Гуревич Рахиль. Лисье время

От автора. Хочу поблагодарить за критику и бесценные советы организаторов, руководителей и участников семинара СТД "Авторская сцена -2024": председателя кабинета драматургии СТД Ольгу Алексеевну Новикову, председателя семинара Николая Владимировича Коляду, театральных критиков Бориса Борисовича Цекиновского и Евгения Авраменко, режиссёра Андрея Геннадьевича Любимова, а также сказать спасибо актёрам Русского театра им. Бестужева (Улан-Удэ): з. а. РБ Алёне Левицкой, н.а. РБ Олегу Петелину, н. а. РБ Сергею Васильеву, Оксане Заславской, Александре Кривобоченко, Павлу Рыжакову, Даниилу Бахтину, студентам ВСГИК Марии Медведевой и Юлии Ёлгиной за помощь в работе над пьесой.

Рахиль Гуревич

Лисье время

Мистическая драма в семи сценах

Действующие лица:

Кровяков, Александр Анатольевич - командир поискового отряда, бывший спецназовец, 50 лет

Ремешков, Руфим Рауфович, руководитель хора "Незримый бой", поэт, 55 лет

Шершнева, Аделаида (Ада) Ивановна, директор физикоматематического лицея, депутат городского поселения, 60 лет

Ветлувий, её сын, председатель товарищества-поселения, отстроенного по программе молодой семьи, водитель школьного автобуса, 35 лет

Вета, его жена, секретарь в Администрации, 35 лет

Елецкая, Елена Никифоровна, педагог-организатор физикоматематического лицея, директор школьного музея Боевой славы, одноклассница и подруга Шершневой

Солдат - тень, пехотинец, на воротнике гимнастёрки - петлицы красноармейца, на гимнастёрке обожженным краем отверстий зияют следы пуль.

Танкист - тень

Партизан - тень, в зимней одежде с автоматом наперевес, тень.

Действие пьесы происходит в наши дни.

"Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие как часовые..."

(Владимир Высоцкий "Он не вернулся из боя")

Сцена первая

Рубленый дом в деревне Ветлицы, две просторные комнаты, всё сделано в дорогом русском стиле, стол в одной из комнат, у стола - лавка, на ней в дальнем углу сидит Солдат. Солдат задумчив и отстранён, индифферентен. Во второй комнате на задней стене - огромный экран, на полу ковёр и детские игрушки.

Пространство перед домом. Стоит теплица. Видны часть сарая, часть забора и детская горка - всё из сруба. Дверь резной калитки открыта. Везде разбросаны игрушки: вёдра, лопатки.

Птичьи трели. Из сарая появляется Ветлувий. Он крадётся к дому, держа в руках триммер наподобие дубинки. Появляется Кровяков.

Кровяков. Что, брат, собрался косить? Апрель! Земля парит!

Ветлувий вздыхает с облегчением. Солдат встаёт и выходит из дома " Ветлувий вздрагивает. Солдат ходит-бродит по участку. Ветлувий и Кровяков обмениваются рукопожатиями, Ветлувий явно рад.

Ветлувий. Да это... Санёк! Хотел бензина в триммер залить, лишнюю канистру подогнали. Тебе не надо? (Относит триммер к сараю, затравленно и как можно незаметнее ищет Солдата.) Хорошо, Санёк, ты зашёл.

Кровяков. Ты позвонил - я зашёл.

Ветлувий (растерянно). А, ну да. Тут... Там... (Замечает Ремешкова.) О! Заходите, заходите дорогой поэт! Не прячьтесь за калиткой. Да вас не узнать.

Появляется Ремешков с букетом ландышей. Одет по-охотничьи, с ружьём за спиной, он что-то высматривает, видит Солдата, вздрагивает.

Ремешков (декламирует). Ты позвонил, и я зашёл, случайно ландыши нашёл. Знаете же, что плоды ландыша ядовиты смертельно, да?

Ремешков нервно и суетливо трясёт руку Кровякову и Ветлувию.

Кровяков. Да ладно, вы ж не собираетесь со стебля сто штук сжевать.

Ремешков (оглядываясь). Ну как дела на поисковом фронте?

Кровяков (машет рукой). Да какие дела. Времени не хватает. Экскурсии, экскурсии, палаточные лагеря к лету готовим.

Ветлувий (Ремешкову). А вы, товарищ-поэт, к майским порадуете новинками? Мама ждёт-не дождётся.

Ремешков. А капелла пару песен.

Ветлувий. Две песни? Вы серьёзно? Мама хотела целое отделение.

Ремешков. Не могу. Постарел хор, состарился. Старики тугодумы. Им тяжело новые песни разучивать. Молодёжь срочно нужна, молодёжь!

Ветлувий. Будет-будет вам молодёжь. Скоро наши дети подрастут. И будет вам детский хор по программе молодой семьи.

Ремешков. Голоса нужны, а не массовость. Голоса! Есть тут в вашем молодёжном поселении таланты?

Ветлувий. Натаскаем. И будут голоса. Я бы и сам пел, но бог не дал. Радуюсь, когда хор вожу по городам и весям. Отдыхаю душой. (Смотрит на Солдата.)

Ремешков (Кровякову, с надеждой). Сейчас для вас, поисковиков, самое время. Снег сошёл. Может найдёте кого, поднимите?

Кровяков (внимательно смотрит на Ремешкова). Время что надо. Время поисков и находок. Не всегда приятных, замечу. Летом всё чёрные копатели клады французов ищут, рыщут-рыщут, того и гляди пристрелят.

Ремешков (Ветлувию, почтительно). Как матушка твоя, Ада Ивановна, сто гектаров с лишком приобрела, так чёрных археологов поубавилось - частная территория.

Ветлувий. Выгодный оказался бизнес. Охотничье хозяйство.

Ремешков (заискивая). Отличный бизнес. Охотникам хочется почувствовать себя молодыми: привадить, подкараулить, пристрелить. Опять же - у всех леса исчезают, наши - ввысь и вширь.

Ветлувий. Что это с Вами, Руфим Рауфович? Впервые про охоту от вас.

Ремешков (беззаботно напоказ). Решил по лесу прогуляться, место силы.

Ветлувий. Да и с ружьём впервые вижу.

Ремешков. Да какое ружьё... Отцовская берданка.

Кровяков (подозрительно). Неужели берданка? Раритет.

Расчехляют ружьё, Кровяков и Ветлувий с интересом его рассматривают.

Ремешков. Да! И патроны имеются! Целых три!

Кровяков (шутливо). Браконьерствуете, ну-ну.

Ветлувий. Все годы без разрешения хранили?

Ремешков (доказывая горячо). Разрешение и лицензию выправил по осени! Ружьё для защиты. Мало ли. Лисы разбегались. Барсуки и ежи случается бешенство разносят. (Озирается на Солдата.)

Ветлувий. Ежи - ерунда. Лисы - бедствие. (Кровякову.) Где это видано - зверь из леса к людям бежит. (Ремешкову.) У нас, Руфим Рауфович, лиса в фундаменте зимой поселилась.

Ремешков. Слышал. У вас сарай как у других коттедж. Поняла, где жирно. К самым зажиточным потомство отнесла, умная лиска.

Ветлувий. Лиса не разбирается. Ради детей сразу не прогнали, не выкинули лисят. Опять же: друзья смотреть приходили " лисята симпатичнее собак-то, общение детям и радость.

Кровяков. Волков постреляли, вот лисы и наглеют. В лесу-то раньше она стрелой пробежит, только хвост и разглядишь. Мусор чаще надо вывозить. Лисы - падальщики. Законы природы нарушены, одна зараза расползается.

Ветлувий. Смешные они, щенята-лисята, видел? Лисят пристроили, в зоопарки - в лесу-то растерзают, а мать их тупая - злится, ждёт их, один раз затаилась в снегу-то, я вышел, она как подскочит.

Ремешков. Мышкует.

Солдат (нашёптывая). Мышкует-мышкует...

Ремешков. Тут же Солдат.

Ветлувий. Видишь его, Санёк?

Кровяков (удивлённо). Ты перепил, что ли?

Ветлувий (озадаченно). Не знаю. И верно: что-то с похмелья странное мерещится.

Ремешков (удручён, в панике бегает, хочет что-то доказать Солдату). Помню раньше, в детстве-то, как снег сойдёт, всё ходили по лесам-то, но не сильно вглубь, чтоб волки не задрали. Каски находили, мечтали о гильзах. Это теперь металлоискатели разные, аэросъёмки ваши, Александр Анатольевич. Я мальчонкой ни разу патрон не нашёл. (Солдату.) Вот клянусь! Ни разу. А ребята находили. И гильзы, и фляги немецкие, и останки... Кто-то звезду отрыл. Как же я завидовал!

Кровяков. До сих пор так же тыкаемся, мучаемся на ощупь. Когда земли размежевали, под ваше, Вить, поселение, меня с ребятами и наняли - поднять всех воинов-то. Странные творились вещи. Геодезисты, БТИ приезжали, старались побыстрее смыться. Я сам ни разу не видел теней.

Ветлувий. А сейчас?

Кровяков. Что сейчас?

Ветлувий. Не видишь, тени-то?

Кровяков. Бред. Какие тени?

Ветлувий (убеждённо). А они есть!

Кровяков. Сказки. Я когда по лесу хожу, знаю - души солдатские летают, и я с ними разговариваю, верхушки деревьев мне кивают. Благость, как говорит ваш протоиерей.

Ремешков. К полю нашему после войны старались не приближаться, место считалось проклятым, якобы солдаты неподнятые там сидят, пугают. (Указывает на Солдата.)

Кровяков. Читал в архивах и такие воспоминания. Сорок первый! Роковой.

Ремешков. Не бои. Мясорубка!

Кровяков. Железок повытаскивали, когда под деревню рыть стали, мины и даже пулемёт. И один медальон с вложением.

Ремешков. В сорок втором, как оттаивать начали, медальоны на игольницы растащили - бабушка рассказывала.

Ветлувий (озирается, с досадой). А всё говорят, люди сознательные, страна героев, а они медальоны на игольницы.

Кровяков. Населению нищему, без крова, приказали убитых закопать по весне, они и закопали. Про медальоны не предупредили. Люди ещё десять лет после в землянках ютились. Не думали о памяти - выжить бы самим.

Ремешков. Женщины да старики. Голодные. Холодные. Да что там. (Машет рукой.) Страшное место.

Ветлувий (с надеждой). Чисто гипотетически. Вдруг... ещё неучтённые братские захоронения в лесах отыщутся? (Показывает вдаль.)

Кровяков. Тридцать лет назад может быть. А сейчас деревья на наших ребятах выросли, деревья! Я мечтаю "Як" в лесу найти. Как в песне Высоцкого. Танк из реки достали, а хочется истребитель. Да и бомбардировщики у нас по лесам падали.

Появляется Танкист. Подходит к Солдату.

Ремешков (напуган). П... п... по... Помню, пацанами подныривали, трогали танка броню. В самой лучшей на свете лечебной речке Грязь. Он был священный, танк этот.

Кровяков (Ветлувию). Мальчишками и мы часто к танку ныряли.

Ветлувий. Все и везде говорят о танке. Он теперь на мемориале. Но как он увяз? Меня спрашивают и школьники, и взрослые на экскурсиях.

Кровяков. Мелкая была речушка-то. Склон у речушки крутой. С загадки танка я и увлёкся поисками. Но... жизнь вот как повернулась. Только на пенсии и смог. Но чувствую себя молодцом, да и какой мой возраст-то!

Ремешков. Свои плюсы - отпахал в спецназе и в сорок с небольшим на заслуженный отдых.

Кровяков. Если до заслуженного доживёшь. Вот матушка твоя, Ада Ивановна, продвинула, отряд сама подбирала. Я ей благодарен.

Солдат и Танкист замерли, Ремешков и Ветлувий от них пятятся.

Ремешков. Остались же люди!

Ветлувий. Ну-ну. Не идеализируй. Мама всего лишь винтик системы.

Ремешков. С нуля инфраструктуру в рекордно короткие сроки.

Ветлувий. Пять лет... Пять лет, а как новая жизнь! И часовня по погибшим (озирается на Солдата и Танкиста), и церковь, и охотничье хозяйство. До сих пор не верю. Сорок домов по программе молодой семьи за последний год. И всё едут и едут. Выходит, хорошо у нас? Не проклятое место? Полгектара осталось распределить. И будем полноценным поселением. Планов много, планов громадьё.

Слышится стук и вой пилы.

(Гордо.) Вот! Утро начинается и заработала стройка. (Кровякову.) Ты бы уговорил мать на съёмку аэромагнитную. Металлоискатели новые закажем. Самые чувствительные, вы бы получше поискали-то. (Озирается.)

Танкист наступает на Ремешкова.

Ремешков (нервно). Погодка-то, а?! Летняя! Не верится, что апрель. (Нервно.) Ну до свидания.

Ремешков убегает. Танкист уходит за ним.

Кровяков. Смотри ты - рысью аж. Что это с ним? Никогда б не подумал: Ремешков и - с берданкой. Напуган чем-то.

Ветлувий (с вызовом, Солдату, чуть ли не кричит). Или кем-то!

Кровяков. И сейчас: увидел что-то и сбежал. (Озадаченно.) Хранил берданку, значит, все годы.

Сцена вторая

Тот же дом. В комнатах у стола сидит Вета, в руках у неё пилка, рассматривает маникюр на вытянутой руке. Напротив, на лавке, сидит Солдат. Ветлувий нервно ходит из комнаты в комнату.

Ветлувий. Как ты можешь так спокойно воспринимать?

Вета. А что такого-то?

Ветлувий. Что такого-то, что такого-то. Я живу в аду. В а-ду!

Вета. Просто ты не рожал троих погодок. Вот и ноешь из-за ерунды.

Ветлувий (указывая на Солдата). Это - ерунда?

Вета. Тень прошлого, только и всего. Сидит себе и сидит. Не пьёт-не курит, пьяным за руль не садится, в отличие от некоторых. Есть не просит. Готовить ему не надо. (Перестаёт любоваться руками.) Не то что этим... щенятам-лисятам.

Ветлувий. Лисам мясо нарезать равно готовить?

Вета (вспыхивает). Вот и нарезал бы, раз такой супермозг!

Ветлувий. Лисят давно в зоопарк отдали!

Вета. У меня, вона, до сих пор - экземы и трещины.

Ветлувий. Тебе говорили: не сиди на диетах. Врач сметану прописал. Вот у меня (выставляет вперёд руки) никаких экзем и трещин, несмотря на агрессивную солярку.

Вета (трясёт смартфоном). У меня телефон калории считает! Приложение, глядишь, не дураки составляли. А ты - сметана! Хочешь, чтоб разбабела? (Солдату.) Скажи?

Солдат встаёт, наступает на Ветлувия, возвращается.

Ветлувий. Чё ты бесишься с утра пораньше?

Вета (подходит к шкафу, достаёт куртку с лисьим воротником, пояс). Дети, грязи, сауна, шлифовки, эпиляции, наращивания. Я больше не могу.

Ветлувий. Люди к нам из столиц ломятся, наши грязи всем грязям грязи. А у тебя всё под боком. И даже бассейн собственный в собственном доме.

Вета. Стоит Шершнев-теремок, он не низок не высок... Я не пахать тут в администрации хочу, моря хочу Средиземного. Океана! Чтоб морские соли омывали меня как Венеру...

Ветлувий. Ты и есть моя Венера (Обнимает Вету, но опасливо смотрит на Солдата.)

Вета (успокаивается). А он - что он? Не одна хотя бы в выходные. На всё ему можно пожаловаться. Сидит себе и сидит. И не заискивает как няня. И рожать не заставляет, чтобы статус многодетных получить. Кстати, дети его не видят.

Ветлувий. Точно?

Вета. Ага. Просто на лавку не садятся, стульчаки свои тащат. Чувствуют, наверное. Не истерят, не пугаются, норм. Да он и пропадает, он не всегда здесь... Он же к свекруне пришёл, Аделаиде Ивановне, вот и ходит за ней по пятам.

Ветлувий. Не знаю, к кому он пришёл. Но права. Паниковать раньше времени не стоит. Тем более, Санёк сказал, в архивах времён войны случаи такие описаны.

Вета. Саня их видит?

Ветлувий. Саня не видит.

Вета. Точно нет?

Ветлувий. Точно.

Вета. Странно. Он же их поднимает, упокоиться даёт. Он первый должен их видеть.

Ветлувий. Ремешков точно видит. Напуган почти как я, и ружьё официально оформил. Скользкий он тип, хоть и поэт. На майские с хором всего две новинки разучил. Это ж вредительство, а не патриотическая работа.

Вета. Значит, видит давно. Мы с тобой две недели, так ты на себя не похож. И три штрафа тебе прилетело.

Ветлувий. И по-моему не только нашего пехотинца-то он видит. Он глаза переводит с нашего Солдата на пустое место...

Вета (злорадно). Говорят, у Ремешка на концерте-то истерика случилась. Говорят, он к психиатру ходил в больничку.

Ветлувий. Неправда!

Вета (подзуживает, специально выводит из себя). Инфа сотка. Мой-то начальник, глава администрации, тоже... ну как бы сказать...

Ветлувий (испуган, кричит). Да что с ним?

Вета. На работе не появлялся неделю. Вернулся бледный. В кабинете заперся. Приказал всем говорить: его нет. Собрание отчётное перенёс, всё бормотал "Партизан попартизанил".

Ветлувий. Не может быть... Не может быть...

Вета (удовлетворённо, торжествуя). Инфа сотка. Устаю на работе-то. Всю неделю, считай, я районом управляю, на звонки-то их глупые отвечать.

Ветлувий. Не смей так отзываться о нашей администрации! Мама тебя устроила, мама пострадает. Перед мамой неудобно.

Вета (искренне). Извини. Вырвалось. Была б чувырла, никто бы никуда меня не взял с тремя-то детьми-то.

Ветлувий (раздражённо). Да что ты всё о детях. У нас же няня.

Вета. Отдыхала бы здесь, в нашем Шершневом теремке, фильмы смотрела, вела бы бложик, сторис снимала честные, а не это вот - страницу губернатора. Как думаешь, может мне ещё прядь волос осветлить?

Ветлувий (гладит Вету по голове). Осветли, милая, осветли дорогая. (Еле сдерживается.) Ослепи всех своей неземной красотой!

Вета. Не истери! Успокойся. Всё будет хорошо и культурно. Не нервничай, не дрожи. (Кокетливо, обнимает Солдата.) А то заведу себе любовника. Говори себе: я - нормис, всё - норм.

Ветлувий. Где тут нормальное? Тут же - паранормальное!

Вета. Да не бойся ты, Ветлувий. Ну сидит и пусть сидит. Он же к тёте Аде пришёл?

Ветлувий. А тебе не кажется, что солдатик по нашу с тобой душу пришёл?

Вета. У нас в деревне дом продавался. Одни поживут - продадут, другие продадут. И так раз пять. Пока дом не разобрали, а там останки. Вынули, подхоронили в братскую могилу, буковки золотые - как полагается, и - до сих пор живут, всё спокойно стало.

Ветлувий (присаживается). Думаешь - мы на костях живём?

Вета. Санёк сколько мин вывез? Ты разве разбирался?

Ветлувий. То мины, а то тени!

Солдат поднимается, ходит, прихрамывая. Вета одевается, прихорашивается.

Вета. О! Ногу отсидел. Он мне жаловался.

Ветлувий. Кто? Кто жаловался-то? Кто?!

Вета. Солдатик наш.

Ветлувий. На-аш?

Вета. Я его жалела.

Ветлувий. Как?

Вета. По-человечески. Он бормочет тихо, невнятно, нашёптывает на ухо, когда сплю.

Ветлувий. Что нашёптывает?

Вета. Разобрала что-то про немецких гадов. Сказал, что кто-то ведёт себя как немецкий гадёныш.

Ветлувий. Гадёныш или гадина?

Вета. Гадёныш.

Ветлувий (Солдату). Я - гадёныш, да?

Вета. Ну... он же у нас в доме появился. Ты не думай, я ему покаялась, обещала, что исправимся, извинилась. Я цену хорошей жизни знаю, очень хорошо знаю, прекрасно понимаю - чудом в юридический поступила, дальше - больше: из деревенской домристки и в невестки к буржуинам.

Ветлувий. Ну что ты несёшь, что ты мелешь? Вета! Свёл нас случай. Судьба!

Вета. Не случай и не судьба.

Ветлувий. Как так?

Вета. Я с детства молилась Богу! Боженька! Не дай погрязнуть в трясине солёных грибов и квашеной капусты, увези от навоза и поросят, убери из моей жизни курятник и продажи яиц! Уволь от обвязки кустов! Будь ко мне благосклонен! А я буду молиться тебе всегда. Буду трудиться, учиться, буду ко всем по-доброму... Молилась, молилась. Вот и свёл нас Бог.

Ветлувий. Нет, Вета. Я никого никогда ни словом, ни делом не обижал, всем помогаю, все консультации бесплатны, ни одной копейки из фонда не утащил.

Вета. Но может взглядом кого обидел?

Ветлувий. То есть это мне за взгляд?

Вета. Ну ты смотришь иногда высокомерно, извини. И люди шепчутся.

Ветлувий. Шепчутся в твоей деревне, она далеко отсюда.

Вета (язвительно). Вы со свекруней тётей Адой в принципе правильно всё сделали. На меня недвижимость, маму мою кредит попросили взять и не выплачивать, за бедноту скосить. Приставы у неё полпенсии списывают. Но в деревне шепчутся, что мы с тобой деньги отмываем.

Ветлувий. Да как так-то? Как так?

Вета. Ты мне ничего не доказывай. Аделаида Ивановна... У неё тёмные схемы. И ты с ней.

Ветлувий. Ничего не тёмные. (Озирается.) Серые.

Ветлувий смотрит на Солдата, хочет до него дотронуться, но Солдат отстраняется.

Вета. Вон у него следы от пуль... Он за нас с тобой жизнь отдал и нами недоволен.

Ветлувий. Тоже ночью нашептал?

Вета (декламирует). "Гимнастёрка, опалённая войной... Ты висишь в музее как живая..." Поэт всех времён и народов Ремешков.

Ветлувий. Что-то я не припомню у Ремешка таких виршей.

Вета. Только вчера в газету сдал. Целую поэму. Он так много и не писал никогда.

Ветлувий. Э-эй! Ты куда?

Вета. На свидание!

Ветлувий удивлён, возмущается междометиями типа "Э-э".

До свидания, я хотела сказать.

Сцена третья

Комната школьного музея. Стенды и витрины. Посередине длинный стол. На нём автомат ППШ и старые каски, блестят снаряды разных калибров, гильзы. За столом - Елецкая, она нервно перебирает на шее крупные бусы. Ремешков ходит и поглядывает на витрины. На заднем плане манекены в военной форме. Между манекенами - тени: Солдат, Танкист и Партизан. Сначала кажется, что они тоже манекены.

Елецкая. Что вы там разглядываете? Не нагляделись за три года? Отдали бы свою берданку в фонд музея. Чем дома-то хранить.

Ремешков. Семейная реликвия. Оружие партизан.

Елецкая. Тем более надо в музей!

Ремешков. Душечка моя! Всего три патрона осталось. Как лиску подстрелю, так отдам. Каска-то, смотрю, немецкая.

Елецкая. Ценность минимальная. Вот ППШ (показывает) на рынке тридцатка.

Ремешков. Ну да, ну да. Всё-таки ППШ за тридцать тысяч. Тридцать тысяч тоже бабки.

Елецкая. Вот именно - бабки. Знаете, сколько району на программу патриотического воспитания выделяют?

Ремешков. И сколько?

Елецкая (с вызовом). Лучше вам и не знать. И всё одно - по карманам рассуют, изверги. Ироды!

Ремешков (опасливо оглядывая всё вокруг, заглядывает за стенды). Да что с вами, Елена Никифоровна? На себя непохожи.

Елецкая. А вы похожи?

Ремешков. Так ради вас новый костюм надел.

Елецкая. Вы в периодике публикуетесь, по выступлением разъезжаете. Вас уважают. А я? Всю жизнь на эту школу положила. Всю жизнь! А называюсь, как и называлась. Педагог-организатор второй категории. Вот все мои достижения. Ни разу на доске почёта района не висела. Ни медальки завалящей не перепало, ни высшей категории, я даже не засракуль!

Ремешков (в зал). Заслуженный работник культуры. (Елецкой.) Да вам надо звание заслуженного деятеля искусств давать! Сколько мероприятий провели!

Елецкая. Я инженер. Могла бы на предприятии, а не с оболтусами неблагодарными...

Ремешков. Да о чём вы? Какие предприятия-то? У нас одна фабрика, и завод под субарендой лет двадцать.

Елецкая. Могла бы уехать отсюда насовсем. Так многие сделали после скандала, помните?, с разрушением старого города.

Ремешков. Я чёрные страницы истории нашего городка забыл. У всех ошибки случались. Все не святые.

Елецкая. Ни семьи, ведь, ничего. И музей в нагрузку. Сказали сделать - я сделала. (Указывает на гильзы.) И что я за это получила?

Ремешков. Уф. (Озирается.) И что вы получили, Елена Никифоровна?

Елецкая (готова заплакать). Кучу болячек! Тахикардию получила, пиелонефрит, колит, нефрит и гастрит, тромбофлебит и варикоз, обструкцию лёгких, гипертензию внутричерепную, гипертонию, как следствие мигрень на постоянной основе, метеозависимость, и катаракта зреет. Вызревает. Аутоимунную алопецию! Вот что я получила. Проблемы на свою седую крашеную голову.

Ремешков. Ну-ну, не преувеличивайте. Сколько раз я вам предложение делал? Вы всегда отказываете! Всегда!

Елецкая (улыбается). Ой, вы всё шутите, шутите, Руфим Рауфович.

Тени отходят от манекенов.

Видите их? Увидели?

Тени. Пить! Пить!

Шумят леса,

Кряхтит лиса,

Следит - сидит,

Враг, бандит.

Ремешков. Так все их видят!

Елецкая. Не все! Не все! Далеко не все! Все живут как жили, а мы...

Елецкая плачет, Ремешков её успокаивает.

А почему мы это получили, Руфим Рувимович?

Ремешков. Рауфович я.

Елецкая. Именно. Мы, как дети выражаются, на подсосе.

Ремешков. Елена Никифоровна! (Круговое движение головой.) Камеры!

Елецкая (грозит камерам). Ну камеры. А где их нет!

Ремешков. На подсосе! Ну у вас и выражения!

Елецкая. Плохие выражения. Но точные. Мы же с вами за точность, не за приблизительность. Точность шага зубца шестерни, точность ритма и рифмы в вашем этом... бездарном ямбе.

Ремешков (обиженно). А я и не претендую! Я не виноват, что про наши бои никто ничего не написал!

Елецкая. Наши бои! Наши битвы! Это их битвы! Их побоища! А мы на их подвигах как паразиты.

Ремешков. Согласен. Прислужники мы. Что не так?

Елецкая. Мы рабы нашей администрации. Обслуга. Свита. Мы делаем - они отчитываются. И деньги куда-то исчезают. Бюджетные.

Тени продолжают шептать.

Ремешков (указывает на Тени рукой). А ведь Ада Иванна, выходит, ошиблась в вас, Елена Никифоровна. Смотрите: взбунтовались! Кто бы мог подумать: последние грибы встали на дыбы!

Елецкая. Вам бы только по грибы, Руфим Родионович...

Ремешков. Рауфович я.

Елецкая. Мне уже всё равно. Я больше не могу тут с ними! (Выступает как на трибуне.) Пусть гонят. Я и на пенсию проживу. Всё брошу. Подножным кормом питаться стану. Мне ничего не надо. Вы думаете, мне эти пафосные экскурсии нужны?

Ремешков. Ну Елена Никифоровна!

Елецкая. Оскомину набило болтать-пересказывать. Одно и то же, одно и то же. А если по правде?

Ремешков. По правде...

Все, и тени, и Елецкая с Ремешковым, садятся рядком, удручены. Ремешков и Тени вторят Елецкой.

Елецкая (тихо). Вооружения не хватало, небо не защищали, всех связистов в одной избе укокошили и дивизия без связи - враг знал, в какой избе штаб, били прицельно, политрука, комиссара убило. Танки через лес не смогли пробиться на поле, артиллерия не поддерживала пехоту, активных штыков после оборонительных боёв осталось пятьдесят один.

Ремешков. Пятьдесят один из дивизии!

Елецкая. Уходя, фрицы печки минировали и ни одного дома не осталось. Ни одного!

Елецкая смело подходит к Танкисту - он делает шаг назад.

Их могила в лесу. А они сюда притащились. Да не упала она мне, война ваша! Не могу больше об этом вещать. Не могу! На морально-волевых держусь из последних сил. (Опомнилась.) То есть, нет - я с детства с почтением, дед погиб как у многих, бабушка одна тянула. И вот - нате вам. Вот они голубчики. Поселились немым укором здесь. (Танкисту.) Что я сделала не так, что не так?

Ремешков (встаёт, подходит к теням). Да там у леса-то землю плитами бетонными заложили лет двадцать тому. И бросили. Выкупили землю. Видно они неподнятые лежали.

Елецкая (указывая на Танкиста). Я думала, он из танка, из того, что в реке увяз.

Ремешков. Из-под бетона они.

Тени. Пить! Пить! Землю рыть!

Елецкая. Лишь бы хапнуть, застолбить и бросить. Вся жизнь во вранье. В лицемерии, в показухе. Я уж думаю, всё Аде в глаза выскажу. Это всё её проделки, не мои. Мы подруги, но надо ж и честь знать.

Ремешков. Не понял? То есть Ада Иванна напустила эти голограммы?

Елецкая. Если бы голограммы. "Звёздные войны" что ли вам? Это же ходячие мертвецы в натуральном виде. Они вышли, чтобы вас и меня к себе забрать.

Ремешков. Да не похожи они на мертвецов. Губы не синие. Лицо вполне себе лицо. А они вам ничего не нашёптывают?

Елецкая. Ничего. Ещё как чего! Про то, какая я тварь.

Ремешков. То есть - тварь? Так и говорят - "тварь"?

Елецкая. Так и говорят, Руфим Рашидович.

Ремешков (садится за стол, доверительно). Рауфович я. Не буду вам рассказывать, что у меня, пугать не буду. Аккурат с годовщины начала боёв появляться стали, с начала октября, то есть.

Елецкая. Я понять не могу, как там вообще кто-то выжил.

Ремешков. Кто-то всегда выживает.

Елецкая. Чёрт побрал застроить, плитами замуровать. Ну выжжена деревня, ну всё там на костях. Но нет же! Вы думаете, Шершнева газ протянула для мемориала?

Ремешков. Ну...

Елецкая. Вот вам и "ну". Отгадайте с трёх раз, почему на отшибе, у леса, мемориал впихнули?

Ремешков. Ну вы совсем, Елена Никифоровна, совсем вы неуважительно. Нельзя так отзываться о захоронениях. Речь же о вечном огне. Говорю же: танкистов там могила. Братская.

Елецкая. Братская? А их друзья замурованные! Рядом же плиты.

Ремешков. Надо смотреть на результат. А результат правильный. Кого-то подняли, перезахоронили. Нашли ребята последний покой.

Елецкая (указывает на Танкиста). Но не всех нашли! Не всех подняли!

Ремешков. Даже медальон нашли. Один. Опознанный.

Елецкая. Опознанный. По карманам суют сотни тыщ, а могли бы родне-то опознанного билет за дорогу оплатить. Денег у потомков нет " приехать поклониться. О чём я говорила вообще? Забыла.

Ремешков. Так почему на отшибе мемориал?

Елецкая. А нашей-то хитроумной Аде Ивановне ангары свои отапливать надо. Вот поэтому там мемориал. В глуши и тиши, подальше от посторонних глаз. Видели ж ангары?

Ремешков. Так кто ж их не видел. Склады. Там многие односельчане работают.

Елецкая ( брезгливо). "Односельчане". Всё у неё продумано. Хитрая гадина. Умная. И меня перетащила, я поверила, повелась, уверовала в подругу детства. А оно - вот как. Кто бы помог подумать. Математичка! Директор! И планов-то планов! Всё для собственной выгоды!

Ремешков. Но и район развивается!

Елецкая. Совсем отупели со своими песнями да, простите покорно, стишатами (декламирует): "Хочу учиться в сельской школе".

Ремешков. Моё лучшее стихотворение. Лучшее!

Елецкая читает, Ремешков вторит.

Елецкая. Ремешков.

Хочу учиться в сельской школе,

Где память не стирает бед,

И если ты чуть-чуть нашкодил,

Придётся всем давать ответ!

Тени наступают.

Ремешков (Танкисту). Правда, товарищ? По нашу душу пришли?

Танкист кивает.

Слышен зовущий голос Шершневой: "Елена Никифоровна! Елена Никифоровна!"

Елецкая. Ну-ну... Благодетельница лживая. Попляшешь сейчас у меня!

Входит Ветлувий и Шершнева. Шершнева - подтянута, с лоском. В руках у Шершневой пакет (в нём коробка с пирожными). Шершнева видит Танкиста, но вида не показывает. Ветлувий тоже видит, но берёт себя в руки, почти спокоен, плюхается за стол, затравленно уставился на Танкиста.

Шершнева. Леночка милая, почему не на мемориале, не на субботнике? Родители трудятся, дети трудятся. А ты всегда всем пример!

Елецкая. Я давно не пионер!

Шершнева. Добрый вечер, Руфим Рауфович. Леночка! Что-то стряслось?

Елецкая. Стряслось. Не до субботников теперь-то.

Шершнева. Что?

Елецкая. Не притворяйтесь, Ада Ивановна. Видите же героя былых времён?

Шершнева. Я...

Елецкая. Вы, вы.

Ветлувий удивлённо смотрит на Елецкую, переглядывается с Ремешковым, Ремешков пожимает плечами, крутит пальцем у виска.

Шершнева. Что я должна видеть?

Елецкая. Вам видней.

Шершнева. Вижу: вы очень устали.

Елецкая. А я вижу, что вы врёте.

Шершнева. Леночка! Что произошло, дорогая?

Елецкая (рыдает). Это всё вы. Вы... Танкист - из-за вас!

Шершнева. Лен! Я могу чем-то помочь?

Елецкая. Помогла, так помогла... Я как раб. Всю жизнь раб. (Ветлувию.) С тобой вот нянчилась.

Ветлувий. Мам!

Шершнева. Ну нянчилась, милая. Не за "спасибо" же.

Елецкая. За "спасибо". При чём тут деньги? Я время потеряла. Время! Жизнь потеряла в услужении. Почему я должна батрачить?

Шершнева. Потому что ты учитель, а я директор. У тебя, если бы не я, и второй категории не было. Возилась с тряпкой уборщицей.

Елецкая. Да ладно попрекать-то. Я получше тебя-то в институте училась.

Ветлувий (суетится). Может чаю?

Ветлувий готовит чаепитие.

Елецкая. Всю жизнь ты подхалимажем брала, вылезла в мир передела и распилов из комсомольцев-активистов.

Шершнева. Давай не будем ссориться. Прошу тебя, Леночка.

Елецкая. Тут стоит боец, павший боец и не поднятый, замурованный под твоими плитами. Ты и твои подельники решили там что-то строить, а после передумали. Мы все мальчика-танкиста видим. Мы всех их видим! И ты их видишь! Видишь!

Шершнева. Тебе, Лена, надо отдохнуть. Подлечиться. Ты меня понимаешь?

Елецкая (сникнув). Понимаю. Возьму больничный.

Шершнева. Так, милая. Не агрессируй. Успокойся. Скоро двадцать второе июня. К нам едут из столиц, из городов и весей. У нас маршрут памяти, рубеж Боевой славы. Как мы без тебя? Ты подумала?

Елецкая (взбодрившись). Не подумала и не собираюсь. Вот - заявление об уходе заготовлено.

Елецкая достаёт заявление.

Шершнева. Ты только представь - дети придут, а тебя нет. (Рвёт заявление.)

Елецкая (пишет новое заявление). Они только обрадуются.

Ветлувий. А давайте чаю с дикой облепихой. (Танкисту.) Дикая облепиха как раз на мемориале танкистов растёт.

Танкист кивает. Елецкая подаёт заявление.

Шершнева (не берёт заявление). Я не понимаю. Так всё хорошо и прекрасно шло. Музей заслужил грант. И ещё получит. Работай на здоровье.

Елецкая. Где оно - здоровье? (Снова протягивает заявление.)

Шершнева. Поиски, пространство для исследований без границ, патриотическое воспитание... (Берёт и рвёт заявление.)

Елецкая. Вот именно, что патриоцицкое...

Ремешков собирает обрывки бумаг.

Ветлувий. Да выпейте хоть кто-нибудь чаю! Угощайтесь!

Шершнева. Не перебивай! Не передразнивай! Расцыкалась. Да. Патриотическое. Мы занимаемся святыней, беспроигрышной и важной темой. Нас не станет, а судить будут и меня и тебя по этим витринам и восстановленным, возрождённым мемориалам. "Память, опалённая войной..." Так, Руфим Рауфович?

Ремешков (доволен. декламирует).

Память опалённая войной,

Томилась узница святая...

Шершнева. Вот! У нас даже узница концлагеря есть!

Ремешков. А как же. В нашем хоре запевает.

Шершнева. Ни у кого нет, а у нас есть!

Елецкая. Какая она узница-то? Она грудничком родилась там.

Шершнева. Но в застенках?

Ремешков. В застенках.

Шершнева. Значит - узница. В школе должен быть порядок. И на субботнике порядок. Иначе - какое воспитание, какой авторитет.

Ветлувий испуганно смотрит на мать.

А то разное случается-то в других школах. Разную повестку по детские умы-то протаскивают в наше непростое время. В героическое время.

Елецкая. В героицкое время!

Танкист подходит, положил руку на плечо Шершневой

Шершнева (пугается, орёт.) Да поставь ты чайник, дурында!

Ветлувий (протягивает чайник Елецкой). Действительно, включите пожалуйста чайник, тёть Лен. А то пришли в музей, и даже чаю не предложат.

Танкист отходит к манекенам.

Елецкая. "С дикой облепихой на развале, плиты по периметру судьбы..." Так ведь, Ревень Редькович?

Ремешков напуган.

Шершнева (выходит из оцепенения Елецкой). Я накричала на тебя, Леночка, прости, дорогая. Я устала, была взвинчена. Может пирожное? (Указывает на кипу бумаг, говорит по-доброму, доброжелательно и мягко как с душевной больной.) Ты же вечно на бумажках пирожные из столовки трескаешь.

Шершнева указывает Ветлувию на пакет, тот достаёт коробочку с пирожными.

Елецкая. А ты завидуешь, да? Моим пирожным позавидовала? Ну так мне фигуру блюсти ни к чему. (Рыдает.) Сухпайками попрекают.

Шершнева и Ремешков усаживают Елецкую за стол.

Ремешков. Поплачьте, Елена Никифоровна, поплачьте. И полегчает.

Елецкая. И они теперь приходят и стоят. Воины несчастные убиенные, неподнятые, защитники наши.

Ветлувий (хлопает в ладоши). Стоп-стоп-стоп, друзья. Не будем отчаиваться, не всё потеряно. Елена Никифоровна!

Елецкая. Да они потеряны, они! (Пришла в себя.) Я... (Шершневой.) Я с тобой больше никаких дел иметь не намерена! Я не собираюсь это терпеть! (Указывает на тени.) Их терпеть!

Шершнева. И я не собираюсь это терпеть! Твоя работа оплачена государством! Президентским грантом! Я не потерплю!

Елецкая (с торжеством). И я не потерплю!

Елецкая рвёт на себе бусы, бусы раскатываются, Ремешков ползает и подбирает бусы. Елецкая пишет новое заявление.

Шершнева (с издёвкой и грустью). Раскисли? Чуть тень тщедушная замаячила, как слизни раскисли, да? Перепугались до смерти! Побежали! Бумажки пишите! Что ты хочешь от меня?

Елецкая (шатается, держится за стол, походка нетвёрдая). Увольнения! (Подаёт заявление.)

Ветлувий (неуверенно, Теням). Чай! Пирожные! Господа! К столу!

Шершнева. Черви, а не люди.

Елецкая. Черви, жуки и жабы! И змеи ядовитые! Голова кружится, кружится... Земля уходит из-под ног.

Ремешков (кидается к Елецкой). Не упадите, Елена Никифоровна! Аккуратнее!

Елецкая. Вить! Отвези меня в больничку!

Ветлувий. Сей секунд, тёть Лен, сей секунд.

Шершнева (брезгливо). Вот ещё! Автобус казённый. Что мы за команда? Не-ет! Мы не команда. Слизни! Мягкотелые улитки!

Елецкая (замерла). О! Улитки! (Ремешкову.) Мы улитки, Ремень Репеевич?

Ремешков. Улитки, Елена Никифоровна, улитки. (Бормочет.) Обслуга мы, свита привластная, пресмыкалы, правы, Елена Никифоровна, как правы.

Елецкая. Я - улитка! А где мой домик?

Ветлувий. Домик, по ходу, отъезжает.

Шершнева (зло, Елецкой). Крыша протекла, а? (Ремешкову.) Да не маячьте вы! Не суетитесь! Или вы тоже домик потеряли?

Ремешков (возмущён, с осуждением). "Скорую"! Надо "скорую"!

Шершнева. Так вызови!

Ремешков говорит по телефону. Слышна сирена "скорой".

Сцена четвёртая

Музей. За столом сидит Кровяков. Шершнева одета в траур, нервно ходит. Тут же, скучая, слоняются Солдат, Танкист и Партизан.

Шершнева. Как же так, как же так. Глава администрации скончался. И не болел же! Приступ.

Кровяков. Жаль, но ничего не поделаешь. Все там будем.

Шершнева. И ведь ещё на майских выступал с такой проникновенной речью.

Кровяков. Которую ему написала Вета-Иветта.

Шершнева (быстро). В Администрации начнётся разброд и шатание. Хорошо, что Вета там. Ещё бы Ленку пристроить для надёжности. Подходящий момент. А она ни на отпевание, ни на похороны, ни на поминки... Теперь всё - гиблое дело, никуда её не протащить.

Кровяков. У вас свой мир. Друг друга пристраиваете, отчитываетесь, хвалитесь, награждаете, журналисты вас освещают.

Шершнева. Я тут Ленке-то позвонила.

Кровяков. И?

Шершнева. Спрашиваю: пропали тени?

Кровяков. А она?

Шершнева. Прям с вызовом: "Нет!" И звонок сбросила.

Кровяков. Да какой вызов, Ада Ивановна! Человек под капельницами, инсульт заработал.

Шершнева. Микроинсульт! Все теперь болезные. У всех депрессии, кризы и выгорания. Одна я железная. Хочешь, чтобы тебя пожалели, скажи, что видишь инопланетян. Предательница!

Кровяков. Сдалась вам Елецкая. Даже силы не тратьте. Отработанный материал. Забудьте о ней.

Шершнева. Она детей строила. Дети её боялись, понимаешь?

Кровяков. Я бы сказал, дети её боялись как огня. Дети рады, что её нет.

Шершнева. Все мероприятия на ней. Линейка памяти, маршруты героев, поэтический блиндаж.

Кровяков (усмехается). Мастер-класс "Бутоньерка из георгиевской ленточки". С примеркой пилоток и гимнастёрок.

Шершнева. Да: гимнастёрок! (Спотыкается.) Я осталась одна. Я не вытяну, Саня. Я не молода, старая кошёлка. Всё к тому идёт, к психушке.

Кровяков. Вам нужен отдых. Отоспаться, и всё как рукой снимет.

Шершнева. Ночных кошмаров и боюсь больше всего. Представь себе. Снятся ночью мероприятия одно глупее другого. То день без кофе, то день без чая, то ещё какой-то глупый мастер-класс воздушных змеев, а змеи все - живые удавы. То приснился месячник уборки территории. И все дома молодых семей поднимают в воздух вороны. Вороны каркают: вы не наши, вы чужие, понаехавшие. Вон-вон-вон! Это молодым семьям-то! Страх. И летят по небу коттеджи. А сегодня приснился день народного разъединства.

Кровяков (смеётся). Ну Ада Ивановна!

Шершнева. И все друг другу говорят: я не с тобой, я сам по себе, уйди от меня, отойди, не приближайся, не нарушай моё личное пространство. И ты должен отвечать: я сам по себе, я и не собирался не к кому приближаться. А если с кем поздоровался, то сажают в клетку.

Кровяков. Елецкая сама себя в клетку загнала. Смотрите: не пойдите по её тропе.

Шершнева. Ленка, Ленка... Самая исполнительная, трудоголик, перфекционистка. День флага, день гимна, день рождения смайла, день зимнего солнцестояния, день птиц, день крыс, день лис. (Замирает). Я поняла! Лисы! Всё с них началось.

Кровяков. Да что началось-то?

Шершнева (опасливо озираясь). Лиса лисят к нам не просто так притащила. Лиса - их посланец! Слышите? Вы слышите, Саня?

Тени (невнятно).

Шумят леса,

Кряхтит лиса,

Стрелой хвост,

Падает мост.

Шершнева (затравленно показывает на тени). Уж я на годовщину начала боёв как постаралась, всех потомков собрала, устроила концерт, чаепитие с коньяком. Всё на высшем уровне, всю душу вложила. Всё хотела выслужиться перед ними.

Кровяков. Перед ними все мы в неоплатном долгу.

Шершнева. Сколько денег вбухала. Режиссёр, сценарист, консультант, художник.

Кровяков. Режиссёр, слух идёт, бездарный.

Шершнева. Но имя!

Кровяков. Он всем эти фильмы штампует, руку набил.

Шершнева. Всё хотела загладить ситуацию. А они только хуже: ходят и ходят, бродят-бродят... Рожи строят и толкаются.

Кровяков. Так уж и рожи.

Тени (поднимаются, ходят).

Тихо пели

Сосны-ели,

Пули в теле,

Полетели.

Шершнева. Вот! Слышали? Разобрали? Ленка правильно сбежала. Сразу просекла. Всегда умней меня была, с первого класса. Мы с ней соперничали в учёбе. То есть... Это я соперничала, а она училась и ничего вокруг себя не замечала. И красавица была... Ей в другое время родиться. Ракеты бы в космос запускала. Кого теперь вместо неё? Ну что пялитесь? Как тяжело, как тяжело. Пиджак Версаче купишь, всех уверяешь: реплика с китайского сайта. Сумку и ту, какую мечтаю, не могу приобрести - сразу поймут, откуда и сколько стоит.

Кровяков. Говорите тоже - подделка.

Шершнева. Сумка - не жакет. Не прокатит. Одеваюсь как чувырла ради народа. К косметологу езжу в соседний район. Витька с Ветой не могут друзей в подземную сауну пригласить. Вета все речи этому и. о. пишет. (Быстро.) Талантливая девочка, ни разу не пожалела, что Витька на ней женился. Вот ни разу. Всегда хотела спросить: где твоя семья-то?

Кровяков. Я вам сто раз говорил. Нет, и не было. Я же не спрашиваю, где ваш муж.

Шершнева. Тут и спрашивать нечего. Не было мужей, только покровители. А ты красивый парень. Ты и сейчас семью легко создашь.

Кровяков подходит к теням, они почтительно расступаются, замирают. Кровяков смотрит в даль.

Кровяков. Моя семья - павшие. Я с ними разговариваю. В лес захожу - лес прошу подсобить. Ну про себя конечно, не вслух. И всех ребят, волонтёров, детей в палаточных лагерях учу: благодарить, благодарить землю. Земля вся в крови до сих пор. Ничего никуда не делось, пока останки не подняты.

Шершнева. Ты мастер уходить от вопросов.

Кровяков (смотрит на часы-секундомер на груди.) Ты гляди! Поэт-то наш, опаздывает.

Входит Ремешков.

Ремешков. Соболезную, такой человек, глава, одним словом, администрации города! И - вот! - кто б мог подумать! - не с нами.

Шершнева. Видишь их, Руфим Рауфович?

Ремешков кланяется теням.

Ремешков. Скорблю, глубоко скорблю, столько полегло, такие бои. Героическая смерть! (Вдохновенно.) Ада Ивановна! Я тут набросал строфы к годовщине вероломного вторжения.

Шершнева (задумчиво). Может вас, Руфим Рауфович, вместо Елецкой в администрацию-то?

Ремешков (твёрдо, топает ногой). И-и-ии... не думайте! Нет! Ни за что!

Шершнева. Нужны свои люди, поймите вы! Ленка своя была. И вы...

Ремешков (заискивающе). У меня хор, у меня музы...

Шершнева. Какую хотите медаль? Любую вручим.

Ремешков. А я в мире муз! Муз, да! Я - творец! Я не с вами! Я - с ними! (Подходит к теням.)

Шершнева. Эх вы, а я вас на доску почёта области рекомендовала. Мы - лицо города, области, сельского и городского поселений. Мы - власть.

Ремешков (твёрдо). А я? Что я? Я тоже не опёнок!

Шершнева и Ремешков встают, сходятся.

Наш хор - бренд. Вся моя жизнь - это хор. Мы пели, когда никакого патриотизма и в помине не было. (Бегает к теням, доказывает, оправдывается.) Я один тут был патриот. А что мы выслушали за годы безвременья? Сколько было претензий у администрации к нашим святым, святейшим песням! А скольких церковь переманила! Ни одного перебежчика принципиально обратно не принял. (Решительно.) Две должности не потяну!

Шершнева. Всех уламывать приходится. Всех!

Ремешков. Я ещё от Девятого мая не отошёл, а уже Двадцать второе июня на носу!

Шершнева. Ну читай, что там ты накропал в экстремальных условиях. (Указывает на теней.)

Тени направляются к Шершневой. Она оступается и чуть не падает.

Кровяков. Прочтите, Руфим Рауфович. Ну прочтите же. Вы гордость нашей культурной жизни.

Ремешков. Я - прах как и они, они добьют меня, добьют. Можно?

Ремешков достаёт из кармана блокнот, спрашивает разрешения у теней - тени разрешают. Ремешков декламирует.

Бывает солнце остаётся,

Чтобы поляну разглядеть,

Мигает вспышками оконце "

Луч отражает... Ходит тень...

Шершнева. Стоп-стоп! Как так: "луч отражает". Луч сам отражается в окне.

Кровяков. В оконце.

Ремешков. Я так и сказал.

Шершнева. Нет, не так.

Ремешков. "Мигает вспышками оконце" - тире, "луч отражает"!

Кровяков. Оконце отражает луч, если по-русски.

Ремешков. Это поэтический язык, поэтический!

Шершнева. Ладно...

Ремешков (бухтит). Ладно-ладно-мармеладно...

Кровяков. Луч отражается в оконце.

Шершнева (нервничает). Дальше!

Ремешков. Луч отражает. Ходит тень

Войны далёкой той и близкой,

Где под руку и без рубля

И партизаны, и танкисты "

Они не прах, они не тля.

Шершнева. И зачем вдруг про рубль?

Ремешков. Они бредут и им не нужны деньги. Они в вечном разладе между прошлым и будущим. Не мертвы они! (Топает ногой).

Шершнева. Неудачная строчка.

Ремешков. Строфа.

Шершнева. Хорошо, Хорошо. Дальше, дальше. Положили свою жизнь за нас.

Тени наступают.

Ремешков.

И думаю о той, о новой,

О жизни лучшей для нас всех... Нет-нет, это я вычеркнул. А! Вот!

И если выйдут на дороги,

И просигналит вдруг солдат:

Притормози. Ведь сбил он ноги -

Ты подвези их всех. Ребят...

Шершнева (визжит). Это они! Они! Ехали по дороге, и - стоят, сигналят. Но в другой одежде.

Ремешков. Переодеваться-то они мастера. (Вздыхает). Оставлять?

Шершнева. Оставляй!

Ремешков. Продолжу.

Ты подвези их всех, ребят,

Ребят, которым рай заказан

В закатной красноте огней,

Кто по душе и по приказу

Дожил в земле до наших дней...

Шершнева всхлипывает.

Мы пригласим вас по старинке -

Окопы рядом, вдоль домов

И тень солдата у тропинки

Копает по привычке ров.

Вот по дорогам и по лесям

Деревни выжжены дотла,

Мы помолчим, не будет песен,

Ушанки старая звезда...

Шершнева (рыдает). Нет! Я не вынесу! Я больше так не могу! Муки! Какие муки эти строчки!

Кровяков. Хорошие стихи, Руфим Рауфович. Сократите на четыре и сойдёт.

Шершнева. Нет! Ни строчки не убирать!

Ремешков. Но там ещё дальше.

Шершнева. И дальше оставить. Пусть люди слушают, может, хоть к одной строчке прислушаются.

Ремешков (в запале, грозно). Нет уж! Я дочитаю! Я дочитаю!

А что если вдруг солдат,
Что пал и совсем неизвестен,
И нету могилы его,
Лежит на опушке у леса,

А что если встанет он вдруг,
Незримо пойдёт по просторам,
А может быть даже взлетит,
И будет немым укором

Всем тем, кто живёт как-то вкривь,
И вкось косари считает,
А вдруг унесёт снежный вихрь,
И воин из рая восстанет!

Он смотрит на всех, на тебя,
Тоскует и даже лютует:
Я верил, на смерть уходя,
Что в будущем нас не забудут...

Качается тихо плафон,
И выбило пробки вдруг разом,
Привиделся тесный блиндаж,
И тени, доступные глазу,

Молчат тяжело. Вот и выстрел.
И сердце кольнуло в испуге...
Забыты все курсы и риски,
Остаться живым бы. Но кругом

Герои сжимают кольцо,
От страха как маска лицо.
У тех, кто всё служит монете,
Забыв о войне и Победе.

Тени пропадают. Шершнева оборачивается, осторожно озирается и Ремешков, ходит по музею, заглядывая во все углы.

Кровяков. Что там?

Шершнева. Исчезли!

Ремешков (радуется). Пропали? Пропали! Не верю в счастье! Не могу поверить! Не смею!

Шершнева (вытирает слёзы, выдыхает). Ну, Руфим Рауфович! Ну вы как шаман. Пропели молитву.

Ремешков (испуганно). Так стих есмъ песнь.

Сцена пятая

Тот же дом и участок перед домом. Теплица с дырами. В калитку входит Кровяков, Вета кидается ему на шею.

Вета. Не нашли Аделаиду Ивановну?

Кровяков. Ищем. Еле выбрался! (Страстно обнимает Вету.) А где наши ребята? (Показывает на небо, по сторонам, на землю.)

Вета. Пропали ещё вчера, исчезли.

Кровяков. А в лесу они бродят.

Вета. Может партизанят?

Кровяков. Логично.

Вета. И неспокойно стало. Мало ли, думаю, пусть сидят, есть-пить не просят. Мало ли глюков живёт на свете. Любой депрессант не рассчитаешь и видится страшное... Скучаю без солдатиков. Привыкла как к членам семьи. Они приходили, чтоб о чём-то важном предупредить! Как святые являются. Это чудо. А мы не поняли. Чудо.

Кровяков. О чём предупредить?

Вета. Третий день Ада Ивановна не с нами.

Кровяков. Третий день только начался. Надежда есть.

Вета. А почему ты не видишь? Все видят, а ты - нет.

Кровяков. Не знаю.

Вета. Мы все деньгам служим, один ты у солдатиков с детства в услужении, они твои единственные друзья, и они к тебе со всей их душой. У них, кроме души-то, ничего и нет. Они всегда с тобой незримо, да? Ты перед всеми честен, тебе не нужны гектары и пособия, дома и бани.

Кровяков. Почему же. У меня пенсия и квартира. И, как у всех остальных " леса и поля наши...

Вета. Исключая охотничье хозяйство... Что с поселением без Аделаиды Ивановны будет, у нас тут нарушений воз и маленькая тележка.

Кровяков. Да подожди ты. Она ушла с работы в пятницу. Я её проводил в охотничье хозяйство. Отдохнуть захотела.

Вета. В охотничьем домике?

Кровяков. Может быть у человека личная жизнь?

Вета. У тёти Ады личная жизнь? Да она все силы на мемориалы тратит и на бизнес. Я-то, секретарь-админ, могу себе позволить раз в месяц, не чаще... Вот сейчас любовь всей жизни меня обнимает, из-за тёти Ады желание пропало... (Отстраняется.)

Кровяков. Волонтёры ищут, поисковики лес прочёсывают.

Вета. Ага, прочёсывают, как же, прочешешь наши буреломы.

Кровяков. Квадрокоптеры подключили.

Вета. Ага, квадрокоптеры. Мост, вона, рухнул на той неделе! Думаешь - случайность?

Кровяков. Не думаю. Я ж там был! Разбирал завалы.

Вета. По старой солдатской привычке мост обрушили.

Кровяков. Любимая! (Снова обнимает.)

Вета. А если бы я была на том мосту, я часто по нему ездила, да-а!

Кровяков. Милая.

Вета. Уехать к морю. Срочно! На море сейчас хорошо. Бархатный сезон. А летом что? Тропики. Духота. Как в теплице.

Кровяков. Теплица, смотрю, зияет дырами.

Вета. Ветлувий окончательно спятил. Ему всё лиса мерещится. Его что-то испугало ночью, показалось, что в теплицу кто-то залез. Палил из помпового ружья.

Кровяков. Ты сама лису видела?

Вета. Нет, сама не видела, она ночами приходит. Лисы же ночные. Они днём и видят-то плохо.

Кровяков. То есть, ты лису не видела?

Вета (мотает головой). Мы лисят раздали, не надо было, пусть бы жили у нас. Но тоже - у нас не пушная ферма. Ветлувий боится, что на детей нападёт. Все щели замуровал, камеры навесил. Я сразу против была. Не надо было ввязываться, поселение строить. Место проклятое. Разве нам денег мало? Так нет же, тёте Аде надо расширяться, брать новые вершины, отодвигать горизонты. Она же математичка. Муштра и бесконечность - вот их девиз. К морю! Подальше от её планов. На мне семь иномарок, понимаешь? Я их и в глаза не видела. А Ветлувий что? Тряпка, но тряпка, мечтающая, чтобы его любили и уважали. К морю хочу. Хочу к морю.

Кровяков. Когда-нибудь мы съездим с тобой к морю - обещаю.

Появляется Елецкая. Она в трауре. Кровяков отстраняется, отходит.

Вета. Проклинаю тот день, когда мы с Витькой познакомились. Подошёл, наврал, что Ветлувий, я и повелась, поверила. Проклинаю и универ. Зачем я училась сутками напролёт? Всё мечтала в люди выбиться. И вот пожалуйста: выбилась, называется. Муж ночами по теплицам палит, свекровь сгинула. Почему ты отстранился? (Приближается к Кровякову, чтобы обнять.)

Кровяков. Елена Никифоровна, как ваше драгоценное? Мы вас вспоминали!

Вета (растерянно). Но как вы зашли?

Елецкая (трясёт огромной связкой). Я - прислуга, ключница при Адочке. Всё ждала, когда у психической ключи начальница заберёт. А не забрала. Вот и заползла в гости. Тоскуешь?

Вета (берёт маникюрную пилку, разглядывает ногти). Ничего я не тоскую. Тётя Ада не тот человек, чтобы пропасть.

Кровяков. Но зачем вы в трауре?

Елецкая. Приснилось " Ада мертва.

Вета роняет пилку.

Сама не своя всё утро. Траур надела " успокоилась. Они нас начали истреблять! Загибайте пальцы. Глава администраций наш светлоликий - раз! Ну загибайте же!

Вета напугана, загибает пальцы.

Ада - два!

Кровяков. Ну-ну, не будем в прошедшем времени.

Елецкая. А будет и три! И четыре! И пять! Кто? Кто следующий? Ада пропала, и никто не знает, где валяется её бренное тело, истерзанное лисами, лисятами и лисуньями. А ещё бешеными барсуками!

Вета. Не нагнетайте тётя Лена! Заговоренное поле, страшный лес. (Крестится). Вот тебе господи прости.

Елецкая. А они появились-то за тем, чтобы её укокошить. По моей просьбе! По моей! Я науськала. Я! Они вышли оттуда. И сеют смерть. Смерть повсюду. Как я была не права, как я её обидела. В школе такая увлечённая, такая увлечённая. Она председатель дружины - я её зам, она комсорг школы - я замкомсорга. Ада, Ада, на кого ж ты нас покинула? Как дети-то без тебя...

Входят Ветлувий и Ремешков. На спине у них ружья без чехлов.

Кровяков. Ну что там?

Ветлувий. Нашли.

Кровяков. Где?

Ремешков. У леса в траве.

Ветлувий. У шоссе. Там лес впритык к шоссе.

Елецкая. Следы насилия?

Вета. О, господи! Кто о чём!

Ветлувий. Внешних признаков нет, я на опознание ездил.

Ремешков. И я за компанию группой поддержки.

Ветлувий. Похоже на остановку сердца.

Елецкая. Надорвалась.

Ремешков подозрительно смотрит на Кровякова. Кровяков замечает этот взгляд, нервно очищает рукав, с обшлага рукава падает лист.

Ветлувий. Значит, говорим так. Маме стало плохо за рулём. Умерла в реанимации.

Вета. Ветлувий! Что ты мелешь? Её поисковики да волонтёры два дня искали!

Ветлувий. А! Ну да! Решила отдохнуть, погулять, развеется. Имеет право в охотничьем домике переночевать?

Ремешков. Можно сказать: за грибами ходила и заблудилась.

Ветлувий. Мама и за грибами? Я вас умоляю.

Елецкая. Скажите ещё, за малиной!

Ремешков. Последние грибы встали на дыбы!

Ветлувий (заплакал). Ну придумайте что-нибудь. Ну нельзя ж сказать, что на... на обочине обнаружили.

Кровяков. Стоп-стоп-стоп! Я могу выручить. Я ж её в охотничье хозяйство провожал. Так?

Все, кроме Ремешкова. Так.

Кровяков. Скажем, что...

Все. Что?

Кровяков. Ну, например, новый маршрут воинской доблести прокладывали. И - потерялась.

Елецкая. Сгинула.

Кровяков. Можно сказать: в руках были распечатки карт.

Елецкая. Точняк! Погибла, делая марш-бросок на тропе войны. Новый маршрут памяти. И медаль посмертно.

Ремешков. Реквием! Я напишу реквием.

Кровяков. Уж постарайтесь.

Ремешков (подозрительно). А вы смотрите не перепутайте показания, как маршрут прокладывали.

Кровяков. Какие будут нашему поэту пожелания?

Ремешков. Аделаида-то Ивановна, а? Трагический результат. Не жалела себя. Не жалела сил...

Ветлувий. Вот-вот. Так же, только в рифму.

Кровяков. Подлиннее некролог-то. Она любила подлиннее.

Вета. Чтобы все заслуги, все деяния.

Елецкая. Дерзновения.

Ремешков. Поэму! Как Маяковский поэму! Мысли смешались, кровь в висках, голову сжало тисками...

Все расходятся торжественно, Вета и Ветлувий обнимаются.

Сцена шестая

Лес, повалено дерево. Сидит Ремешков, ружьё за спиной, у ног - убитая лиса, в руках гроздья рябины. Он задумчив. Из леса с ружьём выходит Кровяков. На груди планшет, он что-то помечает на карте. Тени бродят тут же, но в отдалении.

Кровяков. Руфим Рауфович! С почином!

Ремешков. Молодая лиска. Глупая. Убил-то случайно. Дай, думаю, выстрелю в нору, оглушил, она вылезать стала " тут уж рука сама на курок, и ещё. Всего три патрона и было. Теперь могу с чистой совестью в музей отцовскую берданку-то сдать. Будет самым дорогим экспонатом. Ты присядь, Саня, поговорим.

Кровяков. Погода, да?, какая! Снег начинается...

Ремешков. Погода скажем прямо, поэтическая. Снег мягкий. Лёгкий как пушинка. Как душа солдатика. (Рассматривает рябину в руках.) Заметает кроплёные следы, кровавые слёзы памяти.

Кровяков. Да уж. Как там в вашей поэме - осенний костёр, догорел и ничего не осталось.

Ремешков. Заметил, Саня, как круто поменялась жизнь. Всё, буквально всё, по-новому.

Кровяков. А всего-то вы стали видеть теней.

Ремешков (декламирует).

Везде я вижу партизана,

Хитёр и зол как Одиссей...

Кровяков. Видели, значит, партизана? Грозный?

Ремешков (шепчет). Ещё какой грозный! Страшный! Я теперь как ты - я с ними заодно. (Показывает на лису.) Это они меня к лисе привели. Подтолкнули. На курок нажали. И тебя так же?

Кровяков. Лис много развелось.

Ремешков. Лисье время.

Кровяков. Но я не стреляю. Жалко.

Ремешков. Зачем тебе зверьё, ты стольких людей...

Кровяков. На работе приходилось ликвидировать. Работа есть работа.

Ремешков. Но к Аде руку-то приложил? (Трогает Кровякова за рукав.) У тебя на рукаве лист осиновый был за отворотом. Я сразу заметил лист этот, когда мы к Ветлувию на участок заявились. Красные осины только там, у обочины, где Аду обнаружили, они всегда раньше других сбрасывают листву-то.

Кровяков. Экий вы подозрительный. Конспиролог.

Ремешков. Я такой. Но и у тебя мухомористый характер.

Кровяков (горячо). Верите, Руфим Рауфович! Пальцем не тронул. Сама. Сама отошла. Они её звали.

Тени.

Снова снег,

Тяжкий век,

Хвостом мести,

Следы замести.

Кровяков. Не зря я с ними все годы беседую, успокаиваю, делюсь радостями и бедами, молюсь не Богу, а им. Им! День рождения в лесу в одиночестве всегда. Только с ними, исключительно с ними, с неопознанными героями.

Ремешков. Не суетись. Ада мне ни сват ни брат. С размахом жила, хор наш поддерживала. Твоя проблема на твоей совести, я не при делах. Расквитался - только поддерживаю. Елецкая-то не хуже её справляется.

Кровяков. Елена Никифоровна как второй раз на свет родилась, и вместо матери Ветлувию с Ветой. Детям нашла нормальную няню без выпендрёжа и по адекватной цене...

Ремешков. Адекватная цена... Знать бы какая адекватная.

Кровяков. Хотите откупного? Не собираюсь. Доносите!

Ремешков. Помяните моё слово, Адой не закончится. Жду расплаты лично для себя.

Кровяков. Боитесь?

Ремешков. Не боюсь, перебоялся. Столько пережил-передумал. Мудрость пришла стариковская. Я и тебя не боюсь. В лесу-то, поди, пострашнее. Не зря Аду в лес тянуло.

Кровяков. Они тащили её туда мимо воли, верите? Она думала, что если будет бродить и просить, то искупит вину. Она хотела искупить вину.

Ремешков. Но зачем с тобой?

Кровяков. Попросила проводить в её же охотничье хозяйство. В домике её оставил, посидели в охотничьей харчевне, халдеи ей прислуживают, льстятся, мне противно, но скрываю.

Ремешков. А то как же: хозяйка приехала.

Кровяков. Домой шел и всё плевался. Холуи, одни лакеи повсюду. А на следующий день Аделаиду Ивановну искать стали. Я тоже. Но исход предчувствовал. Рано утром третьего дня - наткнулся: лежит у края леса, там, где осины. Она, видно, ползти пыталась. Обессилела, ни еды - ни питья. И сама отошла. Вынес её к дороге. Небо помогло. Дождь начался. Но лист не заметил. Вроде отряхивался... Торопился.

Ремешков. Да: нашли её вымокшую. Значит, солдатики её довели?

Кровяков. Клянусь! Она покой потеряла. Как Елецкая когда-то - в таком же была состоянии. Её трясло.

Ремешков. Не разгадал тебя. Предполагал, что ты, а не солдаты, что умысел.

Кровяков (усмехается). Умысел. Верно сказано. Умысел-то был. Дальний умысел. Помните старый город? Уникальное деревянное кружево?

Ремешков. Чёрная страница. Снесли его! Стыд и срам.

Кровяков. Я жил там, в старом-то городе. Законом было запрещено сносить. Шершнева непонятным образом все дома скупила. У всех хозяев, кроме моей матери. Стала её преследовать, угрожать... Мать от переживаний умерла. Много ли надо бедной женщине? Прибываю в отпуск - дома нет и новая стройка. Рассказали: матушка на приём к депутату пошла, а депутатом всё та же Аделаида Ивановна...

Ремешков. Присутствовал у неё на приёмах, она всегда мягкая-мягкая.

Кровяков. Мягко стелет да жёстко спать!

Ремешков. Просто депутат.

Кровяков. В войну хотя бы фашисты, а тут наши, свои. Просто депутаты. Я бы всю верхушку замочил. Я так обрадовался, когда солдатиков-то видеть начали. Сразу понял: не просто так поднялись.

Ремешков. Так и я сразу понял: вот оно!

Кровяков. Чувствовала опасность, но не верила, что потянет её в лес. (Берёт лису за холку.) Думаешь жалею её? Нет и нет.

Ремешков (со вздохом). Лисье время.

Кровяков. Вету подмяла под себя, сделала куклу. Была работящая девка, активная, сильная - вцепились лисьей хваткой. Что это? Снег повалил?

Ремешков. Ну. Прям снегопад!

Кровяков. Пойдём. А лису-то куда?

Ремешков. А и сам не знаю. Была б жена, сказал бы жене на воротник. А так... (Подбрасывает лису высоко-высоко.)

Сцена седьмая

В воздухе летит лиса - в неё палит Ветлувий. Слышны два выстрела и звон стекла.

Участок перед домом Ветлувия. Ночь. Темно. Бело от снега. Светится экран в одной из комнат. Перед домом бродит Партизан, довольно потирает руки в варежках. На земле у его ног лежит Вета в куртке с лисьим воротником. С ружьём в руках подбегает обескураженный Ветлувий. Он судорожно тыкается в телефон. Солдат и Танкист выходят из дома Ветлувия и встают поодаль.

Ветлувий. Вета! Вета! Алё "Скорая"! Огнестрел. Ветлицы, пятая улица, дом пятнадцать. Шершнев моя фамилия! Да, открою ворота. (Снова тыкается в телефон.) Санёк! Санёк! Вета! Огнестрел. Приезжай! Помоги, Санёк! Вета. Сейчас накрою тебя, накрою тебя, чтобы не замёрзла, не замёрзла чтоб. (Рыдает.) Думал, лиса. Лиса какая-то всё бегала, кряхтела. И летом и сейчас. Я думал ты, Вета, дома.

Появляется Кровяков, он с аптечкой. Подбегает к Вете.

Мы же фильм смотрели. Когда ты успела на улицу выйти? Я же сказал: проверю и вернусь! Я вышел, ну... подольше остался. Слышу - копошится кто-то на участке. Смотрю - тень, я и выстрелил, и ещё вы... выстрелил, пальнул для... чтоб наверняка. Вета, ну что же ты. Ну ответь мне. Ну хоть руку сожми.

Кровяков. Совсем рехнулся. Жену подстрелил. (Накладывает шину, бинтует.) Помоги.

Ветлувий. Не могу. Видеть кровь не могу.

Кровяков. Всё. Не вой. Сам сделаю. Да не ной ты как баба. Жить будет. Рука всего-то.

Ветлувий. Рука? А под курткой мокро.

Кровяков. Бочину задел. Мягкие ткани. Ну не паникуй, не выношу. Что случилось? Поссорились? Поругались?

Ветлувий. Я думал, лиса. Лиса забралась.

Кровяков. Как так лиса? Откуда лиса? У вас же забор - укрепление, броня.

Ветлувий. М-мы вернулись. Из... из ресторана. Мамины поминки. По маме поминки. Сороковины. Все там были. И прокурор по надзору, и... и новый и. о., вся команда губернатора... Елецкая. Ремешок, принц...принципиальный поэт. Я норм. Вета сильно выпимши. А я-а не выпимши. Я-а ж за рулём. Я не пил. Почти. Коктейль с мартини. Н-не удержался. Там на трубочке такая фрук-фруктовина была аппетитная, фиг... фиговина. В-вроде киви, а вроде и не киви. Манго или фея... фейхуа. Хуа. Включили фильм. Вета смотрела фильм. Я поду... думал, пока заезжали, ворота открыты, лиса могла забежать. Вышел проверить и...

Кровяков. Ей делать нечего, только тебя караулить. Да забыла она. (Озирается.)

Ветлувий. Была лиса! Была! Клянусь! Вета. Фильм. Я тут всё сидел у двери, караулил. И слышу шум, ходит кто-то.

Кровяков. Ну даёшь, брат. Ну не реви, не реви. Слышишь? "Скорая". Ну спасут Вету, перетянул я руку-то.

Ветлувий. Она не дышит. Не дышит. Она не отвечает.

Кровяков. Все дышат, все отвечают.

Ветлувий. Она погибнет, погибнет. Вета! Ответь!

Кровяков. Да заткнись ты! Успокойся. Живая она. Шок у неё.

Ветлувий (увидев Партизана). А он что ходит-то? Кто это?

Ветлувий целится в Партизана.

Кровяков. Никого там нет.

Ветлувий. Вор. Он пришёл обворовать. Уж я-то знаю. Лови его. Звони в полицию! Надо его... его... Лови его! Их! Их, их.

Ветлувий бегает за Партизаном и палит из ружья. Партизан отходит в тень. За ним - Солдат и Танкист. Наконец Тени исчезают. Ветлувий всё бегает по двору. Кровяков сидит рядом с Ветой, держит руку на пульсе. Свет фар и звуки сирены.

2024

Оставить комментарий © Copyright Гуревич Рахиль (raxilsolomon@mail.ru) Размещен: 30/12/2024, изменен: 30/12/2024. 85k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: В Грязическом городском поселении активисты на административных и творческих должностях ведут патриотическую работу по сохранению памяти Великой Отечественной. После того, как на месте стёртой в сорок первом с лица земли деревни отстраиваются молодые семьи, "элита" города начинает видеть призраков погибших солдат. Ожившие тени войны не просто немой укор - над "винтиками системы" сгущаются тучи и нависает дамоклов меч. Пьеса прошла сценическую апробацию на семинаре СТД "Авторская сцена", напечатана в сборнике СТД "Сюжеты No 41"

Гуревич Рахиль : другие произведения.

Лисье время