Лесная дорожка, заброшенная не так давно, но начинающая уже зарастать, петляла, кружила по холмам, и капризно выгибалась. Казалось еще немного и она начнет скакать и брыкаться как молоденькая, одичалая и отбившаяся от рук, козочка.
- Ясно дело , никаких козочек здесь нет... А жаль...- подумал Мишка и сглотнул вязкую голодную слюну. Хотя вместо козочки прекрасно подошел бы какой-нибудь мелкий травяной мешок, сын своего времени, так сказать, каких здесь много...Волчья сыть... Мишка вспомнил картинки из энциклопедии - эх, сейчас бы хоть гипсилофодончика какого-нибудь... Он улыбнулся. Вот бы никогда не подумал, что будет глотать слюнки , вспоминая картинки с любимыми ископаемыми... Он отогнал голодные видения. Придется терпеть до утра. Пхыт сказал , что идти надо по ночам. Оно, конечно, правильно. И Шочи подтвердила, что так лучше. Только жарким днем есть не хотелось. А прохладной ночью прожорливый рапторский желудок Мишки пел и урчал свою голодную песнь и просил, просил, просил есть, кушать, жрать... Как говорила Мишкина бабушка (нормальная человеческая бабушка из Чеши, а то ведь чем черт не шутит, может у него скоро и среди динозавров родственники заведутся), - кишка кишке дает по башке.
Чтобы отвлечься от грустных событий в животе, Мишка стал смотреть на ноги. Ноги! За последние два дня и две ночи эти ходули, эти курьи ножки , утратили для него прелесть новизны. Все же занятно было на них смотреть, как они, такие крепкие , сильные, уверенно и словно независимо от его воли , топают по лесной дороге, неся своего хозяина в неизвестность... К какому-то Храму. Зачем-то. Никто не мог или не хотел объяснить ему что это за Храм и зачем они к нему идут. Впрочем, по сравнению с тотальной неопределенностью, заполонившей новую жизнь Мишки, это еще было ничего. Идем к Храму! Все ясно? Да, Учитель! Мишка, чуть ли не с вожделением представил себе школьную училку, которая чертит на доске схему и энергично тыча указкой (как курица клювом), разжевывает ему всю историю с географией.
- Храм. Находится в мезозое. Меловой период. Шестьдесят пять миллионов триста пятьдесят шесть тысяч двести сорок седьмой год до РХ. Столько -то градусов такой-то долготы, столько-то такой-то широты. Был культовым сооружением доисторических пресмыкающихся Лавразии. Построен в ..... , разрушен в ....... Да вот так бы кто мне объяснил... А не все эти загадки... - подумал Мишка и засмеялся. Парни-динозавры оглянулись на него, но ничего не сказали. Шочи, бегущая за ним следом, ободряюще похлопала его по хвосту. По средней части... Мишка огорчился. Ну вот как она не понимает, что нельзя так со мной... Прикосновения к хвосту - это очень интимно...И вообще мы, рапторы - существа тонкой душевной организации... А она вот так - дерг, хлоп, смык... Эх, люди, люди... А кстати, о загадках. Вот по поводу наших четырех мушкетеров, все ясно до боли - они и правда ни черта не знают. Шли куда вели. И все. И взятки гладки. А вот Шочи явно темнит. То она что-то знает, то не знает ничего...И ведь как ни спрашивай, не расскажет. Покусать ее что ли? Не буду ,это не по рыцарски... Он оглянулся на нее. Вот ведь удивительное существо!.. Бежит, не отстает. Трудно ей, наверное , поспевать за ними, храйдами, со своими коротенькими ножками. Однако ж поспевает.
- Как тебе это удается? - спросил он у девушки. Та спокойно, с легким вызовом, улыбнулась в ответ, мол, удается, а как - не твоя забота. - Я по телеку видел, - продолжил Мишка, в Бутане есть такие скороходы - за ночь сто километров пробегают. Ты , часом , не оттуда?
- Я - майа, - буркнула Шочи, так , что Мишке расхотелось расспрашивать дальше.
Между тем, лапы его, хоть и были что надо, однако ж устали. Он на какое-то время забыл про голод и почувствовал себя счастливым , когда Пхыт подал сигнал к привалу и можно было закинуться на лапы с головой. Мишка мгновенно провалился в сон. Впрочем, долго дрыхнуть ему не дали. Едва он увидел во сне мамины котлеты , как его стали настойчиво расталкивать. Он разлепил глаза, упорно не желавшие открываться. Перед ним стоял Пхыт, скрестив на широкой груди сильные лапы.
- Есть хочешь? - дружелюбно спросил он.
- Кхафф-кхафф!!! (Ага!) - Мишка пружинисто вскочил на упругие ноги и повел носом по сторонам в поисках запаха еды. - Конечно!
Но запаха не было и Мишка недоуменно уставился на Пхыта. Тот зазывно махнул лапой. Пойдем поохотимся. Твоя очередь...- Мишка нервно сглотнул представив себя одного в незнакомом страшном лесу. - Но ты ведь окажешь мне честь, позволив сопровождать тебя?
- Да, да, окажу, непременно окажу...
Мишка покосился на Шочи. Та едва заметно кивнула. Их ен знаками не ускользнул от Пхыта, но он не подал виду. Две тени, ловкие и грациозные, скользнули в лес. Приглядевшись к ним повнимательнее, можно было бы заметить, что одна из теней была не так уж ловка и грациозна, а , с точки зрения среднестатистического раптора, прямо скажем, довольно неуклюжа.
- Аолаги, ты колени вот так подымай... - по-прежнему доброжелательно посоветовал Мишке Пхыт. - и локти к бокам прижми, пусть вот трутся.
Мишка последовал совету спутника и почувствовал что движение его сделалось значительно сильнее, плавнее и ловчее. Его тело словно плыло над землей. - Вот-вот, а палец... да третий, третий на ноге, потяни на себя... Да! Вот так! Вот так! Пошел, пошел, отлично! Вот это походка охотника! А то мы все мясо здесь распугаем! Эти дурики знаешь какие осторожные?
Некоторое время они беззвучно неслись в дымчатых утренних сумерках. Вдруг Пхыт остановился так внезапно, что Мишка едва не впечатался в него. Весь вытянувшись в струнку, Пхыт задрал нос вверх, ловя верхним чутьем запах добычи.
- Давай, брат! - он махнул лапой указывая Мишке направление маневра - направо, и сам легко, как стрела, как бумажный голубь, унесся в противоположном направлении. Мишка рванулся и поплыл, полетел, стремительно двигаясь в вязком, тягучем пространстве, его подхватила быстрая легкая струя событий этой охоты, первой охоты в его жизни. Головокружительный азарт накрыл его , просочившись в кровь через легкие с вожделенным ароматом жертвы в котором было все - страх убегающего зверя, острый как когти хищника, его безумная жажда жизни, сладкий вкус еще живой крови на языке, последнее трепетанье пойманного существа и его крик, опьяняющий, последний безысходный крик, почти музыкальный для слуха охотника, возвещающий Вечному Лесу , - Я был!!! Я жил здесь!!!
Мишка бежал густой туманной мгле, он уже слышал топот зверюги, в панике потерявшего голову и ломящегося сквозь заросли напропалую. Брата-охотника он не слышал и не видел , но чуял, что тот несется параллельным курсом по другую сторону от преследуемого зверя. Вначале их траектории разошлись , охватывая путь обреченного беглеца, а теперь начали сходиться. Вот уже Пхыт обогнал жертву, Мишка слышал, как он, нарочно подымая шум, понуждал ее отклонять свой бег в сторону Мишки.
Молодой трехмесячный игуанодон улепетывал во все лопатки, визгливо похрюкивая от страха. Легконогие , клыкастые убийцы, бывшие для него воплощенным ужасом, отбили его от стаи и теперь он бежал в серую слепую мглу, навстречу гибели... Хотя... Может быть, просто бежал... Тем более, что этот болван справа, топал как плоскостопый бронтозавр, что позволяло беглецу контролировать хищника и давало ему надежду на спасение. Пока он слышал этот смертельно жуткий, но спасительный звук, он мог в любой момент сманеврировать, смане...
Сама предательская утренняя тьма сгустившись в тугой серый ком, ударила в него и повергла... Тяжко заревев, игуанодон грохнулся на бок, но тут же из последних сил вскочил и сам бросился в безнадежную последнюю атаку.
Мишка, интуитивно верно выбрав точку в которую неизбежно приведет дурика-игуанодона, оказался в этой точке вовремя, и совершив длинный прыжок, сшиб его с ног ударом плеча в бок. Игуанодон рухнул и Мшки подскочил было к нему чтобы добить, одним ударом покончить с делом - оборвать эту глупую жизнь, разменять ее на мясо.
Малыш-игуанодон, однако не сдавался, извернувшись, почти кошачьим движением (страх придал силы неуклюжей твари - подумал Мишка) , вскочив на ноги , он словно молотом с размаху ударил Мишку в плечо головой, размахнувшись длинной шеей.
Мишка упал навзничь, плечо и лапа тут же занемели. Игуанодон перепрыгнул через него и был бы таков , но тут из зарослей выпрыгнул Пхыт, спешащий на помощь брату... Одним резким движением он сбил игуанодона наземь, и наступил на шею ногою. Бойцовый коготь его завис над беззащитной шеей динозавра. Игуанодон мучительно вытянул шею, и, с хриплым безнадежным мычанием закрыл глаза.
- Давай, Аолаги! - пригласил Мишку Пхыт, - ударь! Сюда! - он указал пальцем место "удара милосердия". - Но прежде... Он сложил лапы и склонил голову чуть набок. Мишка едва не вскрикнул от мощного, какого-то просветляющего чувства дежа-вью, прошедшего через него - поза Пхыта напомнила ему фигурку золотого раптора, оставшуюся в его одежде во внутренностях погибшей летающей лодки...
- Прости, брат, мы отнимаем твою жизнь по воле Текущего для поддержания наших жизней. Боли не будет. Ты уходишь к Луне, не бойся и не печалься, у Луны получишь ты новую жизнь, лучше прежней...- Пхыт привычно пробормотал это обращение и обернулся к пораженному Мишке. - ну вот и все... А теперь убей...
Игуанодон приподнял голову, открыв глаза, в которых зияла вся глубина уходящей жизни, весь ужас прощания с нею...Черные блестящие глаза животного заволакивала слеза... Мишка занес лапу,выставив когти, примерился, чтобы точно вогнать их, туда, куда указывал ему товарищ-охотник, боясь причинить жертве излишнее страдание... Какое-то время он стоял над простертым зверем, с ужасом чувствуя, что не может ударить, затем глубоко вздохнув, он бессильно опустил и спрятал за спину трехпалые кисти, воруженные бесполезными теперь кинжально-острыми когтями. Он стыдился теперь своих когтей.
- Аолаги! - деликатно , но настойчиво шепнул Пхыт, - скорее убей его, ему страшно, избавь от страданий лесного брата...
- Я... Я не могу... - мучаясь, прохрипел Мишка сдавленным голосом, сжимая и разжимая за спиной кулаки. - Я не могу его убить... - эти слова он произнес едва слышно...
- Но... Как же ты собираешься вести нас, не будучи одним из нас? Мы - охотники, охота наша жизнь, наш долг... Как ты станешь примером для нас, ты , не выполнивший долга?..
Повисла тяжкая пауза в течение которой ничего не понимающий (Убьют-не убьют? До сих пор не убили? Почему?) игуанодон бессмысленно ворочал глазами.
- Ты хочешь чтобы я убил его? - вкрадчиво спросил Пхыт.
- Нет. - Пролепетал Мишка. С ним что-то творилось. Что-то чего он и сам не понимал. Что-то вроде того, что могло бы случиться с неизвестным ученым , который сделал ерунду, но сквозь отчаяние своего вселенского позора вдруг прозревает, что ерунда эта на самом деле гениальная догадка. Что это открытие. Так и Мишка, еще стыдясь своего жалкого малодушия и мелкой жалости, чувствовал всплывающую из глубины души уверенность в своей правоте, в единственности своего выбора, естественности его, одобренности его некими высшими сферами (в которых Мишка ничего не понимал) и даже предопределенности...
- Нет. - уже твердо ответил он. - Отпусти его. Мы не будем убивать. - сказал он сухо и уверенно. Это прозвучало как приказ. Пхыт ошарашенно поглядел на него одним глазом, затем другим, и неуверенно отнял ногу с шеи поверженного игуанодона.
- Но... Но если так надо... Ты объяснишь мне, Аолаги? Зачем мы это делаем? Хрут-хрут! - он шлепнул не верящего в свое счастье, игуанодона по широкому заду, прогоняя его. Тот полежал еще немного, задрав лапы. Потом вскочив, задал такого стрекача, что хруст ветвей еще долго гулял эхом по лесу.
...Услыхав благую весть, Дхар разинул пасть да некоторое время так и сидел. Потом, сомкнув челюсти, он поцокал языком и несчастным голосом сказал:
- Я же есть хочу, Аолаги! Что же мне теперь кушать?
Хугу покатился со смеху. Шочи серьезным тоном произнесла:
- У нас в лунном мире есть такой зверь- медведь. Когда нечего кушать он сосет лапу и тем бывает сыт...
Хугу проворно соскочил с валуна на котором сидел и схватив лапу Дхара, засунул ее тому в пасть.
- Ыхм? - Дхар , прикусив лапу, недоуменно воззрился на Хугу, который отойдя на пару шагов, указал на Дхара кончиком хвоста:
- Лунный зверь медведь сосет лапу! - и тут же участливо спросил: - Ты уже сыт, дружище?
Тут же , как комический артист, играющий скетч, Хугу оказался рядом с Мишкой, и , приняв молитвенную позу, склонился перед ним:
- Научи нас, Аолаги, научи , о мудрый! Как нам теперь жить? Мы уже год бегаем по лесам , спасаясь от жестокости наших братьев, и все ждем тебя, чтобы ты научил нас как теперь жить. А ты пришел и запретил нам жрать!
Хугу зашелся от смеха, клокоча и булькая, как кипящий чайник: