Милов Андрей Анатольевич : другие произведения.

Bludni okoldovanih

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка о старине с современными фишками
  Дре Милов
  
   Блудни околдованных
  
  Старинная сказка.
  
  
  
  Пролог.
  
   В год, когда Наполеон
  Был Москвою опалён
  И когда его братве
  Проперчили в естестве,
  Фоке было лет с пяток,
  Стало быть, ещё щенок.
  Спеси ж в матушке Судьбине
  Выше крыш в лихой године.
  Вот и Фока той порой
  Сделался вдруг сиротой.
  Но в селеньи Куковое,
  Славя божество живое,
  Жил тогда старик Прокоп,
  При церквушке местной поп.
  Он в свои почти сто лет
  Был довольно прыткий дед,
  Хоть и с нуждами скопца.
  Приютил он огольца.
  И, как мог, его кормил,
  И, что знал, тому учил.
  
   Так идёт за годом год,
  Фока знай себе растёт.
  В строгости и послушанье
  Получает воспитанье,
  С пацанвою не якшаясь,
  Чтивом книжным увлекаясь.
  
   Видя людову житуху,
  Чёрный хлеб и затируху,
  Фока мудрым стал в мозгах
  При пятнадцати годах.
  Тут однажды поп Прокоп
  Хлипкий дом сменил на гроб.
  Эвон, Фока! Знать, не бедный!
  Всей халупы принц наследный!
  Впрочем, этакий удел
  Волочить он не схотел.
  Взяв на перевязь суму,
  Бросив избу хоть кому,
  В зипунишке с сотней дыр
  Прямоходом вышел в мир.
  Твёрдое приняв решенье,
  Испрошал он провиденье,
  Чтоб ему не околеть,
  Путь неблизкий одолеть,
  Чтоб мечту свою в придачу
  Мог он пестовать удачно.
  А мечта была проста
  От ушей и до хвоста:
  В семинарии духовной
  Книжной грамоте церковной
  Обучиться он желал,
  Чтоб затем он продолжал
  Старого Прокопа дело
  Строго, ревностно и смело.
  
   Здесь мы Фоку вдруг теряем.
  Никогда мы не узнаем,
  Где он мыкался и как
  Средь дорог и передряг.
  Чем кормился, кем был бит...
  Вновь он к нам попал на вид
  Через два десятка лет.
  В рясу он уже одет,
  В полноте лицеприятной
  И с бородкой аккуратной.
  Днесь в селении родном
  У него нехилый дом.
  С лялькой славной обженясь,
  С детства что по нём влеклась,
  Он теперь мужик путёвый,
  В голове притом толковый.
  
   Так бы знай себе живи,
  Меньше прыгать норови,
  Но судьба полна проказ,
  Вот про них-то наш рассказ.
  
  
  
   Глава 1.
  
   Фока утром просыпался,
  Умывался, причесался.
  Спешно завтрак проглотив,
  Тело в рясу обрядив,
  В двери шмыг - его уж нет.
  "Э-хе-хе", - супруга вслед.
  
   Весь из творческих идей,
  Держит путь он в мир людей.
  
   Вот уж год, как вновь рождённый,
  Прозой жизни просветлённый,
  Он спешит, чуть брезжит свет,
  Чистить мир грехов и бед,
  Проповедь нести народу
  В ясный день и в непогоду.
  Позабыл он свой приход,
  Где и так лечил народ,
  Дьяконом где обретался,
  Правда, очень не старался...
  Ко служению в церквах
  Фока охладел в сердцах.
  В них узрел он мало проку,
  Впрочем, не давал зароку
  От благих отречься дел:
  Он затеял свой надел.
  Паству в цельный мир объять
  Можно, коли не стоять...
  Ходит Фока здесь и там,
  Нету роздыху ногам.
  Даже бабиться с женой
  Не сподоблен наш герой.
  Словом древних умудрён,
  Он блюдёт святой закон,
  Исполняет все заветы.
  Вот каким предстал он свету.
  
   Солнце трепетно встречая,
  Притчи новые слагая,
  По тропинке чрез лесок
  Фока чешет на восток.
  Вот селенье Куковое
  Скрыло марево лесное.
  Не увидишь каланчи,
  Хоть на дерево вскочи.
  
   А вокруг кишит природа!
  Вдосталь всяческого сброда:
  Мошек разных, комарья,
  Птах и мелкого зверья.
  Шевелят листвой древа,
  Будто говорят слова.
  Ветерок с быльём куражит,
  То отринет, то наляжет.
  Гомон, шелест, суета...
  Вот какая красота!
  
   Фокина душа ликует,
  Сердце бешено гарцует,
  Радость взрослого лица -
  Точно как у сорванца:
  Жизнь всегда такую зреть -
  И не жалко помереть!
  
   Тропка весело петляет,
  Фоку к цели приближает.
  Через час какой-нибудь
  Был окончен его путь.
  
   В месте, где лесной ручей
  Бойко прыгал меж корней,
  Где могучий дуб дремал,
  Здесь дубовый сруб стоял.
  
   В срубе, в здравии отличном,
  При комфорте аскетичном,
  Плут Матвей Егорий жил,
  Мысли хитрые копил.
  Пуританскую мораль
  Презирал беспутный враль.
  Книги мудрые читал,
  Греховодный стих писал,
  Издеваясь над ханжами
  Немудрёными словами.
  Тут, в лесу, Матвей питался,
  Винодельем занимался.
  Нынче летняя квартира
  Берегла его от мира.
  Ну а так среди людей
  Был он мот и блудодей.
  Отставной лихой драгун,
  Забияка и драчун,
  Отдыхал он в это лето
  От долгов и этикета.
  
   Фока знал давно Матвея.
  Дел сообщных не имея,
  Им сдружиться довелось.
  Хоть встречались на авось,
  Тёплый разговор друг с дружкой
  Был обоим люб за кружкой.
  
   И вот Фока степенится,
  В дверь Матвееву стучится.
  
   "Фока! Братец! Э-ге-гей! —
  Дверь открыв, вскричал Матвей. -
  Ну, привет! Где пропадал?"
  Фока скромно отвечал:
  "Никакой я и не гей,
  Ведь люблю я всех людей...
  Впрочем, здравствуй, дорогой!
  Говорить хочу с тобой". -
  "Жалобись! Но не с порога.
  Заходи же, ради бога!"
  
   Отец Фока, не ломаясь,
  Внутрь вошёл и, улыбаясь,
  Сразу же повёл беседу,
  Провоцируя к обеду
  Им вдвоём в кабак идти,
  Дескать, проповедь нести.
  
   Ты поверь мне, мой читатель,
  Я издёвок не искатель!
  Честно всё тут рассказал,
  Как я сам про то слыхал.
  
   Хват Матвей, внимая другу,
  Зеньки выпучил с испугу
  И спросил с нелепым видом:
  "То есть стать мне нужно гидом,
  Чтоб во злачны заведенья
  Принести с тобой моленья...
  Верно ль?" - "Да". - "Зачем, братишка?" -
  "Знаешь ли, мой друг-плутишка...
  Наш народ, слепой, заблудший,
  Вечно жаждет доли лучшей,
  Но понять её не в силах.
  И всех смертных этих милых
  Нужно вынуть из берлоги,
  Повести их по дороге,
  Что ведёт к мужанью духа,
  К отвержению от брюха
  Ради высшей красоты.
  Ну, поможешь ли мне ты?"
  
   Тут Матвея речь коснулась,
  Что-то миг сей в нём проснулось...
  Но он тотчас огорчился -
  Так, что чуть не прослезился.
  Случай редкий, небывалый -
  Загрустил наш буйный малый!
  
   Фока очень удивился,
  Объяснить ему взмолился.
  
  
   И Матвей отверз уста:
  "Моя истина проста.
  Отец Фока! Милый друг!
  Я влюблён в порочный круг
  И ему принадлежу.
  Уж никак я не скажу,
  Что смогу его покинуть,
  То есть жизнь свою отринуть.
  Карты, девки и вино -
  С этим жить мне суждено.
  Начать сызнова - всё тщетно...
  Потому скажу ответно,
  Что тебе я не гожусь,
  Право, очень я стыжусь.
  Но на то своя есть воля...
  Не расспрашивай же боле".
  
   Ну, тут Фоку понесло!
  Знал он крепко ремесло,
  Как подобные мыслишки
  Выбить из власатой шишки.
  Многословий пересказ
  Утомит, бесспорно, вас.
  Так что, верьте мне смелее,
  Не узнали б вы Матвея
  Через час какой-нибудь.
  И вот вместе держат путь
  В город N-ск герои наши.
  Лишь умывшись, съевши каши,
  В модном чёрном сюртуке,
  С тростью длинною в руке
  И, для подлинной красы,
  Лихо накрутив усы,
  Плут Матвей пусть даже в ад
  Фоку проводить был рад.
  
  
  
   Глава 2.
  
   Город N-ск - дыра дырою,
  И хворобых головою
  Было дюже много там
  Жителей, включая дам.
  Оттого, что там хандра
  Ела поедом с утра.
  Да-с, уездный городок
  Со столицею не мог
  Ни в присутственных местах,
  Ни в нарядах, ни в балах
  Потягаться даже малость.
  Что ж, не наша про то жалость.
  
   Ох, откедова-то взялись...
  Налегке нарисовались
  Где-то около полдён
  Бодрым шагом в унисон
  В N-ске Фока и Матвей,
  Норовяся поскорей
  Пошленький сыскать трактир,
  Подбородный растрясть жир.
  Впрочем, речь толкал бы Фока,
  А Матвей - с боку припёка,
  Проповеднику хранитель
  И порядку попечитель.
  
   Грязной улицей ступая,
  Взгляды в стороны бросая,
  Уклад жизни в городишке,
  Шелудивые страстишки
  Други, щерясь, наблюдали,
  Под ноги при том плевали.
  
   Всевозможные строенья,
  Лавки с разной дребеденью
  Размещались слева-справа.
  Мелкопузая орава
  Палками гоняла псину.
  Прилепив к забору спину,
  Вдрызг уставший молодец,
  Судя по всему, купец,
  Тщился снова и опять
  От земли зад оторвать.
  Вот чинуша величавый
  С милкой юной и прыщавой
  Мимо гоголем прошёл.
  "Ты куды ж её повёл?" -
  Озорной тщедушный дед
  Прогнусавил ему вслед.
  Сад не сад, безвкусный бзик
  С деревами, как тростник,
  Завиднелся меж домами.
  А дома-то были сами
  Грязностенными, рябыми,
  С городьбами всё кривыми.
  Захолустная халтура,
  Абортивная культура.
  
   В общем, в N-ске было душно
  И дышалось тут натужно.
  
   У столба дух перевесть,
  Покумекать, где осесть,
  Тут друзья остановились
  Да к столбу и прислонились.
  
   Вдруг - откеле непонятно,
  Шустро, аж невероятно, -
  Перед ними, потный, пыльный,
  Вырос сорванец засыльный.
  Начал что-то лепетать,
  За собой в проулок звать.
  Мол, их ждут поговорить..
  Дама... Хочет, стало быть.
  
   Эхма, женщин ублажать -
  Красота и благодать!
  
   Сотоварищи с улыбкой
  Совершают здесь ошибку:
  За мальчишкою идут
  И в капкан себя ведут...
  На меня не след пенять -
  Всё успеете узнать!
  
  
   Миновав пару домишек,
  Вправо повернул мальчишка.
  Фока и Матвей за ним.
  Вдруг - исчез он, яко дым...
  Право, чёртовая пляска!
  Перед ними же - коляска.
  С ямщиком и фонарями,
  С чёрными, как смоль, конями.
  А в коляске полулёжа,
  Вся в царицынской одёже
  Барышня... И головой
  Всякий, кто не голубой,
  За неё рискнул бы смело.
  А когда вкусил бы тела,
  То тогда и две руки
  Отдал бы, и две ноги.
  
   Чёрный пёс безумной масти
  С преогромной красной пастью
  Стражем близ неё сидел.
  Да так злобно он глядел,
  Словно был готовный к драке.
  Дама ж молвила собаке,
  Нежно гладя меж ушей:
  "Тише, милый, не борзей!"
  
   И приятелей потом
  Томным кличет голоском:
  "Подходите, не стесняйтесь,
  Да в коляску подымайтесь.
  Аль боитесь вы собак?"
  Ей Матвей ответил так:
  "Нам собак не стыд бояться -
  Без потомства б не остаться!" -
  "Не пужайтесь, он такой,
  Каким чует мой настрой".
  
   Хоть друзья чуть-чуть робели,
  Но в коляску всё же сели.
  
   Сидя же напротив дамы,
  Фока сразу молвил прямо:
  "Право, госпожа, скажите
  И уверток не держите,
  Что за дело у вас к нам,
  К незнакомым мужикам?"
  
   Дама говорит в ответ:
  "У меня к вам есть секрет.
  Ближе знать нужно друг дружку...
  Я - сударыня Мерлушка.
  Вы вот - Фока и Матвей.
  Дьякон ты, ты чичисбей.
  В N-ске вы весьма известны.
  Отзывы о вас прелестны.
  Знаю, на святое дело
  Вы со мной пойдёте смело!
  Что, хотите мир спасти,
  От всех зол отвод найти?.."
  
   У друзей на лоб глаза
  Выползли: вот чудеса!
  
   Дамочка им поясняет:
  "Чудо или нет, кто знает!
  Точно же могу сказать:
  В чаще скрыта благодать.
  Мрачный полог её кроет,
  Сторож волк там рядом воет.
  
   Там тайник, там место лихо,
  Призраки там бродят тихо.
  Гиблый путь туда ведёт,
  Там в утёсе скрытный грот.
  Дверь из камня если вскрыть,
  Внутрь можно заходить.
  Тотчас будет яркий свет,
  Хоть светильников-то нет.
  Книга звёздных мудрецов,
  Допотопных благ творцов
  Под стеклом будет лежать.
  Вот её и нужно взять.
  
   Прежде, дверь чтобы открыть,
  Надо стражника убить.
  Тот лишь, кто безумно смел,
  Это сделать бы сумел...
  Далее же заклинанье,
  Как про то гласит преданье,
  Перед дверью молвить должен
  Тот, кто в вере непреложен,
  Кто чист сердцем и душою
  И добро несёт с собою...
  
   Вот такая вот задача!
  Ежель будет вам удача,
  Волка ты, Матвей, сразишь,
  Фока, дверь ты отворишь.
  И моя не меньше роль:
  Вам магический пароль
  Сообщу, доставив к гроту...
  Дальше ждать моя работа.
  Когда ж мудрость мы возьмём,
  В этот мир её снесём!"
  
   Призадумалися други:
  Слишком уж просты потуги
  Все проблемы разрешить,
  Мир от зла освободить...
  Кабы глупости зараз
  Не сморозить бы сейчас!
  
   Вдруг какой-то морок злой,
  Без сомнений, колдовской
  Их умы запеленил
  И на дальний путь подбил...
  А сударыня Мерлушка
  Следом говорит им, душка:
  "Вот, я вижу, вы мужчины!
  Мы от этой всей рутины
  Вместе вечером умчимся!
  Но покамест мы простимся.
  Здесь же вечером жду вас,
  Солнце лишь исчезнет с глаз".
  
  
   Как во сне, смешавшем краски,
  Фока и Матвей с коляски
  Сошли наземь и молчком
  Пошли прочь в питейный дом.
  
  
  
   Глава 3.
  
   Как извечно - закат снова.
  Молодцы давно готовы.
  Ждут-пождут уже в проулке.
  Скоро слышат цокот гулкий.
  К ним коляска подъезжает,
  Их Мерлушка приглашает,
  И они, взывая к Богу,
  Едут в страшную дорогу,
  Пребывая в наважденье,
  Превозмочь невмочь затменье.
  
   Прямо в ночь сорвались кони
  В раже, словно от погони,
  Прочь из энтовой земли
  В чужедалье понесли.
  
   Надобно коням стараться,
  Дабы затемно добраться,
  Ведь с рассветом злой их гений
  Сгинет в гибели забвений.
  Над рекою, над полями,
  Над долами и холмами
  Тянут на измор они.
  Ну, давай! Гони, гони!
  Дикий ветер их взнуздал,
  Над землёю приподнял.
  
   А сударыня Мерлушка
  Уж не давешняя душка.
  Чёрным шлейфом волоса
  Застилают небеса.
  Платье из прозрачных тканей
  Не скрывает очертаний
  Всей бесстыдственной натуры
  Алчной до греха фируры.
  Меж грудей - большой алмаз,
  Мёртвый и холодный глаз.
  На лице - оскал волчицы,
  Трапезы кровавой жрицы.
  Хищно рыщет острый нос,
  Гнусно воет чёрный пёс.
  
   А друзья дрожмя дрожали...
  Ничего себе попали!
  Шельме чёртовой помочь
  Едут в шабашную ночь.
  Что же вскорости их ждёт?
  Ажно оторопь берёт...
  Пронесёт - наука впредь
  На шалуний не смотреть.
  Хват Матвей стал зарекаться
  Больше ввек не заругаться.
  Фока клятвы стал давать
  Свою церковь подлатать.
  
   Ба! Лес чудный впереди.
  Кучер зычно: "Осади!"
  Кони вмиг притормозились
  И на землю опустились.
  Дальше по звериным тропам
  Не промчаться им галопом.
  
   По обычаю ямскому
  Их возница задал дрёму.
  А компашке вчетвером
  Надобно идти пешком.
  
   Чует нюхом псина путь,
  Не даёт передохнуть,
  Лезет в самую гущину.
  Пристрелить бы эту псину!
  Други в полном отупенье,
  Ноги сбивши о коренья,
  Будто в поводу ступают.
  Боли мало ощущают,
  И на сучья нарываясь,
  И в мочаги оскользаясь.
  
   Стыло, пакостно в лесу
  В этом колдовском часу.
  Хуже то, что едкий страх
  Тело цепенит в нутрях.
  Леший, пришлый на разбой,
  То мерещиться порой,
  То кикимор рой противных,
  На ветвях повисших длинных.
  А коль зверь злой набредёт
  И с костей мясо сдерёт...
  А коль гад ползучий слизкий
  Притаился где-то близко...
  
   Где-то час они брели,
  На опушку вдруг пришли.
  
   Тьмой глухой окружена,
  Залита была она
  Заунывным лунным светом.
  Перед буковым скелетом
  Стать Мерлушка повелела...
  И засим снимает с тела
  Алмаз-камень жуткий свой
  Да к коряжине сухой
  Его близит, чуть дыша, -
  Возыграла в нём душа!
  Запылал огнём он хладным,
  Стоном зазвучал исчадным,
  Луч разящий он пустил -
  Буковищу расщепил.
  
   Лишь труха приопустилась,
  В сломе ниша приоткрылась.
  
   В нише меч лежал стальной,
  Не покрытый вовсе ржой,
  Будто час назад мастак
  Приложил к нему наждак.
  Обладал сей меч задором:
  С ним и чахлик бился споро,
  Коль сам был неустрашим,
  Был тогда непобедим.
  
   Близ меча скрижаль лежала
  Из блестящего металла.
  В ней ряд рун был оттиснён,
  В рунах код был заключён.
  Счесть его мог посвящённый,
  Знаньем древних наделённый.
  
   Ведьма грамоту ту знала.
  Вот пароль она сказала...
  
   Тут приказ даёт злодейка,
  В дебрях высмотрев лазейку:
  "Ну-кась, выжига и поп,
  Не жалейте своих стоп!
  Вон по тропочке шустрите!..
  На носах же зарубите:
  Обернуться надо вам
  К предрассветным голосам.
  Как магнит вас меч потянет.
  Волк пред вами сам предстанет".
  
   Лишь Матвей меч в руку взял,
  Сразу в чащу побежал.
  Фока поспешил вослед,
  Цапнув друга за манжет.
  
   Дебри встретили их люто.
  Нежить-нечисть тут как тута.
  Из кустов глазы глядят,
  Призраки толпой теснят.
  Пусть пинков не причиняют,
  Аж до немоты пугают.
  Прочь, бесплотные страшилы!
  Нет у вас реальной силы.
  Можете себе свистать
  И надсадно хохотать!
  
   Чу! Донёсся дальний вой.
  Меч дрожит, влекомый в бой.
  
   Наконец утёс могучий,
  Головой подпёрший тучи,
  Появился пред друзьями.
  В тот же миг меж деревами
  Промелькнула чья-то тень...
  И вот - ростом как олень! -
  Волк выходит белой масти,
  Рвётся рык из мощной пасти.
  Эдак умно он взглянул,
  Воздух шумно так втянул...
  
   Фока сразу отступился,
  Вяло наземь опустился.
  Напружинился Матвей:
  Ну, орёлик, не робей!
  
   Сшиблись зверь и человече.
  Им терять теперя неча.
  Исто кости мнут друг другу,
  Каждый в полную напругу.
  Шансы вроде их равны...
  Мысли их напряжены:
  Всякую промашку ловят,
  Свои каверзы готовят.
  Вот Матвей вдруг просчитался -
  Чуть без пальцев не остался.
  Вот волчара маху дал -
  Еле хвост свой подобрал.
  
   Затянулася уж схватка...
  Волку б драпать без оглядки!
  Только поздно! Хват Матвей -
  Тресь ему промеж ушей.
  Ведь орёлик наш летает,
  А не крыши засирает!
  Страж как будто заблудился...
  И на травку повалился.
  
   Выиграл Матвей сраженье.
  Дальше длиться приключенье.
  
   Проходимцы уж у грота...
  Не было большой заботы
  Заклинанье с двери снять,
  Если только код сказать...
  Мощный камень развалился
  И в скалу вход появился.
  
   Внутрь идут они несмело,
  Щурят очи в свете белом,
  Льющимся из друз со стен,
  Бередят паучий тлен.
  
   Зрение приноровилось -
  И немедленно открылось:
  Ларь хрустальный средь пещеры,
  А в нём Книга древней эры -
  Вся в узорах изумрудных
  Да застёжечках причудных.
  
   Друзья Книгу извлекли,
  С ней уже назад пошли.
  
  
  
   Глава 4.
  
   Ведьма в пляску припустила,
  Только фолиант схватила.
  "Ой спасибо, дуралеи!
  Вам наград не пожалею...
  Нет отныне мне преград!
  Мне сам чёрт теперь не брат!
  Вот, держу в руках я чары,
  Кои гасят солнц пожары.
  Испытаем-ка их власть,
  Раз уж прёт такая масть".
  
   Ведьма Книгу открывает,
  Что-то шёпотом читает -
  Хлоп! И то, что было псом,
  Стало бешенным волчком.
  Ещё миг - и кобеляка
  Уже больше не собака.
  Пёсик так подраскрутился -
  В человека превратился!
  В образцового героя
  В платье древнего покроя.
  
   Тут Мерлушка задрожала
  И к груди его припала:
  "Милый, я тебя спасла!
  Как же долго я ждала!
  Нету на тебе проклятья,
  Ну, давай, снимай же платье...
  Впрочем, при законном браке
  Нам здесь не нужны зеваки!"
  
   Ведьма чуть охолонулась
  И к зевакам повернулась:
  "Помогли вы, молодчины,
  Избыть мужа от личины,
  В кою он был заключён
  Феей канувших времён
  Из-за ревности и блажи,
  Чтоб он стал её не краше.
  Сотню лет он бегал псом,
  Хищно блохами едом.
  
   ...Чтобы с милым мне остаться,
  Нам пора бы рассчитаться!
  Вот, извольте получите!
  Но смотрите не робщите:
  Добром плата - суть святош,
  Я за благо воткну нож!
  
   Только выйдете из леса,
  Станешь, Фока, ты повесой,
  До всех разных тёток жаден.
  Им же будешь ты отвратен.
  Будешь всех ты их хотеть,
  Но не сможешь поиметь!
  
   Эй, Матвей! Наоборот
  Тебя попросту сгрызёт
  Разномастный бабий люд.
  Токмо всяк любовный труд
  Для тебя противен станет.
  Даже малость не потянет!
  
   Ох попляшете вы, братцы!
  Плакать будете, метаться!
  И усохнете затем...
  Вот тогда-то насовсем
  Ваши маятные души
  Я из тел выну наружу
  Да и в рабство заберу.
  И не жить вам уж в миру!
  
   Теперь кыш отсюда, вошки!
  Наши встретятся дорожки!"
  
   Ведьма Книгу вновь взяла,
  Что-то снова изрекла.
  Гром внезапно загремел,
  Страшный ветер налетел.
  И друзья в момент сорвались,
  Прочь от этих мест помчались.
  
   Во весь дух они бежали.
  Чрез валежины сигали,
  В буреломах пробирались,
  Обдирались, спотыкались.
  Дикий свист их подгонял,
  Ему ветер подвывал...
  Наконец дремучий лес
  Расхудился и - облез.
  В разнотравье луговое
  Други пали головою
  И в мгновение заснули -
  До рассвета прикорнули.
  
   Первым Фока пробудился,
  Тягостно окрест воззрился,
  Будто бы с похмелья был.
  Он Матвея разбудил.
  
   "Слушай, может, мне приснилось
  То, что с нами приключилось?" -
  Робко сделал допущенье.
  "Нет, такое сновиденье
  Не придёт зараз к обоим.
  Мы ж не близнецы с тобою
  Однояйцевы, небось...
  Впрочем, всё ведь обошлось!" -
  Матвей дерзко заключил.
  "Ты, дружище, позабыл,
  Что проклятие на нас! -
  Выдал поп не в бровь, а в глаз. -
  Ась, скажи, тебя к девицам
  Нынче тянет порезвиться?" -
  "Ха! Я в жизни не лажался
  Так, чтоб женщин сам чурался!" -
  Хлыщ Матвей приободрился,
  Но... И здесь перекривился!
  Тошноту затем замял
  И себя вновь в руки взял.
  
   Пятернёй поскрёб он темя.
  "Фу-у... Да это бабье племя,
  Словно в супе пук волос
  Или чей сопливый нос...
  Твоя правда! Вот напасть -
  Истощилась моя страсть".
  Фока ж, ярый коновал,
  Друга дальше доставал:
  "Эк, замес! Представил лишь...
  Ну а если поглядишь?" -
  "Ох, тогда впору травиться
  Или в речке утопиться!
  Эй! А сам ты, пустосвят,
  Чуешь за собой разврат,
  Раз меня во всю шпыняешь
  И от темы ускользаешь?"
  
   Фока голову склонил,
  Горестно заговорил:
  "Да, соблазн злой, загребущий
  Запролез в мой ум мятущий!
  Всякий миг перед глазами
  Шлюхи с голыми ногами
  В томном танце хороводят,
  На меня тоску наводят.
  Хищно глазками стреляют,
  К любодейству приглашают.
  И отделаться нет сил!
  Даже спазм живот скрутил".
  
   Так друзья страдали дюже.
  "Что нам дальше делать, друже?" -
  Робко обронил Матвей.
  "Что? Назад идти скорей! -
  Тут осёкся Фока сам: -
  Но куда идти же нам?
  Заблукать ведь неохота.
  Надо расспросить кого-то".
  
   Они встали, потянулись,
  Подобрались, отряхнулись.
  Да по травке прочь пошли,
  А затем тропу нашли -
  Она рано или поздно
  Выведет в людские гнёзда.
  
   Распрекрасный был денёк.
  Гулял свежий ветерок,
  Лаской солнышко дарило,
  Лишь блистало, не палило.
  Ближний холм и дальний кряж -
  Вот такой вот был пейзаж.
  Путников лишь омрачало
  То, что в животах урчало.
  Странные ж невзгоды ночи
  Не печалили их очи,
  Хотя знали: будет дело
  И проснутся муки тела.
  
   Отмахали вёрст немало...
  Наконец им и предстало:
  На юру господский дом,
  Из себя весь, всё при нём.
  Стены белые в лепнинах,
  Вокруг садик при куртинах.
  В приобщённой деревушке
  Все одна к одной избушки -
  Числом около полста.
  С горки энтовы места
  Путники обозревали
  И спуститься приступали.
  
   Прежде ж хитрецу Матвею
  В ум взбрела одна идея.
  Раз он праведником стал,
  То сюртук ему мешал,
  Больше ряса подобала.
  А попу вот не пристало
  Пачкать ясный облик свой
  Вожделеющей душой.
  
   Они сходны были в теле.
  И сподручней - в самом деле! -
  Им обмен-то совершить.
  Смысл есть? Тому и быть!
  
   Рассупонясь, обменялись,
  В гости опосля подались.
  
  
  
   Глава 5.
  
   Деревня падка к новостям.
  Из-за заборов там и сям
  Лиц любопытных, простоватых,
  И молодых, и староватых
  Явилась дружная орда.
  Чисто народная черта -
  Совать свой нос куда попало,
  Таращиться, открыв хлебало,
  Так, будто увидав впервые,
  Что в мире люди есть другие.
  
   Важнецки путники шагали,
  Внимания не обращали
  На выпасающие взоры,
  На перетолки-разговоры,
  На блеск коровьих глазок девок,
  Как плоских, так и переспелок.
  На трепетанье губ слюнявых,
  О плотских взгрезивших забавах.
  
   Такой эффект Матвей создал.
  Но, впрочем, этого он ждал.
  Он даже бабок-вековушек
  Вздохнуть заставил, как девчушек.
  Они так прямо покраснели,
  Хотя и ссохлись, а вспотели.
  Что ж, право, также и старухи
  Имеют частные прорухи!
  
   А у крестьянок средних лет,
  Кои мужьям дали обет,
  Уйдя из мира грешных грёз,
  Случилось бешенство желёз,
  Открылись скопом чакры враз
  И появился третий глаз,
  Чтобы под рясой у объекта
  Прощупать мускул интеллекта.
  
   Друзья, понятно, угнетались
  Своим проклятьем, но старались
  Случайно виду не подать,
  Фасон пытались придержать.
  Матвей, попа изображая,
  Кресты на пузе сотворяя,
  Глаза под ноги устремил.
  Фока одним глазком косил.
  
   Они деревню миновали,
  У врат усадьбы посвистали.
  
   Привратник вышел в армяке,
  Носяра красный в табаке:
  
  "Нуте-с, извольте сообщить,
  Прикажете как доложить?"
  
   Представившись своим макаром,
  Приятели вслед за швейцаром
  Через калитку вошли в сад.
  Коль сад плодами был богат,
  Они на лавочку присели,
  По груше, ожидая, съели.
  
   Вот появился мажордом
  И пригласил их на приём.
  
   Хозяйка их ждала в гостиной.
  В изящной блузе, в юбке длинной,
  Стройна, красива и душевна.
  Мещанка? Да. Но - королевна!
  
   Ей гости вежливо кивнули,
  Конечно, ручку лобызнули,
  Приветствие произнесли,
  За ней к столу пить чай прошли.
  За чаем светская беседа
  У них продлится до обеда.
  Мы с этим их пока оставим,
  Сейчас хозяйку вам представим.
  
   Всегда свежа и хороша,
  В любви широкая душа,
  Муза Карповна в поместье
  Душ имела где-то двести
  На счету ревизской сказки,
  Если спрятать неувязки...
  
   Но так было не всегда.
  В молодечные года
  Крепостной легло ей быть,
  На подворье коз доить.
  Но спроворилась девица
  С барином своим жениться.
  Барин вскоре кончил прахом,
  Перебрав однажды с трахом,
  И сударыня-вдовица
  В тридцать снова молодица.
  
   Замуж снова выходить
  Не хотелось ей спешить,
  Ухажёром держа кордой
  Генерала с важной мордой.
  
   Дик был, как медведь-шатун,
  Фёдор Проклович Каплун.
  Наезжал в неделю раз
  Даму приводить в экстаз.
  Самогон он кружкой пил
  И безбожно матом крыл.
  Очень он любил подраться,
  Только стоило надраться.
  Спя, храпел - вокруг шаталось,
  Будто бы чертям икалось.
  Пробудясь, рассол хлебал,
  Из окна в цветник блевал.
  Но мужик был неплохой,
  Когда ладил с головой.
  Пусть он дурью и страдал,
  Но здоровьем обладал -
  Кочергу узлом крутил,
  Кулаком быка валил.
  
   Был бы крепок так умом
  Тот, кто стены рушит лбом!
  Впрочем, бабам ум не важен,
  Если кавалер наряжен.
  Генерал блистал мундиром,
  Пах приятным эликсиром.
  Вот сейчас он мчался к Музе,
  Скорость щекотала в пузе...
  
   Только то, чего желал
  Не облапит генерал...
  Увидав едва Матвея,
  От тоски промежной млея,
  Барышня за чашкой чая,
  Пирожками привечая,
  Глазки строила ему.
  Непонятно лишь, к чему...
  Ведь она пока не знала,
  Как его жизнь обломала.
  
   Что ж, Матвей просёк суть дела,
  Когда дама вожделела.
  Он уже не удивлялся,
  Не одной ей возжелался.
  Принял лишь он постный вид.
  А вот Фока был прибит.
  Он таращился на даму,
  Проникая взором в яму
  Между налитых грудей,
  И блуждал по всей по ней.
  Взглядом он ласкал пупок,
  Ниже целовал чуток.
  Только было ей плевать -
  Мог хоть языком ласкать.
  Был бы местом он пустым,
  Заявись хоть с золотым...
  
   Тут примчался генерал,
  Прямо с брички заорал:
  "О, богиня! Здесь твой раб!
  Открывай мой винный шкап!"
  
   Она вздрогнула немножко...
  Встала, чтоб махнуть в окошко,
  Ибо такт так предписал.
  Этот такт заколебал!
  Весь комплект земных обид
  Выражал хозяйки вид:
  Ох некстати ей помеха -
  Так мечталось об утехах!
  
   Для слуг пошло распоряженье
  Тащить к обеду угощенье -
  Побольше, чтобы ни дай бог
  Вдруг не прогневался едок.
  
  
   Едва в гостиной появился,
  К графину с водкой приложился,
  Затем знакомиться он стал,
  Бравый служака генерал.
  "Не выпьете со мной - обижусь
  И кулаком к зубам приближусь!" -
  Он беспристрастно заявил
  Да по стакану им налил.
  
   Опустим то, как будет жрать
  Эта зажравшаяся знать.
  Они и брюхо набивали,
  И непомерно возливали.
  В конце концов так нализались,
  Что даже сидя колебались.
  
   Фока нетвёрдым языком
  Начал рассказывать о том,
  Как им досталось, бедолажкам:
  Один вдруг охладел к милашкам,
  Другой стал чересчур горяч -
  Готов был лезть на старых кляч.
  
   Здесь дама как-то приуныла,
  На пол салфетку уронила.
  А генерала смех пробрал,
  Плеваясь крошками, он ржал.
  Когда же наконец утих,
  Внезапно обнадёжил их:
  "Да, братцы, дело швах!
  Но, думаю, ещё не крах...
  Ведь кучер мой - вещун в фаворе.
  Излечит он и ваши хвори.
  Он знанье получил от бабки,
  Как заварить хвосты и лапки,
  Чтобы любую порчу снять
  Иль, скажем, кое-что поднять...
  При мне он состоит всегда -
  Есть у меня своя беда...
  Так он пока не подводил,
  Мужских всегда я полон сил".
  
   Сейчас же кучера втащили,
  Ему всё толком объяснили.
  
   "Не бзди, полечим! Знамо дело -
  В парилке дрянь уйдёт из тела", -
  Сказал им кучер Еремей,
  Гоняя под рубахой вшей.
  
   Тут челядь баньку истопила,
  Полок рассолом окропила,
  В шайки водицы налила
  И веники им припасла.
  
  
  
   Глава 6.
  
   По-пьяни баня - сущий ад.
  Лошадник, вшивый Гиппократ,
  Ох крепко веником уважил,
  Из травок зелье забодяжил,
  Друзей им с жару напоил,
  Ковшом студёным охладил,
  Пробормотал что-то невнятно,
  Кривляясь рожей адекватно,
  Затем больных отправил спать,
  Закончив этим исцелять.
  
   Один кошмарнее другого,
  Следом тупой глупей дурного
  Дружков сны ночью навещали,
  До пота жутью пробирали.
  Но утром точно огурцы
  Поднялись наши молодцы.
  Прислуга им опохмелиться
  Подала раньше, чем умыться.
  Матвей, не лох, не отказался,
  А Фока только облизался:
  Не дозволяет сан бухать,
  Это не девок охмурять...
  
   Умыв опухшие улики
  Вчерашней пьянки, закадыки
  Из комнат вышли на террасу
  Уже к полуденному часу.
  Хозяйка дрыхла... Да и генерал
  Ещё подушкой харю мял.
  Гости отправились пробздеться,
  В местах окрестных оглядеться.
  
   Тут девки стадом подскочили,
  За ними следом припустили.
  
   Поодаль лапочки плясали,
  Тугие шуточки пускали,
  Малость дразнилися порой,
  Крутили фиги меж собой.
  О, прелесть глазок волооких!
  О, дефиле тел крутобоких!
  Матвей смурнел, сопел, крепился,
  Но не стерпел и разозлился.
  На взгорке в важной позе встал,
  Жестом дурашек подозвал,
  Перекрестил жестом другим,
  Экспромтом притчу выдал им:
  
  
   Кукушка
  
   Гусар жил. Весельчак и душка,
  Носил он прозвище - Кукушка.
  За то такое погоняло
  Ему по жизни перепало,
  Что он, подобно ушлой птице,
  К гнёздам чужим любил прибиться...
  Кукушка свить гнездо не может,
  Яйца в чужие гнёзда ложит.
  Любителем подобных дел
  И был означенный пострел...
  Но видно птицу по скорлупке!
  Коль кукушата у голубки,
  Нетрудно ложь изобличить.
  Мораль такая, стало быть,
  Которую понять всем просто:
  Нам с яйцами в чужие гнёзда,
  Чтобы "кукушками" не зваться,
  Вовек не следует соваться!
  
   Казармой пахла басня эта -
  Матвей был не из Назарета...
  Но наш народ там понимает,
  Где всяк другой не догоняет.
  
   Девчонки прыснули от смеха.
  Для них мораль всегда потеха,
  Покуда по башке не било
  И жиром зад не нагрузило.
  
   Они уже назад шагали,
  Из дома рёв вдруг услыхали:
  "Васса! Дубина при грудях!
  Откуда тараканы в щах?" -
  То генерал негодовал.
  Стряпухи голос отвечал:
  "Ты, барин, кипятиться брось -
  Они варёные небось!"
  
   Скор на расправу генерал -
  Стряпухе тут же в морду дал.
  Она взревела благим матом,
  Пыталась сдачи дать ушатом,
  Но он её опередил -
  Повторно в лоб ей зарядил.
  
   Гости в столовую вошли,
  Как раз кухарку унесли.
  Нет, не была она мертва,
  Бормотно молвила слова -
  Могло казаться, что молилась,
  На самом деле - материлась.
  
   Опять невмочь Матвею стало,
  Его вновь притчею прорвало:
  
  
   Медведь и лиса
  
   Медведь совсем допёк лису,
  Житья стал не давать в лесу:
  То грабить улья засылает,
  То лапы ею вытирает;
  То снарядит с утра за водкой
  Либо за пивом и селёдкой;
  Выпив, за хвост её таскает
  И в муравейники кидает;
  Когда завалится поспать,
  Заставит мошек отгонять.
  Но быть собачкой на посылках,
  Числясь не выше, чем в подстилках,
  Куме резонно надоело.
  Лучший наряд она надела,
  Затем отправилась к ежам,
  Поговорить чтоб по душам
  И помощи у них просить,
  Суля чем хочешь отплатить.
  Вот что сказал ей Старший ёж:
  "Ты, кумушка, крутись как хошь,
  Но если нас ты ублажишь
  И ёжиков нам народишь,
  Чтоб были хитрые, как ты, -
  Осуществим твои мечты.
  Едва увидим мы ежат,
  Мишку иголками под зад
  Прогоним раз и навсегда.
  Будешь свободна ты тогда".
  Лиса - что делать! - согласилась.
  Сама ведь, дура, напросилась!
  Всему, конечно, нужен срок...
  Когда лисицын срок истёк,
  Она дала не без хлопот
  Рыжеигольчатый приплод.
  Но как измучилась, бедняжка!
  Ежи - они ведь не в рубашках...
  Нужно сноровкой обладать,
  Коль хочешь ёжиков рожать!
  Ежи же, как и обещали,
  Медведя из лесу прогнали.
  Еле сбежал Мохната Лапа.
  Мораль: вот так любая баба
  Готова и ежа родить,
  Но за обиды отплатить!
  
   Вояка юмор оценил:
  Полный стакан себе налил
  И выпил за прекрасных дам.
  Затем налил водки гостям.
  "Ну, коль ты, братец, рифмоплёт,
  То, стало быть, большой проглот!
  Попам ва-аще сам Бог велел! -
  Солдатик малость окосел. -
  Ибо гласит нам старый хит:
  Могий вместити да вместит".
  
   Он снова выпил, закусил,
  По полной вновь гостям налил.
  
   Что ж, накатили по второй.
  "В народе хит есть и другой", -
  Чуть закусив, Матвей сказал.
  Опять он притчу подыскал:
  
  
   Свиное Рыло
  
   Стало угодно небесам:
  Как у людей был свой Адам,
  Жил прародитель всех свиней.
  Свиное Рыло звался сей
  Свирепый и шальной самец.
  На хрюшек падок был, стервец.
  Потомство он плодил охотно,
  Ососков настрогал несчётно.
  И прочие имел соблазны...
  Устраивать запои праздны
  Привычку быстро приобрёл,
  Когда однажды он нашёл,
  На дальний вышедши пикник,
  Скрытый в расщелине родник.
  Жидкость отсель фонтаном била,
  Но не вода чиста и стыла,
  А крепкое дурное зелье,
  С утра дающее похмелье.
  Понятно, пристрастился Рыло.
  Мораль слаба у зоофила:
  О прецедентах он не знал
  И книжек умных не читал.
  Скажите, как тут не спиваться,
  Если совсем нечем заняться,
  Кроме хавроний расписных?
  Повеса положил на них,
  Едва прилёг у родника,
  Не вынимая пятака.
  Кабан безбожно опустился,
  Забыл, как по лесам носился,
  Лишь у источника лежал
  И зелье милое хлебал.
  Блевал вокруг и испражнялся,
  В зловонной луже кувыркался,
  Из этой лужи пожирал.
  А как паскудно он вонял!
  Его потомство навещало,
  Ему невольно подражало.
  И вскоре выводок свинячий,
  Весёлый легион хрюкачий
  В смрадных отребьях возлежал,
  Отстой свой заодно глотал.
  Родник хмельной давно иссяк,
  Но разве отрезвеет хряк?..
  С тех самых пор свиное племя
  В помойной неге своё время
  Любит беспечно поводить,
  И из неё и есть, и пить.
  Мораль должна ли поясняться?
  Свиньёй достоин называться
  Всякий, имеющий манеры
  С утра пить и без всякой меры.
  
   Вояка было разозлился,
  Красным лицом было налился,
  Вскочил и ноздри он раздул,
  Перевернул при этом стул.
  Всё со стола хотел смахнуть,
  Матвея крепко вздумал вздуть.
  Но тут вдруг Муза появилась.
  Она вчера будто постилась,
  Не возливала наравне:
  Была свежа она вполне.
  Вояку взглядом остудила,
  На стул обратно усадила.
  "Уже обедать нам пора,
  А мы не кушали с вчера!"
  
   Обед подали, ещё водки,
  И примирительные сотки -
  Другая следом за одной.
  И это был уже запой.
  
  
  
   Глава 7.
  
   "Скажи, дружище, что случилось?
  Вдруг вдохновенье пробудилось
  И ты талант в себе открыл,
  Лишь только рясу нацепил?" -
  После обеда молвил Фока.
  "Всё это в результате шока, -
  Ему ответствовал Матвей. -
  Виной тому лошадник, змей...
  
   Ох, чую, знахарством Ерёмы
  Я в гроб от мозговой саркомы
  Могу безвременно сойти, -
  Слона в посуду лишь пусти!
  Что-то не то он замешал,
  Когда микстуру составлял.
  Иль пойло с водкою, как знать,
  Нельзя было никак мешать...
  В общем, плохой эксперимент!
  Не стоило пить реагент,
  После которого так глючит...
  Ещё одна напасть до кучи! -
  Закончил речь Матвей печально. -
  С тобой-то, братец, всё нормально?"
  
   Шли в сад партнёры отдохнуть,
  На травке час-другой вздремнуть.
  
   "Со мной, кажися, всё путём:
  От водки в голове Содом,
  В глазах двоится от неё же,
  Разброд в желудке, в ногах тоже".
  
   Под старой яблоней в тенёчке
  На травку улеглись дружочки.
  Через минуту Матвей спал,
  А Фока... полетел в астрал.
  Душа от тела отделилась,
  В эфир свободный устремилась.
  И лишь серебряная нить
  Ей не давала соскочить
  И с телом навсегда расстаться,
  В хрустальной выси затеряться.
  
   Расцвечен красками другими,
  Многообразными, живыми,
  Открылся мир пред ним иной,
  Когда парил он над землёй.
  Под небом, будто изо льда,
  Казалась плазмою вода,
  Всем спектром облака сияли,
  Свет даже камни излучали.
  Трава искрилась, возбуждаясь,
  Листва деревьев, колыхаясь,
  Жемчужной сыпала росой
  В лоно кормилицы земной.
  
   Для обитателей астрала
  Такая жизнь малиной стала.
  В эгрегорах элементёры
  Завербовались в волонтёры.
  Лярвы безумные метались,
  Всех покусать вокруг пытались.
  Различных форм элементали
  Фоке отростками махали.
  Другие души Фока видел,
  Парящие в бесплотном виде
  В люминесцентном хороводе.
  Он видел чудеса в полёте...
  
   У лукоморья дуб срубили,
  Когда дорогу проложили...
  Златую цепь кот проторчал, -
  Её купил один амбал,
  Чтобы прилюдно рисоваться.
  Котяре некуда податься -
  На пне теперь лежмя лежит,
  Уже не сказки говорит,
  А грузит на уши лапшу
  Курящей мак и анашу
  Русалке, пучеглазой дуре.
  А леший-урка - чмо, в натуре! -
  По-пьяни разозлившись трошки,
  Переломал избушке ножки.
  Изба теперь на костылях...
  Но яйценосит при культях!
  Что ж, и калеки чуть живые
  Имеют связи половые!
  
   Вот парадокс Горыня-змей
  Являет для науки всей:
  Свою он голову съедает,
  Вместо неё две порождает,
  А больше ничего не жрёт!
  Откуда силы-то берёт?
  Правительству покоя нет:
  Как разгадать его секрет?
  Ибо кормить надо людей...
  Народ плодится - точно змей!
  
   Баба Яга в ступе сидит.
  Когда скрутил радикулит,
  Налила в ступу с перцем водки.
  Пока купалась - спёрли шмотки.
  Застенчивая от природы,
  Она ждёт перемены моды -
  Когда ходить станут в трусах,
  Она пройдёт на мормулях.
  
   Старый пройдоха царь Кощей,
  Хотя и был большой злодей,
  Но медицине подсобил -
  Он ген старения открыл,
  Но не продался за границу,
  Ему отчизна краше Ниццы.
  Лучше б, зараза, он продался -
  Народ и так наш настрадался.
  
   Белку, орехи что грызёт
  И в день по пуду выдаёт
  Чисто скорлупок золотых,
  В придачу изумруд из них,
  К рукам прибрала очень просто
  Родная наша "коза ностра".
  В особняке белка сидит,
  Но лишь по часу в сутки спит.
  Зубы алмазные имеет,
  Кормить потомство не радеет.
  
   Курочка Ряба хоть и птица,
  Но ей приходится трудиться,
  Как запряжённой в плуг кобыле.
  Она несётся, она в мыле...
  Ох как тяжёл несушкин спорт -
  Прёт наша Ряба на рекорд!
  В чём прелесть этой физкультуры?
  Чисто модели наши куры!
  
   Иван-царевич удручён.
  Блуждает по болотам он,
  Ищет сбежавшую лягушку.
  Страдает так, что и в психушку
  Неоднократно попадал,
  Травился, наркоту глотал...
  Не может квакшу разлюбить,
  Решает: быть или не быть?
  Лягушек во дворец таскает,
  Террариум там собирает.
  Гордиться очень этим стал,
  "Зелёных" партию создал,
  Чтобы сберечь от истребленья
  Природы-матушки тварьенья.
  
   Емеля щуке надоел...
  "О, лучше бы меня ты съел!-
  Ему в сердцах она сказала.-
  Всё просишь... и тебе всё мало!
  Ну не могу я, хоть убей,
  Преподнести тебе "Харлей"!
  Катайся лучше на печи
  И правила езды учи!
  А то ты обнаглел, ездец,-
  Соседских подавил овец!"
  
   Дивится Фока чудесам.
  Взлетает выше к небесам.
  
   Вдруг видит астралнавт Врата...
  В гиперборейские места,
  Разверстые от Начала
  И до вселенского финала,
  Они предоставляют путь,
  Где можно на Судьбу взглянуть...
  Где Время как на диаграмме:
  Любую дату по программе
  Можно предметно разглядеть,
  Можно в былое полететь,
  Затем в грядущее сгонять,
  Если не струсить пожелать...
  Сюда залазил Нострадам
   По предсказательским делам.
  И целый сонм других пророков
  Отсюда черпал суть уроков.
  
   Предупрежденье над Вратами:
  "Куда идти - решайте сами.
  Но если раз сюда войдёшь,
  Надежду впредь не обретёшь!"
  
   Фока хотел было войти...
  Но на земле его трясти
  
  Стал настоятельно Матвей.
  Пришлось вертаться поскорей.
  
   Он снова в теле очутился.
  Уже день к вечеру клонился.
  
   Поднял он голову с травы.
  Но другу рассказать, увы,
  Про новый дар свой не сумел,
  Хотя и жутко он хотел.
  Только под яблоней они
  Были теперичь не одни.
  Девки вокруг толпой собрались,
  Матвеем нагло любовались,
  Его словами задирали,
  Зазывно глазками стреляли.
  "Красавчик, посмотри на нас!
  Моргни, и мы покажем класс:
  Хочешь, станцуем нагишом,
  А хочешь, про любовь споём?"
  
   Матвей от этого страдал,
  Он слабым голосом воззвал:
  "Дружище, выручи, уважь!
   Пугает эта бабья блажь.
  Они суккубы во плоти,
  Что в гроб меня хотят свести!"
  
   Глазёнки Фоки разбегались,
  Крестьянки нимфами казались,
  Сошедшими из вышних сфер,
  Прельстившись лаврами гетер.
  Фока заигрывать пытался,
  Но первым делом облажался,
  Ибо сказал - с кем не бывает, -
  Что он пампушек обожает.
  
   "Что хочешь этим ты сказать?
  Слишком дородна наша стать?" -
  К нему девицы подступили,
  По локоть руки оголили.
  "Нет, я не то ввиду имел...
  Чем больше масса ваших тел,
  Тем удовольствие полнее.
  Ведь если телеса пышнее,
  Значит, раскованней натура.
  В корсет рядится лишь культура".
  
   "Ах, получается, мы шлюхи?
  Всего лишь девки-хохотухи?
  В общем, нарвался ты, жирдяй!
  В глаз или в пузо - выбирай!"
  Да, разгулялась бабья пря.
  Фоке навешать почем зря
  Они и вправду захотели,
  И лишь немножко не успели,
  Ибо пришедший генерал
  Всех хворостиною прогнал.
  
   Вояке не с кем выпить было,
  Он их позвал - и покатило...
  Одна, вторая... Вновь нажрались,
  Никто не помнил, как сломались.
  
  
  
   Глава 8.
  
   Средь ночи Фоке пробудиться
  Нужда велела облегчиться.
  В ведро за ширмой сделав дело,
  Услышал он, как в дверь несмело
  Кто-то поскрёбся ноготками.
  Фока открыл. Пред ним в пижаме
  Стоит прекрасная девица,
  Неровно дышит и косится...
  Глаза девицы вопиют:
  "Сегодня я - пустой сосуд!
  Наполни, сокол мой, скорей
  Его приятностью своей".
  
   "Сосуд ты или же корыто,
  Но ёмкость ежели помыта,
  Кретин бы только отказал", -
  Так взглядом Фока отвечал.
  
   Она вошла, свечу задула,
  К нему трепещуще прильнула.
  Фока её поцеловал,
  Губами шею приласкал,
  Рукою по грудям провел,
  Вот только... там их не нашёл.
  Возможно, шустрая девчонка
  Ещё соплячка-плоскодонка?
  
   Но что повеса ощутил,
  Лишь руку ниже опустил!..
  
   "Не девка ты... Так ты мужчина!
  Ах ты, порочная скотина!"
  Фока, крестясь, назад отринул,
  Впотьмах ведёрко опрокинул,
  Трясмя трясясь, свечу зажёг
  И сел на стул, не чуя ног.
  
   "Я разве выгляжу скотиной?
  Всегда звалась я Валентиной. -
  Мамзель жеманно улыбнулся,
  Сощурил глазки, облизнулся. -
  Что ж ты, дурашка, спишь в одёже?
  Помялась вся сильнее рожи...
  Теперь придётся раздеваться!
  Я помогу - куда деваться!"
  
   "Тебе... Тебе я в морду дам!
  Потом ещё и по ушам!"
  Святоша крепко разозлился
  И - вот ханжа! - заматерился!
  
   Педрилка губоньки надул,
  Пальчиком глазик ковырнул.
  "Фи-фи, какой противный бяка!
  Чурбан, полено, железяка!
  Тебя ведь самки не хотят,
  На твоего дружка глядят.
  
  А я пришла тебе помочь!
  Мне ведь самой уже невмочь!"
  
   Здесь фифа громко засопел,
  Сел в уголок и заревел.
  
   Был донельзя пришиблен Фока.
  Откель такая заморока?!
  Рядится паренёк в девчонку.
  Возможно, мальчику мошонку
  Отчикал лекарь-коновал?
  Бедняжка, как же он страдал!
  
   "Поведай о своей напасти!
  Я выкажу тебе участье". -
  Заботливо промолвил Фока.
  Нашёлся, понимаешь, дока!
  
   "Рассказывать, позволь, о чём?!
  Я не хочу быть мужиком!!!
  Они грубы и волосаты.
  Зазнайки, лицемеры, фаты,
  Плуты, мужланы, дебоширы...
  Словом, блудливые сатиры!
  Вот женщины - другое дело!
  Изящно и прекрасно тело,
  В нём элегантная натура.
  Понятно, ежели не дура..."
  
   "Ох мало женщин ты видал!" -
  Резонно Фока замечал.
  
   "...Такие вот и все печали!
  Меня родители зачали
  На день всего-то раньше срока,
  И не избегнули заскока...
  Иначе бы я девой стала -
  Так мне цыганка нагадала.
  Теперь вот тяжкий груз влачу!
  Сходить бы мне к тому врачу,
  Который от него избавит
  И пол другой мне предоставит...
  Только такого сумасброда
  Не родила еще природа.
  Придётся так и помирать -
  Мужским уродом, мою мать!"
  
   И фифа снова в голос взвыл,
  В экстазе ручки заломил.
  
   "Ну, тише, тише, не ругайся!
  Домой скорее отправляйся
  И преспокойно спать ложись.
  Я помогу тебе, кажись...
  Если в одном денёчке дело,
  Получишь женское ты тело!
  
  
   Фока спровадил извращенца
  И вытер губы полотенцем,
  Винчишком рот прополоскал.
  Зачем он только целовал!
  
   Настроиться пилот умел...
  Лёг на кровать - и полетел.
  
   Во тьме Врата огнём пылали.
  Их проскочить он мог едва ли.
  Фока ничуть не сомневался,
  Прямо с разгона в них ворвался
  И вниз по временной шкале
  Отправился навеселе.
  Мамзели жизненную нить
  Обратно принялся следить.
  
   Он видел таинство вещей,
  Природы суть и всё, что в ней
  Будто случайно происходит
  И что весь смысл и производит...
  Вот он подросток шустрый Валька,
  Юнец, младенец, вовсе лялька...
  Он появился в мир тревожный.
  Отсюда Фока, маг дотошный,
  Всё поминутно просчитал
  И миг зачатия прознал.
  
   Из Врат он вышел вечерком,
  Прокрался вором к ложу в дом
  И стал родителям внушать
  Подальше друг от друга спать.
  И так неслабо навнушал,
  Что папа маму вон прогнал.
  Мама спала на сеновале,
  Но ради счастья дочки Вали.
  
   Словом, у Фоки получилось!
  Валюша девочкой родилась,
  Ведь он за этим проследил...
  И больше ночью не шалил.
  Затем обратно он вернулся.
  Утром довольный он проснулся.
  
   Фока к Матвею постучался.
  Ответа, впрочем, не дождался.
  Веселым солнцем привлечён,
  Выходит на прогулку он.
  
   Матвей беседовал с Ерёмой,
  Сидя на лавочке знакомой.
  
   Неспешно вел рассказ возница:
  "...И мне пришлось, помню, жениться.
  Я даже дочку народил.
  Её франчузишка учил
  Разным премудростям науки.
  "Страшнее нет научной скуки!" -
  Вот что мне дочка заявила.
  Она сольфеджию учила
  И всякие там выкрутасы...
  С повесами точила лясы.
  К чему всё это привело?
  Она избрала ремесло
  И стала жрицею Гекаты.
  Когда-то были мы богаты...
  Всё в гекатомбы провалилось.
  Ну, деньги ладно... Но случилось
  Ей прозакладывать и душу.
  А это, знаешь, много хуже!
  Я называл её Овечкой...
  Она сгорела, будто свечка.
  Не знаю, где теперь она...
  О горе, дочка ведь одна!"
  
   Фока чесался от тоски...
  "Кукситься хватит, мужики!
  Я расскажу вам для потехи,
  Как правил я судьбы огрехи".
  Фока детально изложил
  Всё, что он даве натворил.
  
   "Так вот какое это чудо!
  А мы гадаем: как? откуда?
  Женоподобный был мальчонка,
  Наутро - бац, уже девчонка!
  Что ж ты наделал, супостат!" -
  Вскричал Ерёма-Гиппократ.
  
   "Тише, Ибн-Сина, не бузи,
  Дело срослось как на мази!" -
  Фоке гордиться было чем,
  Совесть не мучила совсем.
  
   "Теперь оно, скорей, на мыле...
  Смогли мы помешать дуриле:
  Она, намыливши верёвку,
  Влезла на стул наизготовку,
  Уже в петлю башку вложила,
  При этом слёзно голосила...
  Теперь пришлось связать Валюху,
  Влепив ей пару раз по уху.
  Скажи, как это получилось?
  Такое счастье ведь свалилось!"
  
   Уж очень Фока был смущён.
  Не угодил чем дуре он?
  Присел на лавку от расстройства.
  Зачем он проявлял геройство?
  Заразу выгнал бы взашей,
  Спокойней жил бы, ей-же-ей!
  
   "А где сейчас эта мутовка?" -
  "Нынче из дворни шалашовка
  Её в чулане стережёт,
  Для слёз водицу подаёт.
  Подь, демиург, проверь наяду
  Да и спроси: какова ляду
  Она теперь наводит тень
  На альтруистский твой плетень?
  В чём сущность этого облома?" -
  Фоку напутствовал Ерёма.
  
   Ключницу Фока отыскал
  И от чулана ключик взял.
  
   Затем чуланчик он открыл,
  Валюшу горько укорил:
  "Что ж ты подводишь меня, фря?
  Я рисковал душою зря?
  Уже трансвестия в обузу?
  Не хочешь походить на музу,
  С ума сводящую самцов?
  Не хочешь мучить кобелёв?"
  
   Рыданья Валя подавила,
  Слащавый свой роток открыла:
  "О, женщины! Как это пошло!
  Не то, что представлялось в прошлом.
  У них и волосы в подмышках,
  И перхоть видно в волосишках.
  Плутовки, лживые стервозы,
  Фальшивые пускают слёзы,
  Чтобы добиться своего.
  А нужно им лишь одного:
  Чтоб их мужчины содержали,
  Ещё при этом ублажали.
  В этом вся женственная суть,
  Не потаённая ничуть.
  Жалею о своём желанье,
  Доставившем одно страданье.
  Не можно как душа болит -
  Остался только суицид!"
  
   Какой тут выход был для Фоки?
  У финтифли пошли заскоки...
  Нельзя ведь похоть обуздать,
  Если, что хочет, ей давать.
  Чтобы с мыслишками собраться,
  Должен был Фока прогуляться.
  Он возвратился к корешам,
  Поговорить, мол, по душам,
  Чтобы проблему порешить,
  Чтобы спросить, как ему быть.
  
   Но тут такое приключилось,
  Что прочее вмиг позабылось!
  
   Персона батьки-генерала
  К полудню наконец-то встала.
  Он с бодуна был сущий тать...
  Начал тут к Музе приставать.
  Только она его отшила,
  Сказав, что вовсе разлюбила,
  Мол, ей понравился другой.
  Вскричал вояка: "Кто такой?"
  Тут всё и выложила баба!
  Ведь баба всё-таки, растяпа...
  
   В исподнем выскочил вояка.
  Уже случилась бы тут драка,
  Только на нём висела Муза,
  Коленками пиная в пузо.
  Рыща глазами, генерал
  На всю усадьбу заорал:
  "Хватай шпиёнов, крепостные!
  Бутылки ставлю наливные.
  Упьётесь, как в последний раз,
  Упустите - бить буду вас!"
  
   За водку наши мужички,
  Даже завзятые сморчки,
  Угробить могут хоть кого.
  Потом не вспомнят и того,
  Что вообще кого-то били...
  Лишь будут знать, что что-то пили.
  
   С десяток мирных земледельцев,
  Пить литрами больших умельцев,
  Дубины верные схватили,
  Фоку с Матвеем окружили.
  
   "Хотя они немножко баре,
  Заприте их пока в амбаре!
  Потом решим, как с ними быть.
  Успеем их ещё побить!" -
  Распорядился генерал.
  Сам он всё с бабой воевал -
  Муза его не отпускала,
  Уже зубами приласкала
  Важнецкий генеральский нос
  И добиралась до волос.
  Любая баба за любовь
  Пролить готова даже кровь.
  
   Приятели, полны смятенья,
  Пошли к амбару в заточенье.
  Там их закрыли мужички,
  Сморчкообразные качки.
  
   Друзья глядели через щель
  На следущую карусель.
  
   Бабёшки раскачали понт:
  Организуя целый фронт,
  Пошли на мужиков в атаку.
  Хотели - получите драку!
  Такой неистовой корриды
  Не видели ещё Мадриды.
  Ах, вы Матвея обижать!
  Ну импотенты, вашу мать!
  Бабули старые, девицы
  Галопом начали носиться,
  Гоняя бедных мужиков.
  Один остался без штанов,
  Когда пытался влезть на вяз.
  Бездвижно меж ветвей увяз...
  Тут птички червячков искали,
  А вдруг такого увидали!..
  И дяденька запел сопрано.
  Нонсенс для русского Ивана!
  Второго запрягли в обоз.
  И хоть обоз был без колёс,
  Нагружен через край камнями,
  Мужик так припустил полями,
  Что вскоре из виду пропал,
  Вёрст этак сорок проскакал.
  Третий прикинулся столбом,
  Амбар ломали его лбом.
  А как стряпуха отрывалась,
  До генерала лишь добралась!
  Ища чегой-то повкусней,
  Из каши извлекла мышей
  И ими от души кормила.
  Про жаб в салате ведь забыла.
  
  
   Двери амбара распахнулись,
  К Матвею бабоньки рванулись...
  Не довелось друзьям понять,
  Как удалось тогда сбежать...
  Они очнулись на дороге,
  По ней несли бегом их ноги.
  
   И им ещё до конца сказки -
  Как на карачках до Аляски.
  
  
  Как вы понимаете, это далеко не конец. Вторая часть сказки сейчас мною редактируется и скоро будет готова. Присылайте свои отзывы. Чем больше их будет, тем быстрее появится продолжение. Дре Милов.
  e-mail: Mister2000@fromru.com
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"