Уже через три больших кенгуриных прыжка я почувствовал, что джамперы мешают мне. Но окончательно я это осознал где-то метров через пятьсот. Дело , разумеется, было не в том, что они мне терли или давили, это , скорее было ощущение , что они добавляют мне лишний вес, тянут к земле, а без них я могу прыгать быстрее выше, сильнее. Мне захотелось снять их, но из боязни отстать и, хоть на минутку остаться одному в этом , враждебном мире, я не решился сделать это. Но, видимо, похожие чувства овладели многими членами нашей группы, потому что общее движение распалось, рассыпалось, затормозилось. Слегка запыхавшийся Сидорцов "подпрыгнул" к нам на джамперах.
- Ну что еще?
Случился общий шум, в котором морпехи пытались донести свои впечатления, мы свои, но Боря перекрывая всех, звонко доложил:
-Товарищ каплей, мы с ребятами из калош этих выпрыгиваем...
- У меня тоже такая ситуация, - сказал я, потому что Сидорцов задержало на мне взгляд. - Я думаю, это от жвачки Плаксыной, ну... катализатор... он силы наши умножает, помните , мы с Космой как на дерево запрыгнули?..
Мы сели на землю и стали вытаскивать ноги из креплений. Косма присела рядом со мной.
- По-моему , Леши нет, китайца этого... - она оглянулась по сторонам.
- Только не зови его, - сказал я , вставая.
- Почему? - она удивленно раскрыла глаза.
-Боюсь что если он сейчас, на твой зов, неожиданно выскочит перед нами из земли, мы просто описаемся.
Косма засмеялась, придвинулась ко мне, я протянул к ней руку... и тут нам опять велели бежать. На сей раз мы неслись без джамперов, и , Ей-Богу, было легче, мы бежали, как отделение бешеных Маугли, забритых в солдаты, чувствуя за спиной зубастую смерть, или по крайней мере, зубастые неприятности.
- Шутки-шутками, - подумал я, - а и правда, где китаец? - Без него было как-то неуютно.
Потом для мыслей не осталось места - все поглотила скорость. Кислород кислородом, а бежать вскоре стало трудно, пот заливал глаза, и я бы не удивился если бы добегались до пены, подобно лошадям. И все же в этом сумасшедшем беге была дикая, небывалая прелесть и красота. В этом нашем беге, хоть мы и спасались бегством, не было, к моему удивление, ни на гран, того смертного ужаса, который обдавал нас своим ледяным дыханием в самом начале нашей непутевой командировки в мезозой. Было в нем, в беге, упоение, лихость и какое-то сладостное весеннее безумие. Лес мелькал , уносясь назад, за наши спины. Мы на диво уверенно огибали деревья, выраставшие на нашем пути и бросавшиеся нам навстречу, норовя расплющить нас крепкими , толстыми стволами.
В какой-то момент мне стало казаться что я лечу над землей едва касаясь ее ногами. Поймав себя на этом я потерял координацию, как та сороконожка из притчи, и споткнувшись чуть было не упал, но Косма, мчавшаяся рядом, легким касанием помогла мне восстановить равновесие. Внезапно справа от нас зеленая масса леса лопнула и исторгла из себя стаю ловких тонких, феерически прекрасных существ, - это были двуногие травоядные динозавры, ярко зеленого цвета, с синими гривками на шеях, ростом чуть выше человека, прыгающие все вдруг, как джейраны. У них были большие бархатно-табачные глаза. Какое-то время они неслись рядом с нами, потом они смешались с нами безо всяких столкновений, а затем , обогнав нас исчезли. Люди, опьяненные бегом, и чистым , плотным воздухом, счастливо смеялись, провожая их взглядами, никому не пришло в голову, стрелять в них, и вообще испугаться.
Китаец, понятно, исчез не просто так , они с Сидорцовым (я слышал их разговор), затеяли некий маневр - вывести наших поимщиков друг на друга, и поскольку они вовсе не были друзьями, дать им работу - стравить между собой. Полной уверенности что так и произойдет, ни у кого не было, а вдруг против нас они объединятся? НО попробовать все-таки стоило. Правда , я совершенно не представлял себе , как китаец собирается этого добиться. Может, я чего-то не понимал, но кажется для этого, необходимо как минимум бегать быстрее наших преследователей. Возможно мы и можем быть быстрее, что ж, вскоре нам, видимо, предстояло это проверить. Я вспомнил еще, как в одной книге читал, или в кино видел, как за одним человеком гналась целая орава, а он вдруг останавливался и бил переднего, так что тот падал, а сам бежал дальше, вот тоже стратегия, а в другой раз он отрывался и прятался за углом, а когда те подбегали, он делал подножку... Тут мысли мои оборвались, потому что плотность событий увеличилась.
Лес внезапно стал густеть, заставляя нас маневрировать все интенсивнее, а потом , словно дзюдоист, выводящий на прием, вдруг резко расступился открывая перед нами широкую плоскую голую черную равнину, издалека выглядевшую как пашня, небрежно посыпанная редким снегом.
Сидорцов резко остановился и почти все остановились вслед за ним... Почти все, - кроме меня. Я не остановился и врезался в спину Сидорцова, тут же схватившись за ушибленный нос.
- Еманарот! Это что ж тут было?
Я выглянул из-за его плеча, воткнувшись в пейзаж взглядом, обновленным и жадным до новых видов, хоть бы и ужасных.
- А что? А что там?
Сидорцов медленно пошел вперед, время от времени выдавая взрывы кассетно-бомбового мата. Мы с Космой двинулись за ним, остальные - за нами. И мы увидели. Никакая это была не пашня, - это был сгоревший лес. Сгоревший до основания, и поверженный - наверное все деревья на огромном пространстве были свалены каким-то могучим ударом, и затем запечены до угольев, до угольного порошка. И никакой это был не снег. Это были кучи белых костей, ослепительно белых костей, разбросанных по всему этому черному страшному полю. Кости были не человеческие - это были останки моих любимых рапторов. Их были здесь тысячи и тысячи. И все это скорее всего произошло довольно давно. Но все равно было страшно. Страшно от представления о том, какая титаническая злобная сила была здесь выпущена на свободу и сколько жизней здесь было прекращено. Большинство костей были разобщены и расколоты и валялись как попало, не образуя целого, но многие скелеты уцелели и в глаза бросалось , как черепа мучительно откинуты за спину на длинных, выгнутых шеях. Я знал , что это типичное посмертное положение для дромеозаврид - просто шейные мышцы высыхая оттягивают голову трупа назад. Тем не менее , скелеты погибших здесь неведомых существ так красноречиво, с точки зрения человека, выражали страдание, что мне захотелось отвернуться
-Здесь была битва, - сказал я Сидорцову. Он перестал материться и покосился на меня недоверчиво -
- Откуда знаешь?
- А с чего бы столько хищников собрались в одном месте в таком количестве? Между прочим, по количеству скелетов можно судить об общем количестве их населения в регионе.
- Тааак... - Сидорцов с интересом посмотрел на меня, - видишь, не зря мы тебя взяли, ты уже мыслишь как военный человек...
- Хм... Ну военный... Просто мыслю...
- И сколько же их тут?
- А есть время считать?
- Нет, надо двигать... - Сидорцов озабоченно оглянулся. Я просто физически почувствовал как там, позади, китаец Леша, наш арьергард, разворачивает некую таинственную , но очень продуктивную стратегию.
- Вперед. - коротко рявкнул Сидорцов. В некотором таком ободрении личного состава была нужда, так как мне , например , было не совмссем понятно, можно ли по этому полю, собственно, бежать, или хотя бы идти. Помимо того, что можно было поломать ноги, возникало еще и какое-то мистическое опасение - или отталкивание. НЕ хотелось мне ступать по этой земле. И другим , я видел , не хотелось. И Сидорцову не хотелось. Это было отвратительно - ступать по этой земле. Она казалась насыщенной смертью. Смерть дремала в ней , как брошенные в сухую землю семена, ожидающие дождя. Или просто удобного случая, чтобы проявить себя. Тем не менее Сидорцов, подавая нам пример, качнулся вперед, начиная разгон, как вдруг он отпрянул (я снова получил по носу, уткнувшись в его лопатки) и задрал голову. В небе над нами разливался мертвящий бледный свет. Это было что-то вроде северного сияния, - огромные разноцветные знамена выползли на небо, в них было что наводящее жуть, какая-то покойницкая неторопливость, холодную обреченность наводили их медленные, уверенные движения и переливы. Цвета менялись , но в них неизменно присутствовал неприятный оттенок, производящий впечатление гнойного. Небо, бессмысленно переливаясь, слепо глядело на нас, как больной глаз, затянутый катарактой...
- Это так должно быть? - спросил Сидорцов не глядя на меня, но обращаясь явно ко мне (это можно было почувствовать).
- Не знаю, ничего такого не слышал... - сказал я и неуверенно, чувствуя себя чуть ли не виноватым, предположил - магнитная активность?.. Тогда , наверное, все по-другому было...
- Понятно, - мрачно отозвался Сидорцов, - спроси по ходу, - он кивнул на Плаксу, - ну, двинули, чудо-богатыри...
И мы двинули. Весь наш настрой испарился и теперь только страх, подгоняя , дышал в затылок. Наши бойцы с отвращением обходили древние кости, разбросанные по выжженной земле. Я услышал как кто-то из- парней сказал:
- Госсподи, что они тут делали-то?
- Как мы , Саня, - буднично откликнулся лейтенант, - воевали.
- Это же звери, животные, - недоверчиво сказал другой, - как они такое наворотили?
- Вот те и звери, - наставительно заключил лейтенант и все надолго замолчали, слышалось только дыхание бегущих людей. Двигаться здесь было сложно. Земля была изрыта безобразными рыжими ямами, зияющими вывернутой наружу жирной глиной. Из ям этих смердело застарелой мертвечиной. Нам приходилось перепрыгивать через одни, огибать другие. По этому несчастному, измочаленному участку земли было разбросано несколько мелких кратеров, где разорвались заряды покрупнее, а в центре , как твердый шанкр (не подумайте плохого - в детстве я читал все до чего мог дотянуться, в том числе теткины медицинские книги) как чаша отравы, возвышался большой кратер, размером с колхозный ставок. Впечатление было такое , что противоборствующие стороны молотили друг друга фугасами, а когда фугасы закончились они взорвали небольшую атомную бомбочку, ну и на этом, видно, успокоились.
- Мерзкое место, - сказала Косма, с отвращением поглядывая на небо.
Я поглядел на Плаксу. Она притихла, но кажется не потеряла присутствия духа, и ловко, ловчее всех нас, прокладывала себе путь между этими зловещими ухабами.
- С дорогами здесь тоже не очень... - подумал я , невольно залюбовавшись ее точными выверенными движениями, - может поэтому мы и чувствуем себя здесь как дома? Если не брать этого поля , конечно. Да пожалуй здесь и дураки найдутся.
- Тхом, - сказал я Плаксе, указывая на небо, - у вас часто такое бывает?
- Никогда не видела. - спокойно ответила она.
- А слыхать приходилось? - не отставал я, - от стариков?
- Нет, Данха. Смотри вниз! - тут я как раз попал ногой в колдобину и чуть не грохнулся.
- А что же ты спокойная такая, если раньше такого не видела?
- Все когда-нибуть видишь в первый раз. - философски ответила она.
Я чертыхнулся про себя. И не придерешься. Впрочем, похоже было, что она не врет. А врут ли чеширрапторы? Хм, едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?
- А это что? - я повел рукой , пытаясь охватить жестом побольше мертвого пейзажа, окружающего нас, - здесь дрались, так?
- Да, - подтвердила Плакса, - знаменитая война, последняя война...
Мне очень захотелось зажать ее в угол (это очень смешно звучит - зажать в угол чеширраптора, будучи человеком) и немедленно узнать все, что она знает об этом дивном , древнем мире, в который мы попали. Но больно ситуация была наподходящая. На бегу чинить допросы - запыхаешься. Но я поставил себе галочку - проинтервьюировать черную бестию, как только наступит удобный момент.
***
Алексей Петрович Гречаный почувствовал огромное облегчение, когда у него включился кислородный форсаж. Он сам так назвал это состояние. Практически на бегу он сбросил джамперы, радостно, как начинающая стриптизерка, которой еще не набрыд ее бизнес, зашвырнул их в заросли хвоща. В отличие от Сидорцова, который в силу некоторых профессиональных заблуждений, свойственных лицам, его рода занятий, исходил из правильной мысли: запас карман не тянет, Алексей Петрович точно знал, или, вернее сказать, чувствовал: эти штуки уже не пригодятся ему никогда. Разве что , может, если доживет до пенсии, то , как-нибудь вечерком он тряхнет стариной, и попрыгает в джамперах по обласканным мягким вечерним солнцем улицам того города, в котором ему доведется коротать старость. Жизнь его складывалась таким образом, что он даже не пытался предполагать куда его закинет судьба на исходе дней. Впрочем , это не слишком печалило его. По его расчетам, до группы белых рапторов, идущих по следу, оставалось совсем небольшое расстояние, и оно стремительно сокращалось. Он укрылся под широкими листьями гигантского папоротника, и как он всегда делал это , постарался слиться с местностью не только телесно, но и мысленно. Почувствовать себя растением. Упавшим листом. Пнем. Любое высокоорганизованное существо, находящееся в состоянии войны с другим таким же существом видит противника глазами в последнюю очередь. Сначала оно воспринимает твои мысли. Слабо, едва слышно. Это и называют интуицией. Вероятно, прием подействовал, потому что белые зверюги пролетели мимо него на полном ходу. Как того требовал план, он пропустил их мимо себя, на достаточное для последующего бегства, расстояние, и лишь потом, выскочив из кустов, как кукушка из часов, бросил им вслед свето-шумовую гранату и пару раз (новых патронов не будет) выстрелил наобум лазаря куда-то в зеленый узорчатый навес, колыхавшийся над головой.
Замешательство вызванное среди белых храйдов грохотом разрыва и выстрелами, позволило Алексею Петровичу оторваться от них метров на сто пятьдесят. Но, в общем , они отреагировали очень быстро, если бы не кислородный форсаж, не успеть бы ему и на сто метров оторваться. Успел бы только кукукнуть и сразу оказался бы в лапах.
Теперь , по его расчетам ему нужно было протянуть двадцать минут бега по прямой. Очень много. Затем ему предстоял некий неожиданный маневр (конкретику подскажет местность в которой они окажутся), с тем чтобы проскочить между молотом и наковальней , когда черные и белые храйды заметят друг друга и начнут взаимодействовать. А именно молотить друг друга. Тогда, возможно, он получит передышку и сможет нагнать (к тому времени придется нагонять) красную точку. Полюбоваться этим любопытным объектом (или субъектом) и решить что с ним делать. Таковы были планы Алексея Петровича. НО планы никогда не проходят испытаний жизни в чистом виде. Уже на втором километре преследователи настолько приблизились, что он буквально, чувстовал затылком дыхание. Он не оглядывался, но чувствовал (тем же затылком) что они на бегу перестраиваются в цепь, собираясь, верней всего, загнуть края цепи, и взять его в кольцо. И он, напрягая все силы в попытке увеличить расстояние между собой и этими невероятно шустрыми тварями, уже чувствовал , что , очень может быть, им это удастся - сомкнуть кольцо. В течение всей своей долгой и довольно успешной (порукой за то он все еще жив) жизни, ему чаще приходилось бегать за кем-то , чем убегать от кого-то. Но таких шустриков ему не встречалось, и дай Бог чтобы не встречалось и впредь...
Он остановился от чувства, что за спиной пусто, сходного с ощущением зловещей тишины... Обернувшись, он увидел , что храйды, далеко отстав от него, остановились. Его это совсем не обрадовало, и в первые секунды он не мог понять почему. Потом понял - их количество здорово уменьшилось. Всего пять белых зубастых голубоглазых пугал скалились на него с расстояния в пятьдесят метров и это значило... значило... Да! Они ведь в лесу... И они летают...
Он успел кувырком уйти в сторону и храйд, прыгнувший на него с дерева промахнулся. И покатился по земле, злобно шипя от боли или от разочарования. Следующим трюком Алексей Петрович сбил с толку еще двоих белых, пикировавших на него с разных сторон - они столкнулись, и , вероятно, надолго вышли из строя. Но ему это не помогло. Его окружили восемь белых оперенных бойцов, проворно спустившихся с деревьев, решив, видимо , что так будет вернее без производственного травматизма схватить юркую жертву. Он понимал, что для них из разряда противников, он, скорее всего, перешел в разряд жертв. Ну что ж, возможно , это даст ему шанс. Он поднял автомат вверх и выпустил в небо длинную гулкую, почти бесполезную очередь. На это были причины помимо, так сказать, гуманности, принципов ненасилия или любви к живой природе. Эти существа были сейчас его оружием, и гораздо более эффективным чем автомат, с помощью которого он мог бы умертвить от силы двух-трех чеков. Затем прикончат или иным способом иммобилизуют его самого. А вот если ему удастся грохотом выстрелов привлечь внимание черных и стравить обе стаи, тогда он, возможно, выполнит свою задачу и даст возможность Сидорцову выполнить свою. Но даже если черные не примчатся сюда, все равно следуя одной цели они рано или поздно (лучше бы не поздно) столкнутся и в этом тоже будет шанс для людей. Но не для него. Уже не для него. Да и черт с ним, так и надо старому дураку, позволить себя так примитивно одурачить. Самым юным бойцам в их школе прежде всего втемяшивали - работать по уровням! Он бросил на землю глухо звякнувший, пустой, но тяжелый автомат. Он был готов к смерти, он всегда , всю жизнь был готов к смерти. А что смерть? Да, она заслуживает уважения , но ничего ужасного в ней нет. К смерти он начал привыкать еще с детства. Ему вдруг стало любопытно - а каково это спарринг с раптором? Все боевые системы людей приспособлены для боя против людей же. Приходило ли кому нибудь из шифу в голову создать боевую систему для борьбы с ... скажем, с негуманоидами? Представив себе такую драку, он даже повеселел. Ну что ж, перед смертью , кажется, будет чем развлечься. А ну-ка!
Даже если противников сотня
Одновременно напасть могут лишь трое
Выставь немного руки и ноги
Используй третьего как щит от двух других.
Древняя боевая песня. А все равно страшно! Он пригляделся к противникам, которые медленно двигались по кругу, порыкивая и выбирая способ нападения.
- Эге! - заметил Алексей Петрович, - да они тоже подссывают!
Мысль эта рассмешила его. Здоровенные двуногие крокодилы жуткой внешности, и вооруженные , что называется, до зубов , каждый из которых, кажется мог бы перекусить его пополам, оказываются, боятся! Ну правильно, он же незнакомая дичь, непривычного вида, издающая к тому же неприятные звуки. И при инструктаже, вряд ли их старшие удержались от сгущения красок (противник коварен, жесток, вооружен до зубов и воодушевлен! - товарищ командир, так на кой же ляд мы туда лезем?) Совсем другой мир, эти существа наверняка так далеки от людей в своем мышлении, но кое-что ведь может быть похожим? Может быть...
Он не хотел начинать драку. Время работало на него. Ну что же пусть приглядятся, наберутся смелости, Первым , конечно, нападет тот, кто окажется за спиной. Алексей Петрович не стал принимать боевую стойку, и просто стоял в расслабленной позе, чуть согнув ноги и привернув колени к центру, диафрагма подтянута, низ живота выпячен, плечи опущены, спина чуть присогнута, а шея натянута , так что все тело, кажется подвешено за затылок. Дух умировторен и отпущен в дальнее странствие по великому пути поравнения всех вещей. Он уже видел свой обглоданный костяк, на красной , окровавленной зелени подлеска, и не находил в этом ничего ужасного. "Кто может представить небытие головой, жизнь -- хребтом, а смерть -- задом и кто понимает, что жизнь и смерть, существование и гибель - это одно тело, тот будет мне другом. То, что сделало доброй мою жизнь, сделает доброй и мою смерть", - так говорил его великий древний земляк Чжуан цзы, и так будет, в конце концов с каждым, будь он хоть трижды атеист, христианин или огнепоклонник.
Он перестал быть Алексеем Петровичем, и стал просто китайцем, потом и китайцем перестал быть и стал тем неведомым,нерожденным, кто всегда, всю нашу жизнь, смотрит на мир через наши глаза с неизбывным удивлением. Это была полная готовность. И тогда битва началась. Как и было сказано, первым пошел тот , что был сзади. Он оказался чуть быстрее, чем Нерожденный ожидал. Когти, которые должны были вскрыть шейную артерию, лишь вспороли на плече куртку, и оцарапали кожу. Из царапины медленно выступили три маленькие капельки крови.
Он пропустил нападавшего мимо себя и проводил его добрым резким пинком в основание хвоста. Храйд хрюкнул и почти как человек схватился лапой за пораженное место. Следующий , начавший движение одновременно с первым , уже тянулся к нему зубами, - целясь разорвать брюшину. Нерожденный развернулся к нему правым боком, так что большая белая голова прошла мимо тернувшись о его живот щекой, сверкая вытаращенными, небесно голубыми, страшными глазищами. Разинутая пасть бесполезно захлопнулась, щелкнув зубами. Нерожденный подхватил длинную шею на сгиб локтя, проводя молниеносное удушение и одновременно обрушил локоть второй руки на темя противника. Череп, более массивный и толстокорый, чем у человека, вернул удар - рука заныла. Но нерожденному не было больно. Храйд поплыл и шатаясь, завалился на бок. Он вернется в бой , но попозже. Двух потрадавших заменили двое свежих бойцов, и сейчас нерожденного атаковали трое, с трех сторон, и они учли ошибки собратьев. Но и он понимал, что это была лишь разведка боем. Противники приблизились, подбадривая себя рычащими возгласами, и, (все же у них есть культура - если есть культура боя, - удовлетворенно подумал нерожденный), ударили на него по трем уровням - один целил в голову, другой раскрутившись по-над землей, пытался подсечь хвостом, а третий , прыгнув, собрался вцепиться в живот когтями ног. НА этот жизненный, или скорее, смертельный вызов, нерожденный , который еще недавно был Алексеем Петровичем, этническим китайцем-хуацяо на службе ВС РФ, ответил диким, безобразным прыжком, достойным кошки, пьяной, налакавшейся валерьянки, получившей удар током, да и до этого не отличавшейся благоразумием, в котором его тело изогнулось совершенно неподобающим образом, изменив положение в пространстве по трем координатам одновременно. Это движение он сопроводил соответствующим воплем, который биологи затруднились бы отнести к определенному виду млекопитающих. Увернувшись от атаки рапторов , он, приземлившись, контратаковал их с тыла на ближней дистанции, и прежде чем они сумели увеличить дистанцию, нанес им достаточный ущерб, чтобы они, явно недоуменно глядя друг на друга, с болезненным рычанием, потирали ушибы. Но и сам он, нерожденный растирал конечности, ноющие и зудящие от отдачи. У этих бойцов была жесткая шкура. И чертовы перья не давали бить так как было привычно, проскальзывая под ударом и ослабляя его. Он удивился что продержался так долго - целых, пожалуй, двадцать секунд!
Впрочем , он не создавал себе иллюзий, что сможет победить или хотя бы убежать. Это был его последний бой и он наслаждался им. Спасительная неожиданность, рояль в кустах и Бог из машины, не спешили ему на помощь. Так что скоро, скоро... Белоснежные и смертоносные молнии (они все же очень, непозволительно быстры, просто непривычны к такому противнику) присмотрятся к нему, приладятся... А он устанет... И внимания не хватит на все, что происходит. В нем, внимании, появится дыра, через которую явится смерть и утащит его в блаженную нирвану. Нирвану он, конечно, не заслужил, и его ждет новое воплощение с новой беспокойной жизнью и новыми трудными заданиями, но, хотя бы во время беременности матери, вынашивающей его новую аватару, ему позволено будет отдохнуть? Он так устал в это свое воплощение, что возможность хотя бы короткого отдыха манила его. Но... вот крючок, который давно удерживал на этом свете , его , не ведающего страха смерти - ему было интересно, что будет дальше.
Но пока, пока он все еще был полон сил, и белые храйды с осторожностью двигались вокруг него и не спешили нападать, - приглядывались к нему с опаской и любопытством. Их странные глаза, широко посаженные, но расположенные впереди , как у человека, смотрели на него и как бы внутрь него.
Время от времени , то один , то другой храйд, попытавшись зайти ему за спину , делал выпад и коротко, не ввязываясь в долгий обмен ударами, атаковал. Нерожденный отбивал их удары, стараясь не попадать под страшные когти. Он подклинивал их предплечья, уходя под сорок пять градусов к линии атаки, и в свою очередь наносил контрудары - метя в бок, по ребрам, под мышку, в область почек.
Он тоже изучал их, приглядывался к их дьявольской , ни на что известное ему не похожей пластике, вслушивался в их пульс, и дыхание. Ему было известно, что удары, наносимые противнику между ударами его пульса и на его вдохе, как правило, наиболее успешны, так как в этот краткий миг, любое существо не может действовать. Поначалу следование этому правилу принесло ему успех и помогло вывести их боя еще троих: одному он выбил лапу ударом в плечевое сочленение, другому повредил стопу низким ударом ноги, третий пошел ва-банк - прыгнул. И был брошен с фиксацией ударной конечности, глухо хрустнувшей в руках Нерожденного. А вот это плохо, - подумал Нерожденный , - они нужны мне целенькими, они теперь мои солдаты, надо с ними нежнее. Итак , минус пять , но оставалось еще пятнадцать. И следующая тройка боевиков-рапторов заступила на позицию - скользящий вокруг жертвы круг. А он уже здорово устал, и Нерожденный, выплывший из глубин таинственной личности Алексея Петровича, на волнах высоких энергий, слегка поблек и начал подтаивать, как пломбирный император на мармеладном солнце. И они скалились уже не злобно , а , скорее злорадно.
Плохо было то, что он вот так сразу, без разведки, столкнулся с противнком, превосходящим числом. Ему бы сначала подраться с одним из этих... охотников. Попривыкнуть... Впрочем , он ведь и не собирался здесь ни с кем драться...
Наиболее эффективное свое оружие - диммак - удары по точкам и горячий ветер - прямое энергетическое воздействие, он пока не мог применить. Про удары по точкам широкой публике известно, а про горячий ветер - тайное даосское оружие массового поражения, позволяющее безоружному страннику парализовать стаю волков, не знает никто и сейчас. И слава Богу.
Эти техники, доселе безотказные, теперь не хотели работать, как ракеты имеющие самообучающуюся головку и попавшие в условия, не предусмотренные программой. Они хотели накапливать материал, учитьсяи только потом действовать. Они были дорогостоящим энергоемким оборудованием, потребляющим много ресурсов, но сейчас бесполезным. Он видел энергетические потоки, протекающие в каналах рапторов, видел их узловые точки, но их конфигурации были незнакомы и несколько попыток воздействия на них не привели к результату, если не считать того, что он поставил себя в крайне рискованное положение, заработав царапину на ухе, глубокий кровоточащий порез на шее и несколько серьезных ушибов.
Не было гвоздя - подкова пропала, - отсрраненно подумал он.
И вот еще что было особенно неприятно, - он понимал , совершенно не обманывая себя, что имеет дело с воинами низшего уровня, - это простые солдаты здешнего мира, даже может быть солдаты-срочники. Не мастера.
И эти их когти! Чертовы когти! Четыре пучка кинжалов на каждого белого демона! Это как с голыми руками против острого оружия. Сейчас бы мотыгу! - с тоской подумал Алексей Петрович, мало-помалу неохотно заменяя уходящего Нерожденного, - да хоть бы посох... Что-нибудь длинное... Но ничего длинного под рукой не оказалось.
Он выбил еще троих, и еще, и их заменили новые, и он устал. Нерожденный ушел, сил удерживать его не осталось. Алексей Петрович остался один. Если не считать Чжугэ Ляна, и этот стратегический гений, его второе (первое или третье ) "я", подал ему ценный совет.
Послушавшись совета, Алексей Петрович , пошел по кругу, находящемуся внутри кольца в которое взяли его воинственные птицеящеры, пошел своеобразным шагом идущего по грязи, взятым из багуа плавающего тела - когда стопа скользит по земле, и корпус легко, свободно, взвешенно плывет над землей.. Храйды, встревоженные резкой переменой поведения жертвы, тут же развернулись и пошли противоходом.
-Небось гадают сейчас, что я собираюсь делать, - подумал он без тени улыбки. - Не стоит давать время... Пора...
Резко развернувшись в сторону , с которой он ждал появления отряда черных чеширов , он присел, уперев руки в колени и расставив ноги для устойчивости пошире и издал громовой рев, если это можно было так назвать. Великолепный гулкий раскатистый звук, победный ликующий львиный рык, только в десять-двадцать раз громче:
- Хааа! - и казалось земля дрогнула под ногами.
Ожидавшие чего угодно но только не этого, храйды шарахнулись в стороны, открывая ему путь к лесу. И он рванул, всего себя вгоняя в запредельное спринтерское усилие, он стал пулей, он весь был скорость и ускорение... ...его ударили сзади, все-таки сзади. Удар заставший его врасплох, выбил из легких воздух, рот быстро наполнился кровью, а он еще падал. Он упал и перекатился на спину , ловко как кот, но это было бесполезно, и он знал - встать ему не дадут. Один из бойцов-рапторов наступил ему на бедро - когти проткнули кожу и кровь потекла в штанину, другой пригвоздил к земле плечо.
Нерожденный, или, вернее сказать, неумирающий, снова выступил вперед, и слабо удивился: зачем? Могли покончить с ним уже несколько секунд назад. Над ним взошла белая, крупная с забавным хохолком, голова храйда , не принимавшего участия в драке. Нерожденный безотчетно понял - старик! Губы его дрогнули, чуть изогнулись в холодной улыбке: начальство отмечается для рапорта. Старик-храйд склонился над ним и протянул лапу к его горлу. Нерожденный спокойно, словно устраиваясь подремать на солнышке погожим майским днем, закрыл глаза. И вся его жизнь в последнем воплощении, как говорится, пролетела перед его глазами. Не то, чтобы это было прощание, - скорее сохранение резервной копии в кармическом банке данных.
- Чжугэ Лян! - голос учителя. В ушах звенит, во рту металлический привкус крови, тошнит. Вставать не хочется. Но голос учителя требует, зудит как комар, язвит, жалит его мозг, как пчела. -Чжугэ Лян!Вставай!
- Именно так, - учитель, - с маленькой буквы. Это потом, когда подрос немного, он понял что можно и за что можно любить этого спокойного палача Шифу, изо дня в день подвергавшего его мышцы , кости, нервы и связки грубым истязаниям и утонченной пытке. В середине и под конец тренировки об этом не думаешь, - увлечешься и даже нравится, и радуешься когда начинает получаться как надо. Но вот вставать по утрам! Или вот как сейчас!
Он пропустил удар и старый негодяй вогнал свой узловатый , морщинистый кулак ему в печень. А мог бы и не бить , а толко обозначить, но нет! Это чтобы ученик запомнил. Чувствуя себя забиваемой на бойне, старой, измученной лошадью, мальчик упал, не дернувшись и приник к теплой земле, стараясь не обращать внимание на боль, выдирающую кишки и использовать каждую секунду невольного отдыха.
Чжугэ Лян-Чжугэ Лян! И самый звук собственного имени ему не нравился. Чтоб вы понимали, это все равно что русского ребенка назвать , ну , например Чапаев. Не Василий Иванович, а именно Чапаев.
Родители , не имея возможности прокормить мальчика, продали его учителю Шифу. Мясо ваше, а кости наши. Так говорили в старом Китае отдавая сына в учение. Это значит - бей, но кости не ломай. А тут и кости продали. Как говорят в России - с потрохами. ОН не обижался. Когда образы родителей, а затем и старого Шифу растаяли и потускнели в тумане времени , он старался хранить в себе самые светлые воспоминания, безжалостно изгоняя ничтожнейшие негативные мысли. Воспоминания и есть в какой-то мере душа человека, а самые ранние воспоминания - ее ядро. Держа злобу на мать,отца и учителя - разве не вредит человек сам себе, подрывая исподволь корни своей свою души, как бы справедливы не были упреки? О да! Шифу он часто вспоминал с нежностью после, когда оказался в руках трех сумасшедших стариков - бродячих даосов с Удан. У Шифу был еще санаторий. Подумаешь, Шаолинь-сы. Даосы перелепили его заново, убили и воскресили, как это принято среди даосов, и теперь он сам был сумасшедшим стариком, самым молодым из четверых.