Почему я все это написал? Во-первых, у меня было много свободного времени во время одного из рейсов. Кризис. Простои судов. Чем еще заняться капитану судна стоящего в ожидании работы? И кроме этого, хочется что-то оставить своим детям. У нас ведь как, даже имя своего прадеда большинство граждан не знают. А ведь наши предки совершали подвиги или другие поступки, участвовали в исторических событиях, просто жили...Что мы о них знаем? Как правило, ничего. А так, хоть что-то после меня останется.
Большинство фамилий , конечно, изменено, названия судов тоже. А так,...всё остальное чистая правда. Так оно всё и было.
Часть первая
Глава 1. МОИ ПРЕДКИ
Украина
Я родился в Северной Буковине в один день с Семёном Боливаром, примерно в 04.00 московского времени. Кстати, во многих странах Латинской Америки этот день является нерабочим и празднуется всенародно. Моя мама поехала рожать меня из Ленинграда к своей маме, которая жила там с моим дедом , полковником в отставке. Моя бабушка была из староверов, которых много на Волыни, "толк" их назывался белокриницким. Предки-староверы бежали туда, на бывшие польские земли из России еще в 17 веке и всегда считали себя русскими. Дед тоже считал себя русским, несмотря на свою "щирую" фамилию. Он закончил до войны военное училище в городе Житомир и во время войны все время был на Дальнем Востоке. В Великой войне он не участвовал , только в советско-японской. Помню, у него было много орденов, даже орден Ленина и боевого Красного знамени. Ничего этого не осталось , после смерти деда в 1972 году его ордена пришлось отдать в военкомат. Вскоре после моего рождения дедушка с бабушкой переехали ближе к родне, в Житомир , где получили "двушку" в хрущевском доме на улице Ленина. Я потом провел там несколько летних месяцев в начале 70-х. В Житомире у них было множество родственников, самые близкие - бабушкины сестры и брат Николай. Бабушкина сестра Феня, которую я хорошо помню жила на улице Марьяновка, состоявшей из одноэтажных беленых хат окруженных садами, прудами и огородами. Помню замечательно-вкусную грушу сорта "лимонка" росшую в саду и огромный грецкий орех. В жаркую погоду все ходили купаться на "копанку", пруд или скорее старую воронку от огромной бомбы.
С ней связано самое первое мое воспоминание: мне было три года, когда я забегавшись свалился в эту копанку и стал тонуть как камень, какой-то дядька быстро прыгнул в воду и вытащил меня. Я успел только испугаться.
У моих дедушки и бабушки по материнской линии было трое детей: моя
мама, старшая, средний сын - Анатолий и младший Петр. Анатолий стал, как и мой дед, военным, служил всю жизнь в авиации, закончил службу подполковником и выйдя в отставку перевез семейство с Урала на Украину - в Житомир. Он умер в начале 1990-х от инсульта. Его дочка, Лариса, моя единственная двоюродная сестра. Она училась в Ленинградском Гидрометеорологическом институте, но не закончила, вышла замуж и уехала к родителям, сейчас живет в Киеве, её муж большой киевский чиновник.
Дядя Петя, замечательно веселый и красивый мужчина, был простым рабочим, хотя и пытался поступить в военное училище, то же Житомирское, которое закончил дед, потом в Ленинградское Мореходное училище, МРХ(1), что на Каменном острове, но не удачно. Он работал в мастерских по ремонту сельхозтехники и видимо , получалось у него это неплохо, он был награжден орденом Знак Почета и был передовой рабочий и депутат. Позже он ушел с этой работы, развелся с женой Людмилой, устроился работать проводником железнодорожных составов-рефрижераторов, на этой работе стал много пить и умер совсем молодым в 40 лет от рака горла. У него остался сын, мой двоюродный брат, названый в честь моего отца, он живет в Житомире.
В том же 1959 году меня перевезли в Ленинград, где я и живу с тех пор,
а вот запись о рождении на Буковине навсегда осталась в паспорте, да и Бог с ней.
Глава 2. МОИ ПРЕДКИ
Ленинград
Моя мама вышла замуж почти сразу после окончания института - Ленинградского Института Технологии Холодильной промышленности за отца, студента заочника, института им. Бонч-Бруевича. Отец в то время работал радиотехником. Жили мы тогда в 20-ти метровой комнате на Петроградской стороне, было нас там 6 человек: мои родители и я, моя тётя, её сын Игорь и бабушка. Водили меня в детский сад на улице Добролюбова на углу с проспектом Щёрса, Средний проспект ПС(2). Комната эта- все что осталось в собственности нашей семьи от целой квартиры, полученной моим прадедом Матвеем после революции 1917 года, после того как хозяева были выселены новой большевистской властью. Он был шофером и возил большевистских вождей, в частности известного ленинградского деятеля Евдокимова, впоследствии оппозиционера-зиновьевца. Имеется фотография, где прадед за рулем своего автомобиля с группой товарищей.
Прадед Матвей и его семейство происходили из небольшой деревни, что находится на древней Нарвской дороге западнее районного центра Волосово. Там сохранилась старинная православная церковь, где были крещены мои предки. Очевидно, что они были русскими крестьянами переселенными в Ингерманландию после отвоевания края у Швеции Петром первым в начале 18 века. Край был многонациональным, кругом жило множество финнов, ижорцев, эстонцев и среди них у моих предков имелись родственники, одна из пра-прабабок была чухонка, то есть, скорее всего, ингермандандская финка. Имеются сведения еще об одном моем пращуре, Адаме Ойрине. Судя по
имени, он тоже финн. Недалеко от нашей деревни в Молосковицах находится древнейшая церковь Ингерманландии лютеранская кирха, середины 17 века, там ,конечно, бывали и мои финские предки. Брат моей бабушки Павел Матвеевич говорил неоднократно, что понимал финскую речь и мог немного говорить по-фински. Он был призван на финскую войну в 1939 году и лишился там глаза, став инвалидом.
Родственники по линии моего деда по отцу происходили из г.Рогачева ,
что в юго-восточной Белоруссии. Они были поляки. Во времена сталинщины ,по понятным причинам, это скрывалось. Мой прадед Казимир еще в конце 19 века окончил Рижский политехникум и потом работал на железных дорогах в восточной Украине. Он занимался строительством мостов. Семья была большая и религиозная. Всего было 11 детей из них шесть сыновей. Мой дед Виктор родился в 1902 году. Я встречался в 70-х годах с последним из своих двоюродных дедушек, Людвигом. Он рассказывал, что из его братьев двое были расстреляны в во времена сталинского террора, двое погибли на войне. Имеется документальное свидетельство о расстреле в 1937 году в Ленинграде по приговору Особой тройки моего двоюродного деда Станислава. Статья 58 п. 9., значит он , якобы , "совершал диверсии на железнодорожном транспорте". Он лежит где-то на Левашовской пустоши или Ржевском полигоне. Другой мой двоюродный дед, Игнат, погиб в январе 1945 года в Восточной Пруссии, провоевав всю войну. Мой собственный дед, Виктор Казимирович, после призыва в Красную Армию в 1924 году служил в авиации и прошёл путь от рядового до майора-инженера. В 1934 году он закончил учебное заведение, что в наше время называется "Можайкой"(3) . А 1932 году он женился на моей бабушке. Их знакомство произошло просто: квартира наша была на первом этаже и бабушка- чрезвычайно привлекательная девушка-блондинка, просто смотрела в открытое окошко, мимо шел высокий курсант- мой дед, который не мог пройти мимо такой красивой девушки...так вот они и познакомились, потом и поженились. Дед служил в разных местах и в 1937 году оказался на Дальнем Востоке. Там его застал приказ сталинского наркома НКВД(4) Ежова о чистке армии от поляков, латышей, финнов и прочих лиц подозрительных национальностей. В это же время были расстреляны братья моего деда. Дед был уволен из армии и исключен из ВКП(б)(5), но к счастью , на Дальнем востоке он не задержался, а тут же выехал в Ленинград к родственникам жены, что его и спасло он неминуемой погибели.. В Ленинграде вплоть до самой войны, мой дед работал в кустарной артели , слесарем. В первые же дни войны дед был призван в армию, восстановлен в звании и служил всю войну в авиации - обслуживал самолеты, но тут ему опять не повезло , в 1942 году он оказался на должности помощника командующего Второй Ударной Армии по авиации. Не совсем ясно помощником генерала Власова(6) или Клыкова был мой дед, но, в любом случае, эта его служба и изгнание из- армии в 1937 наложила не него клеймо штрафника и ему даже не дали медали за победу над Германией... Зато деду удалось зимой 1942 послать за своей умирающей от голода в нашей комнате на Красного Курсанта семьей полуторку, вывезти их из города и спасти их от неминуемой гибели. После Второй Ударной дед служил во Второй воздушной армии , но сразу же после окончания войны был снова из армии уволен. В самом конце войны в Польше, дед был отравлен польскими "патриотами" из Армии Крайовой(7), вместе с группой других военнослужащих - им дали отравленного молока. Большинство погибло, но дед выжил , хотя здоровье его было подорвано. Он умер в 1946 году в Ленинграде в возрасте 44 года.
Глава 3. МОИ РОДИТЕЛИ.
Моя мама была очень красивой девушкой с выраженными украинскими чертами лица, она выросла в семье старшего офицера ,в детстве не знала особенных бытовых трудностей и в пятидесятых годах поступила в Ленинграде в институт. После того как она вышла замуж за моего отца она оказалась в коммуналке, в довольно трудных бытовых условиях, жить пришлось вместе со свекровью и еще одной семьей в одной комнате. Насколько я помню, моя мать достойно справлялась с трудностями и старалась укреплять свою семью и делать всё, что для этого необходимо.
Оставшись без отца в тринадцать лет, отцу моему пришлось подрабатывать и помогать своей семье. Сразу после войны в голодные сороковые, он ловил колюшек на Ждановке, бабушка делала из этой малосъедобной рыбки фрикадельки...Летом, в деревне, он каждый день ходил в лес и на речку, чтобы поймать рыбы или собрать грибов. На речке в норах под берегом и под камнями водились налимы. Их можно было ловить прямо руками. Однажды ,засунув руку в налимью нору отец наткнулся там на ондатру, водяную крысу. Она укусила его и повредила мизинец на правой руке. Он не сгибался у него всю жизнь. Жили после войны очень тяжело. Моя бабушка, Евдокия Матвеевна, оставшись в 40 лет вдовой, вынуждена была пойти работать чернорабочей на овощебазу, потом она устроилась швеёй на фабрику "Красное Знамя", недалеко от нашего дома, на Петроградской, где и проработала до пенсии. Она всегда очень ответственно относилась ко всему, в том числе и к своей работе. В книге посвященной пятидесятилетию объединения "Красное Знамя" она упоминается несколько раз, есть там и её фотографии в числе лучших работников. До самой своей смерти в 1988 году она все свое внимание и силы посвящала своим внукам и правнукам. Она любила и беспокоилась о нас до последних мгновений своей жизни.
Отец после школы поступал в институт, но принят не был, как сын штрафника, исключенного из партии и племянник врагов народа. Он пошел в армию, служил в танковых войсках в городе Борисове. Там его послали на курсы младших лейтенантов и он закончил службу в армии уже офицером. Всю жизнь отец гордился своей военной специальностью - танкиста, командира танка. После армии отец закончил радио-технический техникум. Он занимался спортом , был призёром первенства СССР по академической гребле, поступил на заочный факультет в институт имени Бонч-Бруевича, устроился на работу в НИИ(8) . Думаю, мои родители были красивой и интересной парой. Но вскоре в их семейной жизни возникли проблемы: властный характер моей мамы столкнулся с сильным характером моего отца. Оба хотели руководить, но
ни один не хотел отступать или идти на компромисс. Сначала казалось, что после переезда из коммуналки в собственную кооперативную квартиру на пр.Науки в 1964 году все наладится, но увы...Отец все больше времени проводил вне дома, сначала считалось, что на работе, а потом, стало ясно, что он завел себе другую женщину, которая как, ему казалось им не руководила и указаний ему никаких не давала...Это произошло, когда мне примерно было лет 11-12. Обстановка в доме все ухудшалась, сопровождалась скандалами со всеми сопутствующими им неприятными делами и кроме того, отец стал злоупотреблять алкоголем. Я страшно всё это переживал и будучи тринадцать лет от роду имел уже седую прядь волос. Наконец, в начале 1980-х, отец таки ушел от нас. Мы стали жить вдвоём с матерью. В принципе, так было куда лучше, спокойнее . Квартира отец оставил нам и кроме этого помогал и материально и по жизни. Я часто с ним встречался и думаю, он делал все что мог для меня. Грустный опыт семейной жизни моих родителей, полагаю, стал для меня надлежащим уроком. Я обещал себе не повторять ошибок своих родителей.
Моя мама после переезда в новую квартиру, пошла работать в конструкторское бюро при Ленинградском Политехническом Институте, впоследствии , НПО(9) "Импульс", работала всю жизнь инженером ,зарабатывала неплохо и была награждена медалью "За трудовую доблесть". Она занималась конструированием вспомогательных деталей для разного оборонного оборудования, большего мне знать было не положено. Вышла она на пенсию в 1989 году, после тяжелой операции по поводу рака. Получила инвалидность. Потом, вплоть до своей смерти в 2008 году ничем особенно серьезным не болела....
Отец мой сделал в своем институте карьеру. Он прошел путь от простого техника до главного инженера крупного отраслевого института был награжден орденом и званием заслуженный машиностроитель Российской Федерации. Он участвовал в разработке космической техники, неоднократно и подолгу бывал в зарубежных командировках, еще техником проработал год в Болгарии, потом ,позже долго работал на Кубе , был в США и Японии . Он всегда был душой любой компании, был замечательным и любимым всеми другом. В последние годы он жил на ул. Королева со своей супругой Галиной Михайловной.
К сожалению, перестройка и все что с ней было связано, нанесло сильнейший удар по отечественному ВПК(10), в том числе и по институту отца . В середине 90-х он практически прекратил работу, его площади стали занимать разные малопонятные коммерческие структуры, отец тяжело это воспринимал, стал злоупотреблять алкоголем к тому же, он всегда много курил. 23 февраля 1999 года я видел его в последний раз, он зашел к нам, мы немного посидели, я его проводил, мы расстались на углу Тихорецкого и Науки и как сейчас помню его слегка сгорбленную фигуру уходящую в сторону Сосновки...его жена, как на зло, лежала тогда в больнице ..пригляда за отцом не было. Через два дня его нашли без сознания с сильной кровопотерей. У него был синдром Мэлори-Вейса и надрыв пищевода, поместили его в ВМА, но там ничего сделать не смогли, 03 марта он умер от пневмонии вызванной попаданием крови в легкие. Перед смертью я только мог пожать его холодную руку, он узнал меня и пытался привстать, но не смог, был очень слаб и находился на искусственной вентиляции...
Моя мать пережила отца на девять лет. С появлением у меня сыновей жить дальше в нашей старой "трёшке" на пр.Науки всем вместе стало невозможно- стало очень тесно и неудобно. В 2002 году мы купили для матери однокомнатную квартиру недалеко от нашего старого дома. Последние годы мать жила там, мы заходили к ней каждый день, старались делать всё ,что было нужно. В конце она уже плохо ходила, стала хуже говорить , видно было, что жизнь как песок уходит между её пальцами...Я ничего не мог с этим поделать. У матери были проблемы с сердцем, давлением ,но главные - с сосудами. Я пытался что-то делать, давление удалось нормализовать, с сердцем тоже все было более-менее, но сосуды... В сентябре 2008 она попала в больницу по поводу опухоли в области кишечника, операция прошла успешно, опухоль была доброкачественной, но сосуды не выдержали и через 6 часов после операции она умерла.
Только после смерти родителей действительно начинаешь понимать, что они значили для тебя, насколько они тебе были дороги и как на самом деле ты их любил. Но ничего не вернуть обратно... . Наверное у всех так. Жизнь любого человека конечна и думаю, мои родители прожили её достойно. Теперь уже моя очередь идти за ними. Теперь я в первом ряду.
Верю, что ушедшие будут с нами до тех пор , пока среди живущих будет память о них.
Глава 4. ДЕТСТВО.
Все время, сколько я себя помню, моей проблемой была коммуникация с людьми. Я всегда с завистью наблюдал за своим отцом, который безо всякого труда устанавливал контакт с любым человеком. У меня так никогда не получалось, а в детстве это вообще было большой проблемой. Наверное поэтому, я всегда был "домашним" ребенком и моим самым главным другом и товарищем во всем был мой двоюродный брат - Игорь, сын моей родной тёти. Жили мы с ним вместе, в одной комнате коммуналки, играли, шалили, развлекались, как умели. С Игорем связаны мои ранние детские воспоминания. Как-то моя тетя на свою небольшую зарплату решила улучшить наш общий быт: купила новый красивый абажур для торшера. Мы с Игорем тоже решили внести свою лепту- маленькими, видимо маникюрными ножницами понавырезали во вновь купленном абажуре много-много дырочек, для красоты конечно. Ругали и наказывали за это, Игоря, как старшего. Он старше меня на два года.
О детском садике на ул.Добролюбова у меня воспоминания в основном неприятные. Когда мы в 1964 году переехали на проспект Науки, меня возили ежедневно в этот детский сад на трамвае Љ40 по часу туда и обратно, там очень хотелось спать и никогда не было свободных мест, чтобы было можно сесть. В садике никаких друзей у меня не появилось, видимо, из-за моей природной застенчивости. Воспитательницы, молодые девицы, озабоченные своими личными проблемами меня не любили и прозвали " профессором", по совокупности моих заслуг и достижений. Видимо, они, воспитательницы чуяли во мне существо им чуждое и непонятное.
Как-то, во время мертвого часа, когда все остальные дети мирно спали, или делали вид ,что спят, я подслушал разговор воспитательниц о некой скандальной книжке, про знаменитую французскую певицу, Эдит Пиаф, которую одна из них прочла. Дома я пересказал услышанное родителям с максимальными подробностями. Поскольку, значение слова "нар-котики" было мне неведомо, я использовал, более понятное - "нар-собачки", чем вызвал восторг слушателей. Однако, во время моей очередной доставки в детский садик состоялся разговор моей матери с воспитательницей на тему: "Зачем обсуждать такие серьезные взрослые темы в присутствии маленьких детей? ". Это обсуждение, естественно, не прибавило хорошего отношения ко мне со стороны персонала детского сада.
Читать меня никто специально не учил, вот буквам, да, учили и когда однажды темным ленинградским утром меня волокли в садик, эти буквы неожиданно для меня самого сложились в первое прочитанное мною слово:
большими буквами над витриной магазина на Щёрса - "м"я сэ - о". Я тут же стал выяснять у отца, который вел меня, что это означает. А шел тогда 1964 год. Помню прекрасно , как слышал по радио о смещении Хрущева и воцарении товарищей Брежнева, Подгорного и Косыгина , вторжении американских войск в Доминиканскую республику и тому подобных вещах. Вообще , я уже тогда старался быть в курсе событий в стране и мире. Не знаю уж почему, но это мне и тогда было интересно и теперь небезразлично.
Глава 5. ОТРОЧЕСТВО
Наконец, мучительное ездение в детский сад закончилось и 1 сентября 1966 года я отправился в первую в своей жизни, но далеко не последнюю школу , что до сих пор находится на ул.Раевского. Тогда же в моей жизни произошли важные изменения- у меня образовался первый настоящий друг. Им стал сосед по дому Слава. Честно говоря, меня с ним познакомил отец, он работал вместе с его родителями, в НИИ. Со Славкой мы стали ходить вместе в школу. А в первое время нас водил мой житомирский дядя Петя специально вызванный для этого с Украины. Попутно, дядя готовился к неудачному поступлению в Мореходное училище, под руководством моего отца только-только защитившего диплом после заочного курса в "Бонче"(11).
Тесная дружба со Славкой ознаменовалась любопытным происшествием, вполне в моем стиле. В то время впервые появились "юбилейные" монетки в 10,15,20 копеек и даже номиналом в один рубль. Население с непонятным азартом принялось их собирать и они тут же стали дефицитом. У Славкиных родителей для этого была специальная ёмкость - большая цилиндрическая "копилка" с узкой приемной щелью, которая, по идее, должна была препятствовать несанкционированному вскрытию. Но куда там. Копилка не смогла противостоять нашему натиску, была вскрыта и находившиеся в ней монеты , на довольно значительную сумму, по тем временам, рублей 6-7 поступили в наше полное распоряжение. Надо сказать, что до того ни я ни Славка ни имели опыта управления такими значительными денежными средствами. И мы с энтузиазмом принялись этот опыт приобретать. Деньги в форме юбилейных монет были превращены в товарные ресурсы - рамки для фотографий, кнопки, скрепки и другие крайне полезные и нужные вещи, которые продавались в ближайшем к нашему дому промтоварном магазине на Тихорецком пр. д. 9. Как сейчас помню искреннее удивление продавщицы, когда двое клопов чуть повыше прилавка закупали у неё зачем-то во множестве рамки для фотографий, да еще расплачивались юбилейными деньгами. Почему и зачем мы покупали эти рамки, не могу упомнить. Зато помню скандал, который учинили родители Славки. Они пытались доказать, что зачинщиком растраты семейных сокровищ был я, ибо их золотой ребенок, на самом деле начинающий шкодник Славик, ни на что подобное не способен. И намекали, таким образом, на необходимость компенсации или хотя бы приобретения части рамок для фотографий. Понятно, что, эти претензии были отвергнуты моими родителями как необоснованные. Так и остались они с разграбленной копилкой и многочисленными рамками для фотографий на руках, а дружба меж родителями несколько поутихла, но не наша со Славкой. Надеюсь , она продолжается до сих пор.
Школа наша была единственной в округе и её посещали дети самых разных людей, от работников разных окрестных НИИ и Политехнического Института до рабочих госплемсовхоза Лесное, которые жили на старинной Зеленой улице, которая шла тогда параллельно Светлановскому проспекту возле Сосновки. Естественно, что дети работников совхоза, "совхозники", как мы их называли, сформировали свою группировку, которая не давала спуску всем остальным. Первое время доставалось и нам, однако в 1968 году совхоз был выведен из Города. И тема эта ушла...до времени.
В конце 60-х в открыли первый в округе плавательный бассейн. Он назывался "Экран". Это была большая редкость в то время. Помню, тренер из бассейна пришёл к нам в школу на урок физкультуры и выбирал детей для секции плавания. Меня, увы, не выбрали, а вот Славку, да. Правда, особенных успехов в плавании он не достиг: только до первого взрослого разряда доплыл..., зато остальные детки набранные тогда показали замечательные и даже выдающиеся успехи. Из того набора вышли многие чемпионы, в том числе и олимпийские, самый известный из которых дважды олимпийский чемпион Сальников. Мой не набор в плавание подвиг и меня на занятия спортом. Я пошел по стопам своего отца, гребца "академика". Надо сказать, что греблей занималась и моя тетя, Виля и отцовский друг, наш сосед по пр.Науки дядя Валя Сидоров. После войны гребля была очень популярным видом спорта. Отец отвел меня в гребной клуб "Буревестник", в котором и сам грёб когда-то, там он передал меня в руки тренера Валентина Михайловича , который и тренировал меня вплоть до моего поступления в ЛВИМУ(12). Особенных успехов гребле я не достиг, максимальным было участие в первенстве СССР среди юношей в составе восьмерки. Участие это было неудачным, мы заняли предпоследнее место.
Каждое лето я ездил на отдых к одной из бабушек. Большей частью к
бабушке Евдокии , Дины, где мы проводили время с моим братом Игорем, на снятой даче - комнатке с верандой в поселке Лебяжье на берегу Финского залива. Комната снималась много лет подряд у одних и тех же людей. Бабушка наша была уже на пенсии и все свободное время посвящала нам, своим внукам. Мы занимались своими детскими делами - строили шалаши и "штабы" ловили рыб , ходили купаться на залив, враждовали с соседскими детьми, помогали бабушке по хозяйству- ходили за водой и ездили на велосипедах в магазин, помогали и хозяевам, приводили их корову с пастбища, участвовали в сенокосе. Несколько позже к нам присоединился наш меньший братец - младший сын тети Вили - Лёшка( младший). Лебяжье - это старинный лоцманский поселок, напротив Большого Кронштадтского рейда. Местность эта была воспета в рассказах Виталия Бианки , который проводил там каждое лето перед войной. В его рассказах упоминаются камни " пять братьев"- это каменистая гряда в заливе, недалеко от берега, от куда удобно ловить рыбу. Именно с этих камней я впервые забросил в воду свою удочку, отдав первую дань своему увлечению рыбалкой. Помню, поймали мы тогда с Игорем несколько довольно крупных окуней и даже одну вимбу. Тогда они ещё водились в Заливе. На меня огромное впечатление произвел подводный мир и его поразительные обитатели- колюшки, полосатые окуньки, забавные пескари и серебристые плотвички. Самым любимым занятием было в солнечный день лежать на какой-нибудь поставленной на прикол рыбацкой лодке и смотреть на подводную жизнь. Ездили мы на рыбалку и в глухой ингерманландский лес- на чистую и быструю речку Коваш, там водились голавлики, гольцы и даже, по слухам, форели. Правда я ни одной так и не поймал. Ехать туда было примерно километров пятнадцать. Ездили мы и на Кара-Валдайское озеро, там ловился крупный окунь и водилась выдра. В солнечный , тихий день выдры были ясно видны на поверхности озера - они лежали мордами вниз раскинув лапы и выставив вверх свои хвосты, опуская голову время от времени вниз- высматривая под водой рыбу. Осенью мы ходили за грибами. Науку эту я осваивал, как и положено, под руководством своей бабушки Дины. Люблю это дело от всей души и никогда не упускаю возможности сходить в лес корзинкой. В лесу собирали и ягоды- чернику, морошку, клюкву, бруснику, смотря по сезону. Но дело это занудное, мне, естественно, не нравилось.
Как правило один месяц в году я проводил на Украине, в Житомире, у своей другой бабушки - Тоси , и дедушки Васи . Там я ,как столичный житель, котировался весьма высоко и был принят в компании пацанов несколько старше моего возраста. Никогда потом я не встречал таких любопытных отношений между детьми: все крутилось вокруг девочек, кто с кем "ходит" т.е. дружит, не дружит, почему, когда как и от чего... У нас ничего подобного не было и в помине. Два раза мы , с Игорем, ездили в Крым, в Алушту один раз с нашими мамами и один раз с бабушкой Диной. Там я безуспешно пытался самостоятельно освоить искусство плавания. Плавать по-настоящему меня научили позже, в платной группе бассейна "Экран".
Глава 6.ЮНОСТЬ
Отучившись в своей первой четыре года я был переведен в соседнюю школу, поскольку в первой иностранным языком был немецкий, а я со второго класса уже ходил на английские курсы в Дом Ученых в Лесном. Мои родители правильно понимали перспективность английского языка. Но и в новой школе мне удалось отучиться только два года, поскольку произошло разделение Выборгского района на Выборгский и Калининский. Граница прошла по Тихорецкому проспекту, вышло так, что я жил в Калининском районе, а учился в Выборгском. Это было недопустимо по меркам того времени. Пришлось мне снова менять школу. Я перешел в новую, только что построенную, которая была в 200-х метрах от нашего дома.
Самым моим любимым предметом была История . Когда мы стали изучать Древний мир, я стал зачитываться Плутархом и постарался найти всю возможную литературу про теме. Дошло до того, что мы стали играть в древних греков. Я, конечно, был всегда за афинян, никогда не любил и понимал спартанцев. Идеалы демократии были мне ближе. Примеры предков, средневековых новгородцев и псковичей показали мне, что демократия как таковая вовсе не чужда нашему народу, как принято считать. В более зрелом возрасте я в этом мнении только укрепился.
В новой школе нашим классным руководителем стала молодая девушка, "англичанка" Людмила Матвеевна . Все свое свободное время она посвящала , нам, своему "7а" классу. Мы с ней ездили Москву, Выборг, Псков и Печеры, ходили в походы, музеи, кино. Класс наш был сборный, все пришли из разных школ и делился на группки и группировки, я входил в состав соседской - моим другом на долгие годы стал сосед по парадной Шура, сын доцента ЛИТМО(13).
В те годы большую роль в нашей жизни играла музыка, причем иностранная, западная. Все мы слушали "голоса" - Голос Америки и ВВС и в основном, музыкальные передачи. Тогда же появились первые портативные бобинные магнитофоны, вышли на фирме Мелодия первые пластинки (пласты) The Beatles. Затем появились пластинки других западных групп: Uraia Heep, Led Zeppelin, Deep Purple, Pink Floid, Slaid, Nazareth. Наша "классная", Людмила, летом подрабатывала гидом в Интуристе и имела много пластов, помню "суперхит" её коллекции Пинк Флойдовский " Dark side of the Moon". Нам, её ученикам было разрешено снимать с этого знаменитого диска копии на свои магнитофоны. Первые копии ценились особенно сильно, все ходили друг к другу со своими магнитофонами и старались переписывать именно их. У большинства были магнитофонные приставки "Нота", у меня же латвийское произведение - магнитофон "Дайна", он отличался от приставки "Нота" наличием усилителя и его можно было слушать, а для "Ноты" необходим еще был усилитель и колонки. В те же годы появились "барды", среди них особенно популярен был Ю.Визбор. Почти все поголовно увлекались Владимиром Высоцким. Возникли первые отечественные вокально-инструментальные ансамбли - ВИА(14) и первые ласточки музыкального андеграунда, который потом перерос в широкое движение. Я услышал "Машину Времени" первый раз в восьмом классе , т.е. в 1974 году, она произвела на меня неизгладимое впечатление, хотя копия была на столько плоха, что слова можно было разобрать с трудом.. А вот Высоцкий, на меня лично никогда особенного впечатления не производил, не знаю уж почему. Вообще, отечественная музыка не была очень популярна среди молодежи. На днях рождениях, которые время от времени справлялись одноклассниками , в наших малогабаритных квартирках звучали в основном иностранные "ритмы". Безусловным суперхитом в те годы была пластинка группы Поля Маккартни Wings "Band on the ran" и особенно песня "миссис Вандербилт" с припевом "Хоп-Хей-Хоп". Очень часто под иностранную музыку устраивались и танцы, если так можно было назвать дергание и притоптывание которое совершали молодые люди в тесных пространствах хрущевских малогабаритных квартир. Непременным спутником тогдашних вечеринок был портвейн, чаще всего с каким-нибудь номером, типа, 777 или 37 он стоил недорого порядка 2,5 рублей и школьники могли себе позволить купить бутылку-другую. В ходу было и сухое вино. Водка и пиво популярностью не пользовались.
Пределом мечтаний любого молодого человека в то время были джинсы.
То есть, такие брюки из х/б ткани покрашенные, как правило, синей краской индиго, но обязательного иностранного, причем западного производства. Индийский Miltons или польская Odra не котировались. Особенно ценились джинсы типа Wrangler, Lee или Levis. Стоили они, по тем временам баснословно дорого, около 200 рублей, и продавали их те, кто имел выход на заграницу, например моряки или фарцовщики. И такого продавца еще надо было поискать. В общем, не было у меня джинсов, и я сильно переживал по этому поводу. Заниматься фарцовкой я, естественно, не мог в силу особенностей своего характера. Занятия любой торговлей были мне противопоказаны. Однажды я купил с рук за три рубля плакат, настоящий, группы "Nazareth". Естественно с целью перепродажи и получения прибыли. Перепродать это полиграфическое произведение удалось с большим трудом и только за два рубля. Таким образом, моя чистая "прибыль" составила минус один рубль. Примерно таким же образом заканчивались и другие попытки моих торговых предприятий. Зато, однажды, во время поездки с классом в Выборг, я был схвачен милицией возле магазина "Березка"(15) и помещен в участок, причем совершенно безосновательно, за подозрение в фарцовке, т.е. в приставании к иностранцам. Поскольку улик не было найдено никаких, я был вскоре освобожден и потом рассказывал одноклассникам истории о своем пребывании в милицейском застенке. Вообще, фарцовка, спекуляция и подобные вещи не считались у нас чем-то позорным или подлежащим осуждению. Это при том, что мы все были пионеры-комсомольцы. Я, так вообще, во время учебы в 145-й школе был председателем совета дружины, то есть самым высоким должностным пионерским лицом школы. Обязанности пионерского лидера меня страшно тяготили и я их по возможности избегал.
Тем временем выяснилось, что наша школа восьмилетка и после восьмого классе её выпускникам надо искать себе новое место учебы. В те годы имелось в виду , что только лучшие из школьников были достойны учиться в 9-10 классах, а худшие должны были идти в Профессионально Технические училища( ПТУ) или Техникумы. Поэтому 9-х классов было куда меньше чем
8-х и восьмикласснику можно было попасть в девятый класс только после конкурса аттестатов. Мне удалось устроиться вместе большей частью нашего класса в школу Љ71, что за пр.Науки и Вавиловых, в соседнем квартале. Там мы образовали 9"б" класс. Тут следует объяснить, что когда мы въезжали в 1964 году в дом на пр.Науки севернее нас были поля до горизонта - угодья совхоза Лесное. Был даже виден большой Кавголовский трамплин. В конце
60-х совхоз был выселен и на его территории началось строительство нового огромного района- Гражданки, получившего свое название от бывшей немецкой колонии Гражданка, существовавшей здесь с середины 19 века до 30-х годов двадцатого. Там развернулась гигантская стройка и к началу 70-х на этих полях уже стояли сотни новых панельных домов брежневских серий заселенных в основном, так называемыми, лимитчиками - рабочими и их семьями приехавшими в Город из других, более мелких городов и весей бескрайнего СССР. Вполне естественно было, то, что эти люди привнесли с собой нравы и порядки существовавшие до этого в их прежних местах жительства. Так, например, стало считаться, что "чужие" не имели права заходить в некоторые , не свои районы и квартал ограниченный пр.Науки, Северным, Вавиловых и Гражданским в котором находилась наша новая школа был из таких. Он назывался "Самара" и там безраздельно правили местные гопнические(16) группировки. Каждый чужак случайно или по необходимости зашедший в "Самару" имел очень высокие шансы подвергнуться избиению или другому подобному воздействию. Тамошние "гопники" (16) имели соответствующий дресс-код, свои места тусовок и правила поведения. Они ходили в широких брюках и резиновых сапогах, носили кепки, музыку слушали соответствующую. Потребовалось несколько десятилетий , чтобы Город переварил этих пришельцев и теперь их дети и потомки ничем уже не отличаются от всех остальных жителей. Понятно, что мы, жители другого района, чужаки из другой социальной среды сразу же подверглись серьезному криминальному давлению со стороны самарских. Можно сказать, что каждое посещение школы носило характер приключения с непредсказуемым результатом.
В девятом классе мы начали изучать историю СССР. Историей я всегда интересовался и старался читать что-то по теме, сверх программы. Однажды я взял в школьной библиотеке том собрания сочинений В.И.Ленина, надо было что-то уточнить по его речи на съезде молодых коммунистов, комсомольцев то есть. Вообще, читать работы или речи Ленина дело очень тяжелое, практически невозможное. Поэтому, я углубился в легко усваиваемые и понятные "примечания". Там я обратил внимание, на то, что у подавляющего большинства упомянутых в сочинениях В.И.Лениным людей одни и те же
даты смерти: 1937-1939. Нельзя сказать, что до этого я не знал ничего о сталинщине и большом терроре, но я не думал, что он имел такой размах.
В те годы это замалчивалось и вообще, тема эта была "табу". Я же, стал активно интересоваться этим и более того, стал задавать неудобные вопросы на уроках истории, вступая в споры с нашей историчкой. Кончилось это тем, что она в присутствии завуча, после уроков объяснила мне, к чему в СССР могут привести подобные выступления.
В остальном же моя жизнь мало изменилась: те же нечастые сходки с "плясками" под магнитофон , учеба , гребля в спортклубе "Буревестник" и размышления , куда пойти после школы. То, что надо идти учиться , а не в армию, сомнений не вызывало не только у меня , ни у одного из моих одноклассников. Поступление в ВУЗ(17) было самой надежной отмазкой от армии, а в армию не хотел никто. Вопрос был только в том куда поступать.
За три года до этого в моей жизни случилось событие предопределившее мою судьбу. Летом 1973 года моя мама, тётя Виля её муж дядя Леша и Игорь поехали на отдых в Житомир, к маминому младшему брату Пете. Лешку оставили бабушке, в виду его малолетства, мой отец был, как обычно, занят на работе. Отдых планировался как жизнь в лагере, на берегу р. Тетерев , в красивом дубовом лесу в окружении шикарной волынской природы и теплой июльской погоды. Мы приехали в лес на большой деревянной моторке, поставили палатку, разбили лагерь и отлично провели время. И взрослые и дети отдыхали и развлекались от души. Мы с Игорем буквально не вылезали из воды, в лесу была масса грибов, ничего кроме белых мы не собирали, росла в изобилии земляника, ловилась и кой-какая рыба. Но главное, в нашем полном распоряжении была большая деревянная лодка со стационарным мотором, на которой мы разъезжали по реке Тетерев и её притокам Гуйве и Гнилопяти . Игорь сразу же проявил тягу к механической части- двигателю лодки. Он постоянно и с удовольствием в нем копался, я же , с не меньшем удовольствием управлял лодкой, когда предоставлялась такая возможность. Взрослые обратили на это внимание и неоднократно шутили по этому поводу, указывая на нашу "водяную" будущность. Надо сказать, что до того моряков в нашей семье не было ни одного. Действительно, через два года Игорь поступил в ЛВИМУ им. адмирала С.О.Макарова на Судомеханический Факультет. Я с ним , естественно, общался и его выбор повлиял на меня определенным образом. Кроме того, я зачитывался отличной прозой моряка Виктора Конецкого и меня определенно тянуло к морской жизни. Работа моряка тогда давала человеку, как , впрочем и теперь, достойное материальное вознаграждение. В ЛВИМУ была военная кафедра, а значит, в армию идти было не надо. Я с детства чувствовал непреодолимую тягу к воде и очень любил возиться с картами. Морская работа давала возможность бывать за границей, то есть посмотреть мир , что в СССР было редкой привилегией. В конце концов, я решил поступать в ЛВИМУ на Судоводительский Факультет, то есть учиться на штурмана. Конкурс туда был довольно таки высокий- около трех человек на место, предстояло его пройти. Для этого надо было специально готовиться. Я стал ходить к репетитору по математике вместе с другом Шурой, стал посещать дополнительные занятия по математике и физике в школе. Репетитором у нас был полностью спившийся доцент с кафедры высшей математики ЛИТМО, друг шуриного отца. Занятия стоили довольно больших денег и как показали дальнейшие события , мы их отдавали за дело. Предстояло еще получить максимально высокий средний балл по школьному аттестату, он округлялся до 0,5 и я получил 4,5 по результатам школьных экзаменов. Выпускные экзамены прошли без особенных приключений, если не считать казуса с сочинением. Я писал на тему "Роль А.С.Пушкина...". Все вроде изложил , как положено. Ан нет, большинство проверяльщиц сочинений были дамы и им не понравилось, то что я никак не отразил основополагающей роли великого поэта как творца любовной лирики. Моей любимой учительнице, по литературе , пришлось их убеждать, что я еще не дорос до таких великих материй и что мне можно поставить за сочинение 4/5. Спасибо ей.
Глава 7. ЛВИМУ им. Макарова
Стрельна
Я сдал вступительные экзамены не особенно удачно: сочинение по роману
Островского "Как закалялась сталь" -3 , математика устная- 4, физика -4,
математика письменная -5, спасибо репетитору. Вместе со средним балом
аттестата это составило 20,5 баллов, именно столько и надо было для прохождения по конкурсу. 28 августа на Косой Линии ВО(18) я получил форму, многие из деталей которой были непонятны для чего и как их использовать было неясно. По совету своего отца, который помогал мне тащить все полученное обмундирование домой, я тут же обрезал длиннющую морскую шинель, согласно моде существовавшей в советской армии в середине 50-х, когда там служил мой папа. Это была моя трагическая ошибка из-за которой я потом сильно страдал как физически , так и морально. Во первых, короткая шинель не соответствовала макаровской моде середины 70-х. Шинель требовалась, максимально длинная как у кавалериста или ,скажем, товарища Феликса Дзержинского. И кроме того, во время построений я постоянно бросался в глаза начальству из-за своей куцей шинельки и меня ставили в наряды вне очереди. Первый из них я получил на 7 ноября, и потом, пошло-поехало...Хорошо, что командир роты надоумил меня сходить на склад и сменять свой "обрезок" на нормальной длины шинельку, но б/у. Когда после третьего курса нам снова выдали шинели, я взял себе максимально длинную. Она была такой длинны, что на её полы все постоянно наступали в трамвае и автобусе да и сам я на неё неосторожно мог наступить входя на ступеньки общественного транспорта, после чего следовало неизбежное падение вперед. Но все равно такая шинель считалась шиком. Её зимой дополняла шапка максимально возможного размера, это был тогдашний фирменный макаровский стиль. Курсанты ЛАУ(19), например, наоборот щеголяли в шапчёнках навроде тюбетеек и куцых обрезанных чуть не до пупа шинелках.
31 августа я прибыл в Стрельну в расположение экипажа первого курса судоводительского факультета. Набор в том году был большой - 200 человек, советский флот стремительно увеличивался, стране нужны были инженеры-судоводители. Из поступивших было сформировано 8 учебных групп с номерами с 111 по 118. Первая цифирь означала курс, вторая номер штурманской боевой части в ВМФ(20), а третья порядковый номер. Скажем, радисты имели номера групп начинавшиеся с 4, , а механики с 5, по той же причине.. Из восьми групп были сформированы две роты "А" и "Б". Наш командир, человек мудрый, вполне сознательно отобрал в свою "Б" роту всех "неблатных". Самым блатным у нас был сын начальника Мариупольской шмоньки(21). Зато в "А" роте имелись настоящие звезды первой величины- сыновья заместителей министра МФ(22) и других больших начальников, капитанов-наставников БМП(23) , а простых капитанов так вообще без счета.
Первым делом наш командир роты объяснил нам , что теперь и на всегда туалет для нас будет "гальюном", потолок "подволоком", стены "переборками", пол "палубой", окно "иллюминатором", что рапорт следует называть рапорт с ударением на последнем слоге и многие другие тонкости неведомой нам до того морской терминологии.
Как говаривал командир роты радистов морской майор Качанов, "вы думали, что откосили от армии? Я вам тут такую армию устрою , что вы пожалеете, что не попали в настоящую." Наш командир, к счастью, не был, таким экстремистом, но в первое время всем нам, вчерашним школьникам пришлось очень "кисло". Помню огромную и неведомую мне доселе тоску, которая охватила меня уже к концу первой недели пребывания в лапах отцов-командиров. "Уставной распорядок дня", наряды "на службу", работы по приведения экипажа, общежития т.е., в порядок, бесконечная стройка новых корпусов училища, столовой и прочих объектов, скудное и некачественное питание в Школе милиции, необходимость при этом еще и учиться делали жизнь очень тяжелой. Как то вечером на самоподготовке я услышал позади себя тихое всхлипывание, это плакал, мой товарищ Игорь. Его к тому моменту не пускали в увольнение уже месяца два. Так его пытался воспитывать старшина группы. Старшинами у нас в первое время были люди прошедшие армию, потом правда, стали назначать ребят и после школы, поумнее и побойчее. Однако, ко всему привыкаешь, привыкли и мы к экипажу и военно-морским порядкам.
Одной из самых тягостных обязанностей были наряды. Обычный курсант, "незалетчик", ходил в наряд примерно раз в 7-8 дней. Нарушители всяческих правил получали наряды вне очереди. Наряд был серьезным испытанием. Во-первых, он выбивал из учебного процесса, во вторых был связан с бессонной ночью и требовал серьезных физических и моральных затрат. Хождение в наряд начиналось с изучения соответствующей инструкции, например, инструкции дневального по роте, знать её требовалось наизусть. Затем готовилась парадная форма, гладились брюки, гюйс, чистилась бляха ремня, курсант стригся и брился. Затем происходил развод на службу. Знание инструкций и внешний вид проверял офицер, либо сам начальник Организационно-Строевого отдела, ОРСО, либо его зам. В Стрельне тогда ОРСО руководил некий капитан первого ранга, импозантный усатый блондин. Этот, военный моряк, с позволения сказать, находил особенное удовольствие в том, чтобы издеваться над мальчишками, курсантами, будущими штурманами отечественного торгового флота. Он всячески выпячивал свой военно-морской статус в пику нашему гражданскому, издевался в нашем лице над всем торговым флотом и особенно над общепринятым термином судно.
Итак, если отец-командир признавал курсанта достойным для несения наряда, он в него заступал на сутки. Самым распространенным было стояние у тумбочки в наряде по роте или у какой-нибудь двери в наряде по учебному корпусу. Особенно тяжело было с непривычки не спать ночью. А если уж удавалось преклонить голову на пару часов, то в курсантах обнаруживались удивительные способности- спать в самых неудобных и неожиданных местах, например на трех стульях, подобно индийскому магу - один стул под голову, другой под зад, третий под ноги. И ничего, спалось нормально.В наряде по камбузу приходилось в основном драить котлы да чистить овощи, в наряде по Учебному корпусу стеречь этот самый корпус от пожара да отвечать на бесконечные звонки девушек, стремящихся таким образом познакомиться с курсантом весьма престижного в то время морского ВУЗа.
В первое полугодие нашей стрельнинской жизни мы ходили питаться сначала в Школу милиции , а потом в Лениградское Арктическое Училище -ЛАУ. В школе милиции с едой была вообще "труба", там бытовали такие шедевры кулинарии как жареная с чешуёй сардинелла с пшенной или манной кашей, на ужин. В тамошней столовой жили угрожающего вида крысы и вообще обстановка была довольно угнетающая. В ЛАУ было получше и полегче, правда, бросалась в глаза процветавшая среди курсантов "дедовщина"- курсанты старших курсов беспощадно шпыняли младших. У нас в училище ничего подобного не было.
Во второй половине учебного года открылась наконец наша, собственная столовая. Но с питанием все равно было плохо. Есть хотелось постоянно. Выручал местный продмаг да посылки от родственников, которые получали иногородние. Наша семнадцатая группа, как и другие имела в своем составе 25 человек, включая старшину группы и его заместителя. Старшине группы было положено носить на обшлаге три нашивки, или сопли, с шевроном, помощнику- две, а старшине роты четыре. Старшиной роты у нас был парень выгнанный в свое время из училища за недостойное поведение: пьянство и безобразия с ним связанные, отслуживший срочную службу на ТОФ(24) и поступивший в училище по новой. Он был умным и довольно жёстким человеком, но никаких подлостей за ним или за его заместителем , тоже бывшим армейцем, не водилось. Вообще, благодаря усилиям командира нашей роты, в курсантской среде бытовали здоровые отношения, ни о каком наушничистве или доносительстве среди курсантов мы не слыхали, старшины находясь постоянно в среде простых курсантов всегда контролировали ситуацию. Те кто "залетал", попадался на всяких нарушениях , иначе говоря , наказывали согласно бытовавших традиций- первый серьезный залет- обсуждение на комсомольском собрании, второй-последнее "китайское" предупреждение , третий залет - 100% гон, без разговоров. Так и из нашей группы было изгнано несколько человек за разные нарушения, в основном за пьянство, бесчинства или заборы в ментовскую(25). Так один парень с которым мы в Стрельне жили в одном кубрике- Вова-Сэм, из Саратова был выгнан с третьего курса за пьянство и связанные с ним залеты. А ведь подавал надежды, учился хорошо и особенно силен был в математике. На третьем курсе примерно за то же был выгнан Олег, из Золотоноши, ныне покойный. Сразу после того он был забран в армию и служил в Москве в комендатуре московского гарнизона, вместе с будущим премьером Касьяновым. Мы потом навестили его, так нас чуть самих не посадили на тамошнюю "губу", с трудом удалось доказать, что мы не военнослужащие. Нескольких наших одногрупников выгнали за хроническую неуспеваемость, в основном по высшей математике. У нас её вела женщина, доцент-математик, Галина Михайловна Фотиади, дама чрезвычайно требовательная и принципиальная. Обойти её было невозможно никак. Надо было просто учить и сдавать. Много проблем так же было с начертательной геометрией и английским, химией и физикой. Один парень , из нашей группы Сергей (Пися) , из Ростова на Дону, поступил в ЛВИМУ с золотой школьной медалью, но так и не смог сдать высшую математику за первый курс и был отчислен. Еще один мой сосед по кубрику, Миша , был внуком или племянником, точно уже не помню, профессора, заведующего кафедры. И не смотря на это ,он тоже был отчислен за несданные экзамены. Один парень, Сергей (Кифа) , вынужден был перевестись на СМФ(26) по состоянию здоровья. Всего из 25 человек нашей группы через три года осталось 17 человек. Пришлось командованию расформировывать одну совсем обезлюдившую группу и за её счет доукомплектовывать остальные.
На первом курсе, в Стрельне, мы в основном изучали базовые дисциплины, но не только. Было так же "Введение в специальность" и "География Морского судоходства" первую вел старший преподаватель и бывалый моряк Латухов Сергей Васильевич. Его занятия представляли в основном в рассказы из его богатой морской практики и для курсантов были отдушиной и отдыхом. На географии требовалось выучить и знать местоположение сотен морских портов, бухт и рек и представлять ,что от туда и туда ввозят или вывозят, вел этот предмет доцент Антонов, впоследствии декан. Эти сведения оказались чрезвычайно полезны, потом, во время практической работы. Наконец, первый год обучения закончился , как всегда сессией. Я сдал её более-менее, без троек. Сразу после этого мы отправились на стройку железной дороги Павловск - Антропшино , в "стройотряд".Интересно, что Антверпен среди моряков-балтийцев тоже называется Антропшино. Жили мы в женском общежитии треста Сев-Зап-Транс-Строй в Пушкине и курсанты, не ленинградцы, в выходные дни отрывались в парке г.Пушкина по полной, ленинградцы же на выходные просто ездили домой. По окончанию стройотрядовской практики мы пошли в отпуск, но не все. Не сдавшие экзамены отправились обратно в училище, из них был образован специальный отряд, называвшийся в народе "дурбат", от сокращенного "дурацкий батальон". Отпуск для таких неудачников отменялся, по идее они должны были продолжать грызть гранит науки и готовится к пересдаче своих хвостов, на самом деле их большей частью использовали на разных хозяйственных работах.
Я провел свой отпуск на турбазе в Лужском районе, на Череменецком озере, во вполне невинных и идиллических занятиях- рыбалка, катание на лодке, танцы...На турбазу меня устроил мой отец.
После отпуска мы должны были пройти шлюпочную практику на Учебной Береговой Базе ( УББ ) ЛВИМУ на острове Западный Березовый, что в Финском заливе к западу от Приморска. Эта база состояла из летних домиков, причала , электростанции и столовой. Курсанты должны были за месяц освоить управление шлюпкой под парусом и на веслах, флажную сигнализацию и азбуку Морзе и сдать соответствующие зачеты. На остров попадали из Приморска, от туда раз в день совершал рейс училищный пароходик "Север 2" - бывший военный малый гидрограф. На острове было здорово. Людей не было никаких кроме курсантов, изобилие грибов, ягод и рыбы в Финском заливе. Каждый день мы выходили на своих ялах в залив, однажды даже обошли вокруг весь остров. В конце практике прошли соревнования по гребле , по сбору грибов и рыбалке. Наш ял занял по гребле второе место, за что получил вкусный пирог с черникой. Съели мы его тут же, на месте - есть на острове хотелось постоянно. Молодые, растущие организмы на свежем воздухе постоянно требовали килокалорий. На каждом яле был кроме курсантов и старший, инструктор - преподаватель или ассистент. У нас старшим был бывший старпом с теплохода "Упа" БМП , на котором я потом работал полтора года. Его списали с флота за неприятную историю произошедшую на судне. В кубинском порту Пуэрто-Падре члены экипажа: четвертый механик и третий помощник убили кубинца, за то, что он всучил им банкноты времен диктатора Батисты(27), давно вышедшие из употребления. Они продали ему, кубинцу, кое-что из одежды, хотели, видать выпить рому. Да вот выяснилось, что такие деньги, какие были у них, на Кубе уже не ходят. Осерчав, мариманы пошли искать покупателя, нашли...и слово, за слово, в общем зрезали они его и тело бросили в воду, с причала. Утром судно ушло, на догрузку в другой кубинский порт Гуаябаль, на другой стороне острова Свободы, а вот тело убитого потревоженное винтом отходящего судна всплыло. Так что на причале в Гуаябале их уже ждали кубинские "воронки". Виновники получили по 15 лет кубнской тюрьмы и потом были поменяны на таких же кубинцев, студентов зарезавших кого-то во время учебы в СССР. Срок , они мотали на Родине. Один из них так и не вернулся из лагеря, сгинул там. А комсостав и актив
т/х (28) "Упа" то же был наказан, всем закрыли визу и списали на берег. Само судно после этого четыре года не заходило на Кубу и стало туда снова ходить только в 1981 году, как раз перед моим там появлением. Но об этом позже.
После острова, мы были направлены в совхоз Серебрянка, что в Лужском районе, на уборку картошки. Это был месяц тяжелой работы в сложных бытовых и погодных условиях. Большинство из нас были городские жители и ни с чем подобным мы до этого не сталкивались. У меня ,например, потрескалась кожа на пальцах рук и не заживала до конца работ. Многие простудились или страдали диареей. Интересно, что готовили мы себе сами и не всегда это получалось удачно...На совхозном камбузе заправлял мой одногрупник Вова (Ли). Фирменным блюдом у него была "картошка с мясом...и песком". Почему туда постоянно попадал песок не понятно. Хотя нет, понятно, мыли её плохо вот и попадал туда песочек. По субботам в местном клубе происходили танцы, а на танцах происходили драки между местными и приезжими-курсантами. Нам командир роты на танцы ходить запретил, но куда там...Все равно желающие ходили, так что конфликты с местным населением из-за девушек были неизбежны. Как-то в субботу после очередного нелегкого трудового дня мы готовились уже ко сну, как в наш домик ворвался кто-то из 16-й группы с криком : " Местные наших бьют!" Схватив ремни мы побежали было в сторону сельского клуба..., но на тропинке появился командир роты , раскинув руки он истошно кричал : "Драки не будет...Драки не будет!". Тут подбежали старшины...и нашу толпу завернули обратно. Драки тогда действительно не случилось. Надо сказать ,что за год до этого на танцах местными жителями там был убит курсант нашего училища.
Глава 8. ЛВИМУ им. Макарова
Васька.
После годичного пребывания в Стрельне мы переехали на 21 линию Васильевского острова, в жилые корпуса рядом с Юридическим Факультетом ЛГУ(29), где учился тогда В.В.Путин. Учебный корпус располагался на Косой линии дом 17. Жить стало на много легче. Ленинградцев распустили по домам, в экипаже теперь жили только курсанты - не ленинградцы. Кормили тоже , на много лучше, чем в Стрельне, меньше было нарядов и полностью ушла тема стройки корпусов нового училища. Интересно, что поселили нашу роту
на том же этаже что и роту моего брата Игоря, механиков пятого курса. Так что мы теперь часто встречались. По субботам в актовых залах училища, на Косой и Заневском проспекте проходили "вечера отдыха курсантов", говоря простым языком ,танцы. Эти мероприятия пользовались популярностью у ленинградских девушек и попасть туда им было довольно трудно. Задолго перед танцами перед соответствующим окошком выстраивалась большущая очередь за билетами. Музыка была живая, обычно играл какой-нибудь самодеятельный городской ансамбль. Однажды пару вечеров выступал самобытный коллектив "Зеленые муравьи", где солисткой была моя бывшая классная руководительница Людмила Матвеевна.
Я самолично , несколько раз проводил на танцы в училище своих бывших одноклассниц по их просьбе. Девушек, конечно, влекло в училище не желание сплясать на скрипучем паркете под неизбывное "Smog on the water" в исполнении какого-нибудь самодеятельного ансамбля , а реальная возможность решить свои матримональные проблемы. Подавляющее большинство курсантов училища было иногородними, например, в моей группе ленинградцев было всего 6 из 25 человек. Иногородние вынуждены были жить в экипаже - курсантском общежитии в кубриках на 5-6 человек с минимальными удобствами, питаться в курсантской столовой. Желание свалить из экипажа на вольные хлеба было всеобщим и естественным. Для неленинградца сделать это можно было только одним способом - путем женитьбы и переезда к жене. У ленинградцев же таких проблем не было. В моей группе из 6 человек ленинградцев только двое женились, да и то на 6 курсе, зато не ленинградцы переженились почти все к 5 курсу. Так что, познакомиться с будущей супругой на училищных танцах было делом реальным, у многих так и вышло. И ничего, живут себе люди до сих пор, не тужат. Меня же, лично, танцы эти не привлекали, не мог я никак раскрепоститься, когда на тебе морские суконные брюки с клапаном, уставные ботинки, тельняшка, фланка и гюйс. На танцы я предпочитал ходить одетым в гражданскую одежду.
На Васильевском острове мы продолжили изучение базовых дисциплин, таких как химия, сопромат, теория машин и механизмов, теория электрических цепей, тогда же началось наше визирование. Визирование было важнейшим этапом в жизни любого моряка загранплавания. У кого была виза, было и загранплавание. Те у кого визы не было были обречены вечно скитаться по северным, негостеприимным морям или того хуже, ехать на Дальний восток дабы возить грузы в Магадан или на Чукотку. Виза была допуском к посещению заграницы и счастье сие выпадало далеко не всем советским людям. Заграницу посещать в СССР могли только самые достойные и проверенные граждане. Например, требовалось чтобы у гражданина едущего за границу в достаточном количестве оставались в СССР близкие родственники, а то, не равён час, решит гражданин остаться на прогнившем западе, а так, нет.., родственники его, как заложники, будут тянуть обратно. У одного парня, Володи, из параллельной группы уже после успешного визирования развелись родители, так визу ему тут же закрыли, потому как количество близких родственников у него сразу стало меньше: были папа и мама, а осталась одна мама, а папа уже таковым не считался , как бы. Пришлось ему новую визу потом себе зарабатывать на Севере, по новой доказывать "родной советской стране", что достоин он выехать за её рубежи. Именно поэтому мои родители не могли официально развестись до 1983 года, иначе бы меня лишили визы. Требовалось, так же чтобы никаких родственников за границами нашей великой Родины у соискателя не было, а так же чтобы никто из родственников не отбывал срок по приговору суда. Кроме того, нужно было, чтобы поведение соискателя вожделенной визы было безупречным, без пьянства и других бесчинств, чтобы учился он нормально, участвовал, в общественной жизни, был в курсе мировой политики и мудрых решений КПСС и его ленинского Центрального Комитета и чтобы мог он грамотно ответить на происки идеологических врагов, ежели таковые появятся во время посещения несоветских портов захода. Ещё требовалось, чтобы во время военной службы человек не соприкасался с какими-либо секретами, то есть не имел допуска выше второго. Надо было заполнить длиннющие анкеты на себя и своих папу-маму, получить необходимые характеристики и послать все это в соответствующее ведомство, называлось оно Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров СССР. Если там документы и соискателя находили достойным, они поступали в соответствующий Райком(30) КПСС,
ибо в СССР только партийные органы окончательно все решали и определяли судьбу человека. Тогда соискателя вызывали на заседание соответствующей комиссии райкома, где проверяли его готовность к посещению заграницы путем задавания разных каверзных вопросов и уже после того, если все проходило успешно, соискатель получал соответствующий штамп в личное дело и справку. Я храню такую справку как ценную реликвию. В ней сказано, что такой-то прошел визирование на комиссии Кировского РК(31) КПСС.
Те курсанты, кто удачно прошли эту нелегкую процедуру, готовились к своей первой заграничной плавательской практике на борту учебно-производственного судна( УПС). У нашего училища таких УПС-ов было шесть единиц. Это были суда, большей частью польской постройки, переделанные для учебных целей. Там дополнительно имелся учебный навигационный мостик со всем необходимым оборудованием, учебное машинное отделение. Часть грузовых помещений переделывались под кубрики для курсантов и учебные классы. Такое судно могло взять на борт до 120 курсантов, всего же экипаж достигал 180 человек. Кроме того, на таких судах еще перевозились и грузы, имелся небольшой рефрижераторный трюм и даже танк для перевозки масла наливом. Грузовое устройство состояло из четырёх стрел по 5 тонн, одной тяжеловесной стрелы на 30 тонн и кормового 5 тонного крана. Длинна такого судна была 137 метров, ширина 18, полное водоизмещение около 10000 тонн. Трюма имели твиндеки. Это было по своим параметрам конвенциональное судно с современным по тем временам грузовым вооружением, ближе всего по типу к серийным "Ленинским гвардиям".
После успешного окончания второго курса мы были направлены на первую плавательскую практику. Это случилось летом 1978 года. Большинству из нас только-только исполнилось 18 лет. Начиналась морская жизнь.
Глава 9. ЛВИМУ им. Макарова
Первая практика.
Погрузившись на борт УПС-а, стоявшего на 34 причале Ленинградского Морского Торгового Порта, мы расселились по кубрикам. Каждый из них вмещал 8 человек, койки были в два яруса вдоль переборок, посредине был стол, над ним два иллюминатора. У каждого курсанта был свой рундук, то есть такой специальный шкафчик. Гальюна было два на 6 посадочных мест каждый. Питание происходило в две смены. Кормили по сравнению с училищной едой замечательно, например воскресенье была кура с рисом, бульоном и пирожками, в понедельник утром каша, на обед кислые щи и так далее, согласно старинных неведомо когда и кем заведенных традиций. Каждая койка имела шторку, поскольку спать приходилось не только ночью, но и днем и вообще когда было можно, после вахт. Распорядок был такой: один день учеба, следующий работа на палубе, под руководством боцмана , следующий день круглосуточная вахта либо на учебном мостике, либо на ходовом в качестве впередсмотрящих и так по кругу. После ночной вахты часть курсантов спала, другая готовилась к занятиям, третья работала. Поэтому спать приходилось в довольно шумной обстановке, что было и тренингом и хорошей закалкой на будущее. На любом судне морякам спать приходится не ночью, а тогда, когда можно, не обращая внимания на шум от работы механизмов, палубных работ или грузовых операций. Если ты не можешь спать в шумной обстановке и в любое удобное время, тебе не место на море.
С нами на практику пошли преподаватели с кафедр навигации, судовождения, технических средств судовождения и английского языка.
Учебным помощником , то есть судовым офицером отвечающим за организацию жизни курсантов, был уже известный нам по Стрельне
С.В.Латухов, капитаном был В.И.Снопков - опытный капитан БМП, работавший до этого на пассажирских судах, а потом перешедший на преподавательскую работу в училище. Он был автором книг по технологии морских перевозок грузов. Пошел с нами и наш командир роты . Кроме этого на судне имелся и штатный экипаж, а так же офицер водного отдела КГБ(34) , числившийся дублером второго помощника, он должен был контролировать враждебные происки и не допускать бесчинств курсантов , в форме контрабанды и прочих негативных проявлений.
После оформления отхода, процедуры малоприятной и мало изменившейся
в российских (украинских) портах с советских времен до сих пор, мы проследовали под погрузку в шведский порт Норчёпинг. Перед заходом в порт нам пришлось пол дня простоять на якоре на внешнем рейде. Там весь экипаж дружно принялся ловить треску. Ловили её на простейшие блесны большей частью сделанные из латунных дверных ручек. Нам удалось поймать две штуки примерно по 1,5 кг каждая. Они были почищены и сварены в электрическом чайнике с перцем и ловровым листом. Могу сообщить, что свежая, только что выловленная треска по вкусу не имеет ничего общего с перемороженными залежалыми тушками, которые обычно продаются в наших магазинах. Я до этого не был особенным любителем рыбы, но тут стал просто её фанатом. Вкус её изумительный.
Наконец мы вошли в порт и пришвартовались. Формальности(35) как обычно, в цивилизованных странах, не заняли много времени и вскоре нас стали отпускать в увольнение. Оно происходило так: в город шли старший, преподаватель или лицо командного состава из экипажа и к нему в добавление два курсанта. Ходить можно было только группами по три человека, группы не должны были разбредаться и каждый отвечал за то, что делают остальные. В Швеции теперь бывали многие и я не буду рассказывать про эту страну. Могу лишь сообщить, что и 30 лет тому назад там было все так же чисто и аккуратно. Члены экипажа ходили в Швеции в увольнение безо всякого энтузиазма. Там было все дорого и купить для "отоварки" было не чего. Думаю, следует объяснить, что такое отоварка и для чего она была нужна. Дело в том, что сама по себе зарплата моряка была не велика, например, после училища прибыв на работу молодой специалист получал те же 110 рублей как и на берегу, но. Во время заграничного плавания моряк получал командировочные, или суточные в размере, зависящем от должностного оклада. Например, каждому курсанту были положены суточные в размере 36 валютных копеек(32) в день. Эти деньги можно было заказать и получить в свое распоряжение в любом порту, а не истраченное сдать обратно. 36 валютных копеек по тогдашнему курсу было эквивалентно примерно одной западно-германской марке(33). Джинсы- вожделенная мечта любого советского молодого человека тех лет стоили тогда примерно 15-20 марок. Матрос второго класса или дневальный получал 60 копеек, третий помощник 80 копеек и так далее. Эта валюта и обеспечивала благосостояние моряка. Её следовало превратить в рубли по максимально высокому курсу, для чего надо было, не нарушая таможенных норм закупить на неё промтовары, а потом продать эти промтовары в СССР страждущим их гражданам. Тогда эти валютные копейки превращались в полновесные советские рубли, с коэффициентом перевода 1/20 ,а то и выше. То есть выходило, что, третий помощник получал на самом деле не жалкие 120 рублей ,а вполне солидные 600, на которые много чего можно было себе позволить в СССР эпохи позднего застоя. Это была по советским меркам очень достойная зарплата. Однако в процессе конвертации валютных копеек в рубли было масса подводных камней и ньюансов, одним из которых было то, что промтовары имело смысл закупать только определенного ассортимента и только в определенных местах , таких как , например, Роттердам или Лас-Пальмас(36). А Швеции покупать было нечего и значит ходить на берег было не за чем. Погрузив в Норчепинге груз пиленой доски в пакетах , мы пошли в Италию: в Неаполь и Марину ди Каррару(37).
Перед приходом в Неаполь перед курсантами выступил первый помощник, помполит иначе говоря. Он, к нашему вящему удивлению подробно объяснил, что, где и когда следует покупать моряку для грамотной отоварки. Нам было объяснено, что отовариваться следует в Неаполе на рынке, покупая там джинсы и другую одежду или обувь. Сразу же выяснилось, что все желающие не смогут сходить в город в Неаполе, поэтому следовало дать заказы на покупки своим товарищам, которым повезло с увольнением. Я в город тогда не попал, но мой одногрупник, Жора принес мне с неапольского рынка первые мои джинсы фирмы Lee. Они ,конечно, как я потом понял, были поддельными , но это ничуть не уменьшало их ценности в моих глазах.
В следующем порту, Марине де Карраре, известном расположенными рядом мраморными карьерами мне повезло, я попал на экскурсию в Рим. Мы выехали в "вечный город" на автобусе, проехали по стране, посмотрели на итальянскую жизнь. По самому Великому Городу экскурсию вела тетенька из нашего торгпредства. Побывали мы везде: в Колизее, у дворца Виктора-Иммануила и посетили собор Святого Павла. На обратном пути заехали в Пизу и забрались, как и положено на знаменитую башню. Впечатления были грандиозными. Вообще Италия -замечательная страна. Так получилось, что мне удалось побывать во Флоренции, Венеции, Генуе, Пизе, Специи, Триесте...и еще во многих итальянских городах. Всегда впечатления были только положительными. Итальянцы - замечательные люди, язык их звучит как
песня ,а история и культура их великой страны вызывает только огромное уважение.
После Италии, мы пошли в Испанию под погрузку руды в порту Уэльва назначением на Антверпен. Где-то между Сардинией и Балеарскими островами нас прихватил сильный и резкий, как всегда на Средиземноморье, шторм . Пароход наш был пустой и болтало его нещадно. Пришлось нам столкнуться с морской болезнью и отдать свою дань Ихтиандру(38). Из ста , примерно, курсантов бывших на борту человек пятнадцать вообще ничего плохого не почувствовали , если не считать улучшения аппетита, еще человек пятнадцать укачались в самой тяжелой форме и могли только лежать постанывая да поблёвывая. Остальные же, то есть процентов 70% от общего числа , и я в том числе, укачались "без потери работоспособности" то есть могли что-то делать, но время от времени изрыгали содержимое своих желудков за борт. Надо было только следить, чтобы желудок никогда не был полностью пустым. Надо было грызть корочку какую-нибудь, кочерыжку или морковку. После практики в наших личных делах появилась запись: морские качества хорошие , удовлетворительные или неудовлетворительные. Понятно, что неудовлетворительными они были у тех, кто укачался в стельку. Надо сказать, что в последствии, те кто действительно этого хотели , сумели перебороть себя и работали на море не смотря на свою сверхчувствительность к качке и подверженность морской болезни.
Погрузив железную руду на Красной реке ( Рио-Тинто) в Уэльве(39), мы проследовали в горячо любимый всеми советскими моряками порт Антверпен, называемый так же в народе Антропшино или Антряпкино. Любили этот фламандский порт моряки за расположенные на "Соколиной площади" многочисленные магазины для моряков. Держали эти магазины наши бывшие соотечественники, в основном армяне и евреи, так называемые "маклаки" и торговали в них исключительно вещами нужными для грамотной и правильной "отоварки". В разное время их ассортимент был разный. Из художественной литературы известно, что в далекие 50-е моряки ввозили в СССР болоньевые плащи, нейлоновые чулки и "газовые" платочки. В более поздние времена ассортимент изменился. Ввозились изделия из джинсовой ткани, синтетический "мохер", ковры синтетические, обувь. Потом началась эпоха различной радиоаппаратуры. Все это в принципе можно было купить в больших магазинах для нормальных людей, но ценность магазинов для моряков была в том, что "маклаки" держали весь интересный для моряка ассортимент в одном месте и никуда бегать больше было не нужно, они же обеспечивали доставку закупленного на судно, угощали моряка пивом, кофе и оказывали разные мелкие услуги. Важно было и то, что все они говорили по-русски. Заход судна в такие порты как Антверпен, Роттердам или Гамбург, где торговали "маклаки" считался в то время большой удачей . Были пароходы, которые годами туда не заходили.
В Антверпене мы выгрузили руду, погрузили стальной лист в рулонах для АвтоВАЗа и пошли в Ленинград. По приходу нас ожидала обычная процедура- "комиссия КПП и таможни", то есть прохождение необходимых пограничных и таможенных формальностей при въезде в СССР. Самым сложным и малоприятным всегда были отношения с таможней, им требовалось объяснить, куда и каким образом была потрачена полученная в рейсе валюта и предъявить закупленные товары. В тот, первый раз, молодой таможенник прочему то прицепился ко мне, долго все проверял , высчитывал , и наконец, ура! обнаружил , что товары мною предъявленные стоят несколько дороже чем я мог себе позволить, согласно ведомости на получение валюты. Разница составила аж целых 800 итальянских лир(40), то есть несколько меньше американского доллара. Когда я объяснил, что такая разница произошла из-за пачки сигарет "More"(41) которую мне подарил товарищ Вова на день рождения, таможенник очень обрадовался и поведал, что согласно таможенных правил, передача валютных ценностей или товаров купленных за валюту одним лицом другому запрещена и является наказуемым делом. После чего он стал это дело шить нам с Вовой . Хорошо, что на нашем судне был свой кэгэбешник , его попросили помочь, он подошёл и сказал таможеннику, чтобы тот от нас отстал. Вообще то, чем больше я встречаюсь в жизни с таможенниками, тем больше осознаю на сколько отечественные гаишники в общем-то, добрые и хорошие люди.
Далее было возвращение домой, раздача подарков и рассказы о своих приключениях и впечатлениях.
Глава 10. ЛВИМУ им. Макарова
Заневский.
После возвращения с практики мы перешли на третий курс и продолжили обучение на Заневском проспекте. Это была третья площадка ЛВИМУ, на ней базировались Судоводительский, Радиотехнический и Гидрометеорологический факультеты. Мы учились там, возле самого длинного городского моста, с третьего по шестой курс, до самого окончания училища. После его окончания положено было бросить в Неву с центрального пролета этого моста свои фуражки, что и было нами неукоснительно проделано три года спустя.
С третьего курса мы стали изучать специальные дисциплины, самыми сложными из которых были математические основы судовождения( МОС) и теория технических средств судовождения, а именно теория гироскопов. Но нашей группе прошедшей в Стрельне выучку у доцента Фотиади ничего уже не было страшно. На третьем курсе за учебу у нас уже никого не отчисляли, наоборот, ребята учились все лучше и лучше. К концу обучения в нашей группе было уже семь отличников, а четверо получили дипломы с отличием, красного цвета. Их имена каждый может лицезреть высеченными на мраморной доске у деканата Судоводительского факультета. Вообще то, хорошая учеба давала, во-первых, повышенную стипендию, а во-вторых, возможность лучшего распределения. В училище существовала система набора баллов за учёбу, общественную и спортивную деятельность, дисциплину. По результатам обучения каждый курсант набирал определенное количество баллов, максимальное количество которых давало возможность выбирать распределение первым. Набравший же минимальное среди коллег-курсантов количество баллов уже ничего не выбирал, он ехал работать на Чукотку, если был не блатной, конечно. Кроме учебы важное значение играла и общественная деятельность и достижения в спорте. Например, один парень из 16-й группы во время учебы ставший мастером спорта международного класса по парусному спорту за это получил столько призовых баллов, сколько не было ни у одного из отличников. К общественной деятельности относилось и участие в курсантском театре Судоводительского факультета "Курсантский Академический Театр Юмора Шуток и Анекдотов" КАТЮША. Этот театр давал представления дважды в году, попасть на них удавалось далеко не всем, столько было желающих. В театре были задействованы все самые-самые курсанты и на представлениях они действительно "зажигали". Для них не было никаких табу и самой излюбленной темой для шуток была деятельность любимого Организационно-Строевого отдела. Были случаи, когда начальник этой военной организации своей властью прикрывал представления театра, не выдержав искрометных сатир в свой адрес. Одно из представлений, помниться, начиналось с того, что по зрительному залу настоящим футбольным мячом пробивался со всей силы штрафной удар, а там уж кому попало этим мячиком...тому значит не повезло. Все было так, на грани фола...Запала в душу грустная морская песня, исполненная на одном из представлений. Там были такие пророческие для некоторых из нас слова: " ..много в море тропинок, за решётку одна!". Кроме театральной самодеятельности и ежесубботних танцев в курсантской среде в те годы активно действовала и организация молодых коммунистов, комсомольцев, иначе говоря. Ни до ни после этого я никогда не встречал такой, действительно реальной, комсомольской работы. По сути, комсомольская ячейка была нашим органом самоуправления, в её формате и рамках нами решались все насущные вопросы текущей жизни. Регулярно выпускались и стенные газеты и еженедельно "боевые листки".
Я, помнится, был заместителем секретаря комсомольской организации группы и эта выборная должность меня не тяготила, скорее наоборот. Комсомольским лидером группы был Шура, потом он стал нашим старшиной группы.
Тогда же, на третьем курсе мы стали изучать и военно-морскую науку.
Первый и самый интересный курс её, тактику, читал нам выдающийся человек,
Герой Советского Союза Сергей Прокофьевич Лисин, легендарный командир
С-7, потопленной финской подводной лодкой осенью 1942. На своих лекциях он рассказывал нам, как приял свою эску в Сормово, как в 1940 году встретился в Балтике с линкором "Бисмарк" и имел все шансы пустить его ко дну, да войны тогда не было.. И как началась война для него, когда в Ирбенском проливе, тихим утром 22 июня лодку неожиданно атаковал и чуть не потопил немецкий торпедный катер...А как он попал под финскую торпеду у маяка Уте и чудом остался жив и какие лагеря прошел и финские и немецкие и наши.., про это он нам не рассказывал. Уже в наше уже время я узнал, что Сергей Прокофьевич кроме всего прочего отличился ещё и тем, что приписок за ним никогда не водилось. Все что им было заявлено, было потоплено фактически. Редкий случай в нашем подплаве ВМФ. Редкий был человек. Светлая память. К сожалению, он не оставил мемуаров. Страшно жаль.
После четвертого курса мы отправились на большую плавательскую практику на борту УПС, "плавсеместр". Плавсеместром называлась большая, полугодовая практика на борту учебного судна совмещенная с учебой. В конце практики сдавались экзамены. Это было серьезным испытанием, первым длинным рейсом, и полугодовым отрывом от дома и берега. Порты которые мы посещали были те же, что и раньше , Средиземное, Северное и Балтийское моря. Мне лично мореплавание нравилось чем дальше, тем больше и я сохранил только положительные воспоминания от плавания на учебных судах.
После пятого курса нам предстояло отправиться на индивидуальную практику, стать членами экипажа настоящего рабочего парохода. Нас с Жориком направили в БМП на т/х "Механик Евграфов", современное судно, "ролкер" финской постройки. Мы попали в состав десятого сменного экипажа капитана Былкина А.М. Ролкер, это судно для перевозки колесной техники с горизонтальным способом погрузки, которое грузится через специальный вырез в борту, к которому с причала ведет судовая аппарель или рампа. По судну техника перемещается своим ходом, а с палубы на палубу при помощи лифтов или специальных пандусов. Капитан Былкин был авторитетным и опытным моряком, его экипаж работал с ним уже много лет. Мы ходили
между Ленинградом и Гуллем, с заходом на обратном пути в Гамбург. Возили в Англию наши праворульные "Лады" (42) , а из Гамбурга что придется, попутный груз. Условия на судне были прекрасные, каюты удобные, большие, во всех каютах были санузлы.
Жору сразу взяли в штат, матросом второго класса, я остался практикантом.
Я вообще не стремился попасть в штат, поскольку полагал, что у практиканта больше возможностей для освоения штурманской специальности. Находясь в штате, приходилось работать на палубе в качестве матроса, а это мало что давало с точки зрения постижения судоводительской науки. Но Жорику выбирать не приходилось. У него уже была жена Лена и маленький сын, надо было думать о них. На курсантскую стипендию, 25 рублей, не проживёшь.
Во время этой практики я впервые побывал в Великобритании. Там я попытался на практике применить свои познания в британском языке, который с переменным успехом изучал с малолетства. Увы, но результат был отрицательный. Во время вахты у аппарели мне несколько раз пришлось вступать в разговор с местными жителями. Похоже, они вообще не понимали на каком языке я к ним обращаюсь, я же, напротив, понимал ,что со мною общаются на английском, но абсолютно не понимал смысл сказанного.
Выйдя в город в увольнение , мобилизовав свои познания всю свою решимость и умения изъясняться я обратился к местной тетеньке с вопросом: Where is the bus( бас) stop there? Реакция была такой : " чиво - чиво? ". Потом , после некоторых размышлений тетеньку осенило, она переспросила: " а ! бус стоп...?" И она показала мне приблизительное направление в сторону остановки общественного транспорта.
В город мы тогда пошли втроем, как и положено, в группе ещё был электромеханик и судовой врач. Это были интересные люди. Оба они свободно читали по-английски, а врач вполне свободно и говорил. Целью их похода был книжный магазин, где они покупали в больших количествах юзаные покет-буки(43) , по смешной цене, которые по прочтению сдавали в комиссионный магазин иностранной книги на Невском проспекте. Литература была развлекательного свойства и надо было быть осторожным, внимательно проверять её содержание, чтобы при въезде в СССР тебя не обвинили во ввозе подрывной пропагандистской продукции. За это светил вполне конкретный срок. Именно в том магазине я впервые увидел и подержал в руках "Архипелаг ГУЛАГ", о покупке , конечно, речи быть не могло, поскольку он был на английском да стоил для меня дороговато. Помниться по дороге в книжный магазин доктор завязал беседу с каким-то местным молодым человеком и они вдвоем принялись хаять нового британского премьера мадам Маргариту
Тетчер, за её варварскую антисоциальную политику.
Третьим помощником на судне был выпускник того года Скворцов Александр, я его помнил по училищу, наши роты жили на одном этаже на Заневском и он был старшиной. Вторым был Слава Кожухов, веселый , интересный парень, душа любого общества и грамотный штурман. Старпомом был Игорь Леонидович Штейн, он работал последние рейсы старпомом и готовился принять дела капитана. Все они были выпускниками нашего училища.
В феврале 1982 года, 16 числа , через пять месяцев после окончания нашей практики, судно на котором тогда работал десятый сменный экипаж,
т/х " Механик Тарасов" затонуло в северной Атлантике. Большинство членов экипажа погибло. Героически погиб старпом до последнего пытаясь спасти своё судно...Чудом спаслись только шесть человек, а из штурманов только один, второй помощник В.К.Кожухов. Я был на похоронах тех, тела которых удалось найти. Они лежат на Серафимовском кладбище, когда хожу на могилу отца и бабушки с дедушкой, всегда захожу и к ним.
Для того чтобы получить диплом об окончании ВУЗа, как известно, следует написать и защитить дипломную работу. Я сделал это на кафедре Технических Средств Судовождения . Темой было математическое обоснование работы гировертикали (44) с радиальной коррекцией. Руководителем был профессор В.К.Перфильев. Работа была чисто теоретической и состояла в решении большого количества дифференциальных уравнений. Можно быть уверенным , что из состава государственной комиссии поставившей мне за эту работу "пять" никто понял ни смысла ни содержания моей работы , за вычетом моего руководителя, конечно.
Чтобы получить диплом надо было еще закончить свое военное образование , пройти военно-морскую стажировку, принять военную присягу и сдать государственные экзамены, в том числе и по военно-морской подготовке. До этого ,в течении трёх лет мы исправно посещали занятия на кафедре Военно-Морской Подготовки и даже прошли курс легко-водолазной подготовки в учебном отряде подплава, обязательный для каждого подводника. Теперь нам предстояло применить свои познания на практике.
Глава 11. ЛВИМУ им. Макарова
Лиепая.
Наша рота была направлена для прохождения военно-морский стажировки в Лиепаю на 8-ю эскадру подводных лодок, которой командовал известный адмирал и впоследствии депутат Хромов. Я попал на ракетную дизельную подводную лодку 628 проекта номер К-77.
По военной специальности все мы были подводники- командиры электронавигационных групп БЧ-1(45). Надо сказать, что по числу подводных лодок СССР тогда далеко обгонял все страны мира вместе взятые. Их было больше 400 только в строю, и не знаю уж сколько в резерве. Советские флотоводцы , как и полководцы, верные своим неизменным принципам , видимо , готовились воевать с империалистами как обычно- числом, а не умением. Так что кадров на такую подводную армаду требовалось множество. Наша лодка представляла из себя удлинённую дизельную лодку 641(46) проекта, в 4-м отсеке , в шахтах, располагались три баллистические ракеты. Пуск их был возможен только из надводного положения, Лодка была старая, начала 60-х годов постройки переведенная дослуживать свое на Балтику с Северного флота. Лодка входила в состав дивизии ракетных подводных лодок Балтийского флота, которая базировалась в южной части порта Лиепая, построенного еще при "проклятом царизме", как база Балтийского флота. Экипажи лодок жили на берегу в стандартных пятиэтажных казармах, называемых традиционно - экипажами, на лодке постоянно находились только во время выхода море. Всего такая лодка проводила в море от силы 2-3 месяца в году: на боевое дежурство и отработки задач. Выход в Северное море, за мыс Скаген(47), считался "дальним походом", за это был положен красивый значок. Такие значки были далеко не у всех военных моряков-балтийцев. Мне, же курсанту 6 курса СВФ ЛВИМУ, по военно-морским понятиям того времени ,видимо, был уже положен такой значок с бриллиантами или дубовыми листьями. Я за свои плавательские практики уже бывал за Скагеном много-много раз.
Главное, что бросалась в глаза на военно-морском флоте-неэффективность и косность и показуха. Офицеры должны были сидеть в экипаже и воспитывать личный состав до 21:00 ежедневно. На самом деле они просто сидели весь вечер в казарме, ничего не делая и маялись, вместо того, чтобы быть дома со своими семьями. Подводная лодка, довольно небольшой корабль, но экипаж её составлял был 80 человек, только в электронавигационной группе БЧ-1 , которая обслуживала навигационные приборы было 4 человека - офицер, мичман и два матроса срочной службы. На кой там нужны были матросы-срочники, остаётся для меня загадкой по сей день. Со всем обслуживанием замечательно справлялся один мичман и у него еще оставалось много свободного времени.
Офицеры в разговорах, за рюмкой и так ,часто всуе вспоминали Родину, которой они служат и за которую готовы, на всё...,а через восемь лет после этого армия великой когда-то империи просто тихо разбежалась по национальным квартирам. Пример невиданный, в любом Гондурасе военные взяли бы все в свои руки и навели бы порядок, а у нас... были только разговоры о Родине и размазывание пьяных слез по щёкам. Полагаю, в любом деле, чем меньше пафоса, тем больше толку. Когда в 90-х годах стала полностью доступна литература по Великой войне, стала очевидна и роль в ней отечественного ВМФ. Я имею в виду именно флот, а не морскую пехоту из списанных на берег моряков. Гордиться то, оказывается нашему флоту почти что и нечем. Отдельные успехи были скорее вопреки, а не благодаря. Знаменитый подводник Маринеско, абсолютный чемпион по потопленному тоннажу, ведь был не военным, а призванным на военную службу капитаном торгового судна. Впрочем, вернемся в Лиепаю.
Для нас странным было то, что на лодке только один штурман и на ходу он должен был лично контролировать любой поворот, а постоянную ходовую вахту в рубке несли минёры, помполиты(48) , радисты и прочие офицеры. В ответ на резонный вопрос: "а когда же штурман спит?" следовало закатывание глаз или рассуждения о нелегкой морской службе. Полагаю, эта была голимая демагогия, прикрывающая неизбывную, со времен царя-гороха, военно-морскую косность. Поразило, что командиром лодки может стать выходец из любой боевой части, хоть бы и механик. Когда у нас на лодке вышел из строя древний лаг(49) Л-2 ремонтники из навигационной камеры не могли попасть на корабль, потому как у них не было необходимого пропуска или допуска. Поэтому угрожающих размеров главный прибор этого лага, пришлось демонтировать, потом волохать по всей лодке из центрального поста в первый отсек, от туда выгружать специально заказанным автомобильным краном , грузить на грузовик и везти в навигационную камеру, за два примерно километра, от пирса. После ремонта все было проделано в обратном порядке, весила эта бандура не менее 120кг и как мне помниться , содержала одной ртути килограмм десять.
Нас очень удивило, что радар для навигационных целей не использовался вообще, а главными навигационными приборами были допотопные радиопеленгатор и эхолот. Ничего удивительного, что подобная организация кораблевождения приводила порой к феноменальным результатам. Именно тогда , когда мы прибыли в Лиепаю, средняя подводная лодка Балтийского флота выехала на берег, да не где-нибудь а в непосредственной близости от главной базы шведского ВМФ, Карлскруны. Наивные шведы, естественно, не могли поверить, что в глубину их шхер эту лодку завела не тайная шпионская миссия, а вполне обычный советский военно-морской бардак. Они до сих пор искренне полагают, что эта эска(50) чего-то там вынюхивала в их шхерах. Ну не могут эти люди поверить, что единственным исправным навигационным прибором на той лодке был радиопеленгатор, малоопытный штурман только-только закончил Фрунзе(51), а на вахте во время посадки был помполит, который, собственно и организовал всё это навигационное происшествие. Зато вот московские флотоводцы все сразу поняли правильно. На Балтийскую эскадру подводных лодок тут же была отправлена комиссия из Организационно-Строевого управления Главного Морского Штаба ВМФ, ибо, как полагали московские адмиралы, все происшествия и катаклизмы случаются от несоблюдения уставов и главного из них - Устава Внутренней Службы. Именно с этой комиссией мы и столкнулись в Лиепае буквально нос к носу.
Надо сказать, что о любой даже самой внезапной проверке на военно-морском флоте все узнают загодя. Не были исключением и мы. Примерно за два дня до приезда московских проверяльщиков началась кипучая деятельность по подготовке их достойной встречи. Личный состав начал чистить, красить, ремонтировать внутренние помещения экипажа, последовали учения по распорядку дня, типа, подъем-отбой и выбег на зарядку в установленное время. Форма личного состава приводилась в надлежащий порядок. Главным и самым важным было то, чтобы на всех предметах военно-морской одежды имелся прямоугольничек с личным номером и фамилией военнослужащего, нанесенными белой краской. Всё это проверялось в первую очередь. Очевидно московские морские генштабисты полагали, что в отсутствии заветных прямоугольников и неправильной организации зарядки таилась причина аварии той злосчастной лодки.
Мы, четверо курсантов шестого курса СВФ ЛВИМУ, были явно лишними на этом празднике жизни. Наш непосредственный начальник командир БЧ-1 это понимал не хуже нас и вышел на командование лодки с предложением спрятать нас на лодке, на время работы комиссии. Увы, но это здравое предложение поддержки командования не получило. Поэтому, следующим декабрьским утром мы, как и весь экипаж были разбужены зычным криком: "Пад-Ём!". Продрав глаза, я увидал, что около входа в экипаж толпилось живописная группа нарядных адмиралов и капразов , взиравшая на нас, как мне показалось , с интересом. Худо-бедно, но нам удалось справиться с первой частью проверки - организованно выбежать на зарядку. Зарядка состояла в бегании строем, колонной по четыре , вдоль пирсов с довольно большой скоростью. Мы , естественно, составили последний ряд этой колонны. Больших трудов нам стоило не отстать от закаленных невзгодами военнослужащих срочной службы. И вдруг! Последовала команда: "Стой. Кр-у-гом!" И мы оказались, таким образом , во главе колонны. Теперь все бежали за нами. Проблема состояла теперь в том, что мы уже выдохлись и не могли бежать с той скоростью, какая была привычна для остальных бегунов-подводников. Нам буквально стали наступать на пятки. Далее, видимо, я утратил способность адекватно оценивать обстановку, потому как предложил коллегам: "мужики, добегаем до того фонарного столба и уходим в стороны, а эти спортсмэны пусть бегут дальше" , мужикам идея понравилась и они её полностью одобрили. А далее произошло следующее: когда мы рванули в стороны как зайцы от настигающего их автотранспорта, военнослужащие, естественно, не знакомые с нашим хитрым замыслом, не побежали прямо, а рванули за нами, ибо каждый в строю бежит тупо за впереди бегущим. Строй тут же распался и превратился в толпу, начавшую митинг на тему бить ли этих студентов, нас то есть, прямо теперь или погодить до окончания зарядки ? Как на зло , все это произошло как раз напротив трибуны с который на зарядку подводников-балтийцев взирали московские ревнители уставов... Никто конечно , нас не бил, но до конца работы проверки мы были надежно спрятаны в учебном классе торпедного оружия, от куда выходили только для приема пищи, причем делали это после питания всех экипажей.
Наша времяпрепровождение на стажировке в основном состояло в изготовлении планшетов, плакатов, корректуре карт и книг, то есть работе на командира БЧ-1. По окончанию стажировки командир решил отблагодарить нас и премировал пол-литром "шила". Шилом, испокон века, на военно-морском флоте называют технический этиловый спирт, употребляемый якобы для протирки контактов и механизмов, а на самом деле исключительно вовнутрь. На торговом флоте эту жидкость называют гидроль или "ай-лю-лю", по словам из старинной моряцкой песни: "Выпьем-выпьем гидролю! Ай-лю-ли-ай-лю-лю! ". Эта субстанция служила так же универсальной валютой , мерилом всего. Например , посадить в гарнизонное узилище провинившегося краснофлотца стоило 0,5л шила в руки гауптвахтенного мичмана. Без этого ни о какой посадке не могло быть и речи, в ней отказывали под любым благовидным или не очень, предлогом. Например, указывалось, что ботинки у моряка, неуставные. "А какие тогда уставные? " обычно горестно спрашивал сопровождающий. "Идите-идите, гуляйте, бог подаст" , отвечал на это суровый страж гарнизонной тюрьмы. Или отремонтировать лаг Л-2, например, стоило
2 х 0,5 литра шила. Но большая часть вожделенной жидкости, естественно, употреблялась на месте. Для улучшения её вкуса знающие люди использовали глюкозу, в ампулах. Поэтому, дружба с корабельным доктором всегда имела важное значение. Сам он употреблял, конечно, только чистейший медицинский спирт к шилу не имеющий никакого отношения. Я, честно говоря, пить эту субстанцию так и не смог, её вкус и запах были невообразимыми. Но мои коллеги по стажировке , отведавшие её сполна, потом не смогли пройти медкомиссию, их зрение упало с требуемых 1,0 до жалких 0, 2 на оба глаза и потом восстанавливалось примерно с месяц. Можно себе представить, во что превращалась мозги морских командиров регулярно употреблявших этот растворитель. А если посчитать, сколько его приходилось выпить чтобы достичь адмиральских звезд, не вызовет удивления факт, что некоторые адмиралы считали первопричиной навигационной аварии подводной лодки несоблюдение Устава Внутренней Службы. В заключение, могу сказать, что по моему мнению, все что пишет о своих коллегах известный писатель Покровский, истинная правда, только вот не такая веселая как в его повестях.
Так или иначе, но наша стажировка в Лиепае закончилась. Мы были приведены к присяге и перед новым годом вернулись домой. В январе-феврале 1982 года мы сдали государственные выпускные экзамены. После чего получили дипломы и распределились на работу. Я занял из 160 человек 18-е место и по праву выбрал работу в ленинградском, Балтийском Морском Пароходстве. Пришлось расставаться со стенами alma mater , преподавателями, однокашниками.
Время проведенное в стенах ЛВИМУ, или как еще называли свое училище курсанты, "системы", мною вспоминается как лучшее в жизни.
Конец первой части
Примечания:
(1) МРХ - Министерство Рыбного Хозяйства
(2) ПС - Петроградская сторона, исторический район Петербурга
(3) Военно-космическая академия имени Можайского
(4) Народный Комиссариат Внутренних Дел
(5) Всесоюзная Коммунистическая Партия большевиков
(6) Генерал-лейтенант Власов - перешел в 1942 на сторону немцев
(7) Польские вооруженные отряды враждебные СССР.
(8) Научно Исследовательский Институт
(9) Научно Производственное Объединение
(10)Военно-Промышленный Комплекс
(11)Высшее учебное заведение в Ленинграде, готовившее связистов
(12)Ленинградское Высшее Инженерное Морское Училище
(13)Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики
(14)Вокально-Инструментальный Ансамбль
(15)Магазин для иностранцев, торгующий за валюту.
(16)Городская молодежь с криминальными наклонностями
(17)Высшее Учебное Заведение
(18)ВО - Васильевский Остров, исторический район в Петербурге
(19)Ленинградское Арктическое Училище ММФ
(20)Подразделение на корабле военно-морского флота
(21)Профессионально-Техническое Училище готовившее рядовой
состав для морского флота
(22)Морской Флот, или торговый флот
(23)Балтийское Морское Пароходство
(24)Тихоокеанский флот
(25)То же что и милиция
(26)Судомеханический Факультет
(27)Кубинский правитель, который правил до Кастро.
(28) Председатель профкома, секретари парткома и комитета ВЛКСМ судна.
(29)Ленинградский Государственный Университет
(30)Районный Комитет
(31)Районный Комитет
(32)Расчетная единица для иностранной валюты в СССР
(33)Валюта Федеративной Республики Германии в 20-м веке
(34)Подразделение областного управления КГБ
(35)Оформление прихода или выхода судна из порта
(36)Испанский порт на Канарских островах , известный центр
отоварки советских моряков и рыбаков .
(37)Порт в центральной Италии.
(38) Божество воздаянием коему было бросание или выплевывание
чего-либо в воду или унитаз
(39)Порт на крайнем юго-западе Испании.
(40)Валюта Итальянской Республики в 20-м веке,
1200лир примерно = 1 доллару США
(41)Манерные дамские сигареты длиной 120мм.
(42) Автомашины типа "Жигули" специально изготовленные для
экспорта в Великобританию.
(43)Бывшая в употреблении книга в мягкой обложке.
(44)Электро-навигационный прибор для определения истиной
линии горизонта.
(45)Штурманская боевая часть на корабле
(46)Самый распространенный тип советских дизельных подводных лодок
(47)Самая северная точка Ютландского полуострова,
за ней начинается Северное море .
(48)Помощник командира корабля по политической части
(49) Электро-навигационный прибор для определения скорости
корабля или судна
(50)Средняя торпедная дизельная подводная лодка, меньшего размера чем
проекта 641.
(51) Старейшее советское военно-морское училище в г.Ленинграде.