Пробуждение, как всегда, сопровождалось полным набором "приятных" ощущений - от чисто физической боли до сильнейшего желания так и остаться в этом полусне, не возвращаясь в реальную жизнь. Но природа брала свое, организм просыпался и оживал, и сознанию не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. И как оно ни сопротивлялось, как ни стремилось обратно в черную пустоту, шансов остаться там навсегда у него не было. Постепенно, очень медленно отвращение к жизни сменялось другими чувствами: радостью, что впереди целых четыре недели нормального человеческого существования, и горечью от того, что эти четыре недели промелькнут невероятно быстро. А потом тревогой за других - за тех, кто мог встретиться ему этой ночью, и тех, кто, как и он, должен был сейчас мучительно просыпаться, не зная, где находится и что с ним происходило в течение нескольких последних часов.
Борис открыл глаза и, не шевелясь, огляделся. Он лежал на полу в центре своей собственной спальни на втором этаже дачного дома, и это уже было замечательной новостью. К тому же, насколько он мог видеть, особого погрома вокруг не наблюдалось, что обрадовало его еще больше. Похоже, он просто скатился с кровати и проспал на полу до самого утра. Снотворное не подвело, в дом не заглядывали никакие случайные гости - ночь прошла просто идеально! Хотя надо бы, конечно, как следует все проверить, а то бывали уже в их стае случаи...
Как же ему не хочется двигаться! Все бы отдал, лишь бы можно было и дальше вот так вот лежать и не шевелиться! Но за окном становится все светлее, сейчас ему начнут звонить товарищи по несчастью, так что встать и проверить, все ли у него в порядке, просто необходимо. Потом можно и даже нужно будет опять лечь и весь день валяться в кровати, всячески себя балуя, но сейчас он должен подняться. Ну же!
С громким стоном Борис перекатился на бок и попытался встать на четвереньки. С третьего раза ему это удалось, а уж подняться после этого на ноги было не так сложно. Голова закружилась, спина напомнила о себе ноющей болью, и он, пошатнувшись, оперся обеими руками о стоящий рядом стол. Выругался, злясь на собственную слабость, и теперь уже более внимательно стал оглядывать комнату - нет ли где-нибудь кровавых следов или еще чего похуже?
Но его опасения оказались напрасными: ни в этой комнате, ни в остальных помещениях, до которых он с трудом, но все же добрался, ничего подозрительного не было. Первое впечатление было верным - он действительно провел всю ночь на полу своей спальни. Жизнь с каждой минутой становилась все более приятной и привлекательной...
Он вернулся в спальню, подобрал валяющееся на полу одеяло и, почти совсем обессиленный, упал на кровать. Попытался вытянуться и опять застонал от боли, таившейся чуть ли не в каждой мышце и косточке. Ничего, привычно начал он себя успокаивать, скоро все пройдет, боль уже потихоньку уменьшается. И вообще, бывали в его жизни гораздо более тяжелые полнолуния. По сравнению с некоторыми, сегодняшнее пробуждение - это вообще ерунда! Интересно, кстати, какое оно по счету? Он уже больше семи лет как оборотень, так что по идее, через несколько месяцев будет сотое, "юбилейное"...
Борису стало холодно, и он как следует закутался в толстое ватное одеяло, натянув его на голову. Но вскоре ему пришлось оттуда высунуться - зазвонил спрятанный под кроватью мобильный телефон. Филипп Макеев, главный в их стае, после каждого полнолуния обзванивал своих подопечных лично, и Борис ни минуты не сомневался, что сейчас звонит именно он.
- Дымков, это ты? - голос Филиппа звучал слабо и болезненно, но в то же время в нем слышалась удивительно ласковая для этого сурового мужчины заботливость. - Как ты там? Помощь нужна?
- Нет, спасибо, у меня все в порядке, - поспешил заверить его Борис. - Как у вас?
- Нормально. Если что-то понадобится - не стесняйся, звони.
- Когда это я стеснялся? Лучше скажите, как остальные?
- В основном, тоже нормально. Только до Афанасия и Антона пока дозвониться не могу. Если вдруг они позвонят тебе...
- Обязательно вам перезвоню. И им скажу.
- Ладно, отдыхай. Вечером еще раз созвонимся, - Филипп повесил трубку.
Борис полежал немного, собираясь с силами, и начал набирать на мобильнике еще один номер. Трубку сняли почти сразу:
- Наконец-то! Почему ты так долго не звонил?! Луна зашла три часа назад!!!
- Люда, ты же знаешь, нам сперва надо дождаться звонка главного, я не мог занимать телефон...
- Ну конечно, нервы Филиппа тебе гораздо дороже, чем мои! Ты не представляешь, как я вся извелась этой ночью! Но у тебя хотя бы все хорошо?!
- Лучше некуда.
- Точно? Ты меня не обманываешь?
- Люда, ну разумеется, нет!
- Ох, как же все-таки ты меня каждый раз пугаешь! Ладно, когда тебя ждать?
- Завтра к вечеру, как обычно.
- Приезжай, я тебя очень-очень жду. Я тебе какой-нибудь сюрприз приготовлю.
- Сюрприз? Это здорово!
- Ну ладно пока, целую!
И снова трубка в его руке погасла, и Борис, закрыв глаза, откинулся на подушку. Он собирался полежать так несколько минут, а потом попробовать позвонить Антону, но сам не заметил, как крепко заснул и проснулся только вечером, когда в спальню заглянули розовые лучи заходящего солнца. Он осторожно выбрался из-под одеяла и подошел к окну. Утренняя слабость почти исчезла, и хотя мышцы все еще слегка побаливали, в целом он чувствовал себя вполне здоровым и отдохнувшим. За окном возвышались освещенные закатом сосны и березы, среди которых виднелись остроконечные крыши пустующих дачных домов. На одной из веток ближайшей к его дому сосны сидела какая-то маленькая лесная птица. Жизнь была прекрасна. По крайней мере, до следующего полнолуния.
Дребезжание мобильника вывело Бориса из мечтательной задумчивости. Это снова был Филипп, и теперь его голос звучал крайне напряженно и встревожено:
- Дымков, ты как, в состоянии сейчас прийти к Громову?
- К Антону? - обеспокоено переспросил Борис. - Да, конечно, сейчас приду. А что случи...
- Все потом, на месте, - перебил его Филипп и отключился.
Дымков поплелся к сваленной на кресле куче одежды и принялся торопливо выбирать из нее что-нибудь не слишком мятое. Беспокойство Макеева, передавшееся и ему, заставляло его двигаться быстрее и не думать о собственном плохом самочувствии. С Антоном Громовым сегодня явно случилось что-то плохое, и хотя особыми друзьями они с Борисом никогда не были, он обязан был ему помочь. "Если, конечно, Антон вообще еще жив... - подумал Борис, но тут же отогнал от себя страшные мысли. - Нет, это невозможно, в этом случае Филипп бы сразу мне все сказал!"
Он вышел из дома, на ходу откусывая от здоровенного бутерброда с копченым мясом, и быстрым шагом двинулся по опустевшему поселку. Вокруг не было ни души: все дачники разъехались еще в конце августа, а те немногие, кто жил здесь постоянно, в это время как раз сидели за ужином. Или приходили в себя после вчерашней ночи.
Громов жил на другом конце поселка. В волчьем обличье до него можно было бы добежать по лесу за несколько минут. Но сознательно менять облик на следующий день после полнолуния не стал бы, наверное, даже самый законченный мазохист - это и в обычные-то дни не самое приятное занятие, а уж теперь... Поэтому Дымков шел через поселок пешком, с наслаждением вдыхая прохладный осенний воздух, полный множества недоступных для обычных людей запахов, и пытаясь убедить себя, что ничего непоправимого ни с Антоном, ни со всеми остальными членами его стаи не произошло.
Дверь ему открыл Филипп. За его спиной маячили лица девушек - похоже, все, кроме Бориса, были уже в сборе. Кратко поздоровавшись со всеми сразу, Дымков прошел в самую большую комнату первого этажа. Так и есть, вся стая уже на месте! На старом продавленном диване сидит Тимофей Григорьев, и как всегда при виде Бориса его лицо принимает виноватое выражение. Рядом с ним на узком деревянном подлокотнике балансирует Афанасий Ликин - такой свежий и румяный, словно и не было у него только что никакого полнолуния, даже смотреть на него завидно! С другой стороны, закинув ногу на ногу, восседает Илона Крижевская - тоже, кстати, неплохо выглядит, благодаря щедро наложенной на лицо косметике. Остальные девушки накраситься то ли не успели, то ли просто не посчитали нужным - все равно кругом все "свои"! - так что вид у них куда более жалкий. Все как на подбор бледные, с синяками под глазами и трясущимися руками. Впрочем, Борис прекрасно понимал, что он и сам сейчас выглядит не лучше.
- Всем привет, всех - с возвращением! - поздоровался он с присутствующими. - А где Антон? С ним ведь..?
- Он жив, не волнуйся, - отозвалась Илона.
- А что же тогда..? - Борис не только не перестал волноваться, но завелся еще сильнее. Почему они молчат, почему не могут прямо сказать, в чем дело?!
- Борис, здравствуй, сядь, пожалуйста, - в комнату вошла Мария, подруга Филиппа и единственный в их компании обычный человек. Хотя внешне она сейчас ничем не отличалась от всех остальных - была такой же осунувшейся и бесцветной. Несмотря на горячие протесты Филиппа, после полнолуния она всегда приезжала к нему ранним утром и пару раз, говорят, даже заставала его в волчьем обличье - к счастью, без последствий.
Дымков занял один из свободных стульев и нетерпеливо огляделся вокруг. Антона по-прежнему не было, зато в комнату вернулся Филипп, и все сразу же повернулись в его сторону.
- Ну что? - подскочила на месте Илона, взволнованно кусая губы.
- Ничего хорошего, - устало вздохнул Филипп. - Ночью сюда забрался воришка, а Антон опять не рассчитал со снотворным. Короче, в нашей стае прибавление.
По комнате словно пронесся легкий порыв ветра. Кто-то из присутствующих вздохнул с облегчением, радуясь, что Антон не убил так не вовремя забравшегося в его дом вора. А кто-то, наоборот - с досадой и страхом перед неизбежными теперь проблемами: неизвестно, как переживет эту новость Громов, и самое главное, как поведет себя новичок. Согласится ли он стать членом их стаи или решит отомстить Антону и всем остальным, натравив на них людей? Придется ли им теперь прятаться в лесу или вообще переезжать куда-нибудь в другое место, где никто из оборотней пока еще не "засветился"?
Борис украдкой взглянул на Афанасия и Илону - пришла ли им в голову та же мысль, что и ему? Мысль о том, что когда-нибудь это произойдет и с ними: проснувшись после очередного полнолуния, они увидят рядом с собой окровавленную жертву - еще живую, но уже переставшую быть человеком. Потом он перевел взгляд на остальных: вспоминают ли они, как сами впервые оказались на месте Громова? Или все его "коллеги", и те, кто уже кусал других людей, и те, кому до сегодняшнего момента везло, вообще об этом не думают? Может быть, они вспоминают, как их самих превратили в вервольфов?.. Дымков встретился глазами с Тимофеем, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. "Прости!" - ясно читалось во взгляде сорокалетнего, но казавшегося совсем старым оборотня, и Борис, привычно заставив себя побороть подсознательную неприязнь к этому мужчине, ободряюще ему улыбнулся.
- Охотники знают? - деловым тоном спросила Илона. - Как они вообще его в поселок пропустили?
- Их было всего двое, они не могли за каждым домом уследить, - объяснил Филипп. - И пока я им ничего не сказал. Разберемся с Антоном и с новеньким сами, а потом уже всем остальным сообщим.
- Он сильно его покалечил? - продолжила расспрашивать Крижевская. Филипп покачал головой:
- Нет, не очень. Только руку в двух местах прокусил. Все-таки сонный был, не слишком быстрый...
- И как он сейчас? - спросила ее подруга Вера.
- Потерял много крови, но в целом ничего. Как раз сейчас заснул.
- Да я не про новичка! Я про Антона! Где он?! - Верино лицо исказилось от злости - еще немного, и бросится на непонятливого Филиппа. Неужели между ней и Антоном что-то есть?
- Он сейчас у себя, - ответила за Филиппа Мария, кивая на ведущую в соседнюю комнату дверь. - Сказал, что никого не хочет видеть.
Тимофей решительно поднялся с дивана:
- Его нельзя оставлять одного. Я попробую с ним поговорить. Фил, ты ведь не против?
- Я как раз сам хотел тебя об этом попросить, - закивал Макеев, и Тимофей тут же бросился в комнату к Громову. Филипп же вновь повернулся к остальным членам своей стаи:
- Мальчику тоже надо будет сегодня же все рассказать. И хотя бы попытаться сделать так, чтобы он не начал нас ненавидеть. Борис, - шагнул он к Дымкову, - ты не мог бы взять это на себя?
Молодой вервольф вздрогнул от неожиданности:
- Простите, Филипп, но почему именно я? Я же никогда не общался с новичками!
- Ты отказываешься?
- Нет, но я боюсь все испортить.
- Послушай, Борис, - заговорил Филипп более тихим голосом, обращаясь теперь к одному Дымкову и игнорируя всех остальных. - Ему двадцать один год - столько же, сколько было тебе, когда ты стал оборотнем. И он тоже из довольно неблагополучной семьи, если я правильно его понял. Мне кажется, тебе будет проще, чем всем остальным, найти с ним общий язык. Подумай, пока есть время, но имей в виду - он наверняка скоро проснется и...
- Хорошо, - устало вздохнул Борис. - Я попробую. Но я не смогу быть с ним все время. Завтра мне нужно будет уехать в город - хотя бы на пару дней.
- Для начала поговори с ним, - почти умоляюще ответил Филипп. - А дальше посмотрим.
Глава II
Заходя в маленькую комнатку, расположенную под самой крышей, Борис ожидал увидеть новичка если не спящим, то, по крайней мере, лежащим в кровати. Не тут-то было - несмотря на травму, этот юноша, на вид и в самом деле еще совсем мальчишка, активно, хотя и безуспешно, пытался открыть заколоченное окно, воровато озираясь на дверь. Увидев вошедшего Дымкова, он испуганно замер на месте, неуклюже натягивая на перебинтованное плечо свою разорванную и перепачканную кровью рубашку.
- Не надо меня бояться, - устало заговорил Борис, медленно подходя к юноше. - Пожалуйста, сядь и выслушай, что я тебе скажу.
Тот взглянул на него большими, почти детскими глазами. От него пахло засохшей кровью, дешевым сигаретным дымом и пивом, а еще почему-то свежей краской для принтеров. И он был страшно испуган - воздух в комнате был буквально насквозь пропитан адреналином. Борис вздохнул, понимая, что разговор ему предстоит долгий и тяжелый.
- Успокойся, - продолжил он, стараясь не обращать внимания на все эти резкие запахи. - Я не сделаю тебе ничего плохого. И никто из моих друзей тоже.
"Тем более, что все самое плохое с тобой уже произошло", - добавил он про себя.
- Кто вы вообще такие?! - в отчаянии простонал его собеседник. Он все еще продолжал стоять у окна, хотя должен был, по идее, чувствовать еще более сильную слабость, чем Дымков.
- Мы... - начал Борис, но внезапно замялся. - Как бы тебе объяснить... В общем, мы не совсем такие, как обычные люди. Мы умеем превращаться в животных. В волков.
Молодой человек попятился к окну, натолкнулся на подоконник и так и остался стоять, облокотившись на него спиной.
- Вервольфы... - прошептал он одними губами, что, впрочем, не помешало Борису прекрасно его расслышать.
- Да, ты прав, именно так нас обычно называют, - подтвердил он. - А еще оборотнями. Скажи, где ты о нас слышал? Или просто книги читал?
- Я фильм когда-то смотрел, - пробормотал юноша. Он хотел сказать что-то еще, но передумал и только махнул перевязанной рукой, тут же сморщившись от боли.
- Как ты себя чувствуешь? - шагнул к нему Борис. - Лучше ляг или сядь, тебе не стоит...
- Не подходи! - вытянув здоровую руку вперед, парень затравленно вжался спиной в подоконник, и Дымков, не желая пугать его еще сильнее, остановился посреди комнаты:
- Я правда ничего тебе не сделаю. Ты же видишь, я сейчас в человеческом облике. И я вообще ни разу в жизни никого не кусал.
- А тот, другой, который был здесь ночью..?
- Это мой друг. Член нашей... стаи. Ты забрался в его дом в полнолуние. В такой день, когда мы не можем себя контролировать. Он не виноват в том, что случилось.
- Он сделал меня вервольфом, таким же, как вы? - в голосе юноши уже не было того панического страха, были лишь бездонные черные тоска и обреченность. Борис почувствовал облегчение от того, что парень сам все понял, и ему не пришлось говорить это самому. Облегчение, за которое ему тут же стало стыдно.
- К сожалению, да, - кивнул он, снова пытаясь подойти к своему новому товарищу по несчастью. - Но поверь мне, все не так плохо, как тебе сейчас кажется. С этим тоже можно жить.
- Нет, - помотал головой молодой человек. - Я тебе не верю.
- Я понимаю. Ты сейчас думаешь, что твоя жизнь кончена, но клянусь тебе, это не так! Посмотри на меня, я живу так уже семь лет и...
- Я не верю, что ты оборотень, - ничего не выражающим голосом перебил его юноша. - Вы все психи, ненормальные, а ночью - это просто собака была большая! Я никому из вас не верю!!!
Он сорвался на крик и, казалось, был близок к истерике, и Борису пришлось снова отступить назад. Кажется, он выбрал неправильную тактику. Мягкостью и уговорами здесь ничего нельзя сделать, надо действовать жестко. И наглядно, хотя делать это сейчас ему просто ужас как не хочется...
- Смотри! - сердито прикрикнул он на новичка и, чуть наклонившись вперед, заставил себя изменить облик. Тело, еще не успевшее окончательно оправиться после прошлой ночи, тут же вспыхнуло болью. Запахи и звуки, и без того слишком явные, стали еще сильнее и резче. Перед все еще не верящим своим глазам юношей опустился на все четыре лапы крупный пепельно-серый волк с длинной пушистой шерстью. Не желая совсем уж сильно запугивать своего "зрителя", он несколько раз дружелюбно вильнул хвостом, несмотря на то, что сейчас даже более простые движения давались ему крайне тяжело. Однако делу это не помогло: вздрогнув в первый момент, парень вдруг оглянулся, посмотрел куда-то за окно и неожиданно со всей силы рванул на себя оконную ручку. Одна из створок окна с треском распахнулась, и прежде, чем Борис успел хоть что-то сделать, его "подопечный" вскочил на подоконник и сиганул вниз, на расположенный прямо под окном шиферный козырек веранды.
Дымков прыгнул за ним, поставил передние лапы на подоконник и, видя, что юноша собрался прыгать с козырька за землю, из последних сил вернул себе человеческий облик.
- Вернись! - позвал он срывающимся голосом, повалившись на колени перед подоконником и чувствуя, что самостоятельно встать уже не сможет. - Подожди!
Юноша прыгнул вниз и тихо вскрикнул. Однако судя по сразу же раздавшемся с земли торопливым шагам, прыжок его был удачным.
- Задержите его! - закричал Дымков, с трудом поднимаясь на ноги и всей тяжестью наваливаясь на подоконник.
Но уже было ясно, что кричать и пытаться остановить беглеца бесполезно. Скрипнула калитка, противно завизжала автомобильная сигнализация, а еще через минуту этот звук перекрыл еще более громкий визг Илоны:
- Куда?! Стой! Это же моя машина!!!
Борис сполз с подоконника обратно на пол и уткнулся лбом в стену, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от досады.
Автомобиль Илоны они нашли недалеко от въезда в Выборг - молодой вервольф просто бросил его на обочине, не потрудившись даже захлопнуть дверцу. Ни магнитофона, ни зеркал в машине не было, но их, скорее всего, украл не угонщик, а кто-нибудь из проезжающих мимо автомобилистов. Ругалась Илона так, что и Борис, согласившийся подвезти ее до города, и другие ее попутчики-мужчины, сами при случае способные цветисто выматериться, слушали девушку с открытыми от удивления ртами. "Хорошо еще, - подумал про себя Дымков, - что Мария на даче осталась, за Антоном присматривать! Ей бы от такой ругани точно плохо стало!"
- Стоит ли так разоряться? - спросил Афанасий, когда она исчерпала свой словарный запас. - Позвони своему дружку - он за тобой приедет. А потом купит тебе кучу новых зеркалец!
- А до этого мне как ездить?! - набросилась на него Илона, но совету Ликина все же последовала - достала мобильник и начала набирать номер своего приятеля Марка. Созвонившись с ним и договорившись, что она подождет его возле своей машины, девушка повернулась к Борису:
- Спасибо, что подвез, но теперь уезжайте. Не хватало еще, чтобы он меня увидел за городом в мужской компании!
Друг Илоны не знал о том, кто она. Вервольфы вообще редко заводили романы с людьми, а если это все же случалось, почти никогда не говорили своим любимым всей правды о себе. Филипп и Борис, не ставшие скрывать от своих подруг собственную двойную сущность, были скорее исключением.
- Сейчас уедем, - ответил за Дымкова Макеев. - Только имей в виду - все твои проблемы с машиной не отменяют главного. Ты тоже должна будешь искать этого парня.
- Не беспокойтесь, я его обязательно буду искать! - заверила Илона главного оборотня, кровожадно потирая руки. - И очень надеюсь, что он попадется именно мне!
Борис быстрым кивком пригласил всех остальных обратно в машину и снова завел мотор. До дома Афанасия они доехали молча, и только когда Борис затормозил у его дома, вожак стаи строгим голосом напомнил:
- Найти новенького - это теперь наша первоочередная задача. И не вздумай это откладывать на последний момент, у нас и так времени мало, всего двадцать восемь дней.
- Понял, не дурак, - буркнул в ответ Ликин и с силой захлопнул за собой дверцу.
- Совсем Афонька от рук отбился, - проворчал Филипп ему вслед. - Раньше на него хоть Иван мог как-то влиять, а теперь ему, похоже, вообще все пофиг.
- А мне, наоборот, показалось, что он после смерти Ивана какой-то запуганный стал, - возразил Борис, снова заводя машину.
- Разве? Что-то я не заметил.
- Именно поэтому он всем и грубит - не хочет, чтобы мы поняли, что он чего-то боится. Обычное поведение для того, кто напуган, я и сам такой.
Макеев задумчиво наморщил лоб и всю дорогу до своего дома о чем-то думал.
- Знаешь, пожалуй, насчет Афоньки ты и в самом деле прав, - пробормотал он, когда машина снова остановилась. - Но чего он может бояться? Думаешь, он что-то знает о смерти Ивана?
Борис бросил на главного чуть удивленный взгляд - такая мысль ему в голову не приходила. Ивана, самого старшего вервольфа в их стае убили полгода назад, и Филипп продолжал расследовать это дело, но до сих пор ничего не добился, и большинство оборотней были уверены, что им уже никогда не удастся узнать правду.
- Не знаю, Филипп, - честно признался Дымков. - Но парень он скрытный, и если у Ивана были какие-то рискованные дела, он вполне мог посвятить в них именно Афанасия - они ведь всегда дружили.
- Да, как это ни странно, учитывая, что он же Ликина в свое время и "осчастливил", - усмехнулся Филипп. - Ладно, я над этим еще подумаю, спасибо, что сказал. Ну, до связи!
Он вышел из машины, и Борис, разогнавшись, поспешил домой к дожидавшейся его Людмиле. Прошлая ночь, несчастье с Антоном и забравшимся к нему домушником, подозрения Филиппа и предстоящие ему поиски новичка - все теперь на время вылетело у вервольфа из головы. Он спешил к своей любимой женщине, с каждой секундой все острее чувствуя, как сильно по ней соскучился, и, оказавшись в ее подъезде, едва удержался от того, чтобы не сменить облик и не помчаться по лестнице с нечеловеческой скоростью. Добежал до двери, он проворно повернул в замке ключ и прямо в ботинках бросился в комнату. Люда лежала на диване, закутавшись в пушистый домашний халат, и не сразу услышала, как он вошел - по телевизору показывали очередной дамский сериал. Впрочем, когда Дымков плюхнулся на диван рядом с ней, одновременно целуя и прижимая свою подругу к груди, она тут же забыла о любимых "мыльных страданиях" и лишь пару раз скосила глаза на экран.
Глава III
"Нам осталось двадцать семь дней!" - этой фразой Макеев поприветствовал Бориса, позвонив ему на следующее утро, и с нее же, надо полагать, начал разговор и со всеми прочими членами стаи. Дымков сильно подозревал, что теперь он будет обзванивать их так каждый день, напоминая, сколько времени у них еще есть до того, как новообращенный вервольф выдаст себя в ночь полнолуния. Что ж, при необходимости Филипп мог быть очень большим занудой, и его товарищи уже давно к этому привыкли. Тем более, что ситуация теперь и впрямь складывалась весьма опасная: новичка необходимо было поймать как можно раньше, иначе через месяц почти наверняка придется ловить уже нескольких новых оборотней. А потом объясняться с городскими властями и либо выдавать им виноватого во всем Антона, либо всей стаей переезжать в другой город и прятаться от охотников на вервольфов, которые после этого получат полную свободу действий. Но своих Филипп никогда никому не выдавал, а значит, все-таки им придется убегать. Если только Громов сам не сдастся...
Дымков вздохнул и набрал очередной телефонный номер. В трубке запищали длинные гудки, и он стал терпеливо ждать ответа. Нет, не сдастся Антон, а если даже и придет ему в голову такая мысль, Верочка ему точно не позволит это сделать. Хотя, по хорошему говоря, его бы, конечно, следовало выгнать из стаи - из-за того, что он позавчера побоялся принять лишнюю таблетку, под удар попали все. И пока сам он, в компании с Тимофеем проводит время на даче, жалея себя и раскаиваясь, остальным приходится, высунув язык, бегать по городу и искать его чересчур проворную жертву. Нечего оборотню с таким халатным отношением к себе и к другим делать в цивилизованном обществе!
- Алло, - на другом конце провода, наконец, сняли трубку. - Приемный покой слушает!
- Здравствуйте, - быстро заговорил Борис, - я могу узнать, не поступал ли к вам вчера или сегодня мой брат? Его бродячая собака укусила, и он так перепугался, что был немного не в себе. Мог представиться чужим именем или вообще ничего не говорить...
Внешность укушенного Борис запомнил хорошо, а вот с прочей информацией дела у стаи обстояли хуже. Филиппу юноша назвался Василием, но это имя вполне могло оказаться и не настоящим - по мнению Бориса, он почти наверняка его выдумал. Приходилось выкручиваться, придумывая дурацкие и не слишком правдоподобные объяснения и прилагать кучу стараний, чтобы администраторы больниц и поликлиник, с которыми он разговаривал, поверили в выдуманные им истории. Иногда это удавалось Дымкову более-менее легко, но случалось, что собеседников на другом конце провода приходилось по полчаса уговаривать проверить всех пациентов больницы и расспросить дежуривших ночью врачей о том, не обращался ли к ним за помощью некий молодой парень с прокушенной в двух местах рукой. То, что вместе с ним на телефонах сейчас висела вся остальная стая, Бориса утешало слабо. Он вообще не очень-то верил, что они сумеют напасть на след новичка таким образом. Тот, кто промышляет кражами, вряд ли станет официально обращаться к врачу - скорее уж к каким-нибудь своим криминальным дружкам побежит. Но Филипп был непреклонен: проверить надо все, даже самые маловероятные возможности.
Дожидаясь, пока в очередном приемной покое возьмут трубку, Борис включил компьютер и открыл один из файлов с начатым переводом. Большинство оборотней работали на дому или устраивались в небольшие частные фирмы с нежестким графиком: начальство, относящее к дисциплине слишком серьезно, вряд ли стало бы долго терпеть сотрудника, каждый месяц берущего отгул или больничный. Правда, можно было еще поступить, как Илона - завести роман с сыном руководителя компании и таким образом заполучить себе некоторые привилегии, недоступные другим работникам. Но у такой ситуации хватало своих недостатков, потому что теперь Илоне каждый раз приходилось придумывать особенно убедительный предлог для отъезда из города - чтобы ее кавалер ни в чем ее не заподозрил.
В трубке по-прежнему пищали длинные гудки. Борис положил ее на рычаг и быстро набрал на компьютере пару немецких фраз. Что они там, в больнице, себе позволяют - а если к ним настоящие родственники больных позвонят? Ладно, что у нас там следующее по списку... Вервольф потянулся за справочником, но тут у него у самого заиграл мобильник, и о поисках новичка пришлось на время забыть.
Это опять был Филипп, и его голос сразу же показался Дымкову встревоженным:
- Добрый день, Борис, как успехи?
- Пока никак, - вздохнул Дымков. - Но я еще не всех обзвонил, во многих местах трубку не берут...
- Прервись пока, - перебил его вожак стаи. - Нас к себе охотники вызывают. Я не знаю, откуда, но им уже все известно об Антоне... И о сбежавшем новичке.
Борис охнул и смачно выругался - печатных слов, выражающих его отношение к возникшей проблеме, у него не нашлось.
- Совершенно с тобой согласен, - мрачно пробурчал Макеев. - И тем не менее, надо идти и как-то выкручиваться. Они всех по отдельности к себе вызывают, тебе тоже уже скоро должны позвонить.
- Что им можно сказать?
- Да говори все, как есть, чего уж теперь отпираться. Только один нюанс - где сейчас Антон, ты не знаешь. Типа сначала остался на даче, а потом убежал неизвестно куда. Пусть они пока по лесам побегают, его поищут, а там поглядим.
- Как он, кстати? - спохватился Борис. - Ты ведь им с Тимофеем звонил?
- Более-менее, - уклончиво ответил Филипп, и Дымкову стало ясно, что дела у Громова пока обстоят весьма паршиво. Но выпытывать у Фила подробности было некогда - теперь залился громким звоном домашний телефон Бориса, и он, наскоро попрощавшись с вожаком, поднял трубку.
Как он и предполагал, звонили охотники. Точнее, один из них - Ким Дольский, старый знакомый Дымкова, тот, кто семь лет назад чуть-чуть не успел помешать Тимофею напасть на Бориса. Услышав его голос, Дымков недовольно скривился: Кима он не любил, и эта неприязнь была взаимной, так что объясняться с ним у вервольфа не было абсолютно никакого желания. Но поскольку в данном ведомстве его мнения никто не спрашивал, с назначенной встречей пришлось смириться, убедив себя в том, что не так уж часто он ездит к охотникам, чтобы сильно из-за этого переживать.
В этот раз Борису велели прийти к трем часам, и он позволил себе опоздать на восемь минут: не такое большое время, чтобы Дольский начал сердиться, но достаточное, чтобы показать ему, что он, Дымков, вовсе не торопится к нему "в гости" по первому же требованию. Охотник, который наверняка догадывался об истинной причине этого мелкого опоздания, встретил его своей стандартной кислой улыбкой и таким же стандартным вымученным вопросом:
- Как поживаете, Борис, все ли в порядке?
- Спасибо, Ким, все просто отлично, - подмигнул ему Дымков и, не дожидаясь приглашения, уселся на один из стоящих полукругом стульев - помещение, в котором охотники обычно встречались с вервольфами, использовалось ими еще и для проведения разных лекций и совещаний. Дольский облокотился на стоящий напротив стол и, скрестив руки на груди, принялся рассматривать своего посетителя усталым и задумчивым взглядом.
- Ну давайте, Борис, рассказывайте, что там у вас произошло в это полнолуние.
- У меня - ничего, - пожал плечами Дымков. Ким нетерпеливо встряхнул головой:
- Не юродствуйте! Нам известно, что один из вас покусал какого-то недоумка, которого вы потом благополучно упустили!
- Но если вы и так все знаете, - спокойно проговорил Борис, - для чего тогда я вам понадобился?
Его собеседник вспыхнул, но от резких слов сумел удержаться.
- Борис, выбирайте, - произнес он ласково-ядовитым голосом. - Или вы сейчас, в неофициальной обстановке, рассказываете все мне, или я задерживаю вас на неопределенный срок, и вы будете несколько раз повторять все то же самое моим коллегам. Причем они, в отличие от меня, терпеть ваши подколки долго не сумеют - со всеми вытекающими.
Дымков согласно кивнул, понимая, что заходить слишком далеко в доставании охотника тоже не стоит, тем более, что ничего скрывать от него, по словам Филиппа, сегодня было не нужно. Он откинулся на спинку стула и вкратце, без особых подробностей и без упоминания о собственном недосмотре, пересказал Киму вчерашние события. Охотник выслушал его с сосредоточенным видом, и когда Борис закончил, в раздражении пнул ногой один из пустых стульев:
- Все, как всегда! Один мерзавец не смог нормально себя усыпить - ну конечно, вы все жутко боитесь после этого не проснуться, разве можно его за это винить? Остальные мерзавцы вдесятером не смогли удержать дома слабого, искусанного мальчишку - разумеется, вам всегда так плохо после полнолуния, нельзя от вас в таком состоянии требовать слишком многого! И получается, что никто ни в чем не виноват, а через месяц по городу будет бегать и всех жрать дикий вервольф! И расхлебывать это придется нам, потому что ваша стая в это время опять-таки окажется не у дел!!!
- Что ж поделаешь, работа у вас такая, - философски заметил Борис и, выдержав паузу, добавил. - Искать виноватого, даже если на самом деле его нет.
Ким едва не подскочил на месте, но в последний момент удержался и не без усилия придал своему лицу спокойное выражение: было ясно, что вервольф специально его доводит, и поддаваться на такие провокации ему, охотнику с многолетним опытом было просто-напросто несолидно.
- Знаете, Борис, - спросил он с задумчивым выражением на лице, - чего я никогда не мог понять? Почему среди вас так мало тех, кто сразу же после укуса кончает самоубийством. Для чего, зачем вы так цепляетесь за такую жизнь? Ни здоровья у вас больше нет, ни нормальной семьи, ни работы - один вечный страх перед каждым полнолунием. И ведь прекрасно знаете, что это уже навсегда, что вам никогда этого не изменить - и все равно живете!
Теперь уже Борис был вынужден напрячься, чтобы сохранить на лице беспечное выражение. Ким не зря семь лет работал с оборотнями: он давно научился понимать их и теперь прекрасно знал, о чем спрашивает. Знал, что ни сам Борис, ни другие его товарищи так и не смогли ответить на этот вопрос - даже сами себе.
- Чтобы иметь право задавать такие вопросы, надо для начала решить, что бы вы сами сделали на нашем месте, - произнес он, в очередной раз равнодушно пожимая плечами. - Тем более, что у вас для этого есть очень неплохие шансы.
Ким едва заметно скривился:
- У меня нет никаких сомнений в том, что бы я сделал.
- Это вам сейчас так кажется, - покачал головой Борис. - Сейчас, когда вы - сильный и здоровый нормальный человек и безумно гордитесь этой своей "нормальностью", вам кажется, что все инвалиды, все неизлечимо больные и все бесплодные женщины должны строем подняться на крышу и сигануть вниз, потому что - "Зачем им вообще это жалкое существование?" А произойдет нечто подобное с вами - и вы мгновенно начинаете петь по-другому, сразу же бросаетесь выискивать у своего положения хоть какие-то хорошие стороны! И знаете почему? Потому что чем меньше у вас остается в этой жизни радостей, тем сильнее вы начинаете любить саму жизнь - так уж люди устроены и ничего тут не поделаешь!
- Не вам рассуждать о людях - вы не человек, - деревянным голосом отозвался охотник. - И не нужно капать мне на мозги этой вашей нищебродской моралью! Те, кто говорят, что несчастье может случиться с каждым, просто оправдывают себя, чтобы ни за что не отвечать. У всего есть причина, и в любой своей, как вы выражаетесь, "ненормальности", человек виноват только сам. Не лгите хотя бы сами себе, Борис: если бы вы семь лет назад не разругались с родителями, не хлопнули бы дверью и не уехали ночью гулять за город, чтобы пар выпустить и заодно их заставить за себя поволноваться, вы бы не встретили там Григорьева и сейчас были бы самым обычным человеком. Если бы ваша дура Верочка не поперлась в полнолуние на дачу за своей "великой любовью" Громовым, потому что решила, что он ей там с кем-то изменяет, на нее бы не накинулась почти вся ваша стая! Если бы Крижевская не стала общаться с этими своими неформалами-ролевиками, они бы не потащили ее в лес и не бросили там, как только услышали волчий вой... Все, каждый из вас еще тогда, в человеческой жизни был неблагополучным, плевал на других людей и хотел во всем от них отличаться. И то, что с вами случилось - это не случайная беда, это именно то, к чему вы сами стремились, то, чего вы заслужили!
- Да что вы говорите! - чуть наигранно всплеснул руками Борис. - Почему же вы тогда назвали только троих из нашей стаи, почему по всем остальным не прошлись? Вы ведь в курсе, как каждый из нас стал вервольфом! Вы знаете, что Филипп когда-то давно искал в лесу потерявшегося ребенка, а Афанасий два года назад сам случайно там заблудился. Что Тимофей был лесником где-то в Сибири, а Антон - сыном уважаемого банкира, которого похитили, чтобы получить выкуп, а потом испугались и спрятали за городом в какой-то яме. И про остальных наших девчонок знаете, что они отправились в поход с воспитанными мальчиками из благополучных семей, которые даже не попытались их защитить. И про Евгения из подмосковной стаи - помните, он в прошлом году к Филиппу приезжал? - про него вам тоже известно, что он просто сидел у себя дома и никого не трогал, а его сосед в полнолуние и за город не поехал, и таблетки забыл принять. Ну и чем они все виноваты в том, что теперь каждый месяц становятся хищниками?
- Это исключения, - без особой уверенности отмахнулся от него охотник.
- Нет, Ким, исключения - это как раз такие, как я, те, кого вы называете "неблагополучными", - Борис поднялся со стула и теперь наступал на своего оппонента, заставляя его отодвигаться в сторону. - Есть статистика, и вы, охотники, прекрасно ее знаете: девяносто процентов оборотней в прошлом были вполне себе добропорядочными людьми, и все, что с ними случилось - это именно несчастье, о котором они не могли знать заранее и которое просто физически не могли предотвратить. И только оставшиеся десять - да, полезли, куда не следовало, по глупости или какие-нибудь свои темные делишки обделывали, вот как наш новенький, например... И простите, чуть не забыл, среди тех девяноста процентов примерно треть - бывшие охотники на вервольфов, тоже очень хорошие, сильные и смелые личности, которые тоже, наверное, раньше думали, что если их укусят на задании, они первым же делом пустят себе серебряную пулю в висок, потому что такая жизнь, как у оборотня, им на фиг не нужна!
Ким отшатнулся назад, ударившись спиной о шаткий столик. Борис увидел, как его лицо исказилось от злости, к которой примешивалась немалая доля страха. Рука охотника сама, машинально скользнула к висящей на поясе кобуре.
- Ну давай, смелее, превращайся! - словно бы выплевывая слова, бросил Ким вервольфу в лицо. - Дай мне повод, и я тебя застрелю! На самых что ни на есть законных основаниях.
- Не дождешься, - Борис сделал шаг назад, постепенно успокаиваясь. На смену злости и возмущению пришла досада - и чего он вообще так распалился, зачем пошел у Кима на поводу и устроил эту ссору? Напугал бедного молодого человека, из всех охотников, между прочим, самого адекватного...
- Вы еще что-нибудь хотите узнать? - спросил он нарочито вежливым тоном.
- Я хочу знать только одно - где сейчас ваша новая жертва, - резко ответил Ким. - В идеале, конечно, неплохо было бы еще выяснить, где вы Громова прячете, но я на это и не надеюсь - вы все об этом будете молчать, как партизаны. Ведь верно?
- Верно, - кивнул Борис. - Своих мы не выдаем.
- Держитесь друг за друга, как... животные в стаде! - в сердцах плюнул Ким и устало опустился на один из стульев.
- Ага, - с глубокомысленным видом кивнул Дымков. - Вы, люди, так не умеете, вам больше нравится друг друга подсиживать и всякие другие пакости своим близким делать.
Ким промолчал. Им с Борисом и раньше случалось спорить на подобные темы, но еще никогда их дискуссия не становилась такой жаркой. И еще ни разу не случалось так, что ему, уже семь лет контролирующему жизнь выборгских вервольфов, нечего было ответить одному из своих "подопечных".
- Так могу я идти? - как ни в чем не бывало поинтересовался Дымков.
- Идите, - вздохнул Ким. - Если нам понадобится еще что-нибудь узнать, вас вызовут. А если кто-то из вашей стаи обнаружит новичка, вы обязаны немедленно сообщить нам об этом. И о том, где он находится, слышите?
- Разумеется, - оборотень, не прощаясь, направился к выходу и уже взялся за дверную ручку, когда его неожиданно догнал голос Кима:
- Скажите, Борис... Вы хоть на что-нибудь в своей жизни надеетесь?
Дымков обернулся и, задумчиво закусив губу, замер на пороге.
- Не знаю, - развел он руками. - Но на что-то надеюсь. Даже неизлечимые больные иногда выздоравливают - разве я не прав?
Ему показалось, что Ким в ответ едва заметно утвердительно кивнул.
Глава IV
Оставаться после такого разговора в городе Дымков не мог. Ему необходимо было как-то разрядиться и успокоиться, а сделать это, находясь в четырех стенах дома и, тем более, на кишащей людьми улице, не представлялось возможным. Он сел в машину, повернул ключ и, убедившись, что бензина в баке достаточно, отправился загород. Туда, где ему не нужно было скрывать свою сущность, туда, где он мог почувствовать себя в своей родной стихии. В лес.
Погода по-прежнему стояла на удивление приятная. Еще теплое сентябрьское солнце просвечивало сквозь пожелтевшие и покрасневшие деревья, придавая лесу праздничный и какой-то легкомысленный вид. Отъезжать слишком далеко Борис не стал, посчитав, что в будний день ему вряд ли встретится много грибников, а если какой-нибудь человек, решивший погулять по лесу, и окажется у него на пути, он успеет учуять его гораздо раньше, чем тот его заметит. Он припарковал машину на небольшом расстоянии от своего дачного поселка, перемахнул через придорожную канаву и углубился в лесные заросли, с удовольствием вдыхая запахи опавших листьев, грибов и созревшей брусники и любуясь красочными осенними деревьями. Пройдя по лесу метров сто, вервольф огляделся. Загородное шоссе полностью скрылось за деревьями, и вокруг не было ни души - только несколько птиц вяло о чем-то чирикали, затерявшись в пушистых сосновых ветках. Можно было смело превращаться в волка и сколько угодно резвиться среди всей этой сентябрьской красоты. Борис в последний раз полюбовался яркими желтыми, малиновыми и оранжевыми кронами берез, кленов и осин, перевел взгляд на черно-зеленые елки и позолоченные солнцем сосновые стволы и, напрягшись, наклонился вперед, готовясь к неизбежным неприятным ощущениям и в то же время стремясь поскорее расстаться с человеческим обликом.
Окружающее его буйство осенних красок сменилось черно-белой картинкой. Зато слух и обоняние, словно компенсируя исчезновение цветов, многократно усилились, принеся Дымкову множество новых, недоступных обычному человеку ощущений. Теперь он мог услышать, как скребется в своей норе полевая мышь и как далеко впереди, в глубине лесной чащи бежит по каким-то своим делам заяц, мог почуять тончайший, едва уловимый запах дыма от разожженного у обочины костра и аромат жарящихся на нем шашлыков, мог с почти стопроцентной уверенностью определить, когда в последний раз по этой тропинке прошли люди и какие грибы они с собой несли. Да и зрение его, несмотря на ограниченный спектр, стало в несколько раз острее: Дымков знал, что если останется в лесу до вечера, ничто не помешает ему разглядеть в темноте ямы и деревья и без труда найти дрогу назад. Он проделывал это множество раз, но так не смог привыкнуть к необычным свойствам своего второго облика.
Правда, сегодня бегать по лесу до темноты ему было нельзя: поиски новообращенного парня никто пока не отменял, и Борис надеялся обзвонить вечером еще хотя бы несколько организаций. Тем больше у него было причин для того, чтобы как следует оттянуться за тот час или два, что он позволил себе отдохнуть. Высоко задрав хвост и насторожив уши, оборотень помчался по едва заметной узкой тропинке, местами совсем заросшей высокой травой и молодыми сосенками. Быстрее, еще быстрее, галопом через ямы и непонятно откуда взявшиеся в лесу валуны, напролом сквозь кусты и другие преграды, не оглядываясь назад и не думая о том, что в городе тебя ждет давно опротивевшая жизнь под колпаком у охотников, состоящая из проверок, допросов, страха за собственную шкуру и за то, что кто-нибудь узнает о твоей истинной природе, полная ночей, в которые ты теряешь самого себя и, что еще хуже, томительного ожидания этих ночей. Все это вернется к тебе, как только ты сменишь облик, но сейчас нельзя об этом думать, сейчас надо полностью слиться с природой, раствориться в ней. И пусть на короткое время, но почувствовать себя по-настоящему, стопроцентно, абсолютно свободным.
Борису казалось, что он летит, едва касаясь лапами земли. Он не знал, как далеко убежал от дороги и сколько времени длился это сумасшедший бег, но его звериное чутье подсказывало ему, что еще не очень поздно и он может позволить себе немного задержаться в этом прекрасном месте. Он остановился на небольшой поляне, понюхал воздух и, убедившись, что людей поблизости по-прежнему нет, развалился на опавших листьях, вытянув лапы и закрыв глаза. Чуть теплые солнечные лучи приятно грели его покрытый короткой бархатной шерстью нос.
В такие минуты ему казалось, что в его жизни все не так плохо, и что даже у его двойной сущности есть свои положительные стороны. Семь лет назад он перестал быть человеком, но это не только принесло ему массу проблем, но еще и дало возможность узнать множество крайне интересных вещей. Даже находясь в родном человеческом обличье, он во много раз лучше слышал и чувствовал запахи, и это не только делало его жизнь более интересной, но и не раз спасало Бориса и тех, кто находился рядом с ним, от серьезных неприятностей. Он был способен унюхать утечку газа, когда его запах был еще совсем слабым для того, чтобы его могли заметить обычные люди, он без труда отличал чуть-чуть подпортившуюся еду от свежей, он с легкостью слышал шепот и нетерпеливые шаги притаившихся в подворотне грабителей. А еще он всегда знал, спокоен оказавшийся рядом с ним человек или волнуется, а также трезвый он или недавно приложился к бутылке со спиртным, и нередко это тоже приносило ему немалую пользу. Ну и по мелочам - никому, кроме Бориса и таких, как он, не дано было узнать, какой, например, свежестью пахнет земля после ночного дождя и как нежно шуршат в стенах деревянного дома поселившиеся там жуки... И ни у кого, кроме них, вервольфов, нет самого лучшего и самого действенного средства от тоски - убежать из города глубокой ночью, сменить облик и со всей силы, от души огласить окрестности громким пугающим воем. Воем, вместе с которым ты словно бы выплескиваешь из себя все неприятные мысли и дурные предчувствия, все отчаяние и грусть и после которого возвращаешься домой уставшим, но успокоившимся и даже почти счастливым.
Дымков мысленно улыбнулся, вспоминая, как несколько раз сам пользовался этим действенным средством, после чего все газеты Выборга пугали своих читателей появлением в пригородах волков. А Дольский вызывал его на ковер и грозился вообще запретить появляться в пределах города. Вспомнив Кима, оборотень недовольно поморщился. После их сегодняшней "милой беседы" ему бы тоже не помешало повыть, но делать это днем все-таки не стоит - еще перепугает до полусмерти кого-нибудь из грибников! Тем более, что двое из них как раз приближаются к его поляне.
Слегка округлые волчьи уши встали торчком и едва заметно зашевелились, заросший шерстью нос начал старательно втягивать в себя воздух. Ну да, так и есть, легкий ветерок принес Борису отчетливые запахи двух людей, мужчины и женщины, причем женщина пахла очень знакомыми ему дорогими духами. Борис вскочил на лапы и с минуту раздумывал, что лучше: превратиться в человека или спрятаться? Превращаться не хотелось совсем - до дороги слишком далеко, значит, потом, чтобы побыстрее выйти из леса, ему придется опять становиться волком, а потом вновь - человеком, то есть еще целых два раза испытывать довольно противные ощущения. Нет уж, если у него есть возможность этого избежать, он обязан ею воспользоваться!
Принюхавшись еще раз и почувствовав, что незванные гости уже совсем близко, Борис забрался в небольшую, заросшую пожелтевшим папоротником яму и свернулся в ней клубком, поджав под себя хвост. Люди не должны его увидеть, они так часто не замечают того, что находится у них под самым носом - даже удивительно, что оборотни иногда попадаются на глаза тем, кому не следует! Хотя даже если эти грибники его заметят, они, скорее всего, просто испугаются и убегут. Что, конечно, тоже очень нежелательно, потому что по городу опять поползут слухи о волках, а охотники за оборотнями будут рвать и метать, грозя перестрелять серебром всю стаю.
Однако теперь менять облик было уже поздно - два человека с пустыми корзинками в руках вышли на поляну и принялись оглядываться по сторонам в поисках какого-нибудь пня или поваленного дерева, на которые можно было бы присесть. Вернее сказать, человеком в этой паре был только мужчина. В девушке же Борис с удивлением узнал Илону Крижевскую, одетую в высокие резиновые сапоги и знакомый ему теплый спортивный костюм - у Бориса и у самого такой был, несколько лет назад Филипп увидел такие костюмы в одном магазине и уговорил всю стаю обзавестись подобной "униформой". Но даже в таком простом наряде Илона умудрялась выглядеть настоящей светской красавицей. Дымков узнал бы ее гораздо раньше, если бы не слишком терпкие духи, забивающие своим цветочным ароматом все остальные запахи. Вероятно, эти же духи помешали Крижевской самой учуять спрятавшегося в яме товарища по стае, потому что, выйдя на поляну, она не проявила никакого беспокойства или удивления - без всякого сомнения, она думала, что никого, кроме нее и ее спутника в этом месте нет. А возможно, причина была в том, что, оказавшись на более или менее открытом месте и усевшись на заросший мхом камень, эта парочка тут же начала целоваться, закрыв глаза и не замечая ничего вокруг.
Никогда еще Борис не оказывался в настолько глупом положении. Вылезти из ямы в волчьем облике он не мог - это означало не только перепугать друга Крижевской, но еще и стать жертвой ее праведного возмущения. Превратиться в человека без шума было невозможно в принципе, тем более, что этот процесс занимал около минуты, а значит, кавалер Илоны мог стать свидетелем того, чего ему видеть совершенно не полагалось. Да и Илона разозлилась бы на Дымкова в любом случае, появись он перед ними на двух ногах или на четырех лапах. Но сидеть, затаившись, в яме и слушать страстные вздохи влюбленной парочки было совсем неудобно, а если они, чего доброго, решат перейти от поцелуев к дальнейшим действиям... Борис старательно зажмурил глаза и прижал уши, уверяя себя, что ничего плохого он не делает - в конце концов, он не нарочно оказался именно в том месте, куда Илоне приспичило привести своего любовника.
К счастью для него, звуки поцелуев на поляне неожиданно прекратились. А потом молодой человек шумно вздохнул и чиркнул зажигалкой. До Бориса донесся крепкий табачный запах и сердитый фыркающий звук - как и все вервольфы, Крижевская терпеть не могла сигаретный дым.
- Я же сдуваю в другую сторону, - извиняющимся голосом произнес ее приятель и вдруг быстро спросил. - Ну как твоя бабушка, нормально поживает?
- Болеет, - без запинки ответила Илона, у которой - Борис знал это совершенно точно - вообще не было родственников в Ленобласти. - Мне придется и дальше к ней ездить, хотя бы раз в месяц. Продукты отвозить и лекарства.
- Ты прямо как Красная Шапочка! - усмехнулся парень, и в его голосе Дымкову послышалась какая-то легкая нервозность. Илона расхохоталась:
- Ох, Марк, ты даже не представляешь, насколько сейчас ошибаешься!
- В смысле?
- Не важно, - девушка почувствовала, что едва не сболтнула лишнего и теперь тоже заволновалась. Однако Марк не придал ее словам никакого значения - его мысли, казалось, были заняты чем-то другим.
- Ты так часто к ней ездишь... - пробормотал он неуверенно. - И всегда такая усталая оттуда возвращаешься... Может, тебе ее в город забрать?
- Я же тебе объясняла, она не хочет, - раздраженно ответила Крижевская. - Она привыкла жить в деревне, и боится оттуда уезжать. И вообще, она очень капризная, если мы все время будем жить вместе, я уже через неделю сама из дома сбегу!
- Ты можешь переехать ко мне, - предложил Марк, и у Илоны от неожиданности вырвалось удивленное восклицание, но он не дал ей возразить и заговорил еще быстрее. - Мы знакомы почти три года, нам хорошо вдвоем, так почему бы не попробовать пожить вместе?
Вот теперь Илона разволновалась не на шутку - запах адреналина был таким сильным, что Борис едва удержался, чтобы не чихнуть.
- С чего это тебе такие мысли в голову лезут? - поинтересовалась девушка с наигранным равнодушием.
- Ну не собираемся же мы всю жизнь по подъездам да по лесам тискаться, - тоже волнуясь, а оттого сбиваясь на развязный тон, отозвался Марк. Илона вновь недовольно фыркнула:
- По лесам и подъездам? Можно подумать, мы никогда друг у друга дома не были!
- Это другое, - все еще нервничая, но явно не собираясь отступать, продолжил ее друг. - Я никогда не знаю, сколько ты у меня проживешь и когда решишь вернуться к себе... Это ты вроде как в гостях у меня, а я тебе предлагаю насовсем ко мне переехать. Навсегда.
Илона молчала. А Борис, проклиная все на свете, чутко прислушивался к каждому ее вздоху, гадая про себя, расскажет она Марку всю правду о себе или нет. Если расскажет сейчас, не поставив в известность Макеева, не оберется неприятностей - особенно, если Марк испугается и прекратит с ней все отношения, став потенциально опасным для стаи человеком. Такое уже случалось и не раз: жили в Выборге мужчины и женщины, когда-то познакомившиеся и подружившиеся с вервольфами, а потом, узнав о своих немного странноватых друзьях всю правду, приложивших все силы, чтобы навсегда о них забыть. И хотя обычно это удавалось им очень хорошо, и Филипп, и охотники считали, что они в любой момент могут проболтаться о существовании вервольфов другим людям. Это, пожалуй, был единственный случай, когда мнение оборотней и их врагов полностью совпадало.
- Марк, - заговорила, тем временем, Илона, - скажи, для чего тебе это нужно?
- Я тебя люблю, - ответил он просто и, чуть помолчав, добавил. - Может быть, тебе, чтобы жить со мной, нужен официальный статус? Тогда выходи за меня замуж!
- Ты действительно этого хочешь?
- Да. Скажи, ты согласна?
Илона едва слышно всхлипнула:
- Марк... Ты же знаешь... Я говорила тебе, что у меня не может быть детей.
- Это не важно. Захотим ребенка - его можно будет усыновить.
- Да, но... Что, если это не единственная проблема?
- А что еще не так? Если хочешь, я готов бросить курить. И ты сможешь, когда захочешь, навещать свою бабушку. Хотя мы могли бы и вместе к ней ездить, я тебе уже говорил... Или, может быть, ты боишься, что на тебя на работе будут косо смотреть? Так это ты зря, это никто даже не посмеет!..
- Нет, Марк, дело не в этом, - голос Илоны так явственно дрожал, что Борису было непонятно, почему сидящий рядом с ней человек этого не замечает. - Дело в том, что... - она сделала паузу и вдруг быстро закончила. - Мы с тобой можем не сойтись характерами, вот. Поэтому мне надо подумать. Не торопи меня, пожалуйста.
- Что ж, если хочешь подумать - конечно, - неохотно пробормотал Марк, и в яму к Борису неожиданно приземлился смятый окурок.
- Вот только не надо на меня обижаться, - жестко произнесла Илона, поднимаясь с камня. - Ты, наверное, считаешь, что я теперь должна скакать от радости, что мне, наконец, сделали предложение, но это вовсе не так!
- Да с чего ты взяла, что я так думаю? - вспыхнул Марк и тоже вскочил на ноги.
- А то я не знаю, как вы, мужики на это смотрите!
- А на тебе что, уже многие мужики хотели жениться?
- На мне нет, зато на моих знакомых...
- Ах, вот оно что! Ты, значит, судишь о нас по разговорам своих подруг!
- Да, я вообще стараюсь учиться на чужих ошибках! Своих, знаешь ли, уже слишком много насовершала.
Парень с девушкой, еще недавно нежно обнимавшие друг друга, теперь стояли лицом к лицу, готовые окончательно разругаться. Марк в сердцах плюнул на землю и нагнулся за валяющейся на земле пустой корзинкой.
- Правду все-таки говорят, что все бабы - дуры, - пробурчал он себе под нос - достаточно громко, чтобы Илона его услышала.
- Значит, и я тоже? - тоном, не предвещающим Марку ничего хорошего, спросила Илона. "Знал бы он, кто она на самом деле! - усмехнулся про себя Борис, по-мужски сочувствуя этому молодому человеку, но в то же время и злясь на него, за то, что тот не мог поладить с членом его стаи. - Тогда, небось, не рискнул бы так с ней разговаривать".
- А причем здесь ты? - неожиданно бодрым голосом произнес молодой человек. - Я же сказал "все бабы", а не "все женщины".
Над поляной снова повисло молчание, вскоре, впрочем, нарушенное довольным смешком девушки-оборотня.
- Вот, значит, на кого вы, мужики, нас разделяете! - хихикнула она, и до Бориса опять донеслись звуки отчаянных поцелуев.
Глава V
"Куда катится этот мир? - вопрошал себя Дымков, выбираясь из ямы и чутко прислушиваясь к удаляющимся шагам покинувшей, наконец, поляну влюбленной пары. - В целом лесу порядочному вервольфу уединиться негде! Куда не сунься - обязательно наткнешься на кого-нибудь из своих!"
От недавнего приподнятого настроения и от чувства свободы не осталось и следа. Вместо них пришло понимание: все это - иллюзия, все разговоры о преимуществах и новых возможностях - всего лишь утешение для новичков. Нет у вервольфов никаких преимуществ, потому что за все эти якобы положительные стороны их жизни приходится каждое полнолуние платить слишком высокую цену. И сколько бы они не изображали из себя оптимистов, достаточно любого мало-мальски серьезного разговора, и сразу же станет понятно, что все это - наносное, внешнее. Взять вон хотя бы Илону: даже она, единственная женщина в их стае, кто не распускает себя и тщательно следит за своей внешностью, красавица, которую так и жрут глазами все встречные мужчины, успешная карьеристка и приятная в общении душа любой компании все равно никогда не будет счастлива со своим любимым. Потому что быть счастливой, скрывая от него свою самую главную тайну, слишком тяжело, а открыться и жить, постоянно опасаясь, что тебя бросят, и вовсе невозможно. Не говоря уже о еще более сильном и навязчивом страхе, что в полнолуние он окажется рядом с тобой и погибнет или станет таким, как ты, и никогда тебе этого не простит.
Нет уж, если у него, Бориса, и возникали иногда мысли о том, чтобы жить вместе с Людмилой, сейчас он окончательно убедился, что поступать так ему нельзя. Да, Люда все о нем знает и ничего не боится, и в принципе они с ней могли бы завести детей - это женщины-вервольфы, если и забеременеют, то первое же полнолуние, выворачивающее их организм наизнанку, избавит их от ребенка, а у мужчин таких проблем нет. Но все равно иметь семью для него чересчур рискованно. И вообще, хватит уже болтаться в этой чаще, подслушивать чужие разговоры и жаловаться самому себе на судьбу, пора возвращаться домой и искать новенького!
Он потянулся и вприпрыжку побежал обратно к дороге, без труда ориентируясь в лесных зарослях и выбирая правильный путь по своим собственным следам. Лес вокруг него становился все реже, а тропинки - все шире, и Борис уже приготовился превращаться, как вдруг лесная тишина взорвалась пронзительным женским криком. И раздался он с той стороны, куда ушли Илона и Марк.
С такой скоростью Дымков еще никогда не бегал: ему казалось, что каждый скачок переносил его на несколько метров вперед, хотя это, по идее, было просто физически невозможно. Вопль Илоны давно затих, и даже порожденное им эхо уже не звучало вдали, но вместо него впереди теперь слышались другие испуганные крики и яростное звериное рычание. О том, что происходило там, в глубине лесной чащи, можно было только догадываться. А вот что Борис точно знал, так это то, что Крижевская находится слишком далеко и прийти к ней на помощь он наверняка не успеет. "Хотя, - мелькнула у него мысль, - вполне возможно, что помощь как раз нужна не Илоне, а тому, у кого хватило ума на нее напасть!"
Он почти успел. Кувырком выкатившись на очередную крошечную поляну, Дымков обнаружил, что прибежал как раз к развязке: на земле, закрывая голову руками, лежал здоровенный окровавленный мужчина, рядом с ним, взъерошив шерсть и оскалившись, рычала белоснежная полярная волчица, а чуть в стороне, вжавшись спиной в толстую березу, с ужасом смотрел на эту сцену смертельно-бледный Марк. Еще двое или трое человек вовсю улепетывали в направлении дачного поселка - они уже давно скрылись за деревьями, но топот их ног, казалось, был слышен по всему лесу.
Лежащий человек зашевелился, и Илона, злобно рявкнув, навалилась на него передними лапами, прижимая его к земле. В тот же миг Марк, заметив выбежавшего из чащи Бориса, побелел еще сильнее и, подняв руку, начал шарить ею по березовому стволу. Вероятно, он пытался нащупать сук или ветку, чтобы забраться на дерево - подальше от двух разъяренных волков. Но Дымкову сейчас было не до него: куда больше его беспокоила Илона и ее пока еще несостоявшаяся жертва. Он вернул себе человеческий облик так резко, что на мгновение у него потемнело в глазах. Марк издал негромкий крякающий звук, словно бы хотел что-то сказать, но в последний момент подавился. Илона же, увидев своего товарища по стае, гневно сощурила горящие желтые глаза и зарычала еще громче и злее. Шерсть у нее теперь вздыбилась не только на загривке, но и по всей спине, вдоль позвоночника.
- Фу! - рявкнул на нее Борис, подходя поближе и останавливаясь всего в паре шагов от волчицы. - Прекрати сейчас же, как тебе не стыдно! Будь человеком!!!
Крижевская рыкнула на него еще раз, показывая острейшие зубы, такие же снежно-белые, как и ее роскошный густой мех. Но в сверкающих волчьих глазах уже не было той животной ярости, в них возвращалось осмысленное человеческое выражение. Волчица затрясла головой, и с ее морды во все стороны полетели капельки крови. Дымков подошел к ней вплотную и, не обращая внимания на стонущего на земле мужчину, протянул Илоне руку. Белая когтистая лапа потянулась ему навстречу, плавно превращаясь в изящную женскую кисть. Марк вздрогнул и, оставив попытки залезть на дерево, медленно опустился на корточки, продолжая опираться спиной о березовый ствол и не спуская вытаращенных глаз с волчицы, которая вновь превращалась в его подругу. Как ни занят был Борис Илоной, к Марку он в тот момент проникся искренним уважением: на него памяти и более смелые на вид парни, увидев, как вервольф меняет свои обличья, заваливались в обморок.
- Все, перестань, - заговорил он с Крижевской спокойным, но строгим тоном. - Все уже закончилось, ничего страшного не случилось.
Девушка огляделась вокруг, поднесла ладонь ко рту и, посмотрев на испачканные красным пальцы, кровожадно облизнулась. Борис схватил ее за руки, боясь, как бы она снова не бросилась на распластавшегося у них под ногами мужчину, который как раз в этот момент снова начал проявлять слабые признаки жизни. Но Илону неожиданно опередил Марк - не обращая внимания на вервольфов, он подскочил к незнакомцу, поднял его с земли и, поставив перед собой, с размаху ударил его кулаком в лицо, так, что тот опять повалился на траву. Марк замахнулся на него снова, но Борис без особого труда успел перехватить его руку.
- Не надо, ему уже хватит, - попытался он остудить боевой пыл молодого человека. - Что у вас тут вообще произошло?
- Отвали, - Марк отпихнул вервольфа в сторону и снова бросился на своего противника, но тот внезапно сам вскочил на ноги и, изловчившись, вывернулся у него из рук и бросился бежать. Марк погнался за ним, оглашая лес изысканной руганью. Илона собралась было последовать его примеру, но Борис по-прежнему был начеку и преградил ей путь.
- Успокойся и объясни, что случилось.
Марк тем временем почти догнал беглеца, но в последний момент споткнулся и упал. К тому времени, как ему удалось встать, тот успел отбежать на достаточно большое расстояние. Борис вздохнул с облегчением - раз эти двое могут бежать так резво, значит, сильно не пострадали. Он снова переключил свое внимание на Илону. Волосы у девушки были растрепанны, куртка расстегнута, а на надетой под ней рубашке не хватало двух или трех верхних пуговиц. И вдобавок ко всему, она здорово перемазалась кровью. Однако судя по тому, как быстро ей удалось сменить облик и как резко она теперь вырывалась у Дымкова из рук, принадлежала эта кровь исключительно убежавшему мужчине. Борис успокоился окончательно: кажется, ничего совсем уж плохого сегодня не случилось. Он слегка встряхнул Илону за плечи и терпеливо дождался, когда она успокоится и перестанет сопротивляться:
- Давай по порядку. Они первые напали, да? Ты ведь только защищалась?
- Да, - Илона достала из кармана носовой платок, вытерла им лицо и каким-то странным взглядом уставилась на расплывшиеся на платке алые пятна, а потом подняла глаза на Дымкова и тихо, без всякого выражения произнесла. - Ну вот и все. Я кусала человека.