Снег всё шёл, не останавливаясь, медленно, спокойно, в полной тишине.
Для неё не было шума. Она лишь шла вперёд - просто вперёд. Столь же медленно, шаг за шагом, словно из последних сил.
Снег облетал её, иногда задевая её тело - тело словно детское, хотя она уже давно не ребёнок. Он касался её неприкрытого живота, её напряжённой от холода немного обвисшей небольшой груди, тонкого шрама от очков на её носу, её тонких длинных пальцев, её пышных ягодиц и широких бёдер. Он застревал в её пышных чёрных волосах, в её тёмных бровях и в столь же тёмных волосах на бугорке Венеры - но её это словно не беспокоило. Словно она не понимала всего этого.
Она шла вперёд, по голую щиколотку в белом снегу, едва поднимая ноги, шатаясь из стороны в сторону, не держа свои шаги. Едва прозрачный пар часто отходил от её лица, растворяясь в холодном воздухе в какой-то момент. По её щекам катились слёзы, но она не рыдала; эти слёзы падали в снег, пропадая в разрушенной дороге, которую торила она себе, - в одной из немногих дорожек вокруг, шедших в разные стороны от двери подъезда многоэтажки.
Она не слышала больше - собственных шагов, хруста снега, шума ветра. Для неё это перестало существовать; был лишь шум, - странный, монотонный, не говорящий ни о чём шум в голове. Единственное, что существовало для неё сейчас.
Она остановилась - когда оставалось несколько шагов до бывшей дороги. Остановилась неровно, опустив руки без сил, словно последние силы у неё уходили на то, чтобы просто стоять.
Скоро не стало и их; она упала на колени прямо в снег, опустив голову, позволив длинным волосам скрыть её словно детское лицо по бокам. Она не двигалась больше; слёзы всё падали с её щёк между голых ног, руки, окунувшись в снег, всё висели по бокам.