Аннотация: Роман в жанре балто-славянского фэнтези - во времена Лихолетья возрождается извечное зло, а с нечистью сражаются волхвы-чародеи и разные сказочные племена из древней славянской мифологии.
АМУЛЕТ СВЯТОВИТА
Роман-трилогия в жанре балто-славянского фэнтэзи
Автор: Мискин Роман
2-я ЧАСТЬ
ГЛАВА 1
СИНЯЯ ПУЩА
У каждого дремучего леса есть такое свойство - едешь по нему днем, и не знаешь, который час. То ли утро еще гомонит на всю округу, то ли жаркий полдень уже наступил, то ли вечер крадется неслышно. Всегда полумрак серый вокруг, всегда приглушенная тишь. Ни тебе птичьего щебета, ни дуновения ветерка. Кругом нетореной тропы стоит незыблемо стена замшелых древесных столбов, а солнце и небо отделено от путника густыми зелеными сводами, с которых свисают мохнатые бороды седых лишайников. Будто в княжеской зале какого лесного владыки находишься - только позаброшена давным-давно эта зала, сильно обветшала и заросла. И что вперед посмотришь, что назад - всё едино: будто время остановилось, и весь мир сузился до тесной кромки сумрачной лесной дороги.
Тропа виляла, словно вздорная речка, и осторожно обходила раскоряченные корневища лесных великанов с растрескавшейся корой. И углублялась в чащу всё дальше и дальше, будто заманивая в ловушку. А суровые, искореженные временем деревья лишь недобро усмехались, разбуженные путниками, иногда потрескивая и поскрипывая, а иногда издавая какой-то глухой глубинный стон.
Нехорошие предчувствия навевала эта бесконечная серая тропа в лесной чаще, тоскливо и сумрачно было на душе. Скребет сердце неясная боль, хватает своими острыми коготками, впивается и не отпускает. Бередят внутри горькие воспоминания прошедшей беды, что свалилась внезапно, будто ком на голову - и неясное ощущение еще большего лиха, что скрывается там, впереди за поворотом.
"Ой, пришли черные годы, разлились красные реки!" - почему-то стучит в висках погребальный плач.
И встает перед глазами огромное поминальное кострище вчерашней тризны, доставшее пламенем само небо, и уносят туда жаркие языки огня души павших в лютой сече барздуков. И нет ни одного рода славного племени земников, коего бы миновала эта злая участь. Вскрикнет громко и страшно затем на том или ином лесном хуторе не одна барздучиха-мать или молодуха какая, потерявшие в битве своих сыновей, братьев или суженых. А суровые ратники-бородачи, что принесут эту черную весть, только будут глядеть на нее бессловесно, крепко сжимая свои кулаки да играя желваками.
"Ой, да приплыло по тем рекам горькое горе", - будто издалека, снова слышатся жалобные слова плача.
Молча ехали путники по лесной дороге, каждый думая о своем. Ехали, не обращая внимания на глухие скрипы и стоны корней, и углубляясь всё дальше и дальше в дремучую глухомань - и в свои мрачные воспоминания.
Первый трусил на маленьком пони и временами тревожно оглядывался по сторонам, ежась с опаской. А второй, казалось, целиком ушел в себя и понуро подремывал в седле, а оттого мерно клевал носом с каждым шагом своего коня.
Глянуть со стороны, то всем своим видом эти путники разительно не походили один на другого. Первый был маленького, в половину людского, роста, с волнистой бородкой, которая лишь кучерявилась по щекам. И своими трехпалыми птичьими ногами он плотно сжимал бока упитанного пони. Закутан путник был в зеленый, старинного покроя плотный плащ, из-под которого топорщился короткий узкий меч. Да сзади на крупе мохнатого лошака были приторочены дорожные сумы. Посмотреть сторонним оком - ни дать ни взять юный отпрыск какого-то земниковского семейства отправился по своим купеческим делам.
А вот второй путник, наоборот, был несколько высоковат даже для обычного человека, не говоря уж про земников. Одет он был ярко и дивно, как для этих глухих мест, словно знатный шляхтич богатого рода - в широкие, словно море, темно-синие штаны, да расшитый золотом и серебром черный кафтан, поверх которого была накинута мохнатая бурка. Высокая шапка была лихо заломлена набекрень, а из-под длиннющих и черных смолистых усов попыхивала едким дымком трубка-носогрейка. Да-да, то был тот самый знаменитый витязь с юга, дивный волшебник Мамай.
Чародей и земник - совсем невероятно смотрелись они вместе, в этой затхлой сырой чащобе, совершенно разные, так не похожие, но скованные отныне одним общим бременем. И нести ее, эту тяжкую ношу, теперь им выпало только вдвоем.
Нелепы, а порой и откровенно жестоки повороты судьбы - и также непредсказуемы, как извивы заросшей лесной тропы в бездорожье чащобы. Мог ли маленький земник еще пару недель назад думать, что всё сложится именно так? И что суровая доля забросит его в эту круговерть кровавых событий, заставив сразу повзрослеть? Что помимо его собственной воли вложит ему в руки судьбы мира, даже не спрашивая его желания? И сможет ли он, земник, распорядиться древним оберегом верно и безошибочно? Сумеет ли пройти по самому острию бритвы? Это богам лишь и ведомо...
А витязь-чародей с далекого юга, что спешил на помощь собратьям-волхвам, мог ли себе он представить, что с ним судьба сыграет такую шутку? Вряд ли...
Неисповедимы пути божьи, неподвластны они разуму ни обычных людей, ни чародеев, ни волшебной нелюди. Что там, впереди, скрывается за поворотом? А за следующим? Бог весть - лишь только душу стискивают туманные предчувствия.
А потому и Мамай после тризны, когда отгорели последние угли поминального огня, проходя ненароком возле Лиго, указал на рдеющую заколку.
- Спрячь-ка ты ее от греха подальше, - сказал чародей. - Да так, чтобы в глаза она не бросалась, и чтобы никто ее не видел больше без надобности.
А затем тихо добавил:
- Будь готов, мой друг - уйдем тайком, чтобы никто не знал...
И растворился в темноте звездной ночи.
А задолго до рассвета тихонько растолкал барздука и, напустив свои чары на стражу, покинул с ним вместе спящий лагерь. И сгинули оба бесследно во мраке, под сенью темных сводов Синей пущи.
Ехали почти целый день - или это только так показалось? Ведь время остановилось в этой глухой и дремучей тиши, заснуло навеки. И только мерный перестук копыт вторгался в вековечную дрему лесных великанов, заставлял скрипеть корнями и что-то невнятно шуршать корой. Но лишь исчезали за поворотом странники, как снова крепко засыпали деревья, бормоча напоследок всё тише, и тише, и тише.
- Поедем тайными тропами Синей пущи, - сказал Мамай земнику. - Так и путь значительно срежем, и следов за собой не оставим.
- А Бирюк? - с опаской спросил земник. - Ведь он же бродит в глуши Синей пущи?
- А что Бирюк? - странно усмехнулся чародей. - Со мною тебе ничего не грозит, Лиго.
А затем, пыхнув своей трубкой, загадочно добавил:
- Да и есть тут у меня еще одно дельце, в этих краях, прежде чем мы доберемся до Медейны...
И замолк надолго.
И лишь на первом привале, когда уже слегка развиднелось сквозь густые кроны деревьев, земник осмелился спросить:
- А кто такая Медейна, сударь?
Мамай посмотрел на него задумчиво, словно не понимая вопроса.
- Что-что? - спросил, встрепенувшись, чародей.
А затем, покачав головой, со странной полуулыбкой ответил:
- Ах, Медейна... Это, Лиго, провидица великая лесная, которая поможет нам узнать судьбы извилистые тропы. Ведь смертным не дано богов узнать предначертанье - лишь только избранные ими могут заглянуть вперед...
И снова, задумавшись, задымил трубкой.
- Но как? - не унимался Лиго.
- Есть чаша дивная в том крае заповедном, что стережет его от зла Медейна, - словно в полусне бормотал Мамай, закусив чубук. - Мы заглянем в родник, что видит души насквозь - он скажет нам, достойны ль мы к той чаше обратиться, которая покажет нам судьбу. Медейна прорицает долю при помощи той дивной чаши - и даст напутствие в дорогу, как лучше поступить...
И снова углубился в свои мысли. И как ни старался его дальше разговорить земник, ничего у него не выходило.
После привала ехали молча, каждый углубившись в свои мысли. Вокруг была всё та же дремучая пуща, блекло освещенная призрачным серым светом. Сколько прошло времени - было ли немного за полдень, а может, уже близился вечер - было совершенно неясно. Как во сне вокруг стояли скрюченные от тяжести веков деревья, выпускали под ноги свои корявые корни и норовили задеть по лицу своими хлесткими ветвями.
Так и ехали молча, тоже, будто во сне. Глухо били копытами кони в прошлогоднюю сырую листву, устилавшую плотным влажным войлоком лесную тропу.
"Туп-туп-туп" - мерно топали кони, а земник и чародей также мерно клевали носами в полудреме. Трубка чародея погасла совсем и уже больше не дымила. Всё вокруг дышало каким-то тяжелым сном, что склеивал веки и дурманил голову, убаюкивал размеренной поступью и шептал колыбельные песни тихим шорохом листвы.
А тропа уводила всё дальше вглубь, заманивала в густую чащу, обволакивала колдовскими чарами. И вот уже ни слов, ни образов, ни проблесков мыслей не осталось в головах. Только тяжесть, покой и сон, да тихий шепот ветвей древней пущи.
А меж тем тропа, выдав пару крутых петель, неожиданно свернула вниз, в глухой и темный распадок с замшелым бревенчатым мостом, брошенным через лениво текущий лесной ручей. Осклизлые позеленевшие колоды уже порядком покосились и разъехались в разные стороны, изрядно попортились от времени, норовя вот-вот рассыпаться вовсе в гнилую труху и мокрый прах. Но, натужно и тихо скрипнув, выдержали и маленького пони земника, и большого белогривого коня, которые сонно процокали по ним.
Сомкнулись над головами странников густые ветви, и поглотили их, убаюканных обманчивой дрёмой. И когда исчез в плотной тени древних деревьев даже самый слабый отзвук мерно топавших копыт, по лесу вдруг пронесся как будто неслышный стон, а сами лесные великаны затряслись и задрожали в тихом и злорадном смехе.
***
- Где Лиго? - задал свой вопрос в очередной раз Прок Пеколс Мартину, сонно протиравшему глаза, а оттого глупо таращившемуся на старого земника.
- Да проснись же, Мартин, - тормошил за плечо молодого ратника Пеколс. - Лиго исчез!
Но Мартин промычал что-то маловразумительное, в котором лишь очень отдаленно угадывался вопрос.
- Что? Ты спрашиваешь, где он? - теребил дружинника старый слуга. - А я почем знаю. Пропал - и всё тут! Просыпайся!
И снова затряс Мартина изо всех сил.
Но тот, открыв глаза и несколько раз непонимающе хлопнув ими, вдруг снова широко и заразительно зевнул, сладко потянувшись. И, оттолкнув старого земника, перевернулся на другой бок, опять укладываясь на своем седле вместо подушки.
- Да что же это такое! - возопил Пеколс и побежал за водой.
И лишь плеснув ключевой, обжигающе холодной влагой в лицо ратнику, Прок добился того, чего хотел.
- Уф! - подскочил, как ужаленный, Мартин, и осоловело уставился на Пеколса, сердито почесываясь.
- Ну что, все свои сны досмотрел? - ехидно осведомился Прок.
- Тебе чего, старый оболтус? - поёживаясь от утренней свежести, хмуро спросил дружинник и широко зевнул.
- Где Лиго? - внятно и четко снова спросил старый слуга.
- Я говорю, Лиго исчез, - повторил Пеколс. - Вот и спрашиваю тебя, дурья твоя башка, где он?
Мартин сидел некоторое время, словно соображая, что да как. А затем вдруг резко вскочил на ноги.
- Как исчез? Давно? - громко вскрикнул он, озираясь вокруг.
- Тише ты, весь лагерь перебудишь! - зашипел на него Пеколс, зажав ему рот.
Мартин мотнул головой, освобождаясь от хватки старого слуги. Сон как рукой сняло.
- И давно он пропал? - спросил дружинник.
- Я вот проснулся, глядь - а Лиго уже и нет! - развел руками Пеколс. - Хотя еще только-только светать начинает.
Мартин мельком глянул на небокрай, за которым узкой светлой каймой розовели первые утренние проблески.
- Так это что ж получается, что они ночью еще ушли? - хмыкнул дружинник и озадаченно почесал взъерошенную голову.
- Как это, ушли? - удивился Пеколс. - И кто это они?
И вдруг его словно молнией прошибло.
- О боги! - охнул старый земник. - Это ж хозяина этот лукавый чародей сманил-таки! С собой сманил - и увел на юг!
И горестно хлопнул себя по коленям и осел вниз.
Мартин стоял и смотрел на него.
- А ты что, так ничего и не знал? - удивленно спросил дружинник.
- Что именно? - встрепенулся старый слуга.
- Что Лиго собирается уходить, - сказал Мартин.
- Как? Что? - вскинулся Пеколс, округлив глаза. - Почему я об этом ничего не знаю?
- Ну... - почесал в затылке Мартин. - Про это было решено на совете - мне Лиго сам вчера говорил. Правда, я и сам не думал, что так скоро они соберутся - и уйдут сегодня ночью.
- Ох, - только и вымолвил старый слуга.
Ведь он-то не видел толком своего хозяина уже давно - и весь вчерашний день после битвы провел в хлопотах по уходу за ранеными, коими его озаботил Куреяс. И не было времени у старого слуги даже перекинуться парой слов с Лиго. Пеколс и так был счастлив тем, узнав, что Лиго жив остался после той ночной лютой сечи. Но ослушаться наказа грозного волхва не посмел, и вместе с ним до самого вечера ухаживал за ранеными барздуками и людьми.
Но сейчас сердце старого слуги тоскливо сжала обида и боль - ведь его Лиго бросил, оставил здесь, словно какую-то ненужную вещь. Не счел возможным даже предупредить или хотя бы намекнуть на свой уход!
И Пеколс сжал от горя кулаки и посмотрел вперед невидящим взглядом. Кому, кому он здесь нужен будет? Владыке Куреясу? А заберет ли он его с собой в Ковно в вайделотскую школу? А может, пригодится он Брылю Бирзулису в Пригорках, где будут его вечно шпынять? Или же он в качестве кашевара да травника останется при дружине у самого воеводы Бортня? Но спрашивал ли хоть кто-нибудь, а чего хочет сам Прок Пеколс?
"Ну уж нет, - решил вдруг Пеколс. - Будь что будет, но я обязательно найду и догоню Лиго! И я пойду вместе с ним до конца - или пусть он сам тогда меня прогонит!"
И, полный решимости, вскочил и побежал в шатер владыки Куреяса.
- Эй, Прок, ты куда вдруг сорвался? - только и успел вдогонку крикнуть удивленный Мартин.
А затем, пожав плечами, огляделся по сторонам.
Но укладываться спать было уже поздно - вокруг ворочались разбуженные разговором земники. Да и утро уже вступало в свои права.
"Пожрать, что ли", - почесался Мартин и, зевнув еще разок, отправился к ручью умываться.
***
- Иди ты к ляду, Пеколс! - орал спросонку владыка Куреяс. - Что за тарарам ты здесь устроил?
А Пеколс юлой метался по шатру волхва, собирая вещи Лиго и не обращая внимания на грозные крики волхва. Только пыль столбом стояла.
- Вот я тебя, старый пройдоха! - рявкнул, свирепея, Куреяс. - Ты что, меня не слышишь вовсе?
Прок замер на мгновенье, а затем в упор посмотрел на волхва и дерзко сказал:
- Вы, сударь, хоть в лягушку или камень меня превратите - но не пытайтесь, слышите, даже не пытайтесь разлучать меня с Лиго! Я за ним сызмальства ухаживал. Он у меня, можно сказать, на руках и вырос. А вы...
- Да как ты смеешь, земник? - взревел вдруг Куреяс.
Но слуга лишь махнул на него рукой:
- Эх, вы, сударь...
И снова стал метаться по шатру.
Куреяс удивленно вскинул свои мохнатые брови, а затем вдруг расхохотался:
- Вот тебе на! Да кто ж тебя с твоим хозяином разлучать-то собирается?
- Вы, - коротко бросил на ходу Пеколс, не сбавляя шагу.
- Я? - изумился волхв. - Хм, и как же это? Что приставил тебя за ранеными смотреть?
- Вовсе нет, - отрезал земник.- Это большая честь для меня.
- Так в чем же дело? - сердито спросил волхв.
- В чем дело, сударь? - остановился на мгновенье Лиго. - Ну да, ну как же! Вы, конечно же, не знаете, что и к чему!
И, отвесив с дерзкой ухмылкой явно издевательский поклон, снова стал метаться туда-сюда.
- Ты можешь наконец-то объяснить, в чем дело? - снова заорал Куреяс и, изловчившись, схватил Пеколса за шиворот и хорошенько встряхнул его.
- Ты мне, Пеколс, не дерзи, - грозно сказал чародей. - Я тебя в миг в кого хошь превращу, чтобы поделом тебе было!
- Ну, так превратите меня в быстрого коня, сударь, чтобы я мог догнать своего хозяина и заодно дружка вашего тоже! - хмуро сказал земник, глядя снизу на волхва. - Все вы, чародеи, одним миром мазаны - только и горазды, что на обман!
- Что-что? - вдруг опешил Куреяс. - Какого это еще моего дружка? Ты что несешь, Пеколс? Не с той ноги, что ли, встал?
- Мамая этого, чародея с юга, - хмуро ответил старый слуга и, резко вырвавшись, сердито поправил кафтан.
- Подожди, Пеколс, не хочешь ли ты сказать, что... - вдруг протянул Куреяс и изумленно вскинул брови вверх, - что Лиго и Мамай уже ушли? Но когда?
- А я почем знаю? - пожал плечами земник. - Вам же, сударь, и видней. Это у вас, чародеев, есть такая привычка тайком сматываться ни свет, ни заря! Один такой уже смылся, оставив эту заколку, будь она неладна!
- Цыц! - гаркнул Куреяс и сердито сверкнул глазами. - Не навлекай на себя мой гнев, Пеколс, своими неразумными речами!
- А второй вот тоже решил смыться, да еще и Лиго с собой прихватить, - не унимался земник.
- Да помолчи ты хоть минуту! - топнул ногой Куреяс и, глянув на него, щелкнул пальцами.
И старому слуге вдруг дыхание перехватило, будто кто воздух в горле перекрыл. Пеколс закашлялся.
- Так говоришь, они ушли? Хм... - проговорил Куреяс.
И волхв задумался, насупив брови.
Пеколс откашлялся натужно и, вытерев с глаз невесть откуда навернувшиеся слезы, глубоко вдохнул полной грудью, намереваясь снова что-то сказать. Но волхв сердито глянул на него и покачал своей головой, словно просил не мешать. Земник осекся и замолчал, удивленно глядя на волхва и ожидая разъяснений.
А спустя пару минут лицо волхва вдруг просветлело и он, улыбнувшись, сказал:
- Так значит, просишь, не разлучать тебя со своим хозяином? Ну-ну, мой друг, так тому и быть!
И, резко поднявшись, сказал:
- Идём-ка, дружок, к воеводе!
- Это еще зачем? - округлил глаза старый слуга.
- Да потому что тебя одного я вслед за Лиго не пущу, хоть ты тресни! - сказал волхв. - Да и вдвоем вы быстрей его найдете!
- Вдвоем? - совсем опешил земник. - Это еще с кем?
- С Мартином, мой разлюбезный, с кем же еще? - улыбнулся владыка. - Кажется, так его зовут, этого вашего дружка, с которым вы вместе в кабачке в Земьгороде в историю вляпались?
И, внимательно посмотрев на старого слугу, волхв добавил:
- Раз уж вместе кашу эту заварили - вместе теперь и будете ее расхлебывать, уж не обессудь! Да и три земника - всегда лучше, чем один! Не так ли?
И, подмигнув барздуку, легонько подтолкнул того к выходу.
Так и оказались Прок Пеколс и Мартин Бубилас вдвоем на той же самой тропе, которая уходила вглубь таинственной Синей пущи, поглотившей под своими сводами Лиго с Мамаем.
***
- Ну, что? - спросил Пеколс у Мартина, который спешился и внимательно разглядывал поверхность тропы, укрытую толстым слоем опрелой листвы. - Что-нибудь видно?
- Следы ведут туда, - сказал ратник и махнул рукой, указывая направление. - И, если им верить, проехали они здесь совсем недавно - всего несколько часов назад!
- Слава богам! - сразу повеселел старый земник. - Как думаешь, нагоним их до темноты?
Мартин пожал плечами.
- А кто его знает, Прок, - ответил он. - Может, и догоним - ежели кто чарами своими не помешает...
И, недобро усмехнувшись, вскочил на своего лошака.
Пеколс невольно поежился и опасливо оглянулся вокруг.
- Думаешь, этот чародей за собой следы заметать будет? - тревожно спросил он.
- Кто? Мамай? - оглянулся Мартин и помотал головой: - Нет, Прок, думаю, ему в этом толку никакого нет вовсе. Разве что тому, другому?
И дружинник многозначительно глянул на Пеколса.
У того только брови полезли наверх.
- Ты думаешь, горбуну этому? - с ужасом спросил старый слуга. - Колдуну лесному, что нам на опушке привиделся?
Мартин кивнул головой.
- Ну да, он-то и бродит только чащей этой дремучей, чары свои сонные навевает, - сказал ратник и оглянулся вокруг.
- Бррр, - стало не по себе Пеколсу, и он шепотом спросил: - Как там бишь его звать-то? Бирюк?
И при этих словах вдруг тяжкий вздох пронесся по лесу и зашуршала листва.
- Тихо! - зажал Пеколсу рот ратник и сердито зашипел: - Не накликай беды на голову - этого еще шатуна нам тут не хватало!
Но лес пошелестел немного, поскрипел ветвями - и вскоре затих.
- Не упоминай здесь больше его имени, Прок, пока из чащи этой не выберемся, - хмуро сказал Мартин. - Хотя, думаю, и без стариковых чар эта пуща все следы скоро сама схоронит.
- Как так? - удивился старый слуга. - Здесь же, кроме нас, вроде и нет никого!
- Ага, вроде, - мрачно кивнул ратник. - Только, боюсь, к вечеру здесь не только других, но и наших собственных следов не будет - уж поверь моему слову. Затопчут их, старательно сотрут с лика земли.
Прок испуганно оглянулся.
- Думаешь, еще кто вслед за нами отправился? - спросил он.
- Да нет, Прок, больше нас и догонять-то никто не будет, - ответил Мартин. - Но только мы в этой чаще совсем не одни. Видишь, как недобро глядят?
И Мартин указал плетью вокруг.
Пеколс посмотрел по сторонам - со всех боков нависали замшелые корчеватые ветви, кое-где подернутые седыми узорами паутин.
- Да вроде ж нет никого, - поежился Пеколс. - Кругом одни деревья.
- Вот именно, Прок, - приглушенно сказал ратник. - Они-то и глядят за нами, наблюдают с самого начала пути, как въехали мы под своды пущи. Древний это лес, таинственный. И деревья здесь живые тоже - только вроде как спят крепко. А мы с тобой их сон вековечный и нарушили.
- Так ты думаешь, что они и следы наши сотрут? - охнул старый слуга, с ужасом вспомнив свои ночные приключения в лесу.
И при этих словах чаща будто надвинулась со всех сторон на земников, а ветви снова нехорошо зашелестели.
- Сотрут или затопчут - не всё ли едино? - пожал плечами Мартин. - Я думаю, здесь не один прах под старыми корнями схоронен навечно. Так что гляди в оба, Прок - сгинуть здесь плёвое дело!
И тронул поводья. А затем, немного повременив, когда пони уже трусил рысцой по извилистой тропе, сказал вполголоса, будто самому себе:
- Одно вот меня только смущает - почему же лес этот следы Лиго до сих пор не стёр?
И задумчиво почесал затылок.
Но старый слуга услышал последние слова ратника и вздрогнул.
- Думаешь, заманивает? - шепотом спросил он дружинника.
Тот оглянулся.
- А я почем знаю? - развел руками Мартин. - Может и так, а может, и нет вовсе. Только следы были еще совсем свежие, а другой тропы здесь не проложено. Так что посмотрим, куда она нас выведет - другого выхода у нас нет.
- А выведет ли? - испуганно спросил Пеколс.
Но ратник только криво усмехнулся.
- Ты, Прок, ежели такой пугливый, сидел бы себе сейчас в шатре у владыки Куреяса и горя бы не знал, - сказал ратник. - А то устроил бедлам ни свет ни заря, всех на ноги поднял - а теперь у самого душа в пятки ушла. Или вернуться хочешь?
- Нет, - упрямо мотнул головой старый слуга. - Куда ж я без Лиго?
- Ну, тогда и не ворчи, - сказал ратник. - Заварил кашу - теперь изволь откушать. Смотри-ка лучше по сторонам, не зевай да помалкивай. Лес бдительных любит, а вот болтливых - нет!
И пришпорил своего резвого лошака.
Так и ехали дальше молча, примечая каждый шорох в обступившей чаще и временами поглядывая назад.
Шуршали копытами пони в прелой листве, поскрипывали недобро вокруг узловатые ветви. Свисали с них липкие бороды мхов и лишайников, норовя попасть то в глаза, то залезть за шиворот. Подкрадывались под ноги перекрученные ненастьем и веками бугристые корни, в щелях которых набилось немало столетнего сору и сгнившей трухи. И ни шороха зверья в этой чаще, ни пенья птиц - только ленивое перешептывание сонных деревьев, да таинственный перестук замшелых коряг, да тихий стон в корневищах.
А тропа юлила и извивалась скользким ужом под сумрачными сводами древней чащи, уводила в неведомую глухомань. Взбиралась вверх на лесную кручу и затем снова спускалась вниз, в темный распадок, обходя по самому краю глубокий овраг с гнилым буреломом и старым валежником. Вила свои хитрые петли тропа, заковыристо крутилась меж древесных могучих колод, мельтешила под старыми ветвями и обходила стороною темные клубы густых кустов. И казалось временами, что тропа эта живая и недобро насмехается над усталыми путниками, коварно водит их за нос и кружит на одном месте. И когда она внезапно оборвалась у широкого лесного ручья, земники от неожиданности чуть не свалились в воду.
- Гляди! - радостно воскликнул Мартин и указал рукой на полурассыпавшийся бревенчатый мосток.
На осклизлом густом зеленом мху явно отпечатался конский след, уже затянутый насочившейся мутной жижей.
И, спешившись и взяв пони под уздцы, ратник осторожно приблизился к сгнившему перемостку.
- Да, так и есть, - довольно хмыкнул он. - Это след от копыта - такие оставляют только наши, земниковские лошадки. Лиго был тут совсем недавно!
И глаза ратника радостно заблестели.
- Значит, мы идем верно? - оживился Пеколс, дотоле настороженно сидевший на своем лошаке, словно нахохлившийся воробей.
И широко улыбнулся.
А Мартин вдруг отвесил щедро низкий поклон до самой земли и громко сказал:
- Спасибо тебе, пуща, что пока не подвела нас!
И словно в ответ среди ветвей пронесся тихий шум и шелест.
Но перебраться через ручей оказалось совсем не так просто - осклизлые бревна норовили выскочить из-под ног и натужно скрипели, когда по ним попытались провести пони. А влажный мохнатый мох жадно чавкал, затягивая отпечатки копыт. Снизу вдруг ни с того ни с сего разволновался лесной ручей, нагнал холодную волну и разбрызгивал белую пену, кусая за пятки земников студеной темной влагой. И когда копыта пони коснулись другого берега, замшелые бревна вдруг громко затрещали - и посыпались вниз.
Двое земников со своими лошаками еле успели выскочить на скользкую землю, норовя свалиться в воду и удержавшись на берегу из последних сил.
- Фух, - только и вымолвили они, шумно выдохнув.
А когда оглянулись, ручей уносил вниз остатки бревенчатого моста, кружа его в пенистых водоворотах.
- Ну, вот,- сказал Пеколс, - теперь дороги обратно точно нет!
- Еще неизвестно, куда бы она нас вывела, эта обратная дорога, - мрачно заметил Мартин. - Ведь у каждой лесной тропы есть такое нехорошее свойство - вроде бы возвращаешься по ней обратно, ан нет, только еще больше заблукаешь и забредешь в такую глухомань, откуда и выхода-то нет вовсе.
И хмуро посмотрел назад.
А с той стороны ручья тропа уже дымилась белесым туманом, который расползался во все стороны и медленно затапливал лесную чащу.
- Знаешь что, Прок, как-то мне не по себе здесь, - вдруг тревожно сказал Мартин, глядя на этот туман. - Давай-ка пошевеливаться. Чем быстрее мы смотаемся отсюда, тем лучше для нас будет!
И твердо двинулся вперед, под темные своды деревьев.
Но лишь только хвост последнего пони скрылся в плотной тени лесных великанов, по всей чаще вдруг пронесся тихий и злорадный хохот. Ветви вдруг настойчиво зашумели, зашуршали, зашептались, стали раскачиваться во все стороны и грозно скрипеть. Пуща вдруг навалилась на земников всей своей мощью и стала сгущаться вокруг. А когда земники оглянулись, то к своему ужасу увидели, что тропы позади них больше нет - её всю плотно заступили деревья.
- А-а-а! - вдруг заорал Пеколс, вытаращив от ужаса глаза.
И, сломя голову, понеся на своем пони вперед - туда, где еще был просвет в лесной тропе. А следом за ним сорвался с места и обезумевший от страха лошак Мартина.
- Стой! Куда?! - кричал молодой земник, изо всех сил стараясь удержать своего пони.
Но испуганные лошадки неслись вперед по тропе, которая тут же смыкалась за ними, как будто её и не было вовсе. Хлестали злые ветки по лицу, хватали снизу цепкие корни, а с боков наползали густые тени склонившихся деревьев. И вокруг этого буйства безудержно и неумолчно хохотал в своем злорадстве древний жуткий лес.
И лишь выкинув пинком на затерянную в необъятной глуши поляну двух перепуганных путников, пуща стала утихать, грозно шумя ветвями.
Свечерело. Вокруг сумрачно кололи небо резные верхушки старых елей, прорезавшиеся в последних отблесках зыбкого света. А на другом конце поляны, под старой корчеватой ветлой, натужно скрипевшей кривыми ветвями, стояла покосившаяся ветхая избушка в порослях мха меж толстых бревен. И в слюдяном оконце этой затерянной лесной хижины слабо мерцал огонёк.
И вся избёнка эта была какая-то перекошенная, собранная словно сикось-накось и невпопад. И стояла она под старой-престарой, покосившейся от времени и древности перекрученной ветлой. И когда последний луч заходящего солнца вспыхнул в вышине, словно по наказу перестал шуметь лес и деревья вокруг замерли, окошко вдруг внезапно отворилось - и оттуда выглянул древний, перекошенный годами горбатый старик с одним глазом. И страшным голосом закричал:
- Дорога на лес!!!
И жутко расхохотался.
А лес вокруг словно взорвался хлопаньем совиных крыльев и уханьем филинов, скрипом ветвей и старых корневищ, вторя страшному старику.
Ужас обуял земников. Дико заржали, закусив удила, пони. А затем вздыбились, и стали брыкаться, норовя скинуть своих хозяев. А те просто оцепенели от страшного вида старика и обливались холодным потом, мертвой хваткой вцепившись в гривы своих лошаков.
Взлохмаченный седовласый горбун, высунувшись из окна, хохотал и сердито грозил корявым когтистым пальцем.
- Тресветлое солнце! Это ж сам Бирюк, будь он неладен! - выдохнул в ужасе Мартин, и закрыл глаза.
- Дорога на лес!!! - еще раз прокричал горбун и снова жутко захохотал.
Но в этот миг раздался звонкий и знакомый голос:
- Дорога на поле!
И затем, громко рассмеявшись, добавил:
- Иди ты в пень, Бирюк! Хватит тебе озорничать - и так до смерти перепугал наших друзей!
И вслед за стариком из окна выглянул чародей Мамай и весело пыхнул трубкой. Словно по мановению затих лес и ухающие совы, и даже пони вдруг замерли на месте.
А дверь перекошенной избушки отворилась - и в светлом проёме мелькнула маленькая фигура, которая приветливо махнула земникам рукой.
Барздуки опешили, не веря своим глазам, а затем заорали что есть мочи:
- Лиго!!!
И ринулись ему навстречу.
--------------------------
ГЛАВА 2
БИРЮК
Весело трещали сучья в очаге, разливая вокруг приятное тепло, отгонявшее ночные тревоги. А на костре совсем по-домашнему пыхтели котлы, булькали горшки и шипели сковороды. И даже громадный филин, сердито сидевший на своем высоком насесте, не казался более таким страшным, как в самом начале.
Барздуки сидели за столом, болтая ногами - а по горнице метался, оживленно суетясь, маленький горбатый старичок.
- Вот, судари мои, грибочки солёные, а вот яблочки моченые, - тарахтел дедуган. - А вот пироги с рыбой и с перцем, а вот с рубленым сердцем. А сейчас подам щи - ух как горячи! Кушайте, барздучата! Отведайте стариковской стряпни.
И подавал на грубо сколоченный дубовый стол одну миску за другой.
Земники уплетали за обе щеки, и глаза их сыто и довольно блестели. Запивали узваром и хлебным квасом из деревянных корчаг, причмокивали от удовольствия и утирались рукавами.
А напротив суетился милый косматый старичок - и не верилось вовсе, что это и есть тот самый грозный Бирюк, наводивший ужас на всю округу.
- Ну, что? Ну как? - спрашивал Бирюк, сложив руки на расшитом узорами переднике. - Сыты? Или, поди, голодны еще?
Мартин с Проком хитро хихикнули, и продолжали уминать дедовские пироги.
- Слышь, Мамаюшка, - позвал горбун, - присел бы к столу. Ведь, поди, с утра и маковой росинки-то во рту не было!
- Не было, - согласился из угла горницы Мамай, примостившийся в огромном плетеном кресле и вытянув ноги к очагу. - Но прости, старина, я уж лучше подожду твоё лучшее блюдо!
И, пыхнув трубкой, чародей улыбнулся.
- Ай, хитрец, - лукаво погрозил ему пальцем старичок. - Откуда узнал?
- Так ведь пахнет, - рассмеялся чародей. - Наверное, пригорело уже!
- Ох ты, боги лесные, духи болотные! - подскочил старичок и бросился к очагу, где весело подпрыгивала и шкварчала огромная сковорода.
И когда с нее сорвали крышку, по всей хижине пошел сытный дух жареных грибов, густо приправленных пряностями и травами.