Аннотация: Рассказ участвовал в литературном конкурсе "Далекие берега". Призовых мест не занял.
Татьяна Минасян
Крылья в синем небе
Чайка медленно шла по каменистому берегу у самой кромки воды и ловко подхватывала клювом не успевших спрятаться от нее крошечных рачков и гревшихся на мелководье рыбешек. Через час должен был начаться отлив, и она смогла бы полакомиться более крупной добычей, но у птицы не было времени - вскоре на берег должен был прилететь очередной ее ученик, большой пестрый селезень с ярко-зеленой головкой и синими полосками на крыльях.
Он появился вовремя: спикировал на воду, немного неуклюже хлопая крыльями и подняв фонтан брызг. Чайка недовольно чихнула.
- Извини! - селезень смущенно опустил голову с ярко-оранжевым клювом. - Что-то я волнуюсь сегодня...
Чайка ответила ему ободряющим взглядом черных глаз-бусинок:
- Не дергайся так, все будет хорошо! Ты готов?
Селезень на мгновение прикрыл глаза, тяжело вздохнул, а потом решительно встряхнул головой:
- Да, готов! Давай скорее, а то опять испугаюсь и передумаю!
- Тогда пошли! - чайка отбежала на несколько шагов от кромки воды, поманив за собой своего друга. Селезень поскакал по сырому песку вслед за ней и остановился рядом. Они еще раз быстро переглянулись.
- Давай! - с задорным видом подмигнула ему чайка, и они побежали обратно к воде, с каждым шагом все сильнее набирая скорость. Большие серо-коричневые с полосками и маленькие белые крылья проворно захлопали, птицы оторвались от земли и взлетели над слегка волнующейся поверхностью воды.
- Ох, мамочка! - испуганно взвизгнул селезень, набирая высоту и с ужасом глядя вниз.
- Все хорошо! - крикнула ему чайка, взмахивая крыльями возле него. Она летела немного ниже селезня и, казалось, готова была поддержать его, подставить крыло, если бы он вдруг стал падать. А такое было вполне возможно: селезень летел не слишком уверенно, в его глазах застыл откровенный страх, а правое крыло как будто бы слушалось его недостаточно хорошо. Но чайка была рядом, и ее присутствие не давало ему полностью потерять контроль над собой и запаниковать. Она удерживала его в воздухе одним лишь своим уверенным видом, ее расправленные под ним белоснежные крылья казались опорой, которая в самом крайнем случае не дала бы селезню упасть.
- Все, дальше сам! - закричала чайка, когда они пролетели вместе достаточно большое расстояние. Селезень в ответ снова охнул, его крылья нервно дернулись, но он не перестал ими взмахивать и не стал снижаться. Чайка вильнула вбок, вылетая из-под него, и некоторое время планировала чуть в стороне, постепенно сбавляя скорость. Ее товарищ издал чуть слышный стон и повыше задрал голову, чтобы даже случайно не посмотреть вниз.
- Ты можешь! - крикнула чайка ему вслед. - Ты все можешь, у тебя все получится!!!
- Могу!.. - удивленно отозвался селезень и полетел вперед еще быстрее.
- Удачи! - добавила чайка, но ее друг был уже далеко впереди и, скорее всего, не расслышал ее последнего слова. Он летел вперед, раскинув свои широкие, уже не дрожащие крылья, и все быстрее удалялся от покинутого песчаного берега. Чайка же стала плавно снижаться, продолжая смотреть ему вслед. Наконец, ее поджатые лапки коснулись воды, и она, сложив крылья, довольно тяжело плюхнулась на спокойную поверхность моря. Селезень к тому времени был уже так далеко, что его почти не было видно. Но чайка продолжала смотреть на едва различимую в синем небе точку, и ее глаза светились радостью. Она знала, что скоро ее подопечный перелетит через широкий пролив и окажется на другом берегу.
Шло время. Чайка то поднималась, то опускалась на небольших волнах, но не спешила плыть к берегу. Ее глаза были полузакрыты, и казалось, что она просто наслаждается солнцем, теплом и приятным слабым ветерком. Но изредка чайка приподнимала голову и смотрела на горизонт, туда, где должен был находиться невидимый ей противоположный берег пролива, и тогда в ее глазах появлялось тщательно сдерживаемое беспокойство.
Чайка думала о покинувшем ее селезне и вспоминала других птиц, которых она так же отправила в долгий перелет над проливом. Сколько всего их было за те почти три года, что она прожила на острове? Птица давно сбилась со счета. Самым первым ее подопечным был крошечный, вечно растрепанный воробушек - после урагана, от которого он не успел спрятаться и который сильно потрепал его и вывихнул ему оба крыла, малыш был уверен, что не сможет летать уже никогда. Но чайка умела убеждать, и в конце концов, воробей решился спланировать с невысокого куста на землю. А потом - с одного дерева на другое. А потом...
Все птицы, занесенные на остров во время частых в этом месте штормов, мечтали вернуться обратно на континент, в свои родные гнезда. Те, кому посчастливилось остаться невредимыми, улетали сразу же, как только стихал ветер. А остальных рано или поздно находила чайка. После воробушка был белоснежный голубь-павлин, потом - обычная беспородная сизая голубка, потом, одна за другой, три вороны, веселая, несмотря на свое несчастье, сорока, мрачный и упорно отказывавшийся даже попытаться спикировать в воду с небольшой скалы альбатрос... Некоторым достаточно было одного разговора с чайкой, чтобы решиться снова взлететь, с другими она проводила вместе долгие недели, прежде, чем у них хоть что-то получалось. Но финал всегда был одинаковым: пострадавшие птицы отправлялись в свой первый самостоятельный полет и навсегда прощались со своей учительницей.
Чайка еще раз взглянула на горизонт, победно щелкнула желтым клювом и медленно поплыла к берегу острова. Селезень, скорее всего, был уже дома, долетел до своей стаи и радовался встрече с близкими. А она помогла случиться этой встрече! Есть ли в мире более сильная радость, чем от такой помощи другому?
Чайка стала вспоминать свою прошлую жизнь, детство на континенте, братьев и сестер, долгожданное возвращение родителей в гнездо, первые уроки полета, первую пойманную рыбину, знакомство с чайкой-самцом из соседней стаи... Тоже невероятно счастливые моменты, но в них не было чего-то такого, что было в ее теперешней радости. Чего-то, что сама она не могла объяснить, но очень хорошо чувствовала.
Она доплыла до кромки воды и вышла на берег. Осторожно расправила и снова сложила крылья - они все еще болели после недолгого полета, но она знала, что скоро боль должна утихнуть и что больше крылья не побеспокоят ее до следующей попытки полетать, когда чайке снова встретится какая-нибудь птица с поврежденными крыльями, которой потребуется ее помощь.
"А это вряд ли скоро произойдет, летом ураганы не так часто бывают, да и птицы на континенте уже научились осторожности, - подумала она, медленно шагая по сырому песку. - Разве что какой-нибудь любопытный едва оперившийся птенец захочет своими глазами на бурю посмотреть. Но будем надеяться, что этого не случится!" Чайка прищурилась от яркого солнца и, прибавив шагу, заспешила в тень большого цветущего куста. Уже начался отлив, морское дно постепенно обнажалось, подставляя безжалостным солнечным лучам раковины со спрятавшимися в них моллюсками, актиний и крошечных полупрозрачных мальков, не успевших уплыть на достаточную глубину. Однако чайка не спешила идти есть, она все еще оставалась под впечатлением от полета селезня.
"Старая орлица была права, когда говорила нам, птенцам: все, что ни делается - к лучшему... - опять вспомнила она свое далекое детство. - Если бы я не отстала тогда от своих и не попала в шторм, если бы не оказалась здесь со сломанными крыльями, я не смогла бы помочь многим птицам перестать бояться летать. Может, кто-то из них и справился бы со своим страхом сам, но некоторые точно не сумели бы и остались бы здесь навсегда. А сама бы я не узнала самого большого на свете счастья!" Эта мысль еще сильнее приободрила чайку, и она, задрав голову, без всякого сожаления уставилась на проглядывавшее сквозь листву синее небо. Да, ей самой уже не подняться туда, ее крылья были сломаны в нескольких местах и всегда будут уставать и начинать болеть после пары минут полета, но это вовсе не так ужасно, как думают здоровые птицы. Здесь, на острове тоже неплохо, еды хватает и у берега, от дождей и ураганов можно спрятаться под кустами, а главное - у нее есть свое дело. Настоящее дело, важное.
- Добрый день! - громкий каркающий голос заставил ушедшую глубоко в свои мысли чайку испуганно вздрогнуть. Под куст заглядывал огромный, черный как смоль, но почему-то очень смущенный ворон.
- Здравствуйте, - вежливо ответила чайка.
- Простите, что вас беспокою, - продолжил ворон. - Я здесь недавно и ни с кем не знаком... Но вчера увидел, как вы с тем селезнем, который улетел, учились планировать, а сегодня - как вы ему помогли набрать высоту... У него было что-то с крылом?
- Да, его ветром ударило о скалу, и одна кость была сломана, - ответила чайка. - Но, к счастью срослось все правильно, так что ему удалось снова взлететь.
- А вы ему помогали?
- Немного. Сложнее было его уговорить попробовать.
- Это потрясающе! - громко каркнул ворон. - Простите за пафосность, но я вами восхищаюсь! То, что вы сделали - это... я даже не знаю, как сказать...
- Да ладно, не преувеличивайте! - застеснявшаяся чайка опустила глаза. - Мне не так уж трудно это делать, и у меня неплохо получается убеждать других птиц. Так почему бы этим не заниматься, если я это умею?
- Так вы и других летать учите? - удивился ворон.
- Да, у меня уже много таких случаев было, - не стала скромничать чайка. - Здесь весной и осенью ужасная погода, постоянно очень сильный ветер, и птицы часто калечатся.
- Вы удивительная! - по-прежнему глядя на нее восторженным взглядом, объявил ворон. - Не хочу показаться нахальным, но - вы не хотите прогуляться по берегу?
- С удовольствием! - радостно согласилась чайка.
Они четыре раза обошли вокруг острова прежде, чем почувствовали, что устали. И даже после этого им не хотелось расставаться и прекращать разговор. Ведь чайка еще не все рассказала ворону об открытом море и огромных дельфинах, а он не успел поведать ей обо всем, что видел в дремучем лесу на континенте. Они договорились встретиться на следующий день, и чайка, с сожалением оглядываясь на уходящего вглубь острова нового друга, заковыляла под свой куст.
"Какой он умный! И как много он знает! А какой тактичный - ходил вместе со мной пешком и ни слова не сказал о полетах!.. - мечтательно думала она, любуясь заволновавшимся к вечеру морем. - Как же здорово, что он прилетел сюда, как замечательно, что мы познакомились! Вот только... он же наверняка скоро начнет здесь скучать и улетит обратно..." Думать об этом чайке было совсем неприятно, но она заставила себя вернуться к реальности. Все птицы, попадавшие на остров, стремились его покинуть, даже те, кто боялся летать, так чего же она хочет от того, чьи крылья здоровы? Конечно, он улетит, что ему здесь делать? Улетит гораздо быстрее, чем все предыдущие ее друзья, ведь ему не нужно будет тренироваться и заново обретать веру в собственные силы!
"Ему не нужна ничья помощь, чтобы летать! - внезапно осенило чайку. - Но ведь если это так, он же сможет помочь взлететь мне! Он достаточно силен и смог бы поддержать меня в воздухе и помочь мне разработать мои крылья... Как же я сразу об этом не подумала, почему не сообразила, что я тоже могла бы попробовать летать с чужой помощью?! С помощью этого ворона... Он так восхищался мной - значит, точно не откажет мне в такой же услуге!"
В страшном волнении чайка подбежала к морю, неуклюже взмахнула крыльями и, вбежав в воду, быстро поплыла по волнам. Без малого три года она жила с мыслью о том, что никогда не полетит, и была уверена, что не так уж сильно от этого страдает. Но теперь, когда у нее снова появилась надежда...
Слезы капали из ее маленьких черных глазок и сливались с огромным соленым морем. Но это были слезы радости, слезы предвкушения новой жизни, которая вот-вот должна была начаться. "Если я снова научусь летать, то буду возвращаться сюда и учить других пострадавших птиц, как раньше, - пообещала себе чайка. - В этом смысле все останется по-прежнему. Но в те дни, когда здесь не будет никого, кто нуждается в помощи, я буду летать домой, в нашу стаю. И в открытое море, и в далекий город, где живут люди, и в лес, о котором рассказывал ворон!.."
До самого вечера она снова бродила то по берегу острова, то по мелководью, мысленно уже пребывая в будущем, там, где у нее были окрепшие и натренированные крылья, где она снова выучилась летать и перестала бояться высоты и ветра. А наутро к кромке воды возле ее куста снова пришел ее вчерашний знакомец. Вид у него в этот раз был еще более смущенный и неуверенный.
- Скажите... - робко заговорил он, после того, как чайка поприветствовала его радостным клекотом. - Вы сейчас не очень заняты? У вас нет других... пациентов?
- Нет, у меня был только тот селезень, который вчера... - начала было чайка и вдруг осеклась. - А почему вы спрашиваете?
- Понимаете, я не летаю уже двенадцать лет, - опустив голову, сказал ворон. - Сломал левое крыло в драке с другими воронами, из чужой стаи... хотя это неважно! В общем, я думал, что никогда не смогу летать, но мне все равно хотелось посмотреть мир, и я стал плавать по морю на бревнах и кусках разбившихся лодок. И вот приплыл сюда, встретил вас, увидел, как вы учите летать других и подумал... вы могли бы так же научить меня? Вдруг у меня еще есть шанс...
- Да... Конечно же, - дрогнувшим голосом ответила чайка, но уже в следующий момент заставила себя успокоиться и заговорила обычным деловым тоном. - Когда вы хотите начать? Уже сегодня?
- Если можно... - развел своими большими черными крыльями ворон.
- Хорошо, - кивнула чайка и, глубоко вздохнув, посмотрела на далекое синее небо. - Давайте только немного подождем - скоро должен подняться небольшой ветер, и тогда вам легче будет планировать. А я пока схожу позавтракаю, если вы не против.
- Да, разумеется! - ворон быстро закивал головой, и его глаза заблестели от волнения. - Я тоже пока пройдусь немного...
На море снова был отлив, и чайка быстро пошла по усыпанному ракушками обнажившемуся дну. На пути ей попадались небольшие ямки, наполненные водой, и в конце концов, она остановилась возле одной из них. На дне ямки лежал маленький обломок пятнистой ракушки, и чайка долго смотрела на него, не замечая, что в воду, одна за другой, капают ее горячие слезы.
А потом с моря подул легкий ветер, и начался прилив. Чайка подняла голову и бодро зашагала к берегу, на котором стоял нетерпеливо дожидающийся ее ворон.