Миронова Анна Александровна : другие произведения.

Грифоньи Скалы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  ========== Пролог ==========
   Ночь была темная, ясная, безлунная и абсолютно звездная. Небо и земля менялись местами: пестроту осенней чащи под ровно-голубым небом днем сменяли белые и розоватые туманности с жемчужно-белыми звездами ночью.
  
  Ярко-рыжий в свете солнца, сейчас лес был черен. Небольшой отряд двигался осторожно, потушив все факелы, прислушиваясь к шуршащим, шелестящим и звенящим ночным звукам в попытке понять, что происходит вокруг, во тьме. Уже не раз они слышали шорох огромных крыльев над головой. Кто-то из отряда несколько раз не выдерживал и пытался выяснить у капитана, почему они не остановились на ночлег и движутся все глубже в чащу к каким-то странным башням на скалах. Тот пресекал разговоры парой коротких слов, прикладывал палец к губам, призывая не нарушать тишину, не выдавать их присутствия в этой звездной живой ночи и упрямо шел вперед.
  
  Шорох крыльев стал слышаться все чаще. Тут же послышались странные воркующие звуки из придорожных кустов. Кто-то из отряда не выдержал и натянул лук...
  
  ... Реакция капитана была мгновенной:
  
   - Не стрелять!!! - резкий командный окрик разорвал тишину, и от отряда во все стороны с шумом разлетелись огромные четырехлапые птицы. Все замерли.
  
   - Не бойтесь, - уже спокойно произнес капитан. - Я же говорил вам, в этот раз будет сложнее, приготовьтесь. До месте назначения осталось совсем немного.
  
  Солдаты двинулись дальше с мыслями о том, что бывало и страшнее, однако всем было не по себе.
  
  Использование в бою огромных буро-зеленых грифонов давно практиковалось у людей. Однако это были довольно смирные животные; специально выведенные для этих целей, послушные, сильные, привычные. А здесь...
  
  Все уже давно догадались, что дело снова придется иметь с грифонами. И что эти огромные черные тени они и есть. Однако люди, уже безошибочно чувствовавшие этих зверей и разбирающиеся в их повадках, понимали: эти птицы другие. Своевольные. Не лошади, привыкшие к служению человеку, а полноценные соратники, с которыми нужно будет считаться... Или не соратники.
  
  Разваленные башни вдруг выросли будто из-под земли. Отряд вышел на открытое место, заваленное обломками серых камней и заросшее жесткой, высокой травой.
  
  Возле старой стершейся каменной лестницы их уже ждали. Трава слегка покачивалась от осеннего ветра. Невысокую неподвижную фигуру в черном плаще с капюшоном она скрывала по пояс. Капитан вышел вперед.
  
   - Приветствую! Я - Англор, капитан подразделения грифоньих наездников. Нам приказано расположиться здесь и...
  
   - Знаю, - ответил вдруг из-под плаща хрипловатый голос. - Я предупреждена о вас. Проходите, располагайтесь; все этажи кроме самого верхнего в вашем распоряжении.
  
  И под шелест ветра, провожаемая легкими поклонами белесого ковыля, незнакомка направилась в башню.
  
  
  
  ========== День первый ==========
   Надо сказать, что башни были уже абсолютно непригодны для житья. В стенах кое-где зияли пробоины, лестницы уже совсем обвалились. Башню решили приводить в нормальный вид общими усилиями на следующий день, а сейчас весь немаленький отряд вошел на первый этаж и, не разводя костров, завернулся в одеяла. Хозяйку башен никто больше так и не видел. Вскоре все погрузились в сон.
  
  А через несколько часов уже рассвело. Солнце влезло через щель в стене небольшой пристройки и заглянуло в мужественное лицо Англора, пустив блики по его длинным каштановым волосам. Капитан прищурился и открыл глаза. Солнце разливало свое чистое сияние на светлый от инея дремучий лес.
  
  'Нужно поднимать всех' - подумал капитан, натягивая шерстяную тунику - к утру он замерз. Но вдруг над лесом раздался рев.
  
  Англор замер. Этот звук был до дрожи, до спазма знаком ему по битвам с подземными лордами... Драконий вой.
  
  Лук стоял в углу. Через несколько секунд капитан уже выскочил на улицу и начал высматривать в небе огромную тень.
  
  Что-то мелькнуло возле дальнего уступа скалы. Англор обернулся и застыл.
  
  Черный дракон был огромен, опасен и быстр. Мощный серебряный грифон по сравнению с ним казался бабочкой. Они вылетели из-за скалы и понеслись куда-то вглубь лесов. Грифон вдруг сделал разворот и понесся обратно к отвесным скалам. Дракон тяжело затормозил и устремился за ним.
  
   - Грифоны так себя обычно не ведут, - произнес подошедший Джанк, старый воин и владелец небольшой грифоньей фермы. - Он бы давно нырнул в скалы, и черта с два бы дракон его достал! Вот под всадником кое-что подобное выделывали, помню... Собирались, седлали грифонов и играли в салки... Но не с драконом!
  
  Грифон же, не сбавляя скорости, несся к скале. Ни на метр не отставая за ним летел черный дракон. И тут все разглядели маленькую фигурку на спине серебристого летуна... Склон был все ближе.
  
   - Кто-то из наших? - предположил один солдат.
  
   - Нет, наши на грифонах так не летают! - щурясь в небо ответил Джанк.
  
   - Он даже не оседлан! - охнул кто-то.
  
   - Тогда это... - Джанк переглянулся с изумленным Англором. Тот медленно кивнул. Затем вдруг резко обернулся и вскинул лук, но дракон был очень далеко.
  
   - Несчастная! Она же расшибется насмерть! - воскликнул кто-то.
  
  Но тут произошло что-то удивительное. Грифон под действием властной руки резко изменил направление полета. Почти коснувшись скалы маховыми перьями, он внезапно круто ушел наверх и полетел параллельно скале. Дракон же, набрав огромную скорость и увлеченный погоней, с грохотом врезался в камень и полетел вниз грудой костей и чешуи. Заднюю часть его туловища от удара подкинуло вверх; мощный хвост рассек воздух и задел грифона с всадницей на спине. Несчастная птица вскрикнула и, трепыхнувшись, обронила несколько длинных перьев.
  
  Грохот от падения тела дракона затих. Грифон, затормозив, заложил вираж и устремился к башням. Воители и капитан Англор поспешили внутрь.
  
  Наверху слышались какие-то звуки: звон железа, цокот когтей по камню... Все лестницы, ведущие наверх, были сломаны. Капитан попытался было сам подняться и удостовериться, жива ли наездница, но потерпел неудачу.
  
   - Капитан, я думаю, не стоит беспокоиться, - к нему подошел Джанк. - Грифон - зверь умный, он сообразит, как помочь своей хозяйке, если случилось что-то серьезное.
  
  Англор только кивнул и еще раз поглядел наверх.
  
  
  
  Грифоньи наездники были умелыми и сильными людьми. Восстановление башни продвигалось семимильными шагами, и за один день все бреши на нижнем этаже были заделаны. Лестницы пришлось местами заменить деревянными настилами.
  
  Ночь вновь спустилась на одинокие башни, на этот раз внутри соорудили огромный очаг, и огонь весело трещал под тремя тушами оленей, которых подстрелили на охоте солдаты.
  
  Англор и Джанк сидели возле самой лестницы, и поэтому скорее даже не услышали, а почувствовали легкие шаги хозяйки башни только они.
  
  Мягко ступая по камню, она спустилась на нижнюю площадку. На ней был все тот же плащ, кожаные штаны и льняная рубашка, под которой угадывалась повязка. Англор ожидал чего угодно, но не того, что он увидел... Хозяйка башни была невысокой девушкой с густыми и прямыми светлыми волосами. Глубокие и серьезные глаза ее не улыбались, уголки немного пухлых губ чуть вздрагивали - видимо при ходьбе рана, нанесенная драконом, болела.
  
  Капитан не мог бы сказать точно, сколько ей лет... Может, пятнадцать, может - двадцать пять... Она спустилась и, помедлив, села рядом с ними.
  
   - Простите, я не представилась, - произнесла она все тем же хрипловатым голосом. - Аделаида.
  
  Джанк и Англор назвали свои имена.
  
   - Сколько грифонов вы хотите взять отсюда? - без всяких предисловий спросила Аделаида.
  
   - У нас в отряде двести воинов, - ответил капитан. - Но я вижу, леди, что местные грифоны - особенные создания, и если кто-то из них не захочет пойти с моими людьми, я здесь буду бессилен, ведь так?
  
   - Верно, - кивнула хозяйка башни. - Кости тех, кто попытался принудить их к повиновению, сейчас растащены по трещинам в скалах...
  
  Джанк тихонько усмехнулся. Солдаты начинали оборачиваться и с любопытством посматривать на Аделаиду. Она, замечая эти взгляды, наконец не выдержала и прикрыла лицо плащом. Однако в этом жесте не было ни тени смущения. Так нервно ходит по вольеру необъезженный грифон, хлеща себя по бокам хвостом, топорща шерсть и расправляя крылья, пытаясь укрыть себя и одновременно напугать возможных противников, когда вокруг собирается слишком много народа.
  
  Она все молчала, не зная, видимо, как можно продолжить разговор, однако несмотря на такую заминку, Аделаида привлекала Англора все больше и больше.
  
  - Вы можете забирать столько грифонов, сколько пойдет с вами, - наконец вымолвила хозяйка одинокой полуразрушенной крепости. - Но от меня помощи не ждите... Так будет лучше.
  
  Голос ее оставался абсолютно бесцветным.
  
   - Но почему? - удивился Англор. - Мне казалось, вы многое умеете! Во всяком случае, так управлять грифоном, как вы, не может ни один мой наездник!
  
   - Если бы я не умела этого, то давно была бы мертва, - ответила Аделаида.
  
   - Я вижу, ты ранена, - Англор сам удивился тому, что внезапно обратился к ней на 'ты'. Однако хозяйка грифонов вскинула на него вопросительный взгляд, не выказывая ничего против такого обращения.
  
   - Да, дракон ударил меня хвостовым шипом, - ответила она.
  
   - Ты сама накладывала повязку? Я вижу, что рану в таком месте перевязать самостоятельно трудно, - осторожно подбирая слова произнес Англор. В Эрафии женщины сражались наравне с мужчинами, и ему часто приходилось перевязывать раны и отважным воительницам. Иногда почти вслепую, в темных подземных туннелях, а иногда и нет...
  
   - Может, мы поднимемся наверх, и я помогу тебе перевязать ее лучше? - наконец спросил он. И тут же понял, что это было ошибкой. Аделаида быстро поднялась, резко произнесла 'Нет.' и, не прощаясь, ушла наверх.
  
  Бывало и так, что перевязку ран женщины доверяли лишь женщинам. Англор понимал тому причины. Но в этот раз он почувствовал горечь, будто нечаянно сделал больно какому-то зверю, и тот теперь нипочем не пожелает подойти к нему вновь.
  
  
  
  ========== На земле ==========
   Аделаида лежала на животе на своем плаще, постеленном на камнях. Над головой тихо звенел купол звездного неба, спину холодил ночной ветер. Огромный серебристый грифон длинным, тонким языком вылизывал ее рану. От прикосновений было больно, но слюна грифонов обладала отличными целебными свойствами, и Аделаида была уверена, что через неделю рана уже затянется.
  
  Внизу слышались приглушенные голоса, смех, шаги... Признаться, Аделаида думала, что эти люди будут неприятны ей в гораздо большей степени. Она так привыкла к тишине, утробному низкому воркованию вместо человеческой речи, шелесту перьев, ветру и звездам, что стала сторониться людей почти так же, как дикие грифоны.
  
  И тут вдруг пришло письмо, где сообщалась новость, шокировавшая ее: о ней знали. Она так хотела уйти куда-нибудь подальше... А оказалось, знали и о ней, и о ее крылатых братьях.
  
  Голубь улетел сразу же, когда она сняла письмо с его лапки. Это было после того, как Аделида несколько раз подбрасывала птицу вверх, думая, что она заблудилась...
  
  Аделаида вскрыла письмо и начала читать. Сначала у нее подкосились ноги, потом в животе образовался густой ком холода; когда она дочитала, руки непроизвольно сжались так, что она оторвала у пергамента край. Ответить не представлялось возможности.
  
  Оставалось только ждать.
  
  Девушка нашла более-менее чистую и целую одежду из тех вещей, которые у нее имелись, и решила быть насколько возможно дружелюбной с пришельцами.
  
  Она заметила процессию задолго до того, как они подошли к башне.
  
  Вид настороженных, беспомощных в темноте людей вызвал у нее усмешку. Она отпустила своего любимого серебряного грифона и встала на ступенях башни в ожидании.
  
  По воспоминаниям Аделаиды, военные были сплошь крикливыми, краснолицыми усачами, производящими слишком много шума, бессмысленно и постоянно требующими от всех подчинения. И капитан Англор сильно удивил ее тем, что был ничуть на них не похож. Однако долго оставаться с ними она не планировала. Вернувшись в башню, она поднялась наверх, села на грифона и улетела в горы, где к утру ненароком нарвалась на дракона.
  
  Аделаида точно помнила, что живет в этих башнях уже пять лет. Не такой уж большой срок, чтобы потерять счет времени. Ей 23 года; она была сиротой, и сколько себя помнила жила при монастыре в одном из крупных людских городов. В монастыре были как обычные послушники, так и боевые монахи, суровые и подтянутые, способные создавать в своих ладонях белые светящиеся сферы, испепеляющие врагов...
  
  Однажды, притаившись за колонной в холле, Аделаида увидела странных существ в синих плащах. С тихим свистящим щепотом они медленно плыли по коридору. Капюшоны у всех были надвинуты низко, ног из под плащей видно не было.
  
  Незаметно выскользнув из-за колонны, Аделаида пристроилась в хвост процессии. Тут вдруг один из идущих обернулся, и взгляд Аделаиды сам собой скользнул под капюшон... Ярчайший свет ослепил ее, и она осела на пол.
  
  Странное существо просто развернулось и пошло дальше, а она еще несколько часов не могла избавиться от бликов, пляшущих перед глазами.
  
  В монастыре было правило: сироты могли содержаться там лишь до достижения двенадцатилетнего возраста. После этого они либо уходили и искали себе работу, либо тоже становились послушниками.
  
  Послушницей Аделаида быть не хотела и не могла, зато ее приятель, сын конюха с городских конюшен, Джон, предложил ей работать с лошадьми.
  
  Коней лучше Пепельных в мире не найти, это всем известно. В конюшнях города содержались эти прекрасные, благородные животные. Аделаиде нравилось ухаживать за ними. В ее обязанности входило также не давать лошадям застаиваться. За конюшней был загон, куда девушка могла вывести какого-нибудь высокого резвого скакуна, там отпустить и глядеть, как лошадь нарезает большие круги быстрым веселым галопом, развевая по ветру красивую пепельную гриву. Аделаида очень любила любоваться на них.
  
  Летом ей можно было выезжать на лошадях за город. И она носилась верхом по лугам и пролескам, не надевая на коней седел а порой и уздечек. Это было настоящее счастье.
  
  Были в конюшне и тяжелые боевые кони, предназначенные для турниров. Этих одевали в сияющую броню и гарцевали на них на парадах и по праздникам. Аделаида иногда наблюдала, как тренируются рыцари: разгоняясь грузным галопом, они выбивали длинными мощными копьями пробковые мишени.
  
  Волосы Аделаида для удобства стригла до плеч, и завязывала тесемкой в лохматый хвостик на затылке. Ей никто никогда не говорил, что она красивая, но никто и не оскорблял. До поры до времени она вообще не задумывалась о привлекательности, влюбленности, и прочих вещах, которые волновали ее знакомых девочек-служанок.
  
  Пока однажды не увидела повзрослевшего и возмужавшего Джона, зажавшего... хотя скорее зажатого в дальнем углу конюшни какой-то пышнотелой девицей.
  
  После, вечером, лежа каждый под своим одеялом на сеновале, они заговорили о ней. Джон на удивление легко расписал Аделаиде всю суть их отношений, рассмеялся и сказал, что в общем-то девушка не особо-то ему интересна, но раз она сама проявляет такую настойчивость, то отчего бы нет?
  
   - Легко вам, парням, - задумчиво проговорила Адель. - Настойчива - уступаешь...
  
   - Легко? - еще раз хохотнул Джон. - Ладно она сегодня, а если приходится вечером по улице мимо борделя проходить, я от страха что есть мочи несусь аж до площади!
  
   - Лезут и денег требуют? - не поняла девушка.
  
   - Да в том-то и дело, что они и без денег готовы, но только после такого я буду как тот нищий Брон у монастыря, без носа и ушей! Эти леди с собой чего-только не заносят... - он поежился. Затем повернулся на бок, лицом к Адель и проговорил:
  
   - А если к тебе будет кто-то лезть, ты мне скажи, я ему объясню, что так делать не стоит. Ты - моя сестренка! - он улыбнулся и потрепал ее по щеке.
  
  Адель тогда уснула спокойно и с приятным ощущением на душе, а когда рассказала на утро об этом обещании Джона служанкам в таверне, что возле конюшни, две девушки промолчали, а старшая из них расхохоталась и сказала, что Адель дурочка.
  
   - Ты просто замарашка! - усмехалась она. - Вот потому ты Джону и сестренка всего лишь! А остальные на тебя и не посмотрят, лошадница ты несчастная!
  
  И теплое ощущение угасло. Адель ничего не сказала Джону, но про себя подумала, что не воспользуется его помощью, даже если потребуется. А потом вспомнила, что может и не потребуется вовсе - ну кто к ней полезет? От этой мысли стало спокойно и холодно.
  
  Она каждый день смотрелась в маленькое зеркальце, лежавшее рядом с умывальником, и не понимала, что в ней не так. Однако ей никто не говорил, что она красавица, а некоторые утверждали и вовсе обратные вещи... Аделаида окончательно запуталась и предпочла дальше не задумываться о себе и своей привлекательности.
  
  Она по-прежнему с удовольствием ездила на лошадях, потихонечку овладевая все более и более сложными приемами верховой езды. Они с Джоном скакали наперегонки по ипподрому, некоторые кони требовали регулярной тренировки по преодолению препятствий в человеческий рост, а однажды какой-то толстый офицер спросил у конюха, не училась ли Аделаида выездке у кого-то из мастеров столицы, когда увидел ее в манеже верхом на соловом длинноногом жеребце южных кровей. Конь танцевал под ней, но не так, как обычно танцует резвый молодой жеребец от задора и ощущения собственной силы, а ритмично и верно, вкладывая свою молодую мощь в каждое движение, подчиняющееся воле рук и шенкелей всадницы. Рыцарь, надо сказать, совершенно не разбирался в выездке - Аделаида умела немного, но привлечь его внимание она, к несчастью для себя все-таки смогла.
  
  ...Рыцаря звали сэр Киррит, он был неплохим мечником, посредственным всадником и самым выносливым пьяницей на пирах.
  
  Он как раз купил тяжелого белого коня для тренировок перед предстоящим турниром и боев на нем же и договорился с конюхом о содержании и надлежащем уходе.
  
  Старший конюх передал все наставления Адель, которой и предстояло заботиться о сильном толстеньком и добродушном коняге, который неизвестно какими путями попал в боевые...
  
  Началось все с неприятного пристального разглядывания девушки во время работы. Потом сэр Киррит стал разговаривать с ней, гадко посмеиваясь и все время норовя дотронуться... правда так он этого и не сделал - мимо каким-то чудом каждый раз проходил Джон, не смеющий, конечно, открыто перечить вельможе, но создающий, видимо, за собой неуловимую атмосферу угрозы.
  
  В таверну Адель больше не ходила. В мыслях теперь царствовал тот спокойный холод с оттенками презрения к глупым служанкам и горечи от того, что может быть они и правы...
  
  Лето было в разгаре, и часто они с Джоном забирали пару коней, и уезжали далеко за город. Там они разводили костры, поджаривали кусочки хлеба и иногда пойманную рыбешку, и, приглядывая за стреноженными лошадьми, бродящими неподалеку, беседовали обо всем. Даже отчуждение почти совсем стерлось.
  
  У Джона появился любимчик - породистый пепельного цвета конь по кличке Месяц. Джон даже пару раз схлопотал выговор от старшего за то, что другие лошади у него застаиваются, а Месяц ходит разминаться чаще, чем нужно.
  
   - Он, кстати, будет на турнире! - сказал как-то Джон. Задумчиво погладив гладкую блестящую шерстку, он произнес:
  
   - Я даже не знаю, хочу ли, чтобы сэр Кристиан победил вместе с ним... Хотя да, наверное все же хочу, ведь вероятнее всего тогда он не покалечится... Мне важнее всего, чтобы он остался здоровым и красивым! Выкупить бы его! - размечтался юноша.
  
  И вот настал последний день перед турниром. В тот день Аделаида больше всего провозилась с Бриллиантом - конем Киррита. Рыцарь ходил злой после того, как Джон все время мешал ему остаться наедине с Адель. То есть, разумеется, то, что он хотел от Аделаиды он получил сколько захотел в доме на другом краю города, но то ли честолюбие его было задето, тем, что какая-то простая девушка осталась для него недоступной, то ли он по непонятным причинам хотел именно Адель.
  
  
  
  
  
  ========== В небе ==========
   Взяв с собой веревки и крюки, отряд отправился в скалы на следующий же день. Гнезда грифонов располагались в трещинах скал. Карабкаться пришлось долго, и бойцы уже начали всерьез сомневаться, удастся ли им уговорить хотя бы нескольких птиц...
  
  Капитан Англор не говорил с Аделаидой о грифонах с того самого вечера. Однако он понял, что все не так-то просто... Точнее как раз наоборот - взаимодействовать с птицами будет гораздо проще, чем одни думали. Но вот сами птицы - ой как не просты...
  
  Они выбрались на более-менее ровную площадку и отдышались. Под ними было не менее мили ветвистого, звенящего листвой и инеем воздуха. Вокруг же - скалы, настолько крутые, что подняться по ним можно было разве что только на грифоне...
  
  Оглядевшись, солдаты обнаружили, что уже окружены.
  
  Птиц было много. Они были разные: большие, маленькие, темные, светлые, черные, рыжие, мышастые, серебряные, серые, белые, зеленоватые, песочные... Их было около полусотни. Люди стояли в оцепенении и смотрели в немигающие, переливающиеся под солнцем глаза - янтарные, желтые, зеленые, лазурные, светло-голубые...
  
  Грифоны же не выглядели нервными или взволнованными. Они неспешно похаживали по площадке, клекотали, чистили перья и медленно приближались к людям.
  
  Однако никого из прибывших солдат не попытались покусать, оцарапать, толкнуть, сбросить в пропасть. Грифоны ходили между растерянных, опешивших людей, терлись о них боками, медленно, по-кошачьи потягивались, проводили кисточками хвостов по носам, подбородкам и ладоням...
  
  Большой зеленоватый грифон подошел к Англору. Капитан терялся - он не знал, позволительно ли будет заглянуть в глаза зверю... и все-таки заглянул.
  
  И не увидел в этих глазах ничего звериного. Разум, равный, но не подобный человеческому был в них, бессловесное приветствие, вопрос, свободолюбие, гордость, храбрость. Англор устыдился - вероятно грифон не видел в его собственных глазах ничего подобного. Отбросив нерешительность, капитан приосанился и протянул к грифону руку. Тот быстрым движением прихватил кончиком клюва его пальцы и слегка сжал их, не до крови. Это было приветствие.
  
  ...Грифон поднимал Ангора все выше. Все внизу тонуло в голубой дымке, белое море шевелилось и переливалось, как чешуя огромной рыбы. На звере не было узды, он мог лететь с капитаном, куда хотел, но Англору не было страшно. 'Пусть несет меня куда хочет, хоть в море, здесь так прекрасно, что и умереть будет в радость!' - думал он.
  
  Будто в ответ на мысли капитана, птица сорвалась с места, чуть не уронив его, и прянула в серебрящийся белый соленый простор. Англор ухватился за перья на шее. Грифон удивительно быстро махал своими тяжелыми мощными крыльями и набирал скорость. Холодный воздух врывался в легкие, в груди начинало болеть, каштановые волосы капитана вились за его спиной. От ветра начинало щипать в глазах, но, прищурившись, капитан смог исправить это. На его губах заиграла азартная улыбка, он взялся за перья по бокам шеи грифона уже увереннее и потянул его влево, пытаясь направить его обратно...
  
  Не тут-то было! Негодующе вскрикнув, птица вдруг стрелой ринулась вниз; у Англора от неожиданности вырвался вопль. Он падал вниз вместе с птицей, сложившей крылья, в рыжий мех лиственниц, казавшийся отсюда таким мягким...
  
  Англор понимал шестым чувством, что если пришпорить грифона или дергать его дальше за перья, его просто сбросят. Он приник к зеленой холке, так что ветер перестал болезненно бить в лицо, и посмотрел вниз - земля все еще приближалась.
  
  - Хватит, понял! - крикнул капитан. - Больше не буду командовать!
  
  Грифон расправил крылья, их тряхнуло, и полет выровнялся. Англор тяжело дышал. Потом вдруг его разобрал звонкий счастливый смех. Боги, как же хорошо!
  
  А далеко вверху над ним кружили другие крылья - стальные.
  
  ========== Горечь ==========
   Во внешности Аделаиды не было совсем ничего грозного: небольшой рост, изящные руки - невозможно было догадаться, что одной рукой она могла удержать взбешенного грифона - мягкие светлые волосы и светлые серо-зеленые глаза. Не морского и не лесного оттенка, а того причудливого цвета, какого бывает радужка у пушистых, черных новорожденных грифончиков.
  
  Среди бойцов отряда ходили злые шуточки о ней и ее крылатых братьях, но под суровым взглядом Англора особо веселые быстро умолкали. Всерьез никто не желал ей зла, однако в отряде были самые разные люди самых разных нравов.
  
  Однажды, когда отряд вразнобой возвращался со скал, ведя с собой несколько птиц, кто-то, заметив как обычно встречающую их хозяйку, неподвижно стоящую чуть поодаль в высокой траве, подкрался, грубо схватил, зажал рот, повалил в траву...
  
  И тут же одна из птиц, которую вели, бережно держа за холку, рванулась, оставив в чьей-то руке длинное эбонитовое перо, подлетела к боровшимся в траве девушке и наглецу, посмевшему коснуться ее, схватила мужчину поперек туловища и, оторвав его от девушки, начала нещадно трепать, встав на дыбы.
  
  Мгновение спустя со всех спало оцепенение. Солдаты кинулись к огромному зверю, но никто из них даже не смог приблизиться к нему. Вдруг оказалось, что все просто мечутся рядом и на все лады умоляют огромного черного синеглазого грифона успокоиться. Тот, будто в ответ на уговоры вдруг с силой швырнул человека на землю, на прощание рассек ему когтями плечо, степенно отошел, упругим прыжком взвился в небо и улетел. Его потом не раз видели в скалах, однако просить грифона вернуться никто не пытался.
  
  Тот, кто напал на Аделаиду, две недели пролежал пластом: болел весь позвоночник от шеи до копчика, правая рука была рассечена до кости, с левой стороны было сломано от удара ребро и запястье. Другие грифоны вдруг стали звереть в его присутствии: тянулись к нему острыми клювами и когтями, хрипло ругались. Обидчик ходил, как пришибленный, и, заслышав гневный клекот, все время принимался бормотать извинения. Его не выносили решительно все животные, и вскоре было решено отправить его в ближайший крупный город в сопровождении небольшого конвоя.
  
  Англор же все больше привыкал к этим местам и начинал искренне любить их - дикие вековые леса, огромные горы и холодное море. Грифон, встреченный им в первый день, узнавал его и подпускал к себе без пререканий. Англор же пытался отучить себя от мыслей, что он всадник и хозяин. Ведь это было не так - грифон был напарником и соратником, и не только потому, что имел острый клюв и когти, а значит мог сражаться наравне с всадником. Капитан также часто думал о том, что эти сильные, прекрасные и смертоносные, но такие чистые создания отправятся с его людьми на войну людей против людей. Не их войну. Вообще на самую жестокую и бессмысленную из возможных войн... Англор был еще молод, и много о чем не задумывался. Он привык выполнять приказы, привык, что часто они могут причинить кому-то боль, а то и забрать чью-то жизнь, он знал, что воинской доблести не бывает без смерти, и, приходя в храм, вместе со своими воинами просил у богов прощения за отнятые им жизни, даже если его враг заслуживал десять смертей. Однако теперь он начинал ловить себя на том, что не хочет возвращаться к своему генералу, отправившему его искать грифонов... Англор гнал из головы эти мысли - даже если он останется здесь, плюнув на присягу, его люди уведут с собой птиц, да и как он мог не вернуться!?
  
  И еще он часто думал об Аделаиде. Он не понимал совершенно, как она оказалась здесь - кажется, одна-одинешенька на много миль вокруг! Почему ушла от людей, и насколько давно это случилось. Но одно он видел ясно - за взглядом серо-зеленых глаз кипело море горечи. Аделаида заговаривала только с ним да с Джанком. И старый воин почему-то вызывал у нее больше доверия, что несколько огорчало Англора.
  
  Он довольно скоро оставил попытки заговорить с ней первым - она отворачивалась и уходила, запахнув свой плащ, такая же своевольная и непосредственная, как грифоны. Вместе с горечью в ней копилась еще и обида. Но на кого же? Да похоже, что на всех людей сразу. Только на Англора и Джанка чуть меньше...
  
  Что же сделали с ней люди?..
  
  ========== Турнир ==========
   Город преобразился.
  
  Над улицами развесили гирлянды, на площади вышли музыканты, фокусники и торговцы всякой всячиной, люди оставили свои дела и стягивались к ипподрому.
  
  Аделаиду не пустили бы на трибуны, как человека из простолюдинов, но у нее и не было в этом необходимости: от конюшен было видно почти все происходящее.
  
  Всех лошадей свели в левады, чтобы они не тревожили рыцарских коней и не тревожились сами от громких звуков и пестроты. Джон был возле ипподрома, наблюдал за Лунем и его всадником, чтобы быть готовым в любой момент выполнить поручение своего рыцаря. Адель находилась в конюшне почти одна: с ней был только Бриллиант. Насторожив маленькие ушки, он с любопытством смотрел на выход, где мелькали человеческие фигуры, флаги, блестела чужая амуниция...
  
  Сзади послышались тяжелые неровные шаги и позвякивание шпор. Адель, не оборачиваясь, отстегнула развязки от конской узды - сэр Киррит пришел за своей лошадью.
  
  - Так-так, - протянул он. - Вот и хорошо, милашка, что ты тут одна...
  
  Он протянул руку, но Адель отошла, насколько позволяла длина повода.
  
  - Ну и что же ты такая недотрога? - кажется, даже искренне удивился Киррит. - Не трогайте ее, как будто бы она придворная дама самой ее Величества! - он скорчил надменную мину, пародируя чопорных фрейлин. - Брось, дурашка! Благослови своего храброго рыцаря перед турниром, а? Я не только в боях хорош, можешь это проверить прямо сейчас! - он ухмыльнулся. Аделаиду передернуло. Она с омерзением уставилась на Киррита.
  
  - Что, все-таки нет? - рыцарь осклабился. - Ну и дуреха! Что вам, девкам, это стоит? - продолжал он. - Это породистым женщинам запрещено глаза на чужих мужчин поднимать, а у вас-то свобода! Уж я-то знаю, любая баба на самом деле рада была бы побольше мужиков в себя принимать, и без разницы, одета она в шелка и сидит в светлой горнице или побирается на улице в рванье. А вас, голытьбу, я знаю! Вы, уличные девчонки, только что в бордель забываете ходить, работаете где попадется. Сношаетесь с кем попало, только попроси... а может, приплатить надо? - Киррит хохотнул и полез в поясную сумку. Вынув оттуда две монеты, он кинул их под ноги Адель. - Вот, гляди, как прошу! Неужели и за денежку не согласишься? - рыцарь сделал шаг к девушке. - Или неприкосновенность свою бережешь? Хотя нет, ты ведь ночуешь на сеновале с этим... Джоном? Так почему бы и со мной не...
  
  Дзинь! Дзинь!
  
  Звук был похож на тот, с каким падают монеты в жестяные мисочки на прилавках торговцев. Или в шапки нищих поверх других монет...
  
  Двя медяка звонко ударились о доспех рыцаря и разлетелись в стороны. Аделаида сама не поняла, как в ее руках очутился тяжелый кожанный шнур, которым был привязан Бриллиант. Голова была кристально ясной, несмотря на то, что в груди клокотал кипяток ярости, и мысль о том, что такое ей не простят, была оглушительной. Впрочем, она была оставлена без внимания.
  
  Ремень глухо стукнул по шлему поперек лица рыцаря. Он даже не коснулся кожи, попав по забралу и налобнику, и удар вышел, в принципе, не сильным, но Киррит пошатнулся от неожиданности. Изумление на его лице в секунду сменилось гневом. Он стал пунцово-сизым.
  
  - Ах ты... - голос его охрип. - Да кто ты такая, сучка?! Я тебя...
  
  Снаружи прозвучал рожок; в проеме показалась чья-то фигура. Человек махнул Кирриту рукой; рыцарь раздраженно цыкнул, не окончив фразу.
  
  - Ты сейчас должна идти на ипподром, и если я прикажу что-то, быть готовой немедленно выполнить! - произнес он, хватая коня под узцы, нарочно ухватив руку Аделаиды и больно сжав ее пластинами глухой латной перчатки. - А чтобы тебе было веселее... - он вдруг остановился. - Чтобы ты получила как следует за свою работу...
  
  Он с лязгом достал кинжал. Аделаида, испугавшись блеска стали, отпрянула. 'Убьет? Да нет, не похоже... тогда что?..'
  
  Но сэр Киррит направился с кинжалом к ласково шевелящему ушами Бриллианту. Аделаида издала протестующий возглас, но Киррит лишь перерезал несколько ремешков в амуниции.
  
  - В кодексе турнира есть пункт о вине в проигрыше рыцаря его оруженосца, - произнес Киррит, убирая кинжал, - Или конюха! Это - он указал на перерезанные ремешки, - не может быть истолковано иначе, как твой злой умысел. Тебя осудят. Но тут вступлюсь я, и если ты выполнишь мое условие, то вернешься на конюшню. Тебе, конечно, не доверят больше коня, но у тебя будет кров и работа. А я буду иногда захаживать к тебе... и если ты не будешь послушна мне, то потеряешь все, поняла?
  
  Аделаида беспомощно смотрела на испорченную упряжь. Чем, чем она так не угодила этому толстому похабнику, что он идет на такие меры?!
  
  - Я скорее всего даже не упаду, - будто прочитав ее мысли, усмехнулся Киррит. - А против меня - сэр Кристиан, которому я проиграл бы так и так! - 'Кристиан! И Месяц!' - вспомнила Адель. Эта мысль вызвала в ней некоторое облегчение: скорее всего, любимец Джона не пострадает.
  
  Рожок со стороны поля нетерпеливо проревел еще раз. Киррит забрался в седло со специальной приступочки, тронул бока коня шпорами и выехал на место старта. Адель рванулась за ним.
  
  На противоположном конце поля приплясывал серый красавец Месяц со своим всадником, которого знал весь город - сэр Кристиан был очень хорошим наездником. Доспех его был куда легче, чем у Киррита. Даже Месяц был защищен не сплошным панцирем, а лишь шлемом и нагрудной пластиной, предохраняющей от прямого удара. Остальное тело коня покрывала плотная попона.
  
  Адель припала к ограде поля, во все глаза наблюдая за происходящим. Если Киррит проиграет, он выдаст ее, а если победит? Нет, это невозможно... И Месяц может быть ранен или даже... убит. 'Уж лучше я, чем ни в чем не виноватый конь', - подумала Адель, горько зажмурившись.
  
  По сигналу всадники начали разгоняться. Киррит шел тяжело: и Бриллиант был толстоват, и сам рыцарь весил в доспехе куда больше, чем его соперник. Всадники все сближались...
  
  Статный сэр Кристиан был моложе Киррита и казался на его фоне подростоком, несмотря на свой достаточно зрелый возраст и крепкое тело. Неужели он сможет усидеть в седле, воспротивившись силе и скорости разгона тяжелого, как булыжник, Киррита? - думала Адель. Через секунду она увидила что да, сможет...
  
  Копье Кристиана попало Кирриту прямо в грудь и сломалось о панцирь. За секунду до того копье Киррита сколькзунло по доспеху Кристиана вбок. Киррит потерял равновесие, длинное древко заставило его отклониться назад и влево, седло медленно поползло по боку Бриллианта: ремешки, которые должны были его удерживать, были перерезаны!
  
  Испуганный конь яростно взвизгнул и сделал то, чего непристало делать рыцарскому коню: яростно и высоко взбрыкнул задними ногами. Копье, которое выронил Киррит при падении стукнулось о заграждение. Месяц дернулся и попытался отпрыгнуть. Падающее копье Киррита вонзилось ему под лопатку...
  
  Адель закричала от обиды и жалости: как нарочно! Почему это прекрасное создание!?
  
  Месяц, казалось, тоже закричал. Рванувшись вперед, он зацепил древко копья за ограждение своей дорожки. Сломавшееся еще во время удара о доспех острие вышло из раны и прочертило по конскому брюху длинную глубокую полосу. Месяц начал заваливаться на бок, но его всадник неожиданно соскочил с седла и изо всех сил толкнул коня в противоположную сторону, выиграв лишь около пяти дюймов, но этого хватило, чтобы успеть пинком откинуть копье в сторону.
  
  Конь упал. Песок под ним становился темным и влажным от текшей из раны темной крови.
  
  Сэр Киррит уже лежал на земле, громко стеная и ругаясь. Сэр Кристиан, скинув шлем и перчатки, пытался осмотреть рану Месяца. К нему уже со всех ног несся Джон.
  
  К Кирриту тоже уже прриближались помощники. Аделаида в слезах отвернулась. Все ее естество накрывало осознание того, что только что произошло что-то очень плохое. За каких-то пятнадцать минут ее жизнь превратилась в кошмар. Угрозы от Киррита, подстроенное преступление, неминуемая расплата за него, несчастный раненный конь... Как же она хотела избежать этого, но как? Поддаться Кирриту?! Немыслимо... но разве не она еще минуту назад думала про себя, что лучше пострадает сама, чем Месяц?..
  
  Оставалось только одно: бежать.
  
  Адель рванулась было к конюшне, но ее вдруг обступили какие-то люди.
  
  
  
  ========== Осуждение ==========
   - ...Оскорбила благородного сэра, нарочно повредила упряжь, подвергая его опасности! В результате этого злонамеренного деяния пострадал прекрасный породистый конь! Несомненным доказательством залого умысла служит и то, что по свершении трагедии на поле она не пришла рыцарю на помощь!
  
  На загривке Адель лежала чья-то жесткая и тяжелая рука. В помещении собрались несколько человек: рыцари, распорядитель турнира и многие, кого она не знала.
  
  Сэр Кристиан, не отводя взгляда, смотрел на девушку. Глаза его метали молнии. Адель не смогла долго выносить этого взгляда. За спиной рыцаря стоял Джон. По его лицу нельзя было прочесть, осуждает он Адель или нет; в глазах юноши читалось лишь изумление и горечь.
  
  - Вы говорили, что она примерная работница, - обратился распорядитель турнира к старшему конюху, сумрачно хмурившему брови в углу. - Чем можете объяснить ее поступок?
  
  Старший пожал плечами. Аделаида знала, что его голос не намного более весом, чем ее собственный, но все же он лучше, чем ничего. Она вцепилась взглядом в лицо конюха, ожидая его ответа. Разумеется, оправдать ее он не сможет, но если он хотя бы просто подтвердит то, что сказал ранее...
  
  - Не могу судить! - произнес вдруг тот. - Может быть, она была пьяна?
  
  У Адель перехватило дыхание от возмущения. Джон за спиной Кристиана недоуменно хлопал ртом, желая, видимо, что-то возразить, но не смея.
  
  - Да это не важно совсем! - рявкнул сэр Киррит. Рыцарь хромал и был весь в синяках и ссадинах. - Я чуть не умер, сэр Кристиан тоже был в опасности, лошадь ранена, просто накажите эту дрянь в конце-концов!
  
  - Это не правда, - осмелилась подать голос Адель. Все замолчали, изумленно глядя на нее. - Я ни в чем не преступница, сэр Киррит сам перерезал свою упряжь!
  
  Послышались негодующие возгласы, фырканья, кто-то расхохотался и назвал слова Аделаиды бредом.
  
  - А зачем ему было делать это? - процедил сэр Кристиан, все так же не отрывая взгляда от Адели.
  
  - Потому что... - щеки Адель залила краска. Как рассказать такому количеству народа, чего хотел Киррит?
  
  - Клевета! - рявкнул рыцарь.
  
  - Откуда столько дерзости в девчонке?! - покачал головой кто-то.
  
  - Киррит! - дверь комнаты распахнулась, и в нее вошли еще несколько человек.
  
  К удивлению Адель на этот раз в запыленном, поцарапанном и местами погнутом доспехе перед ней предстала женщина! Очень высокая, с остриженными по шею пшеничными волосами и холодным острым взглядом. За спиной у нее висел двуручный меч.
  
  - Киррит, не могли бы вы объяснить, к чему был этот цирк с подрезанными пристругами? - осведомилась незнакомка, встав прямо перед рыцарем.
  
  - О чем вы, леди Тирис? - недоуменно спросил распорядитель турнира.
  
  - Вы все равно проиграли, неужели вы рассчитывали свести все к технической ничьей таким нелепым ходом?! Ежу понятно, что приструга не оборвалась от нагрузки... что удивительно, - добавила Тирис, оглядев тучную фигуру рыцаря. - Лишить вас победы мы не можем, она и так не ваша, но вы теряете доверие остальных рыцарей!
  
  - Поверьте, леди, я сам не знал, - начал оправдываться Киррит. - Эта мерзавка перед самым турниром перезала мне амуницию, как только я отвернулся!
  
  - Не смешите, сэр Киррит! - насмешливо протянула Тирис. - Новая прочнейшая кожа? Какие инструменты есть у простой конюшей, чтобы испортить ее, не говоря уж о том, чтобы перерезать? Или выходит, что это сделал кто-то другой, дав девчонке уже испорченную упряжь! Но тогда где был старший конюх, когда это произошло?! Почему рыцарская амуниция оказалась без присмотра? - рявкнула она.
  
  - Я проверял все с утра! - быстро возразил старший.
  
  - Тогда чем она ее перерезала? - усмехнулась леди, махнув рукой на Адель. - Скребницей, что ли?
  
  Комнату наполнил гомон голосов, все спорили друг с другом. Кто-то был отправлен за поврежденным седлом. Наконец амуницию принесли, и осмотрев ровный срез кожи, распорядитель и большинство рыцарей пришли к выводу, что Адель ни при чем.
  
  - Сэр Киррит! - на этот раз гневный и насмешливый взгляд Кристиана был обращен на своего соперника. - Как глупо и нелепо! Вы долго не отмоетесь от позора...
  
  - Но она оскорбила меня! - побагровевший сэр Киррит вскочил со своего места, но сморщился и плюхнулся обратно. - Она ударила меня!
  
  - Вас ударила девчонка, а вы судей зовете?! - Тирис сложилась пополам от смеха. - Р-р...рыыыцарь!..
  
  - Это куда меньшее преступление, но все же оно остается преступлением, мы его рассмотрим, - отозвался распорядитель. Старший конюх встал за его спиной, хмуро глядя на Адель.
  
  
  
  - Оскорбление вельможи... так-так.
  
  Настоятель монастыря опустил подбородок на руки, уперев их в стол. Адель много раз видела его, но не знала, каков он. Один-единственный раз он, проходя, потрепал ее по макушке, когда она, помогая на кухне, несла тяжелую корзину овощей. Ей тогда было 9 лет.
  
  - Он вынудил меня отбиваться, - тихо произнесла она.
  
  - Ты не должна была бить его, понимаешь? - резко произнес сидящий рядом воспитатель, занимавшийся сиротами.
  
  - Но иначе он бы... - Адель снова не смогла закончить фразы. Да и если бы она не швырнула ему в лицо те монеты, он уехал бы через минуту. Что бы он не желал сделать с ней, все равно бы не успел. Что стоило сдержаться, не отвечать на оскорбление? Но тогда пришлось бы терпеть это вечно? И Киррит в конце-концов либо сделал бы что-то немыслимое, либо... все все равно бы закончилось примерно так же, как и сейчас.
  
  - Он дворянин, - значительно произнес воспитатель. - Что бы он ни сделал - он прав.
  
  - Но почему? - искренне удивилась Аделаида. - Разве он не человек и не может быть грешен?
  
  Настоятель встретился с ней взглядом, немного печальным и почти отрешенным.
  
  - Это не твоего ума дело. Наш монастырь теперь прогремит на весь город из-за тебя! - проговорил воспитатель. - Жаль, что ломать гонор своенравных высочек еще в детстве теперь запретили. Были бы старые добрые розги - не было бы никаких проблем! Всех так воспитывали, и никто не делал такого, как ты!
  
  - Я? - Адель уставилась в пол перед собой.
  
  - А даже если тебе показалось, что что-то было не так, - прошипел воспитатель, нависая над ней, - ты не могла просто убежать? Другая так бы и сделала! Или пришла бы к нам после, и мы в суде потребовали бы с него компенсацию за вред нашей воспитаннице! Не убивал же он тебя!
  
  - Идите, - прервал его настоятель.
  
  Воспитатель вышел, бросив гневный взгляд на свою бывшую ученицу.
  
  Настоятель достал из ящика какой-то предмет и медленно направился к Адель. В его руках оказались два широких браслета, напоминающих кандалы, но не скрепленных цепочкой.
  
  - Завтра тебя позовут на суд, - произнес он, застегивая браслеты на запястьях Аделаиды. Они оказались неожиданно тяжелыми. - С этими браслетами тебя не выпустят из города, но сейчас ты можешь идти к себе.
  
  Он сложил руки за спиной и отошел к стрельчатому окошку.
  
  - Я не виновата, правда, - в последний раз произнесла Аделаида. Настоятель молчал. Девушка поняла, что разговор окончен и, тяжело поднявшись, направилась к выходу.
  
  - Ты можешь попытаться бежать, если хватит сил, - догнала ее негромкая фраза. Она изумленно обернулась. Настоятель все так же стоял у западного окна, слегка опустив голову. Его пепельная грива против кровавого закатного света казалась почти черной.
  
  ========== Прочь ==========
   Торопясь и спотыкаясь, Аделаида шла к конюшне.
  
  В мыслях царила смута. Она была убита произошедшим и винила во всем себя; да и как тут было усомниться, когда все, решительно все тоже обвинили во всем ее: честные рыцари, служители богов (от их осуждения было особенно тяжело; с детства она видела, что в монастыре всегда готовы ей помочь, а те негативные моменты, с которыми она встречалась на протяжении монастырской жизни, с лихвой покрывались добром и пользой, которые она получала).
  
  Настоятель - добросердечный человек, он дал ей понять, что даже после такого у нее есть шанс начать где-то новую жизнь, похоронив в себе вину за содеянное. И Адель разрывалась: с одной стороны ей казалось несправедливым то, что она останется безнаказанной, да и бежать у нее вред ли получится. А с другой - а если все же удастся? Уйти далеко от этих мест. Сознание со временем притупит боль от того, что она пережила, забудется мерзкий Киррит, кровь, осуждение... И теперь, усвоив уроки прошлого, она больше не допустит такого.
  
  Так решено, уходить!
  
  Адель проскользнула в полутемную конюшню.
  
  Под потолком горела тусклая лампа, кони спали, опустив морды к подстилкам.
  
  Адель подошла ко второму справа деннику, где должен был стоять Месяц. Он был там. Конь лежал на боку, все тело его было перемотано серыми бинтами. Он спал лежа, что нетипично для лошади, и даже положил голову на подстилку. Под полуприкрытыми веками виднелись белки глаз. Возле морды стояла плошка с теплым овсом.
  
  Рядом с ним лежал Джон. Похоже, он был с конем с самого турнира, и даже после того, как ушел конский лекарь, оставался со своим любимцем до того момента, как его сморил сон. Парень очень утомился: лежал где упал, лицом вниз, задевая рукой конское копыто...
  
  ...Где упал?!..
  
  Жесткая ладонь зажала Аделаиде рот.
  
  - Она? - раздался хриплый шепот над ухом.
  
  - Да! Привет, милашка! Вот у тебя и появился шанс отблагодарить меня. Чуть-чуть заранее... но это не имеет значения. Тебе еще долго придется это делать, и решать, когда и сколько, буду я, - мерзкий знакомый голос хрипло рассмеялся. - Будешь благодарить меня пока не состаришься и не станешь некрасивой! - смех поддержали уже несколько голосов. - А сегодня тебе придется сказать спасибо еще и моим ребятам за то, что они тебя проводили и доставили ко мне в целости и сохранности!
  
  Аделаиду потащили через конюшню к лесенке на сеновал. Ее держали несколько человек, слишком сильно сжимая руки и бока, а кто-то все время наступал ей на ноги.
  
  Девушка попыталась вырваться, но люди держали крепко.
  
  'Так мне и надо. Это расплата', - вдруг проскочила мысль. От этого тело мигом ослабло, и осталась только неприятная пустота под ложечкой и подступающая к горлу тошнота.
  
  Ее не очень-то бережно втащили наверх и пинком отправили в дальний угол. Лязгнул засов люка. Аделаида бессильно повалилась на солому, сильно ударившись головой о чьи-то сапоги...
  
  Кто-то высокий сделал шаг из тени. Гомон голосов, смешки и шорох шагов сразу стихли.
  
  - Л-леди...
  
  - Втроем на одну... - опасно промурлыкал еще один знакомый голос. - Прекрасно!
  
  - Леди, вы не так поняли... мы ничего с ней...
  
  - На одну меня, вообще-то! - уточнила леди Тирис и громко рассмеялась. - Маловато, парни, маловато! Еще и выход заперли... Ну, сейчас повеселимся!
  
  И она ринулась вперед. Внизу тревожно заржали проснувшиеся от криков и ударов лошади. Подняв голову Аделаида увидела как Тирис дерется на кулаках с одним из напавших на нее. Сэр Киррит, подвывая, пытался забиться в стог сена.
  
  Ударив противника в висок наотмашь, леди Тирис схватила трусливо сжавшегося Киррита за воротник.
  
  - Как любопытно, сэр, - проговорила она. - Думаю, судья будет очень удивлен, узнав о том, что вы тут пыталась сделать...
  
  - Леди Тирис, я хотел лишь поговорить с виновной...
  
  - Так не начинают разговоры, сэр Киррит! К тому же я слышала все, что вы говорили внизу до ее прихода. Как обещали 'поделиться добычей'...
  
  - Леди, это всего лишь конюшая...
  
  - Дело не в ней! - резко оборвала его леди Тирис. - А в вас. Это не первый ваш проступок, и я давно хотела поймать вас с поличным. Вы позорите наш орден, сэр Киррит! Если он мирской, а не монашеский, это не значит, что его членам позволено все, что угодно!
  
  - Но это всего один проступок! - прошипел Киррит. - Что мне будет за это?!
  
  - Но у нас есть доказательства вашей вины во многих других деяниях! - вкрадчиво проговорила леди Тирис. - Многочисленные похожие ситуации, нечестные пари, вымогательство денег, пьяные дебоши и даже грабеж!
  
  - Откуда...
  
  - Мой оруженосец Валеска следила за вам тогда на дороге.
  
  - Проклятая девчонка! - рыкнул Киррит и закашлялся - Тирис сжала воротник сильнее. Откуда-то с потолочной балки спрыгнула довольно и дерзко улыбающаяся девушка с легким арбалетом за плечами. Пунцовый от недостатка воздуха и нарастающей паники Киррит скосил глаза на все так же лежащую в углу Аделаиду, безмолвно наблюдающую эту сцену. Тирис обернулась за его взглядом и тоже заметила ее.
  
  - Брысь отсюда! - рявкнула она на девушку. Адель вздрогнула, и оцепенение спало с нее. Она подползла к своей постели, достала из-под соломы маленький мешочек монет и амулет, который сохранился у нее от родителей, и наткнулась взглядом на соседнюю лежанку Джона.
  
  'Надо проверить, что с ним!' - пронеслось в голове, но еще один резкий окрик заставил ее сорваться с места и нырнуть в люк, уже открытый Валеской. Над головой Адель он снова захлопнулся.
  
  Она пронеслась по конюшне, наполнившейся шорохами, всхрапываниями и свистом нервно хлещущих по крутым бокам хвостов и остановилась перед денником Месяца.
  
  Отодвинув засов, она опустилась на колени перед Джоном и с трудом перевернула его. Девушка с облегчением вздохнула и даже тихонько рассмеялась: он был не убит и не ранен, а только без сознания. Хоть что-то хорошее за этот день!
  
  От шлепков по щекам парень поморщился и открыл глаза.
  
  - Вставай, вставай... - Адель потянула его за рубашку.
  
  - Что за... - пробормотал он, прислонившись к стене. Постепенно взгляд его яснел и ощущение реальности возвращалось к нему. - Адель! Ты как?.. - он попытался вскочить, но у него подогнулись ноги. - Они пришли, говорили, что за тобой... что хотят с тобой...
  
  - Все хорошо, со мной ничего не сделали, - проговорила Адель, помогая ему облокотиться на стену. - Джон, я убегаю.
  
  - Чего? - парень посмотрел на нее еще мутными осоловевшими глазами. - А суд? Адель, прости... - его голос вдруг изменился. - Прости, что не смог помочь тебе, я же видел, как он смотрел на тебя... Чего он привязался к тебе, а?.. Даже сбрую попортил... Тебя оправдают, я уверен!
  
  - Нет, Джон, милосердия мне здесь ждать нечего. Я никто. И мне надо бежать отсюда.
  
  - Стой, не говори ерунды! Ты не сможешь убежать никуда, что за бред? - Джон схватил ее за рубашку.
  
  - Я попытаюсь. Мне нет житья тут, - Адель попыталась разжать его пальцы.
  
  - Погоди-погоди, тебя ведь оправдали, ну зачем бежать-то? - Джон не понимал и не пускал.
  
  - Я ударила его, Джон! Боги знают, что он еще вытворит со мной за это!
  
  - Так он это не выдумал? - Джон даже выпустил край ее одежды. Аделаида, не теряя времени, сделала несколько шагов назад.
  
  - Дурочка... - он чуть не плакал от досады. - Он же рыцарь! И он же только ходил вокруг, ничего еще не делал, что на тебя нашло вообще? - он схватился за голову. - И что делать-то теперь?! Если сбежишь до суда, то тебя могут убить!
  
  - Если не сбегу, будет еще хуже! - Адель, внезапно осененная идеей, открыла засов соседнего денника, где стоял рыжий конь по кличке Костерок.
  
  - Стой... ты что хочешь делать? - Джон, шатаясь, поднялся на ноги.
  
  Адель быстро схватила оставленную кем-то на крючке уздечку, и надела ее на коня. По счастью, она оказалась примерно нужного размера.
  
  - Сдурела?! - во весь голос рявкнул Джон, нетвердым шагом направляясь к Адель. Кони вокруг повскидывались и начали бить копытами по перегородкам. Недолго думая, Адель потянула коня за повод к выходу из конюшни.
  
  - Стой немедленно! - Джон кинулся к Адель, но та нырнула Костерку под морду и повела коня дальше рысью. Парень, спотыкаясь, направился за ними. Возле дверей Адель замешкалась, открывая тяжелый засов. Джон подбежал и ухватил коня за гриву.
  
  - Стой, - он задыхался и нетвердо стоял на ногах. - Ты никуда не поедешь, только через мой труп! Что тебе вообще взбрело в голову?!
  
  - А что мне еще делать? - воскликнула Адель в отчаянии. Рыцари, священники, наставник, начальник - не важно: лучший друг не понял и не поддержал ее.
  
  - Теперь уж оставаться здесь, - Джон говорил тяжело и гневно. - Дождаться суда, а затем направиться в тюрьму, если уж ты имела неосторожность поступить так, как поступила.
  
  - Как же... - голос Адель дрожал от обиды. - Как ты тогда собирался помогать мне, если считаешь, что я не должна была отбиваться?
  
  - Я бы прятал тебя от него, - заявил Джон. - Делал бы за тебя то, что он поручил... А потом... мы бы когда-нибудь поженились, и я отправил бы тебя на ферму к своей родне, где он бы не достал тебя!
  
  Адель опешила от этих слов.
  
  - Чушь какая... Думаешь, это бы подействовало? Ты смог бы прятать меня вечно?
  
  - Мы бы не вызывали его гнева, - продолжал Джон разглагольствовать, как будто так и надо. - Все было бы тихо...
  
  Адель залепила ему пощечину.
  
  - Трус! - в беспомощном гневе прошептала она. - Ты глупец и трус, Джон. Прощай! Ты в любом случае больше меня не увидишь.
  
  Оттолкнув Джона, она взлетела на коня и вылетела из конюшни через открытые двери.
  
  - Вернись! - заорал Джон вслед. - Ты себя погубишь, дуреха!!!
  
  Но Адель, не оглядываясь, проскакала вдоль ипподрома и выехала в город.
  
  Было тихо. Выехав на окраину, Адель спешилась и осторожно завела коня в тень, где их было не видно в свете факелов проходящей стражи. С рассветом она подобралась ближе к городским воротам, и как только створки открылись, впуская телегу с молоком, которое какой-то крестьянин спозаранку вез на базар, Адель изо всех сил пришпорила Костерка и пронеслась мимо стражников, выпугав полуслепую чалую кобылку и лишив крестьянина некоторой части удоя.
  
  ========== Буря ==========
   Море в этот день было непривычно шумным. Горизонт темнел и в берега бились тяжелые высокие волны. Дозорные докладывали о чем-то невероятном:
  
  - Против нас взбунтовалась сама природа! - докладывал один. - Великаны в полтора человеческих роста беснуются и мечут друг в друга молнии! Если они дойдут до нас, то...
  
  - То мы примем бой, - отозвался Англор. - Штормовые элементали - не самая страшная из всех возможных бед.
  
  Адель ходила по краю своей башни и тоже смотрела на горизонт. Ей уже приходилось переживать подобное, она просто укрывалась в скалах с грифонами, отдавая побережье на растерзание шторму. Но тут... 'Бой.' Людское слово. Жестокое и глупое. Но с другой стороны, всем в скалах не укрыться, так что же им остается делать? Только спасать себя, как умеют.
  
  Адель печалилась о грифонах, которые могут погибнуть в этой борьбе. Птицы не будут делать только то, что скажут им люди, но они уже привязались к ним, чисто и сильно, они не бросят своих новых друзей, к тому же азарт битвы знаком и им. Порой грифонам приходилось защищать скалы, когда элементали подбирались слишком близко. Они с радостью примут бой, но кто-то не рассчитает свои силы.
  
  Джанк не отходил от высокого палевого грифона, с которым они сошлись в первые же дни. Зверь был молод, и выдержанный спокойный характер старого воина как будто уравновешивал его. Джанк же искренне любовался сильной птицей.
  
  - Хорошее потомство бы от него было, верно? - подтрунивали сослуживцы.
  
  - Да обождите вы настолько вперед забегать! - отмахивался Джанк. - И что вы с ним как с племенным быком... Он сам по себе хорош!
  
  К тому времени было набрано чуть больше сотни птиц. Они редко покидали лагерь, как будто бы чувствовали всю ответственность взятой на себя службы. Солдаты учились летать с ними, не все так быстро свыклись с равноправием, как Англор. И предстоящий бой большинство солдат планировали вести с земли, предоставив птицам возможность выбрать, как поступить.
  
  Однако когда раскаты грома стали раздаваться совсем близко, никто из грифонов не направился к скалам. Все как один ринулись к побережью, взлетая на бегу. Солдаты растеряно переглядывались - стрелять теперь не выйдет, можно попасть в кого-то из новых соратников.
  
  Однако кто-то сориентировался, и вспрыгнул на ходу грифону на спину. Птица взлетела вместе с бойцом, как будто так было и надо. Остальные вопросительно заозирались на Англора. Не долго думая, тот дал команду по возможности подняться в воздух.
  
  Мимо капитана пронесся его напарник. Англор ринулся за ним, на бегу натягивая на лук тетиву.
  
  - Стой! - крикнул он грифону.
  
  Птица, хотевшая было уже взлететь, остановилась и вперила в капитана укоризненный взгляд.
  
  - Мы сражаемся теперь вместе! - крикнул тот. - Или вы считаете нас настолько никчемными? - Англор подбежал и опустил руку на холку грифона. Тот резко щелкнул клювом.
  
  Капитан, расценив это как дозволение, забрался птице на спину и, оказалось, понял все верно. Они взлетели и направились в клубящееся, плюющееся молниями, свинцовое марево.
  
  Неизвестно, почему, но, чтобы заставить элементаля стать обычной материей, необходимо нарушить целостность его тела. Проще говоря, их можно было убить так же, как обычных живых существ из плоти и крови. Крупные дикие грифоны отлично справлялись с этим, носясь между движущимися громадами сжатого воздуха и вспарывая их когтями и клювами.
  
  Англор хотел стрелять - наездники в бою обычно начинали именно с этого. Но тогда они наступали на противника строем, а грифоны вступили в бой хаотично, и капитан рисковал попасть в кого-то из них.
  
  Англор выхватил меч. Он видел, что не все его воины смогли сделать это - грифоны двигались не так, как привыкли люди. У кого-то хватило ловкости только держаться за холку и не падать во время бешеных маневров. В движениях некоторых птиц тоже была скованность, но все они сражались, нанося удары яростно и точно.
  
  Первого элементаля они поразили вдвоем - грифон врезался в него, а Англор снес облачную голову.
  
  Вскоре он понял, что отдавать инициативу птице не сложно и даже правильно - грифон сам летал ловчее, чем под руководством человека, ведь зверь был более чуток, зорок, и, кажется, лучше понимал природу врагов.
  
  Темные облака, оставшиеся от элементалей, проливались дождем в море. Бой заканчивался. Грифон под Англором издал торжествующий клекот, и со всех сторон ему отозвались десятки голосов.
  
  Как вдруг что-то грянуло и сверкнуло, Англор чуть не свалился со спины своей птицы и успел увидеть только падающее тело и несколько потерянных перьев. Его грифон тут же вошел в пике, не особо считаясь с присутствием капитана (впрочем, тот был уже привычен) и рванулся вслед за своим собратом, принявшим на себя удар последней молнии, которая должна была поразить Англора.
  
  Он не успел, и бурый опаленный грифон скрылся в волнах.
  
  Англор опустил взгляд, ища подтверждение своей догадке - и точно: в море плавали лишь несколько крылатых тел, ни одного человеческого.
  
  Значит, грифоны защищали их.
  
  Англор вернулся на берег, подавленный тяжелыми мыслями.
  
  
  
  ========== Бард ==========
   Стоял август, и золотой, пряно пахнущий закат окутывал землю. Тянуло запахом скошенной травы с лугов, хлебом и ранними яблоками от селений и свеже-сладким запахом коры и опавших листьев из темных липовых рощ, мимо которых ехала Адель.
  
  Ей, однако, не было дела до этой красоты. Покинув город утром, день напролет она гнала Костерка без остановок дальше и дальше, пока названия попадавшихся сел не перестали быть знакомыми. Конь устал и пришлось перейти на шаг. Устала и Адель. Со времени побега прошло уже много времени и больше всего сейчас ей хотелось есть.
  
  Усталость, бешеная скачка и голод вытеснили из головы остроту впечатлений от всего произошедшего с ней за вчерашний день. Зато сам побег теперь казался ей ужаснейшей ошибкой. Конь еле переставлял ноги. У самой Адель сводило живот, щипало глаза и наваливалась ужасная слабость - сказывалась бессонная ночь.
  
  Адель с обреченностью подумала о том, что с собой у нее нет даже огнива, а на корм для коня уйдет львиная доля и так небольших сбережений.
  
  'Костерка можно продать. Он будет в надежных руках, а я не буду так заметна на дорогах' - промелькнуло в голове. Адель с сожалением посмотрела на волну светло-рыжей гривы, мерно колыхающейся перед ней. Ей было жаль коня, даже с учетом того, что она не собиралась продавать его кому попало, а деньги были очень нужны. Пришлось увести его из знакомого дома, теперь оставить неизвестно где... Похоже было на предательство. Однако она гнала от себя такие мысли - в самом деле, с Костерком не случится ничего плохого! А если его найдут, то выкупят и вернут домой!..
  
  'А если нас уже ищут?' - следующая мысль обрушилась как снежный ком на голову. Породистого коня трудно не заметить. Если погоня уже идет, то ей не удастся даже продать его - их мгновенно схватят. И наказание теперь будет еще и за кражу...
  
  'Переночую в ближайшей деревне, а рано утром отправлю Костерка назад - он узнает дорогу. А может, его подхватит кто-то из деревенских, кто собрался в город...' - решила Адель. Идея явно была не очень хорошей, но ничего больше не оставалось.
  
  Она медленно ехала по узкой дороге, то ныряющей в лес, то выходящей на открытое пространство. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, начинало темнеть, но никаких деревень поблизости видно не было. Возвращаться же не хотелось совсем.
  
  Вдруг между деревьями мелькнул золотой отблеск. Адель встрепенулась и остановила Костерка. Этого еще не хватало... Охотники? Разбойники? Хорошо бы, если охотники, но сейчас любое внимание было излишним. Однако костер, по-видимому, был совсем небольшой, и отблеск бросал ровный - вокруг него никто не двигался.
  
  В следующий момент слуха Адель коснулись совсем уж неожиданные для этого места и времени звуки - перезвон гитарных струн.
  
  Подгоняемая любопытством, девушка тронула пятками бока коня, и, выехав за поворот, увидела выходящую к дороге тропку, идущую от поляны под кромкой огромного дуба.
  
  В центре поляны горел низкий костерок, над которым на прутиках поджаривались лепешки и овощи. Рот Адель сам собой наполнился слюной. Она не сразу заметила высокую фигуру по другую сторону костра. Блеснули рыжие отблески на широком боку гитары. Человек в потрепанных дорожных башмаках поднялся, отложив инструмент и вышел ей на встречу.
  
  - Не чаял я встретить столь прекрасное создание в поздний час в этой чаще! Не дух ли этого великого древа ты будешь? - лукаво и напевно спросил он, указав на дуб.
  
  - Что?..
  
  - Я бард Аникан, - представился незнакомец. - И прошу не гневаться на меня, я всего лишь искал здесь ночлег!
  
  - А... - Адель оставила попытки разобраться в этих виетиватых словах и решила спросить прямо. - Далеко ли отсюда до ближайшей деревни?
  
  - Шесть часов пешего пути, - ответил странник, сообразив, что шутки не оценили. - Думаю, твой конь не даст тебе выигрыша во времени. Так что раз ты не разгневанный дух, - он усмехнулся. - Предлагаю тебе разделить со мной мою позднюю трапезу и ночлег.
  
  Произнеся это, бард медленно, с хрустом потянулся. Он был высок даже для мужчины, очень тонок, изящен. Но что-то в его внешности ввергло Адель в сомнения - то ли отсутствие даже намека на бороду - однако судя по голосу бард был совсем еще юн - то ли уж очень узкие плечи, или линия бедер, или длинные волосы... Хотя это тоже не было редкостью.
  
  - Спасибо, я... я дальше поеду, - пробормотала Адель. Аникан не выглядел опасным и даже располагал Адель к себе, несмотря на все то, что недавно произошло, но ей не хотелось сейчас никаких спутников - слишком велико было беспокойство. Адель хотелось зайти в лес как можно глубже - ей казалось, что там она будет в безопасности.
  
  - Подожди! - Аникан подошел к ней ближе. Лицо его скрылось в тени, отблески костра заиграли в волосах темно-рыжим цветом.
  
  - Я не могу принуждать тебя, - произнес он. - Но если ты сейчас уедешь, я не прощу себе этого. Не могу я отпустить тебя в ночь! Вдруг с тобой что-то случится?
  
  - Ничего не случится, - помотала головой Адель, отходя к Костерку. - А тебе от меня могут быть проблемы.
  
  - Какие проблемы? Что ж с тобой случилось, что ты не боишься даже ночи в лесу, а испугалась одинокого путника?
  
  - Меня ищут. У тебя могут быть неприятности из-за меня, - это была последняя попытка мирно отделаться от неожиданно навязчивого компаньона.
  
  - Ты боишься, что я тебя выдам? - спросил бард. Адель тихонько хмыкнула. Глупый вопрос, еще бы!
  
  - Не выдам, - голос барда прозвучал вдруг так, что Адель вдруг очень захотелось ему поверить. - Я не верю, что ты могла совершить что-то такое, за что тебя действительно можно судить! К тому же... я сам немного вне закона. Правда, чтобы казнить за мое преступление, его нужно обнаружить. А оно не видно чужим глазам. Да и по правде сказать, некоторые не считают пороком... - он запнулся. - Не важно. Не бери в голову. Я не убийца, не вор и не еретик - ты можешь быть спокойна.
  
  Адель еще раз оглядела Аникана - лицо нельзя было разглядеть, он стоял спиной к костру. Что-то все еще казалось ей странным. Она не могла объяснить себе, что именно. Что-то неуловимо-необычное, уязвимое и хрупкое, почему-то кажущееся удивительно красивым, такое, что не лежит на виду и дается не всем. Оно трогало что-то в сознании девушки, но не наводило ни на какие четкие мысли. Было в Аникане и нечто, что заставляло ее беспокоиться, но это было не острое ноющее беспокойство о своей сохранности рядом с этим человеком, а слабое ощущение... фальшивости, показавшееся почти кощунственным по отношению к чудному юноше. В одном она была уверена - он не принесет ей вреда по своей воле.
  
  - А ты? - в наступившей тишине спросил бард. - От чего ты бежишь?
  
  - Я?.. - Адель отвернулась к дремлющему стоя Костерку. Аникан был таким доброжелательным, легко заговорил с ней, и разговор этот был на равных. Так она раньше говорила только с Джоном. Однако Джон был другим. Он часто не понимал то, чем она делилась с ним. Он старался не бросать Адель в беде, но иногда просто отмахивался от нее, когда ее проблема казалась ему не слишком важной. Аникан же, казалось, видел ее душу, без труда обходя все барьеры и не нуждаясь в объяснениях. Так мог сделать лишь тот, кто имел те же трудности и задавался теми же вопросами.
  
   - Слушай... ты прости, но, кажется, я правда плохой компаньон для тебя, - начала Адель, тщательно подбирая слова. Теперь это было искренне. - Я... тоже не хочу ничего плохого, но кажется я где-то очень сильно ошиблась. Теперь бегу от этого. А тебе не нужны мои проблемы. Так что удачи тебе!
  
  Она собралась запрыгнуть на коня, но бард вдруг огорошил ее вопросом:
  
  - Тебя осудили несправедливо?
  
  Нога Адель соскользнула с конского бока. Хотелось бы ей самой знать ответ на это! Она не хотела ничего плохого, но получилось что-то страшное. И кто виноват в этом? Она - потому что не смогла предотвратить - или другие, потому что не смогли помочь ей? А было ли, к кому обращаться за помощью? Кому была важна ее судьба? Девушек в ее возрасте уже отдавали замуж. Многие успевали найти себе избранников до пятнадцати, и выходили замуж по любви, потому что как правило возражений у родителей не было. Это были юноши того же сословия. Помогающие родителям в лавках или на полях, заходящие после работы в кабак выпить эля и пообсуждать слухи, исправно посещающие храм по выходным и праздникам. Добродушные, простоватые, в чем-то глуховатые к своим избранницам, но все знали, что это правильно - и женщины и мужчины знали, что так и должно быть, и считали что даже если девушки иногда плачут, то это просто их глупые капризы, которые проходят сами собой. Замужние были защищены. Если не мог защитить сам муж, то был выход, подобный тому, что предложил ей Джон - прятаться дома. Семьи также были защищены от беспредела законом.
  
  Адель не знала, почему она выпала из этой устоявшейся мещанской колеи. В ней не было ничего особенного, и никаких вещей, способных отдалить ее от остальных тоже не происходило.
  
  В монастыре с ней воспитывалась девочка, отданная туда когда-то давно проезжим магом - говорили, что это его незаконнорожденная дочь. Сефир была диковата, ее ярко-карие, почти янтарные глаза, обрамленные длинными черными ресницами обладали каким-то гипнотическим действием и пугали остальных детей. С ней никто не общался, а позже ее стали обижать - рвать книги, которые давали ей читать монахи, отбирать еду, забрасывать камешками... Это продолжалось до тех пор, пока однажды она не заколдовала мальчишку, напавшего на нее в коридоре - она ослепила его.
  
  В монастыре тогда был жуткий переполох. Мальчика расколдовали, Сефир же сначала бросили в карцер. Однако на следующий день во дворе монастыря появился придворный маг и потребовал освободить девочку и отдать ее ему на обучение. Настоятель охотно согласился: в восемь лет суметь наложить такое заклинание - такую силу надо дисциплинировать! Однако многие воспитатели были недовольны, на что маг едко высказал им все, что думает о местной системе воспитания, из-за которой девочка была вынуждена защищаться такими радикальными методами, а остальные ученики подвергались серьезной опасности - а вдруг Сефир создала бы молнию?..
  
  Адель никогда не издевалась над Сефир, но она понимала, почему с ней никто не дружит. Сефир была странная, страшная и умная. А Адель?
  
  В монастыре у нее было много друзей, однако после ухода все разошлись своими путями. А новые связи не получилось наладить. И Адель осталась одна, постепенно становясь нелюдимой. Она не боялась одиночества, не боялась уезжать на конях в леса ночью без Джона, и наслаждалась этими часами, когда ее окружал тихий топот копыт, звездный свет и запах жарящегося на костре хлеба...
  
  У Адель заурчал живот от голода. Запах лепешек, которые жарились над костром, наполнял воздух.
  
  - Не валяй дурака, - решительно произнес Аникан. - Садись лучше есть!
  
  Последняя возможность Адель быстро оседлать Костерка, наподдать ему каблуками и умчаться исчезла, подавленная голодом, усталостью и подкупающим дружелюбием барда.
  
  Следующие полчаса показались ей раем - достаточно богатый для путника ужин они с Аниканом съели на двоих. В кожаной фляге оказалось чуть разбавленное сладкое вино. После того, как Адель не ела почти двое суток, такого оказалось достаточно, чтобы вытеснить из ее головы все неприятное, оставив только смутную горечь неоконченных мыслей о...
  
  - Что тебя гложет?
  
  Ночь выдалась неожиданно теплой для августа, путники лежали по разные стороны костра на лапнике, укрывшись каждый своей курткой.
  
  - Не важно, - Адель насытилась и согрелась, но не чувствовала себя совсем уж безмятежно. - Тебе не обязательно это знать. Я... - она зевнула. - Я тоже не причиню тебе вреда, и могу сказать, что никого не лишала жизни, не... - она запнулась. Костерка она украла. Так что с чистой совестью повторить слова барда она уже не могла. - Ну, еще я не еретик... - а тут как быть? Она не поклонялась темным богам подземелий и огня, однако воспитатель в монастыре выказывал такое недовольство ею... Но какую заповедь она нарушила? Адель не знала церковное учение так глубоко и часто действовала по наитию.
  
  - Охотно верю, - прозвучал с другой стороны мягкий голос Аникана. Адель начала прислушиваться к нему внимательнее. Голос у барда был красивый, низкое обволакивающее контральто, однако по нему выходило, что Аникану лет четырнадцать, что никак не вязалось с его внешностью...
  
  Евнух?
  
  Адель вздрогнула, вспомнив один эпизод своей жизни. По слухам, в некоторых монастырях, обитатели которых ударились в неконтролируемый фанатизм, с юными мальчиками-певцами делали что-то противоестественное, отчего голоса у них навсегда оставались высокими и звонкими.
  
  Но Адель однажды видела мальчика, которого привезли из одной такой твердыни, взятой штурмом (кое-кто считал, что весь окружающий мир наполнен злом, и монахи воздвигали от него стены, за которыми и умирали от голода). Мальчик был странный, полный, болезненно-некрасивый и неуклюжий, Аникан был совсем не похож на него...
  
  - Ты полуэльф? - выпалила Адель.
  
  - Что?! Откуда бы? - с другой стороны костра послышался приглушенный смех. - Я имею в виду, откуда эльфы в наших краях? Нет, я был бы счастлив такому раскладу, но нет, - отсмеявшись произнес он. - Мой секрет в другом... я поступаю несправедливо, но я сейчас не могу раскрыть его тебе.
  
  Вздохнув, Адель повернулась на бок, лицом к костру.
  
  - А я что, честно поступаю? - медленно произнесла она. - Съела твой ужин, в ответ на вопросы отмалчиваюсь... Знаешь, я все-таки уйду завтра. Что бы ты там не совершил, это не сравнится с моей роковой глупостью. Я не хочу тебе рассказывать.
  
  - Во-первых, на здоровье! - Аникан приподнялся на локте. - А во вторых... поверь, я пойму. Я такого навидался... Мое преступление в том, что я родился тем, кем родился. И не захотел меняться так, как от меня этого потребовали. Да и в любом случае, держать все в себе - только хуже делать.
  
  - Как ты сказал? - Адель посмотрела в глаза барда. Лицо его было изящным и тонким, и даже в свете потухающего костра было видно, что бледным. Ясные светлые глаза глядели с добротой и сочувствием, на дне их плескались смешинки и веселая ирония. - Родился тем, кем родился? А вот как считаешь, если...
  
  ...По ходу ее рассказа бард шумно втягивал носом воздух, качал головой и порой не мог сдерживать возмущенных возгласов.
  
  - И поэтому ты считаешь себя виноватой?! - под конец изрек он. - Потому что отказала этому наглецу, который полагает, что ему все позволено? Бросила ему деньги в лицо?
  
  - Нет... а Месяц? Он мог погибнуть! И Джона могли убить!
  
  - Конь не погиб ведь, - произнес бард. - Его спасут. И Джон жив, все с ним в порядке... Только какой же он друг, если предлагал такую чушь и даже не помог тебе бежать?
  
  - Глупый, - тихо произнесла Адель. - Он просто глупый и ничего не знал...
  
  - Да, ты права, наверное... В любом случае, твоей вины тут нет. Ведь о том, чтобы молчать и терпеть такое не может быть и речи, верно?
  
   - Верно, - неуверенно ответила Адель. - Но ты думаешь, что это не помогло бы?
  
  - Не помогло, - уверенно сказал Аникан. - Он продолжил бы шантажировать тебя и дальше, и в конце концов, натворил бы еще кучу всего, и свалил бы на тебя - ведь по словам тех рыцарей он тот еще поганец... И вообще, почему, чтобы всем было спокойно и никто не страдал, один человек должен так мучиться?! Что за глупость? Никогда этого не понимал... - в голосе Аникана звучало искреннее возмущение.
  
  - Запомни - покой целого города не стоит твоего унижения! - повторял он.
  
  - В конце-концов, если бы он не прикопался ко мне, то кто-нибудь другой бы страдал от его прихотей... - рассудила Адель. Но Аникан будто не слышал. Он возмущенно вздохнул, перевернувшись на спину и умолк, обдумывая услышанное.
  
  - Значит получается, ты тоже страдаешь потому, что просто являешься такой, какая ты есть, - сказал он. - Потому что у тебя есть чувство справедливости и собственного достоинства, чрезвычайно редкое в наше время среди таких, как ты. У нас общая беда, Адель. И я предлагаю тебе путешествовать вместе. Я пою песни как раз об этом - о справедливости и свободе, о древних героях, ведомых богами - и их указания вовсе не были похожи на те, что диктуют нам церковники. Я хочу рассказать всему миру о том, как прекрасна будет жизнь, когда мы избавимся от предрассудков, слепоты и жестокости, станем жить Любовью. И люди слушают меня! Правда, по большей части их привлекают красивые слова, - он горько усмехнулся. - Но кто-то ведь слышит именно то, что я хочу сказать. И кошель у меня всегда полон.
  
  - Я буду тебе обузой, - покачала головой Адель.
  
  - Нет, не будешь. Я глубоко тебе сочувствую. И хотел бы дальше путешествовать с тобой, вот и все, - произнес Аникан.
  
  - Ну хорошо... - Адель неудержимо клонило в сон, и угрызения совести умолкали. Когда они с бардом, наконец, уснули, уже занимался рассвет.
  
  На следующее утро они отправились в путь вдвоем, ведя Костерка в поводу. Посеребренная росой трава блестела. Чистый хрустальный утренний свет играл на листьях деревьев, проникал меж стволов, падал на дорогу.
  
  Аникан поначалу настаивал на том, чтобы оставить коня, но когда узнал о том, что Адель увела его из конюшен, согласился с ней в том, что его лучше продать.
  
  Он оказался очень интересным и веселым собеседником. Об обстоятельствах бегства Адель больше никто не вспоминал, впрочем как и о неведомой особенности Аникана.
  
  Костерка Адель с грустью передала в руки какому-то зажиточному селянину в первый же день с просьбой по возможности перепродать в городе, откуда она бежала.
  
  На вырученные деньги она купила себе новую одежду, теплую и пригодную для долгих пеших походов. И еще праздничный наряд - небесно-голубое платье из сукна и теплую курточку палевого цвета, расшитую яркими нитями всех оттенков желтого и оранжевого. Бард пришел в восторг от ее вида - одежда красиво подчеркивала льняные волосы и синие глаза Адель.
  
  Дорога обещала быть довольно легкой. Аникан и Адель въезжали в окрестности другого крупного города, где барда уже ждали в одном трактире.
  
  Адель постепенно забывала свою печаль, отчасти от того, что много сил и дум занимала дорога, а отчасти поддаваясь на уговоры Аникана, твердившего, что раз никто не пострадал от действий Адель, то все произошедшее никак нельзя назвать преступлением.
  
  Еще она предвкушала его выступление. Иногда Аникан принимался напевать что-то, и Адель вслушивалась в мелодичную вибрацию его голоса, стараясь ничем не перебить его. Аникан напевал и старые баллады, нравившиеся ему, и народные песни - людские, с простыми веселыми мотивчиками, гномьи, все похожие на марши, иногда мурлыкал мотив какой-то эльфийской песни, но уверял, что не знает ни слова, а однажды холодным вечером завел тоскливую, полную необычных опеваний и похожую на волчий вой песню степных варваров.
  
  
  
  
  ========== Праздник осени ==========
  Холодало; октябрь заканчивался.
  Нижние этажи башен после ремонта держали тепло. Жара от огня в каменных жаровнях на первом этаже хватало и на комнату Англора, находящуюся на втором этаже.
  С улицы к людям перебирались и грифоны. Джанк объяснял, что на зиму птицы ищут себе пещеру, и в течение холодов живут так, чтобы определенное число грифонов оставалось внутри, согревая собой воздух. При необходимости вход в пещеру сужали, заваливая ветками, листьями и мхом. И внутрь птицы таскали траву, лапник и небольшие деревья, чтобы сделать себе подстилки.
  - Больше птички и гнезда у них здоровые, - шутили воины.
  А новые рекруты поначалу жили вокруг башни, сплетаясь на ночь в огромный клубок, чтобы греть друг друга. Но когда ударили ночные морозы, они одажды вечером ко всеобщему удивлению невозмутимо зашли в башню вслед за солдатами. Попытким солдат угостить их людской едой отказалисьб бесплодными - соль и специи были слишком остры для грифонов.
  Адель уже несколько зим жила в пещерах вместе со стаей, устраивая себе маленькую лежанку поблизости от детенышей, гнездышко которых было выстлано пухом. Порой она ложилась с ними, грела их собой и грелась сама, взрослые птицы не возражали.
  Но сейчас она не спешила улетать вместе со всеми в уже обжитую пещеру. Ей хотелось остаться с людьми.
  С огромным удивлением она поймала себя на этой мысли. После пяти лет жизни с дикими птицами ей хочется вернуться назад! И ведь эти годы нельзя было называть несчастливыми. Не сравнить мышление грифона с человеческим - слишком разное - да и разговаривать никто из них не умел, однако Адель никогда не было одиноко.
  Они приняли ее к себе опустошенной и измученной, и новую жизнь она начала уже как их сестра. Они приняли то, что она не ест сырое мясо и не боялись огня, который она разводила, чтобы готовить. Они грели ее своими телами зимой, понимая, что у нее нету теплого пуха, и на улицу она может выходить только надев какие-то странные людские перья. Она была бескрылой - они дали ей крылья. Аделаида была первым человеком, который поднимался в воздух с ними.
  В течение первого года жизни с ними, она стала все реже использовать речь. Через год она стала вовсе обходиться без нее, пока однажды с ужасом не поняла, что стала забывать слова. Тогда она нашла среди своих вещей тонкую книжицу с песнями своего друга-барда и стала перечитывать ее, по несколько раз произнося вслух каждое четверостишие после того, как разбирала его по слогам. Как только сознание пришло в порядок, и Адель поняла, что перестала проваливаться в забвение, она стала потихоньку говорить с грифонами. Им это не мешало, а что они ей отвечают, было понятно и без слов.
  И почему бы ей не забыть речь, не выкинуть в конце-концов остатки своих вещей и книги, ведь она не хотела больше возвращаться к людям?
  Оказалось - затем, чтобы однажды встретить тех, кто был не похож на встречавшихся ей раньше.
  Охотнее всего она общалась с Джанком. Беседы с ним возвращали ей человеческие эмоции - Англор начал замечать на ее лице улыбку.
  Ночевать на крыше башни больше было нельзя. Адель простыла. В первый день она только чихала, но она знала, что с болезнью нужно скорее что-то делать, потому что лечить ее здесь будет некому...
  Поэтому в тот же день она отправилась пешком по острову искать кое-какие известные ей лекарственные травы - те, что она заготавливала для себя еще летом, остались в пещере. В беличьих запасах можно было найти сохнущую малину. На пустоши между лесом и скалами в изобилии росла травка под названием 'крыло дракона' - края круглых листьев, гладких сверху и пушистых с изнанки, были изрезаны так, что напоминали именно их. Ее следовало собирать летом, но даже сейчас можно было разыскать хотя бы десяток молодых побегов.
  Путь ее лежал через осиновую рощу, где не было троп, а земля, год за годом устилаемая круглыми листьями, была мягкой и пружинила под ногами.
  Стояло чудесное морозное утро. На опавших листьях и траве седым блеском отсвечивал иней. Аникан когд-то чудесно говорил про это время... Про то, кажется, что есть несколько чудесных дней в середине осени, кокгда природа предстает перед очами людей такой, какой ее создали древние боги Света. И никакие богатства не сравнятся в своем великолепии с теми, что в это время можно найти, только подняв взгляд. Их можно только увидеть, не получится взять в руки, попрятать по сундукам, но опавшие листья - роскошнее самой дорогой парчи, утренняя изморозь, истаивающая мгновенно от тепла ладоней, ни сравнится ни с одним из самых совершенных алмазов мира, и ни у одного богача не найдется столько ярко-голубого и иссиня-черного шелка, сколько есть на высоком куполе неба...
  Правда, сравнение неба с тканью Адель теперь казалось совершенно неверным - высоту его нельзя было измерить, возможность взлететь и удариться в потолок шатра была чем-то из области кошмаров. Адель тонула в небе; взлетев однажды, она полюбила его до безумия, сильнее, чем грифоны. Они родились рядом с ним, и потому небо было для них более привычным.
  Укутавшись в серый выгоревший плащ, она шла между деревьев сквозь высокие полуарки растущего орешника. Солнце светило в лицо, заставляя жмуриться, воздух холодил ноющую воспаленную глотку.
  Ей вспомнился день, когда она, простудившись, пила глинтвейн в таверне 'Волчий щит'.
  
  Адель уже второй месяц путешествовала с Аниканом, хотя ей казалось, что прошла целая вечность меняющихся дорог, костров, трактиров и лиц.
  Отвергнутая своей прошлой жизнью, она пришла за менестрелем в новую. Туда могли войти все, и для каждого нашелся бы угол. Для одиноких такая жизнь была неласковой и бедной, но спасение находилось в кругу друзей и единомышленников.
  У Аникана они были в каждом городе, но больше всего - в столице искусств, Пандиффе. Они направились туда в середине осени, чтобы успеть ко Дню начала зимы. Путь был достаточно долгим. Аникан находился в приподнятом настроении - в Пандиффе жила его любимая, как он сказал Адель.
  - Мой любимый человек, тоже менестрель. Это блгодаря Ирто я стал таким! Нашел себя, занятие по душе, многих друзей, обрел новую семью...
  - А твои родители... - нерешительно начала Адель. - Умерли?
  - Нет, - невесело улыбнулся бард. - Они живы, обитают в одной деревеньке с моими кровными братьями и сестрой. Не желают меня знать.
  - Почему? - опешила Адель.
  - Потому что я родился не таким, как они. Они не захотели меня принять, а я не захотел убивать свою натуру.
  Адель сочувственно положила руку на плечо менестреля.
  - Да, мне было очень больно, - Аникан накрыл ее руку своей ладноью и несильно сжал. - Но теперь я счастлив! - он лучезарно улыбнулся.
  Адель хотела представить, как это - лишьться родителей и обрести поддержку в лице других, но у нее не вышло - своих отца с матерью она не помнила совсем, и вышло так, что она всю жизнь жила с теми, кто не был ей родным по крови.
  А вот представить себе обретение новой семьи она с легкостью могла. У нее был Аникан. Она неожиданно быстро для себя стала доверять ему. Аникан же часто говорил, что дружба для него священна.
  - Если я привязываюсь к человеку, то ни за что не предам его. Мои друзья - это моя большая семья, всех членов которой я одинаково люблю.
  Он много рассуждал о разных проявлениях любви, и Адель с удивлением поймала себя на мысли, что до встречи с бардом не задумывалась о том, что любовь - это не только чувства между юношами и девушками, предшествующие женитьбе. Казалось бы, она знала и о родительской любви, и воспитатели в монастыре часто говорили, что любят всех детей, которых учат, но ей не приходило в голову, что это чувства одной природы.
  Адель однажды поймала себя на мысли, что ей хочется сказать Аникану, что она тоже очень сильно его любит, потому что он ее настоящий друг... но после того, как она узнала об Ирто, подобные мысли отчего-то стали отдавать горечью.
  Однако прибытия в Пандифф она все еще ждала с нетерпением. От прошедших выступлений Аникана она была в восторге. Отчасти потому, что раньше в принципе слышала мало музыки, а Аникан очень красиво играл на своем чудном для этих краев южном инструменте, который в отличие от лютен и мандолин играл громко и мелодично, заполняя все помещение, где он пел, благородным звоном струн. А отчати потому, что многие его песни действительно казались ей понятными и правильными. Адель искренне не понимала, как их можно слушать спокойно, почему в мире, где они хоть раз звучали, до сих пор существует столько сухости, цинизма и несправедливости. И больше всего ее удивляло то, что равнодушных слушателей тоже не было. А раз песни тронули за живое всех, то почему эти люди ничего не делают?
  В песнях не было конкретных призывов делать что-то, но то, о чем песлось в радостных песнях, хотелось видеть рядом с собой, а событий грустных песен хотеллось никогда не допускать...
  В День начала зимы в Пандиффе был большой праздник. Туда стекались многие артисты, и по всем тавернам и кабакам должны были выступать многочисленные друзья Аникана.
  За день до прибытия Аникан и Адель попали под холодный дождь, и несмотря на то, что быстро нашли ночлег в придорожной гостинице, Адель схватила насморк. Аникан был сильно озабочен тем, чтобы не простудиться самому - на следующий день предстояло петь! Он огромными кружками пил травяной чай и целый час отсиживался в горячей воде, пока Адель, шмыгая носом, читала одолженную им книгу в общем зале. В монастыре их учили грамоте, но что-то она уже успела подзабыть, и Аникан взялся помочь ей совершенствоваться.
  Таверна была полной, и Адель стоило большого труда занять такое место, чтобы не мешать никому. Кто-то периодически подваливал к ней с вопросами, чего это она читает и не хочет ли познакомиться и вместе выпить. Люди становились все назойливее.
  И если бы Адель казалось что они опасны, она попыталась бы искать где-то защищенное место, но это были обыкновенные путники, так же направляющиеся на праздник.
  Аникан научил ее некоторым простым приемам самообороны, позволявшим выиграть фору в пару секунд для бегства, но Адель поняла, что если она ударит тут кого-нибудь, все очень удивятся, потому что с их точки зрения ничего плохого не происходит. И правда, ей не угрожали, не пытались обворовать, и даже тех, кто заплетающимся языком предлагал не только поболтать и выпить, с извинениями оттаскивали от ее столика товарищи. Однако кто-то уже подсел к ней и упрямо пытался втянуть ее в разговор.
  Раскрасневшаяся рыжая девушка, плюхувшись за столик к Адель, как будто ее там и не было, потягивала из кружки эль и громко смеялась. Двое ее спутников сели по разные стороны стола и закурили что-то такое, отчего у Адель сильно заслезились глаза.
  Фыркнув, она бережно закрыла книгу, раздраженно поднялась и попыталась выйти из-за стола, но ее остановили.
  - Ну ты куда, хорошо ж сидели! - еще слегка пьяная девица схватила Адель за рукав.
  - Дайте выйти, - стараясь говорить спокойно, произнесла Адель. Разражение мешалось в ней со страхом и брезгливостью.
  - Не, ну так не интересно! - долговязый спутник рыжей присоединился к беседе. - Че ты тут с книжкой, как эта... - он замялся, вспоминая нужное слово. Рыжая блеснула на него веселыми глазами, и они оба прыснули и заржали.
  - Не смешно, - буркнула под нос Адель. - Дайте пройти, а? - обратилась она уже громче к третьему, сидевшему рядом с ней. Молодой толстяк с сальными волосами поднял на нее взгляд и сделав вид, что уже ничего не соображает, не сдвинулся с места.
  - Не смешно-о? - протянул долговязый. - А по-моему даже очень! - рыжая девица пьяно лыбилась и в упор разглядывала Адель.
  - Че унылая-то такая? На, расслабься! - парень протянул ей кружку пива.
  - Не хочу, - Адель отпихнула его руку. - Ну дайте пройти!
  - Ну дааааайте! - с хохотом передразнила рыжая девица. - Мы тебе и даем, а ты тут ереп... еррпенишься! Что ты цаца такая! Не пьешь, нос воротишь... Че читаешь-то хоть?
  Она нагло сцапала книжку из рук Адель.
  - Эй!!! - негодующе вскрикнув, она в послдний момент ухватила ее за край обложки.
  - Чет ничерта не понятно! - изрекла девица, пристально разглядывая обложку.
  - Тера... - толстяк перегнулся через стол. - Тера, ты ж... читать не умеешь!
  - Точняк! - девушка зашлась в новом приступе хохота, сильно отклоняясь назад и вырывая у Адель книгу.
  - Отдай!!! - девушка рванулась за подарком Анкано, мысленно готовясь к тому, что рыжая начнет, издеваясь, тянуть руку с книжкой все дальше, заставляя Адель нервничать, неуклюже тянутся через стол и бессильно плеваться.
  Но деваха была настолько пьяна, что уже серьезно уступала Адель в координации.
  Та выхватила книжку, и, преисполненная раздражения, забралась с ногами на лавку, а затем на стол и выбралась из своего угла, к восторгу одной половины трактира и негодованию другой. По ходу выполнения этого трюка, Адель еще и случайно отдавила рыжей пальцы каблуком.
  Та, взвыв, затрясла кистью.
  - Ай, дура больная! - разраженно заорала она и попыталась сцапать девушку за лодыжку. Адель споткнулась и полетела на пол, зацепив две кружки с недопитым пивом.
  Она успела сгруппироваться и просто скатилась со стола, сильно ударившись коленями, и содрав кожу на ладонях.
  - Больная, ненормальная!!! - продолжала вопить рыжая, - Плати за пиво, дрянь такая!!! И стол нам теперь вылизывать будешь!
  - Да пошла ты! - хотела рявкнуть Адель, но получилось сдавленно и жалко. Поднявшись, она подхватила книгу и поспешила удалиться от злополучного столика, уворачиваясь от рук, пытавшихся перекрыть ей дорогу, правда больше в шутку. Всех повеселила ее выходка, и хотелось продолжения представления, а потому ее старались разозлить и спровоцировать на что-то еще.
  Краем глаза Адель увидела, как долговязый пацан поднялся из-за столика, и ускорила свое бегство. Вот и лестница, ведущшая на второй этаж к комнатам!
  Под конец Адель действительно уже бежала. Перепрыгивая через две ступеньки, она взлетела наверх, слушая гомон в зале и голос трактирщика, пытающегося не дать долговязому гнаться за ней и придлагающий лучше взамен налить пива бесплатно. Близился праздник, был наплыв посетителей, и такая трата была бы вполне простительна и гораздо предпочтительнее, чем скандал с рукоприкладством.
  Подлетев к нужной двери, Адель недолго думая, нырнула туда и закрыла дверь...
  В следующий момент тихо ойкнув, она хотела снова выскочить из комнаты, но услышав в коридоре чьи-то шаги, решила все же остаться внутри, еще и запершись на засов.
  Адель стояла, уперев взгляд в доски двери и чувствуя, что ужасно краснеет. Несмотря на то, что сидящий в бадье горячей воды в клубах ароматного пара Аникан находился спиной к ней.
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"