Ночь была темная, ясная, безлунная и абсолютно звездная. Небо и земля менялись местами: пестроту осенней чащи под ровно-голубым небом днем сменяли белые и розоватые туманности с жемчужно-белыми звездами ночью.
Ярко-рыжий в свете солнца, сейчас лес был черен. Небольшой отряд двигался осторожно, потушив все факелы, прислушиваясь к шуршащим, шелестящим и звенящим ночным звукам в попытке понять, что происходит вокруг, во тьме. Уже не раз они слышали шорох огромных крыльев над головой. Кто-то из отряда несколько раз не выдерживал и пытался выяснить у капитана, почему они не остановились на ночлег и движутся все глубже в чащу к каким-то странным башням на скалах. Тот пресекал разговоры парой коротких слов, прикладывал палец к губам, призывая не нарушать тишину, не выдавать их присутствия в этой звездной живой ночи и упрямо шел вперед.
Шорох крыльев стал слышаться все чаще. Тут же послышались странные воркующие звуки из придорожных кустов. Кто-то из отряда не выдержал и натянул лук...
... Реакция капитана была мгновенной:
- Не стрелять!!! - резкий командный окрик разорвал тишину, и от отряда во все стороны с шумом разлетелись огромные четырехлапые птицы. Все замерли.
- Не бойтесь, - уже спокойно произнес капитан. - Я же говорил вам, в этот раз будет сложнее, приготовьтесь. До месте назначения осталось совсем немного.
Солдаты двинулись дальше с мыслями о том, что бывало и страшнее, однако всем было не по себе.
Использование в бою огромных буро-зеленых грифонов давно практиковалось у людей. Однако это были довольно смирные животные; специально выведенные для этих целей, послушные, сильные, привычные. А здесь...
Все уже давно догадались, что дело снова придется иметь с грифонами. И что эти огромные черные тени они и есть. Однако люди, уже безошибочно чувствовавшие этих зверей и разбирающиеся в их повадках, понимали: эти птицы другие. Своевольные. Не лошади, привыкшие к служению человеку, а полноценные соратники, с которыми нужно будет считаться... Или не соратники.
Разваленные башни вдруг выросли будто из-под земли. Отряд вышел на открытое место, заваленное обломками серых камней и заросшее жесткой, высокой травой.
Возле старой стершейся каменной лестницы их уже ждали. Трава слегка покачивалась от осеннего ветра. Невысокую неподвижную фигуру в черном плаще с капюшоном она скрывала по пояс. Капитан вышел вперед.
- Приветствую! Я - Англор, капитан подразделения грифоньих наездников. Нам приказано расположиться здесь и...
- Знаю, - ответил вдруг из-под плаща хрипловатый голос. - Я предупреждена о вас. Проходите, располагайтесь; все этажи кроме самого верхнего в вашем распоряжении.
И под шелест ветра, провожаемая легкими поклонами белесого ковыля, незнакомка направилась в башню.
========== День первый ==========
Надо сказать, что башни были уже абсолютно непригодны для житья. В стенах кое-где зияли пробоины, лестницы уже совсем обвалились. Башню решили приводить в нормальный вид общими усилиями на следующий день, а сейчас весь немаленький отряд вошел на первый этаж и, не разводя костров, завернулся в одеяла. Хозяйку башен никто больше так и не видел. Вскоре все погрузились в сон.
А через несколько часов уже рассвело. Солнце влезло через щель в стене небольшой пристройки и заглянуло в мужественное лицо Англора, пустив блики по его длинным каштановым волосам. Капитан прищурился и открыл глаза. Солнце разливало свое чистое сияние на светлый от инея дремучий лес.
'Нужно поднимать всех' - подумал капитан, натягивая шерстяную тунику - к утру он замерз. Но вдруг над лесом раздался рев.
Англор замер. Этот звук был до дрожи, до спазма знаком ему по битвам с подземными лордами... Драконий вой.
Лук стоял в углу. Через несколько секунд капитан уже выскочил на улицу и начал высматривать в небе огромную тень.
Что-то мелькнуло возле дальнего уступа скалы. Англор обернулся и застыл.
Черный дракон был огромен, опасен и быстр. Мощный серебряный грифон по сравнению с ним казался бабочкой. Они вылетели из-за скалы и понеслись куда-то вглубь лесов. Грифон вдруг сделал разворот и понесся обратно к отвесным скалам. Дракон тяжело затормозил и устремился за ним.
- Грифоны так себя обычно не ведут, - произнес подошедший Джанк, старый воин и владелец небольшой грифоньей фермы. - Он бы давно нырнул в скалы, и черта с два бы дракон его достал! Вот под всадником кое-что подобное выделывали, помню... Собирались, седлали грифонов и играли в салки... Но не с драконом!
Грифон же, не сбавляя скорости, несся к скале. Ни на метр не отставая за ним летел черный дракон. И тут все разглядели маленькую фигурку на спине серебристого летуна... Склон был все ближе.
- Кто-то из наших? - предположил один солдат.
- Нет, наши на грифонах так не летают! - щурясь в небо ответил Джанк.
- Он даже не оседлан! - охнул кто-то.
- Тогда это... - Джанк переглянулся с изумленным Англором. Тот медленно кивнул. Затем вдруг резко обернулся и вскинул лук, но дракон был очень далеко.
- Несчастная! Она же расшибется насмерть! - воскликнул кто-то.
Но тут произошло что-то удивительное. Грифон под действием властной руки резко изменил направление полета. Почти коснувшись скалы маховыми перьями, он внезапно круто ушел наверх и полетел параллельно скале. Дракон же, набрав огромную скорость и увлеченный погоней, с грохотом врезался в камень и полетел вниз грудой костей и чешуи. Заднюю часть его туловища от удара подкинуло вверх; мощный хвост рассек воздух и задел грифона с всадницей на спине. Несчастная птица вскрикнула и, трепыхнувшись, обронила несколько длинных перьев.
Грохот от падения тела дракона затих. Грифон, затормозив, заложил вираж и устремился к башням. Воители и капитан Англор поспешили внутрь.
Наверху слышались какие-то звуки: звон железа, цокот когтей по камню... Все лестницы, ведущие наверх, были сломаны. Капитан попытался было сам подняться и удостовериться, жива ли наездница, но потерпел неудачу.
- Капитан, я думаю, не стоит беспокоиться, - к нему подошел Джанк. - Грифон - зверь умный, он сообразит, как помочь своей хозяйке, если случилось что-то серьезное.
Англор только кивнул и еще раз поглядел наверх.
Грифоньи наездники были умелыми и сильными людьми. Восстановление башни продвигалось семимильными шагами, и за один день все бреши на нижнем этаже были заделаны. Лестницы пришлось местами заменить деревянными настилами.
Ночь вновь спустилась на одинокие башни, на этот раз внутри соорудили огромный очаг, и огонь весело трещал под тремя тушами оленей, которых подстрелили на охоте солдаты.
Англор и Джанк сидели возле самой лестницы, и поэтому скорее даже не услышали, а почувствовали легкие шаги хозяйки башни только они.
Мягко ступая по камню, она спустилась на нижнюю площадку. На ней был все тот же плащ, кожаные штаны и льняная рубашка, под которой угадывалась повязка. Англор ожидал чего угодно, но не того, что он увидел... Хозяйка башни была невысокой девушкой с густыми и прямыми светлыми волосами. Глубокие и серьезные глаза ее не улыбались, уголки немного пухлых губ чуть вздрагивали - видимо при ходьбе рана, нанесенная драконом, болела.
Капитан не мог бы сказать точно, сколько ей лет... Может, пятнадцать, может - двадцать пять... Она спустилась и, помедлив, села рядом с ними.
- Простите, я не представилась, - произнесла она все тем же хрипловатым голосом. - Аделаида.
Джанк и Англор назвали свои имена.
- Сколько грифонов вы хотите взять отсюда? - без всяких предисловий спросила Аделаида.
- У нас в отряде двести воинов, - ответил капитан. - Но я вижу, леди, что местные грифоны - особенные создания, и если кто-то из них не захочет пойти с моими людьми, я здесь буду бессилен, ведь так?
- Верно, - кивнула хозяйка башни. - Кости тех, кто попытался принудить их к повиновению, сейчас растащены по трещинам в скалах...
Джанк тихонько усмехнулся. Солдаты начинали оборачиваться и с любопытством посматривать на Аделаиду. Она, замечая эти взгляды, наконец не выдержала и прикрыла лицо плащом. Однако в этом жесте не было ни тени смущения. Так нервно ходит по вольеру необъезженный грифон, хлеща себя по бокам хвостом, топорща шерсть и расправляя крылья, пытаясь укрыть себя и одновременно напугать возможных противников, когда вокруг собирается слишком много народа.
Она все молчала, не зная, видимо, как можно продолжить разговор, однако несмотря на такую заминку, Аделаида привлекала Англора все больше и больше.
- Вы можете забирать столько грифонов, сколько пойдет с вами, - наконец вымолвила хозяйка одинокой полуразрушенной крепости. - Но от меня помощи не ждите... Так будет лучше.
Голос ее оставался абсолютно бесцветным.
- Но почему? - удивился Англор. - Мне казалось, вы многое умеете! Во всяком случае, так управлять грифоном, как вы, не может ни один мой наездник!
- Если бы я не умела этого, то давно была бы мертва, - ответила Аделаида.
- Я вижу, ты ранена, - Англор сам удивился тому, что внезапно обратился к ней на 'ты'. Однако хозяйка грифонов вскинула на него вопросительный взгляд, не выказывая ничего против такого обращения.
- Да, дракон ударил меня хвостовым шипом, - ответила она.
- Ты сама накладывала повязку? Я вижу, что рану в таком месте перевязать самостоятельно трудно, - осторожно подбирая слова произнес Англор. В Эрафии женщины сражались наравне с мужчинами, и ему часто приходилось перевязывать раны и отважным воительницам. Иногда почти вслепую, в темных подземных туннелях, а иногда и нет...
- Может, мы поднимемся наверх, и я помогу тебе перевязать ее лучше? - наконец спросил он. И тут же понял, что это было ошибкой. Аделаида быстро поднялась, резко произнесла 'Нет.' и, не прощаясь, ушла наверх.
Бывало и так, что перевязку ран женщины доверяли лишь женщинам. Англор понимал тому причины. Но в этот раз он почувствовал горечь, будто нечаянно сделал больно какому-то зверю, и тот теперь нипочем не пожелает подойти к нему вновь.
========== На земле ==========
Аделаида лежала на животе на своем плаще, постеленном на камнях. Над головой тихо звенел купол звездного неба, спину холодил ночной ветер. Огромный серебристый грифон длинным, тонким языком вылизывал ее рану. От прикосновений было больно, но слюна грифонов обладала отличными целебными свойствами, и Аделаида была уверена, что через неделю рана уже затянется.
Внизу слышались приглушенные голоса, смех, шаги... Признаться, Аделаида думала, что эти люди будут неприятны ей в гораздо большей степени. Она так привыкла к тишине, утробному низкому воркованию вместо человеческой речи, шелесту перьев, ветру и звездам, что стала сторониться людей почти так же, как дикие грифоны.
И тут вдруг пришло письмо, где сообщалась новость, шокировавшая ее: о ней знали. Она так хотела уйти куда-нибудь подальше... А оказалось, знали и о ней, и о ее крылатых братьях.
Голубь улетел сразу же, когда она сняла письмо с его лапки. Это было после того, как Аделида несколько раз подбрасывала птицу вверх, думая, что она заблудилась...
Аделаида вскрыла письмо и начала читать. Сначала у нее подкосились ноги, потом в животе образовался густой ком холода; когда она дочитала, руки непроизвольно сжались так, что она оторвала у пергамента край. Ответить не представлялось возможности.
Оставалось только ждать.
Девушка нашла более-менее чистую и целую одежду из тех вещей, которые у нее имелись, и решила быть насколько возможно дружелюбной с пришельцами.
Она заметила процессию задолго до того, как они подошли к башне.
Вид настороженных, беспомощных в темноте людей вызвал у нее усмешку. Она отпустила своего любимого серебряного грифона и встала на ступенях башни в ожидании.
По воспоминаниям Аделаиды, военные были сплошь крикливыми, краснолицыми усачами, производящими слишком много шума, бессмысленно и постоянно требующими от всех подчинения. И капитан Англор сильно удивил ее тем, что был ничуть на них не похож. Однако долго оставаться с ними она не планировала. Вернувшись в башню, она поднялась наверх, села на грифона и улетела в горы, где к утру ненароком нарвалась на дракона.
Аделаида точно помнила, что живет в этих башнях уже пять лет. Не такой уж большой срок, чтобы потерять счет времени. Ей 23 года; она была сиротой, и сколько себя помнила жила при монастыре в одном из крупных людских городов. В монастыре были как обычные послушники, так и боевые монахи, суровые и подтянутые, способные создавать в своих ладонях белые светящиеся сферы, испепеляющие врагов...
Однажды, притаившись за колонной в холле, Аделаида увидела странных существ в синих плащах. С тихим свистящим щепотом они медленно плыли по коридору. Капюшоны у всех были надвинуты низко, ног из под плащей видно не было.
Незаметно выскользнув из-за колонны, Аделаида пристроилась в хвост процессии. Тут вдруг один из идущих обернулся, и взгляд Аделаиды сам собой скользнул под капюшон... Ярчайший свет ослепил ее, и она осела на пол.
Странное существо просто развернулось и пошло дальше, а она еще несколько часов не могла избавиться от бликов, пляшущих перед глазами.
В монастыре было правило: сироты могли содержаться там лишь до достижения двенадцатилетнего возраста. После этого они либо уходили и искали себе работу, либо тоже становились послушниками.
Послушницей Аделаида быть не хотела и не могла, зато ее приятель, сын конюха с городских конюшен, Джон, предложил ей работать с лошадьми.
Коней лучше Пепельных в мире не найти, это всем известно. В конюшнях города содержались эти прекрасные, благородные животные. Аделаиде нравилось ухаживать за ними. В ее обязанности входило также не давать лошадям застаиваться. За конюшней был загон, куда девушка могла вывести какого-нибудь высокого резвого скакуна, там отпустить и глядеть, как лошадь нарезает большие круги быстрым веселым галопом, развевая по ветру красивую пепельную гриву. Аделаида очень любила любоваться на них.
Летом ей можно было выезжать на лошадях за город. И она носилась верхом по лугам и пролескам, не надевая на коней седел а порой и уздечек. Это было настоящее счастье.
Были в конюшне и тяжелые боевые кони, предназначенные для турниров. Этих одевали в сияющую броню и гарцевали на них на парадах и по праздникам. Аделаида иногда наблюдала, как тренируются рыцари: разгоняясь грузным галопом, они выбивали длинными мощными копьями пробковые мишени.
Волосы Аделаида для удобства стригла до плеч, и завязывала тесемкой в лохматый хвостик на затылке. Ей никто никогда не говорил, что она красивая, но никто и не оскорблял. До поры до времени она вообще не задумывалась о привлекательности, влюбленности, и прочих вещах, которые волновали ее знакомых девочек-служанок.
Пока однажды не увидела повзрослевшего и возмужавшего Джона, зажавшего... хотя скорее зажатого в дальнем углу конюшни какой-то пышнотелой девицей.
После, вечером, лежа каждый под своим одеялом на сеновале, они заговорили о ней. Джон на удивление легко расписал Аделаиде всю суть их отношений, рассмеялся и сказал, что в общем-то девушка не особо-то ему интересна, но раз она сама проявляет такую настойчивость, то отчего бы нет?
- Легко? - еще раз хохотнул Джон. - Ладно она сегодня, а если приходится вечером по улице мимо борделя проходить, я от страха что есть мочи несусь аж до площади!
- Лезут и денег требуют? - не поняла девушка.
- Да в том-то и дело, что они и без денег готовы, но только после такого я буду как тот нищий Брон у монастыря, без носа и ушей! Эти леди с собой чего-только не заносят... - он поежился. Затем повернулся на бок, лицом к Адель и проговорил:
- А если к тебе будет кто-то лезть, ты мне скажи, я ему объясню, что так делать не стоит. Ты - моя сестренка! - он улыбнулся и потрепал ее по щеке.
Адель тогда уснула спокойно и с приятным ощущением на душе, а когда рассказала на утро об этом обещании Джона служанкам в таверне, что возле конюшни, две девушки промолчали, а старшая из них расхохоталась и сказала, что Адель дурочка.
- Ты просто замарашка! - усмехалась она. - Вот потому ты Джону и сестренка всего лишь! А остальные на тебя и не посмотрят, лошадница ты несчастная!
И теплое ощущение угасло. Адель ничего не сказала Джону, но про себя подумала, что не воспользуется его помощью, даже если потребуется. А потом вспомнила, что может и не потребуется вовсе - ну кто к ней полезет? От этой мысли стало спокойно и холодно.
Она каждый день смотрелась в маленькое зеркальце, лежавшее рядом с умывальником, и не понимала, что в ней не так. Однако ей никто не говорил, что она красавица, а некоторые утверждали и вовсе обратные вещи... Аделаида окончательно запуталась и предпочла дальше не задумываться о себе и своей привлекательности.
Она по-прежнему с удовольствием ездила на лошадях, потихонечку овладевая все более и более сложными приемами верховой езды. Они с Джоном скакали наперегонки по ипподрому, некоторые кони требовали регулярной тренировки по преодолению препятствий в человеческий рост, а однажды какой-то толстый офицер спросил у конюха, не училась ли Аделаида выездке у кого-то из мастеров столицы, когда увидел ее в манеже верхом на соловом длинноногом жеребце южных кровей. Конь танцевал под ней, но не так, как обычно танцует резвый молодой жеребец от задора и ощущения собственной силы, а ритмично и верно, вкладывая свою молодую мощь в каждое движение, подчиняющееся воле рук и шенкелей всадницы. Рыцарь, надо сказать, совершенно не разбирался в выездке - Аделаида умела немного, но привлечь его внимание она, к несчастью для себя все-таки смогла.
...Рыцаря звали сэр Киррит, он был неплохим мечником, посредственным всадником и самым выносливым пьяницей на пирах.
Он как раз купил тяжелого белого коня для тренировок перед предстоящим турниром и боев на нем же и договорился с конюхом о содержании и надлежащем уходе.
Старший конюх передал все наставления Адель, которой и предстояло заботиться о сильном толстеньком и добродушном коняге, который неизвестно какими путями попал в боевые...
Началось все с неприятного пристального разглядывания девушки во время работы. Потом сэр Киррит стал разговаривать с ней, гадко посмеиваясь и все время норовя дотронуться... правда так он этого и не сделал - мимо каким-то чудом каждый раз проходил Джон, не смеющий, конечно, открыто перечить вельможе, но создающий, видимо, за собой неуловимую атмосферу угрозы.
В таверну Адель больше не ходила. В мыслях теперь царствовал тот спокойный холод с оттенками презрения к глупым служанкам и горечи от того, что может быть они и правы...
Лето было в разгаре, и часто они с Джоном забирали пару коней, и уезжали далеко за город. Там они разводили костры, поджаривали кусочки хлеба и иногда пойманную рыбешку, и, приглядывая за стреноженными лошадьми, бродящими неподалеку, беседовали обо всем. Даже отчуждение почти совсем стерлось.
У Джона появился любимчик - породистый пепельного цвета конь по кличке Месяц. Джон даже пару раз схлопотал выговор от старшего за то, что другие лошади у него застаиваются, а Месяц ходит разминаться чаще, чем нужно.
- Он, кстати, будет на турнире! - сказал как-то Джон. Задумчиво погладив гладкую блестящую шерстку, он произнес:
- Я даже не знаю, хочу ли, чтобы сэр Кристиан победил вместе с ним... Хотя да, наверное все же хочу, ведь вероятнее всего тогда он не покалечится... Мне важнее всего, чтобы он остался здоровым и красивым! Выкупить бы его! - размечтался юноша.
И вот настал последний день перед турниром. В тот день Аделаида больше всего провозилась с Бриллиантом - конем Киррита. Рыцарь ходил злой после того, как Джон все время мешал ему остаться наедине с Адель. То есть, разумеется, то, что он хотел от Аделаиды он получил сколько захотел в доме на другом краю города, но то ли честолюбие его было задето, тем, что какая-то простая девушка осталась для него недоступной, то ли он по непонятным причинам хотел именно Адель.
========== В небе ==========
Взяв с собой веревки и крюки, отряд отправился в скалы на следующий же день. Гнезда грифонов располагались в трещинах скал. Карабкаться пришлось долго, и бойцы уже начали всерьез сомневаться, удастся ли им уговорить хотя бы нескольких птиц...
Капитан Англор не говорил с Аделаидой о грифонах с того самого вечера. Однако он понял, что все не так-то просто... Точнее как раз наоборот - взаимодействовать с птицами будет гораздо проще, чем одни думали. Но вот сами птицы - ой как не просты...
Они выбрались на более-менее ровную площадку и отдышались. Под ними было не менее мили ветвистого, звенящего листвой и инеем воздуха. Вокруг же - скалы, настолько крутые, что подняться по ним можно было разве что только на грифоне...
Оглядевшись, солдаты обнаружили, что уже окружены.
Птиц было много. Они были разные: большие, маленькие, темные, светлые, черные, рыжие, мышастые, серебряные, серые, белые, зеленоватые, песочные... Их было около полусотни. Люди стояли в оцепенении и смотрели в немигающие, переливающиеся под солнцем глаза - янтарные, желтые, зеленые, лазурные, светло-голубые...
Грифоны же не выглядели нервными или взволнованными. Они неспешно похаживали по площадке, клекотали, чистили перья и медленно приближались к людям.
Однако никого из прибывших солдат не попытались покусать, оцарапать, толкнуть, сбросить в пропасть. Грифоны ходили между растерянных, опешивших людей, терлись о них боками, медленно, по-кошачьи потягивались, проводили кисточками хвостов по носам, подбородкам и ладоням...
Большой зеленоватый грифон подошел к Англору. Капитан терялся - он не знал, позволительно ли будет заглянуть в глаза зверю... и все-таки заглянул.
И не увидел в этих глазах ничего звериного. Разум, равный, но не подобный человеческому был в них, бессловесное приветствие, вопрос, свободолюбие, гордость, храбрость. Англор устыдился - вероятно грифон не видел в его собственных глазах ничего подобного. Отбросив нерешительность, капитан приосанился и протянул к грифону руку. Тот быстрым движением прихватил кончиком клюва его пальцы и слегка сжал их, не до крови. Это было приветствие.
...Грифон поднимал Ангора все выше. Все внизу тонуло в голубой дымке, белое море шевелилось и переливалось, как чешуя огромной рыбы. На звере не было узды, он мог лететь с капитаном, куда хотел, но Англору не было страшно. 'Пусть несет меня куда хочет, хоть в море, здесь так прекрасно, что и умереть будет в радость!' - думал он.
Будто в ответ на мысли капитана, птица сорвалась с места, чуть не уронив его, и прянула в серебрящийся белый соленый простор. Англор ухватился за перья на шее. Грифон удивительно быстро махал своими тяжелыми мощными крыльями и набирал скорость. Холодный воздух врывался в легкие, в груди начинало болеть, каштановые волосы капитана вились за его спиной. От ветра начинало щипать в глазах, но, прищурившись, капитан смог исправить это. На его губах заиграла азартная улыбка, он взялся за перья по бокам шеи грифона уже увереннее и потянул его влево, пытаясь направить его обратно...
Не тут-то было! Негодующе вскрикнув, птица вдруг стрелой ринулась вниз; у Англора от неожиданности вырвался вопль. Он падал вниз вместе с птицей, сложившей крылья, в рыжий мех лиственниц, казавшийся отсюда таким мягким...
Англор понимал шестым чувством, что если пришпорить грифона или дергать его дальше за перья, его просто сбросят. Он приник к зеленой холке, так что ветер перестал болезненно бить в лицо, и посмотрел вниз - земля все еще приближалась.
- Хватит, понял! - крикнул капитан. - Больше не буду командовать!
Грифон расправил крылья, их тряхнуло, и полет выровнялся. Англор тяжело дышал. Потом вдруг его разобрал звонкий счастливый смех. Боги, как же хорошо!
А далеко вверху над ним кружили другие крылья - стальные.
========== Горечь ==========
Во внешности Аделаиды не было совсем ничего грозного: небольшой рост, изящные руки - невозможно было догадаться, что одной рукой она могла удержать взбешенного грифона - мягкие светлые волосы и светлые серо-зеленые глаза. Не морского и не лесного оттенка, а того причудливого цвета, какого бывает радужка у пушистых, черных новорожденных грифончиков.
Среди бойцов отряда ходили злые шуточки о ней и ее крылатых братьях, но под суровым взглядом Англора особо веселые быстро умолкали. Всерьез никто не желал ей зла, однако в отряде были самые разные люди самых разных нравов.
Однажды, когда отряд вразнобой возвращался со скал, ведя с собой несколько птиц, кто-то, заметив как обычно встречающую их хозяйку, неподвижно стоящую чуть поодаль в высокой траве, подкрался, грубо схватил, зажал рот, повалил в траву...
И тут же одна из птиц, которую вели, бережно держа за холку, рванулась, оставив в чьей-то руке длинное эбонитовое перо, подлетела к боровшимся в траве девушке и наглецу, посмевшему коснуться ее, схватила мужчину поперек туловища и, оторвав его от девушки, начала нещадно трепать, встав на дыбы.
Мгновение спустя со всех спало оцепенение. Солдаты кинулись к огромному зверю, но никто из них даже не смог приблизиться к нему. Вдруг оказалось, что все просто мечутся рядом и на все лады умоляют огромного черного синеглазого грифона успокоиться. Тот, будто в ответ на уговоры вдруг с силой швырнул человека на землю, на прощание рассек ему когтями плечо, степенно отошел, упругим прыжком взвился в небо и улетел. Его потом не раз видели в скалах, однако просить грифона вернуться никто не пытался.
Тот, кто напал на Аделаиду, две недели пролежал пластом: болел весь позвоночник от шеи до копчика, правая рука была рассечена до кости, с левой стороны было сломано от удара ребро и запястье. Другие грифоны вдруг стали звереть в его присутствии: тянулись к нему острыми клювами и когтями, хрипло ругались. Обидчик ходил, как пришибленный, и, заслышав гневный клекот, все время принимался бормотать извинения. Его не выносили решительно все животные, и вскоре было решено отправить его в ближайший крупный город в сопровождении небольшого конвоя.
Англор же все больше привыкал к этим местам и начинал искренне любить их - дикие вековые леса, огромные горы и холодное море. Грифон, встреченный им в первый день, узнавал его и подпускал к себе без пререканий. Англор же пытался отучить себя от мыслей, что он всадник и хозяин. Ведь это было не так - грифон был напарником и соратником, и не только потому, что имел острый клюв и когти, а значит мог сражаться наравне с всадником. Капитан также часто думал о том, что эти сильные, прекрасные и смертоносные, но такие чистые создания отправятся с его людьми на войну людей против людей. Не их войну. Вообще на самую жестокую и бессмысленную из возможных войн... Англор был еще молод, и много о чем не задумывался. Он привык выполнять приказы, привык, что часто они могут причинить кому-то боль, а то и забрать чью-то жизнь, он знал, что воинской доблести не бывает без смерти, и, приходя в храм, вместе со своими воинами просил у богов прощения за отнятые им жизни, даже если его враг заслуживал десять смертей. Однако теперь он начинал ловить себя на том, что не хочет возвращаться к своему генералу, отправившему его искать грифонов... Англор гнал из головы эти мысли - даже если он останется здесь, плюнув на присягу, его люди уведут с собой птиц, да и как он мог не вернуться!?
И еще он часто думал об Аделаиде. Он не понимал совершенно, как она оказалась здесь - кажется, одна-одинешенька на много миль вокруг! Почему ушла от людей, и насколько давно это случилось. Но одно он видел ясно - за взглядом серо-зеленых глаз кипело море горечи. Аделаида заговаривала только с ним да с Джанком. И старый воин почему-то вызывал у нее больше доверия, что несколько огорчало Англора.