Милена : другие произведения.

Память

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нет ничего более опасного, чем человеческая память, она подобна реке, которая уносит нас стремительно по своим волнам, заставляет заглянуть в самые потаенные уголки сознание, ворошить потухшие угли. Уж поверьте Волшебнице, прожившей ни одну сотню лет, и все еще чувствующей себя молодой. Видевшей влеты и падения, блеск и нищету, познавшей всю тщетность мирского величия и так и не постигшей глубинного смысла бытия. И да простит взыскательный читатель все убожество сих скромных мемуаров, плодов многолетнего одиночества и тяжелых дум.
  Моя госпожа, - льстиво произнес старый морфиус (см. Примечание 1) , опуская полные лицемерной почтительности глаза - извольте проводить Вас в сад? На долю секунды рот его искривился в улыбке.- Если госпожа позволит, то я скажу, что на улице идет дождь и миледи не стоит выходить в ее положении - морфиус запнулся, видимо почувствовав гневный, обжигающий взгляд изумительно голубых глаз своей хозяйки.
  Благодарю тебя, Хныкс, но думаю, что я сама в состоянии решить, что мне позволительно делать в моем положении, а что нет. Ты можешь быть свободен. - Юлия старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал, и на щеках выступили красные пятна. - А сейчас будь любезен, оставь меня одну. - Слушаюсь, миледи, - морфиус не решился нарушить приказ хозяйки, но глаза его злобно сверкнули. Чтобы скрыть это он склонился в поклоне почти до земли и поторопился выйти из комнаты. Уже приоткрыв дверь, он резко остановился и, обернувшись к Юлии, произнес - Да простит госпожа забывчивость старого, глупого Хныкса, но я чуть было не выпустил из виду самого главного. Перед отъездом господин просил Вас не отлучаться из дома ради Вашего блага и блага будущего ребенка. - Слово господин Хныкс произнес с придыханием, а его длинные уши затряслись от почтения - конечно же, Хныкс должен быть на наказан за такую оплошность, ведь из-за него госпожа чуть было не ослушалась просьбы своего супруга. Хныкс опустил голову, всем своим видом демонстрируя раскаяние, но в глубине его узких глаз - щелочек прыгали моркены. (см. Примечание 2) Еще раз поклонившись, морфиус покинул покои хозяйки. Как только за ним закрылась дверь, Юлия бессильно упала в кресло и принялась нервно теребить браслет в форме змеи, украшавший ее тонкие аристократические ручки, не знавшие другой работы кроме вышивки и рисования. Первым она и решила заняться, вышивание всегда помогало ей успокоиться, заставляло поток мыслей течь в другом, более мирном русле. Сегодня она выбрала особенно трудный рисунок, работа над которым должна была занять не один час. Юлия так увлеклась работой, что не заметила, как на улице стемнело, из-за туч выглянула бледная луна. Молодая женщина аккуратно отложила в сторону полотно с неоконченным рисунком и подошла к окну. Прижавшись щекой к стеклу, она ощутила холод. Недавно шел дождь, даже не дождь, а мелкий пакостный дождик, Юлия с детства любила грозу, буйство стихии, гром, пронизывающий ледяной ветер, ураган, способный вырвать с корнем вековые деревья. Ее пылкому воображению представлялась картина суда природы над человеком, в своей надменности провозгласившим себя ее царем, дождь плакал слезами покаяния, смывая с земли всю накопившуюся грязь. Неожиданно она ощутила в душе непреодолимый порыв вырваться на свободу, бежать под проливным дождем, смеяться и плакать, вторя дождю. Танцевать под музыку грома безумные танцы вольной жизни, кричать во весь голос, не боясь более потревожить мертвый покой стен дома, так и не ставшего ей родным. Каждая вещица в этом огромном доме, обставленном с тонким вкусом, начиная от мозаичного паркета, светильников, люстр, пушистых альтвертенских ковров (см. Примечание 3), ласкавших ступни ее босых ног, и заканчивая столовым серебром, настолько начищенном, что в нем можно было увидеть свое отражение, невольно вызывала восхищение и в то же время подавляла. Юлия ненавидела этот дом, такой красивый и такой неприступный в своей роскоши.
  Дом - убийца, как часто думала она, сидя у окошка и глядя на танец осыпающихся листьев за окном. Этот дом напоминал ей вампира, высасывающего из нее все
  жизненные соки, он был великолепен и мертв. Этот дом, служивший сотни лет золотой клеткой для все новых и новых поколений правителей из династии, основанной Юлиусом Всемилостивым. Скоро этот дом превратится в тюрьму и для ребенка, которого она носит под сердцем. Порой Юлии приходили в голову страшные мысли, ей казалось, что ее малышу лучше не появляться на свет, который правильней будет назвать тьмой. Если боги будут милостивы, то Юлия родит сына, вот уже шесть месяцев как вся империя во главе с правителем Дариусом возносит к Небесам молитвы о ниспослании наследника престола Великой Аквиании. Воистину это было бы настоящим чудом! После шести бесплодных лет, наконец, взять на руки драгоценное дитя, растопить лед разочарования в глазах Дариуса, разрушить ту стену отчуждения, возникшую между ними, еще несколько месяцев назад Юлия отдала бы все за такую возможность. Но теперь, когда она как никогда была близка к осуществлению своей мечты, душу переполняли различные сомнения, колючий страх прочно поселился в ее сердце, свернувшись в клубочек, будто кобра, готовая вот-вот к броску. Склонная анализировать свои чувства, Юлия объясняла свои опасения страхом перед приближающимися родами, от опытных в подобных деликатных вопросах женщин она слышала, что произвести на свет дитя очень трудно, некоторые женщины даже умирают при родах. Пылкое воображение рисовало ей страшные картины, как она лежит на белоснежных простынях, бледная, обессиленная, а вокруг нее суетятся люди, которые лишь создают видимость, что им есть до нее дело. Она может изойтись криком, истечь кровью, их основной заботой будет наследник, ее жизнь для империи, и что самое обидное для Дариуса, дело второстепенное. Что будет в том случае, если она обманет всеобщие ожидания и родит дочь, Юлия даже не хотела задумываться.
   Спустя ровно три месяца в этой же самой комнате Юлия из рода Аркиса (см. Примечание 4) в страшных мучениях произвела на свет дочь. Правитель Дариус изволил посетить свою жену лишь на следующий день, новорожденную дочь, названную Миленой, он в руки брать отказался. Еще через два месяца он, воспользовавшись правом, данным ему Уложением о браке и престолонаследии Александроса Праведного (см. Приложение 5)
  , взял себе вторую жену. Ею стала четырнадцатилетняя Ядвига Корфианская (см. Приложение 6). Глава 2 Покой, мне нужен только покой - застонала Юлия, обхватив саму себя руками. Она принялась качаться из стороны в сторону, напевая одну из погребальных мелодий (см. примечаниее7). Неожиданно она подскочила и сорвала с себя великолепное платье, которое одела сегодня по случаю прихода в ее покои супруга. Сбросив с себя одежду, будто оковы, она нагая принялась бродить по комнате из стороны в сторону. Подойдя к огромному зеркалу, Юлия принялась изучать свое обнаженное тело, на котором беременность почти не оставила следов. Она ничуть не подурнела, не раздалась вширь, грудь, избавленная от необходимости вскармливать единственное дитя, не опустилась вниз. Тогда почему же мой супруг так холоден со мной? Почему же он более не видит во мне желанную женщину? Отчего же глаза его не горят, когда он смотрит на меня? Неужели Дариус совсем охладел ко мне и больше никогда не притронется? Что же тогда со мной будет? Неужели в объятьях этой девочки Ядвиги ему так сладко, что он совсем забыл обо мне, неужели ее ласки изгладили воспоминания о той нежности и страсти, которую я ему дарила? О боги, будьте милосердны! - Юлия воздела руки к Небесам в страстном порыве умолить Великую богиню Жизни Девию (см. Примечание 8) вернуть ей любовь супруга. О, Великая Девия, осиянная божественным Светом, дающая Жизнь, ниспосылающая День на место темной Ночи! Услышь мою мольбу, о Девия, верни мне супруга, дай согреться вновь в лучах его любви! Краем глаза Юлия увидела себя в зеркале, обнаженную, трепещущую, с воздетыми к Небесам руками и расхохоталась звонким, истерическим смехом. Руки ее безвольно опустились, глаза, еще мгновение назад исполненные фанатичной веры потухли. Только сейчас Юлия поняла, насколько замерзла. Поглощенная своими бедами Юлия не заметила, как наступила зима, на дворе была середина квартия (см. Примечание9) , жрецы Мерты готовились к празднованию Крейсида - наиболее значимого ритуального торжества. Именно во время празднования Крейсида двенадцатилетняя Юлия впервые увидела правителя Дариуса, поднимавшегося по ступеням в главное святилище богини Мерты. Правитель Великой Аквиании смиренным паломником поднимался по сорока четырем ступеням, символизирующим путь духовного восхождения человека, на пути его перерождения от Земного к Небесному. На вершине его ждали жрецы в черных одеяниях, поднявшись на последнюю ступень, Дариус приклонил колени, Верховный Жрец Тарний покрыл его плечи черным полотном. Двое молодых жрецов взяли его под руки, и повели в центр святилища, вход в которое был доступен лишь жрецам и правящим особам Аквиании. Зрелище ритуальной церемонии захватило всех присутствующих, богатые и бедные, знать и чернь в едином порыве исполняли Великую Песнь Восхождения. Каждый из присутствующих держал в руке зажженную свечу, символизирующую Жизнь, но стоило лишь Дариусу переступить порог святилища богини Смерти, как все поторопились потушить свечи, правитель Аквиании больше не принадлежал миру живых. Как только огонек ее свечи погас, Юлия ощутила в сердце щемящую пустоту, как будто вместе с ним из ее жизни ушло нечто очень важное. Подобное чувство она испытывала лишь раз, когда пропал ее котенок. Маленький, пушистый комочек, он целых три месяца был объектом, на который она изливала всю свою нерастраченную любовь. Окруженная с самого рождения вниманием слуг из числа людей и морфиусов, девочка не знала настоящей любви. Но сердце ее не очерствело, оно было способно не только получать, но и отдавать. Общительная от природы, Юлия умела жить интересами других людей, радоваться их радостям и сопереживать их горестям. В те памятные минуты ее юное сердечко трепетало от мысли, что она больше никогда не увидит этого человека с таким решительным и благородным лицом. Неожиданно огромные двери святилища отворились, пение толпы смолкло и окруженный процессией жрецов вышел Дариус. Лицо его светилось особым внутренним светом, в глазах горел огонь. Он сделал повелительный знак рукой, призывая всех к вниманию. Юлия тогда плохо разбиралась в обрядах, но и она поняла, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Дариус решительно подошел к самому краю площадки и заговорил приятным, сильно взволнованным голосом. Юлии в этот момент он показался каким-то удивительно юным и очень ранимым, сердце ее потянулось к этому молодому человеку, облаченному в черные одежды, так резко контрастирующие с его золотыми волосами. Сограждане, - сказал он, обращаясь к толпе собравшихся внизу людей - возлюбленные братья мои Аквианцы, в этот торжественный миг я по традиции должен вознести моление великой богине Мерте, но я нарушаю эту традицию, дабы обратиться к вам со словами, сказанными мне самой богиней в великий и страшный час, когда я переступил порог ее святилища. На мгновение Дариус смолк. Видение, видение - раздавалось в толпе тут и там - богиня открыла свою волю правителю! Грядут великие потрясения, о боги, смилуйтесь над нами! Юлия ничего этого не слышала, она вся растворялась в пронзительной синеве глаз юноши, вознесенного над толпой и в полном одиночестве беседующего с богами. В этот ослепительный миг Юлия почти готова была назвать его равным богам. Великий и прекрасный, он не превозносился над прочими людьми, называл их согражданами, а еще возлюбленными. Как велико должно быть сердце человека для того, чтобы вместить в себя, их всех, начиная от городской бедноты, проживающей в трущобах и день-деньской просящей милостыню у святилища богини Девии и заканчивая высшей знатью, к которой принадлежало и ее семейство. Этот хрупкий юноша любил свой народ отеческой любовью, его протертые руки готовы были каждого заключить в объятья. Девочка почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы умиления. Людская толпа - то же стадо - услышала Юлия у себя за спиной презрительной голос отца - воистину, людьми также легко управлять. Хотя стоит отдать должное этому мальчишке, он достиг в этом искусстве небывалых высот. Дариус буквально гипнотизирует толпу, заставляя подчиняться каждому своему слову. Но лев, даже если его обрядить в овечью шкуру не потеряет интерес к охоте на дичь, он может затаиться, но наступит такой момент, когда он бросится на свою жертву и тогда пощады не будет. Желания толпы переменчивы, как погода в дармиусе, (см. Примечание 10) сегодня она поет тебе хвалебную песнь, а завтра потребует твоей головы... Помилуйте, Клавдиус, Ваши речи выходят за грань простого вольнодумства - услышала Юлия за спиной незнакомый встревоженный голос. Юлию неприятно поразили слова отца о юном правителе, ей очень хотелось развернуться и посмотреть с кем он разговаривает, но она не решилась. Интуиция подсказала ей, что этим двоим лучше забыть о том, что она находится поблизости. Дариус еще очень молод, но он правитель... Вы правы, он очень молод, а главное слаб - перебил ее отец невидимого собеседника - единственное, что он может это царствовать, но не править. Дариус умный мальчик, он хорошо знает свое место и послушно выполняет отведенную ему роль. Он появляется на официальных церемониях, подписывает нужные бумаги. Те бумаги, которые ему укажут. Юлия не могла видеть лицо своего отца, но ей отчего-то показалось, что, произнося последнюю фразу, он лукаво улыбнулся. Клавдиус, помилуйте - не унимался незримый собеседник - то, что Вы говорите, очень смахивает на ... - он снова не смог договорить. На что же все это смахивает? - голос Клавдиуса из рода Аркиса был преисполнен иронии - Мой милый Петроник, Вы, кажется, хотели произнести слово заговор? Да, да, именно это я и хотел сказать - произнес тот звенящим шепотом - Вы не дорожите своей жизнью, но прошу Вас, не втягивайте меня в Ваши сомнительные авантюры! Я не хочу быть ни коим образом причастным к подобным делам! Великий Клавдиус, Вы знаете, я человек маленький, ничтожный, прах и пепел у Ваших ног! Я готов быть Вам слугой, рабом, если хотите, но прошу Вас, не впутывайте меня в Ваши дела. Ничтожным мира сего не место среди великих свершений. Несчастный Петроник все больше и больше напоминал Юлии провинившуюся собаку, пытавшуюся подлизаться к разгневанному хозяину. Прекратите этот спектакль! - в голосе Клавдиуса прорезалась сталь. От этого ледяного голоса у девочки по спине побежали мурашки - Никто от Вас пока ничего и не требует, а Вы уже трясетесь, как лист на ветру, привлекая к себе внимание. Милый Петроник, ради Вашего же блага, успокойтесь, съездите на воды, отдохните. Заведите себе какую-нибудь хорошенькую рабыню и оставьте в стороне все свои опасения. А сейчас давайте прекратим этот разговор, и послушаем, что говорит наш юный оратор. Хоть я и знаю, о чем должна будет идти речь, но за этим мальчишкой нужен глаз да глаз. Не нравятся мне его заигрывания с толпой.Не удержавшись Юлия повернула голову и посмотрела через плечо. Собеседником ее отца оказался плотным, лысоватым коротышкой, смотревшимся на фоне ее высокого, стройного отца просто комически. Бедняга страшно нервничал и сильно потел, пот тек по его одутловатому лицу градом, редкие волосы прилипли к голове противными, сальными прядями. Глядя на него, девочка испытывала острое чувство брезгливость вперемешку с жалостью. Созерцание этого странного человечка так сильно увлекло ее, что она выпустила из виду правителя Дариуса, а тот тем временем продолжал свою пламенную речь, важную часть которой Юлия, увы, пропустила. Сограждане, - говорил он своим проникновенным голосом, в страшный час испытания мы должны забыть свои распри и объединиться ради блага Великой Аквиании. Боги призывают нас совершить подвиг во имя Отечества, так не будем же малодушны, не посрамим памяти наших великих предков - лицо юного правителя светилось волей и решимостью - Возлюбленные, благостная пора мира миновала, на землю Аквиании спустилась Ночь, богиня Мерта многих примет в свои объятья. Прольется кровь, много крови, но мы не отступим, наш долг велит нам победить или умереть с честью. Я Дариус потомок Юлиуса Всемилостивого призываю Вас на подвиг во имя Отчизны, и да пребудут с нами боги! Да будет так! Да будет так! Да будет так! Подхватило за ним людское море. Глаза Аквианцев горели фанатичным огнем, казалось, прикажи им Дариус в этот миг бросить все и ринуться в бой на врага с голыми руками, они, не задумываясь, исполнили бы его приказ. Юлия почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, девочку всю трясло от небывалого возбуждения. Мир вокруг нее исчез, растворился в синих глазах удивительного юноши. В какой-то миг ей показалось, что его взгляд остановился на ней, выделил ею маленькую фигурку из толпы, сердце ее лихорадочно забилось. Юлии было только двенадцать лет, но в те суровые времена люди быстро взрослели, по Аквианским меркам она считалась почти невестой, пройдет какой-нибудь год, и ее выдадут замуж за одного из знатных вельмож. В тот памятный миг даже в самых смелых своих мечтах девочка не могла надеяться на то, что станет женой юного правителя. Как много горя и радости принесет ей этот брак! Фокусник! - спокойный, презрительный голос Клавдиуса резко контрастировал с возбужденными криками толпы - Интересно, какого еще кролика он вытащит из шляпы? Сегодня в святилище ему явилась богиня Мерта и повелела начать войну с Триополем (см. Примечание 11), хотя чем Громб (см. Примечание 12) не шутит, может и явилась, богиня ведь тоже женщина, мало ли какая блажь могла ее посетить - даже среди просвещенной знати, не верящих ни в каких богов, кроме собственного процветания Клавдиус выделялся особым цинизмом. Большинство его благородных собратий давно уже не верило ни в Метру, ни в Девию, но никому из них не приходило в голову насмехаться над божествами, останавливала мысль, а вдруг те действительно существуют и имеют достаточную власть для того, чтобы покарать богохульника? Одно время религиозность даже стала входить в моду, высокородные паломники толпами устремились к святилищам, приносили в жертву быков и голубей, провозглашались торжественные обеты. Устраивались пушные торжества, на которых пьяные вельможи одной рукой обнимавшие разгульных девиц, другой поднимали кубки с вином и провозглашали тосты, призывая на всех присутствующих милость богов. Боги Аквианцев, видимо хорошо зная нравы свои почитателей многого, от них и не требовали. Аквианский культ, поражавший пышностью церемоний, не накладывал на людей тяжелых бремен. Особняком среди прочих стоял культ поклонения богини Мерты. Богиня Смерти, она воистину забирала из земной жизни тех, кто выбирал стезю служения ей. О жизни жрецов и жриц богини ходили различные слухи от самых нелепых до ужасающих, но точными знаниями не обладал никто. До сей поры сохранилась странная легенда о юноше под видом жреца проникшего в женскую обитель, живым его более никто не видел. Простые люди поговаривали о том, что его мятежный дух, так и не осиливший восхождение от Земного начала к Небесному до сих пор бродит по земле, время от времени пугая паломников, посещающих святилище Мерты.Да будет так! - повторил Клавдиус ритуальную фразу - да будет так, как я сказал! Юлия, нам пора, здесь мы более не увидим ничего интересного. Вели подать носилки. Последняя фраза была обращена к стоящему на почтительном расстоянии от господ морфиусу. Длинноухое животное - а кем еще могли считать высокородные Аквианцы существо другой расы - поспешило выполнить приказ хозяина. Любезный Петроник, - губы отца Юлии растянулись в улыбке - не хотите ли составить нам компанию? Право слово, все эти церемонии столь утомительны, особенно в такую жару, солнце палит нещадно. Боюсь еще пара минут, и меня хватит солнечный удар. По лицу Петроника было видно, что он разрывается между желанием поскорее покинуть многолюдную площадь, воспользовавшись предложением Клавдиуса, занять место в его роскошных носилках и страхом скомпрометировать себя общением с эдаким вольнодумцем и интриганом. Ну же, решайтесь - Клавдиус дружески похлопал его по плечу. Юлии впервые довелось увидеть такое проявление фамильярности от отца, относившегося обычно к окружающим с некоторой долей высокомерной отчужденности, позволительной для потомка столь славного рода и занимавшего пост Этрарха - министра магической безопасности Аквиании. Юлия знала, что под руководством ее отца находится гарнизон Кварты - столицы Аквиании. Девочке было известно, что именно ее отец руководил подавлением мятежа, устроенного чернью полтора года назад. Из разговора взрослых она поняла, что во время бунта Квартийский гарнизон получил особые полномочия использовать боевые проклятья без предупреждения. Из уст служанки, ходившей на утро после восстания на городской рынок, девочка услышала отвратительные подробности о телах убитых, наводнивших улицы Кварты. Бедная девушка дрожала, словно лист на ветру, вспоминая лица умерших, искаженные чудовищной болью и страхом. О, госпожа, Вы не видели их! Старики, женщины, дети, лежащие на земле, у многих нет рук и ног и у всех открыты глаза, они по-прежнему смотрят в Небо. О боги, я слышала, что их тел не коснется погребальный огонь, этих несчастных свалят в общую яму как Триопольских варваров. Богиня Мерта никогда не примет в свои объятья души тех, над кем не были пропеты погребальные мелодии. Эти несчастные вечно будут скитаться по Земле, безнадежно глядя мертвыми глазами в Небо. В тот момент Юлия почувствовала, как к ее глазам подступают слезы, но она не была бы Аквитанкой, если бы позволила эмоциям завладеть собой. Прекрати, Эсфина! - прикрикнула она на служанку - Эти люди сами выбрали свою судьбу. Они бросили вызов законному правителю, нарушили общественные устои - Юлия изо всех сил старалась вспомнить, что еще говорил отец об этих жалких негодяях, но не могла. Червячок сомнения начал прогрызать путь к ее сердцу. Так ли необходимо было использовать боевые проклятья? Родители Юлии придерживались в вопросе воспитания прогрессивной для своего времени точки зрения, их дочь умела ни только вышивать и играть на музыкальных инструментах, девочку также обучали чтению, письму, геометрии и истории. Читать она научилась с легкостью и в свои двенадцать лет запоем читала свитки по истории, из которых она почерпнула знания о том, что боевые проклятья на протяжении всей истории Аквиании использовались лишь в исключительных случаях. Так в 1226 г. Аквианский полководец Марфий был вынужден применить боевое проклятье во время битвы за Медфлуанский остров Корлаз. Читая древний свиток, написанный Аквианским историком Даркисом, описывающим те далекие события, Юлия была всей душой на стороне Марфия. Марфий был Аквианцем, отстаивающим интересы Империи в войне против Триопольских варваров, которые, по мнению Юлии не могли считаться полноценными людьми. Но то, что совершил ее отец, в глазах девочки было событием совсем другого порядка, Этрарх Аквианской Империи приказал применить боевые проклятья против собственного народа. Это было ужасно и отвратительно! Как отец мог приказать использовать боевые проклятья против черни, вооруженной, в лучшем случае магическими амулетами? Даже Юлия, имевшая весьма скромное представление об искусстве магического боя, прекрасно понимала, что магические амулеты были детской игрушкой по сравнению с боевыми проклятьями, распространяющимися на десятки квартитов. Интересно, сколько невинных людей погибло только потому, что по воле Громба оказались в недобрый час на улице? Неужели их тоже примут за мятежников и не придадут ритуальному огню, над ними никто не споет погребальную песнь? Так нельзя! Она должна поговорить с отцом, объяснить ему... О, боги, что она скажет Клавдиусу? Неужели потребует, чтобы он, подобно жрецу Мерты осмотрел все трупы и нашел среди них непричастных к бунту? Но как? Ведь даже изъяви Великих Этрарх желание отделить сынов и дочерей Мерты, достойных вечного покоя от проклятых бунтарей, посмевших противиться законной, освященных богами власти, то он просто не смог бы отделить одни от других. Увы, Смерть всех уравняла, одна мысль об этом была противна Юлии. Она не могла смириться с мыслью о том, что ее Дух облачен в такое же смертное тело, как у служанки Эсфины, натиравшей в этот момент ее ножки благовонным маслом. Глава 3 Будьте ты проклят, Тарний! - прошептала юная жрица Маркина, бессильно опустившись на пол - О, Великая богиня Мерта, будь милостива к своей презренной рабе! Губы девушки привычно повторяли слова молитвы, но сердце оставалось холодным, как склеп, в котором находились тела умерших Аквианцев, приготовленных к сожжению на ритуальных кострах. В этот страшный миг Маркина поняла, что не верит более в богов. Боги были выдумкой жрецов, необходимой для того, чтобы управлять народом и получать подачки от знати. Богатые Аквианцы, утопающие в разврате время от времени все же вспоминали о своих богах и старались их задобрить богатыми подношениями. Золото, драгоценные камни, ткани, кубки, оседали в руках жадных жрецов. Бедняки Аквиании каждый день умирали с голоду, а жрецы, утопали в золоте. Конечно, речь шла только о жрецах, служащих в крупных святилищах, находящихся в Кварте, а также в некоторых других святилищах, расположенных в провинции, но прославившихся чудесами, изливаемыми Мертой на паломников, прибывавших из различных уголков Империи. При мысли о чудесах губы Маркины изогнулись в презрительной улыбке. Кто-кто, а она знала, как тщательно готовились жрецы святилища Мерты к созданию каждого такого ' чуда'. Если бы кто-нибудь дал ей в руки перо и бумагу, то она смогла бы исписать не один свиток рассказами о подобных 'чудесах'. О боги, какой наивной она была, когда девочкой переступила порог святилища, как хотела она посвятить себя служению Великой богини Мерте, как умоляла родителей позволить ей стать жрицей. Прошло не более трех лет, но как сильно изменилась сама Маркина. За какие-то несколько лет она из тощенькой, ни складной девочки превратилась в очаровательную девушку, распустилась, будто бутон Аквианской гальвинии, удивительно красивого цветка, растущего на родине Маркины Таристаме. Чистая душа Маркины жаждала Истины, а ее заставили принимать участия в чудовищном обмане. Ложь, подобно медленному яду убивала ее душу, заставляла сердце очерстветь, Маркина стала замечать, что становится циничной. Несчастная девушка была противна самой себе, порой ей казалось, что она с ног до головы выпачкана какой-то отвратительной грязью, которую невозможно отмыть. Бедная Маркина оказалась в тупике, из которого не видела выхода, Жизнь казалась ей страшнее Смерти, День темнее Ночи. Маркина не могла, не хотела обманывать себя и других, принимая участия в фальшивых ритуалах. Но она не видела никакого выхода из сложившейся ситуации, для близких она умерла в тот день, когда принесла обеты служения Мерте. Да и решись она вернуться в родительских дом, из святилища ее все равно никто не выпустит, слишком много тайн узнала юная жрица Маркина за время своего пребывания в доме Мерты. Неожиданно в голову девушке пришла совсем другая мысль о том, что появись сейчас на пороге ее комнаты сам глава Скифии Тарний и объяви о том, что он освобождает ее от данных обетов и отпускает в родительский дом, то она бы не ушла. И дело было даже ни в том, что Маркина, последние годы ни покидавшая отведенных для жриц святилища покоев совершенно отвыкла от той суетливой, полной каждодневных забот жизни, которой жили простые Аквианцы. Трагедия Маркины была страшней и глубже, в темнице или на воле, в святилище или в родительском доме ее жизнь больше не имела смысла. Маркина потеряла свой внутренний стержень, она больше не понимала, зачем живет. Тело - тюрьма Духа, ум самый страшный из палачей, не знающий отдыха. Природа не терпит пустоты. Сердце юной жрицы, некогда наполненное до краев любовью, опустев, стало заполняться горечью и разочарованием. Она любила богиню, служению которой себя посвятила, навсегда отказавшись от возможности любить и быть любимой простой человеческой любовью. Она любила жрецов, удивительно прекрасных в своих строгих черных одеяниях, проповедующих отречения от Земных благ и по уши в них погрязших. Лживые и лицемерные, они были ее подлинной семьей, вырвать их из сердца казалось невозможным. Маркина любила святилище Мерты, ставшее ее домом и тюрьмой. Она знала, что если лишиться всего этого то умрет, но и жить так далее было невыносимо.Негромкий, но настойчивый стук в дверь заставил Маркину вздрогнуть. Девушка резко вскочила с пола. Не успела она поправить своего длинного черного платья, как дверь отворилась, и на пороге возник Верховный Жрец глава Скифии Тарний. Согбенный старец, опиравшийся на длинную трость, худой, словно щепка, с ввалившимися щеками, он улыбнулся девушке, обнажая ряд по-прежнему крепких зубов. Менее опытный наблюдатель мог бы даже назвать эту улыбку отеческой, но Маркина, слишком хорошо изучившая здешние нравы, сразу поняла, что визит Тарния в столь неурочный час не мог сулить ей ничего хорошего. Собрав всю свою волю в кулак, Маркина принудила себя почтительно улыбнуться в ответ. Оба сохраняли молчание, в какой-то миг Маркина почувствовала на себе оценивающий взгляд цепких, чуть подслеповатых глаз. Рассматривая девушку, Тарний щурился, напоминая старого филина. Неожиданно Тарний подошел к ней вплотную и схватил за подбородок с силой, которой девушка от него не ожидала. Маркине хотелось закричать, но горло сдавил какой-то отвратительный спазм, Верховный Жрец, не отрываясь, смотрел ей в глаза, Маркина старалась не отводить взгляд, хотя и понимала, что долго подобной 'игры в гляделки' она не выдержит. Наконец она сдалась и опустила глаза, Тарний одержал над ней первую победу. Казалось, что ему в голову пришла точно такая же мысль, хватка ледяных пальцев ослабла, Верховный жрец улыбнулся, всем своим видом демонстрируя довольство. Воистину, ты прекрасна, о Маркина жрица Великой богини - голос Тарния был сипловатым и слегка надтреснутым, но до сих пор звучал властно. Он говорил так тихо, что Маркине пришлось прислушаться, напрягая все свое внимание, странно, но от этого чувство страха, зародившееся в девушке, при появлении жреца лишь возросло. Да будет тебе известно, дочь Мерты, что через два дня состоится торжественный обряд обручения правителя Дариуса и госпожи Ядвиги Корфианской - заметив недоумение в глазах Маркины, Тарний счел нужным пояснить - Боги, благословившие союз нашего правителя с дочерью Этрарха Клавдиуса не соблаговолили послать им сына. Шесть лет, шесть долгих лет, я День и Ночь молил богов о ниспослании наследника - Тарний воздел старческие руки к Небу - но боги остались глухи к моим мольбам. Восьмого числа месяца квартия Юлия родила дочь, обманув надежды своего супруга. Да свершится воля богов - пролепетала Маркина, все еще не понимая, что от нее нужно странному посетителю. Да свершится воля богов - в такт ей ответил Тарний, но убежденности в его голосе Маркина не почувствовала. Только сейчас девушка обратила внимание на то, каким утомленным он выглядел. Видевшая Главу жрецов лишь во время совершения особо торжественных ритуалов, облаченного в дорогие одежды, окруженного другими жрецами, почтительно кланявшимися ему, Маркина никогда ранее не задумывалась о том, насколько он стар. Стар и видимо, болен. Но у этого старика была железная воля. Служа Смерти, он отчаянно цеплялся за Жизнь, умереть для него значило проиграть, бросить недоигранной партию, затеянную им много лет назад. Выйти из игры именно сейчас, когда он почти победил, было немыслимо. Ночами, оставшись наедине с самим собой, Тарний умолял Мерту продлить его Земной путь. Пожить, пожить еще чуть-чуть...Тарний был стар, он давно уже пресытился властью, богатство не приносило былого наслаждения. Женщин Глава жрецов, принесший обет безбрачия, почитал за Громбовых отродий, хоть это и было явной ересью. По учению Двухначального культа мужчина и женщина представляли собой неразрывное единство двух равнозначных противоположностей, соединенных в священный союз во имя Жизни.Равнозначными, но не равноправными! Единственное право, которое оставляло за женщиной Аквианское общество, это подчиняться, вначале отцу, потом мужу. От последнего Маркину избавляло одеяние жрицы. Будучи служительницей Мерты, она была избавлена от Земных уз, не один мужчина не мог обладать ею. Маркина никогда не сожалела о том, что лишена простых человеческих радостей, любить и быть любимой, рожать и воспитывать детей. В ее жизни был другой, более глубокий духовный смысл. Отринув Земное, она жила Небесным, совершая Земное странствие, поднималась к Небесам. Девушка ни к кому не испытывала сильной привязанности, сердце ее не прилеплялось к Земным благам, Маркина считала себя странницей. Чем легче ноша, тем проще Путь - думала она - необходимо жить так, чтобы всегда быть готовой встретить Смерть. Земная Жизнь - это глубокий сон, полный сновидений. Люди всего лишь тени. Не стоит верить снам, а Жизни придавать слишком большое значение. Девушка не понимала людей, которые стремились к богатству и плотским наслаждениям. Зачем так отягощать себя? Разве возьмут они свои богатства на погребальный костер? Ради чего они так суетятся, почему не дорожат покоем? Бедные, они не умеют наслаждаться тишиной! Их разум пытается решить тысячу проблем одновременно, они всегда куда-то спешат, не понимая, что конечной целью бытия всего сущего является Смерть. Только она непреложна, человек рождается для того, чтобы умереть. Так зачем же в таком случае привязываться к людям и вещам? Глядя на Тарния, Маркина подумала о том, что этому человеку суждено скоро будет совершить Великий переход от одного Начала к Другому. Великий Жрец уже стоял на пороге Смерти, но не готов был постучать в дверь. Он всеми силами боролся за Жизнь, которая вот-вот должна была его оставить. Но он все еще был силен, и от малейшей его прихоти зависела Жизнь Маркины. Великий Жрец обладал безграничной властью и охотно ею пользовался. Именно он приказал Маркине танцевать для правителя Дариуса и его приближенных в день празднования Крима - торжества, во время которого служительницы Мерты особыми танцами встречали наступление осени. Это был единственный день в году, когда жрицы покидали пределы святилища. Утром того памятного дня Маркина с внутренним трепетом сбросила свое повседневное черное платье и облачилась в полупрозрачное золотистое одеяние. В ее покоях не было зеркала, но внутреннее чутье подсказывало ей, что выглядит она чудесно. Неожиданно во всем теле появилась такая легкость, ей захотелось смеяться в голос, кружиться по комнате в каком-то странном танце. В эту минуту она была жива как никогда, ее тело больше не казалось ей темницей души, она почти готова была полюбить Жизнь с ее маленькими радостями. Глаза Маркины заблестели, на щеках выступил румянец. О, как красива она была в этот момент! Именно такой ее и застал Тарний без стука зашедший в ее комнату. Немощный старик почувствовал, как ноги его подкосились, дыхание перехватило, он ощутил какую-то странную дурноту и слабость. Давно уже вид женщины не приводил его в такой трепет. Но уже в следующее мгновение на смену слабости пришел гнев. Как смеет она так искушать его! Что позволяет себе эта жалкая женщина! Он ненавидел ее за свою слабость, за старческую немощь своего тела, за жалость и презрение, которое должна была испытывать юная дева, глядя на его согбенную под тяжестью лет фигуру. Тарний наслаждался страхом, который заплескался в ее глазах при виде него. Еще бы ей не волноваться! В привычках Великого Жреца не числилось посещение покоев служительниц Мерты, и она об этом прекрасно знала. Тарний слишком занят для того, чтобы придаваться таким пустым занятиям. Значит, он пришел к ней по какому-то важному делу. Маркина представить не могла, что понадобилось от нее Великому Жрецу, но один вид его вызывал у нее безотчетный страх. Неловко поклонившись, девушка жестом предложила ему стул, справедливо полагая, что немощному старцу, опирающемуся при ходьбе не палку, будет трудно долго стоять. Стараясь подавить волнение, Маркина принялась теребить в руках амулет с изображением Мерты. Бледная, растерянная, с опущенными долу глазами, она чувствовала себя удивительно жалкой. Насладившись произведенным эффектом, Тарний, наконец, соблаговолил заговорить. Его старческий голос сохранил властность, взгляд прищуренных глаз подавлял. Вынужденный выступать перед народом, Тарний был отличным оратором, он умел подбирать нужные слова и правильные интонации. Но в тот день он был слишком взволнован, выдержка отказывала ему. Он пришел в покои жрицы для того, чтобы принудить ее выступить перед Дариусом, он хотел действовать лаской и уговорами. Только так, по мнению Великого Жреца, он мог убедить Маркину, одну из самых верных служительниц Мерты предстать пред мужчиной. Конечно, в день Крима все жрицы по традиции покидали свои комнаты, они толпой проходили по улицам Кварты, облаченные в праздничные одежды, с венками на головах, славословили Мерту, пели священные песни. Сотни мужских глаз могли полюбоваться на служительниц Великой богини. Но одно дело пройти по улицам города в составе священной процессии, зная, что твоя жизнь и честь неприкосновенны, и совсем другое плясать пред мужчиной. В глубине души Тарний понимал, что совершает отвратительный поступок, идя на поводу у прихоти правителя. Жрицы Мерты неприкосновенны, это знал каждый житель Аквиании от мала до велика, это был нерушимый закон, свято чтимый веками. Но что Дариусу до каких-то законов! В эту минуту Тарний был сам себе противен, впервые за долгие годы он ощутил полную беспомощность, то, что затеял Дариус было отвратительно. Старый жрец отлично понимал, какие низменные страсти движут правителем. Начисто лишенный фанатизма, Тарний мог многое оправдать, но то, что собирался совершить Дариус выходило за все допустимые границы. Это было богохульством, которое старый жрец не мог предотвратить, слишком хорошо он знал Дариуса. Глава Скифы настойчиво доказывал Маркине, что в желании правителя нет ничего зазорного. Все это время она стояла молча, подобно каменному изваянию, в какой-то момент Тарнию захотелось взять ее за хрупкие плечи и как следует встряхнуть. Несчастная дрожала, как мальконовый лист на ветру, в ее бездонных глазах плескался страх, казалось, что она его совсем не слышит. Глядя на эту хрупкую девушку, Глава Жрецов испытал давно забытое чувство жалости, он понимал, что собственными руками толкает ее в пропасть, но ничего не мог изменить. Ему слишком хорошо знаком был фанатичный блеск в глазах юного правителя, появлявшийся всякий раз, когда он вспоминал о прекрасной жрице, случайно увиденной им во время одной из многочисленных церемоний, происходивших в Главном Святилище Кварты. Весь последующий день Маркина провела как в тумане, людская толпа, священные песнопения, ритуальные возгласы жрецов, все слилось воедино. Солнце над головой жрицы, шествующей в составе священной процессии, нещадно палило, голова раскалывалась, Маркина с трудом передвигала ноги. В какой-то миг ей показалось, что она вот-вот упадет на землю и больше уже не встанет. Из глаз брызнули слезы, душой овладела черная тоска. Подобно тяжелому покрывалу навалилась безысходность. О, Мерта, к тебе взываю - кричала душа Маркины - О, Великая, услышь меня, помоги мне! Что мне делать, о Мерта? Каждой клеточкой своей души Маркина чувствовала, что Жизнь ее рушиться, она понимала, что больше не сможет проводить свои дни в священном единении с богиней. Сердце переполняли горечь и тревога. Она не ощущала привычного покоя, похожего на сладостный сон. Маркина не понимала, как ей жить дальше. До этого дня все ее существование было подчинено ожиданию блаженного конца, тихого и безмятежного, как та жизнь, которую она вела в святилище. Но реальная жизнь оказалась совсем другой, не привыкшая испытывать сильные эмоции, девушка впала в ступор, она послушно шла за толпой, напевала искусанными в кровь губами знакомые с детства песнопения, а в голове у нее была пустота. Никто и никогда не учил Маркину жить, бороться, преодолевать препятствия, Жизнь никогда не ставила перед ней сложных задач, девушка привыкла плыть по течению, свободная от земных оков, лишенная привязанностей, избавленная от необходимости думать о хлебе насущном. Происходившие в мире события ее не тревожили, внутренняя связь с семьей давно порвалась. Все эти годы она ощущала себя по-настоящему свободной, независимой, от происходящих вокруг перемен, она жила для Вечности, полностью оторвавшись от реального мира. У Маркины не было подруг среди девушек-жриц, до этого момента она просто не испытывала нужды в том, чтобы излить кому-то душу. Оглянувшись, она увидела вокруг себя их счастливые лица, некоторые девушки шли, взявшись за руки, они улыбались, осыпая толпу семенами освященного риса. Временами они начинали перешептываться, хихикая в ладошки, на щечках алел румянец, глаза озорно блестели, они были молоды и полны живой силы, душа каждой из них тянулась к солнцу, к красоте, к радости. С неожиданной горечью Маркина поняла, что она для них чужая и этого уже не изменить. Когда церемония завершилась, и жрицам разрешили вернуться в свои покои, Маркина бессильно упала на кровать и заснула глубоким тревожным сном. Впервые за долгие годы ей снилась мать. Стефания стирала белье, согнувшись над старым корытом, а у ног ее крутился надоедливый пес. Женщина махала рукой, пытаясь прогнать упрямое животное, но пес делал вид, что не замечает приказов хозяйки. Во сне Маркина подумала, что должна помочь матери, она жестом подозвала к себе собаку, пес завилял хвостом и бросился к ней со всех ног. Девушка почувствовала, как мокрый, собачий язык лизнул ее в лицо, и тут же проснулась. Проснись, да проснись же, Маркина - кто-то настойчиво тряс ее за плечо. Открыв глаза, она увидела, что рядом с ее кроватью на коленях стоит храмовая служанка Тала. Что тебе нужно? - Маркина почувствовала, как внутри у нее начал подниматься гнев. Зачем Тала ее разбудила, отчего не дала досмотреть этот прекрасный сон? Маркина так давно не видела мать, она даже не знала, жива ли Стефания и ей так приятно было снова увидеть родной дом, пускай даже во сне! Госпожа, - пролепетала служанка, Тала была рабыней и в ее представлении даже Маркина была большим человеком - госпожа, за Вами прислали носилки. Кто прислал? - удивилась не совсем проснувшаяся жрица, но тут же вспомнила свой утренний разговор с Великим Жрецом. Сказать, что ей стало страшно это то же самое, что ни сказать ничего. Маркина резко соскочила с кровати, принялась лихорадочно ходить по комнате, разбрасывая попавшиеся под руку вещи. Тала испугано наблюдала за ней, не решаясь ничего сказать или сделать. Неожиданно дверь открылась, на пороге возник Орфиниус юный жрец, пользующийся большим расположением Тарния. Он был сильно смущен, но в глазах его читалась решимость. Жрица Маркина, по приказу Великого Тарния Вы должны ехать в дом правителя - выпалил он на одном дыхании - носилки уже прибыли. Мальчишка изо всех сил старался выглядеть солидным. Критическим взглядом, оглядев беспорядок, учиненный Маркиной перед его приходом, он велел Тале все прибрать и помочь жрице собраться в дорогу. Напуганная рабыня тут же кинулась выполнять его распоряжение, сборы происходили в гробовой тишине. Маркина снова села на кровать, опустила голову. Она больше не взывала к милосердию Мерты, отлично понимая, что богиня Смерти не сможет помочь в ее запутанной жизненной ситуации. Когда сборы были окончены, Орфиниус подошел к Маркине, взял ее под руку и вывел из святилища через задний ход. Только выйдя на улицу, девушка поняла, что уже наступила Ночь. Россыпь маленьких звездочек обнадеживающе подмигивали ей, прохладный ветерок приятно бодрил, впервые за эти сутки Маркина почувствовала, что рассудок ее проясняется. Она больше не чувствовала себя тряпичной куклой, глаза начали привыкать к темноте, ноги ступали уверенней, она уже не так сильно опиралась на руку Орфиниуса. Будь ты проклят, Тарний - прошептала она, захлопывая дверцу роскошных носилок. Усевшись поудобней, она застегнула привязные ремни, Маркине до этого еще не разу не доводилось летать. Непривычное ощущение захватило ее целиком, было так странно наблюдать за спящим городом с высоты птичьего полета. Она кружилась над домами, казавшимися игрушечными, в какой-то момент Маркина ужасно испугалась, что они зацепят шпиль одной из башен, но все обошлось. Пилот оказался опытным, и Маркина прибыла во дворец почти без приключений. При выходе из носилок она почувствовала, как земля под ее ногами качается, девушку слегка подташнивало. С огромным облегчением она позволила двум служанкам подхватить себя под руки и провести в отведенные покои, где на кровати ее уже ждало приготовленное платье для танцев. Маркине еще ни разу не доводилось видеть что-либо настолько прекрасное. Тонкий, прозрачный материал, был, как будто соткан из воздуха. Неслышно ступая по ковру, она приблизилась к кровати. Руки девушки сами собой потянулись к платью, тонкий шелк приятно холодил пальцы, щеки алели румянцем, мысли путались как в лихорадке. Дверь в комнату неслышно отворилась, вошла одна из служанок, держа в руках таз с ароматной водой, на поверхности которой плавали лепестки роз. Опустившись на колени подле Маркины, она принялась расшнуровывать туфельки на ножках жрицы. Тем временем вторая служанка зажгла ароматические свечи. Дурманящий запах распространился по комнате, обволакивая сознание юной жрицы. Приятное тепло волнами разливалось по ее телу, сердце учащенно забилось, кровь прилила к лицу. Необыкновенное чувство счастья завладело всем ее существом, никогда еще она не чувствовала себя такой свободной. Все тревоги ее покинули, осталось только нескончаемое чувство блаженства. Маркина рассмеялась веселым, звонким смехом, глаза ее блестели. Вскочив с кровати, она принялась кружиться по комнате, обхватив себя руками. Чувство свободы пьянило, заставляло безумствовать, подталкивало в пропасть, но Маркина была неспособна это понять, странная эйфория захватила ее целиком. Она кружилась по комнате, напевала, кусала губки, не чувствуя боли. Жестокий обруч, сдерживавший ее все это время, заставлявший исполнять долг жрицы, следовать общепринятым нормам, разжался. Она уже ничего не боялась, завтрашнего дня более не существовало, значение имело только восхитительное сейчас. Зажмурившись, Маркина мысленно досчитала до десяти и с внутренним трепетом открыла глаза. Волшебная комната не растаяла. Засмеявшись, девушка подбежала к кровати, скинула вмиг опостылевший наряд жрицы, сбросив свое старое платье на руки одной из служанок. Вторая помогла Маркине надеть платье для танцев, по восхищенному взгляду служанки девушка поняла, что выглядит просто прелестно. Бегло оглядев комнату, она увидела большое зеркало, пойдя поближе, она, принялась придирчиво себя рассматривать. Неожиданно в зеркале возникло еще одно отражение. Красивый синеглазый юноша приятно улыбался Маркине. Строгое, волевое лицо, проницательный взгляд, упрямый подбородок с чуть заметной ямочкой, тонкие губы, изогнутые в улыбке. Маркина чувствовала, что эта улыбка предназначена ей одной, по телу пробежал приятный холодок. Обе служанки в мгновение ока исчезли из комнаты. Тем временем молодой человек пересек комнату и сел на кровать, в каждом его движении чувствовалась уверенность человека, привыкшего повелевать, нечто подобное Маркина чувствовала и в Тарнии, но старый жрец пугал ее свой непререкаемой властностью, от Главы Скифы буквально веяло замогильной холодностью. Станцуй для меня - приказал юноша, взгляд его пронзительный глаз обжег Маркину, заставляя ее сердечко биться в бешеном ритме. Волна энергии подхватила ее, в голове зазвучала музыка, мысли рассеялись, ее тело зажило собственной отдельной жизнью. Никогда в своей жизни Маркина еще так не танцевала! Она не просто исполняла сложные танцевальные движения, она жила танцем. Музыка в голове становилась все громче, сердце билось так учащенно, что становилось трудно дышать, в горле пересохло, смертельно хотелось пить. Перед глазами запрыгали черные точки, на секунду она испугалась, что упадет, остаток здравого смысла подсказывал, что она должна сесть, а лучше лечь на кровать, но прекрасные синие глаза повелительно смотрели на нее, заставляя продолжать. Маркине не хватало воздуха, неожиданно противоположная стена начала приближаться, юная жрица поняла, что неминуемо будет раздавлена, на лице ее отразился ужас, ей хотелось кричать, но голос пропал. А музыка все звучала, сейчас это был барабанный бой, разрывающий мозг, Маркина зажала уши руками, лишь бы его не слышать. Она пошатнулась, задев ногой, таз с водой, забытой служанками, ароматная вода расплескалась по полу, намочив подол платья Маркины. Неожиданно чьи-то теплые руки разжали ее ладони. Юной жрице захотелось закричать, чтобы ее не трогали, иначе барабанный бой просто разорвет ей ушные раковины. Уверенно взяв ее за подбородок, юноша поднял ей голову, заставив посмотреть ему в глаза. Маркина утонула в море Небесной синевы. В этот момент ей показалось, что она перешла в Небесный чертог, завершив Великое восхождение. Под этим уверенным взглядом, она ощутила, что боль покинула ее тело, уступив место блаженному покою. Веки отяжелели, мучительно захотелось уснуть, Маркина почувствовала, что начинает оседать, если бы чьи-то сильные руки ее не подхватили, она бы непременно упала. Последним, что она запомнила, перед погружением в блаженный сон была улыбка юноши, ласково положившего ее на роскошно устланную кровать. Жрица Маркина погрузилась в блаженное Ничто. глава 4 С момента памятного выступления правителя Дариуса перед народом прошло три месяца, в течение которых все население Кварты жило в напряженном ожидании. Это ожидание захватило и Юлию, девочка постоянно испытывала нервное напряжение, ей стали сниться дурные сны, периодически в ней вспыхивало чувство раздражения, которое она выплескивала на слуг - морфиусов, после чего испытывала дикое отвращение к самой себе. Юлия страшно огорчалась из-за собственной несдержанности, но ничего не могла с собой поделать, именно в эти памятные дни она впервые поняла, насколько одинока, в ее жизни не было ни одного человека, которого она могла бы назвать близким. Это странное открытие глубоко ее потрясло, заставило по-новому взглянуть на окружающий мир. Подобно озарению, в голову пришла мысль о том, как мало она знает о людях, которые ее окружают. Только сейчас Юлия поняла, что у всех этих людей есть своя, недоступная ей внутренняя жизнь. Внутренняя жизнь была и у молоденькой рабыни Эсфины, стройной триополитанки, с бездонными черными глазами. Обычно эти глаза выражали покорность, но порой в них вспыхивал странный огонек и тут же потухал. Юлии очень хотелось узнать, какие мысли посещали голову рабыни в эти минуты. Как-то раз она почти решилась спросить об этом, и тут же почувствовала, как в душе поднимается волна противного страха, внутренний голос подсказывал, что она не услышит в ответ ничего приятного. Эсфина была собственностью Юлии, подарком ее отца по случаю какого-то торжества, она принадлежала Юлии безраздельно. Девочка знала, что от ее прихоти зависит, будет ли Эсфина жить в доме господина Клавдиуса, прислуживая молоденькой госпоже, или же ее отправят в деревню, где она будет ухаживать за скотом. Дочь триополитанского варвара, захваченная в плен во время очередного конфликта, на социальной лестнице Эсфина стояла чуть выше морфиуса, но и она умела думать и чувствовать, и у нее были свои маленькие радости и горести. Где-то в Триополе у нее была семья, состоящая из таких же черноглазых, темноволосых варваров, много лет воюющих против Империи. От отца Юлия узнала, что в ближайшем будущем намечается очередная война с Триополем, по словам Клавдиуса в этой войне примут участия отборные войска боевых магов. Клавдиус старался особо не вдаваться в подробности, справедливо полагая, что двенадцатилетняя девочка вряд ли поймет разницу между амулетами Триадика - особыми магическими амулетами, не нуждающимися в дополнительной подзарядке и боевыми магическими жезлами, которые использовались в прошлую компанию против Триополя. Но даже без этих дополнительных знаний, по одному победному блеску в глазах отца, Юлия смогла определить, что он настроен, на этот раз окончательно сломить непокорных варваров. Почему-то думая об этом, она не испытывала особой радости, мысли девочки постоянно возвращались к Эсфине. Знает ли она о грядущей войне? Плачет ли, думая о родственниках, оставшихся на островах и обреченных на неминуемое истребление? По лицу триополитанки невозможно было определить, о чем она думает. Живя в доме Этрарха, Эсфина научилась превосходно владеть собой, ни словом, ни жестом, она не выдала своих истинных чувств. Взгляд ее удивительных глаз был спокоен, как озерная гладь в летний день, но никто не мог заглянуть на самое дно. Там на глубине таилась черная тоска и ненависть, прикрытая показным смирением. В последнее время Эсфина стала замечать интерес к себе со стороны молодой госпожи, этот интерес ее смущал и нервировал. Служанка понимала, что это странное любопытство может сильно осложнить ей жизнь. Юлия была наблюдательной девочкой, она сможет заметить некоторые странности в поведении своей рабыни и сделает определенные выводы, которыми поделится со своим отцом. Этого нельзя было допустить! Если девчонку она еще сможет обмануть, то Великого Этрарха обвести вокруг пальца не удастся. Клавдиус сам был непревзойденным мастером интриг, он тут же почует, что здесь дело не чисто и начнет копать и докопается до самых истоков заговора, зародившегося в скрытых от глаз людских покоях Великого Жреца Тарния. О Главе Скифы Эсфина особо не беспокоилась, этот дряхлый на вид, согбенный старец, прожившей на Земле без малого восемьдесят лет обладал в Империи почти безграничной властью. Эсфина умилялась, насколько ловко ему удавалось одурачить людей своим немощным видом. Даже такие умные люди, как Этрарх Клавдиус порой попадались на эту уловку. В душе Эсфина потешалась над аристократами, одетыми в шелка и бархат, надушенными подобно женщинам, украшавшими свои руки кольцами, все эти люди, утопавшие в роскоши, считали ее предметом мебели, вещью. Когда она с подносом в руках заходила в комнату, в которой собирались друзья Клавдиуса, те даже и не думали прекращать беседу. Чего ради? Кто она такая, чтобы на нее обращали внимание столь знатные вельможи? Глупые спесивые индюки! О, как много Эсфина узнавала из подобных бесед! Этим люди ничего не боялись, друзья Великого Этрарха в открытую смеялись над юным правителем, Дариус для них был всего лишь мальчишкой, марионеткой в руках Этрарха, Тарний - немощным стариком, который вот-вот отдаст Мерте душу. Они не понимали, что даже самое крепкое древо власти может прогнить изнутри. Клавдиус из рода Аркиса был обречен, так решил Тарний, так повелела богиня Мерта. Впрочем, Эсфине не было дела до чужих богов, она помнила лишь одно, что по приказу именно этого человека боевые маги сожгли дотла ее родную деревню. Ее отец и двое братьев были убиты боевыми проклятьями, им повезло, они погибли мгновенно. О судьбе матери девушка ничего не знала, они потеряли друг друга из виду во время всеобщего переполоха. Деревня горела, кругом кричали люди, кто-то пытался бежать, им стреляли в спину из каких-то странных орудий. Сама Эсфина до последнего находилась подле тяжело раненных, она как могла старалась облегчить страдания своих соплеменников, перевязывала раны, поила лечебным отваром из трав. В те минуты девушка четко понимала, что все они обречены, но как ни странно это чувство неизбежной гибели давало ей силы жить и бороться до последнего. В ожидании страшного конца Эсфина пела, она села на пол около лавки, на которой метался в предсмертной агонии молодой триополец, распустила свои длинные черные волосы, расправила складки на своем, испачканном чужой кровью платье. Страшный удар и дверь слетела с петель. Как бы не готовила себя девушка к этому решающему моменту, тем не менее, она ощутила в душе противный, липкий страх, тело окаменело, сердце заколотилось с неистовой силой. Неимоверным усилием воли она заставила себя поднять глаза и посмотреть в глаза Смерти. У Смерти оказался пронзительный взгляд встревоженных карих глаз. Эсфине вдруг пришла в голову странная мысль о том, что боевой маг, стоящей напротив нее сам напуган происходящим. А дальше наступила темнота. Эсфина ничего не ощутила, кроме неожиданного чувства покоя, она больше не чувствовала тяжести своего тела, удивительное чувство полета захватило все ее существо и она погрузилась в блаженный транс. Если это была Смерть, то Эсфина встречала ее с радостью, как дорогую подругу. Неизвестно, сколько она пробыла в подобном состоянии, но эти часы стали лучшими в ее новой Жизни, которую Эсфина ненавидела. От родственников ей приходилось слышать, о том, что в Империи принято торговать людьми, существуют даже специальные рынки живого товара. Именно на одном из таких рынков ее и увидел управляющий Этрарха Клавдиуса. К этому моменту несчастная девушка была уже настолько вымотана многочасовым стоянием на солнцепеке среди шумной толпы, которая без застенчиво ее рассматривала, многие даже подходили, пробовали торговаться, но цена на юную рабыню была слишком высока. В какой-то момент Эсфина даже поймала себя на мысли, что почти гордиться этим. Управляющий долго осматривал ее критическим взглядом, потом не менее долго выспрашивал у продавца, не больна ли она чем, насколько вынослива, какими ремеслами владеет. Наконец они сторговались, ударили по рукам, новоявленный покупатель протянул работорговцу довольно внушительный мешок с монетами. Затем жестом велел Эсфине двигаться за ним. Девушка во время плавания на корабле приняла решение скрыть тот факт, что она неплохо говорит на аквианском, знание языка давало ей огромное преимущество перед остальными пленниками, прислушиваясь к разговорам своих тюремщиков, она поняла, что их везут непосредственно в Кварту на невольничий рынок. Знание о дальнейшей судьбе, пускай и не значительное, позволяло чувствовать себя уверенней. Эсфина по достоинству оценила иронию Судьбы, по воле которой она оказалась в доме главного истязателя своего народа. Не прошло и трех дней, как рабыня предстала пред своим новым хозяином, Эсфина увидела Великого Этрарха. Ожидавшая увидеть чудовище, девушка была потрясена тем, что внешне Клавдиус вовсе не вызывал у нее отвращение, напротив показался ей мужественным, несмотря длинные волосы и кольца на руках. В этом человеке чувствовалась внутренняя сила, его голубые глаза смотрели повелительно и в тоже время иронично - игриво. Они стояли друг напротив друга, он смотрел открыто, изучая, как изучал бы картину, пытаясь на глаз определить подлинный ли это шедевр или же дешевая подделка, жалкая мазня, не стоящая потраченных на нее денег. Она делала вид, что смущена, растеряна, как должна была быть растеряна рабыня, впервые увидевшая своего господина. Эсфина подняла на него испуганные черные глаза и у Клавдиуса сладко закружилась голова, ему больше было не жаль потраченных денег, Великий Этрарх желал лишь одного, видеть эту девушку рядом каждый день, каждый час. Чары юной Эсфины вскружили ему голову. Умом он уже просчитывал различные варианты, как можно оставить в доме молоденькую рабыню не вызвав подозрения у жены. Госпожа Доминика, любившая мужа до беспамятства, могла придти в ярость от одного вида юной прелестницы, крутящейся около ее красавца мужа. Такой ловкий в интригах и такой смелый в бою, Клавдиус испытывал почти священный трепет перед своей супругой, с которой прожил без малого пятнадцать лет. Он давно уже не любил Доминику, но никогда ей не перечил, рядом с женой он становился смиренным как ягненок. Имея по закону право жениться во второй и в третий раз, Клавдиус боялся оскорбить жену подобным решением. Нет, он не был верен Доминике, но старался свои романы не афишировать, непонятный страх заставлял его умело заметать следы супружеских измен. Именно поэтому Клавдиус и стоял в нерешительности около прекрасной рабыни. Неожиданно, подобно озарению свыше в голову пришла блестящая идея. Юлия! Их с Доминикой единственная дочь могла стать великолепным прикрытием. Он подарит Эсфину Юлии. Девочка будет рада подарку и Доминика ничего не заподозрит, в конце концов, она сама только вчера говорила о том, что пора бы приставить к Юлии другую рабыню, предыдущая, кажется, была поймана на краже, и ее после соответствующего наказания отправили в деревню. Эта триопольская красавица с легкостью сможет ее заменить. Клавдиус не удержался от лукавой улыбки. В этот момент Эсфина почувствовала, что участь ее решена. Примечания. Примечание 1 - Морфиусы - вид эльфов, с древних времен, обитавших в южной части Аквиании. В 1054 г. по Аквианскому календарю вождь морфиусов Прыгун Длиннопалый отказался подписать всеэльфийский договор и вышел из состава Ельфийского Содружества, после чего племя морфиусов было вынуждено покинуть прежнее место обитание и переселиться в леса Аквиании. В 1125 г. вождь морфиусов Длинноух Короткошерстный, после длительной осады Златолиствицы - столицы морфийских городов во избежание кровопролития был вынужден принести вассальную присягу правителю Аквиании Юлиусу Всемилостивому. После гибели в 1307 г. последнего вождя из династии Вислоухов Златолиствица и окрестные города морфиусов были 'взяты под опеку' Аквианской Империи и превратились в одну из мелких провинций. В описываемые времена существовала мода на прислугу из числа морфиусов, фактически находившихся на положении рабов вплоть до знаменитого бунта 1396г. по Аквианскому календарю. Примечание 2 - Моркены - мифические обитатели болот, прославившиеся тем, что умеют имитировать голоса, благодаря чему, частенько сбивают с пути незадачливых путников и топят в своем болоте, превращая их в себе подобных. Примечание 3 - Альтвертенские ковры - ковры, привезенные из Альтвертена, приравнивались к произведениям искусства. Только высшая знать могла позволить себе их приобретение, настолько баснословно высоки были цены. В доме Юлии альтвертенскими коврами были устланы полы. Примечание 4 - род Аркиса - родоначальник Аркис Великий известный военноначальник одержал ряд громких побед в войне 1205-1207 г. прославился тем, что первым в истории Аквиании ввел в обращение проклятья поражающего действия. Первым поставил вопрос о введении в Аквиании регулярных магических войск. Возглавлял компанию 1213 г. на территории Древней Маркии, присоединил к землям Империи часть Медфлуанских островов. Прославился особой жестокостью при подавлении бунтов, так во время бунта эльфийского племени язкенов, использовал проклятья широкого действия, поражавшие все вокруг в радиусе 100 квартитов (1 квартит = 8, 98 км.). Примечание 5 - Уложением о браке и престолонаследии Александроса Праведного - документ, упорядочивший порядок престолонаследие и утвердивший право наследование Аквианского престола непосредственно от отца к сыну, минуя младших братьев покойного правителя. Александрос Праведный - Аквианский правитель (1221-1264) прославился как законодатель, составивший более 150 актов, имеющих законодательную силу и на момент описываемых событий. Был прославлен Аквианской Скифой (съездом Верховных жрецов Аквиании) за особое усердие к исполнению обрядов, а также за дела милосердия. Так именно старания Александроса в 1245 г. было воздвигнуто святилище богине Мерте (Верховной Богини Аквианского культа). Примечание 6 - Корфиа - остров, входящих в состав Медфлуанских островов, омываемый волнами Южного океана. В 1213 г. был захвачен отрядом боевых магов под руководством Аркиса Великого и вошел в состав Аквианской Империи. Примечание 7 - одну из погребальных мелодий - Аквианский культ, носящий также название Двухначального, был построен на противопоставлении Дня и Ночи, Света и Тьмы, Жизни и Смерти. Жрецы Аквиании делились на две касты, одни из них носили белоснежные одежды, они прославляли День, Свет и Жизнь различными сложными обрядами и песнопениями, другие напротив одевались в черные одежды, в их обязанность входило прославление Ночи, Тьмы и Смерти. Аквианцы считали, что Смерть можно 'задобрить', существовали даже специальные празднества, во время которых жрецы богини Мерты (богини Смерти) совершали ритуальные жертвоприношения. С особым почтением Аквианцы относились к погребению усопших. Тела умерших сжигали на ритуальных кострах, при погребении правителей Аквиании священное пламя возжигал верховный жрец Скифы, все присутствующие при этом должны были исполнять погребальные мелодии, прося богиню Мерту принять усопшего в свои объятья. Примечание 8 богиня Девия - богиня Жизни, Дня, Света, является противопоставлением богине Мерте, воплощения Смерти, Тьмы и Ночи. Примечание 9. середина квартия- Аквианский календарь, подобно нашему поделен на двенадцать месяцев. Зимний месяц квартий может быть приравнен к декабрю. Примечание 10.. Дармиус - весенний месяц. Переменчива, как погода в дармиусе- аналогичное выражении переменчива, как погода в мае. Примечание 11. Триополь - государство, имеющие к Аквиании территориальные претензии. В частности до компании 1213 г. север Медфлуанских островов входил состав Содружества Триопольских городов. После захвата островов Аквианской армией Триополь был вынужден подписать договор, по которому северная часть островов отходила к Аквианской Империи. Начиная с 1224г. и заканчивая описываемыми временами между Триополем и Аквианией периодически возникали незначительные столкновения местного значения. Не территории островов неоднократно вспыхивали очаги народного восстания, подавляемые местным гарнизоном Аквинской магической армии. Примечание 12. Громб - Аквианский бог разрушения, символизирующий собой распад, разъединение Двух Начал. Он являлся символом вечной, бесконечной пустоты. Именно влиянию Громба было принято приписывать дурные наклонности в людях.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"