Коротунов Михаил Викторович : другие произведения.

Хроника частной жизни времен гибридной войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комбатантов в этой войне с обеих сторон до 100 тысяч, не больше.Осталось на оккупированых территориях более двух миллионов и гораздо больше выехало, оставив свою прежнюю жизнь, дома, семью, работу, привязанности, всё то, что привычно мы называли нашей жизнью.Об этих людях, которые, хотя и в большинстве, хлебают горькую чашу, приготовленную меньшинством.
  Часть первая.Дорога.
   Моя жизнь стала сплошной дорогой. Никогда до этого я столько не ездил. Мы жили в небольшом зеленом поселке при электростанции. За минусом парикмахеров, врачей, учителей и пенсионеров все работали на станции. Поселок был построен у водоема, в котором остужалась турбинная вода, от того вода в водоеме была теплой зимой и летом. Не жизнь - курорт! Все мы - я, жена, дочь, любили проводить время на природе. Все казалось настолько спокойным, застывшим, один монотонный круг, в котором находилось время для ссор по пустякам. Работа, дом, прогулки. Круг. И вдруг...
   Я даже не понял сначала, что произошло. Стена нашего маленького деревянного домика вдруг швырнула в нас штукатуркой, пылью, дымом и осколками. И ужасающий треск, гром, шум. Я не сразу понял, что это был взрыв. Да, вокруг идет война, но у нас тихо, люди из соседних городков приезжают к нам пожить, расслабиться. Так и шло, казалось, мы такие маленькие, что нас обойдет стороной. Кому мы нужны? Но, не обошло.
   Когда пыль и дым рассеялись, мы стали приходить в себя и тут поняли, что двое из нас ранены. Жена еще беспокойно металась по комнате, ища убежища, а дочь тихо лежала на полу, не понимая, что с ней произошло. Я осмотрелся и не нашел у себя никаких следов, никаких ранений, а жена кровоточила из рук и ног. Но хуже всего было с дочерью, под ней растекалась темная лужа, выходя за габариты тела с обеих сторон.
   Да, да, жена, конечно права, надо звонить в "скорую". Но, как? И я помчался на улицу. Там никого, только у стены, где упал снаряд, поднимался сизый дымок, и опускалась пыль. Мобилка молчит. Связи нет. До станции далеко. Что делать, куда бежать? Где искать помощь? Вернуться домой? Где-то были бинты, вата. Что делать? К соседу? У него проводной телефон. Архаика, но может он как раз и действует в подобных условиях?
   У соседа дверь открыта, никто не отзывается, видимо, прячутся где-то. Вот и телефон. Сняв трубку, с радостью услышал гудок. Архаика, говорите, да нет, они еще нам послужат, эти телефоны.
  - Слушаю!
  - Скорая?
  - Говорите, что вы хотели?
  - У меня жена и дочь ранены!
  - Жена с какого года, фамилия жены?
  - Вы машину пришлите, потом год спрашивайте, дочь кровью истекает!
  - Не надо меня учить, что делать. Год рождения жены говорите.
  - 1980!
  - А дочери?
  - 2000. Врача пришлите, поскорей!
  - Не кричите, машины все равно нет! Доехать сможете?
  - Как же я доеду? У нас тоже машины нет. И людей никого! Ни такси, ни машин!
  - Вот видите, у нас тоже так.
  - Так что делать?
  - Не знаю, добирайтесь как-то!
   Короткие гудки привели меня в чувства. Что толку разговаривать, надо искать возможность добраться в больницу. Вдоль улицы туда и сюда пару раз проскочил возле дома, зашел, посмотрел, жена перевязала дочь, как смогла, кричит, зови врача. А как? Велосипедом съездить? Я стал выкатывать велосипед и тут на улице показался солдат.
  - Как дела? Жертвы есть?
  - Жена и дочь ранены!
  - Скорую вызывали?
  - У них машин нет!
  - Щас, зажды!
   Солдат отошел и по рации с кем-то разговаривал, объясняя ситуацию. Потом снова подошел.
  - А у соседей как?
  - А они где-то спрятались. И с другой стороны тихо, тоже никого дома нет.
  - А куда ты надумал ехать?
  - В больницу, может, врача на велосипеде привезу.
  - Подожди, вон уже едут.
   Оглянувшись, я увидел далеко идущий УАЗ. Пока он приближался, мы с женой в одеяле вынесли дочку на улицу. Одеяло намокло, бинты кровоточат, как остановить кровь, текущую из спины мы не знаем. Грузим, как есть и едем в больницу. В поселке замечательные дороги! Пока пытались лучше разместиться в УАЗе, уже приехали. Снова вытаскиваем скривившуюся от боли дочь из машины, заносим в пустую больницу. Долго бегаю по этажам, ищу кого-нибудь из людей, но никого нет. Вымерли! Где все? На первом шевеление, мчусь туда. Санитарка говорит, что врача нет, выходной сегодня. Ну, да, воскресенье, но ведь это же больница! Кто-то должен дежурить! Хоть бы медсестру какую-нибудь найти! А медсестра ушла корову доить! Вот она, прелесть сельской жизни тихого уютного городка! Люди! Помогите!
   Снова солдатик появляется в коридоре.
  - Ну, что, помощь оказали?
  - У них врачи на выходной ушли!
  - Шо, вси?
  - Сколько было!
  Солдат отходит подальше и в шипящую рацию объясняется с кем-то о нашей ситуации.
  - Господи! Ну почему это всё нам? Мы не преступники какие-то, никому зла не делали. Почему это случилось с нами?- жена начинает истерить. Я утешаю, как могу, но крыть нечем, аргументов не хватает. И жена долго еще ищет логику там, где её нет.
   В сопровождении солдат появляется врач.
  - Понимаете, это не моя больница! Я тут ничего не знаю! Я на выходные приехал, у них же тихо было! Ну, как я без инструментов, без медикаментов?
   Он долго причитает, но солдат, молча, слушает, а мы с женой начинаем уговаривать и он, возмущаясь прерванными выходными, осматривает дочь. Подошла санитарка, принесла какие-то медикаменты, врач возился с дочкой, потом осмотрел, перевязал жену.
  - Надо ехать в больницу. Я чем мог первично обработал, теперь надо ехать куда поближе, где не стреляют и есть врачи. Нужна операция, осколки придется удалять. Но здесь это не возможно!
  - А на чем ехать? Машин ведь нет!
  - Это не ко мне, я и так, помог, чем смог.
   Иду на улицу. Там появляются редкие прохожие. Но то, что мне надо, не наблюдаю. А нужна какая-нибудь машинка, любая. Но никаких машин нет!
   Через какое-то время солдат снова вникает в ситуацию и снова долго говорит в рацию. Та писком и шипением ему отвечает. Двадцать первый век! Мобилки у каждой бабули для связи с внуками. А в войсках ничего так и не придумано! Я обхожу дворы вокруг, вдруг увижу кого-то с машиной. Но, как на зло, никого нет, а те, кто встречаются, увы, не автолюбители.
   Солдат видит меня и зовет к себе. Подхожу.
  - Сейчас машина с нашими ранеными будет ехать в Артемовск. Там четверо уже есть, но они потеснятся и вашу тяжелую возьмут с собой.
  - Как возьмут? А мы? Что она там сама сможет? Она же одна, без денег, не ходячая! Нет! Кто-то из нас обязательно поедет! Как же так! Как мы её отпустим одну? А кто там за ней поухаживает?
   В этих разговорах проходит время. Солдат не реагирует на наши аргументы. Несколько раз наш поток сознания прерывается шипением и свистом рации, солдат подсказывает дорогу пробирающейся по незнакомому городку машине. Наконец, она появляется у больницы. Теперь мы стоим, не в силах побороть ситуацию и, молча, смотрим, что будет дальше.
   Солдаты тихо переговариваются между собой и пока водитель открывает задние дверцы, решение принято. Трое легкораненых осторожно выгружаются из машины, освобождая нам место.
  - Четвертого не можем, ему танк по ноге проехал, в больницу надо, как и вам. Пробуйте грузиться.
   Дочь поместили на полу рядом с солдатом, замотанным бинтами по самое лицо. На лавке села жена, а мне досталось откидное сиденье.
   Дорога. Медленное качание между воронок по остаткам асфальта под канонаду вокруг. На ухабах дочь стонет, а раненый солдат рядом пытается утешать.
  - Сонечко, може, дать тобi знеболюване, в мене є, i менi вистачить i тобi хвате?
  Но дочь не реагирует, а мы поглощены переживаниями всего этого дня и только со временем оцениваем предложение солдата, которому вражеский танк проехал по ноге. Жаль, что тогда познакомиться поближе так и не вышло.
   Персонал больницы привык к потоку раненых, такому потоку, что врач осмотрел моих домашних только на третий день. До этого медсестры делали перевязки и проявляли сострадание как могли. Однажды жена пошла на перевязку, а вернулась с огромной шоколадкой! Говорю, ты не попутала, это туда носят шоколадки, чтобы медикаменты находились, отношение чтобы человеческое. Улыбается. Впервые почувствовали прелести бесплатной медицины. Все, что нужно, было в наличии, ничего покупать не пришлось. И машины, которые перевезли мою семью сначала в Константиновку, потом в Краматорск, потом в Славянск, были в наличии. И бензин был. И сопровождающий врач.
   После перевязок, операций в Артемовске, скитания по чужим квартирам, ночлега в больнице на каталке, и многих других передряг, острота ощущения ситуации угасла. Все, казалось, происходило не с нами, а с кем-то другим. Осталась лишь прежняя дорога. Да, и сама жизнь превратилась в дорогу.
   Пыльная, будто побитая молью, вся в ямах и воронках, с жирными пятнами на месте сгоревшей техники, с тряпьем на деревьях и указателями "Осторожно! Мины!" на обочинах, дорога стала основным местом проведения моего досуга. Три-четыре часа в день. В одну сторону. Из поселка в больницу, из больницы в поселок. Из поселка в другую больницу. Потом в другой город. Потом в следующий.
   Жена нашла утешение и больше не спрашивала, почему с нами такое случилось. Снаряд, разорвавшийся у стены нашего дома, имел радиус сплошного поражения 20 метров. Не осколками, так фугасным действием он должен был всех нас убить. Но случилось чудо, и еще тот солдатик с рацией, и другой, которому вражеский танк проехал по ноге. Я хотел подняться наверх, он лежал на третьем этаже, поблагодарить, но пока то, да сё, его увезли в Харьков.
   Везем стройматериалы восстанавливать дома. На вопрос, есть ли документы, говорим, что надо жилье восстанавливать. Предупреждают в ответ, что без накладной больше не пустят. Ну, не пустят, так не пустят. После ночной смены снова еду на перекладных, с пересадками в больницу к своим. Все нормально. У жены часть осколков удалили, остальные оставили на потом. Она волнуется, я утешаю, мол, помнишь бабу Женю? У нее пуля в голове с войны осталась, и ничего. У дочери тоже остались мелкие осколки. Но, в целом, все идет на поправку.
   После перевязок, операций в Артемовске, скитания по чужим квартирам, ночлега в больнице на каталке, и многих других передряг, острота ощущения ситуации угасла. Все, казалось, происходило не с нами, а с кем-то другим. Осталась лишь прежняя дорога. Да, и сама жизнь превратилась в дорогу.
   Пыльная, будто побитая молью, вся в ямах и воронках, с жирными пятнами на месте сгоревшей техники, с тряпьем на деревьях и указателями "Осторожно! Мины!" на обочинах, дорога стала основным местом проведения моего досуга. Три-четыре часа в день. В одну сторону. Из поселка в больницу, из больницы в поселок. Из поселка в другую больницу. Потом в другой город. Потом в следующий.
   Жена нашла утешение и больше не спрашивала, почему с нами такое случилось. Снаряд, разорвавшийся у стены нашего дома, имел радиус сплошного поражения 20 метров. Не осколками, так фугасным действием он должен был всех нас убить. Но случилось чудо, и еще тот солдатик с рацией, и другой, которому вражеский танк проехал по ноге. Я хотел подняться наверх, он лежал на третьем этаже, поблагодарить, но пока то, да сё, его увезли в Харьков.
   Я привык к дороге. Знал практически каждый ухаб. Все машины двигались по обочине, едва не задевая указатели "мины". Только так можно ехать со средней скоростью 25 - 30 километров в час. Вот показались провода высоковольтной ЛЭП и все прильнули к окнам по правому борту. Мы всматриваемся в невысокую траву, там у самой дороги лежит зеленый тубус от РПГ-22. Мы давно определили марку. Уточнили, на месте ли крышки. Сто процентов, все завсегдатаи нашего бусика напряглись при сообщении в новостях, что где-то у дороги в секторе "С" нашли лежку ДРГ с запасом гранат, патронов и РПГ. Готовили теракт. Но на следующий день убедились, что наш тубус на месте, и все с пониманием заулыбались.
   Мы едем через семь блокпостов. На каждом стоят разные формирования. МВД, пограничники, таможенная служба, ВСУ, добробаты. Может, сказать кому-нибудь о РПГ в траве?
   А откуда вы узнали марку? Воевали? А не вы ли положили? Даже если просто попросят показать, это займет полдня. Поэтому наши предложения показать место, где лежит РПГ остается теоретическим.
   Местная прописка снимает напряженность. Да, даже прописка с "той" стороны при наличии справки переселенца прекращает проверки. Многих уже знаем в лицо, знаем характер, кто будет проверять паспорта у каждого, кто отпустит, окинув поверхностным взглядом пассажиров.
   Везем стройматериалы восстанавливать дома. На вопрос, есть ли документы, говорим, что надо жилье восстанавливать. Предупреждают в ответ, что без накладной больше не пустят. Ну, не пустят, так не пустят. После ночной смены снова еду на перекладных, с пересадками в больницу к своим. Все нормально. У жены часть осколков удалили, остальные оставили на потом. Она волнуется, я утешаю, мол, помнишь бабу Женю? У нее пуля в голове с войны осталась, и ничего. У дочери тоже остались мелкие осколки. Но, в целом, все идет на поправку.
   Снова везем стройматериалы. Теперь с нами целый руководитель сектора "С". Наверняка не руководитель, а офицер не старше майора. Нас собирают в колону, наш бус, машину с кирпичом, машину с песком. Долго собирались сразу за городом у первого блокпоста, ждали долго машину с кирпичом. Наконец, все в сборе. В каждую кабину посадили солдата с рацией, которая кроме эфирных шумов за всю дорогу так ничего и не выдала. Впереди машина сопровождения, в колоне телевизионщики. Едем. Думаем, с сопровождением проскочим быстрее, но нет. На каждом из семи блокпостов оформляются документы. "Руководитель сектора "С" заходит в палатку, блиндаж, кунг грузовика и долго составляет какие-то бумаги. А когда проезжали по железяке через взорванный мост, наш бусик наехал на угол металлического листа и порезал колесо. Тут же на мосту стоим, переобуваемся. Водитель машины с кирпичом не выдерживает и, сорвавшись с места, уходит далеко вперед. С моста, точнее с путепровода, видны далекие окрестности, как на ладони.
  - А нас тоже видно с той стороны?
  - Конечно, здесь километра полтора будет до ДНР.
   Все напряженно молчат. После установки запаски, колона двинулась дальше. На место прибыли позже на два часа, чем обычно. Поспать перед ночной сменой не получилось.
   Спустя какое-то время на блокпостах перемены. Одни перенесли, на других поменялся состав. Наш бойкий водитель пытается быстрей проскочить, но солдат предупреждает, что поставит в сторону на пару часов, для профилактики.
  - Кто такие?
  - Строители!
  - А почему трезвые?
  -Так на работу едем!
  - Из Одессы никого нет?
  - Нет, из Одессы никого.
  - Ну, ладно, проезжайте.
  Вечереет рано, возвращаясь, снова встречаем одессита.
  - Кто такие?
  - Так строители мы, утром знакомились!
  - А почему трезвые?
  - А там магазинов нет, нечем похмелиться.
   Солдат кому-то что-то сказал и вскоре в машину грузят пиво.
  - Пейте пиво! Счастливой дороги!
  - Спасибо!
  Утром снова встреча с ним.
  - Кто такие?
  - Строители, вы нас пивом угощали вчера!
  - Понравилось пиво?
  - Да, нормально.
  Снова говорит кому-то неслышные нам слова. Снова грузят в салон ящик яблок.
  - Отдайте в детсад!
  - Хорошо, передадим.
   С каждым днем водитель все более расслабляется и веселеет. Ранним утром солдатику на первом блокпосте на вопрос "кто такие?" водитель говорит:
  - Строители! Укрепрайон строить едем!
   Уставший за ночь солдатик механически машет рукой, проезжайте, а на лице читается глупая улыбка непонимания, какой укрепрайон? Он растеряно стоит посреди дороги, прижимает к груди отяжелевший за ночь автомат, и долго смотрит нам в след.
  - Ты б еще сказал, что едем бункер Гитлеру строить. Вот высадил бы всех, тогда получилось бы совсем не смешно.
  - Да, ладно! Что он, не понял бы, что я пошутил!
  - Так не строят на нашем направлении укрепрайон! Жилье, школы восстанавливают и всё!
  - А может он не знает, может секрет такой!
   Переубеждать особо не хочется. Может, жизнь научит.
   Поздний вечер, машина пришла слишком поздно, но рискнули все же поехать.
   На одном из блокпостов солдат проверяет документы. У него остекленевшие глаза, медленные движения и невнятная речь. Пьян! В доску!
  - Документы будете проверять?
  -Да, у всех!
  Пока мы собираем паспорта, солдатик просит открыть багажник.
  - Это бус, здесь нет багажника.
  - Откройте багажник!- повторяет он.
  - Ну, иди вокруг, я открою.
   Солдат растворяется в темноте, а мы замираем в ожидании. Наконец, он появляется с другого борта и машет рукой, проезжайте. На всякий случай переспросили, можно ли ехать, снова машет, проезжай.
   Утром встречаем его же.
  - Голова не болит?- спрашивает наш веселый водитель.
  - Откуда вы знаете?
  - Так ты у нас вчера багажник искал!
  - Ну, бывает.
  - С оружием осторожно, оно ведь стреляет, а в таком состоянии...
  - А нам вчера патроны не давали, знали, что день рождения отмечать будем.
   Вечером на злополучном путепроводе поднявшимся краем листа отрываем выхлопную трубу. Чуть съехав вниз, пытаемся в темноте как-то подвязать трубу, чтобы окончательно не потерять. Пока возились, рядом останавливается минивэн и вышедший человек на ломаном русском спрашивает, не нужна ли помощь. Нет, не нужна, говорим мы и дивимся его смелости. Надо ж так, посреди ночной дороги, останавливаться у совершенно незнакомой машины и предлагать помощь. Не наш подход, иностранный.
   "Остановись!" "Потуши фары и включи аварийную сиглализацию!" А как ехать без света? Блоки стоят как попало, в мерцающей темноте ничего не видно, ни людей, ни блоков. Утром смотрим на куски отбитого бетона, значит, кто-то снова не вписался в проезд в темноте. И на следующее утро такие же развернутые блоки, куски битого бетона. Снова кто-то не заметил в темноте.
   Семью снова перевели, еще дальше, добавив мне 70 километров пути. Дорога хранит следы танковых траков, на обочинах гильзы разных калибров, посреди полотна следы прилета мин и снарядов. На блокпосту объявление, это кроме уже привычных "Стой! Стреляют!" и "Выключить мобильные телефоны и фото-кино аппаратуру!" Новое объявление поражает безысходностью:
  "В темное время суток приближаться к блокпосту ближе 2 километров запрещено! Огонь открывается без предупреждения!"
   А как в темное время суток различить не освещаемый блокпост с расстояния в два километра чтобы остановиться вовремя? Указателей, дорожных знаков ведь нет. Ну, хорошо, из этого города ночью всё равно не уехать, транспорта нет. Поеду утром, когда видимость больше двух километров.
   Встречи с семьей все реже. Дорога все длиннее. Дом не бросишь, даже попорченный осколками.
  Как говорят французы, се ля ви, такова жизнь.
  Ладно, завтра даст Бог день, даст и дорогу.
  Часть вторая. Беглец.Беглец. 2014-2015.
  Михаил Коротунов
   Мне ужасно захотелось остаться в доме на ночь. В моем доме. В моем уютном доме. Как же здесь хорошо и привычно. Как спокойно, как свободно...
   Но, этого не стоит делать. Ведь завтра меня ждут люди. А кого не ждут? Но меня ждут люди ТАМ, за линией фронта. Там меня ждет безработица, неустроенность. И транзиты...
   Посылка по Новой почте, банковские карточки, очереди получить, очереди сдать, очередь за бесконечными справками, гуманитаркой, очередной печатью на очередном бланке. Встретить человека, проводить человека. Принять, передать, получить, отправить.
   Ищу работу, пересматриваю интернет и газеты. На предприятие нужен электрик, звоню.
   - У вас образование есть?
   - Инженер-электрик.
   - А допуск?
   - Четвертая группа. До и свыше 1000 вольт.
   - Замечательно, вы нам подходите. А где живете?
   - Сейчас на Спортивной.
   - А раньше?
   - В Горловке.
   - Тогда нет! Из Горловки не берем.
  
   В скверике полно гуляк.
   - Смотри, смотри, какая ракета полетела. А вот другая! Видишь?
   Мамы показывают детишкам белые полосы, остающиеся от Точки "У". Странный город. Женщины поголовно беременны или катают детей в колясках. А если, как дома, ответка прилетит? Беспечно смотрят на белые полосы в небе.
  
   Очереди, очереди, от них уже аллергия. Этот бег по очередям начался восемь месяцев назад, сразу после обстрела "Градами", первыми сбитыми самолетами, исчезновением людей. Первый пакет "Града" упал совсем рядом. Где именно? Выйду, да посмотрю. Вроде, все как всегда, ни дыма, ни огня. Странно, упало совсем рядом. И тут пошел второй пакет: "Бум-бум-бум-бум!" Один еще вдали чуть левее меня, другой справа, и всё ближе, ближе, и направление - как раз на меня! Метнулся в дом. В вышине что-то ощутимо пронеслось дальше. И там, за домами, снова "бум - бум". Но, я уже за бывшей печкой, за трубой. А если в крышу - конец! И если в окно. Лежу, прижав к полу жену, и думаю о том, как мало сказано слов любви, как мало сделано приятного, какими мелкими кажутся случайные недоразумения. Вот, прилетит и разобьет все, и уже ничего, никогда не исправить. Между залпами хватаем сумку с документами и бежим в бомбоубежище, до которого всего-то метров пятьдесят. Тут холодно и темно. Битком людей. В двухэтажку попало и вынесло стену. Все жильцы её, кто с чем, в бомбоубежище. Во тьме идут неторопливые беседы. Кто спит, кто сидит, кто ходит с угла в угол.
  - Это все из-за тебя! Ты за Януковича голосовала.
  - Нет, из-за таких, как ты! Это вам в Европу надо.
  Когда страсти накаляются, на них шикают:
  - Тише вы, политики, дети спят!
   В подземелье всегда темно и дети постоянно спят.
  Близкий удар заставляет всех замолчать, креститься и причитать. Осыпается пыль со стен, скопившаяся за последние лет пятьдесят. Снова удар в самую крышу. Дрожат балки и плиты перекрытия, но строили еще при СССР, на атомную войну, выдерживают. Да, и снаряд осколочный. Утром смотрим на малюсенькую воронку. Всё пошло в стороны, подсекая бурьян и деревья. Внутри сидят две бабки. Сидят уже три дня, не вставая. Старшая, лет девяноста, уже выжила из ума. Всё пытается отыскать карман, которого на этой куртке нет. Поочередно падают от усталости на пол. Грузные, поднимать сходится чуть не вся мужская половина. Но, никакие уговоры прилечь не действуют. К запаху бомжей, которые жили здесь добрых десяток лет, примешивается отвратительный запах сидящих три дня на одном стуле старух. Едва дождавшись утра, бредем домой. Купаемся, стираем одежду, но запах преследует. Ставлю на огонь куриное филе, света нет, холодильник не работает, все равно пропадет. Вода успевает закипеть, как снова начинается обстрел. Нужно бежать в бомбоубежище, или остаться дома и доварить филешку? А, пока добежишь, тоже опасно. Остаюсь доваривать. Внутри хорошо промерзшей курицы еще есть лед. Обстрел усиливается и я, схватив кастрюльку бегу в убежище. Горячее сырым не бывает. В убежище встречает знакомый запах. На четвертый день не выдерживаю и иду домой спать. Пусть порвет к чертовой матери, больше я там не выдержу! Снова скупался и уснул. Пока спал, ничего не слышал. Красота! Поднялся сахар, а в аптеку не попасть - осталась одна, и в той только зубная паста и шампунь "Шварцкопф".
   Бежать, бежать! Заправки не работают, в машине газа осталось едва-едва. А тут еще взорваны мосты. Говорят, можно через пороховые склады, но я не знаю дорогу. Со мной двое неходячих, надо как-то переехать на другую сторону. Едем. Между воронками доехали до места, где должен быть съезд на грунтовку. Вокруг бурьян, ничего не видно. Спросить, естественно, не у кого. Пробуем проехать. Дорога накатанная, петляет меж посадок, заворачивает вверх, все выше и выше. Вокруг брошенные зеленые ящики разных размеров. Наконец, выезжаем на площадку. С высоты птичьего полета видны окрестности моего родного города, в котором жили представители семи поколений моей семьи. Вот она, Родина! Жаль, любоваться нет времени, мы здесь как на ладони и для всех чужие, машина на терриконе - для всех угроза. Быстро едем вниз, ищем другую дорогу. Снова пыльной дорогой гонимся за каким-то "Жигуленком". Наконец, удача, мы на той стороне. Вернее, на ничейной территории. Машину оставляем, поскольку газ вот-вот кончится и пересаживаемся в другую, которая нас ждет. Через полчаса Артемовск. Новая жизнь в новом жилье, среди новых людей.
   Иду в Центр занятости.
   - На учет можно стать?
   - А вы где живете?
   - Тут, но сам Горловский.
   - Из Горловки не ставим. У вас свой центр занятости есть.
   - Может вы не в курсе, там война сейчас.
   - Ну и что. Мы им звоним, и вы найдете.
  
   В Артемовске нет "Укрсиббанка". Закрылся. Еду в Константиновку.
   - Можно страховку получить?
   - Ждите, очередь подойдет к оператору, получите.
   Отстоял. Молоденький СТАРШИЙ оператор посмотрев документы говорит:
   - По этой доверенности не получите!
   - Почему? Это государственный нотариус заверял, до войны еще.
   - У нас такие доверенности не принимают.
   - А какие у вас принимают?
   - Вы приносите, какие есть, посмотрим. Может, на экспертизу отправим.
   - Долго экспертиза делается?
   - Неделю, две.
   - Где заведующий отделением?
   - Ни к чему это.
   - Посмотрим!
   Начальник занят. Ждем. Мы уже опытные, ждать научены.
   - Объясните, по какой причине ваш сотрудник не признает доверенность выданную государственной нотариальной службой и примите жалобу!
   Слово "жалоба" имеет решающий эффект.
   - Не надо сердиться, все разберем, поможем. Давайте сюда документы. Кто свободен? Вика! Оформи выдачу!
   - Я ухожу!
   -Тогда найди, кто сделает.
   Спустя несколько минут первый парень, СТАРШИЙ оператор, за две минуты оформляет выдачу.
   - Теперь идите в кассу.
   В кассу очередь снова на несколько часов. Когда дошли до окошка, узнали:
   - Это в банкомате получать!
   - А у вас никак?
   - Снимайте в банкомате.
   В банкомат тоже многолюдная очередь. Ладно, стоим. Выдают купюрами по пятьдесят гривен. Около полсотни остается все равно.
   - Мы счет закрыли, как деньги снять?
   - В кассу.
   - Мы там стояли уже. Сказали в банкомат идти.
   - Правильно, а остаток в кассе получите.
   Заняли очередь снова в кассу. Люди уже не те и нас никто не помнит. И другие полдня как не бывало.
  
   Приятель со слезами рассказывает, как получил посылку, отправленную из дому. Открыл, прижался к вещам щекой - домом пахнет. Которого уже нет. Но запах от вещей еще прежний, свой.
   Новая попытка устроиться на работу.
   - Документы есть?
   - Вот диплом, трудовая.
   - Так вы работаете!
   - Нет, просто разбежались все, и рассчитаться невозможно.
   - С такой трудовой мы не возьмем! Езжайте, рассчитайтесь, потом приходите.
   - Куда "езжайте"? Где теперь искать начальство? Они раньше меня уехали.
   - Это не наше дело.
   Через сайт Правительства, на котором висит еще биография Януковича, и это спустя полгода, как он покинул Украину, связался с Call - центром.
   - Подскажите, что делать?
   - Вам надо уволиться.
   - Мне в ДНР вернуться? Может, в ополченцы записаться?
   - Ну, что я могу, такое законодательство.
   - Ладно, а почему у вас на сайте до сих пор Янукович президент.
   - Где вы такое видели? А как вы заходили? Это не наш сайт!
   - Но, там я нашел ваш телефон, вот, говорю с вами.
   - Не может быть!
   - Я на всякий случай скрин экрана сохранил. Отправить вам?
   - Нет, все равно, вы ошиблись, такого не может быть.
   Маленький реванш с моей стороны - скрин экрана скинул на дружественный сайт. Посмеялись. Проверили. Через какое-то время портрет и биографию подтерли. Дошло, наконец.
   В Артемовском "Красном кресте" дают ваучеры в Сельпо, по 100 гривен. В коридоре замызганного общежития куча одежды. Гуманитарной. Стойкий запах цвели и пыли. Очередь развлекается примеркой.
   - Много там еще?
   - Еще стоят. Скоро деньги кончатся, отдохнем. Замучили уже эти беженцы.
   - Что вам?
   - Я слышал, в "Красном кресте" помощь дают, это у вас?
   - А вам положено?
   - А что, не всем положено?
   - Да где вы только беретесь!
   - Что вы такие злые? Это Красный крест всё же.
   - Да задолбали уже! Сидели бы в своих горловках! Вот ваша карточка на 100 гривен.
   - А на жену?
   - А где она?
   - В очереди стоит, в банк.
   - Пусть придет и получит, если останется еще.
   Умом понимаю, если бы не беженцы не получать ей зарплату, не работать в старинном "Красном кресте", гуманитарной организации. Гуманитарной, Карл!
   Бегом в Сельпо. По дороге одна мысль - что купить? На площадке у вертушек группа людей окружила администратора.
   - Я не знаю, в чем дело, не отовариваются ваучеры "Красного креста", не отовариваются и всё!
   - А завтра?
   - Не знаю, нам не объяснили ничего, сегодня нет, а завтра будет завтра.
  
   Теперь в Миграционный центр. Там я 218-й. В одном списке. Еще есть вчерашний, есть ночной, и наш.
   - Какой номер пошел?
   - 220-й.
   - Я 218! Пропустите!
   Никто не запрещает, но все монолитом стоят, не пропускают.
   - Дайте пройти!
   Давка. Выше, на площадке, еще одна. И еще одна в кабинете у компьютеров.
   - Номер?
   - Вот!
   - Вашего нет, следующий
   - Вот номера!
   - Эти двое есть, но не готово, а этого нет.
   - Как это нет? В одном конверте посылали! Одна фамилия! Одна семья!
   - Я почем знаю? Нет и нет. Не приходили документы.
   - В одном конверте отправляли!
   - Мужчина, дайте я спрошу!
   - Да подождите! Они документы потеряли!
   - Ничего не потеряли! Сами не положили, теперь скандал устраиваете.
   - А, мне в другой сектор надо.
   - У нас только в сектор "С".
   - А, мне куда же?
   - В другой центр.
   - Так, я тут живу, а дом в 30-ти километрах, как Горловка, только на восток.
   - Следующий!
   - Ну, подождите же!
   - Ваши - готовы, получение на Курдюмовском блокпосте.
   - Как, на блокпосте, я тут сдавал!
   - Ничего не знаю, в компьютере так написано!
   Радовались - сказали ДНР пенсию начал платить, правда в рублях. И на Украине давать продолжают! Две пенсии - счастье есть на белом свете!
   Теперь ни там, ни там пенсий нет. "Дельта" банк лопнул зимой, теперь "Национальный кредит".
   Почему "ДНР начаЛ платить"? А кто его знает. На маркете записка "ЛНР решилО зарезервировать это здание для себя. За нарушение закона - расстрел". Так, что решиЛо или начаЛ суть не в этом.
  
   На блок посту очередь автобусов штук 30 . Но за небольшие деньги из последних в первые, которые на выходе уже, пропускают пеших. Пропуска нет, зато есть сто гривен, без печати, зато с нулями.
   - Справку продлили?
   - Она без срока , вроде...
   - Без срока, но продлевать каждые пол года, иначе не действительна.
   Значит снова по кругу, в очередях, летом, а там придумают еще что-нибудь.
   - Что надо для продления?
   - У девушки запись.
   - А документы какие?
   - Да все! Но начать с заявления.
   - Где дают?
   - Вон, за столом, покупают, три гривны.
   - Самая лютая ксерокопия 80 копеек.
   - Еще за три заполнят.
   - А самому?
   - Да, ну его, еще париться, писать. Отдал и стой спокойно.
   Получив справку, пропуск, проехал домой, на родину. Без приключений. Город одичал. На асфальте стекла. Битые машины, рваные троллеи исчезли, остались одни темные пятна на месте горелой техники. Сижу с внуком у дочки. Они никуда не собираются ехать. Своё держит. Родина.
   Грохот. Внук смотрит на дочку.
   - Это глад?
   - Нет, это гром.
   Встревоженное лицо веселеет.
   - А, это глом, дедеська, глом.
   В эпоху Великого переселения, когда в мире до тридцати миллионов беженцев, самое время заново переосмыслить, что же такое Родина? И тут, приходит на память самое простое, сцена из фильма Брат-2 "Родина там, где твоя заднице в тепле". В самом деле, всё не просто. Для большинства Родина - дедовский домишко, за который родня имеет на тебя зуб, поскольку он достался тебе. Много лет ты его пытаешься отремонтировать. Перекрыл крышу, утеплил стены, в половине комнат попытался сделать евроремонт. Еще провел в дом канализацию, телефон, интернет. А потом из веранды сделал гараж, а из второй спальни ванную комнату с теплым туалетом. Это Родина? Та, которую под обстрелом боятся бросить, потому, что иной нет, и уже не будет? А за что держимся? За дедову хату, которая покосилась еще сорок лет назад, которую, при всех раскладах, проще завалить и построить заново новую. Но...
   Смотрю на птиц. Особенно сквозь кадры войны. На фоне прилета снарядов "Града". Снаряды падают на город, рвутся, расшвыривая тучи осколков, оставляя тучки темного дымка. И на этом фоне порхают стрижи. Им по барабану, что идет война. Они шныряют по своим делам и, видимо, особенно не удивляются происходящему. Интересно, где их Родина? Там, где они появились на свет? Или на югах, куда они летают каждый год, не задумываясь о визах и политической нестабильности. Друг уехал в Канаду. Снял дом. Стандарт - два этажа и полуподвал для котельной, прачечной и гостей. Что если у канадца отнять его дом? Ничего особенного, просто переедет в другой, такой же. Притом, что перед домом у каждого трепетно возделываемая лужайка. Отняли дом? Да и ладно, другой найду, такой же. Главное работа. Будет работа, будет еда, дом, машина, поездки по свету, хобби и многое другое. Видимо, родина для них и правда там, где твоей заднице тепло. Что же мы такие ностальгические, держимся за свои родины, убогие хатки без всяких лужаек перед домом, зато с заборами, чтобы сосед не видел, как я бедствую и не возвышал себя в своих глазах. Я снова еду на Родину, в дедову хату, чтобы вывести кое-что из домашней утвари. Плевать на бандитизм, спонтанные обстрелы, нужна хлебопечка и кое-что еще. Со мною пассажиры, проезд оправдать. Всем в разные стороны, но до Майорского блокпоста все в одной упряжке. Машина просела от неподъемного багажа. Тяжело, зато дешево. Каких-то два часа в очереди и я протягиваю документы бойцу.
   - Что везем?
   - Домашние вещи.
  - Показываем.
   Открыл багажник, сумки, сумки, сумки...
  - Какую открыть?
   - Все!
  Все так все. Открываю первую, сверху коробка из-под обуви.
   - Что в коробке?
   Кто его знает? Сумка чужая. Обувь, видимо, что ж еще?
   - Обувь!
   - Показываем!
   Пытаюсь достать коробку и, взявшись за дно, утопаю в какой-то желтой гадости. Яйца побились и вытекли. Прямо в сумку.
   - Здесь что?
  - Вещи - говорю, вытирая руку о тряпку.
  - Открываем.
  Открываю. Вещи. Закрыть не получается, в молнию попала какая-то тонкая ткань.
  - Проезжайте.
   Через полчаса высаживаю пассажиров и увидев длиннющую очередь назад, решаю, что домой заезжать не стану. Развернувшись, занимаю очередь в обратную сторону. Очередь километров пять. Завелся, проехал метров три-пять и опять стоп. Так проходит два часа, и я понимаю, что до 18-00 пересечь границу не успею. Придется ночевать здесь. Ладно. Лето, жара. Жаль ничего не взял, ни воды, ни еды в дорогу. С моим диабетом поститься трудно. Но ничего не поделаешь. Через полчаса прямо за посадкой вдоль дороги звучит треск близкого выстрела. Выходит там, за посадкой, позиции. Издали хлопнул ответ. Отсюда автомат злой очередью. Издали такой же длины. Отсюда пулемет долгой очередью. Ответ потише, но так, что в посадке начинают падать листья . Отсюда крупнокалиберный - бу-бу-бу. И там нашелся крупнячок в ответ. Отсюда пушка БМП - БАМ! Симметрично, но приглушенно расстоянием ответка - БАМ! Отсюда миномет- пах! После далекого разрыва в ответ прилетает такая же мина - шарах! После выстрела из танковой пушки я понял, что спать не дадут, и, пока не поздно, помчался в Горловку. В городе пусто. Диковатые прохожие мелькают на горизонте. На удивление хорошая дорога вокруг Кочегаровского террикона. В городе те же ямы. Позвонил дочке, радости вагон, внучек не замолкает. Потом визит к родне. На машине нельзя, после семи ловят диверсантов. Якобы, они не знают, что после семи на машинах нельзя. Пустой темный город. Призрачные прохожие возникают из тьмы и исчезают. Ночь тиха. Но, на новом месте не спится. Переговорили все разговоры. Вроде заснули...
   Утром отвез внука в садик - наверное, будет вспоминать всю жизнь. Закоулками, через ямищи кое-как доехали на нашу улицу. Всюду заросли в человеческий рост. Машина едва протискивается в колее. Из зарослей на повороте выскакивает черная, как черт собака. Порода самая бандитская, питбуль. На морде читается удивление, в чем дело, кто это на нашу улицу приехал? Много удивления вызвала площадка у ворот. Сквозь вымощенную кирпичом площадку проросли деревца и амброзия выше человеческого роста. Кое-как въехал во двор, там такие же заросли. В доме забыл, зачем ехал. Контузия какая-то. Попалась на глаза стамеска. Была она старая, уже с самодельной железной ручкой. Последний раз я был на ремонте у Виктора и он ею сковыривал гидроизоляцию в салоне перед сваркой. Забыл. А я дома нашел, когда коврики стелил и собирался отдать, да так и не пришлось. Переводя взгляд с вещи на вещь и, снова вспоминая их историю и назначение, я бесцельно провел пару часов, наскоро схватил, что под руку попалось, и помчался назад в Артемовск. Теперь очередь начиналась от Никитовского рынка. До блокпоста вдвое дальше, чем вчера. Один показал, остальным понравилось, и все толкают машины. После вываливаются из авто и жмутся под посадку в тень. Ополченец матом пытался вернуть всех назад, но, ни мат, ни автомат не действовали. Дамы время от времени ныряли в посадку, которая была окантована указателями 'МИНЫ'. Внимание привлек человек, сидящий на чем-то. Вот, молодец, подготовился основательно. Но, очередной проезд выявил его табурет - брус с табличкой 'МИНЫ'. Удобно, нечего сказать, и ощутимая польза. Как замечательно, что дочь впопыхах прощания дала капустину с огорода. Её я листал целый день, кляня себя, что снова остался без воды и еды. Мимо неслись блатные машины без всякой очереди. Солдаты вдруг поменялись, теперь были видны украинцы. Обалдевшие от жары и несправедливости водители требовали, чтобы солдаты остановили произвол. Пусть стоят в очереди, как все. Вторые сутки же! Но ничего не вышло. Одну-две остановили, те что-то показали и всё. За два часа до закрытия блокпоста в окно боковой двери всунулся мужик.
  - Пропусти меня, очень в Харьков нужно сегодня попасть, за пятьсот гривен.
   Пятьсот гривен, как с куста! Но вторые сутки пути!
   - Нет, что ты, разорвут ведь.
   - Да, не разорвут, я вместо тебя стану.
   - Нет, вторые сутки стою.
   - А за тысячу?
   Наверное, я сделал слишком долгую паузу, поглядывая на остатки капусты, чем внушил ему надежду.
   - Тысяча - деньги хорошие, но вторые сутки... нет!
   Всю дальнейшую дорогу я жалел, что не согласился. Между блокпостами я его снова встретил, кто-то обменял очередь на деньги.
   Неделю проболел. Зарекся ездить домой. На Родину. Слишком сильные переживания.
   Смотрю на птиц. Мелькают по-прежнему. Скоро им на юг.
  А мне?
  
  Часть третья."Беженец".
   Семья жила обычной жизнью. Тяготела удаленностью от природы. Страдала от урбанизации. Но, где же ее взять, природу? На всех комфортных мест не хватает. И вот, однажды, решили, да и продали квартиру на этажах, а купили маленькую фазенду- домик, свидетель событий семидесятилетней давности, с небольшим участком земли.
   Вскоре в домике разместились два кота, попугай, аквариум с рыбками. Летом 2014 люди, уезжая из Горловки, оставили декоративного кролика...
   Маленький ковчег плыл по просторам бытия, не взирая на трудности жизни и военное время, как вдруг...
   Хозяин стоял на пороге, жена была на кухне, а в дом влетело сразу ДВА снаряда РСЗО "Град". Убегая, домочадцы удивлялись тому, что остались живы. Краем глаза успели заметить, как на огород прыснули из обломков дома коты. Ну, эти не пропадут.
   Куда теперь? До вечера переживали новую ситуацию, сидя у друзей. Там и заночевали.
   Наутро пошли разбирать завал.
   Достойно искреннего удивления то, как быстро человек обрастает вещами. Теперь все это громоздилось до... места, где был потолок. На двери на невидимом крючке висел свитер. Недоумевая - откуда там крючок?- пытались снять его, но, увы, свитер не поддавался. Осколок снял его с вешалки, перенес через комнату и накрепко прибил к двери, проткнув ее почти на вылет. Я позже видел этот осколок, весь кучерявый от оплавившейся синтетики.
   Горестно вздыхая, семейство вынимало предмет за предметом. Все было посечено. Просто удивительно, как все остались целы. Все вдребезги, а люди целы.
   Снова и снова переживали, выкладывая вещь за вещью- "Все ,что нажито непосильным трудом"(С).
   Как вдруг, меж складок ковра, мелькнула смятая клетка попугая. Первая жертва - подумали горемыки,- но не тут- то было!
   Едва раздвинули прутья клетки, чтобы достать попугая (ну не хоронить же его в клетке!) как попугай зашевелился, и издал пару тройку звуков. Жив! Чуть поранился о прутья, но ЖИВ! Жив!
   Вы видели попугая, измазанного зеленкой? То еще зрелище! Но сколько радости!
   И наконец, в небольшой лужице на линолеуме, не больше ладошки, лежал сомик из аквариума! ЖИВОЙ СОМИК!
   ...............................................................................................................................................................
   Конечно, жить у людей, а не у себя дома, это испытание. Для тех и тех. Но остаться в живых после двух попаданий града, увидеть уцелевших котов, кролика, попугая и сомика - это чего-то стоит!
   Сомик был помещен в аквариум друзей и получил собственное имя- Беженец.
   Теперь Беженца вывезли за 30 километров от родного города. В новом аквариуме, вдали от боевых действий, надеюсь, Беженцу будет не плохо.
  Часть четвертая. Жизнь
   Снаряд прилетел в угловую квартиру нашего дома. Крайний подъезд. Наш подъезд третий, этаж третий. Но ждать, прилетит или не прилетит, больше не было сил. Дочь впадала в истерику при каждом обстреле. Даже если снаряды падали далеко. Я собрал вещи, все, что мог погрузить на велосипед, и отправился со своим семейством к друзьям в пригород. У них тихо, природа, а в доме на всякий пожарный большой полуподвал. Город опустел, диковатые люди перебегали пустыми кварталами по своим делам. Хотя бы успеть до следующего обстрела. Дочке семь, она нервничает, но возможность общаться с другими детьми берет верх, и она успокаивается. Там, у друзей, трое. Её сверстник, и две девочки постарше.
   Дорога оказалась спокойной и мы прибыли на место. Хлопоты по размещению отвлекли от тревог и все были сосредоточены на домашних делах и свежих впечатлениях от встречи. Полуподвал был просторный, теплый зимой, прохладный летом. Хозяева успели облагородить первый этаж и в полуподвале лежали листы гипсокартона для второго этажа, мешки шпаклевки, краска. Предложение помочь заняться вторым этажем, было решительно отклонено. Радушные хозяева не хотели заморачиваться со стройкой, рационально рассудив, что еще неизвестно чем все это закончится. Расположились, рассмотрели окрестности, и стали готовиться спать. Детям проще, намаявшись за день, они почти мгновенно уснули. А мы, взрослые, долго сидели во дворе сельского дома, и говорили о насущном.
   У хозяев было две собаки. С собой взять невозможно, оставить нельзя. Дом жалко, попробуй выехать, начнут растаскивать разные бомжи и пьяницы. Вон, когда мост взорвали, бригада алкашей на виду у ополченцев ломала перила и носила кусками на пункт приема металла. Отломают, отнесут, вернутся с бутылкой, выпьют, поспят и опять ломают следующий кусок. А как дом бросить? Растащут! За невеселыми разговорами выпили несколько чайников чаю и, наконец, перешли ко сну. Да, на новом месте только дети могут беззаботно мгновенно уснуть. А мы долго крутились, стараясь не разбудить сонное царство.
   Наутро решили заняться хоть чем-нибудь, только бы не сидеть без дела. Во дворе несколько больших стволов старых деревьев. С хозяином взялись их распилить на дрова. Аккуратные чурбаки уже сформировались в небольшую пирамидку, как вдруг во дворы, в огороды начали падать "Грады". Наши женщины успели загнать детвору в полуподвал, а мы упали прямо у чурбаков. Между нами и домом упало несколько снарядов, обдавая нас землей и дымным смрадом. Обстрел продолжался не долго, наверное, полпакета, двадцать снарядов. Когда наступила тишина, мы для приличия полежали, выжидая. От дома шел какой-то свист. Присмотревшись, увидели, что осколком пробило газовую трубу и из нее со свистом выходит газ. У соседей раздавались крики, лилась вода, стучали ведра. Люди помогали друг другу справиться с последствиями. Огород поковыряло небольшими воронками, на грядках валялись вынутые из земли овощи. Смотри-ка, даже копать не надо, все на поверхности. Собрали, но томаты, картошка были как попеченные и в пищу не годились.
   Соседи, живущие через два дома, уже закупорили и опустили в погреб кое-что из овощей. Крышку погреба оставили открытой, мало ли что, вдруг придется прятаться быстро. Когда начался обстрел побежали в погреб, но старческие ноги не развивали былой прыти. Это и спасло стариков, потому что в открытую ляду погреба влетел снаряд "Града" и разорвался внутри, уничтожая закупорку. А если бы поторопились?
   Детям запретили выходить на улицу. Скотчем перемотали трубу, намылили, вроде ничего. Возбужденные, до вечера метались по двору, по соседям, тушили пожар, помогали забить разбитые окна. К вечеру начали успокаиваться. Поели. Дети сидят на подоконнике и смотрят во двор, гулять-то запрещено.
  - Смотри - светлячки!
  - Ого! У вас и светлячки есть!
  - Появились, может, ... смотри, как быстро полетел!
  - Ага! И вот еще! И вот!
   Жена подошла посмотреть, что за светлячки и потребовала:
  - Так, а ну слазь! Отошли в сторону! Под стенку! Стойте, пока я вам постелю здесь и в окно не смотреть!
   За окном летали трассера. "Светлячки" бились в контейнер, в котором хранился огородный инвентарь. Позвякивали тяпки и лопаты. А к утру контейнер светился лучами восходящего солнца.
   Нужно было ехать за продуктами, местный магазин закрылся. Я сел на велосипед и отправился в путь. На канальской дороге появился блокпост. Сначала не хотели пропускать, не было документов, но потом разрешили, предупредив, что в последний раз. Стояли местные алкаши, но автомат сделал их значимее, весомее в своих и чужих глазах. Больше без документов не ездил, тем более, что люди постоянно менялись, часто стояли те, кто не знал в поселке не только жильцов, но и названий улиц.
   Дочь, ограниченная полуподвалом, снова начала истерить. Трудно было успокоить. Оно понятно, сидеть все время в помещении, с одними и теми же людьми, с играными - переигранными играми совсем не мед. Что-то надо было делать, и я решил привезти из города учебники, пусть занимаются, к школе готовятся.
   Горд опустел еще больше. Всюду битое стекло, у некоторых домов нет последнего этажа. Перед магазином на асфальте темные пятна на месте импровизированного рынка. Цветы, овощи. Темные пятна на асфальте это всё, что осталось от продавцов и покупателей. На ветвях деревьев висят какие-то тряпки и высохшие цветы.
   Быстро собрал дома все, что планировал, продукты, учебники, обиходные вещи, и помчался назад, все же в пригороде спокойней.
   Вот и блокпост, достаю документы.
  - Чё в рюкзаке?
  - Вещи.
  - Доставай, показывай, что за вещи.
   Достал, что лежало сверху, потом следующее, наконец, учебники, а с ними контурные карты. Разложил всё на асфальте.
  - Корректировщик, значит!
  - Какой, корректировщик, я домой еду.
  - Чё-то карты странные! Где названия?
  Подошли еще несколько ополченцев, с любопытством разглядывают крамолу.
  - На подвал его! Там разберутся!
  - Зачем на подвал? Это просто карты учебные, для школы. Делать нечего, хотел с дочкой позаниматься.
  - Ты это будешь там рассказывать, они сказки всякие любят слушать. Ты, падла, огонь корректировал!
  - Да ничего я не корректировал!
  - Давай его под дерево, приедут, разберутся.
  - Отпустите меня, вон семья моя рядом совсем.
  - Иди сюда, или тебе ногу прострелить!?
  - Иду!
  - Сядь и сиди тихо!- солдат совсем не больно ткнул в грудь автоматом.
   Сижу, осматриваюсь. Найдется же у них грамотный человек, разберется, что карты школьные, учебные, все выяснится. Время потеряю, жаль, конечно. К стволу дерева большими гвоздями прибиты мобилки. Это телефоны тех несчастных, кому позвонили во время прохождения блокпоста. Где эти люди неизвестно, а мобилки тут, напоминают о порядке.
   Жарко. Под деревом тень, но всё равно жарко. Вот из проходящих через блокпост отделили молодого парня. В паспорте что-то не так. Снова подтягиваются солдаты.
  - Ты чё, гонишь? Прописка Львовская! Попался, бандера!
  - Это ж когда было, на дату посмотрите!
  - Какую дату! Фашист! Людей расстреливаешь! Гад!
   Сквозь ругательства и обвинения посыпались удары. Парень пытался защитить лицо, но эти жесты восприняли как сопротивление и акт агрессии и приклад АК угодил ему прямо в челюсть. Парень лег без движения. Несколько ударов берцами и за руки, за ноги его подтащили к дереву. Стало не по себе. Хорошая компания подбирается. И отношение замечательное. Стараясь не думать о ближайшей перспективе, начинаю мечтать о том, как замечательно будет, когда все успокоится.
   К вечеру пришла машина. Парень с львовской пропиской шатался, видимо, сотрясение мозга. Третий наш компаньен имел грех в том, что носил бороду и не смог внятно объяснить место рождения. Уж очень название созвучное было с нашумевшим населенным пунктом. Всем троим зафиксировали руки сзади и надели на головы черные полиэтиленовые пакеты. Не особенно церемонясь, подгоняя руками и ногами, усадили в машину. Жара, в машине тесно, душно, но все стараются лишний раз не раздражать конвоиров. Что нас ждет дальше?
   Из машины по одному забирали куда-то дальше. Сослепу я несколько раз спотыкался и конвой молча пинал меня, что бы я быстрее встал и двигался. Наконец, я уперся в стену и чей-то голос спросил:
  - Что с этим?
  - Корректировщик. Карты у него странные нашли.
  - Это кон...- мне не дали закончить, через мешок на голове ударили в затылок, и я лбом стукнулся в стену.
  - Говорить будешь, когда я спрошу!
   Повернули и потащили дальше. Это был, конечно, беспредел, но беспредел в условиях военного времени не такое уж нарушение. Я загудел по ступенькам вниз. Где я? УВД? ОБОП? "Артемуголь" с пугающей надписью "НКВД"? Я старался понять, и это отвлекало от ушибов и боли, при столкновениях со стенами и при падениях. Наконец, конвоир подбил под колени, и я свалился на пол.
  - Разговаривать запрещено! Гадить по углам запрещено! В дверь стучать запрещено! Лежать можно только после отбоя! Ясно?
   Уходя, он снял с моей головы темный мешок и освободил руки от наручников.
   Когда глаза привыкли к свету, я огляделся. Обычный замызганный подвал. Пахнет цвелью и пылью. По стенам идут трубы. Все когда-то красилось и теперь лоскутами топорщилось, создавая причудливые картины. Вверху лампа. В таких подвалах люди хранят картошку на зиму. Никакой мебели, никаких нар, кроватей. Только кусок упаковочного картона. У противоположной стены стоит человек. Он смотрит куда-то в сторону. И я не хочу подводить ни его, ни себя, также стою и молчу. Ухо улавливает невнятный звук, доносящийся сверху. Не разобрать, но как будто кто-то высоко кричит там, наверху. Руки начинают подрагивать, и я прячу их за спину. Средневековье какое-то! Через некоторое время послышались шаги, и я понял, даже не глядя на сокамерника, что он, как и я напрягся. За кем? За ним? За мной? В коридоре что-то протащили, скрипнули петли, глухой стук, снова петли и щелчок замка. Шаги приближаются. Ну? Замок, петли, мы оба смотрели на людей в дверном проеме, мы оба думали об одном и том же, но нет, не пронесло, не пофартило, не посчастливилось одному мне, и конвоир поманил меня:
  -На выход!
   В коридоре снова одели мешок на голову, зафиксировали руки сзади. Я уже знаю этот коридор. Четыре шага можно делать смело, теперь тормозим, направо, ступени вверх. Спотыкаюсь, мало опыта, но, может, доведется выучить этот маршрут лучше. Снова поворот, конвоир подталкивает в нужную сторону, Снова поворот, еще один, еще. Руки давят на плечи:
  -Садись!
  - Корректировщик?
  - На блокпосту взяли с картами.
  - А карты передали?
  - Нет, забыли видать.
  -И о чем с ним говорить?
   Удар в ухо свалил со стула. Пытаюсь встать и снова сесть.
  - Фашист? Отвечай!
  - Нет! Дочке вез карты школьные, вы разберитесь, пожалуйста!
  - Разберемся! Если корректировал огонь укропов - расстреляем к ... матери!
  - Нет, это учебные карты. Там целые полушария.
   Подзатыльник остановил мои пояснения.
  - Раскудахтался! Привезут карты, разговор другой будет. Мы вас шпионов, мать вашу, на кол сажаем!
   В ритм словам несильно били по голове. Начали спрашивать под запись анкетные данные и на том все пока кончилось. Дорога назад казалась облегчением. Тумаки конвоира воспринимались с благодарностью, все же показывал дорогу. У двери сняли ненавистный мешок и освободили руки. Я стал на привычное место, на сегодня для меня все закончилось.
  - Давай сюда,- напарник с тоской посмотрел в сторону и шагнул к двери.
   Без туалета я до завтра должен вытерпеть. Ел мало, пил тоже мало, к тому же жара, вода потом выходит. Должен вытерпеть. В подвале пока было комфортно, но начинало холодать. Спина стала зябнуть, так что я отступил от стены. Несносно пахло цвелью, в носу щекотало, и этот постоянный запах пыли, будь он не ладен! Наблюдаю за мокрицей, та осторожно пробирается между лоскутов краски. Нам бы подальше отсюда, а она тут все время живет. Странно все это, относительно. Этот, что выводит, бьет не в полную силу, терпеть можно. Надо узнать насчет туалета, когда, все таки можно будет?
   В коридоре шум. Двери какой-то дальней комнаты отскрипели и там послышалась возня, затем конвоир снова закрыл дверь и назидательно сказал:
  - Услышу еще разговоры, получите снова!
   Так, общение на уровне. Что же будет завтра? Привезут карты или нет? Где-то они остались там, на блокпосту, вместе с велосипедом и другими вещами, теми что я выложил на асфальт.
  Снова шаги по коридору, щелчок замка, скрип двери, мешок с головы, наручники с рук и мой сокамерник снова дома. Стараемся не смотреть друг на друга.
   В коридоре шаги и властный голос:
  - Всем отбой! У кого хоть звук услышу, вся камера стоит до утра! Отбой!
   Отбой это хорошо, но где же спать? На цементном полу не вариант! Если не расстреляют, потом сам помрешь от простуды. Простоять всю ночь? А завтра? И тут я бегло взглянул на соседа, а он, перехватив взгляд, показал на картонку и поднял три пальца. Ну, что ж, по три часа, там видно будет. Напарник жестом показал - ложись первый. И я лег. Все события этого дня прокрутились несколько раз. Саднило ухо и колено. И вот, приду завтра, если, конечно, приду, и дочь первым делом спросит - учебники привез? Откуда им, малявкам, знать, что такое война. Что на войне можно и не привезти учебники, что могут за простые контурные карты задержать и побить и еще...
   Меня растолкал сосед, и я не понял сразу, может, я храпел. Но оказалось все проще - три часа прошло. Три часа, а сколько на самом деле сейчас? Светает? Или еще темно? Я уступаю теплую картонку и сажусь у стены на корточки. Долго тянется время. Я несколько раз засыпал, голова безвольно падала, я начинал задыхаться и просыпался в страхе, не захрапел ли я? Подвести я никого не хотел, ни себя, ни товарища. Товарища? Я слышал, что в камерах из двух один стукач. Может, вот этот спящий на картонке человек и есть стукач? Но мысли путаются, застревают, голова то и дело падает, будит, снова засыпаю, просыпаюсь, засыпаю.
   Дверь распахнулась, и конвоир сказал соседу:
  - С тебя начнем! На выход!
  Я с трудом соображал. Бессонная ночь и усталость прошлого дня давали знать. Прошелся энергично по камере и несколько раз присел. Начало помогать, но тут включился обратный эффект от поднятой цвели и пыли! Я продолжал ходить, стараясь мягко ступать, так, чтобы не поднимать пыли. Какое благословение, что дома ты можешь на ночь выключить свет! И какая мука сутки находиться под желтым светом, который день превращает в ночь и ночь в день. Надо быстрей приходить в себя, сейчас придут за мной, мешок, тумаки, вопросы. Вопросов могло бы быть побольше, я ведь ничего не скрываю. А тумаков лучше поменьше, а лучше совсем не надо. В камерах тихо. Сколько нас тут сидит? Наверное, не всех таскают на допросы. А так, можно было подсчитать. Дадут ли чего-нибудь поесть? Какие у них на наш счет планы?
   Я ходил из угла в угол, прислушиваясь к окружающему. Неясный шорох, шаги по плите где-то наверху, и приглушенный визг, крик, стон, плач? Сколько уже нет соседа? Может его перевели в другое место? И когда же уже дадут возможность сходить в туалет? Я могу терпеть, но не двое суток! И зачем они меня держат здесь?
   Эти рассуждения отвлекли меня от привычной процедуры - шаги, щелчок замка, скрип петель. Обернувшись на звук открываемой двери, я увидел двух конвоиров, которые притащили моего соседа и положили на картонку. Сосед тихо стонал, в его напряженной позе было столько боли, что я невольно передернул плечами. Когда дверь закрылась, я подошел и попытался рассмотреть его. Лицо было в крови, руки закрывали рану на животе.
  - Если будут предлагать - не верь! Меня вот обманули. Сказали, если признаюсь, обменяют на своего, а сами обманули. Хуже всех там "Немец". У него на груди тату - орел немецкий. Он меня проткнул какой-то швайкой. Я как сознался, что я разведчик, они набросились кто с чем. Кто руками, кто ногами. У "Немца" был молоток. Били, спрашивали из какой части, задание и прочее. Обещали, раз военный, то отпустить, поменять. Обманули. Ты им не верь.
   Он замолчал. Дыхание было частое, поверхностное. Между пальцами вытекало нечто зловонное, страшное. И помочь ему я не мог ничем. Только оцепенение в ожидании страшного допроса, на котором меня обязательно должны обмануть. А что им? Проткнут и меня, недолго им. Откуда такое ожесточение? Вчера еще всё было вполне нормально и вдруг как с цепи сорвались. "Грады", мины, пытки, отжималово. Ну, да, были хохлы, были кацапы, но чтобы так друг друга возненавидеть в раз? Что происходит? И как уберечься? Кто защитит?
   Что-то долго не вызывают. Кошмар вокруг! Сосед, видно, загинается. Сколько он протянет? И зачем так с людьми? Сколько жестокости, сколько злобы! Дверь открылась, пришел мой черед. Мешок, наручники, тумаки, стул. В кабинете был кто-то еще, кроме солдат. Кто-то возил по полу тряпкой, споласкивал ее в невидимом ведре и снова шоркал по полу. Как я понял, за столом кто-то спросил:
  - Его карты?
  -- Его!
  - Хи-хи, мать вашу, корректировщик, ну лады.
   Раздались близкие взрывы. В коридорах и кабинете оживились, побежали. Топот, голоса, потом всё утихло, только рвались где-то рядом снаряды. Очень удобный момент. Может, попробовать выйти? Если что, скажу, испугался налета, спасался от обстрела. Нет, эти ребята и спрашивать не станут! И потом, я не знаю до сих пор, где нахожусь.
  - Давно ты здесь?
  - Со вчера.
  - А я уже почти месяц,- женский голос задумчиво повествовал о своем.- Приехала к своему парню, у "Артемугля" птичка такая интересная, я ее на мобилку сняла, тут подходят и нас под белы ручки, милости просим. Думала, что такого, разберутся, отпустят. Спрашивают, "обедать будешь?" Я говорю "нет", чего тут обедать, потерплю, "значит, только ужинать будешь?", я и обомлела. Теперь вот, за ними кровь смываю.
  -И часто кровь?
  - Всегда! Хорошо, стрелять увозят сейчас, а поначалу здесь пачкали стены, а ты мой.
  - Часто стреляют?
  - Часто. Да ты не думай, может, повезет тебе.
   Она умолкла, а я подумал, что ей тоже нужно везение, может даже больше, чем мне.
   Наверху все утихло. Только чей-то властный голос "дорогу, дорогу". Кто-то отрывисто распоряжался, затем зашумел мотор и в коридоре послышались шаги.
  -Ну, что, с этим всё ясно! Корректировщик, мать твою!
  Удар пришелся в зубы, губы налились соленой кровью. Хотелось языком попробовать зубы, но удержался, вдруг еще удар, язык можно откусить.
  - Так, пристрелялись, бандеровцы, переезжаем. Всех готовить к эвакуации. А этого и укропа - расстрелять!
   Вывели во двор, в нос ударил свежий воздух, хотелось дышать и дышать. Наручники заменили на проволоку. Мешок оставили.
   Конвоир, тот, что сама доброта, поднялся из подвала.
  - Укроп, вроде, всё! Сдох! Этого одного везти?
  Тот, что отдавал команды, что-то весело зачастил на ухо конвоиру, прерывая слова смехом. Они оба напоследок заржали, конвоир подвел меня к машине и толкнул внутрь. Это был какой-то бусик, падая внутрь, я ударился о что-то мягкое. По запаху резины понял, что это запаска. Вокруг машины возились люди, что-то грузили, кто-то садился. Затем, мотор завелся и машина поехала.
   Неужели всё? За что? За дочкину карту? Я не за них, я не за других. Что такого я сделал? Просто оказался не в том месте? Они мне чужие! Я им не нужен! Не нужна моя семья, которую неизвестно кто будет кормить. Обидно, что так нелепо всё, попусту. С них станется, шлепнут и адью! Никто не взыщет. Нет, не может быть, чтобы так всё просто, без ответа! Не может быть! Их будут судить. Не сейчас, потом, но обязательно будут судить! За всё, что они сделали! Ведь есть же Бог на свете!
   Машина пробиралась между воронок, болтаясь влево, вправо, вверх, вниз. Наконец, она остановилась. Открылась дверь, меня вытянули наружу и поставили на колени. Если бы они видели моё лицо! Я ненавидел их всем сердцем! И еще, я чувствовал беспомощность перед этими людьми. И мне хотелось хотя бы сказать им об этой ненависти. Прокричать им в лицо, обозвать их, чтобы хоть как-то задеть этих сволочей! А вдруг, они отомстят семье? Отыграются на жене и дочке?
  - Именем Новороссии, корректировщик и бандеровец приговаривается к расстрелу!
   Громкий выстрел заставил вздрогнуть всем телом. Наконец-то я смог опорожнить мочевой пузырь. Теперь уже все равно! Но что же они, промахнулись? Машина завелась и поехала дальше, сквозь шум мотора слышался смех конвоиров. А мне было все равно, я выделял все, что накопилось за двое суток, и в этом чувствовал великое облегчение.
   Я подождал, пока стих шум мотора, повалился на бок, изловчившись, освободился от противного целлофанового мешка на голове. Помучившись, я перенес руки вперед. Помогая зубами, развязал проволоку, встал, огляделся и выбрав правильное направление зашагал к дому.
   Итак, в минусах моя подмоченная репутация, издевательства в... я так и не понял, где я находился эти дни. Рюкзак, вещи и учебники, которые потерялись.
   Мобилка, моя замечательная мобилка! Когда еще я заработаю на такую же.
   Велосипед, как мобильно, как удобно перемещаться на велосипеде в городе, где не работает городской транспорт. Когда-нибудь, после войны, я снова куплю велосипед.
   Карты! Контурные карты! Простые школьные контурные карты! Как без вас хорошо дышится! Кто только вас придумал!
   Да, саднит ухо, шатается зуб, опухли губы.
   Домашние извелись в безвестности, куда я пропал на столько времени!
   Минусов много, но всё перекрывает один большой плюс, один жирный большой плюс. Он такой большой, что перечеркивает все минусы, сколько бы их не было! И его преимущество неоспоримо! Никем!
  Никогда!
  Потому, что этот плюс называется просто и коротко - ЖИЗНЬ!
  
   Потревоженная купанием вода раскачивала у самой кромки камыша нечто округлое, уходящее в глубину, в чем угадывалось тело с закрученными за спиной руками. Знакомая проволока тонко перехватывала руки и раздувшееся горло, а её свободные концы вились безвольными кольцами-усами. Где-то в глубине покоился отвязавшийся груз, рядом с другими вздувшимися телами.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"