- Нечего всякую грязь в рот тащить! - сердилась мамаша, с сомнением оглядывая липкие карамельные фигурки за стеклом.
- Фу-х, жарища! - я откинулся на лавке, обмахиваясь журналом - где этот Михалыч с его кондиционированной Тойотой.
- Ну ма-ам!
В глазах то ли просверки солнца на стеклах киоска, то ли блики целлофановой обертки...
***
Вовкин отец вышел из тюрьмы. Руки с синими наколками выделялись из компании пап за доминошным столом. Папы много и тяжело работали, но вот почему-то, только у Вовки имелись карманные деньги. У "Побединского" сквера цыгане продавали карамельных петушков, завернутых в жесткий целлофан. И эти шелестящие треугольники так заманчиво отражали жаркие блики солнца. У меня в кармане болтались несколько затертых копеек, но треха, что с гордостью демонстрировал Вовка, лежала далеко за пределами мечтаний дворовой детворы.
Вовка, старше нас восьми-девятилетних на два года, был авторитетом. Мускулистый и резкий - весь в отца. Когда в окрестностях двора творился какой-либо кипеж, Вовка был в самой гуще. Эдакий петушок!
За прозвище я получил увесистую плюху, и разъяснение, что это слово значит на зоне. А ведь у Вовки, хоть и стелилась по лбу сивая челка "под полубокс", при драке, удивительным образом, на макушке сразу встопорщивался вихор, наподобие петушиного гребня.
Все идеи во дворе подавал я, такая уж пытливая натура. Стоило взгромоздиться на стройке по соседству подъемному крану, как все, кроме малышни, дождавшись в сумерках засыпания клюкнувшего сторожа, полезли осваивать эту "лестницу к небу".
На верхотуре возникла мысль - пройтись до конца стрелы. Доказать храбрость, коснувшись красного флажка на вылете. Народ был испытанный - на крышу восьмиэтажки лазали загорать по пожарной лестнице. Закавыка была в том, что мостки и перила заканчивались метров за пять до флага. Идти дальше по ферме из уголка, балансируя руками, не отважился ни кто.
Вовка пошел, повис на конце стрелы, на одной руке, уцепившись за стержень флажка. Холодный ветер раскачивал фигурку с хохолком на макушке на тридцатиметровой высоте. И вдруг ржавый стержень повело. Вовка изогнулся, дрыгая ногами, но уже не мог дотянуться второй рукой до стрелы. Ребята замерли, а я, холодея от ужаса, оседлал ферму и, поспешно перебирая руками, двинулся на помощь.
Как вытащили - не помню. На всю жизнь запомнил бликующую обертку петушков, что на все свои капиталы накупил нам Вовка. А хохолок его изрядно посветлел.