Топот свежих китайских кед разносится по пустому темному коридору. Он идёт, опираясь на стену, от угла к углу. Серая плитка под ногами его пустилась в пляс, а он всё пытается понять, почему пол такой кривой. Быть может, дело в нём? Лестница восстала перед ним, как гора Олимп. Он шагает вперёд, ступенька за ступенькой, но будто всё написано, и он перешагивает одну и ту же ступень много раз.
Рассудок медленно вытекает из его ушей и растекается черным пятном по полу и его ногам. Эта черная жижа окутывает его, как расплавленная резина; она обжигает его и не мешает идти дальше. В голове словно копошатся черви, как в сгнившем апельсине. Вены на лбу набухли так, словно вот-вот лопнут, но не от слабости, а от силы его. Его болезнь - он сам. Мир рушится под его ногами, но он идёт.
Поднявшись в своё пристанище, он сдирает с себя ошмётки одежды и социальных обязанностей, проблем и давления. Он пуст и только вечный красный крест твёрдо сидит на его спине, как знак того, что он ещё не пал. Что он ещё способен идти, что он будет бороться. Пусть он ниже падёт и будет без сил, но будет идти в пучине ада, на которую сам себя и обрёк. Он желает пройти через ад на земле. Глаза его горят азартом жизни в темноте мира пустого. Эхом разносится его азарт к жизни по миру.