Аннотация: попытка взгляда извне, глазами чужака на хорошо известные вещи, в частности - религию, - с лёгким привкусом фантастики
Начало этого рассказа будет достаточно банальным. Итак:
Земля была завоёвана. Вся. Инопланетянами, естественно. Человекоподобная цивилизация Реарийцев (впрочем, кто кому был подобен - отдельный вопрос) покорила землю без помощи какого-либо супероружия. Хватило самого обычного, имя которому - изобилие. Инопланетяне отлично изучили нас, нашу страсть к материальным благам, и обрушили эти блага на нас. Всё и задаром, - пред этим девизом склонилась земля. В самом деле, кто будет работать, добывая хлеб свой в поте лица - когда можно бесплатно получить тот же хлеб, да ещё с маслом?
Государства развалились. Обратились во прах. Некоторые конечно, попытались спасти планету, "оторвать людей от корыта" - таков был их лозунг. Но численный перевес, причём значительный, был на стороне любителей корыта - и борьба эта закончилась поражением "отрывателей".
Инопланетяне же разделили землю на участки и расположились гарнизонами, контролируя территорию. Им никто в этом не мешал.
* *
Рупфгрюпенера* Рона Оррена это здание на подконтрольной ему территории почему-то неуловимо привлекало. То ли своей странной, не похожей на окружающие дома-коробки, архитектурой, то ли самим цветом своим: ослепительно-белым, с позолоченной луковицеобразной крышей.
Для чего предназначалось это здание Оррен, в целом знал. Так, в общих чертах. Здание имело отношение к местным, несколько странным, традициям, называемым религией. Рупфгрюпенеру эти традиции не мешали, и если ему и захотелось разобраться поподробнее во всём этом - то лишь из любопытства.
Некоторое время Оррен наблюдал за зданием из окна служебного, не нашей с вами цивилизацией созданного, автомобиля. Ничего опасного. Аборигены подходили к зданию поодиночке, крайне редко группами по два-три человека. Прежде, чем войти внутрь, каждый из них наклонялся чуть вперёд, одновременно делая рукой странный жест правой рукой, то ли отмахиваясь от чего-то, то ли наскоро ощупывая себя в четырёх местах. Аборигены мужского пола снимали головные уборы; женского - напротив укрывали головы кусками ткани.
"Ритуал, - подумал Оррен.
Ранее, ещё в звании Дигарберуфера**, Орриен служил в другой части этой планеты. Там у аборигенов кожа была тёмнее, и ритуалы были свои, не похожие на то, что он видел теперь.
"Впрочем, от этого они не перестают быть ритуалами - думал Орриен - стандартные, ранее установленные действия, повторяемые в силу обычаев. Действия, невыполнение которых считается непристойным, опечаливающим чувства верующих. Нет, не так. Там какое-то другое слово, близкое по смыслу. Ладно, пойдём, посмотрим на эти ритуалы поближе".
Рупфгрюпенер вышел из машины, и направился к зданию. Наклоняться и жестикулировать рукой он не стал, благо, что жест он всё равно толком не рассмотрел. Единственное, что сделал Оррен - это снял форменный головной убор. И вошёл внутрь.
Остановившись у дверей, он огляделся.
Поначалу это напомнило ему музей живописи. Правда, в музеях картины обычно развешивают на приличном расстоянии одну от другой, а тут картины лепились одна к одной, в несколько ярусов.
И потом, ни в одном из музеев (по крайней мере, из тех, в которых побывал Оррен) картины не подсвечиваются столь примитивными светильниками.
-Разум недоразумеваемый разумети Дева ищущи, возопи к служащему: из боку чисту, Сыну како есть родитися мощно, рцы Ми? К Нейже он рече со страхом, обаче зовый сице: Радуйся, совета неизреченнаго Таиннице; радуйся, молчания просящих веро. Радуйся, чудес Христовых начало; радуйся, велений Его главизно. Радуйся, лествице небесная, Еюже сниде Бог; радуйся, мосте, преводяй сущих от земли на небо.
Голос читающего нараспев человека, одетого в блестящую золотом одежду гулко раздавался под сводами здания.
Оррен не понимал почти ни единого слова, хотя до того считал, что неплохо знает местный язык.
"Одно из двух, или это своего рода тайный язык посвящённых, или какой-то древний диалект, - думал Оррен, - или одно основанное на другом. Корни слов вроде знакомы, но наверчено... Радуйся, Невесто Неневестная... - Рупфгрюпенер наморщил лоб, - что тут вообще имелось в виду?"
-Имущи Богоприятную Дева утробу, востече ко Елисавети: младенец же оноя абие познав Сея целование, радовашеся, и играньми яко песньми вопияше к Богородице: Радуйся, отрасли неувядаемыя розго; радуйся, Плода безсмертнаго стяжание. Радуйся, Делателя делающая Человеколюбца; радуйся, Садителя жизни нашея рождшая. Радуйся, ниво, растящая гобзование щедрот; радуйся, трапезо, носящая обилие очищения. - продолжал читать мужчина.
"Интересно тоже, - думал Оррен, глядя на читающего, - имея возможность сделать золотую одежду, не смогли нормальную подсветку этим своим картинам обеспечить? Эти фитильки едва светят. Впрочем, - Оррен принюхался, - они не столько светят, сколько пахнут, причём, - он опять принюхался, - очень даже не плохой запах".
Бесшумно ступая мягкой обувью, Рупфгрюпенер медленно пошёл по помещению. На него никто не обращал внимания. Собравшиеся внимательно слушали чтеца, периодически повторяя всё тот же стандартный жест: пальцами правой руки к голове, животу, и по очереди к плечам: Впрочем, собравшихся было немного.
Несколько картин висело отдельно. Оррен остановился возле одной из них.
Четыре женщины, одетые в какие-то древние одежды. Одна чуть сверху, три другие в ряд - чуть ниже. У каждой из женщин в правой руке, как показалось Оррену, не то стилизованное изображение веточки дерева, не то мини-антенна.
Сверху на картине имелась надпись, но написано было так, что Рупфгрюпенер не мог разобрать ни слова.
"Мало того, что буквы лезут одна на другую, так ещё и шрифт выбрали самый невероятный - думал Оррен, отходя в сторону от картины, - а это у них что?"
Помимо картин, в помещение была ещё и скульптура.
Рупфгрюпенер подошёл поближе.
Скульптура изображала средних лет мужчину, почти полностью обнажённого. Мужчина был прикреплён к столбу с двумя поперечинами. К верхней из них, более длинной, были прикреплены широко раскинутые в стороны руки мужчины. Вторая перепялина, чуть ниже, шла чуть наискосок.
"Отвисла? - подумал Оррен, - А, нет, похоже, так и задумано".
Он продолжал рассматривать скульптуру. В месте, где руки мужчины были прикреплены к поперечине, была нарисована текущая кровь. Лицо мужчины отчётливо выражало страдание.
Оррена неожиданно чуть не передёрнуло.
"Несладко же ему пришлось, - подумал он, - что-то мне это напоминает... а, у этих чёрных аборигенов, по месту прошлой службы, был похожий ритуал: если деревянный истукан не выполнял обращённых к нему просьб - то в него вбивали гвозди. В наказание. Правда, у того истукана на лице и следов боли не было, да и гвозди тут нарисованные. Кто ж он такой?"
Оррен отступил на шаг назад. Надпись над головой мужчины он и пытаться прочитать не стал, всё та же причудливая лепнина букв, что и на картине.
"Ну, теперь, по крайней мере, понятно, что эти женщины держат в руках, - думал Оррен, - похоже, уменьшенная копия этого деревянного станка. Интересно... будь я на их месте - женщинам этим цветы бы пририсовал. Впрочем, им виднее. Тем более, похоже, что эта деревянная штука - нечто вроде фетиша. У чтеца, к примеру, такая поверх одежды, да и на многих картинах наблюдается".
-Простите, что вы хотели?
Оррен и не заметил, как чтение закончилось. Чтец (именно он задал вопрос) стоял перед ним.
Пару секунд они молча рассматривали друг друга. Причём, с интересом. Затем Оррен решил нарушить молчание
-Рупфгрюпенер Оррен, - представился он.
-Протоиерей Даниил, - кратко ответил читавший, - Так, чем я могу вам помочь, господин руп... руфп...
-Можете обойтись без званий
-Спасибо. Так чем я могу вам помочь?
Оррен слегка улыбнулся. "Чем ты можешь мне помочь? - подумал он, - ты и сам себе-то уже не поможешь".
-Вы можете мне помочь, - сказал он, - если ответите на несколько вопросов.
-Если это будет в моих силах, - ровным голосом ответил Даниил.
-Расскажите мне о нём, - генерал коротким жестом указал на скульптуру страдающего мужчины.
-Зачем вам это? - всё тем же ровным голосом сказал Даниил, - вы ведь чужой здесь, дано ли вам будет понять веру, боль и душу нашу?
-Понимание урока зависит в большем от учителя, чем от ученика, - сказал Рупфгрюпенер, - Вы правы, Даниил, я чужой здесь. И именно поэтому я считаю своим долгом изучить вашу жизнь.
-Вы напрасно пришли сюда. - Голос протоиерея звучал совершенно без эмоций. Глаза его были слегка прикрыты.
-Не спорю. И, тем не менее, - сказал Оррен, - мы пришли сюда, и пришли надолго. Возможно, мы когда-нибудь уйдём, а возможно мы сумеем существовать совместно. Вы относитесь ко мне, как к врагу, и я вас понимаю. Но сейчас мы не на поле битвы. А если так, то почему бы нам не побеседовать?
-Ну что ж, пусть будет по-вашему.
-Так вы мне скажете, кто он?
-Сын Божий.
-Простите, не понял, чей сын?
-Господа нашего.
-Господа... господина? То есть высшего начальника?
-Не начальника, Всевышнего Господа нашего.
"А, видимо тут имеется в виду высшее существо, обычное для большинства религий, - подумал Оррен, - верховный защитник".
Вслух же он сказал:
-А как с ним случилось... ммм, вот это вот, - генерал повёл рукой в сторону скульптуры.
-Это довольно долгая история.
-Вы торопитесь?
-Познавший истину не спешит.
-Тогда, может, расскажете мне эту историю.
-Если вы желаете узнать об этом, то... - Даниил подошёл к небольшому стеллажу с книгами, стоявшему у входа, взял один из томов и, подойдя, протянул его Оррену, - вам лучше прочесть об этом самому.
-Спасибо, Даниил, - Оррен взял книгу, - но, к сожалению, я не так хорошо знаю ваш язык, что бы читать на нём. По крайней мере, надписи на этих картинах...
-Иконах.
-Что?
-Это называется иконы.
-На иконах... медленно повторил Оррен, - да, так вот, я не смог разобрать ни единой надписи.
-Это церковнославянская вязь. Евангелие написано более простым шрифтом
"Что вязь - это точно, - подумал Рупфгрюпенер, - буквы одна с другой сплетены".
-Кроме того, - сказал Оррен, - эта книга написана у вас, и в ней могут встретиться речевые обороты, не понятные мне.
-Если так - то вы можете прийти сюда снова, и я объясню вам все непонятные места.
-А не могли бы вы прочесть мне?
Даниил резко взглянул генералу прямо в глаза, как хлыстом ударил.
Оррен даже не вздрогнул. За время военной карьеры он и не такие взгляды выдерживал.
-Ну что ж, генерал, если вы так хотите, - я прочту, - Даниил хозяйским жестом указал на стоящую возле стены невысокую лавку, - присядем?
* *
История действительно оказалась длинной, Оррен про себя порадовался, что не пришлось слушать стоя. Конечно, в казармах военного училища приходилось сутками стоять на дежурстве, да и наказания опять же.
"Но то когда было, - думал Рупфгрюпенер, - тогда я был молод, бодр и наивен".
Даниил читал сосредоточено, с выражением. Голос его отчётливо звучал в тишине, исчезая в высоте сводов.
Временами он даже забывал о том, кто сидит рядом с ним. И тем горше было вновь вспоминать о том, что вот твой враг сидит рядом с тобой, и ничего с ним не сделать.
-Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, - тут Даниил слегка поперхнулся, но продолжил, - да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.
"И что теперь, Господи? - думал протоиерей, - вот я читаю эти слова Твои... врагу своему. Но не могу следовать им. Одно дело, когда я читал это ранее, много и много раз, ранее, когда не было врагов рядом со мной - и вот... как исполнить Волю Твою, Господи, как следовать Учению Твоему? Как мне любить этого... коменданта? Господи, направь и укрепи..."
"Забавная легенда, - думал тем временем Оррен, - правда, от всех этих галилей-самарей голова немного пухнет, но это видимо географические названия. А, кстати..."
Воспользовавшись паузой, в момент, когда Даниил перелистывал страницу, Оррен спросил:
-А когда была написана эта книга?
-Более двух тысячелетий назад.
-Спасибо, продолжайте.
"Однако же, - подумал Оррен, - столько лет. Впрочем, чудеса тут скорее для красоты, автор явно писал не хронику, а художественное произведение, пусть даже и на основании реальных событий. Кстати, что они понимают под этой самой "любовью к ближнему"? Насколько известно по данным разведки, в массе своей они за две тысячи лет ни в чём подобном замечены не были - шла обычная эволюция".
-Скажите, Даниил, а это учение - насколько широко оно известно?
-Это учение - самое распространённое в мире, генерал.
Протоиерей чуть помолчал, а затем глухо сказал:
-По крайней мере, так было, пока не пришли вы, со своим "обществом потребления".
-Об этом поговорим позже, - сухо сказал Оррен, - это тема отдельного разговора. Продолжайте, пожалуйста.
"Насчёт самого распространённого в мире - тут он преувеличивает, - думал Оррен, - хотя, распространение может оно и получило, вот только многие ли действительно стали следовать ему?".
- Другую притчу предложил Он им, говоря: Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; - звучал голос Даниила, - когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет - чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то' и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.
"То есть, не лезьте отделять одних людей от других, - подумал Оррен, - пусть каждый живёт, как хочет, различать - не ваше дело, Господин во всём разберётся. Любопытная мысль, опять же логически связанная с: "не судите, да не будете осуждены". Беда в том, что на деле вся их история сводится не к взаимной любви этой, а к делению на своих и чужих. Ну и к постоянной драке за питание и прочее. А когда мы пришли - и дали им всё - то мы ещё и виноваты оказались. Кстати, а он ведь меня не шибко любит, если я правильно понял значение этого слова".
* *
Впрочем, любая, даже самая длинная история имеет обыкновение заканчиваться.
Окончив читать, Даниил бережно закрыл книгу, и медленно сделал жест рукой, от головы к животу и по плечам.
-Да, интересная история, - Оррен чуть не сказал "сказка", но вовремя спохватился. - да, а что означает этот жест?
-Какой?
-Ну, вот этот... - Оррен примерно изобразил это постоянно повторяющееся движение рукой.
-Это называется крестное знамение, - сказал Даниил.
-В честь него? - Оррен указал рукой на статую.
-Да. Когда человек осеняет себя крестным знамением, то он как бы призывает Христа, господа нашего.
-То есть, осеняя себя, вы обращаетесь к нему, что бы он помог вам? - внезапно, Рупфгрюпенеру пришла в голову одна идея.
-Можно сказать и так.
Оррен достал из внутреннего кармана блокнот с авторучкой.
-А то, что вы читали здесь, до того, как подошли ко мне?
-Молитва пресвятой Богородице.
-То есть тоже просьба о помощи? - Оррен открыл блокнот и начал энергичными штрихами быстро рисовать.
-О помощи, о спасении и заступничестве.
"И как, помогает?" - едва не спросил Оррен. Но вновь сдержался.
-Кроме того, молитва очищает душу человека, - продолжал Даниил, - смягчает сердце его.
"Похоже, что этот Даниил действительно во всё это верит, - думал Оррен, продолжая рисовать, - Почему-то не хочется его обижать. Чудаковат он, конечно, верить во всё это... как ребёнок. Может - поэтому? Обижать детей - паршивое занятие".
-Значит, вы просите его помочь, - сказал Оррен - А вы не пробовали помочь ему?
-Ничтожны мы перед лицом господним. Как можем мы помочь ему? - с лёгкой нотой удивления сказал протоиерей.
-Ну, например, снять его.
-Что сделать? - Даниил чуть отшатнулся.
-Снимите его, - Оррен указал на статую.
-Снять распятие?! - Даниил вскочил с лавки, - да вы... да вы понимаете, что предлагаете?! Я не допущу святотатства!
-Постойте, постойте - примирительным тоном сказал Оррен, - Вы немного неверно меня поняли. Я не предлагаю снять это... ммм... распятие.
-Тогда, чего же вы хотите?
-Почему бы вам не снять сына господнего с креста?
-То есть как?! Зачем? Я не понимаю вас, генерал!
-Постараюсь объяснить, - сказал Оррен, - Насколько я понял из вашего объяснения, он... ожил после казни?
-Воскрес.
-Ну да, воскрес. Победив смерть смертью.
-Смертью смерть поправ.
-Да, да, именно так. Всё-таки - говорил Оррен, не отрываясь от рисования, - у вас очень сложный язык. Он чересчур поэтизирован. Слишком много схожих по значению слов, многие из которых используются лишь для придания фразе большей красивости... или красоты.
-А у вас разве не так?
-Что именно?
-У вас язык менее поэтизирован?
Оррен улыбнулся покровительственно
-У нас и поэзии нет, - сказал он, - кому нужны стихи? Они ненатуральны. Вы видели хоть одного человека, который в жизни говорил бы стихами? **
Даниил промолчал, подумав: "несчастные они люди... может, у них и музыки нет? Люди? А люди ли они?"
-Да, так вот, - продолжал генерал, - после своего воскресенья он явился к своим ученикам, ведь так?
-Верно.
-Живым и без этого креста?
-Да.
-Но почему же тогда он у вас до сих пор на кресте? Вы ведь поклоняетесь сыну господина... господа. Зачем же заодно поклонятся орудию казни?
-Это память нам о страстях господних, кои претерпел Он, во искупление грехов наших.
-Мне кажется, - сказал Рупфгрюпенер, что вы чересчур сосредоточены на этих страданиях. А почему бы вам не сосредоточится на радости за него?
-Увы, генерал, сейчас не время для радости. Трудные времена настали для нас.
-Это не должно вас смущать, - сказал Оррен, - Тем более, как он сам вам говорил, про... ммм... постовые лица?
-Постные.
-Да, простите, постные. Опять же уныние считается грехом, ведь так?
-К чему вы клоните?
-Просто мне пришла в голову идея, - сказал Оррен, - А почему бы не изобразить вашего сына господа, к примеру, вот так?
Он аккуратно вытащил из блокнота лист и протянул его Даниилу.
Взглянув на рисунок, Даниил слегка вздрогнул. Ему сначала показалось величайшим богохульством то, что было там изображено: Иисус Христос на рисунке парил в нескольких сантиметрах от земли, руки его всё так же были раскинуты в сторону, как и на распятии - но не были руки приколочены гвоздями к кресту, были свободны они, и оттого казалось, будто Иисус хочет обнять кого-то. Кроме того, на лице Сына Божьего не было ни следа от страданий. Он чуть смущённо и в то же время радостно улыбался.
Первым побуждением протоиерея было немедля уничтожить рисунок, и пальцы уж дёрнулись, но...
Но Даниил вовремя остановился. Оррен очень мастерски изобразил лик Христа, практически канонически... не считая улыбки, конечно. Да и улыбка была столь доброй, и словно тёплой, что ли, и внезапно Даниилу показалось большим богохульством смять лик сына божьего.
Пусть даже лик этот и не страдал, а улыбался.
Странное дело, чем дольше Даниил всматривался в эту улыбку - тем больше ему нравилось изображённое.
-Ну, что скажете? - сказал Оррен.
-Знаете, генерал, вы напрасно связали жизнь с армией, - сказал Даниил, - вы ведь художник по призванию.
-К сожалению, Даниил, - сказал Оррен, - Там, откуда я пришёл рисованием на жизнь не заработаешь... так как вам идея?
-Выглядит неплохо, но... Даниил замялся, - это чересчур...
-Непривычно, не так ли?
-Да... хотя, сама идея... да ещё ваш талант художника... знаете, генерал, я, пожалуй, покажу вашу работу архиерею Дионисию. Думаю, он оценит её по достоинству.
"Видимо, имеется кто-то из вышестоящего начальства, - подумал Оррен, - ну и звания же у них, язык свернёшь".
-Надеюсь, что так и произойдёт, - сказал генерал, - Только, Даниил, что бы избежать излишнего пристрастия, могли бы вы не сообщать ему, кто рисовал это?
-Если архиерей захочет это узнать, - сказал Даниил, - То я не в праве ему отказывать.
-Тогда так, - сказал Оррен, - Покажите ему рисунок, пусть оценит, а потом, если вашему ... ар-хи-ерею станет интересно авторство - то скажите прямо.
Сказав это, генерал-коммендант поднялся с лавки.
-На этом, Даниил, мне придётся вас оставить. Впрочем, думаю, наша встреча не последняя. Всего доброго.
-Храни вас Бог, генерал.
Оррен вышел.
Даниил ещё раз посмотрел на рисунок. Иисус всё так же, по-доброму улыбался; всё так же, раскинув руки, собирался обнять кого-то.
"Всё-таки как жаль, что он оккупант, - подумал Даниил, - Сюда, во храм, он пришёл с миром, но Россию они всё-таки под себя подмяли..."
Оррен же, сев в автомобиль, думал о своём:
"В чём этим людям нельзя отказать - так это в фантазии. И в вере. Создать прекрасную легенду и полностью поверить в неё... я так не сумею. И никто из наших - не сможет. Что же до местных... местные же фактически обречены. Не зря же во всей той пище, которой они набивают животы задаром, подмешана небольшая добавка, снижающая возможность биологического размножения. Через пару поколений они уже будут считаться вымирающим видом, а вскоре и совсем исчезнут".
Рупфгрюпенер поёрзал на сидении, устраиваясь поудобнее.
"Правда, я до этого не доживу, - думал он, - Но что поделать, свою биологическую программу нужно выполнять до конца: породить потомство и обеспечить ему место обитания, освободив это место ото всех, кто будет будущему поколению мешать... в том числе и от себя самого. Закон природы".
Автомобиль резво мчал по полупустым улицам.
"Что же до этой легенды - думал Оррен, - то она видимо займёт своё место в музее, и интересоваться ей будут лишь специалисты по иным цивилизациям. Цивилизациям исчезнувшим".
* Рупфгрюпенер - Реарийское воинское звание, примерно равное нашему генерал-лейтенанту
** Дигарберуфер - примерно генерал-майор
*** про ненатуральность стихов - что-то похожее было сказано у Ч. Диккенса. Не плагиата ради, а лишь в силу необходимости логики произведения