Милосердов Максим : другие произведения.

Лотерей (сокращенная версия)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ в жанре либерпанк. Сокращенная версия для конкурса "Квазар. Парасекс". Отличается от полной версии некоторыми сюжетными линиями. Если еще тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. На смену огромному пласту отныне запрещенной и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано". 2014
  Анонс
  Если еще тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. На смену огромному пласту отныне запрещенной и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано".
  
  Лотерей (сокращенная версия)
  Сегодня урок эстеса казался Вирджину особенно скучным. Ну, разве можно думать о занятиях, когда у тебя такие новости! Выигрыш в лотерей был приятен и вместе с тем пугал, хотелось скорее рассказать о нем кому-нибудь и попросить совета.
  Вирджин - коротко стриженный student с тонкими чертами лица, капризными пухлыми губками и слегка вздернутым носиком поднялся из-за парты, подошел к окну и, стараясь различить с высоты третьего этажа знакомых, начал рассматривать слоняющихся по школьному двору прогульщиков. Младшеклассники сгрудились возле спортивного уголка и потягивали одну сигарету на троих, рядом ласкалась парочка постарше - хумано унисекс в одинаковых пестрых шароварах. Засунув руки в карманы, через двор неспешно проследовали два мутных короткостриженых субъекта в черных кожаных куртках, остановились и стали ждать кого-то у крыльца.
  "Эти явно дурью барыжат", - лениво подумал Вирджин и уже хотел было отвернуться, как к чернокурточным приблизился Иван - странный иммигранто из России.
  Раздался длинный мелодичный звонок, и пестрый толп учеников школы-интерната, лениво направился в коридор. В классе остался только пятидесятипятилетний тьютор Салливан - молодящийся длинноволосый преподаватель эстеса. Вирджин повернулся к нему.
  - А я выиграл в лотерей! - сказал Вирджин, подходя к учительскому кафедру.
  Слова романтик-френда показались Салливану ударом ниже пояса.
  - Вирджин! Ты хоть понимаешь, что это значит! - спросил он.
  - Ага! Я буду засовывать трубочку размножения в дырочку размножения, - ответил Вирджин и смущенно захихикал.
  Салливан нахмурился и, как это бывало всегда, когда волновался, отбросил изящным наманикюренным пальцем длинный светло-зелёный прядь волос со лба.
  - У тебя нет трубочки размножения, Вирджин. Ведь ты же... - с губ Салливана чуть было не слетел запретный слов - страшный, неприличный ругательств, за произнесение которого в некоторых штатах объединенного Евро-Азиатского союза полагался административный арест.
  - Ведь тебе всего шестнадцать лет! - тут же нашелся Салливан!
  - Эй, подожди! Ты что-то другое хотел сказать!
  - Только это и ничего более! Может, займёмся индивидуальной эстетической подготовкой?
  Вирджин хихикнул и отклонил голову.
  - Не сегодня! У меня кровавые дни.
  Ответ не понравился Салливану: точно как по учебнику! Эти слова мог означать, что тебя начинают избегать.
  "Что со мной не так? - подумал Салливан. - Нет ли в происходящем оскорбления? Я постарел, и у Вирджина проклюнулись черты геронтофобии? От меня дурно пахнет, и он пытается дискриминировать меня по одоральному признаку? Может, надо обратиться с жалобой в воспитательный совет?"
  - Ну, что ты дуешься, пупсик? - спросил Вирджин, прижимаясь щекой к Салливану. - Ну, хочешь, я сделаю тебе приятно по-другому?
  При этих словах на душе у тьютора полегчало: Вирджин всё-таки продолжал оставаться его лучшим учеником и романтик-френдом.
  "Ах ты, мерзкая девчонка!" - мысленно произнёс Салливан страшное запретное слово на пике расслабления и застонал.
  Старый учитель любил свою работу. Когда в школах ввели обязательные занятия по практическому сексуальному воспитанию, обозначенные в расписании как уроки эстетики секса, а затем для успокоения общественности сокращенные до краткого и красивого слова "эстес", Салливану было двадцать три. Прыщавый парень с блеющим тенорком и впалой грудью не пользовался успехом ни у особ своего пола, ни у представителей пола противоположного. По вечерам, движимый внутренним напряжением, Салливан часто бродил по тёмным улочкам со скальпелем в рукаве, мечтая о запретных вещах, но, никак не решаясь воплотить свои тайные фантазии.
  Декларация Евро-Азиатского школьного совета, или, как ее называли СМИ, Болонская хартия секса, открыла для Салливана головокружительные перспективы. Оставив третий курс физико-математического факультета, он взял студенческий заём и поступил в педагогический институт на только что открывшуюся специальность педагога эстетики. Хотя поначалу выпускников этого курса дразнили всякими неприличными словами, после введения в большинстве штатов Евро-Азии уголовного преследования за публичные призывы, содержащие признаки педофобии, отношение к выпускникам института резко изменилось.
  Говорят, что оппонентов невозможно переубедить в их неправоте, и новые идеи завоёвывают место под солнцем только тогда, когда естественным образом вымирают носители регрессивных представлений. Правда это или нет, но с преподаванием эстеса все произошло именно так. Подрастали дети, кто-то из них возвращался в школу уже как учитель, и публичные обсуждения разнообразных сексуальных извращений с первоклассниками и дошколятами уже мало кто считал странным и противоестественным занятием.
  Да и сама Евро-Азия менялась на глазах! Моногамные разнополые браки из явления критикуемого быстро превратились в понятие запретное, а идеи гендерного равенства пронизали не только культуру, но и сам язык, вытеснив из него категорию рода как такового. Если ещё тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. Не было больше ни мальчиков, ни девочек, ни мужчин, ни женщин, эти понятия были заменены политкорректными терминами "ребенок" и "взрослый", а после принятия законов об отмене возрастной дискриминации, на смену огромному пласту отныне запрещённой и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано".
  Я - хумано, ты - хумано,
  Мы равны и сексуальны... - в тот год этот незатейливый хит победителей Евро-Азиатского песенного конкурса продержался в топе музыкальных чартов рекордные пятьдесят недель.
  
  За прошедшие годы мир сильно изменился в лучшую сторону. В эпоху гендерного равенства не осталось места сексуальной дискриминации, и даже то, чем Салливан тайно мечтал заняться в молодом возрасте, из разряда преступлений постепенно дрейфовало в категорию дозволенного, хотя и не до конца одобряемого поведения. Во всяком случае, если убийца мог предоставить записку жертвы о том, что она сама хотела получить удовольствие от изнасилования и разрезания на куски, юридическое преследование отменялось. Впрочем, теперь Салливану такие фантазии приходили в голову редко - вся его жизнь была отдана работе. Отчёты, доклады, методические рекомендации, статьи для научных сборников - времени на личную жизнь просто не оставалось, и хотя, несмотря на широкую известность в определённых кругах, учителю по-прежнему платили немного, Салливан был по-настоящему счастлив. А ко всему недавно к нему пришла настоящая любовь. К Вирджину, которого иногда хотелось назвать по старинке Вирджинией, Салливан испытывал тёплые и светлые чувства, похожие на те, что много лет назад были у него к девочке Стефании - пухлой блондинке, учившейся на два года младше.
  "Как ты похожа на Стефанию! - иногда думал про себя старый тьютор. - Вот только Стефания была неблагодарной дрянью, а ты - сам ангел!"
  - А я и не знал, что они теперь допускают к участию в лотерее хумано, не достигших двадцати пяти. - сказал Салливан.
  Вирджиния засмеялась, и его голос серебряным колокольчиком зазвенел в пустом кабинете эстеса.
  - Теперь в лотерее участвуют даже первоклассники! Вот только везёт не всем!
  Везёт ли? По этому поводу у Салливана имелось собственное мнение, но высказать его он не успел - дверь класса распахнулась, что заставило тьютора вздрогнуть и поморщиться. Даже директор школы не позволял себе заходить в кабинет эстеса без стука.
  Салливан вопросительно уставился на вошедшего. Ну, конечно! Кто же ещё мог быть столь наглым и пренебрежительным к правилам. Только этот мерзкий русский иммигрантишко! Салливан тут же внутренне поправил себя - тьютору не полагалось допускать мыслей, дискредитирующих ученика по стране происхождения.
  - Привет Айван! - сказал он, растягивая губы в широкой улыбке, но короткостриженый подросток даже не удостоил учителя взглядом.
  - Чё, пойдем что ли? - бросил он Вирджину.
  - Ладно, Салли! Я к тебе потом заскочу! - защебетал романтик-френд и быстро чмокнул тьютора в носик.
  Иван даже дверь за собой не прикрыл. Что и говорить! Это был совершенно нелицеприятный тип и потенциальный преступник, но дурным наклонностям этого хумано были весомые оправдания: из варварской России Иван приехал всего лишь три года назад, имел генетическую предрасположенность к нарушению правил, кроме того один из родителей подростка был бывшим criminal, кажется, контрабандистом, и его то ли зарезали, то ли застрелили, то ли заживо сожгли бандиты. Собственно, этот факт и стал причиной того, что второй родитель убежал с детьми в спокойные и законопослушные Евро-Азиатские штаты. Иван получил политическую защиту, а затем гражданство, после чего, в соответствии с Законом об иммигрантах, был изъят из генетической семьи и перемещён в приют, по несчастью оказавшись в одном блоке с Вирджинией.
  
  - Чё ты трёшься с этим уродом? - спросил Иван с сильным славянским акцентом.
  - Не знаю, - Вирджиния пожала плечами. - Просто хотела с ним попрощаться.
  - Чё за "попрощаться"? Сказала: отвали - и пусть катится. - Иван присовокупил к своей речи грубое русское ругательство.
  - Ну, нас же многое с ним связывает... Связывало. - тут же поправила себя девушка. - Нельзя же быть жестокой напоследок. Я ведь выиграла в лотерею.
  - Чё за лотерея?
  - А ты разве не знаешь? Лотерея! Лотерей! Ежегодно объединённое правительство разыгрывает право граждан на размножение. Я стану родителем... Подожди, как ты говорил, звучит это слово... - убедившись, что её никто не слышит, Вирджиния произнесла сладко-запретное и ужасно неприличное, - Я ста-ну Ма-терь-ю!
  - Ну, типа, круто, наверное, - хмуро сказал Иван. - Но у тебя же все равно отнимут ребёнка. Вы в вашей дурацкой Евро-Азии не знаете своих родителей!
  - Не знаем, - улыбнулась Вирджиния, - потому что родители умирают вскоре после того, как рождается ребенок. Это правила лотереи: обязательная добровольная эвтаназия.
  Иван снова выругался.
  - Чё же за страна у вас такая! И чё - никак нельзя от этого долбанного лотерея отмазаться?
  Вирджиния покачала головой.
  - Никак нельзя!
  Новое ругательство.
  - Тебе не кажется, что это какая-то разводка, ведь ребенка всё равно отправят в приют или отдадут для adoptации каким-нибудь уродски-уродливым фрикам?
  - Ну, и что! - пожала плечами Вирджиния. - Зато у него буду я. Целых три года...
  - Ты знаешь, - она снова перешла на шепот, - я ведь помню своего ро...
  Вирджиния запнулась.
  - Я помню свою маму!
  Иван ничего не ответил. Свою мать он не просто помнил, он её прекрасно знал и очень злился на неё за то, что вопреки совету отца она решила спрятаться в Евро-Азии, куда за немалые деньги перебралась с ним, Колькой и Настасьей. Теперь четырнадцатилетний Колька был в соседнем детдоме, а двенадцатилетняя Настасья ожидала прохождения процедуры удетерения в социальном центре. При воспоминании об этом Иван нахмурился.
  - Интересно, что бы на это сказал мой отец... - пробормотал он.
  - Кто?
  - Папа, папа мой что бы сказал! Его убили, когда мне было четырнадцать. Он всегда умел находить нестандартные решения и выкручиваться из любых ситуаций...
  - Из почти любых, - добавил Иван, помолчав.
  Юноша вдруг резко остановился и крепко прижал девушку к себе.
  - Суки! Ублюдки! Сволочи! - зашептал он отборные ругательства, перемешивая их с более крепкими словами на родном языке. - Я не хочу, чтобы ты умирала!
  По щекам Вирджинии покатились крупные слезы. На самом деле, несмотря на радость выигрыша, со вчерашнего вечера, когда были объявлены результаты лотерея, ей было очень страшно.
  
  На следующее утро Ивана вызвали на дисциплинарную комиссию.
  Психолог, директор школы и counsellor по воспитательной работе, широко улыбаясь, смотрели на подростка.
  - Айван, - низким грудным голосом произнесла психолог - толстая сисястая блондинка с тяжёлым подбородком. - Мы бы очень хотели помочь тебе.
  Иван потупился и ничего не ответил.
  - Ты, конечно, догадываешься, зачем мы тебя пригласили? - спросил counsellor - манерный молодой человек с длинными чёрными волосами.
  - Нет, - буркнул Иван.
  - Айван, не надо закрываться и прятаться от нас в своей раковине, если тебя что-то гнетёт, обращайся напрямую ко мне! - вставил свое слово директор - круглолицый лысоватый толстяк с татуировкой дракона через весь череп и улыбкой на всё лицо.
  - Да ничего меня не гнетет, - сказал Иван, поднимая глаза. - Мне, типа, все тут нравится, всё зашибись, короче! Я вас всех люблю, а моя деструктивность - это последствия тяжелой и затяжной психологической психотравмы.
  Лица членов комиссии смягчились.
  - Айван, твои тяжёлые начальные годы - это не оправдание для совершения преступления.
  Лицо Ивана стало напряжённым.
  - Че за предъява? Никакого преступления, как бы, не совершал!
  - Пока нет, но против тебя выдвинуты достаточно серьёзные обвинения, - покачал головой директор. - Мы, конечно, всецело на твоей стороне, но...
  - Ну, давай договаривай, чё... - твёрдо сказал Иван. - Если базар по теме, то я отвечу, но такие дела надо обосновывать.
  Директор поморщился.
  - Айван! - попытался жёстко сказать counsellor, но всё равно вышло у него манерно и ненатурально. - Ты обвиняешься в доведении одного из педагогов до психологического срыва и до мыслей о преступлении. Это очень нехорошо!
  Иван нахмурился, дважды моргнул и уставился на чёрноволосого.
  - Чё-то вообще не понял, - наконец сказал он.
  - Айван, мы очень хотим помочь тебе! - с нежностью в голосе сказала блондинка. - Просто скажи, зачем ты это делал, и мы тебя отпустим.
  - Да чё я делал-то? - присутствующим вдруг показалось, что Иван искренне не понимает значения и сути происходящего.
  Вот они кросс-культурные отличия! Нормальный хумано уже давно бы наматывал сопли на кулак и каялся во всех грехах.
  Директор решил пойти ва-банк.
  - Айван, мы всецело на твоей стороне, - ласково и участливо сказал он, - но у педагога эстеса после общения с тобой возникли преступные желания.
  - Да чё... - Иван вдруг запнулся.
  "У него возникли - с ним и разбирайтесь!" - чуть было не выпалил он, но тут же сообразил, что такие слова автоматически станут признанием вины.
  - Да чё, я с ним не разу не разговаривал даже! - нашёлся подросток.
  Черноволосый поднял указательный палец вверх и начал пафосную речь.
  - Твоё пренебрежительное отношение и заронило в податливую почву то зерно, которое чуть не проросло в преступление! Айван, мы вынуждены наказать тебя...
  - Эй, притормози, не гони коней. Помедленнее, ладно! - Иван, подняв руку, прервал counsellorа и медленно и весомо заговорил с сильным славянским акцентом. - Делай скидку на то, что это мой неродной язык, и я реально не понимаю половину того, что ты мне втираешь! Типа он чё - весь распсиховался из-за того, что я с ним не общаюсь, что ли? Да я его вообще не знаю! Нас так-то никто не познакомил. Ты про кого толкуешь вообще? Уроки эстеса у нас другой тьютор ведёт, такой...
  Иван поднял растопыренные пальцы и поднёс их к груди.
  - Такой с буферами, короче. А про кого вы мне тут парите, я вообще не врубаюсь.
  Члены комиссии снова в замешательстве переглянулись.
  - Айван, - наконец холодно сказала толстолицая блондинка, - ну, если вас никто не представил, так надо было подойти к тьютору и познакомиться.
  - Да у меня память на имена плохая. Я не хочу кого-нибудь обидеть неправильным произнесением его имени, поэтому и хожу зажатый такой, - сказал Иван, а потом вдруг закрыл лицо руками, всхлипнул и, не отнимая ладоней, жалостливо добавил. - А меня вообще-то не Айваном зовут, а И-ва-ном.
  Сжав плечи и сгорбив спину, он поднялся из-за стола и вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь. Члены комиссии ошарашенно смотрели, как student медленно удаляется по коридору.
  - Мда. Кросс-культурные особенности... - выдавил из себя директор. - Надо усилить работу в этом направлении. У этого хумано действительно очень сильные психологические травмы. И, как он сказал, его на самом деле зовут? Запишите в личном деле транскрипцию, что ли... И ещё... Сделайте специальную памятку с его именем для тьютора Салливана.
  
  Невидимый ветер гнал по июньскому небу большие белые облака. Иван и Вирджиния лежали на покатой крыше школы, широко раскинув руки.
  Деблокирующие нервную систему гормоны имели побочный эффект. Настроение Вирджинии стало переменчивым, если раньше девушка всегда была весела и приветлива, то теперь она всё чаще выглядела тревожной, ходила по школе задумчивая. И с каждым днем, сама не зная почему, Вирджиния все сильнее привязывалась к Ивану. Если месяц назад он был для нее лишь одним из френдзоны, то теперь в Вирджинии проснулась какая-то тяга к этому странному хмурому русскому, который лишь однажды - в день, когда она рассказала про выигрыш в лотерею, приподнял свою железную маску. Иван отличался от остальных одноклассников и друзей. В его грубой, звериной дикости, отталкивающей беззаботных и так похожих друг на друга остальных подростков-хумано, Вирджиния чувствовала какую-то скрытую силу, на которую можно было положиться.
  За минувший месяц Вирджиния ни разу не появилась на уроке эстеса и вообще забросила половину занятий. Иван же напротив, учился прилежно, только круг его интересов сузился. Мальчик увлекся географией, читал книги по сравнительному праву Евро-Азии, а также записался на курс канцелярского дела, который вела рассеянная дерганная тьюторша. Никакие другие предметы его не интересовали.
  - Облака в летнем небе... Нижние летят на юг, верхние летят на север... Скоро и меня этот ветер куда-нибудь унесёт, - сказала Вирджиния и взяла ладонь Ивана. - Не болит?
  - Да нормально всё, - ответил Иван.
  - Чё, отвял он от тебя? - спросила Вирджиния.
  - Ну, типа того, - ответил Иван. - Сделка у нас. Расслабься, короче.
  - А что про руку что решили?
  - А фиг его знает, чё он там наплел. Сказал, наверное, что на лестнице споткнулся. Мы же с ним тогда на берегу договорились: я не палю, что он мне кишки в подвале выпустить хотел, он помалкивает, что это я ему руку сломал и нос перешиб.
  Вирджиния прижалась к Ивану.
  - А что будет дальше? Он страшный человек! Он подкараулит тебя, а потом проберётся ко мне в комнату и что-нибудь со мной сделает. Может, лучше пойти к нему...
  - Заткнись, чё ты гонишь! - зло перебил девушку Иван. - Не парься, я сказал. Всё нормально будет.
  - Ты уже знаешь, когда тебя забирают? - спросил Иван, помолчав.
  - Нет. Боюсь, что уже скоро. Тьюторы смотрят на меня так, словно меня уже нет в школе. А я не хочу никуда ехать.
  - Не хочешь, значит, не поедешь. Есть один способ, свалить из этой школы и из этой страны.
  - Свалить? Куда? Туда, где лучше?
  - Туда, где труднее. И туда, где люди не такие травоядные, как здесь.
  - Хорошо! Как скажешь. Я согласна. - Вирджиния вдруг улыбнулась. - Облака в июньском небе унесут меня в далекую северную страну...
  - Всё решится очень скоро, - сказал Иван. - И пока я с тобой, ничего не бойся.
  В этих словах не было ни бравады, ни подростковой самоуверенности. Это были слова мужчины, принявшего непростое решение. И Вирджиния, то ли поддавшись атмосфере этого летнего вечера, то ли под влиянием раскрывших её естество гормонов, почувствовала себя совершенно иначе. Она вдруг ощутила себя не безликим бесполым хумано, которому с детского сада внушают, что человек живет лишь для получения телесных наслаждений... Не одним из подростков, плохо понимающих сущность деторождения, но знающих толк в самых разнообразных извращениях... Она вдруг стала женщиной.
  - Вирджиния, - сказал Иван, приподнимаясь на локоть. - Если ты доверяешь мне... В общем, я сейчас попрошу тебя сделать одну вещь. Просто сделай это.
  Вирджиния кивнула.
  Иван вытащил из рюкзачка блокнот и ручку и протянул их девушке.
  - Пиши. Я, Вирджиния, открыто и без всякого принуждения сообщаю. Поставь двоеточие. Ради получения удовольствия и наслаждения, я добровольно готова претерпеть все муки моего убийства со стороны подателя сего...
  На следующий день в приюте проходил объединённый праздник семьи и удетерения. Поскольку интернат был крупнейшим в городе, чаще всего площадки для встреч детей и взрослых располагались именно здесь. Пары, желающие взять на воспитание несовершеннолетнего хумано, приходили для знакомства с будущими отпрысками, и коридоры школы заполняла пестрая толпа евро-азиатцев. Принятие, или выражаясь официальным термином, adoptация детей в семью всячески поощрялась объединённым правительством. Она сулила налоговые льготы и социальную защиту, но одновременно накладывала на adoptирующую пару немало обязательств. Нужно было прослушать курс лекций по толерантному воспитанию, обеспечить ребенку полную свободу самовыражения, сама же семья с момента adoptации оказывалась под пристальным вниманием социальных работников. Всё это отпугивало евро-азиатцев, поэтому, несмотря на массированную государственную рекламу полноценных семей, состоящих из двух-трёх родителей и пары adopted хумано, год за годом кривая удетерения падала. А вот число экскурсантов, посещающих приюты во время праздников семьи, напротив росло. На молодых хумано приходили посмотреть, как на обезьянок в зоопарке. Им приносили конфеты и игрушки, с ними пытались заговорить и посюсюкать. Особую активность проявляли пожилые пары. Накаченные силиконом ярко накрашенные существа неопределенного пола бродили по коридорам, а при виде очередного подростка растягивали губы в пластиковых улыбках, яростно махали руками и кричали: "Привет! Как дела?"
  - Пойдём, я тебя с кем-то познакомлю, - сказал Иван Вирджинии, взяв девушку под локоть.
  - С кем? На тебя подали заявку adoptации? - спросила девушка.
  Иван хмыкнул.
  - Вряд ли кто-то из этих фриков рискнет удетерить меня.
  Словно в опровержение этих слов накачанный хумано в обтягивающих кожаных шортах и жилетке на голое тело яростно замахал Ивану рукой и, широко растягивая пластиковую улыбку, прокричал:
  - Эй, как дела?
  Глаза Ивана быстро забегали по сторонам. Он отпустил локоть Вирджинии и вороватой походкой вплотную приблизился к хумано.
  - Слышь, есть чё? - спросил он, подмигивая фрику. - Нас с корешком с утра ломает жестко. Давай, чё, раскумаримся на троих, а?
  Хумано отчаянно закивал головой и, продолжая улыбаться, сделал шаг назад.
  - Давай, чё? - продолжал наседать Иван. - Свободный мир, каждый может словить свою частичку кайфа.
  - Нет, сегодня нет ничего, - поросячьи глазки хумано, подведённые яркими фиолетовыми тенями, быстро заморгали. - Потом! Я потом принесу.
  При этих словах Иван резко отвернулся и, снова подхватив Вирджинию под локоть, зашагал прочь. Он шёл быстро, исподлобья глядя сквозь толпу. Больше никто не сделал попыток заговорить ни с ним, ни с Вирджинией.
  На футбольной площадке школьного стадиона расположились для пикника небольшие группы взрослых и детей. На жёсткой траве, специально выведенной для засевания спортивных арен, были раскинуты одинаковые пледы, стояли пластиковые бутылки с соками и картонки с бутербродами. Не разбирая дороги, Иван уверенно шёл по пледам в сторону трибун. Неожиданно он коротко свистнул, и тут же с травы поднялись двое подростков. Они были не похожи на своих сверстников, ходивших с одинаковым маникюром и прятавших признаки пола под одеждой унисекс. Хотя оба ребенка носили джинсы и длинные рубахи, гендерные различия между ними сразу бросались в глаза. Волосы мальчика были короткими, у девочки, напротив, они спадали на плечи. Ещё пару месяцев назад Вирджиния нашла бы такое подчёркивание половых различий, по меньшей мере, вызывающим, но сейчас старомодные прически детей показались ей вполне естественными и даже привлекательными.
  Иван и дети обнялись.
  - Вырос-вырос! - сказал Иван, хлопая мальчика по плечу, и тут же обратился к девочке. - Что Настасья, строишь тьюторов?
  Дети весело защебетали в ответ на непонятном Вирджинии языке.
  - Подождите, не так быстро! - поднял руку Иван. Дайте я вас сначала познакомлю.
  - Это Колька, это Настасья, - коротко сказал он. - А это Вирджиния. Прилюдно называйте её Вирджином.
  Дети приветливо улыбнулись. В уголках глаз Ивана также мелькнула улыбка.
  Настасья, Колька и Иван снова заговорили о чем-то на мягком мелодичном языке, согласные звуки которого чередовались с напевными гласными.
  - Ты извини, - сказал Иван. - Друг с другом мы общаемся только на русском, чтобы младшие не забыли язык.
  Вирджиния кивнула.
  - А где ваш роди... А где ваша мама? - спросила она, понизив голос.
  Иван пожал плечами.
  - Ей редко дают свидания. Она всё пытается оформить заявку на удетерение хотя бы кого-нибудь из нас, но, думаю, это гиблое дело. А вот других претендентов немало, так что мы часто встречаемся на объединенных праздниках семьи.
  Помолчав, Иван добавил.
  - Вирджиния, у меня сейчас одно важное дело есть. Надо всё подготовить к вечерней шоу-программе, поэтому я оставлю вас ненадолго, ладно? Присмотри, пожалуйста, за детьми.
  Остаток дня прошёл незаметно. Хотя Вирджиния не понимала болтовню Кольки и Настасьи, когда они начинали разговаривать друг с другом, рядом с братом и сестрой Ивана ей было спокойно и как-то очень уютно. Иван так и не появился до вечера, так что несколько расстроенная и с чувством обманутых ожиданий, Вирджиния попрощалась с детьми и отправилась в свою комнату.
  Никого из соседей ещё не было, зато в мягком кресле у окна, развалившись, сидел тьютор Салливан, поглаживая изящный пластиковый экзофиксатор на правой руке.
  - Ты меня совсем избегаешь! - сказал тьютор, приподнимаясь и делая шаг к Вирджинии. - Это похоже на дискриминацию.
  - Салли, - Вирджиния старалась, чтобы её голос не дрожал, - ты же знаешь, после выигрыша в лотерей у меня совсем не остаётся времени.
  - Зачем ты обманываешь меня, мерзкая девчонка? - последнее слово - страшное гендерное ругательство Салливан произнёс томным шепотом и тут же схватил Вирджинию за запястье.
  Девушка слегка повернула руку, как научил ее Иван, и, легко выскользнув из захвата, отскочила в угол комнаты.
  - Не подходи ко мне, Салли! Я буду кричать!
  - Ты сейчас так похожа на Стефанию, - сказал Салливан. - Она тоже была мерзкой девчонкой. И это она толкнула меня на преступление. Я был хороший, я любил ее и писал ей стихи, но она не захотела оценить мои чувства.
  Салливан сделал шаг к Вирджинии.
  - Тебе, мерзкая девчонка, я тоже писал стихи.
  - Ты - хумано, я - хумано,
  Мы с тобою сексуальны!
  Я - хумано, ты - хумано,
  Вместе в этом мире странном! - протяжно забормотал Салливан. - Прошу тебя, Вирджиния, не надо доводить меня до нового преступления, не отвергай меня!
  Дверь комнаты приоткрылась, и внутрь зашел Иван.
  - Привет! - нагло и развязано сказал он. - А я как раз по всей школе рыскаю и тебя ищу. Впрочем, так и думал, что ты сюда защемишься!
  - Иван! - глазки Салливана забегали. - Всё в рамках наших договоренностей. - Я не трогаю тебя, ты не лезешь в мои дела.
  - Она - мое дело, Салли. Разве ты этого не понял?
  - Она - шлюха, Иван! Тупая, безмозглая шлюха! Хумано без роду и племени. Завтра её уже не будет здесь, уже пришла заявка с фабрики деторождения, она уже мертва, Иван! В неё закачают семенной материал, а потом выпотрошат и утилизируют!
  Иван подошёл к Салливану вплотную.
  - Ты любишь её, да? И хочешь сам вскрыть ей брюхо скальпелем, как уже делал это когда-то? - подросток неприятно улыбнулся. - Тебе этого хочется, тьютор Салливан, я знаю. А давай мы заключим еще одну сделку?
  Жестом фокусника Иван вытащил из кармана записку Вирджинии.
  - Знаешь, что это такое? Это билет в твою мечту. Полное согласие девки на любые извращения!
  Салливан резко выбросил здоровую руку вперед, но Иван отступил на шаг и не дал схватить лист.
  - Нравится, да? - спросил он, помахивая запиской. - Меняю её на брата и сестру. Давай! Ты же прославленный тьютор - можешь взять их на поруки прямо сейчас! Всего на одну ночь, и за это она твоя.
  Глазки Салливана вспыхнули.
  - Ты обманешь!
  Лицо Ивана осталось бесстрастным.
  - Мы с тобой не из этого мира, Салливан. Мы оба знаем, что когда-то он был другим. Но если тебе путь в нормальную жизнь закрыт, то я ещё могу туда вернуться. И мне в моём мире она не нужна!
  - Ты хочешь свалить, верно? - глазки Салливана забегали, а на раскрасневшемся лице выступили бисерины пота.
  - Хочу, - просто ответил Иван. - Твоя репутация останется чиста, но ты получишь шанс испытать настоящее и ни с чем несравнимое удовольствие, порезав Вирджинию на кусочки. Ведь это то, чего требует твоя извращенная гнилая душонка, верно?
  Из глаз Вирджинии ручьями полились слезы, а Салливан хищно посмотрел на девушку.
  - Плохая! Плохая девчонка! - прошептал он и ощерился.
  
  Иван всё рассчитал верно. Ради обладания Вирджинией Салливан использовал свой тьюторский авторитет и немедленно подал экспресс-заявку на то, чтобы получить Настасью и Кольку на остаток выходных. Дети не возражали, поэтому их тут же сняли с уже готовых отправиться в приюты автобусов и передали тьютору. Вирджиния весь этот час проплакала в своей в комнате, Иван же был молчалив и не пытался успокоить девушку.
  - Пора! - сказал он, - указав на окно. - Салли подъехал.
  Неожиданно голос Ивана смягчился. Подросток наклонился к самому уху девушки и коротко прошептал:
  - Прошу! Только верь мне!
  Иван и Вирджиния прошли по тёмному коридору и выбрались во двор через задний выход школы.
  - Я узнал, что тебя забирают вчера, - быстро говорил Иван. - Для этого пришлось втереться в доверие к школьному секретарю и целый месяц быть лучшим на курсе делопроизводства. Главное сейчас - это не сделать ни одной ошибки. Ты проплакала час, у тебя красные глаза, и это очень хорошо, теперь он ничего не заподозрит.
  Иван затолкал Вирджинию на переднее сиденье маленького автомобильчика Салливана, а сам расположился рядом с Настасьей и Колькой прямо за спиной водителя.
  - Куда теперь? - спросил тьютор, его голос дрожал от нетерпения.
  - На паромную станцию! Нас ждёт Африка! Боюсь, что на этом континенте уже не осталось нормальных миров, - ответил Иван и усмехнулся.
  Салливан кивнул.
  - Это точно! Уж я-то знаю.
  - Притормози-ка, корешок, водички возьму, - попросил Иван, когда машина свернула в петляющий проулок, ведущий к гавани.
  Он вышел на улицу и тут же забарабанил по крыше.
  - Вылезай быстрее, у тебя колесо спустило! - крикнул Иван с улицы. - Быстро давай запаску!
  Салливан растерянно вышел из машины - послышалась короткая возня - и тут же на водительское место плюхнулся незнакомый парень в чёрной куртке.
  - Порядок? - спросил Колька.
  - Полный! - кивнул парень. - Валите!
  - Вирджиния, быстро за нами! - сказал Колька и вместе с Настасьей выскочил на улицу.
  Вирджиния, не понимая, что происходит, побежала за детьми. Краем глаза она успела увидеть, как Иван и ещё один высокий и толстый парень усаживают Салливана на заднее сиденье.
  - За мной, в проулок! - скомандовал Колька и метнулся в щель между домами.
  Беглецы забились за мусорные контейнеры и затихли.
  - Что происходит? - спросила Вирджиния.
  - Иван сказал, что папа сделал бы так, - ответил запыхавшийся Колька.
  - Теперь ждём здесь и не шумим, - с недетской серьезностью добавила Настасья.
  
  Красный автомобильчик неуверенно полз по узкой улочке к пирсу.
  - Давай ещё маленькую, чё ты не уважаешь нас, что ли?
  На заднем сиденье крепкий парень придерживал голову мычащего Салливана, а Иван вливал в открытый рот виски.
  - Убью тебя! - захрипел Салливан, отплевываясь. - Ты мог сбежать, а теперь попадёшься к полиции. Из-за кого? Из-за какого-то хумано!
  - Слышь ты, - спокойно ответил Иван. - Это ты хумано. Ты - хумно евро-азиатское. А она - человек, понял?
  - Ты обманул меня!
  - Всё будет в рамках договора, Салли! Вот увидишь! - спокойно ответил Иван, наклоняя бутылку.
  Час спустя красный автомобильчик с усаженным на водительское место мертвецки пьяным Салливаном, набирая скорость, катился под горку в сторону пирса.
  - Все в рамках договора, - повторил Иван. - Я обещал ему бумагу на полное распоряжение Вирджинией, и она у него в бардачке. А куда он дел девчонку и детей - это пусть теперь полиция разбирается.
  Стоящие рядом и бесстрастно наблюдающие за катящимся автомобильчиком парни в чёрных куртках нехорошо усмехнулись. Когда машина, смяв хлипенькую сетку-ограждение, плюхнулась на мелководье, Иван щёлкнул пальцами, улыбнулся и коротко произнес:
  - Аминь.
  - Спасибо, хлопцы! - добавил он, протягивая руку хмурым ребятам.
  - Добре, Иван! Добре! Нехай ныряет злыдень! - раздалось в ответ.
  - Еще увидимся, - кивнул Иван и скрылся в темноте позднего июньского вечера.
  
  Резкий свист пронзил тишину, и Настасья, Вирджиния и Колька вышли из-за мусорного бака. По проулку шёл Иван с большим рюкзаком за плечами.
  - Он мёртв? - спросил Колька.
  - Надеюсь, что откачают, - ответил Иван. - Он ещё должен дать ложную наводку полиции про Африку.
  - Так мы не едем в Африку? - спросила Вирджиния.
  - Мы едем в Белоруссию, - ответил Иван. - Последнее место в Европе, свободное от извращенцев.
  Послышалось шипение пневматических тормозов, и перед проулком остановился грузовик. Коренастый водитель вышел из кабины и начал быстро открывать дверь фургона.
  - А у нас получится? - спросила Вирджиния.
  - Должно получиться! - ответил Иван, вглядываясь в номера машины. - Мне ещё сюда за мамой возвращаться. Надо вытащить ее из этой чёртовой Евро-азиатчины. Приготовься. Сейчас водитель отвернется и даст нам сорок секунд, чтобы залезть в кузов. Это старый контрабандистский трюк, чтобы шофер был как бы не при делах, если его усадят на детектор лжи. Папа не раз так делал.
  Водитель закончил возиться с замком, распахнул дверь и, не глядя по сторонам, начал обходить грузовик.
  - Готовы? - спросил Иван. На счёт три со всех ног бежим в машину. Не бойся, Вирджиния. Ничего не бойся, я люблю тебя! Полную жесткую версию рассказа с подробно раскрытыми сюжетными линиями и суровым финалом читайте здесь: http://samlib.ru/m/miloserdow_m/lot-te-rej.shtml
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"