Михалев Борис Геннадьевич :
другие произведения.
Воспаленная линия горизонта
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Михалев Борис Геннадьевич
(
bmihalev@yandex.ru
)
Размещен: 04/02/2015, изменен: 04/02/2015. 453k.
Статистика.
Сборник рассказов
:
Проза
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
ВОСПАЛЕННАЯ ЛИНИЯ ГОРИЗОНТА
сборник произведений
1.ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ
ПОНЯТИЕ ЗЛА.
В этом смысле показательны рассуждения старца Зосимы об аде и разго-
вор Ивана Карамазова с чертом. Последний как бы олицетворяет себя с дви-
жущимся началом мира: "Каким-то там довременным назначением, которого я
никогда и разобрать не мог, я определен "отрицать"". Противоположная Аб-
солюту динамическая составляющая бытия сама по себе безлична, он же -
личность, которая ни при каких условиях не может быть "отрицающей".
Отождествление здесь этих двух - результат не "довременного назначения",
а свободного выбора: "Я был при том, когда умершее на кресте слово вос-
ходило на небо..., я слышал радостные взвизги херувимов, поющих и вопию-
щих: "Осанна", и...я хотел примкнуть к хору и крикнуть со всеми: "Осан-
на". ...Но здравый смысл...удержал меня...и я пропустил мгновение".
Косвенным образом черт и сам определяет зло как злоупотребление во-
лей - в рассказе об исповеди развратной женщины. Она говорит: "Это дос-
тавляет ему так много удовольствия, а мне так мало труда!", он комменти-
рует: "это крик самой природы, это, если хочешь, лучше самой невиннос-
ти!" Следовательно, "крик природы" не зло. Не относящееся же к изначаль-
но данному, соответственно, относится к свободно принятому решению. Меж-
ду таким пониманием с одной стороны, и утверждением себя козлом отпуще-
ния, которого "заставили писать в отделении критики" - с другой, он сам
чувствует противоречие: "Я ведь знаю тут есть секрет, но секрет мне не
хотят открыть, потому что я, пожалуй, тогда, догадавшись в чем дело,
рявкну "осанну" и тотчас исчезнет необходимый минус". Секрет в том, что
"необходимый минус" существует лишь в качестве оболочек для личности,
сама она по своей природе его носителем стать не может.
Помимо загрязненных бессознательных целеустановок, вызывающих отож-
дествление, в человеческой форме существования сильны также духовные им-
пульсы. Они побуждают сосредоточивать всю свою энергию вовнутрь, что ве-
дет к отторжению страсти и вследствие этого - к отделению личности от
потока состояний. Пренебрежение же внемирным голосом в себе и организа-
ция образа мысли согласно внешним ориентирам есть зло.
Но в чем "здравый смысл", помешавший черту крикнуть "осанна"? "Я
мыслю, следовательно я существую, это я знаю наверно, остальное же все,
что кругом меня...- все это для меня не доказано, существует ли оно само
по себе, или есть только одна моя эманация, последовательное развитие
моего я, существующего довременно и единолично". Есть ли Бог, он не зна-
ет. Только отдание предпочтения пути духа способно сделать когда-нибудь
бытие Божие самодостоверным. Последнее окончательно доказано может быть
лишь внутренне интуитивно, а не внешне логически. "Не знаешь, а бога ви-
дишь?" - говорит ему Иван Карамазов.
Посмертное состояние безбожия, к которому приводит прижизненное сле-
дование злу, где Бог виден, но не очевиден, есть ад. Интересно представ-
ление о нем старца Зосимы: "Раз в бесконечном бытии, неизмеримом ни вре-
менем, ни пространством... некоему духовному существу, появлением его на
земле дано было мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была
земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сиё существо
дар безценный... таковой, уже отшедший с земли... зрит ясно и говорит
себе уже сам: "Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже под-
вига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь зем-
ная... хотя бы и жизнь свою рад был отдать за других, но уже нельзя, ибо
прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть и теперь
бездна между...тою жизнью и сим бытием"".
Что же понимает здесь под "любовью" Зосима? Неужели то, что мы в
своей повседневной жизни так именуем? Вот краткий диалог развратного Фе-
дора Павловича Карамазова с аскетом отцом Иосифом:
"- ...эта "скверного поведения женщина", может быть, святее вас
всех, господа спасающиеся иеромонахи! Она, может быть, в юности пала,
заеденная средой, но она "возлюбила много", а возлюбившую много и Хрис-
тос простил...
- Христос не за такую любовь простил... - вырвалось в нетерпении у
кроткого отца Иосифа."
Итак, мы в праве констатировать поразительный языковой парадокс.
Случаи, когда одним словом обозначаются разные предметы, достаточно час-
ты, однако, обычно в смысловом отношении эти предметы между собой жестко
не связаны. Например: ключ, открывающий дверь, и ключ, бьющий из земли.
Но слово "любовь" применяется в русском языке для обозначения двух ве-
щей, прямо друг другу противоположных. Любовь религиозного опыта есть
высшее достижение духовной практики, полное самоотвержение, абсолютное
бесстрастие. Мы же в миру зачастую, говоря "любовь", подразумеваем
плотскую чувственность, именуемую религиозно правильно блудом. Подобное
положение не было бы столь отрицательным, если бы в сознании людей эта
разница запечатлелась. Тогда, употребляя одно и то же слово, они бы каж-
дый раз четко себе представляли, что имеют ввиду. Однако, разделения
любви истинной и чувственной в обыденном сознании нет, поэтому, узнавая
из авторитетных духовных источников о необходимости любить, многие во
внутреннем делании неискушенные, исключительно благодаря словесному не-
доразумению, путаются и рискуют впасть в тяжкое заблуждение.
Но вернемся к рассуждениям про зло и ад. Практика "деятельной любви"
доступна лишь личности, обладающей земным обликом по причине необходи-
мости для нее препятствия, объекта преодоления. После смерти, у оказав-
шегося лицом к лицу с несоответствием заложенного в сознание при жизни и
истиной о мире и о себе, нет больше точек опоры, отталкиваясь от которых
можно было бы что-нибудь утвердить или опровергнуть.
Неверие в видимого Бога, неспособность к восприятию того, в ценности
чего убедился - ад. Если, имея прежде такую возможность, свою жажду це-
лостности, равновесия и единства человек реализовывал посредством внеш-
них восполнения и стабилизации - чувственной любви, когда приходит время
узнать о любви истинной, гипертрофированная собственная страстная обо-
лочка, показав ему ее, не дает приобщиться. Убрать завесу можно лишь че-
рез обладание грубым телом, так как жертва потребностями последнего
единственная и способна наделить чистотой сознание. Поэтому черт гово-
рит: "я отдал бы всю эту надзвездную жизнь... за то только, чтобы вопло-
титься в душу семипудовой купчихи и богу свечки ставить".
ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР
1.
Не хлебом единым жив только человек. В отличие от животного, созна-
ние его способно поставить и решить вопросы смысла и цели: "тайна бытия
человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить". Од-
нако, внемирная природа личности здесь - лишь намек, что вкупе с доста-
точной агрессивностью страстей делает свободу выбора трудной, и итог -
непредопределенным. Стыдом "высшее человеческое достоинство не охраняет-
ся, а свидетельствует о себе... это только напоминание, и от личной ра-
зумной воли зависит, воспользоваться им или нет".
Инквизитор мудр. Он знает силу совести в противостоянии страстной
природе : "дашь хлеб и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее
хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо те-
бя - о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который оболь-
стит его совесть... . Нет ничего обольстительнее для человека, как сво-
бода его совести, но нет ничего и мучительнее". На низших стадиях духов-
ного развития человек как бы сам себе в этом смысле не доверяет, боится,
что, хоть и стыдно, а не избежит беззакония, поэтому ищет сильного и
стремится перепоручить ему свою свободу: "нет у человека заботы мучи-
тельнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с
которым это несчастное существо рождается".
Авторитетностью в данном случае может обладать только система, обес-
печивающая условия для самоограничения, так как это суть голоса совести,
а доверить другому человек хочет лишь внешнюю власть, но не право приня-
тия решений: "овладеет свободой людей лишь тот, кто успокоит их со-
весть". Однако, загрязненное сознание часто смешивает смысл с явлением,
привязывает силу духа к грубому или тонкому мирскому могуществу: "чуть
лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и бога, ибо человек
ищет не столько бога, сколько чудес". С повышением духовного уровня это
проходит, а жизнедеятельность меньше начинает нуждаться в силовом посто-
роннем воздействии. То, что раньше делалось из-под палки, теперь стало
естественным, и получается, что, хотя закон не нарушается, он уже и не
существует.
Инквизиторская любовь к слабым мнима. Она полна разочарования в бо-
жественности любой личности, а соответственно, в замысле Божием относи-
тельно мира. Спасения для них нет. Но раз они так этого хотят, скажу,
что буду следовать дорогой Христа, и взяв, как это подобает сильному, на
себя их ответственность, поведу "сознательно к смерти и разрушению",
"чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми". Дам
покой и сытость, пусть в единственной жизни, и "в обмане этом будет зак-
лючаться... сострадание".
2.
Гнев бывает обычно многократно мощнее и обоснованней, когда появля-
ется как побочный эффект от сострадания. Не будучи в силах нарушить пра-
вильное неотождествляющее мировоззрение, подавляемая страстность здесь
как бы ищет себе лазейку, чтобы не потерять власть. Результатом находки
может являться или утверждение невозможности освобождения для всех, или
в принципе отказ от него в пользу гнева. Под напором болезненной привя-
занности к последнему иссякает вера, унося с собой ощущение реальности
гармонии и присутствия Бога. И тогда для "слабосильных бунтовщиков", ко-
торым сострадаешь, для "недоделанных пробных существ, созданных в нас-
мешку", возможность иного счастья, кроме забытья в грехе, видится перес-
тает. Сочетание презрения с состраданием рождает желание обмануть их и,
усыпив законом и авторитетом совесть, разрешить грех.
Но ради греха люди иногда бунтуют против закона и авторитета, обо-
жествляя самих себя. Это приводит к поступкам, резко ухудшающим условия
судьбы и обостряюшим реакцию совести. Тогда блудные дети возвращаются к
закону, но блуждания на этом не заканчиваются. Потерявший веру религиоз-
ный авторитет вознамеривается их вести не от добра человеческого к добру
ангельскому, а от зла человеческого к злу животному. Без такого руко-
водства - в погоне за наибольшим наслаждением - происходит скатывание к
злу бесовскому, потому что животность предусматривает путь наименьшего
страдания. Как раз здесь вывернутое наизнанку, загноившееся сострадание
выступает во всей своей полноте.
"Можно представить себе тот ужас, когда человечество, наконец устро-
ившееся во имя высшей истины, вдруг узнает, что в основу устроения его
положен обман, и что сделано это потому, что нет вообще никакой истины,
кроме той, что спасаться все-таки нужно и спасаться нечем." Нужно пото-
му, что ничто в этом мире не способно устранить дисгармонию. Нечем же в
силу привычки к отождествлению, отсутствия веры. Человек вырывается
из-под власти дьявольского пастора, но как тяжкое похмелье, болезненной
раздвоенностью тяготит его "синтез самой пламенной жажды религиозного с
совершенной неспособностью к нему".
Выдающаяся личность рождает и выдающиеся заблуждения. Гению доста-
точно минимальной оплошности, чтобы стать злодеем. Светоч мира всегда
идет путем узким и скользким. На шаг отступив, на миг подскользнувшись,
он наполняет мир такой злобой и похотью, что волосатые морды братьев
меньших краснеют от стыда. "Один человек, который жил между нами, но ко-
нечно не был похож ни на кого их нас, непостижимым и таинственным обра-
зом почувствовал действительное отсутствие Бога и присутствие Другого, и
перед тем, как умереть, передал нам ужас своей души, своего одинокого
сердца, бессильно бьющегося любовью к тому, кого - нет, бессильно убега-
ющего от того, кто есть. Всю жизнь он проповедовал Бога,...но...человек,
у которого действительно нет Бога в душе, тем и страшен, что "приходит с
именем Бога на устах"".
Жалость к обиженному и гнев на обидчика присущи каждому. Но простой
человек лишь поможет пострадавшему и накажет виновного. Великий же обоб-
щит, доведет до предела, и если хоть капля страстности, эмоциональности
спрячется в глыбе сострадания, сделает вывод, что "самая природа челове-
ка...извращена. И нет средства иначе как через преступление ответить на
ее требования, нет возможности другим способом устроить, сберечь и пожа-
леть племя извращенных существ, как приняв это самое извращение в осно-
ву; - собрать их рассыпавшееся стадо извращенной мыслью, ложь которой
ответила бы лжи их природы."
ИВАН КАРАМАЗОВ
Отличительная черта этого персонажа - противоречие между конкретными
мыслями и очищенными мировоззренческими установками, которым загрязнен-
ные бессознательные формирующие факторы не дают укорениться в потоке
сознания. Иван признает Бога: "принимаю бога не только с охотой, но, ма-
ло того, принимаю и премудрость его и цель его, нам совершенно уж неиз-
вестные, верую в порядок и смысл жизни, верую в вечную гармонию,...
убежден,... что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет,
как жалкий мираж,... что наконец, в мировом финале, в момент вечной гар-
монии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит на утоле-
ние всех негодований, на искупление всех злодейств людей". Однако, приз-
навая, отказываясь понимать: "где ж мне про бога понять... у меня ум...
земной, а потому где нам решать о том, что не от мира сего".
Принятие Бога без понимания непрочно. Через неприятие "мира, им соз-
данного" оно быстро иссякает. Рождается неспособность любить людей в
частности, тогда как "принятие бога" обязывает любить целиком все чело-
вечество: "я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних...
чтобы любить человека надо, чтоб тот спрятался, а чуть лишь покажет лицо
свое - пропала любовь". "Непонимание бога" - невозможность в конкретные
моменты времени присваивать личности бесстрастные сознательные формы,
содержание которых хотя посредством отвлеченных рассуждений и было сфор-
мулировано, но реализация осталась проблематичной.
Брат Дмитрий Карамазов испытывает то же самое: "что уму представля-
ется позором, то сердцу сплошь красотой", "иной высший даже сердцем че-
ловек... уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала мадонны",
"широк человек, слишком даже широк, я бы сузил". Широкость - соседство
неприглядных поступков и возвышенных идеалов - сочетание "величайшего
благородства с величайшей подлостью" присуща в той или иной степени мно-
гим существенным персонажам Федора Михайловича.
Но если Дмитрий, когда поддается страстям, не перестает называть се-
бя подлецом и злобным "насекомым", Иван имеет необходимость быть после-
довательным, то есть установить соответствие между своей естественной
эмоциональностью, не позволяющей любить ближнего, и несомненными при
этом идеями Бога и гармонии. Тогда появляется бунт - страсти пересилива-
ют: "Я не хочу теперь ничего понимать. Я хочу оставаться при факте...
Если я захочу что-нибудь понимать, то тотчас же изменю факту".
"Стояние на факте" - болезненная привязанность к гневу и нежелание с
ним бороться, а вовсе не сострадание. Однако, противопоставление понима-
ния факту говорит, что и от Бога и гармонии Иван не отказывается. Чтобы
соединить эти два несоединимые свойства личности, ему приходится отверг-
нуть не высшие идеалы, а свое в них участие, восстать на них: "Не хочу
гармонии, из-за любви к человечеству не хочу... Лучше уж я останусь при
неотмщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был
и неправ. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему
вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвра-
тить обратно...Не бога я не принимаю,... я только билет ему почтитель-
нейше возвращаю".
"Не по карману билет" - это бессилие перед страстями. Выбор в их
пользу - отождествление личности с потоком состояний, и здесь уже всякая
вера бессильна. Трагизм положения Ивана - во внутренней противоречивости
его натуры. Не желая искоренять страсть, он одновременно чувствует и всю
ее низость. Презирая отца и брата за их сладострастие, сам изъявляет же-
лание "припасть к кубку" и возмущается, что "эту жажду жизни иные чахо-
точные сопляки-моралисты называют часто подлою". Сетует на страдание не-
винных детей, но про образец истинного деятельного сострадания, прояв-
ленного святым Иоанном Милостивым, который "когда к нему пришел голодный
и обмерзший прохожий и попросил согреть его, лег с ним вместе в постель,
обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной
болезни рот его", говорит, что оно совершалось "с надрывом лжи, из-за
заказанной догмы любви, из-за натащенной на себя эпитимии", признавая