Голубой бубенчик
позвякивал на ее красной шапочке.
Она была сладкой,
как дюймовочка,
как колокольчик.
Ее розовые нежные пальчики
совсем замерзли без перчаток.
Субботнее утро.
Заснеженный Ковенский переулок.
Желтое солнце
и синие небеса.
Она бежала на первое свидание.
Она запыхалась,
повернула направо
и приостановила шаг.
Еще 200 метров
до памятника Маяковского.
И, наконец,
при минус 12 по Цельсию
ноябрьский поцелуй.
Куда делись все голуби?
Он прислонился
к заиндевевшему розовому граниту
лысого памятника
белой полипропиленовой подошвой
желтого замшевого башмака.
Одно наглое воронье.
Кар!
Черные торчащие тополя,
белый снег
и прозрачный лед.
На свою остановку
приграхотал блестящий
красно-белый трамвай
(двенадцатый маршрут).
Мальчишка в коричнево-белом
клетчатом пальто,
зенитовской розе и шапочке
разбежался
и со свистом прокатился
по накатанной в садике
дорожке-льду.
Нетерпение,
ожидание,
опоздание
на 13 минут 29 секунд.
Поцелуй
под кряхтение и причмокивание
сидящих на скамейке
двух укутанных в польта старух.
Жизнь сочилась
сквозь длинные музыкальные пальцы
и маленькие нежные пальчики.
Сочилась выспренне,
как пыхтящий утюг.
Отражения сочащихся кровавых сердец
ритмично бушевали
переплетением пульсирующих вен
и аорт
в зеркалах,
смазанных жирным любвеобильным маслом.
И отражения распадались
ненасытным сближением в трупный прах.
Продолжение стояния
в длинном ноябрьском поцелуе
двух сердец
и в дружном сжимании
ровно двадцати пальцев
венчало жизнь-встречу двух людей,
как пояснительный абзац.
Ура!