Под Новый год в старинном немецком кабачке было полно народу. Пиво и баварские сосиски перемежались французским коньяком и шампанским. Здесь гуляли высшие чины СД, Абвера, СС и Гестапо. Было достаточно уютно. Никто не орал "Хайль Гитлер" и не танцевал под "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин..." Все-таки интеллигентные люди. Напротив, местной фишкой была пластинка советского певца Кобзона, что крутилась в сотый раз на стареньком патефоне. Еврейские корни певца лишь добавляли изюминки и легкий налет фронды в измученную гебельссовской пропагандой атмосферу. Да и сам Геббельс любил здесь временами оттянуться, отпуская сальные шуточки в адрес дряхлеющего фюрера.
Новеньким в этот вечер был один Мюллер, чьё быдловато-пролетарское происхождение традиционно делало его изгоем в аристократической среде немецкого бомонда. Но не сегодня. Так уж случилось, что пятничные посиделки в Гестапо внезапно привели его сюда в поисках новых ощущений. Во избежание эксцессов, за столик к пьяному в умат штурбанфюреру подсели Кальтербрунер и Шеленберг, и принялись усиленно накачивать его водкой.
"...где-то далеко, где-то далеко идут косые дожди..." - неслось из патефона, настраивая всех на лирический лад.
- Не понял?!!! - осоловело уставился на допотопный музыкальный центр Мюллер - Чо за нах?!
- Спокойно, дружище... - с улыбкой чеширского кота проговорил Шеленберг - Сегодня традиционная предновогодняя встреча полковника Исаева с его женой.
- Какой, нах, Исаев? - медленно багровел Мюллер и таращил глаза - Какая, нах, жена? Чо, блядь, в натуре, я не понял...
- Тише, мой друг - мягко положил руку ему на запястье Кальтербрунер - Вы испортите настрой... Мы здесь не при исполнении...
Мюллер тупо соображал минуты две, глядя в одну точку.
- Попрошу обьяснить - выдал он все остатки начального образования и икнул.
- Все очень просто. Каждый год, 31 первого декабря - начал терпеливо, словно маленькому дитю, вполголоса обьяснять дипломатичный Шеленберг - Штирлиц, он же советский разведчик Исаев, встречается здесь со своей женой. Видите, вон та дама, за дальним столиком с влажными глазами...
- Ну... - недоуменно уставился Мюллер на указанную даму налитыми кровью глазами.
- Баранки гну! - не утерпел Кальтербрунер - Экий, вы все-таки... слов не подберу... Огрубели там в своих застенках под саундтрек из "Лайбаха" и Мэнсона с "Рамштайном". В кои-то веки, можно сказать, занесла Вас нелегкая в приличное общество, хорош быковать...
Шеленберг укоризненно посмотрел на Кальтербрунера. Тот пожал плечами. Мюллер угнетающе сопел, сжимая кулаки.
"...я прошу, хоть ненАдолго боль моя, ты покинь меня..." - сладко выводил Кобзон. Публика расчувствовано кивала в такт арийскими челками, склонившись над бокалами.
- А какого вы до сих пор его не арестуете?! - не выдержал шеф Гестапо, стукнув по столу пудовым кулачищем.
Публика притихла, недоуменно глядя на распоясавшегося гопника. Штирлиц испуганно выдернул руку из ширинки. С лица Шеленберга сползла улыбка. В глазах Кальтербрунера закипела сталь.
- Буду говорить максимально доступным языком - сухо проговорил Шеленберг - Это тебе, йобана, потц вонючий, не Гестапо, а разведка! Полковник уважаемый человек, трижды орденоносец и Герой Советского Союза. Ну, ёбнем мы его, расколем вдоль и поперек и чо? Нового пришлют, какого-нибудь мальчонку необстрелянного, иди его свищи до конца войны. Да еще пришлют гондона без понятий, ни тебе респекта, ни, блядь, уважухи. А кадры надо беречь. Это ж, хуй ты недожеваный, прямой выход на Ставку. Мы ему сливаем, он нам сливает. Мы ему пастора, он нам Кобзона. Сечешь, горилла? Тонкая интеллектуальная игра, мозговая косточка, раз-вед-ка...
Мюллер тупо качал головой.
- Бесполезно, Рудик - сочувственно посмотрел на Шеленберга Кальтербрунер - Это ж "броневой", как мы его в Абвере зовем, пуленепробиваемый, ебеныть...
Мюллер рывком расстегнул душивший его волосатую шею воротник, оборвав три пуговицы:
- Тада бабу мне его отдайте, я ей устрою, блядь, садо-мазо со страпоном!
Шеленберг устало покачал головой:
- Да пробовали уже. Вязали. Во-первых, кроме "Мама, даст ист фантастиш" ничего нового не узнаешь. А во-вторых, ему новую привозят, если чо...
"...не думай о секундах свысока..." - умолял Кобзон.
- Ну тогда... Ну тогда... - бесвязно бормотал Мюллер, вставая из-за стола и направляясь нетвердым шагом к патефону. Взвизгнула игла, прорезая дорожки на заезженной пластинке. Враз смолкли голоса и стук вилок по тарелкам. В наступившей тишине Мюллер медленно обвел невидящим взглядом помещение и смачно ебнул пластинкой по краю барной стойки. Брезгливо пнул осколки и, пошатываясь, вышел вон.
Окаменевший Штирлиц сжал рукой конец и горько кончил.
Наутро его нашли висящим на подтяжках в кабинете. Под ногами у него валялась разбитая пластинка Иосифа Кобзона, в камине воняла спекшаяся картошка, в аквариуме плавали бычки, а на столе стоял пустой шкалик "Партизанской"...