Михальчук-Тестов : другие произведения.

Реаниматор истории: Крещение Руси

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.82*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Экспериментальный роман в жанре псевдоальтернативной истории. Представьте себе, что история пошла другим путем: Америка не открыта, между Западной и Восточной Европой стоит громадная Польская стена. Владимир Великий не крестил Древнюю Русь, он принял ислам, будь проклят тот день. Молодой парень, доцент кафедры древнеславянской истории, отправляется в прошлое, чтобы заставить старого князя отказаться от планов и все же исполнить Крещение Руси. Надеемся на комментарии и высокую оценку читателей. Владимир Михальчук и Александр Тестов//// Текст публикуется по главам каждый раз на другой страничке. Страница Александра Тестова - http://zhurnal.lib.ru/t/testow_a_w/ Обновление от 29.04.2010г.

   No Владимир Михальчук, Александр Тестов
  

Реаниматор (Времен) истории:

Крещение Руси

   Аннотация
  
   Содержание:
   Пролог
   Глава Первая - Турнир
   Глава Вторая - Встреча
   Глава Третья - И он сказал: Поехали!
   Глава Четвертая - Приехали
   Глава Пятая - Чуть было не было...
   Глава Шестая - Посольство
   Глава Седьмая - Взял ее силой
   Глава Восьмая
   Глава Девятая
   Глава Десятая
  

"Узрите же, говорю вам: что вы видите - ложно, что вы слышите - лживо, что говорите вы - не есть истинно.

Узрите же, говорю вам: придет тот час, когда воссияет и справедливость, и слава наша придет из веков. И проклятые будут внимать, и юродивые засмеются. Ибо придет он..."

Мослааддин аль Мактуб, Первый Имам

  
  

Пролог

  
   Представьте себе, что все не так, как есть на самом деле. Что настоящая история, в которой мы живем, - выдумка писателей. Гитлер - всего лишь страшный сон, приснившийся миллионам. Наполеон был всего лишь мелким диктатором, ухитрившимся подчинить себе две провинции Французского княжества. Америки не существует до сих пор, Атлантический океан бурлит страшнейшими штормами, через которые не пробраться ни одному кораблю. Человечество не научилось делать летательные аппараты. Мы не поднялись выше стратосферы, прогулки по Луне остаются наивными мечтаниями.
   Представьте себе, что вы не обычный обыватель, от первого намаза и до шести часов вечера протирающий штаны в унылом кабинете. А еще представьте, что на самом деле мы живем не в эпоху всемилостивейшего Султаната. Например, все мы являемся вассалами Польского княжества. Или, что вовсе фантастически, подчиняемся чернокожему племени из Замбези.
   Немыслимо? Конечно же. Но постарайтесь поиграть со своим воображением. Подумайте, а что могло случиться в те времена, когда святой имам Владимир сын Святослава, не принял ислам, а странным образом остановился на язычестве? Тогда вся наша могущественная страна до сих пор поклонялась бы Роду и прочим деревянным идолам. Или, что уж совсем немыслимо, со временем ударилась бы в христианство.
   Да ладно, не надо обвинять меня в ереси и тут же провозглашать Джихад против всего факультета. Именно так, кажется, любили поступать в старые добрые времена. Давайте на некоторое время спрячем угрозы, и не будем обзывать меня гяуром и прочими нехорошими словами. Я просто строю гипотезы.
   Итак, что было бы, если бы мудрейший Имам Мослааддин аль Мактуб, зовущийся Судьбоносным, не смог бы обратить тогдашнего князя Владимира в ислам? Как тогда бы извивалась строптивая спираль истории? Уж точно не таким образом, о котором мы с вами, дорогие слушатели, так много читали.
   Начнем с того, что великая держава того времени, называющаяся Русь уж точно бы не вошла в число государств, подчиняющихся Каганату. Не было бы ни Золотой Орды, ни столицы в Крыму. В Астрахани не открыли бы Второй Кааб. И уж точно все мы с вами находились бы в другой стране. Как бы она называлась? Неизвестно. Возможно, по имени державы-прародительницы - Русь. А, может быть, иначе. В общем, не суть.
   Давайте же откроем конспект под номером шестнадцать и немного погрузимся в новое революционное течение истории. Представляю вам, мои молодые друзья, систему альтернативного развития человечества. Или же альтернативную историю...

Из открытого выступления профессора Жикаренцева Оскара ибн Федора

Глава Первая

Турнир

   Уже в который раз утверждаюсь в мысли, что не умею выбирать противников. Другое дело - Алим-Толик. То ли ему всегда везет, то ли просто глаз наметан. Он со своим разделался в считанные секунды. Изловчился и ткнул вражину тяжелым копьем. Аккурат в нагрудник наконечник пришелся. Металл выдержал, парень с красными нашивками на эполетах, на несколько часов ушел из мира сего, в полной отключке. Только мелкие капели крови щедро брызнули на белоснежный песок. Толик - молодчага. Только тихо... Толиком мы его называем в очень узком кругу, когда посторонних глаз нету. Это его семейное, можно сказать родовое имя, данное при крещении. А по паспорту он Алим ибн Заки, сын Заки стало быть. И папу его в семейном кругу величают вполголоса Василием. А фамилия у них вообще закачаешься - Илбухановы, а кто нынче вспомнит, как она звучала встарь. Да никто! У всех у нас подобная история. Хотя - нет, не у всех. Только у первообрядцев, чьи дети и внуки были тайно крещены в пещерных храмах. Да и горе-горькое - рыщут псы Эльдара из управления СВН, так рыщут, что только у нас под Казанью два храма подорвали за последние полгода. Если так и дальше пойдет - крышка нам и осиновый кол. Хорошо только правоверным славянам. Истинно правоверным, чьи предки еще с времен князя Владимира и Первого Имама на свет Корана лик повернули. Вот им хорошо. За ними, кто не пропускает намазы, глаза начальника шестого управления не так зорко следят. В общем Алим ибн Заки Илбуханов гордо поднял голову, когда судья выкрикивал его победу.
   Другое дело - моя удача. Вчера на тренировке повредил колено, и сегодня добрые полчаса высматривал в толпе оппонентов, кто послабее.
   Приметил. Вон он стоит - веселый. На вид не больше двадцати восьми. Рыжий, слегка небрит, с красными глазами от недосыпания. Видимо, их команда вчера отмечала удачное начало игрищ. Вот это повезло! Мало того, что противник показался мне довольно тощим и с плохонькой кольчугой, так еще и с похмелья. Грех не воспользоваться подобным шансом и не бросить ему свой жетончик.
   Итак, бросаю бочонок жребия прямо ему в голову. Не слишком церемонюсь. Попаду в висок или в нос - вызову хохот среди своих ребят. Это поднимет мне репутацию. А не попаду, значит его взяла. Лучше бы попасть, конечно. Да так, чтобы разбить чего-нибудь на его потрепанной физиономии. У нас законы волчьи. Если проводят соревнования между двумя фракциями Меджлиса, то бьются едва ли не на смерть. Кроме того, что надо всячески опозорить и дискредитировать врага, нам надлежит физически втоптать его в пыль. И показать, что только наш город имеет право на большее количество голосов в Меджлисе, чем какие-то там приезжие из Астаны.
   Как только швырнул в него этот проклятый бочонок, и сразу же понимаю: противник мне попался невероятно трудный. Парень, ловко отпрыгнул и молниеносно выхватив ятаган с зеленой шелковой кисточкой на навершии, на лету разрубил мой "подарок". Ух, аж в глазах у меня кольнуло от блеска дамасской стали. Взор мой упал на две половинки бочонка.
   - Невероятно, - тихо присвистнул Махмуд, мой напарник по кафедре. - Придется тебе хорошенько попотеть. Впервые вижу такую скорость и точность удара.
   Третий из нашей команды, Джафар Иванов, только покачал головой. Не могу поверить, даже он восхитился. Надо сказать, удивить Джафара на моей памяти еще никому не удавалось.
   - Зря ты его выбрал, Ярослав, - Иванов незаметно прикоснулся к моему плечу и шепнул на ухо. - Даже я не уверен, смогу ли справиться с этим мастером.
   Значит дело из рук вон, как говорил покойный дедушка. Если Джафар величает этого краснорожего мастером, то мне окончательный и бесповоротный конец. Прощай, доцент кафедры древнеславянской истории, Ярослав Соколов, двадцати восьми лет отроду, не женат и не замечен в порочащих связях, хвала небесам. Видимо, так и не изведаю этих порочащих... И уж точно не женюсь после этой схватки.
   Но делать нечего - жребий брошен, надо выходить. Со всех сторон раздаются жиденькие подбадривающие аплодисменты наших ребят. И, что самое паршивое, насмешливое улюлюканье гостей из Астаны. Понаехали тут, понимаешь. Считают себя крутыми перцами. И почему? Разве два лишних голоса в Меджлисе являются поводом для такой гордости?
   Стараюсь себя подзадорить и разозлиться. Тренер, а на полставки еще и преподаватель в нашем университете, Юрий Краснов, говорит, что в злобном виде я становлюсь очень опасным противником.
   А злость не идет, чтоб ей! С муторным спокойствием выхожу на круглую площадку для поединка. Чувствую, как потеет рука в кожаной перчатке. Нехорошее знамение, всегда не к добру.
   Игнорирую любые мысли о дурных знаках. Короткий взмах любимым мечом и поднимаю руки для осмотра.
   Судья хватает меня за подмышки, всячески поворачивает. Стучит кулаком по шлему. Проверяет, не нацепил ли я на себя каких-либо электронных приборчиков, облегчающих ведение боя. Впрочем, лишь только глупый мог бы позволить себе такое новшество. Да еще на таких ответственных соревнованиях. Поединки между останами нашего государства всегда очень ревностно контролируются. Попробуешь вколоть анаболиков или поставишь под шлем какой-нибудь электронный целеуказатель - мигом руку отрубят, или еще чего... Закон суров, тут не поспоришь.
   Судья еще раз осмотрел меня с ног до головы и удовлетворенно кивнул, мол все в порядке. Не нашел даже резиновых подкладок под наручами. В принципе, такие подкладки не воспрещены, а к тому же предохраняют конечности от серьезных увечий. Но "резики", как называет их молодежь, - признак трусости и неуверенности бойца, считай позор. Так что придется без них.
   Вдыхаю полной грудью и морщусь от резкого запаха пота. Весь зал большого олимпийского комплекса имени Третьего Имама-Пророка пропитался этой вонью. Впрочем, так смердит не везде.
   За высокими щитами из прозрачного пластика восседают тысячи зрителей. Им дышится вполне комфортно. Там кондиционеры, прохладительные напитки и девушки в национальном строе. То тут, то там проходится очередная девица с формами модели. Одетая в золотистые бесформенные шаровары и лифчик с десятком всяких побрякушек. И на голове обязательно цветастый платок - любит наш наместник, чтобы пахло славянской древностью.
   А у нас тут приторный запах пота смешивается с кисловатым привкусом свежей крови. Белоснежный песок, который подновляют после каждого поединка, три ряда длинных скамеек для бойцов; несколько демонстрационных щитов с холодным оружием, пожарный стенд. Рядом с высокими дверями, над которыми изумрудно светится неоном "Выход", стоит карета скорой помощи. На подобных мероприятиях случаи разные бывают. Очень надеюсь, что уйду отсюда на своих двух, а не в этой машине с полумесяцами и зеленой звездочкой.
   Вокруг площадки для поединка толпятся бойцы. В основном наши, местные. Вторыми по численности идут астанийцы. Все как на подбор, они одеты в дорогие спортивные костюмы. Это те, кто уже закончил бой. Остальные облачены в сверкающие доспехи и помахивают разнообразным оружием. Третья группа - гости из Киева. В этом году они не претендуют на лишние места в Меджлисе. Но так уж сложилась традиция, что выставляют десятку своих лучших фехтовальщиков на нашу "политическую" арену.
   Пока мой противник выходит на арену, нетрезво покачиваясь, я некоторое время размышляю над прелестями жизни. В некоторых странах выборы проводят с помощью референдумов. Что-то наподобие древнеславянского Вече. А у нас, чтобы заполучить некоторое количество депутатов в парламент, необходимо хорошенько попотеть. Вот и тренируются лучшие спортсмены-фехтовальщики. Чтобы заполучить несколько приятных бонусов для своей останы или города.
   А ведь дядька действительно пьян. Подозреваю, похмелился где-то втихую. Вон как довольно похохатывают его друзья. Мол, в правилах не сказано, что боец должен быть трезвым. К тому же алкоголь не признается в качестве допинга. Вот такое у нас государство, будь оно трижды не ладно. В большинстве стран, проповедующих ислам, спиртное продают только иностранцам, и только в специальных закрытых от глаз правоверных помещениях. Но чаще всего спиртное вообще запрещено законом. А у нас, в славянском мире, он считается чем-то вроде национального продукта. Фарс и глупость, по-моему.
   Судья обыскивает астанийца и морщится. Конечно, учуял ядовитый запах перегара. Но сказать ему нечего, потому молчит.
   К сожалению, противник тоже не имеет под кольчугой чего-нибудь запрещенного. Мое настроение преодолевает отметку "ноль" и стремительно падает к минусу.
   После утвердительного сигнала судьи на бойцовский круг выходит учредитель праздника, Нурсултан Камоев. Он изрядно тучен, прыщав и к тому же страдает одышкой. Одет в нарядный халат из кувейтского шелка, на голове обязательная ритуальная шапочка. В руках шуршит объемистый свиток, перевязанный красной ленточкой.
   Господин Камоев останавливается между мной и соперником. Тяжело переводит дух. Словно бы не прошел десять шагов от трибуны к центру зала, а взобрался по лестнице не девятый этаж. Эх ты, такой дряхлый, а заведуешь спортивным комплексом.
   Учредитель разворачивает свиток, морщится и пристально в него всматривается. Помимо всех прочих прелестей он, по-видимому, еще и страдает близорукостью.
   - За право места в Меджлисе... созыва этого года соревнуются: представитель Казани, Явуз ибн Шир и Георгий сын Федора из Астаны...
   Меня бросает в холодный пот. Моего поединщика назвали прямым именем. С чего бы это? Чем он заслужил такую честь? С неведомо откуда взявшейся ненавистью я вдруг думаю... Думаю о том... Как же это так? Ведь даже не в первый раз, но все же...
   Мы, славяне, кровные братья, деремся за какие-то места, чтобы иметь хоть какой-то вес среди азиатов. А эти самые выходцы из Азии таращатся на нас с высоты своих подиумов. И думают, небось, вот же дураки, гяуры! Мы им даем призрачную надежду на свободу, а на самом деле спим с их женщинами, едим их хлеб...
   Да что же это творится? Я двадцать восемь лет без малого прожил под гнетом и ни разу не пикнул. А тут какая-то невинная фраза, и так угнездилась в голову. Неужели так подействовала лекция Жикаренцева? Эх, старый проказник! Недаром за ним шпионят все возможные службы страны. Он даже числится едва ли не подстрекателем-диссидентом. И ведь давно бы посадили, если бы не заслуги перед наукой.
   Времени, чтобы вспоминать утренний разговор, уже не остается. Нурсултан Камоев начинает вещать скрипучим голоском. Декламирует какой-то стих на дари. О том, как справедливый Султан правит всеми землями от Черного моря и до Северно-Ледовитого океана. О том, как равноправие народов позволяет им участвовать в Меджлисе, соревнуясь между собой. О том...
   Я не слушаю. В висках колотится горячая кровь. Сердце стучит, будто поршни тепловоза. Я понимаю, что все это неправильно. Так быть не должно. Все славяне - братья, и могут жить только в своем, независимом государстве. Мы имеем право на свободную судьбу. Почему целое тысячелетие мы сидим под пятой Орды и не делаем попыток освободиться? Эх, князь Владимир, как же ты ошибся...
   - Пусть начнется священный поединок! - негромко, но отчетливо говорит учредитель праздника.
   Камоев медленно отступает из круга, предоставляя нам с соперником заниматься своими делами.
   - Бой! - тут же выкрикивает судья в коротком халате и взмахивает промеж нас бамбуковым шестом с красными лоскутками на конце.
   Так быть не должно! Брат поднимает руку на брата ради увеселения захватчиков? Пусть даже они не захватывали нас. Пусть тихонько пришли, искусили дарами Востока и резво хапнули наши города в свои загребущие когти...
   Профессор был прав. И только имя, славянское имя соперника открыло мне глаза. Хотя нет, не только это...
   Я смотрю поверх его головы. Вижу сотни мужчин и женщин, укутанных в шелка. Все они с интересом наклоняются вперед, ожидая кровавого зрелища.
   Нет, я не подниму руку на "брата по земле и Роду", на родственника. Так, кажется, говорили славяне, верующие в деревянного идола Рода.
   Но, поди, доведи свои мысли этому остолопу. Вот он пошел вперед, позвякивая кольчугой... Хм, хороша кольчужка, ладно сидит на нем. Как его там? Георгий сын Федора - ага... Он небрежно прикрылся своим маленьким круглым стальным щитом и пару раз взмахнул ятаганом, словно желая убедить меня, в своей ловкости. Ладно - убедил!
   Не мигая смотрю ему в переносицу. Именно так учили меня еще со школы. Не смотри в глаза - смотри чуть выше. И тогда твой соперник попадет под твое влияние. Хорошо...
   Я сам занимаю оборонительную позицию - к противнику в полоборота, щит вперед, меч чуть назад, так чтобы щит скрывал его и главное - ноги! Нельзя чтобы ноги выходили за шит, подрубят нефиг делать.
   Федор атаковал как-то лениво, видимо присматриваясь ко мне. Его ятаган вспорхнул снизу вверх, и я привычно принял клинок на щит. К слову сказать, ятаганов я навидался вдоволь. Но у этого казахского гостя он был слишком длинен для классического восточного клинка и искривлен лишь незначительно. Словом палаш, а не ятаган.
   Слегка покачнувшись и обдав меня густым облаком перегара, противник проносится мимо. Разворачивается почти одновременно со мной. Опять ятаган предсказуемо летит навстречу моему щиту.
   Движения у этого Георгия довольно точны. И все же несколько заторможены. Еще бы, ведь воняет он него так, словно бы из пустого пивного баллона. Могу себе представить, сколько они вчера выжрали со своей командой.
   Что ж, если так и дальше пойдет, то у меня есть небольшой, но шанс. И я тут же сам решился на контратаку.
   Но не успел! Ох! Ятаган внезапно рассекает воздух у моего плеча. Успеваю отскочить, но чувствую горячее под наплечником. Рассек-таки, сволочь! Эх. Как я неловко щит опустил, не успел прикрыться. Ладно, обожди сволота! Мне бы только выйти на позицию. Мой прямой каролинг и длиннее и тяжелее ятагана, мне хватит одного точного удара. Но вот ятаган сука легче. Вжик! Едва успел отскочить! Кажись, игра окончена. Георгий начал по-взрослому меня гонять!
   Ятаган не бил, он пел. Голосом старого акына, о бескрайних степных просторах, о прекрасных скакунах, что способны без устали скакать до полудня, о женщинах с крепкими ногами и главное о могучих батырах... Вжик! Чтоб тебя! Последний раз не успел отбить щитом, выставил меч, а коварный ятаган играючи скользнул по моему клинку и ударил в наруч. Металл выдержал, но рука дрогнула.
   Начинаю звереть.
   Согнулся, сплюнул, дышу часто. Устал. А сыну Федора, скотине, хоть бы что! Перегаром разит, но дышит ровно. Ладно!
   Нарочно выставляю щит далеко вперед, и так ребром его наклоняю... Клюнул! Атака! Я приседаю, и ятаган с разгону застревает в моем щите. Хвала Вседержителю! Мгновенно выворачиваю щит на излом, делаю замах мечом. Противник вскинул свой маленький щит... Нет, паря! Ногой бью его под колено. Раз, еще раз... а сам все давлю щит с застрявшим ятаганом вниз. Не бросает он рукояти! И тут, этот паразит щитом своим мне в ухо... в шлем! Аж зазвенело. Да хрен тебе! Открылся он, и я не сплоховал. Разбегу для меча было мало, но кулак чем плох.
   - На! - на выдохе сую ему в ключицу, ближе к горлу, там, где кончается кольчуга.
   Гость из солнечного Казахстана отпускает рукоять ятагана и отступает на полшага назад. А я не растерялся. Бью щитом ему в пузо. Бью зло, ребром! Совершенно забывая, что в щите засел вражеский клинок. И тут же добавляю мечом. Кило триста отменной стали вгрызается в его островерхий шлем... Срубает еловец...
   А я уже в азарте. Ломлю еще раз точно в шлем. Слышу свист судьи. Понимаю, что это свист именно судьи, но мой меч летит вперед в третий раз... и я не могу его остановить. Не хочу! Зло меня взяло - не могу и все! Третий удар пришелся в плечо. Клинок порвал кольчугу и вошел сантиметра на три в плоть. Я резко рванул меч на себя. Все! Между мной и противником влетел бамбуковый шест - вот теперь точно - бой окончен. Я смотрю на поединщика. Он пошатнулся... его ноги подогнулись. Сначала он упал на колени, что-то изрек, но я не расслышал... Зал гудел! А затем Георгий повалился лицом в песок. Финиш! Зрительские трибуны взорвались восторгом. Я победил, а мне пофиг. Мне дурно... болит плечо, из под разрубленного наплечника обильно течет кровь. Все братцы, держите меня - падаю!
  

Глава Вторая

Встреча

  
   Руки дрожат, сердце стучит в неприятном ожидании. Плечо качественно забинтовано. Немного неловко - но жить буду. Пытаюсь закурить, промахиваюсь мимо рта и в сердцах отбрасываю сигарету в направлении мусорника. В урну, конечно же, не попадаю - не то состояние.
   Похрустывая пальцами, выхожу на проспект Светлого Исхода.
   До обеда осталось всего полчаса. Улицы медленно наполняются праздными людьми. Кто-то выскочил на перерыв побыстрее - занять любимые места в одной из дешевых забегаловок. Кто-то закончил первую смену, устало смахнул пот со лба и, оставив умолкнувший станок, отправляется домой.
   На перекрестке привычно образовался затор. Светофор не работает уже добрые полчаса, в щитке деловито ковыряется бородатый мужик в тюбетейке и темно-синем комбинезоне коммунального техника. Регулировщик отсутствует - отошел испить чайку или чего-нибудь покрепче. В общем, дорога брошена на произвол стихийного движения. Это служит очередным развлечением для водителей.
   Серебристый Мерседес, кажется восьмисотой модели, слегка чиркнул по крылу старенького Вольксваген-Транспортера. Из грузовика тут же выскочил небритый мужик в сером комбинезоне. Деловито вытащил из-под сидения внушительный разводной ключ и бросился к обидчику.
   Окошко "мерина" слегка приоткрылось, так чтобы я мельком успел заметить прелестное женское лицо.
   Ух ты, даже сердце екнуло. Какова!
   Золотистые волосы, нежные черты бледного личика. Глаза большие-большие, словно луна над куполами Кремля. И плавный изгиб невероятно изящной шейки.
   Все, больше ничего не увидеть.
   Стою как голодный ишак перед двумя стогами сена. И размышляю над увиденным.
   Девица явно из благородного сословия. Возможно, деловая дама или дочка одного из визирей. Хотя, скорее всего, очередная любовница кого-нибудь из министерства или около того. Только у них и у богатых купцов имеются средства на такую тачку.
   Лично мне придется вкалывать добрых десять лет, без обедов и развлечений, чтобы прикупить подобную роскошь на колесах.
   А уж на содержание такой вызывающей красотки, мне не хватит и жизни. Я даже одну жену не смог удержать на свою зарплату. Что и говорить о женщинах, классом повыше. Эх...
   Тем временем шофер из грузовичка уже приближается к дверце водителя Мерседеса. Угрюмо покачивает своим оружием. Весь его вид свидетельствует о весьма решительных намерениях. Естественно мужик на ходу подкрепляет свое движение крепкими словечками. И мне и прочим собравшимся зевакам уже известно, что и как водила собирается сделать с владельцем "мерина".
   Девушка спокойно наклоняет голову. Наверное, роется в сумочке, чтобы достать мобильный. Сейчас она наберет знакомый номер. Абонент буркнет в трубку что-то неразборчивое, и через несколько минут проспект взорвется правительственными машинами. Мужика этого скрутят и бросят в каталажку - никто не смеет угрожать одной из возлюбленных могущественного вельможи.
   Впрочем, мои подозрения не оправдываются. Водила Транспортера подходит к дверце в тот момент, когда из окошка просовывается распрямленная купюра.
   Я присвистываю - за всю жизнь видел не больше десяти раз такие деньжищи. Это же целое состояние!
   Шофер, застывает на мгновение. Пялится на блондинку, потом резко хватается за бумажку, номиналом в тысячу золотых динаров и стремительно ретируется.
   Машины, которых за это время накопилось немало, поднимают истошный вой. Толстый купец высовывается из утробы Тойоты и бешено жестикулирует. Парочка арабов, прячущихся в полутьме внушительного "бумера", отчаянно сыплют красочными ругательствами. Кто-то из тех, кто не доехал до перекрестка и остался за углом, не переставая давит на клаксон. Остальные участники дорожного движения ведут себя вполне соответствующим образом - сигналят, матерятся, ругаются, вопят. Некоторые оставляют свои транспортные средства и подходят поближе. Те, кто успел заметить, что именно получил пострадавший из рук блондинки дико завидуют, и тут же начинают давать советы.
   - Купи себе нормальную тачку!
   - А свое корыто сдай на свалку!
   - Га-га-га...
   Не оставаясь поболтать, водила грохает тяжелой дверцей грузовика. Резко газанув, старенький Траспортер окутав все сизым и вонючим дымом укатил с места ДТП.
   Девушка даже не снисходит к тому, чтобы оценить повреждения. Шуршит мотор, сжигая невероятное количество бензина высочайшей марки. Машина стремительно срывается с места и тоже растворяется в безбрежной дали городского смога.
   Я пожимаю плечами и останавливаюсь под светофором. На другой стороне улицы, забитой маленькими кофейнями и магазинчиками, пульсирует цифровое табло. Проспект Светлого Аллаха довольно велик, потому мне придется торчать здесь добрых три минуты, чтобы пересечь проезжую часть.
   Невдалеке, на толстой шелковой подушке, восседает какой-то купец. Он в меру тучен и потлив. На лоснящемся лице виднеются темные пятна мешков под глазами. Судя по всему, в последнее время он не слишком преуспел в делах.
   - Ка-а-авры иранские, - лениво произносит он.
   Мельком пробегается взглядом по мне. Одежда среднего класса не вызывает у него одобрения. Потому я спокоен и не надеюсь стать жертвой очередного купца.
   - Ай, дэвушька, ай красавица, - покачивает головой продавец. - Подойды паближэ, пасматры на харошьий тавар.
   Высокая мадам, закутанная в черную парчу по самые брови, безучастно проходит мимо. Она словно бы не замечает надоедливого торгаша. Приближается ко мне и останавливается в двух шагах от пешеходного перехода.
   - Ай, такая красьивая, а кавэр купит нэ хочеш, - качает двойным подбородком купец. - Ну вазми, а? Дэшиво атдам, пачты на полцэны.
   Его продолжают игнорировать, потому толстяк цепляется за следующего потенциального покупателя.
   - Ай, женщына, ай красавица, - приговаривает торгаш, уцепившись взором за дряхлую старушку, передвигающуюся в инвалидной коляске. - Вазмы себе коврык! Кавэр хароший! На стэнку павесиш, будишь савсэм маладая...
   Старуха презрительно проезжает мимо, потрескивает электрический моторчик. Он затихает где-то за моей спиной.
   - Вам помочь перейти на другую сторону? - поворачиваюсь к бабушке и замечаю, что она улыбается.
   - Не надо, сынуля, - сообщает десяток золотых зубов, обнажившихся за тонкими губами. - Иди себе милый. Но спасибо.
   Табло светофора замирает на отметке "01". Включается зеленый свет, на фоне которого высвечивается идущий человечек. Сигнал к тому, что дорога свободна.
   Десятки машин замирают по обе стороны перехода. Где-то неподалеку ворчит затасканный движок армейского джипа. Чуть дальше похрустывают педали спортсмена-велосипедиста.
   Проспект разбегается на все четыре стороны света. Высокие дома, украшенные изображениями вельмож и дэвов, стремятся ввысь. Изящная разноцветная лепнина, ажурные балкончики и лоджии нависают над перекрестком. Трепещут красные флаги Султаната. Из обеденной дымки, испещренной золотистыми отсветами солнца, вырываются шпили арабского Кремля. Именно там покоится забальзамированный Третий Имам-Пророк, принесший в этот мир избавление от войны с Гитлером.
   Ступаю на свежеокрашенную, ярко-белого цвета, полосу перехода. Высокая девушка невзначай толкает меня под локоть.
   Удивленно поворачиваюсь и замечаю прищуренные голубые глаза.
   - Идите вперед, - говорит она со странным акцентом. - Профессор ждет вас на третьем этаже второго дома. Улица Восстания Басков, через квартал налево.
   - Простите, - делаю озадаченное лицо. - Какой профессор?
   - Тихо! - незнакомка не смотрит на меня и проходит мимо. - Третий этаж второго дома!
   Что за дурацкий розыгрыш? Какая, к дэву, секретность? И что за профессор такой? Я, как работник университета, знаю не меньше трех десятков ученых мужей.
   Но девица заинтриговала.
   Решаю не идти пока на кафедру, а последовать совету странной женщины. В конце концов, интересно, кто же ждет меня на той улице Восстания. Или кто-то из друзей решил надо мной поиздеваться?
   В следующий миг происходят фантастические события.
   За моей спиной отчетливо щелкает пружина. Мне, как охотнику-любителю, до боли знаком этот треск. Звук поднимающегося курка. Вернее, даже двух курков - на двустволке.
   Ни с чем не спутаешь характерные щелчки, даже находясь посреди многолюдного мегаполиса.
   Девица сдавленно всхлипывает и отпрыгивает от меня на добрых полтора метра. Тем временем поворачиваюсь к источнику звука.
   Седая бабка останавливает коляску и отбрасывает цветастый плед с колен. Под шерстяной тканью поблескивает курносое дуло обреза. И смотрит оно прямиком мне в живот.
   Цепляюсь взглядом за тонкий палец, побелевший на спусковых скобах.
   Поверить не могу! С чего бы это она на меня взъелась?! Я ее даже не знаю!
   Мимо со свистом проносится блестящий шмель. Чуть пониже подбородка, старухе в гортань врезается короткое лезвие метательного ножа. Замечаю только красную рукоять с маленькой рубиновой звездочкой на навершии.
   Бабка выплевывает густое облако крови. Алая жидкость плещет из носа и изо рта. Заливает опрятную серую кофточку, пятна растекаются по цветастому пледу.
   Старуха бьется в конвульсиях, судорожно запрокидывает голову. Обрезанное дуло двустволки приподнимается и смотрит в воздух. Пальцы таки вжимаются, скрючившись в предсмертных судорогах. Скобы отъезжают назад, издавая противный скрежет - оружие явно давно не смазывали. Курки бьют по капсюлям.
   Два выстрела грохнули одновременно, и крупная дробь вырывается из стволов, будто летучие мыши из гнезда.
   Нарастает звук мощного движка и темно-коричневый армейский джип прорывается сквозь легковые автомобили, к месту происшествия. Противно визжат покореженные кузова машин. Легковушки разлетаются в стороны, оттесненные бронированной громадой военного средства.
   Джип выпрыгивает на тротуар. Многочисленные зеваки бросаются врассыпную. Доносится звон разбитого стекла - кто-то прыгнул в витрину одного из магазинчиков. Причитают купцы, проклиная "гяуров-солдат".
   Я стою, словно примороженный к растопленному асфальту. Девица что-то кричит мне на ухо. Но звук не притрагивается до моих барабанных перепонок в ушах.
   Смотрю на окровавленное тело в инвалидной коляске. Перед глазами сразу же колеблется призрачная аналогия - залитый кровью Федор из Астаны, мой поединщик. Запах, пьянящий смрад свежепролитой крови. Трепещут ноздри, тяжелый "аромат" ударяет прямиком в мозг.
   Все это нереально. Невозможно, фантастично. Будто вселенский гений решил пошутить. Зашвырнул меня в странные обстоятельства, убил парочку людей. И теперь наблюдает, посмеиваясь: каким образом этому парню получится сбежать.
   Над головой проносится рой разъяренных пчел. Где-то за гранью потрескивают очереди автоматов.
   - Беги, идиот! - кричит девица и толкает меня в плечо.
   Из многочисленных складок темной одежды она извлекает внушительного вида трехзарядный арбалет. Все три канавки заняты короткими болтами. На остриях метательных снарядов тускло поблескивают капельки яда.
   - Беги!
   Кажется, она отвешивает мне пинка. Не очень романтично, но это приводит меня в чувство.
   Реальность набрасывается на меня, словно ошалелый кот. Невидимые когти раздирают туманную дымку наваждения. Пропадает воспоминание о славной победе над бойцом из Астаны. Вместо него возникает задымленная улица, визжание тормозов, ехидное подмигивание цифрового табло светофора.
   Спотыкаясь, бегу куда-то на другую сторону проспекта. Позади пощелкивают выстрелы.
   Девушка в черном падает на колено и целится из своего монстра прямиком в армейскую машину. Дротик срывается с арбалета и вонзается в горло широкоплечего солдата, неосторожно высунувшегося из окна джипа. По-видимому, излюбленное место убийцы - именно гортань.
   Мужик роняет автомат и вываливается наземь, щедро заливая асфальт кровью.
   Армейский джип со скрипом проносится мимо. Останавливается рядышком с магазином продавца ковров. Торговец причитает из-под подушки, которой укрылся ею, словно щитом, при первых же признаках опасности.
   Ребристая шина сминает шикарный восточный ковер. На витрину хлещут мелкие брызги из маленькой грязной лужицы. Невзирая на обстоятельства, толстяк истошно воет и сулит солдатам "все беды из огненной бездны".
   Воспользовавшись замешательством толпы шоферов, высыпавших из машин и здорово галдящих, девица бросается наутек. Опустевший арбалет со стуком валится на тротуар. Следом несутся визжащие трассы очередей. Джип со свистом трогается с места и рассекает горячий воздух над асфальтом.
   Все это замечаю краем глаза. Стремительно проношусь мимо торгового центра. Из дверей выскакивает удивленный охранник. Рука его тянется к кобуре.
   - Что слу... - спрашивает он. Затем замечает, что следом за мной стучит каблучками девица.
   Несколько секунд охраннику уходит на то, чтобы надумать коротенькую историю. Женщины редко гоняются за мужиками. Стало быть, мужчина что-то украл, а бедная девушка преследует вора.
   - Стой! - вопит служивый, пытаясь достать пистолет.
   Но я уже впереди. Пробегаю дальше, инстинктивно поворачиваю голову и вижу, как девица на ходу вкидывает кулак - Тресь! И надо же - охранник не устоял. Он весело падает на витрину. Звенит стекло, взрываясь каскадом блестящих осколков. Из торгового центра выпадают манекены, прыгают мелкие поролоновые шарики-декорации.
   Такой подруге лучше под удар не становиться...
   - Беги! - тут же орет она мне.
   А я что? Я бегу!
   Перепрыгиваю через урну и кидаюсь в сумрак прохода между домами. Следом стучат легкие каблучки моей новой знакомой.
   Пули высекают искры из кирпича как раз в тот момент, когда мимо проносится мой затылок.
   - Не туда! - вопит девица. - Тебе налево!
   Она тяжело опускается на землю и прижимается к стене. На груди мгновенно расползается алое пятно. Не повезло - попали в спину: чуть повыше сердца.
   Недолго думая, возвращаюсь и бросаю девушку на плечо. Не оставлю умирать здесь это странное создание. Она ведь помогла мне в трудную минуту. Даже если бы и не помогала - все равно не брошу. А старуху - наоборот, скорее пну. Мерзкая дряхлая сволочь с обрезом.
   Ноша не так уж и тяжела. Но через полквартала мне не хватает воздуха. Ноги слегка подгибаются, дрожат. И дело не в том, что я слабак - дает о себе знать тяжелая схватка на арене. Да и эта веселая пробежка под пулями. Ой, как все глупо...
   Замер и прислушался. Странно, но нас не преследуют. И это очень радует.
   При первых же звуках выстрелов жители ближайших домов попрятались в квартирах. Даже вездесущие бабки, восседающие на скамейках у подъездов, мигом скрылись в полутьме унылых жилищ. Наш народ не любит христианских террористов. Кто же еще, кроме них, может затеять огнестрельную свару в самом центре мусульманской Казани?
   - Святой Иисус, - стонет моя "пленница". - Как больно...
   С нее уже изрядно натекло горячей крови. Залило мне рубашку, рукав намертво прилип к предплечью.
   - Потерпи, маленькая, - говорю сквозь стиснутые зубы. - До твоего профессора всего ничего осталось. Кстати, кто он?
   - Жикаренцев, - сообщают пересохшие губы.
   Вот это да! Неужели старый умный хрыч помогает террористам? Стало быть, эта девица принадлежит именно к ним. А я? Бляха, а я теперь типа соучастник или как это там называется? Мда...
   Машинально притрагиваюсь к серебряному крестику под рубашкой. Да, я крещен еще с рождения. Тайно, как и большинство знакомых христиан, в подземной церквушке у реки.
   Официально другие религии не запрещены законам. Но если отбросить красочную обертку политики нашего "славного" государства с многовековой историей, можно рассмотреть изрядное количество гнили. Мусульманские спецслужбы активно выискивают иноверцев. Стремительно разрастается Сибирь, последний оплот всех верующих в Христа и Заратустру. Церкви преследуются и безжалостно оскверняются муслимами, как они себя называют. В общем, улыбчатая физиономия Султана на самом деле с кривой ухмылкой наблюдает за гяурами.
   Да, я тоже верую. Но не могу назвать себя активным или даже фанатиком православья. Скорее просто хороший прихожанин, который раз в месяц ходит на подпольные богослужения и жертвует немного денег от зарплаты на существование двух священников: отца Иоанна и отца Георгия.
   Но чтобы бегать с автоматом по улицам родного города? Чтобы взрывать дипломатические представительства Султаната? Нет уж, увольте. Мне хватает маленькой должности доцента кафедры древнеславянской истории. Не собираюсь заниматься насильственным крещением, как говорят историки, мечом и огнем. Все равно один человек никогда не сможет изменить судьбу целого государства. Это непосильная задача.
   Впереди поблескивает вывеска "Казахские пряности". Чуть ниже - "Работаем с 08:00 и до последнего клиента".
   - Нам туда, - шепчет девица сквозь тяжелый сон. - Второй этаж...
   - Да помню я!
   Поднимаюсь на лестнице и резко останавливаюсь. В лоб мне упирается донельзя широкое дуло ручного пулемета.
   - Приехали, - сухо сообщают из темноты. - Вход только по пропускам. Нет пропуска - молись!
   - Мы свои... - неуверенно тявкаю я, и пытаюсь поправить съезжающее тело девицы. - У меня тут раненая...
   - Пропуск или я тебя сейчас валю, клянусь Христом!
   Судорожно сглатываю и пытаюсь растормошить мою незнакомку. Она-то должна иметь пропуск или знать пароль, слово тайное.
   - Ну? Милая, очнись!
  

***

  
   Все никак не могу поверить в свое огромнейшее счастье. Девица очнулась всего лишь за миг до того, как парень нажал на спусковую скобу.
   - Иисус милостивый, - пробормотала она, роняя тонкую ленту слюны на мое плечо. И тут же отключилась, почти нежно прильнув ко мне.
   - Воистину милостив, - ответил охранник, убирая пулемет подальше с глаз. - Можете проходить.
   Вот это пароль! Тупее не придумаешь. По-моему, любой шпион, забравшийся сюда, промямлит наугад именно подобную фразу. Впрочем, мне до этого догадаться не пришлось. С другой стороны, я ведь не шпион какой-нибудь. К тому же много не помыслишь, когда тебе в лоб упирается холодный железный кругляш.
   Сердце бухтит, будто спятивший паровоз, готовый вот-вот надорвать котлы. Перед глазами вертятся разноцветные круги, в основном - желтовато-зеленые. Шутка ли - такая пробежка, да под свистом рассерженных пуль.
   Миную внушительное пулеметное гнездо, замаскированное под стойку привратника. Неужели никто из жильцов никогда не задумывался, почему это кельнер, или как его там называют в западных странах, взобрался так высоко, а не торчит на первом этаже возле двери? Странно, что никому не пришло в голову заглянуть под небольшую дугообразную щель примерно на средине стойки? Там же отчетливо виднеется строгий глаз пулемета "Перваз". Эту игрушку я знаю хорошо. Во всех боевиках он первый враг и первый друг. Калибр 9 мм - это вам не хихоньки-хахоньки, порвет за милую душу, не успеешь и первую суру вспомнить. Лента на двести патронов и электронный досылатель, от чего с этой бандурой легко управляться. Ленту никогда не закусывает, патрон не заедает. Почти никогда.
   Мда, дивное тут местечко, хотя...
   Есть подозрение, что вся эта пятиэтажка, как и ближайшие дома, населены собратьями отрубившейся девушки. Надо же, я оказался в гнезде христиан-террористов.
   Вопреки телевизионным сериалам и разнообразным индийским боевикам, стены здесь не изобилуют надписями вроде "Мессия с нами" или "ОН воскресе!".
   Чистенькая побелка, разделена ровной горизонтальной линией напополам. Все, как в домах правоверных муслимов. Верхняя часть стены синяя - банальный символ неба. Нижняя - желтизна колосящихся полей или песков. В общем, все зависит от воображения.
   Груд мусора и дымящихся металлических бочек на полу не наблюдается. А я уж подумал, что фильмы снимают, базируясь на реальных событиях.
   Везде чистота, будто час назад здесь прокатила бригада уборщиков. Даже в углах не виднеется пыли. Широкие мраморные подоконники красуются многоцветными вазонами с какой-то растительностью. Здесь и пальмы, и тонкие прутики неизвестной мне лозы, и даже одинокий тюльпан. На меня буйство красок совершенно не действует. Вот сюда бы Толика, он у нас ботаник. Тут же забыл бы, муж ученый, где находится. Сбросил бы девицу, извлек вездесущие лупу и пинцет. И принялся изучать представителей здешней флоры.
   - Дальше куда? - интересуюсь у новой знакомой.
   Она не отвечает, что впрочем, логично. Только щеки слегка порозовели под черной паранджой - кровь приливает в голову.
   Бережно опускаю девушку с плеча и хватаю ее на согнутые в локтях руки. Нести так менее удобно, зато не будет стонать потом от головной боли. Знаю - проходили уже. Когда-то, в далекой юности, меня сбросила лошадь. Я зацепился за стремена и длительное время болтался под конским животом вниз тормашками. Неприятные ощущения, должен отметить.
   - Идите сюда, молодожены, - хихикает кто-то из дальнего конца коридора.
   Прохожу по тонкому паласу, выцветшему от времени. Краем глаза взираю на бесконечный ряд дверей.
   Да уж, тут жилыми помещениями и не пахнет. Хотя, возможно здесь живут одни параноики...
   Каждой двери позавидует даже тяжелый бомбардировщик или банковское хранилище. Все створки исполнены из толстенных прямоугольников рубчатой стали. Такую даже танком не прошибешь. Скорее придется добираться сквозь стену.
   Миную десятка два этих монструозных люков (иначе не назовешь). Все время ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд. И дело даже не в камерах, примостившихся по углам под потолком коридора. Кажется, что меня рассматривают из каждого зеркального глазка, которыми увенчаны все двери. Кстати, не удивлюсь, если это не глазки, а перископы. Говорят, многие богатеи боятся выстрела через стекло. Потому наблюдают за своими гостями через хитрое приспособление. А камера? Дык, любую технику можно взломать и исказить изображение. А перископ - он как лом, ему ничего не станется, не взломаешь.
   - Вот это да! - восхищенно приоткрываю рот. - Здравствуйте, да будет дом ваш светел и...
   - Варежку захлопни, молодчик, - говорит прелестная девица в деловом костюме.
   Та самая, которая на Мерседесе! Точно. Это она одарила водителя грузовичка невероятными деньгами! И все из-за какой-то царапине на капоте.
   - Неси сюда, молодожен, - повторяет незнакомка, сторонясь в дверном проеме.
   Мельком оцениваю толщину железной створки.
   Я был прав. Здешние дверки не то, что танком - баллистической ракетой типа "Акбар-2" не разнесешь. И как девица ухитрилась хотя бы сдвинуть с места эту тяжесть? Ах да. В петлях встроены пневматические усилители. Стоит только нажать на кнопку, дверь и откроется. Выгодная штука. Для ленивых.
   Передо мной небольшая комната. Все погружено в светлый полумрак - окна прикрыты толстыми занавесями желтого цвета. Вдоль стен расположены длинные ряды стульев. Дальний угол занят каким-то странным приспособлением кремового оттенка. Напоминает что-то среднее между бормашиной стоматолога и "прожигателем времени" из фантастических рассказов. По центру - широкий стол, покрытый слоем прозрачной пленки и белым одеялом. Под потолком громоздится зеленоватый диск трехлампового светильника для операций. Если бы не стулья, можно подумать, что мы очутились в компактном лазарете.
   - Добро пожаловать в комнату допросов, - девушка не перестает хихикать.
   Замечаю, что на полу расстелены длинные полосы той же прозрачной клеенки. Запоздало понимаю, что здесь пытают людей. Судя по всему, мусульман и прочих жителей Султаната. Видимо, с пленниками террористы не слишком церемонятся. Стулья, подозреваю, предназначены для многочисленной толпы дознавателей. А как столько народа может присутствовать на пытках?
   - Ложи ее на стол, - говорит девица.
   - Зачем?! - правдиво ужасаюсь страшной мысли.
   - Дурак? - спрашивает "бизнес-леди", как я уже успел ее величать про себя. - Или издеваешься?
   Она смотрит в мои заледенелые глаза и начинает понимать.
   - Никто твою помощницу не собирается предавать пыткам, - обведенные темно-пунцовой помадой губы приподнимаются в насмешливой улыбке. - Сейчас придет хирург и осмотрит ее рану.
   Нахожу в себе силы смолчать. Чтобы не выглядеть дураком, бережно опускаю раненую на столешницу. Под ее телом едва поскрипывает одноразовая целлофановая простынь.
   Спустя минуту из дальней двери, которую мне не удалось заметить из-за полумрака, появился худенький доктор.
   Хирург весит примерно килограмм пятьдесят, не больше, да и росточком не вышел, метра полутора от силы. Некоторое время размышляю о том, что против ветра шагать ему нежелательно - рискует надломиться или быть унесенным свежим бризом. Лицо эскулапа столь же невзрачно, сколь уныло и постно. Потому не задерживаю на нем взгляда. Останавливаюсь только на белом халате и внушительном стетоскопе, выглядывающем из нагрудного кармана.
   Длинный клюв хирургических ножниц разрезают на раненой одежду. Обнажается шея, успеваю заметить замечательной формы упругие груди. Впрочем, всего на миг. Приятное зрелище скрывается от меня за щуплыми плечами доктора.
   Интересно, каким образом эта раненная пташка ухитрилась скрыть факты пышной груди от моего взгляда? Небось, во всем виновата проклятая паранджа. Да и длинный чачван опускался ей пониже тонкой шейки.
   - Что с ней? - спрашиваю для проформы.
   Хирург поворачивается на меня и смотрит так, словно перед ним Вечный Речник шариата. Глаза расширил и силится что-то сказать. Затем он бьет себя кулаком в грудь и несколько раз заламывает пальцы на левой руке. Слышится хруст.
   - Он немой, - шепотом подсказывает девица в деловом костюме. - Но доктор отменный. С ней будет все в порядке.
   - Замечательно, - больше ничего не остается сказать.
   - Прошу, - прелестница одергивает лацканы кремового одеяния в черную полоску и делает приглашающий жест. - Профессор ждет.
   Немало времени уходит на то, чтобы добраться до места обитания Оскара Жикаренцева. Мы спускаемся по длинной анфиладе бетонных лестниц. Проходим по грустным полутемным коридорам, несколько раз минуем посты вооруженной охраны. Что самое интересное, постоянно спускаемся куда-то вниз.
   Уровень среднестатистической улицы остается далеко над головой. Я догадываюсь, что здание террористов стоит на большой горе, полой изнутри. Иначе откуда у них такие катакомбы?
   С каждым шагом отмечаю, что коридоры все больше не похожи на обычный подъезд. Сине-желтая побелка сменяется пятнистой серостью. Кое-где в углах заметны внушительные разводы плесени. В общем, выглядит так, будто из жилого дома внезапно попадаешь в секретный военный бункер. Или лабораторию злобного гения, колдующего над порабощением мира.
   - Не назвал бы Жикаренцева злым гением, - бормочу про себя, погружаясь в тяжелые мысли.
   - Оскар? - девица услышала и фыркнула в ответ, при этом продолжая улыбаться. - Он и мухи не обидит, наш проф.
   Подозреваю, что рядом со мной стучит каблучками личность, умеющая только четыре вещи: соблазнительно вилять задом, фыркать, смеяться и трр... заниматься сексом. Насчет последнего я очень даже уверен.
  
   Пока объясняю девушке, почему сравнил Оскара ибн Федора (на славянский манер - просто Федоровича) с адептом Тьмы, она нечаянно прижимается ко мне своей грудью. Предплечьем чувствую, что грудь хороша. Тут же набираюсь наглости и позволяю себе слегка приподнять руку и прикоснуться ладонью к...
   Следующий миг девчонка отстраняется и взирает на меня исподлобья. Какие у нее тонкие брови!
   - Не смей распускать! - грозным тоном заявляет девица. Резко разворачивается и продолжает путешествие.
   Женщины. Что с них возьмешь? Только что сама прижалась, а сейчас грозно вписала меня в списки последних засранцев и похотливых козлов. Ох уж эти девичьи игры.
   Во время путешествия узнаю, что спутницу зовут Мириам. Странное имечко для богатой дамы (о том, что она бедна, я ни капельки не думал). Более подходит танцовщице экзотических восточных танцев. Или для стриптизерши, в крайнем случае. Впрочем, не откажусь поглазеть на ее замечательное тело. Главное, чтобы одежды поменьше.
   Над макушкой проносятся длинные полоски ламп дневного света. Проходит примерно десять минут, когда за нами грохочет тяжелая бронированная дверь. С этим монстром дверной индустрии не смогут сравниться даже толстенные люки из подъезда террористов. Весит примерно добрую тонну. А уж толщину даже затрудняюсь оценить.
   Еще несколько минут уходит на длительный вояж по толстому паласу красного цвета. Затем позади остаются дюжины вооруженных конвоиров, парочка серьезных с виду пулеметных гнезд, портал металлоискателя и какая-то камера, обитая изнутри свинцовыми пластинами. Неужто через рентген пропустили?
   - Ярослав! - выкрикивает низенький толстячок. Я невольно вздрагиваю. Этим именем вот так запросто меня могут называть только родные. Для всех прочих я - Явуз ибн Шир. Ну да ибн Шир, ибо отца в семье величают Лев. А что? Явуз сын льва - добротно звучит. Мысли проносятся с ураганной быстротой - и когда это я успел профессору свое домашнее имя озвучить. Хоть бейте меня, хоть ногами, но не помню! В отличие от коротышки хирурга, профессор весит под центнер, но совершенно об этом не беспокоится.
   - Ярослав! - упрямо твердит он мое тайное имя и с видом горной лани несется ко мне, раскрыв объятия.
   Толстые половые доски издают противный скрип под внушительным весом научного светила.
   - Здравствуйте, профессор, - едва выдыхаю, когда его короткие ручонки сдавливают мне живот. Выше Оскар Федорович не смог бы меня обнять даже в прыжке. Куда ему до почти что двухметрового верзилы? - Работаете на террористов?
   Он ошалело пялится на меня и следит за моим взглядом. Будто впервые, рассматривает вооруженных до зубов охранников. Удивленно моргает, заметив сдвоенное орудие какого-то крупнокалиберного монстра, угнездившегося на крепкой турели у двери.
   - Я?
   - Ну не я же, - улыбаюсь. - Или это не террористы?
   - Еще раз произнесешь подобное оскорбление, - шипит девица, за спиной, - и останешься без причандала!
   Ого, какая грозная! Словно песчаная кобра, покинувшая нагретую ямку. Сахарные зубки закусила, ноздри мелкого курносого носика раздуваются, словно капюшон обозначенной твари; кулачки сжала - аж захрустели.
   - А как еще понимать перестрелку на перекрестке? - стараюсь не замечать разгневанного взгляда.
   - Какую пере... перестрелку? - профессор - воплощение невинности и удивления. - Какую?
   - Бабки в колясках и с обрезами на плече, - объясняю ему. - Одна такая пыталась снести мне черепушку. Но, хвала Аллаху, девица какая-то спасла. А потом военные на джипе приколесили, точно ждали повода.
   При упоминании об Аллахе "деловая" и "проф" вскидывают подбородки. Приходится извиняться и объяснять, что являюсь христианином.
   -... еще с рождения, - заканчиваю теологическую речь. - Так что извините - случайно вырвалось. Рефлексивно.
   - Так-так, - Оскар ибн Федор сутулится, скрещивает руки на груди и барабанит толстыми пальцами-колбасками по кулакам. Это означает, что профессор занимается мыслительным процессом. - Биороботы, как понимаю.
   - Био... кто? - глаза мои вылезают куда подальше лба. - Вы тут рехнулись все?
   Вместо того, чтобы упасть на ковер, бешено вращая зенками и пуская пену изо рта, парочка начинает рассказывать о вечном противостоянии исламских спецслужб и Христианским Движением "Свобода".
   - ХДС всегда функционировала исключительно мирными методами.
   - Я заметил, - мой сарказм намекает на сотни вооруженных молодчиков, охраняющих комплекс.
   - Брось это дело, - супится Мириам. - Лучше профа послушай. И запомни: здесь все - вольные бойцы, а не террористы!
   Мы продвигаемся внутрь комнаты, усаживаемся за монстроподобный круглый стол из мореного дуба. Спартанские деревянные стулья, напоминающие о школе, жалобно скрипят, когда мы дискомфортно располагаемся на них.
   С некоторым изумлением узнаю, что Силы Сопротивления (Жикаренцев говорит о них исключительно с Большой Буквы) имеют очень длинную историю. Более тысячи лет скрытого воздействия на политику Славянского Султаната.
   Присвистываю, потому что по скромным подсчетам, ХДС работает примерно со времен Светлого Владимира ибн Ярославовича.
   С их слов именно так и получается. Организация была создана малочисленными христианами и некоторыми язычниками с целью вернуть Русь на родовые позиции, так сказать. То есть отбросить мусульманство за ненужностью и вернуться к языческим истокам.
   - Много людей не удовлетворилось желанием Владимира к мусульманству, - говорит Жикаренцев. - Учитывая, каким образом он избрал сию религию...
   Еще бы! Ведь, согласно некоторым неподтвержденным фактам, муслимы подсунули старому князю какую-то чернокожую красотку из африканской глубинки. Владимир так сильно запал на эту экзотическую красотку, что позволил уломать себя без особых разговоров. И были уничтожены священные рощи славян, скинуты идолы, разорены капища и воссияли на Руси золотые полумесяцы, на высоких минаретах.
   -... Тогда народ решил скрытно противостоять мусульманству и засилью Востока, - продолжает профессор. - Чуть позже нам почти удается изгнать чужаков из родной земли. Но, к сожалению, как вы все знаете, на Русь нападает орда Батыя. Это ставит жирную точку на всей нашей истории. С тех пор у Сопротивления почти не остается ни ресурсов, ни сочувствующих, кто бы смог продолжить движение в сторону свободы.
   - Стоп-стоп, - протестующее поднимаю сразу обе руки. - Вы говорите про язычников, но причем тут христианство и вообще Христианское Движение "Свобода" - это как-то немного пафосно звучит, да и не могли люди в средние века таких выкрутасов словесных изобрести.
   - Зрите в корень юноша, - похвалил меня профессор. - Христиане пришли на Русь чуть раньше проповедников Мухаммеда, вспомните Святую Ольгу...
   - Партизанщина какая-то... извини, что перебил.
   - Борьба культур и религий не прекращалась ни на минуту, - продолжил вещать профессор. - И, в конце концов, на части Древней Руси все же утвердилось христианство...
   - Великий Новгород, - я догадался и тут же кивнул, не обращая внимания, что вновь прервал собеседника.
   - Да. - Оскар Федорович вздыхает с грустью. - Новгород был единственным оплотом христианства на Руси, но и его поглотила сила Аллаха.
   - Проходили, - соглашаюсь я, намекая на стандартный курс учебника по истории за восьмой класс. Где черным по белому было изложено о новгородском походе в лето одна тысяча семьсот первого года. И про кровавый штурм Новгорода и про исход уцелевших к саамам.
   - Да, ХДС, вы абсолютно Ярослав правы, терминология не такая уж и древняя... всего двести лет как, - профессор загадочно почесывает бровь.
   - Подозреваю, ХДС недавно встал на ноги, - вспоминаю, что во время своего путешествия по комплексу террористов, не видел ни одного старого оружия. Даже строение выглядит так, будто построено и обжито не более пяти или десяти лет назад.
   - Совершенно верно, - кивает Оскар Федорович. - Мы добились финансирования из-за Великой Польской Стены.
   - Неужели существует лазейка? - искреннее изумление. - Ведь Европейская Стена наглухо закрывает кордоны Европы от нашей веселой страны.
   - Везде найдутся люди, готовые помочь, - сухо отвечает профессор. Но глаза его хитро поблескивают из-под толстых очков. - Они даже согласились на то, что мы станем проповедовать православье, и не будут пытаться сгибать нас под католическую уздечку.
   - Да уж, еще Крестовых Походов на Суздаль нам не хватало.
   Моя шутка не имеет успеха, потому я слегка обижаюсь и продолжаю прислушиваться к словам профессора.
   Ученый муж некоторое время разглагольствует о том, "сколько денег и человеческих ресурсов потрачено впустую".
   - Но нам, наконец, удалось придти к тому, к чему мы стремились всю жизнь! - восклицает он.
   Догадываюсь, сейчас будет какое-нибудь озарение. Он станет, брызжа слюной, будто на кафедре во время лекции, доказывать сомнительные перспективы Христианской Руси. Но, вместо этого, Жикаренцев бросает на стол внушительных размеров фолиант.
   - Читай.
   Это звучит как приказ.
   Ладони опускаются на кожаный переплет, инкрустированный потрепанными серебряными околышами. Невольно прикидываю, что книга весит не меньше трех-четырех килограмм. На титульной странице, ужасно подточенной временем и пожелтевшей от длительного пребывания на воздухе, виднеется полустертая надпись.
   "Повесть о реанимации времени". Весьма занятное название, совершенно нестандартное для книги, чей возраст, по словам профессора, насчитывает тысячу с лишком годов.
   Затем, чуть пониже, замечаю фамилию автора. Челюсть отпадает сама по себе.
   - Это розыгрыш? - едва выдавливаю дрожащим голосом.
   Потому что со страниц, выведенное черной гелевой ручкой, на меня смотрит имя: " воевода Ярослав Соколов, доцент кафедры старославянской истории".
   Мое собственное имя! Причем настоящее!
  

***

  
   - Нет, тебя никто не собирается дурить, - отвечает Мириам. При этом она прямо смотрит мне в глаза - чтобы у меня не осталось и капли сомнения.
   - Вы хотите сказать, милая девушка, - бормочу ослабевшим голосом, - что во времена Древней Руси существовала кафедра старославянщины?
   - Нет, - улыбается она. От ее улыбки сладко замирает в груди. Сердце начинает биться возбужденной птичкой. Ей Богу, всю жизнь бы смотрел, как прекраснейшие женщины дарят мне улыбки. - Кафедрой тогда и не пахло. Ты был там в это время.
   - Есть что-нибудь выпить? - дрожащей рукой принимаю от молчаливого охранника, возникшего рядом, круглобокую бутылку. Получаю высокий стакан, но отхлебываю прямо из горла.
   В сосуде оказывается хорошее вино. Но я сейчас не отказался бы от самой чистой славянской водки.
   - Как это понимать? - с видом обиженного ребенка смотрю на Жикаренцева. - Что вы несете?
   - Давай по пунктам, Ярослав, - ученый откидывается на стуле. Протестующе поскрипывает металлическая спинка. - Во-первых, в книге сказано, что тебя отправили в прошлое из шестого июля две тысячи тринадцатого года.
   - Так это же сегодня! - говорю это как непреложную истину.
   - Стало быть, - хитро посмеивается проф, - сегодня и отправишься.
   - Не делайте из меня идиота, - чувствую, что становлюсь дураком без чьей-либо помощи и влияния со стороны. - Я...
   - А я не договорил, - перебивает Жикаренцев. - Во-вторых, ты потерпел поражение и не смог помочь князю Владимиру.
   - Час от часу не легче, - бормочу под нос.
   Девица вальяжно разместилась на стуле. При этом ее точеные ляжки разошлись в стороны. Можно наблюдать изящную картину...
   - Кхм, - стараюсь подавить возникшую неловкость.
   - Но тогда, - Оскар Федорович не замечает моих покрасневших щек, - ты переместился во времени совершенно безо всякой информации. Сегодня такого не случится.
   - Нельзя ли поподробнее? - с трудом заставляю себя оставаться на месте и не убежать из этого сумасшедшего дома.
   Он объясняет и некоторое время мы сидим в непроницаемом облаке молчания.
   Оказывается, что "как бы в прошлой жизни", по словам девицы, некий Ярослав Петрович Соколов был ярым приверженцем христианства. И это единственное, что отличало моего двойника от меня. Я "книжный" родился там же, где и я настоящий. У тех же самых родителей, в том же самом родильном отделении второй городской больницы. С отличием закончил школу, трижды был чемпионом по историческому фехтованию среди юниоров. В студенческие годы перенес тяжелую болезнь, стал вторым по Университету, фехтовальщиком. Со временем возглавил кафедру и... Проделал длинный прыжок на тысячу двадцать семь лет в прошлое.
   - Вы хотите сказать, что это действительно было?
   Девушка согласно кивает, а профессор словно и не расслышал моего вопроса. Он продолжает рассказывать, полностью погрузившись в какие-то, только ему и ведомые, размышления.
   - Ты долгое время пробивался ко двору великого князя. Даже сумел отравить Первого Имама.
   На немое удивление в моих глазах он отвечает:
   - Да-да, именно тебя до сих пор проклинают за то, что великий Мослааддин аль Мактуб из цветущего мужчины превратился в калеку...
   - Поверить не могу. Чем дальше в лес, тем выше сосны, - без сил облокачиваюсь на твердую столешницу и продолжаю опустошать бутылку. Вообще-то я довольно редко пью, но согласитесь: такие новости кого угодно подведут под бремя алкоголя.
   - Тебе удалось втереться в доверие к великому князю. Больше того! Ты стал одним из его самых близких друзей. Но, к сожалению, наши планы не воплотились во что-то большее. Несмотря на все твои усилия, Владимир принял ислам и практически отдал Русь на пожирание Востока.
   - Печально слышать, - в моем голосе все так же сквозит недоверие. Шутка ли, услышать такие слова от маразматического старика, пусть даже столь известного светила науки.
   - Но в этот раз нам все удастся! - горячо заверяет профессор. - Базируясь на твоих знаниях, которые прошли сквозь тысячелетия, ты сможешь крестить Древнюю Русь. Или, в самом крайнем случае, оставить ее прозябать во язычестве и многобожии.
   - А сейчас начнется длинная лекция на тему путешествий во времени, - позволяю себе саркастическую ухмылку. - Не так ли?
   Девица меряет меня профессиональным взглядом гробовщика. Словно снимает мерки и думает, а не похоронить ли меня стоя, ведь так дешевле.
   - Мы действительно можем отправить тебя в прошлое, - Жикаренцев отвечает теплой улыбкой. Ведь кроме истории и политики я имею несколько ученых степеней в физике и механике.
   - Занятно, - никогда не знал, что профессор блещет столь многими талантами.
   - В этом, кстати говоря, - Мириам приподнимает палец, - здорово помог нам ты.
   - Неужели?
   - Да-да, - мелко трясет подбородком Оскар ибн Федор, - мы построили Преобразователь Темной Материи исключительно по твоим воспоминаниям.
   - Да что я могу помнить? - едва не вскрикиваю. - Я розетку едва отличаю от компьютерного штекера! Уж не скажете, что я сам построил этот ваш преобразователь?
   - Нет, конечно. Но ты описал сам принцип воздействия на Темную Материю, - поучает профессор. - Кроме того, остались некоторые записи о внешнем виде агрегата и ступенях преобразования времени. Это облегчило задачу и позволило создать машину всего за восемнадцать лет.
   - Позвольте, я уйду, - попытаюсь подняться, но тяжелая рука вездесущего охранника прихлопывает меня по плечу.
   - Не надо шутить с историей, сынок, - Оскар Федорович хватает книгу и тычет в нее пальцем. - Это было: твое путешествие. И оно повторится! На сей раз нам обязательно повезет.
   Выдавливаю какое-то подобие жалкой улыбки. Нервно постукиваю пальцами по столу.
   - Через полчаса ты сядешь в утробу ПТМа и переместишься.
   - А есть другие варианты ответа? Или, может быть, какая-нибудь помощь зала? Звонок другу? Нет? - попытка пошутить оказывается еще более жалкой, чем улыбка. Чувствую некоторое неудобство. Не пристало мне, доценту серьезной кафедры, вспоминать популярные телевизионные передачи.
   - Нет, конечно, - заявляет проклятая девица. - Так что будь паинькой, дослушай и полезай в машинку.
   - Имел я тебя во все... - злобно отвечаю и морщусь от боли - железные пальцы врезаются в плечо. Мерзкий охранник! Спецслужб на вас нету, террористы дебильные!
   Жикаренцев непонимающе буравит меня бесцветными глазами, украшенными темными мешками бессонницы и переутомления.
   - Ты поражаешь меня, Ярослав, - говорит он. - В книге передо мной настоящий герой, пришелец из другой эпохи. Который не боится вступить в смертельную схватку со всесильным врагом, который идет до победы по трупах друзей.
   - Вы ошиблись, - не узнаю своего тоненького писка. Перспектива сгонять туда-обратно в прошлое не слишком радует мою доцентскую душонку. - Можно я лучше пойду себе домой и наклюкаюсь до полусмерти, контрабандной водкой? А? Готов даже выпить полведра настоящего яда, чем куда-то отправляться.
   - Слушай, ты... - Мириам становится воплощением живого гнева. - Тебе приятно видеть, как грязные вайкающие полудурки трахают твоих сестер?
   - У меня нет сестры, - последняя попытка остаться независимым. Я понимаю, что все они правы, все эти христианские террористы.
   Дело даже не в серебряном крестике у меня на груди. И дело не в родителях, каждое воскресенье таскающих меня в подпольную православную церквушку. Я вдруг понимаю, что схватка на арене с братом-славянином поставила крест на моей душе. Чувствую, что будоражит сердце вся это несправедливость, но подлый червяк сомнений точит душу - А на кой ляд тебе все это надо?!
   Внезапно звонит мобильный. Карман азартно вибрирует.
   - Можно? - достаю телефон и подношу к лицу.
   - Почему не заглушили сигнал?! - взвизгивает девушка. - Его же могли отследить!
   Охранник тяжело пожимает плечами. Мол, его дело охранять территорию, а не баловаться шпионскими играми.
   - Явуз? - спрашивает тихий голос Джафара, моего товарища по команде. - Ты?
   - Да...
   - Дело плохо, - сообщает мобильный.
   - Ну что еще? - сердце проваливается в пятки, предчувствует нехорошее. Хотя, что может быть хуже того, где я сейчас?
   - Умер он.
   - Кто? - еще не задавая вопрос, я уже знаю, о ком идет речь.
   - Тот... из Астаны. Умер от потери крови и внутренних повреждений.
   Некоторое время молчу и пытаюсь проконтролировать дрожащее дыхание.
   - Полиция считает тебя виновным в умышленном убийстве. Ведь тебя просили остановиться...
   Перед моими глазами проносится щербленный щит, в котором застрял клинок астанийца. Удар за ударом, и кривое лезвие вспахивает тонкую кольчугу противника. Кровавая волна падает на скрипучий песок. Бездыханное тело, приоткрытый в предсмертном крике рот славянина.
   - Георгий, сын Федора...
   - Прокуратура уже получила приказ, чтобы задержать тебя до выяснения. Полиция объявила розыск... Говорят и СВН подключилась.
   - Спасибо. Пока.
   Нажимаю на кнопку "отмена звонка" и судорожно сглатываю. Теперь я убийца, выхода не осталось. Посадят и ничего не спросят. Ведь грамотный боец не может нечаянно убить. Все будут считать, что астаниец убит совершенно умышленно.
   - Согласен, - выдавливаю с невероятным трудом, обращаясь к профессору. - Что надо делать?
   - Замечательно! - восхищается Жикаренцев. Даже Мириам недоверчиво, и в то же время благосклонно взирает на меня из-под прикрытых ресниц.
   - Что мне делать?
   - Пошли к переходной камере, - с удивительным проворством толстячок спрыгивает со стула и хватает меня под локоть. - По дороге все объясню.
   И рассказывает мне о прекрасных перспективах.
   - Ты только подумай, - шепчет Оскар Федорович, совершенно не обращая внимания на шагающую рядом девицу. - Какая возможность: увидеть древность своими глазами! Это же сколько научных трудов напишешь!
   - И написал? - кошусь на книгу в его руках. Если верить этим сумасшедшим, талмуд принадлежит моему перу. А я не собираюсь никому верить. Слишком фантастическое утверждение.
   Все ожидаю, когда же из ближайшей двери ворвется группа захвата. Они перебьют весь этот христианский сброд, отымеют Мириам, запрут профессора в доме для умалишенных. И спасут меня. Лишь для того, чтобы бросить в тюрьму за умышленное убийство спортсмена-фехтовальщика.
   - Ты знаешь и обычаи, и обряды, и древнерусский язык, - науськивает Жикаренцев. - Идеальный агент для засылания на Русь. Книгу, к сожалению, дать не смогу. Прискорбно... - это он разговаривает сам с собой. -... Но нельзя, чтобы вещи дублировались и существовали рядом. Может пострадать временная канва...
   Тем временем размышляю о том, что меня обманывают. Несомненно! Ведь дай мне ученый эту самую книгу - я смогу отличить свою псевдолитературный стиль, которым пишу научные труды, от жалкой подделки.
   Толстяк разглагольствует о том, что если книга появится в прошлом задолго до ее существования, то я могу разлениться. А конкретнее - откажусь от мысли написать "книжного двойника". Кроме того "сей труд" может не пережить еще одну тысячу лет.
   - Так что лучше оставить ее здесь, - заверяет профессор. - Я дам тебе аналогичную вещицу, но только с пустыми страницами. Кроме того, получишь запас чернил - гелевых капсул.
   - А оружие?
   - Будет, все будет, - жидкая бороденка мелко-мелко трясется в согласных кивках. - А еще инструкции по географии и древнеславянской дипломатии.
  

* * *

  
   Охранник отложил тоненькую книжечку на стол. Поднял голову и удивленно уставился на нежданного гостя.
   Яркий прямоугольник двери потух, с треском захлопнулась входная дверь подъезда. Тощее старушечье тело, закутанное в бесформенную хламиду, шагнуло на лестницу.
   - Салям сынок, - бабуля обнажила желтые зубы. - Не подскажешь, как пройти в квартиру номер семнадцать?
   Если бы парень был свидетелем перестрелки на проспекте Светлого Аллаха, он бы узнал в старухе двойника убиенной бабки. Вот только посетительница шагала на своих двух, без помощи инвалидной коляски.
   - Какая квартира? - охранник машинально потянулся к рукояти пулемета.
   - Семнадцатая, милок, - ответил биоробот, распахивая одежду. Покрасовалась - показывая свой смертоносный подарок.
   Запоздало охранник увидел тяжелую вязанку тротиловых шашек. Тощий палец утонул в кроваво-красной кнопке взрывателя.
   В последний миг солдату удалось нажить на клавишу активации защиты. Громоздкая решетка упала с потолка, разбивая бетонный пол перед ногами бабульки. Оживший "Перваз" разорвал ветхую преграду стойки и выскочил вперед, окруженный осколками пластика. Длинная огненная очередь буквально раскроила биоробота пополам. Но поздно.
   - Аллах Акбар! - голосовой пульсатор выдавил запрограммированную фразу и тут же взрыв разнес половину этажа. Полы обрушились вниз, затрещали стены. Окровавленные останки охранника брызнули на желто-синюю краску.
   Ревущее пламя устремилось по коридорам, оплавляя пластиковые камеры, покрывая толстые двери темно-коричневым слоем гари.
   Решетки, украшающие окна всего здания, скрючились в один момент. Многочисленные заряды пластида вырвали с корнем все металлическое, что только перекрывало вход в подъезд.
   В следующий момент полетели гранаты. Единственное уцелевшее стекло на первом этаже жалобно заскрипело и осыпалось на тротуар. Издалека, оставляя витиеватый дымный след, упала желтая болванка ракеты.
   Третий и четвертый этажи сложились картонным домиком, опоясанным густым облаком пыли. Следом завалилась крыша.
   Квартал погрузился в пыльный полумрак. Люди кричали, спасаясь от неведомой напасти...
   На улицах появились легкие танки. Трещал асфальт, лопались витрины маленьких продуктовых супермаркетов. Воздух наполнился вонью тлеющих трупов и пороховым перегаром.
   Четыре штурмовые группы специальных войск окружили здание...

Глава Третья

И он сказал: Поехали!

  
   Здание вдруг содрогается от страшного удара. Сыплется известь, трескает штукатурка на стенках.
   Лампы дневного света на несколько секунд меркнут, но затем разгораются вновь. Мертвенное сияние слабо помигивает, некоторые участки длинного коридора, по которому идет наша маленькая процессия, погружаются во тьму.
   Воздух раздирают многочисленные ревы сирены: некоторые ближе, некоторые дальше. Из портативных громкоговорителей, закрепленных рядом с каждой из десятков дверей, раздается сухой голос усталого мужчины.
   - Внимание! Прорыв первого периметра. Четыре наземных сектора уничтожены. Ученый и гражданский персонал эвакуируется по схеме 3-А. Военный персонал освобождается от дежурства. Всем подняться и занять оборонительную позицию на Нулевом секторе защиты!
   - Случилось, - Мириам испугана не меньше меня.
   - Это по мою душу, - сообщаю девушке. - С недавних пор меня разыскивает полиция.
   - Ты таки дурак, - в сердцах отвечает она. - Неужели ты думаешь, что спецслужбы охотятся за тобой? Они десятки лет потратили на поиски нашего убежища.
   - Стало быть, - смотрю на профессора, - я не узнаю, что такое ваш Преобразователь Темной Материи в действии.
   Жикаренцев что-то бормочет о расширении-притяжении вселенной. О том, что существуют какое-то процессы, напрямую влияющие на материю времени. Я узнаю, что человек может отправиться в прошлое, даже на определенное место. Но "при условии расположения ПТМ в конкретной точке пространства на поверхности планеты.
   -... Земля постоянно вращается, потому вернувшись в прошлое из, скажем, Пекина, ты можешь оказаться на Геркулесовых столбах. Кроме того существует громадная разница между давлением, температурой и, конечно же, радиационным фоном... Потому...
   Слушаю вполуха, больше обращаю внимание на то, чтобы уберечься от бетонных осколков, которыми плюется потолок.
   Перекрытие трещит, прямо перед нами рушится громадная балка. В последнюю секунду успеваю оттащить Мириам назад. Бетон громыхает за какой-то сантиметр от ее дорогущих туфелек. Нас окутывает пыльным облаком.
   - Спасибо, - блондинка благодарит, откашливаясь. - Ты спас мне жизнь...
   Глупая улыбка не сползает с моего лица. Утер морду-лица и гляжу на ее благодарное личико. Хочется заключить девицу в объятия и не отпускать до того, как закончится это столпотворение.
   - Что у нас? - будничным тоном интересуется профессор, когда мы оказываемся в исполинском овальном бункере. Тут даже нет бетонной крошки - стены и потолок усилены широкими металлическими пластинами.
   Ощущение, будто я оказался в логове темного властелина, усиливается, когда я вижу Преобразователь.
   Передо мной сияющая сфера, изготовленная не то из жидкого металла вроде посеребренной ртути, не то вообще из какого-то вида энергии. Пол усеян толстыми кабелями, вдоль стен располагаются попискивающие лампочками агрегаты. У дальней стены виднеется надпись: "Атомный реактор. Вход только по пропускам".
   - Неплохо устроились.
   Меня игнорируют. Широкоплечий мужик в добротном камуфляже докладывает обстановку.
   Огромный плазменный экран, занимающий половину левой стены, показывает запись штурма.
   Дряхлая бабка, точная копия той, которая пыталась меня убить, активирует пояс шахида. Пламя поглощает стойку, а заодно и охранника; рушатся стены, поднимается густое облако пыли...
   - Биороботы, - опять произносит профессор.
   После расспросов узнаю, что секретные службы изготовили биологических созданий по образу и подобию людей. Вот только им неведом страх или вообще какие-либо чувства. Биороботы в большинстве случаев имеют внешний вид детей или лиц преклонного возраста. Таких наименьше подозревают в убийствах и других преступлениях.
   - Несколько лет назад лидеры европейских государств на собственной шкуре ощутили вкус мусульманских машин, когда отказались покупать нефть и перешли на энергетику солнца, - рассказывает Мириам, пока меня ведут к махине Преобразователя.
   Я помню тот эпизод нашей истории. Тогда несколько террористов взорвали целый стадион, на котором находились десятки президентов, премьер-министров, родовитых князей, графов, герцогов и прочих титулованных особ Старой Европы. Все списали на японцев, которых не пускали на рынки Европы. Больше деталей не удается поднять из памяти.
   - Раздевайся, - командует грудастая тетка. Она настолько высока, что я едва достаю ей до середины шеи.
   Приходится подчинится. Стаскиваю одежду.
   - Трусы тоже снимай, - грозно заявляет она. - Ты отправишься в специальном костюме.
   Поеживаюсь от холода и прикрываю причинное место. Мириам насмешливо приподнимает брови.
   - Что? - я слегка краснею
   - Ничего-ничего, - отвечает, продолжая улыбаться
   - На глупых не обижаются, - поворачиваюсь к девушке задом.
   Вопреки моим надеждам, меня облачают не в серебристый комбинезон космонавтов.
   О трусах и носках не буду - обычная синтетика, впитывающая пот. А вот дальше...
   Обычная полотняная рубаха, из некрашеного льна приятно облегает тело. Люблю лен, в нем удобно, уютно.
   Шерстяные темно-синее штаны на коленях подшиты и снабжены металлическими наколенниками. Кстати говоря, они не видны из-под слоя ткани. На ноги полагаются высокие кожаные сапоги, хорошо облегающие голени.
   Короткая куртка из воловьей кожи, обшитая мехом и, конечно же, с подшитыми налокотниками и напульсниками. Шикарный шерстяной плащ, которому мог бы позавидовать иной князь или даже султан из древних времен. Плащ приятно пахнет корой дуба - не иначе дедовскими методами крашеный. Застежка-фибула серебряная, с ладонь ребенка - это вообще солидно.
   Так, теперь оружие. На узком кожаном ремне, с несколькими бронзовыми накладками, в деревянных ножнах обтянутой кожей покоится "каролинг" с массивной бронзовой гардой и навершием. Справа длинный нож, эдакая укороченная версия "скрамосакса". Ну и конечно - шлем с полумаской. Четырехсегментный, скрепленный крест-накрест металлическими полосами. Насколько я себе представляю, именно в таких красовались господа викинги. В довершении выдали круглый кулачный щит, обитый по краям толстой кожей. Доски щита не крашены, и немного успели посереть.
   А потом я прихожу в восторг, в полный! Чуть не подпрыгнул - кольчуга. Из мелких клепанных колец. Тут же примеряю на себя. Ого! Почти до середины бедра, а рукава до локтя - песня, а не кольчуга. И это если учесть, что титан! Ну все! Держись история - я иду! Амуницию довершает мохнатая заячья шапка с титановым обручем, для усиления значит.
   - Это на всякий случай, - профессор лихо мне подмигивает и протягивает пузырек из темного стекла. - Стекло не бьется. В нем...
   - Яд, - догадываюсь я и охотно беру подарок.
   Действительно, чем только шайтан не шутит. В жизни все может пригодиться.
   - Чем еще порадуете? - вопрошая с довольной мордой.
   И получаю увесистый кошель. Открывая, интересно же. Опа! Серебряные Милиарисии и золотые солиды.
   Навскидку и тех и тех штук по десять.
   - Вы что исторический музей обчистили?
   Молчат партизаны, а профессор еще протягивает шесть серебряных гривен.
   - На всякий случай... - подмигивает Мириам и помогает упаковать слитки в мешок.
   Мешок к слову получился весьма увесистым. Да не мешок, а целый рюкзак. Увидят меня с ним на Руси засмеют, как пить дать. Друзья-товарищи постарались, снарядили в путь-дорогу. Там несколько сменных пар нижнего белья, две льняные чистый рубахи, порты, вязанка стрел с титановыми наконечниками; пара ножей, три зажигалки и пачка с десятком коробков спичек, завернутая в целлофан; какие-то малосъедобные на первый взгляд галеты, четыре литровых бутылки воды; разборный лук из напоминающего легкий дюраль металла; опасная бритва, мыло, шампунь без этикетки производителя; какая-то мелочь вроде иголок, доверху набитой аптечки первой помощи; тонкий стальной тросик неизвестно зачем. И еще много всего интересного...
   Ну и конечно... не забыли ведь - накладная борода и усы. Грим необходим мне для лучшего вхождения в роль. На Руси практически не было безусых воинов-мужчин. И мне не улыбается прослыть малолетним отроком, который точно не знает, с какой стороны у меча острие, а с какой - рукоять. Еще за свиньями пошлют приглядывать, а не идти в воеводы. В общем, буду щеголять в накладных покуда свои не отращу.
   - Готов? - спрашивает профессор. Он просто таки сияет от детской радости. Еще бы, ведь через несколько минут мы все дотронемся до истории. Что же до меня, то я в нее погружусь с головой.
   Просто киваю головой, потому что после трудного дня и внезапных открытий горло не в состоянии издать хоть какой-либо внятный звук.
   - Позвольте последний вопрос? - будто за последнюю соломинку, хватаюсь за рукав профессора. - Вы говорите, что я не справился с прошлым. Но я ведь вернулся?
   Он отрицательно качает головой. За толстыми стеклами очков виднеются полные скорби глаза.
   - Ты потерпел поражение и был убит при осаде Херсонеса, - вздыхает Жикаренцев. - Но больше такого не случится!
   - Почему? - шепчу пересохшими губами. - Как же...
   - В торбе есть твои последние заметки, скопированные с книги о реанимации истории. Если внимательно их изучишь, сможешь избежать гибели.
   - Профессор... - договорить не успеваю.
   За стенами раздаются взрывы. На монстре железной двери вспухает оплавленный горб. Пока что врагам не удалось пробить себе проход. Но скоро они ворвутся и...
   - Вперед! - кричит кто-то.
   Охранники строятся в шеренгу за несколько метров от поврежденной стены. Щелкают многочисленные затворы...
   Меня оттесняют к сияющей сфере. В стенке откидывается маленький люк, с трудом протискиваюсь в него.
   Я нахожусь в обитом белоснежной резиной помещении. Ни единого окошка, ни мебели, вообще ничего. Пропали детские грезы, когда читал о том, как мужик путешествовал по времени на большом железном стуле.
   Усаживаюсь в позу лотоса и украдкой глотаю из сосуда. Остатки вина тяжело ударяются в желудок. Организм требует еды, но судя по всему, покушать мне удастся ровно через тысячу двадцать семь лет в прошлом.
   - Эй, - кричу своим новым друзьям, - может, дадите мне какой-нибудь огнестрел? Может, тогда меня не убьют.
   - Не положено, - сквозь освещенную матовым сиянием стенку доносится голос Жикаренцева. - Нельзя тащить за собой технологии!
   - Фиг вам, - обиженно бормочу. - Вот дали бы мне снайперскую винтовку, я мигом бы расправился и с Первым Имамом, и с Владимиром...
   Внезапно в люк просовывается рожа одного из охранников. Чуть ниже замечаю зажатый в кулаке массивный револьвер.
   - Спасибо, - благодарю - полагаю, кто-то смилостивился и разрешил помочь прихватить мне контрабанду.
   Но вместо того, чтобы бросить мне оружие, охранник, вскидывает ствол... Мать моя христианка! Лишь только испуганный прыжок в сторону позволяет мне избежать смерти.
   Свинцовая пуля вгрызается в стенку Преобразователя и где-то там застывает расплющенным пятном. Грохаю неудавшегося убийцу в висок и отбираю пистолет. Еще повторно пальнет - с него станется.
   - Спецслужбы! - идиотски ору в люк. Почему спецслужбы?
   В зале раскатываются выстрелы и взрывы. Агрегат ПТМа содрогается, словно по нему лупят из крупнокалиберных пулеметов. Сквозь приоткрытый люк врываются капельки горячей крови. Меня едва не выворачивает на пол. Или уже потолок?
   Кто-то закрывает мою последнюю надежду на спасение. Крышка с лязганьем захлопывается и наступает тишина.
   - Ну что? Поехали?! - мой голос кажется мне шутовским издевательством.
   В следующий миг сфера начинает бешено вращаться, меня отбрасывает от мягких стенок, бьет о резину то головой, то задом, то головой, то...
   Ору, как недорезанный. Чувствую, словно попал в гигантский миксер и сейчас меня взболтают до состояния коктейля.
   Горькие комки рвоты смешиваются со слезами, разлетаются во все стороны. Я весь перепачкан и едва в сознании. Ударяюсь затылком об острый край мешка, где сверху лежит пустая книга. Моя будущая книга...
   Боль приходит мгновенно и сразу по всему телу, и я проваливаюсь в счастливое звездное небытие.
  

* * *

  
   - Что он делает? - заверещал профессор, завидев, как вооруженный охранник выставил револьвер и полез внутрь Преобразователя. - Стоять, нельзя!
   - Можно, - спокойно ответила Мириам, направив маленький дамский пистолетик в затылок профессору.
   Сквозь развороченный пластидом портал двери вливались десантники. Штурмовые винтовки изрыгали смерть, пистолеты-пулеметы сухо щелкали, вырывая мясо из отстреливающихся охранников.
   - Изменщица, - Оскар Федорович едва выдавил слова от испуга.
   - Вы не правы профессор. Я - Полковник Службы Внутреннего Надзора, - улыбнулась девушка и выстрелила в затылок Жикаренцева.
   Зал Преобразователя Темной Материи оказался захвачен в считанные минуты. Христиане мертвы, пол заливали густые потеки кровы, стены забрызганы остатками мозгов. Испещренная кровавыми сгустками сфера бешено вращалась. Запах горелого мяса и смерти сменились электрическим привкусом.
   - Выключите ПТМ! - заорала девица.
   Сфера остановилась. Десантники открыли люк и с удивлением узрели пустые внутренности Преобразователя.
   - Ушел, госпожа...
   - Нагарх саид, - расстроено сплюнула Мириам. - Придется за ним.
   На лицах работников государственной безопасности не показалось и тени радости.
   - Не спорить, - девица предупредила возможную робость солдат. - Я пойду первая, остальные по одному человеку с интервалом в пять минут. Таким образом окажемся не дальше, чем несколько километров один от другого.
   Полковник влезла в люк.
   Выстрел разорвал задымленный воздух. Мириам вскрикнула и схватилась за продырявленное плечо. А в следующую секунду в зале громыхнули две гранаты. Послышались душераздирающие стоны и маты с поминанием Пророка и всех святых.
   Согнувшись под весом тяжелого пулемета "Скат", через обломки стены перебралась Фатима. Трое оставшихся в живых десантников, попытались оказать робкое сопротивление, но пули "Ската" превратили их тела в кровавые ошметки.
   Не обращая внимания на корчившихся раненых, Фатима приблизилась к сияющей сфере. Она успела лишь расслышать щелчок, знаменовавший запуск механизма. Преобразователь завертелся, разбрызгивая кровь, загудел, разгоняясь в воздухе.
   - Вот стерва, успела! - сплюнула она и со злостью отшвырнула пулемет.
   Немного подумав и дождавшись, когда ПТМ остановился, девушка направилась к двери с надписью "Атомный реактор". Она появилась спустя какую-то минуту. Вздохнула и широко перекрестилась. Перенесла ногу через невысокий порог люка, залезла внутрь Перемещателя. Она сгруппировалась приготовившись к вращению...
  

* * *

  
   Сфера еще кружилась, когда металлический голос прорезался сквозь гудящую тишину.
   - Самоуничтожение реактора через шесть, пять, четыре...
   Основатели секретного убежища христиан здорово позаботились, чтобы уничтожение их детища выглядело как много более помпезно. Смертоносная сила атома. Красота и фатальность в нескольких мгновениях перед вечностью.
   Громадный гриб, разросшийся на многие километры, погрузил древний город Казань в смертельный и ослепительный водоворот. Здания рушились, словно картонные, кувыркались в воздухе машины, люди, животные... Лишь несколько секунд, и вихрь смел все живое и неживое.
   Многотонные тучи пыли и осколков еще долгое время кружились над мертвым мегаполисом, напоминая о случившемся.
  

***

  
   Меня окружает пустота. Не ленивая космическая пустошь, исполненная мертвенного сияния звезд, не гулкая громада океана, отливающая всеми оттенками синего и зеленого. Ледяная статика, бесцветное вневременье, застывшее в вечности.
   Сфера размеренно мерцает, даруя маленькое пятнышко света. Его хватает для того, чтобы едва рассмотреть свои ладони, судорожно сжатые в кулаки. А вокруг пустота. Ни звука, ни малейшего движения. Не ощущается даже ход времени. Небольшие часы, бережно обмотанные (в целях предосторожности) полоской воловьей кожи, показывают "00:00". Все застыло, даже я в этом проклятом Преобразователе.
   Сквозь тонкие стенки на меня поглядывает Вечность. Миллионы невидимых подслеповатых глаз пытливо всматриваются в лицо. Мне трудно дышать, из груди поднимается фантом первозданного, животного ужаса.
   Подсознание услужливо рисует не слишком оптимистические картины. Мне почему-то кажется, что я здесь уже был. Когда-то... Еще до рождения.
   Душа, или как там называется то, что внутри, съеживается от страха. Некоторые говорят, что между смертью и перерождением, если верить некоторым религиям, иллюзорная оболочка разума находится именно здесь. Во вневременье.
   Что-то ворочается в памяти. Это ужасное воспоминание: ни малейшего движения, ни тонкого звука, ни единого запаха. Внутри только безудержная скука и печаль. Вот оно - единение с богом или богами. Проклятое место.
   Многие адепты каких-нибудь откровений йоги или учений Будды многое бы отдали, чтобы очутиться здесь. Долбанная нирвана. Как там говорится в древних текстах, читанных в не такой уж и далекой юности? Достигнувший состояния Будды минует двенадцать отделений Колеса Судьбы Сансары, возносится выше сущего и наблюдает за жизнью маленького шарика под названием Земля.
   - Ну и где эта проклятая планета? - бормочу и пугаюсь собственного голоса. Внутри сферы любой звук слышится очень громким, подобным дробному отголоску расстрельных барабанов.
   Планеты не видать. Неподвижная чернота, тишина и скука.
   А что, если мне вот так придется вечно? Торчать в этом ПТМе до скончания времен?
   Нет уж, увольте.
   Устраиваюсь поудобнее, прижавшись затылком к едва теплой резине, предаюсь размышлениям.
   Ужас тем временем пользуется моим бездействием. Он накатывает волнами, погружает в меня свои липкие щупальца и жвала. Перетирает сознание.
   Недвижимость... Perpetum, но не mobile, тля. Вечное, но не движение. Страх-то какой!
   Мускулы сокращены до предела, обильно потею. Но пока держусь.
   Это не страх смерти, это боязнь вечного спокойствия. И она мне очень не нравится.
   - Проклятье... - шепчу. - Чтоб ты провалился, дэвов Жикаренцев! И чертов на полставки...
   Подсчитываю количество ударов сердца и немного прихожу в себя. Все-таки я не умер, время идет - ведь кровь-то льется. А то, что часы не работают... Может, так и должно быть? Кто его знает, куда нас с этими часами занесло? Вдруг здесь приходит в неисправность любая техника, словно под воздействием сильного магнитного поля?
   Спустя некоторое время, если местную статику можно назвать временем, рядом с моим Преобразователем появляется какая-та светлая точка. Она постепенно увеличивается и серьезно поднимает мне настроение.
   - Вот ты какой, свет в конце тоннеля! - поднимаюсь на ноги. Прислоняюсь ладонями к стенке, упираюсь в нее носом - чтобы лучше рассмотреть.
   Ко мне из пустоты неспешно подплывает другая сфера. В ней тускло поблескивает что-то отдаленно напоминающее человеческий зародыш. Свернулось калачиком, совершенно не движется.
   Сияющий шар едва прикасается к моему. Это выглядит, точно соприкасаются два мыльных пузыря. Смежные стенки расходятся, образовывая воздушное пространство. Эдакое шлюзование в открытом вневременье. Начинаю чувствовать себя вневременавтом.
   - Эй! - осторожно подступаюсь к лежащему. - Ты живое?
   С удивлением разглядывая запятнанный рвотой деловой костюм. Кремовый. Женский.
   Упираюсь глазами в роскошные выпуклости ягодиц.
   - Ба, - непроизвольно срывается с губ. - Неужто Мириам пожаловала?
   Девушка поднимает голову и смотрит на меня ошалелыми глазами. Мертвые зрачки до того наполнены страхом, что я невольно отступаю на шаг.
   - Ты чего? - спрашиваю дрожащим голосом. Внезапно вспоминаю старенький фильм о блондинке-убийце, питающейся человеческим мясом.
   - Т... ты, - тоном профессионального сумасшедшего заявляет девица. - Все из-за тебя.
   - Не понял?
   - Из-за тебя я попала в эту дыру! - Мириам поднимается на дрожащие ноги и со стоном упирается спиной о стену. - Зачем я полезла?
   - Могу задать тебе тот же вопрос, - развожу руками. - Неужто профессор решил, что мне необходима прелестная спутница, измазанная продукцией собственного желудка?
   - Пошел ты, - она оборачивается и расстегивает пуговицы на пиджаке. Тем временем сферы почти сливаются в одну.
   - Спасибо за стриптиз, - усаживаюсь на пол и скрещиваю ноги. Всем своим видом показываю, что удовлетворен бесхитростным зрелищем.
   Девушка освобождается от замызганной одежды и остается лишь в нижнем белье. Очень дорогом и возбуждающим, надо отметить.
   - Тут холодно, - поеживается Мириам, прикрывая загорелыми руками белоснежные кружева на чашечках грудей.
      Я одет в шерстяные вещи, кроме того, у меня есть теплый плащ. Но я не спешу поделиться им с этой, хоть красивой, но совершенно ненужной здесь особой. Честно признаться мои вещи тоже немного того... не очень чистые. Я ведь тоже человек с желудком. А крутило в этой сфере будь здоров.
      - Мог бы и предложить немного одежды, - скрипит она зубами, явно не замечая в сумраке моего непрезентабельного вида. - Или предпочитаешь смотреть, как я умираю у твоих ног от переохлаждения организма?
      - В любую секунду меня может вышвырнуть в прохладный мир Древней Руси, - отвечаю назидательно. - Если разденусь - будет мало толку. Предлагаю другой вариант.
      Развожу руки, показывая, что не прочь приобнять блондинку. Хотя, нет. А вдруг она прыгнет навстречу моему вулкану. Барахтаться в грязной одежде. Фу! Начинаю демонстративно раздеваться. Она смотрит, кокетливо склонив голову. Вот теперь я готов! Вновь предлагаю ей горячие объятия. Опа! Есть Бог на свете! Точно - есть! Ибо она не слишком раздумывает.
      Мириам издает воинственный клич и бросается на меня. Не успев ничего понять, я вдруг осознаю, что ласкаю весьма податливое, разгоряченное тело.
   Не проходит и мига, как мы начинаем целоваться. Да, первобытный страх перед смертью и темнотой - штука довольно неплохая.
   Мгновение, и на девушке не остается даже тоненьких трусиков. Ненужные шмотки отлетают в сторону, обнаженной спиной чувствую прохладное касание воздуха.
   Прижимаю красавицу к мягкому полу и вовсю занимаюсь тесными исследованиями ее точеной фигурки. Грудь оказывается невероятно упругой, а поцелуи так жарки, что позавидует иной вулкан.
   В этот момент меня ничего не интересует. Пусть даже выпаду из вневременья где-нибудь в холодных Гималаях, пусть. Но призрачные перспективы меня не занимают.
   Подо мной изумительное стонущее тело. Живая плоть, призывно изгибающая спинку. Страстная золотоволоска, обнимающая меня за плечи, слегка царапает затылок. Это, должен отметить, довольно возбуждает.
   Мы сплетаемся в тугой комок. Без удержи двигаюсь, стараясь полностью слиться с ее изумительным телом. Где-то за гранью сознания слышу возбужденные стоны, окрики, шепот. Упиваюсь поцелуем в приоткрытые губы, щекочу ее за ушко.
   Статическая пустота вневременья безразлично наблюдает за нашим занятием. Что мы для нее? Бездумные мошки, копошащиеся на мелком освещенном пятачке посреди бесконечности.
   Что-то случилось. С едва ощутимым всхлипом сфера Мириам вдруг начинает отодвигаться от моего Перемещателя.
   Это случается как раз на пике блаженства. Внезапный рывок выдергивает из-под меня извивающуюся девушку. Она перепугано визжит, до крови раздирая мне спину. Исчезает за сияющей стеной своего ПТМа.
   - Куда? - я не в силах сдержать блаженство. Корчусь в сладкой истоме, ударяюсь лбом о мягкое покрытие сферы.
   Удар немного приводит меня в чувство. С сожалением матерю Жикаренцева и всех высоколобых профессоров вместе взятых. Одеваюсь, нацепляю амуницию и в сердцах пинаю мешок. Затем все же накидываю лямки на плечи.
   Перемещатель Мириам исчезает в черноте. А мой, словно орел-охотник, резко начинает падать. Осознаю это лишь ударившись макушкой в "потолок".
   Куда-то несусь, падаю и красочно выражаюсь.
   Спустя мгновенье или вечность мимо проносятся зеленая листва, шершавые стволы деревьев, валежник и цветки каких-то ягод. В нос ударяют свежие запахи леса и далекого болота. Уши наполняются пронзительными напевами птах. Легкие раздирает от прохладного воздуха.
   Затем удар, вокруг поднимается внушительная вола опавших листьев. В рот набивается горькая земля, напополам с пылью и какими-то кореньями.
   - Прибыли... - шепчу и теряю сознание.
  
  
  

Глава Четвертая

Приехали

  
   Тошнотворный комок сдавил горло, голова кружится... в общем жить не хочется. До чего противное состояние. Ничего не соображаю. Кто я? Где я? что-то с силой толкнуло в спину и я, перелетев через голову, всем телом ощущаю встречу с землей. Тяжеленный рюкзак съезжает на шею и от души прикладывает меня мордой в траву - здрасьте! Нет, сознание не потеряю, но вот полное чувство нереальности... В голове забавно поют маленькие порхатые ангелочки. И тишина! Боже, до чего же хорошо. Как-то само собой пропал кисловатый привкус во рту.
   С трудом переворачиваюсь на бок и пытаюсь скинуть рюкзак. Эта борьба, кажется, продолжается целую вечность. Притороченный к рюкзаку большой скандинавский щит, упирается, не желая отвязываться.
   Освободившись от ноши с превеликим удовольствием переворачиваюсь на спину - кайф. Дышу полной грудью, пропитываясь ароматами леса. Боже! Лес! И птички поют - весело и задорно. Будем жить! Секунды текли и складывались в минуты, а я все лежал, наслаждаясь летним лесом. То, что на дворе лето я уже успел разглядеть. Мягкая трава, зеленые листочки на березах, и галдящие птахи...
   Устал. Подниматься категорические не хочется. Такое чувство, что я пробежал марафонскую дистанцию, причем пришел к финишной ленте первым.
   К действиям меня неожиданно побудил запах собственного тела. Вернее того, что налипло на одежду. Черт! Мозг получил пинок и подорвал тело. Быстро поднимаюсь, скидываю испачканную одежду. Жилет и рубаха, охо-хо... Ножом срезаю дерн и прячу изгаженную одежду, словно диверсант на вражеской территории. Надо же, даже голову поднял и глянул на березки - парашюта не наблюдается.
   - Совсем спятил... - бурчу себе под нос и с удовлетворением замечаю, что порты удалось уберечь... почти.
   Достаю нож и начинаю скоблить подсохшую грязь со штанов. Солнце собралось повыше и теперь припекало макушку, пробивая зеленую преграду листьев.
   С трудом развязываю перекрученные лямки рюкзака, извлекаю чистую одежду. Вот теперь я готов к подвигам. Почти готов, ибо только желудок против приключений. Руки сами тянуться к галетам и к бутылке с водой.
   - Тьфу... гадость, - едва разжевав галету с привкусов сои, выплевываю под ноги.
   Нарыл в рюкзаке высокую жестяную банку. Нож отточенным движением вскрывает крышки и по округе разноситься пряный аромат говяжьей тушенки. Лезвие ножа великолепно подходит вместо вилки. Цепляю куски мыса и наслаждаюсь. Хреново без хлеба, и мой взгляд вновь падает на галеты.
   - Эх, ладно, - делаю вторую попытку, которая проходит намного лучше предыдущей.
   Соевые галеты с тушенкой пережевываю со скоростью мясорубки. Полулитровую бутыль с минералкой приговорил следом и блаженно потянулся.
   Все, я готов. Остатки трапезы и все прочие следы тщательно маскирую. Нет, и что это на меня нашло? Кому я тут нужен, в лесу? Кто меня будет искать? Чувство тревоги, однако, не покидает, и даже наоборот нарастает.
   Резко разворачиваюсь на пятках, стрельнув глазами по округе. Береза, кусты, береза, ольха... стоп! Ветки дальнего кустарника чуть заметно дрогнули и я напрягаюсь. Медленно сгибаюсь. Рука тянется к ножнам. Тут же вспоминаю, что в рюкзаке есть складной лук, но собрать его не успею. Движение в кустах возобновляется, одновременно моя левая рука машинально ощупывает лямки щита. Мало ли чего... а вдруг медведь. Этого еще не хватало.
   - Елико сякий?!
   - Бля... - аж подпрыгиваю от неожиданности. Вопрос, прозвучавший из-за спины, застал меня врасплох. Подкрались аккуратно, грамотно.
   Медленно, чтоб не спугнуть, оборачиваюсь. Передо мной мужик, как положено борода, усы. Темная рубаха, поверх кожаная накидка, в руках две сулицы, а за спиной полный стрел тул, там же торчит лук.
   - Елико сякий? - повторяет мужик, и вижу, как его взгляд быстро оценивает мое одеяние и вооружение. Глаз у охотника наметан, это сразу видно. Как только его взгляд нащупал на поем поясе меч, а чуть в стороне скандинавский щит, сулица тут же была переведена в боевое положения для броска.
   Так, мужик спрашивает на древнерусском, и сие означает, что мое десантирование в прошлое прошло успешно. Мда...
   - Ярослав, - отвечаю, гордо расправив плечи.
   - Рус?
   Мозг не успевает обдумать ответ, и язык мой бежит впереди меня.
   - Рус, - киваю.
   - Кметь?
   - Кметь, - а сам думаю, ну чем я не воин. Прям вылитый. И еще пуще прежнего выпячиваю грудь. Парень я не мелкий, должен мой маневр на него подействовать. Да и еще руки я так неспеша на ремень положил.
   За спиной шорох. Эх, хочется глянуть, кто там еще, но и мужика с сулицей опускать из виду опасно. Вон как у него наконечник прицел взял.
   - Тако рус, баешь? - это второй голос, как раз из-за спины.
   - Рус. А аже не так?
   Поворачиваюсь в пол-оборота, чтобы держать в поле зрения обоих охотников. Второй, одетый так же, как и первый "друг", появился с наложенной стрелой на тетиву. Ситуация мне не нравиться, больно мужики напряглись. Инстинктивно начиная прорабатывать возможный вариант атаки.
   - Откель грядеши? - вопрошает мужик с сулицей.
   И я задумываюсь. А действительно, откуда я иду и куда? Что им ответить, коли привязки на местности у меня нет.
   - Ну? Речи борзо! - охотник с луком какой-то нервный.
   - Из Кыюва, - нагло вру им в лицо.
   - Камо?
   Вот прицепились. И действительно, куда я могу идти.
   - В Гнездово, - отвечаю первое, что пришло в голову.
   Вижу, как мужики переглянулись.
   - Блядишь, кметь! - мужик с сулицей перевел вес на левою ногу. Так и до броска дело дойдет.
   - Эй! Эй... - вскидываю ладонь вперед. - Вы аже - тати, бо шиши?
   - Ах ты сволота! - вскипел мужик с луком. - А ну скидай опояс борзо!
   - Вскую? - делаю вид, что не понимаю к чему это они.
   - Скидай! - охотник с сулицей дернул оружием.
   - А еже ни?
   Я спросил просто так... ну не просто так, а ради вот этой секунды. Они видели, что я расстегиваю пряжку ремня...
   Правой рукой ухватываюсь за рукоять скрамосакса, а пояс швыряю в лицо лучника. Швырнул удачно. Нож у меня в руках, а пояс обвил лук, хотя этот ушлый мужик все же пустил стрелу. Падаю, как подкошенный.
   Стрела проходит выше, а вот сулица точно впилась в землю в том месте, где я только что стоял. Лучник мне сейчас по барабану. Вскакиваю и в два прыжка достигаю метателя сулиц. Охотник схватил короткое копье двумя руками и, делая широкий замах, пытается пропороть мне брюхо. Ха! Ухожу в сторону и бью по рукам. Сулица падает, а я хватаю мужика за горло и разворачиваю. Раненный стонет, его левая кисть, почти перерубленная моей железной злостью, повисает на жилах. Прикрываюсь им словно щитом и вовремя. Лучник готов выстрелить, но вдруг округляет глаза, видя такой поворот ситуации.
   - Ну, ажно зеньки вынзе? Метай!
   Я и не собирался испытывать судьбу. Просовываю правую руку со скрамосаксом между ног охотнику, левой крепко сжимаю горло и поднимаю низкорослого мужика. И откуда у меня силушка взялась. Не иду, а прям бегу навстречу лучнику. Вижу, как дрожат его руки, но он все же решается на выстрел. Стрела кусает живой щит в плечо.
   Вот сука! Еще бы чуть-чуть и мне бы в башку прилетело.
   Еще шаг... Надоело! Швыряю живой щит вперед и тут же бросок в сторону. Тело грохает под ноги лучнику, а уже тут как тут. Нет, нету у меня ни сомнений, ни жалости. Какое-то подлое желание - убить. Особенно если от этого зависит моя драгоценная жизнь.
   - Кха!
   Рублю наотмашь, по косой в грудь. Неловко вышло, не рассчитал. Лезвие вспарывает кожаную рубаху лучника, но вижу, что телу досталось не значительно. Ногой бью под колено, охотник подгибается, пытаясь прикрыться луком. Сие глупо. Второй удар точно в горло. Аут!
  

* * *

   Напился сам и напоил раненного. Кисть пришлось отрезать - такое не запломбируешь. Пришлось разорвать запасную рубаху и наложить мужику повязку, крепко перетянув руку. Охотники стонет сдержанно - терпит. А вот я бы стерпел. Брр... даже представить страшно. Под задницу ему подложил рюкзак, прислонил спиной к березке. Охотник еще раз испил из моей кожаной фляги (хорошо хоть мои отправители озаботились аутентом, а то объясняй тут ему про бутыль пластиковую). Как только он немного оклемался, я приступил к допросу. А как иначе? Надо же привязать к местности. А то типа - ау! Где я?
   - Как звать? - бегло перехожу на древнерусский. Уже почти освоился с языком, думая дальше будет еще легче. Практика, однако.
   Охотник тяжело сглатывает. Вот ведь ненасытный. Еще раз сую ему флягу.
   - Имя-то есть или порекло какое? - повторяю вопрос. Прежде всего хочу наладить контакт. Мое-то имя он знает.
   - Медун, - отвечает он, глядя мне прямо в глаза.
   - Добро, - киваю в ответ, но уточнять не стал, что сие имя и прозвище. Сейчас это не так важно.
   - Я тебе не соврал, - продолжаю, - Ярославом меня кличут... Заплутал я малость. Не скажешь в какие края меня занесло.
   Мужик молчит.
   - Я не тать и не шиш, клянусь Богом, - достаю крестик, сжимаю в руках. Эх, поторопился.
   Медун дернул головой и уставился на меня не понимающим взглядом.
   - Ладно, - делаю примирительный жест, - Клянусь мечом и Перуном. - Демонстративно кладу на колени ножны и хватаюсь за рукоять.
   Так уже хорошо. Взгляд охотника немного оттаял.
   - Как второго-то звали? - кивая на труп лучника.
   - Ропша.
   - Сродственник?
   - Сосед...
   - Ага... ты уж не серчай. Вы первые меня в оборот взяли.
   Охотник опускает голову. На его щеках играют желваки. Чем помочь больше не знаю, терпеливо жду.
   - Тут за лесом... - переждав приступ боли начинает Медун, - у реки весь наша... Щедрец обзывается...
   - А град есть ли? Какой град поблизости?
   - Чернигов.
   - Ого! - я аж присвистнул, вспоминая карту Руси. - Это же до Киева, почитай верст без малого двести топать. Мда... однако, конягу надо раздобыть.
   Пока я разглагольствую сам с собой, охотник пялится на меня и недоумевает. Ну еще бы. В азарте я перешел на русский, а ему и чудно.
   - Ладно, - взмахиваю рукой и встаю. - Попробую тебя до твоей веси доставить, а там уже решу как быть...
   И тут же окаянная мысль уколола мозг - а что если его соседи узнаю причину столкновения, да и накинуться на меня с вилами. А с другой стороны, не кидать же мужика в лесу на съедение диким волкам. Как ни крути, а надо топать.
  

* * *

  
   Закинул я рюкзачок за спину, туда же щит пристроил. Блин, вот он неловкий. В диаметре восемьдесят сантиметров. У нас на турниры больше семидесяти не пропускали. Ну не выбирать...
   Медуна поднял, приобнял, и пошагали мы следом за дружинниками. Вои неспешно едут по лесной тропинке - не отстанешь.
   Правда, не долго мы шли. Побледнел мой раненный и стал оседать.
   - Эх, держись охотник, - пытаюсь его приободрить, а сам думаю - хреново дело.
   Пришлось тормознуться и присесть.
   Интересно, вот только никто из витязей не вернулся посмотреть, в чем у нас дело.
   Отдышались мы с Медуном, и в путь...
   Ползли мы по лесу до самого заката. Как две раненные черепахи.
   - Далеко еще до Шедреца-то?
   Мужик вяло покрутил головой, озирая знакомые деревца.
   - Тута... не далече...
   Побрели стало быть. Лес неожиданно кончился, и я получил в глаз заряд ярко-красного заката. На поле колосилась низкорослая... да черт ее знает, что там колосилось. Двинули.
   Вижу избенки впереди, слышу собаки забрехали.
   - Крайняя... - выдавил Медун.
   Догадываюсь, что он о своем жилище. Представляю, вот сейчас дойдем, а там бабы, детки. Вой поднимут, упаси Боже.
   Ковыляем дальше. У самого края поля, пошел невысокий забор, а за ним изба бревенчатая шесть на шесть, под дерновой крышей. Вижу калитку - рулю туда. Псина во дворе учуяла, видать, хозяина зашлась веселым лаем. Только отворяю калитку, скрипнула дверь избы. На пороге появилась дородная дама в некрашенной рубахе и заляпанном переднике. Или это понёва?
   На мое удивление жена охотника молча всплеснула руками и поспешила к нам. Ору и причитаний не последовало. Пока...
   - Как же тебя угораздило? - деловито осведомляется она и смотрит на меня. - Благодарствую мил-человек. Давайте в дом.
   Тут же выбегает от дальнего сарая парнишка лет двенадцати.
   - Тятька! - и кидается к нам на пособу.
   Мы уложили Медуна на широкую лавку, а женщина стала шустро колдовать подле печки. Загромыхали горшки, ложки, плошки. Тут же освобождаюсь от заплечной ноши. Рюкзак падет на пол, я отодвигаю его к стене и блаженно расправляю плечи.
   - Хозяйка водицы бы...
   - Прокша, - зовет мать сына, - быстро за водой.
   Парень подрывается, хватает два деревянных ведра и исчезает за дверью.
   - Так как же тебя, Медуша? - жена склоняется над мужем и начинает осторожно снимать мои импровизированные бинты.
   Охотник что-то бурчит не очень внятное, мол отстань баба. Чувствую, что вот сейчас начнется. По мере того, как кровавая ткань спадает с культи, глаза женщины округляются все больше. Догадалась.
   - Пресветлая Макошь, - все, увидела.
   Она бухается на колени и прижимает к груди руки вместе с кровавыми тряпицами.
   - Да как же так-то милый мой...
   Черт, мне не по себе. Запоздалый гвоздь совестливости вбивается в сердце. Оставил мужика без руки. Ладно хоть только одну отсек...
   - Шуйцу не уберег... - причитает баба.
   Она бережно берет культю в руки и прижимает к своей щеке. Ё! Вашу балалайку! Сейчас сам зареву! И что за сантиментальность вдруг накатила. Стоять! Держаться! Ты мужик, а не...
   - Уймись баба... - шепчет Медун через силу, - воды дай.
   Вода поспела вместе с Прокшей. Парень внес ведра и водрузил на короткую скамью подле круглой печке. Жена зачерпнула ковш, принялась поить мужа. Я встал и сам напился из второго ковша. Вернулся на скамью. Сижу в сторонке, оглядываю избу. Тут, где мы положили раненого на широкую скамью, вероятно, спали дети. Вот на полу деревянные вырезки и чурбачки.
   - Прокша, - окликает мать, - пойди на двор, глянь Будилу.
   Ну, вот, что я говорил - Будила, стало быть, меньшой у них. А хозяйка тем временем принялась обрабатывать мужнину язву.
   Стол почти посередине избы, в углу напротив примитивное ложе, из досок, вместо ножек чурбачки. Замечаю так же какое-то подобие матраца набитого соломой.
   - Ох, горе ты мое... - в полголоса причитает жена.
   Она заботливо промыла культю и хотела, было намазать обрубок серой мазью. Я остановил.
   - Надо бы прижечь.
   По ее глазам вижу, что не поняла. Невдомек ей такое лечение. "Стоп! Вот балбес - это я сам себя ругаю". У меня в рюкзаке аптечка есть - надо срочно глянуть.
   - Обожди э... м...
   - Оляна, - подсказывает она и чуть заметно склоняет голову.
   - Обожди Оляна, я сейчас, - и тут же начинаю копошиться в рюкзаке. Вспоминаю, что надо бы самому представиться хозяйке, а то не гоже получается.
   - Меня батька Ярославом назвал, - говорю ей через плечо.
   Есть, нашел. Пластиковую коробку заслоняю всем телом, нечего народ смущать диковинами. Начинаю рыться в аптечке. Перекись водорода - подойдет для начала. Йод, тоже хорошо. А вот и оно самое - мазь Ибрагимова. Вонючая коричневая слизь творит просто чудеса.
   - Давай-ка я сам, хозяйка, - отстраняю Оляну в сторону и принимаюсь врачевать дело рук своих.
   Женщина не протестует, молча отстраняясь чуть в сторону. Она нежно берет голову мужа в свои руки. Гладит его русые волосы и что-то шепчет на ухо. Я не слушаю. Я занят.
   Медун, провалившись в космос, перестал дергать культей и затих. Сначала щедро полил обрубок перекисью. Зашипело и вспенилось так, что Оляна дрогнула всем телом. Дал перекиси время на полное проникновение. Затем достал из рюкзака маленький нож и обильно его ополоснул перекисью. Надо устранить неровности. Все же кисть я срубил ему не аккуратненько.
   - Отвернись, - твердо заявляю я, и дождавшись, когда Оляна выполнить просьбу, принимаюсь срезать лишнее.
   Тошновато с непривычку. Терплю и режу. С этим закончил быстро и вновь перекись, уже второй бутылек. Теперь накладываю мазь Ибрагимова. Кладу жирно, не жалеючи. Края культи прошелся йодом. Все. Бинтуем. Опа, а не чем.
   - Оляна тряпки чистые давай.
   Хозяйка мигом оторвалась от мужниных волос и метнулась к дальнему углу. Через секунду у меня в руках была чистая рубаха из некрашеного льна. Безжалостно рву ее на бинты. В это время Медун приходить в себя.
   - Скажи ей, - он смотрит на меня умоляюще, - про соседа...
   - Скажи. А ты давай-ка потише.
   - Тише милый, тише, - жена подключилась, - полежать тебе надобно, поспать.
   - Слушай жену, Медун, - поддерживаю я, и начинаю бинтовать поврежденную руку охотника, - много крови ты потерял.
   - Про Ропшу скажи...
   Вот ведь неугомонный. Хозяйка зыркнула на меня. Ой, чует бабье сердце не ладное. Оперативненько заканчиваю перевязку. Вдвоем с Оляной устраиваем раненного поудобнее на скамье. Она принесла тулуп под него. Под голову сунула подушку. А как она пахла! Дурман-травой они ее набивают что ли? Сверху прикрыли Медуна стареньким шерстяным плащом.
   Я убрал в рюкзак аптечку и устало плюхнулся за стол.
   - Фу... - приморился, - нет ли чего перекусить, хозяйка?
   Она испуганным взглядом окидывает печку и начинает соображать на стол. В глиняном горшке на самом дне было немного овсяной каши - уплел не задумываясь. И даже без хлеба. Крынка простокваши тоже прижилась сразу, вкупе с небольшим куском капустного пирога. Пирог хоть и вкусен был, но не привычен на вкус. Мука что ли... ну да, мука. Серая и крупного помола - непривычно, одним словом.
   - А что с Ропшей? - спросил жена охотника.
   Ишь ты какая? Дождалась пока поем.
   - А ничего особого, - я отставил пустую крынку, секунду соображая, как ей сказать. Сразу в лоб огорошить, или какие слова подобрать.
   - Убит Ропша, - вот ведь, язык враг мой.
   Баба всплеснула руками и тяжело опустилась на скамью. Глаза увлажнились. Вот женское племя, по мужу родному не ревела, а по соседу слезу сразу выдавила.
   - Как? Кем убит?
   Ну, тут пан или пропал. Честное слово не знаю, что ей ответить. Скажу правду - все деревней наваляться, поколотят. А вои защищать не станут - сдался им какой-то безродный киевлянин. А с другой стороны, я ведь защищался. А с третьей стороны, я на чужой земле. Может лес тот общинный, и они имели право меня досмотреть. Таможня, едрить колотить. Я как-то сразу об этом не подумал.
   - В лесу, - отвечаю, - на охоте...
   - Ой, - все, полились слезы ручьем, - горе-то какое...
   - Пора мне, хозяйка, - надо валить это однозначно, - благодарствую за хлеб, за соль. За мужем приглядывай, я тебе мази целебной оставлю. Заживет быстро. Нет-нет не провожай. Пора мне. В Чернигов иду. Куда? Ага, на заход идти. Ну, понятно. А то заплутал в лесу... ага... Место, где Ропша? Нет, не знаю. Я же не местный... Вон Медун проснется - укажет. Ну бывай, хозяйка.
   Хватаю рюкзак и айда. Вышел со двора, а она следом. Дабы не искушать судьбу беру резко в сторону, не по улице же идти. И краем поля к тому леску, откуда я раненного приволок. Зашел в лес и круто повернул на юго-восток. Ну, так примерно, на глазок. Чернигов стало быть впереди. Хорошо. Поглядим-посмотрим.
  
  
  

Глава Пятая

Чуть было не было...

  
   Шагу я прибавил лихо. Не иду, а мчусь, словно ветер, но судьба злодейка как-то сразу невзлюбила меня в этом прошлом. Солнце потухло, резко похолодало, а затем так же стремительно набежали тучи. Ух, как я припустил в лесок, под защиту деревьев.
   В лесу и вовсе стало темно, как в потухшей печи. Заставил себя пройти дальше и на радость свою нашел сдвоенную ель с ветками-шалашами. Успел вовремя подлезть, как пошел дождь. Ливень зашумел в полную силу, мгновенно заливая все вокруг добротными лужами и запахом болотистой влаги. Капли пробили плотную защиту ветвей, и мне досталось от души. Запоздалая мысль порыться в рюкзаке не принесла ничего особенного. Ну, накрылся я шерстяным плащом, а что толку. Так немного для души, чем для тела. Сижу - мокну потихоньку. Уж и Илью помянул, и прочих святых. Видать услышали - дождь начал ослабевать.
   Захотелось есть. Обождал еще маленько, когда поток божественной водицы иссяк полностью, да и достал из рюкзака овощную консервацию. Уплел быстро и мысли вновь стали шарить по рюкзаку. Стоп! Хватит! Жратвы мало, а путь еще впереди не близкий. Положив под голову рюкзак, моментально провалился в сонное царство.
  

* * *

  
   Проснулся я рано поутру, чуть солнце озарило верхушки елей. Проснулся от холода. Одним махом выскочил из-под ветвей и принялся скакать как заяц. Да хуже... как сайгак. Хотя кто из них прыгает и выше и дальше, мне пофигу. Наплясался я всласть, но зато согрелся. Узрел лужицу - коих после дождика в округе оказалось не меряно - умылся, и почти напился. На скорую руку сделал пи-пи и все прочие радости утреннего моциона.
   Вот и завтрак. Три соевые галеты проглотил почти на ходу, покуда управлялся с переодеванием в сухое. Рюкзак уже привычно устроился за плечами, бухнул туда же щит и был таков. В путь, мой друг усталый, в путь.
   По мокрому лесу идти неприятно. Отовсюду каплет, под ногами сыро, да еще назойливый ворон где-то сбоку каркает. Но видно милостив Бог. Вскоре вышел на берег реки. Довольно широка и с виду не мелкая. Гадать и испытывать не стал. Коли есть река, должно найтись и селение. Люди завсегда вдоль рек проживают.
   Двинул по бережку. Благо он не шибко зарос камышом и осокой - идти можно. Солнце добежало до зенита и теперь активно сушило землю. Понемногу рассеивался утренний туман, который после грозы устилал всю округу тяжелым, едва проницаемым одеялом. Вместе с уходом тумана стало душновато.
   И ведь я как угадал. Лес по берегу расступился и над ближайшим горбком поднялся робкий дымок. Еще через несколько минут показались поле и огороды. Люди!
   И я прибавил шагу. До чего же захотелось горяченького похлебать.
   Не прошел я по полю и десяти шагов, как узрел демонов. Они ехали на вороных конях и сами все в черном. И на головах у них черные... Я так напряг зрение, что глаза чуть не лопнули от натуги. Матерь Пресвятая, да у них же чалмы. Я насчитал человек тридцать конных. У половины копья с бунчуками, круглые выпуклые щиты за спинами, у седел полные колчаны. И все разодеты, словно дамы на выданье: богатые одеяния, масса золотых побрякушек, шикарные повязки на головах. Даже стрелы оснащены не обычным оперением, а цветастыми перьями какой-то восточной птицы.
   Припадаю вниз. За колосьями меня не увидят. А сам думаю - это кто ж такие? Татары? Арабы? К бесу их! Откуда арабы на Руси? А татары?! Не мог же профессор так со временем ошибиться, и закинуть меня по невнимательности черт знает в какой век. Ведь обещал строго в конец десятого. Да что там в конец, четко в девятьсот восемьдесят седьмой. Или я что-то путаю? Потому как выглядят эти курицы ощипанные примерно как во времена Богдана ибн Михаила Хмельницкого.
   Когда кавалькада проехала ближе к деревне, я приподнялся. Так и есть - точно в деревню рулят. Я напряг зрение до невозможности. Нет, особо не разглядишь. Надо двигать дальше. Тем более, что вид у "демонов" какой-то расслабленный. Может, не будут жечь, убивать, насиловать.
   Бегом-бегом... эх, рюкзачишка ты мой, почто ты так меня колотишь? Бегу. Одной рукой ножны придерживаю, другую за спину завернул и щит прижимаю к рюкзаку, а то он противный, так и норовит усилить мое неудобство.
   За углом ближайшей избы как раз мелькнул конский хвост - демоны туда поехали. Тррр! Резко торможу, чуть обувь не пожег.
   - Куда ты прешь, конь ретивый?! - в голос осаживаю себя.
   Демоны чужаки, деревня не знакомая - не быть бы беде. Стою, как истукан соображаю. Однако, трусость надо гнать, не к лицу она воину. Распрямляю плечи и уже собираюсь с песнями войти в деревню, как до меня доноситься конское ржание с поля. Оборачиваюсь.
   - Ну и дёнек начался! - аж присвистываю.
   Эх, до чего же красиво они смотрятся. Я аж замер. Стою, смотрю, как дурак, и даже мысли нету, что зрелище сие может быть опасно.
   Сначала увидел лес копий, а уж затем... Насчитал я пятнадцать вершников. И вижу, не абы кто на кобылах выехал погарцевать, а вои.
   Половина в кольчугах, половина в кожаных доспехах. Все в шлемах островерхих, помниться что-то похоже находили наши археологи под Гнездовым. У всех вершников темно-красные плащи - ну вылитые княжие дружинники. Вон и прапорец развивается - сокол и трезубец. Ну точно - киевляне. Мать моя женщина...
   К встрече я не готов, потому плюхнулся на колени, чтоб не заметили. Мало ли чего, княжеским воям в голову взбредет. Да и мне маскировка только на руку. Видать вершники в деревню направились, вслед за демонами. Что-то сильно модное направление получается. Конные так и прут. Что в этой деревне медом намазано? А может тут по полю шляхт проходит, а мне дураку за колосьями не видно? Надобно поглядеть, да послушать, если получится.
   Проводив дружинников взглядом, стрелой несусь к леску и, соблюдая все меры предосторожности, крадусь к огородам. К слову сказать, огороды деревенские оттого и огороды, что ограду от дикого зверья имеют. А то как же? Поди, не огороди, кабанье все сожрет, а коли не сожрет так повытопчет. Кажется, так наши предки говорили?
   Благо оградки не велики. Перемахнул и тут же крепко пожалел. Пес увидел меня и поначалу впал в ступор от моей наглости. Псина чем-то напоминала лайку - пегая, только немного крупнее. Хозяйский сторож принюхался, различил во мне чужака и с места рванул навстречу. Вот это правильный сторож. Брехать попусту не стал, а сразу в атаку понесся. Ну, да и я не сплоховал. Резкий разворот, два огромных прыжка и я уже на исходной. То есть опять за оградой. Пес нарушать границу не осмелился и только тут огласил округу тревожным лаем. Ба! Как лает. Гав-гав! Паразит, у меня аж уши заложило.
   - Не повезло... - шепчу себе под нос и устраиваю стремительную ретираду с глаз песьих долой.
   Решил испытать удачу в другом месте. Прыгать по огородам больше не решился, а посему обхожу небольшую весь по кругу. А сердце колотиться - быстрее, быстрее... А то вдруг дружинники не задержаться в деревне. А мне страсть как охота знать. Ух...
   Страсть загнала меня к одиноко стоящей риге, на краю околицы. От нее я почти не таясь прошел к покосившейся баньке. А вот чуть дальше шел высокий забор. Подле него я и притулился, осторожно выглянул за угол.
   Единственная улочка деревни, на мое везение, оказалась пряма как древко копья. И почти посередине этого копья я увидел конников-киевлян. А куда черные подевались?
   Часть из дружинников спешилась, часть осталась в седлах. Впереди, подбоченясь, стоял статный вой и вел энергичную беседу с местным мужиком. Мужик чуть заметно кланялся, вертел головой, изредка взмахивал рукой, указывая куда-то в сторону. Одним словом - держал ответ. У спрашивающего воина был вид надменный, и суровый. По всем повадкам определяю его в десятники, как минимум. Шлем, он держал в руках, и я хорошо разглядел его выражение лица. Озадаченно сжатые губы, нахмуренные брови: видать ребятки потеряли что-то или кого-то и теперь в нетерпеж им сыскать потерю. Ну, все это только мои домыслы.
   Азарт толкает меня вперед. Крадусь вдоль забора с таким видом, будто я местный, деревенский парень, погулять вышел. Ну и что, что с мешком за плечами? Так у меня дела...
   Иду себе значит и диво-дивное на меня никто не пялиться. Селяне видно по избам хоронятся. Ну еще бы, понаехали тут чужаки. Я глаза скосил на земле, так и есть - следы. Тут дураком полным надо быть, чтоб не узреть: черные верхами здесь только что проехали. Если дружинники именно их ищут, то чего лясы-балясы точат?
   Подхожу еще поближе.
   - Готовь избы, тиун, - повысив голос, изрек десятник, - и столы накрывай. Ячмень-то есть коням?
   - Сыщем, - кивнул мужик.
   - Добро, - десятник надел шлем, развернулся к своим. - Рядко, Свебож, Пятак и Потан - остаетесь тут, и чтоб все укладом было.
   Названные вои тут же отделились от остальных. Десятник вскочил в седло, его примеру последовали и все спешенные.
   - И живо тут у меня. Послов мы вскорости возвернем, - десятник напутствовал оставшихся и дал коня шенкелями.
   Я вжался в забор, когда дружинники пронеслись мимо меня. Пылищу подняли сволочи, дышать нечем.
   - Местный? - спросил вдруг кто-то за моей спиной.
   Пришлось подавить рефлексы и не оборачиваться. Мало ли, кто там у кого что спрашивает?
   Шум позади усилился, в затылок мне ударило горячее дыхание.
   От мерзкого страшка, который тут же разлился по жилам, я не сразу понял, что это. Слегка повернулся и почти впритык рассмотрел запыленную конскую морду.
   На сдавленно всхрапывающем - явно утомленном длительным путешествием - животном, восседал широкоплечий воин. Он с великим любопытством рассматривал меня и, что самое интересное, мой рюкзак.
   Понравилась, видать, вещичка. Лыцар сразу смекнул, что она не слишком подходит под антураж десятого-одиннадцатого столетий.
   - М-м-м-м, - промычал я, лихорадочно соображая, чего же теперь делать.
   - Дорогу покажешь? - спросил киевлянин.
   Я отрицательно покачал подбородком.
   - Странный он какой-то, - донесся еще один голос.
   Из пыльного облака показался еще один дружинник. Столь же богато одетый, как и мой новый знакомый.
   - Немой, чтоль? - вопросил первый воин.
   - Э-э-э, - в голову мне так ничего и не дошло.
   - Действительно, странный... - пробормотал один из витязей. - Покажем его?..
   Пока я мучительно пытался понять, кому меня хотят показывать, дружинники ненавязчиво предложили мне следовать за ними. Вернее, впереди их небольшой кавалькады.
   Просто ткнули копьем в сторону главной улицы веси. Пришлось подчиниться.
  

* * *

  
   Иду и разрабатываю всяческие планы. Для разных нужд: на побег, на разговоры, на бог знает что еще.
   Конные шумят позади, стиха переговариваясь. Один из них считает меня басурманским разведчиком. Вот же хохма! Учитывая, из какой страны я к ним сюда пробрался.
   Существует вероятность того, что если их командир (а ведут меня именно к нему) сочтет меня лазутчиком - мигом проткнут мне пузо. Или между лошадками разорвут, как было модно во все времена до эпохи Средневековья.
   - А это кто такой? - спрашивают из толпы "встречающих".
   Оставленные десятником дружинники спешились и теперь с интересом взирают на меня - заметили. Деревенский, приставленный к ним в роли гостеприимного хозяина, тоже глянул и пожал плечами, мол, не знаем такого.
   - Да вот, - сообщает один из моих конвоиров. - К забору прижимался. С видом не шибко умным. Думали, дурак какой. А у дурака кольчуга недурна.
   Он хмыкает и коротко смеется, довольный незатейливой шуткой собственного изготовления.
   - Эй, парень, поди сюда.
   Я сам удивляюсь своей реакцией. Сделав глупую морду, я верчу головой, типа откуда звук.
   - Эй, парень!
   - Ладно-ладно, слышу я, - бурчу себе под нос.
   Продолжаю старательно не замечать "сопровождающих". Медленно выхожу на площадь, готовый в любой момент обнажить клинок.
   - Гляди, идет как вой, - говорит кто-то.
   Тупить дальше смысла уже нет смысла, и я твердым шагом направляюсь к дружинникам. Уже предвкушаю расспросы на тему "елико сякий".
   - Доброго дня, - здороваюсь первым и начинаю снимать рюкзак.
   - Доброго и тебе, - вперед выступает рослый парень.
   Остальные хмыкают в усы, изображая приветствие.
   - А ты чего застыл? - воин обращается к деревенскому. - Чуешь, что десятник приказал. А ну бегом! Свебож - пригляди.
   Мужик, а следом и названный дружинник исчезают в избе.
   - Ну, кто такой?
   Ну я же говорил, сейчас начнется... Однако делать нечего - начинаю придумывать на ходу.
   - Путник.
   Один из воинов обходит меня по кругу.
   - Ха, путник. Смотри Рядко как он нахлобучился, - воин тычет пальцем на мой рюкзак.
   Рядко, тот, что заговорил со мной первым, тоже оценивающе оглядывает меня.
   - И верно, Пятак. Путник со щитом и мечом. Ну, как звать тебя путник?
   - Ярик, - называю свое сокращенное имя и слежу за дружинниками в оба.
   - О! - восклицает молчавший до поры третий воин. - Что за чудное имя?
   - Это порекло. Я с вами мед не пил. Почто мне вам свое имя называть.
   - Добро, Ярик, - протягивает Рядко, - куда топаешь?
   - В Чернигов.
   - Ты смотри, что ныне все в этот Чернигов прут, как мухи на гивно, - хихикает Пятак.
   - Служба нужна, - вру и глазом не моргну.
   В сущности соврал я не сильно. Служба и впрямь не повредила бы для моего могущего плана.
   - Нет, ну вы гляньте?! - Пятак хлопает товарища по плечу. - А, Потан, как мыслишь, возьмут этого путника в сторожа амбарные?
   - Да кудыть ему, - хохочет Потан, - ежели тока кур сторожить. Га-га-ха!
   - Эх, - коротко выдыхаю.
   Мой кулак, прихлопывает аккурат юмористу в ухо.
   Ну, не утерпел я. Взгребло меня. Вот умом понимаю, что их трое, парни боевые - дружинники, но стерпеть не могу. А этот Потан, еще пока ржал, так удачно открылся.
   Зазвенело у него так, что и я услышал. Бац! И Потан отлетает в сторону. Долю секунды выжидаю. Ага, вот Пятак начинает движение. Накось! Упор на левую, а правой ему прямо в грудь всей ступней приложил. Воин падает, а я делаю отскок назад. Теперь очередь за Рядко. Но тот отчего-то совершенно спокоен стоит. Сложил руки на груди, привалился к избе и улыбается. Да еще и подначивает.
   - А ну-ка дружинички, покажите этому путнику, как вас воевода учил.
   Двое моих давних "конвоиров" тоже не спешат в борьбу. Даже не спешились. Сидят и подбадривают наше маленькое представление.
   - Ты ему дай вот с той...
   - А ты ему дай вот с этой...
   Я еще немного шагаю в сторону. Так, чтобы мой рюкзак оказался между нами. Парни поднимаются, потирая ушибленные места. И глядят ох, не добро. Пятак, тот сразу за меч хвататься, но его тут же осаживает Рядко.
   - Не балуй! Кулаками!
   Дружинники повиновались. Они демонстративно скинули плащи и расстегнули ремни. Я собственно не возражал и тоже отцепил ремень. Занял позицию - жду. Как и следовало понимать, они стали обходить рюкзак, пытаясь зажать с двух сторон - примитивно.
   Отталкиваюсь и перепрыгиваю рюкзак.
   Парни явно не ожидали от меня такой прыти. И пока они в легком замешательстве, начинаю восточные танцы с высоко поднятыми ногами. Растяжка у меня будь здоров. На шпагат сажусь по заказу, и на продольный и на поперечный.
   Пятак получает точнехонько в висок и мешком оседает... прямо на мою поклажу. Воин обнимает его, и они валятся на землю.
   Потан выдержал два удара в плечо, но от третьего в грудь, не устоял. И так как Пятака добивать не потребовалось, я сконцентрировал внимание на Потане.
   Тот с трудом поднимается и даже пытается достать меня кулаком.
   Я легко ухожу от его деревенского широкого замаха. Делаю вертушку, и воин очень бо-бо шлепается на зад. Надеюсь, перелом копчика он не заработает.
   - Кажется все! - я охлопываю ладоши.
   - Ну, ты воец! Действительно воец! Меня глаза не обманули. Издавна могу человека по походке определить: воин он или пахарь, - восклицает Рядко.
   Он подходит ко мне, протягивает руку для рукопожатия. - Рядко.
   - Я догадался...
   - Что?
   - Ярославом отец меня назвал.
   - Во славу Яриле, - воин понимающе качает головой.
   - Ага... - я отмахиваюсь. Ведь мой папа ничего такого о Яриле и не думал, когда выбирал мне имя. А при крещении вообще другое мне имя дали, я уж умолчу про паспорт. Впрочем, позорный синий документ канул в небытие как и прошлая жизнь. Тут я самый настоящий славянин, рус. И если назвали меня в честь Ярила, пусть так и будет.
   - Молодец, - еще раз хвалит Рядко, - лихо ты их... А что это за бой ногами у тебя? Никогда такого не видывал.
   - Один старец обучил.
   В глазах дружинника вспыхивает огонек интереса.
   - А что за старик?
   - С Востока, - нагло вру ему в лицо, - помер он в прошлом годе.
   - Жаль. Может, ты и мне покажешь?
   - Отчего не показать. Только мне в Чернигов надобно.
   - Ну за этим дело не встанет. Мы тоже в Чернигов едем. Вот упрошу десятника тебя с собой взять.
   - Это было бы здорово.
   - Вот и договорились, - Рядко еще раз жмет мою руку.
   Тем временем мои поединщики встали, отряхнули пыль с одежды, и на удивление подошли весьма дружелюбно.
   - Мда... - тянет Пятак писклявым голосом, - намял ты нам бока...
   - А с виду чувахлай деревенский, - сдержанно улыбается Потан. - Но могу поспорить, любой из нас тебя с мечом отделает. - Он почесывает ушибленное плечо.
   Сдержанно улыбаюсь и молчу. Раз они уверены, что на мечах им равных нет - пусть и дальше заблуждаются. У них этой практики кот наплакал. А у меня в голове целый запас тысячелетий. Громадная программа, сжатая до необходимого минимума и "вкомпостированная" в мышцы и сознание. Не один десяток лет тренировки.
   Хотя... Мои упражнения с клинками больше спортивные. А эти щекастые парни с малых лет проливают кровь и добивают раненых. Так что шансы примерно равны.
   Воины по очереди жмут мне руку. А я дивлюсь, чего это они меня за деревенского приняли. Я вроде с виду не такой. Совсем не такой. Надо будет когда-нибудь в зеркало... ну, или в лужу посмотреть. Неужели такое лицо у меня простецкое?
   Однако мы заболтались и совершенно пропустили момент, как в деревню ворвались конники. Это возвращались дружинники, а позади, виднелись бунчуки на копьях черных демонов.
   - Это кто? - успеваю спросить у своих новых знакомых.
   - Посольство, - коротко бросает мне Рядко, и все трое начинают суетиться.
   - Рядко! - зашумел подъехавший всадник, и я признал в нем десятника, что говорил с деревенским тиуном. - Рядко! Вы чего тут застыли? Я что велел?
   Как спасение явился со двора дома Свебож. Он глянул на десятника и отчеканил.
   - Так все готово, Юрий!
   Десятник спрыгнул с коня. Тут подскакали и все остальные, подняв тучи пыли. Началась суета - размещение на постой.
   - Ты обожди меня вон там, - шепнул мне Рядко, - я скоро.
   Я кивнул и, подхватив рюкзак, заспешил на угол забора, подальше от суеты прибывших.
  
  
  

Глава Шестая

Посольство

  
   Я уселся на рюкзак и терпеливо ждал, созерцая беготню по деревне. Избы вдруг ожили. Из них повыбегали мужики и отроки. Начали разводить гостей на постой. Ржали голодные кони, кричали на мужиков дружинники...
   За всей этой неразберихой я внимательно разглядывал "демонов". Вблизи они оказались людьми. Только одеты и прям странно. У кого шаровары, у кого узкие штаны. Чалмы опять же не у всех, у многих шапки подбитые мехом. У половины под темными плащами, чешуйчатые и ламеллярные доспехи - богатство сказочное. А кто в кольчуге, но у половины точно никакого оружия. Разве что небольшие кинжалы за кушаками. Первые по всему охрана, а другие именно послы.
   Я пригляделся - а посольство-то точно арабы и еще... булгары или хазары, бес их разберет. Арабов я точно, хоть с трудом, но определил по языку, а вот с булгарами-хазарами сложнее. Их говора я не знал. Ай, мысленно махнул рукой. Мне то, собственно, не все ли едино?
   Главное я установил. Посольство есть! На него я и рассчитывал. Хотя... Может они, по каким другим делам едут, а не Имама везут, который Мослааддин аль Мактуб. Тот, что соблазнил князя Владимира верою мусульманской. Жаль, но опознать Мослааддин аль Мактуб я не мог. Изображений Первого Имама не существовало. Да и грех это.
   Короче, сидел я долго. Рядко, да и Потан пару раз пробегали подле меня, мимоходом бросали только одно слово:
   - Жди.
   А я чего? Я жду. Три последние галеты заточил и жду себе.
   На оба конца деревенской улицы выставлены дозоры по тройке воинов. Причем на один конец ускакали киевляне, а на другой посольские ратники. Стерегутся, однако, знать и впрямь посольство серьезное.
   Ну, вот настал и мой черед. Рядко не обманул - пришел.
   - Пойдем.
   - Пошли, - хватаю рюкзак со щитом, следую.
   Он провел меня во двор тиунского дома. Я сразу смекнул: терем большой, наверное тут и будет всеобщая вечерня.
   Солнце уже пробежало положенный полукруг и теперь уходило на покой. Косые лучи, расчерченные кровавыми тонами заката, ласкали верхушки деревянных хат.
   Мы прошли за задний двор и моему взору предстали два десятка задниц. Вечерний намаз. О, Господи, как все знакомо. У кого коврики, у кого просто тряпицы под коленями, но все усердно шептали молитву, оборотились к заходящему солнцу. Мой острый слух уловил до боли знакомые слова: Ля иляха иль Алла, Мухаммед рассул Алла! Поразило другое. Среди молящихся я узрел два красный плаща дружинников. Вот так новость!
   Рядко одернул меня за рукав, и мы тихонечко прошли бочком дальше, дабы не мешать намазу. С другой стороны дома, прямо на травке у забора, воины соорудили столы и готовились поседеть в тесном кругу. Тут же были уже хорошо знакомые мне Потан и Пятак, чуть менее знакомый Свебож и еще трое не представленных мне воинов. Двоих я видел на намазе, плюс трое в дозоре на околице деревне, ну десятник еще где-то бегает - это двенадцать, а где еще трое?
   - Мы тут будем вечерить, - ответил на мои мысли Рядко, - а десятник и еще трое наших с послами в избе тиуна будут...
   - А посольская охрана? - спросил я, усаживаясь за стол.
   - Эти тоже отдельно, - отмахнулся Пятак и стал представлять меня своим товарищам.
   Оказывается, мои недавнее поединщики уже успели разболтать остальным дружинникам о нашей легкой размолвке. Те, в свою очередь смотрели на меня с любопытством, когда прожимали мне руку. Честно признаться, имен не уловил. Память у меня так устроена, что имена я только со второго раза могу запомнить. А вот так сразу, не могу и все тут. Хоть режьте меня, хоть ножом тупым. А еще Олега и Игоря часто путаю, и Андрея с Алексеем. Вот такой у меня душевный изъян. Даром что по специальности историк и держу в голове многие тысячи имен и дат...
   На столе располагалась нехитрая снедь, походная можно сказать. Вот только если не считать каши в горшках, да хлеба свежего. А так, большие куски жареного мыса: угли и жаровню я приметил тут же чуть в сторонке. Были еще лук и чеснок, здоровенные соленые огурцы и капуста. Ну и конечно мед в больших кожаных флагах.
   Все расселись.
   - А там молятся двое ваших, кажись? - не удержался я от вопроса.
   - Ага... - буркнул Рядко, - булгарин это наш Айсылу, а с ним Ядыка-полянин побратим его.
   Тут Потан недобро улыбнулся.
   - Айсул нашего Ядыку окрутил, да в веру свою обернул, вот они теперь по пять раз на дню жопами и сверкают.
   - А в Кыюве у нас десятка три в дружине таких же, - набивая рот кашей, изрек Свебож, - ну да князь не воспрещал, вот они и давай веру отцову переиначивать под этих... ну как их там...
   - Ислам, - подсказываю я.
   - Во-во ишлам их этот...
   - Понятно, - киваю в ответ и принимаюсь за еду.
   Ничего для меня удивительного нет в том, что у князя в дружине булгары служат. Помнится мне, булгарский хан Алмас ислам принял еще в девятьсот двадцать втором никак году. Но вот то, что и славяне потянулись к Аллаху, это м-да...
   Ладно, лешак с ними, но каша отменная. Уплетали снедь дружинники споро, да и я не отставал. Намаз как раз закончился и подошли эти двое. Айсылу - чернявый с едва заметной роскосостью в глазах; его побратим Ядыка - типичный парень славянской наружности, молодой совсем, кстати. Заметили меня, сдержанно поздоровались, уселись за стол. Прошептали молитву, воздали хвалу Всевышнему, провели ладонями по лицу, и принялась за кашу. Нет, право, каша хороша.
   - Никому не пить! - прикрикнул вдруг кто-то.
   Я слегка поворачиваю голову и наблюдаю бородатого, кустистая растительность опускается пониже середины груди, мужика в киевском обмундировании. Подозреваю, это какой-то заместитель десятника.
   Незнакомец, наверное, самый широкоплечий из киевлян. Если бы не внушительный рост, не меньше двух метров, он бы спокойно косил под сказочного гнома. Почти квадратные плечи, выпуклый лоб и полное отсутствие шеи. Вернее, она у него есть. Как же без нее? Но кадык теряется под светло-русыми, почти золотистыми завитушками бороды.
   - И чего он из тиуновой избы приперся? - вполголоса сетует Пятак своим почти женским голоском. - Сейчас поучать примется...
   Потан, как более смелый, поднимает голову и вызывающе смотрит на пришельца.
   - А чего ж не пить? По глоточку винца никому еще не помешало.
   - Я те дам! - грозится мужчина, приподнимая увесистый кулак. И вправду, кулачище у него размерами с голову пятилетнего ребенка. Не хотелось бы попасть под точный удар такой махины. - Так дам, что "винцо", - перекривляет он Потана, - у тебя из ушей цвыркнет!
   - Но-но, - подбоченивается мой недавний супротивник. - Ты хоть и правая рука батьки, Торь, но лучше не зарывайся...
   На этом красочная речь Потана обрывается. Молниеносным движением мужик поднимает киевлянина за барки из-за стола. Шмяк! Костяшки пальцев "правой батькиной руки" врезаются Потану прямиком под дых.
   Дружинник зверски кривляется и медленно сползает под лавку.
   - Приказано не пить! - заявляет Торь. - Чтоб не больше десяти глотков. Нам послов охранять и дорогу разведывать, а не валяться. Как этот...
   Он презрительно сплевывает в сторону лежащего Потана. Удаляется.
   Когда спина "заместителя" скрывается за дверным косяком, едоки оживляются.
   - Курвый сын, - ругается пострадавший и с трудом выползает из-под стола. - А бьет как баба.
   Никто беднягу не поддерживает. Видимо, Торь хоть и не может похвастаться здесь авторитетом, но его боятся.
   - Это кто? - интересуюсь у Рядка. Не забываю, конечно, уминать за две щеки. Ведь не знаешь, когда покушаешь в следующий раз. Мои харчи-то из вещмешка почти закончились.
   - Северянин, - поясняет дружинник. - Тори кличут. Или Торри - их не поймешь. Во всем помогает десятнику, но командовать не имеет здесь права.
   - Ежели он главного побратим, чего на рожон лезешь?
   - Понаехало тут, - до боли знакомыми московскими интонациями (уж мне когда-то пришлось побывать в древней столице, когда проводили Исторический Марафон) отвечает Потан. - Викинги до сих пор ротяки на Русь разевают. Когда-то Киев взяли, расселились тут. А потом и остались. И хоть мой отец тоже из северных был, никак понять не могу: чего они тут себя как хозяева ведут? Вроде давно своими стали, а строят из себя правителей...
   Довольно странные размышления для такого мужика. Я-то раньше воспринимал Пятака с Потаном как больших недоразвитых детей. Только бородатых. А они, видать, и размышлять обучены. Приятная новость. Потому как если у русских бояр имеются мозги, можно будет перетащить их на свою сторону. А там и недалеко до победы над захватчиками из Востока.
   Парень поднимает сосуд с вином и жадно припадает к горлышку. Он глотает и давится, но пьет. Следовательно, ослушивается приказа.
   - Ты что делаешь? - рычит на него Рядко. - Совсем совесть потерял?
   - А я прин... буль-буль... принципиально!
   Потан допивает содержимое глечика и возвращает его на стол уже изрядно дрожащей рукой.
   Старший товарищ мог бы наградить его затрещиной, но почему-то сдерживается, только улыбается в усы. Чует мое сердце, Потан сегодня изрядно схлопочет.
   - Буду пить, сколько бл... вл... влезет! - заявляет принципиальный киевлянин.
   - Так батько ж приказал.
   - Мне батько нич... ничего не приказывал. Мне северянин тут грозился!
   - Довольно, - Рядко хлопает ладонью по грубо отесанной столешнице. - Кушайте и отдыхать. Чует мое гузно, скоро будем выходить?
   - Так на сон же собирались, - возражает Потан, продолжая потирать ушибленное пузо и плотоядно пожирая глазами следующий кувшин, еще полный. - Говоришь, не пойдем мы спать?
   Рядко неопределенно пожимает плечами. Остальные дружинники рьяно берутся за дело и спустя какое-то время по столу гремят пустые миски. Рядку здесь доверяют. Он на вид немного старше любого киевлянина, возрастом почти с десятника. Лицо открытое, добродушное. Но в его чертах угадывается что-то хищное, волчье. Словно матерый хищник выбрался из леса да и остался при славянской избе в роли верного хозяйского друга. Вроде и смирный, да все же волчара.
   Я замечаю, что ни один боец, кроме заносчивого Потана, так и не позволил себе выпить лишнего. Хорошая дисциплина, пусть и привитая столь варварским способом.
   Насколько помню, славянские воины отличались небывалым свирепством и дисциплиной. Но также уважали товарищество и хорошие манеры. Никто не стал бы лупцевать товарища за обеденным столом - не принято. Тори позволил себе некоторую вольность. Что, впрочем, его извиняет. Ведь киевлян ожидает важное задание. Шутка ли: охранять толпу иноверцев, которым едва ли не каждый русич глотку перегрызет. Уж слишком много параллелей между арабами и, скажем, хазарами или прочими тюрками, какие периодически грабят киевские земли.
   - Сколько хочешь? - вдруг спрашивает Пятак у Потана.
   Тот криво улыбается и показывает два пальца.
   Я не сразу понимаю, о чем это они. Потому позволяю себе поинтересоваться.
   - У Рядка нечеловеческое чутье, - привычно тонким голоском объясняет Пятак. - Раз говорит, что мы здесь ночевать не будем, хоть и на ночлег собирались - значит точно не будем спать в этой веси.
   - Интересно, - бормочу про себя.
   - Вот мы и спорим, - подтверждает Потан. - Побратим говорит, что Рядко окажется прав. Ну а я не верю. Ставка в две монеты. Играешь?
   - Как же я тут третьим припишусь, если у вопроса только два ответа? - хмыкаю. - Впрочем, есть еще один вариант. Ставлю две монеты против ваших, что мы одновременно будем и тут спать, и куда-нибудь идти.
   - Это как?
   Тонкоголосый детина почесывает затылок. Потан усиленно хмурит брови, стараясь стимулировать мыслительный процесс.
   - Догадаться нетрудно, - поясняю, чтобы у них мозги не перегрелись. - Раз Рядко такой провидец, пусть будет следующее: часть отряда отправится из селения вон, а часть останется.
   - Принимаю, - почти одновременно кивают парни.
   - А деньги у тебя есть? - с подозрением косится Потан.
   Нет, он точно будет куда умнее кудрявого побратима.
   - Есть, - показываю краешек серебряного слитка.
   - Пилить придется, - хмурит брови Пятка.
   - Что-нибудь придумаем, - успокаиваю его.
   А сам думаю, что очень славно вписался в эту компанию. Ни лишних расспросов, ни подозрительности. Ничего. Воспринимают как друга, бесплатно кормят и ничего не требуют. Если дело пойдет хорошо, после ужина Рядко порекомендует меня десятнику, и я окажусь в дружине.
   Воины привычно переговариваются между собой. Кто болтает о погоде, у кого-то конь споткнулся при въезде в село - нехороший знак.
   - А Микула две веси назад древлянскую девку подпортил, как бы не отомстили...
   - Не те времена пошли. Вот за Олега-то...
   - Да что ты брешешь?
   - Собаки брешут!
   - Не бывает девок с четырьмя сиськами!
   - Да чтоб мне провалиться сквозь лавку! Я ж на дозоре стоял. Своими глазами видел прошлой ночью, как мавка из дерева вылезала. И сисек у нее две пары! Да чтоб мне провалить...
   Скамья, на которой сидит свидетель грудастой мавки, вдруг оглушительно трещит. Киевлянин в ужасе подскакивает и смотрит под ноги широко раскрытыми глазами. Думает, бедолага, что за брехню его покарали боги.
   - А как напудился! - хохочет Пятак. Это он, тонкоголосый, грохнул по скамейке кулаком - она и треснула. - Если бы правду говорил - сейчас не портил бы воздух.
   Испуганный громила сплевывает под ноги и возвращается к еде. Кто-то подначивает его:
   - Будешь чаще медком угощаться - восьмирукого Перуна узришь.
   Вои сыто хохочут и откидываются на скамьях. Приходит время мужских разговоров: военная похвальба, разнообразные армейские слухи, обсуждения женских прелестей и прочие милые вещи.
   Я с интересом прислушиваюсь к беседе.
   Поскольку у нас не застолье, а обычный ужин, здесь не слушают одного рассказчика. Никто не ходит у стола с глечиком вина - сегодня запретили. Никто не рассказывает разухабистые тосты и не кричит "во здравие". Киевляне разбились на маленькие группы по двое и болтают между собой.
   Иногда среди малозначительных тирад проскальзывают весьма занятные вещи. Например, узнаю, что один из воев углядел в отряде мусульман крытую повозку. Смельчак неведомым образом даже сумел туда заглянуть.
   - Одним глазком... - как на исповеди, шепотом, рассказывает он. - А там...
   - Чего? - заговорщицким тоном поддерживает его собеседник - все тот же Потан.
   - Баба!
   - Все может быть, - кивает Рядко, которому тоже такая информация по душе. - Эти... с Востока, всегда своих женщин прячут куда подальше. Вполне возможно, что в повозке какая-то девица. Лика ты, конечно, не рассмотрел?
   - Рассмотрел, - вой, которого зовут Гиляка, наклоняется к Рядку поближе. - Но, чтоб меня божественной молнией ударило, если брешу...
   - Не может быть! - восторгается Рядко, раскрыв рот от удивления. - Действительно?
   - Да чтоб мне! - истово клянется Гиляка. - Как есть - кожа как уголь. Вся черная, даже груди!
   - Она голышом е... ехала? - вклинивается в разговор вездесущий Потан. В отличие от других киевлян, он таки ослушался приказа. Выпил едва ли не целый кувшин вина. Потому язык у него слегка заплетается. Видимо, хоть и умный, а на неприятности нарвется из-за своей строптивости.
   - Мылась она, а эти собаки печенежские как раз лбами оземь грохались. Вот и подсмотрел.
   У меня холодеет в груди.
   Вот оно! Последние сомнения отпадают сами собой. Я действительно оказался в том месте и том времени, где и нужно. Если чуть раньше можно было еще поломать немного голову: там я, или нет, то сейчас уверен. Передо мной действительно посольство Первого Имама. Только Мослааддин аль Мактуб мог привезти в Русь чернокожую невольницу. Раньше таких девиц в окраинах Киева не видали. Именно рабыня из далекой Африки так вскружила великому князю голову, что он решил принять ислам.
   Но теперь этого не будет. Раз уж бог или боги определили меня в прошлое, то всеми силами постараюсь направить ход истории в другое русло. Пусть славяне верят хоть в Рода, хоть в Заратустру. Но будущее не будет стонать под пятой Султанатов и Халифатов.
   - Вот бы посмотреть, - глазки Пятака маслянисто поблескивают. Он вовсю предается мечтаниям: шутка ли, женщина с черной кожей.
   - А если демоница? - спрашивает кто-то.
   - Нет, - отвечаю. И тут же сожалею об этом. Возможно, я смог бы убедить русичей в том, что в повозке мусульман сидит настоящий демон. Вероятно, с их помощью, мне бы удалось убить эту африканскую фурию вместе с Имамом...
   Нет, это невозможно. Вои никогда не ослушаются приказа великого князя. Сказано - привезти - значит привезут и послов, и девку цвета обгорелого полена.
   Приходится объяснить:
   - Мне побратим рассказывал, который за море ходил. Есть там земля, на которой живут чернокожие люди. Они почти не носят одежды и питаются кто знает чем...
   - Точно, - подтверждает Рядко. - И я такое слышал. Правда, не отказался бы посмотреть на такое чудо.
   - А еже ли бы не только пс... посмотреть, - нетрезвый Потан облизывает губы.
   - И не мечтай, берестяной огрызок, - широко улыбается Пятак. - Небось везут девицу самому Владимиру. Уж он-то ее...
   - Да что он-то? - не соглашается кто-то из киевлян. - У него баб этих, поди, за тысячу. Большинство своих жен он и разу не покрыл. Для виду держит.
   - Тихо! - цыкает Рядко. - Торь идет!
   Сытое воинство мгновенно затыкается. Только глазами моргают, показывая, что мечтательные разговоры еще вернутся, как только скандинав скроется в избе тиуна.
   Северянин приближается тяжелыми шагами. Весит он, кажется, даже больше, чем можно представить, глядя на его пропорции. Подбитые мехом сапоги впечатываются земляной пол, будто многотонные головки пресса. Ох и получит сейчас наш любитель медка.
   - Ты говорил, что имеешь новобранца? - Тори смотрит только на Рядка и старательно не замечает Потана.
   А я-то думал, сейчас начнется рукоприкладство! В то же время понимаю скандинава. Если он поколотит принципиального пьянчугу - заработает нескольких недругов среди бойцов. Значит лучше ослушника унизить, да побольнее. Без помощи рук показать, кто тут прав, а кому от грязи отплевываться.
   Нетрезвый боец едва ли не сползает под стол и старается не дышать. Впрочем, на него вдруг находит оглушительная икота.
   Рядко покашливает, заглушая пронзительные взвизгивания Потана. Я его прекрасно понимаю - Тори сейчас не сдержится и вышибет-таки из выпивохи дух. А если через полчаса случится схватка? Лучше иметь в отряде подуставшего бойца, чем до смерти избитого.
   - Вот он, - на меня указывают толстым пальцем.
   Я поднимаюсь, прикрывая скорчившегося Потана. Парня в этом момент окончательно разносит. Он хватается пальцами за столешницу и пытается не упасть. Вот они, последствия ослушания. Хотел показать себя мужиком. В одиночку выхлебал целый кувшин, да еще и на голодный желудок. Теперь получай результат.
   - Как зовут? - Тори глядит мне прямо в глаза.
   Поражаюсь холодной мудрости и тонким ноткам презрения, которые угадываются за его веками. На какой-то миг мне чудится, что я смотрю в морду кобры.
   Белобрысая борода и виски украшают лицо убийцы. Не воина, убивающего на поле брани. Именно холоднокровного ассасина, как их называют на востоке. Подлого, коварного человека, бьющего в спину.
   Мои впечатления совершенно не укладываются в голове. Ну не отвечают лицо и глаза Тори его широким плечам и физическим данным. Быть бы ему мелким неброским замухрышкой - такие как раз рождены для работы с кинжалом.
   - Ярослав.
   Он спрашивает меня о каких-то подробностях. Автоматически отвечаю заранее подготовленными фактами. И из какого я рода, и сколько воевал, и из земель каких. Благо, специальность позволяет свободно разбираться в древнеславянской истории. Другой на моем месте тут же попал бы впросак.
   - Идем, - говорит Тори. - Познакомишься с батькой.
   Он разворачивается и бросает, не глядя.
   - Рядко, идешь с нами. А когда вернетесь - бросьте этого сосунка под забор. Негоже пьянице спать в одном доме с войцами.
   Мы двигаемся следом за скандинавом. Когда подходим к дому тиуна, где-то с грохотом рушится скамья. Потан таки не удержался и грохнулся из-за стола.
   Удивляюсь. Как только такой здоровый парень мог захмелеть от кувшина слабенького вина? Всему виной упертость и голодный желудок.
   - Подь сюда, милСй, - хохочут киевляне над бесчувственным Потаном. - Тут распорядились, чтобы ты со свиньями отдохнул...
   На этой веселой ноте я вхожу в небольшой дворик, отделяющий избу тиуна от обширного двора.
  

* * *

  
   Над лесом медленно клубится слабенький еще туман. Скоро он опустится пониже и обволочет прозрачными пальцами всю округу. Внезапно воцарится ночь и в сочетании с туманом станет почти непреодолимым препятствием для путников - не пройти и не проехать.
   Легкие распирает от чистейшего воздуха, исполненного легким привкусом гнильцы - явный знак близкой реки и болота. Вдалеке хрустальными звоночками журчит вода. Где-то там, среди мшистых валунов плещется маленький водопад.
   Невидимые ночные птички порхают среди медленно темнеющих деревьев. Хищно ухает сова, открывая ослепительно-желтые глазищи. Из глубины седого леса, уже покрывшегося плотным черным одеялом с алыми оттенками заката, доносится протяжный волчий вой. Следом несется предсмертный заячий писк. И снова сердце леденеет от зловещего хохота совы.
   Кругом, за плавными горбами, обросшими шелковистой травицей, раскинулись бескрайние просторы степей. Кое-где они разделены на ровные прямоугольники полей. А дальше, до самого моря на юге и холодных океанов севера, тянутся шелестящие леса.
   В пронзительно чистом небе собираются звезды. Они монотонно мерцают разными цветами, не затененные огнями больших городов. Созвездия парят над землей, кружат неведомые боги. Веют ветры свободного края, а среди них... Где-то в спокойной вышине резвится и мой ветер. Ветер перемен.
   Ох и красива же ты, Древняя Русь. Чиста и сказочка, словно молоденькая девка на выданье. Не дам тебя в обиду басурманам. Костьми лягу, но не дам!
   Эта мысль укореняется в моем мозгу, когда мы с киевлянами проходим в сени.
   В нос ударяет резкий запах живицы. Тяжелые бревна, из которых сколочен добротный сруб тиуна, даром что отсырели от близости с земляным полом, все еще дышат жизненными соками природы. На стенах развешаны вязанки пахучих трав. В дальнем уголке стоит небольшое плетеное лукошко, до самой ручки наполненное краснобокой земляникой.
   Минуем второй дверной проем. Его подпирают двое мусульман, задрапированных в черные шмотки. От них исходит почти осязаемая аура презрения и ненависти. Почти как от Тори.
   Возможно, викинг шпионит для Имама? Все может быть...
   В широком зале, освещенным потрескивающими факелами, за одним столом восседает десятник воев и несколько послов. Почетный эскорт мусульман находится здесь же. Арабы, или как там их, удобно расположились на медвежьих шкурах. Все гости из Востока почти на одно лицо. Я даже и представить себе не мог, что предки наших султанов были настолько похожи. Они манерно распивают чай, пожевывая тонкие черные усики. Уселись со скрещенными ногами на шкурах. Один из них макает пальцы в чашу с водой.
   Мимолетом замечаю несколько алых лепестков дикой розы. Они лениво плавают на поверхности чаши для омовения рук. Интересно, мусульмане специально рылись по лесу, чтобы найти этот цветок? Или с собой привезли?
   Послы также похожи между собой. Только одеты побогаче и практически не вооружены. Такие же черные хламиды, платки и нарукавники. У парочки поблескивают кривые кинжалы за поясами. В остальном их практически не отличишь от остальных мусульман.
   - Вот новенький, - без каких-либо предисловий и обращений сообщает Тори. - Хочет на службу.
   Старый десятник с виду далеко не молод. Седина еще не полностью осеребрила его виски, но множество морщин и старый потемневший шрам на лбу указывают на немалый возраст. Впрочем, стариком его не назовешь. Здоровый мужчина, внушителен в плечах, хотя и не такой круток, как северянин.
   Серые глаза некоторое время рассматривают меня. Мусульмане также пялятся на новичка.
   Знали бы вы, кто я такой с какими целями прибыл сюда! Вот уж бы подивились. Вот уж бы запрыгали, как кролики.
   - Воевать умеешь?
   Вопрос воеводы устремлен в пространство. Кажется, он видит перед собой не меня. Какой-то миг мне чудится, что десятник смотрит на мою душу. До того умен стальной взгляд прищуренных очей.
   - Умею, батько, - низко кланяюсь. Пытаюсь припомнить: как тут, в Древней Руси, обстояло с поклонами среди солдат? Чернь должна шапками пол подметать перед боярами. А вот пристало ли воину склоняться перед командиром? Может, хватило бы кивка? Впрочем, я пока еще не признан как вой. Скорее, десятник воспринимает меня неким отроком, несмотря на приклеенную бороду на моей физиономии. Отроки же должны уважать старших. Значит, поклон с моей стороны - не ошибка. - Справно орудую мечом и рогатиной. К конному бою приучен, имел несколько поединков. Также врукопашную могу...
   - Подтверждаю, - отзывается Рядко. - Он в одиночку Потана с Пятаком отделал.
   Некоторые мусульмане не понимают древнерусского языка. Их более просвещенные товарищи переводят сказанное мной и Рядком. Невысокий черноволосый мужичок, похожий на хазара, щелкает языком и благосклонно кивает.
   Он сидит по правую руку от десятника. Возможно, это и есть Первый Имам?
   Бросить кинжал? Нет, рано! Вдруг промахнусь? Хотя, с такой дистанции только идиот промажет. Или это не он? Могу ошибиться.
   А что, если даже и убью Имама, где гарантия, что после моей смерти (а меня совершенно точно зарубят телохранители) история изменится? Вдруг какой-то другой из послов станет на место Мослааддина? Тогда мои усилия пропадут втуне.
   Лучше подождать.
   - Серебряная гривна в седмицу, - заключает десятник, и я поражаюсь, с какой быстротой на Руси становятся дружинниками. - Стоимость коня вычтут из жалования. Свободны.
   - Спасибо, батько, - отвечаю, не в силах сказать что-то еще.
   - Да, - говорит воевода. - Рядко, собирай людей. Через час выезжаем разведывать дорогу. Наши гости желают, чтобы путь оказался свободен. Так что ночевать станем в чистом поле.
   Вот уже и вторая порция удивления. Какой нормальный командир будет прозябать под залитым росой и грязью одеялом вместе со своими солдатами, чем ютится в теплой избе? Только древнерусский. Настоящий отец для дружинников!
   - Слушаюсь, батько, - чеканит Рядко. - Всех собирать?
   - Всех, - кивает десятник. В то же время замечаю, как он проделывает какую-то фигуру пальцами на столе. Она видна только с нашей стороны - мусульманам ее заметить проблематично. Если увидят стражники на входе - все равно не поймут такого сигнала.
   Стало быть, воевода распоряжается оставить нескольких человек в веси. На случай непредвиденных обстоятельств. Очень интересно.
   Я пристально всматриваюсь в рожи гостей с Востока. И все же не могу определить среди них необходимого мне Имама. Кто же он? Кто везет чернокожую девицу для князя?
   Надеюсь, в скором времени узнаю.
   - Позвольте оставить вас, - десятник обращается к послам. - Года уже не те, что раньше...
   Сказано старческим тоном, но глаза поблескивают молодецкой хитринкой.
   - Пойду, что ли прилягу перед отъездом. Совсем старый я стал. Кости уже на кобыле не держат.
   Мусульмане заискивающе кивают и улыбаются тонкими губами. Болтаются длинные смолянистые усы, мелькают пятна залысин и змеистых чубов.
   - Мы выйдем вшлед ша вами, - один из послов опирается кулаками в бедра, изображая готовность. - Череш два чаша. Нашьему подарку для кньяшья тоше необходим мальенький отдых.
   - Тогда буду отправлять к вам гонца с докладами. Каждый час.
   Воевода поднимается и выходит из комнаты следом за нами. Тиун остается в обществе гостей. Он почему-то невесел, смотрит в спину десятнику едва не умоляюще.
   Я задерживаюсь в дверях, изображая поклон. Мне кажется, командир киевлян не заметил этого взгляда. Или заметил, но не подал виду?
   Чего же староста веси может хотеть от дружинников?
   Ответ приходит мгновенно.
   В застольном зале появляется высокая светловолосая девушка. Она одета побогаче простой селянки. Длинная рубаха до пят украшена разноцветными нитями и несколькими золотыми побрякушками. В ушах покачиваются увесистые серьги трапециевидной формы. Пальчики без колец, но гладкой, без единой морщинки коже видно - это дочь боярина.
   А почему не жена. Да потому, олух я эдакий, что у нее заплетена невероятно пышная коса. Шелковистым ручейком стекает по красивой спинке. Замужние женщины расплетают волосы.
   Целых десять секунд я не могу отвести очей. Девица настолько хороша, что не хватает слов. Тончайший стан, громадные голубые глазищи, маленький носик горбинкой. Бедра настолько упруги на вид, что мой взгляд по ним буквально подпрыгивает. А столь длинных ног, просвечивающих сквозь едва прозрачное одеяние, я в жизни не видывал.
   Маленький мужчинка, который восседал рядом с десятником, тоже мысленно заглатывает девушку. У него едва слюни с резцов не капают. Вона, раскрыл рот, будто издыхающая рыба. Смотри, чтобы не сгнил, карасик восточный!
   Девица не замечает восторженных взглядов. Она бережно ставит на стол кувшин с вином и вопрошающе поглядывает на тиуна.
   - Иди, доча, - прогоняет ее отец. - Матери помоги. И нечего среди гостей шляться.
   Мелкий мусульманин что-то шепчет соседу. Тот коротко кивает и ухмыляется. Бормочет приказ (а я не сомневаюсь, что это приказ, а не обычная похабщина) следующему муслиму. Последний из сидящих за столом призывает стражника у дверей.
   Я стою, согнувшись в поклоне и корчу дурака. Это не проходит незамеченным.
   Подозванный охранник внимает распоряжениям и возвращается на место. Он с удивлением, словно первый раз увидел, пялится на меня.
   - Тьебе сказальи готовьиться, - говорит он. - Иди, конья запрягай.
   Торопливо отступаю в сени, где ждет меня Рядко. Десятника не вижу - ушел куда-то, отдохнуть.
   Двери за моей спиной с грохотом закрываются. Поднимается пыль.
   В последнюю минуту ухитряюсь таки подслушать разговор двоих охранников.
   - Что приказано? - спросил один на чистом арабском. Он не опасался, что кто-то подслушает. Откуда темным русичам знать высокий язык Руни и прочих светил Востока?
   - Девушку хочет. Привести к нему, когда гяуры уедут из селения.
   - А если будет сопротивляться?
   Охранник не ответил, лишь хмыкнул.
   Я улыбаюсь, твердо шагая за Рядком. Если чернокожая рабыня сумела обратить Русь в мусульманство, то светленькая сможет Русь-Матушку спасти.
   Только бы все прошло как по маслу.
   К сожалению, мои надежды не оправдываются.
  
  

Глава Седьмая

Взял ее силой

  
   Я уселся на рюкзак и терпеливо ждал, созерцая беготню по деревне. Избы вдруг ожили. Из
  
   ________
  
   Продолжение следует...
   Продолжение главы будет примерно завтра-послезавтра. Совмещаю писанину этого романа с книгой "Полный дом смерти" http://zhurnal.lib.ru/m/mihalxchuk_w/hodzha.shtml
   Кто желает помочь финансово трудолюбивым авторам - номера кошельков ВебМани:
   Рубль - R147842330341
   Доллар - Z330146008143
   Евро - E165319009301
   Просьба помогать с припиской "Владимиру и Александру".
  
   Имам - чин в мусульманстве. Дословно означает "святой", "сподвижник пророка"
   Намаз или салят (салат) - один из важнейших обрядов в исламе, ежедневное пятикратное моление.
   СВН - Служба Внутреннего Надзора.
   Остана - область, округ.
   Дари - литературный язык западных и восточных иранцев (персов, таджиков и др.), распространенный с конца 9 века до наших дней на территориях Славянского Каганата, Ср. Азии, Ирана, Афганистана, Азербайджана, северо-западной части Индии. Этот язык является прародителем современного фарси-кабули, который его практически заменил, но имеет популярность и сейчас.
   Еловец - навершие шлема, в виде острия с красным лоскутом ткани или кожи.
   Дэв - демон в восточной мифологии. Обладает злобным нравом и стремится к порабощению всех правоверных. Делает разные пакости, иногда помогает бесстрашным путешественникам.
   Муслим - мусульманин, мусульманский.
   Чачван - густая сетка черного цвета, которой согласно нормам ислама женщины закрывают лицо.
   Саамы - древние боги, демоны.
   Салям - здравствуй. Сокращенное от "салама лейкум" - дословно "желаю здравия".
   Геркулесовы столбы, Гибралтар - два мыса Африки и Европы, отделяющих Средиземное море от Атлантического океана.
   Шахид (араб. - ??????? šah?d) - свидетель. Мученик, погибший на войне за веру, родину, честь и семью. В последнее время используется как "мученик за веру". Пояс шахида - взрывчатка, которую активируют террористы-самоубийцы, чтобы убить врагов, посеять панику или повредить военную технику, здание.
   Каролинг - тип скандинавского меча, имел широкое распространение и на территории Древней Руси. Скрамосакс, сакс - короткий меч или длинный нож древних германцев, с односторонней заточкой. Длинна могла колебаться от 20 до 50 см.
   Милисарий - Милиарисий - от лат. MILIARENSE. Византийская серебряная монета, равная по ценности 1/12 солида
   Солид - золотая византийская монета, весом около 4,5 грамма
   Гривна - слиток серебра, весом чуть больше 200 грамм.
   Кто такой?
   Сулица - короткое метательное копье.
   Тул - вместительный колчан для хранения лука и стрел.
   Воин
   Так рус, говоришь?
   Рус. А что не так?
   Куда?
   Врешь, воин!
   Вы что - разбойники или воры?
   А ну, снимай пояс быстро!
   Зачем?
   А если нет?
   Ну, что глаза вылупил? Стреляй!
   Прозвище
   Весь - небольшое поселение.
   Шуйца - левая рука.
   Язва - рана.
   Вершник - всадник.
   Прапорец, прапорець - небольшой стяг, часто на конце копья.
   Рига - хозяйственная постройка для хранения и молотьбы зерна.
   Лясы, ляскать - точить зубы, зубоскалить. Балясы - шутки, льстивые речи.
   Тиун - управляющий княжеским или боярским хозяйством. Тиунов могло быть несколько, разделенных по обязанностям. Например: пахотный тиун, следивший за урожаем на селе. Или мастеровой тиун, ведавший ремеслами, конюшенный тиун и так далее.
   Лыцар - рыцарь.
   Гивно - экскременты, кал.
   Воец - боевой, воинственный.
   Ляммелярный доспех (от лат. Lamella - пластинка, чешуйка) - доспех из сплетенных между собой пластин с помощью шнура. Имеют вид жилетки, надеваемой поверх кольчуги, также случаются в виде ламмелярного халата. Наиболее распространенный вид таких доспехов - самурайские.
   Нет Бога, кроме Бога и Мухаммед пророк его.
   Курва - гулящая, брехливая женщина. Дословно "курвить" - обманывать.
   Лава, лавка - скамейка, скамья.
   Мавка - лесной дух, славянский аналог дриады.
   Напудиться - испугаться.
   Глечик, глечык, глек - кувшин.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В. Михальчук, А. Тестов "Реаниматор истории: Крещение Руси"
  
  

50

  
  
  
  
Оценка: 3.82*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"