Оборотень бросил свое тело в воздух. Шерсть на загривке слиплась иглами. Бугры мускулов выпирают на лапах. Из пасти хлопьями летит пена и повисает на морде. Клыки торчат неровными рядами, и их явно больше чем было бы у обычного волка пусть и весом в шестьсот фунтов.
Я обмакнул перо в тушечницу и продолжил линию шрама на левой лапе зверя. Осталось закончить пару деталей фона и рисунок готов. Аккуратно пристроив перо в подставку (клякса - это всегда обидно, но перед последним штрихом она может свести с ума), я покрутил шеей и начал массировать глаза. Освещение последние полчаса было ни к черту. За окном до самого горизонта протянулись пологие равнины провинциальной Франции. Столбы света, пробивающиеся в разрывы между облаками, бродили по ним, то исчезая, то вновь появляясь. Солнце мелькало в листве проносившихся мимо деревьев. Вернее, в промежутках в размытой зелено-коричневой полосе. На скорости около трех сотен километров в час, которую развивает 'Евростар', разглядеть отдельные деревья практически невозможно.
Откуда-то из-под локтя раздалось придушенное: 'Вау!' Рядом со мной, не отрывая глаз от рисунка, плюхнулся мальчишка лет тринадцати в джинсовом костюме и бейсболке с эмблемой 'Чикаго Буллз'.
- Эт вы нарисовали, м`стер?
Да, судя по говору, мальчик явно едет не в гости. Несколько странное звучание знакомых английских слов, но не так как их произносят американцы или шотландцы. Как гласит пословица: 'Сунь англичанину в рот горячую картофелину и получишь шотландца'. Парень же говорит чисто, но проглатывает некоторые звуки - видимо это и есть лондонский 'кокни', диалект над которым так потешалась Шейла.
- Эй, м`стер, с вами все в порядке? - Подросток попытался заглянуть мне в глаза.
Я представил, как должно быть выгляжу со стороны: в вагоне ультрасовременного поезда, покрывающего расстояние между столицами Франции и Соединенного Королевства за три с половиной часа, на мягком зеленом диване, среди хрома и полированного дерева сидит парень, в кожаной куртке, брюках с кучей карго-карманов и тяжелых армейских бутсах, словно только что слез с мотоцикла, да еще и с накинутым капюшоном худи. Для переезда у него слишком мало вещей, а для поездки в гости, слишком много - такое чувство, будто он просто везет с собой все свои нехитрые пожитки. Перед ним, на приставном столике разложен лист плотной бумаги, стоит допотопная чернильница и он, как средневековый монах, иллюстрирующий рукописную библию, выводит линии, временами макая перо. Не хватает только свечи. Перо у меня, правда, такое, о котором древние переписчики могли только мечтать - стальное ультратонкое Hoob`s ? 101. И капюшон я натянул только с той целью, с какой лошади надевают шоры - отсечь все ненужное. Что бы ничто не отвлекало от сюжета. Я художник. Но не обычный - я рисую комиксы. А это работа с диким напряжением по срокам. Как раз через два дня подходит время сдачи следующего выпуска 'Ходящего по стеклу', поэтому я использую каждую свободную минуту для работы. В начале поездки это казалось хорошей идеей, но бесшумная езда и, как говорят, невозможность пролить ни одной капли воды из стакана (ничто не колышется) вызвало странное чувство укачивания, которое, впрочем, помогло полностью погрузиться в работу, хоть я и чувствовал теперь некоторую заторможенность.
Мальчик поднялся, видимо желая позвать кого-то из взрослых.
- Не совсем я. - Ответа на первый вопрос думаю, будет достаточно. - Я контуровщик. - Это было лишь частью правды, но вдаваться в подробности мне решительно не хотелось.
- Как это?
- Рисунок сделан карандашом, а я обвожу его тушью, что бы он стал ярче и глубже. Так делаются все комиксы.
- Вау! Так эт будет комикс?! - Парень с новым интересом посмотрел на мою работу. - А как он наз`вается? А еще картинки у вас есть? Эт про оборотней, да? - Мальчишка просто взорвался вопросами.
После окончания работы у меня всегда в голове некоторая пустота. Иногда несколько минут иногда дольше. Все зависит от размера и сложности изображения. Мне всегда нужно время, чтобы 'отпустить' сюжет, который занимал все мое внимание. Ничего не значащая беседа не самый плохой способ вернуться в окружающий мир, тем более, что работать дальше будет сложно - мы скоро въедем в тоннель.
- Как тебя зовут? - я плотно закрутил крышку бронзовой тушечницы, купленной в Гамбурге на барахолке. Она представляла собой шар размером с крупный апельсин, держащийся на подставке из языков пламени, выполненных из какого-то светлого медного сплава. Весь шар покрыт различными значками, рунами и узорами. Выглядит круто. Я даже использовал некоторые из них в своих работах. Вряд ли мне кто-то предъявит иск о нарушении авторских прав.
- Эдвин, а вас?
- Зови меня, Джек. - Вообще-то меня зовут Евгений, но мне всегда казалось, что это звучит как-то претенциозно, а Женю, как я уже давно понял, англоязычный собеседник моментально переделает в Джека. Так зачем время терять? И потом, это стало особенно смешно после выхода 'Пиратов Карибского моря' - по матери фамилия моя Воробьев.
- Это 'Ходящий по стеклу'. Двадцать третий выпуск. - Я думал, что более удивленным и восхищенным выглядеть нельзя. Я ошибался.
- Ух ты! Так это я ваш комикс купил? - Эдвин наклонился и достал из лежащего у ног рюкзачка, с изображением какой-то рок-группы, буклет в еще не сорванной, полиэтиленовой обертке. На обложке был изображен крадущийся по улицам полуразрушенного города Охотник с ружьем, за которым наблюдал притаившийся в тенях огромный волк.
- Ну... Скажем так, я один из авторов. - Не стану я объяснять пацану, что такое контуровщик на самом деле. И что над комиксом, вызвавшим у него такую бурю восторга, я тружусь только ради денег. История о злобных монстрах и неизменно благородных Охотниках, на мой взгляд была лишена всяческого смысла и напоминала своим сюжетом старые, еще черно-белые голливудские 'ужастики'. Однако ее выпуски выходили регулярно и с такой периодичностью, что издательство время от времени подряжало меня в качестве этого самого контуровщика - специалиста, обводящего тушью карандашные эскизы другого художника. Это позволяло сэкономить кучу времени и выпускать 'Ходящего' просто с пулеметной скоростью.
Я же являюсь приверженцем преобладания качества над количеством. Романы в картинках, автором которых являлся я, почти никогда не объединялись в серии. Сюжеты для них я искал в мифах и легендах разных народов. Так же я искал различные виды для работы с натуры, забираясь для этого в самые живописные уголки старушки Европы. Оплачиваются мои рисованные романы получше массового чтива, но выходят они существенно реже, вот и приходится подрабатывать, трудясь над красочными, но достаточно бессюжетными проектами.
- Суупер! - протянул мальчишка. - А этот про что будет?
- А разве тебе не интереснее будет прочитать самому?
- Ну... - Эдвин не сдавался - А в`мпиры будут? Они клеевые! Или только оборотни?
Я вздохнул. Свет клином сошелся на этих вампирах. Практически в каждом мистическом триллере, будь то фильм или книга, обязательно выступают идейные последователи графа Дракулы или же сам валашский господарь. В каком-то из американских фильмов его даже сыграл афроамериканец (папаша бы настаивал на термине 'ниггер', но лишь дома и после третьей бутылки пива). Уже есть вампиры мужчины, женщины, дети. Вампиры полицейские и вампиры адвокаты, вампиры гомосексуалисты и вампиры борцы за справедливость, вампиры священники и вампиры писатели. Если бы так пиарили реально существующего человека, я бы сказал, что в следующем году он будет президентом. Сила литературы и массмедиа просто огромна. Недаром в шестидесятых, после грандиозного успеха 'Властелина колец' в Штатах, на стенах появлялись надписи 'Фродо жив!' или 'Гэндальфа в президенты!'
- Нет, обойдемся, я думаю без вампиров. Но не волнуйся, там много разных видов вервольфов, да и другие персонажи будут. Демоны, например. - Подмигнул я. - Только никому не говори - это пока секрет.
- Класс! Джек, а скажите... - мальчишка замялся и уставился в пол - Вы верите, что они существуют? - Он приподнял голову и как-то странно искоса взглянул на меня.
Я не так часто бываю на всяких конвентах и фестивалях, однако уже успел привыкнуть к этому вопросу. Рано или поздно его задает почти любой фанат комиксов, младше восемнадцати лет. И каждый третий из тех, что старше. У меня уже есть свои любимые заготовленные ответы.
- А как ты сам думаешь? - я заговорщицки подмигнул, как часто делают взрослые, когда хотят намекнуть ребенку на нечто 'очень важное, но мы же никому не скажем'.
Эдвин молчал и продолжал смотреть на меня каким-то остановившимся тяжелым взглядом. Совсем не по-детски.
- Я думаю, нет. - Удивил меня мальчишка - Иначе они наверняка попытались бы разыскать вас. И если хотя бы треть написанного вами о них правда, это встреча не принесла бы вам благо. - Это 'благо', сказанное со всей серьезностью, меня доконало. До меня дошло, что смешной говор мальчишки сменился классическим, хоть и несколько архаичным, оксфордским произношением (я когда-то писал курсовую работу по сравнительному анализу диалектов центральной Англии и северного Уэльса)
- Что ты имеешь ввиду? - оторопело спросил я. В желудке вдруг возник противный ледяной ком, возник и тут же пропал.
- Ну они б наверняка хотели бы п`лучить ваш автограф м`стер. - Эдвин сверкнул улыбкой, какой умеют улыбаться только дети и собаки, растянув рот до ушей и демонстрируя отсутствие кариеса.
Видимо я слегка переутомился или так и не 'отошел' от работы вот и мерещится всякая чушь. Мддя, 'срочно нужно выпить капли от головы'.
- Ну конечно. - С облегчением, я разорвал обертку на номере, который протянул мне мальчишка и прямо на титульном листе вывел своим лучшим 'готическим' шрифтом: 'Эдвину, не верящему в оборотней. Джек Спэрроу'. Джек Спэрроу это имя, под которым я пишу и на которое выдан мой аргентинский паспорт, но это долгая история. Написав, я тут же пожалел об этом. Надо было выбрать что-нибудь более простое и слегка поучительное, как обычно я и делал на тех трех 'встречах с автором' на которых я присутствовал по договору с издательством. Но то ли моя усталость сыграла злую шутку, то ли я сам злился за минутную слабость (хоть и сам не понял на кого), но надпись вышла слегка саркастичной. Я протянул журнал назад.
- Ух, зашибись! Спасибо, м`стер Спэрроу. Братва обзавидуется! - он так увлекся разглядыванием своего приобретения, что не заметил, как 'Евростар' сбросив ход, въехал, наконец, в тоннель. Поднял он голову только когда за окнами потемнело, а под потолком включились лампы.
- Почему темно?! Уже ночь?! - Эдвин вскочил, уронив комикс на пол. Невидящими глазами он смотрел в окно, а на лице его был написан самый настоящий ужас. Я подумал, что не часто можно встретить в реальной жизни человека меняющего эмоции столь явно и столь резко, без переходов. Впрочем, я мало общаюсь с подростками.
- Успокойся. Мы всего лишь въехали в тоннель. - Я старался говорить помягче, еще не хватало, что б на его крики явился кто-нибудь выяснять, что это тут происходит и кем ребенку приходится этот подозрительный тип.
- Ты разве забыл, что путь наш лежит под Ла Машем? - От волнения я сам заговорил каким-то высоким штилем.
- И кстати, ты едешь один?
- Да... Нет... Мне пора, извините. - Подхватив сумку и комикс, мальчишка дунул по вагону. Видимо смутился, что выставил себя на посмешище. В его возрасте мне казалось, что надо мной все время потешаются.
Не очень-то я умею ладить с детьми. Жаль, что со мной не было Шейлы. Вот уж кто, наверное, может найти общий язык с кем угодно. Несколько лет она была волонтером Армии Спасения, затем собирала подписи в защиту памятников старины, а последние полгода была активистом движения 'зеленых' со странным поэтическим названием 'Защитники Гайи'. Гайя или Гея была, кажется богиней Земли и природы у древних греков. Ага, я парень начитанный. Мне как писателю мистических романов, хоть и рисованных, приходится проводить много времени в библиотеках, интернете и просто в расспросах, в поисках захватывающего сюжета.
С Шейлой мы познакомились полторы недели назад на конвенте. Она резко выделялась в толпе подростков, толкающихся у нашего стенда. Помню, я говорил с Гвидо Рейнхартом, моим агентом, о новом проекте. Он отошел на пару шагов чтобы ответить на телефонный звонок, а я от нечего делать стал пялиться в толпу. Мысленно я продолжал спорить с ним и не сразу заметил, что уже несколько минут смотрю, не отрываясь на стоящую в нескольких ярдах рыжеволосую девушку, словно сошедшую со страниц современного романа о Диком Западе. На ней была клетчатая рубашка, завязанная узлом на животе, джинсы, с фантазией прорванные в различных местах и ковбойские сапоги. В вырезе рубахи мелькало несколько кулонов и подвесок из дерева и камня на кожаных шнурках. Но мое внимание привлекла стетсоновская шляпа с низкой тульей и широкими полями. Из-за нее, а также из-за того, что девушка была на целый фут ниже меня, я мог видеть только подбородок и пряди волос цвета меди, настолько насыщенного оттенка, что казались не завитками и локонами, а частью какого-то кольчужного оголовья, выполненного необычайно искусно. Помню, я еще успел подумать, что раз нашим творчеством интересуются столь яркие и привлекательные юные леди, то... Что именно 'то' я уже не задумывался, так как мое очаровательное видение сделало шаг в сторону и подняло голову, посмотрев прямо на меня. Ее глаза... Нет, не так. ЕЕ ГЛАЗА казалось, заслонили для меня весь мир с его выставками, павильонами, фанатами и вернувшимся Гвидо, который уже снова начал мне что-то доказывать. В студенческие годы я был очень застенчив при знакомствах с девушками. Именно тогда я и выработал свой способ начинать разговор. И сейчас, находясь в совершеннейшем ступоре, я на автомате повел себя как обычно: буркнув Рейнхарту, что со всем согласен, сделал два шага и, глядя в эти невозможные глаза всех оттенков зеленого и бирюзового, сказал: 'Я должен Вас нарисовать!'. Она посмотрела на меня прямо, помолчала и спросила: 'Зачем?'. Простой вопрос, заданный безо всякого подтекста, смыл все мои намерения продолжать разговор по накатанному шаблону, я растерялся и впервые в жизни, наверное, сказал, не задумываясь о последствиях: 'Я хочу этого больше всего на свете'. Она тихо рассмеялась и сказала: 'Мне приятно будет выполнить ваше самое заветное желание. Но о чем же вы будете мечтать, когда оно исполнится?' Набравшись наглости, я сказал, что всегда могу мечтать о нашей следующей встрече. Она рассмеялась, и мы пошли пить кофе.
В кофейне я уже смог общаться, не пялясь на нее как шестнадцатилетний подросток на свою первую и, конечно же, единственную любовь. Я даже слегка удивился, что это на меня нашло. Но это было позже, а вначале мы разговорились. Я расспрашивал девушку о том, чем она занимается и что привело ее на этот съезд малолетних 'ботаников' и, питающихся чипсами и 'кокой', сорокалетних толстяков, часами спорящих о том, кто круче - Бэтмен или Супермен. Шейла (к тому моменту мои хорошие манеры пробудились и мы, наконец, познакомились) рассмеялась и сказала, в этом городе она с группой экологов проводит некоторые исследования. И вот в выдавшийся свободным вечерок случайно заглянула на 'Ежегодную литературную ярмарку', во всяком случае, так гласила табличка при входе. И лишь попав внутрь, она поняла, что литературы как таковой там все же нет. А затем Шейла сделала мне царский подарок. Она наклонилась поближе и, понизив голос произнесла: 'Вы Джек, только не обижайтесь, но я не очень люблю комиксы. Единственным исключением был роман в картинках 'Кровь и шоколад', который я прочла в прошлом году. Это было нечто совершенно особенное!' - Девушка сдула с лица прядь непослушных волос, смешно наморщив носик. Я же сидел, ни жив, ни мертв, понимая, как чувствует себя владелец лотерейного билета, у которого вот-вот откроется последняя выигрышная цифра. 'Там была действительно захватывающая история и такие иллюстрации, что казалось, будто я смотрю фильм. Я даже пыталась на вашей ярмарке найти что-то похожее, но все продавцы готовы говорить лишь о своем товаре, а фамилию автора я забыла'. Она смущенно улыбнулась, а мое сердце сначала споткнулось, а затем забилось с частотой сумасшедшего барабанщика, где-то в горле. Я наклонился к своей сумке стоявшей у ножки стола и вытащил свежий авторский экземпляр 'Мерзлячка из Хилтона' который мне сегодня привез Гвидо. Это был мой самый новый роман. Он был посвящен Маленькому народцу северного Уэльса. 'Что ж, я подпишусь настоящей фамилией. Возможно, ее запомнить проще' - нарочито небрежно сказал я. И пока моя прекрасная читательница (Черт! Ей нравятся мои романы!!) изумленно округляла глаза, пытаясь поверить в такое совпадение, я разорвал обертку и размашисто написал на русском: 'Шейле, с глазами цвета Зеленого Эрина. Евгений Воробьев'. Она улыбнулась, и я понял, что ради этого момента я и рисовал свои романы. Просто не знал этого раньше. 'Вот и не верь в чудеса после этого' - она раскрыла буклет посередине и уткнулась в него носом. 'Он только из типографии? Судьба сегодня в хорошем настроении' - она попыталась прочесть мою подпись, а я смотрел на ее руки. Загорелые, крепкие, даже слегка мускулистые, но с изящными длинными пальцами. Она не носила колец, и лишь на правом запястье красовался сложный браслет из перевитых вместе бронзовых цепочек и кожаных шнуров. 'На каком языке это написано?' - спросила она...
Мы проболтали весь вечер. Оказалось, что она знает уйму старинных валлийских и гэлльских легенд. А я же в ответ рассказывал былины древней Руси, польские и румынские сказания, а также предания индейцев Навахо. К сожалению, исследования ее группы подошли к концу, и следующим утром Шейла улетала в Лондон, а оттуда домой, в маленький городок под названием Баглан-Тидвил, неподалеку от Сноудона, высочайшей горы Уэльса. С удивлением я осознал, что Шейла не хочет расставаться, так же, как и я. Обычно особым успехом у женщин я не пользуюсь. Посудите сами: длинный, угловатый, бреющийся налысо тип, предпочитающий одежду мрачных тонов полувоенного или походного фасона. Вдобавок разочарование, которое испытывали мои потенциальные пассии, когда после слова художник я говорил 'комиксист', также не облегчало путь к их сердцам. Тем большим было удивление, когда мое зеленоглазое видение, распрощаться с которым навсегда я уже был практически готов, произнесло: 'А не хотел бы ты приехать в Уэльс? У меня начинается сезонная практика. И я показала бы тебе все живописные, таинственные и мистические уголки нашего графства'. При этом она взяла меня за руку и с тревогой заглянула в глаза. Она что, действительно волнуется, что я могу отказаться?! Да всей моей выдержки хватило, чтобы не заорать 'Да!!' на весь парк, в котором мы гуляли к тому моменту. Вместо этого я повернулся и произнес: 'Мне нужно уладить некоторые дела, но ровно через девять дней я буду ждать тебя на вокзале Сент-Панкрас в Лондоне'
Вот так я оказался в вагоне 'Евростара'. И именно поэтому я предпочел даже в поезде продолжать работу. В последние дни стоило мне расслабиться и меня начинали терзать всяческие сомнения и страхи. Мысли мои крутились вокруг Шейлы ап Лливелин Мак`Фиона. Диагноз был ясен как Божий день. Я влюбился без памяти.