Михалёв Арсений Григорьевич : другие произведения.

Рудданагар

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рудданагар - двое друзей отправляются в паломничество на священную гору, но по пути они попадают в водоворот исторических событий, которые переворачивают всю их жизнь. И с другой стороны это история человека, который озлобился на весь мир, и в своей ненависти, разрушил себя, но после этого он обрел себя вновь.

  
  
  
  
  
  
   Agoе Radum
  
   Ruddanagar
  
   Iruddajm eddan
   Деяния народа Руддан
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Vidiv tu en alge tempe reale malan homon?
   Chu vere maleso existat au no?
   Sed certe cada respondat pro lem farem!
  
  
   Глава первая
   Обман
  
  
   Айха
   Однажды я шёл по лесу южной Руддании, в поисках цветка Сипписирга, кой, по преданию, даёт знание. Было раннее утро, холод ещё окутывал землю, и трава была покрыта росой, а деревья шептались тайным языком древности, кой мог бы поведать больше любого волшебника. Но мне было не в удел слушать шелест трав и журчание ручьёв, я был полностью поглощён поиском заветного цветка.
   Сипписирга - это тот же Сьетэфлорин сэтрианской земли, только выглядит он севернее - шипы на стебле, низкий и подобно кусту, всклокоченный внешне, сей цвет, имеет множество разноцветных лепестков, тонких, почти прозрачных, они-то и являют собой особую ценность, потому что тот, кто верно их употребит, получит силу видеть невидимое.
   Вокруг не было ни души, одни засыпали после ночной охоты, а другие ещё не проснулись. Мне хотелось поскорее закончить начатое дело, но ничего не получалось. Проходив без толку всю ночь, я ужасно устал, и был зол на всё на свете, и в первую очередь на бестолкового Ойхова, моего приятеля, который, как всегда, ушёл куда-то, забрав с собой огниво, из-за чего мне пришлось лазить в темнотищи пытаясь подсвечивать себе лишь раздобытой из дерева волшебной, светящейся трухой, от которой пользы не больше, чем от светлячка в тёмном колодце, и кто её назвал волшебной? Ведь волшебная труха должна и светить волшебно, то есть лучше, чем любое огниво или факел, но, видно, волшебство утратило свои волшебные свойства, оставив лишь слабое, призрачное мерцание.
   Восход Грайяру родил тени, такие чёрные и длинные в утреннем сиянии, что, казалось, это огромные щели, наступив на которые, можно упасть и лететь до самого Груздакяра. Впрочем, мой путь лежал не туда, мне было нужно дойти до Айхаша, но без Сипписирга Доббу меня не пропустят на гору.
  
   бот
   - может не идти на гору?
   - конечно! - Одеваясь в дорогу ответил Ойхов.
   - да, ведь сейчас непогода и вообще, можно подождать.
   - именно! - Продолжая собираться отвечал Ойхов.
   - ойа! Да ты слышишь меня, Ойхо-ов!
   - ты уже готов? И Ману ту притих.
   - ничего не понимаю! Я же тебе говорю, что лучше НЕ идти!...?
   - Татха, лучше. Так пойдём же побыстрей. - Тихо, по-вадарски, улыбаясь, ответил Ойхов.
   Ну никогда не понимал этих сумасшедших вадаров, наверное, они вышли из воды, только потому, что на суше жить не могли - абсурд, но именно так они и поступают.
   - Антра'д, уже дождь идёт пойдём скорее.
   И мы вышли на полыхающий дождём шлях. Дом наш утопал в вихрях из воды и ветра. Был яростный шторм.
  
   Асе
   Каждое мгновение в утреннем свете имеет свою красоту и свой цвет. Деревья как будто утонули в красочном зареве. Земля была покрыта играющими бликами света. Наступало утро.
   Антрад шёл по траве с опущенной головой. Он уже не замечал множества цветков, распускающихся на заре. Он просто устал.
   Вдруг, из глубины леса показалось белое пятно. Когда оно приблизилось, Антрад смог различить, что это был Ойхов.
   - э-эй, ты не Ойхов, ты просто - амимь гегавд.
   - прости, поливайе, я пошёл за светлячком и заблудился, но, слава Сэльтам, по пути мне встретился цветок Сипписирга. - протягивая его Антраду, промолвил Ойхов.
   Такое извинение превосходило все ожидания измотавшегося Антрада, от радости он даже запрыгал, забыв про усталость, стал благодарно обнимать совершенно смутившегося Ойхова, и нараспев повторять его имя.
   - ой-ой-ойхоооов, ойхоов, ойахооов.
   Утро наступило.
  
   Дан
   Странное облако появилось над далёким Айхашом, это облако окутало вершину кольцом и упало вниз, застилая собой поверхность горы. Айхаш скрылся.
   Мы шли по лесной тропе весь день. Время от времени посматривая на Гору, я размышлял над тем, что я буду делать, когда войду в святилище богов. Ойхов как всегда молчал, лишь иногда бормоча что-то себе под нос.
   День был долгим и утомительным, и к вечеру мы, сильно устав от пути и бессонной ночи, сделали привал. Разведя огонь, я присел к костру, прислонившись к берёзке.
   Закат. Медленные лучи багрового цвета сползали в бездну, поглощающую Солнце. Двое сидят на краю скалы, за которым открывается вид на уходящее светило.
   - я так устала, - и она, обняв его, легла ему на руки.
   - Засыпай, милая, уже всё прошло, теперь нас ждёт только покой, - сказал он, гладя её волосы.
   Когда зашло солнце она умерла в его объятьях, так и не проснувшись.
   Я пробудился от шума сломанных веток. Кто-то пришёл на свет костра.
  
   Эйс
   - Исейхисса, добрый человек! Откуда путь держишь, с нами мир.
   - Аллим акруирм! Да пребудет мир между нами, ибо и я мирный руддан. Иду с востока из ургиканской земли, путь держу на святую гору Айхаш для почтения предков.
   - коли мир несёшь в сердце, будь нам гостем у нашего костра. Какое твоё светлое имя, странник?
   - меня называют Гинктор.
   Странное имя - подумал Ойхов. И странность действительно присутствовала в пришельце. Он был низкого роста, имел узкий разрез глаз, подобно восточным рудданам, называемым ургикане, его одежда также была восточного пошива, но чёрная, что не было принято ни у восточных, ни у западных руддан. И шляпа, она была широкополой с острым, длинным верхом, это указывало на его принадлежность к ордену мудрецов - ухуваккасман, которые, последнее время, прославились тёмными делами, впрочем, народ ещё сохранял к ним некоторое доверие, в силу их бывших заслуг.
   - Я Антрад, а это Ойхов, он вадар, поэтому много молчит, не почти это за не уважение.
   Незнакомец пристально посмотрел на сжавшегося от холода Ойхова. Этот простой парнишка, выглядел причудливо, впрочем, как и все вадары, он ходил в белых, длинных одеждах, был на лысо брит и очень часто умывался, а если рядом не было воды, он символически умывался листьями, травой или ещё чем сыпучим, одним словом - чудак. Но несмотря на всю причудливость этого потомка чуть ли не самого древнего народа, Ойхов отличался преданностью и, в прямом смысле слова, склонностью к ...чудесам.
   Когда странник сел у костра, он стал рассказывать о событиях происшедших на востоке и западе Руддании. Восток, по его словам, всегда был и остаётся обителью покоя и безмятежности, почему он и ходил туда в надежде на отдых от сумасшествия и постоянных перемен запада. Напротив запад бушует после пришествия дивидэс, вдруг вернувшихся из Амана. Объяснением их возврата из блаженного края, как они сами говорят, является появление некоего нового бога, который разделил мир на две части - на мир светлых и мир тёмных сил. Этот новый бог именуется владыкой теней, а истинное его имя, которое не произносят без нужды, это - Курбду.
  
   Аффа
   Гинктор с увлечением рассказывал о деяниях дивидэс, их героическом переходе через северные льды, битвах за свободу, преследовании проклятого узду, наконец о их восстании против Ярдакву... .
   Странность пилигрима ещё более озаботила меня, когда он стал с большим увлечением рассказывать о новой ансма. Дивидэс проклятые богами за восстание и убийство братьев, стали видеть мир раздвоенным. Они чтят Дива, но не как сыны, коими они и являются, но как рабы. Вся Ийа для них кажется обителью зла и смерти, вокруг они видят лишь врагов, они, подобно диким груздакун, желают себе скорейшей смерти, отчего обретают великое мужество и оттого нет у них другого занятия кроме войны. Дивидэс молятся на коленях, носят чёрную одежду, стараются распространить своё болезненное заблуждение среди руддан, что приводит к укреплению связей между нашими народами, впрочем они часто агрессивны и высокомерны по отношению к иноплеменникам, но любезны к тем, кто увлечён их учением.
   - и тогда владыка теней взял власть над северными землями, лежащими ещё выше Руддании, в тех тёмных лесах, где нет даже доброго зверя, а деревья пожирают живьём всё, что к ним приближается. Он собрал вокруг себя дикие народы, которые не имеют рода, и построил твердыню Дэз-гри Тахдоб. С тех пор мир разделён надвое, и хотя всем по прежнему правит Вышний, (слава Ему), тьма более не друг человеку, и он не может быть ею прикрыт от врага, потому что враг всегда во тьме, и разрушение, приносит большее разрушение, а не возрождает к новой жизни, всё стало врагом человеку, поэтому выход один - смерть. - так говорил Гинктор, то полушепотом, то почти крича.
   - брат, а скажи мне, почему же эти мрачные дивидэс просто не перебьют друг друга, раз им так неймётся умереть?
   - они этим и занимаются, но только не полностью, а дело вот в чем, - пришелец прищурил глаза и сказал, - они боятся гнева Отца, да, ведь они по-прежнему служат Ему, хотя и считают, что Он им не отец, а господин, причина такого понимания - их уклад жизни, среди них есть рабы, есть свободные, а также владыки, они не знают свободной жизни, (в отличие от кочующих руддан), они ушли от владык стихий, поставив себе новых, смертных владык. Итак, боясь гнева Давшего им бытие, они не убивают себя сразу, но стараются приблизить свою смерть, то бесстрашно бросаясь в битву, то истязая себя плётками, отказом от пищи и пития, и прочими противоестественными занятиями, кто-то помногу дней стоит, прося Дива послать ему смерть, и скорейшее переселение в Айрисарэм, а кто-то собирает общину в пустынных местах, и они живут там умирая от голода и холода, прося милости у Дива скорее окончить эту жизнь и придти к Нему.
   Вокруг была тишина, и только голос увлечённого Гинктора разбивал тишину в осколки, которые иногда впивались в слух, вызывая слабую, но навязчивую боль. Незаметно пришла мглистая ночь.
  
   Гэг
   - поклонись мне или умри, - сказал Урзуку - властитель чёрного войска Тахдобэма, - ты проклят, а значат всё равно принадлежишь моему хозяину, так зачем тебе ссориться с нами, бесполезно служа твоим, ха, светлым господам, которые тебя выгнали из Амана? Кланяйся, раб!
   - я не раб тебе, мой господин Един и ждёт меня в небесном Амане, моя смерть для меня тропинка на небесные луга , а ты грязь и тьма, твоё место уже приготовлено, оно в Груздакяр, руби, коли меча не жалко, мне не страшны твои угрозы, руби!
   - на дыбу его!
   Пленника мгновенно схватили уродливые существа, на подобие человека, которым не было другого имени кроме мрканун, что значит - грязные. Пленник был дивидэс по имени Арес, его приковали и стали растягивать на верёвках, пока кости не стали выходить из своих мест, а кожа трескаться. Гордый сын Дива терпел скрепя зубы, и молил Отца о даровании ему прощения. Наконец мучение кончилось, всё тело мученика было избито и изрезанно, после дыбы он не мог шевелиться, его одолевала сильнейшая боль во всем теле.
   - ну что, - спросил Урзуку, - ты всё ещё ждёшь чуда? Может твой господин забыл о тебе? Или ты мало принёс ему своих мучений и крови? Ха-ха, попробуем вызвать силу с неба ещё раз? Отвечай! Ты поклонишься мне и моему хозяину?
   - нет, - озлобленно рыкнул Арес.
   - отрежьте ему сначала пальцы на ногах, потом на руках, если не одумается, режьте руки, а потом и ноги, будет жив, разрежьте ему брюхо, пусть его изнутри съедят насекомые.
   Палачи приступили к указанным действиям. Кровь хлынула фонтаном, к удивлению мучителей, она обжигала, потому что была горяча, словно кипела. Арес уже не мог даже мыслить, в его сознании было только одно - боль. Когда ему отрезали руки, он, в предсмертном порыве сил, сказал - la venco! Наступила смерть.
   Это видели многие пленные Дэз-гри Тахдоб. И многие ещё повторяли подвиг Ареса, помня его любовь к Диву. Так умирали дивидэс, проклятые от Ярдакву, вернувшиеся в Ийтерру, принесшие страх рудданам и поработившие их.
  
   Aha
   Наступало утро. Надо было собираться в дорогу, чтобы успеть до закрытия ворот в городе. Гинктор согласился помочь нам найти дорогу к Горе и быть попутчиком, так как он, по его словам, был родом из этих мест. Перед нами простиралась долина реки Урганы, покрытая ласковой травой и нежно-голубыми и розовыми цветами.
   - кто это там вдали?
   - не знаю, кажется, это чьё-то стадо.
   - погоди, - прошептал Ойхов, и прислушался, - это не животные, я чувствую - рядом враг.
   - враг? Ты о чём, Ойа, я же вижу, там животные, спокойней.
   - нет, - подтвердил Гинктор, - это волколаки, нам надо спрятаться, готовьте мечи...
   - да, ладно вам..., - но Антрад не успел договорить, как сильные руки Ойхова потащили его за камень.
   Волколаки явно чуяли добычу, но чего-то выжидали. Небо постепенно покрывалось тьмой обратно в ночь, словно солнце вдруг решило не всходить, чтоб не видеть зла, бродящего во тьме. Мы сидели притаившись, и приготовив оружие. Ойхов что-то шептал про себя. Вдруг, как из-под земли, появились дивидэс, сияющие во мраке, с огненными мечами и, казалось, в золотых доспехах, они тихим ураганом напали на стаю, и началась битва.
   К нам налету подошёл один из воинов, и строго спросил кто мы и что делаем здесь во время войны. Гинктор что-то ответил ему на древне-сетерийском и тот учтиво поклонившись, снова бросился в бой.
   - кто ты брат, что тебя почитают пришельцы?
   - не бойтесь я не бог и не князь, просто я объяснил ему, что мы пилигримы, дивидэс строго почитают священные горы, поэтому он, убедившись, что мы не скрываем зла, ушёл.
   Не успел он договорить, как над камнем нависла огромная голова волколака.
   - бежим!!!, - Антрад уже поднялся, чтобы убежать куда глаза глядят, но тут увидел, как эта башка падает оторвавшись от толстенной шеи, он даже не успел увидеть и понять что произошло, когда Гинктор накрыл его и Ойхова своим плащом, и всё исчезло...
   Ija
   - ты видишь то же что и я, Ойа?
   - татха, мы под Горой.
   - а где всё, ну все эти волки и битва и...а где Гинктор?!
   В это мгновение они неожиданно оказались на лугах Урганы, сидя на траве, и смотря друг на друга с удивлением. Несколько придя в себя, Антрад промолвил - что это?
   - это я, мои милые друзья, ваш преданный Гинктор, - ответил волшебник с улыбкой кота.
   - я, я, мы...о, великий, мы благодарим тебя за показанное чудо и явление силы богов! - и оба путешественника воздали славу Диву, воздев руки к небесному Айрисарэму.
   - я не мог поступить иначе, в то время, когда вы были под моим плащом, на нас волной нахлынули волколаки, поэтому мне пришлось укрыть вас, чтобы суметь защитить и себя и вас, ведь у меня есть не только меч, но и мой посох, а о ваших боевых способностях я не знаю, пока что... .
   Так Гинктор стал другом.
  
   Ярса
   Когда мы подошли к воротам города, стража остановила нашего волшебника, чтобы, очевидно, забрать у него что-нибудь ценное под предлогом опасности волшебства, которое и вправду последнее время приносило немало бед, чем, между прочим, пользовались дивидэс, дело в том, что они считали всё волшебство происходящим от владыки теней, потому что в Амане они немало пережили из-за чар, которыми пользовался враг, поэтому они говорили о волшбе, как о зле.
   Город назывался Урганруд. Он был грязным, полным бродяг и нищих, и конечно же разбойников и воров, в общем отвратительнейшее место для ночлега, меж тем выбирать нам не приходилось. Гинктор, дав что-то жадным стражникам, повёл нас переулками на ночлег. Мы проходили сквозь вонючие кварталы полные грязных искателей лёгкой наживы, они смотрели на нас волками, перешептываясь между собой и громко ругаясь. Пока мы шли, мне хотелось только одного побыстрее уйти отсюда, лучше было бы ночевать в лесу среди зверей, чем среди этих озверевших людей. Я не отпускал рукоять меча.
   Наконец мы добрели до дома, выделявшегося среди других только своей громадностью и ещё большей загаженностью, причём из него всё время доносились крики и ругань, а из окон время от времени вылетали предметы, сопровождаемые истерическими воплями. Когда мы вошли, на нас чуть не упал побитый пьяница, он так и не встал, хотя Ойхов попытался ему помочь. Мы подошли к столу ключей, где стоял чуть пьяный съёмщик комнат.
   - мир тебе, исейхисса!
   - давай, давай, тебе тут никто ничего не даст, уматывай отсюда, бродяга!
   - прости, но мы с моими друзьями хотели бы переночевать здесь, у нас есть чем заплатить.
   - покажи...
   - вот здесь достаточно для одной ночи.
   - аааа, так что ж ты сразу не сказал, давай, давай, заходи, только сам видишь у нас здесь не дворец, да и народец в этом городишке водится видел какой.
   Мы поднялись наверх, где пройдя по тёмным коридорам, остановились возле ободранной двери, съёмщик отворил дверь и в тусклом мерцании свечей мы увидели нашу комнату, это был хлев, но всё же там были кровати, коих нам недоставало так давно.
   Ночь была беспокойной из-за шумов доносившихся со всех сторон, воздух удушлив и горек, но всё-таки я уснул.
  
   Кирре
   Сад молчал, небо было поглощено листвой, и тени шептались переливами колыхающихся листьев. Они гуляли вдвоём по призрачной тропинке, скрывавшейся следом за ними. Наступал летний вечер.
   - Солнце скоро уплывёт за горизонт, и я уйду.
   - не бойся, я пойду за тобой, я найду тебя, только верь.
   И они продолжали неторопливо брести к окраине сада, туда, где открывался вид на уходящего Грайяару, там был высокий склон, под которым лежала огромная равнина уходящая за край Ийтерры.
   Я проснулся от неожиданного толчка и шума.
   - лови его!!!, - послышался чей-то отчаянный голос. Гинктор стоял с обнаженным мечом, и осматривался вокруг, пытаясь кого-то найти.
   - вот он!!!, - закричал Ойхов, и пустился кромсать мечом мою подушку. И тут я почувствовал удар по голове, он оказался не сильным, но мне стало ясно, что кто-то невидимо стоит возле меня. Гинктор в тот же миг посохом ударил по невидимке, и мы увидели какого-то узкоглазого оборванца забравшегося в плащ нашего волшебника.
   - ты кто еси, и что хочешь?
   - не убивайте меня добрые люди, я случайно попал в вашу комнату, и когда вы схватили мечи, я с перепугу попал в этот волшебный плащ, поливайе, не убивайте люди добрые!!!, - чуть не плача, заикаясь от волнения, проговорил воришка.
   - ладно, ладно, вставай, мы не разбойники, мы паломники, сам-то кто будешь?
   - я странник в этой земле, ищу работу.
   - Туам аси вадар?
   - да, я вадар, но я рождён в стране ургикан, мои родители бежали с запада во время нападения дивидэс, сами же родом были из вадаров.
   - вставай, брат, будь как дома, у нас здесь немного еды, бери, ешь.
   Ойхов оживился и стал помогать перепугавшемуся бедняге. День пошёл своим чередом, лишь к обеду свершилось нечто, что вывернуло наш мир наизнанку...
  
   Лани
   - Дай мне руку, я не могу выбраться отсюда!
   В колодец сверху, загораживая солнце, смотрело лицо искажённое шрамами. Внизу, зацепившись за выступы высохшего колодца, висел грязный старик, и судорожно пытался вылезти.
   - скажи мне, где мои деньги и я достану тебя отсюда, - сказал смотревший сверху.
   - у меня нет твоих денег, они у пришлых.
   - назови имена.
   - Гинктор, его звать - Гинктор, он в гостинице с двумя олухами, которые идут на Айхаш.
   - благодарю, - смеясь, ответил первый и бросил старику верёвку.
   Тот не сумев схватиться за неё, стал кричать и звать на помощь, но никого уже не было, лишь удаляющийся топот коня раздавался в степи.
  
   Открой глаза, взгляни на широту небес, безмятежность как в сердце мира, что на горе Айхаш..., и посмотри на тех, кто бродит по земле, так словно нет этих небес.
   А Грайяру светил на всех, черных и белых, воюющих за право, и добивающихся оправдания крива, на тех, кому было все равно, и на тех кому всегда что-то надо. День наступил всей силой солнечного света прямо на город.
   В комнатушке паломников была тишина, Антрад пытался что-то записать в свой дневник, Ойхов с новым приятелем, по имени Кшатус, молча, играли в какую-то вадарскую игру, расставляя особым образом резаные фигурки по клетчатому полю, а у окна сидел Гинктор и беспокойно глядел на прохожих.
   Вдруг Гинктор поспешно встал, и, не сказав ни слова, вышел за дверь, никто, впрочем, этого не заметил, все были заняты собой. После этого тишина продолжалась не долго, на лестнице послышались тревожные шаги, потом раздался треск и крики, пыль, поднявшаяся от выбитой прогнившей двери застилала глаза, после нескольких мгновений стало ясно, что они в ловушке, вокруг стояли вооруженные руддане, Антрад ощутил холод клинка у своего горла...
   - давай, выкладывай, где цветок?!
   - как.. какой цветок?
   - туйярра урдэйс?, - ломано, по старо-руддански пригрозил разбойник, и придвинулся лицом с сверкающими, черными глазами к Антраду, при этом из его рта отвратно воняло перегаром и больными зубами.
   Антрад огляделся, в комнате стояло пятеро бродяг, явно голодных, и не раз совершавших ограбление, к тому же неплохо вооруженных, учитывая, что сами паломники почти - что вооружены не были, в целом положение было безвыходное, точнее выход был один - выполнить их условия. Антрад указал на сумку, в которой лежал Сипписирга. Разбойники связали руки всем троим, не было только Гинктора. После их вывели накрыв плащами с головой, чтобы никто не заметил неладного, но на выходе, сквозь щель половиц плаща Ойхов мельком успел заметить стоящего вдалеке Гинктора, лишь вадар мог его видеть, рядом с Гинктором стоял один из нападавших... .
  
   Глава вторая
   Лесть
  
   Айхa
   Впереди виднелся Армаш - близнец Айшана, но в отличие от своего брата, эта гора не была священной, напротив, на ней происходили самые мрачные и преступные деяния народов Руддании. Армаш в переводе с Руддийского звучит как брат-вершина, то есть брат белой вершины Айшана, но это также значит - противник, противоположный, другой, и действительно, хотя эти горы чем-то похожи внешне, по своей духовной сути они враги друг другу. Айшан вторая в мире священная гора, первая находится в Амане и на Сэтэрийском называется Ярмонт, что значит Гора Огня или Силы, но сейчас мы приближались к враждебному Армашу... .
   Нас вели связанными, но уже без плащей, так как здесь было в порядке вещей видеть пленных, потому что с северной, лесной стороны горы, где мы шли, проходили приготовления к войне, руддане ждали атаки дивидэс, впрочем это были ополченцы, а не воины, князья считали, что дивидэс приносят мир и цивилизованность в дикие земли Руддании, поэтому занимались бесконечными переговорами и договорами с пришельцами, а простой народ чувствовал беду.
   Когда мы подходили к лестнице ведущей на гору, наш новый приятель Кшатус, вместе с нами случайно попавший в плен, исчез, причем так, что его даже не заметили охранники, только внимательный глаз Ойхова сразу обнаружил его отсутствие. Паника поднялась только, когда мы уже были на середине подъема, но было поздно, никто не мог найти пропавшего..., и нас повели дальше.
   Взобравшись на один из выступов, мы увидели огромный вход в освещённую чем-то пещеру, в неё шел постоянный поток людей, большинство из которых были вооружены, также туда шли и пленные. В пещере было сыро, но помещение открывавшееся нам всё более и более походило на дворец, в нем были высокие своды, поддерживаемые широконогими колоннами, резные украшения стен, рисованные надписи на Руддийском, гласящие о ветхой древности народа Рудда, и его славе. Постепенно становилось понятно, что пещера уходит вниз, под землю, и после довольно долгого пути, когда мы уже не имели сил идти далее, перед нами открылся вид на город высеченный в камне, это был тот таинственный Армашруд - город Армаша, о коем говорили, что он был некогда столицей Руддании, и стоял наверху горы, но после прихода жестокого Урукхая, дикого племени с юга, Армашруд скрылся под землю, дабы дикари не осквернили красоту и величие города. Конечно, это только легенда, но город был поистине величествен, он покорял своим великолепием, мы видели его сверху, так как город лежал в глубине земли, и дорога вниз шла задолго до ворот самого города, и можно было видеть, что Армашруд был устроен в виде кругов, постепенно сходящихся в центре, стены, крыши, дороги - всё излучало некий свет, было такое впечатление, что всё сделано из светящегося золота, а источник сияния находился в сердце града, словно гигантское кострище пылало посеред главной площади, но оно не жгло, так как люди постоянно подходили и брали руками огонь, дети, весело смеясь и агукая, протягивали свои ручонки к пламени, некоторые как бы умывались светом и воздымали руки к огню, воссылая ему славу. Город был полон радости, а мы продолжали свой путь пленных рабов... .
  
   Бот
   Я не совершил греха, отдав этих нечистых в плен к честным рудданам, ведь двое из них вообще нерудда, а грязные вадары..., да, они вадары, они наши враги, а этот, хоть и называет себя рудда, на самом деле не похож на нас, он верно тоже вадар какой-нибудь или еще кто хуже, ведь он против княжеской воли, решившей идти навстречу всем начинаниям дивидэс, и этот его нелепый, злобный вопрос - "почему бы им всем не передохнуть?", явно, этот Антрад не понимает великой миссии новой ансма, учения великих посланников Амана, он и не может понять, ведь он точно не рудда, а значит в нем нет крови благородных нолдоров, и значит, я правильно поступил, что отдал их этим воинам..., воинам..., - Гинктор вздохнул, поднял голову, посмотрел на небо, и в этот миг солнце ударило ему в глаза, на мгновение Гинктор увидел черное пятно на небе, прямо над ним, потом это пятно стало приближаться к нему, и растворилось, - когда я достигну Айхаш, я умолю Богов что-нибудь сделать для блага этих несчастных, хоть они и не наши, но всё же твари созданные Великим, - Гинктор машинально прошептал славление Дива, и привстал, чтобы поменять положение, его ноги сильно затекли от долгого сидения, а перед ним простиралась долина горы Айхаш, он сидел на обрывистом склоне, и смотрел на игру света в вершине священной горы. - ведь какая незатейливая штука - всего лишь цветок, да, положим, он редкий, но и что ж с того, неужели нельзя просто придти к Богам, неужели нельзя без этих формальностей, этой никому ненужной обрядности, и вот теперь, из-за какого-то цветочка, мне пришлось отдать в плен и, возможно, рабство, а может быть и на расправу..., мне пришлось всё же, не то, чтобы я этого хотел, ведь моя совесть чиста, я не желал им зла, да и никому не желаю, это была необходимость, продиктованная законом, а как известно закон выше сентиментов, да, ну попили вместе чаю, прошлись по лесу, ну не друзья же они мне теперь до гроба, чай чаем, а дело делом, тем более я это делал ради пользы своей души, то есть ради святого дела, каждый хочет попасть в край Богов, и тут уже не важно как..., - Гинктор огляделся, ему почудилось, что кто-то подошел сзади, и как бы подслушал его мысли, стало немного жутко упасть со скалы, поэтому Гинктор отодвинулся от края, и подсел к стоящей рядом сосне, вновь погрузившись в себя, - может я и сделал зло, да, уж надо признать, всё же я сделал зло этим людям, но..., а какое тут "но"? ..., пожалуй, теперь просто бессмысленно об этом думать, их не воротишь, да если бы и можно было бы их вернуть, и вообще всё развернуть обратно, вплоть до того момента, когда этот старик предложил мне свои услуги, и зачем я взял у него деньги?! Это рок, и что с ним случилось, наверное, старика просто убили, узнав, что деньги не у него, а ведь я хотел помочь, ну кто мог знать, что всё так выйдет..., и как я мог согласиться с этими разбойниками, разве я не мог просто отдать им деньги, зачем я стал перед ними строить из себя лихого дельца, могучего колдуна, что играло во мне? Тщеславие, трусость, жадность, жажда легкой наживы, что еще? Нет, далеко не желание попасть на Айхаш, просто я струсил, боялся, что если они не увидят, что я подобен им, что я такой же злой и подлый, то они просто убьют меня, а простаков этих и подавно, своя шкура ближе к телу, и мне было, да и что там скрывать было всегда, мне наплевать на высокие идеи, врядле я смог бы погибнуть подобно Дивидэс, просто за то, во что верю, для меня нет ничего выше земли, на которой я собираю богатство и славу, это правда, и может быть я тем и горд, что могу сказать себе это, зная, что я подлец, но благородный подлец..., нет, даже вернув всё обратно, я всё равно сделал бы тоже самое, это мой путь, это моя сущность... о, Боги!
  
   Асе
   Пока пленных паломников вели неизвестно куда, свойственная людям привычка полу-мечтать, полу-размышлять о ни о чём, охватила Антрада, это бывает часто во время простоя деятельности, когда нечем больше заняться кроме как погрузиться в себя, или помечтать о том, как могло бы быть, если бы...такое состояние охватывает многих стоящих праздно за богослужением, когда жрецы и волхвы что-то непонятное делают во святилище, остальной народ полу-спит, иначе это не назовешь, они просто не могут, да и, честно говоря, не желают понять, что же происходит. Антрад был в положении, когда он тоже не мог ничего понять, поэтому и впал в раздумья...
  
   - Ну почему, почему вчера я восхищался остроумием, особой манерой речи, акцентом этого человека, а сегодня..., сегодня те же его выражения, те же остроты, и эта горделивая манера говорить, очень много говорить, и этот противный восточный акцент, с постоянным смягчением, напоминающим мне липкую, приторно-сладкую смесь, всё это вызывает во мне ненависть, как я мог смотреть на эти вещи вчера в одном свете, а сегодня вовсе без света..., что изменилось, ведь и вчера, и третьего дня у него были все те же качества, и доставляли мне радость, а сегодня всё то же самое пробуждает только злость и отвращение. - так размышлял Антрад уже не смотря на Армашруд, а только уперев взгляд в землю, и готовясь к страданиям. - просто изменился я, Гинктор сам меня изменил, сделав зло, а любая вещь может быть и светлой и темной, потому что без одного нет другого, нет целого. Я увидел его темную сторону, и все краски потускнели, он мне показался в свете, а потом зашел во тьму, это был всё тот же Гинктор, но уже тёмный, но ведь был и свет..., значит есть свет и в этой тьме.
  
   Антрад выглядел измученным, его длинные, тёмные волосы обвисали словно сосульки, грязь и пот покрывали всё тело, его льняная рубаха была местами порвана, и уже не сияла белизной, но была тёмно-серого цвета, на его лице от худобы появились скулы, а короткая, рыжая бородка стала похожа на клочки спутанной проволоки разбросанные по лицу, широкие, серые штаны на коленках были продраны, а обуви и вовсе не было, ноги кровоточили, остались нетронутыми только повязка на лбу, и плетёнка на поясе, просто даже разбойники чтут обережные вещи, боясь наказания Богов.
  
   Дан
   Мы пришли. Перед нами была торговая площадь, лежавшая за городом слева от врат. Вокруг был шум и гам, под ногами грязь, и иногда пьяницы. Нас провели к деревянной сцене, кто-то из наших похитителей ушёл договариваться о продаже. Тут-то мы окончательно почувствовали - мы рабы... .
   Среди шумевшей толпы ходил старичок, он шёл опираясь сразу на две палки, и при этом со всеми здоровался резко кивая головой, и выпучив глаза, его лицо чем-то напоминало птицу, особенно голубя, его огромные, широко раскрытые глаза были наполнены голубым, до небесного цветом. Тут, из толпы вышел какой-то важный человек и взошел на помост. Он был в сопровождении двух воинов, чьи лица были закрыты шлемами, сам человек был одет в княжеские одежды, это в общем-то и был князь.
   - эй, старик, - обратился один из воинов князя к странному старичку, - поди сюда, тебя князь изволит видеть. - Старичок повернулся на окрик, увидел князя, и вдруг закукарекал..., толпа охнула, и разошлась перед стариком, князь еще раз повелел воину позвать юродивого старца, и тот стал кричать на старика, грозя оружием, но старик пошёл к рабам, выданным на продажу, тогда один из воинов соскочил со сцены, и вытащив меч из ножен, направился вслед за ним. Старик подошёл к Ойхову и посмотрел ему прямо в глаза. Ойхов не отвернулся, напротив он стал вглядываться в голубые, ставшие почти прозрачными, глаза старца. Что видел в тех глазах Ойхов ведомо только ему, но видно, что это было нечто, что внушило силу и уверенность этому столь спокойному и мирному вадару. Воин подошёл, и приставил острие к спине старика, тот внезапно, как бы споткнувшись, упал всей тяжестью тела на клинок, и меч проткнул его насквозь, тогда старик еще шире раскрыл глаза, посмотрел на сияние огня, что был виден из-за стены города, и прошептал, но так, что все услышали, ибо воцарилась тишина, старец прошептал, - "Абарту иттейта", что значит - "смерть грядёт"... .
   После некоторого замешательства, толпа начала возмущаться, и хотела уже напасть на князя и его воинов, но тут сбежалась еще дюжина княжьих охранников, и толпа немного отступила. Чтобы как-то угасить разгорающееся восстание, князь во всеуслышание приказал взять тело старца и похоронить его со всеми почестями, как невинно убиенного, и по этому поводу устроить поминки на весь город за счёт князя, после этого князь с дружиной поспешно удалился. Однако ж, за Ойховом был прислан посыльный от князя, который его выкупил, но Ойхов упёрся, и заявил, что не сойдет с места, если с ним не пойдёт Антрад, его стали бить, но посланник князя сразу прекратил это, сказав, что князю не нужны увечные рабы, и он выкупил Антрада.
   Эйс
   Война, миллионы людей идущих убивать миллионы других людей. Чёрное, адское пламя везде зияющее своей пастью - в разбитых домах, в сожжённых полях, обугленных столбах, на которых вешали и сжигали руддан..., фанатики - идущие убивать во имя новой ансма всех, кто хочет сохранить свое родное, мудрость и веру дорогих сердцу предков , фанатики - с пылающими этим жутким, подземным огнём глазами. Кричащие над матерями дети, которых отбирают от холодных тел их родителей, чтобы сорвать с них данные родителями плетёночки-обереги, а с иных и по коже писанные символы Рода, их срывали вместе с этой кожей; взамен обжигали огнём руки, ноги и лоб, и ставили на колени перед своими изваяниями, заставляя гордых сынов севера поклониться их же Отцу, ставшему далёким и холодным господином..., о какое ужасное заблуждение, о безумие и дерзость! С детства руддан стали учить кланяться всем, уподобляясь рабам, приучили бояться всего, что неосвящено их молитвами и их огнём, Природа для детей Природы стала врагом..., мать - враг, отец - господин, а люди - рабы... .
   И пепел, только пепел остался от бывших некогда богато украшенных городов, те, кто успел убежать от ужасов войны, остались бездомными, нищими, не имеющими ни своей земли, ни своих родных, лишь пепел летающий в воздухе - это всё, что осталось от великого и гордого народа.
   Муки тех, кто не отрекался от веры предков, эти муки были выдуманы врагом дивидэс, этими пытками враг заставлял поклониться ему, теперь же дивидэс сами заставляют кланяться, принять их ансма. Сталь пронзает тело - медленно, раскалённое железо проходит через ребра, сжигает и режет всё внутри, и наконец доходит до сердца..., как это могли придумать люди, называющие себя дивидэс, ведь в самом вашем имени сказано - вы дети Дива, неужели мрак Курбду затмил вас, о сыны Богов! Вы претерпели боль в стенах Дэз-гри Тахдоб, но неужели после этого вместо сочувствия любой боли, вы озлобились, и напротив решили мстить невиновным этой болью? За что?
   А это..., это я, - Ойхов увидел, что глаза старца наполнились кровью, и он увидел, меч, вышедший из его груди... .
   Аффа
   - что ты знаешь об этом старике? - спросил князь, сидя на высоком троне, и пристально рассматривая Ойхова.
   - знаю, что не стоит иметь отношений с дивидэс, будет война, смерть идёт. - Ойхов тяжело выдохнул и опустил глаза.
   Князь приподнялся с седалища, и, насупив брови, прокричал, - кто ты, чтобы мне говорить подобное? Ты раб! - и он сел обратно, посмотрев сначала налево, а потом направо, как бы оценивая насколько он внушительно ответил на дерзость Ойхова. Помолчав несколько, князь продолжил спрашивать, - отвечай мне, ты знаешь, что старик предсказывал обо мне?
   - не знаю тебя, князь, но знаю, что в твоих руках судьба многих, и старец говорил, что мы ходим опираясь на ноги, а будем опираться на две палки, боясь упасть на ровном месте, не надеясь на ноги, данные Богами, а надеясь на наши палки. Старец говорил, что мы сами, споткнувшись о свои же палки упадём на меч дивидэс, и упадём мы спиной.
   Князь задумчиво ушёл взглядом в блестящий пол дворца, и, обдумав услышанное, позвал своего дружинника, приказав ему что-то, он спросил Ойхова,
   - скажи, а почему старик закукарекал, когда я его позвал?
   - ты горд как петух, пришёл напыжившись, и решив, что ты можешь всё, поэтому-то ты и прыгнешь сам на меч.
   Князь не знал как отреагировать на высказанное, это была неслыханная дерзость, но это была и правда, поэтому он сдержал свой гнев, и сказал,
   - не тебе судить обо мне, но в твоих словах я вижу некий смысл, они дают разумное объяснение неразумным действиям старика.
   В залу вошёл воин, тот, на чей меч упал старец. Князь повелел ему встать перед ним:
   - чьего ты рода, воин?
   - я рудда, о княже.
   - а нет ли среди твоих предков кого иного?
   - есть, о княже, моя мать из дивидэс.
   - почему же ты говоришь, что ты рудда?
   - я родился на этой земле, и вырос среди рудда, мой отец рудда, и я рудда.
   - ступай, воин.
   Князь долго сидел, размышляя. Взяв перо и бумагу, он начертал некие письмена, и подал их своему советнику, тот прочитав, посмотрел на Ойхова, и громко объявил написанное:
   - мы, Арадан, князь Угрулаффирида, силой и властью нам данной от предков, назначаем Ойхова аквулана советником нашего высокоблагородия. Да будет по слову сему во славу Богов!
  
   Гэг
   Туман мглою пал в долине Айхаш. Солнце уже зашло, но кроваво-красное небо еще продолжало угрожающе смотреть на землю. Гинктор шёл по полю, приближаясь к опушке леса, что с севера от горы. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, поэтому Гинктор присматривался к теням, что плясали в тумане, он пытался разглядеть тропу, но перед ним было только поле. Гинктор раздвигал руками ласковые, льняные колосья, и шёл по вытоптанному им золотому ковру. Вдруг он упёрся ногой во что-то твёрдое, это был корень дерева. Впереди стоял тёмный лес. Туман здесь немного рассеялся, и стало видно непроходимую чащу, насылающую страх, страх перед неизвестностью.
   В нескольких шагах от себя Гинктор обнаружил тропинку, ведущую через лес, но она была столь узка, что можно было бы и усомниться в лучшую погоду в том, что это вообще тропа. Пройдя несколько шагов, он услышал шёпот за спиной. Обернувшись, он увидел, что тропинки назад не видно, перед ним стояли только деревья. Гинктор стал читать обережные заговоры. В лесу послышался треск сучьев, кто-то приближался. Гинктор стал приглядываться, кто бы это мог быть, но треск, как бы, перебегал с места на место, постепенно подходя. Слышно было, что это кто-то большой, звук был то медленным, и неуклюжим, то быстрым и юрким. Перед глазами Гинктора появилась тень - очертание, похожее на большое животное, вроде медведя, оно было далеко, чтобы разглядеть в этой темноте, но ужас вселяло приближающееся дыхание зверя.
   Гинктор закричал - "сгинь, зверь! Сгинь!", - и он крепче сжал в руке меч, приготовившись к нападению.
   - что раскричался-то, - послышался низкий, тяжелый голос, - небоись, не съем, - после этих слов Гинктор увидел, что это был человек, весьма крепкого телосложения, одетый в волохатую шкуру через плечо.
   - кто ты, и что ты тут делаешь в этот час?...Народ честной пугаешь, - немного оправившись от испуга, выдохнул Гинктор.
   - Народ честной дома с женами на печи, едять калачи, а медвяди, беры косматые по лесу ходять, да беспутных изводят.
   - ты кто, я тебе говорю?! - Гинктор снова насторожился.
   - А то не видишь кто я, али очи твои туманом разъело, али веткой по зенькам убило? Ты чумной, что всё ходишь за мной?
   - кто ходит? Всё, хорош, лучше скажи где гора священная, я туда путь держу, в какую сторону мне идти?
   - Коли нема у тя светила посеред, то како ж ты выйдешь-то наперед? Найди глаза свои, чудак, вот и увидишь всё не так. А пока поищи дорожку, что чрез речку плывёт, она-то тя к граду прямёхонько и приведёт.
   Гинктор немного отшатнулся, потом присмотрелся и увидел, что перед ним стоит в золотой, сверкающей шкуре, с турьими, золотыми рогами некто больше, чем человек, он увидел, что рост его огромен, а длинные одежды светлы посреди ночи, и в то же время он видел человека, глаза, точнее то, что можно назвать как глаза, может взгляд, эти глаза, они смотрели на него насквозь, видя всё, и даже не было уже и человека и великана, были эти глаза, или свет глаз, или взгляд, то нельзя описать, но это смотрело внутрь и насквозь..., вдруг показалась гора, она стояла в море света, сама была поглощена светом, каждый камешек, каждая снежинка, льдинка, всё пылало светом, кромешный день полонил гору, и ничего не было кроме неё... .
   Гинктор проснулся в траве на опушке леса. Горы нигде не было видно, и он решил, что это был просто сон. Впрочем, что этот сон значил, и почему он так впился ему в сознание, - его мучили вопросы. А перед ним стоял город под названием Дорхилла, город воинов.
   Аха
   Трещотка бьющая по колесам телеги, на кой ехал Гинктор, становилась жужжанием, а потом просто перестала быть слышна, Гинктор погрузился в глубокие раздумья, или может быть сон.
   Он вспоминал свою первую юность, когда отец учил его ковать железо, тогда еще оставались от прежних времён хитроумные орудия, кои могли светить без огня, и давать жар, ныне это зовется волшебством, но знающие эти вещи не понаслышке, видели, что это всего лишь машина или что-то, что использует силу молнии, кую каким-то образом собирает в себя это орудие. Отец имел её по наследству от своих предков, кои такожь были кузнецами из рода в род. Гинктор тоже знал искусство светлого металла, но он ушел из семьи в поисках знания, и род проклял его, так как тот, кто не наследует ремесло отца, по законам Рудда, становился изгоем.
   Это случилось жарким летом, когда в их племени праздновали самый радостный, и в то же время таинственный, праздник - день Грайяру, в этот день Солнце находится в пике своей силы, и с этого дня Грайяру начинает стареть, эта двойственность праздника отражалась во всем, в радостных песнях и сжигании чучела лета, в собирании цветов и бросании их в речку, уносящую их в царство мертвых, в огромном количестве свадеб, и памяти о ушедших в Иной Мир предках, разжигании ночных кострищ и купании, как образа ухода в поток вечной жизни, а значит смерти... . Среди множества разных гаданий и примет, выпадающих на этот праздник, был один широко известный обычай - искать в священную ночь цветок папоротника, кой, как известно, обычно не цветёт, но некоторым выпадало счастье находить его, и сей цвет давал волшебную силу тому, кто его правильно употреблял.
   В одну из таких ночей, юный Гинктор как и все пошел искать цветок папоротника, и это для него было очень важно, так как он с детства мечтал быть волшебником, чтобы помочь всем нуждающимся, чтобы подарить радость в каждый дом, чтобы наладить мир среди враждующих народов... . И вот, Гинктор нашел свой цветок. Он всё сделал правильно, и получил силу видеть мысли, понимать язык всех живых, и иногда мертвых, он мог исчезать, и мог неожиданно появляться в любом месте, впрочем, он всё это умел в силу знания, кое дал цветок, а знания эти были обычны для колдунов, чародеев, и прочих наследников великой мудрости древних, и это значило, что он знал как волховать, но часто у него не было того, посредством чего вызывать волшебную силу.
   Первое что сделал Гинктор после приобретения цветка, было приворотом самой красивой девушки в их селении, кую он растлил в эту же ночь...; как он начал, так он и продолжал, вместо помощи, он отнимал последнее, вместо радости он наводил печаль, чтобы потом за снятие своей же порчи получить плату, заместо мира, он сеял вражду, чтобы прибрать к рукам оставшееся от убитых в бою.
   Сейчас же Гинктор думал совсем даже не об этом, он вспоминал ту машину, которая разжигала огонь, он пытался вспомнить не было ли еще чего-нибудь похожего на эту машину, ведь, наверное же, что много чего должно было остаться от великого народа, который придумал такое удивительное приспособление. Ему хотелось как-нибудь повыгодней это использовать, но пока надо было раздобыть хотя бы отцовский огнехранитель. Однако ж заняться этим он собирался, после паломничества на Айхаш.
   Ija
   Мирные руддане жили долгое время без князей, таковые появились только после исхода дивидэс в Аман, здесь остались их сородичи - тэлэри, кои имели князей и брали в жены девиц рудда, вместе с невестами приходили и их родные, так целыми кочевьями рудда оседали среди княжеств тэлэри, где постепенно эти два народа смешались, рудда количественно поглотил тэлэри и те ассимилировали, поэтому-то рудда под князьями зовутся также - рудда или же радфиллы, как их называет южный народ сэтриан. Однако огромное количество руддан продолжали кочевать и жить родами, так как испокон рудда были свободолюбивый и гордый народ.
  
   Ашруддан - город рудда, стоящий на холмах рядом с горой Ашруд, это гора Начала, гора руддан, по преданию здесь появились первые радфиллы, взявшие в свои руки управление городами ушедших дивидэс, по наследству от вымирающих тэлэри. Сюда вели Антрада и Ойхова уже подданными князя Угрулаффирида, а не свободными рудданами...
  
   Дорога проходила через холмы, кои степенным шагом приближались к горе Ашруд. На лугу, лежащем на склоне, паслись коровы, они уже насытились всеми благами изобилия трав, растущих в предгорье, и лежали, греясь на солнышке, было видно, что над ними лестницей в небо выстроились облака, казалось, что ежели добраться до вершины холма, то можно зайти, как по ступеням, по облакам на небо, к самому Грайяру. А на самой вершине кружились птицы, они играли с ветром, паря в его дыхании, взлетая, птахи раскрывали свои крылышки и летели вспять, несомые ветром. И над всем сияло Солнце.
  
   Тонкое дуновение теплого, южного ветра, ласкало руки и шею идущих, но, видимо, это чувствовал только Ойхов, тихо улыбающийся своему счастью. Усталость от долгого и утомительного пути породила в шедших озлобленность. Через несколько часов появились дома, и через час мы увидели ворота города. В них входили такие же, как и мы, замученные дорогой рудда, очевидно, также пришедшие из далеких мест, или же изнемогающие от непосильных работ..., еще были видны люди закованные в колоды, их били плетьми, и вели подобно скоту. Чем глубже мы входили в город, тем больше нашему взору открывалась страшная картина рабства, от коего мы чудом спаслись. Грязь, которая покрывала гульбище города, огромные стены, закрывающие от света, сдвигающиеся и сжимающие душу. Становилось всё темнее, и даже показалось, что мы вновь входим в пещеру, однако ж, просто солнце не заглядывало в это место боли и отчаяния. Так приблизилась осень... .
  
   Ярса
   Дорхилла был город, в коем можно было найти всё для веселья, потому что воины в период своего отдыха ничем иным не занимались, кроме как пили, гуляли и развлекались, пытаясь забыть ужасы войны. Среди многочисленных пивных и рюмочных, циркачей и фокусников, услужливых женщин и готовых выполнить любую работу мужиков, были и весьма интересные развлечения. Одним из коих было так называемое "зеркало душ", оно находилось за чертой города на океанской стороне среди скал. Каким-то неведомым путём Гинктор приехал на телеге, подвозивших его дорхилльян, на место близкое к Зеркалу. По пути ему рассказывали про это таинственное место много разных историй, и главное, что заинтересовало Гинктора - Зеркало может предсказывать будущее, в чем его горячо убеждали дорхилльяне. Поэтому, раз уж так вышло, что он оказался рядом с этим волшебством, Гинктор, как искатель любой силы и знания, первым делом решил пойти к Зеркалу душ.
   Место это по руддийски звалось Ихизерта амам, что дословно и переводится как Зеркало душ. Гинктор шёл по направлению к скалам, за коими открывался океан. Путь был нелегким, несколько раз он собирался повернуть обратно, но, посидев и отдохнув, снова решался идти дальше. Путь шел в гору, часто приходилось ползти, цепляясь руками за скалы, но постепенно Гинктора охватила какая-то сила манящая его к себе, и он шел уже живее, понимая, куда править шаг.
   Приблизилась ночная тьма, Гинктор решил остановиться и развести огонь, но вдруг увидел неподалеку свет, похожий на свет от костра. Когда он подходил ближе свет исчезал и появлялся в другом месте, всё дальше и дальше уводя Гинктора в глубь скал, он продолжал идти.
   Наконец, перед Гинктором открылась горная площадка, поднимавшаяся вверх, и там он увидел огромный каменный трон, перед которым горел огонь, Гинктор подошёл ближе. На троне никого не было, и в то же время можно было видеть, что кто-то восседает на нем, приблизившись, Гинктор увидел себя..., он отшатнулся, испугавшись лица, кое видел - это был он, но лицо его было подобно маске, застылое и гримасничающее. Огонь выделял оттенки этой маски, и делал её живой, в игре теней маска ожила и стала говорить:
   - жизнь полна скорби, сын мой, вот и твой путь, это всего лишь испытание твоей души, ты шел сюда познать себя, и прошел через скорби, и так вся жизнь - путь к себе, путь боли и испытаний, - маска приняла самое серьезное и задумчивое изображение мудрого лица, покрытого седой бородой и длинными волосами, это было лицо Гинктора, и при всей краске лицедейства, оно вызывало отвращение у него самого.
   - но ты должен рваться вперед, ты не должен опускать руки, ибо ты воин, в твоей руке меч, ты обязан защитить родину от ее врагов, разве не ты владеешь оружием лучше всякого рудда, с достоинством и честью идущий на смерть, вперед! - маска приняла грозный и благородный вид воина, эта напыщенность вызывала у Гинктора смех, и какой-то потаенный страх... .
   - да ты самый великий из волшебников, только ты смог открыть тайны древних, только ты смог найти цвет папоротника, и ты владеешь силою, этой силой ты стал первым, кто вкусил любви самой прекрасной девы, и ты смог, не раздумывая долго, бросить её, о, какая сила воли, какая великая мудрость пойти вслед мудрости, а не сидеть в деревне плодя невеж, высота духа, постоянное самосовершенствование, поиск истины и силы, - всё это твоё, ибо ты велик.
   Маска задрала нос, и смотря сверху вниз, выражала удовольствие от сознания собственного превосходства.
   - и кто эти, ползающие в своем невежестве, людишки, кто они, чтобы их жалеть, они недостойны даже стоять рядом с тобой, ты отдал этих в рабство, а кто же они еще, всего лишь рабы, они все рабы, рабы своей глупости и бессилия, - маска презрительно скривила бледные губы.
   - о, золото, волшебство, власть, они дают всё, что нужно человеку, чтобы быть сильным, как прекрасны монеты, блистающие в свете огня, как чудесно знание, поглощающее умы людей, дающее власть, власть над теми, кто презирал тебя, власть ради которой можно всё, что предательство, обман, всё это чушь, когда люди идут к власти, она омоет всё, положит весь мир под твои ноги... , - глаза маски горели, как от лихорадки, а уголки губ нервно подергивались.
   - здесь темно, вокруг опасность, а что меня ждет в городе, меня могут найти те, кого я предал, а вдруг они спаслись из плена, или вдруг меня узнают мои сородичи, ведь они также могут придти сюда, нет, лучше оставаться здесь..., но, здесь темно, и что это за огоньки во тьме, это верно волки, меня сожрут заживо, если я не убегу отсюда к людям, а среди людей меня может ждать казнь, страшно, ой как же страшно, и что делать, что делать..., - бледность маски усилилась, и она стала дрожать, глаза выражали ужас.
   - какие красивые доспехи у воинов этого города, как они стройно ходят, как высоки их речи, тебе нужно всё это обязательно сказать им, чтобы ты им понравился, чтобы они провели тебя к князю, и когда ты увидишь, и оценишь все его высокие достоинства, он точно примет тебя к себе на высокую службу, узнав, как ты метко и глубоко увидел его благородство и мужество..., - подобно собаке лижущей своего хозяина, чтобы тот дал кость, маска отвратительно скривила улыбку, и сузила глаза, как бы выражая свою льстивую преданность.
   В этот момент Гинктор вдруг увидел, что огонь стал сильнее, и ему показалось, что эта маска уже совершенно похожа на него, постепенно она стала его полнейшим отражением, и тут Гинктор понял, это действительно его будущее, последняя маска - это то, что он сделает в Дорхилле, и как бы ему не было противно от осознания того, что это он, Гинктор понимал, что именно так, а никак иначе, он поступит, лесть - его любимейшее средство приобретения власти. С печалью и камнем на сердце он осел на камень, и постепенно уснул, погрузившись в горькую думу о своей душе. Всё погрузилось во кромешную тьму собравшихся туч и ночи.
  
   Кирре
   "Проснись" - послышался в ночи знакомый голос, - "вставай, рядом враг", - Антрад вскочил с ложа и огляделся во тьме, в комнате никого не было, но что-то тревожное билось в его сердце. Он не спеша оделся и вышел на балкон вдохнуть ночной воздух, воздух был сладким с чудесным привкусом цветочного нектара. Антрад смотрел на звезды, их было огромное множество, словно светящееся сито покрывало мир своим полотном. Но где-то внизу послышался голос, знакомый голос. Антрад стал вглядываться во тьму, но это было бесполезно. Тогда он решил спуститься и прогуляться по-над стенами города, взяв с собой меч.
   Город был пуст, и только стражники ходили мимо бойниц. Объяснив стоявшей на выходе страже кто он, Антрад вышел, закутавшись в плащ. Густой мрак за стеной покрывал всё. Немного отойдя, Антрад увидел в темноте маленькие огоньки, поначалу он их принял за светлячков, но когда послышался рык, Антрад вынул меч из ножен, это были волколаки... .
  
   Раньше эти звери не нападали на людей, а жили подобно обычным волкам в лесу, но после появления узду - владыки тени, волколаки стали нападать на людей и их скот. Они подобны огромным саблезубым волкам, ранее в них оборачивались волшебники, чтобы восстанавливать единство человека и племени зверей, воины также употребляли оборот для защиты, но после прихода дивидэс эту силу стали использовать только темные силы.
  
   Антрад сел за камень, и стал прислушиваться. Он понимал, что назад пойти он не может - его увидят, а закричать об угрозе значило вызвать на себя стаю, поэтому он стал ждать. Огоньки глаз приближались к Антраду, и когда он увидел перед собой морду волколака, вдруг вспыхнул свет, и вся стая осветилась, их было около дюжины. Антрад выставил перед собой клинок меча, и волколак стал обходить кругом, Антрад был прижат спиной к камню, кой, к счастью был высок. Неожиданно голова волколака отвалилась и кровь брызнула на Антрада, потом он увидел как один за другим волколаки падали замертво, свет же вспыхивал всё чаще и чаще. Стражники увидев первую вспышку сразу выбежали, но стояли в недоумении, видя необъяснимое зрелище, в следующее мгновение вся стая лежала мертвой... .
  
   - как ты это сделал? - восхищенно спрашивал князь, - если бы у меня все воины были также смелы и ловки как ты, то мы были бы непобедимы!
   Антрад пытался сказать, что он ничего и не сделал, и сам не знает, что это было, но князь не унимался и расхваливал его, считая, что тот просто скромничает.
   - однако ж, откуда и зачем появились эти твари? - князь тревожно задумался, и, наконец уселся в кресло, гладя свою бороду.
   - позволь мне сказать, о, князь, - вымолвил Ойхов.
   - говори, друг мой.
   - известно всем рудда, что не было вражды между людьми и жителями леса, до прихода дивидэс, известно также, что дивидэс не считают народ сей земли достойным себя, так послушай же, князь, готовься к нападению не животных с человечьими глазами, а людей со звериным сердцем - дивидэс.
   - знаю..., знаю, Ойхов, что был мир, но ведь не дивидэс принесли зло в наш мир, а их враг, он и наш враг теперь тоже.
   - как ты поверил, что сказанное дивидэс есть правда, так поверь мне, сыну древних вадаров, что это ложь. Нет разлада в мире хранимом силой Эйсиуса, но всяк творит зло сам, и дивидэс проклятые от Ярдакву сами ниспали в заблуждение, и других повели за собой, воюя с собственной тенью. Услышь же меня, о княже, не было испокон рабов у рудда, и сами они не были никому рабами, но ныне, взгляни на Рудданию, везде позор рабства, пришедшего вместе с пришельцами с запада, и вы, князья, уставленные от благородных тэлэри, ныне потворствуете братоубийцам Нолдорам, убивая своих братьев и закабаляя их в рабстве. Позволь быть свободными тем, кто рожден таковыми, кто без свободы мертв, и ты увидишь, что за тобой пойдёт вся рудда, не бойся потерять власть, будь отцом народу, и народ станет тебе верным чадом, и пойдет за тебя на смерть, ныне же ты боишься восстаний, боишься родных, боишься рабов, ибо не творишь закон отцовского покона, данного нашему народу самим Дивом. Отпусти же рабов! И готовься к войне с нолдорами.
   После того, как Ойхов замолчал, князь долго сидел, размышляя над сказанным, и как бы очнувшись, сказал:
   - тогда начнем подготовку к войне с твоего друга. Антрад, подойди ко мне. - Антрад подошел.
   Князь вытащил меч, и вознеся его над собой, произнёс:
   - силой и властью данной мне от предков рудда, я, князь Арадан, нарекаю тебя, Антрад внук Млиньюрги, военноначальником Угрулаффирида, во славу Богов!
  
   Лани
   Утро дышало холодом. Гинктор вот уже третий день ждал когда Айхаш откроет свой лик, но осенний, непроглядный туман покрывал гору. Гинктор ходил у южных врат города, и отчаянно глядел в землю, иногда посматривая на гору. Листья под его ногами шелестели непонятным языком приближающегося холода. Золото желтых листьев покрывало деревья тихонько засыпавшие под пение ветра. И мудрая осень награждала всех своими плодами за летние труды. Люди веселились после окончания жатвы. Один лишь Гинктор бесплодно бродил в сером одиночестве.
   В полдень Гинктор отправился в пивную, где можно было и поесть. Он сел у окна, за которым наконец-то полил дождь. Долгожданный дождь собирался все эти дни, и уже висел огромной тучей над городом, эта туча была похожа на пузырь, в коем вот-вот взорвется вулкан, и вот он взорвался осенним дождем. Обслуживающий принёс пива, и спросил - желает ли Гинктор еще чего-либо, и получив указание принести жаренной картошки и сушеной рыбы, он удалился. Гинктор не смотрел в окно, он вглядывался в лица сидевших в пивной, совершенно не вдумываясь зачем ему это надо. И он увидел в углу напротив выхода сидевшего воина. По нашивкам на его груди, Гинктор понял, что это какой-то большой чин, потому что нашивки с изображением меча в солнечном круге были присущи только высшим званиям. Гинктор стал следить за его поведением, и ему стало ясно, что тот в унынии, хотя он, как свойственно воинам, скрывал это. Тогда Гинктор подошел к его столу и попросил разрешения сесть:
   - Исейхисса, добрый воин!
   - Аллим акруирм, чужеземец, что ты хочешь?
   - позволь мне сесть за этим столом, я вижу, что твое благородное сердце не оставит моей смиренной души в одиночестве. - воин немного сморщившись, ответил:
   - что ж садись. Откуда ты?
   - я иду с дальнего востока, из ургиканской земли, и желаю взойти на Айхаш, но из-за непогоды не могу совершить задуманного.
   - паломник значит, ясно. - и воин замолчал, опустив взгляд в кружку пива. Но Гинктор разорвал молчание.
   - я слышал, что Дивидэс ныне в друзьях у князей рудда, - воин поднял голову, и пристально посмотрел на Гинктора.
   - да, но надолго ли?
   - мудрость княжьих полководцев еще не подводила народ Руддании, - слащаво улыбнувшись, почти прошептал Гинктор, на что воин, хотя и скрыв раздражение, ответил с чувством превосходства:
   - безусловно, мы не собираемся ждать их нападения, мы готовы к их атаке.
   - мне ведомо немного, но этого достаточно, чтобы предотвратить многие беды..., - продолжая улыбаться как кот, шептал Гинктор, чуть наклонившись к воину, и слегка поглядывая по сторонам.
   - ...какие беды? Что ты знаешь, чужеземец?
   - долгое время я был в селении Дивидэс, учась там многим премудростям принесенным ими из Амана..., и я знаю, что дивидэс хотят обратить всех в свою ансма, они намерены применить оружие к тем, кто будет против, но сначала они хотят обратить в свою ансма князей рудда, что, как известно, у них постепенно получается..., но если князья своей властью не помогут им в обращении руддан, они возьмутся за оружие.
   - это всё?
   - нет, - протянул Гинктор, и еще ближе придвинулся к воину - это далеко не всё, у них есть тайное оружие, то ли оставшееся от древних, то ли привезенное ими с запада.
   - какое оружие? Ты его видел?
   Гинктор отодвинулся, и сказал в голос:
   - только князю, я могу рассказать то, что знаю..., но видя, что ты человек благородный, и горячо заботящийся о благополучии Руддании, - Гинктор снова придвинулся и зашептал, - могу тебе приоткрыть некоторую тайну..., да, я видел это..., оружие подобное молнии... .
   Гинктор замолчал, довольно улыбаясь, и глядя на чрезвычайно заинтересовавшегося полководца, он стал пить свое пиво.
   - пойдем со мной, я представлю тебя князю..., надеюсь, ты сможешь убедить князя в сказанном... .
  
   Встреча с князем оказалась неофициальной, воин, коего звали Аулайгур, был одним из главных военноначальников князя Дорхиллы, и поэтому он лично рассказал о Гинкторе, и устроил встречу в саду. Князь прогуливался по опавшей листве, закинув руки за спину, Аулайгур стоял в стороне, а Гинктор ходил следом за князем и, поначалу, кратко отвечал на его вопросы.
   - итак, твое имя Гинктор, ты пришел с востока, но долгое время учился на западе у дивидэс?
   - так и есть, о княже.
   - и что ты хотел мне рассказать? Ты видел волшебное оружие?
   - да, я видел огромную машину.
   - и на что она способна? Может ли она убить несколько человек или разбить стену?
   - может уничтожить поселение, сжечь до тла всё на своем пути собирая силу огня и молнии.
   - интересно. Откуда у них это оружие? Может мы тоже можем создать подобное?
   - твоя мудрость превышает мой скудный ум, о княже, я уверен, что ты бы мог найти средства к осуществлению подобного чуда, или же своей огромной властью заставить ученых мужей создать это оружие.
   - безусловно, - с довольной улыбкой подтвердил князь, - но зачем мне трудиться над тем, что уже создано другими, скажи мне, ты знаешь, где найти такое оружие или хотя бы где его хранят дивидэс?
   - о да, твоя мудрость безгранична, княже, конечно, незачем утруждать, и так полного забот о народе княжьего сердца. Я знаю, где можно найти это оружие, но оно находится не у дивидэс, их оружие они постоянно переносят и прячут, поэтому то место, где я его видел у дивидэс уже пусто. Но я знаю, где такое же оружие....
   Князь обернулся лицом к Гинктору и, просияв лицом от восторга, сказал:
   - ты благой посланник, если всё сказанное тобой верно, что ж завтра мы отправимся за этим чудным оружием, а сегодня будь моим гостем!
  
  
   Глава третья.
   Бесчестность
  
   Айха
  
   Нет ни зла, ни добра самих по себе, отдельно друг от друга, да и то, что мы называем добром - добро лишь для нас, оно же оказывается злом для другого. Всё просто и сложно - в этом единство, добро порождает зло и зло порождает добро, и они едины. Не может быть зла больше, чем добра, ибо, где объявляется зло, тут же рождается добро, дабы сохранялся лад мироздания. Зло лишь разрушение, добро созидание, и если бы, как мыслят дивидэс, добро существовало в своей собственной полноте в отдельности от зла, и если бы эта полнота могла бы быть, то мир оказался бы уничтожен, ибо лад был бы нарушен. Но это невозможно.
   Не стоит сдерживаться от плача, когда хочется плакать, ибо это свойственно твоему существу. Не стоит сдерживаться от смеха, когда радость объемлет сердце, ибо это свойственно человеку. Но стоит помнить, что зло причиненное тебе, и вызвавшее слезы, уже породило добро, и ты можешь утешиться этим. Но знай и то, что добро произведенное тобой родит необходимое зло. Что же, не делать добра, чтобы не было зла? Или напротив, делать зло для умножения добра? Нет, но делать то, к чему призван, для чего родился, а человек рожден для созидания, о чем говорят его руки, его ум, его способность рождать новую жизнь - детей. И потому, нет человеку пути в раздумьях о законах мироздания уставленных от Дива, ибо он - человек, а Див - Бог. Кто пытается познать судьбу, целое, или часть, а не исследует собственную душу, подобен слепцу пытающемуся увидеть мир своим бельмом, вместо того, чтобы просто слушать и трогать, этот человек также подобен человеку, ищущему то, чего он сам не знает, и растратившему на это все свое состояние, наконец сошедшему с ума, и всё это вместо того, чтобы просто жить и радоваться жизни, славя Богов. Впрочем ищущему Дива, Бог откроется Сам, если тот ищет именно Его.
  
   Бот
   - Ты обманулся сам и обманул многих, уведя их за собой в пропасть лживой веры.
   Пекло распахнуло свою пасть, чтобы поглотить Гинктора. В его голове стучала одна лишь мысль или точнее чувство - "Радна айлима", что значит - Бог благ.
   Голос, подобный тысячам гремящих труб, обратился к Гинктору:
   - Я - единственный бог, и обрекаю тебя на мучения вечные за измену мне, за прельщение ложью невинных сердец, за предательство моих преданных дивидэс.
   Вдруг Гинктор очутился в далеком прошлом, когда он был еще юношей. Было Рождество Нового Солнца - День младого Ярдакву. Все веселились, а Гинктор стоял в стороне и смотрел на все это с озлоблением.
   - у каждого есть друг, брат, жена, любимая, семья, дети, близкие, и в этот праздник они вместе, они радуются Солнцу и друг другу..., не замечая меня, не замечая моей тоски, и лишь редкая улыбка такого же одинокого сердца, порадует меня в этот день на скудное мгновение. Как же я все это ненавижу, эти улыбки, радость..., и как мне плохо от этой ненависти, как она ужасно жжет меня, убивает. Я знаю, что эти люди не желают мне зла, и не виноваты в моем одиночестве, но лучше бы они ненавидели меня, чем это их холодное безразличие. Чувство не подвластно разуму, отчаяние и злость сильнее любых мыслей, потому что они живее их.
   Гинктор ушел к себе в хибару, и закрыл дверь. На улице слышались радостные, поющие голоса, это гуляющие ходят по домам и собирают угощения. Он не хотел ни слышать их, ни видеть. На миг Гинктор ушел в себя, и увидел, что он хочет себя убить. Он словно понял в тот миг, что вся его жизнь и он сам никчемны и глупы, зачем же жить такому? Он посмотрел в прошлое - одна пошлость и срам, зная, что будет в его будущем, он увидел то же самое - отчаяние и бесполезность его жизни. И в своих мыслях он затянул на шее петлю и повесился. Гинктор видел свой качающийся труп, видел весь ужас смерти, но тут же почувствовал какое-то напористое, сильное чувство желания борьбы. За окном слышался пьяный ор уже серьёзно загулявших молодцев, и этот-то ор и придал Гинктору животную жажду жизни и радости. Он уже не видел себя самоубийцей, он чувствовал себя воскресшим.
   Гинктор понял - Бог ведет его через пеклище сомнения в новую жизнь. И он снова предстал перед Судьёй.
  
   Асе
   Был в то время город, в котором жили люди, отделившиеся от князей, повстанцы. Они жили мирно, но знали воинскую науку, у них была полная независимость от князей и друг от друга, это был свободный город.
  
   Дан
   Жизнь играет с людьми. Небесный Отец смотрит на нас, на своих детей, смешных, забавных, и вместе с Матерью Жизнью улыбается нам, ласково шутя над нами, весельем судьбы указывая на непомерную малость происходящего в нашей жизни, лишь нами воспринимаемого великим.
   Некогда Антрад любил одну деву с темными глазами и волосами, и когда он впервые это понял, кто-то пел песню о быстрой речке, и эта песня стала напоминать ему о своей любви, но прошло время, взаимности он не получил, и побрел странствовать... . Смех Небес, Антрад встретил другую деву на другом краю земли удивительно похожую на его первую любовь, и... та же песня зазвучала снова.
   Поют ли эти песни проходящие весельчаки, или они льются с неба, а может даже из сердца, в любом случае, забавно и смешно осознать, что такое возможно. Значит дело не в том месте, где происходит жизнь, а в том человеке, который живёт эту жизнь - каждый узнает своё, где бы он ни был.
  
   Эйс
   С севера подул тревожный ветер, и поднял листья, обнажив стволы деревьев в вечернем саду. Антрад увидел сидящую за деревьями у реки деву, которая задумчиво смотрела на тихую воду, сверкающую в вечернем свете. Что-то неопределенное повело его в глубь сада, прочь от незнакомки, хотя обычное для юношей влечение к молодым девушкам заставляло его оборачиваться и смотреть на неё. Наконец силуэт девы скрылся за листвой и Антрад успокоился. Впереди виднелась крепость. Перед самым выходом из сада, он увидал, как та же дева бежит от берега к стенам, и ему показалось, что та напугана. Тогда Антрад рванул за ней, выбежав из леса, он наткнулся на огромного медведя, нерасторопно идущего вслед девицы, и лишь рычащего ей вслед. Медведь был непомерно большой, так что Антрад сразу подумал о том, что это оборотень. Он, было, схватился за меч, чтобы отпугнуть медведя, но как только приблизился к нему, оказался около девицы, которая, споткнувшись, упала, Антрад вдруг тоже упал как подкошенный.
   Она была прекрасна, её мягкие черты лица, словно молоко и мёд смешавшиеся в её светящемся образе от некой, по-вадарски, внутренне-глубокой улыбки. Русые волосы, стянутые в косу, и украшенные венком из душистых ромашек, голубые, как небо, глубокие, как океан, её очи, горящие тихим огнём волшебства.
   Антрад смотрел на неё, не отрываясь, она удивленно и до сих пор немного испуганно смотрела на него, и это её рассмешило. Они встали. Антрад оглянулся, и увидел, как по лесу прошел гул от пролетевшего над ним низко-низко ярко-красного облака, странно напоминающего какую-то огромную птицу.
   - мы так и будем здесь стоять? - со смешком обратилась девушка к ошеломленному Антраду.
   - а, я, да-а-а, вот, я Антрад, а ты кто?
   - моё имя Амина, что по руддански - Милиа (Любовь), живу здесь в деревне под Ашрудданом. Почему ты побежал за мной, и так смешно свалился, - она снова засмеялась.
   - я, ге, я хотел защитить тебя от медведя..., - тут Антрад осёкся, потому что ему почему-то стало казаться, что никакого медведя не было, и что он бежал просто за ней, в этом было бы не очень удобно признаться.
   - какого медведя?! Здесь медведь?
   - ну я не знаю, мне показалось, что ты убегаешь от огромного медведя...
   - да не, - она рассмеялась теперь уже без удержу, - я бежала из лесу не потому, а просто мне захотелось вдруг бежать навстречу ветру во чисто поле, ведь так хорошо сегодня!!! Пойдем со мной, защитник от злых медведей, видно Боги ищут нас, я напою тебя молоком за твою как-никак отвагу, ведь ты хотел меня спасти, - и она вновь не удержалась от смеха, так ей весело было от всего происходящего.
   Осень наполняла душу остатком летнего, вечернего света в этот еще солнечный день, который раскрывал каждый, уже то желтый, то красный, листочек. Антрад чувствовал, что эта осень вдруг оборачивается снова летом, и возрождается весной, словно коло года повернулось вспять, чтобы остановиться на единственной, вечной весне, деве молодого года. Взгляд его не отрывался от этой простой и божественно красивой девушки, он влюбился.
  
   Аффа
   Так или иначе, всё рождается через боль преодоления. Когда нет сил, когда нет больше цели, личность умирает, ей не за что больше цепляться в этом мире. Дивидэс - сыны Богов были бессмертны, они видели цель своего бытия в устроении этого мира вместе с Отцом Дивом. Бессмертие заключалось в сдерживании силы Творца, преобразованную в силу жизни. В отличие от рудда они не имели огромных семей, потому что, тратя силу на рождение детей, дивидэс умирали как простые смертные люди, как только их последняя цель - воспитание детей, была выполнена, потомство занимало место предыдущих.
   После появления новой ансма, дивидэс стали вымирать. Тайный план Тёмного Врага был хитро продуман и подействовал, именно он заполнил души дивидэс ненавистью к жизни, которая в нём самом была главной силой души.
   Цели дивидэс изменились после изгнания их из Амана, ныне они стремились к смерти, считая это путем преодоления, но прежде они хотели отомстить Врагу, в этой мести они часто и находили смертный покой. Так всё извратилось. Боль, через которую стремление направлено к жизни и совершенству, стала для них стремлением к смерти. Мертвому не больно, боль кричит о жизни, боль - это борьба. Дивидэс тоже боролись, но не за жизнь, а за смерть, они желали умереть, презрев дар жизни.
   Князь Дорхиллы - Дарталу, был жестоким и расчетливым, для своих целей он не считался ни с чем, так как никогда не знал преград своей власти. Маленькую деревеньку Дэздкунруд , откуда родом был Гинктор, грабили недолго, князь отобрал то, что искал - машину, собирающую силу молнии, сжег всё и перебил всех жителей, стерев все следы своего присутствия там, потому как князь боялся, что дивидэс узнают о том, что у него уже есть машина, и решат, что он готовится напасть на них. Но война ему самому не была нужна, Дарталу хотел лишь защититься в случае внезапного нападения. Дивидэс приносили прибыль князю, они защищали северные рубежи его княжества от грабежа свирепым войском Тахдобэма, и продавали ему своё великолепное оружие.
   Гинктор во всё время уничтожения его деревни, был в шатре князя, и смотрел из окна, задернутого занавеской, так, что его самого не было видно. Он мстил, он наслаждался убийством тех, кто его выгнал, кто не понял его стремленья быть мудрецом, вместо того, чтобы до конца дней своих ковать железо, он хотел большего, а они презирали его, и вот он мстит, горько, без сожалений... .
   Гэг
   Каждый раз засыпая, мы, наверное, где-то в глубине души надеемся на то, что завтра наступит. И вот однажды это непременно ожидаемое завтра не наступает. Что дальше? Неизвестно. Можно, конечно, предполагать, что нас ждёт еще одна жизнь, тому нас учат и старики наши, и так хочется верить, что там будет лучше. Но тем, кому и здесь неплохо живётся, совсем нет никакого желания расставаться с этим благополучным для них миром. Другим же напротив, хочется быстрее уйти в миры нездешние, лучшие, ведь здесь их ничего кроме боли и смерти не ждёт. Первые правы по-своему, они действительно счастливы, этим они и живут, нет оснований не доверять им в их счастье, но ведь правы и другие, несчастные, мир не дал им своих даров, и потому они не видят ничего доброго и притягательного в сей жизни. Удачливые, гордые сыны земли смеются над слабостью, и презирают унылость. Познавшие нищету, болезнь и горе увидели, как кажется, больше, они увидели тщетность усилий, суетность всего творящегося под Небом. Так есть ли это самое Небо? Или есть только поднебесье? Наверное, всё-таки Небо есть, иначе было бы огромной хулой на мироздание, столь разумное и удивительное своей мудростью, обессмыслить существование несчастных людей, ведь весь смысл их жизни, для них самих, это вот это Небо над их бедными головами.
   Впрочем, засыпая, в один миг, именно миг, можно увидеть и Небо, и Землю, и Великую Пустоту, и несколько раз за крошечный миг быть уверенным в совершенно противоположных совершенных в себе самих истинах. Да только в том то и дело. Замкнув мир под одним углом, человек получил лишь себя, он стал этим углом, а мир между тем остался без углов вовсе, и как его не гни на себя, всё получится чепуха какая-то, не имеющая даже малой частицы вселенной. Нельзя жить без правил, они исправляют кривые углы, однако же, они не могут, да и не приспособлены для того, чтобы описать то, в чем они рождены.
  
   Милиа поднесла Антраду кувшин с парным, свежим молоком, и с улыбкой смотрела на то, как он, обливаясь, пьёт взахлёб, а белесые струйки спускаются по его рыжеватым усам. Наступила ночь. Милиа пригласила войти в дом. В доме было скромно, тесновато для семьи, но достаточно для одинокой девушки, оставшейся сиротой, каковой и была Милиа. Её родители погибли во время войны с дивидэс, когда она была еще ребенком. Эта война тогда унесла жизни многих, среди них были и родители Антрада, он был уже взрослым, но юным и неопытным, поэтому ему досталась тоже нелегкая доля, доля скитальца по землям Руддании. Дивидэс напали в том году первый раз. Они считали, что имеют наследственное право на земли Руддании, и заявили об этом, когда же князья Рудда посмеялись им в лицо, те объявили войну, и уничтожили все поселения на севере страны, после чего там остались только крепости Ашруддан и Дорхилла. Постепенно Рудда вытеснили Дивидэс со своих земель, и освободили простых крестьян от рабского труда. Однако, потери от того нападения остались невосполнимы.
   Так Антрад и Милиа были детьми войны, но пока они еще не знали друг о друге ничего, кроме имён. Когда люди не знают друг друга вполне, это время часто самое прекрасное, так как люди по природе добродушны (если не испорчены), и хотят видеть совершенное. Вообще так уж устроен ум человеческий, что весь мир перед ним приобретает совершенные формы, которых на самом деле нет. И это не оттого, что человек лучше, чем мир его окружающий, а, напротив, от ограниченности человеческого ума, который пытается всему придать те очертания, которые уже заложены в нём как наилучшие, на самом же деле, это упрощенное виденье мира. Всякий идеал - лишь попытка ума заменить сложный, многогранный мир, простой и разумной схемой.
  
   Аха
   В одном из мрачных подземелий повстанческого лагеря под горой Армаш у огня сидят трое. Первый - простой воин, не любящий много рассуждать, и потому предпочитающий молчание. Второй - беглый раб-ученый, бывший учителем детей при князе Дорхиллы Дарталу, но не выдержавший насилья со стороны дивидэс из-за его ансма, коим он часто отдавался от князя на службу. Третий сидевший у костра был полукровка дивидэс и сэтриан, он восстал из-за благородства своего сердца, не терпевшего притеснения свободных народов Рудда, его звали Равель.
   - подбрось дров, что-то похолодало.
   Учитель бросил два полена в костер, и пещера заиграла волнами то ли света, то ли мрака теней.
   - рассказывали старики, - начал учитель, - в старое время, когда еще живы были наследники Айрана, на земле был народ, который имел великую силу и мудрость. Может, это и был сам айранруд, не знаю, знаю другое, они достигли такого могущества, что могли возводить великие каменные горы одним лишь словом, у них были волшебные приспособления, чтобы собирать силу небес, чтобы летать, как птицы, чтобы говорить друг с другом через моря-океаны. Но пришло время, и они внезапно исчезли, никто до сих пор не знает, как и почему Айран погиб. И вот, через тьму тем времён Дивидэс в Амане стали создавать такие же приспособления, и многие этому возрадовались, ведь они облегчали труд человеческий. Одно волшебство всегда держит дом теплым или в жару прохладным, и для того не надо было ни рубить дров, ни набирать воду из колодца, захотел прогуляться по лесам Arbor Benitum и тебе не надо проходить несколько дней пути, а уже через час ты там, захотел поговорить с другом, волшебство в миг отнесет твой голос к уху твоего друга, и многое другое дивное творилось среди них в то время. Но их мудрецы однажды собрали дивидэс и сказали им такое слово, что были и в веках подобные чудеса, и люди соблазнялись ими, не видя зла таящегося в них, и смеялись над предупреждениями мудрых, и приходила в миг великая беда, и люди не могли встать на свою защиту, потому что были слабы, тела их от волшебства стали мягки и податливы к болезням, и народы те вымирали, сами не понимая, что их довело до того. Так говорили мудрецы Дивидэс.
   - не все слушают глас времен, - как бы подтверждая, вздохнул Равель, - не худо было б и волшебство, если бы люди не уходили от завета древнего, отцовского. Что ж в том дурного коли жить-то легче, ни всё ж войной человек живет, не для того он и Отцом рождён, чтобы себя мучить, а для радости и созидания красоты мира. Не так ли, учитель?
   - так, брат, да не так. Коли все бы понимали до конца дней своих, где лихо таится, а где и жить можно привольно, то и беды б не было. Да только люди привыкают жить легко, и уже не хотят творить, они становятся поглотителями, поглощающими бесконечно всё, что есть в этом мире, пока сам мир их не убьёт.
   - коли так, то стоит ли пользоваться мечем, али повыбрасывать все топоры, не одевать одежду, и жить как звери, - и Равель хитро, с издевкой прищурился.
   - хе, хе, асман, да только ты забыл, что отцы нас учили и другому, всё должно быть ладно, согласно с природой вещей, и порядком от Ярдакву уставленным. Ежели ты волишь жить благо, трудись в своё время, да не забывай и прославить Богов весельем сердца, и всё то хорошо, когда по правде да в ладу. Но если ты встаешь на кривой путь и уходишь влево или вправо, то от чрезмерного труда и алчности тебя согнет болезнь, и ты умрешь неправо, так как не воздал славу родившим тебя для радости. Напротив, если ты будешь проводить время лишь в празднествах, то очень скоро заболеешь от вина, сна и лености, и умрешь неправо, будучи хулим и людьми и предками за слабость.
   - а что же нам делать сейчас, когда век Иссадаес еще не пришел, и век ночи поглощает умы, дивидэс обезумели и стремятся завоевать мир, чтобы убить всех своей ансма, князья Рудда продались им, желая получить аманские сокровища, Темный Враг собирает огромное войско и наделяет его всем тем колдовским могуществом, о котором ты говоришь, учитель, только они научились еще и убивать этим колдовством.
   Учитель улыбнулся как бы про себя, и, смотря на костер, подбросил еще полено,
   - если бы не было сей тьмы, то тьма, живущая в нас, поглотила бы всё мироздание, ибо мы горды и не знаем предела своей воле, хвала Сэльтам, есть предел нам от Богов уставленный - смерть, и всему приходит конец, и веку сынов Эйсиуса также положен конец, так надо, и тако да буди.
  
   Ийа
   Антрад и Милиа гуляли по склонам Ашруддской долины. Небо сияло им лазурью сна, который соперничал с явью, и сердце Антрада, купаясь в этом сне, и творя его, вторило каждому движению души Милии. Грань сна пошатывалась от движения ветра, но тут же ветер сам становился сном, и превращался в невообразимо веселого мальчишку, спрыгивающего с воздуха прямо на руки идущих. Сказка не терялась в яви, ведь грань еще не сон, но уже и не явь, понимая это, хочется лишь постигнуть бездонную глубину обоих миров, став одним из Богов. То, что невозможно вдруг стало очевидно, и даже смешно естественно. Милиа радовалась, что нашла себе друга, и уже мечтала о том, как она выйдет замуж, при этом, стыдливо тая свои мысли от Антрада, и не показывая виду, она лишь сияла светом нараставшей любви. Любовь не приходит к таким девушкам неожиданно, она и не приходит по их измышлениям, она просто приходит, когда наступает срок замужества, потому что в сельской жизни больше правды, чем искусства.
   Вдруг они оба обернулись, и увидели, что дорога встала на ноги и достигла небес, ведя их путь от священных гор. Это длилось мгновение, и облака снова открыли им земной путь. И, кажется, что вот увидишь всю правду в этой вот дороге, и всё, больше и жить-то не зачем, увидев истину - лишь остаётся умереть.
  
   Ярса
   Счастье не может быть вечно, хмель проходит с рассветом, и наступает новое испытание и закалка воли. Пришел день искуса.
   Гинктор не оставлял своих дел, и после удачного похода за волшебным оружием стал налаживать отношения с дивидэс, ведь у него теперь был благодарный попечитель - князь Дарталу. Забрав из разрушенной деревни всё добро себе, Гинктор стал заниматься торговлей с дивидэс, и на том он немало разбогател, тем расширив свою торговлю, и взяв в свои руки сбыт краденого оружия.
   - Гинктор, Гинктор, - прозвучали ревущие голоса, - где этот груздак.
   Ошеломленный торговец, наемник Гинктора, не успел увернуться от удара, и уже лежал на полу.
   - держи ответ за ложь своего хозяина, а коли не хочешь наказания, говори, где он?! - прорычал огромный вой, приставив клинок меча к груди торговца, это был дивидэс, а за ним стояли его друзья.
   - Нет, нет, я не знаю, нет, помилуйте, я ничего не знаю, я простой человек, не хозяин я, я не знаю..., - со слезами ревел тот.
   Вой ударил лежащего торговца еще раз, и послал своих друзей поискать Гинктора в доме. Это был большой дом, подаренный ему князем, на первом этаже которого он устроил свою оружейную лавку. Гинктор слышал всё, что произошло внизу, и сразу же скрылся через заднюю дверь, ведущую в сад.
   - его нигде нет, - сказал один из искавших.
   - сюда, здесь дверь, он ушел в сад, за ним! - послышалось откуда-то, и все устремились на голос.
   Сад наполняла осенняя тишина. По его тропинкам, задумавшись о чем-то, гуляла Милиа, Антрад же был должен в скорости придти к ней. Неожиданно она увидела как слева, мимо неё, между деревьев, просочилась чья-то тень. Она остановилась, и стала присматриваться в ту сторону. И тут впереди появились бегущие воины, это была погоня за Гинктором.
   - Исейхисса, люди добрые!
   - Добре те, девица! Видела ли ты здесь кого-нибудь?
   Милиа на мгновение задумалась, и ответила, что ничего не видела, ей не хотелось, чтобы через неё кто-то как-то пострадал, даже и заслужено.
   - Ладно..., - главный из них присмотрелся к ней, желая увидеть движение её глаз, но не смог, так как она просто приветливо улыбалась, - и всё-таки, ты должна пойти с нами.
   - я свободная рудданка, не пойду!
   - именем князя нолдоров Тару, приказываю тебе идти с нами! - и вой положил руку на рукоять меча.
   - убери руку свою с меча, и иди с миром, - послышался сзади голос, - иначе тебе и друзьям твоим не сдобровать.
   Когда вой обернулся, он увидел, что его друзья лежат связанные по рукам и ногам.
   - эй, всё хорошо, Милиа? Кто это? Что тут происходит? - взволнованно спрашивал подошедший вдруг Антрад.
   Вой обернулся и увидел его вместе с Милией, и, достав меч сказал - "назови своё имя, рудда, ты стоишь у меня, воина войска нолдорского, на пути!"
   Антрад нахмурился, и тоже достал свой меч, ответив - "зачем ты нарушаешь покой сей девы, дивиду? Я Антрад, военноначальник Угруллафирида, я не враг тебе, ты сам поднял на меня меч!"
   Вой призадумался, и, поняв, что, он может начать распрю между двумя князьями, решил отступиться.
   - хорошо, только мы еще встретимся, когда рядом не будет женщин, и тогда готовься обнажить свой меч, рудда Антрад.
   Антрад вложил меч обратно в ножны, и они с Милией пошли от места, где остался стоять вой со своими связанными друзьями.
   - одного не понял, почему его воины были связаны? - спросил у Милии Антрад.
   - Сама не поняла, как-то это быстро произошло, это разве не ты сделал?
   - Нет..., вот те на, чудеса какие-то. - Антрад шел дальше задумавшись.
  
  
  
   Кирре
   Был день. Ойхов стоял в храме Грайяру. Купол храма был открыт достаточно для проникновения полуденного Солнца, и от того стены здания освещались великолепным бисером цветов, так как они были расписаны в самых ярких тонах, подобно самому Грайяру, веселящих сердце, и дающих твёрдость жизни. Был день Солнца, и потому вокруг было полно народу. Жрец собирал жертвенные хлебы среди людей, читая молитвы благодарения. Зазвучал ровный гул барабана, и звонцы стали трескать о стены звонким эхом. На середину священного круга вышел не старый, не молодой, но седой волхв. Небо над куполом приобрело еще более синий цвет, почти утопавший в глубинах небесного моря. Наконец, волхв-старец взял в руки самый большой, храмовый, жертвенный хлеб, и положил его вместе с остальными, принесенными народом. Началось святое действо.
   Проникая в себя, Ойхов, слышал мысли, чувства, не свои, так как он был вадар, и это ему было свойственно, это мешало в молитве, но он знал, что его путь таков, и нужно терпеть, чтобы стать сильнее. Когда старец вскинул руки вверх к живому свету Грайяру, Ойхов оказался среди необыкновенного сада, это был сад света. Но, когда Ойхов стал прислушиваться к шелесту листьев в этом чудесном саду, он услышал человеческий говор. Одно дерево стояло рядом с другим, и переплеталось с ним ветками, да так, что от них шел треск. Вслушавшись в этот треск, Ойхов узнал, что это две женщины осуждают друг друга за злой язык, и оставаясь на вид подругами, они вместе осуждают всех других за безбожие или же за глупость. Он видел, что они пытаются молиться, и ветки тянуть к Солнцу, но их ветки слишком отяжелены друг другом, и поэтому они еще более и более впиваются ветвями в свои ужасные взаимные объятия. Ойхов вдруг увидел, что рядом с ними выросло маленькое деревце, как бы проходившее мимо, и ветки двух женщин-деревьев стали гнуться к этому деревцу, говоря: - "вот, эта живет нечистой жизнью с мужчиной, будучи еще столь юной", и произнеся это, они тут же устремили свои ветви вверх, но ненадолго. Рядом выросло еще одно дерево, оно было перезрелое, и двое сросшихся в злости, прошелестели тихим шипением змеи: - "эта вот, всё носом вертела, умной очень хотела быть, да долга своего женского и не выполнила, замуж не вышла, детей роду своему не нарожала...". Так они стояли и молились, да судили-рядили всех за всё. Наконец, Ойхов заметил, как их ветки слиплись и свет их стал исчезать, а вместе со светом они стали исчезать из сада, так как свет рисовал образы деревьев, и без этой чудесной краски не было ничего.
   Жрец только поднял руки к Солнцу, и огонь разгорелся перед образом Грайяру. Народ запел веселым и немного боевым распевом песнь призывания силы. По всему кругу прошла чаша с сурьей, отпивая от кой, каждый из глав семей восхвалял своих Богов. Волхв подал жрецу храмовый хлеб, и тот также прошел по кругу, при этом люди возлагали руки на священный хлеб, и молились о своих нуждах. Под чтение молитв полилась сурья из чаши волхва на принесенные хлебы. Жрец обошел народ по всему кругу с зажженным от священного огня факелом и освятил им всех. Волхв вознес к Солнцу священный, храмовый хлеб, и, прочитав молитвы, положил его на огонь, и тот посыпал всполохами яркого пламени. Жертва была принята.
   Гуляя по саду света вновь, Ойхов разглядел между веток, как одни деревья стоят то вместе, то порознь, потом снова вместе, да только уже с деревьями из тех, что были порознь. И вот, некоторые из них были таковы, что их свет был подобен тени, тень эта бегала от одних деревьев к другим, и одним шептала зло на других, другим на предыдущих, а потом у третьих на всех вместе, смеясь над каждым. Ойхов подумал, если так бывает среди людей, что за своим дружелюбием все скрывают, что на деле друг другу враги, и к кому я не приду везде хают кого-либо, а потом мило улыбаются, и, представившись друзьями хают третьих, то что же они говорят про меня, когда меня нет с ними? В чем винят...?
   Тут Ойхов вспомнил о Гинкторе, и увидел его бегущего по саду, в слезах ли, в поту, то не ясно, но свет в нем был, и был он по виду своему яблоней. Тогда Ойхов понял - Гинктор по близости, и быть беде.
  
   Лани
   Вот так-то вот, - подумал Антрад, - выходит, что я поссорился с дивидэс, даже того не желая. Каково..., и что теперь делать-то...?
   Антрад подходил к своим покоям.
   "Ойа, Антра" - послышался тихий голос, звучащий из окна Ойхова, кой жил рядом.
   "Иду, брат" - ответив, Антрад поднялся к Ойхову, он и сам хотел с ним повидаться, чтобы обсудить происшедшее.
   - Исейхисса, Ойше!
   - Аллим, Антру, присядь. Ты, верно, имеешь нечто сказать мне. Беда ли кая?
   - Не така уж и беда, брат, но и добра от того нет.
   - Гинктор рядом. Берегись, от него грядет беда...великая.
   - Гинктор??? А..., дела не идут так скоро, просто..., хм, - Антрад задумался, он вдруг понял, что тот дивидэс ведь не просто так напал на Милию, он, по её словам, искал кого-то в саду, а значит, это мог быть и...Гинктор.
   - иди к дивидэс, брате, спроси их о причине зла меж вами, это зло - ваш общий враг.
   Тишина после слов Ойхова рассеялась от топота коней за окном. Это были дивидэс во главе с оскорбленным воем.
   Разговор был недолгим, хотя дивидэс и не хотели сразу идти на мирную, но пришел князь Арадан и уладил распрю своим высоким словом. Однако на требование князя выдать обидчика при поимке, дивидэс отказали, что сильно оскорбило князя, так как это указывало на неподчинение ему, как властителю этих земель.
  
   Милиа вышла из дому за водой. Гинктор убежавший от погони, спрятался в её хлеву, и смотрел за ней сквозь щели в стенах. Она ему очень полюбилась, еще больше его притянуло, что она не выдала его при погоне, и это рождало в нем страсть. Именно страсть, а не любовь, так как всё что в его душе рождалось доброго и светлого превращалось в мерзость. Тому причиной было озлобление его на людей, на мир, как он считал, несправедливый к нему, и на самого Отца.
   Некогда прельстившись учением дивидэс, их новой ансма, Гинктор, как обладающий большим умом, и в то же время стремлением к завершенности, прошел все степени посвящений сначала дивидэс, живя среди них, потом на востоке в пещерах мудрых Ухуваккасман, обучаясь колдовству и ведовству. Не зная более преград, дойдя до предела нолдорской мудрости, он начал понимать, что если Отец попустил быть, существовать Темному Властелину, значит Он не может остановить и своих сынов - людей. А значит, Его нет, если же так, то вокруг все просто пытаются занять Его место, это место власти. Кто не повинен власти, будет убит, Гинктор ненавидел власть, и поэтому видел вокруг только тех, кто стремится его уничтожить. Противление власти над собой, в общем-то, было свойственно Рудда, это свободный народ, не имевший хозяев, но Руддане никогда не нарушали порядка повиновения младших старшим в роду. Гинктор нарушил все законы, и поэтому в нем и врожденная, правая воля преломилась и извратилась, став волей не к свободе, а к беспределу.
   Боясь, что его убьют, он не видел причин воздерживаться от причинения всяческого зла, а более всего смерти другим. И вот, он сидел и думал о том, как бы ему взять хозяйку этого хлева.
  
   Антрад нигде не мог найти Милию. Вместе со своими дружинниками он стал искать её по всему городу, но тщетно. Одно только место они не могли проверить - становище дивидэс. И тут в голову Антрада закралась мысль, что тот вой, имел тайные причины отказаться выдать Гинктора, ведь вой мог хотеть украсть Милию, которую он увидел в саду, и потому ему было не выгодно, чтобы кто-то из побывавших в их становище, что-либо рассказал князю.
  
   - сколько дашь?
   - за неё? Хороша, да только измождена сильно, ты что её в кандалах держишь?
   - так сколько?
   - этого достаточно? - и пьяный дивидэс протянул мешочек с серебром.
   - договорились, забирай красу. - и Гинктор, прищурившись, закрыл лицо покрывалом, пряча деньги.
   Осень стала холодной, и сырой. Война стучала в двери домов, разрушая покой Руддан.
  
   Глава четвертая
   Война
  
   Айха
   Когда сладость еще приятна, кажется, что можно наслаждаться бесконечно, но постепенно, неизвестно откуда, появляется сначала приторность, потом странный привкус, и, наконец отвращение к сладости, хочется оторваться, но уже поздно, слишком поздно, сеть затянулась, и чем больше жертва сотрясает её, тем более запутывается. Однако есть и противоположность сладости - горечь. Горечь лекарства приносит сладость здоровья, тяжесть труда, радует плодами пролитого пота, и только идущий на Гору увидит истинный свет Небес, потому что он пролил свои пот и кровь ради них. Но если пчела не будет есть сладкий мед - она погибнет, если человек не будет наслаждаться плодами своих трудов - он умрет, проклиная то, чего не понял - благости Отца.
   Легко писать о жизни, труднее жить. Легко судить-рядить обо всем с высоко поднятой головой, труднее преклонить головушку к мудрому труду. Сладостно учить всех, и тем научаться самому, да вот беда, учитель не замечает, что силы его растут от самого учительства, ученик же страдает от потери сил ничем не поддерживаемых. Но раз уж такая у меня доля, то поведаю далее, что произошло в стране нашей Рудданской в годы правления Арадана в твердыне Ашруддана, куда и меня, Антрада сына Трпану, занесла лихая судьба.
  
   Сладость легкой наживы поглотила души дивидэс, и они выкрали мою невесту - Милию, считая, что они сильнее, и потому имеют право на всё. Князь Арадан воспылал великим гневом на них, ибо неслыханная дерзость среди Рудда похищать свободного Рудданина, тем более, что это и личное оскорбление, так как то невеста княжьего военноначальника, а значит приближенная князя, та, что у души его. После требования князя выдать обидчика, похитившего Милию, на кое не последовало ответа, началась война.
   Война - это горечь, это смерть и страх, это грязь и пошлость, но именно среди ужасов войны рождаются самые высокие подвиги, только бы хватило сил человеком остаться. Испытание огнем ждало Руддан, горечь..., приведет ли она в этот раз хоть к какому-то свету? Время...
  
   Бот
   (Ненаписанная глава)
  
   От автора объяснение: Здесь, в этой главе, должно было быть описание военных действий, но с моей стороны было бы нечестно писать о том, что слишком ужасно, чтобы описывать это тому, кто имеет лишь смутное представление о войне. Поэтому я оставляю эту главу до того дня, когда я буду иметь право написать её. Ныне же скажу лишь, что войну и вовсе не стоило бы описывать, потому как, думаю, что предавать излишний пафос тому, что врядле может иметь красоту, (а если и имеет, то красоту инфернальную, кой здесь не место), значит обманывать, выставляя зло добром, а это неправильно. Потому пусть читатель знает лишь то, что война в Руддании была, и была не менее страшна, чем где-либо.
  
   Асе
   Небо, черное от гари и копоти небо висело над полями убитых воинов. Горы отрезанных дикими груздакун голов, земля пропитанная кровью, и от того заржавело - красная, мертвая. Копья на коих тела мучимых, истерзанных нолдорами руддан. Огонь и меч шел всё дальше и дальше вглубь Руддании. Смерть плясала свой устрашающий, то отвратительный, то героически-пьяный танец. Эта пляска рушила всё на своем пути, и дико смеялась, крича на жестоком груздакунском наречии. Груздакун напали на Дивидэс во время их нападения на Рудда. Они подло ждали, когда дивидэс ослабнут, и напали в самый удачный для них час, час чужой войны.
   Один Груздаку стоил многих руддан, так как это были уже не люди, а звери, имевшие звериную силу. Гугья - один из них, он стал героем среди Груздакун, он, в бешеной своей ненависти ко всему живому сам, в одиночку, вырезал целую деревню, сложил трупы на площади, и, забравшись на них сверху, ревел и выл от глубокой тоски и грызущей его ненависти. Когда он уже не знал, кого убить, на кого вылить свою ярость, он размахнулся и воткнул в себя свой клинок, но ему этого оказалось мало, так силен он был, и он стал проворачивать его внутри, пока не порезал все внутренности, в предсмертном порыве он прорычал и последним ударом в горло убил себя.
   Так велика была ненависть, так велика была сила, так велико было безумие.
   В занятых домах груздакун стали праздновать победу. Для них любое состояние вне войны - праздник, они так отдыхали. И вот, в одном доме собрались груздакун. Дикий хохот, грязь, теснота, шум, производимый их музыкальными инструментами, невыносимый для Рудда, постоянная вонь, ими же испускаемая, при этом всё это они сопровождали непрекращающимися криками и пошлыми шутками. Для них не было ничего важнее самих себя... . И эти груздакун, танцующие у огня, в них есть что-то дикое, и этой дикостью, к нашему ужасу, привлекательное. Возможно, дикость и есть наше желанное состояние, да только зачем-то ведь нас Боги призвали к свету знания.
   Солнце уходит на запад, и приходит время тьмы. Солнце приходит с востока, а беда пришла оттуда, где тьма поглощает Великое Светило, тьма пошла против движения солнечного, против света, и посеяла войну и смерть, вырвавшись из мира мертвых умертвила всё живое.
   Ойхов встал рано. Он уже знал, что дивидэс жгут земли Рудда. Но он встал как всегда на заре, омылся по обычаю, вознёс молитвы Богам, посмотрел вокруг и в себя, и поблагодарил Ярдакву за помощь в дне прошедшем, дабы Бог помог ему в дне настоящем исполнить мир и всего себя благом. После Ойхов взошел на стену, чтобы посмотреть на долину, но он увидел лишь темноту гари. Это близилась смерть, стучала в двери, билась в окна и убивала надежду.
   - слабость, - думал Ойхов, - слабость души питается жалостью к себе, и так уж сладка эта жалость, что не оторваться. Слабы ли Рудда? Слаб ли я? Что нас ждет, выстоим ли перед ликом смертушки-матушки...? Нет, нельзя поддаться унынию, ждёт ли нас победа, ждёт ли пораженье, всё одно, если жизнь окончим со славой, предки наши встретят нас, ежели отступимся, то не видать нам Айрисарема. Нам ли, али мне...? Боже, Отче, помогай нам в беде нашей, помоги не ослабеть, не сдаться ... .
   А за стеной погребальные костры рассеяли тьму, и души павших героев тревожили сердца Рудда, призывая их к битве, к мести, укрепляя силой своей, храня мощью переданной сынам своим. По всей земле Рудда завыли волынки и запели жены песни плача по погибшим мужам. Но великая тризна ждала своего часа, на следующий день войска Арадана прорвались в лагерь дивидэс и показали свою удаль, они разбили главный оплот войска Тару, стоявший в этом лагере. Но недолго длился праздник.
  
   Дан
   Не долго длился праздник, среди Рудда зло нашло место в сердце Дарталу - князя Дорхиллы. Тьма шепотом Курбду влилась в душу его, она дождалась мига, когда победа соседей вызвала зависть у князя, и он стал размышлять о своей славе, и о показанной слабости дивидэс.
   - если они смогли их победить, то дивидэс сейчас ослабли, надо использовать это благоприятное время, чтобы прославиться, укрепить власть, и захватить их богатства..., заодно расправится с ними навсегда, раз уж выпал такой случай.
   Ночью, без предупреждения, Дарталу напал со своим войском на спящих дивидэс. Ловко просчитав как убрать стражу, рудда подходили как кошки, и во сне убивали всех без разбору.
   - "и кто это? - размышлял один воин прежде, чем убить спящего, - вроде бы слишком мал для взрослого, - пройдя дальше воин увидел двоих в одной кровати, - этих!" - лишь тихий шелест плаща, и запах свежей крови послышались в воздухе. Так убили всех в стане.
   На утро Дарталу узнал, что они вырезали только женщин, стариков, и юнцов, не допускаемых в поход, в который ушли все воины. Это был ночной поход на Айхаш перед великой битвой..., Боги не приняли нолдоров в свои чертоги, и те вернулись ни с чем, когда же нашли убитыми своих родных, гнев обуял их сердца, и Тару - глава нолдоров затрубил в рог, призывая всех дивидэс к войне. Со всех концов Угрулаффирида стекались нолдоры к подножью Ашруда. Все, держащие меч, со всех поселений дивидэс, все принявшие их ансма, все ненавидящие Рудда собрались на битву.
   - Антра! Антра! Останови кровь, останови войну, не князю то было нужно, а Гинктору, не дивидэс выкрали невесту твою, а Гинктор, останови, брат, помилуй невинных! - срываясь на крик, умолял Ойхов Антрада, что было необычно для него.
   - откуда ты это знаешь, Ойа?
   - знаю, видел, сад видел, где прятался Гинктор от дивидэс, там он и Милию возжелал, и после выкрал её из дому...
   - где она, - схватив Ойхова, вскричал Антрад, - где, откуда тебе всё это известно? Почему ты раньше молчал?
   - Туйаллимма, брат, туйаллимма ..., не ведаю где она, не знал я о сем всём до сего дня, и открыто мне это из того, что увидел я путь его, тебя слышал и рассмотрел дальнейший путь Гинктора, и вот он, как зверь идёт по запаху, по жажде неутолимого голода, пожирающего его изнутри.
   - путь его увидел, говоришь, может и правда то, ты не ошибался еще, да только поздно уж..., война должна была прийти, и она пришла, к тому же дивидэс теперь не отступятся, они жаждут мести. Дарталу вероломно напал ночью на их стан, и вырезал невинных, неспособных защищаться - женщин, стариков..., детей. Теперь война не кончится, и в том уже наша вина, не Гинктор убивал их, а Рудда.
  
   Эйс
   В потоке блеска оружия, багровых всплесков крови, Антрад не мог удержать натиск нолдоров, он словно в урагане, вот-вот способном поразить его смертью. Но что-то мешало клинку докоснутся до него. Полет смерти рассеялся, и Антрад остался на миг один среди то ли дыма, то ли тумана, стоя на телах павших нолдоров, дымка рассеялась, и Антрад столкнулся лицом к лицу с тенью..., но это была не тень, это был человек. Миг кончился, и туман вновь затянулся. Антрад не успел понять кто это, но запомнил взгляд этой странной тени, навевающий тоску взгляд... .
   Осень уступала место зиме, и зима дыханьем холода и смерти проповедовала поражение жизни. На утро Ашруддан был уничтожен. Оставшиеся в живых были пленены, или же бежали в леса, многие примыкали к повстанцам горы Армаш. Князь был пленен. Пытки пленников прекращались только, если они принимали ансма дивидэс, но после того их казнили мечом, что было по их мысли милостью к отступникам от истины.
   Твердыня Дорхилла пала на следующий день. Гинктор скрылся сразу после вести о падении Ашруддана. Князь Дарталу бежал в Армаш, где его чуть не убили повстанцы, но тот предложил своё волшебное оружие, и в скором времени, подарками задобрил повстанческих вожаков.
   Так поселение за поселением, город за городом, нолдоры продвигались на восток Руддании.
  
   Аффа
   - Аквуланин, нечестивец, отступник от великой вести истинной ансма - "правды нолдоров", ты признаешь ли своё преступление, и каешься ли в содеянном? Отвечай, нечестивец!
   Ойхов, потерявший все силы во время пыток, вися на дыбе, не мог вымолвить и слова, но, преодолев слабость, он ответил мучителю спокойным по-вадарски голосом:
   - Нет..., нет..., нет..., не отрекаюся..., не предаю душу отцов моих, матерей моих, земли моей родной. Сожалею о вашем заблуждении, и..., - он отдышался, и продолжил громче, - и, проклинаю безумие ваше, нолдоры, недостойные имени Богов, коих вы отреклись... .
   Ойхов замолчал, и его голова вновь пала на грудь. Мучитель с тоской посмотрел на него - окровавленного и изрезанного, и приказал снять с дыбы. Ойхов безжизненно упал на деревянный помост, но еще продолжал дышать.
   - что же ты..., - вполголоса, про себя, сказал истязатель, - что с тобой еще делать..., - немного подумав, он подошёл к нему, наклонился, и прошептал на ухо:
   - несчастный, помилуй себя, не желаю тебе зла, но ты лишь наклони голову, и мы примем это, и смерть твоя не будет мучительной, но быстрой, и всё кончится, всё кончится, слышишь?
   Ойхов привстал, поднял голову, посмотрел прямо в глаза мучителю, и его глаза проникли в самую суть нолдора, так, что тот отдернулся. Он из последних сил опрокинулся на спину, чтобы голова не была наклонена, и полузакрытыми глазами ушел взглядом в небо.
   - что ж, - истязатель встал, одернул одежду, вынул свиток с приказом Тару, и, возвысив голос, прочел вслух:
   - "мы, милостью данной нам от Бога истинного властью, Тару - князь нолдоров, приказываем, всех, не подчинившихся великой вести истинной ансма нолдоров, пытать три дня ради покаяния, если же не покаются, и не примут правды нолдоров, то сжарить их на огне, дабы мучение тем причиняемое очистило их, и милостью божьей, облегчило их муки в Груздакяру. Да будет так, слово твердо! Слово Тару!"
   Ойхова взяли под руки и положили на лист железа, под которым разгорался огонь.
   - аквуланин! - крикнул мучитель, - ты еще можешь избежать мук, если ты скажешь - "да", то мучение сразу кончится, ты умрешь быстро, благородно, как положено воину - от меча. Скажи - "да"!
   Но Ойхов уже ничего не слышал, и ничего не чувствовал кроме боли, съедающей его тело. Огонь разгорался медленно, так чтобы мучение длилось как можно дольше, и тем самым мучительней. Но, когда тело Ойхова уже обуглилось, и стало черным, его сознание пробудилось, и он увидел в себе силу, необыкновенную силу. Нет, он не мог даже пошевелиться, но эта сила в нем росла, и словно открывала всё знание мира, все тайны, прошлое и будущее. И он закричал, хотя никто не мог видеть, как он изменился в лице хотя бы на миг, это был крик восстающего духа, крик свободы. Он крикнул - "срава дивхьяс!!!".
  
   Гэг
   В глубине дремучего леса Антрад пробирался сквозь заросли. Он успел уйти после сдачи Ашруддана, и теперь надеялся найти Гинктора возле Армаша, дабы отомстить.
   Лес был непроходим, но тем лучше было для убегающего. Антрад вёл путь на восток по солнцу и звездам, и благодарил за эту помощь Богов.
   Перед ним выросла стена, которую он никак не мог обойти, и он долго шел вдоль неё, пока не увидел, как стена оборвалась, и перед ним открылась огромная яма. Антрад сел у края этой ямы, и стал просить Дива о помощи. Внезапно из ямы вылетел камень, и чуть было не попал в него. Тогда он стал приглядываться в темноту, и после того, как глаза его привыкли к тьме, он увидел, что там на дне кто-то похожий на человека.
   - Хэй, ты кто. И что там делаешь? Тебе помочь?
   Ответа не последовало.
   - Ты немой? - но тут же Антрад понял всю нелепость этого вопроса, и решил попробовать спуститься в яму. Как Антрад ни старался, ничего не получалось, и тогда он снова сел у края ямы, не зная, что дальше делать.
   - Понял я кто ты такой. Аннис новой ансма, верно ведь? И что ты туда залез-то? Думаешь своему богу угодить твоей добровольной смертью?
   Внизу не было никакого движения. Антрад даже не смотрел на сидящего внизу, но и отшельник, очевидно, не собирался разговаривать с ним.
   - ты знаешь, сколько твоя ансма горя принесла на Ийю? Я Рудда, а твои сородичи нолдоры, и мы одного Бога сыны, но такие, как ты, посеяли меж нами ненависть. Ты вот сидишь тут один, и ждешь своей смерти, а ведь этим ты сеешь смерть по всей земле, своим суровым примером ты призываешь к отделению всех от всех. Это убийство рода, семьи, дружбы. Зачем тебе это? Кто тебя научил тому, что это правильно?
   Тучи над лесом разошлись, и свет стал падать в яму. Внизу послышались медленные шаги. Отшельник перешел в более темную часть своего убежища.
   - что, света не любишь? Хех, оно и понятно, Грайяру - свет и жизнь, а ты ненавидишь и то и другое.
   Камень вновь вылетел из ямы, и в этот раз угодил Антраду по плечу.
   - а так тебе имя Бога моего невыносимо, вот оно что, ха! Ну послушай, ежели ты не веришь в Богов наших, то чего же ты боишься, а? Кровь видно всё-таки напоминает о силе божьей, кровь предков твоих, ансма коих ты презираешь, что молчишь? Меня презираешь? И как это вам ненавистен весь мир, что вы, будучи одни в своих ямах, не зная ни мира этого, ни жизни нашей, правите умами колеблющихся и ввергаете их вместе с собой в яму своего одинокого, человеконенавистнического бреда. Сила-то вся ваша в этой яме.
   Солнце окончательно осветило яму, и Антрад увидел в ней нечто напоминающее человека. Иссушенный, похожий на мертвого, отшельник имел лицо без выражения, почти без лица, и это почему-то выглядело угрожающе. На нем не было одежды, видно она давно сгнила на нем. Он был сгорблен и суров. Кожа его была подобна дереву или потрескавшейся глине. Но во всем его облике была какая-то сила, нечто мужественное. Антрад увидев его, перестал насмехаться, ему стало даже стыдно, так как старик своим видом вызывал уважение.
   - прости, отец, я не хотел тебя обидеть..., горя у меня много, ищу мести я, и от твоих братьев оно, поэтому и тебя хулил. Твое дело, твой подвиг уважаю, хоть и не согласен с путем твоим. Да каждому своё. Помолись своему Богу и за меня, а сейчас идти мне надо, прощай!
   Антрад не мог больше оставаться рядом с этим стариком, ему было стыдно после всего сказанного, и он пошел обратно. Обратный путь оказался короче, и вывел его к неким поселениям.
  
   Аха
   Темница. Мрак прятался в углах подземелий, где содержались узники нолдоров - руддане. Стон наполнял пустоту тьмы царящей в этой живой могиле. А на опрокинутом корыте, служащем подобием сиденья, сидел Арадан. Его схватили во время яростной битвы, на стенах Ашруддана, он попал в окружение, и не мог отбиться, накрытый сетью, князь был пленён. В темнице сидели только рудда, вокруг находились и простецы, и придворные, и воины... .
   - даже кукушки-сестрицы нет, чтобы спросить её, сколько мне ещё осталось..., - князь вздохнул, потом, подняв голову, произнёс чуть вслух слова песни руддан - Ивда айни, и вновь задумался, уйдя в себя.
   Но тут темнота стала понемногу наполняться сначала шепотом, потом тихим, беззвучным пением, и, наконец, вся темница затянула песнь:
  
   Ivda ajni, ivda, ahaka iruddim akrason!
   Ejs ajha - Div insim ejs - Radna insim acrimen emzertaum,
   Akka acrimen emamanum, akka Div ejs ans acrimen emans,
   akmen mansim ejs ito Radna insim.
   Jarda ak allim itla arudis, unsman ak unsmansa atis, ansejs atis. Оja ansaum!
  
   Не осталось никого, кто не поддержал бы великую песнь, кая звонко разносилась по всей темнице. Но резкий грохот открывающихся засовов сбил пение. Вошли нолдоры с плетьми. Однако ж тогда пение хлынуло еще с большей силой.
   - прекратить! Псы, вы забыли - где вы?! - кричал стражник, - бей их, - послышался приказ.
   Свет лился через открытую дверь, и туда один за другим выгоняли руддан, избивая их плетками. Когда пение прекратилось, дверь захлопнулась, и оставшиеся в темнице вновь оказались в удушающем мраке. Но было слышно, как там, за дверью поют, кричат, ревут рудда... .
   Арадан был избит и выгнан вместе со всеми. Рядом с ним он увидел упавшую, всю в крови, девицу.
   - О, Боги! Нолдоры безбожные - хуже зверей, - проговорил сквозь зубы Арадан, помогая упавшей встать, - кто ты, дитя?
   Она, опираясь на него, встала, отерла лицо от крови текшей из ран оставленных плетками, и слегка поклонившись, ответила:
   - я Милиа, дочь свободных Рудда, поклон тебе, князь, за то, что ты с нами.
   Арадан несказанно обрадовался ей, ведь для него она была знаменем войны за свободу от нолдоров, это она - Милиа - свободная рудданка, надежда руддан.
   - драгоценная моя, надёжа ты наша, где же ты была, известно ли тебе, что за тебя в бой шёл и я, и суженный твой - Антрад?
   Она широко раскрыла свои светлы очи, и не могла удержаться, она расплакалась, и упала князю на грудь.
   - Ну что ты, родная, не время слёзы лить, в битвах ещё нам немало пройти треба.
   А вокруг были нолдоры, стекающиеся на зрелище пыток руддан. Свист, крики, часто наносимые удары от надсмотрщиков, и красная земля..., здесь уже было убито до ста руддан, не принимавших ансма нолдоров.
   - не время сейчас разговоры разговаривать, одно тебе скажу, родная, теперь есть у меня долг перед тобой, и я его исполню.
   Милиа посмотрела на князя, и сразу поняла его. Она вглядывалась в его мужественное лицо, уже проеденное морщинами, но тем несущее в себе более благородства и силы, она видела в нем спасение, и он для неё сиял как Солнце Красно, другой надежды у неё не было.
  
   Ийа
   Зима приближалась. Сама Природа пела погребальные песни над засыпающей Жизнью. Всё сверкало холодом. Небо укутывалось в ковёр серебряных туч. Сердце Гинктора наполняла боль.
   - боль не исчислить, не выплеснуть вон, не убить, - размышлял он, сидя за столом в одном из трактиров. - боль останется непреходящей, даже, если её сравнить с другой, более сильной болью, как только она останется с тобой наедине. Страдание - нелепость этого мира. Благой Бог допустил его, зачем? Как же он теперь благ?! Ему может и видней, да только нам-то мучиться здесь, на земле, и если и узнаем мы о том после, что всё это нам нужно было, и было полезно, то что от того, если боль грызет именно сейчас... . Страдания - вина ли наша вызывает вас, да в чем же этаком надо в кривь-то уйти, чтоб страдать так, да и другим тем еще больше боль приносить..., хотел ли я..., чего хочет человек, когда стремится к счастью, только счастья. А что взамен, мечты пусты, суетны, ибо рассыпаются о камень жестокой жизни. Счастье зовёт к себе, а по пути заводит в омут, и топит. Тот, кто желает спасти весь мир бываем убит всеми именно за это, ибо не леть ему спасать, чем же он нас-то лучше, чем достойней? И потому его топчут. И потому он сам утопает, и уже сам желает утопнуть в болоте мира. А где же пресловутое добро? Зло оно ясно где, оно вокруг и в нас самих, та добра вот не видно. Что его да как взяло, куда запропастилося, не ведомо то, всплывет, бывает где, все вскрикнут - "вот оно!", а глянешь, ан и нет его. Так и может, и не было его вовсе, а всё оно лишь выдумка только ума человеческого, не выносящего жизни, и творящего себе рай на небеси? Чем виновен так человек, что от самого своего рождения видит лишь зло, и потому по пути зла и шествует, а после его за это зло боль поглощает и беда съедает. Пеклище здесь, не там. И легче ведь, легче - разрушить, убить, пойти против, (на деле же шествуя по течению), легче увидеть зло, легче его описать, а почему? Да потому, что и не видели мы ничего более.
   Гинктор остановился в мысли, махнул рукой и сказал как бы про себя, - да и пусто о том всём и думать, деревом бы лучше быть несмысленным.
   Он вытащил последние гроши, бросил их на стол, и вышел на улицу. Было холодно, темнело. Гинктор побрел в сторону леса, прихрамывая на левую ногу, и кутаясь в свой плащ. Пошел снег.
  
   После побега из Дорхиллы, Гинктор ушел по направлению на восток, и по пути был ограблен. Всё, что он украл, нечестно нажил, он потерял, вместе с тем его избили до полусмерти, подрезав одну ногу и оставив так посеред поля. Кое-как оклемавшись от ран, полечившись полевыми травами и волшебным искусством, он выжил. Но Гинктор стал бродягой, и терял всё больше день за днём. Подворовывая, он мог пропитать себя, но часто оставался голодным. Его душу поглотило отчаяние, и озлобление, впрочем, и оно постепенно притуплялось из-за бессилия, и гнетущей боли. Его стала мучить совесть. И как он себя не убеждал, он не мог побороть её, хорошо понимая правду.
   А правда стояла перед его глазами каждый день. Тысячи людей без крова, куска хлеба и всякой надежды убегали от нолдоров. Многие дичали, становясь разбойниками. Наружу вышли все страсти в мирное время скрываемые и сдерживаемые обычаем отцов. Рудда погибала. Гинктор видел, к чему привели его кривды. Он видел, что и сам за то теперь платит, и знал, что ему теперь нет дороги ни в жизни, ни в смерти. Поэтому он бродил как призрак, проклиная, то себя, то Бога создавшего этот мир... .
  
   Ярса
   Площадь города была наполнена людьми. Собиралось вече. Антрад, накрывшись плащом, пошел в толпу, и стал слушать, о чем идёт речь.
   - мы свободный народ, наш город веками держался за оружие ради завета предков - "свобода или смерть", и ныне пришло время вспомнить заветы отцов, и не на жизнь, а на смерть биться за город. - кричал молодой парнишка, очевидно, ученик волхвов, кои стояли поодаль от него.
   - да послушайте, братья, - на средину вышел полноватый, уверенный в себе купец, - мы не можем поддаться чувствам, и, отбросив разум, пойти на истребление. Что с того, если всех нас убьют, кому будет нужна наша свобода? Ведь город всё равно достанется чужакам. Они не будут убивать лишь тех, кто примет их ансма. Все знают, что наши отцы говорили о том же, о чем учат дивидэс. Мы знаем, что должно было придти великое зло, и время кончится. И вот, время кончилось! Очнемся, братья, истинный завет отцов в том, чтобы найти спасение в единстве против истинного врага - Черного Узду.
   Из толпы послышались недовольные голоса, но купца не прогнали, даже напротив, нашлись поддерживающие его. Кто-то крикнул - "волхвы, что скажут волхвы!"
   Толпа расступилась перед старцем, кой, опираясь на посох, сначала стоял, и смотрел из-под накидки плаща на народ, и когда увидел, что он неизбежно должен выйти к людям, в тишине вышел на средину, и начал слово:
   - родные мои, - старец посмотрел на народ, и продолжил, - родные, с издавних времён град сей был свободным, как и предки всех рудда. Время шло, и люди поддались слабости, приняли князей, отдали себя в услужение. Но сей град стоял на древнем законе. Ныне пришла пора смерти, время перемены умов, сердец, всё обновится. И вот, вас зовут к старому покону, к возврату, и то, вам скажу, дело было б доброе, коль не столь скорое, поспешно начатое. Видите, страна в отчаянии, бессилие поглотило рудда, кто из руддан может верно с собой сказать, что предки живут в его сердце, что нет ему соблазна в лжи нолдорской. Всех тьма поглотила. И что же ныне, есть те, кто зовёт вас к богу чужому, говоря, что то, дескать, и отцы наши так передали нам. Лжа есть! Ибо смешали те свет со тьмою, и назвали тьму ту светом. Ансма от Богов самих нам данная, и верно, даёт нам веденье, что всему есть начало и конец свой. И временам, и народам, и всему сущему есть конец, и он страшен для тех, кто не ведает Богов в сердце своем. Но, родные мои, Див благ во веки, пройдёт конец, и будет начало, и родиться мир вновь, став ещё краше, ещё сильнее, добрее. И лишь ослепленным квенийским безумием, мир сей всегда противен, ибо они Дива отвергли. Не треба ныне поднимать то, что прахом легло. Кто хочет возродить знание предков может разрушить и то знание, что имеет, ибо нельзя родить благо насилу, нельзя прежде времени искать плоды, иначе погубишь и само древо. Придёт час, и с ним придёт Керу - освободитель Рудда, и то от самих Ярдакву уставлено быть.
   Что делать вам..., быть мудрыми и сильными. Сила в единстве. Собирайтесь вместе с Рудда других городов. Беритесь за меч. Оружие никогда не победит, но станем же с силой на том, чтобы победил дух Рудда, чтобы земля-мать помнила храбрость нашу.
  
   Милиа пробиралась сквозь заросли в глубь леса. Она была уже далеко, и поэтому не бежала.
   - ай, Радна `ма! - Милиа отшатнулась, перед ней оказалась яма, в которую она чуть не сорвалась. Переведя дыхание, она стала оглядываться по сторонам, и поняла, что дальше идти некуда.
   Внизу ямы послышались шаги. Милиа стала присматриваться, но молчала, потому что боялась. Внезапно из ямы вылетел голубь, и стал кружиться над ней, он словно звал её куда-то. Милиа пошла вслед за ним, догадавшись, что он ей поможет. Вскоре перед ней показался город. Это был свободный город Рудда, где находился в это время Антрад.
  
   Кирре
   Арадан оказался в положении загнанного зверя, и это его разозлило ещё больше. Нет, не отчаяние было его силой, хотя и оно может рождать великие подвиги, но нет, у Арадана была злость, подкрепляемая верой в то, что если он освободит Милию, то всё как-то изменится. Как именно, и что изменится, он не знал, да и не хотел знать, это было не столь важно, нужна была только вера.
   Сила приходит тогда, когда больше не на что рассчитывать кроме как на чудо. И такая сила была у Рудда. Нолдоры называли её колдовством, и они не ошибались - это было тёмное колдовство, потому что было вызываемо самими мрачными и глубинными чувствами - ненавистью, кровожадностью, бешенством. Но столь гордые своим знанием дивидэс не знали внутренней сути этого колдовства, и потому всё-таки ошибались. Пытаясь, как всегда разделить всё на два мира, они отнесли колдовство к тьме, но ведь меч, кой был в их же руках, тоже убивал, меж тем для них был оружием света. Такая путаница бывает всегда в размышлениях человеческих, когда он пытается понять мир мерою своего разума и только, мир же рудда был выше разума, и не подлежал законам человеческим, поэтому среди них еще происходили чудеса.
  
   - Dive,Dive, Ille-Uzdewtna amis acriakkajar, amisadsa, amidobsa, amuzdissadsa, mjardan mituin amissadjarsa, ahaqujga jarda jamim, ahaqujga jarda ituim, ahaqujga ker amedda, Atuis Ille, amgeg! - читал Арадан древний воинский заговор на оборот, и вместе с ним вся рудда. Зрелище наполнялось людьми, но это не мешало рудда, готовится к последнему прыжку волков, последнему бою, никто из рудда не собирался сдаваться без этого смертельного боя.
   - amgeg, amgeg, amgeg!!! - раздался крик Арадана, и вдруг поле наполнилось тьмой, тучи закрыли свет Солнца, вой наполнил пространство, к нему присоединились рычание сотни изменившихся рудда. Это были по прежнему внешне люди, но их взгляд, их тело, их дух обдавал холодом ужаса перед хищником, и многие видели именно волков, а не людей. Раздались крики, кто-то из нолдоров убегал, ураганом оборотни обезоружили стоящих в зрелище нолдоров, и полилась кровь. Стая двигалась к выходу, в самой середине её шла Милиа, испуганная, но понимавшая, что это для её же спасения. Когда рудда стали выходить в город, нолдоры их встретили стрелами, многие полегли, но от того волколаки ещё более рассвирепели, и уже никто не мог их остановить. Они подобно молнии появлялись, то здесь, то там, и один за одним падали мертвыми нолдоры, даже не успевая этого понять. Стая вышла за город.
   - Убегай, - проревел еще не отошедший от оборота Арадан, обращаясь к Милии, - беги!!!
   Она со всех ног рванула в лес, где и скрылась среди непроходимых зарослей.
   "Illeее!!!" - с этим рёвом Антрад и его вои бросились на нолдоров, уже собравшихся для усмирения бунта, и выставивших конницу. Кони стали убегать. Нолдоры не могли ничего сделать, и не могли понять - почему волколаки не уходят в лес, раз они этого так хотели. Но никто из руддан не мог уйти с поля битвы не став человеком, волк же будет драться до последнего.
   Нолдоры выстрелили из своего волшебного оружия, и на поле осталось только трое самых сильных, среди них - Арадан. Полетели стрелы, вслед за ними подбегали палачи - нолдоры, добивающие живых. Они оставили только Арадана, кой был ранен в левое плечо, но не сдавался. Ему нанесли множество ранений, не желая убивать, но схватить ради мучений. Князь не клал меча. Ещё около часа он держался, и только предательский удар стрелы в спину поразил его окончательно.
   Князь упал на колени, держась за меч, воткнутый в землю, он из всех сил сжимал меч, желая оставаться непобедимым. Вышел сам князь нолдоров Тару. Он подошел к умирающему Арадану, и сказал насмешливо:
   - вот на коленях ты стоишь передо мной, твоим князем, рудданин, и твоё колдовство тебе не помогло, ибо сила истинного бога победила тебя. Так покайся, и ты будешь прощен, взойдешь в Айрисарэм, и будешь блаженствовать.
   Арадан исподлобья посмотрел на Тару, усмехнулся полумертвой кривой усмешкой, и, развернув меч к себе, с криком вонзил его в себя, продолжая смотреть в глаза Тару, - "Рудда...!" - было последним словом князя Угрулаффирида Арадана.
  
   Лани
   В глубинах сердца так много лиц одного и того же человека, что он сам с трудом понимает - кто он? Перед каждым явлением он по-разному проявляет себя. Перед матерью с отцом он сын, и родители часто даже не знают всю его жизнь, что перед любимой он совсем другой - он любимый (или же несчастный и ранимый), поэтому не понимают много в отношениях сына с его любовью. Перед богатым он нищий, перед нищим он милостивый. Под кнутом он раб, выйдя из-под кнута - он повстанец. И так до бесконечности.
   Антрад в своей речи, поведении - простец, не претендующий на мудрость. Антрад в своём писании задумчивый, порой угрюмый. И тот, и этот Антрад вместе один целый человек, и, что не совсем понятно при счёте, но понятно в жизни, и тот, и этот Антрад по отдельности также целый человек.
   Не стоит, наверное, думать, что дивидэс столь недалёки или глупы, в сравнении с рудда. Нет, дивидэс более сильный и мудрый народ, чем любой из живущих в Ийе. Они те, кто построил общество без преступлений, они изобрели великие чудеса, открыли миру мудрость древних. Их государство пережило множество великих народов, просуществовав дольше всех, и занимая самую большую территорию на земле ( Вся земля рудда - запад и восток (восток, где рудда -Ургикане) и Аман на западе, теперь же они возвращались на прежние их земли, куда пришли с юга из Абартлауф древние рудда). То, что казалось рудданам завоеванием их земли, для дивидэс было возвратом земель их предков, кои ушли на запад, и лишь несколько племён осталось на севере Семиречья, смешавшись с Рудда, они стали их князьями.
   Но неправда у нолдоров всё же была, эта неправда заключалась в превозношении над рудда. Не считая руддан достойными себя, нолдоры уничтожали всё руддийское, дабы не осталось о них и памяти. Поэтому-то они и не слышали призывов руддийских волхвов к миру, считая тех служителями зла.
  
   Так дивидэс, они же нолдоры, имели как бы два лика - один это небесная мудрость, полученная от Ярдакву, другой - гордыня обуявшая их мудрость злобой. И кто в праве судить их, если на пути к свету лежит непроницаемая тьма, ибо трудно возымев силу, устоять от власти над слабым, и не упасть в болото гордой, жестокой жажды быть властелином чужой жизни.
  
   Глава пятая
   Наказание
  
   Айха
   Вече разошлось после слова волхва. Я был сильно поражён словами старого волхва, и следил за ним глазами, когда тот уходил.
   - что у тебя, сыне? - вдруг меня кто-то спросил. Я обернулся, подумав, что кто-то подошел ко мне сзади, но никого не было.
   - что у тебя, сыне? - послышалось вновь. Передо мной стоял волхв.
   - Отец, не видел тебя, как ты подошёл...
   - это ли тебя беспокоит? Или то, что ты не понимаешь чего-то? - волхв указал посохом в сторону леса.
   - прости, отец, ты хочешь, чтоб мы пошли туда? - я стоял в некотором недоумении, не зная, как понять сказанное.
   - и верно, не понимаешь, ну ничего, пойдём же. - с улыбкой ответил волхв.
   Мы вышли из города, и пошли в рощу. Роща была уже засыпана снегом, и голые деревья походили на замёрзших людей, вздымающих свои руки-ветви к небу. В самой середине рощицы находилось святилище. Ограда лишь слегка отделяла его, и была почти незаметна, словно была частью самой рощи. В круге стояли священные деревья, повязанные поясами, и лентами. В самой середине находился большой камень со знамением Грайяру сверху, и Ярдакву с четырех сторон.
   - Добро пожаловать, брат! - промолвил волхв, и, сделав мне малый поклон, вошёл во святилище, где сделал поклон духам-хранителям святого места, и, воздев руки, прославил Богов. После того, как он поздоровался с каждым из деревьев (их было трое - дуб и две берёзки), поцеловав, погладив, и сказав доброе слово, он пригласил меня сесть.
   - Что же тебя так беспокоит? - волхв не смотрел мне в глаза, но спрашивал, как будто глядя мне в самую суть, это я понимал с сердечным трепетом.
   - там, в лесу, я видел одного анниса, он живёт в пещере, и ненавидит наших Богов. Но он мне помог. И вот, я не могу понять, если в нём доброе сердце, и он ради своей ансма претерпевает столь жестокую жизнь, то почему он сидит там, вместо того, чтобы помогать людям, у коих ныне столько беды, даже у нолдоров.
   Волхв помолчал немного, перебирая свои чётки. После он вздохнул, и начал отвечать медленно и протяжно, как бы на распев:
   - Суть их учения в ненависти ко злу. Видя зло это в себе самих, они удаляются в пещеры, глубины и высоты, вдаль от людей, чтобы наедине со своим духом найти в себе всё зло, и побороть его. Зло они заключают, прежде всего, в гордости, и потому стремятся к смирению, однако ж смирение это не значит для них беззащитность, или покорность, их смирение относится к судьбе данной Богом, и к ненависти братьев. Свой же род, ансма, и всё им дорогое они защищают с самоотвержением, так как не боятся смерти, а напротив ждут её, как свободы от тела, и встречи с Богом. И так они поступают во всей своей жизни, боря одну крайность другой, гордость - смирением и послушанием, гнев - кротостью, похоть - воздержанием от пищи и пития. Не все из них уходят в пустыню, лишь некоторые, и их среди нолдоров почитают за святых. В миру же, среди людей, такие души не могут побороть себя, и жаждут одиночества, чтобы очистить себя от болезней духа. Поэтому в миру они бы не смогли помочь никому, но погубили бы и себя и других.
   - так ты, отец, говоришь, что так надо?
   - Раз то попустили Боги, значит так надо. Каждому свой путь.
   - А что же мы? Разве у нас нет таких же болезней духа, кои ведут нас к беде? Как мы-то живём, и ничего вроде - хорошо?
   Волхв посмотрел на меня с доброй улыбкой, и ответил:
   - среди рудда всё есть, сынку. Да путь у нас другой, в сердце пролегающий, от того и говорить-то ничего не надо, от того и нолдоры понять нас не могут, что ни один из рудда не скажет чужаку о том, что в сердце его горит, что там огонь Грайяру полыхает. - волхв прошептал славу, и продолжил, - потому мы и рассказываем сказки детям, чтоб те не выдали знаний наших, а лишь с возрастом поняли всё сами. Ты взгляни-ка на Небо, - так мы учим детей наших, - погляди, сынку, что видишь? Сине небо, - ответит дитё, - а что в небе том? А Солнушко, батюшка, - вот как он скажет. И в том вся правда наша, и вся наука и тайна. Что ты видишь мир сей, и видишь самого Бога... . А как, скажи, мир-то наш живёт, как всё в нём движется? Не тем ли, что во всём лад та порядок, токмо тем. Коли так, то и в твоём мире, в душе твоей тот же образ, что и в мире, кой ты видишь. Так и правь душу свою по закону Прави Небесной. Коли гордость тебя обуревает, сердце надмевает, то постой, погляди от чего сие. Ежели не видишь по слепоте гордости твоей, то посмотри к месту ли гордость твоя, ибо не должно быть слепу ти. А когда поймёшь, что не видишь ни начала ея (сиречь от чего она), ни конца её (сиречь к чему она), то и поймёшь, что в природе твоей разлад, а не в мире или людях. А коли так, то и ладить надо душу по ладу мира, природы его совершенной. Где гордость нужна? На войне, на стоянии за правое дело. Так ступай же, и силу сию уладь там, где ей и начало есть, ибо вот враги твои, и где к месту ей быть, ибо вот ты можешь её всю выплеснуть на с неправдой пришедших.
   - Ладно всё, понимаю, отец.
   - ладно, так и хорошо, - волхв улыбнулся, - так пойми ж и то, что всё должно быть к месту своему, как то от Богов уставлено. Гордость на войне нужна, на суде правом, на всяком деле правом, где враг есть. А когда она не к месту, то значит силушку ту гордую, надо в чём другом попробовать, так можно и дела великие совершить, и род свой прославить. Ежели не горд ты, то и не пойдёшь ты до конца в деле любом. Ни дом построить, дабы людям подивиться, ни сад насадить, дабы лучший был из всех и богатший. Ни жену путёвую не выбрать, коли гордости нет, бо под рукой жинки-то ходит, кто гордости не знает.
   - ну а смирение, что ж не добро?
   - как не добро? Добро зело. Если к месту. Коли вражда какая, по мелочам житейским семью разбивает, друзей разъединит, али доброго совета гордость не даёт услышать, то самое время смирению. А смирение то берется от ласки материнской, от любви большой, от памяти доброй, тем и должно сердце питать и огонь сердечный хранить. Коли же нет на то силушки, то молчи хотя, и то польза. Уйди, ежели и молчать не в мочь, остынь, да черный огнь преложится в светлый, Боги помогут, Солнушко освятит, иди к берёзкам, они любви учат. В единстве любви сила великая, но себя токмо не потерять надобно. Знай же и то, что не к месту смирение, когда честь твою, али рода твоего кто порочит.
   - Ну а гнев-то?
   - гнев сила ярая, всё равно, что гордость. От нея и до любви недалеко, ибо ярь - она-то сила сильная, двуликая, и сжарить может, и теплом согреть. Да всё буди в меру.
   - ну а..., - я не знал спросить или нет, как-то стыдно было.
   - похоть-то? - волхв посмотрел серьёзно, но с добром, - это величайшая сила, от самого Дива даемая, ибо чрез неё новая жизнь является. Не леть кому её порочить, и уважения к ней не иметь великого. Да, так уж бывает, что в тяжёлые дни войн, не дают замуж девок, и молодцы ожениться не успевают. От того уж после положенного возраста одни ходят. Это неправо творится, но не по их вине. И всё ж, треба им держать себя, и силу ту сколь возможно в дела добрые править. Ибо всяка сила имеет много ликов. Так и сила зародная, она всё может на свет родить, и коли знать, как её править в дело доброе, то великие создания творить можно. Недобрый то путь, не природою данный, шуий, да только им созданы буквицы наши, письмена многомудрые, изваяния красотою возвышающие, домы великие, и всё-то наше творчество да искусство.
   В роще послышались шаги, кто-то приближался.
   - ну иди, сынку, тебе-то уж то и не надо всё, твой путь инче лежит, - старец замолчал, и как будто, что узрел, еще помолчав, он посмотрел мне прямо в глаза, - иди, сила Божья да буди с тобой, Илле аллим, Илле Аллим, Илле, Илле, - и старец опустив голову, замолчал.
   "Антра!, Антра!" - закричала Милиа, увидев меня. "Мила моя! Милиа!" - забыв себя от счастья кричал я, и я кинулся к ней в объятья, обливаясь слезами радости, и тяжести пережитого. Снова пошёл снег.
  
   Бот
   Где же вы, Боги? - крикнул Гинктор, обращаясь к Айхашу. Он стоял под самой горой, и кричал, вверх, как бы вызывая на битву обитателей Небес, но в ответ Гинктору слышалось только эхо, отражавшееся между расщелин. - Кто вас выдумал, зачем? Я тебя выдумал, я - человек, для того только, чтобы было кого спросить - зачем всё это? Зачем это слепое солнце на сером небе, не греющее, и слепящее, величающееся своим превосходством, жестокое. Зачем эта земля, холодная, съедающая наши трупы. Зачем ты Бог? Ты выдумал нас для своего удовольствия, для смеха своего. И вот, ты смеёшься над нами, глупыми, слабыми, и столь ничтожными перед твоим величием, кое ты так превозносишь. Но не велик ты! Не может быть велик тот, кто издевается над слабым, нет! Ты даже не отвечаешь, ты молчишь, и так презираешь меня. Ты сам придумал этот мир, и эти законы, и эти вопросы, ты создал нас, и потому даже мой вопрос тебе, это твой вопрос. Но я создал тебя! О, пустота моя! Ты создал и меня создателем, и я стал противником тебе, не вынося мира твоего, не вынося тебя самого с твоим надутым величием. Создал я тебя, но другого, злого, такого как я, по моим законам беззаконным сущего. Ты ведь не стал выше меня, подобен мне как я тебе. И теперь мы вместе радуемся несчастью маленьких, смертных, болезненных людей, мы - боги. Но я ненавижу твоё величие, и своё собственное существование. Убей меня, Бог! Да так, чтоб и пустоты моей перед тобой не осталось, чтоб не видела она тебя, не несла в себе. Так я ненавижу тебя и мир твой! Ты, всемудрейший, названный отец нам, зачем ты создал мир, не мог разве ты создать нас счастливыми, подобно тебе неуклонно счастливыми, и полными, радостью, жизнью полными! Зачем мне дар твой, свобода твоя, жизнь эта, бытие? Зачем?! Ты же знал! Ты всё знал, и в насмешку над собой, и своим величием создал наше ничтожество. В насмешку говорю, потому, что, желая создать себя, ты создал ничтожество, и тем лишь посмеялся над собой. Не знал ли ты этого? Так знай! Я созданный тобой, тварь ничтожная выше тебя, потому что я знаю, и могу тебе сказать - нет! Не нужно мне от тебя даров твоих. А ты бессилен мне противиться, и в том насмешка уже моя, потому и создал не ты меня, а я тебя. Если бы ты был столь велик, как должно быть, то не создал бы столь нелепого мира и нас. Но такого как ты мог создать только я - человек. Скажи мне, к чему твои восходы и закаты, к чему рождение и смерть, к чему радость и болезнь, если всё прахом пойдёт, если большая часть жизни твари твоей - страдание и труд, если всё это так бессмысленно крутится уже вечность? И круг этот не прекратится, так тобой устроено, зачем? Чтобы от этой вечной тоски мне с ума сойти, и тебя вечно ненавидеть за то, что ты меня в бытие претворил?
   Гора стояла перед ним безмолвно, и лишь эхо отвечало Гинктору гулом и шепотом камня. А зима уже скрыла дорогу на Айхаш, и лишь один несчастный Гинктор хромая, и крича, полз по дороге в никуда, на пустую вершину, которая не ждала ни его, ни кого либо из живых, потому что была закрыта и мертва, как сама зима.
  
  
   Асе
   - Ну, садитесь, родные, садитесь, - приглашал волхв сесть меня с Милией в своём доме. Мы вошли, поприветствовав хозяина, и сели за овальный стол, стоявший посеред дома. Сам дом был деревянный, наподобие терема. Справа от входа стояла печь, слева находилось окно, выходящее на восточную сторону дома, чтобы просыпаться вместе с Солнцем. В северо-восточном углу был устроен красный кут, где стояли малые капи, и горел огонь.
   - пожалуйте, что имеем на столе, откушайте, родные, ешьте, ешьте.
   На столе была еда скромная, но её было достаточно много. Щи, пшенная каша с клубничным варением, хлеб, соль, и сладкий, слегка опьяняющий, берёзовый сок.
   - дочка, что не ешь, али хворь кая приключилась?
   Милиа отвернула глаза, и, побледнев, стала говорить, что сыта, и воды ей хватит, но волхв пригляделся к ней, и поманил рукой: - пойдём-ка, милая - он подвёл её к красному куту, и проведя рукой над огнём, прошептал что-то, потом приложил руку к её лбу, и застыл.
   У волхва пролилась слеза. Он открыл глаза, и промолвил:
   - что же ты, родная моя, как же вышло-то так, Боженьки, родимые, горе-то какое, горе...
   Я, до того, радостно поедавший кашу, не сразу понял, что случилось. Но волхв не стал мне ничего говорить, а лишь успокоил, сказав, что дело, мол, бывшее, не воротишь, да и не время сейчас о том говорить.
  
   На следующий день, утром, я встал вместе с волхвом, коего, как оказалось, звали Сману. Мы воздали славу Грайяру, отпили освященного мёду, и отправились в священную рощу. Шёл тихий снежок, и белые шапки деревьев приветствовали нас покачиванием. Мы сели там же где сидели вчера, только теперь я стал разводить костёр, чтобы согреться, потому что утренний мороз был еще сильнее вечернего.
   - отец, а в чём порядок?
   - порядок-то? Он в том, брат, что ладно всё, по закону.
   - а в чём закон?
   - закон от Богов стоит, и коли нет в тебе кривды, то и закон ведаешь ладно.
   - а как то узнать?
   - ну да как, погляди на Матушку-Природу, вишь, как она всё порядком устраивает? Так и ты устраивай такожь. Весной год спочинается, всяка животинка любви ищет, удалью своей да красотой важничает. То великий беспорядок на деле-то, но и в том беспорядке есть свой лад и порядок. Молодость буйна, и то должно так быть. Дале лето грядет, то есть возмужалость, и тут-то полный порядок и лад. Так да и в нём, в день, когда Солнушко на заход идёт, силы той стороны беспорядок наводят, но не на долго. И вот уж осень, зде плоды пожинать пора, к седой старости готовится, и уж тут-то свой порядок. А вот зимушка-то, энта смерть есть. И смертушку надо любить, и како ты к ней подготовился, тако и помирать. Вот и уразумей, что коло года подобно колу дня, и всё это подобно жизни человечей. И ежели будешь во всём порядок правый держать, то и смертушку добро встретишь и любить будешь, и предки тебя прославят, и ты их. Да только вот надо найти всему пору. Есть пора порядка заведённого во всяк добрый день, ну вот как сейчас - встал с солнышком, прославил Богов, поработал до полудня, поел, поспал чутку, снова пошёл поработал уж до захода солнешного, поужинал, поблагодарил Богов за день да стол накрытый, и спать. А бывает пора праздничная, тогда всё обретает свой особый порядок, что можно и беспорядком назвать. Так уж должно быть, бо кто палку перегнёт, тот её и сломает, а это разлад. Того ли не ведаешь?
   - Вем, отец, и на том благодарствую, что меня уму учишь разуму. Да вот ещё у меня мысль неразрешимая..., предки наши жили свободно, не было у них ни князей, ни воинов, да только от того и захватили нас квенья, что не могли мы вместе собраться, из-за свободы нашей. Так вот, не знаю то, может и впрямь лучше бы под единым князем быть, так за то с силою, чем свободным, но беззащитным.
   - то мысль, верно, неразрешимая, нет такой власти на земле, кая бы всем угодила, и все бы её любили, и были той довольны. Но скажу те, что князья те выросли из отцов семейств и родов, бо раньше, в глубине веков, жили предки наши большими семьями, родами, и старший в роду, отец, был всё равно, что князем их. Потом же пришли чужеземцы, и сказали, что, мол, они сильнее, и значит они теперь отцы роду. Вот тут то и произошёл разлад весь. Отец любит род свой, и не делает из сынов своих рабов себе. А чужаку его род мил, наш же ему что скот, потому и не даёт он свободы, зная, что вольность против него обернётся. Вот как, брат. Но если свободно жить родам, то единства нет, потому как каждый на своей земле, со своими курганами, а за другие, хоть и братские рода не пойдёт. Вот и задача, как так сотворить, чтоб и свободу сохранить, и единству быть. Не было б того разлада коли все люди мирно да ладно жили, но не видать нам того боле в век сей, пеклище открылось, и тьма вышла, и век смертный есть для мира нашего.
   - ясно.
   - да не ясно, брат, ничего тут ясного. Девку-то в жены брать будешь?
   - а как же?
   Волхв помолчал, и сказал, ну что ж, так и свадебку треба уж сварганить! А там, что Боги пошлют.
  
   Дан
   Он смотрит на всё происходящее, прячась в пространстве, в воздухе, за любой кочкой, и любой травинкой. Он не Бог, нет, он человек, он даже слишком человек, чтобы быть подобным Богу, но он Ему подобен. Его глаза следят из-за угла, его дыхание льётся за спиной. Он защитит того, кого любит и считает правым, и может быть никто так и не узнает о нем, но...он есть. Он здесь, он рядом, и мысли его тяжки:
   - суета, снова эта людская суета. Что они ищут, если всё у них уже есть? Солнце их греет, Земля питает, Природа покрывает и защищает, но им мало. Зачем идут убивать себе подобных? Зачем им чужая смерть? Знают ли они, когда собираются на войну, как легко убить? Знают. И знают то, что родить и вырастить много сложнее. Так кому нужно же это безумие? Только общему врагу...
   Человек - очень странное существо, может быть эта странность наследована от Богов, то неведомо, но эта черта напоминает Их, потому что они также непознаваемы, точнее человек также непонятен, как и Они. Есть еще одна черточка в существе человеческом, в этом незрелом божке, это - сведение всего мироздания на себя и только. Да, человек именно незрелый божок, дитё малое, неумелый творец судьбы и мира. Именно поэтому, то, что изначально в человеке божественно, еще несовершенно, а потому часто нелепо и даже зло. И вот это дитё, не вышедшее еще за грани своего бытия, решило, что весь мир для него только и нарождён. Поэтому он отвергает всё, что не проходит через него, всё, что ему не выгодно, и что не лестно. Видя только себя, понимая только себя, человек не видит, что рядом с ним, под ногами его, над головой его, в нём самом множество существ, множество миров их глазами видимых. Не духи, не привидения какие, нет, а живые, плотью покрытые существа.
   Пчела летит за мёдом и видит, что весь мир для неё только, ведь и цветок придуман для неё и семья пчелиная, и даже враги и воры, они тоже для неё, ведь именно к ней прилетают, приползают, к ней, имеющей ценнейшее в её мире богатство - мёд.
   Медведь - царь лесной, в его глазах весь мир ему повинуется, и для него эти пчёлы мёд свой собирают. Его все боятся, его все почитают, и только для него и лес-то этот, и всё что в нём.
   Орёл - хозяин вершин, смотрит на всё сверху, презрительно, видит добычу, и знает - для него она, только для него. Весь мир пред ним лежит, вся тварь пред ним дрожит.
   И каждый глаз видит своё, свои краски мира, свои облики мира. А мы - люди, не видя даже себя самих, вздумали, что мы цари и повелители вселенной. И каков же царь мира? Одинок, жалок и от того жесток.
   Человек живёт стаей, а в стае не могут все быть царями. Когда он один, он даже сильней сам с собой, ему никто не мешает, лишние друзья не уводят его на гулянье, и он может совершенствоваться, может быть свободным. Когда же он с друзьями, то видит, в кругу дружеском всегда есть первый и второй, а никто не хочет быть вторым, друзья всегда отнимают драгоценное время, кое можно потратить на себя, на учение, работу, семью, и нужно подчиняться негласным правилам того дружеского круга, в коем ты есть. А всё это - несвобода. Но, без друзей тяжело, человек хочет поделиться наболевшим, ему нужна помощь, ему нужен совет. Друзья веселят сердце, друзья помогают в беде, друзья приятны сердцу и нужны ему.
   И как человеку выбрать между друзьями и своим самосовершенствованием? Пожалуй никак, как уж получиться, потому что не мы это выбираем. Есть ведь и те, кто хотел бы иметь друзей, а их нет. Однако всё ладно, если, не забывая друзей, ограничивать себя, и с другой стороны, держать друзей на расстоянии границ своей свободы, чтобы никто никому не мешал. Возможно гордость, в границах разумного, может помочь ограничить себя от излишнего потворства друзьям, и приводит к личностному росту.
   Всё это относится не только к одному человеку, но и к целому народу. Жить ли по правилам дружеских народов или быть одиноким, но свободным от чужих правил? Создать ли единый мир, смешавшись в одном огромном государстве, или остаться одним, пусть не маленьким народом, но одиноким? Ансма Рудда гласит, что во всём положен свой порядок, и коли от века есть на земле роды, и племена, то так тому и быть должно, только надо стараться жить со всеми в мире, и войну самим не развязывать. Тогда бы и мир жил добро, если бы врагов не было, если бы враг не сеял смуту.
   Мир столь пёстрый своими красками, необходимо разнообразен и в народах. Человек с добрым сердцем любит и понимает это, и ценит каждый народ за его особую, неповторимую красоту. Как же ужасно будет то одно великое, грязное пятно смешавшихся красок, когда победит враг, не говорю нолдоры, они сами не ведают, что творят, но враг, ибо их руками победит он.
  
   Эйс
   Настал полдень. Запел рожок, призывающий всех на свадебное торжество. Забил барабан. Заголосили девки, поющие песни прощания с девическими годами. Солнце разогнало зимние тучи, и сверкало белым серебром снега. Антрад и Милиа играют свадьбу.
   - ай да за невестой! - послышался возглас, и жениха повели к шатру, где прятали невесту.
   - пришла пора снимать венок девический. - обратилась к Милии одна из провожающих девиц. Она сняла плетёный из цветов венок, и передала его самой младшей девушке.
   - выходи, кума, за невестой пришли! - послышались смех и веселье, пришедших дружков жениха.
   - а за то что дашь?
   - а вот жених с пирогами прибыл!
   Когда кумовья разменялись подарками, из шатра вывели Милию. Она была в белоснежной длинной рубахе, называемой долгостанец. Жениха и невесту встретил волхв Сману, и повёл их к святилищу.
   Началось священнодейство. Волхв вознёс славу Диву, Матери - Земле, и всем Богам. Обратившись к венчающимся, волхв спросил:
   - див Антрад, волей берешь в жены сию диву Милию?
   - волей, во славу Богов!
   - дива Милиа, волей берешь в мужья сего дива Антрада?
   - волей, во славу Богов!
   Волхв надел на головы жениха и невесты венцы, и стал призывать силу Дива и Матери-Земли. Волхв подал священный хлеб брачующимся, и те, возложив свои руки на него, просили Богов о добром семейном житии. Хлеб был положен на огонь в жертву Диву. Но жертва не была принята. Волхв нахмурился, поразмышляв, он воздел руки к Солнцу, и стал просить знак али разум, что дальше творить, как беду отвести. Но небеса молчали. Тогда старец взял уголь от огня, и сказал Антраду:
   - боль или горькая правда?
   Антрад удивился, но, зная, что требует обычай в таких случаях, взял уголь, и, несмотря на дикую боль, сжал его в руке, и раздавил. Волхв посмотрел на Милию, та отвернула глаза.
   - не твоя то вина, дочка, он всё на себя взял, любит тебя.
   Она снова засветилась, и повеселела.
   - Во славу Богов, сила! - возгласил волхв, и продолжил славления. После волхв повязал руки венчающихся рушником, и повёл их трижды вокруг священного древа с пением, призывающим Богов хранить новобрачных. Во время обвода народ осыпал жениха и невесту хмелем, зерном и монетами. Наконец, Антрад и Милиа, впервые как муж и жена, возлили мёд Богам, после чего сами отпили из чары.
   - молодым слава!
   - слава! - ответил народ трижды. И молодых повели к праздничному столу, где старец произнёс молитву на освящение пищи. По всему кругу прошла чарка священного мёду, и только после этого началось веселье. Но молодые не приступили к пище, храня венчальный пост. И вот, наступает самый разгар торжества, молодых, как бы незаметно, уводят в шатёр, где они разрешают пост и развязывают руки от повязанного волхвом рушника. Пришло время, Антрад и Милиа остались наедине.
  
   Аффа
   Дорогу замело. Гинктор давно упал в снег, и зима накрыла его белым одеялом. И там под снежным покровом, был он на грани жизни и смерти, у моста, ведущего через реку бытия, отделяющую тот мир от этого. И видел он ни сон, ни явь, а мир иной. На мост пришёл, иль уж был там, человек великий ростом, и силой крепкий. Увидел он Гинктора, сказал ему слово некое, и тот как понял вдруг, что жизнь у него теперь новая, не смерти подобная, но жизни истинной. Ответить восхотел Гинктор, но не нашёлся, что и сказать, ибо не имел силы полноты духа, лада мирного. Подошёл к нему человек тот, и явился ему в истинном образе своём, и видел Гинктор, что Илле то был, коего он всю жизнь свою искал.
   - Где истина? - рек Илле. Но Гинктор молчал, хотя и сказать желал.
   - Что в мудрости? - спросил Илле его снова, и тот не мог ответить.
   - Сила? - и слово это прошлось шепотом по всей вселенной, и, собравшись вместе в единый хор, разразилось громом над головой Илле. И осветился молнией лик Божий. Не стало ни неба, ни земли, ни реки, ни моста, лишь Он, сущий всё во всём, и над всем.
  
   Гинктор протёр глаза, чтобы хоть что-то увидеть, он был ослеплён белым светом, и совершенно не понимал где он. Зрение вернулось к нему, и пред ним предстал лес, освещённый Солнцем. Гинктор хотел подняться, но резкая боль остановила его. Пальцы ног были отморожены. Оглядевшись, он увидел, что находиться на опушке северного от Айхаша леса. Полежав немного, и придя в силы, он попытался вновь встать. Преодолев боль Гинктор поднялся, и, опёршись на клюку, стал искать какую-нибудь полезную траву, но где зимой её найти. Оторвав кору с берёзки, он обкрутил ею свои изношенные онучи, превратившиеся в лохмотья. И поблагодарив Илле за помощь, Гинктор пошёл в сторону города Айхашруда.
   Взгляд силы Илле смотрел ему в спину, он чувствовал его, но это не тревожило его сердце, напротив, придавало уверенность. За спиной Гинктора стоял лес Илле, лес вечной мудрости и радости покоя, а впереди шёл нежный снег.
  
   Гэг
   В далекой земле Ургикан, что зовётся восточной Рудданией, жили потомки Сэтрианского царства, именуемого - Сурья. Ургикане вышли с южной земли, и по крови своей были детьми дивидэс и вадаров, а после расселения на север Сьетерии они приняли в себя и кровь древней рудда, в те времена уже поселившейся в северных землях, придя с юга, с земли называющейся Абарталауф. Рудда стали жить на западе, а Ургикане на востоке, считаясь братьями. Язык Ургикан во многом сходен с языком Вадаров, но смешан с языком рудда, и название Ургикане также руддийское, буквально означает вадары - люди воды. Об этом народе мало что известно, в летописях их называют то вадарами, то рудда, но это отдельный народ, имеющий свой уклад жизни и свою землю. После возвращения нолдоров - дивидэс, множество рудда переселилось в Ургиканию, дивидэс растворились в оставшихся рудда, и стали народом радфилэс, хотя чаще их называют по прежнему рудда. Ургикания же стала закрытой для иноплеменников землёй, общающаяся только со столь же скрытыми от всех вадарами.
  
   Аха
   Тоска поглощает сердце, придавая ему вид мудрости. И может быть она и есть любовь, ведь влюблённый несчастен, и способен на безумие. Это безумие порождено отчаянием, а тоска ничто иное, как стремление сердца к высшему. Отчаяние исходит из неверия, а точнее слепоты сердца. Искажение любви и есть тоска. Жизнь даёт нам изначально все силы к совершенству, рожденный уже имеет возможность стать великим, кем бы он ни родился. Но в большинстве случаев, люди и порожденные ими обстоятельства убивают эти силы. Отсюда природное, радостное стремление к совершенству прелагается в тоску по небу, в чем бы это стремление ни проявлялось в любви, жизни или в самом себе. Но кто не погружался в безумие, не знает разума.
   Сказанное, пересказанное, выдуманное, всё и ничего нельзя передать, если читать только разумом, нужно сочувствие, сопереживание, чтобы понять другого. И если сегодня я написал глупость, считая то мудростью, то это лишь значит, что для кого-то, в такой же день, в подобный час, это окажется мудростью, поэтому я пишу всё, что думаю, даже если сам завтра посмеюсь над этим.
  
  
  
   Ийя
   Молодой, еще неокрепший рудда сидел на траве рядом с дорогой под тенью небольшого деревца. Это был Сману. Он был печален, и уныло смотрел себе под ноги, уйдя в себя, а на небе сияло летнее Солнце.
   - Исейхисса, родной! Что один тоскуешь?
   - Аллим акруирм, отец! Добре ти, просто сижу, отдыхаю от пути. - Сману приветливо улыбнулся, но улыбка не продержалась на его лице долго. Старик пристально смотрел на него, словно читая на его печальном лице некие письмена, и продолжал:
   - Мы сами строим наш мир, поэтому то, что мы чувствуем внутри часто хуже того, что снаружи, ведь снаружи мир рождённый Богом. Что думаешь?
   Сману было вновь повесивший голову, уставился на странного старика, и в этот раз разглядел, что это был волхв. Небольшого роста, в руддийских белых с красным одеждах, и змееобразным посохом старик выглядел светло и добро, и не улыбаясь лицом, улыбался добрыми глазами.
   - Думаю, ты мудр летами и добр сердцем, а значит, мне не зачем скрывать от тебя своё сердце, но не думаю, что ты мне сможешь помочь. - когда Сману говорил это, он напротив хотел сказать, что надеется, что волхв не пройдет мимо, и утешит его, и даст лекарство душе его. И волхв видел это.
   - Думаешь верно, а говоришь криво. Знаешь ли, ведаешь ли сердце своё, веришь ли ему? Если да, то и говор твой ровен, а коли не, то вся ложь, хоть и добром видится. Лучше скажешь злое слово, но от сердца исходящее, тогда оно и правдой явится. А чтоб злого-то слова и не было в сердце, то беречь сердце надобно, смотреть ладно ли. Но токмо не гляди на сердце одно, там ведь не будет добра, пока добра не наберёшь в него, а смотри, ровно ли сердце твоё с миром Божьим, али не.
   - а как то узнать?
   Волхв присел рядом со Сману, и продолжил:
   - нонче кой праздник?
   - то Грайярукирре верно. Народ вон ведь костры палит уже, к ночи готовится.
   - вот оно. А ты чего приуныл? Праздник то какой, самый большой и силой полный! Вот и ведай - нет лада в сердце, коли тоска в день радости, а ровнять его треба. Как же? Не легко, да и легко такожь, ведь всё в тебе, тебе и решать, али во тьме оставаться, али к свету идти. Поможет тебе Грайяру силой своей пресветлой, ты только погляди, как Ему всё радуется, как птахи поют, как дети веселы, как цветы красой наполняются.
   Старик замолчал. А Сману стараясь слушать его, уходил мыслью в забытье. Когда же волхв умолк, Сману неожиданно для себя очнулся, почувствовав, что, как будто, прилив чего-то похожего на силы толкал его куда-то спешить, и он встал, чтобы идти.
   - Ну что, уже насиделся?
   - да, пора идти..., слова твои мудры, отец, благодарствую на том, но мне того не понять. - он хотел еще сказать, что они столь разны, что старому не понять чувства молодого, но решил, что то будет все равно бесполезно, и старик не поймёт его, считая себя выше годами и мудростью.
   - так пойдем же, тебе-то некуда идти, а у меня тут родня недалёко.
   Сману с удивлением взглянул на волхва, и, хотя скрыл свою радость, но сразу же согласился. И они пошли путём, на коем Сману обрёл семью, друзей, мудрость и силу, и через много лет принял посох волхва, найдя Бога.
  
   Ярса
   На самом севере Угрулаффирида находится тёмный непроходимый лес. В нём раздавались странные звуки, похожие на удары. Посреди леса были глубоко вкопанные землянки, у которых виднелись только крыши. Среди деревьев стояли люди в черных одеждах с лицами закрытыми повязкой. К одному из деревьев был привязан рудда. Самый большой из стоящих там избивал его плёткой с металлическими наконечниками. Было холодно.
   - Что, волхв, колдун, не вышло твоё чародейство, наш злой дух оказался сильнее..., а почему? Ты знаешь, червь?! Потому, что он правит миром, ему отдано всё, и он победитель, потому что восстал против этой жалкой твари, жизни, и всего, что вы, руддане - рабы, так любите, и рабски чему поклоняетесь.
   Привязанного к дереву звали Эргану. Сначала он попал в плен к нолдорам, а после был выкуплен общиной нолдоров-противленцев "Infernanar". Эта община почитала владыку тьмы, как бога, и уничтожала всех почитателей жизни, они были ответвлением - противоположностью ансма нолдоров. Они не знали жалости, и всеми силами уничтожали всё святое в себе и других, ненавидя всё живое. Время от времени они приносили человеческие жертвы своему властелину, в этот раз было именно подобное жертвоприношение.
   - посмотри, что жизнь эта, за которую ты так цепляешься? Твой бог создал мир для страдания, родил тебя, зная, что ты выберешь зло, и от того будешь мучиться, и мучению не будет конца, ты только ищешь того, чтобы мучиться немного меньше, и когда находишь, то считаешь, что это божья милость, раб! А он сидит там, на горе, и смеётся над тобой, сволочь! Раб! Он сам раб, и хочет, чтобы все ему были рабами. Он раб потому, что не может жить без тебя, человечишко, без твоего рабства ему, он не может иметь силы, и не имеет её без тебя. Но мы убьем тебя, и тем самым убьем его! Ведь без тебя, его и нет вовсе!
   Эргану ничего не отвечал, он просто висел на дереве, и терпел боль, а окончательно взбесившийся мучитель, от крови страдальца еще больше свирепел, и то кричал, то шипел, выливая свою злобу:
   - Бог твой, что он дал тебе, чего не обещал отнять за непослушание ему? Всё его, он сказал, и ты сам в его руках, он дал тебе жизнь, и теперь этой жизнью попрекает тебя всю вечность. И что же он сделал, чтобы тебе помочь в следовании его заветам? Ничего! Наоборот, он дал тебе страсть, разжег в тебе огонь сластей и пороков, разбудил в тебе злого зверя, и всей жизнью заставляет тебя явить из себя этого зверя. И лукаво сыграл с тобой злую шутку, ведь сам же дал тебе зло в сердце, и сам же требует, чтоб зла этого не было, а ты не можешь без зла по природе своей, и оказываешься в пеклище огненном, за что? За то, что родился таким, не-пра-виль-ным. - протянул мучитель, - где же совершенство его мира? Если он такой совершенный, не мог разве и мир сделать совершенным, без боли и зла? Не мог. Потому что он и не бог вовсе, да и нет его, а вот зло - оно есть, и оно в природе нашей, а даже по твоему учению, волхв, мы по природе своей жить должны, - он лукаво ухмыльнулся, - вот мы-то и живем так, и потому убьем тебя во имя нашего обожаемого зла.
   Эргану приподнял голову, и посмотрел на мучителя. Тот, не выдержал его взгляда и ударил висящего по лицу.
   - молчишь?! Тебе нечего сказать! Нечего! Нет даже правды у нас, она нам не нужна, потому, что правда не для этого мира, мы здесь вместо правды, мы в этом мире сила! Мы и наше зло. Зачем же, скажи, твой бог создал мир так, что из этой жизни мы перейдем в следующую, а потом в еще одну, и так без конца, а потом вся вселенная вновь начнётся с начала, и снова тоже самое безумие мира недоделанного, несовершенного, бесконечного в своём вращении по пустому кругу страданий вечно, зачем?! Мы уничтожим этот мир и его, и тебя, и всё живущее, потому что оно не должно существовать. Не должно, потому что безумно, болезненно, и вечно.
   Мученик снова поднял голову, и улыбнулся. Мучителя обуяла злость, и он воткнул нож в грудь Эргану. А тот продолжал тихо улыбаться, и добро смотреть в глаза мучителя, пока не умер. Когда его тело сняли с дерева, то увидели на стволе слово, выжженное кровью мученика: - "Аллим", что значит мир, покой духа.
  
   Разум теряется в лабиринтах своих размышлений, отрываясь от Бога, лишь видя истину в мире Божьем, разум находит истинную и твёрдую опору в своём знании и мысли. Тот же, кто за призраками разумности не видит в мире лад Божий, не услышит и слова о Благом Боге.
  
  
   Кирре
   Снег падал, застилая глаза, покрывая засыпающую землю белым пуховым одеялом, умиротворяя душу. За окном было тихо, и от того в доме у волхва было очень хорошо, тепло, спокойствие лилось в душу вместе с кружкой горячего отвара. Зима за окном была прекрасна, мороз рисовал узоры на стекле, и это был самый загадочный рисунок, рассказывающий сказку из былых снов. Милиа спала. Антрад попивая отварчик, умиротворённо беседовал с мудрым волхвом.
   - и тогда небеса открыли мне, что путь мой лежит здесь.... Так я остался в этом святом месте, и стал жить среди свободных жителей Онтатав-града. - волхв замолчал о чём-то задумавшись, и немного погодя, продолжил:
   - оженился, дело доброе, брат. - и тут весёлое лицо Сману переменилось на серьёзное, - но знай, что беда великая стояла за вами, то не мне тебе молвить, сам узнать должен..., и узнаешь, беда та еще откликнется, такое не проходит бесследно.
   - о чем слово, отец? Не томи душу, скажи как есть.
   - не время. Моё дело, чтоб ты готов был, а твоё ждать и верить, что всё разрешится. Только помни одно - Боги не оставят в беде, всё сходится на Горе добром. Помни!
  
   Лани
   Антрад и Милиа распростились с волхвом Сману, и продолжили свой путь к горе Армаш, чтобы найти убежище у ополченцев. Дорога пред ними лежала нелёгкая, и когда они проходили мимо Айхаша, они решили совершить моление, чтобы Боги священной Горы сохранили их в пути.
   Наступила ночь. Антрад распалил костер и вместе с Милией они принесли жертвы. В темноте Гора укрывала их невидимым покровом, и холод не цеплялся к ним своими коготками, проходя мимо, и треща ветками деревьев. Вдруг во тьме послышался звук приближающихся шагов. Антрад приготовил меч. Из тьмы вышла тень.
   - стой, кто ты?
   - Аллим акруирм, я мирный рудда!
   - имя твоё?
   - Гинктор.
   Антрад мигом встал на ноги, и хотел уже кинуться на него, чтобы убить, но Милиа его остановила.
   - а это ты, Антрад..., я никогда не забывал тебя, ты всегда на моём пути, как тень, как брат..., - Гинктор опустился на колени, и захлёбываясь словами, продолжал, - убей меня, я не достоин жизни, я враг твой, и по законам рудда я должен быть убит тобой. Убей меня, и ты сделаешь мне милость, ибо что я ныне? Лишь жалкая тень человека, мертвец среди живых. Боги наказали меня болезнью, нищетой, проклятьем пустоты, они оставили меня, а ты знаешь, что это? Знаешь ведь, что нет страшнее проклятья, чем безбожие...
   Антрад увидел, что ноги Гинктора съедала злая болезнь, лицо было обезображено лютыми морозами, и он не имел теплой одежды, а ходил в рванине. Меч опустился.
   - уходи, я не убью тебя, потому что та, которой ты причинил самое большое зло, простила тебя..., я не прощу, но в этот раз, уходи!
   Гинктор взглянул на Милию, поклонился до земли, и ушёл в лес. Наступил холод.
  
  
   Глава шестая
   Поражение
  
   Айха
   - собирайтесь на поле битвы, отважные рудда, мы имеем силу превеликую, ибо дух наш - дух древний, силой Богов полный. Вспомним, братья, отцов наших за землю сию кровь проливавших, плоть свою не щадивших. И вот, ныне враг великий пришёл на нас, безжалостный, кровожадный, но не Правью пришедший, и тем слаб он, противу него сильны мы правдой, рудда!
   Так призывал народ к войне князь Дорхиллы - Дарталу. В толпе стоял беглый раб-учитель, по имени Экхаелан, который сбежал из-под гнёта нолдоров в рабстве у этого князя. Он внимательно слушал, что говорит князь, уже полюбившийся народу, и видел отчаяние в людских глазах, желавших поверить словам призыва.
   - Сегодняшний день этой жизни прервётся так же быстро, как сон, и жизнь проснётся в новом дне, радуясь вечному бытию, вечность пусть станет спокойствием и верой наших сердец. Кто жаждет Бога, примирись с бытием и стань богом. Во славу Богов!
   Экхаелан улыбнулся, и отошёл в размышлении об изменчивости человеческих сердец, ему даже хотелось самому поверить в слова князя, возможно, он действительно поверил Богам, и в час смертный обратился к вере Отцов... . Но может ли человек изменить своё сердце? - этот вопрос не был разрешён для мудрого учителя, он сомневался.
  
   Бот
   Звёзды светили ярче и были больше там, где Солнце начинало свой путь над Ийей. Это земля вадаров, народа древнейшего и таинственнейшего, земля востока. Здесь пахло душистыми травами и проливным дождём, здесь в южном краю Медии встречали юную весну.
   - атха, васанта гамати, тай су тайа йивана, свасти нава, марана масти! Наване васантане сравас асту!
   - сравас! - воскликнули в ответ жрецу молящиеся. И храм наполнился светом, Солнце лилось сквозь прозрачный купол, белые колонны заиграли бликами, свечи вспыхнули с новой силой, и наступила таинственная тишина, в кой звучали лишь тихие слова жреческой молитвы к Сонье.
   - Хо, хаявант асмаан варьа тай агнья, махатама Сонья, сравасе путранам свам! Вайам смаси нидхана тава, вайам смаси танас тава, твайа пиванас, схайана твайа адхипиванамас смаси, тапаса твайа ушнамас смаси, сельта твайа рикшамас смаси, свана твайа памас смаси, сантиха твайа шукрана сантихам смаси, храда твайа те асмаан яхнамас! Сравас Те, Сонья сарвашукра, сравас Те, Сонья охас, сравас Те, Сонья сарвасвас! Садаа сравас!
   Весь храм поклонился на полдень. Жрец стал читать моления, и каждый, вслушиваясь в священные слова, вёл свою мысль по духовным тропам, пройденным отцами.
   - Яна ма бхарати у асмаи накимчим свам, тай са, ка притим адья марати бхактис асти, тай иксати у асмаи охам бхактина амуйа нижайати, асте у мритане авьяктане, иде парабхримас сарвабхис иксабхис, охабхис, тай асми мурдхана абхи мурдхана су Экане - сарвам ме давантане.
  
   Асе
   Неладно, грустно было на душе старца. Костер горел светло, но от порывов ветра его свет рисовал самые мрачные тени на лицах сидевших у огня. Речь вёл дремучий старик, вокруг которого собрались юные вадары, а рядом с ним сидел старец ушедший в горестные думы о своей земле. Он был рудда.
   - нолдоры - жестокий народ севера, - говорил старик на языке вадар - каливеде, - они презирают все народы, считая себя единственными сынами Богов, но лгут они. Ложь их проросла в умах рудда, ныне их старики не знают правды, они обмануты давно, но правда эта еще жива среди народов, знавших предков руддан. Род свой руддане ведут не от диких южан груздакун, как то ныне гласят книги рудданские, не рудой писанные, а врагами их. Рудда - древнейший народ, бывший еще прежде дивидэс, они строили великие города, владели силой небес - громом и молнией, и были несметно богаты. Но пришло время конца, и с ним дикие груздакун с юга, разрушившие города руддан, захватившие их, и поселившиеся среди рудда. Неправда и то, что кровь рудда темна, как у груздаков, нет, они не смешались, ведь великое оскорбление Богам рудданским смешать кровь с чужеземцем. Но хитрые нолдоры знали, что кровь рудда - сила их, и потому стали проповедовать лживое учение о том, что, дескать, рудда уже смешанный род, и потому сейчас многие рудда теряют свою кровь, беря в жены потомков груздакун, которые в большом количестве живут среди них, называя себя рудда. А зло нолдоров от зависти, они-то, жившие в Амане, от самих Богов знали, кто они, а кто Рудда. Нолдоры - северные рудда, но ушедшие в чужую землю из-за нападения Урукхая, и от того потерявшие родную душу. А руддане остались светлыми сынами, истинными сынами Эйсиуса, не бросившими Его землю в час беды.
   Старец, сидевший рядом, слушал очень внимательно, но сквозь рассказ, вспоминал свою молодость. Еще юным он, рудда, приехал в страну вадаров, чтобы узнать их духовный путь, их жизнь, язык. Тогда он был убежден, что не останется здесь надолго, так как сильно любил свою Родину, и желал послужить ей. Но в это время в его краях взяли власть нолдоры, и возвращаться было тяжело, дома его ждала бедность, горе и возможно даже плен и рабство. Великое искушение встало перед ним. Ансма нолдоров распространялась очень быстро, и многие рудда принимали её, но гонимые от своих сородичей, таковые убегали в чужие страны. И вот он встретил девушку, она была рудданка по крови, но родившаяся в Медии, к тому же почитающая ансма нолдоров, что было непреодолимым препятствием для его сердца. Но он влюбился, молодость брала своё.
   - наши отцы, - продолжал старец, - как и многие наши анья, истощали свою плоть постом, строгостью в мыслях и речах, уходили в леса, и искали свой путь к Богам. Ныне же многие из последователей ансма нолдоров также уходят в пустыни, ущелья, и умерщвляют там свои страсти, очищая себя. И это правильно, но если бы они не хулили Богов научивших людей этим особым путям самопознания, а за то что они так неблагодарны, весь их подвиг став на кривом основании, и строится криво. Так всегда бывает, когда человек идёт к Богу своими силами, забыв о самом Боге, не ведая, что всё Богом в Боге и чрез Бога. Кто так самонадеян, что решил создать свою ансма, не видя, и не желая знать мира, в котором проявляет себя Бог, и чрез красоту коего мы постигаем Отца, такой горделивец скоро падет, сил не хватит.
   А старый рудда думал о том, как он был отвергнут всеми на чужбине, а после и на родине. Как он метался в поисках жалости к нему, в поисках хоть малого участия к его душе, сердцу, но улыбавшиеся вчера, сегодня забывали о нём.
  
   Дан
   Небо было затянуто черной гарью от погребальных костров. Войско Дарталу было разбито, и лишь он вместе со своими военноначальниками успели спастись. Среди народа поселилось отчаяние, только тлевшая вера в Керу - спасителя рудда удерживала людей от повиновения Нолдорам и их ансма. Экхаелан смотрел на поле полыхающих огней, уносящих души умерших в Айрисарэм, и слёзы текли по его лицу. Рядом с ним на траве сидел Умрад, чистящий своё оружие, и как всегда сурово молчащий. Умрад имел каменное сердце, закаленное в боях, и поэтому он был холоден, и не обращал внимания на горестные чувства друга.
   - там, в Онтатав-граде собирается вече, Дарталу будет говорить к народу, - в поспешности проговорил Равель, прибежавший на поле.
   - вече? Пожалуй стоит пойти, боюсь, что князь более не в силах сопротивляться, и это вече станет последним для свободного города, - ответил в задумчивости Экхаелан.
  
   Народ окружал князя Дарталу, который взобравшись на помост, громко, почти крича, оправдывался в поражении, и испуганно озирался на бушующую толпу людей. Наконец, когда он сказал слово - "подчиниться", князя сбили с ног, и если бы не стража, задавили бы насмерть. В этот миг из толпы на помост поднялась черновласая девушка в доспехах и с мечом в руке.
   - мы свободный народ, нам не нужен князь, пусть мы умрем от мечей нолдоров, но умрем свободными, подобно сынам Айрана!
   Когда руддане услышали об Айране, они громким гулом поддержали девушку, и та рукой призвав к тишине, продолжила, обращаясь к упавшему князю:
   - рудда знает - после этой жизни будет жизнь, и нам смерть за свободу принесет вечную свободу, смерть подарит нам жизнь! А ты, именуемый князем, достаточно показал себя, отныне, рудда сами себе князья!
   Новая волна одобрительного гула поднялась в народе.
   - рудда! - обратилась черноволосая к людям, - вознесите требы Богам, возьмите ваши мечи, и в бой не на жизнь, а на смерть!
   Под общий восторженный крик, девушку понесли на щите, как победительницу, рудда приняли её как знамя свободы, послышались выкрики, - "Керу!".
  
   Эйс
   Когда-то черновласая, синеглазая краса-воительница, кую звали Айх'алла, была подругой Антрада, они росли вместе, зная друг друга с детства. Дед Антрада - Млиньюрга, человек великой силы и ума, любил детей, и часто угощал Айхаллу и любимого внука сладчайшим мёдом, который готовился по изобретенному им способу, так что мёд обладал целительными свойствами цветов. Напитанные этим мёдом дети выросли здоровыми, сильными и полными красы. И, конечно, придя в возраст, они полюбили друг друга. Однако ни Антрад, ни Айхалла не хотели признаться себе в этом, пока не пришла война... . Родители Антрада погибли, и он убежал в леса, где жил один. Дед же Антрада забрал Айхаллу из погоревшего дома, где она сидела, рыдая над пепелищем, она осталась одна, успев спрятаться, когда её родителей забрали в плен. Вместе с дедом они поселились в глубокой чаще, где этот мудрый старец научил Айхаллу пользоваться оружием, разбираться в целебных травах и грибах, охотиться и собирать дикий мёд.
   Прошло время, Антрад ничего не знал о своём деде и об Айхалле, когда они неожиданно встретились.
  
   В то время еще не все рудда видели нолдоров и их войну, поэтому среди многих из них было мнение, что дивидэс - сыны богов пришли с просвещением и добром, ведь нельзя было подумать, что из Амана придёт нечто дурное. Так, по простоте своей, думала и хозяйка дома, в котором заночевал Антрад.
   - вот добрые хлеба с запада, сделаны по новой науке дивидэс, - проговорила старушка, подавая на стол загостившему у неё Антраду.
   Он с отвращением посмотрел на булки хлеба, и резко ответил:
   - что доброго может быть от врага!
   Когда он еще говорил это, в дом вошла Айхалла.
   - это ты?,- замерев у входа, выронила она, - Антра!
   Антрад подпрыгнул со скамьи, и, сдерживая приступ слёз радости, бросился в объятья подруги.
   - где же ты был так долго..., - захлёбываясь сказала она.
   Успокоившись, Айхалла рассказала Антраду, как она оказалась в этом доме. После смерти деда, она отправилась на поиски пристанища, вернувшись в своё поселение, она нашла его уничтоженным и пустым, тогда она пошла в соседнюю деревню, где и нашла приют у этой доброй старушки, к которой зашел переночевать Антрад. Судьба снова свела их вместе, и казалось, что уже ничто не разлучит их.
   Жизнь же шла своим чередом. Однажды Антрад и Айхалла поссорились, что иногда случалось даже между ними. В это время они жили уже год в деревеньке Дэздкунруд, они представлялись как брат и сестра, и поэтому за Айхаллой стремились ухаживать многие местные юноши, среди них был и сын зажиточного купца Эргану, человек набожный и тихий, именно он среди всех имел доверие Айхаллы. Во время ссоры, Антрад ушел из дома ночевать в поле, тогда Айхалла, зная его ревнивое сердце, пошла с Эргану по-над полем прогуливаясь. Эти игры с чувствами закончились тем, что она решила выйти замуж за Эргану, а Антрад за день до свадьбы ушел из деревни. Судьба не сложилась, свадьба была отложена, так как Айхалла не могла спокойно пережить потерю Антрада, и рыдала днями, пока нападение нолдоров не положило конец её метаниям. Эргану был взят в плен, а сама Айхалла убежала, спасаясь, в Онтатав-град.
  
   Аффа
   Веселый смех раздавался на зеленом лугу, это была Иссит'има, темновласая рудданка с бледной кожей и карими глазами. Она родилась здесь, среди лугов благословенной Медии, стране вадаров. Её родители ушли с севера, потому что не могли жить среди рудда, приняв ансма дивидэс, в Медии же они нашли покой. Вадары были очень терпимы ко всему новому, стараясь понять, и принять всё лучшее даже у врага, отбросив человеческие заблуждения.
   Исситима была еще совсем юной, но уже привлекала взоры юношей, и, пожалуй, более своим обаянием, чем красой. Молодой, ищущий приключений и истины, рудда по имени Ихис, влюбился в неё всей пылкостью своего руддийского сердца, но не мог смириться с тем, что Исси исповедовала ансма нолдоров. Сам Ихис учился мудрости у нолдоров, когда жил на севере, но, в начале, будучи восхищенным глубиной мысли дивидэс, в конце он отвергнул их ансма, поняв её болезненность, однако за ним осталась слава ученика дивидэс, чем он и пользовался в своём путешествии.
   - утро доброе, краса!, - обратился Ихис к Исситиме ловящей бабочек на лугу, - слёзы закатной птицы говорят о том, что день будет жарким, - продолжил он, указывая на росу покрывавшую землю.
   - доброе!, - Исси остановилась перед ним, улыбаясь, и всматриваясь в его глаза, - ты любишь петь?, - неожиданно спросила она.
   - да, но не с утра.
   - ну, все равно, давай споём песню восхода!
   - я думал, дивидэс не поют эту песню, она же о Руддийском Боге?
   - ха, ха, ха, - ну так мы ведь руддане!
   И они вдвоем обратились лицом на восток, распевая веселую песню восходящего Солнца. Исси стала пританцовывать, и, взяв Ихиса за руку, вместе с ним стала кружиться, то смеясь, то подхватывая песнь. Они закружились и упали на траву.
   - вот мы и искупались в целебной росе.
   - а хочешь, пойдем ко мне, ты наверно голоден?, - сказала Исси смотря на Ихиса.
   - это было бы замечательно!
  
   Ихис стал часто ходить в гости к Исси, подружился с её родителями, особенно дружен он стал с её матерью Риддией, человеком широкой души, и большой любви ко всем. В семье Исси было много детей, она была старшей, и более всех похожей на свою мать.
  
   "Как мне преодолеть эту любовь, это чувство невписываемое в мой мир? Может прав тот, кто говорит, что неважен цвет травы, важно лишь солнце питающее их..., наш Бог сердец един, есть ли разница в её действительном мироощущении и моим? Конечно нет! Но вопрос об ансма вызовет в ней заученную с детства мысль, она верит только в Бога дивидэс... . О, как же далеки люди от действительного познания себя самих! Но кто виноват, если они идут путем уже проложенным, как и большинство руддан, если однажды её предки сбились с пути, то весь род будет идти в кривь, так как это в крови - следовать стезе отцов. Благое стремление заложенное в самое существо человеческое от Богов, обернулось против них же. К тому же она во многом вадарка, ведь она родилась и выросла здесь, мы слишком отличны друг от друга. Да ведь я знаю, что это не любовь, а лишь порыв влюбленности молодой души и тела. Многие посмеялись бы надо мной, не видя никакого препятствия между нами. Посмеялись бы именно из-за того, что не знают себя. Но кто я? Ведь завтра же я предам снова самого себя и все эти мысли, встретившись с её очарованием. Значит я такой же, как они..., и даже хуже, потому что они не видят, а я вижу и всё равно иду в пропасть. О, лучше бы я не видел!"
  
   Ихис женился на Исситиме, и у них родился сын, которого они назвали по руддийски - Ойхов, что значит - тихий.
  
   Гэг
   Снег начинал таять. Весна шла по лесу заливая мир ручьями, бурными потоками рек, и солнечным теплом льющимся с неба. Город свободных рудда гремел оружием, жизнь бурною рекой кипела в венах воинов, они готовились к битве. Князь сидел в растерянности у своего шатра, а рядом с ним стоял Аулайгур.
   - князь, прикажете собирать войско?
   Князь в ответ лишь молчал, уставившись в землю.
   - князь, я хотел обратиться к вам с прошением об увольнении..., - Аулайгур переждал немного, но ответа не последовало, - разрешите откланяться.
   После некоторого ожидания, Аулайгур положил свой меч к ногам князя, и, посмотрев еще раз на отчаявшегося, ушел.
  
   Среди горожан, воинов, добровольцев и беглых рабов, находились также и волхвы рудда. Аулайгур отправился к ним за советом, сам не зная дальнейшего своего пути. В доме, где остановились волхвы, в этот час был только один из них. Воин подошел к двери, и услышал голос:
   - входи, входи, не заперто.
   Он открыл дверь, и увидел маленькую комнатку, посередине которой стоял стол и три стула, в углу перед образами Богов горел светильник, и в игре этого света Аулайгур разглядел лицо старого волхва.
   - заходи, что же ты стоишь. Какое твое светлое имя?
   - Аулайгур, отец.
   - садись, садись, говори, родной, что тебя привело сюда?
   Немного оглядевшись, он начал неторопливый рассказ о себе, и своем нынешнем положении, закончив тем, что он не знает, куда теперь податься.
   - а что говорит тебе твое благородное сердце? Отчего ушел от князя, не потому ли, что тот бросил оружие?
   - верно, отец, верно, так и я думаю, да только не мог я побороть свою гордость, чтобы пойти сражаться вместе с простолюдинами.
   - простые люди, это и есть рудда, не князь, не войско, а народ. За что ты душу свою кладешь в бою? Об этом помысли. Не стоит жизнь отдавать из-за денег, власти, или почета, но только за любовь, любовь к людям, которых защищаешь, тогда ты воин, иначе разбойник.
   Аулайгур вздрогнул. Перед его глазами вдруг всплыли картины его прошлых битв, лица им убитых.
   - я много убивал, но не жалею об этом, смерть приносит свободу людям.
   Волхв пристально посмотрел на воина. Проведя рукой круг над огнем, он прижал её к сердцу, и, помолчав, ответил:
   - кровь в тебе руддийская?
   - да, отец.
   - что для тебя нолдоры?
   - враги.
   - а знаешь ли, что их сделало нашими врагами?
   - владыка теней.
   - знаешь. Так борись же со своим узду, который тянет тебя в бездну, мысли право, люби жизнь, и борись за жизнь, а не за смерть.
   Аулайгур поднял глаза на волхва в удивлении.
   - не понимаю о чем ты, отец?
   Волхв вздохнул, и продолжил:
   - вижу зло в тебе пустило свои корни, лихо растет в душе твоей, но знай, что всякую силу, если то сила, можно исправить, и преложить в добро. Во что ты веришь?
   - в Керу освободителя.
   - Керу? Прошло много времени с тех пор, как рудда забыли о своих предках, и своей мудрости. Нолдоры посеяли ложь среди руддан, заставив их быть слабыми духом. И то, что было изначально добром стало болезнью. Вера в Керу, как человека освободителя, ложна, она заставляет человека надеяться на избавление внешней силой, в то время, как надо бросаться в смертельный бой не щадя себя для этой жизни, в которой якобы будет избавитель. Не стоит ждать пустоты, рудда и есть Керу, вспомни, что Керу это не имя, это час, в который должно придти избавление. - волхв немного помолчал, и сказал, - но есть вещи более важные, чем даже свобода Руддании. Народ не может быть сильным и свободным, когда в нем нет истины духа. Керу придёт не сейчас, он нужен будет потом, когда рудда забудет себя, и примет ансма нолдоров.
   - не быть тому вовек! - прорычал Аулайгур.
   - тому суждено быть. Не пройдя круга нельзя вернуться. Но о том тебе не надо сейчас думу думать, на твой век хватит тебе того, что ты должен положить душу свою за народ свой, остальное не тебе решать, а Богам.
  
   Аха
   Заснеженная крепость Дэз-Гри Тахдоб открывала свои подземные ворота, из которых выливались потоки черного войска Урзуку. Груздаки шли ровным строем, а вокруг них бегали суетливые мрканун. Ночь властвовала над землей. В воздухе появились вороны, чующие скорую добычу.
   Когда ворота Тахдоб еще были открыты, и последние отряды выходили на битву, из-за холмов появились всадники, а из снега поднялось войско рудда, окружив груздакун. Во время замешательства, Айхалла вместе с Умрадом проскользнули за ворота. Началась битва. Со всех сторон к крепости собирались рудда, впереди же всех, верхом на коне пустился в бой Аулайгур.
   После беседы с волхвом этот могучий, и умный воин решил идти против главного врага - узду. Когда он объявил об этом в собрании военноначальников руддийского войска, первая, кто его поддержала была Айхалла, быстро понявшая всю мудрость его слов. Так собрался стремительный поход на Дэз-Гри Тахдоб, что было неожиданностью для Урзуку. Он ждал, когда начнется битва между рудда и дивидэс, и готовился к нападению на проигравшую сторону, но неожиданно получил весть о походе на север, против узду, и не успел достаточно подготовить войско.
   Рудда вели войну по народному, в ход шло всё - ловушки, засады, натравленные звери, они почти не выходили в открытый бой, нападая из леса. Так и сейчас, отвлекая внимание, рудда пробрались в крепость, и подожгли ворота.
   Айхалла пробиралась по коридорам крепости, за ней шел Умрад, прикрывая её со спины. Они спускались всё ниже и ниже, кроме факелов, которые они держали в руках, не было никакого другого света. Путь был долгим, и вот они увидели небольшую дверь, открыть которую не удавалось. Они хотели уже было повернуть обратно, как вдруг услышали стон, этот стон доносился из-за двери, прислушавшись, они поняли, что там темница, и множество людей. Оставалось одно, взорвать дверь. Предупредив стоящих за ней о взрыве, Умрад положил взрывчатку начиненную черным маслом, и отбежал за угол. Дверь подалась. За ней были рудда, истерзанные, безрукие, безногие, со следами ожогов. Но среди них были и те, кто мог держать меч.
   Войско рудда отступало, когда из крепости высыпали её пленники, и с отчаянным воплем налетевшие на груздакун. От неожиданности груздаки сначала попятились, но, опомнившись, они перебили всех нападавших. Однако этого хватило, чтобы Аулайгур вновь повел войско в наступление.
   Над людьми поднялось чёрное облако, оно стало расти и сгущаться, и густой мрак явил пред всеми огромного одноглазого зверя, не то медведя, не то змея, который взмахнул крыльями, и поднял огонь из под земли, чудовище стало этим огнем, пожравшим часть руддан, и вместе с ними боровшихся груздакун. Айхалла вскочила на коня и с воплем кинулась на зверя с копьем. За ней пустился Аулайгур. Битва продолжалась, груздакун воспользовались переполохом в войске рудда, и пустили стрелы.
   Вокруг Айхаллы гремела битва, но перед ней горел глаз змея, и она более не видела ничего, кроме чудовища. Вдруг перед ней предстал всадник на вороном коне закованный в черные доспехи, отдающие жаром. Она бросилась на него, но была в одно мгновение сбита с седла. Копье черного всадника попало ей в плечо, но, не пробив кольчугу, соскользнуло. Аулайгур спешился и подбежал к ней, помог ей встать, и, дав ей в руки уздцы своего коня, хотел было вступить в схватку с черным всадником, но тот бросил нож в Айхаллу. Аулайгур успел сделать шаг, прикрыв её собой. Он упал замертво.
  
   Земля пошатнулась и треснула под копытами черного всадника, и он вновь стал чудовищем, взлетев в воздух. Ветер закружился в вихрь, и накрыл змея, связывая его силу, но тот стал огнем и спустился под землю. Небо раскрылось. Земля вновь вздрогнула и расселась под Дэз-Гри Тахдоб, и крепость провалилась в огромную дыру, из которой вышло два столба огня - черный и красный. Столбы изгибались и вились вокруг друг друга, подавляя один другого. Вдруг красный столб спустился в бездну, и черный столб восторжествовал, над ним собрались тучи, и столб стал змеем горящим черным пламенем. Резкая вспышка света ослепила на мгновение всех смотревших в страхе на это явление силы Богов, раздался гром, и перед глазами смотревших, ничком на земле, лежал огромный мертвый зверь.
  
   Ийя
   - Сынок, поди сюда, посиди со мной, - обратилась к Антраду его мать Амалинья.
   - да, мама, тебе тоскливо?
   - отец твой уже должен вернуться с охоты, да нет его, сердце мое не спокойно.
   - знаю, война началась. Я тоже об этом думаю. Да вот только не пойму, зачем они хотят власти, ведь рудда не подчинятся, мы свободный народ.
   - да, сынок. Но так бывает. Те, кто хочет совершить великое, строят величие на чужой крови. Так было в веках, простые люди строили для царей величественные здания, чтобы почтить этих безумцев, они умирали под камнями, за работой, и оставались в забытьи, в то время как их поработители известны всем, как великие цари. Не было того у рудда. Мы знаем, что объединенные под единой рукой князя мы способны сотворить нечто большее, построить каменные города, захватить слабые народы, чтобы распространить свое знание среди меньших, тем самым, казалось бы, делая им добро, можем собрать всю мудрость мира в одной руке, и прославиться. Но это не наш путь, потому что это путь рабов. Рудда же всегда были свободны.
   - Значит лучше жить просто, свободным человеком, радуясь жизни дарующей нам все необходимое. Но ведь это очевидно!
   - тебе, рудданину, но не им, сильным дивидэс, возгордившимся своей силой, и не знающим потаённую мощь свободного народа.
  
   За окном послышались шаги. Стук. Мать отворила дверь, перед ней стояли нолдоры. Они оттолкнули её, и вломились в дом. Главный из них встал перед ней, и объявил:
   - именем Тару, владыки земли руддан, все рудда этого поселения должны подчиниться его величию. Неподчинившиеся будут казнены. Ваш муж Трпану был пойман при попытке сопротивления, и казнен на месте. Ваш ответ?
   Антрад выхватил у одного из воинов короткий меч, и тут же всадил его в печень врага. Мать Антрада неожиданно упала, над ней стоял с окровавленным мечом говоривший дивидэс. Свеча погасла от зашедшего через открытую дверь ветра, послышалось несколько резких движений, и наступила тишина. Шаги раненого Антрада разбили молчание ночи, за его спиной горел его дом, и войско дивидэс начинало наступление.
  
   Ярса
   Снег скрыл пролившуюся кровь, спрятал смерть бродившую среди развалин Дэз-Гри Тахдоб. Черное войско Урзуку ушло в леса, по груздакунскому обычаю оставив всех убитых в бою на растерзание воронам. Рудда покинули это проклятое место, предав огню павших руддан неподалеку, за холмами. Среди непроницаемой белизны снежной завесы стоял Гинктор, опершись на посох, он стоял около самой большой горы снега. Тишина вечной зимы этих краев звенела в ушах, и в этом звоне пробуждался шепот духов блуждающих после смерти по земле. Гинктор склонился, чтобы очистить от снега убитого зверя, как неожиданно, снежным вихрем поднялся с колен великан, чей образ был соткан из снежинок носимых ветром. Через мгновение перед Гинктором появился человек в шкуре через плечо, и шапке с рогами, посмотрев на старого, измученного дорогой скитальца, он добро улыбнулся, и ласково спросил:
   - что ищешь, сын мой?
   Испуганный Гинктор не сразу разглядел лицо говорившего, оно, как будто, всё время становилось другим. И тут он понял, кто стоит перед ним, и упал на колени.
   - не бойся меня, сын, это не твой час, мы с тобой встретимся еще раз, а пока подойди ко мне.
   Гинктор не поднимая глаз, встал, и осторожно подошел ближе. Вихрь окутал его, и поднял от земли, и в этом вихре он различил лик Илле. Перед его взором открылась вершина горы, он был на Айхаше, и увидел зеленые, цветущие луга, а вокруг простиралась вся поднебесная, словно нарисованная на карте. Свет покрывал всё сущее, и казалось, пронизывал Гинктора своим теплом.
   Приглядевшись, он увидел дивидэс молящихся своему богу, и вдруг он увидел, что облик их бога подобен павшему на поле зверю, и он повелевает идти войной на рудда. Потом он увидел, как дивидэс кричат, и машут мечами в сторону Дэз-Гри Тахдоб, оттуда выходит крылатый змей, и чем более усилий прилагают дивидэс, чтобы уничтожить его, тем он становится сильнее и больше. После он видит, как светлые Ярдаквун выходят к змею навстречу, и тот становится таким же, как они, и они встают в хоровод, кружа над всей землёй, и земля, подобная женщине, рождается, становится сильной, взрослой, красивой, и, родив людей, начинает стареть, её мысли путаются, и она умирает. Тогда Ярдаквун обращаются к Илле, и тот проводит Землю на гору, где она купается в источнике, и становится вновь ребёнком.
  
   Гинктор проснулся около Онтатав-града, и стал обдумывать, что бы значило всё им виденное. Отойдя от сна, он огляделся, и, встав с травы, пошел в сторону города.
  
   Боги не воюют между собой подобно людям, они едины в своем действии. Илле разрушает, очищая дорогу для своего брата Дива, рождающего мир заново. Но для людей, вечно цепляющихся за преходящее, Илле становится врагом, те же, кто видит мудрость, и смотрит за пределы этого мира, понимают благо даруемое от Илле - это новая жизнь. Так устроена вселенная, всё мироздание, Ийя умирает, и поэтому народы её должны пройти через ансма смерти, чтобы принять смерть в спокойствии духа, поэтому дивидэс лишь оружие в руках Богов, которые готовы уйти из людских сердец, чтобы вновь возродится в новом мире, и обновленных сердцах. Ансма рудда и всего древнего мира воскреснет, когда придет Время... .
  
   Кирре
   В дремучих лесах северной Руддании таилось лихо, это было войско Урзуку. После смерти их повелителя, они жаждали мести и собирали всех ненавидевших рудда. Тогда пришли люди из Инфернанар, услышавшие о гибели узду. В это время Ярдаквун явились среди нолдоров, и те стали освобождать занятые ими города, отступая на запад. Рудда ликовали, но недолго, из северных лесов вышло огромное войско беспощадно уничтожающее всё на своем пути, Урзуку приказал убивать всё живое, оставляя за собой лишь пепел. Айхалла встречает врага в укрепленной крепости Онтатав-града, но проигрывает битву, и отступает на восток. Ухуваккасман - братство обладающих мудростью, помогает Нолдорам обрести силу против Ярдаквун, и они продвигаются вновь на восток, идя вслед Айхалле.
   Последняя битва состоялась в долине реки Урганы. С востока пришло войско ургикан, поддержавших руддан, оставляя за собой право быть самостоятельными после победы, и более не подчиняться руддийским князьям. Великая битва между нолдорами и руддой окончилась победой рудданско-ургиканского союза. Силы же Урзуку были окончательно разбиты Ярдаквун, и они были отправлены в Абартлауф.
  
   Лани
   Дорога на Армаш стала невозможной из-за постоянной опасности нападения, поэтому Антрад и Милиа шли лесными тропами, уже не надеясь дойти, и подолгу останавливаясь для сбора запасов. Милиа всю жизнь служила Богине -Матери, прародительнице всего сущего по руддийски именуемой Аммадиа, и это давало ей силы любить всё живое, тем больше возрастая в любви к Богине. Утром и вечером она благодарила её, поклонившись, и поцеловав землю, как образ Великой Матери. Милиа с детства привыкла к труду, и переносила тяжесть бродяжьей жизни с терпением, но её точила болезнь, которую она уже не могла скрывать от Антрада. Она медленно умирала, всё еще радуясь жизни, и каждый день с благодарностью и верой Богам благословляла свою судьбу.
  
   Закат. Медленные лучи багрового цвета сползали в бездну, поглощающую Солнце. Двое - Антрад и Милиа сидят на краю скалы, за которым открывается вид на уходящее светило.
   - я так устала, - и она, обняв его, легла ему на руки.
   - Засыпай, милая, уже всё прошло, теперь нас ждёт только покой, - сказал он, гладя её волосы.
   - любимый, - говорила она, - у меня есть ты, и этого достаточно, чтобы прожить жизнь в счастье. Жизнь прошла радостно, полная приключений, красоты, силы любви, и в своих испытаниях она подарила мне покой сердца. Как я хочу, чтобы и ты обрел это богатство, не тоскуй обо мне, я всегда буду с тобой, мне тяжко видеть твою грусть, обрадуйся вместе со мной, радуйся!
   Когда зашло солнце, она умерла в его объятьях, так и не проснувшись.
  
  
   Глава седьмая
   Дорога на гору
   Tu vidis Divon, Ese's Lum
   En tue, serque, Li's hela Sun.
   Ho, dives fil', respondu sue -
   Alvoqui Patres en la corpure.
  
   Я - Кшатус, случившийся друг Антрада и Ойхова. Ныне, после освобождения Руддании, и гибели моих друзей, переселился в Сэтрианскую землю, где живу мирной жизнью ремесленника. Имея достаточно сведений об Антраде, и получив от него дневник с его подробными воспоминаниями, я решил поведать миру о мыслях этого человека, бывшего в самом сердце событий связанных с историей Руддании. Дополнив дневник записями Ойхова, и свидетелей происходившего, (среди которых и несколько листов полученных от Гинктора), а также моими воспоминаниями, я предлагаю этот сборник, как фрагмент истории Руддании.
  
   Была ночь. Огонь поглощал погребальную краду, на которой лежало тело Милии. Лицо Антрада залитое слезами горело от жара, но он не прекращал петь песни расставания. Пламя поднималось всё выше и выше. Так прошла ночь.
   Когда я вышел к Антраду, он лежал в забытьи у пепелища. Не ожидая, что после бессонной ночи он проснется, я начал собирать пепел в погребальные кувшины. К полудню Антрад встал. Увидев меня, он не удивился, было такое впечатление, что ему было всё равно, что происходит в этом мире, смерть Милии совершенно обессилила его. Рассыпав прах по-над рекой, Антрад не стал хоронить последний, самый маленький кувшин под деревом, как то требовал обычай, но сказал, что хочет отнести его на Айхаш.
   Милиа умерла от затаившейся болезни, возникшей после рождения мёртвого ребёнка, зачатого от насилия причиненного ей Гинктором, когда тот её похитил. Она рассказала об этом Антраду только перед самой смертью, и с тех пор он жаждал мести более всего на свете.
   Антрад почти не говорил, и мы в молчании шли по дороге на священную Гору, редко останавливаясь, даже на ночлег. Вокруг еще бушевала война, но его это уже не пугало, он не боялся за свою жизнь, и шёл даже через гущу битвы, не сходя с дороги. Мне часто приходилось защищать его и себя, и он дрался как бешеный зверь, порой в исступлении рубя тела уже убитых им. Впрочем, наш путь не имел особо важных событий, которые могли бы быть интересны.
  
   Далее я приведу известные мне сведения об общественных и политических событиях того времени, возможно, они дополнят картину происходивших в Руддании изменений.
  
   После поражения нолдоров в битве при Ургане, дивидэс сложили оружие, и поселились в северных землях, незаселенных руддой. Прошло несколько лет запрета на ношение оружия, и собираемых с дивидэс налогов, и они получили свободу по прошению самих Ярдакву. Владыки Амана появлялись еще некоторое время среди рудда, и потом без привлечения к себе внимания ушли обратно. Айхалла вышла замуж за Умрада, и, поселившись в восстановленном Ашруддане, они вели мирную жизнь руддан. В деревеньке, что под Ашрудданом, где родилась и жила Милиа, было воздвигнуто изваяние князя Арадана с обнаженным мечом в волчье шкуре, защищающем прекрасную Милию, которая сияет подобно солнцу. Так рудда запомнили начало борьбы за свободу, знаменем которой стала Милиа. К сожалению, после уже никто не помнил, что она была женой Антрада, а не князя, и их образы слились в народной памяти.
   Постепенно боль войны была заглушена сменой поколений. Дивидэс стали жить среди рудда, и, обладая способностями к наукам, они имели успех среди руддан. Князья были свергнуты руддой еще во время войны, но к тому времени находились сторонники княжеской власти, желавшие возродить их правление. Тому были свои причины, среди которых главной была боязнь усиливавшейся Сьетерии, имевшей княжеское управление, и явно готовившей захватническую войну. Так или иначе, большинство руддан разрозненно живших на огромных землях Руддании, не были определенного мнения о власти, считая главным свой покой. Этим свойством простой руддийской души, и воспользовались нолдоры, составив план восстановления княжеской власти.
   Сьетерийский князь, владевший северной окраиной Семиречья, получил известия о нападении на его деревни рудданами. Он послал воинский отряд, который пожог несколько деревень на южных границах Рудда. Нолдоры распространили среди руддан слух о войне, и в течение нескольких дней был избран князь. Война не состоялась, так как князья разрешили все недомолвки миром, но княжеская власть от этого только упрочилась, нолдоры внушали, что князь приносит мир на земли Руддании.
  
   После гибели узду, ансма нолдоров приобрела иные очертания, став еще более суровой. Они верят в бытие одного Бога, сущего за пределами этого мира, но владычествующего над всем. Ярдакву же, по их учению, восстали против Дива подобно узду, и теперь они такие же, как узду. Разделив мир надвое - небесное добро и земное зло, они верят, что лишь после смерти можно достигнуть Айрисарэма. Это виденье мира стало распространяться среди рудда, нолдоры называют новую ансма - Via Dividum.
   Князь руддийский Иминлауф, взошедший на престол при помощи дивидэс, принял АэсАнсма, и стал призывать рудда к тому же. Он построил храмы новой ансма, блиставшие великолепием, рассылал проповедников по городам с щедрыми подарками принявшим их веру. Дивидэс, как себя называют до ныне все исповедующие АэсАнсма, получили от князя земли, золото, и множество льгот. И после рождения у князя первого сына, он, боясь, что его сын будет свергнут или убит рудда, стал насаждать АэсАнсма огнем и мечём. В настоящее время вся вселенная знает о том, что рудда или радфиллы исповедуют веру в единого Бога, чье имя скрыто.
   Ухуваккасман были уничтожены, но уже в наше время дивидэс восхваляют их как великих мудрецов, первых принявших, и понявших весть нолдоров о едином Боге. Мало кто помнит преступления этих мрачных мудрецов, и все верят в то, что они и были истинными рудда, хранившими вековую мудрость народа. Но ум превозносящийся над плотью, в своей слепой гордости забывает о том, что плоть движима Природой, а ум движется своим собственным произволением, и часто подчиняется страстям, оправдывая их. Простой человек, не знающий премудрости, живёт не от ума, а влекомый рукой божественного стремления к жизни, напротив ум, поглощенный собой, не видит ничего кроме себя, и жаждет смерти. Поэтому не говорящий о великом, а работающий своими руками над великим, велик в своей простоте, в делах достойных человека. Красота мироздания строится руками Богов, людей и всего сущего в нём, величие в следовании этой красоте, а она не поддаётся разумному исчислению.
   Навязанная ансма не смогла войти в глубь народа, и осталась лишь на поверхности. Рудда по-прежнему ходили к волхвам, спрятавшимся от князей в непроходимых лесах, не переставали почитать стихии, священные деревья и справлять праздники Солнца, некогда имевшего имя - Грайяру. Под нолдоровскими образами рудда чтили своих Богов, называя их чужими именами. Знание было потеряно, но огонь живой веры, подспудного знания, истинного сердца ансма всё еще горел пламенем в самом нутре рудда. Волхвы ушли, но не все забыли откуда родом руддийский народ, и ждут возрождения. А над миром людей возвышается Айхаш, теперь недоступный для рудда, и ставший просто горой камней, но скрывающий лик Илле, тихо улыбающегося созданному им же самим новому миру, отвергающему Его владычество.
  
   Вот несколько мыслей Антрада, не вошедших в его дневник, но записанных мной с его слов, по пути на Айхаш.
  
   Айха
   Если бы я выпустил наружу тот вулкан злости, который вскипает во мне, когда меня унижают, произошло бы непоправимое, я бы стал злодеем. Возможно, я бы убил обидчика, уничтожив тем самым то, что раздражает мою злость, но злость только возрастёт от сознания допущенной слабости духа, что станет уже вечным унижением для благородного сердца. Но есть месть, и кровь пролитая должна быть отомщена, в том закон и правда. Когда Милиа была жива, я не мог убить Гинктора, и благодарю Богов и мою почившую любовь, что я был удержан от злодейства, но ныне я должен сделать в этой жизни только одно - отомстить за невинную кровь. Далее жизнь для меня не имеет смысла. Одна жизнь - одна любовь.
  
   Бот
   Кто хочет подчиняться - подчиняется, кто хочет управлять - управляет. И те и другие недовольны своим местом в этом мире. Спрашивается - почему желая одного, мы думаем о другом, и делам третье? Разлад ума, воли и чувств - вот казалось бы весь ответ, но что же делать, чтобы собрать себя во едино? Всё движется нашим желанием, нашей волей, но не всё, слава Богам, происходит по нашему произволению. Желающий слушать - слушает, и исполняет, и если он доволен этим, то блажен и счастлив. Владеющий душами близок к падению, но если, выбрав опасный путь власти, он применит её во благо, то он велик. Каждому свой путь - путь блаженного покоя в простоте и путь Отца, жертвующего собой ради детей своих, жаждущих лишь одного - жить спокойно в этой блаженной простоте.
  
   Асе
   Неудачники, слабые, обделенные умом, силой, волей, возможностями и удачей, они просто умирают, это жестоко, но так должно быть..., в борьбе за существование нет жалости, но кому нужно это существование? Зачем? К этому вопросу приходит несчастный, ему хочется оправдать себя, своё бытие, и поэтому он ставит себя выше всех, хотя в действительности, он ниже всех. Он ненавидит всех за то, что они полноценные, а он нет, на их презрение, он отвечает презрением, и придумывает нечто, что понятно только ему - любомудрие. Он ненавидит всё человеческое, всё, что у "них" считается добром. И рано или поздно он начинает ненавидеть то, ради чего все и грызутся, это - жизнь... . Так родилась и ансма нолдоров, злой судьбой обманутых властелином теней, изгнанных Богами, ненавидимых людьми, их вера родилась в отчаянии. Болезнь не может породить доброго. Отчаяние нолдоров привело их к естественной борьбе за смысл жизни, но болезнь породила иной, болезненный смысл жизни, это её отрицание, так снова добро естественного стало злом противоестественного.
  
   Дан
   Рудда никогда не станет выставлять свою ансма, ибо она священна, и таинственна, поэтому чужим он расскажет сказки, но не откроет истинного смысла веры Богам.
  
   Эйс
   Кто не защищает честь, Родину, семью, врядле может достойно жить дальше. Кто не способен умереть сегодня, не готов и жить. Но трудно быть готовым к достойной смерти, когда жизнь полна благоденствия, легче, кажется, достойно умереть на войне, однако ж, и на войне, среди кромешного мрака душевного, стона и страха, бесконечного страха, гораздо сложнее остаться человеком.
  
   Аффа
   Для кого создан мир? Для Радости.
  
   Гэг
   Красота проникает во всё, ею пропитано мироздание, вся жизнь полна ею. Но есть и уродство, оно порождено болезнью, неестественностью. Жизнь и смерть кружат медленный танец, как две сестры, обнимая друг друга, и поддерживая друг друга, в этом танце они сохраняют бытие всего сущего, их отец и мать единый незримый Бог, непознаваемый человеком, но родной и любящий, ждущий, когда младенец-человек вырастет в бога. Но человек подобно Богу имеет волю, и часто его воля создаёт уродство, исходящее из сопротивления сына Отцу. Благо, что и это Отец предвидит, и потому отдает уродство своей дочери - смерти, которая обращает всё противное природе в красоту новой жизни.
  
   Аха
   Рёв зверя вырывается из груди отчаянной, отрекшейся от человеческого разума. Каждый таит в себе зверя. Каждый хочет быть сильным и свободным, как волк бегущий по лесу, как властелин своей судьбы. Свобода - пресловутая свобода порождена этим диким желанием быть зверем, и бессмысленно задаваться вопросом - хорошо это или плохо, это оставим любящим всё разделять Нолдорам (как странно, что те, кто более всех кричит о единстве Бога, сами не замечают, как разделяют Его на двое).
  
   Ийя
   Айран уничтожен, но легенда и дух его жив, айране умирали зная, что лучше смерть, чем жизнь рабов, так они были истреблены. Можем ли мы в наше время пройти тем же путем смерти ради свободы? Так мы сильны, как те великие, павшие, но не предавшие себя? Каждый день мы предаем себя, свой род, свою страну, и даже не замечаем этого, ведь так легко разрушить, так легко плыть по течению реки общего одобрения нашей продажности.
  
   Ярса
   Великая Матерь была забыта, а с нею и любовь. Великая Аммадия да простит нам наше нерадение, сердца покрылись льдом жестокости, закрывшись от тепла материнских рук. Любить мать - начало пути, смиривши свою мужскую силу, мы сможем понять ласку и мудрость Жизни. Смиривши свой мужской, сухой разум, и поднявшись до легкости женской мысли, полной чувств, переживания бытия, полной Жизни, мы, мужчины забудем о войне. Хвала матери, жене, любимой, она удержит мир от окончательного падения в небытие.
  
   Кирре
   Зло - что оно есть? Ничто, потому что и нет его. Зло не может существовать, потому что оно не исходит от первоисточника и Отца - Бога. Зло может исходить только от кривой воли человека, малого божка. И если для человека весь мир видится полным зла, то с вершины Горы Боги видят дальше, и в черных волнах людского моря, они видят тёмно-зеленое море Жизни, а не черноту Смерти.
  
  
   Лани
   Одни уходят из этого мира глубоко презирая его, другие держась за него всем своим существом, но и те и другие страдают. Избравший путь Илле, путь ночи, иного мира, стезю молчания мудрости, идущий по ней, видит и знает, для него этот мир славен своей красотой и полон радости, но, познав сей мир до дна его, ведомый Илле, он желает большего, и не цепляется за призрачное счастье этого мира, благословляя оставшихся жить здесь, он уже видит иной мир, более совершенный, божественный, и всем сердцем стремится туда. Но никто не может пойти за Илле, не выполнив должного на земле, не прожив жизнь полную радости и горя, сладости и трудов, не продолжив жизнь свою в детях, никто не может добраться до Небес, не пройдя земного пути на Гору.
   -----------------------------------------------------------------------------
  
   Сьетерия, страна, в которой мне довелось прожить большую часть своей жизни. Многоликая, огромная и величественная, она всё же столь отлична от такой же великой и могучей Руддании, что даже трудно себе представить, что рудда, когда-то вышли из Семиречья. Сэтриане говорят на языке более позднем из всех наречий Ийтерры, но близком к самому древнему из них - вадарской Каливеде. Я живу в южном городе под названием Сура, древнейшем из городов, восходящим ко временам Айрана, ныне это княжество Сурья, через которое протекает самая большая река GranrМa, разделяющаяся на три реки - Ливу, Ургану, и Хому.
   Народ Сьетерии почитает древних Богов, однако, многие, в последнее время, подпали под влияние веры радфилов, но сэтриане не имеют той терпимости, какая присутствует у вадаров, и поэтому многих из обращенных нолдорами толпа народа, во главе с волхвами, раздирала в клочья, как предателей.
   Я уже стар, и мне некому передать мои воспоминания, так как одинок в чужой стране. Надеюсь, что эти немногие записи собранные мной помогут хотя бы одному ищущему сердцу не забыть свою Родину, свою веру, своих предков.
  
   Осталось рассказать о том, что случилось, когда мы достигли Горы.
   Айхаш предстал перед нами на закате, рассеивался туман, и снежная вершина сияла в свете заходящего солнца самыми сказочными красками. Перед восходом на гору мы совершили жертвоприношение остатками бывшего у нас хлеба. Антрад молил Богов дать ему возможность отомстить за кровь своей жены, перед тем как он умрет. Мы не собирались входить в святилище, так как у нас не было цветка Сипписирга, Доббу нас бы не пропустили без него. Но Антрад знал, что рано или поздно сюда придёт Гинктор, так как из-за этого цветка произошло всё то, что произошло, Гинктор хотел пройти во святилище Богов, это было известно достоверно. Вопрос был только в том, когда он придёт, и не приходил ли уже, это и хотел узнать Антрад на вершине Айхаша. Возможно, это было безумием, но тогда Антрад уже был далек от следования разуму, он верил сердцу, полному огня ненависти.
   Мы стали подниматься. Тропа шла круто вверх, и часто нам приходилось ползти. Не выдержав тяжести подъёма, мы оставили все вещи, кроме своих мечей, на дороге. Сначала было очень жарко, но постепенно наступила тьма и холод начал сковывать нас. Когда мы достигли священной льдины, мы с Антрадом расстались, так как по этой льдине каждый должен был идти один, так требовал закон Горы. Антрад поблагодарив меня за совместный путь, ничего более не сказал, и я остался смотреть, как он шёл наверх, скользя, и падая, пока не скрылся из виду в светлой ночи ледяной вершины. Более я ничего не слышал о нём, верно, он нашёл то, что искал, и пусть Боги Горы одарят его своей любовью... .
   Мой же путь продолжался. Повернув налево, я пошел вокруг горы, и никак не мог найти начало другой дороги, как вдруг встретил Гинктора. Он, хотя был не так стар годами, выглядел, словно уже был на той стороне Реки. Его взгляд был глубок, и уходил в себя, а руки тряслись, перебирая чётки. Он встретил меня добро, и я не стал выказывать ему неуважения или злобы, так как по-нашему вадарскому обычаю, мы не судим других за преступления совершенные не против нас. Я не сказал ему, что Антрад здесь - это было не моё дело, судьба должна была складываться своим путем. Он же поведал мне многое, и передал свои записи, сказав, что он уже не будет среди живых, эти же письмена могут помочь другим не сбиться с пути, как некогда сбился он. После этого мы расстались навсегда. Я же пройдя еще дальше поднялся на вершину, где увидел великий храм Богов, сотворенный не человеком, литый из камня и льда, возвышающийся над миром, и открытым куполом уходящий в небеса. Но я никого не встретил у входа, ворота были плотно закрыты, и на них было написано на языке рудда - Керру , что значит - "время", и я понял, что моё время еще не пришло.
   ---------------------------------------------------------------------------------------
   Был сон, или видение, может быть быль, а может сказка, не важно как это было, важно, что это уже есть в бытии. Антрад взошел на гору и увидел Гинктора, идущего ему навстречу с другой стороны. Антрад вынул меч из ножен, но Доббу предстали пред ним в своей силе и величии, подобно огненным столбам. Гинктор вынул цветок Сипписирга, и Доббу открыли перед ним врата. Но Гинктор обернулся к Антраду, и приблизился так, что меч коснулся его груди. Он протянул цветок Антраду, но тот не принял его, уперев меч в грудь врага с еще большей силой. Тогда Гинктор, схватив Антрада за плечи, сам упал на острие меча. В предсмертном усилии, он обнял Антрада, и снова протянул ему цветок. Антрад, пораженный силой духа своего врага, взял цветок, и когда он сжал его в руке, Гинктор улыбнулся, и отошел в мир иной. В следующее мгновение его тело растворилось в воздухе, и прах был понесен ветром в сторону священных врат. Доббу расступились перед Антрадом, и он, поклонившись, вошел в святилище Богов.
   Свет, только свет наполнял всё сущее, из света возникали облики людей и земля исчезла из-под ног, став светом. Антрад увидел идущего к нему на встречу Ойхова, и радость уже брезжащая в сердце, наполнила всё его существо. Они обнялись, и Ойхов повел друга в глубь святилища, там его ждала Милиа... . Слова бессильны перед величием любви и вечности. Милиа своим светлым ликом, легким ветром обняла Антрада, и они закружили, радуясь счастью, и свет их стал единым сущим любовью.
   Песнь радости раздалась в Небесах, песнь счастья и великого Солнца Грайяру наполнила мир. Гинктор вышел к Антраду навстречу, и оба обнялись, как лучшие друзья, Гинктор со слезами радости, а Антрад с благодарным сердцем, ведающим ныне всю премудрость божественной Судьбы, пришедшей к нему чрез Гинктора, благословившей его страданием ради радости, ненавистью ради любви, Смертью ради Жизни... .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Akkanissenar
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Kirrequius
   (la comencio tempes)
  
   Есть Сва выходящий из своих чертогов и видящий что его дворец благолепен и величествен, и когда он зрит это, является Див, и видит его Сва, и говорит ему слово, сие есть слово любви, и видят они, что их трое, ибо с ними Сонья.
   Вечность за вечностью они зрят друг друга и рекут неведомые никому слова, полные любви и счастья в общении, ибо у них одно сердце. Любовью они украшают весь дворец, воспевая великие песни бытия, тогда Див, которого народ Рудда звали Эйсиус, обращает свой взор к Сва, и Сонья смотрит вместе с ним, и понимают они друг друга, имея в сердце одни мысли, ибо Сва выходит из дворца и рождается Минд, что на Руддийском называли Зертаум.
   И выходит Сва и обращает взор к Зертауму, в котором появляется множество красоты и силы, и видит он как пред ним предстоят Ярдакву словно сыны Эйсиуса, и Сонья, имя коему в Зертауме было - Грайяару, волит сему сердцем изливающим любовь, и рождающим вселенную. Тогда Сва, имя же его на Ийе - Яру, воспевает песнь света, кою видит Эйсиус и даёт через Грайяару всем Ярдакву, чтобы они воплотили песнь в Арде, и тогда вышли Ярэрха, Ургиэрха, Ийяэрха и Аффаэрха и стали в хоровод, и начали великий танец жизни, и вышла из этого хоровода Миливья, рождённая огненным вихрем из влаги земли, и увидели все что она прекрасна, но не полна счастья подобно Ярдакву, ибо рождена не песней Яру, а танцем стихий, тогда пришёл Сману, успокаивая и говоря, что Миливья рождена для большего нежели только счастье, ибо её неполнота приведёт к новому, неведомому, до времени, пути.
   Тогда восславили Ярдакву промысл Эйсиуса о жизни Зертаума, и слава сия родила Рада, с тех пор он и сыны его назывались сыны Эйсиуса, а на Сэтэре - языке южного народа, их имя - Дивидэс. И вышел Рад из недр света и славы Яру, и увидел он Миливью и сказал слово, и слово то было - "ама", ибо полюбилась ему красота девы, но она была горда тем, что рождена первой, и не хотела смотреть на него и говорить с ним, тогда разгневался Рад и вышел из него огонь, ибо рождённый Грайяару не мог быть поругаем глиной, и стала Миливья гореть, и проглотила огонь, и родила сына, тогда увидела она, что она обретает счастье в этом рождении, и возлюбила Рада и его силу, сына же назвали Руду, ибо он стал человеком.
  
   Mondecion
   Jen mia mondo, en ?i ne estas paco, ?i ne volas trankvili, tiu ?i mondo plenas da misterioj kaj sencoj, ?i volas plenvivi, ami kaj batali pro ideo, ?i nomi?as - Ajran. Jes, iu diros ke la mondo estas fierega kiel diablo, pesima kaj ribela sed tiu ne estas vero, vidu heroojn de la mondo, pripensu vian vivon kaj vi komprenos ke ?io en tiu mondo estas ne fabelo, sed tiu ?i estas vera vivo!
   Ie neniu certe scias kie, estis lando, sed mi legis pri la lando malnovajn librojn, kiujn rimarkas neniu, kiuj pacas en grandaj, polvaj ?rankoj, kiuj staras en malnova biblioteko, kiu havas ?ion de alia pli malnova biblioteko kaj plu neniu scias de kie estas tiuj ?i libroj...
  
   Prologo.
   Dio estis, Dio esti?is, Dio kosmi?is, Li naskis Lumon kaj aperis mallumo, Li vivuli?is kaj aperis morto.
   Dio estas eterne, Dio esti?as ?iam, Dio vivas nun, Li i?is ?ion kaj ?iun, Lin nomas Esto, Vivo, Lumo, Li donas ekziston kaj Li sendas morton ke revivi?u denove.
   Dio estas le?o de vivo, Dio perfektigas ?iun kiu volas, Dio estas bono, sed ne ?iu komprenas tion.
  
   La comentz.
   Kiam aperis homoj jam estis multaj uloj sed ni certe ne scias kiuj kaj kiaj ili estis, iu diris ke tiuj estis elfoj, poste aperis el subterejo gnomoj kaj aliaj nekonataj esta?oj, kiuj verdire estis malicaj, kvankam ili estis tiaj ne ?iam. Tial vi a?dos nur pri homoj.
   Do unuaj homoj estis diversaj - unuj eliris el la tero, aliaj naski?is de Dio, kaj estis homoj venintaj de akvo, sed ili ?iuj estis homoj. Teruloj volis morti ke vivi senkorpe, difiloj volis krei kun la Patro la mondon, akvuloj volis perei?i ke liberi?i del ?io.
   Zemjeroj nomi?is la homoj de tero, Dividoj nomi?is la popolo de Dio, Vadaeroj nomis oni la akvulojn.
   Jen historio de Dividoj. Kiam Dio esti?is homo, la homo nomi?is Div kaj Divino, ne unu homo, sed unueca. De ili naski?is Svaselt, Svaselt naskis Didivon, Didiv iris la? mondo kaj trovis en alia parto del mondo nokton kaj tie estis Mora, kiu estis filino de Lodia kaj fratino de Givea kaj de pli juna Virda. Pakijdiv naski?is de Didiv kaj Mora, li edzi?is al Klovja kaj ili naskis du filojn Sevtenj kaj Rus, anka? tri filinojn Derba, Kirva kaj Fela. Ili vivis en Setjirivja kaj de ili naskis multajn popolojn del nordo.
   Jen historio de Zemjeroj. Ili aperis enkomence, ili rakontas ke ili estas kreitaj de tero, unue estis Hom, sed li ne povis multi?i kaj pro tio li estis malfeli?a, tiam li pre?is al Div kaj Li son?igis Homon kaj el Hom aperis Matra. Matra naskis gefilojn kaj de ili aperis multaj popoloj kaj ili loghigis sudon.
   Jen historio de Vadaeroj. Iliaj prauloj estis akvolo?antoj, kiuj nome ili estis certe neniu scias, mem ili rakontas la diversan, unuj, ke ili estis iuj sa?aj delfenoj, sed la aliaj diradas, ke iliaj prauloj estis prahomoj vivantaj en profundo de maro, sed kion okazis poste necertante rakontas oni, char estis arbaroj en kiuj Vadaeroj vidis teruron, estis montaroj, kie ili sentis timigan spiriton, ilin mortigadis iuj fortoj, kiuj sklavigis Vadaerojn, sed finfine aperis imperio del restintaj, kiu nomighis Media. Vadaeroj loghighis oriente.
   Ankau estis iuj nekonateblaj popoloj aperintaj nescieble de kie. Ili estas ombrokorpaj kaj ili multe laboris por venko de malbono, kvankam estis inter ili bonemaj, kiuj helpis al chiuj bonaj homoj.
  
   Мондекион.
  
   Вот мир мой, в нём нет покоя, он не желает тишины, этот мир полон тайн и смыслов, он желает полноты жизни, любви и битвы за идею, имя ему - Айран. Да, кто-то скажет, что этот мир страшно горд, подобно дьяволу, уныл и мятежен, но то не будет правдой. Воззри на героев этого мира, размысли свою жизнь и ты поймёшь, что всё в этом мире не сказка, но это и есть истинная жизнь!
  
   En glori Sunes!
  
   Пролог.
   Бог был, Бог стал, Бог воплотился всемирьем, Он родил Свет и явилась тьма, Он стал живущим, и явилась смерть.
   Бог есть вечно, Бог становился всегда, Бог живёт сейчас, Он стал всем и всеми, Его имя Бытие, Жизнь, Свет, Он даёт существование и Он посылает смерть, дабы дать жизнь вновь.
   Бог есть закон жизни, Бог делает совершенным всякого, кто желает того, Бог есть благо, но не каждый понимает это.
  
   Начало.
   Когда появились люди уже существовали многие обладающие разумом, но мы не знаем верно кто и какие они были, некоторые рассказывали, что это были эльфы, после появились из подземелья гномы и другие неизвестные существа, которые, верно сказать, были злы, впрочем такими они были не всегда. Поэтому вы услышите лишь про людей.
   Итак, первые люди были разны - одни вышли из земли, другие родились от Бога, и были люди пришедшие из воды, но все они были людьми. Землянцы хотели смерти, чтобы жить бестелесно, божьи сыны желали вместе с Отцом творить мир сей, водянцы желали исчезнуть, чтобы освободиться от всего.
   Землянцы звались рудда, и жили на юге, от них произошли все дикие племена, пришедшие после на север, ещё до прихода сэтриан. Ныне крайний юг заселён груздакун - чёрным народом, потомками рудда, поэтому страна та зовётся по руддийски - Абартлауф, что значит страна смерти.
   Богуви звались дивидэс, их страна лежала на севере Ийтерры, и их язык подобен нашему - сэтэра, до великого переселения на юг из-за нашествия льда они были сильной державой, но после часть из них ушла за океан, а часть образовала новый народ из смешения с водянцами, так появились мы - сэтриане.
   Водянцы именовали себя вадарами, жили на востоке, ныне о них почти ничего не известно, кроме того, что наши наречья сходны, в отличии от рудда, возможно это связано с кровным родством.
   Итак, к нашему времени Ийа несёт на себе четыре народа - сэтриан, рудда, вадар и ургикан, о коих записано в летописи. Кроме того за океаном, возможно, ещё живут дивидэс, а в Абартлауф живут дикие груздакун.
   Вот история дивидэс. Когда Бог стал человеком, сей человек звался Див и Дивина, не один человек, но един. От них родился Свасэльт (на нашем наречии Эллюмфорт), Свасэльт родил Дидива, Дидив шёл по миру и нашёл на другом конце мира ночь и там была Мора, которая была дочерью Лодьи и сестрой Гивеи и юной Вирды. Пакийдив родился от Дидива и Моры, он женился на Кловье и они родили двух сыновей Сэвтеня и Руса, а также три дочери Дэрбу, Кирву и Фэлу. Они жили на севере Семиречья, в Сэтьиривье, что ныне окраина Сьетерии и юг Рудда. От них родились многие народы севера - рудда, ургикане, сэтриане и ушедшие дивидэс.
   Вот история древнего рудда. Они появились в начале, они рассказывают, что сотворены из земли, первым был Руду, но он не мог размножиться и поэтому он был несчастен, тогда он взмолился к Диву и Он усыпил Руду, и появилась из Руду Амма. Амма родила детей и от них появились многие народы - груздакун, ургикане и рудда, и обитали они на юге.
   Вот история вадаров. Их праотцы были водными жителями, кто именно они были никто не знает, сами они рассказывают разное, одни, что они были некими умными дельфинами, а другие, что их предки были прачеловеками, жившими в глубине моря, но что случилось после, люди рассказывают неуверенно, потому что были леса в которых вадары видели ужас, были горы, где они чувствовали устрашающий дух, их убивали какие-то силы, которые поработили вадаров, но в конце концов появилась империя оставшихся, самых сильных, то царство зовётся Мэдиа. Вадары живут на востоке.
   Также были какие-то неизвестные народы, появившиеся из ниоткуда. Они темнокожи, и много работали на победу зла, впрочем среди них были склонные к добру, кои помогли многим хорошим людям.
   Gloron Patri noses!
  
  
  
   Сетерийская летопись.
   En glori Sunes!
   Когда великая гора Айха'ш ещё была видна на севере Сьете'рии, а боги жили среди народов Ийтерры, люди, ра'дфиллы и ургика'не знали сказание о древнем народе Айра'на и многим было известно, что этот народ исчез, после пришествия в их земли одичавшего племени с юга под предводительством жестокого Урукхая, оставшиеся же смешались с народами жившими по соседству, но до ныне есть некоторые подобные сынам Айрана.
   Среди них славный Веригло'р, князь Сурьи, сын великого Ариса, о коем писано в Мондекионе. Он ходил за океан, что на западе Сьетерии, где встретился с Валарами, коих мы зовём богами, и там узнал о начале мира. Через много лет он прибыл обратно, правда, его никто не смог узнать, и до сих пор в летописи записано, что он пропал в океанских штормах. Однако, прибывший, хотя мог и не быть Вериглором, всё же прибыл из другой страны, в которой ещё живо предание Ярдакву, что достоверно известно и признает каждый.
   И вот что рассказал Вериглор по своём возвращении. Земля Ярдакву, называемая просто Аман, как на языке рудда, так и на квенье, полна света и, как кажется, состоит из него. В Амане нет вражды между зверями и мир пронизывает душу и наполняет сердце благими помыслами, удаляя всякую горечь, ибо пытаться мыслить зло на той земле есть великое мучение, впрочем это и в голову не приходит, ведь зачем выдумывать яд, если вокруг всё радуется жизни? Впрочем Валары рассказывали, что был некогда, в прошедшие эпохи, один злодей притворившийся добрым, и кажется он был Валаром, но по гордости и властолюбию отпадший от их чести, соделавший много зла Ярдакву и их народам. С тех пор некоторые поддаются искушению верить в бытие зла и второго Яру, который противоположен Диву во всём, но, слава Ему Единому, что это заблуждение не имеет корней в душах сынов Грайяа'ру, и мы не изнываем в страхе перед пустотой, тратя на это всю свою жизнь. Итак, Аман - страна Света и радости имеет начало в безначалии, ибо когда ещё не было ни Ийтерры, ни океана, ни вообще чего-либо видимого, в вечном небе жил Див, который знал всё и видел всё, и был вечно, но однажды он встал со своего престола и запел песнь Бытия, и явились Форту, они воспели песнь Славы, которая породила Ийтерру, когда же они замолчали, Див сказал братьям Эллума'ну и Э'ссуну - "вот мир пуст, ибо нет в нём подобных нам, войдём в него и будут нам сыны на земле", тогда родился на небе великий огонь сошедший на землю и вышли из земли квенийцы, те, что подобны нам, но более близки рудданам или, как мы их зовём - радфиллам, тогда увидели Форту сынов Дива и возжелали быть с ними, обнаруживая в себе великую любовь к квенийцам. Так появились народы севера. Далее было вот что - Форту видели как растут в своей славе квенья и радовались с ними и многому научили их, но однажды, их враг - Моргот, обольстил сердце одного из князей квенийцев, и обманув, ввёл в великое бедствие, ибо князь тот, имя же ему Феанор, восстал против Форту, приняв в сердце ложь Моргота о том, что якобы Форту замыслили недоброе и пользуясь любовью квенийцев, желают из зависти утаить от них большую славу, кую уготовал им Див. Тогда и пришли в Ийтерру люди, то есть наши отцы, ибо узрел Див, что уклонились сыны его от правды и пошли кривой дорогой, и обратил он взор свой к югу и сошёл великим жаром на земли Сьетерии, с тех пор юг Ийтерры полон тепла и света, земля же горит пламенем, от которого рождается обилие и плодородие нашего края. И вот, когда жар божий коснулся земли, породила земля отца нашего Хо'мэса и матерь нашу Матрэ'су, от них родились все жители Семиречья, впрочем наши предки часто брали в жёны ургиканок, отчего наша кожа темна, и волос чёрен и густ, но до ныне есть чистокровные сэтриане, со светлой кожей и зелёными или изумрудными глазами.
   Однако, откуда же пришли ургикане? Ответом на этот вопрос станет история войны Севера и Юга. Это было так, когда из-за океана пришли квенья, люди с юга уже заселили большую часть Ийтерры, и создали государство с управлением старейшинами и родами, но большая часть людей была охотниками, не знающими оседлости, и они продвигались на север и восток, постоянно строя новые и новые города, разросшись город разделялся и те, кто слаб оставались в нём, а сильнейшие продвигались дальше, так, ко времени прибытия квенийцев, народы юга и севера уже не были одним народом, ибо люди юга жили оседло, занимаясь собиранием плодов, коими полна наша земля, и были весьма добродушны, а те же, кто ушёл, стали людьми оружия и пути, ибо не находили они себе нигде покоя, постоянно манимые дорогой, в которой лишь находили покой душе, по нраву же они были тверды и спокойны, но с тяжёлым сердцем. Также весьма различался язык сэтриан и охотников. В это время по северным хребтам в Ийтерру пришли квенья - голубоглазые, светловласые, полные силы сыны Эйси'уса, Ди'видэс - так зовут их в нашей стране. Придя на нашу землю, они сначала вели себя спокойно, хотя были весьма горделивы, не считая охотников достойными общения с собой, впрочем, через некоторое время, сыны Света полюбили дочерей Земли, то есть сэтрианок по происхождению, и тогда-то началось великое разделение, совершившееся войной.
   Был в северной земле один охотник по имени Арадан, он жил с матерью-вдовой, будучи в тяжёлых условиях, он научился защищаться от злых людей и подолгу жить в лесах без крова. Он не любил квенийцев за их, как ему казалось, излишнюю утончённость и гордыню. И вот, однажды, в лесах Руддании, как ныне мы зовём северную страну, Арадан встретил рыжевласую деву, и так полюбил её, что не мог оторвать от неё взгляда, и хотя та дева была не великой красоты, он готов был сделать для неё великие подвиги, что он и сделал, но привели эти подвиги не к обретению любви, а к разделению. Деву звали Анардэвиссада, что на нашем наречии будет - Аливана, она игралась в жестокую игру с чувствами Арадана, и когда тот, наконец, предложил ей любовь, она, продолжая лгать и забавляться его мучением, ответила, что, якобы, имела не мало разочарований в любви и хотела бы остаться одной. На следующий же день Арадан увидел её в объятьях квенийца, который имел с ним общее дело. Увидев это, Арадан страшно разгневался, взяв меч и позвав своих лихих друзей, он пошёл к квенийцу, имя коего - Тару, и вызвал его на поле, когда тот вышел, Арадан возвысил голос и сказал: - "почему ты, чужеземец, крадёшь сердца наших дев, не хватает тебе ваших красавиц или же ты просто хочешь посмеяться над нами и надругаться над нашими доверчивыми и простыми девами? Отвечай!", тогда Тару ответил, обнажив меч: - "я не знаю зачем ты, глупец, пришёл ко мне с мечём, зачем стал кричать здесь и говорить надутые слова, знай же, что я не похититель, ибо Аливана пришла ко мне по доброй воле, но о том, что я смеюсь над вами, то ты сказал правду, ибо вы род недостойный и низкий, созданный для услужения нам, чего, впрочем, ты даже не можешь понять, так как ты глуп и негоден ни к чему! Если ты хочешь биться, вот - я перед тобой, если же ты пришёл для чего другого, то уходи, мне не леть иметь дело с таким, как ты!", тогда Арадан сказал с гневом: - "если ты меня попрекаешь в моём происхождении, то знай, что и мы - сэтриане, дети Благословенного, но если ты скажешь, что ты рождён первым, то знай, что и во мне течёт кровь квенья, об этом свидетельствует моё имя, данное мне отцом, тебе ли Тару, не знать, что Араданом на вашем языке именуют короля, ваши же братья синдары зовут меня Малах, ибо я наследник Угрулаффирида, северного королевства, основанного вашими сродниками - синдарами, власть же от них перешла к людям, ибо они покинули нашу землю, но короли Белерианда несут в себе кровь, не вас гордых бунтовщиков нолдоров, но светлых и благородных тэлери. Теперь же за твою дерзость, ты заплатишь кровью!". После этих слов Арадан нанёс первый удар, но Тару был ловок и смел, он отразил нападение и ответил ударом, пришедшимся Арадану по ноге, тогда на поле вышли его друзья, но тут же со стороны Тару вышли квенья, и Арадан отступил, ибо видел, что квенийцев больше. Не желая уходить с позором, Арадан взял рог именуемый Дорх, что на нашем наречии называется Ла Милита - война. И когда рог взревел гулом грома, некогда сорвавшегося с небес и породившего Хомэса, то тогда собралось вокруг Арадана множество сэтриан, но продолжал трубить Дорх, пока не собрался весь город. Наконец, Арадан прекратил звать сородичей и встав на холме, возвысил голос и сказал: - "братья, вот ныне пришли на нашу землю чужие, и стали презирать принявших их с радостью и теплом, они стали говорить хулу на нас и наших отцов, забирать дочерей наших, обманывая их и прельщая, а наигравшись, выгоняя вон! Братья, настало время выпроводить незваных гостей, пока они не возросли и не обратили нас в рабство, о чём я ныне слышал от сего чужеземца, и словам сим многие здесь свидетели. Братья, в бой!". И была сеча, и бились сэтриане с нолдорами весь день, а ночью сэтриане напали на город и разграбили его, убив множество безоружных - женщин и детей, за что и наказал Див сэтриан, ибо на следующий день, Нолдоры в сильной ярости напали на охотничьи укрытия и уничтожили всех держащих меч, остальных же увели в плен, забрав все награбленные у них богатства. Арадана привели в город живым, заставляли покаяться и принести присягу королям квенийцев, обещая лёгкую смерть, но тот отказывался, его пытали, но он мужественно терпел муки, перед казнью он прорёк, что придёт другой и освободит народ свободного севера от пришельцев, что и произошло, только не так, как можно было бы подумать, ибо освобождение было не от плена, а от заблуждения, в кое пришельцы ввели народ севера, и вот, когда великий Керу пришёл с юга, он возвёл алтарь Дива на священной горе, и тогда узрели руддане, что нет зла в Ийе, и благо лишь приносит нам свет Грайяару. Так из смешения квеньи и охотников-сэтриан появился новый народ, ныне называемый радфиллы, а на их наречии - rodivdanimjmanEjsius или руддане.
   Однако, большая часть охотников не приняли правления квеньи и ушли на восток, где и образовали народ ныне называемый ургикане, сами же себя они зовут - вадары, что по нашему звучит как аквулане. Gloron Patri noses!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Allinakkanar
  
   На всём свете я один,
   На горе священной взор мой полон холода вершин,
   Нет любви, нет! Нет мечты, нет! Лишь покой холодной пустоты навсегда...
  
   Той весной, мы с тобой вместе плыли в облаках, и слова лились сами, в двух сердцах одна жизнь на небесах.
  
   Но друг мой - лжец, предатель, враг, он украл мою любовь, и она не прожила без меня, умерла на закате от тоски, и я один, без души один!
  
   Лица тех, кто был со мной добродушны и милы, но с последней войной они стали вдруг пусты, равнодушие в их сердцах и в моём.
  
   И я пошёл искать покой на вершину небес, где каждый сам с собой, и Гора поднялась со мной до света звёзд, умер я, и обрёл вечную любовь...
  
   ----------------------------------------------------------------------------------
   И шли дороги вверх на Небо,
   К Солнцу светлу,
   Мы вместе сквозь туман столетий,
   В сердце вечном,
   Любить весь мир поклявшись Звездам,
   Айда, за звездным ветром!
   Нет нам границ, да нет и "нас",
   Один я во вселенной.
  
   Да сколько звёзд на небосводе, и столько ж нас,
   Не одинок ты и свободен, в сияньи звездных глаз,
   Мы твой народ, и ты сын света, найдёшь себя,
   Лишь вспомнишь жизнь она твоя, всегда твоя!
  
   Хотел обнять весь мир собою,
   так обнимай!
   Любил весь мир, готов был к бою,
   Люби и защищай!
   Но равнодушно мир отвергнул,
   Да что уж, ладно....
   На пир любви неприглашенный,
   Твоя, брат, правда...
  
   Но сколько звёзд на небосводе, и столько ж нас,
   Не одинок ты и свободен, в сияньи звездных глаз,
   Мы твой народ, и ты сын света, найдёшь себя,
   Лишь вспомнишь жизнь она твоя, всегда твоя!
   ---------------------------------------------------------------------------------
  
   Солнце взошло, и нам прощаться надо,
   В омуте слов, не утонет правда,
   Наша любовь - умрет на рассвете,
   Я - сын врагов твоей страны и веры.
  
   Судьба свела нас вместе,
   Наш путь прошли бы в счастье,
   Покинув небо, только землю
   Обрел бы я, себя теряя!
  
   Призрак любви, воспоминаний смутных,
   Ты не проси, продать за счастье душу,
   Вся моя жизнь ведёт к тебе, но знай же,
   Маска моя скрывает вражье знамя.
  
   О, Небо, ты обрекло меня на выбор
   Продать страну и веру за любовь,
   Или остаться в одиночестве, но верным долгу,
   Благослови меня быть стойким в своей надежде на твой покров!
   -------------------------------------------------------------------------------------
  
   Рожденный хищником
   Над сонной землей летит высоко орёл молодой один навсегда
   Он хищником сверху глядит и жертва перед ним орёл непобедим, рождён он был таким убийцею лихим.
  
   Был я, как и он, на страх всем рождён, в лесах густых, средь воинов злых. Там с детства приучили жестоким быть, и как убить, да злобой жить, весь мир, что за стеной мне был врагом. Я хищником, сверху глядел, все жертвы мои, все мне враги. Я стал непобедим, орлом степным, рождённый средь руин, убийцей злым, не знал любви и дружбы, ни добра, ни совести, ни чувства, мертвая душа и думал я, что так весь мир живет. Весь мир мне враг, но пробил час, я понял всё совсем не так. Мой мир призрак зла, там за стеной лесов жизнь меня нашла...
  
   Орёл на небе, там высоко..., и падать камнем вниз ему легко..., весь мир пред ним, пред ним одним,... орёл на небе, я на земле.
  
   Приказ мне был убить всех, кто со мной, в бою погибли все, лишь один живой, он умолял меня оставить ему жизнь, с мольбой смотрел в глаза, но был убит. Душа криком вверх, я убежал, и стал жить как все. Но дух мой злом рожден, я не смог понять, как хищником не быть орлу.
   ----------------------------------------------------------------------------------
  
   О, совершенство наших судеб,
   О, гений праведных путей,
   Свети нам Солнце, с нами буди
   Веди стезёй любви своей!
  
   Ты, подаривший мне познанье,
   Мой Бог, зовущий сердце в рай,
   К тебе, всесветлому взываю
   Дорогу к Небу освещай!
  
   Восславлю, Боже, твою мудрость,
   И славу сердцем вознесу
   Как словом истым, делом правым
   Я в жертву яру, требу гарну,
   Тебе, Бог мой, огнём священным, тебе, о Боже, принесу!
  
   Где мне обресть слова красненны
   Так высоки, как Ты, мой Бог!
   Где благодарствие и вера,
   Вот моя жизнь, всё о Тебе, и всё Тобой, Ты выше слов!
  
   Ведь Ты провёл меня сквозь бури
   Сквозь грязь и воду, честь и стыд
   И был я слеп, не видя блага твоей воли,
   но был научен я в неволе, любимый сын Отцом был бит.
  
   Се радость льётся пред очами,
   Любава, люба мне, мила,
   Хвалю и славлю Тебя Боже,
   Она в покой Тобой дана,
   Се благодарствие и вера, и радость вечная, и благость млечная, всё от Тебя,
   всё для Тебя, на веки и в века!
   ------------------------------------------------------------------------
  
   Привет из снов моей печали, я жду лишь небо в пустоте,
   Моей любви нет в жизни, странной, она дана мной в жертву красоте.
   О Светоносная, ты рядом, и ты так далеко за ширмой дружбы нашей,
   Моя судьба непройденых шагов моей души так рано павшей.
  
   И помню ночи у реки, что откровеньем снов взрывали чувства
   Там всеедино пели песнь в нас сердца два, да так легко и просто!
   Звезда над нами зарьялась огнем предивного востока,
   Любовью к Одному вдруг в вечность полюбили мы друг друга!
  
   Там сгинули печали где двое без оглядки отдали сердца
   Где не было начала там не могло быть и конца
   И дни летели, да пролетели мимо
   В тенях деревьев зло спряталось...,а нам все сном казалось дивным.
  
   Но мир лежит у ног моих, наверх что вниз и слава смрадом
   Плыву я в пустоту по призрачной дороге навязанного ада
   И отрекаюсь я от вечности любви, вокруг гремят фанфары
   Прожив до капли сласть, презрел я сердца кары.
  
   Здесь, на перевернутой вершине, в обьятьях вожделенной девы
   Все страсти в пляс пускаю я, под крик толпы - "ты первый!",
   Моя душа измучена кошмаром, я пью вино чтоб умереть
   Пьянит меня забвеньем веры, глухая гордость, злая страсть.
  
   Давай, давай быстрей, крутись душа кругами ада
   Я - только я могу взорвать себя не получить награды
   Я против всех, моя да будет воля,
   Да в бездну ныр, и тьма и нет меня, не есть не быть-вот моя доля!!!
  
   Вот я на дне, но ад, я верю, во время оно будет сокрушен,
   И сквозь беспамятства пределы, начнется новый штурм,
   Я чувствую там где-то в глубине есть жертвы свет непобедимый,
   Как призрак он, среди могил, но словно вечно недвижимый.
  
   Так вспомни сердце - где начало безликой этой пустоты!
   Ты помнишь небо, помнишь солнце, не только мысли боль - уйти.
   Зачем ушел я в преисподню, зачем покинул светлый рай?
   Нет, было что-то против воли, не мог избрать я страха край.
  
   Да, вспомнил - я любил кого-то, то была дева из мечты
   Но не особенно красива, а нечто больше красоты.
   Мы пели вместе песни Света, бродили ночью под луной
   Я верил что так будет вечно, но знал мой путь иной.
  
   Она была чужой невестой, ее жених вдали работал за двоих
   А я с ней проводил все время, все понял и влюбился в тот же миг.
   Нам было сказкой это лето, я мог сказать лишь слово ей, но...
   Но я не смог переступить чрез совесть и я упал на дно чужих морей.
  
   Другая дева - темна и тем красива, забрала сердце, мысли, сон
   Всей страстностью в могилу побрел я как на трон.
   Так выбрал путь я смерти, да вобщем и не выбирал
   Мою дорогу словно кости мне снизу кто-то навязал.
  
   Виновен я? Уж точно - нет, решил все рок, всегда ему решать
   Кто может встать, когда предчертано лежать и кто не сможет убежать.
   Бесстрастен словно бог, да только бог одним, да бес другим поклонникам небес
   Свобода воли - детский миф, а рок бессмертен, рок творец всех наших судеб бессмысленный венец!
  
   О БОЖЕ, где ты Отче? Дай мне ответ, дай волю, дай любовь...
   Все дай, о, Жизнедатель, что надо мне чтоб быть с Тобой, прими же мою кровь!
   Тебе я отдал все, что в сердце было твоего, спустился в ад, убил себя и продался в неволю,
   Любви-Тебя я ради отказался от нее,
   Я претерпел все боли!
  
   Есть рок, есть воля, Бог всесильный между ними-Камень недвижимый
   Идем мы по дороге, идем куда управит рок неотвратимый,
   Но среди падений, битв отданных без боя - МЫ ЕСТЬ и в этом наша сила!
   Смотри - там в сердце бытия - любовь, вот наша воля, прощай могила!
  
   Меня из праха вырвала Она, из пасти ада, со дна страстей
   Я только верил, ждал и отвечал Ей - да, быть жаждал вечно с Ней,
   Да я грешил и пропадал, но в глубине моей был свет,
   Свобода воли здесь - давать Любви всегда в терпении один благой ответ!
   -----------------------------------------------------------------------------------------
  
   Он смотрит на нас океаном,
   Он солнца теплом обнимает,
   Он ветром целует и манит,
   Дитём бессловесным речет.
   -------------------------------------------------------------------------------------------
  
   О, мастер кукол, держи покрепче нити, которыми связал ты наши души
   будь неумолимо весел, играйся нами, ты знаешь ведь как тебе лучше, ты знаешь как будет краше - играйся, мастер счастья, резвись о, мастер страсти, ведь неизбежно все в твоих руках!
   Но что же ты молчишь, что так пуглив твой взгляд? Ты хочешь чтобы я ушел - так я уйду..., но не спасет тебя и моя смерть, ведь нет той нити что связала б мою волю навсегда!
   ---------------------------------------------------------------------------------
  
   Приди ко мне, ты мой хранитель,
   войди мне в сердце, светом стань,
   очисти ум и душу небом,
   предвечным летом, дорогою за грань!
   --------------------------------------------------------------------------------
   Кто враг твой? Он другом был,
   Но мир твой он изменил,
   Война и кровь в его руках,
   Твою любовь убил!
  
   Его дух искал рассвет,
   Но нет нас уж тысщу лет,
   Покой свой растерял,
   Так знанья он искал!
  
   Родных он врагу отдал,
   Друзей нет, тебя предал,
   Один полз, а ты за ним,
   Зла месть твоя, но небом он храним.
  
   -----------
   О, смертный, увидев истину умрёшь,
   И знанье ты не сбережешь, всё тщетно,
   Пред ликом вечности ты пыль,
   всё зло, что ты творил,
   вернётся даже если ты стал богом на земле,
   обернётся безумьем слепая мудрость, о, смертный!
   Но знай, что жизнь тебя ведёт к себе,
   и сквозь огонь страстей, чрез ад,
   вернёшься ты назад!
  
   -----
   Кто друг твой? Врагом он был,
   Но ты сам всё изменил,
   Слились в едином силы,
   И жизнь восстала из могилы.
  
   На горе встречает он,
   Растеряв себя в пустом,
   Только жизнь сильнее стали,
   Нас вместе на гору подняли.
  
   Минули тысщи лет без Света,
   На все вопросы в тебе ответы,
   Нам нет преград за смертью будет лето,
   Но смерть придёт, каким застанет, таким возьмёт.
   -------------------------------------------------------------------------
  
   В долине снов печальна и легка течет судьбы нашей река,
   Чиста вода и в лодке мы вдвоем, все о любви мечтаем и поем.
  
   Твоих очей лазурь - небесный свет, манит меня и я ищу ответ,
   Откуда сила, бьющая ключем, что я готов играть с огнем?
  
   Нас ждет разлука, впереди гора, ты будешь ждать, а я страдать, но это лишь игра
   Мы выйграем ее и нас скрепит на век один из двух единый человек.
  
   Прошу, о сердце, не уступай в бою, я верю, что вновь встречу милую мою,
   Единство душ не может разделить гора, она нас укрепит и отвратит от зла.
  
   Ты видишь, путница, я опять с тобой, здесь вечность рядом, мы идем домой,
   Туда, где ждет нас золото небес, туда, где воплощенье грез!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Spen acequn
  -- Infernanar - братство нолдоров-противленцев, поклонников узду.
  -- Айхалла - "некогда Антрад любил одну деву с темными глазами и волосами", она возглавила войско рудда.
  -- Амина, что по руддански - Милиа (Любовь), "живу здесь в деревне под Ашрудданом", жена Антрада.
  -- Антрад - военноначальник Угруллафирида.
  -- Антрада родители - Трпану (быстрый) и мать - Амалинья (ласковая мать), он был уже взрослым, но юным и неопытным, когда их убили нолдоры.
  -- Арадан - князь Угрулаффирида.
  -- Арес - дивидэс ставший мучеником в стенах Дэз-Гри Тахдоб.
  -- Аулайгур - воин, был одним из главных военноначальников князя Дарталу.
  -- Ашруддан - крепость в княжестве Угруллафирид на северо-западе Руддании, её хозяин - Арадан.
  -- Гинктор - ученый, колдун, сыгравший огромную роль в политике Руддании.
  -- Дарталу - князь Дорхиллы.
  -- Доббу - стражники на священной горе Айхаш.
  -- Дорхилла - город воинов, его князем был Дарталу.
  -- Дэз-гри Тахдоб - крепость узду в северных лесах Руддании.
  -- Дэздкунруд - "Маленькая деревенька, откуда родом был Гинктор"
  -- Ихизерта амам - Зеркало душ
  -- Ихис - старый рудда, юным он, приехал в страну вадаров, где женился на Исиитиме, исповедовавшей АесАнсма.
  -- Курбду - властелин тьмы, узду - владыка тени.
  -- Кшатус - случайный друг Антрада и Ойхова.
  -- Милии родители погибли во время войны с дивидэс, когда она была еще ребенком.
  -- Млиньюрга - дед Антрада, воспитавший Айхаллу в лесу.
  -- Мрканун, что значит - грязные; слуги узду.
  -- Ойхов - советник Арадана.
  -- Онтатав-град - свободный город, где жили без князя.
  -- Равель - полукровка дивидэс и сэтриан, он восстал из-за благородства своего сердца, не терпевшего притеснения свободных народов Рудда.
  -- Сману волхв.
  -- Старичок - "он шёл опираясь сразу на две палки".
  -- Тару - князь нолдоров.
  -- Тахдобэм - войско узду.
  -- Умрад - "простой воин, не любящий много рассуждать, и потому предпочитающий молчание", в последствии муж Айхаллы.
  -- Ургана - река и её долина, находящаяся на юго-востоке Руддании, приток реки Гранрии.
  -- Урганруд - город, "он был грязным, полным бродяг...".
  -- Урзуку - властитель чёрного войска Тахдобэма.
  -- Ухуваккасман - орден мудрецов.
  -- Экхаелан - беглый раб-учитель.
   Эргану - жених Айхаллы, пленник Инфернанар.
  
   Linguae
  
   Rudda ekhason
  
   Id bazita's sur principe signifum et sencium, pues nome - existant grupo palabres, quius havant signifon principum cosum, ili plusantse en vortos, tan pasat palabrafaracio.
   Exter ese, possible expensi ieroglifos para principem palabrem, same per plusade ivant farirse signoy noves palabres.
  
  
   Exemploy:
  
   Amissidrace - dechufo, donde es > Am/mi - issi/de o ex - dr/todo que signifat tremon, chufon, balancion - ace/farir, acto.
  
   Et nun existant pronomoy - am, tui, it(m,n), iti(i - finajo feminina) uns, anquez las montrantay - ito, ita (proximay), to, ta (distay).
   Es - estir; ar - cumo, grupo; ali - alia, yar - lumo, forto; ilok - ilo; pues gr/ay/y'ar/u - suno.
   I - unuiganta sono inter dos consonantem. Anquez est finaj feminines.
   U - est finaj persones. Si sonanta, uzu [n] au [qu] por gusto, exm.: Smanu, Jardakvu
  
   Gramatic.
   Substantiv
  
   N
   Rud, arma
   Rudan, arman
   Gen
   Irudim, jarmam
   Rudam, armam
   Dat
   Arudis, armas
   Arudans, armans
   Instr
   Merudin, marman
   Merudan, marman
   Acc
   Rud, arma au acrud, acrarma
   Acrudan, acrarman
   Abl
   Ankame Rud, arma
   Rudan, arman cum prepositiv
  
   Verbo
   Present - amman = credo
  
   1
   amman
   Unsman
   2
   tujman
   Virman
   3
   itman
   kiman
  
  
  
   Pasinto.perf.act.
  
   Ammaniv
   Unsmaniv
   Tujmaniv
   Virmaniv
   Itmaniv
   Kimaniv
  
   Pasinto.imperf.act.
  
   Ammanissiv
   Unsmanissiv
   Tujmanissiv
   virmanissiv
   Itmanissiv
   Kimanissiv
  
   Prezento pefecto
  
   Ammanivda
   Tujmanivda etc.
  
   Futuro perfecto
  
   Ammansa
   Unsmansa
   Tujmansa
   Virmansa
   Itmansa
   Kimansa
  
   Futuro imperf.
  
   Ammanissa
   Unsmanissa
   Tujmanissa
   Virmanissa
   Itmanissa
   Kimanissa
  
   Coniuctivo
  
   Ammanima
   Unsmanima
   Tujmanima
   Virmanima
   Itmanima
   Kimanima
  
  
   Hejasonar.
  
   Aa Bb Cc (ci, ce - [si, se], k)
   Dd Ee Ff Gg Hh [qh]
   Ii Jj (verda)
   Kk Ll Mm Nn
   Oo Pp Rr Ss Sh Sh Tt
   Uu Vv Ww(ux) Xx Zz
  
   Бытие, закон
   ejs
  
  
   Белый
   ajha
   Бить
   dk
   Болезнь
   hrga
   Боль
   ujga
   Больше
   ak
   Большое
   gr
   Брат
   arma
   Брать
   uni
   Будущее
   sa
   Быстрый
   trpa
   Важность
   erha
   Вера
   man
   Верх
   ash
   Веселый
   gla
   Вещь
   un
   Видимое
   zerta
   Вкусно
   guv
   Внутри
   ed
   Вода
   urgi
   Воздух
   affa
   Война
   dorh
   Волосы
   ill-ar-ta
   Воняет
   fu
   Впереди
   ast
   Вред
   murg
   Время
   kirre
   Вторгаться
   acr
   Вы
   uir
   Высота
   ant
   Вычитание
   uk
   Гладить
   lani
   Гладкое, ласковый
   linja
   Глаза
   awla
   Гнило
   urguz
   Голова
   aela
   Город
   rud
   Горько
   mzga
   Горячий
   ajni
   Готовить
   illa
   Громкое
   aha
   Грудь
   umma
   Грустный
   ujgur
   Грязный
   mrka
   Густой, частый
   tirra
   Давать
   la
   Давить
   bdu
   Действие
   ace
   Делать
   edda
   Деление
   romp
   Дергать
   dr
   Дерево
   erga
   Держать
   imj
   Длинна
   anna
   Доброе
   aylima
   Дом
   tah
   Доска, плоскость
   spen
   Ёмкость
   ujg
   Женщина
   milivja
   Живое
   ewhissa
   Живот
   bot
   Железо
   dez
   Животное
   ewtna
   Забота
   ilivja
   Закрывать
   dob
   Застылость
   apa
   Звучащее
   son
   Зелёный
   mirka
   Земля
   ija
   Злое
   uzd
   Знак
   heja
   Знание
   sma
   Играть
   hihtini
   Изменение
   ker
   Инструмент
   ilok
   Искусство, наука
   tarh
   Исполнение, результат
   ivda
   Казаться
   ehem
   Камень
   tor
   Квадратный
   dot
   Класть
   jik
   Кислый
   jizi
   Конец
   abart
   Красный
   jarsa
   Кривой
   gink
   Круглый
   offo
   Лево
   inki
   Легкое
   heli
   Лежать
   anka
   Лекарство
   erna
   Лететь
   paha
   Липкое
   mlja
   Ложь
   kdurt
   Любовь
   milia
   Маленькое
   utj
   Мало
   utik
   Мама
   amma
   Медленный
   ijil
   Меньше
   utti
   Мир, покой
   allim
   Много
   irri
   Молния, электричество
   dart
   Молчащее
   uma
   Мочь
   yarda
   Мужчина
   rad
   Мы
   uns
   Мягкое
   mlia
   Надежда
   amisa
   Наказание
   gegawd
   Народ
   rudda
   Насекомое
   itiska
   Настоящее
   is
   Начало
   ius
   Небо
   aj
   Невидимое
   aman
   Неживое
   urd
   Неприятное на ощупь
   zga
   Нести
   ere
   Низ
   ugru
   Новое
   aes
   Ногa
   dig
   Нос
   upka
   Огонь
   jar
   Одежда
   lot
   ОH, OHO
   it
   Она
   iti
   Они
   ki
   Опускать
   avup
   Острый
   scra
   Открывать
   iska
   Отпускать
   pas
   Отсутствие
   ukza
   Палeц
   pippit
   Папа
   Radna (daddi)
   Пахнет
   mpe
   Писать
   scrip
   Питание
   ejsara
   Платить
   meg
   Плыть
   pluvka
   Повторить
   geg
   Поднимать
   anard
   Позади
   ivin
   Показывать
   otka
   Покупать
   amek
   Ползти
   zilihi
   Польза
   nats
   Попа
   bata
   Порядок
   ivar
   Постоянство
   dan
   Похожее
   ihis
   Правда
   tav
   Право
   onta
   Прибавление
   akka
   Прибор используемый для др.действия
   (еда - средство коим мы питаемся, едим же еду прибором)
  
   at
   Привлекательный, красивый
   wihra
   Приятное на ощупь
   wihta
   Продавать
   exan
   Простой
   ehik
   Пространство
   aum
   Прошлое
   iv
   Прямой
   tra
   Птица
   pahtu
   Работа
   dukt
   Расплывчатое
   ihma
   Редкий
   ivta
   Резать
   zdrassa
   Рот
   omunat
   Рукa
   iasjat
   Рыба
   jeska
   Самый
   armassad
   Свежо
   senkeffan
   Семья
   rod
   Сердце
   ejsatta
   Серый
   ahuz
   Сестра
   irmi
   Сжимать
   zumman
   Сидеть
   ilot
   Синий
   ajhalla
   Сладко
   mlini
   Сложный
   ardunsta
   Случай
   pasna
   Смешивать
   essihj
   Снаружи
   ista
   Солено
   jisi
   Способ
   men
   Средний
   irik
   Становление
   issad
   Старое
   uvansha
   Сторона
   lawf
   Страна
   riddia
   Страшный
   urzuk
   Сухое
   hra
   Тайна
   uhuvakka
   Твёрдое
   dat
   Техника
   tekna
   Тихое
   ojhow
   Ткань
   honna
   Толкать
   dniz
   Трава
   jerriska
   Трение
   trish
   Трогать
   pip
   Тупой
   duddun
   Ты
   Tui
   Тяжелое
   grujd
   Тянуть
   issi
   Угол
   utok
   Удовольствие
   immaja
   Ум, мысль
   ekha
   Умножение
   akkadir
   Уши
   oja
   Ходить
   tejta
   Холодный
   selen
   Хотеть
   jarra
   Цвет
   irga
   Целое
   ans
   Цель
   sat
   Часть
   isok
   Человек, persona
   u-rud-u
   Черный
   gruzdak
   Честь
   kerdes
   Число 1234567890,10,20,100,1000,1mln
   Dot - annis, iddis, tirris, kirris, pittis, sassis, sippis, ottis, nuffis, osir; annisde,iddisde, cint, turd, malaone
   Чистый
   affeha
   Читать
   issen
   Шар
   ogo
   Шершавое
   shcurba
   Шея
   tin
   Ширина
   lanna
   Я
   am
  
  
   Kaliveda.
  
  
   - Sub. fem. = palavra
   palavra
   Palavray
   Palavray
   Palavraum
   palavraye
   Palavraim
   Palavram
   palavras
   - им
   Рд
   Дт
   вн
  
  
   Subst. mus.
   Aqht
   aqhtis
   Aqhti
   aqhtum
   aqhte
   aqhtim
   aqhtem
   aqhtes
  
   Subst. neut.
  
   derbe
   derba
   derba
   derbiv
   derbu
   derbem
   derbe
   derba
  
  
   - глагол
   I aqhtu
   Ni aqhtimi
   Тu aqhtis
   Vu aqhtitye
   In aqhti
   Ini aqhtini
  
   -pasinto.
   I aqhtiqh
   Ni aqhtiqh
   Tu aqhtiqh
   Vu aqhtiqh
   In aqhtiqh
   Ini aqhtiqh
  
   -футур imperf.
   I vim aqhti
   Ni vimi aqhti
   Tu vis aqhti
   Vu vitye aqhti
   In vi aqhti
   Ini vini aqhti
  
   -Fut.perf.
   I aqhtiem
   Ni aqhtiemi
   Tu aqhties
   Vu aqhtietye
   In aqhtie
   Ini ahqtieni
  
   Verbo "yesi"
  
   Pres.
   I yem
   Ni yemi
   Tu yes
   Vu yetye
   In ye
   Ini yeni
  
   pasinto.
   I viqh
   Ni viqh
   Tu viqh
   Vu viqh
   In viqh
   Ini viqh
  
   Fut.perf.
   I vim
   Ni vimi
   Tu vis
   Vu vitye
   In vi
   Ini vini
  
  
   -кон.
   I aqhtiviqh
   Ni aqhtiviqh
   Tu aqhtiviqh
   Vu aqhtiviqh
   In aqhtiviqh
   Ini aqhtiviqh
  
   -participio.
   Act. Pass.
   aqhtunso
   Aqhteto
   aqhtiqhensa
   Aqhtita
   aqhtiemense
   aqhtute
   O - m. a - f. e - n.
  
   Imperative
   aqhta
   aqhtatye
  
  
   - Предлоги
   К - ак
   До - ат
   У - pri
   Против - otvrat
   Внутри - inutri
   Вокруг - isirku
   Перед - pred
   Вне - istri
   В (куда) - u (вин.)
   Между - iduaym
   Из-за - pro
   Для - pra
   Через - teres
   После - pos
   Кроме - iskrany
   По - po
   Под - but
   Как будто - kamvi
   С - su
   От - de
   Из - is
   В (внутри) - u (дат.)
   Над - enta
   Через - sans (транс)
   Kto, kotorij - kas(m), ka(f), kim(n)
   Kto-nibudj- apika
   Nikto - cana
   Skolko - kati
   Neskolko - katicid
   Kak - katham
   Kak-to - apikatham
   Kogda - cada'
   Odnajdi, Kogda-nibudj - Apicada'
   Nikogda - cadacana
   Kuda - kutra
   Кам - что
   Накам - ничто
  
   -Наречия.
   Всегда - olanyi
   Где - ide
   Там - tide
  
  
   -Словарь:
   Jes - je
   Дите - тана
   Ne - na
   Suno - sonja
   Rivero - riva
   Nordo - sevtenj
   Kurba - kirvo, a, e
   Kampo - fele
   Arbo - derbe
   Virgulino - virda
   Vivo - givea
   Ordo - lodi
   Morto - mora
   Рожать - хай/ати
   Forto - selta, охас
   Gloro - klovya, sravas
   Хранить, защищать - рикшати
   Paco - paki
   Mondo - mind
   Doni - dadi
   Lumo - sva
   Dio - Div
   Приносить жертву, жечь - яхнати
   Tero - zemya
   Absoluta - absoluto (a, e)
   Abunda - abilyo (a, e)
   Acheti - koypti
   Adiau! - porsta !
   Admiri - entamirti
   Aero - avha
   Afabla - akliviso (a, e) ^is = ig (esp)
   Afero - aqht
   Aflikti - aktrishtisi
   Agnoski - akvedai
   Agrabla - akiymaito (a, e)
   Agho - eyt
   Ajlo - snobloqh
   Ajna - ollivo, a, e
   Akcepti - akiymai
   Akompani - suivi
   Akvo - vad'a
   Alia - adro,a,e / ino,a,e
   Almenau - akmenye
   Alta - halto, a, e
   Ami - livi
   Ambau - ambo, a, e
   Amiko - livik, a ik = ul (esp.)
   Amo - liva
   Amuzi -
   Все- - сарва
   Иметь - бхарати
   Сегодня - адья
   Чувствовать - иксати
  
   Бытие, закон
   yes
  
   Шукра, свет
   Белый
   shvil
   Бить
   Biti
   Болезнь
   hibor
   Боль
   Bor
   Больше
   bler
   Большое
   velea
   Брат
   bretar
   Брать
   kohi
   Будущее
   vuture
   Быстрый
   trid
   Важность
   glaven
   Вера
   virva
   Верх
   Akma
   Веселый
   Alest
   Вещь
   Vets
   Видимое
   vis
   Вкусно
   Smak
   Внутри
   Antra
   Вода
   Vada
   Воздух
   avha
   Война
   Voja
   Волосы
   Vellis
   Воняет
   Foli
   Впереди
   pred
   Вред
   lup
   Время
   vliemo
   Вторгаться
   utropti
   Вы
   vu
   Высота
   halto
   Вычитание
   Ischit
   Гладить
   hlasi
   Гладкое, ласковый
   Tala
   Глаза
   Aksi
   Гнило
   Grijo, a, e
   Голова
   kava
   Город
   grama
   Горько
   grio
   Горячий
   Jarin, a, e
   Готовить
   priti
   Громкое
   Lot, a, e
   Грудь
   Persja (pl)
   Грустный
   rud
   Грязный
   Stach, a, e
   Густой, частый
   Gatch, a, e
   Давать
   dai
   Давить
   nudi
   Действие
   kar
  
  
  
   Setera
  
  
   Alfabeto.
  
   Aa Bb Cc [k] (antez [e, i] sonat como [s], para sosonat [k] uzu [k] o [qu])
   Ch ch Dd Ee Ff Gg Hh [hamma] Qh qh [hx]
   Ii Jj [jx] Kk Ll Mm Nn Oo Pp
   Qq [kve, kvi] Rr Ss Sh sh Tt Uu
   Xx [kz] Yy [j] Zz
  
   N
   Pan
   Panoy
   G
   Panes
   Panum
   D
   Pani
   Panem
   A
   Panon
   Panos
   Abl
   Pane
   panem
  
  
   N
   Homa
   Homay
   G
   Homives
   Homivum
   D
   Homivi
   Homivem
   A
   Homan
   Homivos (homas)
   Abl
   Homive
   Homivem
  
   Adejectivoy et adverboy povant uzar grados comparativos quius formatant per plusige finajum -
   -ere, -or (Adverboy), -era, -or (adjectivoy); ekz.: calia - caliera, dista - distera; caliere, distere; viejor. Finajos uzant por la gusto.
  
   Esto
   Estam
   Estas
   Estate
   Estat (es) (est'a)
   Estant
   ............................................................................................................
   Verbo -er- havit finajos uzitos para creado verbaformum, signifat - alestir, existir.
   Pres. Imprf. Pf. Fut.pf. ind.act.
   Ev, av, iv, iva
   Em, am, im, ivam
   Es, as, is, ivas
   Ete, ate, ite, ivate
   Et (e), at, it, ivat
   Ent, ant, int, ivant
   ...........................................................................................................
   - En Setera uzant diversas formos pasintes tempes, electante seque gusto.
  
   Imperf.primera
  
   Estia
   Estiam
   Estias
   Estiate
   Estiat
   Estiant
  
   Imperf.segunda.
  
   Estivi
   Estivim
   Estivis
   Estivite
   Estivit
   Estivi(u)nt
  
  
  
   Perf. (presenta perfecto)
   Mi estiv (ev)
   Nos estiv (em)
   Tu estiv (es)
   Vi estiv (ete)
   Li (ini,id) estiv (et)
   Ili estiv (ent)
  
   Perf.ind.act.
   Estiv
   Estim
   Estis
   Estate
   Estit
   Esti(u)nt
  
  
   ....................................................................................................
   Perf.antiqua - uzata como esprimmaniero antiqueces.
  
   estantav
   estantam
   estantas
   estantate
   estantat
   estantant
  
   Plqpf. - rara
   Estintav
   Estintam
   Estintas
   Estintate
   Estintat
   Estintant
   ......................................................................................................
  
  
   Fut.impf.
  
   Ivo al estir
   Ivam al estir
   Ivas al estir
   Ivate al estir
   Ivat al estir
   Ivant al estir
  
  
  
   Fut.perf.
   Estiva
   Estivam
   Estivas
   Estivate
   Estivat
   Estivant
  
  
   estu
   Estute
  
   Estuv
   Estum
   Estus
   Estute
   Estut
   Estunt
  
   Coniuctivo perfecta que uzant egale cum prezenta, uzeso asta esta' nedefinita.
  
   Esesta, fafara, paparola, dodona, lelega
   Esestam, fafaram, paparolam, dodonam, lelegam
   Esestas, fafaras, paparolas, dodonas,lelegas
   Esestate, fafarete, paparolate, dodonate, lelegate
   Esestat, fafarat, paparolat, dodonat, lelegat
   Esestant, fafarant, paparolant, dodonant, lelegant
  
   estanta
   estata
   estinta
   estita
   estonta
   estota
  
   Pronomoy: mi (same uzata's - i) , tu, li (ini, id), nos, vi, ili, su.
   Reguloy: cuando pronomo's substantiv, uzant Sg.on, pero cum adyectiv uzant ambez numeros por neceseso.
  
   N
   Mi (sg/pl)
   Nos (pl/sg)
   G
   Mies / mium
   Nosotrum / noses
   D
   Mihi / miem
   Nosotrem / nosotri
   A
   Me / mis
   Nosotros (nos (kum verb) / nos
   Abl
   Mie / miem
   Nosotrem / nosotre
  
   N
   Tu
   Vi (sg/pl)
   G
   Tues / tuum
   Vosotres / Vosotrum
   D
   Tibi / tuem
   Vosotri / Vosotrem
   A
   Te / tus
   Vosotron / Vosotros
   Abl
   Tue / tuem
   Vosotre / Vosotrem
  
   N
   Li
   Ili
   G
   Lies / lium
   Ilies / ilium
   D
   Limi / liem
   Ilimi / Iliem
   A
   Le / lios
   Ilion / Ilios
   Abl
   Lie / liem
   Iliem / Iliem
  
   Su
   Sus
   Sues
   Suum
   Sibi
   Suem
   Se
   Suos (sus - kum verb)
   Sue
   Suem
  
   Id
   Ili
   Ides
   -
   Idi
   -
   Idon
   -
   Ide
   -
  
   N
   Que
   Quius
   G
   Quies
   Quium
   D
   Quii
   Quiem
   A
   Quiun
   Quios
   Abl
   Quie
   Quiem
  
   Quis
   Quyus
   Quyes
   Quyum
   quyi
   Quyem
   Quyen
   Quyos
   quye
   Quyem
  
   Alique - io
   Todo
   Aliquis - iu
   Todos
   Aliquie - ie
   Todie
   Aliquanto
   ---
   aliquando
   Sempre
  
  
   No uzant sonon - [dj], anstatez uzant - qh.
   Anstatez sufixo [eg] uzant - issim.
   Anstatez [igh] - se + verbo.
   Ankez uzant, seque volo, k-on anstatez - que et qui - os.
   Si nomo no havat seterian formon, autez uzant tutan nomon cum la comes altes, exemple - `historio America's eclezies'.
  -- acio - sufixo para farir vorton signifantan proceson (anstatez - ad -, sed id anquez uzant por gusto)
  -- or - sufixo para creir ulon
  
   Palabroy freque uzatay, en ordo tempum - pres., perf., imperf,. Fut., et con.. No estant formoy complicay:
  
   Estir (ser)
   Sa, siv, era, va, suv
   Sam, sim, (e)rim, vam, sum
   Esi, sis, (e)ris, vas, sius
   Sate, site, (e)rite, ute, sute
   Est, sit, (e)rit, vat, siut
   Sunt, sint, erint, unt, siunt
  
   Dirar
   Ai, -, aya, ava
   Aim, -, ayam, avam
   Ais, -, ayas, avas
   Aite, -, ayate, avate
   Ait, -, ayat, avat
   Ai(u)nt, -, ayant, avant
  
   estirse
   Fi, fiv, fia, fiva
   Fim, fiv, fiam, fivam
   Fis, fiv, fias, fivate
   Fite, fiv, fiate, fivate
   Fit, fiv, fiat, fivat
   Fi(u)nt, fiv, fiant, fivant
  
   ivir
   I(e), ii, ia, iu
   Iem, iim, iam, ium
   Ies, iis, ias, ius
   Iete, iite, iate, iute
   Iet, iit, iat, iut
   Ient, iint, iant, iunt
  
   donir
   Do, di, dia, dava
   Dam, dim, diam, davam
   Das, dis, dias, davas
   Date, dite, diate, davate
   Dat, dit, diat, davat
   Dant, diunt, diant, davant
  
   Vortaro:
   Ayunar - fasti
  
   Autez - tamen, do
  
   Abyerir - malfermi
  
   Alegrar - ghoji
  
   Anyo - agho
  
   Aquel - tiu
  
   Asta - ghis
  
   Aya - tie
  
   Ayudar - helpi
  
   Bibir - trinki
  
   Cayer - fali
   Calia - varma
   Captir
  
   Charlar, parlar - babili
   Chistar - sherci
  
   Coso - ajho
  
   Cum - kun
  
   De + Acc., Dat. - pri
  
   De + gen. - de
  
   De-chufar - el-pluki
  
   Despertar - veki
  
   Dista - malproksima
  
   Diuservo - diservo
  
   Diy - tago
  
   Edad - agho
  
   Ese - tiu chi
  
   Ex - el
   Falchar - ili falchan herbon
  
   Femela - junulino
  
   Freque - ofte
   Fuego - fajro
  
   Gelo - frosto
   Gina - edzino
  
   Golpeir - bati
  
   Incluzo - ech
  
   Ipse - mem
  
   Ivir - iri
   jus
  
   Lej - legho
  
   Liva - maldekstra
   longa
  
   Manjer - manghi
   Marido - edzo
  
   Mulia - virino
  
   Ne (como prefix) - ne...
  
   Ninyo - bebo
  
   No - ne
  
   Odiir - malami
  
   Olvidar - forgesi
  
   Palabro - vorto
  
   Para - por
  
   Parecer - shajni
   pash
   Pener
   Pello - haro
  
   Por - po, lau
  
   Poso - puto (kolodec)
  
   Pro - pro
   Pronto - baldau
  
   Puela - knabino
   Preyer - preghi
  
   Puer - knabo
   Quazi - kvazaux
  
   Rare - malofte
   Rester
   Romper
   Ruler - ruli
  
   Sapienta - sagha
  
   Secul - jarcento
  
   Sempre - chiam
  
   Sencio - senco
  
   Si - se
  
   Todie - chie
  
   Todo - chio
   Trovar
  
   Ultima - lasta
   Ungo - parto de piedfingro, kiu suprajxas kaj defendas.
  
   Vez - fojo
   Ventilar - svingi
  
   Vieja - olda
  
   Vizajo - vizagho
  
   Vuelar - flugi
  
   Yudicar - jughi
  
   Yuven - junulo
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ijatikizerta
   []
  
  
   []
  
   []
  
  
   []
   Видел ли ты когда-либо действительно злого человека? Правда ли что зло существует, иль нет? Но каждый отвечает за свои дела! (из слов волхва Сману)
   Бог Солнца
   Ужасное горящее дно (руд.)
   Священная гора на западе Руддании.
   Стражники (руд.)
   "Я думал ты готов" (яз. каливеда), "татха" - да.
   Моё наказание.
   пожалуйста
   Сэльты - Боги вадаров, силы.
   - Здравы будьте! - мир тебе! (руд.)
   владыка тени (руд.)
   Боги, живущие в заокеанской стране Аман.
   Религия (руд.)
   Груздакун - южный дикий народ, живущий в Абартлауф - земля конца, смерти (руд.) .
   Рай (руд.)
   Бог Отец всего сущего, повсеместно распространенное имя первенствующего Бога, собственно и значит - Бог.
   Победа (яз. сэтэра)
   Ты еси вадар (вад.)
   ты хочешь не жить?
   сладкая вода (руд.)
   грустные глаза (руд.)
   Подобный молнии (руд.)
   Поселение кузнецов, Кузнецово.
   Религия, вера (руд.)
   Айран - легендарная страна, обрисованная мифами о её всемогуществе во времена предков.
   Лес благословенных (яз. сэтэра)
   Умный (руд.)
   Возрождение (руд.)
   злодей, варвар с юга (руд.)
   воин
   Сурья - жертвенный напиток из молока и настоя душистых трав.
   Смерть называют матушкой, потому что, следуя ансма рудда и вадаров, она возрождает к новой жизни.
   Тризна - буйное действо после погребения усопшего, включающее в себя показательные бои, при убийстве же, месть убийцам.
   Гора Ашруд - самая западная в Руддании, находится в Угрулаффириде.
   Успокойся (руд.)
   ч.з. слава Богам! (яз. вадар - каливеда))
   отшельник
   Ийя - земля (руд.)
   Это гимн Рудда.
   Разгорайся, гори, громкая песнь рудда,
   Белый свет, Бог наш - Отец наш во всем видимом,
   И в невидимом, и Бог есть всё во всем,
   и более всего - Отец наш!
   Силу и покой даёт Он рудда, мы верим и будем верить Ему,
   Всегда Ему. Слушай вся вселенная!
   Боже мой, Отец мой
   Боже, Боже Волох-Волк мне на помощь, обращусь, оборонюсь, разозлюсь, силой твоей разъярюсь, вой сила моя, вой сила твоя, вой оборот творю, Тебе Волоше вторю.
   Символика Грайяру - Солнца - это повсеместно распространённый коловрат, у рудда - восьмиконечный, округлый с загнутыми посолу концами. Символика Ярдакву: Ярэрху - Бог силы огня, его образ крест;, Ургиэрха - Богиня водной статии (стихии), её образ - уж, изогнутый в четыре угла; Ийяэрха - Богиня земли, её образ - ромб; Аффаэрха - Бог воздушной статии, его образ - птица.
   Волох с миром, Волох . (Волох-Иллу - Бог мудрости и волшебства)
   Домовой называется обычно хозяином.
   Красный кут - святой угол, где находятся святыни дома. Капи - изображения Богов.
   Соль в то время была редкостью, и считалась признаком гостеприимства, т.е. хозяин гостю так рад, что всё отдаст, даже самое дорогое.
   Мудрый (руд.)
   Слава Солнцу произносится, не смотря на то, есть ли видимое Солнце на небе, или нет.
   Туникообразная длинная одежда с солнечными знаками.
   В знак счастливой, многодетной, и богатой семьи.
   Онучи - обмотка для ноги под сапог или лапоть; портянка.
   "Добре ти" - значит - "спасибо".
   День летнего солнцестояния
   Древесный (руд.)
   Инфернанар - букв. - члены общины ада (язык Сэтэра).
   Право правды (руд.)
   Умная голова (руд.)
   Гой, весна идёт, а с нею жизнь, радость новая, смерти нет! Новой весне слава! (яз. каливеда)
   Сонья - в вадарском пантеоне Бог Солнца, в руддиской ансма подобен Грайяру.
   О, родивший нас водою и огнём, великий Сонья, славься от сынов своих! Мы народ твой, мы дети твои, тобой полны, сиянием твоим преисполнены, теплом твоим согреты, силой твоей хранимы, добром твоим напитаны, миром твоим светлым успокоены, радостью твоей тебе себя возжигаем (приносим в жертву)! Слава Тебе, Сонья всесветлый, слава Тебе, Сонья сильный, слава Тебе, Сонья всеблагой! Во веки слава!
   Человек не имеет в себе ничего своего, и тот, кто готов сегодня умереть за любовь, и чувствует в себе силу любовью той воскреснуть, остаётся в смертельной пустоте, где отняты все чувства, силы, и я один лицом к лицу с Одним всё мне давшим навсегда.
   Инок, монах (яз. каливеда)
   Синяя, иссиня черная (руд.)
   Откуда родом был Гинктор
   Тянущая к себе (руд.)
   Подобный (руд.)
   Властительница (руд.)
   Время (руд.)
   Страшный (руд.) - владыка черного войска Тахдобэма
   Грязные (руд.) - это совершенно обезображенные люди, изгнанники родов, преступники.
   Нежная мать (руд.)
   Быстрый (руд.)
   Матерь Богов (руд.) - самая древняя из Богов, почитание которой было многими забыто, так как Боги мужского начала стали главными, когда общество стала патриархальным.
   Ты видел Бога, Он есть Свет, в тебе он, близко, Он светло Солнце. О, Бога сын, ответь себе, Отца призыву в чистом сердце. (Из стихов писанных Ойховом)
   Крада - вид сложения бревен костра, когда бревна кладутся в виде колодца, женского символа рождения жизни.
   Новая вера (руд.)
   Радфиллы - сыны Рада (яз. сэтэра), обычно так называются потомки рудда и дивидэс смешавшиеся со временем, и ставшие одним народом.
   Философия
   Стража (руд.)
   Гора на вершине имела восемь врат, к которым вели восемь дорог, по которым паломник должен был идти один, так, чтобы не видеть никого, по пути лишь молясь Богам.
   По ту сторону реки жизни, то есть в мире мертвых. (Вадарское выражение)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   52
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"