Посреди темных вод Катаэйн поскрипывает. Под нижними палубами тихо. Этой ночью никаких попоек, никаких залихватских песен, никаких горячих споров за столами, усыпанными картами и монетами. Весь корабль, должно быть, принес обет молчания.
Похоже, жизнь теплится лишь на шканцах, где собрались четыре потрепанные фигуры. Один из них - рулевой за здоровенным штурвалом, парень с жирной лоснящейся кожей, которого матросы зовут "Свинтус". Другой - боцман, к которому из-за усов и кривых зубов давно приклеилось прозвище "Морж". Среди них - первый помощник капитана, чья тучность намертво приклеила к нему кличку "Китяра". И, наконец, четвертый - это корабельный кок, новичок на Катаэйн, где в прошлом едой занимался кабинетчик или кто-то из обычных матросов. Уроженец Оры, нанятый лордом Глондом, и творец разнообразной чужеземной стряпни, что в последнее время появлялась на столе капитана, этот парень, тем не менее, быстро стал своим среди моряков - особенно, когда перестал закрывать на замок помещение, которое он любил называть (или думал, что оно называется) "погребок". Имя у него какое-то глупое и трудно произносимое, но благодаря заостренному, длинному носу - или, согласно поверьям, другой части тела пониже - он получил кличку "Угорь".
Давайте послушаем, о чем они говорят.
МОРЖ: Но я не понимаю. Я думал, все эти россказни про сокровища - просто чепуха. Все эти байки про пролив Джавандры - тоже. Он ведь поэтому избавился от старины Лемю? Не смог терпеть его болтовню? Так что же старый дурак теперь задумал?
КИТЯРА (вздыхая): Думаю, мы все знаем, что он задумал, Морж.
МОРЖ: Что он затеял, ты хочешь сказать! Говорю вам, ребят, все это бессмысленно. О, но он ринулся вперед, как морской лев, как...
УГОРЬ: Морской лев? Кто это такой, этот морской лев?
СВИНТУС (боцману, игнорируя Угря): Дурак? Кэп Порло? Следи-ка лучше за словами, Морж, иначе кончишь, как Лемю.
МОРЖ: Но говорю тебе, я не понимаю! Сперва мы несемся к этой Скале...
СВИНТУС: Ты видел Скалу, кривозубый дурак! Мы не могли там оставаться. И девушку не могли там оставить.
УГОРЬ (размахивая руками): Увы. Ах, какую великолепную кухню обещал мне Его Светлость Лорд Глонд! О, я никогда не переживу эту потерю! В этих глубоких, полноводных морях водится столько разной живности - я бы готовил ему блюда, достойные короля!
СВИНТУС: Готовил бы, как миленький, ведь он и есть король! Или один из трех королей, так? В любом случае, имея в штанах то, что ты имеешь, не понимаю, чего ты ворчишь.
УГОРЬ: Э? Что?
МОРЖ (нетерпеливо): Но эти поиски сокровищ - говорю вам, ребята, я не...
КИТЯРА: Никто нас не слышит. Не видно даже этого молокососа на побегушках в заляпанных штанах. Вы его видели где-нибудь? Говорю вам, не нравится мне все это.
УГОРЬ (продолжая о своем): Как же я? Как я буду жить без своей кухни? Найду ли я вообще кухню, достойную короля, пока мы будем преодолевать этот пролив Джавандры?
КИТЯРА: Нет, но ты, возможно, найдешь скорую смерть.
МОРЖ: Скорую и быструю! Слыхал ты о них, этих дикарях с отравленными стрелами?
СВИНТУС: Морж, я сказал, захлопни свой капкан!
УГОРЬ: Э? Дикари? А что, кривозубый прав. Ему все это не нравится? Мне тоже не нравится!
КИТЯРА: И мне! И тебе, так ведь, Свин? Если уж по-честному?
СВИНТУС (размышляя): Ну... нет, не нравится.
КИТЯРА: На том и сойдемся. Знаете, я начинаю думать, что не таким уж и сумасшедшим был старина Лемю. Так что же мы будем делать? Что мы будем делать?
***
Глубоко за полночь девочка не находит себе покоя. Она то расхаживает по узкой, обрызганной духами каюте, то в очередной раз кидается на койку. За окном смертельно бледные отблики луны мерцают на перекатывающихся волнах.
Вновь и вновь, мучаясь вязкой бессонницей, девочка воображает, будто видит триурга и слышит жуткие отзвуки его воя. Она вспоминает старинные сказки. Она знает, что триург поглотил слишком много и теперь отчаянно пытался восстановить внутреннее равновесие. Точно так же, как Глонд желал насильно взять ее в жены, так и триург стремится заключить с ней Пожирающий Союз, который и только который может спасти его от погибели. Девочке вдруг больше не хочется умирать. Селинду колотит. В одном она уверена: мерзкое чудовище не исчезло насовсем.
Она с благодарностью гладит Радугу по мохнатой голове. Пес восседает на подоконнике, словно бдительный часовой. Селинда знает, что он постарается ее защитить, но сможет ли, когда триург придет снова?
В другом углу каюты не спит Ра Фанана. Она с тревогой наблюдает за Селиндой, но никак не может начать разговор. Вздыхая, нянька думает о том, как сильно изменился дорогой Фарис после отплытия с Амбора-Рок. Его усы подрагивали на ветру, когда капитан, возвышаясь на полубаке, раздавал приказы собравшимся матросам. Он выглядел как герой, и голос у него был похож на голос героя. Капитан громогласно рассуждал о предстоящем путешествии, не вспоминая ни про Амбора-Рок, ни про триурга.
Капитан сообщил, что наконец-то пришло время для поисков сокровищ, которые он откладывал всю свою жизнь. Он помахал помятой картой. Ткнул пальцем в отметку "x". Раскинув руки, он вещал о странных местах, о перешейке Мари, о проливе Джавандры, о соленом море Сардока. С ликованием он говорил про водоворот Мандру и еще более диковинное место под названием Глаз Моря. Капитан сказал, что эта карта запечатлена у него в сердце вместе с воспоминаниями о девушке, которая ее ему дала, и любой, кто присоединится к нему, кто последует за ним в поисках сокровищ, обязательно получит свою долю.
Любой мужчина - и любая женщина.
Как веселились моряки! Как топали они ногами!
И все же каким наигранным это все казалось...
Ра Фанана ворочается на простынях. Если бы только удалось заснуть!
Но нет. Сейчас ей хочется быть не здесь, а рядом с капитаном Порло.
***
Капитан Порло вычесывает вшей. Он осторожно нащупывает нарыв на животе, оставленный несомненно последним приступом чесотки. (В эти дни он весь покрыт нарывами; он становится таким же уродливым, как тот бедняга, что был его кабинетчиком до Грязнули!) И хуже всего его нога - в том месте, где к культе крепится деревянный протез. Интересно, что там вообще? Кожа, должно быть, стерлась до самого мяса. И запашок еще тот. О, как же невыносимо сильно там чешется! Но дотянуться туда капитан не может - по крайней мере, сейчас, пока он валяется на койке.
Оружие, висящее на стенах, позвякивает, как монеты. Капитану снова хочется отлить. В глазах плывет; свесив руку, он шарит по полу в поисках ночного горшка. Что, если из-за качки тот снова откатился? Раньше горшок был на цепи, но она порвалась уж сколько дней назад, и никто ее не починил. Ха! Порой в каюте воняет, как под хвостом у Гири, давнего корабельного кота на Кэтти. Старина Гиря! Сколько времени прошло с тех пор, как первый помощник нашел его под бушпритом, замерзшего, окоченевшего? (Мерзавец забросил его на борт - вот что он сделал - прежде, чем капитан успел лишь помахать рукой на прощание!) Старина Бизер тогда еще был жив - давненько это было... Кот был мармеладно-оранжевого цвета, с одним глазом, одним ухом, но с двумя увесистыми, похожими на сиськи уличной девки гирями, которые висели под стоящим торчком хвостом. Каким отличным крысоловом был Гиря!
Много времени прошло, как Гири не стало. Гиря и Буби, вместе они бы не ужились. Что ж, Буби была неплохая, особенно когда не капризничала. Иногда на ночь обезьянка устраивалась на койке рядом с капитаном. Она вычесывала ему вшей, и Порло это нравилось. Но сегодня ее и след простыл. С того дня, как капитан взялся за дело Глонда, обезьянка начала чудить. Чудить вовсю.
Порло махнул рукой на горшок. Какая теперь разница? Позывы прекращаются - теперь такое часто происходит - оставив лишь тупую боль, волнами расходящуюся по животу. Передохнуть не получится до самого утра... Проклятье! Капитан поднимает голову. На полке рядом с кроватью, по соседству с потрепанными бортовыми журналами стоит верная кружка. Он всегда ее ставит туда перед сном. В лунном свете кружка дружелюбно поблескивает.
Капитан дотягивается до нее. Глотку обдает огнем.
О, мужества в нем поубавилось. Старый Фарис Порло, его конец близок...
Начало конца.
Впрочем, все уже давно началось.
Когда капитан, наконец, засыпает, он видит во сне Глонди или, точнее, чудовище, в которое тот превратился; он видит бедняжку Мани и Вили Ван Во; большей же частью его сны о кобрах, злющих шипящих кобрах, которые когда-то давно лишили его левой ноги. Но нет, он видит не всю кишащую кобрами яму, а одну из них - лишь ту, которая выгибается кверху и раздувается, увеличиваясь в несколько раз. Кобра такого размера смогла бы погубить весь мир! Капитан чувствует ее зловонное дыхание. С ее клыков капает яд.
Порло внезапно просыпается. И вновь тянется к своей верной кружке.
***
Селинда тоже видит сон. Но это не кошмар, которого она с тревогой ждала все то время, что не смыкала глаз. Нет, она видит во сне себя на носе корабля, но не в ночной мгле, а в ярком солнечном свете. Дрожит ли она от страха, гадая, восстанет из моря триург или нет? Легкий ветерок приносит с собой сладкий запах благовоний. Начинает играть загадочная музыка. Затем, словно из ниоткуда, ей на руку садится птица. Это не простая птица, и девочка неотрывно смотрит в синие глаза ворона, осознавая неосознаваемое... Нет, это не кошмар. Однако, проснувшись, Селинда обнаружит свою подушку промокшей от слез.
Точно так же, как и Ра Фанана. Нянька видит во сне триурга, но и ее посетил вовсе не кошмар. Триург превратился в скорлупу, в чуть заметную оболочку, которая, развалившись, высвободила являвших его суть пятерых созданий, целых и невредимых. Смотрите! Вот улыбающийся во весь рот моряк в тельняшке; вот дикарь с разукрашенным лицом, который подпрыгивает, бьет руками по воздуху; вперед выступает колдун в длинном балахоне, отец Тагана, и воздевает руки к небесам, словно в молитве. Вот подмигивает неотразимый лорд Глонд. Ах, какой все-таки чудесный из него поклонник!
И, наконец, появляется маленький мальчик.
Он бежит в объятья Ра Фананы.
***
КИТЯРА (после паузы): Так что же мы будем делать? Думаю, я знаю.
МОРЖ: О, и что же ты придумал, жирдяй?
КИТЯРА: Кого это ты назвал жирдяем?
МОРЖ: Тебя-тебя, здоровый ты кусок сала!
УГОРЬ (возмущенно): Что за сало? Где? Он что, стащил его на моей кухне?
КИТЯРА: Предупреждаю тебя, Морж! Будь ты хоть трижды боцманом, свое ты отхватишь...
МОРЖ: Да, и будь ты хоть трижды первым помощником...
СВИНТУС (закатывая глаза): Друзья, друзья! Послушайте-ка меня, послушайте внимательно. О чем мы тут разговариваем? Что мы обдумываем? Не затеиваем ли мы... бунт, нет ведь?
Пауза.
КИТЯРА: Не нравится он мне, этот пролив Джавандры. А вам?
МОРЖ: Не нравится мне соленое море этого... запамятовал его имя...
УГОРЬ: Ах, а этот жуткий водоворот Мандру!
СВИНТУС: Послушайте, друзья, мне тоже не по душе ни всякие там водовороты, ни всякие глаза моря. Попахивают они чем-то потусторонним. Но вы забываете кое о чем - кое о чем очень важном!
МОРЖ: О чем, о сокровищах? Ты что, поверил старому дураку?
СВИНТУС: При чем тут вера? Я бороздил эти места годы напролет, задолго до того, как ступил на борт Кэтти. То тут, то там до меня доходили слухи...
КИТЯРА (насмешливо): Мифы? Легенды?
СВИНТУС: Тебе ли разбираться в легендах, жирдяй?
КИТЯРА: Как, ты тоже назвал меня жирдяем? Назвал?
СВИНТУС (игнорируя Китяру): Послушайте: я говорю, старый ублюдок что-то задумал, друзья. Я говорю, что мы останемся с ним еще ненадолго. В конце концов, вдруг он приведет нас к сокровищам... к бессметным сокровищам этих морей, как он говорит.
МОРЖ: Правдоподобная история! Я же говорю, он теперь как морской лев...
КИТЯРА: Ну, он и впрямь обещал поделиться - с каждым из нас.
СВИНТУС (задумчиво): Наверно, я бы предпочел поделиться, друзья.
МОРЖ: Ты о чем, Свинтус?
СВИНТУС (внезапно): Что это за шум?
КИТЯРА: Успокойся! Всего лишь обезьяна. Вон она, лазает по канатам.
УГОРЬ: Фу! Вонючка! Брось ее в море!
МОРЖ: Ну-ну! Радуйся, что кэп тебя не слышит!
Как оказывается, дело не только в обезьяне. Наверху в вороньем гнезде притаился ГРЯЗНУЛЯ. Мальчишка не спит: он встревожен, но не только беседой заговорщиков. Он всматривается в темноту. Ни с того ни с сего у него появляется странное чувство. Он удивляется, почему собравшиеся внизу ничего не замечают. Ах, очень скоро они заметят.