Милявский Валентин Михайлович : другие произведения.

Черная дыра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   ЧЕРНАЯ ДЫРА.
  
   Валентин Домиль.
  
  
   Дяде Семе всегда везло. Он даже умер от счастья.
   Его дочь сорокалетняя дылда Симочка привела в дом будущего зятя Федю.
   Зять Федя был так себе. Ничего особенного. За исключением перебитого носа.
   Из-за носа зять Федя гундосил.
   Он говорил: - "ш-хо" и "х-га"
   Ещё он говорил: - "У нас на зоне".
   Слово зона зять Федя пропускал через нос, как француз. Выходило: - "У нас на жоне".
   У зятя Феди были виды на Израйль. Он считал себя евреем в законе. Но боялся, что израильская братва не купится на дешевку.
   Федина бабушка Гитл Хаимовна, прежде чем стать Груней Ефимовной уничтожила все, что могло повредить ей в будущей жизни
  -- Была бы ксива, - сокрушался зять Федя, - тогда чо. Идешь к пейса-
   тому. Он тебя резанет по харитону. И не надо дрочить судьбу.
  -- Что там резать! Что там резать! - Запричитала Симочка. И начала
   накрывать на стол. .
   Они выпили за русско-еврейскую дружбу. И еще за что-то.
   После чего дядя Сема пошел спать.
   Дядя Сема уснул сном праведника... И не проснулся...
   Поскольку наследства не предвиделось, начали делить обязанности. Меня отправили в морг за телом.
  -- Покойник тебя любил, - сказал мамин брат дядя Гриша. - И ему
   будет приятно.
   В морге два санитара играли в триньку.
  -- У нас американское обслуживание, - сказал старший. - Ты нам
   баксы, а мы тебе Загиб Петровича в загримированном виде и при полном параде.
  -- В цивилизованной стране, - возразил я, - за покойников
   доплачивают. Но я согласен на нулевой вариант. Вы мне дядю Сему, а я вам "большое спасибо" и запись в книге отзывов и предложений.
  -- Ах, так, - сказал старший, - иди в залу и бери то, что на тебя
   смотрит.
   Дядя Сема лежал в углу. Он настолько хорошо вжился в свою роль
   покойника, что даже придире Станиславскому не пришло бы в голову сказать ему свое знаменитое: " не верю".
   Дядя Сема лежал в первозданном виде со всеми натуралистическими подробностями.
   Я начал его рассматривать, чтобы получить того, кого мы сдавали, а не мужика с улицы. И открыл рот от удивления. У мертвого дяди Семы член вел себя, как живой. Он дергался.
   Люди умирают не сразу. Какое-то время у них растут ногти и волосы. Но чтобы член.
   Дяди Семина жена тётя Циля утверждала, что после первой брачной ночи член дяди Семы упал в её глазах и больше не поднимался.
   Возможно, она врала, чтобы иметь повод. Иначе откуда такая жизнь после смерти.
   Я вышел к санитарам и сказал, что согласен на их американские условия.
   И мне выдали дядю Сему в загримированном виде и при полном параде.
   Я привез дядю Сему домой. Дома я отвел дядю Гришу в сторону.
  -- Дядя Гриша, - сказал я, - Вы будете смеяться, но у дяди Семы что-
   то с членом. Член дяди Семы дергается, несмотря на обстановку морга, которая к этому не располагает.
   Дядя Гриша фыркнул, осмотрелся по сторонам и посоветовал не морочить ему голову.
  -- Возможно, - добавил дядя Гриша, - что Сема подает сигнал с того
   света насчет баб. И это обнадеживает.
   Дядя Гриша подошел к другим родственникам. Они начали шептаться,
   и показывать на меня пальцем.
   А дочь дяди Семы Симочка попросила не рассказывать про её мертвого папу порнографические гадости.
  -- Не бздюме, Симочка, - сказал будущий зять Федя. Он неожиданно
   появился и стал рядом. - Я этому вальтанутому калган оторву, если он не перестанет понты колотить. Я из него ботало вырву вместе с остальной ливеркой. Он у меня не будет лыбиться, и гнать беса.
   Все это время зять Федя прикладывался к бутылке и был на
   взводе.
   Но тут приехала похоронная команда, и мы пошли хоронить дядю
   Сему под музыку Шопена.
  
  
   П.
  
  
   Шел дождь. Почти ливень. Кладбищенская грязь липла к ногам и хлюпала.
   Дядя Сема лежал в гробу, загримированный и при полном параде.
   Мы несли его на плечах, пробираясь между могилами, чтобы похоронить рядом с тетей Цилей.
  -- Смерть разлучила их на какое-то время, - сказала Симочка, - а
   теперь соединяет навсегда. Пусть они там будут счастливы, голубки.
   Это были те голубки.
   Тётя Циля многократно уходила от дяди Сёмы. И возвращалась тоже.
   До тех пор, пока колеса автомобиля не стали для неё колесами фортуны.
   В очередной раз тётя Циля говорила дяде Семе, что она о нем думает, и не среагировала на маневр грузовика.
   Дядя Сема сложил с себя супружеские обязанности, вскоре после того, как на него их возложили. Он начал жаловаться на импотенцию. Появление импотенции дядя Сема связывал с испугом
   Дяде Семе приснилось, что его толстуха жена, совершенно голая изображает из себя маленького лебедя под музыку из известного балета Петра Ильича Чайковского
   Он открыл глаза и увидел это наяву.
   Свою импотенцию дядя Сема просил рассматривать, как посильный вклад в дело борьбы с падением нравов.
   Несмотря на импотенцию у дяди Семы было несколько любовниц. А также дети от них.
   Все это шобло требовало внимания к себе и денег.
   Дядя Сема изнемогал от бремени. Но ничего не менял.
   Уступая слабостям, он чувствовал себя сильным.
   Оратор из похоронной кампании объяснил, кого мы потеряли в лице дяди Семы. Какой он был отец и член коллектива.
   И дядю Сему опустили в могилу под музыку Шопена.
  -- Сема, - сказал мамин брат дядя Гриша, - довлачил свое существо-
   вание. А нам ещё предстоит. Он уже дома. А мы в гостях.
   Симочка одной рукой вытирала слезы, а другой держала Федю.
   У Феди были клинические признаки заворота мозгов. Он рвался к могиле и кричал, что хочет "к бате".
   Потом были поминки.
   О мертвом дяде Семе отзывались лучше, чем о живом. Его образ рас-
   цветал за счет эпитетов. С каждой рюмкой эпитеты росли и множились. И это продолжалось до тех пор, пока дядя Гриша не оборвал всеобщий порыв.
  -- Для того чтобы добраться до того света, - сказал дядя Гриша, -
   нужна целая жизнь. Чтобы услышать о себе что-нибудь хорошее, продолжал он, - необходимо умереть. Будем справедливы к покойнику, - голос дяди Гриши задрожал, - особого следа в жизни Сема не оставил, но и не наследил, тоже. Он столько раз начинал жизнь заново, что не заметил, когда она окончилась. Счастливый человек. - Дядя Гриша поднял рюмку. - Как говаривал в таких случаях один бывший партийный начальник. - Пусть наша советская земля будет Семе пухом.
  -- Прежде, чем бросать слова на ветер, - обиделась Симочка, - их
   нужно взвешивать. Вы что не знаете, что о покойниках говорят только хорошее.
  -- Не бздюме, Симочка, - поддержал невесту окончательно
   пьяный Федя. И упал на дядю Гришу.
  -- Убери от меня малохольного гоя, - потребовал от Симочки
   дядя Гриша. - Ещё минута и Федя лишится не только крайней плоти, но и того на чем она держится.
   Гости начали расходиться.
  -- Если какое-то время после смерти Сема ещё с нами, - говорили
   гости, - мы ему не завидуем. Мало того, что Сема умер, так он ещё должен собственными глазами видеть, что вытворяет его дочь Симочка и её будущий муж Федя.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ш.
  
   После поминок я пришел домой и начал читать Ломброзо.
   Чтобы стать гением, утверждает Ломброзо, - нужно всего ничего. Пару талантливых родственников. И какое-то количество ненормальных.
   Дядя Гриша писал поздравительные стихи. И его приглашали на все юбилеи и торжественные события.
   Юбилярам и их родственникам нравился пафос. А также эпитеты и гиперболы, которые дядя Гриша использовал.
   Но в качестве объекта для анализа он не подходил из-за фамилии.
   Григорий Абрамович Шустер. Его предки были сапожниками. А сапожники, с точки зрения Ломброзо, совершенно не релевантны. Это по маминой линии.
   Покойный дядя Сема, тоже по маминой линии. Но его сделал полумифический Зильберблик, первый муж бабушки.
   Все Зильберблики, включая Симочку, ходили налево. А к чему это относится, к гениальности или к помешательству, у Ломброзо ничего не сказано.
   Другое дело папина линия - Браславские.
   Как говорила моя двоюродная бабушка Двойра, у нас в роду был цадик.
   Ломброзо бы это понравилось. И двоюродная бабушка Двойра тоже. Он бы оценил её старческий маразм.
   Двоюродная бабушка Двойра попала в больницу. В больнице двоюродная бабушка Двойра утверждала, что, её соседка по палате - это её муж Арон.
   Когда юморные санитарки указывали двоюродной бабушке Двойре на некоторые анатомические несоответствия, она хлопала в ладоши, и говорила, не скрывая удивления:
  -- Ой, Арон, а я и не знала, что у тебя такие глупости.
   В семье Браславских водились представители дореволюционного
   еврейского купечества. А также послереволюционные торговые работники и крепкие хозяйственники.
   Среди них выделялся папин брат Петя - директор завода, депутат и кавалер всевозможных орденов и юбилейных медалей.
   Дядя Петя что-то сделал с анкетными данными и стал белорусом.
   Дядя Петя рассчитывал, что эта метаморфоза не будет бросаться в глаза и сойдет с рук. Белорус и белорус. Не русский же.
   И ошибся.
   На заводе дядю Петю любовно называли "Наш старый жид". А младший брат дяди Пети Фима написал по этому поводу стихотворение.
   В те годы Фима учился в медицинском институте, и ему везде мерещились латинские корни и окончания.
   - У древних римлян, - писал Фима, - всё на "ус" и даже Петя белорус.
   Писателя из Фимы не вышло. Хотя врачом, как Чехов, он стал.
   По творческим амбициям Фимы ударила реакция общественности на его первое крупное произведение. Фима, кого-то высмеял и даже разоблачил в стихах.
   Фиму пригвоздили к позорному столбу. И он поклялся, что больше не будет.
   С тех пор Фима, вообще, не переносит острого. А остроты вызывают у него колики.
   Ломброзо говорит, что психическое заболевание действует на одаренных людей, как хорошее слабительное.
   Заболел психически. И тебя понесло в сторону новых далей и грандиозных свершений.
   И несет до тех пор, пока очередной творческий запор не становится преградой на пути.
   Психическое заболевание у меня уже есть. Шизофрения.
   Это даже не болезнь. Это, - как утверждает мой друг, дефектный шизофреник Вовочка - судьба.
   Оказывается, можно сойти с ума и не стать Гоголем. Обидно.
  
  
  
   1У.
  
   Утром мы долго спорили: нужно будить дядю Сему или не нужно?
   Дядя Гриша сказал, что это глупый обычай, и нигде не написано, что евреи обязаны кого-то будить.
   - Да!? - возразила Симочка. - А что я скажу на работе, если спро-
   сят? И, потом, при жизни папа достаточно натерпелся от пятой графы. Пусть хоть после смерти, он будет как все.
   - Не бздюме Симочка, - сказал Федя. - Идем будить батю и
   кранты.
   Со вчерашнего дня на кладбище почти ничего не изменилось. Было грязно и ветрено.
   - Будить в такую погоду, - заметил дядя Гриша, - безнравственно. -
   Семе это может не понравиться. Сема должен отдохнуть перед дорогой. Набраться сил.
   - А, - возразила Симочка, - там, наверняка, подвозят на спецтранс-
   порте. Меня беспокоит другое, есть ли в раю приличная гостиница, чтобы папе было, где остановиться на первое время.
  -- Сема, конечно, имеет право на райскую жизнь, - неуверенно
   подтвердил дядя Гриша, - но Циля...
   - Что Циля!? - возмутилась Симочка. - Рай большой. Места всем
   хватит.
  -- Я хорошо знал покойного Сему, - сказал дядя Гриша. - Рай с Цилей
   для него не рай. Меня мучит одна мысль. - Дядя Гриша тяжело вздохнул. - "Берут ли черти в аду? И если берут, то чем?". На тот случай, если Семе понадобится.
  -- Нечего хлебалом щелкать, - вмешался в разговор Федя. - Батя был
   честный фраер. - И налил по полной.
   Мы выпили. Потом выпили снова. Потом выпили еще раз. Потом Симочка поволокла пьяного Федю к автобусу. Федя прижимался к её плечу и плакал.
  -- Этот Федя, - сказал дядя Гриша, - окончательно потерял лицо, - и я
   не удивлюсь, если окажется, что ему уже нечего одеть на морду.
   Мы постояли с дядей Гришей, помолчали немного и разошлись в
   разные стороны.
  
  
   У.
  
   Когда-то я учился в строительном институте. С тех пор у меня остался лист ватмана. Я положил его на стол. И начал рисовать генеалогическое древо, чтобы разобраться, кому и чем я обязан, и на что могу рассчитывать.
   Древо вышло широкое в обхвате и суковатое. Сучьев было гораздо больше, чем родственников, которых я собирался на нем повесить.
   Цадика, из уважения к его статусу и вкладу в родословную, я поместил внизу, у корня. На цадике был отороченный мехом халат и такой же малахай.
   Потом пошла сплошная terra inkognita. Раввины, меламеды, купцы, шинкари, винокуры, мельники. Весь ассортимент, который может выдумать еврей, чтобы иметь хоть какую-то родословную.
   Эти люди жили и умерли. Единственное, что от них осталось эта малая толика помеченного Богом семени. Семя передавалось из поколения в поколение, как эстафетная палочка.
   Если вся это биомеханика понадобилась Всевышнему для того, чтобы, не без помощи клана Шустеров создать меня, я его отказываюсь понимать.
   И двоюродную бабушку Двойру тоже.
   Двоюродная бабушка Двойра, прежде чем впасть в маразм, увлеклась астрологией.
  -- Изучай астрологию, - говорила мне двоюродная бабушка
   Двойра, - с астрологической точки зрения даже абсолютный идиот - звездная величина.
   Я выбрал для двоюродной бабушки Двойры, сук поплотнее, чтобы, не
   дай Бог, не сорвалась.
   И тут на меня дунуло. Не то ветром, не то ещё чем-то. Дунуло при закрытой двери и окнах.
   Чтобы избавиться от наваждения я передернул плечами. И подумал:
   - Нервы, - подумал я. - Дяде Семе что? Он уже умер. А ты пережи-
   вай, расстраивайся, реагируй на стрессы.
   Слово "стресс" застряло у меня в голове.
   - Стресс, тресс, ресс, есс, сс, с...
   Сквозь треск и шум прорезалась мелодия.
   Не то хор имени Турецкого, не то какие-то другие лабухи и клейзмеру-
   ки на хорошем художественном уровне исполняли " Семь сорок".
   Мои ноги и руки задергались в такт мелодии. Вслед за ними завихляла задница. Я встал со стула и обомлел.
   Повешенные на генеалогическом древе предки и родственники бились в конвульсиях.
   Затем, словно по команде, они спрыгнули вниз. Постояли какое-то время, приходя в себя и отряхиваясь. И выскочили на пол, обретая на глазах натуральные формы и пропорции.
  -- Семь сорок! Семь сорок! - крикнул цадик. И бросил малахай под
   ноги.
  -- Семь сорок! Семь сорок! - Подхватили предки и родственники. И
   пустились в пляс.
   Они плясали отчаянно и самозабвенно. Я танцевал вместе с ними. Танцевал до полного изнеможения. Танцевал до тех пор, пока цадик не сказал: - "Хватит!".
  -- Хватит, - сказали вслед за ним предки и родственники.
  -- Дети мои, - произнес цадик, - мне было сказано, что в восьмом
   поколении род Браславских родит гения. Он возвысится, - было сказано мне, - и украсит. После чего поведет. Меня обманули, дети мои. - Цадик топнул по малахаю ногой и отфутболил его в сторону. - Родился придурок, ни на что путнее не способный, кроме как устраивать тараканьи бега у себя в голове. Ой! Горе мне!
  -- Ой! Горе нам! - Подхватили предки и родственники.
   Предки и родственники достали из карманов перочинные ножи и
   начали подходить ко мне.
  -- Не надо, - крикнул я. И потерял сознание.
  
  
   У1.
  
  
   Прошла вечность? Или какой-то миг? Не знаю. Я очнулся на полу. В комнате было пусто. Лист ватмана с генеалогическим древом лежал на столе. Родственники и предки висели на своих суках. А цадик в отороченном мехом халате и малахае подпирал дерево снизу.
   - Не надо было будить дядю Сему, - подумал я. - И отправился в
   ванную.
   Мне нужно было смыть с себя чертовщину. Очистить тело и укрепить дух.
   Сначала я пустил на себя холодную струю. Затем горячую. Затем снова холодную. И так несколько раз.
   Мне стало легче, но не лучше. Что-то мешало и препятствовало. Что-то держало меня холодными руками.
   Инстинктивно я начал себя ощупывать. И щупал до тех пор, пока не наткнулся на член.
   Член был как член. Мой добрый старый член. Не Герой. Не орденоносец. Не передовик с Доски почета. Обычный ударник коммунистического труда в области секса.
   Член не то чтобы стоял. Но и не висел тоже. Он находился в положении, именуемом "на полшестого".
   В руках у меня он задергался.
   - Ну, ну, - осадил я его. И разжал руку.
   Член выскочил на волю, и начал вести себя, как заведенный. Как какая-нибудь механическая курочка. Или другая птичка.
   - Я начинаю понимать академика Лысенко, - подумал я, -
   Менделя с его генами, мало убить. И дядю Сему тоже. Почему именно мне он передал этот неприличный полтергейст. Эту половую аномалию.
   Пока я проклинал основателя генетика и бедного дядю Сему
   с пола ванной исчезли мокрая вода и пена. Он стал чистым и светлым. Как хорошо вымытое стекло. На нем появились очертания. Сначала размытые и неясные. Потом вполне определенные.
   Очертания принадлежали соседке Томочке. Томочка жила этажом ниже. И заводила меня своим сексапильным видом.
   Томочка стояла под душем в откровенной позе, не считая нужным прятать что-либо и скрывать.
   Порносайт в ванной подействовал на меня неприятным образом. Я ещё раз потерял сознание.
  
   УП.
  
  
   - Что это, - спросил я известного экстрасенса барона Аркадия Львовича Зайцева. - Сглаз или порча?
  -- Сглаз порче не помеха, - ответил известный экстрасенс барон Арка-
   дий Львович Зайцев. И поправил на груди специальный баронский знак, врученный ему вавилонской царицей Уной Абрамашвили за выдающиеся успехи в области трансцендентальных наук.
   Когда-то барон Зайцев был Шварцманом. Потом он поменял фамилию.
  -- Я хочу, - говорил друзьям Шварцман-Зайцев, - чтобы мой сын Витя
   не чувствовал себя изгоем. Пусть он будет как все.
   В школе отреагировали однозначно.
  -- Раньше у нас был жид Шварцман, - говорили в школе, - Теперь
   появился жид Зайцев.
   Друзья тоже не поняли этой метаморфозы. Они качали головой и пожимали плечами. А один плохо воспитанный грубиян имел обыкновение кричать при встрече.
  -- Вот идет, кричал он, - тот, кто поменял жидовскую фамилию
   Шварцман на русскую Зайцев. И сардонически смеялся.
   С горя Шварцман-Зайцев погрузился в себя и находился там до тех
   пор пока не обнаружил на самом дне души, залежи экстрасенсорных возможностей. Он начал развивать их, и довольно скоро стал известным экстрасенсом, бароном Аркадием Львовичем Зайцевым.
   - Многие пытаются связаться с космосом, - продолжал Аркадий Львович, - но отвечает он только психически больным. В ряде случаев, будем материалистами, речь идет о слуховых галлюцинациях. Откровения, - Аркадий Львович посмотрел на меня внимательно и сделал паузу, - тоже бывают, правда, намного реже. Ваш случай, - Аркадий Львович поднялся со стула, - это что-то особенное. - Он похлопал меня по плечу. - Сегодня же свяжусь по экстрасенсорной связи с ее Величеством Уной. И, вперед, за Нобелевской премией.
  
  
  
   УШ.
  
  
   - Вот, что, - сказал известный экстрасенс барон Аркадий Львович
   Зайцев на прощанье, - я вас предостерегаю, как родного сына. Человек с такими эксклюзивными возможностями должен быть осторожен как, минер. Избегайте двух вещей. Всех экстрасенсов, помимо меня. Это шарлатаны, жулики и опасные мракобесы. А также, упаси вас Бог, от половых сношений. Неизбежная биоэнергетика оргазма может нарушить хрупкую экстрасенсорную связь и погубить ростки будущего чуда. Учтите, - голос барона Зайцева задрожал, - на нас с вами смотрит все человечество. И, весьма вероятно, представители дружественных нам внеземных цивилизаций.
   Весь день я бродил по городу, предвкушая. Мне мерещились хрустальные залитые солнечным цветом дворцы, анфилады огромных залов и звуки торжественных симфоний.
   Член вел себя индифферентно. Он не дергался. Не пытался встать. Но и не падал. Он пребывал в положении "на полшестого". Как бы анонсируя возможные перемены и любое развитие событий.
   Дома меня ждала Ирочка. Она встала с дивана и приблизилась с конкретными намерениями.
  -- Нет! - сказал я и отодвинулся от Ирочки. -Нет!
  -- Что с тобой, сладенький? - удивилась Ирочка и начала раздеваться.
   Какое-то мгновение чувство долга боролось во мне с зовом плоти. Долг
   победил, и это отразилось на стиле
  -- Изыди, искусительница! - Завопил я, как какой-нибудь монах-
   отшельник. - Чур, меня! Чур!
  -- Горе мне, - сказала Ирочка. - Каких-то пять паршивых мужиков.
   И все, как один порченые. Два почти полных импотента. Один голубой. Ещё один - и нашим и вашим.. А у этого придурка крыша поехала.
   На прощанье Ирочка обозвала меня клиническим идиотом и потомственным сумасшедшим. И ушла, хлопнув дверью.
   Позвонил известный экстрасенс барон Аркадий Львович Зайцев.
   Аркадий Львович сказал, что процесс пошел и начал приносить первые плоды. Вавилонская царица Уна Абрамашвили, отдавая должное титаническим усилиям и авансируя будущие успехи, избрала его барона Аркадия Львовича Зайцева членом-корреспондентом возглавляемой ею Международной Академии оккультных наук.
   - Подготовьте родственников, - сказал барон Зайцев, - может
   нагрянуть пресса. - Журналисты обожают копаться в подробностях.
   Я пошел к дяде Грише, чтобы ввести его в курс дела. На тот случай, если его начнут доставать с вопросами.
   - Я знавал этого поц а шрайбера барона Зайцева в ту пору, когда он был просто поцом. - сказал дядя Гриша и поставил на стол бутылку. - С тех пор ничего не изменилось, несмотря на его регалии.
   Дядя Гриша разлил водку по стаканам.
  -- У вас печень, - запротестовал я.
  -- А, - отмахнулся дядя Гриша. - Если все время гнать мысли о
   выпивке, получается самогон. А это водка, Она не такая вредная.
   Мы выпили. И повторили снова.
  -- Все дело в Кама Сутре, - заявил дядя Гриша, когда я ему обри-
   совал ситуацию. - Раньше что? Поймал бабу. Положил её по стойке смирно. И, "Вздымайся выше наш тяжкий молот! ". А теперь, - дядя Гриша хрумкнул огурцом. - Кто кого? Кто куда? Кто на ком? О СПИДе я уже не говорю. Не было бы Кама Сутры, - сказал дядя Гриша уверенно, - не было бы и СПИДа.
   Дядя Гриша разлил остатки водки. Выпил. И сказал с достоинством:
  -- У людей нашего поколения, - половые органы не дергались. Они
   стояли насмерть
   Дядя Гриша покачал головой. Тяжело вздохнул. Зевнул. И заснул на
   стуле, положив голову на грудь.
  
  
   1Х.
  
  
   В штанах у меня задергало, затрепетало. Так, будто заработал плохо отрегулированный мотор в стареньком "Жигуленке".
   Заходила, задвигалась комната. Потом что-то хлопнуло. И нас потянуло вверх.
   Внешне ничего не изменилось. Все было как прежде. Сидя на стуле, похрапывал дядя Гриша. На столе стояла пустая бутылка и остатки закуски. Прочие комнатные атрибуты тоже оставались на своих местах.
   И только за окном мелькало и двигалось. Сперва косые линии дождя. Затем, грязные тучи. И, наконец, линялая луна.
   Луна сопровождала нас какое-то время. Потом и она исчезла, уступив место большим белым звездам.
   Я впал в панику.
   Сквозь треск и другие помехи раздался бодрый голос известного экстрасенса барона Аркадия Львовича Зайцева:
  -- Не нужно дергаться, - сказал барон Зайцев, - вы находитесь вне
   времени и пространства. Вокруг одна видимость и голограммы.
   - Аркадий Львович, - попросил я, - если можно, остановите
   передвижение. Я не хочу быть голограммой.
  -- Терпите, - урезонил меня барон Зайцев, - сейчас вы где-то на
   окраине нашей галактики. Потом Черная Дыра.
   - Аркадий Львович, - завопил я, - какая Черная Дыра. Если вы не можете, попросите вавилонскую царицу Уну Абрамашвили. Или я выпрыгну на ходу.
  -- Конец экстрасенсорной связи, - сказал Зайцев, голосом авто-
   ответчика
  -- Аркадий Львович, - крикнул я. - Ваша светлость! Господин барон!
  -- Я не барон, - произнес металлический голос. - Я герцог. Герцог
   Зайцев Хаммурапийский.
  -- Не хочу, - выдавил я. - Спасите!
  -- Руками ничего не трогать, - донеслось сквозь шум. - В карманы
   ничего не брать.
   Потом все исчезло. И я провалился в пустоту.
   Мы летели сквозь мрак и темень. В голове барахтались отчаянные мысли.
   Я был никем, летел в никуда и должен был врезаться ни во что
   Если это телепортация, так что собственно телепортируется? Сгусток энергии? Напичканная информацией отдельно взятая клетка? Голограмма? Или я сам, во плоти, так сказать. Включая голову и задницу.
   И, что здесь делает дядя Гриша? В каком качестве он собирается врезаться в это самое "ни во что"?
   - Не надо было будить дядю Сему, - подумал я, - это его штучки. От человека способного манипулировать членом после смерти, можно ожидать всё что угодно...
  
  
  
  
   Х.
  
   Мы не упали и не врезались. Мы мягко вписались в интерьер сводчатого помещения.
   За столом сидел маленький рыжебородый мужчина в берете. В руках он держал гусиное перо.
  -- Разрешите представиться, - сказал мужчина, - магистр искусств и
   доктор медицины Мишель Нострадамус. Для вас Миша.
  -- Известный предсказатель, - опешил я.
  -- Известный, неизвестный, - ворчливо возразил Миша. - Сделали из
   меня справочник. Что сказал Нострадамус по одному поводу? Что он сказал по-другому? Интерпретаторы, черт бы их побрал.
  -- Господин Нострадамус. Миша. - Сказал я. -Ваши предсказания
   блестящее подтвердились. Люди читают и находят новые факты. В них есть буквально все. Возникновение Советского Союза. И его распад. А также Чернобыльская катастрофа. И намеки на генерала Лебедя
  -- Ничего там нет, - ответил Нострадамус, - уверяю Вас. Все дело в
   переводчиках со старо французского. Прохвосты и провокаторы!
   Нострадамус нервно заходил по комнате.
  -- Один раз, - сказал он, - я на свою голову, высказался
   по поводу судьбы моего дорогого короля и благодетеля Генриха. Так тут же придворные начали шептаться насчет евреев. Что их чересчур много. Что им пора укоротить язык. Ну и все такое прочее.
  -- Так вы еврей? - удивился я.
  -- Здравствуйте, - обиделся Нострадамус. - Самый настоящий. Можно
   сказать стопроцентный. Я из испанских маранов
   Нострадамус подошел к окну и освободил его от занавеси. В комнату хлынул свет.
   - Все мои родственники, - продолжал Нострадамус известные раввины и талмудисты. Они были крепки в вере предков, пока оппоненты не потребовали, чтобы они по моде того времени приходили на диспут в испанских сапогах. Пришлось пойти на компромисс.
  -- А у нас в роду был цадик, - гордо сказал я.
  -- Хасиды, - протянул Нострадамус, - священные искры, заключен-
   ные в темницу вещества. Бог везде. И Бог во всем. "Всесильный Бог деталей".
  -- Пастернак, удивился я.
  -- Пастернак, - подтвердил Нострадамус. - Замечательный поэт. Он
   бывает у меня по субботам. И мы читаем друг другу стихи. - Нострадамус улыбнулся и процитировал:
  
   Как бронзовой жарой жаровень,
   Жуками сыплет сонный сад,
   Со мной, с моей свечою вровень
   Миры расцветшие висят.
  
  -- Мне по воспитанию, - продолжал Нострадамус, - ближе Мандель-
   штам. - Все его творчество, ни что иное, как "ученичество миров". Самый, что ни есть раввинистический взгляд на мир. Но сердцу не прикажешь.
  -- Миша, - сказал я, - вы рассуждаете как кандидат филологических
   наук во время защиты докторской диссертации. Два предсказания по существу и я никому не расскажу про лапшу, которую вы здесь вешаете.
  -- Ладно, - сказал Нострадамус, - пороюсь в катренах и что-нибудь
   найду, если вы такой настойчивый.
   Нострадамус достал замусоленный кусок бумаги. Он подержал его
   на весу и начал медленно читать:
  
   Взойдет представитель еврейского рода
   И блеск всего мира к себе привлечет.
   Его будут славить другие народы.
   От этого деньги ему и почет.
  
  -- Подойдет? - спросил он.
  -- Нет ответил я. - На стуле спит пьяный дядя Гриша. Что я ему отве-
   чу, если он спросит? И, главное - посмертный феномен дяди Семы. Это что, биополе чудес в стране дураков, или дар Богов.
  
  
   Х1.
  
  
   Нострадамус куда-то исчез. Потом он возник ни из чего. Внимательно посмотрел на меня, И сказал со значением:
  -- В виде исключения, как потомку цадика. Мы с сыном Созером дер-
   жим небольшую фирму. "Нострадамус и сын". Рекомендации. Деловые советы. Предсказания.
  -- Так, - обрадовался я, - посмотрите на дядю Гришу, пока он спит, -
   Что вы можете сказать?
   - Шеф, - отреагировал дядя Гриша. - Приехали. И уронил голову на грудь.
   Нострадамус посмотрел на дядю Гришу.
  -- Как доктор медицины, - уронил он, - я хорошо знаю, что из себя
   представляет врачебная этика. Другой на моем месте сказал бы следующее: февраль, терапевтическая клиника медицинского института, четвертая палата, неизлечимое заболевание печени. Я вам, - Нострадамус сделал паузу, - этого не скажу. Я вам, - Нострадамус снова сделал паузу, - рекомендую обратиться в поликлинику, к лечащему врачу. Там анализы, там снимки, динамика наблюдения, наконец.
  -- Так, - протянул я, - ну, а история с членовращением. И связанное с
   ним перемещение вне времени и пространства. Куда по этому поводу обращаться? В планетарий?
   Нострадамус покачал головой.
  -- Не надо иронизировать. - Сказал он. - Это серьезный случай.
   Можно сказать катастрофический.
   Я посмотрел на Нострадамуса. Не лапша ли это.
   Судя по выражению лица, Нострадамус был искренен.
   - Изначально, - сказал Нострадамус, - Бог заключил с евреями дого-
   вор. Он им что-то пообещал. И даже дал какое-то количество благ и преимуществ. Наши предки начали хватать и прятать. Что они хватали и прятали, никто толком не знает. Но иногда, что-то выходит наружу. Браславские, Шустеры, Шнейдеры, Бейгельманы разные. Что на что повлияло, я не скажу. Но то, что в результате всего этого возникла неуправляемая биологическая реакция с трудно предсказуемыми последствиями - это точно. - Нострадамус тяжело вздохнул, - то, что вы называете членовращением, судя по всему, видимая часть айсберга. Нострадамус покачал головой. И это меня пугает.
  -- Какие-нибудь подробности, - попросил я. - Перспективы, если они
   есть.
  -- Какие подробности, - сказал Нострадамус. - Какие перспективы.
   То, что вы у нас, в Черной Дыре, вам ни о чем не говорит?
   Я кивнул головой. То, что происходило, было до такой степени неправдоподобно. До такой степени не лезло в самые снисходительные рамки, что любое даже невероятное объяснение, могло, как минимум, служить основой для рабочей гипотезы
   - У меня есть знакомый мессия. - Нострадамус поднес палец к губам и перешел на шепот. - У них в бюро перестали давать отпуска. Готовятся к экстренному пришествию.
   Мы помолчали. Многострадальная еврейская история откры-
   лась для меня с неожиданной стороны. Какой динамит заложен в нашем семени? Почему мы находимся рядом, если Богу нужно что-нибудь взорвать? У него что, других подрывников нет?
  -- Отыщите дядю Сему, - прервал молчание Нострадамус, и отведите
   его в генетический центр Мендель, Морган и родственники. Пусть они пороются в коде.
   - Сема в раю, - пробормотал сквозь сон дядя Гриша.
  -- Рая нет, - сказал Нострадамус. - Ни рая, ни ада в их традицион-
   ном понимании. Со сладкозвучной музыкой и порханием на крыльях - с одной стороны. И сковородками для поджаривания - с другой. Все, что есть - это мы сами. Кто-то в и в нечеловеческих условиях может жить по божески. А кто-то свинячит, находясь, у Бога за пазухой среди немыслимой благодати и обилия разнообразных даров.
   - А Черная Дыра, - спросил я. - Как с Черной Дырой? Её что, тоже нет?
  -- Черная Дыра есть, - сказал Нострадамус. - Для одного дыра в кар-
   мане - Черная Дыра. А для другого дыра в голове - путь в мироздание. Все относительно. Всё по Эйнштейну.
   - Самые дальние дороги, - продолжал Нострадамус, - это дороги, выложенные нервными клетками.
   Он помолчал немного, вздохнул, и запел:
  -- По тундре, по железной дороге, - пел Нострадамус, - где мчит курь-
   ерский "Воркута-Ленинград...".
  -- Миша, - попросил я Нострадамуса, - не отвлекайтесь.
  -- Хорошо, - согласился Нострадамус. - Я переведу вас вместе со
   всем помещением к нашему главному провайдеру Биллу Гейтсу. У него самые лучшие поисковые системы: - Rambler, Eandex, Aport.
  -- К кому!? - Не понял я. - К Биллу Гейтсу?
  -- Компания Майкрософт, - объяснил Нострадамус, - разработала сек-
   ретную технологию проникновения из этого света в тот и обратно. Они не хотят, чтобы их опередили конкуренты и работают на два фронта
   Я помолчал немного. Посмотрел на спящего дядю Гришу. И сказал:
  -- Валяйте.
   Нострадамус написал что-то, пощелкал на счетах и подытожил:
  -- С вас за услуги 550 УЕ. Их снимут с вашего счета во время пришес-
   твия мессии. Желаю успехов в работе и в личной жизни.
   Нострадамус нажал на кнопку, и мы устремились в пустоту.
  
  
   ХП.
  
   Я растолкал дядю Гришу
   Дядя Гриша открыл глаза и сказал:
  -- Мне приснился покойный Сема. Сема, - спросил я, - Как обстановка
   и вообще? - Сема махнул рукой. Мол, попадешь, сам узнаешь. Это что намек?
   - Это не намек, - сказал я и придержал рукой член. Он вел себя, как пламенный мотор. Трепетал, дергался и рвался вверх. - Это констатация факта.
   - Не понял, - дядя Гриша протер глаза.
   - Мы, гораздо ближе к дяде Семе, чем вы себе можете представить. -
   Продолжал я. - Он где-то рядом. В Черной Дыре.
   - В Черной Дыре, - обиделся дядя Гриша, - скажи ещё в черной жопе. Откуда у тебя такие манеры?
   - Причем здесь что, - крикнул я, - Черная Дыра не в жопе, а в космосе. Представляете себе величину задницы, в которую она ведет? Вернитесь к реалиям.
   Дядя Гриша не слушал. Он разговаривал сам с собой:
   - На этом свете Сема не вылазил из жопы. Теперь он попал туда на том. Где справедливость, я вас спрашиваю? - Дядя Гриша поднял голову. - Где равенство и братство? Где борьба с антисемитизмом? И не на словах, а на деле.
   - Дядя Гриша, - урезонил я дядю, - человечество находится на грани
   катастрофы, а вы говорите глупости.
   - Человечество всегда на грани катастрофы, - сказал дядя Гриша. - В одних только презервативах погибло больше людей, чем во всех мировых войнах вместе взятых.
   Дядя Гриша, подвинул к себе пустую бутылку и с отвращением оттолкнул её от себя.
  -- Самые трезвые мысли, - заявил он, - появляются на второй день
   после выпивки. Если это не белая горячка, - дядя Гриша посмотрел на меня внимательно, - тогда в чём дело?
  -- Дело в моем члене, - ответил я. - Он вибрирует и это как-то дейст-
   вует на пространство и время. Уважаемые люди - известный экстрасенс Аркадий Львович Зайцев и Миша Нострадамус боятся за человечество.
   - То, что у тебя бред, - сказал дядя Гриша, - мне уже ясно. И то, что в этот бред ты ввел меня - тоже. Неясно другое, - дядя Гриша пожал плечами, - как я в него влез.
  -- Дядя Гриша, - закричал я, - это не бред, - это суровые реалии
   виртуальной жизни.
   Дядя Гриша не слушал.
  -- Семе, что, - говорил он себе под нос, - выпил, лег спать, проснулся -
   тот свет. Конечная остановка. А тут каких-то паршивых пол-литра на двоих. Трах-тарарах. И на тебе - голова придурка. Сидишь в этой голове, как в собственной комнате и чувствуешь себе абсолютным идиотом. Знать бы, где эта мозговая пупочка, на которую нужно нажать. Где переключатель?
   -Дядя Гриша, - взмолился я, - ущипните себя за что-нибудь. Это не
   Бред. Мы летим.
  -- Мы летим, ковыляя во мгле, пропел дядя Гриша, - мы летим на по-
   следнем крыле...- И закрыл глаза.
   Член вырвался у меня из рук, и мы провалились в пустоту...
  
  
   ХШ.
  
  
   Пустота начала заполняться очертаниями. Очертания увеличивались в
   размерах и множились. Мы вписались в большую приемную, заполненную оргтехникой и секретаршами.
  -- Девочки, - сказал я, - нам нужен Билл Гейтс.
  -- Давайте не будем, - отреагировала секретарша сердитым металли-
   ческим голосом. - У мистера Гейтса производственное совещание.
   - А у нас, - оборвал я секретаршу, - рекомендательное письмо от мис-
   тера Нострадамуса. С отметкой "срочно".
  -- Она у нас новенькая, - проскрипела другая секретарша. -Зачем
   вам понадобился мистер Гейтс?
  -- Мы ищем дядю Сему, - объяснил я.
  -- Нашего дорогого Сему, подтвердил дядя Гриша с закрытыми гла-
   зами, - он где-то здесь. В черной заднице.
   Секретарша ударила по клавишам и выдала информацию.
  -- Мистер Сьома, - заскрипела она, - значится в 1 миллионе, 352 тыся-
   чах и 742 сайтах. Запрос с математической точки зрения некорректен.
  -- Он только вчера умер, - объяснил я, - во сне. Выпил. Лег спать. И
   умер.
   Секретарша снова ударила по клавишам.
  -- Повторный запрос, проскрипела она, - тоже некорректен, Сведения
   о таком Сьоме содержатся в112 тысячах, 956 сайтах.
  -- О, Господи! - Крикнул дядя Гриша и открыл глаза. - Ну, Сема -
   муж Цили!
   Двери кабинета открылись, и в приемную выскочил Билл Гейтс. Он
   был взволнован и хлопал в ладоши от радости.
  -- Мистер Сьома и миссис Цилья, - повторял он не веря своему сча-
   тью.
   Билл Гейтс жал нам с дядей Гришей руки и хлопал по плечам.
  -- Гёрлс, - сказал он секретаршам, - отмените виртуальную связь с
   мистером президентом. У меня важная беседа с джентльменами - родственниками мистера Сьомы и миссис Цильи.
  
  
   Х1У.
  
   - Что будем пить? - Спросил Билл Гейтс. - Виски? Уодка?
   - Водка, - твердо сказал дядя Гриша.
   Гейтс посмотрел на дядю Гришу. Понял, что "дринки" здесь не прой-
   дут. И налил по полной.
  -- За то, чтоб тот свет стал этим, - сказал дядя Гриша и выпил.
   Мы выпили тоже.
  -- Очень большая честь для меня, - сказал Билл Гейтс, принимать род-
   ственников мистера Сьомы и миссис Цильи. Мистер Сьома самый крупный информационный террорист и хакер нашей Черной Дыры.
  -- Какер? - переспросил дядя Гриша, подливая в стакан водку.
  -- Уот ис какер? - не понял Гейтс.
  -- Какер объяснил я, - это вери, вери бад хакер.
  -- Вери, вери бад, - подтвердил Гейтс, - мистер Сьома взломал
   компьютерную сеть Черной Дыры и запустил туда ужасный компьютерный вирус "Цилья". - Представьте себе, - Билл Гейтс нервно заходил по кабинету, - вам приходит личное письмо на адрес вашей личной электронной почты. Вы нажимаете на кнопку. На экране появляется ужасно большая Цилья. И трах-тарарах. Все летит к ебенемат. Я надеюсь, - Гейтс внимательно посмотрел на нас, - вам знаком этот международный компьютерный термин.
  -- Вполне, - сказал дядя Гриша и снова потянулся к бутылке.
  -- Невероятно, - удивился я, - каких-то два дня и полное компьютер-
   ное образование.
  -- Дело в предпосылках, - объяснил Билл Гейтс, - мистер Сьома изна-
   чально был запрограммирован, как выдающийся компьютерный гений. Может быть, - Билл Гейтс вздохнул, - гораздо, гораздо больший гений, чем я. Но помешали обстоятельства. Коммунистический режим. Борьба с кибернетикой. Графа под номером пять в паспорте. И бедный гениальный мистер Сьома стал бухгалтером.
  -- Главным бухгалтером, - вмешался дядя Гриша.
  -- У нас в Черной Дыре, - продолжал Билл Гейтс, - важны предпосыл-
   ки. И в тот же день, ни минутой позже, вы становитесь тем, кем должны были стать при более благоприятном стечении обстоятельств.
   - Мистер Гейтс, - сказал я, - в лице дяди Семы мы потеряли не только
   компьютерного гения всех времен и народов, но и обладателя совершенно особого генетического кода.
  -- Что вы имеете в виду? - не понял Билл Гейтс.
  -- В нашем роду, - сказал я гордо, - имеется особый генетический код.
   Его предпоследним обладателем был дядя Сема. Я - последним. Какие-то энергетические пульсары или другие, но тоже очень сильные устройства. Они дают возможность проходить сквозь время и пространство. Несколько движений членом и Черная Дыра, как на ладони
  -- Поразительно, - воскликнул Билл Гейтс, и распорядился, чтобы к
   нему привели "мистера Сьому".
  
  
  
   ХУ.
  
  
   Мы выпили по полной. Билл Гейтс посмотрел на свой "Роллекс".
   - В чем дело!? Почему я не вижу мистера Сьому!?
   Он нажал на одну кнопку. Потом на другую. Потом выскочил из кабинета. И начал кричать на секретарш:
  -- В чем дело, герлс!? - Кричал он, - Почему я не вижу мистера Сьо-
   му!?
   Билл Гейтс вернулся через несколько минут. Его поза и лицо выражали отчаяние.
  -- Ужасная новость, джентльмены, - произнес он, - мистер Сьома сбе-
   жал из инкубатора.
  -- Откуда сбежал Сема? - переспросил дядя Гриша.
  -- Из клонинкубатора, - объяснил Билл Гейтс.
   Он встал и заходил по кабинету, ломая руки.
  -- Нам, - продолжил он, - крайне необходимы десятки, сотни, может
   быть тысячи компьютерных гениев. Таких как мистер Сьома. По одному на каждый компьютерный узел совершенно уникальной системы "Майкрософт - Черная Дыра".
  -- Где же его клоны, - спросил я, - откровенно говоря, нам нужен не
   столько дядя Сема, сколько любая его часть для обследования в Генетическом центре "Мендель, Морган и родственники".
  -- Все не так просто, джентльмены, - сказал Билл Гейтс, все не так
   просто. В первом клоне мы не учли сексуальную составляющую. Получился гениальный ученый и сексуальный маньяк одновременно. Казанова с головой Норберта Винера
  -- Покойники не стареют, - удовлетворенно заметил дядя Гриша.
  -- Второй клон был гением чистой воды. - Билл Гейтс развел рука
   ми. Его совершенно не интересовали такие мелочи как система "Майкрософт - Черная Дыра". Его интересовало мироздание. Он был мечтатель.
  -- И подзалетел на крыльях мечты, - вмешался дядя Гриша.
  -- В третьем случае, - Гейтс покачал головой, - пришлось вызывать
   доктора Цезаре Ломброзо. Доктор Ломброзо посмотрел на мистера Сьому 3, и сказал что это классический случай. Вода на мельницу его теории о связи между гениальностью и помешательством. Мистер Сьома 3 утверждал, что он гений одной ночи, только не помнит какой. Потом мистер Сьома требовал к себе "в номер" две бутылки водки и одну леди. И мы ему долго не могли объяснить, что гений одной ночи и одна ночь гения - не одно и тоже
  -- Приведите любого дядю Сему, - попросил я, - и мы с ним догово-
   римся.
  -- Все не так просто, джентльмены, - сказал Гейтс, - все не так про-
   сто. Весь отработанный материал идет в анигилятор. Превращается в неподдающуюся идентификации атомную массу.
  -- Вот так история, - сказал я, - если мы не предъявим несколько кле-
   ток дяди Семы в Генетический центр "Мендель, Морган и родственники" я не узнаю, почему происходит действующее на пространство и время членовращение. А это чревато грядущими катаклизмами и потрясениями. Если не верите, поинтересуйтесь у известного экстрасенса барона Зайцева и Миши Нострадамуса.
   - Это большая тайна, - сказал Билл Гейтс, - но от родственников
   мистера Сьомы у меня секретов нет. Названные вами джентльмены близки к истине, хотя не знают подробностей. Ожидается второе пришествие. Страшный суд. И сокращение жителей земли за счет грешников. А поскольку, - Билл Гейтс развел руками, - некоторое количество праведников, все-таки останется, мы решили забрать их в Черную Дыру на все готовое. В наш маленький благоустроенный компьютерный рай.
   Раздался телефонный звонок. Билл Гейтс взял трубку:
  -- Да, - сказал он лакейским голосом и вытянулся в струнку, - слушаю.
   Разумеется. Будет всенепременно исполнено, Ваше святое превосходительство. Ищем-с.
  -- Кто это? - спросил я.
  -- Дежурный мессия, - объяснил Гейтс, - у них там аврал и готовность
   номер один. Интересуются мистером Сьомой. А мистер Сьома ведет себя, как последняя сволочь.
  -- Чтобы стать последней сволочью, - пробормотал пьяный дядя Гри-
   ша, - нужно стать в конце очень большой очереди.
  -- А что будет с Землей, - испугался я, - человечество переберется
   в Черную Дыру? А кто останется на хозяйстве, Кто будет распоряжаться народным достоянием?
  -- Ноу проблем, джентльмены, - улыбнулся Билл Гейтс, - ноу про-
   блем. В соседней галактике есть одно неучтенное историками еврейское колено. Они рвутся на землю, чтобы организовать там Большой, Очень Большой, просто Огромный Израиль, на территории между Средиземным и Балтийским морями. Как говорят поляки "от можа до можа". У них масса идей и они умирают от желания применить их на практике.
   - Невероятно, - сказал я, - такого не бывает. Евреи не могут жить без гоев. Для самовыражения им нужны гонения и постоянный прессинг.
   - Все учтено, джентльмены, - весело произнес Билл Гейтс. - У нас в запасе есть затопленный град Китеж. Его жители выловили у себя в озере всю рыбу, перебаламутили ил и буквально выходят из себя, потому что не знают, кого в этом обвинить. Не нужно беспокоится за Землю, джентльмены. Там будет "о кэй!".
   Мой член начал дергаться и рваться из штанов.
  -- Мистер Гейтс, - сказал я, - ситуация грозит превратиться в неуправ-
   ляемую. - Помогите нам в поисках дяди Семы, и мы уговорим его вернуться.
  -- Хорошо, джентльмены, - сказал Билл Гейтс, - вот вам самая новая
   поисковая система. - Гейтс протянул нам небольшую коробочку.
   Мы направились к выходу.
   - Одну минуту, - сказал Гейтс, - на всякий случай я, - заказал голограмму мисс Симочки - дочери миссис Цильи и мистера Сьомы. Мисс Симочка присоединится к вам в пути. Всего хорошего, джентльмены!
   Мистер Билл Гейтс махнул рукой.
   И мы провалились в пустоту.
  
  
  
   ХУ1.
  
   Симочка возникла ни из чего. Пустота вытолкнула её из своих глубин и тут же задраила виртуальные двери. Вместе с Симочкой выпал пьяный Федя.
   Федя качнулся в одну сторону. Потом в другую. И запел:
  
   Есть тяжелые моменты
   В жизни творческих людей.
   Пожилые импотенты
   Ищут опытных блядей.
  
   - Что это с ним, - спросил я
   Федя немного тронулся, - объяснила Симочка. - у него горе. - Симочка вздохнула, - бабушка Гитл Хаимовна, на самом деле прабабушка. И это меняет дело.
  -- Не бздюме, Симочка, - сказал Федя, - я от тебя тащусь.
   И свалился на пол.
  -- Один из моих бывших мужей, - продолжала Симочка, работает в
   архиве. Этот шлимазл порылся в загашниках и обнаружил воспоминания какого-то дореволюционного активиста по фамилии Нечуй-Боровиковский.
  -- Это как-то повлияло - спросил я
  -- Ещё как, - Симочка раздраженно хмыкнула, - Мало того, что
   Гитл Хаимовна оказалась прабабушкой. Она содержала публичный дом.
   И этот Нечуй-Боровиковский оттуда, не вылазил. Он, как Мопассан, описывал пикантные эпизоды из жизни заведения.
   Дядя Гриша открыл глаза. Протер их. И сказал:
  -- Если это семейный случай белой горячки, тогда почему мало-
   хольный Федя так натурально держится за мою ногу.
   Федя прижимался к ноге дяди Грише
   - Это мое, трипертоник, - бормотал он сквозь сон.
   Дядя Гриша освободил ногу. Федя встал. Покачался немного из
   сторону в сторону. И попытался затеять драку.
  -- Ты Каин и Манфред, - говорил он, наваливаясь на дядю Гришу,
   - а я плевок на тротуаре.
   - Симочка, - сказал дядя Гриша, - еще минута и я сделаю ему обрезание вместе с отрыванием.
  -- Не нужно, - попросила Симочка и оттащила Федю. - То, на что вы
   намекаете, - сказала она, - фундамент нашего и без того непрочного семейного счастья.
  -- Я не еврей в законе, - бормотал Федя сквозь слезы, - а лох голи-
   мый. В прабабушкину мать
   - Кстати- спросила Симочка. - На каком я свете? Для того света здесь слишком шумно. А с этим я, вроде, разделалась.
   Симочка полезла в карман, достала лист бумаги и прочла:
   - Прощальное письмо, - прочла Симочка. - Я ухожу из этой жизни,
   потому, что не могу видеть мучений любимого человека Феди. В моей смерти виновны государство Израйль, закон о возвращении и бывшая Федина бабушка, а теперь прабабушка Гитл Хаимовна.
  -- Один мой приятель, - сказал дядя Гриша, покончил жизнь само-
   убийством с третьей попытки. Первые две ему не засчитали.
  -- Я сыграла в еврейскую рулетку, - продолжала Симочка.
  -- Во что ты сыграла? - не понял дядя Гриша, - в еврейскую рулетку?
  -- В еврейскую рулетку, - подтвердила Симочка. - Она опаснее, чем
   гусарская. Подходишь к аптечке с закрытыми глазами. Протягиваешь руку. Берешь коробочку наугад. И глотаешь. Таблетку за таблеткой.
  -- Ну и какие ощущения? - спросил я. - Что ты почувствовала?
  -- Я решила, что это слабительное. - Сказала Симочка. - Очень силь-
   ное слабительное. Где мы?
  -- В голове у этого придурка, - сказал дядя Гриша и показал на меня. -
   Он ввел нас в бред. И не хочет сказать, где пупочка, на которую нужно нажать, чтобы выйти
  -- Не слушай его, Симочка, - попросил я, - в наследство от дяди Се-
   мы я получил уникальную возможность с помощью членовращения влиять на время и пространство.
  -- Нет - это не слабительное, - сказала Симочка, - это лекарство
   от страхов и нервных переживаний. Покойная мама Циля принимала его, каждый раз, когда возвращалась к папе Семе. Она говорила, что лекарство, как никакое другое действует на её голову.
  -- .Не бздюме, Симочка, - пробормотал сквозь сон Федя, - будем сечь
   сеансы.
   Федя схватил дядю Гришу за ногу и прижался к ней головой.
  
  
   ХУП.
  
   - Послушай, Сусанин, - сказал дядя Гриша, - ты нас ввел в бред, ты нас и выведешь. Не забывай, что мы не какие-нибудь поляки, а твои близкие родственники.
  -- Я же говорила, - поддержала дядю Гришу Симочка, - гусарская
   рулетка еврейской в подметки не годится. Там что. Трах-тарарах и небольшой процент попадания. А здесь, пей хоть слабительное, хоть таблетки от нервов, головная боль до конца дней и ужасные переживания.
  -- Не бздюме Симочка, - пробормотал Федя, что есть силы держась
   за ногу дяди Гриши, - будем копить на паровоз.
  -- Родственники, - сказал я, - трансчернодыринский экспресс знает
   только одно направление. Вперед и ещё раз вперед. Это приговор судьбы. И он обжалованию не подлежит.
   Я повернулся лицом к родственникам и произнес:
  -- Не все у кого болит душа за человечество, - произнес я, - душев-
   но больные. Считайте меня Джордано Бруно. Считайте меня Галилео Галилилеем. Считайте меня просто помешанным. Но я решил светить другим, сгорая сам. И сгорю, несмотря на намеки.
   - Примем это за гипотезу, - согласился дядя Гриша. - Тем более, что у меня есть к покойному Семе один вопрос.
  -- Что за вопрос? - спросила Симочка.
   - Тут такое дело, начал дядя Гриша. И вырвал ногу, из Фединых рук.
  
  
   ХУШ.
  
  -- Тут такое дело, - продолжал дядя Гриша. - У нас был родственник.
   Некто рабби Леви-Ицхак из города Лубны. Однажды приезжает к нему известный князь Иеремия Вишневецкий и говорит:
   - Рабби, ты хоть и еврей, но хороший и, главное, честный человек. Там на улице за дверью стоит телега. В ней золото, камни, кое что из посуды. Пусть это временно побудет у тебя.
   Дядя Гриша сделал паузу.
  -- Ну и семейка, - отреагировала Симочка, - братец бредятину несет.
   Дядя сказки рассказывает. - И посмотрела на Федю.
   Федя лежал на полу. В руках у него была нога дяди Гриши. Он думал, что это подушка.
   - Отпусти дядину ногу, - попросила Симочка.
   Федя отпустил ногу дяди Гриши и начал расстегивать ширинку.
   - Где здесь дальняк? - пробормотал он. - Мне нужно рыбам воду поменять.
   - Где здесь туалет? - забеспокоилась Симочка.
  -- Везде, - уронил дядя Гриша. - Где вообразит, пусть там и чешет.
   Федя подергался немного, покряхтел и закрыл глаза.
  -- Фильтруй базар, слонопотам, - сказал он.
  -- Продолжайте, Андерсен, - попросила Симочка, - будем убивать
   время, пока оно не убило нас.
  -- Храни мое имущество, как твой народ Тору, - сказал князь Иеремия
   Вишневецкий нашему родственнику Леви-Ицхаку. - И, помни, если пропадет какая-нибудь мелочь. Что-то вроде диадемы или ожерелья с бриллиантами у тебя будет выбор. Захочешь сядешь на кол. Нет, полезешь в котел с кипятком. - Дядя Гриша покачал головой. - Как вам нравятся варианты.
   - Нравятся, не нравятся - протянула Симочка. - Обыкновенная сказка. Налево пойдешь, направо пойдешь, вперед пойдешь... И ничего кроме жутких неприятностей на одно место
  -- В Лубны князь почему-то не вернулся. - Дядя Гриша проигнориро-
   вал реплику. - Его дети и прямые наследники тоже куда-то исчезли. И все это богатство стало переходить по наследству. От Леви-Ицхака к Хаиму-Меиру. От Хаима-Меира к Аврааму-Моше. От Авраама-Моше к Менахему-Мендлу. И так вплоть до бабушкиного брата Матвея Соломоновича Розенблюма-Отчаянного. - председателя Лубенского ЧК.
  -- Там наверняка ничего не осталось, - сказал я, - Откуда пришло, ту
   да и ушло. Какая-то паршивая телега с драгоценностями и огромное количество евреев.
  -- Никуда ничего не ушло. - Рассердился дядя Гриша. - Никто даже не
   собирался. За исключением чекиста. Матвей Соломонович хотел передать наше имущество на нужды мировой революции. Но не успел. Его обвинили в каком-то уклоне и расстреляли. Рассказывают, - дядя Гриша вздохнул, - когда Матвея Соломоновича пускали в расход, он вместо того, чтобы произнести традиционную в таких случаях фразу: - "Да здравствует мировая революция! - Сказал: - "Да здравствует второе пришествие!" - Чем ужасно рассмешил расстрельную команду. - Он явно на что-то намекал
   - Ну и родственнички, - протянула Симочка. - Ни себе не людям.
  -- Родственники здесь не причем, - сказал дядя Гриша, - все дело в
   проклятье. Стоило только подумать о драгоценностях, и тут же что-то случалось.
  -- Кончай луну крутить, - произнес Федя. Он прижимался щекой к
   ноге дяди Гриши и улыбался во сне.
  -- Леви-Ицхак, тот, что лично имел дело с князем Вишневецким, -
   продолжал дядя Гриша, - утонул в проруби. Всего лишь за какие-то две тарелки из большого столового сервиза. Он просто хотел показать их ювелиру.
   Потом настала очередь Хаима-Меира. Хаим-Меир взял себе за правило ходить к одной местечковой путане. У него был постоянный пропуск - золотое блюдо. Хаим-Меир утверждал, что когда-нибудь оставит его навсегда. В знак большой любви. И сделал бы это, если бы не пал от рук бандитов, которые следили за его передвижениями по просьбе уставшей от обещаний путаны.
   Авраам-Моше открыл магазин. Он разорился. И умер с горя. Местные
   евреи не знали, куда себя девать от удивления. Чтобы при таких неисчерпаемых возможностях вылететь в трубу. И так быстро.
  -- Эта история имеет конец? - Перебила дядю Гришу Симочка.
   Дядя Гриша укоризненно посмотрел на Симочку.
   Менахем-Мендл, - продолжал он, - сошел с ума от внутренних
   противоречий. С одной стороны ему хотелось, чтобы все знали какой он выдающийся богач. С другой, Менахем-Мендл боялся, что у него начнут просить деньги в долг и на благотворительные цели.
  -- Ну, а Розенблюм-Отчаяный, - спросил я, - его кажется, расстреляли,
   - за уклоны?
  -- Уклоны здесь не причем. - Отрезал дядя Гриша. - Все дело в кладе.
  -- Очень интересно. - Сказал я. - Только к чему вы это рассказы-
   ваете?
   - Я надеюсь, - дядя Гриша многозначительно улыбнулся, - что Сема на том свете отыскал Матвея Соломоновича. И Матвей Соломонович поделился с ним информацией
  -- Хорошо бы, - обрадовалась Симочка. - Без денег в Израиле делать
   нечего. Во-первых, обустройство. Потом гиюр для Феди...
  -- Зачем откладывать, - сказал я, - и включил поисковую систему:
  -- Гальюн, гарун, гиюр.
   Комната дернулась. Мы провалились в глубину. И падали до тех пор
   пока не оказались возле небольшого кирпичного здания. У входа в здание висела вывеска: "Измерительные приборы".
  
  
   Х1Х.
  
   Мы зашли внутрь. Впереди шел я. За мной дядя Гриша. За дядей Гришей Симочка. Симочка тянула за собой пьяного Федю.
   Федя упирался. Он не врубился в ситуацию и вполголоса полемизировал с каким-то милиционером. Федя именовал его то цветной вошью, то козлом переодетым.
   - Сейчас врежу в хрюсло, - анонсировал он. - Ты у меня перестанешь соплями булькать.
   Комната была заставлена аппаратурой непонятного предназначения. Она напоминала не то ремонтную мастерскую, не то сверхсовременное производство.
   В помещении стоял особый запах. Такой запах бывает в кабинете хирурга, занимающегося мелкими хирургическими операциями и перевязками на конечностях.
   На некотором расстоянии друг от друга стояло три стола. За каждым сидел пейсатый мужчина в кипе.
  -- Шолом, - сказали мужчины хором.
  -- Шолом, - ответили мы.
  -- Мы ошиблись адресом, - сказал дядя Гриша. - Этот придурок, - дядя
   Гриша показал на Федю, - хочет срочно стать евреем. А вы, насколько я понял, меряете приборы.
  -- Вы не ошиблись, - возразил пейсатый мужчина. - Самые точные
   приборы в мире. Авраам родил Исаака. Исаак родил Иакова...Небольшой сбой в работе и тут же появляется гой.
  -- Если можно, введите нас в курс дела, - попросила Симочка - мы
   новенькие.
   - Существует три возможности. Выбирайте любую. - Сказал самый пейсатый мужчина. - Слева от меня - реформатор. Справа - консерватор. Я - ортодокс.
  -- Я - правоверные еврей, - сказал дядя Гриша, - и первых три рюмки
   пью только под лехаим. Как бывшему пропагандисту и члену лекторского бюро нашего завода железобетонных изделий, - дядя Гриша приосанился, - значение иностранных слов - реформатор, консерватор и ортодокс, мне приблизительно известно.
   - Приятно иметь дело с эрудированным человеком, - обрадовался
   самый пейсатый мужчина. - Хотя то о чем вы говорите, немножко не то. Мы представляем главные направления в иудаизме. Есть реформаторы. Есть консерваторы. И есть ортодоксы.
  -- Феденька, - сказала Симочка, - здесь большой выбор. Кем ты хо-
   чешь стать? У меня, никогда не было мужа реформатора. Сейчас это модно.
  -- Федя неопределенно мотнул головой.
  -- Раньше между нами были противоречия, - продолжал самый пейса-
   тый мужчина, - они влияли на общее впечатление и отражались на имидже. В поисках компромисса мы вышли на первопричины. Раз, решили мы, - еврейское начало вышло из еврейского конца, значит все дело в члене. Были определены параметры. И теперь каждое направление имеет свой ГОСТ.
   - Приведите цифры, - потребовал дядя Гриша. - Нас интересует соотношение и выход на конечный результат
  -- Все не так просто, - сказал самый пейсатый мужчина, - существуют
   другие факторы. Ментальность, внешний вид, вообще, и состояние предмета воздействия в частности. У кого-то он высувной. У кого-то набрякающий. Сейчас определимся.
   Раввины направили на Федю оптические трубы. Защелкали на компьютерах. И начали бормотать:
  -- Мене, мене, текел, упарсин.
  -- Под корень, - сказал реформатор.
  -- Под корень, - повторил консерватор.
  -- Под корень, - рявкнул ортодокс.
  -- Надо заднюю включать, - сказал Федя. И рванулся к выходу. За ним
   побежала Симочка. Потом мы с дядей Гришей.
  -- Можно подумать, что на Израиле свет клином сошелся, произнесла
   Симочка - в случае чего махнем в Канаду. Там нет строгостей с ГОСТом.
  
  
   ХХ.
  
   Мой член взбрыкнулся, вздыбился, и мы вошли в пустоту.
  -- Не понимаю, - сказала Симочка, - 200 лет вместе. Можно сказать
   одна семья. И под корень. Где же равные возможности? - Я вас спрашиваю. - Где же здоровая конкуренция?
  -- Что член, - возразил дядя Гриша, - люди в Израиловку с большими
   миллионами приезжают. А их в тюрьму. Чтоб под ногами не путались. Чтоб не мешали местным сабрам и шатилам.
  -- Хватит жопу морщить, - сказал протрезвевший Федя, - лучше быть
   русским с целым болтом, чем евреем с отрезанным. Пусть они идут в тухлую вену с таким гиюром.
  -- Куда, - переспросил дядя Гриша.
  -- В шоколадное пятно, - объяснил Федя.
  -- В жопу, - перевела поднаторевшая в фене Симочка.
  -- Слушай, - обратился дядя Гриша к Феде, - ты, что только по фене
   ботаешь?
  -- Отчего же, - сказал Гриша, - по-английски со словарем могу. Я,
   между прочим, ВХУТЕМАС закончил. Дипломированный гравер.
  -- Да ну, - не поверил дядя Гриша.
  -- Сука буду, - подтвердил Федя, - мой учитель действительный член
   Академии художеств Кирилл Моисеевич Андеграунд-Рабинович, говорил, что я второй Дюрер.
   - Тебя что, за персональную выставку посадили? - спросил я.
  -- У меня был зеленый период, - объяснил Федя, - как у Пикассо.
   Рисовал американских президентов на зеленом фоне. А посадили за сбыт фальшака. Типичная судебная ошибка. Наглый наезд на творческую личность. Ну а на зоне, сам понимаешь, прогулки с Пушкиным не у всех проходят. Пришлось перейти на феню. Феня хоть на зоне, хоть на воле идет за первый сорт. Это раньше, в случае конфликта, извольте взять свои слова обратно или я буду вынужден. А сейчас, замочу гада в сортире, и кранты. Полный порядок, в смысле.
   Заиграла музыка. Срываясь от напряжения, надрывно голосила полураскрученная поп дива.
   - Сумбур вместо музыки, - сказал дядя Гриша, - ухает, крякает, пых-
   тит и задыхается.
  -- Э нет, - возразил Федя, - попса нас к тюрьме готовит. Есть размер
   такой. Мне знакомый хормейстер рассказывал. Называется он - "две четверти". Что в попсовой музыке, что в шаманских заклинаниях, что в блатных песнях, он самый главный заводила. - Федя хмыкнул. - Поет какая-нибудь блондиночка про любовь до гроба. Ручками тоненьким машет. Ножками дергает. А вникнешь - кошка приблатненная. И герой её, к примеру, не физик-лирик или, там, героический летчик-космонавт, а крутой в модной тачке и с пистолетом за поясом. Какой-нибудь Махмут-Али, бандит и уголовник. Пойдет школьник-недоумок, - продолжал Федя, - на дискотеку. А там рэйв шпарят и "кислота" из-под полы. Раз сходит. Два сходит. И "бандитка" у него в голове. А дальше, как масть выпадет. Кому "дорога дальняя...", а кому быть зомби по жизни.
  -- В каком смысле? - спросила Симочка.
  -- В самом натуральном, объяснил Федя, - кто бы в глаза такому
   фраеру не сцал, ему всё божья роса. Законченный продукт великой капиталистической революции. Без зарплаты три года живет и никакой тебя клинической смерти от истощения. Одним словом зомби.
  -- Хорошо, - сказал дядя Гриша, - мы, как угорелые носимся по
   Черной Дыре. Встречаемся с людьми. Говорим с ними на разные темы. Но, - дядя Гриша повысил голос, - я до сих пор не имею возможности обнять покойного брата Сему. Ты, наверное, сбился с пути, Сусанин.
  -- Любой собьется, - разозлился я. - Столько путей и не одного ука-
   зателя, кроме коробочки от Билла Гейтса. Ни ГАИ тебе, ни знаков на столбиках.
  -- Вот, что, сказал дядя Гриша, - в любом внутреннем мире должны
   быть внутренние органы. Бери пульт в руки и дави кнопкой на МЭВЭДЭ.
   Я нашел нужный сайт, и мы оказались возле старинного замка окруженного толстой каменной стеной с башенками и бойницами.
  
  
   ХХ1.
  
   Мой член взбрыкнул как взнузданный. Пару раз дернулся. И мы очутились в небольшой полутемной комнате завешанной революционными плакатами и лозунгами.
   За столом возле музейного телефонного аппарата сидел Феликс Эдмундович Дзержинский. Он был гораздо более упитанный и симпатичный, чем тот чахоточный доходяга, которого играл в кино известный артист Казаков.
   Другие видные чекисты тоже присутствовали. Насколько можно было судить по журнальным снимкам, это были Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Игнатов, Шелепин и Андропов. Люди с холодным сердцем и хорошо вымытыми руками. А также рыцари без страха и упрека.
   Несколько мест пустовало. Возле них лежали таблички. На табличках было написано - Семичастный, Крючков, Бакатин, Барсуков, Степашин, Путин, Патрушев.
  -- Вечно живые и живые пока ещё, - подумал я.
  -- У хозяина в кабинете, - сказал Федя и показал на Дзержинского, -
   этот главный мент на стенке висел.
  -- Тихо, - уронил дядя Гриша, - в этой компании любые упоминания о
   стенке могут быть неправильно поняты.
  -- Значит это на самом деле, - протянула Симочка, - значит это нам не
   кажется.
   - Не знаю, - сказал дядя Гриша, - все так перемешалось, все так пере-
   путалось. Ни одному сумасшедшему за целую жизнь не выдумать, то, что происходит в сумасшедшем мире в течение одной минуты.
   - Сумасшедшие всех стран объединяйтесь, - проговорила Симочка и заплакала.
   Дзержинский кашлянул, постучал пальцем по столу. И встал. За ним
   поднялись остальные.
  -- К моменту истины, будьте готовы, - торжественно провозгласил
   он.
  -- Всегда готовы, - дружно ответили Менжинский, Ягода, Ежов, Бе-
   рия, Игнатов, Шелепин и Андропов.
   Невидимый оркестр заиграл "Интернационал". Боковая стена раздвинулась. Появилась инвалидная коляска. В коляске сидел Владимир Ильич Ленин.
   Ленин был худ, бледен. Его глаза запали. А лицо свидетельствовало в пользу того, что каждое тяжелое психическое заболевание имеет свое довольно специфическое выражение.
   Такими лицами опытные психиатры иллюстрируют монографии, посвященные слабоумию.
  -- Дорогой Владимир Ильич, - сказал Дзержинский, - чекисты Черной
   Дыры ждут ваших указаний.
   Ленин посмотрел в никуда, дернулся и пробормотал:
  -- Вешать, вешать и ещё раз вешать!
   Дзержинский махнул рукой. Коляска исчезла. Все сели на свои места.
  -- Все то же, - сокрушенно сказал Дзержинский. - Никаких сдви-
   гов. Всех Бланков и Ульяновых пропустили через вендиспансер. Товарища Инессу Арманд попросили пройти проверку. Надежду Константиновну, само собой. Подняли документацию российских и европейских публичных домов. Практиковавших, в то время, венерологов тоже допросили. И хоть бы хны
  -- Саботаж, - сказал Ежов.
  -- Саботаж, - поддержали его выдающиеся чекисты, - антисоветская
   деятельность и саботаж.
  -- Разведка, - продолжал Дзержинский, - доносит о подготовке второ-
   го пришествия, а у нас коммунистический мессия не готов. Того и гляди, коммуниста-утописта подсунут, или социал-демократа. А там внизу вихри враждебные реют. Оппортунисты и соглашатели к Мавзолею подбираются.
  -- Может быть, двойника, - предложил Андропов. - У меня есть на
   примете некто Шапиро. Кепку оденет, один к одному. А как начнет "Марксизм и эмпириокритицизм" наизусть шпарить...
  -- Отставить, - сказал Дзержинский.
  -- Тогда два - три процесса с максимальным количеством фигурантов.
   Привстал со своего места Ягода.
  -- Нет, нет, - запротестовал Дзержинский, - будем придерживаться ка-
   нонического текста, ибо сказано.
   Дзержинский встал. За ним встали остальные.
   Дзержинский откашлялся и начал читать:
  
   Я вижу коммунизм в конце дороги длинной.
   Наш паровоз пройдет последний перегон.
   И восцарят над миром двуедины -
   Дух Ленина и мумия его.
  
   На стене появилась фигура толстого старика.
   Голос диктора провозгласил: - Гениальный поэт Хаим Уильям Зеттен.
   Провидец и предвидец. Он провозвестил приход нашего коммунистического мессии и был главным глашатаем.
  -- Я, кажется, знаю этого парня, - сказал дядя Гриша, - он торгует га-
   зетами в нашем киоске. И пишет стихи без отрыва от производства. Почти по классику. Продаст газету - попишет стихи. Все что хочешь, зарифмует. Хоть передовицу, хоть криминальную хронику. За неделю столько напишет, что какомому-нибудь Фету за всю жизнь не написать. Надо будет ему сказать, при встрече.
   - И пусть валидол выбросит, - предложила Симочка, - а то не доведи Господи до ста лет доживет, а его оказывается, заждались.
  -- Где здесь дальняк, - пробормотал Федя и начал расстегивать ши-
   ринку.
  -- Что это такое? - Возмутился Дзержинский.
  -- Наверное, ходоки к Ильичу, - предположил Менжинский, - так и
   норовят обосцать помещение. Недержание мочи от большого восторга.
  -- Мы не ходоки, - вмешался я. - Мы ищем покойного дядю Сему.
  -- Кто это? Спросил Дзержинский.
   Берия порылся в бумагах. И сказал:
  -- Речь идет о новом варианте вечного спэцэфического двигателя.
   Вэчный жид называется.
  -- Берите выше, - возразил я. - Свои качества дядя Сема получил не-
   посредственно от Моше Рабейну. Он может влиять на жизнь и смерть. А также приостанавливать развитие любых событий.
  -- Отодвинуть второе пришествие на пару столетий ваш дядя Сема
   может, - поинтересовался Дзержинский. - Сами видите, в каком состоянии главный коммунистический мессия.
   - Раз плюнуть, - сказал я
  -- Это меняет дело, - обрадовался Дзержинский.
   Он поднял трубку и распорядился:
  -- Специальных агентов Блюмкина и Задова ко мне.
   Вошли Блюмкин и Задов.
  
   ХХП.
  
  
  -- Только терракт, - сказал Блюмкин. - У меня со времен поездки в
   Палестину в законсервированном состоянии находится два киллера одноразового использования.
  -- Какого использования? - переспросил дядя Гриша.
  -- Одноразового, - повторил Блюмкин. - Террористы-смертники,
   - Ясер бен Ладен и Усама Арафат. Кого хочешь, взорвут. И в рай к бабам. В смысле к гуриям. А там трава не расти. Взорвался и получай по таксе лично от Аллаха. 70 штук. И не какие-нибудь там с массажного кабинета. Натуральные девственницы. У каждой справка от гинеколога. Полюс диплом доктора сексологических наук университета имени Зямы Фрейда
  -- Только ограбление, - возразил Задов, - у меня бригада, десять быв-
   ших махновцев. Им наехать, все равно, что плюнуть.
  -- А я говорю, терракт, - рассердился Блюмкин.
  -- А я говорю, ограбление, - в свою очередь рассердился Задов, - я
   здесь главный. Мне Феликс Эдмундович поручил.
  -- Ах, ты махновская морда, - возмутился Блюмкин, - пока ты со сво-
   им гуляй польским батькой еврейские магазины грабил, я немецкого посла Мирбаха бомбой взрывал. Я главный. Мне Феликс Эдмундович поручил.
  -- Да ты, оказывается, троцкист, - крикнул Задов и начал копаться в
   штанах в поисках нагана.
  -- От троцкиста слышу, - крикнул Задов и тоже начал копаться.
  -- Ребята, - попросил я, - эта сцена уже где-то описана. И потом
   не нужно никого взрывать. Ограбления тоже не нужно. Нужно найти дядю Сему.
   Блюмкин недоуменно посмотрел на Задова. Задов посмотрел на Блюмкина. Тоже недоуменно.
  -- А Эдмундыч наш, того, - сказал Задов, - использовать лучших пред-
   ставителей убойного отдела как обыкновенных сыскарей.
  -- Окончательно сгорел на работе, - согласился Блюмкин. - Будем
   сматывать.
   И Блюмкин с Задовым исчезли. Растворились. Так будто их и не было.
  
  
   ХХШ.
  
  
  -- Мусора поганые, - взорвался будущий зять Федя, - мелочевкой за-
   ниматься им западло, а крупняк не по зубам.
   - У сослуживицы, - поддержала Федю Симочка, - сын ящик водки украл. И сел на пять лет. А директор ликероводочного завода неучтенной продукцией магазины затоварил и хоть бы хны.
  -- Я в ВХУТЕМАСе, - продолжал Федя, - марксизм-ленинизм изучал.
   Так вот, по марксизму-ленинизму, главным ворам ни суд не указ, ни прокуратура. Как они решили, так и будет. Кому в зону, а кому на Багамы. Этот беспредел по науке называется демократическим централизмом. - Федя презрительно хмыкнул. - Вся ментовка вставные челюсти в секретных местах держит. До особого распоряжения. Как получит приказ сверху, всех в момент перекусает. А без приказа воздерживается. Усекли.
  -- Кончайте семинар, - прикрикнул дядя Гриша, - нам Сему нужно
   искать. А не рассуждать о челюстях правоохранительных органов.
   - Я к папе хочу, - сказала Симочка, - и к маме.
   Я начал нажимать на кнопки пульта. Информация была самая разная, но
   совершенно не нужная. Кто-то рекламировал бордель для праведников. Кто-то исторический роман с порнографическими подробностями. Какая-то затрушенная фирма желала недавно умершим счастливой абсорбции и предлагала посреднические услуги. Колдуны и экстрасенсы обещали посмертное излечение от всех болезней, а также моментальное похудание и избавление от последствий прижизненных стрессовых ситуаций.
  -- А не пройтись нам, - сказал дядя Гриша, - по адвокатским конто-
   рам? Сема, при жизни, судился с Цилей семь раз. А может быть восемь. Старые привычки быстро не проходит.
   Я начал шерстить адвокатов. И шерстил их до тех пор пока на каком-то затрушенном сайте не нашел контору юриста и маклера Абрамовича- Бурбона.
   Среди его дел значилось дело под названием "Циля Зильберблик против Семена Зильберблика". Дело имело подзаголовок: "О защите чести и достоинства"
  -- Включай свой двигатель внутреннего пригорания, - сказал дядя Се-
   ма, - мне не терпится поговорить с этим потомком Абрамовичей и Бурбонов. Поехали!
   Мой член привычно дернулся. И мы в очередной раз провалились в пустоту.
  
  
   ХХ1У
  
   В комнате заваленной папками и книгами сидел маленький человечек.
   Человечек копался в бумагах и что-то насвистывал.
  -- Жан Абрамович, - крикнул Федя и полез обниматься, - вы меня
   помните?
   Жан Абрамович освободился от Фединых объятий.
  -- Здесь в Черной Дыре, - сказал он, - шейные позвонки плохо дер-
   жатся на шее. Что-то с кальцием. А бывшие клиенты, - продолжал он, - косяком
   поперли. Прут и прут.- Жан Абрамович поморщился. - А! - говорят Жан Абрамович, - и хвать за шею. - Будь другом, - скажи кому и сколько? Под амнистию там. Или другую статью. И давят за шею. И давят. Они думают, что страшный суд и народный - одно и тоже. Придурки.
   Симочка оттянула Федю от Жана Абрамовича.
  -- Мэтр, - сказал дядя Гриша, - нам нужна информация отно-
   сительно Семена Зильберблика и его жены Цили.
  -- Ой! - воскликнул Жан Абрамович.
  -- Что, значит, "ой", - не понял дядя Гриша, - речь идет о наших
   близких родственниках и мы хотим знать подробности.
   Жан Абрамович достал папку.
   - Значит, так, - сказал Жан Абрамович, - упомянутый Зильберблик
   приобрел у одной лопоухой межзвездной компании небольшой планетоид и занялся там клонированием. Конкурирует с Богом. Создал первый клон по своему образу и подобию. А потом запусти конвейер.
  -- В смысле, - возмутилась Симочка, - вы хотите сказать, что у меня
   не один папа, а несколько.
  -- Мягко сказано, - заметил Жан Абрамович, - по последним сведени-
   ям, количество ваших биологически идентичных пап на много порядков выше. Может быть десять тысяч. А может быть и сто. Кто считал? Дело в том, - Жан Абрамович тяжело вздохнул, - что этот самый Зильберблик прикупил на аукционе один банк генетических данных и делает на своем планетоиде форменные чудеса.
  -- Поразительно, - воскликнул дядя Гриша, - мистер Гейтс говорил,
   что Сема несостоявшийся кибернетический гений, второй Норберт Винер. Он, что еще и генетический гений? Он, что второй Мендель?
   - Один Бог знает, - сказал Жан Абрамович, - кем бы мы стали, если бы нам не мешали. Один, Бог. Но и он не знает, - адвокат вздохнул, - хорошо это, или плохо.
  -- Продолжайте, - попросил дядя Гриша.
  -- Упомянутый выше Семен Зильберблик, - продолжал Жан Абра-
   мович занялся смешиванием разных качеств.
  -- Очень интересно, - протянула Симочка, - при встрече я обязательно
   попрошу папу, чтобы он сделал Федю умным, как какой-нибудь Лев Толстой и коммерчески грамотным вроде начальника Чукотки Абрамовича.
  -- Кончай луну крутить, - прикрикнул на Симочку Федя.
  -- Там такие экземпляры, - сказал Жан Абрамович, - такие генетиче-
   ские монстры. Я не знаю всех подробностей. Но, судя по жалобе Цили Зильберблик, особые претензии она имеет к одному клону. Внешне он вылитый Сема Зильберблик. Но внутренне у него присутствуют - ген медузы, отвечающий за флуоресцентное свечение - это раз. Ген розы, регулирующий запах - два. Ген цикады - позволяющий насекомому звенеть как колокольчик в течение ночи - три. И половой ген кролика. Кролик, как известно, может часто, но быстро.
  -- Очень интересно, - сказал дядя Гриша.
  -- Если можно, попросил Жан Абрамович, - я процитирую истицу.
   Вот что пишет Циля Зильберблик:
  -- Представьте себе, пишет Циля, - это чудовище бегает ночью по
   комнате. Люминесцирует голой задницей. Пукает от избытка адреналина. Создает предрасполагающую к сексу обстановку в виде запаха роз и пения цикад. Три секунды близости. И он ищет, кого бы трахнуть ещё.
  -- Дальше, - попросил дядя Гриша.
  -- Дальше, - сказал Жан Абрамович, - Циля Зильберблик требует, что-
   бы ей компенсировали моральный ущерб в виде нервного срыва. Сема Зильберблик, предложил Циле Зильберблик несколько вполне приличных, хоть и подержанных генов отвечающих за положительные эмоции. Но вместо этого подсунул ген самоубийства. Со своей стороны Циля Зильберблик...
  -- Ладно, - сказал дядя Гриша, - где этот генетический проходимец.
  -- Совсем рядом, - ответил Жан Абрамович. - Каких-то пять парсеков.
   Сразу за созвездием Орион. Направо.
  
  
   ХХУ.
  
  
   Мы поболтались в пустоте. Подергались. И плавно вошли в огромный зал. У входа стоял полуголый дядя Сема. На нем были шорты и автомат Калашникова.
  -- Папа, - крикнула Симочка и бросилась дяде Семе на шею.
   Дядя Сема отскочил в сторону и наставил на нас автомат.
  -- Стрелять буду! - сказал он. - Всем поднять руки вверх и стоять в
   такой позе вплоть до особого распоряжения.
   Одной рукой дядя Сема подталкивал нас автоматом в спину. Другой набирал номер
  -- Семоклон 529/32 докладывает, - сказал он, - здесь новая партия
   живого генетического товара. Прошу прислать отряд немедленного реагирования.
   Ни из чего, путем материализации появилось человек десять вылитых
   дядь Сем.
   Они шумели и размахивали автоматами.
  -- В чем дело, - сказал я, - мы законные родственники дяди Семы. Это
   дочь Симочка. Это будущий зять Федя. Это брат - дядя Гриша. И я племянник.
   У нас важное дело.
  -- Сейчас, - сказали семоподобные онровцы, - вас поведут к главному
   Семе, - он хочет посмотреть на вас, чтобы убедиться.
   Дядя Сема сидел в большом кабинете. Стены кабинета были увешаны его портретами, а также панно из жизни. На них Сема кого-нибудь побеждал или над чем-нибудь возвышался. Тут же на постаментах стояли бюсты дяди Семы и другие изваяния.
  -- Товарищ главный Сема, - сказал начальник ОНРА, - генетический
   материал прибыл.
  -- Боже мой, - сказал дядя Сема, - конкуренты полностью потеряли
   совесть. Это надо уметь подослать мне известному кибернетику и генетическому вундеркинду копии моих дорогих родственников.
   Мы молчали, и ждали, когда окончится представление.
   - Эта дылдочка, - продолжал дядя Сема, - копия моя дорогая дочь Симочка.
   Симочка хмыкнула.
   Придурок рядом, - дядя Сема одобрительно покачал головой, - невероятно похож на зятя Федю. Такой же проходимец.
   Федя насупился.
  -- Про копию Гриши я уже не говорю. - Дядя Сема развел руками. -
   Они запечатлели все. Вплоть до похмельного выражения лица и дрожжи в пальцах.
   Дядя Гриша поморщился.
  -- Что же касается копии психа, который затеял историю с
   членовращением, сказал он, - и говорить нечего. Он будто снят с фотографии "Шизофреники на отдыхе".
   Дядя Сема поднялся. Вышел из-за стола. Прошелся вдоль нас в одну сторону. Потом в другую.
   Он остановился возле дяди Гриши. Внимательно посмотрел на него. И рявкнул, что есть силы:
  -- Сразу! Не думая! Слово в слово. - Что сказала тётя Двойра, - когда
   я первый раз в жизни одел шляпу?
  -- Она сказала, - дядя Гриша вздрогнул, - она сказала, прости велико-
   душно, что с этого дня все порядочные люди будут ходить в фуражках.
   Дядя Сема махнул рукой. И клоноиды из ОНРА исчезли. Растворились в пустоте.
  
  
   ХХУ1.
  
  
  -- Неизбежные формальности, - сказал дядя Сема, - обнимая нас по
   очереди. - Происки конкурентов. Интриги. Наезды и разборки. Эти клоны, - дядя Сема поморщился, - не понимают, кто есть кто. Они не понимают что Сема это одно, а клонсема совершенно другое. У этой публики масса моих недостатков и полное отсутствие достоинств.
  -- Зачем тебе эти хлопоты? - спросил дядя Гриша, - ты же хороший
   бухгалтер. Считал бы себе чужие доходы и расходы и не забивал голову таким количеством совершенно ненужных тебе волнений.
  -- Я хотел, - грустно улыбнулся дядя Сема, - создать свой народ. На-
   род полный высоких помыслов и устремлений. Народ, обращенный лицом в светлое будущее и пашущий на этой ниве во имя общечеловеческих идеалов. Народ Семоносец. Ужасная ошибка, - дядя Сема выскочил из-за стола и заходил по комнате. - Им нужно одно - что-нибудь слямзить, потом выпить, закусить и заняться любовью. А, если что не так, они могут зарезать. И это несмотря на призывы и лозунги.
  -- Дядя Сема, - спросил я, - что такое членовращение и почему оно
   влияет на время и пространство?
  -- Следствие, - сказал дядя Сема, - важнее причины. Одни добираются
   в космос помощью ракетного топлива. Другие улетают туда на крыльях мечты. Третьи не видят жизнь дальше кончика своего члена. Четвертым кажется, что их член это весь мир. Потом есть мир Ньютона. Есть мир Эйнштейна. А есть сумасшедший мир, где все определяют не физика и математические формулы, а повернутое воображение. И такое воображение может завести очень далеко
   Дядя Сема собирался что-то добавить, но не успел
   Открылась дверь и в кабинет вбежала тетя Циля в сопровождении адвокатов, судебных исполнителей и вооруженной охраны.
   Сначала были громкие крики и выстрелы в воздух. Потом, примирительные возгласы, поцелуи и объятья.
   Мой член в очередной раз дернулся. И я провалился в пустоту.
  
  
   ХХУП.
  
   Солнечный луч коснулся моего лица, и я открыл глаза.
   Я лежал на большой металлической кровати. Рядом сидел дефектный
   шизофреник Вовочка. Мой старинный приятель
  -- С возвращением, - сказал он и протянул кусок хлеба, густо нама-
   занный маслом. - Возьми меня с собой, - попросил он, - Я тоже хочу в Черную Дыру.
  -- У каждого своя Черная Дыра, - ответил я. -Главное - не нужно
   экономить на нервных клетках.
   Вошла медсестра. Она вогнала в мою деревянную задницу очередную
   порцию дурдомовского коктейля.
   - Черная Дыра, - прошептал я улетая. - Черная Дыра. Где ты?
  
  
  
   15
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"