорту человеческие скорости нарастали. Энергия движения, радость от смены обстановки, няшные плюшевые костюмчики на сосках, бокал игристого перед вылетом, коты в переносках, алюминиевый миньончик со стикерами на 35 литров.
  Провинциалок с внутренних рейсов выдавал макияж. Они обкладываются косметикой щедро как в последний путь, чтобы "хоть в этом переплюнуть москвичек". И, вдобавок, не упускают шанс выгулять в рейс свои собачьи меха. Особый шик - пальто из шкурок неопознанных зверей поверх леопардовой кофточки, туфли из питона, и побольше бижутерии, чтоб бряцало на ходу. Все это, по их мнению, должно апофеозно нагнетать тяжелый люкс.
  Одна из расфуфыренных мадам с исполинской шевелюрой, переминаясь, постукивала каблуками перед табло с вылетами-прилётами. Тёмно-синий крокодиловый клатч повторял фактуру сапог. А как же ремешок? Между ног намертво зажата дорожная сумка. Наверное, в ней деньги и документы. На двух других чемоданах - для подстраховки - усажены дети, которые тут же обратили миссию в игру и по-ковбойски, что скачут на нерезвых мешковатых "лошадях". Тут же под табло, на бетонном полу, разбит лагерь азиатов. Семейство ест плов из пластикового контейнера руками, ссыпая щепоти рисца повыше запрокинув головы. Азия везде как дома. И в гробу видала гигиену. Идущая впереди девушка, завидев этот пир, брезгливо цикнула и скорректировала маршрут.
  Лыжники и сноубордисты заматывают громоздкие чехлы с экипировкой в пленки. Прыщавый тип с кривым галстуком просит пройти онлайн чек-ин, пошел в жопу. В очереди на регистрацию мать семейства расторопно расставляет трех членов семьи (мужа и двух сыновей) в три очереди, и сама втыкается в четвертую, контролируя из центра, какая движется быстрее. Похоже, выигрывает муж. "Вежливость и спокойствие украшает королев", разве нет?
  Чтобы убить время до вылета, пассажиры заглядывают в дьютики подушиться и подмазать сохнущие рожи тестерами. Консультантам плевать на то, что происходит. Есть же камеры. Они через проход болтают о своём. Женщины вообще ходят на работу не работать, а трепаться. Грабительские цены в школьных столовых, вопиющий случай с обморожением конечностей на уроке физкультуры, слишком большие домашние задания. Вопросы покупатели их раздражают. Там же все написано на этикетках.
  Объявили посадку. Пассажиры послушно выстроились в очередь и приготовили документы. Бизнес-класс впускают первыми. Ты только вошел в салон, а они уже развалились на просторных сидушках, как в инвалидных креслах, потягивают предвзлётное дринки и играют в шарики на планшетах, показывая всем своим видом какой стресс довелось переживать.
  Самолет взлетал в лучшее время. День близился к концу, город тускнел, а небо еще горело. Пилот вошел в маневр над портом. В иллюминаторе прокатились облака, край земли, снова облака, после чего лайнер выровнялся и плавно лег на курс. В овальных иллюминаторах сквозь сумерки неровными бусами потянулись желто-красные огни трасс, которые по мере набора высоты превратились в кривые лоскуты. Показался туман нижних слоев атмосферы. Горизонт восстановился и вновь будто бы стало светлее. В животе перестало щекотать. По тонкой полосе неба растянулся мягкий спектр от фиолетового до алого, после чего пейзаж прямо на глазах начал окрашиваться в слабеющие тона заката и с запада тонуть в черноте. Даже старый добрый "Farrow and Ball" не смог бы так замешать градиент. Солнце плавно булькнуло за край.
  Но и от красоты устаешь. Марк опустил шторку иллюминатора и сполз в кресле пониже. Он хотел опереть руку о подлокотник, но оказалось, что его уже захватил сосед. Несколько безуспешных попыток заполучить хоть небольшую часть не увенчались успехами. Сосед противодействовал, посильнее навалившись на ручку.
  Как только погасли табло "Пристегнуть ремни!", стюардессы выкатили на старт тележки с напитками. Люди попрятали телефоны и откинули столики в предвкушении еды. Впрочем напрасно. Авиаперевозчики традиционно не баловали кормёшкой. В пластиковом лотке лежали пасочки с пресным салатом, нарезка карбоната, булочка и рис с подливкой и какой-то струганиной, отдаленно напоминавшей гуляш. Марк вздохнул и попросил платное меню. Вот у попов, когда они соберутся на Луну, с питанием будет порядок.
  - Сок, газированные напитки, вода?
  - Томатный сок, пожалуйста.
  Он попытался поймать взгляд стюардессы.
  Народ быстро разделался с ланчбоксами и задремал над подносами с обертками и пустыми коробочками. Воспользовавшись моментом, пока сосед ловит пластиковой вилкой ошметки струганины, Марк протиснул руку на подлокотник и завершил троянскую войну бескровной победой. Сосед дёрнулся поставить локоть, но было поздно.
  Каково было бы лететь с Аней? Она бы фотографировала облака и каждые пять секунд совала капли послушать ее дурацкие треки. А я бы уговорил её сделать минет в туалете, пока все спят. Интересно, переметнулась она к Snoopy, или? Хорошо, что я написал ему. Любой здравый человек после такого лишний раз подумают, стоит ли связываться. Вдруг я отбитый псих и поеду искать его с молотком? Должен был сработать инстинкт самосохранения.
  Ну, а она? Её мотив? Похоже, она просто-напросто любила секс и не могла сдержаться перед очередным красавцем при деньгах. А когда всё вскрылось, ей не хотелось выглядеть шлюхой в собственных глазах. Она искала моего прощения, чтобы самой поверить в то, что делала это из сложившихся обстоятельств, в чем виноват, конечно, я. Единственное, в чём она просчиталась, это... Чёрт, как глупо. Ни в чём она не просчиталась? Я раскладываю её на свои категории, а она руководствуется совершенно иными.
  Интересно, как он её трахал? Запихивал ли член с силой в рот, зажимая голову? Она кричала?.. Почему-то мне всегда казалось, что ей бы так понравилось. Эх, Марк, дружок, тебя буравит не ее предательство, а мысль, что с ним ей было хорошо. С ним она кончала и плакала. Твой гнев - обыкновенная ревность, уязвленное самолюбие. Как колющийся свитер на голое тело... Тебя она уже забыла или забудет через месяц. А его - будет помнить долго. Так?
  Капитан скоро приступит к снижению! Просьба поднять кресла и пристегнуть ремни! Марк очнулся с сильно затёкшей шеей. Он проспал около трех часов, ни разу не открыв глаз. Люди копошились. Женщины как по свистку достали брасматики и начали поправлять макияж. Кто-то переобувался в лёгкую обувь и снимал верх. Некоторые крестились. Нахальный сосед снова захватил подлокотник и плотно прижал руку, но это перестало быть интересным.
  Колёса мягко коснулись взлётной полосы и салон дружно захлопал. "Слава богу!" - выдохнули на заднем ряду.
  Насколько аэропорты романтичны по вылету, настолько они ужасны по прилету. Дух Индии ощущался с первых секунд, всё происходило стихийно. Выход из зоны багажа напоминал заброску морпехов в театр военных действий. Потоки людей беспорядочно смешивались. Толпы вылетающих, прилетающих, провожающих, представителей турфирм, водил и одиночных торгашей. Таксисты наугад бросались к прилетевших, выкрикивая по слогам названия отелей и фамилии гостей.
  - Бэст-Трэвел? - кинулась на Марка потная, грудастая русская тётка.
  - No, sorry, - отклонился он
  - Москва? Сан-Трэвел? Отель? - крикнул лысый с другого фланга.
  - Solo traveler, no transfer, - замахал Марк, прикинувшись иностранцем.
  В уборной молодой индус мыл в раковине голову, сняв и поставив на полотенцесушитель истоптанные шлёпки. Во второй раковине ногами вниз сидел его двухлетний ребенок, и ждал, когда о нём позаботятся.
  В какую бы азиатскую страну ты не прилетел, первое, что с тобой произойдет - тебя наебут на деньги таксисты. Торгуйся до крови из носа. Торгуйся тридцать минут. Если твой загар не как у местных, то бомбил не перешустрить. Не нравится - улетай обратно.
  - Fixed price, - равнодушно процедил холеный индус, покручивая на пальце связку ключей. - Very good price, my friend.
  Марк не умел торговаться, но не хотел и переплачивать. Форумы писали про вдвое меньший ценник.
  - Where are you from, my friend?
  Кажется, водила выбрал тактику втереться в доверие.
  - Оооh, Russia! - обрадовался он. - Putin, vodka? Good! Putin strong! Big boss!
  Стоящие рядом водилы начали прислушиваться и коситься, почуяв, что коллега вот-вот упустит клиента.
  - Same price. Don"t worry, my friend. All same.
  - Same, same, but different, - усмехнулся Марк, ощущая беспомощность.
  - Okey, okey, 5 dollar discount!
  Смуглый усач протянул руку с белой ладонью, чтобы принять у Марка рюкзак, но тот сделал знак, что это лишнее и сам донесет его до машины. Услышав, что пункт назначения - Арамболь, индус заговорщецки прищурился. Арамболь считался одним из наиболее отдаленных пляжей штата. За ним простирался только Парадайз - широченный, пустой отрезок берега, где нет ни торговли, ни отелей, куда часто ездят парочки, чтобы уединиться, искупаться голыми и сделать классический вжих-бах на песке.
  Не успел автомобиль тронуться с места, как посыпался крупный редкий ливень. Часы показывали начало четвёртого, но из-за насупившейся непогоды казалось начинает темнеть. Зелень насытилась влагой и заярчала свежим. Большие надломленные листья тропических растений трепыхались под порывами как пестрые, зеленые занавески. В быстро собирающихся лужах от ударов капель вставали водяные солдатики.
  Дорога вилась меж деревень. Вдоль обочин были натыканы лавки, через узкие изгибы продирались мопеды и грузовики, плелись квелые коровы. Марк опустил стекло, чтобы впустить в салон прохладу, но вместо неё внутрь вплыл спёртый, пряный тропический эфир, представлявший собой влажную липкую смесь из раскаленного воздуха, влаги, аромата местных благовоний и специй, зелени, земли, преющих на жаре помоек, коров, дорожной пыли и соли. Каждый кто впервые попадает в Азию, вынужден решить: он смиряется с этим бедламом и нечистотами или Азия не для него. Марк разочаровано поднял стекло. Но через минуту опустил вновь и больше не поднимал до самого приезда.
  Давным-давно Арамболь считался культовым местом для тех, кто "в теме". Люди приезжали сюда в отпуск, затем второй раз - на зимовку, и оставались на год-два или навсегда. Здесь сформировалось комьюнити, которое внешне имело признаки сообщества людей, совершивших выбор в пользу творческого поиска, отказа от суеты и ложных ценностей цивилизации, практик и дауншифта и натурального хозяйства, но внутри де факто было скреплено одним единственным элементом - употреблением психоделиков.
  Гоа в целом и Арамболь в частности стали отправной точкой в пробуждении многих людей. В свое время именно здесь расхимичились тысячи европейских и американских хиппи, потому что в Индии было всё, чтобы начать новую жизнь сегодня и сразу: от копеечного жилья, неплохой еды и роскошного моря под боком для поддержки тела до сотен ашрамов с практикующими гуру, аюрведических практик и неисчислимых мест паломничества для укрепления духа. Пять тысяч лет индийской философии - от веданты до теизма Рамануджи - как величайшее средоточие человеческой мудрости и культуры, мистического трансцендентного опыта, - соорудили себе экспериментальную лабораторию на Арабмоле. Люди кислотой сносили себе "операционку", и тут же с помощью индийской философии устанавливали новую. Индийская онтология предвосхитила подавляющее большинство открытий онтологии западной. Однако химическая наука под занавес второго тысячелетия нашей эры, благодаря случайному эксперименту Хофмана, шутя и играючи обогнала и индуизм, и западную гуманитарную науку, подарив человечеству формулу демитиллтриптомина, которая с надежностью закона притяжения в 100 случаях из 100, минуя годы медитаций и практик, вне зависимости от возраста, состояния здоровья и социального положения, за полчаса доставляет сознание туда, где еще неизвестно были ли те, кого мы зовем учителями.
  В начале XXI века общество, увы, так и не изобрело других инструментов перезагрузки, кроме долгого путешествия в студенческий "gap-year" (который является в известной степени крайностью, потому что заставляет выпасть из привычной жизнью с риском потерять то, что нарабатывалось годами), эскапизма/дауншифта или расширения. Сколько бы лет тебе не было и как сильно бы ты не устал, если феназепам, прогулки в парке и тиндер-свидения больше не спасают, то исчезнуть из своей среды без неприемлемого вреда для карьеры, семьи и прочих дел, ты всё равно не можешь дольше чем на период отпуска, то есть недели две, максимум месяц, а этого уж точно недостаточно для того, чтобы прийти в себя так как хотелось бы, тем более что первые дни отпуска ты продолжаешь жить привычными заботами, а дни перед отлётом уже снова вгружаешься в грядущие дела. Люди с достатком чаще балуют себя рехабом, избегая накоплений невралгических блокад в межпозвоночных корешках и симптомов ВСД, но если взять картину общества в целом, то борьба человека за право на время прервать свою жизнь, оставив на время социальную ячейку вкупе с обязательствами, и как следует восстановиться, а затем вернуться и продолжить без потерь, еще только предстоит.
  Психоделическая революция 60-ых по-настоящему не произошла. Она вспыхнула локальным восстанием на западном побережье США и была задушена. В этом состоит одна из величайших культурных трагедий 20 века. Отдельные группы мечтателей были близки к Новому миру, живущему по принципам, которые могли бы превзойти самые смелые философские допущения об идеальном государстве Платона, Канта и Маркузе, но которые банально канули в небытие. Как знать, будь на месте Лири кто-нибудь постратегичней и попроворнее, тот же Ленин с его целеустремленностью пули, история могла бы сложиться иначе.
  Однако не сложилась. Тогда как Гоа тихим сапом как-то жил, развивался, рос в своей кислой среде, однако же закономерно напоролся на другую глупую беду. Вслед за идейными первооткрывателями, создавшими здесь место для себя, хлынул поток тупых туристов. Старая тусовка Арамболя, тех, кто лопал 1200 микрограмм за раз, съехала в поисках нового дома, которым в разное время пробовали стать Ибица, Бали, Панган, Мейзенберг, однако же не стали. Бывалые люди незаметно рассыпались и разбрелись по одиноким квартиркам и барам Берлина, Лос-Анджелеса, Тбилиси, Питера, безымянным пляжам Балеар, Филиппин и Таиланда, а на их место никто так и не пришел.
  - Next is Arambol beach. Soon coming, - сказал индус, глянув на Марка в зеркало заднего вида.
  Дорога нырнула под уклон и автомобиль въехал в деревню. В придорожных окнах зачастили вывески с объявлениями аренды жилья, верный признак приближающегося моря. Водитель, перкинувшись словцом с попутным лавочником, без проблем отыскал нужный гестхаус и прижался к обочине, но неудачно. Задняя дверь оказалась напротив выхода из сувенирной лавки. Пришлось выбираться с другой стороны. Пока индус смекнул, что надо бы отъехать, Марк уже разминал ноги и ждал, когда тот поможет ему с багажом. Он расплатился мелкими долларами и поблагодарил водителя. Прежде чем взять деньги, тот сложил кисти рук в лотос и покачал головой влево-вправо как в индийском кино. В руках Марка осталась визитка с надписью "Jimmy Taxi" и длинным телефоном с международным кодом.
  Дождь закончился. Влага поднялась в воздух, и от этого стало жарче. Рубашка прилипла к спине, а московская зимняя куртка, которая все это время была в руках, от сырости стала пахнуть.
  Пляжный поселок жил своей жизни. По центральной улочке к морю и обратно брели отдыхающие. Тротуаров не было, и поток едущих мопедов и такси в тесных проездах прижимал их к домам. Многие были одеты в одежды местного кроя - штаны-аладдины, майки-безрукавки с орнаментом, юбки в пол. В целом район выглядел живенько. Через каждый метр были понатыканы сувенирные лавки, кафе, салоны аюрведического массажа, тур-фирмы, корнеры со свежевыжатыми соками и прочая дребедень. В десяти шагах стоял пузатый мужик в мокрых плавках и ел мороженое, пачкая свои густые усы-щетки. Он с любопытством оглядел Марка, но поняв, что обнаружен, повернулся обгоревшей спиной. Кожа облезала в виде карты России без Крыма.
  Забронированный гест занимал два этажа. Потрепанные стены, кафельный предбанник. Впрочем, не хуже и не лучше, чем остальные. На двухуровневой трассе располагались номера. Напротив каждого из них на периллах, как детские флажки, было развешано разноцветное бельё и полотенца. На ступеньках перед входом сидел молодой индус с желтоватыми зрачками и белоснежными зубами. В руках он держал петуха. Пока Марк проходил мимо, ни один, ни второй не шелохнулись.
  На ресепшене кудрявая девушка с тоннелями в ушах, не отрывая взгляд от компьютера, попросила заполнить анкету, состоящую из трех строк - имя, срок пребывания, контактный телефон на случай ЧС. Она вежливо попросила оплатить проживание сразу за весь срок. Как только с формальностями было покончено, кудряшка достала из небольшой коробки дубликат ключа на канцелярской скрепке.
  - По отъезду, если здесь никого не будет, суньте ключ под дверь.
  Местные порядки явно были ориентированы на минимум контактов с гостями и анонимность. Кудряшка не сняла ни ксерокопию паспорта, ни спросила фамилию. Даже если бы он указал в анкете - r2d2, это бы проканало. Марк достал из холодильника две запотевших бутылки воды неизвестной марки, с капельками, оставил на стойке жмаканый доллар, и отправился на поиски номера. Петух все также не шевелился.
  Комнатка удачно располагалась последней в ряду второго яруса, вдалеке от шума улицы. У входа в номер стоял белый пластиковый стол Coca-Cola с вырванным зонтиком и четырьмя стульями вокруг. На столе зияли черные проплешины, как если бы на него ставили раскалённую посуду. Выемка для установки зонтика выполняла роль пепельницы. На стуле лежала разбухшая от влаги, истрёпанная колода карт.
  Хлипкий дверной замок можно было отпереть канцелярской скрепкой. Дверной замок свободно гуляла в раме. Впрочем, мысль о том, что здесь может быть хоть сколько-нибудь небезопасно, казалась нелепой.
  Комната средних размеров, не маленькая. У стены - кровать. Впритык к окну - крохотный столик. У изголовья кровати в стену вбит электрический патрон, из которого торчит спиралевидная энергосберегающая лампа. Посреди потолка замер потолочный вентилятор. Марк щелкнул палочку в стене, лопасти тревожно завибрировали и стали лениво перемешивать тяжёлый, влажный воздух. Зря. Вслед за перемещением воздушных масс в комнате слегка потянуло застоялым плесневелым смрадом. Заходить в душ было страшно.
  Если бы с ним сейчас была Аня, он бы провалился со стыда за такое размещение. Хотя какого черта? Она ведь из простых. По молодости её наверняка драли еще и не в таких забацаных общагах. "В конце концов, если найду здесь подружку, съеду куда-нибудь поприличнее. Чего ждать от номера за 12 долларов в сутки. Не лебедей же из полотенец и свежих орхидей в малахитовых чашах?"
  Кинув рюкзак в угол, он как есть, в одежде, повалился на кровать. Выкорчеванное состояние после перелета и двухчасовой трясучки в такси растеклось по телу. В спине и шее ощущалась разбитость. Но спать сейчас было неправильно - на улице распогодилось, еще совсем светло.
  Марк сделал мах ногами и с выдохом рывком поднялся. Он сменил футболку, переобулся в шлёпки, которые как всегда немедленно натрут, и, выдернув из пачки сотню долларов, отправился в направлении пляжа вниз той же дорогой, по которой приехал полчаса назад. Возможно, стоило надеть плавки и искупаться, но возвращаться было лень.
  В точности у геста заканчивался участок дороги, по которому могли проехать рикши. Дальше вниз она сужалась и аж до пляжа петляла промеж албанских небоскребов, так местные называли торговые ряды. На широких прилавках пестрила наваленная ъ мелочевка: копеечные кольца и серьги, брелки, бесчисленные вариации мини-статуэток Будды, курительные трубки, молитвенные чаши и миллион других вещиц. Безделушки были покрыты рыжей дорожной пылью, что добавляло им древности и скрадывало жалкую дешевизну. В глубине лавок, в тени укрытий, как дикие звери сидели хозяева-индусы, мелькали их жены и голые дети.
  Завидев свежее незагорелое лицо, торгаши жадно зазывали в лавки. Они махали сухими руками, кричали. Стоило на секунду на чем-то задержать взгляд, как торговец тут же хватал эту вещь и бросался с ней навстречу. В последние дни отдыха люди и правда часто покупают то, что приглянулось им в начале. И вместо этой обременительной навязчивости, правильной стратегией было бы что-то вроде слов: "Вы всё равно вернётесь за этой вещью". Однако культура маркетинга до Индии не дошла.
  Пляж, к счастью, располагался совсем близко. Скоро к рыже-черной земляной дороге стал подмешиваться светлый песок, и за очередным изгибом улочки открылся вид на океан. Океан не пах и не шумел, он был как будто нарисован поверх крыш. Как декорация, мираж, он мог бы вечно отдаляться, сводя приехавших с ума, мог бы сменить цвет и подмешаться к джунглям или небу, или незаметно провалиться за песок, исчезнув навсегда, и ни у кого из приехавших не было бы сил его искать, однако все отчетливее выделялся из белой дымки и приближался.
  Берег был усеян множеством кафех. Все как одна с белыми пластиковыми столиками и красными зонтами Coca-Cola. Из-за этого невозможно было понять, где заканчивается одно заведение и начинается другое. Сразу за кафешками в несколько рядов стояли шезлонги, так что обедающие за крайними столиками могли дотянуться и потрепать по волосами лежащих на первом ряду лежаков.
  Марк глубоко вздохнул. Территория пляжа выглядела удручающе и производила впечатление места, от куда час назад уехал бродячий цирк. Песок был на четверть смешан с землей. Повсюду валялись окурки, пожухлые от солнца обертки, банки и прочий мусор. Между лежаками с высунутыми языками сновали очумевшие от жары собаки.
  Океан компенсировал. Бескрайний и живой - как чешуя гигантского чудища - он переливался оттенками синего серебра, иридия и вольфрама, испаханный барашками перламутровых волн. Теперь он и пах, и шумел. То, зачем Марк ехал, лежало перед ним.
  Небо и море - две визуальные бесконечности, данные нам в ощущениях. Когда человек оказывается у большой воды - его чувства поглощаются ею. Как медиатор - она вытягивает нас в своей вечный бег, заполняя освободившуюся пустоту чем-то лишенным свойств навроде физраствора. Наши привычные мысли как вата набирают воду, тяжелеют и опускаются куда-то вниз, а дальние, мечтательные, светлые воззрения наполняются силой и поднимаются со дна. Если чувства - это, и вправду, отклики души, то избавление от них - и есть свобода.
  Не глядя по сторонам, Марк прошагал между столиками и шезлонгами, на ходу скинул шлепки и по колено вошел в океан. Колючая прохлада воды миллионом поцелуев разбежалась по телу, стихнув в районе поясницы. Как же долго мы не виделись. Резко захотелось поссать, надо перетерпеть, что делать. Навстречу бежали плескающиеся дети.
  Дети часто боятся океана. Когда родители впервые привозят детей к морю, им приходится приучать их к воде. Сначала детки пробуют подходить ближе и ближе к шумному прибою, затем начинают трогать пену рукой. Чудовище пугает их. Они пока не подружились.
  Шорты снизу намокли. Момент был близок к идеальному. Последние отблески солнца смешались с вечерним небом. Лучи заваливались под всё более острым углом, пока вода не перестала откликаться, сменив цвет на темно-темно-синий. Закат был простым, возможно, из-за чересчур взбитых облаков, поглотивших интерференцию, но был и неповторимым, как одна из миллиарда партий китайских шашек го.
  Марк взял бутылку хайникена в первом попавшемся кафе и сел на песок так, чтобы никто не влезал в кадр. Кругом полно людей. Песок приятно отдавал последнее тепло. От малейшего движения тело утопало глубже. Такие простые ощущения, которых так не хватает в промозглой, бетонной Москве.
  В дальней части пляжа столпился народ. Возможно, на берег вынесло черепаху или что-то случилось, но идти смотреть было лень. Сидящая рядом женщина через руку безразмерной футболки стянула с себя мокрый купальника и выжала его в песок. Человек и собака на пляже глотком пива попали в тело, а через секунду выплеснулись взглядом обратно в море как недопитый чай, сменившись размышлениями о предстоящем ужине. Молодые пары в обнимочку прочёсывали берег, опустив головы под ноги, словно искали потерянные кем-то украшения.
  Кольнуло чувством одиночества. С больших проспектов жизни ты вот так сворачиваешь в закоулки. Из уютного детства и родного двора вдруг переносишься на незнакомый пляж, где в сумерках пьешь свое пиво один. Кругом люди, но этот мир чужой. Рядом нет женщины, нет друга. Застывшее время не отвечает. И это происходит не в кино, а именно с тобой. Так и начинаешь смекать, что к чему и какова цена не дергающихся губ.
  В поисках места для ужина Марк плелся вдоль берега, оглядывая вывески заведений. Бизнес по-русски и по-индусски чем-то схожи: говно снаружи, говно внутри, но в отсутствие альтернатив место каким-то чудом находит своих покупателей.
  Маленькая, смуглая девушка шустро сновала за барной стойкой. Мятые купюры, бутылки, салфетки, трубочки. По внешности она напоминала кореянку. Во всяком случае точно Восток. На ней был тонкий чёрный чокер с металлическим кольцом, как у кокеток из американских нуар-фильмов семидесятых. "Blue Diamond" - так назывался тот бар. Типичный пляжный варунг, украшенный ультрамариновыми росписями ведических богов на чёрных тканях. Фосфорные краски должны были загадочно переливаться в темноте, но от старости потускнели и напоминали самодеятельную мазню. На потолке медленно как мельница вращался диско-болл с выбитыми ячейками. Марк замешкался перед входом. Заходить со своим пивом неправильно. Кореянка уловила, в чем затык, и подняла вверх новую запотевшую бутылку хайникена, спрашивая взглядом: "Новую?" Марк улыбнулся. Ему ничего не оставалась, кроме как как оставить недопитую бутылку перед входом и сесть за бар.
  Как у большинства азиаток, ее возраст не определить. Могло быть, 16, а могло и 35. Разговаривая с клиентами, она повторяла одни и те же вопросы: "Big or small?", когда речь шла о пиве. Или "With ice or without ice?", когда о виски. Английское произношение резало слух. Когда наплыв людей спал, Марк спросил, как у нее настроение, много ли сегодня клиентов и через пять предложений выяснил, что никакая она не кореянка, а самая настоящая "Helen from Moscow" и "помогает" здесь второй месяц, чтобы "подзаработать на каникулах и заодно отдохнуть".
  Тот вечер и тот бар Марк запомнит на долгие годы. Он заглянул в этот бар лишь потому, что симпатичная барменша сделала ему приглашающий взгляд, в котором было что-то личное, предчувствие, знак, случайность, зацепка, любопытство, ошибка, нет, только не ошибка. Он завернул в бар и вместе с этом поворот совершила вся его жизнь. Спустя месяцы, по возвращению в Москву, Марк будет заезжать к Алёне в её убитую однушку на "Октябрьском поле", чтобы раздобыться травкой, и снова и снова изумляться, как сложилась бы все, если бы он не познакомился с ней тогда.
  За стройкой периодически мелькал накрахмаленный индус в поддельном D&G, с наканифоленными кокосовыми маслом волосами и тяжелыми китайскими позолоченными котлами с внешним автоподзаводом, что для "состоятельных местных" было вышаком сословной пирамиды. Как выяснилось позже, Джейми был хозяином заведения, но, как и многие "барные боссы", наравне с персоналом был на подхвате за стойкой, подтаваривал, таскал ящики с алкоголем, цедил пиво из кеглей, выдавал сдачи из кассы. На тот момент, что также выяснилось позже, у них с Алёной развивался платонический роман. Суть отношений на том этапе заключалась в том, что в свободное от работы время Джейми возил русскую туристку по живописным окрестностям штата на своём четырехцилиндровом "Royal Enfield", сыто накуривал и дрожащими руками лапал через одежду, сантиметр за сантиметром пытаясь добраться до остреньких сосков. Для индусов дотронуться до белой женщины как побывать в предбаннике нирваны. И, конечно, в каждом соотечественнике возле стойки, как всякий дерзкий, молодой мужчина Джейми на интуитивном уровне видел конкурента.
  Сзади на подушках расположилась русские, от которых доносились обрывки фраз. Девушка из их компании с пачкой ветхих рупий в руке ждала, пока примут ее заказ. Бедняжка, как настоящая святая, мучилась за всю компанию. Алёна второй раз обратилась к ней с вопросом, что она хочет и не получила ответа, поняв, что её внимание залегает где-то в глубоких пластах и сейчас до неё не добраться. Надо ждать пока вынырнет.
  - Ты так и планируешь гаситься пивом? - неожиданно спросила Алена, прервав размышление о том, как странно сидеть в индийском баре, когда еще вчера ты сидел в офисе.
  - В смысле? - растерялся Марк. - Я только прилетел. Меня вырубит после перелёта.
  Алёну отвлекли. Джейми каждую секунду нашёптывал ей на ухо поручения, после чего она убегала в подсобку.
  - Сегодня будет большая вечеринка в честь праздника. Забыла название... Джейми помнит! - продолжила она, когда вернулась. - Ты можешь, конечно, посидеть на пиве, ну, или взять что-то еще.
  При фразе "что-то ещё" Алена сделала загадочное выражение лица.
  - Что-то ещё - это что? - простодушно уточнил Марк и отпил пива.
  К бару подошли новые гости, которых надо было обслужить.
  "Этот чувак крайне безответственный. Но он знает это и не берёт ничего на себя, в чем и заключается его ответственный подход. Парадокс?"
  - Смотрим, - вернулась к нему Алена. - Есть димыч, есть марки. Можешь джойнт взять или меджик-кейк. Меджик-кейк я бы не советовала - с дороги может размазать.
  Она выпалила это как скороговорку и снова переключилась на других. Марк хоть и ожидал чего-то подобного, но все же оказался не готов. Он приготовился сказать Нет.
  "Помнишь, как водила не мог продиктовать в навигатор название улицы? Кзи-зя-новсава. Крзи-зи-нявсава. Раз пять пытался. Потом вручную начал вбивать. И ровно теми же буквами. К-Р-З-И... Это ужас!"
  - Ну, так что? Что решил? - добродушно улыбалась она.
  - Знаешь, я хотел попробовать марку. Но я только с самолета, устал... Это ведь лучше делать в комфортном состоянии, да? Так что сегодня обойдусь пивом. Спасибо. Наверное так...
  - Слушай, ты можешь съесть половинку, если боишься, - перебила она на полуслове. - От половинки тебя не разорвёт. Сегодня будет хорошая музыка. Я здесь всю ночь и присмотрю за тобой.
  - Даже не знаю... - ответил Марк. - Нет, в другой раз. Сегодня нет.
  Она перекинулась словцом с Джейми и скрылась в подсобке. Каждый раз, когда она приближалась к индусу, он тихонько трогал её за руку или талию. Как бы невзначай. Но ведь прикосновения не бывают случайными, не правда ли.
  "Помнишь Андрюху со второго? Кудрявый еврей-барашек, который лежал в психушке и сдавал квартиру, чтобы накопить на мотоцикл? Так вот у него отец панически боялся карликов. И, однажды, за день встретил аж троих. Одного лилипута в метро. Второго на улице. А третий вообще подошёл к нему и спросил, где находится ближайший Сбербанк!"
  ?- Слушай, мне лучше отоспаться с перелета, - сказал Марк, когда Алёна снова оказалась рядом. - Сейчас мне будет не в кайф.
  Алена подняла вверх указательный палец, на котором был приклеен квадратик бумаги. Так вот зачем почему так часто бегает в подсобку по просьбе Джейми. У них здесь конвейер.
   "Он познакомился в психушке с чуваком, который тоже косил. Тот рисовал на листе А4 крест, клеил его на слюну к стене и читал некононическое евангелие от Иуды. Казалось бы фигня, а прокатывало. Мы потом вместе на Курке бухали, хороший мужик".
  Алена дипломатично уточнила, устроит ли его цена в 15 долларов? И добавила: "Да ты не парься! Вон русские за столиком все "на бумаге" и замечательно себя чувствуют". Марк оглянулся на компанию, которая сидела посреди бара как на кухне, но ничуть не успокоился.
  Точно "Нет", сказал про себя Марк. По крайней мере - не сейчас. Он сделал глоток пива и раскрыл рот, чтобы сказать это барменше. Но она протянула палец и ловким движением приклеила бумажку ему на язык, нежно подняв ладонью подбородок, как делают женщины-стоматологи в конце сеанса.
  - Можешь проглотить, можешь подержать на языке, как хочешь, - сказала она и убежала обслуживать клиентов.
  Блядь, приехали! Марк повозил маленьким кусочком картона по верхнему нёбу, убедившись, что он не имеет вкуса, и неровно сглотнул. По спине ударил пот. Романтика неизведанного опыта мгновенно материализовалась в перспективу торчать ночь в затрапезном пляжном баре среди обдолбанных людей. Чего ждать от марки он не знал, и это пугало. Очевидно и невероятно, что в то место, где человеку откроется опыт измененного сознания, его приводит логичная, последовательная, если не сказать закономерная, череда обстоятельств, и у ее истока стоит конкретный человек. В тот момент Марк четко осознал, что в его случае эта веревочка тянется на кухню Зибора, к приятелю Доминики, к Веронике, от нее к Филиппу, а от Филиппа к Темо, благодаря которому он попал в покер-тусу.
  Электронные часы телефона показывали 18.10. Зарядка светилась красным - 19%. Если верить Алене, то приход будет через полчаса. Оставалось только ждать. Пиво закончилось. Заливаться третьей бутылкой не хотелось.
  Алёна часто пробегала мимо, иногдк подмигивала, но больше не подходила. В какой-то момент Марку показалось, что она стала избегать зрительного контакта. От этого неприятное чувство, что тебя развели усилилось. Наблюдая за ее работой, он без труда замечал, как и она, и Джейми беспрерывно передают в руки гостей стафф, маленькие пакетики, джойнты и выносят из подсобки пластиковые стаканчики с жидкостью. Неужели все сидящие в баре под чем-то?
  В бар заглянуло двое в пух и прах разодетых итальянок в белых коктейльных платьях. Пол барной стойки одномоментно оглянулось, чтобы оценить, кого это занесло. Обе в увесистых замшевых ботинках-челси, с бархатистой от лосьонов кожей и вечерним макияжем. Хм, довольно необычный выбор для пляжа, хотя под легонькое платье и неплохо. Когда-то Марк считал, что ни при каких обстоятельствах не смог бы встречаться с девушкой, которая носит такую обувь, а теперь поймал себе на мысли, что ему стал нравиться такой стиль. Покрутившись и растеряно пошептавшись, красотки поспешили на выход. Русский стол с сожалением проводил их взглядами.
  Время тянулось как в поезде. Музыку сделали громче, теперь она долбила по мозгам. Марк не знал, куда себя деть.
  - Не хочешь подвигаться на танцполе? - спросила Алена.
  Марк равнодушно оглядел топчущуюся в песке кучку людей.
  - Иди-иди, быстрее разгонит, - наставила она.
  Терять место за баром не хотелось. Однако рассудив, что смена места - лишь вопрос времени, плюс поджимает в туалет, Марк соскочил со стула и сделал пару шагов, а когда через секунду обернулся, на его месте уже сидели.
  Чтобы увидеть танцпол - надо было выйти наружу. Несколько воткнутых в песок бамбуковых факелов символически обозначали границы танцплощадки. Почти стемнело. Босиком на песке кружилась пара задорных девчонок. Рядом птичьи расхаживал возрастной индус с пафосом Митхуна Чакраборти. Другие как на школьных дискотеках непринуждённо стояли с коктейлями и пивом и, видимо, ждали от девочек шоу.
  Кое-какие заведения выкатили на обозрение прилавки со свежими морепродуктами. В освещенных горках льда смирно, выпучив глаза, лежали тигровые креветки, бледные рыбы, крабы со стянутыми резинками клешнями, мидии и прочие морские гады. Скорее грустно, чем аппетитно. Однако голод делал свое дело.
  Вокруг сидели в основном возрастные пары, первые вечерние посетители. Молодежь часто экономит на ресторанах у воды, почти все то же самое можно съесть вдвое дешевле в поселке. Им непонятно, зачем тратить на ужин столько же, сколько стоит суточное проживание. А вот люди постарше, наоборот, предпочитают чинно засесть на берегу на весь вечер ковыряться в рыбьих костях под кисловатое винишко или бороться с брызгающим соком крабовым панцирем. Мальчик-кальянщик бродил меж столиков с чашей дымящих углей, как поп с кадилом. Футболка на нем была глупо заправлена в высоко натянутые шорты, как у стариков.
  Политика заведения была такова, чтобы за каждым столиком за вечер отужинало несколько гостей. Официанты спешили. Поданный Марку ред снейпер на гриле отдавал нашатырной остротой, типичной для местной кухни. Предупредить официанта, что блюдо должно быть "not spicy", означает получить блюдо средней остроты, не сказать ничего - огненно острое.
  Прошло больше получаса с момента приёма. Повышенное внимание к ощущениям и мысль о том, что вот-вот должно начаться, стала понемногу отпускать. Ничего не происходило, и Марк был этому неслыханно рад. Где-то в глубине едва заметно теребило чувство досады, что эксперимент, похоже, сорвался, и он не исключал, что ему втюхали пустышку. И все равно лучше так. В следующий раз он морально подготовится, выспится и сделает все как надо: днем, не один, с уверенном ощущением безопасности.
  Возвращаться в толпу не хотелось. Долбящие басы из бара недружелюбно доносилась до столика. Официант, воспользовавшись моментом, забрал пустой стакан и шустро протер столик, не оставив шансов продолжать сидеть. Мол, заказывайте еще, либо же вон. Может быть, прогуляться по пляжу чуть дальше, посмотреть, что там?
  Обжитая, заполненная заведениями часть побережья оказалась не такой большой как казалась вначале. Буквально через десять точек активность стихала и дальше огни виднелись все реже. Бит музыки остался позади и слух плавно перестроился на шипяще-пенящийся, льющийся, гудящий океан. Молодая пара, взявшаяся ниоткуда, совсем рядом и ни капли не смущаясь, разделась до гола и отправилась купаться за руки. Их светлые тела, размываемые чернотой, прошли сквозь белесую пену и погрузились в воду. Волосы девушки расплылись по ее поверхности. Она прижалась к нему и засмеялась.
  Марк решил зайти попрощаться с Алёной и двигать в сторону дома. На телефоне было 19.52. Приключений на сегодня было достаточно. Прошло около полутора часов.
  - Странно, - пожала плечами Алена. - Я дала тебе "Шиву" из хорошей закупки. Их с самых гор привезли. Может быть, на твой вес половинки мало? Фиг знает. В следующий раз попробуешь целую. Ещё пива?
  - Нет, я спать! - уверенно отказался Марк.
  Они попрощались, стукнувшись кулаками, как старые друзья, и Алёна, поднырнув под барной стойкой, убежала в танцпол, а Марк побрёл в сторону дома той же единственной дорогой, по которой основной поток людей только тянулся на пожрать.
  Пока он тыркал ключом в проржавевший замок, слетевшиеся на свет лампы мягкие пыльные мотыльки бились ему в лицо, заставляя чесаться. Комната лучше не стала - тот же стол, видавший виды вентилятор на потолке, те же псориазные стены. Он раскидал содержимое сумки, оставив вещи в пакетах, чтобы они не задохлись от влаги. Наконец, душ, кровать. Свет в ванной остался включенным. Лампа бросала на стену мелкий розово-куркумовый дождь, смешивающийся с трепыхающимися промельками магазинных витрин, проникающих через окно. Шумновато. Народ гуляет. С улицы непрерывно долетали возгласы торгашей, смех и обрывки фраз на непонятных языках, рев моторов.
   Почему не взяло? Может быть, у меня "сильная кровь"? Скорее всего, бодяжат для туристов. Вряд ли так запросто, в пляжном баре, кто-то продавал бы жесткие вещества. Дали пожевать кусок салфетки за 15 баксов, а там самовнушение подхватит.
  В комнату справа второй раз пришли и ушли люди, шлепая резиновыми вьетнамками по террасе. Точно Хавайанас или Рип Керл с продавленной пяткой. Забыли зарядку? Что-то шкребушит в розетке за головой. Ближние соседи тоже пришли и долго возились с замком, сюсюкались. Судя по голосам - латиносы, возможно, испанцы. Что им здесь ловить, у них же свой океан? Разговоры слышны через картонную стену как ящик внутри комнаты. Перегородка глушит верха и серединку, но оставляла низы. Бу-бу-бу.
  Надо прикинуть план, чтобы не тупить. Дни полетят быстро. Проснулся, пожрал, потупил - уже неделя вжух. Нарыть бы путеводитель и погонять по окрестностям на мопеде. Завтра узнаю, че почём? Или, может, лучше на автобусе. Крем 30-ка слабоват. Днем жарит как таракана под линзой. Хорошо бы встать пораньше, а в зенит свалить поспать.
  Пять минут прошли в неподвижности. Как-то странно. Без покрывала пробирает, с покрывалом душно. Вроде и устал, а вроде и не спится. Ненавижу это состояние битого режима. Ебучая кровать скрепит. Будешь просыпаться при каждом шевелении.
  Латиносы врубили телек, и кто-то пошёл в душ. В стене загудели и захлюпали водопроводные трубы. Сейчас освежатся и будут трахаться.
  Купленная на ресепшене бутылка воды оказалась наполнена до горла, ужасно неудобно. Пришлось вытянуть шею, чтобы не пролить. Почему в бедных странах всегда переливают? У них же нехватка. Всё равно пролил. У воды странный привкус непойми чего, то ли хлорки, то ли металла. Марк потянулся и развернул бутылку этикеткой к себе. На криво налепленном виниловом стикере было что-то написано на хинди, экспортировать это добро явно не планировалось. Льют, небось, где-то в подвале без контроля веса.
  На расстоянии вытянутой руки лежал ноутбук. Здесь же должен быть вайфай. Черт, кажется, забыл стрельнуть пароль на ресепшене. Интересно, медленный и рваный, чтобы сразу отбить желание портить глаза? Марк открыл крышку ноута и сразу понял, что батарея на нуле. Зарядка в сумке. Не поленившись, он вытащил ее и воткнул в розетку. На верхней панели тускло засветилось надкушенное яблоко. Джобс создавал аллюзию на Ветхий Завет, обыгрывая плод с древа познания? Хм, никогда раньше об этом не думал. В голове каскадом понеслась псевдо-философская шалупень про то, зачем люди пытаются классифицировать друг друга: по темпераментам, по знакам зодиака. Наконец, совершив еще пару переворотов с боку на бок в целях примоститься и, закончив изучать паутину трещинок на потолке, Марк впал в тонкую дрёму. Вспоминалась дорога, пареная бумажная самолётная еда. Обычно на посадке хоть одна красотка да попадётся, а в этот раз шаром покати. Разве что та вихлявая цапля с ребёнком в очереди на регистрацию: в школе была страшненькой, а потом растрахалась. Все же летать утомительно. Телепортация сделала бы людей счастливее. Она появится и все будет наоборот: людишки будут пытаться вернуть кайф медленных аналоговых процессов: ходьбы пешком, готовки еды, чтения. Пойдет ли человечество нетехнологическим путем, точнее сохранит ли оно его, когда появятся технологичные решения? Вот ведь бред: выбор без выбора, да еще и какой ценой. Нет уж, мы ускоримся и улетим отсюда. Это точно возможно. Если на Земле достаточно элементов, чтобы собрать космолет для полета в космос, то там, в досягаемом космосе, наверняка есть все для того, чтобы отправиться дальше. Так ведь всегда: проходишь один уровень, попадаешь на следующий. Только почему же все так медлеееено. Мы ведь умираем.
  Тело обдало дрожью и одновременно сдавило теплом. По затылку пробежали мурашки. Но в отличие от привычного покалывающее ощущение через мгновение не закончилось, а странно неприятно продолжало длиться. Эффект был гипертрофированно выраженным и чужеродным, да, именно чужеродным, подегривающим нервишки. В этот момент Марк понял, что не спит, а лежит с широко открытыми глазами и смотрит в потолок. Возникло ощущение глубокого дыхания. Воздух проникал в тело по сложносочиненной системе каналов, трубок, полостей, и медленно сквозняком вытекал из дыхательных путей, пощекочивая волоски в ноздрях. Появилась лёгкость в пальцах.
  В организме запустилось что-то между паникой и эйфорией. Под колени и в локтевые сгибы вкралась нервноватая щекотка. Кто-то злой водил там кисточкой из беличьей шерсти. В груди сгущался изжожный комок адреналина. Очень похоже на нахлест панической атаки. Ввух, на долю секунды перехватило так, будто вот-вот скатишься с горки. Разрозненные ощущения синхронно нагнетались и комбинировались.
  Марк сел на кровати и потёр лицо. Кожа была необычайно мягкой на ощупь. Щеки, губы, грудь, ноги хотелось трогать ещё и ещё. Только волосы были похожи на грубоватую шерсть, преющую от сальных выделений. Волоски так отчетливо ощущались на подушечках пальцев, что их можно было считать.
  Что-то непрерывно менялось. Уже изменилось. И еще, и снова. В предметах появилась тонкая вибрация. Они стали оконтуриваться. Их оболочка мягко подрагивала, плавилась, дышала, обтекала как в подводном мире, где всё преломляется течением пластов воды.
  Связь с пониманием, где он сейчас и что происходит, сократилась вдвое. На автомате Марк сделал большой глоток воды. Черт, надо сначала открутить крышки. Вот теперь да, вода. К прежнему привкусу металла подмешивался вкус пластика. Неужели композит настолько плох, что проникает в воду? Может, из-за жары?
  Тревога на мгновение откатила. Марк воспользовался поблажкой, прыжком вскочил с кровати и щелкнул включатель света. Единственная вбитая в стену, лампа вспыхнула как микро-солнце. Пятно потемневших обоев вокруг нее обрело очертания мрачного профиля старухи, затем переплавилось в урбанистичный пейзаж, и плавно приняло более устойчивую форму щербатой мандалы. Квелые полосатые орнаменты обоев в ее свете синхронно поплыли под потолок, будто сверху кто-то медленно всасывал их как макароны.
  Пространство между глазами и стеной комнаты заполнилось воздухом. Воздух был здесь и раньше, но теперь стал осязаем. Если прищуриться, то становилось заметно, как в нём происходит копошение, клубление, буквально на уровне пыли. Я что им дышу?
   Шпонированный стол обрел фактуру. Древесные волокна как вручную проделанные дрожки извилисто уводили взгляд к стене и по стене в квадрат окна. Глазной микро-трамплин для побега из номера. Жаль, что в окне ничего не разглядеть.
  Сцепило кишки. Под солнечным сплетением собрался комковатый спазм. Туалет рядом, это хорошо. Лицо на ощупь совсем размякло. На телефоне 1% зарядки. На часах - 21.40. Ладно хоть дошёл до дома. Спустя три с половиной часа, еп твою мать! А что было бы сейчас в баре?!
  Из чувства самосохранения тело заботливо приняло в горизонтальное положение. Только вот лежать было не то, что раньше. Голову засасывало в матрац, а вслед за ней тонуло тело. Белая капсула растворялась в липком, тягучем сиропе. Нет, лучше не закрывать глаза, будет бултых. Уж лучше терпеть жидкие обои. Пальцы рук с бешеной скоростью барабанили по простыне, резонируя в бугорках за ушами. Так вот для чего придумали эти чертовы бугорки.
  Мышцы спазмировали, и на кровати в расслабленном состоянии это ощущение усиливалось. Колени дергались в лихорадке. А что если положить ладони на колени и вдавит их в постель? В ванной капнул кран. Или кто-то сделал шаг. Марк по-звериному насторожился. Моргать приятно. От катания век белки глаз напитываются влагой. Ракушки, волоски, прозрачные спиральки складываются и рассыпаются на внутренней стороне век как бумажные конвертики оригами. Открываешь - растворяются, закрываешь - сгущаются и набегают.
  На стене, где недавно змеились узоры, проступила молекулярная структура. Объемный, внутренне увязанный, структурированный объект был похож на инженерную схему здания, только более замысловатую, потому что внутри него что-то происходило. Он плавал на расстоянии вытянутой руки. Множество соединённых меж собой узлов, коридоров, разбегающиеся по периферии, образовывали каркас, чьи секции делились на нечто вроде секций, состоящих из живых клеток, и в каждой из них шёл какой-то процесс: структурирование, интеграция, рост, борьба, распад, десятки, тысячи вариаций взаимодействия. Эти клетки пошевеливались, дышали. За первым слоем каркаса был виден следующий, чуть меньший по размеру, и так до бесконечности.
  Ощущение тела исчезло. Марк открывал и закрывал глаза, но ничего не менялось. Он видел перед собой все ту же молекулярную структуру. Его внимание теперь было допущено ближе. Кажется, можно проникнуть внутрь, прямо здесь вход в этот лабиринт. Только вот почему-то отбрасывает назад. Ах, черт, он уже внутри. И это не первый уровень, сколько их позади невозможно понять. Расстояния между уровнями стали огромными. Эффект удлиняющихся коридоров. Я могу шевелиться? Восприятие, как блуждающий во бесконечном мраке крохотный фонарик, освещало небольшое пятно перед собой. Больше не было ничего, все распадалось и тонуло в непросматриваемом черном фоне.
  Процессы вокруг менялись с фантастической быстротой. Каждая живая клетка отслаивалось оболочками, чешуйками, вращаясь в гигантской молекулярной структуре. Ничего не задерживалось. Находиться рядом с этим вращением, внутри него, было жутко из-за полной подчиненности и ничтожности. Сил не было, доступ к воле закрыт. Единственное, что, казалось, еще подвластно, - это тонкий щуп восприятия, транслировавший происходящее. Шла борьба. Внимание усиленно искало выход. Возможно, страдание закончится, когда оно его найдёт. Но как? Здесь не на что опереться, нет никакой устойчивости.
  Как же это закончить? Хотелось звать на помощь, очнуться. Поиски выхода, попытки ощутить свое тело, взять что-то под контроль, еще больше выматывают. Спазмы превращались в стон, хотя издаваемые звуки были не распознаваемы.
  Настал момент полузабытья. Длился он секунду или несколько минут, как знать? Когда резкость стала снова наводиться, вращение как будто замедлилось, фронт сместился. Молекулярный каркас отступил назад. Внимание обрело себя за пределами структуры. Возможно, я был слишком близко, на нижних этажах, и выход был как раз в том, чтобы отдалиться.
  Возвращение признаков мышления принесло облегчение. Но следом за ним пронзил жутчайший, судорожный страх, что дальше? Периферия каркаса, и следом за ней весь обзор, начали плавно уходить по спирали как нарезной болт, в песчаную дюну, в воронку, в слив. От страха повторной потери себя хотелось кричать, но нет ни голоса, ни тела. Нет нервного импульса, который бы мог вызвать крик. Нет доступа к сознанию, которое бы привело в движение этот импульс. Нет ничего. Лишь разлитая всюду пустота, от которой тянет пронизывающим трупным холодом, и в ней чёрные вороны, перья, погребный запах тлена, холод, конец вращения, конец деления клеток молекулярной структуры.
  Небытие как короста вбирало в себя фрагменты каркаса и клетки, как дикий лес безжалостно захватывает светлые опушки и поляны. Внимание сжалось до ячейки и стало исчезать. Связь с происходящим нарушалась, но быстро восстановилась. Вращение стало замедляться.
  Передышка не была долгой. Позади начался другой процесс. Новый ритм, пульс, нагнетание. Сейчас всё пропадёт. Появилось четкое представление, что нужно совершить переход. Марк попытался направить волю на то, чтобы напрячь мышцы тела. Он отправил команду буквально в каждое нервное окончание тела. Тугой, сковывающий лимб, в котором невозможно пошевелиться. Дыхание, оно приходит и уходит. Вокруг органика. Синие и красные сосуды, пульс, пленки.
  Стало спокойнее. Все, что мгновение назад было близко, - отдалилось. Состоялся переход на следующий слой. Отсюда стало заметно, что все соединения молекулярного каркаса образованы из клеток, словно ленты диафильма. Он здесь, он никуда не делся. Движущиеся множественные каркасы сопрягаются и переходят по спирали из одного в другой. Гигантская всепоглощающая машинерия, соединяющая все.
  Вращение продолжало замедляться. Пришло понимание, что в один момент оно замедлится настолько, что сознание упадет в одну из клеток и застынет в ней. Так и произошло. Внимание провалилось в ближайшую ячейку, где проявился едва узнаваемый, но узнаваемый, недавно покинутый им мир, комната, лампа, стол индийского гестхауса. Эта ячейка, одна из миллиардов в диафильме, - твоя жизнь. В ней протекают те же процессы, вращение, поиск "выхода", но значительно медленнее. Настолько медленнее, что их невозможно наблюдать в житейской суете. Если находишь "выход" - переходишь в новую клетку, не находишь - отмираешь естественным образом. Так уж здесь всё устроено.
  Внимание вновь отбросило к большой структуре, но по интенсивности было понятно, что это происходит в последний или предпоследний раз. Она почти замерла, стала полой, пустой. Сознание обрело себя в нагромождении сфер, изрезанных траекториями. Большие прозрачные параболы покрывали всё поле зрения. Усмотреть, где заканчиваются эти струны, не удавалось. На периферии закопошились маленькие зеленые лягушки, живые, земные. Они - союзники, придававшие сил. Откуда они здесь?
  Внимание перемещалось по тоннелю, где к сознанию короткими, рваными рывками, как намагниченная металлическая стружка, тянулись вторичные воспоминания. Память собиралась из кусков. Приложив небольшое усилие можно было создавать новые направления движения, как бы "сгущать" их, позволяя вещам создаваться, а событиям наступить. "Like a tunnel that you follow, To a tunnel of its own, Down a hallow to a cavern, Down a fallow... Эта песня, откуда она?"
  Стало проще. Вернулось дыхание. Движение молекулярной структуры остановилось. В уши ворвался колющий звук мопедных клаксонов в пробке. Резковатый, но такой земной, знакомый, ох черт, как же приятно его слышать.
  Произошел возврат. Марк увидел стену. Еще несколько вдохов, и он предпримет попытку пошевелить пальцами рук. Распылённое сознание постепенно застывало - в этом теле, в этой комнате, в этом городе. Реальность, то проступала, но вновь скрывалась из виду как подтопленный плот. Предметы не осязались, а скорее угадывались, как они угадываются по очертаниям теней. И всё же комната оставалась на месте.
  Пришло ощущение жуткого космического межзвездного холода. Простыня, которой можно укрыться, была рядом, свернутая в небольшой приплюснутый квадрат, но вывернутые руки не слушались. Тыльной стороной ладони Марк ерзал по наволочке, пальцы не слушались, но как же он был рад чувствовать на ней грубость хлопка. Из груди непроизвольно вырвался стон. Он боялся возвращения беспамятства.
  Сознание пролетело мимо когда-то беспокоивших его вопросов, как автобус вдоль пустых остановок, вспышками показав ответы. Впрочем, он и так их знал. "Хорошо, что это была половинка. Спасибо, что половинка. Что было бы со мной, если я бы засадил целую?.. Всё всегда начинается с любопытства, а заканчивается корчами на просиженном матраце в гестахаусе".
  Роились нескончаемые мысли. Достаточно очевидные, но, черт, какие же точные, на 10 из 10. Их искренность и достоверность изумляла. Они появлялись и исчезали, и этим нельзя было управлять.
  "Возможно, дело и правда лишь в продолжении рода и не более. Ты прикрепляешь свой небольшой квадратик к ленте диафильма, прежде чем уйти. И потом ты уходишь".
  От живости бурлящих в голове воспоминаний наворачивались слезы. Мне пять или шесть, я сижу за кухонным столом с синей клетчатой клеенкой и играю с вилками, пока бабушка варит какао. Именно тут мой дом. Бабушка умерла, и дома больше нет. Нельзя переезжать, пока дети не вырастут". Появилось нестерпимое желание позвонить родителям. Телефон - великое изобретение. Валяясь на матраце в индийском гестхаусе можно дотянуться до любого.
  "Нет, в таком состоянии звонить нельзя ... Лучше Темо". Свет дисплея едко слепил, оставляя разноцветные следы на сетчатке. Всё так же 1% зарядки. Пальцы не гнутся. Кое-как он влез в список контактов и набрал нужный номер.
  - Берга Москвы-реки приветствуют Индийский океан! - как ни в чем не бывало донёсся из трубки весёлый голос Темо.
  Шумно. Он на улице. Машины. Сколько там сейчас? Марк раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Он сглотнул. Речь выпадала прерывисто, будто вместо звуков он отрыгивал пластмассовые фигурки.
  - При-вет... Э-то пи-здец... -
  - Пиздец? - с недоумением, все ещё радостно, но уже и растеряно, переспросил Темо.
  Марк не ожидал, что говорить будет так тяжело. Он дышал. Разбухший язык шевелился во рту как моллюск.
  - Ты слопал что-то?
  Едва Темо договорил вопрос, как телефон отключился.
  Марк полежал еще минут пять, и решил, что вновь может двигаться. Он потихоньку встал и мелкими пружинящими шажками прошёлся влево-вправо, а теперь к стене и по стене до ванной. В ванной зеркало. Чтобы взглянуть на себя требовалось мужество. Он видел отражение своего плеча, уха, фрагмент щеки. Еще два-три сантиметра и в зеркале появится правый глаз. Страшновато. Он сделал решительны шаг в сторону.
  На стене напротив него повисло лицо отдаленно знакомого человека. В глаза не были вставлены зрачки. Вместо них в центре глазных яблок зияли черные отверстия, в отражении которых виднелось расположенное за спиной окно, а в нем бесцветное небо, фонарь и размазанные кроны деревьев. Если продолжать всматриваться, то можно не вернуться.
  Лицо и тело выглядели старыми и обессиленными. Бледная плоть. Волоски. Слизистая. Пористая кожа с ее несовершенствами вызывала отвращение. Волевым движением он выключил свет и вернулся.
  Комната снова стала чужой. Он здесь впервые. Каждый предмет приковывал как старинная фреска. Поражало, что каждая из этих вещей придумана и сделана людьми: сам дом, ткани, освещение, мебель.
  Хотелось больше пищи для глаз. Он подошёл к выходу (или ко входу?) и слегка отворил дверь на террасу. За ней ждал мир, с которого сдёрнули покрывало. Прозрачный, шумный, разный, цельный, невообразимо прекрасный, это был другой мир, мир после ядерной войны. Разумный хаос, другие, события, дни.
  Природа стала информацией, которая сгущалась и разгущалась. С ужасной силой манили деревья. Их волнующаяся от ветра зелень уходила вглубь и вниз, ввинчиваясь в фиолетовый и красный отблеск витрин. От фрактальной ряби стало забирать по полной. На мгновение пришлось облокотиться головой о стену и закрыть глаза. Ох, так еще хуже. Пришлось открыть. "Открыть-закрыть. Да-нет. Как же мало вариантов".
  Нервную систему каратило как параличную коробку. Сознание продолжало метаться, как попугай в клетке, и играть в вечную рекурсию - возвращаться и возвращаться к внутреннему центру с фантастическим количеством новых ощущений, запахов, звуков. "Как заставить его замолчать?"
  Он собрался с силами покинуть номер. Но потерялись шлепки. Черт, как некстати! Правда потом нашлись на том же месте. Выход из дома еще никогда не был таким пугающим. Глубокий вдох, выдох. Где-то там, совсем рядом, океан.
  Он притворил дверь, решив не связываться с ключом, и начал спускаться по лестнице. Она двигалась как эскалатор. Нужно было поднимать ноги, чтобы плыть по ступеням вниз. Всем телом он ощущал, как тревожное густое движение торговой улицы нарастает, и старался смотреть строго перед собой, чтобы не заморочиться еще больше. Вот последняя ступенька, шум вокруг него, шум повсюду, он поднял глаза и застыл.
  Здесь внизу все было не так, как казалось с террасы. Сотни микро-событий, движения и голоса смешивались между собой. Люди склеивались в компании, компании в толпу. Обостренное внимание позволяло следить за малейшим движением. Лиц прохожих было не разглядеть, все плыло.
  Торговцы-обезьяны, все как один, смотрели на него. Даже те, кто не смотрели в эту секунду, казалось, претворяются и и ждут, когда он отвернётся, чтобы зыркнуть. Или кажется? На смуглых, загорелых лицах индусов сверкали белки варёных яиц. А вместе с ними, с развешанных по лавкам изображений индийских божеств, проникновенно и пристально зияли образы магических шив и ганешей. Каждая картина - окно в другую реальность. И под их перекрестным обстрелом предстояло идти.
  Две девушки проехали мимо на велосипедах. Их звонкие смеющиеся голоса оставили в воздухе след из разноцветных шлейфов-лент. Такие чистые. Они были похожи на волшебных нимф, которые колесят по планете, проезжая здесь раз в сто лет.
  Рядом раздался резкий хлопок. Марка вздрогнул. Сколько он так простоял? Молодой индус с голым телом стукнул палкой о забор.
  "Он сделал это, чтобы напугать меня? Он видит, что я под кислотой?"
  Худощавый парень пробежал по странной траектории, гнутой как само его тело, описав огромную дугу. Затем сделал резкий поворот и проследовал в обратном направлении, пропыхтев рядом так близко к Марку, что он смог ощутить запах его пота. Судя по гримасе - ему было плохо. Он выглядел как сумасшедший.
  Захотелось немедленно уйти. Марк медленно погрузился в поток. Медленно ступая, пересёк улицу и заглянул в чайную лавку напротив, откуда лился приятный дымный свет. Зашёл и сразу же вышел. Находиться внутри было невозможно. Слишком много запутанностей, которые могли раскрутить механизм паники.
  Обезьяна из чайной мгновенно выскочила за ним, повторяя на ломаном английском "Can I help you? Sir, can I help you? Have a look, my friend".
  "Океан, иди к океану", - говорил внутренний голос. Ага, значит внутренний голов все же существует.
  Дорога представлялась ужаснее, чем днем. Растоптанная тропа пачкала ноги, поднимая в воздух пыль. Другое дело - мрамор на станции метро "Баррикадная". Он там особенно красиво уложен. Бежит слоями и прожилками в разные стороны.
  Люди как ожившие куклы. Их лица искажены мыслями. И большинство из них они повторяют так часто, что те навсегда застыли в привычных выражениях их морщин. Все же в нас такие разные души.
  Электрические фонари оплавляли лица прохожих, превращая их в смятые комки, перепутанные морды животных и птиц, карликов и умалишенных. Индусы, европейцы, азиаты - сейчас отличались не внешностью, а нутром. Ох, лучше уж и правда не смешивать кровь. Если я когда-нибудь стану отцом, то буду к этому строг.
  Уши различали множество языков. Лица можно было легко читать. Чья мы коллекция? Откуда мы? Старики отталкивали. Время безжалостно дотачивает их ударный механизм. Их разрушающиеся тела мучают их, тянут вниз. Взоры тусклы, движения угасают. Что они возьмут с собой?
  Пьяные, лишённые на время памяти, а вместе с ней печалей, агонистично скалят зубы в барах. Лишь лица детей светятся в этом демоническом смраде радостными марципановыми морковками. Их радости честны.
  "Вот и сменил обстановочку... Вот и отпуск!"
  Тело как транспорт ехало по дороге вниз. Левая нога представляла собой кусок плоти. Он то сминался, то выворачивался. Подступал страх, что нога подвернется, но испугаться как-то не получалось.
  Внимание перепрыгнуло на девушку, которая выглядела не так как все. Непринужденна и чиста, лишенная внутренних искажений, без мыслей она весело болтала по телефону. Ага, значит особенные девушки бывают! Важно навсегда это запомнить.
  И тут же мысль. "Не такая как все" - откуда это? Дойти до сути не получилось. Ясно только то, что надо выбирать молодых, в них меньше ошибок...
  Еще не скрывшаяся из виду девушка снова стала обычной. От нас слишком многое ускользает. Слишком многое.
  Море приближалось запахом соли и усиливающимся бризом. Это так волнующе. Хотелось скорее почувствовать, каким оно предстанет теперь. Концентрация людей у пляжа была невыносимой. Хотелось забраться в черноту пляжа, чтобы никого не видеть. Искореженные лица проплывали слишком близко. То и дело он ощущал прикосновение чьих-то рук, запахи, слова.
  Наконец, песок, огни, начало пляжа. Ох, покоя нет и здесь. Пляж кишел людьми. Бухие дискотечники с пластиковыми стаканчиками покрывали все поля зрения. Бары пытались перекричать друг друга акустическим грохотом.
  Марк переставлял ноги по тягучему песку по направлению к воде, где ветер отсекал гул колонок.
  У океана стало легче, появился объем. То же место, где он стоял два часа назад. Волны прощупывали берег как чай в наклоненной чашке, тогда вечером дома с Аней. Черт, только не думай о ней, не думай о ней сейчас, отпускай.
  Визуалы достигли апогея. Глаза было некуда деть. На краю прибоя, в белой пене, распускались чёрные цветы. Линии волн завивались вверх и в воздухе складывались в нечто схожее с барельефами южноамериканской культуры. Через мгновение их обращения стали почти привычными.
  Забавляла синхронность. Сознание стало быстрым, тонким как струйки, с множеством кристалликов в шланках. Оно словно выплеталось и росло из океана как храмовый комплекс.
  Голова раскрылась как ковш, в который падал отраженный луной свет, прошедший через холодную межзвездную тьму. Мысли не принадлежали ему. Они легко разматывались и уплывали. Их можно было вытягивать из общего клубка одну за одной. У каждой было начало и конец, цвет и сила. Это было так, как на упаковке продукта в супермаркете написана вся необходимая информация об нем. Те мысли, что тебе не нравились - можно было не брать, возвращая их назад к источнику, где они продолжали течь своим чередом и постепенно исчезать.
  Марк ощущал прикосновение каждый переносимой ветром песчинки к коже. Тело превратилось в гиперчувствительную антенну. Он чувствовал, как поры выделяют пот. Как ветер испаряет его. Каждая его волосинка шевелилась.
  "Was a sound of distant drumming, Just the fingers of your hand? Откуда я знаю эти слова?
  Слова... Тот, кто изобрел слова и язык, был по-настоящему умён.
  Ветер выдувал тепло из тела. Передернуло во второй раз. В промежутках между порывами тело успевало согреться, и затем он снова его остужал. Чтобы не мерзнуть, Марк вдруг сообразил, что можно повернуться по ветру.
  Тут же его взору открылся вид на другую сторону пляжа. Новый вид - новые мысли.
  В электрической ряби ресторанных огней мелькнула знакомая вывеска "Blue Diamond". Держать ее в поле зрения было невозможно. Глаза теряли ее, и снова находили.
  Публики в баре прибавилось втрое. До середины пляж превратился в танцпол, где долбил транс и месились тела. С некоторыми было явно что-то не так. По рваным движениям и выражению лиц легко было узнать обдолбанных. Стимуляторы выжимали из них максимум, люди жгли остатки сил. Смуглые индусы с кривыми зубами, как дикие звери, шныряли между танцующими туристами, неприятно разглядывая их. Время от времени из человеческой каши выплёвывались те, кто хотели уединиться на лежаках или поссать в море.
  Боже мой, да они тут все въебанные! И я такой же гуляю среди них! Приперся в Индию, в эту помойку.
  Хотелось увидеть Алёну. Спросить, когда же, мать твою, все закончится? Но чтобы добраться до нее, надо было пройти через сады Босха. Не помешал бы защитный скафандр. "Хорошие люди для этого придумали скайп".
  Медленно приноравливаясь, как если бы ты очутился среди людей в первый раз, Марк начал небольшими отрезками продвигаться к бару, делая остановки, чтобы перевести дух. Концентрация людей, света, шума на один квадратный метр была фантастический. Облегчение принесло только то наблюдение, что его никто не видит, так как каждый поглощен собой.
  Смуглый коренастый парень с укладкой невероятно похож на сытого крокодильчика. Он что-то кричал сквозь шум в ухо своей спутницы.
  От обилия электрического света было светло как днем. Через взгляды, через смех, через танцы люди излучали и поедали энергию друг друга. И одновременно с этим сами остывали, позволяя небу высасывать их всех, безжалостно собирая свой верховный энергетический налог. "У нас тут страсти кипят, а казино спокойно дрочит свою комиссию!" Все было предельно четким и отдельным. Пелена спала с глаз.
  Все пытаются чем-то удивить друг друга - удивить таких же, как и они сами. Косметика и украшения на женщинах. Мышцы и прически на мужчинах. В людях так много - не для себя, а для других. Почему мы это не преодолели? Наш мир словно спальня в домике куклы Барби. Вот куколка причесывается, вот она надевает пижамку и ложится спать. Мы - батарейки на простеньком софте под названием "смысл жизни" и "продолжение рода". Все остальное - Шоу Трумена.
  Марк почти добрался до центра танцпола, когда кто-то неожиданно приятный пересёк его поле зрения, находясь на той же высоте, что и он. Худощавый расслабленный парень лет 20 в растянутой белой майке и бейсболке. Он был предельно расслаблен. Подошел достаточно близко к Марку, спокойно заглянул ему в лицо и понимающе улыбнулся. После чего пошел дальше, пританцовывая. "Как он меня вычислил? А как его вычислил я?"
  Вывеска "Blue Diamond" опять куда-то подевалась. Двигаться дальше без ориентира было неразумно. Марк закрыл глаза и растворился в океане бита. Банальная фраза, что диджей может делать с танцполом всё, что захочет, открылась во всей полноте. Так далеко от дома он еще не заходил.
  Неожиданно спустилось понимание, что происходящее с ним сейчас - и есть трип. Это и есть путешествие, такое же как то, о котором рассказывал чувак в рейбэнах на кухне До. И что однажды, возможно, он будет рассказывать о том, что сейчас с ним происходит. От банальности происходящего хотелось расхохотаться, но почему-то сейчас смех показался странной эмоцией.
  Простая мысль, что вся жизнь - это тоже трип, взрывала голову. "Я путешествую очень давно. Но не знал об этом... Мое путешествие началось с рождения? Когда отец залез на мать?"
  Интересно, как родители провели тот день. Во что она была одета? Хотела ли она его в тот вечер или день? Она ведь была такой же девушкой, как для меня мои подруги... Возможно, он сомневался, не планировал, был пьян... Какая она сейчас? Я ведь совершенно не знаю мать, как женщину, как человека...
  - Ей, приятель, как ты? Шарик закатился в дырочку?
  Марк открыл глаза. Перед ним стояла Алена. Он бы не узнал ее, если бы не ее одежда. Из его состояния она выглядела совсем как ребенок. Рассматривать ее было столь же занимательным, как играть в детский конструктор. "Она забыла мое имя и поэтому назвала меня "приятелем".
  Марк сразу же забыл ее вопрос, но по ее выражению лица понимал, что она ждет.
  - Ты в порядке? - очень добро уточнила она. - Бродишь по сказочным мирам?
  - Это пиз-дец, - с трудом проговорил он. - Это, такое... Я...
  Между тем, когда он открывал рот и тем, когда из него вылетали звуки - проходило по паре секунд. Можно достать телефон и печатать в нем, то тупо. Губы не слушались.
  - Ты можешь... взгля-нуть на меня со сто-ро-ны? - спросил он, всячески пытаясь скрыть калечную мимику.
  - Взглянуть на тебя со стороны? - рассмеялась Алена. - А что я сейчас по-твоему делаю?
  Она поправила волосы и удивленно раскрыла глаза.
  - Или ты хочешь, чтобы я взглянула на тебя с другой стороны? - снова хихикнула Алена и встала слева от него.
  Марк не понял шутки и в ожидании ответа продолжал смотреть в ее такие теплые, очень человеческие глаза. Он не понимал, ведёт ли он себя неадекватно или она просто не поняла, чего он от неё добивается.
  - По-смо-три со сто-роны ... не вы-шел ли я из себя? - снова спросил он. - Как я выг-ляжу?
  - Не вышел ли ты из себя? - пуще прежнего захохотала Алена. - Да, вроде бы это всё еще ты.
  Марк ощутил, насколько в различных плоскостях сейчас лежат их воззрения. Он мыслил как бы формами кругов, а Алена - прямоугольников. Им никак не совместиться.
  - Я та-кой же как днем, или? - предпринял еще одну попытку Марк.
  Алена пропала. Убежала в сторону океана? На её месте стоял Джейми, хозяин бара. Только теперь Марк понял, что он был рядом с ней все это время и, кажется, держал ее за руку. Уходя, он неприязненно зыркнул на Марка, демонстрируя притворное, типично индийское высокомерие. "Он продает кислоту тысячам людей, но никогда не пробовал ее сам..."
  Марк осмотрелся. Он стоял посреди зла. Танцы напоминали оргию, гладиаторские бои, мягкую комнату в психушке. Надо бежать отсюда. "Пожил с планом. Теперь поживешь без плана".
  Берег показал одиноко стоящий, свободный лежак вдалеке. Не зря же он там стоит? Решение пойти к нему было принято само собой. Пока он шёл, через него прошла вся его жизнь. Она стелилась как развёрнутая карта - он мог бродить по линиям судьбы и видеть все развилки. А где-то впереди маячило мягкое кресло, символ старости, которое ждет его. Его! И это отнюдь не пугало. Наоборот, излучало ощущение уютна и покоя. Там - конец.
  А затем снова наступило настоящее. Оно наступило, и стало длиться. Он сидел на лежаке, позади грохота баров, и всё это улетало от него. Только этот вид на море. только этот не такой уж и колючий ветер, только эта ночь.
  Мы ловим одну волну и сваливаемся с нее. Ловим вторую... Третью... сваливаемся... Находим друзей, работу, хобби, но однажды неизбежно оставляем их... Как поймать долгую волну, которая унесет тебя далеко? Как не упасть с нее? Пусть хоть в 60 или 70 лет - проехаться на ее инерции - вот истинное удовольствие.
  Наступило состояние, когда можно задать любой вопрос и ответ придет. Бог словно сел перед тобой на песке и произнес: "Ну, Марк, валяй! Спрашивай! Что у тебя поднакопилось?"
  Марк силился вспомнить, что беспокоило его в последнее время. "У меня же миллиард вопросов!" Но к Богу не оказалось ничего. Как быть с работой, как найти ту самую, что поменять? Все, что он с усилием перебирал, казалось неважным.
  А что вообще важно?
  Весь его мир нереален. Этот мир - выдумка, конструкт, продукт ума. Хотя то, что известный, привычный тебе мир мало реален (в смысле таков и для других) - отнюдь не значит, что он не существует. А значит, что связи того большого мира, мира других людей, они иные. Люди живут иллюзиями, пока время делает с ними то, что пожелает.
  "Зачем я думаю о том, о чём я думаю? Надо отпустить заботы. Оставить все заботы Богу".
  Мысли текли. Марк не знал, сколько так просидел.
  "Я хочу как в первый раз! Все, как в первый раз!"
  Музыка. Или у него окончательно заложило уши? Начинало светать или глаза стали лучше различать оттенки?
  "Небо всегда здесь, если мы способны о нём помнить. Мы прикреплены к нему дыханием".
  Теплые страны хороши тем, что дают возможность больше наблюдать. Но сейчас остывший песок гнал последних тусовщиков с пляжа. Силуэты сидящих рядом людей сливались с темнотой до тех пор, пока они не начинали вставать и отряхиваться от песка, светить себе под ноги экраном телефона. Вокруг все это время, оказывается, сидело множество людей, также как он глядящих в небо с лежаков.
  Стало немного жаль себя. Захотелось присутствия близкого человека. Что он вот так здесь один? Может, стоило простить Аню и посмотреть, что ждет нас дальше?
  "Why did summer goes so quickly? Was it something that I said?"
  "Расплетай косы, Мара, я намотаю их на свой кулак... Ты так и не догадалась, кто сломал лист твоего любимого комнатного цветка, пока тебя не было? Это был Snoopy".
  У едущей впереди машины загорелись стоп-огни... Запах выпечки из открытой двери кафе, которое я прохожу... Чужие дети раздражают. Они громко орут и швыряют грязный снег друг в друга. Раздражают, когда нет своих?.. Сколько стоят те спортивные часы Snoopy? Тоже купить такие?.. Все зеркала должны быть разбиты и тогда никто не узнает тебя.
  Я буду лежать в гробу, а они соберутся, проститься со мной. Мама с земляным лицом рушится от горя. Родственники безмолвствуют. Аня, Катерина, Настя стоят рядышком как три сестры. Говорят, сквозь слезы, каким я был человеком: самым лучшим, самым талантливым, самым особенным... Я изменил их жизнь, они никогда меня не забудут. Показывают мои фото на большом экране: я музыкант, фотограф, путешественник. Как они все ошибались, когда уходили из моей жизни. Им стоило дорожить каждой секундой. И как теперь они лелеют каждое воспоминание...
  Или нет, это слишком грустно. Лучше так. Я, директор департамента в дорогом костюме с разодетой в пух и прах, лоснящейся Аней приезжаю на премьеру в Большой и встречаю там Катерину с подружкой. В ее взгляде испуг, ей неловко, не знает, как себя вести. А я приветлив, рад видеть и интересуюсь как она, на что ей совершенно нечего ответить".
  Пора домой. Этот момент всегда приходит. Усталость не ощущалось. Побаливали лишь мозги. Что неудивительно от того, сколько информации им пришлось через себя перекачать. Пора домой - это чувство не сравнить ни с чем.
  На дороге подсвечивалась круглосуточная лавка. Днём он не замечал ее, но теперь, когда деревня задремала, она забегаловка правила бал. Стоящий за прилавком мальчик лет 12. Позади него стоял старый, покрытый пылью ноутбук, где в плохом качестве шёл японский мультик.
  Выбирать было не из чего. На полках беспорядочно навален такой же пыльный, совершенно непривлекательный хлам. В основном - индийская еда быстрого приготовления, специи, вода и бытовая химия. Нет ни сникерсов, ни M&Ms, ни жвачек, которые можно найти и на Юпитере. В тропиках сладости не популярны, так как быстро портятся из-за жары. После внимательного изучения полок, Марк остановил выбор на орешках и воде.
  Прямо у входа стоял пластиковый стул, на который он, не раздумывая, сел. Из-за спины доносились мультяшные голоса. Это были самые вкусные орешки жизни. Он взял две упаковки. В одной - сладкие, в другой - солёные. Чтобы создать интригу, он высыпал обе пачки на футболку и перемешал. С каким бы удовольствием он бы сейчас глотнул старого вина.
  Соль пощипывала язык. Два солёных орешка подряд - ещё ничего, можно стерпеть. Но вот если попадался третий, наступала патовая ситуация и требовалось запивать водой. Всё как и в жизни. Одно-два негативных события еще ничего, а вот если череда, то это жопа. Главное, чтобы было чем запить. Деньги...
  По дороге размашистыми шагами прошагал рослый парень в майке с надписью "Барнаул". Несмотря на предрассветную темноту, на нем были спортивные солнечные очки. За эту долгую ночь Марк разучился доверять чувствам. Однако в ту секунду был готов поклясться, что прохожий напевал: "На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета того..." По пятам за ним бежали кот и собака. Кот притормозил у магазина. Кошачьи глаза лунно блеснули в ночи. Возможно, его нюх пощекотал запах орешков. Затем бодро подскочил и вернулся в строй.
  "Почему, есть вещи с кислотным значением, а есть нет? Телевизор, дорога или старый добрый дельфин - это кислота... Коты трипуют, собаки нет... Слон - это кислотно, а жираф - нет".
  Этот кот тоже всё понял.
  Блики света тревожили стену гестхауса. Свет похож на ветер, ветер на воду. Голова-скафандр плывет в её постепенных лучах. Как я подавал ей полотенце в душе, и она смущалась. Как я смотрел на ее лицо, пока она спит. И вот я снова один. Как до неё. Как до всех них. Кто же будет моей следующей партнёршей? Снова ли я ошибусь?
  Воспоминания всплывали и тонули. Подобно камню, брошенному в неподвижную гладь озера, они скрывались с глаз, оставляя следы-круги. Вряд ли еще когда-то они будут извлечены. Они - фрагменты застывшей памяти, - незаметно займут своё место в общей мозаике на дне, медленно вплавляясь в те утраты, что лежит там давно, как этот день, вчерашний день, или любой другой, среди миллионов таких же дней.
  "У тебя ещё есть время, пока ты продолжаешь лететь, оглядываясь, дважды оглядываясь. До того, как позовут домой".
  Странно перерастать возраст родителей такими, как ты их помнишь.
  "Я видел красоту полевых цветов. Милосердие рек. Как шмель летел от одного стебля вереска к другому. Ветер долгими волнами резал берег. Как небо туманами касалось земли. Как вращается планета, издавая неуловимый гул. Что я хочу сказать? Что я хочу сказать? Прямо передо мной и прямо сейчас за разорванным опытом открывается единый луч. Я пролетел мимо сотен женщин. Я смотрел на них, но не видел их. Потому что не понимал. Потому что боялся через них узнать, каков я. Я пролетел мимо сотен жизней. И вот я здесь".
  И всё, что я понимал, вновь оборачивается неверным. Я не вижу того, что уже видел. И не вижу того, чего ещё не видел. Я встречаю людей - новых и тех, что уже были, слушаю их, возвращаюсь через них к себе, и понимаю, сколько поворотов пропустил. Все эти не-Я, что с ними будет?
  В детстве мы опережаем время. В активном, зрелом возрасте как бы соединяемся с его темпов и являемся его носителем. Стариками - безнадежно отстаем, пока однажды оно не подхватит и не утащит нас в небытие. Таланты и устремления молодости - попытка опередить своё время и вместе с ним опередить других. И именно поэтому сохранить талант - означает остаться ребенком. Стать зрелым -это как привыкнуть к миру, принять его и самому стать его отражением. Наконец, состариться - это понять, что ничто уже не изменится и, отпустив мир, за которым ты не поспеваешь, предаться созерцанию".
  ""Round and "round the burning circle..."
  К моменту, когда орешки закончились, совсем рассвело. Кислотный ветер пиксельными волнами перекладывал картинку. Листва на деревья дышала как чешуя змеи. Гипнотизирующая, плавная агония мелких огоньков стала ласкающей и знакомой. Марк понял, что просидел на стуле час или два часа. Он встал, приятно потянулся. Кажется, он близок к тому, чтобы уснуть.
  
  ***
  В тот вечер Ника пекла оладьи. Она была на домашнем. В чёрных спортивных легинсах и коротком топе бегала от плиты к холодильнику, и рассказывала об их новой с Филиппом идее открыть частный детский сад. Пока она стряпала, Марк водил за ней глазами как старый армян, хозяин кафе, наблюдая за молодой официанточкой.
  - Я думал, такие идеи приходят на ум только после рождения собственных детей.
  Ника была настолько вдохновлена прожектом, что, забывала переворачивать оладьи. Почуяв гарь, она смеялась и кидала их в помойку.
  - У меня есть подруга - детский педиатр. Она поможет. Я уже знаю, каким должно быть помещение! - тараторила она.
  Филипп не комментировал. По выражению его лица было понятно, что он не верит в затею. Когда за шумом шкварчащего масла Ника не слышала их разговор, он наклонился и сказал: "Типичная бабская хуета. Заразилась от подруги".
  Наблюдая за их переглядками, Марк про себя отмечал, что они хорошо держатся с учетом их последней размолвки. Ника тыкала вилкой в мясистую шею Филиппа. За вечер они бесконечное число раз переходили на свой птичий язык, которого Марк не понимал.
  - Так иногда поступают, когда нужно передать что-то важное в присутствии детей, чтобы те не поняли, да?
  Вглядываясь в Филиппа, он пытался понять, теперь, когда всё снова хорошо, испытывает ли он смущение от их разговора в баре Whistleblower, когда он вывалил ему всю подноготную о Нике. Неловко ли ему? И убеждался, что нет. Он напрочь о нём забыл? Или он глуп? Или всё сразу?
  Этот медок любви, которым они тут пичкают его, это самообман? Убедив Марка в том, что у них все хорошо, они готовы поверить в это и сами. Некоторые живут так всю жизнь.
  Если у них и правда всё хорошо, то зачем они вечно таскают его с собой? Бред какой-то.
  Конец отношений всегда предчувствуют оба партнёра. Но один из них, более слабый, обманывается дольше другого. Марк не знал, делала ли Ника ошибки в этих конкретных отношениях, но Филипп делал их точно. Моменту разрыва могут предшествовать месяцы и годы разговоров, недосказанности и обид, когда каждый боится признать, что разлюбил, ошибся и согласен продолжать, обманываться и обманывать другого в том, что данный подавленный конфликт - лишь мимолетный эпизод, а не норма, эпизод, который вскоре будет проанализирован и исправлен. Что, конечно, заблуждение. Попытки "спасти" отношения только продлевают такой период полураспада. Тогда как настоящим лекарством здесь может служить только грубая честность.
  Возможно, Фил и Ника как раз входили в подобный цикл. Их ещё отбрасывает к любви как сегодня, но всё реже. Их пугает то, что они ощущают, и почему-то они не способны об этом говорить.
  В конец зафоршмачив всю плиту закваской, Ника признала, что оладьи не удались. Она сдёрнула фартук и бросила его на стол в знак капитуляции.
  - Идем в Бургер Кинг! - выпалил Филипп, который ждал этого момента.
  Когда они вышли из квартиры, она исчезла в соседним пролёте лестничной клетки. Её не было секунд десять. Уже внизу она объяснила, что борется с подъездным хулиганством. Одна из соседок выставляет за дверь мусорный пакет, который воняет на всю клетку, а она, стремясь отучить соседку, делает в нём дырку и вешает той на ручку входной двери, так чтобы грязная вода из пакета стекала под дверь.
  - Я была уверен, что будет достаточно одного раза! И что? Я заливаю ей помоями порог вторую неделю, а она продолжает выставлять пакеты за дверь!
  Та весна вошла в историю как самая холодная за десять миллиардов лет. Главный метеоролог с горечью признал, что Московский регион превратился в "арктический мешок". Городские власти и коммунальщики горевали крепче остальных, тормозились плановые уличные стройки.
  Из-за переноса сроков вправо им пришлось ускоряться. Разрыли буквально всё - Садовое целиком, район Цветного, Краснопресненскую, Тверскую, Арбат. Москва напоминала пригород Багдада в далёком 2003. На каждом перекрестке самосвалы грузили груды раскуроченного асфальта и песка, тут и там зияли земляные траншеи для укладки коммуникаций. По узким односторонним улочкам ездили эскадрильи жёлтых бульдозеров, асфальтоукладчиков и бетономешалок.
  Работы было громадье. Все понимали, что Москва не ремонтировалась со времен Юрия Долгорукого, вопрос назрел и перезрел. Но стоила ли брать такой темп?
  Масштабы поражали. При старике Батурине улицы косметически латали раз в десять лет, да и то так, что без слез не взглянешь. Некоторые места в городе вроде площади у Белорусского вокзала или Павеляги, ремонтировались десятилетиями. Работы шли, шли, и шли и ничем не заканчивались. При этом москвичи продолжали почитать Лужкова не меньше, чем растафарианцы Хайле Селасие.
  У Лужка были свои плутовские ходы. Градоначальник накидывал пенсионерам из бюджета по тыщенке к пенсии. Многих подкупала его любовь к пчеловодству, которая сыскала Юримихалычу реномэ народника и покровителя аграриев. Таксисты уважали мэра за то, что тот прорубил сквозь жилые кварталы "трешку" несмотря на то, что эта "трёшка" со дня открытия встала в вечной пробке. Многим нравились, появившиеся при Лужкове гигантские моллы у каждой станции метро, где москвички с осени до весны спасались в безделья и морозов.
  Однако и грехи Юриихалыча были тяжки. За 20 лужковских лет случалось всякое. Все привыкли к транспортно-коммунальному бардаку, ставшему нормой жизни. Нагромождение рекламных гирлянд, самострои, стихийная парковка на тротуарах, пробки, вонь в метро, теплицы в центре Москвы, бордели в подъездах. Ничего не менялось годами. Поэтому когда Собяка начал вылизывать центр, мостить, сносить халабуды, да и в целом-то как-то приструнять, то в первое время его гиперактивность вместо одобрения натыкалась на еще большую критику, чем вседозволенность Лужкова. Одним не нравилось, что город ремонтируют летом, когда все хотят гулять. Другим - что все делается одновременно и в таком масштабе. Третьим - просто всё не нравилось и в особенности, что новый мэр не выговаривает "р" и "л".
  Район, в котором обитал Филипп, был эпицентром недовольства. Вокруг дома разрыли всё на 360 градусов. Придомовую территорию выпотрошили как труп бомжа в мединституте. Идти приходилось по бесконечным деревянным настилам, шатким как подвесные корабельные мостики.
  Ника шла первой и что-то рассказывала. Однако расслышать ее из-за шума машин было невозможно. Слова улетали вперед и пропадали в гуле.
  Параллельно Филипп говорил своё, что также никто не слышал.
  Заметив, что ее не слушают, Ника прикрикнула на Филиппа, а тот, находясь в бравом настрое, отметил ей, что лучше б она сама помолчала.
  "Неужели снова разругаются?" - думал про себя Марк.
  Чтобы остудить ее, Филипп всегда использовал одну и ту же тактику: обращал сказанные ею слова в несерьезность. Начни она рассуждать об идее детского сада или принтов на футболках, он закатывал глаза и начинал патриархально обесценивать ее идеи.
  - Милая, ты опять инстаграмма насмотрелась?
  Она назло ему начинала говорить громче и быстрее. А он назло ей, ехиднее и назидательнее. Наконец, едва они успели сесть за стол, она схватила сумку и ушла, крикнув ему: "Дебил! Ты меня достал!"
  Глядя ей в след, Филипп нервно усмехнулся, хотя было не смешно. Она сделала Марку прощальный жест с обратной стороны витрины.
  - Убил бы, - процедил Фил, запихивая в воппер в рот.
  Атмосфера испортилась. Они молча жевали еду и листали телефоны.
  Филипп непрерывно пытался принять решение насчёт Ники. Но не мог сделать этого, потому что у него не было сил. Он так измотал себя, что был неспособен верно интерпретировать даже самые пустяковые вещи.
  Преимущества одиночек в такие моменты очевидны. Марк думал об этом, и мысль доставляла ему удовольствие. Он делал, что хотел. Говорил, что хотел. Встречался, с кем хотел. И покупал себе, что хотел. Никто не трепал ему нервы, и это прекрасно. А главное ему не нужно ничего решать.
  - Я пойду, не грусти, - сказал он и оставил его наедине с несъеденной порцией Ники.
  
  ***
  - Как я мог так ошибиться? - ныл Марк.
  - Мы все ошибаемся... - по-отечески толковал Темо, скручивая огромный косяк.
  В отличии от Филиппа, который, узнав о случившемся, яростно советовал немедленно запустить операцию "Ящерица" по отрубанию хвоста, Темо отреагировал нейтрально, как если бы случилось то, чего он давно ожидал.
  - Мы прожили четыре месяца!
  - Чувак, мне жаль, что ты пострадал. Но пойми, такое случается, - сказал он. - Для них потрахаться на стороне как попить чайку. Двадцать командировок в Дубай, хуи дедов, модельные агентства, дырка в носовой перегородке от кокаина, реабилитации, коучи, дыхание маткой и вот она вся такая мяу-мяу перед тобой в кафе, и ты у нее второй. Вечный второй. Сколько раз мы это обсуждали?
  Марк скучал и ненавидел. Он жаждал подтверждений своей правоты. Глубоко внутри его грыз червь сомнений, вдруг она все же пришлет подтверждения корпоратива, вдруг все не так?
  - Одно из откровений жизни, которое приходит с возрастом: всем друг на друга плевать. Большинство окружающих нас пар, включая возможно и твоих, и моих родителей, в основе отношений могли не иметь ничего общего. Ни мировоззренчески, ни физически, ни уж тем более духовно. Они просто-напросто сошлись в силу неких обстоятельств и смогли жить вместе, а другие нет.
  - Это-то здесь причем, философ? - чурался Марк. - Ты сейчас сам с собой говоришь?
  - С тобой.
  Темо проникновенно посмотрел на него. Тлеющая папироса перетекла в руку Марка.
  - Аня вдруг стала для тебя чем-то значимым. Хотя еще вчера ты хотел от нее избавиться. Это забавный механизм, я часто его наблюдаю: самое важное всегда то, что мы теряем. А теряем мы что-то, потому что совершили ошибку.
  Марка расслабило, он закрыл глаза. Похоже, быть мне снова одному, - вздохнул он и последний раз глубоко затянулся.
  - Я не догадывался, что у вас все серьезно, - добавил Темо. - Думал, ты так сошелся перезимовать.
  - Я и сам не думал.
  - Тут теперь только время, хули... Когда ты полон эмоций, без разницы каких - любви, обиды, они как будто занимают в тебе место, определенный объем. Он набирался постепенно и не может сжаться в миг. Единственное, что ты можешь сделать сейчас, так это перекрасить их в другой цвет. От любви до ненависти один шаг, так говорят? Отчаяние превращается в упорство, обида в преданность, боль в доверие.
  - Это красивая концепция, - после паузы ответил Марк. - Но на деле все мои эмоции - деструктивны. Ничего из них не слепишь. Они - болезнь. И сейчас я хочу лишь избавиться от них...
  Его передернуло нервным движением.
  - Знаешь, в начале отношений она говорила, что если мы когда-нибудь расстанемся, то она все равно будет заходить на мою страницу в "Контаче" и слушать музыку, - ухмыльнулся Марк.
  - Как мило, ебать.
  - Прям сейчас заблокирую ее!
  Они встретились через неделю. К этому моменту он ничего не чувствовал, приняв их разрыв как данность. Аня не прислала копии корпоративных авиабилетов до Лангкави, и никто из коллег не подтвердил корпоратива. Поводом для встречи послужила передача вещей. Коробки и пакеты были свалены в такси, ожидавшее ее на аварийке.
  Аня схуднула и от этого похорошела. В Малайзию она, суля по всему, не слетала. Совесть. Она тихонько плакала. Он молчал.
  - Прости меня, Марк! Я запизделась! - хлюпала она.
  Ее подбородок подрагивал. Она уткнулась лбом в его плечо.
  - Ты был так холоден со мной! Я не знала, чего от тебя ожидать! - кричала она. - Я не понимала, нужна ли я тебе! Знаешь, каково это? Ты мне не разу не говорил, что любишь меня... Я как пустое место, я жила как тень...
  Она слабо била его руками. Не била, а толкала. Ее волосы пахли новым ароматом.
  Он поднял голову к небу и отстранил ее. Перед глазами стояли фотки Snoopy с самодовольным видом. Он представил, как они хихикают в самолете и испытал отвращение.
  - Ведь ничего же не было! Я не поехала. Мы не спали. Зачем ты все ломаешь? Ты для меня самый дорогой. Мне страшно, страшно. Я не понимаю, что дальше.
  Она стянула перчатку и достала из внутреннего кармана квадратик бумаги. Письмо. Она собралась прочитать его слух, но не хватало фонарного света. Сунула ему его в руки.
  Марк протянул его обратно. Я не буду читать, забери. Но она отскочила, замахала руками и сказала, что не примет. Он бросил его в снег.
  - Я не хочу другого! - в истерике кричала она. - Я не хочу все сначала! Не хочу жить на черновик! У меня было столько мальчиков-подарков! Я хочу семью, я готова! Я люблю тебя, как ты, дурак, не понимаешь! Я хочу по-настоящему, Марк! Услышь меня!
  Его сердце чуть развернулось. Он был уже ни в чем не уверен, ни в ее изменах, ни в том, видел ли он что-то в ее телефоне. Сколько бы он ни перекопал в себе за эту неделю, она перекопала больше.
  - Мы справимся, Марк! Как ты говоришь "распетляем"! Дай нам шанс! Все пары проходят через испытания! Я хотела, чтобы ты ревновал! Я хотела, чтобы ты боролся за меня!
  Таксист дважды просигналил, показывая пальцем на часы. Марк махнул ему, мол сейчас.
  - Я хожу по нашим местам и везде боюсь встретить тебя! Я вижу похожего мужчину в толпе и у меня замирает сердце! Думаю: вот сейчас ты пройдешь! Ты ведь не хочешь расставаться, я знаю! Тебе будет плохо одному! Что мне делать с моими чувствами?
  Отвратительно быть добрым. Жалость, которой ты готов поддаться, затем обернется отвращением к себе.
  Марк развернулся и пошёл прочь. Аня продолжала что-то говорить. Она не сразу поняла, что он уходит. Звук её голоса за спиной на протяжении нескольких секунд становился тише. Она несколько раз повторив его имя и замолкла.
  Пройдя еще немного, он обернулся. Она стояла на том же месте и смотрела на него. Сердце кольнуло. Он прибавил шаг. Когда он обернулся во второй раз, она медленно, пиная снег, брела к такси.
  
  ***
  Нурик сидел спиной к двери за массивным полированным столом на двенадцать персон в мягкой театральной полутьме. Он ссутулился и копошливо ерзал, используя мелкую моторику. Из прихожей было не разобрать, он ест, сморкается, ковыряется в ногтях или плачет. Над ним на стене висели многочисленные иконы и образа, в окладах и без, оставшиеся здесь ещё со времен родителей и выступая духовной доминантой позднесоветского интерьера.
  Марк разулся и сделал пять шагов по мягкому, длинноворсовому ковру, ощутив себя на спине огромной дружелюбной собаки. Он старался не угодить в раскиданные по полу обертки от еды и вещи. Постепенно открывшийся полный обзор на гостиную, недалеко от занятого своим делом товарища, явил раздетого по пояс Геннадича, который с безумными глазами трясся в пароксизме, переминаясь с ноги на ноги и попеременно выстреливая руками в пол, видимо, чтобы сбросить напряжение как делают боксёры перед боем. Акуловые кости щёк на фоне обострившейся худобы казались вдвое больше и напоминали шишки. Мышцы лица - уголки рта, крылья носа, брови - беспорядочно дергались, делая его похожим на вышедшего из строя андроида. Тело блестело от пота. Кажется, его пёрло. Алкогольная эпилепсия? Панический тремор? Судорожный припадок? За макабрическим танцем нервных окончаний можно было наблюдать, сколько позволит вежливость.
  Марк глянул через плечо Нурика в попытке рассмотреть, что за самолётик он там клеит. В ту же секунду Нурик со звериным сапом взял со стола десятисантиметровую дорогу шириной в полпальца и запрокинул голову вверх. Последовал вдох человека, вынырнувшего на задержке с глубины и дизартрическая ругань в форме бессвязных междометий, напоминавших что-то среднее между звуками фуэ и блё. Он зажмурился и короткими массирующими движениями ладони растёр нестерпимо зудящую сурнушку.
  Картинка сложилась. Так вот что это был за ускоряющийся лепет в трубке, когда Нурик говорил, чтобы он давай, давай, скорее, приезжал, прямо сейчас. Единственным оставшимся вопросом было, что, собственно, за повод?
  Нурик вскочил, с невероятной теплотой обнял Марка, по-мужски поцеловал его и, прижавшись лбом, и пулемётом затараторил о том, что Марина после Сочи с 60-% поражением лёгких загремела в Коммунарку под ИВЛ, чеченцы оборзели с извинениями и когда они уже пообщаются с тем чуваком из префектуры насчёт аренды. Из бессознательного, предельно эмоционального потока фактов и событий разной степени важность, Марк выхватил ответ на свой вопрос: Геннадич продал китайцам лесопилку с долгами, празднует вторые сутки, о чем только тсссс, нельзя никому говорить, потому что он транзитит кэш через непроверенных людей, а тут хочешь - не хочешь станешь суеверным.
  Марк обернулся поздравить Геннадича со сделкой, используя это как предлог, чтобы высвободиться из жамкающе-слюнявых объятий Нурика, на что Геннадич ничего не ответил и только усиленно завибрировал. Марионеточное тело дрыгалось под несуществующий ритм. Рот съехал влево, глаза шарили по комнате, не останавливаясь на Марке. Иногда в попытке взять лицевые мышцы под контроль он как полководец задирал подбородок вверх, широко раскрывал глаза и замирал. Выглядело довольно страшно. Индикатор дефицита ресурсов активно мигал красным.
  - Так, парни, пора проветриться, - громко заявил Марк и сделал три громких хлопка, что могло бы означать старт выполнения задачи. Нурик только замотал головой и сгорбился чертить дальше. Ни за что. Босыми ногами он как мартышка обхватил резную ножку стола и пытался большими пальцами нащупать выпуклые завитки.
  Марк прекрасно знал эти голливудские ультра-марафоны, куда там Des Sables. И знал, что организм Нурика с надёжной пятнадцатилетней закалкой футболиста юниорской лиги способен вынести стайерский бросок с вечера пятницы до утра понедельника (то есть более двух суток) с хорошим пульсом во 2-3 зоне, чему он лично не раз был свидетелем. А вот насчёт Геннадича он сомневался. Во-первых, возраст. Во-вторых, полуразрушенный алкашкой организм. В-третьих, что-то в принципе не так с его ментальным здоровьем, все эти дерганья и нервные смешки.
  Выманить джентльменов из дома могло лишь нечто не менее значительное, обладающее сопоставимой ценностью в их категориях прекрасного, так сказать, адвенче, вызов, форс-мажор. На ум сразу же приходил бордель. Но предлагать это означало бы ехать туда вместе с ними, чего Марк не хотел. Он написал паре знакомых, которые могли бы приютить компанию, однако все, включая Темо, отмолчались. Чертов Темо идеально подошел бы на эту роль. Накурил бы всех с порога, вывел на плато, а там эти двое отрубятся и вопрос решён.
  У Геннадича в мозгу явно слетел предохранитель. Он сиплым голосом как под гипнозом пачками выдавал лесопильную статистику. Нейрофизиологи утверждают, что в башке есть система самоочистки, когда сознание непроизвольно изрыгает массивы данных, тем самым упорядочивая нейронные связи. Только вот обычно это происходит во сне. Оптовая закупка кругляка, ежемесячный выпуск кубатуры, амортизация на грейферах и кругопильной пилораме, антигрибковый реагент, максимальная высота пропила. Какой-то лесной экономический рэп.
  - Как насчёт бара? Есть новое местечко - Slowlife. А, народ? Как насчёт барчика? Вайт рашн со льдом? На тёлок посмотрим?
  Хотеть быть хорошим - ужасное качество. Марк знал, что за ним водится этот миссионерский грешок. Ему бы сейчас свалить домой и все, а вместо этого он, чтобы не выглядеть перед друзьями пусей, колеблется между тем, чтобы остановить вакханалию, вызвав на себя категорический гнев двух перешедших черту торчков, или потусоваться с ними немного из вежливости и позже незаметно уехать. Нелепо размышлять в категориях морали, когда ты по ушли в аморальной обстановке. Психологические противоречия есть недоведённая до конца попытка избавиться от личных неудобств. Ты либо действуешь в своих интересах, но портишь отношения, либо в общественных, но тогда изменяешь себя.
  Та же длинная внешняя лестница, те же рожи охранников, нетерпеливый женский смех, лак, голые гладкие ноги, удовольствие от того, что на них смотрят. Музыка, люди, подсвеченные разноцветные бутылки в баре. Марк как проводник выгулял возбуждённых друзей по местности, рассчитывая ловко закончить экскурсию у барной стойки. Однако план не удался. Нурик и Геннадич откололись "срочно в туалет" и ждать их скорого возвращения не стоило. Кто мог подумать, что Геннадич потащит с собой комок в трусах. Во-первых, возраст. Во-вторых, ах чёрт, план терпит не удачу. Надо ловить такси и сваливать. Им завтра не на работу.
  В руке официантки мелькнул мутно-лимонный коктейль с белой пенкой. Как необычно. Кисленький? В районе верхних восьмерок выступила слюна. Все-равно так не уедешь, надо попрощаться. Простите, а как он называется? Можно мне, пожалуйста, один.
  На этот раз народу было втрое меньше и место от этого выглядело втрое приятней. Или это последствие адаптации и привыкания. Собравшиеся люди будто бы не выпячивались друг перед другом, а заинтересованно общались. Танцпол из неоновых растений пустовал. Единственная толстушка, борясь с комплексами, разминалась в углу. Бар - уникальная социальная система, где люди собираются чтобы расслабиться и отдохнуть, а на самом деле погружены в решение экзистенциальных психологических задач: преодоление комплексов, спонтанное самовыражение, растерянность, зависть и, наконец, разгоняемое вожделением желание познакомиться, создающие вселенскую напряжённость и сеть неочевидных переплетений.
  У бара мелькнула знакомая девушка, которая отшила Марка в прошлый раз. Однокурсница Вероники с журфака. Как ее? Ксюша? Интересно, что это она тут трётся каждый день. На ней было серебряное чешуйчатое платье в блёстках. Не многовато ли для четверга? Вот бы схватить её за сиськи. Если бы тогда он согласился, чтобы его представили, сейчас можно было бы запросто перекинуться словцом. Ксюха поймала его взгляд и отвернулась. Последовательная.
  Тихая уборщица-киргизка с совком и веником сидела на высоком стуле, не доставая ногами до пола, и на стареньком htc смотрела видео с ползающим детём. Третья туалетная кабинка с конца. Марк постучал кулаком и назвался, чтобы Нурик и Геннадич не приняли стук за облаву. Парни сняли со стены зеркало, положили на раковину и чертили на нём. Единственная более-менее чистая поверхность в клубном туалете. Насквозь потный Геннадич вырвал из рук Марка креманку с коктейлем и жадно залил в глотку. Он выглядел хуже, чем асфальтоукладчик. Изнурённый полевой работник. Издыхающий Экзюпери в пустыне. Пленник, пристегнутый к седлу в арабском караване. Из поставленного на громкую телефона орали фанатские футбольные песни. Нурик курил, сидя на очке, рассказывая сорванным голосом как в последней игре его с all-in на ривере переехали со стритом.
  Марк умыл лицо и поводил красными зрачками перед зеркалом. Половина лица онемела будто в глаз вкололи лидокаин. Что-то подпирало воспалившиеся глазные яблоки изнутри. Он ощущал, как приближается очередная волна желудочных спазмов. В кишечнике ничего не осталось, но мышцы пресса рефлекторно продолжали сокращаться. Три больших глотка из-под крана. Это нормально, что трубы придают проточной воде привкус металла? Он пригладил волосы, промокнул щеки влажных полотенцем, попахивающим сыростью, и сделал пару глубоких вдохов. Надо пройтись, чтобы вызвать отток крови к ногам, дать мышцам пресса расслабиться.
  В гостиной на "пушистой собаке" на четвереньках стояла Ксюха с журфака, вцепившись руками в длинный кремовый ворс ковра. Ее рот был широко распахнут и глаза закатились. "Серебристая чешуя" была задрана до подмышек.
  Сзади, навалившись всем весом, её пер Нурик. Он ожесточённо стиснул зубы и судя по выражению лица был в прединфарктном состоянии, при этом находил в себе силы куце шлёпать партнёршу между тазобедренными костями и поясницей. На диване безобразно раскинулся Геннадич и нервно теребил гениталии. На этот раз, ровно наоборот, он был в рубашке и пиджаке, но без низа (если не считать натянутых до колен носок). Его боеготовность можно было оценить как низкую. Губы были поджаты к носу, превратив лицо в ехидную гримасу полухохочущей гиены. Под правой ноздрёй образовалась слоящаяся белая корка. За столом на 12 персон как ни в чём не бывало тихо сидел откуда-то взявшийся Темо, прижав телефон к уху, обсуждал новости о ситуации на Украине, и крутил. В помещении был разлит запах кисляка с нотками дюрексовской смазки, пива, прелости и духоты. Плазма на стене стояла на мультиках по 2x2.
  Марк провёл медленным, растерянным взглядом по каскаду православных икон, и совершенно не находя себе роли в этом чудном действе, по инерции двинулся к Темо. Изловчившийся Нурик, запеленговав движущийся объект, схватил его за штанину, подтащил к себе и не прекращая фрикции зашипел, чтобы тот по-братски помог ему, пока водитель везет Геннадичу "Сиалис". Ксюха перенесла вес на правый локоть и молча начала расстегивать Марку ремень свободной рукой. Нет-нет, погоди, чуть позже. Марк попытался высвободиться. Он скромный, скромный, - шипел Нурик. Да какой он скромный, дважды хотел меня зачикать в баре, скромный!
  Ну а ты чего? Марк рухнул на белый имперский стул рядом с Темо, обессилив от обострившегося гастрита с диареей. Я чего? Я только от Ирэн, пустой. А ты чего? А у меня понос.
  Глазные яблоки Ксюхи маятником катались под прикрытыми веками. Она не издавала звуков. Стояла в твёрдой стоечке и давала хороший задний упор, изредка перехватывая руками ковёр. Отличное, чистое тело. Мягкий профиль с острыми скулами и прямым римским носом. Укладка, маникюр. Аккуратные щиколотки. Классная родинка на шее. Марк чувствовал себя странно уязвлённым. Она приглянулась ему в баре, манерность, прохгадца в глазках. Он бы позвал её на ужин в недешёвый ресторан и битый час хорохорился, наваливая почем зря о путешествиях и работе. Волновался бы, прикидывал, что надеть.
  Нурик без конца выпадал и каждый раз был риск, что эрекция будет недостаточной для возобновления фрикций. Он помогал себе рукой, слюнявил там и тут, уменьшал амплитуду, в общем все делал правильно, ведь это прежде всего шоу. Сейчас он левой ухватил её за волосы и в меру сильно потянул. Ксюха послушно выгнулась, показывая покрытую мурашками грудь.
  И вот мы сидели бы с ней в дорогом ресторане. И я как пудель ходил бы перед ней на задник лапах, пытаясь смешить, удивить, интриговать, подкупать, располагать. Заказывал бы красное не с нижних строк меню. А она бы скучала и делала из меня душнилу. А ларчик-то просто открывался.
  - Они скормили ей кристалл. У Нурика была заначка от одной из его шлюх. Он даже не знал, что это.
  Нурик выругался и отвалился на бок, отлепляя от себя ошметки рваного презерватива. Вот и всё, а ты боялась, даже юбка не помялась. В ванной на компактной матовой полочке Keuko вроде бы была початая упаковка "Мирамистина". Ксюха опрокинула бокал шампанского, нагретого, без пузырьков, но всё ж подходившего под настроение, и послушно опустилась на колени перед в конец отчаявшимся Геннадичем. Черт возьми, да он был потный и вонял как половая тряпка ещё шесть часов назад. Она на секунду замешкалась, облив разбалованным взглядом постные хмурые лица святых, убрала волосы за уши и по-детски чисто улыбнулась. Мифологией тут не проймешь, с этого фланга брешь намертво заделана. Геннадич раскинул по сторонам руки и сжал кулаки. Как бы расслаблен, но напряжён. Студентка МГИМО, - со смехом крякнул валяющийся на полу голый Нурик. - Будущий специалист в области международной журналистики.
  В голове Марка происходило то, что он называл "рисованием квадратиков". Ровненькие квадратики с жирной черной каёмкой, в воздухе, один за одним. На них можно глядеть с разных сторон, какое-то количество в ряд и потом с новой строки, такая матрица. Чем дольше он смотрел, тем больше тонул в чувстве уязвленности, ничтожности и боли. Его охватили досада и страх. Незрелый поц, идиот, клоун, - орал он про себя, сдерживаясь чтобы не лупануть по лицу. А ты позови её после на выставку, обменяйся телефонами, спроси, какую музыку она слушает, какой второй язык в институте ей достался? О господи, он ещё пытается дать ей облизать яйца.
  Темо толкнул его в плечо, протягивая плотный, тоненький косяк. Платье, кстати, Хлои, она ещё и из неплохой семьи. Этих гниловатых чувств, мерзких как шатающиеся зубы, возможно, не было бы если бы ты мог как все снять штаны и показать своё кунг-фу, нафаршировав её белком. Это кипуче, уместно, в атмосфере и на память лет. Командная игра тут же бы стерла её в твоём мозгу, поставив рядом с именем Ксю вечную галочку, жирную такую. About: blanc. Но нет, ты считаешь себя особенным: они - животные, ты не такой. И она не такая, просто увлеклась, попала в ситуацию, подожгла ноздри и включила автопилот. Темо смотрел поверх действа на святых. Вот настоящий извращенец!
  Нурик притащил из кухни бутылку оливкового масла. Проливая на пол, он смазал член и, выразив искреннее сожаление из-за отсутствия селиконовой смазки, начал пристраиваться к будущей журналистке сзади. Да переключите вы уже эти мультики, раздражает, что это вообще такое? Ксю не отрываясь от Геннадича, робко попыталась обороняться. Она отталкивала Нурика слабыми руками и изгибалась, но было слишком поздно. Короткий характерный вздох, и её лицо переменилось. Кажется, она неожиданно нашла то, что искала, в том месте, где раньше никогда не пробовала искать. Она припала к волосатой ноге Геннадича как к ближайшей опоре, сжалась, неровно сглотнула и стала жалобно похлипывать. Минет её больше не интересовал. Судя по судорогам в ногах, ей стало хорошо и немного больно. Может быть, страшновато от новизны. "Пошла горячая вода", - самодовольно сказал Нурик.
  Ты можешь быть умнее, богаче, лучше выглядеть, лучше одеваться, прыгать двойной флип на сноуборде, дружить с Тимати и иметь студию на Патриках с hi-end стереосистемой, что угодно может сколько угодно питать твоё эго, но охуительная первокурсница отсосет по немытому у обрюзглого нанюханного чела, не зная его имени, не ради чаевых, а потому что она так захотела, пока тебя от страха рвёт понос с комочками, и с этим надо что-то делать.
  Нурик снова выпал и не смог войти. Болт был бордовым и блестел как азербайджанский баклажан в греческом салате. Эрекции тлела на донышке. Ксю с благодарностью приняла передых и добросовестно вернулась к заскучавшему Геннадичу, чтобы закончить прерванное дело. Наблюдать плотское - как ковырять рану. Эти, казалось бы, не имеющие значения нюансы, кто как возбуждается, на какие кнопочки жмёт, как и сколько кончает, вскрывают тот пласт Я, который в 99,9% случаев недоступен для других (и не зря). Нурик ухватил свою мошенку и принялся оттягивать. Зачем он это делает? Что за выкрутасы? Владел ли он одной из древних практик, или его настигла абстинентная побочка от перебора низкокачественными стимуляторами. Он стал приседать и чуть поддрачивать второй рукой, очевидно, ожидая, что вмешательство в контур циркуляции крови малого таза даст эффект. Из Ксю непроизвольно вышел булькающий воздух.
  Иконы выдохлись, потеряли колдовские чары. Висят тут как магнитики на холодильнике - их замечают только те, кто пришел в гости первый раз, а для местных - это хлам, откуда нужно стереть пыль. И мебель отвратительная - желтая, с грязноватыми скважинами для ключей и с обитыми ножками. Всё выставить на "Авито", снести перегородки и перекрасить в белый. Пара удачных растений по углам. Дагестанский ковёр. Свечи. Будет заебись. Главное - дышащая позднесоветская планировка с потенциалом, потолки 3,2, окна на юго-восток выгодно для растений. Темо обжёг губы кропалём, пытаясь добить до свистка. Шампанское кончилось. Нурик смирился с физиологией и параноидально скоблил с полированного стола кредиткой Тинькофф All Airlines остатки вперемешку с пылью, табаком и мусором, чтобы собрать последнюю дорогу.
  Провалившийся в диван Геннадич очнулся и в полубреду приливно забубнил о дефиците антигрибкового реагента. Ксю сбегала в душ и расслабленно валялась на "собаке", полистывая сториз в инстаграмме. Прекрасный философский момент, пик пройден, роли сыграны, всем нужно чуточку поделать то, что они делают, когда их никто не видит.
  Марк вышел в коридор, тихо оделся и вышел вон. На лестничной клетке он столкнулся с запыхавшимся водителем Геннадича. В руках у него было две синие коробочки.
  Конечно, человек живёт в собственной голове, в больших ожиданиях, сценариях о том, как всё могло бы быть, но, по сути, жизнь каждого сконцентрирована в точках, мгновениях, вспышках. И кульминации жизни - это не выпускной, вступление в брак и рождение ребёнка (в эти моменты мы обычно скучаем), а новый поступки за пределами зоны комфорта. Шифты сознания, секс и экстрим - вот три кита чаще остального изрыгают на нас новые смыслы, заключающиеся в качестве экстраординарного опыта. Именно опыт отличает одних людей от других. Удивительным образом эта троица как никоново троеперстие способны соединиться в одной точке все силы и опустить благость на наши сердца. Лоб - живот - правое плечо - левое плечо. Оргия с миленькой Ксю как эрзац-евхаристия, кокаин вместо чаши с вином, вагинальная смазка вместо крови Христа. Способный принять любовь в свое сердца - так воспари же над миром!
  ***
  Вдоль дороги колобродила пьяная молодёжь. Сумбурно плетущаяся вереница протягивалась от входа в парк и впиралась в пешеходный переход, где в ожидании зеленого скапливалась в гудящее собрание. Шли с пластиковыми стаканчиками в руках и вульгарно рыготали до хрюка.
  Должно быть, неподалёку закончился ивент и народ сыпал по локалам, чтобы согреться и догнаться. Градус упал, а организм пока не перестроился на осень.
  Взъерошенный парень в оверсайзной ветровке стал пересекать проезжую часть поперек, волоча за собой размазанную подругу. Не по кратчайшей траектории, а наискось. Его рваные перебежки между потоками машин подверглись перекрестному обстрелу клаксонов. От гудков девушка вздрагивала. Ее голова мотылялась, как на сломанном шарнире, расхлябанно запрокидывалась назад и падая на подбородок.
  Перед металлоискателелями кучковались чоповцы.
  - Ой, ну там музыканты всякие, - пояснила тетечка в кассе. - Но уже отыграли, и продажа билетов закрыта.
  Ничего не оставалось как идти прочь, как вдруг. Секьюрити неожиданно сделал приглашающий жест.
  - Можно пройти, да?
  Бэнды и правда отыграли. Техники демонтировали оборудование на сцене. Как проворные муравьи - они мотали провода, грузили акустику в кофры и кранами спускали свет.
  Гости не спешили расходиться. Те, у кого были тёплые пледы и подстилки, расположились на траве и продолжали потрошить корзинки со снэками и согреваться горячительными.
  На глаза попалось несколько интересных чикуль. Как сказал бы Темо: верхушка каталога. Увы, они были при парнях.
  Мимо одной, особенно милой, Марк прокурсировал дважды в попытке лучше разглядеть ее лицо. Ему казалось, что он натыкался на её фото в фейсбуке и даже примерно помнит, чья она знакомая. Но та, как намагниченная стрелка компаса, поворачивалась к нему затылком всякий раз, когда он приближался.
  Все лавки и столики облюбовали, а падать на холодный тротуар не хотелось. Простата может не простить осенней провокации.
  Отстояв медленную очередь, Марк урвал веганский бургер с фалафелем и приткнулся у прохода, чтобы по-бырику его съесть. Завязалась борьба: бургер крошился, брызгался ореховым соусом, как если бы кто-то задумал сделать его максимально неудобным, а Марк, не переводя дух, заглатывал его атакующими укусами.
  Наконец, он изловчился и дозапихнул чертов бургер в рот, задрав руки повыше, чтобы соус не затек в рукава.
  - Марк! Вау! Ты? Любый друже! - раздался голос над его головой.
  Ну вот еще. Он вздрогнул.
  Перед ним стояла Вероника.
  - Ты один? Куда пропал? - накидывала она.
  С набитым ртом он показывал, что, мол, да и да, он тоже рад. Она подцепила его за рукав и поволокла.
  Кэмп Ники и ее друзей был разбит в центре аллеи. На подстилке с изображением Гомера были разметаны остатки еды - кукисы, микро-паштетики, сыры, виноград.
  Уютно сидят. В общей сложности здесь кучковались человек десять.
  Марк по кругу поздоровался с каждым, кто удосужился обернуться, борясь с желанием лучше разглядеть Нику. Сколько они не виделись? Месяцев шесть? Она укоротила волосы.
  - А где Филипп?
  Неловкий вопрос, но он должен был его задать.
  Она сделала равнодушный жест ладонью. Однако драматургия, которая должна была отразить холодок с нотками разочарования, подвела. Крылья носа взволнованно раздулись.
  - Всё нормально? - уточнил Марк, желая убедиться, что это именно то, о чем он подумал, изображая вежливое беспокойство в отношении статуса ее отношений с Филом еще более неудачно, чем Ника безразличье.
  - Все отлично.
  Она ухватила за ножку бокал вина со лба Гомера и сделала взрослый глоток.
  Все шло как обычно, но казалось совсем другим. Марк не мог обуздать откуда-то взявшееся волнение. Он ловил себя на том, что сидит с гипертрофированно напряженным лицом и пытается согнать с него комки. Любая попытка вырваться из паралича превращалась в еще более неестественные прыски итальянского изумления в ответ на пустячные реплики Ники, или в много меленьких, обрывающих беседу угу-угу. В отсутствие Филиппа между ними действовали другие физические законы. Она тоже это чувствует?
  За истекшие полгода она выкурила больше. Может быть, сейчас стоит отвести войска. Сдать назад, перегруппироваться и начать знакомство сначала? Она какая-то вся взрослая и спокойная, а я дерганый и маленький. Еще и эти что-то мнящие о себе Никины другальки, которые постоянно зыркают, недоумевая, что это за возбужденный козел увлажнился в уголке с их подругой?
  Ника во второй раз задержала руку на его колене. Такие жесты не бывают случайными. Каждый знает, это что-нибудь да значит. Или это все твое воображение, Марк?
  Главное, не подать виду. Контроль! Контроль! Пушистые котята типают миленькими лапками-царапками. Пушистые котята влево-вправо вертят неразумной головой.
  Из чудо-корзинки возникла новая бутылка, и потом еще. Разговоры катились в бессмыслицу. Все хохотали. Кажется, он тоже влился. Было хорошо.
  Свежий воздух вытягивал и расслаблял. В парке пахло детской коробкой с карандашами, а также - сырой почвой, грибами, ветром и дождевыми червем. Голове плодородно размышлялось. Одним словом - осень с ее философским измерением.
  К девушке из их компании подошли подружки. Такие две с подчёркнуто правильными овалами лица, напоминавшими классический японский макияж.
  - Дюшан! Марсель! Фу! - крикнула хозяйка двум бесшабашным коргам, которые принялись обнюхивать еду. Пока собакенов оттаскивали, невоспитанный Марсель ухватил шмат сыра. Хороший пес, хороший, утютю. Ника принялась трепать его уши.
  - Они брат и сестра. Марсель кастрирован, но иногда они трахаются, - развела руками японка. - Такой вот реди-мейд.
  Смех выдавал ее возраст.
  - Сила искусства, не иначе!
  Марк мерз и ерзал из-за того, что был одет не по погоде. Атмосферу не хотелось разрушать, но на подстилке было холодно, а герпес ему ни к чему. Настоящий джентльмен знает, когда вовремя покинуть вечеринку.
  Он отряхнулся, покивал-покивал и решил убираться. Как вдруг Ника встала и тоже изъявила желание двинуть. Вместе с ним? Этого он ожидать не мог, но ладно.
  Опять совпадение или очередной намек? Возможно, ему нужен план. Контроль!
  Они прошли несколько улиц без слов. Время замедлилось. Опять эта натирающая неловкость. Все же она тоже это чувствует, ей тоже странно и неловко.
  Марк был настроен быстро попрощаться и уйти. Он так задубел, что даже не пытаясь понять, хочет ли она, чтобы они поговорили еще или чтобы он сделал что-то такое. Попрощаться и отвалить - отличный план. Надо переварить факт их встречи и все эти прикосновения.
  Автобусная остановка была щедро захарканна мокротой. Верный признак московской осени. Неудачно встали. Зеленоватые комочки слизи иссыхали на асфальте как выброшенные из пучин медузы.
  Мужик за спиной Ники аккуратно наступил на лежащую у мусорки пачку из-под сигарет, чтобы проверить - пустая она или нет - и разочаровано тряхнул головой.
  Марк открыл рот, чтобы прощаться, но она его опередила
  - У меня в следующее воскресенье - дэнь народження! Я собираю самых близких. Приходи.
  Она встала на цыпочки и на прощанье прижалась к нему щекой. Марк был готов поклясться, что через две осенних куртки, два свитера и бельё, почувствовал ее соски.
  
  ***
  Дорога в Домодедово в вечерний час-пик заняла два с половиной часа. Мысль о том, что можно было за час добраться на Аэроэкспрессе, пришла в голову, когда ничего нельзя было изменить.
  Он стоял в вязкой пробке перед свежевыкрашенным билбордом с рекламой концерта Оксимирона в Олимпийском. Рэпер был изображён, заломив голову вбок. На шее чёрным "1703" - год основания города на болотах. Кто бы мог подумать, что рэп станет российской национальной музыкой и захлестнёт массовую культуру? Хотя какой это рэп, одна попытка воспроизвести визуальный и эстетический образ с вынутой смысловой сердцевинкой.
  Спортивный костюм на Руслане был мятым как из жопы. В руках он нес сумку и пакет. Волосы по-домашнему примялись как бывает, когда с вечера моешь голову и не высушив ложишься спать.
  В индустриальном интерьере аэропорта он смотрелся довольно псиво. Под мышкой у него торчала книга: "Книги жизни и практики умирания" Ринпоче.
  Руслан пожал Марку руку и признался, что у него нет ни копейки денег, чтобы пожрать, а жрать хочется.
  Пока единственная сотрудница стойки варганила заказ, Руслан вытащил из сумки замотанную в пленку пачку овсяного печенья и положил на центр стола.
  Марк протянул было руку, но споткнулся о хитрый взгляд Руслана.
  - Будь осторожен, одна печенька - примерно 400-500 микрограмм, - сказал он.
  Марк положил обратно то, что было на пол пути ко рту.
  Перед вылетом Руслан прокапал печение ЛСД. Хотел порадовать друзей в Барнике.
  "Не магнитики же им покупать? Там все уважаемые люди".
  - Ну что, давай по половинке? - спросил он.
  Марк не ожидал такого предложения.
  - Это лучшее из всего, что я нашёл за эти три месяца в Индии, а значит, вероятно, лучшее в мире! Эти капли - чище чем воды ручья сотворения мира! Чище чем взгляд двухлетнего ребенка!
  Руслан продолжал перебирать эпитетами. Чище чем кристалл вечного арктического ледника! Чем помыслы шаолиньского монаха!
  Марк сразу вспомнил, как довольно блестели глаза Руслана каждый раз перед тем, как тот лопал 2cb. Таким же радостным трепетом он был охвачен и сейчас.
  - Что прям здесь? Я за рулём! Да и ты полетишь?
  - Я давно перестал пытаться всё контролировать, - спокойно сказал он.
  Очевидно, он не видел никаких препятствий.
  В памяти были слишком живи картинки того, как он несколько часов не мог шевелиться на матраце и клялся, что больше никогда-никогда-никогда. И даже если где-то в глубине души у него теплились мысли повторить, то сделать это стоит в районе Big Sur или под Сан-Себастьяном, но не в московском аэропорту.
  - Нельзя воспринимать жизнь так всерьёз, - иронично подметил Руслан, элегантным жестом достал из пачки крайнее печенье и положил в рот, очевидно, понимая, что Марк не составит ему компанию.
  Как раз подали кофе.
  Руслан закрыл глаза, сложил руки в лотос и забормотал мантру. Эту фишечку он притащил из того ашрама.
  Впереди посадка на рейс и муторный многочасовой перелёт. Как он справится?
  - Долечу в лучшем виде, - отмахнулся он с невозмутимостью. - В сумке ещё четыре комка гашиша! Оказывается, если открутить колёсики - там есть такие полые ниши, в которых можно сделать тайничок. Это мне Алёна подсказала! Говорит, все так возят.
  - Если все так возят, то службы об этом знают. Ты не подумал?
  Руслан прищурился.
  - Как она, кстати? - поинтересовался Марк.
  - Кто?
  - Алена!
  - А, Алена. Алена прекрасно. Джейми возил её в горы знакомить с семьей. Но что-то не срослось. Вернулись и неделю ходили порознь.
  - Не приняли?
  - Хм, не знаю, не буду врать... Я перестал ходить в Blue Diamond.
  С момента его отъезда, Руслан прошёл два ретрита. Они стали кульминацией его индийского опыта. Марк слушал его и завидовал. Удивительно, насколько разной может быть жизнь.
  Неожиданно Руслан отвлёкся. В десяти метрах от их столика остановился отряд полиции из трёх человек с собакой. Капитан передавал что-то по рации, сидящая у его ног овчарка чесала за ухом. Если она не на взрывчатку, а на наркоту, нам хана, думал Марк. Кто знает, что она способна унюхать?
  Чертовски некомфортно смотреть на патруль с собакой и осознавать, что рядом с ним за столиком сидит конкретный барнаульский наркоман, с пачкой прокапанного печенья и четырьмя комками гашиша в багаже, способными уложить весь самолёт, а может быть и еще чем-то в заначке.
  - Не дёргайся, - тихо произнёс Марк, когда Руслан заметил опергруппу. - Собака тупая, не по этим делам.
  Руслана потихоньку накрывало. Прошло минут двадцать. Чтобы расслабиться, он воткнул в ухо наушник, закрыл глаза и сполз на кресле вниз.
  Патруль ушел. Марк смотрел на лицо Руслана, пытаясь вообразить, что происходит по ту сторону его век.
  - Мне надо найти свой гейт до апогея визуалов, - тихо сказал он, потирая руки будто они онемели.
  Марк провёл его до зелёного коридора. Странная встреча. Зачем она была нужна?
  Они горячо обнялись. Марк знал, что запомнит этого человека навсегда. Как сложится его судьба? Хотелось бы не терять его, но у него нет даже мейла.
  Спасибо тебе, ты навсегда мой друг.
  
  ***
   "Дорогая Леля!
  Пишу кровью сердца! Ты - моё лекарство. Почему долго не отвечал? Потому что вначале всё было хорошо, потом - всё плохо. Я исцелился от Катерины, встретив другую, но теперь и её тоже нет.
  Один парень из покерной компании позвал меня пробздеться в бар, чтобы увидеться со своей новой знакомой. Говорили об ибугаине, об островах. Я позавидовал ему и, кажется, не сумел этого скрыть. Ходил вокруг на неё кругами с бокалом и глазел как Калибан. Конечно, напился. Безуспешно потыкался к надменным чикулям у барной стойки ради спорта (внутри все же с надеждой), был отшит, разочаровался в себе, но в конце каким-то макаром все же зателефонился с одной брюнеткой. Аня.
  Я не влюбился. Она тоже. По всем признаком наша связь должна была стать проходящей. Но спираль странным образом раскрутилась, мы сблизились. Она переехала ко мне. И мне кажется, я впервые понял, что так называемая проблема выбора - на самом деле не проблема выбора, а проблема решения. Мужчина не выбирает женщину, а в каждом конфликте заново решает: остаться с ней или нет.
  Я медленно раскрываюсь, ты права, права. Часто мои связи обрываются раньше, чем я успеваю стать "собой". И ровно также мои партнерши не успевают стать "собою" для меня. Не знаю, ощутима ли для них разница в моих множественных Я, но для меня - да. Хочу быть с ней таким, как если бы один. А если б мы остались вместе, то через год я стал бы нею.
  Я спрашиваю: какая она, моя идеальная женщина? Она внимательна к гостям: накрывает стол, каждому уделяет внимание. Она тщательно выбирает фрукты в супермаркете, рассматривая каждое яблоко перед тем, как опустить в корзину. Не упускает повод перекинуться словцом с прохожими детьми, треплет собак. Мне нравится её лицо на детских фото - там она выглядит как одна из девчонок, что нравились мне в школе. Наверное, выгодней любить тех, кто лучше нас. А это те, кто соответственно не любит нас, коль мы уж хуже.
  Мы как-то накурились. Она сидела на диване, поджав ноги. Всё как обычно. И тут я обернулся. Смотрю и не понимаю. Она совершенно другой человек. Я ее не знаю. Себе на уме, взрослая, практичная, точнее хммм... бывалая? Подобное выражение лица возникает у актрис, когда они курят в гримёрке после спектакля. Такая, знаешь, прохаванная шлюха с прицепом говна под названием "жизненный опыт" потягивает дымок и взгляд на 10 000 метров. Оппа, и вот это была чертовски неприятная мысль, которая оставила ожог. Она кантуется со мной, потому что пока нет варианта получше. Другой человек он ест, пьет, движется как ты и я, как все остальные, но внутри он другой, у него там другие шестерёнки, микросхемки.
  Столь пренеприятные открытия погружают в фрейдовский поток. В ночь нашего знакомства мне приснилась оргия. Симптоматично? Хм, знаешь, она так технично сосала, что я мог бы сразу догадаться. Я даже сочинял разные мизерабельные сценки, ну там, как Аня слёзно ведает мне "правду". Да, до тебя у меня был роман со "зрелым мужчиной", и это с ним я научилась так сосать. Он напивался и подолгу не мог кончить, а мне ничего не оставалось кроме как час работать ртом. Немела челюсть, текли слёзы, о господи, это был сущий кошмар, но я не могла остановиться, потому что он сразу падал.
  И тут - бабах, я залезаю в ее телефон и узнаю, что она собирается на море с неким Snoopy. Выгнал ее. Доказывала мне, что это я виноват, а она истерзана моей холодностью. Но какие у измен оправданья? Навсегда запомню то чувство бессилия, невозможность ни на что влиять. Ты как пассажир поезда, который едет по рельсам, выбираешь поспать, поглазеть в окно или газетку, но глобально всё решает машинист.
  Долгие поиски никуда не ведут. Отношения ведут к расставанию. Масти и породы женщин неисчерпаемы, всегда будут новые. Это и обнадеживает, и удручает. Ну и что? Кто-то из философов говорил, что мы никогда не готовы к настоящему. Леля, я смотрю под ноги, никогда не умел мыслить крупными формами, а долгие отношения - как ни крути - крупная форма. Интрижки - это концентрат, они всегда эмоционально перекачаны, неуправляемы, любопытны, больны. Там надо и заканчивать все, зачем лезть в отношения? Я дурак.
  Я загрузил тебя. Перечитал написанное. Путано и тяжеловато. Но ты поймешь. В конце концов связь между людьми длится ровно столько, сколько нужно для того, чтобы понять, что она того не стоит или если обстоятельства не исковеркают все раньше. Ничего, ничего, со временем вся шелуха облетит, я очерствею и перестану влюбляться. Скоро шелуха облетит и останутся только вечные темы - измерение давления, звонки родственникам, еда, прогулка в парке. Это территории, куда мы неизбежно попадаем, ведь так?
  Целую, я!"
  
  ***
  После той встречи в парке Марк как сошёл с ума. Все ее жесты и намеки Ники, которые он запеленговал в парке, были им безапелляционно истолкованы в пользу известной теории: она с ним флиртовала.
  Он представлял самые безумные сцены. Она плачет из-за мелких неурядиц, а он ее утешает ее, такую беззащитную и кроткую, кормит маленькими эклерчиками. Они едут в подмосковный дом отдыха, пусть в ту же Клязьму, гуляют по лысому лесу. Как же удачно всё складывается, долгое расставание и неожиданная встреча, и такое электричество!
  - Начинай прямо сейчас, по две таблетки фенибута в день, - советовал Темо. - Иначе натворишь хуйни. Ты слишком суетишься.
  С одной стороны, у вас с первого дня всё очевидно, и я понимаю твой прилив. С другой, бухая тёлка на прощание прижалась щекой в парке - это тьфу, и ничего не значит, здраво рассуждал он.
  - Нет-нет, не гони. Там что-то есть! - возмущался Марк, считая, что право на критику и скепсис есть только у него.
  Возможность сближения с Никой гасила "темную триаду" Марка, подавляя нарциссические проявления, макиавеллизм и психопатию в пользу выпестованного им желания получить ее, вступить в те отношения, которые, как ему виделось, способны стать главными отношениями его жизни.
  Воскресенье приближалось. Требовалась комплексная подготовка. Он постригся, Прошвырнулся по парочке шоу-румов и подновил осиротелый гардероб.
  Подарок, хм... Подарок - это важно. Мысли расползались в разные стороны. Хотелось эдакого символизма. Без выпендрёжа, но с подсмыслом.
  - Купи ей зимнюю резину, - посмеивался Темо, сидя в парке и разложив на коленях папиросную бумагу, свистки, табак. Гриндер в его руках ловко вертелся взад-перед вжих-вжих.
  - Дорого, - отрезал Марк. - Сама пусть покупает.
  - Тогда бюст Вольтера. Образ свободного мышления. Двух таких точно не принесут.
  Вжих-вжих. Марк сверлил пространство в поисках подсказки.
  - Оттолкнемся от того, что она любит, - размышлял он вслух.
  - И что же?
  - Откуда я знаю.
  - Деньги?
  - Нет! Читать?!
  Темо закряхтел.
  - Печатную машинку? - разродился он, выпустив клуб дыма.
  Марк хлопнул по руке. Бинго! Вот бы отрыть старый Underwood!
  Десять минут чоса "Авито" и дребезжащий голос на том конце трубки подтвердил: машинка есть, можно приезжать.
  Темо закапался японскими каплями и неохотно сел за руль.
  И все же какую тактику выбрать? Каждые пять минут Марка затягивало волнительными думами о предстоящей встрече с Никой. Быть нахрапистым и брутальным? Или поддуть холодку и дать возможность проявиться ей?
  С одной стороны, она привыкла относиться ко мне как к приятелю. С другой, черт, она хорошо меня знает и если я буду что-то изображать из себя, чтобы изменить формат нашего общения, то это может оттолкнуть.
  Темо ехал со скоростью 50 км/ч в крайней правой, постоянно оттормаживаясь из-за того, что с прилегающих дорог то и дело заезжали и съезжали автомобили. Однако Марк не хотел его грузить комментариями, он и так ехал плавно как мог. Ему было достаточно мести за радиоприемник: Марк намеренно каждые пять минут тыкал в новую станцию, также как Темо часто делал в его машине.
  - А че тут думать, чуви, - соображал Темо насчет возможной тактики Марка. - Заранее не спланируешь. Гладиатор принимает решение на арене.
  Марк раздражался. Сейчас не помешали бы реальные советы. Он и сам философ.
  - Она уже всё решила. Понял? Тебе не нужно ничего решать.
  В груди у Марка поселился вредный, суетливый зверёк, который дрыгал царапучими лапками. Вдруг он и правда все себе нафантазировал? Не было никаких знаков. Она была рада встретить его спустя полгода и слегка выкобенивалась перед друзьями. А он все достроил?
  - Как твой адвокат советую хлопнуть четвертинку перед встречей, чтобы исключить осечку. Остальное предоставь ей, - продолжал Темо. - И, кстати, ты думал, как будешь себя вести, если и он будет там?
  - Кто он? - с недоумением переспросил Марк.
  - Фил.
  Мозг Марка совершенно вытеснил Фила из памяти как посторонний образ, портивший все картину. Нет, вряд ли, нет. Об этом даже не хотелось думать.
  В дверном проеме мелькнул цветастый халат и выставился вялый глаз с оттопыренным наружу веком. Мы насчет машинки. Я звонил. Я войду один, приятель подождет снаружи.
  - Ах, выскочит же! Выскочит во двор!
  Чиркнув по ногам пушистой спинкой, на лестницу метнулся кот.
  Бабка собралась выкрикнуть что-то еще, но слабый голос провалился в горле. Она с усилием выцедила лишь бледное "ах, хулиган" и зашлась кашлем.
  Кот пробежал два лестничных пролета и застыл. Жаждать свободу и уметь ею воспользоваться - не одно и то же. Либертарианские инстинкты притупляются о домашний уют. Марк как ковш подцепил беглеца под пузо и вшвырнул обратно в дом.
  - Да у вас тут целый ретро-музей! - воскликнул Темо, разглядывая прихожую.
  - Сейчас принесу станок. ГДР-овский! Ох, не подготовилась, за-бы-ла.
  Она ратычливо уковыляла в комнаты под суровыми взглядами развешанных в коридоре икон. Движение давалось бабульке так непросто, что казалось ее одновременно одолевают жестоячайшие акустические, визуальные и обонятельные помехи. Из накладных карманов халата словно рукоятки револьверов торчали черные пульты от телевизора.
  В квартире было тихо и темно как в яме. Вот что значит окна на северную сторону. Растения не растут. Помещение даже летом не прогревается. Однако и стариковского запаха нет. Может быть, она состарилась лишь вчера?
  По краям зеркала в прихожей были натыканы фото усатого мужчины в разном возрасте. И отдельно как микро-памятник на белом платочке было установлено фото молодого Льва Лещенко. Он самодовольно разинул рот и вскинул руку. Темо восхищенно поднял брови. Эпоха!
  Хозяйка не без труда выволокла кейс. Под специально сшитым кофром блеснула металлическая плошка цвета морской волны.
  Марк сразу смекнул, что для подарка вещица подойдет отлично. Отлегло. Бабка отщёлкнула колпак, ловко нажав артритными пальцами на пазы, и предъявила идеально сохранившуюся машинку.
  Марк погонял каретку взад-вперед, подержал машинку на весу, чтобы ощутить вес, почитал наклейки на днище. Как их вообще проверяют? Да и что тут проверять, надо брать.
  - Только глаза портить, - неожиданно крякнула бабка, свидетельствуя против себя. - Жизнь быстро про-хо-дит, чтобы сидеть тыркать.
  Марк переставил машинку Темо на колени, чтобы подготовить деньги. Тот повторил все его действия: погонял каретку взад-перед, заглянул под дно.
  Потрясающие звуки, прошептал он. Он внимательно разглядывал монстеру, захватнически раскинувшую свои дырявые локаторы на четверть комнаты. Когда нет выбора растения растут и в северных окнах, кто бы мог подумать.
  - Берешь, сынок? Без торга. Вестчь на-ряд-ная.
  Слово "вестчь" она произнесла с трудом как все старики.
  На полной громкости вдруг включился телевизор. Правительство пока решило не вводить запрет на экспорт бензина, гр-гр-гр. Бабка тыркнула в красную кнопку пульта. После акустического всплеска яма на мгновение стала глубже.
  - Совсем глухая стала. А в мо-ло-дости ничего была. Как думаете, сколько мне лет?
  Видимо, она решила, что вот так запросто совершить сделку было бы суховато, и неплохо бы завязать разговор. В краешках ее рта и на губах скопился белый налет. Марк старался не смотреть на него.
  - Мы берем, - бодро кивнул он, чувствуя, что может влипнуть в никому не нужные беседы о прошлом и теперешнем.
  Бабка не отреагировала, продолжая улыбаться и глядеть Марку в глаза.
  - Все в порядка, мы берем, - продублировал Марк и положил деньги на диван.
  Она обиженно бросила ему тряпичный чехол. Чехол перекрутился и не долетел с пол метра.
  - Кам-бу-чу я настаиваю на алтайских травах. В Комсомолке так писали. Для под-же-лу-доч-ной. И для ко-жи. Хотите попробовать?
  - Нет.
  Она провела пальцами по щекам, демонстрируя и правда неплохую для ее возраста кожу. Только вот к чему все это?
  Встали.
  - Чешский сервиз посмотрите? Ни царапинки. На машенькину свадьбу берегла.
  Вставая, она с негромко ойкнула и пошатнулась, приложив ладонь к виску, будто ее слегка толкнули в затылок.
  Интересно, где сейчас эта Машенька. Уж не бродит ли по Патрикам с вырезанными комками Биша.
  - Моим любимчиком был Ко-сы-гин. Статный, рост, костюм. А го-во-рил! Все правильно говорил.
  Марк и Темо стояли в коридоре обутыми, когда за их спиной раздался слабый стон с булькающими горловыми щелчки. Марк обернулся и как удачливый фотограф на долю секунду застал момент катастрофы. Обессилевшая бабка наотмашь рухнула лицом на деревянный секретэр! Хруст от удара был таким, что Марк невольно вскрикнул. Бляя! Тело медленно перекрутилось и сползло на пол. Она не кричала и не шевелилась, так и лежала без сознания, пока Марк нервно ходил взад-вперед и звонил.
  Врач скорой диагностировал микроинсульт. Когда бабку грузили на носилки, она вполне спокойно шевелила зрачками, один из которых был залит кровью, и сама могла держать компресс. По дороге до лифта и дальше до скорой Темо напевал ей мотивчик Лещенко, точнее повторял одну и ту же фразу: "Не плачь, девчонка-а".
  Через час закрыть квартиру приехала ее дочь. Такая же бабка как и она, но чуть пободрее. Темо и Марк выключили телевизор и стали собираться. "Это я во всем виновата, нельзя было оставлять", - без конца шептала женщина.
  Деньги остались лежать на диване. Кот прощаться не вышел. Покупочка с историей. Но имениннице не обязательно об этом знать, так ведь?
  
  ***
  В тот день Марк не планировал выходить. Волнение перед как страшный, присосавшийся к самому мозгу паразит лишало его сил. В последний раз так сильно живот крутило перед соревнованиями по плаванью в восьмом. Досмотрев тягомотную документалку про удаление аккаунтов мёртвых людей в фейсбуке, он заставил себя вылезти и продышаться.
  Чудом уцелевшая трава в Тимирязевском парке остекленела от первых заморозков и приняла вид ковра из неподвижных кристаллов. Хрупкие зеленые иголки красиво ломались под ногами. Гуливер разрушает микро-царства и некому его связать.
  Поеду с опозданием. Как раз все поднапьются.
  Взгляд протыкал голый осенний лес. Чьи-то личинки светились на темных стволах. Их белесые тулова были образованы из нескольких плотно свитых волокон, фу, мерзость. Носики смотрят под одним углом влево вверх. К солнцу? Они не принадлежат ни к одному известному виду. Яйца НЛО. Не шевелятся, не дышат. Возможно, мертвы.
  Марк дал два круга: по большому радиусу через шахматную поляну, и поменьше вдоль чахлой реки. Собачники кидали коряги своим глупым псам. Те радовались.
  Привычка гулять одному ворует события. Кто-то с этим поспорит, но это так. Иллюзия единения с природой суть форма мизантропии. Убеждение "я самодостаточен" на деле часто означает "я не умею быть среди людей". Однако ж человек способен объяснить себе все, что угодно, а равно и то, почему ему лучше то, как есть сейчас притом, что сейчас ему плохо.
  Лицо приблизилось к запотевшему зеркалу. С утра не было! Слегка надавливая, Марк попытался оценить масштаб бедствия. Рискнуть или рано? Твою ж мать! Лучше не трогать.
  Ногти вонзились в незрелый фурункул.
  По телу пробежала волна раздражения. Маленькое бордовое пятнышко на глазах наливалось в мерзкий бугор. Волевым решением Марк остановил взбесившиеся руки. Слеза пробежала до краешка рта, сквозь еще не впитавшиеся капли на спине проступил пот.
  Дав лимфе отхлынуть, Марк совершил вторую попытку и на этот раз добрался до крови. Прыщ должен был вскрыться. Но нет. Пимка взбугрилась и кровила словно ее просверлили шуруповёртом, но основной гной не вышел, худший вариант.
  Пора было выходить. Он в третий раз переоделся и погуще нагелил волосы. Правый висок лег неудачно из-за того, что он высушил волосы феном не сразу, а дал подсохнуть.
  Сколько бы он не промокал ранку на носу тыльной стороной ладони, на руке оставались следы сукровицы. Настроение обернулось ядовитейшим отчаянием. Хотелось бить кулаком в стену.
  С опозданием в три часа он позвонил в домофон.
  Ника отворила мгновенно. Как если бы она держала дверную ручку с обратной стороны.
  "Я сделаю, сделаю. Там в холодильнике еще есть!"
  Ее лицо было усыпано блестками.
  Марк принялся лепетать елейную заготовку с поздравлениями, полагающуюся в таких ситуациях, щедро смешивая завуалированные комплименты с плоскими шуточками. Пора бы уже и заткнуться.
  Слушая Марка, Ника пыталась попасть ногой в огромный мохнатый тапок. Слышит она хоть что-то? Музыку не перекричать.
  "А то нас не выпустят", - крикнула девушка за ее спиной.
  - Ой, у тебя здесь что-то, - добавила она, стоя у Ники за спиной, и указала зажигалкой себе на нос.
  Они собиралась курить. Подружка стояла в таких же тапках и с сигаретой в зубах.
  В коридорном зеркале Марк встретился взглядом с напряженно стиснутой рожей, у которой на носу собралась капля крови. За секунду до звонка в дверь он опрометчиво содрал пластырь.
  Давай, умник, накапай еще ей на платье. Зверёк в груди зателипал лапами.
  Он машинально поставил кейс с подарком на пол. "Это тебе!" И рванул к двери, которая должна была скрывать туалет. Ника растеряно проводила его взглядом.
  Занято. Чтобы сгладить неловкий момент, он не придумал ничего лучше, как достать телефон и уткнуться в него, стоя в пяти шагах от именинницы.
  "Мы курить!"
  Надо расслабиться, надо просто расслабиться. Это всего лишь один из тех вечеров, когда все идет не так. Он осматривался в ванной комнате среди множества белых баночек и флаконов, которые пахли именно так, как пахла кожа и волосы Ники.
  Нос налился и выглядел ужасно. Любой поймет, что расковырян только что. Не стоит приближаться ни к кому вплотную.
  Среди гостей были в основном парни. Возможно, поэтому алкоголь быстро закончился, а воцарившаяся атмосфера напоминала ожидание собеседования.
  Марк никого не знал: ни Доминики и ее компашки, ни Алины, и уж тем более Фила не было. Что ж, так даже проще, так даже лучше.
  Присутствующие неплохо накидались. Ника тоже была навеселе. С большим шаровидным бокалом в руках она удрепалась на спинку дивана, поджав под себя ноги, и обсуждала старинную историю про самовыдвижение Собчак.
  "Буду и второй раз голосовать за неё! Плевать, это смело и дерзко! Собчак умница!" Её глаза пьяно поблескивали. Она беспрестанно покатывалась от хохота.
  Находясь совершенно на ином уровне опьянения и будучи невключенным в компанию, Марк для поддержания важности отрешенно пустился в обход по комнатам. Квартирка-то дрянь. Никаких признаков эстетства. Массив дуба, старые ковры. Наверняка, обставляли родители. Она так не могла.
  Где ее комната? Наверняка, вон та последняя. А вдруг там домик Барби. К собственному удивлению, задняя комната была пустой. Марк обнаружил в ней десяток заскойтченых коробок и пакеты с барахлом. Она съезжает?
  Сидя за журнальным столиком, обложенным заветренными сырами и канапе, он пытался перехватить взгляд Ники в надежде получить сигнал: я тебя вижу, я для тебя играю.
  В голове вертелось: сейчас ритуалы закончатся, и она подойдет. Однако ничего не подтверждало ожиданий.
  Она заливалась с подругами, предоставив гостей самим себе. Кажется, сегодня Ника играет в другую игру. К тому же еще как минимум еще двое парней пялились на нее такими же призывными взглядами.
  - Раньше я видела моделей в автовыставках. Ну, знаешь, фиф на подиумах рядом с Мазератти? Бедра вперед, костлявые колени. И думала: "Вот! Пик модельной карьеры! Представлять тысячам людей спортивную машину!
  Сидеть в стороне глупо. Подойти к ней?
  - А теперь я думаю: "Боже, какое дно стоять целый день на шпильке почти голой на обозрении у всех! Телефончик не дашь, красавица?"
  Только Марк захотел переползти на балкончик, как влип в бессмысленный получасовой разговор об отношениях с сидящей неподалеку девушкой.
  Он ругал себя про себя. Вот так вот, Марк. Не способен сам проявлять волю, будь добр обслуживай других.
  Теперь поиграем в игру: ни в коем случае не смотреть на Нику. Стань холоднее ее. И не пора ли тебе в ванную проверить свой нос?
  Начались пьяные танцули. Ника неожиданно подскочила к нему спросить, все ли отлично?
  Марк отлично изобразил равнодушие, сделав жест рукой, который означал, что все прекрасно, он поглощен беседой с этой интереснейшей соседкой и не готов отрываться. В душе он все еще считал ее поведение игрой и отказывался верить, что после встречи в парке она могла вот так начисто его не замечать. Другой вопрос, что теперь, увидев ее дом, обстановку, всех этих лощенных парниш в коротких обтягивающих штанах (он ведь не знал ее друзей), он внушал себе, не проглядел ли он в ней чего-то важного? Не посредственна ли она, как все другие? Сможет ли он вынести это, стань она его. Неужели был прав.
  Одна из группировок двинула на балкон курить. Марк воспользовался поводом, чтобы закончить беседу, и двинуть на воздух.
  - Хоть чему-то полезному меня научил муж за семь лет брака, - заметила одна из девчонок, ловко скручивая косячок.
  На балконе было свежо. Вид из окна падал на красиво подсвеченный стадион.
  Прибило не сильно, но качественно. Зверски захотелось пить. Марк махнул два бокала килой шипучки и, наконец, смог расслабиться.
  Само собой пришло решение остаться на балконе, несмотря на холодную половую плитку. Обсуждали релоцировавшихся комиков, Дудя и недооценённый темно-оливкой цвет в дизайне. Потом собянинские парковочные лунки с неудобными заездами. Потом моду на рюмочные. Стало философски и совсем не зря.
  Марк корил себя за то, что не способен взять инициативу в свои руки. Он ждал от Ники встречных шагов, как ждал их от Катерины и от всех других. Он будто бы выбрал, но не может пойти и забрать свой подарок. Безволье, неуверенность в себе, трусость способны бесконечно искривлять наши маршруты, когда цель находится на расстоянии вытянутой руки.
  К полуночи основная масса народу стала разъезжаться. Гости заглядывали прощаться. Раздухаренные от танцев и выпивки парни так рьяно лезли обниматься жать руку, что можно было подумать, они прошли вместе совершили Транс-Атлантику на парусной яхте, не меньше.
  - Ох, не хочется мочить мех. Ничка, а у тебя нет дождевика?
  На улице накрапывало.
  - Напялишь дождевик поверх шубы?
  Пора подумать, как незаметно смыться самому. Уйти незаметно - казалось лучшим решением.
  Бред, как тут незаметно уйдешь?
  Хотелось сделать это как-то так, чтобы факт ухода задел именинницу. Единственная манипуляция, на которую Марк сейчас был способен, это попытка внушить ей чувство вины за то, что как ему казалось она должна была сегодня предпринять.
  Он улучил момент и тепло шепнул Нике на ухо, что, к сожалению, должен ехать, так как утром дела. Что он пытался передать этим гипнотизирующим добрым голоском, он не знал. Пожалуй, что он чудесно провел вечер, вечер без нее, благодарен и ему замечательно. Кого я обманываю?
  - Как! И ты? - вспенилась она. - Мы ведь не поговорили! Нееет, оставайся!
  Лицо Марка распрямилось будто за кожу сзади равномерно потянули. Он смекнул, что нажал верную кнопку, и решил действовать согласно плану: вырываться во что бы то ни стало, и, возможно, получить хоть немного удовольствия от ее ломано-хадульных расстройств.
  - Я тебя провожу! Не вызывай, - сдалась именинница.
  Хорошо бы проверить нос в зеркале перед выходом. Вдруг там опять капля.
  Ника сдёрнула с вешалки дутик и крикнула в зал, что скоро вернётся. Попасть рукой в рукав ей удалось не сразу. Марк дипломатично поймал монтыляющуюся рукавную сосиску и помог ей.
  Пока они спускались на лифте, её взгляд блуждал. Она была безапелляционно пьяна. Таким он ее не видел. Красивым тонким пальцем она гладила металлические кнопки, как если бы это были кубики пресса какого-нибудь мускулистого красавца: сверху вниз, и вниз, и вниз. Её мягкие губы 14 этажей без труда удерживали широченную улыбку. Лифт гаркнул и остановился на цоколе.
  Перед домом раскидывалась негусто высаженная аллея. Они безмолвно тронулись по ней. Дождь чуть-чуть проникал сквозь костлявые кроны. Не раздражало бы даже тех, кто не любит влажные погоды.
  Ника ребячилась. В полголоса напевала под нос: "Небо, видишь, я горю..." Она как сломанная балерина нагибалась вперёд и в стороны, делала глупые, но милые обороты. Марк молча брел.
  - Я так счастлива! Вокруг меня такие люди! - восхищалась она. - И ты! Спасибо, что пришёл. Такой крутой подарок! Самый лучший из всех! Как ты додумался?
  Марка зыркнул в ее стороны. Она ведь не дура? Болтает абы что, лишь бы занять эфир.
  Он отчетливо увидел, что она играет, скрывая в надоевших им обоим отвлеченных разговорах то, чего скрыть нельзя.
  - Гробовые шторы! - громко произнесла она, остановившись. Ее палец указывал на белые парусиновые шторы в окне первого этажа.
  - Я сразу представляю гору красных цветов, людей, слезы, ритуал. И тело по маленькой железной дороге уезжает в крематорскую камеру. Fire walks w me!
  - Я болел в тот день, когда мы это проходили, - Марк ввернул фразочку, подслушанную на балконе.
  Впереди замелькали машины. Аллея была не аллея, а так, клочок на 100 метров. Ника стрельнула сигарету у прохожего и по-капитански залезла ногами на деревянную лавку. Марк не стал страховать. Если свалится назад - он хоть поржет.
  - Знаешь, я хотела сказать.
  Она курила, не втягивая дым. Губы складывались в кошачью лапку, а на щеках проступали ямочки.
  - Обсудить с тобой...
  Она протянула сигарету Марку. Он повертел сигарету в руке и вернул ей.
  - Молодые люди, хоть сто рублей... на постройку кораблей...
  Прежде чем обернуться на голос бездомного, Марк заметил, как брови Ники от удивления взмыли под растрепанную челку. В самый неподходящий момент! Ну какого хрена!
  На мужике был надет плащ дервиша и мокрая от дождя розовая шапка-ушанка с Арбата. Такую же Лавров когда-то дарил Псаки.
  За ним стояла сумка-тележка на колёсах. Из-за того, что шасси не вращались, ему приходилось не катить, а тащить её, от чего на земле оставался след.
  Марк машинально достал сотку и протянул ему. Обыкновенно он не делал подачек. Но сейчас не хотелось мельчить перед Никой. Лишь бы тот сгинул быстрее.
  - Дорогие мои, любимые! Вы такие красивые... вы ещё молодые...
  Произошло обратное - бомж сунул сотку в карман и заговорил сиплым, затёртым голосом пророка.
  - Не забывайте любить!.. Поверьте, я прожил жизнь. Люди забывают...
  Ника смотрела на бездомного с интересом. С широко распахнутыми глазами она втягивала дым в щеки.
  - Когда ты молодой - не понимаешь, что важно...
  Раз не гонят, отчего бы не поговорить. Марк повернулся к нему спиной, чтобы показать отсутствие интереса, но впечатлительная, пьяная Ника продолжала кивать. Сейчас он еще попросит курить и сядет.
  - Женитесь! Рожайте детей! Я жизнь прожил... Я такие вещи вижу!.. Вижу, когда любовь в глазах!..
  Он развернулся с поплелся восвояси под дождь со своей кривой тележкой.
  - Замечала, что бомжи часто носят женские шмотки? - спросил Марк.
  - Наверное, женщины больше покупают и чаще выкидывают?
  Атмосфера стала неловкой. Марк ощущал, что Ника ждет чего-то и ощущал удары волнения в животе.
  Обнять ее? Она зябнет. Сигарета в руке потухла. Дома ее ждут гости. Она пьяная, если пойдет неудачно, спишем на нетрезвую глупость.
  - Я пойду, - спокойно сказала она, показав плечами, что продрогла.
  - Ок.
  Спрыгнув с лавки, она приблизилась. Свет фонаря заливал ей лицо. Требовался один шаг навстречу. Время замедлилось. Марк застыл.
  Она заглянула ему в глаза, смачно поцеловала его в щёку и убежала в подъезд.
  "Никогда себе не прощу!" - крутилось в голове, пока он ехал домой.
  Так абсурдно упустить шанс ему давно не доводилось. Сцена не выходила из головы несколько дней. Это был даже не позор, это был стыд тямти-лямти!
  Надо написать ей. Написать и все сказать! Марк составил текст сообщения. Или лучше позвонить? Нет, лучше затихориться и дать ситуации осесть.
  - Пропустил волну - жди следующей, - отвесил Темо, выслушав эту прискорбную историю.
  Он крутил. И в отличие от Ники совсем не для красоты.
  - Не ссы, это не конец! Поехали пожрем хинкали?
  
  ***
  Внеплановая проверка Счетной палаты представляет собой мало приятного для любой компании, тем более имеющей дело с администрированием сборов и платежей. Подобные вещи не происходят без команды сверху, а команда сверху может означать только одно - организация засветилась в нечистых делах или пошла атака на руководство.
   Аудиторы вместе с сотрудниками с финансовыми подразделениями ФСБ опечатывали компьютеры, потрошили кабинеты. Коробки с хаотично сваленными в них документами выносили в холл и ставили горкой. Обстановка напоминала переезд. Проверяющие ходили взад-вперед, говорили по шипящим рациям с длинными антеннами и то и дело задавали уточняющие вопросы, где серверная, где архив, где сидит тот-то и тот-то.
  Пока шел шмон, сотрудников выставили в коридор. Сидя на ступеньках, Макс мечтательно вспоминал вслух, как в студенчестве также нелепо от него съезжала подруга, купив в Ашане упаковку мусорных пакетов, свалив в них все за полчаса, и исчезнув навсегда.
  Судя по напряженным лицам в квадратах третьего этажа, где располагалась приемная шефа, ситуация была вполне серьезной. Компромат могли рыть лично на шефа. И при любых раскладах - когда стоит задача найти нарушения любой ценой - все выявленные несоответствия будут вынесены под его линую ответственность. Неприятней уголовки только рак. Вменят три-четыре статьи, посадят под домашний арест и ходи потом годами доказывай, что невиновен. Миллионы на адвокатов, невыезд, позор, упреки родственников и партнеров по бизнесу.
  Наверняка Артур Аркадьевич сейчас топчет кабинетный ковер как Скрудж Макдак и звонит влиятельным людям. Если телефон не отобрали. Причина проверки могла крыться в затянувшихся судах с НИИ, разрабатывающим софт для цифровой интеграции реестров. У института не принимали работу по причине обнаруженных уязвимостей интерфейса и соответственно не производили расчет, тогда как институт-разработчик настаивал на приемке согласно ТЗ, полному расчету и исправлению ошибок в период апробации пилотной версии. Однако это лишь версия происходящего. Организация судилась непрерывно и, как знать, где могла нарваться на смычку с интересами силовиков.
  - Коршуны, - прокомментировал Макс, прогуливаясь вокруг колонны. - Такой грубый стиль работы. Коршуны!
  По стечению обстоятельств ровно сегодня наступал дедлайн, когда Марк должен был акцептовать у шефа материалы для отправки в думский комитет по бюджету. В 16.30 Марк плюнул и поехал домой, считая, что работа парализована. Даже если им позволят вернуться в кабинеты, техника отключена и пользы от него не будет.
  Стоило выехать на Садовое - раздался звонок Каролины Каземировны: "Марк, шеф просит тебя подняться".
  - Эээ, я уехал. Спросите, что-то срочное? Нужно ли вернуться?
  Секретарь сменила линию. Зазвучала противная электронная мелодия. Ее легко могли бы использовать в одном из фильмов ужасов, когда клоуны, например, будут резать кому-то глотку.
  - Ма-а-арк, - сердобольно заныла Каролина Каземировна. - Шеф недоволен. Сказал, чтобы ты доложился завтра в 9 утра. В том числе по Китаю. И если это повторится, то он примет меры.
  - Ок, - тихо ответил Марк, понимая, что эти слова были сказаны в более грубой форме.
  Вот старый вонючий аппаратчик. Сам вляпался, а теперь срывается на сотрудниках. И что еще за Китай? Наверняка, он напутал, не было ничего такого.
  Легко терпеть лояльное руководство, а ты попробуй-ка вынести выспренного начальника, который пытается тебя подловить.
  Наутро Марк послушно будил в приемной шефа с 8.45. Прошел час. Пошел второй.
  В 10.20 сосредоточенное лицо руководителя как застывшая глиняная маска проплыло мимо Марка и скрылось за дверью. Спал ли он этой ночью? На ожидающих в приемной он и не взглянул.
  - Каролина, черный кофе.
  - Сделаю Артураркдич, - залепетала секретарша, которая сегодня была в розовой блузке с голубыми пионами.
  На 11 утра была запланирована встреча с китайцами. Дисциплинированная делегация ожидала в третьей переговорке с 10.30, попивая воду из кулера. У двух из четырех гостей под официальные костюмы были надеты треккинговые ботинки на высокой подошве, во дают.
  Встреча встала вчера во второй половине дня. Марк о ней не знал и совершенно не готовился, справедливо полагая, что его текущие вопросы едва ли могут стать предметом ее повестки. Однако вчерашний вопрос шефа заставил его призадуматься. Вкралось неприятное предчувствие.
  Шеф решительно вышел из кабинета и направился в переговорку, указав нескольким ожидавшим его директорам следовать за ним. Уже следуя по коридору, он обернулся и сделал подзывающий жест Марку.
  Еще до того, как они вошли и шеф принялся здороваться с гостями, Марк понял, что шеф дьявольски раздражен. Так бывает, что одна неприятность будет внутри нас шиваизм ко всему окружающему. Случайно разбив любимый стакан, мы готовы грохнуть следом целый сервиз.
  Так и случилось. Шеф предпринял попытку "размена" по налоговым условиям инвест-соглашения о создании технопарка, ссылаясь на "дедушкину оговорку". Однако дотошные китайцы не давали ступить ни шага назад. Неухудшения налоговых условий им было мало. Они настаивали на снижении экспортной пошлины вывозной продукции и пятилетний льготный период по налогу на землю, а также предоставление жилье консультантам, которые будут прикомандированы из Поднебесной.
  Сказать сейчас нет, значит сдвинуть сроки и потерять выделенный госбюджет. Сказать да - превысить полномочий и обречь себя на миллион неприятностей из-за в целом сырой финансово-экономической модели. Переговоры заземлились. Шеф молча обускал губы в чай и на любой вопрос отвечал одной и той же фразой: "Нам понятны ваши пожелания. До конца недели направим официальный ответ".
  В конце - как и принято - состоялся обмен подарками. Шеф передал главе делегации тяжеленную книгу о русском балете. Китайцы - каждому по пакетику с упаковкой молодого лун цзина.
  Стоило маоистам покинуть кабинет, как шеф обрушился на директоров и Марка. Он держал сигарету не в губах, а в зубах, создавая эффект хищного оскала. Вот к чему привела ваша халатность! Они же писали эти требования в письме! Где наша позиция? Где расчеты?
  Такого буквального перекладывания ответственность Марк не ожидал. Стоя боком к шефу, он сгребал презентации со стола, продумывая контраргументы в рамках своей зоны ответственности. Голова была совершенно пуста. Даже если бы вчера он не уехал с работы так рано, то мало чем мог бы сегодня помочь. Все же проработка финансово-экономической модели - это прерогатива других департаментов. Ему вообще не место на этих переговорах. Это такая показательная порка?
  - Не уходите с работы, пока я не отпущу, - отрубил шеф.
  Вменение вины в отсутствие состава преступления - противное чувство. Оно способно раскрутить мощный внутренний протест. Проторчав в кабинете до 9 вечера и не дождавшись звонка шефа, Марк решил по поднялся в приёмную, чтобы разведать обстановку. Даже если этот мудак начнет грузить задачами, что Марк сможет сделать без компа и доступа к сетевым папкам?
  - Ой, Марк, ты еще здесь? Артуркадич уехал ещё в пять, без возврата.
  На следующий день ситуация повторилась с той лишь разницей, что шеф просидел допоздна. И снова уехал ни сказав, ни слова. Через секретаря он передал Марку поручение к понедельнику провести ревизию инвест-соглашений за последние годы и представить динамику по цифрам.
  Объём работы был колоссальным. Папки с договорами занимали шкаф целиком. В свое время пожлобились на электронный реестр, и вот теперь страдайте. Имея доступ к компу выполнить задачу было бы проще, потому что-то в сетевой папке были систематизированы скан-образы договоров, и то. А как перелопатить целый шкаф Марк не представлял.
  Он удручающе смотрел на раскиданные по полу и мысленно прощался с планами на выходные. Наспех отсоединенные провода оргтехники, как клубящиеся со всех сторон змеи с маленькими серыми головками тянулись к нему. Он тупо стоял и смотрел, не в силах заставить себя приступить.
  - Старый вредный мудак... Хоть бы тебя хлопнули силовики!
  Конечно, это не что иное, как желание проучить. Сквозь тупой, обессиливающий гнев Марк понимал, что нужно проглотить и подчиниться. Что дадут ему эти цифры? Ничего! У него облава силовиков, проверки, а он надумал анализировать типовые инвест-условия. Корабль тонет, лакировать ступени ни к чему.
  На телефонном экране негр с шрамированным телом пошлепывал молодую девушку по лицу. Кажется, ей будет больно, но придется терпеть. Она побоится возразить, чтобы не привести насильника в ярость и не усугубить то, что в противном случае может оказаться не столь страшным. Ее смирение - как раз то, чего тебе не хватает, Марк. Верная оценка ситуации и правильное ad hoc решение.
  К 10 вечера от многочасового бдения за ноутбуком припало зрение. Такое случалось с Марком и ранее, и он знал, если не дать глазам отдохнуть, то окружающий его объектный мир вместе с его инвест-контрактами уплывет в мыльном прозрачном флюиде туда, где его не найти.
  Марк примостил тяжелую голову на руки. Белокожие женщины в шапочках перемещались в толще воды. Они смешно подрыгивали коротенькими, искаженными в преломлении воды ножками, будто пытаясь смахнуть садившихся на них подводных мух. С бортика их малоподвижные тела смотрелись как дрейфующие целлофановые кульки.
  - Температура воды слишком высока, - произнес чей-то приятный голос. - В Филях плавается намного лучше.
  Бордово-серая советская мозаика с гаргантюанскими телесами во всю стену напоминала футуристическую сцену. Сцену будущего, которого никогда не будет. Добрые высшие расы из космоса протягивают руки землянам и передают им светящиеся пирамидки.
  Мозаичные черепички покрыты конденсатом. Они поблескивают на фоне перламутрового прямоугольника воды. Испарения хлорки и моющих средств висят в воздухе. За витражной стеклянной стеной мелькает снег. Через приоткрытые фрамуги он залетает в бассейн и тает, почти соединяясь с паром.
  Хлопки рук о воду, разноцветные шапочки, хапки воздуха через выкрученные шеи, звуки свистка. Две тетки-тренерши ходят в "Кроксах" сабо вдоль бортиков: наклоняют туловище, будто плывут вместе с учениками, изображают гребок и орут: руку вкладывай дальше от головы, пронос с высоким локтем, поворот плеч!
  Гребок - сложно скоординированное движение. Что-то наподобие подачи в большом теннисе или прыжка в фигурке. По мере того, как пловец устает, он теряет чувство воды, и гребок рассыпается. Не хватает мышечной силы сделать хороший захват, плечо проваливается, он не доводит концовку. Каждое движение в воде должно продвигать тебя вперед или снижать сопротивление. Дави грудью на воду, баланс, коротких вдох отдельно от поворота головы, не задирай ноги.
  Плавательные очки без обработки антифогом не дают как следует разглядеть трещины на ровных белых кафельных квадратиках. Реющее дно бассейна с прямолинейной разметкой и движения плывущих по соседним дорожкам, твое дыхание, пульс обволакивают медитативной плавностью. Ноги устали первыми. Похоже, будет судорога. Надо как можно быстрее развернуть голень на себя, вот так. Икра забугрилась комкам, ах черт.
  Марк вздрогнул. Пора домой. Хватит на сегодня работы.
  
  ***
  "Привет! Куда пропал? У меня малюсенькая просьба. Родители разводятся (расскажу при встрече) и продают квартиру (охохо! Ты видел коробки в комнате?). Однако хорошая новость в том, что скоро я буду жить одна. Квартиру уже нашла: Щука, вид на пойму, Сербор, люблю этот район, там восхитительно! Но есть и сложность: по срокам мы должны съехать до конца недели, а новую я смогу занять в лучшем случае с начала месяца (документы на регистрации). Мне нужно где-то перекантоваться (хотя бы выходные + понедельник, так как потом приезжает подруга и я смогу перебраться к ней). Могла бы я закинуть вещи к тебе? (И может эти пару дней заночевать, хихи?) Напиши! И вообще - надо увидеться! Мерси! XXX"
  
  Марк потер глаза и перечитал длинное сообщение. Из-за усталости он не сразу понял, о чем идет речь. В груди набухало волнение. Тревожное тепло упёрлось в горло, вдавив кадык в заднюю стенку.
  Так по-взрослому? Просто взять и приехать... Значит он все это не выдумал. Ее знаки были правдой с самого начала. Я прав! Я был прав!
  Марк вышел из офиса на воздух и глубоко задышал как пес. На лице играла улыбка. За ушами колотил пульс. Затекшую ногу еще покалывало. Он решил пару раз присесть, чтобы разогнать кровь.
  Это не просто желание перекантоваться пару дней, это шаг к нему. Она хочет переехать к нему! У неё ведь полно подруг. Могла бы попроситься к ним, это проще. Доминика точно бы не отказала. В конце концов на неделю можно что-то снять. Или не хотела тратиться? Вот же тёлки...
  Он посмотрел на время отправки сообщения. Прошло пол часа. Пора ответить ей. Из-за долгой паузы она решит, что у меня сомнения. Или, наоборот, пощекотать нервишки?
  Он набрал кое-какой текст, сделал глубокий вдох, выдох и нажал "Отправить".
  
  - Я уволюсь, и мы уедем, - произнес он, глядя в глаза Темо.
  - С кем? Куда?
  - В Берлин, в Медельин, на острова. Пока не знаю. Как с кем? С Никой!
  Темо скептически прищурился. Но сквозь типичное для Темо намерение обесценить его порыв, он уловил сочившуюся зависть.
  - Ах, фантазии. Ты никогда этого не сделаешь. Не бросишь работу и никуда не уедешь...
  - Ты не понимаешь! - вспыхнул Марк. - Я давно хочу что-то поменять. И особенно после Индии. Но у меня не было повода, не было плана. А сейчас...
  - А сейчас?
  Они сидели в старой хинкальной. Хинкальные пришли на смену японским ресторанам, которые в свое время заполонили Москву. После эры хинкальных настала эра пиццерий, которых затем потеснили бургерные. Но те немногочисленные хинкальные, которые прошли естественный отбор и остались, действительно кое-что умели.
  - С Никой не получится жить прежней жизнью. С ней я не смогу быть жалким менеджером.
  В слово "менеджер" Марк вложил максимум отвращения.
  - Небось и билеты начал смотреть? - подначивал Темо.
  - Ты просто завидуешь.
  Марк сам не ожидал от себя такой решительности.
  - Я хочу освободиться... Я ведь не такой, как сейчас... В моей жизни все не работает. Моя жизнь не работает.
  - Не работает?
  - Знаешь, - прищурился Марк. - Может быть, смысл жизни в решении какой-то одной, всего лишь одной, проблемы.
  - Заговорил о смысле жизни? Не гони, - чавкнул Темо. - Ты ищешь оправдания поступку, который скорее всего не совершишь.
  Темо коробило от такой буквальной высокопарности. Откуда в нем столько сопротивления?
  - Я ощущаю, что всё что сейчас происходит и что произойдет - это оно, то самое...
  - Это может оказаться чем-то другим, - скептично продолжал он. - Смысл жизни? Его нет. Ты можешь его назначить. Смысл - в побеге, смысл в Нике. Назначить и поверить. Это очень человечно, люди так делают, чтобы упростить жизнь. Но нет.
  Решения Марка были приняты. Единственное, что его пугало: Ника может передумать и метнуться к подруге. Он боялся писать ей, боялся не писать. Грудь жгло противным, нетерпеливым страхом.
  - Сейчас с тобой бессмысленно говорить, - заявил Темо, когда они прощались в голубином переходе. - Но мы вернёмся к этой теме.
  
  ***
  Чтобы отрезать пути к отступлению, Марк решил обострить конфликт на работе, поставив себя на грань увольнения. Чтобы когда при малейшей искре пожар вспыхнет, его оставалось лишь подтолкнуть.
  Он бросил порученный ему шефом анализ контрактов. Выпотрошенные папки третий день лежали на двух столах в его кабинете. Он запретил себе к ним прикасаться. Он читал, делал звонки, ровно в 18 уезжал домой, по-самурайски ожидая звонка из приемной с требованием подняться к шефу с подготовленными бумагами.
  Марк с точности до интонаций заготовил речь, которую выплюнет в лицо шефу, если тот посмеет открыть на него рот. "Больше пяти лет я добросовестно выполнял свою работу. И очень дорожил уровнем доверия, которое у нас сложились. Но в последнее время ваше отношение ко мне изменилось. Считаю, что не заслужил этого. И в этой ситуации я принял для себя решение..."
  Он продолжал шлифовать формулировки, подбираясь к фразе об увольнении разыми, как ему казалось, все более и более искусными путями. Однако в четверг, за день до дедлайна, случилось невообразимое. В контору вслед за аудиторами заявилась опергруппа. Приятный молодой сотрудник в сером костюме вручил шефу уведомление о проведении следственных действий, и закрылся с ним в кабинете на два часа, а потом они вместе вышли и уехали на его машине.
  Компьютеры и документы вынесли еще аудиторы, так что операм оставалось только рассматривать реплики акварельных пейзажей в коридорах. Кажется, что-то подобное Адольф малевал в юности и продавал на улицах Вены. Интересная выходит заваруха. Неужели шеф увел что-то по-крупному и может присесть?
  Когда шеф шел по длинным коридорам вид у него, со слов коллег, был выжатый. Он старался не смотреть в глаза сотрудников, еще бы. Ладно хоть без наручников.
  - Полный пиздец, - покачивал головой Макс. - У меня в рабочем компе недописанная кандидатская и семейный фотоархив. Вернут, как думаешь? Господи, мне всегда так жалко тратить деньги на новый костюм, потому что я хожу в нем только в офис, который ненавижу. Я покупаю очередной и думаю, ну все, это в последний раз, я уволюсь, уволюсь! И что ты думаешь, на выходных купил очередной костюм! И тут такое?!
  Народ начал расходиться по домам. Выходить ли завтра на работу или нет, никто не знал.
  - Пожалуй, стоит потихоньку подыскивать новую работу, - обречённо констатировал Макс.
  - Пожалуй, стоит подыскать хороший бар, - ободрил его Марк.
  
  
  ***
  День переезда Ники никогда не настанет. Он перешел в безвременье, абстрактно-философскую категорию, ожидание Годо. Как точка на горизонте - он висел в одном месте и не приближался.
  И вот этот день настал. Марк дурно спал вторую ночь подряд, его потряхивало. С позавчера они с Никой не списывались. В мозгу как слайды повторялись сцены, то как она делаем ему глубокий минет в душе, то как разочаровано с натянутой улыбкой смотрит на него голого.
  Мучили сны, которых он не помнил. Однако к назначенному утру он в целом ощущал себя в скорей приподнятом расположении духа. Не стал разлеживаться, отбросил одеяло ногами и повторил в голове план. Через час должна была прийти уборщица. Пока она будет вылизывать квартиру, у него будет немного времени, чтобы сгонять за продуктами и постричься. И хотя Ника сто раз была у него в гостях, разглядывая свое лицо в зеркале, он всё думал и думал, чем бы её впечатлить. Как хвастливый ребенок, он выложил на подоконник старую зеркалку Nikon. Как бы невзначай небрежно обронил у стола пару виниловых пластинок и книг. Смысл спектакля заключался в том, чтобы нагнать флер творческой таинственности.
  Ника прислала фотку стоящего в коридоре чемодана с подписью: "Как и обещала, вещей совсем чуть!". И влепила озадаченный смайл. Пока Марк прикидывал, что ответить, мол, что он принял бы её и с вьетнамскими клетчатыми баулами, пришло второе сообщение с вопросом: "Как ты относишься к песочному тесту? Собираюсь испечь тортик". Кокетливые сообщения - это хороший знак. Велика вероятность, что мы трахнемся уже сегодня ночью.
  Самый лучший песочный торт получился бы из песочной клепсидры, которую я верчу каждую минуту, подумал он.
  Пока всё двигалось по плану. Уборщица, скромная женщина средних лет, пришла без опоздания. Она быстренько переоделась и принялась пылесосить, включив телевизор на всю громкость, чтоб слышать из любого угла.
  Рациональный человек избегает посещать супермаркеты по выходным. Торговые залы в эти дни напоминают свалку. Сонные мужья, уткнувшись в телефоны, охраняют тележки, в ожидании стеллажей с алкоголем. Нечесаные бабы в плюшевых костюмчиках сверяются с заранее составленными списками, совершая радиалки от тележек за какой-нибудь банкой с огурцами. Детям разрешено сожрать с полки конфету или снэк, незаметно избавившись от обертки.
  Желая избежать толкучки, Марк выбрал супермаркет подороже. Основной контингент Азбуки составляли изнеженные девушки, которые капризными пальчиками показывали сотрудникам, какой диетической рыбки и ягодок завесить. Сами ни к чему не прикасались.
  Ника бомбардировала сообщениями. Пока Марк заполнял тележку пикантными сырами, фруктами, оливками в фигурных баночках и десертами ручной работы, она прислала фото перепачканных в муке наманикюренных рук. Ох, как же приятно будет вложить в эти ручки член. Интересно, как она все это делает.
  Её навязчивость не раздражала. Он ехал в такси и представлял, как они сядут с вином на диван, будут болтать о бессмысленном, а потом настанет час действовать, и вот бы здесь ему не сплоховать и не затянуть шарманку в тупое дружеское мяу-мяу, как у него сто раз случалось, особенно там в парке, когда бомж чествовал их в дождь. Там в парке он смалодушничал. Здесь, на своей территории, подобного допустить нельзя.
  Марк удачно припарковался. В это время бывает не приткнуться из-за расположенных неподалеку шопов. Окошко с изображением спидометра на "торпеде" моргнуло и погасло. Он осторожно, чтобы не порвать, вытащил с заднего два пакеты с едой, довольно тяжелые из-за трех бутылок вина, толкнул бедром дверь и нажал на зажатый между пальцев брелок.
  В кармане завибрировал телефон. Руки заняты. Некстати. Ставить пакеты на мокрый асфальт точно нет. Он осмотрелся вокруг в поисках пяточка.
  "Ой, да что же это такое". На него натолкнулась прохожая женщина, не ожидавшая, что он дернется назад. "Простите!" Она недовольно поправила берет.
  Пакет с едой чуть не порвался. Марк нехотя поставил его на бордюр, найдя пятно посуше, зубами стянул с руки перчатку и достал вибрирующий телефон.
  На экране светилось - "Филипп К. is calling...".
  Таак. Фил, Фил, Фил. Филипп.
  Марк ощутил тупой адреналиновый тычок в грудь.
  Телефон продолжал вибрировать в его руке, а он продолжал в оцепенении смотреть на его экран, как если бы от этого светящееся на нем имя могло исчезнуть.
  Марк по каким-то невообразимым причинам напрочь забыл о существовании этого человека. Одного из своих близких друзей. Его сознание вытеснило Фила, стерло и аннигилировало его, потому как факт его существования разрушал картинку их будущего союза с Никой, не умещался в ней и подвергал морально-нравственной оценке само намерение быть с девушкой другой.
  В висках нарастало чувство растерянности и отчаяния. Брать - не брать? Брать - не брать? А вдруг он знает о Нике? Что говорить?
  За предыдущие недели, Марк не удосужился подготовиться к этому разговору, который равно или поздно должен был возникнуть. Да, спорадически, возможно, Фил всплывал где-то в мыслях. Мелькали фрагменты воспоминаний, их разговоры, но это было без фокуса, вскользь.
  Без Филиппа всё было складно. Да ведь и был шанс, что он так никогда и не всплывет. После того бессмысленного разговора в баре. После их расставания с Никой. Зачем ему появляться?
  Ах, как бы было хорошо, если бы он просто исчез, пропал, провалился. Расстался же и расстался. Но нет. Он здесь, он здесь, он здесь, вибрирует в моей ладони. Списанный со счетов предстает во всём великолепии неуместности.
  Из семи миллиардов живущих на Земле людей - он был последним, наипоследнейшим, кого Марк пожелал бы слышать.
  Пока палец тянулся к кнопке, Марк судорожно комбинировал, что говорить.
  - Алё, - растеряно произнёс он.
  - Привет, дорогой, - раздался в трубке радушный, хорошо знакомый голос. - Я не помешал?
  Он не знает, сразу решил Марк. Такую интонацию подделать невозможно. Нервяк отхлынул. Он просто вылез в ненужное время, только и всего.
  - Куда пропал? - продолжал он. - Сколько мы не виделись? Месяца три? Знаешь, я... я не знаю, как так получилось?
  Марк на автомате открыл дверь машины и сел за руль. Пакеты с продуктами остались стоять на тротуаре.
  Бортовой компьютер громко пропикал, напомнив о необходимости пристегнуть ремни. Все еще пытаясь уловить в интонации Филиппа малейший намек на скрытую агрессию, Марк крепко прижал телефон к уху в выжидательном молчании.
  - Ты ведь мой лучший друг, Марк... Я столько думал, я так скучал по тебе, черт возьми, да, скучал, - взволнованно продолжал Фил. Очевидно, ему нелегко давались эти слова. - Мне не хватало наших разговоров, вылазок.
  Он всерьез, он искренне. Вечно манерный, закомплексованный, любящий форсить перед первым встречными, таксистами и официантами, всегда и везде строящий из себя того, кем не является Филипп, был неприкрыто честен, беззащитен и слаб. Со сбивками в голосе этот брутальный качок, извиняюще и вкрадчиво делал примирительные шаги, чтобы восстановить их дружбу.
  - Ты как вообще, братан? Что у тебя нового? - спросил он, выговорившись.
  Марк застыл в оцепенении. Мысли прыгали. Он возил пальцем по приборной панеле, собирая частички пыли. Он не знал, что говорить.
  Фил все-равно узнает. Если сейчас он не знает, то он все-равно узнает и узнает, что в этом разговоре Марк это скрыл.
  - Да нормально всё, - почти по слогам произнёс он. - Глобально всё по-старому... Работа, спорт... Ничего нового. Так, суета...
  Фил немного успокоился после своей вступительной тирады и продолжал более привычным тоном. Сказал, что у него все поменялось после расставания с Никой. Причем поменялось не к лучшему...
  Что это? Взывает к чувству жалости? Да ты сколько забивал на нее болт, чувак?! Сколько ты ее игнорил и хуесосил?
  - Сначала я радовался свободе, а потом... потом понеслось... Ты застал, когда я ушел в запой? Ты был прав тогда, когда говорил мне: женись. Ты был прав.
  - Я не застал, - тихо ответил Марк и покачал головой из стороны в сторону, как если бы Филипп мог его видеть.
  До этого мгновения Марк в тайне боялся, что Ника и Филипп общались все то время или даже продолжали спать, как бывает с бывшими. Вдруг все это злая шутка, Фил и Ника вновь сойдутся, а он с его возлияниями к Нике останется в дураках. Они оба лишь посмеются над его потугами и вычеркнут из друзей. Но теперь, слушая Фила, он был уверен, что это не так.
  - Странно, я видел её лишь раз за это время. Раньше мы пересекались с собаками во дворе что ни день. Вы, кстати, не общаетесь?..
  Вопрос в лоб. Как мы так быстро пришли к тому, о чем так не хотелось говорить? Лучше не говорить. А если он знает? И это был такой долгий хитрожопый заход издалека.
  - Общались, - признался Марк. Признался и пожалел. - Они продали квартиру. Предки разъезжаются. Видимо, поэтому вы больше не встречаетесь с собаками.
  - Ммм, - озадаченно протянул Филипп.
  В его голосе звучали нотки удивления. Он не ожидал, что Марк что-то знает о нике. Ошибка. Следовало было сказать: не знаю, не общаемся.
  - И как они с мамой? Переедут на дачу? Она что-то снимает? Я бы крайне удивился, работать-то она любит.
  Панелька радио теперь выглядела идеально чистой, хотя кое-где на ней и остались следы от пальца. Марк елозил подушечками в одном направлении по многу раз, чтобы сделать ровным орнамент из следов.
  - Слушай, Фил. Я должен кое-что тебе сказать.
  Он всё равно узнает. Так лучше он меня. К тому же переезд еще впереди. Это же не перед свершившимся фактом? Это будет правильно, честно.
  - Ну? - протянул Филипп. - О чём?
  Он насторожился. Взволнованный тон Марк выдавал его.
  Все это должно было случиться, да, Марк? Тебе насрать на Фила. В чем же проблема?
  - На днях, может быть, даже завтра, из-за всех этих перетрясок с родителями, переездами, может быть, Ника на время, на пару там дней, поживет, переедет ко мне - сбивчиво, но твёрдо произнес Марк. - Она попросила меня. В общем это, пока она ищет квартиру.
  Филипп странно задышал.
  В окно машины костяшкой пальца постучал какой-то мужик. Марк вздрогнул и замахал прохожему, чтобы шёл прочь.
  Мужик стоял так близко, что из машины была видна лишь его куртка и клетчатый, сваленный шарф, но не его лицо. Он дела знаки Марку, чтобы тот опустил стекло.
  - Ты серьёзно? - тихо переспросил Филипп.
  Он был подбит. Чувствовалось, он был не готов к такому. Возможно, все же не стоило вот так говорить.
  Мужик продолжал барабанить в окно. Вот ведь бесцеремонный! Марк со всей силы вдавил клаксон и снова показал мужику, чтобы отвалил от машины.
  Но тот стоял и ждал.
  Тогда Марк грубо открыл дверь, намереваясь задеть назойливого прохожего.
  - Что? - злобно рявкнул он ему в лицо, отведя телефон в сторону. - Что надо?
  До того, как мужик успел что-то выговорить, Марк заметил в его руке пакеты, оставленные им на тротуаре. "Простите, пожалуйста - картавым голосом не вполне здорового человека произнёс прохожий. - Это не ваше?". Он инвалид. У него лицо ребёнка-динозавра. "Простите, простите, да". Левой рукой мужчина опирался на трость. Если бы Марк толкнул дверь сильнее, то он наверняка сбил бы его на проезжую часть.
  Он принял пакеты у него из рук и закрыл дверь. Черт, как неприятно! Дно одного из кульков прорвалось, и пол автомобиля, на коробку передач, всюду просыпались йогурты, бананы и другие покупки.
  Фил терпеливо ждал и дышал в трубку. Пауза дала ему время переварить услышанное.
  - Ясно, - наконец произнёс он. - Спасибо, что так мягко сообщил.
  Последняя фраза звучала обессилено.
  - Але, ты здесь? - спустя какое-то время уточнил Марк.
  - Будьте счастливы.
  Раздались гудки.
  Неужели это все?
  Марк выдохнул со скверным чувством на душе, но все же с облегчением. Могло быть хуже.
  Он небрежно покидал вывалившиеся продукты в спортивную сумку и направился к подъезду. Его трясло. Трясло, и в то же время он был доволен собой.
  Все прошло удачно, повторял он. Насколько такой разговор вообще может быть удачным.
  И все же удивительно, что он не знал. Ника должна была сказать. Или это помешало бы?
  Если бы Фил узнал по факту, было бы хуже. А так мосты сожжены!
  Конечно, неприятно. Кому такое будет приятно, но и ничего сверхъестественного. Они расстались... Это было в том числе желание Ники... В конечном счёте, подруги всегда уходят к друзьям мужа, а мужья изменяют с подругами жены.
  Дома было чисто и свежо. Оконные стёкла блестели как льдинки. Уборщица постаралась. Марк не успел раздеться и заскочить в туалет, как пришло очередное сообщение. Марк решил, это пишет Ника и повернул экран к себе.
  "Мне просто интересно, давно так решили? Если не хочешь, можешь не отвечать".
  Снова Филипп. Неприятные мурашки. Что отвечать? Искренность тут не к месту. Да он и не поймет.
   "А когда вы решали, ты ниподумал про меня?"
  Грамматические ошибки бросались в глаза. Строка мессенджера показывала, что абонент продолжает печатать.
  "Друзья так поступают? Или ты не знал, как я к ней отношусь?"
  Как ты к ней относишься, чувак? Как ты к ней относишься? Да ты вонючий мудак всю дорогу не врубался, что между вами происходит.
  Марк опустился на диван. Очевидно, Филипп вскрылся. Должно быть, он сейчас как разъяренный медведь маятничает по комнате. Отвечать нельзя. Отвечать - значит давать повод. У него нет вопросов. Он просто в аффекте.
  Прошла минута. Пять минут. Новых сообщений не было. Марк пробовал писать ответ и тут же стирал. Как лучше потушить этот пожар?
  "Всё не так, как ты думаешь. Ей просто надо перекантоваться пару дней". Он нажал отправить.
  "Все не так? Не так как я думаю?" - вновь написал Филипп.
  "Тогда объясни мне. что думать когда моя подруга переезжает к бывшему другу?"
  "Вот это называется друг! Не ожидал!"
  Дрожащие пальцы Марка повисли над клавиатурой. Только он набирал ответ, как падало новое сообщение, и нужно было переписывать.
  "Ты год тёрся рядом, ждал пока мы разойдёмся, чтоб подкатить к ней!"
   "Я тебе всё про неё рассказывал, всю подноготную, совета просил, а ты сука воспользовался!"
  "Ты выжидал! С того дня, как только я вас познакомил!"
  "Ты хитрожопый урод! Тихушник! Ссыкливая мразь!"
  Он продолжал писать.
  Марк перевернул телефон экраном вниз и обхватил колени. Сообщения продолжали приходить.
  Ситуация открылось с иной стороны. Он ведь и правда уводит телку друга. Пускай они и расстались в очередной раз. Но окончательно ли, он не удосужился понять.
  Или какая разница? Это ведь Ника предложила переехать!
  Вид из окна простирался до новостроек через дорожную развязку. Вспомнилось, как он стоял здесь с Аней и боялся дотронуться до неё. "Этот её Snoopy тоже хрен... И чем я теперь лучше него?.."
  Марк всыпал воды в горло. Вкус воды показался пыльным.
  Ощущения опережают мысли. Тело всегда знает раньше то, что сознанию предстоит интерпретировать. Порой уму требуются годы, чтобы наверстать и распознать то, что мы ощутили в какой-то скоротечный момент. Иногда ум оказывается вовсе не способен препарировать телесный опыт, комки чувств и ветерки интуиций. За миллионы лет эволюции люди не получили доступ к этому архиву. Как вскрыть его, как заставить опыт работать на тебя? Наше сознание, бездомный пёс, подверженные сиюминутным порывам, вертит-водит нас кругами, по окрестным помойкам и дворам до тех пор, пока в одном из них мы, изрядно утомившись, в конце концов не застрянем, как бы ради передыха, а на самом деле отчаявшись и навсегда.
  Прошло неопределенное время.
  Марк перевернул телефон экраном вверх. Датчик распознал лицо из ракурса наискосок.
  Двадцать восемь непрочитанных сообщений от Филиппа. Одно от Ники.
  "Я не приеду".
  Марк ничего не почувствовал. Агрессия, исходящая от Фила затмила разочарование от отказа Ники. Он вернулся на диван. Место, на котором он сидел, было теплым. Он принял прежнюю позу. Под языком скопилась горечь, от которой не удавалось избавиться.
  Охватило неистовое желание объясниться с Никой. Так не должно быть. Этого не должно было случиться.
  Он взял в руки телефон и набрал ей. Пять гудков, десять гудков. Он поставил на громкую и выбрал автодозвон.
  Наверняка этот мудак, Филипп, позвонил ей и устроил истерику. Что он ей говорил? Что она лживая притворная шлюха?
  Не стоило мне ему признаваться. Никто не тянул меня за язык. Ай, какая же досадная ошибка!
  Он лег на пол и уставился в потолок. Что Ника могла подумать? Что я намерено слил все Филиппу накануне ее переезда, потому что струсил? Что я по-прежнему на стороне их дружбы с Филиппом, а не рассматривал возможность отношений с ней всерьез?
  Или после их разговора у нее взыграла совесть, все же друг бывшего? Вспомнила то хорошее, что у них было - поездку в Тай, тусовки, выгул псов - и размягчилась...
  О господи, Марк, какой же ты мудак! Жалкий, трусливый мудак! Хотел остаться хорошим для всех? А ведь так не бывает!
  В дверь позвонили. От неожиданности Марк дернулся.
  Кто бы это мог быть? Ника? Спонтанная радость озарила лицо Марка. Она все же решилась, блин, я тут себя корю.
  Он оглядел кухню - все ли в порядке. Все чисто?
  Звонок длился будто на долю секунды дольше обычного. Так, словно звонивший жал на кнопку с напором, с интенцией. Эта мысль пронеслась в голове неоформленным полуобрывком, пока Марк двигался в направлении прихожей.
  Пребывая в растерянности от долгожданного визита, который чуть не сорвался, он приблизился к входной двери и, поддавшись необъяснимому, спонтанному проявлению осторожности, интуитивно заглянул в глазок, чего никогда не делал. И пока зрачок фокусировался в черном тоннеле, Марк также машинально повернул затвор вправо, закрывая дверь, потому что по обыкновению держал ее открытой.
  В глазке зияла чернота, будто его зажали пальцем. Затвор не успел щёлкнуть, как снаружи дверь с силой дважды дернули на себя. Мощный рывок и затем еще один. Рукоятка запрыгала.
  Вске еще держа руку на запорном механизме, Марк ощутил, как не вошедший в паз затвор может вот-вот выскочит под напором рывков. От неожиданности он одернул руку и отскочил назад. Но тут же ринулся к замку и с силой обеими руками довернул замок до щелчка. И в ту же секунду раздался третий сильный удар.
  - Эй ты, слышь! Открывай!
  Ор Филиппа звучал так отчетливо, будто он стоял в квартире.
  - Открывай, сука! Я знаю, ты там! Надо поговорить!
  Он пьян или в жесточайшем аффекте. Когда успел напиться? Он явно был настроен не поговорить.
  Фил гупал в дверь еще и еще. Судя по характеру ударов - садил ногой. С приставного столика в прихожей попадали крема и ложки.
  - Будь мужиком, епте! Я знаю, ты там! Поговорим спокойненько... поговорим... давай-давай, не ссы... открывай!
  Марк застыл. Его охватил натуральный ужас. Все как-то быстро обернулось так, как он не ожидал.
  "Он же больной. Он изуродует меня. Он на стероидах, качается".
  Фил ревел как одержимый. Он был охвачен интрузией. В его состоянии даже сквозь запертую дверь угадывались все признаки экзальтированного безумия, пары злости, решимость унять сосущие чувства предательства и ревности.
  Марк схватил телефон, который до сих пор стоял на автодозвоне к Нике, уронил его, поднял и набрал Темо.
  Мгновенно пикнул автоответ: "Перезвоню".
  Кому еще набрать? Консьержу или 911?
  Удары прекратились. Марк скинул вызов в неотложку и насторожился.
  Из-за двери донеслись звуки шурудения и возня.
  - Ёбаная ты трусливая тварь! Открывай!
  Пауза. Три тяжелейших лязгающих удара в дверь. Теперь он бил чем-то металлическим и тяжелым. Сорвал огнетушитель?
  - Я ее вынесу! Я вынесу эту ебаную дверь! У меня полно времени.
  Филипп долбил в одно и то же место как будто у него был опыт подобных выносов двери. Послышался хруст. Верхний наличник двери отошел и за ним показалась монтажная пена. Дверь заходила ходуном.
  Марк съехал по стене на пол и сидел, обхватив голову руками. В груди образовался пролом, куда медленно, как в зыбучие пески, проваливались все его мысли.
  - Я все равно до тебя доберусь! Ты все равно своё получишь, чепушила!
  А ведь все могло сложиться хорошо. Мы могли бы уехать туда, куда она пожелает. Она ведь тоже этого хотела, я знаю.
  - Ах, ты сука! Бах! Ах, ты мразь! Бах! Сейчас! Сейчас!
  Марк кое-как дополз до кухни и вынул из выдвижного ящика разделочный нож. Его тело отяжелело и обмякло. Руки совсем не слушались, свисая как у тряпичной куклы.
  Резня - это плохо. Должно быть, чертовски обидно и больно, когда тебя режут ножом.
  Но это единственный серьезный способ самообороны, который пришел ему в голову.
  Сотрудник на голосовой линии полицейского участка озвучил свой типовой опросник и уверил, что наряд направлен по адресу. Среднее время прибытия - 15 мин.
  Выдержит ли дверь? Он снова вернулся в коридор и сел, опершись о стену так, так, чтобы наблюдать за ней. Мелкая желтая строительная пыль из-под выбитых наличников заполнила коридор. Едкий противный запах. Глаза слезились.
  - Ты думал, уведёшь мою тёлку и всё? Как бы не так! Надо отвечать за свои поступки, фраерок! Ты же мужик? Мужик? Сейчас поговорим... поговорим с тобой аккуратненько...
  От ярости и физических стараний его голос хрипел. Он захлебывался. Но продолжал лупить.
  Стало понятно, что дверь равно или поздно вывалится. Как же так, они же засверливают антивандальные штыри в бетон при установке?
  Марк в панике соображал, как будет действовать, когда рассвирепевший Филипп ворвется в дом. Надо начать с разговора, с попытки объясниться. Восстановить ситуацию, шаг за шагом. Почему так произошло.
  Силы куда-то подевались. Может быть, он просто закроет глаза и будь, что будет. Не будет сопротивляться, выбросит нож.
  Полиция. 15 минут - это долго. Надо точно начать с разговоров, это поможет протянуть время.
  - Я-то думал, ты мне друг! Друг, нахуй! А ты, сука, тихушник, выжидал! Ты всё спланировал! За это я тебя накажу! Накажууу, тварь!
  Он всё не так понял. Приревновал. Домыслил. Надо спокойно объяснить ему. Мы ведь действительно друзья.
  - Я всё равно тебя достану! Будет хуже! Слышь, ээ?
  Марк не поспевал за мыслями. Они рассыпались каскадом, мозаичным узором в форме крупного распустившегося цветка с черной сердцевиной, рикошетили шариком флиппера.
  - Заяц спрятался в нору! Ааа, сейчас я его достану!
  В дверном проёме маячил просвет в сантиметр. Откуда в нем столько силы?
  Звук стал беспрепятственно проникать внутрь. Теперь его гортанные, пузырящиеся слова было слышно так, будто он уже внутри. Удар. Удар.
  Марк не мог не пошевелиться, ни встать. Нож куда-то подевался из рук. Он ерзал по полу в попытке отыскать его, но не мог. Черт, да где же он!
  С ужасом и отчаянием он думал, что Филипп, возможно, прав. Марк облизывался на Нику с первого дня! Он затаился и ждал. Он повел себя так, как ненавидит, как ведут другие. Он переступил через Фила, слил его. Как последний трус, умолчал о запланированном переезде, а потом, при первой же опасности, после звонка Фила, сдал ее, признался, сам все рассказал.
  Я заслуживаю наказания. Я не буду сопротивляться. Не стоило мне...
  Удар.
  Коридор заполнил мутный гул. За ним последовала сверлящая черепная боль в висках.
  Рыжая пыль заполнила коридор, не позволяя разглядеть входную дверь. Марк жмурился и что-то говорил вслух. Говорил или шевелил губами?
  Затошнило. Заложило уши. Горчично-ржавые, покрытые взвесью обои ржавчиной стекали вниз. Сознание помутнело.
  Мимо прошла девушка. Кто это? Как она вошла? Марк попытался крикнуть ей, но закашлялся. Это та незнакомка из зимнего супермаркета?
  Удар.
  Она подошла ближе и наклонилась вплотную к его лицу. Катерина!? Как ты здесь оказалась? Завтра мы уедем... завтра... завтра я...
  Ещё удар.
  Гул сник. Всё побелело. Наступила больничная заложенная тишина. Стало свободнее дышаться. Только голова - словно распиленная на беспорядочно перемещающиеся кубики - причиняла неистовую, непривычно травмирующую боль.
  Марк распростёрся в неестественной позе, упершись лбом в пол. Тело сокращалось в судороге. Перед лицом ходили люди. Некоторых он вроде знал.
  Филипп тоже здесь?
  Он позвал его, но тот не отозвался.
  
  ***
  Полузаброшенный участок дороги после съезда был самым интересным в плане пейзажа. Многолетний лес обнимал шоссе под косым нисходящим углом. Хотелось бы сказать реликтовый лес, но нет, обычный подмосковный акр.
  Здесь километров пять ни инженерок, ни посёлков. Последние торговые палатки с трансформаторными будками, которыми усеяны подъезды к садовым товариществам, остались позади. Эти железные коробки будто выведенные из строя андроиды сторожат здешний покой.
  Марк переключил радиостанцию. Дослушивать альт-саксофониста, сорвавшегося в писк, было выше его сил. Никто не заигрывается до бреда так, как духовики. Дай им полквадрата импровизации, так они и тут заведут тебя в атональные дебри, заведут и бросят.
  Этим утром он встретил Филиппа. Прошло больше двух лет со дня, когда тот вынес ему дверь. С тех пор они не виделись и не общались.
  Филипп подошёл сам. Он ещё пуще раскачался. Бородка и виски выбриты лазерной кромкой, как делают арабы. Он был не агрессивен, сразу понятно по лицу. Два года есть два года. И все же сам бы к нему здороваться Марк не пошел.
  Прокручивая в голове встречу, Марк подумал, что Филипп скорее изобразил радость. Но от этого было еще более некомфортно. Никто не знал, как себя вести.
  Поговорили на ногах. Филиппа ожидала спутница, девушка с каре. Когда они заговорили, она вышла на улицу, не дав себя рассмотреть. Краем глаза, Марк следил за тем, когда она мелькнет в окне.
  К удивлению, Фил признался, что после того "случая" вновь сошёлся с Никой и прожил с ней полгода. Впрочем, что удивительного? Говоря это, он похлопывал Марка по плечу, будто они липшие кореша. Тогда как Марк отдавал себе отчет, что это похлопывание в любую секунду может перейти в шейный захват и серию ударов по лицу.
  На аккуратный вопрос, как там дела у Ники, Филипп с напускным безразличием произнес, что вроде бы у нее кто-то есть и они подумывают о релокации. Куда, не сказал. По выражению его лица, можно было понять, что он сочиняет. Не знает он о Нике ничего. И совсем не факт, что они жили после того полгода.
  Но это стало явным только сейчас, а там в разговоре Марк принял информацию как ну духу.
  "Вроде бы у него бизнес по запчастям... или эксклюзивные контракты на какое-то китайское оборудование...".
  В окне мелькнуло каре. Спутница Филиппа была в облегающем лонгсливе под кожан, что подчеркивало ее худобу и большую грудь. Редкая комплекция. Она говорила по телефону.
  - Ты-то как? Сменил работу?
  - Не, всё там же... - признался Марк.
  - Та твоя подруга? Ася? Аня?
  - Аня...
  - Как она? - в его голосе слышалась издевка. - Еще вместе?
  В лице Фила просквозило что-то злое. Пора заканчивать эту милую беседу. Марк взглядом дал понять, что уловил посыл.
  - Ладно, давай, братан, рад видеть! - сказал Филипп и жестко хлопнул Марка по плечу.
  Фальшивое "братан" повисло в воздухе.
  Фил пририсовался в окне рядом с его девушкой. Он собственнически поцеловал в ее шею, наверняка, в расчете, что Марк смотрит. Чтоб не дай бог не встретиться с ним взглядом, он повернулся на 180.
  Ну, и денек. Мало было Филиппа. После обеда позвонила Катерина, чей телефон он давно стер. Если бы он знал, что звонит она, то не взял бы.
  - Я выхожу замуж, - произнесла Катерина легким голоском, перейдя сразу к делу.
  - И зачем ты мне это говоришь? - возмутился Марк.
  - Я решила, что ты должен знать.
  Её голос звучал уверенно, ровно. Ни волнительно, ни хвастливо, ни сочувственно. Никак. Она сообщала о факте.
  - Ждёшь поздравлений?
  - Хочу пригласить тебя...
  Он не позволил ей продолжить.
  - Ты прикалываешься? - крикнул он и отнял телефон от уха, чтобы не слышать её ответа. Помедлил секунду и скинул звонок.
  - Дура! - крикнул он в выключенную трубку.
  Ай да денек!
  Дачные ворота медленно отъехали. Автомобиль с пробуксовкой въехал на пригорок. "Не хватало ещё, чтоб Аня позвонила. Будет полный пасьянс!"
  Повышенные обороты двигателя разбудили задремавшую Марину. Она растеряно глянула на часы, перекрутившиеся на внутреннюю сторону запястья, и потянулась с вывернутыми кулачками.
  Сигнализация отключилась с третьей попытки. За две прохладные недели дом выморозило. Марк пощупал прикрученные батареи, они не справлялись, и выкрутил регуляторы на полную. "Брр, пожалуй, пока не буду снимать куртку".
  - Чаю? Закинь, плиз, мясо в холодильник, остальное разберем потом.
  С ногами они забрались на диван. Марина прижалась спиной.
  Марк кинул взгляд в окно. В прорези штор чернел край леса будто комковидная угольная паста. Сложно осознавать, что растения - это живое. Их царство - слишком медленный мир, такой медленный, что почти неживой.
  Ровно в 18 часов на Краби по пути к пляжу таец парковал прицеп со льдом, в котором было натыкано множества разноцветных банок с пивом, сидром и коктейлями. На крыше авто водружалась картонка с надписью Happy Hours. Цены на 15 центов дешевле супермаркета. Вдоль дороги таец выставлял пластиковые стулья.
  Каждый у прицепа собиралась "посиделка заблудших душ". Здесь была атмосфера. Потягивая прохладное пивко на 15 центов дешевле супермаркета под дисперсионными слоями заката, глядя на прохожих в купальниках, люди делились всем, что приходит на ум.
  Там был 45-летний японец, завсегдатай, с крепкими икрами как у прыгунов, который приехал на неделю к брату, работающему здесь айтишником, и остался навсегда. Он говорил: вот так мы и живём: иногда мы кипим, иногда кайфуем, иногда боимся. Так странно, совсем незнакомые каждый вечер, а между ними есть смазка, обмен, они взаимодействуют.
  А где ещё была атмосфера?
  Грибовидный торшерчик струил волшебный свет на шевелящиеся лица, подмешивая в воздух пиксели очарования, щепоть таинственности. Ресницы маленького черного платья отбрасывают тень-расчёску на свои же щеки, в уголках стеклянных шариков дрожат рыжевато-прозрачные блики. Если внезапно щелкнуть верхний свет - атмосфера тараканьего пира на ночной кухне будет разрушена, станет некруто, но так, как сейчас, вполне.
  Доминика потирает ноги. Её долговязость, мышцы без тонуса, будто она только и делает, что лежит, в сочетании с безразличной уверенностью в том, кто главная красотка в комнате, стягивают к ней внимание как минимум трёх присутствующих. В её спокойствии - привычка побеждать по дефолту. Да тебя просто тянет на занятых баб, потому что это безопасно. Интересно, она кричит? Если как она не выходит заполучить, их тянет проучить.
  Эта странно-ассиметричная компания с низкой концентрацией переплетений будто демотивированная рота в вечном тыловом ожидании. Нигде не искрит и множество свободных ролей. Веточки высохшего физалиса с красными маковками на подоконнике позади него (да как же его зовут, блин?), торчат из его ньюфанудлендской причи, рога - китайские фонарики. Парень До, нюхающий ее макушку дебелый флегмат - в носках Юникло по 499 руб., 15 оттенков палитры, свёрнутые калачиком и плотно утыканными в дспешные столбики. Волосы и пухловатые губы делают его стиль, он это знает. I am the обрусевший эфиоп.
  В сегодняшней беглой, нервной встрече с Филом прозвучало кое-что ещё. Вначале Марк не придал этому значение. И не придал бы в принципе, ели бы Филипп не сделал такое странное лицо.
  Марина ушла переодеться. На даче не было ее одежды, и она комбинировала его старые безразмерные шмотки. Можно я надену вот это? Конечно, тебе все можно. Надевать его вещи - как признавать себя захваченной территорией, это нравится мужчинам.
  "Подумываешь, кого бы еще затянуть к своим подтарчивающим дружкам?"
  Кажется, так он и сказал - "к подтарчивающими дружками".
  Что он имел ввиду? Кого затянуть? К каким дружкам? Бред какой-то.
  Сначала Марк отнёс эти слова к неудачному сарказму Фила. Возможно, это было попросту тупая проходная шутка, вне контекста. Оценивающее высказывание в отношении каких-то общих знакомых? Черт, не хотелось даже вникать.
  И все же то выражение лица. Выражение лица Фила заставляло возвращаться к этим словам. Как если бы он знал, о чем говорил.
  Могла ли Ксюха поделиться с Никой тем, что произошло? С учетом совпадения событий во времени, того импульсивного решения Ники, хм, возможно. Не факт, но, возможно, она узнала. Черт, если да, то как жаль.
  - Я всегда хотел уехать, - сказал Марк, вырвавшись из мыслей. - Бросить всё. Попробовать другую жизнь... Все хотели, знаю-знаю. Но и я хотел. И боюсь, всегда боялся, что не выйдет. Иссякнут деньги, я разочаруюсь и в той жизни, придётся возвращаться... Ну, стандарно.
  Он пожал плечами. Зачем он говорит это?
  Мысль сбилась. На уме вертелась новая подружка Фила, худенькое большегрудое каре с широким ртом. Умеет выбирать. Интересно, чем она занимается? Взгляд с хитрецой, бывалая. При этом умеренно пошлая. Хороший выбор. Интересно, есть ли она у него в друзьях на фейсбуке?
  Марина поставила кружку на пол и вышла из комнаты.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"