Аннотация: Рассказ участвовал в литературном конкурсе "Весеннее азиатское фэнтези". Занял 6-е место.
Татьяна Минасян
Друг со дна моря
Глава I
Япония, о. Хегурадзима, 3-й год эры Гэнроку (1690 год н. э.)
На рассвете море вовсе не синее, а розовое. Восходящее солнце медленно поднимается над ним, и его лучи, пока еще чуть теплые и неяркие, окрашивают морскую гладь в этот удивительный оттенок - почти такой же, как только что распустившиеся цветки сакуры. Розовые блики сияют на легких волнах, розовая полоса на горизонте становится все шире, розовым подсвечиваются снизу легкие, как пух, облака, и вся эта красота обещает долгий, полный радости день. Розовый - цвет утра, цвет начала всего, цвет предвкушения...
Дзюнко любила этот цвет и любила такие спокойные, предвещавшие погожий день, а значит, и удачную "охоту" рассветы. Когда ее в первый раз, еще маленькой девочкой, больше пятнадцати лет назад, взяли в море, было именно такое приятное весеннее утро. На берегу цвела розовая сакура, по воде катились розовые волны... И сейчас был почти такой же нежно-розовый рассвет, как в тот далекий день. Море было настолько красивым, что Дзюнко позволила себе немного посидеть в лодке, любуясь ярким полукругом солнца над водой и розовыми бликами на волнах, позволила себе помечтать о чем-то неясном, несбыточном, но очень радостном...
Хотя длилось это недолго. Надо было работать, и, в конце концов, девушка отогнала расплывчатые мечты и сосредоточилась на деле. Сбросив одежду и оставшись в одной узкой набедренной повязке с несколькими небольшими карманчиками, она взяла со дна лодки два связанных вместе веревкой тяжелых камня, выпрямилась, наклонилась над розовой водой - и прыгнула в эту воду головой вниз, вытянув вперед руки. Тихий плеск разнесся над волнами, несколько легких брызг взметнулись в воздух, засияв на солнце, словно розовые жемчужины.
А Дзюнко в эти мгновения уже неслась в глубину, навстречу далекому дну моря. Вода вокруг нее уже не была розовой, она стала темного, неопределенного оттенка, и с каждой секундой становилась все темнее и холоднее. Но ныряльщица не замечала этого. Сейчас ей было не до любования красотами, сейчас ее узкие черные глаза высматривали на дне конкретные вещи.
Ее стройное гибкое тело рассекало воду с такой легкостью, словно она была рыбкой, или дельфином, или морской девой-нингё из легенд, и вскоре она достигла дна и коснулась руками одного из лежащих там огромных валунов. Сверху камень был гладким, отшлифованным морскими течениями, но по бокам он оброс гроздьями больших и маленьких черных раковин-перловиц - они-то и были нужны Дзюнко. Выпустив связанные камни и придерживаясь левой рукой за крупную ракушку, она правой достала из набедренной повязки нож и принялась быстрыми движениями срезать и рассовывать по кармашкам остальные перловицы. Еще один взмах рукой, и еще - вскоре все карманы наполнились раковинами, и ныряльщица собралась оттолкнуться от валуна и плыть вверх, но в последний момент увидела еще одну ракушку, лежащую чуть в стороне на песке, словно кем-то туда подброшенную.
Эта раковина была небольшой и на вид ничем не отличалась от остальных, но Дзюнко все равно протянула руку и подобрала ее. Она знала, что это может быть не случайно оторванная штормом перловица, а нечто иное - то, что стоит взять с собой на берег. Места в карманчиках больше не было, и девушка устремилась к поверхности, прижав ракушку мизинцем к ладони - это не мешало ей плыть, она давно научилась всплывать с занятыми, иногда полными добычи руками.
Она плыла вверх, к переливающейся всеми оттенками розового поверхности, по которой пробегали странные, словно "вывернутые наизнанку" волны. Снаружи, из лодки или с берега, море выглядело совсем иначе - там его поверхность была просто волнующейся водой, а изнутри, со дна, она казалась "потолком" подводного, сказочного мира, границей, отделяющей его от мира обычного.
С берега море тоже выглядело очень красивым, но это не шло ни в какое сравнение с его внутренней красотой - нереальной, невозможной и доступной лишь немногим людям. Таким, как Дзюнко, ее мать и сестры и большинство жительниц ее деревни.
Граница двух миров приближалась, поднятые вверх руки девушки уже вот-вот должны были коснуться ее. Еще рывок - и она прошла сквозь эту границу и с наслаждением наполнила грудь воздухом. Волны плескались вокруг нее - обычные, не "вывернутые", но теплые и ласковые. Можно было немного покачаться на них, отдыхая после погружения на дно, но сейчас Дзюнко спешила в лодку: ей не терпелось посмотреть, что было внутри последней подобранной ею раковины.
Лодка качалась на якоре чуть в стороне, и девушка в несколько гребков доплыла до нее и перебралась через невысокий бортик. Нож блеснул в ее руке, отражая розовый свет поднимающегося над горизонтом солнца, створки темной раковины разошлись в стороны, открывая обычному, не сказочному миру свои секреты. Дзюнко поднесла ее ближе к глазам и изумленно ахнула.
Так же ярко, как нож, в раковине блестела огромная жемчужина. Такого же редкого нежно-розового оттенка, как лучи восходящего солнца и блики на поверхности утреннего моря.
* * *
Ясным погожим днем море не синее, а золотистое. Свет плывущего над ним жаркого солнца играет на волнах ослепительными золотыми бликами, так что на воду даже больно смотреть. Но Дзюнко и не смотрела на море - ее взгляд был сосредоточен на букетике сакуры с привязанным к нему небольшим камнем, который она сжимала в руке. Всего несколько маленьких веточек с бледно-розовыми, такими же, каким море бывает ранним утром, цветками. Легкими, как кружево, нежными, как шелк. Они уже начали чуть-чуть увядать, их жизнь подошла к самому прекрасному мгновению, последнему перед смертью. Дзюнко выбрала лучший момент, чтобы собрать этот букет.
- Зачем тебе цветы? - с любопытством спросила ее сидящая на веслах сестра Фуюми. - Думаешь, они принесут тебе удачу?
- Куда уж ей еще больше удачи! - откликнулась из плывущей рядом лодки соседка Миико, прижимавшая к обнаженной груди родившегося месяц назад малыша. - И так она каждый раз больше всех жемчуга находит!
- А ты не завидуй ей! - осадила ее сморщенная седая Юрико. - Если бы она не находила розовый и черный жемчуг, к нам бы не ездило так много покупателей!
Дзюнко почти не слушала спор других ныряльщиц. Девушка смотрела на букет сакуры, и все ее мысли были заняты тем, что она собиралась сделать. Верна ли ее догадка, что там, в глубине моря, кто-то делает ей подарки, оставляет для нее раковины с самым лучшим жемчугом? И будет ли цветущая сакура таким же достойным подарком для того, кто это делает? Кем бы ни был этот морской житель, жемчужины не представляют для него такой ценности, как для людей - скорее всего, он считает их просто красивыми вещами. Поэтому было бы правильно подарить ему другую красивую вещь, такую, какой он никогда не увидит на дне моря - так рассуждала Дзюнко, и ей казалось, что в ее выводах нет ошибки. Хотя морские обитатели могли, наверное, смотреть на все совсем иначе и не понять, что букет - это подарок... Но других идей, как отблагодарить того, кто недавно подарил ей розовую жемчужину, у ныряльщицы не было.
И она снова неслась сквозь плотную толщу морской воды вниз, к далекому дну, усыпанному камнями и обломками раковин. Стайки рыб разлетались с ее пути в разные стороны, почти невидимые зонтики медуз шевелили щупальцами, тоже спеша отплыть подальше, золотой солнечный свет становился все тусклее, все слабее... Справа от ныряльщицы выросла подводная скала, обросшая водорослями, и эта скала тоже становилась все темнее и мрачнее - у самого дна она была совсем черной, словно туда и вовсе не проникал ни один лучик солнца. А возможно, там находился провал, вход в подводный грот, подумалось вдруг девушке. Если так, то она, скорее всего, на верном пути!
Еще несколько взмахов сильными руками - и связанные веревкой камни, которые Дзюнко держала в руке, коснулись дна. Не выпуская их, ныряльщица повернулась к скале и стала всматриваться в ее почти полностью черную нижнюю часть. Да, это совершенно точно был грот, а возможно, даже большая пещера, уходящая глубоко в скалу. Недалеко от этого места, немного севернее, были подобные пещеры, там Дзюнко и ее сестры искали жемчуг в прошлом году и видели бездонно-черные провалы среди нагромождения скал и камней. Может быть, этот провал даже соединяется с теми пещерами, и если бы она могла видеть в темноте, как кошки или дикие звери, то непременно заглянула бы туда. Ей нетрудно было бы задержать дыхание еще немного дольше, чтобы осмотреть хотя бы самое начало пещеры...
Но увы, зрение у нее было самое обычное, и поэтому она лишь подплыла поближе к черной "пасти" грота, выпустила из рук камни и вытащила из набедренной повязки букетик сакуры. Жаль, что под водой невозможно говорить! Дзюнко могла бы позвать того, кто помогал ей, и поблагодарить его за прекрасные жемчужины словами. Что ж, она будет надеяться, что подводный житель поймет ее без слов - как она поняла, что ей не случайно каждый раз попадаются лучшие раковины с самыми крупными жемчужинами.
Девушка выпустила цветы из рук. Привязанный к ним камень упал на дно, а сам букетик устремился вверх и завис перед черной скалой, освещенный слабым, но все равно очень красивым золотистым светом. Ныряльщица полюбовалась им еще пару мгновений и взмахнула руками, направляясь вверх - даже при ее способности не дышать почти три минуты, она не могла больше оставаться без воздуха.
"Спасибо тебе, неизвестный друг! Прими от меня этот скромный подарок и полюбуйся его красотой!" - мысленно сказала она, уже удаляясь от дна и от мрачного провала пещеры.
И внезапно на нее нахлынули совершенно невозможные чувства. Удивление, словно она увидела что-то новое и незнакомое, хотя вокруг был привычный ей подводный пейзаж, радость, как будто она получила то, о чем давно мечтала, хотя в этот раз она не взяла со дна ни одной раковины. И благодарность... не ту благодарность, что она испытывала за жемчуг, а какую-то иную, чужую... Такую же чужую, как и остальные охватившие ее чувства.
Принадлежавшую не ей, а тому, кто ей помогал и кому понравился собранный ею весенний букет.
Глава II
Япония, о. Хегурадзима, 4-й год эры Гэнроку (1691 год н. э.)
В ненастную погоду, во время шторма, море не синее - оно темно-серое, почти черное, и даже находясь далеко от берега и не слыша грозного шума волн, можно по одному его мрачному виду понять, что нырять в этот день нельзя и вообще лучше не подходить близко к воде. Но Дзюнко сейчас и не собиралась работать - у нее было другое дело, куда более сложное, чем поиски жемчужных раковин.
- Я - ама, я - ныряльщица за жемчугом! Я могу сама выбирать себе мужа, и никто не должен заставлять меня выходить замуж за того, кто мне не нравится! - возмущенно восклицала она, стоя посреди комнаты перед сидящими вдоль стены на татами родителями и сестрами. - Испокон веков ныряльщицы сами решали, когда и с кем вступать в брак и от кого рожать детей. И вы не можете мне указывать, с кем создавать семью. Не можете требовать, чтобы я знакомилась с этим мужчиной, даже если он сын лекаря самого сёгуна!
- Ты можешь сама выбрать мужа, но не имеешь права дерзить нам, твоим родителям! - прогремел в ответ не менее возмущенным голосом ее отец. - И то, что ты - лучшая ама в деревне, не значит, что ты можешь забыть о почтении к старшим. Не смей говорить с нами в таком тоне, сядь и выслушай нас!
Вспыхнув, Дзюнко все-таки опустилась на колени напротив родителей, слегка склонив голову:
- Простите мою непочтительность, отец. Я готова слушать, но у меня все равно есть право самой выбрать супруга, и я не собираюсь от него отказываться.
- Дочка, никто не заставляет тебя выходить замуж насильно, - заговорила ее мать примирительным тоном. - И мы с отцом ничего от тебя не требуем. Мы только просим тебя принять участие в о-миаи, познакомиться с этим достойным человеком. Если он не придется тебе по сердцу, никто не будет настаивать на вашем браке. Но это действительно очень достойный юноша, будущий лекарь, а его отец занимает такое высокое положение, что если мы с ним породнимся, наша семья никогда ни в чем не будет нуждаться, и вся наша деревня тоже...
- Мы все и так ни в чем не нуждаемся! - вновь подняла голову и смахнула с лица растрепавшиеся черные волосы Дзюнко. - Жемчуг, который мы добываем, покупает сам сёгун и его приближенные, мы живем не хуже самых богатых горожан. Зачем нам еще и богатый жених?
- Он не просто богат, он еще и очень знатен, - вставила Фуюми. - Он живет в Эдо и бывает на приемах у сёгуна. Сестра, ты только представь, какая жизнь тебя ждет - конечно, если он тебе понравится! Ты сможешь бывать в сёгунском дворце, носить кимоно, расшитые золотом, есть из золотой посуды...
- Мне и из глиняной вкусно, - пожала плечами Дзюнко.
- Тебе - может быть. А о нас ты подумала? - подала голос самая младшая из сестер, Акико. Отец сурово взглянул на нее и на остальных девушек, и те, вспомнив, что дочерям на семейных советах положено молчать, скромно склонили головы.
- А тебе, значит, подавай все золотое? - фыркнула Дзюнко на Акико. - Послушайте, если бы мы жили бедно, и не в деревне ныряльщиков, а в каком-нибудь бедном поселке, если бы мы были простыми крестьянами, я согласилась бы выйти замуж даже за самого ужасного и отвратительного человека, если бы это помогло нашей семье вырваться из нищеты! Но мы - ама, мы - ныряльщики за жемчугом, мы живем лучше всех из простых людей, и именно поэтому наши женщины могут сами выбирать мужей. Нам не нужно жертвовать собой, чтобы помочь родным!
- Но сёгунский лекарь захотел женить на тебе своего сына именно потому, что ты - ныряльщица и нашла самую редкую розовую жемчужину, а до этого несколько раз находила черные, - напомнил девушке отец. - Подумай, может быть, это знак того, что вы с ним предназначены друг другу судьбой?
- А еще подумай о том, что и он, и его отец - врачеватели, - добавила мать. - Если мы породнимся с ними, нам будет не страшны почти любые болезни, и мы с твоим отцом доживем до глубокой старости, успеем понянчить не только внуков, но и правнуков. И твои сестры смогут выбрать богатых и знатных мужей...
Дзюнко снова опустила голову, теперь уже не для того, чтобы изобразить покорность родителям, а от нахлынувших на нее противоречивых чувств. В словах ее родных было много здравых мыслей, она не могла не признать этого. И что если жених, которого ей сватают, и в самом деле придется ей по сердцу? Ведь она его пока не знает... Может, ей и правда стоит с ним познакомиться? Вот только... как ей быть с ее тайной, с той частью ее жизни, которая до сих пор была скрыта от родных и вообще от всей людей?
- Мне пока вообще не хочется выходить замуж, - тихо сказала Дзюнко. - Но я не могу перечить вам и согласна прийти на о-миаи. Но если этот человек мне не понравится, я не пойду за него, и вы не должны будете на этом настаивать.
* * *
В погожий день вечером море не синее, а изумрудное, как весенняя листва. Оно переливается всеми оттенками зеленого, если смотреть на него с берега, и остается таким же зеленым, когда погружаешься в него и открываешь глаза под водой. И чем глубже ты ныряешь, тем темнее становится его весенний зеленый оттенок.
Дзюнко достигла дна рядом с черной скалой, отбросила камни-утяжелители, схватилась рукой за выступ на одном из больших валунов, лежащих возле входа в грот, и, как обычно, поприветствовала своего лучшего друга: вызвала у себя в мыслях картину их первой встречи, а в чувствах - радость, которую тогда впервые испытала. И тут же "услышала" ответ: еще более бурную радость, предвкушение приятных минут, интерес к тому, о чем они будут сегодня "разговаривать"... и легкое беспокойство от того, что друг ощутил ее тревогу и смятение.
Но ныряльщица не хотела сейчас говорить с ним о том, что ее волновало, не хотела портить ему настроение жалобами на попытки родителей выдать ее замуж. Она могла провести с другом всего две с половиной минуты, и ей было жаль тратить их на обсуждение неприятных тем.
"Здравствуй! - мысленно позвала она морского жителя. - Там, наверху, вчера был шторм, а сегодня опять светит солнце и распускаются весенние цветы. Скоро опять зацветет сакура - те розовые цветы, которые я подарила тебе в прошлом году. Я опять принесу тебе букетик!"
Ответ не заставил себя ждать - из темного провала в скале к девушке потянулись несколько длинных и гибких щупалец, и в голове у нее возник образ того букета сакуры, которым она когда-то поблагодарила за жемчуг еще не ставшего ей другом обитателя пещеры. Одно из щупалец нежно погладило ее по спине, а другое положило перед ней несколько обмотанных водорослями раковин, которые Дзюнко тут же принялась рассовывать по кармашкам набедренной повязки.
А потом ее друг вылез из грота полностью, и они плыли под водой вместе, распугивая рыб и обмениваясь самыми интересными мыслями, какие только можно было себе представить. Девушка чувствовала его вопрос, желание узнать, как такие, как она, наземные существа, живут вдали от моря, не страдают ли они там от недостатка воды - и она мысленно рассказывала о жизни в далеких поселках и городах, где никогда не была, но слышала о них от приезжавших в ее деревню покупателей жемчуга. После чего сама задавала другу вопросы, которые давно интересовали ее, но которые она стеснялась ему задать.
"Как давно ты живешь здесь?" - спросила она, и перед ее мысленным взором замелькал поток образов: теплое время года сменяется холодным, потом опять теплым, и снова холодным - и это продолжается десятки, даже сотни, нет, тысячи раз!
"Это невозможно! Ни одно живое существо не может жить так долго! Даже черепахи столько не протянут..." - не поверила ныряльщица, и ответом ей было ощущение ласковой насмешки. Друг посмеивался над ее наивностью и над тем, что она еще многого не знает.
"Откуда же ты взялся тысячи лет назад?!" - изумилась Дзюнко - и на этот раз не смогла понять ответ. Образы, возникающие у нее в олове, были слишком странными, слишком невероятными. Какие-то невозможные подводные пейзажи с фиолетовой водой, красными светящимися водорослями и разными живыми существами, похожими на ее друга или вовсе ни на что не похожими, да еще и освещенными невозможным солнцем ярко-бирюзового цвета.
"Ты шутишь надо мной? Или ты пришел к нам из сказочного мира, из мира богов и духов?" - задала девушка следующий вопрос. И опять ощутила насмешку - добрую, но слегка ироничную. А вслед за ней - мысль о том, что место, из которого пришел ее друг, такое далекое и в нем все так сложно устроено, что она может считать это место сказочным, так как для нее это будет почти одно и то же.
Она очень хотела бы расспросить его об этом месте подробнее - но время было уже на исходе, ей пора было всплывать, и они оба обменялись чувством сожаления, что им пора расставаться, пусть и ненадолго. Друг поделился с ней еще одним ощущением - чувством одиночества, такого сильного, какого не знал ни один потерявший всех близких человек, ни один отшельник. Это было одиночество того, кто потерял вообще всех своих соплеменников, потерял весь свой мир и уже никогда не сможет в него вернуться.
"Я приплыву завтра! Мне так хочется еще больше узнать о тебе!" - обещала Дзюнко, устремляясь вверх свозь изумрудную воду. И уже почти у самой поверхности ее догоняли чувства ее друга - ожидание завтрашнего дня, озадаченность от того, что ему трудно объяснить ей многие вещи, желание все-таки найти нужные образы, чтобы она поняла его...
* * *
Ранними туманными вечерами море почти синее - но все-таки не синее, а более светлого, голубого оттенка. И небо в такие вечера тоже голубое, почти такое же, как море. Над головой оно немного ярче, а у горизонта темнее - там оно сливается с голубизной моря, так что граница между ними становится незаметной. Словно нет отдельно моря и отдельно неба, словно они стали единым целым...
Дзюнко шла по берегу под руку с Исиро. Раскрытый зонт за их спиной был не так уж нужен - дождь мог пойти в любую минуту, но пока его не было - однако так они могли хотя бы частично отгородиться от идущих за ними свахи и родителей девушки, а заодно от других любопытных ныряльщиц, как будто бы случайно решивших именно в это время погулять у моря. Не каждый день в деревню приезжали богачи из Эдо, поглазеть на такого гостя хотелось всем...
- ...Голландцы - именно что такие же люди, как мы, просто у них большие глаза, и сами они более высокие и широкоплечие, да еще волосы у них не черные, а намного светлее, - рассказывал Исиро. - И они знают много такого, чего не знаем мы, в том числе и в лекарском деле. Признаюсь вам, Дзюнко-сан, во время последней моей поездки в Нагасаки лекарь с одного их торгового корабля отдал мне записи одного из известных в его стране врачевателей, - молодой человек понизил голос. - Вы ведь никому об этом не скажете? Среди тех, кого лечит мой отец, есть те, кто понимает язык большеглазых "гайдзинов", и если я смогу перевести эти записи, мы с отцом сможем еще лучше лечить, узнаем новые способы исцеления! Ради этого, я считаю, стоило нарушить запрет на общение с иностранцами...
- Ради такого можно и нужно нарушать любые запреты! - с жаром воскликнула девушка, и ее рука сильнее сжала руку ее спутника, державшую ручку зонта. - Если бы я могла помочь вам, Исиро-сама, с переводом этих записок, я бы сделала это непременно, но я и в нашем-то языке знаю не очень много иероглифов...
- Это не беда, - заверил ее Исиро. - Я научу вас читать и писать, а мои сестры научат петь и танцевать, вы станете настоящей знатной дамой и будете представлены сёгуну. У вас будет совсем другая жизнь в столице, и я сделаю все, чтобы вы в этой жизни были счастливы!
Дзюнко опустила глаза. Другая девушка на ее месте была бы безмерно счастлива уже сейчас, но она с тоской посмотрела на голубое море, плавно переходящее в такое же голубое небо, и не смола удержаться от грустного вдоха. Если бы Исиро оказался неприятным человеком, если бы он был грубым, или жадным, или скучным! Насколько бы все тогда было проще... Она отказалась бы выходить за него замуж и продолжила бы жить своей обычной жизнью ныряльщицы за жемчугом. Продолжила бы встречаться со своим другом и при каждой встрече с ним узнавать что-то новое и интересное о нем, о подводной жизни и о том удивительном мире, откуда он пришел к берегу ее острова.
Но Исиро был умным и щедрым, учтивым и заботливым, и с ним тоже было очень интересно разговаривать. Но даже не это было главным. Еще важнее было то, то Дзюнко ему навилась и он действительно хотел сделать ее счастливой. А самым важным - то, что она хотела быть с ним и сделать счастливым его.
Вот только понятия о счастье у них были разными.
- Исиро-сама, - осторожно начала девушка, - я буду очень рада стать настоящей дамой, достойной вас и вашей семьи. И я очень хочу стать вашей помощницей в лекарском деле. Но ведь у меня есть другие обязанности, я должна добывать жемчуг, а значит, жить здесь, у моря...
Ее спутник помрачнел.
- Да, мой отец рассчитывает, что вы и дальше будете искать жемчуг, не круглый год, но хотя бы пару месяцев в году, - вздохнул он. - Должен вам еще кое в чем признаться: на самом деле моя семья не так богата, как все думают. Братья отца недавно залезли в большие долги, и хотя он смог их выплатить, сами мы теперь оказались в не очень хорошем положении. Именно поэтому отец решил, что я должен жениться на самой удачливой ама в сёгцнате...
Дзюнко вскинула голову, глядя на него настороженным взглядом.
- Но я хочу жениться на вас вовсе не из-за жемчуга! - поспешно добавил молодой человек. - Поверьте, Дзюнко-сан, я полюбил вас с первого взгляда и попросил бы вас стать моей женой, даже если бы вы были из самой бедной семьи!
- Я знаю, Исиро-сама! - горячо заверила его девушка. - И я готова и дальше искать жемчужины! Больше всего на свете люблю море и буду сильно тосковать по нему в Эдо. Если я смогу проводить весну или лето здесь, на этом острове, в моей деревне с моей семьей, да еще и смогу при этом помочь вашей семье, я буду счастлива полностью!
Но Исиро ее слова как будто бы не обрадовали. Он вновь тяжело вздохнул и некоторое время шел молча, словно не зная, что ей ответить.
- Послушайте, Дзюнко-сан, - заговорил он, наконец, - я понимаю, что вы любите море, к которому привыкли с детства. Но ваше ремесло ныряльщицы слишком опасно. Я лекарь, и я знаю, как легко человек может утонуть, даже если он хорошо умеет нырять и плавать. И я не могу позволить вам рисковать собой без серьезной причины. Когда вам нужно было кормить семью, добывая жемчужины, риск был оправдан, но теперь этим могут заниматься ваши мать и сестры, а когда мой отец поправит дела, их тоже можно будет от этого освободить. А вам лучше сразу от этого отказаться. Отец не сможет заставить вас нырять, если я запрещу это, когда вы станете моей женой. Если захотите, мы будем иногда приезжать сюда и гулять у моря, как сейчас, но нырять я вам не позволю. Не говоря уже о том, что даме, приближенной к сёгуну, это неприлично. Надеюсь, вы не будете на меня за это в обиде?
Теперь Дзюнко не знала, что сказать, и шла молча, слушая, как бьются о берег пенящиеся голубые волны. "Я - ама, я - ныряльщица за жемчугом, - повторяла она по себя, - я могу сама выбрать себе мужа и могу отказать Исиро - сейчас еще могу, пока мы не женаты. Но потом, когда я выйду за него замуж, мне больше нельзя будет своевольничать, и уже он сможет отказать мне в самой важной для меня просьбе..."
- Поймите, Дзюнко-сам, я не хочу волноваться за вас, когда вы будете под водой, - добавил Исиро. - Я против этого не из вредности, а потому что забочусь о вас...
- Я понимаю, - не отрывая взгляда от моря, прошептала девушка.
* * *
На закате море не синее - в нем отражается малиново-красное солнце, и оно переливается всеми оттенками лилового, пурпурного и фиолетового. Но сейчас Дзюнко не обращала внимания на эти удивительные переливы красок - ей было не до этого. Она торопливо отплыла на лодке в сторону подводной скалы и нырнула в лилово-малиновые волны.
Друг ждал ее и сразу почувствовал ее душевную боль. Ей не надо было специально думать о том, что ее тревожило - он сам уловил два ярких образа, которые сменяли друг друга в ее мыслях и боролись между собой: Дзюнко, плывущая рядом с ним под водой, и Дзюнко в объятиях Исиро на суше.
Образ, которым друг ответил ей, был предельно ясным: они плывут вместе под водой, но она уже не спешит вынырнуть за глотком воздуха. Ей это больше не нужно. Она и раньше оставалась рядом с ним слишком долго даже для натренированной с детства ныряльщицы, дольше трех минут, и не замечала этого просто потому, что ей не могло прийти в голову, что такое возможно. Но теперь она знает об этом, и у нее есть выбор...
"Как это может быть?!" - изумилась девушка. И получила уже знакомый ответ: для нее это настолько сложно, что она может считать это сказочным волшебством.
"Я могу остаться здесь, с тобой, навсегда? Прямо сейчас? Но не смогу вернуться домой, на сушу? - теперь в ее вопросе звучало не удивление, а страх. - Но что же... что я должна выбрать?!"
И друг уловил этот страх, как всегда улавливал все ее чувства. Он ответил не сразу - ему явно не хотелось отвечать именно так, но поступить по-другому он все-таки не мог. Но в конце концов, ныряльщица ощутила с его стороны холод и жесткость. А потом - его мысль о том, что хотя он и старше ее в несколько сотен раз и знает и умеет намного больше, она все равно всегда была и будет такой же, как и он, разумной личностью. И поэтому она должна сама принять решение, с кем ей быть, кого выбрать - друга и все тайны моря или Исиро и любовь. Выбрать, как следует все обдумав, отрешившись от страха и других чувств, спокойно и рассудительно.
А пока, добавил ее друг, ей лучше вынырнуть и выйти на берег. И Дзюнко послушалась его, оттолкнулась от камня и поплыла на поверхность - и уже оставив дно далеко внизу, поймала еще одно чувство, которое испытывал друг. Глубокую, бездонную тоску от того, что он снова останется совершенно один на сотни и тысячи лет.
* * *
Только после заката море становится синим - приобретает настоящий, глубокий темно-сапфировый цвет. Небо над ним в такие моменты тоже синеет, и только серебристые звезды, зажигающиеся над водой и отражающиеся в море, нарушают эту спокойную густую синеву.
Дзюнко стояла в лодке, качаясь на небольших волнах и глядя то в небо, то на далекий берег, где ее ждали родные и Исиро, то в плещущиеся о борт синие волны, под которыми так же терпеливо ждал ее друг...