Аннотация: Рассказ участвовал в конкурсе Современной реалистической прозы. Призовых мест не занял.
Татьяна Минасян
Зачем нужны моралисты?
Ну как такое могло случиться? Как он, водитель с почти двадцатилетним стажем, мог так глупо, буквально на ровном месте, попасть в аварию? Вроде бы и знал, что дорога скользкая, и не отвлекался ни на что, и скорость не очень большая была - и вот, занесло на повороте, и готово. Машина в кювете, выбраться из нее нет никакой возможности, в 'скорой' ехать за город сразу отказались, а в милиции уже десять минут не берут трубку. И, по всей вероятности, уже не возьмут до утра. И дома его никто не ждет, так что в лучшем случае его отсутствие заметят завтра (то есть, уже сегодня) утром на работе, когда он не явится на летучку. Да и то, шеф может посчитать, что это у него очередной загул, и искать своего далеко не самого любимого сотрудника не будет. Стоп, он же может шефу сейчас позвонить! И как только сразу не догадался, видно, сильно при аварии головой стукнулся!
Семен принялся судорожно отыскивать номер начальника в памяти своего сотового телефона. Руки у него дрожали - и от холода, и от пока еще несильной, но неумолимо растущей боли в сломанной ноге. Дожидаясь, когда шеф возьмет трубку, он старательно уговаривал себя не падать духом: начальник у него - мужик серьезный, ночует всегда дома, так что Семен обязательно до него дозвонится. И останется ему только дождаться помощи - шеф быстро все организует, ему не привыкать с людьми договариваться! Вот только почему он так долго к телефону не подходит?
- Алло? - трубку, наконец, сняли, и сонный голос шефа сразу же рассеял все страхи Семена.
- Аркадий Николаевич, это я, Иваненко, - быстро заговорил Семен. - Слушайте, я тут...
- Семен, ты соображаешь, сколько сейчас времени?! - гневно завопил в трубку начальник. - Опять, что ли, надрался где-нибудь и дурака валяешь?
- Да нет, у меня...
- Еще одна такая выходка, и ты уволен, - уже спокойно заявил шеф, и в трубке запищали короткие гудки. Семен выругался и снова набрал его номер, но на том конце провода по-прежнему было занято - судя по всему, шеф специально снял трубку, чтобы нерадивый подчиненный его больше не беспокоил.
Именно тогда Семен окончательно осознал, что дела у него идут хуже некуда. Его автомобиль лежал на боку, водительская дверца теперь стала для него 'полом', а правая передняя дверь - потолком, и о том, чтобы самостоятельно выбраться из этой ловушки со сломанной ногой, не могло быть и речи. А нога, поначалу вообще почти не болевшая, постепенно отходила от шока и при малейшем движении 'выстреливала' жгучей болью. И, что еще хуже, кровь, которую Семен сумел кое-как остановить с помощью шарфа, все-таки понемногу сочилась из-под повязки, медленно пропитывая его одежду.
Вся надежда теперь была на друзей и знакомых, а они запросто могли, как и шеф, посчитать его звонок пьяной выходкой или каким-нибудь дурацким розыгрышем.
Он набрал номер одного из своих приятелей, потом другого, третьего... Их телефоны не отвечали - с каждым разом в трубке слышались все более тоскливые длинные гудки, время от времени заглушаемые треском помех. И уже набрав тот или иной номер, Семен вспоминал: этот его знакомый всегда отключает все телефоны на ночь, чтобы его не беспокоили, этот - наверняка развлекается в ночном клубе с очередной подружкой, этот - скорее всего, опять поругался с женой и ушел бродить по городу, а супруга, поостыв после скандала, начала волноваться за пропавшего благоверного и тоже побежала его искать...
Попробовал он звонить и бывшим пассиям - тем, чьи номера не успел забыть или стереть из записной книжки. Но и здесь результат оказался плачевным: половина из них повесили трубку сразу же, как только услышали его голос, а у остальных телефоны были беспробудно заняты. Хотя с кем можно болтать в третьем часу ночи для Семена было загадкой.
Он мог бы позвонить своей бывшей жене, и она - Семен знал это совершенно точно - обязательно приехала бы за ним, притащив с собой целую бригаду спасателей. Но с тех пор, как они расстались, она вышла замуж во второй раз, и он не знал ни ее адреса, ни телефона. Раньше ему бы и в голову не пришло с ней общаться: женщину, способную развестись из-за того, что муж просто один раз поцеловался с их общей знакомой, он считал законченной моралисткой, от которой нормальным людям надо держаться подальше. И когда она, не слушая его заверений в том, что 'больше ничего не было', отправилась в суд, Семен посчитал, что ему повезло и что такая спутница жизни ему не нужна совершенно. А теперь, скрючившись в перевернутом автомобиле, он все яснее осознавал, что, в отличие от других знакомых ему женщин, Валя не рассердилась бы за звонок, сделанный глубокой ночью, сразу же поверила бы, что с Семеном действительно случилось несчастье, и сделала бы все, чтобы поскорее найти его и доставить в больницу. Ездила же она как-то ночью к своей матери, у которой внезапно случился небольшой, но здорово ее напугавший сердечный приступ! А еще раньше, когда у них с Семеном только начинался роман, она один раз сбежала прямо из ресторана, где они ужинали - забрать из садика ребенка своей подруги, тоже из-за чего-то попавшей в больницу. Семен не разговаривал с ней несколько дней, но потом они все-таки помирились. Что, впрочем, не помешало им через год после свадьбы развестись...
Валя тогда так ему и сказала: 'Даже если бы ты просто подумал о том, как бы здорово было с ней переспать, это уже была бы измена. А ты не просто подумал, а целоваться к ней полез!' И все, больше она с ним не общалась - только в суде и только по делу. С приятельницей, которая так не вовремя оказалась с Семеном наедине, кстати говоря, тоже. И тогда Семен принялся крутить романы с менее 'старомодными' и 'закомплексованными' женщинами, с которыми было гораздо проще и приятнее, чем с моралисткой Валей, но которые теперь не потрудились даже выслушать его по телефону...
От шоссе машину Семена отделяло всего несколько метров, и он был уверен, что ее отлично оттуда видно, но несущиеся мимо автомобили даже не думали останавливаться. Вспомнилась старшая сестра Аня, с которой они когда-то много спорили на эту тему. 'Как можно пройти мимо человека, которому стало плохо на улице, как можно проехать мимо попавшего в аварию?!' - возмущалась она, не слушая объяснения Семена, что, мол, люди так устроены, что боятся связываться с незнакомцами и вообще впутываться в такие неприятные ситуации. Сама Аня несколько раз пыталась помочь валяющимся на земле людям, которые на поверку оказывались мертвецки пьяными - одному из них она как-то даже вызвала врача. Он в качестве благодарности обложил свою 'спасительницу' отборным матом, а приехавшие по вызову медики дополнили его речь еще более изысканными выражениями и содрали с Анны кучу денег за ложный вызов. Однако пятая или шестая ее 'находка' оказалась действительно нуждающимся в помощи мужчиной, которого избили уличные грабители. И ладно бы Анька тогда просто 'скорую' ему вызвала, ну, может, навестила бы еще пару раз и забыла об этом, так ведь нет - выписавшись из больницы, он первым делом объяснился ей в любви! И она, хоть особых чувств к нему и не испытывала, сразу же ответила согласием!
'Понимаешь, Семен, - объясняла она брату, - у него теперь довольно серьезные проблемы со здоровьем, он в любой момент может опять в больнице оказаться. И он здорово этого боится, хотя виду и не показывает. А когда я рядом, ему спокойно и он даже лучше себя чувствовать начинает... Как же я могу его бросить после того, что уже для него сделала?'
Семен тогда жутко на нее разозлился. Объявил, что на самом деле сестре на своего жениха наплевать, ей просто нужно, чтобы он от нее зависел и постоянно ее благодарил и чтобы сама она при этом чувствовала себя идеально-доброй и самоотверженной. Анна в ответ сказала, что Семен - дурак, и больше они на эту тему не разговаривали. Да и вообще сестра, похоже, обиделась на него за то обвинение, потому что встречаться они с тех пор стали довольно редко. А потом Аня с мужем и вовсе переехали из Москвы в какую-то Тьмутаракань, и лишь изредка созванивались с Семеном по телефону. Впрочем, голос сестры при этом всегда звучал очень радостно, а притворяться она не умела, так что Семен предполагал, что брак у нее все-таки оказался удачным.
Да, если бы сестра не уехала, он мог бы ей позвонить, и она ни за что не оставила бы его без помощи! Может быть, она и правда сделала бы это, чтобы потом гордиться про себя своей 'хорошестью' и чтобы другие люди, узнав об этом, стали бы ею восхищаться, а сам Семен долго бы ее благодарил. Но не все ли равно, для чего Аня бы так поступила, если бы он, ее брат, благодаря этому остался бы в живых?
Семен попытался посигналить мчащимся мимо автомобилистам, потом еще несколько раз набрал 'скорую' и некоторых своих знакомых, но результат был все тем же: другие водители по-прежнему не обращали на него внимания, а коллеги и приятели не брали трубку. Часы в мобильнике показывали полчетвертого, но Семену казалось, что с момента аварии прошло уже много дней и что он так и будет теперь вечно лежать в разбитой машине и ждать хоть какой-нибудь помощи. Волнами накатывала слабость: чем дальше, тем тяжелее ему было нажимать на кнопки мобильника и вообще шевелиться...
Когда очередной старый знакомый, наконец, снял трубку, Семен в первый момент не поверил в свою удачу.
- Андрей! - завопил он что было силы. - Я на машине разбился! Уже два часа почти выбраться не могу! Помоги...
- Что, правда, что ли? - испугался его приятель. - Сейчас, подожди. Я в МЧС позвоню...
- Я за Кольцевой, они сюда ехать отказываются! - нервно перебил его Семен. - Сам приезжай, я сейчас объясню, где меня найти...
В трубке что-то еле слышно забормотали, а потом в ней вдруг стало тихо, словно бы Андрей, закрыв мембрану рукой, совещался с кем-то из своих домашних. И когда он начал говорить снова, Семен уже знал - никакой помощи он от этого человека не получит.
- Семен, ты извини, - виновато проговорил Андрей, - я среди ночи не могу никуда ехать. Но я сейчас обязательно в 'скорую' звякну и попробую их уговорить, чтобы к тебе приехали. Ты держись там - уж утром-то тебя точно найдут...
Семен выключил телефон и заплакал - впервые со времен своего детства. Если бы раньше кто-то сказал ему, что такое возможно, что человека запросто могут оставить умирать возле оживленного шоссе недалеко от столицы, он бы ни за что в это не поверил. Но это было так: люди продолжали ехать мимо него, занятые какими-то своими делами и не желающие ничего знать о чужом несчастье. Наверное, они тоже, как и все те друзья Семена, до которых он так и не дозвонился, считали, что помочь всем невозможно, что разговаривать с незнакомыми людьми опасно и что если они будут отвлекаться на чужие беды, это обязательно повредит их работе, делам и отношениям с близкими. И никому из них ни на секунду не приходило в голову, что такое может случиться и с ними, что они тоже могут оказаться абсолютно беспомощными и зависимыми от чужой воли...
Но ведь были среди знакомых Семена и другие - не только сестра и бывшая супруга, но и еще не меньше десятка человек, которых и он сам, и все окружающие считали моралистами и стремились как можно реже иметь с ними дело. Был, например, школьный сосед по парте Иван, отказавшийся дружить с 'самым крутым парнем класса', потому что он любил с кровожадной улыбкой давить ногами красивых блестящих жуков. Семен с ним тогда даже подрался из-за этого, очень уж ему хотелось подружиться с 'крутым', а в одиночку набиваться к нему в приятели он боялся. 'Подумаешь, жуки - тебя-то он не трогает!' - кричал он тогда. А Иван ответил: 'Если сейчас жуков давит, значит, потом и людей бить начнет, и меня тоже'. Был сокурсник Алексей, после института женившийся на матери-одиночке, с которой они потом не сошлись характерами и развелись, но с сыном которой он и дальше продолжал встречаться по выходным. На вопросы друзей, зачем ему это нужно, он неизменно отвечал: 'Мальчишка ко мне привык, даже папой называть начал - я его, считайте, приручил. Значит, обязан теперь его воспитывать'. Была подруга сестры, до двадцати пяти лет не встречавшаяся с парнями - она всерьез считала, что без любви нельзя не только крутить романы, но даже просто целоваться... И другая ее подруга, никогда не обсуждавшая в компании приятельниц недостатки своего мужа и детей: по ее мнению, жаловаться на своих близких, которых она сама выбрала в спутники жизни и, тем более, сама воспитывала, было верхом неприличия.
Да много еще было у него таких знакомых. Иногда общаться с ними было просто ужас как тяжело, а порой они казались Семену и вовсе ненормальными, и он спешил разорвать с ними всякие отношения, и вычеркнуть их телефоны и адреса из записных книжек и из собственной памяти. Однако именно они никогда не отказывали в помощи другим, ссылаясь на какие-нибудь неотложные дела, никогда не раздражались на чужие просьбы и не спрашивали патетичным тоном, почему это они должны все бросить и заниматься чужими проблемами. И если бы теперь Семен все-таки вспомнил их телефонные номера и позвонил им, они сделали бы все для его спасения - так уж эти люди были устроены, поступить иначе они просто не могли.
Шум автомобилей на шоссе становился все тише - было уже четыре часа ночи, и даже самые ярые полуночники к этому времени успели приехать домой и лечь спать. Мобильник в руке Семена слабо пискнул, сообщая ему о том, что аккумулятор вот-вот разрядится. Но Семену было уже все равно: боль в сломанной ноге постепенно распространилась по всему телу, и теперь все его мысли были сосредоточенны на ней, а не на том, что еще можно попытаться сделать для собственного спасения. А еще через час, когда шум на дороге стих окончательно, Семен и вовсе уже ни о чем не думал и только тихо стонал.
Но потом вдалеке неожиданно снова послышался рев мотора, и Семен, услышав его, словно бы проснулся. Он несколько раз с силой надавил на кнопку сигнала и прислушался. Автомобиль приближался и, кажется, даже тормозил, хотя полностью Семен не был в этом уверен.
- Господи! - взмолился он шепотом. - Если ты меня слышишь... Об одном прошу, пожалуйста!.. Пусть шофер этой машины окажется моралистом!