Вздохнув, словно после глубокого сна, я встал и потянулся. Перестав заниматься самокопанием, я, наконец, решил осмотреть свое временное пристанище. На фоне удивительных событий произошедших сегодня, номер оказался подчеркнуто безлик. Небольшая комната с маленьким окошком. Узкая кровать с зеленым покрывалом, тумбочка с лампой, небольшой столик, деревянный стул. Под потолком на кронштейне небольшой, "кухонный" телевизор, пульт от которого обнаружился на подоконнике. В маленьком коридоре стенной шкаф и дверь в санузел с душевой кабиной, унитазом и характерной для старых английских домов глубокой раковиной с двумя кранами. По традиции полагалось набрать воду, регулируя температуру, включая краны по очереди и мыть руки, посуду или, например, бриться, используя раковину как таз. Про обычай этот я слышал, хоть и не знал, была ли его причиной бережливость, привычка или может особая нелюбовь к проточной воде. Пол в номере везде, за исключением санузла покрыт коричневым ковролином. Все очень чисто и опрятно, но совершенно заурядно, словно в каталоге Икеи. Впрочем, даже такой номер в центре Лондона влетел бы в круглую сумму, если бы мне пришло в голову снимать его за свои деньги. Так что не стоит перебирать харчами, тем более что по сравнению с некоторыми хостелами или комнатами в съемных квартирах в Бухаресте, Секешфехерваре или Вышеграде это настоящие хоромы. На столике даже обнаружилась памятка с указанием времени завтрака, номерами вызова такси и даже с паролем вайфая, который заставил улыбнуться - "palantir2.0". Увлеченные люди придумывали, что впрочем, не удивительно для Ковент-Гардена, с его-то богемной атмосферой.
Распаковав вещи, я набросал небольшое письмо издателю, пообещав в ближайшее время выслать оконченные рисунки. Закрыв ноутбук, я вспомнил о выпачканном кровью кейсе. Подробный осмотр подтвердил худшие опасения - отчистить его, скорее всего уже не удастся. Придется покупать новый. Но сколько же крови я тогда потерял? А ведь сейчас я чувствую себя если не превосходно, то возможно даже лучше чем обычно. Раздевшись, я направился в душ, чтоб смыть с себя ощущение больницы. Да и вообще, жизнь на колесах учит ценить маленькие радости и горячий душ среди них король. Аминь. Подойдя к зеркалу, я обнаружил, что та небольшая царапина, которую я обнаружил утром на месте раны, исчезла без следа. Вот еще вопрос, зачем было так стараться? Ведь мало того, что я был ранен, но и вся моя одежда должна была, как и кейс пропитаться кровью. Однако, за исключением небольшого пятна возле разреза, оставленного явно с умыслом, нигде больше ни пятнышка. При этом ни футболку ни брюки никто не стирал, я специально вернулся и внимательно их осмотрел и даже нашел небольшое пятно от горчицы, посаженное пару дней назад. Т.е. если даже предположить, что существуют какие-то неизвестные способы (я все еще пытался обойти термин "магия", хотя он и напрашивался) удаления пятен крови и только их, они могут работать еще и весьма избирательно и в очень краткий срок. Душ шумел, а я голый сидел с разложенной на коленях одеждой и все еще никак не мог заставить себя успокоиться и просто записать происходящее "в непонятное". Просто наваждение какое-то... Наваждение.... Погодите-ка. А что было, перед тем как я смог расслышать разговор братьев в машине? У меня было какое-то странное состояние, какое бывает, когда летом лежа на траве, закончив наброски какого-нибудь пейзажа, я бездумно смотрю в проплывающие облака. Зелено-золотой луч то бьет в глаза, то вновь скрывается за качающимся кружевом ветвей. Жужжанье пчелы и шелест травы единственный звуки в мире. Затем пропадают и они, ты ощущаешь себя как за толстым стеклом. Еще немного и дрема накроет тебя. И разрушить эту хрупкую гармонию может все что угодно - неожиданный звук, неловкое движение или... Не давая себе времени задуматься и почти ощущая тепло летнего солнца, я со всей дури врезал локтем по углу прикроватной тумбочки. Боль была такой острой, что я испугался, не повредил ли себе что-то. Но тут переживания отошли на второй план. С привычным зудом, на руке проявилась уже знакомая угловатая вязь. Теперь я смог рассмотреть весь процесс, символы или звенья проявлялись по очереди. Как бы убегая от точки пульсировавшей болью, они возникали у локтя и спирально оббегали предплечье, багровые в начале и почти сливающиеся по цвету с кожей где-то на пульсе. Я уже хотел было рассмотреть их подробнее, что б потом зарисовать по памяти, но меня отвлекло возникшее слабое желтоватое свечение. Светились мои футболка и брюки. Безнадежно испорченные засохшей кровью, сплошь пропитавшей их с одной стороны.
Глубоко задумавшись, я принял душ в рекордные сроки, забыв, что собирался сполна насладиться горячей водой. По хорошему, следовало еще и побриться - щетина на подбородке да и на макушке явно требовала внимания, но учитывая обстоятельства, с этим можно было и повременить. Но не долго, небольшой шрам, чуть выше лба, не заметный на коже сам по себе, среди щетины будет выделялся уродливой проплешиной. Избегая столь явного "украшения", я в свое время, предпочел решить вопрос радикально и теперь был вынужден поддерживать стиль Юла Бриннера.
Как и в прошлый раз, знаки с руки исчезли достаточно быстро, а вместе с ними пропало и жжение. Причем, как мне показалось, в горячей воде знаки исчезали быстрее, а зуд пропал почти моментально. Надо бы разыскать этого замечательно дядю Финна и поподробнее расспросить о его подарке.
Кстати, вот еще один повод позвонить Шейле. Я вдруг осознал, что как подросток боюсь набрать ее номер. За одни сутки мой мир столько раз кувыркался с ног на голову и обратно - немудрено потеряться. Я взрослый человек, не монах и всего лишь ожидание встречи с красивой девушкой, не мешало мне, к примеру, рисовать в поезде. Я спокойно заканчивал работу, не испытывая особых переживаний. Теперь же, что греха таить, я был обескуражен и ошеломлен. В тишине номера, я понял это окончательно. Я боюсь. Боюсь того, что ничего не понимаю, того, что события, которым пока я был лишь свидетелем, увлекут меня как вышедшая из берегов река, сносящая на своем пути камни, деревья и целые дома. Человек может выстроить сколь угодно крепкое строение, но стихия в момент может все разрушить и даже стереть всякие следы того, что создавалось на века. Я слишком привык не быть, по большому счету никому должным. Издательство не в счет. В любой момент я мог отказаться от сотрудничества, всего лишь написав письмо. Но тут было другое. То, что я сейчас скажу или, наоборот, о чем умолчу, может в корне изменить мою жизнь. Передо мной Рубикон и надо или переходить его или возвращаться. Я глубоко вздохнул и набрал номер. "Абонент сейчас не может ответить на ваш звонок. Оставьте голосовое сообщение после сигнала". Чуть позже, завязывая шнурки, я все еще испытывал смесь облегчения с досадой - трудный разговор откладывался, но я надеялся услышать от Шейлы, что она скучает, ждет встречи, что у нее все хорошо и она немного волнуется за раненного героя. Ну и конечно сказать самому, что и волнуюсь и скучаю и жду встречи. Впрочем, я как раз все это и надиктовал на голосовую почту. Остается только ждать. А пока надо попытаться разобраться в происходящем самостоятельно, хоть какое-то занятие. До вечера еще есть время и пока не появились ушлые братцы Мак`Фиона можно попробовать разговорить миз Оунаг. Да и вообще, оглядеться не помешает.
Гостиничный коридор оказался длиннее, чем мне запомнилось. Пару поворотов я точно каким-то чудом пропустил. Надо собраться, ситуация точно не располагает к рассеянности. Дав себе зарок не пить сегодня ничего крепче пива, да и того не много, я вышел в общий зал и огляделся. Несмотря на приближающееся обеденное время, занято дай бог треть столов. А вот возле стойки был настоящий аншлаг. Странно, для того что бы просто пить время уж совсем раннее. Мерерид нигде не было видно, и я решил не толкаться у бара, а сесть за ближайший к выходу стол - тут и меня заметить проще всего и мне видно большую часть зала. Так что, кто бы ни появился первым, кузены Шейлы или миз менеджер, мимо меня они не прошмыгнут.
Подошла пухленькая официантка, несмотря на молодость, напоминающая добрую бабушку из мультфильмов Миядзаки. Увидела лежащий на столе ключ с дубовым листком, разулыбалась и тут же захлопотала. И столик протерла и в тонкости меню посвятила, и раз пять спросила, как мне здесь нравится. И все это искренне, без назойливости. Я, как человек неизбалованный женским вниманием вообще и домашней заботой в частности, тут же растаял, мысленно пообещал оставить хорошие чаевые и совершенно упустил момент, когда согласился все записать на счет. Чаевые я конечно и так оставлю, но вот со счетом не совсем удобно - оплачивает то его клан Мак`Фиона. Понятное дело, от пары стейков они не обеднеют, но тут дело принципа. Хорошо хоть сейчас я только кофе заказал, правда, самый большой. А пива я еще вечером выпить успею.
Кто-то от скуки читает, кто-то смотрит телевизор, листает "бред-ленту" или шерстит "мордокнигу", мне же с детства достаточно было огрызка карандаша и клочка бумаги. Сидя дома, разговаривая по телефону или слушая музыку, я мог за один присест изрисовать абстрактными узорами или даже полуоформленными эскизами небольшой блокнот. Стоило же мне оказаться в публичном месте, таком как вокзал, почта, банк или даже военная база в А-стане, как совершенно непроизвольно я начинал зарисовывать все вокруг себя. Клерк заходит в дверь с надписью "Только для персонала", пожилая леди пытается достать кошелек из сумки, прижимая локтем зонт, подросток в темных очках выдувает пузырь жвачки, мастер-сержант вылезает из потрепанного хамви. Многие из этих зарисовок весьма пригодились мне в дальнейшей работе, но большинство, конечно же, отправлялось в мусор. Что не мешало мне продолжать переводить бумагу снова и снова. И вот сейчас, прихлебывая отличный кофе, я снова открыл блокнот... бородатый бартендер в галстуке-бабочке наливает пиво из крана... маленькая официантка поднимает заставленный поднос повыше, пробираясь мимо сидящих гостей... В какую же переделку я попал... пожилой хиппи в рубахе с подсолнухами, выглядывающими из под темного блэйзера, задумчиво помешивает чай в высоком стакане... Как же меня угораздило, ведь я потому и переезжал с места на место, чтоб никакие неприятности меня больше не нашли... чем-то неуловимо похожая друг на друга парочка, оба высокие, со светлыми волосами и длинными изящными пальцами, совсем не по родственному прильнули друг к другу рассматривая, что-то на экране планшета... Психотерапевт пыталась мне помочь справиться с "синдромом выученной беспомощности", но для этого надо было ходить на занятия группы каждый вторник и каждый второй четверг. Я предпочел уехать... высокий худощавый мужчина, с легкой походкой танцора или гимнаста отодвигает занавесь рядом с барной стойкой и проходит внутрь. Он слегка оборачивается и одна из длинных костяных шпилек, скрепляющих сложный узел волос на затылке цепляется за ткань занавески. Иссиня-черным каскадом волосы рассыпаются и закрывают мужчину до колен. Синяя занавеска с белыми снежинками опускается... Если бы не Шейла. Если бы только не она... Стоп! Я поднимаю листок с последним рисунком, на котором совершенно невозможный, даже для этого места, человек проходит за занавесь, которой здесь не было еще десять минут назад. Чертовски зудит рука. Лихорадочно перебираю предыдущие эскизы. Вот оно - бартендер, пивной кран и кусок стены возле стойки. Голой стены. Поднимаю глаза и смотрю на сине-белую занавесь, слегка колышущуюся от сквозняка. Люди ходят рядом и никак не показывают, что видят ее: не заходят, не придерживают ткань, проходя возле стойки и т.п. Для них ее нет. Миз Оунаг еще задерживается. Не у кого спросить объяснений, но и некому запретить мне найти их самому. Если уж падаешь с моста, у тебя есть несколько секунд, чтоб возможно научиться летать. Безо всякого внимания с чьей-либо стороны я пересекаю зал и ныряю за снежный занавес. Свет перед глазами меркнет. Мгновение полной слепоты, пугающее как незаметная ступенька на темной лестнице, но тут же картина проясняется. Передо мной короткий коридор, всего несколько шагов, из за поворота льется тусклый рассеянный свет. Он освещает грубую кладку стен. Я не разбираюсь в геологии или архитектуре, поэтому, мелькающие в голове слова "известняк", "песчаник", "доримский период", остаются просто словами. Хотя протоптанная в каменных плитах гладкая тропинка в дюйм-другой глубины свидетельствует о прошедших веках лучше любых доказательств. Я выхожу на короткую открытую всем ветрам галерею. Над головой скалистые пики. Самые высокие прячутся в вечном тумане. Далеко внизу, стиснутая горными отрогами лежит долина. Густая, но какая-то сероватая зелень листвы перемежается то оранжево-огненными осенними проплешинами, а то и снежными языками, протянувшимися от той или иной вершины. Луч света все так же освещает цитадель, но теперь я вижу ее сбоку и башен, стоящих отдельно на скалах видно только две. Устав удивляться, с каким-то фатализмом я признаюсь себе, что смотрю на невозможное - на долину с циклопической крепостью и всеми временами года разом. Долину с картины. И возможно, где-то далеко на левом склоне прячется ажурная калитка с узором из снежинок и листьев.
Опершись на каменные перила, я несколько минут бездумно созерцал этот по-своему красивый, хоть и тоскливый, пейзаж. При очередной мысли: "Да что же тут происходит..." почувствовал себя идиотски. Хрень происходит. Или сказка. Это смотря с какой стороны смотреть. Но пора признать две важные вещи: первое - весь мой предыдущий жизненный опыт здесь не применим и второе - пора прекращать удивляться. Если опыта и понимания нет, то неожиданность и кажущаяся невозможность происходящего - просто новая норма. Как там писал сэр Артур Конан Дойль: "Отбрось все действительно невозможное, а то, что останется, - и будет истиной, как бы неправдоподобно она ни выглядела!" По всей видимости, в невозможное стоит отныне записать понимание устройства мира обычным человеком. "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам". И Шекспир явно знал что говорил. Кстати...
Посмотрим-ка, какие развлеченья
И пляски нам предложит Филострат,
Чтобы убить трехчасовую вечность
Меж ужином и часом спать ложиться.
Вспоминая бессмертные строки из "Сна в летнюю ночь", я толкаю тяжелую деревянную дверь и шагаю в темноту.