Как всегда, возвращаясь с вечерней велосипедной прогулки, Антон был немного уставшим и дюже голодным. Парень ездил в Коломенский парк, чтобы насладиться последним осенним теплом — октябрь в этом году в Москве выдался на редкость хорошим. Но в небе уже стемнело, и ночная прохлада дышала в затылок. «Домой!» — торопил себя парень.
Во дворе перед многоэтажкой горели тусклые фонари и никого не было, однако в сумраке у стены Антон углядел человека в жёлто-зелёном шлеме — ещё одного велосипедиста. Но тот как-то нервно мотнул головой, резко шевельнулся — и вдруг случилось невероятное! — из рюкзака на спине незнакомца вылезли крылья и зажужжали, подняв его вместе с велосипедом на высоту этажа, наверное, восьмого, где он закинул свою двухколёсную ношу на пожарный балкон, а затем заскочил туда и сам.
«Офигеть!» — подумал Антон.
Так как летун забрался именно в тот подъезд, в котором на седьмом этаже жил Антон, то было астрономически глупо не попробовать наведаться к тому месту на лестнице. И, сгорая от нетерпения, парень поднялся на грузовом лифте, но сперва загнал в квартиру велосипед и снял с головы шлем, а также вынужденно заскочил в туалет — приспичило как назло! — и наконец побежал на пожарный балкон.
Странный человек обнаружился на межэтажной площадке: здесь были разложены листы рекламных газет, чтобы не сидеть на голом бетоне, а на прислонённом к стене велосипеде горел довольно яркий фонарь, освещая светловолосого парня в серо-зелёной нейлоновой майке и чёрных обтягивающих шортах — замечательной велоэкипировке, но едва ли пригодной для осени.
— Здрасьте, — произнёс незнакомец как-то тихо и нерешительно.
— Приветик, — тоже с некоторым волнением изрёк Антон.
— Значит, ты видел, как я сюда?.. Да?..
Антон кивнул, продолжая сверлить глазами.
— Эх, теперь придётся перебазироваться, — вздохнул тот. — А на улице уже стало холодно.
— Да и здесь не тепло, — заметил Антон. — И не удобно сидеть на ступенях! И вообще!..
— Да, да, да, — промычал незнакомец, погрустнев.
— А ты в правду, что ли, собрался тут ночевать?
— Вот, приходится. Но я себе подстелил.
Антон ещё раз посмотрел на разложенные газеты. С одной из них улыбался какой-то спортсмен, а на другой была фотография стройки, и рядом мрачнел мраморный, как у статуи, лик Собянина.
— Нет, ну это не дело! — воскликнул Антон. — Давай-ка вставай и пойдём ко мне! Поспишь на мягком диване, хотя бы.
— Да не нужно, — заупрямился парень. — Не хочу напрягать никого. И к тому же, у меня велосипед, вот!
Но Антон улыбнулся:
— А у меня в квартире велосипедов две штуки!
— И ещё третий туда же?
— Бог любит троицу! — с придыханием произнёс Антон и дёрнул парня за кисть. — Вставай и пошли! Нефиг здесь торчать. Ты же не наркоман?
— Нет, конечно, я не таков, — пробормотал тот, вставая. У него был шлем, больше похожий на мотоциклетный, который он надел, чтобы рукам ничего не мешало вести велосипед по ступеням.
— А звать тебя как? — спросил по пути Антон.
— Михаил, — прозвучало из шлема.
— Миша, значит.
— Нет, Миха, — поправил тот. — Друзья называют меня Миха. Миха-механик.
— Механик?
— Ну, это дурацкое прозвище, потому что я... А, впрочем, не важно!
— Не хочешь рассказывать?
— Да нет, могу рассказать: но это будет история долгая.
— Тогда не сейчас.
Под люминесцентной лампой этажного холла Антон увидел, что серый рюкзак на спине Михи был крупный, пластиковый и с какими-то створками, а к туловищу прицеплялся очень толстыми лямками с металлическими креплениями.
— Какой у тебя занятный портфель на спине!
— Ну это инсектокрыл, — пробормотал Миха, — для полётов.
— Да уж! Видел, как ты с улицы на балкон — вжик!..
— А я надеялся, что никто не заметит, ведь было уже темно — специально ждал ночи...
— Так, нам сюда, — Антон указал на дверь и открыл её. Миха пару мгновений помедлил, но зашёл. В прихожей на длинном и довольно грязном ковре стоял один из велосипедов Антона — дорожный: с рулём-бараном и сине-красной карбоновой рамой.
— Поставь рядом с этим, — сказал хозяин квартиры.
Миха аккуратно подкатил свой серебристый и прислонил, заявив угрюмо:
— Но проходить в коридоре будет неудобно.
— Ничего, потерпим! Главное — не задеть!
Парни посмотрели внимательно друг на друга.
— И куда мне? — спросил Миха, моргнув.
Антон указал на гостиную:
— Там есть диван: присаживайся.
Диван оказался кожаный и не очень мягкий. А ещё в комнате был причален у шкафа оранжевый велосипед: двухподвес типа «эндуро».
Антон же, ощущая в себе неугомонное чувство голода, поинтересовался у гостя:
— Будешь чего-нибудь есть?
— Нет, спасибо, — ответил Миха, — я уже ужинал кое-чем и дико хочу спать.
— А я хочу жрать! — крякнул Антон и ушёл на кухню.
Когда же он, закончив свой ужин, вернулся к новому другу, то обнаружил того крепко спящим. Будить его Антон, конечно, не стал, а лишь подивился, как Миха подложил под голову скомканное покрывало и весь сжался, словно от холода. Пластиковый рюкзак и жёлто-зелёный шлем лежали на полу рядом с ботинками. «Хорошо, хоть разулся», — подумал Антон и вышел в прихожую, где принялся с любопытством рассматривать Михин велосипед: вроде бы два колеса, рама, руль, шатуны, звёздочки, цепь — но всё какое-то не такое: непривычно изогнутые манетки, иное крепление фонарей, полное отсутствие тросов и целых восемь амортизаторов. На трубе рамы темнели буквы, и Антон прочитал: «Пегасс». «Ах, ты ж, крылатый греческий конь!» — он мысленно прошептал, но потом, глянув на надпись ещё раз, понял, что написано там было латиницей «Iterace». «Что-то я уже плохо соображаю, — мотнул он головой. — Надо и мне идти баиньки». И он отправился в ванную, а потом, завершив водные процедуры, опять заглянул в гостиную, где увидел всё ту же картину глубокого сна. «Ну, стелить ничего не нужно — мне же меньше хлопот!» — рассудил он и потушил в комнате свет.
Ночь прошла незаметно: никому ничего не снилось.
На завтрак Антон решил приготовить яичницу с кусочками колбасы и даже задействовал тостер, чего обычно не делал — ленился. За окном уже вовсю светило погожее субботнее небо, обещая чудесный день. Миха сидел за столом и мерно рассказывал. И рассказ его был удивительный и невероятный. И если бы Антон не видел вчерашний полёт своими глазами — не поверил бы ни за что.
Итак, Миха прибыл из будущего. Сам он был парень обычный — не учёный, не инженер, не исследователь, не испытатель и даже не спортсмен, а только любитель быстрой и сложной езды на двух колёсах. И Механиком его прозвали друзья исключительно за то, что возился он много с велосипедом: чинил, переделывал, дооснащал и даже мог перепрограммировать хитро спрятанный в раме электронный контроллер, что было, в общем-то, незаконно. И не случилось бы с этим милым светловолосым парнем ничего этакого, но жил по соседству с ним один старый и очень странный человек — теоретик, оккультист, мистик и, как он себя гордо именовал: магистр магии всея Земли. Звали его по-гражданскому: Сергей Иванович Знаменский. Было ему лет семьдесят с небольшим — это в 2063 году. Магистр истово верил в волшебные силы природы и умел пользоваться ими. А ещё ему нравились книги Пелевина, и дух умершего к тому времени писателя был частым гостем в его эзотерической и пропахшей благовониями квартире. И как раз именно от астрального Пелевина Знаменский узнал главный секрет Битцевского леса — что если проехаться на велосипеде по определённому маршруту, то перед ездоком откроются древесные врата леса и, прыгнув в них, он окажется в безмерной изнанке мира.
— И ты проделал всё это, да? — спросил у Михи Антон.
Тот кивнул.
— Нет, я не знал, — сказал он, — что в действительности будет так! Я думал, что это лишь старческая причуда Сергея Ивановича: он сам хотел съездить, но здоровье не позволяло — и он попросил меня. А я считал это просто забавой. Но мир изнанки для меня обернулся прошлым: я переместился назад на двадцать лет. И когда осознал, что еду совершенно не по тому парку, к которому привык... В общем, это был шок. Мне казалось, что я липко сплю. Да и сейчас кажется...
И он вздохнул.
— Но постой! — взял слово Антон. — Ты сказал, что переместился на двадцать лет в прошлое из шестьдесят третьего — но это ведь не сюда!
— Да, конечно, — согласился Миха и объяснил: — В сорок третьем я паниковал и не знал, что делать. Магистр Знаменский мне говорил про некие врата оборотня, через которые я вернусь обратно. Но ёлки-палки! Я ведь толком-то и не слушал его тогда: посчитал, что с меня хватит и первой части велосипедного путешествия, чтобы опровергнуть всю ту фантастику старика. Зря я не слушал! Зря!
И он вздохнул ещё раз. А потом продолжил:
— В общем, не понимая, что и как делать дальше, я просто проехался по тому же маршруту ещё раз и прыгнул в лесные врата — и в результате перенёсся на дополнительные двадцать годов назад. Теперь уже сюда — в эту реальность.
— Невероятно! — воскликнул Антон. — Умопомрачительно, но интересно!
— Ешь яичницу, а то остынет, — сказал Миха как-то совсем уж по-будничному.
Но вместо того, чтобы отрезать кусок и положить себе в рот, Антон придвинулся к прыгуну во времени и пощупал его.
— Нет, я не приведение! — улыбнулся тот.
— Да, вижу, что не приведение, — полушёпотом констатировал Антон. — И в этом есть что-то страшное и зловещее.
Затем у них зашёл разговор о будущем. Миха почему-то не стал взахлёб рассказывать о потрясающих новинках своего времени, а ограничился очень куцыми и скучными изречениями, подытожив затем фразой:
— Каждая эпоха по-своему хороша, но также и по-своему плоха.
— Значит, там потом будет что-то не очень приятное? — догадливо спросил Антон.
— Кое-что будет, но я предпочёл бы об этом не говорить. Тем более, магистр Знаменский настоятельно просил с призраками изнаночного мира не разговаривать.
— Значит, я — призрак? — шутливо пробормотал Антон, глядя на Миху.
— А кто его знает!.. — отозвался тот.
И эта Михина фраза заставила Антона задуматься.
— Ешь яичницу! — между тем произнёс белобрысый парень.
Антон кивнул, но снова яичница не отправилась в рот, а с языка соскочили слова:
— А вот этот летательный аппарат, как он там называется?..
— Инсектокрыл, — сказал с гордостью Миха. — Тот, кто его придумал, вдохновлялся полётами маленьких насекомых.
Но Антон сморщил физиономию:
— Фу, не люблю насекомых: вечно они не туда залетают, жужжат и ещё кусаются!.. А я могу попробовать на этой штуке с крыльями?
— Нет, — строго ответил Миха.
— Почему это? — возмутился Антон.
— Понимаешь ли, летать на инсектокрыле не так уж и просто: он управляется через нейроимпульсы и нужно сперва довольно долго тренироваться на специальном компьютерном эмуляторе, чтобы развить чувство контакта и научиться адекватно контролировать взмахи крыльев. И кроме того, каждый инсектокрыл настраивается под конкретного человека — и кто-либо другой без перенастройки не сможет летать.
— Жаль, — сказал Антон и вздохнул.
И парни договорились отправится в Битцевский парк. Миха пообещал показать те магические врата, через которые происходит перенос в прошлое. Антон быстро надел велошлем, не забыв прицепить экшн-камеру, и выкатил оранжевый велосипед из гостиной, произнеся словно заклинание:
— В Битцу я езжу всегда на эндурике.
До парка они добрались быстро: от дома Антона даже пешком дойти было не проблемой. Лес встретил велосипедистов тенью и жёлтой осенней листвой, золотимой солнцем. По асфальтовым дорожкам шагали гуляющие и ездили подростки на электрических самокатах.
— А у вас тоже всюду снуют самокатеры? — спросил Антон.
— Нет, у нас таких нет, — ответил Миха.
— Ох, и везёт же вам!
— Но у нас теперь многие летают... — с грустью добавил Миха.
— Летают?.. — задумчиво проговорил Антон. — Столпотворение в воздухе?.. Но моей фантазии, увы, не хватает, чтобы представить это.
Мимо на жёлтых арендных самокатах проехали ещё два юнца. Один из них крикнул:
— К озеру!
Но другой не согласился:
— Давай лучше на холм!
И когда они откатили подальше, Антон спросил:
— А куда двинемся мы?
— Туда, — Миха указал вглубь парка. — Нам придётся заехать в самый центр лесного массива.
— Не вопрос! — отозвался Антон. — Я обоими колёсами за такую поездку!
Сначала они ехали по асфальту, не разгоняясь и старательно объезжая гуляющих, а потом Миха сказал:
— Знаешь в лесу насыпь с бетонным колодцем? Я что-то не соображу, как нам туда лучше проехать — здесь тропинки совсем не такие, как в моём времени.
Антон ответил:
— Да, понимаю, о чём ты говоришь. Нам надо свернуть вон там, а потом по оврагу — это трейл «Романтичный».
— Точно! — кивнул Миха. — Ручей, овраг и петляющая дорожка — «Романтика» называется. Только у нас никто уже не знает, почему она так зовётся.
— А я тоже не знаю, — сказал Антон. — Кто-то когда-то придумал. Хотя романтичной я бы назвал другую лесную тропку.
В указанном перепутье они свернули с асфальта на грунт. Справа была полянка с раскидистым дубом.
— Йоу, какое здесь всё другое! — воскликнул Миха. — На месте старого дерева в моём времени находится скай-шор «Млечный путь». Там светильники очень забавные: в виде звёзд — поэтому и названо так.
— Что за скай-шор? — поинтересовался Антон.
— Это как шор, только очень высокий и крутой — без инсектокрыла его не проедешь. Но весь кайф заключается в том, чтобы заехать как можно дальше, не раскрывая страховочных крыльев.
Антон попытался представить эту конструкцию из узких дорожек, проложенных на высоте, но почему-то светящиеся пятиконечные звёзды затмевали воображение. А потом он чуть не задел за ствол дерева на повороте и понял, что надо рулить, а не мечтать о «Млечном пути».
Так как на той тропинке, по которой они теперь ехали, народа совсем не было, Миха решил порезвиться и вдавил на педали, а в паре мест, где тропа, нырнув в низину, потом резко поднималась на гребень волнистого Битцевского рельефа, включал свои крылья и резво взлетал вверх, совершая на велосипеде высокий прыжок. В эти мгновения он напоминал этакого ангела на колёсах.
— Классно! — восхищённо крикнул Антон, который тоже хотел так подпрыгнуть, но на своём эндурике без летательного рюкзака ничего подобного сделать, естественно, не мог.
Добравшись до гидротехнического сооружения, парни остановились.
— Куда теперь? — спросил Антон.
— Туда, — Миха повернулся к тропинке, заваленной жухлой листвой. Оттуда веяло осенней грустью, но Антон был бодр и весел.
— Здорово ты летаешь! — сказал он. — Такое ощущение, что велосипед у тебя совсем невесомый.
— А он и вправду лёгкий, — произнёс Миха и предложил: — Попробуй-ка прокатись! А я заценю твой эндуро, согласен?
И они махнулись велосипедами.
— А куда запихнули все тросики? — спросил Антон, удивляясь отсутствию на руле всякой проводки.
— Тут всё электрическое, — объяснил Миха. — Всё управляется сервоприводами — и тросы не нужны.
— Здорово! — воскликнул Антон. — А вот эта надпись на раме: что она означает?
— Iterace — это гонка с пролётами, — сказал Миха. — Мой велосипед для неё предназначен, о чём надпись и сообщает.
— Понял, — кивнул Антон, — как мой тарантас зовётся эндуро!
— Угу.
— А эндуро-гонки проводятся в будущем?
— Ну, скажем так: есть и кое-что значительно круче.
Улыбка на лице Михи досказала всё то, чего не выразили слова.
— С использованием крыльев? — предположил Антон.
— И с ними в том числе.
— А когда этот наспинный насекомо — как его там — изобрели?
Миха ответил:
— Инсектокрыл появился где-то в середине пятидесятых годов. А сконструировал его, кстати, наш соотечественник, Шир или Шур — вот, ёлки-палки, забыл фамилию!..
Но Антон уже не слушал, а погрузился в мысли, но эти мысли его, похоже, немного опечалили — и он пробормотал со вздохом:
— В пятьдесят пятом мне исполнится шестьдесят. Эх, не дождусь!..
— А, может, дождёшься!
— Что же: в шестьдесят лет резвиться, как молодёжь?!
— Но первые летуны были люди в возрасте! Потому что сперва летать могли только богатые. А массовым, но всё равно не дешёвым, инсектокрыл станет только потом.
— Утешил прям!
— Ну, что есть — то есть: говорю правду.
— Ладно, поехали!
Михин велосипед действительно был очень лёгкий. И очень прыгучий. В этой непривычно прыгучей лёгкости, безусловно, был свой особенный кайф. Тяжеловесный эндурик подпрыгивал на кочках иначе, его воздушные амортизаторы отрабатывали дорожные неровности по-другому — и не сказать чтобы хуже или лучше — просто по-другому. Но полёты с инсектокрылом — вот что впечатляло по-настоящему! Вот где была лёгкость! Вот что хотелось попробовать!
И в конце заезда, пересаживаясь на родное седло, Антон грустил вовсе не по прыгучему велосипеду будущего. Но и Миха тоже грустил, пусть и о другом, произнося:
— И всё-таки у вас парк лучше! Он здесь более естественный, живой — такой, каким его сотворила природа. А у нас благоустроили до того, что стало как-то совсем уж декоративно...
С запада подул порывистый ветерок, зашуршало в кронах, и с веток попадало несколько жёлтых листьев. А ребята двинулись дальше и вскоре выехали на небольшую поляну.
— Стой! — сказал Миха. — Здесь то самое место!
Впереди тропинка ныряла в тень, стволы и ветви деревьев образовывали что-то вроде арки. А ещё рядом стояли врытые в землю поленья-идолы с вырезанными лицами, должно быть, древнеславянских богов. Миха сообщил, что эти фигуры были специально здесь поставлены, чтобы собирать энергию проходящих мимо людей:
— Магистр Знаменский называл их якорями.
— Почему якорями? — удивился Антон. — Тут даже ручья нет поблизости.
— Не знаю. Да это и не важно! Главное другое: если разогнаться и проехать через вот эти как бы ворота, то перенесёшься в прошлое, — сказал Миха. — При этом испытываешь очень необычное чувство: этакую невесомость.
— Как интересно! — проговорил Антон.
— Хочешь попробовать?
— Ну, как-то я вот не верю, что куда-либо перенесусь из этого места.
— Я тоже не верил, — произнёс Миха.
Антон ещё раз посмотрел на ту древесную арку, и на темнеющую тропинку, и на угрюмые лица идолов — и в конце концов изрёк:
— А надо попробовать! Зря я, что ли, сюда приехал?.. Тут даже не трамплин, а так — просто бугорок на дороге. Не препятствие — перескочишь легко!
— Ты меня не слушаешь! — сказал Миха.
И Антон, действительно, не слушал — он был весь в предвкушении.
— Опомнись! Это не игра!
Но и эти слова пролетели мимо ушей, потому что Антон отъехал подальше, весело подмигнул, вдарил по педалям, разогнался, пронёсся между стволами-воротами — и исчез. Со стороны это выглядело, как кинематографический эффект смены кадров с растворением одного изображения в другом. И одинокому Михе ничего не оставалось, кроме как последовать за Антоном.
Перенос во времени происходил быстро и безболезненно: Антон лишь на мгновение почувствовал очень приятное ощущение лёгкости — как при свободном падении, — а потом вокруг снова пересобрался осенний лес, только стало чуточку холоднее и ветви деревьев рисовали своими переплетениями немного другой узор. А ещё на небе было полно облаков.
— Йоу, посторонись! — сзади раздался возглас Михи, и его серебристый велосипед чуть не врезался в Антона, который стоял на тропинке.
— Ну что? — спросил Миха.
— Кажется, сработало! — бодро и даже весело произнёс парень, ещё до конца не осознавая случившийся сдвиг во времени и его неминуемые последствия.
— И что теперь будем делать? — продолжил язвительно говорить Миха. — Искать, кто нас здесь приютит, или бомжевать?
— А вот об этом я как-то и не подумал, — прошептал Антон.
— Бррр! — вздрогнул Миха. — Тут холоднее и пасмурнее.
— Тогда поехали хоть куда-нибудь: будем крутить педали, чтобы не мёрзнуть!
И они двинулись по тропинке. Битцевский лес здесь был немного другой: листва почти вся опала и желтели лишь редкие деревья. Первый встреченный человек — мужичок с немецкой овчаркой — сообщил, что нынешний октябрь принадлежал 2003-ему году. И Антон, видя невзрачные куртки и плащи на гуляющих, постепенно грустнел, а когда ребята выехали к жилым домам, погрустнел и отчаялся совсем, потому что на дворе было самое что ни на есть настоящее прошлое — немного угрюмое, серое, заставленное гаражами-ракушками и торговыми палатками.
— Да... — вздыхая, проговорил Антон. — Уходить в прошлое мы научились, но как вернуться назад? Назад в будущее! Фильм такой был, как помню...
И тут Миха воскликнул:
— Чёрт! Надо было в том твоём времени поискать Сергея Ивановича Знаменского: может быть, он чего-нибудь посоветовал. А сейчас ему здесь лет десять от роду будет — ребёнок ещё!
— Да уж! Непонятки... А если проехать по тому же маршруту в обратку?
— Это не поможет. Я помню только, что для перемещения назад нужно использовать врата оборотня, о которых магистру рассказал дух Пелевина.
— Пелевина? — переспросил Антон.
— Да, дух писателя.
— Так Пелевин где-то тут рядом живёт. И в 2003 году он не ребёнок! У него расцвет творчества!
— Но как мы его найдём?
И Антон вспомнил, что однажды ездил кататься с группой ребят по велодорожкам в Чертаново, и один из парней указал на высокий панельный дом и сказал, что именно там располагается квартира Пелевина.
— И какой это дом? — спросил Миха.
— Точно сказать не могу. Но там был пруд рядом. А в пруду плавали утки.
— Поехали! — воскликнул Миха. — Поехали искать этот дом!
Парни двинулись. На местном асфальте ещё не были обозначены специальной разметкой велодорожки, но окрестные пейзажи выглядели для Антона знакомо. И Большой Чертановский пруд был им опознан, как тот самый.
— А вот и фасад нужного дома! — обрадовался Антон.
И они въехали во двор двадцатипятиэтажного здания.
— Ну что же, — произнёс Миха, — часть задачи уже решена. Но как мы найдём писательскую квартиру?
— Да спросим у тех бабусь! — сказал Антон, направляясь к скамейке, на которой сидели две пожилые дамы: одна была в синем платочке, а другая — в серенькой шляпке.
— И чего они нам расскажут? — пробубнил сзади Миха. — Про свои хронические болячки? Или про своё долголетие?
— Ты похоже не в курсе, — сказал, ухмыльнувшись, Антон, — но в стародавние времена приподъездные бабушки знали о жильцах практически всё.
И действительно, старушки оказались осведомлённые и назвали номер квартиры, где проживала Пелевина Зинаида Семёновна со своим непутёвым сыном.
— Почему непутёвым? — спросил парень.
— Да потому что бумагомаратель каких свет не видывал!
Такая трактовка творчества Антону совсем не понравилась, но спорить с дамами он не стал, а поблагодарил за наводку и направился вместе с Михой в подъезд.
К счастью, Пелевин был дома, но как только он выглянул из квартиры и увидел ребят, то сразу же захлопнул дверь, пробурчав:
— Не беспокойте меня!
— Но мы к вам по делу! Послушайте, мы из будущего и можем доказать это! — выкрикнул Миха. Но похоже, ребята из будущего Виктора Олеговича не интересовали.
— Имеет право так поступить, — выдохнул Антон и приготовился катить свой оранжевый велосипед обратно к лифту.
— Постой, — сказал ему Миха. — Сейчас я кое-что посмотрю у себя. Это должно помочь!
И он достал из кармана вещицу: створчатый пластиковый цилиндрик длинной сантиметров десять, затем раздвинул его створки, между которыми натянулось гибкое полотно.
— Что это? — удивился Антон.
— Смарт-плёнка.
— То есть экран?
— Да, экран.
— Как прикольно!
Миха водил пальцем по светящейся поверхности полотна и кликал.
— А что ты там делаешь? — спросил Антон.
И Миха сказал, что в его правокорректном будущем многие книги Пелевина были по понятийным соображениям или запрещены, или значительно отредактированы, но у магистра Знаменского имелись в электронном виде все оригинальные тексты, и он их записал на Михино устройство.
Наконец парень закончил библиографические изыскания и снова нажал на дверной звонок. И как только с той стороны послышалось шуршание, он громко протараторил в замочную скважину:
— Виктор Олегович, выслушайте! Мы вправду из будущего. Соответственно, мы знаем будущее. В том числе и ваше. И сейчас вы должны работать над романом «Священная книга оборотня», который выйдет в следующем году. Там история про антропоморфную лису, которую вы нарекли именем А Хули. Такое вот необычное имя — А Хули.
— Как, как? — прозвучало с той стороны.
— А Хули! — крикнул на весь этаж Миха. И эти магические слова возымели действие — дверь распахнулась.
Виктор Олегович поглядел на парней и на их велосипеды.
— Ну, рассказывайте, — произнёс он. И внимательно выслушав сбивчивый рассказ Михи, лишь развёл руками:
— Мне, конечно, было лестно услышать, что мой эфемерный дух в том вашем будущем знает секрет перемещения по шкале времени, вот только мне живому здесь и сейчас ничего об этом не известно. И о возможности такого я даже никогда не задумывался. Но теперь, благодаря вам, буду задумываться. Да, время и судьбы пересекаются — это факт! Тут я согласен с этим вашим стариком-магистром. И знаете что?! Вот я сейчас действительно пишу книгу про одну лисью особу и до сего момента совершенно не знал, чем там дело кончится — но теперь знаю! Она поедет на велосипеде и прыгнет. Такой вот красивый прыжок!..
— Прыжок во времени! — произнёс Антон, вспомнив фразу из любимого фильма «Люди в чёрном». А на Миху эти слова подействовали странным образом: он закрыл глаза и то ли задумался очень серьёзно, то ли решил абстрагироваться от мира. И когда разомкнул веки, то огласил:
— Кажется, я знаю, как нам вернуться обратно!
— Как же? — спросил Антон.
— Прыгнуть, прыгнуть! — ответил Миха и повернулся к писателю: — Спасибо вам огромное, Виктор Олегович!
— Мне-то за что?
— А за всё. За то, что вы есть!
Идея состояла в том, чтобы повторить эксперимент лисы А Хули: в книге давалось легко распознаваемое на реальной местности описание пустыря с дёртовым трамплином. Антон и Миха быстро обнаружили эту поляну. Но погода капитально испортилась: небо заволокло тучами, обещая неизбежный дождь, — и эта серость прогнала всех прочих велосипедистов из парка.
— Да уж, похолодало! — произнёс Миха.
Антон был одет теплее, но тоже чувствовал, как злой ветер при порывах кусал ледяными зубами.
— На этот раз первым поеду я! — громко объявил Миха и откатил чуть поодаль, чтобы разогнаться получше. Он даже раскрыл на спине крылья. И вдруг кое-что вспомнил и крикнул Антону:
— Широков! Чувака, что придумал инсектокрыл, звали Широков.
И тут Антон вздрогнул. Его фамилия тоже была Широков! Между тем, жужжащие крылья помогли Михе ускориться — он прямо-таки влетел на трамплин и исчез. Жужжание резко оборвалось, и остался лишь шум ветра в окрестных деревьях. Да ещё шуршали в памяти слова Михи: «Широков, Широков»...
Но первая капля, упавшая с неба, заставила Антона действовать: он тоже отъехал назад, развернулся, покрепче вцепился в грипсы, разогнался, достиг земляной насыпи — и велосипед взмыл в воздух, провёл там несколько невесомых мгновений, а потом с характерным скрипом в амортизаторах рухнул в то место, где почва была исполосована следами от колёс предыдущих велопрыгунов. Антон затормозил и остановился. И сколько бы он ни крутил головой, куда бы ни направлял взгляд — перемен нигде не было: унылая поляна прошлого всё так же серела под хмурым небом и всё так же шуршали качаемые ветром деревья. И страшное щемящее чувство безмерного одиночества накатило на парня.
«Чёрт! Что же это?» — подумал он. И потом догадался: «Быть может, я ехал недостаточно быстро? Ведь Миха на своих крыльях вон как разогнался — жу-жу-жу!» Но у Антона не было за спиной крыльев, и разогнаться он мог только единственным способом — крутить сильнее педали. Поэтому теперь он отъехал подальше и весь путь до трамплина гнал, не жалея сил. И вновь оказавшись обоими колёсами в воздухе, Антон почувствовал сперва захватывающее дух чувство, а потом — резкий удар и стремительный завал вбок: весь мир опрокинулся как бы. И вместе с этим кровяное давление утяжелило голову, и глаза уже ничего не видели, кроме мерцающих точек, а в лёгких ощущалась как будто вода. «Дышать!» — приказал себе парень. Вдох, жадный вдох. Ох!
— Чувак, ты в порядке? — прозвучало возле правого уха.
Антон разомкнул веки и сразу понял, что всё это время лежал на холодной земле. Рядом находился какой-то парень в синей бейсболке: лицом он напоминал Миху, но был точно не им. Приподнявшись, Антон увидел и свой оранжевый велосипед, валявшийся сбоку. А на небе светило солнце.
— Ты как? — спросил парень в бейсболке.
— Я в порядке, — ответил Антон и встал. У него неприятно гудела и немного кружилась голова. Было что-то похожее на приступ отвратительной тошноты, но после нескольких вдохов гадкое чувство в горле исчезло.
— Наверное, это твоё, — сказал парень, протягивая экшн-камеру, которая, должно быть, оторвалась от шлема при резком падении.
— Да, спасибо, — поблагодарил Антон, беря в руку ценную вещь. А потом вдруг спросил:
— Какое сегодня число?
— Четырнадцатое, — ответил парень.
— А год какой?
— Ну, 2023-ий сейчас. И послушай, дружище, у тебя точно ничего не болит?
— Всё нормуль! Всё окей! — ответил Антон, отряхнулся, поднял свой оранжевый велосипед и пошёл вверх по склону — туда, где была дорожка. На пути ему встретился рой мелких мошек, но вместо того, чтобы отмахнуться от них рукой, он мило улыбнулся. Что-то волшебное и божественное заставило его улыбнуться этим крошечным насекомым. И мысли у него были очень хорошие: о чудесах, об ангелах, о жужжащих полётах...